автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественные искания в мире публицистики Б.К. Зайцева

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественные искания в мире публицистики Б.К. Зайцева"

На правах рукописи

СТЕПАНОВА Татьяна Маратовна

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ИСКАНИЯ В МИРЕ ПУБЛИЦИСТИКИ Б.К. ЗАЙЦЕВА

10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Краснодар 2005

Работа выполнена на кафедре истории журналистики и коммуникативистики Кубанского государственного университета.

Научный консультант: доктор искусствоведения, профессор Усенко Л.В.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Михайлова М.В.

доктор филологических наук, профессор Тропкина Н.Е.

доктор филологических наук, профессор Бронская Л.И.

Ведущая организация: Московский педагогический государственный университет

Защита состоится « уу/ »_О л. 2005 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.101.04 Кубанского государственного университета по адресу: г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки КубГУ (350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская 149)

Автореферат разослан

2004г.

Ученый секретарь диссертационного совета,

кандидат филологических наук, доцент У] Щербакова Н.И.

ЬкШ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Феномен художественной публицистики представляет собой явление уникальное по своей полифункциональности, синтетичности (и, одновременно, аналитичности) содержания и формы. Она включает в себя такие типы общественного сознания и их элементы, как идеология, наука, культура. Публицистика обладает функциями сжатой и до предела концентрированной информативности. Глубина и острота мысли всегда требовала адекватной, исключительной по лаконизму, ясности и четкости формы выражения, делавшей публицистику, с одной стороны, событием большой литературы как словесного творчества, построенного путем создания художественных образов, с другой — явлением коммуникативистики. Из этого вытекает потребность и необходимость рассмотрения публицистических текстов интегра-тивным способом, включающим методы и приемы теории и истории журналистики и литературоведения.

Актуальность исследования. Изучение публицистики русского зарубежья является перспективным направлением, поскольку входит в систему межкультурной коммуникации, реализует идею диалога культур.

Публицистика русского зарубежья существует в многополярном пространстве и, в свою очередь, образует свой собственный, многополярный художественный мир.

На каждом из двух путей своего развития (метрополия и диаспора) русская литература (как и всякая другая) проявляет как свои родовые черты, объединяющие оба потока своего развития в «целостный организм со своей родословной» (Чагин), так и черты своеобразия каждого из потоков. Полемика в этом вопросе шла и в самом зарубежье, ставя целью, с одной стороны, установить «правомочность» эмигрантской литературы, с другой - утвердить ее превосходство над «параллельной» литературой метрополии. Время разрешило спор, сохранив лучшее, что было создано и там, и здесь, обнаружив как обретения, так и потери, которые были по разным сторонам условного водораздела. Истинная проблема, до сих пор стоящая перед историками литературы, в том, чтобы понять принцип соотношения двух потоков русской литературы после 1917 года, и, следовательно, наметить пути их изучения. Реальный опыт литературного развития свидетельствует о том, что интегральная

3

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА Петербург МОЧРК

картина новой русской литературы не представляет собой механическую сумму двух «противопоставленных подсистем».

К числу замечательных имен русских литераторов XX века относится имя Бориса Константиновича Зайцева (1881-1972). Всплеск читательского и исследовательского интереса к наследию Б. Зайцева объясняется многими причинами, в первую очередь исключительно высоким эстетическим и духовно-нравственным потенциалом его творчества, дефицит чего в последние годы столь остро ощущает наше общество, а также эффектом его «возвращения» на родину после длительной информационной блокады. Это играет важную роль в процессе переоценки ценностей, а именно, исключительно позитивного вклада Б.Зайцева в историю русской цивилизации. Внешними признаками этого явилось издание собрания сочинений писателя в 11 томах, проведение международных научных конференций, издание сборников материалов.

Художественный мир публицистической прозы Б. Зайцева вызывает у читателя мысль о том, что писатель - животворящая частица природы. В его творениях открывается стремление к ладу, гармонии, красоте, приобретающее глубоко философское, публицистическое осмысление. В пространстве художественной и публицистической прозы Б. Зайцева просматриваются контуры древа жизни -вертикали, соединяющей семью, род, этнос, человечество, Вселенную.

Писатель выступает как аналитик, исследователь и мыслитель, пытающийся вывести нужную для своего народа формулу, идею. Такой идеей для Б. Зайцева являются православная духовность, связи русской и мировой культуры, природа, история, составляющие для него образ родины и мира. Пафос художественных исканий пронизывает творчество Б.К.Зайцева на всех его этапах, во всех жанрах художественного творчества и публицистики. Наряду с художественным постижением мира в его творчестве присутствует и непосредственный публицистический отклик. Принадлежа художнику, он находит и воплощение, именно ему свойственное. Писательская публицистика является не чем-то дополнительным к основному творчеству, а его естественным продолжением в иных формах.

Публицистика для Б. Зайцева - и средство массовой коммуникации, и высокое искусство. Путь публицистический к интеллектуальному, эмоциональному,

эстетическому миру читательской аудитории - часто более прямой и короткий, чем писательский.

Зайцевский талант отличался самобытностью и энциклопедизмом: поэт, прозаик, критик, историк, очеркист, мемуарист, эссеист. Обращаясь к художественному миру публицистики Б.К. Зайцева, мы обнаруживаем в нем следующие грани и главенствующие направления: литература и искусство; религия и духовность; родина и чужбина; эпистолярная публицистика. В развитии этих основных линий публицистики Б. Зайцева прослеживаются интегративные процессы, объединяемые историко-онтологическим подходом. Именно так мы рассматриваем типологию публицистики Б. Зайцева в синхронистическом разрезе.

В аспекте диахронии история зайцевской публицистики проходит три этапа: ранний (дореволюционный) - пуп. в публицистику; зрелый - 20-40-е годы; поздний - 50-60-е годы.

На второй и третий - зарубежные - периоды публицистической деятельности писателя приходится максимальное развитие этого вида его творчества. Больших различий между этими периодами в плане поэтики, эволюции художественного мира мы не наблюдаем. Однако можно заметить эволюцию в проблемно-тематическом плане. В последний период творчества временная и пространственная дистанция в общении с Россией приводит к более спокойному, философскому ее восприятию. К этому времени относится интенсивная и заинтересованная переписка Б. Зайцева с советскими литераторами (Б.Л. Пастернаком, JI.H. Назаровой, Л.Н. Афониным, В.А. Мануйловым, A.B. Храбро-вицким, Ю.О. Домбровским, И.Ф.Бэлзой, В.И.Лихоносовым), ряд встреч с ними в Париже (A.A. Ахматова, К.Г. Паустовский, Ю.Н. Казаков,).

За почти столетнюю историю изучения творчества Б. Зайцева о нем написано гораздо больше, чем все его многотомное наследие. Однако весь спектр художественного мира и художественных исканий одного из крупнейших русских прозаиков XX века не может быть раскрыт без привлечения всего творческого наследия писателя, включая и публицистический аспект.

Практически не исследовалась журналистика, эссеистика и публицистика Б.Зайцева. На наш взгляд, это едва ли не самая значительная область его художе-

ственного дарования. В одной, даже самой обширной работе невозможно осветить все вопросы, связанные с публицистическим творчеством писателя.

Настоящая работа ставит целью рассмотрение художественного мира публицистической прозы Б.Зайцева, структуры и поэтики публицистических текстов писателя. Следовательно, работа сочетает историко-генетичестсий, культурологический, структурно-семиотический методы с контекстуально-аналитическим рассмотрением конкретных публицистических текстов и циклов. В работе специфическим пластом является анализ публицистических черт в художественных текстах и определение характера воздействия этих черт на структуру и поэтику этих текстов.

По мнению ряда исследователей (Б. Евсеев, К. Шилов), как собственно художественное наследие писателя-импрессиониста, «неореалиста», каким он был в литературе Серебряного века, так и, по преимуществу, его эссеисгика, мемуаристика и публицистика периода эмиграции делают его все более писателем «первого ряда». В них открываются новые грани его мышления и дарования. И.А. Ильин из писательских имен XX века выделил наиболее выдающихся ясновидцев и художников: Бунина, Ремизова, Шмелева, Зайцева

Целью работы является всесторонний анализ художественного мира публицистической прозы Б.К.Зайцева как эстетической системы с выявлением компонентов публицистического освоения действительности, в первую очередь - поэтики и типологии публицистического текста. Понятие «текст» трактуется как ключевое в гуманитарной культуре XX века, по-разному исголко-вываясь текстологией, герменевтикой и поэтикой.

В данной работе ставятся задачи:

- исследовать типы, формы и способы выражения публицистического сознания в художественном мире прозы Б. Зайцева - в структуре, жанре, стиле;

- выявить способы организации художественного мира публицистической прозы Б.К. Зайцева;

- определить специфику жанра эссе как пограничного явления между литературой, наукой, публицистикой;

- изучить особенности публицистики как формы художественного творчества, применяя методологию теоретического литературоведения, оперируя его категориями и приемами анализа;

- проследить структурно-стилистические и семантические закономерности и способы создания публицистического текста;

- раскрыть сквозь призму газетно-журнальной и эпистолярной публицистики Б.К.Зайцева систему творческих, духовных, идеологических, бытовых факторов диалога культур между диаспорой и метрополией;

- дать характеристику публицистических циклов Б.К. Зайцева как синтетической документально-художественной формы;

Объект исследования - литературный процесс XX века в его конкретных проявлениях. Все обозначенные выше цели рассматриваются на материале публицистики русского зарубежья.

Предмет изучения - художественно-публицистические тексты Б. Зайцева зарубежного периода, образовавшие циклы «Странник», «Дневник писателя», «Дни», «Афон», «Валаам» с привлечением внецикличных текстов, начиная с 1910-х гг.

Традициям русской науки об искусстве слова соответствует подход к художественной и публицистической словесности как к явлению духовной культуры, служащему развитию и возвышению человека.

Методологическая и теоретическая основа настоящего исследования имеет несколько уровней, пластов, что связано с ее интегративным характером.

Прежде всего, это труды общефилософского, культурологического и обшефилолошческого характера - И. Ильина, П. Флоренского, Г. Федотова,

A.Потебни. В. Виноградова, М. Бахтина, Ю. Лотмана, Г. Гачева; работы из области теоретического и исторического литературоведения - В. Белинского, А. Веселовского, Ю. Тынянова, А. Скафтымова, Д. Лихачева, Л. Гинзбург, Ю.Манна, С. Кормилова, М. Голубкова и, конкретно, литературы Серебряного века и русского зарубежья - В. Агеносова, Л. Усенко,

B.Захаровой. В. Пискунова, А.Г. Соколова, И.Г. Минераловой, О. Михайлова, М.В.Михайловой, Л.А.Трубиной, Л.И. Бронской, А. Черникова, А. Любомудрова, Ю. Караулова, О. Демидовой, О. Калениченко, А. Ярковой, а также - теории и истории журналистики и, в частности, публицистики русских писателей - Я. Засурского, В. Здоровеги, Л. Кройчика, М. Стюфляевой,

Ю Лучинского, А. Факторовича, Ю. Соловьева, Е. Корнилова, Н. Черепахова, В Перхина, Л. Усенко, В.Чередниченко, А. Станько, Е. Ивченко, И. Голубевой.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые феномен художественного мира целенаправленно и последовательно рассматривается на материале публицистического творчества конкретного писателя. Настоящая работа является первой докторской диссертацией, целиком обращенной к творчеству Б.К. Зайцева, а именно - к его публицистическому наследию (являющемуся, по признанию многих ученых, исключительным и, одновременно, характерным явлением для отечественного литературного процесса XX века) не бывшему предметом отдельного и целостного исследования. Проблемы мировоззрения писателя, своеобразия его художественного мира решаются в результате системного анализа литературных и публицистических произведений Б. Зайцева, рассмотрения их в широком культурологическом контексте, включая мировую и русскую литературу, историю, философию, искусствоведение.

В связи с понятием «художественный мир» в работе отмечается концептуальная многозначность семантики слова мир, рассматривается вопрос о том, как художественный мир соотносится с миром реальным, по каким законам он создается, по каким системам координат строится и при помощи какого инструментария он должен исследоваться.

Эссеистика Б. Зайцева рассматривается как продукт сложной, переломной эпохи русского распутья, нового осознания специфики триады Россия-Восток-Запад, в контексте малой прозы, с учетом опыта и таких более традиционных жанров, как стихотворения в прозе.

Впервые подробно характеризуется движение Б.Зайцева к собственному месту в российской литературе и публицистике 1900-1910, 1920-1970-х годов. Сравниваются особенности индивидуального публицистического стиля И.Ильина и Б.Зайцева.

Формирование публицистического облика «зарубежного» Б. Зайцева впервые всесторонне анализируется на материале циклов «Странник» (19251926), «Дневник писателя» (1925-1929), «Дни» (1939-1972).

Анализируется типология, семантика и поэтика заглавий. Отмечается, что традиционные жанровые формы в публицистике Зайцева претерпевают трансформацию, наполняются новым, дополнительным, уточняющим смыслом, переходят в новое качество. В итоговой дилогии Б. Зайцева «Две Веры» рассматриваются тендерные стереотипы и постраничные сноски как форма прямого авторского комментирования чужого текста.

