Идея музыкальной культуры и способы ее концептуализации в отечественной научной традиции советской и постсоветской эпох

Букина, Татьяна Вадимовна

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Идея музыкальной культуры и способы ее концептуализации в отечественной научной традиции советской и постсоветской эпох

Год: 2012
Автор научной работы: Букина, Татьяна Вадимовна
Ученая cтепень: доктора искусствоведения
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 24.00.01

Диссертация по культурологии на тему 'Идея музыкальной культуры и способы ее концептуализации в отечественной научной традиции советской и постсоветской эпох'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Идея музыкальной культуры и способы ее концептуализации в отечественной научной традиции советской и постсоветской эпох"

На правах рукописи УДК 78.072.2, 304.2

005019550

БУКИНА Татьяна Вадимовна

ИДЕЯ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ И СПОСОБЫ ЕЕ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУЧНОЙ ТРАДИЦИИ СОВЕТСКОЙ И ПОСТСОВЕТСКОЙ ЭПОХ

Специальность: 24.00.01 - теория и история культуры (искусствоведение)

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора искусствоведения

2 б ДПР 2012

Санкт-Петербург

2012

005019550

Диссертация выполнена на кафедре теории и истории культуры Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена»

Научный консультант

доктор культурологии, профессор, профессор кафедры художественного образования и музейной педагогики РГПУ им. А.И. Герцена Махрова Элла Васильевна

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор искусствоведения, профессор,

профессор кафедры музыкально-

инструментальной подготовки

РГПУ им. А.И. Герцена

Гуревич Владимир Абрамович;

доктор искусствоведения,

профессор кафедры концертмейстерского

мастерства и музыкального образования

АРБ им. А.Я. Вагановой

Шекалов Владимир Александрович;

доктор философских наук, профессор, профессор кафедры прикладной политологии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Тульчинский Григорий Львович

ФГОУ ВПО «Новосибирская государственная консерватория (академия) имени М.И. Глинки»

Защита состоится « ?>0 » ОЛл^гМЛІ 2012 г. в ^У часов

на заседании Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.199.23 при Российском государственном педагогическом университете имени А. И. Герцена по адресу: 197046, Санкт-Петербург, ул. Малая Посадская, д. 26, ауд. 317.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета имени А.И.Герцена, 191186, Санкт-Петербург, наб. реки Мойки, 48, корпус 5.

Автореферат разослан « ^ » ^-ЗЦ^гд 2012 г.

Ученый секретарь Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций, кандидат культурологии —

В.Н. Бондарева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена изучению процессов трансформации представлений о музыкальной культуре в отечественном музыковедении в контексте социокультурных изменений на протяжении советского и постсоветского периодов.

Актуальность исследования. Возникший в конце XX века под влиянием концепций Т. Куна интерес к культурным и социальным аспектам «нормализации» научной деятельности стал в последние десятилетия одним из серьезных стимулов для нового осмысления феномена советского и, отчасти, постсоветского научного производства. Предметом такого осмысления во многих случаях становится вопрос о существовании «корреляций между феноменом "советской науки" и формами организации советской власти» (так сформулировали центральную проблему своего исследования авторы одного из новейших сборников по данной тематике).1 А его результатом - данные о различных социальных и ментальных «опосредованиях» научного знания: процессах превращения его в идеологический продукт, официальный имидж советской жизни и инструмент формирования национальной картины мира, формах ангажированности и тактиках автономизации ученого корпуса и т.п. Раскрывающаяся перед современными исследователями панорама культурной истории2 отечественной науки заставляет их во многом пересмотреть представление о «незаинтересованности» научного поиска в отношении не только гуманитарных, но и естественнонаучных дисциплин.

В то же время, отечественное музыкознание явно не принадлежит к фаворитам исследований в подобном ракурсе. Причины слабой заинтересованности в нем гуманитариев можно увидеть в высокой (особенно для гуманитарной дисциплины) степени специализированности музыковедческой проблематики, которая со стороны выглядит если не неподвластной, то, во всяком случае, достаточно устойчивой к сменам мировоззренческих установок. Во многом такое реноме отражает сознательную профессиональную ориентацию и самопозиционирование значительной части музыковедческого сообщества: его сфокусированность преимущественно на исследовании академической музыкальной традиции, преобладание музыкально-технологического анализа, дистанцирование от текущих проблем современной культурной жизни и редкие коммуникации с коллегами-смежниками. В рамках же самого музыковедения интерес к истории своей области знания на сегодняшний день находит отражение в двух, как правило, не связанных между собой ракурсах. Первый из них (широко представленный) - историографический, предлагающий обзор и /или методологический анализ работ по конкретной тематике, однако не предполагающий, в силу специфики

' Огурцов А.П. Предисловие //Подвластная наука? Наука и советская власть. - М.: Голос, 2010. - С. 5.

2 Термин «культурная история» здесь употребляется в соответствии с трактовкой этого понятия, предложенной современным британским историком П. Берком: как тесно связанная с «новым историзмом» тенденция объяснять исторические, социально-политические и экономические феномены в категориях культуры (рассматриваемая исследователем на материале англо-американской и французской науки последней трети XX века). См., в частности: Берк П. Историческая антропология и новая культурная история //Новое литературное обозрение, № 75. - 2005. - С. 64 - 91.

жанра, выхода за пределы узкоспециальных вопросов и осмысления «экстранаучных» истоков изучаемой проблемы. Второй (гораздо менее разработанный), можно было бы назвать фактологическим: на данный момент он репрезентирован исследованиями обзорного, мемуарно-биографического, источниковедческого жанров, а также публицистикой. При этом отсутствие взаимосвязи между двумя обозначенными ракурсами препятствует более глубокому контекстуальному осмыслению музыковедческой традиции как «продукта» культуры своей эпохи.

Вместе с тем, «тоталитарная» модель на сегодняшний день выступает далеко не единственным способом рассмотрения взаимоотношений между научной дисциплиной и властью в российском социуме. Несколько волн «ревизионистских» подходов к советской истории за последнее десятилетие заставили по-новому оценить феномен советского научного знания, увидев за характерным для начала 1990-х годов образом «репрессированной науки» более сложную совокупность представлений академического корпуса. Необходимыми контекстами для подобного рассмотрения становятся история общего социального и политического развития общества в советской России, институциональная история науки (ее учреждений, международных связей), история интеллектуалов (изучение ключевых персон научного сообщества, особенностей их менталитета) и, наконец, история идей (от фундаментальных концепций - до «интеллектуальных привычек» и ментальных моделей). Осмысление отечественного музыковедения в русле современных тенденций истории отечественной науки (на примере развития его частной предметной области) могло бы во многом заставить пересмотреть представление об автономном положении этой дисциплины, оппозиционном по отношению к социальным процессам. Такой подход позволяет увидеть музыковедческую традицию как составляющую единого социокультурного и интеллектуального пространства, в котором осуществлялось производство гуманитарного знания в советскую и постсоветскую эпоху, чем определяется актуальность предпринимаемого в диссертации исследования.

Объект исследования: развитие музыкальной науки в контексте советской и постсоветской культуры.

Предмет исследования: идея музыкальной культуры и ее концептуализация в процессе развития советского и постсоветского музыкознания.

Цель работы: исследование процессов трансформации представлений о музыкальной культуре в советском и постсоветском музыковедении, обусловленных социокультурной динамикой.

Задачи:

• разработать методологические принципы анализа музыкально-культурной проблематики в ракурсе истории идей, дать определение понятия «идея музыкальной культуры»;

• выявить основные периоды истории отечественного музыкознания, принимая во внимание как его внутренние концептуальные сдвиги, так и влияние социополитической ситуации, идеологической и научной конъюнктуры, смен установок в научной и культурной политике;

• дать общую характеристику институционального состояния музыковедения в каждый конкретный период истории его развития, а также стратегии его развития и самопозиционирования, обусловленной научным и социокультурным контекстом;

• определить магистральные направления и области в отечественной музыкальной науке, сознательно ставившие перед собой цель анализа музыки как культурной практики, реконструировать стратегию их институционализации в современном им научном и культурном поле;

• проследить модификации, претерпеваемые идеей музыкальной культуры в различные периоды истории отечественного музыкознания и в рамках различных направлений;

• определить статус социокультурных исследований в современной отечественной музыкальной науке, соотнести его с положением в смежных гуманитарных дисциплинах.

Степень разработанности проблемы.

На данный момент в российской науке отсутствуют масштабные исследования, посвященные становлению отечественного музыкознания и развитию его проблематики в культурном и историко-научном контексте эпохи. Частные аспекты этой проблемы затрагиваются лишь в немногочисленных статьях (В.Б. Вальковой, Е.С. Зинькевич). В то же время, исследования по сходной тематике в последние годы неоднократно предпринимались в англоязычном музыкознании в рамках парадигмы «нового историзма». В частности, в конце 1990-х годов вышли две монографии, посвященные рефлексии музыковедческой традиции в Германии эпохи Веймарской республики и Третьего рейха сквозь идеологическую призму (С. Макклатчи, П.М. Поттер).

История советской и постсоветской науки как культурного и социально-политического феномена стала в 1990 - 2000-е годы одним из важных разделов как отечественных исследований, так и западной советологии и русистики. К настоящему моменту выпущены ряд монографий и статей, в которых

рассматриваются институциализация в советском социуме и история развития тех или иных научных дисциплин и направлений: инженерно-технических наук (JT.P. Грэхэм), физики (К.В. Иванов, А. Кожевников), биологии и генетики (Е. Добренко, Э.И. Колчинский), гуманитарного знания в целом (Д.А. Александров, А.Н. Дмитриев), психологии (Е.Ю. Завершнева, A.M. Эткинд, А. Ясницкий), психоанализа (A.M. Эткинд), социологии (Г.С. Батыгин, И.Ф. Девятко, Б.М. Фирсов), истории (Е. Добренко, A.A. Курносов, С.С. Неретина), философии (Н.Г. Баранец), фольклористики (К.А. Богданов), семиотики (Б.М. Гаспаров, Вяч. Вс. Иванов, Т.М. Николаева, JI.H. Столович) и т.п. Важное значение имеют также работы, в которых производится анализ особенностей развития отечественной науки и образования в изменившихся социокультурных условиях в постсоветскую эпоху (Д.А. Александров, А.Н. Дмитриев, A.B. Свешников, C.B. Соколовский, М. Феретги, В.А. Шнирльман). Эти и другие исследования послужили для автора важными концептуальными ориентирами, а также фактологическими источниками.

Кроме того, существенную роль для восстановления социокультурного контекста, в котором развивалось отечественное музыкознание, приобретают работы по истории советской культуры в целом и ее частных аспектов. Например, концепция двух волн социального и политического развития послереволюционной России в первой половине XX века (В.З. Паперный), анализ антропологического феномена «советского человека» (Ш. Плаггенборг, М.Е. Попов), «пролетарской науки» (A.B. Карпов), социалистического реализма как стиля художественного и научного мышления (Е. Добренко, Т.А. Круглова, Р. Робин), явлений «разномыслия» и диссидентства (Б.М. Фирсов, A.B. Шубин), академического «культа личности» в советских гуманитарных кругах (А. Берелович); анализ стилистики советских политических текстов (У. Шмид); исследования истории государственной цензуры в СССР (Т.М. Горяева), исторических поколений советской России (М.Я. Чудакова), советской повседневности (П.Л. Вайль, Д.А. Ванюков, A.A. Генис, Е.Ю. Зубкова, Л.Г. Парфенов и др.).

В области истории становления отечественного музыковедения важное значение приобретают существующие на данный момент источниковедческие и биографические исследования, посвященные деятельности отдельных учреждений (А.Н. Крюков, Т.Н. Ливанова, Ю.Н. Якименко) и наиболее значительных персон - Б.В. Асафьева (В.Б. Валькова, А.Н. Крюков, Е.М. Орлова, Е.А. Толкачева), М.С. Друскина (Л.Г. Ковнацкая), политическим процессам в музыкальной культуре советского времени, затронувшим также и музыкознание (B.C. Власова, Е.С. Зинькевич, М.Н. Лобанова, М.Г. Раку) и т.п.

упомянуть также примеры критического анализа современного музыковедческого подхода к исследованию определенных видов проблематики: музыкального мышления (И.Н. Нехаева), проблемы национального (Е.В. Ключникова). Кроме того, в последние годы появились масштабные работы, посвященные анализу методов музыкознания (монография Н.С. Гуляницкой, 2009) и даже литературно-стилистических особенностей музыковедческих трудов (диссертация Т.И. Науменко, 2005).

Для дискурсивного анализа музыковедческих текстов и интерпретации фактов биографии отечественных музыковедов в качестве социальной и профессиональной стратегии были также привлечены данные социологии науки (Р. Гудел, H.H. Джибладзе, З.А. Сокулер, В.А. Шкуратов, И. Шпигель-Резинг), науковедения (Д.А. Александров, П. Галисон, Х.-У. Гумбрехт, Т. Кун, А.П. Огурцов, М. Полани, B.C. Степин), различных областей психологии (Д.К. Кирнарская, Ж. Пиаже, О.С. Советова, М.А. Холодная, A.B. Юревич), имиджелогии (О. Клэпп), исследований национальных феноменов (Р. Вортман, Э. Хобсбаум).

Положения, выносимые на защиту:

• Идея музыкальной культуры может быть представлена как определенная парадигма осмысления музыкально-культурных феноменов, сформированная в конкретном историко-научном и социокультурном контексте и претерпевающая трансформации с изменением этого контекста.

• Для историко-культурного анализа наиболее значимыми аспектами идеи музыкальной культуры можно считать:

1. основополагающие качественные характеристики музыкально-культурного пространства;

2. основные механизмы развития музыкальной культуры и участников музыкальной коммуникации, ответственных за ее формирование;

3. области человеческого опыта, к которым апеллирует музыка.

• В развитии российской музыковедческой традиции прослеживается три базисных этапа, соответствующих основным этапам истории отечественной культуры в послереволюционный период:

1. формирование парадигмы советской музыкальной науки и кристаллизация в ней эталонов профессиональной идентичности (1920 — начало 1950-х годов), по своим временным границам в целом совпадает с «классической» советской эпохой (по терминологии Б.М. Фирсова);

2. достижение в своем развитии стадии «зрелой науки» (термин Т. Куна), по времени соответствует эпохе «оттепели» и «развитого социализма» (вторая половина 1950 - первая половина 1980-х гг.);

3. проявление элементов кризиса фундаментальной парадигмы музыкознания, утрата ее монопольное™ и поиск новых концептуальных моделей, приходится на перестроечный и постсоветский период (вторая половина 1980 - 2000-е гг.).

• Становление отечественной музыковедческой традиции в течение первого периода проходило в два этапа - 1920-е и 1930 - начало 1950-х гг., -концепции которых были во многом противоположны. Такая логика формирования коррелировала общей направленности развития советской культуры в первой половине XX века (обозначенной исследователем В.З. Паперным в виде бинарной оппозиции «культура один — культура два»):

1. В музыкальной науке 1920-х годов социология музыки формировала фундаментальную парадигму всей музыковедческой дисциплины, конституируя в качестве ее объекта комплексный феномен музыкальной культуры. В трактовке этого феномена делался акцент на его многосоставности, динамичности, открытости различным областям внемузыкального опыта, уникальности не только различных типов музыкальных практик, но и потенциально любого момента звучания и восприятия музыки. Подобный способ репрезентации был во многом обусловлен стратегией институциализации музыковедения в научном поле послереволюционной России. Оно во многом воспринималось как олицетворение современного типа «пролетарской науки», со свойственными ей междисциплинарностью, сенситивностью к новым подходам, нацеленностью на решение социальных проблем.

2. На трансформацию способов постановки и решения музыкально-культурных проблем в эпоху сталинизма повлияли как официальные санкции рубежа 1920 - 30-х годов (упразднение социологической дисциплины в СССР), так и кардинальные изменения в советском культурном дискурсе (в частности, его «монологизация», выражавшаяся в исчезновении категории Другого). В создавшихся условиях основными способами существования музыкально-культурной проблематики становились редукция ее к категориям истмата (в частности, логике смены экономических формаций в музыкально-исторических исследованиях) и использование ее в качестве проводника идеологических практик в музыкальное поле (в музыкальной критике).

• Панорама развития отечественного музыковедения во второй период в значительной мере регламентировалась сценарием развития советской науки в целом, который выстраивался под воздействием специфических ориентиров, избранных в научной политике эпохи оттепели, а затем застоя (приоритета, оказываемого естественным и техническим наукам, маргинализации гуманитарных исследований, переориентации на узкую специализацию и т.п.). Вследствие разрозненности отдельных отраслей, характерной в эту эпоху для советской науки в целом, в отечественном музыкознании сосуществовало несколько мало взаимодействовавших между собой направлений, которые специализировались на тех или иных аспектах культурной проблематики. Среди них можно выделить три основных, во многом антагонистичных как по стратегии социализации в научном поле, так и по продвигаемой концепции:

1. Социология музыки (конец 1960-х - первая половина 1980-х гг.) -формировалась как феномен скорее идеологический, чем научно-эвристический. Она функционировала в качестве инструмента культурной политики, работавшего на создание официально одобряемого образа советской музыкальной культуры, в которой художественное производство максимально регламентировано, культурная продукция одинаково высокоценна, а ее потребление обезличено и подлежит линеарной эволюции.

2. Исследования музыкальной коммуникации и семиотики (1970-е - начало 1980-х гг.) - научная стратегия этих направлений была во многом нацелена на утверждение универсальных стандартов академической музыкальной культуры и «адекватного» (= профессионального) восприятия музыки. Подобное замыкание на сугубо специальных вопросах должно было способствовать преодолению «проницаемости» музыковедческого дискурса для официальной идеологии. В этой парадигме музыкальная культура предстает единой и неизменной, композитор и слушатель не могут влиять на формирование музыкального семиозиса, а результат восприятия музыки полностью программируется произведением.

3. Исследования в рамках истории музыки (конец 1950 - начало 1980-х гг.). Симметрично положению гуманитарных дисциплин в советской науке в целом, история музыки негласно занимала достаточно маргинальное положение в музыкознании рассматриваемого периода. В работах этого направления репрезентация музыкальной культуры характеризовалась интересом к периодам стилистических «переломов», «пограничным» и «полиязычным» культурным пластам и «маргинальным» (для академической музыки) практикам. Такую научную картину мира можно интерпретировать как попытку создания исследователями модели реальности, в которой получала право на существование их «девиантность» в советском научном поле (как и большинства гуманитарных направлений).

• В «перестроечный» и постсоветский период культурная проблематика приобрела качественно новый статус в российских гуманитарных науках: участие в культурных изысканиях начало оценивается как важный показатель актуальности дисциплины. Этому способствовало стремление отечественных областей знания соответствовать стандартам западной науки, в которой последняя треть XX столетия была ознаменована «антропологическим поворотом». Несмотря на ряд парадигмальных изменений в отечественном музыкознании этого периода (в частности, расширение его научной картины мира), современное состояние идеи музыкальной культуры в его рамках порождает эристическую ситуацию, при которой вероятны различные сценарии ее дальнейшего развития:

1. Гипотетический «позитивный» сценарий связан с появлением обширного кластера индивидуальных трактовок музыкальной культуры, репрезентируемых в различных музыковедческих дисциплинах отдельными авторами и научными сообществами. Панораму этих

ракурсов позволяет отразить концепция рецептивных исследований, которая вскрывает важные аспекты культурной проблематики в сфере искусства: в частности, признание активной роли различных участников художественного процесса в формировании поля художественной культуры и множественности форм существования музыки в обществе.

2. Возможный «негативный» сценарий обусловлен относительно низким «рейтингом» музыкально-культурной проблематики в различных музыковедческих институциях (научных публикациях, диссертациях, учебных программах музыкальных вузов). Эта затрудненная адаптация, которая становится одной из главных причин низкой интегрированности музыкознания в современное полидисциплинарное гуманитарное пространство, во многом обусловлена исторически сложившимися институциональными особенностями музыковедческой дисциплины: ее тяготением к «эссенциалистскому взгляду» (по П. Бурдье), территориальным и концептуальным разобщением с другими гуманитарными науками, ориентацией профессионалов на узкую специализацию.

Научная новизна диссертационного исследования обусловлена тем, что в нем впервые:

1) разрабатываются методологические принципы анализа музыковедческой проблематики как составляющей более широкого научного, культурного и идеологического контекста;

2) целенаправленно выстраивается целостный процесс становления в отечественном музыковедении исследовательской традиции, связанной с изучением различных аспектов музыкальной культуры, определяются основные исторические периоды в ее развитии, устанавливается преемственность между направлениями, специализировавшимися на ее разработке;

3) предлагается определение понятия «идея музыкальной культуры»;

4) производится анализ институционального состояния отечественной музыкальной науки в каждый из трех рассматриваемых периодов ее истории, определяется базовая для каждого периода стратегия ее развития и поддержания своего статуса в современном научном и идеологическом контексте;

5) реконструируется концепция музыкальной культуры и парадигма ее исследования, продвигаемая различными направлениями музыковедения в каждый из установленных периодов, в соотнесении со стратегией их самоутверждения в современном научном и культурном поле;

6) системно анализируется статус исследуемой проблемной области в современной отечественной музыкальной науке и образовании, вскрываются причины сложностей в ее развитии.

Теоретическая и методологическая основа исследования. Для

рефлексии категории музыкальной культуры и ее изменений в отечественной музыковедческой традиции необходимым представляется обращение к методологии истории идей. Данная исследовательская стратегия, впервые концептуально обоснованная в работе американского эпистемолога и историка

философии А.О. Лавджоя «Великая цепь бытия: история идеи» (1936) и породившая довольно обширную традицию в науке, направлена на вскрытие глубинных механизмов интеллектуальной истории. Будучи принципиально междисциплинарной областью знания, включающей в фокус своего рассмотрения творчество не только выдающихся персон, но и деятелей «второго ряда», проявления «неявного знания» и неакадемические интеллектуальные практики, история идей позволяет рефлексировать процессы генезиса и трансформации специальных научных и философских понятий в широком интеллектуальном и культурном контексте.

Наряду с историей идей важным методологическим ориентиром проведенного исследования стала теория социального поля П. Бурдье. В рамках этой теории различные сферы духовного производства (например, наука, художественное творчество, журналистика) осмысляются в качестве автономных социумов, или «полей», гомогенных и перманентно открытых другим социальным пространствам (политики, экономики, религии, идеологии и пр.). Экстраполированное на научное творчество, подобное представление делает наглядным процесс метаморфозы политической, экономической, идеологической или религиозной конъюнктуры в научные конвенции и позволяет предложить паритетное объяснение казалось бы сугубо профессиональным феноменам научной деятельности - таким как курсирование научных идей, мотивы принятия либо отвержения ученым сообществом исследовательских новаций и т.п. Создаваемая же тем или иным научным направлением или ученым творческая продукция неизбежно начинает восприниматься в качестве «социального текста», кодирующего стратегии его автора и подлежащего дискурсивному анализу.

• историко-генетический, направленный на анализ развития исторических явлений и процессов. Позволяя рассмотреть изучаемый феномен в его динамике, данный метод дает возможность установить основные этапы в формировании и развитии в отечественном музыкознании проблематики, связанной с музыкальной культурой, основных тенденций и факторов, определивших его выдвижение в последние десятилетия, причин затрудненной адаптации в отечественном музыкознании;

• историко-типологический, позволяющий соотнести музыковедческие концепции с теми или иными научными традициями в смежных дисциплинах;

• биографический, связанный с интерпретацией фактов жизненного пути личности и черт ее психологического портрета для объяснения событий ее социального поведения и профессиональной деятельности. Применяется в исследовании научной стратегии персон отечественного музыковедения, сыгравших ключевую роль в становлении исследуемой

проблематики, - в частности, Б.В. Асафьева, Р.И. Грубера, Т.Н. Ливановой, М.С. Друскина, В. Дж. Конен, Е.В. Герцмана, М.А. Сапонова;

• контекстный подход в изучении музыковедческих текстов. Будучи ориентирован на поиск т.н. «суггестивной» информации в документе (не зафиксированной в нём, однако очевидной как для автора, так и для его непосредственного адресата), контекстный подход позволяет осмыслить работы отечественных музыковедов, интерпретирующие музыкально-культурную проблематику, в качестве «текстов культуры»;

• контент-анализ, необходимый для осмысления обширных текстовых массивов и обобщения статистических данных: например, исследования «рейтинга» социокультурного подхода в современных научных публикациях, диссертациях, отраженность этого ракурса в учебных программах.

Материал исследования.

1) Основным материалом для реконструкции того, как в различные периоды истории отечественного музыкознания концептуализировались проблемы, связанные с феноменом музыкальной культуры, послужили опубликованные тексты музыковедческих работ. Среди них особое внимание уделяется трудам ведущих представителей музыковедческой традиции, которым принадлежала ведущая роль в формировании концепции этой дисциплины в России: Б.В. Асафьева, Р.И. Грубера, Б.Л. Яворского, С.А. Гинзбурга, Т.Н. Ливановой, В.Дж. Конен, М.С. Друскина, Г.А. Орлова, Е.В. Назайкинского, В.В. Медушевского, М.А. Сапонова, Е.В. Герцмана, Т.В. Чередниченко, в социологии музыки - А.Н. Сохора, Э.Е. Алексеева, Г.Л. Головинского, Е.В. Дукова.

2) При воссоздании исторической ситуации, в которой проходило формирование и развитие в России музыкальной науки и ее базовых парадигм, использовались такие материалы как опубликованное автобиографическое и эпистолярное наследие музыковедов, воспоминания их коллег, учеников и близких; регулярные отчеты и обзоры деятельности ведущих музыкально-научных подразделений 1920-х годов, опубликованные в их ежегодниках; сборники материалов и документов по истории советского музыкального образования. Анализу подвергались также публикации в журнале «Советская музыка» (в частности, рецензии на музыковедческие работы и отчеты о защитах дипломных работ в Московской, Ленинградской, Киевской консерваториях); протоколы заседаний кафедр и диссертационных советов, посвященных обсуждению музыковедческих работ (в частности, М.С. Друскина).

опубликованных на сайтах российских вузов (Института европейских культур и Высшей школы экономики в Москве, Смольного института свободных искусств и наук, Русской христианской гуманитарной академии и Гуманитарного университета профсоюзов в Петербурге, университетов культуры и искусств, вузов педагогического профиля).

Теоретическая значимость исследования обусловлена тем, что в нем предлагается оригинальная методология, позволяющая изучать процессы становления музыковедческой проблематики в контексте общего научного и культурного дискурса эпохи. Эта методология объединяет ряд концепций и подходов: историю идей, теорию поля П. Бурдье, элементы дискурсивного анализа, адаптируя их для интерпретации музыковедческих текстов и обсуждаемых в них проблем. Последовательно примененный к исследованию частной проблемной области музыкознания, данный подход во многом позволят пересмотреть представление об этой дисциплине как замкнутом в себе феномене, нейтральном по отношению к современным культурным и социально-политическим процессам. Выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть использованы для дальнейшего изучения роли ментальных и идеологических факторов в развитии научного знания.

Теоретически значимым является также то, что в данной работе последовательно реконструируется важная парадигмальная составляющая отечественной музыкальной науки, связанная с проблематизацией культурных аспектов музыкальной деятельности. В работе показано, что в современных условиях освоение указанной проблематики является важным условием актуальности музыковедения в научном поле и его интеграции в полидисциплинарное гуманитарное пространство. Проведенное исследование в значительной мере направлено на то, чтобы способствовать дальнейшему развитию культур-ориентированных направлений в музыкальной науке и концептуальному обновлению дисциплины.

Практическая значимость исследования. Полученные в диссертации результаты могут быть использованы в педагогической практике, в частности, в общих и специальных курсах гуманитарного профиля: методология музыкознания, история отечественной музыки, социология музыки, история культуры России, а также при создании учебных пособий по данным предметам. Проведенное исследование может помочь привлечь внимание представителей других гуманитарных наук и широкой читательской аудитории к отечественному музыковедческому наследию и к истории этой дисциплины в России, позволив осознать ее как часть российской гуманитарной традиции и более широкого социокультурного фона. Полученные результаты могут представлять интерес для исследователей в сфере культурологии, истории России, науковедения, политологии, искусствоведения.

Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в 24 научных публикациях общим объемом 27,5 пл., среди которых одна монография (2010) и девять статьей в журналах, рекомендованных ВАК. В 2009 и 2010 гг. при поддержке субсидии Комитета по науке и высшей школе Санкт-Петербурга соискателем выполнялись исследовательские проекты, в рамках которых разрабатывался ряд аспектов диссертационного исследования:

«Социология музыки в современной России: парадоксы, дилеммы, перспективы» и «Советское музыкознание 1920-х гг. и его наследие в отечественной традиции: история идей». В 2011 г. статья соискателя, основанная на материалах диссертации («Между наукой и искусством: российское музыковедение как институциональный феномен», опубликованная в журнале «Обсерватория культуры»), получила диплом I степени во Всероссийском конкурсе «Молодые ученые о современной художественной культуре России», проводимом Научно-образовательным культурологическим обществом России (в номинации «Научная статья»).

Фрагменты и отдельные результаты исследования были в течение 2002 -2011 годов представлены автором в рамках международных, всероссийских и межвузовских конференций и семинаров, среди которых: ежегодная конференция-семинар молодых ученых «Науки о культуре - шаг в XXI век» (Москва, 2002, 2004, 2009 гг.), Всероссийская научно-практическая конференция молодых учёных «Художественный текст. Автор и исполнитель» (Уфа, 2006 г.), Научно-методологический семинар «Музыкальная культура в эпоху постмодерна: идеи - мнения - комментарии (к 80-летию М.Фуко)» (Петрозаводск, 2006 г.), Международная научная конференция «Социология музыки. Новые стратегии в гуманитарных науках» (Москва, 2007 г.), Ш международная конференция «Феномен творческой личности в культуре. Фатющенковские чтения» (Москва, 2008 г.), Международная научная Интернет-конференция «Музыкальная наука на постсоветском пространстве» (Москва, 2009-10, 2010-11 гг.), Международная научная конференция «Петербург и национальные музыкальные культуры» (Санкт-Петербург, 2010 г.), международная конференция «Концептуальные образы Санкт-Петербурга в современной российской и европейской культуре, искусстве и литературе» (Санкт-Петербург, 2010 г.), V собрание Научно-образовательного культурологического общества «Роль культурологии в современном мире» (Ярославль, 2011 г.), Первая международная очно-заочная научно-практическая конференция студентов, аспирантов, педагогов и преподавателей «Актуальные проблемы социальных и гуманитарных наук» (Пермь, 2011 г.) и др.

