автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Философия любви в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философия любви в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова"

На правах рукописи

ФЕДОСЕЕВА Юлия Андреевна

ФИЛОСОФИЯ ЛЮБВИ В ПРОЗЕ Б.К. ЗАЙЦЕВА И Н.П. СМИРНОВА

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

0 4 0КТМ

Иваново — 2012

005047374

Работа выполнена в ФГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Смирнов Вадим Андреевич

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Елецкий государственный

университет им. И.А. Бунина»

Защита состоится 19 октября 2012 года в 10.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.062.04 при ФГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет», по адресу: 153025, г. Иваново, ул. Ермака, 37,ауд. 403.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет»

Автореферат разослан « /3~» сентября 2012 года

Официальные оппоненты:

Дзуцева Наталья Васильевна,

доктор филологических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Ивановский государственный университет», профессор кафедры теории литературы и русской литературы XX века

Зарубина Дарья Николаевна,

кандидат филологических наук,

ГБОУ ВПО «Ивановская государственная медицинская академия», старший преподаватель кафедры русского языка как иностранного

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук

Е.М. Тюленева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В конце XIX — начале XX века наступает переломная эпоха жизни России и ряда западноевропейских стран. Происходит разочарование в позитивизме, в возможностях науки, рационалистических знаний и разума, кризис христианской веры. Кризис системы мировоззрения приводит к изменениям в эстетическом сознании, которые были обусловлены и собственными закономерностями развития литературы и искусства. Возникновение модернизма и символизма, оформление русской философии в самостоятельную форму духовной деятельности обозначают начало Серебряного века русской культуры, русского «культурного ренессанса».

Духовно-философскую атмосферу этой эпохи формируют философия русского космизма и Русского Эроса, которые имеют общую точку отсчета — человека, стремящегося к преображению себя, всего человечества и мира с помощью любви. Этот мировоззренческий инвариант русского космизма и Русского Эроса, обладающий высокой степенью абстракции, реализуется на рубеже Х1Х-ХХ вв. в концепциях философов и писателей.

Сходства и различия в мировоззрении писателей и философов рубежа Х1Х-ХХ вв. порождают проблему взаимодействия философских идей и литературного творчества, обусловливают острую актуальность проблемы существования авторской философии у того или иного писателя.

Современное литературоведение активно изучает названные проблемы в творчестве Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова. Писатели большей частью творческого пути принадлежат эмигрантской и советской литературе, соответственно. При этом зарождение (для Н.П. Смирнова), развитие в завершенные формы и укрепление (для Б.К. Зайцева) основ мировоззрения того и другого писателей связано с Серебряным веком.

В 1960-е годы в письмах к Н.П. Смирнову Б.К. Зайцев называет ряд тем, мотивов и образов, которые выявлены им в творчестве адресата и признаны органичными для своей художественной системы: темы природы и охоты, родины; мотив пути-странствования по родной земле; образ Вечной женственности. В перечисленных темах, мотивах и образах угадываются черты мировоззрения двух писателей, важнейшим, организующим аспектом которого является авторская философия, концепция любви.

В первых критических отзывах (Г. Вяткина, В. Полонский, Ю. Ай-хенвальд), в литературоведческих работах 1970-1980-х годов (В.А. Келдыш, Л.А. Смирнова и др.) и новейших исследованиях, посвященных творчеству Б.К. Зайцева (М.Б. Баландина, Е.Ф. Дудина и др.), говорится о том, что любовь — одна из вечных общечеловеческих ценностей для его героев.

Исследователи выявляют в доэмигрантской прозе Б.К. Зайцева множество форм чувства любви, неизменно противопоставляя «индивидуальную земную любовь с ее пороками и страстями» (она, как правило, включает все эти формы) и «великую космическую любовь, благословенную божественной благодатью» (В.А. Келдыш, Ю.А. Драгунова, М.Б. Баландина, Г.В. Воробьева, Е.Ф. Дудина).

Формы любви и их соотношения одни исследователи выявляют через поэтику произведений Б.К. Зайцева (JI.A. Иезуитова, Г.В. Воробьева, М.Б. Баландина). Другие объясняют авторскую концепцию любви влиянием философии B.C. Соловьева (Ю.А. Драгунова, Е.Ф. Дудина и др.), которая определяет, по их мнению, эстетику писателя (JI.A. Иезуитова, М.Б. Баландина, и др.).

Н.П. Смирнова литературоведы долгое время рассматривали как писателя-пейзажиста, живописца по складу таланта (О.Н. Михайлов, П.В. Куприяновский и др.), не создавшего авторской философии. Устойчивость этого мнения определялась долгим отсутствием обстоятельных литературоведческих работ о Н.П. Смирнове, которое было восполнено в 2000 г. Е.Л. Шлычковой, посвятившей одну из глав своей кандидатской диссертации концепциям природы/Космоса/охоты и любви Н.П. Смирнова.

Е.Л. Шлычкова выявляет разные формы любовного чувства в прозе Н.П. Смирнова. В основе авторской концепции любви исследователь видит универсальную философскую идею всеединства, учение B.C. Соловьева о сизигии, всеохватывающей любви.

Каждый исследователь выбирает один из двух вариантов пути к постижению философии любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, обращаясь к поэтике их творчества либо к ближнему контексту современной философской мысли, а именно, к философским идеям B.C. Соловьева.

Современное литературоведение испытывает потребность в более глубоких и объективных представлениях о философии любви писателей XX века, в переосмыслении выводов об исключительном влиянии B.C. Соловьева на мировоззрение Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова.

В новейшем литературоведении этой потребности отвечает метод «литературно-философской герменевтики», разрабатываемый С.Г. Семеновой: постижение авторской метафизики от части к целому (от поэтики к миропониманию) и от целого к части. Интуиция и знание целого вклю-

' Дудина Е.Ф. Творчество Б.К. Зайцева 1901-1921 годов: своеобразие художественного метода: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Орел, 2007. С. 13.

4

чает «авторские метафизические установки и предпочтения, сумму философских влияний, контекст эпохи, близкие литературные явления»2.

Метод С.Г. Семеновой предусматривает синхроническое описание проблем писательского творчества. При этом в знание целого не входит дальний контекст, не учитывается возможность диахронического подхода к изучению философии писателя. Необходимость применения этого подхода к литературным явлениям, испытавшим влияние Серебряного века русской культуры, обоснована в работах A.M. Панченко и И.П Смирнова, А. Пайман, К.Г. Исупова.

Актуальность данной работы обусловлена повышенным интересом современной науки к проблемам теоретической и исторической поэтики, а также острой потребностью литературоведения в преодолении схематизма устоявшихся представлений о мировоззрении ряда писателей XX века, о связи его с ближними и дальними философскими, мировоззренческими контекстами.

В данном исследовании мы обращаемся к истокам идей русского космизма, Русского Эроса, импрессионистического типа художественного мышления, рассматриваем народное мировоззрение как питательную для них основу, на новых этапах человеческой культуры актуализируемую и плодотворно воспринимаемую. В результате преодолевается схематичность и обобщенность мнений о развитии мировоззрения и формировании философии любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова. Основные положения авторской философии рассматриваются в их самобытности.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем впервые предпринимается сопоставление философии любви в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова как аспекта авторского мировоззрения, который определяет не только отдельные черты поэтики, но и своеобразие художественного мира каждого писателя в целом. Кроме того, этот аспект обозначает место двух художников слова в русском литературном процессе XX века и в истории русской литературы. История русской литературы в результате предстает как единый, неразрывный процесс, в котором мировоззренческие смыслы не умирают, но возрождаются в художественных системах, стремящихся и готовых их воспринять.

Предметом научного исследования является малая доэмигрантская проза Б.К. Зайцева 1901-1921 годов: рассказы и повести из книг «Тихие зори», «Сны», «Земная печаль», «Голубая звезда», «В пути»; произведения Н.П. Смирнова 1939-1975 гг., собранные в книге «Золотой Плес» (1982), и эксплицитно или имплицитно представленные в названных произведениях черты индивидуально-авторской философии любви, а также

2 Семёнова С.Г. Преодоление трагедии: «Вечные вопросы» в литературе. М., 1989. С. 9.

концепций природы, Космоса, охоты, сформировавшихся в творчестве двух писателей.

Интерес к сопоставлению «первого» у Б.К. Зайцева и «второго» у Н.П. Смирнова периодов творческого пути обусловлен целостностью мировоззрения писателей в это время, типологическим сходством актуализируемых его аспектов.

Авторы современных исследований о творчестве Б.К. Зайцева сходятся во мнении, что в доэмигрантской прозе писателя «заложены основы» его «мировосприятия и творческой манеры»3.

Н.П. Смирнов складывается как писатель-прозаик, критик и публицист в 1920-е годы. Мировоззренческими ориентирами своего творчества Н.П. Смирнов обязан духовно-философской атмосфере в России первых двух десятилетий XX века. Ее элементы реализуются в целостном мировоззрении писателя после трагических событий в судьбе. В 1934 г. Н.П. Смирнов был арестован, вскоре отправлен в лагерь и по существу «вычеркнут» из истории «советской литературы». Тем не менее, энергия его творчества не ослабевает. Мировоззрение освобождается от всего наносного, заимствованного, социально детерминированного. 1939-1975 годы можно считать зрелым и целостным периодом творческого развития писателя.

Объектом исследования являются системы мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, основные аспекты этого мировоззрения, важнейшим из которых для двух писателей является философия любви.

Цель работы: выявить основные черты, сопоставить сходства и различия авторской философии любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, ее связи с Русским Эросом, определяя роль этой философии в системе авторского мировоззрения, в художественном мире каждого писателя, в сохранении единства русского литературного процесса XX века и истории русской литературы.

Для этого необходимо решить следующие задачи:

— выявить основные аспекты духовно-философской атмосферы эпохи рубежа Х1Х-ХХ веков в России, проследить ретроспективу этих аспектов, выявить их взаимосвязи;

— проанализировать концепции природы и Космоса, философию любви, мотив пути в творчестве Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова во взаимосвязи с проблемой личности;

—сопоставить философию любви в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова: определить черты сходства и индивидуально-авторского своеобразия;

3 Курочкина A.B. Поэтика лирической прозы Б. Зайцева: Автореф. дис. ... канд. фи-лол. наук: 10.01.01. Уфа, 2003. С. 4.

- наметить перспективы дальнейшего исследования литературного творчества в контексте философских идей, им воспринятых и порожденных.

Для глубины и объективности постижения мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова в качестве материала исследования привлекаются произведения Б.К. Зайцева периода эмиграции (беллетризо-ванная биография «Жизнь Тургенева» (1932)) и первого этапа творчества Н.П. Смирнова - сборники прозы «Изумруд севера» (1929), «Теплый стан» (1931).

Методологическая основа нашего исследования предполагает использование историко-функционального, историко-генетического, исто-рико-типологического и структурного методов.

Теоретическую базу диссертации составляют труды по теории литературы (А.Н. Веселовского, В.Я. Проппа, М.М. Бахтина, A.M. Панченко, И.П. Смирнова, Д.С. Лихачева, Б.П. Иванюка), по истории русской литературы рубежа XIX-XX веков и русского зарубежья (Л.К. Долгополова,

A.B. Лаврова, Г.А. Левинтона, Д.Е. Максимова., И.В. Корецкой,

B.В. Агеносова, Э.А. Полоцкой, Н.Ю. Грякаловой, З.Г. Минц, А. Пайман, А. Ханзен-Леве, К.Г. Исупова, С.Г. Семеновой), труды по истории культуры и искусства (E.H. Трубецкого, Г.П. Федотова, С.С. Аверинцева, Г.С. Масловой, М.А. Некрасовой, Б.А. Рыбакова, И.К. Кузьмичева, В.Н. Топорова, М.Ю. Германа), монографии, статьи и авторефераты диссертаций, в которых затрагиваются актуальные проблемы данной работы (Л.А. Ие-зуитовой, Е.В. Воропаевой, О.В. Сливицкой, A.M. Любомудрова, Г.В. Воробьевой, Е.Ф. Дудиной, О.С. Князевой, A.B. Громовой, H.A. Ку-делько, И.А. Есаулова, П.В. Куприяновского, О.Н. Михайлова, Л.А. Шлычкова, В.А. Смирнова, Е.Л. Шлычковой и др.).

Теоретическая значимость исследования состоит в уточнении, дополнении и развитии существующих методологических подходов к исследованию мировоззрения русских писателей XX века, в применении этих подходов к произведениям Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, чье творчество ранее с их помощью не рассматривалось.

Сочетание синхронического и диахронического подходов позволяет уточнить представления об основных аспектах духовно-философской атмосферы эпохи рубежа XIX-XX веков в России; определить актуальные смыслы, извлекаемые из нее писателями на протяжении всего XX века.

Русская литература XX века рассматривается сквозь призму народной эстетики. В результате отчетливо проявляется национальный облик этой литературы с его ретроспективой в прошлом и перспективой в будущем.

Практическая значимость исследования. Содержащиеся в данной работе наблюдения и выводы могут быть использованы в вузовских лек-

ционных курсах и спецкурсах по истории и теории русской литературы XX века, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по истории литературы Ивановского края и творчеству Н.П. Смирнова, при разработке уроков и внеклассных занятий в специализированных гуманитарных классах школ.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Наряду с философией русского космизма и Русского Эроса существует третий, имплицитно присутствующий в произведениях литературы и живописи, аспект духовно-философской атмосферы эпохи рубежа XIX-XX веков - импрессионистический тип художественного мышления.

2. Импрессионистический тип художественного мышления обнаруживает взаимосвязи с идеями русского космизма и Русского Эроса. Все три аспекта восходят к народному мировоззрению, воплощенному в народном искусстве и произведениях русского фольклора. Одна из ключевых составляющих народной эстетики, проявленная и диалектически усвоенная на новом этапе культурного развития, - восходящие к древности представления народа о гармонии человека с природой и Космосом, о полноте человеческого бытия в мире.

3. Авторская философия любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова определяется не только воздействием философии всеединства B.C. Соловьева, но и плодотворными влияниями философии любви H.A. Бердяева, Б.П. Вышеславцева, актуализацией и переосмыслением идеалов народного мировоззрения.

4. Философия любви у двух писателей соотнесена с их авторской концепцией природы и Космоса, определяет мотив пути. Синтез и разделение аспектов авторского мировоззрения определяет проблема личности - потенциала человека, реализуемого в отношениях с природой, Космосом, другими людьми, в процессе поиска и выбора пути.

5. Н.П. Смирнов является «хранителем времени» по отношению к эпохе «русского культурного ренессанса» рубежа XIX-XX веков. Социально-культурный и духовный потенциал человеческой личности, неослабевающее стремление человека к совершенствованию самого себя, другой личности, всего человечества в любви — мировоззренческая константа, сохраненная и преобразованная Н.П. Смирновым. Это и вектор мыслительного и художественного развития, который, пусть и в преображенном виде, может дать направление новым путям человеческой мысли и культуры в любом «безвременье», возродить из хаоса Космос; ответить на духовные запросы последующих социально-политических и художественных эпох.

Соответствие содержания диссертации паспорту специальности, по которой она рекомендуется к защите. Диссертация соответствует

специальности 10.01.01 —русская литература, в частности, следующим областям исследования: п. 4 История русской литературы ХХ-ХХ1 веков, п. 11 Взаимодействие творческих индивидуальностей, деятельность литературных объединений, кружков, салонов и т.п., п. 15 Литературное краеведение и музееведение, п. 19 Взаимодействие литературы с другими видами искусства.

Апробация работы. По проблематике работы сделаны доклады на конференциях: межвузовских («Молодая наука в классическом университете», Иваново, 2011), всероссийских («Методические чтения памяти В.П. Медведева», Иваново, 2010), международных научных (Международный молодежный научный форум «ЛОМОНОСОВ-2012», Москва, 2012), международных научно-практических («Культура и культуры» в рамках научной сессии «XIV Невские чтения», Санкт-Петербург, 2012).

Публикации. Основные результаты исследования и выводы полностью отражены в 8 научных работах общим объемом 2,83 п.л., 3 из которых опубликованы в изданиях, рекомендованных Перечнем ВАК РФ

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснованы актуальность, новизна диссертационного исследования, формулируются цель, задачи, положения, выносимые на защиту, определяются объект и предмет изучения, его методология, характеризуется степень разработанности вопроса.

В контексте идейно-философского аспекта изучения творчества Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова рассматривается проблема импрессионизма их прозы, осмысление этой проблемы в критике и литературоведении.

Критики и исследователи сходятся во мнении об импрессионистич-ности стиля лирической прозы Б.К. Зайцева.

Современники Н.П. Смирнова угадывают в его обостренном внимании к каждому явлению жизни особый способ отношения к миру природы и бытию человека в мире. Однако их выводы ограничиваются указанием на свойственные творчеству писателя, сходные с импрессионистическими, черты поэтики. Е.Л. Шлычкова называет импрессионистичность в числе «семиотических доминант» стиля писателя.

