автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.01
диссертация на тему: Искренность респондентов в массовых опросах

Полный текст автореферата диссертации по теме "Искренность респондентов в массовых опросах"

На правах рукописи

Мягков Александр Юрьевич

ИСКРЕННОСТЬ РЕСПОНДЕНТОВ В МАССОВЫХ ОПРОСАХ

Специальность 22.00.01 - Теория, методология и история социологии

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук

Москва-2003

Работа выполнена на кафедре социологии Ивановского государственного энергетического университета

Официальные оппоненты:

доктор психологических наук, профессор Знаков В.В. доктор философских наук, профессор Батыгин Г.С. доктор социологических наук Жабский М.И.

Ведущая организация:

Социологический институт РАН

Защита диссертации состоится « 4 » июня 2003 г. в /3 часов на заседании Диссертационного совета Д. 002.011.01 по социологическим наукам в Институте социологии РАН по адресу: 117218, Москва, ул. Кржижановского, д. 24/35, корп. 5.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института социологии РАН

Автореферат разослан « » ф/^О 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор социологических наук В.В. Семенова

2оо5 -А

¿5^

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы диссертации определяется:

- общемировой тенденцией к снижению уровня честности людей в межличностном общении и социологических опросах, наиболее отчетливо проявляющейся в современном российском обществе, переживающем эпоху социальных трансформаций. Психологические исследования свидетельствуют, что в нашей стране за последнее десятилетие резко возросла степень нормативной поддержки лжи. Сегодня ложь и обман все чаще воспринимаются людьми как нормальные и естественные явления, а честность и правдивость не входят в число высоко ценимых нравственных качеств личности. По данным исследований автора, почти четверть опрошенных (24%) считают, что отвечать неискренне на вопросы социолога вполне допустимо и позволительно. 11% респондентов стали бы, по их собственным словам, лгать и обманывать, если бы им за это хорошо платили. «Человек лукавый», типологические характеристики которого описаны Ю.А. Левадой, сохраняет свое существование и в наши дни.

- продолжающейся проблемно-тематической переориентацией массовых опросов, заметным усилением степени остроты и деликатности тем, выносимых на обсуждение с респондентами. Если любой, даже самый «безобидный» вопрос, обращенный к респонденту, может стать источником неконтролируемых смещений в итоговых данных, то при проведении исследований по «сенситивной» проблематике вероятность появления «ошибок сообщения», связанных с сознательной (или неосознаваемой) неискренностью опрашиваемых, многократно возрастает.

- реальной угрозой искажения опросных данных в связи с высоким уровнем неискренности респондентов. В массовой социологической практике (как в отечественной, так и зарубежной) такого рода опасность часто недооценивается. В результате на стадии интерпретации и анализа полученных данных социологам приходится иметь дело с неискренними ответами, удельный вес которых в итоговом массиве, по некоторым оценкам, может достигать 55-85%.

- незащищенностью социологических опросов от лжи респондентов, отсутствием в методическом арсенале исследователей надежных и эффективных средств обнаружения и предотвращения неискренности. Традиционная техника «прямого» шггервью не способствует получению искренних ответов. Кроме того, она противоречит нормам исследовательской этики, поскольку наносит респондентам значительный психологический ущерб и не защищает сообщаемые ими сведения от разглашения. «Нереактивные техники» (типа Ю1Т или «запечатанного буклета»), специально созданные для преодоления указанных недостатков классических методов, неизвестны широкому кругу отечественных социологов. На российском социокультурном материале они до сих пор не тестировались, эффективность их применения пока вызывает большие сомнения. Экспериментальное изучение возможнос-

СОС. национальная

библиотека

тей альтернативных методологий могло бы способствовать существенному повышению достоверности и качества социологической информации.

Степень разработанности проблемы. В современной российской социологии проблема искренности респондентов находится на самой ранней стадии научного анализа и разработки. Проведенное автором библиографическое исследование показывает, что с 1970 г. по 1992 г. в нашей стране вышла лишь одна работа (небольшая брошюра A.A. Давыдова и Е.В. Давыдовой), специально посвященная диагностике и измерению искренности респондентов и вплоть до конца 1990-х годов остававшаяся фактически единственной в отечественной литературе на эту тему. f

Анализ западных публикаций также свидетельствует, что рассматриваемая проблема явно недостаточно представлена сегодня на страницах ведущих социологических журналов мира. Несмотря на очевидную важность ее изучения, за последние 15 лет (с конца 1980-х гг. и до настоящего времени) за рубежом, по нашим подсчетам, было опубликовано не более десятка статей, имеющих к ней прямое или косвенное отношение.

Советские социологи 1960-70-х гг. были серьезно озабочены разработкой конкретных практических мер защиты своих исследований от различных проявлений «ситуативной лжи». Поэтому проблема искренности в тот период находилась в фокусе исследовательского внимания и интереса Однако с конца 1980-х гт. в этом отношении наметился явный спад. В «перестроечный» период в нашей литературе начинает утверждаться скептически-нигилистическая точка зрения, согласно которой неискренних ответов в опросных исследованиях не бывает, есть только высказанное респондентом мнение. Ложные высказывания сравнительно редки, а потому фактор искренности-неискренности является не самым существенным в получении достоверных результатов (Л.Я. Аверьянов, С. А. Белановский, В.Ф. Журавлев и др.).

Данная точка зрения имеет место не только в отечественной, но и в зарубежной социологии. Сторонники теории «правдивого респондента», развиваемой в рамках «гуманистической» («кооперативной») парадигмы, полагают, что в качественных, «интенсивных» интервью близкие личные отношения с респондентами исключают ложь в силу повышенной интимности и эмоционального характера коммуникации.

Пренебрежительное отношение к фактору искренности, заметное сниже- г

ние интереса и внимания отечественных и зарубежных исследователей к этой проблеме объясняется крайней трудоемкостью разработки и применения методов обнаружения лжи, ошибочным отождествлением некоторыми авторами v понятий «искренность» и «истинность», неоправданным преувеличением возможностей качественных методов сбора данных, переоценкой многими социологами достигнутого уровня демократизации нашего общества, а также излишней эйфорией, охватившей в свое время широкие круги ученых и практиков, по поводу якобы возросшей степени доверия населения к официальным властям и «прогрессирующего» желания россиян быть откровенными с интервьюерами в ходе социологических опросов.

Эти внутринаучные тенденции негативно сказались и на массовой иссле-

довательской практике. Она свидетельствует, что диагностика лжи в конкретных исследованиях, за редчайшим исключением, не проводится. Уровень искренности по отдельным вопросам, анкетам и информационному массиву в целом при апробации инструментария обычно не измеряется. Редко предпринимаются какие-либо специальные методические усилия и для профилактики неискренности респондентов.

Описанная ситуация отнюдь не случайна, поскольку методы диагностики и стимулирования искренних ответов неизвестны широким слоям ученых и практикующих социологов. В обобщающих работах по методологии и методике социологических исследований нет специальных глав или разделов, посвященных их систематическому описанию. В учебных пособиях для будущих социологов о необходимости контроля искренности и лжи даже не упоминается. В нашей стране вплоть до настоящего времени отсутствуют и диссертационные исследования на эту тему.

Значительно лучше в методическом плане данная проблема разработана в зарубежной социологии. В США первое эмпирическое исследование по измерению искренности респондентов было предпринято еще в начале 1940-х гг. Г. Хайманом. Полученные им результаты оказались шокирующими: от 17 до 42% опрошенных, как выяснилось, сообщили интервьюерам заведомо ложные сведения относительно не самых стигматизированных видов поведения. Это небольшое исследование дало мощный толчок дальнейшему развитию опросной методологии, а вывод Г. Хаймана о том, что вопрос об искренности респондентов «без сомнений имеет первостепенную важность для научного изучения общественного мнения», стал отправным пунктом всех последующих дискуссий на эту тему.

В 1940-50-е гг. в рамках исследований по совершенствованию личностных тестов психологами Г. Айзенком, Д. Крауном и Д. Марлоу, А. Эдвардсом и др. была создана целая серия специальных диагностических методик для идентификации индивидов, склонных к ингратиации. В 1965 г. американский статистик и социолог С. Уорнер предложил альтернативную традиционным интервью статистическую модель организации опроса (ЬЖТ) для случаев, когда респонденты по тем или иным причинам пытаются исказить свои ответы на вопросы интервьюеров. Эта работа положила начало совершенно новому направлению в социологической методологии, связанному с разработкой так называемых «нереактивных техник», базирующихся на принципе рандомизации задаваемых вопросов. В 1970-80-е гг. благодаря исследованиям Р. Боруха, Д. Горвица, Б. Гринберга, У. Симмонса, Р. Фолсома и др. были изобретены новые, более совершенные версии уорнеровского метода. Значительный вклад в совершенствование опросных технологий при изучении «сенситивной» проблематики внесли экспериментальные исследования Н. Брэдберна и С. Садмана, Т. Маккэй и Я. Макаллисгера, Э. Сингер, М. Сиркена, Дж. Фокса и П. Трэйси, Дж. Фрея, К. Фуллер и др.

Однако данные валидационных экспериментов, проведенных в западной социологии в последние десятилетия, не позволяют считать проделанную работу завершенной. Экспертные заключения по результатам полевых испыта-

ний во многом противоречивы и свидетельствуют лишь об относительной эффективности выработанных ранее моделей. Кроме того, методы, разработанные на Западе, не тестировались применительно к российским условиям. Их перенос в иную социокультурную среду без специальной адаптации чреват серьезными ошибками, поэтому они нуждаются в дальнейшей проверке и ва-лидизации с учетом специфики российского менталитета.

Слабым звеном в изучении искренности респондентов по-прежнему остается концептуальный аспект проблемы. Анализ специальной социологической литературы показывает, что во многих, в том числе и очень известных работах отсутствует научная экспликация понятий «искренность» и «неискренность». Эти термины часто используются исследователями на уровне интуитивных и полуинтуитивных смыслов, что не способствует совершенствованию исследовательской методологии и выработке новых, более эффективных методических решений.

Некоторый прогресс в этом отношении наметился лишь в самое последнее время благодаря усилиям представителей смежных с социологией научных дисциплин. В частности, в 1990-е годы вышли работы философов Д.И. Дубровского, В.И. Свинцова, М.В. Черникова, психологов В.В. Знакова, Б. де Гелдер, М.А. Красникова, П. Экмана и др. по изучению таких коммуникативных феноменов, как правда, неправда, ложь, обман, а также по распознаванию лживого и обманного поведения в межличностном общении. Однако и в этих, чрезвычайно важных исследованиях, создающих потенциальную базу для дальнейшей теоретической работы, категории «искренность» уделяется явно недостаточное внимание, а проблема ее концептуализации нередко ограничивается лишь самыми общими замечаниями.

Несколько лучше обстоит дело в лингвистической литературе, где данный термин, благодаря публикациям Н.Д. Арутюновой, Г. Фолкенберга, И.Б. Шатуновского и др. получил достаточно четкую экспликацию на фоне близких, но не тождественных искренности понятий «истина», «ложь», «правда», «правильность», «неправильность» и т.д.

Вместе с тем концептуальные исследования искренности, как в нашей стране, так и за рубежом, носят пока разрозненный и спорадический характер, осуществляются в отрыве от методологической проблематики социологических опросов. С другой стороны, в самой социологии эти разработки по-прежнему остаются невостребованными и не применяются к решению задач, связанных с анализом и пониманием вербального поведения респондентов. В результате теоретический потенциал, накопленный в смежных областях научного знания, не получает достаточного продолжения в нашей науке и не результируется в развитии методологии социологических исследований. Между тем очевидно, что без обстоятельной проработки понятий «искренность» и «неискренность» невозможен ни дальнейший теоретико-методологический анализ обсуждаемой проблемы, ни сколь-нибудь серьезные эмпирические и экспериментальные исследования в этой области.

Указанные обстоятельства во многом предопределили теоретико-методологический и методический характер диссертации, круг рассматриваемых в

ней вопросов, объект и предмет, а также цель и задачи исследования.

Объектом исследования выступали респонденты, участвовавшие в проводимых нами методических экспериментах и представлявшие различные социально-демографические, профессиональные и территориально-поселенческие группы населения г. Иваново и Ивановской области.

Предмет исследования - искренность и ложь в социологических опросах, способы квалификации ответов респондентов, методы диагностирования и профилактики неискренности в опросных исследованиях.

Цель диссертации - установление наиболее перспективных методов, приемов, процедур диагностики и предотвращения неискренних ответов респондентов в социологических опросах, их дальнейшая разработка и развитие на основе опытной проверки и экспериментальной валидизации.

В соответствии с поставленной целью в диссертации решались следующие основные задачи:

1. Концептуализировать понятия «искренность» и «неискренность» применительно к методологии социологических исследований. Сформулировать квалификационные критерии искренних и неискренних ответов.

2. Проанализировать источники и механизмы возникновения ситуативной лжи, ее основные формы и эмпирические проявления в массовых опросах, даггь классификацию неискренних ответов респондентов.

3. Выявить основные условия и факторы, влияющие на уровень искренности респондентов в социологическом опросе.

4. Исследовать влияние метода сбора данных, тематического содержания и формулировки вопроса на характер ответов респондентов.

5. Систематизировать вопросные техники контроля искренности, выявить их достоинства и недостатки, возможности и ограничения.

6. Оценить диагностический потенциал экспертных методов обнаружения лжи в ответах респондентов.

7. Осуществить экспериментальную проверку шкал лжи на надежность и валидность, исследовать их идентификационные механизмы.

8. Разработать методику применения экспериментальных стратегий для диагностики и измерения искренности опрашиваемых.

9. Выяснить роль напоминаний о конфиденциальности опроса, а также приемов «проекции» и «рутинизации» в стимулировании искренних ответов респондентов.

