автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Герой, автор, текст в романистике В. Набокова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Герой, автор, текст в романистике В. Набокова"

Колотнева Лариса Ивановна

На правах рукописи

Щг

Герой, автор, текст в романистике В. Набокова

Специальность 10.01.01-русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Воронеж-2006

Работа выполнена в Воронежском государственном университете

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор Никонова Тамара Александровна

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

профессор Желтова Наталья Юрьевна

кандидат филологических наук, доцент Корниенко Наталья Григорьевна

Ведущая организация - Воронежский государственный педагогический

университет

Защита состоится 21 июня 2006 г. в И.О О часов на заседании диссертационного совета Д 212. 038. 14 при Воронежском государственном университете по адресу: 394006, г. Воронеж, пл. Ленина, 10, аудитория 14.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан ^ & ^ССУ^Ь-_2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Бердникова О.А.

//ЧТО

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

У многочисленных исследователей и в читательском сознании закрепилось мнение о Набокове как о виртуозе слова и мастере блестящей литературной игры. Изощренная структура его текстов и постоянно усложнявшиеся эксперименты над формой послужили причиной упреков в безьщейности и аморализме. Многие говорили холодности и бездушии Набокова, ограниченности миропонимания, о том, что ему все равно, о чем писать. Однако постоянное и настойчивое экспериментирование художника с повествовательной формой имеет глубоко экзистенциальный смысл и органически вытекает из размышлений над множественностью его «я» и форм его инобытия, их неиссякаемостью и непостижимостью. Писательство является для него духовной деятельностью, направленной на «бесконечное воссоздание ... текучего «я»» (В.Набоков) -опробование и осмысление разных вариантов личностной реализации.

В интервью телевидению Би-Би-Си в 1962 году В. Набоков сформулировал одно из важнейших положений своего мировидения, определившего острохарактерную особенность его творчества: «Реальность - это бесконечная последовательность ступеней, уровней восприятия, двойных донышек, и потому она неиссякаема и недостижима». Принципиальная «неиссякаемость» и «недостижимость» реальности, ее многоуровневость и многоярусность лежит в основе художественной модели действительности В.Набокова и определяет поэтику его романов. Релятивность действительности как ее фундаментальная особенность диктует не только бесконечное разнообразие форм реальности, но и увеличивает роль субъективного фактора, замещающего традиционно освоенные формы. Единственной реальностью В. Набокова является его собственное авторское «я», «субъективирующее» (М. Фуко) и стилистически артикулирующее себя в процессе дискурсивной практики.

Набоков спорит с концептуальной и формальной законченностью «я», предлагаемой классической традицией, и противопоставляет ей принципиальную неоконченность, множественность и многослойность человеческого «я» - его «модальную неоднородность» (А. Фаустов) - возможность и способность «я» реализовывать себя в качестве автора, героя и читателя своей жизни.

Переход от классической целостности и законченности «я» к его «модальной неоднородности» реализуется в поэтике В.Набокова как поиск новой романной формы, адекватной принципиальной неоконченное™ и многогранности «я».

Набоков создает самодостаточный романный текст, границы которого открыты для свободной реализации автора, героя, повествователя и читателя. Она осуществляется разрушением позиции «пространственной, временной, ценностной и смысловой вненаходимости» (М. Бахтин) автора по отношению к герою и его миру, что позволяло автору классического романа созерцать героя извне как целостный и независимый характер. Утрата этой ценностной точки

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА С.-Петеобуог

вненаходимости автора по отношению к герою коренным образом меняет их взаимоотношения в набоковском тексте: герой обретает возможность выступать в качестве автора самого себя, осмысливать свою собственную жизнь со стороны и в то же время переживать себя изнутри. Традиционно целостное сознание распадается на авторское, которое воспринимает себя как «другого» (М. Бахтин), сознание героя, осмысляющего себя изнутри, и читателя как адекватного «дешифровщика» творимой жизни.

В качестве главной цели диссертации мы полагаем проследить эволюцию форм авторского присутствия в романной прозе Набокова и соответствующую ей трансформацию внутреннего содержания романного жанра, имеющую для Набокова экзистенциальный смысл.

В центре нашего внимания находится изменение не жанровой формы, но жанровой содержательности, новое отношение к слову, к его творящей природе, способной создавать новую реальность. Возникающая новая жанровая содержательность постигаема только в процессе чтения-творения, поэтому функции автора и читателя в набоковских текстах видятся нами взаимообратимыми, тождественными. Креативные возможности, скрытые в слове, позволяют Набокову реализовать собственный подход к художественному произведению: на первое место выходят различные типы текстовой организации. По ходу исследования предполагается решение ряда конкретных задач:

1) рассмотреть пространственные характеристики художественного мира романа «Защита Лужина»;

2) исследовать формы жизнетворения в романе «Дар»;

3) уточнить понятия текста и автора в романистике Набокова;

4) охарактеризовать текстовое и внетекстовое пространства в романе «Лолита»;

5) выявить основные способы осмысления Набоковым множественности «я». Объектом исследования являются русскоязычные романы («Защита

Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар»), роман «Лолита», существующий в двух авторских версиях (русской и английской), а потому в значительной степени итоговое, рубежное произведение, и англоязычный роман «Смотри на арлекинов!». По мере необходимости мы обращаемся и к другим прозаическим произведениям писателя.

Неправомерная сосредоточенность отечественных исследователей на русскоязычных текстах писателя, а зарубежной критики - на его англоязычных романах существенно ограничивает представление об эволюции художника и не позволяет выработать достаточно адекватное художественному миру В.Набокова знание о его поэтике. Этим объясняется выбор русскоязычных и англоязычных романов В.Набокова в качестве материала исследования. Обращаясь к поэтике его прозы как единому целому, мы рассматриваем ее в становлении и эволюции.

Предметом исследования является поэтика романов В.Набокова, в частности, герой, автор и текст, рассматриваемые в содержательном и структурообразующем аспектах.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью выработки целостного представления о романном творчестве В.Набокова, органичности его эволюции, включающей русскоязычный и англоязычный этапы, традиционно рассматриваемые изолированно.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в осмыслении жанровообразующей роли речевого высказывания, использующего креативные возможности слова. Процесс создания текста рассматривается нами как духовная деятельность, как «себяписание». Центральная роль языка определяет открытость и незавершенность романной формы, творимой событием встречи автора, читателя и героя. В разработке этого аспекта мы опираемся на идеи М.Бахтина, который считает, что роман есть трехмерное целое, возникающее как результат взаимодействия автора-творца, героя и читателя.

Развивая идеи М.Бахтина, современные исследователи видят в авторе «субъекта художественной деятельности» (Н.Рымарь, В.Скобелев). Это направление исследовательской мысли представляется нам плодотворным и учитывается при изложении собственной концепции.

Методологическая основа работы определена исследованиями в области теории автора (М.Бахтин, Б.Корман, Р.Барт, М.Фуко, В.Скобелев, Н.Рымарь,

A.Фаустов), теории романного жанра (М.Бахтин, Ю.Кристева, Е.Мелетинский, Н.Лейдерман, Ю.Стенник), теории художественного текста (Ю.Лотман, М.Гаспаров, П.Рикер), неклассических форм художественного сознания (Ю.Левин, А.Жолковский, М.Липовецкий, Л.Силард).

Теоретическая новизна работы состоит в исследовании жанровообразующей роли речевого высказывания в романистике В.Набокова.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее материалы и основные результаты могут быть использованы при разработке вузовских курсов истории русской литературы XX века, чтении спецкурсов по творчеству

B.Набокова.

Базовые положения диссертационного исследования прошли апробацию на научной конференции «Всемирная литература в контексте культуры» (Москва, 2001), ежегодных научных сессиях ВГУ (2001. 2004). Диссертация обсуждена на заседании кафедры русской литературы XX века ВГУ (2005). Значительный вклад в исследование внесло членство автора диссертации в международном обществе набоковедов (The International Vladimir Nabokov Society, The IVNS). По теме исследования опубликовано 4 работы.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Принципиальная незавершенность (открытость) романов Набокова

определяется авторской концепцией «нессякаемости» и «недостижимости»

реальности, ее множественности и многослойное™. Эти же принципы положены Набоковым в основание создаваемого им художественного мира.

2. Объектом творения для В.Набокова является не только текст, но и автор, представленный антиномичностью двух видов биографии «я»: внешней, являющей результат застывшего бытия исторического человека, некоего «отвердевшего» прошлого (А.Фаустов), и «внутренней биографии» «я» (Л.Гинзбург), которая каждый раз заново создается творческим актом.

3. Главной средой порождения смысла и личностной самоидентификации для писателя является открытый текст, на пространстве которого реализуется «внутренняя биография» «я». Центральным эстетическим событием такого текста-биографии становится себяпорождение в ходе дискурсивной практики.

4. Способ смыслотворения в романистике В.Набокова использует традиционные для литературы серебряного века формы игрового комбинирования, существенно переосмысленные. Креативные возможности творимой им жанровой модификации находятся в прямой зависимости от бытийных модальностей смотрящего «я», соотносимых друг с другом как варианты личностного осуществления. Их равноправие реализуется в свободе выбора, вплоть до права не совпадать с нормативом - эстетическим и нравственным.

5. Творчество для Набокова является отказом от «отвердевшего» прошлого в пользу единственной для него созидающей реальности - языка, творящего новую, принципиально бесконечную реальность - текст.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы. Список литературы насчитывает 235 наименований.

Основное содержание работы

Во Введении сделан обзор научной литературы, обоснован выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, определены основные термины и понятия.

Первая глава - «Текст и герой. Поиск тождественности в романистике В.Набокова» - посвящена русскоязычным романам писателя. Основной задачей этой части исследования является идентификация взаимоотношений автора и героя на территории текстового пространства и выяснение причин неадекватности старой романной формы для реализации бытия модально неоднородного «я».

В разделе 1 1 «Защита Лужина» пространственные характеристики художественного мира Тело в тексте» рассматривается роман «Защита Лужина», сюжет которого выстроен как классификация и переосмысление формальной и концептуальной исчерпанности классического романа.

Герой романа, шахматист Лужин, является самым завершенным героем Набокова. Предельная замкнутость его личностного пространства, в которое он не пускает даже автора, смоделирована по законам старой романной формы - именно она определяет способ его бытования как уже остановившейся в своем развитии личности, а потому реализующей себя в закрытом пространстве.

Лужин, органически не способный и не готовый воспринять многовариантность чего-либо, во всем ищет единственный вариант, являющийся одновременно и логическим завершением ситуации или явления. Наличие единственно правильного конца, не допускающего дальнейшего изменения, составляет для него сущность всего постигаемого. Как способ осмысления жизни он воспринимает шахматы, любая партия которых в полной мере воплощает его представление об одновариантности и завершенности всех явлений мира.

Тело Лужина, в силу настойчиво подчеркиваемой в тексте полноты и тучности, имеет форму замкнутого круга, играет роль оболочки, призванной отгородить его от чуждого и непонятного внешнего мира и обеспечить стабильность и устойчивость его одномерного и одновариантного бытия. Такое тело-оболочка является манифестацией неделимости героя и оказывается необходимо ему для ее защиты.

Такой же защитой от мира является для Лужина имя. Через мотив имени ярче всего выражена боязнь главного героя возможных вариантов себя. Означенность Лужина только фамилией на протяжении всего романа, исключая финальную сцену, крайне значима - она свидетельствует о его модальной однородности, а значит, и об отсутствии другого варианта его реализации в пространстве романа.

Несовпадение - на отнологическом уровне - представлений героя о способах осуществления бытия и объективно-существующим миром становится исходной ситуацией для развертывания сюжета в романе: «закрытый» и модально однородный герой оказывается не в состоянии освоить многослойный и постоянно меняющийся мир и найти в нем свое место. Столь противоположные по своим онтологическим качествам миры легли в основу набоковской двупространственности не только в этом романе.

Разгерметизация закрытого мира главного героя ведется по двум направлениям - обретение имени и разрушение замкнутости его телесной оболочки. Осмысление конфликта между замкнутостью пространства главного героя и изначальной бесконечностью внешнего мира имеет отчетливо пространственный характер и осуществляется на языке пространственного моделирования. Именно пространственная модель мира становится организующим элементом этого романа В.Набокова, вокруг которого строятся и непространственные его характеристики.

Разрушение замкнутости телесной оболочки Лужина открывает прежде скрытые от него возможности личностной реализации. Герой «выбрасывается» из текста через окно в качественно другое бытийное пространство, при этом,

нарушая целостность тела-оболочки, он символически режет шею об осколки оконного стекла.

Уход героя из романа кардинальным способом меняет очертания художественного пространства: замкнутый прежде мир-шар разворачивается в некую новую плоскую поверхность, ранее не осмысляемую героем, - романный мир и внешний неизвестный мир, в который уходит-выпадает герой: «Мир, сперва показываемый, как плотный шар, туго обтянутый сеткой долгот и широт, развертывался плоско, разрезался на две половины и затем подавался по частям». Метафорой открывающихся при этом возможностей является атлас, найденный Лужиным в кабинете берлинской квартиры.

