автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Интеллектуальная традиция герметизма в "Фаусте" Гёте

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Казакова, Ирина Борисовна

Введение.

Глава I. Проблема герметических влияний в «Фаусте» Гете в научной и критической литературе.

1. Герметизм в «Фаусте» Гете как предмет научного изучения.

2. Интерпретация алхимических представлений, связанных с образом Гомункула, в отечественном и зарубежном гетеведении.

Глава П. Алхимическая символика в «Фаусте».

1. Символ и аллегория в художественном пространстве

Фауста».

2. Духовная и практическая. стороны алхимии, ее место в европейской культуре. Практическая алхимия в «Фаусте».

3. Образ Гомункула как выражение идей духовной алхимии.

4. Символика философского камня в образах Эвфориона и мальчика-возницы.

5. Символика андрогинности в первой и второй «Вальпургиевых ночах».

Глава Ш. Писатели-герметики Я.Беме и И.В.Андреа и отражение их идей в «Фаусте».

1. Космология ЯБеме и художественный мир «Фауста».

2. Алхимическая аллегория И.В.Андреа и «Эгейский праздник» в «Фаусте».

Введение диссертации2001 год, автореферат по филологии, Казакова, Ирина Борисовна

Диссертация посвящена исследованию влияния традиций европейской эзотерики эпохи Возрождения и ХУП-ХУШ веков на идейное содержание, систему образов и художественное своеобразие трагедии Гете «Фауст».

Фауст» - это в первую очередь драма познания, но не все исторически сложившиеся формы познания, которые отражены в этом великом произведении Гете, изучены в должной мере. Почти всегда за пределами внимания гетеведов оставалась такая немаловажная сторона его художественного мира, как отразившаяся в «Фаусте» герметическая интеллектуальная традиция, оказавшая большое влияние на мировоззрение поэта.* АКТУАЛЬНОСТЬ настоящего исследования видится в том, что оно призвано восполнить этот существенный пробел.

Широко распространившееся в настоящее время увлечение эзотерикой породило большое количество литературы, посвященной изучению эзотерического компонента в творчестве различных писателей. Как правило, эти исследования бывают далеки от научной объективности, исторические факты в них подменяются замысловатыми легендами, а филологический анализ текста - туманными намеками на таящиеся за ним герметические смыслы. Обилие такой не всегда научно объективной литературы подводит к мысли о необходимости достаточно трезвого и объективного изучения проблемы присутствия или отсутствия эзотерики в творчестве исследуемых авторов. Что касается конкретно И.В.Гете, то традиционное гетеведение всегда старалось избегать рассмотрения герметических элементов в его творчестве, либо совершенно их замалчивая, либо даже упоминая о них скороговоркой как о досадных недоработках автора «Фауста». Хотя современное гетеведение такой категоричности уже избегает, однако всякого рода неясные, «туманные», объективным научным 4 знанием не подкрепленные моменты произведения редко становятся объектом изучения. Возможно, это происходит из-за сложившегося в науке стереотипа, будто изучением герметизма могут заниматься лишь оккультно настроенные люди, а не трезвомыслящие исследователи. Эта позиция по меньшей мере непоследовательна: если филологи изучают, к примеру, мифологические представления, лежащие в основе древних литератур, почему же не следует подвергнуть научному анализу эзотерику, если она также оставила свой след в истории литературы? По справедливому мнению английского историка культуры Ф.Иейтс, герметическая тема «вовсе не является монополией некритичных и маловразумительных «оккультистов» - напротив, она должна стать «законной» и важной сферой научных изысканий» [77; И].

