автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Христианские субъекты Османской Империи- Антиохийский и Иерусалимские патриархаты- в политике Российской Империи

Полный текст автореферата диссертации по теме "Христианские субъекты Османской Империи- Антиохийский и Иерусалимские патриархаты- в политике Российской Империи"

На правах рукописи

ЯКУШЕВ Михаил Ильич

ХРИСТИАНСКИЕ СУБЪЕКТЫ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ -АНТИОХИЙСКИЙ И ИЕРУСАЛИМСКИЕ ПАТРИАРХАТЫ -В ПОЛИТИКЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (30-е гг. XIX - начало XX в.)

Специальность 07.00.03 - Всеобщая история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

003474708

Москва • 2009

003474708

Работа выполнена на кафедре истории стран Ближнего и Среднего Востока Института стран Азии и Африки Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

Кириллина Светлана Алексеевна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Смилянская Ирина Михайловна

доктор исторических наук Емельянов Юрий Николаевич

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный

университет, Восточный факультет

Защита состоится «.I. »01гХ%^Я2009 г. в\b-00часов на заседании диссертационного совета Д 501.002.04 в Институте стран Азии и Африки МГУ имени М.В. Ломоносова по адресу: 125009, Москва, ул. Моховая, д. 11.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова (ул. Моховая, д. 9).

Автореферат разослан «**>» {Ж)АЯ 2009 г.

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук

Е.В. Волкова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Постановка проблемы. История Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в османский период долгое время оставалась вне зоны внимания отечественного востоковедения по вполне объективным причинам. Они были связаны с закрытым характером имперской политики России на православном Востоке1, а также с господствующим в советское время религиозным нигилизмом и, как следствие, отсутствием интереса к проблематике ближневосточного христианства. Вместе с тем, имеющийся документальный материал позволяет считать, что православные патриархата - Антиохийский и Иерусалимский - играли важную роль в жизни сиро-палестинских провинций, что особенно заметно при рассмотрении взаимоотношений этих религиозных институтов с османскими властями различных уровней и дипломатическими представителями как России, так и других великих держав.

Православная церковь, как правило, проявляла лояльность к государству и его властным структурам. Для христиан Ближнего Востока была характерна высокая адаптивность к сменявшим друг друга иноземным властям и их политике, что позволяло патриархам Александрийской (в Египте), Антиохийской (в Сирии и Ливане) и Иерусалимской (в Палестине) церквей получать от них властные полномочия в отношении своей паствы в обмен на поддержание лояльного отношения мирян к центральной власти. Подобное положение вещей предоставляло церковной иерархии возможность сохранять влияние и авторитет не только внутри сообщества (лшллета) православных народов Османской империи (миллет-ирум или руммиплети), но и в мусульманском окружении.

Структурный кризис османского общества в Новое время воздействовал и на состояние православных общин, члены которых становились объектом прозелитической деятельности представителей западноевропейских церковных организаций. В этой связи обращение к истории Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в эпоху упадка

1 Понятие «православный Восток» применительно к XIX в. охватывает канонические территории Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского патриархатов и географически включает в себя такие современные государства, как Турция, Греция, Сербия, Черногория, Македония, Албания, Молдавия, Румыния, Болгария, Сирия, Ливан, Иордания, Израиль, Палестина и Египет.

Османской империи представляет значительный интерес для понимания проблемы сохранения православной идентичности на Арабском Востоке (Леванте). Несмотря на постоянную прозелитическую активность западных миссионеров в XIX в., вспышки му-сульмано-христианских конфликтов в Сирии и эмиграцию преимущественно арабо-христианского населения в Египет, Европу, США и Австралию в конце XIX - начале XX в., численность православного населения по абсолютным показателям продолжала увеличиваться.

Главными объектами исследования являются Антиохийский и Иерусалимский патриархата, включая их структурообразующие части - епархии: митрополии, еписко-пии, органы высшего церковного управления (синоды, патриархии) и их предстоятелей, а также органы османской и российской властей, вступавшие в непосредственные контакты с рум миллети и между собой.

Предметом исследования был избран комплекс взаимоотношений сиро-палестинских диоцезов Miuutem-u рум с органами османской и российской власти (центральными, провинциальными и консульско-дипломатическими), проводившими государственную политику в религиозной сфере.

В начале VII в. на смену византийскому цезарепапизму (государственной церкви) пришла новая арабо-мусульманская власть, которая сохранила местные религиозные общины в силу веротерпимой политики по отношению к покровительствуемому местному христианскому и иудейскому населению (зшши/зшшиям). После установления своего владычества в Большой Сирии (Билад аш-Шам)2 Османы продолжили политику предшествовавших мусульманских властей, предпочитая поначалу особо не вмешиваться во внутрицерковную жизнь Антиохийского и Иерусалимского патриархатов. Вместе с тем, с начала 40-х гг. XIX в., по окончании египетского правления в Билад аш-Шам (1832-1840 гг.), по мере вовлечения европейских держав в дела сиро-палестинских диоцезов Порта (османское правительство) стала проявлять больший интерес к внутрицер-ковным делам. Во второй половине XIX в. Стамбул начал проводить курс, направленный на укрепление централизованного управления всеми провинциями империи, в том числе

2 Большая Сирия охватывала территории современных государств - Сирии, Ливана, Иордании, Израиля и Палестины.

и арабскими. Соответственно Порта урезала властные прерогативы Вселенского патриарха в отношении Дамасского и Иерусалимского патриарших престолов. Объективные процессы этнической консолидации усиливали антагонизм между арабской паствой и греческим духовенством в Большой Сирии, стимулируя внутри руммиллети стремление к независимости от Константинопольского патриархата.

В настоящем исследовании рассматривается эволюция взаимоотношений Анти-охийского и Иерусалимского патриархатов с Константинопольским престолом, Портой и Россией в Новое время. Они явились следствием нарастания центробежных процессов в православных общинах, обусловленных социально-экономическими и этноконфессио-нальными проблемами внутри османского общества, а также политическими перипетиями в отношениях между Петербургом и Стамбулом.

Антиохийский и Иерусалимский патриархата, несмотря на принадлежность к единому православному миллету, существенно отличались от Константинопольской церкви. Главным образом это было связано с этноконфессиональной особенностью сиро-палестинских диоцезов, в которых духовенство было представлено преимущественно греками, а паства - арабами, составлявшими подавляющее большинство местного населения1.

Обращение к анализу процессов, протекавших внутри православных общин сиро-палестинских провинций Османской империи, важно для коррекции преувеличенных представлений о постоянном притеснении немусульманского меньшинства.

Важность исследования заключается в том, что его теоретические положения и приведенный в нем фактический материал способствуют дальнейшему изучению хри-стиано-мусульманского диалога и этноконфессионапьных отношений не только в Османском государстве, но и в остальном исламском мире.

Актуальность. Тема настоящей диссертации представляется актуальной в научном отношении, поскольку этноконфессиональные меньшинства традиционно играли и продолжают играть важную роль в истории Арабского Востока. Некоторые процессы, развивавшиеся внутри Антиохийской и Иерусалимской церквей в исследуемый период,

3 Александрийский патриархат имел крайне малочисленную паству из числа греков и арабов.

продолжаются и поныне. Особенно это касается Иерусалимского патриархата, где вот уже более ста лет сохраняются напряженность между греческим клиром и арабской паствой, а также непростые отношения между патриархом и греческими монахами Святог-робского братства4, всегда готовыми низложить «отца и пастыря своего», как это случилось в 2005 г. Этот инцидент, представляющий собой очередную попытку греческого духовенства свергнуть своих патриархов (по примеру событий 1872, 1875, 1908-1909, 1918-1920 гг.), вновь показал, что церковные каноны могут быть принесены в жертву политическим интересам.

Хронологические рамки диссертации соотносятся с важным периодом османского владычества в Сирии и Палестине. Нижняя хронологическая граница исследования (30-е гг. XIX в.) соответствует началу активизации российского присутствия на православном Востоке в результате побед русского оружия в 1829 г. (Адрианопольский мир). Эта веха связана также с оккупацей Большой Сирии египетскими войсками Мухаммада Али и Ибрахим-паши в 1831 г., подготовившей почву для широкомасштабных реформ Танзимата (1839-1876 гт.) и активного вмешательства европейских держав в этнокон-фессиональные отношения в Сирии и Палестине.

Верхний хронологический рубеж диссертации определен отрезком 1914-1918 гг., во время которого Антиохийский и Иерусалимский патриархата, как и остальные субъекты мшшет-и рум, пережили драматические события: первую мировую войну, крушение Российской империи и распад Османской империи.

Цель диссертационной работы состоит в исследовании истории православных общин Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в контексте развития взаимоотношений Российской и Османской империй. Ее осуществление предполагает решение ряда конкретных задач:

1) проанализировать проблему отношений Порты и православных иерархов миллет-и рум, в целом, и Антиохийской и Иерусалимской церквей, в частности, а также показать зависимость этих связей от состояния политических контактов между Стамбулом и Петербургом, Петербургом и Афинами;

4 Братство Святого Гроба Господня (а^Ыа/г^к/ ас!е1/ои1) — иноческая организация при сп. Гробе Господнем, управляющая делами Иерусалимской церкви.

2) рассмотреть основные векторы внешней политики Российской империи на православном Востоке с учетом изменения характера взаимоотношений Петербурга со Стамбулом;

3) показать динамику развития сиро-палестинских православных общин во второй трети XIX - начале XX в. в демографическом отношении;

4) вьивить причины ослабления влияния Вселенского патриархата и его церковно-административного аппарата на Сирийский и Палестинский патриархата;

5) воспроизвести и проанализировать изменения в структуре и составе патриархий (управлений делами) Антиохийского и Иерусалимского патриархатов;

6) проследить эволюцию и специфику взаимоотношений между греческим духовенством и арабской паствой в Антиохийском и Иерусалимском патриархатах.

Научная новизна и оригинальность диссертации состоят в том, что она представляет собой первое в современной отечественной историографии комплексное исследование истории взаимоотношений Антиохийского и Иерусалимского патриархатов с Российской империей и другими патриархатами рум миллети в указанный период. Значительное место в диссертации уделяется связям сиро-палестинских диоцезов с Портой, а также европейскими державами. В работе рассматривается малоизученный комплекс проблем, касающихся церковной патриаршей власти, иерархии Греко-восточной церкви и ее зависимости от султанского правительства. Работа написана на базе русских, османских и западных архивных материалов и источников, большая часть которых впервые вводится в научный оборот5.

Практическая значимость диссертации определяется важностью исследуемой проблематики для исторической науки. Теоретические положения работы, а также сделанные в ней оценки и выводы способны помочь в исследовании и понимании дальнейшей судьбы Антиохийского и Иерусалимского патриархатов. В то же время содержа-

5 Российские архивные материалы за период с 30-х гг. XIX в. по 1860 г. являются практически единственным источником информации об истории Греко-восточной церкви, поскольку в 1860 г. в результате уничтожения патриаршей резиденции в Дамаске полностью сгорела библиотека патриархии со всеми церковными и архивными документами.

щийся в диссертации фактический и документальный материал может найти применение в разработке учебных курсов, программ и пособий для изучающих соответствующий период истории Ближнего Востока.

Методология и методика исследования определялась особенностями выбранных для изучения объектов, которые предполагают использование системного подхода и принципа историзма как теоретической базы работы. Все это способствует целостному восприятию всеобщей истории как истории сосуществования и взаимодействия различных цивилизаций, культур и религий, каждая из которых по-своему уникальна. Обращение автора к проблематике взаимодействия османо-православных патриархатов митет-и рум с Российской империей потребовало тщательной проработки методологических оснований ее изучения. При их определении значительную помощь автору оказали труды отечественных историков - арабистов и туркологов. Содержащиеся в их исследованиях обобщающие положения и конкретные оценки, относящиеся к ближневосточным провинциям Османской империи, послужили важными ориентирами при рассмотрении социально-экономических, политических, культурных и религиозных реалий Сирии, Ливана и Палестины. Антиохийский и Иерусалимский патриархаты рассматриваются как христианские сиро-палестинские субъекты единого православного миллета Османской империи. Указанный метод, предполагающий обращение к историческому контексту при рассмотрении церковно-государственных и межцерковных взаимоотношений, состоит в:

— реконструкции по архивным материалам и другим источникам истории Антиохийско-го и Иерусалимского патриархатов в развитии их взаимоотношений с Россией и Портой с начала 30-х гг. XIX до начала XX столетия;

— аналитическом рассмотрении процессов, происходивших в сиро-палестинских диоцезах в духовном, этноконфессиональном, политическом и отчасти социальном отношении.

Исследование вопросов, связанных с проблематикой диссертации, потребовало тщательного изучения первоисточников, которые подразделяются на несколько групп.

Главный корпус источниковой базы диссертации составили материалы Архива внешней политики Российской империи Министерства иностранных дел Российской Федерации (АВПРИ МИД РФ): 1) утверждавшиеся императором доклады управляющего МИД о состоянии Антиохийской и Иерусалимской церквей; 2) исторические справки и

записки, подготовленные Азиатским департаментом МИД; 3) официальная переписка управляющего МИД с обер-прокурором Святейшего синода; 4) депеши главы внешнеполитического ведомства к управляющим императорской миссией в Константинополе; 5) депеши управляющих константинопольской миссией (с 1867 г. - посольством) к управляющему МИД; 6) депеши и отношения константинопольского министра-резидента к консулу (с декабря 1843 г. - генконсулу) в Сирии и Палестине; 7) донесения генконсула управляющим миссией в Константинополе; 8) письменные обращения православных патриархов к российскому императору и Святейшему синоду; 9) переписка управляющих императорской миссией в Константинополе с товарищем (заместителем) министра и переписка генконсула в Бейруте с директором Азиатского департамента МИД и др.

В диссертации были использованы хранящиеся в АВПРИ османские источники, а именно: копии и переводы различных документов Порты - султанских указов {фирманов), «охранных грамот» (бератов), лицензий на строительство (нишанов) и др. Знакомство с ними, в частности, позволяет проследить, как формировалась и трансформировалась позиция Стамбула в отношении такой острой проблемы, как вопрос о Святых местах Палестины.

Среди архивных материалов выделяются переводы грекоязычных источников, связанных с жизнью исследуемых патриархатов. К ним относятся официальные послания (в переводе с греческого на русский) восточных первоиерархов.

Существенную помощь в уяснении процесса формирования целей и задач внешней политики Российской империи в отношении Османской империи оказала записка статс-секретаря Д.В. Дашкова «Обозрение главнейших сношений России с Турциею и начал, на коих долженствуют оные быть установлены на будущее время» от 1828 г. Она легла в основу формирования и активизации всей ближневосточной политики Российской империи после заключения с Портой Адрианопольского мирного трактата 1829 г, В 18201821 гг. Д.В. Дашков6 посетил Иерусалим и собрал ценные сведения о положении Иерусалимской церкви и местной православной общины.