10. Дать экспериментальную оценку различных моделей ЫП\ определить методические и организационно-технические предпосылки повышения их эффективности в российских условиях.

11. Провести опытную валидизацию метода «запечатанного буклета», оценить целесообразность его использования для стимулирования искренности респондентов в сенситивных опросах.

Теоретико-методологическая база исследования. Диссертация выполнена в русле традиции методического экспериментирования, заложенной еще в 1930-50-е годы Р.Брауном, И. Лоджем, X. Кантрилом, С. Пэйном, Д. Раггом, Г. Хайманом, С. Эшем и др. и развитой в 1960-90-е гг. в трудах

Д. Алвина, Н. Брэдберна, Р. Гроувза, Д. Дилмана, Р. Кана, Дж. Конверса, Ч. Кэннела, Э. Ноэль-Нойман, С. Пресссра, С. Садмана, Э. Сингер, Д. Филипса, Г. Шумана и др. В отечественной социологии эта традиция получила дальнейшее продолжение в исследованиях Л.Я. Аверьянова, И.А. Бутенко, В.А. Гайдиса, Б.З. Докторова, М.И. Жабского, Ю.А. Левады, О.М. Масловой, В.Б. Моина, В.И. Паниотто, Е.С. Петренко, Г.А Погосяна, В.О. Рукавишникова, В.А. Ядова, Ю.И. Яковенко, Т.М. Ярошенко и других социологов.

При концептуальной проработке темы мы опирались на принципы коммуникативного подхода к пониманию правды, искренности и лжи, представленного в трудах Н.Д. Арутюновой, X. Вайнриха, Б. де Гелдер, Д.И. Дубровского, В.В. Знакова, М.А. Красникова, В.И. Свинцова, М.В. Черникова, И.Б. Шатуновского, Ю.В. Щербатых, П. Экмана и других авторов, а также на континуальную трактовку искренности, используемую в работах Б.А. Грушина, A.A. Давыдова, Е.В. Давыдовой, Г. Фолкенберга.

Анализируя психологические механизмы возникновения ситуативной лжи и ее основные формы, мы использовали когнитивно-мотивационную схему формирования ответа респондентами, разработанную Ч. Кэннелом, 11. Миллером и Л. Оксенбергом, объяснения ингратиационных процессов, предложенные Ш. Брэм и С. Кассином, эмпирическую типологию социальной желательности, разработанную Д. Филипсом и К. Клэнси, классификацию источников и видов конформности, представленную в исследованиях

B. Аллена, С. Капловица, Г. Кельмана, Дж. Левина, Г. Тайсона, а также идеи и теоретические положения, касающиеся защитных стратегий индивидов, содержащиеся в работах А. Анастази, Г.М. Андреевой, Р. Бернса, В.В. Столина, Ф. Саламона и др.

Обосновывая принципиальную возможность измерения искренности, а также конкретные методы ее диагностики, мы исходили из следующих теоретических предпосылок. Во-первых, из понимания лжи как психического феномена, возникающего в результате конфликта между несовместимыми комплексами ложных и правдивых представлений, конкурирующих в сознании индивидов. Этот конфликт неизбежно проявляется в вербальных и невербальных поведенческих реакциях, а потому поддается наблюдению со стороны партнера по коммуникации, а также фиксации с помощью аналитических средств (Р. Дэвидсон, Б. ДеПауло, Г.А. Погосян, Р. Розенталь,

C.И. Симоненко, У. Фриезен, М. Цукерман, П. Экман и др.). Во-вторых, из идеи о возможности создания искусственных «эталонов» искренности посредством применения методов активного («управляемого») эксперимента, опирающихся на различные, постоянно меняющиеся инструктивные планы (A.A. Бодалев, A.A. Давыдов, Е.В. Давыдова, В.В. Столин). В-третьих, из эмпирически верифицированного положения Н. Брэдберна и С. Садмана о субъективной сенситивности вопросов, как достаточно надежном предикторе потенциальных (или реальных) искажений респондентами своих ответов в предварительном исследовании или в постэкспериментальном интервью.

При подготовке и проведении экспериментов наиболее ценными для нас были общие идеи и принципы социологической методологии, а также методические схемы исследований, разработанные в трудах Э.П. Андреева, Г.С. Батыгина, X. Блэйлока, И.А. Бугенко, Н. Бэйтсона, В. Б. Голофаста,

A.Г. Здравомыслова, JI.E. Кесельмана, Т. Маккэй, Я. Макаллистера, О.М. Масловой, Г.В. Осипова, Е.П. Тавокина, В.И. Паниотго, П. Уилкена,

B.Э. Шляпентоха, В.А. Ядова и других известных социологов.

В процессе статистико-математической обработки и анализа полученных результатов мы руководствовались советами и рекомендациями, содержащимися в работах В.А. Аванесова, И.И. Елисеевой, А.О. Крыштановского, Н.И. Ростегаевой, Г.И. Саганенко, Е.В. Сидоренко, Г.Г. Татаровой, Ю.Н. Толстовой, М.М. Юзбашева.

Эмпирическая база исследования. Диссертация основывается на материалах 27 исследований и экспериментов, проведенных под руководством и при непосредственном участии автора в г. Иваново и Ивановской области в 1995-2002 гг. Наиболее значимыми из них являются следующие: 1. «Влияние метода сбора данных на вербальное поведение респондентов» (март 1998 г., телефонное интервью: п=190; персональное интервью: п=200; анкетирование: п=200. N=590). 2. «Влияние известных политических имен в формулировке вопроса на результаты социологического исследования» (март—апрель 1998 г., персональное интервью, #=200). 3. «Экспериментальные стратегии измерения искренности респондентов: двухфазный test-retest, план II-III» (март-апрель 1999 г., персональное интервью, #=110+110). 4. «Влияние напоминаний об анонимности опроса на ответы респондентов» (декабрь 1999 г., персональное интервью, N=996). 5. «Влияние ситуации опроса на вербальное и невербальное поведение респондентов» (январь-февраль 2000 г., #=602, персональное интервью). 6. «Эффект престижных имен в формулировке шкальных значений» (март 2000 г., индивидуальное очное анкетирование и персональное интервью, N=976). 1. «Персональное интервью и метод запечатанного буклета: сравнительный анализ диагностических возможностей» (март—апрель 2000 г., #=690). 8. «Ложь и обман в современном российском обществе» (февраль 2001 г., индивидуальное очное анкетирование, #=701). 9. «Влияние формы и формулировки вопроса на характер ответов респондентов» (март 2001 г., персональное интервью, #=200). 10. «L-шкала из опросника MMPI: методологическая экспертиза» (март 2001 г., персональное интервью, #=387). 11. «Экспериментальные стратегии измерения искренности респондентов: трехфазный test-retest; планы l-ll, I-III, II-III, постэксперимент» (апрель 2001 г., групповое очное анкетирование по месту учебы испытуемых, #=60+60+60). 12. «К-шкапа из опросника MMPI: оценка надежности» (январь 2002 г., групповое очное анкетирование, #=181). 13. «Шкала Айзенка: экспериментальная валидизация» (март 2002 г., индивидуальное очное анкетирование, #=200). 14. «RRT: сравнительная оценка эффективности различных моделей» (февраль-март 2002 г., персональное интервью, методы рандомизации ответов, #=400). 15. «Метод запечатанного буклета- экспериментальная валидизация» (март-апрель 2002 г., #=200).

Методы и процедуры исследования. 1. Индивидуальное очное анкетирование, формализованное персональное и телефонное интервью (для сбора данных но различным проблемам исследования). 2. Полустандартизированные (с путеводителем) мини-интервью с интервьюерами (при изучении диагностических возможностей метода экспертных оценок). 3. Полевой и лабораторный эксперимент в формате split-ballot и test-retest (для оценки суггестивного влияния различных методических факторов на ответы респондентов). 4. Полевое тестирование (для сбора данных на основе опросников MMPI и EPI Г. Айзенка). 5. Контент-анализ специальной социологической литературы и публикаций в печатных и электронных СМИ (с целью отбора суждений для формирования пунктов контрольных и эталонных шкал искренности). 6. Методы теоретической рефлексии и концептуализации (при работе с научными источниками по исследуемой проблеме).

Достоверность результатов эмпирических и методических исследований обеспечивалась: статистически значимыми и корректно размещенными объемами выборок; применением экспериментально апробированного инструментария; адекватными методами статистико-математической обработки и анализа первичных данных с использованием SPSS; проведением предварительных и репликационных исследований.

Научная новизна работы заключается в следующем:

1. В диссертации представлена концептуализация понятий «искренность» и «неискренность», уточнено их соотношение с категориями «истина», «правда», «неправда», «обман», «полуправда» и др., обоснована вторичная роль истинностной оценки при квалификации суждений.

2. Выявлены и проанализированы основные формы и эмпирические проявления ситуативной лжи в социологических опросах (ингратиация, самоатрибуция, «публичная» конформность, регрессия поведения и др.). Разработана типология неискренних ответов респондентов.

3. Проанализировано влияние содержания вопросов и темы исследования на достоверность ответов опрашиваемых. Проведены измерения уровня искренности респондентов в электоральных опросах, в исследованиях по проблемам брачно-семейных отношений; дана экспериментальная оценка степени сенситивности вопросов социально-демографического блока.

4. Исследовано влияние метода сбора данных на вербальное поведение респондентов. Проведен сравнительный анализ качества ответов, полученных с помощью разных опросных процедур: анкетирования, персонального и телефонного интервью. Выявлены характер и структура предпочтений респондентов относительно этих методов, образцы их восприятия опрашиваемыми применительно к содержательной специфике задаваемых вопросов и обсуждаемых в исследовании тем.

5. Исследован «эффект престижных имен» в социологических опросах. Проанализированы основные направления, факторы и механизмы суггестивного влияния фамилий известных политиков при упоминании их в вопросных формулировках на искренность ответов опрашиваемых. Обоснован универсальный характер «эффекта имени». Выявлены социально-групповые харак-

теристики респондентов, в наибольшей и наименьшей степени склонных к конформным реакциям в опросных исследованиях.

6. Дан критический анализ различных контрольных техник (проверочных вопросов, ловушек, дублей и др.), а также метода экспертных оценок с точки зрения их диагностического потенциала и целесообразности использования для измерения уровня искренности респондентов.

7. Осуществлена опытная проверка диагностических возможностей и идентификационных механизмов шкал лжи. Дана статистическая оценка надежности и конструктной (конвергентной и дискриминантной) валидности шкал социальной желательности (L) и коррекции (К) из опросника MMPI, а также шкалы лжи (форма Б) из теста EPI Айзенка.

8. Проведен сравнительный анализ эффективности трех экспериментальных стратегий диагностики неискренних ответов респондентов. Разработаны и обоснованы общие принципы организации и проведения экспериментов. Предложен и апробирован статистико-математический аппарат для измерения уровня искренности по вопроснику в целом, отдельным вопросам и по каждому конкретному респонденту.

9. В полевом эксперименте протестировано влияние напоминаний о конфиденциальности опроса на механизмы самораскрытия респондентов и степень искренности их ответов.

10. Дана критическая оценка диагностических и профилактических резервов ряда вопросных методик и, в частности, приемов «проекции» и «рутини-зации», предназначенных для преодоления защитных механизмов личности и повышения искренности респондентов в социологических опросах.

11. Проведены полевые испытания и экспериментальная валидизация техники «рандомизации ответов» на фоне традиционных персональных интервью. Осуществлен сравнительный анализ возможностей трех основных версий RRT: двухвопросной модели С. Уорнера, техники «несвязанных вопросов» Р. Фолсома и метода «контаминации» Р. Боруха. Сформулированы параметры стандартизированного применения статистических моделей, а также условия и предпосылки повышения их эффективности в опросах по сенситивной проблематике.

12. Экспериментально валидизирован метод «запечатанного буклета». Исследованы его возможности для получения достоверных данных по проблемам девиантного поведения, эксплицированы присущие ему ограничения. Разработана технология реализации данного метода, сформулированы'hpHH-ципы и условия его корректного применения. Осуществлена методическая, организационно-техническая и процедурная адаптация техники «запечатанного буклета» к условиям повседневной исследовательской практики.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Искренность, как характеристика соответствия сказанного мыслимому, несводима к правде, а неискренность - ко лжи. При квалификации ответов в качестве искренних или неискренних необходимо учитывать промежуточные феномены, характеризуемые понятиями «неправда», «диссимуляция», «обман». Главные критерии искренности - уверенность человека в правоте своих

суждений и желание говорить все как есть, ничего не скрывая, в то время как истинностная оценка высказываний вторична для их квалификации.

2. Социально-демографические вопросы отнюдь не являются столь безобидными, как нередко считается. В отдельных категориях респондентов искажения в ответах могут достигать таких значений, за которыми начинаются серьезные нарушения достоверности итоговых результатов. Поэтому искренность необходимо контролировать не только по основным, но и по социально-демографическим вопросам исследования.

3. Разные опросные процедуры различаются по своей способности стимулировать искренние ответы. В телефонных интервью наблюдается повышенный удельный вес социально желательных и конформных реакций, пропусков вопросов и отказов от сотрудничества. При изучении уровня жизни, доходов и здоровья населения, политических мнений и оценок граждан, а гакже при прогнозировании электорального поведения использование данного метода нецелесообразно.

4. Включение престижных имен в преамбулу, формулировку вопроса, а также в ответные альтернативы ведет к усилению конформности респондентов. Добавление их в вопросы не только формирует, но и реструктурирует мнения людей, изменяет содержание, характер и направленность суждений. В итоге ответы становятся предвзятыми и ангажированными.