Европейская эзотерическая традиция, наиболее полно воплотившаяся в эпоху позднего Возрождения в алхимии - как своеобразной философии природы, - нашла широкое отражение и в «Фаусте». ПРЕДМЕТОМ данного ИССЛЕДОВАНИЯ стала в этой связи алхимическая символика как один из важнейших источников образности в трагедии Гете. Образы и эпизоды «Фауста», связанные с алхимическими представлениями, сосредоточены, в основном, во второй части трагедии, поэтому ей в настоящем исследовании уделяется преимущественное внимание. Исключение делается для тех немногих сцен первой части, в интерпретации которых оправданны алхимические ассоциации, ибо, на взгляд диссертанта, алхимические представления - лишь один - и вовсе не доминирующий ингредиент образности в «Фаусте». Алхимическая трактовка применяется только в тех местах трагедии, где встречаются прямые или косвенные (но контекстуально подтверждаемые) алхимические аллюзии. В своем исследовании мы стремимся показать, что алхимия -далеко не единственная культурная традиция, отразившаяся в «Фаусте», это лишь одна тема в симфоническом звучании трагедии, правда, тема важная и относящаяся к числу самых интересных. 5

Помимо собственно алхимической литературы, где авторское начало было изначально сильно «размыто», растворяясь в авторитете древней герметической традиции, европейская эзотерика Нового времени включала в себя также и творчество оригинальных мыслителей. Влияние произведений двоих из них - Якоба Беме и Иоганна Валентина Андреа - на идейное содержание и художественное своеобразие «Фауста» также является ПРЕДМЕТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ данной диссертации.

Согласно сложившейся традиции, в фаустоведении и поныне господствует точка зрения, что алхимические представления в «Фаусте» сосредоточены только в истории Гомункула - эпизодического персонажа второй части трагедии - и что алхимия предстает здесь в одностороннем, а именно сатирическом освещении. Но гетеведы даже при интерпретации этого образа - образа, имеющего бесспорную причастность к алхимии, порой обходят молчанием саму тему алхимии либо же представляют ее в искаженном освещении. В результате возникает впечатление, будто Гете ввел алхимический эпизод в текст трагедии едва ли не случайно и даже с чисто негативной целью - покритиковать «лженауку» алхимию. Более подробно научно-критическая литература, посвященная образу Гомункула, рассматривается ниже, в первой главе диссертации.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА исследования состоит в том, что оно анализирует алхимическую символику, заключенную в эпизоде с Гомункулом, а также и в других сюжетных линиях и образах второй части трагедии: в сценах «Императорский дворец» и «Маскарад» в первом акте, в событиях «Классической Вальпургиевой ночи» (второй акт), в истории брака Фауста и Елены и рождения Эвфориона (третий акт). Научная новизна заключается также и в обосновании символической связи образов Гомункула, мальчика-возницы и Эвфориона.

Сопоставление сочинений немецкого теософа и герметико-алхимического писателя XVII века Я.Беме с главным произведением Гете тоже определяет НАУЧНУЮ НОВИЗНУ исследования. Близость взглядов 6 обоих мыслителей на Бога, природу и человека не привлекала до сих пор к себе внимания ученых, и гетеведы не шли в своих изысканиях дальше признания принадлежности Беме и Гете к одной интеллектуальной традиции в европейской культуре. Однако текстуальное сопоставление некоторых эпизодов первой части «Фауста» («Пролог на небесах», момент заклинания Духа Земли в сцене «Ночь»), а также целых сюжетных линий (взаимоотношения Фауста и Мефистофеля, Фауста и Гретхен) с сочинениями Беме демонстрирует поразительную близость их идей и даже совпадение образной стилистики. Для более полного выявления близости творчества обоих немецких писателей в сферу исследования привлекается лирика и автобиографическая проза Гете.

ЦЕЛЬ настоящей работы заключается в том, чтобы определить место алхимических представлений в концепции «Фауста», выявить богатство и многозначность алхимической символики в трагедии, показать, что алхимия является одним из важнейших символообразующих источников в «Фаусте», и доказать, что герметизм для Гете не цель, а средство и используется им для решения определенных идейных и эстетических задач.

ЗАДАЧИ настоящей работы: на основе отечественных и зарубежных научно-критических исследований, на материале «Фауста» и других произведений Гете, а также с привлечением данных его биографии определить характер и специфику отношения писателя к бытовавшим в его время герметическим представлениям, к теории и практике алхимии, выявить места в «Фаусте», насыщенные алхимическими аллюзиями, , г обогатившими художественный мир трагедии не всегда ясными 6? и? глубинными смыслами.

