автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему:
Генезис первых философских исследовательских программ

  • Год: 2008
  • Автор научной работы: Лебедев, Сергей Павлович
  • Ученая cтепень: доктора философских наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 09.00.03
450 руб.
Диссертация по философии на тему 'Генезис первых философских исследовательских программ'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Генезис первых философских исследовательских программ"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ЛЕБЕДЕВ Сергей Павлович

ГЕНЕЗИС ПЕРВЫХ ФИЛОСОФСКИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ

Специальность 09.00.03 - история философии

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Санкт-Петербург 2008

003462454

Работа выполнена на кафедре онтологии и теории познания факультета философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Иванов Олег Евгеньевич

доктор философских наук, профессор Светлов Роман Викторович

доктор философских наук, профессор Степанова Анна Сергеевна

Ведущая организация: Ленинградский государственный универси-

тет им. A.C. Пушкина

Защита состоится *><ф£.£/?00^ года в часов на заседании

Совета Д.212.232.05 по^защ/те докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, Философский факультет, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан « ^ ^ » 200, у* г

Ученый секретарь Совета, кандидат философских наук

А. Б. Рукавишников

Общая характеристика работы

Обоснование темы исследования и ее актуальность. Современное познание во всех его проявлениях — ив философии, и в частных науках — переживает непростое время. В XIX веке особую остроту принял кризис в отношениях между философией, наукой и религией, в XX веке он приобрел вид хронического противостояния. Проходит перестройка значительной части познавательной сферы, современные философская, научная, религиозная формы деятельности ищут свое место в отношениях друг с другом. На фоне этой неопределенности едва ли не каждая из указанных форм активности раздваивается внутри себя. В философии идет переосмысление многовекового наследия. Кризис классической методологии побуждает философию к поиску методологии неклассической. Равным образом современная физика, столкнувшись с новым объектом, вступила в процесс переосмысления своей классической методологии. Аналогичная работа проводится в биологии в связи с появлением генетики, придавшей мощный импульс для переосмысления ее (биологии) мировоззренческо-методологических установок. Эта цепная реакция критического отношения к классическому образу мышления с необходимостью выдвигает на передний план методологические проблемы.

В конце XIX и в течение XX веков познавательная активность ученых обрела особый интерес для философии. Деятельность ученых изучалась с различных сторон, среди которых значительную ценность представляет анализ принципов и «механизмов» формирования научного знания, создания определенных исследовательских программ, управляющих поисковой активностью ученых. Эта работа имеет очень большое значение для углубления представлений о частных формах познавательной активности. Приходится констатировать, что аналогичная работа, но направленная уже на философские формы познания, с таким размахом не проводилась. А между тем, ее полезность едва ли может вызывать сомнение, поскольку философское мышление имеет универсальный характер, и сложившиеся в рамках философии структуры мышления и организации поисковой активности, воспроизводятся и в других областях познания. Поэтому образ мышления, возникший однажды в практике философского познания, способен проявиться, возможно, в измененной форме, много позднее в практике любого другого познания.

Обращение к истории философии для решения современных задач является вполне оправданным. Мысль движется к своей новой формации, подвергая анализу собственные основания. Тысячелетия прошли с тех пор, как были написаны сочинения Платона, Аристотеля и более ранних мыслителей. Сменяют друг друга разные культуры, но каждая из них, если в ней имеется интерес к мышлению, вновь и вновь обращается к внимательному и скрупулезному изучению древних авторов. Каждая из культур по-своему прочитывает и истолковывает их, но каждая находит в них что-то важное для себя. Не является исключением и наше время, которому для того, чтобы лучше понять себя, приходится вновь обращаться к своим началам.

Античная философия для современного мышления — это не только его история, это его начало. В короткий промежуток времени от милетской школы до Аристотеля проходил интенсивный процесс формирования как теоретического аппарата, так и методологических принципов, имеющих универсальное значение. В это время сложились два типа теоретико-методологических установок, реальное функционирование которых не прекратилось до настоящего дня. Анализ теоретико-методологического наследия с учетом особенностей современного мышления, специфики нынешних проблем и задач, стоящих перед философией и наукой, может быть весьма актуальным.

Степень разработанности проблемы. Понятие «научно-исследовательская программа» появилось в 70-х годах двадцатого столетия в неопозитивистской литературе. Кризис позитивизма стимулировал интерес к анализу философских оснований естествознания. В работах Т. Куна, И. Лакатоса, М. Вартофского, Дж. Агасси и других обнаружились попытки показать, что метафизика имеет для науки эвристическую ценность. И. Лакатос обозначал указанным понятием систему действий ученого, направленных на «приспособление» эмпирических «фактов» и критики со стороны оппонентов к неким базовым теоретическим положениям. В отечественной литературе понятие научной программы успешно применялось Н.И. Родным, B.C. Степиным, А.И. Ракитовым и др. Ресурс данного понятия оказался весьма значительным, поэтому с момента его появления его содержание заметно изменилось. Если И. Лакатос вкладывал в него только логико-теоретический смысл, то уже в 80-х годах в отечественной литературе наметилась тенденция включать в него связь научных представлений с философскими понятиями, как это было, в частности, в работах П.П. Гайденко.

К настоящему моменту сквозь призму понятия «научно-исследовательская программа» основательно проработана не только античная, но и новоевропейская научная мысль. При этом приходится констатировать, что сама философия все еще недостаточно вовлечена в процесс ее изучения с точки зрения сложившихся в ней философских исследовательских программ, которые формировались в ней без какого бы то ни было отношения к науке. Философия под углом зрения программного характера исследовательских действий изучает науку, но не изучает столь же активно свои собственные основания. В данной диссертации предпринимается попытка выявить основные положения именно философских исследовательских программ.

Содержание понятия «философская исследовательская программа» включает в себя и некоторые ключевые теоретические понятия, и методологические стереотипы исследовательского «поведения» и, наконец, гносеологические предпосылки, определяющие алгоритм аналитико-синтетической работы. «Философская исследовательская программа» не является продуктом деятельности одного человека, ее не следует отождествлять с концепцией или методом, разработанными отдельным мыслителем. Формирование такой программы растянуто во времени, участники ее складывания не всегда понимали, что те или иные их решения становятся элементами некоторой исследовательской стратегии, которой суждено выйти за пределы конкретного учения. К порядку, направлению и последовательности своих действий мыслители не всегда относились сознательно, поэтому они чаще всего не делали предметом специального анализа собственные действия. Их методологические интуиции принимали вид движения теоретических представлений, а исследовательский ресурс выяснялся на протяжении нескольких поколений философов. В силу того, что последовательность и логика развития теоретических и методологических представлений являются необходимым условием становления исследовательских программ, в диссертации большое внимание уделяется реконструкции логики историко-философского процесса, в фоновом режиме которого происходило их формирование.

Стоящая перед исследователем задача требовала от диссертанта вхождения в достаточно детальный анализ отдельно взятых философских учений рассматриваемого периода. При решении этой задачи диссертант опирался на работы Т.В. Васильевой, М.Н. Вольф, Л.Я. Жмудя, В.П. Зубова, Ф.Х. Кессиди, В.Я. Комаровой, A.B. Лебедева, А.Ф. Лосева, И.Н. Мочаловой, B.C. Нерсесянца, И.Д. Рожанского, Р.В. Свет-

лова, A.B. Семушкина, А.Н. Чанышева, Д. Диллона, К. Гайзера, В. Йегера, Ф. Корн-форда, X. Крамера, X. Майера, Дж. Реале, Ю. Штенцеля, Г. Властоса, Г. Чернисса и других. Этими авторами детально исследованы отдельные философские учения, необходимые для изучения процесса формирования исследовательских программ.

Специфика избранного в диссертации подхода такова, что невозможно ограничиться рассмотрением только отдельных учений, взятых в их изолированности друг от друга. Исследователь должен следить за взаимодействием разных учений на теоретическом, методологическом и логическом уровнях, за причинами смены одних представлений другими, за логикой появления важнейших понятий, за гносеологическими и логическими потребностями философии, ответами на которые являются те или иные понятия. Литература, рассматривающая историко-философский процесс в той или иной степени единым, обширна. В интересующем нас направлении особую важность имеют фундаментальные труды Г.В.Ф. Гегеля, который, видимо, впервые историю философии представил именно как философию. Трудно также переоценить значимость идей по истории философии, изложенных в произведениях В. Виндельбанда, О. Гигона, Т. Гомперца, В. Гутри, Г. Кафки, В. Кранца, В. Ляйнфельнера, Б. Рассела, К. Рейнхарда, С. Самбурски, В. Шадевальда, Ю. Штенцеля, В. Хёсле, Е. Хоффмана, Э. Целлера, К. Ясперса и многих других. Из отечественных авторов, рассматривающих античную философию в единстве ее школ, следует прежде всего указать на огромные по важности работы С.Н. Трубецкого, А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, A.C. Богомолова, Д.В. Джохадзе, А.Л. Доброхотова, М.К. Мамардашвили, О. Новицкого, В.П. Пронина, П.Г. Редкина, И.Д. Рожанского, К.А. Сергеева и Я.А. Слинина, А.Н. Чанышева, Ю.А. Шичалина, и др.

К числу авторов, работы которых важны для понимания общекультурных предпосылок развития ранней философии, нужно отнести работы С.С. Аверинцева, П. Адо, Ж.-П. Вернана, Г.В. Драча, А.И. Зайцева, Ф.Х. Кессиди, Т.Ф. Пыхтиной, П. Тан-нери и ряда других. Необходимо отметить имеющие большое методологическое значение для понимания историко-философского процесса работы В. Дильтея, Х.-Г. Га-дамера, П. Наторпа, М. Хайдеггера.

Методы исследования. Избрание метода настоящего исследования определяется его целью. В диссертации используются методы диалектики, компаративистского и структурно-типологического анализа, позволяющие обобщить и конкретизиро-

вать обозначенную в названии предметную область. Поскольку предметом изучения здесь является формирование внутри историко-философского процесса определенных закономерностей познания, то используется метод единства исторического и логического. Автор диссертации стремился найти сбалансированное применение и исторической, и логической частей метода, желая избежать крайностей, как простого эмпиризма, так и логического априоризма. Данный метод связан с допущением, что мысли более ранних этапов существования философии не раскрываются непосредственно и тотчас же во всей полноте их содержания, и даже не выражаются адекватно заложенному в них смыслу, что их логический и иной смыслы обнаруживают себя в мыслях более позднего времени; эти последние могут быть поняты как раскрытие потенциала предшествующих мыслей и как рефлексия относительно него.

Необходимо отметить, что поиск единой для многих учений логики может иметь своим побочным следствием некоторое отвлечение от специфики тех или иных понятий конкретных мыслителей, от их терминологии, может потребовать введения обобщающей терминологии, гносеологической, логической или иной типизации их позиции.

Фрагментарный характер историко-философского материала побуждает использовать также метод логической реконструкции, призванный выявить не только «текст», но и «контекст». Он направлен как на построение логических связей между сохранившимися высказываниями, так и на воссоздание предпосылок и мотивов, произведших эти высказывания, на воссоздание того, что могло (или даже должно было) быть высказанным, но не сохранилось, того, что могло быть и не высказанным, но подразумевалось и предполагалось.

Цель исследования заключается в выяснении гносеологических предпосылок, логических «механизмов» и важнейших закономерностей складывания основных положений двух исследовательских программ — «физической» и «метафизической». Избранная цель исследования предполагает решение следующих задач:

— определить понятие философской исследовательской программы, а также предпосылки ее генезиса;

— рассмотреть особенности возникновения, функционирования и смены основных философских исследовательских программ;

— проанализировать развитие теоретических и методологических представлений в связи с изменением познавательных доминант;

— изучить процесс появления методологических представлений и их влияния на формирование теоретического аппарата философии;

— осуществить наблюдение за формированием логической взаимосвязи между учениями под влиянием взаимодействия теоретического аппарата и методологических представлений;

— произвести анализ процесса складывания теоретико-методологических конструкций античных мыслителей в устойчивые исследовательские программы.

Положения, выносимые на защиту:

1. В доаристотелевский период развития древнегреческой философии складываются два устойчивых алгоритма исследовательских действий, которые можно обозначить как «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы. Каждая из программ представляет собой систему взаимосвязанных базовых интуиций, парадигм и построенных на их основе допущений, действий и методов, которые неявно для субъекта управляют познавательным процессом. Интуиции и парадигмы определяются доминантой, которая через них влияет на весь строй мышления и выбор применяемых методов.

2. «Физическая» исследовательская программа причинно обусловлена доминированием чувственного восприятия и рассудочного мышления в структуре познавательных способностей субъекта. Ее основными элементами являются чувственная интуиция (признание подлинности существования только чувственно воспринимаемых вещей), «стихийная» парадигма, допущение, ограничивающее число начал всего сущего двумя причинами (материальной и движущей), качественно-количественный метод, признание самодостаточности элементов и случайного характера их взаимодействия, отождествление генезиса и гибели (начала и конца) вещи.

3. Поэтапное взаимодействие друг с другом важнейших форм познавательной активности (чувственности, рассудка и разума) стало причиной появления ключевых событий истории познания - возникновения самой философии, выявления отвлеченного мышления, складывания «физической» и «метафизической» исследовательских программ. Конфликт двух исследовательских про-

грамм до момента его разрешения находил свое выражение в противоречии положений «физической» исследовательской программы требованиям и нормам отвлеченного мышления. Логика развития значительной части понятийного аппарата философии определялась логикой формирования, взаимодействия и смены указанных программ и их элементов.

4. Обнаружение элейской школой отвлеченного мышления есть результат применения разумных форм деятельности к категориально-понятийному аппарату рассудка. Найденное отвлеченное мышление вступило во взаимоотношения со стихийно сложившейся «физической» исследовательской программой и поставило перед философией задачу встроить это мышление в чувственную картину мира (найти его начала и соответствующий ему объект) и ввести его в «физическую» методологию. Конфликт отвлеченного мышления с основанным на чувственной доминанте методологическим компонентом «физической» исследовательской программы подготовил кризис «физики» и переход к софистике.

5. Появление софистики в результате кризиса «физики» привело к изменению объекта исследовательской активности - вместо природы объектом изучения стала человеческая деятельность. Сложилось два обособленных друг от друга направления, имеющие принципиально разные объекты исследования: «физика», постигавшая начала природы (материальную и движущую причины) и софистика, изучавшая начала человеческой деятельности (прежде всего целевую причину). Софистика представляет собой кульминационный пункт противопоставления мышления и чувственности, начал природы и начал деятельности. Мышление и чувственность в софистике предельно разошлись, между ними не усматривалось ничего единого.

6. Философия Платона была детерминирована конфликтом отвлеченного мышления и содержанием «физической» исследовательской программы. Перед Платоном стояли прежняя задача (встроить отвлеченное мышление в картину мира) и прежние проблемы, обостренные софистами (усмотреть единство между мышлением и чувственностью, между умозрительными идеями и чувственно воспринимаемыми вещами, между началами природы и началами человеческой деятельности). Стремление Платона выявить причинное единство

между чувственным и умозрительным элементами вещи подвигло его, в конечном счете, сблизить идеи с деятельностью и внести в сферу «объектов» начала деятельности — целевую и формальную причины, создавая этим предпосылки для того, чтобы деятельность сделалась основанием природы. В учении Платона начинает складываться «деятельностная» парадигма, нарушающая основы «физической» исследовательской программы, с позиции которой мыслитель первоначально трактовал идеи и их связь с вещами. Сближением идей с деятельностью закладываются основы новой «метафизической» исследовательской программы.

7. Образ мышления Платона не вполне последователен, он представляет собой переходную ступень от «физической» исследовательской программы к «метафизической». Хотя Платон интерпретировал на основе последней эйдетическую причину и приступил к преобразованию также причины материальной, придав ей умозрительные черты и приспособив ее тем самым к единству с идеями, его трактовка материальной причины совершалась все еще на основе «физической» исследовательской программы, что обнаружилось в пропифаго-рейском понимании элементов как совокупности самостоятельных математических объектов. Отношения между идеями и материей оставались внешними, параллелизм идей и вещей не был преодолен полностью.

8. Философия Аристотеля находилась на острие конфликта двух исследовательских программ в проблемном поле платонизма. Опираясь на «деятельно-стную» парадигму, Аристотель более последовательно, чем Платон, реформировал и привел в соответствие с ней не только умозрительную причину, но и материальную. Он утратил интерес к количественному аспекту (атомистическому и математическому) устройства материи, лишил ее самостоятельности и установил между материальной и умозрительной причинами целесообразную связь. Аристотель разработал теоретико-методологический аппарат, позволивший непротиворечиво описать генезис вещей и единство чувственно воспринимаемого и умозрительного, природного и деятельностного. Ему удалось построить модель внутреннего единства всех начал и причин сущего (материального, движущего, формального и целевого). Позиция Аристотеля представ-

ляет собой последовательное завершение «метафизической» исследовательской программы.

9. «Метафизическая» программа причинно обусловлена доминированием умозрительной познавательной способности в целом и разумного мышления в частности. Ее основными элементами являются умозрительная интуиция (признание подлинности существования только умозрительных вещей), «деятель-ностная» парадигма, допущение, расширяющее число начал и причин всего сущего до четырех (материальной, движущей, формальной и целевой), признание несамодостаточности каждой их них в отдельности и наличия между ними внутренней целесообразной связи, отказ от метода качественно-количественных изменений и замена его методом тождества противоположностей, признание целостного характера начал и отказ от принципа тождества начала и конца вещи.

10. Переход от «физики» и софистики к платоно-аристотелевской методологии выражал смену доминант: от доминирования чувственности познание переходило к доминированию умозрения, от отвлеченного рассудочного мышления - к отвлеченному разумному. Платоно-аристотелевский подход, сложившийся в условиях умозрительной доминанты (отвлеченного разумного мышления), ознаменовал появление новой стратегии исследования объектов, имеющих в себе ярко выраженный информационный компонент.

11. Логика развития историко-философского процесса определялась необходимостью непротиворечивого включения отвлеченного мышления в картину мира. Появление важнейших теоретико-методологических достижений доари-стотелевской древнегреческой философии связано с потребностью обнаружения для отвлеченного мышления его начал и причин, его отличного от чувственности объекта исследования, и единства между ним и чувственно воспринимаемой реальностью. Решение этой задачи совпало с постепенным переходом от «физической» исследовательской программы к «метафизической».

12. «Механизм» и причины смены «физической» исследовательской программы «метафизической» свидетельствует о больших эвристических возможностях последней, о более высокой степени ее адекватности объекту исследования при описании генезиса и функционирования сложных целостных систем.

Познавательная ценность понятий «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы заключается в том, что они могут использоваться в качестве критерия для определения развитости того или иного метода либо теории, их притязаний и компетенции.

Научная новизна. В настоящее время понятия «исследовательская программа» и «научно-исследовательская программа» часто используются в истории и философии науки, но изучения самой философии с точки зрения указанных понятий еще не проводилось. Научная новизна данной диссертации заключается в следующем:

1. Обоснован вывод о реальности философских исследовательских программ как необходимых формах производства философского знания. Понятие «исследовательской программы» получает в диссертации новый смысл, существенно отличный от принятого в западной (в частности, у И. Лакатоса) и в отечественной (в частности, у П.П. Гайденко) философии науки, благодаря включению в него не только теоретического, но и гносеологического, а также методологического содержания.

2. Выделены и охарактеризованы две основные философские исследовательские программы - «физическая» и «метафизическая», определены причины, закономерности их возникновения и границы применения.

3. В диссертации вводятся в научный оборот понятия познавательной доминанты, позволяющей описывать разную степень влияния на познавательный процесс со стороны чувственности, рассудка и разума, и понятия «стихийной» и «деятельностной» парадигм. Понятия доминанты и указанных парадигм дают возможность успешно интерпретировать генезис и основные особенности «физического» и «метафизического» типов исследования и образов мировосприятия.

4. Систематически исследован доаристотелевский этап античной философии с точки зрения формирования в нем философских исследовательских программ.

5. Выявлена зависимость формирования понятийного аппарата античной философии рассматриваемого периода от складывания философских исследовательских программ и их взаимодействия между собой. Логика историко-философского процесса представлена детерминированной логикой становле-

ния указанных программ, что позволило по-новому описать закономерности развития античной философии.

6. Указанный подход позволил с элементами новизны интерпретировать

содержание элейской школы и логику развития постэлейской философии, по-новому реконструировать эволюцию платоновского учения и аристотелевских воззрений.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Материалы диссертации, использованные в ходе исследования подходы и результаты позволяют углубить и дополнить понимание истории античной философии и сформировавшихся в ее границах способов мышления. Материалы могут иметь значение для истории философии в качестве метода анализа историко-философских процессов; они могут быть использованы также и в гносеологии как методологическое основание для исследования «механизмов» складывания исследовательских программ. Кроме того, диссертация закладывает основания для исследований, могущих проследить воспроизводство «физической» и «метафизической» исследовательских программ на более поздних этапах развития античной философии и за ее пределами, как в философии, так и в науке.

В практическом отношении диссертация может быть полезной для студентов и аспирантов философских факультетов, обучающихся по специальностям истории философии, онтологии и теории познания. Кроме того, материалы диссертации могут быть использованы для работы с аспирантами нефилософских факультетов в рамках курсов лекций по философии и истории науки.

Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования были изложены в докладах на ежегодных конференциях «Универсум платоновской мысли» (1997,1998, 2001 годов - Санкт-Петербург), на Первом Всероссийском Философском Конгрессе (1997 - Санкт-Петербург).

Материалы диссертации использовались автором в течение ряда лет при чтении философских дисциплин («Введение в философию», «История античной философии», «Становление метафизики», «Генезис исследовательских программ»).

Содержание и основные выводы диссертационного исследования обсуждены и были рекомендованы к защите на кафедре онтологии и теории познания философско-

го факультета СПбГУ (28 мая 2008 г.). Основное содержание работы отражено в 26 публикациях.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы. Объем исследования составляет 473 страницы текста. Список литературы включает 466 наименований, в т.ч. 119 на иностранных языках.

Основное содержание диссертации

Во Ведении обосновывается актуальность работы, формируются цели и задачи исследования, анализируется степень разработанности проблемы, определяются предмет и объект исследования, характеризуется методологическая основа работы, формулируются результаты, выносимые на защиту.

В первой главе «Генезис «физической» исследовательской программы» рассматриваются важнейшие гносеологические предпосылки формирования исследовательских программ и основные тенденции развития натурфилософских теоретических и методологических представлений.