Развертывание округлого замкнутого пространства в плоскость коренным образом переосмысляет двоемирие романа: антитеза мир героя/окружающая его реальность сменяется вполне соотносимой парой романный текст/внетекстовая реальность. Но романный текст и внетекстовая реальность принципиально отличаются друг от друга, прежде всего, по качеству осуществляемого на их территории бытия, поэтому прежняя «классическая» двупространственность трансформируется в «онтологическую».

Противопоставление автора и героя в романе «Защита Лужина» осмысляется как столкновение двух разных способов бытия - внутри замкнутого личностного пространства героя, с одной стороны, и в открытом многослойном пространстве, с другой, - и открывает новую грань двупространственности романа. Она обусловлена наличием двух разных субъектов — Лужина и автора Поэтому многочисленные шахматные образы и аналогии, которыми насыщен роман, принадлежат двум уровням текста: один характеризует сознание героя, воспринимающего мир в шахматных образах, другой - мир авторского сознания, позиционирующего Лужина как одну из фигур принципиально незавершенной игры.

Столкновение разных бытийных пространств в художественном мире романа наделяет границу между ними особой смысловой нагрузкой: по одну ее сторону царит завершенность и законченность, по другую - принципиальная открытость, «неиссякаемость».

Уход героя, осмысляемый Набоковым как переход в новое бытийное пространство, обусловлен в том числе и исчерпанностью классической романной формы. Поэтому движение героя за пределы текста есть авторский поиск новой жанровой модификации, адекватной реализации множественного «я», разомкнутого во внешнее пространство и находящегося в вечном движении. Пространство героя становится пространством автора.

Двупространственность осмысляется Набоковым сразу в нескольких разновидностях: текст - внетекстовое пространство; мир с точки зрения героя -мир с точки зрения автора; внутренний мир героя - окружающая его действительность. В «Защите Лужина» она обусловлена, прежде всего, наличием двух разных субъектов - героя и автора.

«Уход» набоковского героя из текста демонстративно завершает роман, «маскирующийся» под классический, «неконцом». Его финал коренным образом переосмысляет всю систему «художественного кодирования текста» (Ю.Лотман), выступая в роли антиначала и нарушая шаблонное завершение сюжета. Так в рамках традиционной эстетической системы Набоковым обозначена очевидная для него несостоятельность формы классического романа.

В разделе 1 2 «Приглашение на казнь»' жизнь в тексте. Текст как тело героя» рассматривается начатое Набоковым в «Защите Лужина» осмысление «плоского развертывания» художественного пространства и его деления на не совпадающие части, однако двумерность художественного пространства в этом романе выводится им на качественно иной уровень. Она обусловлена внутренним разделением цельного «я» на разные варианты себя, предстающие как способы личностной самореализации. Герой романа Цинциннат Ц. начинает одновременно выступать в качестве автора самого себя, который осмысливает собственную жизнь со стороны, воспринимая себя как «другого» (М.Бахтин), как героя своей жизни, но в то же время переживет ее изнутри. Автор и герой, таким образом, становятся в равной мере возможными формами реализации бытия. Набоковым начинает разрушаться позиция «пространственной, временной, ценностной и смысловой вненаходимости» (М.Бахтин) автора по отношению к герою и миру в целом, которая позволяла автору классического романа быть созерцателем с избыточным видением по отношению к герою и видеть его извне, с ценностной позиции «другого» как цельный и независимый характер. В романе «Приглашение на казнь» обе модальности бытия «я» выступают по отношению друг к другу не как копия и оригинал, а как принципиально отличающиеся, но при этом равноправные варианты личностного осуществления. Этому раздвоению Цинцинната изнутри противостоит качественно иное двойничество других персонажей романа.

Так для В. Набокова начинается переосмысление традиционной темы двойничества: двойник в его художественной концепции никогда не копия, не механическое повторение, а всегда другая точка зрения. Наличие двух принципиально отличающихся друг от друга точек зрения, принадлежащих одному сознанию, определяет особенность сюжета «Приглашения на казнь»: он построен как противостояние двух разных взглядов - Цинцинната-героя и Цинцинната-автора. Наиболее полно расслоение Цинцинната на автора и героя реализуется через образную пару карандаш/бумага.

Тело Цинцинната, наделенное качествами бумажных листов, на которых он ведет свои записи, позволяет идентифицировать его с текстом романа. Такое тело-текст уподобляется тюрьме героя: в его пределах Цинциннат реализует свое бытие в качестве героя, а выход из него становится обретением еще одной, качественно другой, формы бытия. Карандаш выражает авторскую сущность Цинцинната: именно им пользуется герой, чтобы создать свое тело-текст. С каждым днем пребывания Цинцинната в тюрьме, с каждым подтачиванием

(тюремщик Родион периодически и его очиняет), карандаш уменьшается в размере, пока, наконец, не становится совсем маленьким, так что и подточить его больше невозможно. При этом прямо пропорционально уменьшается и жизнь Цинцинната.

В связи с этим особой темой в романе становится тема взгляда, созерцания. В отличие от панически боящегося смотреть и любой ценой избегающего чужих взглядов Лужина, смотрение для Цинцинната становится способом постижения сущности вещей.

Именно в контексте этой темы наиболее полно реализуется значение эротического начала как творческого. Эротизм как качество авторской ипостаси непосредственно связан в эстетической концепции Набокова с особым умением смотреть, поэтому эротическое обладание в его романах есть прежде всего зрительное обладание. В силу этого прозрачность вещей доступна только настоящему «соглядатаю», внутренне расслоенному на соглядатайствующее «я» и «я», за которым соглядатайствуют. Так соглядатайство в художественной концепции Набокова предстает синонимичным авторству.

Определяя эротизм как творческое начало, Набоков в «Приглашении на казнь» дает исходную модель своих позднейших размышлений о связи эстетической деятельности с эротическим вожделением. Творчество художника предстает в его концепции неким эстетическим эквивалентом неутолимого интимного влечения. Зоркий художник-охотник, вооружившись словом, стремится к «эстетическому совокуплению» со своей прекрасной добычей-жизнью, целью которого является ее познание и запечатление-распятие в слове, которая для В.Набокова есть и «оружие», и материал. Так, Цинциннат, проявляющий первые признаки вожделения-авторства, называет искусство писать словесной «ловитвой».

Особенно ярко наличие разных точек зрения проявилось в осмыслении пространства и времени. Две части, на которые поделено романное пространство в «Приглашении на казнь», получают четкую пространственную закрепленность -предстают как тут и там. Им соответствуют качественно разные типы времени -время Цинцинната-героя и время Цинцинната-автора.

Модальная неоднородность «я» обусловливает двумерность жизненной ткани: ее две стороны представлены следующими парами: там/тут, «подкладка»/лицевая сторона. Уходы набоковских героев в этом романе уже прочитываются как переходы с одной стороны ткани на другую и в этом значении становятся метафорой перехода многослойного «я» на другую сторону своего бытия, непременно сопряженного со сменой точки зрения: полный узор доступен только смотрящему с лицевой стороны автору, тогда как находящийся на изнаночной стороне ткани персонаж предельно ограничен в своем видении.

Впервые мотив изнаночной стороны возникает в «Защите Лужина»- изъятые из жизни героя карманные шахматы на самом деле провалились через дыру за подкладку его пиджака, где он их потом находит. При этом разрыв ткани, дыра,

щель оказываются средством перехода с одной стороны бытия на другую. В свете такой интерпретации мотива узорчатой ткани поиск Лужиным смысла в повторных комбинациях, разворачивающихся на его шахматной доске-жизни, прочитывается как попытка увидеть тайный узор в ткани своей жизни. Однако мат Лужину обеспечивает до предела ограниченный угол зрения и вытекающая из этого неспособность увидеть всю свою жизнь как некую картину.

«Уход» героя «Приглашения на казнь», стремящегося записать свою жизнь, уже иной: через проделанную щель в собственном теле Цинциннат-автор выходит на «лицевую» сторону своего бытия, тем самым обретая полноту авторского видения.

Наличие двух разных точек зрения обусловлено внутренним расслоением «я» на «я» пишущее (субъект) и «я» описываемое (объект). Множественность «я», возникшая как результат внутреннего расслоения, однако, не нарушает исходного единства: реализуя различные формы собственного инобытия, «я» в эстетической концепции Набокова остается единым. Субъект и объект художественной деятельности выступают по отношению друг к другу не как копия и оригинал, а как разные варианты бытования одного «я». Такое развитие темы двойничества снимает трагический аспект, вносимый в ее интерпретацию классическим искусством XIX века. Именно этот смысл вложен в утверждение Цинцинната о том, что его «я» - «неделимая, твердая, сияющая точка».

В разделе 1 3 «Автор и герой. Формы жизнетворения в романе «Дар» нами рассмотрен процесс осознания «себяписания» как основного сюжета, через который ведется освоение реальности. В романе последовательно разрабатывается тема зрения. Существенным добавлением к ней становится возникновение нового аспекта смотрения, а именно - проникновение «легким оком» в «не по-земному чистую черноту», духовное прозрение, по своей сути.

Осознание того, что единственной ощутимой реальностью является его собственный внутренний мир, существенно корректирует позицию автора и формирует видение героя: он начинает осваивать внутреннее пространство своего «я». «Уход» Федора туда предстает как продвижение вглубь в пределах одного и того же бытийного пространства. Метафорой такого нового взгляда автора на мир и на себя и одновременно центральным образом в его эстетической концепции становится зеркало.

Образ зеркала, используемый в качестве возможности видеть себя и окружающий мир, возвращает нас к набоковскому пониманию двойничества: отраженный и отражаемый миры предлагают «я» качественно разные возможности» реализации бытия. В романе настойчиво подчеркивается, что отражение, даже «безупречно ясное», не есть точная копия окружающего мира, а выступает как его двойник, «как бы» мир, значительно отличающийся от отражаемого оригинала. Это ведет к открытию текста и к появлению автора на его страницах: он буквально входит в текст романа извне, из внетекстовой

реальности, тем самым совершенно нарушая границы текста и по-новому оформляя подход к статусу художественного текста.

Основное внимание в романе сосредоточено на процессе творения - на создании романа как литературного произведения. В этом контексте образ окна-зеркала как метафоры особого взгляда на себя является не только важнейшим конструктивным принципом его художественного мира, но и важнейшим метаструктурным элементом романа.

Повествовательная структура романа «Дар» характеризуется многообразием форм повествования. Отсутствие, на первый взгляд, видимой семантической мотивировки, стоящей за свободой в использовании разных форм повествования, не является, однако, ее реальным отсутствием, а, наоборот, четко продуманным ходом со стороны автора: стирается семантическая разница между повествованием от первого и от третьего лица.

Обращение к средствам создания своего «я» делает главным предметом осмысления слово и его отношение к объекту изображения. Наиболее важным аспектом слова в «Даре» является его способность вызывать к бытию именованием. Убеждение в том, что неназванное не существует, буквально пронизывает весь роман.

В результате мотив творчества как жизни и жизни как творчества становится одним из главных в романе «Дар»: жизнь Федора Годунова-Чердынцева является творческим процессом в силу его уникальной способности переживать жизнь и пересоздавать ее с помощью слова, а творчество - его настоящей жизнью. Внутреннее «я» художника оказывается в ряду творимого и живет по тем же эстетическим законам: «я» Федора напрямую зависимо от его писательского дара, а события внешней жизни становятся значимыми, если они эстетически явлены.

Творящее слово Годунова-Чердынцева противопоставляется другому слову - косному слову Чернышевского. Именно на разном понимании роли слова и основан спор Федора с Чернышевским: косное слово является источником однозначности и замкнутости. Это спор художника с нехудожником, дерзнувшим не только отождествить эстетическое и социальное, но и сделать жизнь объектом пересотворения, выведя себя за его пределы. Такой контекст снимает политические коннотации романа, над которым работает Годунов-Чердынцев: порок Чернышевского - в художественной слепоте, в отсутствии способности самопознания и самотворения, а не в идейных убеждениях.

В «Даре» очень четко звучит мысль о метафизической самостоятельности и независимости слова - оно является единственным предметом, ограничивающим полноту власти художника. Зависимость автора от слова объясняет зависимость внутреннего «я» от языковой конструкции. Поэтому настоящий художник, по В.Набокову, руководствуется истинной реальностью - магией слов, их сочетаний, их способностью возвышать и увековечивать. Эта мысль подтверждается проходящими через весь роман многочисленными аллюзиями и ссылками на

Пушкина и, в частности, на его «возвышающий обман», который дороже «тьмы темных истин».

Вызванный из небытия животворящим словом художника, внешний мир существует в «Даре» лишь как часть внутреннего мира «я», а не как обладающий самостоятельной ценностью мир. Зависимость внешнего мира от «я» лежит в основе его знаковой природы, эстетической по своей сути. Открыв знаковую природу реальности и ее зависимость от возможного истолкования, Набоков «уходит» внутрь своего «я», провозглашает независимость «я» от внешней среды. Поэтому внешний мир незавершен - «я» героя оказывается способным легко и свободно наполнять его новым значением, быть его режиссером.

В романе «Дар» Набоков коренным образом переосмысляет пространственно-временные отношения. Закладываются основы для возникновения «творческого хронотопа» (М.Бахтин), главной характеристикой которого является взаимодействие жизни и произведения. Пространственные характеристики становятся главными конструктивными элементами набоковского мира. Внешний мир представлен его отражением в сознании Федора, а в центре романа оказывается внутренний мир автора-героя, созданный и существующий по эстетическим законам.

