автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Художественный анализ психологии личности и массы в русской советской прозе 20-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественный анализ психологии личности и массы в русской советской прозе 20-х годов"

МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА, ОРДЕНА ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗШЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. М.В .ЛОМОНОСОВА

Филологический факультет

На правах рукописи

СТАНОЕВИЧ ДРАГИЦА (СФРЮ)

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ И МАССЫ В РУССКОЙ СОВЕТСКОЙ ПРОЗЕ 20-х ГОДОВ

Специальность 10.01.02 - Литература народов СССР (советского периода)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1990

"V

/

Работа выполнена на кафедре истории советской литературы филологического факультета Московского государственного университета им. 11.В.Ломоносова.

Научный руководитель - доктор филологических наук,

проф. И. 11.Дубровина

Официальные оппоненты - доктор филологически! наук,

Л.И.Залесская

- кандидат филологических наук,

Ведущая организация - Университет Дружбы народов имени П.Лумумбы.

на заседании специализированного совета Д 053.05.12 о Московском государственной университете им. Ы.В.Ломоносова.

Защита состоится по адресу: Москва, 119899 ГСП, В-234, Ленинские горы, МГУ, I корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале филологического факультета М17.

младший научный сотрудник А.Г.Шешкен

Защита диссертации состоится

Ученый секретарь специализированного сове доктор филологических на профессор

В.А.Зайцев

:'г'! ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

£; ■ г.-'циД I

Актуальность проблемы. Разворачивающийся на наших глазах процесс перестройки, ключом к которому стала форцуяа "возвращение к человеку", выдвинул на первый план необходимость всестороннего осмысления проблемы "личность и общество". Веяной ее составной частью является вопрос о роли литературы в формировании общественных представлений о человеке.

Рассматривая процесс освоения молодой советской литературой исторической действительности периода Великой Октябрьской социалистической революции н гражданской войны под углом зрения художественного психологизма, мы стремились установить характер связей мезду исторически эволюционирующей концепцией личности и- особенностями худоизствимого изображения человека в прозаических про! Jведениях 20-х годов. Был ля свойственный психологизму подход в равной степени присущ художественным произведениям, относящимся к разных фазам становления послереволюционной литературы - этот вопрос является предметои нашего специального интереса в настоящей работе.

Значение этой проблемы выходит за рамки узкого литературоведения. Советские исследователи неоднократно подчеркивали необходимость исторического подхода к проблеме психологизма, правильное понимание которой невозмоано без учета особенностей характерного для разных „тапов общественного климата. Этот подход особенно актуален теперь, когда "исторический взгляд на русскую литературу советского времени" рассматривается не только как "невыполненная задача науки, но, пока-луй, одно из напряженных ожиданий совермекного общественного

сознания"

К настоящецу времени усилиями советских историков, обществоведов и литературоведов ухе проделана достаточно большая работа, чтобы пытаться иод новым углом зрения рассматривать литературный процесс, разворачивавшимся в СССР в 20-г годах.

Разработанность темы. Советской наукой накоплен большой и полновесный опыт изучения проблем психологизма. Среди об-цетеоретических трудов, им посвященных, необходимо в первую

очередь назвать- работы таких ученых, как М.Бахтин, Л.Гинз-р

бург, Д.Лихачев . Благодаря их исследованиям термин "психологизм" об^ед содержательную глубину, позволяющую рассматривать обозначаемое им понятие в первую очередь в качестве . принадлежности литературы как явления социально-психологического по своей природе.

Различные аспекты психологизма как теоретической проблемы рассматривались в работах Ю.Андреева, Г.Белой, С.Бочарова, А.Есина, А.Карельского. М.Храпченко и др. . В настоящей

^Чудакова М. Без гнева и пристрастия. Формы и деформации в литературном процессе. / Новый мир. - 1988, * 9. - С.240.

^Бахтин Ы. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Сре-днгчековья и Ренессанса. - и., 1965; Бахтин М. Вопросы литературы и -чстетики. Исследования разных лет. - М., 1975; Бахтин М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979; Гинзбург Л. О литературном герое. - Д., 1979; Лихачев Д. Чего-век в литературе древней Руси. - М., 1970; Лихачев Д. Внутренний мир художественного произведения. / Вопросы литературы. - 1968. » 8 и др.

^Андреев Ю. Человек в мире. Поиски и утвервдение принципов социально-психологического анализа в советской литературе.

- // Проблемы психологизма в советской литературе. - Л.,

работе были широко использованы подходы к изучение психологизма, предложенные А.Иезуитовым

Значительное внимание уделило советское литературоведение и психологизму советской литературы 20-х годов. Помимо

специальных исследований на эту тему, среди которых особо

р

надо отметить работы В.Компанееца и В.Гришина'*1, психологическая проблематика затрагивалась в работах, посвященных

•5

творчеству отдельных писателей .