Отдельную категорию источников представляют собой донесения, записки и отчеты российских консулов и представителей Святейшего правительствующего синода, ра-

6 В то время он являлся советником императорской миссии в Константинополе.

ботавших в Сирии и Палестине. Среди них первоочередного упоминания заслуживают генеральные консулы в Бейруте K.M. Базили, К.Д. Петкович, начальники Духовной миссии в Иерусалиме Порфирий (Успенский), Леонид (Кавелин), Антонин (Капустин), консул в Дамаске Б.Н. Шаховской, послы в Константинополе Н.П. Игнатьев, И.А. Зиновьев. Во многие дипломатические документы включены обстоятельные описания сиро-палестинских провинций Османской империи, начиная с периода египетского владычества и Танзимата. В них содержатся подробные сведения об Антиохийской и Иерусалимской церквах, конфиденциальная информация о взаимоотношениях русской дипломатии с Портой, православным духовенством Сирии и Палестины, о положении местных православных общин и планах усиления русского влияния на Греко-восточные патриархата после первой мировой войны.

В 1830-1840-е гг. на Арабском Востоке побывало немало исследователей и путешественников, которых академик И.Ю. Крачковский отнес к представителям «неакадемического востоковедения». Первоочередного упоминания заслуживают писатели-паломники А.Н. Муравьев, A.C. Норов, ориенталист О.И. Сенковский, подполковник Генерального штаба П.П. Львов и врач A.A. Рафалович.

При написании диссертации были задействованы арабские источники. К их числу относится сборник «Базовые документы по новой истории Ливана 1517-1920 гт.» (Бейрут, 1974). Помимо материалов, касающихся военно-политической ситуации, политики османских властей, местных сиро-ливанских элит и европейских держав, в сборнике содержатся документы, касающиеся истории местных христианских общин православного и униатского толка. Эти источники играют важную роль в понимании событий, имевших место в ливанских районах Большой Сирии в рассматриваемый период.

Большой интерес при написании данной диссертации представляли работы арабских авторов XIX - начала XX столетий. Среди них следует назвать Салима Михаиля Шаххаду, написавшего под псевдонимном «шайх Абд аль-Ахад аш-Шафи» брошюру «Экскурс в историю греческого Святогробского братства», а также общественно-политического деятеля Палестины Халиля ас-Сакакини, активно выступавшего в начале XX в. за реформирование и «арабизацию» Иерусалимской православной церкви. Арабские авторы-христиане (православного, униатского и протестантского толка) традиционно выступали с общеарабских антигреческих позиций. Одна из причин подобного под-

хода заключалась в том, что со второй половины XIX в. в Билад аш-Шам по мере усиления распрей между греческим духовенством и православной арабской паствой греки все чаще стали ассоциироваться у арабов с «иноземным, пришлым элементом», закрепившим свою чужеродную власть - ксенократию.

В работах французских авторов второй половины XIX - начала XX в. - иезуита Эжена Боре («Вопрос о Святых Местах») и отставного дипломата Альфонса д'Алонзо («Россия в Палестине») - ярко выражены субъективизм и предвзятость, особенно, когда речь заходит о политике России на Ближнем Востоке и отношениях Петербурга с Греко-восточными патриархатами Османской империи.

Важным источником по истории Антиохийского и Иерусалимского патриархатов являются сведения, опубликованные в российской периодике второй половины XIX -начала XX в., поскольку общественное мнение Российской империи живо интересовалось судьбой восточного православия и, в частности, проблемами единоверных церквей в Великой Сирии. Религиозные издания - «Церковные ведомости», «Православное обозрение» - регулярно освещали церковные события на Ближнем Востоке, межконфессиональные отношения и проблемы местных православных общин. Интерес к восточному православию проявляли и светские органы печати - (Journal de St.-Petersbourg», «Санкт-Петербургские ведомости», «Московские ведомости». Однако главным периодическим изданием по теме восточного православия выступает журнал «Сообщения Императорского Православного Палестинского Общества» (СИППО), который издавался с 1886 по 1916 гг.

Историография. Интерес к теме ближневосточного православия вновь пробудился в российском обществе с начала 30-х гг. XIX в. после выхода в свет книг А.Н. Муравьева «Путешествие ко Святым местам в 1830 гаду» (СПб., 1832) и A.C. Норова «Путешествие по Святой земле в 1835 году» (СПб., 1838). Весомый вклад в изучение Билад аш-Шам принадлежит K.M. Базили и его коллеге по консульской службе в Бейруте К.Д. Петковичу. Опубликованные ими книги (соответственно, «Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях» и «Ливан и ливанцы. Очерки нынешнего состояния автономного ливанского генерал-губернаторства в географическом, этнографическом, экономическом, политическом и религиозном отношениях»), не утратили своего исторического значения и поныне.

К концу XIX столетия в отечественной историографии появляется ряд фундаментальных трудов по теме православия в Османской империи. Среди использованных работ следует особо выделить сочинение русского ученого-византиниста А.П.Лебедева (1845-1908). Его капитальная научная монография «История Греко-восточной церкви под властью турок: от падения Константинополя (в 1453 г.) до настоящего времени» (Кн. 1-2. СПб., 1896,1906), по мнению ряда исследователей, не имеет аналогов в русской церковно-исторической науке.

При написании диссертации широко привлекалась зарубежная историография, в которой немалое внимание уделяется православию в Великой Сирии. Среди греческих авторов, писавших об истории Иерусалимского патриархата в исследуемый период, необходимо отметить влиятельного члена Святогробского братства до 1909 г., впоследствии архиепископа Афинского и всея Эллады Хризостома I (Пападопулоса). В 1910 г. он издал в Афинах фундаментальный труд «История Иерусалимской Церкви». Его «История», как и сочинение святогробского летописца Неофита Кипрского и книга русского писателя А.Н. Муравьева, базируется в основном на переложении 12-ти томного сочинения Иерусалимского патриарха Досифея «История иерусалимских патриархов», написанного им в 1680 г.

Для раскрытия проблематики диссертации значительный интерес представляют труды арабских историографов, которые подвергают критике грекоцентричный взгляд на ближневосточное православие (свойственный большинству греческих авторов). Среди них важно упомянуть «Краткую историю Иерусалимской православной церкви» (Иерусалим, 1925) братьев Шахады и Николы Хури. Другой работой, обращающей на себя внимание своей солидной проработкой исторического материала, является монументальная трехтомная монография известного сирийского историка Асада Рустума «Церковь Божьего Града Великой Антиохии» (Бейрут, 1958; 1988).

Западная историография долгое время сохраняла традиции, унаследованные от исследователей Нового времени, которые, будучи в своем большинстве католиками, нередко рассматривали восточных христиан как «схизматиков», с которыми их церкви находились в остром конфликте. Нельзя не согласиться с оценкой британского историка арабского происхождения Азиза Атийя, который подчеркивает неспособность многих западных исследователей преодолеть внутреннее предубеждение против православных

христиан Востока, внешним выражением которого было стремление (зачастую даже, видимо, неосознанное) принизить значение восточно-христианских церквей и доказать ошибочность их вероучения.

Особая неприязнь к греко-православному присутствию в Святой земле прослеживается в книгах Паскаля Бальди «Вопрос о Святых местах, в целом, и, в частности» (Рим, 1919) и Альберта Рока «Статус-кво в Святых местах» (Иерусалим, 1989). В отличие от работ этих двух авторов-католиков, сочинение немецкого исследователя Фридриха Хай-ера «История Церкви в Святой Земле» (Вифлеем, 1995) представляется не столь предвзятым.

К числу исследователей, объективно рассматривавших историю восточного православия, следует отнести современных британских востоковедов - Дерека Хопвуда, автора монографии «Российское присутствие в Сирии и Палестине» (Оксфорд, 1969), и Ка-рен Армстронг, автора книги «История Иерусалима: один город, три вероисповедания» (Глазго, 1996).

При подготовке данного исследования диссертант неоднократно обращался к сочинению израильского историка Одеда Пери «Христианство в исламскую эпоху в Иерусалиме. Вопрос о Святых местах в раннеосманский период» (Бриль, 2001). Эта монография содержит много глубоких наблюдений, касающихся взаимоотношений христианских общин с османскими властями и мусульманскими институтами в Иерусалиме.

Большую пользу в понимании проблем, стоявших перед османскими властями в арабских провинциях, оказало сочинение израильского историка Давида Кушнера «Быть губернатором Иерусалима» (Стамбул, 2005). В ней дается описание Иерусалима и Иерусалимского санджака в период губернаторства Али Экрем-бея в 1906-1908 гт. накануне младотурецкой революции. В прилагаемых к исследованию османских документах отражена не только официальная позиция иерусалимского паши по святоместному вопросу, но и реакция Стамбула на попытки европейских держав (Франции, Великобритании, России, Австрии) покровительствовать местным религиозным общинам.

В течение трех последних десятилетий зарубежные ориенталисты Турции, США и арабских стран активно накапливали, систематизировали и обрабатывали сведения о социально-экономической, политической и культурной жизни христиан Великой Сирии. Растет число публикаций, посвященных изучению вклада христианских общин в обще-

ственно-политическую мысль в Османской империи. В них рассматриваются конкретные сюжеты, отражающие роль христианской религии в многоконфессиональном османском обществе. Указанными проблемами занимались Халиль Иналджик, Кемаль Карпат, Эдхем Элден, Сурейя Фаруки, Джастин Маккарти, Филипп Фарг, Брюс Мастерз, Ричард Клогг, Андреа Пачини, Димитри Китсикис, Йешуа Бен-Арие, Мухаммад Муслих и другие.

Отечественное востоковедение XIX - начала XX столетия внесло заметный вклад в изучение Сирии, Ливана и Палестины. Здесь следует упомянуть работы таких маститых ученых, как В.В. Бартольд («Карл Великий и Харун ар-Рашид», «Турция, ислам и христианство», «К вопросу о франко-мусульманских отношениях»), А.Е. Крымский («История новой арабской литературы XIX - начала XX в.») и И.Ю. Крачковский («Очерки по истории русской арабистики»). Их сочинения содержат полезные сведения по ряду затрагиваемых в настоящей работе тем исторического, религиозного и культурного характера.

С конца 50-х - начала 60-х гт. XX столетия, в период активизации ближневосточной политики Советского Союза, проблемы истории Арабского Востока в Новое время вновь привлекли внимание отечественного востоковедения. В последние десятилетия появились новые работы российских ученых по истории сиро-палесганского субрегиона Османской империи в ХУШ-Х1Х вв. Ведущие российские специалисты обратились к широким обобщениям основных тенденций исторического развития Машрика. В результате вышли в свет крупные комплексные монографии, освещающие значительные периоды истории Османской империи в Новое время. Среди важных работ, в которых анализируются ключевые проблемы арабо-османского общества, выделяются труды Ф.М. Ацамбы, М.С. Мейера и И.М. Смилянской.

Обращаясь к тематике восточного православия, следует назвать серию статей К. А. Панченко и его монографию «Османская империя и судьбы православия на Арабском Востоке (XVI - начало XIX века)» (М., 1998), книги Т.Ю. Кобищанова «Христианские обшлны в арабо-османском мире (ХУП-Х1Х вв.) (М., 2003)» и Д.Р. Жантиева -«Традиция и модернизация на Арабском Востоке: реформы в сирийских провинциях Османской империи в конце XVIII - начале XX века» (М., 1998). Все эти работы отличаются высокой культурой научного исследования, детальным анализом изучаемого

предмета, точностью оценок и выводов. Они затрагивают важные аспекты османской истории и помогают понять и осмыслить бытие христианских общин Нового времени.

Апробация работы. Основные положения и выводы, представленные в диссертации, докладывались на Ломоносовских чтениях 2001,2002, 2003,2004 и 2006 гг., на проведенном в Совете Федерации круглом столе «Крымская война: уроки безопасности для России» (Москва, февраль 2004 г.), на международной научной конференции «Крымская (Восточная) война в культурной памяти России и мира», посвященной 150-летию подписания Парижского мирного договора (Москва, ноябрь 2006 г.), а также на международной конференции «Российско-греческие государственные, церковные и культурные связи в мировой истории», посвященной 180-летию установления дипломатических отношений между Россией и Грецией (Афины, октябрь 2008 г.). Научные результаты исследования изложены в публикациях автора (список работ приведен в конце реферата).

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории стран Ближнего и Среднего Востока ИСАА МГУ 7 февраля 2009 г.

СТРУКТУРА И СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Диссертация строится по проблемно-хронологическому принципу и состоит из введения, пяти глав, заключения, приложений, списка источников и литературы.

Во введении дается постановка проблемы, формулируются цели и задачи диссертации, обосновывается актуальность темы исследования, выявляется ее практическая значимость и научная новизна. В нем определяются методы анализа и хронологические рамки работы, приводится обзор архивных и других источников, зарубежной и отечественной историографии. Во вводной части также содержится краткий обзор основных политических событий в Сирии и Палестине в исследуемый период.

Первая глава посвящена рассмотрению места христианских общин в этнокон-фессиональной системе миллетов сиро-палестинских провинций Османской империи. Автор затрагивает также османскую систему административно-территориального деления Сирии и Палестины и положение арабо-православной общины как одного из осколков византийской эпохи. С 30-х гг. XIX в. европейские державы развернули острую конкурентную борьбу за влияние на османское правительство, сочетая ее с экономической, политической и духовной экспансией в арабских владениях османского падишаха в условиях общего кризиса восточного православия. Франция традиционно защищала перед

Портой интересы маронитов и греко-католиков Большой Сирии, а также римско-католического духовенства. Великобритания осуществляла протекцию в отношении дру-зов Сирии. Британские и прусские представители Англиканской и Лютеранской церквей с помощью прозелитизма добивались создания в Палестине протестантской конфессии из числа иерусалимских иудеев, а затем и местных арабов-христиан. Россия выступала защитницей интересов Восточно-православных церквей (миллет-и рум), а иногда - армянского миллета, представители которых являлись османскими подданными (райа).

Социально-экономический и политический кризис, который переживало государство Османов, сопровождался процессом распада христианских миллетов на более мелкие общины. Если в начале исследуемого периода в Османской империи насчитывалось четыре крупных миллета, то к 1914 г. их количество достигло семнадцати. Церковное руководство христианских миллетов на протяжении почти четырех веков выступало в роли помощника Порты и своеобразного «буфера» между рядовыми членами общин на местах и османской администрацией.

Под давлением европейских держав османские власти Большой Сирии продолжили веротерпимую политику, проводимую ранее египетской администрацией в отношении «покровительствуемых» христиан-зиммиев. В результате кардинальных преобразований в рамках реформ Танзимата зиммии были уравнены в правах с мусульманами.

Несмотря на ежегодную значительную эмиграцию христианского населения из Билад аш-Шам, в особенности из Ливана, в Египет, Европу, США и Австралию, а также случаи перехода христиан в ислам, численность приверженцев христианских общин в сиро-палестинских провинциях увеличивалась. При этом, в целом, они не уступали по статистическим показателям росту мусульманского населения, что свидетельствовало о вполне благоприятных условиях жизни христианских миллетов на Арабском Востоке.

