автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов"

На правах рукописи Королёва Светлана Юрьевна

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИФОЛОГИЗМ В ПРОЗЕ О ДЕРЕВНЕ 1970 - 90-х годов

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Пермь - 2006

Работа выполнена на кафедре русской литературы Пермского государственного университета

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент

ЧЕТИНА Елена Михайловна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, доцент ШУСТОВ Михаил Парфенович

кандидат филологических наук, доцент ЛАПАЕВА Наталья Борисовна

Ведущая организация:

Российский государственный гуманитарный университет (Москва)

Защита состоится «УУ» марта 2006 года в заседании диссертационного совета Д 212.189.11 государственном университете по адресу: ул Букирева, 15, зал заседаний Ученого совета

в

614990,

часов на Пермском г. Пермь,

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Пермского государственного университета.

Автореферат разослан февраля 2006 года.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук д

В. А Салимовский

200£ А

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Одной из магистральных тенденций развития искусства XX в. является активное взаимодействие творческого сознания с разнообразными формами мифомышления. Проблемы изучения художественного мифологизма занимают важное место в современном литературоведении. В центре внимания оказываются особенности мифопоэтических систем, созданных в русле различных методов, направлений, стилевых течений, а также принципы исследования произведений в мифопоэтическом аспекте.

Актуальность диссертационной работы обусловлена необходимостью выявить черты «деревенской прозы» как целостной системы и проследить ее эволюцию в условиях смены художественной парадигмы. Важным признаком глубинной трансформации творческого сознания становится возрастание роли условности в художественной литературе, проявившееся, в частности, в актуализации мифопоэтической традиции.

Тема деревни в русской прозе второй половины XX в. уже более четырех десятилетий привлекает внимание специалистов (Г. Белая, А. Бочаров, Л. Ершов, Ф. Кузнецов, В. Сурганов, В. Курбатов, В. Чалмаев и др.). Несмотря на это, недостаточно проясненным остается ряд вопросов. В числе наиболее важных укажем неопределенность хронологических идейно-эстетических границ понятия «деревенская проза» Работы последнего времени, выявляющие «направленческий» характер поэтики «деревенщиков» (А. Большакова, К. Партэ), не восполняют этот пробел. Другой проблемой является неравномерная изученность прозы о деревне: период 1960-70-х гг. представлен в литературоведческих работах значительно лучше, чем 1980-90-е гг. Таким образом, возникает необходимость в дополнительном исследовании мифологизма «деревенской прозы», в выявлении его связей с художественной концепцией направления. В более детальном рассмотрении нуждаются индивидуальные мифопоэтические системы писателей-«деревенщиков» и их идейно-эстетическая трансформация в условиях «культурного промежутка». Актуальность изучения произведений прикамских прозаиков обусловлена необходимостью прояснить отношение регионального литературного процесса к тенденциям развития «большой литературы» последней трети XX в.

Внимание к художественному мифологизму вызвано и другими причинами. Можно констатировать, что изучение взаимодействия художественного сознания с мифологическим пластом духовной культуры сохраняется в современном литературоведении как одно из приоритетных направлений. При этом остается неразрешенным ряд проблем, связанных с принципами анализа художественного мифологизма. Очевидно, что в настоящее время требуется установление более точного соотношения пересекающихся, но не тождественных теоретических понятий, с помощью которых изучаются мифопоэтические системы.

Предметом нашего диссертационного исследования является художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х гг. Нас интересуют актуальные для этого периода формы воплощения мифологического начала, генезис мифопоэтических образов, сюжетов и мотивов, особенности их литературной интерпретации. Вслед за А. Большаковой и некоторыми

другими исследователями мы используем

более широком значении, чем понятие «деревенская проза». Объектом изучения послужило художественное творчество В. Распутина, В. Личутина, В. Климова, В. Баталова, И. Минина и В. Киршина. Материал исследования составляют произведения, в образном строе которых мифопо этические структуры играют заметную роль: это произведения В. Распутина (повести 1970-х и рассказы 1980-90-х гг.), В. Личутина (цикл повестей «Из хроники поморской деревни», роман «Фармазон», а также примыкающая к ним дилогия «Обработно - время свадеб»), В литературе Прикамья внимание привлекли произведения В. Климова, И. Минина, В. Баталова, В. Киршина.

Наш выбор обусловлен следующими причинами. В произведениях данных писателей воплощаются различные подходы к теме деревни. В. Распутин - одна из ключевых фигур «деревенской прозы»; в 1970-е гг. он выступает как новатор, последовательно включающий в реалистическую художественную систему мифопоэтические элементы. В. Личутина нередко рассматривают как представителя «младшего» поколения «деревенщиков» (И. Дедков, Г. Цветов). На наш взгляд, своеобразие его произведений 198090-х гг. позволяет определить их как особую религиозную модификацию «деревенской прозы», хотя некоторые ученые (А. Михайлова, Н, Ковтун) выводят его зрелое творчество за рамки этого направления. Воздействие «деревенщиков» прослеживается в произведениях прикамских писателей В. Климова, В. Баталова, И. Минина. Современный пермский прозаик В. Киршин обращается к теме деревни в конце 1990-х гг., когда «деревенская проза» утрачивает центральное положение в текущем литературном процессе. Мы полагаем, что принадлежность к группе «деревенщиков» В. Распутина, тяготение и одновременное отталкивание от них В. Личутина, произвольная, но очевидная ориентация на поэтику «деревенской прозы» В. Климова и В. Баталова, полемическая установка И. Минина и В. Киршина оказывают воздействие на специфику их художественного мифологизма.

Выбранные нами писатели представляют три культурно-географических региона: восточносибирское Приангарье (В. Распутин), севернорусское Поморье (В. Личутин), уральское Прикамье (В. Климов,

B. Баталов, И Минин, В. Киршин). Сопоставительное исследование позволяет выявить воздействие этнокультурных особенностей на характер их художественного мифологизма.

В современных работах, посвященных периодизации литературного процесса последней трети XX в., сформировалась тенденция проводить границу между литературой 1980-х и 1990-х гг. (К. Гордович, Г. Нефагина, Н. Лейдерман). В исследовании внимание акцентировано на факте преемственности в литературе этих десятилетий, что позволяет пересмотреть спорное утверждение, согласно которому существование «деревенской прозы» ограничивается 1980-ми гг. (К. Партэ и др.).

Среди рассматриваемых авторов наибольшее внимание литературоведов привлекает В. Распутин. Его творчеству посвящены монографии Л. Колобаевой, Н. Котенко, В. Курбатова, Н. Панкеева,

C. Семеновой, Н. Тендитник, В. Шапошникова. Ряд интересных наблюдений над особенностями мифопоэтики писателя содержится в исследованиях В. Сурганова, И. Сухих, Т. Кривощаповой, А. Большаковой. Почти все указанные работы содержат анализ произведений, созданных до 1985 г., тогда

\

как творчество В. Распутина 1990-х гг остается на периферии литературоведения Произведения В Личутина на сегодняшний день рассмотрены преимущественно в литературно-критических работах (В. Бондаренко, И. Дедков, Ю. Дюжев, В. Субачев и др ). Единственная научная монография Н. Ковтун посвящена романной прозе писателя 1980-90-х гг. Между тем его произведения, в частности, повести 1970-х гг., заслуживают, по нашему мнению, более пристального изучения. Творчество прикамских прозаиков исследовано в наименьшей степени. Некоторые особенности поэтики В. Климова, В. Баталова и В. Минина отмечались в работах В. Бойко, Г. Лисовской, Н. Мальцевой, В. Пахоруковой; однако произведения этих региональных авторов не рассматривались в сопоставлении с «деревенской прозой».

Основная цель нашей работы - исследование генезиса и художественной семантики мифологических образов, сюжетов, мотивов в прозе о деревне 1970-90-х гг. Цель предполагает постановку и решение ряда конкретных задач:

1. Уточнение содержания понятия «художественный мифологизм», прояснение системных связей с категориями «мифологический образ», «литературный архетип», «мифопоэтический подтекст».

2. Выделение использованных писателями мифологических структур (образов, сюжетов, мотивов), определение их соотношения с соответствующей религиозно-мифологической или фольклорной традицией.

3. Выявление форм художественного воплощения мифологических образов и сюжетов.

4. Рассмотрение воздействия мифологических мотивов на характеристики художественного времени и пространства, а также на типологию героев.

Методологическую основу работы составляет комплексный подход к изучению художественного творчества, ориентированный на сочетание различных методов литературоведческого анализа: историко-типологического, историко-культурного, структурно-семиотического. Базовым является историко-типологический метод, на основе которого определяется проблематика произведений, выявляется их место в литературном процессе, выстраивается типология героев (Г. Поспелов, Д. Лихачев, Ю. Манн, В. Дмитриев и др.). Использование историко-культурного метода позволяет рассмотреть произведение в разных культурных контекстах, актуализирующих «скрытое» значение художественных образов (А. Гуревич, А. Панченко, Б. Успенский). Структурно-семиотический метод (Ю, Лотман, В. Топоров) привлекается при изучении пространственно-временных характеристик художественного мира. Наше представление о художественном мифологизме базируется на идеях С. Аверинцева, Б. Мелетинского, Д. Максимова.

Новизна работы заключается в том, что художественные системы В. Распутина, В Личутина, В Климова, В Баталова, И. Минина и В. Киршина рассмотрены как различные варианты воплощения художественного мифологизма. Выявлены изменения характерных для В. Распутина и В. Личутина мифопоэтических принципов, происходившие на протяжении 1970-90-х гг. Выделены основные литературные стратегии, связанные с

использованием мифологических элементов в региональной прозе о деревне, обнаружены их отличия от идейно-эстетических принципов «деревенской прозы». При исследовании художественной интерпретации мифологических образов, сюжетов, мотивов привлекались фольклорно-этнографические материалы, в которых отражены локальные особенности традиционной культуры Восточной Сибири, Поморья, пермского Прикамья. Выбранный нами подход применяется по отношению к прозе В. Распутина, В. Личутина и региональных прикамских авторов впервые.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х гг. генетически связан с локальными фольклорно-мифологическими традициями.

2 Художественная семантика образов, восходящих к христианской (в том числе житийной) традиции, в прозе о деревне 1970-90-х гг. в значительной мере ориентирована на так называемое «народное православие».

3. В художественном мифологизме прикамских авторов, как правило, соединяются элементы живой фольклорной традиции и результаты археологических реконструкций; при этом некоторые мифопоэтические системы базируются на принципе «демифологизации» (И. Минин, В. Киршин).

4 В «деревенской прозе» 1970-90-х гг. мифопоэтические мотивы концентрируются вокруг образов героев-«праведников», воплощающих «идеальную модель» отношений человека и мира (В. Распутин, В. Личутин).

5. В региональной прозе мифопоэтические мотивы актуализируются в образах охотника (В Баталов) и знахаря (В. Климов, В. Баталов, И. Минин, В. Киршин), воплощающих этнокультурные представления.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в результате анализа обширного материала уточняется понятие художественного мифологизма и выделяются формы его воплощения.

Практическое значение исследования связано с возможностью использовать его результаты в вузовском образовательном процессе: в лекционных курсах по истории русской литературы XX в.; в спецкурсах, посвященных региональному литературному процессу; при подготовке студентами курсовых и дипломных работ Некоторые положения работы могут быть использованы при изучении русской литературы в школе.

Апробация положений, представленных в диссертационном исследовании, осуществлялась на международных, всероссийских, региональных и межвузовских научно-практических конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Сергиевом Посаде, Пушкине, Ижевске, Челябинске, Перми, Кудымкаре. Основные идеи диссертации изложены в 11 публикациях автора. Материалы исследования использовались в курсе «История русской литературы XX века» для студентов Пермского государственного университета, обучающихся по специальности «Филология».

Структура работы обусловлена логикой исследования и выбранным для изучения материалом. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 307 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, формулируются цели и задачи предпринятого исследования, определяются методы их решения, рассматривается научная новизна работы и описывается ее структура.

В первой главе «Художественный мифологизм в литературоведческих исследованиях» выделяются различные подходы к изучению мифологических элементов в литературном произведении, рассматриваются формы воплощения художественного мифологизма, определяется содержание базовых терминов.

В первом параграфе «Теория мифа и литературоведение: из истории междисциплинарных связей» прослеживается развитие представлений о мифе в зарубежной и отечественной гуманитарной науке, выявляются литературоведческие принципы анализа художественного мифологизма. Принятое в западной филологии понимание мифа и методы его исследования заметно изменяются под влиянием новых концепций, которые в XX в. появляются в рамках психологии, социологии, этнологии. Представителями различных гуманитарных дисциплин миф интерпретируется как выражение бессознательного содержания психики (3. Фрейд, Г. Юнг, К. Кереньи, Дж. Кемпбелл), как универсальная ритуально-поведенческая схема (Дж. Фрэзер, А. Ван Геннеп), как емкая логическая структура (Л. Леви-Брюль, Э, Кассирер, К. Леви-Стросс) и т. д. «Этнологизации» литературоведения 1930-50-х гг. способствует, в частности, практика ритуально-мифологической критической школы (М Бодкин, Н. Фрай, К. Вейзингер, Дж. Викери и др.). Ее представители выявляют мифо-ритуальные схемы и архетипические образы в литературе Нового времени. На протяжении 1960-70-х гг. понимание мифа в западном литературоведении становится еще более широким.

В российской науке изучение мифологии осуществлялось преимущественно в трех направлениях- религиоведческом (В. Богораз, С. Токарев, М. Шахнович), лингвистическом (В. Топоров, В Иванов, Е. Хелимский, Н. Толстой); литературоведческом (А. Лосев, О. Фрейденберг, М. Бахтин, С. Аверинцев, А. Гуревич). Во второй половине XX в. в отечественном литературоведении сложились три основных подхода к изучению мифологических образов, сюжетов и мотивов. Представители первого - «литературоцентричного» - рассматривают мифопоэтические структуры как способ создания художественной условности (Г. Бялый, М. Храггченко, Ю. Манн и др.). При этом мифологизм растворяется в более широком понятии «фантастическое начало».

Второй подход основан на междисциплинарном - литературоведческом и фольклористическом - исследовании устно-поэтических заимствований в художественном тексте. Внимание сосредоточивается на конкретных функциях, которые выполняют фольклорные элементы в составе литературного произведения Мифологические структуры рассматриваются как часть более широкого явления - «художественного фольклоризма» (А. Соймонов, В. Вацуро, А. Горелов, Т. Кривощапова, У. Далгат и др.).

Третий подход к изучению мифа представлен в трудах тартуско-московской семиотической школы (Ю Лотман, Б Успенский, 3. Минц, Р. Тименчик, Т. Цивьян). Художественный мифологизм в этом случае рассматривается как относительно самостоятельное явление. Пристальное

внимание литературоведов-структуралистов к мифологическим элементам в литературе обусловлено тем, что многие из них являются одновременно специалистами в области теории мифа (В. Иванов, В. Топоров и др.).

Во втором параграфе «Художественный мифологизм: типы, границы и формы воплощения» рассматриваются актуальные проблемы методологического характера, связанные с изучением художественной литературы в мифопоэтическом аспекте. Начиная с 1970-х гг., исследование художественного мифологизма становится одним из центральных направлений отечественного литературоведения. Возросший интерес к мифу выражается в стремлении систематизировать литературу XX в., исходя из особенностей ее мифопоэтики. Примером могут служить классификации художественного мифологизма, предложенные Е. Мелетинским, М. Эпштейном, У. Далгат.

Вместе с тем в работах, посвященных исследованию мифопоэтики, проявляются трудности методологического характера, связанные с различным пониманием предмета исследования С. Аверинцев связывал их с отсутствием общеобязательного определения границ мифологии. Д Максимов объяснял проявление в типических образах имплицитного мифопоэтизма обобщающей природой искусства, подчеркивая, что в процессе литературоведческого анализа опасно преувеличивать их мифо-символическое значение. Два десятилетия спустя А. Козлов констатировал, что сложившееся в современном литературоведении «трансисторическое» понимание мифа приводит к отрицанию его исторических границ и «терминологической путанице». Опасения исследователя представляются справедливыми: в литературоведческой практике 1990-2000-х гг. отчетливо прослеживается тенденция широкого понимания мифологического, включая все словесное творчество (Н. Лейдерман, М. Липовецкий). Столь широкое значение лишает понятие «миф» специфичности и способности выступать в качестве термина.

Для определения границ «мифологического» (в том числе «новой мифологии» индустриального и постиндустриального общества) полезным представляется опыт мифологов и фольклористов (С. Неклюдов, М. Чередникова и др.). Важным признаком «мифологичности» того или иного элемента в составе литературного произведения мы считаем происхождение из такого фольклорного жанра, который в системе народной культуры фольклора воплощает актуальные (или достоверно реконструируемые) религиозно-мифологические верования. Учет генезиса позволяет более точно определять границу между мифологизмом и фольклоризмом, а также отличать мифологизм (в том числе опосредованный литературной традицией) от других форм художественной условности (гротеска, научной фантастики).

Одной из проблем, связанных с изучением мифопоэтики, является недостаточно четкое разграничение понятий «мифологическое» и «архетипическое». Анализ значений, в которых используется выражение «литературный архетип», позволяет сделать вывод, что в них не содержится указание на непременное наличие мифологической семантики (Е. Мелетинский, В. Топоров).

Определение «мифопоэтический» также употребляется в нескольких значениях: как синоним «архетипического», как синоним «мифологического» и как понятие, тождественное термину «художественный мифологизм». Мы

используем определение «мифопоэтический» в третьем, узком значении -когда речь идет о мифологических элементах, актуализированных в художественной культуре Нового времени. Под <(мифологическими образами» в диссертационной работе понимаются как герои, восходящие к каким-либо религиозно-мифологическим источникам, так и авторские персонажи, образная структура которых включает узнаваемые мифологические мотивы.

Опираясь на предшествующие исследования, мы выделяем три основных формы воплощения мифологизма. Мифологические структуры (образы, сюжеты, мотивы) эксплицитного типа содержат фантастические элементы, поэтому их семантика достаточно очевидна. Структуры имплицитного типа воплощаются без видимой фантастики; они функционируют как знаки, отсылающие к определенной религиозно-мифологической традиции. Знание соответствующих текстов обеспечивает контекст адекватного понимания имплицитных мифологических структур произведения. «Нижний ярус» художественного мифологизма составляет мифопоэтический подтекст, образованный бытийными универсалиями и архетипическими схемами. Сложность его анализа заключается в том, что входящие в его состав элементы могут не иметь в тексте собственно мифологической семантики. Ее актуализация связана с наличием в произведении эксплицитных или имплицитных мифологических структур.

Во второй главе «Художественный мифологизм в прозе Валентина Распутина» творчество писателя рассматривается в контексте мифопоэтической системы «деревенской прозы»; выявляется специфика воплощения образа праведника; характеризуются особенности психологизма; прослеживается эволюция центральных натурфилософских идей.

В параграфе первом «"Деревенская проза": проблемы, поиски, художественные открытия» уточняется содержание понятия «деревенская проза», анализируются представленные в творчестве писателей-«деревенщиков» формы условности, исследуется процесс развития художественного мифологизма и его осмысление в критике. Общие черты поэтики, присущие произведениям писателей-«деревенщиков», позволяют рассматривать их творчество как целостную художественную систему (А. Большакова, Ю. Борев, А. Бочаров) В числе универсальных особенностей прежде всего можно назвать активное взаимодействие с фольклором: в 1960-е гг. писатели используют свойственные фольклорным произведениям жанрово-композиционные и стилевые приемы при обрисовке персонажей, воплощающих различные стороны национального характера, а также при создании образа деревни; Отличительной особенностью «деревенской прозы» 1970-х гг. становится нарастание художественной условности, что способствует актуализации фольклорно-сказочной образности.