Осмысление в «Даре» процесса конструирования «я» как себяписания позволяет рассматривать роман в качестве этапного для В.Набокова: его переход к английскому языку, являясь переломным моментом в процессе самопознания, необходимостью «перевести» собственную жизнь в иные лингвистические конструкции, продиктовал новые жанровые модификации. В романе «Дар» В.Набоков наметил их варианты - роман в романе (роман о Чернышевском)', роман о романе (роман об отце), жизнь как роман, прожитая Годуновым-Чердынцевым и включающая все иные варианты.

Вторая глава — «Текст и автор в романистике А.Набокова» - посвящена романам «Лолита» и «Смотри на арлекинов!». При анализе романа «Лолита» нами использовался его русский вариант. Тот факт, что это единственное из американских произведений писателя (не считая книги мемуаров "Strong Opinions" / «Другие берега»), которое было переведено на русский язык самим автором, позволяет нам рассматривать «Лолиту» в качестве итогового, рубежного романа в сложном процессе перехода Набокова на другой язык.

В этой главе мы рассматриваем процесс идентификации В.Набоковым нового бытийного пространства, в котором многослойное и модально неоднородное «я» осуществляет свое бытие.

Раздел 2 J «Текст и внетекстовое пространство в романе «Лолита». Жизнь в слове» Осознание Гумбертом, героем романа «Лолита», себя одновременно автором и персонажем собственной книги-жизни ведет к дальнейшей структурной и жанровой трансформации романа: перед нами не традиционный внутренний монолог персонажа, находящегося в рамках герметично замкнутого повествования, а текст автора-героя, размыкающийся

непосредственно во внетекстовую реальность. При этом автор-герой легко перемещается и в тексте, и за его пределами. В результате в «Лолите» акцент смещается с «биспациальности» (Ю.Левин) пространства, как было в ранее рассмотренных нами романах, на пару текст-внетекстовое пространство. Такое смещение акцента вносит очень важный новый аспект в интерпретацию двупространственности Набокова: текст как некий космос противопоставляется Набоковым хаосу нетекста. Размывание границ текста и окружающего его реального мира ведет к тому, что жизнь и текст сходятся в одном пространстве, а потому существование «я» реализуется в процессе творения литературного текста и на его территории и окружено хаосом и небытием за его пределами.

Существование героя оказывается возможным только в пространстве своего текста-жизни и принимает форму дискурсивной практики, литературного процесса: пишущее «я» здесь и сейчас, на глазах у читателя, создает свою жизнь как текст. На первое место выходит событие рассказывания. Так, в центре повествования «Лолиты» оказывается не завершенная жизнь Гумберта, а повествующее о ней его сознание, переживающее события и воплощающее момент переживания в слове. В этом контексте жизненные события перестают нести какую-либо историко-биографическую ценность, обретают одномоментно-лингвистическую значимость и осмысляются автором-героем как повороты сюжета его жизни-книги, узоры-эпизоды которой он по своему желанию комбинирует.

Развертывающаяся повествовательная деятельность автора-героя имеет важную временную особенность - она осуществляется в данном пространстве и в данный момент, т.е. имеет сиюминутный и незаконченный характер и с этой точки зрения противопоставлена уже рассказанному прошлому - «застывшему» бытию, заключенному в строгие хронологические рамки прошлого. Перед глазами читателя не результат творчества, а творчество как деятельность, как незаконченный процесс, совершающийся в момент творения. Так возникает одна из основных, на наш взгляд, если не самая основная, тема романа: процесс творчества в его незавершенности, творческая деятельность по созданию себя, себяписание как основной сюжет пишущегося текста.

В результате единственным реальным временем для Гумберта становится время воспоминания о событиях своей жизни, актуализирующееся в момент творческого акта. Это время противопоставлено историческому времени прошлого, в котором то или иное событие имело место. На этом противопоставлении основана ироническая игра Гумберта с читателем в «правдивость» описываемых им событий.

Время написания актуализируется за счет постоянных выходов авторской ипостаси Гумберта за пределы текста, в результате чего уничтожается целостность художественного времени произведения: непрерывность повествования прерывается открытием его внетекстовому моменту написания, происходит перемешивание «реального», внетекстового времени «сейчас» и художественного

времени повествования. Роман построен на смешении этих двух разных видов времени.

Одним из методов передачи одномоментного характера переживания и воспоминания в романе становится его «визуализация» (М.Гришакова): Гумберт стремится так запечатлеть время переживания им событий и воспоминаний в пространстве текста, чтобы воссоздать одновременность и объемность восприятия, характерную для живописи, при которых сам пространственно-временной процесс осмысления написанного не мешает его эстетическому одномоментному восприятию.

Визуализация воспоминаний кардинально измененяет характер художественного времени в романе: из темпоральной категории оно превращается в иконическую и в буквальном смысле становится частью физического пространства текста. Время восприятия Гумбертом того или иного переживания, переведенное таким образом на язык картины, становится незаконченным моментом, а само художественное время романа утрачивает свойства «застывшего» художественного времени классического романа и превращается в сумму-мозаику оторванных друг от друга отдельных моментов-утверждает свое собственное «сейчас».

Сиюминутный характер времени-смотрения на свою жизнь предстает как время «я»-автора. Оно осмысляется Набоковым через непосредственное обращение к теме смотрящего глаза и тематизации элементов смотрения -взгляда, оптического эффекта, иллюзии, «живого ока», оптического обмана. Время «я»-автора противопоставлено времени «я»-героя как длящемуся времени линейного повествования.

«Оптические» образы и метафоры Набокова находятся в тесной связи с темой мимикрии, совпадения предмета с его отражением и напрямую ведут к теме реальности и степеней реального. Для Набокова точка, угол зрения являются не только и не столько пространственным местонахождением автора, не только ракурсом в организации текста и определенной оценочной позицией. Его метафора ока-окна (и в этом он необыкновенно предан Пушкину) есть не что иное, как воображение художника, под влиянием которого он способен реализовывать себя одновременно в качестве автора и героя жизни-текста, т.е. находиться одновременно в художественном времени романа и во времени воспоми нания-« сейчас».

В художественном мире Набокова с осознанием жизни не как временнбго потока, движущегося по прямой от прошлого к будущему, но как отдельных «пойманных», зафиксированных моментов, собираемых модально неоднородным «я» здесь и сейчас в бесчисленное множество комбинаций, тесно связан образ бабочки. Бабочка выступает для него воплощением желания остановить время, «поймать» и навсегда запечатлеть прекрасный момент, спасти от беспощадного разрушения, ибо главной задачей искусства, по Набокову, является остановка неумолимого движения времени, ловля и «высушивание» живой реальности,

фиксация-препарирование «каждого мига», безвозвратно уносящего с собой в прошлое «частичку бытия». Желание физически обладать Лолитой в этом контексте прочитывается как метафора неутолимого, по силе сравнимого только с эротическим, желания художника обладать реальностью, способностью останавливать ее, поймав и «препарировав», сделать ее раз и навсегда своей; а вечная молодость Лолиты - как метафора остановки времени. В «Лолите» Набоковым детально разрабатывается мотив эротического начала как творческого, свойственный давней литературной традиции и осмыслявшийся художником и в ранее рассмотренных романах.

Совмещение в романе «Лолита» в одном «я» взгляда повествователя и героя создает качественно иное по своим онтологическим признакам пространство, в пределах которого многослойное «я» осуществляет свой замысел. Этим пространством становится его же собственная жизнь-текст, автором и героем которой он одновременно выступает. Все, что переживается Гумбертом, обладает совершенно уникальными пространственными харатеристиками - здесь сосуществуют-переслаиваются его реальный и возможный миры как равные составляющие, текст и внетекстовая реальность оказываются переплавленными в новое единство, в пределах которого герой-автор Гумберт реализует «произведение Гумберт».

Воспроизведение в романе не результата творческого процесса, а длящегося на наших глазах процесса творчества ведет к принципиальной трансформации хронотопа. Одновременность, симультанность самого процесса рассказывания, размыкающие герметичный текст во внетекстовое пространство, уничтожают временную дистанцию между автором, героем и повествователем, в результете чего возникает «творческий хронотоп» (М.Бахтин). «Я» становится одновременно создающей и создаваемой реальностью, а его эстетическая деятельность -единственной формой бытия. Такое замыкание «я» на себе ведет к сужению до минимума пространственного изображения в романе: им становится внутреннее пространство авторского «я» или пространство его «внутренней биографии» (Л.Гинзбург), которую он создает в своих текстах и которая существенно отличается от жизни биографического Владимира Набокова. Подобная модификация пространства-времени романа закладывает основы для отождествления, с одной стороны, текста и реальности как внетекстового пространства, а с другой - автора и героя и, в конечном итоге, опасного равенства авторского «я» самому себе.

Принципиальная незавершенность «творческого хронотопа», его одномоментность и временность становится в «Лолите» некоей универсальной метафорой самой человеческой жизни и бытия в целом. Жизнь - никогда не законченое бытие, а всегда здесь и сейчас осуществляемое. Эта мысль выявляет еще один важный аспект в интерпретации В.Набоковым темы существование/несуществование.

Существование противопоставляется несуществованию с временной точки зрения. Существование всегда заново создается в момент дискурсивной практики, никогда заранее не существует, а только здесь и сейчас в слове и на территории текста принимает форму творческого акта «я», его деятельности. Несуществование, напротив, является затвердевшим, уже когда-то рассказанным повествованием, находящимся за пределами этого текста, историческим бытием биографического автора. Оно всегда принципиально противоположно его творческому бытию - его «внутренней биографии» как творческой деятельности, осуществляемой автором в пределах текста.

Текст становится физическим и духовным пространством, на территории которого разворачивается авторская деятельность по «овнешнению» (А.Фаустов) себя. В результате этой деятельности автор реализует свою «внутреннюю биографию», «поведение» своего «я» как противополжность «отвердевшему» (А. Фаустов) прошлому. Утверждение Р.Барта о смерти автора как надтекстового мировоззренческого единства, глубоко укорененного в личностном начале, и замена его скриптором, внутренней сущностью которого является «уже готовый словарь» (Р.Барт), получает подтверждение. В «Лолите» Набоков изображает процесс постепенного осознания автором текста себя как функции текста, его языка и делает этот процесс основным сюжетом романа.

Такое качественное изменение автора и форм его присутствия в тексте соответствующим образом изменяет и жанровую природу романа. Объектом эстетического исследования для Набокова в «Лолите» является прежде всего процесс себяпорождения, процесс смыслотворения в самом широком смысле, а автор такого текста играет роль его «стиля» (Р.Барт).

В разделе 2 2 «Смотри на арлекинов'»• гипотетичность бытия Осмысление множественности «я» нами рассматривается процесс реализации автором-героем романа себя как многосложного и модально неоднородного «я». Осуществление таких разных способов бытия, как «я»-автора и «я»-персонажа, и становится основным смысло- и сюжетогенерирующим элементом романа. Его главный герой, Вадим Вадимович, играет в себя-героя и в себя-автора - предстает перед нами то в ипостаси героя, то в ипостаси автора своего романа. Поэтому в этом романе В.Набокова игра не открывает новую реальность, а имеет глубоко экзистенциальный смысл - направлена, прежде всего, на освоение «я» своей принципиальной множественности, являющейся для Набокова источником «неиссякаемости» и «недостижимости», а потому и неконечности «я».

Переход от игры двух разных субъектов к игре в формы бытия одним субъектом коренным образом меняет очертания художественного пространства в этом романе. Реализация себя в качестве одновременно автора и героя оказывается возможной только на территории своей собственной жизни - поэтому опробование разных вариантов своего «я» осуществляется Вадимом Вадимовичем в пределах «пространства памяти» - воспоминаний о прожитой собственной жизни. Личностное пространство героя-автора становится пространством

реализации разных форм бытия его «я» - пространством романа. Роман «Смотри на арлекинов!», таким образом, завершает процесс онтологизации романного пространства, свойственный творчеству Набокова. Одновременное же осуществление своего бытия как многослойного и модально неоднородного «я», т.е. в качестве автора и героя, сопряжено со сложнейшими переслаиваниями, взаимопроникновениями и наложениями времени-пространства «я»-героя и «я»-автора в пределах одного бытийного пространства - его личностного пространства. Двупространственность, таким образом, теряет свою ключевую моделирующую функцию в романе «Смотри на арлекинов!»: другой берег как иное бытийное пространство для автора-героя не существует, и переход из одного пространства в другое, как оказывается, не нужен. В результате принципиально меняется такая важная в ранних романах Набокова пространственная категория, как граница: из некоего внеличностного объекта она, переместившись во внутрь «я», становится частью личности и теперь разделяет разные бытийные модальности многослойного «я».

Принципиальная множественность «я», лежащая в основе философской и эстетической концепций Набокова, является источником множественности его форм бытия, которые осмысляются в качестве возможных вариантов судьбы, так называемых «возможных сюжетов» (С.Бочаров) жизни. При этом возможность в творческом мире Набокова имеет статус еще одной реальности, равноправной уже существующей и самоценненной. Так модальная неоднородность «я» для Набокова оказывается напрямую связанной с темой «сослагательности» (С.Бочаров) бытия, его «гипотетичности» (А.Терц).