Вторая глава посвящена изучению Антиохийского и Иерусалимского патриарха-тов как субъектов миллет-и рум, а также их взаимоотношениям с Константинопольским патриархом и его церковным аппаратом в Фанаре. Архивные материалы свидетельствуют о том, что Восточно-православные патриархата воспринимались Петербургом как независимые друг от друга автокефальные православные церкви, а не как объединенный Османами единый «ромейский» («византийский») миллет. Российское правительство рассматривало Вселенского патриарха, по староправославной традиции, лишь как «пер-

вого среди равных» в «списке почета» (диптихе). По этой причине в Петербурге полагали, что Константинопольский патриарх не должен был вмешиваться во внутренние дела остальных Греко-восточных церквей Османской империи.

Отношение Стамбула к Восточно-православным церквам коренным образом отличалось от отношения к ним Петербурга. В середине XVI в. после объединения Греко-восточных патриархатов в единый миллет его возглавил Константинопольский патриарх в должности рум миллет бсаии («главы православного миллета»). Его статус был приравнен к рангу трехбунчужного паши. Глава православной общины (этнарх) стал обладать всей полнотой светской и духовной власти: он выступал перед миллет-и рум как наместник султана и нес перед падишахом ответственность за лояльность православного миллета. В результате данных Константинопольскому патриарху прерогатив и полномочий автокефальные церкви лишились былой самостоятельности.

Иерусалимская и Антиохийская церкви как составные части православного миллета признавали над собой верховенство Константинопольского (Вселенского) патриарха. Его резиденцию в стамбульском квартале Фанар А.П. Лебедев назвал «дворянским гнездом» греческой «знати», где воспитывалась и формировалась церковная и светская элита фанариотов7. Ее представители занимали высокое положение в государственной иерархии Османской империи. Фанариоты, находившиеся вместе с афинскими панэлли-нистами в оппозиции по отношению к русской церковной политике, нередко выступали союзниками Порты в борьбе с влиянием Петербурга на Балканах и Ближнем Востоке.

Фанар зачастую являлся неким «перевалочным пунктом» для приходивших с Архипелага греков, получавших по ходатайству рум миллет бсши требуемые фирманы для пополнения рядов монашества мимет-и рум в арабских провинциях.

С XVII в. Иерусалимские патриархи переехали на постоянное жительство из Иерусалима в Константинополь. Там же в Фанаре проходили выборы иерусалимских патриархов, некоторые из которых в течение всего патриаршего срока ни разу не посещали вверенной им Палестинской кафедры. Контакты иерусалимских и антиосийских патриархов с Портой осуществлялись при посредничестве рум миллет баши, низведя их церк-

7 Лебедев. А.П. История греко-восточной церкви под властью турок. От падения Константинополя (1453 г.) до настоящею времени. Кн. I. СПб., 2004. С. 113.

ви патриархаты в глазах Османов до уровня двух укрупненных «митрополий» православного миллета. О патриаршем сане их первоиерархов свидетельствовали разве что выдаваемые султаном соответствующие бераты («ставленные грамоты», или грамоты об инвеституре). Бераты сирийским и палестинским митрополитам по представлению их патриархов и ходатайству рум миллет баши выдавались за подписью садразама (великого визиря).

Патриаршие кафедры антиохийских и иерусалимских патриархов находились в Дамаске и Иерусалиме, где размещались резиденции османских пашей-губернаторов: дамасского вали (в ранге трехбунчужного паши) и иерусалимского мутасаррифа (в ранге двухбунчужного паши). Взаимодействие иерархов Антиохийской и Иерусалимской церквей с Портой в провинциях осуществлялось через пашей как полномочных представителей султана.

В 1845 г. благодаря поддержке Петербурга Иерусалимская церковь сумела отстоять свою автокефальность в острой борьбе за право избирать на Иерусалимский престол члена Святогробского братства, а не ставленника Фанара. Через пять лет Иерусалимской патриархии удалось установить свой контроль над Антиохийской кафедрой, на которую стали избираться исключительно архиереи Иерусалимской церкви. Причем, для одного из трех антиохийских патриархов-святогробцев, Герасима I (1885-1891 гг.), кафедра в Дамаске стала промежуточной на пути к более престижному для греческих иерархов Иерусалимскому патриаршему престолу, который он занял в 1891 г.

В третьей главе исследуется проблема греко-арабского противоборства за управление Антиохийским и Иерусалимским патриархатами и участие России в этом противостоянии. С целью нейтрализации влияния России на Греко-православные патриархаты и единоверное население молодого греческого государства в рядах влиятельной греческой элиты стала распространяться так называемая панэллинистическая «великая идея», конечной целью которой провозглашалось объединение всех греков в одно государство. С конца 30-х гт. она охватила умы греческих архонтов и греческого духовенства рум мил-лети. Пропаганда этой идеи при активном содействии Великобритании была направлена на подмену в греческом общественном сознании вселенского (наднационального) православного мировоззрения идеологией националистической. Одновременно она была нацелена на развитие у греков чувства этнической исключительности - «филетизма».

В Сирии и Палестине «великая идея» была популярна лишь в среде греческого духовенства, поскольку подавляющее большинство паствы Антиохийской и Иерусалимской церквей было представлено арабами. С начала XIX в. греческие клирики настойчиво убеждали православных арабов в том, что те являлись вовсе не семитами, а «арабизи-рованными греками», забывшими свой родной язык и говорившими на арабском языке. Греческая ксенократия вызывала недовольство и рост грекофобских настроений в местных православных общинах. С 70-х гг. XIX в. там стали воспринимать греческих монахов как чужаков, пропагандировавших по наущению стамбульского рум миллет ваши панэллинистические взгляды в ущерб интересам православных арабов. Первым из иностранцев, кто затронул проблему греко-арабских отношений в Антиохийской и Иерусалимской церквах, был начальник Духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Порфи-рий (Успенский). С прискорбием наблюдавший за тем, с каким высокомерием и пренебрежением греческое духовенство зачастую относилось к своей единоверной арабской пастве, отец Порфирий писал о православных арабах: «Это - народ мученик!»8.

Основное отличие Иерусалимской церкви от Антиохийской заключалось в том, что в ее церковной иерархии, помимо синода, имелся монашеский орден Святого Гроба Господня («Святогробское братство»), в который за редким исключением могли вступать лишь греки. С XVI в. арабы были лишены возможности принимать монашество и, следовательно, становиться архиереями и патриархами. Членам арабо-православной общины Палестины оставалось только пополнять ряды белого духовенства - приходских священнослужителей. Это обстоятельство надежно защищало греческий клир от араби-зации Иерусалимской церкви.

В Антиохийском патриархате принять монашеский постриг могли как греки, так и арабы, что потенциально уравнивало шансы и тех, и других в их дальнейшем продвижении по церковно-иерархической лестнице. Установленный с 1724 г. порядок проведения патриарших выборов в константинопольском Фанаре, а с 1850 г. в Дамаске (под контролем Святогробского братства) объективно содействовал сохранению греческой гегемонии вплоть до конца XIX столетия.

8 Цит. по: Каптерев. Н.Ф. Сношения Иерусалимских патриархов с русским правительством в XIX столетии // Палестинский сборник, СПб., 1898. Вып. 43. С. 715.

До начала 70-х гг. XIX в. проблема греко-арабских отношений не беспокоила православный миллет Османской империи. В 1872 г., после того, как греческие иерархи рум лпжети объявили Болгарскую церковь «схизматической», греко-арабские отношения в Иерусалимском и Антиохийском патриархатах резко обострились, открыв путь многолетней вражде между греческим духовенством сиро-палестинских диоцезов и их арабской паствой.

Неприязнь к Святогробскому братству возрастала не только со стороны арабских митрополитов Антиохийской церкви, но и со стороны греческих архиереев-антиохийцев, не желавших сохранения за святогробцами монополии на Антиохийскую патриаршую кафедру, которую они рассчитывали занять сами. В упорной межцерковной борьбе с Фа-наром и Святогробским братством, а также внутрицерковной схватке между греческими митрополитами-антиохийцами, с одной стороны, и арабскими митрополитами и архонтами - с другой, победу одержала «арабская партия», в результате чего в Антиохийской церкви было восстановлено арабское патриаршество, и начался процесс ее арабизации.

Возможность усиления «арабского элемента» в Палестинской церкви и перспектива утраты святогробцами Иерусалимской патриаршей кафедры заставила греческих иерархов Константинопольского, Александрийского и Иерусалимского патриархатов консолидировать усилия внутри миллет-и рум. Все попытки арабской православной общины Палестины добиться от греческого духовенства Иерусалимской церкви уступок и допустить ее к участию в хозяйственно-административном управлении церковными делами оказались безуспешными. Не помогло и содействие Петербурга, поскольку положения устава Иерусалимской церкви 1875 г. надежно защищали права греческого духовенства от посягательств со стороны арабской православной общины. Кроме того, свя-тогробцев поддерживали Афины, Фанар, иерусалимские наместники и западноевропейские консулы. К концу исследуемого периода Иерусалимский патриархат был расколот на два непримиримых лагеря - греческое духовенство и православных арабов.

Четвертая глава посвящена статусу Святых мест Палестины и роли России в сохранении преимущественных прав и привилегий Иерусалимской православной церкви в Святой земле. В ней рассматривается динамика развития отношений Петербурга со Стамбулом и Парижем на фоне спора между греками и католиками в отношении христианских святынь. По мере получения информации от приходивших в Москву «за мило-

стыней» восточных патриархов и иерархов о ситуации вокруг Святых мест возрастал интерес московских великих князей и российских самодержцев к святоместному вопросу. Первоиерархи, не сдерживая эмоций, рассказывали о невыносимом положении православной паствы, «изнывающей под турком», о том, что Святые места, издревле находившиеся в ведении Иерусалимского патриарха, были превращены Османами в предмет торга между инославными христианскими общинами.

В свою очередь, османские падишахи воспринимали себя законными наследниками завоеванной ими Византийской империи, рассматривая институт христианских святынь как доходное предприятие. Султан по своему усмотрению мог передавать временные права на обладание и управление ими то одной, то другой стороне, выдвигавшей на них свои претензии. Османам были выгодны межхристианские споры из-за Святых мест, которые K.M. Базили образно сравнивал с «золотым рудником для турецких пашей»9.

К концу XVIII в. святоместная проблема превратилась в международную тему, которая была инкорпорирована европейскими державами в содержание Восточного вопроса. С того времени греческое духовенство руммиллети по примеру францисканцев стало использовать политико-дипломатический авторитет русских посланников при Порте для того, чтобы более эффективно, чем это делал рум миппет баши, противодействовать единому фронту французской дипломатии и католического духовенства.

Соперничество французского посольства и русской миссии в Константинополе, переросшее к концу 30-х - началу 50-х гг. XIX в. в дипломатическую борьбу за получение фирманов в пользу греческого духовенства или францисканцев, привело к обострению межконфессионального спора вокруг христианских святынь. Каждый фирман, исходатайствованный русским посланником в пользу православных, мог быть нейтрализован новым эдиктом, полученным французским послом в пользу францисканцев. К середине XIX в. спор вокруг Святых мест Палестины превратился в серьезную международно-дипломатическую проблему, решить которую без вмешательства извне Порта была уже не в состоянии. Западноевропейские державы, включая Великобританию, поддержали в этом греко-латинском споре римско-католическое духовенство и Францию. За ним

9 Базили. КА1. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. М., 2007. С. 127.

просматривались, прежде всего, геополитические интересы западных держав, стремившихся подорвать влияние России на православном Востоке. Эти совместные усилия стали одной из причин Крымской (Восточной) войны, известной на Арабском Востоке как война за Святые места Палестины.

Полученные Петербургом накануне Восточной войны три фирмана (один в феврале 1852 г. и два в апреле 1853 г.) в пользу Иерусалимской православной церкви легли в основу статус-кво (лат. statu quo ante), или «порядка вещей», связанного с преимущественными правами православного духовенства на Святые места Палестины. Данный порядок был зафиксирован на Парижской мирной конференции, а на Берлинском конгрессе 1878 г. был подтвержден и получил международный статус. С того времени ни султан, ни Порта уже не могли изменять статус Святых мест без согласия европейских держав.

В пятой главе диссертации исследуется эволюция отношений Петербурга с Ан-тиохийским и Иерусалимским патриархатами с начала 30-х гг. XIX в. до конца второго десятилетия XX столетия. Еще в конце 20-х гг. XIX в. русская дипломатия приступила к формулированию тактических и стратегических задач новой восточной политики, конечной целью которой было решение Восточного вопроса. После заключения с Портой в 1829 г. Адрианопольского мира Николай I в своей восточной политике взял курс на сохранение Османской империи в ее тогдашнем виде, что во многом предопределило основные подходы русской дипломатии на православном Востоке. Такая позиция не всегда была близка и понятна десятимиллионному христианскому населению Османского государства. Действительно, восточная политика России менее чем за пять лет претерпела неожиданную метаморфозу. Российский император предстал в глазах Порты и ее христианских райа уже не как противник султана, а как его союзник и спаситель от военных угроз наместника Египта - Мухаммада Али, восставшего против своего падишаха. Доказательством тому стало подписание русско-турецкого Ункяр-Искелессийского договора 1833 г.

После обращения Иерусалимского и Антиохийского патриархов к Петербургу с просьбами о помощи Николай I поручил Министерству иностранных дел заниматься выработкой церковной политикой Российской империи на Ближнем Востоке. В этом вопросе посильное содействие Министерству оказывал Святейший правительствующий синод. В контактах с Портой Россия приоритетное внимание уделяла политико-

дипломатическим средствам в деле обеспечения поддержки Греко-восточных патриарха-тов.

Нежелание российского правительства взаимодействовать с Антиохийской и Иерусалимской церквами через посредничество Вселенского патриарха и его административно-церковный аппарат в Фанаре, а также игнорирование Петербургом верховенствующего положения рум миплет ваши над остальными патриархами во многом предопределило сложный характер отношений между официальным Петербургом, с одной стороны, и Фанаром и остальными греческими иерархами православного миллета - с другой. В то же время Фанар взирал на Православную Греко-Российскую церковь, формально возглавляемую не патриархом, а императором, несколько свысока. В понимании фанариотов, в условиях синодального периода «безпатриаршества» Русская церковь была представлена как бы не «во всей своей полноте», то есть без требуемой совокупности двух неотъемлемых частей любой церкви - клириков и паствы (во главе с епископом или патриархом). На этом основании Всероссийская церковь воспринималась греками практически как «вдовствующая», или «сиротствующая». В стремлении российского императорского двора покровительствовать сиро-палестинским диоцезам без посредничества рум миплет баши Фанар усматривал потенциальную угрозу будущему греческой ксено-кратии в Антиохийском и Иерусалимском патриархатах. Османские власти и западная пропаганда, не желавшие усиления влияния России на Ближнем Востоке, регулярно запугивали фанариотов перспективой замены арабами греческих иерархов на русских владык.