Положения, выносимые на защиту.

1. Литературная публицистика русского зарубежья - часть мирового литературного процесса, средоточие гуманитарного и социального знания и, одновременно, область художественного творчества. Мир художественного произведения воспроизводит действительность в более условном варианте, мир публицистики более идентичен миру реальному. Художественный мир публицистической прозы Б.К. Зайцева, - уникален, со сложным переплетением составляющих. Его многоструктурность, подвижность, специфичность влечет за собой расширение поля исследования - с точки зрения литературоведения, с инструментарием и понятийным аппаратом теоретической поэтики. Феномен художественной публицистики - в ее дуалистической природе, предопределяющей и дуалистичность методологических подходов к исследованию конкретного материала.

2. Выполнение литературой внелитературных функций, превращение ее в публицистику оказывается особенно существенным в моменты экстремальные для жизни государства, общества, этноса. Основу публицистики, эссеистики составляет особая концепция человека как носителя не только знаний, но и мнений. Границы, отделяющие литературу от нелитературы и жанр от жанра, изменчивы; эпохи устойчивости поэтических систем чередуются с эпохами деканонизации и формотворчества. Рассматривая художественную литературу как определенную сумму текстов, мы отмечаем, что в общей системе культуры они составляют лишь часть. В художественном развитии участвуют не только художественные тексты.

3. К художественному, творческому наследию Б. Зайцева возможно отнести и его личность, жизненный облик и опыт. Бытие, исходя из концепции Ю.М. Лотмана, может рассматриваться как текст. Б. Зайцев в литературном

процессе и литературном быте русского зарубежья был константой и мерилом развития. Литературная и общественная судьба писателя представляют интерес как объект рассмотрения в рамках нескольких научных дисциплин: теория и история литературы, критики и публицистики, культурология, религиоведение. Определяющие факторы идейно-эстетической позиции Б.Зайцева-публициста - толерантность, отсутствие ортодоксальности. Органично, избегая эклектичности, он соединял в своих литературно-критических подходах черты таких школ и направлений XX века, как феноменология, интуитивизм, импрессионизм, литературоведческая герменевтика. Идея счастливого и естественного бытия, лежащая в основе идиллии, общечеловечная и универсальная, в творчестве Б.К. Зайцева составляет не сравнительно узкую область изображения жизни безмятежной, созерцательной и счастливой, но широкую сферу действенной устремленности людей к упорядочиванию и гармонизации их собственной жизни, без чего реальность неминуемо скользит в сторону хаоса.

4. В публицистических циклах Б. Зайцева трудно вычленить компоненты различных жанров и стилей, но объединяющей доминантой является публицистичность, открытая авторская позиция. В документально-художественных, публицистических произведениях писателя, хорошо ориентирующегося в традиционных прозаических жанровых формах эпоса и драмы, наличествуют и внеродовые формы (очерк, эссе, элементы «потока сознания»), давая симбиоз художественного и публицистического начал, создавая произведения нового, не вполне осмысленного литературоведением качества. В его эссе наблюдается интеграция литературных и внелитературных, «прикладных» форм письменной речи. В эмигрантском творчестве Б.К.Зайцева, соприкасаясь и переплетаясь, параллельно развиваются две линии - художественная и документально-публицистическая (автобиографическая тетралогия, беллетризованные биографии писателей, книги странствий, книги мемуаров, новеллы, очерки, статьи, дневниковые заметки, письма, эссе). В зарубежный период с усилением публицистического компонента проза Б.К.Зайцева постепенно переходит в более высокую степень качества. Границы и сущность жанра эссе как произведения полухудожественного типа на

стыке литературы и публицистики, философии, литературной критики занимают значительное место в большом потоке «выпадающих» из жанровых границ произведений. Эссе как особый жанр находит место в литературе и сохраняет единство при существовании нескольких разновидностей, выступавших в разные эпохи в качестве главных представителей жанра. Эссеистика Б. К. Зайцева - сфера, к которой тяготеют в своем развитии и чистое обра-зотворчество, и понятийное мышление как результат процесса размыкания традиционных жанровых перегородок.

5. Б.К. Зайцеву свойственно обостренное чувство пространства, наполненное поэзией, анимистическим восприятием. Острая наблюдательность, топонимическая точность не тормозит, но делает напряженнее публицистический пульс текста. Психологизм, нравственное чувство, «абсолютный слух» к событиям времени делают произведения злободневными и актуальными. Стремление к объективности заставляет его вникать в суть вещей и явлений, в диалектику, динамику, характер перемен. Исследование национальных образов (моделей) мира, постигаемых как духовное единство в богатстве национальных вариантов, требует нового маргинального языка исследования, на стыке научного и художественного мышления. Традиция философски свежего восприятия национальных культур как не случайного, а органичного явления за последние десятилетия получила интенсивное развитие в сферах этноэко-логии, этнопсихологии, этнокультуры.

6. Основной порок современности Б.К. Зайцев видит в её «расколотости», в противопоставлении ума сердцу, разума чувству. В основе пренебрежения современного человечества к «сердцу» лежит представление о человеке как вещи среди вещей и теле среди тел, вследствие чего творческий акт трактуется «материально, количественно, формально, технически». Б.К.Зайцеву созвучно суждение И.А.Ильина о том, что «мышление без сердца», даже самое умное, в конечном счете релятивистично, машинообразно и цинично. «Сердечное созерцание», «совестная воля», «верующая мысль» - основные факторы, противостоящие как бессердечной свободе, так и «противосердечному» тоталитаризму. Корни подлинного искусства всегда имеют духовно-религиозный характер. Мысль о цивилизации, несущей разрушение естественной цельности человека, открыто формулируется в публицистике Б. Зайцева.

7. Определение публицистичности произведений возможно при выяснении соотношения в них художественного и публицистического начал, в соотнесении их с авторским замыслом, в рассмотрении творческого метода художника, в постановке и характеристике каждого конкретного произведения в соответствии с общей мировоззренческой позицией писателя. Главное различие публицистичности и эссеистичности складывается из того, что публицистика больше обращена к сегодняшнему, а эссе - к вечному. Отличительная черта публицистики Б.К.Зайцева - ее ретроспективность. Менее всего это выразилось в первом публицистическом цикле «Странник»; «удельный вес» «минувшего» нарастает в циклах «Дни» и «Дневник писателя». Мифопоэтический образ странничества порождает мифологему распутья, выбора, поисков пути, ориентиров и цели. В текстах Б.К. Зайцева представлены разные уровни эстетической структурности: спонтанно, стихийно организованные тексты, фрагменты текстов либо осознанно структурированные отрывки. Использование историко-культурных сопоставлений и реминисценций придает особую перспективу подневным записям. Они отражают взгляд писателя на текущую современность - с точки зрения вечных ценностей. Это проявляется в отборе и компоновке фактов, их освещении и оценках, данных при помощи различных художественных средств в его компактных и одновременно широко развернутых в тематическом, жанровом, стилистическом плане циклах.

8. Строгой документальности, выраженной в письмах, дневниках, мемуарах, не противоречит лиризм как проявление индивидуального чувства. Сердце и разум, чувство и мысль, «поэзия и правда» - эти бинарные оппозиции существуют в информационно-эстетическом пространстве публицистического текста. Суждения автора о метапоэтике в разрезе литературного процесса стремятся к взвешенности, объективности, убедительности. Жанр рецензии входит как часть структуры в иные по жанровой природе тексты. Семантической и стилевой доминантой в них является «чужой» текст. Массивные эпистолярные вкрапления образуют определенный смысловой рисунок, чередуясь с авторским текстом Композиция текстовых включений определяется семантикой повествования и самих цитат.

Потребность и необходимость рассмотрения художественного мира публицистики Б. Зайцева в двух аспектах обусловлена целым рядом причин. я В работе обращается внимание на расширение сферы взаимодействия теоретиче-

ского литературоведения с теорией и историей журналистики. Зайцевская публицистика связана с традициями большой русской литературы. Он использо-1 вал духовный опыт отечественной публицистики, начиная не только с Ради-

щева, Карамзина, славянофилов, но и включая публицистическую традицию древнерусской литературы. Б. Зайцевым была освоена практика зарубежного интеллектуального эссе и публицистики, особенно рубежа Х1Х-ХХ веков: с одной стороны, философского, с другой - импрессионистического.

Развитие публицистики Б. Зайцева зарубежного периода приходится на 20-60-е годы XX века, т.е. охватывает полвека и является выражением основных тенденций духовной, общественной, культурной жизни русской эмиграции в западной Европе.

Апробация. Концепция работы представлена в трех монографиях и публикациях в центральной и региональной печати (50 названий) общим объемом 65 п.л., на международных научных конференциях - «Традиции русской классики XX века и современность» (МГУ, 2002), «Россия. Тенденции и перспективы развития» (ИНИОН РАН, 2002), X Международной конференции под эгидой МАПРЯЛ «Европейская русистика и современность» (Познань, 2003), второй и третьей Научно-практических конференциях, посвященных памяти А.Ф. Лосева «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (Москва, 2001, 2002), Юбилейной научной конференции по гуманитарным наукам (Орел, 2001), «Центральная Россия и литература ' русского зарубежья» (Орел, 2003), третьих и четвертых международных

Зайцевских чтениях «Творчество Б. Зайцева в контексте русской и мировой литературы» (Калуга, 2001, 2003), IV всероссийских чтениях, посвященных братьям Киреевским, «Оптина пустынь и русская культура» (Калуга, 2001), «Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи» (Соликамск, 2002), «Язык и национальные образы мира» (Майкоп, 2001), «Язык, этнос, сознание» (Майкоп 2003); «Проблемы общей и адыгской филологии»

(Майкоп, 2003); региональных и межвузовских конференциях; публикациях и выступлениях в печатных и электронных СМИ.

Настоящая работа имеет практическое значение. Основные положения диссертации изложены в монографиях и статьях, легли в основу спецкурсов и спецсеминаров по литературе, публицистике, литературной критике русского зарубежья в Адыгейском государственном университете; могут быть использованы в создании учебников и учебных пособий для студентов факультетов филологии и журналистики; в разработке методических рекомендаций по изучению литературы Серебряного века и русского зарубежья.

Научно-практическая ценность работы признана в ряде российских и зарубежных рецензий, откликах и ссылках на наши работы в исследованиях специалистов по литературе русского зарубежья1.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, 15 параграфов, 5 подпараграфов, заключения, библиографии, насчитывающей 1017 названий. Общий объем диссертации - 415 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается выбор и актуальность темы, выявляются пути и особенности формирования и развития литературы и публицистики русского зарубежья, определяется методология анализа, формулируются основные цели, задачи исследования и комплекс выносимых на защиту положений, характеризуется теоретическая и практическая значимость работы, научная новизна ее идей и выводов.

В первой главе «Историко-теоретическая и историографическая база для исследования художественной публицистики и эссеистики Б.К. Зайцева» определяется круг проблем работы, включающий в себя три основных аспекта, условно обозначаемых следующими ключевыми поня-

1 Ничипоров И Б Публицистика как творчество" новая книга о Б Зайцеве //Русская культура на родине и в эмигра-

ции Имена. Проблемы Факты Вып 2 /Под ред. М В Михайловой, Т П Буслаковой, Е А Ивановой М, 2002

С 325-327 Вегиерска Беата В мире Б К Зайцева О книге Т М Степановой- Поэзия и правда Структура и поэтика публицистической прозы Бориса Зайцева Майкоп, 2002 // Журналистика информационное пространство, 2003, №

4 с 65-67 Демина Л И Духовные основы публицистического наследия Б Зайцева Образование - наука - творчество Научный журнал адыгской (черкесской) международной академии наук 2004, №3 (4) С 50-53 То ж е Культурная жизнь Юга России 2004/4 С 89-90 Яркова А В Жанровое своеобразие творчества Б Зайцева 1922-1972 годов Литературно-критические и художественно-документальные жанры СПб, 2002 С 6, 19, 23 и т д

14

тиями: 1). Художественный мир; 2). Публицистика; 3). Б.К. Зайцев. Каждый из обозначенных аспектов требует самостоятельного историографического освещения, и оно дается в каждом конкретном случае. В первом параграфе у «Своеобразие публицистики и прозы Б.К. Зайцева в оценке отечественно-

го и зарубежного литературоведения» представлен историографический обзор лишь одного направления - источников, исследований и других мате-1 риалов, посвященных Б. Зайцеву.

Если первичное освоение российским читателем зарубежного творчества И. Бунина, М. Цветаевой, И. Шмелева и других писателей-эмигрантов началось в пору оттепели, то «возвращение» Б. Зайцева на родину произошло уже, фактически, в начале перестройки, пожалуй, позже всех. Исторические очерки русской литературы XX века, выходившие в советский период, не содержали монографических глав о Зайцеве и ограничивались лишь краткими сообщениями о его творчестве, упоминаниями в обзорных разделах.

