автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Хорхе Манрике в контексте испанской литературы XV в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Хорхе Манрике в контексте испанской литературы XV в."

ФГБОУ ВПО «САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

На правах рукописи

Тимофеева Карина Юрьевна

ХОРХЕ МАНРИКЕ В КОНТЕКСТЕ ИСПАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

XV В.

Специальность 10.01.03. — Литература народов стран зарубежья (литература народов Европы, Америки, Австралии)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

19 ;П1}

Санкт-Петербург 2014

005550099

Работа выполнена на кафедре истории зарубежных литератур филологического факультета Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет»

Научный руководитель: Светланова Ольга Альбертовна

кандидат филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет», доцент кафедры истории зарубежных литератур филологического факультета

Официальные оппоненты: Кофман Андрей Федорович

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник и заведующий Отделом литератур Европы и Америки Новейшего времени Института мировой литературы им. А.М.Горького РАН

Корконосенко Кирилл Сергеевич

кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН

Ведущая организация: ФГОУ ВПО «Московский государственный

университет им. М.В .Ломоносова»

Защита состоится «$» 1М>Н^ года в /6 часов на заседании совета

Д.212.232.26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, филологический факультет, ауд. 198 ■

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9.

Автореферат разослан » МСЬЯ 201Ц г.

Ученый секретарь С.Д. Титаренко

диссертационного совета,

доктор филологических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена исследованию творчества Хорхе Манрике (1440? — 1479) — одной из ключевых фигур кастильской литературы XV в. История его изучения в зарубежной науке насчитывает уже около полутора веков, и созданный корпус критических работ в десятки раз превосходит небольшой объем произведений поэта. Вместе с тем в русской культуре Хорхе Манрике занимает положение «большого неизвестного»: он принят как значительная литературная фигура, однако в отечественном литературоведении осмысление творчества поэта носит фрагментарный характер и исчерпывается сведениями справочного характера, разделами в учебных пособиях по средневековой испанской литературе, несколькими статьями. Существует объективная потребность в том, чтобы поэзия Хорхе Манрике вошла в культурный горизонт русского читателя, в адекватном осмыслении ее в контексте европейской средневековой литературы. Об этом красноречиво свидетельствует регулярность публикации новых переводов его главного произведения — «Строф на смерть отца» (после 1476 г. - до 1479 г.?): начиная с первых десятилетий XX в. они появляются с периодичностью примерно в 20 лет. Таким напряженным дисбалансом между читательским интересом и неотрефлексированностью в литературоведении обусловлена актуальность данной диссертационной работы.

Предметом исследования является весь известный поэтический корпус Хорхе Манрике: его центральный текст — «Строфы на смерть отца» — и «малый круг» произведений, также именуемый «Кансьонеро». В качестве дополнительного художественного материала привлекаются средневековые латинские тексты (плачи и панегирики УШ-ГХ вв.), произведения трубадуров XII в., поэзия кастильских авторов ХГУ-ХУ вв.

Основной целью данной диссертационной работы является изучение и описание поэтической специфики творчества Хорхе Манрике в соотношении с контекстом испанской литературы XV в. Такая цель предполагает выполнение следующих исследовательских задач:

1. Дать характеристику формального и тематического своеобразия «малого крута» произведений Хорхе Манрике в контексте кастильской поэзии рассматриваемого периода; проанализировать его связанность с центральным текстом поэта, «Строфами на смерть отца»;

2. В рамках позднесредневековой «иконографии смерти» рассмотреть специфику художественного воплощения этого образа у Хорхе Манрике; в частности, особенности изображения ситуации «встречи человека с персонифицированной Смертью» в «Строфах на смерть отца»;

3. Проанализировать жанровое своеобразие «Строф на смерть отца» и их соотношение с традицией «посмертных посвящений» в исторической перспективе;

4. Выявить специфические черты композиции и архитектоники «Строф на смерть отца»;

5. Рассмотреть, как традиционные литературные элементы взаимодействуют в художественном пространстве «Строф на смерть отца», образуя уникальное эстетическое единство, определившее ключевую роль Хорхе Манрике в испанской поэзии XV в.

Методологические принципы, применяемые в диссертации, базируются на принципиальном историзме. Историко-культурный и отчасти типологический анализ необходим для определения взаимоотношения творчества Хорхе Манрике и тех произведений, что составляют его непосредственный литературный контекст; исследования же поэтических структур, которые направлены на выявление композиционной, архитектонической специфики текстов с задачей создать более целостный образ поэтического языка автора, потребовали методов структурных и имманентно-герменевтических.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Творчество Хорхе Манрике синтезировало основные элементы кастильской литературной традиции, сложившейся к XV в., и стало одним из вершинных ее достижений. Именно поэтому изучение внутренних поэтических законов его функционирования помогает составить более полный образ не только отдельных художественных произведений и их взаимодействия с современной им эпохой, но и самой эпохи как большого языка испанской культуры XV в., воплотившегося в индивидуальной речи художника.

2. Структура поэтического корпуса Хорхе Манрике представляет собой модель взаимодействия «малых» произведений и «шедевра». Тексты «малого круга» подготавливают центральный, проверяют его, ему противостоят. В них также наблюдается и большая «типичность», меньшая «экспериментальность», растворенность в литературном процессе.

3. Будучи типичным явлением испанского литературного процесса XV в., «малый круг» произведений («Кансьонеро») Хорхе Манрике в то же время в миниатюре воплощает основную специфику художественного языка поэта. В «Кансьонеро» автор исследует природу поэтической материи, набирает полноту художественной палитры и в целом кристаллизует основные черты своего стиля. В полной же мере потенциал автора реализуется в «Строфах на смерть отца». «Малый крут» текстов Манрике и его заглавное произведение связаны рядом разноплановых соответствий (формальных, стилистических, тематических, образных).

4. В «Строфах на смерть отца» Хорхе Манрике работает, подобно Данте, с подчеркнуто «традиционным» материалом: вводит самые типичные темы, самые распространенные топосы, предпочитает принять хорошо известную жанровую модель. Ключевым текстом всей испанской литературы XV в. «Строфы...» стали не только благодаря единовременному соединению основных элементов традиции, но и

4

характеру их сочетания: эстетический язык Хорхе Манрике стал наиболее адекватным воплощением современной ему кастильской традиции литературных «посмертных посвящений».

5. «Дидактическая» составляющая «Строф на смерть отца», которая иногда осмысливается как доминирующая, в тексте существует в двух «масштабах»: в «малом», как самодостаточная «нравоучительная» часть (первые 24 строфы), и в «большом», в рамках всего художественного единства произведения, где она выполняет подчинительную функцию контрастной краски для панегирика, а следовательно, входит в зону действия панегирического начала текста.

6. В «Строфах на смерть отца» Хорхе Манрике предлагает уникальную для кастильской литературы XV в. трактовку актуального для этого времени изобразительного мотива «встречи человека со Смертью». Манрике заменяет в этой модели типичную фигуру «человека в родовом понятии» на фигуру «человека конкретного»; обличительный дидактический пафос — на пафос панегирический; подчеркнуто снимает телесную образность, характерную для этой художественной модели. В то же время поэт не отказывается от «макабрической» изобразительной традиции: Манрике использует ее элементы для описания фигур, противопоставленных центральной фигуре магистра, оттеняя общее панегирическое звучание эпизода встречи Родриго с персонифицированной Смертью. Представляя в «Строфах...» разные «воплощения» смерти, Хорхе Манрике использует весь арсенал позднесредневековых представлений о ней и создает ее многоплановый образ, цельность которого удерживается основным мотивом произведения — возвеличиванием памяти отца поэта, Родриго Манрике.

7. Композиционно-архитектоническое своеобразие «Строф на смерть отца» основывается на движении от общего к частному: в изображении человека (человек в родовом понятии — конкретные люди, современники Манрике — воплощенная фигура магистра, наделенная словом); в изображении смерти (абстрактная сила, обобщенный образ — конкретная смерть, образ «гневной» смерти со «стрелами» — персонифицированная Смерть, наделенная словом). По мере продвижения поэтической мысли внутренний темп ускоряется: каждый из блоков занимает все меньше формального стихотворного пространства, усиливая напряжение, которое разрешается в заключительной строфе. Архитектонический ритм выстраивается на сети повторений (образов, мотивов, тем), перекличек, контрастных сопоставлений.

Научная новизна исследования в контексте отечественного литературоведения заключается в попытке комплексно описать общую специфику творчества Хорхе Манрике; в рамках же всего сложившегося литературоведческого «манрикеведения» новизна заключается в выявлении

5

некоторых черт композиционно-архитектонического своеобразия «Строф на смерть отца».

Научно-практическое значение диссертационной работы состоит в том, что ее результаты и основные выводы могут быть использованы при составлении курсов по испанской литературе Средних веков; некоторые замечания в отношении архитектоники «Строф на смерть отца» могут быть учтены при создании новых переводов этого произведения.