Антиохийские и иерусалимские патриархи просили Петербург об оказании всесторонней помощи, как материальной, так и политической, что использовалось Министерством иностранных дел и Правительствующим синодом для усиления российского влияния на иерархов мшчет-и рум. Наиболее богатая в материальном отношении Иерусалимская церковь получала от российского правительства львиную долю финансовой помощи, в отличие от более нуждавшейся в ней Антиохийской церкви. Однако Петербург не имел реальных рычагов контроля за расходованием денежных средств, направлявшихся из России на христианский Восток. Приток материальных средств из России способствовал росту коррумпированности клира, более заинтересованного в бесперебойном поступлении доходов, чем в радении о духовных нуждах арабской паствы.

Взаимодействие России с Портой и западноевропейскими державами в период до Крымской войны отличалось порой чрезмерной осторожностью, что объяснялось нежеланием Петербурга провоцировать негативную реакцию Стамбула и Запада на укрепление русского присутствия на Арабском Востоке. Ярким примером этому служит упорное нежелание императорской миссии в Константинополе и Министерства иностранных дел удовлетворить неоднократные ходатайства генерального консула в Бейруте об открытии в Иерусалиме консульского агентства, как это делали с конца 30-х XIX в. западноевропейские державы.

Русской церковной политике на православном Востоке нередко были присущи непоследовательность действий и несогласованность позиций между МИД и Правительствующим синодом. Принципы ближневосточной политики формулировались в основном в Азиатском департаменте внешнеполитического ведомства, сотрудники которого не всегда разбирались в хитросплетениях церковной дипломатии и межправославных отношений. Вот как характеризовал российскую церковную политику начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Киприан (Керн) (1928-1930 гг.): «В восточных патриархатах наша дипломатия научилась видеть простые пешки на шахматной доске, и самое наше церковное дело на Востоке стало нами откровенно мыслиться как одна из сфер влияния нашей политики. Наши дипломаты позволяли себе даже резко и решительно делать патриархам замечания и читать нотации для искоренения некоторых недочетов и злоупотреблений в их церковной жизни, что, конечно, смущало и оскорбляло святителей. Порой и поведение нашего Синода бывало необъяснимым: почему-то иногда мы не отвечали на приветственные грамоты и обращения восточных иерархов. В решениях и мнениях митрополита Филарета10 часто звучат нотки его высокомерия [и] нескрываемого вежливого снисхождения к нерусскому аспекту православия»11.

После обострения греко-арабских отношений и низложения святогробцами патриарха Кирилла в 1872 г. российское правительство ввело финансовые санкции против гре-

10 Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский (1782-|1867), являлся крупнейшим российским православным богословом XIX пека.

11 Киприан (Керн), архимандрит. Отец Антонин Капустин, архимандрит и начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1817-1894 гг.). М., 2005. С. 91-92.

ческого духовенства Иерусалимского и Антиохийского патриархатов. Поскольку доходы с их монастырских имений в Молдавии и Валахии были в 1864 г. конфискованы румынским правительством, действия Петербурга серьезно сказались на материальном положении этих двух диоцезов рум миллети.

После избрания в Дамаске патриарха-араба Мелетия II (Думани) греко-арабское противоборство в Антиохийском патриархате сменилось межарабским соперничеством за обладание руководящими постами в церкви между патриаршей «сирийской партией» и «ливанской партией», выступавшей за перевод патриаршей резиденции из Дамаска в Бейрутскую митрополию. В этом противоборстве российская дипломатия и Святейший синод, как и в иерусалимских делах, оказали поддержку патриарху и его партии.

Восстановив в течение двух десятилетий после Крымской войны свой военно-политический потенциал, Россия с новыми силами приступила к решению Восточного вопроса. Победа в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и подписанный по ее завершении Сан-Стефанский прелиминарный трактат позволили балканским народам обрести независимость от Порты, а России - попытаться закрепить свое влияние на христианском Востоке.

В конце XIX - начале XX в. эволюция и характер отношений российской дипломатии с Сирийским и Палестинским патриархатами в значительной степени определялись геополитическими процессами, вызванными политикой европейских держав, активно готовившихся к перекраиванию политической карты мира.

Вхождение в Антанту, как рассчитывали в МИД, давало России шанс, в случае войны, существенно укрепить влияние на Балканах, отвоевать у Порты проливы, установить контроль над Стамбулом и Фанаром, чтобы через подчинение Константинопольского патриархата усилить русское влияние на православные церкви, возглавляемые греческими иерархами. Балканские войны 1912-1913 гг. послужили прелюдией к новой, более губительной и масштабной войне. Падение монархии и большевистская революция, выход России из военных действий и распад Османской империи свели на нет сам Восточный вопрос как международную проблему.

После первой мировой войны в жизни Антиохийского и Иерусалимского патриархатов начался новый нелегкий этап. Эти православные диоцезы оказались один на один с Францией и Великобританией, получившими от Лиги Наций мандаты на управ-

ление Сирией, Ливаном и Палестиной, без опеки Фанара, чьи полномочия были существенным образом урезаны новыми турецкими властями, а после свержения российской монархии - без щедрого «северного» покровителя.

В заключении содержатся выводы и обобщения, сделанные в процессе работы над диссертацией. Проведенное исследование дает основание как для частных выводов о характере взаимоотношений Российской империи с Антиохийским и Иерусалимским патриархатами, так и для более широких обобщений о сущности русской восточной политики в отношении православного миллета, османского правительства и западных держав, активно пытавшихся нейтрализовать усилия русской дипломатии.

В исследуемый период европейские державы вели острую конкурентную борьбу за влияние на Порту, сочетая ее с экономической, политической и духовной экспансией в арабских владениях османского падишаха.

Утрата православным миллетом благосклонного отношения со стороны Порты и усиление прозелитической активности западноевропейских миссионеров в Сирии и Палестине вынудило патриархов Иерусалимской и Антиохийской церквей искать покровительства у Петербурга. Их обращения за помощью практически совпали по времени с поставленной российским двором задачей укрепления связей России с Восточно-православными диоцезами, которая органически вплелась в ткань ее ближневосточной политики и стала использоваться Петербургом как дополнительный инструмент воздействия на Порту и на иерархов миллет-и рум.

Проводимая Николаем I восточная политика носила комплексный характер, сочетая в себе военно-политические, дипломатические и церковные аспекты. При этом она нередко выглядела достаточно противоречивой. С одной стороны, Петербург пытался выступать перед Портой в роли покровителя православных христиан Османской империи, а с другой - он энергично призывал их соблюдать лояльность по отношению к султанской власти и не допускать против нее революционных выступлений.

С начала 40-х гг. XIX в. русская дипломатия стала предлагать свои варианты решения вопросов, стоявших перед Иерусалимским и Антиохийским патриархатами. При этом особый упор делался на необходимость восстановления в полном объеме некогда существовавшей автокефальности их церквей и недопустимости вмешательства Кон-

стантинопольского патриарха и Фанара во внутренние дела других православных патри-архатов, что объективно подрывало влияние этнарха на сиро-палестинские диоцезы.

В Петербурге исходили из того, что военное превосходство России над Османской империей дает российскому двору право ходатайствовать перед Портой за весь рум мил-лети, исходя из византийского принципа цезарепапизма, предполагавшего, в отличие от католической традиции папацезаризма, верховенство православного императора над патриархами православной ойкумены.

Чем увереннее в военно-политическом диалоге с Портой ощущала себя Россия, тем напряженнее и отчужденнее становилось отношение греческого духовенства православного миллета к российским дипломатическим и консульским представителям. Увлекшись политическим соперничеством с Францией, Россия вскоре очутилась без союзников, перед лицом османско-западноевропейской коалиции держав, втянувшей ее в Крымскую войну.

После заключения мирного договора в Париже в 1856 г. Петербург сделал акцент на энергичном восстановлении и укреплении русского духовно-политического присутствия в Сирии и Палестине, а также на оказании помощи арабскому православному населению, в том числе духовенству. Для решения этих задач в 1857 г. в Иерусалиме была восстановлена деятельность Духовной миссии, а год спустя там было образовано российское императорское консульство.

Недооценка российским двором эффективности влияния французского и британского кабинетов на султана, османское правительство, Афины и Фанар негативно сказывалась на результатах общей политики Петербурга в отношении Восточно-православных патриархатов. Если до Крымской войны греческие иерархи рум милпети воспринимались в России как естественные союзники, которым требовалось оказывать необходимую материальную помощь и дипломатическую поддержку в борьбе с инославной западной пропагандой, то со второй половины XIX в. образ союзника начал трансформироваться в образ соперника и конкурента.

В условиях усиления арабо-греческого противостояния внимание Петербурга стало больше фокусироваться на нуждах сиро-палестинской православной общины, выступавшей в роли сторонника России в арабских провинциях Османской империи. Проарабский крен в отношении России к Антиохийскому и Иерусалимскому патриархатам уси-

ливал в рядах греческого духовенства чувства отчужденности и неприязни к арабской пастве и русскому консульскому и духовному присутствию в Сирии и Палестине.

Мощным толчком к всплеску антиарабских и антирусских настроений в рядах греческого духовенства Иерусалимской церкви послужило «Болгарское дело» 1872 г., открывшее новый этап в истории османо-православного миллета и положившее начало распаду миллет-ирум на национальные церкви.

Восстановление арабского патриаршества на Антиохийский престол в 1899 г. завершило арабо-греческий конфликт в сирийском диоцезе. Активная работа российской дипломатии по обеспечению признания арабского патриаршества не только султаном, но и Румынской, Черногорской и Сербской церквами способствовала снятию блокады, введенной руммиллет баши в отношении Сирийской церкви.

Оказание материальной и политической поддержки Иерусалимскому патриархату не обеспечили России возможности влиять на его синод и Святогробское братство. Греческое духовенство, верное духу и букве «великой идеи», сохраняло лояльность по отношению к Греции, не забывая при этом демонстрировать верноподданнические чувства османскому султану. Следует признать, что в идеологическом противостоянии панэллинизма, панславизма и панарабизма греки Османской империи и Греческого королевства оказались гораздо сплоченнее славян и арабов. Петербургу так и не удалось укротить святогробских мятежников, которые после 1872 г. взяли на вооружение тактику смещений своих патриархов, опираясь при этом на под держку османских властей.

Несмотря на ряд серьезных просчетов в церковной политике, Россия в конце XIX - начале XX в. добилась внушительных результатов, прежде всего, в деле укрепления своего присутствия на православном Востоке. Этому во многом способствовало появление в начале 80-х гг. XIX в. в Палестине еще одного российского учреждения - Императорского православного палестинского общества, под эгидой которого в Сирии, Ливане и Палестине создавались русские школы для арабов.

Анализ архивных материалов, спешно подготовленных в кабинетах Министерства иностранных дел сразу после начала первой мировой войны, свидетельствует о наличии у Петербурга амбициозных замыслов не только в отношении Антиохийскош и Иерусалимского патриархатов, но и Константинопольской церкви. Если греческое духовенство Иерусалимской церкви воспринимало возможность победы России в войне со страхом за

судьбу греческой ксенократии, то арабы Антиохийского патриархата связывали с ней надежды на скорейшее решение внутрицерковных проблем. Итоги войны не оправдали ни опасений одних, ни надежд других, превратив Антиохийский и Иерусалимский патриархата, наряду с остальными религиозными общинами, в субъекты политики новых мандатных властей в лице Великобритании и Франции. В то же время сирийские и иерусалимские иерархи со всей очевидностью осознавали, что в отличие от своих предшественников, они более уже не могли рассчитывать на поддержку России.

В приложениях помещены карты провинций Османской империи, в том числе карты Большой Сирии, даны переводы османских документов (фирманов, бератов, патриарших грамот) со староосманского, арабского, французского и английского языков. Приложения также включают списки патриархов и епархий Антиохийского и Иерусалимского патриархатов, выписки из донесений, рапортов, переводы писем и другие относящиеся к теме диссертации материалы.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Якушев М.И. Иерусалимский и Антиохийский Патриархаты в фокусе внешней политики Российской империи второй четверти Х1Х-ХХв. // Вестник Московского университета, серия 13. Востоковедение, 2001, № 4. С. 74-89 (0,5 пл.).

2. Якушев М.И. Casus belli Крымской войны // Свободная мысль, 2007, № 9 (1580). С. 139-147 (0,6 пл.).

3. Якушев М.И. Святая земля глазами русских паломников // Свободная мысль, 2008, № 1 (1584). С. 97-104 (0,2 пл.).

4. Якушев М.И. Россия и становление греческой государственности // Свободная мысль, 2008, № 11 (1594). С. 135-148 (0,5 пл.).

5. Якушев М.И. Иерусалимский Патриархат и святыни Палестины в фокусе внешней политики Российской империи накануне Крымской войны // Православный Палестинский сборник, 2003, № Ю0. С.245-287 (2,5 пл.).

6. Якушев М.И. Иерусалимский Патриархат и святыни Палестины накануне Крымской войны // Обозреватель-Observer, июль-август 2003, № 7-8 (162-163). С. 93102 (0,81 п.л.).

7. Якушев. М.И. Конфликт из-за Святых мест как казус белли Крымской (Восточной) войны // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. Сост. В.В.Наумкин, Н.Г.Романова, И.М.Смилянская. М.: Восточная литература, 2004. С. 437-487 (2,55 п.л.).

8. Якушев. М.И. Перевод и комментарий донесения K.M. Базили от 7/19 октября 1852 г.) // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. М.: Восточная литература, 2004. С. 417-436 (0,75 п.л.).

9. Якушев. М.И. Антиохийский и Иерусалимский патриархаты как составные части Восточной православной церкви Османской империи XIX - начала XX в. // На-

учная конференция «Ломоносовские чтения». Апрель 2004 г. Востоковедение. Книга 2. Тезисы докладов. М.: ИСАА при МГУ им. М.В. Ломоносова, 2004. С. 131-143 (0,5 п.л.).

10. Якушев М.И. Крестовый поход, джихад и глобализация // Вестник Мирового Общественного Форума «Диалог Цивилизаций», 2005, № 1. С. 228-235 (0,15 пл.).

11. Якушев М.И. О восстановлении арабского патриаршества в Антиохийском патриархате // Научная конференция «Ломоносовские чтения». Апрель 2006 г. Востоковедение. Тезисы докладов. М.: Академия гуманитарных исследований, 2006. С. 374-379 (0,25 пл.).

12. Якушев М.И. Первый патриарх-араб на Антиохийском престоле // Восточный архив, 2006, № 14-15. С. 99-106 (0,22 пл.).

