автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Генезис языка права: начальный этап
Полный текст автореферата диссертации по теме "Генезис языка права: начальный этап"
На правах рукописи
ЛЫКОВА Надежда Николаевна
ГЕНЕЗИС ЯЗЫКА ПРАВА: НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП
(на материале французских и русских документов X—XV веков)
10.02.20 — сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук
Екатеринбург — 2005
Работа выполнена в ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет»
Научный консультант: доктор филологических наук,
профессор
Томашпольский Валентин Иосифович
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук, профессор Григорьев Вадим Павлович
Ведущая организация: Челябинский государственный университет
Защита состоится 18 ноября 2005 года в 12 часов на заседании диссертационного совета Д 212.283.02 при ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет» по адресу: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26, ауд. 316.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного педагогического университета.
Автореферат разослан октября 2005 г.
Ученый секретарь
доктор филологических наук, профессор Турбина Ольга Александровна
доктор филологических наук, доцент Попова Татьяна Витальевна
диссертационного совета
Н. А. Пирогов
Общая характеристика работы
Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению процесса формирования французской и русской терминологии права на начальном этапе ее развития.
Актуальность исследования. Исследованию юридического языка в разных странах посвящено довольно много работ различной лингвистической направленности. В отечественной лингвистике большое внимание уделяется изучению языка древних правовых памятников, таких как договоры Руси с греками, Русская Правда, Судебники (1497, 1550), Уложение (1649), в связи с установлением основы русского литературного языка [Истрин, 1924; Обнорский, 1934; Черных, 1953; Селищев, 1957; Унбегаун, 1971; Уорт, 1975; Иванов, Топоров, 1978; Филин, 1981]. Исследованием современного русского юридического языка занимаются лингвисты, работающие в разных направлениях. Одни из них обращаются к анализу семантики правовых терминов [Денисова, 1992] или стиля юридических текстов [Ушаков, 1983; Губаева, 1990], другие изучают манифестации различных лингвистических явлений в языке права: особенности синтаксиса законов [Веселовская, 1990], оценоч-ность в праве [Питецкий, 1979; Ивакина, 1990; Берг, 2003], явления синонимии в языке права [Русинова, 1987]. В последние годы появились работы, в которых проблемы, связанные с языком права, трактуются в русле современных направлений исследования языка, таких как прагматика, когнитивная лингвистика, психолингвистика [Солодухина, 2000; Громова, 2002; Тарасова, 2002; Данилов, 2003; Левитан, 2003; Максименко, 2003].
Во французской лингвистике в 20-х годах XX века появляется работа П. Мимена, изучающая стиль судебных решений [Mimin, 1927], а во второй половине XX века — целая серия разноплановых работ о французском языке права [Sourioux, Lerat, 1975; Raymondis, le Guern, 1976; Didier, 1984; Turi, 1988; Wurstle, 1988; Krefeld, 1989; Bourcier, Bruxelles, 1989; Paychère, 1990]. Особую область исследований составляют работы, в центре внимания которых находится историческая семантика отдельных правовых терминов [Benveniste, 1970, рус. пер. 1995; Peach, 1982; Hoecke, Auweele, 1989] или специфика юридического словаря [Batiffol, 1978], в частности, изучение составных именных терминов или аббревиатур в языке права [Lundquist, 1995; Edmar, 1998]. В 1990 году появляется
обобщающее исследование современного французского юридического языка, в котором вслед за канадскими лингвистами вводится в научный обиход понятие «юридическая лингвистика», обосновывается правомерность выделения юридической лингвистики в отдельную дисциплину и предлагается синхронное описание этой подсистемы французского языка [Cornu, 1990].
В том случае, когда объектом рассмотрения становится французский юридический язык, внимание лингвистов направлено, в основном, на анализ его современного состояния, в то время как история становления французского юридического языка и, в частности, терминологии языка права (языка законодательных документов) остается неосвещенной.
Ядром любого специального языка является терминология, поэтому в данном исследовании в фокусе внимания находятся термины права in fieri. В историко-терминоведческих работах, как правило, рассматриваются процессы формирования определенных терминологий в рамках одного языка [Кутина, 1964, 1966; Сороколетов, 1970; Панько, 1986; Капитула, 1998; Wexler, 1945; Arveiller, 1963; Guilbert, 1965]. Особенностью данной работы является то, что она выполнена в русле историко-сопоставительных исследований. Ис-торико-сопоставительному изучению терминологий посвящены немногочисленные работы, среди которых классическим исследованием специальных лексических систем в славянских языках стал труд О. Н. Трубачева [Трубачев, 1966] и статьи В. В. Иванова, В. Н. Топорова [Иванов, 1975; Иванов, Топоров, 1984]. Сопоставительные и типологические исследования терминологий выполняются чаще всего на основе изучения современного состояния терминосистем [Шевчук, 1985; Циткина 1987, 1988; Казарина, 1998]. Сопоставительное терминоведение опирается на выработанное в общем языкознании понимание принципов и задач сопоставительного исследования языков [Гак, 1977; Юсупов, 1988; Конецкая, 1993; Цейтлин, 1996]. Однако существуют некоторые разногласия по поводу проблематики сопоставительного терминоведения. Так, одни лингвисты считают, что сопоставительный анализ может проводиться на материале одного языка через сопоставление терминов, входящих в разные терминосистемы, сопоставление терминов с. нетерминами и т. п. [Лейчик, Бесекирска, 1998]. Другие же полагают, что предметом же сопоставительного терминоведения (и мы разделяем эту точку зрения) является сравнительное изучение наци-
ональных терминологий одной и той же понятийной области разных языков [Гринев, 1993]. Исследований подобного рода, на наш взгляд, явно недостаточно, особенно в области историко-сопоста-вительного изучения процесса формирования терминологий.
Актуальность данной работы обусловлена, таким образом, тем, что 1) исследование недостаточно изученной на данный момент истории становления специальных языков на ранних этапах их развития помогает лучше понять многофункциональность современных национальных языков. Именно в специальной лексике наиболее явно обнаруживается связь развития любого языка с историей материальной и духовной культуры народа; 2) история формирования французской терминологии права не становилась еще предметом специального рассмотрения; 3) по нашим данным, отсутствуют работы историко-сопоставительно-го плана, касающиеся языка права (в частности, сопоставления начального этапа формирования терминологии права во французском и русском языках); 4) исторические исследования терминов различных областей знания становятся необходимыми и актуальными в связи с современной тенденцией к интеграции различных дисциплин и пристальным вниманием к вопросам теории познания, определения языковой картины мира, что позволяет рассматривать проблему становления специальных языков в русле взаимодействия общего и специального языка.
Объектом данного исследования является становление французского и русского языка права. Предмет исследования — процесс формирования французской и русской терминологии права на начальном этапе ее развития. При этом терминология права наблюдается в двух сферах: в сфере фиксации (исторические и этимологические словари, глоссарии древних правовых терминов) и в сфере функционирования (тексты законов во французском и русском языках).
Цель данного исследования — определить особенности начального этапа формирования терминологии, отражающей становление правовых концептов, во французском и русском языках.
Достижение поставленной цели потребует решения следующих задач:
1) выявить социолингвистические и культурно-семиотические особенности истории французского и русского права и определить этапы формирования языка права в обеих культурах;
2) определить доминантные концепты правовой сферы во французском и русском языках;
3) выделить систему правовых терминов, отражающих правовое знание каждого народа в исследуемую эпоху, установить семантические и структурные особенности правовых терминов, их типы, происхождение;
4) сопоставить полученные данные с целью выявления закономерностей, общих и специфических черт в истории формирования терминологии права в изучаемых языках.
Материалом исследования послужили исторические и этимологические словари, глоссарии терминов древнего французского и русского права (включающие более 9000 единиц), правовые документы общим объемом около 6000 страниц. Лингвистическому анализу было подвергнуто около 2000 старофранцузских и около 1000 древнерусских единиц. Поскольку именно слово является средством доступа к единой информационной базе человека [Залевская, 2001], то при выделении концептов права, изучаемых в данной работе, мы опирались на наличный терминологический материал, полученный в ходе исследования.
Французские источники права. 1. К числу первых правовых памятников, написанных на старофранцузском языке, относится Законник Вильгельма Завоевателя (Lois de Guillaume le Conquérant), создание которого относят к 1150-1170 гг. Единственная рукопись, дошедшая до нас, представляет два параллельных текста: французский и латинский.
2. Другой древний правовой документ на старофранцузском языке — Иерусалимские Ассизы (Assises de Jérusalem) — представляет собой сборник документов феодального и обычного права, составленных в XIII веке в Иерусалиме и на Кипре. Он состоит из двух томов, первый из которых посвящен установлениям верховного суда (Assises de la Haute Cour), a второй — установлениям городского суда (Assises de la Cour des Bourgeois). Текст первого тома датируется 1099. Документы, составившие второй том, датируются предположительно 1173-1187 гг. Хотя этот знаменитый свод законов действовал в странах, завоеванных крестоносцами на востоке, исследователи соглашаются с тем, что в нем содержатся обычаи Франции, поскольку он был составлен французами, опирался на действовавшие во Франции законы и написан на французском языке.
3. К 1137 году относится первая хартия, написанная во Франции на французском языке, к 1180 году — вторая; остальные правовые документы XII века написаны на латинском языке.
4. В XIII веке памятников права на старофранцузском языке уже значительно больше. В 1270 году появляется Уложение святого Людовика (Les Etablissements de saint Louis), в котором по приказу короля были собраны обычаи (кутюмы), действовавшие в стране и королевские законодательные акты.
5. Следующий правовой документ, который использовался в работе, — Книга Правосудия и Суда (Li livres de Jostice et de Plet), рукопись ее хранится в Национальной библиотеке (г. Париж). Текст датируется 1254-1270 гг. Книга состоит из двадцати частей (livres), составители ее опирались на римское право и обычное право. В качестве предполагаемого источника обычного права называют кутюмы Орлеана.
6. Кутюмы Бовези (Coutumes de Beauvaisis), собранные Филиппом де Бомануар, принадлежат, по мнению французских историков права, к самым замечательным юридическим творениям средних веков. Кутюмы были созданы в 1280-1283 гг., оригинала не сохранилось, но текст много раз переписывался, что свидетельствует об авторитете, которым пользовался этот документ.
7. Кроме этих основных правовых памятников, написанных на старофранцузском языке, в исследовании использовались также данные хартий XIII века департаментов Об, Сена-и-Мар-на, Йонна, Уаза, Эно, книги записей решений королевского суда, документы по истории муниципального права во Франции, кутюмы Реймса. Общее количество подобных текстов составляет 90 документов различного объема.
Русские источники права. Древние правовые тексты: 1) договоры русских с греками (X в.); 2) Русская правда краткой (середина XI-30-e годы XII в.) и пространной редакции (XII в.); 3) уставные грамоты: Уставная грамота Владимиро-Волынского князя Мстислава Даниловича (1289), Устав князя Ярослава о мостех (XIII в.), Рукописание князя Всеволода (XIII в.); 4) судные грамоты: Новгородская Судная грамота (XV в.); Псковская Судная грамота (XV в.); 5) Судебник 1497 года. Данные документы представлены в девятитомном издании «Российское законодательство Х-ХХ веков», в котором собраны только законы, законодательные тексты, данные по первоисточникам или по
лучшим научным изданиям, ставшим в источниковедении каноном. Памятники изданы на основе современной графики, однако считаем возможным использовать их в качестве материала исследования, поскольку для задач данного исследования фонетические особенности, отраженные в древнерусской системе письма, не существенны.
В работе использовались «Материалы для терминологического словаря древней России» Г. Е. Кочина, включающие лексику правовой сферы, «Материалы для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского. При проведении исследования мы опирались также на уже выполненные работы в этой области [Благова, 1998; Дерягин, 1991; Живов, 1988; Иванов, Топоров, 1978, 1981, 1984; Истрин, 1925; Колесов, 1986; Коляда, 1967; Ларин, 1975, 1977; Мишина, 1963; Обнорский, 1934; Селищев, 1957; Смолина, 1990; Собинникова, 1990; Уорт, 1975; Хижняк, 1997; Шиловский, 1969; Unbegaun, 1969].
Теоретическими предпосылками исследования являются положения исторического терминоведения и сопоставительного языкознания. В задачи сопоставительной лингвистики входит сравнение фактов двух (или нескольких) языков с целью обнаружения схождений и расхождений в использовании языковых средств. Задачей исторического терминоведения является исследование особенностей зарождения, образования и развития терминологий различных областей знания в различных языках. Термин «генезис», вынесенный в название работы, отражает философское понимание этого понятия: происхождение, возникновение, процесс образования и становления развивающегося явления. В данной работе исследуется происхождение, процесс образования и становления терминологии права в начальный период ее формирования, то есть на определенном синхронном срезе, что позволит в дальнейшем проводить диахронические исследования, выявляя новые качественные состояния объекта.
При анализе исторического материала основываемся на изменившемся подходе к изучению языковых фактов. В настоящее время тенденция к дифференциации научного знания и научных дисциплин меняется на противоположную — тенденцию к их интеграции. Исходя из этого, данное исследование ориентировано на изучение терминологии права не только как факта языка, но и как факта культуры, истории, как факта
человеческой деятельности, функционирующего в определенной сфере, в определенное время, в определенных условиях.
В работе используется термин «концепт», понимаемый как ментальная сущность, ментальное образование [Фрумкина, 1995], оперативная единица в мыслительных процессах, выступающая как гештальт [Кубрякова, 2004], сгусток информации, содержащийся в сознании человека, позволяющий ввести абстрактно-логическое, понятийное, ассоциативно-эмоциональное в сферу культуры, то есть вслед за Ю. С. Степановым, можно утверждать, что концепт — это «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, это основная ячейка культуры в ментальном мире человека [Степанов, 2001]. Термины «концепт» и «понятие» не противопоставляются, поскольку внутренняя форма этих терминов одинакова, и дефиниционный анализ показывает, что они часто определяются по принципу круга— одно через другое. Однако в термине «концепт» на первый план выходит понимание данной сущности как целостной содержательной ментальной единицы, которая одновременно является анализируемой, поэтому о концептах говорят как о квантах структурированного знания, из них можно извлечь разные признаки, выделить разные слои концепта, то есть описывать его как структуру [Кубрякова, 2004]. Благодаря своей сложной структуре (понятие + факт культуры), концепт может изучаться с точки зрения строения понятия и с точки зрения выявления его этимологических и историко-культурных связей.
Методологические основы исследования.
1. Поскольку предметом исследования являются терминологии, то выбирается ономасиологический подход к исследованию языковых явлений. Сопоставительный анализ данной работы по своей направленности может быть охарактеризован как двусторонний, то есть в основе сопоставления лежит «третий член сравнения» (1ег1.шт сотрага^отэ) — определенное внеязыковое понятие (в нашем случае, определенные правовые понятия) и прослеживаются способы его терминообозначения в двух языках. Двусторонний подход позволяет установить черты сходства и различия между языками. При изучении терминологий последовательно придерживаемся двух этапов исследования: 1) описание терминогрупп, 2) сравнение.
2. В число основных методов данного исследования входит также метод системного подхода к изучаемым явлениям, то есть
объект исследования рассматривается со стороны наличия в нем взаимодействующих элементов. Понятие целостности считается интегральным признаком системного объекта (система — целостный комплекс взаимосвязанных элементов). Установление в системе устойчивых взаимосвязей элементов есть обнаружение структурности системы. Совокупность элементов, система, существует для достижения определенного результата или, иначе, для осуществления определенной функции, в частности, система классифицирует некоторый фрагмент мира, то есть выполняет классифицирующую функцию.
3. При исследовании терминологии используется тезаурусный подход, при котором моделируется план содержания, то есть тер-минополе, планом выражения которого является терминология, совокупность однословных и составных терминов. При сопоставлении терминологий терминополе выступает в качестве инварианта и представлено в виде графа, тезауруса, в котором выделяются иерархические уровни (отношения иерархии маркируются сдвигом вправо), связанные определенным набором бинарных отношений: вышестоящие понятия, нижестоящие понятия, понятия с ассоциативной связью. Структурированность понятий предполагает выделение отдельных терминогрупп (в нашем случае, правовых) и отнесение их к определенной категории понятий. Тезаурусы дают возможность представить систему понятий специальной области знания в краткой, сжатой форме и помогают понять, каким образом происходил процесс накопления знаний, развития и формирования понятий данной научной области.
В качестве объяснительной основы выступают экстралингвистические факторы, влияющие на процесс становления языка права в изучаемых языках. Специальная лексика, характеризующая прошлые состояния языка, обладает особой социокультурной значимостью, с одной стороны, это носитель накопленного профессионального знания, а, с другой стороны, это наиболее организованный и в то же время подвижный пласт вокабуляра любого языка, позволяющий изучить закономерности формирования и эволюцию знаний. Отсюда вытекает необходимость междисциплинарного подхода к материалу, учет данных смежных наук (истории, истории права, культурологии и др.).
Представляется, что научная новизна работы лежит в следующих направлениях: 1) выявлены социолингвистические и
культурно-семиотические особенности начального этапа формирования языка права во французском и русском социуме; 2) определены доминантные концепты правовой сферы изучаемого периода; 3) установлены семантические и структурные особенности правовых терминов в исследуемый период, их происхождение и мотивированность; 4) выявлены закономерности, общие и специфические черты формирующейся терминологии права в анализируемых языках; 5) разработана методика сопоставительного изучения складывающихся терминологий.
Теоретическая значимость. Данная работа развивает отдельное направление лингвистических исследований — историческая юридическая лингвистика. Кроме того, предлагаемое исследование способствует уточнению роли и места специальных языков в истории общенациональных языков на разных этапах их развития и выделению истории формирования специальных языков в отдельную дисциплину в рамках истории конкретных языков. Детальный анализ правовых терминов, выявляющий общие и специфические черты правовых терминологий двух языков, вносит вклад в развитие ис-торико-сопоставительного, типологического и исторгасо-диахроничес-кого направлений терминоведческих исследований.
Практическое значение работы. Материалы исследования могут найти применение в курсах сопоставительного и исторического языкознания, сравнительно-исторического терминове-дения, истории конкретных языков. Проведенное исследование дает возможность составления специализированного исторического терминологического словаря права, что особенно актуально для французского языка.
Положения, выносимые на защиту:
1. В начальный период своего существования во французском (Х1-ХШ вв.) и русском (Х-ХУ вв.) языках терминология права представляет собой сложное многоярусное целое, моделирующее правовые знания. Она позволяет выделить общие для обоих языков доминантные концепты, допускающие в ряде случаев членение и выделение частных подсистем.
2. Формирующаяся терминология в обоих языках опирается на общие индоевропейские правовые представления, сложившиеся в рамках наивной картины мира и нашедшие свое отражение в базовых терминах права французского и русского языков. В своей глубинной структуре они отражают сходное, связанное с религи-
ей, с сакральностью, понимание права, закона, как справедливости, порядка, правильности, а преступления как злодеяния.
3. Специфику терминологии права, в отличие от многих других специальных языков, составляет огромный объем и, как следствие, стратификация терминологии на терминогруппы, а также принадлежность большого количества единиц не только языку права, но и общему языку. Некоторая системность терминов права в обоих языках возникает уже в начальный период, она проявляется на уровне тематических групп, включающих термины различной частеречной принадлежности, и в то же время на уровне лексико-семантических, словообразовательных, гиперо-гипонимических групп.
4. В процессе формирования правовых терминологий выявляются следующие закономерности: наличие лакун, терминологическая невыраженность отдельных пластов правового знания, недостаточная сформированность системы понятий. Правовым терминам обоих языков свойственна исключительная полифункциональность, многозначность, синонимия, оценочность.
5. Сходные черты терминологий изучаемых языков проявляются в процессе дифференциации понятий. С одной стороны, в обоих языках отмечается недостаточная терминологическая дифферен-цированность некоторых правовых понятий, с другой стороны, наблюдается дифференциация понятий при помощи словосочетаний различной степени сложности. В формальном плане для терминологии права обоих языков характерна терминологическая дублет-ность, варьирование формальной структуры термина. Словообразовательные средства терминологии права на этапе ее становления в обоих языках определяются семантической деривацией общенародных слов (внутриязыковое заимствование) и использованием морфолого-синтаксических средств общего языка.
6. Качественные расхождения проявляются в отсутствии определенных терминогрупп в одном из сопоставляемых языков. Количественные расхождения выражаются в разном количественном составе терминологии права в исследуемых языках, разной степени заполненности, разработанности терминогрупп.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры романской филологии Института иностранных языков УрГПУ (2003, 2005), кафедры французской филологии и совета факультета романо-гер-
манской филологии ТюмГУ (2000, 2002, 2004). Результаты работы освещались в сообщениях на конференциях различных уровней: Уральские лингвистические чтения (Екатеринбург, 2001, 2003, 2004, 2005), международная научная конференция «Языки профессиональной коммуникации» (Челябинск, 2003), VII Житников-ские чтения, международная научная конференция «Диалог языков и культур в гуманистической парадигме» (Челябинск, 2004), V Степановские чтения (Москва, 2005). По теме диссертации опубликована 21 работа (в том числе глава в коллективной монографии), из них — в центральной печати («Вестник Тюменского университета») — 4 (объем 2,84 п. л.). Кроме того, издана монография по теме исследования (объемом 19,25 п. л.).
Структура и объем исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, завершающихся выводами, и заключения. К работе прилагается библиографический список, включающий 295 наименований, в том числе 53 на иностранных языках, список словарей и источников материала.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность работы, определяются объект и предмет исследования, формулируется его цель и задачи, раскрывается научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность, определяются теоретические основы исследования и методы изучения материала, формулируются положения, выносимые на защиту, отмечается апробация работы.
Первая глава «Общие проблемы становления языка права во Франции и России» посвящена проблемам становления языка права. При анализе языка права вскрывается внешнее взаимодействие культурно-семиотических феноменов право / язык (выявляются сходные и отличительные характеристики этих двух культурных явлений), язык / специальный язык (взаимодействие системы и подсистемы), а также процессы внутреннего взаимодействия единиц правовой терминосистемы.
В работе принято терминоведческое понимание термина, согласно которому термин представляет собой лексическую единицу языка для специальных целей, обозначающую понятие определенной области знаний или деятельности, термин интегративно «вырастает» на лексической единице естественного языка и разделяет ее интегративные свойства [Лейчик, Бесекирска, 1998]. Терминология
понимается в работе как естественно сложившаяся совокупность терминов, употребляющаяся для выражения специальных понятий некоторой профессиональной сферы и характеризующая определенный уровень развития знаний. Термин рассматривается как когнитивно-информационная структура, в которой концентрируется выраженное в конкретной языковой форме профессионально-научное знание, накопленное человечеством [Володина, 1996, 2000]. В связи с этим признается, что значимостью самостоятельного термина обладают не только существительные и субстантивные сочетания, но и глаголы, прилагательные, причастия, наречия, выражая когнитивные категории предметности, признаковости и процессуаль-ности. В качестве знакового образования термин характеризуется отсутствием или минимальной выраженностью коннотата.
Термины рассматриваются как историческая категория, их появление обусловлено возникновением профессиональной деятельности. Основное предназначение термина — реализация механизмов познания специальной области знаний или деятельности. Поскольку лексические единицы ранних этапов существования специальных языков также служат этим целям, то отказывать им в статусе термина вряд ли целесообразно. По своим характеристикам терминологические единицы, анализируемые в данной работе, являются предтерминами (единицами с колебаниями значения и формы). Но поскольку, на наш взгляд, терминологические обозначения «термин» и «предтермин» — это семантически однородные единицы, входящие в один класс наименований и связанные родо-видовыми отношениями, то возможна замена гипонима на гипероним, в связи с чем в работе используются выражения «правовые термины» вместо «правовые предтермины».
Терминология права неоднородна, но все эти единицы объединены тем, что они выражают некоторое правовое понятие, и этот критерий относит их к системе специального языка права. Принятая классификация терминов права базируется на критерии их принадлежности только языку права или еще и другому (общему или специальному) языку. Согласно этому критерию термины права подразделяются на термины исключительно юридической принадлежности и термины двойной принадлежности (язык права и общенациональный язык или язык права и другой специальный язык).
Становление языка права в обоих социумах происходит в условиях сосуществования двух языков. В русских правовых доку-
ментах изначально используется древнерусский язык. Параллельно применяется старославянский язык. Эти две системы не пересекаются, так как имеют разные сферы применения. Старославянский язык в мирской правовой практике не использовался, так как он воспринимался как сакральный, как язык культуры, а право вытеснено из сферы культурного. Во Франции же право сохраняет культурный статус, здесь первичны правовые тексты на латинском языке, тексты на старофранцузском «вторичны» и долгое время существуют наравне с латинскими. В области права старофранцузский язык конкурировал с латинским, который был не только языком церкви, но и языком администрации, права, науки, вторгаясь таким образом в сферу культурного, становясь полифункциональным и меняя свой статус.
При сопоставлении общего хода развития правовых систем двух этносов выявляются черты сходства: в обеих культурах правовая система складывается в условиях сосуществования разных юридических систем: во Франции — римской и германской, в России — русской (славянской) и византийской (в конечном счете, тоже римской). Однако в России эти две традиции сталкиваются, в результате чего русское право приобретает характер обычая (ХП-ХШ вв.), -открываясь внешним влияниям. Во Франции же речь шла не о противостоянии двух традиций, а, скорее, о их сосуществовании, взаимопроникновении, ассимиляции. К тому времени, когда русское право переходит в разряд обычая, обычное право во Франции подхватывает традиции римского права, применяя их к своим условиям.