Но уже в 1964 году во втором томе краткой литературной энциклопедии была напечатана статья о Б. Зайцеве A.B. Храбровицкого, дающая фактологию его жизни и творчества, снабженная библиографией. В 1963 году материалы о Б.К. Зайцеве были включены в библиографический указатель под редакцией К.Д. Муратовой. В книге В.А. Келдыша «Русский реализм начала XX века», в главе «Реализм и модернизм» дается краткая, но содержательная, аналитичная оценка художественных произведений Б. Зайцева первых десятилетий XX века. Фрагменты переписки Б. Зайцева с соотечественниками в период оттепели (Б.Пастернаком, А. Солженицыным, В. Лихоносовым, литературоведами Л.Н. Назаровой, A.B. Храбровицким, В.А. Мануйловым, комментарии к ним «просачиваются» в советскую печать > еще в доперестроечный период усилиями энтузиастов, таких, как

Л.Н. Назарова, Л.Н. Афонин.

Вслед за довольно многочисленными публикациями в газетах и журна-k лах выходят в свет однотомники, снабженные предисловиями (О. Михайлов,

М. Шаповалов, А. Романенко, Т. Прокопов), затем - трехтомник (Е. Воропаева, 1993), постепенно происходит переход количества в новое качество - издано одиннадцатитомное собрание сочинений (Т. Прокопов и др.

1999 - 2000), которое расширяет жанровый, тематический, хронологический диапазон, состав наследия Б. Зайцева на его родине. Биобиблиографический указатель, (Калуга-2001), составленный из публикаций периода «возвращенной литературы», включает в себя более трехсот пятидесяти названий. Это лишь «вершина айсберга», в то время как уже ранняя проза Б.К. Зайцева вызвала «целую бурю литературно-критических отзывов» (Л. Усенко). Общий «возраст» историографии творчества Б.К. Зайцева насчитывает фактически столетие. В 2002 году в Санкт-Петербурге вышел «Семинарий», автор которого А.В. Яркова пытается систематизировать всю известную литературу о Б. Зайцеве (кроме публикаций самого писателя до 1982 г., вошедших в библиографию Р. Герра).

В подпараграфе 1.1.1. «Литературная критика о публицистической деятельности Б.К. Зайцева» отмечается, что всестороннее изучение наследия Б.Зайцева до сих пор сопряжено с определенными трудностями: нет полного академического собрания его сочинений, одной из насущных задач современного зайцевоведения является текстологическая работа по подготовке и переизданию его произведений. Архив Б. Зайцева разрознен: часть находится у наследников писателя в Париже, другая - в Бахметевском архиве Колумбийского университета (США), отдельные рукописи и письма хранятся в архивах Москвы и Санкт-Петербурга, в частных собраниях. До сих пор нет справочника, содержащего полную библиографию критической литературы о Б. Зайцеве. (Эта задача отчасти решается в реферируемом исследовании).

В изучении творчества Б. Зайцева выделены три основных этапа: 1) 1901-1922 гг. - отечественная критика серебряного века; 2) 1922-1980 гг. -критика и литературоведение русского зарубежья и исследователи других стран (Рене Герра, Ло Гатто и др.); 3) 1990-2000 гг. - перестроечное и постперестроечное отечественное литературоведение. В процесс работы над данным диссертационным исследованием была вовлечена научная, критическая, мемуарная литература о Б. Зайцеве всех трех обозначенных выше периодов. История изучения творчества Б.К. Зайцева в дооктябрьской и зарубежной науке так или иначе отражена во многих разделах данной работы. Третий этап изучения жизни и творчества Б.К.Зайцева представлен достаточно

большим количеством (и объемом) работ научного и научно-популярного плана. По различным проблемам его творчества защищены кандидатские диссертации H.H. Жуковой, O.A. Кашпур, Н.И. Завгородней, C.B. Сомовой, Ю.А. Драгуновой, JI.A. Пермяковой, Н.Б. Глушковой, И.А. Полуэктовой, П.В.Корякова (1993-2002). Особенности творчества Зайцева рассматриваются в отдельных параграфах докторских диссертаций JI.B. Усенко, О.Н. Калени-ченко, A.M. Любомудрова, Л.И. Бронской, в книгах H.A. Куделько и Н.И. Пак.

О Зайцеве писали В. Брюсов и А. Блок, К. Чуковский и 3. Гиппиус, Ф. Степун и Г. Адамович, И. Ильин и К. Мочульский, Н. Струве и П. Грибановский. Среди крупнейших исследователей творчества Б.К. Зайцева - его внучатый племянник E.H. Зайцев, М.В. Михайлова, Е.В. Воропаева, Е.К. Дейч., Ю.М. Камильянова, Н.П. Комолова, Л. Иезуитова, О. Михайлов, Е.А. Михеичева, А.П. Черников. Произведения Б. Зайцева включены в программу средней школы. Главы о творчестве Б.Зайцева вошли в пособия для учителя и вузовские учебники...

В Русском Зарубежье Б. Зайцев был одним из самых выдающихся литераторов на протяжении десятилетий. В юбилейных статьях 1961г. о Б. Зайцеве писали как о «патриархе российской словесности». Выход каждой его книги сопровождался серией критических отзывов. В 1920-1930-е гг. рецензии на издания Б. Зайцева печатали Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Ладыженский, П. Муратов, П. Пильский, Ф. Степун, М.Цетлин, в 1950-70-е гг. - архимандрит Киприан (Керн), В. Зеньковский, Е. Таубер, Я. Горбов, Л. Ржевский, П.Ершов, Г. Струве. Критики пишут о религиозной основе творчества Б.Зайцева, рисующего жизнь как бремя, Крест, а людей - как путников, выделяют как важнейшую черту творчества Б. Зайцева внимание к человеческому сердцу, миру чувств. Писатель создал особую эстетику лирически-христианского видения жизни.

Говоря о биографических книгах, Л. Ржевский характеризует особенности работы Б. Зайцева с документальным материалом как метод реконструкции. Исследования Л. Ржевского и А. Шиляевой (Нью-Йорк. 1971) ближе всего подходят к раскрытию проблематики публицистических аспектов художественного мира Б. Зайцева, выраженных в его структуре и поэтике.

Итогом изучения творчества Б. Зайцева за рубежом стала библиография Р. Герра (Париж. 1982). Проблема импрессионизма в соотношении с неореализмом в прозе Б. Зайцева затронута швейцарским литературоведом И. Хуксом.

С 1996 г. в Калуге и Орле проходят конференции, посвященные жизни и творчеству Б. Зайцева. Материалы этих конференций вошли в сборники, которые, вкупе с публикациями в различных региональных изданиях, представляют современное состояние изучения творчества писателя, диапазон и динамику развития исследовательских интересов за последние восемь лет. Первоначально приоритетный интерес литературоведов был отдан поэтике произведений Б.К.Зайцева, изучению его творческих связей с современниками. В дальнейшем в зайцевоведении наметились две тенденции: расширение круга анализируемых произведений и обращение к более конкретным проблемам поэтики. После выхода двух очерковых книг Б. Зайцева «Странник» и «Дни» вспыхнул интерес к зайцевской публицистике, началось серьезное изучение романов, автобиографической тетралогии «Путешествие Глеба». В последние годы началось серьезное исследование литературно-критических жанров в наследии Б.Зайцева. Среди перспектив исследования культурных традиций можно обозначить следующие. Во-первых, поиск и анализ литературных и шире - культурных реминисценций в произведениях Б. Зайцева. Второй путь

- исследование типологических параллелей. Еще один аспект этой темы -рецепционный (восприятие и интерпретация Б. Зайцевым творчества русских писателей XIX в.).

Большой интерес вызвали взаимосвязи Б. Зайцева с писателями-современниками - Тэффи и Н. Берберовой, И.Буниным, К. Бальмонтом, М. Горьким, П. Муратовым и Этгоре ло Гатто, Г. Чулковым. Охарактеризованы некоторые творческие переклички между Б. Зайцевым и его современниками: И. Буниным, Л. Андреевым, Б. Пастернаком, А. Белым, К.Паустовским, А. Блоком, А. Платоновым, А. Солженицыным. Поставлена проблема усвоения Б. Зайцевым философско-религиозных идей его времени

- В. Соловьева, С. Булгакова, Г. Федотова. В изучении творчества Б. Зайцева обозначились различные направления: краеведческое, историко-

биографическое, историко-литературное, сравнительно-типологическое, функциональное.

В подпараграфе 1.1.2. «Типологическая характеристика публицистической прозы Б.К. Зайцева» подчеркивается, что проблемы мировоззрение писателя и своеобразия его художественного мира можно будет решить в результате накопления материала и системного анализа литературных и публицистических произведений Б. Зайцева, рассмотрения Б. Зайцева в широком культурологическом контексте, включая мировую и русскую литературу, историю, философию, искусствоведение. Однако до сих пор отсутствуют исследования, посвященные целостному осмыслению его жизненного и творческого пути, периодизованной литературной биографии, публицистическому творчеству. По этому вопросу существуют лишь отдельные статьи A.M. Любому дрова, A.A. Гапоненкова, Е.А.Михеичевой, Н.И. Пак, Л.В. Боб-кова, В.В. Темякова, К. Шилова, носящие частный характер, не претендующие на обобщения.

В диссертации констатируется, что при наличии определенного концептуального и художественного единства очерки Зайцева, запечатлевшие облик деятелей русской культуры, распадаются в жанровом отношении на несколько основных типов. Это собственно литературные портреты, лучшие образцы которых были включены в мемуарные циклы «Москва» и «Далекое», некрологи и близко примыкающие к ним очерки «памяти ушедших», а также юбилейные статьи, посвященные годовщинам рождения или творческой деятельности, очерки с заглавием «Судьбы» (они, как правило, объединяют два портрета и строятся на сопоставлении судеб и личностей разных людей), мемуарные очерки, содержащие «штрихи к портретам».

В осмыслении теории и типологии литературной критики реферируемая работа соприкасается с антологией В. Перхина «Открывать красоты и недостатки...»: (Литературная критика от рецензии до некролога. Серебряный век) и книгой A.B. Ярковой «Жанровое своеобразие творчества Б.К.Зайцева 1922-1972 гг. Литературно-критические и художественно-документальные жанры», (СПб, 2002), развивающими идеи известных работ по теории и истории литературно-критических и документально-

художественных жанров (Л. Гинзбург, Б. Егоров, М. Поляков, Д. Максимов, Л. Гроссман, П. Куприяновский, и др.).

Другие перспективы дальнейшего исследования обозначенной темы -это изучение эпистолярных и дневниковых произведений Зайцева, газетно-публицистических жанров в его творчестве, жанра «дневника писателя», а также принципов циклизации и поэтики художественно-документальных циклов - стали центральным объектом внимания в настоящей работе.

Во втором параграфе «Публицистический текст сквозь призму теоретической поэтики» для уяснения сути основных методов, применяемых нами в анализе литературной публицистики, делается краткий обзор основных особенностей и закономерностей поэтики как одной из форм теории литературы применительно к теории и практике публицистической прозы, отмечается, что поэтика публицистического текста - явление мало изученное. По мнению Б. Егорова, систематизацию жанров публицистики можно проводить с точки зрения «объекта анализа», степени охвата материала (монография, обзор, цикл) и с точки зрения литературного рода и вида (слово, письмо, эссе, диалог, фельетон).

В истории русской публицистики XX века закономерно выделяются такие изначально взаимоисключающие, а на самом деле взаимодополняющие направления-периоды, как публицистика Серебряного века; советская публицистика; публицистика Русского Зарубежья; постсоветская публицистика.

Каждый из них включает в себя немало дефиниций, а второй и третий разделы, в свою очередь, имеют несколько периодов. Рассмотрению особенностей публицистики Русского Зарубежья, основных закономерностей ее развития, характеристике творческих индивидуальностей ее различных представителей уделено внимание в конкретных главах работы. Понимая условность этого разделения, нельзя отрицать их известной универсальности.

Исследование типологии и поэтики публицистической прозы позволяет увидеть структурное, жанровое и тематическое многообразие этого пласта историко-культурной, информационной, коммуникативной, эстетической и духовной жизни

Третий параграф «К вопросу о философских основах русской публицистики серебряного века» посвящен оценке внутреннего конфликта в духовно. культурной жизни конца XIX - начала XX в., который как «русский культурный ренессанс», «одну из самых утонченных эпох в истории русской культуры» и одновременно как предвестие конца ренессанса впервые охаракте-| ризовал Н.А. Бердяев.

Б. Зайцев не имел собственной философской доктрины, не был абсолютным приверженцем какой-либо философской школы. Упрощенно говоря, эволюция его мировоззрения сводилась к движению «от юношеского пантеизма к православию», но не ортодоксальному, а, в первую очередь, к духовно-нравственному его потенциалу. В религиозно-философской и литературно-публицистической мысли России рубежа веков Б. Зайцеву были созвучны и в той или иной степени на разных этапах его литературно-публицистической деятельности близки весьма различные концепции, среди которых мы выделяем, в первую очередь, философские учения Вл. Соловьева и И. Ильина. Соловьев был предшественником, духовным учителем Зайцева, а И. Ильин и С. Булгаков - современники, ровесники, товарищи по эмиграции.

Если смысловой доминантой публицистики С. Булгакова и И. Ильина является религиозно-философское начало, то преобладающий семантический признак публицистики Зайцева - комплекс литературно-эстетических, духовно-этических проблем.