13. Якушев М.И. Султан и царь: новые документы об избрании патриарха-араба на антиохийский престол // Turcica et Ottomanica. Сборник статей в честь 70-летия М.С. Мейера. М.: Восточная литература, 2006. С. 336-346 (0,95 пл.).

14. Якушев М.И. Святая Земля как колыбель религиозных святынь глазами русских паломников // Вестник Мирового Общественного Форума «Диалог Цивилизаций. Избранные материалы 2003-2007. М.: Студия Матрица, 2007. С. 229-236 (0,2 пл.).

15. Якушев М.И. Россия в деле становления Греческой государственности // История российско-греческих отношений и перспективы их развития в XXI веке. Посвящается 180-летию установлению дипломатических отношений между Россией и Грецией. Материалы конференции «Российско-греческие государственные, церковные и культурные связи в мировой истории». Афины; М.: РФК-Имидж Лаб, 2008. С. 147-155 (0,74 пл.).

16. Якушев, Михаилы Батриаркийат аль-кудс ва-ль-амакин аль-мукадцаса аль-филастынийа фи-с-сияса аль-хариджийа ли-ль-имбиратурийа ар-руссийа асна'а харб аль-карм (Иерусалимский патриархат и Святые места Палестины в фокусе внешней политики Российской империи накануне Крымской войны) // Маджал-лат «аль-Джами'а» ли-ль-абхас ва-т-та'алим ва-с-сылят аль-хадарийа (журнал «аль-Джами'а» образовательно-исследовательского университета межцивилиза-ционных связей). Умм аль-Фахм (Израиль): Бейт Берл, декабрь 2004. С. 13-15 (0,1 пл.).

17. Yakushev, Mikhail. Crusades, Jihad and Globalisation // World Public Forum «Dialogue of Civilizations» Bulletin, 2005, № 1. P. 202-208 (0,2 пл.).

18. Yakushev, Mikhail. The Holy Land as a Crib of Religious Sanctuaries as Viewed by Russian Pilgrims // World Public Forum «Dialogue of Civilizations» Bulletin. Selected Articles 2003-2007. M.: Studiya Matrica, 2007. P. 202-208 (0,15 пл.).

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Якушев, Михаил Ильич

ВВЕДЕНИЕ.3

ГЛАВА I

Христианские общины в этноконфессиональной системе сиро-палестинских провинций Османской империи.42

ГЛАВА II

Церковно-политический статус Антиохийского и

Иерусалимского патриархатов в Османской империи.82

ГЛАВА III

Греко-арабское противоборство за управление Антиохийским и Иерусалимским патриархатами и роль России в этом конфликте.132

ГЛАВА IV

Россия в межконфессиональном споре о статусе Святых мест Палестины.203

ГЛАВА V

Эволюция связей российской дипломатии с «Сирийским» и «Палестинским» патриархатами.255

Введение диссертации2009 год, автореферат по истории, Якушев, Михаил Ильич

История Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в османский период долгое время оставалась вне зоны внимания советского востоковедения по вполне объективным причинам. Они были связаны с закрытым характером имперской политики России на православном Востоке1, а также с господствующим в советское время религиозным нигилизмом и, как следствие, отсутствием интереса к проблематике ближневосточного христианства. Вместе с тем, имеющийся документальный материал позволяет считать, что православные патриархата, Антиохийский и Иерусалимский, играли важную роль в жизни сиро-палестинских провинций, что особенно заметно при рассмотрении взаимоотношений этих религиозных институтов с османскими властями различных уровней и дипломатическими представителями как России, так и других великих держав.

Православная церковь, как правило, проявляла лояльность к государству и его властным структурам. Для христиан Ближнего Востока была характерна высокая адаптивность к сменявшим друг друга иноземным властям и их политике, что позволяло патриархам Александрийской (в Египте), Антиохийской (в Сирии и Ливане) и Иерусалимской (в Палестине) церквей получать от них властные полномочия в отношении своей паствы в обмен на поддержание лояльного отношения мирян к центральной власти. Подобное положение вещей предоставляло церковной иерархии возможность сохранять влияние и авторитет не только внутри сообщества (.миллета) православных народов Османской империи {мгшлет-и рум или рум миллети), но и в мусульманском окружении.

Структурный кризис османского общества в Новое время воздействовал и на состояние православных общин, члены которых становились объектом прозелитической деятельности представителей западноевропейских церковных организаций. В этой свя

1 Понятие «православный Восток» применительно к XIX в. охватывает канонические территории Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского патриархатов и географически включает в себя такие современные государства, как Турция, Греция, Сербия, Черногория, Македония, Албания, Молдавия, Румыния, Болгария, Сирия, Ливан, Иордания, Израиль, Палестина и Египет. зи обращение к истории Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в эпоху упадка Османской империи представляет значительный интерес для понимания проблемы сохранения православной идентичности на Арабском Востоке (Леванте). Несмотря на постоянную прозелитическую активность западных миссионеров в XIX в., вспышки мусульмано-христианских конфликтов в Сирии и эмиграцию преимущественно арабо-христианского населения в Египет, Европу, США и Австралию в конце XIX - начале XX в., численность православного населения по абсолютным показателям продолжала увеличиваться.

В начале VII в. на смену византийскому цезарепапизму (государственной церкви) пришла новая арабо-мусульманская власть, которая сохранила местные религиозные общины, в силу веротерпимой политики по отношению к покровительствуемому местному христианскому и иудейскому населению ([зимми/зиммкям). После установления своего владычества в Большой Сирии (Билад аш-Шам) Османы продолжили политику предшествовавших мусульманских властей, предпочитая поначалу особо не вмешиваться во внутрицерковную жизнь Антиохийского и Иерусалимского патриархатов. Вместе с тем, с начала 40-х гг. XIX в., по окончании египетского правления в Билад аш-Шам (1832-1840 гг.), по мере вовлечения, европейских держав в дела сиро-палестинских диоцезов, османское правительство {Порта) стало проявлять больший интерес к внутрицерковным делам. Во второй половине XIX в. Стамбул стал проводить курс, направленный на укрепление централизованного управления всеми провинциями империи, в том числе и арабскими. Соответственно Порта урезала властные прерогативы Вселенского патриарха в отношении Дамасского и Иерусалимского патриарших престолов. Объективные процессы этнической консолидации усиливали антагонизм между арабской паствой и греческим духовенством в Большой Сирии, стимулируя внутри рум миллети стремление к независимому от Константинопольского патриархата развитию.

Избранная для исследования тема представляется крайне важной рассмотрения эволюции взаимоотношений Антиохийского и Иерусалимского патриархатов с Кон

2 Большая Сирия охватывала территории современных государств — Сирии, Ливана, Иордании, Израиля и Палестины. стантинопольским престолом, Портой и Россией в Новое время. Они явились следствием нарастания центробежных процессов в православных общинах, обусловленных социально-экономическими и этноконфессиональными проблемами внутри османского общества, а также политическими перипетиями в отношениях между Петербургом и Стамбулом.

Антиохийский и Иерусалимский патриархата, несмотря на принадлежность к единому православному миллету, существенно отличались от Константинопольской церкви. Главным образом это было связано с этноконфессиональной особенностью сиро-палестинских диоцезов, в которых духовенство было представлено преимущественно греками, а паства — арабами, составлявшими подавляющее большинство местного населения3.

Обращение к анализу процессов, протекавших внутри православных общин сиро-палестинских провинций Османской империи, важно для преодоления преувеличенных представлений о постоянном притеснении немусульманского меньшинства.

Тема настоящей диссертации представляется актуальной в научном отношении, поскольку этноконфессиональные меньшинства традиционно играли и продолжают играть важную роль в истории Арабского Востока. Некоторые процессы, развивавшиеся внутри Антиохийской и Иерусалимской церквей в исследуемый период, продолжаются и поныне. Особенно это касается Иерусалимского патриархата, где вот уже более ста лет сохраняются напряженность между греческим клиром и арабской паствой, а также непростые отношения между патриархом и греческими монахами Святогробского братства4, всегда готовыми низложить «отца и пастыря своего», как это случилось в 2005 г. Этот инцидент, представляющий собой очередную попытку греческого духовенства свергнуть своих патриархов (по примеру 1872, 1875, 1908-1909, 1918-1920 гг.), вновь показал, что церковные каноны могут бьггь принесены в жертву политическим и интересам.

3 Александрийский патриархат имел крайне малочисленную паству из греков и арабов.

4 Братство Святого Гроба Господня (agiotafitiki adelfotis) — иноческая организация при св. Гробе Господнем, управляющая делами Иерусалимской церкви. Со второй половины XVI в. в эту организацию принимались только этнические греки.

Настоящая работа охватывает важный период османского владычества в Сирии и Палестине с конца 20-х до начала 20-х гг. XX в., что обусловлено рядом обстоятельств. Нижняя хронологическая рамка исследования соответствует началу активизации российского присутствия на православном Востоке в результате побед русского оружия в 1829 г. (Адрианопольский мир). В основу этого курса были положены решения Особого тайного комитета по восточным делам, который, рассмотрев два подхода к Османской империи («расчленение» или «сохранение»), высказался в пользу второго. Процесс начала энергичного решения Россией Восточного вопроса совпал с оккупацией Сирии и Палестины египетскими войсками Мухаммада Али и Ибрахим-паши в 1831 г., проводившими на занятой территории политику религиозной терпимости, а также жесткий курс, направленный на ограничение властных прерогатив местных арабо-мусульманских кланов. Политика новых властей подталкивала римско-католическое, армянское и униатское духовенство к активизации требований к египетским властям о предоставлении большего объема прав и привилегий за счет православных. После изгнания египтян и восстановления османской администрации в Б ил ад аш-ИГам Порта приступила к широкомасштабным реформам Танзимата (1839-1876 гг.), а европейские державы стали энергично вмешиваться в этноконфессиональные отношения в сиро-палестинских диоцезах. Миссионеры западных держав усилили прозелитическую активность среди православных арабов, поощряя их переход в униатство, католичество или протестантизм. Не получив эффективной помощи от Константинопольского патриарха, предстоятели сначала Иерусалимского (1832 г.), затем и Антиохийского (1837 г.) престолов стали официально и регулярно обращаться к российскому императорскому двору как за политической, так и материальной помощью.

После заключения в 1833 г. Ункяр-Искелесийского договора с Портой Петербург через свою дипломатическую миссию в Константинополе стал проводить более энергичную политику в Сирии и Палестине путем усиления сначала консульского, а затем и духовного присутствия. Активное проникновение России на православный Арабский Восток в рамках Восточной политики способствовало формированию в российском обществе более объективного представления о положении Антиохийского и Иерусалимского патриархатов, а также местного православного населения.

Верхний хронологический рубеж диссертации определен концом второго десятилетия XX столетия, в котором принципиально важным для нас является промежуток 1914-1917 гг. В 1914 г. после объявления Портой войны России и разрыва дипломатических отношений русское консульское и духовное присутствие на территории Османской империи было свернуто. Это означало и прекращение всех официальных связей с Антиохийским и Иерусалимским патриархатами, а также остальными османо-христианскими субъектами рум миллети. Еще один «маркер» нижней хронологической рамки - 1918 г., когда завершающая фаза распада Османской империи практически совпала с крушением Российской империи. В 1920 г. на смену османскому правлению в Бипад аш-Шаме пришли французско-английские колониальные власти, получившие от Лиги Наций мандаты на управление осколками Османской империи, в том числе, Сирией, Ливаном и Палестиной. Надеждам православного арабского населения на помощь России не суждено было сбыться.

Главными объектами исследования являются Антиохийский и Иерусалимский патриархаты, включая их структурообразующие части (епархии) - митрополии, епи-скопии, органы высшего церковного управления (синоды, патриархии) и ее предстоятелей, а также органы османской и российской властей, вступавшие в непосредственные контакты с миллет-и рум и между собой.

Основная цель диссертационной работы состоит в исследовании истории православных общин Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в контексте развития взаимоотношений Российской и Османской империй. Ее раскрытие предполагает решение ряда конкретных задач:

1) показать динамику развития сиро-палестинских православных общин во второй трети XIX - начале XX в. в демографическом отношении;

2) выявить причины ослабления влияния Вселенского патриархата и его церков-но-административного аппарата на Сирийский и Палестинский патриархаты;

3) воспроизвести и проанализировать изменения в структуре и составе патриархий (управлений делами) Антиохийского и Иерусалимского патриархатов;

4) рассмотреть проблему отношений Порты и православных иерархов рум миллети, в целом, и Антиохийской и Иерусалимской церквей, в частности, а также показать зависимость этих связей от состояния политических контактов между Стамбулом и Петербургом, Петербургом и Афинами;

5) проследить эволюцию и специфику взаимоотношений между греческим духовенством и арабской паствой в Антиохийском и Иерусалимском патриархатах;

6) рассмотреть основные векторы, внешней политики Российской империи на православном Востоке с учетом изменения характера взаимоотношений Петербурга со Стамбулом.

Автор не претендует на исчерпывающий анализ всей совокупности проблем, связанных с темой;диссертации. Подобная,задача едва ли выполнима в рамках одного исследования. Целый ряд значимых сфер жизни османского общества (например, социально-экономическое развитие сиро-палестинских провинций) рассматривается в работе лишь в общих чертах. Вне рамок диссертации оставлена .также история проникновения в Машрик5 католических-, протестантских и,православных религиозных миссий из Европы, а также вопросы взаимоотношений православных христиан Большой Сирии со своими единоверцами на Балканах, в Египте-и за- пределами Османской империи. Отмечены лишь, пунктирно проблемы религиозных расколов в Сирии и образования там греко-католических (униатских) общин.

Научная новизна и оригинальность диссертации состоят в том, что она представляет собой первое в современной отечественной историографии» комплексное исследование истории взаимоотношений Антиохийского и Иерусалимского патриархатов с Российской империей и другими патриархатами рум миллети в указанный период. Значительное место в диссертации уделяется связям сиро-палестинских диоцезов с Портой, а также европейскими державами. В работе рассматривается малоизученный комплекс проблем, касающихся церковной патриаршей власти, иерархии Греко-восточной церкви и ее зависимости от султанского правительства. Работа написана на базе османских, русских и западных архивных материалов-и источников, большая часть которых впервые вводится в научный оборот6.

5 Машрик (араб.) — Арабский Восток.

6 Российские архивные материалы за период с 30-х it. XIX в. по I860 г. являются чуть ли не единственным источником информации об истории этой церкви, поскольку в I860 г. в резуль

Попытка комплексного исследования положения православных церквей Сирии и Палестины позволяет расширить наши общие представления о ближневосточном регионе, а также конкретизировать оценку его историко-культурных, духовных традиций и социально-политической жизни. Автор предполагает, что выводы, сделанные в настоящей работе, могут способствовать более глубокому осмыслению роли Восточно-православной церкви в традиционном османском обществе. Кроме того, работа дает возможность перейти к изучению новых аспектов, связанных с ролыо православного миллета в ходе преобразований, происходивших в Османской империи в ХГХ — начале XX в.