Автором применялись сравнительно-исторический, комплексно-типологический и сопоставительный МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ.

НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ работы видится в том, что включение в число литературных и философских источников «Фауста» 7 сочинений Я.Беме, которые никогда не рассматривались ранее в этом качестве, мало изученного И.В.Андреа и многочисленных представителей алхимической литературной традиции прошлого поможет выявлению новых диалогических связей литератур и в целом культурных эпох Ренессанса, барокко и Просвещения.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и библиографии, включающей 220 наименований. ПЕРВАЯ ГЛАВА посвящена разбору научно-критической литературы, в которой исследователи творчества Гете останавливались на проблеме герметических влияний в «Фаусте». Автор диссертации обращает внимание на то, что изучение герметической и, особенно, алхимической символики в творчестве Гете началось сравнительно недавно - в середине XX века, но среди работ по этому вопросу очень мало собственно литературоведческих исследований, ставящих в центр внимания само художественное произведение. Единственный повод, по которому гетеведы все-таки обращаются к алхимическому компоненту мировоззрения немецкого поэта, - это анализ образа Гомункула. Научная литература, посвященная (/ собственно образу Гомункула, достаточно обширна, но даже в ней почти никогда не анализируется отношение Гете к алхимии и не дается объяснения, с какой же целью поэт включает в «Фауста» алхимическую символику. Исследователи, как правило, имеют самое смутное представление об алхимии, воспринимая ее как средневековую лженауку, хотя она никогда не претендовала на роль науки, да и Средневековье не было для алхимии «золотым веком», а потому ученые стараются обнаружить в «Фаусте» следы негативного отношения Гете к алхимии. Такая достаточно пристрастная позиция не могла не привести к искаженной трактовке образа Гомункула и в целом - алхимической символики в художественном мире трагедии. В главе первой диссертации приводятся примеры подобной - игнорирующей алхимическую систему представлений

Заключение научной работыдиссертация на тему "Интеллектуальная традиция герметизма в "Фаусте" Гёте"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Основной задачей автора настоящего исследования было исследование влияния герметической литературы эпохи Возрождения и Нового времени на символику «Фауста». Наиболее полно интеллектуальная традиция герметизма воплотилась в алхимии как важной составляющей европейской культуры эпохи Средневековья и Возрождения. Интерес Гете к этому оригинальному явлению культурной жизни, в котором смешались естественнонаучные, религиозные и философские представления прошлого, отразился в его литературных произведениях и научных трудах: в «Поэзии и правде», в «Учении о цвете», в философской лирике и, главное, в трагедии «Фауст». Хотя текст трагедии не оставляет никаких сомнений в том, сколь значительное место занимала алхимия в мировоззрении Гете, исследователи его творчества не уделяют этой проблеме должного внимания. Исключение составляют лишь отдельные фрагменты произведения, в которых алхимия предстает под пером Гете в негативно-ироническом освещении (например, рассказ Фауста о своем отце в сцене «У ворот» в первой части трагедии или монологи Вагнера в сцене «Лаборатория» во второй части). Поскольку алхимия стала здесь предметом иронического изображения, исследователи делали логический вывод о том, что Гете включил ее в художественное пространство «Фауста» с одной лишь негативной целью - высмеять как лженауку, как устаревшую систему представлений. Такая просветительская позиция поэта по отношению к алхимии, безусловно, присутствует в главном произведении Гете, однако этим проблема, на наш взгляд, не исчерпывается.

Анализ текста второй части «Фауста» доказывает, что алхимические аллюзии присутствуют здесь во многих сценах и при этом далеко не везде имеют сатирический или юмористический оттенки изображения. Отношение Гете к алхимии оказывается более сложным и противоречивым, чем было принято считать, и это отражается в тексте

157 трагедии, где авторская ирония по поводу практической алхимии и элементы ее прямой профанации сменяются серьезным, а то и исполненным религиозного чувства погружением в ее философию. В «Фаусте» -произведении, где при ограниченном количестве персонажей и сюжетных линий идет обобщение всего культурного опыта западной цивилизации, -не может быть ничего лишнего и второстепенного. Поэтому алхимия, занимающая столь значительное место в трагедии, не может служить лишь объектом просветительской насмешки, но должна выполнять определенную смысловую и эстетическую функции.