Материалы диссертации были также использованы в курсах лекций, прочитанных автором в течение 2007 - 2011 годов в Смольном институте свободных искусств и наук (курс по социологии музыки) и РГПУ им. А.И. Герцена (курс по истории художественной культуры).

Структура диссертации. Диссертация общим объемом 402 страницы состоит из Введения, трех частей, десяти глав, Заключения, снабжена тремя приложениями, списком аббревиатур и библиографией, включающей 579 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы диссертации, определены предмет и объект исследования, его цель и задачи, охарактеризована степень изученности проблемы, дана характеристика научной новизны исследования,

обоснована его структура, определены его методологические основания, сформулированы положения, выносимые на защиту, раскрыта теоретическая и практическая значимость работы, описаны формы ее апробации.

Наряду с общими положениями, характеризующими научный вклад работы, во введении уделено специальное внимание конкретизации методологических принципов анализа музыкально-культурной проблематики в ракурсе истории идей. Поскольку и в англоязычной, и в отечественной науке существует заметный диссенсус в трактовке идеи (как понятия истории идей), в диссертации уточняются те сущностные характеристики, придаваемые этому феномену А. Лавджоем, которые приобретают особое значение в контексте проводимого в диссертации исследования:

• Несводимость к жестким райкам теории или метода. В своих работах исследователь придерживался достаточно свободного понимания идеи, под которое подпадали, например, «бессознательные ментальные привычки», «интеллектуальные пристрастия», «логические уловки», «методологические предпочтения», «чувствительность к различным видам метафизического пафоса», элементы суггестивного воздействия текстов и т.п. Такой способ репрезентации делает его методологию применимой для анализа определенного тематического поля или области проблематики, представленных кластером различных концепций или подходов.

• Полная или частичная имплицитность многих из перечисленных видов идей, которые явно не подлежат редукции к строгому научному аппарату. Это сближает их с элементами «уликовой парадигмы» К. Гинзбурга или с «невольными свидетельствами» в исторических источниках, которые М. Блок рекомендовал наиболее интенсивно интерпретировать при реконструкции ментального мира эпохи. Можно предполагать, что такого рода имплицитные признаки позволяют атрибутировать проявления уникальной ментальности в научных и философских концепциях.

• Неспецифичность для узкой проблематики рассматриваемых дисциплин. Подобные универсальные смысловые единицы, доступные междисциплинарному анализу, особенно отчетливо демонстрируют принадлежность специализированных текстов к более широкой интеллектуальной традиции, позволяя интерпретировать их в качестве культурных текстов.

• Репрезентативность авторов «второго ряда» в экспонировании идеи. По мнению современных историков, привлекательность второстепенных персон для исторического исследования обусловлена их более тесной (в сравнении с личностями первой величины) интегрированностью в социальный контекст. Вследствие чего они «более наглядно отражают в характерных чертах своей натуры особенности эпохи и общественной среды, их взрастившей».3 Таким образом, внимание к работам авторов «второго плана» становится еще одним способом продемонстрировать

3 Мининков H.A., Корсневскнй A.B., Иванеско А.Е. Человек второго плана в контексте современной историографии //Человек второго плана в истории. Вып. 2: Сб. науч. статей. - Ростов-на/Д.: Ростовский гос. унт, 2005. - С. 6.

укорененность интеллектуальной традиции в широком культурном контексте.

• Соотносимость с жизненным циклом поколения по продолжительности своего существования. В работах ряда современных исследователей (П. Нора, М.О. Чудаковой и др.) утверждается понимание поколения как исторического «механизма» смены фундаментальных культурных парадигм. Понимаемое так историческое поколение становится репрезентантом своей ментальности, запечатленной в анализируемых текстах.

Перечисленные характеристики свидетельствуют о том, что методология истории идей может оказаться весьма эффективной для исследования исторического становления отечественной музыковедческой традиции в советском и постсоветском культурном пространстве. Один из возможных сценариев такого исследования связан с интерпретацией музыкально-культурной проблематики как идеи музыкальной культуры, или определенной парадигмы осмысления музыкально-культурных феноменов, сформированной в конкретном историко-научном и социокультурном контексте.

Исходя из поставленной цели - описания процессов трансформации идеи музыкальной культуры в советском и постсоветском культурном пространстве - во введении очерчивается круг аспектов данной идеи, наиболее репрезентативных для избранного ракурса. Поскольку в советскую эпоху музыкальная культура, как прошлого, так и настоящего, стала объектом активного идеологического переосмысления, ее концепции, выстраиваемые в музыковедческих работах (даже посвященных темам, казалось бы, нейтральным в идеологическом отношении) неизбежно вступали в те или иные взаимоотношения с официально продвигаемым образом. В зависимости от избираемой авторами профессиональной стратегии они могли быть сознательно направлены на его подтверждение, формально ему соответствовать, либо (осознанно или непредумышленно) вступать в противоречие с ним. Представляется, что наиболее показательными с этой точки зрения можно считать следующие аспекты:

1) Основополагающие характеристики музыкальной культуры — целостность /многосоставностъ музыкальной традиции, ее статика /динамика, индивидуальность /типологичность принадлежащих ей музыкальных явлений. По утверждению ряда специалистов по советской культуре (в частности, Р. Робин, Т.А. Кругловой), особенностью советского дискурса, сформировавшейся в соцреалистическую эпоху, было его тяготение к монологизму и целенаправленной унификации всех сфер культуры, которым надлежало формировать картину монолитного единства советского народа. Несмотря на последующие колебания политического курса, стремление к подобной унификации, при которой редуцировались социальные и культурные различия в советском обществе, оставалось в целом приоритетным направлением в советской культурной политике вплоть до эпохи «перестройки». Посредством введения ограничений в свой объект (например, исключения из фокуса внимания определенных пластов культуры), расстановки акцентов на тех или иных феноменах или выбора соответствующих ракурсов в

их рассмотрении исследователи получали возможность существенно варьировать моделируемую ими картину музыкально-культурной реальности, в той или иной мере соотносимую с официальной концепцией.

2) Механизмы исторической динамики музыкальной культуры, субъекты музыкальной деятельности, влияющие на ее развитие. Среди этих субъектов особую роль в выстраиваемой картине приобретала фигура слушателя, способного оказать решающее воздействие на исход музыкальной коммуникации и сценическую биографию сочинения. Будучи единственным непрофессиональным участником музыкально-коммуникативного процесса, слушатель наиболее активно привлекает в восприятие музыки повседневный внемузыкальный опыт (в то время как действия композитора и исполнителя подчиняются профессиональному регламенту, основанному на специфических музыкальных параметрах). Поэтому учет его позиции заставляет исследователя принимать во внимание конкретный социокультурный контекст бытования произведения. Между тем воссоздаваемые в музыковедческом тексте социальные и культурные реалии могли вступить в противоречие с официальной парадигмой. Так, в рамках соцреалистической концепции последовательно проводился эстетический принцип «дереализации реальности» (термин Е. Добренко), призванный заместить в сознании советского человека картины неблагополучной повседневности образами перманентной героической борьбы и трудовых подвигов, в то время как реконструируемый музыковедом реальный слушательский тезаурус мог актуализировать в восприятии читателя нежелательные фрагменты действительности или культурные пласты. Впоследствии установка на «дереализацию реальности» была успешно адаптирована в культурной политике эпохи «застоя», регламентируя построение модели музыкальной культуры не только современности, но и прошлых эпох.

3) Области человеческого опыта, к которым апеллирует музыка. Как известно, возможности воздействия музыки напрямую связаны с ее богатым ассоциативным арсеналом. Эти множественные ассоциативные ряды служат связующим звеном между произведением искусства и культурной средой. Поэтому вопросам музыкальной семантики принадлежит важное место в структуре идеи музыкальной культуры, при этом можно утверждать, что чем шире панорама внемузыкальных истоков художественного явления, отраженная в музыковедческом исследовании, тем рельефнее представлен в нем культурно ориентированный подход. В то же время, будучи тесно связан с проблемой рецепции музыки, данный ракурс также во многом регламентировался идеологической конъюнктурой. Например, если позиция реального (не «дереализованного») слушателя сознательно изымалась исследователем из рассмотрения, соответственно ограничивались сферы опыта, вовлекаемые в восприятие и понимание музыки. Таким образом, на постановку и конкретное решение проблем музыкальной семантики в значительной мере влияла избранная музыковедом профессиональная стратегия.

Автор диссертации приходит к выводу о том, что музыкально-культурная проблематика вполне удовлетворяет критериям идеи, поскольку принадлежит к числу фундаментальных составляющих научной картины мира музыковедения,

определяя способы постановки и решения многих специализированных проблем. В то же время, она позволяет рельефно продемонстрировать контекстуальность музыковедческой проблематики, ее отчетливую вписанность в современную социокультурную ситуацию. Различные способы концептуализации отечественными музыковедами проблем музыкальной культуры рассматриваются в диссертации в качестве опосредованной формы рефлексии этими авторами современных им культурных реалий, претерпевавшей трансформации по мере изменения этих реалий.

ЧАСТЬ 1. «Формирование идеи музыкальной культуры в музыкознании "классической" советской эпохи (1920 - начало 1950-х годов)» посвящена процессам становления отечественной музыковедческой традиции и анализу парадигмы музыкальной культуры, сложившейся в ее рамках.

В первой главе «Институциализация музыковедения в ранней советской культуре» рассматривается стратегия социализации музыкальной науки в научном поле России 1920-х гт. (на примере деятельности Б.В. Асафьева, которому принадлежала исключительная роль в формировании этой стратегии). В первые послереволюционные годы неотложной задачей нового правительства стала реорганизация системы российской науки. Установка на научный прогресс была важным элементом самоутверждения советского государства на мировой арене. Ассигнования на нужды науки - строительство новых зданий для научных учреждений, оборудование лабораторий, комплектование библиотек, издание научной литературы - уступали по своим масштабам лишь военным расходам.

В то же время, советское руководство стремилось провести кардинальные преобразования в науке, поскольку уже в первые месяцы после революции столкнулось с противодействием и бойкотами со стороны университетов и многих научных центров. Помимо репрессивных мер в отношении оппозиционно настроенных ученых правительство занималось поиском новых организационных форм научной деятельности и воспроизводства политически лояльных научных кадров. Во многом с этой целью была адаптирована немецкая модель научно-исследовательского института: в России таким заведениям вменялась, в том числе, задача воспитания нового поколения ученых и планомерного централизованного развития знания на обновленной мировоззренческой основе. Кроме того, шла разработка новой концепции науки и ее целей в условиях социалистического строительства. Так, один из лидеров Пролеткульта, экономист и естествоиспытатель A.A. Богданов на рубеже 1910 - 20-х гг. предложил программу новой «пролетарской науки», которую противопоставлял устаревшей «буржуазной». Главными методологическими принципами нового типа научного знания должны были стать, по Богданову, свобода от устаревших академических традиций, живая связь исследовательского поиска с трудовой практикой, универсализация научного языка и сближение между собой различных областей научного знания.

В научном поле послереволюционной России молодое музыковедение во многом позиционировало себя как олицетворение современного типа «пролетарской науки». Свойственные ему радикальная инновационность и

сенситивность к новым подходам, тесная связь с музыкальным просвещением масс, охотные (на том этапе) контакты с политическим окружением вполне отвечали идеям Пролеткульта и представляли разительный контраст линии, взятой, например, в те же годы гуманитариями Академии наук. Подобную стратегию воплощал в первую очередь основанный в 1920 г. Разряд истории музыки Российского института истории искусств (РИИИ) в Петрограде, который на протяжении 1920-х гг. сохранял лидерские позиции в музыковедении. Его выдвижение было в значительной мере связано с деятельностью Б.В. Асафьева, который возглавил это подразделение в 1921 г. Научная стратегия Асафьева анализируется в диссертации в соответствии с типологией методолога А.П. Огурцова. По мнению этого исследователя, признание учёной корпорацией новой научной дисциплины происходит в двух измерениях: через социальную институциализацию (возникновение организационных структур, критериев идентичности) и когнитивную (утверждение единой парадигмы познания).

Социальная институциализация требовала создать формы интеграции научного сообщества, установить его внутреннюю организацию и иерархию. В годы активного участия Асафьева в деятельности РИИИ (1921-26) Разряд сформировал свои структурные подразделения в виде разветвлённой сети комитетов, комиссий, секций, кружков, лабораторий и студий и практиковал разнообразные формы исследовательской и педагогической работы: государственные курсы вузовского профиля, семинары для претендентов в научные сотрудники института, фольклорные экспедиции, регулярные открытые заседания и т.п. В социальном пространстве советской науки Институт истории искусств оперировал комплексными механизмами самоутверждения, совмещая стандартную организационную структуру НИИ и аспирантской системы с функциями научной школы (формы коллективной исследовательской практики с освоением приватных «доменов» науки) и научной ассоциации (благодаря формированию обширного персонала внештатных сотрудников).

Помимо того, Асафьев вёл интенсивную педагогическую деятельность во многих учебных заведениях города, а в 1925 г. стал основателем и председателем научно-музыкального отдела в Ленинградской консерватории. Перечень преподаваемых им предметов включал знания из большинства существовавших тогда музыкальных дисциплин (теории и истории музыки, музыкальной психологии, социологии, эстетики, методологии, фольклористики) и охватывал все ступени музыкального образования. За пределами же педагогических трудов в круг должностных обязанностей учёного только лишь в 1920-е гг. входили руководство концертной работой Ленинградской филармонии, консультирование обоих оперных театров города, директорство в Центральной музыкальной библиотеке Ленинграда, сотрудничество с Ассоциацией Современной Музыки и членство в редколлегиях ведущих издательств. Грандиозная по своим масштабам музыкально-общественная и педагогическая деятельность Асафьева коррелировала «экспансионистской» стратегии научной дисциплины (термин И. Шпигель-Резинга), ориентированной на активное формирование научных

кадров, захват в свою орбиту всё новых сегментов культуры. После личного знакомства с A.B. Луначарским в 1924 г. Асафьев также не раз принимал косвенное участие в государственной культурной политике своими идеологически направленными статьями «Композиторы, поспешите!», «Кризис личного творчества», «Композитор - имя ему народ», «Пути развития советской музыки» и др.

Когнитивная институциализация предполагала придание суждению о музыке научного статуса. В первой трети XX века на фоне революционных открытий в области физики и химии естественные науки были признанными флагманами в формировании общенаучной картины мира, в том числе и гуманитарной. Благодаря общению ещё в университетские годы с представителями естественных наук, Асафьев был осведомлён в проблематике и новейших достижениях естествознания. В возглавляемом им музыкальном разряде РИИИ в начале 1920-х гг. существовала физико-математическая секция, а в учебном плане научно-музыкального отделения консерватории уделялось серьёзное внимание естественнонаучным предметам: акустике, психофизиологии, биологическим основам музыкальной исполнительской техники. В своей работе «Строение вещества и кристаллизация (формообразование) в музыке» (1920) Асафьев называл химическую дисциплину источником своей терминологической системы (которая включала понятия «звучащее вещество», «энергия», «сопротивление материала», «кристаллизация звучаний», «звучащие частицы», «центробежное устремление», «излучение», «реакция звучаний»).

Выбранная Асафьевым тактика позволила возглавляемому им учреждению сравнительно быстро адаптироваться в научном поле России и достичь заметных результатов. Молодое музыковедение выстраивалось как высоко мобильная дисциплина, открытая смежным областям знания и экспериментальным ракурсам, при этом внимание к современным социополитическим реалиям, активное участие в культурной жизни и декларируемые естественнонаучные симпатии должны были усилить ее дистанцирование от традиционного академического гуманитарного сообщества. Одним из ключевых элементов этой стратегии стало интенсивное развитие музыкально-социологических исследований, которые в значительной мере определяли профиль музыкальной науки в послереволюционный период. Во второй главе «Социология музыки как парадигма исследований музыкальной культуры в отечественной науке 1920-х годов» предпринимается реконструкция этой концепции (на материале трудов Б.В. Асафьева, С.Л. Гинзбурга, Б.Л. Яворского, A.B. Финагина, Р.И. Грубера, A.B. Луначарского, Л.Л. Сабанеева, С.М. Чемоданова и др.).

Послереволюционные годы стали временем формирования в музыкознании социологического направления, впервые предложившего концептуальное осмысление музыки как системы социальных и культурных практик. Этот этап соответствовал легитимации в России социологии как научной и учебной дисциплины: в 1917 г. по инициативе П.А. Сорокина социология была введена в университеты как обязательный предмет, начали открываться соответствующие кафедры и НИИ, издаваться учебники и научные

монографии. Энергичное воздвижение молодой советской культуры на идеологическом фундаменте марксистского учения стало благоприятной средой для развития социологических концепций художественного творчества. Социалистическая революция легализовала в качестве публики рабочих, красноармейцев и другие, ранее неимущие, слои городского населения. С начала 1920-х гг. в России широким фронтом развернулись социологические исследования в области искусств, решавшие задачу наиболее эффективного приобщения пролетарских масс к культурному достоянию и успешного проведения агитационной работы. В 1925 г. в Москве были организованы социологическая секция Института археологии и искусствознания и Центральная комиссия по изучению зрителя при художественном отделе Главполитпросвета.

Представители отечественного музыковедения позиционировали социологический ракурс как одну из своих главных специализаций: в учебных программах музыкального разряда РИИИ были сознательно смещены акценты с музыкально-практических занятий на предметы историко-культурного и социологического профиля. Кроме того, в структуре разряда функционировал Кабинет по изучению музыкального быта, персонал которого специализировался на сборе статистической информации о событиях повседневной музыкальной жизни Ленинграда. Подобные сведения расценивались учеными как неоценимая источниковая база, позволяющая проиллюстрировать на конкретных примерах грандиозный социальный сдвиг, запечатленный в повседневном музыкальном сознании. В главе рассматривается ряд культурно-исторических факторов, повлиявших на трактовку социологического ракурса в музыковедении 1920-х гг. Среди них: фундаментальное гуманитарное образование большинства специалистов, сравнительно свободный до начала 1930-х гг. доступ советских ученых к зарубежным исследованиям, а также высокий общественно-политический статус авторов, сыгравших ключевую роль в становлении направления (Б.В. Асафьева, A.B. Луначарского).

Созданная исследователями 1920-х гг. концепция науки о музыке представляла музыковедение как междисциплинарное исследовательское поле. В него входили разработки естественнонаучного профиля (в области акустики, светомузыки, психофизилогии музыкального воздействия), музыкально-теоретические системы (теория интонации, ритмология, системы нотации), история музыки, органология, палеография и источниковедение, методология музыкознания, теория музыкальной критики, фольклористика, философия музыки, психология творчества и культурно-социологические разыскания. Подобная междисциплинарность осознавалась исследователями как залог «научности» музыковедческих рассуждений, их вписанности в более широкий научный дискурс. При этом социология музыки функционировала не в качестве автономной дисциплины, а, скорее, как актуальный исследовательский ракурс, органично присущий всем направлениям музыкознания.

В рамках истории музыки это проявлялось, в частности в расширении поля ее исследований за счет категории «музыкального быта» (наряду с личностью композитора и его художественным наследием). Кроме того, Б.В. Асафьев ввел

в арсенал исторического музыковедения понятие «очагов слушания музыки» как сущностной типологической характеристики той или иной музыкально-исторической эпохи. Социологический ракурс был необходимым атрибутом и теоретического музыкознания. Так, A.B. Финагин считал одной из основополагающих категорий теории музыки «музыкально-художественный факт», то есть уникальный момент звучания и восприятия музыки в конкретной ситуации, для анализа которого необходимо привлекать данные акустики, учения об интонации и ритме, психологии музыкального творчества и восприятия, психологии музыканта-исполнителя и критика, феноменологии музыкально-художественной идеи. Наряду с этим Асафьев предложил понятие «музыкальной интонации» как главной музыкально-смысловой единицы и квинтэссенции социального начала в музыке. Таким образом, социология музыки формировала фундаментальную парадигму музыковедческой дисциплины, конституируя в качестве ее объекта комплексный феномен музыкальной культуры.

Университетская подготовка в гуманитарных дисциплинах позволяла музыковедам 1920-х гг. адаптировать в анализе музыкальных явлений знания смежных научных областей, в том числе и осуществлять эксперименты по перекодировке музыкальных феноменов в смежные реальности — экономическую, идеологическую. Например, выпускник экономического факультета Политехнического института, деятель РИИИ Р.И. Грубер выступил в эти годы с циклом новаторских статей, где аргументировал возможность применения в музыковедении экономических категорий. Такой подход дал ему возможность проблематизировать многие неожиданные аналогии между художественными и экономическими реалиями: так, Грубер стремился установить корреляцию между эстетической и экономической ценностью произведения, законами художественного и товарного производства, художественным и экономическим потреблением.

Кроме того, как и ряд других «пролетарских наук», возникших или получивших развитие в эпоху НЭПа («социальная инженерия» А.К. Гастева, рефлексология И.П. Павлова, психоанализ, педология, евгеника), социологическое искусствознание мыслилось его основателями во многом в качестве «прикладной» дисциплины. Она была призвана не только объяснять художественные феномены сквозь призму социальных процессов, но и искать методы обратного воздействия на социум, используя возможности искусства. Так, A.B. Луначарский в своей статье «Октябрь и музыка» (1926) устанавливал прямое соответствие между стратами общества и музыкальным языком произведений, создаваемых в их среде. Пестрота и разнообразие музыкальных интересов, жанров и стилей свидетельствуют, по Луначарскому, о противоречиях между идеологией разных слоев общества и, таким образом, становятся своего рода «барометром» политической ситуации в стране. Урегулирование социальных противоречий возможно посредством единого для всех универсального музыкального стиля, целенаправленное создание которого должно стать неотложной задачей композиторов.

Таким образом, в парадигме социологии музыки 1920-х гг. музыкальная культура представлялась как исключительно многосоставный феномен, в

котором делался акцент на уникальности не только различных типов музыкальных практик, но и потенциально любого момента звучания и восприятия музыки. В понимании исследователей этой эпохи музыкальное поле тяготеет к перманентному обновлению своего «интонационного словаря», причем, важную роль в процессе этого обновления играют изменения в слуховом тезаурусе публики. Музыковеды устанавливали смелые соответствия между различными областями музыкального и внемузыкального опыта, а также искали конкретные способы практического воздействия музыки на социальные реалии.

В третьей главе «Трансформация культурной проблематики в советской музыкальной науке сталинской эпохи (конец 1920 - начало 1950-х годов)» исследуются концептуальные преобразования в способах постановки и решения музыкально-культурных проблем, произошедшие на рубеже 1920 -30-х гг. На этот процесс повлияли, с одной стороны, официальные санкции: упразднение социологической дисциплины в СССР и расформирование социологических секций в искусствоведческих учреждениях. С другой -кардинальные изменения в советском культурном дискурсе: в частности, его «монологизация» (по Т.А. Кругловой), выражавшаяся в исчезновении категории Другого. Тотальная монологизация находила выражение и в законодательных актах: она распространялась на географическое измерение (установление «железного занавеса»), национальное и этническое (антисемитские кампании под знаком борьбы против «космополитизма» и «низкопоклонства перед Западом»), историческое (организованное переписывание истории), социальное (борьба с инакомыслием, показательные кампании против «врагов народа») и художественное (ликвидация прежних независимых художественных группировок и учреждение взамен творческих союзов, единолично контролировавших все формы художественной деятельности, разработка метода социалистического реализма, императивного для советских авторов).

В создании монистической картины мира активно участвовали науки и искусства. Среди гуманитарных дисциплин особое значение приобретала историческая наука, ответственная за коллективную память общества: в ее рамках была сконструирована новая «методология» исторического познания. Исследователю надлежало выстроить иной исторический нарратив, отражающий, в соответствии с закономерностями классового сознания, революционную миссию пролетарских масс и реакционную - других классов на протяжении истории. При этом работу с источниками заменяло творческое воссоздание исторической действительности. По замечанию Е. Добренко, новый исторический дискурс, свободный от прежних критериев научности и достоверности, превращался в чисто эстетический, литературный проект в лучших традициях соцреализма, который выстраивался по законам художественного произведения. Одной из главных его функций становилась организованная по монологическому принципу репрезентация реальности и, одновременно, ее «дереализация».

В условиях директивного управления культурными процессами, сведения их к единому нормативному пласту, отпадала необходимость в социальных и

культурных исследованиях прежнего профиля, предмет которых был по определению ориентирован на культурное разнообразие, диссенсус и нелинейность развития. Между тем музыкально-культурные феномены не были в этот период полностью устранены из исследовательского арсенала музыковедов. В отличие от социологической лексики, термин «культура» вполне легитимно фигурировал в словаре социалистического искусствознания, поскольку хорошо вписывался в установки на культурное строительство в советской России. В то же время прежний понятийный аппарат социальных наук мог использоваться в таких исследованиях только на крайне общем метафорическом уровне, с позиций диалектического и исторического материализма. В создавшихся условиях были возможны два основных способа существования музыкально-культурной проблематики на протяжении 1930 -начала 1950-х гг.:

- Редукция ее к категориям истмата (в частности, логике смены социально-экономических формаций), примеры чему можно встретить в музыкально-исторических исследованиях этого времени. Наглядной иллюстрацией такого подхода могут послужить, в частности, изданные в 193050-е годы работы Р.И. Грубера (прошедшего за эти годы солидную школу по «перековке» мировоззрения), среди которых фундаментальная «История музыкальной культуры» (1941-1959). Несмотря на прямое указание в заглавии на культурную проблематику, понятие «культура» употребляется в книге только в качестве метафоры, синонима терминам «стиль», «школа» или «направление» (например, в выражении «одноголосная мелодическая культура»), В этой работе, а также в сборнике переводов «Музыкальные культуры древнего мира», вышедшем под его редакцией в 1937 г., Грубер обращался к социологическому ракурсу лишь в начале разделов: при характеристике общественных формаций, предварявшей описание каждого периода истории музыки (стремясь подвергнуть такому анализу в том числе и незападные культуры). В подобных случаях он предельно лаконично «нанизывал» на изучаемую эпоху соответствующий истматовский «эпитет» и далее без промедления переходил к анализу музыкальной стилистики.

- Использование ее в качестве проводника идеологических практик в музыкальное поле. В эпоху сталинизма знания и умения социолога искусства могли быть востребованы в разработке концепции социалистического реализма, уникального политико-эстетического продукта, бывшего одновременно социальным, культурным и художественным проектом. Ярким примером такой стратегии могут послужить музыкально-критические статьи Б.В. Асафьева 1930 - 40-х гг., в которых маститый музыковед фактически создал кодекс соцреалистического искусства, умело адаптируя в изменившейся политической обстановке свои прежние музыкально-теоретические и социологические концепции. Среди таких концепций было, например, ключевое для теоретической системы Асафьева понятие «интонационного словаря эпохи». Если в 1920-е гг. это понятие становилось своего рода ключом к пониманию логики музыкально-исторического процесса, причин актуализации и ухода в тень тех или иных музыкальных жанров или авторов, то теперь оно применялось уже в отношении современного искусства, обретая

оценочный и нормативный оттенок. Например, в статьях музыковеда «Советская музыка и музыкальная культура» (1942), «Патриотическая идея в русской музыке» (1942), «Композитор и действительность» (1943) «интонационный словарь эпохи» напрямую отождествлялся со слуховым багажом массового слушателя и в этом качестве становился своеобразным гарантом «народности» и доступности музыкального творчества.

Таким образом, модель музыкальной культуры прошлого и современности конструировалась в музыковедческих работах посредством эстетического в своем генезисе приема - «дереализации реальности». Продуктом такого конструирования оказывалось предельно монологичное, лишенное подтекстов пространство, в котором действовали прямолинейные и однозначные связи между типом производства в той или иной социально-экономической формации и музыкальной продукцией, создаваемой в ее рамках. Проецируясь на исследование отечественной музыкальной культуры (которой уделялось преимущественное внимание в работах), такие исследовательские установки формировали картину монолитного единства советского общества во вкусах и оценках, которые, в силу их ориентации на высокие культурные стандарты, провозглашались безальтернативным критерием художественной ценности композиторского творчества.

ЧАСТЬ 2. Идея музыкальной культуры в музыковедении эпохи «оттепели» и «развитого социализма» (вторая половина 1950 — начало 1980-х годов) посвящена рефлексии изменений, которые претерпела идея музыкальной культуры во второй период своего развития.

В четвертой главе «Музыкальная наука в контексте советской научной политики периода "строительства коммунизма"» предпринят анализ научных стандартов музыкознания в соотнесении с основными тенденциями в развитии науки и научной политики эпохи «оттепели» и «застоя». Послевоенные десятилетия стали для музыковедения временем «академизации» и формирования эталонов профессиональной идентичности. Этот процесс проходил по нескольким направлениям:

- профессиональное образование (в 1940-е гг. профиль «теория музыки» был введен в музыкальных училищах, что способствовало еще большей, по сравнению с предыдущими десятилетиями, профессионализации этой специальности);

- присуждение ученых степеней (уже с 1930-х гг. начали защищаться докторские диссертации по музыкознанию);

- издание учебной литературы (к началу 1960-х гг. все три ступени музыкального образования были уже фактически полностью укомплектованы учебниками по музыковедческим предметам);

- научные коммуникации (стабильной площадкой для них стал основанный в 1933 г. журнал «Советская музыка», а с 1957 г. - критико-публицистический журнал «Музыкальная жизнь»).

Таким образом, к началу 1960-х гг. отечественное музыковедение уже располагало значительными ресурсами легитимности и солидным профессиональным потенциалом. Вместе с тем, в панораме музыкальной науки, выстраивавшейся в эпоху «развитого социализма», далеко не все дисциплины и

направления были представлены равноценно, в исследуемой проблематике тоже существовали свои устойчивые приоритеты и лакуны. Такая картина складывалась отнюдь не случайно: в значительной мере она была конгруэнтна сценарию развития советской науки в целом, который на данном этапе разворачивался довольно специфично. Опираясь на исторические и науковедческие исследования, в главе выявляются основные особенности этого сценария, в том числе: приоритет, оказываемый естественным и техническим дисциплинам (которым отводилась исключительная роль в деле строительства коммунизма); периферийное положение гуманитарных наук (гораздо менее защищенных перед идеологической цензурой); ориентация на узкую специализацию и высокий уровень достижений в своей локальной области; значительный уровень бюрократизации, иерархичности и закрытости научных отраслей; их изоляционизм и отставание в овладении стандартами мировой науки.