Отмечено новаторство В.Т. Захаровой в изучении импрессионистической тенденции развития русского реализма рубежа Х1Х-ХХ вв. (в том числе импрессионистической тенденции развития творчества Б.К. Зайцева) как единства особого типа художественного мышления и черт поэтики, его выражающих.

Высказано предположение, что импрессионистический тип художественного мышления является третьим, имплицитно присутствующим в произведениях литературы и искусства, аспектом духовно-философской атмосферы эпохи рубежа Х1Х-ХХ вв. в России.

Теоретико-методологические основы исследования разработаны в первой главе «Русский Эрос в художественно-философском контексте эпохи рубежа Х1Х-ХХ веков»: обосновано существование трех аспектов духовно-философской атмосферы эпохи в России рубежа Х1Х-ХХ вв., прослежена ретроспектива этих аспектов, выявлены их истоки, синхронические и диахронические взаимосвязи. Итогом главы является вывод о возможности применения уточненных методологических принципов исследования мировоззрения «русского культурного ренессанса» в изучении авторского мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова.

В первом параграфе «Проблемы литературного импрессионизма» проанализированы труды по истории живописи и народного искусства, по истории и теории литературы с целью выявления и разрешения проблем литературного импрессионизма, определения содержания импрессионистического типа художественного мышления.

Первая проблема, связанная с литературным импрессионизмом, -правомерность расширения области применения и функционирования терминов «импрессионизм» и «импрессионисты». Названная проблема решена в диссертационном исследовании положительно. Мы учитываем существующую теоретико-методологическую базу исследования литературного импрессионизма (монография В.Т. Захаровой об импрессионистических тенденциях в русской прозе рубежа Х1Х-ХХ вв.; методологические положения, разработанные Э.А. Полоцкой применительно к творчеству А.П. Чехова — рассмотрены во введении к данной работе) и подтверждаем обоснованность нашего решения конкретным анализом произведений Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова в главах о творчестве писателей.

Вторая проблема — определение критериев отбора импрессионистических черт литературного произведения, третья — выяснение факторов литературного процесса рубежа Х1Х-ХХ вв., обусловивших актуализацию импрессионистических тенденций.

Для решения второй проблемы рассмотрены синхронические факторы русского литературного процесса рубежа Х1Х-ХХ вв. Это, во-первых, синтез искусств, характерный для Серебряного века и определяющий потребность в расширении и обновлении художественных форм, когда два (и более) разных искусства вступают в равноправное взаимодействие. Искусство воспринимает именно то, что ему близко, понятно и необходимо в поэтике и мировоззренческих основах других искусств. Второй фактор — философская устремленность и синтетичность «неореализма»,

нового художественного метода, формирующегося в русской литературе конца 1900-х- 1910-х годов.

Актуализация импрессионистических тенденций в русской прозе объяснена как названными синхроническими, так и диахроническими факторами: обращением символистов к античному наследию, их интересом к «народной жизни, к русскому народному творчеству»4.

Диахронические факторы формирования духовно-философской атмосферы эпохи рубежа Х1Х-ХХ вв. имеют важнейшее значение для изучения мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова. Поэтому в данном параграфе первой главы предпринимается попытка разрешить мировоззренческую антиномию, которую в предпосылках и истоках русского живописного и литературного импрессионизма обнаруживает В.Т. Захарова, возводя своеобразие первого к древнерусской иконописи, а второго - к древним мифологическим представлениям народа.

В параграфе сделаны выводы о том, что импрессионистический тип художественного мышления зарождается в древности, определяет праздничную, солнечную семантику народного искусства, присутствуя в до-словесных его формах (в костюме, игрушке, орнаменте). Затем в виде устойчивых смыслов, мировоззренческих констант актуализируется в кризисные, переломные моменты исторического, социально-политического и духовно-философского развития страны.

Так, русская иконопись достигает своего расцвета в период великого национального подъема после освобождения исстрадавшегося русского народа от монголо-татарского ига. В русской иконе мысль о гармоническом единстве человека и мира претворяется в идею соборности, объединения всего человечества, всей твари земной в мирообъемлющий храм. В отношениях напряженной антиномии, существующих между космизмом мировоззрения русского народа и идеей соборности в русской иконе, остается неизменным ощущение глубокой сопричастности человека бытию, полноты и радости человеческого существования.

Во втором параграфе «Идеи антропокосмизлш и поиск идеала в русской волшебной сказке» сопоставлены мировоззренческие смыслы импрессионистического типа художественного мышления и инвариант идей русского космизма рубежа Х1Х-ХХ вв.

Если импрессионистический тип художественного мышления в своей ретроспективе связан с дословесным народным искусством, то идеи ан-тропокосмизма в имплицитной форме присутствуют в русской волшебной сказке, определившей первоначальные основания этих идей.

Грякалова Н.Ю. Фольклорные традиции в поэзии Анны Ахматовой // Русская литература. 1982. №1. С. 47.

На материале ряда сказочных текстов, в плодотворном диалоге с исследователями морфологии и духовно-нравственного идеала русской волшебной сказки (Ж. Бедье, В.Я. Пропп, E.H. Трубецкой) мы доказываем, что для русского народа особенно значимым является идеал «подъема к чудесному над действительным» (E.H. Трубецкой). Идеал этот связан с приобщением к гармонии высшего женского начала, к золотому царству женщины.

В дословесном народном искусстве присутствует гармоническое представление о мире. Восполнение гармонии, достигаемое периодическим совершением обрядового действа, не находит отражения в произведениях этого искусства. Сказка, отрицая обряд, сохраняет саму идею жертвенности ради достижения гармонии. Русская волшебная сказка, выражая духовно-нравственный идеал русского народа, крестьянства, содержит зачатки тех идей, которые в XX веке будут определять философию русского космизма.

Высокая роль женского начала в русской волшебной сказке коррелирует с его значением в достижении гармонии личности с человечеством и миром в философии Русского Эроса.

Пониманию женского начала в мировоззрении писателей Серебряного века и философов Русского Эроса, архетипическим прообразам Вечной Женственности посвящен третий параграф «Архетипы «женского начала» в философии Русского Эроса». В параграфе прослеживается ретроспектива амбивалентного восприятия женского начала в литературе и философской мысли рубежа XIX-XX вв. В светлой своей ипостаси женское начало наделено для писателей и философов плодотворной, миро-устроительной ролью. Сосуществование темной и светлой ипостаси связано с архетипами женского начала: в народной вере соединяются в единый образ Богородица и Мать-сыра земля. В сознании древнерусского человека с ними сливается и образ Софии как олицетворение единения человечества, его церковности и соборности. В истоках этого сложного синтетического образа - глубокий пласт мифологических представлений, древнейший архетип Матери-сырой земли. Во второй и третьей главах данного исследования показано, что этот архетип реализуется в ряде семантических доминант, типологически сближающих творчество Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова.

В третьем параграфе обозначен ближний контекст философии любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова: кратко сформулированы основные положения концепций любви ряда русских философов рубежа XIX-XX вв. (B.C. Соловьев, Н.А Бердяев, Б.П. Вышеславцев, П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков).

Инвариант идей русского космизма и Русского Эроса, сформулированный во введении к данной работе, рассмотрен в первой главе с точки зрения диахронического подхода, в соотношении с эстетикой русского народного искусства и фольклора.

Во второй и третьей главах диссертационного исследования мировоззрение Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова сопоставляется как с положениями философских концепций конца XIX — начала XX вв., так и с устойчивыми смыслами, идеалами народного мировоззрения.

Вторая глава «Философия любви в прозе Б.К. Зайцева 1901-1921 годов» посвящена концепции любви, развивавшейся на протяжении трех этапов доэмигрантского творчества Б.К. Зайцева.

В первом параграфе «Проблемы периодизации доэмигрантского творчества Б.К. Зайцева» доэмигрантский период творчества писателя определяется хронологическими рамками 1901-1921 гг. Этот период разделен на три этапа. Третий этап (1916 (1919)-1921) является спорным, поскольку художественные открытия, совершенные писателем в это время, теснейшим образом связаны с достижениями его эмигрантского творчества. В четвертом параграфе второй главы показан переходный характер этого этапа, который через мотив неоконченного и вечно продолжающегося движения (финал рассказа «Улица святого Николая» (1921)) соединяет доэмигрантский и эмигрантский периоды творчества Б.К. Зайцева.

Второй параграф «Проблема личности в рассказах Б.К. Зайцева 1901-1906 годов» строится на основе хронологического принципа и посвящен взаимоотношениям человека и природы, Космос*,связанной с ними проблеме личности в ранней прозе Б.К. Зайцева.

Герои первых рассказов писателя находятся наедине с природным миром и Космосом, включены во всеобщий процесс природной и космической жизни. На этом основании критики (А.Г. Горнфельд, З.Н. Гиппиус, Е.А. Колтоновская) и исследователи (Т.Ф. Прокопов, В.А. Келдыш, Л.А. Смирнова) высказывают утверждения о бессилии зайцевских героев перед равнодушно-враждебным мирозданием, приводящим их к трагедии («Волки», 1902, «Мгла», 1904); об их пассивности и бездеятельности, в результате которой они с радостью поддаются природе и Космосу, вовлекающим их в свою сонную, безбрежную жизнь («Сон», 1904, «Миф», 1906). Проблему личности у Б.К. Зайцева эти же критики и исследователи решают однозначно: личностное начало героев, по их мнению, поглощено общечеловеческим и надмирным. Герои, соответственно, пассивны и по отношению к социально-политическим событиям.

Современные исследователи, утверждая существование в прозе писателя глубокой индивидуальности, питаемой и одухотворяемой космиче-

скими силами, самодостаточной и без ярко выраженной социальности5, относят возникновение проблемы личности только к творчеству писателя 1910-х годов.

При разнообразии методологических подходов к творчеству Б.К. Зайцева, исследователи, по сути, опираются на синхроническое изучение его проблем. В нашем исследовании мы используем принципы синхронического и диахронического подходов: семантика цвета, света и образы, в которых реализуются древнейшие архетипы женского начала, позволяют выявить специфику мировоззрения писателя.

Мы исходим из мысли о том, что проблема личности зарождается в самых ранних произведениях Б.К. Зайцева, в 1902-1904 гг. Главным аспектом этой проблемы является потенциал, присутствующий в человеке и реализуемый в отношениях с природой, Космосом, другими людьми, в процессе поиска и выбора пути.

На протяжении доэмигрантского творчества Б.К. Зайцева его герои последовательно включаются в сменяющие друг друга формы взаимоотношений «человек-природа/Космос», «человек-человек», «человек-путь». Названными взаимоотношениями определяются решения проблемы личности на каждом из трех этапов. На первом она явлена как противопоставление привычного строя жизни, с ее рациональной организацией и суетой и пограничных состояний сна/одиночества/смерти, в которые современный человек должен погрузиться, чтобы вернуть утраченное знание о полноте и радости своего бытия в единстве с природой и Космосом. В пограничных состояниях, вопреки мнениям многих исследователей, впервые проявляется личностный потенциал зайцевского героя, воплощенный в импрессионистическом образе светлых златотканых одежд, овевающих сердце Песковского в завершении рассказа «Сон», во всеох-ватности зеленого цвета возрождения после смерти в финале «Тихих зорь».

В соответствии с пониманием проблемы личности определяется у Зайцева и любовь как то чувство, которое не лишает личность ее потенциала, а напротив, дает энергию ее развитию. На первом этапе присутствует у Зайцева воплощение любви как универсального начала мира («Тихие зори», 1904), как счастливого, лишенного разочарований чувства («Миф», 1906), связанного с особым, высоким пониманием брака («Молодые», 1906).

Современная Б.К. Зайцеву критика, определяя ряд мировоззренчески-художественных констант его творчества, указывала на изначальную и непоколебимую «святость» человека и мира в мировоззрении писателя

5 См.: Дудина Е.Ф. Творчество Б.К. Зайцева 1901-1921 годов: своеобразие художественного метода. С. 11.

(Ю.И. Айхенвальд). Достижение этой гармонии и святости, по мнению критиков и исследователей, происходит в художественном мире Б.К. Зайцева без всякого труда, само собой. Однако уже на первом этапе доэмигрантского творчества Б.К. Зайцева формируется четкая оппозиция любви и сладострастия, чувства плодотворного и победы инстинктов жестокости и насыщения в человеке. Сладострастие не дает личностному потенциалу развиваться, уничтожает в человеке личность. Герои Б.К. Зайцева в течение трех этапов творчества до эмиграции пройдут пути страданий и испытаний, прежде чем достигнут со-чувствия и сострадания как главного итога развития любовного чувства.

В ранних рассказах Зайцева возникают образы, развиваемые на протяжении всего доэмигрантского творческого пути.

Герои писателя постигаюгамбивалентность женского начала, воплощаемого в образе Матери-земли, которая в рассказе «Сон» тлеет в торфяном пожаре и открывает Песковскому тайну человеческих рождений, от нее происходящую; в лице «Вечной Ночи» с недвижным лицом «с грубо вырубленными, сделанными как из камня огромными глазами, б финале рассказа «Мгла» повествователь погружается в одно из переходных состояний, в котором прикасается к хтоническому началу, чтобы приоткрыть существование и возможность света, даримого высшим женским началом. К этому свету устремляется весь художественный мир Б.К. Зайцева с его неповторимой «светоносностью». В темном и светлом понимании женского начала, воплощаемого у Зайцева в образе Матери-сырой земли и небесных волн тумана, лучезарных царевен («Сон»), присутствует влияние философии рубежа Х1Х-ХХ вв. и одновременно актуализируются смыслы народного мировоззрения.

Третий параграф «Концепция любви в прозе Б.К. Зайцева 19071916 годов» посвящен формам любви, которые сложились в художественном мире доэмигрантской прозы Б.К. Зайцева. В этом параграфе продолжены размышления о проблеме личности в творчестве писателя, реализуемой и в богатстве оттенков человеческих взаимоотношений, и в реализации архетипа «Матери-сырой земли» в ряде героев, приобщенных к сокровенному знанию ее тайн — «земляных людей» («Деревня», 1904, «Петербургская дама», 1915). Они близки земле самой жизнью своей, наполненной тяжелым трудом, или же воплощают «земляное» начало в своей жизни, не соответствующей привычным представлениям о «правильном», «приличном», «культурном».

На втором этапе герои переживают все возможные формы любви, создавая в них «прообразы любви единой и вечной». Поэтому оправданы страдания Аграфены, ее плотская, греховная любовь. Б.К. Зайцеву близки

в этом смысле идеи Б.П. Вышеславцева об абсолюте, наличествующем как высший итоге в развитии чувств.

Индивидуально-земная страстная любовь, связанная с дионисической стихией, оправдывается как необходимое и неизбежное основание всех форм земной любви. Земная любовь сопряжена со страданиями и разочарованиями, которые очищают душу и открывают в человеке способность к сочувствию и состраданию. В органическое взаимодействие вступают эрос и каритас, обогащаемые множеством оттенков чувств, рожденных потенциалом каждой личности, творящей «единую и вечную любовь» своим способом, ищущей свой путь жизни и души. Герои проходят путь испытаний разочарованием, предательством, болью, чтобы вновь научиться забытому со-чувствию, со-страданию, выйти в итоге к абсолюту.

Поиски путей к абсолюту, инициированные возрождением забытого сочувствия и сострадания, определяют мотив пути на третьем этапе доэмигрантского творчества Б.К. Зайцева.

Плодотворным результатам развития личностного потенциала героев Б.К. Зайцева и иным способам обретения пути посвящен четвертый параграф «Мотив пути в концепции любви Б.К. Зайцева 1916-1921 гг.».

Разочарование в любви плодотворно для героев Б.К. Зайцева - они могут вырваться из узких рамок и оков привычного налаженного быта и обратиться к поискам своего пути. Казмин в рассказе «Путники» готов нарушить свою налаженную жизнь и отправиться в дальний путь, чтобы помочь Ахмакову, Елена уходит в монастырь. Герои осознают бессмысленность того, что казалось прочным: привычной жизни, уклада, представлений о других людях.

Б.К. Зайцев намечает несколько линий выхода человека к своему пути — герои его проходят через страсть, разочарования, чтобы открыть истину, которой мешает рационалистическое начало, разум.

На третьем этапе Зайцевым выстроена система отношений, в которой человек обретает единственно для него возможный путь: ощущая плодородную силу земли (вспомним, что в народном искусстве она светоносна), человек должен стремиться к высшей гармонии, к звездам. Персонажи повести «Голубая звезда» (1918) не случайно делятся на тех, в ком есть «влажное», то есть способность к «прорастанию», развитию (Христофоров, Машура, Ретизанов), и тех, в ком «влажного» нет, обреченных на гибель (Никодимов).