Даже самый беглый очерк алхимических аллюзий, подобный представленному в настоящей работе, дает ответ на вопрос, чем эта герметическая наука могла заинтересовать Гете. Алхимия имела две стороны - практическую и духовную, - которые приблизительно к XVII веку стали осознаваться как отделенные друг от друга духовные практики. И если занятия практической алхимией, которым Гете предавался в молодости, разочаровали его как естествоиспытателя, то духовная алхимия как разновидность тайного знания и как инициационная школа стала, напротив, привлекать Гете как художника и мыслителя своей религиозно-философской проблематикой и богатой, разветвленной символикой. Эта двойственность в отношении к теории и практике Великого Деяния отразилась, прежде всего, в «Фаусте». Практическая алхимия - как поиск «панацеи», универсального лекарства, или же как способ создания искусственной жизни - изображается автором в ироническом, а то и в сатирическом освещении. Помимо этого, категории практической алхимии используются Гете еще и как источник аллегорий - с целью иронического, а то и сатирического отражения политических и социальных проблем современности (I акт второй части, сцены «Императорский дворец» и «Маскарад»). Духовная же алхимия с ее главной целью - поиском философского камня - выступает в «Фаусте» как религиозная и философская концепция, оформившаяся в виде своеобразной мифологии, и

158 выражает в трагедии мысли автора о пантеизме природы, ее одухотворенности и телеологических свойствах, индивидуализирующихся в человеке как его энтелехия.

Художественным выражением философской идеи энтелехии стал в «Фаусте» образ Гомункула. Несмотря на то, что Гомункул является собственно алхимическим персонажем в «чистом» виде, гетеведы именно алхимическому смыслу этого образа уделяли меньше всего внимания. Проведенный в настоящем исследовании анализ алхимической символики, заключенной в истории с Гомункулом, позволяет, на наш взгляд, интерпретировать этот эпизод как еще одну попытку остановить мгновенье, но попытку, изображенную на более объективном, чем история Фауста, уровне - на уровне безличной природы. В терминологии алхимии мечта об остановленном мгновенье - это философский камень, гармонично соединяющий и примиряющий в себе материю и дух. Попытка остановить мгновенье, остановить бесконечный диалектический процесс в природе, существующей по законам «полярности» и «повышения», оказывается в алхимическом эпизоде с Гомункулом неудачной, что совпадает с лейтмотивом истории Фауста - с идеей невозможности достижения абсолютной истины, обретение которой было бы равнозначно остановке в развитии, то есть смерти.

Внимание к алхимической символике, заключенной в других сценах второй части «Фауста», помогает уяснить связь между образами Гомункула, Эвфориона и мальчика-возничего - связь, которая, хотя и отмечалась некоторыми исследователями (Ф.Штрих, В.Эмрих), однако представала в их интерпретации как простое сопоставление и не имела концептуальной значимости. Заключенный же в этих персонажах сходный алхимический смысл (все они представляют собой опыт создания совершенного существа, то есть, по сути, философского камня) позволяет и на эпизод с Гомункулом взглянуть иначе, с композиционной точки зрения: история химического человечка предстает не как проходной и

159. малозначительный эпизод второй части «Фауста», а, в содинении со сценой с мальчиком-возничим и с эпизодом с рождением, поисками и смертью Эвфориона выступает как этап на пути к совершенству, как параллель к духовному восхождению Фауста, которое также, в свою очередь, имеет циклический характер.

