автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественная эволюция сказовых форм в творчестве Н.С. Лескова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественная эволюция сказовых форм в творчестве Н.С. Лескова"



На правах рукописи

Рудомёткин Игорь Владимирович

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЭВОЛЮЦИЯ СКАЗОВЫХ ФОРМ В ТВОРЧЕСТВЕ Н.С. ЛЕСКОВА (СТИЛЕВЫЕ АНАЛОГИ "ЗАЯЧЬЕГО РЕМИЗА" И "ОЧАРОВАННОГО СТРАННИКА")

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

и о ,

Воронеж-2008

003452224

Работа выполнена в Воронежском государственном педагогическом университете

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Защита состоится "26" ноября 2008 г. в "14" часов на заседании диссертационного совета Д 212.038 в Воронежском государственном университете по адресу: 394006, г. Воронеж, пл. Ленина, 10, ауд. 18.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан " " 2008 г.

Дыханова Берта Сергеевна

Евдокимова Ольга Владимировна кандидат филологических наук, доцент Шелаева Алла Александровна

Ведущая организация: Орловский государственный университет

Ученый секретарь диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Сегодня к лесковскому литературному наследию приковано интенсивное исследовательское внимание, способствующее возникновению новых ракурсов рассмотрения и оценки как всего творчества, так и отдельных произведений "волшебника слова". Дискуссионным является и вопрос о законах творческой эволюции писателя, об эстетической природе его поздней прозы: ранее не вызывавшие сомнений в их сатирической принадлежности "Грабеж", "Смех и горе", "Зимний день", "Полунощники" в работах некоторых исследователей рассматриваются в ином ключе - как образцы онтологического реализма, выходящие за рамки сатирических жанров.

Предпринятое исследование призвано подтвердить динамическую целостность художественного мира писателя в изменчивости повествовательных сказовых форм. Завершивший творческий путь Н.С.Лескова "Заячий ремиз" и написанный двумя десятилетиями ранее "Очарованный странник", по мнению большинства лесковедов, идеологически отрицают друг друга. Однако в процессе осмысления семантики стилевых совпадений и различий выявляется глубинная общность авторских художественных идей, свидетельствующая о единстве и целостности творческого ми-ровидения художника.

Актуальность подобного исследования связана с необходимостью уяснения специфики эстетических законов "крайнего реализма" у позднего Лескова.

Научная новизна работы заключается в том, что эволюция сказовых форм в двух повестях осмысливается диалектически: "Заячий ремиз" и "Очарованный странник" впервые оцениваются не только как эстетически и концептуально близкие произведения, но и как этапы художественного углубления в проблему национальной ментальности, порождающей особый тип праведничества, кардинально отличный от житийного канона.

Объектом исследования является поэтика повести Н.С. Лескова "Заячий ремиз" в ее стилевой и семантической сопряженности с поэтикой "Очарованного странника".

Предмет анализа - эволюция сказовых форм в творчестве Лескова.

Материалом исследования послужили повести Н.С. Лескова "Очарованный странник" (1873 г.), созданный в период появления цикла "пра-веднических" произведений, и "Заячий ремиз" (1894 г.), ознаменовавший заключительный этап его творчества. Сопоставительный анализ названных произведений высвечивает, как далеко уходит Лесков-мыслитель от романтической веры в естественные начала русского национального характера, и до какой степени он остается самим собой в художественном познании глубинных процессов национальной жизни. Рассмотрение "Очарованного странника" и "Заячьего ремиза" как повестей-"двойников" с очевидностью доказывает: в конце творческого пути тип лесковского героя ("антик", "чудак", "очарованный странник"), уступает место "оболваненной" массовидной единице, что, однако, свидетельствует не о социальном пессимизме и подчинении лесковского дарования сатирическому заданию, а о дальнейшем развитии и обогащении художественных идей писателя.

Главной целью нашей работы становится доказательство типологической общности разных этапов творческой эволюции художника на основе обнаружения в тексте "Заячьего ремиза" автореминисценций из "Очарованного странника", а также определения их эстетической функциональности в системе художественного целого.

Основные задачи исследования можно определить следующим образом:

а) выявление стилевых аналогов в "Заячьем ремизе" и "Очарованном страннике" и формирование целостного представления о своеобразии авторской (литературно-художественной) и авторологической (критической) деятельности;

б) определение символических значений фактов в их стилевых совпадениях и контрастах;

в) идеологическое обоснование художнических трансформаций сказовой повествовательной модели в "Заячьем ремизе";

г) установление глубинных связей авторского художественного мышления и его стилевого воплощения.

Методология исследования представляет собой сочетание элементов типологического, герменевтического и описательного методов. Теоретическую и методологическую основу данной работы образовали труды замечательных литературоведов М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Б.М. Эйхенбаума, посвященные общим проблемам и явлениям литературного процесса; а также исследования ведущих отечественных и зарубежных ученых в области поэтики Н.С. Лескова (О.В. Анкудиновой, Л.П. Гроссмана, Б.М. Другова, Б.С. Дыхановой, О.В. Евдокимовой, Ж.-К. Маркадэ, И.В. Столяровой, В.Ю. Троицкого, Е.В. Тюховой, М.П. Чередниковой, A.A. Шелаевой и др.).

Теоретическая значимость исследования. Результаты проведенного анализа могут использоваться при дальнейшей разработке общих теоретических вопросов, связанных с исследованием сказовых форм в творчестве Н.С. Лескова.

Практическая значимость работы в том, что ее материалы могут быть использованы в курсах истории русской литературы XIX века, спецкурсах по творчеству Лескова, а также на факультативных занятиях в средних школах гуманитарного профиля.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) вопреки традиционным представлениям о противоположности идеологических и эстетических задач "Очарованного странника" и "Заячьего ремиза", в стилистике последней повести обнаруживается трансформа-

ция повествовательных форм и реализованных в первой повести художественных идей;

2) при исследовании тематических и стилевых параллелей и перекличек в названных произведениях выявляются специфические черты творческого мышления писателя и мировоззренческие истоки парадоксальной общности двух текстов-"антиподов";

3) уточняется представление о сути творческого метода позднего Н.С. Лескова, поскольку выявляемая общность поэтики двух повестей свидетельствует о неизменности интереса автора к устному слову низового героя как отражению "коллективного бессознательного" (не крнтролируемых разумом ментальных процессов, совершающихся в народном сознании);

4) на основе анализа стилистики двух повестей в их амбивалентной общности разные этапы творческого пути Лескова трактуются в их идеологической и эстетической сопряженности.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы, теории и методики преподавания литературы Воронежского государственного педагогического университета, на Всероссийской научно-методической конференции, проходившей в Воронежском государственном педагогическом университете в 1996 году, международных юбилейных литературоведческих конференциях, посвященных творчеству Лескова (Орел, 2001, 2007).

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух Глав, Заключения и Списка использованной литературы. (232 наименований).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы исследования, его актуальность и научная новизна, определяются цели и задачи работы, приводится краткий обзор использованной научной литературы по избранной проблеме.

В первой главе «Типологическая общность двух повестей» в центре внимания оказываются варианты заголовков двух повестей, семантика их основных концептов, а также эпиграф к "Заячьему ремизу" из сочинений Сковороды в его эстетической и идеологической проекциях на лесков-ский текст.

Первый параграф посвящен анализу вариантов заголовков, подзаголовков повестей, типологии героев-рассказчиков.

Изменивший первоначальное название - "Черноземный Телемак" (так именовалась повесть в "Русском вестнике") на заголовок "Очарованный странник, его жизнь, опыты, мнения и приключения" (в газетной публикации) автор во всех последующих изданиях убирает его вторую часть. Знаменательно, однако, что не совсем точный аналог изъятого появится в подзаголовке ко второй повести (в первом варианте именовавшейся "Игра с болваном") - "Наблюдения, опыты и приключения Оноприя Перегуда из Перегудов". Если в трех вариантах заглавия в первой повести сохраняется концепт "пути" (странничества, землепроходства - в противовес мореплаванию легендарного Телемака), то во второй доминирует понятие "игра".

"Перебор" названий в обоих случаях определяется типологией каждого из двух лесковских героев, Ивана Северьяныча Флягина и Оноприя Перегуда. Первый с рождения обречен на скитальчество, проживает множество "жизней", вживаясь в разные роли, и вместе с тем всегда оставаясь самим собой. Столь же фатально прикреплен к "своему месту", родовому поместью Перегуды герой "Заячьего ремиза", будучи почти во всех перипетиях своей судьбы пассивным объектом чужих манипуляций, чужой воли, что и акцентировано в названиях: открыто - в первом ("Игра с болваном") и метафорически - в окончательном варианте ("Заячий ремиз").

Лексема "ремиз", в карточной игре означающая недобор установленного числа взяток и штраф за него, находится в одном смысловом ряду с "игрецким" термином: "болваном" именовался воображаемый игрок, на

которого сдавались карты, находящиеся в распоряжении играющих. Эпитет "заячий" вкупе со словом "ремиз" указывает на еще один семантический аспект, указанный в словаре Вл.Даля: болваном в народной речи называли "помесь от псовой собаки и овчарки, волкодава" (т.1, с. 109).

Сюжет повести содержит и этот "охотничий" ракурс: во второй части "драмокомедии" Перегуд становится полицейским "псом", выслеживающим конокрадов и "потрясователя" (в последнем случае уже по собственной охоте). В этих "охотничьих" параллелях как бы пародируется сходное лексическое оформление страсти Ивана Флягина к лошади ("охотницкая").

Заявленный в "Очарованном страннике" мотив дороги, постоянного перемещения в "большом" топосе (географическая горизонталь здесь весьма протяженна) в "Заячьем ремизе" трансформируется в локус Перегудов. Различие художественных миров (разомкнутого у Флягина и ограниченного у Оноприя) мотивировано свободным, часто случайным, но собственным выбором Флягина, и внутренней готовностью Перегуда к роли "болвана" в чужой игре, не предполагающей ни личной свободы, ни какого бы то ни было выбора. С присущей очарованному страннику "необъятностью протекшей жизненности" контрастирует ущербная и скудная событиями "нежизнь" оболваненного героя. Вот почему в подзаголовке-"аналоге" выпадает лексема "жизнь", а понятие "мнения" замещаются словом иной семантической окраски - "наблюдения".

"Соединяющая" повести лексема "приключения" в разных контекстах тоже обнаруживает свою вариативность. В перечне ее значений в словаре Вл. Даля есть и такие, как "случай" и "похождение". Случайность является сюжетообразующей в обоих текстах, ею отмечены все перипетии и флягинской судьбы, и "жития" Перегуда. "Похождения" же невозможны для безвольного и духовно нищего героя "Заячьего ремиза": его "приклю-

чения" инициированы не высшим промыслом, как в истории Флягина, а корыстным или эгоистическим расчетом окружающих.

Таинственные законы взаимодействия случайного и закономерного, отношений отдельного человека и внешнего мира художественно исследуются автором не только на событийном, но и ментальном уровнях. "Неизвестные факторы бытия" (Ю.М. Лотман), не учитываемые сознанием главных героев, включены в эти отношения на бессознательном уровне. Ответы миру здесь во многом определяются столкновением личного опыта героев с "порядком вещей". Если Иван Северьяныч Флягин и интуитивно, и сознательно следует библейскому завету Создателя, повелевшему: "тол-цытеся" (т.е. усиливайтесь в преодолении невзгод), то Оноприй Перегуд, олицетворяя другую установку (непротивление обстоятельствам) убыстрившимся темпом времени вовлечен в бег по кругу и потому подвержен фанатизму ложной целью.

С эстетической самодостаточностью формулы "очарованный странник" и заявленной в ней характеристикой героя, верного своей уникальной натуре, спорит образ "безнатурного болвана" и связанное с ним название повести. Автор, по собственному признанию, заботился, чтобы оно "было смирнее и непонятнее". В письме Лескова М.М. Стасюлевичу от 8 января 1895 года говорится: "Рукопись была готова, а я все не лажу с заглавием, которое мне кажется то резким, то как будто мало понятным. Однако пусть побудет то, которое я теперь поставил: то есть "Заячий ремиз", то есть юродство, в которое садятся зайцы, им же бе камень прибежище".

По Далю, '"юродством" называется состояние "безумия", впадение в юродство связано с желанием "прикидываться дурачком", "напускать на себя дурь". Уже в первых строках лесковского повествования - в "Кратком предисловии" пойдет речь о странностях подобного типа поведения: некоторые обитатели лечебницы для повествователя оказываются "интересны -в том отношении, что помешательство их было почти неуловимо, а между

тем они несомненно были помешаны". В этом ракурсе вышеупомянутые лесковские пояснения, адресованные редактору, можно интерпретировать как косвенное напоминание о том, что безумие есть защитная реакция организма, повинующегося природным инстинктам на чрезмерное давление окружающего мира, когда "прибежищем" (спасением и защитой) может послужить и "камень".

В библейском тексте лексема "камень" имеет и религиозно-культовый смысл. На каменных досках высечены десять заповедей; из необработанного камня сооружался жертвенник; кремень служил ножом для обрезания и т.п. Апостол Петр, используя образ построенного из камня дома, говорит о строительстве "духовного дома", "живыми камнями" коего являются христиане. В библейском толковании фундамент веры зиждется на раннехристианских пророках и апостолах. Эти подтекстовые значения, расширяя художественный контекст, заставляют усомниться в принадлежности последней повести к жанру сатиры и побуждают к учету всех элементов стилистики повествования, в том числе эпиграфа к "Заячьему ремизу" из сочинений Григория Сковороды.

Во втором параграфе рассматриваются композиция "Заячьего ремиза" и ее семантика.

Так же, как в "Очарованном страннике", стержнем композиционного построения "Заячьего ремиза" является случай, непредсказуемые жизненные ситуации, определяющие повороты сюжета и становящиеся знаками судьбы. "Лишние" эпизоды в рассказе Оноприя Перегуда с тягой рассказчика к "ненужным" подробностям и отступлениям от главной темы, имеют, однако, особый смысл в системе художественного целого. Уже в "Кратком предисловии" повествователь обращает внимание на веселость и разговорчивость "старика в бабьем повойнике", казалось бы, несовместимые с местом обитания. В фигуре нового героя автору видится некий "продукт" времени, неявно и неуклонно меняющего свой облик. Именно с

этим связано исходное внимание автора к загадке "бессмыслия" главного героя "Заячьего ремиза", воплощающееся в повествовательной структуре. Довольство пациента, обретающего "свое призвание" (курсив автора -И.Р.) в постоянном вязании чулок, раздаваемых бедным, противоречит сатирическим законам.

Цель повествователя добраться до сути совершающихся исторических перемен. Рассказ героя, напротив, абсолютно лишен рациональной задачи: потребность исповеди обусловлена желанием освободиться от непонятной ему душевной смуты, и только читателю представляется возможность уяснить подспудную логику "случайного" через детали и словесную игру.

Подобная функциональность напрямую влияет на временные рамки рассказываемого. Рассказ повествователя предельно лаконичен в структурном плане, но развёрнут во временном. Слушатели в "Очарованном страннике" постоянно требуют уточнений, выражают удивление, всячески поощряют рассказчика и оценивают сказанное, тем самым инициируя процесс рассказывания. В "Заячьем ремизе" другая тактика повествования: "чужое" (повествователя) и "свое" (героя) слово соединяются в общей лексической ткани, поскольку текст обрамления буквально пронизан извлечениями из исповеди рассказчика.