При всем внимании ученых и критиков к проблемам психологизма в этой сфере до сих пор остается немало "белых пятен". Прежде всего требует более углубленного теоретического исследования вопрос о содержании таких терминов, как "психологизм", "психологический анализ". В их истолковании до сих пор наблвдаются определенные разночтения.

1970; Белая Г. Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов. - М., 1977; Белая Г. Художественный мир современной прозы. - М., 1963; Бочаров С. Психологическое раскрытие характера в русской литературе и творчестьо Горького. // Согчалистический реализм и классическое наследие. - М., 1^60; Есин А. Психологизм в русской классической литературе. - П., 1982; Карельский А. От героя к человеку (развитие реалистического психологизма в европейском романе 30-60-х годов). / Вопросы литературы. - 1983, * 9; Храг.чен-ко Ы. Художественное творчество, действительность, человек. - М., 1976 и др.

^Иезуитов А. Проблемы психологизма в эстетике и литературе. // Проблемы психологизма в сг"етской литературе.

у

Компанеец В. Художественный психологизм в советской литературе (1920-е годы). - Л., 1980; Гришин В. Традиции и новаторство в решении проблемы психологизма советской прозы второй половины 20-х годов. - Ы., 1977.

% работе над избранной темой были использованы труды: Вол-

Применительно к советской литературе некоторая неопределенность в использовании понятия "психологизм* связана с тем, что на определенном этапе ее развития психологизм стал неким абстрактным нормативным требованием, механически предъявлявшимся к любому произведению.

Цели и задачи исследования. В своем исследовании мы исходили из того, что валким условием объективного изучения избранной темы является полный отказ от установки на психологизм как непременную принадлежность любого произведения советской литературы. В основу настоящей работы положен анализ художественного психологизма "Железного потока" А.Серафимовича и "Разгрома" А.Фадеева - этих двух ставших классическими произведений советской литературы. Сопоставляя эти романы, мы стремились не только проследить эволюцию литературного процесса в послереволюционный период, но и предложить некоторые объяснения причин, обусловивших характер этой эволюции, а также поставить вопрос о том, какие из особенностей этого процесса носят характер закономерностей.

Пытаясь выделить типологические черты, характеризующие

ков А. Творческий путь А.Серафимовича. - М., 1963; Глодков-ская .1. Рождение эпопеи.• "Железный поток" А.С.Серафимовича. - М.-Л., 1963; Ершов Г. А.Серафимович. Страницы жизни, борьбы и творчества. - М., 1982; Киселева Л. Творческие искания А.Фадеева. - М., 1965; Озеров А. Александр Фадеев. Творческий путь. - М., 1970; Бушмин А. Александр Фадеев. Черты творческой индивидуальности. - Л., 1983; Дубровина И. О революции, коллективе и человеческой личности. // Фадеев А. Разгром. - Ы., 1970; Великая Н. Роман А.Фадеева "Раз. им" и поиски эпического синтеза. // Формирование художественного сознания в советской прозе 20-х годов. - Владивосток, 1975 И др.

становление послереволюционных литератур в сходных исторических условиях, в качестве материала для сопоставления ыы взяли два сербских романа: "Прорыв" Б.Чопича и. "Солнце далеко" Д.Чосича. Народная революция в Югославии произошла на несколько десятилетий позже Октября 1917 г. Естественно, что и литература, ее отразившая, возникла в другой период мировой истории. Тем интереснее и, на наш втляд, плодотворнее мояет бить сравнительный анализ общности и различий произведений двух славянских литератур. Как отмечал югославский критик М.Бабовнч, в Югославии советская литература воспринималась как родная литература Однако нас интересуют не факты прямого воздействия и даче не хронологические паррале-ли, а совпадения (и различия), которые можно назвать стадиальными, связанными с сущностным единством переливаемых народами разных стран исторических -обытий, отраженных в советской литературе в 20-х годах, а в сербской - б 40-50-х годах нашего века.

Предпринимая свое исследование, ми рассчитывали решить следующие осноъяые задачи: выявить особенности художественного психологизма на первых этапах становления советской литературы, относящейся к периоду 20-х годов, и установить, насколько путь, пройденный ею, является типичным для литератур других стран, имевших сходный исторический опыт.

Методы исследования. Для- решения поставленных задач нами была взята на вооружение вьщьинутая Д.Лихачевым концепция внутреннего мира художественного произведения. Указав на

^Бабович Ы. Советский роман об Октябре и сербохорватская литература. / Филолошки преглед. - 1969, № I. - С.58.