Алхимическая символика, присутствующая в сценах «Классической Вальпургиевой ночи», тесно переплетена здесь с архаическими, более древними, чем алхимия, эзотерическими представлениями, в частности, с древнегреческим мифологическим циклом, связанным с Элевсинскими мистериями. В настоящем исследовании не ставилась задача рассмотрения всего комплекса мистериальных представлений, отразившихся в «Фаусте», поскольку античные мистерии, хотя и являются разновидностью эзотерического знания, к герметизму прямого отношения не имеют. Однако привлечение элевсинской мифологии к рассмотрению сцен обеих «Вальпургиевых ночей» (особенно «Классической») помогает лучше уяснить центральную для алхимии идею андрогинности как состояния высшей гармонии мужского и женского начал в одном существе. Кроме того, связь алхимической символики и символики Элевсинских таинств еще и проясняет отношение Гете к алхимии: в обеих традициях основополагающей является идея мистериальной смерти как необходимого этапа на пути к духовному преображению, о чем поэт говорит: «Смерть - для жизни новой».

Обилие в трагедии аллюзий из древнегреческих мистерий дает основание утверждать, что античность, изображенная Гете в «Классической Вальпургиевой ночи», - это ничто иное, как эзотерическая сторона греческой культуры, орфическая (тайная), а не гомеровская (явная) ее ипостась. Возможно, в этом - одна из причин, почему Гомункул -порождение западной тайной науки - чувствует себя как дома на фессалийском празднике в Элладе.

160

Алхимическая теория, в которой с помощью выразительных символов представлена триада: природа, Бог и человек, предлагает собственное понимание зла, воплощенное в мифологеме первоматерии, или изначального хаоса. Привлечение алхимической символики зла для интерпретации образа Мефистофеля (называющего себя «сыном хаоса») и космического принципа, породившего этого героя, позволяет лучше понять нехристианские, пантеистические начала гетевского мировоззрения, отразившиеся в «Фаусте». Зло предстает в трагедии не как чистое отрицание, то есть зло в ортодоксально-христианском смысле, а как некое прабытие, мир хаоса, предшествовавший космическому порядку. Алхимическая символика, заключенная в образе Мефистофеля, позволяет с уверенностью говорить о влиянии герметической философии на Гете в таком принципиальном мировоззренческом вопросе, как интерпретация проблемы зла.

Хаос алхимиков сближается в тексте «Фауста» с пантеистическим принципом Ничто. Ничто - это прабытие, изначальная бездна, из которой возник мир, и у пантеистов Ничто выступает как синоним Бога. Пантеистические основания мировоззрения Гете общеизвестны, но в данном исследовании предложено сопоставление взглядов автора «Фауста» с воззрениями немецкого писателя и философа - герметика и пантеиста XVII века Якоба Беме. Не упоминаемый самим Гете, этот мыслитель до сих пор почти не попадал в поле зрения исследователей творчества создателя «Фауста». Сравнительный текстологический анализ произведений Беме и гетевской трагедии позволяет заключить, что Гете был хорошо знаком с творчеством Беме и разделял его взгляды на природу и человека. Пантеизм Беме оказывается гораздо ближе воззрениям Гете, чем спинозовский, который обычно считают источником гетевских пантеистических убеждений.

Космологическая символика произведений Беме повлияла, по нашему мнению, на гетевский образ Господа в «Прологе на небесах» и на

161 образ Духа Земли. Господь, выступающий у Гете как пантеистический бог-природа, как солнце, как персонифицированный бог-садовник и как Дух Земли, находит точные аналогии в описаниях божественной сущности у Беме и далек от той безличной субстанции, в виде которой описывает бога Спиноза. Финал «Фауста» также говорит о близости взглядов обоих мыслителей: по Беме, цель человека - это преодоление индивидуальной воли и соединение с объективным, божественным началом. В завершающих сценах истории Фауста мы видим торжество объективного духа над ограниченным индивидуальным существованием. Противоборство субъективной человеческой воли, трактуемой у Беме как зло, с божественной объективной сущностью каждого человека изображается у мыслителя XVII века в виде диалога души и Софии-жемчужины. Перипетии их взаимоотношений очень точно и даже в деталях совпадают с историей Фауста и Маргариты. В настоящей работе выдвигается предположение о том, что образ жемчужины-Софии, заимствованный Беме у гностиков, отразился в символическом плане на отношениях Фауста и Маргариты, а значит, образ Гретхен можно интерпретировать и как софиологический образ, типологически близкий образу Елены.