В четвертом параграфе «Художественный мир публицистической прозы» утверждается тезис о том, что поэтика публицистического текста как художественный мир - явление еще практически непознанное. Постижение » художественного мира писателя на материале его публицистического твор-

чества сопряжено с необходимостью определения или уточнения многих теоретических категорий и понятий. В основе семантики этого фразеологизма ' и аналогичных ему лежит метафорический смысл. «Мир истории», «Мир ис-

кусства», «Романтический мир», «Поэтический мир», «Художественный мир» - все эти понятия созданы с известной долей образности. Долгое время в расхожем понимании они так и употреблялись в переносном смысле слова, без определения их основных критериев и параметров. Авторы и составители

появившихся в 60-70х годах XX века изданий, в заглавия которых вынесено обозначение «художественный мир», пользовались этим понятием не как научным термином, а как фигуральным выражением, не пытаясь его объяснить, практически даже не упомянув в тексте.

Давая толкование словосочетания «художественный мир», мы, во-первых, отмечаем многозначность семантики слова мир, задаемся вопросами о том, как художественный мир соотносится с миром реальным, по каким законам он создается, по каким системам координат строится и при помощи какого инструментария он должен исследоваться. Фразеологизм «художественный мир» не менее многогранен, многозначен, чем само понятие мир и допускает множественные и расширительные толкования своего смысла

Понятие художественного вымысла отмечает границы (порой весьма расплывчатые) между произведениями, притязающими на то, чтобы быть искусством, и документально-информативными. Если документальные тексты (словесные и визуальные) по своей природе изначально исключают возможность вымысла, то произведения с установкой на их восприятие в качестве художественного охотно его допускают (даже в тех случаях, когда авторы ограничиваются воссозданием действительных фактов, событий, лиц). Феномен художественного может возникнуть и при восприятии текста, созданного с установкой на документальность. Формы «первичной» реальности воспроизводятся не только писателем (и вообще художником), но и публицистом, избирательно и так или иначе преобразуются, в результате чего возникает явление, которое Д.С.Лихачев назвал внутренним миром произведения, хотя документалистике и публицистике свойственна большая адекватность первичной реальности.

В пятом параграфе «Эссеизм как явление синтеза нового времени» высказывается положение о том, что развитие в XX веке модернистских направлений литературоведения раздвинуло проблемные границы исследования художественного мира, более того, отразилось на уровне теоретического осмысления понятия. Постоянный обмен концепциями и идеями между литературоведением и смежными науками - философией, социологией, антропологией, психологией, этнологией - еще больше расширил возможности ли-

тературоведения, позволил всесторонне очертить контуры любой проблемы.

Внося индивидуализирующие тенденции в различные жанры (не обязательно только литературные), сочетая аргументы и термины разных дисциплин, эссе могут иметь философский, историко-биографический, публицистический, литературно-критический и беллетристический характер. Именно этот многоплановый потенциал жанра был взят на вооружение Б.Зайцевым в зрелый период его творчества. Опыт - это эксперимент, к которому приходит писатель в поворотный момент своей человеческой и писательской биографии, начиная новый, зарубежный период творчества. Эссеистика Б. Зайцева складывается в сложную, переломную эпоху русского распутья, нового осознания специфики триады Россия-Восток-Запад, когда и сам образ России складывался двулико, исходя из последствий раскола, образовавшегося после октябрьского переворота 1917 года.

Эссе, как и другие промежуточные жанры, ведет прямой разговор о жизни, не создавая «вторую реальность» искусства: вымышленных действующих лиц, фабулу и т. д. Этим наряду с особым предметом изображения определяется своеобразная писательская позиция автора-эссеиста, предполагающая, что функции создаваемого произведения не только художественные, но и жизнестроительные: книга прямо отсылает читателя к размышлению над своей собственной жизнью. Писатель-романист эпохи Нового времени как на главный итог своей жизни укажет на созданные им произведения. Монтень говорит иное: «Жить — вот мое занятие и мое искусство».

Для эссеистики Б.Зайцева характерна меньшая сконцентрированность внимания на себе самом. Автор с позиции постороннего предпринимает попытку освоить для себя определенную сферу культуры, будь то книжная мудрость или образ жизни чужого народа, проникнуть в определенный культурный мир и сделать его фактом своего личного, внутреннего опыта. Такая точка зрения помогает автору рассмотреть предмет своего изображения не изолированно, в его абсолютном значении, а как элемент особого целостного мира культуры. Эссеист Б. Зайцев имеет дело с миром культуры как уже сложившимся, готовым, нашедшим свое материальное воплощение в книгах, произведениях искусства, обычаях, стиле жизни.

То, что «я» в эссе всегда уходит от определения и не задается прямо в качестве предмета описания, отличает этот жанр от таких близких, тоже направленных к самопознанию жанров, как автобиография, дневник, исповедь. Эти три жанра имеют определенные различия: автобиография раскрывает «я» в аспекте прошлого, ставшего; дневник — в процессе становящегося, настоящего; исповедь — в направлении будущего, перед которым отчитывается человек, чтобы стать самим собой, удостоиться прощения и благодати. Элементы всех трех жанров могут присутствовать в эссе, но своеобразие этого последнего состоит в том, что «я» здесь берется не как сплошная, непрерывная, целиком вмещенная в повествование тема, его присутствие обнаруживается «за кадром», в прихотливой смене точек зрения, во внезапных скачках от предмета к предмету. «Первое лицо» у Б.Зайцева здесь порою вовсе отсутствует: «я» не является темой, подобной всем остальным, оно не может быть охвачено как целое именно потому, что само все охватывает и приобщает к себе. Ориентация на разговорную речь, непринужденный тон, свойственные роману, также находят соответствие в эссе.

Обычно тот или иной жанр принадлежит одной определенной сфере освоения действительности. Статья, монография, реферат, комментарий -жанры научные; роман, эпопея, трагедия, рассказ - жанры художественные; дневник, хроника, отчет, протокол - жанры документальные. Эссе же включает все эти разнообразные способы постижения мира в число своих возможностей, не ограничиваясь одной из них, но постоянно переступая их границы и в этом движении обретая свою жанровую или, точнее, сверхжанровую природу. «Опыты» Монтеня в равной степени принадлежат и истории литературы, и истории философии, и истории нравов. Конечно, и роман, по словам М. Бахтина, широко и существенно пользовался формами писем, дневников, исповедей, формами и методами новой судебной риторики и т. п. Находясь в зоне контакта с незавершенным событием современности, роман часто переступает границы художественно-литературной специфики, превращаясь то в моральную проповедь, то в философский трактат, то в прямое политическое выступление, то вырождается в не просветленную формой душевность исповеди, в «крик души» и т.д.». Но роман именно «пользуется»

всеми этими нехудожественными формами, подчиняя их своей художественной специфике, сохраняет свою жанровую природу, которая обязывает у его замыкать все свои события и смыслы в условно-вымышленной действи-

тельности, куда подлинная, внеположная действительность включается на правах одного из образов. Сама «подлинность» в романе приобретает харак-^ тер художественного приема, который приобщает ее к замкнутому миру вы-

мысла. Эссе же не «пользуется» указанными формами, а существует в них как в проявлениях собственной сути. Многожанровость и даже междисцип-линарность - это свойство эссеистического творчества в полной мере использует Б. Зайцев.

Многообразные проявления эссеизма можно обнаружить и в отечественной гуманитарной науке, в работах таких видных ее представителей, как Н.Я.Берковский, А.Ф. Лосев, С.С. Аверинцев, Г.Д. Гачев, Ю.М. Лотман, Д.С.Лихачев и другие. Здесь эссеизм есть скорее всего следствие культурной разносторонности, присущей отечественной традиции гуманитарной мысли, которая, например, у Белинского, Герцена сочетала философские и филологические, критические и художественные начала, гораздо более резко разделявшиеся у их западных современников. Распространение эссеистического принципа мышления на другие жанры и типы творчества мы в реферируемой работе называем (вслед за другими исследователями) «эссеизацией», а совокупность ее проявлений, как целостный культурный феномен,— «эссеизмом».

В параграфе шестом «Жанр публицистического эссе в контексте малой прозы» учитывается опыт и таких более традиционных жанров, как стихотворения в прозе. Прежде считалось, что стихотворения в прозе Р И.Тургенева едва ли не единственный прецедент этого рода в русской клас-

сике, явление в русской литературе, отсылающее прежде всего к французской традиции: Э Парни, А. Бертрана, Ш. Бодлера, А. Рембо. Однако и в России это началось задолго до Тургенева. Прямые аналоги прозаической миниатюры в духе Тургенева можно обнаружить еще у Батюшкова, Жуковского, Теплякова, Сомова.

Похожим на тургеневский (и, в дальнейшем, зайцевский) оказывается и набор «персонажей» в «Опытах» Ф.Глинки: это Смерть, Надежда, Фантазия,

Нищета, Слепец, Путник. Интересно и то, что наряду с аллегорическими в цикл-книгу Ф.Глинки входит и чисто лирическая «Картина залива», что тоже находит свое соответствие в нарочитой жанровой разноголосице тургеневского цикла, в жанрово-стилевом синтетизме литературно-публицистической эссеистики Б. Зайцева. У всех троих активно используется диалог. Цитаты из лирической поэзии нередки в циклах малой публицистической прозы Б. Зайцева. Безусловно сближает книги Ф. Глинки, И. Тургенева, Б. Зайцева и взаимозависимость текстов в циклах, что затем становится законом жанра лирико-философской миниатюры-эссе. Традиционное стихотворение в прозе, лирическая миниатюра принадлежат двум культурам и традициям - стихотворной и прозаической - одновременно, поэтому может использовать приемы, мотивы, сюжеты и образы стихов и прозы, порой причудливо и прихотливо монтируя их в рамках одного произведения или цикла.

Традиционный жанр минималистской прозы - афоризм, представляющий в прозе философское и юмористическое начало, - неуклонно сближается с лирическими и повествовательными минималиями самого малого объема.

Вторая глава «Основные этапы художественной и публицистической деятельности Б.К. Зайцева доэмигрантского периода» открывается первым параграфом «Б.К. Зайцев. Начало пути в публицистику». Политические установки периодических изданий, в которых начинал свою публицистическую деятельность Б. Зайцев, свидетельствуют об основных тяготениях и пристрастиях начинающего автора, его литературно-эстетических вкусах и социальной ориентации. Движение Б.Зайцева к собственному месту в российской литературе и публицистике 1900-х - 1910 годов несколько пестро и хаотично - от доживающего свой век народнического «Русского богатства» до символистского «Шиповника», объединившего А. Белого, А. Блока, К. Бальмонта, В. Брюсова, Л. Андреева, Ф. Сологуба и полемически ориентированного против горьковских сборников «Знание».

С «Золотым руном» и «Вопросами жизни» Зайцева сближает понимание искусства как религиозно-мистического, мифотворческого, «соборного» действия. В других изданиях он соблюдает некий нейтралитет, обусловленный самодостаточностью и неповторимостью его дарования, проявившегося

уже в самых ранних его вещах. Не останавливаясь подробно на истории «Среды», обратим внимание на одно существенное обстоятельство. Участие в «Среде» дало материал и почву для появления в дальнейшем его произведений, носящих литературно-публицистический характер, выражающих публицистическое сознание (литературные портреты, мемуары, очерки, эссе и другие мемуарно-публицистические сочинения, объединенные, в первую очередь, в очерковой книге «Москва»).

«Включенность» Б.К. Зайцева в сферу периодической печати вольно или невольно побуждала писателя к формированию публицистических принципов, навыков, представлений... Сам Б. Зайцев говорил о том, что, хотя судьба всегда отводила его от исторических событий, политических схваток, они то и дело врывались в его жизнь. Несмотря на то, что его личная связь с революцией была поверхностной, все же именно ее события послужили импульсом к появлению и развитию публицистических начал в творчестве Б. Зайцева. Происходит трансформация жанра и стиля прозы Зайцева, усиление ее публицистического пафоса.

Начальные этапы движения Б.К. Зайцева по направлению к публицистике в соответствии с теорией вероятности могут выглядеть случайными, спонтанными. Однако в них прослеживаются определенные закономерности и тенденции. Побудительной причиной появления публицистического направления в творчестве Б. Зайцева послужили события и последствия первой русской революции. В это время «литература, поэзия, в особенности, религиозно-философское кипение - все это находилось в бурном и обильном подъеме», - напишет Зайцев в публицистическом очерке.

Несмотря на личные потери и потрясения, принесенные революцией, Б.Зайцев в этот период еще не мыслит себя вне России. Именно теперь развивается его общественная и публицистическая деятельность. «Наибольший расцвет в пореволюционные годы пришелся на художественную публицистику, которая качественно отличается от публицистики политической». Восприятие происходящего в России нашло отражение в статьях З.Н. Гиппиус, И.А. Бунина, В.Г. Короленко, В.В. Розанова, A.M. Горького, А.И. Куприна, Л.Н.Андреева, В.И. Замятина, Р.З. Иванова-Разумника, М. Волошина ...