Апробация работы. Основные положения исследования были представлены в 2011-2013 гг.: на ХХХП1 Сервантесовских чтениях в Санкт-Петербурге и на ХЫ1 Международной филологической конференции на филологическом факультете СПбГУ.

Структура работы. Диссертация включает введение, четыре главы, заключение и библиографический список, насчитывающий 161 наименование (на русском, испанском, английском, французском и немецком языках); распределение материала определяется принятой в диссертации дедуктивной методикой движения от «общего» к «частному» — от рефлексии всеобщего языка культуры XV в. к индивидуальной художественной речи Хорхе Манрике.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении дается обзор основных векторов изучения творчества Хорхе Манрике и смежных культурных явлений в зарубежном литературоведении, а также их освоение в отечественной традиции (литературоведческая рецепция и переводы), что позволяет обосновать актуальность темы исследования. Далее указываются цели, задачи и принципы работы, а также определяется круг художественного материала, выбранного для анализа в данном диссертационном исследовании.

Первая глава — «Кансьоиеро» как «малый круг» произведений Хорхе Манрике — посвящена обзору и анализу «малого круга» текстов поэта («Кансьонеро»), который представлен в основном любовной лирикой, а также шуточной поэзией и одним стихотворением, относящимся к морально-философской литературе. Центральная задача данной главы заключается в первичном описании формального, тематического и стилистического своеобразия этих текстов в контексте существовавшей литературной традиции.

В первом параграфе дается краткий обзор XV в. как историко-культурной эпохи в Испании.

Во втором параграфе «Кансьонеро» Хорхе Манрике рассматривается в контексте испанской куртуазной поэзии XV в. «Малые» произведения Манрике (48 текстов) возникли и существовали в поле особого кодифицированного литературного языка — языка галантной придворной лирики XV в., которая опиралась на модель куртуазного поведения, представлявшего собой одну из форм культурного сознания Позднего Средневековья. Они входят в ту большую «ученую» линию кастильской «авторской поэзии кансьонеро» XV в., которая исторически связана и с галисийско-португальской лирикой ХШ-ХГУ вв., и шире — с общеевропейской куртуазной традицией Средневековья. Кастильская

б

куртуазная литература XV в. усвоила, переосмыслила и адаптировала элементы этих разработанных и устоявшихся поэтических систем, их характерный формальный и тематический язык.

Тематический спектр любовной лирики Хорхе Манрике отражает типичные конвенции куртуазной поэзии. Традиционная модель «служения даме» представляет собой ось, вокруг которой собирается художественный мир его лирики. Манрике использует характерные для этого поэтического языка образы и мотивы: страдания влюбленного (образность «любовных ран» и «смерти от любви», мотив «смерти как избавления от любовных мук»); «сеньориально-вассальные» отношения между влюбленным и дамой (постоянство и верность влюбленного; «военная» топика, т.е. любовь как «война», «пленение» и т.п.); «обоготворение» дамы (лексика и образность из религиозной сферы). Поэзия Манрике «малого круга» подчеркнуто риторична; автор использует такие формальные средства, как акростих, зашифровывание имени; множественные анафоры, полиптотон, обыгрывание омонимии; контрастные сопоставления образов и понятий. Архитектоника текста выстраивается из ясных, четких конструкций, слово здесь очищено и обнажено — художественная палитра поэта очень контрастна и не содержит полутонов. Любовная лирика Хорхе Манрике — одно из вершинных воплощений кастильской куртуазной поэзии современной автору эпохи; используя типичные, даже клишированные элементы, она представляет собой, тем не менее, особый модус описания реальности. Более наглядным это становится при сопоставлении любовной лирики и шуточной поэзии, которая служит уже другим «регистром» художественного осмысления действительности и пародирует конвенции куртуазной литературы. Так, в шуточном тексте «Званый прием для мачехи» («Un convite que hizo a su madrastra») подробное описание служанки контрастно по отношению к отсутствующему облику прекрасной дамы (отсутствие описания дамы типично для кастильской куртуазной лирики XV в.); структура «дворца», где дается «званый прием», пародирует аллегорический образ «замка любви» из традиционной любовной поэзии, в том числе самого Манрике. Религиозная образность пародируется и снижается в строфах «О пьяной из таверны» («Coplas a una beoda...»), где изображено, как пьяная женщина взывает к «святым» винодельням.

Творчество Хорхе Манрике возникло в поле особого кодифицированного художественного языка так называемой «поэзии авторского кансьонеро». Его можно соотнести с тремя основными «регистрами», взаимодействующими внутри этой общей поэтической системы: высокой куртуазной (любовная лирика), дидактической («Строфы на смерть отца», «Мир, ты всех нас убиваешь...») и шуточной (три шуточных текста) линиями. Художественный язык «ученой» испанской поэзии XV в. работал с устойчивыми элементами, которые осмысливались как естественные и необходимые составляющие поэтического высказывания, а потому значительно не видоизменялись — важно было искусство их соединения. В этом отношении целесообразным представляется комплексное рассмотрение творчества Хорхе Манрике. Третий параграф главы посвящен сопоставлению «Кансьонеро» и «Строф на смерть

7

отца». С существующей исторической дистанции кажется очевидным, что «Кансьонеро» Хорхе Манргосе обладает в сравнении со «Строфами...» гораздо меньшим потенциалом смыслообразования при контакте с читателями более удаленных эпох и культур, о чем свидетельствует хотя бы сравнение интенсивности их художественной рецепции — в отношении «Строф...» она всегда была несравненно более активной. Однако при всей своей типичности в рамках литературного процесса XV в. «малый круг» произведений Манрике как бы в миниатюре воплощает основную специфику художественного языка и всей эпохи, и самого автора. «Малые» тексты составляют «внутренний контекст» для центрального произведения, а потому сопоставление этих двух пластов (а именно: анализ повторений и трансформации устойчивых художественных элементов в разных кодифицированных «регистрах») позволяет в конечном итоге создать более целостный образ творчества поэта. В завершающей части первой главы дан обзор внутренних связей «Кансьонеро» и «Строф на смерть отца» Хорхе Манрике, к которым можно отнести строфику («усеченная строфа Манрике»); стилистическую специфику (подчёркнутая риторичность, жёсткая контрастность, отсутствие полутонов и т.д.); устойчивые риторико-изобразительные приёмы (диалог с аллегорической фигурой).

Вторая глава — Образ смертн в Средневековье и «Строфы на смерть отца» — посвящена рассмотрению образа смерти, одной из констант поэзии Хорхе Манрике. Первый параграф главы открывается обзором иконографии смерти в средневековой культуре. Выделяются два основных вектора ее разработки: смерть как событие (и его «последствия») и ее персонификация. В рамках данного исследования особый интерес представляет именно персонификация фигуры смерти.

В Средневековье ее специфика в изобразительных искусствах во многом была связана с новозаветным образом всадника на бледном коне из Откровения Иоанна Богослова: в более ранних памятниках (например, в миниатюрах) он изображался как «обычный» человек, а его природа иногда пояснялась надписью «mors» («смерть»). Со временем иконографическая традиция расширилась: появились новые трактовки, обусловленные поиском наиболее выразительной формы и адекватного языка, соответствующего «духу эпохи». Помимо смерти-всадника возник образ собственно персонифицированной Смерти (иногда без коня). В XIV в. появились надгробные эффипш-транзи и распространился сюжет «Триумфа смерти», иконографии которых присуща подчеркнутая телесность образов.

В средневековой литературе персонификация смерти, вероятно, наиболее выразительно и широко была представлена в макабрических текстах. Тем не менее этот образ не является исключительной характеристикой «Пляски Смерти» («Danse macabre»). Так, Смерть, наделенная словом, появляется в тексте «Диалога Смерти с человеком» («Dialogus Mortis cum homine»), который датируется первой половиной ХП в. и некоторыми исследователями атрибутируется Бернарду Клервосскому. Другой пример ее олицетворения —

«Триумф Смерти» (вторая половина XTV в.) Ф. Петрарки, где Смерть, торжествующая над любовью, прерывает земную жизнь Лауры.

В длительной традиции изображения смерти кристаллизовался ряд устойчивых характеристик, которыми наделяется ее фигура: черный или белый цвета, «бледность» окоченевшего трупа (эти изобразительные формулы связаны с комплексом представлений об умирании); слепота; специфическая атрибутика (гроб, коса, меч, лук и стрелы и т.д.).

Отдельный раздел диссертации посвящен эстетике «Пляски Смерти»: в этом синтетическом жанре мотив «человек перед лицом смерти», актуализированный в западноевропейском искусстве Позднего Средневековья, обрел одно из наиболее ярких своих воплощений. В данном разделе рассматривается этимология названия «Danse macabre»; проблематика генезиса этого жанра, сформировавшегося в европейской культуре в XTV-XV вв.; его ключевые темы (неотвратимость и неумолимость смерти, равенство всех людей перед ее лицом); специфика изобразительной модели «диалога», входящей в традицию средневековых «споров»/«прений» (Смерть вовлекает в пляску персонажей, расположенных в строгой иерархии социальной вертикали); характерный изобразительный ряд (подчеркнуто «телесные» образы, картины разлагающейся плоти).