5. Шкалы лжи (из опросника MMPI и теста EPI Айзенка) являются недостаточно надежным и слабо валидным инструментом для диагностики неиск-решюсти. С одной стороны, они пропускают большое количество социально желательных ответов, квалифицируя их как вполне достоверные, а с другой, ошибочно индентифипируют многих искренних испытуемых как имеющих склонность к искажению результатов. Общий уровень эффективности шкал лжи не превышает 20%. Вместо измерения социальной желательности они фиксируют специфику реального образа жизни индивидов, их сознания и поведения, присущий им повышенный стандарт нравственных оценок, а также особенности восприятия социальных ценностей и норм.

6. Наиболее эффективными при диагностике и измерении искренности респондентов являются методы активного эксперимента. Вместе с тем разные экспериментальные планы неравноценны с точки зрения диагностических возможностей и функционального назначения. Самым продуктивным следует считать двухфазный (ретестовый) или двухсекционный (в режиме split-ballot) эксперимент, предполагающий сравнение ответов, полученных в естественных условиях, с искусственным эталоном искренности.

7. Вербальные гарантии в форме разовых (единичных) напоминаний об анонимности не способствуют установлению более доверительных отношений с респондентами и не ведут к повышению искренности их ответов.

8. Техника «рандомизированного ответа» (RRT) в большей мере, чем «прямые» интервью, стимулирует субъективную анонимность и искренность респондентов. Ее применение дает существенный эффект при измерении масштабов социально неодобряемого поведения. Модель Уорнера увеличивает число искренних признаний в 30% случаев, версия Фолсома - в 40%, метод

контаминации - в 70%. Эти показатели можно повысить за счет увеличения объемов выборки и применения нейтральных рандомизаторов.

9. Метод «запечатанного буклета» устойчиво обеспечивает более достоверные сведения о девиантном поведении респондентов, чем обычное персональное интервью. При этом наибольшую эффективность он демонстрирует при изучении особо сенситивной проблематики, касающейся сексуального опыта и сексуальных отношений.

Научная и практическая значимость работы:

Теоретико-методологический анализ проблемы, представленный в диссертации, позволяет глубже понять природу ситуативной лжи, источники и механизмы ее возникновения, основные формы и конкретные эмпирические проявления в социологических опросах и тем самым может способствовать дальнейшему научному осмыслению данной темы.

Разработанная автором типология неискренних ответов, отражающая реальные границы фактического существования искренности и лжи в опросном исследовании, заметно обогащает возможности диагностической работы социолога.

Выявление условий и факторов, влияющих на вербальное поведение респондентов, создает предпосылки для успешного прогнозирования неискренних ответов, своевременной выработки и принятия соответствующих превентивных мер, совершенствования работы по подбору и обучению интервьюеров и в конечном счете для оптимизации исследовательского процесса.

Широкое внедрение процедур обнаружения неискренности респондентов в повседневную исследовательскую практику могло бы существенно улучшить качество опросных данных не только в социологии, но и в других областях науки, использующих методы опроса.

Практическое применение альтернативных опросных стратегий (моделей ЯКТ и техники «запечатанного буклета»), валидизированных и адаптированных автором к российской специфике, позволило бы снизить риск получения неискренних ответов опрашиваемых, надежно защитить сообщаемую ими конфиденциальную информацию от разглашения, минимизировать психологический ущерб, наносимый респондентам при использовании традиционных методов опроса, и тем самым привести исследовательскую практику в соответствие с нормами профессиональной социологической этики.

Материалы диссертации могут найти дальнейшее применение в педагогической деятельности при разработке курсов лекций, проведении спецпрактикумов для студентов специальностей «социология», «психология», «социальная работа» и др., при подготовке учебных и методических пособий, а также практических руководств для социологов-исследователей.

Апробация работы. Важнейшие положения диссертационного исследования докладывались автором на 15 научных и научно-практических конференциях а) международного уровня: «Кондратьевские чтения: Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики» (г.Иваново, март 1996г.), «Женщины России на рубеже ХХ-ХХ1 веков» (г. Иваново, апрель 1998 г.), «Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже

XXI века: итоги пройденного пути и перспективы» (г. Иваново, сентябрь 1999 г.); на секциях социально-гуманитарных наук международных научно-технических конференций «VIII и IX Бенардосовские чтения» (г. Иваново, июнь 1997 г. и 1999 г.) и «Актуальные проблемы химии и химической технологии» (г. Иваново, октябрь 1999 г.); «Молодая наука - XXI веку» (г. Иваново, апрель 2001 г.); б) Всероссийского уровня: «Социально-психологические и экономические проблемы управления в условиях рыночной экономики» (г. Иваново, ноябрь 1996 г.), «XIII Уральские социологические чтения» (г. Екатеринбург, сентябрь 2001 г.), «Современные проблемы социальной психологии» (г. Пенза, ноябрь 2001 г.); в) регионального уровнях «Совершенствование методики преподавания в высшей школе в условиях реформирования системы образования» (г. Кострома, январь 1998 г.), «Социокультурная динамика России: II социологические чтения» (г. Иваново, декабрь 1998 г.), «Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики: Вторые, Третьи и Четвертые Кондратьевские чтения» (г. Иваново, сентябрь 1998 г., декабрь 2001 г. и сентябрь 2002 г.).

Основные идеи и выводы диссертации апробированы в базовых лекционных курсах и спецкурсах, прочитанных автором в 1993-2002 гг. для студентов-социологов Ивановского государственного энергетического университета по дисциплинам: «Методология и методика социологических исследований», «Теория измерений в социологии», «Опросные методы в социологии», «Методы социальной диагностики», «Социально-психологические методы в социологическом исследовании» и др.

Материалы диссертации обсуждались на методоло! ических семинарах и заседаниях кафедры социологии Ивановского государственного энергетического университета, а также в секторе социологии знания Института социологии РАН.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, семи глав, объединяющих 23 параграфа, заключения, примечаний, списка литературы и приложений. Общий объем работы-401 страница, в том числе 341 страница - основной текст, 5 страниц - примечания и 29 страниц - библиография, включающая 399 наименований (из них 200 - на иностранных языках). К диссертации приплетены 12 приложений объемом 26 страниц. Текст работы содержит 78 таблиц, 10 рисунков и 16 формул.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, дается характеристика степени ее разработанности в литера1уре, формулируются цель и задачи работы, определяется научная новизна, теоретико-методологическая и эмпирическая база исследования, его научная и практическая значимость, формы апробации полученных результатов.

В первой главе «Искренность респондентов как исследовательская проблема» раскрываются основные трактовки понятий «искренность» и «ложь», имеющиеся в современной научной литературе, дается критичес-

кий обзор важнейших методов диагностики и измерения искренности, используемых в российской и зарубежной исследовательской практике, анализируются опыт и уроки предшествующих методических экспериментов по стимулированию искренних ответов в социологических опросах.

Искренность, отмечает автор, - категория не гносеологическая, а коммуникативная. Она относится к сфере социальных и межличностных коммуникаций и имеет смысл лишь применительно к миру общающихся и понимающих друг друга людей. Искренность - это характеристика речевого сообщения, возникающего и передаваемого в ситуации непосредственного взаимодействия сторон. Термины «искренний» и «неискренний» чаще используются для характеристики чувств, веры и заблуждения, однако их референтами могут быть и мнения, оценки, взгляды, намерения, убеждения, мотивы и т.д. Поскольку все эти субъективные состояния индивидов в конечном счете выражаются в речи, то искренность и неискренность - это формы дискурсивного поведения.

В современной социологической литературе понятия «искренность» и «неискренность» раскрываются обычно через парные оппозиционные категории «правда» и «ложь». При этом искренними считаются ответы, соответствующие критериям правдивости, а неискренними - сообщения, содержащие ложные, искаженные сведения (A.A. Давыдов, Е.В. Давыдова, М.А. Красников, С.И. Симоненко, Ю.В. Щербатых и др.). В связи с этим автор диссертации обращается к анализу соотношения понятий «истина-ложь», «правильность-неправильность», «искренность-неискренность». В результате он приходит в выводу, что истинность характеризует отношение соответствия суждения объективной реальности, правильность выражает взаимосвязь между мыслью и действительностью, а искренность представляет собой характеристику соответствия сказанного мыслимому, т.е. суждения — субъективной модели мира, отраженного в сознании индивида. Следовательно, истина и искренность - это разные категории, поскольку устанавливаются относительно частично пересекающихся, но все же разных миров. С другой стороны, отмечает диссертант, в коммуникативном процессе обнаруживаются две формы лжи. Одна из них -«объективная ложь» (ложь в гносеологическом смысле слова) - связана с искажением действительных фактов, а другая - «ложь субъективная» (в коммуникативном смысле) — с искаженной картиной мира, существующей в сознании лгущего субъекта. Человек может лгать даже тогда, когда он сообщает своему собеседнику истинные сведения (В.В. Знаков). Сообщение оказывается искаженным относительно субъективных представлений лгущего, ошибочно принимаемых им за истину, но фактически не являющихся ею. Первая форма лжи результируется в ложном (не соответствующем действительности) суждении, а вторая - в лживом (не соответствующем ошибочной мысли лжеца относительно объективного мира). Вместе с тем общим для них признаком выступает интенциональная детерминированность производимых искажений. «Ложь - это сказанное с желанием сказать ложь» (Августин Блаженный).

Поскольку истинностный аспект сообщений является второстепенным для оценки их искренности, то и само понятие искренность соотносимо не с гносеологической категорией истины, а с коммуникативной категорией правды. Глав-

ными критериями искренности ответа являются уверенность, убежденность человека в правоте своего мнения, утверждения, точки зрения и желание говорить все как есть, ничего не скрывая. Истинностная же оценка высказывания вторична по отношению к искренности и имеет смысл лишь при квалификации ответов на вопросы фактуально-событийного и социально-демографического характера. В случае с ответами на вопросы о «субъективных состояниях» респондентов критерий истинности перестает работать и становится неприемлемым. Само по себе мнение, высказываемое респондентом в вцде суждения (ответа), не может быть истинным или неистинным, т.к. для его квалификации в качестве такового у исследователя нет объективных эталонов, с которыми оно могло бы быть соотнесено. Оно может быть лишь искренним или неискренним, т.е. соответствующим или несоответствующим тому, что человек на самом деле думает. В социологическом опросе взаимосоответствие сказанного мыслимому обычно фиксируется посредством выявления установок, а искренность и неискренность дифференцирую! ся в процессе отделения твердых, устоявшихся, внутренне мотивированных мнений (убеждений) от разного рода «когнитивного мусора» (Э. Фромм). Техника контрольных вопросов, а также все известные логико-визуальные и экспериментальные методы, предназначенные в практике социологических исследований для диагностики искренности-неискренности, ориентированы прежде всего на проверку и выявление устойчивости, «консистентности» мнений респондентов. Именно согласованность и непротиворечивость ответов служит обычно показателем убежденности человека, а потому и интерпретируется социологом как проявление искренности.

Вместе с тем, подчеркивает автор диссертации, искренность и неискренность во всем многообразии их проявлений не исчерпываются полностью полярными категориями правды и лжи и не сводятся к ним. Они не дискретны, а континуальны. Значениями континуума здесь выступают не только правда и ложь, занимающие полюсовые позиции, но и целый ряд других, промежуточных коммуникативных феноменов, характеризуемых, в частности, понятиями «неправда», «диссимуляция» и «обман». Анализируя их содержание, диссертант приходит к выводу, что если ложь, обман и диссимуляция (т.е. сокрытие истинного мнения) соответствуют крайне низкой и низкой степеням проявления искренности и обычно обозначаются собирательным термином «неискренность», то правда и неправда (добросовестное заблуждение), напротив, есть характеристики искренних сообщений. Следовательно, искренность по своему содержанию шире правды (если, конечно, абстрагироваться от этической нагру-женносги последнего понятия), а неискренность - шире лжи.

В современной социологической литературе предлагаются разные способы диагностирования и измерения искренности респондентов. Вместе с тем, подчеркивается в диссертации, до сих пор не ясно, в какой мере они эффективны и релевантны своему изначальному предназначению. Проведенный автором анализ литературных источников показал, что даже по поводу самой старой, традиционной группы методов, включающей в себя контрольные и проверочные вопросы, вопросы-ловушки, дубли и др., у исследователей нет единства относительно того, что же все-таки они измеряют: невнимательность, слабую ин-

формированность, недобросовестность в заполнении вопросника или намеренное нежелание респондента давать искренние ответы. Кроме того, диагностический потенциал контролирующих вопросов до конца не оценен социологами, не выработаны четкие правила их формулирования и применения. Не осмыслены возможности и ограничения, достоинства и недостатки этих методик.

Метод экспертных оценок, при котором уровень искренности респондентов определяют интервьюеры, проводящие опрос, несмотря на неоднократные попытки его теоретического обоснования и отдельные случаи успешного применения в исследовательской практике, по-прежнему оставляет большие сомнения в эффективности и целесообразности его использования в диагностических целях. На основе анализа результатов исследований О.М. Масловой, И.Б. Назаровой, Г. А. Погосяна, Ф. Эвдрюса и др. автор высказывает предположение о недостаточной надежности данного метода и необходимости тщательной экспериментальной проверки его возможностей.

Анализируя шкалы лжи, диссертант отмечает, что они имеют давнюю традицию использования в психологических исследованиях и считаются высоко эффективным, тщательно разработанным и обоснованным средством контроля искренности опрашиваемых. Их пригодность для решения этих задач сегодня мало у кого вызывает сомнения. Статистические оценки, свидетельствующие о высокой надежности и валидности этого инструмента, подкрепляют убеждение исследователей в его безупречности. Однако специальные исследования, проведенные К. Стокинг, Н. Брэдберном и С. Садманом, Л. Карстенсеном и Дж. Коуном, А. Козмой и М. Стоунсом и др., по мнению диссертанта, заставляют усомниться в правильности сделанных ранее выводов. Не исключено, подчеркивает автор, что шкалы лжи фиксируют не склонность респондентов к самопрезентации, а какие-то иные личностные характеристики индивидов, ошибочно принимаемые большинством экспериментаторов за проявление социальной желательности. Данный вывод, предложенный рядом ученых еще в конце 1970-х гг. в качестве предварительной гипотезы, а не окончательного утверждения, нуждается в серьезной эмпирической верификации.