В обеих культурах правовая система первоначально базируется на обычном праве, передаваемом из поколения в поколение в устной форме. Потребность в письменном праве возникает в период централизации власти и укрепления государства. Кодификация законов происходит с разницей примерно в сто лет. В России — конец XIV — XVI вв. (Псковская и Новгородская судные грамоты, Судебники 1497, 1550, 1589). Во Франции с XIII века за королями было закреплено право и обязанность издавать новые законы (Уложение Людовика IX), вносившие изменения в ранее существовавшее право.
В заключительном параграфе данной главы предлагается периодизация истории французского и русского языка права. К периоду мы относим разный по длительности промежуток време-
ни, в течение которого основные признаки права и языка права не меняются. Выделение тех или иных периодов обусловлено, таким образом, как экстралингвистическими, так и интралингви-стическими факторами. В обоих языках выделяется этап естественно сложившейся терминологии и этап специально упорядоченной терминосистемы. Нижняя хронологическая граница обусловлена экстралингвистическими факторами, а именно, наличием первых памятников права. Для французского языка права это будет конец Х1-ХП век, для русского языка права — X век. Верхняя граница первого периода определяется исходя из внутренней периодизации каждого языка, периодизации истории права и историко-культурных процессов, отразившихся на формировании терминологий. Принимая во внимание совокупность различных факторов, представляется, что начальным периодом формирования французского языка права можно считать Х1-ХШ века. Анализируя развитие русского языка права, к начальному периоду можно отнести Х-ХУ века, это период древнерусского права и использования древнерусского языка в светской правовой сфере, период выработки и фиксации основных правовых понятий и закрепления за ними определенных терминов.
Во второй главе «Доминантные концепты правовой жизни: Правосудие» исследуется терминология, объективирующая тер-минополе «Правосудие» в старофранцузском и древнерусском языке права.
Концепт «Правосудие» является центральным в концептуальной области права зарождающейся научной картины мира. Тер-минополе «Правосудие» организовано в виде понятийной суперструктуры, отраженной в терминогруппах. При тезаурусном представлении данного терминополя, не зависящем от какого-либо конкретного языка, выделяются следующие понятийные уровни: юрисдикция; судебные учреждения; субъекты права; следствие по делу, включающее подуровни: иск, расследование, розыск, допрос, доказательства вины; судебное разбирательство, распадающееся на уровни: вызов в суд, судебный процесс, лица, участвующие в процессе, обвинение, решение суда.
Рассмотрение этого концепта предваряется анализом совокупности терминов, отражающих общее понятие о праве, законе, поскольку правосудие опирается на право, систему общеобязательных социальных норм, правил поведения, установленных обществом.
Кроме того, при рассмотрении дел в суде основополагающим принципом являются понятия права и закона. В первом параграфе данной главы исследуются базовые термины французского и русского языка права, среди которых обнаруживаются термины, восходящие к индоевропейским корням. К таким терминам относятся: justice (juge, juger, etc.), loi (loyal), droit, établir (établissement, statut, instance, arrêter, arrêt, arrestation) / право (правда, правый, неправый и др.), суд (судить), устав (постановление, постановить), уложение (положенное). Наличие подобных терминов свидетельствует о том, что язык права относится к наиболее древним формам культуры, и его изучение позволяет выявить общие индоевропейские параллели.
Самые общие понятия о праве и законе отражены в старофранцузском языке в терминах, связанных с идеями порядка (droit, dreit), закона (justice, jus; loi, lei), счета, разума (raison). Два из них (justice, loi) связаны с религиозными представлениями и обусловливают сакральность и формульность права, тогда как термины droit и raison отражают представление о праве как об институте, призванном поддерживать порядок, справедливость, правильность. Сходное понимание права как явления, относящегося к сфере упорядоченного, прямого (суд, судити; правда, правило, правый), неподвижного, устойчивого (устав, уставити, ставити), законосообразного (уложение, уложити), обнаруживается и при анализе этимологии базовых терминов права в древнерусском языке.
Сопоставительному анализу терминогрупп предшествует характеристика их состава, особенностей, употребления раздельно в каждом из изучаемых языков. В автореферате отражаются в основном результаты сопоставительного изучения.
При анализе терминогруппы «Юрисдикция, округ» черты сходства проявляются в том, что и в старофранцузском, и древнерусском языке права применяются термины общего характера (bandon, destroit, dition, justice, obeissance, part, pooir, poroffe / волость, земля, область, удел) и конкретные, уточняющие, под чьей юрисдикцией находится округ (bail, banissement, chastelenie, conte, duchee, finage, justicerie, vestiaire, visconte, voerie / княжщина, посад, город, вотчина, присуд, тысяча). Расхождения наблюдаются в количественном составе данной группы: во французском языке (21 единица) эта группа терминов более многочисленна, чем в русском (10 единиц). Внутри группы во
французском языке выделяются словообразовательные гнезда (bandon-banissement-embanir, justice-justicable-justifier).
Терминообозначения суда (трибунала) присутствуют в обоих языках. Однако они более многочисленны в старофранцузском языке права (13), при этом большинство терминов не уточняет вид суда, они выступают как синонимичные, не дифференцируя отдельные признаки объекта. Тогда как в древнерусском языке права обозначения суда группируются вокруг одной лексемы (суд) и представляют собой составные адъективные термины, включающие два компонента (суд княою, суд владычный, волостной, городской, посадничий, суд общий, торговый). Во французском языке права, в отличие от русского, отмечается терминологическое различие правомочности суда (haute justice / basse justice).
В группе терминов, обозначающих субъектов права, сходным является то, что в обоих языках эти термины отличаются двойной или тройной принадлежностью, то есть принадлежностью к общему языку (и/или другому специальному языку) и языку права. Особенностью терминообозначений феодалов в старофранцузском языке является их антропоцентричность (baron, seignor, conte), в терминологии зависимых от феодала лиц этот признак не выявляется, что может служить косвенным подтверждением того, что в средневековом сознании сохраняется память о прежних установлениях, когда владение кем-либо приравнивается к владению вещью. В этой группе выделяется родовой термин (serf) и видовые, уточняющие вид крепостной или иной зависимости (amoissoneor, mansionaire, aloat, home coustumier). В древнерусском языке права признак антропо-центричности присущ не только терминообозначениям феодала, но и лиц, зависимых от него (княж муж, свободен муж, людин / люди, холоп, челядин, челядь, смерд). Во французском языке наименование крепостного (serf) отражает традицию заимствования этого названия у других народов, тогда как древнерусский язык нарушает эту традицию, здесь слова с этим значением являются исконными и восходят к наименованиям детей и подростков, наименее защищенных в правовом отношении, имеющих меньшие права (холоп).
Следствие по делу состоит из нескольких этапов: возбуждение дела, предварительное следствие и судебное следствие. И в старофранцузском, и в древнерусском языке права терминологически не различаются предварительное следствие и судебное следствие, что свидетельствует о недостаточной дифференцированности этого по-
нятия в изучаемый период в обоих языках. В сопоставляемых языках термины, использующиеся в качестве основания для возбуждения дела, отражают устный характер жалобы или иска (querele, claim, reclaim, clamer, deplaindre, deplaint, complainte, plainte, se plaindre / жалоба), в древнерусском языке к этому признаку добавляется еще наименование действия (челобитье). Не только словесное, но и конкретное физическое действие знаменуют начало обращения за помощью правосудия. Данная терминогруппа в старофранцузском языке включает большее количество членов (16), среди которых терминологически различались claim — demande — complainte.
К качественным расхождениям относится тот факт, что в старофранцузском языке права выделяется группа терминов с общим значением 'расследование, следствие, дознание' (17), в древнерусском языке права подобную терминогруппу выделить не удалось, лишь в Псковской судной грамоте встречаем единичный термин — исправа. Старофранцузские термины, входящие в ядро этой группы, восходят к идее розыска и преследования (enquête, enquêter, esquerre, inquisition, quise; porsivement, porsiure) и формируют словообразовательные серии.
Процедура розыска в старофранцузском языке права терминируется многозначными лексемами inquisition, quise и соответствующими глаголами, а также глаголами pourquerre, porchacier, poursuir и отглагольным существительным poursuite. Согласно старофранцузским правовым документам, процедура розыска украденной вещи очень похожа на то, что описывается в Русской Правде при помощи составных терминов (lever le cri après lui; aler de garantisseeur jusques à sept; esgarder une bataille; jurer sors sains loiaument / a закличють и на торгу; а заповестъ на торгу; по следу женутъ; по верви иека-ти татя; ити до конця своду; истцю ждати прока).
Допрос в древнем праве был связан с применением пыток, которые служили средством получения признания. Признание было основным элементом следствия и выступало в качестве основного доказательства вины. Терминология допроса, соединенного с пыткой (question, enquerre) и вытекающего из него признания (12), была развита в старофранцузском языке права, но фактически отсутствует в ранних памятниках древнерусского права, появляясь лишь в документах XIV-XV веков. Судебные поединки (bataille / поле) практиковались в разрешении спорных вопросов и в том, и в другом социуме, что нашло свое отраже-
ние в соответствующей терминологии, представленной преимущественно составными терминами в обоих языках (champ de bataille, tenir bataille, jugier une bataille, tornes de bataille / битися на поле, на поле лезет, поле присужати, побиются на поли).
Судебное разбирательство представляет собой сложную процедуру, предварительным этапом которой является вызов в суд. Данная терминология присутствует в обоих языках, однако количественный состав данной терминогруппы неодинаков в сопоставляемых языках. В старофранцузском языке в этой группе (8) преобладают глагольные термины, противопоставляющие устный или письменный характер вызова (avochier, somement, voer / descriré). В древнерусском языке таких терминов немного, и они представлены, в основном, однокоренными словами разной частеречной принадлежности (позов, позовка, позывати, звати на суд). Идея зова, лежащая в основе древнерусских терминов данной группы, прослеживается и в части старофранцузских терминов (avochier, voer, vochement).
Большинство старофранцузских терминов, связанных с проведением судебного процесса восходят к двум латинским формам (placitum, jus): plaid, pledeis, plaidier, plaidoier; jugier, desjugier, ajugier, besjugier, mesjugier. В древнерусском языке права эта терминология группируется вокруг слов суд и правда (судом судити, судище, судитися, суженое, дати правду, на правду не вылази-ти). Использование застывших формул, формульность, как черта древнего права, находит яркое отражение в этой сфере.
В старофранцузском языке широко представлена терминология лип, защищающих интересы тяжущихся сторон (14), при этом терминологически не выделяется лицо, представляющее сторону обвинения. Напротив, для обозначения адвоката применяется множество терминов, в основе наименования которых лежит десигнативный признак говорения (avant-parlier, conteor, emparleor, plaidif, plaideis, plaideor, voé). В древнерусском языке права терминообозначения лиц, представляющих интересы сторон в суде, отсутствуют, таким образом отмечается лакуна, незаполненное пространство данной понятийной сферы.
Для обозначения истца (и ответчика) старофранцузский язык права располагает многочисленными лексемами (12). Внутри этой группы обнаруживаются гиперо-гипонимические отношения. В качестве родового термина выступает лексема partie, она применяется по отношению к обеим тяжущимся сторонам. В древ-
нерусском языке права лица, участвующие в судебном процессе (истец и ответчик), именовались одним термином (истцы), что является показателем недостаточной дифференциации этого понятия в указанную эпоху. По сути, древнерусский термин истец аналогичен французскому термину partie.
Терминообозначения судьи (15) в старофранцузском языке права отличаются развитой синонимикой. В основу знакообозначения лексем этой группы может быть положен десигнативный признак знания (connoisseor), говорения (disor, jureor, voirjuré), принятия решений (arbitre, plaideor), поиска истины (inquisiteur), права, справедливости (droiturier, juge, justuce, justiceor), владения (terrier). В древнерусском языке термин судья употреблялся как родовой, а атрибутивные терминологические сочетания с этим словом — как видовые: судья волостной, городской, земский, княжий.
Синонимия и специализация синонимов (garent, jureor, recordear, tesmoigneor, testímoiné) характерны и для наименований свидетелей в старофранцузском языке. В древнерусском языке права также существовало несколько терминообозначений свидетеля (видок, послух, свидетель, поручник, люди), но наиболее употребительным был термин послух. Понятие о лжесвидетельстве и лжесвидетеле в обоих языках передается терминами с негативной оценочностью (faussonier, faux tesmoignage / послушествует лживо, лже послу -шествують). Истцы, ответчики и свидетели приводились к клятве, присяге, словесному знаку, заменявшему действия ритуала: кле-нется, зарок, рота, ротитися, ити на роту, ити роте, целовати крест. В древних французских правовых текстах широко употреблялись глагольные терминологические сочетания, включающие разное количество актантов: jurer seur sains (de sa main / loiaument); jurer voir; jurer de sa volonte sans force; fere le serement; avoir son serement; mener par son serement; conter par serement.
В группу терминов старофранцузского языка, передающих понятие об обвинении, входят лексемы, обозначающие обвиняемого, обвиняющего, действие обвинения и результат этого действия. В этой многочисленной группе (27) значительная часть субстантивных терминов представляет собой производные от глагольных терминов той же группы (ret, ré; encusement, encuseor, accusé). Терминообозначения обвинения в древнерусском языке права четко не выделяются, представлены лишь отдельные лексемы, отражающие некоторые стороны обвинения (вывести виру, повинити).
наиболее широко представлены обозначения ложных обвинений (клепати, облыгати, поклеп, прирок, наводить наводки).
Заключительной фазой судебного следствия является вынесение приговора или решения по делу. В старофранцузском языке права приговор и решение суда обозначаются одним термином jugement, который может конкретизироваться добавлением к нему уточняющего определения (communs juigemenz, juigemenz capital). Терминология вынесения приговора, представленная составными глагольными терминами, отражает процесс принятия решения и возможности подачи апелляции. Отдельная совокупность терминов номинирует такое явление как вынесение неправильного, ошибочного, несправедливого приговора (/ere faus jugement, fausser jugement, f äusseres). К отличительным чертам этих терминогрупп в изучаемых языках относится отсутствие в самых ранних памятниках русского права терминологии, связанной с принятием судебного решения, в более поздних документах появляются отдельные термины для обозначения письменного решения суда и устного его объявления (судница дати, судная грамота), апелляция судебного решения не предусматривалась. В целом можно отметить, что терминология этого этапа судебного разбирательства в древнерусском языке права находится еще в зачаточном состоянии.
При анализе терминов, объективирующих терминополе «Правосудие» в старофранцузском и древнерусском языке права, можно установить ряд закономерностей, касающихся формы и семантики терминов и их эквивалентности понятийной структуре. В обоих языках основную часть терминов составляют однословные термины, непроизводные и производные, образованные средствами родного языка, преимущественно путем аффиксации. Среди суффиксальных производных в сопоставляемых языках широко встречаются суффиксы со значением, лица, деятеля: во французском языке: -or, -eor, -ier (clameor, jugeor, suitor, droiturier), в русском: -ец, -ок, -ин, -ник, -щик, (истец, видок, огнищанин, мечник, неделъщик). Особенностью префиксального словообразования терминов, образующих данное терминополе в старофранцузском языке, является возможность присоединять разные префиксы к одной производящей основе, формируя, таким образом, префиксальные серии: enquerre — esquerre — enquester — por guerre; ajugier — besjugier — desjugier— mesjugier. Одна основа могла служить базой для производных разной природы: ban — barrissement — embanir.
Другие способы терминообразования в обоих языках являются менее продуктивными, тем не менее можно отметить такие способы как регрессивная деривация (claim, plait, reclaim, recort, ret / поклеп), субстантивация причастий (aloé, juré, garant, plaignant, requérant, reseant, traite) и прилагательных (sopost, citeain, faidif). Несколько терминов представляют собой результат словосложения по моделям: N + N (mainpast, voirjuré / челобитье), N + Adj (mainmuàble), Adv + N (avant-parlier), две последние модели в терминологии древнерусского языка этой сферы не отмечены.
В терминологии «Правосудие» в обоих языках представлены составные термины, среди которых можно выделить субстантивные словосочетания с разным количеством компонентов (champ de bataille, torne(s) de (la) bataille, gages de bataille, cors à cors, champ malé / свод по землям, до конця своду). Однако большую часть составных терминов в сопоставляемых языках составляют глагольные сочетания: fere jugement, fere plainte, fere claim, metre en l'enqueste, metre en voir, porter garentie, tenir bataille, tourner garens / битися иa поле, стать на поле, дати правду, ити на роту (ити роте), след гнати, ждати прока, ставити перед князем, целовати крест. Глагольные конструкции могли включать факультативные единицы, образуя вариантные структуры: fere droit jugement — fere faus jugement, rendre jugement — rendre loyal jugement Особенностью древнерусской терминологии является большое количество адъективных словосочетаний, служащих для дифференциации понятия: суд княжий, холоп обельный, мужи судные, добрые люди.
В обоих языках отмечается синтаксическая, графическая (lignée, lignie; lignage, lygnage; bastar, bastart, bastard / мятельник, ме-тельник, металъник; рота, рута), и морфологическая (lignage, lignerie, lign; bast, bastart; juge, jugeor / истец, игцея; позов, позов-ка; судебница, судебня) вариативность терминов.
В каждой из выделенных терминогрупп широко распространены синонимичные терминообозначения, причем синонимичными могут быть не только однословные термины, но и составные: fere plainte — fere claim — clamer haussage; tourner garens — lever garens; traire à tesmoing — lever un tesmoing; fere faus jugement — fausser jugement Синонимом аналитического образования может быть синтетическая форма: fere claim — clamer, fere plainte — se plaindre / земля княжая — княжщина, слуга дворный — дворянин.
Большинство терминов, составляющих данное терминополе, являются многозначными лексемами, когда лишь одним из значений лексема принадлежит области правосудия: obeissance, part, pooir, reconoissance. С другой стороны, выделяется ряд лексем, полисемия которых проявляется и внутри правового поля, так, например, правовой термин justice имеет пять значений, благодаря которым он может входить в разные терминогруппы и терминологии: «Наказание», «Правосудие», «Юрисдикция», «Суд», «Судья». Многозначность отмечается и внутри терминологии или одной терминогруппы, например, термин jugement, благодаря своим значениям 'решение, приговор' и 'суд', входит в состав разных терминогрупп, question является многозначным внутри терминогруппы, поскольку обладает следующими значениями: 'допрос', 'следствие, соединенное с пыткой', 'пытка'; также как термин testimonie 'свидетель' и 'свидетельство, свидетельское показание'. В русском языке подобным примером может служить термин суд.
Среди семантических особенностей терминов, воплощающих концепт «Правосудие», следует отметить наличие метафорических обозначений: mont, lignée / холоп, след гнати. Метафоры, выявленные в данных терминогруппах, во французском языке относятся к онтологическим (столкновение живого и неживого), а в русском — к структурным (использование одной понятийной сферы для номинации другой).
В ряде правовых терминов старофранцузского и древнерусского языка прослеживается негативная оценочность: falser, fere faus jugement, fausser jugement, vilain / клепати, облыгати, поклеп, послушествовати лживо, причем в некоторых правовых терминах старофранцузского языка негативная оценочность передается морфологическими средствами: bastará, besjugier, mesjugier.
Терминология «Правосудие» и в русском и во французском языке представляет собой относительно упорядоченное образование, в котором термины в целом соответствуют системе понятий, этот порядок задается существующей иерархией понятий. Однако сопоставляемые терминологии не являются симметричными: в русском языке на начальном этапе развития терминологии права отмечаются лакуны, отсутствие средств выражения некоторых понятий, таким образом, нарушается внутренняя понятийная связь внутри терминополя («Расследование, следствие, дознание», «Допрос», «Признание», «Лицо, представляющее ин-
тересы сторон в суде»). В обоих языках отмечается отсутствие дифференциации понятий «предварительное следствие— следствие по делу», в древнерусском языке права: «истец — ответчик», в старофранцузском языке права: «адвокат — обвинитель». Наблюдается также асимметрия внутри терминогрупп в обоих языках, выражающаяся в большей или меньшей терминологической разработанности отдельных подгрупп (терминогруппы «Обвинение», «Приговор» в древнерусском языке права представлены отдельными терминами), в различном объеме групп терминов, лишенных коннотативных значений, и терминов, в семантической структуре которых присутствует негативная оценочность.
Уже в ранних правовых текстах обнаруживаются дефинирован-ные термины. В древнерусских текстах такие термины единичны: холопъство обелпое, суд княжий, тогда как в старофранцузских текстах, опирающихся на римские законы и дающих прямые ссылки на них, дефинированных терминов больше, и они принадлежат разным терминогруппам: «Юрисдикция, округ» — haute justice, basse justice, «Субъекты права» — baron, «Лицо, представляющее интересы сторон в суде» — procurateur, conteor, pledeor, avocat, «Клятва» — serement, «Приговор, решение» — jugemenz communs, jugemenz capital Как правило, подобные «протодефиниции» представляют собой разъяснение понятия, выполненное в форме описания или перечня сторон, характеристик, составных элементов объекта.
Степень систематизации правового материала, а значит и терминологии, различна в сопоставляемых языках. Старофранцузские тексты законов делятся на главы по тематическому принципу, заголовок которых анонсирует (более или менее подробно) содержание главы. Главы подразделяются на статьи и, таким образом, осуществляется предварительная классификация правового материала. Тогда как в древнерусских текстах законов деление на главы отсутствует, и лишь некоторые статьи имеют краткие заголовки: О гсня-жи мужи. О своде. О холопе. О закупе. О поличном. О неправом суде.
Третья глава «Доминантные концепты правовой жизни: Преступление и наказание» посвящена изучению терминологий «Преступление» и «Наказание» в старофранцузском и древнерусском языке права. Понятийная оппозиция «преступление — наказание» характерна для обеих правовых систем. Эти концепты являются наиболее древними в концептуальной сфере права, соответственно и терминология преступления и наказания относится к числу
самых древних правовых терминологий. При сопоставлении древнерусской и старофранцузской терминологии права выясняется, что в изучаемых языках отмечаются значительные расхождения в обозначении понятий «преступление» и «преступник». В старофранцузском языке терминогруппа «преступное деяние» включает ряд терминов со значением 'общее наименование преступления' (23), при этом некоторые термины уже разграничиваются терминологически и выступают как родовые в самых ранних текстах (mesfa.it, forfait / crime). Выделяется также ряд терминов, служащих для. общего наименования преступника (malfaitor, malfaisant, mesfetor, torfesor, mauvais homes). Тогда как в ранних древнерусских правовых документах отсутствуют термины общего значения для понятий «преступление» и «преступник». Они появляются лишь в текстах XV века (лихое дело, лихой человек). Чертой сходства данных терминогрупп в сопоставляемых языках можно считать понимание преступления как злодеяния и оценочность (уничижительность) лексем, использующихся для терминирования понятий о преступлении и преступнике. Как правило, эти термины являются терминами двойной принадлежности, входят в состав общего и правового языка и, следовательно, обеспечивают пересечение общеязыковой и терминологической картины мира.
При сопоставлении французских и русских терминов, обозначающих виды преступлений (преступления против личности, преступления против собственности, должностные преступления), выявляется, что терминология видов преступления более детализирована в старофранцузском языке права.
В обоих языках терминологически различаются преступления против личности, наносящие физический и моральный ущерб. Однако, несмотря на внешнее сходство, внутри этой терминогруп-пы в старофранцузском и древнерусском языках обнаруживаются качественные и количественные расхождения. Во французском языке широко развито терминообозначение преступлений, наносящих физическое повреждение (более 50). В древнерусской терминологии права таких лексем значительно меньше. Качественное расхождение проявляется в том, что в древнем французском языке права выделяется ряд терминов, характеризующих оскорбление и угрозу как преступления, посягающие на честь и достоинство личности (menace, menacier, outrage, offense, dire lesdanges, dire vilenie, lais dis, parole vilaine). В древнерусских правовых тек-
стах того же хронологического периода об этих преступлениях не упоминается, следовательно, не выделяются и соответствующие терминологические единицы. В старофранцузских текстах законов обнаруживаются дефиниции описательного типа многих терминов, номинирующих преступления, наносящие физический ущерб или моральный вред (homicide, murtre, traïson, fame esforder, rat, mahaing, division de sane et de chable, férir, lédissemenz). Эти дефиниции призваны разграничить, отделить один вид преступления от другого, выделяя существенные для оценки преступления признаки, как, например, в случае с терминами murtre и omecide, когда дифференцирующим признаком являются обстоятельства убийства: «подло», тайно (из засады, во время перемирия или отдыха, после захода солнца) или открыто, явно (в драке, рукопашной схватке в присутствии свидетелей).