В качестве специфического «продукта» советской научной системы рассматривается музыкознание этих десятилетий, в котором оформление академических стандартов в 1950 — 60-е гг. сопровождалось отчетливым поворотом в сторону узкой специализации и технологических приоритетов при одновременной «маргинализации» истории музыки. Начиная с середины XX века профессиональная идентичность музыковеда в отечественной науке связывалась в первую очередь с теорией музыки, в которой данный период был представлен крупными достижениями: формированием разветвленной структуры дисциплины, созданием корпуса классических научных и учебных трудов, институциализацией оригинальной методологии (в частности, целостного анализа) и новых направлений, связанных с освоением методов смежных наук. В отличие от теоретического музыкознания, история музыки, симметрично положению гуманитарных дисциплин в советской науке в целом, также негласно занимала достаточно маргинальное положение в области музыковедения, во многом в результате жестких цензурных ограничений, действовавших в отношении музыкально-исторических тем.

Начиная с 1940-х гг. в консерваториях также заметно снизился уровень общего гуманитарного образования, столь необходимого музыковедам: резко сократилось количество часов, выделяемых на изучение иностранных языков, истории литературы и изобразительных искусств, всеобщей истории, что незамедлительно сказалось на методологической стороне музыкально-исторических работ. В.Дж. Конен констатировала наличие отчетливого технологического крена в музыковедческих публикациях, отсутствие у отечественных специалистов интереса к собственно исторической и культурной проблематике.

Таким образом, положение, сложившееся в отечественном музыкознании в годы «оттепели» и «застоя», как бы в миниатюре воспроизводило организационные сложности, возникшие в эти десятилетия перед советской наукой. В области исследований музыкальной культуры в рассматриваемый период в отечественном музыкознании развивались несколько направлений, которые специализировались на тех или иных аспектах данной проблематики, при этом продвигаемые ими концепции были во многом антагонистичны.

Каждое из направлений выстраивало собственную стратегию научного и социального самоутверждения, опираясь, как правило, на опыт авторитетных для него отраслей в смежных науках. Во многом в зависимости от этих идентификационных сценариев варьировалась в каждом конкретном случае трактовка, предлагаемая музыкально-культурным феноменам, а также способы их научной рефлексии. В диссертации данная ситуация рассматривается на примере трех направлений, каждое из которых воплощало свою стратегию в отношении официально продвигаемой концепции музыкальной культуры.

Пятая глава «Особенности изучения /позиционирования музыкальной культуры в советской социологии музыки эпохи "социологического ренессанса" и "постренессанса" (конец 1960 - начало 1980-х годов)» посвящена анализу образа музыкальной культуры, созданного в исследуемый период в рамках социологии музыки.

Хотя в годы «оттепели» в советской науке состоялось возрождение социологического знания (связаное с деятельностью В.А. Ядова, И.С. Кона, Ю.А. Левады, Б.А. Грушина), институциализация социологии музыки произошла в более поздний период на рубеже 1960 - 70-х гг. Этому периоду соответствовал идеологический перелом в социальных науках, когда смена социополитической обстановки повлекла за собой усиленный партийный контроль над ними. В течение последующих полутора десятилетий социология постепенно меняла свой парадигмальный уклон, превращаясь в «государственную дисциплину» (по выражению Б.М. Фирсова). Все этапы исследования в ней подлежали усиленному надзору со стороны ЦК и КГБ, в прерогативы которых входили решения о допуске претендентов к защите докторских диссертаций, работе в спецхранах и зарубежным командировкам. В 1970 - 80-х гг. социология была одной из наиболее цензурируемых дисциплин: в случае проведения эмпирических исследований (по заказу, как правило, парторганизаций), тематика вопросов, задаваемых населению, подлежала предварительному согласованию, а результаты анкетирования нередко засекречивались.

Формирование концепции обновленной социологии музыки пришлось преимущественно на годы интенсивной политизации социологического знания и включения его в партийный дискурс. Так, на протяжении первой половины 1970-х гг. были учреждены социологические подразделения в ЛГИТМиКе (бывшем РИИИ) и московском Институте истории искусств, организованы первые всесоюзные конференции по музыкально-социологической тематике, вышел в печать корпус теоретических и конкретно-социологических исследований. Вполне закономерно, что в концептуальном пространстве отечественной музыкальной науки социология музыки формировалась как феномен скорее идеологического, чем научно-эвристического порядка. Она в значительной степени функционировала как инструмент культурной политики, работавший на создание официально одобряемого образа советской музыкальной культуры. Конкретными механизмами такого конструирования становились уже отработанные в сталинские годы приемы соцреализма, а его результатом - новая монологизированная и «дереализованная» реальность.

Иллюстрацией подобного подхода может послужить ключевая проблематика музыкально-социологических исследований 1970 - 80-х гг. (на материале работ А.Н. Сохора, Ю.В. Капустина, М.С. Колесова, Г.Ш. Орджоникидзе и др.). В частности, в главе рассматриваются новые концепции народности и национального начала в музыкальной культуре, которые приобретали актуальность ввиду кризиса прежних механизмов интеграции в стремительно деполитизирующемся советском обществе. При этом компоненты национального в музыке, предлагаемые Г.Ш. Орджоникидзе (народность, реализм, опора на европейскую академическую традицию, отказ от формализма), отчетливо перекликались с эстетическими критериями, предъявляемыми соцреалистическому искусству. Кроме того, в условиях появления в годы «оттепели» новых досуговых практик и распространения «магнитофонной культуры», сравнительно малодоступной государственному регламенту, важной задачей становилось создание приемлемого официального «имиджа» советской публики и ее вкусовых предпочтений. В таких работах можно наблюдать технику «дереализации реальности», когда, например, полученные при опросах нежелательные данные подавались в приукрашенном или завуалированном виде.

Особое внимание в главе уделено репрезентации музыкальной культуры в фундаментальном теоретическом труде «Социология и музыкальная культура» А.Н. Сохора: изданная в 1975 г., данная работа ярко демонстрирует сложившуюся в этой дисциплине парадигму трактовки музыкально-культурных феноменов. Монография представляет читателю полярно дихотомический универсум, в котором противостоят друг другу два мира. С одной стороны -раздираемый неразрешимыми социальными конфликтами и погоней за материальным достатком мир капитализма, с другой - мир грядущего коммунизма (и предлежащего ему социализма), в котором борьбу за преходящими материальными благами должны потеснить духовные потребности. В соответствии с логикой стратификации общества, в классовых формациях музыкальная культура пронизана «острейшими непримиримыми противоречиями» и дробится на антагонистические, отчужденные друг от друга пласты: элитарную музыку и массовую. Первый из этих пластов «антидемократичен», второй - «псевдодемократичен» и развивается по законам буржуазного товарного производства. В противоположность этому, в бесклассовом социалистическом обществе музыкальная культура едина и бесконфликтна; все наследие, созданное в ее рамках, носит «народный» и «прогрессивный» характер.

Подобно художественной продукции, публика в условиях социализма также едина не только по своему классовому происхождению и политическим идеалам, но и по возможностям приобщения к музыке. Разработанная Сохором слушательская типология включала три основных типа: «высокоразвитый», «среднеразвитый» и «низкоразвитый» слушатель, являя идеальную картину слушательского сообщества в бесклассовой формации. Социальные и культурные различия между слушателями отсеивались в ней как несущественные, а расхождения во вкусах объяснялись разным уровнем музыкальных способностей и образования аудитории и подлежали

«объективной» оценке. Таким образом, музыкальная культура моделировалась в данной работе как эстетический продукт, который идеально вписывался в нормативы соцреалистического искусства: сложность и полифоничность реальной картины редуцировалась к жесткой бинарной оппозиции, где социалистическое художественное производство максимально регламентировано, культурная продукция одинаково высокоценна, а ее потребление обезличено и подлежит линеарной эволюции.

В главе рассматривается также история с публикацией в 1973 г. в журнале «Советская музыка» результатов эмпирического исследования вкусовых предпочтений массовой публики Московского молодежного музыкального клуба. Проведенное междисциплинарной группой специалистов при участии музыковедов Э.Е. Алексеева и Г.Л. Головинского, это исследование спровоцировало своего рода общественный скандал в прессе. В диссертации делается предположение о том, что принципиальной причиной, вызвавшей столь бурную реакцию, была исходная концептуальная установка в эксперименте на построение слушательской типологии с высокой степенью дифференциации. Она не вписывалась в базовый постулат «государственной» социологии искусства, согласно которому ощутимое расслоение есть следствие непреодолимых социальных антагонизмов, и* потому по определению невозможно в социалистическом обществе. Кроме того, полученные исследователями результаты явно противоречили основным элементам советской культурной идентичности:

- образу советского человека (вследствие использования в анализе психологических терминов «лидерство», «агрессивность», «автономность»);

- образу социалистического культурного наследия (предложенный слушателям список произведений не включал ни одного значительного сочинения советских композиторов, ни одного фольклорного образца и ни одного произведения на современную тему);

- образу советского слушателя (ввиду предпочтения, оказанного публикой эстрадным шлягерам перед музыкальной классикой).

Таким образом, расхождение с официальной концепцией музыкальной культуры спровоцировало парадоксальную ситуацию, когда более адекватное отражение исследуемой реальности в научной работе вызвало подозрение именно в недостоверности и научной некомпетентности авторов.

В шестой главе «Культурная проблематика в музыкально-теоретических исследованиях 1970 - начала 1980-х годов: "новые научные направления"» рассматривается идея музыкальной культуры в публикациях по музыкальной семиотике и коммуникативистике. При наличии различных акцентов в исследуемом объекте эти направления объединяла устремленность к поиску в музыкальных текстах приемов или семантически значимых единиц, определяющих их направленность на слушательское восприятие и транслирующих некое внемузыкальное содержание, отождествляемое с культурным опытом. В концептуальном плане эти поиски имели своим ориентиром изыскания в смежных сферах гуманитарного знания - прежде всего, лингвистике (а также, отчасти, психологии), - занимавшихся освоением коммуникативных проблем с применением методов точных наук. Такие

исследовательские приоритеты соответствовали стандартам мировой науки во второй половине XX века, в которой лингвистика в тандеме с техническими дисциплинами была востребована при решении вопросов восприятия и усвоения информации человеком, его адаптации в современном информационном обществе. Помимо того, для советских гуманитариев освоение методов точных наук могло способствовать повышению престижа специальности. Это во мйогом был путь к преодолению утвердившегося на протяжении советской эпохи образа гуманитарных наук как наиболее идеологически ангажированной (вследствие своей интерпретационной пластичности) области научного знания.

Самым известным примером удачной реализации такой стратегии был опыт московско-тартуской семиотической школы (МТСШ), представители которой воплощали в отечественном научном поле 1960 — 70-х гг. современный эталон гуманитария, гордясь своим приближением к идеалу точных дисциплин. Несмотря на вполне резонные сомнения властей в политической лояльности главы этой школы Ю.М. Лотмана и его коллег, семиотические идеи на протяжении 1970-х гг. стали объектом своего рода интеллектуальной моды в гуманитарном сообществе. Между тем, полная идентичность стратегии МТСШ была едва ли достижима для музыковедов, как и непосредственное сотрудничество с исследователями этого направления, вследствие закрытости границ лотмановского сообщества. В данном случае речь могла идти скорее об адаптации отдельных элементов актуальных подходов для разработки в рамках музыковедения проблематики, которая бы обладала усиленным элементом «научности», ассоциировавшейся в первую очередь с техническими науками. В диссертации воссоздаются ключевые положения модели музыкальной культуры в публикациях по музыкальной семиотике и коммуникативистике (на материале работ Л.А. Мазеля, Ю.Г. Кона, В.В. Медушевского, Е.В. Назайкинского, М.Г. Арановского и др.):

- Музыкальная культура - едина и неизменна. Объектом музыкально-коммуникативных и семиотических исследований, как правило, становились произведения классико-романтического стиля второй половины XVIII - XIX веков, то есть, периода господства тонально-гармонической системы. Хотя языковая «монолитность» этого пласта также не была бесспорной (на что аргументированно указывали представители истории музыки), в работах по музыкальной семиотике и коммуникативистике данный материал обычно позиционировался на редкость единым в плане языка и устойчивым к историческим трансформациям - именно в таком качестве он мог выступать объектом семиотического анализа. Изменения же в семантическом фонде если и происходили, то были, по мнению исследователей, незначительными и имели кумулятивный характер. «В глубинах музыкального языка при всех его вековых вариантах сохраняются черты его предназначенности для общения, приспособленности к законам физиологии и психологии восприятия, которые в основе своей эволюционируют несравненно медленнее любых семиотических знаковых систем и служат осью развития», - настаивал Е.В. Назайкинский.4 Поскольку вариабельность и изменчивость музыкального языка не

4 Назайкинский Е.В. О психологии музыкального восприятия. - М.: Музыка, 1972. - С. 58 - 59.

акцентировалась музыковедами, в восприятии читателя потенциально все музыкально-коммуникативное пространство представало высоко стабильным и гомогенным.

- Музыкальный селтозис сформировался очень давно, в его формировании не участвуют ни композитор, ни слушатель. В рамках музыкально-коммуникативной теории рассмотрению подлежали в основном наиболее универсальные элементы музыкальной драматургии - например, семантические функции Л.П. Казанцевой или приемы художественного воздействия, описываемые Л.А. Мазелем. Формирование этих и других элементов музыкальной семантики и прагматики нередко выносилось учеными далеко за пределы исследуемого периода: например, В.В. Медушевский возводил генезис коммуникативного синтаксиса в музыке к нормам античной риторики. При таком подходе сами процессы формирования музыкально-семантического фонда, как и вопрос о том, кто ответственен за это формирование, вполне закономерно, оказывался вне сферы интересов музыкантов-теоретиков. Между тем, в 1970-х гг. Ю.М. Лотман уже вышел за пределы статической модели семиосферы, стремясь найти обоснование исторической динамике знаковых систем. Механизмом такой динамики он считал коммуникацию между неидентичными по своему культурному словарю отправителем и получателем сообщения: возникающая потребность в перекодировках становится основным источником новаций в культуре. В отличие от Лотмана, исследователи музыкальной семиотики хотя и не отрицали прямо возможность трансформации знаковой системы вследствие многоязычия, непонимания, несовпадения кодов в ее рамках, тем не менее, выносили эту проблему за пределы своего рассмотрения, в результате репрезентируемый ими музыкально-семиотический универсум выглядел на редкость неизменным и «монологизированным».

- Результат восприятия музыки полностью программируется произведением. Художественные приемы воздействуют на всех одинаково. Интерес к художественному и психологическому эффекту, оказываемому сочинением, казалось бы, должен был ориентировать исследователя на изучение непосредственного ситуативного момента звучания /восприятия музыки. Между тем музыкально-коммуникативные и семиотические исследования отнюдь не предполагали экскурсов в контекст бытования исследуемого опуса, а слушатель фигурировал в них лишь в качестве условного субъекта, абстрактно существующего за гранью анализируемого текста, его социальные, культурные и индивидуальные психологические характеристики устранялись из поля зрения. При этом имплицитно предполагалось, что обнаруженные исследователями коммуникативные приемы имеют фундаментальный характер и одинаково воздействуют на всех слушателей, а элементы знаковой природы - однозначно интерпретируются любой аудиторией. Такого рода способ художественного общения, при котором индивидуальные качества слушателя устранялись из рассмотрения и не имели самостоятельного статуса, соответствовал субъект-объектному, или «бихевиористскому», сценарию культурной коммуникации, представляющему ее в виде линейного однонаправленного процесса воздействия на реципиента.

Музыкальный опус трактовался исследователями в качестве своеобразного механизма, воздействующего на реципиента конкретным, заранее запрограммированным образом. Так, Л.А. Мазель утверждал: «Произведение в целом было бы целесообразно рассматривать как своего рода работающий механизм (или "организм"), осуществляющий определенное действие, то есть дающий художественный эффект».5

- Академическая музыка рассчитана на профессиональное восприятие. Устранению из процесса коммуникации слушателя как активного субъекта, способного существенно трансформировать исходное сообщение, способствовала и еще одна интеллектуальная операция: ограничение круга принимаемой во внимание аудитории только музыкально компетентной ее частью - то есть, воспитанной в соответствии с неким единым слуховым стандартом. Эту задачу во многом позволяла решить обоснованная В.В. Медушевским категория «адекватного восприятия», понимаемая им как «идеал, эталон совершенного восприятия данного произведения, основанный на опыте всей художественной культуры».6 Подобные требования к слушателю сужали объект исследования музыковедов до аудитории, обладающей широким музыкальным кругозором и богатым слуховым опытом. Сценарий адекватного восприятия легализовывал ситуацию, когда из музыковедческой оптики априори исключались возможные разночтения музыкальных знаков вследствие как слуховой и культурной некомпетентности публики, так и исторической смены ее слуховой парадигмы.

Таким образом, в отношении изучаемого материала музыковедами допускался целый комплекс редукций: ограничение его временного и стилистического диапазона, сведение круга музыкальных знаков к отдельным, наиболее универсальным выразительным приемам, ограничение истоков их выразительности психофизиологическими паттернами человека и универсальными нормами речеобразования, стабильными для разных культур и эпох и, наконец, сужение слушательской аудитории до круга профессионально подготовленных слушателей. В своих работах теоретики музыки единодушно утверждали универсальные стандарты академической музыкальной культуры и «адекватного» (= профессионального) восприятия музыки, последовательно игнорируя реальное разнообразие слушательской аудитории и ее слухового опыта. Подобное замыкание на сугубо специальных вопросах должно было способствовать преодолению «проницаемости» музыковедческого дискурса для официальной идеологии. В то же время, данная научная концепция формально легко вписывалась в тренд официальной культурной политики, поскольку воссоздаваемая музыковедами «монологичная» модель музыкальной культуры была вполне адекватна традициям социалистического реализма.

В седьмой главе «Исследования музыкальной культуры в историческом музыковедении второй половины 1950 - начала 1980-х годов», воссоздается трактовка музыкально-культурных проблем в рамках отечественной истории музыки (на материале работ В.Дж. Конен, М.С. Друскина, И.А. Барсовой, Г.А.

5 Мазель Л.А. Эстетика и анализ //Советская музыка, X» 12. - 1966. - С. 20.

6 Медушевский В.В. О содержании понятия «адекватное восприятие» //Восприятие музыки. Сб. статей. - М.: Музыка, 1980.-С. 143.

Орлова, Н.Г. Шахназаровой, М.А. Сапонова). Негласная маргннальность этой дисциплины в советском музыкознании, ее отставание от теоретических направлений в методологической оснащенности и в разработке профильных тем предопределили сложности с социализацией в своем профессиональном сообществе, с которыми подчас сталкивались музыковеды-историки. Анализ биографических обстоятельств наиболее видных представителей данной исследовательской традиции, избравших своим профилем изучение музыкально-культурных феноменов, В.Дж. Конен и М.С. Друскина позволил прийти к выводу, что стратегию их профессионального поведения можно рассмотреть в одном ряду с проявлениями «разномыслия» в советском обществе 1940 - 60-х гг. Данное понятие было предложено социологом Б.М. Фирсовым для описания разнообразных «раскрепощенных форм общественного сознания», не тождественных, однако, диссидентству (то есть «инакомыслию»).

Рассматриваемая профессиональная стратегия особенно отчетливо проявлялась в понимании этими специалистами объекта своего изучения. Выстраиваемый ими образ музыкальной культуры включал в себя «периферийные» для советской музыкальной науки эпохи, национальные традиции и музыкальные жанры. К таковым относились, в частности, эпизоды «кризиса интонаций» (по Б.В. Асафьеву), отмеченные радикальным обновлением выразительного арсенала музыки и, одновременно, столь же кардинальным расширением слухового кругозора публики: например, предклассическая эпоха конца XVI - первой пол. XVIII веков, период английской Реставрации второй половины XVII века, революционная эпоха в России, XX век. Кроме того, историки музыки проявляли интерес к «полиязычным» музыкальным культурам, направлениям и жанрам (национальной музыкальной традиции США и ее частным ответвлениям -джазу, блюзу), а также практикам, «маргинальным» для академической музыки (таким как направления афроамериканского происхождения в массовой музыке или в музыкальной культуре республик советского Востока, устные формы музыкального профессионализма).

Воспользовавшись терминологией М.М. Бахтина, можно утверждать, что в работах историков музыки моделировался специфический «карнавальный» хронотоп: и во временном, и в пространственном, и в художественно-стилистическом отношении события, выбираемые ими для своего нарратива, разворачиваются «на обочине» эпического времени истории и магистральных художественных процессов. А исследуемые ими музыкальные феномены неизменно демонстрируют тотальную разомкнутость своих границ, оказываясь в любой момент открытыми к взаимодействиям с инокультурными, иножанровыми, и даже иновременными явлениями. Можно предполагать, что подобная «карнавализация» исследовательского мышления становилась для музыковедов способом реконструировать музыкально-культурные процессы во всей их сложности и неоднозначности, уходя от «монологизма», диктуемого соцреалистическим дискурсом. Она давала возможность репрезентировать все множество контекстов, взаимовлияний, коннотаций, пересекающихся в изучаемом художественном феномене, то есть, в конечном итоге, - ввести

культурную составляющую в искусствоведческие рефлексии. Конкретизировать данный эвристический принцип можно на примере проблематики, которую ставили и решали в своих работах музыковеды этого направления:

- Семантика музыки. По сравнению с представителями музыкальной семиотики, в трактовке историков музыки обращает на себя внимание, во-первых, стремление распространить круг семантически значимых единиц на максимально широкий диапазон музыкальных явлений и, следовательно, -признание важности внемузыкального опыта слушателя в восприятии практически любой музыки. Во-вторых - презумпция множественности внемузыкальных истоков музыкальной семантики, среди которых важную роль приобретали разнообразные культурные конвенции, понятные только из соответствующего культурно-исторического контекста. В качестве таких истоков музыкальной выразительности рассматривались, в частности, музыкально-риторические фигуры, теория аффектов, программная музыка, изобразительные аналогии, вызываемые нотной графикой, числовая символика, темы-цитаты хоральных мелодий и пр. Из чего закономерно следовало представление о вариабельности и контекстуальности смыслов музыки и их укорененности в широкой культурной среде.

- Рецепция музыки. В отличие от музыкально-социологической и музыкально-коммуникативной традиций, историки музыки при изучении музыкальной рецепции задавались целью реконструировать облик публики в ее культурно-исторической конкретике: слушатель представал в их исследованиях как носитель собственного культурного и слухового опыта. Благодаря этому санкционировались разнообразные трансформации, которым подвергались музыкальные направления и жанры в различных исторических парадигмах, репрезентируя их диалогическую открытость.

- Национальная традиция. В противовес установке на отождествление национального начала с фольклором, утвердившейся в советском искусствознании, М.С. Друскин предлагал реконструировать в музыке проявления «национального склада мышления», на формирование которого, по его мнению, влияют множественные предпосылки: социополитические, идеологические, языковые, географические. Такой способ анализа позволял установить более гибкие и опосредованные связи между музыкой и национальной культурной традицией.

- Биографическое и творческое «я» музыканта. В своих работах М.С. Друскин утверждал также необходимость более широкого освоения в музыкально-исторической науке биографического метода, получившего развитие в смежных гуманитарных дисциплинах: литературоведении, психологии, социологии. В рамках этого подхода своеобразным «ключом» к пониманию логики взаимоотношений между биографической и творческой траекториями в жизни художника становится выработанная исследователем определенная концепция его творческой личности. Для построения же такой концепции нередко требуется осмысление его фигуры как историко-культурного явления посредством соотнесения его с доминирующим творческим или личностным психотипом эпохи. Применение данного метода

позволяло, таким образом, выстроить многоаспектную мотивацию творческого процесса художника, принимая во внимание не только личностно-психологические, но и культурно-исторические факторы.

Можно заключить, что моделируемое исследователями музыкально-культурное пространство демонстрирует открытость разнообразным областям человеческого опыта, а также высокую динамичность и многосоставность ввиду перманентной диалогической разомкнутости любой художественной традиции. Учитывая же то, что за любым имманентно-музыкальным явлением обнаруживаются более глубинные культурные процессы, стилевой диалог превращается в диалог самостоятельных художественных сознаний, принципиально неисчерпаемый и незавершимый. Такая структура исследуемой реальности позволяла музыковедам соотносить музыкальные явления с культурными феноменами - ментальностью эпохи, национальной картиной мира, историческими типами художественной психологии, архетипами коллективного бессознательного. В диссертации делается вывод о том, что подобная экстраординарная научная картина мира может быть интерпретирована как своеобразная стратегия профессионального и социального позиционирования ее создателей: легализуя в своих текстах «маргинальные» объекты и ракурсы, историки музыки тем самым предлагали читателю модель реальности, в которой получала право на существование их собственная «девиантность» в советском научном поле.

ЧАСТЬ 3. «Идея музыкальной культуры в исследованиях эпохи "перестройки" и постсоветского периода (вторая половина 1980-х - 2000-е годы)» посвящена фундаментальным трансформациям, которые претерпела идея музыкальной культуры в изменившихся социальных условиях.

В восьмой главе «Музыковедение в меняющемся поле отечественных гуманитарных наук» рассматриваются концептуальные преобразования, которые претерпело музыкознание в последнее двадцатипятилетие и которые предопределили его потенциальную предрасположенность к более системной адаптации культурно-ориентированных ракурсов. В последнее десятилетие XX века культурная проблематика приобрела качественно новый статус в российской науке, превратившись из факультативного и, зачастую, маргинального аспекта гуманитарных исследований в важный элемент научной конъюнктуры. Воспользовавшись терминологией П. Бурдье, можно заключить, что данная проблемная область стала источником различных видов символического капитала. «Политический» (институциональный) капитал связан с утверждением культурологии в Номенклатуре специальностей научных работников Миннауки РФ, открытием диссертационных советов по культурологическим наукам, введением культурологических предметов в вузовские программы. «Культурный» (неформальный) капитал обусловлен тем, что для гуманитарных дисциплин участие в культурных изысканиях начало оцениваться как один из важных показателей актуальности в современном научном поле. Это во многом оказалось следствием падения «железного занавеса» в постсоветской России и стремления отечественных областей знания соответствовать стандартам западной науки, в которой последняя треть XX столетия была ознаменована «антропологическим поворотом» (по П. Берку).

Одной из дисциплин, затронутых в перестроечную и, особенно, постсоветскую эпоху процессом «модернизации» гуманитарного знания, стало музыковедение: в этот период в нем проявились элементы «экстраординарной науки» (если применить к нему терминологию Т. Куна), связанной с накоплением ряда «аномалий», противостоящих магистральной парадигме. Так, в конце 1980 - 90-х гг. исследованиями в рамках отраслей, «маргинальных» для академического музыковедческого дискурса, - истории, социологии и психологии музыки, музыкальной этнологии, текстологии и источниковедения - был оспорен ряд постулатов, которые для нескольких предыдущих поколений музыковедов ассоциировались с профессиональной идентичностью. В их числе: монополия специалиста на установление ценностных приоритетов в искусстве, анализ структуры музыкального текста как ведущий исследовательский жанр, монополия письменного текста как объекта научного и учебного анализа и т.п.

В ряду важных парадигмальных изменений в музыкознании этого периода можно назвать также значительное расширение «музыкальной картины мира», запечатленной, в частности, в учебниках по истории музыки. По исследованию Л.А. Купец, основными тенденциями в этом процессе являются: историко-географическая экспансия (включение в поле зрения студента временного диапазона от X в. до 1990-х гг., а в географическую панораму -стран американского континента, Азии и Северной Африки); проблематизация новых культурных пластов (церковной музыки, массовой музыкальной культуры), введение в кругозор студента новой проблематики (проблем творческой психологии, музыкального постмодерна). Несомненно, что основные векторы этих изменений в картине исследовательской реальности были сформированы уже в советскую эпоху в работах историков музыки, однако лишь в последние десятилетия обрели легитимность, попав на страницы учебных изданий. В то же время в области теории музыки также намечаются сдвиги к постепенному отказу от монопарадигмальной технологии познания в пользу синтеза разнородных исследовательских направлений, освоению новых проблемных зон, интеграцией знания смежных областей. Так, в 1999 году Ю.Н. Бычков предложил двухуровневую модель современного теоретического музыкознания, охватывающую как круг специальных дисциплин (теория музыкального языка и музыкальной формы, учение о музыкальных жанрах и стилях, музыкальная культурология, музыкальная эстетика), так и комплекс междисциплинарных подходов к изучению музыкальной деятельности (музыкальные акустика, психология, семиотика, социология, психотерапия). Процессу расширения исследовательской реальности может способствовать и уплотнение сети научных коммуникаций по специальности вследствие роста числа периодических изданий (в том числе конституирующих новые исследовательские направления - изучение старинной музыки, электронной музыки и т.п.).

Специфической особенностью отечественной ситуации являются, однако, минимальные контакты между инновационными сегментами научного поля. По мнению ряда науковедов, этот процесс, наблюдаемый и в других дисциплинах, стал характерным феноменом постсоветской науки, в которой крах прежней советской иерархической системы (сочетавшей закрытость научных отраслей с

жесткой вертикальной иерархией внутри них) привел к катастрофическому распаду научного производства на отдельные автаркические области. В этих условиях сосуществование множества журналов, исследовательских школ и традиций внутри научной отрасли может привести не к продуктивному приросту нового знания, а, напротив, к еще большей его парцелляции, препятствующей концептуальному обновлению дисциплины. Если спроецировать данное положение на исследования музыкальной культуры, современное состояние данного ракурса можно охарактеризовать как эристическую ситуацию, при которой равно вероятны различные (в том числе, противоположные) сценарии дальнейшего развития событий. Анализу этих сценариев посвящены две последние главы диссертации.

Гипотетический «позитивный» сценарий рассматривается в девятой главе «Рецептивистика как форма существования идеи музыкальной культуры в отечественном музыкознании конца 1980 - 2000-х годов». Предполагается, что он связан с перспективами дальнейшего развития аспектов, сформировавшихся в работах «перестроечной» и постсоветской эпох. Музыкально-культурная проблематика в данных публикациях представлена кластером индивидуальных трактовок, разрабатываемых в рамках различных музыковедческих дисциплин отдельными авторами и научными направлениями, при достаточно автономном их существовании и отсутствии единой устоявшейся парадигмы.