Осмысление множественности «я» ведется в романе «Смотри на арлекинов!» через осмысление одновременного соприсутствия всех вариантов, их со-бытия в пределах одного бытийного пространства. Для авторской ипостаси Вадима Вадимовича механизм освоения своей жизни представляет собой «внезапные тасовки», под стать «калейдоскопичным», «витражным» тасовкам, ее «раздробленного пространства» и дальнейшего соединения этих разрозненных кусков пространства в «упоительный составной пейзаж» - незабываемый и неповторимый «узор». В результате такого «тасования» действительности экзистенциальное пространство Вадима Вадимовича-автора предстает не как последовательность случившихся в прошлом событий — «история обывателя», - а как его сегодняшнее воспоминание о них, состоящее из отдельных, хронологически не связанных жизненных отрывков-осколков, собранных-скомбинированных им самим по принципу складных картин-пузелей в некий единый и ранее не существовавший узор-картину.

Механизмом освоения своего жизненного пространства для «я»-героя становится рассказывание. В результате его личностное пространство обретает форму истории, которую Вадим Вадимович называет «историей обывателя». Картинность и историчность, таким образом, выступают в романе метафорами разных степеней освоенности личностного пространства «я».

Первоматерией жизни-узора «я»-автора предстает не реальная жизнь, а уже ранее отраженная в слове - ранние тексты Вадима Вадимовича-автора, который не создает текст заново, а работает со вторичной реальностью - монтирует автобиографию из фрагментов своих старых романов. Новизна текста достигается за счет комбинирования и «тасования», единственным материалом становится язык и его законы бытия. И в этом состоит главный момент расхождения автора и героя: Вадим Вадимович-герой очень скурпулезно вспоминает и приводит даты описываемых им событий, которые для Вадима Вадимовича-автора не представляют никакой ценности.

Так в романе реализуется одно из центральных в набоковской эстетической концепции противопоставлений языка и биографии - ассоциативность языка и сюжетность истории, - на котором основано противопоставление разных видов времени. Время в романе обретает особое значение и как тема, и как принцип его конструкции, и как категория, вне которой невозможно воплощение художественного замысла автора.

Основная особенность освоения множественным «я» своей жизни состоит, таким образом, в восприятии времени: я-автор смотрит на жизнь и видит все ее части как некий цельный узор, а потому его временем становится сиюминутность, синонимичная «Безвременью» или отсутствию времени, т.е. его мифологизации. Для я-героя единственным временем становится череда линейно сменяющих друг друга событий.

И автор, и герой как разные модальности бытия многослойного «я» прячут свой мир от проникновения в него любого инородного предмета или влияния и совсем не осваивают внешнее пространство, но продвигаются внутрь своего собственного. Однако общность цели - «защита» от растрескивания и распадения своего мира под влиянием внешнего - приводит к предельно отличающимся способам ее достижения в силу разницы в способах осуществления своего бытия. «Защита» героя состоит в сохранении своей внешней биографии, своей жизни-рассказанной истории, а потому осуществляется на формальном уровне. «Защита» же автора - в языке, в его способности кодировать содержание и делать его доступным только умеющим расшифровывать этот код читателям.

Замысловатость пространственных и временных взаимоотношений разных ипостасей «я» и соответствующих им вариантов его личностного пространства в полной мере метафоризируется арлекинским костюмом, сшитым из ромбовидных лоскутков: он передает симметричность и тождественность всех вариантов «я», их принадлежность одному бытийному пространству и одновременность их реализации «я». Двумерность жизненной ткани, представленная в ранних романах изнаночной и лицевой сторонами, заменяется теперь тканью наряда Арлекина, на одной стороне которого попеременно и симметрично переслаиваются многочисленные и равные друг другу ромбовидные лоскутки. «Щель» в ткани жизни, через которую герои ранних романов Набокова переходили в другое бытийное пространство, заменяется теперь «швами», «сшивающими»

If 1 1 4 7 0 ""I*

ромбовидные куски-варианты множественного «я» в пределах одного бытийного пространства.

Так текст В.Набокова становится «экзистенциальным пространством» (Б.Аверин). Именно в его пределах многослойное «я» особым образом соотносит и сополагает разные варианты себя (свои бытийные ипостаси) и ведет игру с бытийными модальностями автора и героя этого текста.

«Я» оказывается некой формой, заполняемой всякий раз новым содержанием, каждое из которых в равной степени является «я» и выступает как один из самоценных вариантов личностной реализации.

В Заключении подведены итоги исследования, сформулированы основные выводы и намечены перспективы дальнейшей разработки обозначенной проблематики.

Основные положения диссертационного исследования изложены в следующих публикациях:

1. Колотнева Л.И. Модификация романной формы в русскоязычных романах В. Набокова («Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар»). Герой и автор / Л.И. Колотнева // XIII Пуришевские Чтения: Всемирная литература в контексте культуры : сб. ст. и материалов. - М.: МГЛУ, 2001. - Вып. 1. - С. 117.

2. Колотнева Л.И. Пространственная и временная организация художественного мира в романе В. Набокова «Защита Лужина» / Л.И. Колотнева // Вест. Воронеж, гос. ун-та. Сер.: Филология, журналистика. - 2005. - № 2. - С. 50-56.

3. Колотнева Л.И. Текст и внетекстовое пространство в романе В. Набокова «Лолита» / Л.И. Колотнева // Акценты. Новое в массовой коммуникации. - 2005. -Вып. 7-8.-С. 85-89.

4. Колотнева Л.И. Пространственная организация художественного мира в романе В. Набокова «Защита Лужина» / Л.И. Колотнева. - СПб. : Лема (изд-во Музея этнографии РАН), 2006. - 32 с.

Сдано в набор 6 05 2006. Подписано в печать 10 05 2006 Бумага офсетная 70г/м2 Формат 60x84/16 Гарнитура Times New Roman Печать трафаретная Уел п л 1,25 Тираж 100 Номер заказа 295 Отпечатано в лаборатории оперативной полиграфии Издательско-полиграфического центра ВГУ г Воронеж, Университетская площадь, 1, ком 43, тел 208-853

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Колотнева, Лариса Ивановна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Текст и герой. Поиск тождественности в романистике В.Набокова

1.1. «Защита Лужина»: пространственные характеристики художественного мира. Тело в тексте.

1.2. «Приглашение на казнь»: жизнь в тексте.

Текст как тело героя

1.3. Автор и герой. Формы жизнетворения в романе «Дар».

ГЛАВА 2. Текст и автор в романистике В.Набокова

2.1. Текст и внетекстовое пространство в романе «Лолита».

Жизнь в слове.

2.2. «Смотри на арлекинов!»: гипотетичность бытия. Осмысление множественности «я».

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Колотнева, Лариса Ивановна

Яркая индивидуальность творческого пути В.Набокова, в частности, переход писателя на другой язык и связанные с ним вопросы преемственности той или иной культурной и литературной традиции во многом определили специфику освоения его наследия: общее направление набоковедения существенно менялось не только в научно-исследовательском, но и в «географическом» плане. Тот факт, что Набоков оказался, в силу особенности жизненных обстоятельств, на стыке нескольких культур, позволяет выделить три основные составляющие в истории рецепции его творчества:

- русская эмигрантская критика 1920-1940-х гг. (в число основных критиков, писавших о Набокове, входят Г.Адамович, Ю.Айхенвальд, Н.Андреев, П.Бицилли, В.Вейдле, Г.Иванов, К.Мочульский, Г.Струве, В.Хохловский, В.Ходасевич, З.Шаховская и многие другие)1

- англоязычная критика 1940-1970-х гг. (здесь необходимо назвать следующих исследователей: G.Barabtarlo, B.Boyd, A.Field, J.Grayson, D.Johson, P.Meyer, C.Proffer, W.Rowe, P.Stegner, D.Stuart, и др.)

- русская критика 1986-1999 гг. (из отечественных критиков, писавших и пишущих о Набокове, надо отметить Б.Аверина, Ю.Апресяна, С.Давыдова, А.Долинина, А.Злочевскую, Ю.Левина, В.Линецкого, М.Липовецкого, А.Люксембурга, А.Мулярчика, Г.Рахимкулову, О.Сконечную, В.Старка и др.).

Особенность взаимодействия этих групп критиков и их оценок творчества Набокова состоит в том, что они развивались параллельно, не сливаясь в единое целое. Англоязычная критика игнорировала публикации о писателе в русском зарубежье; русскоязычная критика, хотя и учитывала реакцию англо

1 Антология «Классик без ретуши» предлагает достаточно репрезентативную подборку периодики русского зарубежья. Подробнее см.: Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии / Под ред. Н.Г. Мельникова. - М.: Новое литературное обозрение, 2000. — 688 с. американской, в целом решала свои собственные задачи. Значимость Набокова как писателя тоже по-разному воспринималась критикой на разных этапах его творческого пути.

В тесной связи с таким хронологическим делением находятся и все остальные аспекты восприятия набоковского творчества. Основным культурно-эстетическим фоном для русскоязычной эмигрантской критики стал серебряный век; в англоязычной критике, за небольшим исключением, доминировал и доминирует фон западноевропейского и американского модернизма и постмодернизма; усилия русскоязычной критики последних десятилетий направлены, в основном, на выявление связей Набокова с русской литературной традицией.

Существенно менялось и общее направление исследований, посвященных творческому наследию В.Набокова: от преимущественно мотивно-тематического анализа его произведений (фиксация центральных метафор, идентификация аллюзий, параллелей, пародийных отсылок и т.д,) к выявлению типологических связей набоковской прозы с широким кругом художественных явлений. Весомые результаты были достигнуты в изучении связей набоковской поэтической системы с русской художественной традицией2, стали появляться работы о взаимодействии В.Набокова с современными ему писателями русской эмиграции3.

К настоящему времени успешно осуществлены попытки обобщить и систематизировать литературно-критические публикации о В.Набокове в библиографии Э.Филда, С.Шумана, М.Джулиара. Наиболее влиятельным и

2 См., например, следующие работы: Злочевская А.В. Поэтика Владимира Набокова: новации и традиции / А.В. Злочевская // Русская литература. - 2000. - №1. - С. 40-62; Злочевская А.В. Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX века / А.В. Злочевская. - М.: Изд-во МГУ, 2002. - 188 е.; Злочевская А.В. Эстетические новации В.Набокова в контексте русской классической литературы / А.В. Злочевская // Вестник Моск. Ун-та. Филология. - 1999. -№4.-С. 9-19.

3 Среди таких исследований можно выделить работы Б. Аверина. Подробнее см.: Аверин Б. Дар Мнемозины: Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции / Б.Аверин. - СПб.: Амфора, 2003. - 399 с. исчерпывающим отечественным исследованием рецепции творчества В. Набокова является монография А.М.Люксембурга4.

Особую судьбу имеет процесс восприятия писателя на его родине. Путь В.Набокова к русскому читателю был долгим. Имя писателя и его тексты пришли в Россию лишь через 10 лет после его смерти, в 1987 году, а процесс освоения его наследия растянулся на полтора десятилетия. Главный парадокс заключается в том, что отечественная литературная критика совершенно не учла опыта западного набоковедения и во многом начинала с самого начала: в то время, как во всем мире за писателем закрепился статус бесспорного классика, в Советском Союзе и потом в России еще продолжали спорить, содержится ли за блестящей прозой писателя глубокое содержание. Празднование 100-летнего юбилея Набокова в 1999 году стало переломным моментом и сделало Россию одним из важнейших центров набоковедения.

Однако несмотря на тот факт, что современное отечественное набоковедение насчитывает ряд основательных и весомых исследований творчества писателя, оно неправомерно сосредоточено на его русскоязычных текстах. В той же степени англоязычные исследователи творчества В.Набокова обращаются в подавляющем большинстве к его англоязычным романам. Такая поляризация единого творческого наследия В.Набокова не позволяет выработать целостную концепцию его творчества, препятствуя осмыслению и должному освоению художественного наследия того, кто бесспорно является классиком XX века.

У многочисленных исследователей и в читательском сознании закрепилось мнение о Набокове как о виртуозе слова и мастере блестящей литературной игры. Изощренная структура его текстов и постоянно

4 Люксембург A.M. Отражения отражений: Творчество Владимира Набокова в зеркале литературной критики / А.М.Люксембург. - Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ун-та, 2004. - 640 с. усложнявшиеся эксперименты со словом послужили причиной упреков Набокова в безыдейности и аморализме. Многие говорили о холодности и бездушии Набокова, ограниченности миропонимания, о том, что ему все равно, о чем писать. Так, например, отозвались на его романы Г.Иванов и Г.Адамович5.

Однако постоянное и настойчивое экспериментирование художника с повествовательной формой (повествовательная структура набоковских текстов глубоко и исчерпывающе проанализирована в работах Ю.Левина6,

7 8

Ю.Апресяна, P.Tammi ), на наш взгляд, имеет глубоко экзистенциальный смысл. Оно органически вытекает из размышлений художника над неиссякаемостью и непостижимостью реальности, множественностью его «я» и форм его бытия. Писательство является для него духовной деятельностью, направленной на «бесконечное воссоздание . текучего «я»»9 - опробование и осмысление разных вариантов личностной реализации в бесконечно сложном мире.

5 Иванов Г.В. Сирин. «Машенька», «Король, дама, валет», «Защита Лужина», «Возвращение Чорба», рассказы / Г.В. Иванов // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СПб.: РХГИ, 1997.-С. 215-217; Адамович Г. Владимир Набоков (Из книги «Одиночество и свобода») / Г.Адамович // Там же. С. 255-266.