- б -

ограниченность литературоведческого подхода, ориентированного на прямое сопоставление изображения о действительностью, Д.Лихачев предложил художественный мир произведения рассматривать как неразрывное единство, охватывающее все образующие его компоненты - идейную сторону, сюх т, фабулу, интригу и др. Д.Лихачев разработал методику анализа внутреннего мира художественного произведения: в ее основу положена установка на восприятие этого мира в качестве замкнутой, обладающей собственными закономерностями системы, которая описывается в глобальных категориях "мира настоящего": время, пространство, психологический климат, социальное устройство и т.д.*.

С позиций изложенной концепции задачи своего исследования мы видим в том, чтобы выделить морально-этические нормы, на которых строится внутренняя жизнь разбираемых произведений, принятые в них нравственные ориентиры, особенности подхода к проблеме выбора, "факторы сомнений", порождающие психологическую раздвоенность персонажей, роль социальных связей и пр., по возможности сводя все это в единую систему. Конечная цель наших усилий - воссоздание концепции личности в ее взаимодействии с революционной действительностью на материале прозы на разных этапах становления послереволюционной . 1тературы.

Научная новизна. Новизна предложенного подхода состоит в попытке более динамичного, чем в некоторых из прежних работ, и отвечагацего нынешнему этапу дальнейшей революционизации общественной мысли рассмотрения художественного психологизма но только как чуткого индикатора, указывающего на суп,-ствен-

*См. Лихачев Д. ВнутреннМ мир художественного про- введения.

ныв особенности общественно-исторической ситуации, но и как фактора, имеющего в известной мере самостоятельное значение -эвристическое, активизирующее возможности сознания и в конечном итоге способствующее целенаправленному преобразованию такой ситуации. Кроме того, в работе предлагается, насколько нам известно, первый опыт сопоставления советской и сербской литератур послереволюционного периода по- углом зрения художественного психологизма.

Что касается используемой нами методики анализа внутреннего мира художественного произведения, то, отрабатывая ее на относительно хорошо изученном отрезке развития художественного психологизма, мы рассчитываем на то, что в дальнейшем она может быть применена для исследования менее освоенных отрезков истории литературы, советской в частности.

Практическое значение. Нам представляется, что сделанные в диссертации выводы могут быть использованы в дальнейших исследования как по истории советской литературы, так и других литератур. Разрабатывая один из аспектов изучения литературного процесса в плане сопоставления литератур разных народов, мы сделаем посильный вклад в создание истории мировой литературы.

Содержащийся в диссертации историко-литературный и теоретический материал может найти применение при составлении курсов и спецкурсов по истории литературы.

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

ОБЩЕЕ СОДЕРЖАНИЕ И ВЫВОДУ ИССЛЕДОВАНИЯ

Во введении очерчивается тема исследования, определяются его цели и задачи, уточняются некоторые теоретические посылки. .

Для последующего анализа принципиальное значение имеет изложенная в этой части работы гипотеза исследователя психологизма А.Иезуитова. Избрав в качестве поля наблюдения мировой литературный процесс, он констатировал, что по мере его развертывания периоды "прилива" внимания к психологизму чередуются с периодами "отлива" интереса к нему, когда психологический анализ воспринимается как вторжение в сферу мало ' интересную для литературного изображения, а то- и просто ненужную или даже запретную. Подход исследователя к проблеме носит выраженный исторический характер. Суммируя свои наблюдения, он сделал вывод о том, что психологизм находит благоприятную почву в историчес-ос ситуациях, благоприятствующих полноку раскрытию личностного начала в человеке; обстоятельства же, нивелирующие значение индивида, превращающие человека в стандартизованную е^чницу, простую деталь общественного механизма, отвращают художников от психологизма

Перенос эту гипотезу на историю советской литературы, и здесь можно установить чередование "приливов" и "отливов" интереса к эстетике психологизма. На самом первом этапе ее становления, до середи 20-х годов, в ней доминировала концепция человека, выработанная в экстремальных условиях революции и гражданской войны. Генерализация этого опыта увлекала

*См. Иезуитов А. Проблемы психологизма в эстетике и литературе.

художников слова на путь создания "образа-массы", что в свою очередь приводило к несколько упрощенному понимании человека. Концентрируя внимание на внешнем в нем - на его действии, поступке, многие писатели вообще не склонны были рассматривать внутренний мир личности как объект литературного исследования. Для общественной атмосферы следующего периода, продолжавшегося до начала 30-х годов, сталс характерным стремление к более углубленному восприятию человека. Личностные особенности стали объектом специального внимания литературы.

. В ходе нашего исследования мы подвергли проверке выдвинутое А.Иезуитовым предположение.