Методы активного (управляемого) эксперимента, базирующиеся на идее формирования искусственных эталонов искренности и лжи, получаемых эмпирическим путем с помощью разных инструктивных планов, в современной психологии и социологии, методически и процедурно не разработаны. Различные экспериментальные форматы считаются функционально равноценными, взаимозаменяемыми и не тестировались на предмет их сравнительной эффективности. Кроме того, они не имеют пока и статисгико-математической поддержки. Между тем эти измерительные стратегии обладают, по-видимому, значительными диагностическими и метрологическими резервами. С учетом крайнего дефицита средств и методов обнаружения неискренних ответов, их дальнейшая методическая разработка кажется автору совершенно необходимой.

В отечественной социологической литературе вопрос о методах повышения субъективной анонимности опрашиваемых до сих пор остается неизученным. В западной социологии он разработан более глубоко и обстоятельно. Начиная с 1940-х гг., поиск средств стимулирования искренности респондентов осу-

ществлялся по трем основным направлениям: 1) экспериментирование с вопросной техникой; 2) выяснение роли напоминаний об анонимности опроса; 3) поиск наиболее конфиденциального метода сбора данных. Анализируя результаты исследований Р. Гроувза, Ф. Римера, 'Г. Роджерс, Э. Сингер, Дж. Фрея, К. Фуллер, Г. Хаймана и др., диссертант приходит к заключению, что многие предложенные ранее процедуры имеют ограниченный потенциал и не способствуют кардинальному решению проблемы. Приемы «проекции» и «рути-низации» легко разгадываются респондентами и не производят ожидаемого эффекта. Заверения в неразглашении ответов, казавшиеся социологам вполне надежными, не стимулируют заметного повышения искренности отвечающих. Сравнительные исследования опросных процедур также не привели к бесспорным выводам. Именно эти обстоятельства, считает автор диссертации, послужили импульсом для разработки специальных «нереактивных» техник, способствующих установлению более доверительных отношений между участниками интервью за счет использования процедурных инноваций.

Эксперименты в области ЯЛТ, в течение нескольких десятилетий проводимые в западной социологии, позволили выработать, помимо базовой модели, целый ряд новых, более совершенных вариантов этой техники, предназначенных для сбора не только качественной, но и количественной социологической информации и учитывающих, таким образом, многообразие решаемых в исследованиях задач. В диссертации подробно описываются общие методические принципы Ш1Т, раскрывается специфика ее основных версий (метода С. Уорнера, количественной модели Б. Гринберга, техники «несвязанных вопросов» Р. Фолсома, «двухстадиальной» версии Дж. Рейнмута и М. Герца, метода «контаминации» Р. Боруха). Многочисленные полевые испытания, проведенные С. Здепом, М. Килкенни, И. Роудес, П. Трэйси, Дж. Фоксом, Р. Шварцем и др., отмечает диссертант, дали возможность сформулировать параметры стандартизированного применения данного метода, а также условия, способствующие повышению его надежности. Однако сведения об общей эффективности рандомизационных моделей, имеющиеся в специальной литературе, очень противоречивы и не дают пока веских оснований для окончательных заключений. Нерешенными остаются и вопросы, связанные с методической адаптацией ЯКТ к иным психологическим и культурным средам. В частности, в нашей стране апробация данного метода не проводилась, полностью отсутствует опыт его практического использования в конкретных эмпирических исследованиях. Поэтому проблема, по мнению автора диссертации, отнюдь не исчерпана, актуальность ее решения сохраняется.

В главе дается описание и анализ метода «запечатанного буклета», разработанного и вал ид изиро ванного в конце 1980-начале 90-х гг. Т. Макюй и Я. Макаллистером и специально предназначенного для повышения субъективной анонимности и искренности респондентов. Судя по оценкам авторов, метод прост в процедурном плане и удобен в обращении, достаточно психологичен и не вызывает отторжения у респондентов, позволяет успешно преодолеть многие серьезные ограничения, присущие ЯЯТ. Между тем он пока еще мало известен исследователям, работающим с сенситивной проблематикой, недос-

таточно апробирован в полевых условиях, прошел лить одно экспериментальное испытание. К тому же «запечатанный буклет» тестировался на примере одной тематической группы вопросов (употребление наркотиков) и совершенно не ясно, как он «ведет себя» при решении иных исследовательских задач. Указанные обстоятельства, считает диссертант, диктуют необходимость более пристального изучения данной техники, ее стимулирующих возможностей и проведения испытаний в российских условиях.

Во второй главе «Ситуативная ложь в социологических опросах: источники и основные формы» автор анализирует психологические механизмы возникновения неискренних ответов, их эмпирические типы и факторы.

В ходе социологического опроса, отмечает диссертант, исследователям, как правило, приходится иметь дело не с «фундаментальной», а с ситуативной ложью (неискренностью), поскольку подлинная, «глубинная» правда респондентов плохо поддается фиксации посредством традиционных опросных методов и почти недоступна социологу.

Социологический опрос — это искусственное, внешне мотивированное, асимметричное, навязанное респондентам взаимодействие, погружающее их в состояние микростресса. Вынужденные приспосабливаться к негативным для них условиям «недружественной» внешней среды, опрашиваемые активизируют различные механизмы психологической защиты. В ситуациях неопределенности и повышенного социального риска, к числу которых несомненно относится и опрос, поведение индивидов во многом детерминируется их «Я-кон-цепцией». В этих условиях респонденты чаще всего актуализируют в сознании образ «настоящего-социального-идеального Я для других». Тем самым они не просто сообщают то, что на самом деле думают, но активно подают себя, стараясь произвести благоприятное впечатление на окружающих (интервьюеров, анкетеров, социолога и т.д.). Самопрезентация, как бихевиориапьная манифестация образа Я - важнейший психологический механизм возникновения неискренних ответов респондентов. Ситуативная ложь возникает кратковременно под воздействием целого ряда стрессогенных факторов, связанных прежде всего с ситуацией опроса. Она представляет собой естественную защитную реакцию Индивидов на реальную или потенциальную угрозу утраты «идеального Я» и вызывается необходимостью его защиты от разрушения извне в условиях стрессового воздействия опросной ситуации.

Анализируя пяшстадиальную схему формирования ответа респондентами, предложенную Ч. Кэннелом, П. Миллером и Л. Оксенбергом, автор приходит к выводу, что неискренность - есть результат коррекции опрашиваемыми своих истинных ответов под влиянием идеального образа Я и с учетом жизненных целей, мотивов и интересов.

Ситуативная ложь обычно проявляется в четырех основных формах, или поведенческих стратегиях опрашиваемых: в виде социальной желательности, конформности, негативизма и регрессии поведения.

Социальная желательность трактуется в диссертации как склонность респондентов давать не те ответы, которые соответствуют их действительному мнению, а такие, которые кажутся им наиболее привлекательными, социально

приемлемыми и одобряемыми с точки зрения социальных ценностей и норм, а также требований и ожиданий «значимых других» (интервьюеров, экспериментаторов и т.д.). По мнению автора, она является следствием ингратиации, т.е. стремления индивидов к созданию привлекательного образа в глазах окружающих и результируечся в двух взаимосвязанных тенденциях: в отрицании (сокрытии) респондентами социально неодобряемых действий, мыслей, мнений, оценок и пр. и в приписывании себе («самоатрибуции») социально ценных черт, качеств, поведенческих образцов и т.д., выставляющих их в наиболее выигрышном, благоприятном свете. В связи с этим диссертант выделяет две группы социально желательных ответов: «недосообщения» (преуменьшения) и «избыточные сообщения» (преувеличения).

Конформность опреде.11яется автором как склонность людей изменять свои мнения, оценки и поведение в соответствии с групповыми ценностями и нормами, как вынужденное согласие, принятие мнений большинства в результате влияния группы. Анализируя механизмы возникновения конформности, диссертант обращается к историческому опыту ее изучения, описывает классические эксперименты М. Шерифа и С. Эша. Благодаря этим исследованиям, отмечает автор, в современной психологии принято различать два источника конформного поведения: информационный и нормативный. Испытывая информационное воздействие, индивиды соглашаются с чужими мнениями, так как полагают, что другие члены группы, по-видимому, правы. Нормативное влияние заставляет людей солидаризироваться с групповым мнением, поскольку они боятся негативных последствий своих девиантных ответов. Два этих вида воздействия формируют разные типы конформности. «Личная» конформность (истинное принятие мнений, или «конверсия») характеризует ситуацию, когда окружающие побуждают индивидов изменять не только внешнее поведение, но и подлинные установки. Эта форма, подчеркивает диссертант, вряд ли имеет отношение к неискренности, поскольку человек сам изменяет свое мнение, добровольно принимая позицию других. «Публичная» конформность («податливость», «угодливость») представляет собой притворное согласие в ответ на нормативное давление (реальное или воображаемое) при сохранении собственного мнения отвечающих неизменным. Данная разновидность конформности, по мнению автора, лежит в основе разделения ответов на «мнения для себя» и «мнения для других».

Анализируя классические и современные исследования, диссертант приходит к выводу, что конформность возникает (усиливается) при наличии следующих условий: 1) физическое или воображаемое присутствие группы; 2) самоидентификация с ее членами; 3) наличие солидарного большинства, единодушно поддерживающего общее мнение референтной группы; 4) отсутствие у респондентов сложившейся позиции по интересующему интервьюера вопросу; 5) нарушенная анонимность опроса; 6) социокультурные факторы (доминирование в обществе этатистских и коллективистских ценностей, культивирование покорности, согласия и пр.).

Между тем в качестве объектов идентификации могут выступать не только референтные группы, но и их лидеры, являющиеся носителями и выра-

зителями группового и общественного мнения (например, авторитетные государственные и политические деятели, руководители политических партий, движений и т.п.). При этом индивиду не обязательно знать, что думает группа, вполне достаточно слышать мнение ее лидера

С учеюм сказанного автор выделяет следующие эмпирические проявления неискренности в социологических опросах: 1). Суждения о «внешних» фактах, заведомо не соответствующие реальной действительности. 2). Сообщения о действиях или поступках, которые респонденты на самом деле не совершали, а также ответы, выражающиеся в сокрытии (отрицании) имевших место актов поведения. 3). Ответы, содержащие заведомо ложные сведения о личности респондента. 4). Ответы на вопросы о знаниях, не отражающие действительного уровня информированности респондентов. 5). Сообщения о чувствах и эмоциях, не выражающие подлинных переживаний опрашиваемых. 6). Высказывания, не отражающие истинных намерений и установок респондентов. 7). Ответы, не характеризующие подлинных взглядов людей, сложившихся у них мнений, точек зрения, позиций. В этом случае неискренность может проявляться в нескольких вариантах: а) в принятии официальной или предписанной точки зрения и несообщении собственного мнения; б) в выражении социально одобряемой позиции с целью скрыть отсутствие собственных взглядов; в) в уклонении от выражения мнения, выборе нейтральных, неопределенных ответов; г) в сознательных пропусках вопросов (и ответов) из-за нежелания раскрывать собеседнику свою точку зрения; д) в прямом отказе респондента от декларирования своей позиции и т.д.

На уровень искренности ответов респондентов, отмечает далее автор, влияет огромное количество самых разных по своей природе условий и факторов. Анализ роли социально-демографических характеристик респондентов, предпринятый в диссертации, показал, что широко распространенные в литературе высокие оценки значимости различий в степени искренности опрашиваемых, принадлежащих к разным тендерным, возрастным, образовательным и профессиональным категориям, явно преувеличены. В социологическом опросе эти различия отнюдь не универсальны и проявляются далеко не во всех коммуникативных ситуациях, а лишь при обсуждении с респондентами вполне определенных, табуированных вопросов и тем. Пол, возраст, образование, профессия отвечающих сами по себе не детерминируют их уровень искренности. Решающее влияние здесь оказывают ингеракции этих переменных с содержанием задаваемых вопросов, степенью их сенситивности и особенностями восприятия респондентами социальных норм. При этом тематическая специфика исследования — наиболее значимый фактор искренности/неискренности.

Демографические особенности интервьюеров также не влияют (ни прямо, ни косвенно) на откровенность опрашиваемых. Для большинства респондентов пол и возраст людей, проводящих опрос, не являются актуальными характеристиками и не стимулируют механизмы самораскрытия. Известная гипотеза о большей валидпости социально гомогенных интервью не нашла своего подтверждения в результате проведенного автором исследования. Достоверность

ответов респондентов зависит не от объективных характеристик интервьюеров, а от их умений и способностей к проведению интервью.

Анализируя результаты исследований Н. Брэдберна, С. Садмана, Э. Сингер и других западных социологов относительно влияния ожиданий интервьюеров на искренность ответов респондентов, автор диссертации приходит к выводу, что данный фактор, несмотря на ограниченные масштабы обнаруженных эффектов, нельзя недооценивать.

Утверждение о том, что максимальная откровенность со стороны респондентов достигается только в условиях близких отношений с интервьюером, по мнению диссертанта, не является обоснованным. С одной стороны, искренние ответы могут быть получены и в отсутствии раппорта, а с другой, - раппорт не обязательно приводит к самораскрытию отвечающих. Взаимосвязь между стилем взаимоотношений участников интервью и искренностью ответов респондентов носит криволинейный характер: установление чрезмерной эмоциональной близости с опрашиваемыми рано или поздно чревато снижением правдивости сообщаемых ими сведений. Слишком личный стиль интервьюирования, подчеркивается в диссертации, также может способствовать увеличению числа социально желательных и конформных ответов респондентов.