Фольклоризм «деревенской прозы» 1970-х гг. проявляется также в использовании изобразительного потенциала несказочной прозы - легенд, преданий, быличек (в народной культуре эти жанры служат для выражения актуальных религиозно-мифологических представлений). Роль несказочной прозы особенно велика в произведениях с ретроспективными сюжетами (В. Шукшин, С. Залыгин, В. Белов); актуализация фольклорного начала обусловлена культурно-историческими особенностями изображаемой эпохи.

'3 щ

В творчестве В. Астафьева, В. Распутина, В. Личутина зона использования несказочной прозы расширяется: фольклорно-мифологические элементы используются писателями для изображения жизни современной деревни. При этом в ряде произведений актуализируется фантастическое начало, потенциально присущее мифологическим образам и сюжетам. В характерном для В. Распутина и В. Астафьева способе соединения «чудесного» и «правдоподобного» прослеживается традиция русского классического реализма. Б. Томашевский видит ее особенность в том, что авторы XIX в. обычно предлагают двойную интерпретацию фабулы: изображенное событие можно понимать и как реальное, и как фантастическое. Мифопоэтический пласт повествования помогает писателям-«деревенщикам» создать образ «одухотворенного универсума» и тем самым наглядно воплотить одну из натурфилософских идей, утверждаемых «деревенской прозой» («Царь-рыба» В. Астафьева, повести В. Распутина 1970-х гг.).

В параграфе втором «Мифопоэтический подтекст и особенности психологизма в повести В. Распутина "Живи и помни"» дается подробный анализ мифологических мотивов, связанных с образами главных героев. Художественный мифологизм повести растворен в реалистическом повествовании и не выходит на первый план (в отличие от «Последнего срока», ((Прощания с Матерой» или рассказа «Изба»), Актуализация традиции Ф. Достоевского во многом определяет специфику психологического анализа, существенно отличающегося от психологизма других произведений писателя. Особую роль в обрисовке внутреннего мира главных героев играют мифологические мотивы, восходящие к фольклорному сюжету о приходе «нечистого» к жене под видом отсутствующего мужа.

В контексте русской несказочной прозы актуализируется мифопоэтическая семантика художественных деталей, имеющих реалистическую мотивацию и в бытовом контексте остающихся «нейтральными». Особое значение приобретают время и место первой встречи Настены и Андрея: баня в русской традиционной культуре маркирована как «нечистое» пространство, после полуночи не принадлежащее миру людей. Судьбоносное для героев событие приурочено автором к святкам - периоду, отмеченному разгулом нечистой силы. В начале повествования сознание Настены характеризуют суеверные опасения. Постепенно «внутреннее оборотничество» становится важной составляющей образа героя-дезертира, которого «расчеловечивает» совершенное им преступление. Нечистый, мертвец и зверь (в таких ипостасях выступает герой в «мифопоэтическом измерении» текста) имеют общую семантику, поскольку все эти существа - не-люди. Единое «смысловое ядро» фольклорно-мифологических мотивов, характеризующих образ Гуськова, прямо соотносится с нравственно-философской проблематикой повести.

С образом героини автор связывает принципиально иной комплекс мифопоэтических мотивов. Ведущая роль здесь принадлежит знамениям, предчувствиям, вещим снам, позволяющим изобразить таинственные стороны и высокие проявления женского начала. В изображении В. Распутина истинная женственность предполагает способность остро чувствовать связь с наиболее близкими людьми и поддерживать ее. Интуицию героини и силу ее любви автор изображает как ясновидение. Собственное будущее

приоткрывается Настене через ряд знамений, объединенных общей семантикой страдания и смерти. Мифологическая фантастика наиболее явно использована в сюжетной ситуации, связанной с «обоюдным» сном героев.

В современном литературоведении утвердилась точка зрения, согласно которой любой литературный сон - как фантастический, так и не фантастический - является «своеобразным "рудиментом" мифологического сознания в художественном творчестве» (Е. Чернышева). При таком подходе существует опасность преувеличения связи сновидения с мифом в произведениях, где сон выступает как условность, «чистый» литературный прием («Деньги для Марии» В Распутина) Однако «обоюдный» сон героев в повести «Живи и помни» - пример сновидения с мифологической семантикой («сон-гадание», «вещий сон»). Ситуация встречного сновидения возникает в повести на пересечении двух традиций: литературной и фольклорной.

Присущее героине чувство вины за преступление, совершенное ее мужем, исследователи (А. Бочаров, В. Курбатов и др.) традиционно объясняют национальным характером русской женщины, из сострадания берущей на себя чужие грехи. В мифопоэтическом измерении произведения «тайная вина» Настены приобретает дополнительное объяснение: она «тянет» Андрея домой, по неведению используя свои необыкновенные способности «во зло». Таким образом, сюжетная линия героини пересекается с фольклорно-мифологической линией о муже-оборотне, появление которого вызывает слишком сильная тоска жены по отсутствующему супругу. Фабула былички использована в повести в качестве своеобразного повествовательного пунктира: изображенный нравственно-психологический конфликт и его развязка определяются не фольклорной схемой, а сложной художественной логикой автора.

В параграфе третьем «Образ праведника в прозе В. Распутина 197090-х годов: народно-православные истоки» рассматривается воплощение художественного типа праведника; при этом особое внимание уделяется связям с традициями классической литературы и народной духовной культуры Хранителями традиционных устоев в «деревенской прозе» выступают «мудрые, несуетные старики и старухи» (В. Хмара), в образах которых проявляются черты праведности («Матренин двор» А. Солженицына, «Последний поклон» В Астафьева, «Деревянные кони» Ф. Абрамова и др.). В классическом реализме XIX в. (И. Тургенев, Н. Некрасов, Н. Лесков, Л. Толстой, Ф. Достоевский и др.) герои-праведники воплощают национально-традиционные ценности. Обращаясь к этому типу во второй половине XX в., писатели-«деревенщики» опираются как на религиозную агиографическую, так и на классическую художественную традицию. Третьим источником является собственно феномен праведничества, который - в трансформированном виде - функционирует в народной культуре. В «деревенской прозе» выражается не официальное а народное православие. При очевидной ориентации на архетипы христианской культуры, писатели-«деревенщики» вкладывают в них содержание, отличное от канонического. В типе праведника на первый план выходит не только устремленность к святости, но и способность жить «по правде» - в согласии с собой и с миром.

В творчестве В. Распутина понимание праведности остается традиционным для «деревенской прозы». Новаторство писателя заключается

в том, что он первым из «деревенщиков» связал с фигурой праведника фольклорно-мифологические мотивы, активно используя фантастику. При этом в основе образов прослеживаются узнаваемые житийные мотивы: мудрое приятие смерти (Анна), самоотверженное служение людям (Дарья), аскетизм (Богодул), подвижнический труд (Агафья). Близкие автору герои являются носителями религиозно-пантеистического сознания, ядро которого составляет глубинное знание о единстве и одухотворенности мира.

Событие, составляющее сюжет повести «Последний срок», актуализирует традиционные народные представления о загробном существовании. Героиня воспринимает уход из жизни как переход в иной мир и видит в смерти необходимого проводника. В персонифицированном образе смерти фольклорные мотивы соединяются с художественным виденьем автора («подружка», «двойняшка»); важную роль играет представление о «легком конце», которым Бог награждает праведников. Созданный писателем мифопоэтический образ смерти имеет истоки в литературе XIX в. («Живые мощи» И Тургенева). В зарубежных исследованиях (Д. Гиллеспи и др.) умирание старухи Анны интерпретируется в контексте экзистенциальных идей («раздробление» личности, поглощение индивидуального сознания «безличными силами», растворение в «чуждом пространстве» небытия и т. п.). Возможно, такое понимание обусловлено недооценкой роли, которую в повести играют православные представления о смерти

На синтезе двух традиций - христианской и славянской языческой -основана и мифопоэтическая образность «Прощания с Матерой». Ряд исследователей (В. Апухтина, И. Сухих, В. Сурганов, Р. Шэпер) выделяет в повести символическую подсистему, включающую образы царского лиственя, Хозяина острова и мудрой старухи, выступающей главной хранительницей земли и деревни, за которую после смерти ей придется держать ответ перед «многовековым клином» дедов и прадедов Чертами праведности наделен в повести и старик Богодул. В его образе прослеживается сходство с деревенскими юродивыми; при этом традиционные признаки юродства (аскетизм, косноязычие и др.) приобретают «мирское» значение. Согласно Г. Федотову, в крестьянской культуре «сверхзаконный» подвиг претерпевает вырождение. Однако В. Распутин раскрывает нравственный потенциал деревенского юродивого: герой проходит внутренний путь от неприкаянности и бездомности к духовной укорененности на материнской земле.

Художественный тип праведника сохраняет актуальность в творчестве В.Распутина и в 1990-е гг. Духовный подвиг героини в рассказе «Изба» состоит в подвижническом труде; в портрете Агафьи заметна ориентация на иконографический канон; в ряде мотивов прослеживается связь с житийной традицией (героиня награждена долголетием; ее уход совпадает с завершением природного цикла и т д.). Мифопоэтическая система «Избы» включает и фольклорно-мифологические элементы: сфера чудесного расширяется, благодаря привлечению сюжета о хозяйке, которая после смерти продолжает ухаживать за своим домом. С образами праведниц В. Распутин связывает мотив небесных знамений, однако «чудеса» не играют в художественном мире решающей роли. В изображении праведника акцент смещается на индивидуальную судьбу и обстоятельства его жизни: его земной путь воплощает близкую к идеальной модель отношений с людьми и миром.

В параграфе четвертом «Натурфилософские идеи В. Распутина и их мифопоэтическое воплощение» рассматривается эволюция натурфилософской проблематики в произведениях 1970-90-х гг. Деревня и окружающее природное пространство нередко предстают в изображении «деревенщиков» как воплощение модели мира. В творчестве В. Распутина целостный образ мира как Космоса складывается повестях 1970-х гг. Ряд традиционных космологических мотивов актуализируется в «Прощании с Матерой»; особая роль принадлежит эсхатологическому сюжету «всемирного потопа», при этом движение мира к состоянию хаоса задается волей человека. Важные для автора пантеистические идеи выражаются в пейзажных описаниях, а иногда получают персонифицированное воплощение (образ Хозяина острова). Персонификация одухотворенного универсума появляется в рассказе «Век живи - век люби».

Выразительное мифопоэтическое воплощение в творчестве В Распутина получает образ дома (один из центральных в художественной системе «деревенской прозы»), В «Прощании с Матерой» героиня провожает в огонь свою «живую избу»; опора на этнокультурные реалии позволяет писателю создать сцену, пронизанную архетипической символикой и имеющую глубокую этнопсихологическую мотивированность. Идея «смертной связи» (Г. Цветов) человека и жилища проявляется также в рассказе «Изба», в пространственной организации которого отражаются эсхатологические настроения, свойственные писателю в 1990-е гг.: изба праведницы оказывается «центральной точкой» пространства, откуда современный мир представляется автору «вытершимся» и «изношенным».

Сложившаяся в 1970-е гг. натурфилософская концепция В.Распутина на рубеже 1990-2000-х гт. приобретает новые черты. В рассказе «В непогоду» силы природы предстают в своей беспощадной и разрушительной ипостаси, описание пурги переходит в изображение надвигающейся мировой катастрофы. На современную действительность проецируется сюжет «конца света». Развитие получает концепция смерти: умирание понимается как уход «из бытия во всебытие»; «страшный суд» над современным человеком и его «наказание» происходят по воле умерших предков. Художественную целостность рассказа «В непогоду» отчасти разрушает дидактизм и инвективный пафос заключительного монолога; активное обращение к языку публицистики представляется избыточным, поскольку в творчестве В. Распутина сложилась система образов и мотивов (в том числе мифопоэтического характера), позволяющая выразить важный для него комплекс идей собственно литературными средствами.

Произведения В.Распутина 1990-х гг отличаются острой социально-критической направленностью; на первый план выходит идея кризиса, в котором оказалась современная цивилизация. Некоторые исследователи относят позднее творчество писателя к «неопочвеннической» прозе и тем самым отделяют его от прозы «деревенской». На наш взгляд, эта граница условна, поскольку собственно художественная образность В. Распутина тесно связана с его произведениями 1970-х гг/ сохраняется интерес автора к типу героя-праведника, актуальными остаются ключевые натурфилософские идеи и служащие для их выражения мифологические мотивы.

В главе третьей «Мифопоэтическая система Владимира Личутина»

выявляются особенности художественного мифологизма писателя: анализируются авторское понимание праведности, варианты воплощения конфликтообразующей оппозиции «праведник - грешник», исследуется мифопоэтический пласт, связанный с женскими образами.

В параграфе первом «Творчество В. Личутина в контексте «"деревенской прозы"» анализируется связь его поэтики с идейно-эстетическими поисками «деревенщиков» и представителей прозы «сорокалетних»; выявляются основные мифопоэтические приемы и индивидуальные особенности метода писателя. С поколением «сорокалетних» (В. Маканиным, А. Кимом, А. Курчаткиным, В. Орловым) В. Личутина сближает интерес к специфическому типу амбивалентного героя («Душа горит», «Бабушки и дядюшки», «Крылатая Серафима» и др.). В большей степени творчество писателя ориентировано на художественную систему «деревенской прозы». Связь с ней особенно ощутима в его ранних повестях, посвященных народной культуре Русского Севера и объединенных подзаголовком «Из хроники поморской деревни». Обилие этнографических деталей и недооценка исследователями их символического значения приводят к тому, что произведения изучаются изолированно от «философских» романов конца 1970-90-х гг. Отступая от наметившейся в литературоведческих работах тенденции, мы рассматриваем пять повестей «Хроники...» и роман «Фармазон» как единое художественное целое -«вазицкий цикл» В. Личутина.

Специфика историзма, представленного в «вазицком цикле», обусловлена интересом писателя к «родовой памяти»: частные взаимоотношения людей более значимы для автора, чем общеизвестные масштабные события. Основу главных сюжетных линий составляют сложные взаимоотношения старинных поморских родов - Креней и Петенбургов. В контексте художественного мира В Личутин осмысляет и личную «родовую память»: в ряде случаев при создании образов центральных героев он привлекает историю своей семьи (сюжетные линии Парамона Петенбурга, Юлии Парамоновны, Тимофея Ланина и др.). Данное наблюдение вносит коррективы в понимание поэтики писателя: очевидно, исследователи несколько преувеличивают степень субъективности и условности его прозы, недоучитывая ее документальную (автобиографическую) основу.

Совмещение историко-бытового летописания, посвященного судьбе северной деревни, с элементами семейной хроники является главным повествовательным принципом «вазицкого цикла». Новый виток жанровой традиции «деревенской прозы» был задан тетралогией Ф. Абрамова «Братья и сестры». В. Личутин нашел специфический подход к изображению деревенского уклада. Автора интересуют не социально-психологические, а универсальные культурные типы (рыболов, охотник, знахарь, колдун), которые воспроизводятся по цепочке «родовой памяти» в конкретно-исторических условиях. Неизменный внутренний сюжет произведений «вазицкого цикла» составляет духовная биография героев, раскрывающая их «истинную сущность». В художественном мире В. Личутина это выражается в тяготении большинства персонажей к типу праведника или грешника.

Во второй половине 1970-х гг. намечается отход писателя от канонов «деревенской прозы»: художественный интерес переносится с внешних обстоятельств на «потаенную жизнь» человека, изображаемую как «метания бессмертной души». Религиозные искания В. Личутина во многом предвосхищают последующую эволюцию «деревенской прозы». Активно прибегая к мифопоэтической образности, он продолжает линию, которая была задана повестями В. Распутина 1970-х гг.

В параграфе втором «"Вазицкий цикл" В. Личутина: духовное противостояние праведника и грешника» выявляется центральная конфликтообразующая оппозиция и рассматриваются различные варианты ее воплощения. Универсальным персонажем, актуальным для художественной и публицистической прозы писателя, является «странник души», воплощающий авторское понимание праведности. Мы полагаем, что такой герой появляется уже в первой повести В. Личутина - «Белой горнице» В число типологических признаков, характерных для личутинского героя-праведника, входят чудаковатость характера и пантеистическое мировоззрение, в котором органично сочетаются христианские верования и языческие суеверия. Обращение к публицистике писателя позволяет утверждать, что смешение двух религиозно-мировоззренческих систем - его сознательная позиция.

Универсальной чертой поэтики «вазицкого цикла» является противопоставление праведника персонажу-антагонисту, при этом духовное противостояние характеризуется напряженностью. «Белая горница», «Золотое дно» и «Фармазон» имеют сходную развязку. Смерть праведника становится свидетельством духовных заслуг; его умирание получает мифопоэтическое воплощение, при этом важную роль играет корабль - посредник между мирами — один из центральных образов поморской культуры.

В «Белой горнице», первой книге цикла, сущностное различие между Парамоном Петенбургом и Федором Кренем выражается косвенно: в противоположном влиянии на судьбы близких, в несходном завершении параллельных сюжетных ситуаций. Наиболее контрастным оказывается уход героев из жизни- праведнику дарована тихая кончина, тогда как грешник Крень вынужден совершить самоубийство. В повести «Золотое дно» происходит открытое столкновение героев. Одним из сюжетообразующих мотивов становится поиск золота. Линия «антигероя» позволяет автору обратиться к народным поверьям, связанным с кладами. Сопоставление повести с очерковой прозой помогает увидеть, что писателем использованы фольклорные предания, бытующие в Поморье. «Художественная топография» повести, соотнесенная с сюжетом кладоискательства, также документальна.

С образом праведника в «Золотом дне» связан ряд мифологических мотивов: его кончину сопровождают вещий сон, предчувствия «освобождения» / смерти, движение вниз по реке на лодке (мифологема «ладьи мертвых») и т.п. В повести впервые реализуется мифопоэтическая концепция смерти, в основе которой лежат христианские антропологические представления, что позволяет считать ее рубежной. Изображая процесс умирания «изнутри», автор показывает возникновение нового вйденья -виденья души, освободившейся от тела. Таким образом, фантастическое переходит у В. Личутина в мистическое, что отличает мифологизм этого писателя от мифопоэтики других представителей «деревенской прозы».

Противостояние героев принимает наиболее острую форму в заключительной книге «вазицкого цикла», романе «Фармазон», в котором грешник убивает героя-праведника Это произведение мы характеризуем как экспериментальное, поскольку в нем религиозно-нравственная идея писателя безусловно доминирует над «правдой жизни». Автор сохраняет социально-психологическую обрисовку персонажей (традиция «деревенской прозы»), однако логика развития образов определяется религиозно-духовными законами, заменяющими реалистическую мотивировку происходящего. В условно-символическом плане пересекаются жизни трех героев: братоубийца Мишка Крень спасает свою душу, став юродивым и утратив «нормальный» рассудок; Иван Тяпуев губит душу, в его образе нарастают демонические черты; Тимофей Ланин проходит «искус» и должен сделать окончательный выбор между добром и злом. Изображая душевные процессы, автор прибегает к элементам мифологической фантастики, которые вводит в завуалированной форме - через сны и видения героев. В художественном мире романа закономерно актуализируется мифологическая семантика явлений и предметов, имеющих в традиционной культуре поморов символическое значение (море - «иномирное» пространство, баркас - «корабль мертвых», надмогильный крест - указатель духовного пути и др.). В то же время здесь проявляются особенности, указывающие на кризисные черты художественной системы В. Личутина, проявившиеся на рубеже 1970-80-х гг.

