автореферат диссертации по искусствоведению, специальность ВАК РФ 17.00.04
диссертация на тему: Герой и героическое в советском искусстве 1920-1930-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Герой и героическое в советском искусстве 1920-1930-х годов"

На правах рукописи

Барабанов Дмитрий Евгеньевич

ГЕРОЙ И ГЕРОИЧЕСКОЕ В СОВЕТСКОМ ИСКУССТВЕ 1920-1930-Х ГОДОВ

17.00.04 - Изобразительное и декоративно-прикладное искусство и архитектура

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата искусствоведения

Москва 2004

Работа выполнена на кафедре истории отечественного искусства Исторического факультета Московского государственного университета имени МБ. Ломоносова

Научный руководитель:

доктор искусствоведения,

профессор

А.И. Морозов

Официальные оппоненты:

доктор искусствоведения,

профессор

Г.В.Плетнёва

кандидат искусствоведения, действительный член PAX М.А. Чегодаева

Ведущая организация:

НИИ теории и истории изобразительных искусств Академии Художеств РФ

Защита состоится 28 апреля 2004 г. в 15 ч. 20 мин. На заседании Диссертационного Совета Д.501.001.81 Московского Государственного Университета им. МБ. Ломоносова по адресу: 119992, Москва, Воробьевы горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, аудитория 550

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А.М. Горького (МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов)

Автореферат разослан « » марта 2004 года

Ученый секретарь диссертационного совета доктор искусствоведения

Головин В.П.

Актуальность работы.

С каждым годом творческое наследие советской эпохи вызывает все большее внимание профессионалов и широкой общественности, парадоксальным образом оставаясь все еще недостаточно изученным. Поэтому подробное беспристрастное рассмотрение и детальное исследование путей развития и стилистических трансформаций отечественного искусства 1920-1930-х годов в рамках существовавшей культурной модели представляет большой интерес.

Внимание к феномену героя и героического среди теоретиков искусства долгое время носило, в основном, конъюнктурный или эпизодический характер. Однако, начиная с 1990-х годов научные дискуссии вокруг этой темы в контексте анализа постреволюционного и соцреалистического искусства становятся более оживленными/ Представляется, что понимание места и функций героического в нашей культуре наглядно демонстрирует процесс смены художественных систем, бесповоротно определивший магистральный путь развития советского искусства на многие десятилетия вперед.

Общеизвестно, что с 1917 года стремительно начала изменяться культурная парадигма, в результате чего и произошел пересмотр сложившихся к тому времени канонов, конвенций и возникли предпосылки для создания новых образцов, приведших в итоге к формированию соцреализма. В то же время, вопросы осмысления возникновения и последующей модификации образа героя и эталона героического остаются до сих пор недостаточно четко вербализированными. Использование современного научного инструментария по отношению к изучаемому материалу следует считать необходимым и своевременным.

В данном исследовании особое внимание сосредоточено на доскональном рассмотрении и всестороннем анализе феномена героического на протяжении временного отрезка в двадцать лет, то есть в различные моменты отечественной истории, включая послереволюционный расцвет авангардных течений, выработку и становление тематических предпочтений и сюжетов в контексте борьбы художественных группировок, вплоть до триумфального воплощения в жизнь канонов социалистического реализма.

Степень научной разработанности проблемы.

Наиболее ранние опыты рассмотрения темы героя и героического в советском

искусстве и культуре относятся к 1930-м годам. Здесь иеобхш^ )Ш1ИОНА^1Ы1АЯ I

[ БИБЛИОТЕКА 1

! ^тй

текстов, прежде всего, писателей и литературоведов (с возложенной на них функцией «инженеров человеческих душ»), а именно на статьи А.М. Горького «Поколение героев» и «О старом и новом человеке» (1932), Ю. Либединского «О показе героев и призыве ударников» (1931), Р. Варта «О героизме и литературе» (1938), «Создадим образ героя нашей эпохи» (1934), Е. Добина «Героика масс и оптимизм борьбы» (1934), а также художников и критиков - С.Д. Меркурова «За создание совершенного образа», Л.Межеричера «Героика, воплощенная в снимках» (1934), А.Михайлова «О показе ударничества в изо-искусстве» (1931) и др. И хотя эти рассуждения нельзя назвать в полном смысле слова теоретическими, в силу отсутствия адекватной критической дистанции, отделяющей позиции авторов от политических реалий того времени, данные материалы представляют очевидную ценность для предпринятого исследования.

Особое место в изучении проблемы героического занимает целый корпус текстов, хронологически относящихся к 1990 - нач. 2000-х гг. К сожалению, в этих статьях и книгах анализируемая тема затронута пунктирно и имеет большее отношение к литературному наследию, нежели к изобразительному искусству 19201930-х годов. Отдельные вопросы, касающиеся генезиса героического, а также взаимоотношений власти и искусства были затронуты в ряде публикаций. Здесь необходимо сослаться на труды: ИЛ. Голомштока (1994), А.И.Морозова (1995), В.З.Паперного (1996), Л.В.Максименкова (1997), М.С Лебедянского (1999), МА.Чегодаевой (2001 и 2003), А.Д. Синявского (1967 и 2001) и Б.Гройса (1993). К числу наиболее содержательных исследований подобного рода среди зарубежных ученых относятся работы: К. Аймермахера (1998), Ш.Плаггенборга (2000), К-Кларк (2000 и 2002), Г. Карлтона (2000) и Х.Гюнтера (1994 и 2000).

Как бы то ни было, говорить о полной изученности темы «Герой и героическое в советском искусстве 1920-1930-х годов» было бы весьма опрометчиво, поскольку до сих пор никто данным вопросом систематически не занимался, а сама тема не была изучена монографически. До настоящего времени не существует исчерпывающего научного труда, охватывающего полный спектр разносторонних проблем, связанных с феноменом героя и героического в советском искусстве описываемого периода.

Тема диссертации предопределила выход исследования за рамки формального анализа исключительно художественного наследия, вместе с тем определив смысловые границы изыскания в контексте современного культурного поля. Таким образом,

предметом исследования является образ героя и процесс формирования концепции героического в непростых условиях трансформирующегося советского государства, его идеологии, искусства и сферы культуры в целом.

Радикальное преобразование политической системы после Октябрьской революции неизбежно повлекло за собой и серьезные изменения в области культуры. Значительное количество художников, писателей, критиков и теоретиков было занято вопросами создания нового искусства, поисками адекватного отражения героического в условиях мятежной эпохи, а также формированием и выработкой особого универсального языка. Необходимость объективного изучения документальных и художественных свидетельств минувшей эпохи, выявление стилевых модификаций, обнаружение различных нюансов и аспектов, напрямую повлиявших на творческие поиски художников, скульпторов, литераторов обусловили намерение автора диссертации сделать объектом исследования пути развития советского искусства, рассмотренного сквозь призму поиска героических мотивов..

Целью данной работы явился анализ возникновения и закономерностей развития разнообразных типов советских героев в конкретный исторический период, а также определение сущности и характеристика системы ролеобразующих связей, благодаря которым и осуществлялось успешное функционирование той или иной доктрины в 1920-1930-е годы. Также целью диссертационного исследования является установление причин и выявление обстоятельств возникновения феномена героического в пространстве советской культурной модели.

Поставленные цели потребовали постановки и решения целого ряда конкретных

задач:

1. Обозначения идеологических предпосылок появления нового типа советского

героя.

2. Исследования этапов его становления и последующего развития.

3. Определения места, роли и типологии героев и героического в идеологическом и культурном контексте 1920-1930-х годов.

4. Демонстрации основополагающих направлений мутации художественных форм в рамках советского искусства очерченного периода.

5. Изучения взаимосвязей советского искусства и:

а) предшествующей исторической и культурной традиции,

б) литературных источников,

с) партийных директив.

6. Анализа воздействия образа героя на культурную, социально-политическую, экономическую и идеологическую сферы общества, а также на

массовое сознание.

7. Исследования функций героя и героического в искусстве.

8. Выявления образа врага как антагониста советского героя на различных этапах формирования отечественной истории.

9. Рассмотрения специфики, закономерностей и принципов действия механизмов, призванных обеспечить эффективность художественного

воздействия на широкие массы.

Метод исследования обусловлен установленной целью и подчинен задачам диссертации. Специфика изучения обозначенной проблематики предполагает комплексный метод научного изыскания, сочетающий в себе элементы искусствоведческого, исторического, культурологического, литературоведческого и типологического подходов к теме, наряду с монографическим анализом материала. Все положения диссертационной работы построены на основе тщательного разбора как опубликованных, так и архивных данных. Основой исследования является принцип системности, который предполагает рассмотрение фактов в совокупности и развитии, а также изучение структуры и функций предмета исследования, его многообразных связей, отражающих сложные процессы разнообразных политических и культурных взаимовлияний.

Материалы исследования.

Важную часть диссертации составил анализ живописи, графики и скульптуры из фондов российских музеев, в том числе из Государственной Третьяковской галереи, Русского музея и Государственного центрального музея современной истории России. Помимо этого, в качестве важных источников послужили всевозможные как массовые, так и редкие издания 1918-1940 годов - специальные журналы, книги, альбомы, сборники, альманахи, а также целый ряд газетных публикаций этого периода, прямо или косвенно связанных с темой исследования. Среди этих источников следует выделить следующие издания: «Художник и зритель», «Искусство», «ЛЕФ», «Новый ЛЕФ», «Бригада художников», «Искусство в массы», «Творчество», «Советское фото», «Революция и культура», «Печать и революция», «Красная новь», «На литературном посту», «Литературный критик», «Правда», «Известия». Дополнительно следует

указать и на некоторые литературные тексты, оказавшиеся крайне важными для осмысления темы диссертации. Речь идет о: «Песне о Соколе» (1899), «Песне о Буревестнике» (1901), «Человеке» (1906), романе «Мать» (1907) Л.М.Горького, «Цементе» (1925) Ф.Гладкова, «Как закалялась сталь» (1934) Н.Островского, «Железном потоке» (1924) А.Серафимовича, «Чапаеве» (1923) Д.Фурманова, «Разгроме» (1927) А.Фадеева, «Педагогической поэме» (1935) А.Макаренко. Также были изучены мемуары современников, записки и автобиографии художников, письма и воспоминания их родственников. Помимо этого, был исследован целый ряд исторических документов, опубликованных на страницах различных изданий, в том числе многочисленные партийные директивы.