Эта исповедь занимает полных двадцать пять главок повести, еще две содержат диалог героя и повествователя, завершаемого специально обозначенным повествователем "Эпилогом". Краткое предисловие и последующие четыре главы принадлежат повествователю и содержат сведения о предках Перегуда, об истории села, уничтожении "казацкого лыцар-ства" и "нехристианской" роли в этом церкви. И только в пятой главе повествователь передает слово самому Оноприю Перегуду. Вместо последовательной, логичной и живописной исповеди "очарованного странника" рассказ героя "Заячьего ремиза" алогичен, фрагментарен, сумбурен, а по-

стоянные "отступления" и "рикошеты" еще более запутывают сюжет. Однако замаскированный всевозможными отступлениями "порядок" при реконструкции выявляет поворотные моменты процесса "оболванивания" персонажа. На ином уровне, чем в "Очарованном страннике", достигается аналогичный результат: герой-рассказчик, знакомя слушателя с фактами собственной жизни, не имеющими для рассказывающего видимого смысла, в конечном итоге обретает истину о себе и мире, в котором живет. Подобно гоголевскому Поприщину, в стенах сумасшедшего дома Оноприй Перегуд освобождается от морока "игрищ", в которые вовлечен, от автоматизма навязанных правил "игры с болваном" и находит свое духовное прибежище во внутренней свободе, добродеянии и отречении от ложных ценностей.

Автор "Заячьего ремиза" сосредоточивается на художественном исследовании тех социальных и ментальных факторов, давление которых постоянно ощущает "внутренний человек". Выявляемая путем эстетического анализа неявная авторская проекция "Заячьего ремиза" на текст "Очарованного странника" нужна Лескову как своеобразный "инструмент" измерения вектора отклонений бытовой "нежизни" нового героя от нормы подлинно нравственного человеческого существования. Лексема "болван" осмысляется по-новому: Оноприй Перегуд "назначен" на роль игрока вне игры, судьбой которого, как картами, распоряжаются другие, присваивающие это право без согласования с "болваном". Подчинившийся воле других и абсолюту случая главный герой "Заячьего ремиза" - всего лишь разменная карта в чужой игре.

В отличие от непредсказуемых поворотов судьбы Ивана Северьяны-ча Флягина, чьи отношения с миром определяются прежде всего уникальностью его личности, "приключения" Оноприя Перегуда как бы "организованы" окружающими, с их представлениями о том, "что такое хорошо и что такое плохо". Другая, чем в "Очарованном страннике" типология пер-

сонажа обусловливает изменения в самой структуре повествовательной модели, исследованию которой и посвящена вторая глава работы.

Во второй главе «Художественная специфика повествовательных моделей в "Очарованном страннике" и "Заячьем ремизе"» сопоставляются структурообразующие элементы двух произведений.

В первом параграфе рассматривается организация повествования в каждом из них. Контрастность двух персонажей - Флягина и Перегуда отражается и в трансформациях повествовательной формы. В "Заячьем ремизе" Лесков использует опыт "Воительницы", вновь возвращаясь к "переходной" от очерка к сказу эстетической повествовательной модели, представляющей своеобразную "стенограмму" диалога с обитателем сумасшедшего дома, чем-то напоминающую разговоры с "нелепой мценской бабой". В новую историческую эпоху именно "нелепость", простоватость, несоответствие самооценки объективным фактам, доминирующие в характеристике Оноприя Перегуда социально опасны.

"Позаимствованы" и некоторые черты биографии героя "Заячьего ремиза". Так, обучение в архиерейском хоре и певческое дарование Оноприя напоминает о литературном "предтече" Флягина - богатыре-дьяконе Ахилле Десшщыне из "Соборян". Крутые повороты судьбы, когда из-за особого случая, Оноприй "спал с голоса" и сделался сначала "посошни-ком", а потом и вовсе оставил церковное поприще ассоциируются опять-таки с неожиданными и курьезными "актами" жизненной "драмокомедии" Флягина. Возникающие параллели во многом способствуют дешифровке стилистики "Заячьего ремиза". На сюжетно-фабульном и повествовательном уровне проявится мнимость "безнатурности" героя, "телесный болван" действительно окажется лишь "тенью" его духовной сущности, а последняя является прерогативой не логики, а жизни сердца, в меркантильном мире воспринимаясь как аналог безумия. При анализе основных черт практической и словесной (логической) деятельности Оноприя Перегуда,

его "речевого поведения" выясняются, свойства характера. В "очарованном страннике" и "болване" выявляется контрастирующая типология субъектов деятельности - стихийной и целенаправленной, активной и пассивной, практической и созерцательной, объективирующей экзистенциальные силы героя или подавляющей их. Это богатство душевных сил отражается и в слове героя, которому в "Очарованном страннике" отдана почти вся площадь текста. В "Заячьем ремизе" слово героя постоянно "подпирается" словом повествователя, традиционно выступающего в роли слушателя, а затем "записчика" безыскусной исповеди.

Повествователь предупреждает, что из длинной истории, рассказанной Оноприем, он дает только "любопытнейшие извлечения", но в рассуждениях по поводу рассказанного и впечатлений от созерцания персонажа воочию постоянно "цитирует" рассказчика. Особая проблематичность выявления внесубъектных способов авторской оценочности связана в "Заячьем ремизе" как раз с трагикомическим сцеплением случайностей, не зависящих от воли героя, убежденного, однако, что все это "походило от собственной его удивленной природы" ("... природа его была такова, что он еще в детстве своем бегал сам за собою вокруг бочки, настойчиво стараясь сам себя догнать и выпередить"). Возникающая уже в "Кратком предисловии" метафора движения по замкнутому кругу ("вокруг бочки") реализуется в развитии сюжета, разворачивающегося в рассказе Оноприя по законам устной импровизации - с отступлениями, "рикошетами" и повторами. Синтез, отраженный в восприятии рассказчиком реальности и авторской иронической рефлексии в первых четырех главах, создает характерную для лесковского сказа повествовательную модель, в которой авторская оце-ночность проявляется в "игре словом" и "игре слов", в определенной комбинаторике отдельных главок, в их неявной эстетической соотнесенности. Автор внимателен к нелепым поворотам "драмокомедии" нового героя,

представляющего некий "продукт", фабрикуемый временем в массовом "изготовлении".

"Речевое поведение" повествователя и героя кардинально отличаются стилевыми доминантами в силу разных целей высказываний. Функция повествовательного слова - как можно точнее описать феномен личности "массовидной", не способной к логическому осмыслению ни внешних событий, ни своей внутренней сущности, но непостижимым образом обретающей, хоть и курьезное, но настоящее "призвание" в чрезвычайных обстоятельствах "королевства кривых зеркал". Рассказчик же стремится к детальному воспроизведению своей жизни в стихийном стремлении связать ее концы и начала, уяснить причины, по которым ни "самое необыкновенное образование", ни исполнение "необыкновенного долга службы свыше всякого воображения" привели к тому, что во всем этом "превзошедший себя самого" Перегуд "даже, наконец, сам для себя стал непонятен и удивителен". Иными словами, процесс речевого взаимодействия слушателя и рассказчика в "Заячьем ремизе" в конечном итоге обретает ту же смысловую значимость, что и в "Очарованном страннике". Последняя пристань этого персонажа - сумасшедший дом метафорически соотносима с монастырской общиной, куда все-таки "доплывает" "сын моленый и обещанный" Иван Северьяныч Флягин, так как пребывание за монастырской оградой и за стенами лечебницы предполагает отрешенность от мирской жизни и имеет общие законы. В авторском понимании и то, и другое -"юдоль" (как назван один из лесковских рассказов), то есть долина скорби, духовных забот и печали. Об этом свидетельствует и возвращающий к началу повествования "Эпилог" о последних днях пребывания Перегуда в "юдоли смерти". Её основы он видит в ненасилии - "тогда жить и умирать будет не так страшно, как нынче".

На заключительном этапе своей земной "юдоли" герой "Заячьего ремиза" как бы возвращается в пору своего "пресчастливейшего детства",

когда под надзором матери он вязал для себя чулки и перчатки. Вязание становится знаком возвращения к своему естеству, к исконной человечности. Желание быть кому-то полезным не имеет ничего общего с жаждой продвижения по службе или получения награды. "Добро", одна из "букв" славянской азбуки становится у автора знаком материального воплощения божественных начал мироустройства и одновременно победой духа над материей. Таким образом, вопреки традиционным представлениям о сати-ричности последней повести, она соответствует поэтике онтологического реализма, не переставая быть злободневной, критической по отношению к современной автору реальности.

Во втором параграфе исследуются ключевые слова как один из способов авторской оценочности.

Уже в "Воительнице", "Запечатленном ангеле" и "Очарованном страннике" Лесков широко использует повторяющиеся лексические единицы, которые в новом контексте обнаруживают разные оттенки значений. Не становится исключением и последняя повесть, в которой острую значимость обретают прежде всего формулы-характеристики главного героя.

Так, слово "болван", являясь ключевым в характеристике Оноприя Перегуда, в тексте произведения своеобразно трансформируется, приобретая новые значения. Встречающееся в тексте произведения пять раз, оно не равно самому себе в начале и в конце повести. Слово "болван" в эпиграфе произведения или в словосочетании "верноподданный болван", обозначающее человека вообще, приобретает отрицательный оттенок в дальнейшем повествовании. В итоге Перегуд признаёт за собой эту кличку.

' Вл. Даль дает подробный перечень лексических значений бранного слова, происходящего от именования обрубка бревна (чурбан, баклуша) и обретающего разные смысловые оттенки (истукан, статуя, идол, языческий изваянный бог // чучело, набитое животное // деревянная, картонная или иная форма, колодка для обделки или расправления чего-либо // деревян-

ная или иная вещь, по которой должны отлить металлическую, образец и др.). В приведенном перечне интересны и такие понятия, которые связаны с манипуляциями формой. "Болван" пригоден и для изготовления языческих идолов, и для отливки металлических изделий, и для исправления неправильностей и устранения изъянов. Как показывает рассказ Оноприя, жизнь героя связана с манипулированием его сознанием, с насильственным изменением его природной человеческой сути. И даже такое редкое толкование лексемы "болван" как "помесь от псовой собаки с волкодавом", приведенное Далем, находит свое отражение в сыщицкой "эпопее" Перегуда, образуя подтекстовые значения внешнего контекста.

С эпиграфом "Заячьего ремиза" связаны и такие словосочетания, как "поза рожи", встречающееся в произведении двенадцать раз, "животное благоволение" - шесть раз, "очи потухлы и зубы обнаженны" - четыре раза.

При сравнении значения слов в различном контексте, выясняется, что одни, повторяясь, остаются неизменными, другие меняются и приобретают новый смысл. Словосочетание "поза рожи" - одно из тех внешне абсурдных новообразований, комизм которых связан с разнобоем, возникающем из-за несовпадения их "правильного" употребления с привнесенным говорящим смыслом. Происходящее от фр. pose < poser класть, ставить означает положение тела, и потому никак не может относиться к выражению лица. Лесковская словесная игра основывается на парадоксальном использовании метафорических аспектов этого понятия: позой именуется неискреннее поведение, проявление упрямства, необоснованное нежелание согласиться с чьим-то мнением, и, наконец, "встать в позу" означает заупрямиться. Метонимический перенос понятия, относящегося к телу, на лицо оказывается, таким образом, субъективно оправданным и выразительно характеризует не предмет разговора, а говорящего (архиерея как оригинала, а Перегуда как человека), автоматически пользующегося чужим словом.

Неоднократно встречающееся в тексте повествования курьезное словосочетание "животное благоволение" этимологически восходит к нескольким понятиям, синтезируя их значения. У славян существительное "живот" означало "жизнь человека и животного" "все, что есть в твари живое, оживляющее плоть, образующее земную жизнь" (Вл. Даль), т.е. равно относилось и к человеку, и к животному, уравнивало все, что "живет и дышит". Употребляемая Перегудом как прилагательное лексема, сохраняя это первичное значение, в то же время оказывается двусмысленной, поскольку уже в лесковское время слово "животное" применялось в его отношении к жизни плотской и к жизни "скотской" (это отмечено и у Даля).

Благоволение же относится к церковной лексике и образовано из двух слов - благо (т.е. добро) и воля (по Далю, это "данный человеку произвол действия; свобода, простор в поступках; отсутствие неволи, насилования, принуждения). Хомяков, которого цитировал Даль, определил это понятие как "творческая деятельность разума".

Все приведенные значения в лесковском тексте обретают новую лексическую жизнь, открывая в контексте разные грани смысла. Словосочетание "животное благоволение" (слово "животное" - производное от слова "живот", т.е. жизнь, а слово "благоволение" означает "доброжелательство") является не только характеристикой духовного мира героя, но и указывает на потенциальные возможности духовного воздействия. Главный герой в итоге приходит к гармонии с миром и согласию с самим собой. Иными словами, оболваненная личность оказывается способна к открытию истинных ценностей, обладание которыми превращает животную (скотскую) жизнь в истинно человеческую, когда свободное существование побеждает отрицающие ее обстоятельства.

В третьем параграфе рассматривается особая художественная функция кавычек и курсива, которые в изучаемых повестях обретают особую значимость. Здесь семантически выразительна даже графика типографско-

го текста, где устное слово обретает иную форму, утрачивая звучание, и для иллюзии непосредственного говорения героя автор широко пользуется кавычками и курсивом.

В повестях "Заячий ремиз" и "Очарованный странник" выделенные курсивом или кавычками слова условно можно разделить на три группы:

а) выделенные кавычками и курсивом в речи повествователя;

б) выделенные кавычками и курсивом в речи главного героя;

в) выделенные кавычками и курсивом в речи других персонажей.

В "Очарованном страннике" есть ещё одна группа слов, выделенных кавычками и курсивом - в речи слушателей. Активность слушателей в "Очарованном страннике" побуждает главного героя пояснять и уточнять некоторые моменты своего повествования. Слово, выделенное курсивом, в таком контексте становится побудительной мотивировкой продолжения повествования героем-рассказчиком. В последнем произведении Н.С. Лескова эта группа отсутствует, так как повествователь - единственный слушатель рассказчика-героя Оноприя Перегуда.

Достаточно малочисленная первая группа слов в повести Н.С. Лескова "Очарованный странник" особо значима, так как связана, в основном, с описанием внешнего облика героя, где важна каждая деталь. Подобная систематика в "Заячьем ремизе" ещё более впечатляюща. Повествователь здесь, характеризуя рассказчика, использует лексику и речевые обороты самого Оноприя Перегуда. Такое соединение двух лексических пластов парадоксальным образом обозначает мировоззренческую дистанцию между повествователем, выступающим в роли "историографа" и соединяющим причинно-следственной связью национальное и историческое, и непосредственным мировосприятием оболваненной личности. Таким образом, функция кавычек в речи повествователя обусловлена нарочитой контрастностью лексики повествователя и героя, выявляющая два полюса понимания реальности.

Группа слов, выделенных кавычками и курсивом в речи главного героя в повести "Очарованный странник", выполняют разные функции:

а) слова, которые главный герой подчёркивает интонационно;

б) слова, раскрывающие новые, прежде всего незнакомые явления для слушателей;

в) табуированная лексика, использующаяся для обозначения нечистой силы;

г) словоупотребление, выдающее скрытый комизм, авторскую иронию.

Выделенная курсивом в речи главного героя "лексика" - один из способов авторской характеристики.

Кавычками в речи главного героя обозначены цитаты из романсов, писем, писаний, "Чина явления истины", листовок и т.д. Кроме этого, в речи Оноприя Перегуда закавычиваются слова, указывающие на метод обучения.

В последней группе в повести "Очарованный странник" кавычками выделяются слова из лексикона собеседников. В кавычки заключаются также цитаты из Евангелия и названия молитв. В "Заячьем ремизе" в этой группе также выделяются слова, принадлежащие другим лицам.

Анализ функционирования графики текста в повестях Н.С.Лескова "Заячий ремиз" и "Очарованный странник" выявляет семантизм мельчайших элементов повествования.

В четвертом параграфе рассматривается отражение философских идей Г. Сковороды в повести "Заячий ремиз".

