автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Идеологические повести А. П. Чехова
Текст диссертации на тему "Идеологические повести А. П. Чехова"
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИДЕОЛОГ ИЧЕСКИЕ ПОВЕСТИ А. П. ЧЕХОВА ( ОТ «ОГНЕЙ» К «ПАЛАТЕ № 6» )
Специальность 10.01.01 —русская литература
ДИССЕРТАЦИЯ НА СОИСКАНИЕ УЧЕНОЙ СТЕПЕНИ КАНДИДАТА ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК
на правах рукописи
КАН МЕН СУ
Санкт-Петербург
1998
Оглавление
стр.
Введение. 3 Глава 1. Герой и идея в русской литературе XIX века и художественный мир А. П. Чехова.
I. Типология образа идеи и героя у А.П. Чехова и в дочеховской литературной традиции. 14
II. Герой и идея в дочеховской литературной традиции. 22
1)Образ идеи и героя-носителя идеи у А. С. Пушкина. 22
2)Идея и образ героя-носителя идеи у М. Ю. Лермонтова. 33
3)Идея и образ героя-носителя идеи у И. С. Тургенева. 43
4)Идея и образ героя-носителя идеи у Н. Г. Чернышевского. 50
5)Идея и образ героя-носителя идеи у JI. Н. Толстого. 57
6)Идея и образ героя-носителя идеи у Ф. М. Достоевского. 67 Глава 2. «Огни».
I. Жанр идеологической повести. 77
II. Форма повествования и рамочная конструкция. 84
III. Герой и сюжет. 91
IV. Хронотоп. Гносеологические функции пейзажных деталей. 99
V. Повествователь и авторская позиция 113
VI. «Огни» — начало цикла «идеологических повестей». 122 Глава 3. «Палата № 6».
I. Идеологическое пространство повести и его структурно-семантические компоненты. 127
II. Проблемы повествования. 153
III. Хронотоп и система персонажей. 169 Заключение 185 Список литературы 189
Введение
На протяжении долгого времени в русском литературоведении практически отсутствовали исследования, целиком посвященные идейной компоненте чеховской прозы. Поэтому в данной диссертации мы попытались рассмотреть и подробно проанализировать повествовательную структуру прозы Чехова с точки зрения ее наполненности внутренним идеологически содержанием, часто не замечаемым при поверхностном анализе, но отчетливо проступающим при внимательном разборе основных семантических и символических фигур и сюжетных конструкций этой прозы. Изучение идеологической семантики чеховских рассказов и повестей, представленное в нашей работе, логично связано с тремя взаимосогласованными аспектами, позволяющими максимально всесторонне осветить проблематику, внутренние импульсы и нюансы чеховской идеологии.
Во-первых, чеховская идейно-философская позиция раскрывается нами в соотнесенности с русской идеологической традицией, равноправно проявленной как в классических романных образцах, принадлежащих перу Тургенева, Чернышевского, Толстого и Достоевского, так и в философско-публицистических, историософских или литературно-критических трактатах русских мыслителей — Чаадаева, славянофилов, Соловьева, Бердяева и других. Таким образом, в нашем исследовании мы широко прибегаем и к литературному материалу, и к разноплановым философско-критическим источникам.
Производя детальное сопоставление идейно-нравственных поисков Чехова и его героев с важнейшими мировоззренческими
теориями и концепциями, сложившимися внутри этой традиции, мы также стараемся прочертить доминантные линии ее развития (для этого разбора целиком отведена первая глава). Такой метод помогает нам показать внутренние генетические связи чеховской идеологии с западноевропейскими социально-философскими парадигмами: картезианскими рационалистическими представлениями, просветительскими культурными мифами и шопенгауэровски-ницшевским стоицизмом и индивидуализмом.