В первом параграфе «Гносеологические предпосылки формирования исследовательских программ. Понятие "доминанты"» обсуждаются рабочие понятия, дается интерпретация понятия «исследовательская программа» и выясняются некоторые предпосылки ее формирования. Предложенное И. Лакатосом универсальное для науки деление действий ученого на выдвижение «жесткого ядра» теории, положительные эвристики и «защитный пояс», является обязательным для любой формы теоретической деятельности, в том числе и для философии. При этом отмечается, что уровни алгоритмизации (запрограммированности) действий исследователя могут быть разными: некоторые из них находятся в поле зрения мыслителя, и он оказывается в состоянии ими управлять; иные же могут им вообще не восприниматься, но при этом они также участвуют в исследовательской активности и управляют ею исподволь. Соответственно, разными могут быть и начала, предопределяющие направление исследовательской деятельности мыслителя. В данной диссертации предметом изучения становятся начала, исподволь детерминирующие познавательный процесс, навязывающие субъекту систему определенных действий и этим ответственные за формирование двух исследовательских программ - «физической» и «метафизической». «Физической» называется та исследовательская программа, которая включает в себя совокупность необходимых познавательный действий, впервые обнаружившихся в

14

древнегреческой натурфилософии. «Метафизической» называется исследовательская программа, алгоритм действий которой сложился в творчестве Платона и Аристотеля.

Одной из важнейших предпосылок, предопределяющих алгоритм и стратегию развития философского мышления, признается «устройство» познающего субъекта, включающего в себя чувственные формы деятельности и мышление в двух формах -рассудка и разума. Для характеристики взаимодействия между ними в диссертации вводится понятие «доминанты», указывающее на то, что между чувственностью и мышлением, равно между рассудком и разумом в одном субъекте отсутствуют отношения равенства, но какая-то из них должна господствовать, а какая-то подчиняться. Доминирование чувственности предопределяет наличие в субъекте чувственной интуиции - непосредственного усмотрения, согласно которому подлинно существуют только чувственно воспринимаемые вещи; преобладающей и определяющей мыслительной способностью такого субъекта будет, скорее всего, рассудок (включая его отвлеченные формы). Доминирование чувственности не прекращается даже в том случае, когда подлинно существующими признаются вещи, сами по себе хотя и чувственно не воспринимаемые, но построенные по принципу, по образцу чувственно воспринимаемых. Данная доминанта сохраняет свою власть до тех пор, пока чувственно воспринимаемые вещи являются образцом для деятельности мышления. Доминирование мыслительной способности наступает с обретением разумным мышлением собственной отвлеченной формы. Разные доминанты создают разные типы мышления, взаимоотношение между которыми внутри некоего вполне определенного проблемного поля втягивает их в исторический процесс обмена аргументами. Взаимодействуя друг с другом, они формируют определенные алгоритмы собственных действий, с помощью которых конструируют картину мира, и выявляют собственный объяснительный потенциал. Познавательные возможности каждого из действий алгоритма выявляются постепенно. Посредством смены менее удачных объяснительных действий более удачными складывается некая последовательность, в которой усматривается определенная логика. Формирование алгоритма действий совершается до тех пор, пока либо попытки исследователей не столкнутся с неразрешимыми противоречиями, либо не будет найдена в некотором смысле окончательная и непротиворечивая объяснительная модель. Алгоритм действий, полнота которых является пределом для по-

знания, основывающегося на определенной доминанте, получил в данной диссертации название «философской исследовательской программы»1.

Второй параграф «"Старшие физики". Возникновение "стихийной" парадигмы и качественно-количественного метода» посвящен анализу важнейших положений милетской школы, ранних пифагорейцев и Гераклита. Обсуждается проблема начала философии, как важнейшая для понимания логики ее развития. Начало философии усматривается в положении Фалеса «все есть вода»2, конфликтный потенциал которого заключен в непосредственном тождестве разумного мышления и чувственного восприятия. Разумный (философский) смысл состоял в фактическом отождествлении «всего» и «одного»: «все» на самом деле есть «одно». Положение о тождестве всего одному делает необходимым объяснение того, как возникает мнимое, как одно может казаться многим. В границах милетской школы был предложен способ, коим «одно» могло бы принимать вид «многого» - количественные изменения первотела (сгущение и разрежение). В параграфе обращается внимание на то, что количественные изменения оказались востребованными для объяснения мнимого, следовательно, они и сами имеют мнимый, несущественный, непринципиальный характер, и в сущности ничего не меняют в первотеле. Качественно-количественные изменения становятся своего рода «положительными эвристиками» - дополнительными (чувственными по характеру) гипотезами, призванными объяснить «жесткое ядро», т.е. разумный характер тезиса «все есть вода». Милетское представление о первотеле является своего рода «классическим» началом: здесь в непосредственном единстве находятся все участники будущего конфликта - чувственность, рассудок и разум. В этом исходном пункте они сливаются в абстрактной чувственности, абстрактный характер которой зависит от присутствия разумного мышления. Конфликт, заложенный здесь, был способен привести к дифференциации этих элементов друг от друга, и стимулировал формирование вначале «физической», а затем и «метафизической» исследовательских программ.

1 С учетом того, что элементы данной программы могут применяться за пределами фипосо-ии, программа может обозначаться термином «гносео-методологическая». Указанный тезис представляет собой логическую реконструкцию позиции Фалеса, постро-

енную на основе косвенных данных — свидетельств и аналогичных позиций более поздних авторов.

Ранние пифагорейцы двигались вполне в русле милетских установок и допускали качественно-количественные изменения первотела. Их отличие от милетцев состояло в том, что они в количественные изменения первотела внесли определенность, которую стали выражать числом.

Трактовка Гераклитом вышеуказанного положения («все есть одно») приобрела своеобразие благодаря его учению о противоположностях, согласно которому они равноправны, несамостоятельны по отдельности, существуют только в единстве друг с другом. Логический смысл такой трактовки означал, что ничего единого нет, что все множественно, поскольку все состоит из противоположностей. О каждой вещи (включая «одно») Гераклит высказывался противоречиво, т.е. множественно. Он помыслил исходный философский тезис иначе, чем это делали милетцы и ранние пифагорейцы: ранние мыслители противоположность «всего» стремились «растворить» в «одном», чтобы противоположение вообще имело вид кажущегося, а Гераклит «одно» сделал «многим», трактуя его как единство противоположностей, привнося в «одно» элемент множественности (мнимости). Уже в исходном пункте философии наметились две объяснительные стратегии: одна стремилась обходиться чем-то одним, количественно разнообразно определенным (поскольку противоположение «всего» «одному» кажущееся), другая именно единство многого считает подлинной реальностью. В дальнейшем каждая из указанных стратегий получит развитие. Конфликт между ними привел к обнаружению отвлеченного мышления в учении элеатов.

В третьем параграфе «Феномен умозрительного. Необходимость включения отвлеченного мышления в методологию "физиков" и "физическую" картину мира» рассматривается основное содержание элейского учения. Отмечается, что учение Гераклита о противоположностях означает в логическом отношении, что любая вещь одновременно двойственна, и что, следовательно, истинной о ней может быть только та речь, которая состоит одновременно из двух противоположных речей (утверждений), т.е. речь противоречивая. Но двойственность (в том числе и речи), т.е. множественность, отождествлялась элеатами с мнимостью. Противоречивость - это удел мнимого. Парменид направил свои усилия на уяснение того, каковы должны быть условия построения одной-единственной речи об одном и как избежать мнения, т.е. «двуречия».

В параграфе показано, что стремление Парменида отстоять учение о подлинно сущем «одном» подталкивает его к анализу самой возможности существования противоположности «одному» (первотелу, чем бы оно ни было), т.е. возможности возникновения и гибели, благодаря которым создается иллюзия, что есть «все», отличное, даже противоположное «одному».

Возникновение и гибель мыслятся посредством двух противоположных состояний - «есть» и «не есть», представляя собой их взаимодействие. Отмечается, что Парменид пытается выявить, насколько обе категории мыслимы. Для этого он впервые в истории философии делает предметом анализа именно значения слов. Анализ показал, что непротиворечиво можно высказываться о «есть» и «не есть» в строгом соответствии со значениями обозначающих их слов: о «есть» непротиворечиво говорить, что оно есть, а о «не есть» - что его нет. Обратное положение, когда говорят, что «не-сущее» есть, или что «сущее» не есть, противоречиво, немыслимо и невыразимо. Положения: «не-сущее есть» и «сущее не есть» Парменид удаляет из мышления как противоречивые и мнимые.

В параграфе рассматриваются следствия сделанного Парменидом допущения: запрет мыслить «не-сущее» как сущее означает, что мыслить возникновение, гибель, изменение, движение и т.п. невозможно. Если о чем-то утверждается, что оно есть, то ему уже нельзя приписывать возникновения, оно не может мыслиться гибнущим, состоящим из частей, оно не подчиняется «требованиям» пространства и времени, не движется и т.д. Пармениду, обратившему свое внимание на анализ значений слов, открывается совершенно новая форма познания, особенность которой заключается в том, что содержание мысли выводится из самой мысли, тогда как данные чувственного опыта остаются без внимания. В диссертации отмечается, что никаких объектов, кроме чувственно воспринимаемых (единого «тонкого» первотела и множества его количественных метаморфоз), философское сознание того времени не знало. Поэтому элеаты были вынуждены применять обнаруженные ими формы отвлеченного мышления к чувственно воспринимаемым вещам. Именно из среды этих вещей должен быть изъят признак не-сущего, им должно быть приписано бытие и только бытие, невозможность их возникновения и гибели, их цельность, неделимость, вневременность и т.п. При этом Парменид не делит чувственно воспринимаемые вещи на возникающее и гибнущее «множество» и неизменное «одно». Он настаивает на логически строгом

понимании тезиса «все есть одно», согласно которому «все» - это именно «одно», что оно не «множественно», что оно даже не «все», а «одно». Поэтому «все» не должно иметь своих предикатов, отличных от тех, которые имеет «одно». Если все (многое) должно быть одним, то обо всем и говорить надо именно как об одном, исключая различия и множественность. Поистине, т.е. для мысли, нет различия между истиной и чувственно воспринимаемыми вещами (ибо предположение всякого различия связано с допущением не-сущего). Тот, кто желает практиковать не мнение, а истину, должен ко всему применять одни и те же строгие логические формы.

В диссертации отмечается, что элеаты впервые подвергли критике метод качественно-количественных изменений. Основной недостаток последнего заключался в том, что при объяснении возникновения одного качества из другого посредством количественных изменений происходит неправомерный переход от небытия к бытию. Отмечается, что в будущем этот недостаток метода станет стимулом для поиска возможности отказаться от его услуг.

В параграфе обращается внимание на то, что мысль, построенная по собственным законам, вступала в противоречие с чувственным опытом (об этом свидетельствовали апории Зенона), а кроме чувственно воспринимаемых вещей философское сознание того времени никаких иных вещей не знало. Подчеркивается, что противоречие мышления чувственному опыту создавало угрозу для самого мышления, поскольку возбуждало подозрения, что такое мышление имеет иллюзорный характер и не обладает предметом, к которому оно могло бы применяться без противоречий. Необходимость сохранения отвлеченного мышления ставит перед философией двуединую задачу: найти объект, к которому это мышление могло бы применяться, не вступая с ним в противоречия (чувственно воспринимаемые вещи для этого не годились); найти причину, могущую производить указанное мышление. Иначе говоря, в сложившуюся картину мира, построенную с помощью чувственных средств, необходимо либо непротиворечиво вписать непохожее на чувственность отвлеченное мышление, либо же отказаться от услуг последнего.

Следующая за элеатами вплоть до Аристотеля философия направит свои усилия на отыскание объекта для отвлеченного мышления и причины, его производящей. Задача решалась в два этапа. Своеобразие попыток «младших физиков» (первый этап) состоит в том, что они пытались найти вполне телесный объект, могущий в то же

время стать носителем отвлеченно-мысленных характеристик. В лице Платона и Аристотеля (второй этап) философия сделает попытку найти для отвлеченного мышления свой собственный объект, отличный от чувственно воспринимаемого.

В параграфе «Атомистический принцип абстрактной телесности» исследуется предпринятый Левкиппом и Демокритом способ перенесения на телесные объекты определений, выработанных отвлеченным мышлением. Они переместили такие объекты из сферы макрореальности в область непосредственно чувственно не воспринимаемых микровещей, освободили их от качественных характеристик. Диссертант отмечает, что все «младшие физики», имеющие задачу согласовать построенные по законам мысли начала с чувственным опытом, должны были сделать это сообразно с требованиями отвлеченного мышления, т.е. непротиворечиво описать процессы возникновения и гибели чувственно воспринимаемых вещей (прежде всего, без допущения их перехода от небытия к бытию и от бытия к небытию). В параграфе дается анализ попыток атомистов и показывается причина их неудач: нельзя непротиворечиво, без допущения «скачка» от не-сущего к сущему, вывести из предельных телесных абстракций полноту чувственно воспринимаемых свойств макровещей и чувственно невоспринимаемое отвлеченное мышление.

Параграф «Квалитативная редукция Эмпедокла» посвящен анализу альтернативной попытки установления единства чувственно воспринимаемого и мысленного, предпринятой Эмпедоклом. В отличие от атомистов Эмпедокл признавал началами четыре чувственно воспринимаемые стихии; смешиваемые силами любви и вражды в разных числовых пропорциях эти стихии принимали вид множества чувственно воспринимаемых свойств вещей, произведенных этими стихиями и отличными от них. Диссертант показывает непоследовательность усилий Эмпедокла, недостаток которых состоял в том, что, уповая на метод качественно-количественных изменений, он, как и атомисты, допускал возникновение новых качеств и вещей из их небытия.

В параграфе «Зависимость теоретического аппарата учения Анаксагора от его методологических представлений» рассматриваются основные положения учения Анаксагора. Показывается, что его понятие «семена вещей» (гомеомерии) построено с целью ухода от противоречий, имевших место у Эмпедокла. Отмечается, что последний допустил непоследовательность при выведении «многого» из элементов в силу того, что находимое в опыте неограниченное множество чувственно вос-

принимаемых свойств он пытался вывести из ограниченного множества стихий. Анаксагор умножил количество начал и сделал их равным количеству чувственно воспринимаемых свойств. Он, по сути, множество чувственно воспринимаемых свойств приравнял к началам, благодаря чему смог избежать основной опасности метода качественно-количественных изменений - возникновения чего-то из своего небытия. Анаксагор свел к минимуму использование данного метода, поскольку ему уже не требовалось выводить одни качества из других: любые качества уже признавались существующими и меняющими всего лишь свою величину.

В качестве действующей причины, управляющей неподвижными гомеомерия-ми, Анаксагор предложил считать Нус. В диссертации делается предположение, что «в задачу» Нуса входило не только силовым образом влиять на местоположение го-меомерий, но и быть источником обнаруженного элеатами отвлеченного мышления. Делается предположение, что введением понятия ума оказывается частично решенной одна из поставленных элеатами задач: найден источник отвлеченного мышления.

В параграфе «Основные положения "физической" исследовательской программы» дается суммарный анализ мышления «старших» и «младших физиков». Отмечается, что оно формировалось в условиях чувственной доминанты, которая предопределила их образ непосредственного восприятия реальности (чувственную интуицию): им всем (кроме, пожалуй, Анаксагора) представлялось, что реально существуют только чувственно воспринимаемые вещи и такие же чувственно воспринимаемые их начала и причины - материальные и движущие. В убежденности, что вся полнота реальности может быть объяснена с помощью этих двух видов причин, состояла их принципиальная установка. Доминирование чувственности обусловило также и доминирование рассудка в ряду мыслительных способностей. Использование рассудка в поиске первых начал и проецирование форм его аналитической работы на представление о началах становится основанием формирования «стихийной» парадигмы. Последняя представляет собой ядро «физической» исследовательской программы, к тому же осознаваемое при этом самими натурфилософами. «Стихийная» парадигма навязывала мыслителям представления о том, какими должны быть начала и путь, которым может совершаться их обнаружение. Поиск начал следует вести посредством разложения находимых в опыте сложных вещей. Из чего составлена вещь, на то она и разлагается; продукты разложения вещей отождествлялись с их началом.

Более всего на роль начал претендует то, что является пределом разложения, который и признавался в качестве подлинной реальности. Руководствуясь этой парадигмой, «физики» искали совершенно самостоятельный и предельно простой объект («стихию», «букву»), простота которого при этом достаточна для того, чтобы быть началом чувственно воспринимаемых вещей.

В параграфе отмечается, что основанные на «стихийной» парадигме представления о началах и о пути их отыскания инициируют допущение, что если начала обнаруживаются в результате разложения вещи, то гибель и генезис вещи есть в сущности одно и то же, и что они имеют одинаковый статус, различаясь лишь направлением: рождение «собирает» вещи из начал, гибель их «разбирает». Представления о началах существенно предопределяют основной способ конструирования генезиса вещей, которым в рамках «физической» исследовательской программы стал метод качественно-количественных изменений. Полученная путем количественных изменений и отличная от начал реальность понималась «физическим» мышлением как всего лишь видимость, не существующая поистине. Все положения «физической» исследовательской программы находятся в системе, основой которой является чувственная доминанта, рассудочный характер мышления и «стихийная» парадигма.

В параграфе «Кризис "физики" и возникновение софистической философии» подвергаются анализу результаты усилий «младших физиков», направленных на включение отвлеченного мышления в качественно-количественную методологию и в чувственную картину мира. Наличие кризиса того или иного учения предлагается усматривать в том, что оно вступает в противоречие с самим собой и своими выводами отрицает собственные исходные принципы. Результатом такой самопротиворечивости учения является его раздвоение и порождение из себя самого своего собственного отрицания. Отмечается, что именно в таком положении находилась натурфилософия в лице «младших физиков». Применение отвлеченного мышления к описанию генезиса вещей привело к «умножению» первоначального «одного» «старших физиков». Постэлейские натурфилософы фактически уже не пользовались представлением о едином, непрерывном «одном» и заменили его «многим». Финальные положения «физиков» (прежде всего Демокрита и Анаксагора) составляли прямую противоположность исходному допущению натурфилософии «все есть одно». Наиболее последовательно установка «младших физиков» была проведена Анаксагором в тезисе «все

есть все», в котором совсем не осталось места «одному». Кроме того, неизбежными следствиями наиболее последовательной реализации требований отвлеченного мышления стали либо резкое обособление друг от друга начал и мнимых вещей, инициирующее скептические настроения и угнетающее интерес к познанию природы (у атомистов), либо же, напротив, отождествление начал с непосредственно чувственно воспринимаемым (у Анаксагора). То, что у «старших физиков» имело статус мнимой стороны реальности, в учении Анаксагора было фактически отождествлено с началами. Присвоение непосредственным чувственным данным статуса начал нивелирует различия между истиной и мнением, между философским сознанием и сознанием обыденным, принижает роль первого и повышает значение последнего. И скептические настроения демокритовской атомистики, и придание статуса начал обычному чувственному восприятию у Анаксагора негативно сказывались на воспроизводстве интереса к натурфилософскому типу исследования.

В параграфе отмечается, что характер отвлеченного мышления уже в момент его обнаружения способствовал тому, чтобы пробудить сомнения в его истинности: мышление, противоречащее реальности (чувственно воспринимаемому), неизбежно возбуждало недоверие к себе. Попытки философии примирить отвлеченное мышление и чувственность лишь укрепили недоверие к мышлению и к самой философии, опирающейся на такое мышление. Введение Анаксагором в чувственную картину мира ума-устроителя, не способного управлять гомеомериями, лишь усугубило положение мышления и философии, поскольку свидетельствовало об избыточности, о ненужности для чувственной картины мира как ума, так и его мышления.

Множество точек зрения на одно и то же лишь подтверждало недостоверность мышления, ненадежность натурфилософского подхода и низкую вероятность получения достоверных представлений о природе.

Совокупность этих факторов означала наступление кризиса натурфилософского миропонимания. Из понятий, которые «физика» разрабатывала для себя в качестве основополагающих, появилось множество учений, отрицающих саму «физику». Эти учения находились в оппозиции к исходным натурфилософским ценностям и представлениям и вели к переоценке философами своего места и роли в познавательном процессе и в мироздании, к изменению понимания самого мироздания.

Во второй главе «Человеческая деятельность в качестве объекта исследования. Начало формирования "деятельностной" парадигмы» рассматриваются исходные принципы, основной объект исследования и положение софистики в античной философии. Параграф «Софистика как продолжение и отрицание "физики"»

посвящен анализу связи софистики и «физики». Отмечается, что «физика» не только обозначила собственные проблемы и противоречия, но и практически подготовила набор понятий, которые стали впоследствии понятиями софистики, её исходным пунктом, её началами. Общим для софистов было отсутствие исследовательского интереса к природе, предметом их внимания стала человеческая деятельность, в том числе и мышление. Если «физики» искали последних начал всего сущего, то для софистов интерес представляли последние начала деятельности, которая с необходимостью выдвигалась в качестве главного объекта исследования.

Несоответствие отвлеченного мышления чувственному опыту побуждало многих софистов усматривать в мышлении (речи) искусственный (мнимый) характер. Элейский конфликт чувственности и отвлеченного мышления софистами был понят как конфликт природы и искусства. Построенные с помощью мышления (речи) правовые законы, нормы религиозной, нравственной и т.п. жизни также признавались искусственными и противоречащими природе. Если искусственное связывалось с мышлением, то сфера «подлинной», природной реальности сводилась многими софистами к непосредственным чувственным переживаниям.

Анализируя начала деятельности, софисты усмотрели в ней некую структуру -побудительный импульс активности, цель и способ ее достижения. Многие из них считали, что подлинными побудительными импульсами являются разного рода ощущения. Соответствующая природе цель - благо, которое они по-преимуществу сближали с удовольствием. Условием же, или способом достижения такого блага они считали власть, а критерием проверки правильного характера деятельности - успех. Софисты, видимо, впервые выявили целесообразный характер деятельности.

Во втором параграфе второй главы «Сократ. Попытка преодоления софистики средствами софистики» анализируется позиция Сократа. В отличие от большинства софистов, Сократ, симпатизировавший элейской трактовке мышления, был убежден, что оно способно достичь истины, если и не в познании природы, то, по крайней мере, в деятельности. Продолжая работу «младших физиков» и пытаясь най-

ти предмет для отвлеченного мышления, он надеялся усмотреть его в единстве такого мышления с чувственной деятельностью человека. По мнению Сократа, истинного характера человеческие поступки достигают в единстве с отвлеченным мышлением. Используемый Сократом для освобождения представлений от чувственного содержания метод должен был, по его замыслу, обнаружить предельно отвлеченную мысль -чистое значение слова, например, блага, красоты, справедливости. Сократ пытался сделать применительно к благу, прекрасному и т.п. то же самое, что Парменид предпринял относительно «сущего» и «не-сущего». В диссертации отмечается, что наиболее последовательно проведенное отвлечение должно завершиться тавтологией: «благо есть благо», «красота есть красота» и т.д. Теоретическая установка Сократа требовала последовательного отвлечения, но результат, полученный вследствие такого абстрагирующего действия, оказывался совершенно бессмысленным для осуществления в практических поступках. Эта противоречивая ситуация обусловила специфику сократовской позиции, когда он, точно зная, каким должно быть знание (не мнением), не знает, что должно представлять собой такое предельно абстрактное знание, чтобы оно при своей абстрактности имело смысл для практических поступков. Такова, видимо, природа его иронии.