Мать-сыра земля как источник рождений определяет потенциал личности в отношениях с природой и Космосом, другими людьми, в способности почувствовать единственно верный путь. Иным смыслом наполняются звезды, которые обладают путеводительной ролью, а также означа-

ют приобщение к высшему, происходящее благодаря личностному потенциалу человека.

Истина изначально открыта людям, лишенным «человеческих свойств» в буквальном понимании - людям божиим, которым Зайцев посвящает цикл из трех рассказов. В нем ярко проявляется антиномия языческих и христианских представлений, Б.К. Зайцеву очевидно близкая и понятная, позволяющая убедиться в сложности и неоднородности мировоззрения писателя, которое ни на одном из этапов его доэмигрантского творческого пути не может быть сведено к единственно преобладающей культурной традиции.

Семантика цвета и света у Б.К. Зайцева амбивалентна. Белый цвет/свет может означать состояние временной смерти («Волки», 1902), а золотой и золотистый цвет/свет наполнен гармонией, антиномически истолкованной. В золотом цвете/свете, в понимании его как воплощения солнечной, праздничной народной эстетики («Миф», 1906), как символического цвета русской иконописи («Тихие зори», 1904), выражено авторское истолкование проблемы антиномичности импрессионистического типа художественного мышления, а также отмеченное уже богатство культурных традиций, которые питают творчество писателя на всех его этапах, никогда не сводясь к главенству единственной.

Открытые финалы зайцевских произведений, типологически близкие форме «русского рассказа», с поэтикой народной лирической песни не связаны. Однако они составляют неповторимую особенность зайцевской поэтики: означают присутствие импрессионистического типа художественного мышления в мировоззрении писателя, «втягивают» читателя в его художественный мир, «выстраивают» мотив пути.

В заключение главы второй формулируются выводы о том, что философию любви Б.К. Зайцева нельзя рассматривать только через призму философии B.C. Соловьева, хотя противопоставление любви земной и высшей, небесной, признание ценности и оправдание половой любви возникает у Б.К. Зайцева, видимо, именно под влиянием его идей.

Co-чувствие, со-страдание, осознание высокой ценности личности другого человека — все это сближает предельные основания концепции любви Б.К. Зайцева, итоги исканий его персонажей с метафизикой пола и любви H.A. Бердяева, где эрос без каритас существовать не может.

Зайцевская концепция любви очевидно может быть соотнесена и с идеей сублимации Б.П. Вышеславцева, поскольку земная любовь, все многообразные формы ее становятся в художественном мире писателя прообразами любви единой и вечной.

Народное мировоззрение воплощено в прозе в концепции личности и любви в целом. Каждая человеческая судьба вносит частичку в прообраз

любви единой и вечной, всякое страдание значимо. Для Зайцева ценностью обладает каждый, даже самый маленький и незначительный человек. Вероятно поэтому необходимой ступенью развития любовного чувства, достигаемой человеком после пережитых разочарований в любви-эросе, становится любовь-каритас, любовь-сочувствие, сострадание. Это чувство не снисходительное, а напротив, возвышающее и оправдывающее того, кто способен его пережить, открывающее перспективу пути и развития, разрушающее состояние лиминальности. Так возрождается присущее русскому народу чувство гармонии с миром, у человека XX века дополняемое стремлением к полноте развития собственной личности в соответствии с ее потенциалом, который у каждого человека свой и оттого не менее значимый для человечества и Космоса.

Древнейшие архетипические образы у Б.К. Зайцева получают современное наполнение, которое обращает их в актуальные художественно-мировоззренческие построения. Ближний философский контекст эпохи рубежа Х1Х-ХХ вв. и дальний мировоззренческий контекст народного мировоззрения органически соединяются в художественной системе писателя, рождая при этом неповторимое своеобразие его открытий.

Третья глава «Философия любви в прозе Н.П. Смирнова» посвящена концепциям природы, охоты, Космоса и любви, которые обрели полную и завершенную форму в творчестве Н.П. Смирнова 1939-1975 гг.

Авторская философия любви, во взаимодействии с другими аспектами мировоззрения Н.П. Смирнова, определила своеобразие произведений цикла «Рассказы следопыта», повести «Золотой Плес» - главного произведения писателя.

В первом параграфе «Проблема космизации личности в творчестве Н.П. Смирнова» рассмотрена целостная концепция природы, Космоса, охоты, сформировавшаяся в художественном мире Н.П. Смирнова. Эта концепция во всей полноте выражена в книге «Золотой Плес».

В очерке «Родина», открывающем книгу, даны образы природы и охоты, «двуединого дерева, нерасторжимо сросшегося корнями». Они представляют своеобразное смысловое ядро, центр семантического притяжения всех тем, образов и мотивов сборника: циклов охотничьих рассказов, очерков, лирических миниатюр «Из времен детства и юности», «Жизнь в природе», «Рассказы следопыта», «Писатели и охота», повести «Золотой Плес», вошедших в его состав.

Охота в мировоззрении и творчестве писателя — не только увлечение, но и значимое эстетическое событие. Для повествователя и персонажей исполнены поэзии сборы на охоту, само охотничье странствие, окружающая природа, добытый зверь, возвращение домой. Только эстетических впечатлений ищут охотники-созерцатели (Иван Николаевич Вьюгин

- «Золотой Плес», Вася Клинков - «Русский охотник»). Для них главным событием охоты является наслаждение красотой природы, а не количество добытых зверей и птиц.

Охота в художественном мире Н.П. Смирнова - плодотворная страсть, благодаря которой повествователь и персонажи обретают полноту и радость жизни. После охоты обостряются положительные мысли и чувства, проблемы находят гармоничное разрешение.

Представление о месте охоты в жизни повествователя и персонажей прозы Н.П. Смирнова мы расширяем, сопоставляя изображение большой охоты в повести «Золотой Плес» со сценой охоты в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». Последняя с настоящей глубиной и точностью была истолкована С.Г. Бочаровым.

Ключевое значение для нас имеет мысль исследователя о том, что «охота... вызывает в людях чувство истинной жизни, создает для них... новую, необычную ситуацию, в которой... устанавливается стихийно - на время охоты — другая мера вещей»6.

С началом охоты теряют значение не только привилегии, превосходство одного человека над другим, но и частные интересы, которыми определяется обычный ход жизни. Во время охоты вступают в силу «действительные соотношения»7.

У Л.Н. Толстого и Н.П. Смирнова эти «действительные соотношения» проявляются в «необычном» поведении женщин на охоте, в ситуации победы над зверем.

Наташа Ростова пронзительно визжит: «И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время [Курсив наш - Ю.Ф.]» .Софья Петровна, убив на охоте дупеля, тоже особым образом выражает свою радость: «Она, как девочка, кружилась на носках, тормошила художника, ласкала Весту, звонко смеялась. Горящая от возбуждения, весело сияющая совсем молодыми глазами, она привлекала какой-то особой, странной и дикой красотой»9.

Чувство радости и восторга, выражаемое героинями, может выглядеть неуместно в рамках сложившихся социально-культурных отношений. Но оно соответствует ситуации охоты, в которой женщина является, по древним представлениям, хозяйкой, распорядительницей.

6 Бочаров С.Г. «Война и мир» Л.Н. Толстого // Три шедевра русской классики. М 1971. С. 40.

7 Там же. С. 42.

8 Толстой Л.Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. Т. 13. М.-Л., 1949. Т. IV. Ч. 4. Гл. VI.

' Смирнов Н.П. Золотой Плес. М„ 1982. С. 60-61.

Образ хозяйки охоты, Матери всего сущего реализован у Н.П. Смирнова в ряде семантических доминант: в образах птиц и собак.

Добытые на охоте птицы - вальдшнепы, косачи - много раз представляются охотникам чудесными «жар-птицами». Птицы связаны с культом великого женского божества, являются символом неба в мифологических представлениях славян. Собака выполняет практическую роль на охоте, но она связана и с тотемом-первопредком, прародителем племени, с богиней охоты, Матерью природы. Образ каждой собаки индивидуален. Хозяева-охотники ценят их не только за охотничьи качества, но и за благородную выдержку, вежливость, аристократизм.

В истолковании темы охоты Н.П. Смирнов опосредованно, через образы волшебной сказки, обращается к славянским мифологическим представлениям о Великой Матери всего сущего, типологически близким грузинским охотничьим преданиям, главным действующим лицом которых становится Хозяйка охоты, избирающая себе возлюбленного-охотника, наделяющая его силами, знаниями, удачей в охоте. Атрибутами ее становятся птица и собака, объединенные в один образ.

Во время охоты, агона, совершается ритуальный брак охотника с божеством охоты, происходит акт творения мира: профанное время и пространство сменяется сакральным. Хозяйка охоты, Мать всего сущего приобщает к Космосу своего избранника, позволяет ему перейти из про-фанного времени в сакральное. Неслучайно в пространствах родного городка видится повествователю сказочное пространство, а в настоящем проглядывает великая Древность.

Переходные состояния природы, вызывающие значительный интерес писателя, и близкие им состояния человека рождают ощущение полноты жизни человеческой и природной, дают человеку возможность выйти за привычные пределы своей личности, приобщаясь к природному миру и Космосу, достигая полноты личностного развития.

По-видимому, можно говорить о своеобразной космизации личности в художественном мире Н.П. Смирнова: во время охоты происходит слияние человека с природой, человек обретает, во взаимодействии с творящим женским началом, особые силы и умения, приобщается к всеединству и в то же время сохраняет и совершенствует свою личность.

Концепция, философия природы и охоты в прозе Н.П. Смирнова тесно связана с концепцией любви. Во взаимодействии этих двух аспектов авторской философии, как можно предполагать, и создается неповторимое своеобразие художественного мира Н.П. Смирнова.

Во втором параграфе третьей главы «Концепция любви в прозе Н.П. Смирнова» рассмотрена сложившаяся в прозе Н.П. Смирнова кон-

цепция любви, определенная во многом амбивалентным образом женского начала.

Направление развития и динамика концепции любви в прозе Н.П. Смирнова определены с одной стороны, отношением повествователя и персонажей к природе и охоте, а с другой, теми чувствами, которые они испытывают при общении с семьей и другими людьми. «Родственное внимание» персонажей к природе обусловлено охотой, а у повествователя оно зарождается в семье, где «все домашние нежно любили цветы и растения». Родственность «всего всему» в природе позволяет человеку почувствовать свое родство с нею, познать теплоту родственной привязанности между людьми. Последняя является главным итогом и смыслом концепции любви Н.П. Смирнова.

Любовь оправдана у Н.П. Смирнова во всех формах, если они не лишают личность ее потенциала.

Категорию сладострастия писатель явно не рассматривает. Любовь плотская, земная, переживаемая героями рассказов из цикла «Рассказы следопыта», преодолевает эгоизм разъединенности, дарит счастье взаимности, пусть и недолгое («Лебединый зов», «Вечерний день»). Открытый финал рассказа «В одной берлоге» из того же цикла дает читателю возможность самостоятельно подумать «о сложности и загадочности человеческой души», подвести итоги жизненной истории героев. Читатель вправе сделать вывод, что на долгие годы соединило героев, теперь почтенных супругов — убийство или случайность, сладострастие или любовь?

В концепции любви Н.П. Смирнова любовь-эрос может плодотворно развиваться и обогащаться множеством оттенков — материнской любви, любви-дружбы, завершенность, а точнее совершенство и спокойствие обретая в теплоте родственной привязанности, согревающей любимого и любящего, дающей импульсы творчеству и хранящей его свет. Н.П. Смирнову важно показать глубинную суть этой любви, часто закрытую от взгляда извне, не понятную окружающим людям и обществу. Именно так рассмотрены отношения Исаака Ильича Левитана и Софьи Петровны Кувшинниковой в повести «Золотой Плес». В любви к Софье Петровне — исток творческого расцвета Левитана.

Не нуждается в испытаниях спокойная любовь пожилого мужчины и молодой женщины («Багряный рассказ», «Поздние ромашки»). Понимание этой любви у Н.П. Смирнова вступает в спор с мировоззрением русской народной лирической песни, поэтика которой близка писателю. Если в русской песне пожилой муж воспринимается только как ненавистный, «постылый», то в рассказах Н.П. Смирнова молодая женщина дарит мужчине свою молодость, возвращает ему утраченную красоту и гармонию с миром. Этот союз оценивается положительно.

В творчестве Н.П. Смирнова нет чувства, изображенного с большей теплотой. Одно из объяснений этого мы находим в фактах биографии писателя, человека со сломанной судьбой, вынужденного скитаться до зрелых лет, не имея дома и постоянного дела. Еще одно объяснение - глубокий психологизм прозы Н.П. Смирнова, где каждое чувство предстает в глубине и многообразии оттенков. Вдумчивый читатель и здесь приглашен к размышлению и оценке представленных ему событий.

Взаимность и глубина чувств героев часто открывается героям Н.П. Смирнова на совместной охоте. Охота в его художественном мире включает две составляющих: сам момент агона, поединка со зверем, и охотничье путешествие, знакомство с природой. Любовь, выводящая человека из состояния лиминальности, неподвижности, ограниченности, ставит его перед выбором пути. У повествователя и персонажей есть возможность выйти из суеты повседневности, из привычно устроенной жизни, совершить путешествие в природу. Чувство поверяется участием в охоте, где человеку открывается глубина собственной личности и личности любимого.

Неслучайно поэтому особое место в прозе Н.П. Смирнова занимает мотив пути.

Третий параграф «Мотив пути е книге «Золотой Плес»» посвящен подробному рассмотрению структуры мотива пути у писателя-плесянина.

Мотив пути существует в прозе Н.П. Смирнова 1939-1975 гг. в нескольких пространственных измерениях. Это путь в горизонтали, который имеет перспективу пространственного расширения - от обычной прогулки до скитаний, далеких охотничьих путешествий, отъезжего поля. Вертикальное измерение - путь человека к всечеловеческому пониманию природы и охоты, имеющий перспективу: Смирнов предлагает пути выхода из возникшего в русском сознании и неоднократно возникавшего в истории каждой культуры, цивилизации, ситуации кризиса. Эта перспектива не может быть ни понята, ни осуществлена без ретроспективы - возвращения человека на новом этапе, в иной парадигме сознания к первоначально присущему единству с природой. В сознании современного человека происходит возвращение к тому, что было известно ранее, но на новом витке спирали, в принципиально преображенном виде - к «нераздельной неслиянности» его с природой и человечеством. Каждая личность самоценна, обладает потенциалом и реализует этот потенциал, но не в ущерб личности другого человека, не в эгоистическом отрыве от человечества и природного мира, не в антропоцентризме, а в своеобразно переосмысленном «антропокосмизме».

Поэтика прозы Н.П. Смирнова, как и у Б.К. Зайцева, связана с ретроспективой и актуальным своеобразием аспектов писательского мировоззрения. В цветовой системе творчества Н.П. Смирнова яркие цветовые пятна обозначают переходные моменты жизни природы, а цветовые лейтмотивы - повторение голубого и багряного цветов - являются знаками присутствия гармонии в мире, в жизни персонажей и повествователя. Необычны цвета, переданные названиями звериных шкур, которые образуют и передают сокровенную глубину мировосприятия Н.П. Смирнова -человека-писателя-охотника, сращенного со своими друзьями, современниками этой системой знания, давней и прочной, весьма плодотворной для писателей и читателей-охотников, даже для людей непосвященных.

«Открытые» финалы произведений Н.П. Смирнова типологически сближаются с композицией русской народной лирической песни. Различие толкований сходного сюжета в произведениях писателя и в лирической песне характеризует принципы фольклоризма его прозы.

В Заключении сопоставлены ключевые положения авторской философии любви, природы и Космоса у Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова. Определено место двух писателей в литературном процессе XX в. и в русской литературе в целом.

Типологическое сходство творчества двух писателей проявляется как в ближнем философском, так и в дальнем культурном контекстах. Писатели извлекают и в соответствии с потребностями своей художественной системы преобразуют устойчивые смыслы народного мировоззрения и константы духовно-философской атмосферы эпохи рубежа Х1Х-ХХ веков.

Актуальные мировоззренческие константы «русского культурного ренессанса» в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова утвер>вдают двух писателей в их литературных позициях. Б.К. Зайцева мы воспринимаем как ярчайшего представителя Серебряного века русской культуры, внесшего свой вклад в развитие мировоззрения той эпохи. Н.П. Смирнов является «хранителем времени», адекватно воспринимавшим и творчески возрождавшим эти смыслы. И именно поэтому писатель был исключен из советской литературы.

Оба писателя могут быть названы «истинно национальными поэтами» (Н.В. Гоголь), видевшими мир «глазами» своего народа. Они не только глубоко чувствовали народную эстетику, но и сумели придать древнейшим архетипическим и мифологическим образам остросовременное звучание Устойчивые смыслы народного мировоззрения, возрожденные в их прозе, не оставляют сомнений в единстве русской литературы на всех этапах ее развития, от древних истоков до современного состояния, утверждают незыблемость национальных основ русской культуры.