Параграф третий «Женские образы и их мифопоэтическое. воплощение в "вазицком цикле" В. Личутина (повести "Вдова Нюра", "Крылатая Серафима")» посвящен образам праведниц: внимание автора привлекает таежная охотница («Вдова Нюра»); в чертами праведницы наделяется бывшая школьная учительница и убежденная атеистка («Крылатая Серафима»), Произведения, в которых воплощен женский вариант праведности, имеют особую структуру, образ главной героини оказывается центральным и не требует равного по значимости героя-антагониста.

Героиню повести «Вдова Нюра» характеризует тесная связь с тайгой. Ее многолетнее «лесовое сидение» представляет собой вариант пустынножительства, лишенного религиозной подоплеки. Тяготея к нравственной проблематике, писатель заостряет противоречие, содержащееся в образе жизни старой охотницы: она добывает пропитание, губя лесных «божьих тварей». Однако способ жизни героини изображается как праведный по самой своей сути: нравственный конфликт разрешается, благодаря её духовному отношению к миру природы. Собственно христианское начало проявляется в мотиве приручения /укрощения диких животных. Такой способностью в художественном мире В. Личутина обладают лишь некоторые персонажи - «странные», «чудаковатые», наделенные особым складом души (Нюра Питерка, Евлампий Крень, Анастасия Наливайко).

Изображая духовную жизнь героини, писатель прибегает к синтезу психологизма и мифологизма. В последующих произведениях этот принцип становится одним из центральных. В повести «Вдова Нюра» впервые отчетливо прослеживается и получает мифопоэтическое воплощение оппозиция «духовное /телесное». Мотивы «истончения» плоти и «парений души», символизирующие приближение к Богу, являются в творчестве

В Личутина сквозными (духовное преображение Геласия в «Последнем колдуне», визионерские «путешествия» Креня в «Фармазоне»).

Повесть «Крылатая Серафима» отличает нетрадиционная для писателя форма повествования от первого лица. В изображении центральных персонажей автор ориентируется на две традиции - «деревенскую прозу» (Серафима, ее муж Хрисанф Крень) и «прозу сорокалетних» (Настасья, Тимофей Ланин). На понимание образа героини-праведницы отчасти влияет восприятие рассказчика, представляющего тип «амбивалентного» героя.

Образ Серафимы, полемичный по отношению к святоотеческой традиции, необычен в контексте религиозно ориентированного творчества В. Личутина. Ореолом праведности наделена героиня, верящая только в земную справедливость, посвятившая себя активному переустройству мира и служению людям, Интенсивные внутренние переживания отличают Серафиму от «спокойных и смиренных» староверов; в то же время нравственный максимализм сближает героиню со старообрядцами. Раскрытию образа героини способствуют и мифопоэтические мотивы. Символичностью отличается сцена купания в реке, описание которого включает детали, имеющие семантику очищения, возрождения, благодарного принятия «божьего мира».

В параграфе четвертом «Образы знахаря и колдуна в произведениях В. Личутина 1970-х годов» рассматривается воплощение двух фольклорно-мифологических образов в литературном творчестве писателя; выявляется специфика их авторской интерпретации. Фигура знахаря становится центральной не только в художественной, но и в публицистической прозе В. Личутина. Народные целители изображаются как приблизившиеся к состоянию праведности (Марья Задорина во «Вдове Нюре», Анна Вешнякова в «Фармазоне», Домна в «Последнем колдуне»). Такую концепцию образа предопределило доминирующее в крестьянской культуре позитивное отношение к фигуре знахаря.

Впервые образ знахарки появляется у В. Личутина в повести «Вдова Нюра». «Шептунья» Марья Задорина - бывшая монахиня-староверка, вернувшаяся к мирской жизни; при этом противоречие между христианской и народной традицией отсутствует. Сюжет «чудесного исцеления» играет значительную роль в романе «Фармазон». Автор вводит его в повествование как вставную новеллу, однако христианская семантика истории важна для понимания художественной концепции произведения в целом. Духовное возрождение «грешника» Мишки Креня начинается с излечения физического. В образе знахарки Анны Вешняковой прослеживаются такие проявления праведности, как аскетизм, способность к прорицаниям, проповедническое бесстрашие. В то же время в образе героини имеются специфические черты, не обусловленные ни христианской, ни фольклорно-мифологической традицией. Обращение к публицистической прозе В. Личутина позволяет установить, что прототипом Анны Вешняковой стала архангелогородская знахарка В.М. Вальнева. Некоторые факты ее жизни известны, в частности, из переписки двух северно-русских писателей - С. Писахова и Б. Шергина.

В дилогии «Обработно - время свадеб» и «Последний колдун», которую с «вазицким циклом» сближает идейно-эстетическая концепция «деревенского мира», центральной становится фигура колдуна. Отношение

автора к этому образу противоречиво. В первой книге дилогии фольклорные мотивы, связанные с колдовством, подвергаются минимальному переосмыслению. Большая их часть соотносится с главной героиней Параней Москвой, которая является хранительницей старинных обычаев и обрядов. В художественном мире второй повести проявляется воздействие христианских идей, в результате чего происходит заметное переосмысление традиционных фольклорных мотивов. В центре повествования также оказываются герои-праведники (Феколка Морошина, дед Геласий, Феофан Солнцев).

В наибольшей степени идейно-эстетические искания В. Личутина отражает линия деда Геласия: в образе которого колдовское начало соединяется с праведническим. История героя представляет вариант сюжета о «кающемся грешнике». Важную роль играет мотив «завещанного Богу ребенка». При изображении духовных прозрений Геласия в образе героя нарастает религиозная экзальтация, с которой связаны наиболее слабые в художественном отношении сцены.

В творчестве В. Личутина 1980-90-х гг. категория праведности продолжает определять особенности художественного мира; оппозиция «праведник - грешник» остается конфликтообразующей («Скитальцы», «Раскол»). Центральным изобразительным принципом является синтез психологизма и мифологизма, при этом возрастает роль пограничных состояний (снов, видений, обмираний и т.п.). Писатель продолжает обращаться к этнографическим реалиям, имеющим региональный колорит; на первый план выходит духовная культура поморских старообрядцев.

В главе четвертой «Мифологические образы, сюжеты, мотивы в прикамской прозе о деревне» выявляются особенности художественного мифологизма в региональной литературе 1970-90-х гг., обусловленные как локальной спецификой фольклорной традиции, так и идейно-эстетической позицией авторов; особое внимание уделяется образам охотника, колдуна и знахаря. В процессе анализа акцентируются концептуальные расхождения прикамских писателей с представителями «деревенской прозы».

Параграф первый «"Культурный герой" в пространстве леса (повесть В. Баталова "Шатун")» посвящен мифопоэтическому воплощению образа охотника. В региональной прозе Прикамья 1960-70-х гг. отчетливо прослеживается тенденция обращения к истокам, общая для литературы этого периода. Деревенская тема также становится одной из центральных. Региональные особенности прозы о деревне - тип героя, проблематика, обусловленные локальной фольклорной традицией элементы мифопоэтики -проявились в повести В Баталова «Шатун». При этом справедливо, на наш взгляд, говорить о прямом воздействии «деревенской прозы» на творчество писателя. В «Шатуне» в широкий культурно-исторический контекст включены события революции и гражданской войны. В центре авторского внимания оказываются три поколения семьи Лунеговых, что придает повести черты семейно-бытовой хроники. В реалистическое повествование вводятся сквозные фольклорно-мифологические мотивы, с помощью которых автор изображает взаимодействие человека и природы. Национальный образ мира представлен в единстве этических воззрений, религиозно-мифологических верований, крестьянского и охотничьего бытового уклада

Сюжетную основу повести составляет предание об основателе северной коми-пермяцкой деревни Тимшер. Центральная ситуация - уход героя в лес с целью избежать рекрутчины - осмысляется В. Баталовым как история «культурного героя». В произведении отсутствует актуальный для литературы этого времени мотив «бегства в природу». Коми-пермяцкий охотник органично воспринимает себя как «лесного человека», а тайгу - как продолжение дома Герой в своем поведении реализует традиционные фольклорно-мифологические схемы. Ключевым моментом взаимоотношений человека и леса становится борьба охотника и лешего, принявшего обличье медведя. В. Баталов сохраняет возможность двойной интерпретации «мифологического поединка», воплощенного с помощью завуалированной фантастики. Сходство с традиционным «культурным героем» становится более полным, когда Тимоха оказывается основателем нового поселения.

«Этничность» повести В. Баталова проявляется не только в выборе центрального сюжета, но и в его художественной интерпретации. Бегство в тайгу героя, оказавшегося в крайних обстоятельствах, обычно в изображении писателей-«деревенщиков» предстает как тупиковое решение, ведущее к нравственной гибели. В повести прикамского писателя ситуация «ухода в тайгу» получает позитивное воплощение: «культурный герой» выстраивает гармоничные отношения с миром природы и с людьми.

В параграфе втором «Сюжет кладоискательства в творчестве прикамских прозаиков, фольклорные истоки и особенности художественной интерпретации» рассматриваются варианты мифопоэтического воплощения сюжета в произведениях И. Минина, В. Климова и В. Баталова. В повести И. Минина «Монастырский сундук» происхождение золотого клада связано с историей монастырского настоятеля. Образ «святого старца» выстраивается по принципу «разоблачения». Критически осмысляется почитание «святых мест», широко распространенное в народной культуре. Традиционное крестьянское мировосприятие подвергнуто идеологической ревизии; деревенские паломники, сохраняющие связь с прошлым, лишены ореола мудрых «хранителей памяти». В повести И. Минина поиск клада не имеет символического значения, какое появляется, например, в «Золотом дне» В. Личутина («духовное кладоискательство» героя-праведника) Прикамский прозаик придает этому сюжету авантюрно-приключенческую направленность.

В «Богатырской палице» В. Климова, известного собирателя и популяризатора коми-пермяцкого фольклора, ощутима опора на региональную устно-поэтическую традицию. Художественный фольклоризм повести, основу которого составляет коми-пермяцкая несказочная проза, осложнен элементами авторского вымысла Появление золотых кладов автор связывает с «чудским народом», что соответствует особенностям локальной фольклорной традиции. Древним жителям Пермской земли посвящена ретроспективная часть повествования. Создавая образ «чудских князей», В. Климов соединяв г две версии истории - реальную, реконструированную с помощью научных исследований, и мифологическую, сохранившуюся в устных преданиях. Большое количество фольклорных мотивов и привнесение специфической сказочной образности позволяют создать атмосферу «чудесного», характерную для жанра детской повести.

Региональная специфика характеризует сюжет кладоискательства в «Шатуне» В. Баталова. Автор связывает появление клада с древней историей Коми-Пермяцкого края. Образ легендарных создателей пермского звериного стиля архаизирован: они предстают как первобытные охотники, «колдуны и шаманы». Традиционные мотивы «губительного клада» и «загробной мести» определяют развитие одной из второстепенных сюжетных линий произведения. В истории жадного старика, нашедшего «шаманское серебро», фольклорно-мифологическое начало служит для выражения национальных этических представлений. Мифологизм переводится из сферы этнографии в область нравственных представлений.

В параграфе третьем «Образы знахаря и праведника в прозе о коми-пермяцкой деревне 1970-90-х гг.» выявляются особенности художественного воплощения фольклорно-мифологических образов в литературе Прикамья. В художественной интерпретации знахаря мы выделяем две основные тенденции. Первая - господствующая в прикамской прозе 1960-70-х гг. -заключается в осуждении традиционных верований и религиозно-обрядовых действий (В. Баталов, И. Минин). Вторая близка к художественной концепции «деревенской прозы»: знахарь предстает как хранитель истории, воплощает ^ национальное представление о мире («Богатырская палица» В. Климова).

В «Шапке-сосне» В. Баталова образ деревенской знахарки воплощает, с одной стороны, старое, «отжившее», с другой - вечное, природное начало. Авторская оценка героини соответствует сложившимся идейным канонам, однако на протяжении повествования ощутим интерес писателя к «старине». В повести И. Минина «Улыбка скорбного апостола» круг изображаемых явлений определяется антирелигиозной проблематикой; деревенской знающей отведена роль главного «сатирического злодея». Одну из сюжетных линий повести составляет судьба героини-праведницы, которую автор приводит к «кризису веры». Мы полагаем, что, несмотря на идейно-тематическое сходство, повести В. Баталова и И. Минина играют в литературном процессе 1960 70-х гг. различную роль. «Шапка-сосна» -образец воплощения деревенской темы, в полемике с которым происходит становление иисателей-«деревенщиков». В «Улыбке скорбного апостола» сознательно снижаются сюжетные ситуации, характерные для «деревенской прозы» 1970-х гг.: И.Минин в пародийном контексте изображает «пограничные» состояния, высмеивает эсхатологические ожидания героев и т. д. При этом идеологическая заданность существенно снижает * художественные достоинства произведения.

Принципиально новая концепция «деревенского мира», сложившаяся в литературе 1990-х гг., представлена в рассказе пермского писателя В. Киршина «Ночь перед Рождеством». Фольклорно-мифологическое начало ' усиливает игровой характер произведения, обусловленный ориентацией на жанровую модель «святочного рассказа». Повествователь воспринимает происходящее полностью «извне». В связи с этим базовая оппозиция «город-деревня», образы колдуна и знахаря получают в рассказе специфическое воплощение: город предстает как «разумная цивилизация», деревня воспринимается как хаотичное и потенциально опасное пространство.

В прикамской прозе 1970-90-х гг регионально обусловленные особенности художественного мифологизма ярко представлены в

произведениях о коми-пермяцкой деревне. Изображая историю Пермской земли, авторы активно привлекают археологические данные; мифопоэтические образы «древних людей» возникают как результат специфической художественной реконструкции (В. Климов, В. Баталов). Образ знахаря в изображении региональных авторов лишен ореола праведности. Мифопоэтическим образам и сюжетам в прикамской литературе о деревне, как правило, не свойственно сложное символическое значение, возникающее в художественной системе «деревенской прозы».

В Заключении подводятся итоги исследования. Мифопоэтические системы В, Распутина и В. Личутина предстают в контексте идейно-эстетической эволюции «деревенской прозы». Художественный мифологизм прикамских прозаиков рассматривается как вариант альтернативных творческих стратегий, определяющих взаимодействие с мифологической традицией. Рассматриваются два типа художественного мифологизма в 197090-е гг.: один связан с исканиями «деревенщиков», другой представлен в прозе о деревне, не имеющей «направленческого» характера.

Отличительную особенность «деревенской прозы» 1970-х гг. составляет приверженность авторов к «почве» (воплощение национальных типов и характеров, органичная включенность героев в социальный и природный мир). Наиболее сложные мифопоэтические системы складываются в это время в творчестве В. Распутина и В. Личутина. Тип героя-праведника становится в их произведениях центральным. В повестях В. Распутина мифопоэтический подтекст определяет специфику художественного времени и пространства, способствует раскрытию внутреннего мира персонажей (поэтизация женского начала; анализ деструктивных психических процессов и «пограничных» состояний сознания). Ряд открытий В. Распутина в области мифопоэтики развивается в творчестве В. Личутина. Характерной особенностью его метода становится художественный синтез психологизма и мифологизма. Большинство его героев тяготеют к одной из сторон оппозиции «праведник - грешник», образующей центральную ось системы персонажей многих произведений. Его концепция человека ориентирована на христианскую антропологию; в центре внимания нередко оказываются отступления от традиционных вариантов духовного пути («Крылатая Серафима», «Фармазон»). Писатель расширяет само понимание праведности: , ее признаками наделяются персонажи, в народной культуре воплощающие

дохристианское знание о мире, - колдун и знахарь. В отличие от В. Распутина, который ориентируется на универсальные схемы русского фольклора, В. Личутин описывает реалии поморской духовной культуры. « Общей чертой «деревенской прозы» и прозы о деревне 1970-х гг.

является связь художественного мифологизма с национальным образом мира (Ч. Айтматов, Т. Пулатов, Г. Матевосян, В Климов, В. Баталов). Ориентация ряда писателей на предшествующий идейно-эстетический канон обретает полемическую направленность по отношению к творчеству «деревенщиков» (В Липатов, И. Минин). В их художественном мире мифопоэтические образы, сюжеты и мотивы либо отсутствуют, либо подвергаются «демифологизации».

В середине 1980-х гг. в «деревенской прозе» намечается переход на качественно иной уровень изображения действительности. Писатели

обращаются к негативным аспектам современности; масштаб воссоздаваемого мира сдвигается от микрокосма малой родины к изображению русского народа в целом. Новая образность «деревенской прозы» формируется под влиянием публицистического начала, чем обусловлено существенное ограничение форм художественного мифологизма в «рубежных» произведениях. В 1990-2000-е гг. изображение катастрофичности бытия, острого конфликта между человеком и природным миром приводит к изменению натурфилософской концепции, сложившейся в «деревенской прозе» (В. Распутин). Этот период завершает развитие «деревенской прозы» и сопряжен с обнаружением художественных «тупиков».

В прозе о деревне 1990-х гг. мы выделяем три новые линии развития. Во-первых, деревенскую тему осваивают писатели, вошедшие в литературу позднее последнего поколения «деревенщиков», но воспринявшие их традицию как авторитетную. Во-вторых, возникает полемическое «отталкивание» от идейно-эстетической концепции «деревенской прозы». Модель «деревенского космоса» переходит в сферу влияния условно-игровых литературных форм, пародирующих или модифицирующих классические образцы (А. Варламов, О. Ларин, Б Хазанов, Л. Сычева). Формируется новая точка зрения на народную культуру, отражающая взгляд «извне» (Л. Петрушевская, В. Пьецух). Фольклорно-мифологические образы и сюжеты попадают в зону иронической интерпретации (В. Киршин). Третья линия развития прозы о деревне, получившая название «этнофутуризм», представлена в региональной литературе Поволжья - удмуртской, чувашской и др. (О. Четкарев, С. Матвеев, Б. Чиндыков, Г. Федоров). Здесь складываются особые отношения «притяжения и отталкивания» между реалистической прозой, в которой фольклорно-мифологическая образность традиционно занимала важное место, и системой постмодернизма.

«Деревенская проза» предлагает свои варианты «национального космоса» - в его преимущественно позитивном (1960-1970-е гг.) или негативном воплощении (1980-90-е гг.). В «новой прозе» о деревне 19902000-х гг. на первый план выходит отрицание идейно-эстетической концепции «деревенщиков». Мы полагаем, что следующий виток развития «деревенской темы» будет связан с поиском новой позитивной идентичности. Вероятно, именно в это время «деревенская проза» с ее богатым поэтическим арсеналом вновь окажется в числе актуальных и авторитетных традиций.

»

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1. Образ леса в традиционной культуре и художественной прозе: мифопоэтический аспект // «Пушкинские чтения - 2002» ' пезисы и доклады Всерос. науч. конф. ИР Л РАН и ЛГОУ им. A.C. Пушкина. - СПб., 2002. -С. 218-222 (совместно с Е.М. Четиной).

2. Этнокультурные реалии в творчестве русских и коми-пермяцких прозаиков (на примере творчества В. Распутина, В. Баталова и др.) // Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания : мат-лы Всерос. науч.-практ. конф. Ч. 1. - Пермь, 2003. - С. 214-223.

3. Путешествия физические и мифологические в мире русской деревни (на примере творчества В.Распутина) // Культурное пространство путешествий : Мат-лы науч. форума. - СПб., 2003. - С. 193-195.

4. Природа в традиционной культуре и художественной прозе: мифопоэтический аспект (повести В.Я. Баталова и материалы экспедиционных исследований) // Писатели Прикамья. Вып. 1. - Пермь, 2004.

- С. 33-41 (совместно с Е.М. Четиной).

5. «Пермяцкая сторона» в региональной литературе Прикамья. Творческий путь коми-пермяцкого прозаика В.Я Баталова (проект статьи для энциклопедии) // Писатели Прикамья. Вып. 1. - Пермь, 2004. - С. 41-45.