Обращение Лескова к трудам украинского философа, просветителя, поэта и педагога, отказавшегося от духовной карьеры и с 70-х годов XVIII в. избравшего образ жизни странствующего проповедника, вполне закономерно, поскольку писателя занимало присутствие во внешнем, видимом слое жизни скрытых пружин, управляющих ее течением. Будучи непримиримым противником "головных идей", отвлеченных умствований,

Лесков предпочитает "практическое", а не рациональное постижение законов бытия - в "наблюдениях" и "опытах". Как и первоначальное название "Заячьего ремиза" ("Игра с болваном"), эпиграф из сочинения Сковороды свидетельствует о сопряженности авторской концепции с идеями этого народного философа. Присутствующее и в заглавии, и в эпиграфе понятие "болван", соседствующее с лексемой "зеркала" (или "зеркалы" в орфографии Сковороды), есть лишь телесная оболочка, согласно учению народного мыслителя, бывшая "тенью истинного человека", имитацией, "лицевид-ным деянием" его невидимой, но "присносущей силы и божества". Последнее и воплощает духовную сущность личности. Главный тезис учения Сковороды о "безнатурном болване", утверждающий необходимость преодоления противоречий между духовным и телесным началами, связан с объединением понятий "Бог" и "Природа" как тождественных. Специфика лесковской интерпретации идей Сковороды - в использовании возможностей искусства, позволяющего реконструировать любые жизненные ситуации: "безнатурный болван" окажется в обстоятельствах, казалось бы, не способствующих пробуждению духовных начал и воспитанию чувств. Тем не менее, в центре авторского внимания и здесь вопрос о духовном потенциале и нравственных ресурсах национального характера, о том, является ли естественный человек, "продукт" природы и социума, носителем божественного дара человечности и добра. В "Заячьем ремизе" по-новому решается главная проблема "Очарованного странника".

В современную автору эпоху буржуазных отношений писателю очевидно, что личность в отношениях с социумом вытесняется с центрального места, которое ей отводил Сковорода. В "Очарованном страннике" герой свой выбор делает в пользу "самостояния", а не фатальной предопределенности: самобытность и одаренность Флягина приводят к обретению истинных духовных ценностей - атрибутов, которые свойственны "невидимой натуре". Но если Флягин, бессознательно ощущая в себе "истинного человека", преодолевая то, что Сковорода называл "мирскими соблазнами", на-

ходит опору в самом себе, то Оноприй Перегуд и его "натура" до поры бессильны противиться социальному мороку.

Иными словами, в "Заячьем ремизе" автор как бы продолжает художественный эксперимент, начиная от противного и меняя исходную характеристику своего героя: Оноприй в силу своей "малости" (малоумия, примитивности чувств) еще менее, чем Флягин, защищенный от искушений мира, также не подозревает о своем человеческом назначении и нравственных опор тоже не имеет. Но, в отличие от Ивана Северьяныча, не обладает и силой чувств: ему свойственна "деревянность" чурбана. Олицетворению живых сил бытия, каковым является Флягин, противопоставляется персонаж, отмеченный скудостью природных даров.

Контрастны сами "телесные оболочки" персонажей. Колоритного красавца-богатыря Флягина невозможно не заметить. Облик Перегуда лишен этого богатырства, мужественности, красоты. Оноприй тоже характеризуется как "очень здоровый", крепкого сложения, но с "присадковатой фигурой" и "круглым лицом", "як добра каунка". Внешнее становится пластическим отражением авторского взгляда на изменившийся социум. В этих различиях, намекающих, однако, на парадоксальную общность персонажей, уже просматривается скрытая целесообразность авторских сопряжений. Самобытность первого и массовидность второго не отменяют у автора божественное происхождение человека, а значит, и способность последнего к духовному преображению.

В заключении подводятся итоги предпринятого исследования, свидетельствующие о том, что в последнем произведении вера в человека, в возможность победы духа над "телесным болваном" остается у писателя неизменной, меняются не ценностные установки, а тип героя: "антик", "чудак", "очарованный странник" уступает место оболваненной человеческой единице в силу еще не осознаваемых общественным разумом исторических причин.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Пузыревский (Рудометкин) И.В. Из наблюдений над особенностями поэтики повести Н.С. Лескова "Очарованный странник" / И.В. Пузыревский (Рудометкин) // Актуальные проблемы изучения и преподавания русского языка и литературы: Материалы Всероссийской научно-методической конференции. Воронеж. 1996. Часть 1. С. 97-98.

2. Пузыревский (Рудометкин) И.В. Эстетическая оценочность слова главного героя повести Н.С. Лескова "Заячий ремиз" / И.В. Пузыревский (Рудометкин) // Юбилейная международная конференция по гуманитарным наукам, посвященная 70-летию Орловского государственного университета: Материалы. Выпуск 1: Н.С.Лесков. Орел: Орловский государственный университет, 2001. С.123-126.

3. Рудометкин И.В. Отражение философской мысли Г.Сковороды в повести "Заячий ремиз" / И.В. Рудометкин // Вестник Костромского государственного университета им. H.A. Некрасова. Кострома, 2008. Т. 14. С. 125-127.

4. Рудометкин И.В. "Территория" повествователя в "Заячьем ремизе" и "Очарованном страннике" Н.С. Лескова / И.В. Рудометкин // "Стефанос": сб. науч. статей. Воронеж: ВГПУ, 2008. С.148-154.

Работа № 3 опубликована в издании, соответствующем рекомендованному ВАК РФ "Перечню рецензируемых научных журналов и изданий".

Научное издание

РУДОМЁТКИН Игорь Владимирович

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЭВОЛЮЦИЯ СКАЗОВЫХ ФОРМ В ТВОРЧЕСТВЕ Н.С. ЛЕСКОВА (СТИЛЕВЫЕ АНАЛОГИ "ЗАЯЧЬЕГО РЕМИЗА" И "ОЧАРОВАННОГО СТРАННИКА")

Подписано в печать 13.10.2008. Формат 60x84 1/16. Печать трафаретная. Гарнитура «Тайме». Усл. печ. л. 1,5. Уч.-изд. л. 1,4. Заказ 233. Тираж 100 экз.

Воронежский госпедуниверситет. Отпечатано с готового оригинала-макета в типографии университета. 394043, г. Воронеж, ул. Ленина, 86.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Рудомёткин, Игорь Владимирович

Введение.стр.

Глава 1 Типологическая общность двух повестей.стр.

§ 1. Названия, подзаголовки, тип героя.стр.

§ 2. Композиция повествования "Заячьего ремиза" и ее семантика.стр.

Глава II Художественная специфика повествовательных моделей в

Очарованном страннике" и "Заячьем ремизе".стр.

§ 1. "Соотносительность" слова повествователя и слова героя.стр.

§ 2. Ключевые слова как способ авторской оценочности.стр.

§ 3. Особая художественная функция кавычек и курсива.стр.

§ 4. Отражение философских идей Г.Сковороды в повести "Заячий ремиз".стр.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Рудомёткин, Игорь Владимирович

Вопрос о месте и значении Н.С.Лескова-художника в истории отечественной литературы связан не только с особой самобытностью его стиля, разнообразием художественных форм и необыкновенным богатством языка, но и с уникальностью бытования его художественных идей.

Внешняя непохожесть Лескова на его предшественников и современников побуждала к оценке его художественного феномена как не имевшего аналогов в русской литературе. Органическая связь Н.С.Лескова со всей историей русской литературы стала очевидной сравнительно недавно. В его творчестве прослеживаются многообразные отношения с самыми различными историческими пластами русской словесности. "Эти органические связи сами по себе свидетельствуют о его творчестве как о закономерном явлении национальной культуры",- считает Д.С.Лихачев (117,12). Лишь со временем осознали, что у него как у мастера слова есть и свои предшественники (Стерн, Н.В.Гоголь, Вельтман, В.И.Даль), и во многом близкие ему современники, (И.Ф.Горбунов, Гл.И.Успенский, А.Н.Островский, А.И.Левитов и др.) а также последователи, по-разному продолжавшие его художественные традиции (прежде всего4 А.М.Горький), а позднее (в первую очередь в отношении к поэтике) -М.Зощенко.

Такая общность объясняется в первую очередь тем, что Н.С.Лесков так же, как и писатели-народники, оказался у истоков особого периода русской литературы, когда возникает насущная потребность "не выдумывать", а "фотографически" точно воссоздавать реальность, <.> характерную для разных направлений и стилей" (56,6). Художники-бытописатели пытались изменить "классическое" построение произведения. Интерес к течению живой жизни, к потоку сознания естественного человека, к психологии народа определяет характер повествования.

Для писателей этой эпохи стала естественной трансформация традиционных жанров, когда последние "диффузировали и видоизменялись до неузнаваемости " (146,226), когда ".роман и повесть теряют главенствующее положение, в то время как записки, мемуары, письма и т.п. пользуются особым успехом." (56,6).

Творчество Н.С.Лескова соответствовало запросам времени, но понимание общественной и эстетической значимости его произведений пришло не сразу. Подлинно научное осмысление творческого наследия писателя относится уже к началу нового, двадцатого века. Писатели, явно ориентирующиеся на устность, на язык улицы, теперь по-новому оценивают и особую роль "волшебника слова". Острый интерес к лесковскому сказу становится импульсом для научного освоения специфики лесковской прозы. "Подобно тому, как мольеровский Журден был поражен известием о том, что он пятьдесят лет говорил прозой, литературная практика сказа долгое время оставалась теоретически необоснованной, неосознанной" (136,13).

Сам интерес к изучению сказа был обусловлен особым вниманием тогдашней филологической науки к проблемам звучащего слова, специфической роли живого слова в литературном тексте, что способствовало появлению работ Б.М.Эйхенбаума, В.В.Виноградова, М.М.Бахтина.

Сам термин "литературный сказ", обозначавший новый тип прозаического повествования, появился в работах представителей "формальной школы" в 20-е годы XX века. "Формалисты" не ставили своей целью осмысление семантики стиля. Их интересовали только его признаки и причины возникновения в литературе. Тем не менее, именно "формалисты" теоретически обосновали типологию сказа и вышли на новый уровень осмысления прозы вообще.

Первая попытка теоретически сформулировать проблемы, связанные со сказом как особой формой прозаического литературного (а не фольклорного) повествования принадлежит Б.М.Эйхенбауму. Сказом Б.М.Эйхенбаум именует "такую форму повествовательной прозы, которая в своей лексике, синтаксисе и подборе интонаций обнаруживает установку на устную речь рассказчика" (224, 306), утверждая, что любой текст "есть только запись, знак", что "художественная речь должна рассматриваться как речь звучащая" (226,152). Художественная проза начинает интересовать этого исследователя с новой точки зрения: его внимание сосредоточено на проблеме бытования в литературном произведении "живого" слова.

По мнению Б.М.Эйхенбаума, сказ выступает в двух основных элементах, связанных с фольклором и с литературой: в "элементах сказительства и живой устной импровизации" (226,156). Исследователь указывает на такие важные признаки сказовой повествовательной системы, как её социальная обусловленность и импровизационный, устный характер. Функция образа сказителя здесь уже рассматривается не в качестве словесной упаковки содержания, а как его эстетическое воплощение.

В своём исследовании Б.М.Эйхенбаум обращает внимание и на • • специфическое отличие сказовой формы от традиционных способов литературного повествования, и на то, что её роднит с другими повествовательными стилями. Позднее он предпринимает попытку определить видовые варианты сказового повествования. В статье "Как сделана "Шинель" Гоголя" автор предлагает ". различать два рода комического сказа: 1) повествующий и 2) воспроизводящий. Первый ограничивается шутками, смысловыми каламбурами и пр. второй вводит приёмы словесной мимики и жеста, изобретая особые комические артикуляции, звуковые каламбуры, прихотливые синтаксические расположения и т.д. Первый производит впечатление ровной речи, за вторым часто как бы скрывается актер." (224,172)

Концепция Б.М.Эйхенбаума получила дальнейшее развитие в работах В.В.Виноградова, который дал своё определение сказовой форме повествования как "литературно-художественной своеобразной ориентации на устный монолог повествующего типа", "имитации монологической речи, которая воплощает в себе повествовательную фабулу, как будто строится в порядке её непосредственного говорения" (31,260). Новым в исследовании В.В.Виноградова было рассмотрение сказа не только в плане речевого стиля, но и как элемента сюжетно-композиционной структуры. Оценивая сказовую форму повествования как особый тип устной монологической речи, В.В.Виноградов подчеркивает её ориентацию на определённую аудиторию: сказ, по его словам "строится в субъективном расчёте на апперцепцию людей своего круга, близких знакомых, но с объективной целью - подвергнуться восприятию постороннего читателя" (31,260). В.В.Виноградов указал на включение устного слова в повествование в качестве источника обогащения языка художественной литературы.

На игровое начало в сказе, а также на то, что имитируемая автором устная импровизация рассказчика предполагает наличие сочувствующего и активного слушателя, обращает внимание и Ю.Н.Тынянов: "Сказ делает слово физиологически ощутимым - весь рассказ становится монологом, он адресован каждому читателю - и читатель входит в рассказ, начинает интонировать, жестикулировать, улыбаться. Он не читает рассказ, а играет его. Сказ вводит в прозу не героя, а читателя" (195,160).

Дальнейшее изучение сказовой формы повествования предпринимает М.М.Бахтин. В отличие от Б.М.Эйхенбаума и В.В.Виноградова, которые рассматривали сказовую форму повествования только как тип устной монологической речи, М.М.Бахтин обращает внимание на то, что "в большинстве случаев сказ есть, прежде всего, б установка на чужую речь, а уж отсюда как следствие - на устную речь" (15,115). Он также указал на взаимосвязь сказового стиля и историко-литературного процесса. Развитая М.М.Бахтиным идея функционирования в повествовании "своего" и "чужого" слова открыла новые перспективы в изучении сказовой формы, а значит, и творческого наследия Лескова.

В 30 - 40 гг. XX века художественная проза утратила интерес к сказовым формам повествования, вследствие чего заметно ослабел и интерес к ней в филологической науке. Но сказовые формы повествования не исчезают из литературы навсегда, и во второй половине 50-х годов, когда начинают переиздаваться книги Бабеля, М.Зощенко и др. и появляется проза "деревенщиков" (В.Белова, В.Шукшина, Ф.Абрамова, Б.Можаева, В.Носова и др.), интерес к проблемам сказа вновь оживает. На рубеже 70-х - 80-х годов вслед за работами П.П.Громова и Б.М.Эйхенбаума появляются исследования Б.Я.Бухштаба, Б.М.Другова, И.В.Столяровой, В.Ю.Троицкого, а затем и С.Г.Бочарова,

М.П.Чередниковой, Б.С. Дыхановой, Е.В.Тюховой, А.А.Шелаевой, О.В.Анкудиновой, О.В.Евдокимовой и др., которые продолжили исследование поэтики сказовых форм.

• В.Ю.Троицкий, развивая идеи Б.М.Эйхенбаума и В.В.Виноградова, рассматривает сказ как особый вид "имитации стиля монологической речи или "подставного" рассказчика" (192,185).

Интересны наблюдения над сказовой формой повествования С.Г.Бочарова. Исследователь рассматривает способы выражения авторской художественной мысли и те отношения, которые возникают между "своей" и "чужой" речью. Особое внимание он уделяет различию между "чужой" речью и сказом, отмечая в пределах сказовой формы повествования однонаправленный и двунаправленный разновидности "чужого слова". Применительно к однонаправленному сказу он выделяет два типа движения - "от автора к героям и от героев к автору" (19,341).

Позднее проблеме сказа будет посвящено отдельное монографическое исследование "Поэтика сказа". Её авторы Е.Г.Мущенко, В.П.Скобелев и Л.Е.Кройчик предприняли плодотворную попытку обобщения имеющихся результатов в области теории сказа и определения типологических основ его поэтики. Исследуя закономерности развития сказовой формы повествования, эти учёные называют условия, необходимые для того, чтобы сложилась эта форма. Согласно этой концепции, классифицировать художественный текст как сказовый, можно при условии:

1) наличия повествователя, стилизованного под рассказчика -импровизатора, и выступающего или как полноправного представителя демократической среды, или как человека, в той или иной степени на эту среду ориентированного, учитывающего её присутствие в своих высказываниях (индивидуальная мысль рассказчика непосредственно корректируется коллективным сознанием);

2) дистанции между автором и рассказчиком, выявляющей "ненормативного" носителя речи на фоне "нормативного" автора, как бы ни были при этом подвижны отношения автора и рассказчика: возникает несведённость (и несводимость) автора и рассказчика, который предстаёт не только как субъект речи, но и как её объект;

3) относительной самостоятельности субъективного, обязательно отличающегося от авторского, восприятия рассказчика, что обусловливает своеобразие сюжетно-композиционной структуры, в которой господствует ассоциативно-импровизационный способ изложения событий (здесь могут быть отступления, замедляющие ход событий и тем самым противопоставляющие друг другу фабулу и сюжет);

4) возникновения особого мира, в результате ассоциативно-импровизационного изложения, где объединяются все те, от чьего имени говорит рассказчик, и "своя" аудитория; при этом образуется круг "своих", по отношению к которому автор и читатель находятся на позиции "внешнего наблюдения".