Научная новизна работы.

Впервые систематически исследован процесс возникновения, становления и развития образа героя и героического в советском искусстве 1920-1930-х годов. Формовка этого образа исследована в историко-культурном контексте, в связи с проводимой политикой советских государственных институций. Используя разнообразный материал, диссертант изучал не только генеалогию героического в искусстве, но и воздействие образа героя на социальные, идеологические и политические процессы в СССР, массовое и индивидуальное сознание. В работе-особенно подчеркнута роль государственной номенклатуры в формировании новых идеологических символов. Впервые были специально проанализированы многочисленные высказывания политиков, литераторов, художников и искусствоведов касающиеся предмета исследования, как исследуемого периода, так и нашего времени. Помимо этого, были собраны и систематизированы многочисленные свидетельства и рассуждения теоретиков. Образ героя представлен как феномен определенного отрезка времени. Анализ эволюции советских героев в искусстве со всей очевидностью показал, что их изображение всецело служило делу агитации и пропаганды коммунистического образа жизни. А с помощью института героев осуществлялись воспитательно-направляющие манипуляции.

Практическая ценность работы заключается в возможности ее использования в целях последующих научных изысканий по истории советского искусства, а также при подготовке соответствующих учебных программ, лекционных курсов, выставок и семинаров. Выводы диссертации представляют интерес для исследователей отечественного искусства и культурологов и могут быть полезны при изучении

соответствующей проблематики. Практическая значимость исследования заключается в его вкладе в разработку малоизученных проблем современного искусствознания.

На защиту выносятся следующие положения:

1) Создание к середине 1930-х годов канонического образа советского героя и понятие героического в советском искусстве было обусловлено, с одной стороны, установками партийной программы, приведшей в итоге к созданию социалистического реализма. С другой стороны - деятельностью литераторов, всячески развивавших и пропагандировавших в своем творчестве решения ВКЩб). И, наконец, конкретными историческими событиями, также повлиявшими на последующее претворение в жизнь культурных и социальных теорий.

2) Окончательно отказавшись от модернистской культурной модели к началу 1930-х годов, советское искусство начало реализовывать агитационно-пропагандистские задачи, при этом используя и развивая художественный язык, некогда разработанный в стенах Академии Художеств.

3) Специфика художественного изображения идеологизированного героя и героического в советском искусстве 1920-1930-х гг. сводилась к созданию моментально идентифицируемого образа или типичной ситуации, соответствующих ожидаемому результату. А именно - показу сочетания героического и типического. В данной связи предложены авторская интерпретация и анализ зарождения, становления и материализации феномена героического в рамках советской традиции.

Апробация исследования.

Ключевые положения диссертации были изложены и опубликованы в виде статей и тезисов. Материалы диссертации отражены в ряде публикаций, основная часть которых воспроизведена на страницах специальных научных изданий. Работа обсуждена и одобрена на заседании кафедры истории отечественного искусства Исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Структура работы обусловлена особенностями материала, характером установленных задач и логикой научного изыскания. Диссертация состоит из введения, пяти глав и заключения. Главы I, II и Ш посвящены изучению проблем становления и отражения феномена героя и героического в искусстве и культуре. В ГУ главе исследован образ врага как антагониста советского героя. В V главе подводятся итоги эволюции образа героя в отечественном искусстве 1920-1930-х годов на примере художественных произведений, представленных на грандиозных выставках:

«Искусств, ремесел наук» в Париже (1937), «Индустрия социализма» (1939), Всемирной выставке в Нью-Йорке (1939), а также в открытом в 1939 году комплексе ВСХВ. Объем диссертации составляет 215 страниц, при этом библиографический раздел включает в себя 175 наименований.

Во введении обоснован подход к заявленной теме, ее актуальность, характеризуется степень ее научной разработанности, определены хронологические рамки, основные задачи и основополагающие направления изыскания. Помимо этого, во введении дана характеристика источников и изложена научная направленность диссертации.

Первая глава диссертационной работы посвящена исследованию первых экспериментов и инициатив, возникших сразу после установления советской власти. В этой главе анализируются послереволюционные инициативы художников-футуристов, претендующих на то, чтобы стать идеологами нового пролетарского искусства. Помимо этого, исследуются директивы и партийные распоряжения, включая ленинский план монументальной пропаганды. Как известно, сам В.ИЛенин «боролся за идейно насыщенное искусство, за искусство, обладающее большой силой воздействия на широкие массы, за искусство, понятное и доступное массам. Одной из таких форм искусства Ленин считал монументальную скульптуру и живопись, которые должны были возбуждать «гражданское чувство», «участвовать в деле образования, воспитания новых поколений».1 В этой главе описано появление самых первых памятников, мемориалов и монументов борцам и героям победившей революции, а также очерчены векторы развития революционной иконографии и литературных источников, напрямую повлиявших на формирование последующих изображений.

В самом начале 1918 года, благодаря стараниям новых властей был учрежден Отдел изобразительных искусств Наркомпроса. Главой отдела особым постановлением Художественной коллегии Наркомпроса был назначен художник Давид Штеренберг. Были созданы две арт-коллегии - Московская и Петроградская. В Московскую коллегию вошли художники Казимир Малевич, Владимир Татлин, Василий Кандинский, Илья Машков, Ольга Розанова, Надежда Удальцова, а в Петроградскую - Натан Альтман, Владимир Маяковский, Николай Пунин, Осип Брик, Сергей Чехонин и др. Продемонстрировав свою лояльность, приняв революцию и получив полномочия, «левые» преисполненные ненавистью к прошлому, получили

1 Виноградов Н. Д. Воспоминания о монументальной пропаганде в Москве. Искусство, №1, М.-Л., 1939. С. 46

определенные авансы от власти. Однако, не желая воспроизводить новые, лишенные какой бы то ни было рефлексии очередные «тиражные» копии с «природы», эти художники занялись разрешением иных проблем, искренне полагая, что «футуризм и есть пролетарское искусство». В соответствии с планом монументальной пропаганды, предполагалось создание новых памятников самым разнообразным «тираноборцам». Как бы то ни было, список персонажей, подлежащих монументализации, поначалу включал имена умерших героев, так или иначе мученически пострадавших за дело революции «... не для того, чтобы стать героем, а чтобы исполнить свой долг».2

Первые монументы в Петрограде и Москве принялись устанавливать в 1918 году. Среди них следует отметить памятник Советской Конституции («Памятник Свободы») в Москве, созданный в 1918-1919 годах скульптором НААндреевым и архитектором Д.П.Осиповым, памятник Карлу Марксу работы А.Т.Матвеева перед Смольным (Петроград). Памятник «Борцам революции» (1918) скульптора Б.Д.Королева был поставлен в Саратове на Октябрьской (бывш. Институтской) площади. В Астрахани рабочие летом 1918 года также воздвигли «Памятник борцам за свободу» в Братском саду. В целом ряде ранних советских памятников отчетливо проявлялось желание зафиксировать в камне стадии и смысл борьбы самого главного Героя - тесно спаянного революционного коллектива.

Мемориальный аспект был важен не только с точки зрения демонстрации большевистскими лидерами уважения к павшим товарищам, но и признания того, что сложившие головы за правое дело являются примером для дальнейшего подражания. На фоне крайне негативного отношения к религии, создание нового, более утилитарного и соответственно адаптированного героического пантеона было делом необычайной важности. Таким образом, открывалась возможность не только отдать дань уважения авторитетным фигурам прошлого и павшим за светлое будущее товарищам, но и обозначить новые идеологические векторы-ориептиры. Поэтому не было ничего удивительного в том, что довольно скоро доминирующими образами того времени стали революционные рабочий и крестьянин.

На фоне исторических судьбоносных событий, сменяющих друг друга с калейдоскопической скоростью, на смену героям-жертвам не могли не прийти новые типажи - деятельные герои-победители. Главной задачей новой власти на этом этапе

3 Хёйзинга Й. В тени завтрашнего дня. Диагноз духовного недуга нашей эпохи. 1935. В кн.: Homo Ludens. М., 1992. С. 325

стала необходимость обороны и защиты революционных завоеваний. Разумеется, все реалии того времени, новые типажи, животрепещущие темы, актуальные цели и задачи не могли не отразиться в выборе сюжетов, а также на изобразительном языке станковой живописи и массового плаката. Парадоксальным образом в одно и то же время зритель сталкивался с энергичными футуристическими плакатами типа «Петрокоммуны» Натана Альтмана (1919), ретрообразами а 1а Билибин, например «Год пролетарской диктатуры» Александра Апсита (1918) и вполне реалистическими полотнами вроде «Ареста царских генералов» И.А.Бладимирова (1918).

Постепенно, но неизбежно к властям начало приходить осознание несоответствия художественной программы авангарда коммунистическим агитационно-пропагандистским и воспитательным задачам молодого социалистического государства. Беспредметное будущее раздражало и диссоциировало коммунистов. Советская власть нуждалась в адекватных формах художественной репрезентации пролетарских классовых идей. Однако, решительно расправившись с прошлым, «левые» были озабочены скорее решением проблем теоретического порядка и мировоззренческого свойства, нежели вопросами прямого обслуживания потребностей большевиков. Авангардисты, демонстрируя программное отрицание станковизма, супрематизм и беспредметное искусство, просто не могли удовлетворить эти требования. Однако, власть должна была иметь возможность коммуникаций с пролетариатом, крестьянством и лояльной интеллигенцией, осуществляющихся при помощи искусства для: формирования будущего страны; эффективной наглядной агитации и политической пропаганды тех или иных актуальных идей; воспитания пового человека соответствующей формации; необходимой и отвечающей задачам социалистического строительства расстановки нужных смысловых акцентов. Так, например, название проведенного в Петрограде в 1919 году художественного конкурса на тему «Великая русская революция», прямо указывало на особенности предполагаемой идентификации, на априорную героизацию событий менее чем двухлетней давности, а также на настоятельную потребность в экспресс-легитимации Октябрьского переворота.