6. Мифологема «мирового древа»: функционирование знака / образа / символа в пространстве традиционной культуры и художественного текста // Лингвистические и эстетические аспекты анализа текстов и речи : сб. ст. Всерос. науч. конф. Т. 1, - Соликамск, 2004. - С. 165-173.

7. Фольклорные и христианские мотивы в «Хронике поморской деревни» В. Личутина (на материале повестей «Вдова Нюра» и «Крылатая Серафима») // Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания : сб. ст. по мат-лам Межд. науч.-практ. конф.. - Пермь, 2005. - С. 40-46.

8. Образ колдуна в дилогии В. Личутина «Обработно - время свадеб» и «Последний колдун» // Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин : мат-лы науч. конф. 2003-2004 годов. - Пермь, 2005. - С. 62-65.

9. Творчество В.Я. Баталова и «деревенская проза» 1960-70-х годов // Коми-пермяки и финно-угорский мир : мат-лы межрегион, науч.-практ. конф.

- Кудымкар, 2005. - С. 258-262.

10. Сюжет кладоискательства в «деревенской прозе» и региональной литературе 1960-1970-х годов (фольклорные истоки и особенности художественной интерпретации) // Писатели Прикамья. Вып. 2. - Пермь, 2005. - С. 75-95.

И. Художественный мифологизм в современных литературоведческих исследованиях (к вопросу о границах понятия) // Проблемы филологии и преподавания филологических дисциплин : мат-лы отчет, конф. препод., асп., мол. учен, и студ. - Пермь, 2005. - С. 73-79.

Подписано в печать Щ.о2. Об. Формат бум. 60x84/16 Усл.печ л. I ,Ъ<о Тираж 100 экз._Печать на ризографе Заказ 61-

614990, Пермь, Букирева 15, типография ПермГУ

200C/Ï

í-4932

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Королёва, Светлана Юрьевна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИФОЛОГИЗМ В ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

1.1.Теория мифа и литературоведение: из истории междисциплинарных связей

1.2.Художественный мифологизм: типы, границы и формы воплощения

ГЛАВА 2. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИФОЛОГИЗМ В ПРОЗЕ ВАЛЕНТИНА РАСПУТИНА

2.1. «Деревенская проза»: проблемы, поиски, художественные открытия

2.2. Мифопоэтический подтекст и особенности психологизма в повести В. Распутина «Живи и помни»

2.3. Образ праведника в прозе В. Распутина 197090-х годов: народно-православные истоки

2.4. Натурфилософские идеи В. Распутина и их мифопоэтическое воплощение

ГЛАВА 3. МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА В. ЛИЧУТИНА

3.1. Творчество В. Личутина в контексте «деревенской прозы»

3.2. «Вазицкий цикл» В. Личутина: духовное противостояние праведника и грешника

3.3. Мифопоэтическое воплощение женских образов в «вазицком цикле» В. Личутина (повести «Вдова Нюра» и «Крылатая Серафима»)

3.4. Образы знахаря и колдуна в произведениях В. Личутина 1970-х годов

ГЛАВА 4. МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ, СЮЖЕТЫ, МОТИВЫ В ПРИКАМСКОЙ ПРОЗЕ О ДЕРЕВНЕ

4.1. «Культурный герой» в пространстве леса (повесть В. Баталова «Шатун»)

4.2. Сюжет кладоискательства в творчестве прикамских прозаиков: фольклорные истоки и особенности художественной интерпретации

4.3. Образы знахаря и праведника в прозе о коми-пермяцкой деревне 1970-90-х годов

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Королёва, Светлана Юрьевна

Активное взаимодействие искусства с разнообразными формами мифомышления - одна из магистральных тенденций его развития в XX веке. Художественный мифологизм свойственен произведениям, созданным в русле различных творческих методов, направлений и стилевых течений. Он возникает в результате диалога писателя с одной или несколькими религиозно-мифологическими системами, в той или иной степени опосредованного художественными традициями Нового времени.

В завершившемся столетии этот диалог был усложнен взаимодействием искусства с гуманитарными науками, прежде всего - с этнологией и «глубинной психологией»: в 1920-50-х годах в рамках этих дисциплин происходит комплексное исследование мифа как сложного культурного феномена. Новые концепции популяризируют миф в качестве всеобщей психоментальной матрицы (3. Фрейд, К.Г. Юнг, К. Кереньи, Дж. Кемпбелл), или универсальной ритуально-поведенческой схемы (А. Ван Геннеп, М. Элиаде), или емкой логической структуры (Э. Кассирер, К. Леви-Стросс). Идея, которая была общей для большинства научных школ, заключалась в том, что мифология в образной форме выражает фундаментальные, родовые черты человеческого сознания.

Символичность и концептуальность мифологических моделей предопределили их художественную продуктивность в изображении различных «метафизических начал», не зависящих от социально-исторической конкретики. Не случайно в начале XX века различные схемы мифомышления оказались активно востребованы в западноевропейском и русском искусстве модернизма (Т. Манн, Г. Лоуренс, Д. Мережковский, А. Ремизов и др.). В эпоху «рубежа», когда религиозное сознание переживало кризис, а «философские системы разбивались друг о друга» (А. Бенуа), когда обострилось ощущение стояния «на краю трагических бездн» (Ф. Сологуб), -миф казался художникам не только «ключом» к постижению глубинных основ бытия: в нем видели «способ. переосмысления и преображения жизни» ((53; 11) здесь и далее в круглых скобках мы указываем номер источника по библиографическому списку и страницу, откуда взята цитата -С.К.).

Интенсивное развитие теории мифа повлияло не только на художественную культуру прошлого века, но и на искусствоведческие дисциплины, в частности, литературоведение. В 1930-50-х годах представители западной ритуально-мифологической критики (М. Бодкин, Н. Фрай и др.), применив этнологическую и психоаналитическую терминологию при анализе художественных текстов, выработали специфические методы исследования и интерпретации литературных произведений. Искусство Нового времени изучалось ими с точки зрения использованных автором ритуально-мифологических схем и архетипических образов. В отечественном литературоведении 1960-70-х годов мифопоэтический уровень художественного текста подробно рассматривается представителями тартуско-московской семиотической школы (Ю.М. Лотман, В.В. Иванов, В.Н. Топоров, З.Г. Минц, Т.В. Цивьян и др.).

Парадокс культурного «мифоцентризма» прошедшего столетия уже не раз констатировался исследователями; примечательным представляется нам наблюдение З.Г. Минц и Ю.М. Лотмана, приведенное в их совместной статье «Литература и мифология» (1981) и отчасти объясняющее этот феномен. По их мнению, «узко специальные работы по изучению мифа и обряда в этнологии и фольклористике .или анализ мифолого-ритуальной природы искусства в литературоведении оказались и порождением общей "неомифологической" устремленности культуры XX века, и стимуляторами все новых обращений к мифу в искусстве» (168;51).

Во второй половине прошлого столетия в зарубежной литературе художественное мифотворчество активно осуществляется представителями модернизма, а затем и постмодернизма (Дж. Джойс, Дж. Фаулз, К. Вольф и др.). В творчестве советских писателей 1940-50-х годов открытое обращение к мифологии - явление сравнительно редкое; в это время мифопоэтические мотивы служат преимущественно для создания «второго плана» повествования («Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Русский лес» Л.Леонова и др.). Архаические пласты народного сознания актуализируются в советской литературе позднее, на рубеже 1960-70-х годов, при этом мифологические структуры обычно становятся элементами реалистической художественной системы, куда они «органично входят, расширяя ее возможности» (194;213). Почти одновременно мифопоэтические образы появляются в произведениях целого ряда писателей - в том числе русскоязычных - вышедших из азиатского культурного региона: Ч. Айтматова, Т. Пулатова, Г. Матевосяна, О. Чиладзе, Т. Зульфикарова, Ч. Амирэджиби, А. Нурпеисова, Б. Шинкубы и др.; в их прозе преобладав! мифологизм «национально-фольклорного или лирико-медитативного характера», истоком которого были преимущественно живые этнические традиции (163;225). В связи с тем, что ведущей темой таких произведений, как правило, является прошлое народа, особенности национального взгляда на мир и связь с родной землей, в критике 1980-х годов (В.Воронов, В. Ковский, А. Бочаров, Г. Белая и др.) складывается традиция рассматривать в этом ряду и представителей русской «деревенской прозы». В той или иной степени связь с жанрово-стилевыми фольклорными формами прослеживается в произведениях Ф. Абрамова, В. Белова, В. Шукшина, Е. Носова; к собственно мифологическим образам обращаются В. Астафьев, В. Распутин.

Нарастание художественного мифологизма характеризует творчество и других писателей этого времени. В конце 1970-х годов в системе русского реализма складывается условно-метафорическое течение, важной частью которого стала проза так называемого «поколения сорокалетних»: В. Маканина, А. Кима, В. Крупина, А. Курчаткина, В. Орлова. Их произведения отличает «свободное сосуществование реального и ирреального» (67;241). Обращение к мифологическим структурам позволяет создать «фантастические допущения», чтобы «ярче показать суть реальности» (194; 113). Художественный мифологизм «сорокалетних» представлен в «Альтисте Данилове» (1980) и «Аптекаре» В. Орлова, «Живой воде» (1980) В. Крупина, в повестях и романах А.Кима. Хотя различные мифопоэтические приемы выходят на первый план в поэтике условно-метафорической прозы, однако, по мнению некоторых исследователей, их актуализация произошла раньше - в творчестве писателей-«деревенщиков» (302;225). Фантастичность произведений «сорокалетних» принято считать следствием сдвига художественной парадигмы, который станет очевидным в конце 1980 - начале 1990-х годов, но следует отметить, что наметился этот процесс еще в традиционном реализме «деревенской прозы».

Наше диссертационное исследование посвящено тем формам воплощения художественного мифологизма, которые сложились в прозе о деревне 1970-90-х годов. В вводной части представляется важным указать, что наименование «проза о деревне» мы понимаем и используем как более широкое, чем термин «деревенская проза». Вероятно, в пояснении нуждается также указанный нами временной промежуток - 1970-90-е годы, - выбор которого может показаться неожиданным. В современных работах, посвященных периодизации литературного процесса последней трети XX века, складывается тенденция проводить границу между литературой 1980-х и 1990-х годов (H.JI. Лейдерман, Г.Л. Нефагина, И.С. Скоропанова и др.). Данные авторы выделяют явления, свидетельствующие о прерывании идейно-эстетических традиций (возникновение т.н. «культурного промежутка»). В нашем исследовании, соответственно, внимание акцентируется на преемственности между литературой этих десятилетий. Во-вторых, существование «деревенской прозы», которая в 1960-70-е годы составляла «концептуальное ядро» прозы о деревне вообще, обычно ограничивают 1980-ми годами. По мнению ряда литературоведов, затем это единство распалось и творцы «деревенской прозы» «разошлись по разным направлениям» (207;571). Расширение хронологических рамок и привлечение художественных произведений, созданных «деревенщиками» в 1990-х годах, позволяет, на наш взгляд, скорректировать сложившееся представление.

Отметим, что «деревенская проза» 1960-90-х годов - достаточно хорошо изученное художественное явление; ей посвящены работы критического и научного характера, рассматривающие как эту литературную общность в целом (В.М. Акимов, JI.U1. Вильчек, Ф.Ф. Кузнецов, В. Сурганов), так и творчество отдельных ее представителей. Наиболее исследованными являются такие аспекты, как генезис направления и его эволюция (JI. Ершов, В.А. Недзвецкий, С.Я. Фрадкина и др.), а также особенности социально-психологической и нравственно-философской проблематики центральных произведений «деревенской прозы» (В.А. Апухтина, А. Бочаров, Г. Белая, И. Золотусский, В. Курбатов, Е. Старикова, В. Чалмаев и др.). Творчеству писателей-«деревенщиков» присуще тематическое многообразие, что тоже отмечено исследователями. Тема войны подробно рассмотрена А. Адамовичем; экологическая направленность и тема природы оказываются в центре внимания А.Ф. Лапченко, А.И. Смирновой, О.В. Тевс. Особенностям изображения русского национального характера посвящены работы А.О. Большевой, Т.Ф. Гершенковой, B.C. Синенко, Ю. Суровцева. Язык и стиль «деревенщиков» анализируется в статьях П. Гончарова, Л.Г. Самотика, М.Ю. Жуковой, Е. Бугрия. Специфика художественного времени и пространства выявляется З.Н. Пальговой; различные формы фольклоризма -как правило, на материале отдельных произведений - рассмотрены в работах

Т.В. Кривощаповой, М.Н. Липовецкого, Г.И. Романовой, Л.Н. Скаковской, Е.А. Фроловой, М.П. Чередниковой.

На рубеже 1980-90-х годов в исследованиях, посвященные творчеству «деревенщиков», появляются новые тенденции. В религиозном контексте интерпретируются ставшие классикой советской литературы произведения В. Шукшина (Л. Аннинский), Ф. Абрамова (Л. Крутикова-Абрамова), В. Распутина (С.Н. Лебедева). Особое внимание уделяется художественным модификациям «деревенской прозы», возникшим в 1980-90-е годы (К.Д. Гордович, Г.Л. Нефагина, Н.В. Ковтун), при этом на первый план нередко выходят кризисные черты ее поэтики (Е. Щеглова, Н.Л. Лейдерман и М.Н. Липовецкий, М. Левина, О. Славникова, В. Хмара).

Деревенская проза» устойчиво привлекает к себе внимание и зарубежных исследователей. В 1970-80-е годы западногерманские слависты Р. Берман, И. Перрет-Гентиль, Р. Шэпер, X. Вюст, Г. Хазенкамп, Р.Д. Клюге выявляют присущие произведениям «деревенщиков» особенности проблематики, специфику символики, художественного пространства и времени, сюжета и композиции, характер связей с предшествующей литературной традицией (249; 139). Ряд исследователей подчеркивает критическое отношение писателей-«деревенщиков» к «социальной действительности в СССР» (X. Штели). Отмечается склонность некоторых писателей, в частности, В. Распутина, к «религиозности». Религиозность интерпретируется здесь не в смысле конфессиональной принадлежности, а как элемент мировоззрения, возникающий вследствие «отчуждения от официальной идеологии» (И. Майхель), как особый художественный прием, при помощи которого создается «образ неповторимого мироощущения героев» (К. Хольтмайер), как способ заострения нравственной проблематики.

В английской и американской славистике (И. Кортэн, Л. Бэгби, Д. Гиллеспи, К. Партэ, К. Кларк) сложилась традиция рассматривать творчество русских «деревенщиков» как часть мировой культурфилософской литературы, которой свойственно отражение базовых «естественно-природных моделей». Так, Д. Гиллеспи считает произведения В. Астафьева, С. Залыгина, В. Распутина частью «сибирского мифа» в русской культуре; в числе его составляющих автор выделяет интуитивную, нерациональную связь человека с природным миром, разрыв которой ведет к духовным потерям (236;47).

В 1990-е годы увеличилось число работ, авторы которых вырабатывают целостный взгляд на феномен «деревенской прозы» (В. Кожинов, Н. Лейдерман, М. Эпштейн и др.). В их ряду прежде всего необходимо отметить фундаментальное исследование А.Ю. Большаковой -одного из ведущих современных специалистов, изучающих тему деревни в русской литературе («Деревня как архетип: От Пушкина до Солженицына» (1998), «Русская деревенская проза XX века: код прочтения» (2002) и др.). В частности, ею предложено убедительное, на наш взгляд, разграничение прозы о деревне и «деревенской прозы». С точки зрения А.Ю. Большаковой, в России деревенская тема становится неотъемлемой частью художественной традиции еще в XVIII -начале XIX века, когда образ Деревни формируется как «сквозная архетипическая модель». В числе основных компонентов архетипа Деревня автор выделяет более частные архетипические образы «мудрого старика / старухи», «дитяти» и «матери-земли», определяющие типологию героев всей русской прозы о деревне; на символическом уровне «образ деревни. вырастает до символа всей России». «Архетип Деревня» становится универсальной моделью, в свернутом виде содержащей все направления, в которых может быть развернута деревенская тема; на основе этой модели русская проза о деревне существует как тематическое единство, не ограниченное хронологическими рамками. Являясь частью этого единства, «деревенская проза» в то же время выступает как литературное направление: по определению автора, она «необходимо включает в себя философский, историко-социальный, психологический, этический и эстетический аспект» и тем самым образует более сложную целостность, нежели тематическая (56; 15).

Предметом нашего диссертационного исследования является художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов. Нас интересуют актуальные для этого времени формы воплощения мифологического начала, генезис использованных мифологических образов, сюжетов и мотивов, а также особенности их литературной интерпретации. Объектом для изучения послужила художественная проза В. Распутина, В. Личутина, В. Климова, В. Баталова, И. Минина и В. Киршина. Наш выбор обусловлен следующими причинами. В литературе о деревне произведения этих авторов занимают различное положение. В. Распутин -одна из ключевых фигур «деревенской прозы»; приверженность к традициям этого направления прозаик сохраняет и в настоящее время. В ряде повестей, созданных в 1970-е годы, В. Распутин выступает как новатор: из всех «деревенщиков» он наиболее явно вводит в реалистическую художественную систему различные мифопоэтические элементы. В. Личутина многие исследователи считают представителем «младшего поколения» «деревенской прозы» (И. Дедков, Г. Цветов и др.). Ориентация на поэтику этого направления хорошо прослеживается в его произведениях, написанных в первой половине 1970-х годов. Однако уже в конце десятилетия становится очевидным его отход от сложившихся художественных канонов, что позволяет говорить о творчестве В. Личутина 1980-90-х годов как о своеобразной религиозной модификации «деревенской прозы» (А.А. Михайлова, Н.В. Ковтун). Отметим, что «деревенская проза» на протяжении 1960-80-х годов оказывается идейно-эстетическим центром прозы о деревне в целом: в большей или меньшей степени она воздействует на остальных авторов, которые обращаются к деревенской теме в это время. Влияние «деревенской прозы» ощутимо в произведениях прикамских писателей В. Климова, В. Баталова, И. Минина. Современный пермский прозаик В. Киршин обращается к периферийной для него теме деревни в конце 1990-х годов, когда «деревенская проза» по ряду причин утрачивает центральное положение в текущем литературном процессе. Мы предполагаем, что принадлежность к группе «деревенщиков» В. Распутина, тяготение и одновременное отталкивание от них В. Личутина, в достаточной степени произвольная, но очевидная ориентация на поэтику* «деревенской прозы» В. Климова и В. Баталова, полемическая установкеi И. Минина и В. Киршина - это те факторы, которые оказывают определенное воздействие на специфику их художественного мифологизма.

Выбранные нами прозаики представляют три культурно-географических региона: восточносибирское Приангарье (В. Распутин), севернорусское Поморье (В. Личутин), уральское Прикамье (В. Климов, В. Баталов, И. Минин, В. Киршин). Сопоставительное исследование их произведений позволяет выявить, в какой мере существующие этнокультурные особенности отражаются на характере художественного мифологизма. Охват литературного творчества на протяжении 1970-90-х годов представляется нам достаточно репрезентативным, чтобы* обнаружилось наличие или отсутствие изменений мифопоэтической системы в творчестве каждого из писателей. В свою очередь, это позволяет выделить общие художественные стратегии взаимодействия с' мифологическим началом, характерные для прозы о деревне в последней трети XX века.