Несмотря на близость герметико-пантеистических воззрений автора «Фауста» и Якоба Беме, между ними есть и существенное расхождение: Беме, полагавший источником своего творчества мистическое озарение, был повсюду в своих произведениях серьезен и торжествен, тогда как Гете, сохраняя внутреннюю свободу относительно любых философских и религиозных постулатов, мог позволить себе в «Фаусте» и их ироническое обыгрывание. Амбивалентность шутки и серьезного исключает это произведение из собственно эзотерической литературной традиции. Гете-писатель занимает позицию вне герметической системы представлений, что позволяет ему взглянуть на алхимическую символику с некоторой дистанции и воспринять ее эстетически. «Посвященный» же - адепт тайного знания - на такой взгляд со стороны неспособен. Гете сознательно

162 использует комический потенциал алхимической символики, в то время как у писателя истинно герметического направления комический эффект, даже если он и возникает, то автором не осознается и в литературных целях никак не используется. В этом пункте трагедия Гете сближается с повестью еще одного немецкого писателя-герметика XVII века - И.В.Андреа «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца», в которой некоторые исследователи (К.Кереньи, К.Г.Юнг) видят прообраз Эгейского праздника во второй части «Фауста».

В настоящем исследовании сопоставляются аналогичные эпизоды, изображающие морской праздник у Андреа в «Химической свадьбе» и в «Фаусте». Сходство алхимической символики и отдельных эпизодов, совпадение отдельных деталей, а также сходство авторской позиции обоих художников говорит о том, что «Химическая свадьба» Андреа повлияла на художественное воображение Гете. Глубокое знание алхимии и, одновременно, внутренняя свобода по отношению к ее постулатам объединяет обоих писателей. Сопоставимы и авторские характеристики «Фауста» и «Химической свадьбы»: эпитет «очень серьезная шутка», примененный Гете по отношению ко второй части трагедии, находит соответствие в латинском слове «ГисНЬгшт» (шутка, розыгрыш, представление), коим Андреа охарактеризовал свое творчество.

Этих двух авторов объединяет еще и многоплановость в применении алхимической символики: помимо своего собственного значения, взятого из области натурфилософских и психических истин, алхимический символ выступает у этих писателей еще и как аллегория. Андреа вкладывал при этом конкретный политический смысл в герметические символы, обозначая с их помощью религиозные и социальные проблемы своего времени. Гете также блестяще обыгрывает алхимическую символику, касаясь актуальных проблем науки, политики, экономики (например, эпизод с созданием бумажных денег представляет из себя еще и пародийное описание алхимических процессов). Возникающие

163 при этом элементы профанации алхимии - учения, которое могло быть в глазах посвященного только целью, но никак не средством, подтверждает выдвигаемый в настоящей работе тезис о том, что алхимия используется в «Фаусте», в первую очередь, на правах элемента стилистики, как средство выражения и как богатая символическая традиция, а не как собственно тайное знание, понять которое может лишь знакомый с его эзотерическим смыслом.

Обращение Гете к алхимической символике было, как нам представляется, во многом обусловлено тем, что эта символическая традиция благодаря ореолу таинственности, окружавшему герметические науки, и в XIX веке сохраняла в европейском культурном сознании свежесть и таинственность. Она не выродилась в аллегоризм, а значит, обладала силой художественного воздействия истинной символики. Можно утверждать, что все символические традиции, которые Гете использовал в «Фаусте» для выражения своих идей, в той или иной степени причастны тайному знанию. Это можно сказать не только об алхимии, но и об античной символике, оказывающейся на поверку мистериальной или гностической (образ Елены), и о символике христианской, которая несет на себе у Гете отпечаток еретических идей гностиков и Якоба Беме. Так, несмотря на перенасыщенность культурным материалом, «Фауст» сохраняет именно символическое звучание, не превращаясь в ученую аллегорию.

Изучение герметических представлений, повлиявших на формирование мировоззрения Гете и отразившихся в «Фаусте», должно стать законной темой гетеведения, поскольку это позволяет обнаружить в великом произведении Гете новые смысловые и эстетические оттенки и открыть полифоническое звучание «Фауста» для более полного восприятия.