Осознав грандиозный суггестивный эффект от использования революционно ориентированного искусства, власть не собиралась отказываться от столь результативного оружия. В марте 1921 г. состоялся X съезд Коммунистической партии, на котором было принято постановление «О Главполитпросвсте и

агитационно-пропагандистских задачах партии». В соответствии с этой резолюцией структура Наркомпроса была реорганизована. Отдел ИЗО Наркомпроса ликвидировали, но при этом создали Главполитпросвет со своим отделом ИЗО. Разумеется, сменились и члены прежнего руководства, являвшиеся убежденными приверженцами авангардизма.

В июне 1921 года в статье «Наши задачи в области художественной жизни» А.В Луначарский заявил, что: «Задачи Главполитпросвета в области художественного воспитания масс можно разделить на три рубрики: 1) агитационно-пропагандистская работа через посредство искусства, 2) всяческая помощь выявлению самостоятельного классового пролетарского, а рядом с этим и крестьянского искусства и, наконец, 3) популяризация великих произведений искусств прошлого, хотя бы и не имеющих характера прямой пропаганды и агитации».3 На протяжении 1920-х гг. он уже многократно высказывался о необходимости овладения художниками опытом передвижников в сфере тематической картины. Призывая художников «назад к передвижникам», к сюжетности, к «литературной ясности», Луначарский хорошо понимал, что у власти возникла нужда в идеологически ориентированном искусстве.

Особое место в первой главе диссертационной работы уделено исследованию деятельности первых социальных институций, отвечающих за культурную политику, таких как Агитпроп, Пролеткульт, Главполитпросвет и т.д. В рамках исследования, в первой главе также предпринята попытка анализа образа героя в агитационной продукции того времени, обусловленной потребностью власти в невербальных коммуникациях с пролетариатом, крестьянством и лояльной интеллигенцией, осуществлявшихся посредством искусства для агитации и пропаганды и воспитания нового, коммунистически ориентированного человека.

Во второй главе анализируется появление и деятельность Ассоциации художников революционной России, понимание и интерпретация этими художниками различных аспектов героического, их коммуникации с властью, борьба с целым рядом художественных группировок, связанная с проблемами влияния, признания и получения соответствующих заказов. Кроме того, в главе исследуются изменения функционирования социальных механизмов, наступившие после смерти Ленина и, соответственно, смещение смысловых акцентов в рамках формирующегося художественного канона.

5 Луначарский А. В. Наши задачи а области художественной жизни. Красная новь. №1. М., 1921

Симпатии ахрровцев к армии возникли практически сразу, что было вызвано, по меньшей мере, двумя причинами: стремлением добиться некоего протектората со стороны военных и перманентной неиссякаемостью заказов. Обладающее значительными средствами на агитацию и пропаганду, Политическое управление Красной Армии (ПУР), с самого момента возникновения Ассоциации стало ее влиятельным покровителем. Численность Красной Армии к тому моменту значительно превышала 5 миллионов человек. Ахрровские художники изначально были негативистски настроены против «зауми» авангардистов. Конкурентные отношения были порождены не столько сражениями за заказы, гонорары и пайки, сколько за влияние, авторитет и попытки создать и представить долгожданные образцы Настоящего революционного искусства, отвечающего всем необходимым государственным требованиям. Именно с АХРР связан и изобретенный в этой среде термин - «героический реализм». Художники объединения АХРР словно бы предвосхитили и проиллюстрировали мысль, выраженную спустя десять лет на страницах своего корпоративного журнала «Искусство в массы»: «Создать искусство Октября смогут лишь художники-общественники, органически связанные с массой, с пролетариатом, художники-борцы, рассматривающие искусство, как идеологическое оружие в классовой борьбе, активно ведущие эту борьбу под руководством коммунистической партии»... Лозунг «Искусство в массы» для данного момента объективно правильно отображал и отображает наиболее острую задачу, поставленную перед пролетарским художником революцией».

Парадоксальным образом, подобное отношение к искусству возвращало художников к проблемам подцензурного советского пропагандистского плаката с его прямолинейной литературщиной, агитационным пафосом и сугубо манипулятивными задачами. Ахрровцы воспринимали картину как эффективное средство классовой борьбы. Как бы то ни было, но с появлением АХРР среди художественных группировок с новой силой вспыхнула и разгорелась бескомпромиссная идейная борьба. На этот раз пафос борьбы революционных художников обратился против беспредметных экспериментов авангарда как безыдейного искусства, концептуально не соответствующего задачам молодого советского государства.

• Искусство Октября. Искусство в массы. №7-8, М., 1932. С. 3-4

Появление АХРР, разумеется, отнюдь не означало незамедлительного и полного признания со стороны критиков и ряда советских институций. Диапазон восприятия их программы колебался от дистанцированно-уважительного до довольно резкого.

В 1924 году СССР, впервые после Октябрьской революции и возобновления дипломатических отношений с Италией, в значительном объеме познакомил западную публику со своим новым искусством на XIV Венецианской биеннале. Тогда были представлены самые различные, порой противоположные взгляды на отечественное искусство, В советский раздел были включены, с одной стороны, беспредметные эксперименты К.Малевича, А.Родченко, А.Экстер, Л.Поповой, произведения Н.Альтмана, А.Веснина, Р.Фалька, Д.Штеренберга, В.Степановой, Н.Удальцовой. С другой стороны, на биеннале в полной мере присутствовала революционная тематика, живописующая героические будни красноармейцев и тому подобные сюжеты, воплощенная Константином Юоном, Николаем Никоновым, Юрием Анненковым, Петром Шухминым и др.

Художники объединения АХРР превосходно понимали, что соединение реализма и демонстрация открытой веры в нужность изображения соответствующих сюжетов с неистовым доказательством собственной революционности позволит им производить неизменно востребованную властью продукцию. Заручившись поддержкой ряда политиков и получив красноречивые авансы от ПУРа, ахрровцы были спокойны насчет своих стремительно растущих акций. Вне всякого сомнения, подавляющему количеству населения (состоящему из рабочих, крестьян и военных) компенсаторские сюжеты с фанатичными революционерами в главных ролях были ближе, нежели авангардистские поиски.

В середине 1920-х гг., процессы адаптации материала агитационно-пропагандистского характера посредством искусства были напрямую связанны с поисками адекватных форм репрезентации. Художникам надлежало найти своеобразную «золотую середину», оптимальный «сплав» художественной формы и политизированного содержания, максимально доступный пониманию широких масс. Внятная демонстрация нового уклада жизни (с национализированной промышленностью, новой экономикой, Красной Армией, коммунистическими активистами, сознательным крестьянством и т.д.) и обозначение нужных векторов, подразумевала использование языка реализма как наиболее понятного и соответствующего моделям восприятия населения.

Еще один тип «героя-вождя» начал активно разрабатываться вскоре после смерти Ленина. Его образ безоговорочно и окончательно был героизирован, объединив в себе качества самоотверженного и фанатичного вождя-пророка с хрестоматийными мученическими чертами избавителя, пострадавшего за правое дело революции. Соответствующий эффект от эксплуатации культа Ленина достигался за счет использования механизмов внушения, а также разнообразной и откровешюй демонстрации тех или иных образцовых примеров, связанных с его личностью. В частности, осуществление агитации с применением художественных средств должно было привести население к желанию овладевать наследием Ленина, вести себя подобающим образом и самоотверженно стремиться к коммунистическим идеалам, сформулированным вождем и скорректированными его ближайшими последователями. Массовый характер распространения подобной продукции, так или иначе связанной с именем Ленина, был направлен еще и на то, чтобы максимально исключить возможность критического отношения к коммунистическому учению. В 1930-е годы, в рамках оформившейся сталинианы с се пемыслимой гипертрофией, героизация образа Ленина достигла своего апогея.

Ритуальное возвышение-возвеличивание Ленина носило скорее знаковый характер. Разумеется, скульпторы, художники и кинематографисты, насколько это было возможно, стремились к идеализации ленинского образа. Однако, они вынуждены были делать акценты не на традиционных чертах, присущих героям (например, развитой мускулатуре), а метафорически изображать силу интеллекта Ленина, а также эксплуатировать и всячески развивать тему мудрого отца.

На открытии VII выставки АХРР (1925), Нарком просвещения А. В. Луначарский в своем выступлении озвучил некоторые соображения по поводу задачи создания советской тематической картины как главной проблемы советской живописи. Он провозгласил, что пролетариат нуждается в Картине, понимаемой как социальный акт, - и, раскрывая это положение как требование жизненной актуальности живописи, призвал художников стремиться «к великой общественной картине, которая будет началом новой эры в искусстве».

В том же 1925 году возникло еще одно объединение, а именно - Общество Станковистов или ОСТ. Новая группировка сразу же привлекла к себе всеобщее внимание. За пятилетний период (с 1927 по 1932 г.) остовцы участвовали более чем в двадцати выставках только за границей, не говоря о выставках в СССР, что

определенно свидетельствовало о востребованности и «конвертируемости» их искусства.

Художники этой группы демонстрировали в своих работах иное, нежели беспредметники или ахрровцы, чувствование своеобразия эпохи, а именно футуристическую, зачастую романтизированную устремленность в светлое завтра, новый пластический язык, мало связанный как с академическими образцами, так и с традициями супрематизма. Испытывая определенную увлеченность языком экспрессионизма, они творчески подходили к изображениям, будь то сюжеты, связанные с индустриальными темами, спортом или бытом. Стараясь избегать в своем творчестве какой бы то ни было нравоучительности, остовцы сосредоточили свое внимание на решении сугубо художественных, а не иллюстративно-идеологических задач. Тем не менее, их программа допускала как потенциальную свободу для всевозможных экспериментов, так и возможность оперативного реагирования на злобу дня, пропущенные сквозь призму визуализированного комсомольского романтического энтузиазма. В своих работах, посвященных производственным темам, спорту, авиации, триумфальному шествию модернизированной техники, остовцы сочетали узнаваемые сюжеты с разнообразными, необычными, а самое главное сугубо индивидуализированными трактовками. Отличие оригинальных остовских творений от шаблонной (но при этом перманентно востребованной) продукции АХРР было очевидным. Тем не менее, между этими двумя группировками было и много общего: художники и АХРР, и ОСТ'а с воодушевлением смотрели в светлое коммунистическое завтра, всячески пытаясь приблизить его наступление, используя средства искусства и воплощая героические идеалы своей эпохи.