Следствием наличия перечисленных признаков и являются следующие особенности сказового стиля:

• мозаичная структура текста, изобилующая одними и теми же разговорными формулами, которые могут стать повторяющимися мотивами.

• разговорная интонация, предполагающая стилизацию повествования под разговорную речь, рассчитанную на восприятие "своих" для рассказчика слушателей.

Исходя из этих признаков, названные исследователи свою трактовку сказа связывают с двухголосым повествованием, "которое соотносит автора и рассказчика, стилизуется под устно произносимый, театрально импровизированный монолог человека, предполагающего сочувственно настроенную аудиторию, непосредственно связанного с демократической средой или ориентированного на эту среду" (136;32-34).

По мере углубления в проблему авторы "Поэтики сказа" выявляют важнейшие особенности сказовой формы повествования. Множество интерпретаций самого термина "сказ" - результат поиска исследователями наиболее точного определения этого явления.

При всём стремлении к точности в определении формальных признаков сказовой формы повествования вне поля зрения, однако, зачастую оставалась содержательная сторона ее поэтики. Новым словом в рассмотрении этой важнейшей для творчества Лескова проблемы были работы Б.С.Дыхановой и её монография "В зеркалах устного слова", где творчески развивались идеи предшественников. Термины "сказ" и "лесковский сказ", широко бытовавшие в научных трудах как некие теоретические абстракции, автору удалось наполнить искомым содержанием, не ограничиваясь уточнением самого термина и анализом социальных и историко-литературных предпосылок возникновения сказа как художественного явления.

Содержательная сторона самой художественной "конструкции" сказа, выпадавшая из подобных рассуждений, становится главным объектом исследования. Утверждение автора монографии, что осмысление теории сказа невозможно без уяснения принципа связи стиля со смыслом в повествовании столь специфического типа, звучит очень современно и сегодня, равно как и утверждение, что для создания фундаментальной концепции сказа могут и должны стать результаты конкретного анализа художественного текста, особенностей, прежде всего, лесковской поэтики, имеющей особую значимость для решения поставленной проблемы" (56,12). На основании исследования именно конкретных художественных текстов Б.С.Дыханова даёт следующее определение сказа: "Лесковский сказ есть повествование с тщательно маскируемым мнимой "безыскусностью" конфликтом между прямым и подразумеваемым смыслами рассказанного. В нём присутствует "зазеркалье", которое интуитивно ощущается читателем, но обнаруживается в процессе сложного литературоведческого анализа." (56,22).

По мнению этого исследователя, литературная традиция сказового повествования получила в творчестве Н.С.Лескова своё специфическое развитие, поскольку, воплощая сказовое повествование в пределах крупной эпической формы, писатель значительно углубил содержание сказа, открыл в нём новые художественные возможности. По мысли Б.С.Дыхановой, Н.С.Лесков-художник — явление уникальное: "именно у этого писателя сказ из элемента той или иной художественной системы превращается в универсальный способ эстетического объяснения реальности, становится особой художественной системой во взаимосвязи и взаимообусловленности всех её элементов, что и определило неповторимость творческого почерка волшебника слова". И далее Б.С.Дыханова уточняет: "Лесковский художественный мир является весьма своеобразным "зеркалом" реальности: в фокус изображения попадает не сама действительность, а её отражение в устном слове героя, отделённого от "автора" огромной мировоззренческой и социальной дистанцией". Убедительно говорится и о специфике "поведения" слова в лесковском сказовом тексте: "Слово лесковского рассказчика становится главным объектом авторского исследования и одновременно универсальным инструментом познания объективной реальности. "Чужое слово" в лесковском повествовании принимает на себя предельную смысловую нагрузку и, следовательно, обретает особую семантическую объёмность. Свой "коперниковский" переворот в литературе Лесков совершает, решая сложнейшую задачу непосредственного отражения в народном слове народного самосознания и в нём же косвенного выражения авторской оценки" (56,12). Иначе говоря, в монографии Б.С.Дыхановой "В зеркалах устного слова" авторская оценка выявляется на пересечении слова рассказчика, слова действующих лиц и системы эпического i.v к действия. "Благодаря их взаимной коррекции, в сознании читателя как раз и возникает многомерно выраженная, ёмкая авторская позиция" (136,272).

Сказ - это письменная форма, зафиксировавшая устную речь. Сказ не может существовать в фольклорных формах с возможными отступлениями от канонического текста. Вот почему Б.С.Дыханова говорит об иллюзии устной речи. "Материализовавшееся" в художественном тексте устное слово, сотканное из звуков, лишь иллюзорно остаётся самим собой, так как, становясь словом письменным, оно лишь "прикидывается" устным. Обретая графическую форму, устное слово неизбежно обрастает рядом дополнительных коннотаций. В литературном сказе слово несравненно жестче связано с речевым контекстом, чем в устной импровизации: там связь зыбкая, мгновенная, улетучивающаяся с произнесением слова, что и отражено в известной поговорке - "слово не воробей, вылетит - не поймаешь". . В художественном сказовом тексте устное слово оказалось "пойманным".

56,17) и, поэтому, оказывается, особым образом связано с: невербальным каналом: интонацией,, жестами, мимикой.

Осознание изменений и превращений, происходящих с устным словом, многое проясняет в творчестве Н.С.Лескова; "Рассказ простодушного героя из простонародной среды в * произведениях писателя; как бы. спонтанно вбирающей в себя неупорядоченную эмпирику бытия, лишь на первый взгляд кажется, зеркальным, фотографически точным слепком бытовой реальности" (56,18); На самом; деле ". мотивированная не только извне - объективным состоянием окружающего мира; но и изнутри/ - субъективным: жизненным восприятием рассказчика,, речевая реакция не может быть ни "зеркальной", ни "фотографически точной" (56,19). Это обусловлено психологическими законами восприятия; "В рассказах лесковских героев возникает особый мир; мир отраженной реальности,, привязанный, к человеческому органическому восприятию и принимающий: - в связи с "оптическим обманом" внутреннего' зрения -осколочные, фрагментарные,, часто деформированные очертания; Коэффициент такого искажения- является: величиной; переменной; т.к. целиком зависит от субъекта восприятия;. Сама; практика5 словоупотребления* становится у Лескова ключом не только к "бытовым загадкам" национальной: жизни, но и к историческим закономерностям национального бытия-. Поэтому Лесков оказывается в полном согласии с архаической; и современной философией, выдвигающей специфическое понимание, человека как; микрокосма; изоморфного, параллельного большому миру вселенной:. Идея: о том, что универсум: изначально аналогичен внутреннему миру человека, в искусстве Лескова- реализуется: через слово героя, становящегося проекцией не только сознательного, но и бессознательного начал человеческой психики" (56; 19);

Взгляды исследователя действительно согласуются с тем, что в своё время, открывает А.Ф.Лосев. В' книге "Философия имени" последний говорит о* том, что в слове происходит ". встреча всех возможных и

-• ' . 12 мыслимых пластов бытия", что "в слове и имени - средоточие всяких физиологических, психологических, онтологических сфер. Здесь сгущена и нагнетена квинтэссенция как человечески разумного, так и всякого иного человеческого и нечеловеческого бытия и жизни " (118,49).

Именно поэтому информативность сказовой формы в повествовании Н.С.Лескова максимальна, т.к. " герой не просто рассказывает, а исповедуется, слушатель не просто слушает, а активно влияет на ход повествования, автор-слушатель не только присутствует, но и выносит суждение об услышанном" (136,101). Важно и то, что автор анализирует и раскрывает душу героя, косвенным путем исследуя "скрытые" -сознательные и подсознательные мотивы его поведения, движение души героя, показывает первооснову нравственно-психологического становления личности; Перед читателем развёртывается сложный процесс накопления и становления духовного потенциала героя, в его собственном слове. И этот процесс представляет собой целую систему событий, охватывающий всю жизнь человека.

Исследователи творчества Н.С.Лескова указывают на ещё одну особенность его манеры повествования: лесковский сказ во многом близок к поэзии. Впервые на нее обратила внимание Б.С.Дыханова, говоря о том, что "Лесков блистательно осуществляет в прозе то, что считалось и действительно было до него прерогативой поэзии: роль контекста в поэтике сказа становится столь же всеобъемлющей, как в поэзии:, пользующейся "игрой слов" ради приращения смысла в подтекстовых значениях и ореолах" (56,177). Л.Озеров, называя Н.С.Лескова "поэтом прозы", говорит о песенности и лиричности его произведений. Его "фраза . далеко не всегда повествовательна. Это фраза - музыка, фраза, за которой - пластика речи" (146,272), качества характерные для поэзии. Л.Озеров указывает, что слово не только как передатчик смысла, но и как проводник эмоциональной энергии, как краска и звук используются Лесковым искусно и полно (146,272);. "В сказе, - считает он, - совершалось

13 для Лескова наиболее полное и глубокое самораскрытие, самое тесное сближение "поэзии и правды", жизни и художества" (146,265).

Необработанная сознанием рассказчика объективная реальность, получившая своё отражение в слове, обретает особое осмысление. В слове присутствует не только осмысленное значение предметной сущности отражаемого, но и то подсознательное, которое образует дополнительные ореолы слова и придаёт ему добавочные смыслы. ■ Таким образом, "расшифровать" скрытую информацию, содержащую в слове рассказчика, - значит понять глубинные процессы, происходящие в душе героя и руководящие им - всё то, что не способно уловить сознание.

Теория лесковского сказа - ключ к пониманию процессов, происходивших в творческом сознании Лескова на протяжении всего писательского пути. Исследователи давно обратили внимание на "возвращение" позднего Лескова к темам и образам его предшествующего творчества. И' ранее воспринимавшиеся как полярные последний и предшествующие этапы лесковской эволюции, как показывают новейшие современные работы, таковыми не являются. Об этом свидетельствуют и как бы образующие некую параллельность две повести.

Будучи своеобразным итогом тридцатичетырехлетнего творчества Н.С.Лескова, "Заячий ремиз" не только воплотил основные принципы его . поэтики, но и может рассматриваться как образец её эстетической трансформации. В советском и постсоветском литературоведении последняя повесть писателя исследуется в работах М.С.Горячкиной Л.ИЛевандовского, О.В.Анкудиновой, Т.А.Ивановой, О.Ю.Чехомовой, С.М.Телегина, в которых исследователи реконструируют историю создания повести (Л.И.Левандовский), объясняют её название (Т.А.Иванова), определяют художественное своеобразие произведения (М.С.Горячкина, О.А.Анкудинова, О.Ю.Чехомова, С.М.Телегин).

В советском лесковедении "Заячий ремиз" рассматривался изначально как-, вершина сатирического мастерства писателя. В этом произведении, по мнению автора монографии "Сатира Лескова" М.С.Горячкиной, Лесков "дал обобщённый образ самодержавной России 80-х годов, реалистически изобразив бушевавшую в этот период политическую реакцию" (43,136), а задачей Лескова было изображение общественного строя России "как царства произвола и безумия. Именно для этих целей Лесков пользовался средствами гиперболы, сатирической фантастики и гротеска" (43,137).

Как произведение сатирическое рассматривал "Заячий ремиз" и П.С. Коган: "Книга Лескова производит впечатление чего-то свежего и нужного, сатиры на живучие неистребимые традиции, - сатиры, тем более действенной, что написана она большим художником, не преследовавшим при создании этой вещи никаких задач, кроме художественных" (89,226).

Л.И.Левандовский в статье "К творческой истории повести Н.С.Лескова "Заячий ремиз" отмечал, что в 1891 году Лесков написал еще одно произведение, которое тоже назвал "Заячьим ремизом", так и оставшееся неопубликованным. "Что касается повести, которая впоследствии была напечатана с заглавием "Заячий ремиз", - продолжает Л.И.Левандовский, - то её, очевидно, следует связывать с задуманным ещё в 1881 году рассказом "Перегудинский пустопляс". По сходству заглавия рассказа и подзаголовка повести можно предположить, что в "Перегудинском пустоплясе" должна была идти речь о полицейском приставе Оноприи Перегуде из Перегудов". (105,126) Что же касается первоначального названия этой повести, - "Игра с болваном", - то оно, как считает Л.И.Левандовский, представляет реминисценцию одной из цитат Сковороды. "Мысль о том, что работа над "Заячьим ремизом" относится к 1891 году, могла возникнуть на основании смешения этой повести с иным произведением - воспоминаниями очеркового типа "Нашествие варваров" (105,125).

Большой вклад в изучение этой повести Н.С.Лескова внесла О.В.Анкудинова. Её блестящие работы "Лесков и Сковорода" (Об идейном смысле повести Лескова "Заячий ремиз"), "Проблема национальной жизни в повести Лескова "Заячий ремиз", "К вопросу о поэтике повести Лескова "Заячий ремиз" глубоко исследуют проблематику и поэтику этого художественного произведения. Справедливо считая, что важнейший смысл закодирован в подтексте, что в поэтике повести есть система кодов, рассчитанная на догадливого и внимательного читателя, О.В.Анкудинова указывает, что тенденция к иносказанию проявилась в "Заячьем ремизе" широко и многообразно как на уровне идейно-тематическом, так и на структурном, и в различных повествовательных пластах - авторском, "геройном", в композиции произведения. Это вполне согласуется с авторским комментарием к "Заячьему ремизу". По словам самого писателя, "в повести есть "деликатная материя", но всё, что щекотливо, очень тщательно маскировано и умышленно запутано. Колорит малороссийский и сумасшедший. В общем, это легче "Зимнего дня", который не даёт отдыха и покоя" (112,599); Одним из таких зашифрованных мотивов,, определяющих идейно-смысловой комплекс повести, считает О.В.Анкудинова, является мотив "вязания", исследованию которого и посвящена статья "К вопросу о поэтике повести Лескова "Заячий ремиз".

В работе "Лесков и Сковорода" (К вопросу об идейном смысле повести Лескова "Заячий ремиз") О.В.Анкудинова обращается к эпиграфу повести "Заячий ремиз". По её мнению, слово философа Сковороды привлекало Лескова не только своим содержанием;, но и возможностью; ввести в повествование иносказательный смысл. "Сущность трактата "Диалог, или разглагол о древнем, мире", откуда Лесков выбирает эпиграф, сводится к мысли о необходимости обретения высшего духовно-божественного начала, "истинного человека" "малой тварью", то есть людьми. <.> Философия Сковороды помогает писателю обнажить остроту современного социального устройства. Лесков не знает реального выхода из социального уродства современного мира, но он остро ощущает невозможность дальнейшего существования всеобщего безумия и хаоса социальных отношений. Спасение человека видится ему в духовном прозрении, хотя реальных возможностей к нему нет - в этом противоречии и трагический конфликт в сознании художника, отразившийся в парадоксальности судьбы героя "Заячьего ремиза" (9,72).

В последующей работе этого исследователя - "Проблема национальной жизни в повести Лескова "Заячий ремиз" говорится о том, что "понимание Лесковым в 90-е годы национальной жизни связано со всей совокупностью его общественно-политических и нравственных убеждений, сила которых проявляется, прежде всего, в критике писателем уродливых норм социальных отношений." (8,94). "Повесть "Заячий ремиз", в отличие от произведений 70-х годов, - замечает О.В.Анкудинова, - демонстрирует последовательность, целенаправленность критики Лесковым социальных пороков общественной жизни" (8,104). В этом произведении принципиально по-иному ставится Лесковым проблема национальной жизни. В "Заячьем ремизе" она решатся автором как проблема социально-политическая" (8,105).