Терминология преступлений против собственности (кражи, грабежи, мошенничество) представлена широко и в старофранцузском, и древнерусском языке права. Выработанная система терминов в обоих языках позволяет классифицировать указанные преступления по степени тяжести и опасности для общества {furt, larrecin, larrecine / deforder, forjugier, larronie, preer, proir, robe, rober, roberie, tolte, forjugier, rapiner, rapine, rat, ramne; татьба, татебпое / грабеж, грабити, грабление, ограбити, порубка, разбой, разбой с поличным, наход). К числу отличительных признаков можно отнести наличие в старофранцузских правовых документах дефиниций, раскрывающих понятийные характеристики терминов данной группы (roberie, larrecin), тогда как в древнерусских памятниках права подобная экспликация отсутствует. При анализе этой терминогруппы выявляется значимая оппозиция явный — тайный, терминологически обозначенная в обоих языках (apert — repot, non apert / явленая татьба — не явленая татьба) и юридически значимые последовательности объектов краж: лошадь — корова, лошадь — платье (одежда). Группа терминов, характеризующих мошенничество, четко выделяется в старофранцузском языке права, в текстах законов дается и определение мошенничества (tricherie). К мошенничеству относим и фальшивомонетничество, изготовление фальшивых мер, весов, изделий из золота (fere fausse monnoye, fere faus peis, metre fausse mesure (bailler fausse mesure), vendre à fausse mesure, tailler fauces boulles ou faus coins). Отличительной чертой этих составных терминов является использование во всех
адъективных словосочетаниях лексемы faux, fausse, подчеркивающей подложный характер изготовленной вещи. Невозвращение долгов тоже можно понимать как вид мошенничества. Об этом преступлении упоминают не только древние французские правовые документы (det, dete, deterie, deté, detre, deteor, prendre pour dete, deveir la dete, dettes ci eues), но и древнерусские: О долге. Аже кто многим должен будетъ; сочити долгу по доскам, возмет за свои долг силою, стулится ('скроется') должник.
К числу качественных расхождений относится выделение отдельной терминогруппы должностных преступлений в старофранцузском языке права, в ней отмечаются термины с общим значением 'должностное преступление' и терминология конкретных должностных проступков: уход раньше срока из войска, вскрытие запечатанного письма, ложное обвинение, несправедливое судейство, отказ в правосудии, мошенничество адвокатов. В древнерусском языке права эта группа еще не оформилась, существуют лишь отдельные лексемы, терминирующие некоторые преступления, которые можно отнести к должностным, например, взятка (посул).
Кроме основных терминогрупп (преступления против личности, против собственности, должностные преступления), в старофранцузском языке права начинает формироваться группа терминов, относящихся к преступлениям против короля, государства и преступлениям против веры и церкви (bouguerie, mescreance, errer contre la foi, estre souspeçonneus de la foy). Однако терминологически группа лексем, обозначающих преступления против короля, еще недостаточно оформилась, используются словосочетания с широким значением (enfreindre la pais le rei; fere contre le roi en fesant contre la pès dou pueple; dire mal do roi, ou de la reine, ou de son consoil vileinement). В древнерусском языке права до конца XV века подобная терминогруппа не выделяется.
Терминогруппа, включающая наименования преступников, сформирована в обоих языках. Она очень многочисленна в старофранцузском языке права (40), в нее входят наименования преступников, совершающих самые разнообразные виды преступлений. Характеризуя распределение терминов внутри этой группы, можно отметить, что наибольшее количество лексем номинирует человека, совершающего кражу или грабеж, причем часть терминов являются однозначными (fortraieor, fur', larron, reuberes, robart, desserpilleur), a в семантической структуре другой части терминов
заложена возможность полисемии, они способны обозначать человека, совершившего разные виды преступлений (robeor, tochin, toleor, wandelart, ulage). Тогда как в древнерусском языке права эта группа значительно меньше (11), в нее входят лишь наименования преступников, совершающих основные виды преступлений. Спецификой этой терминогруппы в древнерусском языке является наличие адъективных словосочетаний, уточняющих место совершения преступления (клетный тать, крымский (кримский) тать, щрковный тать), объект преступления (коневый тать), отяго-щенность одного преступления другим (головной тать).
Терминогруппа, включающая в себя обозначения ущерба, вреда, в старофранцузском и древнерусском языках права различается количественно. В старофранцузском языке она довольно объемна (30). Большинство терминов этой группы передают общее понятие об ущербе. Однако внутри данной группы можно выделить ряд лексем, в которых понятие о вреде, ущербе соединяется с чувством несправедливости, обиды, оскорбления (enjurier, injure, injurier, injurios, grever, grevance, engregement, engregier, mesofrir, mesprison, negligence), следовательно, терминологически уже начинает различаться понимание ущерба как материального и морального. В отличие от старофранцузского языка права, в древнерусском языке терминов, обозначающих вред, ущерб, очень мало (обида, пагуба, прстгор), но при этом ущерб, вред тоже могут восприниматься как обида (обида), с другой стороны, национальной спецификой является то, что это понятие связывается с ощущением беды (пагуба).
Наличие лакуны, отсутствие терминообозначений для общего наименования преступления и преступника в древнерусском языке, а также большее количество терминов в других подгруппах старофранцузского языка, на наш взгляд, объясняется тем, что терминологическая система французского права складывается под воздействием терминологии римского права, обладавшего развитой системой обозначений не только конкретных видов преступлений, но и их обобщенным наименованием. Вместе с римским правом ассимилировались и необходимые в юридической практике словоупотребления. Тогда как древнерусский язык права — это язык народный, который первоначально опирался на выработанную веками систему правил, а не на более развитую систему права другого народа. Кроме того, в самых древних правовых текстах, по-видимому, важно было предусмотреть
наказание за каждое конкретное преступление. Необходимости в выработке общего наименования преступления у законодателя и кодификатора в данный момент, очевидно, не было.
Терминология «Наказание» в языке права состоит из девяти тер-миногрупп, включающих около 150 старофранцузских и более 60 древнерусских однословных и составных терминов. В старофранцузском языке права термины, обозначающие обшее понятие о наказании (10), восходят к латинскому языку. В текстах законов устанавливается пять степеней наказания по силе воздействия на человека, объясняется, в каких случаях назначается телесное или денежное наказание, указывается, какие факторы должны учитываться при определении наказания, При этом уже в ХШ веке основным положением, на которое опирались при решении вопроса о наказании, был тезис: Nus ne doit estre puniz sanz cope (Plet, XXIV, 21) — «Никто не должен быть наказан без вины». Представляется, что эта идея предвосхищает современное понятие презумпции невиновности. В старофранцузском языке права culpe (colpe), coupable являются уже правовыми терминами и понимаются как условие ответственности. В этом же значении употребляются термины вина, виновный в древнерусских правовых текстах. Выше отмечалось, что в терминологии древнерусского права отсутствовала лексема со значением 'преступник вообще' или 'преступление вообще". Эта ситуация не затрагивает общее понятие о наказании. По крайней мере две лексемы с этим значением отмечаются уже в договорах русских с греками (казнь и казнити), слово казнь при этом должно было употребляться без определения, в противном случае оно обозначало уже определенный вид наказания: казнити смертной казнью, казнити торговой казнию. В Русской Правде термина с подобным значением не отмечается. В этом кодексе речь идет о конкретных видах преступлений и о конкретных наказаниях за них.
Наказанием за преступление может быть применение санкций материального характера, лишение свободы и наказание физическое. Под санкциями материального характера подразумеваются штрафы и конфискация имущества. Старофранцузские термины, обозначающие штрафы (более 20), в большинстве своем не дифференцируют их виды, лишь некоторые уточняют, за что платится тот или иной штраф (mainbote, were, pargiee, ban, obliage). В составе этой терминогруппы выявляется три словообразовательных гнезда: amende, merci, peine. Обнаруживается, что старофранцузский тер-
мин were и древнерусский вира обладают явным семантическим сходством и имеют общее происхождение. Наиболее употребительные термины со значением штрафа в древнерусском языке представлены однословными терминами обида, продажа, вражда и многокомпонентными с опорными словами гривна (ссадная, вязебная, сметная) и платити (татьбу, обиду, голову, розмет). Термины, обозначавшие конфискацию имущества, немногочисленны в обоих языках.
Лишение свободы, как вид наказания, представлено ссылкой (изгнанием) и заключением под стражу (арест). В группу старофранцузских терминов со значением «ссылка, изгнание» входят 10 единиц, большинство из которых (кроме, essil, exilier) заимствованы из германских диалектов (ban, banir, bandon, forbanir, forban, ulage, ulagier). Можно предположить, что слова (или элементы слов) иного (чужого) языка предпочитались для передачи идеи изгнания, лишения родины. В древнерусских правовых текстах понятие об изгнании передается термином поток, к которому затем добавятся оземствие, оземствование, оземствовати.
Для номинации ареста французский язык предпочитает слова латинского происхождения (7, в том числе лексема широкого значения prendre). Эта терминогруппа включает также термины, обозначающие место заключения (13), содержание в тюрьме (13), заключенного (6), тюремщика (2). Ядро группы терминов, называющих тюрьмы, во французском языке составляют 3 слова (chartre, jeole, prison), от которых путем суффиксации и префиксации образовано большинство производных этой группы. Другие лексемы, обозначающие место заключения, ассоциируются с идеей замкнутого пространства (fermeure, estui, serre) или тесноты, тесного, затрудненного прохода (destrece, destroit, encombrier, enserrement). В Русской правде тюремное заключение как способ наказания за совершение преступления не предусматривается
Меры физического воздействия включают в себя телесное наказание и пытки, смертную казнь. Месть отнесена в эту же группу, поскольку она подразумевает физическую расправу с преступником. И в древнерусском и в старофранцузском языке в группе терминов, относящихся к пыткам, выделяются глаголы с общим значением 'пытать': destraindre, examiner, gehir, tormenter / мучи-mu, умучити, умучати. В старофранцузском языке эти термины общего характера дополняются еще конкретным: abeuvrer. Понятие о пытке в старофранцузском языке права передается также
субстантивными терминами общего значения {discipline, gehine, martroi, torment, torteure) и конкретными терминами, в основе номинации которых лежит обозначение способа пытки: abeuvrement, sospense, тогда как древнерусский язык в этом случае предпочитает номинацию через инструмент пытки: батоги, дыба, кнут. В группу старофранцузских терминов со значением казни входят лексемы, передающие общее понятие о смертной казни (justicier, репеапсе, juger a mort) и называющие конкретные виды казни (ardre, decoler, decolace, degoler, pendre, venimer). В древнерусском языке права смертная казнь терминируется лексемами убити, казнити смертною казнью. Понятие о мести отражено и в старофранцузских (venjance, vengier, ulcion, prendre venjance, exces de la vengance), и в древнерусских правовых документах (мьстити, смиряти).
Анализ терминов, входящих в терминологии «Преступление« и «Наказание» позволяет выявить их формальные и семантические особенности.
Однословные термины в обоих языках представлены существительными и глаголами. Часто термины, входящие в одну терминог-руппу, являются однокоренными словами, восходящими к одному этимону, как, например, серии peine — penitance — репеапсе — penitant — punissement — punition — punir; amender — amendise — amendance — amende — amendement — esmende; merci-amercier— amerciment-amerciable / вина — виновный; оземствие — оземство-вати; казнь — казнити; вира — вирник — вирное — полувиръе. Вариативность форм проявляется не только в виде графических (peine-paine-painne-poine, jaole-jaióle-geole / тюрьма-турма), но и морфологических вариантов. Характерной чертой терминологии этого периода является большое количество словообразовательных дублетов. Этот феномен находит свое отражение и в выделенных терминогруппах: obliage-oblic-oblial-oublee; encombre-encombrement; vengance-vengement-vengison-vengeure; ban-banement-banissure-banissement / заруб — поруб; оземствие — оземствование; мучи-ти — умучити — умучати (морфологические синонимы, противопоставляющие вид).
Наиболее продуктивными способами терминообразования являются суффиксация и префиксация. В группах старофранцузских терминов распространены следующие именные суффиксы: -ement (punissement, amendement, banement, banissement, vengement) и -anee (venjance, репеапсе, amendance, grievance), которые, присоединяясь
к глагольным основам, входят в состав группы терминов с общим значением наказания, взыскания денег, штрафов, изгнания, мести. Менее продуктивны именные суффиксы -(e)ure (fraiture, banissure, fermeure, vengeure) и -ier (chartier, jeolier, prisonier) со значением 'результат действия' и 'производитель действия'. Первый из них присоединяется к глагольным основам, а второй — к именным. Наименее продуктивными являются суффиксы -tion (punition, detention), -ise (amendise, comisé), -erie (graverie, ulagarie), -age (o(u)bliage). В древнерусской терминологии наказания отмечаются именные суффиксы, обозначающие действие-процесс: -ение (-ание) (оземство-вание, разграбление), лицо: -ик (узник, вирник), суффиксы субъективной оценки: -ище (узилище), -ина (путина, десятина).
Наиболее продуктивными префиксами в данной группе старофранцузских терминов являются префиксы латинского происхождения en- (em-) и а-. Префикс en- (em-), присоединяясь к именным основам, образует глагол, означающий помещение внутрь. Показательно, что все эти лексемы входят в терминогруппу «Заключение»: emprisonner, enchartrer, engeoler, enserrer. Префикс a- придает действию каузативный оттенок (àbeuvrer, amercier), он встречается также в составе именных производных терминов (abeuvrement, amerciment, amerciable, adrecernent). Довольно продуктивным был, кроме того, префикс германского происхождения for-, имевший негативное, отрицательное значение (forbanir, forban, forpaiser, fortraiement). В древнерусских терминах наказания используются префиксы пространственного значения: о- (оземствие), соединения и разъединения: с- (сковати), раз-/рас- (расковати, разграбление), счетный: полу- (полувиръе).
Из других способов словообразования отмечается конверсия, представленная во французском языке субстантивацией причастия (comise, enchartre, pris), субстантивацией числительного (disme), и транспозиционной деривацией с нулевым суффиксом в русском языке (поруб, заруб).
В терминологию «Наказание» входят также составные термины, среди которых можно выделить именные, глагольные и адъективные словосочетания. Именные составные термины, относящиеся к терминосфере «Наказание» в старофранцузском языке права, часто образуются по модели N + de + N: peine (paine) de cors, peine d'argent, peine de metaill, peine de prison, peine d'essil. К числу именных составных терминов следует отне-
сти и устойчивые словосочетания типа: juise а 3 dobles, pour poing poing, pour pié pié. Среди древнерусских терминов, обслуживающих понятийную сферу наказания, встречаются единичные именные составные термины: убиение за голову.
Модели, по которым образуются вербальные составные термины, можно разделить на беспредложные и предложные. В беспредложной модели V + N, которую можно охарактеризовать как подвижную, динамичную, существительное выступает в роли прямого дополнения: donner sa vengeance de terre, venger sa mort / ruiamumu виру (дикую виру), платити татьбу (обиду, розмет). В предложных моделях (V + prép. + N) во французском языке используются предлоги à (metre à bandon, metre à gehine, juger à mort, condempner à pairte de métaill), en (aller en essil, envcder en essil, tenir en prison), de (chasser de la terre, tormenter de torment), предложное сочетание hors de (geter hors de la глйе). Сочетание tormenter de torment интересно тем, что представляет собой повтор однокоренных слов, то есть формулу. В древнерусском языке преобладают предлоги: в (крепи-ти в тюрьму, всадити в дыбу, вложитися в дикую виру), на (выда-ти на поток, на разграбление). Структура составных терминологических сочетаний может меняться за счет включения дополнительных элементов, например, tenir en prison — tenir en longue prison — tenir longuement en prison / казнити — казнити смертною (тпорговою) казнью. Третья модель — V + Adv (eissilier permanablement / купи-ти татебно) — является менее распространенной.
Группа составных терминов древнерусского языка расширяется за счет широкого использования адъективных словосочетаний (ссадная, вязебная, сметная гривна; смертная, торговая казкъ; путина железная; ужи железные). Французской терминологии наказания и преступления этот тип терминов не свойствен.
Семантические закономерности, проявляющиеся в терминологии «Наказание», также как и в терминологии «Правосудие», — синонимия и многозначность.
Наличие синонимов и дублетов является отличительной чертой начального этапа формирования терминологий, и это ярко проявляется в терминологии наказания. Синонимическими отношениями отмечены в обоих языках параллельные формы, представленные парой: аналитическая конструкция — синтетический коррелят: prendre venjance — venger, estre pendables — pendre, estre à ardoir — ardre, metre a gehine — gehir, metre a bandon — banir /
железа — путина железная, ужи железные. Можно выделить синонимические ряды, состав которых варьируется от двух до тринадцати синонимов в старофранцузском языке права.
Синонимия свойственна и древнерусской терминологии наказания (выдати на поток — оземствовати). Однако синонимия здесь распространена значительно меньше. Синонимичные тер-минообозначения отмечаются лишь в терминогруппах «Штрафы», «Ссылка, изгнание», «Тюрьма». При этом максимальное количество синонимов, образующих синонимический ряд, не превышает пяти: заруб — погреб — поруб — тюрьма — узилище; вира — обида — продажа — гривна — вражда. В отличие от старофранцузского каждое из наименований штрафов уточняет, какого рода штраф взимается (за убийство, за оскорбление, нарушение феодальной чести, за преступление, денежный характер штрафа). Хотя и в старофранцузской терминологии штрафов выделяется серия терминов, конкретизирующих их виды. Иногда разветвленным синонимическим рядам старофранцузских терминов соответствует лишь одно терминообозначение в древнерусском языке права, как например, в терминогруппе общего наименования наказания: justice — paine — репеапсе — рenitance — penitant — punissement — punition — reconoissance / казнь.
Особенностью старофранцузской терминологии наказания является еще и то, что большинство терминов полифункциональны и многозначны. Многие из них принадлежат одновременно общему языку и языку права, то есть перешли в язык права путем семантической деривации. Так, например, глагол coster в общеупотребительном языке имеет значение 'стоить (обозначает стоимость)', а в языке права его значение суживается: 'стоить наказания'. К числу подобных многозначных терминов можно отнести целый ряд слов: marance, cometre, degoler, destraindre, destrece, eschiele, esckeler, estui, fermeure, fraiture, forpaisier, jaie, jaióle, pendre, penitance, reconoissance, serre, sospence, torteure, traine. Многозначность отмечается и внутри правовой терминологии: amerciment 'выкуп', 'денежный штраф'; gehine 'пытка', 'признание'; grievance 'пытка', 'ущерб, вред'; joice 'суд', 'суд божий', 'пытка', 'судебное решение'; loi 'закон', 'клятва в суде', 'штраф'; relief 'пошлина, уплачиваемая вассалом за свой феод', 'штраф'. Обнаруживаются, кроме того, термины, являющиеся многозначными внутри терминологии «Наказание», так, например, chartrier имеет противоположные значения 'тюремщик' и 'заключен-
ный', епвеггетеп* 'тюрьма', 'заключение, содержание в тюрьме', гоеге — 'штраф, который убийца должен был заплатить родственникам жертвы' и 'соглашение, возмещение причиненного ущерба'.
В древнерусских терминах сферы наказания также можно отметить случаи, когда развитие значения идет через сужение (обида) или расширение значения (вира, вражда). Здесь также отмечаются термины двойной принадлежности (путы, пила, кнут, колода).
В четвертой главе «Доминантные концепты правовой жизни: Права и обязанности субъектов права» изучаются термины, номинирующие права и обязанности средневекового субъекта права. В старофранцузском языке права выделено 11 терминогрупп наименований прав (более 80 единиц), в основе которых лежат два признака «объект права» и «лицо пользующееся правом»: права, связанные с собственностью; с наследством, рождением; право на правосудие; на убежище, защиту; права на землю и ее плоды; на дары моря; право на торговлю; на должность; на пребывание; права феодала, права города и коммуны. Наибольшее количество терминов отмечается в терминогруппах прав на землю, ее плоды и прав, связанных с собственностью, имуществом. В русском языке терминология прав выражена менее ясно, менее детально, чем во французском, она представлена, в основном, составными терминами, описывающими круг правомочности феодала: право осуществлять правосудие, принимать в вассальную зависимость, жаловать привилегиями, собирать подати и устанавливать новые виды обложения (ведати землю, суд; прини-мати в службу; раздавати волости, грады; замышляти мыты; заповедати дань даяти; положити дань, корм, оброк и т. д.).
Терминология прав, относящаяся к французскому материалу, коррелирует с терминологией обязанностей французского населения: термины налогов, обязанностей находят свой аналог в виде терминов соответствующего права феодала. При этом одно право может коррелировать с одним налогом (права города, право на собственность, на наследство, на правосудие, на защиту, на пребывание) или же одно право может обременяться несколькими налогами, как например, право на торговлю, на землю и ее плоды. С другой стороны, один налог может коррелировать не с одним правом, а с несколькими, например, терминология налога на защиту и покровительство связана с терминологией права на убежище и защиту, права на пребывание; термины,
номинирующие налог на привилегии — с терминами, обозначающими право на должность и права феодала, а терминология налогов на торговлю и продажу — с терминологией права на торговлю и права пользования дарами моря.
В обоих языках многочисленна группа терминов, включающая общие наименования налогов, сборов, податей и прочих повинностей (более 40 в старофранцузском языке права, более 30 в древнерусском языке права) и терминов, обозначающих процесс обложения, взимания, уплаты налогов, их увеличения или освобождения от налогов. В старофранцузском языке термины, обозначающие сборщиков налогов, образованы от глаголов со значением 'собирать; накладывать' (сиеШеог, гесиеШеог), в русском языке также существует термин, образованный от глагола 'собирать' — сборщик, а в основе другого термина лежит глагол 'ездить' — заездник, заездщик, таким образом, проявляется фактор расстояния, значимый для восприятия мира говорящими на русском языке. Другие термины для обозначения сборщиков налогов, как и во французском языке (тгпадеиг, иггадеог, ¿гаиегзгег, ЪгоШеог), образованы от существительных, обозначающих какой-либо налог, подать (пятенщик, мытник, побор-щик, данник, куничник, пстлужник, поватажник).
Терминология, использующаяся для обозначения налогов, податей и пр. свидетельствует, что в обоих социумах основными в этот период были налоги и повинности, связанные с сельским хозяйством (более 50 терминов во французском и русском языке права), торговлей (более 20 в обоих языках), проездом (более 10 в обоих языках). В старофранцузском языке права количественно выделяется еще группа терминов, обозначающих налоги на имущество и владение (около 20), в древнерусском языке права таких терминов немного (подымъе, давати с земли, как идет в людех, переписати имение, землю, товар, писати деревни, земли). В обоих социумах не только сельское, но и городское население несло разного рода повинности. Однако налогообложение в средневековой Франции носило более дифференцированный характер, и, следовательно, более развитой была система терминов, обозначающих разные виды налогов, сборов, повинностей. Качественные расхождения проявляются в отсутствии в русском языке терминообозначений для налогов на имущество, привилегии, защиту, что свидетельствует о не сложившейся еще системе налогообложения в этой области. В русской правовой действительности не наблюдаются также термины для
обозначения сборов за недропользование, за пользование портовыми сооружениями, на женитьбу, сборов, взимаемых при аресте или возмещении ущерба. С другой стороны, Русь была вынуждена платить дань Орде, в связи с этим отмечаются соответствующие термины (дань татарская, дань в татары, деньги ординские, пошлина ордынская, десятина, проезд татарский, татарщина), тогда как во французском языке отсутствуют термины, обозначающие необходимость платить внешние налоги.
Способы терминообозначения прав и обязанностей в старофранцузском языке права различны. Наиболее продуктивным в номинировании налогов, податей является суффиксальное словообразование по моделям: N + -age, V + именной суффикс. Кроме того, термины данной группы образуются во французском языке при помощи регрессивной деривации (reiom, travers, trespas, don), субстантивации причастий (prise, levee, rendue, quitee, confermant). В наименовании этих понятий довольно широко используются числительные (octave, quartoier, disme, quinte, eminage, meiteresse, aitélage, quartage, quinzisme, tiercel, tiercuel, tierconerie, trentage). Встречаются случаи метонимического переноса (son, gant, festage, fouage, fumage, ostage, ostelage, chambellage), метафорических терминообозначений (bateis, martemain). Термины данной сферы во французском языке представлены, в основном, однословными терминами.
В отличие от старофранцузской терминологии, в древнерусском языке права терминология прав и обязанностей субъектов права представлена преимущественно составными терминами — адъективными, глагольными и субстантивными словосочетаниями. Среди однословных терминов отмечаются производные слова, образованные суффиксальным способом по моделям: N + -ное (подымное, полетное, поплуокное, порядное,, пятенное, побережное), N +-щина (мостовщина, татарщина), N +-ина (осенина, месячина), N + -ье (подымъе, полюдье), а также путем регрессивной деривации (езд, объезд, подъезд, приезд, проезд, дар, выход), субстантивации прилагательных (мостовое, пудовое, поворотное, мимоходное, коневое, пор-тное, роговое, амбарное) и числительных (десятина, десятое, треть, четверть, пятина), как и во французском языке.
Семантические закономерности, отмеченные для терминологий «Правосудие», «Преступление и наказание», проявляются и в данной терминосистеме, а именно: многозначность терминов (justice, priere, roture, saisine, voerie / розмет, розруб,
тягость, тяжа, подъезд), их синонимия и дублетность (boschage-gruage, justice-justicement, lagan-pecou-pecoi, borgerie-borgesie / ведати землю-управлятъ землю, езд-объезд-подъезд), метафорические или метонимические переносы при терминообразова-нии (aveine, fouage, fumage, festage / дым, невод, соха, пятно, тамга, вес) сужение или расширение значений (dangier, don, esbonage, esbonement, juree) и оценочность (maltote, maritorne).
В пятой главе «Доминантные концепты правовой жизни: Имущество. Собственность. Наследство» исследуются термины имущественной и наследственной сферы. Сопоставительный анализ показывает, что и в старофранцузском, и в древнерусском языке права представлена терминология, отражающая основные понятия имущественной сферы: выделяются термины, обозначающие как общее понятие о собственности, имуществе, так и конкретные его виды. В правовом отношении уже в этот период оказывается значимым противопоставление имущества на движимое и недвижимое, что отражено и в соответствующих тер-миногруппах (biens — biens meubles — biens immeubles). К имущественной сфере относятся и правила наследования имущества, терминология которых включает в себя терминообозна-чения наследства (в том числе, общее обозначение наследства и наследство, полученное по разным линиям), его доли, наследников, завещания. Количественный анализ показывает, что в обоих языках терминология этой сферы достаточно обширна.