Как усилия «физиков» не увенчались успехом, даже, наоборот, «физика» превратилась в софистику, так и усилия Сократа обнаружить в чувственно воспринимаемых поступках объект для отвлеченного мышления, закончились неудачей. Сократ не сумел усмотреть единства между чувственно воспринимаемым поведением человека и отвлеченным мышлением, не смог поэтому преодолеть софистики. Задача, которую перед философией поставила элейская школа - найти для отвлеченного мышления такой объект, к которому оно могло бы применяться непротиворечиво, без апорий, не получила последовательного разрешения ни в рамках «физики», ни в границах софистики.

В параграфе третьем второй главы «Логическое место философии софистов»

подводится итог рассмотрения представлений софистов. Отмечается, во-первых, что в истории философии софисты впервые обнаружили, что изучаемая реальность оказывается составленной их двух взаимоисключающих сфер - природного и искусственного, которое связывали с речью и мышлением. Именно в софистике противопоставление мышления природе (чувственно воспринимаемому) достигло своей кульмина-

ции. Во-вторых, софистика представляла собой исследование как раз именно того объекта, непроясненность которого ввела философию в состояние кризиса, а отсутствие исследований которого не позволило бы философии выйти из кризиса. Самой логикой развития философии, её кризисом именно человеческая деятельность была «вытолкнута» на роль преимущественного объекта исследования. «Физика» изучала природу, но заметила в ней деятельность человека - мышление. Между исследователем и его объектом оказалась деятельность, которую подозревали в неадекватности объекту изучения и в искусственном создании того, чего в самой природе нет. Именно эту отсутствующую в природе деятельность - речь и мышление - и стала изучать софистика.

В-третьих, изучая деятельность, софисты впервые продемонстрировали властные способности слова и ума (чего не мог найти Анаксагор), они показали его творцом и повелителем, правда, всего лишь искусственных вещей и человеческих поступков. Сами того не ведая, они этим готовили почву для онтологизации в будущем ума и речи. По сути дела софисты предопределили направление развития философской мысли прямо к платонизму.

В заключение параграфа делается вывод о том, что представления софистов являлись поворотным пунктом в развитии философии. Следующая за софистами философия, которая вознамерится подвергнуть отрицанию софистику и сделать попытку вернуться к проблемам «физики», не сможет игнорировать сделанное софистами, она должна будет непротиворечиво встроить деятельность в структуру универсума, т.е. показать ее или в качестве продукта природы, или же в качестве её (природы) начала.

В третьей главе «Учение об идеях и его конфликт с "физической" исследовательской программой» рассматривается платоновский вариант решения элейской проблемы - проблемы обнаружения объекта для отвлеченного мышления, упразднения параллелизма между чувственно воспринимаемыми вещами и чистой мыслью, выявления их единства. Параграф «Генезис учения об идеях. Преодоление софистики» посвящен анализу того пути, каким Платон, отталкиваясь от сократовского учения, обращался к допущению существования идей. Делается предположение, что началом выхода за пределы софистической философии стало рассмотрение проблемы связи слов и чувственно воспринимаемых вещей - возможности одним значением слова обозначать множество вещей. Руководствуясь элейской методологической ус-

тановкой о невозможности возникновения чего-либо из своего небытия, Платон допускает, что у единого в вещах свойства есть единая причина, которую он обозначил термином «идея». Вещи, которые «физикам» и софистам представлялись только чувственно воспринимаемыми, на самом деле включают в свое устройство ещё и умозрительный элемент. Предположением о том, что в вещах есть некие умозрительные единства, Платону удалось найти для речи (чистого мышления) собственный объект, к которому они могли бы прилагаться без опасности порождения апорий и конфликта с опытом.

В заключении делается вывод о том, что противоречия между речью и чувственным восприятием перестали играть для самой речи и мышления негативную роль, и этим разрушалась почва для софистики. Конечно, противоречия не исчезли полностью, они лишь переместились из сферы «слово-вещь» в сами вещи. Однако эти противоречия являются предметом рассмотрения уже не софистики, а другой философии.

Во втором параграфе третьей главы « Эволюция понятия "идея". Переход Платона от "стихийной" парадигмы к "деятельностной"» реконструируется возможная эволюция представлений Платона об идеях, связанная с изменением мышления под влиянием существенных для теории проблем. Отмечается, что «вытолкнув» противоречия из сферы «слово-вещь» внутрь вещи, мысль Платона оказалась перед сложной проблемой: идеи надлежало мыслить как самостоятельными и обособленными по отношению к чувственно воспринимаемым вещам, чтобы у отвлеченного мышления был собственный, адекватный этому мышлению объект (см.: Платон. Парменид 135а—135с), так и одновременно находящимися с ними в причинном единстве. В диссертации делается предположение, что трактовка Платоном причинных связей идей и вещей развивалась. Поскольку Платон входил в сферу идей, отталкиваясь от свойств слова (мысли), вероятнее всего, что он первоначально моделировал идею по образу самого слова, точнее, его мысленного содержания. Идея представлялась ему вещью со свойствами чистого значения слова, т.е. со свойствами отвлеченной мысли. Отталкиваясь от этого обстоятельства, Платон, вероятно, на первых порах признавал за идеями столь же самостоятельное и свободное от чувственно воспринимаемых вещей существование, коим располагает отвлеченное мышление. Это было вполне логично и соответствовало стратегической задаче отыскания объекта, адекватного отвлеченному мышлению. Косвенное указание на раздельное существование

самостоятельных идей и чувственно воспринимаемых вещей обнаруживается в ряде диалогов, например в диалогах «Пир», «Федон», «Федр». Стоя на этих теоретических позициях, Платон надеялся продемонстрировать причинное единство идей и вещей с помощью терминов «уподобление» и «причастие», однако при вышеуказанной трактовке идей апелляция к этим терминам была малоэффективной и противоречивой, создавала всего лишь видимость объяснения, и умножала критиков теории.

В параграфе анализируются исследовательские установки и образ мышления Платона, которые могли быть ответственными за вышеуказанное понимание идей и их причинной связи с чувственными вещами. Отмечается, что идеи интерпретируются Платоном на основе «стихийной» парадигмы, в способе, каким он противополагает идеи и вещи, узнаются признаки преимущественно рассудочного мышления, в трактовке причинных связей идей и вещей наблюдается присутствие других важнейших положений «физической» исследовательской программы.

В платоновских диалогах (например, «Государство», «Кратил») имеется и более глубокое понимание идей, в котором признается возможность существования идей для искусственных вещей и этим идеи связываются с деятельностью, прежде всего практической. Сближение идеи с деятельностью, включение ее в структуру последней в качестве умозрительного элемента, позволяло представить умозрительное вполне реальной причиной: именно через деятельность вещи подражают мышлению, и через деятельность умозрительное присутствует в искусственных вещах. Представление о возможности существования идей искусственных вещей является существенным шагом в развитии понимания места и роли умозрительного в отношении к чувственно воспринимаемым вещам.

Наконец, у Платона, по-видимому, имелось еще более глубокое, чем вышеуказанные, понимание, согласно которому идеи есть только у естественных вещей (об этом говорит Аристотель). В естественных вещах (например, в организмах) действует причина, по содержанию тождественная человеческой деятельности, но по форме отличная от нее, она как деятельность, но без очевидного деятеля. Программный характер развития живого организма - это как раз тот случай, где умозрительное действительно причиняет, как и в человеческой деятельности, но помимо такой деятельности, объективно. Не удивительно поэтому, что Платон и некоторые его последователи рано или поздно пришли к положению, согласно которому идеи есть только для физи-

ческих вещей. В параграфе делается вывод о том, что, по-видимому, под воздействием необходимости представить идеи в качестве причин чувственно воспринимаемых вещей, платоновское понимание идей эволюционировало от рассудочной абстрактной их трактовки до сближения их с реальным умозрительным фактором, действительно выполняющим причинную функцию в природных вещах.

В третьем параграфе третьей главы «Учение Платона о началах истинного» предпринимается попытка реконструировать процесс влияния «деятельностной» парадигмы на изменение способа мышления Платона, в связи с чем производится анализ развития платоновского понимания начал идей. Разрабатывая эту тему, мысль Платона пришла к закладыванию основных положений «метафизической» исследовательской программы. Диссертант отталкивается от предположения, что Платон входил в философию как сократик, занимавшийся главным образом началами человеческой деятельности. Сфера физических вещей на первых порах была новой для Платона, он, как сократик, прежде не относился к ней исследовательски. Столкнувшись с новыми проблемами в новой для него области, Платон должен был ознакомиться с тем, что в этой сфере было сказано до него другими мыслителями - «физиками». Из учений последних именно пифагорейское в наибольшей степени удовлетворяло потребностям возникающего платонизма. От пифагореизма Платон заимствовал представления о началах и основные способы рассуждения о них. Таковыми началами Платон считал единое и неопределенную двоицу. Об избрании Платоном этих начал говорит Аристотель в первой книге «Метафизики» и Аристоксен в «Элементах гармоники». Из этих начал он должен был построить как идеи, так и чувственно воспринимаемые вещи, как физические вещи, так и деятельность.

В параграфе отмечается, что первоначальная, еще «физическая», трактовка идей, как гипостазированных понятий, не отвечала потребностям теории, поскольку была не в состоянии продемонстрировать причинный характер взаимодействия идей и вещей. Ища возможности показать идеи в качестве причин вещей, Платон сблизил их (идеи) с деятельностью. О таком сближении говорят в разное время написанные, но довольно поздние, диалоги «Софист», «Государство» и особенно «Тимей» и «Законы». Сближение идей с деятельностью имело своим следствием сближение начал деятельности с началами идей. Поэтому единое, заимствованное им от пифагорейцев, приобретало новые свойства: будучи целесообразно связанным с деятельностью, или,

лучше сказать, осмысленное через единство с деятельностью, оно приобретает очертания блага. Именно как благо единое проявляет себя в деятельности.

В то время, когда Платон толковал идеи по образцу гипостазированных чистых значений слов (отвлеченных понятий), характер его мышления мало чем отличался от мышления «физиков», если не считать той специфики платоновских построений, что элементарными единицами бытия у него фигурировали умозрительные идеи. Действительно, как и у «физиков», поиск элементарных состояний реальности совершался Платоном путем разложения сложных чувственно воспринимаемых вещей, а идея была самой настоящей абстракцией (только отвлеченно-мысленной), способной к самостоятельному существованию; она была безразличной к тому, для чего она есть образец для подражания и относящейся ко всему иному лишь внешним образом. Первоначально понимаемые платоновские идеи суть своего рода логические атомы, неделимые единицы логических классов вещей и отношений. Платон нашел в вещах нечто явно «нефизическое», но на первых порах обходился с ним вполне «по-физически»,

Ситуация изменилась, когда Платон обнаружил тенденцию к сближению идеи с деятельностью. Последняя устроена совсем не так, как это характерно для элементов в учениях «физиков». Она сложна и предполагает наличие в ней элементов. Но ее элементы не являются предельными продуктами разложения деятельности, ее не «собрать» из элементов, не являющихся деятельностью, существующих отдельно от неё и самостоятельно по отношению к ней. По крайней мере, этого нельзя сделать, не нарушая последовательности в причинно-следственных цепях (см. «Федон»). Элементы деятельности не существуют вне деятельности, вне неё они лишены смысла. Она сложна, но при этом изначальна и не составлена, только она сама может существовать самостоятельно, а её элементы к этому не способны. Противоположны парадигмаль-ные образы указанных установок: для «физической» программы таковым является разложение, распад сложного на простое, а ожидаемое свойство элемента «ищется» с помощью «стихийной» парадигмы; для деятельностной модели центральный образ -это самовоспроизводство деятельности, ее самосинтезирование (самодвижение).

В параграфе делается вывод о том, что использование деятельности в качестве образца для моделирования причинного единства умозрительного и чувственно воспринимаемого демонстрирует такой характер взаимосвязи начал, который инициирует для его осмысления разумную форму мышления. По мере вхождения, таким обра-

зом, в структуру мышления Платона деятельностного ядра, им совершался постепенный переход с позиций «физической» исследовательской программы к «метафизической».

В четвертом параграфе третьей главы «Учение Платона о началах мнимого»

рассматривается проблема преобразования материальной причины на основе «дея-тельностной» парадигмы с целью согласования этой причины с умозрительным компонентом платонизма. Одних идей недостаточно для понимания начал вещественного мира; его чувственная воспринимаемость и количественная экстенсивность («вели-чинность») указывает на необходимость допущения еще одного начала, с помощью которого можно построить количественные и чувственно воспринимаемые характеристики. В параграфе проводится мысль о том, что начавшую складываться еще в рамках «физики» материальную причину Платон должен был переосмыслить с позиций своего учения об идеях, он должен был «приспособить» материальную причину к идеям, чтобы обеспечить между ними взаимодействие. Эта причина должна была, с одной стороны, сблизиться с идеями, а, с другой - не потерять связь с чувственно воспринимаемыми вещами. Подчеркивается, что как необходимость, так и возможность разработки понятия материи существенно повысилась именно тогда, когда Платон стал интерпретировать идеи на основе «деятельностной» парадигмы.

Сущность, участвующую наряду с идеями в создании вещей и ответственную за способность этих вещей возникать и иметь величину, Платон называет «восприемницей» и выражает словом уьшра. Хшра — это место для возникающих вещей, пространство. Его основное предназначение состоит в том, чтобы давать место всему возникающему. Чтобы иметь возможность принимать в себя разнообразные вещи, Хшра должна мыслиться не тождественной формам входящих в нее вещей. Платон называет ее незримым, бесформенным и всевосприемлющим видом. Будучи чувственно не воспринимаемой, она может стать тем, что способно принимать в себя «отпечатки идей».

В параграфе отмечается, что платоновская "/сора является очень трудным для трактовки понятием. Комментаторы разошлись во мнениях относительно него. Некоторые из них (например, Альбин в древности, Т. Гомперц, В.П. Визгин, И.Д. Рожан-ский, Т.Ю. Бородай и др.) отождествляют пространство и материю, иные (например, Э. Целлер, В. Виндельбанд и др.) сближают восприемницу и пустое трехмерное про-

странство, третьи (Ю. Штенцель, П.П. Гайденко) полагают, что хмра есть пространство для математических объектов, четвертые (И.Н. Мочалова) трактуют хору в качестве пространства умопостигаемых подобий идей. Каждое из упомянутых учений усматривает в хоре что-то особенное, исключающее все остальное. Между тем Платон искал начало, могущее принять в себя и стать местом для всех возникающих вещей с различными типами пространственной организации. Как представляется, само предназначение восприемницы давать место всему, что способно к возникновению, свидетельствует в пользу того, что ее нельзя сводить к чему-то одному - к месту только для чувственно воспринимаемых вещей, либо только для вещей математических и т.д. «Восприемница», вероятно, есть все-таки именно пространство, но универсальное, не тождественное размерностям ни одного из видов входящих в нее вещей. Она должна быть началом «величинности», не имея при этом никакой определенной величины. Понимаемая так, хора представляет собой в сущности чистое количество («большое и малое», «неопределенная двоица»), количество, лишенное каких-либо определений. Такая хора есть чувственно не воспринимаемая возможность количественных определений. Любую определенность хора приобретает посредством входящих в неё вещей; они-то и создают своей размерностью различные типы пространственных определений в хоре. Подчеркивается, что понимаемая таким образом «восприемница» приобретает своеобразный умозрительный вид и свойства, которые позволяют ей взаимодействовать с идеями, позволяют ей быть тем местом, которое способно принимать в себя отпечатки идей. Эта сторона материальной причины максимально близко подходит к единству с идеями.

В параграфе отмечается, что наряду с «восприемницей», Платон рассуждает о «кормилице», под которой можно понимать собственно универсальный материал -плоскостные треугольники или объемные геометрические фигуры. Математические объекты представляют собой второй «полюс» материальной причины, посредством которого она, сохраняя свои умозрительные характеристики и свойства начал, приближается, насколько возможно, к чувственно воспринимаемым вещам. Геометрические фигуры с очевидностью связаны с деятельностью (по крайней мере, геометра), однако Платон не показал деятельности, произведшей эти фигуры, не определил ее статуса. Несмотря на то, что плоскостные треугольники не манифестируются в качестве самостоятельного начала, фактически они имеют черты именно самостоятельно-

го начала - неких геометрических атомов, ниоткуда не выводимых, ни в чем ином не нуждающихся. Их отношение к их началам, друг к другу и к тому, для чего они сами являются началами, указывает на то, что Платоновские математические атомы построены по принципам «физической» исследовательской программы.

Диалог «Тимей» является своего рода переходным пунктом от «физической» исследовательской программы к «метафизической». Этот диалог содержит как старые элементы мышления, обнаружившиеся в учении о геометрических основаниях физической реальности, так и новые, которые проявились в учении о деятельности ума.

В параграфе «Разумный синтез противоположностей. Понятие души» рассматривается способ организации Платоном взаимодействия между умом, идеями и восприемницей. Показывается, что единство ума и восприемницы достигается на основе «деятельностной» парадигмы. Двух указанных причин построения космоса — упорядочивающей (ума с его идеями) и беспорядочной (пространства и так называемого «вещества») - оказалось недостаточно для конструирования вещей. Мыслимые строго и точно в своей специфичности, они не в силах непосредственно взаимодействовать. Уму, совершенно лишенному количественных характеристик, нечем воздействовать на «восприемницу», неотделимую, судя по всему, от количественной определенности. Между тем, логика показывает, что должна быть допущена некая единичная вещь, в которой указанные противоположности окажутся непосредственно тождественными, преломленными сквозь друг друга, представляющими собой нечто одно. В диссертации отмечается, что такой «вещью» Платон признавал душу. Она представляет собой весьма парадоксальную форму единства несоединимых на поверхности явлений вещей — умозрительного и пространственного, поскольку одновременно связана и с умом, и с телом. Психея демонстрирует себя как умозрительную протяженность, или протяженную умозрительность. Она суть та область ума и пространства, в которой они существуют друг в друге — ум в пространстве, пространство в уме. В «Тимее» Платон разъясняет строение души, которая представлена в качестве единства того, чем ум с идеями и пространство едины друг с другом, и того, чем они отличаются друг от друга. Такое устройство души позволило Платону мыслить идеи и обособленными от чувственно воспринимаемых вещей, и связанными с ними. Указанная трактовка души дала Платону возможность, во-первых, описать идеи как самостоятельные по отношению к чувственно воспринимаемым вещам и изолирован-

ные от них, найдя тем самым для отвлеченного мышления его собственный предмет, во-вторых, показать идеи, а следовательно, и отвлеченное мышление, в единстве с чувственно воспринимаемыми вещами. Отмечается, что в самом общем виде благодаря разработке понятия души Платону удалось решить задачу, вставшую перед философией после элейской школы - непротиворечиво встроить отвлеченное мышление и его предмет (идеи) в картину мира.

В параграфе говорится, что не только в теоретическом аппарате платоновской доктрины произошли существенные изменения, но и в способе мышления. Ум и пространство выступают в качестве начал души, созданной из смешения их обоих. При этом, однако, говорится, что начала души существуют в ней самой («Государство») и что, по крайней мере, ум не может существовать вне души («Тимей»), Платон демонстрирует новое понимание соотношения начал и того, началами чего они являются: начала не существуют самостоятельно, они, будучи началами, существуют только в рамках того целого, в которое они входят в качестве начал. Самостоятельно существовать может только целое. В параграфе отмечается, что учение о душе, развернутое в «Тимее», показывает, что «деятельностная» парадигма постепенно занимает в мышлении Платона центральное положение и пытается распространить свое влияние не только на ум и идеи, но и на пространство. Трактовка Платоном души, данная в «Тимее», свидетельствует, что он отказывается от полной изоляции и внешнего соотнесения противоположностей, как это свойственно обычно рассудку, и пытается найти между ними внутреннее единство, что характерно уже для разумного мышления. Понятие души есть необходимый и закономерный итог как теоретических, так и методологических исканий Платона.

И, тем не менее, платоновское учение нельзя назвать последовательным с точки зрения реализации принципов «метафизической» программы из-за его понимания материальной причины («кормилицы»). Его трактовка материала оставалось все еще «физической», поскольку для Платона это было скопление равнодушных ко всему иному атомов (даже не важно каких - плоскостных, линейных или объемных), самодостаточных в своей абстрактности, внешним образом относящихся как к таким же атомам, так и к тому, что из них складывается. Такие атомы оказываются неспособными стать участниками органических единств и неспособны к внутреннему единству с душой. В силу этого параллелизм в отношениях между материальной и умозри-

тельной сторонами реальности не преодолевается полностью. Красноречивым свидетельством в пользу этого утверждения является платоновское учение о переселении душ.

В параграфе «Местоположение исследовательской модели Платона» отмечается, что сделанное Платоном допущение оказалось весьма важным, поскольку оно положило начало разрушению натурфилософского стереотипа в понимании вещей. «Физики» видели вещи только чувственно воспринимаемыми, Платон же обнаружил, что в чувственно воспринимаемых вещах есть умозрительное. Это последнее он интерпретировал с позиции «деятельностной» парадигмы, показав идеи в качестве причин, могущих физически влиять на чувственно воспринимаемые вещи. Трактовка умозрительного на основе «деятельностной» парадигмы позволила начала человеческой деятельности, выявленные софистами, успешно использовать для понимания генезиса также и физических вещей, имеющих в своем устройстве черты целесообразности и необходимости. Платон приступил к реформированию на основе этой же парадигмы материальной причины, стремясь приспособить ее содержание к потребностям учения об идеях, хотя и не довел преобразования до их логического завершения. В трактовке противоположностей умозрительного и чувственно воспринимаемого мышление Платона эволюционировало от рассудочной формы к разумной, в соответствие с нормами которой было интерпретировано понятие души.

Впервые в истории философии Платон подверг принципиальной критике редукционизм и его основной метод - предположение о том, что количественные изменения простейших элементов могут производить существенно отличающиеся от них целостные вещи. Целое было понято Платоном как не равное сумме своих частей, как самостоятельное исходное начало, невыводимое из более простых состояний. В заключение параграфа делается вывод о том, что указанными положениями Платон заложил основы новой исследовательской программы.