Материалом диссертационного исследования стали произведения, в образном строе которых различные мифопоэтические структуры играют заметную роль. Нами подробно проанализированы повести В. Распутина «Последний срок» (1970), «Живи и помни» (1974), «Прощание с Матерой» (1976), его рассказы «Век живи - век люби» (1981) и «Изба» (1999). В художественном творчестве В. Личутина особый интерес для нас представляет цикл повестей «Из хроники поморской деревни» (19711977) и роман «Фармазон» (1979), а также идейно-тематически примыкающая к ним дилогия «Обработно - время свадеб» (1973) и «Последний колдун» (1977). Сквозные черты мифопоэтики мы прослеживаем в его романе-трилогии «Раскол» (1990-1996). В литературе Прикамья наше внимание привлекли повести В.Климова «Богатырская палица» (1968), И.Минина «Монастырский сундук» (1970) и «Улыбка скорбного апостола» (1975), роман-дилогия В.Баталова «Весенние всходы» (1970) и рассказ В. Киршина «Ночь перед Рождеством» (1997). В качестве контекста мы используем также более ранние или поздние произведения некоторых писателей («Шапка-сосна» (1965) В.Баталова, «В непогоду» (2003) В. Распутина), их интервью, очерки, эссе.

Актуальность темы определяется, с одной стороны, непрекращающимся интересом современного литературоведения к взаимодействию художественного сознания различных эпох с мифологическим пластом духовной культуры. С другой стороны, остается неразрешенным ряд проблем методологического характера, связанных с принципами анализа литературного мифологизма. Очевидно, что на сегодняшний день требуется некоторая корректировка описывающей терминологии, в частности, установление более точного соотношения ряда пересекающихся, но не тождественных научных понятий - таких, как «мифологический образ», «архетипическое начало», «мифопоэтический подтекст».

Выбранный ракурс исследования направлен также на воссоздание тех культурных контекстов, на пересечении которых существует творчество В. Распутина, В. Личутина, В. Климова, В. Баталова. Данный подход помогает восстановить некоторые «внетекстовые конструкции» (Ю.М. Лотман) как значительный компонент созданного писателем идейно-эстетического целого. Наконец, в условиях продолжающегося разрушения традиционной народной культуры, с одной стороны, и кризиса национальной идентичности - с другой, актуальным представляется само обращение к деревенской теме.

Из рассматриваемых нами произведений наиболее изученными являются повести В.Распутина. Его творчеству 1960-80-х годов посвящены монографии Н.С. Тендитник, JI.A. Колобаевой, Н.Н. Котенко, В. Курбатова, Н.А. Панкеева, С. Семеновой, В.Р. Шапошникова; но художественный мифологизм не является здесь предметом специального исследования. Ряд интересных наблюдений над особенностями распутинской мифопоэтики содержится в работах В. Сурганова, В. Курбатова, И. Сухих, Т.В. Кривощаповой, А.Ю. Большаковой. Почти все указанные работы содержат анализ произведений, созданных до 1985 года, тогда как распутинское творчество 1990-х годов остается пока на периферий! литературоведческого интереса.

Произведения В. Личутина на сегодняшний день рассмотрены-преимущественно с литературно-критической точки зрения (статьи

A. Афанасьева, Л. Баранова, В. Бондаренко, А. Бочарова, И. Дедкова, Ю. Дюжева, В. Конова, В. Субачева). Романной прозе писателя посвящена кандидатская диссертация Н.В. Ковтун («Художественный мир В. Личутина (религиозно-нравственные аспекты)» (1995)) и созданная на ее основе монография «Социокультурный миф в современной прозе: творчество

B. Личутина» (2002). Между тем художественные произведения В. Личутина, в частности, его повести 1970-х годов, заслуживают, по мнению некоторых специалистов, более пристального изучения.

Что касается прозы прикамских писателей, актуальность ее изучения обусловлена необходимостью выявить более глубокие связи литературного процесса регионального масштаба с ведущими тенденциями развития «большой литературы» в последней трети XX века. Некоторые особенности поэтики В. Климова, В. Баталова и В. Минина уже отмечались исследователями (В.Н. Бойко, Г.К. Лисовская, Н.А. Мальцева, В.В. Пахорукова), однако ранее их произведения не рассматривались в сопоставлении с «деревенской прозой».

Основная цель нашей работы - исследование генезиса и художественной семантики мифологических образов, сюжетов, мотивов в прозе о деревне 1970-90-х годов. Ее достижение предполагает постановку и решение ряда конкретных задач:

1. Уточнить содержание понятия «художественный мифологизм», прояснив его системные связи с близкими литературоведческими категориями «мифологический образ», «литературный архетип», «мифопоэтический подтекст»;

2. Выделить использованные в произведениях мифологические структуры (образы, сюжеты, мотивы) и охарактеризовать их соотношение с? соответствующей религиозно-мифологической или фольклорной традицией;

3. Выявить формы художественного воплощения мифологических образов и сюжетов;

4. Рассмотреть воздействие мифологических мотивов на характеристики художественного времени и пространства и на типологию героев.

Методологическую основу работы составляет комплексный подход к изучению литературного процесса, ориентированный на сочетание различных методов литературоведческого анализа - историко-типологического, историко-культурного, структурно-семиотического. Базовым является историко-типологический метод, с помощью которого определяется проблематика произведений, выявляется их место в литературном процессе, выстраивается типология героев (Г.Н. Поспелов, Д.С. Лихачев, Ю.В. Манн). Использование историко-культурного метода позволяет рассмотреть произведение в различных культурных контекстах, актуализирующих «скрытое» значение художественных образов

А.Я. Гуревич, A.M. Панченко, Б.А. Успенский, Г.Ф. Полякова). Структурно-семиотический метод привлекается при изучении пространственно-временных характеристик художественного мира (Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров). Наше представление о художественном мифологизме базируется на идеях С.С. Аверинцева, Е.М. Мелетинского, Д.Е. Максимова. В исследовании мифопоэтического аспекта «деревенской прозы» особенно значимыми для нас являются идеи А.Ю. Большаковой и Т.В. Кривощаповой.

Новизна работы заключается в том, что художественные системы В. Распутина, В. Личутина, В. Климова, В. Баталова, И. Минина и В. Киршина рассмотрены как различные варианты воплощения художественного мифологизма. Выявлены изменения характерных для В. Распутина и В. Личутина мифопоэтических принципов, происходившие на протяжении 1970-90-х годов; выделены основные литературные стратегии, связанные с использованием мифологических элементов в региональной прозе о деревне этого времени, и обнаружены их отличия от идейно-эстетических принципов «деревенской прозы».

При исследовании художественной интерпретации мифологических образов, сюжетов, мотивов нами привлекались фольклорно-этнографические материалы, в которых отражены локальные особенности традиционной, культуры Восточной Сибири, Поморья, пермского Прикамья (В.Н. Белицер, Т.А. Бернштам, Н. Добротворский, В.П. Дьяконова, С.В. Максимов, Н.М. Теребихин). Устно-поэтические сюжетные схемы, использованные В. Распутиным, мы рассматриваем в сопоставлении с быличками, записанными фольклористом В.П.Зиновьевым в 1978 году в селеАталанка Усть-Удинского района Иркутской области («Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири» (1987)). Фольклорная основа мифопоэтических образов, сюжетов и мотивов в художественной прозе В. Личутина выявляется нами через сравнение с записями, сделанными писателем в 1970-90-х годах и нашедшими отражение в его публицистике цикл очерков и эссе «Душа неизъяснимая: Размышления о русском народе» (1979-1999)). Мифопоэтический аспект произведений В. Климова, В. Баталова, И. Минина и В. Киршина о коми-пермяцкой деревне изучается нами в контексте коми-пермяцкой несказочной прозы. Часть ее была собрана на территории Коми-Пермяцкого автономного округа В. Климовым в 1960-х годах («Заветный клад» (1997)). Мы привлекаем также наши полевые записи, сделанные в Кудымкарском, Юсьвинском, Кочевском, Косинском и Гайнском районах КПАО в составе экспедиций Лаборатории культурной и визуальной антропологии ПермГУ (рук. Е.М. Четина) в 1999-2005 годах. Выбранный нами подход применяется по отношению к прозе В. Распутина, В. Личутина и региональных прикамских авторов впервые.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов генетически связан с локальными фольклорно-мифологическими традициями.

2. Художественная семантика образов, восходящих к христианской (в том числе житийной) традиции, в прозе о деревне 1970-90-х годов в значительной мере ориентирована на так называемое «народное православие».

3. В художественном мифологизме прикамских авторов, как правило, соединяются элементы живой фольклорной традиции и результаты археологических реконструкций; при этом некоторые мифопоэтические системы базируются на принципе «демифологизации» (И. Минин, В. Киршин).

4. В «деревенской прозе» 1970-90-х годов мифопоэтические мотивы концентрируются вокруг образов героев-«праведников», воплощающих «идеальную модель» отношений человека и мира (В. Распутин, В. Личутин).

5. В региональной прикамской прозе. 1970-90-х годов мифопоэтические мотивы актуализируются в связи с образами охотника

В. Баталов) и знахаря (В. Климов, В. Баталов, И. Минин, В. Киршин), воплощающих этнокультурные представления.

Теоретическая значимость нашей работы заключается в том, что в результате анализа обширного литературного материала выделяются различные формы воплощения художественного мифологизма, а также уточняется и корректируется само содержание этого понятия.

Практическое значение исследования связано с возможностью использовать его результаты в вузовском образовательном процессе: в лекционных курсах по истории русской литературы второй половины XX века, в спецкурсах и спецсеминарах (посвященных методике анализа прозаического текста либо особенностям регионального литературного процесса), при подготовке студентами курсовых и дипломных работ. Некоторые положения диссертации будут полезны в школьном преподавании русской литературы по углубленной программе (в гимназиях, лицеях, гуманитарных классах общеобразовательных школ).

Апробация ряда положений, представленных в диссертационном исследовании, осуществлялась на международных, всероссийских, региональных и межвузовских научно-практических конференциях в Москве, Санкт-Петербурге, Сергиевом Посаде, Пушкине, Ижевске, Челябинске, Перми, Кудымкаре. Основные идеи диссертации изложены в 11 публикациях автора. Материалы исследования использованы в курсе «История русской литературы XX века», предназначенном для студентов, обучающихся по специальности «Филология. Русский язык и литература» (Пермский государственный университет).

Структура работы обусловлена логикой исследования и выбранным для изучения материалом. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 307 наименований. В первой главе рассмотрены общие вопросы, касающиеся художественного мифологизма, его типов и форм воплощения. Вторая глава посвящена

Заключение научной работыдиссертация на тему "Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Общественное сознание последней трети XX века стимулирует возникновение особого типа художественного мифологизма. По мнению исследователей, он позволяет писателям выражать новое состояние современной цивилизации - «состояние полной неуправляемости и непознаваемости для самой себя» (301;273). К расширению изобразительных возможностей приводит соединение живого мифологического мышления с утонченной рефлексивностью, характерной для художественного сознания новейшего времени. Считается, что такой синтез раньше всего происходит в латиноамериканской прозе, где получает наименование «магического реализма» (М. Астуриас, Г. Маркес, X. Кортасар и др.).

В советской критике рубежа 1970-80-х годов отечественная «деревенская проза» нередко сопоставляется с западным магическим реализмом. Мнения исследователей сводятся к двум основным точкам зрения. Первая заключается в том, что приверженность русских писателей к «почве» (воплощение национальных типов и характеров, органичная включенность героев в социальный и природный мир и т.п.) и их опора на художественную традицию классического реализма являются признаками идейно-эстетической состоятельности «деревенской прозы» (Л. Аннинский, Г. Белая). Согласно другой точке зрения, указанные черты поэтики свидетельствуют о внутренних ограничениях этого направления. Так, М. Эпштейн считает, что в латиноамериканской литературе происходит уникальный выход «родового сознания в современный мир», в результате чего возникает новый тип героя - «человека-одиночки», трагически переживающего свою отдельность от распадающегося целого. В приверженности к концепции «общинной жизни» он видит слабость «деревенской прозы», поскольку ретроспективный идеал приводит русских писателей к отказу от художественного освоения кризисных сторон действительности, возникших в связи с урбанизацией и научно-техническим прогрессом (301;272-274).

М. Эпштейн в какой-то мере предугадывает поворот к новому изображению современности, который произойдет в «деревенской прозе» в 1985 году (его статья «Между мифом и реальностью» была написана тремя годами ранее). Однако мы не вполне согласны с тем, что в 1970-е годы «деревенщики» не отражают состояние индустриальной цивилизации. На наш взгляд, в это время в их произведениях складывается специфическая косвенная форма изображения урбанистической культуры - через ее воздействие на крестьянский уклад. Мир русской деревни находится при этом в центре внимания: писатели осмысляют его судьбу в переломные этапы истории, показывают сложные отношения с современным городом. Одновременно происходит сдвиг проблематики в сторону большей философичности: в новых произведениях «деревенщиков» выявляются константы национального мировосприятия, этические и онтологические основы земледельческого уклада. Изменение ракурса изображения, как нам кажется, закономерно приводит к актуализации различных форм художественного мифологизма. Органичная связь героев с природным универсумом реализуется с помощью мифопоэтического подтекста, возникающего эпизодически (Ф. Абрамов), либо ощутимого на протяжении всего повествования (В. Белов, В. Шукшин). Концепция «одухотворенного космоса», взаимодействующего с человеком на основе нравственных законов, способствует объективации мифологических образов и сюжетов («Царь-рыба» В. Астафьева). Большое количество фольклорно-мифологических и христианских мотивов, составляющих - в представлении авторов - «духовное ядро» народной культуры, концентрируется вокруг образов мудрого старика или старухи, наделяемых чертами праведности.

Наиболее сложные, на наш взгляд, мифопоэтические системы складываются в это время в творчестве В. Распутина и В. Личутина. Тип героя-праведника становится в их произведениях центральным. В повестях В. Распутина мифопоэтический подтекст определяет специфику художественного времени и пространства, способствует раскрытию внутреннего мира персонажей (поэтизация женского начала; анализ деструктивных психических процессов; описание «пограничных» состояний сознания). Творчество В. Личутина, уступающего старшему представителю «деревенской прозы» в мастерстве изображения, интересно, на наш взгляд, тем, что ряд открытий В. Распутина в области мифопоэтики находит здесь продолжение. Характерной особенностью творческого метода В. Личутина становится художественный синтез психологизма и мифологизма. Большинство его героев тяготеют к одной из сторон оппозиции «праведник -грешник», образующей центральную ось системы персонажей во многих произведениях писателя. Его концепция человека ориентирована на христианскую антропологию (образ бессмертной души, сюжеты ее «гибели» или «спасения»); в центре внимания часто оказываются отступления от традиционных вариантов духовного пути («Крылатая Серафима», «Фармазон»). Писатель расширяет само понимание праведности: ее признаками наделяются персонажи, в народной культуре воплощающие дохристианское знание о мире, - колдун и знахарь. В отличие от В. Распутина, который ориентируется на универсальные схемы русского фольклора, В. Личутин часто описывает специфические реалии поморской духовной культуры. Фольклорно-этнографический контекст приобретает в его произведениях принципиальное значение, поскольку с его помощью актуализируется глубинная мифопоэтическая семантика реально-бытовых образов.

Отметим, что тенденции развития прозы о деревне в 1970-90-е годы не во всем совпадают с эволюцией «деревенской прозы» как направления. Общей для 1970-х годов чертой является более или менее явная связь художественного мифологизма с национальным образом мира (Ч. Айтматов, Т. Пулатов, Г. Матевосян, В. Климов, В. Баталов). Ряд писателей (А. Иванов, П. Проскурин), изображая сельскую жизнь в реалистическом ключе, сохраняет приверженность к прежней «системе координат» - той, которая была выработана в советской «колхозной» литературе 1940-50-х годов и в преодолении которой формировалась «деревенская проза». В литературном процессе 1970-х годов произведения о деревне, ориентированные на предшествующий идейно-эстетический канон, обретают полемическую направленность по отношению к творчеству писателей-«деревенщиков» (рассказы В. Липатова). В художественном мире такого рода произведений мифопоэтические образы, сюжеты и мотивы либо отсутствуют, либо подвергаются «демифологизации», рациональному объяснению (И. Минин). В начале 1980-х годов в литературе о деревне проявляются приметы кризиса. Появляется множество эпигонских произведений, авторы которых используют «деревенскую прозу» в качестве идеальных образцов. Одновременно обнаруживаются издержки и ограничения поэтической системы, созданной самими «деревенщиками».

В середине 1980-х годов появляются принципиально новые произведения ведущих представителей «деревенской прозы»; «Печальный детектив» В. Астафьева, «Пожар» В. Распутина и «Все впереди» В. Белова свидетельствуют о переходе их авторов на качественно иной уровень художественного освоения и изображения действительности. Проявившийся здесь кризис художественного сознания отчасти объясняется начавшейся сменой культурных парадигм. Не случайно многие исследователи (М.Левина, К. Партэ, В.Курбатов, Г. Нефагина и др.) выделяют 198586 годы как переломные в развитии «деревенской прозы». «Деревенщиков», несмотря на возникшие идейные расхождения, объединяет обращение к современности, причем преимущественно к негативным ее аспектам; из «идеализированного прошлого» фокус внимания перемещается на «унылую, полную насилия "площадку настоящего"» (К. Партэ). Меняется и масштаб воссоздаваемого мира: от микрокосма малой родины писатели переходят к изображению русского народа в целом. Новая образность «деревенской прозы» формируется под влиянием публицистического начала. На наш взгляд, существенное ограничение форм художественного мифологизма в «рубежных» произведениях является закономерным явлением.

Двуплановость мифопоэтических образов предполагает множественность их интерпретаций; прямому выражению авторской позиции в данный период больше соответствует реалистическое жизнеподобие.

На рубеже 1980-90-х годов появляется т.н. «возвращенная литература», происходит активное освоение ранее закрытых тем; одновременно складывается тенденция «безудержного захваливания одних произведений» и «тенденциозного принижения других». По мнению Г.А. Цветова, в числе последних оказывается и «деревенская проза» (285;8). В критике распространяется утверждение о «конце» этого литературного направления; для обозначения произведений, написанных после 1985 года, вводится новая терминология: «неопочвенническая литература», «постдеревенская проза» и т.п. В полемическом контексте переосмысляется творчество «деревенщиков» 1970-х годов: связь героев с природными циклами, их способность ощущать себя звеном в «цепи рода» интерпретируется как низведение человека до биологического существа (М. Левина). Приверженность «реакционно-утопическому» идеалу общины связывается с «нивелированным личностным началом», свойственным как персонажам «деревенской прозы», так и их создателям (Е. Щеглова). Как нам кажется, предвзятое отношение нередко приводит исследователей к спорным выводам.

В русской литературе 1970-90-х годов, параллельно развитию «деревенской прозы», формируются и другие художественные стратегии, связанные с использованием мифологических образов, сюжетов и мотивов. На рубеже 1970-80-х годов в условно-метафорической «прозе сорокалетних» (В. Маканин, А. Курчаткин, В. Орлов, А. Ким) моделируются ситуации «фантастических допущений», в которых ярче раскрывается характер современной действительности. Создаваемый образ мира, как правило, имеет не национальный, а универсальный характер; источником мифологических образов и мотивов служат различные религиозно-мифологические системы (эллинистическая, буддийская, христианская и др.) и собственно литературные традиции. Позднее, на рубеже 1980-90-х годов, происходит обращение к выразительным средствам современного городского фольклора. Мифологические сюжеты, бытующих в среде горожан, помогают воссоздать обыденно-фантасмагорический характер современной действительности. Они отражают также сам тип сознания, свойственный городскому обывателю, - беспорядочно соединяющий бытовое и мифологическое и порождающий «страшный» образ реальности («Песни восточных славян» Л. Петрушевской). Фольклорные персонажи, имеющие демоническую природу, позволяют писателям соединить «иррациональное, подсознательное и самое открытое натуралистичное» (194;232), изобразить «крайние, скрытые стороны человеческой души» («Русские сказки» Ю. Мамлеева и др.). С конца 1980-х годов в русской литературе активно формируется система постмодернизма: жизнь в ней предстает как «игра, в которой можно менять условия, варьировать ходы, интегрировать языковые и культурные коды, в результате чего действительность оказывается виртуальной» (194;31). Мифология становится здесь одним из возможных «культурных кодов» (дискурсов); обращение к различным культурам нередко лишено интереса к национальной специфике (В. Пелевин, Ю. Буйда и др.). Как нам кажется, альтернативные художественные стратегии, использующие мифологизм, не оказывают какого-либо заметного воздействия на поэтику «деревенской прозы». Однако они в различной степени влияют на остальную прозу о деревне.