В содержательном плане отметим, что система старофранцузских терминообозначений имущественной сферы не полностью симметрична древнерусской. Хотя в обоих языках выделяется одинаковый набор терминогрупп (общее наименование собственности, имущества; земельная собственность как объект владения; недвижимое имущество; движимое имущество), состав их неодинаков. Основным отличием можно считать тот факт, что терминогруппу имущества в древнерусском языке образуют два пласта слов, функциональное распределение которых различно, ряд терминов функционирует в текстах старославянской направленности и не встречается собственно в древнерусских памятниках права. Во французском языке подобного резкого разграничения сфер функционирования нет.
Общей чертой, помимо одинакового набора терминогрупп, является то, что в сопоставляемых языках терминология, обо-
значающая имущество, синкретична, то есть в семантической структуре многих терминов имеется указание на то, что они могут употребляться в общем значении: 'имущество, собственность' или 'владение' и более частных: 'недвижимое имущество', 'движимое имущество', 'имение, поместье' (tenement, tenure, chatel, trésfons / отчина, дом). Основным видом недвижимого имущества было землевладение, для обозначения которого в старофранцузском и древнерусском языке права существовала целая группа терминов (более 10), из которых родовыми следует признать terre / владение.
Отличительная черта состоит в том, что в старофранцузском языке права за общим обозначением движимого имущества закреплен, по сути дела, один термин (meubles), тогда как в древнерусском языке терминов с таким значением больше (товар, добыток, статок, живот). Тем не менее, в общем терминологическая система обозначения имущества и собственности более точна, детализирована в старофранцузском языке права, поскольку здесь существуют отдельные термины для номинации полной собственности (am), недр земли как собственности (fond, tresfond), общего имущества супругов (acquêt, conquêt), имущества, оставленного умершим (remanantise).
В старофранцузском языке права терминологически более широко представлены правовые действия, которые подразумевает обладание, владение имуществом. Для многих правовых действий, которые терминировались в старофранцузском языке (вводить во владение, временно владеть, оставить без владельца, доказывать право на владение, хранить имущество у третьего лица, отчуждать собственность, уступать права на собственность), в древнерусском не существовало принятых терминообозначений. В некоторых случаях в древнерусском языке права имелись обозначения конкретных действий, как например, в случае продажи, дарения (дарити одерень, отделити, отлучити, отписыва-ти), то есть передачи собственности в другие руки, но отсутствуют термины более общего порядка, номинирующие отчуждение собственности, тогда как в старофранцузском присутствуют и те, и другие (vendre, tresfoncier; reportement, tradition; aliénation, aliéner, emprise, esbranchier, esmovement).
В области наследственного права в старофранцузском языке завещатель и лицо, исполняющее завещание, терминируются
особыми лексемами (testateur / testamenteur, testamenteresse), a в древнерусском языке права подобные терминообозначения не обнаружены.
Все термины, обозначающие наследование по разным линиям, в древнерусском языке восходят к наименованиям родственников, таким образом, внутренняя форма термина сразу уточняет, каким образом, от кого получено наследство (дедина, дедичество, деденство, материзна, отчина, прадедина). В старофранцузском языке права этот способ номинации не столь широко распространен, лишь один термин образован с опорой на термин родства, к тому же он показывает, не от кого досталось наследство, а кому оно перешло (freresche).
В старофранцузском языке права терминируются следующие правовые действия, связанные с наследством: вступление/введение во владение наследством, восстановление в правах на наследство, подтверждение права владения наследством, пользование наследством, раздел наследства, выкуп наследства, отказ от наследства, лишение наследства. Эти действия обозначаются соответствующими терминами или терминологическими сочетаниями. В древнерусском языке права из выделенных правовых-действий терминируются лишь четыре: вступление/введение во владение наследством (взя-ти, владети тою отчиною, часть дати), пользование наследством (кормитися до своего жывота), раздел наследства (розделити, разделити дом свои детем), лишение наследства (части ему не взять, задници не имати). Причем, в обеих правовых культурах наследства можно было лишиться в случае нарушения норм принятого поведения (по отношению к родителям в древней Руси или рождение ребенка до замужества в средневековой Франции).
Расхождение обнаруживается также в том, что в исследуемых древнерусских правовых документах отсутствуют нормы, устанавливающие институт приданого, следовательно, не отмечается и соответствующая терминология.
В заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы, намечаются дальнейшие перспективы исследования языка права.
1. Исследование французского и русского языка права показало, что на начальном этапе в становлении этих систем, как
культурного и языкового феномена, есть сходные черты, а именно присутствие двух правовых традиций и двух языковых систем.
2. Правовая терминология, отражая традиционность права, его длительное развитие в системе устной мифопоэтической традиции, представляет собой уже в начальный период формирования французской и русской терминологии права сложное целое, моделирующее правовые знания этой эпохи, в котором можно выделить общие для обоих языков доминантные концепты, ряд которых позволяет более дробное членение. Центральным концептом концептуальной области права зарождающейся научной картины мира является концепт «Правосудие», но более древними — концепты «Преступление» и «Наказание».
Складывающаяся терминологическая система права в изучаемых языках находится еще в состоянии наименьшей сложности, не имеет четко очерченных границ, тесно связана с общим языком. Однако изначально это — не аморфное образование, поскольку она базируется на определенной системе базовых понятий, сложившихся в наивной картине мира, в ней уже можно выделить не только генетические, но и структурные связи, не только связи координации, но и субординации. Внутри этого целого начинают формироваться подсистемы, обладающие определенной свободой. Основанием формирующейся терминологической системы в обоих языках служат общие индоевропейские правовые представления.
3. Некоторая системность терминов права (понимаемая как свойство термина занимать определенную позицию в системе терминов, которое, в свою очередь, обусловлено местом данного понятия в системе понятий) в обоих языках возникает уже в начальный период формирования этой терминологии, но находится еще в зачаточном состоянии, поскольку терминосистема находится на стадии становления.
4. При сопоставлении выделенных терминологий с системой правовых понятий в сравниваемых языках обнаруживаются как черты сходства, так и расхождения.
К чертам сходства следует отнести терминологическую оформ-ленность в обоих языках основных понятий права уже в начальный период формирования правовой терминологии, что свидетельствует о достаточно развитом состоянии правовой культуры в обоих социумах. Но это не исключает того, что при этом обнаруживаются качественные расхождения, проявляющиеся в отсутствии опреде-
ленных терминогрупп в одном из языков и, соответственно, терминологической невыраженности данного правового понятия.
Подобная лакунарность связана с недостаточной дифференци-рованностью, развитостью правовой понятийной сферы, определяемой, по-видимому, разным уровнем правовых знаний и потребностей каждого этноса, разными историко-социальными и культурными условиями развития. Недостаточная сформированность системы понятий объясняет, в частности, фактическое отсутствие дефиниций в древнерусских правовых текстах, поскольку не было еще опыта систематизации права, который позволил бы определить и соотнести основные правовые понятия. Однако дефиниции довольно регулярны в старофранцузском языке права в правовой сфере «Преступление», уже дефинируются некоторые термины концепта «Правосудие», поскольку французские законодатели и кодификаторы опирались документы, в которых право систематизировалось, выстраивалась уже система научных понятий, но, тем не менее, многие термины остаются недефинированными.
Количественные расхождения проявляются в том, что правовые терминологии в изучаемых языках отличаются разной степенью полноты.
Подобная недостаточность составляет, на наш взгляд, сущность любой естественно формирующейся терминологии, накапливающей необходимые средства выражения понятий, и может быть отнесена к закономерностям начального этапа ее развития. Эта закономерность связана с тем, что становление научной картины мира и становление терминологии — процессы параллельные, одновременные, и терминология отражает те этапы, которое проходит понятие в своем развитии: от его отсутствия до возникновения и кристаллизации признаков, свойств, как следствие возникает зыбкость, флуктуации в организации предтер-минов, их значении и форме.
5. К числу закономерностей формирующихся терминосистем можно отнести такое явление, как недостаточная дифференци-рованность некоторых правовых понятий, которое характерно для обоих языков. Но, с другой стороны, наблюдается и противоположное явление: дифференциация понятий. Эти два процесса, на наш взгляд, естественны для терминологий, находящихся в стадии становления, поскольку идет, с одной стороны, становление, разработка, уточнение системы понятий данной
предметной области и, с другой стороны, становление системы терминов, установление связей между ними, терминологическое выделение существенных признаков и свойств понятий.
6. Выделяются также закономерности, касающиеся семантического аспекта лексикологических категорий.
В начальный период в обоих языках отмечается исключительная полифункциональность правовых терминов, ставших затем ядром правовой терминологии по мере ее становления. Правовым терминам свойственна амбисемия (неопределенность семантики), метафорические и метонимические терминообозначения. Полифункциональность, многозначность правовых терминов обоих языков объясняется тем, что, с одной стороны, правовая терминология отражает многие реалии повседневной, семейной, имущественной, политической, духовной жизни общества, а, с другой стороны, субстратом правовых терминов служат слова общеупотребительного языка, и не всегда в изучаемый период термин окончательно «отрывается« от своего естественноязыкового субстрата, термин сохраняет все связи (синонимические, антонимические, словообразовательные) породившего его слова общего языка.
В обоих языках широко представлена синонимия терминов, более ярко выраженная во французском языке. Синонимия в правовой терминологии на данном этапе ее формирования, часто абсолютна, мало дифференцирована, поскольку идет этап накопления наличного терминологического материала. Лексическая синонимия сопровождается фонетико-морфологической вариативностью форм, создавая терминологическую дублетность выражений. Процесс отбора, поиска наиболее точного знака, спецификации будет характеризовать следующие периоды развития правовой терминологической системы.
В терминологии права отмечается наличие терминов, в семантической структуре которых выражена негативная оценочность: haute justice et droite, fere droit (faus) jugement, cas vilain, mauvais home, bonnes prueves et loyaus / правый, праведный (суд неправый, неправедный), добрые люди, облыгати, клепати, послушествовати лживо. Таким образом, семиотическая природа древнего правового термина ближе к семиотической структуре слова общего языка.
Синонимия, многозначность терминов, большая выраженность коннотативных значений могут быть признаны чертами, свойственными складывающимся терминологиям в любом языке.
7. Терминообразовательные средства на этапе становления терминологии права в обоих языках характеризуются преимущественным использованием семантических средств — семантическая деривация общенародных слов (внутриязыковое заимствование) и морфолого-синтаксических средств общего языка. К чертам сходства следует отнести тот факт, что в изучаемых языках используются однословные и составные термины различной час-теречной принадлежности, образованные средствами родного языка (преимущественно, существительные, глаголы, прилагательные), для которых характерна графическая, морфологическая и синтаксическая вариативность. Французский язык чаще, чем русский, использует такие способы терминообразования, как конверсия (субстантивация прилагательных, причастий, числительных), словосложение, что можно отнести к проявлениям типологических различий в строе языков (аналитизм французского языка). Многокомпонентные термины в обоих языках представлены, в основном, глагольными словосочетаниями. Кроме того, для древнерусского языка права характерны адъективные словосочетания, позволяющие уточнять, дифференцировать определенное правовое понятие. В целом, нельзя еще говорить о том, что используются какие-либо специфические модели терминообразования, свойственные только специальному языку.
8. Древняя правовая терминология в русском языке в начальный период своего существования достаточно однородна, она представляет собой автохтонную систему, становление которой происходит одновременно с установлением правовых отношений и правовых институтов (присутствие и влияние иных языков было незначительным, оно усилится в более поздние периоды). Правовая терминология во французском языке имеет разнородный характер: она базируется на: а) латинской терминологии права, унаследованной устным путем, и составившей лексический фонд французского языка, б) латинской терминологии, заимствованной через письменные источники права, и в) обогащена заимствованными элементами германской терминологии права.
9. Данное исследование не исчерпывает всех вопросов, связанных с формированием языка права во французском и русском языках, поскольку оно было посвящено лишь начальному периоду его становления. Требуют дальнейшего изучения проблемы развития правовой терминологии в диахронии, выявления общих
и специфических особенностей терминологических систем, закономерностей их развития в более поздние эпохи. Представляются перспективными также дальнейшие сопоставительные изыскания, касающиеся функционирования некоторых грамматических категорий (например, категории лица, категории времени, наклонения или залога) в правовых документах, специфики синтаксического построения правовых (шире, юридических) текстов.
Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
Раздел 1. Монографии и публикации в рецензируемых изданиях
1. Лыкова H. Н. Генезис языка права (на материале французских и русских документов X-XV веков): монография. — Тюмень: Изд-во Тюм-ГУ, 2005. — 308 с.
2. Лыкова H. Н. Язык права как объект исторического изучения. // Вестник ТюмГУ. — Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2000. — № 4. — С. 79-84.
3. Лыкова H. Н. К истории русских и французских правовых текстов: культурно-семиотический аспект // Вестник ТюмГУ. — Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2001. — № 4. — С. 140-147.
4. Лыкова H. Н. Терминополе «преступление« в старофранцузском языке // Вестник ТюмГУ. — Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2002. — № 2. — С 132-140.
5. Лыкова H. Н. Взаимодействие юридических терминов с другими единицами лексической подсистемы (глава в коллективной монографии) // Взаимодействие единиц и категорий языковых подсистем: Коллект. монография. — Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2002. — С. 22-37.
6. Лыкова H. Н. Предварительное следствие в терминообозначениях древнего французского и русского права // Вестник ТюмГУ. — Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2005. — № 2. — С. 212-218.
Раздел 2. Научные труды
7. Лыкова H. Н. Взаимодействие языков и диалектов в истории французского языка // Общие и региональные проблемы взаимодействия языков и их подсистем: Сб. научн. тр. — Тюмень, 1996. — С. 71-78.
8. Лыкова H. H. Langue de spécialité: français de droit // New Technologies in Foreign Language Teaching: Results and perspectives of the Tempus / Tacis Project 10052-95. Conference Papers. Stendhal University of Grenoble. 29 June-1 July, 1998. — Tyumen: Tyumen State University, 1998. — P. 98-102.
9. Лыкова H. H. Индоевропейские рефлексы в русских и французских терминах права // Сопоставительная лингвистика: Бюллетень Уральского лингв, об-ва /Урал. гос. пед. ун-т; Ин-т иностранных языков / Отв. ред. В. И. Томашпольский. — Екатеринбург, 2001. — № 1. — С. 71-76.
10. Лыкова Н. Н. Социолингвистическая ситуация во Франции и формирование французского юридического языка // Language and Literature.— Вып. 11. — // Urb:http://www/tsu/tmn/ru/ frgf/journal/ htm/ — 2001. — 8 c.
11. Лыкова H. H. Терминообозначение преступления и преступника в древнерусских и старофранцузских правовых текстах // Сопоставительная лингвистика: Бюллетень Уральского лингв, об-ва / Урал. гос. пед. ун-т; Ин-т иностранных языков / Отв. ред. В. И. Томашпольский. — Екатеринбург, 2003. — № 2. — С. 83-88.
12. Лыкова Н. Н. «Право» и «закон» в старофранцузской терминологии права // Культурологические и типологические аспекты языковых единиц: Сб. ст. преподавателей и аспирантов факультета романо-германской филологии. — Тюмень: Издат. центр «Академия», 2003. — С. 71-75.
13. Лыкова Н. Н. Терминообозначения краж и грабежей в старофранцузском и древнерусском языках // Языки профессиональной коммука-ции: Мат-лы международной научн. конф., Челябинск, 21-22 октября 2003 г. / Отв. ред. Е. И. Голованова. — Челябинск: ЧелГУ, 2003. — С. 121-125.
14. Лыкова Н. Н. Взаимодействие права, культуры и религии в истории становления русского и французского языка права // Житниковские чтения (VII; 2004): Диалог языков и культур в гуманистической парадигме: Материалы Междунар. научн. конф., Челябинск, 5-6 окт. 2004 г. / Отв. ред. Н. А. Новоселова; Челяб. гос. ун-т. — Челябинск, 2004. — С. 70-72.
15. Лыкова Н. Н. Терминообозначения субъектов права в старофранцузском языке: феодал и зависимые от него лица // Романская филология: Бюллетень Института иностранных языков / Урал. гос. пед. ун-т; Ин-т иностранных языков / Отв. ред В. И. Томашпольский. — Екатеринбург, 2004. — Т. 5. — С. 55-61.
16. Лыкова Н. Н. Судебный процесс в терминах старофранцузского и древнерусского языка права // Сопоставительная лингвистика: Бюллетень Уральского лингв, об-ва / Урал. гос. пед. ун-т; Ин-т иностранных языков / Отв. ред. В. И. Томашпольский. — Екатеринбург, 2005. — Т. 4. — С. 136-142.
17. Лыкова Н. Н. Терминология «суда божьего» во французском и русском языке права // Сопоставительная лингвистика: Бюллетень Уральского лингв, об-ва / Урал. гос. пед. ун-т; Ин-т иностранных языков / Отв. ред. В. И. Томашпольский. — Екатеринбург, 2005. — Т. 5. — С. 47-52.
18. Лыкова Н. Н. Культурно-семиотический аспект истории языка русского и французского права // Актуальные проблемы лингвисти-ки-2001: Мат-лы ежегод. регион, научн. конф. 1-2 февраля 2001 г. / Урал, гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2001. — № 14. — С. 62.
19. Лыкова Н. Н. «Преступление» и «преступник» в древнерусских и старофранцузских правовых текстах // Актуальные проблемы лингвистики: Урал, лингв, чтения-2003: Мат-лы ежегод. регион, научн. конф.,
Екатеринбург, 3-4 февраля 2003 г. / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2003. — № 16. — С. 78.
20. Лыкова Н. Н. Субъекты права в старофранцузском языке: феодал и лица, зависимые от него // Актуальные проблемы лингвистики: Урал, лингв, чтения — 2004 (№17): Мат-лы ежегод. регион, научн. конф., Екатеринбург, 23 февраля 2004 г. / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2004. — С 74-75.
21. Лыкова Н. Н. Терминология судебного процесса в старофранцузском и древнерусском языке права // Актуальные проблемы лингвистики: Урал, лингв, чтения — 2005 (№18): Мат-лы ежегод. регион, научн. конф., Екатеринбург, 2-3 февраля 2005 г. / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2005. — С. 72-73.
22. Лыкова Н. Н. Трансформационные процессы в терминологии права (на материале старофранцузского и древнерусского языка права) // V Степановские чтения. Язык в современном мире: На материале рома-но-германских и восточных языков. Материалы докладов и сообщений Международной конференции. — М.: Изд-во РУДН, 2005. — С. 155-156.
Подписано в печать 28.09.2005. Тираж 120 экз. Объем 2,5 уч.-изд. л. Формат 60x84/16. Заказ 535.
Издательство Тюменского государственного университета 625000, г. Тюмень, ул. Семакова, 10. Тел./факс (3452) 46-27-32 E-mail: izdatelstvo@utmn.ru
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Лыкова, Надежда Николаевна
ВВЕДЕНИЕ.
ГЛАВА 1. ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ ЯЗЫКА
ПРАВА ВО ФРАНЦИИ И В РОССИИ.
1.1. Язык права как объект исторического изучения.
1.2. Проблемы термина и терминообразования в языке права
1.3. Социолингвистическая ситуация во Франции и России и формирование языка права.
1.4. Право и культура: культурно-семиотический аспект истории французского и русского права.
1.5. Периодизация французского и русского языка права.
1.6. Выводы по первой главе.
ГЛАВА 2. ДОМИНАНТНЫЕ КОНЦЕПТЫ ПРАВОВОЙ
СФЕРЫ: ПРАВОСУДИЕ.
2.1. Индоевропейские рефлексы во французских и русских терминах права.
2.2. Терминология права, закона в старофранцузском языке
2.3. Терминогруппы «Юрисдикция», «Судебные учреждения» в старофранцузском и древнерусском языках.
2.4. Терминообозначения субъектов права.
2.5. Терминология следствия по делу.
2.6. Терминология судебного разбирательства.
2.7. Сопоставительный анализ терминологии правосудия в старофранцузском и древнерусском языках.
2.8. Выводы по второй главе.
ГЛАВА 3. ДОМИНАНТНЫЕ КОНЦЕПТЫ ПРАВОВОЙ
СФЕРЫ: ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ.
3.1. Терминология «Преступление».
3.2. Терминология «Наказание».
3.3. Сопоставительный анализ терминологии преступления и наказания в старофранцузском и древнерусском языках.
3.4. Выводы по третьей главе.
ГЛАВА 4. ДОМИНАНТНЫЕ КОНЦЕПТЫ ПРАВОВОЙ
СФЕРЫ: ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ.
4.1. Терминология «Права субъектов права».
4.2. Терминология «Обязанности субъектов права».
4.3. Сопоставительный анализ терминологии прав и обязанностей.
4.4. Выводы по четвертой главе.
ГЛАВА 5. ДОМИНАНТНЫЕ КОНЦЕПТЫ ПРАВОВОЙ СФЕРЫ: ИМУЩЕСТВО. СОБСТВЕННОСТЬ.
НАСЛЕДСТВО.
5.1. Терминология имущественной сферы в старофранцузском языке права.
5.2. Терминогруппа «Наследство. Приданое» в старофранцузском языке права.
5.3. Термины имущественной и наследственной сферы в в древнерусских правовых документах.
5.4. Выводы по пятой главе.
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Лыкова, Надежда Николаевна
В основе данного исследования лежит мысль В.В.Виноградова о том, что в языке существует ряд слов, история которых важна для того, чтобы реконструировать историю общественной мысли. К числу этих слов В.В.Виноградов отнес и слово "право" [Виноградов, 1995: 7]. Известный лингвист Ю.Д.Апресян, характеризуя этот перечень, отмечает, что он включает «безошибочно выбранные доминанты той языковой "картины мира", которая формирует всю систему лексических и грамматических значений» [Апресян, 1995а: 34].
Изучению юридического языка и, в частности, языка права в разных странах посвящено довольно много работ различной лингвистической направленности.
В отечественной лингвистике большое внимание уделяется изучению языка древних правовых памятников, таких как договоры Руси с греками,
Русская Правда, Судебники (1497, 1550), Уложение (1649), в связи с установлением основы русского литературного языка [Истрин, 1924; Черных, 1953; Селищев, 1957; Обнорский, 1960, 1960а; Унбегаун, 1971; Ларин, 1975; Уорт, 1975; Иванов, Топоров, 1978; Филин, 1981; Unbegaun, 1969а]. Сведения о' древнерусском языке права дает кроме того изучение берестяных грамот [Момотов, 1997]. Русской терминологии международного права XI-XVII веков, языку дипломатии , посвящены работы Ф.П. Сергеева, В.Ю.Франчук, М.В.Орловой [Сергеев, 1972, 1984; Франчук, 1984; Орлова, 2002]. Исследованием современного русского юридического языка занимаются лингвисты, работающие в разных направлениях. Одни из них обращаются к анализу семантики правовых терминов [Денисова, 1992] или стиля юридических текстов [Ушаков, 1983; Губаева, 1990], другие изучают манифестации различных лингвистических явлений в языке права: особенности синтаксиса законов [Веселовская, 1990], оценочность в праве [Ивакина, 1990; Питецкий, 1979; Берг, 2003], явления синонимии в языке права [Русинова, 1987]. В последние годы появились работы, в которых проблемы, связанные с языком права, трактуются в русле современных направлений исследования языка, таких как прагматика, когнитивная лингвистика, психолингвистика [Солодухина, 2000; Громова, 2002; Тарасова, 2002; Данилов, 2003; Левитан, 2003; Максименко, 2003].
Отечественные лингвисты вносят свой вклад и в изучение языка права других стран. Английскому юридическому языку, кельтскому языку права посвящены работы В.В.Дайнеко, Л.Н.Саенко, Е.И.Сердюк, С.В. Шабардиной, А.И.Фалилеева [Сердюк, 1987; Дайнеко, Саенко, 1988; Саенко, 1990; Фалилеев, 2001; Шабардина, 2003], правовой терминологии немецкого языка - работы Г.И.Тарховой, Р.Н.Комаровой, И.И.Сущинского, Т.А. Прониной [Тархова, 1990; Комарова, 2000; Сущинский, 2001; Пронина, 2002], языку албанских памятников обычного права - статьи А.В.Десницкой [Десницкая, 1982, 1983], особенности современной французской юридической терминологии, стиля законодательных актов анализируются в статьях В.И. Круковского и В.И. Припишнюка, Е.Н.Юдиной, Ф.Т.Фидаровой [Круковский, Припишнюк, 1996; Фидарова, 2000; Юдина, 2003].
Упоминания о юридическом языке можно встретить и в работах зарубежных лингвистов по общим проблемам лексической семантики. Так, например, Ч.Филлмор в своей статье, посвященной организации семантической информации в словаре, наметив основные параметры, характеризующие различия языков в области лексической семантики, обращается к анализу специфических семантических представлений юридического языка [Филлмор, 1983: 51-59]. К. Балдингер в монографии, трактующей проблемы современной семантики, изучает, в частности, проблему делимитации понятия в юридическом языке [Baldinger, 1984: 33-48]. В специальных работах затрагиваются вопросы отбора терминов для баз данных, применения автоматизированных информационных систем и экспертных систем в праве [Computer, 1988; Barth, 1990-1992], язык права исследуется с точки зрения социолингвистики [Gizbert-Studnicki, 1986], семиотики [Benson, 1989], рассматриваются такие проблемы лингвоправового пространства, как лингвистическая экспертиза юридических документов, рекомендации по разработке текстов законов, юридический перевод [Глинская, 2003].