Второй параграф главы посвящен сопоставительному анализу «Строф на смерть отца» Хорхе Манрике и кастильской «Пляски Смерти». Пристальное внимание позднесредневековой культуры к материально-оплотненной, говорящей Смерти составляет непосредственный контекст создания «Строф...», без которого невозможно понять уникальность художественного решения Манрике в трактовке этого изобразительного феномена. Параграф открывается краткой характеристикой кастильской «Пляски Смерти»: рассматривается вопрос о датировке (большинство исследователей относят появление текста к концу XIV - середине XV вв.); анализируется ее изобразительная специфика, связанная с культурно-религиозным многообразием испанской действительности (появление фигур раввина, факиха); нравоучительный пафос; мотив «разоблачения» перед лицом Смерти,

«Строфы на смерть отца» Хорхе Манрике и «Пляска Смерти» принадлежат одной исторической эпохе XTV-XV вв. и одному — европейскому — культурному региону. Образный инвариант «Пляски...», т.е. встреча человека с персонифицированной Смертью, внешне схож с заключительным эпизодом «Ст"оф...», в котором Смерть приходит к магистру Родриго. Едва ли уместно говорить в отношении «Строф...» о прямом «влиянии» на это произведение макабрической литературы или «заимствовании» образов из неё: их сопоставление носит типологический характер и позволяет выявить некоторые специфические черты художественной изобразительности Манрике.

Несмотря на внешнее сходство сцен «встречи человека с персонифицированной Смертью», в «Пляске...» и «Строфах...» их функции диаметрально противоположны: пафос «Пляски...» — нравоучительный, а «Строф...» — панегирический. «Пляска...» дает обобщенные типы людей и утверждает ничтожность каждого из них перед лицом вечности, в то время как

9

в тексте Хорхе Манрике изображена частная смерть конкретного человека, сцена которой становится кульминацией панегирика, главная цель которого — продлить жизнь Родриго Манрике, пусть даже только в литературном пространстве. Основные изобразительные различия этих двух воплощений одного художественного инварианта («человек перед лицом Смерти») заключаются в характере появления Смерти (в «Пляске...» она всегда внезапна; к магистру Родриго Смерть приходит с вежливым стуком, это ожидаемая кончина); и в реакции умирающего (в «Пляске...» все персонажи, за исключением отшельника и монаха, противятся смерти; Родриго Манрике встречает свою кончину подчеркнуто «по-христиански» — во всём величии смирения).

Вместе с тем поэт не отказывается от макабрической традиции и представляет два типа смерти: первый воплощен в сцене смерти Родриго Манрике; второй близок макабрической модели внешней образностью, общей интонацией (насильственное, неожиданное прерывание жизни; жестокая смерть) и соотнесен со всеми прочими персонажами, упоминаемыми в «Строфах...» (инфант Альфонсо, Альваро де Луна и др.). Однако Хорхе Манрике подчиняет нравоучительный пафос этой условно «макабрической» модели панегирическому замыслу произведения: изображение безжалостной, нежданной смерти противопоставлено смиренной и ожидаемой кончине магистра. Столкновение этих двух векторов — смерти как низвержения и смерти как вознесения — оттеняет и максимально укрупняет панегирик, который поэт создает отцу. Художественное решение Манрике и глубина трактовки традиционной художественной модели представляет собой уникальное явление в испанской литературе того периода.

Третья глава — Жанровое своеобразие «Строф на смерть отца» — посвящена рассмотрению жанровой специфики текста Хорхе Манрике в контексте литературной традиции «посмертных посвящений», т.е. произведений, созданных по случаю кончины какого-либо человека.

В первом параграфе представлен обзор литературоведческих интерпретаций жанрового своеобразия «Строф...».

Во втором параграфе в исторической перспективе рассмотрены два основных идейных комплекса, связанные с линией литературных «посмертных посвящений»: традиция «оплакивания» (первый раздел параграфа) и традиция «утешения» (второй раздел параграфа).

В первом подразделе раздела о традиции «оплакивания» дается общая характеристика письменных жанров, относящих к этому культурному пласту: от Античности (френ, коммос, эпические плачи, элегия) до Средневековья (латинские эпитафии, эпицедии, плачи; плачи трубадуров); определяется место испанских «посмертных посвящений» XV в. рамках этой традиции и их литературный субстрат (средневековые латинские плачи, плачи трубадуров). Второй* подраздел затрагивает вопрос о принадлежности плача сфере эпидейктической риторики, задача которой, по Аристотелю, состоит в восхвалении или порицании («Риторика», кн.З). В самом обобщенном виде плач по умершему включает два основных элемента: оплакивание и

ю

восхваление, которые и определяют структуру данной поэтической формы, хотя степень выраженности данных модальностей может варьироваться вплоть до практически полной их редукции. Момент оплакивания по своей природе также панегиричен, т.к. сам факт скорби об умершем подчеркивает его значимость и важность для конкретного человека или социальной группы. Третий подраздел посвящен рассмотрению топосов, свойственных литературному восхвалению (панегирические) и оплакиванию (плачевые). В обзоре, основанном на методологии Э.Р. Курциуса, анализируется материал средневековой традиции плачей и панегирических произведений: латинских произведений, поэзии трубадуров, испанской традиции ХГУ-ХУ вв.

Одним из наиболее частых панегирических топосов является указание на всеохватность похвалы, что воплощается различными способами: через пространственные и временные характеристики — так, в плаче по Генриху Молодому Королю (1183 г.) Бертрана де Борна сказано, что король был «в мире самый достойный», Гаусельм Файднт в посвящении на смерть Ричарда Львиное Сердце (1199 г.) указывает, что «тысячу лет не было столь славного мужа»; похвала расширяется за счет «многоголосия», т.е. указания на совокупное звучание хвалебных речей — так, Венанций Фортунат в панегирике королю Хариберту (VI в.) говорит, что «разные языки звучат единым голосом хвалы» и т.п. Другим распространенным панегирическим топосом является сравнение с различными выдающимися фигурами, в частности, «знаменитыми мужами прошлого» («уш ШиБЫ»). В таком случае перечисляемые фигуры существуют лишь в отношении к главному объекту изображения. Каждая из них редуцируется до одной характеристики, которая в то же время максимально усиливается и подчеркивается. Ослабление (или снятие) периферийных черт оттеняет главную черту: так, фигура становится воплощением некоей идеи, примером. Упоминание имени и сопоставление с известным деятелем сразу создает нужную систему координат, в которую и вписывается образ человека, а потому фигура сравнения становится изобразительным суперлативом — превосходной степенью, выраженной через пластичный образ: например, в «Строфах...» Хорхе Манрике указывается, что Родриго «в добродетели — Сципион» (строфа 27). «Сципион» в этом случае выступает как замена сочетанию «самый добродетельный» и т.п. Другим важным элементом посмертного панегирика служит описание «посмертной судьбы» умершего: во-первых, оно представляет собой традиционный риторический элемент — «утешение», которое предлагается слушателям; а во-вторых, является ключевым моментом панегирика, эстетическим завершением образа покойного. В средневековой европейской литературе вопрос о «посмертной судьбе» решается однозначно — в соответствии с христианской догматикой: душа умершего возвращается из времени в вечность, к Богу, и предстает перед божественным судом.

К собственно «плачевым» топосам относится распространенная формула «всеобщей скорби»: доведенный до максимума плач как бы дублирует и уравновешивает множество голосов, слившихся в похвале, и также становится панегирической характеристикой (т.е. достоинства умершего были столь

11

велики, что его кончина стала неизбывным горем). Другим традиционным элементом литературного оплакивания является архетипический образ плачущей женщины, который с самых давних времен и в различных регионах был неотъемлемой составляющей «переходных» обрядов, в том числе похоронных. Набор внешних ритуальных жестов перешел в сферу письменной традиции и стал устойчивой формулой как в древней, так и в новой литературе.

Второй раздел параграфа посвящен обзору литературной традиции «утешения» и открывается ее характеристикой в исторической перспективе: от Античности до Средних веков. Специфика литературы «утешения» определяется кодификацией поведения живых людей в ситуации смерти другого человека. Христианская доктрина предписывала смиренное ее приятие и неодобрительно относилась к бурным проявлениям скорби. Религиозная догма, т.е. «надстроенный» кодекс поведения, противостоял естественной потребности человека переживать горе, которая, в частности, выражалась во внешних проявлениях и жестах — многие из них закрепились и перешли в обрядовое действо еще на архаических стадиях культуры. Такой дуализм существовал и в Античности: роль осмысляющей инстанции, которая определяла пути «надлежащего» поведения, выполняла философия. Умению спокойно принять смерть учили еще римские стоики — как известно, непосредственные идейные предшественники христианства. Две линии отношения к смерти — более архаичная, неписьменная (но отраженная в письменной культуре) и «ученая», письменная — сосуществовали и в античную, и в христианскую эпоху, а их столкновение и взаимодействие фиксировалось, в частности, и в литературе. Испанская традиция посмертных посвящений конца ХГ/-ХУ вв. имела в виду обе эти тенденции: как изображение безутешной скорби, так и мысль о необходимости смиренного и спокойного принятая смерти. Их осмысление стало основой для идейного и художественного своеобразия этах произведений.