В Заключении также подводятся общие итоги исследования.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

1. Федосеева Ю.А. Мотив пути в философии любви Б.К. Зайцева (рассказ «Путники») // ®iuio!ogos. — 2011. — Вып. 8. — С. 54—61 (автора — 0,5 п.л.).

2. Федосеева Ю.А. Космология любви в прозе И.А. Бунина и Н.П. Смирнова II Личность. Культура. Общество. — 2011. — Т. 13. Вып. 3/4 (65-66). — С. 297—301 (автора — 0,3 п.л.).

3. Федосеева Ю.А. Импрессионистическая цветопись в произведениях Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова (К вопросу об индивидуально-авторской философии любви) // Филонов. — 2012. — Вып. 12. — С. 93—102 (автора — 0,63 п.л.).

4. Федосеева Ю.А. Космология любви в творчестве Н.П. Смирнова и Б.К. Зайцева // Компетентностный подход в преподавании русской словесности: Сб. науч.-метод. ст. — Иваново: Ивановский государственный университет, 2010. — С. 117—126 (автора —0,63 п.л.).

5. Федосеева Ю.А. Категории чувства любви в сборнике Н.П. Смирнова «Золотой Плес» // Вестник молодых ученых ИвГУ. — Иваново: Ивановский государственный университет, 2011. — Вып. 11. — С. 161—162 (автора—0,1 п.л.).

6. Федосеева Ю.А. Семантика цвета в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова // Молодая наука в классическом университете: Тезисы докладов научных конференций фестиваля студентов, аспирантов и молодых ученых. Иваново, 25-29 апреля 2011 г. Ч. VI. Межвуз. науч. конф. «Язык. Литература. Массовые коммуникации». — Иваново: Ивановский государственный университет, 2011. — С. 108—109 (автора — 0,1 п.л.).

7. Федосеева Ю.А. Типы любви в прозе Б.К. Зайцева 1907—1916 годов // «ЛОМОНОСОВ-2012»: Мат-лы Междунар. молодежного науч. форума / Отв. ред. А.И. Андреев, А.В. Андриянов, Е.А. Антипов, К.К. Андреев, М.В. Чистякова. [Электронный ресурс]. — М.: МАКС Пресс, 2012. — 1 электрон, опт. диск (DVD-ROM); 12 см. (автора — 0,13 п.л.).

8. Федосеева Ю.А. Оппозиция «любовь-сладострастие» в рассказах Б.К. Зайцева 1901—1906 годов // Актуальные проблемы современной науки. Научная сессия «XIV Невские чтения»: Мат-лы науч. конф. Санкт-Петербург, 23—28 апреля 2012 г. Санкт-Петербург: Изд-во Невского инта языка и культуры, 2012. — С. 143—149 (автора — 0,44 п.л.).

Федосеева Юлия Андреевна

ФИЛОСОФИЯ ЛЮБВИ В ПРОЗЕ Б.К. ЗАЙЦЕВА И Н.П. СМИРНОВА

Специальность 10.01.01 —русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Подписано в печать 13.09.2012 г. Формат 60x84 1/16. Бумага писчая. Усл. печ. 1. Уч.-изд. л. 1,0. Тираж 100 экз.

Издательство «Ивановский государственный университет» 153025, г. Иваново, ул. Ермака, 39 тел. (4932) 93-43-41 E-mail: publisher@ivanovo.ac.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Федосеева, Юлия Андреевна

Введение

Глава I. Русский Эрос в художественно-философском контексте ^ эпохи рубежа XIX-XX веков

§1. Проблемы литературного импрессионизма

§2. Идеи русского космизма и поиск идеала в русской волшебной сказке

§3. Архетипы «женского начала» в философии Русского Эроса

Глава II. Философия любви в прозе Б.К. Зайцева 1901-1921 годов

§1. Проблемы периодизации доэмигрантского творчества ^ Б.К. Зайцева

§2. Проблема личности в рассказах Б.К. Зайцева 1901-1906 годов

§3. Концепция любви в прозе Б.К. Зайцева 1907-1916 годов

§4. Мотив пути в концепции любви Б.К Зайцева: рассказы и повести

1916-1921 годов

Глава III. Философия любви в прозе Н.П. Смирнова

§1. Проблема космизации личности в творчестве Н.П. Смирнова

§2. Концепция любви в прозе Н.П. Смирнова

§3. Мотив пути в книге «Золотой Плес»

Введение диссертации2012 год, автореферат по филологии, Федосеева, Юлия Андреевна

На рубеже веков и тысячелетий в жизни многих стран наступают кризисные моменты. Устоявшееся и привычное подвергается сомнению: сложившиеся парадигмы знания обнаруживают несостоятельность, неспособность удовлетворить интеллектуальные потребности меняющегося сознания; системы духовно-нравственных ценностей, казавшиеся незыблемыми, подвергаются изменению.

В конце XIX - начале XX века наступает переломная эпоха жизни России и ряда европейских стран, переживавших «разочарование в позитивизме, в возможностях науки, рационалистических знаний и разума, кризис христианской веры»1. Это приводит к изменениям в эстетическом сознании, обусловленным и собственными закономерностями развития литературы и искусства. В.А. Келдыш отмечает, что «в преддверии нового художественного л этапа находились на рубеже столетия многие литературы мира» .

Россия на рубеже Х1Х-ХХ веков переживает «культурный ренессанс». Началом Серебряного века можно считать зарождение нового художественного движения - модернизма, начало которому и в русской, и в европейской культуре положил символизм.

З.Г. Минц рассматривает мироощущение русских символистов 1890-х и 1900-х годов как единое целое, обладающее двумя полюсами: ««.эстетизация зла», предельного индивидуализма и утверждение красоты, добра, веры, «соборности», национальных идеалов и т.д. - таковы полюсы мироощущения русских символистов и одновременно рамки, в которых это направление было неизбежно заключено и выходя из которых, оно переставало быть символизмом. .»3.

1 Колобаева Л.А. Русский символизм. М., 2000. С. 4.

2 Келдыш В.А. О «серебряном веке» русской литературы. Общие закономерности, проблемы прозы. М., 2010. С. 9.

3 Минц З.Г. Блок и русский символизм // Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели: В 3 кн. Кн. 2. Спб., 2000. С. 463.

Символисты, опираясь на доминирующую идею «панэстетизма», на «представление об эстетическом как о глубинной сущности мира»4, могли приближаться как к первому, так и ко второму «полюсу» мировосприятия. Так, поэты периода первой русской революции объединяли «Прекрасное» «с дисгармонией, разрушением и гибелью»5.

В это же время как самостоятельная форма духовной деятельности оформляется русская философия. В двух мощных направлениях ее развития, философии русского космизма и Русского Эроса рубежа Х1Х-ХХ вв., «полюсы мироощущения» русских символистов воспринимаются как состояние несовершенства и результат его преодоления. Мыслителей объединяет стремление к утверждению красоты, добра, веры, «соборности» и национальных идеалов через преодоление человеческого эгоизма, индивидуализма и несовершенства мира

Сходство содержания и, одновременно, различие в соотношении мировоззренческих ориентиров актуализируют проблему взаимодействия философских идей и литературного творчества, а также проблему существования авторской философии у того или иного писателя.

Особый интерес для изучения в названном аспекте представляет творчество Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова. Эти писатели испытали воздействие «русского культурного ренессанса» рубежа Х1Х-ХХ веков, значительной частью творческого пути принадлежат к разным ветвям русской литературы -эмигрантской и советской, но сближаются в жизненной и художественной перспективе.

Старейший писатель русского зарубежья, проживший за границей более 50 лет, окончивший свои дни в Париже, и писатель советский познакомились заочно, в 1960-е годы, на страницах парижской газеты «Русские новости», где с 1961 по 1970 год сотрудничал Н.П. Смирнов.

4 Минц З.Г. Блок и русский символизм. С. 459.

5 Там же. С. 463.

Б.К. Зайцев, познакомившись с творчеством Н.П. Смирнова, чувствует в нем нечто душевно близкое себе: «Я Вас и знаю и не знаю. Никогда не видал и вряд ли уж увижу, но читал в «Русск<их> нов<остях>» - всегда с большим внутренним сочувствием и одобрением. В каком-то смысле мы очевидно два сапога - пара. Очень близкое мне душевно чувствую в Вашем писании» (3 марта 1966 года) [XI, с. 234]6.

Б.К. Зайцев выделяет особую черту, объединяющую его с Н.П. Смирновым: «Повторяю, мне очень нравится, как Вы пишете. Конечно, мы оба - Вы и я - не для улицы и шума» [XI, с. 236].

Б.К. Зайцев ощущает близость душевному складу и самой сути литературного творчества Н.П. Смирнова, которое открывает свое неповторимое своеобразие и глубину авторского замысла только внимательному и вдумчивому читателю. Позднее Б.К. Зайцев называет ряд тем, мотивов и образов, которые выявлены им в творчестве Н.П. Смирнова и признаны органичными для собственной художественной системы: темы природы и охоты, родины; мотив пути-странствования по родной земле; образ Вечной женственности. Во всем этом угадываются основные черты мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, важнейшим, организующим аспектом которого является авторская концепция любви, сложившаяся в творчестве писателей.

Здесь и далее как синонимичные будут использоваться понятия «авторская философия любви» и «авторская концепция любви», под которыми мы подразумеваем комплекс философских идей, целостную философскую

6 Здесь и далее художественные, публицистические произведения и письма Б.К. Зайцева цитируются по следующему изданию: Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1999; Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 6-10 (доп.). М., 1999. Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. Т.11 (доп.). Письма 1923-1971 гг. Статьи. Воспоминания современников. М., 2001. В ссылке на собрание сочинений в квадратных скобках вначале указывается том (римской цифрой), далее страница. Произведения, не вошедшие в 11-томное собрание сочинений, цитируются по иным изданиям, в ссылке на которые в круглых скобках указывается название произведения, выходные данные издания, страница. систему, разработанную и выраженную в материале и языке литературного творчества7.

Для постижения мировоззрения двух писателей следует кратко охарактеризовать два основных направления философских исканий эпохи рубежа XIX-XX вв.

Уникальное космическое направление научно-философской мысли вызревало в России уже с середины XIX в. В XX веке это направление мысли широко разворачивается, получая название «русский космизм».

В философское наследие русского космизма, по справедливому замечанию С.Г. Семеновой, «внесли свой вклад как представители естественнонаучного знания, в число которых входили Н.Ф. Федоров, A.B. Сухово-Кобылин, H.A. Умов, К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.П. Чижевский, В.Н. Муравьев, А.К. Горский, H.A. Сетницкий, Н.Г. Холодный, В.Ф. Купревич, А.К. Манеев; так и мыслители русского религиозного возрождения - B.C. Соловьев, П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, H.A. Бердяев, - в чьих произведениях выделяется линия, близкая пафосу идей русского космизма»8.

О.В. Шубаро в статье «Новейшего философского словаря» выводит «семантический инвариант идей, развиваемых в рамках единой философской системы русского космизма»9. В качестве элемента этого инварианта исследователь называет «идею преображения мира как смысл человеческой жизни»10.

С.Г. Семенова формулирует новое качество мироотношения, сложившееся в русском космизме: «идея активной эволюции, то есть необходимости нового сознательного этапа развития мира, когда человечество направляет его в ту сторону, какую диктует ему разум и нравственное

7 Возможность подобного толкования термина «философия» отмечена в «Новейшем философском словаре». См.: Степин B.C. Философия // Новейший философский словарь / Сост. A.A. Грицанов. Минск, 1998. С. 756.

8 Семенова С.Г. Русский космизм // Русский космизм: Антология философской мысли. М., 1993. С. 3.

9 Шубаро О.В. Космизм русский // Новейший философский словарь / Сост. A.A. Грицанов. Минск, 1998. С. 334.

10 Там же. С. 334 чувство»11. Более точным исследователю представляется определение этого направления как «активно-эволюционного»12.

Своеобразный итог исканиям русских космистов подводит П. Тейяр де Шарден в работе «Феномен человека» (1943). Прослеживая несколько стадий эволюции Земли, П. Тейяр де Шарден создает учение о переходе биосферы в ноосферу, в мыслительный пласт, который зарождается и разворачивается над миром животных и растений.

С ноосферой ученый связывает проблему, которая является итогом, инвариантом, квинтэссенцией исканий философии русского космизма. Это проблема единения индивидуального с мировым Целым и одновременного их противоречия, отталкивания: «.ноосфера стремится стать одной замкнутой системой, где каждый элемент в отдельности видит, чувствует, желает, страдает так же, как все другие, и одновременно с ними <.> Множество индивидуальных мышлений группируются и усиливаются в акте одного единодушного мышления»13.

Стремление личности к единению с Мировым целым и одновременно возникающее у нее желание сохранить свои неповторимые качества достигают компромисса в теории Тейяра де Шардена о точке Омега - центре, пункте, в котором должны сомкнуться безмерные поверхности пространства-времени: «.не следует представлять себе Омегу просто как центр, возникающий из слияний элементов, которые он собирает или аннулирует в себе. По структуре Омега, если его рассматривать в своем конечном принципе, может быть лишь отчетливым центром, сияющим в центре системы центров»'4. Именно в Омеге, по мысли Тейяра, человек может достичь высшего своего развития: «Вершина нас самих, венец нашей оригинальности - не наша индивидуальность, а наша личность, а эту последнюю мы можем найти, в соответствии с эволюционной структурой мира, лишь объединяясь между собой. Нет духа без синтеза. Все тот Семенова С.Г. Русский космизм. С. 4.

12 Там же. С 4.

13 Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987. С. 199.

14 Там же. С. 207. же самый закон, сверху донизу. Настоящее Ego возрастает обратно пропорционально эготизму. По образу Омеги, который его привлекает, элемент обретает личность, лишь универсализируясь. .»15.

В точке Омега П. Тейяра де Шардена пересекаются духовно-мировоззренческие поиски конкретного человека, личности, и всего человечества.

Духовно-философскую атмосферу эпохи рубежа XIX-XX вв. помимо философии русского космизма формирует философия Русского Эроса, в основе которой стремление к той же цели совершенного развития человеческой личности и поиска новых путей для всего человечества. Под философией Русского Эроса, или Русским Эросом, мы понимаем системы философских идей, целостные концепции любви, разработанные русскими мыслителями и философами конца XIX - начала XX века. Эти многообразные концепции образуют не просто совокупности, но сложные мировоззренческие системы.

Напомним, что инвариантным для русского космизма является сознание несовершенства человека, человечества и мира, идея активного их преображения. Концепции Русского Эроса обнаруживают общность в сознании онтологического статуса любви: ее способности выводить человека за пределы личности, соединяя его с человечеством, человека и человечество - с миром. Личность обладает потенциалом преодоления несовершенства собственного и мирового, любовь является главной силой, которая актуализирует этот потенциал и помогает личности его реализовать.

Сформулированный нами инвариант философии Русского Эроса, безусловно, очень абстрактен, но он позволяет увидеть своеобразные черты философских построений мыслителей рубежа XIX-XX вв. и сопоставить с ними авторские концепции любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова.

В первых критических отзывах (Г. Вяткина, В. Полонский, Ю. Айхенвальд), в возобновившихся после долгого молчания

15 Тейяр де Шарден П. Феномен человека. С. 207. литературоведческих работах о Б.К. Зайцеве (В.А. Келдыш16, Л.А. Смирнова и др.) и новейших исследованиях (М.Б. Баландина, Е.Ф. Дудина и др.) любовь рассматривается как одна из вечных общечеловеческих ценностей для героев Б.К. Зайцева.

Дореволюционная критика видела в любви особый пафос творчества Б.К. Зайцева, который «дает ему силу преодолеть трагичность человеческого

1 7 бытия, победить его основную дисгармонию» , у писателя присутствует «спокойствие в смысле сильной и доверчивой любви к жизни»18, во всех его произведениях слышится «победительность духа любви»19.

В работах В.А. Келдыша, а также в современных диссертационных исследованиях любовь определяется как одна из приоритетных для героев Б.К. Зайцева общечеловеческих ценностей, в которой «человек находит спасение от «страшного мира»20; как «смысл и цель жизни» для самого писателя. Поэтому «тема любви в той или иной форме проходит практически через все его произведения»21.

Исследователи выявляют целый ряд форм, которые любовное чувство принимает на страницах произведений Б.К. Зайцева. Е.Ф. Дудина называет среди них «любовь счастливую как послание высших сил («Миф» (1906), «Молодые» (1906), «Мой вечер» (1909)); любовь греховную, в которой превалирует физическое влечение («Аграфена» (1908), «Лина» (1910)); любовь, сочетающую в себе земное и греховное («Актриса» (1911), «Сны» (1909), «Спокойствие» (1909), «Богиня» (1916)); любовь-жертву («Голубая звезда»

16 Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века. М., 1975. С. 266.

17 Полонский В. Борис Зайцев // Цит. по: Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века. М., 1993. С 181.

18 Вяткина Г. Поэт любви и радости // Цит. по: Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века. М., 1993. С 181.