В качестве ракурса рассмотрения этих подходов в диссертации выбрана традиция рецептивных исследований (ориентиром в анализе которой послужила концепция американского искусствоведа Дж. Стейгер). Данная междисциплинарная сфера научных интересов, время формирования которой в англоязычных гуманитарных науках отождествляют с «антропологическим поворотом» последней трети XX века, представляет собой скорее определенную тенденцию исследовательского мышления, нежели единое направление, теорию или исследовательскую школу. Рецептивистика возникла на стыке искусствоведения, социологии, истории искусства, Cultural Studies и интегрировала ряд разнородных направлений, солидарных в признании активной роли различных участников художественного процесса в формировании художественного поля. Акцентируя тот факт, что актуализация художественного феномена как социокультурного явления происходит именно в ситуации его интерпретации и /или восприятия, рецептивная концепция позволяет с наибольшей полнотой охватить панораму музыковедческих работ, рефлексирующих различные формы функционирования музыки в обществе. Воспользовавшись типологией рецептивных подходов, предложенной Дж. Стейгер, можно обозначить основные направления исследований в данной области:

- Text activated - «активирующие текст». В рамках данного подхода исследуются «правила игры», задаваемые самим авторским текстом через моделируемый им приоритетный способ восприятия. При этом предметом адекватности рецепции признаётся не абстрактный слуховой эталон, а конкретные слуховые практики, ориентированные на реальную целевую аудиторию автора. Описанный подход представлен, в частности,

исследованиями прагматики музыкального текста (Б.А. Кац, Т.В. Бердфорд, Л.О. Акопян, Е.Г. Скорина). Кроме того, в его рамках происходит дальнейшее развитие биографического метода, применение которого позволяет исследователям интерпретировать жизненный путь художника либо музыкального критика в качестве стратегии социализации (В.Б. Валькова, Е.В. Ключникова, Т.В. Букина).

- Hearer activated - «активирующие слушателя». Предметом интереса на данной магистрали рецептивных исследований стала прагматика текста — исторические парадигмы художественного наследия, преломленные сквозь картины мира разнообразных слушательских субкультур. Для данного подхода репрезентативными являются, в частности, историографические обзоры литературы о композиторе, эксплицирующие социокультурный background научных концепций (Л.А. Купец), исследования стилевых и смысловых метаморфоз, привносимых музыкальными транскрипциями (Л.В. Кириллина, М.Г. Раку) либо биографическими исследованиями (А.П. Милка, Т.В. Шабалина). Ещё один важный ракурс связан с реконструкцией слуховых стереотипов, присущих различным слушательским субкультурам, и процессов формирования этих стереотипов под воздействием музыкального образования, слухового опыта, этнических традиций и т.д. Такая проблематика представлена, в частности, в работах по психологии музыкального восприятия (Д.К. Кирнарская), музыкальной этнологии (Т.В. Гальцева), истории музыки (Е.В. Герцман, П.В. Луцкер, И.В. Сусидко).

— Context activated - «активирующие контекст». Приверженцами этой концепции решающая роль придаётся культурно-историческому контексту возникновения и социального функционирования художественного явления. Такой принцип рассмотрения характерен, в частности, для музыкально-исторических и источниковедческих изысканий (П.В. Луцкер, И.В. Сусидко, Е.В. Дуков, Э.А. Фрадкина). Он также применяется в изучении музыкальных явлений, не принадлежащих к академической традиции (исследования жанров массовой музыкальной культуры Т.В. Чередниченко, незападных музыкальных традиций - Дж.К. Михайловым; форм устного музыкального творчества -этномузыковедом Э.Е. Алексеевым, медиевистом М.А. Сапоновым, востоковедом В.Н. Юнусовой), национальных феноменов в музыкальном искусстве (Е.В. Ключниковой, В.И. Ниловой). Кроме того, он представлен исследованиями проблематики музыкального быта, отчетливо корреспондирующей традиции музыкознания 1920-х гг. Такая проблематика стала профилирующей, в частности, для Группы по теории и истории развлекательной культуры, созданной в 1993 году в структуре Отдела массовых жанров сценического искусства Государственного института искусствознания.

Таким образом, рецептивная концепция вскрывает ключевые для рассматриваемого периода аспекты идеи музыкальной культуры: в частности, признание активной роли различных участников художественного процесса в формировании музыкально-культурного поля, акцентирование множественности форм существования музыки в обществе, актуализируемых каждый раз новым актом рецепции, и вовлеченности разнообразных сфер культурного опыта человека в восприятие музыки. В главе намечается также

прогноз возможного дальнейшего развития рецептивных исследований - в частности, их интеграции в парадигму современного музыковедения. Представляется, что это может быть осуществлено при условии дальнейшего становления в нем новых идеалов научности: формирования плюралистической модели мышления, освоения пограничных проблемных зон, стремления к расширению области своей компетенции.

В десятой главе «Исследования музыкальной культуры в позднем советском и постсоветском музыковедении: дилеммы институциализации», где рассматривается возможный «негативный» сценарий, подвергаются анализу основные препятствия для более интенсивного развития исследований музыкальной культуры в области современного музыкознания. Несмотря на впечатляющую библиографию по музыкально-культурной проблематике за последние десятилетия, присутствие ракурса в опубликованных текстах, пусть даже принадлежащих авторитетным исследователям, само по себе еще не является свидетельством его парадигмального качества. Анализ «рейтинга» музыкально-культурной проблематики в различных институциях (научных публикациях, диссертациях по специальности «музыковедение», учебных программах вузов) привел к заключению, что проблемы, связанные с функционированием музыкальной культуры, хотя и эпизодически становятся предметом интереса иных социогуманитарных специальностей, в самом музыкознании последовательно отторгаются на периферию во всех сегментах научного и образовательного поля. Причины этой ситуации анализируются в работе по двум направлениям, выделенным на основе уже рассмотренной в Первой главе типологии А,П. Огурцова:

- Когнитивная институциализация. Обобщение материала, представленного в Первой части диссертации, позволило заключить, что на этапе институциализации музыкознания были заданы две равно возможные модели его потенциального развития. Первая модель (репрезентируемая музыкальными секторами Российского института истории искусств в Ленинграде и Государственной Академии художественных наук в Москве, отчасти Государственного института музыкальной науки в Москве) предполагала трактовку музыковедения как универсальной гуманитарной специальности, имеющей своим объектом комплексный феномен музыкальной культуры. Вторая (представляемая консерваториями) - как дисциплины, ориентированной на производство высоко специфичного знания и сконцентрированной преимущественно на изучении структурных характеристик музыкального языка.

Выбор в данной дилемме оказался исторически предопределен тем направлением, которое принял идеологический курс в СССР на рубеже 1920 -30-х годов: как и многие другие исследовательские подходы, подпадавшие под эпитет «вульгарный социологизм», изыскания музыкальных отделов НИИ были упразднены, а сами данные институты пережили сокрушительные кадровые чистки. В результате этих событий ведущий дискурс музыкальной науки переместился в консерваторию, и дальнейшее его развитие протекало уже в рамках не гуманитарного, а специализированно-музыкального академического

поля. Подобная ситуация вполне закономерно предопределила тяготение музыкознания к «эссенциалистскому взгляду», который, согласно П. Бурдье, направлен на аргументацию трансисторической сущности художественных ценностей и критериев художественности, не будучи, в то же время, склонным к осмыслению культурно-исторической обусловленности такой рефлексии.

В условиях отечественной культуры устойчивость «эссенциалистского взгляда» в музыкальной науке оказалась также во многом продиктована дополнительными коннотациями и обстоятельствами его формирования, происходившего на протяжении второй трети XX века. Согласно науковеду 3. Сокулер, научная дисциплина достигает «монопарадигмальной» стадии (этапа «нормальной науки», по Т. Куну) вследствие не только имманентно-когнитивных, но и некоторых социальных процессов, связанных с обретением данной отраслью знания определенной внутренней автономии и дисциплинарной власти. Особенная важность подобной автономии в советской науке объяснялась тем, что она могла дать научным сообществам относительное ослабление государственного контроля над выбором направления исследований и их результатами. Это было актуально и для представителей музыковедения, которые продолжали периодически испытывать идеологическое давление и после переключения своего базового дискурса в имманентно-музыкальную плоскость. Как показал анализ институционального состояния музыковедения в послевоенный период, предпринятый в Четвертой главе настоящей работы, к 1960-м годам отечественное музыковедение уже располагало солидным профессиональным потенциалом, достигнув этапа «зрелой науки. На разных его ступенях начали создаваться необходимые предпосылки для обретения профессионального авторитета, являющегося необходимым условием относительной автономии специальности. Однако этот процесс мог успешно состояться лишь при наличии у дисциплины институциализированного оригинального метода исследования.

В советском музыкознании в роли подобного метода, ставшего его своеобразной «визитной карточкой», выступил специфичный именно для отечественной науки целостный анализ, разработанный еще в довоенные годы группой преподавателей Московской консерватории - В.А. Цуккерманом, Л.А. Мазелем, И.Я. Рыжкиным, - и получивший теоретическое обоснование преимущественно в работах этих исследователей 1960-х годов. Данная аналитическая стратегия основана на обобщении максимально полного комплекса выразительных средств в произведении и их семантическом толковании. В диссертации указывается ряд вероятных причин, по которым именно целостный анализ стал профилирующей методологией для отечественной музыкальной науки, репрезентируя ее в течение многих десятилетий. Прежде всего, этот метод, объединявший достоинства эмпирического познания со «строгой» логической доказательностью, был во многом аналогом методов естественных наук, получавших в советском государстве наибольшую поддержку. Помимо того, к 1960-м годам целостный анализ был уже методом, прошедшим длительную апробацию, в том числе идеологическую: он служил словно бы наглядной иллюстрацией марксистского

тезиса об обусловленности форм искусства содержанием и принципиальной познаваемости духовного мира произведения посредством изучения его конструктивных особенностей. В условиях непредсказуемости государственного идеологического курса в 1930 - 50-е годы целостный анализ оказался удивительно гибким инструментом, который мог как привнести в творчество композитора политическую ангажированность, так и, наоборот, абстрагировать его от политики, поскольку анализируемые структуры при необходимости можно было наполнять любым содержанием.

Укрепление позиций целостного анализа в 1960-е годы дало возможность музыкознанию создать собственный профессиональный кодекс, позволявший во многих случаях сохранять относительную политическую нейтральность. Однако ценой этой автономии стала созданная взамен внутренняя профессиональная идеология, жестко регламентировавшая тематику исследований. Благодаря ей российское музыковедение на протяжении многих лет развивалось как дисциплина, отчетливо тяготевшая к монотематичности и отличавшаяся довольно незначительным диссенсусом в концептуальных вопросах. Направления же, не соответствовавшие «эссенциалистскому взгляду», были вынуждены, в соответствии с дисциплинарной логикой, институциализироваться за пределами main stream'a. Можно предполагать, что благодаря этим традициям, до сих пор являющимся приоритетными, в частности, в сфере профессионального образования, современные гуманитарные ракурсы, затрагивающие культурную проблематику, и по сей день с большими затруднениями адаптируются в музыкальной науке.

- Социальная институциализация. Можно предположить, что выбор в пользу «эссенциалистского взгляда» был обусловлен не только исторически сложившейся магистральной парадигмой российского музыкознания, но и некоторыми особенностями профессиональной идентичности в этой специальности. Анализ основных элементов этой идентичности производится в работе с опорой на концепцию Д.А. Александрова, который рассмотрел научную дисциплину в ее организационной форме как «место знания» и эпистемического контроля. В диссертации делается вывод о том, что специфичная именно для нашей страны трактовка музыковедения как в первую очередь музыкальной, и лишь затем научно-гуманитарной специальности, обучение которой проходит не в университете, а в консерватории, привело не только к территориальному, но и концептуальному разобщению этой дисциплины с другими гуманитарными науками. Основными обстоятельствами, способствующими такому обособлению, можно считать:

1) раннюю специализацию и многоэтапность процесса обучения музыковедов - учитывая обязательное для них требование предварительного окончания детской музыкальной школы;

2) жесткий профессиональный отбор, и, прежде всего, исключительно высокие требования к музыкально-слуховым данным студентов, их слуховому тезаурусу и музыкально-аналитическому опыту;

3) ориентацию на получение высокоспецифичных профессиональных навыков. В учебных планах музыковедческих отделений училищ и консерваторий львиная доля часов принадлежит узкоспециальным

дисциплинам, а изучение общегуманитарных предметов и, зачастую, иностранных языков сводится к минимуму;

4) малую представленность вплоть до 2000-х годов блока прикладных специализаций в учебных программах музыковедов (таких как журналистика, редактура, менеджмент, деятельность по популяризации музыки), что значительно сужало орбиту их профессиональных контактов.

Ранняя специализация и нередко недостаточная эрудиция в смежных областях науки заметно осложняет коммуникацию студентов-музыковедов с коллегами-гуманитариями и делает весьма затруднительной смену профиля уже, как правило, на стадии получения среднего специального образования, при одновременной недоступности музыковедения для специалистов из иных профессиональных сфер. Эта вынужденно низкая горизонтальная мобильность профессии усугубляется крайне усложненной процедурой перевода студента в другое училище или музыкальный вуз из-за традиционно небольшого набора.

Обратившись к теории американского антрополога Э. Холла, субкультуру российского музыкознания, с ее отчетливо выраженной внешней закрытостью, множественными профессиональными и внутрикорпоративными традициями, можно рассмотреть в качестве яркого примера «высококонтекстуалъного социума». С точки зрения ученого, такому типу сообществ свойственна большая плотность внутренних коммуникационных сетей при пониженной внешней коммуникабельности и настороженной реакции на инокультурное окружение, активное задействование в общении фоновых знаний (подтекстов, конвенций), что затрудняет понимание их сообщений чужаками. Эти характеристики во многом дают ключ к пониманию особенностей когнитивного пространства отечественной музыкальной науки - в частности, высокой устойчивости ее концептуальной базы и болезненной реакции на инодисциплинарные вторжения.

В Заключении подводятся основные итоги диссертационного исследования. В частности, делается вывод о том, что рассмотренные в первой части два противоположно направленных дискурса в трактовке идеи музыкальной культуры становились в последующие периоды своеобразным архетипом, задавая концептуальные полюса музыкально-культурных исследований. В частности, они обнаруживают аналогии с бинарной оппозицией («культура один» /«культура два»), предложенной историком советской культуры В.З. Паперным. «Культуре один» свойственны горизонтальная центробежная направленность творческих импульсов и авангардистские интенции, нацеленные, в том числе, на генерирование заведомо утопических идей. В гуманитарном дискурсе такие установки порождали стремление ученых к междисциплинарному взаимодействию, кластерность разрабатываемых ими моделей описания мира, идейный плюрализм и толерантность к неакадемическим практикам. Подобные исследовательские стандарты характеризовали и музыковедческую традицию 1920-х гг., накладывая отпечаток на создаваемую ими концепцию музыкальной культуры. В противоположность этому, «культуре два», датируемой периодом с начала 1930-х до середины 1950-х гг., присущи вертикальная и центростремительная устремленность. В музыкальной науке подобная

централизация осуществлялась через постепенную унификацию взглядов специалистов, монополизацию метода и обусловленность научного творчества идеологической мотивацией. В музыковедческих работах такие тенденции порождали тягу к «монологизации» дискурса, что выражалось, в частности, в редукции музыкально-культурной проблематики к категориям истмата (например, логике смены экономических формаций в музыкально-исторических исследованиях). Кроме того, в музыкальной критике проблемы музыкальной культуры становились непосредственным проводником идеологических практик в музыкальное поле.

Исследования музыкальной культуры в «зрелую» советскую эпоху демонстрировали широкий разброс научных стратегий, которые в отдельных своих чертах воспроизводили свойства «культуры один» и «культуры два», хотя уже не укладывались в бинарную оппозицию. Среди этих стратегий можно встретить тенденцию, направленную на подтверждение официального образа музыкальной культуры (репрезентируемую парадигмой социологии музыки), попытку достичь автономии от идеологической модели, при одновременном формальном соответствии ей (в музыкально-теоретических направлениях), а также практики создания альтернативных моделей (в рамках исторического музыкознания). Общая панорама трактовок музыкальной культуры, выстраиваемой под влиянием этих стратегических устремлений, корреспондирует концепции «разномыслия» Б.М. Фирсова, распространяемой им на различные срезы советского социума в период «оттепели» и «застоя» (в том числе и на интеллектуальное сообщество того времени). Согласно данной концепции, в эпоху «развитого социализма» получали право на существование множественные тактики социализации относительно официальной парадигмы, не сводимые к альтернативе «диссидент - конформист» и порождавшие значительное разнообразие моделей реальности.

Картина развития идеи музыкальной культуры в «перестроечную» и постсоветскую эпохи характеризуется неравномерной представленностью данной проблематики в различных институциональных сегментах отечественного музыкознания. Модус «культуры один» репрезентирован в нем множеством индивидуальных трактовок музыкально-культурных феноменов в рамках различных музыковедческих дисциплин. Панораму таких ракурсов может в какой-то мере высветить концепция рецептивных исследований, которая вскрывает важные аспекты идеи музыкальной культуры. Среди этих аспектов, в частности, признание активной роли различных участников художественного процесса в формировании музыкально-культурного поля, акцентирование множественности форм существования музыки в обществе, актуализируемых каждый раз новым актом рецепции, и вовлеченности разнообразных сфер культурного опыта человека в восприятие музыки. Модус «культуры два» представлен относительно невысоким «рейтингом» музыкально-культурной проблематики в различных музыковедческих институциях (в статистике научных публикаций и защищенных диссертаций, в учебных программах музыкальных вузов), который свидетельствует о неустойчивом статусе этой проблемной области в магистральной парадигме музыковедения. Эта затрудненная адаптация во многом обусловлена

исторически сложившимися институциональными особенностями музыковедческой дисциплины в отечественной культуре: тяготением к «эссенциалистскому взгляду» (по П. Бурдье), территориальным и концептуальным разобщением с другими гуманитарными науками, ориентацией профессионалов на узкую специализацию. Одновременное сосуществование этих противоположных тенденций в современном российском музыкознании коррелирует стадии «экстраординарной науки» в его развитии, с характерным для этой стадии повышенным диссенсусом в концептуальных вопросах, наличием конкурирующих методологий и смещением границ между «парадигмальными» и «маргинальными» объектами и ракурсами.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:

Монография:

1. Букина Т.В. Музыкальная наука в России 1920 - 2000-х годов (очерки культурной истории): монография. - СПб.: РХГА, 2010. - 192 с. (12 п.л.)

Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК РФ

2. Букина Т.В. Музыка и политика. Рецепция творчества Р. Вагнера в послереволюционной России (1917 - 1941) //Вопросы литературы. -М., 2009. № 4. - С. 24 - 32 (0,5 п.л.)

3. Букина Т.В. У истоков марксистского музыкознания: социология музыки 1920-х годов как методологический проект //Музыковедение. - М.: Научтехлитиздат, 2010. № 5. - С. 30 - 35 (0,6 пл.)

4. Букина Т.В. Между наукой и искусством: российское музыковедение как институциональный феномен //Обсерватория культуры. - М.: РГБ, 2010. № 3. - С. 100 -106 (0,9 пл.)

5. Букина Т.В. От «академического марксизма» - к социалистическому реализму: исследования музыкальной культуры в сталинскую эпоху //Обсерватория культуры. - М.: РГБ, 2011. № 1. - С. 54 - 61 (1 пл.).

6. Букина Т.В. НЛ. Васильев. Д.Ю. Струйский (Трилунный): биография, творчество, библиография: монография. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2010. 284 с. (рец. на кн.) //Вопросы литературы. - М., 2011. № 2. - С. 488 - 489 (0,2 пл.).

7. Букина Т.В. Теодор Адорно. Избранное: Социология музыки. М.: РОССПЭН, 2008. 448 с. (рец. на кн.) //Вопросы литературы. - М., 2011. № 3. - С. 496 - 497 (0,2 пл.).

8. Букина Т.В. Конструирование советской культурной идентичности в социологии музыки конца 1960-х - начала 1980-х годов //Обсерватория культуры. - М.: РГБ, 2011. № 4. - С. 66 - 72 (1 п.л.).

9. Букина Т.В. Анализ музыки как профессиональная стратегия (культурно-исторический экскурс) //Общество. Среда. Развитие. -СПб.: Астернон, 2011. № 3 (20). - С. 139 - 143 (0,5 п.л.).

Ю.Букина Т.В. Между наукой и идеологией: институциализация социологии музыки в советской культуре конца 1960 - начала 1980-х гг. //Ученые записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. Чита, 2011. № 4 (39). - С. 69 - 76 (0,6 пл.).

Другие публикации, отражающие содержание диссертации

П.Букина Т.В. Музыкознание и социопрагматика: на пересечении стратегических траекторий //Науки о культуре - шаг в XXI век. Сборник материалов ежегодной конференции-семинара молодых ученых. Москва, декабрь, 2002. - М.: Издательство РИК, 2002. -С. 33- 38 (0,2 п.л.).

12. Букина Т.В. В пространстве риска: творчество музыканта как социальная стратегия // Науки о культуре - шаг в XXI век. Сборник материалов ежегодной конференции-семинара молодых ученых. Москва, декабрь, 2004. - М.: Издательство РИК, 2005. - С. 154 - 158 (0,3 п.л.).

13. Букина Т.В. Рецептивистика и музыкальная наука в эпоху постмодерна: в поисках компромисса //Общество. Среда. Развитие. Научно-теоретический журнал. - СПб.: Астерион, 2007. №3 (4)' 07. - С. 83 - 92 (0,6 п.л.).

14. Букина Т.В. От авторского оригинала - к слушательской рецепции: медиаторские стратегии в музыкальном искусстве // Художественный текст. Автор и исполнитель: Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции молодых учёных 10 февраля 2006 года: в 2-х томах. - Т. 1. - Уфа: УГАИ им. 3. Исмагилова, 2007. - С. 10 - 21 (0,7 п.л.).

15. Букина Т.В. Профессия музыканта в социологическом измерении: творчество как стратегия успеха //Социология музыки. Новые стратегии в гуманитарных науках. Международная научная конференция. Ноябрь 2007. Интернет-портал конференции. http://mconf.blogsDot.eom/2007/l l/blog-post 8590.html (0,8 п.л.)

16. Букина Т.В. Вагнеровские подтексты в пролетарской культуре: рецепция творчества Р. Вагнера в послереволюционной России //Феномен творческой личности в культуре. Фатющенковские чтения. Материалы III международной конференции. - Москва: МГУ, 2009. - С. 541 - 547 (0,4 п.л.).

17. Букина Т.В. Социокультурная коммуникация //Гуманитарный лексикон: Учебное пособие /Под ред. В.А. Рабоша, Л.В. Никифоровой. - СПб.: Астерион, 2009. - С. 197 - 208 (0,7 п.л.).

18. Букина Т.В. Б.В. Асафьев у истоков российской музыкальной науки (марксистское музыкознание в истории идей) //РАХ SONORIS: история и

современность: Научный журнал. Вып. Ш. Гл. ред. Е.М. Шишкина. -Астрахань: «Полиграфком», 2009. - С. 158 - 166 (0,6 п.л.).

19. Букина Т.В. Профессия - музыкант: стратегия творческого успеха //Музыкальная психология и психотерапия. Научно-методический журнал для музыкантов, психологов и психотерапевтов. - М., 2010. № 2 (17).-С. 23 - 34 (0,7 п.л.).

20. Букина Т.В. Формирование «национального» проекта советского музыкознания в ленинградский период творчества Б.В. Асафьева //Петербург и национальные музыкальные культуры. Материалы Международной научной конференции. - СПб.: РИИИ, 2010. - С. 11-15 (0,4 п.л.).

21. Букина Т.В. На пути к пролетарскому культуростроительству: социология музыки в молодой советской культуре (1920-е годы) //Науки о культуре в XXI веке: Сборник материалов ежегодной конференции-семинара молодых ученых. Том 10. Отв. ред. И.М. Быховская. - М.: РИК,

2010.-С. 97-100 (0,3 п.л.).

22. Букина Т.В. Отечественное музыковедение 1920-х годов на пути к «пролетарской науке» (творческая стратегия Б.В. Асафьева) //Музыкальная наука на постсоветском пространстве. Международная научная конференция. Январь - май 2011. Интернет-портал конференции. http://docs.google.com/viewer?url=http://gnesinstudv.ru/uploads/bukina.pdf (1,5 п.л.)

23. Букина Т.В. Академическое музыкознание как «национальный проект»: метаморфозы петербургских моделей в современной науке //Концептуальные образы Санкт-Петербурга в современной российской и европейской культуре, искусстве и литературе. Материалы международной конференции. 31.05 - 2.06.2010. - СПб.: Петрополис,

2011.-С. 163-174(0,7 п.л.).

24. Букина Т.В. Социология музыки в советской культуре 1920-х годов: наука и политика //Актуальные проблемы социальных и гуманитарных наук: материалы первой международной очно-заочной научно-практической конференции студентов, аспирантов, педагогов и преподавателей (1 - 4.06.2011): в 2-х ч. /н. ред. К.В. Патырбаева. - Пермь: Пермский ГУ, 2011. - Ч. 1. - С. 64 - 68 (0,3 п.л.).

В опубликованных работах Т.В. Букиной отражено основное содержание докторской диссертации.

Подписано в печать 23.01.12 Формат 60х84Уі6 Цифровая Печ. л. 2.7 Тираж 170 Заказ 11/03_печать_

Отпечатано в типографии «Фалкон Принт» (197101, г. Санкт-Петербург, ул. Большая Пушкарская, д. 54, офис 2)

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора искусствоведения Букина, Татьяна Вадимовна

ВВЕДЕНИЕ.

ЧАСТЬ 1. Формирование идеи музыкальной культуры в музыкознании «классической» советской эпохи

1920 - начало 1950-х годов).

Глава 1. Институциапизация музыковедения в ранней советской культуре.

Глава 2. Социология музыки как парадигма исследований музыкальной культуры в отечественной науке 1920-х годов.

Глава 3. Трансформация культурной проблематики в советской музыкальной науке сталинской эпохи конец 1920 - начало 1950-х годов).

Часть 2. Идея музыкальной культуры в музыковедении эпохи «оттепели» и «развитого социализма» вторая половина 1950 - начало 1980-х годов).

Глава 4. Музыкальная наука в контексте советской научной политики периода «строительства коммунизма».

Глава 5. Особенности изучения /позиционирования музыкальной культуры в советской социологии музыки эпохи «социологического ренессанса» и «постренессанса» конец 1960 - начало 1980-х годов).

Глава 6. Культурная проблематика в музыкально-теоретических исследованиях 1970 - начала 1980-х годов: новые научные направления».

Глава 7. Исследования музыкальной культуры в историческом музыкознании второй половины 1950 - начала 1980-х годов.

Часть 3. Идея музыкальной культуры в исследованиях эпохи «перестройки» и постсоветского периода вторая половина 1980-х - 2000-е годы).

Глава 8. Музыковедение в меняющемся поле отечественных гуманитарных наук.

Глава 9. Рецептивистика как форма существования идеи музыкальной культуры в отечественном музыкознании конца 1980 - 2000-х годов.

Глава 10. Исследования музыкальной культуры в позднем советском и постсоветском музыковедении: дилеммы институциализации.

Введение диссертации2012 год, автореферат по культурологии, Букина, Татьяна Вадимовна

Современный историк, филолог и фольклорист К.А. Богданов в одной из своих недавних работ заметил, что трудно найти более благодарную тему для опровержения идей Р. Мертона об асоциальном в своей основе характере научного знания и научного консенсуса, чем история советской науки.1 Возникший в конце XX века под влиянием концепций Т. Куна интерес к культурным и социальным аспектам «нормализации» научной деятельности стал в последние десятилетия одним из серьезных стимулов для нового осмысления феномена советского и, отчасти, постсоветского научного производства. Предметом такого осмысления во многих случаях становится вопрос о существовании «корреляций между феноменом "советской науки" и формами организации советской власти» (так сформулировали центральную проблему своего исследования авторы одного из новейших сборников по данной тематике). А его результатом -данные о различных социальных и ментальных «опосредованиях» научного знания: процессах превращения его в идеологический продукт, официальный имидж советской жизни и инструмент формирования национальной картины мира, формах ангажированности и тактиках автономизации ученого корпуса и т.п. Раскрывающаяся перед современными исследователями панорама культурной истории3 отечественной науки заставляет их во многом пересмотреть представление о

1 Богданов К.А. Наука в эпическую эпоху: классика фольклора, классическая филология и классовая солидарность //Новое литературное обозрение, № 78. - 2006. - С. 86.

2 Огурцов А.П. Предисловие //Подвластная наука? Наука и советская власть. - М.: Голос, 2010. -С. 5.

3 Термин «культурная история» здесь употребляется в соответствии с трактовкой этого понятия, предложенной современным британским историком П. Бсрко.ч: как тесно связанная с «новым историзмом» тенденция объяснять исторические, социально-политические и экономические феномены в категориях культуры (рассматриваемая исследователем на материале англоамериканской и французской науки последней трети XX века). См., в частности: Берк П. Историческая антропология и новая культурная история //Новое литературное обозрение, № 75. -2005.-С. 64-91. незаинтересованности» научного поиска в отношении не только гуманитарных, но и естественнонаучных дисциплин.

В то же время, отечественное музыкознание явно не принадлежит к фаворитам исследований в подобном ракурсе. Причины слабой заинтересованности в нем гуманитариев можно увидеть в высокой (особенно для гуманитарной дисциплины) степени специализированности музыковедческой проблематики, которая со стороны выглядит если не неподвластной, то, во всяком случае, достаточно устойчивой к сменам мировоззренческих установок. Во многом такое реноме отражает сознательную профессиональную ориентацию и самопозиционирование значительной части музыковедческого сообщества: его сфокусированность преимущественно на исследовании академической музыкальной традиции, преобладание технологического анализа, дистанцирование от текущих проблем современной культурной жизни и редкие коммуникации с коллегами-смежниками. В рамках же самого музыковедения интерес к истории своей области знания на сегодняшний день находит отражение в двух, как правило, не связанных между собой ракурсах. Первый из них (широко представленный) - историографический, предлагающий обзор и /или методологический анализ работ по конкретной тематике, однако не предполагающий, в силу специфики жанра, выхода за пределы узкоспециальных вопросов и осмысления «экстранаучных» истоков изучаемой проблемы. Второй (гораздо менее разработанный), можно было бы назвать фактологическим: на данный момент он репрезентирован исследованиями обзорного,4 мемуарно-биографического,5

4 См., в частности, разделы «История музыки» и «Теория музыки» в учебном издании: История современной отечественной музыки. Вып. 3. - М.: Музыка, 2001. - С. 515 - 550; 551-614.