Третья глава «Влияние темы исследования на искренность ответов респондентов» посвящена изучению взаимосвязи между содержательной спецификой вопросов и достоверностью ответов опрашиваемых.

Анализируя результаты измерений уровня искренности в электоральных опросах, в исследованиях по проблемам семейно-брачных отношений, а также экспериментальные оценки достоверности социально-демографических сведений, сообщаемых респондентами в ходе интервью, автор приходит к выводу, что тема исследования, степень сенситивности задаваемых вопросов - важные факторы, влияющие на механизмы самораскрытия опрашиваемых. Общая закономерность, обнаруживаемая в исследованиях, такова: чем острее обсуждаемая в опросе проблематика, тем ниже искренность отвечающих. Вместе с тем без предварительной проверки невозможно с уверенностью предсказать, какие вопросы и темы будут восприниматься опрашиваемыми как деликатные, а какие нет. Любой, даже самый безобидный вопрос может оказаться острым, смущающим или даже устрашающим для респондентов. Об этом, в частности, свидетельствуют результаты восьми исследований по изучению электорального поведения избирателей, проведенных автором в 1996-1999 гг. Они показывают, что удельный вес неискренних ответов в электоральных опросах может быть очень высоким. Это касается разных типов вопросов: как ориентированных на измерение потенциальной явки на выборы, так и задаваемых с целью прогнозирования исхода голосований Однако наибольшие масштабы неискренности обнаружены в ответах относительно электоральных планов и намерений респондентов. Средняя величина расхождений между декларированной и фактической явкой избирателей, составившая по данным целой серии исследований примерно 22%, в ходе статистического анализа оказалась весьма устойчивым показателем. Однонаправленный характер наблюдаемых смещений в ответах опрашиваемых, а также контроль различных переменных (величины статистической и

систематической погрешности выборки, «ошибок памяти», динамики электоральных настроений, суггестивного влияния инструментария и др.) позволяют утверждать, что в основе различий между вербальными и объективными статистическими данными лежат причины социально-психологического свойства, связанные прежде всего с нормативными механизмами поведения респондентов во время опросов. Однако если факт значительного удельного веса неискренних ответов при выяснении электоральных намерений не вызывает больших сомнений, то количественные показатели, характеризующие меру неискренности отвечающих, нуждаются в дополнительной проверке и уточнении.

Удельный вес социально желательных ответов, отмечается в диссертации, растет по мере приближения опросов к дню голосований. Избиратели более * откровенно сообщают о намерениях участвовать в выборах в начале избира-

тельной кампании. В период наивысшего накала предвыборных страстей все большее их число начинают скрывать свои истинные интенции, активно за-действуя с этой целью механизмы самопрезентации. Чем мощнее информационная интервенция и назойливее политическая реклама, призывающая избирателей к участию в голосовании, тем выше вероятность получения социологами социально желательных ответов при относительной стабильности первоначальных установок респондентов.

Уровень социальной желательности находится в обратной зависимости от масштабов избирательной кампании. Наибольший удельный вес неискренних ответов респондентов о будущем участии в голосованиях наблюдается в опросах, касающихся выборов в местные органы власти и муниципального самоуправления. Для избирательных кампаний более высокого уровня этот показатель заметно ниже. С наибольшей искренностью люди отвечают на вопросы о намерении участвовать в выборах Президента и депутатов Гос. думы России.

Если респонденты, собирающиеся голосовать за кандидата власти, всецело поддерживаемого СМИ, как правило, не искажают в опросах свои истинные планы, то сторонники представителей оппозиции в условиях массированной пропагандистской кампании часто скрывают политические пристрастия, пряча их от опрашивающих за иными ответами, не соответствующими их действительному мнению. От избирателей этой группы можно ожидать наименьшей искренности в вопросах об электоральных намерениях.

Брачно-семейная проблематика, отмечается далее, является традиционно деликатной для людей, участвующих в опросах на эту тему. Удельный вес "] неискренних ответов здесь, как правило, намного выше, чем в других темати-

| чески специализированных исследованиях. Люди обычно не склонны раскры-

вать детали своей семейной жизни интервьюерам. Поэтому они нередко отка-« зываются отвечать или отвечают неискренне о трудностях брака, характере

1 взаимоотношений в семье, репродуктивных установках и т.д. Опрашиваемые,

I особенно мужчины, часто отрицают существование у них каких-либо семейно-

брачных проблем. При этом они либо вовсе замалчивают их, либо пытаются проецировать на других людей, описывая ту или иную ситуацию как проблему своих жен.

Наиболее остро воспринимаются вопросы, касающиеся сексуальных отношений и супружеской измены. Результаты проведенного автором исследования (февраль 2001 г., N=701) показывают, что у большинства опрашиваемых (78%) эти темы вызывают сильное чувство неловкости и смущения. Но даже вопрос о состоянии в браке, весьма безобидный на первый взгляд, оказался «смущающим» для каждого третьего-чегвертого респондента (29%).

Поскольку любой опрос, затрагивающий сложный мир семейных интерак-ний, чреват столкновением с защитными реакциями респондентов, социолог должен хорошо осознавать источники риска получения недостоверных сведений и делать все возможное для его минимизации. С этой целью, считает автор диссертации, в исследованиях подобного рода необходимо использовать принципиально иной исследовательский подход, предполагающий: 1) применение альтернативных стратегий интервьюирования; 2) выбор адекватной ситуации опроса; 3) обеспечение строгой конфиденциальности проводимых интервью.

В диссертации подчеркивается, что широко распространенное в литературе мнение о предельно высоком уровне достоверности социально-демографических самоотчетов, не соответствует действительности. Простота и понятность социально-демографической терминологии любому из респондентов еще не обеспечивают автоматически надежности сообщаемой ими информации. Здесь, как правило, не возникает особых трудностей, связанных с достижением взаимно однозначного индикативного соответствия между измеряемыми признаками и понятиями, в которых они репрезентируются в анкетных вопросах. Зато встает серьезная проблема сознательных и неосознаваемых искажений опрашиваемыми их демографических и статусных характеристик.

Знание респондентами своих «объективных данных» также не гарантирует точных сведений, поскольку не является единственным фактором формирования ответов. Возраст, образование, доходы, место жительства и пр. - это такие характеристики, которые воспринимаются многими людьми как престижные. Сообщая о них в ходе опросов, респонденты не просто актуализируют и вербализуют известные им сведения, бесстрастно констатируя данные факты из своей жизни или биографии. Каждый из участников исследования по-своему оценивает и переживает их, интерпретирует в контексте сложившейся социальной ситуации с учетом той роли, которую играют эти характеристики в их собственной жизни, в жизни различных референтных групп и общества в целом. Поэтому ответы на социально-демографические вопросы всегда сопряжены с нормативными и компаративными аспектами самооценки.

Измерительное исследование с использованием методов активного эксперимента (март-апрель 1999 г., N=110+110) показало, что средний уровень искренности ответов на демографические и статусные вопросы не превышает 80%. При этом сами вопросы данного блока также различаются по степени остроты и деликатности. Самым сенситивным из них (и одним из самых деликатных по анкете в целом) оказался вопрос о размере дохода: средний уровень искренности ответов на него составил всего 40%. Вопросы о наличии дополнительных заработков и их размерах воспринимаются испытуемыми с меньшей остротой и подозрительностью. Однако удельный вес неискренних сообщений здесь также

достаточно высокий (от 15 до 30%). Уровень достоверности ответов на традиционные вопросы социально-демографического блока относительно пола, возраста, образования и рода занятий респондентов на первый взгляд кажется довольно высоким: он колеблется в диапазоне от 90 до 94,5%, составляя в среднем 92%. Однако так может показаться лишь на фоне других, и прежде всего, содержательных вопросов. Взятые сами по себе, они свидетельствуют, что от 5 до 10% всех респондентов могут изменить свои ответы, касающиеся их персональных данных, в случае возникновения ситуации, которая, по их мнению, создает условия для их идентификации.

Несмотря на то, что искренность ответов на «личные» вопросы в целом выше, чем на все остальные, она тем не менее не является абсолютной и ни по одному из них не достигает 100%. Вопросы, касающиеся уровня образования, профессии и даже возраста и пола, также могут восприниматься респондентами как сенситивные, однако в качестве таковых они чаще всего выступают не сами по себе, а в общем предметно-содержательном контексте исследования. Уровень их надежности варьирует в зависимости от обсуждаемой в опросе темы. Чем острее тема исследования, тем ниже вероятность получения искренних ответов, в том числе и на вопросы социально-демографического блока. Но даже в относительно нейтральных по тематике опросах можно ожидать появления недостоверных сведений о личных характеристиках респондентов. Поэтому искренность необходимо контролировать не только по основным, но и по социально-демографические вопросам исследования. Идиосинкразические эффекты универсальны и не имеют предметно-тематических ограничений.

В четвертой главе «Влияние метода сбора данных на вербальное поведение респондентов» исследуются характер и структура предпочтений опрашиваемых относительно различных методов опроса, дается сравнительный анализ качества данных, собираемых посредством наиболее известных опросных стратегий.

В современной социологии, отмечается в диссертации, до сих пор остается невыясненным, какие методы предпочитают сами респонденты и какая разновидность опроса обладает наилучшей способностью стимулировать искренние ответы за счет создания оптимальных условий анонимности. Субъективные оценки методов и образцы их восприятия опрашиваемыми анализируются авто- I ром на материалах мультисекционного экспериментального исследования, про- ■ веденного в марте 1998 г. (N=590) по принципу «расщепленной выборки». Полученные результаты свидетельствуют, что респонденты весьма чувствительны к технике и процедуре проведения опроса. Они по-разному воспринимают и оценивают предлагаемые методы сбора данных, реагируя прежде всего на специфику опросных коммуникаций. Из четырех протестированных методов, традиционно используемых в социологических исследованиях, наиболее предпочитаемыми оказались персональное интервью (31,5% всех симпатий) и очное анкетирование (28,2%). Они воспринимаются людьми как очень близкие, схожие с процедурной и коммуникативной точек зрения, а потому их позиции в структуре преференций опрашиваемых вполне сопоставимы. Телефонные интервью - лишь на третьем месте (18,9%), на последнем - почтовый опрос (6,2%).

Оба этих метода рассматриваются респондентами как весьма специфические и не очень комфортные способы общения, а потому большинством из них оцениваются довольно сдержанно, с заметной долей настороженности и скептицизма.

Самыми надежными и безопасными для себя люди также считают анкетирование (32,9%) и персональное интервью (27,3%). Именно эти методы, опирающиеся на очный контакт с исследователями и использующие визуальный канал коммуникации, с их точки зрения, наилучшим образом могут гарантировать конфиденциальность ответов. Телефонные опросы, по мнению респондентов, обладают значительно меньшими возможностями для обеспечения анонимности (15,5%). Что же касается почтовых опросов, то и с этой точки зрения они не могут пока конкурировать с традиционными методами (8,4% голосов).

Специальные исследования, проведенные автором с целью сравнительного анализа качества данных, получаемых посредством разных опросных процедур (сентябрь 1995 г., #=705+700+-100), показали, что метод существенно влияет на вербальное поведение респондентов. Из девяти экспериментальных вопросов, только один не среагировал на способ его предъявления, остальные продемонстрировали значимые различия в ответах опрашиваемых. При этом качество данных, собранных по телефону, оказалось заметно ниже по сравнению с другими методами. В телефонном интервью, отмечает автор, респонденты чаще дают социально желательные и конформные ответы, пропускают вопросы сенситивного характера, демонстрируют уклончивые и усредненные мнения, выбирают промежуточные и семантически нейтральные градации, а также пункты шкал, соответствующие крайней степени удовлетворенности различными сторонами их жизни, высказывают более оптимистические оценки деятельности президента и правительства, политического курса страны и т.д.

Объясняя наблюдаемые различия, автор связывает их не с содержательной спецификой и типологическими характеристиками задаваемых вопросов, а с уникальной природой коммуникативных процессов, характерных для разных опросных процедур. В связи с этим диссертант обращает внимание на следующие особенности телефонных интервью, негативно влияющие на достоверность ответов респондентов: 1). Опосредованный характер общения и связанный с ним «дефицит легитимности» во взаимоотношениях между сторонами. 2). Заметная «аффективная дистанция» между участниками интервью, возникающая в связи с отсутствием прямого визуального контакта. 3). Отчужденный характер коммуникации сторон. 4). Исключительно вербальные способы коммуникации, невозможность использования иных средств общения. 5). Ускоренная интеракция при отсутствии невербальных инструментов регулирования разговорного потока 6). Восприятие респондентами телефонного интервью как механического процесса «задавания вопросов и формулирования ответов». 7). Напряженность коммуникативных отношений в связи с состоянием «микростресса» респондентов и др.

Специфическая для телефонных интервью форма опосредованного, «незримого» общения на расстоянии ставит респондентов в необычную проблемную ситуацию с неконтролируемыми условиями и трудно предсказуемыми последствиями. Пытаясь найти простые, но в то же время действенные способы ее

разрешения, индивиды чаще всего выбирают поведенческую стратегию, основанную на универсальном принципе «практической рациональности». Они руководствуются не правилами, искусственно навязываемыми им «извне», а собственной интуицией, личным жизненным опытом или просто соображениями здравого смысла. Именно данная стратегия позволяет им быстрее и эффективнее адаптировать проблемную ситуацию к своим жизненным целям и потребностям, снизить ее неопределенность и элиминировать негативные последствия. Средствами такой адаптации, избираемыми респондентами в телефонных интервью, как раз и выступают различные формы «ситуативной лжи»: социально желательные, конформные, уклончивые и неопределенные ответы, а также отказ от участия в исследовании или преждевременное прерывание беседы.