19 Айхенвальд Ю.И. Борис Зайцев. Наброски // Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей: В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 134.

20 Баландина М.Б. Художественный мир Бориса Зайцева: поэтика хронотопа: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Магнитогорск, 2003. С. 15.

21 Дудина Е.Ф. Творчество Б.К. Зайцева 1901-1921 годов: своеобразие художественного метода: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Орел, 2007. С. 13.

1918)); духовную любовь ко всему человечеству («Ласка» (1906), «Полковник

22

Розов» (1907)); любовь детей к родителям («Полковник Розов» (1907)) и др» .

Неизменно противопоставлены в работах исследователей «индивидуальная земная любовь с ее пороками и страстями» (как правило, вбирающая в себя все эти формы) и «великая космическая любовь, благословенная божественной благодатью»23 (В.А. Келдыш, Ю.А. Драгунова, М.Б. Баландина, Г.В. Воробьева, Е.Ф. Дудина).

Формы любви и их соотношения в художественном мире Б.К. Зайцева часть исследователей «извлекает» из черт поэтики его произведений (JI.A. Иезуитова, Г.В. Воробьева, М.Б. Баландина). Другие объясняют авторскую концепцию любви влиянием философии B.C. Соловьева (Ю.А. Драгунова, Е.Ф. Дудина и др.), которая определяет всю эстетику писателя (JT.A. Иезуитова, М.Б. Баландина и др.).

JI.A. Иезуитова считает, что «через всю жизнь Зайцев пронес как исповедание веры соловьевскую философию Вечной женственности, Мировой души»24. По мнению М.Б. Баландиной, отношение к прекрасному25 определяется у Б.К. Зайцева влиянием именно соловьевских идей.

Литературоведы долгое время рассматривали Н.П. Смирнова как писателя-пейзажиста, живописца по складу таланта (О.Н. Михайлов, П.В Куприяновский и др.), не создавшего самобытной авторской философии. Устойчивость этого мнения определялась долгим отсутствием обстоятельных литературоведческих работ о Н.П. Смирнове, которое было восполнено в 2000 г. Е.Л. Шлычковой, посвятившей одну из глав своей кандидатской диссертации концепциям природы/Космоса/охоты и любви Н.П. Смирнова.

Е.Л. Шлычкова выделяет многообразные мотивы любви в прозе Н.П. Смирнова: «Тема любви во всей сложности и разнообразии мотивов

22 Дудина Е.Ф. Творчество Б.К. Зайцева 1901-1921 годов: своеобразие художественного метода. С. 13.

23 Там же. С. 13.

24 Иезуитова Л.А. В мире Бориса Зайцева// Зайцев Б.К. Земная печаль: Из шести книг. Л., 1990. С. 14.

25 Баландина М.Б. Художественный мир Бориса Зайцева: поэтика хронотопа. С. 9. представлена в творчестве писателя с первых до последних произведений» 26.

Это мотивы любви ко всему миру, к природе, родине, искусству, любви первой, взаимной/разделённой, вольной/свободной, мотив «тайного соединения человеческой любви с природой» . Присутствуют в творчестве писателя и трагические интонации мотивов несчастливой, неразделенной, неравной, жертвенной любви, которые однако «не определяют общий пафос 28 произведений» . В основе авторской концепции любви исследователь видит универсальную философскую идею всеединства, учение B.C. Соловьева о сизигии, всеохватывающей любви.

Несмотря на многократные исследовательские попытки выявить ключевые основы авторских концепций любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, до настоящего времени обнаруживается разъединение путей анализа, которыми идут литературоведы. Они обращаются либо к поэтике творчества писателей, либо к ближнему контексту современной философской мысли, а именно, к философским идеям B.C. Соловьева.

Объединить два пути литературоведческого анализа в одно живое и синтезирующее целое, преодолеть узость мнения об исключительном влиянии

B.C. Соловьева на концепции любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова возможно, если обратиться к методологическим подходам, развитым в 1970-2000-х гг.

C.Г. Семеновой. Исследователь предлагает использовать для постижения авторской метафизики метод «литературно-философской герменевтики», опирающийся на принцип герменевтического круга: пути от части к целому (от поэтики к миропониманию) и от целого к части. Интуиция и знание целого включает «авторские метафизические установки и предпочтения, сумму философских влияний, контекст эпохи, близкие литературные явления»29.

26 Шлычкова Е.Л. Писатель Н.П. Смирнов и его проза. (Проблемы. Жанры. Стиль): Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Иваново, 2000. С. 10.

27Там же. С. 10.

28 Там же. С. 10.

29 Семёнова С.Г. Преодоление трагедии: «Вечные вопросы» в литературе. М., 1989. С. 9.

Этот метод был применен исследователем в названной монографии, в работах «Русская поэзия и проза 19201930-х годов. Поэтика - видение мира - философия» (М., 2001), «Метафизика русской литературы» (В 2 т. М.,

Сходные методологические основания присутствуют в трудах Э.А. Полоцкой об А.П. Чехове. В них рассматривается возможность вхождения через поэтику «в смыслы, заложенные автором в его создания»30.

Э.А. Полоцкая обращается к названной методологии исследования творчества А.П. Чехова с 1969 года. Результаты многолетней работы можно наблюдать в сборнике статей «О поэтике Чехова», вышедшем в 2001 году и вобравшем статьи за 1969-1994 годы. Названному сборнику предшествовала монография Э.А. Полоцкой «А.П. Чехов. Движение художественной мысли» (М., 1979).

С.Г. Семенова, очевидно, начинает работу в рамках названной методологии чуть позже - во второй половине 70-х - начале 80-х годов XX века.

Э.А. Полоцкая обращается в работе 1979 года к рассмотрению знаменитой чеховской детали и приходит к выводу о том, что «предметы неподвижной, хотя и реальной природы приобщались в творческом сознании автора к миру нереальному, но полному движения, развивающемуся по законам художественного вымысла - в кругу целенаправленных, предначертанных художником событий»31. Притом деталь не была результатом долгого размышления, искусственного построения, но «всегда емкая, рождалась из простого житейского наблюдения»32.

Размышляя о поэтике Чехова, Э.А. Полоцкая выявляет особенности чеховских пейзажей, прежде всего «рисунков» лунных ночей в его прозе: «Рисунок лунной ночи, найденный здесь с помощью отдельных пятен, как на полотнах импрессионистов, видно, поразил своей новизной самого Чехова <.> его пейзаж большей частью основан не на подробных описаниях, а на отдельных штрихах, попавших в поле зрения героя»33. Главная мысль

2004), а также во многих научных статьях, опубликованных в российских и иностранных сборниках и журналах.

30 Полоцкая Э.А. О поэтике Чехова. М., 2001. С. 6.

31 Полоцкая Э.А. А.П. Чехов. Движение художественной мысли. М., 1979. С. 38.

32 Там же. С. 40.

33 Там же. С. 40. исследователя - эти штрихи Чехов высвечивает, подсвечивает, не давая ровного света, который охватил бы пейзаж в его целостности. Речь здесь, по-видимому, может идти не только об особом использовании цвета и света, близком импрессионистическим художественным приемам в живописи, которые применены в соответствии с поэтикой литературного произведения. Скорее, здесь присутствуют знаки импрессионистического типа художественного мышления, который выражен средствами импрессионистической поэтики и определяется ею. Очевидно, речь идет не только об «изобразительной», но и о содержательной «подсветке»: А.П. Чехов и другие художники слова порубежной эпохи, таким образом, подсвечивают наиболее важные в философском плане моменты своего творчества. Задача исследователя эту «подсветку» увидеть и истолковать, уловив авторский помысел.

Присутствующие в трудах Э.А. Полоцкой методологические положения перекликаются с проблемами импрессионизма в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова.

Современники Н.П. Смирнова отмечали свойственное ему «предельно обостренное восприятие всех проявлений жизни: и в цветах, и в запахах, и особенно в слове»34. Он пишет «об обыкновенных чудесах, к которым у большинства людей зрение притупилось», а после прочтения его строк «как будто вернулось зрение и возникает теплая грусть.»35. Таким образом, угадывая в обостренном внимании Н.П. Смирнова к каждому явлению жизни особый способ отношения к миру природы и бытию человека в мире, современники писателя ограничиваются указанием на свойственные его творчеству, сходные с импрессионистическими, черты поэтики. E.J1. Шлычкова называет импрессионистичность в числе семиотических доминант стиля писателя.

34 Наумов-Цигикал В.В. Милостивый наставник. - Воспоминания о Н.П. Смирнове // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 23.

35 Письмо от 3.A. Лихачевой 19 янв. 1969 г. // Переверзев O.K. Авторы «Охотничьих просторов» - Николаю Павловичу Смирнову // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 51.

Импрессионизм стиля и пантеизм мироощущения «раннего Зайцева» чутко уловлен критикой. Справедливость таких характеристик позже была подтверждена самим писателем в автобиографической заметке «О себе» (1943): «.Я начал с импрессионизма. Именно тогда, когда впервые ощутил новый для себя тип писания: «бессюжетный рассказ-поэму.» [IV, с. 587].

Авторы работ о Б.К. Зайцеве, созданных в 1970-1980-е годы, в качестве основных особенностей писательской манеры Зайцева единодушно называют «импрессионистичность и лиризм его прозы»36.

Новый подход к истолкованию импрессионизма в литературном произведении предлагает В.Т. Захарова в работе «Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века» (М., 1993), где зайцевский импрессионизм рассматривается уже не как «прием» в числе прочих, но как особый тип художественного мышления, получающий выражение в импрессионистических чертах поэтики. В.Т. Захарова отмечает, что импрессионистическая тенденция вызревала внутри русского реализма конца XIX - начала XX вв. и осознавалась как стремление писателей создавать «новую литературу». Исследователь, таким образом, определяет одну из важнейших тенденций в развитии литературы этого периода: «исчерпанность блестяще освоенных в XIX столетии форм реализма естественным путем вела к рождению новых типов художественного диалога с миром»37. Диалектический процесс самообновления реализма, по утверждению исследователя, из плавной стадии перешел в ускоренную, причем особенно активным в этом процессе было «творческое взаимодействие реализма нового времени с самыми различными способами художественного осмысления жизни - романтизмом,

38 символизмом, импрессионизмом, экспрессионизмом» .

36 Воропаева Е.В. Жизнь и творчество Бориса Зайцева // Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. М., 1993. С. 13; Прокопов Т.Ф. «Всё написанное здесь мною выросло из России, лишь Россией и дышит»: Б. Зайцев: Судьба и творчество // Зайцев Б. К. Осенний свет. М., 1990. С. 6-30.

37 Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века. М., 1993. С. 5.

38 Там же. С. 6.

Можно, таким образом, предполагать, что импрессионистический тип художественного мышления составляет третий аспект духовно-философской атмосферы порубежной эпохи и может быть рассмотрен во взаимосвязях с философией русского космизма и Русского Эроса, чему будет посвящена первая глава нашего исследования.

Методологические подходы к исследованию философских влияний и авторской философии художников слова XX в., намеченные уже Э.А. Полоцкой и разработанные С.Г. Семеновой, предусматривают синхроническое описание проблем писательского творчества. Для изучения творчества Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова необходим и диахронический подход.

На это указывают положения современных исследовательских работ по истории русской литературы XX века. А. Пайман пишет о значении, которое для русской культуры в конце XIX - начале XX вв., в период кризиса христианской веры, образовавшегося «разлома» между интеллигенцией и народом, имеет надежда на возвращение к народной вере39. К.Г. Исупов отмечает недостаточность ближнего философского контекста для понимания русского литературного процесса XX века: «Философская кончина нового позитивизма некоторым образом подготовила кризис классического реалистического письма и ряда эпических жанров. Философская идеология всеединства хомяковско-соловьевского типа не избавила писателей от того чувства, что непрерывная картина мира ушла навсегда <.> В годины кризиса культура припоминает образы прошлых культур» [Курсив наш - Ю.Ф.]40.

A.M. Панченко и И.П. Смирнов в работах 1970-2000-х гг. обосновывают и разрабатывают диахронический подход к анализу лирических произведений.

В работе «Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзии начала XX века» (1972) исследователи обращаются к творчеству постсимволистов, для которых «иллюзорная невозможность

39 См.: Пайман А. Русский символизм. СПб., 1999. С. 6.

40 Исупов К.Г. Философия и литература «серебряного века» (сближения и перекрестки) // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов): В 2 кн. Кн. 1. М., 2000. С. 76-77. совершенствования классического искусства стала структурообразующим фактором», что привело их к отрицанию <.> ценностей искусства XIX века»41.

A.M. Панченко и И.П. Смирнов акцентируют внимание на творчестве

B. Хлебникова и В. Маяковского, которые «в наибольшей степени, по сравнению с современниками, стремились отойти от канонов русской классики»42. Исследователи приходят к выводу, что художники слова самой логикой отрицания предшествующего цикла были вынуждены вернуться к метафорическим архетипам, под которыми понимается устойчивый набор древнейших образов.

И.П. Смирнов в книге «Смысл как таковой. Художественный смысл и эволюция поэтических систем» обосновывает преимущество и целесообразность диахронического подхода к поэзии 1890-1910-х годов: «Чисто синхронное описание материала обнаруживает здесь свою недостаточность, если не фиктивность. Сверх того, что каждый текст преобразует сложившуюся литературную обстановку, он соотнесен и со всем множеством когда-либо созданных текстов, принадлежащих к различным областям нашей коммуникативной практики. Это означает, что семантическое строение текста производно не только от структуры сознания, существующей в данной исторической обстановке, но также от универсальной семантической структуры, организующей сознание как таковое»43.

Возможным и необходимым представляется применение диахронического подхода в числе других к исследованию систем мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова.

Актуальность выбранной нами темы обусловлена повышенным интересом современной науки к проблемам теоретической и исторической поэтики, а также острой потребностью литературоведения в преодолении

4' Панченко A.M., Смирнов И.П. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзии начала XX века // Труды отдела древнерусской литературы. Т.XXVI. Л., 1972. С. 34.

42 Там же. С. 35.

43 Смирнов И.П. Смысл как таковой. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. СПб., 2001. С. 16-17. схематизма устоявшихся представлений о мировоззренческой основе художественного творчества ряда писателей XX века, о связи этой основы с ближними и дальними философскими, мировоззренческими контекстами.

В данном исследовании мы обращаемся к истокам идей русского космизма, Русского Эроса, импрессионистического типа художественного мышления, рассматриваем народное мировоззрение как питательную для них основу, на новых этапах человеческой культуры актуализируемую и плодотворно воспринимаемую. В результате преодолевается схематичность и обобщенность мнений о развитии мировоззрения и формировании философии любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова. Основные положения авторской философии рассматриваются в их самобытности.

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем впервые предпринимается сопоставление философии любви в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова как аспекта авторского мировоззрения, который определяет не только отдельные черты поэтики, но и своеобразие художественного мира каждого писателя в целом. Кроме того, этот аспект обозначает место двух художников слова в русском литературном процессе XX века и в истории русской литературы. История русской литературы при этом предстает как единый, неразрывный процесс, в котором мировоззренческие константы не умирают, но возрождаются в художественных системах, стремящихся и готовых их воспринять.

Предметом научного исследования является малая доэмигрантская проза Б.К.Зайцева 1901-1921 годов: рассказы и повести из книг «Тихие зори», «Сны», «Земная печаль», «Голубая звезда», «В пути»; произведения Н.П. Смирнова 1939-1975 гг., собранные в книге «Золотой Плес» (1982), и эксплицитно или имплицитно представленные в названных произведениях черты индивидуально-авторской философии любви, а также концепций природы, Космоса, охоты, сформировавшихся в творчестве двух художников слова.

Интерес к сопоставлению «первого» у Б.К. Зайцева и «второго» у Н.П. Смирнова периодов творческого пути обусловлен целостностью мировоззрения писателей в это время, типологическим сходством актуализируемых его аспектов.

Авторы современных исследований о творчестве Б.К. Зайцева справедливо сходятся во мнении, что в доэмигрантской прозе писателя «заложены основы» его «мировосприятия и творческой манеры»44, что «в период 1901-1921 гг. происходит формирование философско-этической позиции Зайцева, становление отличительных особенностей его художественной системы», притом рассказы и повести - «квинтэссенция философско-антропологических и религиозных размышлений автора»45.

Н.П. Смирнов складывается как писатель-прозаик, критик и публицист в 1920-е годы. Однако мировоззренческими ориентирами своего творчества Н.П. Смирнов обязан духовно-философской атмосфере первых двух десятилетий XX века. Ее элементы актуализируются и реализуются в целостном мировоззрении художника слова после трагических событий в судьбе. В 1934 г. Н.П. Смирнов был арестован, вскоре отправлен в лагерь и по существу «вычеркнут» из истории «советской литературы». Тем не менее, художественная энергия его творчества не ослабевает. Напротив, происходит освобождение от всего наносного, заимствованного, социально детерминированного. 1939-1975 годы можно считать зрелым и целостным периодом художественного развития писателя.