Согласно общепринятому мнению, одним из наивысших достижений советской прозы на первом этапе ее становления стал роман А.Серафимовича "Железный поток". Начальный период второго этапа бьи отмечен появлением 'Разгрома" А.Фадеева -произведения, которое ознаменовало становление новых эстетических принципов молодой советской литературы. Что касается взятых нами для сопоставления сербских романов, то "Прорыв" признан югославской и советской ::ритикой ярким образцом послереволюционной сербской прозы периода ее зарождения роман же "Солнце далеко", по оценке крупного югославского литературоведа М.Эгерича, открыл начало второй фазы развития сербской литературы послевоенного периода, отличительной

%геритл М. Дело и дани. - Но*л Сад, 1982. Палавестра П. Послератна српска книжевност 1945-1970. -Београд, 1972; БандиК Ы. Время романа. - Београд, 1958. С:/.. также: Яковлева А.. Сербский роьан о национально-освободительной борьбе и его стилевые особенности. // Художественный опыт литератур социалистических стран. - М., 1967.

чертой которой стал углубленный подход к проблеме отражения действительности сквозь призму внутреннего мира героев Эмоционально окрашенное позитивное отношение к революции объединяет все избранные наш для анализа произведения. Рассматривая их, мы пытались, в частности, уловить характерные для каждого художника оттенки эмоций, нюансы писательского чувствования в отношении революционной действительности, главное внимание сосредоточив на выявлении более общих тенденций литературного развития, которые выражало их творчество.

В первой главе - "Народ выходит на авансцену истории: первый этап становления послереволюционной литературы" -анализируется художественный психологизм "Железного потока" .А.Серафимовича в сопоставлении с романом Б.Чопича "Прорыв".

Дня художественного мышления, выросшего на революционной почве, центральной идеей стало открытие, что народ - это главная творящая сила истории. Поэтому и познание особенностей новой эпохи ему виделось главным образом через народ. Неслучайно, что одной из характернейших особенностей послереволюционной литературы стала ее увлеченность "стихийностью". Масса - как стихия, движение истории - как увлекающЛ за собой поток, - эти образы, как нам кажется, стали результатом свойственной художественному мышлению того времени тяги к синтезу, порожденной стремлением общества - прежде чем приступить к анализу пережитого - осознать его во всей полноте. Этот импульс порождало обилие нового жизненного материала, требующего внутреннего постижения, ибо только после этого он мог трансформироваться в опыт, стать точкой отсчета

*£герит, М. Дело и дани. - С.7.

для осуществления дальнейшего движения вперед.

Разумеется, разные художники слова по-разному интерпретировали этот импульс - в зависимости от личного опыта, особенностей творческой индивидуальности, восприимчивости к требованиям времени и пр.

Советская литература послереволюционного периода оставила немало впечатляющих и глубоких произведений, которые и поныне сохраняют свое значение не только в качестве любопытных фактов культурного прошлого, но и как живые участники длящегося литературного процесса. Однако и среди них по сей день выделяется роман А.Серафимовича "Железный поток".

При незначительном объеме поражает емкость этого произведения. Изумление вызывает разнообразие художественных приемов, которые при максимализме использовг :ия в то же время находятся друг с другом в гармоническом взаимодействии: поэтическая условность образов сочетается с достоверностью деталей, гиперболизм в изображении - с пристальным вниманием к мелочам, романтическая приподнятость - с конкретностью эмоциональной прорг.ювки, динамизм - с монументальностью. При этом все это сложное сооружение прочно стоит на реалистической основе. Это стало возможным благодаря тому, что синтез был основополагающим художественным принципом "Железного потока" как целостного художественного произведения. Им задавалась специфика художественного психологизма романа А.Серафимовича. Взгляд художника на .чир пристален и широк в одно и то же время. И так же пристально и широко смотрит он на человека.

Концепция человека в романе сформировалась под влиянием общественной потребности в таких литературных произведениях,

которые сочетали бы яркое изображение революции с ее глубинным осмыслением. В свете этой потребности.характерное для первых произведений о революции изображение массы как нерас-члененного единства ощущалось как недостаточное. Все более актуальное -значение стала приобретать проблема взаимодействия человека и общества.

Народ - творец истории к этому времени уже вошел в литературу. Но А.Серафимович как мыслитель воспринимал историю в социальных категориях, поэтому его не удовлетворял абстрактно-отвлеченный подход к понятию "народ". Художественный анализ психологизма в "Железном потоке" основан на тонком понимании художником двойственной природы крестьянского сознания. Эта двойственность и порождаемый ею драматизм осуществляемого крестьянством в ходе революции выбора связаны в первую очередь с глубинным собственническим инстинктом, заложенным в души сельских тружеников старой формации веками существования в обществе, построенном на антагонизме. Стремление иметь (землю в первую очередь) для крестьянина было равносильно стремлению выжить. Крестьянин и в революцию пошел ла земли. Однако крестьянство выступило не только в роли субъекта революции. Оно в то же время было объектом революционны. преобразований. Невозможно исследовать тему "крестьянство и революция", не касаясь этого вопроса. В этом в очередной раз убеждает сопоставление "Железного потока" и "Прорыва". В обоих произведениях проблема преодоления с выходом на новый уровень противоречия между "общим" и "личным" в психологии крестьянства занимает едва ли не главное место. Недаром роман Б.Чопича назван "Прорыв" - не прорыв ли это крестьянского сознания в революционную сознательности А.Се-

рафимович также показывает, как, прежде чем к крестьянину пришло понимание ценности коллективизма, шел долгий и подчас мучительный процесс внутренней перестройки человека, затрагивающий глубинные слои его существования. Этому процессу писатель уделяет пристальное внимание. Однако показывает его не традиционными средствами психологического анализа, а в форме широкого обобщения.