Практическая значимость диссертации определяется важностью исследуемой проблематики для исторической науки. Теоретические положения работы, а также сделанные в ней оценки и выводы способны помочь в исследовании и понимании дальнейшей судьбы Антиохийского и Иерусалимского патриархатов. В то же время содержащийся в диссертации фактический и документальный материал может найти применение в разработке учебных курсов, программ и пособий для изучающих соответствующий период истории Ближнего Востока.

Обращение автора к проблематике взаимодействия османо-православных патриархатов рум миллети с Российской империей потребовало тщательной проработки методологических оснований ее изучения. При их определении значительную помощь автору оказали труды отечественных историков арабистов и тюркологов. Содержащиеся в их исследованиях обобщающие положения и конкретные оценки, относящиеся к ближневосточным провинциям Османской империи, послужили важным ориентиром при рассмотрении социально-экономических, политических, культурных и религиозных реалий Сирии, Ливана и Палестины.

Методология и методика исследования определялась особенностями выбранных для изучения объектов, которые предполагают использование системного подхода и принципа историзма как теоретической базы работы. Все это способствует целостному восприятию всеобщей истории как истории сосуществования и взаимодействия разтате уничтожения патриаршей резиденции в Дамаске полностью сгорела библиотека патриархии с церковными и архивными документами. личных цивилизаций, культур и религий, каждая из которых по-своему уникальна. Обращение автора к проблематике взаимодействия османо-православных патриархатов рум миллети с Российской империей потребовало тщательной проработки методологических оснований ее изучения. При их определении значительную помощь автору оказали труды отечественных историков - арабистов и туркологов. Содержащиеся в их исследованиях обобщающие положения и конкретные оценки, относящиеся к ближневосточным провинциям Османской империи, послужили важным ориентиром при рассмотрении социально-экономических, политических, культурных и религиозных реалий Сирии, Ливана и Палестины. Антиохийский и Иерусалимский патриархата рассматриваются как христианские сиро-палестинские субъекты единого православного миллета Османской империи. Указанный метод, предполагающий обращение к историческому контексту при рассмотрении церковно-государственных и межцерковных взаимоотношений, состоит в: реконструкции по архивным материалам и историческим источникам событийной канвы истории Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в развитии их взаимоотношений с Россией и Портой с начала 30-х гг. XIX до начала XX в.; аналитическом рассмотрении процессов, происходивших в сиро-палестинских диоцезах в духовном, этноконфессиональном, политическом и отчасти социальном отношениях.

Основные положения и выводы, представленные в диссертации, докладывались на Ломоносовских чтениях 2001, 2002, 2003, 2004 и 2006 гг., на проведенном в Совете Федерации круглом столе «Крымская война: уроки безопасности для России» (Москва, февраль 2004 г.), на международной научной конференции «Крымская (Восточная) война в культурной памяти России и мира», посвященной 150-летию подписания Парижского мирного договора (Москва, ноябрь 2006 г.), а также на международной конференции «Российско-греческие государственные, церковные и культурные связи в мировой истории», посвященном 180-летию установления дипломатических отношений между Россией и Грецией (Афины, октябрь 2008 г.).

Диссертация строится по проблемно-хронологическому принципу и состоит из введения, пяти глав, заключения, приложений и библиографического списка сокращений, источников и исследований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Христианские субъекты Османской Империи- Антиохийский и Иерусалимские патриархаты- в политике Российской Империи"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Раскрытие темы «Восточно-православные патриархаты как христианские субъекты Османской империи в контексте восточной политики России (30-е гг. XIX — начало XX в.)» представляет большую важность для понимания истории сиро-палестинского региона в эпоху заката государства Османов. В этот период европейские державы вели острую конкурентную борьбу за влияние на Порту, сочетая ее с экономической, политической и духовной экспансией в арабских владениях османского падишаха.

Франция традиционно защищала перед Портой интересы маронитов и греко-католиков Большой Сирии, а также римско-католического духовенства. Великобритания осуществляла протекцию в отношении друзов Сирии. Британские и прусские представители Англиканской и Лютеранской церквей с помощью прозелитизма добивались создания в Палестине протестантской конфессии из числа иерусалимских иудеев, а затем и местных арабов-христиан. Россия выступала защитницей интересов Восточно-православных церквей (миллет-и рум), а иногда — армянской общины (эрмени миллети), представители которых являлись османскими подданными (райа).

Социально-экономический и политический кризис, который переживало государство Османов, сопровождался процессом распада христианских миллетов на более мелкие общины. Если в начале исследуемого периода в Османской империи насчитывалось четыре крупных миллета, то к 1914 г. их количество достигло семнадцати. Церковное руководство христианских миллетов на протяжении почти четырех веков выступало в роли помощника Порты и своеобразного «буфера» между рядовыми членами общин на местах и османской администрацией.

Под давлением европейских держав османские власти Большой Сирии продолжили веротерпимую политику египетской администрацией, проводимую ранее в отношении «покровительствуемых» христиан-зиммиев (зимми). В результате кардинальных преобразований в рамках реформ Танзимата (1839-1876 гг.) зиммии были уравнены в правах с мусульманами.

Структурный кризис османского общества в Новое время воздействовал и на состояние православных общин, члены которых становились объектом прозелитической деятельности представителей западноевропейских церковных организаций. В этой связи обращение к истории Антиохийского и Иерусалимского патриархатов в эпоху упадка Османской империи представляет значительный интерес для понимания проблемы сохранения православной идентичности на Арабском Востоке (Леванте).

Несмотря на ежегодную значительную эмиграцию христианского населения из Билад аш-Шам, в особенности из Ливана, в Египет, Европу, США и Австралию, а также нередкие случаи перехода христиан в ислам, численность приверженцев христианских общин в сиро-палесганских провинциях увеличивалась. При этом, в целом, они не уступали по статистическим показателям росту мусульманского населения, что свидетельствовало о вполне благоприятных условиях жизни христианских миллетов на Арабском Востоке.

Архивные материалы свидетельствуют о том, что Восточно-православные патриархата воспринимались на Дворцовой площади как независимые друг от друга автокефальные православные церкви, а не как объединенный Османами единый «ромей-ский» («византийский») миллет (миплет-и рум). Российское правительство рассматривало Вселенского патриарха по староправославной традиции лишь как «первого среди равных» в «списке почета» (диптихе). По этой причине в Петербурге полагали, что Константинопольский патриарх не должен был вмешиваться во внутренние дела остальных Греко-восточных церквей Османской империи.

Отношение Стамбула к Восточно-православным церквам коренным образом отличалось от отношения к ним Петербурга. В середине XVI в. после объединения Греко-восточных патриархатов в единый миллет его возглавил Константинопольский патриарх в должности рум миллет баши («главы православного миллета»). Его статус был приравнен к рангу трехбунчужного паши. Глава православной общины (этнарх) стал обладать всей полнотой светской и духовной власти: он выступал перед миллет-и рум как наместник султана и нес перед падишахом ответственность за лояльность православного миллета. В результате данных Константинопольскому патриарху прерогатив и полномочий автокефальные церкви лишились былой самостоятельности.

Иерусалимская и Антиохийская церкви как составные части православного миллета признавали над собой верховенство Константинопольского (Вселенского) патриарха. Его резиденцию в стамбульском квартале Фанар, А.Н. Лебедев назвал «дворянским гнездом» греческой «знати», где воспитывалась и формировалась церковная и светская элита фанариотов (735, кн.1, с. 113). Ее представители занимали высокое положение в государственной иерархии Османской империи. Фанариоты, представлявшие с афинскими панэллинистами оппозицию русской церковной политике, нередко выступали союзниками Порты в борьбе с влиянием Петербурга на Балканах и Ближнем Востоке.

Фанар нередко являлся неким «перевалочным пунктом» для приходивших с Архипелага греков, получавших по ходатайству рум миллет баши требуемые фирманы для пополнения рядов монашества миллет-и рум в арабских провинциях. После того, как возглавляемый арабами Антиохийский престол оказался не в состоянии самостоятельно противостоять греко-католикам, православные арабы-антиохийцы обратились за содействием к рум миллет баши. Константинопольский патриарх определил на Анти-охийскую кафедру монаха из числа фанариотов, которого рукоположил в патриарший сан и направил в Дамаск.

С XVII в. Иерусалимские патриархи переехали на постоянное жительство из Иерусалима в Константинополь. Там же в Фанаре проходили выборы иерусалимских патриархов, некоторые из которых в течение всего патриаршего срока ни разу не посещали вверенной им Палестинской кафедры. Контакты иерусалимских патриархов с Портой осуществлялись при посредничестве рум миллет баши, что низводило их патриархата в глазах Османов до уровня двух укрупненных «митрополий» православного миллета. О патриаршем сане их первоиерархов свидетельствовали разве что выдаваемые султаном соответствующие бераты («ставленные грамоты», или грамоты об инвеституре). Бераты сирийским и палестинским митрополитам по представлению их патриархов и ходатайству рум миллет баши выдавались за подписью великого визиря (садразама).

Патриаршие кафедры антиохийских и иерусалимских патриархов находились в Дамаске и Иерусалиме, где размещались резиденции османских пашей-губернаторов: дамасского вали (в ранге трехбунчужного паши) и иерусалимского мутасаррифа (в ранге двухбунчужного паши). Взаимодействие иерархов Антиохийской и Иерусалимской церквей с Портой в провинциях осуществлялось через пашей как полномочных представителей султана.

В 1845 г. благодаря поддержке Петербурга Иерусалимская церковь сумела отстоять свою автокефальность в острой борьбе за право избирать на Иерусалимский престол члена Святогробского братства, а не ставленника Фанара. Через пять лет Иерусалимской патриархии удалось установить свой контроль над Антиохийской кафедрой, на которую стали избираться исключительно архиереи Иерусалимской церкви. Причем, для одного из трех антиохийских патриархов-святогробцев, Герасима I (1885-1891 гг.), кафедра в Дамаске стала промежуточной на пути к более престижному для греческих иерархов Иерусалимскому патриаршему престолу, который он занял в 1891 г.

С целью нейтрализации влияния России на Греко-православные патриархаты и единоверное население молодого греческого государства в рядах влиятельной греческой элиты стала распространяться при активном содействии Великобритании так называемая панэллинистическая «великая идея», конечной целью которой провозглашалось объединение всех греков в одно государство. С конца 30-х гг. она охватила умы греческих архонтов и греческого духовенства рум мгиглети. Пропаганда этой идеи была направлена на подмену в греческом общественном сознании вселенского (наднационального) православного мировоззрения идеологией националистической, одновременно развивая у греков чувство этнической исключительности - «филэллинства», или «фил эллинизма».

В Сирии и Палестине «великая идея» была популярна лишь в среде греческого духовенства, поскольку подавляющее большинство паствы Антиохийской и Иерусалимской церквей были арабами. С начала XIX в. греческие клирики настойчиво убеждали православных арабов в том, что те являлись вовсе не семитами, а «арабизирован-ными греками», забывшими свой родной язык и говорившими на арабском языке. Греческая ксенократия вызывала недовольство и рост грекофобских настроений в местных православных общинах. С 70-х гг. XIX в. там стали воспринимать греческих монахов как чужаков, пропагандировавших по наущению стамбульского рум миллет баши па-нэллинистические взгляды в ущерб интересам православных арабов. Первым из иностранцев, кто затронул проблему греко-арабских отношений в Антиохийской и Иерусалимской церквах, был начальник Духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Порфирий (Успенский). С прискорбием наблюдавший за тем, с каким высокомерием и пренебрежением греческое духовенство зачастую относилось к своей единоверной арабской пастве, отец Порфирий писал о православных арабах: «Это - народ мученик!» (594, с.715).

Основное отличие Иерусалимской церкви от Антиохийской заключалось в том, что в ее церковной иерархии, помимо Синода, имелся монашеский орден Святого Гроба Господня («Святогробское братство»), в который за редким исключением могли вступать лишь греки. С XVI в. арабы были лишены возможности принимать монашество и, следовательно, становиться архиереями и патриархами. Членам арабо-православной общины Палестины оставалось только пополнять ряды белого духовенства - приходских священнослужителей. Это обстоятельство надежно защищало греческий клир от арабизации Иерусалимской церкви.

В Антиохийском патриархате принять монашеский постриг могли как греки, так и арабы, что потенциально уравнивало шансы и тех, и других в их дальнейшем продвижении по церковно-иерархической лестнице. Установленный с 1724 г. порядок проведения патриарших выборов в константинопольском Фанаре, а с 1850 г. в Дамаске — под контролем Святогробского братства, объективно содействовал сохранению греческой гегемонии вплоть до конца XIX в.

До начала 70-х гг. XIX в. проблема греко-арабских отношений не беспокоила православный миллет Османской империи. В 1872 г., после того, как греческие иерархи рум миллети объявили Болгарскую церковь «схизматической», греко-арабские отношения в Иерусалимском и Антиохийском патриархатах резко обострились, открыв путь многолетней вражде между греческим духовенством сиро-палестинских диоцезов и их арабской паствой.

Неприязнь к Святогробскому братству возрастала не только со стороны арабских митрополитов Антиохийской церкви, но и со стороны греческих архиереев-антиохийцев, не желавших сохранения за святогробцами монополии на Антиохийскую патриаршую кафедру, которую они рассчитывали занять сами. В упорной межцерковной борьбе с Фанаром и Святогробским братством, а также внутрицерковной схватке между греческими митрополитами-антиохийцами, с одной стороны, и арабскими митрополитами и архонтами - с другой, победу одержала «арабская партия», в результате чего в Антиохийской церкви было восстановлено арабское патриаршество, и начался процесс ее арабизации.

Возможность усиления «арабского элемента» в Палестинской церкви и перспектива утраты святогробцами Иерусалимской патриаршей кафедры заставила греческих иерархов Константинопольского, Александрийского и Иерусалимского патриархатов консолидировать усилия внутри миплет-и рум. Все попытки арабской православной общины Палестины добиться от греческого духовенства Иерусалимской церкви уступок и допустить к участию в хозяйственно-административном управлении церковными делами оказались безуспешными. Не помогло и содействие Петербурга, поскольку положения устава Иерусалимской церкви 1875 г. надежно защищали права греческого духовенства от посягательств со стороны арабской православной общины. Кроме того, святогробцев поддерживали Афины, Фанар, иерусалимские наместники и западноевропейские консулы. К концу исследуемого периода Иерусалимский патриархат был расколот на два непримиримых лагеря — греческое духовенство и православных арабов. Если святогробцы заявляли о намерении; провозгласить Святые места Палестины собственностью Греческого королевства, то местное православное население настаивало на том, что эти святыни являлись их неотъемлемым достоянием.

По мере получения информации от приходивших в Москву «за милостыней» восточных патриархов и иерархов о ситуации вокруг Святых мест возрастал интерес московских великих князей и самодержцев российских к святоместному вопросу. Пер-воиерархи, не сдерживая эмоций, рассказывали о невыносимом положении православной паствы, «изнывающей под турком», о том, что Святые места, издревле находившиеся в ведении Иерусалимского патриарха, были превращены Османами в предмет торга между инославными христианскими общинами.