Недостатки, присущие телефонным интервью (слабая удовлетворенность респондентов общением с интервьюерами, пониженное ощущение анонимности, сомнения в легитимности телефонного звонка, частые отказы от сотрудничества и умышленные пропуски ответов, особенно на «сенситивные» вопросы исследователей и др.), заметно сужают границы и возможности его применения в массовой социологической практике. Метод, таким образом, накладывает серьезные ограничения на исследуемую проблематику. Телефонные интервью демонстрируют меньшую надежность при изучении, например, таких тем, как фактическое и предполагаемое электоральное поведение, политические оценки и мнения граждан, отношение людей к властно-политическим институтам общества, источники и размеры доходов, уровень жизни и здоровье населения и др. Поэтому использование данного метода при прогнозировании исхода голосований, а также при сборе данных по социально-экономическим и политическим вопросам нельзя считать релевантным.

Поскольку опросные процедуры обладают разными возможностями стимулировать искренние ответы респондентов и обеспечивают разное качество данных, то вряд ли можно комбинировать их в одном и том же исследовании без дополнительного контроля влияния метода на получаемые результаты.

При проведении повторных исследований не следует менять использованный ранее метод сбора данных. В противном случае мы, с одной стороны, никогда не сможем быть уверены в правильности наших интерпретаций эмпирически наблюдаемых сдвигов, а с другой, рискуем сделать ошибочные выводы относительно реальных изменений, происходящих в исследуемых объектах. Данный вывод относится как к панельным, так и к кроссекционным исследованиям, а также к репликациям методического типа.

Учитывая эти обстоятельства, подчеркивает диссертант, в любом исследовании необходимо тщательно подходить к обоснованию выбора опросной стратегии. Метод не может выбираться произвольно или исходя из вненаучных соображений удобства и экономии. Он должен быть адекватен специфике проводимого исследования, особенностям задаваемых вопросов и предполагаемому качеству будущих результатов. При выборе метода исследователь должен учитывать его объективные возможности, коммуникативные характеристики, а также субъективные оценки и предпочтения самих респондентов.

|

Пятая глава «Формулировка вопроса и искренность ответов: ситуационный анализ конформности» посвящена экспериментальному изучению суггестивного влияния формулировочных нюансов на результаты социологических опросов. В качестве частного случая суггестии анализируется эффект «престижных имен».

В двух исследованиях, проведенных автором с применением техники «разветвленного опроса», выяснялись масштабы «эффекта имени», его природа и механизмы возникновения. В первом из них (март-апрель 1998 г., N=200) ссылки на мнения известных российских политических и государственных деятелей (А. Чубайса, Б. Ельцина, А. Лебедя, В. Жириновского и др.) включались непосредственно в вопросные формулировки, которые затем предлагались респондентам из экспериментальной группы. Вопросы касались актуальных проблем текущей российской полигики: восстановления Чечни, оказания помощи Ираку в отражении агрессии со стороны США, влияния «олигархов» на правительственную политику и др. Во втором исследовании (март 2000 г., N=976) фамилии партийных лидеров (Г. Зюганова, Г. Явлинского, Б. 11емцова и др.) добавлялись к названиям представляемых ими политических партий, содержавшихся в «подсказках» к вопросу.

Обнаруженные различия в ответах на разные версии вопросов (с именами и без имен) оказались очень существенными. В отдельных случаях они достигали 12-23% и во многих являлись статистически значимыми для р<0,05. Анализируя полученные результаты, диссертант приходит к выводу, что упоминание в вопросниках известных личностей приводит к заметным смещениям в ответах респондентов. При этом данный эффект универсален, поскольку присутствует почти повсеместно и возникает не только при включении имен в начальную часть вопросительных высказываний или ассоциировании с социально значимыми идеями и предложениями в преамбулах к вопросам, но и в случае их использования в формулировках ответных альтернатив. Судя по данным предшествующих исследований, универсальным его можно считать и в контексте кросснациональных и межкультурных сравнений.

«Эффект имени» - весьма многоплановый и разносторонний феномен, имеющий различные эмпирические проявления. Он результируется в целом ряде разнонаправленных тенденций. С одной стороны, имена выступают дополнительным стимулом для формирования ответов респондентов. Их использование в формулировках вопросов и шкальных градаций способствует выработке мнений и кристаллизации позиций у тех людей, которые в естественных условиях их не имели, и соответственно ведет к сокращению числа «незнающих». С другой стороны, присутствие имен может стимулировать и обратную тенденцию к росту неустойчивости мнений, усилению неуверенности в ответах, что, по-видимому, отражает своеобразную реакцию сопротивления опрашиваемых интуитивно ощущаемой ими суггестии. Это особенно характерно для образованной части респондентов, склонных к саморефлексии и неприем-лющих какого-либо давления со стороны авторитетов. Они воспринимают имена как основания для сомнений и дальнейших размышлений над предметом

высказывания, в то время как люди с низким уровнем образования используют их как подсказку для формирования «правильной» позиции.

Имена оказывают существенное влияние не только на обладание мнениями, но и на их содержание. Испытуемые нередко меняют свои ответы в зависимости от автора высказывания. Наиболее сильными факторами, опосредующими характер и направленность этих изменений, выступают партийно-политические ориентации и идеологические установки опрашиваемых. Многое зависит и от конкретного сочетания степени популярности идеи и персонального рейтинга того политика, который ее озвучивает, или от авторитета представляемой им партии. Упоминание в вопросах (или в подсказках к ним) авторитетных людей способствует увеличению поддержки высказываемых ими мнений, в то время как ссылка на одиозную личность, напротив, уменьшает число сторонников ( предлагаемых ею идей. Иначе говоря, имена далеко не всегда помогают сторо-

не, ассоциируемой с ними. Более того, они могут приводить и к ухудшению результата, способствуя ослаблению персонифицированных позиций.

Имена несут в себе важные дополнительные сведения о личности и установках политиков, необходимые респондентам для выработки и принятия решений относительно будущего выбора Добавление в вопросы пристрастной информации не только формирует, но и реструктурирует мнения людей по обсуждаемым проблемам. В результате ответы, представляющие собой смесь личных мнений с оценками политиков, становятся политически и идеологически ангажированными.

Престижные имена не просто смещают все ответы респондентов в каком-то одном направлении, но по-разному воздействуют на разные категории опрашиваемых. Судя по данным исследования, наиболее зависимы от ссылок на авторитеты женщины, молодежь и пожилые люди, респонденты с невысоким уровнем информированности и образования, а также представители ряда социально-профессиональных групп населения (безработные, работники торговли и бытового обслуживания, учащиеся, студенты, служащие-неспециалисты). Кроме того, имена сильнее влияют на людей, являющихся приверженцами определенных партий. Респонденты, не идентифицирующие себя ни с одной из полити-I ческих сил или организаций, имеют более устойчивые мнения и обладают отно-

сительным иммунитетом к пристрастной информации, содержащейся в именах [ политиков. Проведенные расчеты показали, что наибольший вклад в вариацию

ответов вносят респонденты, относящие себя к сторонникам проправительственных («демократических») партий: на их долю приходится почти половина ч (47,7%) всех изменений в вербальных реакциях, обусловленных присутствием

имен в формулировках вопросов. Примерно за третью часть отклонений (32,3%) «ответственны» те, кто симпатизируют «левым», оппозиционным партиям и движениям. Наименее внушаемы и восприимчивы к фамилиям люди, не ' имеющие определенных партийных предпочтений. Представители этой группы

изменили свои ответы лишь в 20% всех случаев, наблюдаемых в исследовании. Если говорить в целом, то имена влияют прежде всего на тех респондентов, которые не имеют собственного базиса для формирования мнений. Учитывая эти обстоятельства, мы вправе ожидать усиления «эффекта имен» при проведении

i

1

!

!

опросов в специализированных аудиториях, где в качестве респондентов выступают представители указанных категорий.

Престижные имена производят эффект «замещения» источников мнений. В обычных условиях респонденты при формировании и выборе ответов ориентируются прежде всего на внутренние «мнениеобразующие» резервы (собственные знания, информированность, образование и т.д.). При нехватке образовательных и культурных ресурсов они пытаются задействовать иные, внешние источники и, в частности, информацию, содержащуюся в именах. Сообщая опрашиваемым дополнительные сведения о личности политиков, фамилии знаменитостей начинают выполнять функцию образовательной и политико-культурной переменных. Однако полноценного замещения в данном случае не происходит. Формируясь на пристрастной политической основе, ответы респондентов становятся более предвзятыми и политизированными. Поэтому использование известных имен для идентификации политических мнений не только непродуктивно, но и опасно, поскольку создает возможность манипулирования общественным сознанием и результатами социологических опросов.

Эти выводы следует учитывать как при составлении вопросников, так и в процессе интерпретации полученных результатов. С другой стороны, вопросная методология должна непременно приниматься во внимание в кроссекцион-ных и трендовых исследованиях при проведении сравнительного анализа данных, полученных с помощью разных формулировок.

Ошеты, выражающие согласие с мнениями авторитетных политиков и появляющиеся под влиянием сообщенных респондентам фамилий, есть, на наш взгляд, типичное проявление конформистских тенденций в вербальном поведении опрашиваемых. Роль референтных групп в политико-идеологической идентификации в первом из наших исследований выполняли известные политические и государственные деятели, чьи имена содержались в формулировках вопросов, а во втором - политические партии и их лидеры, являющиеся носителями и выразителями группового и общественного мнения. Самоидентификация опрашиваемых с авторитетными фигурами российской политики, солидаризация с их политическими мнениями и позициями - важнейший фактор появления конформных ответов респондентов.

Вместе с тем результаты проведенных исследований не позволяют строго идентифицировать типы конформности («личная» или «публичная»), демонстрируемые респондентами в форме реакций на имена политиков. Смещения скорее всего обусловлены как «информационными», так и «нормативными» причинами. В одних случаях ответы опрашиваемых представляют собой истинное принятие чужих мнений, в других - притворное согласие с ними под давлением групповых и / или социальных норм. Установить точное соотношение между этими типами и дать достоверную квалификацию каждому из них в данном случае не представляется возможным. Для решения этих задач нужны специальные дополнительные эксперименты.

В шестой главе «Методы диагностики и измерения искренности» дается экспериментальная оценка эффективности наиболее известных методик обнаружения лжи в социологических опросах. С этой целью анализируются

вопросные процедуры контроля искренности, метод экспертных оценок, шкалы лжи и экспериментальные стратегии.

Проведенный анализ показывает, что указанные методы и процедуры обладают разной степенью чувствительности к проявлениям ситуативной лжи и различным диагностическим потенциалом.

Опыт исследования и практической апробации вопросных техник (контрольных вопросов, ловушек, дублей и др.) свидетельствует, что наряду с многими достоинствами (простота, удобство, оперативность, а для вопросов-ловушек и высокая релевантность) они имеют и свои ограничения: проблематичность постановки точного диагноза по результатам применения одного или даже нескольких контрольных пунктов, вынужденная мультипликация функционально-психологических вопросов, неизбежное увеличение объема анкеты, амбивалентность интерпретации источников неконсистентности ответов респондентов и др. Поэтому, как отмечается в диссертации, универсальных и самодостаточных методов диагностирования искренности в этой группе не существует. Все они нуждаются во взаимодополнении и комплексном использовании.

Результаты проведенных автором исследований (декабрь 1999 г. - январь 2000 г., N=996 и N=602) свидетельствуют, что метод экспертного оценивания искренности без соблюдения ряда необходимых условий не надежен, поскольку имеет весьма существенные ограничения, коренящиеся не только в самой его природе, но и в сложившейся на сегодняшний день процедуре реализации. С одной стороны, интервьюеры, выступающие в роли экспертов-наблюдателей, в большинстве своем оценивают искренность респондентов чисто умозрительно («по ощущению»), опираясь на интуицию, социокультурные стереотипы, а также на заимствованные из житейского опыта обыденные представления о лживых и правдивых людях. Использование подобных механизмов приводит к ошибочным суждениям и в конечном счете чревато низкой достоверностью итоговых квалификаций. С другой стороны, при распознавании лжи верификаторы применяют разные, во многом не совпадающие критериальные системы, принимая во внимание внешние, второстепенные, а иногда и вовсе не относящиеся к делу признаки. Отсутствие единых принципов и критериев квалификации поведения - важный источник возникновения серьезных систематических смещений в результатах «судейства». Низкий уровень подготовленности интервьюеров к решению задач, являющихся трудными даже для специалистов в области распознавания лжи - еще одна причина низкой эффективности метода экспертных оценок. Вместе с тем при условии тщательного предварительного обучения, специальной тренировки наблюдателей и стандартизации квалификационных критериев данный метод вполне может быть использован в качестве дополнительного, контролирующего результаты, получаемые с помощью иных диагностических процедур. С другой стороны, оценивание интервьюерами уровня искренности респондентов по каждому из задаваемых вопросов в отдельности, а не по вопроснику в целом, также могло бы способствовать повышению надежности проводимой экспертизы.