Эта особенность романа определила весьма необычный для русской литературы способ конструирования психологического пространства, использованный А.Серафимовичем. Рисуя собирательный образ массы, художник дает людской поток как часть природы, одну из "естественных стихий".

Крестьянство в революции как стихия - этот подход характерен и для романа Б.Чопича. Касаясь этого вопроса, М.Эгерич задается вопросом, не снижает ли подобный подход значения "Прорыва" как произведения о революции, - и сам на.этот вопрос отвечает: нет, ибо полифонизм авторских размышлений позволяет каждому элементу "революционного пейзажа" найти свое место: земля есть земля, небо есть небо, нельзя требовать от земли, чтобы она стала небом, но лишь признав за природой право на существование, ее "можно охватить сетью духа"

Это рассуждение применимо и к "Железному потоку". Ведь и в романе А.Серафимовича крестьянская стихийность не уничтожается отрицанием, но преобразуется воздействием.

У Серафимовича лишь движение способно придать целенаправленность разбушевавшейся людской стихии. Тема движения проходит через весь роман. Описывая характер движения, художник

*Егерик М. Дело и дани. - С.18.

передает состояние "массы", динамизм ее психологии. Движение "железного потока" - это экзистенциальное движение из одной реальности в другую. В новой реальности существует "я" коллективное, попасть туда дано лишь тому, кто готов принести в жертву ему свое отдельное, частное "я".

С определяющей ролью момента движения в произведении А.Серафимовича связано его пространственно-временное решение. Движение в раскаленном эмоциями пространстве романа как бы сгущает время, интенсифицирует его. Сжатое время течет вперед судорожными толчками, пульсирует, как огромное человеческое сердце.

Мир у Серафимовича монолитен. Это один огромный организм. В масштабах, этого организма движение в романе воспринимается как движение истории. Одними героями оно - так или иначе - сознается как целенаправленное, другими - нет, однако осознание не является обязательным.

В показанной в "Железном потоке" экстремальной ситуации для ее участников проблема выбора не стоит. Хотя ко времени начала романа "приход советской власти приоткрыл краешек над жизнью", этот факт для большинства крестьян еще не стал стимулом для появления убежденного стремления связать свой интересы' с победой революции. Это историческая необходимость выбросила крестьян в мчащийся поток времени и повлекла за собой, попутно преобразуя в согласии с требованиями нового дня. В финальной сцене перед нами люди, которые фактически осуществили выбор, однако не стольп сознательно, сколько в силу заданного историей движения. В "Железном потоке" эта мысль, поднятая на уровень высокого художественного обобщения, создает атмосферу исторической предопределенности. Пред-

восхищая развитие событий, оптимистическая вера в истинность пути, по которому происходит движение "железного потока", пронизывает весь текст романа, в финале разрешаясь торжественным ликованием.

В той же мажорной тональности ввдержана заключительная сцена "Прорыва". Тоже митинг, праздничная атмосфера, рожденная не столько сознанием победы - до окончательной победы еще далеко - сколько чувством общности, единения. Однако насколько по-разному показывают путь к этому единению А.Серафимович и Б.Чопич. В центре внимания советского прозаика -"масса", она - главный герой "Железного потока", ее эволюция - предмет пристального внимания художника. В "Прорыве" акценты расставлены по-другому. Б.Чопич последовательно идет от частного к общему, показывая, сколь извилистой и зачастую неоднозначной была дорога отдельного крестьянина в революцию. Сама структура "Прорыва* подчеркивает мысль об изначальной раздробленности крестьянства, порожденной индивидуализмом, свойственным представителям этого класса. Если "жэ-лезный поток" уже в момент своего зарождения сродни низвергающемуся с горы водопаду, у Б.Чопича мы наблюдаем, как отдельные с трудом прокладывающие себе дорогу ручейки, постепенно сливаясь, образуют реку крестьянского движения.

Как и в "Железном потоке", в "Прорыве" историческая закономерность становится подспудным участником романного действия. В произведении сербского прозаика тоже царит атмосфера предопределенности и исторического оптимизма. При таком подходе действительность временами предстает в несколько упрощенном виде. Однако эти "издержки" не носят случайного характера: они связаны с сознательно избранной автором кон-

цепцией, в рамках которой человек рассматривается в масштабе истории, а история в масштабе человека.