6 Левин Ю.И. О «Даре» / Ю.И. Левин // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. - М.: «Языки русской культуры», 1998. - С. 287-322; Левин Ю.И. Биспациальность как инвариант поэтического мира Вл. Набокова// Там же. С. 232-391.

7 Апресян Ю.Д. Роман «Дар» в космосе Владимира Набокова / Ю.Д. Апресян // Изв. РАН. Сер. Лит. и яз. - 1995.

- T.54. - №3. - С. 3-17; №4. - С. 6-23.

8 Tammi P. Problems of Nabokov's Poetics: A Narratological Analysis / P. Tammi. - Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1985,- 390 p.

9 Набоков В.В. «Смотри на арлекинов!» / B.B Набоков // Собр. соч. американского периода: В 5 т. — СПб., 1999.

- T.5. - С. 184. В дальнейшем тексты В.Набокова цитируются по следующим изданиям с указанием в скобках страниц и символического обозначения произведения:

Набоков В.В. Машенька. Лолита: Романы / В.В. Набоков. - Волгоград: Ниж.-Волж. Изд-во, 1990. - 400 с. (М), (Л). Перевод романа «Лолита» осуществлен самим автором. В цитатах сохранена орфография перевода. Набоков В.В. Защита Лужина: Романы. Рассказы / В.В. Набоков. - Харьков-М.: Фолио, ACT, 1997. - 544 с. (ЗЛ). Набоков В.В. Приглашение на казнь: Романы / В.В. Набоков. - Харьков-M.: Фолио, ACT, 1997. - 480 с. (ПК). Набоков В.В. Дар: Роман; Рассказы / В.В. Набоков. - Харьков- M.: Фолио, ACT, 1997. - 448 с. (Д). Набоков В.В. «Смотри на арлекинов!» В.В. Набоков // Собр. соч. американского периода: В 5 т. - СПб.: «Симпозиум», 1999. — T.5.- 704 с. (СА). Курсив во всех цитатах из произведений В.Набокова мой. - Л.К.

Принципиальная «неиссякаемость» и «недостижимость»10 реальности, ее многоуровневость и многоярусность лежит в основе художественной модели действительности В.Набокова и определяет поэтику его романов. Релятивность действительности как ее фундаментальная особенность диктует не только бесконечное разнообразие форм реальности, но и увеличивает роль субъективного фактора, замещающего традиционно освоенные формы. Единственной реальностью В.Набокова является авторское «я», «субъективирующее»11 и стилистически артикулирующее себя в процессе дискурсивной практики.

В связи с «неиссякаемостью» и «недостижимостью» реальности Набоков отвергает априорно принимаемую ценность и подлинность литературы, в основу которой положена какая-либо концепция. Для него освоение реальности принимает форму интуитивного поиска ее непредсказуемого узора, всматривания и затем воссоздания ее алогичности, бесформенности, «неготовости». Логика набоковского повествования состоит в мимикрии алогичности самой жизни - его тексты населены массой деталей, значимость и связь между которыми остается зыбкой и не прочерченной; кульминационные моменты затушевываются, центральная сюжетная линия скрывается за сетью побочных. В тексте, как в потоке жизненных впечатлений, появляются и исчезают случайные лица, происходят не связанные между собой события, непреднамеренные встречи, слышатся обрывки чужих разговоров, в которых читатель не в состоянии увидеть причинно-следственные связи. Подобная поэтика призвана имитировать жизнь в ее вечном движении, неоконченности и

10 Набоков В.В. Два интервью из сборника «Strong Opinions» / В.В. Набоков // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СПб.: РХГИ, 1997.-С. 140. Термин заимствован нами у А.А. Фаустова. См.: Фаустов А.А. Авторское поведение в русской литературе: Середина XIX века и на подступах к ней / А.А. Фаустов. — Воронеж: Издательство ВГУ, 1997. — С. 5. нерасчлененности событий. Б.Аверин называет ее «поэтикой гиперреализма или сверхреализма»12.

Осознанная непреднамеренность набоковской художественной стратегии диктует логику нашего исследовательского сюжета. Мы рассматриваем эволюцию следующих дефиниций в набоковской художественно-эстетической концепции: герой-текст, автор-герой, текст-автор, определивших узловые моменты нашей работы.

Когда исследователи говорят о романе как о жанре, то в подавляющем большинстве соотносят анализ текста с устоявшимися структурно-тематическими формулами. Однако роман XX века, в частности, набоковский, показывает формализованность и очевидную недостаточность такого подхода, фиксирующего лишь творческую волю автора, реализованную в тексте, но не замечающего «обратной связи» - воздействия произведения на его создателя. Мы рассматриваем романистику В.Набокова как «себяписание», как результат духовной деятельности по воссозданию своего множественного «я» в многослойной реальности.

В качестве главной цели диссертации мы полагаем проследить эволюцию форм авторского присутствия в романной прозе Набокова и соответствующую ей трансформацию жанровой содержательности, имеющую для Набокова экзистенциальный смысл.

В центре нашего внимания находится изменение не жанровой формы, но жанрового содержания, новое отношение к слову, к его творящей природе, способной создавать новую реальность. Возникающая новая жанровая содержательность постигаема только в процессе чтения-творения, поэтому функции автора и читателя в набоковских текстах видятся нами взаимообратимыми, тождественными. Креативные возможности, скрытые в

12 Аверин Б. Дар Мнемозины: Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции / Б.Аверин. - СПб.: Амфора, 2003. - С. 277. слове, позволяют Набокову реализовать собственный подход к художественному произведению: на первое место в его поэтике выходят различные типы текстовой организации.

В ходе исследования предполагается решение ряда конкретных задач:

1) рассмотреть пространственные характеристики художественного мира романа «Защита Лужина»;

2) исследовать формы жизнетворения в романе «Дар»;

3) уточнить понятия текста и автора в романистике Набокова;

4) охарактеризовать текстовое и внетекстовое пространства в романе «Лолита»;

5) выявить основные способы осмысления Набоковым множественности «я».

Объектом исследования являются русскоязычные романы («Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар»), роман «Лолита», существующий в двух авторских версиях (русской и английской), а потому в значительной степени итоговое, рубежное произведение и англоязычный роман «Смотри на арлекинов!». По мере необходимости мы обращаемся и к другим прозаическим произведениям писателя.

Неправомерная сосредоточенность отечественных исследователей на русскоязычных текстах писателя, а зарубежной критики - на его англоязычных романах существенно ограничивает представление об эволюции художника и не позволяет выработать знание о его поэтике, адекватное художественному миру В.Набокова. Этим объясняется выбор русскоязычных и англоязычных романов писателя в качестве материала исследования. Обращаясь к поэтике его прозы как единому целому, мы рассматриваем ее в становлении и эволюции.

Предметом исследования является поэтика романов В.Набокова, в частности, герой, автор и текст, рассматриваемые в содержательном и структурообразующем аспектах.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью выработки целостного представления о романном творчестве В.Набокова, органичности его эволюции, включающей русскоязычный и англоязычный этапы, традиционно рассматриваемые изолированно.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в осмыслении жанрообразующей роли речевого высказывания, использующего креативные возможности слова. Процесс создания текста рассматривается нами как духовная деятельность, как «себяписание». Центральная роль языка определяет открытость и незавершенность романной модификации В.Набокова, творимой событием встречи автора, читателя и героя. В разработке этого аспекта мы опираемся на идеи М.Бахтина, который считает, что роман есть трехмерное целое, возникающее как результат взаимодействия автора-творца, героя и читателя.

Развивая идеи М.Бахтина, современные исследователи видят в авторе

1 Ч субъекта художественной деятельности» . Это направление исследовательской мысли представляется нам плодотворным и учитывается при изложении собственной концепции.

Методологическая основа работы определена исследованиями в области теории автора (М.Бахтин, Б.Корман, Р.Барт, М.Фуко, В.Скобелев, Н.Рымарь, А.Фаустов), теории романного жанра (М.Бахтин, Ю.Кристева, Е.Мелетинский, Н.Лейдерман, Ю.Стенник), теории художественного текста (Ю.Лотман, М.Гаспаров, П.Рикер), неклассических форм художественного сознания (Ю.Левин, А.Жолковский, М.Липовецкий, Л.Силард).

13 Рымарь H.T., Скобелев В.П. Теория автора и проблема художественной деятельности / H.T. Рымарь, В.П. Скобелев. - Воронеж: Логос-Траст, 1994. - С. 145.

Теоретическая новизна работы состоит в исследовании жанрообразующей роли речевого высказывания в романистике В.Набокова.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее материалы и основные результаты могут быть использованы при разработке вузовских курсов истории русской литературы XX века, чтении спецкурсов по творчеству В.Набокова.

Базовые положения диссертационного исследования прошли апробацию на научной конференции «Всемирная литература в контексте культуры» (Москва, 2001), ежегодных научных сессиях ВГУ (2001, 2004). Диссертация обсуждена на заседании кафедры русской литературы XX века ВГУ (2005). Значительную помощь в исследовании оказало членство автора диссертации в международном обществе набоковедов (The International Vladimir Nabokov Society, The IVNS). По теме исследования опубликовано 4 работы. Основные положения, выносимые на защиту:

1. Принципиальная незавершенность (открытость) романов Набокова определяется авторской концепцией «нессякаемости» и «недостижимости» реальности, ее множественности и многослойности. Эти же принципы положены Набоковым в основание создаваемого им художественного мира.

2. Объектом творения для В.Набокова является не только текст, но и автор, представленный антиномичностью двух видов биографии «я»: внешней, являющей результат застывшего бытия исторического человека, некоего «отвердевшего»14 прошлого, и «внутренней биографии»15 «я», которая каждый раз заново создается творческим актом.

14 Фаустов А.А. Авторское поведение в русской литературе: Середина XIX века и на подступах к ней / А.А. Фаустов. - Воронеж: Издательство ВГУ, 1997. - С.5.

15 Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом / Л.Я. Гинзбург. - Л.: Советский писатель, 1989. - С. 51.

3. Главной средой порождения смысла и личностной самоидентификации писателя является открытый текст, на пространстве которого реализуется «внутренняя биография» «я». Центральным эстетическим событием такого текста-биографии становится себяпорождение в ходе дискурсивной практики.

4. Способ смыслотворения в романистике В.Набокова использует традиционные для литературы серебряного века формы игрового комбинирования, существенно переосмысленные. Креативные возможности творимой им жанровой модификации находятся в прямой зависимости от бытийных модальностей смотрящего «я», соотносимых друг с другом как варианты личностного осуществления. Их равноправие реализуется в свободе выбора, вплоть до права не совпадать с нормативом - эстетическим и нравственным.

5. Творчество для Набокова является отказом от «отвердевшего» прошлого в пользу единственной для него созидающей реальности - языка, творящего новую, принципиально бесконечную реальность - текст.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы. Список литературы включает 235 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Герой, автор, текст в романистике В. Набокова"

Заключение

Принципиальная множественность «я», лежащая в основе философской и эстетической концепций Набокова, является источником множественности его форм бытия, которые понимаются как возможность и способность «я» реализовывать себя в качестве автора, героя и читателя своей жизни. Переход от целостности и законченности «я» классической традиции к его «модальной неоднородности» реализуется в поэтике В.Набокова на уровне поиска новой романной формы, адекватной принципиальной неоконченности и многогранности «я» и форм его освоения. В рассмотренных романах писателя нами исследовались его способы художественного освоения множественности и многослойности человеческого «я».

В первой главе на примере романа «Защита Лужина» мы выявили главное противоречие, определившее жанровую стратегию В.Набокова. Оно состоит в неадекватности старой романной формы бытию модально неоднородного «я». Классическая романная форма определяет способ бытования «я» как предельно замкнутой, остановившейся в своем развитии личности, а потому реализующей себя в закрытом пространстве текста в качестве героя.

Противопоставление автора и героя в романе осмысляется как столкновение двух принципиально разных способов бытия и определяет двупространственностъ набоковского художественного мира. Она обусловлена наличием двух разных субъектов - автора и героя.

Разгерметизация» замкнутого романного пространства реализуется через «уход» героя из текста в качественно новое бытийное пространство - авторское. Результатом такого «ухода» является начало обретения героем еще одной возможности реализации себя - в качестве автора. Так начинается поиск новой жанровой модификации, адекватной реализации разомкнутого во внешнее пространство множественного «я».

В разделе, посвященном роману «Приглашение на казнь», мы рассмотрели процесс разрушения авторской вненаходимости по отношению к герою и связанное с ним изменение в трактовке двойничества и двумерности. Цельное «я» делится на разные варианты себя - начинает выступать одновременно в качестве героя и автора романа, в качестве «я» пишущего (субъект) и «я» описываемого (объект).

Субъект и объект художественной деятельности, по Набокову, соотносятся не как копия и оригинал, а как разные формы личностной реализации, равноправные и самоценные. Такое развитие темы двойничества снимает трагический аспект, вносимый в ее интерпретацию русской классической литературой XIX века. Поэтому переход от одной формы бытия к другой сопряжен для Набокова со сменой точки зрения и делает смотрение, соглядатайствование метафорой способа осуществления своего бытия.