Объектом исследования являются системы мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, основные аспекты этого мировоззрения, важнейшим из которых для обоих писателей является философия любви.

Цель исследования: выявить основные черты, сходства и различия авторской философии любви в творчестве Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, ее

44 Курочкина A.B. Поэтика лирической прозы Б. Зайцева: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Уфа, 2003. С. 4.

45 Воробьева Г.В. Система мотивов малой прозы Б.К. Зайцева 1901-1921 годов и ее эволюция: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Волгоград, 2004. С. 3. связи с Русским Эросом, определяя роль этой философии в системе авторского мировоззрения, в художественном мире каждого писателя, в сохранении единства русского литературного процесса XX века и истории русской литературы.

В связи с поставленной целью мы определяем для себя следующий ряд задач:

1) выявить основные аспекты духовно-философской атмосферы эпохи рубежа Х1Х-ХХ веков в России, проследить ретроспективу этих аспектов, выявить их взаимосвязи;

2) проанализировать концепции природы и Космоса, философию любви, мотив пути в творчестве Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова во взаимосвязи с проблемой личности;

3) сопоставить философию любви в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова: определить черты сходства и индивидуально-авторского своеобразия;

4) наметить перспективы дальнейшего исследования литературного творчества в контексте философских идей, им воспринятых и порожденных.

Для глубины и объективности постижения мировоззрения Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова в качестве материала исследования привлекаются произведения периода эмиграции Б.К. Зайцева (беллетризованная биография «Жизнь Тургенева» (1932)) и первого этапа творчества Н.П. Смирнова -сборники прозы «Изумруд севера» (1929), «Теплый стан» (1931).

Методологическая основа исследования предполагает использование историко-функционального, историко-генетического, историкотипологического и структурного методов анализа.

Для решения поставленных в исследовании цели и задач значимы методологические подходы к синтетическому явлению русской литературы рубежа Х1Х-ХХ веков, обоснованные С.Г. Семеновой.

Кроме того, мы опираемся на методологические подходы к анализу литературного произведения, которые развивали вначале М.М. Бахтин, а затем A.M. Панченко и И.П. Смирнов. Это сочетание синхронии - изучения ближнего литературного, философски-культурного контекста эпохи, в нашем случае -философии русского космизма и Русского Эроса, а также диахронии -взаимодействия текста с «большим временем» - сложным единством всех мировых культур, когда в «бесконечном и незавершённом диалоге» «ни один смысл не умирает»46.

Весьма продуктивны для нас выводы о структуре и роли «первородной метафоры», сформулированные в работе Б.П. Иванюка «Метафора и литературное произведение (структурно-типологический, историко-типологический и прагматический аспекты исследования)»47. Метафора рассматривается исследователем как «рудимент мифологического мышления»,

48 обеспечивающий «возможность реконструкции эволюции» расподобления мифа. В ней запечатлен «самый существенный сдвиг, происшедший в архаическом сознании - распад его первородной целостности»49, переход от мифологического мышления к рационалистическому. «Первородная метафора» обеспечивает «логическую непрерывность эволюции сознания, его детерминированного развития» и тем самым обусловливает диахронический переход от мифа к «абстрактной всеобщности» (Гегель)»50.

Модель развития «первородной метафоры» Б.П. Иванюка определяет один из методологических принципов изучения русской литературы рубежа XIX-XX вв. в нашем диссертационном исследовании. Настоящее этой литературы обнаруживает диахронические связи с далеким прошлым народного искусства и фольклора, с народным мировоззрением. Настоящее, актуализируя и переосмысливая опыт прошлого, определяет литературное

46 Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 390-392.

47 Иванюк Б.П. Метафора и литературное произведение (структурно-типологический, историко-типологический и прагматический аспекты исследования). Черновцы-Рута, 1998.

48 Там же. С. 30.

49 Там же. С. 30.

50 Там же. С. 30. развитие в будущем. Мировоззренческие константы и идеалы народного сознания в русской литературе на протяжении всей ее истории не исчезают и актуализируются в разные моменты ее развития. В соответствии с духовно-мировоззренческим контекстом того или иного этапа литературного развития черты народного мировоззрения воплощаются различными средствами поэтики.

Теоретическую базу диссертации составляют труды по теории литературы (А.Н. Веселовского, В.Я. Проппа, М.М. Бахтина, A.M. Панченко, И.П. Смирнова, Д.С. Лихачева), работы по истории русской литературы рубежа XIX-XX веков и русского зарубежья (J1.K. Долгополова, A.B. Лаврова Г.А. Левинтона, Д.Е. Максимова., И.В. Корецкой, В.В. Агеносова, Э.А. Полоцкой, Н.Ю. Грякаловой, З.Г. Минц, А. Пайман, А. Ханзен-Леве, К.Г. Исупова), труды по истории культуры и искусства (E.H. Трубецкого, Г.П. Федотова, С.С. Аверинцева, Г.С. Масловой, М.А. Некрасовой, Б.А. Рыбакова, И.К. Кузьмичева, В.Н. Топорова, М.Ю. Германа), монографии, статьи и диссертационные исследования, в которых затрагиваются актуальные проблемы данной работы (Л.А. Иезуитовой, Е.В. Воропаевой, О.В. Сливицкой, A.M. Любомудрова, Г.В. Воробьевой, Е.Ф. Дудиной, О.С. Князевой, A.B. Громовой, H.A. Куделько, И.А. Есаулова, П.В. Куприяновского, О.Н. Михайлова, Л.А. Шлычкова, В.А. Смирнова, Е.Л. Шлычковой и др.).

Теоретическая значимость исследования состоит в уточнении, дополнении и развитии существующих методологических подходов к исследованию мировоззрения русских писателей XX века, в применении этих подходов к произведениям Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, чье творчество ранее с их помощью не рассматривалось.

Сочетание синхронического и диахронического подходов к исследованию мировоззрения писателей и философов позволяет уточнить представления об основных аспектах духовно-философской атмосферы эпохи рубежа XIX-XX веков в России; определить актуальные смыслы, извлекаемые из нее писателями на протяжении всего XX века. Русская литература XX века рассматривается сквозь призму народной эстетики. В результате отчетливо проявляется национальный облик этой литературы с его ретроспективой в прошлом и перспективой в будущем.

Практическая значимость работы. Содержащиеся в данной работе наблюдения и выводы могут быть использованы в вузовских лекционных курсах и спецкурсах по истории и теории русской литературы XX века, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по истории литературы Ивановского края и творчеству Н.П. Смирнова, при разработке уроков и внеклассных занятий в специализированных гуманитарных классах школ.

Объем и структура диссертации. Структура диссертации отражает логику рассмотрения материала и подчинена общим принципам содержания работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Объем диссертации - 215 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философия любви в прозе Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова"

Заключение

H.B. Гоголь в статье «Несколько слов о Пушкине» (1832) писал: «Он (A.C. Пушкин - Ю.Ф.) при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами»1.

Таким образом, истинно национальный поэт для Гоголя - тот, кто сокровенно близок мировоззрению русского народа, даже если национальная стихия на первый взгляд кажется чуждой его художественному миру.

В теоретической главе данного исследования получает обоснование, становится лейтмотивом глав о творчестве Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова убеждение, что эстетика дословесного народного искусства и фольклора, мировоззрение русского народа - тот источник, который питал русскую культуру от древности до XX века. К нему на рубеже ХЗХ-ХХ вв. обращаются русские художники слова и мыслители в поисках новых мировоззренческих ориентиров взамен утраченных.

Методология проведенного исследования, объединившая синхронический и диахронический подход к постижению мировоззренческих связей философов и писателей XX века, позволила определить национальное своеобразие идей русского космизма и Русского Эроса, проникнуть в глубину философских прозрений Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова.

Три аспекта, выявленные нами в духовно-философской атмосфере эпохи рубежа XIX-XX вв., восходят к народной эстетике. Положительно насыщенное отношение человека к миру как доминанта импрессионистического типа художественного мышления связано с гармонической эстетикой народного

1 Гоголь H.B. Несколько слов о Пушкине // Гоголь H.B. Полное собрание сочинений: В 14 т. М.-Л., 1937— 1952. Т. 8. Статьи. 1952. С. 50. искусства. Народное мировоззрение, выраженное праздничной яркостью красок, светом золотых отметин на игрушках, солярными знаками вышивки, костюма, орнаментального декора архитектуры, имеет в основе сознание полноты и гармоничности природного мира и жизни человека в нем, достигаемое многократно повторяемыми обрядами. Философия русского космизма, с идеей несовершенства мира и человека, в имплицитной форме проявляется в русской волшебной сказке, которая на новом этапе развития культуры отрицает обряд, в то же время продуктивно его усваивая. Поэтому присутствует в сказке идея жертвенности, необходимой для возобновления гармонии. В сказке реализуется также идея покровительственной роли высшего женского начала в восстановлении гармонии, актуальная для философов Русского Эроса. И в произведениях русского фольклора, и в философских построениях рубежа Х1Х-ХХ вв. проявляется единая основа - древнейшие мифологические представления о плодородящем, мироустроительном женском начале, которое приобретает синтетический образ в народной вере.

В ходе анализа произведений Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова мы выявили два фактора типологического сближения их творчества. Это, во-первых, обращение писателей к древним культурным контекстам и извлечение из них сходных смыслов, а во-вторых, взаимодействие авторского мировоззрения с духовно-философской атмосферой эпохи рубежа Х1Х-ХХ веков.

Б.К. Зайцева мы рассматриваем как ярчайшего представителя Серебряного века, писатель вносит свой вклад в мировоззрение и литературное творчество эпохи рубежа Х1Х-ХХ вв. Н.П. Смирнов является «хранителем времени», адекватно воспринявшим и творчески возродившим эти смыслы. Показательны художественные связи Н.П. Смирнова с И.А. Буниным, чье творчество было предметом неизменного интереса «советского» писателя.

Сопоставление доэмигрантского периода творчества Б.К. Зайцева и книги прозы Н.П. Смирнова «Золотой Плес» обнаруживает типологическое сходство тех отношений, в которые помещен человек, личность, - повествователь или герой произведений двух писателей.

В творчестве Б.К. Зайцева динамику этих отношений можно обозначить, в соответствии с тремя этапами доэмигрантского творчества, как смену трех форм взаимоотношений: «человек-природа/Космос», «человек-человек», «человек-путь».

Те же формы взаимоотношений одновременно существуют в едином художественном целом прозы Н.П. Смирнова 1939-1975 гг.: из отношений «человек - природа/Космос/охота (охота - добавляется у Н.П. Смирнова ко второму члену взаимоотношений) развиваются и ими поверяются отношения «человек-человек», «человек-путь».

Герои Б.К. Зайцева проходят путь поисков, постепенно обретают истину через переживание своеобразных пограничных состояний - одиночества и ожидания неизбежной смерти («Волки», 1902), бодрствующего сна («Сон», 1904), предчувствия смерти близкого человека и жизни после этого события («Тихие зори», 1904), любви счастливой и разочарований.

У Н.П. Смирнова подобные состояния присутствуют одновременно, объединяются охотой и природой. Образ охоты, не забытый ни в одном произведении писателя, каждый раз бесконечно нов. Неповторима и развивающаяся в акте охоты личность.

Факт этот определен древним ритуальным характером охоты, где действует иная система отношений, свободная от суеты обыкновенной жизни. Во время своих путешествий охотник пребывает в одиночестве, в состоянии, подобном сну, где исчезает суетное, мелочное и проявляется истина. В поединке со зверем происходит временная смерть охотника, которая дает знание. Амбивалентное женское начало поддерживает героев Н.П. Смирнова, незримо присутствует рядом, оказывая им покровительство.

У Б.К. Зайцева знание о древнейшем ритуальном значении действа охоты и плодотворных для охотника результатах агона со зверем присутствует имплицитно, в произведениях, финалы которых кажутся безнадежными для героев. Гибнут и становятся совершенно одинокими волки («Волки»), разочарован и душевно опустошен человек, убивающий их («Мгла»). И все же именно через два этих произведения писатель вводит читателя в свой художественный мир. Прикосновение к хтоническому началу Матери-земли, погружение в хаос неизбежно у Б.К. Зайцева на пути достижения света, гармонии человека и Космоса. Архетип Матери-сырой земли, с его национальной окраской, становится важнейшей семантической доминантой доэмигрантского творчества писателя.

На первом этапе творчества Зайцева до эмиграции он воплощен в образе Матери-земли, источника рождений, на втором - создает внутреннюю гармонию образов «земляных людей». На третьем этапе архетип Матери-сырой земли присутствует в прозе писателя имплицитно, как потенциал личности, который позволяет ей выбрать путь, идущий по духовной вертикали: ощущая плодородную силу земли (в народном искусстве она светоносна), человек должен стремиться к высшему, к звездам.

С развитием архетипа Матери-сырой земли можно соотнести движение проблемы личности в доэмигрантской прозе Б.К. Зайцева. На первом этапе герои впервые ощущают свой личностный потенциал в отношениях с природой и Космосом. На втором - реализуют его в отношениях с другими людьми, на третьем, благодаря «влажному», плодотворному началу в себе, самостоятельно выбирают путь.

Оба писателя постигают бесплодность разрыва с национальными корнями, с народным мировоззрением, которому присуще бескорыстное чувство любви к природному миру, полночувствие и радость жизни.

Охотник, герой прозы Н.П. Смирнова, всякий раз обогащает это свое врожденное чувство во время охоты, прогулок и путешествий. Герой Б.К. Зайцева достигает полноты жизни в результате духовного восхождения через препятствия непонимания амбивалентности и жестокой силы космического пространства и шевелящегося хаоса, через разочарования и гибельные пределы любви.

В творчестве Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова любовь оправдана во всех своих формах, если они не лишают личность ее потенциала.

Темная, кровавая любовь Аграфены к кучеру Петьке, а затем к «братцу» -лишь одна из пережитых героиней «любвей и мук», земных прообразов «любви единой и вечной». Сладострастие же, по мысли Б.К. Зайцева, бесплодно и губительно именно для того, кто его испытывает. Неограниченное удовлетворение страстей плоти оскопляет душу. Душевная «оскопленность» не дает человеку возможности любить.

Н.П. Смирнов категорию сладострастия отчетливо не выявляет. Земная, плотская любовь, переживаемая героями произведений из цикла «Рассказы следопыта», преодолевает эгоизм разъединенности, дарит счастье взаимности, пусть и недолгое («Лебединый зов», «Вечерний день»). Открытый финал рассказа «В одной берлоге» из того же цикла дает читателю возможность самостоятельно подумать «о сложности и загадочности человеческой души», подвести итоги жизненной истории героев. Читатель вправе сделать вывод, что на долгие годы соединило героев, теперь почтенных супругов - убийство или случайность, сладострастие или любовь?

Типологически сближаются в концепциях любви двух писателей как сама возможность перехода любви в иные формы и обогащения ее оттенками смыслов, так и итоги этого развития.

Главным результатом развития любовного чувства у Б.К. Зайцева является достигаемая человеком после пережитых разочарований в любви-эросе любовь-каритас, любовь-сочувствие, сострадание. Но это чувство не снисходительное, а напротив, возвышающее и оправдывающее того, кто способен его пережить, открывающее перспективу пути и развития, разрушающее состояние лиминальности. Так возобновляется утраченное современным человеком органически свойственное русскому народу чувство гармонии с миром. У героев Б.К. Зайцева это чувство дополняется ощущением полноты развития собственной личности.

В концепции любви Н.П. Смирнова любовь-эрос может плодотворно развиваться и обогащаться множеством оттенков - материнской любви, любви-дружбы, совершенство и спокойствие обретает в теплоте родственной привязанности, согревающей любимого и любящего, дающей импульсы творчеству и хранящей его свет.

Философские влияния эпохи рубежа XIX-XX вв., воспринятые Б.К. Зайцевым и Н.П. Смирновым, во многом сходны. Это и идея B.C. Соловьева о преодолении эгоизма во взаимной земной, индивидуально,-избирательной любви, о приобщении человека и человечества благодаря ней к всеединству. Б.К. Зайцеву и Н.П. Смирнову близки размышления H.A. Бердяева о любви-каритас, не направленной «сверху вниз», но равноправной, обогащающей любящего и любимого. Б.К. Зайцев воспринимает диалектику Б.П. Вышеславцева. Любовь изображена писателем как гармоничная и счастливая лишь в некоторых произведениях первого доэмигрантского этапа, в дальнейшем герои проходят путь испытаний разочарованием, предательством, болью, чтобы выйти к абсолюту.

Концепции любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова глубоко самобытны. Философские влияния, усвоенные в них, ярче передают авторское своеобразие в истолковании проблемы личности и роли любви в жизни человека.

Художественный диалог Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, типологические связи их творчества наиболее ярко проявляются в совпадении семантических доминант прозы.