В третьем параграфе главы рассматривается ряд художественных текстов, принадлежащих кастильской линии посмертных посвящений конца Х1У-ХУ вв.: анализируются типичные темы и устойчивые изобразительные элементы, характерные для этой литературной традиции, а также некоторые особенности поэтики произведений. Будучи непосредственным контекстом создания «Строф на смерть отца» Хорхе Манрике, эти тексты позволяют ярче высветить особенности художественного языка поэта и своеобразие его трактовки устойчивых идейных комплексов.

В широком поле кастильских «посмертных посвящений» ХГУ-ХУ вв., объединенных внешней причиной создания, можно выделить группы, различающиеся по «цели высказывания»: в одних акцент приходится на оплакивание и восхваление героя; в других смерть человека становится «предлогом», позволяющим автору озвучить рассуждения на интересующие его темы (нравоучительные, социально-критические). В первом случае смерть конкретного человека становится главным объектом художественного изображения; во втором частная смерть выступает поводом для

12

художественно!« освещения материй, интересующих автора, конечной же целью становится философское осмысление и переживание мира в целом. Так называемая «нравоучительная» поэзия использует единичное, конкретное событие (смерть человека) как материал для размышления об универсальных законах существования человека и, в частности, его социального бытия. Если рассматривать тексты кастильской традиции «посмертных посвящений» XIV-XV вв. с точки зрения взаимодействия в художественном пространстве «плачевого/панегирического» и «нравоучительного» начал, их можно разделить на три условные группы: «нравоучение»; «панегирик/плач>г, «панегирик/плач + нравоучение».

К первой группе относятся те произведения, где центральной является дидактическая составляющая, а «панегирическое/плачевое» начало отсутствует. Их идейно-художественное своеобразие определяется традицией христианской дидактической литературы Средневековья с ее характерными темами и образами. К этой группе можно отнести некоторые произведения Альфонсо Альвареса де Вильясандино (два сочинения на кончину короля Энрике Ш из «Кансьонеро Баэны», № 39 и № 62); посвящение Фернана Санчеса Калаверы (Талаверы) на смерть Руй Диаса де Мендосы; посвящение брата Михира на кончину Энрике Ш; «Поучение фаворитам» маркиза де Сантильяны и др.

Во вторую группу входят тексты, где дидактический элемент отсутствует либо очень слабо выражен по сравнению с другими образцами жанра. К ней можно отнести плач Хуана де Баэны об Энрике Ш; «Плач о королеве Маргарите» маркиза де Сантильяны; посвящение Гомеса Манрике на смерть маркиза де Сантильяны и др.

Третья группа объединяет те произведения, где в разном соотношении соединяются «панегирическое/плачевое» и «нравоучительное» начала. К ней можно отнести сочинение Карвахалеса на смерть капитана стрелкового отряда Хаумота Торреса; посвящение Гомеса Манрике на кончину благородного кабальеро Гарсиласо де ла Веги; строфы Педро Велеса де Гевары на кончину Энрике Ш; посвящение Эрнана Переса де Гусмана на смерть Алонсо де Картахены, епископа бургосского; текст Диего дель Кастильо на кончину короля Альфонсо V; а также «Строфы на смерть отца» Хорхе Манрике.

При рассмотрении этой линии кастильской литературы ХГУ-ХУ вв. особого внимания заслуживают узловые идейно-художественные коллизии: специфика совмещения «плачевого» элемента с религиозным представлением о необходимости смиренного приятия смерти; а также проблематика сочетания идеалов «посмертной судьбы».

В испанской «утешительной» поэзии Позднего Средневековья комплекс представлений о «посмертной судьбе» человека имеет два основных центра тяготения: идеал «религиозный» (христианский: утешение в мысли о том, что душа умершего возвращается к Богу) и условно «гуманистический» (утешение в мысли о посмертной славе, которая ожидает покойного). Стоит отметить, что последний, безусловно, не противопоставлен первому: он включает его, но им не ограничивается. Очень условно его можно отнести к раннему христианскому гуманизму. Заметим, что более зрелый синтез христианского гуманизма

13

относится ко времени Т. Мора и Эразма, времени, на три-четыре десятилетия более позднему.

Такие обозначения схематичны и не являются взаимоисключающими: они скорее призваны обозначить определенную расстановку «акцентов» в культурном сознании эпохи. В кастильской поэзии XV в. идея о посмертной славе как утешении обретает все больший вес, хотя и не доминирует.

Среди рассмотренных текстов чисто христианская утешительная нота звучит в двух: в строфах на кончину Алонсо де Картахены (1456 г.) Фернана Переса де Гусмана и в посвящении Гомеса Манрике на смерть маркиза де Сантильяны (1458 г.), в заключении которого автор указывает, что маркиз теперь находится на небесах. Оба «типа» утешения вводятся в сочинении Гомеса Манрике на кончину кабальеро Гарсиласо де ла Беги (ок. 1455 г.), хотя и в более традиционной средневеково-христианской системе координат, с большей опорой на «религиозный» идеал; а также в посвящении на смерть Хаумота Торреса (ок. 1460 г.), принадлежащем Карвахалесу, — здесь мысль о посмертной славе звучит ярче, нежели у Гомеса Манрике, но ей сопутствует и четко прописанная в тексте надежда на «вечную жизнь». Среди проанализированных текстов наиболее выразительно условный «гуманистический» тип утешения прозвучал, пожалуй, у Диего дель Кастильо (ок. 1456 г.). Вероятно, отчасти это молено объяснить итальянским влиянием, которое испытали Карвахалес и Диего дель Кастильо, находясь при неаполитанском дворе Альфонсо V. Вместе с тем во всех этих произведениях само устройство идейного и художественного пространства отчетливо несет черты, присущие средневековой литературной традиции, т.е. концептуальный рисунок видоизменяется, но проводится в прежней «тональности». Подобное совмещение естественно и органично: понятно, что историко-культурный процесс не дискретен, а представляет собой непрерывное единство и в каждый момент сочетает разнородные элементы — меняется не система, но скорее расстановка акцентов в ее пределах.

Вторая важная идейно-художественная коллизия касается сочетания «плачевого» элемента с христианским представлением о необходимости смиренного приятия смерти. Панегирик по своей природе стремится максимально расшириться, а в случае с посмертным посвящением это потенциальное пространство увеличивается: автор может описать не только то, чем человек был при жизни (собственно панегирик), но и то, что стало с миром после его смерти (всеобщая скорбь как хвалебная характеристика). Таким образом, описание плача по умершему становится выразительной панегирической краской. Однако она вступает в конфликт с религиозной доктриной, усматривающей в подобном плаче внутреннее несогласие с божественной волей. Каждый испанский автор XV в., работавший с данным идейным комплексом, по-своему решал эту проблему. Два разнонаправленных вектора — плач как панегирик и осмысление плача как сомнения в справедливости небесного закона — можно соединить в монолитном высказывании, произнесенном с одной «точки зрения». Так это происходит, например, у Фернана Переса де Гусмана в строфах на кончину Алонсо де

14

Картахены. Автор скорбно возвещает о смерти епископа, но сразу же оговаривается, что божественная воля несомненна и безусловна. Перес де Гусман сводит два пласта непосредственно, через прямое высказывание, и в конечном итоге «дидактика» перевешивает «панегирик». В таком контексте панегирическая нота затихает и звучит менее убедительно, ослабляя хвалебную интонацию. Другие авторы преодолевают это противоречие посредством разделения «точек зрения»: среди рассмотренных в диссертации произведений так поступает Альфонсо Альварес де Вильясандино (на смерть Энрике Ш, № 34 в «Кансьонеро Баэны»), Карвахалес, Гомес Манрике (на смерть Гарсиласо де ла Беги). «Плачевую» интонацию они передают одному или нескольким персонажам, которых вводят в текст. Часто эту роль выполняет архетипичный образ рыдающей женщины, чей плач иногда сопровождается формульными жестами самоистязания. Но над этой точкой зрения торжествует, упраздняя ее, другая — та, что воплощает христианский идеал. Таким образом, авторам удается прорисовать плачевую линию, а значит, усилить звучность панегирика, и в то же время не поступиться верностью религиозной доктрине. В схожем ключе работает Диего дель Касшльо: он рассоединяет ракурсы, передавая слово разным фигурам, каждая из которых выполняет свою функцию — мойра Антропос воплощает нравоучительное начало, королева и подданные — плачевое, панегирическое, а фигура рассказчика соединяет оба. Тем не менее представляется, что у Диего дель Кастильо эти «сшивки» довольно очевидны и не сплавлены в единое поэтическое целое, что придает тексту некоторую неоднородность и художественную противоречивость: например, в рамках монолога Антропос мысль о неумирающей славе следует за остро обличительной речью с типично проповедническим пафосом — и как изобразительное решение такая смычка кажется недоработанной.