5 Среди работ, изданных за последние годы, можно упомянуть, например, материалы к биографии М.С. Друскнна, опубликованные Л.Г. Ковнацкой в издании: Друскин М.С. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 1 - СПб.: Композитор - СПб., 2007. - С. 570 - 625; сборники: Памяти М.С. Друскина: в 2-х кн. /Кн. 1. Статьи. Воспоминания /Рсд.-сост. Л.Г. Ковнацкая, А.К. Кенигсберг, Л.В. Михсева. - СПб.: ООО «Аллегро», 2009; Памяти Р.И. Грубера. Статьи, исследования, воспоминания. - М.: МГК, 2008; опубликованные в 1990-х годах в журнале «Музыкальная академия» воспоминания В.Дж. Конен и т.п. источниковедческого6 жанров, а также публицистикой. При этом отсутствие взаимосвязи между двумя обозначенными ракурсами препятствует более глубокому контекстуальному осмыслению музыковедческой традиции как «продукта» культуры своей эпохи.

Между тем, отечественную музыкальную науку можно было бы с полным правом назвать достижением советского научного производства. Профессия музыковеда в России формировалась в начале 1920-х годов как непосредственный ответ на конкретные практические потребности молодого советского государства, усилия же ее создателей были сознательно ориентированы на то, чтобы сделать свою дисциплину важным фактором государственной культурной политики. В дальнейшем смены политического курса на протяжении советской истории в той или иной форме затрагивали музыкознание, накладывая свой отпечаток как на его генеральную концепцию, так и на судьбы многих его представителей. Так, на рубеже 1920 - 30-х годов музыковедов не миновали идеологические кампании, направленные против «формализма» и «вульгарного социологизма», а в 1948 - 49 годах - против «низкопоклонства перед Западом». В течение этих и нескольких последующих десятилетий «творческие» совещания и заседания кафедр, на которых подвергались остракизму «идеологически порочные» научные или учебные издания, срывы защит диссертаций, увольнения «политически неблагонадежных» сотрудников, бойкотирование их работ издательствами и разгромные кампании в прессе были повседневной реальностью профессиональной жизни советских музыковедов. В этих условиях даже следование в рамках, казалось бы, наиболее идеологически нейтральных направлений (как, например, целостный анализ) превращалось в определенную социополитическую стратегию, направленную на достижение относительной автономии от возможных идеологических нападок.

6 Среди работ последних лет: диссертация Ю.Н. Якименко, работы Е.С. Власовой, Е.С. Зиньксвич и др.

Вследствие чего современное изолированное положение музыкознания также в известной степени предстает элементом своеобразного National Identity.

В то же время, «тоталитарная» модель на сегодняшний день выступает далеко не единственным способом рассмотрения взаимоотношений между научной дисциплиной и властью в советском социуме. По замечанию историка А.Н. Дмитриева, несколько волн «ревизионистских» подходов к советской истории за последнее десятилетие заставили по-новому оценить феномен советского научного знания, увидев за характерным для начала 1990-х годов образом «репрессированной науки» более сложную совокупность представлений академического корпуса. Необходимыми контекстами для подобного рассмотрения становятся история общего социального и политического развития общества в советской России, институциональная история науки (ее учреждений, международных связей), история интеллектуалов (изучение ключевых персон научного сообщества, особенностей их менталитета) и, наконец, история идей (от фундаментальных концепций - до «интеллектуальных привычек» и ментальных моделей). Эвристическое поле, формируемое этими контекстами и их разнообразными конфигурациями, порождает новые ракурсы рефлексии советского периода отечественной гуманитаристики. Опираясь на рассуждения исследователя, наиболее актуальными из них можно назвать: компаративистский (А. Кожевников, С. Коткин) - рассмотрение советской модели развития науки как одной из форм организационной и содержательной трансформации института мировой науки и научной деятельности в первой половине XX века; ® социально-исторический (Д.А. Александров) - изучение конкретно-исторической (а не только доктринальной или геополитической) обусловленности специфических институциональных процессов в советском научном производстве, учитывая, в том числе, идеологический и поколенческий фактор; • «психологический» (К.А. Богданов, Дж. Хеллбек, И. Паперно) -исследование техник «самовоспитания» академической элиты в духе коммунистической сознательности, анализ феномена концептуальной (а не только подневольной или напускной) «советскости» отечественной гуманитарной науки.7

Осмысление отечественного музыковедения в русле современных тенденций истории отечественной науки могло бы позволить увидеть его не как замкнутый в себе феномен, а как составляющую единого социального и интеллектуального пространства, в котором осуществлялось производство гуманитарного знания в советскую и постсоветскую эпоху, чем определяется актуальность предпринимаемого в диссертации исследования.

Степень разработанности проблемы.

На данный момент в российской науке отсутствуют масштабные исследования, посвященные становлению отечественного музыкознания и развитию его проблематики в культурном и историко-научном контексте эпохи. Частные аспекты этой проблемы затрагиваются лишь в немногочисленных статьях (В.Б. Вапьковой, Е.С. Зинькевич). В то же время, исследования по сходной тематике в последние годы неоднократно предпринимались в англоязычном музыкознании в рамках парадигмы «нового историзма». В частности, в конце 1990-х годов вышли две монографии, посвященные рефлексии музыковедческой традиции в Германии эпохи Веймарской республики и Третьего рейха сквозь идеологическую призму (С. Макклатчи, П.М. Поттер).

История советской и постсоветской науки как культурного и социально-политического феномена стала в 1990 - 2000-е годы одним из

7 См.: Дмитриев А.Н. «Академический марксизм» 1920 - 1930-х годов: западный контекст и советские обстоятельства //Новое литературное обозрение, № 88. - 2007. - С. 10 - 12. важных разделов как отечественных исследований, так и западной советологии и русистики. К настоящему моменту выпущены ряд монографий и статей, в которых рассматриваются институциализация в советском социуме и история развития тех или иных научных дисциплин и направлений: инженерно-технических наук (JI.P. Грэхэм), физики (К.В. Иванов, А. Кожевников), биологии и генетики (Е. Добренко, Э.И. Колчинский), гуманитарного знания в целом (Д.А. Александров, А.Н. Дмитриев), психологии (Е.Ю. Завершнева, A.M. Эткинд, А. Ясницкий), психоанализа (A.M. Эткинд), социологии (Г.С. Батыгин, И.Ф. Девятко, Б.М. Фирсов), истории (Е. Добренко, A.A. Курносов, С.С. Неретина), философии (Н.Г. Баранец), фольклористики (К.А. Богданов), семиотики (Б.М. Гаспаров, Вяч. Вс. Иванов, Т.М. Николаева, J1.H. Столович) и т.п. Важное значение имеют также работы, в которых производится анализ особенностей развития отечественной науки и образования в изменившихся социокультурных условиях в постсоветскую эпоху (Д.А. Александров, А.Н. Дмитриев, A.B. Свешников, C.B. Соколовский, М. Феретти, В.А. Шнирльман). Эти и другие исследования послужили для автора важными концептуальными ориентирами, а также фактологическими источниками.

В области истории становления отечественного музыковедения важное значение приобретают существующие на данный момент источниковедческие и биографические исследования, посвященные деятельности отдельных учреждений (А.Н. Крюков, Т.Н. Ливанова, Ю.Н. Якименко) и наиболее значительных персон -Б.В. Асафьева (В.Б. Валькова, А.Н. Крюков, Е.М. Орлова, Е.А. Толкачева), М.С. Друскина (Л.Г. Ковнацкая), политическим процессам в музыкальной культуре советского времени, затронувшим также и музыкознание (B.C. Власова, Е.С. Зинькевич, М.Н. Лобанова, М.Г. Раку) и т.п.

В современном российском и, отчасти, западноевропейском, музыкознании достаточно широко представлен методологический анализ проблематики отдельных направлений и подходов, получивших развитие в отечественной музыкальной науке, - например, интонационного анализа (И.И. Земцовский, Э. Липпольд, Е.М. Орлова), целостного анализа музыкальных произведений (Г.Р. Консон, Л.А. Мазель, В.В. Медушевский), музыкально-семиотических исследований (Н.К. Велижева, A.B. Денисов, Е.А. Ручьевская, Г.Р. Тараева), феноменологического метода (К.А. Жабинский). Следует упомянуть также примеры критического анализа современного музыковедческого подхода к исследованию определенных видов проблематики: музыкального мышления (И.Н. Нехаева), проблемы национального (Е.В. Ключникова). Кроме того, в последние годы появились масштабные работы, посвященные анализу методов музыкознания (монография Н.С. Гуляницкой, 2009) и далее литературно-стилистических особенностей музыковедческих трудов (диссертация Т.И. Науменко, 2005).

Объект исследования: развитие музыкальной науки в контексте советской и постсоветской культуры.

Задачи:

• определить магистральные направления и области в отечественной музыкальной науке, сознательно ставившие перед собой цель анализа и музыки как культурной практики, реконструировать стратегию их институционализации в современном им научном и культурном поле;

Материал исследования.

1) Основным материалом для реконструкции того, как в различные периоды истории отечественного музыкознания концептуализировались проблемы, связанные с феноменом музыкальной культуры, послужили опубликованные тексты музыковедческих работ. Среди них особое внимание уделяется трудам ведущих представителей музыковедческой традиции, которым принадлежала ведущая роль в формировании концепции этой дисциплины в России: Б.В. Асафьева, Р.И. Грубера, С.А. Гинзбурга, Т.Н. Ливановой, В.Дж. Конен, М.С. Друскина, Г.А. Орлова, Е.В. Назайкинского, В.В. Медушевского, М.А. Сапонова, Е.В. Герцмана, Т.В. Чередниченко, в социологии музыки - А.Н. Сохора, Э.Е. Алексеева, Г.Л. Головинского, Е.В. Дукова.

Московской, Ленинградской, Киевской консерваториях); протоколы заседаний кафедр и диссертационных советов, посвященных обсуждению музыковедческих работ (в частности, М.С. Друскина).

3) При установлении институциональных особенностей современного отечественного музыкознания привлекались данные с сайтов ведущих музыкальных вузов России (МГК, РАМ им. Гнесиных). Анализ того, насколько обширно в современной музыкальной науке и образовании представлена проблематика, связанная с различными аспектами музыкальной культуры, проводится на материале регулярных библиографических обзоров и указателей: «Музыка: библиографическая информация /Информ-культура», «Летопись авторефератов диссертаций»; учебных программ и силлабусов, опубликованных на сайтах российских вузов (Института европейских культур и Высшей школы экономики в Москве, Смольного института свободных искусств и наук, Русской христианской гуманитарной академии и Гуманитарного университета профсоюзов в Петербурге, университетов культуры и искусств, вузов педагогического профиля).

Теоретическая и методологическая основа исследования. Для рефлексии категории музыкальной культуры и ее изменений в отечественной музыковедческой традиции необходимым представляется обращение к методологии истории идей. Данная исследовательская стратегия, впервые концептуально обоснованная в работе американского эпистемолога и историка философии А.О. Лавджоя «Великая цепь бытия: история идеи» (1936) и породившая довольно обширную традицию в науке, направлена на вскрытие глубинных механизмов интеллектуальной истории. Будучи принципиально междисциплинарной областью знания, включающей в фокус своего рассмотрения творчество не только выдающихся персон, но и деятелей «второго ряда», проявления «неявного знания» и неакадемические интеллектуальные практики, история идей позволяет рефлексировать процессы генезиса и трансформации специальных научных и философских понятий в широком интеллектуальном и культурном контексте.

Помимо методологии истории идей и теории поля, лежащих в основе концептуальной базы данного исследования, специфика поставленной в диссертации цели и связанных с ней задач потребовала привлечения методов и достижений комплекса смежных дисциплин, базисные из которых культурология, история, социология, науковедение. Основными методами, применяемыми в работе, являются: в историко-генетический, направленный на анализ развития исторических явлений и процессов. Позволяя рассмотреть изучаемый феномен в его динамике, данный метод дает возможность установить основные этапы в формировании и развитии в отечественном музыкознании проблематики, связанной с музыкальной культурой, основных тенденций и факторов, определивших его выдвижение в последние десятилетия, причин затрудненной адаптации в отечественном музыкознании; в историко-тгтологический, позволяющий соотнести музыковедческие концепции с теми или иными научными традициями в смежных дисциплинах;

• контекстный подход в изучении музыковедческих текстов. Будучи ориентирован на поиск т.н. «суггестивной» информации в документе (не зафиксированной в нём эксплицитно, однако очевидной как для автора, так и для его непосредственного адресата), контекстный подход позволяет осмыслить работы отечественных музыковедов, интерпретирующие музыкально-культурную проблематику, в качестве «текстов культуры»;

Научная новизна диссертационного исследования обусловлена тем, что в нем впервые:

3) предлагается определение понятия «идея музыкальной культуры»;

Положения, выносимые на защиту:

• К области музыкально-культурной проблематики можно отнести широкий спектр ракурсов, связанных с рассмотрением музыки в ее социальном бытовании (в частности, с изучением функций музыки в отношении к другим сферам культуры, исследованием музыкальных практик как социокультурных институтов) и затрагивающих те или иные структурные компоненты музыкальной культуры (различные виды музыкальной деятельности, субъектов этой деятельности, обслуживающих ее институтов, культурных ценностей, создаваемых в процессе музыкальной деятельности). в Идея музыкальной культуры может быть представлена как определенная парадигма осмысления музыкально-культурных феноменов, сформированная в конкретном историко-научном и социокультурном контексте и претерпевающая трансформации с изменением этого контекста.

• Для историко-культурного анализа наиболее значимыми аспектами идеи музыкальной культуры можно считать:

1. основополагающие качественные характеристики музыкально-культурного пространства;

2. основные механизмы развития музыкальной культуры и участники музыкальной коммуникации, ответственные за ее формирование;

3. области человеческого опыта, к которым апеллирует музыка. В развитии российской музыковедческой традиции прослеживается три базисных этапа, соответствующих основным этапам истории отечественной культуры в послереволюционный период:

Заключение научной работыдиссертация на тему "Идея музыкальной культуры и способы ее концептуализации в отечественной научной традиции советской и постсоветской эпох"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В соответствии с поставленной целью, в настоящей диссертации было осуществлено исследование процессов трансформации представлений о музыкальной культуре в отечественном музыковедении в контексте социокультурных изменений на протяжении советского и постсоветского периодов. При этом одной из концептуальных новаций работы стала апробация методологии истории идей к исследованию поставленной проблемы. Идея музыкальной культуры определяется в работе как парадигма осмысления музыкально-культурных феноменов, сформированная в конкретном историко-научном и социокультурном контексте. Предлагаются следующие значимые для историко-культурного анализа аспекты идеи музыкальной культуры, концептуализируемые в музыковедческих работах: основополагающие качественные характеристики музыкально-культурного пространства (стабильность /мобильность, гомогенность /многосоставность, индивидуальность /типологичность музыкальных явлений), механизмы развития музыкальной культуры и участники музыкальной коммуникации, ответственные за ее формирование, области человеческого опыта, к которым апеллирует музыка.

В развитии российской музыковедческой традиции прослеживаются три базисных этапа, которые, с одной стороны, отражают его внутренние концептуальные сдвиги, с другой - коррелируют основным этапам истории отечественной культуры в послереволюционный период. Первый, совпадающий по своим временным границам с «классической» советской эпохой конца 1910 - середины 1950-х годов (по терминологии Б.М. Фирсова), можно обозначить как этап формирования парадигмы советской музыкальной науки и кристаллизации в ней эталонов профессиональной идентичности. Второй, соответствующий по времени эпохе «оттепели» и, затем, «развитого социализма» (конец 1950-х - первая половина 1980-х), был ознаменован достижением отечественным музыкознанием стадии зрелой науки» в своем развитии. Третий этап, пришедшийся на перестроечный и постсоветский период (вторая половина 1980-х - 2000-е годы), характеризуется проявлением элементов кризиса фундаментальной парадигмы музыкознания, утратой ее монопольности и поиском новых концептуальных моделей.

Впервые в отечественной практике научное осмысление проблем музыкальной культуры было предложено в 1920-е годы. Молодое музыковедение ранней советской эпохи выстраивалось как высоко мобильная дисциплина, открытая смежным областям знания и экспериментальным ракурсам. В научном поле послереволюционной России она во многом воспринималась как олицетворение нового, современного типа «пролетарской науки», со свойственными ей радикальной инновационностыо, активным практическим участием в культурной жизни и музыкальном просвещении масс, вниманием к современным социополитическим реалиям. Одним из ключевых элементов его научной стратегии стало интенсивное развитие музыкально-социологических исследований, под которыми в тот момент понималась обширная область изысканий по широко трактованной социальной и культурно-исторической проблематике. Российское музыкознание 1920-х годов одним из первых в советской науке выдвинуло принципы, которые впоследствии были осознаны как определяющие характеристики гуманитарного знания: междисциплинарность, интерес к феномену культуры, комплексный подход к объекту исследования, интерес к «другим» (помимо академических) культурным пластам. В соответствии с концепцией А.Н. Дмитриева, музыковедческая традиция этого периода рассматривается в работе в одном ряду с направлениями «академического марксизма», объединявшего различные течения в советских гуманитарных науках послереволюционных лет: они занимались поиском социального обоснования феноменов духовной жизни за пределами официозной догмы.

Музыкальная культура в рамках данной парадигмы репрезентировалась как исключительно мобильный и многосоставный феномен, в котором делался акцент на уникальности не только различных типов музыкальных практик, но и потенциально любого момента звучания и восприятия музыки. В понимании исследователей этой эпохи музыкальное поле тяготеет к перманентному обновлению своего «интонационного словаря», причем, важную роль в процессе этого обновления играют изменения в слуховом тезаурусе публики. Широкое гуманитарное образование многих выдающихся представителей музыковедческой профессии на этапе ее формирования (Б.В. Асафьева, Р.И. Грубера, С.А. Гинзбурга, Л.Л. Сабанеева и др.) позволяло им устанавливать множественные соответствия между различными областями музыкального и внемузыкального опыта.

На трансформацию способов постановки и решения музыкально-культурных проблем в сталинскую эпоху повлияли как официальные санкции рубежа 1920 - 30-х годов (упразднение социологической дисциплины в СССР), так и кардинальные изменения в советском культурном дискурсе (в частности, его «монологизация», выражавшаяся в исчезновении категории Другого). В создавшихся условиях были возможны два основных способа существования музыкально-культурной проблематики на протяжении 1930 - начала 1950-х годов. Первый предполагал редукцию ее к категориям истмата (в частности, логике смены экономических формаций), примеры чему можно встретить в музыкально-исторических исследованиях этого времени (Т.Н. Ливановой, Р.И. Грубера). В рамках второго, применяемого в музыкальной критике, она становилась проводником идеологических практик в музыкальное поле (например, в поздних публикациях Б.В. Асафьева). Модель музыкальной культуры прошлого и современности конструировалась в музыковедческих работах этого времени посредством эстетического в своем генезисе приема -«дереализации реальности». Продуктом такого конструирования оказывалось предельно монологичное, лишенное подтекстов пространство, в котором действовали прямолинейные и однозначные связи между типом производства в той или иной социально-экономической формации и музыкальной продукцией, создаваемой в ее рамках. Проецируясь на исследование отечественной музыкальной культуры (которой уделялось преимущественное внимание в работах), такие исследовательские установки формировали картину монолитного единства советского общества во вкусах и оценках, которые, в силу их ориентации на высокие культурные стандарты, провозглашались безальтернативным критерием художественной ценности композиторского творчества.

В истории отечественной музыкальной науки первые три с небольшим десятилетия ее существования стали своего рода «осевым временем», в течение которого сложился ее основной концептуальный фундамент. При этом рассмотренные два периода в деятельности первого поколения отечественных музыковедов могут быть расценены как две стороны одной и той же парадигмы. В частности, они обнаруживают аналогии с бинарной оппозицией (культура один /культура два), предложенной историком советской культуры В.З. Паперным. «Культуре один» свойственны горизонтальная центробежная направленность творческих импульсов и авангардистские интенции, нацеленные, в том числе, на генерирование заведомо утопических идей. В гуманитарном дискурсе такие установки порождали стремление ученых к междисциплинарному взаимодействию, кластерность разрабатываемых ими моделей описания мира, идейный плюрализм и толерантность к неакадемическим практикам. В противоположность этому, «культуре два», датируемой периодом с начала 1930-х до середины 1950-х гг., присущи вертикальная и центростремительная устремленность. В музыкальной науке подобная централизация осуществлялась через постепенную унификацию взглядов специалистов, монополизацию метода и обусловленность научного творчества идеологической мотивацией. В дальнейшем развитии музыковедческой традиции эти два противоположно направленных дискурса становились своеобразным архетипом, задавая концептуальные полюса в трактовке идеи музыкальной культуры.

Концепция отечественного музыковедения в эпоху «оттепели» и «развитого социализма» в значительной мере регламентировалась сценарием развития советской науки в целом, который выстраивался под воздействием специфических ориентиров, избранных в научной политике эпохи «оттепели», а затем «застоя». Среди них: приоритет, оказываемый естественным и техническим наукам, маргинализация гуманитарных исследований, переориентация специалистов на узкую компетенцию, высокий уровень бюрократизации и закрытости отраслей и сфер науки, научный изоляционизм и т.п. Под влиянием этих тенденций в музыковедении формировалась ориентация на естественнонаучный идеал, эмпиричность, описательность, при этом отчетливо наблюдался поворот в сторону узкой специализации и технологических приоритетов при одновременной «маргинализации» истории музыки. В плане концептуализации идеи музыкальной культуры в рассматриваемый период сосуществовало несколько мало взаимодействовавших между собой направлений: как стратегии их социализации в научном поле, так и продвигаемые ими концепции были во многом антагонистичны.

В частности, социология музыки формировалась в концептуальном пространстве отечественного музыковедения конца 1960 - первой половины 1980-х годов как феномен скорее идеологического, чем научно-эвристического порядка. Она функционировала в качестве инструмента культурной политики, работавшего на создание официально одобряемого образа советской музыкальной культуры. В работах специалистов (А.Н. Сохора, Ю.В. Капустина и др.) воспроизводились ключевые характеристики соцреалистической концепции: такие как монологизация культурного дискурса, регламентация художественного производства, нивелирование культурных различий между потребителями художественной продукции.

Наряду с социологией музыки, разработкой музыкально-культурной проблематики занимались так называемые «новые направления» теоретического музыкознания в 1970 - начале 1980-х годов - прежде всего, в области исследований музыкальной коммуникации и семиотики (Е.В. Назайкинский, В.В. Медушевский, М.Г. Арановский и др.). Проведенный анализ их концепции позволяет сделать вывод, что в отношении изучаемого материала музыковедами допускался целый комплекс редукций: ограничение его временного и стилистического диапазона, сведение круга музыкальных знаков к отдельным, наиболее универсальным выразительным приемам, ограничение истоков их выразительности психофизиологическими паттернами человека и универсальными нормами речеобразования, стабильными для разных культур и эпох и, наконец, сужение слушательской аудитории до круга профессионально подготовленных слушателей. В своих работах теоретики музыки единодушно утверждали универсальные стандарты академической музыкальной культуры и «адекватного» (= профессионального) восприятия музыки, последовательно игнорируя реальное разнообразие слушательской аудитории и ее слухового опыта. Подобное замыкание на сугубо специальных вопросах должно было способствовать преодолению «проницаемости» музыковедческого дискурса для официальной идеологии. В то же время, данная научная парадигма формально легко вписывалась в тренд официальной культурной политики, поскольку воссоздаваемая музыковедами «монологичная» модель музыкальной культуры была вполне адекватна традициям социалистического реализма.

Еще одно направление в исследовании музыкальной культуры сформировалось в рассматриваемые десятилетия в рамках исторического музыкознания в работах нескольких индивидуальных авторов (В.Дж. Конен, М.С. Друскина, Г.А. Орлова, М.А. Сапонова и др.). Симметрично положению гуманитарных дисциплин в советской науке в целом, история музыки в конце 1950 - начале 1980-х годов негласно имела маргинальный статус в музыковедении. Научные приоритеты историков музыки, специализировавшихся на музыкально-культурных проблемах, характеризовались интересом к периодам стилистических «переломов» и «кризисов», «пограничным» и «полиязычным» культурам и «периферийным» (с точки зрения академической музыки) пластам и практикам. Моделируемое исследователями музыкально-культурное пространство демонстрирует открытость разнообразным областям человеческого опыта, а также высокую динамичность и многосоставность ввиду перманентной диалогической разомкнутости любой художественной традиции. Такая структура исследуемой реальности позволяла музыковедам соотносить музыкальные явления с культурными феноменами -ментальностыо эпохи, национальной картиной мира, историческими типами художественной психологии, архетипами коллективного бессознательного. Подобная экстраординарная научная картина мира может быть интерпретирована как своеобразная стратегия профессионального и социального позиционирования ее создателей: легализуя в своих текстах «маргинальные» объекты и ракурсы, историки музыки тем самым предлагали читателю модель реальности, в которой получала право на существование их собственная «девиантность» в советском научном поле.

Таким образом, исследования музыкальной культуры в «зрелую» советскую эпоху демонстрировали широкий разброс научных стратегий, которые в отдельных своих чертах воспроизводили свойства «культуры один» и «культуры два», хотя уже не укладывались в бинарную оппозицию. Общая панорама трактовок музыкальной культуры, выстраиваемой под влиянием этих стратегических устремлений, корреспондирует концепции «разномыслия» Б.М. Фирсова, согласно которой, в эпоху «развитого социализма» получали право на существование множественные тактики социализации относительно официальной парадигмы, не сводимые к альтернативе «диссидент - конформист» и порождавшие значительное разнообразие моделей реальности.

Смена социально-политической ситуации в России на рубеже 1980 -90-х годов повлекла за собой довольно значительные трансформации в гуманитарной сфере. Стимулом для этих трансформаций стали как глубокие изменения на ментальном уровне российского общества (разрушение прежней «монологичной» картины мира), так и повышение статуса гуманитарных наук в отечественном научном поле. Данный период характеризуется значительным расширением кругозора и географии научных коммуникаций специалистов с падением «железного занавеса», активным формированием новых «мест знания» (Д.А. Александров) - зон интенсивного междисциплинарного обмена, освоением новых проблемных областей. Одно из наиболее интенсивно развивающихся направлений в гуманитарных специальностях связано с обширным освоением культурной проблематики в различных ее видах. Высокий рейтинг культур-ориентированного дискурса в различных сферах науки заставляет предположить, что участие в такого рода изысканиях оценивается как один из важных показателей актуальности дисциплины, ее открытости и динамичности развития и, возможно, залог ее «гуманитаризации». Несмотря на ряд парадигмальных изменений в отечественном музыкознании этого периода (в частности, расширение его научной картины мира, тенденция к отказу от монопарадигмальности), современное состояние идеи музыкальной культуры в его рамках порождает эристическую ситуацию, при которой вероятны различные сценарии ее дальнейшего развития:

Гипотетический «позитивный» сценарий связан с появлением обширного кластера индивидуальных трактовок музыкальной культуры, репрезентируемых в различных музыковедческих дисциплинах отдельными авторами и научными сообществами. Панораму этих ракурсов позволяет отразить концепция рецептивных исследований, которая вскрывает важные аспекты идеи музыкальной культуры. Среди этих аспектов, в частности, признание активной роли различных участников художественного процесса в формировании музыкально-культурного поля, акцентирование множественности форм существования музыки в обществе, актуализируемых каждый раз новым актом рецепции, и вовлеченности разнообразных сфер культурного опыта человека в восприятие музыки. Таким образом, трактовку музыкальной культуры, воплощаемую данным сценарием, можно представить в качестве модуса «культуры один» в современной музыковедческой практике.

Модус «культуры два», с которым связан возможный «негативный» сценарий, репрезентирован относительно невысоким «рейтингом» музыкально-культурной проблематики в различных музыковедческих институциях (в статистике научных публикаций и защищенных диссертаций, в учебных программах музыкальных вузов), который свидетельствует о неустойчивом статусе этой проблемной области в магистральной парадигме музыковедения. Эта затрудненная адаптация во многом обусловлена исторически сложившимися институциональными особенностями музыковедческой дисциплины в отечественной культуре: ее тяготением к «эссенциалистскому взгляду» (по П. Бурдье), территориальным и концептуальным разобщением с другими гуманитарными науками, ориентацией профессионалов на узкую специализацию. Можно предполагать, что благодаря этим традициям, до сих пор являющимся приоритетными, в частности, в сфере профессионального образования, современные гуманитарные ракурсы, затрагивающие культурную проблематику, и по сей день с большими затруднениями адаптируются в музыкальной науке. Одновременное же сосуществование противоположных тенденций в рамках музыковедческой дисциплины коррелирует стадии «экстраординарной науки» в ее современном развитии, с характерным для этого этапа возросшим диссенсусом в концептуальных вопросах, наличием конкурирующих методологий и смещением границ между «парадигмальными» и «маргинальными» объектами и ракурсами.

Список научной литературыБукина, Татьяна Вадимовна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1.ArouiKOB A.B. От редакции //Вопросы культурологии, № 2. - 2009. - С. 1.

2. Адорно Т. Избранное: Социология музыки. М.: РОССПЭН, 2008. - 448 с.

3. Акопян JI.O. Анализ глубинной структуры музыкального текста. М.: Практика, 1995. -256 с.

4. Акопян Л.О. Д. Шостакович: опыт феноменологии творчества. СПб.: Дмитрий Буланнн, 2004. - 473 с.

5. Актуальные вопросы музыкального образования на современном эпгапе и наследие Б.В. Асафьева (к 100-летию со дня рождения). Тезисы докладов научно-практической конференции. Петрозаводск: Госкомиздат КАССР, 1984. - 63 с.