В 1990-е годы идейно-эстетические тенденции, проявившиеся в «рубежных» произведениях писателей-«деревенщиков», становятся константными. В центре внимания остаются кризисные стороны современной культуры, доминирует «народно-охранительный» пафос. Процессы, которые, по мнению писателей, разрушительно действуют на глубинные основы российской ментальности и угрожают национальному единству, связываются с влиянием западной цивилизации, прежде всего - с негативными проявлениями урбанизации, эмансипации и научнотехнического прогресса (В. Белов, В. Распутин, В. Личутин и др.). Образы «героев нового времени», чуждых авторам, отличаются функциональностью и схематичностью: их внутренний мир неинтересен либо непроницаем для писателей-«деревенщиков». Неотъемлемой чертой «деревенской прозы» остается публицистичность, имеющая преимущественно разоблачительный характер. По мнению некоторых критиков, произведения, написанные в 1990-е годы, свидетельствуют если не о кризисе темы, то о «кризисе метода» (О. Славникова).

На наш взгляд, в 1990-2000-е годы «деревенская проза» продолжает существовать как направление. Мы считаем, что этот период можно характеризовать не как «конец», а как следующий этап ее развития -сопряженный с обнаружением «тупиков» и, возможно, завершающий. В то же время необходимо выделить ряд новых тенденций, которые, как нам кажется, свидетельствуют о наметившемся преодолении некоторых внутренних ограничений «деревенской прозы». Так, в 1990-е годы стремление к прямому выражению авторской мысли, не опосредованному системой художественных образов, приводит к тому, что в творчестве некоторых писателей актуализируются жанры очерка и эссе. Параллельная работа в двух различных сферах словесности - художественной литературе и публицистике - представляется тем более органичным решением, что многие «деревенщики» пришли к писательской деятельности через журналистику. Героями их новых очерков и эссе становятся «духовные водители» русского народа, в том числе выдающиеся религиозные деятели прошлого (В. Распутин). Публицистика представителей «деревенской прозы» направлена на исследование национальной духовности, ее особенностей и форм проявления. Реконструкция российской ментальности происходит через обращение к истории и быту народа, к его обрядности, фольклорно-мифологическим и народно-православным представлениям (В. Личутин).

Прошлое России, влияние переломных этапов развития на национальную духовность и религиозность определяют и содержание литературных произведений этого периода, что закономерно отражается в актуализации историософской проблематики (роман В. Личутина «Раскол»). Современное состояние цивилизации оценивается в «деревенской прозе» как близкое к катастрофе; идея «глобального тупика», в котором находится человечество, в произведениях «деревенщиков» реализуется с помощью эсхатологических образов, сюжетов и мотивов. Изображение катастрофичности бытия, острого конфликта между человеком и природным миром приводит к изменению натурфилософской концепции, сложившейся в «деревенской прозе» ранее (В. Распутин). Поиски выхода некоторые авторы связывают с возрождением религиозности и со стратегией «охранительной самозамкнутости», которой, по их мнению, должны придерживаться национальные культуры. При воплощении нового комплекса идей одни «деревенщики» остаются в рамках традиционного реализма . (В. Белов, Е. Носов), другие возвращаются к активному использованию различных форм художественного мифологизма (В. Личутин, В. Распутин) либо обращаются к мифопоэтике эпизодически (В. Крупин).

Параллельно развитию «деревенской прозы» на протяжении 1990-х годов складываются, как нам кажется, три линии, определяющие новое раскрытие «деревенской темы». Во-первых, ее осваивают те авторы, кто вошел в литературу позднее последнего поколения «деревенщиков», но воспринял их традицию как авторитетную (Б. Екимов и др.). В их произведениях, посвященных судьбе современной деревни, доминирует реалистическое изображение, образы героев разрабатываются в манере традиционного психологизма. Во-вторых, возникает полемическое «отталкивание» от идейно-эстетической концепции «деревенской прозы», стремление деконструировать «миф о деревне», во многом параллельное тому, что происходит в литературной критике этого времени («Дом в деревне» А. Варламова). Модель «деревенского космоса» переходит в сферу влияния условно-игровых литературных форм, пародирующих или модифицирующих классические образцы («Ехала деревня мимо мужика»

О. Ларина, «Далекое зрелище лесов» Б. Хазанова, «Деревенские рассказы» Л. Сычевой), К теме деревни эпизодически обращаются писатели, прежде от нее далекие; формируется новая точка зрения на народную культуру, отражающая взгляд «извне» («Деревенский дневник» Л. Петрушевской, «Деревенские дневники» В. Пьецуха). Фольклорно-мифологические образы и сюжеты попадают в зону иронической интерпретации («Ночь перед Рождеством» В. Киршина).

Третья линия развития прозы о деревне наиболее ярко представлена в региональной литературе Поволжья - удмуртской, чувашской и др. (О. Четкарев, С. Матвеев, Б. Чиндыков, Г. Федоров). Здесь в условиях «культурного промежутка» складываются особые отношения «притяжения и отталкивания» между реалистической прозой, в которой фольклорно-мифологическая образность традиционно занимала важное место, и системой постмодернизма. Региональные писатели нередко обращаются к изображению современного города, их герои переживают «кризис этничности», однако в структуре их произведений национальный образ мира присутствует как неизменно значимый. Он воплощает идеальную модель «мира-космоса», утраченную героем, в чьем «расколотом» сознании мир может отражаться лишь в формах хаоса. Новая художественная концепция получила название «этнофутуризм»; по мнению некоторых исследователей, ее основу составляет полемический диалог архаической мифологии с идеями постмодернизма, а целью является «выход из постмодернистского тупика» (В.Шибанов, А. Хузангай). Отметим, что в современной литературе элементы национального образа мира используются также в произведениях с ярко выраженным фантастическим и авантюрным началом. В этом случае формируется специфический жанр «этнофэнтези», занимающий пограничное положение между беллетристикой и массовой литературой («Пес Пигамбара» В. Степанова, «Чердынь - княгиня гор» А. Иванова).

Таким образом, проза о деревне (включая различные ее модификации) остается важной составляющей литературного процесса на протяжении 1970-90-х годов. Выделенные нами современные тенденции свидетельствуют, что уже обозначились ближайшие перспективы ее развития. Но можно, вероятно, сделать и более «долгосрочный» прогноз. Основываясь на результатах исследования, проведенного А.Ю. Большаковой на художественном материале XIX века, мы предполагаем, что в русской литературе «деревенская тема» тяготеет к маятниковой модели движения. Сначала образ «деревенского мира» предстает в свете бытийных ценностей и сам выступает как приближающийся к идеалу - хотя бы в лице некоторых своих представителей. Затем эту художественную модель сменяет другая, служащая для выражения «противоречивой самоидентичности» (58; 10). «Деревенская проза» предлагает свои варианты «национального космоса» - в его преимущественно позитивном (1960-1970-е гг.) или негативном воплощении (1980-90-е гг.). В «новой прозе» о деревне 1990-2000-х годов на первый план выходит отрицание идейно-эстетической концепции «деревенщиков». Мы полагаем, что следующий большой виток развития «деревенской темы» будет связан с поиском новой позитивной идентичности. Вероятно, именно в это время «деревенская проза» 196090-х годов с ее богатым поэтическим арсеналом вновь окажется в числе актуальных и авторитетных литературных традиций.

Список научной литературыКоролёва, Светлана Юрьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Астафьев, В. Из писем Валентину Курбатову / В.Астафьев // Дружба народов. - 2002. - № 8. - С. 3-25.

2. Астафьев, В.П. Царь-рыба. Повествование в рассказах / В.П. Астафьев. Красноярск: Гротеск, 1993. - 384 с.

3. Баталов, В. Нехоженой тропой : повесть и рассказы для детей / В. Баталов. М.: Детгиз, 1962. - 80 с.

4. Баталов, В. Край мой милый : рассказы / В. Баталов. Пермь: Пермское кн. изд-во, 1967. - 63 с.

5. Баталов, В. Шатун. Шапка-сосна / В. Баталов. М.: Советская Россия, 1975.-254 с.

6. Баталов, В. Весенние всходы : роман / В. Баталов. Кудымкар: Коми-Перм. кн. изд-во, 2001. -288 с.

7. Баталов, В. О себе / В. Баталов // В. Баталов. Весенние всходы : роман. Кудымкар: Коми-Перм. кн. изд-во, 2001. - С. 5-8.

8. Киршин, В. Ночь перед Рождеством. Чистая правда / В. Киршин // Моё! 2004. -№ 5. - С. 126-128.

9. Климов, В.В. Сломанный крест / В.В. Климов // Зори над Иньвой. Пермь: Пермское кн. изд-во, 1959. - С. 141-154.

10. Климов, В.В. Богатырская палица / В.Климов // Литература родной Пармы : учебная хрестоматия (5-7 классы) / Сост. Н.А. Мальцева,

11. A.С. Вилесова. Кудымкар: Коми-Перм. кн. изд-во, 2002. - С. 28-75.

12. Лесков, Н.С. Собр. соч. в 12 т. Т. 2. Праведники / Н.С. Лесков. -М.: Правда, 1989.-416 с.

13. Личутин, В. Душа горит. Из хроники поморской деревни (кн. 1-4) / В. Личутин. М.: Молодая гвардия, 1978. - 543 с.

14. Личутин, В. Повести / В. Личутин. М.: Известия, 1981. - 605 с.

15. Личутин, В. Фармазон / В. Личутин. М.: Известия, 1988. - 384 с.

16. Личутин, В. Воспоминания о Федоре Абрамове / В. Личутин // Сибирь. 1994. - № 4. - С. 126-131.

17. Личутин, В. Душа неизъяснимая. Размышления о русском народе / В. Личутин. М.: Информпечать, 2000. - 640 с.

18. Минин, И. Кукушкин рай : повести / И.Минин. Пермь: Пермское кн. изд-во, 1984. - 255 с.

19. Минин, И. Улыбка скорбного апостола / И.Минин. Пермь: Пермское кн. изд-во, 1977. - 140 с.

20. Распутин, В. Край возле самого неба : очерки и рассказы /

21. B. Распутин. Иркутск, 1966. - 102 с.

22. Распутин, В. Уроки французского : повести и рассказы / В. Распутин. М.: Художественная литература, 1987. - 479 с.

23. Распутин, В. В ту же землю : повесть, рассказы / В. Распутин. -М.: Вагриус, 2001.-493 с.

24. Распутин, В. В непогоду / В.Распутин // Завтра- 2003 № 11 (9 марта). - С. 4.

25. Солженицын, А.И. Рассказы / А.И. Солженицын. М.: Современник, 1990. - 302 с.

26. Литература по теме исследования:

27. Абдулсамад, А. Природа конфликта в повести В. Распутина «Живи и помни» / А. Абдулсамад // Конфликты и характеры в советской литературе. М., 1980. - С. 63-71.

28. Агеев, А. Распутин новый и старый / А. Агеев // Знамя. 1999. -№6.-С. 218-220.

29. Агеносов, В.В. Богословы об использовании библейских мотивов в литературе XX века / В.В. Агеносов // Реферативный журнал. Сер. 7. Литературоведение. - 1994. -№ 1. - С. 107-110.

30. Адамович, А. Война и деревня в современной литературе /

31. A. Адамович М., 1982. - 199 с.

32. Айтматов, Ч. Точка присоединения / Ч. Айтматов // Вопросы литературы. 1976. - № 8. - С. 155-163.

33. Айтматов, Ч. Кирпичное мироздание или энергия мифа? / Айтматов Ч. // Литературная газета. 1978. - 29 марта. - С. 6.

34. Акимов, В.М. Человек и время. «Путевая проза», «деревенская проза»: открытия и уроки / В.М. Акимов Л.: Советский писатель, 1986. -245 с.

35. Альфонсов, В.Н. Поэзия Бориса Пастернака / В.Н. Альфонсов. -Л.: Советский писатель, 1990. 366 с.

36. Андреева, И.В. Возвращение к истокам. Изучение рассказа

37. B. Распутина «Изба» в 11 классе / И.В. Андреева // Уроки литературы. -2001.-№2.-С. 6-8.

38. Аннинский, Л. Жажда беллетризма / Л. Аннинский // Литературная газета. 1978. - 4 марта. - С. 4.

39. Аннинский, Л. Тема веры в творчестве В. Шукшина / Л. Анненский // Искусство кино. 2000 - № 12. - С. 79-90.

40. Анохина, Т.А. Память не дает покоя. Урок по рассказу В. Распутина «В ту же землю» / Т.А. Анохина // Уроки литературы. 2001. -№2.-С. 9-10.

41. Антопольский, Л. Пути и поиски / Л. Антопольский // Новый мир. 1973. - № 7. - С. 247-257.

42. Альманах «Канун». Вып. 4. Антропология религиозности / Под ред. Д.С. Лихачева. СПб., 1998. - 496 с.

43. Апухтина, В.А. Современная советская проза. 1960-70-е годы : учебное пособие / В.А. Апухтина. М: Высшая школа, 1984. - 272 с.

44. Архипов, Ю. «Раскол» В. Личутина и осколки истории / Ю. Архипов // Москва. 2000. - № 3. - С. 24-38.

45. Аузинь, Г. Расширение горизонта / Г. Аузинь // Вопросы литературы. 1977. - № 6. - С. 57-63.

46. Афанасьев, А. Опыт печали и счастья. О прозе В. Личутина /А. Афанасьев // Подъем. 1993. - № 2. - С. 179-185.

47. Байбурин, А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян / А.К. Байбурин. Л.: Наука, 1983. - 191 с.

48. Баландина, Н. Демоническая ли новелла? О поэтике рассказа

49. B. Распутина «Продается медвежья шкура» / Н. Баландина // Русская речь. -1984.- №4. -С. 15-20.

50. Баландина, Н.В. Образ и речь автора в рассказе В. Распутина «Что передать вороне?» / Н.В. Баландина // Русская речь. 1988. - № 2.1. C. 27-33.

51. Баранова, Л. Душа и слово / Л. Баранова // Литературная учеба. -1981.-№4.-С. 116-125.

52. Басинский, П. Новые деревенские. Эту тему закрывали, но не сумели закрыть / П. Басинский // Литературная газета. 2001. - № 36. - С. 7.

53. Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / М.М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1965. - 527 с.

54. Белая, Г. На глубине. Размышляя над прозой В. Распутина / Г. Белая // Литературное обозрение. 1982. -№ 1. - С. 11-15.

55. Белая, Г. Художественный мир современной прозы / Г. Белая. -М.: Наука, 1983.- 191 с.

56. Белая, Г. Литература в зеркале критики. Современные проблемы / Г. Белая. М.: Советский писатель, 1986. - 365 с.

57. Белицер, В.Н. Очерки по этнографии народов коми. XIX начало XX века / В.Н. Белицер // Труды института этнографии. - 1958. -Т.45. - 393 с.

58. Белова, Т.Н. Два «возвращенных» романа («Чевенгур»

59. A. Платонова и «Мастер и Маргарита» М. Булгакова) в англоязычных исследованиях 1980-х годов / Т.Н. Белова // Русская литература в зарубежных исследованиях 1980-х годов / Под ред. Е.З. Цыбенко. М.: Изд-во МГУ, 1994.-С. 118-138.

60. Берегулева-Дмитриева, Т. «Чувство таинственности мира» / Т. Берегулева-Дмитриева // Сказка серебряного века. М.: Терра, 1997. -С. 7-28.

61. Бернштам, Т.А. Русская народная культура Поморья в XIX -начале XX веков. Этнографические очерки / Т.А. Бернштам. Л.: Наука, 1983.-233 с.

62. Бойко, В.Н. Валериан Яковлевич Баталов певец родного края /

63. B.Н. Бойко // Наш край : научно-популярные и краеведческие статьи. -Кудымкар: Коми-Перм. кн. изд-во, 2000. Вып. 8. - С. 187-198.

64. Большакова, А.Ю. Феномен деревенской прозы /

65. A.Ю. Большакова//Русская словесность. 1999. -№3.- С. 15-19.

66. Большакова, А. Далекая и близкая сказка. Образ детства в творчестве В. Астафьева / А. Большакова // Детская литература. 2000. -№4.-С. 4-8.

67. Большакова, А.Ю. Нация и менталитет. Феномен «деревенской прозы» XX века / А.Ю. Большакова. М., 2000. - 132 с.

68. Большакова, А. О вечно-девичьем в женской душе. (О рассказе

69. B. Распутина «Женский разговор») / А. Большакова // Литературная учеба.2002. № 1.-С. 45-51.

70. Большакова, А. Русская «деревенская проза» XX века: код прочтения / А. Большакова. Шумен: Аксиос, 2002. - 160 с.

71. Большакова, А.Ю. Архетип в теоретической мысли XX века /

72. A.Ю. Большакова // Теоретико-литературные итоги XX века. М.: Наука,2003. Т. 2: Художественный текст и контекст культуры. - С. 284-319.

73. Болыпева, А.О. Проблема народного характера в творчестве

74. B. Белова / А.О. Болыпева // Вестник Ленинградского университета. Сер. 2: История, язык, литература. 1986. - Вып. 1. - С. 36-40.

75. Бондаренко, В. Пространство души. Заметки о творчестве В. Личутина / В. Бондаренко // Москва. 1988. - № 5. - С. 30-39.

76. Бондаренко, В. «Московская школа», или Эпоха безвременья / В. Бондаренко. М.: Столица, 1990. - 272 с.

77. Борисов, В.М. Материалы к творческой истории романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» / В.М. Борисов, Е.Б. Пастернак // Б. Пастернак. Доктор Живаго : роман, послесл. Пермь: Пермское кн. изд-во, 1990.-С. 517-575.

78. Бочаров, А. Звезда Эмрайина и скорлупа обыденности / А. Бочаров // Литературная газета. 1978. - 26 апреля. - С. 4.

79. Бочаров, А. Рождено современностью / А. Бочаров // Новый мир. -1981.-№8.-С. 227-246.

80. Бочаров, А. Экзаменует жизнь / А. Бочаров // Новый мир. 1982. - № 8. - С. 226-245.

81. Бочаров, А. В пользу глубины. Заметки о художественной правде / А. Бочаров // Новый мир. 1984. - № 3. - С. 224-241.

82. Бочаров, А.Г. Бесконечность поиска. Художественные поиски современной советской прозы / А.Г. Бочаров. М.: Советский писатель, 1982.-423 с.

83. Бочаров, А.Г. Литература и время: из творческого опыта прозы 1960-80-х годов / А.Г.Бочаров. М.: Художественная литература, 1988. -383 с.

84. Буланов, A.M. О судьбе одного мифологического мотива в литературе / A.M. Буланов // Русская литература и фольклорная традиция : сб. науч. тр. Волгоград: ВГПИ, 1983. - С. 118-124.

85. Валенцова, М.М. Полесская традиция о сновидениях / М.М. Валенцова // Сны и видения в народной культуре. М.: Изд-во РГТУ, 2002. - С. 44-54.

86. Васильев, В. На почве классических традиций / В. Васильев // Москва. 1995. -№ 3. - С. 130-132.

87. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. -М.: Высшая школа, 1989. 404 с.