Хорхе Манрике в своих «Строфах на смерть отца» также становится перед проблемой гармоничного сочетания «нравоучительного» и «панегирического». Заглавное произведение Хорхе Манрике часто называют «плачем по отцу», однако собственно жанрового плача в нем нет: нет ни одной, тем более женской, фигуры, которая бы проливала слезы, нет общего призыва к плачу. Для художественного языка Манрике характерна контрастность, внутренние напряженные противопоставления, предпочтение насыщенных тонов полутонам — и он полностью снимает «плачевую» линию, как и все прочее, что может «бросить тень» на фигуру Родриго. Хорхе Манрике усиливает панегирик не через «внешние» описания скорби, а через внутренние ресурсы поэтического языка, включая максимальные художественные мощности. Панегирическая палитра «Строф...» богата и многообразна: она включает прямое и опосредованное (через сопоставление с другими людьми) описание достоинств магистра, произнесение хвалы голосом персонифицированной Смерти и высшую точку панегирика — встречу магистра со Смертью. Этот финальный эпизод представляет собой исключительно редкую для испанской литературы той эпохи художественную ситуацию. Действительно, были распространены тексты, произнесенные от лица покойника («Поучение фаворитам» и др.), а также монологи и диалоги со

15

смертью (например, «Пляска Смерти»), но их порождающая сила — нравоучительная, в то время как финальный эпизод «Строф...» вырастает из необходимости достичь максимальной панегирической высоты.

Подобно некоторым современным ему авторам (Карвахалес, Диего дель Кастильо и т.д.), Хорхе Манрике предлагает двойное утешение: мысль о том, что душа Родриго вернулась к Богу, и утешение в памяти о магистре. Первое утешение, религиозное, направлено в другую, посмертную, жизнь: оно важно для завершения художественного образа магистра как истинного христианина и указывает его дальнейший «путь». Второе обращено к земной жизни — к живым людям. Оно двояко: с одной стороны, спокойное утешение в памяти противопоставлено проявлениям скорби, а потому более соответствует религиозному идеалу. Но с другой — в нем, безусловно, отчетливо читается гуманистическое стремление продлить жизнь человека в посмертной славе, связанное с античным идеалом и актуализированное в эпоху Позднего Средневековья. Вместе с тем специфика трактовки «жизни во славе» у Хорхе Манрике и его испанских современников заключается в том, что слава у них относится к сфере земного, а значит, конечного. Земная слава (fama) отделена от вечности — от Божьей славы (gloria). Это особенно наглядно, если сравнить ее с гуманистическим идеалом славы, который представлен в «Триумфах» Франческо Петрарки. У Петрарки в соответствии с христианской доктриной над миром торжествует Божья слава (вечность), но коллизия взаимоотношения славы земной и вечной разрешается в духе новейшего гуманистического сознания с его высокой оценкой дела, поступка, подвига. В гуманистической модели Петрарки fama обретает истинное бытие через соприкосновение с божественной gloria, и они сливаются воедино. В то время как у Манрике — в соответствии со средневековыми представлениями — между ними существует непреодолимая граница.

Четвертая глава — Композиция и архитектоника «Строф на смерть отца» — открывается первым параграфом, где дается обзор существующих интерпретаций композиционного своеобразия заглавного произведения Хорхе Манрике.

Во втором параграфе рассматривается изображение трех ипостасей смерти, предстающих в «Строфах...», и развитие образа Родриго. С движением текста происходит «оплотнение» фигуры Смерти, динамику которого можно описать следующим образом: строфы 1-22 (смерть как всеобщая сила, наиболее отдаленная точка зрения); строфы 23-33 (обращение к смерти, приближение к ней); строфы 34-39 (воплощение образа смерти, ее персонификация). В развернутой экспозиции первого отрезка перед читателем предстает традиционный образ всепоглощающей и неумолимой смерти, однако вместе с тем уже в первой строфе возникает мотив ее приближения, оплотнения. Второй отрезок начинается с прямого обращения к Смерти, и ее образ переносится из умозрительной области в сферу непосредственного чувственного восприятия: автор, и читатель вслед за ним, как бы приближается к ней на расстояние, необходимое для разговора. На третьем отрезке текст переводится в иной регистр: «авторский» голос пропадает и передает слово персонифицированной

16

Смерти и умирающему Родриго Манрике. В «Строфах...» Хорхе Манрике вместе с пространственным движением текста совершается путь символический: из образа абстрактной смерти «вырастает» образ смерти конкретного человека. Выразительность этой динамики постепенного приближения усиливается поэтической архитектоникой: описанию смерти как всеобщего явления отдано 22 строфы; в строфе 23 звучит обращение — начинает выкристаллизовываться ее образ; через 11 строф (в строфе 34) появляется сама персонифицированная Смерть, а сцена с Родриго разворачивается в 6 строфах; заключительная строфа через мотив памяти как бы соединяется с первой и замыкает текст в кольцо. Таким образом, внутренний темп текста постепенно учащается: вторая часть оказывается вдвое меньше первой, а третья — вдвое меньше второй (то есть почти в соотношении 2 к 1:22 — 11— 6).

Одновременно с «кристаллизацией» фигуры Смерти происходит «оплотнение» фигуры магистра: В.Н. Топоров в статье, посвященной X. Манрике, писал о том, что фонетическая организация первой строки «позволяет как бы нащупать абрис имени Rodrigo Manrique» (Recuerde el alma dormida)1. Впрочем, если этот абрис и намечается в начале, первые 24 (из 40) строфы никак не касаются самого образа Родриго. Имя его озвучивается только в строфе 25, затем следует панегирик, воспевающий добродетели и деяния магистра, сам же он появляется в строфе 38. Подобно тому, как из абстрактной смерти поднимается фигура смерти персонифицированной, через поэтическую ткань постепенно проступает образ Родриго. Вспоминание идет от дробного к целому: от звука (первая строка) к слову (имя отца, строфа 25), затем к описанию добродетелей (25-28), дел и поступков (29-33) и, наконец, воплощается в финальной сцене встречи магистра со Смертью (38). Можно сказать, что это движение как бы синтезирует различные виды художественной материи: эфемерная музыкальность звука (музыкальное) переходит в написанное звучащее слово (поэтическое), оно же в свою очередь — в пластичный образ человека (изобразительное). Воплощенная фигура становится конечной точкой вектора изображения человека: в начале текста человек представлеп как абстрактная единица, затем вводятся персонажи «ubi sunt?», в конце — Родриго, т.е. конкретный человек, которому дается слово. В заключительной сцене проявлена двойная природа художественного образа Родриго: он представлен как конкретный человек, отец, которого поэт «воскрешает» в литературном пространстве (а значит, в памяти) и как человек вообще — сын (христианин), возвращающийся к Отцу (Богу).

В третьем параграфе представлен анализ архитектоники текста, которая выстроена на сети перекличек, повторений и контрастных сопоставлений, что реализуется на нескольких художественных уровнях: собственно лексическом (анафоры, полиптотон и т.п.); образком (образ «обманчивого мира»; противопоставления наподобие «удовольствия» — «муки» и т.п.); мотивном

1 Топоров В Л. «Строфы на смерть отца...» Хорхе Манрике: попытка интерпретации // Западноевропейская средневековая словесность. — М: Изд-во МГУ, 1985.— С. 103.

17

(мотив движения); тематическом (повторение в монологе Смерти основных тем, введенных ранее).

По тем же основным принципам (перекличек, повторений и контрастов) конструируется и образ Родриго Манрике. Ключевой механизм панегирического описания магистра основывается на выстраивании противопоставлений с другими «персонажами»^ к которым относятся как неопределенные фигуры («троянцы», «римляне»), так и конкретные люди — современники магистра (Альваро де Луна, Хуан Пачеко, Педро Хирон и т.д.). Для усиления контрастности поэт включает в описания магистра и прочих персонажей одинаковые или схожие лексические обороты, но при этом помещает их в диаметрально противоположный по интонационной окраске контекст (хвалебный, мажорный — или элегический, минорный).

Так, о людях древности сказано, что об их делах «мы слышали и читали», но их «не видели» (строфа 15), в то же время подчеркивается тот факт, что подвиги магистра известны всем, «ибо их видели» (строфа 25) — и эта непосредственная, «живая» память противопоставлена памяти длительной, «книжной». Свершения Родриго Манрике входят в сферу непосредственного опыта современников автора — первых читателей, к которым обращен текст. Со временем ясность свежего воспоминания стирается, и жизнь магистра сама становится объектом «книжной» памяти (например, хроник). Но в художественном пространстве она остается «живой»: наиболее полно мотив видения, сопричастности (один из ключевых мотивов произведения) реализуется в заключительной сцене, где показывается встреча магистра со Смертью. Читатель становится непосредственным ее участником и каждый раз вместе с Родриго Манрике переживает кульминационный момент его жизни, силой искусства обретая не «книжное» знание о человеке, но «живое» воспоминание о нем.