В этой главе подведены итоги борьбы художественных группировок 1920-х гг., а также тщательно проанализированы причины трансформации различных аспектов, связанных с визуализацией героических образов и феномена героического в рамках обозначенного исторического периода.

В третьей главе подробно анализируется ряд заявлений, сделанных в 1928 году после XV партсъезда, напрямую повлиявших на последующее развитие изобразительного искусства. Именно на этом партсъезде были озвучены некие «факты и идеи», которые писателям следовало перевести «с политического языка партийных директив на художественный язык образов». Тогда же и был составлен каталог предпочтительных тем в советской литературе, которые надлежало рассматривать

«через призму марксизма». Позже этот список был расширен и дополнен, благодаря стараниям членов ВОАПП и РАПП (то есть Всесоюзного объединения ассоциаций пролетарских писателей и, соответственно, Российской ассоциации пролетарских писателей).

В III главе также исследуется тесная связь партийных директив, художественной продукции и таких литературных текстов как «Чапаев» Дмитрия Фурманова, «Железный поток» Александра Серафимовича, «Комиссары» Либединского, «Разгром» Фадеева, «Цемент» Федора Гладкова.

Уже в начале 1930-х гг. художники стали восприниматься как своеобразное подконтрольное подразделение (разумеется в соответствии с принятым ранжиром), а советское искусство стало ни чем иным как одной из форм борьбы трудящихся за осуществление социалистического строя. «Злободневная агитационность не только не снижает художественной квалификации произведения - она повышает его действенность, силу и влияние... Художники должны создавать активное, классово партийное искусство борьбы за пятилетку, за генеральную линию партии, за конкретные задачи социалистического строительства» - утверждалось в журнале «Бригада художников» 1931.5

Возвращение к темам и событиям менее чем десятилетней давности в искусстве, литературе и кинематографе было необходимо отнюдь не для беспристрастного анализа. Пропаганда актуальных тем, осуществляемая языком искусства, была необыкновенно востребована руководством страны. Проблемы избыточной агитации не существовало. Таким образом, расставлялись исторически «верные» акценты, определялись эпохальные события, и подправлялась реальная история. Позже, многие исторические факты были окончательно мифологизированы благодаря энтузиазму литераторов, историков, журналистов и, конечно же, художников.

Для воплощения форсированной индустриализации было просто необходимо использовать разнообразные агитационные методы, способные вызывать массовый энтузиазм трудящихся. Поощряемый партией героический труд привел к закономерному появлению целой генерации вдохновенных советских героев труда, пролетарских ударников. Говоря о героях труда, нельзя не упомянуть об «ударничестве» - движении за повышение производительности труда. Появление «ударничества» восходило к середине 1920-х гг., именно тогда на промышленных 5 Что знаменует и как выполняется решение Ленинского штаба? Бригада художников. №2-3, М., 1931. С. 1

предприятиях рабочие начали создавать ударные группы, а затем и бригады. Рабочие всячески боролись за перевыполнение производственной нормы, за усовершенствование процесса производства и т.д. Этот процесс требовал конкретного иллюстрирования. С начала 1930-х гг. портретная галерея выдающихся производственников в советском искусстве начала стремительно разрастаться.

Наступление очередной стадии оформления новых канонов ознаменовалось изменениями в сфере культуры, которые происходили на фоне завершения эпохи НЭПа, «шахтинского» дела, интенсификации коллективизации, продолжения классовой борьбы, индустриализации. Постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», подразумевало полную ликвидацию всех разрозненных литературно-художественных объединений, и консолидацию в единые союзы организаций, поддерживающих платформу советской власти. Все вышеописанные события были напрямую связаны с созданием и поэтапным усовершенствованием нового эталона, получившего название социалистический реализм.

Возникновение социалистического реализма отчасти было обусловлено потребностью противопоставить гибрид социалистического мировосприятия и реализма рапповской идее, подразумевавшей ассимиляцию диалектико-материалистического метода в области культуры. Во всех рассуждениях о новом методе, во всех интерпретациях соцреализма всегда особо подчеркивалась его преемственность и наследование традиций реалистического искусства прошлого в контексте социалистического строительства, или как говорили тогда «в условиях победы трудящихся под руководством рабочего класса, возглавляемого коммунистической партией». При создании соцреалистического канона были использованы самые разные составляющие, соответствующие требованиям понятности, народности и социально-педагогической, воспитательной установки. Новый метод должен был соединить язык реализма с изображением триумфа рабочего класса, сознательного крестьянства и прогрессивной советской интеллигенции, строящих светлое будущее. «При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения должна сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма».

• Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчёт. 1934. М., С. 4.

В 1931 году в газете «Правда» была опубликована серия материалов «Страна должна знать своих героев», посвященных ударникам, передовикам и орденоносцам. Таким образом, на страницах главного массового издания страны были представлены канонические образцы положительных советских героев, способных повести за собой к новым горизонтам. Ориентиры, намеченные «Правдой», нашли отклик в теоретических построениях, обосновывавших соцреализм. После того, как определенные художественные и литературные творения удостаивались высокой оценки и признавались в качестве образцовых для будущих произведений соцреализма, для живописцев, скульпторов, архитекторов, писателей и кинематографистов уже не существовало проблемы поиска источника для подражания. В рамках этой схемы художникам лишь надлежало правдиво фиксировать художественное изображение действительности в ее развитии.

В начале 1930-х годов произошло определенное смещение смысловых акцентов в вопросах понимания новых образцовых социальных ролей. На смену революционным красноармейцам пришли другие типажи. Пантеон советских героев в искусстве и литературе существенно расширился. К уже известным «вождю», «революционному красноармейцу», «пролетарию» и «сознательной трудящейся женщине» были добавлены следующие типажи: «покоритель природы», «советский ученый», «мужественный авиатор», «спортсмеп», «самоотверженный стахановец», «пограничник». Все эти герои всегда имели конкретные прототипы и потому их образы легко запоминались, гораздо лучше подходя на роль образцов для подражания, нежели анонимные рабочие, красноармейцы и колхозники.

Новые мотивы прочно вошли в репертуар многих художников. Принципиальной отличительной чертой соцреалистических произведений стала конкретизация специальности модели-героя. Присвоение статуса «нового человека» героям стахановского движения, спорта, авиации являлось по своей сути ритуальным возвеличиванием людей, занимающих в структуре общества подчиненное положение, что позволяло миллионам советских людей выбрать в качестве определяющего вектора ту или иную сценарную модель.

К концу 1930-х гг. мастера искусства были уже непревзойденными виртуозами воплощения принципов социалистического реализма. Произведения художников, творивших в рамках соцреалистической парадигмы, предельно четко отражали представления и взгляды Сталина на современное ему искусство. Согласно канонам

соцреализма, показ героики должен был реализовываться посредством иллюстрирования героических деяний народа, строящего под руководством коммунистической партии социализм и выдвигающего новые образцовые характеры определенного склада, а именно - борцов за человеческое счастье.

Анализ искусства, имеющего отношение к пониманию и отражению феномена героя и героического в советском искусстве, позволил сделать вывод о том, что данная проблематика напрямую связана с отражением развития и завоеваний социализма, документированием трудовых подвигов, воспеванием достижений передовиков и фиксацией героических моментов истории. Образ героя эпохи соцреализма не был найден сразу и не был напрямую заимствован из жизни. Этот типаж целенаправленно создавался и выковывался на основе партийных идеологически окрашенных предписаний, марксистско-ленинских директив и персональных предпочтений Сталина. Слишком много герой 1930-х должен был вместить внутрь себя, слишком большое количество функций он был обязан сочетать.

Четвертая глава диссертации посвящена анализу образа врага как антагониста советского героя, а также его функций в советском обществе с 1917 по 1940 год. Враги «плодились» прямо пропорционально ужесточению политики. Помимо того, что выявленный вредитель становился олицетворением всех зол и возможных грехов, он еще и эффектно подчеркивал добродетели подлинных героев. Тщательные поиски врагов продолжались не один год. В 1930-е годы тотальная шпиономания и поиски врагов достигли невиданных масштабов. Малоэффективная политика в области промышленности и сельского хозяйства способствовала поискам виноватых. Населением страны овладел настоящий массовый невроз вредительства. Народ находился в состоянии неослабевающего психического и эмоционального напряжения, поскольку понятие «вредитель» задействовало невидимый механизм, заставляющий вновь и вновь реагировать на этот раздражитель.

В созданных публицистических произведениях, кинофильмах, пьесах, а также в изобразительном искусстве реализовывались установки советской пропаганды в отношении потенциальных противников. Идеологический заказ и стимуляция ненависти к врагам и вредителям приводили художников к изображению искаженной действительности, порождая, в попытках редукции, специфическую продукцию. Такой подход соответствовал пожеланиям властей, всеми способами стимулировавших ненависть, парадоксальным образом, долженствовавшую, по их представлениям,

объединять народные массы. Коллективным интересам врагами были противопоставлены личные, оптимизму - пессимизм и мизантропия, собранности воли - стремление к разрушению, открытости - ограниченность духовного мира и т.д.