В четвертой главе «Завершение формирования "метафизической" исследовательской программы. Философия Аристотеля» анализируется последний этап складывания «метафизической» исследовательской программы в связи со становлением философии Аристотеля. Первый параграф четвертой главы «Предпосылки философии Аристотеля» посвящен анализу двух видов предпосылок учения Стагирита - метафизическим предпосылкам аристотелевской логики и логическим предпосыл-

кам его метафизики. Отмечается, что хотя первоначальная точка зрения Аристотеля в понимании начал была близка к пифагорейской, уже в ранних книгах «Метафизики» Аристотель критически высказывался о «физическом» (пифагорейском) исследовательском подходе. Его основной недостаток усматривался в том, что «физики» избирали такие начала, из которых невозможно без нарушения последовательности мышления вывести что-нибудь отличное от них. Аристотель стремился понять, как, не нарушая законов логики, не допуская «скачка», объяснить феномен возникновения. К натурфилософским проблемам добавлялись платонические, состоящие в необходимости либо признать идеи самостоятельными и обособленными от чувственно воспринимаемых вещей, обеспечив тем самым существование предмета для отвлеченного мышления, либо же поместить их внутрь вещей, лишив это мышление собственного предмета и самостоятельности.

В диссертации подчеркивается, что для определения статуса умозрительного элемента в вещах мыслитель обращается к анализу речи. Он исходит из допущения, что правильно построенное высказывание (мысль) о вещи совпадает с содержанием самой вещи. Тому, что находится в положении сущности в речи, соответствует то, что является сущностью и в самих вещах; тому, что в речи находится в положении несамостоятельного свойства, и в вещах соответствует то, что является всего лишь свойством. В высказывании в положении сущности находится подлежащее (гототцеуоу), которое в структуре высказывания оказывается самостоятельным и носителем свойств. Подлежащему приписывается сказуемое, являющееся в высказывании несамостоятельным свойством. Не только в речи, но и в самой реальности именно подлежащее должно быть тем, что существует поистине и самостоятельно, что есть основа всего остального. Искомым подлежащим оказалась единичная вещь. Только она не может сказываться ни о чем ином, только она может быть лишь подлежащим и не в состоянии быть сказуемым. В свою очередь, то, что способно сказываться о чем-то, определяется Аристотелем в качестве свойства. Родо-видовыми свойствами становятся идеи, если их понимать в качестве единого во многом.

В параграфе «Первоначальное понимание сущности и её свойств. Материя как сущность» делается попытка реконструировать эволюцию представлений Аристотеля о сущности. Констатируется, что на первых порах необходимыми признаками сущности он считал бытие подлежащим и бытие «определенным нечто», т.е. единич-

ным и одним по числу. Сказуемое же по своему статусу есть общее свойство, не существующее без подлежащего-сущности. Важнейшим свойством сущности (первой) Аристотель признает то, что ей ничего не противоположно. При этом она способна принимать противоположности, чего не может позволить себе ни одно из свойств. Свои вышеуказанные свойства (быть единичной вещью и носителем противоположностей) сложная сущность получает от одного из начал — от материи. Другим началом была противоположность несамостоятельных свойств.

Аристотель реформирует понятие материала и делает его приемлемым для своих методологических установок. Чтобы дать оправдание своим представлениям о статусе и свойствах сущности — быть последним подлежащим и единичной вещью - он индивидуализирует материю. Если прежние мыслители, включая Платона, искали единую и общую материю для всех вещей, то Аристотель настаивает на том, что у каждой возникшей вещи своя материя. Единым и общим в таких вещах является не материя, а эйдос.

Отмечается, что предложенная модель начал сложной сущности - материи и противоположностей - имеет серьезный недостаток: эйдос, участвующий в построении сложной сущности, не признавался Аристотелем полноценной сущностью (каковой была материя), а был всего лишь сказуемым. Выходило, что одним из начал сущности оказывалась не-сущность, которая тем самым свидетельствовала о своей первичности по отношению к сущности, пусть даже и сложной. Это положение противоречило той аристотелевской установке, согласно которой именно сущность первична по бытию в сравнении со всем тем, что о ней сказывается. Да и не могло, по мысли Аристотеля, общее произвести что-то сугубо единичное, сказуемое - произвести подлежащее.

Аристотель предпринимает шаги, направленные к изменению статуса эйдоса (формы) и переводу её на уровень «полноценной» (первой) сущности. Для этого эйдос должен быть представлен единичным, свободным от признаков общности и не могущим сказываться о многом. Аристотель называет такое умозрительное (эйдетическое) начало единичной по числу вещи сутью её бытия.

Оценка характера мышления Аристотеля, его парадигмальных установок, способа трактовки начал и т.п., использованных им при выработке указанной модели сущности, показывает, что в целом его поисковая активность реализовывалась в гра-

ницах преимущественно «физической» исследовательской программы. Усмотрение начал осуществлялось на основе «стихийной» парадигмы, свойства этих начал и способ их взаимосвязи строились с помощью рассудочного мышления, о чем свидетельствуют и противоречия, венчающие поиск.

В параграфе «Суть бытия как сущность. Переход к "деятельностной" парадигме» отмечается, что разрешение трудностей исходной трактовки начал сущности совершалось благодаря оставлению Аристотелем «стихийной» парадигмы и переходу на позиции парадигмы «деятельностной». В понятии «суть бытия» Аристотель объединяет эйдетическую, целевую и движущую формы причинности и обнаруживает тенденцию к сближению сути бытия с деятельностью. Это представляется вполне логичным и требуемым самой теорией: эйдос должен показать себя уподобляющим себе чувственно воспринимаемые вещи, он должен показать себя делающим вещи по образцу себя самого. В противном случае в эйдосе вообще нет никакой надобности.

В случаях с человеческой деятельностью сутью бытия является искусство, сосредоточенное в душе. Но суть бытия есть деятельность не только в сфере искусственно созданного человеком. Природные сущности в этом отношении «устроены» так же, о чем и говорит Аристотель: «семя порождает [живое] так же, как умение - изделия; оно содержит в себе форму в возможности...»3.

В параграфе обращается внимание на то, что переход к «деятельностной» парадигме в трактовке эйдетического начала повлек за собой переосмысление с позиции данной парадигмы и понятия материальной причины. Не могли остаться неизменными и критерии определения сущности - «бытие последним подлежащим» и «бытие определенным нечто», поскольку суть бытия, будучи сущностью, должна претендовать на роль последнего подлежащего, не переставая при этом выполнять функции сказуемого.

В параграфе «Проблема устройства сложной сущности» рассматривается процесс изменения мышления Аристотеля в связи с появлением понятия «суть бытия». Допущение Аристотеля, согласно которому суть бытия есть сущность наряду с материей, становится стимулом к переосмыслению роли и статуса каждой из этих сущностей внутри сложной сущности. Моделируя соотношения сложной сущности и

3 Аристотель. Метафизика 1034 а 33-1034 Ь 1.

ее начал, Аристотель столкнулся с серьезной проблемой: если начала - суть бытия и материя - являются в одинаковой степени определенными нечто, то сложная сущность не будет сущностью, поскольку она не будет единой и не сможет показать себя в качестве определенного нечто. Конфликт возникает от того, что оба начала сложной сущности - суть бытия и материя - в одинаковой степени претендуют на роль сущности. В диссертации подчеркивается, что ситуация не оставляет больших возможностей для движения мысли: быть в одинаковой степени подлежащим и определенным нечто материя и суть бытия вряд ли могут, сохранив при этом сложную вещь именно как сущность. Поэтому мысль оказывается перед необходимостью счесть их подлежащими и определенными нечто в разной степени или в разных смыслах. Аристотель сохраняет за материей бытие сущностью и определенным нечто, но не первично, а только в возможности. В результате сделанного различения материя и суть бытия предстали в виде противоположностей возможности и действительности, или способности и деятельности.

В параграфе отмечается, что специфика аристотелевского подхода к определению отношения между указанными категориями состояла в том, что он поставил их в целесообразную связь. Отношение целесообразности, таким образом, предполагает, что исходный пункт, результат и деятельность, направленная на достижение результата, образуют целое, внутри которого каждый из указанных элементов есть часть, целесообразно связанная с другими частями и с целым. Будучи одним, целое присутствует в обеих своих частях (материя и суть бытия), но в одной потенциально, а в другой актуально, в первой - в виде задачи, во второй - в виде осуществленности (ёутеХёхЕш).

Целесообразная связь означает, что эйдос каким-то образом уже присутствует в материи. Очевидно, что при такой трактовке материи и эйдоса речь идет об одном и том же содержании, которое, будучи одним, пребывает в двух формах: одна и та же умозрительная информация, один и тот же эйдос, одна и та же деятельность (суть бытия), переходит от состояния возможности к состоянию действительности. Последняя материя и эйдос, по мысли Аристотеля, — это одно и то же, но одна в — возможности, другой — в действительности4.

4 См.: Аристотель. Метафизика 1045Ь 17—19.

Суть бытия в аристотелевском исполнении превратилась в тотальную реальность. Она совместила в себе, прежде всего, эйдетическую, движущую и целевую причины. Даже материя не полностью независима от сути бытия. Материя и суть бытия не рассматривались Аристотелем в качестве чего-то обособленного по отношению друг к другу; они есть одно и то же содержание, переводимое деятельностью из состояния возможности в состояние действительности.

В параграфе «Разумная форма трактовки тождества противоположностей» речь идет о том, что проблема устройства сложной сущности стала поворотным пунктом в развитии аристотелевского мышления, она стимулировала переход Аристотеля от рассудочной формы трактовки единства противоположностей к разумной. Отмечается, что до принятия «деятельностной» парадигмы отношения между противоположностями и их носителями интерпретировались вполне рассудочно, как внешние друг для друга. При этом состояние противоположения приписывалось только свойствам, а сущность-материя предполагалась свободной от противоположения. Придание сути бытия статуса сущности имело своим следствием необходимость изменения учения о противоположностях и их носителе: противоположение, прежде приписываемое свойствам (определенности и ее лишенности), было перенесено на суть бытия и материю. Последняя, прежде находившаяся вне какого-либо противоположения, в более поздней трактовке оказалась в состоянии противоположности сути бытия. Функцию носителя принимала на себя суть бытия как содержание, единое для обеих противоположностей (себя и материи). Материя лишилась самостоятельности и стала лишь потенциальным состоянием сути бытия, последняя же сделалась внутренним моментом материи. Подчеркивается, что итоговая трактовка Аристотелем противоположностей свободна от рассудочного влияния, противоположности оказываются связанными внутренним образом и являются противоположными состояниями одного и того же - сути бытия.

В параграфе «"Метафизический" характер мышления Аристотеля» дается оценка теоретико-методологического аппарата Аристотеля с точки зрения его способности успешно разрешать проблемы генезиса вещей и единства умозрительного и чувственно воспринимаемого, которые были камнем преткновения для его предшественников. Констатируется, что аристотелевские категории биуацц, ёгеруеш и ¿утеХЁхбш оказались весьма эффективными при осмыслении проблемы возникнове-

ния вещей. Аристотель показал материю и суть бытия как противоположности, тождество между которыми позволяет описывать с их помощью возникновение вещей без предположения, что что-то возникает из своего полного небытия. Возникновение предстает в качестве перехода от одного бытия к другому, от бытия в возможности к бытию в действительности.

В решении проблемы единства идей и вещей аристотелевская позиция выглядит более последовательной, чем платоновская. Вместо двух самостоятельных, безразличных друг к другу и внешним образом соотносящихся причин, Аристотель предложил одну причину, содержащую в себе четыре причины в качестве своих элементов: суть бытия включает в себя не только действующую, формальную и целевую причины, но даже материя оказалась в положении возможности той же сути бытия. Аристотель устанавливает между материей и сутью бытия внутреннюю целесообразную связь, усматривает в материи и в сути бытия единое содержание. Именно реформирование понятия материала позволило Аристотелю диалектично связать идеи и материю. В параграфе отмечается, что Аристотель сумел найти способ внутреннего, органического объединения тех понятий, которые ему оставил в наследство Платон. Он ввел идею внутрь вещи и превратил её в действительную причину последней.

В заключение параграфа говорится о том, что Аристотель полностью преодолел влияние чувственной доминанты, последовательно преобразовал с позиции «дея-тельностной» парадигмы четыре причины - материальную, движущую, формальную и целевую - в одну причину, существующую в двух состояниях (возможности и действительности), разработал теоретический аппарат, описывающий взаимоотношение начал и элементов, который удовлетворяет требованиям разумного мышления и снимает противоречия, присутствовавшие в «физике» и в платонизме. Система этих положений при условии их последовательной реализации составляет содержание «метафизической» исследовательской программы.

В пятой главе «Логика становления и основное содержание "метафизической" исследовательской программы» проводится анализ логики и закономерностей формирования философских исследовательских программ, а также дается описание основного содержания «метафизической» исследовательской программы. В параграфе «Логика становления основных философских исследовательских программ» показано, что историко-философский процесс развивался на основе внутрен-

ней логики, определявшейся соотношением познавательных доминант и некоторым алгоритмом их последовательной смены. На отрезке времени от милетской школы до Аристотеля происходило смещение доминирования от чувственной познавательной способности к умозрительной. Это смещение имело вид последовательного проецирования разумным мышлением своей активности вначале на чувственность, затем на рассудок и, наконец, на собственные (разумные) формы деятельности. Перенос разумных форм на чувственность стало причиной появления философии и привело к созданию чувственных, но в то же время абстрактных представлений. Проецирование разумного мышления на рассудок, совершившееся усилиями элеатов, придало последнему отвлеченные формы и стало причиной появления элементов методологического мышления. Взаимодействие последнего с теоретическим аппаратом «физики» привело ее к кризису и преобразованию в софистику. Констатируется, что кризис «физики» был инициирован конфликтом «физической» исследовательской программы с потребностями и нормами отвлеченного мышления. В философии софистов мышление и чувственность предельно обособились как искусство и природа. В параграфе отмечается, что осмысление в отвлеченно-рассудочных формах мысли единства мира потерпело фиаско. Предельно противопоставив мышление и чувственное восприятие, рассудок остановился на множественности мира. Преодоление данной разобщенности совершается в философии Платона благодаря его обращению к «дея-тельностной» парадигме. Она создает предпосылки и стимулирует выработку разумным мышлением собственных отвлеченных форм. Платон преобразовал на основе «деятельностной» парадигмы сферу умозрительного, выразив потребности разумного мышления в понятии души, но сохранил при этом «физический» характер материальной причины. Аристотель реформировал на основе «деятельностной» парадигмы не только идею, но и материю, создав категориальный аппарат, наиболее полно удовлетворяющий потребностям разума и непротиворечиво описывающий единство умозрительного и чувственно воспринимаемого. Отмечается, что разумное мышление, являвшееся участником познавательного процесса на всех стадиях, последовательно направляло свои усилия на выявление предельных возможностей предшествующих ему познавательных способностей - чувственности и рассудка. На платоно-аристоелевской стадии разумное мышление было направлено на преобразование начал, добытых и предельно обособленных рассудком. Оно последовательно реформи-

ровало эти начала, освободив их от обособленно-рассудочной формы и объединив их в единое целое. Потребность разумного мышления была удовлетворена лишь тогда, когда Аристотелем был предложен такой теоретический аппарат, который, не противореча себе, описал внутри себя противоречивую реальность.

В параграфе «Основные положения "метафизической" исследовательской программы» в систематической связи излагается содержание «метафизической» исследовательской программы. Отмечается, что данная программа в завершенном виде может быть построена на основе умозрительной (мыслительной) доминанты. О наличии таковой в мышлении Платона и Аристотеля свидетельствует признание ими самостоятельного существования идей.

Ядром «метафизической» программы является «деятельностная» парадигма, ставшая основанием для преобразования понятия идеи в реально действующую причину. Она существенно меняет представления о количестве начал, необходимых для понимания генезиса вещей, предлагая их четыре (материальную, действующую, формальную и целевую) вместо лишь двух (материальной и движущей) в «физической» программе. Данная парадигма меняет также характер взаимоотношений между началами и причинами. Элементы целого признаются не способными к самостоятельному по отношению к нему существованию. Началами считаются не предельно простые состояния, а, напротив, предельная полнота причин, из которой без нарушения норм отвлеченного мышления выводятся целостные сложные объекты (в процессе рождения). С помощью «деятельностной» парадигмы преобразуется понятие материальной причины. «Метафизическая» исследовательская программа в своей наиболее последовательной форме не поощряет поиск самостоятельной абстрактной материи «для всего». Напротив, с позиции данной парадигмы материя всегда мыслится информационно насыщенной, находящейся в целесообразной связи с эйдосом.

«Деятельностная» парадигма способствовала изменению понимания генезиса вещей. Предположение о сложном (целостном) устройстве начал, разрушает тезис «физической» программы, согласно которому рождение и смерть суть противоположности, различающиеся лишь направлением, а продукты разложения есть начала. Целое не составляется из частей, целое производит целое, живое рождается из живого.

Отмечается, что «деятельностная» парадигма, благодаря ее трактовке начал, способствует вхождению разумного мышления в состояние доминирования в сравне-

нии с рассудком. Интерпретация генезиса сущности посредством перехода ее от одной противоположности (возможность) к другой (действительность) отменяет действие метода качественно-количественных изменений как основного и универсального.

В параграфе отмечается, что окончательное выявление «метафизической» исследовательской программы совпало с разработкой такого теоретико-методологического аппарата философии, который в состоянии непротиворечиво и адекватно описать возникновение информационно насыщенных и целесообразно устроенных объектов. «Метафизическая» программа не отбрасывает «физическую» программу, она включает ее в себя в качестве своего элемента и несамостоятельной части, поэтому познавательный ресурс «метафизической» программы равен ресурсу обеих программ. Конфронтация между программами возникает тогда, когда исследователь, реализующий в своих действиях «физическую» программу, в силу каких-то причин допускает ее самодостаточность и универсальность. В этом случае его мышление втянется в процесс стихийного перехода от «физической» программы к «метафизической» примерно так же, как это было в античной философии.

В Заключении подводятся итоги исследования и обобщаются полученные результаты, позволяющие прояснить определенные проблемы гносеологии и истории философии. Выявлены условия и логика формирования двух важнейших исследовательских программ, показаны эвристические возможности понятия «философская исследовательская программа» при анализе различных типов и уровней мышления, а также при реконструкции историко-философского процесса. Подчеркивается, что перспективой дальнейшей разработки данной тематики является рассмотрение функционирования исследовательских программ на материале философии и науки, как древних, так и современных.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях: Монографии и учебные пособия:

1. Лебедев СЛ. Идеализм. История и логика генезиса. СПб.: Издательство СПбГУ, 2008. (52 усл. п.л.)

2. Лебедев С.П. История античной философии. Физика. СПб.: Издательство РХГИ. 1996. (10, 5 п.л.).

3. Лебедев СЛ. История античной философии. Метафизика. СПБ.: Издательство РХГА, 2001. (18,5 пл.).

4. Лебедев С.П. История античной философии. Учебное пособие. Часть первая. Физика. Издание второе, дополненное и переработанное. С.-Пб. Издательство РХГА, 2004.(11,5 п.л.).

5. Лебедев С.П. История античной философии. Метафизика. Издание второе, дополненное. СПб. Издательство РХГА, 2005. (19 п.л.).

Статьи в журналах ВАК:

6. Лебедев СЛ. Диалектика психического и физического в древнегреческой натурфилософии// Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2006. № 6 (16) (0,8 п. л.).

7. Лебедев СЛ. Феномен умозрительного в античной философии// Вестник молодых ученых. 2006. № 4. Сер. Философские науки V. (0,8 пл.).

8. Лебедев СЛ. Проблема соотношения непосредственного и опосредствованного знания в учениях Сократа и Платона//Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. 2007. Вып. № 3, сер. 6,. (0,7 пл.).

9. Лебедев СЛ. Проблема платоновского учения о иачалах//Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.

2007. № 9 (46) (0,9 пл.).

10. Лебедев СЛ. Единое и благо в учении Платона//Вестник Российского государственного гуманитарного университета. 2008. № 7, сер. Философия (0,6 пл.).

11. Лебедев СЛ. О логической природе сократовского знания// Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.

2008. № 10 (56) (0,5 пл.).

12. Лебедев СЛ. О пустоте и неделимости атомов в учениях Левкиппа и Демокрита//Вестник Ленинградского государственного университета им. A.C. Пушкина. 2008. № 2 (И) (0,5 пл.).

Статьи:

13. Бурлака Д.К., Лебедев С.П. О методе исследования и развития//Понятие развития и актуальные проблемы теории социального прогресса. Ч. I. Понятие развития. Пермь, 1985. (0,15 п.л.).

14. Лебедев С.П. О свободе, знании и вере// Вестник РХГИ, № 1. СПб., 1997. (0,5 пл.)

15. Иванов В.Г., Лебедев С.П. Онтологические представления в антично-сти//«Основы онтологии» СПб., Изд-во С-П6ГУ,1997. (0,15 п.л.).

16. Лебедев С.П. Знание и вера как способы теозиса человека// Первый Российский философский конгресс. Онтология, теория познания, логика и аналитическая философия. С-Пб, 1997. (0,2 пл.).

17. Лебедев С.П. Платон о сущности пространства и природе пространственных измерений// Вестник РХГИ. С-Пб., № 3,1999. (0,4 п.л.).

18. Лебедев С.П. К проблеме платоновского учения о сущности пространства и природе его измерений// Альманах «Академия». С-ПбГУ, 2001. №4. (0,6 п.л.).

19. Лебедев С.П. Диалектика Блага и единого в учении Платона// Универсум платоновской мысли: неоплатонизм и христианство. Апологии Сократа. (Материалы IX платоновской конференции 23-24 июня 2001 г. и историко-философского семинара 14 мая 2001 г. посвященного 2400-летию со дня казни Сократа) \\ СПб., 2001. (0,5 п.л.).

20. Лебедев С.П. Место учения о логическом определении в философии Сократа// Универсум платоновской мысли: неоплатонизм и христианство. Апологии Со-крата.(Материалы IX платоновской конференции 23-24 июня 2001 г. и историко-философского семинара 14 мая 2001 г., посвященного 2400-летию со дня казни Сократа) \\ СПб., 2001. (0,3 п.л.).

21. Лебедев С.П. Платоновское учение о едином, умозрительном и чувственно воспринимаемом// Человек. Природа. Общество. Актуальные проблемы. Материалы 12 международной конференции молодых ученых II СПб. 2001 г. (0,3 пл.).

22. Лебедев СЛ. История античной философии (Методическое пособие по курсу для студентов гуманитарных факультетов). Издательство РХГИ. С-Пб, 1998. (1,5 пл.).

23. Лебедев С.П. Введение в философию. Программа курса. СПб., 2002. (1 пл.).

24. Лебедев СЛ. История античной философии. Программа курса. СПб., 2002. (1,2 пл.).

25. Лебедев С.П. Становление метафизики. Методическое пособие. СПб., 2002. (3 пл.).