Современники магистра включены в ряд персонажей традиционного топоса «ubi sunt?». Родриго Манрике не просто завершает его, но становится своеобразным ответом на этот риторический вопрос: вопросительной интонации «ubi sunt?» противопоставлена восклицательная в отношении магистра (строфа 26); в последней строфе указывается, где находится Родриго (его душа возвращается к Богу).

В разделе «ubi sunt?» по имени названы лишь два персонажа (короли Хуан П и Энрике IV), остальные же перечисляются описательно («инфанты Арагона», «тот знаменитый коннетабль», «два других брата» и т.д.). Отсутствие прямого наименования усиливает пафос топоса «ubi sunt?», утверждающего разрушительную силу времени: забвение стирает само имя человека. Хорхе Манрике показывает, что и недавнее прошлое уже подвержено распаду, а поэтому даже лица современной ему эпохи становятся неясны и размыты. В трактовке традиционных тем Средневековья (неумолимости смерти и времени) одной из отличительных черт изобразительности Хорхе Манрике является снятие «телесности» — вопреки визуальному языку эпохи, рисующему картины тления плоти — от иконографии «Пляски Смерти» и надгробий транзи до «Легенды о трех живых и трех мертвецах» и поэзии Франсуа Вийона. Но

18

вместо разложения тела Хорхе Манрике показывает разложение образа человека, памяти о нем: забвение, постепенно покрывающее прошлое, лишает человека имени и тем самым — главного элемента, который этот образ скрепляет. Автор противопоставляет безымянности персонажей «ubi sunt?» полное имя магистра; их внезапной или насильственной смерти — подчеркнуто подготовленную, «христианскую» кончину; забвению, которое покрывает их жизни, — посмертную жизнь Родриго во славе и в памяти других людей.

Итак, фигура Родриго Маприке выстраивается на подчеркнутом противопоставлении с описанием других персонажей «Строф...», которое проходит по нескольким линиям: соотношение человека и вещи, человека и поступка; характер смерти человека; «посмертная» судьба, т.е. тот его образ, который остается в памяти других людей после его кончины. В каждой из этих художественных ситуаций образ Родриго решается в «положительном» ключе, а прочие персонажи — в «отрицательном». В эстетическом пространстве «Строф...» магистр воплощает некий идеал человека и воина, который существовал в эпоху создания произведения в том социальном круге, к которому принадлежали Манрике. Изобразительные стратегии, которые применяются к фигуре Родриго, находятся в «зоне действия» панегирического жанра, хвалебной интонации, в то время как герои «ubi sunt?» существуют в поле влияния традиционной для нравоучительной литературы минорной тональности, в которой органично присутствует мысль о бренности человеческого бытия. На скрещении и тесном взаимодействии этих двух сфер выстраивается одна из ярких особенностей художественного своеобразия фигуры магистра и текста вообще. Первые 24 строфы, т.е. та часть произведения, которая обычно характеризуется как «нравоучение» или «проповедь», воспринимается в двух планах. С одной стороны, это действительно элегическое размышление (дидактической направленности) о ключевых категориях человеческой жизни. Но, с другой стороны, если смотреть на эту часть «ретроспективно», то есть от конца текста, она видится как художественное средство, позволяющее оттенить похвалу, обращенную к магистру, еще ярче ее проявить. С такого ракурса «дидактика» становится частью панегирика и связывается с ним в неразрывное единство.

В заключении резюмируются результаты и основные выводы диссертационного исследования.

Значение фигуры Хорхе Манрике невозможно переоценить: с самых ранних пор его творчество занимает одну из ключевых позиций в истории испаноязычных литератур. Критики неоднократно повторяли, что поэзия Манрике глубоко укоренена в традиции и использует только самые ее распространенные элементы. Из-за такого прямого и подчеркнутого обращения к культурной традиции, работы с самыми повторяющимися ее константами, при изучении творчества Хорхе Манрике важно пристально рассматривать те механизмы художественного переосмысления традиционной материи (внутри историко-литературного контекста), которые и определяют эстетическое своеобразие творчества поэта. Особенно очевидно это в отношении центрального произведения Манрике — «Строф на смерть отца», т.к. «малые»

19

произведения поэта по природе самой их литературной формы более «камерны», в то время как художественное пространство «Строф...» больше и глубже, а потому созвучия, которые образует в нем соположение и наслаивание традиционных элементов, богаче и многограннее.

Художественное своеобразие «Строф...», как представляется, в определенной степени обусловлено взаимодействием «дидактического» и «панегирического» начал, причем первое занимает подчиненное положение: традиционные «нравоучительные» топосы и устойчивые формулы приобретают «панегирическую» окраску; композиционно-архитектоническое устройство также подчинено этому художественному механизму. Хорхе Манрике предлагает уникальную для испанской литературы XV в. трактовку традиционного образного инварианта «встречи человека с персонифицированной Смертью», снимая характерный для него нравоучительный пафос в пользу панегирического. Трактовка мотива посмертной славы претерпевает у Манрике резкое обновление по отношению к заурядному литературному процессу. В читательском сознании концепция «трех жизней» (земной, во славе, вечной) связана с именем Хорхе Манрике, хотя сама мысль о величии посмертной славы, восходящая к Античности, в испанском Средневековье была актуализирована не им. Своеобразие решения Манрике состоит в том, что он не сталкивает два идейных комплекса (о вечной жизни и жизни во славе), но разносит их в разные плоскости: истинна только вечная, небесная жизнь, которую обрел магистр; но в потоке времени жизнь во славе становится абсолютом — и при таком расположении обе идеи в художественном пространстве «Строф на смерть отца» функционируют как панегирические.

Сопоставление «Строф на смерть отца» с непосредственным контекстом испанской литературы XV в. позволяет высветить то особое соположение устойчивых художественных элементов, создавшее специфическое эстетическое пространство, которое сохраняет неизменную актуальность и диалогичность по отношению к культурам различных эпох. В русской культуре имя Хорхе Манрике присутствует давно и осмысляется разными поколениями читателей: от И. Эрепбурга, подготовившего первый частичпый перевод «Строф на смерть отца», до И. Бродского, который называл «Строфы...» «одним из самых любимых стихотворений на свете» .

1 Бродский И.АЛересеченная местность. Стихи с комментариями. М.: Независимая газета, 1995. С.159.

20

Публикации по теме диссертации в изданиях, рекомендованных

ВАК:

1. Тимофеева К.Ю. Viri illustri: Петрарка, Манрике, Рафаэль // Научные труды. Вопросы теории культуры (изд. Института им. И.Е. Репина). — 2013. — Вып.27, — С. 102-111. 0,4 п.л.

2. Тимофеева К.Ю. Встреча со Смертью: кастильская «Пляска Смерти» и «Строфы на смерть отца» Хорхе Манрике // Древняя и Новая Романия.

— 2013. — Т. 12. — № 2. — С. 402-411. 0,5 п.л.

3. Тимофеева К.Ю. О некоторых особенностях фигуры Родриго в «Строфах на смерть отца» Хорхе Манрике // Научное мнение. — 2014.

— №1. — С. 56-59. 0,3 п.л.

4. Светлакова O.A., Тимофеева К.Ю. В поисках отца: от Хорхе Манрике до Хуана Рульфо // Латинская Америка. — 2013. — № 5. — С. 90-102. 0,3 п.л.

Тимофеева Карина Юрьевна Хорхе Манрике в контексте испанской литературы XV в.

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Подписано в печать 04.04.2014 г. Тираж 100 экз. Заказ № 890

Отпечатано в типографии ОНУТ Филологического факультета СПбГУ Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11

Текст диссертации на тему "Хорхе Манрике в контексте испанской литературы XV в."

ФГБОУ ВПО «САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ»

На правах рукописи

04201459535

Тимофеева Карина Юрьевна

ХОРХЕ МАНРИКЕ В КОНТЕКСТЕ ИСПАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XV В.

Специальность 10.01.03. — Литература народов стран зарубежья (литература народов Европы, Америки, Австралии)

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент Светлакова О. А.