Целый ряд художников для того, чтобы в 1930 годы отразить образ врага, обращались к событиям Гражданской войны. Это хорошо видно на примере таких художников как П. Соколов-Скаля, В. Ефанов, Кукрыниксы, Б. Иогансон и др. Тема врага также нашла свое отражение в прикладной графике. В частности, в газетных, журнальных карикатурах и плакатной продукции. Хорошо известно о графических антирелигиозных сериях А.Дейнеки на обложках и страницах «Безбожника у станка». Помимо этого, необходимо упомянуть о таких образцах как: «Пособники врага» Ю. Ганфа, картинах наподобие «Поимки диверсанта» кисти МАвилова, «Разоблачение врага в цеху» Ф.Антонова и т.п.

Вне всякого сомнения, тоталитарную культуру вообще отличает принципиальный разрыв дистанции между приватным и общественным. От рождения до смерти человек все время оказывается вовлеченным в шаблонные массовые мероприятия, заполняющие все стадии жизни. Все это предельно плотно структурировало жизнь советского человека, сводя к минимуму возможность критического истолкования окружающей его действительности. Страх же быть признанным врагом определенным образом активизировал у населения адаптивные функции.

Проанализированные в этой главе факты позволяют сделать вывод, что в условиях доминирования темы поиска и уничтожения внешних и внутренних врагов, а также беспрестанных разоблачительных публикаций, собраний и обсуждений, люди с трудом могли отвлечься от столь акцентированной проблемы и начать критично мыслить. Важно отметить, что подобная ситуация, всецело поддержанная художниками, кинематографистами и писателями, благоприятствовала всевозможным манипуляциям массовым сознанием.

Пятая глава посвящена системному рассмотрению многообразия сформировавшегося в 1930-х годах весьма обширного пантеона советских героев. К концу 1930-х годов официальное искусство приобрело особые - доминантно-иллюстративные функции, оно стало чрезвычайно зависимым от партийных директив и, как следствие, менее индивидуалистичным и более клишировашю-предсказуемым. К концу 1930-х годов соцреализм уже получил свое окончательное оформление. Этот

стиль был разработан во всех деталях, в нем не могло появиться ничего случайного. Было бы неверным полагать, что при этом не происходило никаких иконографических, колористических или композиционных нововведений. Они возникали, но либо в рамках маргинального художественного пространства, либо при наличии ряда особых условий, главными из которых были очевидная выразительность литературно-сюжетного начала вкупе со строгим соответствием продукции сталинским цензурным шаблонам. Эта вполне осознанная «плакатная» редукция была дополнена пристальным вниманием официальных заказчиков и выставкомов, ни на секунду не забывавших о соответствующей политической атмосфере. В контексте построения социализма в отдельно взятой стране деятельность художников была во многом обусловлена законами успешного функционирования всей государственной системы. Строгая и четкая иерархическая структура отводила художникам вполне конкретные, по своей сути оформительские роли, сохранившиеся затем на много десятилетий вперед.

В рамках кризиса свободы индивидуальных проявлений в области изобразительного искусства речь могла идти не столько о чем-то принципиально новом, сколько о неком мнимом советском «разнообразии-многообразии», о дифференциации в рамках оформившегося соцреализма. В первую очередь все это указывало на существование постоянно расширяющегося ассортимента сюжетных линий, связанных незримыми нитями со сложившимся каноном. Примеры этого «большого стиля» со всей очевидностью демонстрировались на таких грандиозных экспозициях того времени как: Всемирная парижская выставка искусств, ремесел и наук 1937 года, Всемирная выставка в Нью-Йорке (1939), «Индустрия социализма» (1939) и открытие комплекса ВСХВ (1939).

Во второй половине 1930-х годов обязательными атрибутами больших репрезентативных выставок стали огромные тематические живописные панно, написанные бригадами художников. Эти многофигурные композиции представляли собой идеализированные групповые портреты героев советского народа. На таких картинах были изображены люди всех возрастов, как правило, снабженные специальной атрибутикой, позволяющей оперативно различать их социальные роли, без спасительного обращения к названиям на сопроводительных табличках. В качестве классического примера здесь можно вспомнить о панно бригады В.П.Ефанова «Знатные люди Страны Советов» (1939).

Изображение советских героев и их героических проявлений должно было укреплять нравственность населения, стимулировать душевный подъем масс и предотвращать критику партийных решений, поставляя воодушевляющие и вызывающие доверие типологические разновидности новой действительности, по своей сути скрывающие фактическое положите дел в стране. Задание же художников и литераторов сводилось к созданию таких иллюзий, отражающих потенциальную действительность, времен словно бы уже наступившего социалистического эдемского изобилия.

Сочетание «социального оптимизма» с псевдокументальностью, выраженной художественными средствами, должно было убедить население в реальности наступившего социализма и приближающегося коммунизма. Таким образом, следует заключить, что у советского официального искусства 1930-х гг. было две главных задачи: иллюстрировать и агитировать.

Заключение.

Создание канонического образа советского героя и понятие героического в советском искусстве было обусловлено, с одной стороны, установками партийной программы, приведшей в итоге к созданию социалистического реализма. С другой стороны - сотворение художественного образа героя обычно следовало за опусами литераторов, всячески развивавших и пропагандировавших в своем творчестве решения компартии. Формирование героя и героического в советском искусстве было связано также и с конкретными историческими событиями, в той ли иной степени повлиявшими на последующее претворение в жизнь определенных культурных концепций. В своем распоряжении соцреализм имел четкую эстетическую программу, которая помимо прочего сводилась и к преодолению модернизма. Окончательно отказавшись от модернистской культурной модели к началу 1930-х годов, советское искусство должно было полностью сосредоточиться на реализации агитационно-пропагандистских задач.

Суммируя ситуацию в советском искусстве 1920-1930-х гг., необходимо выделить следующие воплощения героического: а) герой-воин б) политический деятель в) герой коммунистического труда г) герой-жертва д) герои-ученые, первооткрыватели и покорители Северных широт, а также е) герои культуры самого конца 1930-х гг., представленные славословящими власть писателями, режиссерами, поэтами и т.д.

Важно отметить и отличие героев 1920-х от их преемников последующего десятилетия. Героические образы 20-х часто объединялись и подавались художниками и писателями как целостная гигантская масса, устремленная в поход за всеобщее планетарное счастье. В то же самое время, интерпретация типажей, востребованных тоталитарной культурой 1930-х, представлялась более дифференцированной. Все необходимые сообщения между главными героями (политиками-вождями) и народными массами осуществлялись с помощью героических «вестников». В свою очередь, эти герои, как в античном пантеоне отвечающие каждый за свою область, демонстрировали населению конкретные способы реализации подвигов во имя Родины и светлого завтра. В каждом из сопровождавших персонажей символе эмблематически зашифровывался некий смысл, извлеченный из марксистско-ленинско-сталинской интерпретации истории.

Постепенно идеологический аспект проник во все коммуникации, определив надлежащий облик, функции героев, их поведение и иконографию. Формы героизма советских людей обуславливались особенностями господствующей социально-политической системы. Художникам и скульпторам оставалось только лишь проиллюстрировать ту или иную ситуацию. При этом, контекст строгой цензуры сильно ограничивал проявления особенностей авторского стиля и творческую свободу. Все созидательные процессы были регламентированы и ритуализированы до малейших деталей в соответствии с установленной иерархией.

Основные результаты исследования:

1. В процессе исследовательской работы был собран малоизвестный и разрозненный материал. Проведенный в диссертации анализ обозначенной темы дал возможность оценить роль и функции героя и героического в советском искусстве 1920-1930-х годов.

2. На основе изучения проблемы были подведены итоги исследования и четко выявлен образ героя. Формирование всех типов героя проходило систематически и комплексно. Появление героев в отечественном искусстве соответствующего периода также демонстрирует и особенности переходной эпохи, начавшейся с преодоления модернизма и закончившейся установлением соцреализма. Партийный аппарат подготавливал для общественного сознания соответствующие

установки с целью последующего воспроизведения среди населения того или иного стереотипа.

3. Постепенно обрастающие особыми смысловыми коннотациями, герои были призваны обозначить своеобразные векторы, путевые ориентиры для всего советского народа. Революционный пафос подразумевал, с одной стороны, появление ниспровергателей основ, с другой -активных лидеров-вожаков, отвечающих за те или иные важные направления новой жизни. Вобрав в себя компоненты старой революционной культуры XIX - нач. XX века, советская цивилизация смогла существенно расширить свой тематический репертуар, обогатив себя новыми установками.

4. Изучение культурно-исторического контекста позволило сделать выводы о том, что персонифицированный и, одновременно, мифологизированный образ героя в советском искусстве 1920-1930-х годов являлся важным структурообразующим элементом, а эффективность применения института героев в рамках советской системы была достаточно велика.

Список опубликованных работ по теме диссертации:

1) Барабанов Д.Е. Векторы советского героизма.// «Искусство». Газета издательского дома "Первое сентября". М., 2003, № 21 (285), 1-15 ноября. 0,3 п.л.

2) Барабанов Д.Е. Плакатный героизм.// «Искусство». Газета издательского дома "Первое сентября". М., 2004, № 2 (290), 16-31 января. 0,4 пл.

3) Барабанов Д.Е. «Героический реализм» и «героический сервилизм».// Вопросы гуманитарных наук. М., 2004, №1 (январь). 1 п.л.

4) Барабанов Д.Е. Роли антигероев в тоталитарном спектакле 1930-х годов.// Аспирант и соискатель. М., 2004, № 2 - в печати. 0,9 п.л.

5) Барабанов Д.Е. К вопросу о генеалогии советского героизма.// Актуальные проблемы современной науки. М., 2004, № 3 - в печати. 1 п.л.

Р- 67 82

Напечатано с готового оригинал-мажета

Издательство ООО "МАКС Пресс" Лицвши ИД N 00510 от 01.12.99 г. Подписано к печати 23.03.2004 г. Фермат 60x901/16. Усилил. 1,75. Тарах 100 эп. Заказ 141. Тел. 939-3890,939-3891,928-1042. ТелУФахс 939-3891. 119992, ГСП-2, Москва, Ленинские горы, МГУ т. МЛ. Ломоносова, 2-й учебныЯ корпус, 627 к.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата искусствоведения Барабанов, Дмитрий Евгеньевич

Введение.

Глава I. «Надо двинуть вперед искусство.».