Второй аспект изучения чеховской идеологии направлен на то, чтобы показать не только ее укорененность в достаточно динамичной самой по себе системе религиозно-этических воззрений, догматов и поисков, определенной в часто нами цитируемом одноименном труде Николая Бердяева как «русская идея». Помимо «традиционности» чеховской идеологии, не менее важна ее новаторская, индивидуально-личностная ипостась, радикально пересматривающая многие краеугольные положения русской идеологической традиции. Если русская мысль по своей природе тяготела к идеалам соборности, коллективизма и всеединства, то чеховская позиция сводится к иному, а часто и противоположному, диагнозу: в русском обществе господствует не соединяющая все полюса полифония, как это представлял Ф. М. Достоевский (в трактовке М. М. Бахтина), а ситуация взаимной неуслышанности, взаимного непонимания1. К этой ситуации мы предложили применить термин «идеология некоммуникативности»2.
1 Центральную для Чехова тему непонимания и отсутствия идейно-психологического контакта между персонажами некоторые исследователи предлагают считать семантическим ядром его художественной философии. См. об этом подробнее: Катаев В. Б. Проза Чехова. М., 1979. С. 52-53.
При введении этого термина мы ориентировались на предложенную Р. Якобсоном коммуникационную модель речевого общения, предполагающую
Заключенную в чеховских текстах идейно-философскую проблематику мы предложили считать концептуальным итогом русской идеологической традиции, поскольку Чехов в своей прозе делает ее одновременно предметом художественного анализа, как бы отстраняясь от нее и даже отчасти пародируя. В этом ракурсе идеологическая многомерность и вариативность чеховской прозы являются пограничным моментом между реалистическим бытописательством и модернистским каноном изображения работы сознания.
Третий аспект заключается в том, что в нашей работе чеховская идеология (ментальная структура) рассматривается с практико-филологической позиции — как составная часть его целостной художественной системы. Выделение этого аспекта позволяет нам наметить одну из основных задач исследования — рассмотреть, как стилистические, композиционные и тематические приемы чеховского письма работают на выстраивание и упорядочивание как индивидуальных признаков чеховской идеологии, так и общих для всей системы «русской идеи». За идеологическое ядро чеховской художественной системы мы полагаем цикл «идеологических повестей» конца 80-х-начала 90-х годов, связанных общим типом построения идейного конфликта как основного сюжетообразующего события. Исследуя отдельные произведения этого цикла, мы находим в нем центральный идеологический контрапункт (или ряд таковых) и идейный стержень,
адекватность передачи информации от адресанта к адресату и перестающую работать в случае возникновения «помех». То, как современная семиотика трактует причины и следствия возникновения эффекта некоммуникативности. См. об этом: Лотман Ю. М. Система с одним языком // Культура и взрыв. М., 1992. С. 12-16.
на который нанизываются нравственно-философские сюжетные коллизии, и получаем возможность интерпретировать его как связный текст3. Этот подход, примененный в работе, является довольно необычным для чеховедения, поскольку до сих пор идеологические повести Чехова изучались, как правило, по отдельности, вне структурно-семантической взаимосвязи.
Таким образом, формальной задачей нашего исследования оказывается рассмотрение художественной философии Чехова во взаимосвязи и взаимопроникновении трех вышеуказанных аспектов. Такой трехуровневый подход позволяет нам проанализировать структурно-семантическое единство чеховских идеологических конструкций, их стилистическое, жанровое и содержательное своеобразие и новаторство. При разрешении этой задачи мы опирались на те чеховедческие работы, в которых, помимо историко-биографического изложения основных этапов чеховского творчества, дается аналитический очерк эстетических и социально-публицистических представлений Чехова в их интертекстуальной и тематической связи с русской культурной и социально-исторической традицией. Круг подобных работ (по сравнению с критико-биографическими разборами чеховской повествовательной манеры) сравнительно узок; поэтому мы пытались в своей работе учесть все более или менее значимые отражения различных сторон чеховской идеологии в критических исследованиях.
3 Практика трактовки завершенного цикла рассказов как текстуального единства довольно распространен в современном литературоведении. Как пример См.: Козьмина В. Ф. К вопросу о классификации циклов М. Е. Салтыкова - Щедрина. Учен. зап. М111Й им. В. И. Ленина, т.248. М., 1966. С. 249.; Соболевская Н. Н. Поэтика А. П. Чехова. Новосибирск, 1983. С. 10, 14.; Червинскене Е. Единство художественного мира А. П. Чехова. Вильнюс, 1976. С. 7- 34.