От большинства собратьев по «Серебряному веку» и «Русскому Зарубежью» Б. Зайцева отличает милосердие и терпение. Из смирения рождается отношение к страданию как к неизбежному, а порой спасительному моменту жизни, добродетель неосуждения ближних, может быть, особенно труднодостижимая для людей творческой профессии. Не берясь осуждать или судить, Б. Зайцев считает своим долгом различать добро и зло.

Новый виток публицистичности Б. Зайцева связан с новым ракурсом, обусловленным эмиграцией. Четко выделены основные аспекты, дефиниции, открывшиеся писателю в связи с резким поворотом в судьбе человека, страны и мира - революцией. Расширение проблематики, публицистического кругозора происходит не благодаря, а вопреки. Уникальная по продолжительности и плодотворности жизнь Б. Зайцева позволила ему в изгнании создать едва ли не самое значительное из своего наследия.

Во втором параграфе «Б.К. Зайцев и журнал «София»» как один из факторов становления и развития публицистического сознания Б. Зайцева рассматривается участие писателя в работе журнала «София» (1914). Полисемантическое значение слова, вынесенного в название журнала, отражает стратегическую установку его издателей. Личный облик Софии - Премудрости в византийско-русской (как и в католической) традиции постепенно сближается с просветленным образом девы Марии, который становится «софийным» и облагораживает весь космос.

Журнал ориентировался на взыскательный читательский вкус, ставил значимые цели и задачи. И приобщенность Б. Зайцева к художественной, интеллектуальной, духовной элите в лучшем смысле слова предопределила его гармоничное вхождение в круг издателей и авторов этого журнала. Новым явлением в творческой биографии Б. Зайцева оказалось опубликованное в «Софии» эссе «Удобное и прекрасное», которое можно квалифицировать как образец философско-моралистической публицистической прозы. Эти заметки очень органично входят в основное проблемно-тематическое русло этого печатного органа и, одновременно, существенно расширяют его смысловой диапазон. Размышления писателя-публициста возникают по поводу соотнесения двух понятий, вынесенных в заглавие текста. Эти две категории противопоставляются автором. Такая антитеза здесь возникла не впервые.

Констатация девальвации человечности, гуманитарного кризиса, регресса не имеет ничего общего с идеализацией патриархальности или с апокалиптическим пессимизмом.

Настоящее эссе - свидетельство и, одновременно, результат как духовно-нравственных и историко-философских, так и художественно-эстетических исканий писателя. Поиски новых способов выражения нового для него публицистического сознания, связанного, в первую очередь, с размышлениями над судьбами России, ее местом в историческом и культурно-политическом пространстве и времени, приводят к появлению новой формы иронико-философского культурологического эссе.

Можно расценить участие Б. Зайцева в «Софии» всего лишь как незначительный эпизод в его творческой биографии, да и саму «Софию» как эпизод в истории русской журналистики 1910-х годов, если бы не то обстоятельство, что журнал имел особую, отличную от других (многочисленных в то время) периодических изданий позитивную программу и цель, существенным образом сказавшуюся на формировании и развитии литературно-эстетической концепции писателя всего последующего периода его многогранного творчества.

В третьем параграфе «Зайцев и символисты» отмечается, что в воссоздании целостной картины участия Б. Зайцева в литературной и газетно-журнальной жизни и борьбе 1900-1910-х годов значительную роль играют свидетельства современников, в частности, Андрея Белого. В отношении к символистам Б. Зайцев во многом солидарен со своими (в дальнейшем идейными и политическими) противниками - М. Горьким и А. Толстым. Б.К.Зайцев посвящает А. Белому литературный портрет, делает его одним из ключевых персонажей-символов в «Улице Св. Николая». Впервые имя Б.Зайцева в работах А. Белого упоминается в статье «Символизм и современное русское искусство». А. Белый не мыслит создание своей картины литературной жизни 1910-х годов без участия в ней Б. Зайцева. Существенное место личность Б. Зайцева занимает в мемуарной трилогии Андрея Белого (1930-1932). Это важный и в фактологическом, и в субъектно-психологическом отношении текст. Он воссоздает то, что было обозначено Б. Эйхенбаумом и Ю. Тыняновым как «литературный быт».

Параграф четвертый «Образы Москвы. Художественный мир публицистики Б.К. Зайцева начала 1920-х годов» посвящен характеристике текста «Улица Св. Николая», который открывает новый период в творческой эволюции Б. Зайцева, период, которому суждено будет стать зарубежным. Это произведение обладает компонентами художественного мира, подтверждая тезис о правомерности применения этого термина по отношению к публицистическому тексту, синтезирующему в себе черты документального и художественного.

Для Б. Зайцева, на долгом веку которого развивались практически все формы модернизма, обогатившего его творчество импрессионизмом, был характерен все же, прежде всего, традиционализм. На первый взгляд, ему почти несвойственно играть со всеми нормами и законами реальной жизни, создавая мир, в котором свои законы и пропорции, причудливо сочетающийся с миром реальным.

Мы не встретим у Зайцева ни комического сказа, ни каламбуров, но в то же время ему не чужд критерий игры. Элементы творческой раскованности, игрового сказа, гротескной гиперболизации мы наблюдаем в удивительной вещи трудноопределимого жанра, но, несомненно, имеющей публицистическую природу, - «Улице Св. Николая». Это новаторское произведение. Эксперимент, безусловно, оказался удачным, но, пожалуй, единственным в творческой биографии Б. Зайцева.

Мотив полета присущ многим явлениям культуры, начиная с мифа о Дедале. Он имеет место и в отечественной (и сопредельных ей) традициях. Мифологема полета, стремительного движения ввысь, всех его дефиниций, (а местами - его антиномий) наполняет пространство этого рассказа-эссе Б.К. Зайцева. В ряду давней литературной типологии Зайцев, несомненно, «москвич». Но в сравнении с другим «москвичом», Иваном Шмелевым, писавшим сочно, густо, «маслом», Зайцев «акварелист»: прозрачные краски, полутона, тихий свет, идущий сквозь строчки. Критики будут отмечать неоднократно, что в образе зайцевской Москвы есть «итальянская душа», что сама тонкость его письма имеет много общего с итальянским пейзажем. Можно вспомнить поэтику и стилистику Нестерова и Борисова-Мусатова.

Структура очерка, обусловленная его смысловым наполнением, состоит из трех компонентов. Первому присуще воспроизведение образа Арбата как символа определенного миропорядка, состоящего из множества взаимодополняющих, активно взаимодействующих, достаточно противоречивых, но, одновременно, крепко увязанных между собой сил и компонентов. Второй составляющий знаменует собой хаос, наступивший в пору мировых и российских катаклизмов, отразившийся на внешнем облике и внутреннем содержании арбатской жизни. Третий составляющий вновь возвращает нас к определяющему настроению первого, но усложненного и обогащенного, отчасти искаженного вторым - Арбат вечен, несмотря на утраты, деформации и лишения, и вновь возвращается все на круги своя.

Планетарность, космизм художественного мира этого очерка усугубляется точным, детальным использованием московской топонимики. Заметим, что в сквозном и непрерывающемся уже третье столетие художественном осмыслении образа Арбата и московских переулков в отечественной литературе (от Н. Карамзина и А. Пушкина до Ю. Трифонова, А. Рыбакова и Б.Окуджавы) очерк Б. Зайцева, фактически на семь десятилетий исключенный из литературного процесса метрополии, занял свое законное место. Именно он был одной из первых вещей Зайцева, после долгого и почти полного забвения, опубликованных в конце 80-х годов на родине.

Сложно организованная художественная - смысловая, образная, ритмическая - структура текста несет большую семантическую нагрузку. «Улица Св.Николая» расценена как лирико-драматический эпос нового и новейшего времени - синтез импрессионизма и экспрессии, сарказма и патетики, изобразительности и выразительности, иронии и трагедии, поэзии и публицистики. В нем слиты, с одной стороны, черты традиционного сказа, с другой -публицистической модернистской новеллы.

Третья глава «Типология и поэтика публицистических циклов Б.Зайцева» открывается параграфом «Преподобный Сергий Радонежский» - первая значительная ступень художественно-публицистического творчества Б.К. Зайцева периода эмиграции». Своё назначение русского писателя, находящегося в изгнании, Зайцев воспринял как стремление к приобщению и соотечественников, и западного мира к ценностям православия.

Сама эта книга, при всей регламентированности ее формы и содержания являет собой интереснейший во многих отношения текст. Исследуя образ святого, Б. Зайцев намечает главный структурный ориентир своей публицистической книги - оппозицию «национальное - общечеловеческое».

Агиографиям (житиям святых) присущ синкретизм. Они одновременно могут быть явлениями духовной (религиозной), документальной (историко-биографической) и художественной литературы. Для них характерна и публицистичность. Наличие элементов разных текстовых структур сказывается и на поэтике «Преподобного Сергия Радонежского». Стилевой полифонизм и даже некоторый разнобой можно обнаружить уже в названия глав (их всего 10), что является одним из проявлений нерегламентированности, свойственной публицистическим текстам.

Художественное пространство книги являет собой циклическое единство ряда концентрически разрастающихся кругов. Сначала это - «имение родителей Сергия», затем - пустынь, Радонеж, Московское княжество, и наконец вся Русская земля. Среди жанрово-стилевых компонентов «Преподобного Сергия Радонежского» в работе отмечается такой существенный его элемент, как лиризм, смыкающийся с публицистичностью. Констатация каждого жизненного шага будущего святого сопровождается напряженной работой мысли автора, заставляющей его постоянно вопрошать, размышлять и не спешить с однозначными ответами, оценками и решениями. Автор не пытается сгладить противоречия, проблемы и конфликты, которые порой возникали на пути Варфоломея — Сергия.

Откровенны, взволнованны, публицистичны авторские размышления о начале отшельничества. Текст примечателен смелым соединением в нем научно-публицистического и духовно-религиозного смысла.

Повествование Б. Зайцева отличается исключительной достоверностью, реалистичностью, подчеркнутым историзмом и совершенно свободно от элементов фантастики, мистики и т.п. Заслуживает внимание небольшое нравственно-публицистическое отступление автора, где он единственный раз упоминает о событиях совсем близких ему по времени - о революции. Известно, что Б. Зайцев сознательно избегал всего политизированного. Но о революции он упоминает в ряду большой истории, начиная с событий XIV века. 32

В пытливом постижении феномена преподобного Сергия Борис Зайцев время от времени сравнивает его с западноевропейскими святыми и их миссией: противопоставление Восток-Запад, Россия-Европа чётко выстраивает разные Стороны российской ментальности, образа мира.

Во втором параграфе «Эссеизм как жанрово-сущностная основа публицистических циклов Б. Зайцева» оценивается соотношение понятий эссе и публицистика. Этот нетрадиционный жанр содержит в себе существенные данные метапоэтики, представляет собой документально-, дневниково-, лирико-, философско- публицистическую летопись изменяющегося времени, выражает личность эссеиста - через творчество, через жанр. В лирической публицистике Б. Зайцева принципиальное неприятие суетности и бездуховности новейшей цивилизации, действующей на душу опустошающее, направлено на утверждение иного, вечного. Для писателя ценно то, что не имеет материального выражения - свет, звук, улыбка. Эта концепция следует эстетике немецкого романтизма, построенного на субъективном идеализме Фихте.

Пока Б. Зайцев был жив, его творчество оставалось непосредственной связью нынешнего века с веком Серебряным. Ясно, что Зайцев не может (и не должен) быть писателем «массового спроса», «широкого потребления». Тяга к духовному осмыслению бытия, чеховско-сострадательная линия обрисовки характеров, «чеховский человек» - именно он был дорог Зайцеву, ценим им. Постчеховскую прозу Зайцев продолжал писать долгие годы, до середины 60-х. Зайцевская проза продолжает линию скорее чеховской драматургии, чем его малого эпоса. При этом темы и проблематика, сама «материя» его прозы существенно не менялись. Углублялось лишь духовное зрение писателя.

Существенные творческие сдвиги исследователи отмечают при переходе его прозы в новое качество. Настоящие изменения в стиль Зайцева внесла его публицистическая и мемуарная проза. Она «подсушила» знаменитый зайцевский акварелизм, сжала фразу, почти до невозможности уплотнила расстояние между словами. Меньше вымысла - больше прозы

Параграф 3.3 раскрывает Формирование публицистического облика «зарубежного» Б.3айцева в цикле «Странник». «Странник» (1925-1926),

«Дневник писателя» (1925-1929), «Дни» (1939-1972) - сами заглавия публицистических циклов объединены мифологемой движения во времени и пространстве. Дневник и дни — слова одного корня, их смысл почти синонимичен, но, естественно, имеет свои отгенки. «Дни» - это, прежде всего, единица времени, «дневник» - форма фиксации этого расчлененного, раздробленного времени. Таким образом, это взаимодополняющие, взаимоперетекающие понятия. И в то же время совершенно автономные.

Создавался «Странник» одновременно с «Преподобным Сергием Радонежским». В обоих произведениях - поиск истины, ответа на вечные вопросы бытия. Форма философско-моралистического диалога, спора, полемики с воображаемым оппонентом, типичная для публицистики, неоднократно возникает в записях «Странника» - публицистике Б. Зайцева начального периода. С одной стороны, это может объясняться дальнейшим развитием здесь качеств его художественной прозы и драматургии, с другой - быть признаком такого практического освоения формы и структуры публицистического текста.