Выделение народа в его исторических связях - такова задаваемая послереволюционным временем центральная тема литературы. Ее выдвижение на первый план было, с одной стороны, предопределено глубиной и значимостью событий недавнего революционного прошлого, с другой - оно было связано со свойственной послереволюционному времени установкой на интеграцию, вызванной к жизни необходимостью решать новые созидательные задачи. Порожденное революцией обострение всех антагонизмов и противоречий требовало переосмысления - с учетом потребности общества выйти на уровень более тесной консолидации различных социальных сил, участвующих в позитивном созидании. Недаром в обоих анализируемых произведениях пафос направлен на утверждение единства участников революции; собственно борьба с врагами составляет лишь фон действия.

В то же время недоизжитость некоторых установок времени революции, ориентирующих человека на абсолютную и бе.компромиссную классовую непримиримость, была причиной такого явления, как недостаточно высокая оценка значения отдельной человеческой личности, что в свою очередь получило отражение в представлении литературы о человеке.

Воздействуя на художественное творчество писателей, эти особенности послереволюционного этапа исторической действительности порождали в литературах разных стран типологически общие черты, свидетельствуо:г,ие об определенном параллелизме литературных процессов, протекающих - пусть в разное время -в исторически близких условиях.

Во второй главе работы - "В глубь личности: психологизм

на втором этапе освоения литературой революционной действительности" - дается сопоставительный анализ "Разгрома" А.Фадеева и "Солнце далеко" Д.Чосича.

Обусловленная сдвигами в развитии молодого советского общества тенденция к углубленному восприятию личности складывалась как антитеза несколько прямолинейной трактовке человека, характерной для литературы предшествующего этапа. К этому времени стало очевидным, что решительный разрыв с прошлым является не единственным, а лишь одним из главных условий формирования нового исторического характера человека-созидателя. Была осознана невозможность появления полноценной личности на основе преимущественного отрицания, а утверждение новых ценностей стало связываться с признанием "самоценности всякой человеческой жизни"

Место положительного ориентира, призванного помочь советским писателям найти новый подход к изображению человека, естественным образом заняла русская классика. В этой ситуации ряд советских писателей обратился к традиции психологизма (А.Фадеев, Л.Леонов, А.Платонов и др.).

В русле этой тенденции мы рассматриваем роман А).Фадеева "Разгром". Представляется несомненным, что молодому писателю была внутренне присуща тяга к психологизму, отражающая особенность дарования художника. Недаром даже в своих ранних вещах он делал робкие попытки заглянуть в души своих героев. В "Разгроме" этот подход становится генеральным принципом создания художественных образов.

Хотя роман посвящен событиям гражданской войны, в центре

^Пришвин М. Башмаки. - М.-Л., 1925. - С.II.

внимания писателя не борьба "белых" и "красных". В фабуле романа военные эпизоды занимают значительное место, но писателю они "нужны" для того, чтобы испытать своих героев и в зависимости от результатов испытания разделить на "своих" и "чужих". Как здесь не вспомнить сформулированную самим писателем "основную мысль романа" - "отбор человеческого материала" в зависимости от его пригодности для "переделки" По всей видимости, в глазах А.Фадеева проблема "отбора" сохраняла актуальность и через десять лет после Октябрьской революции.

Удачная находка писателя состояла в том, что, показывая глобальный процесс пехецелки человека, он делает это по законам эксперимента, то есть констатирует закономерности процесса при помощи создания его микромодели. Предельно сужая временное и человеческое пространство в своем романе, А.Фадеев добивается высокой насыщенности характеров персонажей, сохраняя при этом полную органичность образов. (К аналогичноцу приему прибегает Д.Чосич в "Солнце далеко"; недаром роман так и хочется назвать югославским "Разгромом").

В рамках этой модели фадеевский художественный психологизм играет роль одного из важных двигателей сюжета. В произведении нет какого-либо главного драматического события, формальная цель которого была бы - связывать все события в единое целое. Судьба партизанского отряда и судьбы героев раскрываются не столько во внешних, сколько во внутренних психологических сравнениях. Поэтому драматизм "Разгрома"

а;

Фадеев А. Мой литературный опыт - начинающему автору. // Собрание сочинений. - В 5-ти томах. - Т.4. - М., 1960. -С.103.

молено назвать подлинно психологическим, г. психологизм - драматическим.

Подход А.Фадеева к личности сочетает в себе ярко выраженную установку на социальную детерминированность характера с пристальным интересом к жизни душ героев. Этот интерн не абстрактен, не отвлечен: художника всегда в первую очередь волнует, как люди принимают требования, которые предъявляет к ним историческая ситуация. С максимализмом человека, рожденного революцией, Фадеев «дет от героя, чтобы он отдал борьбе за революционные идеалы свою душу, не меньше.