В кандидатской диссертации "Речевая структура повествования прозы Н.С.Лескова 90-х годов" О.Ю.Чехомова исследует повесть Н.С.Лескова "Заячий ремиз" в сопряжении с её речевой организацией. В своей работе исследователь определяет типы повествования, соотнося их с композиционно-речевыми формами, анализирует характер речевой организации каждой из речевых партий персонажей, изучает языковые средства и приёмы авторского персонифицированного повествования, повествования с анонимным субъектом речи, рассматривает приёмы цитирования, роль чужого слова, отношение к своему и чужому слову, осмысляет функцию и рассматривает средства и приемы метафоризации, привлечение элементов эзопова языка, условной номинации, фантастики в произведении "Заячий ремиз" (213,2).

В статье "Мифологическая ситуация в рассказе Н.С.Лескова "Заячий ремиз" С.М.Телегин впервые обращает внимание на наличие мифопоэтических основ лесковского текста. Исходя из того, что литература непосредственно вырастает из мифа, а миф становится фундаментом и необходимым условием любого художественного творчества, С.М.Телегин выявляет проекции мифологических ситуаций в тексте "Заячьего ремиза". Более того, отрицая традицию рассмотрения позднего лесковского творчества преимущественно в сатирическом ключе, исследователь характеризует творческий метод позднего Лескова как "мифологический реализм": "Мы видим, что Лесков становится "мифологическим реалистом" не потому, что сознательно ориентируется на древние мифы, использует их сюжеты и образы. Напротив, мифотворчество, воссоздание мифологических моделей и ситуаций происходит у Лескова чаще всего неосознанно, он воспроизводит миф и реализует мифологему почти всегда бессознательно. Это происходит, I конечно, и потому, что сам писатель был наделен мифологическим восприятием мира, но ещё и потому, что этот мифологизм, судя по всему, есть неотъемлемая часть национального самосознания в целом" (181,237).

Несмотря на то, что представленные работы демонстрируют эстетическую многоаспектность последнего творения Н.С.Лескова, есть ещё один ракурс, позволяющий приблизиться к решению чрезвычайно актуальной проблемы лесковского творчества - проблемы бытования некогда возникших идей и образов в последующих художественных текстах, где они, попадая в новый художественный контекст, получают и новую эстетическую содержательность.

Наш выбор в качестве объекта исследования одного из "главных" лесковских творений - повести "Очарованный странник", написанной в 70-е годы, и другой, завершившей путь художественных исканий писателя повести - "Заячий ремиз", продиктован герменевтическими указаниями самого автора в подзаголовках обоих произведений, как бы соединяющих концы и начала лесковского пути.

Актуальность подобного исследования связана с необходимостью уяснения специфики эстетических законов "крайнего реализма" у позднего Лескова.

Научная новизна работы заключается в том, что эволюция сказовых форм в двух повестях осмысливается диалектически: "Заячий ремиз" и "Очарованный странник" впервые оцениваются не только как эстетически и концептуально близкие произведения, но и как этапы художественного углубления в проблему национальной ментальности, порождающей особый тип праведничества, кардинально отличный от житийного канона.

Объектом исследования является поэтика повести Н.С.Лескова "Заячий ремиз" в ее стилевой и семантической сопряженности с поэтикой "Очарованного странника".

Предмет анализа - эволюция сказовых форм в творчестве Лескова.

Материалом исследования послужили повести Н.С.Лескова "Очарованный странник" (1873 г.), созданный в период появления цикла "праведнических" произведений, и "Заячий ремиз" (1894 г.), ознаменовавший заключительный этап его творчества. Сопоставительный анализ названных произведений высвечивает, как далеко уходит Лесков-мыслитель от романтической веры в естественные начала русского национального характера, и до-какой степени он остается самим собой в художественном познании глубинных процессов национальной жизни. Рассмотрение "Очарованного странника" и "Заячьего ремиза" как повестей-"двойников" с очевидностью доказывает: в конце творческого пути тип лесковского* героя ("антик", "чудак", "очарованный странник") уступает место "оболваненной" массовидной единице, что, однако, свидетельствует не о социальном пессимизме и подчинении лесковского дарования сатирическому заданию, а о дальнейшем развитии и обогащении художественных идей писателя.

Главной целью нашей работы становится доказательство типологической общности разных этапов творческой эволюции художника на основе обнаружения в тексте "Заячьего ремиза" автореминисценций из "Очарованного странника", а также определения их эстетической функциональности в системе художественного целого.

Основные задачи исследования можно определить следующим образом: а) выявление стилевых аналогов в "Заячьем ремизе" и "Очарованном страннике" и формирование целостного представления о своеобразии авторской (литературно-художественной) и авторологической (критической) деятельности; б) определение символических значений фактов в их стилевых совпадениях и контрастах; в) идеологическое обоснование художнических трансформаций сказовой повествовательной модели в "Заячьем ремизе"; г) установление глубинных связей авторского художественного мышления и его стилевого воплощения.

Методология исследования представляет собой сочетание элементов типологического, герменевтического и описательного методов. Теоретическую и методологическую основу данной работы образовали труды замечательных литературоведов М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Д.С.Лихачева, Ю.М. Лотмана, Б.М. Эйхенбаума, посвященные общим проблемам и явлениям литературного процесса; а также исследования ведущих отечественных и зарубежных ученых в области поэтики Н.С.Лескова (О.В.Анкудиновой, Л.П.Гроссмана, Б.М.Другова, Б.С.Дыхановой, О.В.Евдокимовой, Ж.-К.Маркадэ, И.В.Столяровой, В.Ю.Троицкого, Е.В.Тюховой, М.П.Чередниковой, А.А.Шелаевой и др.).

Теоретическая значимость исследования. Результаты проведенного анализа могут использоваться при дальнейшей разработке общих теоретических вопросов, связанных с исследованием сказовых форм в творчестве Н.С.Лескова.

Практическая значимость работы в том, что ее материалы могут быть использованы в курсах истории русской литературы XIX века, спецкурсах по творчеству Лескова, а также на факультативных занятиях в средних школах гуманитарного профиля.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) вопреки традиционным представлениям о противоположности идеологических и эстетических задач "Очарованного странника" и "Заячьего ремиза" в стилистике последней повести обнаруживается трансформация повествовательных форм и реализованных в первой повести художественных идей;

2) при исследовании тематических и стилевых параллелей и перекличек в названных произведениях выявляются специфические черты творческого мышления писателя и мировоззренческие истоки t парадоксальной общности двух текстов-"антиподов";

3) уточняется представление о сути творческого метода позднего Н.С.Лескова, поскольку выявляемая общность поэтики двух повестей свидетельствует о неизменности интереса автора к устному слову низового героя как отражению "коллективного бессознательного" (не контролируемых разумом ментальных процессов, совершающихся в народном сознании);

4) на основе анализа стилистики двух повестей в их амбивалентной общности разные этапы творческого пути Лескова трактуются в их идеологической и эстетической сопряженности.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы, теории и методики преподавания литературы Воронежского государственного педагогического университета, на Всероссийской научно-методической конференции, проходившей в Воронежском государственном педагогическом университете в 1996 году, международных юбилейных литературоведческих конференциях, посвященных творчеству Лескова (Орел, 2001, 2007).

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух Глав, Заключения и Списка использованной литературы. (232 наименований).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественная эволюция сказовых форм в творчестве Н.С. Лескова"

Заключение.

Творческая эволюция писательских художественных идей вовсе не предполагает у такого самобытного художника, каковым был Лесков, отрицания предшествующих этапов. Напротив, сегодня ученые уже признают, что наиболее плодотворным исследование феномена Лескова путем исследования "сквозных" образов, тем, мотивов и в писательской беллетристике, и в его публицистике. Лесковская образность имеет своим истоком различные варианты видения мира и реализуется в специфических субъектных условиях - в указании на определенный тип рассказчика.

Сопоставительный анализ поэтики двух повестей Н.С.Лескова, обозначающих творческие достижения на разных этапах эволюции художественных идей писателя и трактуемых в лесковедении как произведения-антиподы, приводит к более объективной оценке законов художественного мышления творца. Исследование сходства и различий повествовательной формы "Очарованного странника" и "Заячьего ремиза" убедительно свидетельствуют о семантической сопряженности авторской концепции в двух повестях. "Параллельность" эстетических "приемов" позволяет говорить о корреляции (хотя и не прямой зависимости) названных произведений, считавшимися до настоящего времени антиподами. Стилевые пересечения, неявный диалог "обратных" ситуаций в двух повестях поданы таким образом, что вызывают в сознании читателя определенные культурные параллели, знаменующие переход от одного социального бытия к другому. В контексте возникающих символов миры физический и духовный оказываются открытыми и для "нищего духом" Перегуда из Перегудов. Доминантные свойства авторства указанных типов соотносимы с определенной амплитудой колебаний между собственно художественно-словесными и социально-критическими формами владения образом.

Указанные параллели позволяют обнаружить единый комплекс эстетической мысли, свободно переходящей из одной формы в другую.

Трансформация способов литературной изобразительности, типа сюжетного развития, принципа характерологии у Лескова связано и с меняющимся национальным культурным сознанием, и с теми фундаментальными основами русской ментальности, которые, по мнению автора, менее всего поддаются сущностным изменениям. В "Заячьем ремизе" можно усмотреть своеобразную авторскую пародию на "Очарованного странника", но такая стилевая и семантическая сопряженность указывает на последовательность варьирования художнических целей и о тех неизбежных коррективах повествовательной формы, которых требовали движущееся время и изменяющийся социум.

Новая аранжировка эстетических элементов в названиях, подзаголовках, эпиграфе, взаимодействие "своего" и "чужого" слова, сама графика текста (курсив) и его пунктуация (кавычки) - все это свидетельствует о глубинной общности двух произведений, а на основе их сходства - о единстве лесковского художественного мира. Выбор названий, почти буквальное совпадение подзаголовков обращает к авторской "игре", высвечивающей движение авторских художественных идей.

Путь странника, землепроходца, "стихийного исполина" включает специфический хронотоп, объемлющий центр, южные и северные окраины России. В "Заячьем ремизе" жизненная стезя героя замкнута в локальном пространстве малоросского села Перегуды; "тысяча жизней", метафорически реализованная в судьбе "очарованного странника", сжимается до статичного, почти бессобытийного пустопорожнего существования Оноприя Перегуда, накрепко прикрепленного к месту своего рождения. Как в кривом зеркале, искажаются естественные потребности героя, его "охота". Полицейский "пес", выслеживающий сначала конокрадов, а затем "потрясователя", сам становится легкой добычей ловцов человеческих душ, объектом всевозможных манипуляций. Таинственные законы взаимодействия случайного и закономерного, отдельного человека и мира исследуются автором "Заячьего ремиза" так же, как в "Очарованном страннике" на ментальном уровне. "Неизвестные факторы бытия" (Ю.М.Лотман), о наличии которых не знает герой, включены в эти отношения на бессознательном уровне, и ответы оболваненной личности миру корректируются личным опытом, напрямую связанным с "порядком вещей" и коллективными бессознательными реакциями. В отличие от интуитивного следования воле Создателя -"толцытеся" Ивана Северьяныча Флягина, Оноприй Перегуд, не способный к самостоятельному выбору, оказывается вовлечен убыстрившимся темпом времени в заведомо бесплодный бег по кругу.

Сопоставление двух повестей, традиционно трактуемых как произведения-антиподы, убеждает, однако, в чуждости мироотношению автора эсхатологизма. Защитой от социального морока становится у Оноприя Перегуда "юродство" как освобождение от оков ложного "разума", когда спасением и защитой может послужить даже "камень". В метафизике лесковского текста реализованы библейские и религиозно-культовые значения лексемы "камень", в частности, связанный с ним образ "духовного дома", о строительстве которого говорит апостол Петр, и где "живыми камнями" являются христиане.

Будучи непримиримым противником "головных идей" и отвлеченных умствований, Лесков наделяет нового героя той же детской непосредственностью и потенциальной возможностью духовного прозрения, что и "очарованного странника". Эпиграф, взятый из сочинений Сковороды, сопрягает авторскую концепцию "Заячьего ремиза" с идеями народного философа: телесная оболочка - всего лишь "тень истинного человека", имитация, являющаяся "лицевидным деянием" его невидимой, но "присносущной силы" и божества, воплощающих духовную сущность личности. В образе Оноприя Перегуда воплощается у Лескова главный тезис учения Сковороды о "безнатурном болване" и необходимости преодоления противоречий между духовным и телесным началами, между видимым и сущностным, природным (божественным) и социальным (от мира сего).

Вопрос о духовном потенциале человеческой личности, о том, является ли она носительницей божественного дара добродетели, будучи во многом "продуктом" социума - главный и в "Заячьем ремизе". Отмеченная буржуазной экспансией новая эпоха вытесняет человека с того места, которое ему отводил Сковорода, и потому в "Заячьем ремизе" автор, продолжая художественный эксперимент, реализованный в "Очарованном страннике", начинает от противного, меняя исходную характеристику героя, у которого, в отличие от Флягина, нет самобытности и одаренности флягинской натуры, способной находить опору в самой себе.

Оноприй Перегуд в силу своей "малости", ничем не защищен от дьявольских соблазнов и не имеет исходных нравственных ориентиров и сильных чувств. Этот персонаж как бы назначен на роль карточного "болвана", игрока вне игры. Подчинившийся воле других и абсолюту случая, персонаж не замечает, что его "приключения" срежиссированы окружающими, а потому и трансформируются в "злоключения".

Функциональная структура высказывания повествователя и героя-рассказчика определяется соотношением субъекта и объекта высказывания, а также ролевым и словесным взаимоположением персонажей. И в "Очарованном страннике", и в "Заячьем ремизе" указывается на объективное социальное положение персонажей и определенную зависимость от этого их поведения и личных качеств. Но поскольку человек для Лескова представляет национальный тип во множестве его разновидностей, то привязка персонажа к его среде, типу и натуре являет всякий раз свою относительность по отношению и к среде, и к типу, и к натуре.

Передача повествования персонажу иного типа, чем герой повести "Очарованный странник", свидетельствует не об изменении мироотношения писателя, а об изменившейся реальности с преобладанием массовидного типа человеческой личности. Вот почему в "Заячьем ремизе" Лесков как бы возвращается к эстетически переходной повествовательной модели "Воительницы", представляющей "стенограмму" диалога повествователя с "нелепой мценской бабой" и заимствует для характеристики нового героя некоторые детали у Ахиллы Десницына.

В связи с изменением типологии героя модифицируется и сама сказовая структура повествования. Слово героя здесь постоянно корректируется, организуется словом повествователя. Исповедь Перегуда занимает полных двадцать пять главок, еще две содержат диалог героя и повествователя, завершаемый специально отмеченным автором "эпилогом".

Художественная структура лесковского повествования определяется наличием объектного персонажа и онтологической ситуацией, а также семантическим диапазоном словесной игры. В "Очарованном страннике" ослабление риторической структуры определяется использованием диалогизированного монолога рассказчика.

В "Заячьем ремизе" свобода сюжета, который внешне подчиняется только импровизации героя и зависит от его памяти, на самом деле оказывается иллюзорной, будучи подчинена авторскому замыслу. Внешняя свобода сюжета не означает его неупорядоченности. Мысль и язык писателя реализуются в определённой художественной структуре и неотделимы от неё. Поэтому композиция "Заячьего ремиза" адекватна духовной эволюции героя, от ложных целей, ложных представлений движущегося к истине. Мысль главного героя не корректируется коллективным сознанием, здесь "я" не равняется "мы". Следствием этого является расширение объема "сверхинформации" через полисемию слова, подтекстовые значения. Слово главного героя обогащается дополнительными подтекстовыми значениями и поэтому приобретает особое осмысление. В связи с этим роль контекста и всех элементов художественной формы, в первую очередь композиции произведения Н.С.Лескова неизмеримо возрастают.