Благодаря подобным работам можно выявить сходные черты в построении юридических документов, определить некоторые общие признаки, характеризующие синтаксическое построение правовых текстов и их вокабуляр. Однако, несмотря на наличие отдельных работ, освещающих те или иные аспекты языка права или, шире, юридического языка (чаще всего терминологию, что вполне объяснимо, поскольку терминология - ядро специальных языков), в отечественной лингвистике нет еще, по нашим данным, обобщающего исследования, в котором бы описывалось современное состояние языка права и исследовалась не только терминология, но и особенности дискурса и грамматического оформления, не говоря уже об истории его эволюции.
Несколько иначе дело обстоит во французской лингвистике, хотя и там пласт работ, посвященных языку права или юридическому языку, довольно разнороден. В 20-х годах XX века появляется работа П.Мимена, изучающего стиль судебных решений [Mimin, 1927], а во второй половине XX века - целая серия разноплановых работ о французском языке права, в которых рассматриваются общие вопросы языка права [Sourioux, Lerat, 1975], язык уголовного права [Raymondis, le Guern, 1976], формульность языка права, его формализация [Krefeld, 1989], юридический дискурс, организация юридических текстов [Wurstle, 1988; Bourcier, Bruxelles, 1989; Paychere, 1990], особенности языка права в Канаде [Didier, 1984; Turi, 1988]. Особую область исследований составляют работы, в центре внимания которых находится историческая семантика отдельных правовых терминов [Benveniste, 1970, рус. пер. 1995], развитие семантического поля римского права в лексической системе французского языка [Peach, 1982; Hoecke, Auweele, 1989] или специфика юридического словаря [Batiffol, 1978], в частности, изучение составных именных терминов или аббревиатур в языке права [Lundquist, 1995; Edmar, 1998].
В отличие от отечественной лингвистики, во Франции в 1990 году появляется обобщающее исследование современного французского юридического языка, в котором автор, вслед за канадскими лингвистами, вводит в научный обиход понятие "юридическая лингвистика" [Cornu, 1990]. В этой монографии Ж. Корню обосновывает правомерность выделения юридической лингвистики в отдельную дисциплину, устанавливает особенности современной французской юридической терминологии и юридического дискурса, то есть предлагает синхронное описание этой подсистемы французского языка. Можно констатировать, что в том случае, когда объектом рассмотрения становится французский юридический язык, внимание лингвистов направлено, в основном, на анализ современного состояния этого специального языка.
Если в отечественной лингвистике достаточно хорошо изучена терминология русских правовых памятников XI-XVII веков [Туркин, 1953, 1972; Волков, 1960, 1974; Мишина, 1963, 1969; Судавичене, 1968; Шиловский, 1969; Михайловская, 1981; Артыкуца, 1990; Дерягин, 1991; Благова, 1998; Никитин, 2003, 2004], то история становления французской терминологии языка права (языка законодательных документов) остается неосвещенной. Таким образом, актуальность данного исследования заключается, во-первых, в том, что исследование недостаточно изученной на данный момент истории становления специальных языков на ранних этапах их развития помогает лучше понять многофункциональность современных национальных языков. Именно в специальной лексике наиболее явно обнаруживается связь развития любого языка с историей материальной и духовной культуры народа. Во-вторых, история формирования французской терминологии права не становилась еще предметом специального рассмотрения. В-третьих, по нашим данным, отсутствуют работы историко-сопоставительного плана, касающиеся языка права (в частности, сопоставления начального этапа формирования терминологии права во французском и русском языках). В-четвертых, исторические исследования терминов различных областей знания становятся чрезвычайно необходимыми и актуальными в связи с современной тенденцией к интеграции различных дисциплин и пристальным вниманием к вопросам теории познания, определения языковой картины мира, что позволяет рассматривать проблему становления специальных языков в русле взаимодействия общего и специального языка. Поскольку данное исследование лежит в русле терминологических исследований, то, обосновывая актуальность данной работы, можно сослаться на мнение одного из ведущих специалистов в этой области С.В. Гринева, который, говоря о перспективах развития терминоведения, отмечал в качестве наиболее перспективных типологическое, сопоставительное и когнитивное направления терминоведческих исследований, наряду с традиционными формальным и семантическим анализом не только терминов, но и других специальных лексем, а кроме того, диахроническое направление исследований терминологий, результатом которого, по его мнению, могло бы стать формирование сравнительно-исторического терминоведения, изучающего филогенез терминологий и тенденции развития специальных лексических систем [Гринев, 2000: 31-34]. О важности сопоставительного изучения терминологии еще раньше говорила Ф.А.Циткина, утверждая, что «проблемы сравнительного и типологического исследования научно-технической терминологии все еще остаются наименее разработанными; мнения о том, как и что следует изучать в первую очередь, разнородны, сведения скупы и отрывочны» [Циткина, 1987: 115].
В историко-терминологических работах, как правило, рассматриваются процессы формирования определенных терминологий в рамках одного языка [Кутина, 1964, 1966; Сороколетов, 1970; Панько, 1986; Капитула, 1998; Wexler, 1945; Arveiller, 1963; Guilbert, 1965]. Исторические работы по терминологии «помогают лучше осознать саму субстанцию термина, его специфические особенности как лексической единицы», позволяют «проследить тенденции развития языка . и формы вхождения языка в культурную сферу общества» [Татаринов, 1995: 51]. Историко-сопоставительному изучению специальных лексических систем в славянских языках посвящена монография О.Н.Трубачева
Трубачев, 1966], работы В.В.Иванова, В.Н.Топорова [Иванов, 1975; Иванов, Топоров, 1984]. Сопоставительные и типологические исследования терминологий выполняются в русле сопоставительного и типологического терминоведения [Шевчук, 1985; Циткина 1987, 1988; Казарина, 1998, 1998а], входящих составной частью в теоретическое терминоведение [Лейчик, Бесекирска, 1998: 136]. Сопоставительное терминоведение опирается на выработанное в общем языкознании понимание принципов и задач сопоставительного исследования языков (назовем лишь наиболее существенные для данной работы труды [Гак, 1977; Юсупов, 1988; Конецкая, 1993; Цейтлин, 1996]). Однако существуют некоторые разногласия по поводу проблематики сопоставительного терминоведения. Так, некоторые лингвисты считают, что сопоставительный анализ может проводиться на материале одного языка: 1) через сопоставление терминов, входящих в разные терминосистемы, относящиеся к одной или смежным отраслям знаний или деятельности; 2) через сопоставление терминов с нетерминами; 3) через сопоставление терминов с единицами других лексических классов специальных языков (например, термин - номенклатурные знаки) [Лейчик, Бесекирска, 1998: 146]. Другие же полагают, что сопоставительное изучение терминологий разных областей знаний в пределах одного национального языка с целью установления общих свойств и классификации терминологии будет относиться к типологическому направлению или сравнительно-историческому (компаративному) терминоведению (установление особенностей их происхождения, степени их родства, создание генетической классификации терминологий), а предметом сопоставительного терминоведения (и мы разделяем эту точку зрения) является сравнительное изучение национальных терминологий одной и той же понятийной области разных языков [Гринев, 1993: 81-82].
Терминология права, специфичная в любом языке, представляет собой ту основу, на которой формируется язык права. Создание терминологий каждого национального языка - процесс длительный, на него влияют самые разные факторы. Следует согласиться с В.П.Даниленко, которая считает, что формирование национальных терминологий всегда оригинально, потому что нет одинаковых судеб развития литературных языков, развития наук, отраслей производства, общественной мысли, культуры, просвещения, то есть всех слагаемых, которые определяют «лицо» национальной терминологии» [Даниленко, 1986: 5]. Поэтому представляется важным обратиться к истокам формирования терминологии права двух национальных языков и выявить специфику начального этапа создания национальной правовой терминологии.
Если под объектом исследования понимать некоторую область действительности, представляющую собой совокупность взаимосвязанных процессов, явлений, а под предметом исследования - некоторую часть объекта, имеющую специфические характеристики, процессы и параметры [Маслова, 2001: 35-36], то объектом данного исследования будет становление французского и русского языка права. Предметом изучения является процесс формирования французской и русской терминологии права на начальном этапе ее развития. При этом терминология права наблюдается в двух сферах: в сфере фиксации (глоссарии древних правовых терминов, исторические и этимологические словари) и в сфере функционирования (тексты законов во французском и русском языках).
Цель данного исследования - определить особенности начального этапа формирования терминологии права, отражающей становление правовых концептов, во французском и русском языках.
Достижение поставленной цели потребует решения следующих задач:
1) выявить социолингвистические и культурно-семиотические особенности истории французского и русского права и определить этапы формирования языка права в обеих культурах;
2) определить доминантные концепты правовой сферы во французском и русском языках;
3) выделить систему правовых терминов, отражающих правовое знание каждого народа в исследуемую эпоху, установить семантические и структурные особенности правовых терминов, их типы, происхождение;
4) сопоставить полученные данные с целью выявления закономерностей, общих и специфических черт в истории формирования терминологии права в изучаемых языках.
Материалом исследования послужили исторические и этимологические словари, глоссарии терминов древнего французского и русского права (более 9000 единиц), правовые документы общим объемом около 6000 страниц. В ходе предварительного анализа была проведена инвентаризация терминов, то есть были установлены границы выбранной области, отобраны источники, произведена лексикографическая обработка и описание терминов. Картотека терминов права включает около 2000 старофранцузских и около 1000 древнерусских единиц. Поскольку именно слово является средством доступа к единой информационной базе человека [Залевская, 2001: 16], то при выделении концептов права, изучаемых в данной работе, мы опирались на наличный терминологический материал, полученный в ходе исследования.
Французские источники права. К числу первых правовых памятников, написанных на старофранцузском языке, относится «Законник Вильгельма Завоевателя» (Lois de Guillaume le Conquerant), создание которого Ж.Э. Мацке относит к 1150-1170 гг. [Lois: XLI]. Единственная рукопись, дошедшая до нас, представляет два параллельных текста: французский и латинский. Исследователи полагают, что французский текст является оригиналом, а латинский текст - это перевод французской рукописи, поскольку в латинском варианте наблюдаются пропуски фраз, начала параграфа, добавление глоссы, изменение порядка фраз, повтор французского слова в латинском тексте [Lois: XII, ХХХ-ХХХ1Х].
Другой древний правовой документ на старофранцузском языке -«Иерусалимские Ассизы» (Assises de Jerusalem) - представляет собой сборник документов феодального и обычного права, составленных в XIII веке в Иерусалиме и на Кипре. Он состоит из двух томов, первый из которых посвящен установлениям верховного суда (Assises de la Haute Cour), а второй -установлениям городского суда (Assises de la Cour des Bourgeois). Текст первого тома датируется 1099, копии относятся к XIII и XIV векам [Ass., 1: IX]. Документы, составившие второй том, датируются предположительно 1173-1187 гг. [Ass., 2: XXXVII]. Хотя этот знаменитый свод законов действовал в странах, завоеванных крестоносцами на востоке, исследователи соглашаются с тем, что в нем содержатся обычаи Франции, поскольку он был составлен французами, опирался на действовавшие во Франции законы и написан на французском языке [Recueil, 1: CVI],
К 1137 году относится первая хартия, написанная во Франции на французском языке, к 1180 году - вторая; в сборнике древних французских законов они представлены под номерами 38 и 61 [Recueil: 147,165], остальные правовые документы XII века написаны на латинском языке. В XIII веке памятников права на старофранцузском языке уже значительно больше. В 1270 году появляется «Уложение святого Людовика» (Les Etablissements de saint Louis), в которое по приказу короля были включены обычаи (кутюмы), действовавшие в стране, некоторые законы его предшественников и более ранние законодательные акты Людовика IX [Recueil, 1: СХШ].
Следующий правовой документ, который использовался в работе, -«Книга Правосудия и Суда» (Li livres de Jostice et de Plet), рукопись которой хранится в Национальной библиотеке (г.Париж). Текст датируется 1254-1270 гг. Книга состоит из двадцати частей (livres), составители ее опирались на римское право (Пандекты, Декреталии Григория IX) и обычное право. В качестве предполагаемого источника обычного права называют кутюмы Орлеана. В XIII веке Орлеанский университет отличался духом вольности: здесь преподавали римское право не на латинском, а на родном языке и свободно его комментировали. Этот источник представляет собой прекрасный образец ассимиляции кутюмов и римского права [Plet: VII-XXXIII].
Кутюмы Бовези» (Coutumes de Beauvaisis), собранные Филиппом де Бомануар, принадлежат, по мнению французских историков права, к самым оригинальным, самым замечательным юридическим творениям средних веков. Кутюмы были созданы в 1280-1283 гг., оригинала не сохранилось, но текст и много раз переписывался (до наших дней дошло тринадцать древних рукописей), что свидетельствует об авторитете, которым пользовался этот документ. Язык Кутюмов - центрально-французский (франсийский), в котором встречаются пикардские формы [Beaum.: I-XLIII].
Кроме этих основных правовых памятников, написанных на старофранцузском языке, в исследовании использовались также данные хартий XIII века департаментов Об, Сена-и-Марна, Йонна, Уаза, Эно, книги записей решений королевского суда, документы по истории муниципального права во Франции, кутюмы Реймса. Общее количество подобных текстов составляет 90 документов различного объема.
Русские источники права. Древние правовые тексты: 1) договоры русских с греками (X в.); 2) «Русская правда» краткой (середина XI - XII в.) и пространной редакции (XII в.); 3) уставные грамоты: «Уставная грамота Владимиро-Волынского князя Мстислава Даниловича» (1289 г.), «Устав князя Ярослава о мостех» (XIII в.), «Рукописание князя Всеволода» (XIII в.); 4) судные грамоты: «Новгородская Судная грамота» (XV в.); «Псковская Судная грамота» (XV в.); 5) «Судебник 1497 года». Данные документы представлены в девятитомном издании "Российское законодательство Х-ХХ веков", в котором собраны только законы, законодательные тексты, данные по первоисточникам или по лучшим научным изданиям, ставшим в источниковедении каноном (РЗ: 7-8). Памятники изданы на основе современной графики, однако считаем возможным использовать их в качестве материала исследования, поскольку для задач данного исследования фонетические особенности, отраженные в древнерусской системе письма, не существенны.
В работе использовались «Материалы для терминологического словаря древней России» Г.Е.Кочина, включающие лексику правовой сферы, «Материалы для словаря древнерусского языка» И.И.Срезневского. При проведении исследования мы опирались также на уже выполненные работы в этой области [Благова, 1998; Дерягин, 1991; Живов, 1988; Иванов, Топоров, 1978,1981,1984; Истрин, 1925; Колесов, 1986; Коляда, 1967; Ларин, 1975,1977;
Мишина, 1963; Обнорский, 1960, 1960а; Селищев, 1957; Смолина, 1990; Собинникова, 1990; Уорт, 1975; Хижняк, 1997; Шиловский, 1969; Unbegaun, 1969].
Теоретическими предпосылками исследования являются положения исторического терминоведения и сопоставительного языкознания (в частности, сопоставительного терминоведения). В задачи сопоставительной лингвистики входит сравнение фактов двух (или нескольких) языков с целью обнаружения схождений и расхождений в использовании языковых средств [Гак, 1989: 7-9]. Задачей исторического терминоведения является исследование особенностей зарождения, образования и развития терминологий различных областей знания в различных языках [Гринев, 1993: 12]. Термин «генезис», вынесенный в название работы, отражает философское понимание этого понятия: происхождение, возникновение, процесс образования и становления развивающегося явления. В более широком смысле под генезисом понимают зарождение и последующий процесс развития, приведший к определенному состоянию, виду, явлению [ФЭС, 1983: 107]. В данной работе исследуется происхождение, процесс образования и становления терминологии права в начальный период ее формирования, то есть на определенном синхронном срезе, что позволит в дальнейшем проводить диахронические исследования, выявляя новые качественные состояния объекта.
При анализе исторического материала основываемся на изменившемся подходе к изучению языковых фактов. В настоящее время тенденция к дифференциации научного знания и научных дисциплин меняется на противоположную - тенденцию к их интеграции. По мнению Е.С.Кубряковой, лингвистика, некогда рассматривавшая "язык в самом себе и для себя", превращается в науку с размытыми границами, постоянно расширяющую объекты своего исследования [Кубрякова, 1995: 194]. Тем не менее, современной лингвистике свойственно следование некоторой системе общих принципиальных установок, к которым относятся: экспансионизм (выходы в другие науки), антропоцентризм, то есть изучение языка с целью познания его носителя, "человек в языке" (см. об этом принципе лингвистики [Степанов, 1975: 49-51]), функционализм (изучение всего многообразия функций языка), экспланаторность (объяснение языковых явлений) [Кубрякова, 1995: 207-227; Березин, 2000: 21-22]. Исходя из этого, данное исследование ориентировано на изучение терминологии права не только как факта языка, но и как факта культуры, истории, как факта человеческой деятельности, функционирующего в определенной сфере, в определенное время, в определенных условиях.
Анализируя давние разногласия по вопросу о сущности языка, В.В.Богданов приходит к выводу о том, суть их сводится к тому, что ставится во главу угла - формальное устройство языка (план выражения) или его способность передавать информацию (план содержания). Соответственно в истории лингвистики он различает два вида концепций - формоцентрические и семантикоцентрические, подчеркивая, что к концу XX века на передний план выдвинулись семантикоцентрические идеи, в центре внимания исследователей оказались информация, смысл, значение, содержание [Богданов, 1998]. За интегрирующим, синтезирующим, семантикоцентрическим направлением закрепляется название "когнитивные науки". В фокусе их внимания находятся проблемы, связанные с получением, обработкой, хранением, извлечением и оперированием знаниями, проблемы, относящиеся к его накоплению и систематизации, его росту, его использованию [Кубрякова, 2004:41]. Другие же лингвисты подчеркивают, что связь языковой способности человека с другими его способностями, которая подчеркивается в работах когнитивного направления, никогда в отечественной семантике не отрицалась, также как связь лингвистики с психологией [Падучева, 2003: 42]. Тем не менее, сдвиг фокуса внимания, разработка новых подходов - несомненно, позитивное явление.
Определение Ю.С.Степановым языка как пространства мысли и как дома духа тоже связано с когнитивным пониманием этого феномена, из этого определения следует, что язык неотделим от познания, от процедур добывания знания, от операций с ним [Степанов, 1995: 31-32; Степанов, 1995а: 35].
Когнитивный подход позволяет исследовать, каким образом кодируются знания, полученные в ходе познания окружающего мира, как происходит членение мира, процесс категоризации и концептуализации действительности человеческим сознанием [Кубрякова, 2004: 52; Чудинов, 2001: 33-34]. Это знание о мире или о его фрагменте не является аморфным, оно организовано в концептуальные системы [ван Дейк, 1989: 16], доступные наблюдению и изучению благодаря своим языковым манифестациям. При этом подчеркивается, что свойственный языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир по-разному, сквозь призму своих языков [Апресян, 1995: 39]. Можно утверждать, очевидно, что различное членение мира, различное мировидение обусловлено различным восприятием мира, различных его сторон, признаков, и это различное восприятие может быть выявлено через анализ мотивов обозначений тех или иных правовых понятий. Именно поэтому в данной работе мы будем постоянно обращаться к анализу мотивированности терминообозначений права, к выявлению этимонов, учитывая, однако, замечание К.Бюлера о том, что этимон и употребление слова не должны непременно соответствовать друг другу, иначе говоря, этимон не всегда является доминантным [Бюлер, 1993: 214-215].
В работе используется термин «концепт», понимаемый как ментальная сущность, ментальное образование [Фрумкина, 1995: 88-92], оперативная единица в мыслительных процессах, выступающая как гештальт [Кубрякова, 2004а: 316], сгусток информации, содержащийся в сознании человека, позволяющий ввести абстрактно-логическое, понятийное, ассоциативно-эмоциональное в сферу культуры, то есть вслед за Ю.С. Степановым, можно утверждать, что концепт - это «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, это основная ячейка культуры в ментальном мире человека [Степанов, 2001: 43]. Термины "концепт" и "понятие" не противопоставляются, поскольку внутренняя форма этих терминов одинакова, и дефиниционный анализ показывает, что они часто определяются по принципу круга - одно через другое. Однако в термине "концепт" на первый план выходит понимание данной сущности как целостной содержательной ментальной единицы, которая одновременно является анализируемой, поэтому о концептах говорят как о квантах структурированного знания, из них можно извлечь разные признаки, выделить разные слои концепта, то есть описывать его как структуру [Кубрякова, 2004а: 317]. Благодаря своей сложной структуре (понятие + факт культуры), концепт может изучаться с точки зрения строения понятия и с точки зрения выявления его этимологических и историко-культурных связей.
Методологические основы исследования.
1. Поскольку предметом исследования являются терминологии, то выбирается ономасиологический подход исследования языковых явлений, то есть исследование направлено от значения (понятия) к форме его выражения. Сопоставительный анализ данной работы по своей направленности может быть охарактеризован как двусторонний, то есть в основе сопоставления лежит «третий член сравнения» (tertium comparationis) - определенное внеязыковое понятие (в нашем случае, определенные правовые понятия) и прослеживаются способы его терминообозначения в двух языках. Двусторонний подход позволяет установить черты как сходства, так и различия между языками [Гак, 1989: 10; Хельбиг, 1989: 311; Штернеманн, 1989: 144]. При изучении терминологий последовательно придерживаемся двух этапов исследования: 1) описание терминологий и терминогрупп (раздельное выявление и описание состава, особенностей, употребления), 2) сравнение (ср. «собственно сравнение можно производить лишь после описания» [Косериу, 1989: 71]; «осуществление контрастивного анализа состоит из двух этапов: описания и сравнения, и эти этапы следуют именно в таком порядке» [Джеймс, 1989: 269]; см.также [Хельбиг, 1989: 312-313]).
2. В число основных методов данного исследования входит также метод системного подхода к изучаемым явлениям, то есть объект исследования рассматривается со стороны наличия в нем взаимодействующих элементов и, следовательно, значимыми являются сопряженные понятия «связь», «среда». При этом понятие целостности считается интегральным признаком системного объекта (система - целостный комплекс взаимосвязанных элементов). В литературе, посвященной понятиям целостности, целого и системы, отмечается следующая важная предпосылка: даже если в начале научного исследования представление о целостности изучаемого объекта выступает на интуитивном уровне, оно, тем не менее, создает основу для систематизации имеющихся знаний о данном объекте [Блауберг, 1997: 155]. Установление в системе устойчивых взаимосвязей элементов есть обнаружение структурности системы. К другим признакам системы можно отнести следующие: система образует особое единство со средой; любая исследуемая система представляет собой элемент системы более высокого порядка; элементы любой исследуемой системы в свою очередь выступают как системы более низкого порядка, то есть понятия элемента и системы являются относительными и предусматривают взаимопереход элемента и системы [Денисов, 1980: 53]. Совокупность элементов, система, существует для достижения определенного результата или иначе для осуществления определенной функции (см. об этом подробнее [Касевич, 1988: 11-18]), в частности, система выполняет классифицирующую функцию: она классифицирует некоторый фрагмент мира.
3. При исследовании терминологии используется тезаурусный подход, при котором моделируется план содержания, то есть терминополе, планом выражения которого является терминология, совокупность однословных и составных терминов. При сопоставлении терминологий терминополе выступает в качестве инварианта и представлено в виде графа, тезауруса, в котором выделяются иерархические уровни (отношения иерархии маркируются сдвигом вправо), связанные определенным набором бинарных отношений: вышестоящие понятия, нижестоящие понятия, понятия с ассоциативной связью. Структурированность понятий предполагает выделение отдельных терминогрупп (в нашем случае, правовых) и отнесение их к определенной категории понятий. Тезаурусное представление понятий, как справедливо отмечает С.В.Гринев, является средством упорядочения знаний в конкретных предметных областях путем их выделения и систематизации, тезаурус позволяет разработать динамическую модель коллективного знания, формализующую конечные результаты человеческой мысли [Гринев, 2000а: 68]. Тезаурусы дают возможность представить систему понятий специальной области знания в краткой, сжатой форме и помогают понять, каким образом происходил процесс накопления знаний, развития и формирования понятий данной научной области. Не случаен поэтому интерес к созданию тезаурусов в условиях полипарадигмальной лингвистики, ее интереса к проблемам получения и использования знаний (см.тезаурусы по лингвистике, терминоведению, истории [Никитина, 1978; Гринев, 2000а; Thesaurus, 1997]). При исследовании терминологий в рамках тезаурусного подхода терминополе будет отражать понятийную сторону концепта, а выделяемые терминогруппы, совокупности терминов, обеспечивают доступ к единой информационной базе человека, к его коллективной памяти, "где хранятся совокупные продукты переработки перцептивного, когнитивного и аффективного опыта взаимодействия человека с окружающим его миром" [Залевская, 2001: 16].
В качестве объяснительной основы выступают экстралингвистические факторы, влияющие на процесс становления языка права в изучаемых языках. Специальная лексика, характеризующая прошлые состояния языка, обладает особой лингвоинформационной и социокультурной значимостью [Фельде, 2002: 267], с одной стороны, это "носитель аккумулированного культурного наследия" [L'heritage culturel, 2002: 203], накопленного профессионального знания, а, с другой стороны, это наиболее организованный и в то же время подвижный пласт вокабуляра любого языка, позволяющий изучить закономерности формирования и эволюцию знаний. Отсюда вытекает необходимость комплексного, многоаспектного, междисциплинарного подхода к материалу, учет данных смежных наук (истории, истории права, культурологии, источниковедения и др.).