Результаты исследований, касающиеся шкал лжи, пока не дают оснований для оптимистических выводов и заключений. Экспериментальное

изучение тестов Ь и К из ММР1 (март 2001 г., N=387; январь 2002 г., N=182), а также шкалы социальной желательности из опросника ЕР1 Айзенка (февраль-март 2002 г., N=200), свидетельствует о низкой валид-ности и надежности этих методик. Ни одна из проверок на надежность не дала удовлетворительных результатов. Во всех случаях показатели гомогенности и консистентности тестов оказались намного ниже приемлемых значений. Средние коэффициенты интеркорреляций (ф) для указанных шкал крайне низкие и варьируют в диапазоне 0,083-0,094. Показатели взаимосвязи отдельных пунктов с итоговой суммой баллов (г|) для трех тестов находятся в пределах от 0,271 до 0,330. Коэффициент Альфа Кронбаха, фиксирующий общую гомогенность шкал, для теста Айзенка составляет 0,1657, для Ь-шкалы - 0,4441 и для К-шкалы — 0,4744, что явно недостаточно для положительного заключения. Коэффициент Спирмена-Брауна, являющийся мерой надежности-согласованности тестов, достигает наибольшего значения для шкалы К из ММР1 (0,5585), а в остальных случаях он еще ниже. Следовательно, ни одна из знаменитых шкал лжи не может быть признана инструментом, надежно измеряющим склонность респондентов к искажению истинных реакций на вопросы тестов или интервью.

Результаты валвдизации также не позволяют говорить о «чистоте» производимых измерений. Вопреки общепринятому мнению, Ь-шкала представляет собой довольно слабый диагностический инструмент. Данные «двухвыбороч-ного» Ответа свидетельствуют, что шкала не дифференцирует достоверно искренних и неискренних респондентов, а потому не обладает свойством дискри-минангной валидности. Лишь по 3 из 16 сравниваемых пар средних были зафиксированы значимые положительные Ьоценки. Следовательно, шкала, с одной стороны, пропускает большое количество социально желательных ответов,' квалифицируя их как вполне достоверные, а с другой, ошибочно идентифицирует многих искренних испытуемых как имеющих склонность к искажению результатов. Проверка Ь-теста на конвергентную валидность посредством его коррелирования с эталонными оценками искренности также не дала положительных результатов: лишь 5 из 16 корреляций оказались значимыми для р<0,05. Отсутствие достаточной консгруктной (конвергентной и дискриминант-ной) валидности делает Ь-шкалу несоответствующей ее изначальному предназначению. Общий уровень ее эффективности, по данным исследования, не превышает 19% Неудовлетворительные результаты были получены и в эксперименте по валидизации шкалы лжи из опросника Айзенка. Показатель ее эффективности также крайне невысок и составляет всего 20%.

Вместе с тем проведенные тесты дают основания утверждать, что вместо измерения социальной желательности шкалы лжи фиксируют иные личностные характеристики индивидов: специфику их реального образа жизни, мышления и поведения, присущие им нравственные стандарты, а также особенности восприятия социальных ценностей и норм. Все это свидетельствует о серьезных нарушениях в идентификационных механизмах тестированных шкал и не позволяет рекомендовать их в качестве надежных и валидных инструментов для

выявления неискренних ответов респондентов в социологических и психологических исследованиях.

Возможно, что валидными являются другие, нетестированные автором шкалы лжи. Однако для их установления требуется целая серия дополнительных экспериментов.

«Комбинированная шкапа искренности» в том виде, в каком она предлагается в специальной литературе, по мнению диссертанта, является не самым удачным способом идентификации респондентов, склонных к искажению ответов на вопросы интервью. С одной стороны, ее конструирование, предусматривающее совмещение в едином измерительном инструменте целой серии контрольных средств, дает возможность объединить достоинства различных вопросных техник и одновременно сгладить присущие им недостатки. И в этом смысле сама идея комбинирования плодотворна и не вызывает возражений. Однако такого рода шкала может быть эффективной лишь при условии тщательного отбора используемых в ней вопросов (в том числе и с помощью специальных статистических методов), их предварительной экспериментальной апробации и максимально возможной адаптации к изучаемой в исследовании проблематике. В свете проведенных диссертантом исследований сомнительным кажется предложение некоторых авторов об использовании в диагностических целях отдельных пунктов стандартных шкал лжи. Если даже много-пункгные шкалы не оправдывают своего изначального предназначения, то искусственное «выдергивание» из них единичных вопросов и вовсе бесперспективно. Контрольную шкалу искренности лучше формировать из релевантных для этой цели проверочных вопросов: ловушек, тестов на знания и т.п., численность которых может варьировать от 10 до 15, с обязательной последующей проверкой полученного теста на надежность.

Наиболее эффективными при диагностике и измерении искренности респондентов, подчеркивается в диссертации, являются методы активного (управляемого) эксперимента. Их применение позволяет социологу еще на стадии пилотажа определить меру возможного расхождения между искренними и неискренними ответами по каждому из вопросов интервью и по вопроснику в целом, получить «эталоны» искренности и неискренности для последующей оценки и квалификации ответов в будущем основном исследовании, идентифицировать группы искренних и неискренних респондентов, выяснить их социально-демографические характеристики, выявить наиболее деликатные вопросы, вызывающие у людей чувство тревоги и смущения и т.д.

Вместе с тем разные экспериментальные стратегии неравноценны с точки зрения диагностических возможностей и функционального назначения. Формат, опирающийся на сравнение ответов, полученных в контрольной группе, с эталоном лжи, т.е. с намеренно искаженными реакциями, мало пригоден для решения диагностических задач, поскольку искусственно провоцирует занижение реально существующего уровня искренности респондентов. План, базирующийся на сопоставлении лживых и правдивых ответов, определяет верхний и нижний пределы искренности, а потому показывает, какими могут быть максимальные отклонения в реакциях респондентов в крайне неблагоприятных

рос. национальна.»

БИБЛИОТЕКА 33

С. Петербург |

08 300 ат I

■ "

ситуациях, связанных с нарушением анонимности, по сравнению с идеально комфортными для испытуемых условиями. Данный тип эксперимента позволяет измеригь диапазон возможных значений, в которых варьируют ответы опрашиваемых, но не прогнозируемую степень искренности в обычных, неэкспериментальных условиях. Он, так же, как и предыдущий план, может успешно применяться для оценки сенситивности вопросов и прогнозирования возможных реакций респондентов на стрессовые ситуации. Но использовать его в диагностических и метрологических целях нецелесообразно.

Наиболее продуктивным, но данным исследования (апрель 2001 г., #=60+60+60), является двухфазный (ретестовый) или двухсекционный (в режиме split-ballot) эксперимент, предполагающий сравнение ответов, полученных в естественных условиях (без каких бы то ни было специальных инструкций), с искусственным эталоном искренности. Данный формат, как показано в диссертации, наиболее адекватен целям измерения, опирается на эмпирически найденные эталоны искренних ответов и обеспечивает оценки уровня искренности респондентов, максимально приближенные к «истинным» значениям. При этом использование «умеренного» и «либерального» инструктивных планов автор считает наиболее перспективным.

Применение постэкспериментальных интервью для определения степени сенситивности вопросов, по мнению диссертанта, нецелесообразно в силу крайней неустойчивости, высокого субъективизма и слабой отрефлексирован-носги самоотчетов респондентов, а также низкой их корреляции с эмпирически установленным порядком ранжирования.

В седьмой главе «Методы стимулирования искренних ответов респондентов: опыт экспериментального тестирования» представлены результаты экспериментальной валидизации методов, приемов, процедур, предназначенных для повышения искренности испытуемых за счет создания условий анонимности опроса.

Объективная и субъективная анонимность, подчеркивает автор, наряду с темой исследования и методом сбора данных, являются наиважнейшими факторами, определяющими характер взаимоотношений между интервьюером и респондентами, а также меру и границы самораскрытия опрашиваемых. Поэтому обеспечение анонимности и конфиденциальности опроса - обязательные условия повышения искренности ответов как на содержательные, так и на личные вопросы интервью. Их недооценка может привести к заметному ухудшению результатов исследования.

В диссертации анализируются различные подходы к пониманию анонимности и конфиденциальности в современной российской и зарубежной социологии, дается авторская трактовка этих понятий. С точки зрения диссертанта, об объективной анонимности можно говорить в том случае, когда у социолога даже при желании нет никакой возможности (ни в процессе исследования, ни позднее) идентифицировать личность опрашиваемого. Субъективная же анонимность (или в социологической и психологической традиции - конфиденциальность) - это чувство уверенности респондента в том, что его ответы не станут достоянием гласности. Вместе с тем в строгом смысле слова субъекгав-

ная анонимность не тождественна конфиденциальности. У них разные референты. Если первая относима к опрашиваемым, то вторая, означающая «секретность», «доверительность», - к коммуникативному процессу (к интервью, опросу в целом) и его продуктам (сведениям, ответам и т.д.). При этом беседу (и/или информацию) принято называть конфиденциальной при условии, если интервьюер принял на себя обязательство не разглашать ее содержание. Субъективная анонимность, как чувство уверенности респондентов в том, что сообщаемые ими сведения будут непременно сохранены в тайне, обычно выступает следствием конфиденциального характера общения, скрепленного моральными обязательствами интервьюера Конфиденциальность, таким образом, есть необходимое условие возникновения субъективной анонимности респондентов.

Далее в главе анализируются результаты специальных исследований по изучению стимулирующих возможностей различных методов и приемов, предназначенных для повышения субъективной анонимности опрашиваемых.

Методический эксперимент, проведенный автором в декабре 1999 г. в формате split-ballot (N=996), показывает, что вербальные гарантии в форме разовых (единичных) заверений в анонимности, традиционно используемые в социологических опросах, не способствуют установлению более доверительных отношений с респондентами и улучшению качества самоотчетов. Сравнение данных, полученных в контрольной и экспериментальной группах, в 65 из 68 случаев не выявило статистически значимых различий в ответах испытуемых в зависимости от наличия или отсутствия напоминаний в инструктивной части вопросника. Не было обнаружено и стимулирующей роли обещаний конфиденциальности беседы в сокращении числа пропусков и неответов на вопросы интервью. Опрашиваемые, замечает диссертант, по-видимому, рассматривают предупреждения об анонимности как пустую формальность или проявление вежливости со стороны интервьюеров, вызванные необходимостью соблюдения инструкций, и не воспринимают их слова с должной серьезностью. В результате данная мера, сама по себе, не приводит к повышению искренности ответов. Однако учитывая потенциал кумулятивного эффекта, заключает автор, нет смысла отказываться от этого приема в исследовательской практике.

Вопросные методики, опирающиеся на приемы «проекции» и «рутини-зации», отмечается в диссертации, вряд ли можно считать эффективными средствами стимулирования искренности респондентов. Подчеркивание «нормальности» и «естественности» нелегальных, социально неодобряемых или нравственно несанкционированных видов поведения не снимает остроты деликатных вопросов. В случае с особо сенситивной проблематикой испытуемые легко разгадывают замысел исследователей и не рискует откровенничать с интервьюерами.

«Проекция», как способ придания вопросу косвенной формы за счет смещения акцентов с мнений самих респондентов на мнения окружающих, также не смягчает восприятия деликатных тем и не способствует кардинальному улучшению качества ответов. Предположение о том, что вопросы, требующие оценки других людей, будут фиксировать личные мнения и установки опрашиваемых, но в менее болезненной для них форме, не оправдывается.

Получить ответы в «чистом» виде не удается. В результате итоговый массив данных представляет собой трудно различимую и плохо поддающуюся квалификации смесь оценок и самооценок. По данным одного из исследований автора (декабрь 1999 г., #=1495), их соотношение в ответах на безличные вопросы составляет 48 : 52, и ни одна из этих категорий не может считаться однозначно доминирующей. Амбивалентность восприятия проективных вопросов респондентами, использование ими разных, «неаддитивных» стратегий формирования ответа, невозможность выполнения испытуемыми «экспертных» функций по отношению к окружающим, влияние эффекта «атрибутивной асимметрии» и т.д. серьезно снижают возможности вопросных техник, основанных на приемах «проекции» сенситивного поведения.

Между тем столь критическую оценку, по мнению автора, не стоит абсолютизировать. Косвенные безличные вопросы, как единичное средство стимулирования искренности, действительно малоэффективны. Однако их использование в комбинации с другими методами может оказаться более успешным. Применение мультивариациошюго анализа при изучении одновременного влияния различных методологических средств (вопросных техник, тантий анонимности и др.) на искренность ответов респондентов могло бы ^собст-вовать более продуктивной верификации данного предположения.

Кроме того, использование иных методик, например, вопроса «о трех близких друзьях» респондентов или приемов «утяжеления вопросов» может оказаться весьма полезным для повышения искренности опрашиваемых.

Анализируя данные полевого эксперимента по проверке эффективности ИНТ (февраль-март 2002 г., #=400), автор приходит к выводу, что статистические модели организации опроса обладают заметными преимуществами перед обычными, «прямыми» интервью. Они существенно улучшают качество ответов респондентов за счет исключения вербального компонента опросной коммуникации и использования принципа рандомизированного выбора вопросов. Применение методов рандомизации, отмечает диссертант, дает существенный эффект при измерении масштабов социально неодобряемого, стигматизированного поведения. Все три обследованные в диссертации модели (С. Уорнера, Р. Фолсома и Р. Боруха) способствовали получению более достоверных оценок социальных девиаций, чем традиционные процедуры интервьюирования.

Наибольшую эффективность продемонстрировал метод контаминации: в целом по вопроснику он был успешнее обьгчных интервью в 70% всех сравнений. Эффективность модели Фолсома может быть оценена в 40%, а версии Уорнера - примерно в 30%. Персональное интервью, судя по полученным данным, явно уступает статистическим процедурам: показатель эффективности данного метода составляет всего 20%. Иначе говоря, в среднем лишь в одном из пяти сравнений он смог обеспечить более достоверные оценки, чем Ш1Т.

Техники рандомизации, судя по данным эксперимента, более успешны в тех случаях, когда они применяются в мужских аудиториях, а также в опросах среди молодежи. Своя специфика имеется и в восприятии этих методов разными социально-профессиональными группами респондентов.

I

!