26. Лебедев С.П. История античной философии. Методическое пособие. СПб., 2003. (3 пл.).

Подписано в печать 12.01.2009 г. Заказ № 1.

2,5 п. л. Тираж 100 экз.

Отпечатано на факультете философии и политологии СПбГУ. 199034, С.-Петербург, Менделеевская лин., д. 5.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Лебедев, Сергей Павлович

Введение.

Глава I. Генезис «физической» исследовательской программы.

§ 1. Гносеологические предпосылки формирования исследовательских программ. Понятие «доминанты».

§ 2. «Старшие физики». Возникновение «стихийной» парадигмы и качественно-количественного метода.

§ 3. Феномен умозрительного. Необходимость включения отвлеченного мышления в методологию «физиков» и «физическую» картину мира.

§ 4. Атомистический принцип абстрактной телесности.

§ 5. Квалитативная редукция Эмпедокла.

§ 6. Зависимость теоретического аппарата учения Анаксагора от его методологических представлений.

§ 7. Основные положения «физической» исследовательской программы.

§ 8. Кризис «физики» и возникновение софистической философии.

Глава II. Человеческая деятельность в качестве объекта исследования. Начало формирования «деятельностной» парадигмы.

§ 1. Софистика как продолжение и отрицание «физики».

§ 2. Сократ. Попытка преодоления софистики средствами софистики.

§ 3. Логическое место философии софистов.

Глава III. Учение об идеях и его конфликт с «физической» исследовательской программой.

§ 1. Генезис учения об идеях. Преодоление софистики.

§ 2. Эволюция понятия «идея». Переход Платона от «стихийной» парадигмы к «деятельностной».

§ 3. Учение Платона о началах истинного.

§ 4. Учение Платона о началах мнимого.

§ 5. Разумный синтез противоположностей. Понятие души.

§ 6. Местоположение исследовательской модели Платона.

Глава IV. Завершение формирования «метафизической» исследова тельской программы. Философия Аристотеля.

§1. Предпосылки философии Аристотеля.

§2. Первоначальное понимание сущности и её свойств. Материя как сущность.

§3. Суть бытия как сущность. Переход к «деятельностной» парадигме.

§4. Проблема устройства сложной сущности.

§ 5. Разумная форма трактовки тождества противоположностей.

§ 6. «Метафизический» характер мышления Аристотеля.

Глава V. Логика становления и основное содержание «метафизической» исследовательской программы.

§ 1. Логика становления основных философских исследовательских программ

§ 2. Основные положения «метафизической» исследовательской программы.

 

Введение диссертации2008 год, автореферат по философии, Лебедев, Сергей Павлович

Обоснование темы исследования и ее актуальность. Современное познание во всех его проявлениях — ив философии, и в частных науках — переживает непростое время. В XIX веке особую остроту принял кризис в отношениях между философией, наукой и религией, в XX веке он приобрел вид хронического противостояния. Проходит перестройка значительной части познавательной сферы, современная философская, научная, религиозная формы деятельности ищут свое место в отношениях друг с другом. На фоне этой неопределенности едва ли не каждая из указанных форм активности раздваивается внутри себя. В философии идет переосмысление многотысячелетнего наследия. Кризис классической методологии побуждает философию к поиску методологии неклассической. Равным образом современная физика, столкнувшись с новым объектом, вступила в процесс переосмысления своей классической методологии. Аналогичная работа проводится в биологии в связи с появлением генетики, придавшей мощный импульс для переосмысления ее (биологии) мировоззренческо-методологических установок. Эта цепная реакция переосмысления классического для каждой из сфер образа мышления с необходимостью выдвигает на передний план методологические проблемы.

В конце XIX и в течение XX веков познавательная активность ученых обрела особый интерес для философии. Деятельность ученых изучалась с различных сторон, среди которых значительную ценность представляет анализ принципов и «механизмов» формирования научного знания, создания определенных исследовательских программ, управляющих поисковой активностью ученых. Эта работа имеет очень большое значение для углубления представлений о частных формах познавательной активности. Приходится констатировать, что аналогичная работа, но направленная уже на философские формы познания, с таким размахом не проводилась. А между тем, ее полезность едва ли может вызывать сомнение, поскольку философское мышление имеет универсальный характер, и сложившиеся в рамках философии структуры мышления и организации поисковой активности, воспроизводятся и в других областях познания. Поэтому образ мышления, возникший однажды в практике философского познания, способен проявиться, возможно, в измененной форме, много позднее в практике любого другого познания.

Обращение к истории философии для решения современных задач является вполне оправданным. Мысль движется к своей новой формации, подвергая анализу собственные основания. Тысячелетия прошли с тех пор, как были написаны сочинения Платона, Аристотеля и более ранних мыслителей. Сменяют друг друга разные культуры, но каждая из них, если в ней имеется интерес к мышлению, вновь и вновь обращаются к внимательному и скрупулезному изучению древних авторов. Каждая из культур по-своему прочитывает и истолковывает их, но каждая находит в них что-то важное для себя. Не является исключением и наше время, которому для того, чтобы лучше понять себя, приходится вновь обращаться к началу философии.

Античная философия для современного мышления — это не только его история, это его начало. В короткий промежуток времени от милетской школы до Аристотеля проходил интенсивный процесс формирования не только теоретического аппарата, но и методологических принципов, имеющих универсальное значение. В это время сложились два образа мышления, два типа теоретико-методологических установок, и произошло первое, едва ли не самое глубокое, «выяснение отношений» между ними и определение статуса каждого из них. Реальное функционирование и противостояние этих типов мышления не прекратилось до настоящего дня как в современном философском, так и научном видах сознания. Анализ начал, генезиса и потенциала этих образов мышления при их первичном появлении в античности, может быть весьма актуальным и востребованным современной методологией.

Степень разработанности проблемы. Понятие «исследовательская программа» появилось в 70-х годах двадцатого столетия в неопозитивистской литературе. Кризис позитивизма стимулировал интерес к анализу философских оснований естествознания. В работах Т. Куна, И. Лакатоса, М. Вартоф-ского, Дж. Агасси и других обнаружились попытки показать, что метафизика имеет для науки эвристическую ценность. И. Лакатос обозначал указанным понятием систему действий ученого, направленных на «приспособление» эмлирических «фактов» и критики со стороны оппонентов к неким базовым теоретическим положениям. В отечественной литературе понятие научной

I О программы успешно применялось Н.И. Родным , B.C. Степиным , А.И. Ракитовым3 и др. Ресурс данного понятия оказался весьма значительным, поэтому с момента его появления его содержание заметно изменилось. Если И. Лака-тос вкладывал в него только логико-теоретическое содержание, то уже в 80-х годах в отечественной литературе наметилась тенденция включать в него связь научных представлений с философскими понятиями, как это было в частности в работах П.П. Гайденко4. К настоящему моменту сквозь призму понятия «научно-исследовательская программа» основательно проработана не только античная, но и новоевропейская научная мысль. При этом приходится констатировать, что сама философия все еще недостаточно вовлечена в процесс ее изучения с точки зрения сложившихся в ней философских исследовательских программ, которые формировались в ней без какого бы то ни было отношения к науке. Философия под углом зрения программного характера исследовательских действий изучает науку, но не изучает столь же активно свои собственные основания. В данной диссертации предпринимается попытка выявить основные положения именно философских исследовательских программ.

Философская исследовательская программа» — это не продукт деятельности одного человека, не отдельная концепция и не метод, разработанный отдельным мыслителем. Содержание такой программы включает в себя и теоретические понятия, и методологические стереотипы исследовательского «поведения» и, наконец, гносеологические предпосылки, определяющие алгоритм аналитико-синтетической работы. Формирование такой программы растянуто во времени, участники ее складывания не всегда понимали, что те или иные их решения становятся элементами некоторой исследовательской стратегии, которой суждено выйти за пределы конкретного учения. К поряд

1 Родный Н.И. Очерки по истории и методологии естествознания. М. 1975.

2 Степан B.C. Становление научной теории, Минск, 1976.

3 Ракитов А.И. Философские проблемы науки. М., 1978.

4 Гайденко П.П. Эволюция понятия науки: Становление и развитие первых научных программ. М., 1980. ку, направлению и последовательности своих действий мыслители не всегда относились сознательно, поэтому они чаще всего не делали предметом специального анализа собственные действия. Их методологические интуиции принимали вид движения теоретических представлений, а исследовательский ресурс выяснялся на протяжении нескольких поколений философов. В силу того, что последовательность и логика развития теоретических и методологических представлений являются необходимым условием формирования исследовательских программ, в диссертации большое внимание уделяется реконструкции логики историко-философского процесса, в фоновом режиме которого происходило их формирование.

Стоящая перед исследователем задача требовала от диссертанта вхождения в достаточно детальный анализ отдельно взятых философских учений рассматриваемого периода. При решении этой задачи диссертант опирался на работы Т.В. Васильевой1, Л.Я. Жмудя2, В.П. Зубова3, Ф.Х. Кессиди4, В .Я. Комаровой5, А.В. Лебедева6, И.Н. Мочаловой7, B.C. Нерсесянца8, И.Д. Рожан-ского9, Р.В. Светлова10, А.В. Семушкина11, А.Н. Чанышева12, Д. Диллона13, К. Гайзера14, В. Йегера15, Ф. Корнфорда1, X. Крамера2, X. Майера3, К. Рай

1 Васильева Т. В. Афинская школа философии. М., 1985.

2 Жмудь Л. Я, Пифагор и его школа. М., 1990; Жмудь JI. Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме. СПб., 1994.

3 Зубов В.П. Развитие атомистических представлений до начала XIX века. М„ 1965; Зубов В. П. Аристотель: Человек. Наука. Судьба. Наследие. М., 2000.

4 Кессиди Ф. X. От мифа к логосу (Становление греческой философии). М., 1972.

3 Комарова В.Я. Становление философского материализма в Древней Греции. Логико-гносеологический аспект диалектики философского исследования. JI., 1975.

6 См., напр.: Лебедев А.В. To apeiron: не Анаксимандр, а Платон и Аристотель // Вестник древней истории, 1978. №1-2; Лебедев А.В. Реконструкция древнеионийских космогонических текстов (Фалес, Анаксимандр, Гераклит) АКД, Тбилиси, 1979.

7 Мочалова И.Н. Метафизика Ранней Академии и проблемы творческого наследия Платона и Аристотеля// AKADEMEIA. Материалы и исследования по истории платонизма. Выпуск 3. СПб., 2000.

8 Нерсесяиц В. С. Сократ. М., 1984.

9 См., например: Рожанский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979.

10 См., например: Светлов Р.В. Гнозис и экзегетика. СПб., 1998; Светлов Р.В. Демиург «Тимея»: метафоры ремесленничества и природа рассудка//Универсум платоновской мысли: Космос, мастер, судьба (Космогония и космология в платонизме, «тимеевская» традиция и античная физика). Материалы VI Платоновской конференции 28-29 мая 1998 года. СПБ., 1998, и др.

11 Семушкин А. В. Эмиедокл. М., 1985.

12 См., например: Чанышев А.Н. Эгейская предфилософия. М., 1970; Чанышев А.Н. Италийская философия. М., 1975; Чанышев А. Н. Аристотель. М„ 1987 и др.

13 ДиллонД. Средние платоники. СПб., 2002.

14 Gaiser К. Platons Ungeschriebene Lehre. Stuttgart, 1963.

15 Jaeger W. Studien zur Entwicklungsgeschichte der Metaphysik des Aristoteles. Berlin, 1912; Jaeger W. Pai-deia. Die Formung des Griechischen Menschen. Bd. 1. Bertin — Leipzig, 1936. Jaeger IV. Aristoteles: Grundle-gung ciner Geschichte seiner Entwicklung, 2. Aufl., Berlin, 1955. нхарда4, Ю. Штенцеля5, А.Е. Тейлора6, Г. Чернисса7 и других. Этими авторами детально исследованы отдельные философские учения, необходимые для изучения процесса формирования исследовательских программ.

Специфика избранного в диссертации подхода заключается в том, что невозможно ограничиться рассмотрением только отдельных учений, взятых в их изолированности друг от друга. Исследователь должен следить за взаимодействием разных учений на теоретическом, логическом и методологическом уровнях, за причинами смены одних представлений другими, за логикой появления важнейших понятий, за гносеологическими и логическими потребностями философии, ответами на которые являются те или иные понятия. Литература, рассматривающая историко-философский процесс в той или иной степени единым, крайне обширна. В интересующем нас направлении особую важность имеют фундаментальные труды Г.В.Ф Гегеля8, который, видимо, впервые историю философии представил именно как философию.

Трудно также переоценить значимость фундаментальных идей по истории философии, изложенных в произведениях В. Виндельбанда9, О. Гигона10, Т. Гомперца11, В. Гутри12, Г. Кафки13, В. Кранца14, В. Ляйнфельнера15, Б. Рассела, К. Рейнхарда16, С. Самбурски17, В. Шадевальда18, Ю. Штенцеля1, В.

1 Cornford F.M. Ptato and Parmenides. L., 1939.

2 Kramer H.J. Arete bei Platon und Aristoteles. Heidelberg, 1959.

3 Maier H. Socrates: Sein Werk und seine geschichtliche Stellung. Tubingen, 1913.

4 Reinhardt K. Parmenides und Geschichte der griechischen Philosophic. Bonn, 1916

3 Stenzel J. Zahl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. Leipzig-Berlin, 1924; Stenzel J. Metaphysik des Alter-tums. Teil I. Munchen und Berlin, 1929; Stenzel J. Zur entwieklung des Geistbegriffes in der griechichen Philosophic // Klcine Schriften zur griechischen Philosophic. Darmstadt, 1957

6 TalorA.E. Plato. London, 1922; TalorA.E. Aristotle. N.Y. 1955.

7 Cherniss H. Aristotle's Criticism of Plato and Academy. Baltimore, 1944.

8 Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Книга первая. СПб., 1993.

9 Винделъбанд В. История древней философии. СПб., 1902.

10 Gigon О. Grundprobleme der antiken Philosophic. Bern - Munchen, 1959.

11 Gomperz. T. Griechische Denker. B.l. Die Vorsokratiker. W., 1896; Gomperz, T. Griechische Denker. B.2. Sokrates und Platon. W., 1903; Gomperz. T. Griechische Denker. B.3. Aristoteles und seine Nachfolger. W., 1909.

12 Guthrie W. A History of Greek Philosophy. Cambridge, 1976.

13 Kafka G. Die Vorsokratiker. Munchen, 1921.

14 Kranz VV. Die griechische Philosophic: Zugleich eine Einfiihrung in die Philosophic uberhaupt. Leipzig, 1986.

15 Leinfellner W. Die Entstehung der Theorie. Eine Analyse des kritischen Denkens in der Antike. Munchen -Freiburg, 1966.

16 Reinhardt K. Parmenides und Geschichte der griechischen Philosophic. Bonn, 1916.

17 Sambursky S. The Physical World of the Late Antiquity. L., 1962.

18 Schadewaldt VV. Das WeltModell der Griechen. Hellas und Hesperien. Zurich— Stuttgart, 1960; Schadewaldt VV. Die Anfage der Philosophic bei den Griechen: Die Voesokratiker und Voraussetzungen. Frankfurts a. M„ 1978.

Хёсле2, Е. Хоффмана3, Э. Целлера4, К. Ясперса5 и многих других. Из отечественных авторов, рассматривающих античную философию в единстве ее школ, следует прежде всего указать на огромные по важности работы С.Н. Трубецкого6, А.Ф. Лосева7, В.Ф. Асмуса8, А.С. Богомолова9, Д.В. Джохадзе10, А.Л. Доброхотова11, М.К. Мамардашвили12, О. Новицкого13, В.П. Пронина14, П.Г. Редкина15, И.Д. Рожанского16, К.А. Сергеева и Я.А. Слинина17, А.Н. Чаныше-ва18, Ю.А. Шичалина19 и др.

Необходимо отметить имеющие большое методологическое значение лл для понимания историко-философского процесса работы В. Дильтея , Х.-Г. Гадамера21, П. Наторпа22, М. Хайдеггера23.

К числу авторов, работы которых важны для понимания как отдельных мыслителей, так и общекультурных предпосылок развития ранней филосо

1 Stenzel J. Zur entwieklung des Geistbegriffes in der griechichen Philosophie // Klcine Schriften zur griechi-schen Philosophie. Darmstadt, 1957.

2 Hosle V. Wahrheit und Geschichte. Studien zur Struktur der Philosophiengeschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwieklung von Parmenides bis Platon. Stuttgardt, 1984.

3 Hoffman E. Die griechicshe Philosophie bis Platon. Heidelberg, 1951.

4 Zeller Ed. Die Philosophi der Griechen in ihrer geschichtlichen Entwieklung, Bd 1^-6, Lpz., 1920-23

5 Jaspers K. Die groBen Philosophen, Bd 1, 1957.

6 См., например: Трубецкой С. Н. Метафизика в Древней Греции. М., 1890; Трубецкой С. Н. Учение о логосе в его истории//Трубецкой С. П. Сочинения. М., 1994; Трубецкой С. Н. Курс истории древней философии. М., 1997.

7 См., например: Лосев А.Ф. Античный космос и современная наука. М., 1927; Лосев А.Ф. Критика платонизма у Аристотеля. М., 1930; Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. T.I. М., 1963; Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. Т. И. М.,1969; Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика. Т. III. М., 1974 и др.

8 Асмус В. Ф. Демокрит. М., 1960; Асмус В. Ф. Античная философия. М., 1976 и др.

9 Богомолов А. С. Диалектический логос: становление античной диалектики. М., 1982; Богомолов А. С. Античная философия. М.: МГУ, 1985 и др.

10 Джохадзе Д. В. Основные этапы развития античной философии. М., 1977; Джохадзе Д.В. История диалектики. М., 2005. Доброхотов АЛ. Учение досократиков о бытии. М., 1980; Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986.

12 Мамардашвили М. Лекции по античной философии. М., 1999.

13 Новицкий О. Постепенное развитие древних философских учений связи с развитием языческих верований. Т. 2. Религия классического мира и первая половина греческой философии. Киев. 1860.

14 Пронин В.П. Античная философия. Челябинск, 2003.

15 Редкии П.Г. Из лекций по истории философии права. В связи с историей философии вообще. Т. 1. СПб. 1889.

16 Рожанский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979.

17 Сергеев К.А., Слинин Я.А. Природа и разум: античная парадигма. Л., 1991; Сергеев К. А. История античной философии. СПб., 1998.

18 Чанышев А. Н. Курс лекций подревней философии. М., 1981.

19 Шичалин Ю.А. История античного платонизма. М., 2000.

20 Dilthey W. Das Wesen der Philosophie // Gesammelte Schriften, Bd 5. 1957.

21 Gadamer H.- G. Platons ungeschrieben Dialektic. Tubingen, 1972.

22 Natorp P. Platos Ideenlehre. Eine Einfiihrung in den Idealismus. Leipzig-Berlin, 1927.

23 Heidegger M. Platons lehre von der Wahrheit. Bern, 1954.

I О 1 фии, нужно отнести работы С.С. Аверинцева , П. Адо , Ж.-П. Вернана , Г.В. Драча4, А.И. Зайцева5, Т.Ф. Пыхтиной6, П. Таннери7 и ряда других.

Во второй половине двадцатого века интерес к проблемам античной философии возрос многократно как за рубежом, так и в отечественной литературе. И тем не менее работ, которые интерпретировали бы историко-философский процесс как единое целое, было написано за последние десятилетия немного. Возможно, излишне едко, по этому поводу высказался В. Хёс-ле, заметив, что самоочевидность сегодняшнего интереса к истории философии кажущаяся, что современность потеряла веру в то, что философия может познать истину, так что всякий интерес к систематической философии кажется наивным8. В последнем десятилетии в отечественной литературе появилось значительное количество работ по античной философии, однако большинство из них и в самом деле свободны от систематизирующе-обощающего подхода. В таком кшоче написаны книги «Античная философия» Г.Е. Васильева9, «Античная философия» В.П. Пронина10, «История древнегреческой философии» А.И. Щербакова11, и некоторых других авторов. При этом следует отметить, что работы последних лет являются в большинстве случаев учебными пособиями. Это свидетельствует о том, что история античной философии несколько утратила самостоятельный интерес для научного сообщества и приобрела преимущественно пропедевтическое значение. В силу этого приходится констатировать, что работ, которые исследовали бы историю ан

I См., напр.: Аверинцев С.С. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья (Общие замечания) // Античность и Византия. М., 1975; Лвериицев С.С. Классическая греческая философия как явление историко-литературного ряда // Новое в современной классической филологии. М., 1979. Адо П. Что такое античная философия? М., 1999; Адо П. Духовные упражнения и античная философия. М., 2005.

3 Верная Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1985.

4 Драч Г.В. Проблема человека в раннегреческой философии. Ростов-н/Д: Изд-во Рост, унта, 1987\ Драч Г.В. Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. М., 2003.

5 Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции 8-5 вв до н.э. JL, 1985.

6 Пыхтина Т. Ф. Возникновение и развитие философии как социокультурный процесс. Новосибирск, 1993.

7 Таннери П. Первые шаги древнегреческой науки. СПб., 1902.

8 Hosle V. Wahrheit unci Geschichte. Studien zur Struktur der Philosophiengeschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwicklung von Parmenides bis Platon. Stuttgardt, 1984. S. 17-19.

9 Васильев Г.Е. Античная философия. М„ 2002.

10 Пронин В.П. Античная философия. Челябинск, 2003.

II Щербаков А.И. История древнегреческой философии. Краснодар, 2004. тичной философии как внутренне логически связанный и производящий важнейшие формы мышления процесс, все еще не достаточно.

Методы исследования. Избрание метода настоящего исследования определяется его целью. В диссертации используются методы диалектики, компаративистского и структурно-типологического анализа, позволяющие обобщить и конкретизировать обозначенную в названии предметную область. Поскольку предметом изучения здесь является формирование внутри историко-философского процесса определенных закономерностей познания, то используется метод единства исторического и логического. Практика применения указанного метода знает случаи, когда одна из этих противоположностей оказывалась принесенной в жертву другой. Автор диссертации стремился найти сбалансированное применение как исторической, так и логической частей метода, желая избежать и абсолютизации историцизма, и априорного логизирования. Данный метод связан с допущением, что мысли более ранних этапов существования философии не раскрываются непосредственно и тотчас же во всей полноте их содержания в момент своего появления, и даже не выражаются адекватно заложенному в них смыслу, что их логический и иной смыслы обнаруживают себя в мыслях более позднего времени; эти последние трактуются как раскрытие потенциала предшествующих мыслей и как рефлексия относительно него. Указанное допущение содержит в себе опасность некоторой модернизации позиций ранних мыслителей, что следует рассматривать как неизбежные издержки самого подхода.