Глава И. «Героический реализм» и «героический сервилизм».

Глава III. «Вуаль реализма» или кому принадлежит искусство?.

Глава IV. Кто не с нами, тот против нас.

Глава V. Апофеоз героизма.

Введение диссертации2004 год, автореферат по искусствоведению, Барабанов, Дмитрий Евгеньевич

Казалось бы, советское искусство периода 1920-1930-х годов превосходно изучено. До нас дошла масса документов, картин и скульптур, фотографий и журналов, монографии и опубликованных исследований. Тем не менее, до сих пор ученому сообществу не была предъявлена работа, достаточно полно освещающая вопрос возникновения и функций героя в советском изобразительном искусстве. Между тем, эта проблема является одной из центральных для отечественного искусства 1920-х-1930-х годов. После Октябрьской революции преобразилась не только политическая; система -серьезным изменениям подверглись все области культуры. В течение ряда послереволюционных лет тысячи художников, литераторов, критиков и -политиков были вплотную заняты вопросами создания нового искусства, поисками адекватного отражения героического в контексте мятежной эпохи, а также формированием и выработкой универсального соцреалистического канона.

На примере изменяющегося подхода к изображению героя и героического в искусстве достаточно ясно предстает процесс модификации художественных систем, повлиявших на развитие той или иной культурной парадигмы. Именно понятия «герой» и «героическое» оказались в фокусе пристального внимания и «левых» художников-экспериментаторов, и реалистов, выступающих за литературную ясность сюжета. Целые «подразделения» теоретиков, пытающихся найти логическое обоснование советской доблести, стремились зарегистрировать постоянно трансформирующийся образ героя своего времени. «Героическое» явилось своеобразной точкой схода, фиксирующей социальную идентификацию населения, позволяющее массам ориентироваться и развиваться соответственно тому или иному сценарию. Таким образом, роль героя в искусстве стала необычайно важной и даже системообразующей.

Первые герои в советском искусстве появились сразу же после революции, словно бы подтверждая своим присутствием разрыв с существовавшей раннее традицией и наступление нового этапа. Однако, та невнятная и неаргументированная классификация героического, что была принята в советском искусствознании, начиная со времен развитого соцреализма, вне всякого сомнения, нуждалась в переосмыслении и новой интерпретации. Предпринятая попытка взглянуть по-новому на наследие советского искусства достаточно наглядно демонстрирует стремление представить проблему героического с иных, аналитических позиций.

Отдельные вопросы, определенным образом связанные с вышеозначенной темой, были затронуты в- статьях- и- монографиях- художников и политиков, искусствоведов и литературоведов, социологов и драматургов, киноведов и историков. В частности здесь необходимо сослаться на работы: Л.И.Морозова (1995), И.Н. Голомштока (1994), В.З.Паперного (1996), Л.В.Максименкова (1997), Ш.Плаггенборга (2000), МА.Чегодаевой (2001 и 2003), А.Д. Синявского (1967 и 2001), К.Кларк (2000 и 2002), Е.Добренко (1993), Х.Гюнтера (1994 и 2000), М.СЛебедянского (1999), К. Аймермахера (1998), Т.Дашковой (1999) и Б.Гройса (1993). Тем не менее, говорить о полной изученности темы «Герой и героическое в советском искусстве 1920-1930-х годов» было бы весьма опрометчиво, поскольку до сих пор никто данным вопросом систематически и серьезно не занимался, а сама тема не была изучена монографически.

Фактически, до настоящего времени не существовало исчерпывающего научного труда, анализирующего полный спектр разносторонних проблем, связанных с феноменом героя и героического в советском искусстве описываемого периода. Этим и определяется актуальность и научный интерес данного исследования, призванного восполнить пробелы в описании роли героя и героического в советском искусстве.

В диссертации рассматривается возникновение, развитие и метаморфозы образа героя, а также трансформация и отражение понятия героического - в советском искусстве 1920-х - 1930-х годов, начиная с первых послереволюционных лет. В центре внимания оказывается творчество художников-авангардистов (ВЛебедева, В.Козлинского, Н.Альтмана), художников Ассоциации Художников Революционной России (АХРР), художников объединения ОСТ, а также целого ряда существовавших авторов и художников, творивших в 1930-е годы в рамках соцреалистической традиции.

Целью диссертации является анализ возникновения и закономерностей формирования того или иного типа героя в конкретный исторический отрезок времени, а также выявление системы ролеобразующих связей, благодаря* которым и осуществлялось успешное функционирование той или иной парадигмы. В связи с этим были поставлены и решены следующие задачи:

1) Обозначить идеологические предпосылки появления нового типа героя, его становления и последующего развития.

2) Определить место, роль и типологию героя и героического в идеологическом и культурном контексте того времени.

3) Показать основополагающие направления мутации художественных форм в рамках советского искусства описываемого периода.

4) Исследовать взаимосвязи советского искусства и: а) предшествующей традиции б) литературы в) партийных директив

5) Тщательно проанализировать специфику, закономерности и принципы работы механизмов, призванных обеспечить эффективность художественного воздействия на широкие массы.

На защиту выносятся следующие положения:

1) Создание к середине 1930-х годов канонического образа советского героя и понятия героического в советском искусстве были обусловлены, с одной стороны, установками партийной программы, приведшей в итоге к созданию социалистического реализма. С другой стороны - деятельностью литераторов, всячески развивавших и пропагандировавших в своем творчестве решения ВКП(б). И, наконец, конкретными историческими событиями, также повлиявшими на последующее претворение в жизнь культурных и социальных теорий.

2) Окончательно отказавшись от модернистской культурной модели к началу 1930-х годов, советское искусство начало реализовывать агитационно-пропагандистские задачи, обращаясь при этом к художественному языку, некогда разработанному в Академии Художеств, и наследию передвижников одновременно.

3) Специфика художественного изображения идеологизированного героя и героического сводилась к созданию моментально идентифицируемого образа или типичной ситуации, соответствующих ожидаемому результату. А именно -показу сочетания героического и типического.

Методологической основой изыскания является комбинированный тип искусствоведческого, исторического, культурологического и типологического подходов к теме исследования.

Теоретическую и методологическую базу диссертации составили положения, обозначенные в трудах А.И. Морозова, И.Н. Голомштока, M.A. Чегодаевой, К. Кларку JI:B: Максименкова и Ш: Плаггенборга.

Роль источников сыграли многочисленные теоретические статьи, посвященные проблемам изобразительного искусства в специализированных журналах, каталогах, газетах, альманахах и сборниках начиная с 1918 года и заканчивая 1940 годом. Здесь следует назвать следующие издания: «Художник и зритель», «Искусство», «ЛЕФ», «Новый ЛЕФ», «Бригада художников», «Искусство в массы», «Творчество», «Советское фото», «Революция и культура», «Печать и революция», «Красная новь», «На литературном посту», «Литературный критик», «Правда», «Известия». Также были изучены мемуары современников, записки и автобиографии художников, письма и воспоминания их родственников. Помимо этого, был исследован целый ряд исторических документов, опубликованных на страницах различных изданий, в том числе многочисленные партийные директивы. Дополнительно следует указать и на некоторые литературные тексты, оказавшиеся крайне важными для осмысления темы диссертации. Речь идет о: «Песне о Соколе» (1899), «Песне о Буревестнике» (1901), «Человеке» (1906), романе «Мать» (1907) А.М.Горького, «Цементе» (1925) Ф.Гладкова, «Как закалялась сталь» (1934) Н.Островского, «Железном потоке» (1924) А.Серафимовича, «Чапаеве» (1923) Д.Фурманова, «Разгроме» (1927) А.Фадеева, «Педагогической поэме» (1935) А.Макаренко. Среди воспоминаний художников можно выделить: «Записки скульптора» С.Д. Меркурова (1953), «Моя жизнь» И.Э.Грабаря (1937), «Автомонография» Ф.Богородского (1938), «Я очень люблю жизнь» С.А. Лучишкина (1988), «Из моей творческой практики» А.Дейиеки (1961). Кроме того, внимательного анализа заслуживают следующие публикации: «О старом и новом человеке», «Поколение героев», «Пролетарская ненависть», «О социалистическом реализме» А.М.Горького, «Рождение героя» (1931) и «Героика масс и оптимизм борьбы» (1934) Е. Добина, «О показе героев и призыве ударников» (1931) Ю.Либединского, «Герой советского романа» И.Гринберга (1938), «Молодость» (1938) З.Кедриной, «Показ героев труда - генеральная тема пролетарской литературы» (1931) И. Макарьева, «О героизме и литературе» (1938) Р.Варта, «Героика, воплощенная в снимках» (1934) Л. Межеричера. Полный список литературы приведен в разделе «Библиография».

Практическая- значимость исследования заключается в аналитическом осмыслении малоизученных проблем современного искусствознания. Итоги и выводы данного изыскания могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по истории советского искусства 1920-х - 1930-х годов и проведении спецкурсов и спецсеминаров по искусству XX века. Выводы диссертации представляют интерес для исследователей отечественного искусства и культурологов и могут быть полезны при изучении соответствующей проблематики.

Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Герой и героическое в советском искусстве 1920-1930-х годов"

Заключение

Рабочие, колхозники, трудящаяся интеллигенция во всех областях нашей жизни — в рудниках, на заводах, на просторных полях колхозов, в области науки и искусства, на льдинах Арктики, на границах нашей необъятной земли - показывают небывалые примеры геройства. Осмысление этих фактов дает нам огромный материал для понимания источников советского героизма.

Р.Варт:

Итак, на протяжении 1920-х и частично > 1930-х годов происходила выработка соцреалистического канона, ставшего официальным государственным стилем. Все эти годы были пронизаны мучительной борьбой и жестоким драматизмом, сопровождавшими поиски «большого стиля». Постепенно обрастающие особыми смысловыми коннотациями, герои были призваны обозначить своеобразные векторы, путевые ориентиры для всего советского народа. Революционный пафос подразумевал, с одной стороны, . появление ниспровергателей основ, с другой - новых активных лидеров-вожаков, отвечающих за те или иные важные направления новой жизни. Вобрав в себя компоненты старой революционной культуры XIX - нач. XX века, советская цивилизация смогла существенно расширить свой тематический репертуар, «обогатив» себя новыми установками.