Представляется, что научная новизна работы лежит в следующих направлениях: 1) выявлены социолингвистические и культурно-семиотические особенности начального этапа формирования языка права во французском и русском социуме; 2) определены доминантные концепты правовой сферы изучаемого периода; 3) установлены семантические и структурные особенности правовых терминов в исследуемый период, их происхождение и мотивированность; 4) выявлены закономерности, общие и специфические черты формирующейся терминологии права в анализируемых языках; 5) разработана методика сопоставительного изучения складывающихся терминологий.
Теоретическая значимость. Данная работа развивает отдельное направление лингвистических исследований: историческая юридическая лингвистика. Кроме того, предлагаемое исследование способствует уточнению роли и места специальных языков в истории общенациональных языков на разных этапах их развития и выделению истории формирования специальных языков в отдельную дисциплину в рамках истории конкретных языков. Детальный анализ правовых терминов, выявляющий общие и специфические черты терминологии права двух языков, позволяет развивать историко-сопоставительное, типологическое и историко-диахроническое направления терминоведческих исследований.
Практическое значение работы. Материалы исследования могут найти применение в курсах сопоставительного и исторического языкознания, сравнительно-исторического терминоведения, истории конкретных языков. Проведенное исследование дает возможность составления специализированного исторического терминологического словаря права, что особенно актуально для французского языка.
Положения, выносимые на защиту:
1. В начальный период своего существования во французском (XI-XIII вв.) и русском (X-XV вв.) языках терминология права представляет собой сложное многоярусное целое, моделирующее правовые знания, позволяющее выделить общие для обоих языков доминантные концепты, допускающие в ряде случаев дальнейшее членение с выделением частных подсистем. Центральным концептом зарождающейся научной картины мира в области права является концепт «Правосудие», но более древними - концепты «Преступление» и «Наказание».
2. Формирующаяся терминология в обоих языках опирается на общие индоевропейские правовые представления, сложившиеся в рамках наивной картины мира и нашедшие свое отражение в базовых терминах права французского и русского языков, которые в своей глубинной структуре отражают сходное, связанное с религией, с сакральностью, понимание права, закона, как справедливости, порядка, правильности, а преступления как злодеяния.
3. Специфику терминологии права, в отличие от других специальных языков, составляет огромный объем и, как следствие, стратификация терминологии на терминогруппы, а также большое количество единиц, принадлежащих не только языку права, но и общему языку. Некоторая системность терминов права в обоих языках возникает уже в начальный период, она проявляется на уровне тематических групп, включающих термины различной частеречной принадлежности, и в то же время на уровне лексико-семантических, словообразовательных, гиперо-гипонимических групп.
4. В процессе формирования правовых терминологий выявляются следующие закономерности: наличие лакун, терминологическая невыраженность отдельных пластов правового знания, недостаточная сформированность системы понятий. К числу семантических закономерностей формирующихся в разных языках правовых терминологий относятся исключительная полифункциональность терминов права на начальном этапе развития, их многозначность, синонимия и дублетность, оценочность, свидетельствующие о тесной связи предтерминов со своим естественноязыковым субстратом.
5. Сходные черты терминологий изучаемых языков проявляются в процессе дифференциации понятий. С одной стороны, в обоих языках отмечается недостаточная терминологическая дифференцированность некоторых правовых понятий, с другой стороны, наблюдается дифференциация понятий при помощи словосочетаний различной степени сложности. В формальном плане для терминологии права обоих языков характерна терминологическая дублетность, варьирование формальной структуры термина. Словообразовательные средства терминологии права на этапе ее становления в обоих языках определяются семантической деривацией общенародных слов (внутриязыковое заимствование) и использованием морфолого-синтаксических средств общего языка.
6. Качественные расхождения проявляются в отсутствии некоторых терминогрупп в одном из сопоставляемых языков (в древнерусском языке -«Лицо, представляющее интересы сторон в суде», «Общее наименование преступления и преступника», «Приданое»). Количественные расхождения выражаются в разном количественном составе терминологии права в исследуемых языках, разной степени заполненности, детализации терминогрупп.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры романской филологии Института иностранных языков УрГПУ (2003, 2005), кафедры французской филологии и совета факультета романо-германской филологии ТюмГУ (2000, 2002, 2004). Результаты работы освещались в докладах и сообщениях на конференциях различных уровней: Уральские лингвистические чтения (Екатеринбург, 2001, 2003 , 2004, 2005), международная научная конференция «Языки профессиональной коммуникации» (Челябинск, 2003), международная научная конференция «Диалог языков и культур в гуманистической парадигме», VII Житниковские чтения (Челябинск, 2004), V Степановские чтения (Москва, 2005). По теме диссертации опубликована 21 работа (в том числе глава в коллективной монографии) и монография (объемом 19,25 п.л.). В центральной печати («Вестник Тюменского университета») - 4 статьи (объем 2,84 п.л.).
Структура и объем исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, завершающихся выводами и заключения. К работе прилагается библиографический список, включающий 295 наименований, в том числе 53 на иностранных языках, список словарей и источников материала.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Генезис языка права: начальный этап"
5.4. ВЫВОДЫ ПО ПЯТОЙ ГЛАВЕ.
1. Сопоставительный анализ показывает, что и в старофранцузском, и в древнерусском языке права представлена терминология, отражающая основные понятия имущественной сферы: выделяются термины, обозначающие как общее понятие о собственности, имуществе, так и конкретные его виды. В правовом отношении уже в этот период оказывается значимым противопоставление имущества на движимое и недвижимое, что отражено в соответствующих терминогруппах. К имущественной сфере относятся и правила наследования имущества, терминология которых включает в себя терминообозначения наследства (в том числе, общее обозначение наследства и наследство, полученное по разным линиям), его доли, наследников, завещания. Количественный анализ показывает, что в обоих языках терминология этой сферы достаточно обширна.
2. В содержательном плане система старофранцузских терминообозначений имущественной сферы не полностью симметрична древнерусской.
Хотя в обоих языках выделяется одинаковый набор терминогрупп ("Общее наименование собственности, имущества"; "Земельная собственность как объект владения"; "Недвижимое имущество"; "Движимое имущество"), состав их неодинаков. Основным отличием можно считать тот факт, что терминогруппу имущества в древнерусском языке образуют два пласта слов, функциональное распределение которых различно, ряд терминов функционирует в текстах церковнославянской направленности и не встречается собственно в древнерусских памятниках права (см.гл.1). Во французском языке подобного резкого разграничения сфер функционирования нет. Расхождение обнаруживается также в том, что в исследуемых древнерусских правовых документах отсутствуют нормы, устанавливающие институт приданого, следовательно, не отмечается и соответствующая терминология.
3. Общей чертой, помимо одинакового набора терминогрупп, является то, что в сопоставляемых языках терминология, обозначающая имущество, синкретична, то есть в семантической структуре многих терминов имеется указание на то, что они могут употребляться в общем значении: 'имущество, собственность' или 'владение' и более частных: 'недвижимое имущество', 'движимое имущество', 'имение, поместье'.
4. Отличительная черта состоит в том, что в старофранцузском языке права за общим обозначением движимого имущества закреплен, по сути дела, один термин (imeubles), тогда как в древнерусском языке терминов с таким значением больше (товар, добыток, статок, живот). Тем не менее, в общем терминологическая система обозначения имущества и собственности более точна, детализирована в старофранцузском языке права, поскольку здесь существуют особые термины для номинации полной собственности (airi), недр земли как собственности (fond, tresfond), общего имущества супругов (acquet, conquet), имущества, оставленного умершим (remanantise).
5. В области наследственного права установлены следующие различия. В старофранцузском языке права завещатель и лицо, исполняющее завещание, терминируются особыми лексемами, а в древнерусском языке права подобные терминообозначения не обнаружены (лакуна).
Термины, обозначающие наследование по разным линиям, в древнерусском языке восходят к наименованиям родственников, таким образом, внутренняя форма термина сразу уточняет, каким образом, от кого получено наследство. В старофранцузском языке права этот способ номинации не столь широко распространен, лишь один термин образован с опорой на термин родства, к тому же он показывает, не от кого досталось наследство, а кому оно перешло (freresche).
В старофранцузском языке права выделяются следующие правовые действия, связанные с наследством: вступление/введение во владение наследством, восстановление в правах на наследство, подтверждение права владения наследством, пользование наследством, раздел наследства, выкуп наследства, отказ от наследства, лишение наследства. Эти действия обозначаются соответствующими терминами или терминологическими сочетаниями. В древнерусском языке права из выделенных правовых действий терминируются лишь четыре: вступление/введение во владение наследством (взяти, владети тою отчиною, часть дати), пользование наследством (кормитися до своего жывота), раздел наследства (розделити, разделити дом свои детем), лишение наследства (части ему не взять, задници не имати). Причем, в обеих правовых культурах наследства можно было лишиться в случае нарушения норм принятого поведения (по отношению к родителям в древней Руси или рождение ребенка до замужества в средневековой Франции).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
1 Исследование французского и русского языка права показало, что на начальном этапе в становлении этих систем, как культурного и языкового феномена, есть сходные черты. Становление языка права в обеих культурах отмечено присутствием двух правовых традиций и двух языковых систем. Однако эта внешняя похожесть при ближайшем рассмотрении начинает приобретать некоторые отличительные признаки. Присутствие двух правовых традиций в русском социуме носит характер столкновения, а во французском - сосуществования, ассимиляции. Право в древнерусском обществе вытесняется из сферы культурного, и за ним закрепляется язык бытового общения, древнерусский язык. Во Франции право сохраняет культурный статус, правовые тексты изначально фиксируются на латинском, языке культуры и религии, и лишь постепенно в эту область проникает французский язык, замещая и вытесняя латынь.
2. Правовая терминология, отражая традиционность права, его длительное развитие в системе устной мифопоэтической традиции, наивной картины мира представляет собой уже в начальный период формирования французской и русской терминологии права сложное многоярусное целое, моделирующее правовые знания этой эпохи, позволяющие выделить общие для обоих языков доминантные концепты, допускающие в ряде случаев более дробное членение и выделение частных подсистем. Центральным концептом зарождающейся научной картины мира является концепт «Правосудие», но более древними - концепты «Преступление» и «Наказание».
Складывающаяся терминологическая система права в изучаемых языках выполняет классифицирующую функцию (классификация правового фрагмента действительности), она находится еще в состоянии наименьшей сложности, не имеет четко очерченных границ, тесно связана с общим языком. Однако изначально это - не аморфное образование, поскольку она базируется на определенной системе основных понятий, сложившихся в наивной картине мира, в ней уже можно выделить не только генетические, но и структурные связи, не только связи координации, но и субординации. Внутри этого целого начинают складываться подсистемы, обладающие определенной свободой. Основанием этой формирующейся терминологической системы в обоих языках служат общие индоевропейские правовые представления.
При изучении базовых терминов права во французском и русском языках обнаружилось, что в своей глубинной структуре термины права отражают сходное, связанное с религией, с сакральностью, понимание права, закона, как справедливости, порядка, правильности, а преступления как злодеяния, нарушения нормы, что объясняется общим индоевропейским происхождением, общими представлениями о природе фундаментальных правовых понятий.
3. Некоторая системность терминов права (понимаемая как свойство термина занимать определенную позицию в системе терминов, которое, в свою очередь, обусловлено местом данного понятия в системе понятий) в обоих языках возникает уже в начальный период формирования этой терминологии, но находится еще в зачаточном состоянии, поскольку терминосистема еще не сформирована, она находится на стадии становления. Эта системность проявляется на уровне тематических групп, относящихся к разным частям речи, и в то же время на уровне лексико-семантических групп, как, например, в терминологии наказания (с большей степенью выраженности в старофранцузской терминологии права).
4. При сопоставлении выделенных терминологий с системой правовых понятий в сравниваемых языках обнаруживаются как черты сходства, так и расхождения. Исследование показало, что терминология права в старофранцузском языке включает около 2000 терминов, а терминология права древнерусского языка - около 1000. Эту асимметрию можно объяснить тем, что 1) древнее французское право изначально опиралось на римскую правовую традицию, выработанные римским правом понятия и унаследованный вокабуляр, 2) большим количеством сохранившихся ранних правовых памятников во французском языке, 3) наличием лакун в представлении некоторых правовых понятий в древнерусском языке права.
К чертам сходства следует отнести терминологическую оформленность в обоих языках основных понятий права (юрисдикция, судебные учреждения; субъекты права; жалоба, иск; розыск; судебные поединки; судебное разбирательство; виды преступлений и наказаний; права и обязанности; имущество, наследство) уже в начальный период формирования правовой терминологии, что свидетельствует о достаточно развитом состоянии правовой культуры в обоих социумах. Но это не исключает того, что при этом обнаруживаются качественные расхождения, проявляющиеся в отсутствии определенных терминогрупп в одном из языков и, соответственно, терминологической невыраженности данного правового понятия.
Так, в древнерусском языке права отсутствуют терминообозначения лиц, представляющих интересы сторон в суде, термины для общего наименования преступления и преступника, термины для обозначения завещателя, лица, исполняющего завещание, приданого, в зачаточном состоянии находится терминология допроса, вынесения приговора, должностных преступлений. В старофранцузском языке права детализирована терминология лиц, представляющих интересы сторон в суде, однако терминологически не выделяется сторона обвинения. Подобная лакунарность связана с недостаточной развитостью, дифференцированностью правовой понятийной сферы, определяемой, по-видимому, разным уровнем правовых знаний и потребностей каждого этноса, разными историко-социальными и культурными условиями развития. Недостаточная сформированность системы понятий объясняет, в частности, фактическое отсутствие дефиниций в древнерусских правовых текстах, поскольку не было еще опыта систематизации права, который позволил бы определить и соотнести основные правовые понятия. Однако дефиниции довольно часто встречаются в старофранцузских правовых документах: дефинируются многие термины концепта "Преступление" и некоторые термины концепта "Правосудие", поскольку французские законодатели и кодификаторы опирались документы, в которых право систематизировалось, выстраивалась система научных понятий, но, тем не менее, многие правовые термины в изучаемую эпоху еще остаются недефинированными.
Количественные расхождения проявляются в том, что правовые терминологии в изучаемых языках отличаются разной степенью полноты. В древнерусском языке права терминологически недостаточно представлены терминогруппы «обвинение», «вред, ущерб». В языке древнего французского права выделяется большее количество терминогрупп, связанных с налогообложением, более детальной была система терминов, обозначающих разные виды налогов, сборов, повинностей, тогда как в древнерусском языке права отсутствуют терминообозначения для налогов на привилегии, защиту, недропользование, женитьбу, за использование портовых сооружений, сборов, взимаемых при аресте. Терминологическая система обозначений имущества и собственности более точна, детализирована в старофранцузском языке права, поскольку здесь существуют отдельные термины для номинации полной собственности (<ain), недр земли как собственности (fond, tresfond), общего имущества супругов (acquest, conquest), имущества, оставленного умершим (remanantise), терминология правовых действий имущественной сферы в старофранцузском языке права также была более разработанной.
Эта недостаточность составляет, на наш взгляд, сущность любой естественно формирующейся терминологии, еще только накапливающей необходимые средства выражения понятий, и может быть отнесена к закономерностям начального этапа развития терминосистем. Выделенная закономерность связана с тем, что становление научной картины мира и становление терминологии - процессы параллельные, одновременные, и терминология отражает те этапы, которое проходит понятие в своем развитии: от его отсутствия до возникновения и кристаллизации его признаков, свойств. Как следствие, возникает зыбкость, флуктуации в организации предтерминов, их значении и форме.
5. К числу закономерностей формирующихся терминологий можно, таким образом, отнести и такое явление, как недостаточная дифференцированность некоторых правовых понятий, которое характерно для обоих языков. И во французском, и в русском языках терминологически не различаются предварительное и судебное следствие, в древнерусском языке одним термином обозначается истец и ответчик. Но, с другой стороны, наблюдается и противоположное явление: дифференциация понятий при помощи словосочетаний различной степени сложности. Внутри терминосистем отмечаются родо-видовые отношения: например, в обозначении лиц, зависимых от феодала, истца (французский язык), судьи (русский язык). Терминологически различаются разные виды преступлений по степени тяжести и опасности для общества, виды применяющихся наказаний, обозначения имущества, собственности. Эти два противоположных процесса, на наш взгляд, естественны для терминологий, находящихся в стадии становления, поскольку идет, с одной стороны, становление, разработка, уточнение системы понятий данной предметной области и, с другой стороны, становление системы терминов, установление связей между ними, терминологическое выделение существенных признаков и свойств понятий.
6. Выделяются также закономерности, касающиеся семантического аспекта лексикологических категорий, в частности, проявление асимметрии знака: многозначность, синонимия; проявление экспрессивного в термине.
В начальный период в обоих языках отмечается исключительная полифункциональность правовых терминов, ставших затем ядром правовой терминологии по мере ее становления. Правовым терминам свойственна амбисемия (неопределенность содержания термина), метафорические и метонимические терминообозначения. В сопоставляемых языках терминология, обозначающая имущество, синкретична, то есть в семантической структуре многих терминов имеется указание на то, что они могут употребляться в общем значении, например: 'имущество, собственность' или 'владение' и более частных: 'недвижимое имущество', 'движимое имущество', 'имение, поместье'.
Полифункциональность правовых терминов обоих языков объясняется тем, что, с одной стороны, правовая терминология отражает многие реалии повседневной, семейной, имущественной, политической, духовной жизни общества, а, с другой стороны, субстратом правовых терминов служат слова общеупотребительного языка и не всегда в изучаемый период термин окончательно «отрывается» от своего естественноязыкового субстрата, термин сохраняет все связи (синонимические, антонимические, словообразовательные) породившего его слова общего языка.
В обоих языках широко представлена синонимия терминов, более ярко выраженная во французском языке. Равнозначные термины (синонимы и дублеты) употребляются и среди однословных, и среди составных терминов при наименовании свидетелей, (в русском и французском языках), при обозначении суда, судьи, преступлений, наказаний (во французском языке). Синонимия в правовой терминологии на данном этапе ее формирования часто абсолютна, мало дифференцирована, поскольку идет этап накопления наличного терминологического материала. Лексическая синонимия сопровождается фонетико-морфологической вариативностью форм, создавая терминологическую дублетность выражений. Процесс отбора, поиска наиболее точного знака, спецификации будет характеризовать следующие периоды развития правовой терминологической системы.
Ф.П.Сороколетов отмечает, что обычно наличие синонимичных параллелей в составе той или иной терминологии, равно как и факты полисемии терминов, используются в качестве доказательства тезиса о том, что данная терминологическая система находится в процессе формирования, в стадии становления. Однако это утверждение будет верным только тогда, когда подтверждается и другими данными, например, свидетельствующими о незаконченности формирования системы понятий той или иной специальной области знаний [Сороколетов, 1970: 356]. В нашем случае этот факт следует признать доказательным, поскольку наряду с развитой синонимикой и полисемией терминов отмечается и недостаточная сформированность понятий правовой сферы. Идет процесс накопления правовых знаний, норм их применения, и проблема их формализации, обобщения, систематизации перед законодателем и кодификатором еще не стояла.
В терминологии права отмечается наличие терминов, в семантической структуре которых выражена негативная оценочность: haute justice et droite, besjugier, mesjugier, fere droit (faus) jugement, cas vilain, vilenie, malfaitor, mauvais home, bonnes prueves et loyaus / суд правый, праведный (суд неправый, неправедный), добрые люди, облыгати, клепати, послушествовати лживо. Таким образом, семиотическая природа древнего правового термина ближе к семиотической структуре слова общего языка. Это еще одно свидетельство того, что в знаке-термине начального периода сильны связи со своим естественноязыковым субстратом, что и обусловливает присутствие коннотативных отношений в его семиотической структуре.
Синонимия, многозначность терминов, большая выраженность коннотативных значений признаны чертами, свойственными складывающимся терминологиям в исследованиях, посвященных становлению частных терминологий в русском языке [Кутина, 1964, 1966, 1970; Сороколетов, 1970]. Эта же особенность характеризует начальный этап генезиса правовой терминологии во французском и русском языках, то есть сопоставительный анализ позволяет говорить о том, что эта черта присуща формирующимся терминологиям разных языков.
7. Терминообразовательные возможности терминологии права в обоих языках на этапе ее становления характеризуются преимущественным использованием семантических средств - семантическая деривация общенародных слов (внутриязыковое заимствование) и морфолого-синтаксических средств общего языка. При формальной характеристике правовых терминов в сопоставляемых языках выявляются как черты сходства, так и различия. К чертам сходства следует отнести тот факт, что в изучаемых языках используются однословные и составные термины различной частеречной принадлежности, образованные средствами родного языка преимущественно, существительные, глаголы, прилагательные), для которых характерна графическая, морфологическая и синтаксическая вариативность. Французский язык чаще, чем русский, использует такие способы терминообразования, как конверсия (субстантивация прилагательных, причастий, числительных), словосложение, что можно отнести к проявлениям типологических различий в строе языков (аналитизм французского языка). Многокомпонентные термины в обоих языках представлены, в основном, глагольными словосочетаниями. Кроме того, для древнерусского языка права характерны адъективные словосочетания, позволяющие уточнять, дифференцировать определенное правовое понятие, в старофранцузском языке права они используются меньше. В целом, нельзя еще говорить о том, что применяются какие-либо специфические модели терминообразования, свойственные только специальному языку права.
8. В терминологии права французского и русского языков в изучаемый период представлены следующие основные типы терминов, выделяемые на основе различных критериев: с точки зрения происхождения - исконные термины и заимствованные (латинские, германские в старофранцузском языке права); с точки зрения образования и развития терминологии - базовые термины, собственные термины и привлеченные; с точки зрения формы -однословные и составные термины; с точки зрения иерархии называемых понятий - родовые и видовые термины, равнозначные термины (совпадение содержания) и термины противоположной семантики (соподчиненные термины); с точки зрения семантики - однозначные и многозначные термины, мотивированные и немотивированные термины.
9. Древняя правовая терминология в русском языке в начальный период своего существования достаточно однородна, она представляет собой автохтонную систему, становление которой происходит одновременно с установлением правовых отношений и правовых институтов (присутствие и влияние иных языков было незначительным, оно усилится в более поздние периоды). Правовая терминология во французском языке имеет разнородный характер: она базируется на латинской терминологии права, унаследованной устным путем и составившей лексический фонд французского языка, латинской терминологии, заимствованной через письменные источники права, и обогащена заимствованными элементами германской правовой терминологии.
10. Данное исследование не исчерпывает всех вопросов, связанных с формированием языка права во французском и русском языках, поскольку оно было посвящено лишь начальному периоду его становления. Требуют дальнейшего изучения проблемы развития правовой терминологии в диахронии, выявления общих и специфических особенностей правовых терминологических систем, закономерностей их развития в более поздние эпохи. Представляются перспективными также дальнейшие сопоставительные изыскания, касающиеся функционирования некоторых грамматических категорий (например, категории лица, категории времени, наклонения или залога) в правовых документах, изучения специфики синтаксического построения правовых (шире, юридических) текстов.
Список научной литературыЛыкова, Надежда Николаевна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"
1. Алексеева Л.М. Проблемы термина и терминообразования: Учебное пособие по спецкурсу. Пермь: Пермский ун-т, 1998. - 120 с.
2. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания. // Вопросы языкознания. 1995. - № 1. - С. 37-67.
3. Апресян Ю.Д. Современность классики. // Вопросы языкознания. 1995а. -№1.- С. 34-36.
4. Артыкуца Н.В. Русская терминология судоустройства XVII века в генетическом, структурном и функциональном аспектам: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1990. - 23 с.
5. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов: Пер. с фр. / Общ.ред. и вступ.ст. Ю.С.Степанова. М.: Прогресс-Универс, 1995. 456 с.
6. Березин Ф.М. О парадигмах в истории языкознания XX в. // Лингвистические исследования в конце XX в.: Сб.обзоров. / Отв.ред. Ф.М.Березин. М.: ИНИОН РАН, 2000. - С. 9-25.
7. Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. / Пер. с англ. -М.: Изд-во МГУ, 1994.- 592 с.
8. Благова Н.Г. Лексика и фразеология памятников русского права XVII века: (На материале Уложения 1649 г.). СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1998.- 104 с.
9. Ю.Блауберг И.В. Проблема целостности и системный подход. -М.: Эдиториал УРСС, 1997.-448 с.
10. П.Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного подхода. -М.: Наука, 1973.-270 с.
11. Бобкова М.С. Пути становления национальной школы права во Франции XVI века // Древнее право. 1998. - № 1. - С. 188- 194.
12. Богданов В.В. Семантикоцентризм и формоцентризм в мировой лингвистике XX века. // Структурная и прикладная лингвистика. Вып. 5: Межвуз.сб. / Под ред. А.С.Герда. - СПб: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1998. - С. 3-9.
13. Богуславская О.Ю. И нет греха в его вине (виноватый и виновный). // Логический анализ языка. Языки этики. / Отв.ред. Н.Д.Арутюнова, Т.Е.Янко, Н.К.Рябцева. М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 79-89.
14. Бородина М.А., Гак В.Г. К типологии и методике историко-семантических исследований (на материале лексики французского языка). Л.: Наука, Ленингр.отд., 1979. - 232 с.