Слово повествователя и "речевое поведение" персонажа кардинально отличаются стилевыми доминантами, определяемыми разными целями говорения. Функция повествователя в максимально точном описании феномена личности, ничем не примечательной, примитивной, не способной к простейшему осмыслению "драмокомедии" своего существования, но непостижимым образом все-таки обретающей курьезное "призвание" в чрезвычайных обстоятельствах безумия. Рассказчик же стремится передать в слове свою жизнь, неосознанно стремясь связать ее начала и концы, уяснить причины, по которым "превзошедший самого себя" Перегуд "сам для себя стал непонятен и удивителен".

Вхождение в онтологическую ситуацию у Лескова часто связано с одиночеством персонажа, когда он остается один на один со своей душой. Так, одиночество "очарованного странника" остро ощущается в моменты остановки в пути - в татарском плену и в монастырском отчуждении. Герой "Заячьего ремиза" пребывает в этом состоянии на протяжении почти всей жизни "в миру" (за исключением детских лет) и обретает круг общения в сумасшедшем доме, освобождаясь от своей неприкаянности. В связи с этим автор использует здесь еще одну разновидность онтологической ситуации, описывая обстоятельства предшествующие смерти героя-безумца и саму его смерть.

Находясь в сумасшедшем доме, герой "хочет осчастливить своим "животным благоволением" весь мир", его помыслы направлены на служение людям. Несмотря на то, что этим зернам добра не дано развиться, в "Заячьем ремизе" высвечивается путь преодоления героем собственных заблуждений, путь отречения от всей своей прошлой жизни, путь переоценки ценностей, и потому столь же значительный, как и обретение Флягиным нравственных ценностей и характеризующий этого персонажа как героя-праведника. Таким образом, вовсе не своей сатирической злободневностью значительно последнее слово о мире и человеке, сказанное автором в "Заячьем ремизе", а верой писателя в возможности национального характера в преодолении давления обстоятельств внутренним "ресурсом" и энергией самоосуществления.

Найденная автором курьезная "общая точка" способствует синтезу субъективного восприятия фактов реальности рассказчиком и авторской иронии, проявляющей скрытую игру смыслов в комбинаторике отдельных главок и их неявной эстетической соотнесенности. Герой "Заячьего ремиза" открывает в себе человека в нейтральной для "ума" среде безумцев. Своеобразный художественный эксперимент приводит Лескова к открытию потенциальных возможностей, казалось бы, обреченной на роль жертвы личности, возрождения и служения добру.

Таким образом, сопоставление "Заячьего ремиза" с "Очарованным странником" с очевидностью доказывает, что в конце творческого пути у Лескова ценностные установки не меняются. Исчезновение из его прозы "антиков", "чудаков", "очарованных странников", уступающих место оболваненным человекоединицам, не есть выражение разочарования в русском национальном характере и отрицание его возможностей. Напротив, имеющиеся эстетические параллели, показывая движение лесковских художественных идей, утверждают единство и целостность творческого пути Лескова-художника.

Список научной литературыРудомёткин, Игорь Владимирович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Художественные тексты

2. Лесков Н.С. Заячий ремиз : Наблюдения, опыты и приключения Оноприя Перегуда из Перегудов / Лесков Н.С. // Собр.соч. : в 11 т.- М. : Гослитиздат, 1958. Т. 9 : Рассказы и очерки. - С. 501-591.

3. Лесков Н.С. Очарованный странник / Лесков Н.С. // Собр.соч. : в 11 т. М. : Гослитиздат, 1957. - Т. 4 : Соборяне; Запечатленный ангел; Очарованный странник. - С. 385-513.

4. Пушкин А.С. История села Горюхина / Пушкин А.С. // Полное собрание художественных произведений. СПб. : ФОЛИО-ПРЕСС, 2000. - С. 778-785. - (Пушкинская библиотека / РАН ; Пушкинская комиссия).

5. Салтыков-Щедрин М.Е. История одного города / Салтыков-Щедрин М.Е. ; по подлинным док. изд. М.Е. Салтыков (Щедрин) ; редсов : В.Н. Калиновская и др. СПб : ЮНИМЕТ, 1997. - 235 с.- (Драгоценности российской и мировой словесности).1.. Научная литература

6. Азбукин В.Н. Первый сатирический опыт Н.С.Лескова / В.Н.Азбукин // Учен. зап. Астрахан. гос. пед. ин-та. 1969. - Т. 27.- С. 66-72.

7. Анкудинова О.В. К вопросу о поэтике повести Н.С.Лескова «Заячий ремиз» : лит.-ист. коммент. к одному мотиву. / О.В.Аикудинова//Рус. лит. 1981. - № 3. - С. 150-153.

8. Анкудинова О.В. Лесков и Сковорода : К вопросу об идейном смысле повести Лескова «Заячий ремиз» / О.В.Аикудинова // Вопр. рус. лит.-Львов, 1973.-Вып. 1 (21).-С. 71-77.

9. Анкудинова О.В. Проблема национальной жизни в повести Лескова «Заячий ремиз» / О.В.Аикудинова // Науч. тр. Курск, гос.пед. ин-та. Курск, 1977. - Т. 76(169) : Творчество Н.С.Лескова. — С. 93-105.

10. Анкудинова О.В. Сюжетно-композиционное своеобразие повести Лескова «Заячий ремиз» / О.В .Анкудинова // Науч. тр. Курск, гос. пед. ин-та. Т. 213 : Творчество Н.С.Лескова. - Курск, 1980. - С. 24-40.

11. Ауэр А.П. Салтыков-Щедрин и Лесков : (к поэтике русской сатиры второй половины XIX века) / А.П.Ауэр // М.Е.Салтыков-Щедрин и русская сатира XVIII-XX веков. М., 1998. - С. 159180.

12. И. Афанасьев Э.С. Кто же ты такой, Иван Флягин? : о художественной повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / Э.С.Афанасьев // Рус. словесность. 2004. - № 6. - С. 17-21.

13. Барбашов С.Л. Мотив «очарованного странника» в творчестве А.С.Пушкина и Н.С.Лескова / С.Л.Барбашов // Юбилейная междунар. конф. по гуманитар, наукам, посвящ. 70-летию Орловского гос. ун-та. Орел, 2001. - Вып. 1 : Н.С.Лесков. - С. 153-156.

14. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики : исследования разных лет / М.М.Бахтин. М. : Худож. лит., 1975. - 502 с.

15. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи / М.М.Бахтин М. : Худож. лит., 1986. - 541 с.

16. Бахтин М.М. Проблема поэтики Достоевского / М.М.Бахтин. М. : Сов. Россия, 1979. - 318 с.

17. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М.Бахтин. 2-е изд. -М. : Искусство, 1986.-444 с.

18. Белецкий А.И. В мастерской художника слова : сб. / А.И.Белецкий. М. : Высш. шк., 1989. - 158 с.

19. Белецкий А.И. Н.С.Лесков : Личность. Творчество / А.И.Белецкий. Симферополь : Реноме, 2003. - 195 с.

20. Бочаров С.Г. «Вещество существования» : выражение в прозе / С.Г.Бочаров // Проблемы художественной формы социалистического реализма : в 2 т. М., 1971. - Т.2 : Внутренняя логика литературного произведения и художественная форма. - С. 310-350.

21. Буланов A.M. Авторский идеал и его воплощение в русской литературе второй половины XIX века : учеб. пособие по спецкурсу / А.М.Буланов. Волгоград : Волгогр. пед. ин-т, 1989. -79 с.

22. Буслаев Ф.И. О литературе : Исследования. Статьи / Ф.И.Буслаев. -М. : Худож. лит., 1990.-511 с.

23. Бухштаб Б .Я. Н.С.Лесков (1831-1895) : вступ. ст. // Лесков Н.С. Собр. соч. : в 6т.-М., 1973.-Т. 1.-С. 3-42.

24. Бухштаб Б.Я. Тайнопись позднего Лескова : Рассказ «Зимний день» / Б.Я.Бухштаб // Науч. тр. Курск, гос. пед. ин-та. Курск, 1977. - Т. 76(169) : Творчество Н.С.Лескова. - С. 79-92.

25. Верещагин Д. «Освобождение» : Система дальнейшего энергоинформационного развития / Д. Верещагин. СПб. : Изд. дом «Невский проспект», 1999. - 62 с.

26. Вигзелл Ф. Блудные сыновья или блуждающие души : «Повесть о Горе-Злосчастии» и «Очарованный странник» Лескова / Ф.Вигзелл // Тр. отдела древнерусской литературы. СПб., 1997. - Т. 50. - С. 754-762.

27. Видуэцкая И.П. Жанр рассказа в творчестве Н.С.Лескова / И.П.Видуэцкая // Науч. докл. высш. шк. Филол. науки. 1961. -№2. - С. 80-92.

28. Видуэцкая И.П. Лесков и Салтыков-Щедрин: Некоторые общие черты концепции русской жизни / И.П.Видуэцкая // Творчество Н.С.Лескова. Курск, 1988.-С. 115-123.

29. Видуэцкая И.П. Об атмосфере художественного мира Лескова / И.П.Видуэцкая // Рус. словесность. 1995. - № 6. - С. 25-28.

30. Видуэцкая И.П. Прошлое и настоящее в художественном мире Лескова / И.П.Видуэцкая // Лесков и русская литература. М., 1988.-С. 76-93.

31. Видуэцкая И. Творчество Лескова в контексте русской литературы XIX века / И.Видуэцкая // Вопр. лит. 1981. - № 2. - С. 148-188.

32. Виноградов В.В. Избранные труды : Поэтика русской литературы / В.В.Виноградов. М. : Наука, 1976. - 511 с.

33. Виноградов В.В. О языке художественной литературы / В.В.Виноградов. М. : Гослитиздат, 1959. - 654 с.

34. Виноградов В.В. Сюжет и стиль. Сравнительно-историческое исследование / В.В. Виноградов. М. : Изд-во АН СССР, 1963. -192 с.

35. Волкова Е.В. Эстетический анализ художественного произведения / Е.В.Волкова. М. : Знание, 1974. - 48 с.

36. Волынский А.Л. Н.С.Лесков / А.Л.Волынский. Пг. : Эпоха, 1923. - 220 с.

37. Гагаев А.А. Художественный текст как культурно-исторический феномен / А.А.Гагаев, П.А.Гагаев // Вопр. филологии. М., 2002. №2.-С. 213-221.

38. Гебель В.А. Н.С.Лесков в творческой лаборатории / В.А.Гебель. -М. : Сов. писатель, 1945. 221 с.

39. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе / Л.Я.Гинзбург. М. : Интрада, 1999. - 416 с.

40. Головко В.М. Поэтика русской повести / В.М.Головко. Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1992. - 191 с.

41. Горелов А.А. Н.С.Лесков и народная культура / А.А.Горелов. Л. : Наука, 1988.-296 с.

42. Горелов А. А. «Праведники» и «праведнический» цикл в творческой эволюции Н.С.Лескова / А.А.Горелов // Лесков и русская литература. М., 1988. - С. 39-61.

43. Горячкина М.С. Особенности сатиры в творчестве Лескова / М.С.Горячкина // Лесков и русская литература. М., 1988. - С. 6275.

44. Горячкина М.С. Сатира Лескова / М.С.Горячкина. М. : Изд-во АН СССР, 1963.-232 с.

45. Гримстад К.А. Полиэтничность как религиозная проблема в «Очарованном страннике» / К.А.Гримстад // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX вв. Петрозаводск, 1998. - Вып. 2. - С. 454-461.

46. Громов П.П. Н.С.Лесков : Очерк творчества / П.П.Громов, Б.М.Эйхенбаум // Лесков Н.С. Собр.соч. : в 2 т. М., 1956. - Т.1. -С. 5-50. <

47. Гроссман Л.П. Николай Семенович Лесков / Л.П. Гроссман. М. : Гослитиздат, 1956. - 32 с.

48. Даль В.И. Этимологический словарь живого великорусского языка / Вл.И. Даль. М. : РИПОЛ КЛАССИК, 2002. - 752 с.

49. Деточенко Л.В. Восприятие сатирического творчества Н.С.Лескова современниками и советскими литературоведами / Л.В. Деточенко // Проблемы восприятия и оценки русской классической литературы. Ашхабад, 1983. - С. 90-100.

50. Дмитренко С.Ф. Факт и вымысел в художественном сознании Н.С.Лескова / С.Ф. Дмитренко // Время и творческая индивидуальность писателя. Ярославль, 1990. - С. 49-58.

51. Долгополов Л.К. На рубеже веков : о русской литературе конца XIX-нач. XX в. / Л.К.Долгополов. Л. : Сов. писатель, 1985. -351с.

52. Долгополов JI.K. Повести Н.С.Лескова / Л.К.Долгополов // Русская повесть XIX века : История и проблематика жанра. Л., 1973. - С. 460-462.

53. Дремов А.К. Специфика художественной литературы / А.К.Дремов. М. : Просвещение, 1964. - 262 с.

54. Другов Б.М. Н.С.Лесков : Очерк творчества / Б.М. Другов. М. : Гослитиздат, 1957. - 190 с.

55. Дунаев М.М. Николай Семенович Лесков (1831-1895) / М.М.Дунаев // Православие и русская литература : в 6 ч. М., 1998.-Ч. 4.-С. 382-526.

56. Дунаев М.М. Н.С.Лесков / М.М.Дунаев // Вера в горниле сомнений : Православие и русская литература в XVIT-XX вв. М., 2003.-С. 537-582.

57. Дыханова Б.С. В зеркалах устного слова : Народное самосознание и его стилевое воплощение в поэтике Н.С.Лескова / Б.С. Дыханова. Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. пед. ун-та, 1994. -191 с.

58. Дыханова Б.С. В поисках своего голоса : Из наблюдений над стилем Н.Лескова : к 150-летию со дня рождения Н.С.Лескова / Б.С.Дыханова // Вопр.лит. 1981. - №2. - С. 189-212.

59. Дыханова Б.С. «Вначале было слово.» : Проблемы поэтики лесковского сказа / Б.С.Дыханова // Филол. зап. Воронеж, 1994. -Вып. З.-С. 28-34.

60. Дыханова Б.С. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н.С.Лескова / Б.С.Дыханова. М. : Худож. лит., 1980. - 174 с.

61. Дыханова Б.С. Об особенностях поэтики Н.С.Лескова на рубеже 60-70 гг. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Б.С. Дыханова. -Воронеж, 1974. 22 с.

62. Дыханова Б.С. «Пейзаж и жанр» лесковских «Полунощников» : живопись с натуры или герменевтика образов? / Б.С.Дыханова // Рус. лит. 2004. - № 3. - С. 16-28.

63. Дыханова Б.С. Эволюция повествовательных форм в прозе Н.С.Лескова : Динамика народного самосознания и ее стилевое воплощение : автореф. дис. . д-ра филол. наук / Б.С. Дыханова. -Воронеж, 1992.-22 с.

64. Евдокимова О.В. Мнемонические элементы поэтики Н.С.Лескова / О.В.Евдокимова. Спб. : Алетейя, 2001. - 317 с.

65. Евдокимова О.В. Н.С.Лесков и Ф.И.Буслаев : к истории литературных взаимосвязей / О.В.Евдокимова // Рус. лит. 1990. -№ 1.-С. 194-199.

66. Евдокимова О.В. Память, интуиция, вера в художественном мире Н.С.Лескова : («Владычный суд») / О.В.Евдокимова // Христианство и русская литература. СПб., 1999. - Сб. 3. - С.237.249.

67. Евдокимова О.В. Поэтика памяти в прозе Н.С.Лескова : Спецкурс / О.В.Евдокимова. СПб. : Рос. гос. пед. ун-т им. А.И.Герцена, 1996.-73 с.

68. Евдокимова О.В. Русская ментальность в художественном видении Н.С.Лескова : метод, материалы к спецкурсу / О.В.Евдокимова. СПб. : Рос. гос. пед. ун-т им. А.И.Герцена, 2004. - 45 с.