В параграфе 3.4. характеризуются Жанрово-стилевые модификации эссеистики в зарубежных циклах Б. К Зайцева. Образ автора в эссеистике -это авторское "я" писателя, характер его отношения к действительности (непосредственное описание, анализ, оценка, сообщение и т.д.)

Семантика и символика текстов Б.К. Зайцева обозначает круг гармонических ценностей, определяемых мифологемами воды, чистоты, простора, тишины и света. Общение с Парижем поначалу складывается и трудно, и горько... Архетип города утраченных иллюзий по-своему осмысливается Б.Зайцевым, наблюдающим над тем, что Париж «насыщен похотью - к богатству, власти, женщине и славе». Б. Зайцев постигает географию и топографию Парижа. Обращая внимание на датировку записей, видишь, что работа мысли и души писателя была повседневной, неустанной. Любой фрагмент зайцевского текста антропоцентричен, пейзаж у него «приветлив», антропоморфен, он «говорит».

Странник, о котором говорится в третьем лице - это отстраненный образ автора, рассказчика, сродни образу автора в «Герое нашего времени», «Повестях Белкина», «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Бессюжетность 34

эссеистики прямо связана с особенностями композиции и наоборот: каждой записи свойственна свободная композиция, основанная на чередовании сценок (которые могут превращаться в микроновеллы), зарисовок, в которых преобладает описательная речь, диалогов и авторских разъяснений и обобщений, отступлений лирического или публицистического характера.

В «Страннике» автор неоднократно обращается к описанию толпы, человеческой массы, видимо, остро чувствуя ее неотвратимую силу и в то же время изображая ее не иначе как иронически. Обращение к городу влечет за собой обращение к миру (игЫ е1 огЫ). В риторических вопросах Б. Зайцев представляет два варианта выхода из всеобщего кризиса, рисуя как нежелательную, так и благую, оптимистичную перспективу будущего.

Записи представляют собой лирико-психологические миниатюры, посвящены отображению перемен, метаморфоз, трансформаций, происходящих в человеке под воздействием неуловимых, не всегда определимых факторов. Примечательно, что в одной из записей - проспект, прообраз, эскиз, этюд позднего очерка Б. Зайцева «Знак креста».

Не космополитизм, но отсутствие ксенофобии, национальной замкнутости и ограниченности делают Б. Зайцева человеком, открытым для позитивного восприятия чужеземной истории, культуры, ментальное™. Оппозиция «свое-чужое» у Зайцева также свободна от антагонизма в ее решении.

Понятие гуманизма Б. Зайцев отстаивает с твердостью и решимостью. В круг «персонажей» эссеистики, публицистической, документально-художественной прозы писатель постепенно и деликатно вводит своих близких - сестру, дочь, реже - жену, сопровождая их появление неизменной трогательной любовью. Имя дочери нигде не названо. Писатель деликатен, он считает, что удовлетворение интереса читателя к личной жизни писателя -не лучшая черта мемуаров, писем и других произведений документальной литературы. Здесь проявляется такая характерная особенность документальной прозы Зайцева, как наличие типизации.

Некоторые публицистические статьи имеют прямое отношение к этносоциальной, этнополитической и конфессиональной ситуации начала XXI века и выглядят в высшей степени актуально. Статус русскоязычного населения на бывших окраинах Российской империи (Латвия) оценивается писа-

телем в форме диалога, включающего элементы памфлета, пародирующего фольклорный, притчевый текст. Мотив странничества, гонимости витает и в неизбывном интересе Зайцева к фигуре Данте, которая время от времени упоминается на страницах «Странника». Сатирико-публицистический стиль создается употреблением метафор, обозначающих всеобщий упадок духовности, как и построенная на антитезах информация, употребление разговорно-публицистических слов и словосочетаний:

Нарисовав неприглядную картину падения нравов, разложения традиций в Берлине, писатель как бы спохватывается и пытается смягчить резкость оценок, признаваясь, что его впечатления поверхностны, замечая, что есть в нем и почтенное, и внушающее уважение: трудолюбие жителей, их дисциплина, упорство, с каким преодолевают они тяжкую, «серую (особенно в низших классах) жизнь». Писатель-публицист прибегает к приемам ораторской полемики, построенным на градации, постепенном усилении собственной позиции, мобилизации решимости

В параграфе 3.4.1. «Дневник писателя» подчеркивается, что публицистические циклы Б. Зайцева - не совсем эссе, не совсем дневник, это - вседневно ведущаяся летопись - не столько событий, сколько мыслей и чувств, это хроника публицистического и лирического сознания. Второй по времени создания публицистический цикл «Дневник писателя» был менее всего разработан автором, отличался наименьшей регулярностью и наименьшей продолжительностью выхода в свет. Он менее всего «очерчен», «прорисован», реализован в истории зайцевской публицистики.

В очеркистике Б. Зайцева, как это и свойственно дневнику, нет замкнутых твердых линий, ограничивающих звенья сюжета, нет предустановленного масштаба изображения тех или иных эпизодов. Об одном, пусть даже весьма важном, автор говорит бегло в нескольких строках, о другом — очень подробно, развернуто, картинно. Истинная мера, реальный внутренний масштаб всего определяются в «Дневнике писателя» не столько самими предметами и событиями, сколько силой их лирических отражений, отзвуками, которые они вызвали в чуткой и отзывчивой на каждое свежее впечатление душе автора.

Материалы рубрики «Дневник писателя» (возможно в силу его компактности, ограниченности его объема) довольно четко структурированы, не 36

столь разнообразны, разнородны жанрово, тематически, концептуально, образуют две тематические группы, объединенные: а) религиозной и б) литературной проблематикой. «Дневник писателя» принципиально должен был быть ориентирован на современность. Этот принцип наиболее строго соблюдается в материалах о литературной жизни, в них речь идет о сегодняшнем. Материалы на религиозные темы - скорее о былом, о вечном. («Оптина пустынь», «Иоанн Кронштадтский»), В серии очерков об Афоне - динамическое сочетание современного и вечного.

Последний классик Серебряного века Б. Зайцев прожил во Франции пятьдесят лет. В его прозе, публицистике, дневниках не столь часты, однако заметны упоминания имен и произведений французских авторов от П. Корнеля до П. Верлена. Уже в ином, более актуализированном, контексте Б.К. Зайцев пишет о французах-современниках - П. Валери, А. Жиде, А. Моруа, Ж.-П. Сартре, М. Прусте, А. Камю, А.Мальро, актере и режиссере Ж.-Л. Барро. Наибольшее внимание Б.К. Зайцева привлекает личность и творчество Франсуа Мориака.

Литературную серию рубрики «Дневник писателя» открывает очерк «Виноградарь Жиронды». Начало текста, дающее внешний портрет персонажа, соответствует впечатлению от образа, созданного заглавием. Тем более неожиданной оказывается последующая информация о Ф. Мориаке.

Писатель устанавливает прямую связь между родиной поэта, ее природой, национально-географической картиной мира и его художественным творчеством. Ключевыми понятиями этого текста становится все, что передает семантику зноя. Б. Зайцев подчеркивает земное, природное начало образности Мориака, интуитивно находя созвучия со своим ранним пантеизмом. Размышления о Мориаке естественно переходят в более обобщающий план.

Проблемы писательского мастерства, замысла произведения и его воплощения, жадный интерес к разнородным литературным явлениям, потребность спорить с их концепциями, высказывать свое мнение, как оказывается, становятся все более насущной потребностью писателя именно в материалах под рубрикой «Дневник писателя» как свидетельство его профессиональной и личностной зрелости, литературного и жизненного опыта. Необходимо отметить явление преемственности, интертекстуальной связи между различ-

ными публицистическими текстами Б. Зайцева. Другой очерк о Ф. Мориаке, вошедший в цикл «Дни», не случайно будет называться «Похвала милосердию».

«Леонов и Городецкая» представляет собой историко-литературную параллель, посвященную литераторам поколения тридцатилетних. Начинающийся с мемуарного вступления очерк включает информацию о литературной жизни России минувшего десятилетия, соизмеримого по количеству перемен с целой эпохой.

В публицистических циклах Б.К. Зайцева отмечается наличие «перетекающего» изо дня в день, «наложенного на время» глубокого, глубинного раздумья. Это так называемый дневник, форма которого позволяет установить внутреннюю связь между внешне разрозненными «кусочками», фрагментами. Несомненно то, что это публицистика, но так же несомненно и то, что это - часть литературы. Проблемы писательского мастерства, замысла произведения и его воплощения, интерес к разнородным литературным явлениям, потребность спорить с их концепциями, высказывать свое мнение, как оказывается, становятся все более насущной потребностью писателя именно в материалах под рубрикой «Дневник писателя» как свидетельство его профессиональной и личностной зрелости, литературного и жизненного опыта.

Текст «Дела литературные» назван нейтрально, политкорректно. По сути - предметом разговора публициста Б. Зайцева является та же материя, что и в определенных статьях других его собратьев по эмиграции (например, «Миссия русской эмиграции» И. Бунина). И главная тема этого разговора -особенности и пути развития двух ветвей современной русской литературы -в СССР и в эмиграции. Три лика, пласта русской литературы характеризует писатель - один фундаментальный - классика; два других - современное ее состояние после раскола: эмигрантская и советская. Каждый пласт объективно оценивается писателем исходя из их сущностей и ориентированности на определенный читательский запрос. Он касается и самых общих, глобальных проблем существования и развития двух русских литератур, и частных, конкретных, второстепенных деталей.

Основной предмет полемики в этом материале - полная недоброжелательства статья «Заметки об эмигрантской литературе» эмигранта же М.Л. Слонима,

провозгласившая «конец эмигрантской литературы», вызвавшая острую полемику и возмущение нападками Слонима на писателей русского зарубежья старшего поколения. С реакцией на эту статью высказались помимо Б. Зайцева Г. Адамович, В.Ф.Ходасевич, З.Н. Гиппиус, A.B. Амфитеатров, А.М.Ремизов и другие. M.J1. Слоним (1894-1976), так же как и Б.К. Зайцев, доживет до периода расцвета литературы русского зарубежья, убедится в том, что его прогнозы о гибели эмигрантской литературы окажутся преувеличенными.

В параграфе 3.4.2. «Афон» и «Валаам» в публицистическом творчестве Б.Зайцева выделяется еще один, сквозной блок эссе-путешествий, объединенный темой паломничества к духовным центрам православия Этот материал полнее других разделов творческого наследия Б. Зайцева исследован как публицистический текст в работах Г. Федотова, П.Грибановского, Г.Адамовича и других. По причине достаточной ясности и полноты в освещении этого вопроса мы в своей работе лишь бегло и опосредованно касаемся отдельных его сторон.

В уяснении места Руси-России в пространстве Восток-Запад определенную роль сыграли произведения русской литературы, написанные в жанре путешествия - «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, «Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина, «Путешествие в Арзрум» А.С.Пушкина, «Фрегат Паллада» И.А. Гончарова, «Остров Сахалин» А.П.Чехова...Специфическое место в этом ряду занимают «паломнические» произведения И.С. Шмелева и Б.К. Зайцева, посвященные Афону и Валааму, двум особенным островам в истории русской православной культуры.

Афонский цикл включает в себя около полутора десятков материалов, некоторые из которых, в свою очередь, состоят из нескольких, иногда озаглавленных, иногда не имеющих названия микротекстов. Г. Адамович первым отметил характерную особенность религиозного сознания писателя: «...Зайцев, как никто другой в нашей новейшей литературе, чувствителен к эстетической стороне монастырей, монашества, отшельничества». О несли-янности религиозно-этического и эстетического начал в двоемирии «верующего интеллигента» Зайцева пишет и В. В. Зеньковский в статье «Религиозные темы в творчестве Б.К.Зайцева».

Антиномия Восток-Запад для Зайцева лишена драматизма, разрешается им как один из аспектов диалога культур. На это обращает внимание Ф.А.Степун, размышляя о том, что словосочетание «Святая Русь» — термин г

славянофилов, еще в большей степени - Достоевского, но у Зайцева он значит нечто иное. В зайцевском патриотизме нет ни политического империализма, ни вероисповеднического шовинизма, ни пренебрежительного отно- д шения к Европе.

Писатель сразу и легко открывает величие и обаяние естественной движущейся природной сферы этого особого мира, весьма ощутимо находящегося в полной власти Промысла Божьего, и лишь постепенно постигает его внутреннюю многополярность и непростоту. Помимо природного фона в очерках отчетлив фон историко-культурный. Подчеркивание целомудрия православия по сравнению с западным христианством является частью нравственной программы Б.К. Зайцева.