Санкт-Петербург 2014

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.....................................................................................................................4

Литературоведение о творчестве Хорхе Манрике: основные векторы изучения.....4

Хорхе Манрике в западном литературоведении......................................................5

Освоение Хорхе Манрике в русской традиции......................................................10

Переводы из Хорхе Манрике на русский язык.......................................................13

Цели и задачи данного исследования..........................................................................14

ГЛАВА 1. «КАНСЬОНЕРО» КАК «МАЛЫЙ КРУГ» ПРОИЗВЕДЕНИЙ ХОРХЕ МАНРИКЕ.....................................................................................................19

1.1. Общие черты XV в. как историко-культурной эпохи в Испании......................19

1.2. «Кансьонеро» Хорхе Манрике в контексте испанской куртуазной поэзии.....28

1.2.1. Состав «Кансьонеро» Хорхе Манрике, формы и метрика..........................30

1.2.2. Специфика поэтического языка «Кансьонеро» Хорхе Манрике................33

1.3. «Строфы на смерть отца» и «малый круг» произведений Хорхе Манрике.....48

ГЛАВА 2. ОБРАЗ СМЕРТИ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ И «СТРОФЫ НА СМЕРТЬ ОТЦА»..........................................................................................................51

2.1. Образ смерти в средневековой культуре..............................................................51

2.1.1. Эстетика «Пляски Смерти»............................................................................56

2.2. Кастильская «Пляска Смерти» и «Строфы на смерть отца»..............................61

2.2.1. Изображение смерти Родриго Манрике........................................................66

ГЛАВА 3. ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ «СТРОФ НА СМЕРТЬ ОТЦА».....75

3.1. Обзор литературоведческих интерпретаций.......................................................75

3.2. Традиция «посмертных посвящений» в исторической перспективе................79

3.2.1. Традиция «оплакивания»................................................................................80

3.2.1.1. Историческая перспектива....................................................................80

3.2.1.2. Плач в традиции эпидейктической риторики.....................................86

3.2.1.3. Топосы.....................................................................................................87

3.2.2. Традиция «утешения»...................................................................................109

3.2.2.1. Специфика отношения к «плачу об умершем» в Средневековье ... 112 3.3. Испанская традиция посмертных посвящений конца XIV-XV вв..................115

ГЛАВА 4. КОМПОЗИЦИЯ И АРХИТЕКТОНИКА «СТРОФ НА СМЕРТЬ ОТЦА»..........................................................................................................................156

4.1 Обзор существующих концепций........................................................................156

4.2. Три ипостаси смерти и развитие образа Родриго..............................................161

4.3. Некоторые особенности архитектоники текста................................................165

4.3.1. Повторения и переклички.............................................................................166

4.3.2. Контрастные сопоставления.........................................................................169

4.3.3. Построение образа Родриго Манрике.........................................................171

4.3.4. Повторение и развитие тем в «Строфах на смерть отца».........................185

ЗАКЛЮЧЕНИЕ..........................................................................................................189

БИБЛИОГРАФИЯ....................................................................................................197

Введение

Литературоведение о творчестве Хорхе Манрике: основные векторы

изучения

Хорхе Манрике (1440? — 1479), кастильский аристократ, воин и гениальный поэт, является одной из ключевых фигур средневековой испанской литературы. Несмотря на малый объем его поэтического творчества, с самых ранних пор оно стало объектом пристального изучения и толкования. Что касается художественной рецепции произведений Манрике, то начало их активного осмысления относится уже к XVI в., когда на «Строфы на смерть отца» (1476 — 1479?) составляли глоссы такие авторы, как Алонсо де Сервантес, Родриго де Вальдепеньяс, Диего де Бараона, Франсиско де Гусман, Хорхе де Монтемайор и другие. Тогда же был выполнен первый перевод этого текста — на латинский язык (1540 г.), который имел скорее «символический» характер, т.е. выразил признание Манрике как «классика» литературы. Первые переводы на живые языки появились несколько столетий спустя: два английских — авторства Джона Бауринга (1824 г.) и Генри Лонгфелло (1832 г.); французский — в 1826 г., выполненный Хуаном Марией Маури. Со временем «Строфы...» были переведены и на другие языки. Начало осмысления творчества поэта в собственно литературоведческой традиции относится к середине XIX в. В исторической перспективе рецепция «Строф...» — как художественная, так и критическая — довольно исчерпывающе описана в недавней работе Н. Марино, посвященной этому предмету1.

1 Marino N. Jorge Manrique's "Coplas por la muerte de su padre": a history of the poem and its reception. Woolbridge: Tamesis, 2011.214 p.

Хорхе Манрике в западном литературоведении

Среди первых литературоведческих исследований, где были представлены обзоры творчества Хорхе Манрике в единстве с современной ему историко-культурной эпохой, прежде всего выделяются труды М. Менендеса-и-Пелайо, в частности, «Антология кастильских лирических поэтов» (1890-1908 гг.), а также «Критическая история испанской литературы», которую подготовил X. Амадор-де-лос-

Риос3 (1861-1865 гг.) — эти работы создали необходимую базу для дальнейших исследований и сохраняют актуальность и в настоящее время. Начиная с первых лет XX в., объем критических трудов, рассматривающих различные аспекты жизни и творчества поэта, продолжает неуклонно расти. Первичные сведения о Хорхе Манрике, к которым относятся историко-культурный контекст периода, биография, общие черты поэтики произведений, можно найти в любом обзорном исследовании, посвященном испанской литературе Средневековья (например, можно обратиться к старой — но не устаревшей — обстоятельной работе X. Альборга4). Среди обширного круга работ, изучающих отдельные аспекты социокультурной специфики эпохи, выделяются те, где затрагиваются вопросы, особенно важные для прояснения идейного своеобразия творчества Хорхе Манрике. К ним можно отнести известную монографию М.-Р. Лиды де Малкиель (1952 г.), в которой рассматривается отношение к «идее славы» в позднесредневековой Кастилии5; а также исследования, посвященные специфике восприятия смерти в интересующую нас эпоху. Сведения из классического труда Ф. Арьеса (1977 г.)6 дополняются более специализированными работами, которые изучают данный феномен на собственно испанском материале: здесь можно упомянуть

2 Menéndez у Pelayo М. Antología de poetas líricos castellanos desde la formación del idioma hasta nuestros días. T 6. Madrid: Librería de la Viuda de Hernando y Ca., 1896.401 p.

3 Amador de los Ríos J. Historia crítica de la literatura española. T. 7. Madrid: Imprenta a cargo de Joaquín Muñoz, 1865. 603 p.

4

Alborg, J. Historia de la literatura española. Edad Media y Renacimiento. Madrid: Gredos, 1972. 1082 p.

5 Lida de Malkiel M. R. La idea de la fama en la Edad Media castellana. México: Fondo de cultura económica, 2006. 370 p.

6 Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс, 1992. 528 с.

относительно недавние монографии Ф. Мартинеса-Хиля (1996 г.) и Л. Виванко

(2004 г.)8, а также специальные научные статьи9'10.

Литературоведческие работы, посвященные рассмотрению отдельных

общекультурных и литературных традиций в исторической перспективе, дают

контекст, необходимый для того, чтобы адекватно вписать творчество Манрике в

единый культурный процесс. Среди многочисленных и разнообразных по

направленности исследований можно упомянуть, например, книгу Э. Камачо

Гисадо об истории жанра «погребальной элегии» на всем протяжении испанской

поэзии (1969 г.)11, работу М. Фернандес Алонсо об образе «смерти-

1

возлюбленной» в испанской лирике (1971 г.) , монографию В. Инфантеса о

13

жанре «Пляски Смерти» (1997 г.) .

Исследования, анализирующие литературные феномены отдельного временного периода — Позднего испанского Средневековья или уже — XV в. — создают нужный историко-культурный контекст эпохи, в которую создавались произведения Хорхе Манрике. Его творчество принадлежит линии так называемой «поэзии кансьонеро» XV в., и специфика этого литературного явления освещена в широком круге исследований: среди недавних работ можно назвать обзорную монографию М. А. Переса Приего (2004 г.)14, где описан общий историко-культурный контекст периода; биографическое исследование о поэтах «Всеобщего Кансьонеро» авторства О. Переа Родригес (2007 г.)15, а также

7 Martínez-Gil F. La muerte vivida: muerte y sociedad en Castilla durante la Baja Edad Media. Toledo: Diputación Provincial, 1996. 164 p.

8 Vivanco L. Death in Fifteenth Century Castile: Ideologies of the Elites. Woolbridge: Tamesis, 2004. 220 p.

9 Laurence J. La muerte y el morir en las letras ibéricas al fin de la Edad Media // Actas del XII Congreso de la Asociación Internacional de Hispanistas. T. 1. — Birmingham: Department of Hispanic Studies, The University of Birmingham, 1998. P. 1-26.

10 Herrero B. B. Los usos funerarios en la Alta Edad Media. Tradición cristiana y reminiscencias paganas // Medievalismo. 1996. №6. P. 33-62.

11 Camacho Guizado E. La elegía funeral en la poesía española. Madrid: Gredos, 1969.423 p.

12 Fernández Alonso M. Una visión de la muerte en la lírica española: la muerte como amada. Madrid: Gredos, 1971. 449 p.

13 Infantes V. Las danzas de la muerte: génesis y desarrollo de un género medieval (siglos XIII-XVII). Salamanca: Universidad de Salamanca, 1997. 457 p.

14 Pérez Priego M. A. Estudios sobre la poesía del siglo XV. Madrid: Editorial UNED, 2004. 299 p.

15 Perea Rodríguez O. Estudio biográfico sobre los poetas del Cancionero general. Madrid: Editorial CSIC, 2007. 324 p.

различные сборники научных статей, в которых рассматриваются частные аспекты данной литературной традиции16.