Эта тема продолжена и детально развивается автором в романе «Дар». Осознание того, что единственной ощутимой реальностью является внутренний мир «я» героя-автора, существенно корректирует его позицию: единственным пространством художественного освоения для Набокова становится внутреннее пространство многослойного «я». В центре романа оказывается процесс «себяписания», в результате которого по эстетическим законам создается внутренний мир его героя-автора.

Обращение к средствам создания своего «я» делает главным предметом осмысления слово и его творящую способность. Набоков заявляет о метафизической независимости слова и вытекающей из нее зависимости внутреннего «я» от языковой конструкции.

В романе «Дар» художником закладываются основы для возникновения «творческого хронотопа», главной особенностью которого является взаимодействие жизни и произведения, в результате которого граница текста начинает размыкаться непосредственно во внешнее пространство нетекста.

Осмысление процесса конструирования «я» как «себяписания» подготавливает переход писателя на английский язык и позволяет идентифицировать роман «Дар» в качестве этапного для творчества В.Набокова.

Роман «Лолита», существующий в русской и английской авторских версиях, с особой остротой подчеркивает роль языка в осмыслении бытия «я». Осознание героем этого романа себя в качестве одновременно автора и героя продолжает модификацию романа: перед нами оказывается текст автора-героя, разомкнутый во внетекстовую реальность. Такое размывание границ текста и окружающего его реального мира приводит к тому, что жизнь и текст сходятся в одном пространстве. Существование модально неоднородного «я» - автора-героя - оказывается возможным только в пространстве его жизни-текста и принимает форму дискурсивной практики: пишущее «я» на глазах у читателя создает свою жизнь-текст.

В связи с этим жизненные события в набоковском художественном мире утрачивают историко-биографическую ценность и обретают одномоментно-лингвистическую значимость - начинают осмысляться автором-героем как повороты сюжета его жизни-книги. Единственным реальным временем для автора-героя становится время воспоминания о своих жизненных событиях, актуализирующееся в момент творческого акта. Оно противопоставлено историческому времени прошлого, в котором события имели место. Так Набоковым закладываются основы для одного из центральных, на наш взгляд, противопоставлений языка, по законам которого создается и существует внутренняя» биография «я», и фактологической биографии человека, осмысляемой как застывшее прошлое, «история».

Совмещение в одном «я» взгляда повествователя и героя создает качественно иное по своим онтологическим признакам пространство, в пределах которого многослойное «я» осуществляет свое бытие. Этим пространством является текст-жизнь.

Текст для Набокова есть физическое и духовное пространство, на территории которого разворачивается авторская деятельность по «овнешнению» себя. «Я» становится одновременно созидающей и созидаемой реальностью, а его эстетическая деятельность - единственной формой бытия.

Англоязычный роман В.Набкова «Смотри на арлекинов!» посвящен осмыслению «я» собственной множественности. Одновременное осуществление своего бытия как многослойного и модально неоднородного, т.е. параллельное пребывание в качестве автора и героя, сопряжено со сложнейшими переслаиваниями, взаимопроникновениями и наложениями времени-пространства я-героя и я-автора в пределах его личностного пространства. Это определяет предельную сложность и противоречивость онтологического статуса последнего исследуемого нами романа автора. В нем двупространственность теряет свою моделирующую функцию, структурообразующий смысл приобретает освоенность личностного пространства «я» и возможность созерцания его со стороны. Проживание жизни предполагает взгляд изнутри и потому реализует ипостась героя «я». Осмысление всей жизни возможно только как авторское смотрение на нее со стороны, в результате которого возникает способность различать ее недоступный «я»-герою узор. Так реализована в романе «Смотри на арлекинов!» набоковская концепция двойничества. В нем, по сути дела, писателем завершено создание собственной романной модификации. Это прежде всего текст, на территории которого модально неоднородное «я» одновременно реализует свое бытие в разных ипостасях. Они являются равноправными формами бытия «я», а переход от одной к другой осуществляется сменой точки зрения.

Список научной литературыКолотнева, Лариса Ивановна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Набоков В.В. Дар: Роман; Рассказы / В.В. Набоков. - Харьков- М.: Фолио, ACT, 1997.-448 с.

2. Набоков В.В. Другие берега: Роман; Рассказы / В.В. Набоков. - Харьков- М.: Фолио, ACT, 1997. - 464 с.

3. Набоков В.В. Защита Лужина: Романы. Рассказы / В.В. Набоков. - Харьков-М.: Фолио, ACT, 1997. - 544 с.

4. Набоков В.В. Машенька. Лолита: Романы / В.В. Набоков. - Волгоград: Ниж.-Волж. Изд-во, 1990. - 400 с.

5. Набоков В.В. Приглашение на казнь: Романы / В.В. Набоков. - Харьков- М.: Фолио, ACT, 1997.-480.

6. Набоков В. Американский период. Собрание сочинений: В 5 т. / В.Набоков.-СНб.: «Симпозиум», 1997-1999.

7. Набоков В. Лекции по русской литературе / В.Набоков. - М.: Изд-во Независимая Газета, 1998. - 440 с.

8. Набоков В. Лекции по зарубежной литературе / В.Набоков. - М.: Изд-во Независимая Газета, 1998. - 512 с.

9. Бабиков A.A. О способе построения образа дома-времени в произведениях В.В. Набокова / А.А. Бабиков // Набоковский вестник. -СПб., 1999.-ВЫН.З.-С. 5-11.

10. Бабиков А.А. Путь к «Дару» Владимира Набокова / А.А. Бабиков // Пабоковский вестник. - СПб., 1999. - Вып.4. - 160-167.

11. Барабаш Ю. Набоков и Гоголь (Мастер и Гений): Заметки на полях книги В.Набокова «Николай Гоголь» / Ю.Барабаш // Москва. - 1989. -№1.-С. 180-193.

12. Барабтарло Г.А. Бирюк в чепце / Г. Барабтарло // Звезда. - 1996. - №11. - С . 192-206.

13. Барабтарло Г. Призрак из первого акта / Г.Барабтарло // Звезда. - 1996. - №11.-С. 140-145.

14. Барабтарло Г.А. Сверкающий обруч: О движущей силе у Набокова / Г.А. Барабтарло. - СПб.: Гиперион, 2003. - 324 с.

15. Барковская Н.В. Поэтика символистского романа / Н.В. Барковская. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т., 1996. - 286 с.

16. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт. - М.: «Прогресс», «Универс», 1994. - 616 с.

17. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе / М.М. Бахтин // Бахтин М.М. Эпос и роман. - СПб.: Азбука, 2000. - 11-193.164

18. Бахтин М.М. Эпос и роман / М.М. Бахтин // Бахтин М.М. Энос и роман. - СПб.: Азбука, 2000. - 194-232.

19. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности / М.М. Бахтин // Бахтин М.М. Искусство и ответственность. - Киев: "Next", 1994. - 91-255.

20. Белова Т.Н. Постмодернистские тенденции в творчестве В.В. Набокова / Т.П. Белова // Пабоковский вестник. - СПб., 1998. - Вып.1. - 44-53.

21. Белый А. Символизм как миропонимание / А.Белый. - М.: Республика, 1994.-528 с.

22. Берберова П. Набоков и его «Лолита» / П.Берберова // В.В.Пабоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских изарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СПб.: РХГИ,1997.-С. 284-308.

23. Бетея Д.М. Изгнание как уход в кокон: образ бабочки у Пабокова и Бродского / Д.М. Бетея // Русская литература. - 1991. - №3. - 167-175.

24. Битов А. Одноклассники: К 90-летию О.В. Волкова и В.В. Пабокова / А.Битов // Повый мир. - 1990. - №5. - 224-242.

25. Битов А.Г. Язык бессмертия / А.Г. Битов // Звезда. - 1996. - №11. - 134-139.

26. Битов А.Г. Ясность бессмертия / А.Г. Битов // Битов А.Г. Пятое измерение: Па границе времени и пространства. - М.: ИздательствоПезависимая Газета, 2002. - 304-328.

27. Бицилли П. М. Возрождение аллегории / П.М. Бицилли // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. - М.:Русский путь, 2000. - 438-450.

28. Бицилли П. М. Статьи: история, культура, литература / П.Бицилли // Русская литература. - 1990. - №2. - 134-154.165

29. Бланк К. О «Лолите» Набокова / К.Бланк // Набоковский вестник. - СПб., 1998.-ВЫП.1.-С. 101-108.

30. Бло Жан. Набоков / Жан Бло. - СНб.: «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 2000. - 239 с.

31. Блок А.А. Лирика / А.А. Блок. - М.: Художественная литература, 1964. - 242 с.

32. Бойд Б. Владимир Набоков: Вступление в биографию. Биограф Набокова об автобиографиях Набокова / Б.Бойд // Литературноеобозрение. - 1999. - №2. - 12-20.

33. Бойд Б. Владимир Набоков: американские годы: Биография / Б.Бойд. - / ^М.: РЬл,-ио Независимая Газета; Спб.: Изд-во «Симпозиум», 2004. - 928 с.

34. Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы: Биография / Б.Бойд. - М.: Изд-во Независимая Газета; СПб.: Изд-во «Симпозиум», 2001. - 695 с.

35. Бочаров Г. P.S. Возможные сюжеты Пушкина / Г. Бочаров // Бочаров Г. Сюжеты русской литературы. - М.: Языки русской культуры, 1999. -С. 46-77.

36. Бочаров Г. О возможном сюжете: «Евгений Онегин» / Г. Бочаров // Бочаров Г. Сюжеты русской литературы. - М.: Языки русскойкультуры, 1999.-С. 17-46.

37. Бочаров Г. О художественных мирах / Г. Бочаров. - М.: Сов. Россия, 1985.-296 с.

38. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова / Н.Букс. - М.: Новое литературное обозрение, 1998. - 208 с.

39. Вайскопф М. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст / М.Вайскопф. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2002. - 686 с.

40. Волков Диалоги с Иосифом Бродским / Волков. - М.: Издательство Независимая Газета, 2000. - 328 с.166

41. Воронина О.Ю. Отречение от «Лолиты»: литературная традиция и моральная цензура в современной американской критике / О.Ю. Воронина// Набоковский вестник. - СПб., 1999. - Вып.4. - 173-178.

42. Гаснаров Б.М. Послесловие: структура текста и культурный контекст / Б.М. Гаспаров // Гаснаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки порусской литературе XX века. - М.: Паука. Издательская фирма«Восточная литература», 1993. -274-303.

43. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе / Л.Я. Гинзбург. - М.: Интрада, 1999.-416 с.

44. Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом / Л.Я. Гинзбург. - Л.: Советский писатель, 1989. - 608 с.

45. Грейсон Дж. Метаморфозы «Дара» / Дж.Грейсон // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских изарубежных мыслителей и исследователей. Антология. — СПб.: РХГИ,1997.-С. 590-636.

46. М.Гришакова. Визуальная поэтика В. Набокова / М.Гришакова // Новое литературное обозрение. - 2002. - .№54. - 205-228.

47. Гурболикова О.А. Тайна Владимира Набокова. Процесс осмысления: Библиогр. очерки / О.А. Гурболикова. - М.: РГБ, 1995. - 249 с.

48. Давыдов «Гносеологическая гнусность» В.Пабокова: Метафизика и поэтика в романе «Приглашение на казнь» / Давыдов // Логос. - 1991. -№1.-С. 175-184.

49. Давыдов «Пушкинские весы» В. Набокова / Давыдов // Искусство Ленинграда. - 1991. - №6. - 30-46.

50. Давыдов «Тексты-матрешки» В.Набокова / Давыдов. -Мюнхен: OttoSagner, 1982.-174 с.167

51. Давыдов Что делать с «Даром» Набокова? / Давыдов // Обществ. Мысль: Исследования и публикации. - М., 1993. - Вып. 4. - 50-75.

52. Дапиэль Оптика Набокова / Даниэль // Набоковский вестник. - СНб., 1999.-ВЫП.4.-С. 168-173.

53. Дарк О. Загадка Сирина: Ранний Набоков в критике «первой волны» русской эмиграции / О. Дарк // Вопросы литературы. - 1990. - ШЗ. - 243-257.

54. Джонг Э. «Лолите» исполняется тридцать / Э.Джонг // Диапазон. - 1994. - № 1 . - С . 6-13.

55. Джонсон Д.Б. Лабиринт инцеста в «Аде» Набокова / Д.Б. Джонсон // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова воценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. -СНб.: РХГИ, 1997. - 395-428.

56. Долинин А. «Двойное время» у Набокова (От «Дара» к «Лолите») / А. Долинин // Нути и миражи русской культуры. - СНб.: Северо-Запад, 1994.- С . 283-322.

57. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: Работы о Набокове / А.Долинин. - СНб.: Академический проект, 2004. - 400 с.

58. Долинин А. Набоков, Достоевский и достоевщина / А.Долинин // Литературное обозрение. - 1999. - №2. - 38-46.

59. Долинин А. Илата за проезд. Беглые заметки о генезисе некоторых литературных оценок Набокова / А.Долинин // Набоковский вестник. -СНб., 1998. - Вып.4. - 5-15.

60. Долинин А. Поглядим на арлекинов: Штрихи к портрету В. Набокова / А. Долинин // Литуратурное обозрение. - 1988. - JV29. - 15-20.