Персонажи романа образуют своеобразную иерархию в зависимости от степени приобщенности к революционным ценностям (этот подход заменил у А.Фадеева характерный для предшествующего этапа литературного развития принцип "массовидности"; в "Разгроме" "масса" - это только толпа, потерявшая ориентиры). На вершине иерархической пирамиды - образ Левинсона, народного вожака, человека, сумевшего безоговорочно отказаться от личных интересов в пользу общественных. В то же время стремление автора показать процесс нравственной переделки людей ввдвигает на авансцену романа наряду с Левинсоном образы тех героев,"которым предстоит это испытание пройти, а это значит, согласно авторской концепции, усвоить ценности коллективизма (этот ценностный ориентир универсален и для "Железного потока", и для "Разгрома"). Перед лицом этого требования все персонажи равны. Это исходная для А.Фадеева позиция в изображении личности и массы.

Как подлинный психолог А.Фадеев не мог не ощущать глубокого драматизма, присущего борьбе за человеческие души. Этот аспект рассматриваемой им проблемы писатель показывает,

сталкивая в романе два образа - Ыорозки и Мечика. В коллизиях романа послойно обнажая их души, А.Фадеев эти два характера дает в разнонаправленном движении: каждый последующий виток обнаруживает новую сферу их расхождений, параллельно обостряя конфликт между героями. Этот конфликт имеет выраженную социальную подоплеку: Ыечик - юноша-горожанин, представитель мелкобуржуазной интеллигенции, к партизанам попавший по путевке эсеров-"максималистов"; Морозка - простой рабочий парень, в своем политическом развитии ушедший весьма недалеко. Перед лицом этого конфликта А.Фадеев выступает как бы в двух ипостасях. Для Фадеева - носителя определенных идеологических представлений - вопрос о превосходстве пролетарской морали над буржуазной решается однозначно, тем самым исход конфликта предрешен с самого начала. Однако Фадеев-психолог видит картину более сложной: ведь психологические оценю! свободны от однозначности политически. Прямым противопоставлением соотношение образов Ыечика и Ыорозки не исчерпывается. Эти образы даны в романе контрастно, но они друг друга не отрицают. Помещая их в одной плоскости, писатель расширяет пространство их существования - одного за счет другого, подчеркивая, сколь глубок смысл выбора, осуществляемого героями.

Использование принципа "парности" для психологического анализа героев характерно и для романа Д.Чосича (Гвозден -Бук, Павле - Уча), хотя к человеку сербский прозаик подходит несколько с другой стороны, чем А.Фадеев. В глазах автора "Разгрома", предъявляемые к человеку в условиях революционной борьбы требования носят императивный характер; неспособность индивида им соответствовать расценивается как полная

человеческая несостоятельность, хотя бы эт'. неспособность и 5ыла обусловлена причинами, от человека не зависящими (социальная принадлежность). Для Д.Чосича способность сомневаться-яеотьемлемая черта человека, который принимает решения. Попав в экзистенциальную ситуацию, оказавшись перед выбором, человек становится человеком. Но и осуществив выбор, герои Ц.Чосича продолжают терзаться колебаниями, чувствуя ответственность за содеянное, - ведь в условиях войны выбор сплошь л рядом оплачивается ценой человеческих жизней, поэтому их существование неизменно окрашено в драматические тона. А.фа-цеев знает ответы на вопросы, которые революционная действительность задает его героям, как знает их солдат на поле боя: ведь для него сомнения - это смерть. Для Д.Чосича на первом ллано стоит вопрос, который в рамках принятых А.Фадеевым этических координат звучит абсурдно: могут ли быть оправданными победой принесенные за нее жертвы. Художник не дает ответа на этот вопрос: повисая в воздухе, он создает в романе атмосферу трагической философичности.

Разница в позициях русского и сербского писателей обусловлена тем обстоятельством, что Д.Чосич творил в иную, чем А.Фадеев, историческую эпоху. Югославская революция могла уже учитывать русский опыт, вернее, не могла не учитывать его. Для понимания мировоззрения Д.Чосича большое значение имеет его признание о воздействии на него политического конфликта

между Югославией и СССР. Д.Чосич писал, что роман "Солнце

I

далеко" - "это бунт против сталинщины , протест художника

* Тюсиъ Д. Оедно присеъане за "Далеко ^ сунце. //Далеко | е сунце. - Београд, 1975. - С.14.