Пласт работ, посвященных собственно творчеству Хорхе Манрике, также довольно объемен. Существует несколько монографий, нацеленных на комплексное изучение его поэзии. Среди них следует указать на две, ставшие

17

классическими: «Хорхе Манрике, или традиция и оригинальность» (1947 г.) ,

принадлежащая перу поэта и филолога Педро Салинаса, а также «Личность и

1 &

судьба Хорхе Манрике» (1975 г.) авторства Антонио Серрано де Аро. Они представляют два основных направления изучения Манрике как культурной фигуры. Педро Салинас концентрируется на творчестве поэта и намечает звенья, связующие его с другими авторами периода и общей эстетикой эпохи, попутно проводя тонкий анализ поэтики произведений Манрике. Эта глубокая работа, в которой были намечены магистральные пути изучения творчества поэта, стала одной из основополагающих в «манрикеведении» и оказала большое влияние на всех дальнейших исследователей. Достаточно упомянуть то, что один из ключевых текстов о «Строфах на смерть отца» — хрестоматийная статья Стивена Джилмана19, рассматривающая три ипостаси смерти в ее столкновении с жизнью, была вдохновлена, по утверждению самого автора, книгой Салинаса. Монография Антонио Серрано де Аро, потребовавшая длительной работы с архивами и историческими источниками, представляет детальное исследование культурного периода, в который жил Хорхе Манрике. В отличие от Салинаса, автор фокусируется не на внутренних особенностях поэтики, но представляет — насколько это возможно с такой исторической дистанции — убедительный портрет эпохи и художника в ней. Антонио Серрано де Аро разделил свою книгу на пять частей: в первой главе он обрисовывает концепт славы, важный для испанского воина-аристократа; во второй скрупулезно описывает биографический

16 Poetry at court in Trastamaran Spain: from Cancionero de Baena to the Cancionero General. Tempe: Medieval & Renaissance Texts & Studies, 1998.297 p.; Estudios sobre el Cancionero Genera] (Valencia, 1511): poesía, manuscrito e imprenta. Valencia: Publicacions Universität de València, 2012. 742 р. и др.

17 Salinas P. Jorge Manrique o tradición y originalidad. Barcelona: Seix Barrai, 1974.218 p.

18 Serrano de Haro A. Personalidad y destino de Jorge Manrique. Madrid: Gredos, 1975.443 p.

19 Gilman S. Tres retratos de la muerte en las «Coplas...» de Jorge Manrique // Nueva revista de Filología hispánica, XIII, № 3-4, México: El Colegio de México, 1959. P.305 - 323.

горизонт поэта (рождение, экономическое состояние и политическое положение семьи, обстоятельства женитьбы); в третьей — раскрывает специфику сознания воина XV в. и дает широкий обзор политической истории столетия; четвертая глава посвящена поэтическому творчеству Хорхе Манрике (контекст эпохи, культурная специфика); пятая и самая краткая глава названа «Эпилог смерти» — в ней представлены некоторые рассуждения о концепции смерти в произведениях Манрике и описаны обстоятельства реальной кончины поэта. Монографии Педро Салинаса и Антонио Серрано де Аро наглядно обозначают два магистральных вектора в изучении Хорхе Манрике как литературной фигуры: первый направлен на описание «внутреннего» устройства произведений, второй больше ориентирован на «внешний» контекст — подобное разделение схематично и условно, т.к. большинство работ эти два подхода совмещают, и в каждом конкретном случае речь идет скорее о приоритетах и расстановке «акцентов». На протяжении всей истории «манрикеведения» основное внимание уделялось «Строфам на смерть отца», в то время как анализу «малого круга» произведений поэта посвящено значительно меньше работ, что связано, с одной стороны, с некоторыми спорными моментами в вопросах атрибуции «малых» стихотворений, а с другой, с тем, что «Строфы...», безусловно, являются ключевым произведением не только в рамках творчества Манрике, но и в контексте всей испанской литературы XV в.

В ряде литературоведческих исследований анализируется специфика текстов Хорхе Манрике с точки зрения их композиционных, структурных20 и тематических особенностей, изучаются отдельные стилистические и стиховедческие аспекты . Широкий круг работ посвящен проблемам текстологии24, поиску «источников»25, вопросам рецепции и т.п.

20 Orduna G. Las "Coplas" de Jorge Manrique y el triunfo sobre la muerte: estructura e intencionalidad // Romanische Forschungen. 1967. №1-2. P. 139-151.

21 Compagno F. La lírica amorosa de Jorge Manrique: tópicos y lenguaje // eHumanista. 2008. №11. P. 121-135.

22 Spitzer L. Dos observaciones sintáctico-estilísticas a las Coplas de Manrique // Nueva revista de Filología hispánica. 1950. № 1-2. P. 1-24.

23 Navarro Tomás T. Métrica de las Coplas de Jorge Manrique //Nueva revista de Filología hispánica. 1961. № 1-2. P.169-179.

24 Pérez y Gómez A. Notas para la bibliografía de Fray Iñigo de Mendoza y de Jorge Manrique // Hispanic Review. 1959. №27. P. 30-41.

Компаративистские исследования рассматривают поэзию Хорхе Манрике (в абсолютном большинстве случаев — «Строфы...») в сопоставлении с произведениями других авторов: как его современников (для выявления возможных зон «влияния» и типологических сходств), так и писателей последующих поколений. Как писал Антонио Серрано де Аро: «Ни в какую эпоху имя Хорхе Манрике не меркло и не исчезало из нашей литературы. Даже в период неоклассицизма, когда его менее всего ценили, Манрике изучали и издавали» . Художественная рецепция Манрике была активной уже с самых ранних пор (так, например, исследователи отмечают его влияние в поэзии Хуана дель Энсины27). В современную эпоху его творчество особенно актуализировалось среди писателей «поколения 98 года» и «поколения 27 года» (симптоматично само появление монографии Педро Салинаса о Манрике). Антонио Мачадо считал Хорхе Манрике величайшим испанским поэтом, о чем неоднократно говорил, в частности, в «Поэтическом искусстве Хуана Майрены»29, где рассуждения о «Строфах...» озвучены голосом литературного альтер-эго Мачадо. На поэтике Манрике основана его концепция «темпоральной и концептуальной» поэзии.

Известно об интересе к «Строфам...» со стороны X. Л. Борхеса: он посвятил

30

Манрике эссе , а в своем творчестве переосмыслил отдельные элементы поэтики испанского автора31'32.

Поле зарубежных исследований о Хорхе Манрике постоянно растет, и в настоящее время едва ли возможно охватить его во всей полноте. Такой пристальный интерес свидетельствует об актуальности творчества

25 Vinci J. The petrarchan source of Jorge Manrique's Las Coplas // Italica. 1968. №3. P. 314-328.

26 Serrano de Haro A. Personalidad y destino de Jorge Manrique. P. 46

27 Bustos Táuler A. La huella de Jorge Manrique en la poesía de Juan del Encina // Actas del XIII Congreso Internacional de la Asociación Hispánica de Literatura Medieval. — Valladolid: Universidad de Valladolid, 2010. P. 469-483.

28 См., например: Diez de Revenga Torres F. J. Jorge Manrique o la serenidad ante la muerte // Monteagudo. 1979. № 66. P. 45-49.; Pérez Priego M. A. Poetas de la Edad Media y poetas contemporáneos //1616: Anuario de la Sociedad Española de Literatura General y Comparada. 2006. № 12. P. 47-58.

29 Machado A. Antología comentada (Poesía y Prosa) / ed. Francisco Caudet — Madrid: Ediciones de la Torre, 1999. P.143-151.

30 Borges Borges J. L. Las coplas de Jorge Manrique // Borges J. L. El idioma de los argentinos. — Madrid: Alianza, 1998. P. 84-90.

31 Gladys I. L. ¿Ubi sunt Jorge Manrique y Jorge Luís Borges? Recreación borgiana de una fórmula medieval tradicional // Revista de Literaturas Modernas. 1999. №29. P. 203-209.

32 Lema-Hincapié A. Borges y el medioevo literario de España// Bulletin Hispanique. 2007. № 1. P. 205-233.

средневекового поэта и о существующей необходимости по-новому осмыслять его в рамках современных культурологических и литературоведческих систем.

Освоение Хорхе Манрике в русской традиции

Круг исследований о Хорхе Манрике на русском языке ограничен. Следуя хронологии, можно упомянуть ранние переводные учебники Дж. Тикнора (1849

л д

г., переводное издание — 1883 г) и Дж. Келли (1898 г., переводное издание — 1923 г.)34. В обеих книгах дается сжатая характеристика жизни и творчества поэта; интересно, что Дж. Тикнор в своем обзоре, в отличие от многих исследователей, дает высокую оценку любовной лирике Манрике: «Как поэт он был исполнен неподдельного чувства, чем весьма выгодно отличался от

35

современных ему поэтов» .

Небольшая вводная справка и фрагменты перевода «Строф на смерть отца» были включены в хрестоматию Б.И. Пуришева по западноевропейской литературе эпохи Возрождения (1937 г., расширенное издание — 1938 г.)36. Более детальные обзоры творчества Хорхе Манрике пред