Описывая архетипы советской культуры, Ханс Гюнтер выделил четыре категории героев сталинской эпохи: 1) герой социалистического труда 2) герой-воин 3) политический деятель 4) герой-жертва.394 С этой схемой можно согласиться, хотя подобный список выглядит далеко не полным. Например, герои-ученые, первооткрыватели и покорители Северных широт, а также герои культуры самого конца 1930-х гг., представленные славословящими власть писателями, режиссерами и актерами с трудом укладываются в прокрустово ложе героев социалистического труда.

К тому же возникает вопрос: каковы же были функции изображения героя и героического в советском искусстве того времени? Можно ответить, что их существовало несколько. Во-первых, богоподобные герои «высшей категории»

К.Маркс, Ф.Энгельс, В.И.Ленин), подобно Прометею и Моисею дали людям свет и истинное учение. Во-вторых, их законный преемник (Сталин) сочетал в себе качества вождя, пастыря, и как сказал бы Томас Карлейль, черты главного «миссионера порядка». Он контролировал и корректировал реализацию «проекта». В-третьих, персонифицированные герои-«пророки» (Чапаев, Лазо, Папанин, Стаханов, Чкалов, Ламанов, Ангелина etc.) демонстрировали всему остальному народу, каким именно образом можно было приблизить наступление коммунизма; «Замечательные- герои - летчики, бесстрашные завоеватели Арктики, мужественные пограничники, стахановцы заводов и социалистических полей, талантливые изобретатели - все эти люди отличаются друг от друга своей ярко выраженной индивидуальностью и характером деятельности. Но их объединяет основное: пафос строительства социализма, беспредельная вера в дело рабочего класса объединяет и воодушевляет их на героические подвиги» -писал в 1938 году Р. Варт.395 Увы, иногда им приходилось становиться героями-жертвами.

Вся эта классификация, тщательно проиллюстрированная художниками, определенно была предназначена для всеобщего обозрения. При этом, проводники соцреализма, отвергнув модернизм и расправившись с ним, вернулись к передвижнической традиции и одновременно к академическому языку власти. Поэтому отнюдь неслучайно в Ленинграде под названием ЛИНЖАС в Л 930-е гг. фактически воссоздается Академия художеств (институт живописи, архитектуры и скульптуры возглавил ученик И.Е.Репина Исаак Бродский). А в 1937 году возрождается Московский художественный институт во главе с И.Э.Грабарем.396 В этой связи просто невозможно не вспомнить слова исследователя психологии толп Густава Лебона о том, что масса «питает самое священное уважение к традициям и бессознательный ужас, очень глубокий, ко всякого рода новшествам, способным изменить реальные условия ее существования».397

Важно отметить отличие героев 1920-х от их последователей последующего десятилетия. Героические образы 20-х часто объединялись и подавались художниками и писателями как единая гигантская масса, устремленная в поход за планетарное счастье. В то же самое время интерпретация типажей, востребованных тоталитарной культурой 30-х, представлялась более дифференцированно; Все необходимые сообщения между главным героем • -Сталиным - и «пророками» осуществлялись с помощью героических «вестников» (Буденного, Ворошилова, Кирова, Молотова, Берии, Кагановича и др.).

Вот каким представал канонический образ героя своего времени: «Он знает, кто его друзья и кто враги. Он чувствует рядом с собою локти товарищей. Он знает; что твердая- любящая- рука поддержит его, если он уклонится или споткнется. Он знает, что весь его путь будет освящать Сталинская забота, перед его глазами будут сиять путеводные звезды Кремля. Он знает, что жизнь несет ему не только радость, но и суровый труд и жестокую борьбу, и тем более он жаждет ее потому, что труд и борьба - естественная потребность здорового молодого человека. Он жаждет борьбы и труда, потому что знает, что именно

398 ему дано великое счастье завершить построение всеобщего счастья на земле».

Периодически (для усиления мотивации, дабы не угас энтузиазм) самые преданные дочери и сыновья удостаивались личного поощрения от. Сталина. В свою очередь, герои-«пророки», как в античном пантеоне отвечающие каждый за свою область, показывали населению конкретные способы реализации подвигов во имя Родины и светлого завтра. «В каждом использованном для описания персонажей символе зашифровывалось некое значение, извлеченное из; марксистско-ленинско-сталинского толкования истории. Это значение излагалось в терминах диалектики стихийности/сознательности, а также связывало неудержимый поступательный ход истории с советским строем, олицетворенным в ленинско-сталинской преемственности. Таким образом, бинарная схема отцов и детей одновременно служила легитимации целей режима и требованиям соцреализма в создании притч истмата».399 Именно таким, в общих чертах, был иерархический путь агитации и рекрутизации новых героев.

Как следует из вышесказанного,- все сферы жизни к середине 1930-х годов стали в высшей степени идеологизированы. После революции идеологический аспект проник во все коммуникации, определив надлежащий облик, функции героев и их иконографию. Такие персонажи должны были удовлетворять требованиям героичности и типичности одновременно. Следовательно, формы героизма советских людей обуславливались особенностями господствующей социально-политической системы. Художникам и скульпторам оставалось только лишь проиллюстрировать эту ситуацию. Само собой разумеется, контекст строгой цензуры сильно ограничивал проявления особенностей авторского стиля и творческую свободу. Все созидательные процессы были регламентированы и ритуализированы до малейших деталей в соответствии с установленной иерархией.

Проследив эволюцию советских героев в искусстве, можно сказать, что их изображение напрямую служило делу пропаганды и агитации коммунистического образа жизни. С помощью института героев осуществлялись воспитательно-направляющие манипуляции. Вне всякого сомнения, герой в советском искусстве 1920-30-х годов являлся важным структурообразующим элементом. Эффективность подобной системы была достаточно велика, поскольку, как нам известно из истории, этот механизм исправно функционировал еще не одно десятилетие.

Список научной литературыБарабанов, Дмитрий Евгеньевич, диссертация по теме "Изобразительное и декоративно-прикладное искусство и архитектура"

1. Агитация за счастье. Советское искусство сталинской эпохи. Дюссельдорф-Бремен. 1994

2. Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине. 1917-1932. М., 1998 Андреева Е. Советское искусство 1930-х- начала 1950-х годов: образы, темы, традиции. Искусство, № 10. М., 1988

3. Арватов Б. На путях к пролетарскому искусству. Печать и революция. Кн. 1, январь-март. М., 1922

4. Арватов Б. Искусство и классы. М.-Петроград. 1923

5. Асмус В. Марксизм и культурная традиция. Революция и культура, № 3-4. М., 1927

6. Бескин О. О картине, натурализме и реализме. Искусство, №4. М.-Л., 1939 Бескин О. Формализм в живописи. Искусство, №3. М., 1933 Богданов A.A. Искусство и рабочий класс. М., 1918 Богданов A.A. Вопросы социализма. М., 1990

7. Борьба за реализм в изобразительном искусстве 20-х годов. Материалы, документы, воспоминания. М., 1962

8. Бровман Г. Об эстетических взглядах Горького. Искусство, №5. М., 19361. Булгакова О. Простршственные фигуры советского кино 30-х годов. Киноведческие записки, №29. М., 1995

9. Бутник-Сиверский Б. Советский плакат эпохи гражданской войны. 1918-1921. М., 1960

10. Буш М., Замошкин А. Путь советской живописи 1917-1932. Искусство №1-2. М.-Л., 1933

11. Варт Р. О героизме и литературе. Октябрь, №6. М., 1938

12. Великая утопия. Русский и советский авангард 1915-1932. Берн-Москва, 1993

13. Верт Н. История советского государства. М., 2002

14. В.И.Ленин о литературе и искусстве. М., 1967

15. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998

16. Воронский А.К. О пролетарском искусстве и о художественной политике нашейпартии. Красная новь. Кн. 7 (декабрь). М,-Петроград, 1923

17. Воронский А.К. Искусство и жизнь. Сб. статей. М-Л., 1924

18. Воронцова Т. В гостях у «старшего брата». «Литература» (изд. «Первоесентября»), №9 (480). М., 2003

19. В тисках идеологии: Антология литературно-политических документов. 19171927 гг. (Сост. и автор вступительной статьи К. Аймермахер). М., 1992 Геллер М. Машина и винтики. История формирования советского человека. М., 1994

20. Голомшток И.Н. Тоталитарное искусство. М., 1994 Горбунов В.В. В.И.Ленин и Пролеткульт. М., 1974

21. Горький A.M. О старом и новом человеке. 1932. Собр. соч. в тридцати томах. Том XXVI. М., 1953

22. Горький A.M. Поколение героев. Собр. соч. в тридцати томах. (Статьи, доклады,речи, приветствия 1933-1936). Том XXVII. М„ 1953

23. Горький A.M. О социалистическом реализме. Собр. соч. в тридцати томах.

24. Статьи, доклады, речи, приветствия 1933-1936). Том XXVII. М., 1953

25. Горький A.M. Если враг не сдается его уничтожают. Собр. соч. в тридцатитомах. Том XXV. М., 1953. С. 226-229

26. Грабарь И.Э. Моя жизнь. Автомонография. М.-Л., 1937

27. Гринберг И. Герой советского романа. В кн. Образ большевика. Л., 1938

28. Гущин А. Художники, на фабрики и заводы! Изобригады в борьбе за промфинплан. M.-JL, 1931

29. Добренко Е. Метафора власти. Литература сталинской эпохи в историческом освещении. Мюнхен. 1993

30. Живопись. 1920-1930. Гос. Русский музей / Каталог. М., 1989 Живопись 20-х 30-х годов /сост. А.М.Муратов. СПб., 1991 Жид А., Фейхтвангер Л. Два взгляда из-за рубежа: Возвращение из СССР. Москва 1937. М., 1990

31. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М., 1999

32. Земцов Б. «Отец народов» в серебре и бронзе. Независимая газета, № 2092519) М., 9 ноября 2001

33. Зимовец С. Дистанция как мера искусства .Даугава, №8. Рига, 1989

34. Зингер Л.С. Советская портретная живопись 1930-х конца 1950-х годов. М.,1989

35. Искусство в стране социализма. Искусство №6. М.-Л., 1937

36. Калинин М.И. Об овладении марксизмом-ленинизмом работниками искусств.