вызывают попытки свести роль его страны до уровня пассивного участника глобальной политической игры. Вот почему социально-психологический климат в романе "Солнце далеко" характеризуется тем, что для автора в стане партизан "чужих" нет, здесь все "свои". Поэтов столь драматично воспринимаются все коллизии романа, построенные на несовпадении мнений героев по разным вопросам: слишком дорогой ценой оплачиваются на войне ошибки.

Ходя фадеевская концепция человека в "Разгроме" испытала на себе влияние социального схематизма 20-х годов, подход писателя к проблеме человеческого характера свидетельствовал об определенных общественных сдвигах в сторону признания самоценности личности. В центре романа художник помещает не массу и не идею, а человека, с человеком он соотносит масштабы революционных преобразований. Это несомненно роднит А.Фадеева с Д.Чосичем.

Есть между ними, однако, и ряд существенных отличий, в основе которых лежит их 'расхождение в подходе к чех зеку. Рисуя жизнь партизанского отрдца, А.Фадеев в основу психологического взаимодействия героев положил принцип "кто не с нами - тот против нас", - причем влияние этого принципа испытывает на себе и сам писатель. Правда, он раздвигает рамки этой установки настолько, что психологическое пространство романа "вмещает" сомнения и колебания героев, которым предстоит сделать выбор.

Д.Чосич продвигается на шаг дальше по пути признания личной ответственности за вьоор. Он перемещает критерии оценки осуществляемого героями выбора из сферы социальной в сферу моральную. Судьей человека у Д.Чосича является совесть

Тема осмысления проблемы человеческой ответственности обретает у сербского прозаика философскую углубленность.

Не приходится сомневаться, что источником этих отличий были личностные особенности каждого из художников. Однако нам представляется существенным подчеркнуть, что при налич. 1 объединяющих романы А.Фадеева и Д.Чосича типологических схождениях, обусловленных общностью переживаемых народами обеих стран этапов исторического развития, то обстоятельство, что Югославия проходила этот этап несколькими десятилетиями позже, наложило отпечаток на специфику проходившего здесь литературного развития.

Процесс инициированной революции общественной ломки в России был особенно мучительным и сложным. Оставленные им следы долго деформировали общественное сознание. Иная историческая ситуация, сопровождавшая становление послереволюционной литературы в Югославии, давала возможность учитывать и некоторые позитивные и некоторые негативные стороны советского опыта. Это обстоятельство содействовало тоцу, что свойственной рассматриваемому этапу литературного развития тенденции - к углублению концепции личности, расширению толкования проблемы гуманизма, признанию значения личной ответственности человека перед обществом - были обеспечены более благоприятные условия развития.

В заключении формулируйся основные выводы диссертации. Исследование художественного психологизма в советской литературе 20-х годов на путях становления послереволюционной прозы о революции показало, что его освоение протекало в виде эволюционного процесса, направленного в сторону углубления и развития представления о человеке как носителе лично-

стного начала. Характер этой эволюции был задан условиями исторического развития. Ка каждом из рассматриваемых этало можно констатировать наличие прямой зависимости между уров нем художественного психологизма и его качеством, с одной стороны, и внутренним содержанием решаемых социумом задач, оказывающих решающее воздействие на состояние общественного климата - с другой. В наиболее ярком виде существование эт' зависимости выявляется на уровне концепции личности, которая, таким образом, играет роль своего рода связующего звена между историческим и литературным процессами.

Стихия революции, выплеснувшаяся на страницы таких произведений, как "Железный поток" или "Прорыв", нивелировала личностные особенности индивида, выдвигая на первый план черты общности, объединяющие борцов за революцию. Этого тр< бовала стоявшая на повестке дня задача социального освобождения. Однако успешное ее решение не означало механически внутреннего освобождения человека. Предпосылки для этого возникали лишь на следующем историческом этапе. .Социальный фактор постепенно утратил свое абсолютное значение, уступи место личностным особенностям осуществляющего реальный выбс индивида. Расширилось психологическое пространство, в рамке кбторого осуществлялся выбор. Об этой свидетельствует диапг зон восприятия революционного прошлого, который мы наблюдае сопоставляя такие произведения, как "Разгром" и "Солнце далеко".

Проделанный в работе анализ позволяет сделать вывод о том, что в послереволюционный период и в советской и в серб скор, литературах наблюдались сходные процессы нарастания ин тереса к человеку в его индивидуальных проявлениях. ''Прилив

психологизма на этапе, когда литературой предпринимается по-

пытка осуществить углубленный анализ социальных потрясений, вызванных борьбой за победу революции, можно рассматривать как типологическую закономерность литературного процесса в сходных исторических условиях. Нося общий характер, эта зависимость не исключает, но даже наоборот подразумевает наличие в рамках рассматриваемого явления не только черт сходства, но и определенных различий.

Подписало к печатж 7.03.90 г.

ЭаК* 12 0бг"М 1п-л- Т*Р' ЮО Млей, москм, М. Ижонерская ул.,и