88. Вильчек, Л.Ш. Большаки и проселки «деревенской прозы» / Л.Ш. Вильчек. М.: Знание, 1985. - 40 с.

89. Гачев, Г.Д. Национальные образы мира : курс лекций / Г.Д. Гачев. М.: Academia, 1998. - 432 с.

90. Гершенкова, Т.Ф. Проблема русского национального характера в творчестве В.Распутина : автореф. дис. .канд. филол. наук / Т.Ф. Гершенкова. Тюмень, 2004. - 23 с.

91. Гладкова, И.Б. Топос Сибири в русской очерковой прозе 196080-х годов: семантика, генезис, эволюция : автореф. дис. .канд. филол. наук / И.Б. Гладкова. Омск, 2004. - 24 с.

92. Гневковская, Е.В. Проблемы поэтики дилогии П.И. Мельникова (Андрея Печерского) «В лесах» и «На горах»: характерология, художественное пространство и время : автореф. дис. .канд. филол. наук / Е.В. Гневковская. Нижний Новгород, 2003. - 25 с.

93. Голосовкер, Я.Э. Логика мифа / Я.Э. Голосовкер. М.Наука, 1987.-218 с.

94. Гончаров, П.А. «Будет ли день, когда пойду от природы к людям?» Мотив «бегства в природу» у М. Пришвина и В. Астафьева / П.А. Гончаров // Русская словесность. 2003. - № 5. - С. 11-17.

95. Гончаров, П.А. Сакральное и сатирическое в «Царь-рыбе»

96. B. Астафьева / П.А. Гончаров // Литература в школе. 2003. - № 9.1. C. 18-22.

97. Гордович, К.Д. История отечественной литературы XX века : учебное пособие / К.Д. Гордович. СПб.: СпецЛит, 2000. - 320 с.

98. Горетить Й. Миф и художественное исследование // Вопросы литературы, 2001, № 9-10. С. 176-185.

99. Гуревич, А.Я. Западноевропейские видения потустороннего мира и «реализм» средних веков / А.Я. Гуревич // Ученые записки / Тартуский университет. Вып. 411: труды по знаковым системам. - Тарту, 1977. -Сб. 8.-С. 3-27.

100. Гусев, В. Испытание веком : сборник литературно-критических статей / В. Гусев. М.: Современник, 1982. - 256 с.

101. Далгат, У.Б. Литература и фольклор: теоретические аспекты / У.Б. Далгат. М.: Наука, 1981. - 303 с.

102. Даль, В.И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа / В.И. Даль // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа / Сост. Н.В. Ушаков. М.: Терра, 1997. - С. 9-86.

103. Дедков, И. Глубокая память Зимнего берега / И. Дедков // В Личутин. Повести. -М.: Известия, 1981. С. 587-604.

104. Дедков, И.А. Живое лицо времени. Очерк прозы семидесятых -восьмидесятых / И.А. Дедков. М.: Советский писатель, 1986. - 392 с.

105. Дедков, И.А. Обновленное зрение. Из шестидесятых в восьмидесятые / И.А. Дедков. - М.: Искусство, 1989. - 315 с.

106. Джусойты, Н. Уходя от фольклора / Н. Джусойты // Вопросы литературы. 1977. -№ 1. - С. 106-124.

107. Дмитриев, В.А. Реализм и художественная условность / В.А. Дмитриев. М.: Советский писатель, 1974. - 279 с.

108. Добротворский, Н. Пермяки. Бытовой этнографический очерк / Н. Добротворский // Вестник Европы. 1883. - Т. 2, кн. 3. - С. 228-265.

109. Дорофеева, Л. Концепция личности в повести В. Распутина «Живи и помни» / Л. Дорофеева // Советская литература в прошлом и настоящем : сб. ст. М.: Изд-во МГУ, 1990. - С. 111-120.

110. Дырдин, А.А. Диалектика памяти. Человек и время в «Живи и помни» В. Распутина / А.А. Дырдин // Современный советский роман. Философские аспекты. Л.: Наука, 1979. - С. 178-194.

111. Дьяконова, В.П. Религиозные представления алтайцев и тувинцев о природе человека (вторая половина XIX начало XX века) /

112. B.П. Дьяконова // Природа и человек в религиозных представлениях народов Севера и Сибири. Л.: Наука, 1976. - 333 с.

113. Дюжев, Ю. Когда душа горит / Ю. Дюжев // Север. 1984. -№ 10.-С. 10-16.

114. Дюжев, Ю. Древо памяти / Ю. Дюжев // Север- 1988. № 3.1. C. 114-120.

115. Ерофеев, В. Поминки по советской литературе / В.Ерофеев // Литературная газета. 1990. - 4 июля. - С. 3.

116. Ершов, Л. Ф. Память и время / Л.Ф. Ершов. М.: Современник, 1984.-287 с.

117. Ершов, Л.Ф. Валентин Распутин и социально-философская проза 1970-80-х годов / Л.Ф. Ершов // Русская литература. 1987. - № 1. - С. 25-33.

118. Ершов, Л.Ф. Современная социально-философская проза (197080-е годы) / Л.Ф. Ершов. Л.: Знание, 1989. - 265 с.

119. Есин, А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения : учебное пособие / А.Б. Есин. М.: Флинта, Наука, 2002. -248 с.

120. Жирмунский, В.М. А.Н. Веселовский и сравнительное литературоведение / В.М. Жирмунский // Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. Л.: Наука, 1979. - С. 84-135.

121. Жукова, М.Ю. Стилистические особенности функционирования диалектизмов в повести В. Астафьева «Последний поклон» / М.Ю. Жукова // Вестник Ленинградского университета / Сер. 2: История, языкознание, литературоведение. 1989.-Вып. З.-С. 105-107.

122. Заветный клад. Избранная коми-пермяцкая народная проза и поэзия / Пер. на рус. яз. и сост. В.В. Климова. Кудымкар: Коми-Перм. кн. изд-во, 1997.-392 .

123. Зеленин, К.Д. Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов / К.Д. Зеленин. М., Л., 1937. - 77 с.

124. Золотусский, И. Исповедь Зоила : статьи, исследования, памфлеты. / И. Золотусский. М.: Советская Россия, 1989. - 507 с.

125. Иванов, В.В. Об одной параллели к гоголевскому Вию / В.В. Иванов // Ученые записки / Тартуский университет. Вып. 284: труды по знаковым системам - Тарту, 1971. - Сб. 5. - С. 133-142.

126. Истомин, Ф. Поход за романом / Ф. Истомин // Звезда. 1986. -29 января. - С. 3.

127. История русской советской литературы. 1940-80-е годы : учебное пособие / Под ред. А.И. Метченко и С.М. Петрова. М.: Просвещение, 1983.- 543 с.

128. Исупов, А.Л. Мифологизм, фольклоризм, художественный историзм писателя / А.Л. Исупов // Проблемы типологии литературного фольклоризма : межвуз. сб. науч. тр. Челябинск, 1990. - С. 4-15.

129. Ковский, В. Закон единства. Современная литература в масштабе культуры / В. Ковский // Новый мир. 1980 - № 8. - С. 211-225.

130. Ковтун, Н.В. Мифологический аспект романа В. Личутина «Скитальцы» / Н.В. Ковтун // Тезисы док. межвуз. науч.-метод, конф. -Красноярск, 1993. С. 61-63.

131. Ковтун, Н.В. Творчество В. Личутина в контексте дискуссий о «деревенской прозе» / Н.В. Ковтун // Тезисы док. межвуз. науч.-метод. конф.- Красноярск, 1993. С. 43-45.

132. Ковтун, Н.В. Традиции старообрядчества в художественном мире

133. B. Личутина / Н.В. Ковтун // Тезисы док. межвуз. науч.-метод. конф. -Красноярск, 1993. С. 47-49.

134. Ковтун, Н.В. Традиции агиографии в творчестве В. Личутина / Н.В. Ковтун // Тезисы док. межвуз. науч.-метод. конф. Красноярск, 1994.1. C. 19-22.

135. Ковтун, Н.В. Художественный мир В. Личутина (религиозно-нравственные аспекты) : автореф. дис. .канд. филол. наук / Н.В. Ковтун. -СПб., 1995.-27 с.

136. Ковтун, Н.В. Религиозно-этические проблемы в творчестве

137. B. Личутина / Н.В. Ковтун // Проблемы литературных жанров. Томск, 1999.1. C. 245-248.

138. Ковтун, Н.В. Социокультурный миф в современной прозе: творчество В. Личутина / Н.В. Ковтун. Красноярск: КГТУ, 2002. - 164 с.

139. Кожинов, В. Литература русская и «русскоязычная» / В. Кожинов // Москва. 1995. - № 3. - С. 132-134.

140. Козлов, А.С. Мифологическое направление в литературоведении США : учебное пособие / А.С. Козлов. М.: Высшая школа, 1984. - 175 с.

141. Колобаева, Л. Художественный мир В. Распутина / Л. Колобаева // Очерки истории русской литературы XX века. М., 1995. - Вып. 1. - 78 с.

142. Колобаева, Л.А. Распутин-рассказчик / Л.А. Колобаева // Русская словесность. 2002. -№ 2. С. 11-18.

143. Комина, Р.В. Современная советская литература. Художественные тенденции и стилевое многообразие : учебное пособие. -М.: Высшая школа, 1984. 232 с.

144. Кондаков, Б.В. Понятие «литературное направление» и русская литература XIX XX веков / Б.В. Кондаков // Вестник Пермского университета. - 1994. - Вып. 1: Литературоведение. - С. 7-19.

145. Конов, В. Проза В. Личутина / В. Конов // Литературное обозрение.- 1987.-№ 1.-С. 23-25.

146. Коньшина, Е. И. Образ лешего в понимании коми-пермяков / Е.И. Коныиина // Наш край : научно-популярные и краеведческие статьи. -Кудымкар, 1995.-Вып. 7. С. 124-129.

147. Королева, С.Ю. Путешествия физические и мифологические в мире русской деревни / С.Ю. Королева // Культурное пространство путешествий: мат-лы науч. форума. СПб.: Изд-во СпбГУ, 2003. -С. 193-195.

148. Королева, С.Ю. Творчество В.Я. Баталова и «деревенская проза» 1960-70-х годов / С.Ю. Королева // Коми-пермяки и финно-угорский мир : мат-лы межрег. науч. конф. Кудымкар, 2005. - С. 258-262.

149. Котенко, Н.Н. Валентин Распутин. Очерк творчества / Н.Н. Котенко. М.: Современник, 1988. - 187 с.

150. Красикова, Е.В. Во имя возрождения. О символах в повести

151. B.Распутина «Пожар» / Е.В.Красикова // Русская речь. 1987. - №4.1. C. 80-86.

152. Красикова, Е.В. Формула цветка. О романе Ф. Абрамова «Дом» / Е.В. Красикова // Русская речь. 1998. - № 5. - С. 26-34.

153. Кривощапова, Т. Роль прозаических фольклорных жанров в творчестве В. Белова / Т. Кривощапова // Вестник Московского университета. Сер. 10: Филология. - 1976. - № 4. - С. 33-44.

154. Кривощапова, Т.В. Роль фольклора в современной русской прозе о деревне : автореф. дис. .канд. филол. наук / Т.В. Кривощапова. М.: Издательство МГУ, 1977. - 20 с.

155. Кривощапова, Т.В. Фольклор в поэтике романа В.Шукшина «Я пришел дать вам волю» / Т.В. Кривощапова // Вопросы поэтики художественного произведения : сб. ст. Алма-Ата, 1980. - С. 46-56.

156. Крупина, Н. Встреча с Матерой / Н. Крупина, Н. Соснина // Сопричастность времени.-М., 1992.-С. 144-161.

157. Крутикова-Абрамова, JI. Федор Абрамов и христианство / Л. Крутикова-Абрамова//Нева. 1997. -№ Ю. - С. 174-183.

158. Кубилюс, В. Формирование национальной литературы -подражательность или художественная трансформация? / В. Кубилюс // Вопросы литературы. 1976. - № 8. - С. 45-49.

159. Кузнецов, Ф. Неокончательные итоги / Ф. Кузнецов // Литературное обозрение. 1982. - № 5. - С. 11-12.

160. Кузнецов, Ф.Ф. Самая кровная связь. Судьбы деревни в советской прозе / Ф.Ф. Кузнецов. М.: Просвещение, 1987. - 239 с.

161. Курбатов, В. Валентин Распутин. Личность и творчество / В. Курбатов. М.: Советский писатель, 1992. - 172 с.

162. Курбатов, В. Предчувствие / В. Курбатов // Наш современник. -1992. -№ 1.-С. 186-191.

163. Курбатов, В. Последний парад. О судьбе деревенской прозы / В. Курбатов // Москва. 1995. -№ 2. - С. 164-166.

164. Лапченко, А.Ф. Человек и земля в русской социально-философской прозе 1970-х годов (В.Распутин, В.Астафьев, Ф.Абрамов) /

165. A.Ф. Лапченко. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. - 137 с.

166. Лапченко, А.Ф. Человек и природа в советской художественной прозе 1970-80-х годов / А.Ф. Лапченко. Л.: Знание, 1989, - 16 с.

167. Латынина, А. Слово художника и прописи моралиста. Валентин Распутин возвращается в литературу? / А. Латынина // Литературная газета. -1995.-6 сентября. С. 4.

168. Лебедева, С.Н. Мировоззренческие истоки творчества

169. B.Распутина / С.Н.Лебедева // Русская словесность. 2001. - №4.1. C. 33-40.

170. Левина, М. Апофеоз беспочвенности. («Онтологическая» проза в свете идей русской философии) / М. Левина // Вопросы литературы. 1991. -№9-10.-С. 3-29.

171. Левинтон, Г.А. Фольклоризм и «мифологизм» в литературе Интернет-ресурс. / Г.А. Левинтон // www.ruthenia.ru/folklore.levinton2.htm.

172. Лейдерман, Н. Движение времени и законы жанра. Жанровые закономерности развития советской прозы в 1960-70-е годы / Н. Лейдерман. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1982. - 254 с.

173. Лейдерман, Н. Та горсть земли.: Литературно-критические статьи / Н. Лейдерман. Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1988. - 238 с.

174. Лейдерман, Н.Л, Современная русская литература : учебное пособие. В 3-х кн. Кн. 1: Литература «оттепели» (1953-1968) / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий - М.: УРСС, 2001. - 288 с.

175. Лейдерман, Н.Л, Современная русская литература : учебное пособие. В 3-х кн. Кн. 2: Семидесятые годы (1968-1986) / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий - М.: УРСС, 2001. - 288 с.

176. Липовецкий, М.Н. Глубина жанровой памяти: повесть-сказка В. Шукшина «До третьих петухов» / М.Н. Липовецкий // Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1992.-С. 128-137.

177. Лисовская, Г.К. Коми-зырянский и коми-пермяцкий рассказ 1960-80-х годов / Г.К. Лисовская // Коми-пермяки и финно-угорский мир : мат-лы междунар. науч. конф. Кудымкар, 1997. - С. 405-408.

178. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред.

179. A.Н. Николюкина. М.: Интелвак, 2001. - 792 с.

180. Литературный энциклопедический словарь / Под ред.

181. B.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. -752 с.

182. Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения / Д.С. Лихачев // Вопросы литературы. 1968. - № 8. - С. 30-46.

183. Лосев, А.Ф. Диалектика мифа. Дополнение к «Диалектике мифа» / А.Ф. Лосев. М.: Мысль, 2001.-559 с.

184. Лотман, Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя / Ю.М. Лотман // Ученые записки / Тартуский университет. -Вып. 209: Труды по русской и славянской филологии. 1968. - №11.1. C. 5-50.

185. Лотман, Ю.М. Лекции по структуральной поэтике / Ю.М. Лотман // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994.-С. 17-263.

186. Лотман, Ю.М. Литература и мифология / Ю.М. Лотман, З.Г. Минц // Ученые записки / Тартуский университет. -Вып. 546: Труды по знаковым системам. 1981. - № 13. - С. 35-55.

187. Лотман, Ю.М. Миф имя - культура / Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский // Ученые записки / Тартуский университет. - Вып. 308: Труды по знаковым системам. - 1973. - № 6. - С. 282-303.

188. ПО.Маймин, Е.А. Позиция автора в повести В.Г.Распутина «Последний срок» / Е.А. Маймин, Э.В. Силина // Маймин Е.А., Силина Э.В. Теория и практика литературного анализа : учебное пособие. М.: Просвещение, 1984. С. 88-99.

189. Максимов, Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока. Предварительные замечания / Д.Е. Максимов // Максимов Д.Е. Русские поэты начала века. Д.: Советский писатель, 1986. - С. 199-239.

190. Максимов, С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила / С.В. Максимов. М.: Терра, 1996. - 272 с.

191. Мальцева, Н. А. О романе / Н.А.Мальцева // Баталов В.Я. Весенние всходы : роман, предисл. Кудымкар: Коми-Перм. кн. изд., 2001. -С. 266-273.

192. Манн, Ю. Поэтика Н.В. Гоголя / Ю. Манн. М.: Художественная литература, 1978. - 398 с.

193. Маркин, А. Дорога к празднику : рецензия на книгу И.Минина «Кукушкин рай» / А. Маркин // Урал. 1986. - № 1. - С. 183-185.

194. Маркин, П. Художественный опыт Достоевского в творчестве В. Распутина / П. Маркин // Алтай. 1994. - № 6. - С. 137-146.

195. Материалы по русской демонологии. Русские былички, бывальщины и сказки о мифологических персонажах // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа / Сост. Н.В. Ушаков. М.: Терра, 1997.-С. 87-314.

196. Медриш, Д.Н. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики / Д.Н. Медриш. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1980. - 296 с.

197. Медриш, Д.Н. Взаимодействие двух словесно-поэтических систем как междисциплинарная теоретическая проблема / Д.Н. Медриш // Русская литература и фольклорная традиция : сб. науч. тр. Волгоград: ВГПУ, 1983.-С. 3-16.

198. Мелетинский, Е.М. О литературных архетипах / Е.М. Мелетинский. М.: Изд-во РГГУ, 1994. - 136 с.

199. Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. М.: Восточная литература, 2000. - 407 с.

200. Мелетинский, Е.М. От мифа к литературе / Е.М. Мелетинский. -М.: Изд-во РГГУ, 2001.- 170 с.

201. Мешавкин, В. Большие события в Малом Дзимбыре /

202. B. Мешавкин // По ленинскому пути. 1975. - 17 сентября. - С. 3.

203. Мешалкин, А.Н. Своеобразие художественно-философского воплощения темы детства в повести В. Астафьева «Последний поклон» / А.Н. Мешалкин // Вестник Костромского университета. 2001. - №4.1. C. 60-62.

204. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П. Зиновьев. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1987. -400 с.

205. Мифология: Большой энциклопедический словарь /Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - 736 с.

206. Мифопоэтика : программа лекций и методические указания / Сост. Т.С. Канева. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкарского ун-та, 2003. - 23 с.

207. Мифы народов мира : энциклопедия. В 2-х т. Т. 1. / Гл. ред. С.А. Токарев. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - 671 с.

208. Михайлов, А. Какой же он, наш народ? / А. Михайлов // Москва. -1991.-№7.- 123-146.

209. На путях из земли Пермской в Сибирь. Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII XX веков. - М.: Наука, 1989. - 352 с.

210. Недзвецкий, В.А. Предшественники и истоки деревенской прозы / В.А. Недзвецкий // Литература в школе. 1999. - № 6. - С. 5-20.

211. Недзвецкий, В.А. Русская «деревенская» проза. В помощь преподавателям и абитуриентам / В.А. Недзвецкий, В.В. Филиппов. М.: Изд-во МГУ, 1999.- 144 с.