15. Буянова Л.Ю. Термин как единица логоса: Монография. Краснодар: Кубанский гос.ун-т, 2002. - 185 с.
16. Бюлер К. Теория языка: Репрезентативная функция языка: Пер.с нем. / Общ.ред.и коммент. Т.В.Булыгиной. -М.: Прогресс, 1993. 528 с.
17. Введенова Е.Г. Архетипы коллективного бессознательного и проблемы становления культуры. // Эволюция. Язык. Познание. М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 113-133.
18. Веселовская Т.М. Особенности синтаксиса официально-делового стиля. // Типология текста в функционально-стилистическом аспекте: Межвуз. сб. научн. тр. Пермь: Пермский гос. ун-т, 1990. - С.119-128.
19. Взаимодействие единиц и категорий языковых подсистем: Коллект.монография. Тюмень: Изд-во Тюменского госуниверситета, 2002. -192 с.
20. Виноградов В.В. Слово и значение как предмет историко-лексикологического исследования. // Вопросы языкознания. 1995. - № 1. -С. 5-36.
21. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. - 640 с.
22. Власенко Н.А. Язык права: Монография. Иркутск: Восточно-Сибирское книж.изд-во, АО «Норма-плюс», 1997. - 176 с.
23. Волков С.С. Лексика русских челобитных XVII века. Формуляр, традиционные этикетные и стилевые средства. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1974. - 164 с.
24. Волков С.С. Семантические неологизмы в общественно-политической и социально-экономической лексике судебных актов начала XVII века. // Вестник Ленинградского ун-та. 1960. - № 2. - С. 105-117.
25. Володина М.Н. Информационная природа термина. // Филологические науки. 1996.-№ 1.-С.90-94.
26. Володина М.Н. Когнитивно-информационная природа термина (на материале терминологии средств массовой информации).- М.: Изд-во Московского ун-та, 2000. 128 с.
27. Гак В.Г. О контрастивной лингвистике. // Новое в зарубежной лингвистике. / Сост. В.П.Нерознак. Вып. XXV. - М.: Прогресс, 1989. - С. 5-17.
28. Гак В.Г. Сопоставительная лексикология. (На материале французского и русского языков). М.: Международные отношения, 1977. - 264 с.
29. Гак В.Г. Сравнительная типология французского и русского языков. 3-е изд., дораб. - М.: Просвещение, 1989а. - 288 с.
30. Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. - 763 с.
31. Герд А.С. Специальный текст как предмет прикладного языкознания. // Прикладное языкознание. / Отв.ред. А.С.Герд. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1996.- С.68-90.
32. Герд А.С. Научно-техническая лексикография. // Прикладное языкознание. / Отв.ред. А.С.Герд. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1996а.- С.287-307.
33. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. / Общ.ред., послесл.и коммент. Л.М.Скрелиной. М.: Прогресс, 1992. - 224 с.
34. Глинская Н.П. Западная юридическая лингвистика: проблемы и перспективы. // Вестник МГУ. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. -2003. - № 4. - С. 171-173.
35. Голев Н.Д. Юрилингвистика: на стыке языка и права. // Юрилингвистика-1: проблемы и перспективы: Межвуз.сб.научн.тр. / Отв.ред. Н.Д.Голев. -Барнаул: Изд-во Алтайского госун-та, 1999. С.4-10.
36. Голев Н.Д. Юрислингвистическая экспертиза как баланс противоречий. // Языки профессиональной коммуникации: Материалы межд.научн.конф. Челябинск, 21-22 октября 2003 г./ Отв.ред. Е.И.Голованова. Челябинск, 2003.-С. 24-26.
37. Головин Б.Н. Терминология. // Березин Ф.М., Головин Б.Н. Общее языкознание. М.: Просвещение, 1979. - С.264-278.
38. Гринев С.В. Введение в терминоведение. М.: Московский лицей, 1993. -309 с.
39. Гринев С.В. Исторический систематизированный словарь терминов терминоведения: Учебное пособие. М.: МПУ, 2000а. - 144 с.
40. Гринев С.В. Терминоведение на пороге третьего тысячелетия. // Научно-техническая терминология: научно-технич. рефератив. сб. Вып.1. - М.: ВНИИКИ,2000.-С. 31-34.
41. Громова И.А. Пропозиция как структура представления знаний производных юридических терминов. // Пелевинские чтения. Калининград, 2002. - С. 59-65.
42. Гроссе Р. Об изучении языка немецких правовых памятников эпохи позднего Средневековья. // Проблемы морфологического строя германских языков. М.: Изд-во АН СССР, 1963. - С.176-185.
43. Губаева Т.В. Стилистико-смысловые свойства протоколов допроса (к проблеме диалогичностп официальной письменной речи). // Типология текста в функционально-стилистическом аспекте: Межвуз.сб.науч.тр. -Пермь: Пермский гос.ун-т, 1990. С.133-139.
44. Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М.: Высшая школа, 1970. - 224 с.
45. Гуревич А.Я. Избранные труды. Т.2. Средневековый мир. - М.- СПб.: Университетская книга, 1999. - 560 с.
46. Дайнеко В.В., Саенко JI.H. Парные словосочетания в языке юриспруденции.// Вестник Киев.ун-та. Романо-герм.филология. 1988. -Вып.22. - С. 14-17.
47. Даниленко В.П. Актуальные направления лингвистического исследования русской терминологии. // Современные проблемы русской терминологии. -М.: Наука, 1986. С. 5-23.
48. Даниленко В.П. Лексико-семантические и грамматические особенности слов-терминов. // Исследования по русской терминологии. М.: Наука, 1971.-С. 7-67.
49. Даниленко В.П. Русская терминология: Опыт лингвистического описания. -М.: Наука, 1977.-246 с.
50. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация: Пер. с англ. / Сост.В.В.Петрова; Под ред.В.И.Герасимова. М.: Прогресс, 1989. - 312 с.
51. Денисов П.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М.: Русский язык, 1980. - 253 с.5 5. Денисова А. А. Семантика терминов общей теории права (Парадигматический аспект): Автореф.дис. . канд. филол.наук. М., 1992. -16 с.
52. Дерягин В.Я. Древнейшие термины русского права. // Лексические группы в русском языке XI-XVII вв.: Сб.ст. / Ред. Г.А.Богатова, Л.Ю.Астахина М.: Ин-трусского языка АН СССР, 1991.-С. 124-136.
53. Десницкая А.В. К изучению языка памятников обычного права. // Вопросы языкознания. 1983. - № 4. - С.64-74.
54. Десницкая А.В. О синтаксических особенностях кодекса обычного права северно-албанских горцев (Канун Леки Дукаджина). // Синтаксические особенности литературных языков на ранних этапах их формирования. Л.: Наука, Ленингр.отд., 1982. - С. 159-212.
55. Джеймс К. Контрастивный анализ. // Новое в зарубежной лингвистике. / Общ.ред.и вступ ст. В.Г.Гака. Вып.ХХУ. - М.: Прогресс, 1989. - С. 205306.
56. Доза А. История французского языка. / Под ред.и с предисл. М.С.Гурычевой. -М.: Изд-во иностр.литературы, 1956.-471 с.
57. Дюби Ж. Средние века: от Гуго Капета до Жанны д'Арк (987-1460). / Пер.с фр. Г.А.Абрамова, В.А.Павлова. М.: Международные отношения, 2000. -416 с.
58. Живов В.М. История русского права как лингво-семиотическая проблема. // Semiotics and the History of Culture. In Honor of Jurij Lotman. Columbus; Ohio, 1988.-P. 46- 128.
59. Живов В.М. История русского права как лингво-семиотическая проблема. // Из истории русской культуры. М.: Языки русской культуры, 2002. - Т. 2, кн. 1: Киевская и Московская Русь. / Сост. А.Ф.Литвина, Ф.Б.Успенский. -С. 652-738.
60. Зеликов М.В. Модели с глаголом действия в языках Западной Романии. // Вопросы языкознания. -2001. № 4. - С. 107-128.
61. Ивакина Н.Н. Оценочные структуры в тексте закона. // Типология текста в функционально-стилистическом аспекте: Межвуз.сб.науч.тр. Пермь: Перм.гос.ун-т, 1990. -С.128-133.
62. Иванов В.В. Древнерусский язык. // Лингвистический энциклопедический словарь. / Гл.ред. В.Н.Ярцева. М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 143.
63. Иванов В.В. Происхождение семантического поля славянских слов, обозначающих дар и обмен. // Славянское и балканское языкознание: Проблемы интерференции и языковых контактов. М.: Наука, 1975. - С.50-78.
64. Иванов В.В.,Топоров В.Н. О языке древнего славянского права (к анализу нескольких ключевых терминов). // Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М.: Наука, 1978. -С.221-240.
65. Иванов В.В., Топоров В.Н. Древнее славянское право: архаичные мифопоэтические основы и источники в свете языка. // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М.: Наука, 1981. - С.10 - 31.
66. Истрин В.М. Договоры русских с греками X века. // Известия ОРЯС Рос. АН 1924 года. 1925. - Т.29. - С.383-393.
67. Казарина С.Г. Типологические исследования в терминоведении. -Филологические науки. -1998. № 2. - С.66-73.
68. Казарина С.Г. Типологические характеристики отраслевых терминологий. -Краснодар: Изд-во Кубанской гос. мед. академии, 1998а. 276 с.
69. Канделаки Т.Д. Семантика и мотивированность терминов. -М.: Наука, 1977. -167 с.
70. Капанадзе Л.А. Взаимодействие терминологической и общеупотребительной лексики. // Развитие лексики современного русского языка: Сб.ст. / Под ред. Е.А.Земской и Д.Н.Шмелева. М.: Наука, 1965. - С.86-103.
71. Капитула Л.С. Терминологическое поле французской стоматологической лексики (историко-этимологический аспект): Автореф. дис. канд.филол.наук. Минск, 1998. - 22 с.
72. Кармин А.С. Культурология. Культура социальных отношений. / Серия "Мир культуры, истории и философии". Спб.: Изд-во "Лань", 2000. - 128 с.
73. Карцевский С. Об асимметричном дуализме лингвистического знака. // Звегинцев В.А. История языкознания XIX-XX вв. в очерках и извлечениях. -4.2.-М.:, 1965.-С. 85-90.
74. Касевич В.Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. М.: Главная редакция восточной литература изд-ва «Наука», 1988. - 309 с.
75. Кияк Т.Р. Лингвистические аспекты терминоведения. Киев: УМК ВО, 1989.- 103 с.
76. Ключевский В.О. Терминология русской истории. // Сочинения: В 9 т. Т. VI: Специальные курсы. / Под ред. В.Л.Янина. М.: Мысль, 1989а. - С. 94-224.
77. Ключевский В.О. История сословий в России. // Сочинения: В 9 т. Т. VI: Специальные курсы. / Под ред. В.Л.Янина. М.: Мысль, 1989. - С. 225-391.
78. Ключевский В.О. Сказания иностранцев о Московском государстве. / Вступит.статья и комм. А.Н. Медушевского. М.: Прометей, 1991. - 334 с.
79. Кобрин Р.Ю. О понятиях «терминология» и «терминологическая система». // Научно-техническая информация. Сер.2. Информационные процессы и системы. - 1981. - № 8. - С. 7-10.
80. Колесов В.В. Древнерусский литературный язык. JL: Изд-во Ленинградского ун-та, 1989. - 296 с.
81. Колесов В.В. Мир человека в слове древней Руси. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1986. - 312 с.
82. Коляда Г.И. Выражение значения "свидетель" в древнерусском языке. // Научные труды Ташкентского ун-та. 1967. - Вып. 317. - С. 3-12.
83. Комарова З.И. Семантическая структура специального слова и ее лексикографическое описание. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1991. -156 с.
84. Комарова Р.Н. Язык закона: лингвистические характеристики (на материале текста Германского гражданского уложения): Автореф.дис. канд.филол.наук. СПб., 2000. - 18 с.
85. Конецкая В.П. Введение в сопоставительную лексикологию германских языков. М.: Высшая школа, 1993. - 201 с.
86. Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. -М.: МГУ им.М.В. Ломоносова, 1999. 341 с.
87. Косериу Э. Контрастивная лингвистика и перевод: их соотношение. // Новое в зарубежной лингвистике. / Общ.ред.и вступ ст. В.Г.Гака. Вып.ХХУ. - М.: Прогресс, 1989.-С. 63-81.
88. Кром М. Зарождение политического розыска в России (конец XV первая половина XVI века). // Жандармы России. - СПб.: Издат. Дом "Нева"; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. - С. 7-25.
89. Круковский В.И., Припишнюк Я.И. Французский юридический вокабуляр. // Романская филология: Ежегод.сб.науч.тр. / Отв.ред. В.И. Томашпольский. -Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1996. С. 102-114.
90. Кубрякова Е.С. На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. // Кубрякова Е.С. Язык и знание. М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 26-302.
91. Кубрякова Е.С. Роль языка в познании мира. // Кубрякова Е.С. Язык и знание. М.: Языки славянской культуры, 2004а. - С. 303 - 547.
92. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа). // Язык и наука конца 20 века: Сб.ст. / Под ред.Ю.С.Степанова. -М.: Рос.гос.гуманит.ун-т, 1995.-С. 144-238.
93. Кустова Г.И. Предикаты интерпретации: ошибка и нарушение. // Логический анализ языка: Языки этики. / Отв.ред. Н.Д. Арутюнова, Т.Е.Янко, Н.К.Рябцева. М.: Языки рус.культуры, 2000. - С. 125-133.
94. Кутина Л.Л. Формирование терминологии физики в России. Период предломоносовский : первая треть XVIII века. М.-Л.: Наука (ЛО), 1966. -288 с.
95. Кутина Л.Л. Формирование языка русской науки (терминология математики, астрономии, географии в первой трети XVIII века). М.-Л.: Наука, 1964.-219 с.
96. Лаврова А.Н. Теория стратификации лексического состава научного подъязыка (английский подъязык органической химии): Автореф. дис. . доктора филол.наук. М., 1996. - 41 с.
97. Ладо Р. Лингвистика поверх границ культуры. // Новое в зарубежной лингвистике. / Общ.ред.и вступ ст. В.Г.Гака. Вып-XXV. - М.: Прогресс, 1989.-С. 32-62.
98. Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X-середина XVIII в.): Учеб.пособие для филолог, спец. ун-тов и пед. ин-тов. -М.: Высшая школа, 1975. 327 с.
99. Ларин Б.А. История русского языка и общее языкознание. (Избранные работы.): Учеб.пособие для студентов пед. ин-тов. / Сост. проф. Б.Л.Богородицкий, проф. Н.А.Мещерский. М.: Просвещение, 1977. - 224 с.
100. Левитан К.М. Эффективность профессиональной коммуникации в сфере уголовного права. // Языки профессиональной коммуникации: Материалы межд.научн.конф. Челябинск, 21-22 октября 2003 г./ Отв.ред. Е.И.Голованова. Челябинск, 2003. - С. 64-69.
101. Лейчик В.М. Основные проблемы теоретического терминоведения. // Терминология и перевод в политическом, экономическом и культурном сотрудничестве: Тез.докл. Международ.круглого стола 27-28 июня 1991 г.Омск, 1991.-С. 27-29.
102. Лейчик В.М., Бесекирска Л. Терминоведение. Предмет, методы, структура. Bialystok: Uniwersytet w Bialymstoku, 1998. - 184 p.
103. Лингвистический аспект стандартизации терминологии: Коллект.монография. / Отв.ред. Е.Н.Ширяев. -М.: Наука, 1993. 127 с.
104. Лотман Ю.М. Динамическая модель семиотической системы. // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т.1. - Таллинн: Александра, 1992а. - С. 90-101.
105. Лотман Ю.М. О динамике культуры. // Лотман Ю.М. Семиосфера. -СПб.: Искусство-СПБ, 2000а. С. 647-661.
106. Лотман Ю.М. Проблема византийского влияния на русскую культуру в типологическом освещении. // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т.1. -Таллинн: Александра, 1992. - С. 121-128.
107. Лотман Ю.М. Проблема знака и знаковой системы и типология русской культуры XI-XIX веков. // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПБ, 2000. - С.400-417.
108. Лотман Ю.М. Тезисы к семиотическому изучению культур (в применении к славянским текстам). // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПБ, 20006. - С. 504-525.
109. Лотте Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. М.: Наука, 1982. - 149 с.
110. Маковский М.М. Язык миф - культура. Символы жизни и жизнь символов. // Вопросы языкознания. - 1997. - № 1. - С. 73-95.
111. Маслова В.А. Лингвокультурология. М.: Издат.центр «Академия», 2001.-208 с.
112. Мельников Г.П. Системная типология языков: Принципы, методы, модели. М.: Наука, 2003. - 395 с.
113. Ментруп В. К проблеме лексикографического описания общенародного языка и профессиональных языков. // Новое в зарубежной лингвистике. / Общ.ред.и вступ ст. Б.Ю.Городецкого. Bbin.XIV. - М.: Прогресс, 1983. - С. 301-333.
114. Меркулов И.П. Когнитивные типы мышления. // Эволюция. Язык. Познание. М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 70-83.
115. Милов Л.В. Византийская Эклога и Пространная Русская Правда (проблемы рецепции).//Древнее право. 1998. -№ 1.-С.113-119.
116. Милов Л.В. Легенда или реальность? (О неизвестной реформе Владимира и Правде Ярослава). // Древнее право. 1996. - № 1. - С.201-218.
117. Михайловская Н.Г. О формировании и функционировании юридической лексики. // Терминология и культура речи. М.: Наука, 1981. - С. 110-122.
118. Мишина Е.Ф. Основные способы образования юридических терминов в русском языке XV-XVI веков. // Ученые записки Горьковского гос.пед.ин-та им.Горького. Сер.филологич.наук. 1969. - Вып.95. - С. 224-233.
119. Мишина Е.Ф. Юридическая лексика судебников XV-XVI веков: Автореф. дис. канд. филол. наук. Куйбышев, 1963. - 17 с.
120. Мишланова C.JI. Терминоведение XXI века: история, направления, перспективы. // Научные доклады высшей школы. Филол.науки. 2003. - № 2.-С. 94-101.
121. Момотов В.В. Берестяные грамоты источник познания русского права XI-XV вв.: Автореф.дис. канд.юрид.наук. -М., 1997.-24 с.
122. Монич Ю.В. Амбивалентные функции ритуала в эволюции языковых систем. // Вопросы языкознания. 2000. - № 6. - С. 69-97.
123. Муромцев С.А. Рецепция римского права на Западе. М.: Тип. А.И.Мамонтова, 1886. - 150, V с.
124. Никитин О.В. Лихое дело, лихие люди, наймиты: древнерусская юридическая лексика. // Русская речь. 2004. - № 1. - С.74-79.
125. Никитин О.В. Поле, неделыцик, противень: древнерусская юридическая лексика. // Русская речь. 2003. - № 5. - С. 92-94.
126. Никитина С.Е. Тезаурус по теоретической и прикладной лингвистике. -М.: Наука, 1978.-375 с.
127. Новодранова В.Ф. Когнитивный подход к изучению терминологии. // Терминоведение. 1997. - Вып. 1-3. - С. 13-14.
128. Новодранова В.Ф. Проблемы терминообразования в когнитивно-коммуникативном аспекте. // Языки профессиональной коммуникации: Материалы межд.научн.конф. Челябинск, 21-22 октября 2003 г./ Отв.ред. Е.И.Голованова. Челябинск, 2003. - С. 247-248.
129. Обнорский С.П. Русская Правда как памятник русского литературного языка. // Обнорский С.П. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1960. - С. 120-144.
130. Обнорский СЛ. Язык договоров русских с греками. // Обнорский С.П. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1960а. - С. 99-120.
131. Ольшанский И.Г. Лингвокультурология в конце XX в.: итоги, тенденции, перспективы. // Лингвистические исследования в конце XX в.: Сб.обзоров. / Отв.ред. Ф.М.Березин. М.: ИНИОН РАН, 2000. - С. 26- 55.
132. Орлова М.В. Пути формирования дипломатической терминологии. // Аванесовские чтения: Международ.науч.конф.: Москва, 14-15 февр. 2002 г.: Тезисы докладов. / Под общ.ред. М.Л.Ремневой и М.В.Шульги. М.: МАКС Пресс, 2002.-С. 201-211.
133. Падучева Е.В. Метафора и ее родственники. // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура: Сб.ст. в честь Н.Д.Арутюновой. / Отв.ред. Ю.Д.Апресян. -М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 187-203.
134. Падучева Е.В. Нужен ли лингвистике эпитет «когнитивная»? (о новых идеях и подходах в семантике). // НТИ. Сер. 2. Информационные процессы и системы. 2003. - № 11. - С. 38-43.
135. Падучева Е.В. Семантика вины и контекстные сдвиги акцентов в толковании лексемы. // НТИ. Сер. 2. Информационные процессы и системы. -1999.-№8.-С. 21-29.
136. Панько Т.И. Формирование русской политэкономической терминологии. // Современные проблемы русской терминологии. М.: Наука, 1986. - С. 523.
137. Пиотровский Р.Г., Рахубо Н.П., Хажинская М.С. Системное исследование лексики научного текста. / Отв. ред. А.Н. Попескул. Кишинев: Штиинца, 1981.-159 с.
138. Питецкий В.В. Оценочные понятия в советском уголовном праве: Автореф.дис. канд. юрид.наук. Свердловск, 1979. - 21 с.
139. Поликарпов А.А. Лексическая полисемия в эволюционном аспекте. // Ученые зап. Тартусского ун-та. Вып. 911. Исследования по общему и сопоставительному языкознанию. - Тарту: Тартусский ун-т, 1990. - С.76-86.
140. Потебня А.А. Мысль и язык. // Потебня А.А. Теоретическая поэтика. / Сост., вступ.ст., коммент. А.Б.Муратова. М.: Высшая школа, 1990. - С. 2255.
141. Пронина Т.А. Язык немецкого права и общество. // Единицы языка и их функционирование: Межвуз.сб.науч.тр. / Отв.ред. С.П.Хижняк. Саратов: Науч.книга, 2002. -Вып.8. - С.56-59.
142. Прохорова В.Н. Русская терминология (лексико-семантическое образование). -М.: Филологический факультет МГУ, 1996. 125 с.
143. Рей А., Делесаль С. Проблемы и антиномии лексикографии. // Новое в зарубежной лингвистике. / Общ.ред. и вступ ст. Б.Ю.Городецкого. -Bbin.XIV. М.: Прогресс, 1983. - С. 261-300.
144. Русинова JI.H. Краткий вариант термина в кибернетической интерпретации (на материале юридической терминологии). // Термины и их функционирование: Межвуз.сб.научн.тр. / Отв.ред. В.Н.Немченко. -Горький: Горьковский гос.ун-т, 1987. С. 12-19.
145. Рябцева Н.К. Теоретическое и лексикографическое описание научного изложения: межъязыковой аспект: Научн. доклад по опубл. трудам, предст. к защите на соиск. уч. ст. д.ф.н. М., 1996. - 112 с.
146. Саенко JI.H. О структурно-семантических особенностях юридических документов. // Вестник Киевского ун-та. Романо-герм.филол. 1990. - Вып. 24. - С.47-50.
147. Салогубова Е.В. Элементы римского права в российском судопроизводстве X-XVII вв. // Древнее право. 1999. - № 1. - С.173-179.
148. Саркисов А.К. Семиотика права: (Историко-правовое исследование правовых знаковых конструкций): Автореф.дис. . канд.юрид.наук. М., 2000.-27 с.
149. Свердлов М.Б. История Руси VI первой половины XIII в.: Учебное пособие. - СПб: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена, 1999. - 40 с.
150. Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М.: Юридическая литература, 1988. - 176 с.
151. Селищев A.M. О языке "Русской правды" в связи с вопросом о древнейшем типе русского литературного языка. // Вопросы языкознания. -1957.-№4.-С. 57-63.
152. Семитко А.П. Русская правовая культура: мифологические и социально-экономические истоки и предпосылки. // Государство и право. 1992. - № 10.-С. 108-113.
153. Сергеев Ф.П. Русская терминология международного права XI-XVII вв. -Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1972. 258 с.
154. Сергеев, Ф.П. Лексика сферы международных отношений. Киев, Одесса: Вища школа, 1984. - 127 с.
155. Сердюк Е.И. Об одном источнике терминов древнеанглийского права. // Вестник Моск. ун-та,- Серия 9. Филология. М., 1987. - № 4. - С.81-89.
156. Сетров М.И. Организация биосистем: методологический очерк принципов организации живых систем. Л.: Наука, ЛО, 1971. - 275 с.
157. Смолина К.П. Лексика имущественной сферы в русском языке XI-XVII вв. / Отв.ред. В.ВЛопатин. М.: Наука, 1990. - 206 с.
158. Собинникова В.И. Псковская судная грамота памятник русского литературного языка. - Воронеж: Изд-во Воронеж.ун-та, 1990. -189 с.
159. Соколова М.А. К вопросу о славянизмах. // Поэтика и стилистика русской литературы. Памяти акад. В.В.Виноградова. Л.: Наука, Ленингр.отд, 1971. -С. 337-343.
160. Солнцев В.М. Вариативность как общее свойство языковой системы. // Вопросы языкознания. 1984. - № 2. - С. 31- 42.
161. Солодухина А.О. Юридическая диалогика. // Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке: Мат-лы VI Междунар.науч.конф. 22-24 июня 2000 г. СПб., 2000. - С. 382-384.
162. Солопов А.И. Этимология и первоначальное значение латинского culpa. // Древнее право. 1998. - № 1. - С. 82-83.