Наш индивидуальный анализ чеховской идеологии как имманентной текстовой структуры мы построили путем сопоставления нескольких важнейших на наш взгляд подходов и гипотез предшествующих исследователей, касающихся в своих работах полемических вопросов о природе и формах художественной концентрации авторской идеологии Чехова.
Появившаяся в 1971 г. книга А. П. Чудакова «Поэтика Чехова», на наш взгляд, явилась одним их первых трудов, где подробно дискутировались вопросы чеховской идеологии как самоценного и автономного объекта изучения. Исследователь подчеркнул, что идея в прозе Чехова перестает быть инструментом речевой и психологической характеристики героя или авторской позиции, а делается онтологическим элементом самого повествовательного целого. По мнению Чудакова, онтологичность чеховской идеи сказывается в ее присутствии и актуальности в каждом моменте изображаемого автором человеческого существования.
Идея в чеховском текстуальном пространстве предстает как феномен бытия, обновленный и индивидуальный в каждой жизненной ситуации4. Поэтому чеховская идея, с точки зрения исследователя, обладает такими свойствами как конкретность и адогматичность5: она зависит не от предзаданных вневременных условий, а формируется в результате случайных, неурегулированных сочетаний событийного и предметного ряда в
4 См.: Чудаков А. П. Поэтика Чехова. М., 1971. С. 263.
5 Говоря об адогматичности и конкретности идеи, Чудаков отождествляет ее с героем-идеологом: «Такую конкретность представляет носитель идеи. Поэтому не идея, а он сам - центральная категория чеховской системы ценностей» (Чудаков А. П. Поэтика Чехова. М., 1971. С. 263). Таким образом, идея в трактовке Чудакова носит персонифицированный характер.
тексте. В результате чеховская идея в интерпретации Чудакова перестает быть априорной ментальной структурой. Она предстает как материально выраженный синтез духовного и физического6, конфигурация которого «определяется бесчисленным множеством случайностей бытия (ситуацией, настроением, общим временным состоянием психики и т.п.)»7. В результате Чудаков приходит даже к тому, что в чеховской адогматическом мышлении операции производятся не над идеями, а над их знаками и символическими отражениями в культурном сознании интеллигента той эпохи: «Он (Чехов) предлагает отсутствие догматического суждения об этих идеях, дает лишь их знаки, канву, по которой каждый делает узоры сам»8.
Подобное прочерчивание интерпетационных узоров по канве чеховских идеологических построений мы встречаем в опубликованной восемью годами позже работе В. Б. Катаева «Проза Чехова». В отличие от Чудакова, Катаев полагает, что чеховская идея основывается не на онтологическом, а на гносеологическом принципе9. Для Катаева чеховская идея перестает быть иманнентным сюжетному пространству феноменом бытия: теперь она инструмент или аппарат познания, не утвержденный в реальности, а позволяющий извне понять ее практические стороны. С точки зрения Катаева, идеологический поиск чеховского персонажа заключается в том, чтобы пройдя через искус идеи,
6 Там же. С. 267.
7 Там же. С. 263.
8 Там же. С. 273.
9 Гносеологический принцип в трактовке Катаева идет рука об руку с индивидуализирующим, столь же важным и для Чудакова. Оба принципа находятся между собой в тесной связи и предстают как система координат, в которой строится чеховский мир
отрешиться от нее в пользу беспристрастного наблюдения и фиксирования реальных жизненных процессов. В более поздней книге Катаев формулирует эту особенность чеховской идеологии максимально четко: «Литературная позиция Чехова — это позиция непредубежденного наблюдателя и исследователя жизни, не связанного заведомо сковывающей его теорией, учением, верой. Руководствоваться тем, что видишь, а не тем, что завещано традицией или подсказывается авторитетами»10. Если в предложенной Чудаковым модели чеховской идеологии, конкретная идея раскрывалось путем изображения сцепления жизненных обстоятельств, то в модели, развитой Катаевым, столкновение и диалог идей позволяют придти к фактуре конкретной реальности.