6. Александров Д.А. Места знания: институциональные перемены в российском производствегуманитарных наук //Новое литературное обозрение, № 77. 2006. - С. 273 - 284.

7. Александров Д.А. Почему советские ученые перестали печататься за рубежом: становлениесамодостаточности и изолированности в отечественной науке, 1914 1940 //Вопросы истории естествознания и техники, № 3. - 1996. - С. 3 - 24.

8. Алексеев М.П. Из музыкальной жизни русской провинции первой половины XIX века //История русской музыки в исследованиях и материалах. Т. 1. М.: Г.Изд. Муз. сектор, 1924.-С. 7-45.

9. Алексеев Э.Е. Как полтора еврея по Шёнбрунну гуляли, или Faschingsschwanks aus Wien //Эдуарду Алексееву 70 лет. Воспоминания.http://\vww.sakhaopenYvorld.org/alekseyev/memorv2.htnil

10. Алексеев Э.Е. Об одной досадной закономерности //Фольклор в контексте современной культуры. М.: Сов. композитор, 1988. - С. 143 - 147.

11. Алсксссв Э.Е. О современном типе этномузыковеда //Фольклор в современном мире: аспекты и пути исследования. М.: Наука, 1991. - С. 148 - 151.

12. Алексеев Э.Е. Устная музыкальная культура и современный художественный процесс //Место и функция национальных художественных, традиций в современном искусстве. По материалам советско-китайской научной конференции. М.: б.н., 1991. - С. 71 - 82.

13. Алексеев Э.Е., Андруковнч П., Головинский Г.Л. Некоторые вопросы теории и практики изучения массовых музыкальных вкусов //Вопросы социологии искусства. Теоретические и методологические проблемы. М.: Наука, 1979. - С. 127 - 193.

14. Алексеев Э.Е., Волохов В., Головинский Г.Л., Зараковский Г.М. На путях исследования музыкальных вкусов //Советская музыка, № 1. 1973. - С. 59 - 69.

15. Аллахвердян А.Г., Мошкова Г.Ю., Юревнч A.B., Ярошсвский М.Г. Психология науки. Уч. пособие. М.: Моск. пснхол.-соцнал. нн-т: Флинта, 1998. - 310 с.

16. Альшванг A.A. Несколько мыслей о книге Б.В. Асафьева «Глинка» //Советская музыка, №2,- 1948.-С. 155- 157.

17. Арановскнй М.Г. Интонация, знак и «новые методы» //Советская музыка, № 10. 1980. -С. 99- 109.

18. Арановскнй М.Г. Музыкальный текст: структура и свойства. М.: Композитор, 1998. -343 с.

19. Арановскнй М.Г. Мышление, язык, семантика//Проблемы музыкального мышления. Сб. статей. М.: Музыка, 1974. - С. 90 - 128.

20. Арановскнй М.Г. Пятнадцатая симфония Д.Д. Шостакович и некоторые вопросы музыкальной семантики //Вопросы теории и эстетики музыки. Вып. 15. Л.: Музыка, 1977.-С. 55-94.

21. Арановскнй М.Г. Специфика оперы в свете проблемы общения //Вопросы методологии и социологии искусства. Сб. науч. трудов. Л.: ЛГИТМнК, 1988. - С. 121 - 137.

22. Артемьева Т.В. Идея истории в России XVIII века. «Философский век». Альманах: Вып. 4. - СПб.: б/н, 1998.-267 с.

23. Асафьев Б.В. Композиторы, поспешите! //Асафьев Б.В. Избранные труды. Т. 5. М: Изд-во АН СССР, 1957. - С. 20 - 22.

24. Асафьев Б.В. Музыкальная форма как процесс. Кн. 1 и 2. Л.: Музыка, 1971. - 376 с.

25. Асафьев Б.В. О направленности формы у Чайковского //Асафьев Б.В. О музыке Чайковского. Л.: Музыка, 1972. - С. 67 - 73.

26. Асафьев Б.В. Объяснительная записка и проект учебного плана научно-музыкального отделения, составленная Б.В. Асафьевым //Из истории советского музыкального образования. Сб. мат-лов и документов. 1917-1927. JI.: Музыка, 1969. - С. 247 - 252.

27. Асафьев Б.В. Опера как бытовое явление //Асафьев Б.В. Об опере. Л., 1976. - С. 28 - 33.

28. Асафьев Б.В. Очаги слушания музыки //Асафьев Б.В. Избранные статьи о музыкальном просвещении и образовании. Л.: Музыка, 1973. - С. 123 - 131.

29. Асафьев Б.В. Советская музыка и музыкальная культура (опыт выведения основных принципов) //Асафьев Б.В. Избранные труды: В 5 т. М.: Изд-во АН СССР, 1957. - Т. 5. -С. 25 - 38.

30. Аспирантура. Портал для аспирантов.http:/Avww.aspirantura.spb.ru/pasp/l 702.html

31. Бабков В.В. Н.К. Кольцов и борьба за автономию науки //Подвластная наука? Наука и советская власть. М.: Голос, 2010. - С. 627 - 653.

32. Баранец Н.Г. Метаморфозы этоса российского философского сообщества в XX веке. Монография: в 2-х ч. Ч. 2. - Ульяновск: УлГУ, 2008. - 408 с.

33. Баренбойм Б.А. Музыкальное образование //Музыкальная энциклопедия. Т. 3. М.: Сов. энциклопедия, 1976. - С. 763 - 787.

34. Барсова И.А. Самосознание и самоопределение истории музыки сегодня //Советская музыка, № 9. 1988. - С. 66 - 73.

35. Барсова И.А. Симфонии Густава Малера. М.: Сов. композитор, 1975. - 495 с.

36. Барсова И.А. Специфика языка музыки в создании художественной картины мира //Художественное творчество. Вопросы комплексного изучения/1984. Л.: Наука, 1986. -С. 99-116.

37. Батыгнн Г.С., Дсвятко И.Ф. Социология и власть: эпизоды советской истории //Тоталитаризм и поеттоталнтарнзм (Статьи и подготовительные материалы). Кн.2. М.: ИС РАН, 1994.-С. 174-201.

38. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук //Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. - С. 361 - 373.

39. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979. - 320 с.

40. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романс. Очерки по исторической поэтике //Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. -С. 234-407.

41. Б.В. Асафьев и актуальные проблемы музыкальной культуры. Тезисы краевой научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Б.В. Асафьева. Красноярск: б /и., 1984.-44 с.

42. Б.В. Асафьев и советская музыкальная культура. Мат-лы Всесоюзной науч.-теор. конференции к 100-летию со дня рождения Б.В. Асафьева. М.: Сов. композитор, 1986. -238 с.

43. Бсганцова И.С. Психотехника в контексте советской идеологии //Наука и техника в первые десятилетня советской власти: социокультурное измерение (1917 1940). - М.: Academia, 2007. - С. 159- 179.

44. Беда А.М. Политическая культура советского общества. М.: ЮИ МВД РФ, 2000. - 32 с.

45. Безбородое А.Б. Феномен академического диссидентства в СССР: уч. пособие по спецкурсу. М.: РГГУ, 1998. - 75 с.

46. Берг М. Гамбургский счет //Новое литературное обозрение, № 25. 1997. - С. 110 - 119.

47. Берг M. Лнтературократня. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. М.: НЛО, 2000. - 352 с.

48. Березина О.С. Книга Б. Асафьева о Стравинском: Судьба Идеи - Последователи //Северное сияние = Aurora Borealis. Альманах молодых ученых. Вып.З. - Петрозаводск: Периодика, 2001. - С. 33 - 44.

49. Берелович А. О культе личности и его последствиях (заметки о позднссовстском интеллектуальном сообществе) //Новое литературное обозрение, № 76. 2005. - С. 39 -44.

50. Берк П. Историческая антропология и новая культурная история //Новое литературное обозрение, № 75. 2005. - С. 64 - 91.

51. Берфорд Т.В. Стилевые истоки творчества Н. Паганини. Авторсф. дисс. к. иск. СПб., 2000. - 29 с.

52. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1973. - 232 с.

53. Богданов К.А. Наука в эпическую эпоху: классика фольклора, классическая филология и классовая солидарность //Новое литературное обозрение, № 78. 2006. - С. 86 - 124.

54. Богданов К.А. Физики vs. лирики: к истории одной «придурковатой» дискуссии //Новое литературное обозрение, № 111. 2011. http://magazincs.russ.ru/nlo/2011/111 /ko7.html

55. Бонфельд М.Ш. Введение в музыкознание: Уч. пособие для студентов вузов. М.: Владос, 2001.-219 с.

56. Бонфельд М.Ш. Комическое в симфониях Гайдна. Автореф. дисс. канд. иск. Л., 1979.-24 с.

57. Бонфельд М.Ш. Музыкальное мышление ребёнка: специфические черты //Междисциплинарный семинар — 4. Интерпретация художественного текста: Сб. науч. мат-лов. Петрозаводск, 2001. - С. 51 - 53.

58. Боффа Дж. От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964 1994. - М.: Международные отношения, 1996. - 320 с.

59. Браудо Е.М. Основные вопросы оперной политики. (Л.?): Теакинопечать, 1929. - 20 с.

60. Бронфнн Е.Ф. Музыкальная культура Петрограда первого послереволюционного пятилетия. 1917-1922: Исследование. Л.: Сов. композитор, 1984. - 216 с.

61. Брушлннскнй А.В., Розин В.М. Психология и пенхопрактнка. Психология и новые идеалы научности (материалы «круглого стола») //Вопросы философии, № 5. 1993. - С. 3-43.

62. Букина Т.В. Б.В. Асафьев у истоков российской музыкальной науки (марксистское музыкознание в истории идей //РАХ SONORIS: история и современность: Научный журнал. Вып. III. Гл. ред. Е.М. Шишкина Астрахань: «Полнграфком», 2009. - С. 158 -166.

63. Букина Т.В. Вагнернанство в России рубежа XIX XX веков как феномен артистического успеха. - Саарбрюксн: Lambert Acadcmic Publishing, 2011. - 266 с.

64. Букина Т.В. Проект императорского Воспитательного дома И.И. Бецкого: у истоков «артпедагогикн» //Вестник Герценовского университета, № 10 (48). 2007. - С. 69 - 75.

65. Букина Т.В. Рецептивистика и музыкальная наука на рубеже тысячелетий: в поисках . компромисса //Общество. Среда. Развитие. Научно-теоретический журнал №3 (4)' 07.1. СПб., 2007. С. 83 - 92.

66. Букина Т.В. Социокультурная коммуникация //Гуманитарный лексикон: Учебное пособие /ред. В.А. Рабоша, Л.В. Никифоровой. СПб.: Астернон, 2009. - С. 197 - 208.

67. Бурдье П. Исторический генезис чистой эстетики //Новое литературное обозрение, № 60. -2003.-С. 17-29.

68. Бурдье П. Начала. M.: Socio-Logos: «Адапт», 1994. - 287 с.

69. Бурдье П. Поле литературы //Новое литературное обозрение, № 45. 2000. - С. 22 - 87.

70. Бычков Ю.Н. Введение в музыкознание. Курс лекций. Тема 2. Музыкальная культурология (вып. 1). Для студентов музыкальных вузов по специальности 05.10.00 (Музыковедение). М., 2000. http://yuri317.narod.ni/wwd/lex2 01 .htm.

71. Бычков Ю.Н. Методология музыкознания. Программа по направлению 522501 «Музыкальное искусство». Специализация: «Музыковедение». М., 1999. http://yuri3 n.narod.ruAvwd/lcxl .htm

72. Бялнк М.Г. //Памяти М.С. Друскнна: в 2-х кн. /Кн. 1. Статьи. Воспоминания /Ред.-сост. Л.Г. Ковнацкая, А.К. Кенигсберг, Л.В. Михесва. СПб.: ООО «Аллегро», 2009. - С. 140 -142.

73. Вайль П.Л., Гснис А.А. Шестидесятые. Мир советского человека. М.: НЛО, 2001. - 368 с.

74. Валькова В.Б. От «отвлеченной романтики» к социальному заказу: Асафьев-критик "на переломе эпох (1914-1924 годы) //Искусство XX века: диалог эпох и поколений. Сб. статей в 2-х т. Т. 2. - Н.-Новгород: Изд-во Нижегор. ун-та, 1999. - С. 17-29.

75. Вашоков Д.А. Эпоха застоя. М.: Мир книги, 2008. - 240 с.

76. Васина-Гроссман В.А. Они будят мысль //Советская музыка, № 10. 1966. - С. 133 - 134.

77. Вахеметса А.Л., Плотников С.Н. Человек и искусство (проблемы конкретно-социологических исследований искусства). М.: Мысль, 1968. - 196 с.

78. Введение //Музыка и молодежь (проблемы клубного движения). М.: О-во «Знание» РСФСР, 1986.-С. 3-9.

79. Велижсва Н.К. Музыкальная семиотика в контексте мысли о музыке (к постановке вопроса) //Музыкальная коммуникация. Сб. науч. трудов /Проблемы музыкознания. Вып. 8. СПб.: РИИИ, 1996.-С. 62-81.

80. Виала А. Рождение писателя: социология литературы классического века. Фрагменты из книги //Новое литературное обозрение, № 25. 1997. - С. 7 - 23.

81. Винер Н. Кибернетика и общество. М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. - 200 с.

82. Виноградов В. Надо изучать новый быт колхозов //Советская музыка, № 4. 1936. - С. . 53 - 56.

83. Власов В. Так ли нужно готовить смену? //Советская музыка, № 9. 1961. - С. 55 - 60.

84. Власова Е.С. Начало 30-х годов //Музыкальная академия, № 2. 2008. - С. 81 - 88.

85. Власова Е.С. 1948 год в советской музыке. Документированное исследование. М.: Классика - XXI, 2010. - 456 с.

86. Власова Е.С. Фрагменты жизни в документах. По материалам Пленума Оргкомитета Союза советских композиторов //Музыкальная академия, № 3. 2007. - С. 112-113.

87. Волкова И.С. Понятие инварианта в концепции музыкального языка. Автореф. дисс. канд. иск. Л., 1986.

88. Володин Б.Ф. От «замкнутого академического книгохранилища» к «библиотеке для широких масс трудящихся»: рождение советской научной библиотеки //За «железным занавесом»: мифы и реалии советской науки. СПб.: Дмитрий Буланнн, 2002. - С. 328 -341.

89. Вортман Р. «Официальная народность» и национальный миф российской монархии XIX века //Россия / Russia. Вып. 3 (11): Культурные практики в идеологической перспективе. Россия, XVIII начало XX века. - М.: ОГИ, 1999. - С. 233 - 244.

90. Воспоминания о Б.В. Асафьеве. Л.: Музыка, 1974. - 511 с.

91. Галисон П. Зона обмена: координация убеждений и действий //Вопросы истории естествознания и техники, № I. 2004. - С. 64 - 91.

92. ГальцеваТ.Б. Этнокультурная специфика музыкального восприятия. Автореф. дисс. к. иск.-М., 1994.-23 с.

93. Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть. М.: Зерцало, 2003. - 816 с.

94. Гамезо М.В. Домашенко И.А. Атлас по психологии: Информацнонно-метод пособие к курсу «Психология человека». М.: Педагогическое общество России, 1999. - 276 с.

95. Гаспаров Б.М. К проблеме изоморфизма уровней музыкального языка (на материале гармонии венского классицизма) //Ученые записки Тартуского государственного университета: 365. Труды по знаковым системам: 7. Тарту, 1975. - С. 217 - 240.

96. Гаспаров Б.М. Некоторые вопросы структурного анализа музыкального языка //Ученые записки Тартуского государственного университета: 236. Труды по знаковым системам: 4.-Тарту, 1969.-С. 174-203.

97. Гаспаров Б.М. Некоторые дескриптивные проблемы музыкальной ссмантнкн //Ученые записки Тартуского государственного университета: 411. Труды по знаковым системам: 8.-Тарту, 1977.-С. 120- 137.

98. Гаспаров Б.М. О структурном описании музыкального языка //Точные методы в исследованиях культуры и искусства (мат-лы к симпозиуму). Ч. 2. Логико-математические и семиотические исследования культуры, и искусства. М.: Б/и, 1971. -С. 244 - 255.

99. Гаспаров Б.М. Структурный метод в музыкознании //Советская музыка, № 2. 1972. -С. 42-51.

100. Гаспаров Б.М. Тартуская школа 1960-х годов как семиотический феномен //Московско-тартуская семиотическая школа. История, воспоминания, размышления. М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 57 - 69.

101. Гаспаров М.Л. Как писать историю литературы //Новое литературное обозрение, № 59. 2003. - С. 142 - 146.

102. Гаспаров М.Л. Научность и художественность в творчестве Тынянова //Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1990. - С. 12 - 20.

103. Гаспаров М.Л. Ю.М. Лотман: наука и идеология //Гаспаров М.Л. Избранные труды. Т. 2. М.: Языки русской культуры, 1997. - С. 485 - 493.

104. Георгиева Н. Живопись на сцене: морфология живых картин // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Второй научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева. М.: Изд-во МГЛУ, 2002. - С. 44 - 47.

105. Герцман Е.В. Античное музыкальное мышление (Монография). Автореферат дне. к. иск.-Л., 1986.-23 с.

106. Герцман Е.В. Византийское музыкознание. Автореферат дне. д. иск. М., 1991. - 49 с.

107. Герцман Е.В. Гимн у истоков Нового Завета: беседы о музыкальной жизни ранних христианских общин. — М.: Музыка, 1996. — 286 с.

108. Герцман Е.В. Музыка древней Греции и Рима. СПб.: Алстсйя, 1995. - 334 с.

109. Герцман Е.В. Музыкальная культура Древней Греции и Византин. СПб.: Веды, 1994. -53 с.

110. Герцман Е.В. Тайны истории древней музыки. СПб.: «Невская нота», «Лебедушка»,2007. 576 с.

111. Гинзбург К. Приметы. Уликовая парадигма и се корни //Гинзбург К. Мифы эмблемы -приметы: Морфология и история. Сб. ст. - М.: Новое издательство, 2004. - С. 189 - 241.

112. Гинзбург С.А. Новая музыка //Пять лет новой музыки. Сборник I. Год первый. Л.: Тритон, 1927.-С. 5- 19.

113. Гинзбург С.А. Основоположения теории музыкально-исторического знания //De Música. Сб. статей под ред. И. Глсбова. Пг.: Пстрогр. Гос. акад. филармония, 1923. - С. 165-181.

114. Глебов И. Музыка в современной общеобразовательной школе //Вопросы музыки в школе. Сб. ст. /Ред. И. Глебова. Л.: Брокгауз - Ефрон, 1926. - С. 9 - 28.

115. Глебов И. О ближайших задачах социологии музыки //Мозер Г. Музыка средневекового города. Л.: Тритон, 1927. - С. 7 - 20.

116. Глебов И. Процесс оформления звучащего вещества //De Música. Сб. статей под ред. И. Глсбова. Пг.: Пстрогр. Гос. акад. филармония, 1923. - С. 144 - 154.

117. Глебов И. Теория музыкально-исторического процесса как основа музыкально-исторического знания //Задачи и методы изучения искусств. Пг.: Academia, 1924. - С. 65 -80.

118. Глебов И. Ценность музыки //De Música. Сб. статей под ред. И. Глебова. Пг.: Петрогр. Гос. акад. филармония, 1923. - С. 5 - 34.

119. Глотов М.Б. Социология искусства в Ленинграде в 1960 1980-е годы //Социология в Ленинграде - Санкт-Петербурге во второй половине XX века. - СПб.: Изд-во СПбГУ,2008.-С. 240 253.

120. Гозенпуд А.А. Глазунов и Асафьев. Из истории противостояния //Скрипичный ключ №1, 1996.-С. 3- 11.

121. Головинский Г.Л. О вариантности восприятия музыкального образа (из наблюдении над массовым слушателем музыки) //Восприятие музыки. Сб. статей. М.: Музыка, 1980. - С. 127- 140.

122. Головинским Г.Л. Что такое социология музыки и чем бы ей следовало заняться //Музыкальная жизнь, № 22. 1988. - С. 6 - 8.

123. Голосснко И.А., Козловский В.В. История русской социологии. XIX XX в.в. Пособие. -М.: Онега, 1995.-288 с.

124. Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. 1917 1991 гг. - М.: РОССПЭН, 2002. -400 с.

125. Гршгг Российского фонда фундаментальных исследовании (РФФИ): заявки, конкурсы, проблемы, перспективы.http://www.rfbr.ru/Dics/28639ref/filc.pdf. С. 6 - 8.

126. Гродзснская Н.Л. Музыка в школьном быту //Вопросы музыки в школе. Сб. ст. /Ред. И. Глебова. JI.: Брокгауз - Ефрон, 1926. - С. 57 - 69.

127. Грубер Р.И. Из области изучения музыкальной культуры современности //Музыкознание: Временник отдела музыки ГИИИ. JL: Academia., 1928. - С. 144 - 167.

128. Грубер Р.И. История музыкальной культуры. Т. 1. С древнейших времен до конца 16 века. Ч. 1. -М., Л.: ГМИ, 1941.-595 с.

129. Грубер Р.И. Как слушает музыку рабочая аудитория //Музыка и революция, № 12. -1928.-С. 11-16.

130. Грубер Р.И. Краткий отчет отдела теории и истории музыки ГИИИ за 6-й год существования (с 19.02.25 по 19.02.26) (доклад) //De Musica. Временник Разряда Истории и Теории Музыки. Вып. 2. Л.: Academia, 1926. - С. 139 - 143.

131. Грубер Р.И. О возможности и пределах использования в музыковедении экономических категорий //Музыкознание. Временник Отдела Музыки. Вып. IV. Л.: Academia, 1928. -С. 40 - 62.

132. Грубер Р.И. Установка музыкально-художественных понятий в социально-экономической плоскости //Временник Разряда истории и теории музыки государственного института истории искусств. Вып. 1. Л.: Academia, 1925. - С. 28 - 51.

133. Группа музыкантов-историков Москвы и Ленинграда. Плохое пособие //Советская музыка, №6.- 1936. С. 86 - 88.

134. Грэхэм Л.Р. Очерки истории российской и советской науки. М.: Янус - К, 1998. - 312 с.

135. Грэхэм Л.Р. Призрак казненного инженера. Технология и падение Советского Союза. -СПб.: Европейский дом, 2000. 128 с.

136. Гудков Л.Д., Дубин Б.В. Молодые «культурологи» на подступах к современности //Новое литературное обозрение, № 50.-2001. С. 147- 167.

137. Гуляницкая Н.С. Методы науки о музыке. М.: Музыка, 2009. - 256 с.

138. ГумбрехтХ.-У. Должны ли гуманитарные науки быть научными? //Неприкосновенный запас, № 3 (35). 2004. - С. 50 - 52.

139. Гумбрехт Х.-У. Ледяные объятия «научности», или Почему гуманитарным наукам предпочтительнее быть «Humanities and Arts» //Новое литературное обозрение, № 81. -2006.-С. 7-17.

140. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. 2-е изд. - М.: Искусство, 1984. -350 с.

141. Гуревич В.А. Туркменская советская музыка. Авторсф. дисс. д. иск. М., 1989. - 47 с.

142. Давыдов Ю.Н. Искусство как социологический феномен. К характеристике эстетических взглядов Платона и Аристотеля. М.: Наука, 1968. - 286 с.

143. Дафт Р. Организации. Учебник для психологов и экономистов. СПб.: Прайм -Еврознак, 2003.-348 с.

144. Дсвятко И.Ф. Р. Мсртон о социологическом методе и типах теоретизирования в социологии //История теоретической социологии. В 4-х т.т. Т. 3. М.: Канон, 2002. - С. 261-270.

145. Деркач А.А., Семёнов И.Н., Степанов С.Ю. Пснхолого-акмсологнчсскис основы изучения и развития рефлексивной культуры госслужащих. М.: РАГС, 1998. - 250 с.

146. Джеймс У. Психология. М.: Педагогика, 1991. - 367 с.

147. Джибладзе Н.Н. Социальные структуры и ценностные ориентации в науке //Ценностные аспекты развития науки. М.: Наука, 1990. - С. 197 - 211.

148. Дмитриев А.Н. «Академический марксизм» 1920-1930-х годов: западный контекст и советские обстоятельства //Новое литературное обозрение, № 88. 2007. - С. 10-38.

149. Дмитриев А.Н. «Академический марксизм» 1920-1930-х годов и история Академии: случай А.Н. Шсбуиииа//Новое литературное обозрение, № 54. 2002. - С. 29 - 60.

150. Дмитриев А.Н. Бремя автономии (революция, интеллигенция и высшая школа: 1905 -2005) //Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре, № 6 (44). 2005. - С. 90 -95.

151. Добрснко Е. Политэкономия соцреализма. М.: НЛО, 2007. - 592 с.

152. Друскин M .С. Достоевский глазами музыканта //Друскнн М.С. Очерки. Статьи. Заметки. Л.: Сов. композитор, 1987. - С. 242 - 250.

153. Друскнн М.С. Игорь Стравинский. Личность, творчество, взгляды. Исследование. Изд. 3. Л.: Сов. композитор, 1982. - 208 с.

154. Друскин М.С. Из истории французской музыки //Друскнн М.С. О западноевропейской музыке XX века. М.: Сов. композитор, 1973. - С. 92 - 127.

155. Друскин М.С. И.С. Бах. М.: Музыка, 1982. - 383 с.

156. Друскин М.С. Исследования. Воспоминания. Л., М.: Советский композитор, 1977. -270 с.

157. Друскин М.С. Каким я его знаю //Folio Verso. Литературно-художественный проект.httn:/Amw.hkcv.ru/folioverso.ru/imcna/4/kakim.htm

158. Друскнн М.С. На переломе столетий //Друскнн М.С. О западноевропейской музыке XX века. М.: Советский композитор, 1973. - С. 7 - 30.

159. Друскнн М.С. Новая фортспиашшя музыка. С систематическим обзором фортепианной литературы. Л.: Тритон, 1928. - 112 с.

160. Друскнн М.С. Нотный текст //Друскин М.С. Очерки. Статьи. Заметки. Л.: Сов. композитор, 1987. - С. 210 - 220.

161. Друскнн М.С. О биографическом методе //Друскнн М.С. Очерки. Статьи. Заметки. Л.: Сов. композитор, 1987. - С. 232 - 242.

162. Друскин М.С. Очерки по истории танцовальнон .музыки. Л.: Лен. филармония, 1936. -207 с.

163. Друскнн М.С. Очерки, статьи, заметки. Л.: Сов. композитор. Ленингр. отд., 1987. -299 с.

164. Друскнн М.С. Пассионы и мессы И.С. Баха. Л.: Музыка, 1976. - 168 с.

165. Друскин М.С. Предисловие //Орлов Г.А. Древо музыки. Вашингтон-СПб.: H.A. Frager & Со, Советский композитор, 1992. - С. V - VIII.

166. Друскин М.С. Проблемы оперы //Друскин М.С. О западноевропейской музыке XX века.- М.: Советский композитор, 1973. С. 54 - 91.

167. Друскин М.С. Революционные песни 1905 года.-Л.: Тритон, 1936. 71 с.

168. Друскин М.С. Русская революционная песня. Исследовательский очерк. М.: ГМИ, 1954. - 163 с.

169. Друскин М.С. Собрание сочинений: в 7 т. /Ред.-сост. Л.Г. Ковнацкая. Т. 1: Клавнрная музыка Испании, Англии, Нидерландов, Франции, Италии, Германии XVI XVIII веков.- СПб.: Композитор Санкт-Петербург, 2007. - 752 с.

170. Друскнн М.С. Традиция и традиции //Друскин М.С. Очерки. Статьи. Заметки. Л.: Сов. композитор, 1987.-С. 198-210.

171. Друскин М.С. Шостакович в 20-е годы //Друскнн М.С. Очерки, статьи, заметки. Л.: Сов. композитор, 1987. - С. 45 - 59.

172. Дубин Б.Д. Сюжет поражения (несколько общесоциологических примечаний к теме литературного успеха //Новое литературное обозрение № 25. 1997. - С. 120 - 130.

173. Дуди на В.И. Социологический метод: от классической к постнекласснческой точке зрения //Журнал социологии и социальной антропологии. T. II. № 3. 1999. - С. 57 - 65.

174. Дуков Е.В. Концерт в истории западно-европейской культуры. М.: Классика - XXI, 2003.-254 с.

175. Дуков Е.В. Культурные процессы в СССР (культурные последствия урбанизации: 60 -80-е годы) /Общие проблемы культуры: Обзор ннформ. Вып. 3. М., 1988. - 32 с.

176. Дуков E.B. Некоторые проблемы управления концсртно-фнлармонической деятельностью в СССР /Музыка. Обзорная информация. Вып. 3. - М., 1985. - 20 с.

177. Дуков Е.В. От составителя //Развлекательная культура России XVIII- XIX веков. Очерки истории и теории. СПб.: «Дмитрий Буланнн», 2001. - С. 5 - 6.

178. Дуков Е.В. Сближаясь с музыкознанием //Музыкальная жизнь, № 3. 1989. - С. 6.

179. Дуков Е.В., Жидков B.C., Осокин Ю.В., Соколов К.Б., Хренов H.A. Введение в социологию искусства. СПб.: Алстсия, 2001. - 256 с.

180. Егоров Б.Ф. Жизнь и творчество Ю.М. Лотмана. М.: НЛО, 1999. - 384 с.

181. Ермакова Г.А. Музыка в системе культуры //Искусство в системе культуры. Л.: Наука, 1987.-С. 148- 155.

182. Есаков В.Д. Советская наука в годы первой пятилетки. Основные направления государственного руководства наукой. М.: Наука, 1971.-271 с.

183. Живов В.М. Московско-тартуская семиотика: ее достижения и ограничения //Новое литературное обозрение, № 98. 2009. - С. 11 - 26.

184. Живов В.М. Первые русские литературные биографии //Новое литературное обозрение, 1997.-№25.-С. 24-83.

185. Жидков B.C., Соколов К.Б. Искусство и картина мира. СПб.: Алетейя, 2003. - 464 с.

186. Жидков B.C., Соколов К.Б. Культурная политика России. М.: Акад. проект, 2001. -590 с.

187. Житомирский Д.В. Мифология «классового» искусства //Музыкальная академия, № 2. -1993.-С. 144- 154.

188. Жолковский A.K. HK/Z-91 //Московско-тартуская семиотическая школа. История, воспоминания, размышления. М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 175 - 209.