163. Сороколетов Ф.П. История военной лексики в русском языке. JL: Наука, ЛО, 1970.-383 с.
164. Степанов Г.В. Типология языковых состояний и ситуаций в странах романской речи. -М.: Наука, 1976. 224 с.
165. Степанов Ю.С. Альтернативный мир, дискурс, факт и принцип причинности. // Язык и наука конца 20 века: Сб.ст. / Под ред. Ю.С.Степанова. М.: Рос.гос.гуманит.ун-т, 1995а. - С. 35-73.
166. Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке XX века. // Язык и наука конца 20 века: Сб.ст. / Под ред. Ю.С.Степанова. М.: Рос.гос.гуманит.ун-т, 1995. - С. 7-34.
167. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры: Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический проект, 2001. - 990 с.
168. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. М.: Наука, 1975.-311 с.
169. Ступин В.А. Инфолосоциолингвистика. Методология, методика и техника исследования динамики терминологических процессов и предметных областей: Учебно-методическое пособие для аспирантов. -СПб.: Изд-во СпбГУ ЭФ, 2000. 185 с.
170. Судавичене Л.В. О судебной терминологии в Московском переводе-редакции Литовского статута. // Русская историческая лексикология: Сб.ст. / Гл.ред. С.Г.Бархударов. М.: Наука, 1968. - С. 65-82.
171. Суперанская А.В., Подольская Н.В., Васильева Н.В. Общая терминология: Вопросы теории. / Отв.ред. Т.Л.Канделаки. М.: Наука, 1989. - 246 с.
172. Тарасова Т.И. Современные тенденции в изучении языка права. // Язык, сознание, коммуникация. М., 2002. - Вып. 22. - С. 98-107.
173. Тархова Г.И. Правовая терминология в разных по структуре и условиям существования языках и особенности ее перевода. // Единицы языка и их функционирование. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1990. - С.43-48.
174. Тогоева О.И. Семантическая характеристика понятия «пытка» во французском уголовном праве XIII-XV вв. // Вестник МГУ. Сер. 8. История. - 1995. - № 5. - С. 30-42.
175. Тогоева О.И. Понятие «преступление» и «наказание» в уголовном праве и судопроизводстве Франции конца XIII начала XV вв. - Автореф.дис. . канд. юрид. наук. - М., 1996. - 21 с.
176. Тогоева О.И. Пытка как состязание: преступник и судья перед лицом толпы (Франция, XIV век). // Право в средневековом мире: Вып. 2-3: Сб.ст. / Отв.ред. О.И.Варьяш. СПб: Алетейя, 2001. - С. 69-76.
177. Толикина Е.Н. Некоторые лингвистические проблемы изучения термина. // Лингвистические проблемы научно-технической терминологии:
178. Материалы совещания, проведенного АН СССР в Ленинграде 30 мая-2 июня 1967 г. / Отв.ред.С.Г. Бархударов. М.: Наука, 1970. - С.53-67.
179. Томсинов В.А. Значение римского права в общественной жизни Западной Европы XI-XIII вв. // Древнее право. 1997. - № 1. - С. 112-119.
180. Томсинов В.А. Рецепция римского права в Западной Европе в средние века: постановка проблемы. // Древнее право. 1998. - № 1. - С. 169-175.
181. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику. // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М.: Наука, 1988. -С. 7-60.
182. Топорова Т.В. Древнегерманские представления о праве и правде. // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М.: Наука, 1995.-С. 52-55.
183. Трубачев О.Н. Ремесленная терминология в славянских языках. М.: Наука, 1966.-416 с.
184. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. Изд. 2-е, доп. - М.: Наука, 2002. - 489 с.
185. Тулдава Ю.А. Проблемы и методы квантитативно-системного анализа лексики. Тарту: Тартусск. гос. ун-т, 1987. - 204 с.
186. Туркин В.Н. Семантика социальных терминов восточнославянских языков XI-XVI вв (по материалам письменности): Автореф. дис. . докт. филол. наук. -М., 1972. 51 с.
187. Туркин В.Н. Терминологическая лексика Русской Правды. (Краткие, пространные и сокращенные списки): Автореф. дис. . канд. филол.наук. -М., 1953.- 16 с.
188. Тушина Г.М. Человек перед судом в средневековом Провансе XIII-XIV вв.: источники и современные исследования. // Право в средневековом мире. Вып. 2-3: Сб.статей. / Отв. Ред. О.И. Варьяш. - СПб: Алетейя, 2001. - С. 17-36.
189. Унбегаун Б.О. Русский литературный язык: проблемы и задачи его изучения. // Поэтика и стилистика русской литературы. Памяти акад.
190. B.В.Виноградова. JL: Наука, Ленингр.отд, 1971. - С. 329-333.
191. Уорт Д. О языке русского права. // Вопросы языкознания. 1975. - № 2.1. C. 68-75.
192. Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI-XIX вв). М.: Гнозис, 1994. - 240 с.
193. Успенский Б.А. К проблеме генезиса тартуско-московской семиотической школы. // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994а. - С. 265-278.
194. Ушаков А.А. О языке законов и законодательной стилистике. // Структура лингвостилистики и ее основные категории: Межвуз. сб. научн. тр. / Гл. ред. М.Н. Кожина. Пермь: Пермский гос. ун-т, 1983. - С.83-86.
195. Фалилеев А.И. Язык средневекового валлийского права как источник для общекельтской и индоевропейской реконструкции. // Вопросы языкознания. -2001.-№6.-С. 57-67.
196. Фельде О.В. Специальная лексика прошлых эпох: аспекты исследования. // Социальные варианты языка: Мат-лы международ.науч.конф. 25-26 апреля 2002 г. Нижний Новгород. Нижний Новгород: Нижегород.гос.лингв. ун-т им. Н.А. Добролюбова, 2002. - С. 267-270.
197. Фидарова Ф.Т. Логико-дискурсивная форма французских примет. // Вестник Московского ун-та. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 2000. - № 3. - С.43-52.
198. Филин Ф.П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М.: Наука, 1981.- 327 с.
199. Филлмор Ч.Дж. Об организации семантической информации в словаре. // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 14. - М.: Прогресс, 1983. - С.23-60.
200. Франчук В.Ю. О языке древнерусской дипломатии. // Вопросы языкознания. 1984. - № 4. - С. 58-69.
201. Фрумкина Р.Ф. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца 20 века: Сб.ст. / Под ред. Ю.С.Степанова. М;: Рос.гос.гуманит.ун-т, 1995. - С. 74-117.
202. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. / Пер. с франц. В.Наумова. Под ред. И.Борисовой. М.: Ad Marginem, 1999. - 479 с.
203. Хачатуров Р.Л. Некоторые методологические и теоретические вопросы становления древнерусского права. / Отв. ред. Е.А.Скрипилев. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1974. - 185 с.
204. Хейзинга Й. Homo ludens. Человек играющий. / Пер.с нидерл. В.В.Ошиса.- М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. 352 с.
205. Хельбиг Г. Языкознание сопоставление - преподавание иностранных языков. // Новое в зарубежной лингвистике. / Общ.ред.и вступ ст. В.Г. Гака.- Вып.ХХУ. М.: Прогресс, 1989. - С. 307-326.
206. Хижняк С.П. Вариантность языковой картины мира в терминологии. // Взаимодействие экстра- и интралингвистических факторов при формировании терминосистем языков разного типа: Межвуз.сб.науч.тр. -Саратов: Изд-во Сарат.ун-та, 2000. С. 20-34.
207. Хижняк С.П. Юридическая терминология: Формирование и состав. / Под ред. Л.И.Баранниковой. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1997. - 136 с.
208. Хоффманн Л. Научный стиль социолект - языковые барьеры (Социолингвистические аспекты научной речи). // Типология текста вфункционально-стилистическом аспекте: Межвуз.сб.науч.тр. / Гл.ред. М.Н.Кожина. Пермь: Пермский гос. ун-т, 1990. - С, 4-10.
209. Цейтлин P.M. Сравнительная лексикология славянских языков X/XI-XIV/XV вв. Проблемы и методы. М.: Наука, 1996. - 232 с.
210. Циткина Ф.А. Сопоставительное терминоведение: теоретические вопросы и приложения. // Вопросы языкознания. 1987. - № 4. - С. 114-124.
211. Циткина Ф.А. Терминология и перевод. (К основам сопоставительного терминоведения). Львов: Вища школа, 1988. - 157 с.
212. Челышева И.И. Языковая ситуация во Франции ХУ века. // Функциональная стратификация языка. / Отв.ред. М.М.Гухман. М.: Наука, 1985.-С. 201-218.
213. Челышева И.И. Старофранцузский язык. // Языки мира: Романские языки. М.: Academia, 2001. - С. 250-278.
214. Черных П.Я. Язык Уложения 1649 г. Вопросы орфографии, фонетики и морфологии в связи с историей Уложенной книги. М.: Изд-во АН СССР, 1953.-375 с.
215. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000): Монография. / Урал.гос.пед.ун-т. Екатеринбург, 2001. - 238 с.
216. Шабардина С.В. Правовая терминология в английском языке как система. // Науч.тр.фил. МГЮА в г.Кирове. Киров, 2003. - № 7. - С. 148-152.
217. Шевчук В.Н. Военно-терминологическая система в статике и динамике: Автореф.дис. докт.филол.наук. -М., 1985.-43 с.
218. Шелов С.Д. Определение терминов и понятийная структура терминологии. СПб.: Изд-во С.- Петербургского ун-та, 1998. - 236 с.
219. Шелов С.Д. Терминоведение: семь вопросов и семь ответов по семантике термина. // НТИ. Сер. 2. Информационные процессы и системы. 2001. - № 2.-С. 1-12.
220. Шелов С.Д. Терминология, профессиональная лексика и профессионализмы (К проблеме классификации специальной лексики). // Вопросы языкознания. 1984. - № 5. - С. 76-87.
221. Шиловский А.Н. Терминология наказаний в письменности Московской Руси XIV-XVI вв. // Вопросы лексикологии: Сб. работ кафедры рус. языка. / Отв. ред. О.А.Красильникова. Днепропетровск: ДГУ, 1969. - С. 42-51.
222. Штернеманн Р. и др. Введение в контрастивную лингвистику. // Новое в зарубежной лингвистике. / Общ.ред.и вступ ст. В.Г.Гака. Bbin.XXV. - М.: Прогресс, 1989.-С. 144-178.
223. Щапов В.Я. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI-XIII вв. -М.: Наука, 1978. 291 с.
224. Юдина Е.Н. Французская юридическая терминология как объект терминоведения. // Филол.науки в МГИМО. 2003. - № 15. - С. 128-136.
225. Юрилингвистика 1: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научн. тр. / Отв. ред. Н.Д.Голев. - Барнаул: Изд-во Алтайского гос.ун-та, 1999. - 182 с.
226. Юсупов У.К. Сопоставительная лингвистика как самостоятельная дисциплина. // Методы сопоставительного изучения языков: Сб.ст. / Отв.ред. В.НЛрцева. М.: Наука, 1988. - С. 6-11.
227. Язык закона. / Под ред. А.С. Пиголкина. М.: Юридическая литература, 1990.- 189 с.
228. Arveiller R. Contribution a Г etude des termes de voyage en franfais (15051722). P.: d'Artrey, 1963.-573 p.
229. Baldinger K. Vers une semantique moderne. Premiere ed. franfaise revue et mise a jour par l'auteur. - P.: Klincksieck, 1984. - XVIII, 259 p.
230. Barth E.M. A categorial positioning of contemporary uses of generic terms is impossible. // Logic and applications. Sofia, 1990-1992. - Vol. 1. - P. 86-92.
231. Batiffol H. Observations sur la specificite du vocabulaire juridique. // Melanges Gabriel Marty, 1978. P. 35-44.
232. Benson R.W. Semiotics, modernism and the law. // Semiotica. Amsterdam etc., 1989. - Vol. 73, № Vi. - P. 157-175.
233. Benveniste E. Le vocabulaire des institutions indo-europeennes. T.l-2. - P.: Les editions de Minuit,1970.
234. Bouard M. de. Institutions franfaises au Moyen Age : Le duche de Normandie. // Histoire des institutions fran?aises au Moyen Age. T.l. Institutions seigneuriales. / Publ.sous la dir.de F.Lot et R.Fawtier. - P.: P.U.F., 1957. - XII, 438 p.
235. Bourcier D., Bruxelles S. Discours juridique, interpretation et representation des connaissances: Les connecteurs d'inclusion. // Semiotica. Amsterdam etc., 1989.-Vol. 77, № 1/3.-P. 253-269.
236. Brunot F. Histoire de la langue fran?aise des origines a 1900. T.l. - P.: Colin, 1924.-XXXVIII, 545 p.
237. Computer, power and legal language: The use of computational linguistics, artificial intelligence and expert systems in the law. / Ed.by Walter Ch. N.-Y. etc.: Quorum books, 1988. -XIV, 392 p.
238. Comu G. Linguistique juridique. P.:Montchrestien, 1990. - 423 p.
239. Cousin J. Les langues speciales. // Memorial des etudes latines. P.: Les Belles lettres, 1943. - P. 37-54.
240. Darmesteter A. La vie des mots etudiee dans leurs significations. P.: Delagrave, s.a. - 211 p.
241. Didier E. Droit des langues et langues du droit au Canada. These Droit. -Paris 1, 1984.-207 p.
242. Edmar I. Le statut linguistique du sigle: Etude du sigle dans les textes legislatifs communautaires. Diss. / Cahier de la recherche. 7. - Stockholm: Stockholms universitet, 1998. - 172 p.
243. Foyer J. Histoire de la justice. P.: P.U.F., 1996. - 128 p.
244. Garrisson F. Histoire du droit et des institutions: Le pouvoir des temps feodaux a la Revolution. P.: Montchrestien, 1977. - 391 p.
245. Gizbert-Studnicki T. Jesyk prawny z perspektywy socjolingwistycznej. -Warczawa; Krakow: Panstw.wyd-wo nauk., 1986. 139 s.
246. Gougenheim G. Les mots fran9ais dans l'histoire et dans la vie. T.l. - 4-me tirage de la 2-me ed. - P.: Picard, 1977. - 331 p.
247. Gougenheim G. Les mots fran?ais dans l'histoire et dans la vie. T.2. - 3-me ed.-P.: Picard, 1974.-263 p.
248. Guilbert L. La formation du vocabulaire de l'aviation. Т. 1. - P.: Larousse, 1965.-388 p.
249. Guiraud P. Dictionnaire des etymologies obscures. P.: Payot, 1982. - 523 p.
250. L'heritage culturel europeen et la lexicologie du XXI-e siecle. La declaration de Heidelberg. // Estudis romanics. Vol. XXIV. - Barcelona: Institut d'estudis Catalans, 2002.-P. 203-206.
251. Hollyman K.-J. Le developpement du vocabulaire feodal en France pendant le Haut Moyen Age. (Etude semantique). Geneve: Droz, Paris: Minard, 1957. -202 p.
252. Imbert J. Histoire du droit prive. P.: P.U.F., 1972. - 128 p.
253. Kadlec K. Introduction a l'etude comparative de l'histoire du droit public des peuples slaves. P.: Champion, 1933. - VIII, 328 p.
254. Lodge R. A. Le franfais. Histoire d'un dialecte devenu langue. / Traduit de l'anglais par C. Veken. P.: Fayard, 1997. - 382 p.
255. Lofstedt L. Remarques linguistiques sur le «Livre au roi». Etudes de linguistique juridique IV. // Neuphilologische Mitteilungen. 1986. - T. 87, № 4. P. 474-481.
256. Lundquist L. Indefinite noun phrases in legal texts: Use, function and construction of mental spaces. // Journal of pragmatics. Amsterdam, 1995. -Vol. 23, №1,-P. 7-29.
257. Maley Y. The Language of the law. // Language and the law. / Ed.by J.Gibbon. Longman, 1994.-P. 11-50.
258. Marzys L. La formation de la norme du francais cultive. // Kwartalnik neofilologiczny. 1974. - XXI. - N. 3. - P. 315-332.
259. Mimin P. Le style des jugements. P.: Librairies techniques, 1927. - 392 p.
260. Olivier-Martin F. Histoire du droit fran9ais des origines a la Revolution. P.: Domat Montchrestien, 1948. -XV, 757 p.
261. Othmau G. Les representations semantiques en terminologie. P.: Masson, 1996.-216 p.
262. Paychere F. Theorie du discours juridique. These Droit. - Paris 2, 1990. -515 p.
263. Peach T. Le droit romain en fran9ais au XVI-e siecle. // Revue historique de droit fran9ais et etranger. 1982. - P.5-44.
264. Picoche J. Precis de lexicologie fran9aise. L'etude et Penseignement du vocabulaire. Nouv.ed.revue et mise a jour. - P.: Nathan, 1992. - 191 p.
265. Purtschet Chr. Histoire des institutions X-e XVIII-e siecle. - P.: Masson, 1972.-255 p.
266. Raymondis L.-M., le Guern M. Le langage de la justice penale. P.: Ed. Du CNRS, 1976.-201 p.
267. Regnault H. Manuel d'histoire du droit fran9ais. 4-e ed. - P.: Recueil Sirey, 1945.-344 p.
268. Semiotique. Dictionnaire raisonne de la theorie du langage. / A.-J. Greimas, J. Courtes. P.: Hachette, 1993. - 454 p.
269. Sourioux J.-L., Lerat P. Le langage du droit. P.: P.U.F., 1-re ed., 1975. - 115 P
270. Th6saurus d'histoire medievale. / Coordonne par J. Hilaire. P.: CNRS Editions, 1997.-99 p.
271. Turi J-G. La «qualite» de la langue est-elle juridiquement appropriable ? // Euskara biltzarra. Congr.de la lengua vasca. - Vitoria ; Gasteiz, 1988. - Atala 2, alea 2. - P. 39-46.
272. Unbegaun B.O. Le "crime" et le "criminel" dans la terminologie juridique russe. // Selected papers on Russian and Slavonic Philology. -Oxford university press, 1969.-P. 203-217.
273. Unbegaun B.O. Russe et slavon dans la terminologie juridique. // Selected papers on Russian and Slavonic Philology. Oxford university press, 1969a. - P. 176-184.
274. Wagner R.-L. Les vocabulaires fran?ais. T.l. D6finitions. Les dictionnaires. -P.: Didier, 1967.-190 p.
275. Wagner R.-L. Les vocabulaires fransais. T.2. Les taches de la lexicologie syncronique. - P.: Didier, 1970. - 184 p.
276. Watkins C. "In the enterstices of Procedure": Indo-Europ, legal language and comparative law. // Studien zum indogermanischen Wortschatz. / Hrsg: W. Meid. Innsbruck: Inst.ffir Sprachwiss., 1987. - P. 305-314.
277. Wexler P.-J. La formation du vocabulaire des chemins de fer en France 17781842. Geneve: Droz, 1945.-160 p.
278. Ахманова Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1966. - 607 с.
279. БЮС Большой юридический словарь. / Под ред. А.Я.Сухарева, В.Е.Крутских. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Инфра-М, 2001. - 704 с.
280. Кочин Кочин Г.Е. Материалы для терминологического словаря древней Руси. /Под ред.Б.Д.Грекова. - M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1937. - 487 с.
281. Петрученко Петрученко О. Латинско-русский словарь. /Репринт 1Х-го изд. 1914 г. - М.: Греко-лат. кабинет Ю.А.Шичалина, 1994. - 810 с.
282. Срезневский Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. - Т. 1-3. - М.: Гос.изд-во иностр.и национ. словарей, 1958.
283. ССЯ Словарь старофранцузского языка к книге для чтения по истории французского языка В. Шишмарева. / Сост. М.А.Бородина, М.В.Гордина, В.Ф.Шишмарев. - М.-Л.:Изд-во АН СССР, 1955. - 274 с.
284. Фасмер Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. - 4 т. - М.: Прогресс, 1987.
285. ФЭС Философский энциклопедический словарь. - М.: Сов.энциклопедия, 1983. - 840 с.
286. Черных Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. - 2 т. - М.: Русский язык, 1993.
287. O.Dubois Dubois J., Mitterand H., Dauzat A. Dictionnaire etymologique et historique du fran9ais. - P.: Larousse, 1995. - 822 p.
288. Guiho Dictionnaire juridique. / Sous la direction de P. Guiho. - Lyon: L'Hermes, 1996.-318 p.
289. Greimas Greimas A.-J. Dictionnaire de l'ancien fran9ais. - P.: Larousse, 1992. -630 p.
290. H.Picoche Picoche J. Dictionnaire etymologique du fran9ais. - P.: Dictionnaire Le Robert, 1983.-827 p.
291. Beaum. Beaumanoir Ph. De. Coutumes de Beauvaisis. /Texte critique publ. avec une introduction, un glossaire et une table analytique par Am. Salmon. - T.l. - P.: Picard, 1899.-512 p.
292. Bourg., 282 Ordonnance sur la bourgeoisie. // Recueil general des anciennes lois franfaises depuis l'an 420 jusqu'a la revolution de 1789. /Par MM.Jourdant, Decrusy, Isambert. -T.2. (1270-1308)-P.: Plon, s.a.-P. 673-677.
293. C.-B. Les plus anciennes chartes en langue franfaise. - T.l. - Problemes generaux et recueil des pieces originales conservees aux archives de l'Oise: 12411286. / Publ.par L.Carolus-Barre. - P.: Klincksieck, 1964. - CXXII, 333 p.
294. Const. Constitution sur l'instruction des proces. // Recueil general des anciennes lois franchises depuis l'an 420 jusqu'a la revolution de 1789. /Par MM.Jourdant, Decrusy, Isambert. - T.2. (1270-1308) - P.: Plon, s.a. - P. 661-664.
295. Doc. Recueil de documents relatifs a l'histoire du droit municipal en France desorigines a la R6volution T.l-2. - P.: Recueil Sirey, 1934,1938. - XIX, 607 p.; X, 684 p.
296. Duels Ordonnance sur les duels et la preuve par temoins. // Recueil gdneral des anciennes lois fran9aises depuis l'an 420 jusqu'a la revolution de 1789. /Par MMJourdant, Decrusy, Isambert. - T.l. (420-1270) - P.: Plon, s.a. - P. 283-290.
297. Isambert Recueil general des anciennes lois franfaises depuis l'an 420 jusqu'a la revolution de 1789. / Par MMJourdant, Decrusy, Isambert. - T.12. (1514-1546) -P.: Plon, s.a. - 923 p.
298. Lois Lois de Guillaume le Conquerant en fran9ais et en latin. / Publ. par J.E.Matzke. - P.: Picard, 1899. - LIV, 32 p.
299. Louis Les Etablissements de Saint Louis. // Recueil general des anciennes lois fran9aises depuis l'an 420 jusqu'a la revolution de 1789. / Par MMJourdant, Decrusy, Isambert. -T.2. (1270-1308)-P.: Plon, s.a. - P. 361-643.
300. Plet Li Livres de Jostice et de Plet. / Publ. par Rapetti. - P.: F.Didot, 1850. -LII, 451 p.
301. Recueil. Recueil general des anciennes lois fran9aises depuis l'an 420 jusqu'a la revolution de 1789. / Par MMJourdant, Decrusy, Isambert. - T.l. - P.: Plon, s.a. -P. 361-643.
302. Reims Archives legislatives de la ville de Reims. / Par P.Varin. - Seconde partie. Statuts. - 1-er volume. - P.: Crapelet, 1844. - XXIII, 1000 p.
303. Ruelle Documents linguistique de la Belgique romane. Chartes en langue franfaise anterieures a 1271 conservees dans la province de Hainaut. / Par P.Ruelle. - P.: Ed.du Centre nat.de la rech.sci., 1984. - XXVIII, 220 p.
304. Дог. Повесть Временных лет о возникновении Киевской Руси. // Хрестоматия по истории отечественного государства и права (X век - 1917) / Сост. В.А.Томсинов. - М.: Изд-во «Зерцало», 1998. - С. 3-6.
305. КП Правда Роськая. Краткая редакция. // Российское законодательство X -XX вв.: В 9 т. - Т.1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. -М.: Юридическая литература, 1984. - С. 47-49.
306. Мст. Уставная грамота Владимиро-Волынского князя Мстислава Даниловича. // Российское законодательство X - XX вв.: В 9 т. - Т.1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. - М.: Юридическая литература, 1984.-С. 210-211.
307. НСГ Новгородская Судная грамота. // Российское законодательство X -XX вв.: В 9 т. - Т. 1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. --; -М.: Юридическая литература, 1984. - С. 304-308.
308. ПП Суд Ярославль Володимерич. Правда Русьская. Пространная редакция. // Российское законодательство X - XX вв.: В 9 т. - Т.1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. - М.: Юридическая — литература, 1984. - С. 64-73. %
309. ПСГ Псковская Судная грамота. // Российское законодательство X - XX вв.: В 9 т. - Т. 1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. - М.: Юридическая литература, 1984. - С. 331-342.
310. РЗ Российское законодательство X - XX вв.: В 9 т. - Т.1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. - М.: Юридическая литература, 1984. - 430 с.
311. Рук. Рукописание князя Всеволода. // Российское законодательство X -- ; XX вв.: В 9 т. - Т.1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. -М.: Юридическая литература, 1984. - С. 262- 266.
312. Яр. Устав князя Ярослава о мостех. // Российское законодательство X -XX вв.: В 9 т. - Т. 1. Законодательство Древней Руси. / Отв.ред. В.Л.Янин. -М.: Юридическая литература, 1984. - С. 236- 238.