Античное наследие не смущает православного писателя. Он, как и А.С.Пушкин, примиряет язычество и христианство в своем сознании. «Афон» насыщен иноязычной лексикой, архаизмами и экзотизмами, большим количеством имен собственных, требующих объяснения. Автор сообщает этимологию, генезис многих понятий и наименований, избегая неквалифицированного приблизительного дилетантского истолкования. Вместе с тем он выражает собственное достаточно разнообразное (но неизменно благоговейное) отношение ко многим явлениям, встречаемым на Афоне. Сам процесс путешествия по монастырям - пешего, конного, водного - наполнен всей возможной конкретикой, все подробности странствия по стране Афон полны для автора смысла и значения. Многие материалы афонского цикла '

имеют признаки эссе. Одновременно автор стремится к тому, чтобы сделать «Афон» энциклопедией.

Цикл, посвященный Валааму, значительно короче, яснее, в первую очередь, с ономастической, топонимической, историко-географической и культурно-религиозной точки зрения. Однако сказанное не означает, что тексты «Афона» нарочито усложнены, затемнены. Структуру цикла составляют восемь текстов, не нуждающихся в авторских примечаниях.

Также как и в «Афоне», во всех заглавиях отражены пространственно-временные отношения, четко обозначающие начало и конец путешествия, его «протяженность» во времени и пространстве. В Валаамском цикле решение проблемы Восток-Запад делает новый поворот - русская цивилизация увидена глазами людей западного мира.

В параграфе 3.4.3. «Дни» утверждается, что дневниковые записи Б.К.Зайцева - своеобразная прелюдия к очеркам. С возрастом писатель все более осознавал необходимость осмысления собственного пути, своего места в окружающем жизненном пространстве. Поэтому его мировоззренческие, духовные и художественные искания становятся все более целенаправленными по отношению к максимально адекватной форме выражения авторского сознания. Этой формой для него все в большей степени становится документальная (дневники, мемуары, письма) и публицистическая проза. Объединенные авторским замыслом, очерки как бы встраиваются в циклическую форму, что позволяет, не разрушая дискретности состояний, «обобщать лирическое изображение, укрупняя лирического героя или поэтическую личность, создавая определенное целостное представление о мире и человеке в их единстве». Цикл как «вторичная целостность» имеет два уровня сюжета. Первый уровень — сюжет отдельного произведения, второй возникает при взаимодействии смыслов составляющих цикл произведений. Публицистический цикл «Дни» обладает развернутой структурой и типологией составляющих его текстов.

В работе проводится распределение текстов по годам, поскольку это позволяет выявить многолетнюю динамику создания Б. Зайцевым документально-публицистического цикла «Дни», рассмотреть его внутреннюю хронологию в разрезе диахронии.3 Проведенная периодизация позволяет сделать наблюдения о том, что наиболее плодотворными были 1947 (8), 1948 (6), 1949 (7) годы. В пятидесятые годы интенсивность публицистической деятельности несколько спадает, стабилизируется, количество материалов не превышает четырех в год. То же характерно и для 1960-х - начала 1970-х годов.

Анализируя типологию, семантику и поэтику заглавий цикла, можно отметить следующие закономерности: наиболее представительно семантиче-

2 См Степанова ТМ Художественный мир публицистики русского зарубежья Борис Зайцев - М, 2004 С 221-224

41

ское гнездо с лексемами: книги, писатели, литература, библиотека. Второе по частоте употребления - гнездо имен собственных, обозначающих фамилии писателей, деятелей искусства (в порядке упоминания - В. Жуковский, Л. Андреев, П. Муратов, М. Цветаева, К. Паустовский, И. Тургенев - 3, Ф. Петрарка, Г. Флобер, М. Горький - 2, А. Чехов, Б. Пастернак - 2, Л. Толстой - 2, К. Гамсун, А. Бенуа, И. Бунин, А. Ремизов, Н. Гумилев) и имена духовных лидеров (митрополит Евлогий, епископ Кассиан, архимандрит Киприан). Третья группа - географические, пространственные понятия, названия учреждений: «Зеленый холм», «Русь в Умбрии», «[Памяти] Художественного театра», «Россия», «Сентиментальное путешествие», «В Бельгии», «Московский университет», «Мюнхен», «Тургеневская библиотека», «Сер-гиево Подворье», «Афон». Четвертая группа представляет нумерологию Б.Зайцева. «Семь веков», «Столетие записок охотника», «Памяти Художественного театра» (к его 50-летию), «Судьбы» (к 90-летию Гамсуна) и «Столетие Гамсуна», «Об Александре Бенуа» (к 90-летию), «Десять лет».

Проведенные наблюдения над характером заглавий материалов, составляющих «Дни», дополнительно подтверждают семантику слова цикл. При всей диффузности, синтетичности, структурной взаимопереходности этих материалов есть основания большинство из них распределить по «номинациям», в каждой из которых преобладающей является та или иная смысловая и жанрово-структурная доминанта.

Выделенные в работе двенадцать жанрово-тематических групп цикла «Дни», вполне возможно, отражают не абсолютно все компоненты и дефиниции документально-публицистической прозы Б. Зайцева. Само деление на типологические группы, их обозначение местами условно. Кроме того, как неоднократно указывалось нами, в его документально-публицистическом наследии практически нет «чистых» жанровых форм, строго отвечающих конкретному жанровому канону. Больше того, почти каждое произведение относительно малой формы последовательно соединяет в себе ряд фрагментов разной жанровой природы, например: мемуарный очерк, очерк путешествия, эссе («Русь в Умбрии»), аналитическая статья, мемуарный очерк («Флобер в России») и так далее.

Обращает на себя внимание отсутствие тематической диспропорции в сюжетном распределении текстов этого цикла. Проведенные нами наблюде-

ния позволили прийти к выводу о том, что наибольшей интегративной и интегрирующей способностью отличаются жанровые признаки завершающей классификацию группы, то есть - связанные с публицистическим компонентом. Типология и поэтика заглавий, эпиграфов, начала и концовки каждого текста - важный аспект структурно-семантического рассмотрения публицистического цикла:

1. Литературный портрет - портрет писателя.

2. Двойной (или групповой) портрет (параллель).

3. Житийный портрет.

4. Произведения, говоря образно и условно, устанавливающие связь автора с временем.

5. Примыкающий к предыдущему жанр мемуаров.

6. Рецензия. (Более десятка текстов, вошедших в цикл «Дни», имеют заголовок «Без названия». Многие из них содержат компонент рецензии, хотя в некоторых случаях отличаются от рецензии большей эмоциональностью, меньшей объективированностью и схематизированностью. Это в большей степени непосредственные, нерегламентированные отклики на прочитанное, чем рецензии).

7. Размышления читателя - впечатления от прочитанного, точнее, перечитанного обращают на себя внимание строго определенным отбором имен, характеризующим авторские читательские вкусы и пристрастия.

8. Эпистолярный тип текста.

9. Журналистское расследование, где Б. Зайцев достойно несет свое бремя летописца, хроникера печальных событий русского Парижа.

10. Собственно публицистический текст, содержащий прямой, непосредственный отклик на текущие, только что происшедшие события многосложного жизненного процесса. Б. Зайцев опровергает обращенный к нему упрек в недостаточной связи с современностью («Рождественское письмо»). Кстати, прямая обращенность к настоящему, поворот из прошлого к настоящему вновь все более возрастает в публицистике писателя именно к концу его жизненного пути.

Попытка подвергнуть классификации некоторые тексты этого цикла встречает «сопротивление материала», не поддающегося распределению по

некоему ранжиру. Но типологическая классификация большинства текстов необходима и возможна; она позволит выявить основные тенденции и закономерности как в семантике, так и в информационной и художественной структуре цикла в целом и отдельных его частей. Традиционные жанровые формы в публицистике Зайцева претерпевают определенную трансформацию, наполняются новым, дополнительным, уточняющим смыслом, переходят в новое качество.

Большинство материалов, составивших цикл «Дни», четко структурировано, абсолютно автономно, внешне независимо друг от друга (в отличие от «Странника», в котором составляющие его крупные и достаточно разнородные и тематически, и формально структурные компоненты даже не озаглавлены, и, следовательно, не отъединены друг от друга). Однако в достаточно большом количестве материалов «Дней» (около восьми десятков), складывавшихся годами, можно проследить определенные тенденции, дающие основание для их сближения, типологической классификации по разным признакам - как содержательным, так и структурно-поэтологическим.

В настоящем публицистическом цикле особенно наглядно проявились такие ведущие особенности художественного мира лирико-публицистической прозы Б. Зайцева, как наличие ясной, четкой и понятной картины мира, откровенный автобиографизм, отсутствие предвзятого отношения к субъекту изображения, преобладание лирического, а не эпического начала.

В параграфе 3.5. Итоговая дилогия Б. Зайцева «Две Веры» (структура эпистолярного текста) указанный текст рассматривается как произведение документально-публицистического жанра. В двух повестях Б. Зайцев в сложном динамическом равновесии направляет совмещение приватной переписки с авторским талантом и волей, в результате чего возникает простая, ясная, информационно насыщенная и в то же время изящная, яркая, прихотливая ткань эпистолярно-публицистического текста.

Методология и методика применяемого в диссертации анализа содержания и поэтики этих текстов требует учёта включённости в них нескольких уровней материала Во-первых, это письма В.Н. Муромцевой-Буниной к В.К. Зайцевой, нередко имеющие в себе самокомментарий, затем - анализ-комментарий

Б. Зайцева, являющийся во многих случаях исчерпывающим, не требующим дополнительных сведений и, наконец, наш анализ уже дважды прокомментированного текста. Этот текст чрезвычайно интересен как с точки зрения содержания (удивительная история самобытной личности и её взаимоотношений с близкими и далёкими людьми), так и с точки зрения формы — гармонического сочетания двух начал, создающих контрапункт, с одной стороны, эпистолярно-исповедального, с другой - поясняющего, исповедующего, «отпущающего».

Переплетение в этой искусно сотканной ткани высокого и низкого, духовного и житейского, трогательного и смешного, взволнованного и сдержанного, патетического и шутливого, публицистического и поэтического делает эту замечательную вещь прелестным и достойным памятником ушедшим. Специфика двух повестей определяется и индивидуальными особенностями психологии личностей представляемых в книге русских женщин (В .Н.Муромцевой-Буниной и В.А.Зайцевой), непосредственно выразившимися в эпистолярном наследии каждой.

Итак, первая часть дилогии — «Повесть о Вере» — вещь камерная, интимная, характеризующаяся, казалось бы, узким полем зрения и в то же время богатая ассоциациями, аллюзиями, интертекстуальными связями. Традиционная для Б. Зайцева цель - воссоздание литературного быта вырастает до анализа проблем «художник и время», «художник и общество», «художник и мир». Непосредственному цитированию писем предшествует краткая, но обстоятельная экспозиция. В ней и авторская интерпретация обстоятельств места, времени, действия.

«Другая Вера» имеет подзаголовок «Повесть временных лет», указывающий на эпический смысл этой книги. «Труды и дни» семьи Зайцевых, русской эмиграции во Франции воспроизведены, фактически, двумя летописцами - В.А. и Б.К. Зайцевыми, однако ведущая роль принадлежит, пожалуй, Вере Алексеевне. Роль Б. Зайцева здесь, на первый взгляд, крайне скромная. Это роль публикатора, частично - комментатора. Комментарий - минимальный. Цитирование - точное, тонкое, бережное.

Смысл заглавия «Повесть о Вере» многозначен, символичен. При всей конкретности и прозрачности семантики слова «вера» как имени собственного, другой, точнее, первый, основной, главный смысл этого слова очевиден. И вся книга - книга смыслов веры. Веры православной. И не только.

Сугубо личный замысел книги разрастается до потребности воссозлатт, образ Родины и, в конечном счете, образ Мира. Эпистолярная повесть все более испытывает тенденцию к тому, чтобы становиться эпистолярным романом. Состоящий из отдельных эссе-новелл, этот роман имеет свои сюжетные линии, конфликт и коллизии, кульминационные моменты и развязки.

Документальность мемуарно-эпистолярного произведения предопределяет усложненность его построения. При исследовании структуры такого текста в большинстве случаев в нем различают два пласта, которые представляют собой самостоятельные структуры, и в то же время они взаимосвязаны, взаимообусловлены. Один из них — собственно авторский текст, другой -собственно документальный. В связи с этим анализ семантических, темати ческих, композиционных особенностей публицистики приобретает свою специфику. Наличие двух разных сфер в публицистическом тексте и их ор^-ническое единство составляет особенность стиля Б. Зайцева.

Тексты приватной переписки (как зачастую и публицистические текс!ы) в плане формы, чаще всего, не предполагают осознанного использования приемов и фигур поэтической речи, они в этом отношении спонтанны непреднамеренны. Тем интереснее могут быть результаты исследования стихийной картины поэтики этих текстов Письменная речь этих текс-ои очень близка, если не вполне идентична устной, разговорной речи близкуч людей. Стиль этих писем существенно отличается от этикетного эпистолярного стиля прежних веков и сближается со стилем телефонного разговора Включение в структуру комментирующей части текста не только собственных, но и чужих материалов придает еще большую информациогне • эстетическую ценность этой публицистической, чемуарно-зпистолярной книге.