Представление о высшем женском начале реализуется у писателей в различных воплощениях архетипа Матери-Сырой-земли, в мотиве ритуального брака земли и неба; в вертикали Мирового древа/древа Жизни и горизонтали дороги/пути, которая обращается в вертикаль душевного развития, духовного восхождения героя.

Типологически сопоставимы черты поэтики произведений Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова. В прозе двух писателей создаются своеобразные системы цвета.

Цветовой фон ранних произведений Б.К. Зайцева может быть образован сочетаниями слабых, полуразмытых оттенков либо главенством одного цвета, который дает ключ к авторскому замыслу. Когда речь идет о крестьянстве, о народной культуре и обычаях, в значимых моментах произведения «вспыхивают» ярко-сгущенные цветовые пятна. Через семантику цвета передается глубокое знание крестьянской жизни, быта, культуры, которым владел Б.К. Зайцев.

На втором этапе доэмигрантского творчества писателя в его прозе возникают настоящие импрессионистические пейзажи, где цвета взаимодействуют, подобно тонам живописного полотна, подсвечивая друг друга, смешиваясь, образуя необычную атмосферу произведения.

На третьем этапе Зайцев вновь использует в значимых моментах повествования мощные сгущения цвета, которые определяют движение сюжета.

Цветовые сочетания, искусно подобранные в импрессионистических пейзажах конкретных произведений Б.К. Зайцева, коррелируют с цветовой системой всего творчества Н.П. Смирнова, где яркие цветовые пятна обозначают переходные моменты жизни природы, а цветовые лейтмотивы -повторения голубого и багряного цветов - являются знаками присутствия гармонии в мире, в жизни персонажей и повествователя.

Необычны в прозе писателя цвета, переданные названиями звериных шкур. Они приоткрывают сокровенную глубину мировоззрения Н.П. Смирнова - человека-писателя-охотника, сращенного со своими друзьями, современниками этой системой знания, давней и прочной, весьма плодотворной для писателей и читателей-охотников, даже для людей непосвященных.

Открытые финалы прозы Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова «втягивают» читателя в сферу авторского мировосприятия, дают возможность творческого со-размышления с автором. Связь этой композиционной особенности прозы двух писателей с поэтикой народной лирической песни проявляется в разной степени.

У Б.К. Зайцева она практически отсутствует. Открытые финалы у писателя - признак импрессионистических тенденций развития прозы, а также способ соединить в органическое художественное целое два периода творчества, соотнесенные с разными эпохами жизни России и самого художника слова.

Открытые финалы произведений Н.П. Смирнова типологически сближаются с композицией русской народной лирической песни и определяют принципы фольклоризма его прозы, «спор» писателя с поэтикой ряда фольклорных жанров.

Н.П. Смирнову удается сохранить достижения Серебряного века и, не отрываясь от современных социально-исторических обстоятельств, переосмыслить сохраненные ценности и подарить их читателю, находя искреннее глубокое взаимопонимание с русскими эмигрантами и постепенно возвращаясь в сознание современного читателя.

И Б.К. Зайцеву, и Н.П. Смирнову органически присуще умение соединять актуальные художественные и мировоззренческие достижения либо переосмысленные явления недалекого прошлого русской литературы с далекой ретроспективой эстетики русского народа, мифологическими истоками народного мировоззрения.

Связь, прослеженная нами между прошлым и будущим через настоящее русского литературного процесса XX века указывает на единство русской литературы, в которой устойчивые смыслы народного мировоззрения не исчезают. Они существуют имплицитно на всем протяжении ее развития в глубинном слое русского сознания, пробуждаясь в соответствии с потребностями художественного мышления на том или ином этапе развития культуры.

Органическое сочетание в философии любви Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова «ближнего» философского контекста и «дальнего» контекста народного мировоззрения, самобытные концепции любви, природы, Космоса и охоты, созданные писателями, позволяют назвать их истинно национальными поэтами в том смысле, какой обозначен в процитированной статье Н.В. Гоголя. Писатели включены, очевидно, в особую линию русской литературы, идущую от A.C. Пушкина. Итогом и целью стремлений этой «линии» является не только гармоническое восприятие мира, но и уничтожение «пропасти» между интеллигенцией и народом в русской культуре через новую актуализацию в последней «народных» истоков.

Уточненную и дополненную нами методологию исследования мировоззрения писателей можно развивать в процессе дальнейшего изучения творчества Б.К. Зайцева и Н.П. Смирнова, расширяя «дальний» и «ближний» контекст. Эти подходы могут быть применены и к творчеству других писателей начала и середины XX века.

Народное мировоззрение в прозе Б.К. Зайцева, его воплощение в многоаспектной авторской философии можно сопоставить с исканиями A.C. Пушкина, И.С. Тургенева. Ждет вдумчивого исследователя плодотворный диалог, существовавший, очевидно, между творчеством Н.П. Смирнова и И.А. Бунина.

Исследования такого рода, даже если они посвящены творчеству писателей, далеко отстоящих друг от друга во времени и культурном пространстве, подтверждают неразрывность русского литературного процесса XX века, истории русской литературы от древнейших ее истоков до современного состояния, убеждают в прочности и незыблемости национальных основ русской культуры.

Список научной литературыФедосеева, Юлия Андреевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Зайцев Б.К. Скопцы // Новый путь. 1904. Июль. С. 1-13.

2. Зайцев Б.К. Дальний край. Роман. Повести и рассказы. М., 1990.

3. Зайцев Б.К. Земная печаль: Из шести книг. Л., 1990.

4. Зайцев Б.К. Сочинения: В 3 т. М., 1993.

5. Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1999.

6. Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 6-11 (доп.). М., 1999.

7. Смирнов Н.П. Изумруд севера. М., 1929.

8. Смирнов Н.П. Теплый стан. М., 1931.

9. Смирнов Н.П. Своим следом // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 5-10.

10. Смирнов Н.П. Медальоны памяти. Страницы дневника 1968-1969 гг. // Москва. 1998. №6. С. 170-192.

11. Смирнов Н.П. Охотничья проза и поэзия за 50 лет // Охотничьи просторы. 1967. Кн. 25. С. 7-56.

12. Смирнов Н.П. Русская древность и фольклор в поэзии Бунина // Литературное наследство. 1973. Т. 84. Кн. 2. С. 408-411.

13. Смирнов Н.П. Глазами души // Молодая гвардия. 1978. №2. С. 293-295.

14. Письма В.Н. Муромцевой-Буниной / Публ. Н.П. Смирнова // Новый мир. 1969. №3. С. 209-230.

15. Н.П. Смирнов и Г.В. Адамович. Письма Публ., вступ. ст-я и комм-и O.K. Переверзева. // Певец Золотого Плеса. Николай Павлович Смирнов. 18981978: Сборник научных статей, материалов и публикаций. Иваново, 1998. С. 3742.

16. Письмо Д.Н. Семёновского Н.П. Смирнову от 03.01.1957 // Авторы «Охотничьих просторов» Н.П. Смирнову / Публ. O.K. Переверзева // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 43.

17. Письмо В.Д. Пришвиной Н.П. Смирнову от 11.07.1957 // Авторы «Охотничьих просторов» Н.П. Смирнову / Публ. O.K. Переверзева // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 44.

18. Письмо З.А. Лихачевой Н.П. Смирнову от 19.01.1957 // Авторы «Охотничьих просторов» Н.П. Смирнову / Публ. O.K. Переверзева // Охотничьи просторы. 1998. № 1.С. 51.

19. Абишева У.К. Неореализм в русской литературе 1900-х-1910-х годов. М., 2005.

20. Аверинцев С.С. К уяснению смысла надписи над конхой центральной апсиды Софии Киевской // Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси. М., 1972. С. 25-47.

21. Агеев А.Л., Куприяновский П.В. Смирнов Н.П. // Дм. Семёновский и поэты его круга / Вступ. ст., сост., подг. текста, биогр. заметки и примеч. А.Л. Агеева и П.В. Куприяновского. Л., 1989. С. 334-341.

22. Агеносов В.В. Литература русского зарубежья (1918-1996). М., 1998.

23. Адамович Г.В. Борис Зайцев // Адамович Г.В. Одиночество и свобода. Литературно-критические статьи. СПб., 1993. С. 102-113.

24. Айхенвальд Ю.И. Борис Зайцев. Наброски // Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей: В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 133-144.

25. Антонов Н.П. Философия сознания и ноосферы. Иваново, 2003.

26. Аринина JI.M. «Писатель светский, но православный.» (Христианские мотивы в творчестве Бориса Зайцева) // Духовно-нравственные основы русской литературы. Часть III. Кострома, 2007. С. 31-40.

27. Асмус В.Ф. Избранные философские труды. Т. 1. М., 1964.

28. Бабенко Н.П. Духовно-нравственные проблемы творчества Б.К. Зайцева 1900-1920-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Чебоксары, 2010.

29. Баландина М.Б. Художественный мир Бориса Зайцева: поэтика хронотопа: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Магнитогорск, 2003.

30. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

31. Бердяев H.A. Самопознание. М., 1991.

32. Блок A.A. Душа писателя // Блок A.A. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 5. М.-Л., 1962. С. 367-371.

33. Бочаров С.Г. «Война и мир» Л.Н. Толстого // Три шедевра русской классики. М., 1971. С. 7-103.

34. Бунин H.A. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1965-1967.

35. Буслакова Т.П. Литература русского зарубежья. Курс лекций. М., 2003.

36. Бычков В.В. Русская теургическая эстетика. М., 2007.

37. В поисках гармонии (О творчестве Б. К. Зайцева): Межвузовский сб. науч. трудов. Орел, 1998.

38. Веселовский А.Н. Три главы из исторической поэтики // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 155-317.

39. Вирсаладзе Е.Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. М., 1976.

40. Волков H.H. Цвет в живописи. М., 1965.

41. Воробьева Г.В. Система мотивов малой прозы Б.К. Зайцева 1901-1921 годов и ее эволюция: Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Волгоград, 2004.

42. Воропаева Е.В. Жизнь и творчество Бориса Зайцева // Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. М., 1993. С. 5-37.

43. Гайдамак A.A. Н.П. Смирнов. Страницы лагерной жизни // Писатель Н.П. Смирнов: время и место. Материалы международной научнопрактической конференции III Смирновские чтения. 13-14 марта 2008 г. Плес, 2009. С. 48-52.

44. Гачев Г.Д. Творчество, жизнь, искусство. М., 1980.

45. Гачев Г.Д. Русский эрос. М., 1994.

46. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М., 1995.

47. Гачев Г.Д. Национальный эрос в культуре // Национальный Эрос и культура: В 2 т. Т. 1. Исследования / Сост. Г.Д. Гачев, Л.Н. Титова. М., 2002. С. 1014.

48. Герман М.Ю. Импрессионисты. Судьбы, искусство, время. М., 2004.

49. Гершензон М.О. Сны Пушкина // Пушкин. Сборник первый / Ред. Н.К. Пиксанова. М., 1924. С. 79-96.

50. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974.

51. Гиппиус З.Н. Б. Зайцев. Преподобный Сергий Радонежский // Современные Записки. 1925. Кн. XXV. С. 545-547.

52. Гиппиус З.Н. Тварное // Гиппиус З.Н. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 7. Мы и они. Литературный дневник. Публицистика 1899-1916. М., 2003.

53. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987.

54. Гончарова Н.Г. Несколько слов о «гиперборейской античности» Серебряного века и ее корнях // Мифологи серебряного века: В 2 т. Т. I. М.-СПб., 2003. С. 11-68.

55. Горнфельд А.Г. Лирика космоса // Зайцев Б. К. Собр. соч.: В 11 т. М., 2001. Т. 10. С. 196-203.

56. Грейвс Р. Белая Богиня: Историческая грамматика поэтической мифологии. Екатеринбург, 2005.

57. Громова A.B. Жанровая система творчества Б.К. Зайцева: литературно-критические и художественно-документальные произведения. Орел, 2009.

58. Грякалова Н.Ю. Фольклорные традиции в поэзии А. Ахматовой // Русская литература. 1982. №1. С. 47-63.

59. Давыдова Т.Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. М., 2000.

60. Долгополов Л.К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX -начала XX века. Л., 1977.

61. Дудина Е.Ф. Творчество Б.К. Зайцева 1901-1921 годов: своеобразие художественного метода: Автореф. дисс. . канд. филол. наук: 10.01.01. Орел, 2007.

62. Емельянов Л.И. Методологические вопросы фольклористики. Л., 1978.

63. Еремина В.И. Поэтический строй русской народной лирики. Л., 1978.

64. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995.

65. Есенин С.А. Ключи Марии // Есенин С.А. Полное собрание сочинений. М., 2006. С. 624-645.

66. Захарова В.Т. Проблема жизни и смерти в раннем творчестве Б.К. Зайцева // Творчество писателя и литературный процесс. Тезисы докладов VI Фурмановских чтений. 30.09-02.10.1991. Иваново, 1991. С. 68-69.

67. Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века. М., 1993.

68. Зернов Б. Предисловие // Рейтерсверд О. Импрессионисты перед публикой и критикой. М., 1974. С. 5-34.

69. Иванов Вяч. Предчувствия и предвестия. Новая органическая эпоха и театр будущего // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С. 37-50.

70. Иванюк Б.П. Метафора и литературное произведение (структурно-типологический, историко-типологический и прагматический аспекты исследования). Черновцы-Рута, 1998.

71. Иезуитова Л.А. В мире Бориса Зайцева // Зайцев Б.К. Земная печаль: Из шести книг. Л., 1990. С. 5-16.

72. История русской литературы: В 4 т. Т. 4. Литература конца XIX начала XX века (1881-1917). Л., 1983.

73. Исупов К.Г. Философия и литература «серебряного века» (сближения и перекрестки) // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). Книга 1.М., 2000. С. 69-130.

74. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987.

75. Келдыш В.А. Новое в критическом реализме и в его эстетике // Литературно-эстетические концепции в России конца XIX начала XX в. М., 1975. С. 66-115.

76. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века. М., 1975.

77. Келдыш В.А. О «серебряном веке» русской литературы. Общие закономерности. Проблемы прозы. М., 2010.

78. Климова Г.П. Типология изображения любви и смерти в творчестве И. А. Бунина и Б. К. Зайцева // Проблемы изучения жизни и творчества Б.К. Зайцева. Калуга, 2001. Вып. 3. С. 257-262.

79. Кнабе Г.С. Энтелехия и история культуры // Вопросы философии. 1993. №5. С. 64-74.

80. Князева О.С. Религиозно-философские основы художественного творчества Б.К. Зайцева 1900-1920-х гг.: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Курск, 2007.

81. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX-XX веков. М., 1990.

82. Колобаева Л.А. Русский символизм. М., 2000.

83. Колобаева Л.А. Русский эрос: философия и поэтика любви в романе начала и конца XX в. // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2001. №6. С. 43-60.

84. Колпакова Н.П. Русская народная бытовая песня. М.-Л., 1962.

85. Колтоновская Е.А. Борис Зайцев // Русская литература XX века (18901910) / Под ред. проф. С.А. Венгерова. В 2-х кн. М., 2000. Кн. 2. С. 206-214.

86. Комолова Н.П. Италия в судьбе и творчестве Бориса Зайцева. М., 1998.

87. Корецкая И.В. Импрессионизм в поэзии и эстетике символизма // Литературно-эстетические концепции в России конца XIX начала XX в. М., 1975. С. 207-251.

88. Корман Б.О. Лирика Некрасова. Ижевск, 1978.

89. Коряков П.В. Монашество в творчестве Б.К. Зайцева: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. М., 2002.

90. Кравченко В.В. Владимир Соловьёв и София. М., 2006.

91. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1962-1978.

92. Крутикова Л.В. Реалистическая проза 1910-х годов (рассказ и повесть) // Судьбы русского реализма начала XX века. Л., 1972. С. 164-227.

93. Куделько H.A. Традиции поэтики И.С. Тургенева в русской литературе XX века (Б.К. Зайцев, К.Г. Паустовский, Ю.П. Казаков): Автореф. дисс. . докт. филол. наук: 10.01.01. М., 2005.

94. Кузьмичев И.К. Лада, или повесть о том, как родилась идея прекрасного и откуда Русская красота стала есть. Эстетика Киевской Руси. М., 1990.

95. Куприяновский П.В. Писатель, критик, журналист // Певец Золотого Плеса. Николай Павлович Смирнов. 1898-1978: Сборник научных статей, материалов и публикаций. Иваново, 1998. С. 25-31.

96. Куприяновский П.В. Поэтический космос Константина Бальмонта // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1998. Вып. 3. С. 5-17.

97. Курочкина A.B. Поэтика лирической прозы Б.К. Зайцева: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Самара, 2003.

98. Лавров A.B. Мифотворчество «аргонавтов»//Миф-Фольклор-Литература. Л., 1978. С. 137-170.

99. Левинтон Г. А. Заметки о фольклоризме Блока//Миф-Фольклор-Литература. Л., 1978. С. 171-185.