61. Долинин А. Тайна цветной спирали / А.Долинин // Смена. - 1988. - JVbl7. - С . 10-11,30.168

62. Долинин А. Три заметки о романе Владимира Набокова «Дар» / А.Долинин // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчествоВладимира Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей иисследователей. Антология. - СНб.: РХГИ, 1997. - 697-741.

63. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма / Е.В. Ермилова. - М.: Наука, 1989. - 176 с.

64. Ерофеев В.В. В ноисках потерянного рая / В.В. Ерофеев // Ерофеев В.В. В лабиринте проклятых вопросов: Эссе. - М.: Союз фотохудожниковРоссии, 1996.-С.141-184.

65. Ерофеев В. Лолита, или заповедный оазис любви / В.Ерофеев // Набоков В. Лолита: Роман. - М.: МН «Анион», 1990. - 5-15.

66. Ерофеев В. "My style is all I have" («Мой стиль - это все, что у меня есть») / В.Ерофеев //Иностр. лит. - 1991. - № 8 . - 249-251.

67. Ерофеев В. Русская проза Владимира Набокова / В.Ерофеев // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. - М., 1990. - Т. 1. - 3-32.

68. Есаулов И.А. Ноэтика литературы русского зарубежья (Шмелев и Набоков: Два типа завершения традиции / И.А. Есаулов // Есаулов И.А.Категория соборности в русской литературе. - Нетрозаводск, 1995. - 191-201.

69. Жиличев Е.В., Тюпа В.И. Иронический дискурс В.Набокова: «Защита Лужина» / В.И. Тюпа, Е.В. Жиличев // Кормановские чтения. - Ижевск,1994.-ВЫП.1.-С. 191-201.

70. Жилкина Т. Из небытия / Т.Жилкина // Грани. - 1993. - №170. - 299- 311.

71. Жолковский А.К. Нобеда Лужина, или Аксенов в 1965 году / А.К. Жолковский, Ю.К.Щеглов // Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Мир автора169И структура текста. Статьи о русской литературе. - Tenafly, N.J.: Эрмитаж,1986.-С. 151-171.

72. А.К.Жолковский. Блуждающие сны и другие работы / Жолковский А.К. - М., «Наука», 1994. - 428 с.

73. Злочевская А.В. В.В. Набоков и Н.В. Гоголь / А.В. Злочевская // Вестник МГУ. Серия: Филология. - 1999. - №2. - 30-46.

74. Злочевская А.В. Ноэтика Владимира Набокова: новации и традиции / А.В. Злочевская // Русская литература. - 2000. - №1. - 40-62.

75. Злочевская А.В. Художественный мир Владимира Набокова и русская литература XIX века / А.В. Злочевская. - М.: Изд-во МГУ, 2002. - 188 с.

76. Злочевская А.В. Эстетические новации В.Набокова в контексте русской классической литературы / А.В. Злочевская // Вестник Моск. Ун-та.Филология. - 1999. - №4. - 9-19.

77. Зобов Р.А., Мостепаненко A.M. О типологии пространственно- временных отношений в сфере искусства / Р.А. Зобов, A.M. Мостепаненко// Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. - Л.:Издательство «Наука», 1974. - 11-25.

78. Иванов В.В. Категория времени в искусстве и культуре XX века / В.В. Иванов // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. - Л.:Издательство «Наука», 1974. - 39-67.

79. Иванов Вяч. Вс. Черт у Набокова и Булгакова / Вяч. Вс. Иванов // Звезда. -1996.-№11.-С. 146-149.

80. Иванова Е. Набоков: выломавшее себя звено / Е.Иванова // Литературная учеба. - 1989.-№6.-С. 153-161.

81. Ильев СП. Русский символистский роман. Аспекты поэтики / СП. Ильев. - Киев: Лыбидь, 1991. - 172 с.

82. Каган М.С Пространство и время в искусстве как проблема эстетической науки / М.С. Каган // Ритм, пространство и время влитературе и искусстве. - Л.: Издательство «Наука», 1974. - 26-39.

83. Кантор М. Бремя памяти (о Сирине) / М.Кантор // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских изарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СПб.: РХГИ,1997.-С 234-238.

84. Касаткина Т. О творящей природе слова. Онтологичность слова в творчестве Ф.М.Достоевского как основа «реализма в высшем смысле» /Т.Касаткина. - М.: ИМЛИ РАН, 2004. - 480 с.

85. Кедров К. Защита Набокова / К.Кедров // Московский вестник. - 1990. - №2. - С 272-288.

86. Классик без ретущи. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии / Под ред. Н.Г.Мельникова. - М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 688 с.

87. Коваленко А.Г. «Двоемирие» В.Набокова / А.Г. Коваленко // Вестник Рос. Ун-та дружбы народов. Сер.: Филология, журналистика. - 1994. -№ 1 . - С 93-100.

88. Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы / Б.О. Корман. - Ижевск: Изд-во ИУУ УР, 1992. - 236 с.

89. Корман Б.О. Практикум по изучению художественного произведения: учебное пособие / Б.О. Корман. - 3-е изд. - Ижевск: Изд-во ИУУ УР,2003.-88 с.171

90. Коннолли Д. Загадка рассказчика в «Приглашении на казнь» В.Набокова / Д.Коннолли // Русская литература XX века: Исследованияамериканских ученых. - СПб.: Петро-РИФ, 1993. - 446-457.

91. Кристева Ю. Текст романа / Ю.Кристева // Кристева Ю. Избранные труды: разрушение поэтики. - М.: «Российская политическаяэнциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 395-601.

92. Кузнецов П. Утопия одиночества: Владимир Набоков и метафизика / П. Кузнецов // Новый мир. - 1992. - ^210. - 243-250.

93. Курицын В. Приглашение на жизнь: Юрий Живаго и Федор Годунов- Чердынцев / В.Курицын // Урал. - 1989. - №6. - 164-171.

94. Лало А.Е. «Твердые мнения» В.В.Набокова / А.Е. Лало // Диалог. Карнавал. Хронотоп. - 1994. -№31. - 140-152.ПО. Латышев К. Скрытая мистификация: Набоков и Достоевский /К.Латышев // Московский вестник. - 1993. - №2. - 223-247.

95. Лебедев А. К приглашению Набокова / А.Лебедев // Знамя. - 1989. - №10.-С. 203-213.

96. Левин Ю.И. О «Машеньке» / Ю.И. Левин // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. - М.: «Языки русской культуры», 1998. — 279-287.

97. Левин Ю.И. О «Даре» / Ю.И. Левин // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. - М.: «Языки русской культуры», 1998. - 287-322.172

98. Левин Ю.И. Биспациальность как инвариант поэтического мира Вл. Набокова / Ю.И. Левин // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика.Семиотика. - М.: «Языки русской культуры», 1998. - 232-391.

99. Левин Ю.И. Повествовательная структура как генератор смысла: текст в тексте у Х.Л. Борхеса / Ю.И. Левин // Левин Ю.И. Избранные труды.Поэтика. Семиотика. - М.: «Языки русской культуры», 1998. - 435-454.

100. Левинтон Г. Пабоковская конференция в Таллинне / Г.Левинтон // Звезда. - 1999. - №4. - 229-234.

101. Леденев А.В. Поэтика и стилистика В.В.Набокова в контексте художественных исканий конца XIX - первой половины XX века: дис. ...д. фил, наук / А.В. Леденев. - М., 2005. - 338 с.

102. Леденев А.В. Ритмический «сбой» как маркер аллюзии в романе В.Набокова «Лолита» / А.В. Леденев // Вестник МГУ. Серия: Филология.-1999.-№2.-С.47-54.

103. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра: Монография / Н.Л. Лейдерман. - Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1982. - 256 с.

104. Лейдерман Н.Л. Космос и хаос как метамодели мира (к отношению классического и модернистического типов культуры) / Н.Л. Лейдерман //Русская литература XX века: направления и течения. - Екатеринбург:Урал. гос. пед. ун-т., 1996. - Вып. 3. - 4-12.

105. Лейдерман Н.Л. Теоретическая модель жанра / Н.Л. Лейдерман // Zagadnenia Rodzajow Literackich. - 1984. - XXVI/1. - 5-21.173

106. Лем Лолита, или Ставрогин и Беатриче / Лем // Лит. обозрение. - 1992.-JVbl.-С. 75-85.

107. Линецкий В. За что же все-таки казнили Цинцинната Ц? / В.Линецкий //Октябрь.-1993.-№12.-С. 175-179.

108. Липовецкий М. «Беззвучный взрыв любви»: Заметки о Набокове / М.Липовецкий//Урал.-1992.-№4.-С. 155-176.

109. Лотман Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман //Лотман Ю.М. Об искусстве. - -Петербург: «Искусство-СПБ», 2000. -С. 14-285.

110. Лотман Ю.М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века / Ю.М. Лотман // Лотман Ю.М. Пушкин. -СПб: «Искусство-СПБ», 1999.-С. 786-814.

111. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров / Ю.М. Лотман // Лотман Ю.М. Семиосфера. - -Петербург: «Искусство-СПБ»,2000.-С. 12-390.

112. Лотман Ю.М. Смерть как нроблема сюжета / Ю.М. Лотман // Лотман Ю.М и тартуско-московская семиотическая школа. - М.: «Гнозис», 1994.- С . 417-430.

113. Люксембург А. Амбивалентность как свойство набоковской игровой поэтики / А.Люксембург // Набо'ковский вестник. - СПб., 1998. - Вын.1. -С. 16-25.

114. Люксембург А., Рахимкулова Г. Игровое начало в нрозе В. Пабокова / А.Люксембург, Г. Рахимкулова // Поиск смысла. Сборник статейучастников международной научной конференции «Русская культура имир». - Пижний Повгород, 1994. - 157-168.

115. Люксембург А., Рахимкулова Г. Магистр игры Вивиан Ван Бок. (Игра слов в нрозе Владимира Пабокова в свете теории каламбура) /А.Люксембург, Г.Рахимкулова. - Ростов-на-Дону: Изд-во институтамассовых коммуникаций, 1996. - 469 с.

116. Люксембург A.M. Отражения отражений: Творчество Владимира Пабокова в зеркале литературной критики / А.М.Люксембург. - Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ун-та, 2004. - 640 с.175

117. Маркович Я. Проза Набокова / Я.Маркович // Набоков В. Облако, озеро, башня: Роман и рассказы. - М.: Московский рабочий, 1989. - 5-13.

118. Медарич М. Владимир Набоков и роман XX столетия / М.Медарич // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова воценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. -СНб.: РХГИ, 1997. - 454-476.

119. Медведицкий И. «Игра ума. Игра воображенья...»: Метод анализа художественного текста / И.Медведицкий // Октябрь. - 1992. - JN21. - 188-192.

120. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика» / Е.М. Мелетинский. - М.: Российск. гос. гуманит.ун-т, 2001.-170 с.

121. Мельников Н. Безумное чаепитие с Владимиром Набоковым / Н.Мельников // Лит. обозрение. - 1997. - №2. - 84-87.

122. Минц З.Г. Ноэтика символа и символизма / З.Г. Минц // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. - С-Петербург: «Искусство-СПБ», 2004. -С. 40-138.

123. Минц З.Г. Об эволюции русского символизма / З.Г. Минц // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. - С-Петербург: «Искусство-СПБ», 2004. -С.175-190.

124. Михайлов О. Король без королевства / О.Михайлов // Набоков В. Машенька. Защита Лужина. Нриглашение на казнь. Другие берега. - М.:Художественная литература, 1988. - 3-14.

125. Михайлов О. Разрушение дара: О Владимире Набокове / О.Михайлов // Москва. - 1986. - №12. - 66-72.176

126. Молчанова Н.А. Концептуальность стилистического према в ранней прозе В. Набокова / Н.А. Молчанова // Вестник -Нетерб. ун-та. Серия:История, языкознание, литературоведение. - 1992. - Вып.4. - 83-86.

127. Мулярчик А. Верность традиции: Рассказы В. Набокова 20-30-х гг. / А.Мулярчик // Лит. учеба. - 1989. - №1. - 167-169.

128. Мулярчик А. Набоков и «набоковианцы» / А.Мулярчик // Вопросы литературы. - 1994. - Вып.З. - 125-169.

129. Мулярчик А.С. Ностигая Набоква / А.С. Мулярчик // Набоков В. Романы. - М.: Современик, 1990. - 5-18.

130. Мулярчик А. Следуя за Набоковым / А.Мулярчик // Набоков В. Рассказы; Воспоминания. - М.: Современник, 1991. - 5-22.

131. Муриков Г. Память / Г.Муриков // Звезда. - 1987. - №12. - 166-176.

132. Носик Б. Мир и дар В. Набокова: первая русская биография писателя / Б.Носик. - Л.: Совм. изд. «Пенаты» и фирма «РиД», 1995. - 345 с.

133. Носик Б. Набоков-переводчик и переводчики Набокова / Б.Носик // Иностранная литература. - 1993. - №11. - 238-242.

134. Носик Б. От временного к вечному (феноменологический роман в русской литературе XX века) / Б.Носик // Вопросы литературы. - 1998. -№3.-С. 132-144.

135. Неклюдов СЮ. «Сценарные схемы» жизни и повествования / Ю. Неклюдов // Русская антропологическая школа. Труды. - М.: РГГУ, 2004.-Вып. 2 . - С . 26-36.