Необходимо отметить, что поиск единой логики для многих учений может иметь своим следствием некоторое отвлечение от специфики тех или иных понятий конкретных мыслителей, от их терминологии, их сугубо индивидуального понимания, может потребовать введения обобщающей терминологии, гносеологической, логической или иной типизации их позиции1.

1 М.К. Мамардашвили справедливо заметил, что задача историка философии состоит в том, чтобы, читая чуждый нам словесно текст, помыслить мыслимое в нем сейчас. «Есть некое объективно мысленное содержание, - продолжает исследователь, - которое не зависит от того, как оно было понято и изложено философом, который мыслил. Есть нечто такое, скажем, в утверждении Демокрита об атомах и пустоте, что не зависит от того, как сам Демокрит это понял и выразил» (Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. М„ 1999. С. 4).

Фрагментарный характер историко-философского материала побуждает использовать также метод логической реконструкции, призванный выявить не только «текст», но и «контекст». Он направлен как на построение логических связей между сохранившимися высказываниями, так и на воссоздание предпосылок и мотивов, произведших эти высказывания, на воссоздание того, что могло (или даже должно было) быть высказанным, но не сохранилось, того, что могло быть и не высказанным, но подразумевалось и предполагалось.

Цель исследования заключается в выяснении гносеологических предпосылок, логических «механизмов» и важнейших закономерностей складывания основных положений двух исследовательских программ — «физической» и «метафизической». Избранная цель исследования предполагает решение следующих задач: определить понятие философской исследовательской программы, а также предпосылки ее генезиса; рассмотреть особенности возникновения, функционирования и смены основных философских исследовательских программ; проанализировать развитие теоретических и методологических представлений в связи с изменением познавательных доминант; изучить процесс появления методологических представлений и их влияния на формирование теоретического аппарата философии; осуществить наблюдение за формированием логической взаимосвязи между учениями под влиянием взаимодействия теоретического аппарата и методологических представлений; произвести анализ процесса складывания теоретико-методологических конструкций античных мыслителей в устойчивые исследовательские программы.

Положения, выносимые на защиту:

1. В доаристотелевский период развития древнегреческой философии складываются два устойчивых алгоритма исследовательских действий, которые можно обозначить как «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы. Каждая из программ представляет собой систему взаимосвязанных базовых интуиций, парадигм и построенных на их основе допущений, действий и методов, которые неявно для субъекта управляют познавательным процессом. Интуиции и парадигмы определяются доминантой, которая через них влияет на весь строй мышления и выбор применяемых методов.

2. «Физическая» исследовательская программа причинно обусловлена доминированием чувственного восприятия и рассудочного мышления в структуре познавательных способностей субъекта. Ее основными элементами являются чувственная интуиция (признание подлинности существования только чувственно воспринимаемых вещей), «стихийная» парадигма, допущение, ограничивающее число начал всего сущего двумя причинами (материальной и движущей), качественно-количественный метод, признание самодостаточности элементов и случайного характера их взаимодействия, отождествление генезиса и гибели (начала и конца) вещи.

3. Поэтапное взаимодействие друг с другом важнейших форм познавательной активности (чувственности, рассудка и разума) стало причиной появления ключевых событий истории познания - возникновения самой философии, выявления отвлеченного мышления, складывания «физической» и «метафизической» исследовательских программ. Конфликт двух исследовательских программ до момента его разрешения находил свое выражение в противоречии положений «физической» исследовательской программы требованиям и нормам отвлеченного мышления. Логика развития значительной доли понятийного аппарата философии определялась логикой формирования, взаимодействия и смены указанных программ и их элементов.

4. Обнаружение элейской школой отвлеченного мышления есть результат применения разумных форм деятельности к категориально-понятийному аппарату рассудка. Найденное отвлеченное мышление вступило во взаимоотношения со стихийно сложившейся «физической» исследовательской программой и поставило перед философией задачу встроить это мышление в чувственную картину мира (найти его начала и соответствующий ему объект) и ввести его в «физическую» методологию. Конфликт отвлеченного мышления с основанным на чувственной доминанте методологическим компонентом «физической» исследовательской программы подготовил кризис «физики» и переход к софистике.

5.Появление софистики в результате кризиса «физики» привело к изменению объекта исследовательской активности - вместо природы объектом изучения стала человеческая деятельность. Сложилось два обособленных друг от друга направления, имеющие принципиально разные объекты исследования: «физика», постигавшая начала природы (материальную и движущую причины) и софистика, изучавшая начала человеческой деятельности (прежде всего целевую причину). Софистика представляет собой кульминационный пункт противопоставления мышления и чувственности, начал природы и начал деятельности. Мышление и чувственность в софистике предельно разошлись, между ними не усматривалось ничего единого.

6. Философия Платона была детерминирована конфликтом отвлеченного мышления и «физической» исследовательской программы. Перед ней стояли прежняя задача (встроить отвлеченное мышление в картину мира) и прежние проблемы, обостренные софистами (усмотреть единство между мышлением и чувственностью, между умозрительными идеями и чувственно воспринимаемыми вещами, между началами природы и началами человеческой деятельности). Стремление Платона выявить причинное единство между чувственным и умозрительным элементами вещи подвигло его, в конечном счете, сблизить идеи с деятельностью и внести в сферу «объектов» начала деятельности — целевую и формальную причины, создавая этим предпосылки для того, чтобы деятельность сделалась основанием природы. В учении Платона начинает складываться «деятельностная» парадигма, нарушающая основы «физической» исследовательской программы, с позиции которой мыслитель первоначально трактовал идеи и их связь с вещами. Сближением идей с деятельностью закладываются основы новой «метафизической» исследовательской программы.

7. Образ мышления Платона не вполне последователен, он представляет собой переходный этап от «физической» исследовательской программы к «метафизической». Хотя Платон приступил к преобразованию материальной причины, придав ей умозрительные черты и приспособив ее тем самым к единству с идеями, его трактовка указанной причины совершалась все еще на основе «физической» исследовательской программы, что обнаружилось в пропифагорейском понимании элементов как совокупности самостоятельных математических объектов. Отношения между идеями и материей оставались внешними, параллелизм идей и вещей не был преодолен полностью.

8. Философия Аристотеля находилась на острие конфликта двух исследовательских программ в проблемном поле платонизма. Опираясь на «деятельностную» парадигму, Аристотель более последовательно, чем Платон, реформировал и привел в соответствие с ней не только умозрительную причину, но и материальную. Он утратил интерес к количественному аспекту (атомистическому и математическому) устройства материи, лишил ее самостоятельности и установил между материальной и умозрительной причинами целесообразную связь. Аристотель разработал теоретико-методологический аппарат, позволивший непротиворечиво описать генезис вещей и единство чувственно воспринимаемого и умозрительного, природного и деятельност-ного. Ему удалось построить модель внутреннего единства всех начал и причин сущего (материального, движущего, формального и целевого). Позиция Аристотеля представляет собой последовательное завершение «метафизической» исследовательской программы.

9. «Метафизическая» программа причинно обусловлена доминированием умозрительной познавательной способности в целом и разумного мышления в частности. Ее основными элементами являются умозрительная интуиция (признание подлинности существования только умозрительных вещей), «деятельностная» парадигма, допущение, расширяющее число начал и причин всего сущего до четырех (материальной, движущей, формальной и целевой), признание несамодостаточности каждой их них в отдельности и наличия между ними внутренней целесообразной связи, отказ от метода качественно-количественных изменений и замена его методом тождества противоположностей, признание целостного характера начал и отказ от принципа тождества начала и конца вещи.

10. Переход от «физики» и софистики к платоно-аристотелевской методологии выражал смену доминант: от доминирования чувственности познание переходило к доминированию умозрения, от отвлеченного рассудочного мышления - к отвлеченному разумному. Платоно-аристотелевский подход, сложившийся в условиях умозрительной доминанты (отвлеченного разумного мышления), ознаменовал появление новой стратегии исследования объектов, имеющих в себе ярко выраженный информационный компонент.

11. Логика развития историко-философского процесса определялась необходимостью непротиворечивого включения отвлеченного мышления в картину мира. Появление важнейших теоретико-методологических достижений доаристотелевской философии связано с потребностью обнаружения для отвлеченного мышления его начал и причин, его отличного от чувственности объекта исследования, и единства между ним и чувственно воспринимаемой реальностью. Решение этой задачи совпало с постепенным переходом от «физической» исследовательской программы к «метафизической».

12. «Механизм» и причины смены «физической» исследовательской программы «метафизической» свидетельствует о больших эвристических возможностях последней, о более высокой степени ее адекватности объекту исследования при описании генезиса и функционирования сложных целостных систем. Познавательная ценность понятий «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы заключается в том, что они могут использоваться в качестве критерия для определения развитости того или иного метода либо теории, их притязаний и компетенции.

Научная новизна. В настоящее время понятия «исследовательская программа» и «научно-исследовательская программа» часто используются в истории и философии науки, но изучения самой философии с точки зрения указанных понятий еще не проводилось. Научная новизна данной диссертации заключается в следующем:

1. Обоснован вывод о реальности философских исследовательских программ как необходимых формах производства философского знания. Понятие «исследовательская программа» получает в диссертации новый смысл, существенно отличный от принятого в западной (в частности, у И. Лакатоса) и в отечественной (в частности, у П.П. Гайденко) философии науки, благодаря включению в него не только теоретического, но и логико-гносеологического, а также методологического содержания.

2. Выделены и охарактеризованы две основные философские исследовательские программы - «физическая» и «метафизическая», определены причины, закономерности их возникновения и границы применения.

3. В диссертации вводятся в научный оборот понятие познавательной доминанты, позволяющей описывать разную степень влияния на познавательный процесс со стороны чувственности, рассудка и разума, и понятия «стихийной» и «деятельностной» парадигм. Понятия доминанты и указанных парадигм позволяют успешно интерпретировать генезис и основные особенности «физического» и «метафизического» типов исследования и образов мировосприятия.

4. Систематически исследован доаристотелевский этап античной философии с точки зрения формирования в нем философских исследовательских программ.

5. Выявлена зависимость формирования понятийного аппарата античной философии рассматриваемого периода от складывания философских исследовательских программ и их взаимодействия между собой. Логика историко-философского процесса представлена детерминированной логикой становления указанных программ, что позволило по-новому описать закономерности развития античной философии.

6. Указанный подход позволил с элементами новизны интерпретировать содержание элейской школы и логику развития постэлейской философии, по-новому реконструировать эволюцию платоновского учения и аристотелевских воззрений.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Материалы диссертации, использованные в процессе исследования подходы и результаты, позволяют углубить и дополнить понимание истории античной философии и сформировавшихся в ее границах способов мышления. Материалы могут иметь значение для истории философии в качестве метода анализа историко-философских процессов; они могут быть использованы также и в гносеологии как методологическое основание для исследования «механизмов» складывания исследовательских программ. Кроме того, диссертация закладывает основания для исследований, могущих проследить воспроизводство физической и метафизической исследовательских программ на более поздних этапах развития античной философии и за ее пределами, как в философии, так и в науке.

В практическом отношении диссертация может быть полезной для студентов и аспирантов философских факультетов, обучающихся по специальностям история философии, онтология и теория познания. Кроме того, материалы диссертации могут быть использованы для работы с аспирантами нефилософских факультетов в рамках курсов лекций по философии и истории науки.

Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования были изложены в докладах на ежегодных конференциях «Универсум платоновской мысли» (1997, 1998, 2001 годов - Санкт-Петербург), на Первом Всероссийском Философском Конгрессе (1997 - Санкт-Петербург).

Материалы диссертации использовались автором в течение ряда лет при чтении философских дисциплин («Введение в философию», «История античной философии», «Становление метафизики», «Генезис исследовательских программ»).

Содержание и основные выводы диссертационного исследования обсуждены и были рекомендованы к защите на кафедре онтологии и теории познания философского факультета С-ПбГУ (29 мая 2008 г.). Основное содержание работы отражено в 26 публикациях (в том числе в одной монографии).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы. Объем исследования составляет 473 страницы текста. Список литературы включает 466 наименований, в т.ч. 119 на иностранных языках.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Генезис первых философских исследовательских программ"

§ 3. Заключение

Целью данного исследования была экспликация условий и логики формирования двух важнейших комплексов познавательной деятельности, которые в настоящей работе получили названия «физической» и «метафизической» исследовательских программ. Указанные программы складывались по-преимуществу неосознанно для участников историко-философского процесса, поэтому особую важность для исследования приобретала реконструкция собственной внутренней логики развития философских понятий. Логика развития понятийного аппарата философии, ее методологических представлений и их взаимодействия между собой стала одновременно логикой развития указанных программ. Именно в движении теоретико-методологического аппарата философии проявлялось содержание обеих программ. Специфика стоящей перед исследованием задачи делала необходимым анализ взаимовлияния теоретической и методологической составляющих историко-философского процесса. Рассмотрение «пошагового» становления данных программ оказалось возможным лишь при условии реконструкции «пошагового» же движения логики истории философии, что и было предпринято в исследовании.

1 Именно этим и стремлением уйти от методологической ошибки, согласно которой нечто возникает из своего небытия, вероятно, и объясняется так изумивший Сольмсена отказ Аристотеля от услуг математики даже в сфере физических исследований (Solmsen Fr. AristoteleH s System of the Physical World: A Comparison with his Predecessors. N.Y., 1960. S. 260).

Особый интерес представлял анализ гносеологических условий формирования указанных программ. Такими условиями в работе признается, в частности, доминирование тех или иных познавательных способностей. Доминирование чувственности в структуре способностей субъекта почти неизбежно приводит к реализации в его действиях установок «физической» исследовательской программы. Доминирование рассудочной познавательной способности сохранит господствующее положение указанной программы. И только доминирование разумного мышления с необходимостью получит свое выражение в стереотипах деятельности, свойственных «метафизической» программе. Прежде всего доминантой обусловливаются усмотрение того, что «по-настоящему есть», чему доверяет субъект как «настоящей, подлинной» реальности; доминантой детерминируются и интуиции субъекта познания, определяющие представления об элементах, началах и причинах генезиса вещей, об их количестве, о «механизме» и характере их взаимоотношения, об их статусе. Доминантой, наконец, обусловливается и избираемая исследователем логика рассуждения и главенствующий метод построения генезиса вещей - это будет или метод качественно-количественных изменений, либо метод тождества противоположностей.

Будучи взятыми вне своего генезиса, указанные программы - «физическая» и «метафизическая» - могут восприниматься как равноправные, конкурирующие друг с другом в претензиях на роль истинной методологии. Это касается не только далекого прошлого философии, но и ее настоящего, да и не только философии, но и науки. Выявить обоснованность их претензий, вскрыть действительный потенциал каждой из них может лишь история философии. История философии запечатлела причины появления первой их них, она показывает тенденции ее развития и причины вступления в состояние кризиса, тем самым она выявляет потенциал этой программы, ее достоинства и недостатки, ее компетенцию (сферу оправданного применения) и ее место в арсенале познавательных средств. История философии выявляет также, что вторая - «метафизическая» - программа стихийно формируется как средство преодоления кризиса, в котором оказалась философия, основывавшая свою познавательную активность на «физической» исследовательской программе. Она показывает, что понятийно-методологическое содержание «метафизической» программы складывается как инструмент разрешения губительных для «физики» противоречий, свидетельствует о ее большей объективности и адекватности, о преодолении субъективной ограниченности «физической» программы, и т.д. Таким образом, только история философии (и только того периода, в границах которого возникали указанные исследовательские программы) может быть действительным и объективным арбитром между ними.

Рассматриваемые в данной диссертации исследовательские программы являются универсальными: появляясь в философии, они могут использоваться и используются также за пределами философии, например, в науке. Указанные программы могут чередоваться как господствующие в зависимости от многих факторов, к примеру: от уровня развития познания, от предмета исследования, от технических возможностей субъекта познания, от идеологических предпочтений и т.п.

В ходе исследования автор получил следующие результаты: выявил, что в доаристотелевский период развития древнегреческой философии складываются два типа исследовательских действий, которые можно обозначить как «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы. Каждая из программ представляет собой систему взаимосвязанных базовых ин-туиций, парадигм и построенных на их основе допущений, действий и методов, которые неявно для субъекта управляют познавательным процессом. Интуиции и парадигмы определяются доминантой, которая через них влияет на весь строй мышления и выбор применяемых методов.

- установил, что «физическая» исследовательская программа причинно обусловлена доминированием чувственного восприятия и рассудочного мышления в структуре познавательных способностей субъекта. Ее основными элементами являются чувственная интуиция (признание подлинности существования только чувственно воспринимаемых вещей), «стихийная» парадигма, допущение, ограничивающее число начал всего сущего двумя причинами (материальной и движущей), качественно-количественный метод, признание самодостаточности элементов и случайного характера их взаимодействия, отождествление генезиса и гибели (начала и конца) вещи.

- обнаружил, что поэтапное взаимодействие важнейших форм познавательной активности (чувственности, рассудка и разума) стало причиной появления ключевых событий истории познания - возникновения самой философии, выявления отвлеченного мышления, складывания «физической» и «метафизической» исследовательских программ. Конфликт двух исследовательских программ до момента его разрешения находил свое выражение в противоречии положений «физической» исследовательской программы требованиям и нормам отвлеченного мышления. Логика развития значительной части понятийного аппарата философии определяется логикой формирования, взаимодействия и смены указанных программ.

- показал, что обнаружение элейской школой отвлеченного мышления есть результат применения разумных форм деятельности к категориально-понятийному аппарату рассудка. Найденное отвлеченное мышление вступило во взаимоотношения со стихийно сложившейся «физической» исследовательской программой и поставило перед философией задачу: встроить это мышление в чувственную картину мира (найти его начала и соответствующий ему объект) и ввести его в «физическую» методологию. Конфликт отвлеченного мышления с основанным на чувственной доминанте методологическим компонентом «физической» исследовательской программы подготовил кризис «физики» и переход к софистике.

- представил появление софистики как результат кризиса «физики», который привел к изменению объекта исследовательской активности - вместо природы объектом изучения стала человеческая деятельность. Сложилось два обособленных друг от друга направления, имеющие принципиально разные объекты исследования: «физика», изучавшая начала природы (материальную и движущую причины) и софистика, изучающая начала человеческой деятельности (прежде всего целевую причину). Софистика представляет собой кульминационный пункт противопоставления мышления и чувственности, начал природы и начал деятельности. Мышление и чувственность в софистике предельно разошлись, между ними не усматривалось ничего единого.

- выяснил, что философия Платона была детерминирована конфликтом отвлеченного мышления и «физической» исследовательской программы. Перед ней стояли прежняя задача (встроить отвлеченное мышление в картину мира) и прежние проблемы, обостренные софистами (усмотреть единство между мышлением и чувственностью, между умозрительными идеями и чувственно воспринимаемыми вещами, между началами природы и началами человеческой деятельности). Стремление Платона выявить причинное единство между чувственным и умозрительным элементами вещи подвигло его, в конечном счете, сблизить идеи с деятельностью и внести в сферу «объектов» начала деятельности — целевую и формальную причины, создавая этим предпосылки для того, чтобы деятельность сделалась основанием природы. В учении Платона начинает складываться «деятельностная» парадигма, нарушающая основы «физической» исследовательской программы, с позиции которой мыслитель первоначально трактовал идеи и их связь с вещами. Сближением идей с деятельностью закладываются основы новой «метафизической» исследовательской программы.

- продемонстрировал образ мышления Платона как не вполне последовательный, представляющий собой переходный этап от «физической» к «метафизической» исследовательской программе. Хотя Платон приступил к преобразованию материальной причины, желая придать ей умозрительные черты и приспособить ее тем самым к единству с идеями, его трактовка указанной причины совершалась все еще на основе «физической» исследовательской программы, что обнаружилось в пропифагорейском понимании элементов как совокупности самостоятельных математических объектов. Отношения между идеями и материей оставалось внешним, параллелизм идей и вещей не был преодолен полностью.

- показал, что философия Аристотеля находилась на острие конфликта двух исследовательских программ в проблемном поле платонизма. Опираясь на «дея-тельностную» парадигму, Аристотель более последовательно, чем Платон, реформировал и привел в соответствие с ней не только эйдетическую причину, но и материальную. Он утратил интерес к атомистическому и математическому устройству материи, лишил ее самостоятельности и установил между материальной и эйдетической причинами целесообразную связь. Аристотель разработал теоретико-методологический аппарат, позволивший непротиворечиво описать генезис вещей и единство чувственно воспринимаемого и умозрительного, природного и деятельностного. Ему удалось построить модель внутреннего единства всех начал и причин сущего (материального, движущего, формального и целевого). Позиция Аристотеля представляет собой последовательное завершение «метафизической» исследовательской программы.

- выяснил, что «метафизическая» программа причинно обусловлена доминированием умозрительной познавательной способности в целом и разумного мышления в частности. Ее основными элементами являются умозрительная интуиция (признание подлинности существования только умозрительных вещей), «деятельностная» парадигма, допущение, расширяющее число начал и причин всего сущего до четырех (материальную, движущую, формальную и целевую), признание их несамодостаточности и наличия между ними внутренней целесообразной связи, отказ от метода качественно-количественных изменений и замена его методом тождества противоположностей, признание целостного характера начал и отказ от принципа тождества начала и конца вещи.

- обнаружил, что переход от «физики» и софистики к платоно-аристотелевской методологии выражал смену доминант: познание переходило от доминирования чувственности к доминированию умозрения, от отвлеченного рассудочного мышления к отвлеченному разумному. Платоно-аристотелевский подход, сложившийся в условиях умозрительной доминанты (отвлеченного разумного мышления), ознаменовал появление новой стратегии исследования объектов, имеющих в себе ярко выраженный информационный компонент.

- представил логику развития историко-философского процесса определяющейся необходимостью непротиворечивого включения отвлеченного мышления в картину мира. Появление важнейших теоретико-методологических достижений доаристотелевской древнегреческой философии связано с потребностью обнаружения для отвлеченного мышления его начал и причин, его отличного от чувственности объекта исследования и единства между ним и чувственно воспринимаемой реальностью. Решение этой задачи совпало с постепенным переходом от «физической» исследовательской программы к «метафизической». обнаружил, что «механизм» и причины смены «физической» исследовательской программы «метафизической» свидетельствуют о больших эвристических возможностях последней, о более высокой степени ее адекватности объекту исследования при описании генезиса и функционирования сложных целостных систем. Познавательная ценность понятий «физическая» и «метафизическая» исследовательские программы заключается в том, что они могут использоваться в качестве критерия для определения развитости того или иного метода либо теории, их притязаний и компетенции.

Программы складывались частью стихийно, частью же осознанно, каждая их них сформировала для себя теоретический аппарат и набор важнейших методологических норм, которые за многовековую историю философии и науки не претерпели принципиальных изменений. Проходили века, появлялись новые формы познания, менялись рациональности, а указанные программы неизбежно оказывались в фундаменте познавательной активности. Все следующие за Аристотелем (во времени) школы и направления только воспроизводили те схемы мышления, которые сложились в до-аристотелевское время.