Османские падишахи воспринимали себя законными, наследниками завоеванной ими Византийской империи, рассматривая институт христианских святынь как доходное предприятие. Султан по своему усмотрению мог передавать временные права на обладание и управление ими то одной, то другой стороне, выдвигавшей на них свои претензии. Османам были выгодны межхристианские споры из-за Святых мест, которые К.М; Базили, образно сравнивал с «золотым рудником для турецких пашей» (561, с. 127). ■/. ■•'■ '".'.

К концу XVIII в. святоместная проблема превратилась в международную тему, которая была инкорпорирована европейскими державами в содержание Восточного вопроса. С того временитреческое духовенство рум миллети по примеру францисканцев стало использовать политико-дипломатический авторитет русских посланников при

Порте для того, чтобы более эффективно, чем это делал рум миллет байт, противодействовать единому фронту французской дипломатии и католического духовенства.

Соперничество французского посольства и русской миссии в Константинополе, превратившееся к концу 30-х - началу 50-х гг. XIX в. в дипломатическую борьбу за получение фирманов в пользу греческого духовенства или францисканцев, привело к обострению межконфессионального спора вокруг христианских святынь. Каждый фирман, исходатайствованный русским посланником в пользу православных, мог быть нейтрализован новым эдиктом, полученным французским послом в пользу францисканцев. К середине XIX в. спор вокруг Святых мест Палестины превратился в серьезную международно-дипломатическую проблему, решить которую без вмешательства извне Порта уже не в состоянии. Западноевропейские державы, включая Великобританию, поддержали в этом греко-латинском споре римско-католическое духовенство и Францию. За ним просматривались, прежде всего, геополитические интересы западных держав, стремившихся подорвать влияние России на православном Востоке. Эти совместные усилия стали одной из причин Крымской (Восточной) войны, известной на Арабском i

Востоке как Война за Святые места Палестины.

Полученные Петербургом накануне Восточной войны три фирмана (один в феврале 1852 г. и два в апреле 1853 г.) в пользу Иерусалимской православной церкви легли в основу статус-кво (лат. statu quo ante), или «порядка вещей», связанного с преимущественными правами православного духовенства на Святые места Палестины. Данный порядок был зафиксирован на Парижской мирной конференции, а на Берлинском конгрессе 1878 г. был подтвержден и получил международный статус. С того времени ни султан, ни Порта уже не могли изменять статус Святых мест без согласия европейских держав.

Вторая половина 20-х гг. XIX в. ознаменовалась обострением Восточного вопроса для всех вовлеченных в него сторон. В рамках его решения Россия совместно с Великобританией, Францией, Австрией и Пруссией была занята умиротворением греко-турецкого спора. Лежавший в основе внешней политики государства Российского и постоянно модифицировавшийся «Греческий проект» Екатерины II побуждал российских самодержцев уделять особое внимание судьбам православия в Османской империи. После обретения Грецией независимости стратегические интересы России предполагали сохранение права на свободное судоходство по Черному морю и приобретение права беспрепятственного прохода русских кораблей через проливы Босфор и Дарданеллы. Еще в конце 20-х гт. русская дипломатия приступила к формулированию тактических и стратегических задач новой восточной политики, конечной целью которой было решение Восточного вопроса. После заключения с Портой Адрианопольского мира 1829 г. восточная политика Николая I стала выглядеть несколько противоречивой, претерпев менее чем за пять лет непостижимую для многих метаморфозу. С одной стороны, Петербург пытался выступать перед Портой в роли покровителя православных христиан Османской империи, а с другой - он энергично призывал их соблюдать лояльность по отношению к султанской власти и не допускать против нее революционных выступлений. Такая позиция была малопонятна десятимиллионному христианскому населению Османского государства. Действительно, после подписания русско-турецкого Ункяр-Искелессийского трактата 1833 г. российский император предстал в глазах Порты и христианских райа уже не как противник султана, а как его союзник и спаситель от военных угроз наместника Египта - Мухаммада Али, восставшего против своего падишаха.

Утрата православным миллетом благосклонного отношения со стороны Порты и усиление прозелитической активности западноевропейских миссионеров в Сирии и Палестине вынудило патриархов Иерусалимской и Антиохийской церквей искать покровительства у Петербурга. После их обращений к Петербургу с просьбами о помощи Николай I поручил Министерству иностранных дел заниматься выработкой церковной политикой Российской империи на Ближнем Востоке. Проводимая Николаем I восточная политика носила комплексный характер, сочетая в себе военно-политические, дипломатические и церковные аспекты. В церковных делах на православном Востоке посильное содействие Министерству оказывал Святейший Правительствующий синод. В контактах с Портой Дворцовая площадь приоритетное внимание уделяла политико-дипломатическим средствам в деле обеспечения поддержки Греко-восточных патриархатов. Задача укрепления связей России с Восточно-православными диоцезами органически вплелась в ткань ее ближневосточной политики и стала использоваться Петербургом как дополнительный инструмент воздействия на Порту и на иерархов миплет-и рум при решении Восточного вопроса.

Нежелание российского правительства взаимодействовать с Антиохийской и Иерусалимской церквами через посредничество Вселенского патриарха и его административно-церковный аппарат в Фанаре, а также игнорирование Петербургом верховенствующего положения рум миллет баши над остальными патриархами во многом предопределило сложный характер отношений между официальным Петербургом, с одной стороны, и Фанаром и остальными греческими иерархами православного миллета — с другой. С другой стороны, Фанар взирал на Греко-Российскую церковь, формально возглавляемую не патриархом, а императором, несколько свысока. В понимании фанариотов, в условиях синодального периода «безпатриаршества» Русская церковь была представлена как бы не «во всей своей полноте», то есть без требуемой совокупности двух неотъемлемых частей любой церкви - клириков и паствы (во главе с епископом или патриархом). На этом основании Всероссийская церковь воспринималась греками практически как «вдовствующая», или «сиротствующая». Фанар усматривал в стремлении российского императорского двора покровительствовать сиро-палестинским диоцезам без посредничества рум миллет баши потенциальную угрозу будущему греческой ксе-нократии в Антиохийском и Иерусалимском патриархатах. Османские власти и западная пропаганда, не желавшие усиления влияния России на Ближнем Востоке, регулярно • запугивали фанариотов перспективой замены арабами греческих иерархов на русских владык.

По мере укрепления российского консульского присутствия в Билад аш-Шаме возрастали опасения греческого духовенства за свою дальнейшую судьбу. С начала 40-х гг. XIX в. русская дипломатия стала предлагать свои варианты решения вопросов, стоявших перед Иерусалимским и Антиохийским патриархатами. При этом особый упор делался на необходимости восстановления в полном объеме некогда существовавшей автокефальности их церквей и недопустимости вмешательства Константинопольского патриарха и Фанара во внутренние дела других православных патриархатов, что объективно подрывало влияние этнарха на сиро-палестинские диоцезы. На Дворцовой площади исходили из того, что военное превосходство России над Османской империей дает российскому двору право ходатайствовать перед Портой за Антиохийский и Иерусалимский православные патриархата, исходя из византийского принципа цезарепапизма, предполагавшего, в отличие от католицизма, верховенство православного императора над всеми патриархами.

Чем увереннее в военно-политическом диалоге с Портой ощущала себя Россия, тем напряженнее и отчужденнее становилось отношение греческого духовенства мил-лет-и рум к российским дипломатическим и консульским представителям. По мере укрепления российского присутствия в Великой Сирии возрастали опасения греческого духовенства за свою дальнейшую судьбу, что нередко толкало его представителей в стан традиционных противников России - Османов и западноевропейских держав.

Антиохийские и иерусалимские патриархи просили Петербург об оказании всесторонней помощи, как материальной, так и политической, что использовалось Министерством и Правительствующим синодом для усиления российского влияния на иерархов мгишет-и рум. Наиболее богатая в материальном отношении Иерусалимская церковь получала от российского правительства львиную долю финансовой помощи, в отличие от более нуждавшейся в ней Антиохийской церкви. Однако Петербург не имел реальных рычагов контроля за расходованием денежных средств, направлявшихся из России на христианский Восток. Приток материальных средств из России способствовал росту коррумпированности клира, более заинтересованного в бесперебойном поступлении доходов, нежели радевшего о духовных нуждах арабской паствы.

Связи Петербурга с Портой и западноевропейскими державами в период до Крымской войны отличались порой чрезмерной осторожностью, что объяснялось нежеланием Дворцовой площади провоцировать негативную реакцию Стамбула и Запада на укрепление русского присутствия на Арабском Востоке. Ярким примером этому служит упорное нежелание императорской миссии в Константинополе и Министерства иностранных дел удовлетворить неоднократные ходатайства генерального консула в Бейруте об открытии в Иерусалиме консульского агентства, как это делали с конца 30-х XIX в. западноевропейские державы. По признанию современников, западные дипломаты в Восточном вопросе действовали решительнее, настойчивее и целеустремленнее русских, не сумевших воспользоваться результатами военных побед конца 20-х - начала 30-х гг. XIX в. в плане дальнейшего воздействия на Порту в выгодном для себя ключе. Жесткую, но во многом справедливую характеристику дал своим коллегам в Константинополе русский писатель и дипломат Д.Н. Бухаров (будущий консул в Иерусалиме): «Их слабый глас на берегах Босфора был положительно заглушён гордыми, самоуверенными речами представителей иностранных держав. В то время как послы Англии и Франции, помимо дипломатических сношений, тщательно изучали нравы и условия внутренней жизни Оттоманов, представители России ограничивались лишь чисто официальною стороною своих обязанностей и, разве еще, разбирательством несогласий, возникавших между их соотечественниками и турками» (568, с. 110). Западные державы избрали более надежный, хоть и не столь быстрый способ приобретения влияния на Порту. С началом реформ Танзимата и провозглашенного Османами курса на «вестернизацию» (игтираб) империи, в том числе в сфере образования, французские и британские педагоги получили доступ к обучению мусульман-османлы западноевропейским языкам и другим дисциплинам. Это позволяло им вести отбор перспективных представителей турецкой молодежи из семей высокопоставленных османских чиновников для учебы в Западной Европе под контролем и при содействии своих посольств в Константинополе (там же, c.l 11). В начале 50-х гг. XIX в. в рядах османской политической элиты насчитывалось уже немало выпускников западных вузов, которые в той или иной мере влияли на принятие политических решений в султанском дворце.

Русской церковной политике на православном Востоке нередко были присущи непоследовательность действий и несогласованность позиций между МИД и Правительствующим синодом. Принципы ближневосточной политики формулировались в основном в Азиатском департаменте Внешнеполитического ведомства, сотрудники которого не всегда разбирались в хитросплетениях церковной дипломатии и межправославных отношений. Вот как характеризовал российскую церковную политику начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме архимандрит Киприан (Керн) (1928-1930 гг.): «В восточных патриархатах наша дипломатия научилась видеть простые пешки на шахматной доске, и самое наше церковное дело на Востоке стало нами откровенно мыслиться как одна из сфер влияния нашей политики. Наши дипломаты позволяли себе даже резко и решительно делать патриархам замечания и читать нотации для искоренения некоторых недочетов и злоупотреблений в их церковной жизни, что, конечно, смущало и оскорбляло святителей. Порой и поведение нашего Синода бывало необъяснимым: почему-то иногда мы не отвечали на приветственные грамоты и обращения восточных иерархов. В решениях и мнениях митрополита Филарета так часто звучат нотки его высокомерия, то нескрываемого вежливого снисхождения к нерусскому аспекту православия» (723, с.91-92).

В течение 40-х - начале 50-х гг. XIX в. главной политической проблемой для российской императорской миссии в Константинополе стала защита интересов Иерусалимской православной церкви от посягательств на ее права со стороны римско-католического духовенства. Увлекшись политическим соперничеством с Францией, Россия вскоре очутилась без союзников, перед лицом османско-западноевропейской коалиции держав, втянувшей ее в Крымскую войну. После заключения мирного договора в Париже в 1856 г. Петербург сделал акцент на энергичном восстановлении и укреплении русского духовно-политического присутствия в Сирии и Палестине, а также на оказании помощи арабскому православному населению, в том числе духовенству. Для решения этих задач в 1857 г. в Иерусалиме была восстановлена деятельность Духовной миссии, а год спустя в было образовано российское императорское консульство.

Быстрое возвращение России на Арабский Восток было неожиданным не только для Порты и западноевропейских держав, но и для всего рум миллети. Однако та поспешность, с которой реализовывались поставленные российским двором задачи, негативным образом сказывалась на результатах дипломатических усилий. Так, например, МИД посчитал целесообразным поднять уровень церковного представительства начальника Духовной миссии в Иерусалиме с архимандрита до епископа, чтобы тот мог, как полагали в Министерстве иностранных дел, быть свободнее в действиях и контактах с османскими властями и иерусалимскими митрополитами. Правительствующий синод не возражал. Посланник А.П. Бутенев обратился в Порту с просьбой выдать российскому епископу соответствующий берат, что было незамедлительно исполнено. Тем не менее, российский посланник не нашел нужным обсудить этот вопрос с находившимся в Стамбуле Иерусалимским патриархом Кириллом, который, в свою очередь, узнал о командировании из Петербурга епископа Кирилла (Наумова) в Иерусалим, на каноническую территорию своего патриархата, от Порты после того, как та дала свое официальное согласие Бутеневу. Тот факт, что русский епископ был командирован российским правительством по согласованию с Портой, но без благословения Иерусалимского первоиерарха, оскорбило достоинство Кирилла II, ускорив принятие им решения об окончательном возвращении из османской столицы на Палестинскую кафедру. С другой стороны, сама мысль о возвращении Кирилла в Иерусалим вызывала недовольство в рядах святогробцев, привыкших к «синодальной монашеской вольнице» в условиях отсутствия патриарха.

Последовавшие за этими событиями ссоры между иерусалимским духовенством и новым начальником Духовной миссии вынудили официальный Петербург пойти навстречу святогробцам и отозвать своего епископа, а вместо него направить другого клирика в иерейском сане архимандрита. Несмотря на то, что митрополит Филарет (Дроздов) признал эту меру унизительной для имиджа РДМ (а значит, и Правительствующего синода), назвав ее «видом падения», а не «восхождения от силы в силу», тем не менее, настаивать перед МИД и обер-прокурором на отправке еще одного архиерея в Иерусалим владыка не стал (634, T.I, с.425).