136. Павловский А.И. К характеристике автобиографической прозы русского зарубежья (И. Бунин, М. Осоргин, В. Набоков) / А.И.Навловский// Рус. литература. - 1993. - №3. - 30-53.

137. Паперно И. Как сделан «Дар» Набокова / И.Паперно // Новое литературное обозрение. - 1993. - №5. - 138-155.177

138. Парамонов Б. Набоков в Америке (По новоду одной переписки) / Б.Парамонов//Звезда.-1996.-№11.-С. 231-238.

139. Пискунов В. Чистый ритм Мнемозины / В.Пискунов // Литературное обозрение. - 1990. - № 10. - 21 -31.

140. Полищук В. Жизнь приема у Набокова / В.Полищук // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценкерусских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СПб.:РХГИ, 1997.-С. 815-829.

141. Проффер К. Р. Ключи к «Лолите» / К.З.Проффер. - СПб.: «Симпозиум», 2000. - 302 с.

142. Пятигорский А. Чуть-чуть о философии Владимира Набокова / А.Пятигорский // В.В. Набоков: pro et contra. Личность и творчествоВладимира Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей иисследователей. Антология. - СПб.: РХГИ, 1997. - 340-348.

143. Рахимкулова Г.Ф. Специфические функции скобок в набоковских текстах и проблемы игровой стилистики / Г.Ф. Рахимкулова //Набоковский вестник. - СПб., 1999. - Вып.4. - 12-17.

144. Рымарь Н.Т., Скобелев В.П. Теория автора и проблема художественной деятельности / Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев. - Воронеж:Логос-Траст, 1994. - 263 с.

145. Сараскина Л. Набоков, который бранится / Л.Сараскина // В.В. Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова воценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. -СПб.: РХГИ, 1997. - 542-571.

146. Сарнов Б. Ларец с секретом (О загадках и аллюзиях в русских романах В.Набокова) / Б.Сарнов // Вопросы литературы. - 1999. - №3. - 136-182.178

147. Сендерович Я., Шварц Е.М. Приглашение на казнь. Комментарий к мотиву / Я. Шендерович, Е.М. Шварц // Набоковский вестник. - СПб.,1998.-Вын.1.-С. 81-90.

148. Сендерович Я., Шварц Е.М. «Лолита»: по ту сторону порнографии и морлизма / Я. Шендерович, Е.М. Шварц // Литературное обозрение. -1999.-№2.-С. 63-72.

149. Сендерович Я., Шварц Е.М. Поэтика и этология Владимира Набокова (Предварительные тезисы) / Я. Шендерович, Е.М. Шварц //Набоковский вестник. - СПб., 2000. - Вып.5. - 19-36.

150. Сердюченко В. Чернышевский в романе В.Набокова «Дар»: К предыстории вопроса / В.Сердюченко // Вопросы литературы. - 1998. -№2.-С. 269-272.

151. Силард Л. Поэтика символистского романа конца XIX - начала XX в. / Л. Силард // Проблемы поэтики русского реализма XIX века: Сб. ст. уч.Ленингр. и Будапешт, ун-в. - Л.: Издательство ЛГУ, 1984. - 265-284.

152. Силард Л. Жанровые проблемы символистской прозы (роман и метаматематика) / Л.Силард // Hungro-Slavica. - 1988. - №13. - 235-244.

153. Силард Л. Начала и концы. О сходстве несходного / Л.Силард // Studia Slavica Hung. - 1997. -№42/3-4. - 401-416.

154. Силард Л. Вклад символизма в развитие русского романа / Л.Силард // Studia Slavica Hung. - 1984. - XXX. - 185-207.

155. Силард Л. Андрей Белый и П.Флоренский (Мнимая геометрия как встреча новых концепций пространства с искусством) / Л. Силард // StudiaSlavica Hung. - 1987. - № 33/1-4. - 227-238.

156. Сконечная О. Люди лунного света в русской прозе Набокова. К вопросу о набоковском пародировании мотивов Серебряного века /О.Сконечная // Звезда. - 1999. -№11. - 207-214.179

157. Сконечная О. Примечания / О.Сконечная // Набоков В. Русский нериод. Собр. соч.: В 5 т. - СПб.: «Симпозиум», 1999-2000. - Т.2. - 715 с.

158. Слюсарева И. Построение простоты. Опыт прочтения романа Вл.Набокова «Защита Лужина» / И.Слюсарева // Подъем. - 1988. - JSr23. -С. 129-140.

159. Смирнов М. О ловле бабочек, «проблеме языка» и неточных инициалах / М.Смирнов // Литературная учеба. - 1987. - №6. - 56-59.

160. Смирнова Т. Роман В. Набокова «Приглашение на казнь» / Т.Смирнова // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набоковав оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология.- СПб.: РХГИ, 1997. - 829-842.

161. Старк В. Набоков - Цветаева: заочные диалоги и «горние» встречи / В.Старк//Звезда.-1996.-№11.-С. 150-156.

162. Старк В. Пушкин в творчестве В.В. Набокова / В.Старк // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценкерусских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СПб.:РХГИ, 1997.-С. 772-783.

163. Стенник Ю. Системы жанров в историко-литературном процессе / Ю.Стенник // Историко-литературный процесс. Проблемы и методыизучения. - Л., 1974. - 234 с.

164. Струве Г. Набоков по личным воспоминаниям, документам и переписке / Г.Струве // Новый журнал. - 1992. -№186. - 176-179.180

165. Тамми Пекка. Заметки о нолигенетичности в нрозе В.Набокова / Некка Тамми // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество ВладимираНабокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей.Антология. - СНб.: РХГИ, 1997. - 514-529.

166. Тамми Некка. Тени различий: «Бледный огонь» и «Маятник Фуко» / Некка Тамми // Новое литературное обозрение. - 1996. - JV219. - 62-70.

167. Телетова Н. Владимир Набоков и его предшественники / Н.Телетова // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова воценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. -СПб.: РХГИ, 1997. - 783-795.

168. Терц А. Нрогулки с Пушкиным / А.Терц. - СНб.: Всемирное слово, 1993.-159 с.

169. Толстой Ив. Ходасевич в Кончееве / Ив.Толстой // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских изарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СНб.: РХГИ,1997.-С. 795-806.

170. Тоноров В.Н. Пространство и текст / В.Н. Тоноров // Текст: семантика и структура. - М.: Наука, 1983. - 227-284.

171. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. - М.: «Наука», 1977. - 574 с.

172. Тынянов Ю. Литературная эволюция: Избранные труды / Ю.Тынянов. - М.: АГРАФ, 2002. - 496 с .

173. Усненский Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский // Успенский Б.А. Семиотика искусства. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1995.- С . 9-218.181

174. Фаустов А.А. Авторское поведение в русской литературе: Середина XIX века и на подступах к ней / А.А. Фаустов. - Воронеж: ИздательствоВГУ, 1997.-108 с.

175. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра / О.М. Фрейденберг. - М.: Изд-во «Лабиринт», 1997. - 448 с.

176. Ходасевич Вл. О Сирине / Вл.Ходасевич // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских изарубежных мыслителей и исследователей. Антология. - СНб.: РХГИ,1997.-С. 244-250.

177. Целкова Л.Н. Литературоведческие концепции В. Набокова (на материале «Лекций по русской литературе») / Л.Н.Целкова //Литературоведение на пороге XXI века. - М., 1998. - 320-325.

178. Целкова Л.Н. Роман Владимира Набокова «Лолита» и «Исповедь Ставрогина» Достоевского / Л.Н.Целкова // Набоковский вестник. - СНб.,1998.-ВЫП.1.-С. 125-134.

179. Шапиро Г. Номестив в своем тексте мириады собственных лиц. К вопросу об авторском присутствии в произведениях Набокова / Г.Шапиро// Литературное обозрение. - 1999. - №2. - 30-38.

180. Шапиро Г. Русские литературные аллюзии в романе Набокова «Приглашение на казнь» / Г.Шапиро // Russian Literature. - 1991. - №9. -P. 352-376.182

181. Шапиро Г. Христианские мотивы, их иконография и символика в романе Владимира Набокова «Приглашение на казнь» / Г.Шапиро //Russian Language Journal. - 1979. - Vol.33. - P. 144-162.

182. Шаховская З.А. В поисках Набокова. Отражения / З.А. Шаховская. - М.: Книга, 1991.-319 с.

183. Швабрин А. Нолемика Владимира Набокова и писателей «парижской ноты» / А. Швабрин // Набоковский вестник. - СПб., 1999.-ВЫП.4.-С.34-41.

184. Эко У. Шесть прогулок в литературных лесах / У. Эко. - СПб.: «Симпозиум», 2003. - 285 с.

185. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика / P.O. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». - М.: Прогресс, 1975. - 193-230.

186. Якобсон Р. О. Работы по поэтике / P.O. Якобсон. - М.: Прогресс, 1987. -464 с.

187. Яновский А. О романе Набокова «Машенька» / А.Яновский // В.В.Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова воценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Антология. -СПб.: РХГИ, 1997. - 842-851.III

188. Alter, R. "Invitation to а Beheading": Nabokov and the Art of Politics / R. Alter // Nabokov: Criticism, Reminiscences, Translations, and Tributes. -Evanston: Northwestern University Press, 1970. - P.41-59.

189. Barabtarlo, G. Aerial View: Essays on Nabokov's Art and Metaphysics / G. Barabtarlo // American Literature. -N.Y.: Peter Lang, 1993. - Vol.40. - 274 p.

190. Boyd, B. Nabokov's Ada: The Place of Consciousness / B. Boyd. - Ann Arbor: Ardis, 1985. - 327 p.183

191. Brown, Edward. Nabokov, Chemyshevsky, Olesha and the Gift of Sight / Edward Brown // Stanford Slavic Studies, 1992. - 4(2). - Pp. 280-295.

192. Connolly, Julian W. The "flutter of fantasy" in Nabokov's early fiction / Julian W. Connolly // Vladimir Nabokov-Sirine. Les Annees Europeennes.Cahiers de l'emigration russe 5. - Paris, Institut D'Etudes Slaves, 1999. - p.45-58.

193. Connolly, J. Nabokov's Early Fiction: Patterns of Self and Others / J. Connolly. - Cambridge: Cambridge University Press, 1992. - 279 p.

194. Field A. VN: The Life and Art of Vladimir Nabokov / A. Field. - New York: Crown, 1986. - 417 p.

195. Foster L. Nabokov's Gnostic Turpitude : The Surrealistic Vision of Reality in "Priglashenie na kazn' " / L. Foster // Mnemozina: Studia Litteraria Russicain Honorem Vsevolod Setchkarev. - Munich, 1974. - P. 117-129;

196. The Foucault Reader / Ed. by P.Rabinow. - New York: Pantheon Books, 1984.-384 p.

197. Grayson J. Nabokov Translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose / J.Grayson. - Oxford: Oxford University Press, 1977. - 257 p.

198. Johnson, D. Barton. The key to Nabokov's Gift / Barton D. Johnson // Canadian-American Studies. - 1982. - 16.2. - P. 190-206.

199. Johnson, D.Barton. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov / D.Barton Johnson. - Ann Arbor: Ardis, 1985. - 223 p.

200. Kerby, Paul A. Narrative and the Self/ Paul A. Kerby. - Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1991. - 14lp.

201. Meyer P. Nabokov'd Biographers, Annotators and Inteфreters / P.Meyer // Modem Philology. - 1994. - Vol.91. - №3. - P. 326-338.

202. Parker, S. Understanding Vladimir Nabokov / S.Parker. - Columbia: University of South Carolina Press, 1987. 160 p.184

203. Pifer, E/ Nabokov and the Novel / E.Pifer. - Cambridge: Harvard University Press, 1980.-197 p.

204. Proffer С A Book of things about Vladimir Nabokov / C. Proffer. - Ann Arbor: Ardis, 1974. - 305 p.

205. Ricoeur Paul. Oneself as Another / Paul Ricoeur. - Chicago and London: University of Chicago Press, 1992. - 362 p.

206. Rowe W.W. Nabokov and Others: Patterns in Russian Literature / W.W. Rowe. - Ann Arbor: Ardis, 1979. - 185 p.

207. Rowe W.W. Nabokov's Deceptive World / W.W. Rowe. - New York: New York University Press, 1971. - 193 p.

208. Stegner P. Escape into Aesthetics: The Art of Vladimir Nabokov / P. Stegner. -New York: Dial Press, 1966. - 141 p.

209. Stuart D. Nabokov: The Dimensions of Parody / D. Stuart. - Baton Rouge: 1.ouisiana State University Press, 1978. - 254 p.

210. Tammi P. Problems of Nabokov's Poetics: A Narratological Analysis / P . Tammi. -Helsinki: Suomalainen Tiedeakatemia, 1985. - 390 p.

211. Toker, L. V.Nabokov: A Mystery of Literary Structures / L.Toker. - Ithaka: Cornell University Press, 1989. - 243 p.

212. Troubetzkoy Wladimir. Le double de Vladimir Nabokov ou De le difficulte d'etre Dieu / Wladimir Troubetzkoy // Vladimir Nabokov-Sirine. Les AnneesEuropeennes. Cahiers de l'emigration russe 5. - Paris, Institut D'Etudes Slaves,1999.-P.145-153.