212. Неклюдов, С.Ю. Структура и функция мифа. Что такое «миф» и «мифология»? Интернет-ресурс. / С.Ю. Неклюдов // www.ruthenia.ru/folklore.nekludov4.htm.

213. Нефагина, Г.Л. Русская проза конца XX века : учебное.пособие / Г.Л. Нефагина. М.: Флинта, Наука, 2002. - 320 с.

214. Никонова, Т.А. Прощания. Размышления над страницами деревенской прозы / Т.А. Никонова. Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. изд-во, 1990.- 142 с.

215. Нямцу, А.Е. Миф и легенда в литературе мира. В 2-х ч. Ч. 1 / А.Е. Нямцу. Черновцы, 1992. - 160 с.

216. Ожегова, М.Н. Коми-пермяцкие предания о Кудым-Оше и Перебогатыре и эволюция их идейного содержания / М.Н. Ожегова // Специфика фольклорных жанров : сб. ст. М.: Наука, 1973. - С. 227-245.

217. Октябрьская, О.С. Документ, авторский вымысел и легенда в романе В. Шукшина «Я пришел дать вам волю» / О.С. Октябрьская // Филологические науки. 1995. -№ 5. - С. 13-21.

218. Осетров, Е. Апология фольклора / Е. Осетров // Вопросы литературы. 1978. - №5. - С. 61-67.

219. Пальгова, З.Н. Категория времени в композиции современного советского рассказа (на примере рассказов Ф. Абрамова) / З.Н. Пальгова // Композиция и стиль художественного произведения : сб. ст. Алма-Ата, 1978.-С. 87-91.

220. Пальгова, З.Н. Эмоционально-психологическая роль категории времени в повестях В. Распутина / З.Н. Пальгова // Вопросы поэтики художественного произведения : сб. ст. Алма-Ата, 1980. - С. 57-69.

221. Панкеев, И.А. Валентин Распутин. По страницам произведений / И.А. Панкеев. М.: Просвещение, 1990. - 141 с.

222. Панченко, A.M. Юродивые на Руси / A.M. Панченко // Панченко A.M. О русской истории и культуре. СПб.: Азбука, 2000. -С. 337-352.

223. Панченко, А.А. Исследования в области народного православия. Древние святыни северо-запада России // А.А. Панченко. СПб.: Алетейя, 1998.-319 с.

224. Партэ, К. Два сыщика в поисках «деревенской прозы» / К. Партэ // Русская литература XX века. Исследования американских ученых : сб. ст. -СПб.: Петро-РИФ, 1993. С. 555-575.

225. Пахорукова, В. Новая повесть И. Минина / В. Пахорукова // По ленинскому пути. -1971.-10 апреля. С. 4.

226. Пахорукова, В.В. Пути и проблемы развития коми-пермяцкой прозы / В.В. Пахорукова JL: Наука, 1977. - 174 с.

227. Пахорукова, В.В. Коми-пермяцкая проза в контексте пермских литератур / В.В. Пахорукова // Наш край : науч.-попул. и краевед, ст. -Кудымкар: Коми-Перм. кн. изд-во, 2000. Вып. 8. - С. 157-186.

228. Петрик, А. Глубины крестьянской культуры / А. Петрик // Новый мир. 1984. - № 8. - С. 249-249.

229. Петров, А.Р. Фольклорные традиции в творчестве советских писателей / А.Р. Петров. JL: Просвещение, 1987. - 45 с.

230. Петухов, С.В. Проза Б. Шергина и русские лубочные картинки: принципы художественной изобразительности и специфика сюжетов /. С.В. Петухов // Традиционная культура. 2002. - № 3. - С. 23-29.

231. Петушкова, Е.В. Экологические проблемы в отечественной публицистике втор. пол. XX века (С. Залыгин, В. Астафьев, В. Распутин) : автореф. дис. .канд. филол. наук. / Е.В. Петушкова. Тверь, 2004. - 23 с.

232. Писатели Пермской области : библиографический справочник. -Пермь: Пермское кн. изд-во, 1996. 186 с.

233. Плеханова, И.И. Особенности сюжетосложения в творчестве В. Шукшина, Ю. Трифонова, В. Распутина (К проблеме художественной условности) / И.И. Плеханова // Русская литература. 1980. - № 4. - С. 18-27.

234. Плеханова, И.И. Рассказы В.Распутина 1980-х годов / И.И. Плеханова // Советская литература. Нравственно-философские искания современной советской литературы. JL, 1986. - С. 132-143.

235. Плюханова, М.Б. О некоторых чертах народной эсхатологии в России XVII XVIII веков (статья вторая) / М.Б. Плюханова // Ученые записки / Тартуский университет. - Вып. 645: Труды по русской и славянской филологии. - 1985. - С. 54-66.

236. Полякова, Г.Ф. Предание о Рогатой матери-оленихе в «Белом пароходе» Ч. Айтматова. Историко-литературный анализ / Г.Ф. Полякова. -М.: Индрик, 1999. 224 с.

237. Полякова, Э.Н. Приемы субъективации авторского повествования в рассказе В. Распутина «Изба» / Э.Н. Полякова // Вестник Литературного института им. М. Горького. 2000. - №1. - С. 75-82.

238. Померанцева, Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре / Э.В. Померанцева. М.: Наука, 1975. - 191 с.

239. Померанцева, Э.В. Рассказы о колдунах и колдовстве / Э.В. Померанцева // Ученые записки / Тартуский университет. Вып. 365: Труды по знаковым системам. - 1975. - Сб. 7. -С. 88-95.

240. Поспелов, Г.Н. Теория литературы : учебное пособие / Г.Н. Поспелов. -М.: Высшая школа, 1978. 351 с.

241. Проза В. Распутина. Круглый стол // Вопросы литературы. -1977.-№2.-С. 3-81.

242. Прозорова, Н. Равнозвучие: злободневное и вечное в прозе В. Распутина/Прозорова//Наш современник. 1978.-№ 10.-С. 180-186.

243. Пуцко, В.Г. Лествица райская Иоанна Лествичника в ранней старообрядческой иконописи / В.Г. Пуцко // Старообрядчество: ■ история, культура, современность : сб. ст. М., 2002. - С. 293-298.

244. Райкова, И.Н. Сказка о Шише и англичанине (К вопросу о фольклоризме Б. Шергина) / И.Н. Райкова // Традиционная культура. 2002. -№ 3. - С. 30-33.

245. Романова, Г.И. Сказка и быль в «Царь-рыбе» В. Астафьева / Г.И. Романова // Русская словесность. 2002. - № 5. - С. 25-32.

246. Русская литература XIX века и христианство : сб. ст. М.: Изд-во МГУ, 1997.-384 с.

247. Русская литература и фольклор (первая половина XIX века). Л.: Наука, 1976.-455 с.

248. Русская литература и фольклор (вторая половина XIX века). Л.: Наука, 1982.-444 с.

249. Русская литература и фольклор (конец XIX века). Л.: Наука, 1987.-376 с.

250. Русская провинция: миф текст - реальность : сб. ст. - М., СПб.: Тема, 2000.-491 с.

251. Русские писатели. XX век : биобиблиографический словарь / Под ред. Н.Н. Скатова. В 2-х ч. Ч. 1. - М.: Просвещение, 1998. - 784 с.

252. Русские писатели. XX век : биобиблиографический словарь / Под ред. Н.Н. Скатова. В 2-х ч. Ч. 2. - М.: Просвещение, 1998. - 656 с.

253. Русские писатели XX века : биографический словарь / Под ред. П.А. Николаева. М., 2000. - 806 с.

254. Селиванов, Ф.М. Русские народные духовные стихи : учебное пособие / Ф.М. Селиванов. Йошкар-Ола: Марийский ун-т, 1995. - 160 с.

255. Семенова, С. Валентин Распутин / С. Семенова. М.: Советская Россия, 1987. - 174 с.

256. Сидоров, А.С. Знахарство, колдовство и магия у народа коми /

257. A.С. Сидоров. СПб.: Алетейя, 1997. - 282 с.

258. Синенко, B.C. Проблема национального характера в советской литературе 1960-80-х годов / B.C. Синенко. Уфа: БГУ, 1984. - 85 с.

259. Скаковская, JI.H. Фольклорная традиция русской прозы последней трети XX века / JI.H. Скаковская. Тверь, 2003. - 124 с.

260. Славникова, О. Деревенская проза ледникового периода / О. Славникова // Новый мир. 1999. - № 2. - С. 198-207.

261. Славянская мифология : энциклопедический словарь / Отв. ред. С.М. Толстая. М.: Индрик, 2002. - 512 с.

262. Славянские древности : этнолингвистический словарь. В 5-и т. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т.2: Д-К. - М.: Международные отношения, 1999.-704 с.

263. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы : экспериментальное издание. Вып. 1. - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003. -243 с.

264. Смирнова, А.И. «Последний поклон» В.Астафьева и русская автобиографическая проза: к проблеме жанра / А.И. Смирнова // Жанр и стиль литературного произведения : сб. ст. Йошкар-Ола, 1994. -С. 175-184.

265. Смирнова, А.И. Природа и национальный образ мира в современной натурфилософской прозе / А.И. Смирнова // Природа: материальное и духовное : тезисы и доклады Всерос. науч. конф. СПб.: ЛГОУ им. А.С. Пушкина, 2002. - С. 18-21.

266. Смирнова, С.А. Святость как феномен русской культуры (семантическое и лингвокультурологическое описание) : автореф. дис. . .канд. филол. наук / С.А. Смирнова. Архангельск, 2005. - 22 с.

267. Сорокина, В.В. Творчество В.Распутина и Ю.Трифонова в критике ФРГ последнего десятилетия / В.В. Сорокина // Русская литература в зарубежных исследованиях 1980-х годов : сб. ст. М.: Изд-во МГУ, 1994. -С. 138-155.

268. Старикова, Е. Социологический аспект современной деревенской прозы / Е. Старикова // Вопросы литературы. 1972. - № 7. - С. 11-36.

269. Стрелкова, И. Предел / И. Стрелкова // Наш современник. 1990.- № 6. С. 178-186.

270. Стрелкова, И. Пророки в своем отечестве. Заметки о прозе

271. B.Распутина, В.Астафьева, В.Белова / И.Стрелкова // Москва. 1996. -№5.-С. 141-149.

272. Субачев, В. Из белой горницы в Беловодье / В. Субачев // Север.- 1993. -№ 7. С. 139-141.

273. Сурганов, В. Между Стиксом и Ангарой. Перечитывая «Прощание с Матерой» В. Распутина / В. Сурганов // Писатель и жизнь : сб. ст. -М.: Советский писатель, 1981. С. 3-10.

274. Сурганов, В. Человек на земле. Тема деревни в русской советской прозе 1950-70-х годов. Истоки. Проблемы. Характеры / В. Сурганов. М.: Советский писатель, 1981. - 624 с.

275. Суровцев, Ю. О национальной самобытности и «фантастически вычурной» любви к ней / Ю. Суровцев // Литературное обозрение. 1973. -№2.-С. 60-70.

276. Сухих, И. Однажды была земля / И. Сухих // Звезда. 2002. -№2.-С. 235-266.

277. Творческие методы и литературные направления : сб. ст. М.: Изд-во МГУ, 1987.-203 с.

278. Тевс, О.В. Семиотический аспект моделирования природы и социума в художественном мире В.М.Шукшина : автореф. дис. .канд. филол. наук / О.В. Тевс. Барнаул, 1999. - 22 с.

279. Тендитник, Н.С. Ответственность таланта. О творчестве Валентина Распутина / Н.С. Тендитник. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1978.- 111 с.

280. Тендитник, Н.С. Валентин Распутин: Очерк жизни и творчества / Н.С. Тендитник. Иркутск: Изд-во Иркутск, ун-та, 1987. - 225 с.

281. Теребихин, Н.М. Сакральная география Русского Севера. Религиозно-мифологическое пространство севернорусской культуры / Н.М. Теребихин. Архангельск, 1993. - 223 с.

282. Теркопян, Л. Провальное время / Л. Теркопян // Литературное обозрение.- 1996.-№2.-С. 101-103.

283. Тетюева, В. Слово о писателе (К 50-летию В.Я.Баталова) /

284. B. Тетюева // По ленинскому пути. 1976. - 16 июля. - С. 3.

285. Толстая, С.М. Иномирное пространство сна / С.М. Толстая // Сны и видения в народной культуре : сб. ст. М.: Изд-во РГГУ, 2002.1. C. 198-219.

286. Толстой, Н.И. О жанре «обмирания» / Н.И.Толстой, С.М. Толстая // Вторичные моделирующие системы : сб. ст. Тарту, 1979. -С. 63-65.

287. Толстой, Н.И. Русское юродство как форма святости / Н.И. Толстой // Толстой Н.И. Очерки славянского язычества. М.: Индрик, 2003.-С. 489-493.

288. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика : учебное пособие / Б.В. Томашевский. М.: Аспект-Пресс, 2002. - 334 с.

289. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического / В.Н. Топоров. М.: Прогресс, Культура, 1995. -624 с.

290. Трубецкой, Е.Н. Три очерка о русской иконе / Е.Н. Трубецкой. -М.: ИнфоАрт, 1991. 112 с.

291. Турбин, В. Путешествие в Тофаларию В.Турбин // Дружба народов. 1967. -№ 12. - С. 274-275.

292. Ульяшов, П. И миф, и сказка, и притча / П. Ульяшов // Литературная газета. 1978. - 8 марта. - С. 4.

293. Успенский, Б.А. К проблеме христианско-языческого синкретизма в истории русской культуры / Б.А. Успенский //Вторичные моделирующие системы : сб. ст. Тарту, 1979. - С. 54-63.

294. Федотов, Г.П. Святые Древней Руси / Г.П. Федотов. М.: Терра, 1997.-224 с.

295. Филиппов, А. Крестьянский парень из Налимашора /

296. A. Филиппов // Звезда. 1972. - 26 сентября. - С. 3.

297. Финно-угорская фольклористика на пороге нового тысячелетия : мат-лы междунар. науч. конф. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. - 202 с.

298. Фрадкина, С.Я. Традиции классики и их роль в развитии советской литературы 1940-80-х годов : учебное пособие / С.Я. Фрадкина. -Пермь: Изд-во ПермГУ, 1984. 81 с.

299. Фрейденберг, О.М. Поэтика сюжета и жанра / О.М. Фрейденберг.- М.: Лабиринт, 1997. 448 с.

300. Фролова, Е. А. Фольклорные мотивы в повести Ф.Абрамова «Деревянные кони» / Е.А. Фролова // Русский язык в школе. 2003. - № 3. -С. 73-77.

301. Хализев, В.Е. «Герои времени» и праведничество в освещении русских писателей XIX века / В.Е. Хализев // Русская литература XIX века и христианство : сб. ст. М.: Изд-во МГУ, 1997. - С. 111-119.

302. Хализев, В.Е. Теория литературы : учебное пособие /

303. B.Е. Хализев. М.: Высшая школа, 1999. - 399 с.

304. Ханов, А. Современная автобиографическая повесть: ее традиции и новаторство («Последний поклон» В. Астафьева) / А. Ханов // Традиции и новаторство в художественной литературе : сб. ст. Горький: Изд-во ГГПИ, 1979.-С. 37-44.

305. Хмара, В. Люди живут на земле. Современная проза о деревне / В. Хмара // Новый мир. 1984. -№ 10. - С. 214-227.

306. Хузангай, А. Этнофутуристические тенденции в современной культуре урало-поволжских народов / А. Хузангай // Инвожо. 2004. - № 10.- С. 70-76.

307. Цветов, Г.А. Русская деревенская проза. Эволюция, жанры, герои : учебное пособие / Г.А. Цветов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1992. - 92 с.

308. Чагин, Г.Н. Этнокультурная история Среднего Урала в конце XVII первой половине XIX века / Г.Н. Чагин. - Пермь: Изд-во ПГУ, 1995. -364 с.

309. Чалмаев, В.А. Творческий путь и художественное новаторство

310. A. Платонова / В.А. Чалмаев // Русская литература XX века. Очерки. Портреты. Эссе : учебное пособие. В 2-х ч. Ч. 2. - М.: Просвещение, 1994. -С. 20-55.

311. Червинский, П.П. Семантический язык фольклорной традиции / П.П. Червинский. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ун-та, 1989. - 222 с.

312. Чередникова, М.П. Поэтика фольклорных ассоциаций в «Оде русскому огороду» В. Астафьева / М.П. Чередникова // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. - 1988. - № 1. - С. 3-8.

313. Чернышева, Е.Г. Мифопоэтические мотивы в русской фантастической прозе 20-40-х годов XIX века : автореф. дис. доктора филол. наук / Е.Г. Чернышева. М., 2001. - 33 с.

314. Четина, Е.М. Евангельские образы, сюжеты, мотивы в художественной культуре. Проблемы интерпретации / Е.М. Четина. М.: Наука, 1998.- 112 с.

315. Четина, Е.М. Традиционная культура в районах «культурного пограничья» / Е.М. Четина // Русский вопрос : мат-лы V Всерос. конф. -Омск: Издат. дом «Наука», 2005. С. 190-191.

316. Четина, Е.М. Образ леса в традиционной культуре и художественной прозе: мифопоэтический аспект / Е.М. Четина, С.Ю. Королева // Природа: материальное и духовное : тезисы и доклады Всерос. науч. конф. СПб.: ЛГОУ им. А.С. Пушкина, 2002. - С. 218-222.

317. Чистов, К.В. Народные традиции и фольклор : очерки теории / К.В. Чистов. JI.Наука, 1986. - 303 с.

318. Шапошников, В. Валентин Распутин / В.Шапошников. -Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1978. 67 с.

319. Шепелева, JI.C. Нравственные искания в современной прозе о деревне / Л.С. Шепелева. Челябинск: ЧГПИ, 1984. - 80 с.

320. Шибанов, В. Этнофутуризм как могильщик постмодернизма /

321. B. Шибанов // Инвожо. 2004. - № 10. - С. 21-23.

322. Шкута, Г.А. Фольклорные и древнерусские сюжеты и мотивы в творчестве Н.С.Лескова: мифопоэтический аспект : автореф. дис. .канд. филол. наук / Г.А. Шкута Барнаул, 2005. - 26 с.

323. Щеглова, Е. Так о чем же нам рассказывала «деревенская проза»? Размышления о национальной и нравственной природе художественного явления/Е. Щеглова // Нева. 1991.- № 10. - С. 171-184.

324. ЗОО.Элиаде, М. Аспекты мифа / М. Элиаде. М.: Академический проект, 2000. - 222 с.

325. Эпштейн, М. Между мифом и реальностью (об уроках латиноамериканской литературы). / М. Эпштейн // Эпштейн М. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. М.: Советский писатель, 1988. - С. 251-274.

326. Эпштейн, М. После будущего. О новом сознании в литературе / М. Эпштейн // Знамя. 1991. - № 1. - С. 217-230.

327. ЗОЗ.Эпштейн, М. Мир и человек. К вопросу о художественных возможностях современной литературы / М. Эпштейн, Е. Юкина // Новый мир. -1981. № 4. - С. 236-248.

328. Юдин, А.В. Русская народная духовная культура : учебное пособие / А.В. Юдин. М.: Высшая школа, 1999. - 331 с.

329. Яновский, Н. Писатели Сибири / Н. Яновский. М.: Советский писатель, 1988.-492 с.

330. Ярхо, Б.И. Средневековые латинские видения / Б.И. Ярхо // Восток Запад : исследования, переводы, публикации. - М.: Наука, 1989. -Вып. 4.-С. 21-55.

331. Corten, I. Solzenicin's Matrena and Rasputin's Daija: Two Studies of Russian Peasant Spirituality / I. Corten // Russian Language Journal. 1979. -№ 114. - P. 58-97.