Укорененность в традиционных ценностях, свойственная Вере и Борису Зайцевым, выражающаяся в связи поколений, была в полной мере реализована и в жизненной судьбе семьи Зайцевых, и в их творческих начинаниях. И тогда, когда личная переписка благодаря таланту ее создателей становится фактом публицистики и истории культуры одновременно, эта ценностная ориентация получает мощный заряд, утверждающий положительные нравственные идеалы, традиционные ценности.

Официально-деловые, разговорные, эмоционально-экспрессивные пласты текстов свободно перемежаются, что мотивировано спецификой поэтики публицистического текста. Остроумие, порой острословие, ирония и самоирония наполняют словесную ткань.

В анализе «Двух Вер» мы останавливаем внимание также и на отражении тендерных стереотипов и их модификаций в этой книге.

Интересным компонентом структуры этого текста являются постраничные сноски. Именно такую форму прямого авторского комментирования чужого текста избирает автор. Примечания, вынесенные в сноску, не нарушают целостности чужого текста и, одновременно, вносят необходимые пояснения, дополнения, реплики, а иногда - полемику с этим текстом. Типология сносок при их, казалось бы, чисто служебной функции весьма разнообразна, что характеризуется в реферируемой работе. В частности, отмечается действие специфической временной вертикали, превращающей ось диахронии в ось синхронии. Реальности двадцатых и шестидесятых годов как бы совмещаются, наслаиваются друг на друга Постраничные комментарии 1968 года к переписке 20-х - 30-х годов приобретают характер трансляции. Чужой эпистолярный текст и авторский комментарий к нему существуют в разных измерениях, временных полях. Комментарий выхватывает из плавно текущей фабулы и сюжетно связывает между собой события разных хронологических рядов. Здесь мы наблюдаем явление гипервремени - одного из важнейших признаков выражения публицистического сознания в эпистолярном тексте.

Явно выраженное в сносках субъектное отношение автора к комментируемому эпистолярному тексту проникнуто оттенками различных эмоциональных состояний, при внешней сдержанности и невозмутимости. Многие чисто фактологические сноски воспринимаются как газетная хроника или справочно-энциклопедические статьи, насыщенные информацией о тех или иных сторонах жизни русской интеллигенции за рубежом. Постраничные сноски в тексте «Двух Вер» осуществляют многочисленные и многообразные функции, главная из которых - связь времен, основанная на эффекте вненаходимости, впервые обоснованном М. Бахтиным.

Материалы частной переписки создают благоприятные возможности для выявления портрета языковой личности, в данном случае -В.Н. Муромцевой-Буниной и В.А. Зайцевой-Орешниковой. Обе эти женщины - заметные фигуры в онтологии русской эмиграции первой волны, история их дружбы, уникальной по продолжительности, силе и глубине, насчитывала более полувека. Их письма дают срез социокультурной, психоэмоциональной жизни, рисуют картину нравов русской интеллигенции во Франции 20-50 годов XX века.

В Заключении формулируются выводы, подводятся итоги диссертационного исследования.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

Монографии

1. Степанова Т М Поэзия и правда. Структура и поэтика публицистической прозы Бориса Зайцева. Монография. М.: Изд-во Московского педагогического университета. 2002- 15, 6 п.л.

2. Степанова ТМ Поэзия и правда. Структура и поэтика публицистической прозы Бориса Зайцева. Издание 2-е, переработанное и дополненное. - М.: Изд-во МГОУ, 2003 -19,0 п.л.

3 Степанова Т.М. Художественный мир публицистики русского зарубежья. Борис Зайцев. - М.: Изд-во МГОУ, 2004 - 328с. 21,6 п.л.

Статьи

4 Степанова ТМ От лирики - к эпосу. Проблемы творческой индивидуальности писателя в адыгейской литературе. - Ростов-на-Дону, 1976. -0,4 п.л.

5. Кажуманъян ТМ. Жанрово-стилевое своеобразие лирико-биографической прозы. ИНИОН АН СССР, 1981, № 9. -1,9.

6. Кажуманъян Т.М Открытие искусства Эстетические взгляды писателя и художественное творчество -Краснодар, 1981. -0,5

7. Кажуманъян ТМ Мемуарно-биографическая тема в русской литературе (Методические указания к спецкурсу и спецсеминару: для студентов ОЗО). - Майкоп, 1988. - 2 пл.

8. Степанова ТМ Специфика документально-публицистической прозы Б. Зайцева («Преподобный Сергий Радонежский»), - Филологический вестник АГУ, Майкоп, 2000 0,3 п.л.

9. Степанова Т.М Национальные образы мира в духовной публицистике Бориса Зайцева. Сб. «Язык и национальные образы мира». - Майкоп, 2001,0,8 пл.

10. Степанова Т.М Структура публицистического текста (дилогия Б. Зайцева «Две Веры»). Сб. «Проблемы изучения жизни и творчества Б. Зайцева». - Калуга, 2001,0,9п.л

11. Степанова Т.М Степанов А Г Образы праведников в творчестве Бориса Зайцева (Франциск Ассизский и Сергий Радонежский). Проблемы изучения жизни и творчества Б.Зайцева: Сб. ст. // Третьи международные Зайцевские чтения. Вып.З. - Калуга- Издательство «Гриф», 2001. - 0,5 п.л.

12 Степанова Т.М Триптих о художниках (мемуарно-публицистическая книга Б.Зайцева «Далёкое»)// Юбилейная международная конференция по гуманитарным наукам, посвящённая 70-летию Орловского государственного университета: Материалы. Выпуск П: Л.Н. Андреев и Б.К. Зайцев. Орел: Орловский Государственный университет, 2001. -0,5 п.л.

13. Степанова Т.М. Художественный мир публицистической прозы. К постановке вопроса. Филологический вестник. Научный и образовательный журнал. Майкоп, АГУ, 2001. -0,3 пл..

14. Степанова Т.М. Учить не учительствуя. «Преподобный Сергий Радонежский» Б.К. Зайцева. Литература в школе // 2001.№ 6. 0, 5 пл.

15. Степанова Т.М. Национальные образы мира в духовной публицистике Бориса Зайцева.//Язык и национальные образы мира. Материалы международной научной конференции.- Майкоп: изд-во АГУ,2001. 0,5 пл.

16. Степанова Т.М. «Оптина Пустынь» Бориса Зайцева. //Труды 1У-х Всероссийских чтений, посвященных братьям Киреевским, «Оптина пустынь и русская культура», Калуга, 2001,0, 5 п.л.

17. Степанова ТМ Рациональное и эмоциональное в публицистике Б.Зайцева//Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре: Материалы всероссийской конференции. - Волгоград: «Перемена»,2001, - 0,3 пл.

18. Степанова Т.М Федор Достоевский в творческом сознании Бориса Зайце-ва//Достоевский и современность (к 180-летию со дня рождения писателя). - Армавир: ИЦ АГПИ, 2002, 0,3 пл.

19. Степанова Т.М. Ономастикон эпистолярной публицистики русского зарубе-жья//Проблемы региональной ономастики. Материалы 3-ей межвузовской конференции. Майкоп, 2002. 0,2 п.л.

20. Степанова ТМ Борис Зайцев' путь в публицистику.// На старте тысячелетия Материалы научно-практической конференции докторантов, аспирантов и соискателей АГУ. - Майкоп. 2002. 0,5 пл.

21. Степанова Т.М. Образ Родины в художественном мире публицистики русского зарубежья// На старте тысячелетия. Материалы научно-практической конференции докторантов, аспирантов и соискателей АГУ. - Майкоп 2002. 0,5 пл..

22. Степанова ТМ Публицистический текст сквозь призму теоретической поэтики //На старте тысячелетия. Материалы научно-практической конференции докторантов, аспирантов и соискателей АГУ. - Майкоп. 2002. 0,5п.л.

23. Степанова Т.М. Художественный мир публицистики Бориса Зайцева как синтез документального и художественного начал// Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Второй научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева. Москва. Московский педагогический государственный университет. 2002.0,Зп.л.

24. Степанова ТМ Аспекты диалога культур в художественном мире публицистики Бориса Зайцева// Язык и межкультурная коммуникация. Международный лингвистический журнал. Майкоп: РИО АГУ, 2002, № 1, 0.5 п л.

25. Степанова Т.М. Борис Зайцев. Путь в публицистику. \\ Журналистика: информационное пространство. Научный журнал. Краснодар.2002. № 4. 0,7 пл.

26 Степанова Т.М Феномен русского зарубежья в литературном процессе первой половины XX века: Материалы научной конференции. МГУ им. М.В. Ломоносова. - М.: Изд. МГУ, 2002. с. 136-138.

27. Степанова Т.М. Борис Зайцев в литературоведении и критике. Филологический вестник. Научный и образовательный журнал. Майкоп. АГУ. 2002.0,5п.л.

28. Степанова Т.М. Слово как жанр публицистики в художественном мире Бориса Зайцева Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи: Сборник статей Всероссийской (с международным участием) научной конференции. Том 1. Соликамск, 2002, 0,7 п.л.

29. Степанова Т.М К вопросу о философских основах русской публицистики Серебряного века (на материале творчества Б. Зайцева) // Журналистика: информационное пространство. Краснодар. 2003. № 1. 0,7 п.л.

30 Степанова ТМ Феномен Бориса Зайцева, или Негромкое имя в зеркале новейшего литературоведения, критики и библиографии //Центральная Россия и литература русского зарубежья (1917-1939). Исследования и публикации: Материалы международной научной конференции, посвященной 70-летию присуждения И.А.Бунину Нобелевской премии. Орел. 2003. 0, 5 п.л.

31 Степанова ТМ Литература диаспоры и метрополии. Вопросы историографии // Художественно-историческая интеграция литературного процесса. Майкоп. 2003 0, 5 п.л.

32. Степанова Т.М. Типология и структура сносок в эпистолярно-публицистическом тексте//1У Международная научная конференция «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии»: (Материалы конференции). Майкоп. 2003 0,2 пл.

33. Степанова ТМ Диалог во времени: о художественном мире эпистолярной публицистики Бориса Зайцева // Язык и межкультурная коммуникация. Международный лингвистический журнал. - Майкоп. 2003, №1. 0, 6 п л.

34. Степанова Т.М Художественный мир литературного произведения как фило-софско-эстетический феномен // Образование Наука Творчество. - Армавир. 2003 № 1 - 0, 5 пл.

35. Степанова Т.М. Культурно - психологический портрет личности в эпистолярной публицистике Бориса Зайцева // Язык. Этнос. Сознание. Материалы международной научной конференции. Т. 2. - Майкоп. АГУ. О, 5 пл.

36. Степанова Т.М Жанровый и стилевой синтез в очерке Бориса Зайцева «Улица Св. Николая» // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Третьей научно- практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева. Москва.

2003. 0,5 п.л.

37. Степанова Т.М. Степанов А.Г. Борис Зайцев о Лермонтове. // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Третьей научно- практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева. Москва. 2003.0,5 п.л.

38. Степанова Т.М. Андрей Белый о Борисе Зайцеве. Творчество Зайцева в контексте мировой культуры. Сб. ст. // Четвертые международные Зайцевские чтения. Вып.З. -Калуга. 2003. 0,4 пл.

39. Степанова ТМ. Борис Зайцев и журнал «София». // Журналистика: информационное пространство. Краснодар. 2004. № 1. 0,7 пл.

40. Степанова Т.М, Александрова Н.Е. И.А. Ильин и Д.М. Мережковский (особенности философского прочтения) - Ж. //«Образование - наука - творчество». - Армавир

2004. №1(2) 0,5 п.л.

41. Степанова Т.М. Борис Зайцев и Константин Паустовский. Типологическая общность. Научная мысль Кавказа. Приложение. 2004. № 3. с. 148-156.

42. Степанова Т.М Полемика о Пушкине в русской зарубежной прессе 1930-х годов. Пушкин и руссхая литература. Материалы научной конференции Всероссийского праздника русского языка, приуроченного к Пушкинским дням. Под общей ред А.С.Карпова, Е.Л. Шураевой. М.: Изд-во РУДН, 2004. с. 135-143.

43. Степанова ТМ Публицистика Б.Зайцева в развитии пушкинианы русского зарубежья 30-х годов. Научная мысль Кавказа. Приложение. 2004. № 7. с. 178-183.

44. Степанова Т.М. Судьбы русской литературы 1920-х годов (по материалам эмигрантской печати). Культурная жизнь Юга России.2004. №7. 1 п.л.

45. Степанова Т.М. В поисках утраченного (триада «Восгок-Запад-Россия» в циклах Б.К. Зайцева «Афон» и «Валаам»). Восток - Запад: пространство русской литературы. Материалы международной научной конференции. Волгоград. 2004.

РНБ Русский фонд

2005-4 44992

СТЕПАНОВА Татьяна Маратовна

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ИСКАНИЯ В МИРЕ ПУБЛИЦИСТИКИ Б.К. ЗАЙЦЕВА АВТОРЕФЕРАТ

Сдано в набор 09 11 2004 Подписано в печать 01 12 2004 Бумага типографская №1 Печл 3,4 3ак074 Тираж 120 экз

Отпечатано на участке оперативной полиграфии и множительных работ А ГУ, 385000, г Майкоп, ул.Университетская, 208

v ■ - 5 ^ Г

22Ф&Ы" * Л - ■ d