100. Литература Русского Зарубежья: 1920-1940 / Сост. и отв. ред. О.Н. Михайлов. М., 1993.

101. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1967.

102. Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко H.B. Смех в Древней Руси. Л., 1984.

103. Ло Гатто Этторе. Борис Зайцев // Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1999. Т.З.С. 545-553.

104. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

105. Лукьянцева И.И. К вопросу восприятия классики в литературе русского зарубежья (М.Ю. Лермонтов и Б.К. Зайцев) // М.Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания: Межвуз.сб. науч. трудов. Вып. 4. Ставрополь, 1997. С. 171-180.

106. Любомудров A.M. Книга Бориса Зайцева «Преподобный Сергий Радонежский»//Русская литература. 1991. №3. С. 112-121.

107. Любомудров A.M. Монастырские паломничества Бориса Зайцева // Русская литература. 1995. № 1.С. 137-158.

108. Любомудров A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б.К. Зайцев, И.С. Шмелев. СПб., 2003.

109. Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока // Максимов Д.Е. Русские поэты начала века: Очерки. Л., 1986. С. 199-239.

110. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л., 1981.

111. Марченко A.M. Поэтический мир С. А. Есенина. Л., 1983.

112. Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки. М., 1978.

113. Матенина Л.Н., Иванов Б.И. Н.П. Смирнов // Матенина Л.Н., Иванов Б.И. Ивановские писатели в экспозициях и фондах литературного музея ИвГУ. Путеводитель. Иваново, 1997. С. 57-59.

114. Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики. Саратов, 1980.

115. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М., 1990.

116. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.

117. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М., 2000.

118. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000.

119. Мерцалова О.С. Художественная объективация цветового восприятия в произведениях И.С.Шмелева и Б.К.Зайцева 1920-1930-х гг.: Автореф. дис. канд. филол. наук: 10.01.01. Орел, 2007.

120. Минц З.Г. Блок и русский символизм: Избр. тр.: В 3 т. СПб., 2000.

121. Мир и эрос: Антология философских текстов о любви. М., 1991.

122. Мифология. Энциклопедия / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М., 2003.

123. Михайлов О.Н. Песнь о родной природе // Молодая гвардия. 1969. №10. С. 277-281.

124. Михайлов О.Н. Литература русского зарубежья. М., 1995.

125. Михайлова М.В. Творческая индивидуальность писателя в ситуации смены художественных парадигм (серебряный век русской литературы) // Материалы IX Конгресса МАПРЯЛ. Братислава. 1999. С. 364-371.

126. Михайлова М.В. Модус «Судьбы» в поэтике Б. К. Зайцева // Творчество Б.К. Зайцева в контексте русской и мировой литературы XX века. Калуга, 2003. Вып. 4. С. 181-190.

127. Михайлова М.В. Слова прощения и любви от Алексея Христофорова: Предисловие // Новиков И.А. Золотые кресты: Роман. Повести и рассказы. Мценск, 2004. С. 3-22.

128. Михайлова М.В. Современное состояние изучения творчества Б.К. Зайцева // Калужские писатели на рубеже Золотого и Серебряного веков: Пятые Международные юбилейные Зайцевские научные чтения. Вып. 5. Калуга, 2005. С. 3-6.

129. Михайлова М.В. Борис Константинович Зайцев (из материалов курса лекций по истории литературы русского зарубежья) // Далекое, но близкое: материалы литературных чтений к 125-летию со дня рождения Бориса Зайцева: Сб. докладов. М., 2007. С. 24-33.

130. Михайлова М.В. Борис Константинович Зайцев // История литературы русского Зарубежья (1920-е-начало 1990-х гг.): Учебник для вузов / Под ред. А.П. Авраменко. М., 2011. С. 163-186.

131. Мусатов В. Взгляд на русскую литературу XX века // Вопросы литературы. 1998. №3. С. 75-89.

132. Нагорная H.A. Онейросфера в русской прозе XX века: модернизм, постмодернизм. М., 2006.

133. Назарова JI.H. Зайцев Борис Константинович // Лермонтовская энциклопедия. М., 1999. С. 174.

134. Наследие Б.К. Зайцева: проблематика, поэтика, творческие связи:материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 125-летию со дня рождения Б.К. Зайцева. Калуга, 2006.

135. Наумов-Цигикал В.В. Милостивый наставник // Охотничьи просторы.1998. №1. С. 27-38.

136. Некрасова М.А. Народное искусство России. Народное творчество как мир целостности. М., 1983.

137. Некрасова М.А. Палехская миниатюра. Л., 1983.

138. Новейший философский словарь / Под ред. A.A. Грицанова. Минск,1999.

139. Пайман А. Русский символизм. СПб., 1999.

140. Пак H.H. Традиции древнерусской литературы в творчестве Б.К. Зайцева и И.С. Шмелева. М., 2004.

141. Пак H.H. «Жизнь с древней, святою Русью»: древнерусская культура в творчестве Б.К. Зайцева // Богословско-исторический сборник. 2005. №2. Калуга, 2009. С. 20-34.

142. Панченко A.M., Смирнов И.П. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и в поэзии начала XX века // Труды отдела древнерусской литературы. T.XXVI. Л., 1972. С. 33-49.

143. Переверзев O.K. Авторы «Охотничьих просторов» Николаю Павловичу Смирнову // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 39-57.

144. Переверзев O.K. «Я и здесь не перестаю дышать литературным воздухом» // Откровение. Иваново, 1998. №5. С. 261-268.

145. Пермитин E.H. Смирнов Н.П. // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. Т. 6. М., 1971. Стб. 976.

146. Писатели земли Ивановской: Биобиблиографический справочник / Сост. З.Н. Корчагина; под ред. П.В. Куприяновского, В.Е. Сердюка. Ярославль, 1988.

147. Полоцкая Э.А. А.П. Чехов. Движение художественной мысли. М., 1979.

148. Полоцкая Э.А. О поэтике Чехова. М., 2001.

149. Полуэктова H.A. Лирический компонент прозы Б. Зайцева: Автореф. дисс. . канд.филол.наук: 10.01.01. М., 1999.

150. Проблемы изучения жизни и творчества Б.К. Зайцева: Сб. ст.: Вторые междунар. Зайцев, чтения. Калуга, 2000.

151. Проблемы изучения жизни и творчества Б. К. Зайцева: Сб. ст.: Третьи междунар. Зайцев, чтения. Вып. 3. Калуга, 2001.

152. Прозорова H.H. В поисках целостности: религиозно-философская позиция Б. Зайцева в контексте русской философии серебряного века // Богословско-исторический сборник. 2005. №2. Калуга, 2009. С. 10-19.

153. Прокопов Т.Ф. Художник, которого мы узнаем. Борис Зайцев: судьба и творчество // Дон. 1989. №9. С. 162-170.

154. Прокопов Т.Ф. Борис Зайцев. Вехи судьбы // Зайцев Б.К. Дальний край: Роман. Повести и рассказы / Вступ. ст. и примеч. Т.Ф. Прокопов. М., 1990. С. 530.

155. Прокопов Т.Ф. «Всё написанное здесь мною выросло из России, лишь Россией и дышит»: Б. Зайцев: Судьба и творчество // Зайцев Б. К. Осенний свет. М, 1990. С. 6-30.

156. Прокопов Т.Ф. Восторги и скорби поэта прозы // Зайцев Б. Далекое. М., 1991. С. 3-15.

157. Прокопов Т.Ф. Легкозвонный стебель. Лиризм Б.К. Зайцева как эстетический феномен // Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 11 (доп.). Письма 1923-1971 гг. Статьи. Воспоминания современников. М., 2001. С.3-11.

158. Пропп В.Я. Морфология сказки. Л., 1928.

159. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.

160. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. М., 1999.

161. Ревалд Дж. История импрессионизма. М., 1994.

162. Робинсон А.Н. Солнечная символика в Слове о полку Игореве // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. М., 1978. С. 35.

163. Романенко А.Д. Земные странствия Бориса Зайцева // Зайцев Б.К. Голубая звезда. М., 1989. С.5-31.

164. Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. проф. С.А. Венгерова. В 2-х кн. М., 2000-2001.

165. Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995.

166. Русский космизм: Антология философской мысли. М., 1993.

167. Русский философский словарь. М., 1995.

168. Русский эрос, или Философия любви в России. М., 1991.

169. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

170. Рябов О.В. Русская философия женственности (XI XX века). Иваново, 1999. С. 7.

171. Сабекия Р.Б. Философия любви: Основания самореализации человека: Автореф. дис. . доктора филос. наук: 09.00.01. Уфа, 2007.

172. Садовский H.A. От феномена человека к человеческой сущности // Тей-яр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987. С. 3-40.

173. Сапов В. Философ преображенного Эроса // Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. М., 1994. С. 5-12.

174. Сарабьянов Д.В. Русская живопись XIX века среди европейских школ. Опыт сравнительного исследования. М., 1980.

175. Семенова С.Г. Преодоление трагедии: "Вечные вопросы" в литературе. М., 1988.

176. Семенова С.Г. Русская поэзия и проза 1920-1930-х годов. Поэтика. Видение мира Философия. М., 2001.

177. Семенова С.Г. Пушкинская философия Эроса. В контексте русской мысли конца XIX-XX веков // Национальный Эрос и культура: В 2 т. Т. 1. Исследования / Сост. Г.Д. Гачев, Л.Н. Титова. М., 2002. С. 122-175.

178. Семенова С.Г. Метафизика русской литературы: В 2 т. М., 2004.

179. Силантьев И.В. Поэтика мотива. М., 2004.

180. Синцов Е.В. Природа невыразимого в искусстве и культуре: к проблеме жесто-пластических оснований художественного мышления в визуальной орнаментике и музыке. Казань, 2003.

181. Смирнов В.А. Времени не подвластно. О Н.П. Смирнове. // Рабочий край. 1988. ЗОокт.

182. Смирнов В.А. Фольклор в творчестве Н.П. Смирнова // Тезисы докладов областной научно-практической конференции «Проблемы изучения и исследования Плеса». Плес, 1988. С. 63-66.

183. Смирнов В.А. Н.П. Смирнов // Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция. Иваново, 1992. С. 72-85.

184. Смирнов В.А. Б.Л. Пастернак и Н.П. Смирнов (К вопросу о творческих связях) // Творчество писателя и литературный процесс: Слово в художественной литературе. Иваново, 1993. С. 39-48.

185. Смирнов В.А. Н.П. Смирнов в переписке с русским зарубежьем // Рабочий край. 1994. 17 июня.

186. Смирнов В.А. Парадигма «солнечного мифа» в поэме М. Цветаевой «Егорушка» // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Межвуз.сб. науч. тр. Вып. 4. Иваново, 1999. С. 160-170.

187. Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики (Архетипы «женского начала» в русской литературе XIX начала XX века). Пушкин. Лермонтов. Достоевский. Бунин. Иваново, 2001.

188. Смирнов В.А. Н.П. Смирнов и И.А. Бунин (морфология творчества) // Писатель Н.П. Смирнов: время и место. Материалы международной научно-практической конференции III Смирновские чтения. 13-14 марта 2008 г. Плес, 2009. С. 79-82.

189. Смирнов Г.С. Интеллигенция и ноосфера. Философско-культурологические проблемы интеллигентоведения. Иваново, 2007.

190. Смирнов Г.С. Ноосферное сознание и ноосферная реальность: Филологические проблемы ноосферного универсума. Иваново, 1998.

191. Смирнов И.П. Смысл как таковой. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. СПб., 2001.

192. Смирнова Л.А. Проблемы реализма в русской прозе начала XX века: Пособие для учителя. М., 1977.

193. Смирнова З.П. Автографы заговорили // Певец Золотого Плеса. Николай Павлович Смирнов. 1898-1978: Сборник научных статей, материалов и публикаций. Иваново, 1998. С. 73-75.

194. Смирнова М.Н. О моем отце // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 11-16.

195. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов. М., 1991.

196. Соловьев B.C. Смысл любви // Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 493-547.

197. Соловьёв С.М. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского. М., 1979.

198. Соловьёв С.М. Колорит произведений Ф.М. Достоевского // Достоевский и русские писатели. Новаторство, Мастерство. М., 1971. С. 414-447.

199. Тагер Е.Б. Избранные работы о литературе / Сост. В.А. Келдыш. М., 1988.

200. Творчество Б.К. Зайцева в контексте русской и мировой литературы XX века: Сб. ст.: Четвертые междунар. научные Зайцев, чтения. Вып. 4. Калуга, 2003.

201. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987.

202. Теория литературы: В 2 т./ Под ред. Н.Д. Тамарченко. Т.1: Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, С.И. Бройтман. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. М., 2004.

203. Тернер В. Символ и ритуал. М., 1983.

204. Толмачёв В.М. Зайцев Б.К. // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья: 1918-1940. М., 1997. С. 169-172.

205. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 2002.

206. Топоров В.Н. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 121-132

207. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. С. 7-61.

208. Трубецкой E.H. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Трубецкой E.H. Смысл жизни. М., 2011. С. 472-526.

209. Трубецкой E.H. Этюды по русской иконописи (Умозрение в красках. Два мира в древнерусской иконописи. Россия в ее иконе) // Трубецкой E.H. Смысл жизни. М., 2011. С. 363-471.

210. Тюпа В.И. Литературное произведение: Проблемы теории и анализа. М., 1997.

211. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. Пер. с англ. М., 1978.

212. Фарыно Е. Введение в литературоведение. Ч. 1. Варшава. 1991.

213. Федотов Г.П. Духовные стихи // Федотов Т.П. Святые древней Руси. М., 2003. С. 357-485.

214. Философия любви: Сб. в 2 ч. М., 1990.

215. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. Изд. 7-е перераб. и доп. М., 2001.

216. Флоренский П.А. Небесные знамения (Размышления о символике цветов) // Флоренский П.А. Иконостас. Избранные труды по искусству. Спб., 1993. С. 309-316.

217. Франк-Каменецкий И.Г. Женщина-город в библейской эсхатологии // Франк-Каменецкий И.Г. Колесница Иеговы. Труды по библейской мифологии. М., 2004. С. 224-236.

218. Франк-Каменецкий И.Г. Отголоски представления о матери-земле в библейской поэзии // Франк-Каменецкий И.Г. Колесница Иеговы. Труды по библейской мифологии. М., 2004. С. 192-206.

219. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

220. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1998.

221. Фромм Э. Иметь или быть? Забытый язык пер. с нем. и англ.. М., 2009.

222. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М., 2003.

223. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2000.

224. Ханзен-Леве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов: Ранний символизм. СПб., 1999.

225. Хейзинга И. Homo ludens: В тени завтрашнего дня. М., 1992.

226. Хилл Ян Баррас. Импрессионизм. Новые пути в искусстве. М., 1998.

227. Холодова З.Я. Художественное мышление М. М. Пришвина. Содержание, структура, контекст. Иваново, 2000.

228. Хрулев В.И. Проблема художественного мышления (пути исследования). Уфа, 1993.

229. Чегодаев А.Д. Импрессионисты. М., 1970.

230. Чегодаев А.Д. Эдуард Манэ. М., 1985.

231. Чехарин В.И. Спасибо судьбе // Охотничьи просторы. 1998. №1. С. 1727.

232. Чехарин В.И. Николай Павлович в нашей памяти // Писатель Н.П. Смирнов: время и место. Материалы международной научно-практической конференции III Смирновские чтения. 13-14 марта 2008 г. Плес, 2009. С. 104106.

233. Шестаков В.П. Эрос и культура: Философия любви и европейское искусство. М., 1999.

234. Шестов Л.И. Киркегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне). М., 1992.

235. Шлычков Л.А. Газета «Русские новости» и ее авторы // Певец Золотого Плеса. Николай Павлович Смирнов. 1898-1978: Сборник научных статей, материалов и публикаций. Иваново, 1998. С. 43-51.

236. Шлычков Л.А. Плес-Париж // Певец Золотого Плеса. Николай Павлович Смирнов. 1898-1978: Сборник научных статей, материалов и публикаций. Иваново, 1998. С. 59-63.

237. Шлычков Л.А. Н.П. Смирнов о Сергее Есенине. К библиографии поэта // Певец Золотого Плеса. Николай Павлович Смирнов. 1898-1978: Сборник научных статей, материалов и публикаций. Иваново, 1998. С. 64-69.

238. Шлычкова Е.Л. Писатель Н.П. Смирнов и его проза (Проблемы. Жанры. Стиль): Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Иваново, 2000.

239. Шульгин A.B. Вольные раздумья о творчестве Н.П. Смирнова // Писатель Н.П. Смирнов: время и место. Материалы международной научно-практической конференции III Смирновские чтения. 13-14 марта 2008 г. Плес, 2009. С. 58-62.

240. Элиаде М. Космос и история. М., 1987.

241. Яркова A.B. Жанровое своеобразие творчества Б.К.Зайцева 1922-1972 годов. Литературно-критические и художественно-документальные жанры. СПб., 2002.