189. Жолудь Р.В. Начало православной публицистики: Библия, апологеты, византийцы. -Воронеж: Воронежский гос. университет, 2002. 192 с.

190. За круглым столом редакции. Музыкознание как социальная, 1уманнтарная наука //Сов. музыка, № 7. 1977. - С. 52 - 62.

191. Зарипов Р.Х. Кибернетика и музыка. М.: Наука, 1971. - 236 с.

192. Земцовскнй И.И. Апология слуха //Муз. Академия, № I. 2002. - С. I-12.

193. Зубкова E.IO. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945 -1953. М.: РОССПЭН, 1999.-229 с.

194. Иванов Вяч. Вс. Академик А.И. Берг и развитие работ по структурной лингвистике и семиотике в СССР //Очерки истории информатики в России /Ред.-сост. Д.А. Поспелов, Я.И. Фет. Новосибирск: ОИГГМ СО РАН, 1998. - С. 257 - 273.

195. Иванов К.В. Как создавался образ советской науки в постсталннском обществе //Вестник РАН. Т. 71, № 2. 2001. - С. 99 - 113.

196. Иванов К.В. Чем мы обязаны фундаментальной науке //Логос, № 6 (51). 2005. - С. 127 - 135.

197. Иванов-Борсцкнй М.В. Пять лет работы Государственного института музыкальной науки (ГИМНа). 1921 1926. - М.: Муз. сектор гос. издательства, 1926. - 59 с.

198. Иглтон Т. Вместить в себя многообразие: слово Бахтина и слово о Бахтине (Рсц. на книгу: Mikhail Bakhtin: The Word in the World by Graham Pechey. — Routledge, 238 pp.) //Научно-просветительский журнал «Скепсис».

199. Режим доступа http://scepsis.ru/library/id 176) .html

200. Из истории советского музыкального образования. Сб. материалов и документов. 19171927. Л.: Музыка, 1969. - 306 с.

201. Ильин В.А. История физики: Уч. пособие для высших пед. уч. заведении. М.: Академия, 2003. - 268 с.

202. Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. М.: ИНИОН РАН, 2001. - 384 с.21L. Иоффе И.И. Кризис современного искусства. Литература, живопись, музыка. Л.: Прибой, 1925. - 64 с.

203. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М.: ОГИЗ Государственное издательство политической литературы, 1945. 351 с.

204. История и современность (редакционные беседы) //Советская музыка, № 3. 1968. - С. 2-23.

205. История современной отечественной музыки. Вып. 3. М.: Музыка, 2001. - 652 с.

206. Йоргенсен М.В., Филипс Л.Дж. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков: Изд-во «Гуманитарный центр», 2008. — 352 с.

207. К двадцатилетию комплексного изучения художественного творчества как научного направления //Художественное творчество. Вопросы комплексного изучения /1984. Л.: Наука, 1986. - С. 3- 15.

208. Каган М.С. Об изучении музыки в контексте художественной культуры //Вопросы методологии и социологии искусства. Сб. науч. трудов. Л.: ЛГИТМИК, 1988. - С. 110121.

209. Каганович Б.С. С.Ф. Ольдснбург. Опыт биографии. СПб.: Феникс, 2006. - 252 с.

210. Казанцева Л.П. Автор в музыкальном содержании: Монография. М.: РАМ им. Гнеснных, 1998. - 248 с.

211. Казанцева Л.П. Система семантических функции музыкально-тематического .материала ' //Выразительные средства музыки. Межвузовский сб. Красноярск: Изд-во

212. Красноярского ун-та, 1988. С. 27 - 42.

213. Калинин И. Тартуско-московская семиотическая школа: семиотическая модель культуры /культурная модель семиотики //Новое литературное обозрение, № 98. 2009. -С.27 - 55.

214. Калинов В.В. О результатах реализации государственной научно-технической политики в позднесоветскнй период //Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». № 5. 2011. http://www.zpu-iournal.ru/e-zpu/2011/5/Kalinov Latc Soviet Period/

215. Капустин Ю.В. Музыкант-исполнитель и публика (Социологические проблемы , современной концертной жизни): Исследование. Л.: Музыка, 1985. - 160 с.

216. Карасёва М.В. Шаги на снегу: мстапрограммы новорусской культуры и их использование в музыкальном маркетинге:http./Av\vw.prof.msu.ru/publ/book6/c66 06.htm.

217. Карпов A.B. Русский Пролеткульт: идеология, эстетика, практика. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2009. - 260 с.

218. Катонова Н. Михаил Друскин пианист//Музыкальная академия, № 4 - 5. - 1995. - С. 186- 194.

219. Кац Б.А. Наследие Асафьева и социологические аспекты анализа музыкального текста //Б.В. Асафьев и советская музыкальная культура. Сб. статей. М. : Сов. композитор, 1986.-С. 74 - 77.

220. Кац Б.А. О культурологических аспектах анализа //Советская музыка, № 1. 1978. - С. 37 - 43.

221. Кефели И.Ф. История науки и техники. Уч. пособие. СПб.: БГТУ, 1995. - 169 с.

222. Кириллин В.А. Страницы истории науки и техники. М.: Наука, 1994. - 350 с.

223. Кириллина Л.В. Бетховен ad libitum //Старинная музыка: Практика. Аранжировка. Реконструкция: материалы научно-практической конференции. М.: Преет, 1999. - С. 175-181.

224. Кириллина Л.В. Классический стиль в музыке XVIII начала XIX веков. Самосознание эпохи и музыкальная практика. - М.: МПС, 1996. - 192 с.

225. Кнрнарская Д.К. Музыкальное восприятие. М.: Кнмос-Ард., 1997. - 160 с.

226. Кнрнарская Д.К. Музыкальные способности. М.: Таланты-XXl век, 2004. - 496 с.

227. Кнрнарская Д.К. Новый имидж музыкального образования в XXI веке //Музыкальное образование в современном культурном пространстве. Мат-лы науч.-практнч. конференции. Петрозаводск: б/и, 2002. - С. 7- 16.

228. Кнрнарская Д.К. Трансформация музыкального образования в XXI веке //Музыка и музыкант в меняющемся социокультурном пространстве. Р-н/Д: Изд-во РГК им. C.B. Рахманинова, 2005. - С. 22-30.

229. Киселев М. «Очерки по истории танцовалыюй музыки» М. Друскина //Советская музыка, № 9. 1938 - С. 77 - 80.

230. Клименко Л.И. Методологический анализ социальных функций художественного творчества (Специальность 09.00.01 Диалектический и исторический материализм). Автореф. дне. канд. фнлос. н. -Томск, 1973. - 20 с.

231. Климовицкнн А.И., Ннкитенко О.Б. Жанр и коммуникативные аспекты музыки: музыкальная деятельность, музицировние, музыкальный язык //Музыкальная коммуникация. Сб. науч. трудов. СПб., 1996. - С. 40 - 61.

232. Климовицкнн А.И. О творческом процессе Бетховена: Исследование. Л.: Музыка, 1979,- 176 с.

233. Клюс Э. Ницше в России. Революция морального сознания. СПб.: Академический проест, 1999.-240 с.

234. Ключникова Е.В. Авторские стратегии А.Н. Скрябина в культурном поле Петербурга и Москвы: факты и комментарии //Российская культура глазами молодых ученых: Сборник трудов молодых ученых. Вып. 15. - СПб.: Культ-Информ-Прссс, 2004. - С. 168 - 186.

235. Ковалёв IO.IO. География мировой науки: Уч. пособие. М.: Гардарнкн, 2002. - 156 с.

236. Ковнацкая Л.Г. Вернуть Стравинского на Родину, вернуть Родине. //Музыкальная академия, № 4 - 5. - 1995. - С. 195 - 229.

237. Козлов С.А. Наши «новые исторнсты». Заметки об одной тенденции //Новое литературное обозрение, № 50. 2001. - С. 115 - 133.

238. Колесов М.С. Фольклор и социалистическая культура (опыт социологического подхода) //Музыка в соцналиспгосском обществе. Сб. статей. Вып. 2. Л.: Музыка, 1975. - С. 74 -88.

239. Копчинский Э.И. «Пролетарская биология» в СССР н этика науки (1920 30-е г.г.) //Наука и техника в первые десятилетня советской власти: социокультурное измерение (1917 - 1940). - М.: Academia, 2007. - С. 139 - 158.

240. Кон Ю.Г. Асафьев и Тынянов //Б.В. Асафьев и советская музыкальная культура. Сб. статей. М.: Советский композитор, 1986. - С. 77-84.

241. Кон Ю.Г. К вопросу о понятии «музыкальный язык» //От Л галл и до наших дней. Сб. статей. М.: Музыка, 1967. - С. 93 - 104.

242. Кондаков И.В. Эристика // Культурология. XX век. Энциклопедия в 2-х тт. Т. 2. СПб., 1998.-С. 394-399.

243. Коней В.Дж. Блюзы и XX век. М.: Музыка, 1980. - 80 с.

244. Конен В.Дж. В защиту исторической науки //Советская музыка, № 6. 1967. - С. 1823.

245. Конен В.Дж. В. Конен Ю. Виноградову. 13.02.78 //Музыкальная Академия, № 1. -1998. - С. 121 - 122.

246. Конен В.Дж. Задача первостепенной важности //Советская музыка, № 5. 1977. - С. 36 -43.

247. Консн В.Дж. Значение внеевропейских культур для музыки XX века. К постановке проблемы в историческом плане //Советская музыка, № 10. 1971. - С. 50 - 69.

248. Консн В.Дж. История, освещенная современностью //Советская музыка, № 11.- 1962. -С. 68-74.

249. Консн В.Дж. Клаудно Монтевердн. М.: Сов. композитор, 1971. - 322 с.

250. Конен В.Дж. К проблеме «Бетховен и романтики» //Консн В.Дж. Очерки по истории зарубежной музыки. М.: Музыка, 1997. - С. 295 - 314.

251. Конен В.Дж. Легенда и правда о джазе //Советская музыка, № 9. 1955. - С. 22 - 31.

252. Конен В.Дж. О прошлом и настоящем //Советская музыка, № 10. 1966. - С. 38 - 46.

253. Конен В.Дж. Персслл и опера. М.: Музыка, 1978. - 262 с.

254. Конен В.Дж. Пути американской музыки. Очерки по истории музыкальной культуры США. М.: Советский композитор, 1977. - 446 с.

255. Консн В.Дж. Рснсссансная музыка как открытие XX века //Конен В.Дж. Этюды о зарубежной музыке: Сборник. /В. Конен. 2-е изд., доп. М.: Музыка, 1975. - С. 330 -341.

256. Конен В.Дж. Рождение джаза. М.: Сов. композитор, 1984. - 312 с.

257. Конен В.Дж. Свежее восприятие знакомой музыки //Советская музыка, № 4. 1984. - С. 81-84.

258. Конен В.Дж. Сто лет музыкальных впечатлений //Музыкальная Академия, № 3. 1995. -С. 159- 165; №2.- 1996.-С. 178- 192; № 1,- 1998.-С. 114-125.

259. Конен В.Дж. Театр и симфония. Роль оперы в формировании классической симфонии. -М.: Музыка, 1968.-351 с.

260. Консн В.Дж. ((Теории» н свобода творчества //Музыкальная жизнь, № 5. 1988. -Обложка, с. 1.

261. Конен В.Дж. Третий пласт: Новые массовые жанры в музыке XX века. М.: Музыка, 1994,- 157 с.

262. Конен В.Дж. Художник переломной эпохи Клаудно Монтеверди //Советская музыка, №5,- 1967.-С. 89-96.

263. Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. -М.: КДУ, 2011.-350 с.

264. Консон Г.Р. Целостный анализ как универсальный метод научного познания художественных текстов (на материале музыкального искусства). Авторсф. дне. д. иск. -Саратов, 2010.-62 с.

265. Короткевич В.И. История современной России. 1991 2003: Уч. пособие. - СПб.: СПбГУ, 2004. - 296 с.

266. Костюк А.Г. Некоторые вопросы восприятия музыкального произведения //Вопросы психологии, № 2. 1963. - С. 45 - 58.

267. Кравченко А.И. История отечественной социологии. Учебное пособие. М.: Академический проект, 2005. - 624 с.

268. Крауклис Г.В. Р.И. Грубер. Критико-бнографнческий очерк //Памяти Р.И. Грубера. Статьи, исследования, воспоминания. М.: МГК, 2008. - С. 14-31.

269. Кривоносое LO .И. Партия и наука в первые годы советской власти //Наука и техника в первые десятилетия советской власти: социокультурное измерение (1917 1940). - М.: Academia, 2007. - С. 13 - 32.

270. Круглова Т.А. Искусство соцреализма как культурно-антропологическая и художественно-коммуникативная система: исторические основания, специфика дискурса и социокультурная роль. Авторсф. днсс. докт. филос. н. Екатеринбург, 2005. - 60 с.

271. Круглова Т.А. Советская художественность, или Нескромное обаяние соцреализма. -Екатеринбург: Изд-во Гуманитарного университета, 2005. 384 с.

272. Крюков А.Н. Б.В. Асафьев в критические моменты истории родного города //Вопросы интонационного анализа и формообразования в свете идей Б.В. Асафьева: Сб. науч. трудов. Л.: ЛТК, 1985. - С. 105 - 109.

273. Крюков А.Н. Разряд истории музыки Российского института истории искусств //Из прошлого советской музыкальной культуры. Вып. 3. М.: Сов. композитор, 1982. - С. 191 -230.

274. Культурология как наука: за и против (материалы обсуждения) //Вопросы философии, № 11. -2008.-С. 3-31.

275. Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1975. - 288 с.

276. Купец JI.A. Музыкальная картина мира как образовательный феномен (на материале современных российских учебных изданий) //Проблемы музыкальной науки. Вып. 1. -Уфа,2007.-С. 241-248.

277. Купец JI.A. Музыкальное образование в современной России: между глобализацией и национальной идентичностью //Человек, культура и общество в контексте глобализации. Материалы международной научной конференции. М.: РИК. 2007. С. 230-234.

278. Купец JI.A. Русский Шопен в XX веке (энциклопедический экскурс) //Музыка и время, №9.-2010.-С. 13-16.

279. Курии С. Как в СССР родилась магнитофонная культура? http://shkolazliizni.ni/archive/0/n-42509/

280. Курносов A.A. Об одном из эпизодов разгрома исторической науки 1960 1970-х гг.: по материалам Центра хранения современной документации //Вопросы образования, № 4.- 2006. С. 363 - 389.

281. Курышева Т.А. Что такое прикладное музыковедение? //Музыкальная академия, № 4. -1993.-С. 160- 163.

282. Кушннр А.И. Сто магнитоальбомов советского рока: 1977 1991: 15 лет подпольной звукозаписи. Приложение. - М.: Аграф: Крафт+, 2003. - 395 с.

283. Лавджои А.О. Великая цепь бытия: история идеи. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001.-376 с.

284. Лавджой А.О. Историография идей //История философии. Вып. 12. М.: ИФ РАН,2005.-С. 158- 168.

285. Левая Т.Н. С. Рахманинов в зеркале отечественной музыкальной публицистики: заметки к проблеме //Музыкальная академия, № 3. 2003. - С. 167 -171.

286. Левин Ю.И. «За здоровье ее величества королевы английской!» //Московско-тартуская семиотическая школа. История, воспоминания, размышления. М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 81 - 84.

287. Лесовиченко A.M. Корифей исторического музыкознания //Музыка и время, № 4.2006. С. 4 - 9.

288. Летопись авторефератов диссертаций. Государственный библиографический указатель РФ. М.: Бук Чсмбэр Интернэшнл, 2004 - 2010.

289. Ливанова Т.Н. Дипломные работы студентов Московской консерватории (к вопросу о воспитании будущих музыковедов) //Советская музыка, № 8. 1948. - С. 57 - 60.

290. Ливанова Т.Н. Из прошлого советской музыкальной науки (ГИМН в Москве) //Из прошлого советской музыкальной культуры. Вып. 1. М.: Сов. композитор, 1975. - С. 267-335.

291. Ливанова Т.Н. Моцарт и русская музыкальная культура. М.: ГМИ, 1956. - 112 с.

292. Ливанова Т.Н. Очерки и материалы по истории русской музыкальной культуры. Вып. 1.- М.: Гос. изд. «Искусство», 1938. 360 с.

293. Ливанова Т.Н. Русская музыкальная культура XVIII века в ее связях с литературой, театром и бытом. Исследования и материалы.

294. Т. 1.-М.: ГМИ, 1952.-535 с. Т. 2. М.: ГМИ, 1953. - 476 с.

295. Лнппольд Э. Интонационная гипотеза Асафьева и сё трактовка в музыкознашш ГДР //Б.В. Асафьев и советская музыкальная культура. Мат-лы Всесоюзной науч.-тсор. конференции к 100-летию со дня рождения Б.В. Асафьева. М.: Сов. композитор, 1986. -С. 174- 178.

296. Лобанкова Е.В. Национальные модели в русской музыке на рубеже XIX XX веков: творчество H.A. Римского-Корсакова и А.Н. Скрябина. - Саарбрюксн: Lambert Academic Publishing, 2010.-210 с.

297. Лобанова М.Н. Западноевропейское музыкальное барокко: проблемы эстетики и поэтики. М.: Музыка, 1994. - 317 с.

298. Лобанова М.Н. «Пролетарские музыканты» против музыкальной культуры //Москва, № 12.-2006.-С. 185-201.

299. Локшин Д. О музыкальных интересах детей (в порядке обсуждения) //Советская музыка, № 2. 1935. - С. 81 - 89.

300. Лотман Ю.М. Динамическая модель семиотической системы //Лотман Ю.М. Избранные статьи. Таллинн: Александра, 1992. - С. 90- 101.

301. Лотман Ю.М. Литературоведение должно стать наукой //Вопросы литературы, № 1. -1967.-С. 90- 100.

302. Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство, 1998. - 702 с.

303. Лотман Ю.М. Семносфера. СПб.: Искусство-СПб., 2000. - 704 с.

304. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. - 384 с.

305. Луначарский A.B. В мире музыки. Статьи и речи. М.: Сов. композитор, 1971. - 540 с.

306. Луначарский A.B. Вопросы социологии музыки. М: ГАХН, 1927. - 136 с.

307. Луначарский A.B. Текущие задачи художественных наук //Академия художественных ■наук. Бюллетени ГАХН. 1. М., 1925. - С. 8 - 17.

308. Луцкер П.В., Сусндко И.П. Итальянская опера XVIII века.

309. Ч. 1. Под знаком Аркадии. М.: Б.н., 1998.-438 с.

310. Ч. 2. Эпоха Мстастазио. М.: Б.н., 2004. - 766 с.

311. Магидовнч М.Л. Поле искусства как предмет исследования //Новое литературное обозрение, № 60. 2003. - С. 54 - 69.

312. Магидович М.Л. Социология искусства: уч. пособие. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та экономики и финансов, 2006. - 239 с.

313. Мазсль Л.А. В.А. Цуккерман и проблемы анализа музыки //В.А. Цуккерман музыкант, ученый, человек. Статьи, воспоминания, материалы. - М.: Композитор, 1994. - С. 8 - 25.

314. Мазсль Л.А. Концепция Асафьева и целостный анализ //Советская музыка, № 3. 1987.- С. 76 82.

315. Мазель Л.А. Музыкознание и достижения других наук //Советская музыка, № 4. 1974.- С. 24 35.

316. Мазсль Л.А. О двух важных принципах художественного воздействия музыки //Советская музыка, № 3. 1964. - С. 47 - 54.

317. Мазель Л.А. Фантазия f-moll Ф. Шопена: опыт анализа. М.: Музгнз, 1937. - 184 с.

318. Мазсль Л.А. Целостный анализ жанр преимущественно устный и учебный //Муз. академия, № 4. - 2000. - С. 132 - 134.

319. Мазсль Л.А. Эстетика и анализ //Советская музыка, № 12. 1966. - С. 20 - 30.

320. Мазсль Л.А., Цуккерман В.А. Анализ музыкальных произведений: Элементы музыки и методика анализа малых форм. ¡Учебник спецкурса для муз. вузов. Ч. 1. М.: Музыка, 1967.-752 с.

321. Максимов Б.И. Производственная социология в Ленинграде Петербурге: просто страница истории или нечто большее? //Социология в Ленинграде - Санкт-Петербурге во второй половине XX века. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008. - С. 42 - 58.

322. Мальцев С.М. Если конкретизировать спор. //Советская музыка, № 9. 1980. - С. 48 -50.

323. Мальцев С.М. Семантика музыкального знака. Авторсф. дисс. канд. иск. Л., 1980. -23 с.

324. Маркович В. О Бахтине «подлинном» и Бахтине «реальном» //Новое литературное обозрение, № 79. 2006. - С. 39 - 49.

325. Мартынов И.И. Искаженная история. О книге Т. Ливановой //Советская музыка, № 5. -1939.-С. 81-89.

326. Мациевскнн И.В. Народная инструментальная музыка как феномен традиционной культуры. Общетеоретические проблемы. Автореф. дисс. д. иск. Киев, 1990. - 47 с.

327. МГК им. Чайковского Персоналии - Салонов Михаил Александрович. http://www.mosconsv.m/ru/person.aspx?id=8739.

328. Медушевский B.B. И еще о методе //В.А. Цуккерман музыкант, ученый, человек. Статьи, воспоминания, материалы. - М.: Композитор, 1994. - С. 36 - 42.

329. Медушевский В.В. К теории коммуникативной функции //Советская музыка, № 1, -1975.-С. 21-27.

330. Медушевский В.В. Музыкальный стиль как семиотический объект //Советская музыка, №3,- 1979.-С. 30-39.

331. Медушевский В.В. О закономерностях и средствах художественного воздействия музыки. М.: Музыка, 1976. - 254 с.

332. Медушевский В.В. О содержании понятия «адекватное восприятие» //Восприятие музыки. Сб. статей. М.: Музыка, 1980. - С. 141 - 155.

333. Медушевский В.В. О человеке и ученом (памяти JI.A. Мазеля) //Музыкальная академия, №3.-2007.-С. 101-105.

334. Медушевский В.В. Потребности музыкальной культуры и воспитание музыковедов //Советская музыка, № 5. 1979. - С. 16-26.

335. Медушевский В.В. Строение музыкального произведения в связи с его направленностью на слушателя. Автореф. днсс. к. иск. М., 1970. - 26 с.

336. Мейлах Б.С. Пути комплексного изучения художественного творчества //Содружество наук и тайны творчества. М.: Искусство, 1968. - С. 5 - 34.

337. Мельчук И.А. Как начиналась математическая лингвистика //Очерки истории информатики в России /Рсд.-сост. Д.А. Поспелов, Я.И. Фет. Новосибирск: ОИГГМ СО РАН, 1998.-С. 358-370.

338. Мигдал А.Б. Квантовая физика и Н. Бор. М.: Знание, 1987. - 63 с.

339. Милка А.П. Б. Асафьев и В. Яворский (об оппооихивиости и комплсмснтарности двух концепций лада) //Проблемы современного музыкознания в свете идей Б. Асафьева. Сб. науч. трудов. Л.: ЛОЛГК, 1987. - С. 21 - 43.

340. Милка А.П. О методологических поисках 70-х годов (музыкальный анализ и судьбы «новых методов») //Методологические проблемы музыкознания. Сб. статей. М.: Музыка, 1987.-С. 178-205.

341. Милка А.П., Шабалнна Т.В. Занимательная бахиана (вып. 1). Об Иоганне Себастьяне, Анне Магдалене и некоторых занятных недоразумениях. СПб.: Композитор, 2001. -204 с.

342. Мининков H.A., Корснсвскнй A.B., Ивансско А.Е. Человек второго плана в контексте современной историографии //Человек второго плана в истории. Вып. 2: Сб. науч. статей. Ростов-на/Д.: Ростовский гос. ун-т, 2005. - С. 3 - 8.

343. Митрохин Н. Аппарат ЦК КПСС в 1953 1985 годах как пример "закрытого" общества //Новое литературное обозрение, № 100. - 2009. - С. 607 - 630.

344. Михайлов Дж.К. Музыкальная культура Индии и ее место в современном мире: опыт системной типологнзации //Традиции и современность в современной индийской музыке: Сб. науч. трудов. -М.: МГК, ¡988. -С. 37-49.

345. Молден Д. Психотехнология НЛП для владения собой и управления другими. Как используя мощь методов НЛП достичь финансового процветания. М.: Центр НЛП-тренинга, 2000.

346. Моль А. Социодинамика культуры. М.: Прогресс, 1973. - 406 с.

347. Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. М.: Мир, 1966. - 351 с.

348. Моров А. О дурных вкусах и недостатках воспитания //Советская музыка, № 7. 1955. -С. 115-120.

349. Музыка: библиографическая информация /Рос. Б-ка НИЦ. Информ-культура. М.: Рос. гос. б-ка, 2007 - 2009.

350. Музыкальная наука: какой ей быть сегодня? Материалы заочного круглого стола // Советская музыка, № 2. 1988.

351. Музыкально-теоретические системы: Учебник для нсгорнко-теоретнческих и композиторских факультетов музыкальных вузов. М.: Композитор, 2006. - 632 с.

352. Музыкальные культуры древнего мира. Ред. и вслуп. статья проф. Р.И. Грубера. Л.: Музгиз, Лен. отд., 1937. - 260 с.

353. Музыкальный Петербург. Энциклопедический словарь.

354. Т. I, кн. 7: Музыкальные инструменты в газетах «Санкт-Петербургские ведомости» и «Sankt-Pctcrburgische zeitung». 1728 1780. - СПб.: Композитор - Санкт-Петербург, 2004. -319 с.

355. Т. X. Кн. 1: 1801 1917. А - Л. - СПб.: Композитор-Санкт-Петербург, 2009. - 568 с.

356. Набок И.Л. Методологические проблемы анализа социальной природы искусства (на материале советской эстетики 1920-х годов). Авторсф. дисс. к. филос. н. М., 1981.-21 с.

357. Набок И.Л. Рок-музыка: эстетика и идеология (В помощь лектору). Л.: Знание, 1989. -32 с.

358. Назайкинский Е.В. Асафьев и перспективы советского теоретического музыкознания //Б.В. Асафьев и советская музыкальная культура. Мат-лы Всесоюзной научно-теор. конференции к 100-летию со дня рождения Б.В. Асафьева. М.: Сов. композитор, 1986. -С. 16-33.

359. Назайкинский Е.В. Музыкальное восприятие как проблема музыкознания //Восприятие музыки. Сб. статей. М.: Музыка, 1980. - С. 91 - 111.

360. Назайкинский Е.В. О константности в восприятии музыки //Музыкальное искусство и наука. Сб. статей. Вып. 2. М.: Музыка, 1973. - С. 59 - 88.

361. Назайкинский Е.В. О психологии музыкального восприятия. М.: Музыка, 1972. - 383 с.

362. Назаров В.И. Российская Академия наук (1917 1931) //Наука и техника в первые десятилетня советской власти: социокультурное измерение (1917 - 1940). - М.: Academia, 2007.-С. 33-53.

363. Науменко Т.И. Музыковедение: стиль научного произведения. Автореферат дисс. докт. иск. М., 2005. - 54 с.

364. Неретина С.С. История с методологией истории //Вторая конференция по социальной истории советской науки (Москва, ИИЕТ АН СССР, 21 24.05.1990). - М.: ИИЕТ, 1990. -С. 34 - 36.

365. Нехаева И.Н. Критика искусствоведческого подхода к исследованию проблем музыкального мышления //Обсерватория культуры, № 6. 2007. - С. 121 - 126.

366. Нехоца Б.В. Этос науки и воспроизводство научных кадров //Вторая конференция по социальной истории советской науки (Москва, ИИЕТ АН СССР, 21 24.05.1990). - М.: ИИЕТ, 1990.-С. 37-38.

367. Ннзовцев В. В. Время и место физики XX века. М.: Эднториал УРСС, 2000. - 205 с.

368. Никитина Е.В. «Жизнь за царя» М.И. Глинки: идеологические контексты и подтексты //Piano Duo. II Fest. II студенческий фестиваль фортепианных ансамблей: Альманах. Вып. 2. Петрозаводск, 2004. - С. 29- 55.

369. Никифоров А.Л., Таруснна Е.И. Виды научного объяснения //Логика научного познания (Актуальные проблемы). М.: Наука, 1987. - С. 180 - 196.

370. Никифоров А.Л. Логика. М.: Весь мир, 2001. - 222 с.

371. Николаева Т.М. Трагедия культурного героя //Московско-тартуская семиотическая школа. История, воспоминания, размышления. М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 162- 174.

372. Ннлова В.И. Музыка Снбелиуса в контексте культурно-исторических перемен в Финляндии (конец XIX начало XX века). Автореф дисс. докт. иск. - СПб., 2005. - 44с.

373. Новикова С.С. Социология: история, основы, ннституцнализацня в России. М.: Московский пснхолого-соцнальный институт; Воронеж: НПО «МОДЭК», 2000. - 464 с.

374. Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. Её генезис и обоснование. М.: Наука, 1988.-255 с.

375. Огурцов А.П. Инстнтуцнализацня идеалов научности //Идеалы и нормы научного исследования. Минск: БГУ, 1990. - С. 65 - 90.

376. Огурцов А.П. Образы науки в буржуазном и общественном сознании //Философия в современном мире. Философия и наука. Критические очерки буржуазной философии. -М.: Наука, 1972. С. 339-383.

377. Огурцов А.П. Предисловие //Подвластная наука? Наука и советская власть. М.: Голос, 2010.-С. 5- 19.

378. Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб.: Питер, 2001. - 368 с.

379. Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. Л.: Наука, 1968.-419 с.

380. Орджоникидзе Г.Ш. О динамике национального стиля //Музыкальные культуры народов. Традиции и современность. М.: Сов. композитор, 1973. - С. 59 - 66.

381. Орлов Г.А. Древо музыки. СПб.: Сов. композитор., С.-Петербургское отделение. -Вашингтон, Frager, 1992. - 408 с.

382. Орлов Г.А. H.A. Рнмскнй-Корсаков на пороге XX века. Пути исканий //Вопросы теории и эстетики музыки. Вып. 14. J1.: Музыка, 1975. - С. 3 - 30.

383. Орлов Г.А. Русский советский симфонизм. Пути. Проблемы. Достижения. М., JI.: Музыка, 1966. - 332 с.