Окончательное выявление «метафизической» исследовательской программы совпало с разработкой такого теоретико-методологического аппарата философии, который в состоянии непротиворечиво и адекватно описать информационно насыщенные и целесообразно устроенные объекты. «Метафизическая» программа не отбрасывает физическую программу, она включает ее в себя в качестве своего элемента и несамостоятельной части, поэтому познавательный ресурс «метафизической» программы равен ресурсу обеих программ, взятых вместе. Конфронтация между программами возникает тогда, когда исследователь, реализующий в своих действиях «физическую» программу, в силу каких-то причин допустит ее самодостаточность и универсальность. В этом случае его мышление втянется в процесс стихийного, не всегда осознаваемого перехода от «физической» программы к «метафизической» примерно так же, как это было в античной философии.

Указанные программы не совпадали с материалистическим и идеалистическим мировоззрениями1. Они не являются также принадлежностью только философии или только науки. Аристотелевская «Физика», хотя и делала предметом рассмотрения нефилософские проблемы, по способу осуществления и методологического сопровождения была «метафизической». Физика же Платона, изложенная им в «Тимее», была именно «физической» в методологическом смысле слова.

Возникавшая в процессе преодоления аристотелевского наследия физика Нового времени, активизировала исключительно «физическую» исследовательскую программу. Следует заметить, что в механике она была весьма уместной, но ее экспорт за пределы механики привел к тому, что элементы «метафизической» установки были вытеснены из тех сфер, ее применение в которых было наиболее органичным - из области биологических объектов, психической реальности. Успешное функционирование классической физики было воспринято как свидетельство правильности методологических установок, используемых частной наукой, а в философии распространялось мнение

0 том, что наука подтверждает правильность материализма, тоже в то время стоявшего на позициях «физической» программы.

Еще раз подчеркнем, что наука и «физическая» исследовательская установка далеко не тождественны друг другу в сфере методологии. Наука вполне может опираться и на «метафизическую» исследовательскую программу, если такая потребность будет инициирована предметом исследования. Если предмет изучения является некоторой абстракцией, как, например, в классической механике, то потребности в «метафизической» программе может и не возникнуть. Но если предметом изучения станет то, что имеет в своем устройстве информационную составляющую, то «физическая» программа станет давать сбои и производить противоречия. Последние являются выражением зреющей потребности изменить методологическую установку. Так, появление

1 Так, мыслители, допускавшие существование идей, могли интерпретировать их и их отношение к вещам на основе принципов «физической» программы. генетики, призванной непосредственно изучать информационную составляющую биологических объектов, создает предпосылки для успешного применения «метафизической» исследовательской программы. И если ее применение не стало еще широко распространенным, то это вполне объясняется известной инертностью научного сознания.

В данной диссертации приходилось абстрагироваться от судьбы указанных программ в постаристотелевской истории познания. Автор отдает себе отчет в том, что изучение взаимодействия этих программ в средние века, в Новое и в новейшее время является весьма важным для понимания стратегии их отношений между собой в будущем. Но очевидно, что такая задача затрагивает материал, несравненно больший чем тот, который был использован в настоящей диссертации, и это по силам только другой, самостоятельной и обширной работе.

 

Список научной литературыЛебедев, Сергей Павлович, диссертация по теме "История философии"

1. Авериш{ев С.С. «Греческая литература» и ближневосточная «словесность» // Типология и взаимосвязь литератур Древнего мира. М.: Наука, 1971.

2. Аверинцев С.С. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья (Общие замечания) // Античность и Византия. М., 1975.

3. Аверинцев С. С. Классическая греческая философия как явление историко-литературного ряда // Новое в современной классической филологии. М., 1979.

4. Аверинцев С. С. Образ античности в западноевропейской культуре 20 в. Некоторые замечания. // Новое в современной классической филологии. И.: Наука, 1979.

5. Абрамова М.А. Учение Аристотеля. М., 1970.

6. Автономова Н.С. Рассудок. Разум. Рациональность. М., 1988.

7. Адо П. Плотин или простота взгляда. М., 1991.

8. Адо П. Что такое античная философия? М., 1999.

9. Адо П. Духовные упражнения и античная философия. М., 2005.

10. Адо И. Свободные искусства и философия в античности. М., 2002. П.Акабтщкх : материалы и исследования по истории платонизма. СПб.,1997.

11. Андреев Ю.В. Раннегреческий полис. Л., 1976.

12. Анисов А. М. Апории Зенона и проблема движения//Труды научно-исследовательского семинара Логического центра Института философии РАН М., 2000. Вып. 14.

13. Античная Греция. Т.1. Становление и развитие полиса. М., 1983.

14. Античная культура и современная наука. М.: Наука, 1985.

15. Античная философия в интерпретации буржуазных философов. М., 1981.

16. Античная философия. Проблемы историографии и теории познания. М., 1991.

17. Античная философия: специфические черты и современное значение. Рига, 1988.

18. Античность как тип культуры. / Отв. ред. А.Ф. Лосев. М., 1988.

19. Антология кинизма. М., 1984.

20. Антология кинизма: философия неприятия и протеста. М., 1996.

21. Аристоксен. Элементы гармоники. М., 1997. 2Ъ. Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1976—1983.

22. Арним Г. фон. История античной философии. М. 2007.

23. Арсенъев А. С., Библер B.C., Кедров Б.М. Анализ развивающегося понятия. М., 1967.

24. Асмус В. Ф. Демокрит. М., 1960.

25. Асмус В.Ф. Рационализм // Философская энциклопедия, т.4. М., 1967. С. 469-471.

26. Асмус В. Ф. Метафизика Аристотеля // Аристотель. Соч.: В 4-х т. М.: Мысль, 1975. Т. 1.

27. Асмус В. Ф. Античная философия. М„ 1976.

28. Асмус В.Ф. Историко-философские этюды. М.: «Мысль». 1984.

29. Ахманов А. С. Логическое учение Аристотеля. М., 1960.

30. Ъ2.Ахутин А.В. У истоков теоретического мышления // Вопросы философии, 1973, №1.

31. Ахутин А.В. История принципов физического эксперимента. От античности до 17 в. М., 1976.

32. ЪА.Ахутин А.В. Понятие «природа» в античности и в Новое время. М., 1988.

33. Батищев Г.С. Разум // Философская энциклопедия, т.4. М., 1967. С. 460-462.

34. Батищев Г.С. Рассудок // Философская энциклопедия, т.4. М., 1967. С. 468.37 .Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

35. Бирюков П. И. Греческий мудрец Диоген. М., 1991.

36. Блонский П. П. Этюды по истории ранней греческой философии. М., 1914

37. Бобров Е. А. Философия Парменида. Казань, 1903.41 .Бобров Е. А. Логика Аристотеля. Варшава, 1906.

38. Богдашевский Д. И. Из истории греческой философии. Киев, 1898.

39. Богомолов А.С. «Летящая стрела» и закон противоречия // Философские науки. 1964. № 6.

40. Богомолов А. С. Диалектический логос: становление античной диалектики. М., 1982.

41. Богомолов А. С. Античная философия. М.: МГУ, 1985.

42. Борисов В. Н. Философия Аристотеля. Самара, 1996.

43. Бородай Т.Ю. Семантика слова chora у Платона // Разыскания. Dzete-mata. Вопросы классической филологии. VIII. М., 1984.

44. Бофре Ж. Диалог с Хайдеггером. Греческая философия. СПб., 2007.

45. Брамбо Р. Философы Древней Греции. М. 2002.

46. Бранс Д. Аристотель. М., 2006.51 .Василъ Г.В. Античная философия. М., 2002.

47. Васильев Г. Е. Античная философия. М., 2002.

48. Васильева Т.В. Неписаная философия Платона // Вопросы философии. 1977. N11.

49. Васильева Т. В. Беседа о логосе в платоновском «Теэтете»//Платон и его эпоха. М., 1979.

50. Васильева Т. В. Дельфийский оракул о мудрости Сократа, превосходящей мудрость Софокла и Еврипида // Культура и искусство античного мира. М., 1980.

51. Васильева Т. В. Афинская школа философии. М., 1985.

52. Васильева Т.В. «Стихослагающая» герменевника М.Хайдеггера как метод историко-философского исследования. // Проблемы марксистко-ленинской методологии истории философии. М., 1987.

53. Васильева Т. В. Путь к Платону: Любовь к мудрости, или мудрость любви. М., 1999.

54. Васильева Т.В. Комментарии к курсу истории античной философии. М., 2002.

55. Великий греческий мудрец Сократ. М., 1991.

56. Верная Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1985.

57. Визгин В.П. Возникновение и развитие натурфилософских представлений о веществе//Всеобщая история химии: Возникновение и развитие химии с древнейших времен до XVIII века. М., 1980.

58. Визгин В. П. Генезис и структура квалитативизма Аристотеля. М., 1982.

59. Вгшлер Э.А. Учение о Едином в античности и средневековье. СПб., 2002.

60. Виндельбанд В. История древней философии. СПб., 1902.

61. Виндельбанд В. Прелюдии. СПб., 1903.

62. Винделъбанд В. Платон. Киев., 1993.

63. Виц Б. Б. Демокрит. М., 1979.71 .Войшвилло Е. К. Еще раз о парадоксе движения о диалектических и формально-логических противоречиях//«Философские науки», 1964, №4.

64. Вольф М.Н. Ранняя греческая философия и Древний Иран. СПб., 2007.

65. Вундт М. Греческое мировоззрение. Пг., 1916.

66. Вундт В. Введение в философию. М. 1998.

67. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки: Становление и развитие первых научных программ. М., «Наука». 1980.

68. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.). М., 1987.81 .Гайденко П.П. История греческой философии в её связи с наукой. М., 2000.

69. Гарин И. И. Пророки и поэты. М., 1995.

70. S3.Гарнцев М.А. Проблема самосознания в западноевропейской философии. От Аристотеля до Декарта. М., 1987.

71. ЪА.Гартман Э. Сущность мирового процесса и философия бессознательного. М., 1973.

72. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1970. Т. 1.

73. Гегель Г.В.Ф. Философия религии: В 2 т. М., 1975. Т.1.

74. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Наука логики. Т. 1. М., 1975.

75. Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Книга первая. СПб.,1993.

76. Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. СПб.,1994.

77. Гиляров А.Н. Греческие софисты, их мировоззрение и деятельность в связи с общей политической и культурной истории Греции. М., 1891.91 .Глядков В. А. Логос. М., 2002.

78. Голицын Н. И. Очерк философской деятельности пифагорейцев. М., 1858.

79. Гомперц Т. Греческие мыслители. М., 1911. Т. 1.

80. Гомперц Т. Греческие мыслители. СПб., 1913. Т. 2.

81. Гончаров И.А. Природа мнения и платоновское определение справедливости/Универсум платоновской мысли: метафизика или недосказанный миф? Материалы третьей платоновской конференции 11 мая 1995 года. СПб., 1995.

82. Греческая литература. М., 1939.

83. Греческо-русский словарь / Под ред. А. Д. Вейсмана. М., 1991.

84. Грот Н.Я. Очерк философии Платона. М., 2007.

85. ГрюнбаумА. Философские проблемы пространства и времени. М., 1969.

86. Гусейнов А.А. Этика Демокрита // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 1986 № 2.

87. Гусейнов А.А., Иррлитц П. Краткая история этики. М., 1987.

88. Даан-Далъмеднко А., ПенфферЖ. Пути и лабиринты. Очерки по истории математики. М., 1986.

89. Данелиа С.И. Очерки из истории античной и новой философии. Тбилиси, 1986.

90. Деннсов С.Ф. Разум и рассудок в структуре человеческой активности. Томск, 1993.

91. Джохадзе Д. В. Диалектика Аристотеля. М., 1971.

92. Джохадзе Д. В. Основные этапы развития античной философии. М., 1977.

93. Джохадзе Д.В. Философия античного диалога. М., 1997.

94. Джохадзе Д.В. История диалектики. М„ 2005.

95. ДиллонД. Средние платоники. СПб., 2002.

96. Дгтътей В. Типы мировоззрения и обнаружения их в метафизических системах//Новые идеи в философии. №1. СПб., 1912.

97. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979.

98. Доброхотов A.JI. Гераклит: фрагмент В52 // Из истории античной культуры. М., 1976.

99. Доброхотов А.Л. Учение досократиков о бытии. М., 1980.

100. Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986.

101. Донских О. А., Кочергин А. Н. Античная философия: мифология в зеркале рефлексии. М., 1993.

102. Драч Г.В. Проблема человека в раннегреческой философии. Ростов-н/Д, 1987.

103. Драч Г.В. Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. Ростов-на-Дону, 2001.

104. Дрэпер Д.В. История умственного развития Европы. СПб., 1901. Т.1.

105. Дынник М.А. Диалектика Гераклита Эфесского. М., 1928.

106. Дынник М.А. Очерк истории философии классической Греции. М., 1936.

107. Y11. Жебелев С.А. Сократ. Берлин, 1923.

108. Желнов М. В. Предмет философии в истории философии. М., 1981.

109. Жигунин В.Д. Очерки античной естественной истории. Мугцш. Казань, 2002.

110. Жмудь JI. Я. Пифагор и его школа. М., 1990.

111. Жмудь Л. Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме. СПб., 1994.

112. Жураковский В.Е. Очерки по истории античной педагогике. М., 1940.

113. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции 8-5 вв до н.э. Л., 1985.134. "Зарубежное философское антиковедение", М., 1990.

114. Звиревич В. Т. Натурфилософский тип античных концепций человека. // Философские науки. 1982. №6.

115. Зелинский Ф.Ф. Религия эллинизма. Томск, 1996.

116. Зельин К.К Новые работы о философии Анаксимандра // Вестник древней истории. 1974, № 4.

117. Зельин К.К. О методах и перспективах исследования раннегреческой философии. // Вестник древней истории. 1972. №1. .

118. Зибек Г. Аристотель. СПб., 1903.

119. Зубов В.П. Развитие атомистических представлений до начала XIX века. М., 1965.

120. Зубов В. П. Аристотель: Человек. Наука. Судьба. Наследие. М., 2000.

121. Иванов В.В. Античное переосмысление архаических мифов// Жизнь мифа в античности. Материалы научной конференции "Випперовские чтения 1985" (выпуск XVIII). Часть I. С. 9-26.143. "Историографические проблемы философского антиковедения", М., 1990.

122. Исторические типы философии. М., 1991.

123. История античной диалектики. М., 1972.

124. История философии / Под ред. Г.Ф.Александрова. T.l. М., 1940.

125. Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека (эпоха великих воспитателей и воспитательных систем). М.,1997.

126. Кайдаков С.В. Человек в зеркале античной философии. 2002.

127. Карабущенко П. А. Элитология Платона. Астрахань, 1998.

128. Катков М.Н. Очерки древнейшего периода греческой философии. М., 1853.

129. Кассен Б. Эффект софистики. М., 2000.

130. Касснрер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1988.

131. Кессиди Ф. X. Философские и эстетические взгляды Гераклита Эфес-ского. М., 1963.

132. Кессиди Ф. X. От мифа к логосу (Становление греческой философии). М„ 1972.

133. Кессиди Ф. X. Гераклит. М., 1982.

134. Кессиди Ф. X. К проблеме происхождения греческой филосо-фии//Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988.

135. Кессиди Ф. X. Сократ. СПб., 2001.

136. Климент Александрийский. Строматы. Ярославль, 1892.

137. Койре А. Очерки истории философской мысли. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий. М., 1985.

138. Комарова В.Я. К текстологическому анализу античной философии. (Первые философские школы в Древней Греции). Л., 1969. Вып. 1.

139. Комарова В.Я. Становление философского материализма в Древней Греции. Логико-гносеологический аспект диалектики философского исследования. Л., 1975.

140. Комарова В.Я. Учение Зенона Элейского: Попытка реконструкции системы аргументов. Л., 1988.

141. Концептуальные парадигмы разума и человека. Саратов, 2002.

142. Коплстон Ф. История философии. Древняя Греция и Древний Рим. В 2-х т.т. М. 2003.

143. Копнин П.В. Рассудок и разум и их функции в познании // Вопросы философии. 1963. №4.

144. Косарева JI.M. Внутренние и внешние факторы развития науки (историографический аспект проблемы) М.: ИНИОН, 1983.

145. Краткая история пифагорейской философии. СПб., 1832.

146. Ксенофонт. Сократические сочинения. СПб., 1993.

147. Кувакин В. А. Что такое философия? Сущность, закономерности и принципы разработки. М., 1989.

148. Кургатников А. В. Суд современников // Суд над Сократом. Сборник исторических свидетельств. СПб., 2-е изд. 2000.

149. Ш.Лакатос И. История культуры и ее рациональные реконструк-ции//Структу-ра и развитие науки. М., 1978.

150. Латинско-русский словарь / Под ред. И. X. Дворецкого. М., 1976.

151. Лебанидзе Ш. Огонь и космос в философии Гераклита // Вопросы философии, 1981. №6.

152. Лебедев А.В. То apeiron: не Анаксимандр, а Платон и Аристотель // Вестник древней истории, 1978. №1-2.

153. Лебедев А.В. Реконструкция древнеионийских космогонических текстов (Фалес, Анаксимандр, Гераклит) АКД, Тбилиси, 1979.

154. Лебедев А.В. Фалес и Ксенофан (Древнейшая фиксация космологии Фалеса) // Античная философия в интерпретации буржуазных философов. М., 1981.

155. Лебедев А.В. Атональная модель космоса у Гераклита. // Историко-философский ежегодник. 87 год. М., 1987.

156. Лебедев С.П. История античной философии. Физика. Ч. I. СПб., 2004.

157. Лебедев С.П. История античной философии. Метафизика. Ч. II. СПб., 2001.

158. Лосев А.Ф. Античный космос и современная наука. М., 1927.

159. Лосев А.Ф. Критика платонизма у Аристотеля. М., 1930.

160. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957.

161. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. T.I. М., 1963.

162. Лосев А.Ф. Предисловие // Платон. Соч. в 3-х тт. T.l. М., 1968.

163. Лосев А.Ф. Комментарии к сочинениям Платона. // Платон. Соч. в 3-х тт. Т.1.М., 1968.

164. Лосев А.Ф. Лексика древнегреческого учения об элементах //Вопросы философии МГПИ им. В.И. Ленина. Учен. Записки. М., 1969. № 341.

165. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. Т. II. 1969.

166. Лосев А.Ф., Тахо—Годи А.А. Комментарии к сочинениям Платона // Платон. Соч. в 3-х тт. Т.З (I). М., 1971.

167. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика. Т. III. М., 1974.

168. Лосев А.Ф. Социально-исторический принцип изучения античной философии/Проблемы методологии историко-философского исследования. Вып. 1. М., 1974.

169. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. T.IV. 1975.

170. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. Кн. I. М., 1992.

171. Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М„ 1989.

172. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

173. Лосев А. Ф., Тахо-Годи А. А. Платон. Аристотель. М., 1993.

174. Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. М„ 1993.

175. Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

176. Лосев А. Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994.

177. Лосева И.Н. Понятие «знание» в древнегреческой традиции/ТВопросы истории естествознания и техники. 1984. № 4.

178. Луканин Р.К. "Органон" Аристотеля. М., 1984.201 .Луканин Р.К. Диалектика Сократа // Античная философия: проблемы историографии и теории познания. М., 1991.

179. Лукасевич Я. Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики. М., 1959.

180. Лурье С. Я. Очерки по истории античной науки. М.; JL, 1947.

181. Лурье С. Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. JL, 19

182. Льюис Дж. Г. История философии в жизнеописаниях. СПб., 1885. Т. 1.

183. Манное А., Хасанов М. Философские категории и познание. Ташкент, 1974.

184. Макаров М. Т. Развитие понятий и предмета философии в истории ее учений. JL, 1982.

185. Маковельский А.О. Досократики. 4.1 (Доэлеатовский период). Казань, 1914.

186. Маковельский А.О. Досократики. Ч 2. (Элеатовский период). Казань, 1915.

187. Маковельский А.О. Досократики. Ч.З (Пифагорейцы, Анаксагор и другие). Казань, 1916.

188. Маковельский А.О. Астрономические учения древних философов (до Платона)//Изв. Аз. ГУ им. В.И. Ленина. Общественные науки. Баку, 1925. Т. 2-3.

189. Маковельский А. Софисты. Вып. первый. Баку, 1940.

190. Маковельский А. О. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946.

191. Маковельский А.О. История логики. М., 1967.

192. Мамардашвили М. Лекции по античной философии. М., 1999.

193. Мандес М. И. Элеаты. Филологические разыскания в области истории греческой философии. Одесса, 1911.

194. Мандес М. И. Огонь и душа в учении Гераклита. Одесса, 1912.

195. Мандес М. И. К теории познания Гераклита. Харьков, 1913.

196. Материалисты Древней Греции. Собрание текстов Гераклита, Демокрита и Эпикура. М., 1955.

197. Марков Б.В. Разум и сердце: история и теория менталитета. СПб., 1993.

198. МашевА. К. Философский анализ зеноновских апорий. Минск, 1972.

199. Медведева О.А. Предел, беспредельное и число в философии Филолая //Универсум платоновской мысли: Неоплатонизм и христианство. Апологии Сократа. СПб., 2001.

200. Метафизика. Под ред. Липского Б.И., Маркова Б.В., Солонина Ю.Н. СПб., 2008.225. "Методологические и мировоззренческие проблемы истории античной и средневековой философии". Ч. 1-2, М., 1987.

201. Михайлова Э. Н., Чанышев А. Я. Ионийская философия. М., 1966.

202. Мотрошилова Н. В. Рождение и развитие философских идей. М., 1991.

203. Мочалова И.Н. Ксенократ Халкедонский как интерпретатор диалогов Платона // Универсум платоновской мысли. Материалы V Платоновской конференции 26-29 мая 1997 года. СПБ., 1997.

204. Мочалова И.Н. От «Парменида» к «Тимею»: логика развития идей //Универсум платоновской мысли. СПб., 1998.

205. Мочалова И.Н. Метафизика Ранней Академии и проблемы творческого наследия Платона и Аристотеля// AKADEMEIA. Материалы и исследования по истории платонизма. Выпуск 3. СПб., 2000.

206. Мраз М. Истолкование М. Хайдеггером античной философии. (Основные методологические моменты) // Проблемы марксистско-ленинской методологии истории философии. М., 1987.

207. НаховИ. М. Философия киников. М., 1982.

208. Нейгебауэр О. Точные науки в древности. М., 1968.

209. Нерсесянц B.C. Политические учения Древней Греции. М., 1979.

210. Нерсесянц В. С. Сократ. М., 1984 (Второе издание — М., 1996).