69. Евнин Ф. Н.С.Лесков : 1831-1895 : Очерк жизни и творчества / Ф.Евнин. -М. : Гослитмузей, 1945. -31 с.

70. Жанрово-стилевое единство художественного произведения : Межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Ю.В.Шатин. Новосибирск : Новосиб. гос. пед. ин-т, 1989. - 127 с.

71. Железнякова Т. «Очарованный странник» : Смысл названия / Т.Железнякова // Литература : прил. к газ. «Первое сентября». -1996.-№2.-С. 6-7.

72. Жери К. Философия языка в русской прозе XIX века : «Лексикоцентризм» Н.С.Лескова / К. Жери // Sciences and humanities : современное гуманитарное знание как синтез наук : Лесковский палимпсест. СПб., 2006. - Вып. 7. - С. 56 - 67.

73. Жирунов П.Г. Жанр рассказа «кстати» (a propos) в творчестве Н.С.Лескова / П.Г.Жирунов // Художественный мир русского романа. Арзамас, 2001. - Вып. 4. - С. 59-64.

74. Жирунов П.Г. Жанр святочного рассказа в творчестве Н.С.Лескова / П.Г.Жирунов // Художественный мир русского романа. -Арзамас, 2001. Вып. - 4. С. 64-69.

75. Жирунов П.Г. Малая эпическая форма в творчестве Н.С.Лескова 80-90-х годов XIX века : (Особенности поэтики ) / П.Г.Жирунов // Учен. зап. Орловского гос. ун-та. Орел, 2006. - Т. 3 : Лесковский сборник. - С. 75-79.

76. Жирунов П.Г. Функции подзаголовков в произведениях Н.С.Лескова позднего периода творчества / П.Г.Жирунов // Поэтика заглавия : сб. науч. тр. М. ; Тверь, 2005. - С. 234-239.

77. Зарва В.А. Творчество Н.С.Лескова и Украина / В.А.Зарва. Киев : Полиграфкнига, 1990. - 139 с.

78. Затеева Т.В. Религиозно-нравственный идеал личности русского человека в творчестве Н.С.Лескова / Т.В.Затеева // Россия Азия : проблемы интерпретации текстов русской и восточных культур : материалы междунар. науч. конф. - Улан-Удэ, 2002. - С. 69-71.

79. Зонова Ю.В. К вопросу о композиционном своеобразии повестей Н.С.Лескова : (традиции древнерусской агиографии) / Ю.В.Зонова // Слово в контексте времени. Курган, 2004. - С. 70-74.

80. Иванова Т.А. История заглавия лесковской повести : к творческой истории повести Н.С.Лескова «Заячий ремиз». / Т.А.Иванова // Рус. речь. 1996. - № 6. - С. 3-6.

81. Изучение стиля художественного текста : межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Л.И.Никольская. Смоленск : СГПИ, 1984. - 105 с.

82. Иллюстрированная полная популярная библейская энциклопедия архимандрита Никифора М.: ACT: Астрель 2000. 717 с.

83. История русской литературы XIX века : 70 90-е годы : учебник / В.Н.Аношкина и др. ; под. ред. В.Н.Аношкиной. - М. : Изд-во Моск. гос. ун-та, 2001. - 797 с.

84. Казакова Т.В. Жанровое своеобразие романов Н.С.Лескова 1860-начала 1870-х гг. : автореф. дис. . канд. филол. наук / Т.В.Казакова. Харьков, 1996. - 24 с,

85. Капустин В.А. Н.С.Лесков в 90-е годы / В.А.Капустин // Вестн. Киев, ун-та. Сер. филол. и журналистики. 1958. Вып. 1. С. 49 74.

86. Карпов И.П. Автор как субъект высказывания : (Творчество Н.С.Лескова) / И.П.Карпов. Йошкар-Ола, 2001. - 30 с. - (Б-ка лаб. аналит. филологии; Сер. 1, Аналитические исследования; Вып. 1).

87. Каццола П. К проблеме изучения диалога в произведениях Николая Лескова / П. Каццола // Книга и литература. -Новосибирск, 1997. С. 123-131.

88. Ковалева Ю.Н. Национальное и универсальное в образах природы в «Очарованном страннике» Н.С.Лескова / Ю.Н.Ковалева // Природа и человек в художественной литературе. Волгоград, 2001.-С. 200-207.

89. Ковалева Ю.Н. Роль образов русского фольклора в раскрытии национальной самобытности героев Н.С.Лескова («Очарованный странник») / Ю.Н.Ковалева // Актуальные вопросы изучения ипреподавания русской литературы в вузе и школе. Ярославль, 2004. С. 58-62.

90. Коган П.С. Рецензия. / П.С.Коган // Печать и революция. 1923. -№ 2. - С. 226. - Рец. на кн.: Н.С.Лесков. Заячий ремиз - М. ; Пг., 1922.

91. Кольцова Ю.Н. Концепт пути в произведении Н.С.Лескова «Очарованный странник» / Ю.Н.Кольцова // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19, Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2000. -№2. - С. 58-69.

92. Кононова Н.С. Архаическая лексика и фразеология и ее экспрессивно-стилистические функции в произведениях Н.С.Лескова : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н.С.Кононова. -Саратов, 1966. 16 с.

93. Кононова Н.С. К вопросу о фразеологических средствах сатиры: На материале произведений Лескова / Н.С.Кононова // Исследования по общественным и гуманитарным наукам. -Гомель, 1969.-С. 100-101.

94. Конышев Е.М. Проблема положительного героя в русской литературе 40-70-х годов XIX века : Н.В.Гоголь и Н.С.Лесков / Е.М.Конышев // Творчество Н.С.Лескова. Курск, 1986. - С. 111119.

95. Конышев Е.М. Тема «праведника» в творчестве А.И.Левитова и Н.С.Лескова / Е.М.Конышев // Творчество Н.С.Лескова. Курск, 1988.-С. 124-132.

96. Косых Г.А. Концепция праведности Н.С.Лескова 60-70-х годов / Г.А.Косых // Кирилло-Мефодиевские традиции на Нижней Волге. -Волгоград, 1999. Вып. 4. - С. 35-37.

97. Краснов Ф.А. Приемы создания комического средствами разговорно-просторечной и фольклорной фразеологии в творчестве Н.С.Лескова / Ф.А.Краснов // Учен. зап. Киргиз, гос. заоч. пед. ин-та. Сер. Рус. яз. и лит. 1957. - Вып. 3. - С. 85-98.

98. Кретова А.А. Проблема нравственного формирования человека в творчестве Н.С.Лескова / А.А.Кретова // Образование и общество. -2001.-№2.-С. 97-105.

99. Кройчик Л.Е. Особенности сатирического повествования у Н.С.Лескова / Л.Е.Кройчик // Русская классическая литература и современность. Воронеж, 1985. - С. 73-86.

100. Кузьмин А.В. О «мерцании смысла» в рассказах Н.С.Лескова / А.В.Кузьмин // Герменевтика в гуманитарном знании : материалы науч.-практ. конф. СПб., 2004. - С. 213-218.

101. Кузьмин А.В. «Рассказ в рассказе» в творчестве Н.С.Лескова / А.В.Кузьмин // Жанры в историко-литературном процессе : сб. науч. ст. СПб., 2003. - Вып. 2. - С. 40-54.

102. Ланц К.А. Отношение к времени в творчестве Лескова / К.А.Ланц // Revue de Etudes Slaves. 1986. - Т. 58, fasc. 3. - P. 365-371.

103. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя : Избр. статьи / Б.А.Ларин. Л. : Худож. лит., 1974. - 285 с.

104. Левандовский Л.И. К творческой истории повести Н.С.Лескова «Заячий ремиз» / Л.И.Левандовский // Рус. лит. 1971. - №4. - С. 124-128.

105. Левченко М.Л. Концептуальная картина мира Н.С.Лескова и ее отражение в идиостиле писателя : автореф. дис. . канд. филол. наук / М.Л. Левченко. Барнаул, 2000. - 22 с.

106. Леденева В.В. Архаические словоформы средство «эзопова языка» у Н.С.Лескова / В.В.Леденева, К.А.Войлова // Русский язык : Теория и методика преподавания. — М., 2001. - С.65-71.

107. Леденева В.В. Особенности идиолекта Н.С.Лескова / В.В. Леденева. -М. : Дрофа, 2000. 185 с.

108. Леонова Б.А. Жанр мемуарного очерка в творчестве Н.С.Лескова 1880-х годов : автореф. дис. . канд. филол. наук / Б.А.Леонова. -Орел, 2003.-22 с.

109. Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям : в 2 т. / Лесков А.Н. М. : Худож. лит, 1984.-Т. 1.-479 с.

110. Лесков Н.С. Собр.соч. : в 2 т. / Лесков Н.С. М. : ГИХЛ, 19561958.

111. ИЗ. Либан Н.И. Из спецкурса «Творчество Н.С.Лескова» / запись Л.Давтян // Рус. словеснесность. 1995. - №6. - С. 17-22.

112. Либан Н.И. Кризис христианства в русской литературе и русской жизни / Н.И.Либан // Русская литература XIX века и христианство. -М., 1997.-С. 292-297.

113. Литературно-эстетические концепции в России конца XIX -начала XX в. / Б.А. Бялик и др. ; отв. ред. Б.А. Бялик. М. Наука, 1975.-416 с.

114. Лихачев Д.С. Ложная этическая оценка у Н.С.Лескова / Д.С.Лихачев // Звезда. 1980. - №7. - С. 176-179.

115. Лихачев Д.С. Особенности поэтики произведений Н.С.Лескова / Д.С.Лихачев // Лесков и русская литература. М., 1988. - С. 12-21.

116. Лосев А.Ф. Философия имени / А.Ф.Лосев. М. : Изд-во Моск. унта, 1990.-269 с.

117. Лотман Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М.Лотман. -М. : Искусство, 1970. 384 с.

118. Лужановский А.В. Сюжет и фабула рассказов Н.С.Лескова второй половины 70-80-х годов / А.В.Лужановский // Учен. зап. Иванов, пед. ин-та. 1967. - Т. 38. - С. 57-78.

119. Лужановский А.В. Сюжет рассказа «Очарованный странник» / А.В. Лужановский // Новое о Лескове : науч.-метод. сб. М. ; Йошкар-Ола, 1998. - С. 82-90.

120. Лужановский А.В. Сюжетостроение рассказов Н.С.Лескова / А.В.Лужановский // Творчество Н.С.Лескова в контексте русской и мировой литературы : материалы Междунар. науч.-теор. конф. -Орел, 1995.-С. 14-16.

121. Лявданская М.В. К творческой истории повести Н.С.Лескова «Заячий ремиз» / М.В.Лявданская // Учен. зап. ЛГПИ. 1970. - Т. 460.-С. 145-151.

122. Майорова О.Е. Особенности стиля рассказов-воспоминаний Н.С.Лескова/ О.Е.Майорова//Рус. речь. 1981.-№1.-С. 51-54.

123. Макарова Е.А. Вопрос о «русском чуде» в религиозно-философском споре Н.С.Лескова и Ф.М.Достоевского / Е.А.Макарова // Святоотеческие традиции в русской литературе : материалы науч.-практ. конф. Омск, 2005. - С. 143-149.

124. Малинов А.В. Философские взгляды Г.С.Сковороды / А.В.Малинов // СПб. : ЭЙДОС, 1998. 130 с.

125. Маркадэ Ж.-К. Обзор некоторых неизданных рукописей Н.С.Лескова / Ж.-К.Маркадэ // Leskoviana. Bologna, 1982. - P. 229-253.

126. Маркадэ Ж.-К. Творчество Н.С.Лескова. Романы и хроники / Ж-К Маркадэ ; пер. с фр. А.И.Поповой, Е.Н.Березиной, Л.Н.Ефимова, М.Г.Сальман. СПб. : БЛИЦ, 2006. - 478 с. - (Современная западная русистика; Т.60).

127. Маслова М.И. Любовь созидающая и любовь разрушающая в ранних произведениях Н.С.Лескова / М.И.Маслова // Рус. лит. -2002.-№4.-С. 148-157.

128. Мелентьева И.Е. Мотив «духовного зрения» в творчестве Н.С.Лескова / И.Е.Мелентьева // Макариевские чтения : Соборы русской церкви. Можайск, 2002. - Вып. 10. - С. 361-366.

129. Мелентьева И.Е. Преподобный Нил Сорский и образы праведников Н.С.Лескова / И.Е.Мелентьева // Макариевские чтения : Соборы русской церкви. Можайск, 2003. - Вып. 10. - С. 518-524.

130. Михайлова Н.С. Категории греха и добродетели в творчестве Н.С.Лескова : (К постановке проблемы) / Н.С.Михайлова // Sciences and humanities : современное гуманитарное знание как синтез наук. Лесковский палимпсест. СПб., 2006. - Вып. 7. - С. 140-144.

131. Михайловский Н.К. Литература и жизнь / Н.К.Михайловский // Русское богатство. 1897. - № 6. - С. 95-99.

132. Мосалева Г.В. К вопросу о поэтике названий и имен в творчестве Н.С.Лескова / Г.В.Мосалева // Кормановские чтения. Ижевск, 1994.-Вып. 1.-С. 178-183.

133. Мущенко Е.Г. Поэтика сказа / Е.Г.Мущенко, В.П.Скобелев, Л.Е.Кройчик. Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1978. -287с.

134. Нагорная М.Н. Выражение авторской позиции в повестях Н.С.Лескова 80-х годов XIX в. / М.Н.Нагорная // Вопр. рус. лит. -Львов., 1983. Вып. 2. - С. 92-99.

135. Наседкина В.Н. О способах формирования подтекста в повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / В.Н.Наседкина // Русская словесность : теория и практика. Липецк, 2002. - С. 31-56.

136. Неверов А. Рецензия. / А.Неверов // Красная новь. 1922. - № 1. - С. 331 - 332. - Рец. на кн. : Н.Лесков. Заячий ремиз. - М. ; Пг., 1922.

137. Неустроев Д.В. «Я люблю заглавие» : (К поэтике заглавия повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / Д.В.Неустроев // Учен, зап. Орлов, гос. ун-та. Лесковский сборник. Орел, 2006. - Т. 3. -С. 60-66.

138. Николина Н.А. Типы и функции новообразований в прозе Н.С.Лескова / Н.А.Николина // Рус. яз. в шк. 1995. - №2. - С. 79-87.

139. Николина Н.А. «Чужое» слово в прозе Н.С.Лескова / Н.А.Николина // Рус. яз. в шк. М., 2001. - №1.-С. 47-53.

140. Новикова А.А. Н.С.Лесков о религиозной жизни России / А.А.Новикова // Творчество писателей-орловцев в истории мировой литературы : материалы Между нар. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения К.Д.Муратовой. Орел, 2004. - С. 21-24.

141. Новикова А.А. Основы формирования религиозно-нравственной позиции Н.С.Лескова / А.А.Новикова // Филол. науки. 2003. -№ 3. - С. 21-29.

142. Озеров Л. О художественных особенностях творчества Н.С.Лескова : «Очарованный странник» / Л.Озеров // Лит. учеба. -1981.-№ 1.-С. 164-171.

143. Озеров Л. Поэзия лесковской прозы / Л.Озеров // В мире Лескова : сб.ст. -М., 1983.-С. 261-288.

144. Озерова Н.И. Достоверность вымысла и мистика факта в прозе Н.С.Лескова / Н.И.Озерова // Образование в России : перспективы и реальность. СПб., 2001. - С. 14-116.

145. Паршина В.В. О роли разговорной лексики в контекстах произведений Н.С.Лескова / В.В.Паршина. — М., 1986. 115 с.

146. Плещунов Н.С. Основные вопросы изучения романов Н.С.Лескова / Н.С.Плещунов // Учен. зап. Азербайдж. гос. ун-та. 1956. - № 10. -С. 81-90.