37. Искусство, №2. M.-J1., 1939

38. Канетти Э. Масса и власть. М., 1997

39. Карлейль Т. Герои, культ героев и героическое в истории. В кн.: Психология толпы. Социальные и политические механизмы воздействия на массы. С. 469776. Санкт-Петербург, 2003.

40. Кауфман P.C. Советская тематическая картина 1917-1941. М., 1951

41. Кауфман P.C. Шестая выставка московских художников. Искусство, №4. М.-Л.,1939

42. Кларк К. Положительный герой как вербальная икона. В кн. Соцреалистический канон. Санкт-Петербург, 2000

43. Кларк К. Советский роман: история как ритуал. Екатеринбург, 2002

44. Клуцис Г. Фотомонтаж как новая проблема агитационного искусства.

45. Литература и искусство, № 9-10. М., 1931

46. Клейнборт J1.M. Рабочий класс и культура. М., 1925

47. Кедрина 3. Молодость. Октябрь, №6. М., 1938

48. Кино: политика и люди (30-е годы). М., 1995

49. Князева В.П. Ассоциация художников революционной России. Л., 1967 Ковалев А. Н.И.Бухарин. Эстетика. Критика. Стратегия культурной революции. Искусство, №12. М., 1988

50. Латыпов Т. Иосиф Сталин имиджмейкер страны Советов. «Время и деньги» (Казань), 26 ноября 2002 г.

51. Лебедянский М.С. Русская живопись 1920-1930-х годов. Очерки. М., 1999 Лебон Г. Психология масс. М., 2000

52. Левченко М.А. Поэзия пролеткульта: идеология и риторика революционной эпохи. Санкт-Петербург, 2001. Цит по: http://www.proletcult.narod.ru/avtoreferat.htm

53. Лежнев А. Пролеткульт и пролетарское искусство. Красная новь. Кн. третья (апрель-май). М., 1924

54. Либединский Ю.Н. Рождение героя. М., Л., 1931

55. Либединский Ю. О показе героев и призыве ударников. На литературном посту, №28 (октябрь). М., 1931

56. Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа. М., 2000 Лукин Ю.А. Ленинская концепция искусства и борьба идей в эстетике. Советское искусствознание' 75. М., 1976. С. 5 20

57. Луначарский A.B. Ленин и искусство. Воспоминания. Художник и зритель. №23. М., 1924

58. Луначарский A.B. Мысли о спорте. М., 1930

59. Максименков Л. Сумбур вместо музыки. Сталинская культурная революция 1936-1938. М., 1997

60. Малевич К.С. И лик>к>т лики на экранах. Киножурнал А.Р.К., №10. 1925. В кн.: Казимир Малевич. Собрание сочинений в пяти томах, том 1. М., 1995. С. 289294

61. Манин В. Рождение творческого союза. Искусство, №5. М., 1973. С.47-50

62. Мантурова Т. А.М.Горький читает товарищам И.В.Сталину, В.М.Молотову и

63. К.Е.Ворошилову свою сказку «Девушка и смерть». Л., 1950

64. Маца И. Творческие вопросы советского искусства. М., 1933

65. Маца И. Проблема творческого метода в пролетарском искусстве. Искусство вмассы, №12 (декабрь). М., 1930

66. Межеричер Л. Героика, воплощенная в снимках. Советское фото. № 4-5 (июль-август,). М., 1934

67. Меркуров С.Д. За создание совершенного образа. В кн. Записки скульптора. М, 1953

68. Михайлов А. О показе ударничества в изо-искусстве. На литературном посту, № 31-32 (ноябрь). М., 1931

69. Михайлов Б. Социологическая проблематика в искусствознании 20-х годов. Искусствознание, №1. М., 1998. С. 259-265 Моор Д. Я большевик. Сборник статей. М., 1967

70. Морозов А.И. Конец утопии. Из истории искусства в СССР 1930-х годов. М., 1995

71. Морозов А.И. К истории выставки «Художники РСФСР за 15 лет». Советское искусствознание'82. Вып. 1. М., 1983

72. Морозов А.И. Пути преемственности в советском искусстве тридцатых годов. Советское искусствознание'23. М., 1988 Московичи С. Век толп. М., 1996 Наков А.Б. Русский авангард. М., 1991

73. Нусинова Н. Семья народов (Очерк советского кино 30-х годов). Логос, N° 1(27). М., 2001

74. Опыт неосознанного поражения. Модели революционной культуры 20-х годов. Москва, 2001

75. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. М., 2001

76. Павлюченков А. Политика коммунистической партии в области культуры (19171927). Искусство, №11. М., 1988 Паперный В. Культура Два. М., 1996

77. Перцов В.О. «Подвиг и герой». В кн. Перцов В.О. «Писатель и новая действительность». М., 1961

78. Петров С. М. Возникновение и формирование социалистического реализма. М., 1970

79. Ревякин А. Сталин о вопросах искусства и культуры. Искусство. №5. М.-Л., 1939

80. Самохвалов А. Мой творческий путь. Л., 1971

81. Суетин Н.М. Искусство на выставке. Международная выставка 1939 года в Нью-Йорке. Искусство, №5. М.-Л., 1939

82. Савостьянов Е. И. Проблемы искусства социалистического реализма в советской художественной критике 30-х годов. Советское искусствознание' 78 (1). М., 1979

83. Самое важное из всех искусств. Ленин о кино. Сборник документов и материалов. М., 1973

84. Семашко H.A. Пути советской физкультуры. М., 1926

85. Семашко Н. Воспитание нового человека и задачи физической культуры.

86. Революция и культура, №11. М, 1928

87. Синявский А.Д. Что ^акое социалистический реализм. В кн.: Терц А. Фантастический мир Абрама Терца. Inter-Language Literary Associates. Paris-New-York, 1967

88. Синявский А.Д. Основы советской цивилизации. M., 2001 Смирнов И. Ленинская концепция культурной революции и критика Пролеткульта. В сб.: Историческая наука и некоторые проблемы современности. М., 1969

89. Создадим образ героя нашей эпохи. Литературный критик. Книга шестая (июнь). М., 1934

90. Советское богатство. Статьи о культуре, литературе и кино. Санкт-Петербург, 2002

91. Советское искусство за 15 лет. М-Л., 1933

92. Советское монументальное искусство. Материалы и документы 1924-1932 в 2-хтт. (сост. Бибикова И.М., Погодина В.В., Хандурина E.B.). М., 1991

93. Сольц А.А. Герои и вожди. В кн.: Недорисованный портрет. 50-летие

94. В.И.Ленина в речах, статьях, приветствиях. М., 1990

95. Соцреалистический канон. Сб. статей. Санкт-Петербург, 2000

96. Счастье литературы». Государство и писатели. 1925-1938. Документы. М., 1997

97. Терновец Б. Скульптура на выставке. Искусство, №6. М.-Л., 1939

98. Троцкий Л. Д. Партийная политика в искусстве. Литература и революция. М.,1923

99. Троцкий Л.Д. Преданная революция. М., 1991

100. Троцкий Л.Д. Иосиф Сталин. Опыт характеристики. В кн.: Портреты революционеров, (сост. Ю. Фелыитинский). Нью-Йорк, 1988 Файман Г. Люди и положения. К шестидесятилетию дискуссии о формализме в искусстве. Независимая газета. 14.03.1996.

101. Федоров-Давыдов А.А. Художественная жизнь Москвы. Печать и революция, Кн.З. Май-июнь. М., 1924

102. Федоров-Давыдов А.А. Искусство советского плаката и политическая карикатура в советском изобразительном искусстве. 30 лет советского изобразительного искусства. М., 1948 Физкультурное движение в СССР. М., 1925

103. Фриче В.М. Социология искусства. Л., 1930

104. Фриче В.М. Очерки социальной истории искусства. М., 1923

105. Художники РСФСР за XV лет (1917 -1932). Каталог. М., 1933

106. Чегодаева М.А. Два лика времени (1939: Один год сталинской эпохи). М., 2001

107. Чегодаева М.А. Социалистический реализм: Мифы и реальность. М., 2003

108. Щекотов Н. Выставка «Индустрия социализма». Живопись. Искусство, №4. М.1. Л., 1939

109. Шкловский В.Б. Ленин как деканонизатор. ЛЕФ №1(5). М.-Л., 1925 Шлеев В.В. Революция и изобразительное искусство: Очерки. Статьи. Исследования. М., 1987

110. Щедрин Е. Взгляды А.В.Луначарского на станковую картину, Искусство, №5. М., 1973

111. Эфрос А. Вчера, сегодня, завтра. Искусство, №6. М., 1933

112. Эрбар П. В С.С.С.Р. 1936: Из путевой тетради. Митин журнал, №55. 1997.1. С. 185-203

113. Библиография на иностранных языках

114. Groys B. Gesamtkunstwerk Stalin. München-Wien, 1988

115. Gaßner Hubertus, Gillen Eckart. Zwischen Revolutionskunst und Sozialistischem Realismus. Dokumente und Kommentare. Kunstdebatten in der Sowjetunion von 1917 bis 1934. Köln. 1979

116. Golomstock I. Totalitarian Art: In the Soviet Union, the Third Reich, Fascist Italy and People's Republic of China. London. 1990

117. Taylor R. The Politics of the Soviet Cinema, 1917-1929. Cambridge. 1979 Kenez Peter. The Birth of the Propaganda State. Soviet Methods of Mass Mobilization 1917-1929. Cambridge. 19851.hmann-Haupt Hellmut. Art under a Dictatorship. New York. 1954

118. Stites Richard. Revolutionary Dreams. Utopian Vision and Experimental Life in the

119. Russian Revolution. New York, Oxford, 1989