384. Орлов Г.А. Семантика музыки //Проблемы музыкальной науки. Вып. 2. М.: Советский композитор, 1973. - С. 434-479.

385. Орлова Е.М. Интонационная теория Асафьева как учение о специфике музыкального мышления. История. Становление. Сущность. М: Музыка, 1984. - 302 с.

386. Орлова Е.М. К истории становления теории музыкальной формы //Советская музыка № 8.- 1974.-С. 91-94.

387. Орлова Е.М., Крюков А.Н. Академик Б.В. Асафьев. Монография. Л.: Сов. композитор, 1984.-271 с.

388. От редакции //Музыкальная академия, № 4. 2008. - С. 74.

389. Отечественная история. XX век. М.: Агар, 1999. - 495 с.

390. Очерки истории организации науки в Ленинграде. 1703-1977. Л.: Наука, 1980. - 314 с.

391. Памяти М.С. Друскина: в 2-х кн. /Кн. 1. Статьи. Воспоминания /Ред.-сост. Л.Г. Ковнацкая, А.К. Кенигсберг, Л.В. Михссва. СПб.: ООО «Аллегро», 2009. - 557 с.

392. Паперно И. Семиотика поведения: Н. Чернышевский человек эпохи реализма. - М.: НЛО, 1996.-208 с.

393. Паперный В.З. Культура Два М.: НЛО, 1996. - 383 с.

394. Парфенов Л.Г. Намедни. Наша эра, 1961 1970 события, люди, явления. - М.: КоЛибри, 2009. - 269 с.

395. Парфенов Л.Г. Намедни. Наша эра, 1971 1980 события, люди, явления. - М.: КоЛибри, 2009.-271 с.

396. Парфенов Л.Г. Намедни. Наша эра, 1981 1990 события, люди, явления. - М.: КоЛибри, 2010. - 285 с.

397. Парфенов Л.Г. Намедни. Наша эра, 1991 2000 события, люди, явления. - М.: КоЛибри, 2010. - 299 с.

398. Патлатая Е.В. Социология музыки: теоретические и методологические подходы. Автореф. дис. канд. соц. н. Минск, 1999. - 20 с.

399. Пелнпенко A.A. Эволюция феномена массового искусства от XVII к XX веку //Искусство Нового времени. Опыт культурологического анализа СПб.: Алетсйя, 2000. -С. 146-167.

400. Перов Ю.В. Критика современной буржуазной эстетики ФРГ. Л.: Знание, 1976. - 32 с.

401. Перов Ю.В. Социальная природа художественной оценки. Автореф. дис. канд. филос. н,-Л., 1968.-22 с.

402. Перов Ю.В. Художественная жизнь общества как объект социологического исследования. Автореф. дне. докт. филос. н. Л., 1983. - 31 с.

403. Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка. М.: Педагогика-пресс, 1994. - 528 с.

404. Пирожков Г.П. Краеведение. Учебное пособие. Ч. 1. Введение в краеведение. История краеведения. Тамбов: Тамб. ГУ, 1996. - 104 с.

405. Плаггснборг Ш. Революция и культура. Культурные ориентиры в период между октябрьской революцией и эпохой сталинизма СПб.: Журнал «Нева», 2000. - 416 с.

406. План развертывания работы факультета истории музыки Российского института истории искусств. Весна 1921 г. Объяснительная записка //Из истории советскогомузыкального образования. Сб. материалов и документов. 1917-1927. Л.: Музыка, 1969. -С. 287-290.

407. Повнлейко Р.П. Функциональная музыка. Экспериментальная лекция для студентов конструкторских специальностей машиностроительного и приборостроительного факультетов Новосибирского электротехнического института. Новосибирск: Б/и, 1968.- 101 с.

408. Позумснщиков М.Ю. ЦК КПСС и советская наука на рубеже эпох (1952 53) //За «железным занавесом»: мифы и реалии советской науки. - СПб.: Дмитрии Буланнн, 2002. -С. 393-406.

409. Полаии М. Личностное знание. На пути к посткрнтнческон философии. М.: Прогресс, 1985. - 344 с.

410. Полоцкая Е. Атрибуты гениальности в музыке Чайковского. К вопросу об одном аспекте анализа музыкальных произведений //Музыкальная академия, № 3. 2008. - С. 161 - 164.

411. Попов М.Е. Антропология советскостн: философский анализ. Автореф. дне. к. филос. н. Ставрополь, 2004. - 26 с.

412. Попов С.С. Пребывание Р. Вагнера в Москве и его московские концерты в 1863 году //История русской музыки в исследованиях и материалах. Т. 1. М.: Г. Изд-во. Муз. сектор, 1924.-С. 46-89.

413. Попова-Майбурова Е.В. //Памяти М.С. Друскина: в 2-х кн. /Кн. I. Статьи. Воспоминания /Ред.-сост. Л.Г. Ковнацкая, А.К. Кенигсберг, Л.В. Мнхеева. СПб.: ООО «Аллегро», 2009. - С. 127 - 137.

414. Постмодернизм. Энциклопедия. Минск: Книжный дом, 2001. - 1097 с.

415. Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. Учебно-справочное издание. М.: Издательство "Лабиринт", 1998. - 336 с.

416. Предисловие //Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. Тезисы докладов. М.: Изд-во АН СССР, 1962. - С. 3 - 9.

417. Проскурина И.Ю. Культурно-образовательное пространство глазами студентов-консерваторцев //Музыкальная культурология: на пересечении парадигм. Сборник статей молодых учёных. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2002. - С. 86 - 94.

418. Птушко Л.А. Что делать музыковедам? //Музыкальная академия, № 3. 2008. - С. 157 -160.

419. Р.И. Грубер (некролог) //Советская музыка. № 6. 1962. - С. 160.

420. Развитие социологии в России (с момента зарождения до конца XX века). Под ред. Е.И. Кукушкиной. Уч. пособие. М.: Высшая школа, 2004. - 456 с.

421. Развлечение и искусство. Сб. статен под ред. Е.В. Дукова. СПб.: Алетеня, 2008. - 624 с.

422. Разумова А. Путь формалистов к художественной прозе //Вопросы литературы, № 3. -2004.-С. 131 150.

423. Раку М.Г. «Работа над Бетховеном» в советской культуре 1920-х годов //Русская музыкальная культура. Современные исследования. Сб. трудов: Вып. 164 /РАМ им. Гнсиных. М.: РАМ, 2004. - С. 149 - 172.

424. Раку М. Российская культура 20-х годов XX века в поисках новой идентичности: формирование образа «советской музыки» //Музыковедение к началу века: прошлое и настоящее: Сб. тр. По материалам конф. 30 окт. 1 ноября 2007. - М., 2007. - С.291 - 300.

425. Раппопорт С. Семиотика и язык искусства //Музыкальное искусство и наука. Сборник статей. Вып. 2. М.: Музыка, 1973. - С. 17 - 58.

426. Рнмскнй-Корсаков H.A. О музыкальном образовании //Рнмскнй-Корсаков H.A. Музыкальные статьи и заметки (1869-1907) СПб.: Тип. М. Стасюлсвича, 1911. - С. 49 -74.

427. Розин В.М. Культурология: Учебник. М.: Инфра-М, Форум, 2002. - 344 с.

428. Розин В.М. Философия и методология: традиции и современность //Вопросы философии, №11.- 1996. С. 57-64.

429. Розов М.А. Философия без сообщества? //Вопросы философии, № 8. 1988. - С. 23 -36.

430. Романовский С.И. «Притащенная» наука. СПб.: СПбГУ, 2004. - 348 с.

431. Российская педагогическая энциклопедия. В 2-х томах. Том 1 /гл. ред. В.В. Давыдов. -М.: Большая российская энциклопедия, 1993. 608 с.

432. Российская социологическая энциклопедия /Гл. ред. Г.В. Осипов. М.: Норма-Инфра-М, 1998. - 665 с.

433. Руднев В.П. Энциклопедический словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 2001. - 608 с.

434. Рудь И.Д. Цуккерман И.И. Поток информации и художественное восприятие // Художественное восприятие. Сборник статей. Вып.1. - JL: Наука, 1971. - С. 132-140.

435. Рудь И.Д. Цуккерман И.И. О возможности применения теоретико-информационного подхода к некоторым проблемам музыкального мышления и восприятия //Проблемы музыкального мышления. М.: Музыка, 1974. - С. 207-229.

436. Руннн Б.М. Информация и художественность //Художественное восприятие. Сборник статей. Вып.1.-Л.: Наука, 1971.-С. 113- 132.

437. Русская книга о Бетховене. М.: Г. изд., муз. сектор, 1927. - 207 с.

438. Ручьевская Е.А. //Памяти М.С. Друскнна: в 2-х кн. /Кн. 1. Статьи. Воспоминания /Ред.-сосг. Л.Г. Ковнацкая, А.К. Кенигсберг, Л.В. Михесва. СПб.: ООО «Аллегро», 2009. - С.

439. Ручьевская Е.А. Целостный и стилевой анализ //В.А. Цуккерман музыкант, ученый, человек. Статьи, воспоминания, материалы. - М.: Композитор, 1994. - С. 42 - 57.

440. Рыжкин И.Я. «Менуэт» Танеева (о художественном образе) //Советская музыка, № 4. -1934.-С. 62-75.

441. Рычкова H.A. Учебник М.С. Друскнна: уходящая эпоха? //Северное сияние = Aurora Borealis. Альманах молодых ученых. Вып.З. Петрозаводск: «Периодика», 2001. - С. 21 -25.

442. Сабанеев Л.Л. Всеобщая история музыки. М.: Работник просвещения, 1925. - 267 с.

443. Савельева И.М., Полетаев A.B. История и время: в поисках утраченного. М.: Языки русской культуры: Кошелев. 1997. - 796 с.

444. Садохин А.П. Введение в теорию межкультурной коммуникации. М.: Высшая школа, 2005.- 310 с.

445. Салонов М.А. Искусство импровизации. Импровизационные виды творчества взападноевропейской музыке средних веков и Возрождения. М.: Музыка, 1982. - 77 с.

446. Салонов М.А. Менестрели. Книга о музыке средневековой Европы. М.: Классика -XXI., 2004. - 398 с.

447. Свешников A.B. Борьба вокруг школьных учебников истории в постсоветской России: основные тенденции и результаты // Неприкосновенный запас, №4 (36). 2004. - С. 70 -77.

448. Седов Л.В. Фольклор как объект культурологического анализа и материал социальной психологии //Социологические аспекты изучения музыкального фольклора. Алма-Ата: Издательство «Наука» Казахской ССР, 1978. - С. 191 - 214.

449. Серебряный С.Д. «Тартуские школы» 1966 1967 годов (заметки маргинала) //Московско-тартуская семиотическая школа. История, воспоминашм, размышления. -М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 122 - 132.

450. Скорнна Е.Г. Соблазнённые методом: культурологические опыты музыкознания. Пролог с комментариями //Северное сияние = Aurora Borealis. Альманах молодых ученых. Вып. 2. Петрозаводск: Периодика, 2001. - С. 9-21.

451. Скорина Е.Г. ((Щелкунчик» П.И. Чайковского: у истоков музыкальной рекламы //Культурные коды двух тысячелетий. Вып. 2. Музыкально-исторический миллениум: Сб. научных материалов /Отв. ред. Л.А. Купец. Петрозаводск: Периодика, 2000. - С. 37 -41.

452. Советова О.С. Основы социальной психологии инноваций. Уч. пособие. СПб.: Изд-во СПб ун-та, 2000,- 152 с.

453. Соколова H.A. Авторская пссня: определения и термины, http://www.ksp-msk.ru/page4Q.html

454. Соколовский C.B. Российская антропология: иллюзия благополучия //Неприкосновенный запас, № 1 (63). 2009. - С. 45 - 64.

455. Сокулср З.А. Знание и власть: наука в обществе модерна. СПб.: РХГИ, 2001. - 240 с.

456. Сохор А.Н. О современных задачах социологии музыки //Сохор А. Вопросы социологии и эстетики музыки. Сб. ст. Вып. 1. -Л.: Советский композитор, 1981. С. 281 -293.

457. Сохор А.Н. Развивать социологическую науку//Советская музыка, № 10. 1967. - С. 54 -61.

458. Сохор А.Н. Социология и музыкальная культура //Сохор А.Н. Вопросы социологии и эстетики музыки. Сб. статей. Вып. 1. Л.: Советский композитор, 1981. - С. 10 - 136.

459. Социология искусства: учебник для студентов гуманитарных вузов /Дмитриевский В.Н. и др., ред. СПб.: Искусство - СПб., 2005. - 477 с.

460. Сталин И.В. Марксизм и вопросы языкознания //Сталин И.В. Сочинения. Т. 16. - М.: Издательство "Писатель", 1997.-С. 104- 138.

461. Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. - М.: Гос. издательство полит, литературы, 1951. - С. 84-102.

462. Стёпин B.C. От классической к постнекласснческой науке (изменение оснований и ценностных ориентации) //Ценностные аспекты развития науки. М.: Наука, 1990. - С. 152-166.

463. Стёпин B.C. Теоретическое знание. М.: Прогресс-Традиция, 2000. - 744 с.

464. Столович Л.Н. Юрии Михайлович Лотман. Воспоминания и размышления //Ю.М. Логман /под ред. В.К. Кантора М.: РОССПЭН, 2009. - С. 82 - 131.

465. Столпянскнй П.Н. Старый Петербург. Музыка и музицирование в старом Петербурге. Исторический очерк с иллюстрациями. Л.: Мысль, 1925. - 187 с.

466. Строев А.Ф. История литературы: воспоминания о будущем //Новое литературное обозрение, № 59. 2003. - С. 337 - 339.

467. Тараева Г.Р. Общие проблемы теории музыкального языка. Система музыкального языка//Музыка. Обзорная информация. Вып. 1. М., 1988. - 36 с.

468. Тараева Г.Р. Проблемы теории муз семиотики //Музыка. Обзорная информация. Вып. 2. -М., 1988.-24 с.

469. Тарасов Г.С. Проблема духовной потребности (На материале музыкального восприятия). -М.: Наука, 1979,- 191 с.

470. Тарасова Т.В. И.С. Бах семьи Друскнных //Северное сияние = Aurora Borealis. Альманах молодых ученых. Вып.З. -Петрозаводск: «Периодика», 2001. С. 16 - 18.

471. Тельчарова P.A. Музыка и культура (Личностный подход). М.: Знание, 1986. - 62 с.

472. Тнц М. Выпускники Кисвской консерватории //Советская музыка, № 9. 1961. - С. 61 -64.

473. Толкачёва Е.А. Б.В. Асафьев: писатель и композитор (1920 30-е гг.). - Lambert Academic Publishing, 2011. - 95 с.

474. Толкин Дж.Р.Р. О волшебных сказках //Толкин Дж.Р.Р. Хоббит, или Туда и обратно: Повесть. Приключения Тома Бамбадила и другие истории. СПб.: Азбука, 2000. - С. 315-410.

475. Тоффлер А. Футурошок. СПб.: Лань, 1997. - 464 с.

476. Туркнн С.А. «Вспоминание истории» в период перстройкн: как процесс, и не только //Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре, № 3 (47). 2006. - С. 67 - 76.

477. Тынянов 10. Литературный факт //Тынянов 10. Поэтика История литературы. Кино. -М.: Наука, 1977. С. 255 - 270.

478. Улицкнй Я. Создать клубную оперу //Советская музыка, № 3. 1939. - С. 80.

479. Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку //Новое в лингвистике. Вып. I. М.: Изд-во иностранной литературы, 1960. - С. 111 - 214.

480. Фарбштейн A.A. Музыка и эстетика. Философские очерки о современных дискуссиях в марксистском музыкознании. JL: Музыка, 1976. - 208 с.

481. Феннберг E.JI. Две культуры: Интуиция и логика в искусстве и науке. Фрязино: Век 2, 2004. - 287 с.

482. Феретти М. Обретенная идентичность. Новая «официальная история» путинской России //Неприкосновенный запас, № 4 (36). 2004. - С. 78 - 85.

483. Филатов-Бекмаи С.А. Музыкальное искусство в свсте «наук будущего»: дар предвидения //Музыкальная академия, № 1. 2007. - С. 99 - 101.

484. Фннагнн A.B. Обзор деятельности Разряда истории музыки РИИИ за 5 лет его существования (доклад) //Временник Разряда Истории и Теории Музыки. Вып. I. Л.: Academia, 1925.-С. 100- 116.

485. Финагии A.B. Систематика музыкально^гсорстнчсских знаний //De Música. Сб. статей под ред. И. Глебова. Пг.: Петр. Гос. Ак. Фнл-я, 1923. - С. 182 - 191.

486. Фирсов Б.М. Разномыслие в СССР. 1940 1960-е годы: История, теория и практики. -СПб.: Изд-во Европейского университета в С.-Петербурге: Европейский дом, 2008. - 544 с.

487. Фнрсов Б.М. Советская социология 1950-1980-х гг.: ретроспективный взгляд в конце века //Знамя, № 4. 2001. - С. 193 - 195.

488. Флиср А.Я. Культурологические науки //Культурология. XX век. Словарь. Т.1. СПб.: Университетская книга, 1998. - С. 367- 37О.

489. Фомин В.П. Социологические формы осознания музыкальной жизни и культуры в музыкознании 20-х годов //Музыкальное искусство и наука. Вып. 3: Сб. статей. М.: Музыка, 1978.-С. 191 -214.

490. Фрадкина Э.А. Зал Дворянского собрания: Заметки о концертной жизни Санкт-Петербурга: Очерки. СПб.: Композитор, 1994. - 198 с.

491. Фэй Л. Шостакович, ЛАСМ и Асафьев //Д.Д. Шостакович. Сб. статей к 90-летию со дня рождения. СПб.: Композитор, 1996. - С. 29 - 47.

492. Ханин Г.И. Десятилетне триумфа советской экономики (годы пятидесятые) //Свободная мысль XXI, № 5. - 2002. - С. 72 - 89.

493. Ханин Г.И. Почему пробуксовывает советская наука? //Постижение: Социология. Социальная политика. Экономическая реформа /Бородкнн Ф.М. и др. (ред.). М.: Прогресс, 1989. - С. 140 - 168.

494. Хвостова К.В. История: проблемы познания //Вопросы философии, № 4. 1997. - С. 61 -71.

495. Хлуднсва C.B. Артур Лавджон и «Великая Цепь Бытия» //История философии. Вып. 10. М.: ИФ РАН, 2003. - С. 243 - 251.

496. Хлуднева C.B. Концепция истории идей А.О. Лавджоя. Авторсф. днсс. к. филос. н. -М., 2005.-26 с.

497. Хлуднева C.B. Об очерке Артура Лавджоя «Историография идей» //История философии. Вып. 12. М.: ИФ РАН, 2005. - С. 152- 157.

498. Холодная М.А. Психология интеллекта: парадоксы исследования. М.: Барс; Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1997. - 391 с.

499. Холопов Ю.Н., Кириллина Л., Кюрегян Т., Лыжов Г., Поспелова Р., Ценова Т. Музыкально-теоретичсскис системы: Учебник для нсторико-теоретнческнх и композиторских факультетов музыкальных вузов. М.: Композитор, 2006. - 632 с.

500. Холопов Ю.Н. О понятии «симфонизм» //Б.В. Асафьев и советская музыкальная культура. Мат-лы Всесоюзной науч.-тсор. конференции к 100-летию со дня рождения Б.В. Асафьева. М.: Сов. композитор, 1986. - С. 186 - 204.

501. Холопов Ю.Н. Теоретическое музыкознание как гуманитарная наука, проблемы анализа музыки //Советская музыка, № 9. 1988. - С. 73 - 79; № 10. - 1988. - С. 87 - 94.

502. Холопова В.Н. Музыка как вид искусства. Учебное пособие. СПб.: Лань, 2000. - 320 с.

503. Холопова В.Н. О прототипах функций музыкальной формы //Проблемы музыкальной наукн. Сб. статей. Вып. 4. — М.: Советский композитор, 1979. С. 4 - 22.

504. Хубов Г.Н. О музыкальной науке //Советская музыка, № 3. 1939. - С. 60 - 63.

505. Царева Е. Мастер истории музыки //Музыка и время, №4.-2006. С. 2 -3.

506. Цукерман B.C. Музыка и слушатель: Опыт социологического исследования. М.: Музыка, 1972. - 204 с.

507. Цукерман B.C. Музыкальная культура социалистического индустриального центра (на материалах конкретно-социологического исследования). Автореф. дис. к. фнлос н. -Свердловск, 1970. 19 с.

508. Цукерман B.C. Отношение к музыке различных групп населения (опыт социологического исследования) //Художественное восприятие. Сборник. Вып. 1. Л.: Наука, 1971.-С. 354-366.

509. Цуккерман В.А. О некоторых особых вцдач целостного анализа //Цукксрман В.А. Музыкально-теоретические очерки и этюды. М.: Сов. композитор, 1970. - С. 409 - 426.

510. Цуккерман В.А. О сюжете и музыкальном языке оперы-былины «Садко» //Советская музыка, № 3. 1933. - С. 46 - 73.

511. Цуккерман В.А. Целостный анализ музыкального произведения и его методика //Интонация и музыкальный образ. М.: Музыка, 1965. - С. 264 - 320.

512. Челяпов Н.И. К итогам дискуссии на музыкальном фронте //Советская музыка, № 3. -1936. С. 3 - 10.

513. Челяпов Н.И. О задачах журнала «Советская музыка» //Советская музыка, № 1. 1933. -С. 1-5.

514. Чемоданов С.М. Социально-экономические основы музыки. М.: ГИ, муз. сектор, 1925. -34 с.

515. Чередниченко Т.В. Между «Брежневым» и «Пугачевой». Типология советской .массовой культуры. М.: РИК «Культура», 1993. —256 с.

516. Чередниченко Т.В. Музыка в истории культуры. Курс лекций для студснтов-немузыкантов, а также тех, кто интересуется музыкальным искусством. М.: Долгопрудный, Аллегро-пресс, 1994.1. Вып. 1.-218 с.1. Вып. 2. 175 с.

517. Чередниченко Т.В Терминологическая система Б.В. Асафьева (на примере исследования «Музыкальная форма как процесс») //Музыкальное искусство и наука. Сб. статей. Вып. 3. М.: Музыка, 1978. - С. 215 - 229.

518. Черемухнн М.М. Против формализма//Советская музыка, № 4. 1934. - С. 36 - 38.

519. Чернобровкнн В.А. Философско-эстстнчсскин анализ музыки (отечественные теоретические концепции 20 30-х годов XX века). Днсс. к. фнлос.н. (рукопись). -СПб., 1999.- 155 с.

520. Черномордиков Д.А. О брошюре М. Друскнна «Революционные пссни 1905 года» //Советская музыка, № 7. 1936. - С. 90 - 95.

521. Чудакова М.О. Заметки о поколениях в Советской России //Новое литературное обозрение, № 30. 1998. - С. 73 - 91.

522. Шахназарова Н.Г. К проблеме европоцентризма в современном музыкознании //Актуальные проблемы изучения музыкальных культур стран Азии и Африки. -Ташкент: Изд-во «Фан» Узбекской ССР, 1983. С. 36 - 40.

523. Шахназарова Н.Г. Музыка Востока и музыка Запада. Типы музыкального профессионализма. Исследование. М.: Советский композитор, 1983. - 152 с.

524. Шахназарова Н.Г. О трех аспектах реализма (к анализу интонационной теории Б.В. Асафьева) //Советская музыка, № 5. 1979. - С. 5 - 15.

525. Шахназарова Н.Г. //Памяти М.С. Друскина: в 2-х кн. /Кн. 1. Статьи. Воспоминания /Ред.-сост. Л.Г. Ковнацкая, А.К. Кенигсберг, Л.В. Мнхеева. СПб.: ООО «Аллегро», 2009.-С. 142- 144.

526. Шкуратов В.А. Историческая психология. Ростов-на/Д.: Город N, 1994. - 288 с.

527. Шмид У. Конституция как прием (риторические и жанровые особенности основных законов СССР и России) //Новое литературное обозрение, № 100. 2009. - С. 100 - 113.

528. Шмидт П.Ф. Воспоминания об отце //Российский институт истории искусств в мемуарах. СПб.: РИИИ, 2003. - С. 191 - 214.

529. Шпнгсль-Резинг И. Стратегии дисциплины по поддержанию своего статуса //Научная деятельность: структура и институты. Сб. переводов. М: Прогресс, 1980. - С. 107 - 158.

530. Шубин А.В. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. М.: Вече, 2008. - 384 с.

531. Шубин А.В. Историческая наука в эпоху нео-Возрождення. (штрихи к истории современной России) //Неприкосновенный запас, № 3 (47). 2006. - С. 201 - 209.

532. Щербакова А.А. Восприятие музыкального произведения как форма общения //Искусство и общение. Сб. науч. трудов. JL: ЛГИТМнК, 1984. - С. 127 - 135.

533. Эглин С.Е. По пути научных свершений //Познавая историю музыки прошлого: Сб. статей в честь Е.В. Герцмана Владивосток: Даль-наука, 2007. - С. 5 - 24.

534. Эйхенбаум Б.М. Литературный быт //Эйхенбаум Б. М. О литературе. М.: Сов. писатель, 1987.-С. 428-436.

535. Эткинд A.M. Общественная атмосфера и индивидуальный путь ученого: опыт прикладной психологии 20-х годов //Вопросы образования, № 3. 2006. - С. 68 - 80.

536. Эткинд A.M. Эрос невозможного. История психоанализа в России. М.: Гнозис; Прогресс - Комплекс, 1994. - 376 с.

537. Южанин Н.А. Некоторые проблемы социальной природы художественной ценности //Критика и музыкознание: Сб. ст. Л.: Музыка, 1975. - С. 21 - 33.

538. Юнусова В.Н. Творческий процесс в классической музыке Востока. Автореферат дисс. д.иск. М., 1995. - 35 с.

539. Юревнч А.В. Социальная психология науки. СПб.: РХГИ, 2001. - 350 с.553. .Яворский Б.Л. Б. Яворский (Сост., ред. и предисл. И.С. Рабиновича). Под общей ред. Д.Д. Шостаковича. В 2-х т.т. Т. 1. Воспоминания, статьи и письма. М.: Музыка, 1964. -670 с.

540. Яворский Б.Л. Основные элсмс!ггы музыки //Искусство. Журнал ГАХН, № 1. 1923. -С. 185- 194.

541. Якименко Ю.Н. Академия художественных наук в контексте культурной политики (1921 1929 гг.). Авторсф. дне. канд. ист. наук. - М., 2007. - 25 с.

542. Якименко Ю.Н. Из истории «чисток аппарата»: Академия художественных наук в 1929-1933//Новый исторический вестник,№ 12.-2005.-С. 150-161.

543. Ясннцкий А., Завсршнева ЕЛО. Об архетипе советской психологии как научной дисциплины и социальной практики //Новое литературное обозрение, № 100. 2009. - С. 334-354.

544. Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение, 1995. №12. - С. 34 - 84.

545. Beard D., Gloag К. Musicology. The Key conccpts. L., N.Y.: Routledgc, 2005. - 239 p.

546. Becker H.S. New Directions in the Sociology of Art. httpY/home.carthHnk.net/~hsbcckcr/nc\vdirections.htm.

547. Дьяконов Г.В. Коицепщя дiaлory М.Бахттна основа скзистснщйно-онтолопчно! психологи //Сощальна пенхолопя», № 5 (19). - 2006. - С. 45 - 55.

548. Дьяконов Г.В. Пснхолопчш аспсктн д1алопйноТ естстикн i лггературознавства М.Бахттна //Сощальна пенхолопя , № 6 (20). 2006. - С. 35 - 46.

549. The Cambridge history of nineteenth Century Music. Cambrige univ. press, 2002. - 772 p.

550. The Cambridge history of Twentieth Century Music. Cambrige univ. press, 2004. - 818 p.

551. Goodel R. The visible scientists. Boston, Toronto: Little, Brown and Co., 1977. - 242 p.

552. Hobsbawm E. Introduction: Inventing traditions //The Invention of Tradition /Hobsbawm E., Ranger T. (ed.). Cambrige univ. press, 1983. - P. 1 - 14.

553. KJapp O. Symbolic leaders. Public dramas and public men. Chicago: Aldine, 1964. - 272 p.

554. Kojevnikov A. Games of Stalinist democracy. Ideological discussions in Soviet sciences, 1947 52 //Stalinism. New directions. - L., N.Y.: Routlcdgc, 2000. - P. 142 - 176.

555. Kojevnikov A. Stalin's Great Scicncc. The Times and Adventures of Soviet Physicists. -London: Imperial College Press, 2004. 363 p.

556. McCIatchie S. Analyzing Wagner's operas. Alfred Lorenz and German nationalist ideology. -N.Y.: Univ. of Rochester Press, 1998. 262 p.

557. New Musicology //dic.Academic.ru. http://dic.academic.ru/dic.nsf/enwiki/230929.

558. Parker R. The opera industry //The Cambridge History of Nineteenth Century Music. -Cambridge: Cambrige univ. press, 2002. P. 87 - 116.

559. Potter P.M. Most German of the arts. Musicology and society from the Weimar republic to the end of Hitler's Reich. New Haven, London: Yale univ. press, 1998. - 364 p.

560. Rink J. The profession of music //The Cambridge History of Nineteenth Century Music. -Cambridge: Cambrige univ. press, 2002. P. 55 - 86.

561. Robin R. Socialist realism: an impossible aesthetic. Stanford: Stanford univ. press, 1992. -345 p.

562. Rosenberg W.G. Conclusion. Understanding NEP society and culture in the light of new research //Russia in the era of NEP. Explorations in the Soviet society and culture. -Bloomington, Indianapolis: Indiana university press, 1991. P. 310 - 320.

563. Samson J. The great composer //The Cambridge History of Nineteenth Century Music. -Cambridge: Cambrige univ. press, 2002. P. 259 - 286.

564. Shepherd J. Sociology of Music //The New Grove Dictionary of Music and Musicians. Vol. -L, 2002.-P. 606-614.

565. Staiger J. Interpreting Films. Studies in the Historical Reception of American Cinema. -Princeton University Press, 1992. 274 p.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора искусствоведения Букина, Татьяна Вадимовна

Введение диссертации2012 год, автореферат по культурологии, Букина, Татьяна Вадимовна

Список научной литературыБукина, Татьяна Вадимовна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

Похожие темы диссертаций