В 1979 г. появляется фундаментальная для понимания чеховской идеологии монография И. Н. Сухих «Проблемы поэтики А.П. Чехова», где исследователь, с одной стороны, развенчивают литературоведческие мифы о «безыдейности» Чехова и отсутствии философской глубины в его прозе, с другой стороны — подводит к тому, что в исторической перспективе мы вправе говорить об индивидуальной и стилистически неповторимой чеховской идеологической позиции. Выявляя своеобразие и новаторство чеховской идеологии, И. Н. Сухих соединяет структурно-филологический метод текстуального анализа с исследованием философских, эстетических и религиозно-этических лейтмотивов чеховской художественной философии. И. Н. Сухих соединяет два типа анализа чеховской идеологии — структурно-литературный и эстетико-философский, и в этом аспекте его исследовательский метод развивается параллельно с интерпретационными стратегиями,
10 Катаев В. Б. Литературные связи Чехова. М., 1989. С. 82.
предложенными в книгах Л. М. Цилевича — «Сюжет чеховского рассказа» (1976) и «Стиль чеховского рассказа» (1994). И И. Н. Сухих, и Л. М. Цилевич анализируют эволюцию чеховской идеологии через призму ее связи с хронотопическим целым и такими важными его элементами как структура сюжетного пространства, временная организация, системы точек зрения персонажей, повествователя и автора.
Подходя к чеховской идеологии с эстетико-философской позиции, И. Н. Сухих демонстрирует сложный и противоречивый процесс авторского поиска «общей идеи» в тех областях, которые обычно обходила своим «соборным» вниманием русская идеологическая традиция — в сфере частного человеческого осмысления конкретной «истины» существования. По мнению исследователя, в повестях конца 80-х — начала 90-х гг. Чехов стремится отыскать и нарисовать такую индивидуальную «идею», «на которую может опереться личность, которая может придать смысл ее существованию, перевести «быт» в статус «бытия»»11. В более поздней работе И. Н. Сухих конкретизирует, что художественная материализация такой идеи предполагает «противопоставление правды отдельного человека любым идеологическим надстройкам»12. Со структурно-литературной точки зрения И. Н. Сухих, отмечает, что хронотоп идеологических повестей строится в результате взаимодействия двух сюжетов — бытового и идеологического, причем «два сюжета текут
11 Сухих И. Н. Проблемы поэтики А.П. Чехова. М., 1987. С. 155.
12 Сухих И. Н. Чехов и «возвращенная» литература // Чеховские чтения в Ялте. Чехов: взгляд из 1980-х. М., 1990. С. 22-23.
параллельно, один проверяется другим, но идея не исчерпывается ее носителем, а ведет будто бы самостоятельное существование»13.
Примечательно, что своеобразие чеховской идеологии И. Н. Сухих раскрывает именно на уровне сюжетной и повествовательной структуры, т.е. вычитывает смысловое и идейное целое не из внешних, а из внутренних свойств текста. Показывая диалогизм и незавершенность идеологического сюжета, И. Н. Сухих приходит к выводу о потенциальной автономности любого философско-этического высказывания в прозе Чехова, определяющей конечную незамкнутость идеологического спора персонажей14. В работах И. Н. Сухих впервые встречается отчетливо подведенный итог идеологических экспериментов Чехова: путем столкновения ценностно — и смыслово — незавершенных позиций персонажей, автору удается вскрыть внутренне достоверную «идею» человеческого существования. Чеховский метод идеологического поиска путем выявления противоречий И. Н. Сухих сравнивает с тактикой Сократа, называя Чехова ««Сократом-художником» конца XIX века»15.
В критико-публицистическом очерке В. И. Миль дона «Чехов сегодня и вчера («Другой человек») (1996) дается программная трактовка чеховской идеи как способа отыскания универсальной опоры в неповторимой персональности конкретного человека. В. И. Мильдон показывает, как в чеховских текстах литература утрачивает свою идеологическую и провиденциально-дидактическую функцию, поскольку Чехов изображает «такое состояние мира, из которого уже
13 Сухих И.Н. Проблемы поэтики А. П. Чехова. С. 129.
14 Там же. С. 120-129.
15 Там же. С. 158.
нет выхода в художественное литературное творчество»16. Таким образом, В. И. Мильдон вскрывает общекультурную значимость чеховской идеи — человеческое существование достигает