147. Порошенков Е.П. Формы выражения авторского сознания в повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / Е.П.Порошенков // Проблема автора в художественной литературе. Воронеж, 1974. - Вып. IV. - С. 86 — 101. - (Известия Воронеж, гос. пед. инта; Т. 148).

148. Проблемы литературных жанров : материалы VI науч. межвуз. конф., 7-9 дек. 1988 г. / под ред. Н.Н. Киселева и др.. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1990. - 234 с.

149. Прокофьева И.О. Об особенностях сатирической прозы Н.С.Лескова / И.О.Прокофьева // Инновационные проблемы филологической науки и образования. — Уфа, 1999. С. 106-109.

150. Прокофьева И.О. Стилистические особенности сатирической прозы Н.С.Лескова / И.О.Прокофьева // Словесность. Уфа, 2001. -Вып. 1.-С. 52-59.

151. Пустовойт П.Г. Чародей слова образного / П.Г.Пустовойт // Лесков Н.С. Очарованный странник : Повести и рассказы. М., 1981. - С. 421-445.

152. Ранчин A.M. К поэтике имен и фамилий персонажей Н.С.Лескова / А.М.Ранчин // Юбилейная междунар. конф. по гуманитарным наукам, посвящ. 70-летию Орловского гос. ун-та. Орел, 2001. -Вып. 1 : Н.С.Лесков. - С. 91-97.

153. Расторгуева B.C. Народное сознание в художественном мире Н.С.Лескова / В.С.Расторгуева // Русская литература и философия : постижение человека. Липецк, 2002. - С. 94-102.

154. Румянцев А.Б. Н.С.Лесков и русская православная церковь / А.Б.Румянцев // Рус. лит. 1995. - № 1. - С. 212-217.

155. Русская литература и эстетика конца XIX нач. XX века : Проблема человека / отв. ред. В.А.Сарычев. - Липецк : ЛГПИ, 1999.- 152 с.

156. Савелова Л.В. Динамика пространственных способов воплощения эволюции сознания героя в повестях Н.С.Лескова 70 90-х годов / Л.В.Савелова // Учен. зап. Орлов, гос. ун-та. - Орел, 2006. - Т. 3 : Лесковский сборник. - С. 54-60.

157. Свительский В.А. Английская тема в русской прозе : от Н.Лескова к Е.Замятину и А.Платонову / В.А.Свительский // Воронежский край и зарубежье. Воронеж, 1992. - С. 41-48.

158. Сепик Г.В. Композиционно-типологические особенности сказовых произведений Н.С.Лескова / Г.В.Сепик. Уссурийск : Изд-во УГПИ, 1991.- 120 с.

159. Сепик Г.В. Особенности сказового построения художественного текста : (на материале новелл и повестей Н.С.Лескова) : автореф. дис. . канд. филол. наук / Г.В.Сепик. -М., 1990. 17 с.

160. Сепик Г.В. Приемы построения стилистической двуплановости в произведениях Н.С.Лескова / Г.В.Сепик // Гуманитарные исследования. Уссурийск, 2001. - Вып. 5. - С. 372-382.

161. Сидяков Ю.Л. Н.С.Лесков и духовно-судебная реформа : к постановке вопроса / Ю.Л.Сидяков // Finitis duodecim tustis : сб. ст. к 60-летию проф. Ю.М.Лотмана. Таллин, 1982. - С. 132-136.

162. Сковорода Г.С. Сочинения : в 2 т. / Г.С. Сковорода. М. : Мысль, 1973.-Т. 1.-511 е.; Т. 2.-468 с.

163. Снегирева И.С. Религиозно-философские взгляды Н.С.Лескова / И.С.Снегирева // Патристическое наследие: традиции религиозно-философской и педагогической мысли в России : сб. науч. ст. Орел, 2002.-С. 146-150.

164. Содержательность форм в художественной литературе: Проблемы жанра : межвуз. сб. / отв. ред. Л.А.Финк. Куйбышев : Куйбышев, гос. ун-т, 1990. - 157 с.

165. Старыгина Н.Н. «Больше света, больше веры в высокое призвание человека.» / Н.Н.Старыгина // Лесков Н.С. Легендарные характеры. М., 1989. - С. 3-12.

166. Старыгина Н.Н. «Живой дух веры» : Рассказы Лескова о праведниках / Н.Н. Старыгина // Литература : Прил. к газ. «Первое сентября». 1996. - № 2. - С. 10-11.

167. Старыгина Н.Н. Лесков в школе / Н.Н.Старыгина. М. : ВЛАДОС, 2000.-360 с.

168. Старыгина Н.Н. Методика анализа сказа : на материале повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / Н.Н.Старыгина // Жанр и композиция литературного произведения : сб. ст. — Петрозаводск, 1983.-С. 70-84.

169. Старыгина Н.Н. Новеллистический цикл в творчестве Н.С.Лескова 1880-х годов : опыт целостного анализа / Н.Н.Старыгина // Анализ художественного текста : проблемы и перспективы. Йошкар-Ола, 1991.-С. 63-78.

170. Столярова И.В. В поисках идеала : (Творчество Н.С.Лескова) / И.В.Столярова. Л. : Изд-во ЛГУ, 1978. - 232 с.

171. Столярова И.В. Внерассудочные формы внутренней жизни человека в творчестве Н.С.Лескова / И.В.Столярова // Юбилейная междунар. конф. по гуманитар, наукам, посвящ. 70-летию Орлов, гос. ун-та. Орел, 2001. - Вып. 1 : Н.С.Лесков. - С. 11-18.

172. Столярова И.В. Лесков и Россия / И.В.Столярова // Лесков Н.С. Полн. собр. соч. : в 30 т.-М., 1996.-Т. 1.-С. 7-100.

173. Столярова И.В. Повесть Н.С.Лескова «Очарованный странник» и роман Фенелона «Приключения Телемака» / И.В.Столярова // Творчество Н.С.Лескова. Курск, 1986. - С. 61-86.

174. Столярова И.В. С думой о России / И.В.Столярова // Герменевтика в гуманитарном знании : материалы науч.-практ. конф. СПб., 2004. - С. 200-202.

175. Сюжет и композиция литературных и фольклорных произведений : сб. ст. / науч. ред. С.Г.Лазутин. Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 1981. - 148 с.

176. Телегин С.М. Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова / С.М.Телегин. М. : Карьера, 1995. - 95 с.

177. Телегин С.М. Мифологическая ситуация в рассказе Н.С.Лескова «Заячий ремиз» / С.М.Телегин // Классическая филология на современном этапе. М., 1996. - С. 229-239.

178. Телегин С.М. Мифологические мотивы в творчестве писателей 60-80-х годов XIX века : (Ф.М.Достоевский, М.Е.Салтыков-Щедрин, Н.С.Лесков) // Литературные отношения русских писателей XIX начала XX в. - М., 1995. - С. 148-162.

179. Телегин С.М. Национальное и мифологическое у Лескова : «Очарованный странник» / С.М.Телегин // Лит. в школе. 1996. -№1. - С. 16-19.

180. Терновская Е.А. Лесковская концепция «праведничества» в оценке современной критики / Е.А.Терновская // Проблемы моделирования в развивающихся образовательных системах : материалы IV Междунар. науч.-практ. конф. Мичуринск, 2004. -С. 250-252.

181. Терновская Е.А. Образ «маленького человека» в произведениях о «праведниках» Н.С.Лескова / Е.А.Терновская // Художественное слово в современном мире : сб. науч. ст. Тамбов, 2004. - Вып. 7. - С. 6-8.

182. Терновская Е.А. Особенности повествования в произведениях о «праведниках» Н.С.Лескова / Е.А.Терновская // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе : межвуз. сб. ст. Мичуринск, 2005. - Вып. 2. - С. 79-81.

183. Тихонская Н.Л. Гротеск в поэтике лесковского сказа / Н.Л.Тихонская // Филологические этюды. Саратов, 2001. - Вып. 4. - С.24-26.

184. Троицкий В.Ю. Анекдотизм как черта поэтики и стиля Н.С.Лескова / В.Ю.Троицкий // Вопросы русской советской литературы : сб. науч. тр. Благовещенск, 1969. - Вып. 2. - С. 45-57.

185. Троицкий В.Ю. В поисках пути праведного : (Н.С.Лесков) / В.Ю.Троицкий // Словесность в школе : Книга для преподавателей русской филологии. М., 2004. - С. 308-331.

186. Троицкий В.Ю. Духовный и зримый идеал женщины у Лескова / В.Ю.Троицкий // Лит. в школе. 1991. - № 2. - С. 8-13.

187. Троицкий В.Ю. Лесков художник. / В.Ю.Троицкий. - М. : Наука, 1974. -216 с.

188. Троицкий В.Ю. Стилизация / В.Ю.Троицкий // Слово и образ. -М., 1964.-С. 164-195.

189. Троицкий В.Ю. Творчество Лескова и русский романтизм /t

190. В.Ю.Троицкий // Лесков и русская литература. М, 1988. - С. 149-165.

191. Трояновская Б. Дорога в творчестве Николая Лескова : «Странник» / Б.Трояновская // Алфавит : Строение повествовательного текста. Синтагматика. Парадигматика. -Смоленск, 2004. С. 235-242.

192. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. / Ю.Н.Тынянов. М. : Наука, 1977. - 574 с.

193. Тюхова Е.В. О некоторых литературоведческих прозрениях Н.С.Лескова / Е.В.Тюхова // Учен. зап. Орловского гос. ун-та. -Орел, 2006. Т. 3 : Лесковский сборник. - С. 3-9.

194. Тюхова Е.В. О психологизме Н.С.Лескова. / Е.В.Тюхова. -Саратов : Изд-во Саратов, гос. ун-та, 1993. 107 с.

195. Тюхова Е.В. Особенности психологизма в творчестве Н.С.Лескова 1880-х годов / Е.В.Тюхова // Творчество Н.С.Лескова. Курск, 1988. - С. 68-84.

196. Тюхова Е.В. Проблемы изучения творчества Н.С.Лескова / Е.В.Тюхова // Новое о Лескове : науч.-метод. сб. М. ; Йошкар-Ола, 1998.-С. 91-101.

197. Фаресов А.И. Против течений / А.И.Фаресов. СПб, 1904. - 411 с.

198. Фаустов А.А. Очерки по характерологии русской литературы: середина XIX века / А.А.Фаустов, С.В.Савинков. Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. пед. ун-та, 1998. - 156 с.

199. Фаустов А.А. Язык переживания русской литературы : на пути к середине XIX века / А.А.Фаустов. Воронеж : Воронеж, гос. ун-т, 1998.- 125 с.

200. Федь Н.М. Художественные открытия Лескова / Н.М.Федь // Лесков и русская литература. -М., 1988.-С.21-38.

201. Фирсов В. Наш Николай Лесков / В.Фирсов // Север. -Петрозаводск, 1999.-№ 12.-С. 136-147.

202. Франк С.Л. Смысл жизни / С.Л.Франк. М. : ACT, 2004. - 157 с.

203. Цимбаева Е.Н. Исторический анализ литературного текста / Е.Н.Цимбаева. М.: URSS : КомКнига, 2005. - 173 с.

204. Чередникова М.П. О сюжетных мотивировках в повести «Очарованный странник» / М.П.Чередникова // Рус. лит. 1971. -№3. - С. 113-127.

205. Чередникова М.П. О фольклорной стилизации в повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / М.П.Чередникова // Писатель и время. Ульяновск, 1977. - Вып.2. - С. 76-84.

206. Чередникова М.П. Об одном фольклорном мотиве в повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / М.П.Чередникова // Рус. лит. 1973. - № 3. - С. 139-144.

207. Чернухина И.Я. Элементы организации художественного прозаического текста / И.Я.Чернухина. Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1984. - 115 с.

208. Черюкина Г.Л. Романы Н.С.Лескова как отражение творческого поиска писателя : жанровые особенности и композиционное своеобразие / Г.Л.Черюкина // Литература в диалоге культур. -Ростов н/Д., 2004. Вып. 2. - С. 37-41.

209. Четина Е.М. Евангельские образы, сюжеты, мотивы в художественной культуре : проблемы интерпретаций / Е.М.Четин. М.: Флинта : Наука, 1998. - 101 с.

210. Чехомова О.Ю. Речевая структура повествования прозы Н.С.Лескова 90-х годов : автореф. дис. . канд. филол. наук / О.Ю.Чехомова. -М., 1992. 20 с.

211. Чуднова Л. «Кличка по шерсти» : Роль и место заголовка в поэтике Лескова / Л.Чуднова // Лит. учеба. 1981. - № 3. - С. 210-213.

212. Чуднова Л.Г. Сатира Н.С.Лескова 1890-х годов : «Полунощники» / Л.Г.Чуднова // Учен. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А.Г.Герцена. 1965.-Т. 273.-С. 119-138.

213. Шелаева А.А. Концепт античности в творчестве Н.С.Лескова / А.А.Шелаева // Творчество писателей-орловцев в истории мировой литературы : материалы междунар. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения К.Д.Муратовой. — Орел, 2004. С. 155-157.

214. Шелаева А.А. Лесков и Прудон / А.А.Шелаева // Рус. лит. 1982. -№2. -С. 124-134.

215. Шелаева А.А. Несколько слов о писателе Н.С.Лескове / А.А.Шелаева // Лесков Н.С. Заметки неизвестного : рассказы, очерки и повесть. М., 1989. - С. 5-18.

216. Шелаева А.А. Роман Н.С. Лескова «Чертовы куклы» как хроника Николаевской эпохи / А.А.Шелаева // Юбилейная междунар. конф. по гуманитарным наукам, посвящ. 70-летию Орловского гос. унта. Орел, 2001. - Вып. 1 : Н.С.Лесков. - С. 60-66.

217. Шелковникова Л.Ф. Религиозно-этический контекст в творчестве Н.С. Лескова / Л.Ф. Шелковникова // Жизненные силы славянства на рубеже веков и мировоззрений. Барнаул, 2001. - Ч. 2. - С. 66-75.

218. Шифман А. Простая разгадка : О взаимоотношениях Л.Н.Толстого и Н.С.Лескова / А.Шифман // Лит. Россия. 1979. - 24 авг. - С. 19.

219. Шкловский В.Б. О теории прозы / В.Б.Шкловский. М. : Сов. писатель, 1983. - 383 с.

220. Эджертон В. Затерянные статьи Лескова / В.Эджертон // Литературное наследство. Т. 101 : Неизданный Лесков : в 2 кн. -М., 2000. Кн. 2. - С. 114-124.

221. Эйхенбаум Б.М. Как сделана «Шинель» Гоголя // Эйхенбаум Б.М. О прозе : сб.ст.-Л., 1969.-С. 306-326.

222. Эйхенбаум Б.М. Лесков и современная проза // Эйхенбаум Б.М. О литературе : Работы разных лет. М., 1987. - С. 112,137,138,409424,514-518.

223. Эйхенбаум Б.М. Сквозь литературу : сб. ст. / Б.М.Эйхенбаум. -Репринт изд. 1944. 'S-Gravenhage : Mouton, 1962. - 279 с.

224. Эльсберг Я.Е. Вопросы теории сатиры / Я.Е.Эльсберг. М. : Сов. писатель, 1957. - 427 с.

225. Язык и стиль произведений фольклора и литературы : межвуз. сб! науч. тр. / отв. ред. С.Г.Лазутин. Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1986.-121 с.

226. Якобсон P.O. Работы по поэтике / Р.О.Якобсон. М. : Прогресс, 1987.-460 с.

227. Яндиев Ш.Д. Проблематика и поэтика произведений Н.С.Лескова 1880-х годов : автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1991. -26 с.

228. Янчевская К.А. «Странный» герой Н.С.Лескова : (к проблеме юродства) / К.А.Янчевская // Литература и общественное сознание : варианты интерпретации художественного текста. -Бийск, 2002. -Вып. 7,ч. 1.-С. 208-211.

229. Яхненко Е.В. Древнерусские традиции в повести Н.С.Лескова «Очарованный странник» / Е.В.Яхненко // Лит. в шк. 2003. -№2.-С. 19-21.