Фактически в этом эпизоде Дворцовая площадь признала скоропалительность своего первоначального решения. При этом российское Министерство иностранных дел допустило очередную поспешность и упустило из виду базовый принцип дипломатии - принцип взаимности. Ведь кто-то во Внешнеполитическом или Духовном ведомствах мог бы вспомнить, как в 1833 г. Иерусалимский патриарх Афанасий командировал в Россию нареченного своим преемником архиепископа Фаворского для сбора милостыни в пользу Гроба Господня. Несмотря на то, что патриарх предварительно не согласовал вопрос со Святейшим синодом (чем вызвал его недовольство), Министерство рекомендовало обер-прокурору удовлетворить просьбу Афанасия. Используя данный прецедент, Министерство иностранных дел могло бы прислать на замену епископу Кириллу другого российского архиерея, лишив тем самым греческое духовенство контраргументов и не дав ни малейшего повода в Стамбуле и в Иерусалиме усомниться в продуманности и твердости решений, принимаемых на Дворцовой площади.

Прибытие в Иерусалим архимандрита вместо епископа не сняло напряженности во взаимоотношениях между новым начальником Духовной миссии в Иерусалиме и святогробцами. При обострении споров между русским архиереем и греческим духовенством российские консулы сочли целесообразным для себя поддерживать греков. При этом они всячески старались подчинить своей консульской власти начальников Духовной миссии. Печальным итогом этих конфликтных ситуаций, решения по которым принимались лично императором, стали скандальные отзывы из Иерусалима двух начальников Русской духовной миссии и двух российских консулов. Все эти обстоятельства не только серьезно обострили отношения между Министерством иностранных дел и Правительствующим синодом в Петербурге, но и нанесли чувствительный удар по престижу России в Палестине, одновременно усилив позиции антирусской «партии» в святогробской среде.

Недооценка российским двором эффективности влияния французского и британского кабинетов на султана, османское правительство, Афины и Фанар негативно сказывалась на результатах общей политики Петербурга в отношении Восточно-православных патриархатов. Если до Крымской войны греческие иерархи рум миллети воспринимались в России как естественные.союзники, которым требовалось оказывать необходимую материальную помощь и дипломатическую поддержку в борьбе с ино-. славной западной пропагандой, то со второй половины XIX в. образ союзника начал трансформироваться в образ соперника и конкурента. В условиях усиления арабо-греческого противостояния внимание Петербурга стало больше фокусироваться на нуждах сиро-палестинской православной общины^ выступавшей в роли сторонника: России в арабских провинциях Османской империи. Проарабский крен в отношении к Антиохийскому и Иерусалимскому патриархатам усиливал в рядах греческого духовенства чувства отчужденности и неприязни к арабской пастве и русскому консульскому и духовному присутствию в Сирии и Палестине.

Мощным толчком к всплеску антиарабских и антирусских настроений в рядах греческого духовенства Иерусалимской церкви послужило «Болгарское дело» 1872 г., открывшее новый этап в истории османо-православного миллета и положившее начало распаду миллет-и рум на национальные церкви. Если большинство православных арабов, священнослужителей и мирян поддержали стремление, болгарских митрополитов к самостоятельному управлению Болгарской церковью без участия греческих митрополитов-фанариотов, то греческое духовенство всего миллет-и рулi выступило против отделения Болгарской церкви от Константинопольского патриархата. В этом споре Порта выступила заодно с русским посольством в Стамбуле в поддержку болгар, поскольку их требования отвечали курсу Османов на ослабление авторитета рум миллет баши путем, секуляризации («омирщения») Константинопольского патриархата, предусматривавшей перераспределение властных полномочий патриарха в пользу светских институтов в Фанаре. Православные общины Сирии и Палестины бойкотировали решение Константинопольского поместного собора.об объявлении Болгарской церкви раскольнической. Отказ патриарха Кирилла (обвиненного святогробцами в том, что тот являлся «раскольником и пособником России») поставить свою подпись под соборным постановлением стоил ему патриаршей кафедры и отконвоирования из Иерусалима в Стамбул.-' ' После обострения греко-арабских отношений и низложения святогробцами патриарха Кирилла в 1872 г. российское правительство ввело финансовые санкции против греческого духовенства Иерусалимского и Антиохийского патриархатов. Поскольку доходы, с их монастырских имений в Молдавии и Валахии были в 1864 г. конфискованы румынским правительством, действия Петербурга серьезно сказались на материальном положении этих двух диоцезов рум миллети.

В условиях обострения греко-арабского противостояния в Антиохийском и Иерусалимском патриархатах Петербург занял ярко выраженную проарабскую позицию, что позволило православным сирийцам в 1899 г. восстановить арабское патриаршество на Антиохийском престоле. Энергичная работа российской дипломатии по обеспечению признания арабского патриаршества не только султаном; но и Румынской, Черногорской и Сербской церквами способствовала снятию блокады, введенной руммиллет баши в отношении Сирийской церкви. После избрания патриарха-араба в Дамаске греко-арабское противоборство в Антиохийском патриархате сменилось межарабским соперничеством за обладание руководящими постами в церкви между патриаршей «сирийской партией» и «ливанской партией», выступавшей за перевод патриаршей резиденции из, Дамаска в Бейрутскую митрополшо. В нем российская дипломатия и Святейший синод, как и в иерусалимских делах, не отказывали в поддержке патриарху и его партии. Лояльное отношение антиохийских патриархов-арабов и подавляющего большинства арабских митрополитов к политике России, выражавшееся, в частности, в содействии развитию сети русских школ в Сирии и Ливане, побудило Петербург возобновить выделение материальной: помощи Сирийской церкви и даже увеличивать ее размеры.

Финансовая помощь Петербурга сиро-палестинским диоцезам была весьма солидной. Только за шестилетнее пребывание в России иерусалимского архиерея (1833

1839 гг.) ему удалось собрать «на Гроб Господень» внушительную «милостыню» в размере 700 тыс. рублей (737, с.220). С 40-х гг. XIX в. Правительствующий синод стал направлять по линии МИД через императорскую миссию в Константинополе регулярную финансовую помощь на нужды Иерусалимской и Антиохийской церквей. Несмотря на то, что Святогробский монастырь надежно хранил свои внутренние тайны от посторонних лиц, одна из них была хорошо известна отцу Порфирию (Успенскому). Русский архимандрит, уверенный в том, что святогробцы «в сущности, боялись обнаружения количества доходов», полагал, что, если об этом станет общеизвестно, то греческому духовенству «тогда совестно уже будет нищенствовать» (593, с.723). Пытаясь умозрительно представить размер средств, направленных в Иерусалим святогробцам «на защиту Святых мест» от посягательств на них со стороны католиков, В.Н. Хитрово писал: «Если бы сосчитать все то, что при подобном положении дел перешло через руки тех и других, латинян и православных, к магометанам, то смеем думать, — оно как толстой золотой корой покрыло бы не только Палестину, но и Сирию» (650, с.22).

Оказание материальной и политической поддержки Иерусалимскому патриархату не обеспечили России возможности влиять на его синод и Святогробское братство. Греческое духовенство, верное духу и букве «Великой идеи», сохраняло лояльность по отношению к Греции, не забывая при этом демонстрировать верноподданнические чувства османскому султану. Следует признать, что в идеологическом противостоянии панэллинизма, панславизма и панарабизма греки Османской империи и Греческого королевства оказались гораздо сплоченнее славян и арабов. Петербургу так и не удалось укротить святогробских мятежников, которые после 1872 г. взяли на вооружение тактику смещений своих патриархов, опираясь при этом на поддержку османских властей. Не под силу Дворцовой площади оказалась и другая задача - получить доступ к контролю за расходованием Иерусалимской патриархией финансовых средств, поступавших из России. Курс Петербурга на привлечение греческих митрополитов на свою сторону путем оказания им финансовой помощи оказался безрезультатным. Святогробское братство все равно испытывало больше доверия и расположения к консулам Греческого королевства, чем к дипломатическим представителям Российской империи.

Несмотря на ряд серьезных просчетов в церковной политике, Россия в конце XIX - начале XX в. добилась внушительных результатов, прежде всего в деле укрепления своего присутствия на православном Востоке. Этому во многом способствовало появление в начале 80-х гг. XIX в. в Палестине еще одного российского учреждения - Императорского православного палестинского общества, под эгидой которого в Сирии, Ливане и Палестине создавались русские школы для арабов.

Восстановив в течение двух десятилетий после Крымской войны свой военно-политический потенциал, Россия с новыми силами приступила к энергичному решению Восточного вопроса. Победа в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. и подписанный по ее завершении Сан-Стефанский прелиминарный трактат позволили балканским народам обрести независимость от Порты, а России - попытаться закрепить свое влияние. За переговорами в Сан-Стефано последовал Берлинский мирный конгресс 1878 г., позволивший Франции, Австро-Венгрии и Великобритании поделить между собой лавры победы, одержанной Россией над Портой, а затем приступить к установлению своего контроля над северо-африканскими, балканскими и средиземноморскими провинциями Османской империи.

В конце XIX - начале XX в. эволюция и характер отношений российской дипломатии с Сирийским и Палестинским патриархатами в значительной степени определялись геополитическими процессами, вызванными политикой европейских держав. В этот период в Европе стали создаваться различные военно-политические блоки и союзы. Российский министр иностранных дел С.Д. Сазонов назвал этот процесс «браком по расчету», поскольку итогами его заключения становились коалиции, в которых бывшие противники превращались в союзников и наоборот. Россия не занимала позицию стороннего наблюдателя в данном процессе. Попытки Берлина усилить свое влияние на Стамбул и повышенный интерес германского кайзера Вильгельма II к Черноморским проливам вызывали серьезную обеспокоенность на Дворцовой площади. Петербург еще имел возможность сохранения союзнических отношений с Берлином, улучшения отношений с Парижем и усиления влияния на Стамбул (747, т.З, с.186). Однако в 1893 г. Россия вышла из «германского лагеря» и заключила оборонительный союз с Францией.

Николаю П удалось установить хорошие личные контакты с султаном Абдул Хамидом П и добиться от него ряда уступок, связанных с восточной политикой Российской империи. Разменной монетой в этой дипломатической игре стали такие внутриполитические проблемы Османской империи, как армянский вопрос, междоусобица в

Македонии, восстание греков на Крите и как его следствие - греко-турецкая война 1897 г., а также восстановление арабского патриаршества в Антиохийской церкви.

На рубеже двух веков европейские державы серьезно готовились к перекраиванию политической карты мира. В начале XX в. Балканы находились под контролем Австро-Венгрии. Германия, подчинив своему влиянию Порту, стремилась к установлению господства на Босфоре и Дарданеллах, создавая серьезную угрозу стратегическим интересам Российской империи. Подобная перспектива перечеркивала все надежды на успех русской восточной политики.

В 1907 г. под нажимом высокопоставленных дипломатов и сановников-англофилов (А.И. Нелидова, А.П. Извольского, С.Д. Сазонова и других) Россия пошла на заключение соглашения с Великобританией, а затем вступила в «Тройственное согласие» (Париж - Лондон - Санкт-Петербург) (763, с.23). Вхождение в Антанту, как рассчитывали на Дворцовой площади, давало России шанс, в случае войны, существенно укрепить влияние на Балканах, отвоевать у Порты проливы, установить контроль над Стамбулом и Фанаром, чтобы через подчинение Константинопольского патриархата усилить русское влияние на православные церкви, возглавляемые греческими иерархами. Балканские войны 1912-1913 гг. послужили прелюдией к новой, более губительной и масштабной войне. Падение монархии и большевистская революция, выход России из военных действий и распад Османской империи свели на нет сам Восточный вопрос как международную проблему.

После первой мировой войны в жизни Антиохийского и Иерусалимского патриархатов начался новый нелегкий этап. Эти православные диоцезы оказались один на один с Францией и Великобританией, получившими от Лиги Наций мандата на управление Сирией, Ливаном и Палестиной, без опеки Фанара, чьи полномочия были существенным образом урезаны новыми турецкими властями, а после свержения российской монархии — без щедрого «северного» покровителя.

Анализ материалов, спешно подготовлявшихся на Дворцовой площади сразу после начала первой мировой войны, свидетельствует о наличии у российского МИД амбициозных замыслов не только в отношений Антиохийского и Иерусалимского патриархатов, но и Константинопольской церкви вместе с Константинополем. И, если греческое духовенство Иерусалимской церкви воспринимало возможность победы России в войне со страхом за судьбу греческой ксенократии, то арабы Антиохийского патриархата связывали с ней надежды на скорейшее решение внутрицерковных проблем. Итоги войны не оправдали ни опасений одних, ни надежд других, превратив Антиохийский и Иерусалимский патриархата, наряду с остальными религиозными общинами, в субъекты политики новых мандатных властей в лице Великобритании и Франции. Правда, теперь сирийским и иерусалимским иерархам было совершенно очевидно, что, в отличие от своих предшественников, они более уже не могли рассчитывать на поддержку России.

Список научной литературыЯкушев, Михаил Ильич, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

2. ФОНД № 180 «Посольство в Константинополе», опись 517/1.

3. Переписка российского посланника в Константинополе Строгонова с Иерусалимским Патриархом".

4. Послание патриарха Иерусалимского Поликарпа чрезвычайному посланнику и полномочному министру барону ГА. Строганову в Константинополь от 20 января 1817 г. (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1817, д. 3515, л. 11).

5. Послание патриарха Иерусалимского Поликарпа барону Г.А. Строганову в Константинополь от 12 июня 1817 г. (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1817, д. 3515, л. 15-16об).

6. Послание патриарха Иерусалимского Поликарпа барону Г.А. Строганову в Константинополь (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1817, д. 3515, л. 22).

7. Послание барона Г.А. Строгонова патриарху Иерусалимскому Поликарпу (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1817, д. 3515, л. 31-31об).

8. Расписка патриарха Иерусалимского Поликарпа в получении церковной утвари и подарков из России (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1817, д. 3515, л. 41).

9. Переписка с Патриархами Константинопольским и Иерусалимским, с разными духовными лицами. Дело 3524" («чистое»)

10. Письмо Российского посланника в Константинополе А.И. Рибопьера к патриарху Афанасию и архиепископу Константою. Буюкдере, 6 марта 1827 г. (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1827, д. 3524, л. 30-31об).

11. Письмо Российского посланника в Константинополе А.И.Рибопьера к патриарху Иерусалимскому Афанасию. Буюкдере 28 марта 1827 г. (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1827, д. 3524, л. 32).

12. Письмо Российского посланника в Константинополе А.И. Рибопьера к патриарху Иерусалимскому Афанасию. Буюкдере, 29 марта 1827 г. (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517,1827, д. 3524, л. 33).

13. Письмо Российского посланника в Константинополе А.И. Рибопьера к патриарху Иерусалимскому Афанасию и Константин) Архиепископу Синайскому. Буюкдере, 6 сентября 1827 г., № 241 (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1827, д. 3524, л. 44-45об).

14. ФОНД № 180 «Посольство в Константинополе», опись 517/1 (1800-1853)"

15. Депеша директора Азиатского департамента К.К. Родофиникина посланнику А.П. Бутеневу. Петербург, 27 октября 1836 г., № 211 (АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, оп. 517, 1836, д. 3541, л. 1-1 об).