211. Никитич С. В. Разум и научная рациональность. Саратов, 2002.

212. Никулин ДВ. Метафизика и этика. М., 2005.

213. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. // Поли. собр. соч., Т.1.М., 1912.

214. Новгородцев П. И. Сократ и Платон. М., 1901.

215. Новицкий О. Постепенное развитие древних философских учений связи с развитием языческих верований. Т.2. Религия классического мира и первая половина греческой философии. Киев. 1860. VIII.

216. Новое в современной классической филологии. М., 1979.

217. Остроумов М. А. Фалес Милетский. Первый греческий философ. Харьков, 1902.

218. Патнем X. Разум, истина и история. М., 2002.

219. Петров М.К. Орфики. Психея. // Философская энциклопедия в 5 тт. М., 1967. Т. 4.

220. Петров М.К. Предмет и цели изучения истории философии//В опросы философии. 1969. № 2.

221. Петров М.К. Пентеконтера. В первом классе европейской школы мысли. //Вопросы истории естествознания и техники. 1987. №3.248. Платон. Диалоги. М„ 1986.

222. Платон. Сочинения: В 3 т. М„ 1968—1972.

223. Платон и его эпоха. М., 1979.

224. Плотин. Сочинения. СПб., 1995.

225. Погоняйло А.Г. «Тимей»: обратная перспектива// Универсум платоновской мысли: Космос, мастер, судьба (Космогония и космология в платонизме, «тимеевская» традиция и античная физика). Материалы VI Платоновской конференции 28-29 мая 1998 года. СПБ., 1998.

226. Позняков В. И. Предмет философии и история философии. Минск, 1976.

227. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.

228. Попов П.С., Стяжкин Н.И. Развитие логических идей от античности до эпохи Возрождения. М., 1974.

229. Попович Н.В. Очерк развития логических идей в культурно-историческом контексте. Киев, 1979.

230. Преображенский П.Ф. В мире античных идей и образов. М., 1965.

231. Проблемы методологии историко-философского исследования. Вып. 1.М., 1974.

232. Пронин В.П. Античная философия. Челябинск, 2003.

233. Пыхтина Т. Ф. Возникновение и развитие философии как социокультурный процесс. Новосибирск, 1993.

234. Радлов Э. Эмпедокл. СПб., 1895.

235. Разум и экзистенция. Анализ научных и вненаучных форм мышления. СПб., 1999.

236. Разыскания (Dzetemata) //Вопросы классической филологии. VIII. М., Изд. МГУ, 1984.

237. Ракитов А.И. Философские проблемы науки. М., 1978.

238. Рассел Б. История западной философии: В 2 т. М., 1993.

239. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. I. Античность. СПб., 1994.

240. Редкий П.Г. Из лекций по истории философии права. В связи с историей философии вообще. Т. 1. СПб. 1889.

241. Родзинский Д. JI. Природа сознания в античной философии. М., 2002.

242. Родный Н.И. Очерки по истории и методологии естествознания. М. 1975.

243. Рожанский И. Д. Анаксагор. У истоков античной науки. М., 1972.

244. Рожанский ИД. Загадка Сократа // Прометей. Т. 9. М., 1972.

245. Рожанский ИД. Понятие «природа» у древних греков. Природа, 1974, № 3.

246. Рожанский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979.

247. Рожанский И. Д. Древнегреческая наука: Очерки истории естественно-научных знаний в древности. М., 1982.

248. Рожанский И. Д. Анаксагор. М., 1983.

249. Романенко Ю.М. Бытие и естество. Онтология и метафизика как типы философского знания. СПб., 2003.

250. Светлов Р.В. Гнозис и экзегетика. СПб., 1998.

251. Секст Эмпирик. Сочинения: В 2 т. М., 1976.

252. Семушкин А.В. На пути к решению проблемы возникновения философии. //Вестник Московского университета. Серия Философия. 1971. №5.

253. Семушкин А. В. Эмпедокл. М., 1985.

254. Семушкин А.В. «Загадка» Эмпедокла //Историко-философский ежегодник. М„ 1988.

255. Сергеев К.А., Слинин Я.А. Диалектика категориальных форм познания. Л., 1987.

256. Сергеев К.А., Слинин Я.А. Природа и разум: античная парадигма. Л.,1991.

257. Сергеев К. А. История античной философии. СПб., 1998.

258. Сидоренко Е. А. Логические выводы доказательства и теория дедукции // Логика научного познания. М., 1987.

259. Сидоренко Е. А. О парадоксах и о том, как Ахиллу догнать черепаху // «Философские исследования», № 3. М., 1999.

260. Симаков М.Ю. Пифагорейцы. М., 2004.

261. Современные зарубежные исследования по античной философии. М., 1977.

262. Соколов В.В. Партийность и историзм в философии// Вопросы философии. 1968. № 4.

263. Соколов В.В. Философия Древности и Средневековье. // Антология мировой философии. Т. 1.4. 1. М., 1969.

264. Соколов В.В. Исторические условия формирования античной философии и диалектики. // История античной диалектики. М., 1972.

265. Соловьев B.C. Лекции по истории философии.// Вопросы философии. №6 1989.

266. Cmapifee ME. Платон и Деррида: Точки соприкосновения. Саратов, 2005.

267. Степин B.C. Становление научной теории. Минск, 1976.

268. Субъект и объект как философская проблема. Киев, 1979.

269. Суд над Сократом: Сборник исторических свидетельств. СПб., 1997.

270. ТаннериП. Первые шаги древнегреческой науки. СПб., 1902.

271. Татаркевич В. История философии: античная и средневековая. Пермь, 2000.

272. Тахо-Годи А.А. О древнегреческом понимании личности на материале термина «soma» // Вопросы классической филологии. 1971. Вып III — IV.

273. Толстых В. И. Сократ и мы // С чего начинается личность. М., 1979.

274. ТомсонДж. Исследования по истории древнегреческого общества. Т. 2. Первые философы. М., 1959.

275. Топоров В.Н. Пространство и текст. // Текст: семантика и структура. М., 1983.

276. Тройский И.М. Вопросы языкового развития в античном обществе. Л., 1973.

277. Трубецкой С. Н. Метафизика в Древней Греции. М., 1890.

278. Трубецкой С. Н. Учение о логосе в его истории // Трубецкой С. Н. Сочинения. М., 1994.

279. Трубецкой С. Н. Основания идеализма // Трубецкой С. Н. Сочинения. М., 1994.

280. Трубецкой С. Н. Курс истории древней философии. М., 1997.

281. Тулъчинский ГЛ. Разум, воля, успех: О философии поступка. Л., 1990.

282. Универсум платоновской мысли: космос, мастер, судьба//Сборник статей. СПб., 1998.

283. Философия и разум. М., 1990.

284. Философы о философии: Философия в зеркале исторической рефлексии. СПб., 1995.

285. Философия природы в античности и в средние века. М., 1998.

286. Флоренский П.А. Общечеловеческие корни идеализма. Сергиев Посад, 1909.

287. Фомин В. П. Сокровенное учение античности в духовном наследии Платона. М., 1994.

288. Фрагменты ранних греческих философов. Часть I. М., 1989.

289. Франкорт Г., Франкорт Г.А., Уилсон Дж., Якобсен Г. В преддверии философии. М., 1984.

290. Хайдеггер М. Учение Платона об истине. / Пер. Т.В. Васильевой. // Историко-философский ежегодник. М., 1986.

291. Хайдеггер М. Время картины мира. / Пер. В.В. Бибихина. // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986.

292. Хайдеггер М. Исток художественного творения. / Пер. А.В.Михайлова. // Зарубежная эстетика теория литературы 19-20 вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.

293. Ханш Д.М. Искусство как деятельность в эстетике Аристотеля. М., 1986.

294. Хютт В.П. Парменид и физика//Философские науки, 1975. № 6.

295. Целлер Э. Очерк истории греческой философии. М., 1996.

296. Чанышев А.Н. Эгейская предфилософия. М., 1970.

297. Чанышев А.Н. Италийская философия. М., 1975.

298. Чанышев А.Н. Виды мировоззрения и генезис философии. Вестник МГУ, Философия, 1978, №4.

299. Чанышев А. Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981.

300. Чанышев А. И. Начало философии. М., 1982.

301. Чанышев А. Н. Аристотель. М., 1987.

302. Чанышев А.Н. Философия древнего мира. М., 2003.

303. Чанышев А.Н. Софисты. М., 2007.

304. Челидзе М.И. «Неписаная» философия Платона с позиций «неписаной» диалектики. //Вопросы философии. 1981. №7.

305. Чернышев Б. С. Софисты. М., 1929.

306. Черняк B.C. История. Логика. Наука. М., 1986.

307. Черняков А.Г. Онтология времени. Бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля, Хайдеггера. СПб., 2001.

308. Шейнман-Топштейн С.Я. Платон и ведийская философия. М., 1978.

309. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М., 1966.

310. Шестов Л. Сократ и бл. Августин // Сочинения в 2-х томах. Т.1. 1993.

311. Шичалин Ю.А. История античного платонизма. М., 2000.

312. Щербаков А.И. История древнегреческой философии. Краснодар, 2004.

313. Штайерман Е.М. Античность в современных западных историко-философских теориях. // Вестник древней истории. 196. №3.

314. Шталъ И.В. Ксенофан соперник Гомера. Древнегреческая литературная критика. М., 1975.

315. Элиаде М. Космос и история. М., 1987

316. Якубанис Г. И. Эмпедокл — философ, врач и чародей. Киев, 1906.

317. Apelt О. Platonische Aufsatze. Berlin, 1912.

318. Archer-Hind R.D. Timaeus. L.; N.Y., 1888.

319. Aristoxeni Elementa harmonica. Romae, 1954.

320. Barthlein K. Zur Entstehung der aristotelischen Substanz-Akzidenz-Lehre// Arch. Gesch. Phil., 1968, Bd. 50, H.3, S. 196-253.

321. Briger A. Das atomistische System durch Korrektur des anaxagorieschen enstandens. 1956.

322. Brocker W. Die Geschichte der Philosophic vor Sokrates. Frankfurt a. M., 1965.

323. Burnet J. Early Greek Philosophy. L., 1920.

324. ChernissH. Aristotle's Criticism of Plato and Academy. Baltimore, 1944.

325. Cherniss H. The Sources of Evil, According to Plato //Plato. A Collection of Critical Essays. Notre Dame. 1978.

326. Claghorn G.S. Aristotle's Criticism of PlatoD s "Timaeus". Hague, 1954.

327. Cornford F.M. Ptato and Parmenides. L., 1939.

328. Cornford F.M. PlatoD s Theory of Knowledge. L., 1955.

329. Cornford F.M. Mathematics and dialectic in the "Respublic'V/Studies in Plato's metaphysics. London. 1965.

330. Chroust A.H. AristoteleD s alleged „revolt" agains Plato // J. Hist. Phil., 1973, vol. 11, № 1.

331. Das Problem der ungeschriebenen Lehre Platons. Beitrage zum Verstand-nis der Platonischen Prinzipienphilosophie. Wege der Forschung. Band CLXXXVI. Darmstadt, 1972.

332. Deichgraber K. Die Stellung des grichischen Arztes zur Natur. Die Anti-ke, 1939, Bd. 15, N2.

333. Die Fragmente des Eudoxus von Knidos. Berlin, 1966.

334. Diets H. Die Fragmente der Vorsokratiker. Zurich; Berlin, 1964.

335. Dillon J. The Heirs of Plato. A Study of the Old Academy (347-274 B.C.). Clarendon Press, Oxford, 2003.

336. Dilthey W. Das Wesen der Philosophic // Gesammelte Schriften, Bd 5. 1957.

337. Dodds E.R. Plato and the irrational soul// Plato. A Collection of Critical Essays. Notre Dame. 1978.

338. Doing Philosophy historically. N.Y. 1988.

339. During I. AristoteleD s Protrepticus: An Attempt of Reconstruction. Gote-borg, 1961.

340. Diiring I. Aristoteles und platonische Erbe // Aristoteles in der noueren Forschung/Hrsg. von P. Moraux. Darmstadt, 1968.

341. Sachs E. Die ffinf platonischen Korper: Zur Geschichte der Matematik und der Elementenlehre Platons und der Pythagoreern. В., 1917.

342. Fowler D.H.The Mathematics of Plato's Academy. Oxford. 1987.

343. Frank E. Plato und sogennanten Pythagoreher. Halle, 1923.

344. Frank E. The Fundamental Opposition of Plato and Aristotele // Amer. J. Philol., 1940, vol. 61, № 241, p. 34-53; vol. 61, №242, p. 166-183.

345. Frank Ph. Modern Science and its Philosophy, L., 1949.

346. Frankel H. Wege und Formen Des fruhgriechischen Denkens. 2. Aufl. Munchen, 1960.

347. Frankel H. Dichtung und Philosophie des frUhen Griechentums. 2. Aufl. Munchen, 1962.

348. Friedlander P. Platon, Bd.3. Berlin, 1960.

349. Fritz K.V. von. Grundprobleme der Geschichte der antiken Wissenschaft. Berlin-New-York, 1971.

350. FurleyD. The greek cosmologists. V. 1. Cambridge, 1987.

351. GadamerH.- G. Platons ungeschrieben Dialektic. Tubingen, 1972.

352. GaiserK. Platons Ungeschriebene Lehre. Stuttgart, 1963.

353. GaiserK. Name und Sache in Platons „Kratilos". Heidelberg, 1974.

354. Geach P.T. The Third man again// Studies in Plato's Metaphysics. London, 1965.

355. Gigon O. Socrates: Sein Bild in Dichtung und Ge-schichte. Bern, 1947.

356. Gigon O. Grundprobleme der antiken Philosophie. Bern Munchen, 1959.

357. Gigon O. Der Ursprung der griechischen Philosophie. Basel — Stuttgart, 1968.

358. Gobel K. Die vorsokratische Philosophie. Bonn, 1910.

359. Gomperz. T. Griechische Denker. B.l. Die Vorsokratiker. W., 1896.

360. Gomperz. T. Griechische Denker. B.2. Sokrates und Platon. W., 1903.

361. Gomperz T. Griechische Denker. B.3. Aristoteles und seine Nachfolger. W., 1909.

362. Guthrie W. A History of Greek Philosophy. Cambridge, 1976.

363. During I. Aristoteles. Darstellung und Interpretation seines Denkens. Heidelberg. 1966.

364. Hauen Т. E. Pythagoreans and Elaetics. Cambridge, 1948.

365. Heidegger M. Platons lehre von der Wahrheit. Bern, 1954.

366. Heinimann F. Nomos und Physis. Basel, 1945.

367. Hildebrandt K. Fruhe griechische Denken: Eine Einfuhrung in die vorsokratische Philosophie. Bonn, 1968.

368. Hoffman E. Die griechicshe Philosophie bis Platon. Heidelberg, 1951.

369. Holscher U. Der Sinn von Sein in der alteren griechischen Philosophie. Heidelberg, 1976.

370. Hosle V. Wahrheit und Geschichte. Studien zur Struktur der Philosophien-geschichte unter paradigmatischer Analyse der Entwieklung von Parmenides bis Platon. Stuttgardt, 1984.

371. Jaeger W. Studien zur Entwicklungsgeschichte der Metaphysik des Aristo-teles. Berlin, 1912.

372. Jaeger W. Paideia. Die Formung des Griechischen Menschen. Bd. 1. Bertin — Leipzig, 1936.

373. Jaeger W. The theology of the early greek philosophers. Oxford, 1947.

374. Jaeger W. Aristoteles: Grundlegung einer Geschichte seiner Entwieklung, 2. Aufl., Berlin, 1955.

375. Jaspers K. Die grofien Philosophen, Bd 1, 1957.

376. Joel K. Der Ursprung der Naturphilosophie aus dem Geiste der Mystik. Jena, 1926.

377. Joel К Geschichte der antiken Philosophie. Tubingen, 1961.

378. Kafka G. Die Vorsokratiker. Miinchen, 1921.

379. Kahn Ch. H. Anaximander and the origins of Greek cosmology. N. Y., 1960.

380. Kelber W. Die Logoslehre von Heraklit bis Origenes. Stuttgart, 1958.

381. Kirk G. S. Heraclitus. The Cosmic Fragments. Cambridge, 1954.

382. Kramer H.J. Arete bei Platon und Aristoteles. Heidelberg, 1959.

383. Kranz W. Die griechische Philosophie: Zugleich eine Einfiihrung in die Philosophie iiberhaupt. Leipzig, 1986.

384. Kranz W. Kosmos und Mensch in der Vorstellung frbhen Griechentums (Nachrichten von der Gesellschaft der Wissenschaft zu Gottingen). 1938.

385. Kranz W. Kosmos als philosophischer Begriff fruhgriechischer Zeit // Phi-lologus. 1939. №93.

386. Kube J. Techne und Arete. Sophistisches und platonisches Tugendwissen. Berlin, 1969.

387. Kurtz E. Interpretationen zu den Logos-Fragmenten Heraklits. Hildesheim -New York, 1971.

388. Lakatos I. Histori of Science and its Rational Reconstructions. I I Boston Studies in the Pilosophy of Science. Dordrecht, 1970, vol. VIII.

389. Lakatos I. Falsification and the Methodology of Scientific Research Programmes // Criticism and the growth of knovledge. Cambridge, 1970.

390. Leinfellner W. Die Entstehung der Theorie. Eine Analyse des kritischen Denkens in der Antike. Munchen Freiburg, 1966.

391. Lloyd AC. Plato's Description of Division//Studies on Plato's Metaphisics. N.Y., 1965.

392. Lloyd G.E.R. Polarity and Analogy: Two Types of Argumentation in Early Greek Thought. Cambridge, 1966.

393. Louis S. Ein Versuch zur Losung des «Sokratischen Problems» // Filo-sophia. Athenai, 1977. № 7.

394. Maas E. Die Ironie des Sokrates // Jahrberichte der philosophischen Ver-eins zu Berlin. Jg. 49, H.l. - 1923.

395. Maier H. Socrates: Sein Werk und seine geschichtliche Stellung. Tubingen, 1913.

396. Mayr E. Evolution and the Diversity of Life. London, 1976.

397. Merlan Ph. Beitrage zur Geschichte der antiken Platonismus. I. Zur Erkla-rung der dem Aristoteles zugeschriebenen Kategorienschriften I I Philologus, 1934, Bd. 89, H. 1, S. 35-53.

398. Michaelides K.P. Mensch und Kosmos in ihrer Zusammengehorigkeit bei den fruhen griechen Denkern. Munchen, 1961.

399. Morrow Gl. R. Plato □ s Theory of the Primary Bodies in the "Thimaeus" and the Later Doctrine of Forms // Arch. Gesch. Phil., 1968, Bd. 50, H. Vi, S. 12-28.

400. Mugler Ch. Platon et la recherche mathematique de son epoque. Strasbourg. 1948.

401. Miiller F. Studien zu den Platonischen Nomoi. Munchen, 1951.

402. Natorp P. Platos Ideenlehre. Eine Einftihrung in den Idealismus. Leipzig-Berlin, 1927.

403. Nestle W. Vom Mythos zum Logos. Stuttgart, 1940.

404. Pelletier Fr.J. Parmenides, Plato and the semantic of not-being. Chicago, 1964.

405. Raven Т.К. Pythagoreans and Eleatics. Cambridge, 1948.

406. Reichenbach H. The Rise of Scientific Philosophi, Berk, and Los Ang., 1954.

407. Reinhardt K. Parmenides und Geschichte der griechischen Philosophic. Bonn, 1916.

408. Reinhardt K. Platons Mythen. Bonn, 1927.

409. Ryle G. Plato's Parmenides // Studies on Plato's Metaphisics. N.Y., 1965.

410. Ryle G. Dialectic in Academy// New Essays on Plato and Aristotele. London, 1965.

411. Sachs E. Die fiinf platonischen Korper Zur Geschichte der Matematik und der Elementenlehre Platons und der Pythagoreern. В.,1917.

412. Sambursky S. The Physical World of the Late Antiquity. L., 1962.

413. Schadewaldt W. Das WeltModell der Griechen. Hellas und Hesperien. Zurich— Stuttgart, 1960.

414. Schadewaldt W. Die Anfage der Philosophic bei den Griechen: Die Voe-sokratiker und Voraussetzungen. Frankfurts a. M., 1978.

415. Snell B. Die Ausdrucke fur den Begriff des Wissen in der vorplatonischen Philosophic. Btrlin, 1924.

416. Snell B. Die Sprache Heraklits // Hermes, 1924.

417. Snell B. The discovering of the mind. The greek origins of european thought. N.Y. 1960.

418. Solmsen Fr. Aristotele □ s System of the Physical World: A Comparison with his Predecessors. N.Y., 1960.

419. StallmahJ. Dynamis und Energeia. Meisenheim a. Glan, 1959.

420. Stenzel J. Zahl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. Leipzig-Berlin, 1924.

421. Stenzel J. Metaphysik des Altertums. Teil I. Munchen und Berlin, 1929.

422. Stenzel J. Zur entwieklung des Geistbegriffes in der griechichen Philosophic // Kleine Schriften zur griechischen Philosophic. Darmstadt, 1957.

423. Studies in Presocratic philosophy. Vol. I. The beginnings of philisophy. London, 1970.

424. TalorA.E. Plato. London, 1922.

425. TalorA.E. Aristotle. N.Y. 1955.

426. Taran L. Parmenides. Princeton, 1965.

427. Timme О. ФУХИ. ТРОПОЕ. Ё0О2. Semasiologische Untersuchung uber die Auffassung des menschliches Wesens (Charakters) in der alteren grichi-schen Literatur: Gottingen, 1935.

428. Unde B. Erste Philosophic und menschliche Ufreiheit: Studien sur Ge-schichte der ersten Philosophic. Wiesbaden, Steiner, 1976. Vol. 1.

429. Vlastos G. The disorderly Motion in the Timeaeus // Studies in Plato's Metaphisics. London 1965. P. 379-399.

430. Vlastos G. Creation in the Timeaeus is it a Fiction?// Studies in Plato's Metaphisics. London 1965. P. 401-419.

431. Vlastos G. The Third man Argument in the Parmenides // Studies in Plato's Metaphisics. N.Y., 1967.

432. Vogel C. J. de. Pythagoras and early pythagoreanism. Assen, 1966.

433. Welzk S. Die Einheit der Erfahrung. Eine Interpretation der parmenidischen Fragmente. Munchen Wien, 1976.

434. West M. L. Early Greek philosophy and the Orient. Oxford, 1971.

435. Willi K. Versuch einer Grundlegung der Platonischen mythopoiie. Leipzig-Berlin, 1925.

436. Zeller Ed. Die Philosophi der Griechen in ihrer geschichtlichen Entwieklung, Bd 1-6, Lpz., 1920-23.