Вместе с тем автор констатирует, что идеальных результатов в ходе исследования получить не удалось. Преимущества оказались не столь внушительными, как первоначально ожидалось. Во-первых, статистические модели минимизируют, но отнюдь не устраняют ошибки сообщения. От 32 до 40% респондентов по-прежнему не верят, что их ответы останутся неизвестны интервьюеру и не будут преданы затем широкой огласке. Во-вторых, различия в ответах в пользу Ш1Т явно неустойчивы и проявляются не по всем задаваемым вопросам. По такой переменной, например, как употребление наркотиков все три статистические модели продемонстрировали явное улучшение показателей искренности по сравнению с обычным интервью. При этом методы Уорнера и контаминации оказались наиболее эффективными, обеспечив увеличение числа откровенных признаний на 12-14%. Что же касается других вопросов, то подобной консистентности уже не наблюдается. В-третьих, не все «нереактивные» техники в одинаковой мере успешны в стимулировании искренних ответов. Наиболее обнадеживающие результаты продемонстрировал метод контаминации. Возможности моделей Уорнера и Фолсома пока оцениваются заметно скромнее. С другой стороны, есть основания полагать, что эффективность статистических моделей варьирует в зависимости от обсуждаемой в исследовании темы. Это вполне естественно и закономерно. Универсальных методов повышения анонимности, по-видимому, не существует. Следовательно, решения о выборе опросной процедуры должны приниматься с учетом тематической специфики проводимых исследований и данных о дифференцированной релевантности статистических моделей изучаемой проблематике.

В заключении параграфа автор отмечает, что эффективность ЯЯТ можно повысить за счет увеличения используемых объемов выборки и применения нейтральных в социокультурном отношении рандомизирующих устройств, не вызывающих негативных эмоций и предубеждений у респондентов.

Исследования валидности метода «запечатанного буклета» (март—апрель 2000 г., N=690; март-апрель 2002 г., N=200) показали, что в 75% всех обследованных нами случаев он обеспечил более достоверные сведения о социально неодобряемых и стигматизированных формах поведения опрошенных, чем «прямые» интервью. При этом наивысшую эффективность он продемонстрировал при изучении особо сенситивной проблематики, касающейся сексуаль-

1 ного опыта и образцов сексуального поведения индивидов. На вопросы о прос-

титуции, гомосексуальных практиках, фактах случайных связей, о некоторых эротических фантазиях и воспоминаниях респондентов при использовании метода «запечатанного буклета» было получено значительно большее число признаний, свидетельствующих о самораскрытии испытуемых.

Сравнительный анализ данных, полученных в двух валидационных исследованиях, показывает также, что 8В-метод отличается достаточно высоким уровнем воспроизводимости результатов: респонденты, отвечая на вопросы, извлекаемые из заклеенного конверта, весьма устойчиво демонстрируют свое расположение к новой опросной технологии. Если в первом эксперименте вВ-метод обеспечил более достоверные ответы по 22 вопросам, то во втором по 17 из них (77,3%) вновь были получены позитивные результаты, свидегельст-

!

вующие в пользу альтернативной методологии. Метод прямого интервью продемонстрировал значительно меньшую воспроизводимость: лишь в 2 случаях из прежних 5 сохранились знаки изменений в его пользу (40,0%).

Говоря об устойчивости тестируемого метода, автор отмечает также, что в повторном исследовании полностью подтвердились первоначальные выводы о большей эффективности «запечатанного буклета» при проведении опросов в женских аудиториях, среди жителей провинциальных городов, а также в тех случаях, когда предлагаемые для обсуждения вопросы и темы отличаются повышенной сенситивностью. Кроме того, как свидетельствуют данные обоих экспериментов, увеличение объема выборки также будет способствовать усилению стимулирующего потенциала обсуждаемой методологии.

Вместе с тем, отмечает автор, методы, основанные на рандомизации вопросов и ответов, имеют один весьма существенный недостаток: в силу чрезмерной жесткости инструментария они не позволяют использовать открытые и даже полуоткрытые вопросы, что серьезно ограничивает аналитические возможности социолога. Однако их применение для оценки масштабов распространения девиаций не только возможно, но и необходимо, поскольку дает больший эффект с точки зрения достоверности и качества получаемых данных.

В заключении подводятся итоги проделанной работы, формулируются основные выводы, дается критическая саморефлексия по поводу проведенных автором исследований и экспериментов, определяются направления дальнейшей разработки проблемы.

Основное содержание и выводы диссертации опубликованы в следующих работах автора:

Монографии и учебные пособия

1. Социально-демографические переменные в социологическом исследовании: Проблемы достоверности самоотчетов респондентов: Монография. М.: Флинта, Наука, 2002. 276 с. (16,9 п.л.). (Рец. на кн.: [Рогозин Д.М.] // Социологический журнал. 2002. № 1. С. 179-184).

2. Социология: Основы общей теории: Учеб. пособие для вузов / А.Ю. Мягков, М.В. Григорьева, Т.В. Подсухина и др.; Под ред. А.Ю. Мягкова М.: Флинта, Московский психолого-социальный институт, 2003. 256 с. (15,7 п.л. - в соавт., А.Ю, Мягков - 4,5 п.л.).

3. Методология и методика социологических исследований: Учеб.-метод. пособие. Иваново: ИГЭУ, 1996.116 с. (6,92 п.л.).

Статьи в рецензируемых научных журналах

4. Влияние метода сбора данных на вербальное поведение респондентов // Социологический журнал. 1999. № 1/2. С. 133-142 (0,9 п.л.).

5. Обеспечение анонимности в социологическом опросе: Аналитический обзор зарубежных исследований // Социологические исследования. 1999. № 5. С. 107-114 (0,75 пл.).

6. Опросные методы сбора данных: Предпочтения респондентов // Социологические исследования. 2000. № 8. С. 98-109 (1,0 п.л.).

7. Эффект престижных имен в социологических опросах // Полис. 2000. № 6. С. 82-92 (0,9 п.л.).

8. Влияние известных политических имен в формулировке вопроса на результаты социологического исследования // Социологические исследования. 2001. № з. С. 94-104 (1,0 п.л.).

9. Социально-демографические переменные в социологическом исследовании: Оценка достоверности самоотчетов респондентов // Социологический журнал. 2001. № 3. С. 88-100 (1,0 п.л.).

10. «Запечатанный буклет»: Альтернативный метод сбора данных в опросах по сенситивной проблематике // Социологический журнал. 2001. №4. С. 15-30 (1,2 п. л.).

11. Статистические стратегии сенситивных измерений // Социологические исследования. 2002. № 1.С. 111-121 (1,1 п.л.).

12. Шкалы лжи из опросника MMPI: Опыт экспериментальной валвдизации // Социологические исследования. 2002. № 7. С. 117-130 (1,2 п.л.).

13. Использование экспертных оценок при диагностике неискренних ответов респондентов // Социологический журнал. 2002. № 3. С. 98-111 (0,8 п.л.).

14. Техника «рандомизированного ответа»: Опыт полевого тестирования // Социологический журнал. 2002. № 4. С. 62-76 (1,0 п.л.).

15. Экспериментальные стратегии диагностики и измерения искренности респондентов // Социологические исследования. 2003. № 2. С. 115-125 (0,9 п.л.).

Статьи в прочих научных журналах и сборниках

16. Справедливость и зарплата // Техника и наука. 1989. № 1. С. 32-35 (0,3 п.л.).

17. Под бюрократическим Левиафаном // Техника и наука. 1989. № 5. С. 9-12 (0,5 п.л.).

18. Готовы ли мы к демократии? (Состояние и динамика массового политического сознания) // Демократия и личность: Межвуз. сб. науч. тр. - Иваново: ИвГУ, 1992. С. 22-31 (0,6 п.л).

19. «Государственный человек»: Опыт политико-социологического изучения феномена // Демократия и личность: Межвуз. сб. науч. тр. Иваново: ИвГУ, 1992. С. 61-70 (0,6 п.л. - в соавт. с В.Г. Даниленко; А.Ю. Мягков - 0,4 п.л.).

20. Возраст как переменная в социологическом исследовании: Методологические и методические проблемы измерения // Вест. Тамбов, ун-та. Сер.: Гум. науки. 1996. Вып. 2. С. 31-38 (0,7 п.л.).

21. Семейный статус как социологическая переменная: Система показателей и методика измерения // Женщина в российском обществе. 1996. № 3. С. 27—34 (0,9 п.л.).

22. Измерение уровня образования респондентов в социологическом исследовании: Методологические трудности и методические приемы // Женщина в российском обществе. 1996. № 4. С. 24-30 (0,7 п.л.).

23. Теоретико-методологические проблемы диагностики искренности респондентов в социологическом исследовании // Женщина в российском обществе. 1997. № 4. С. 30-39 (1,0 п.л.).

39

I

!

I {

I

24. Способы обеспечения анонимности ответов респондентов в опросном социологическом исследовании // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Вторые Кондратьевские чтения: Матер, науч.-практ. конф. Иваново: ИГЭУ, 1999. С. 198-204 (0,5 п.л.).

25. Уровень искренности ответов респондентов в электоральных исследованиях: Опьгс количественной оценки // Вест. Тамбов, ун-та. Сер.: Гум. науки. 1999. Вып. 4. С. 37-45 (0,8 п.л).

26. Статистические методы обеспечения анонимности ответов респондентов в маркетинговых исследованиях // Энергия: Науч-практ. вест. 2000. № 1. С. 136-140(0,5 п.л.).

27. «Методическая» социология в России: Современное состояние, проблемы и тенденции развития // Вестник регионального фонда социально-политических' исследований и технологий «СТО»: Сб. науч. тр. Вып. X. Владимир: Маркарт, 2000. С. 84-90 (0,5 п.л.).

28. Вопросные методы профилактики неискренних ответов респондентов в социологическом исследовании: Оценка эффективности // Энергия: Науч.-практ. вест. 2000. № 3. С. 142-148 (0,6 п.л.).

29. Уровень искренности ответов респондентов на социально-демографические вопросы анкеты // Вест. Тамбов, ун-та. Сер.: Гум. науки. 2001. Вып. 1. С. 41-46 (0,6 п.л.).

30. Проблема анонимности в социологическом опросе // Энергия: Науч.-практ. вест. 2001. № 4. С. 140-146 (0,5 п.л.).

31. Методы диагностики искренности респондентов в опросном социологическом исследовании // Вестник регионального фонда социально-политических исследований и технологий «СТО»: Сб. науч. тр. Вып. XI. Владимир: Маркарт, 2001. С. 72-74 (0,2 пл.).

32. Вопросные методики стимулирования искренних ответов в социологическом опросе // Социология: Методология, методы, математические модели. 2002. № 15. С. 53-70 (0,8 п.л.).

33. Трудные браки: Стратегии сбора достоверных данных в опросных исследованиях//Тонус. 2002. № 7. С. 143-147 (0,4 п.л.).

34. Влияют ли напоминания об анонимности опроса на искренность ответов респондентов? // Вест. Тамбов, ун-та Сер.: Гум. науки. 2002. Вып. 1. С. 92-98 (0,6 п.л.).

35. Проблема анонимности в социологических опросах // Вест. Тамбов, ун-та. Сер.: Гум. науки. 2003. Вып. 1. С. 75-81 (0,6 п.л.).

Тезисы докладов и выступлений

36. Прогнозирование электорального поведения избирателей на основе «МАКС» - парадигмы // Кондратьевские чтения: Тез. докл. межд. науч. конф. «Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики». Иваново, 27-28 марта 1996 г. Иваново: ИГЭУ, 1996. С. 163-166 (0,2 п.л.).

37. Диагностика искренности респондентов и информационное обеспечение управленческого процесса П Социально-психологические и экономические

проблемы управления в условиях рыночной экономики: Тез. докл. Всеросс. науч.-пракг. конф. Иваново, 14-15 ноября 1996 г. Иваново: ИвГУ, 19%. С. 2021 (0,15 п.л.).

38. Качество социологических данных: Основные показатели и критерии оценки // VIII Бенардосовские чтения: Тез. докл. межд. науч.-тех. конф. Иваново, 4-6 июня 1997. Иваново: ИГЭУ, 1997. С. 354 (0,1 п. л.).

39. Ситуация опроса и механизмы формирования ответа респондентами // VIII Бенардосовские чтения: Тез. докл. межд- науч.-тех. конф. Иваново, 4-6 июня 1997 г. Иваново: ИГЭУ, 1997. С. 355 (0,1 п.л. - в соавт. с И.В. Лукичевой; А.Ю. Мягков - 0,05 п.л.).

40. Искренность респондентов в социологическом исследовании: Социоген-дерный аспект проблемы // Женщины России на рубеже XX-XXI веков: Матер, межд. науч. конф. Иваново, 23-24 апреля 1998 г. Иваново: Издат. центр «Юнона», 1998. С. 33-35 (0,2 п.л. - в соавт. с С.Л. Журавлевой; А.Ю. Мягков -0,1 п. л.).

41. Социогендерные модели вербального поведения респондентов в социологическом исследовании // Женщины России на рубеже XX-XXI веков: Матер, межд. науч. конф. Иваново, 23-24 апреля 1998 г. Иваново: Издат. центр «Юнона», 1998. С. 38-39 (0,15 п.л.).

42. Влияние известных имен в формулировке вопроса на результаты социологического исследования // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Вторые Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-пракг. конф. Иваново, 24-25 сентября 1998 г. Иваново: ИГЭУ, 1998. С. 97-98 (0,1 п.л.).

43. Обеспечение условий анонимности в социологическом опросе: Анализ эволюции методических решений // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Вторые Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-пракг. конф. Иваново, 24-25 сентября 1998 г. Иваново: ИГЭУ, 1998. С. 99-100 (0,1 пл.).

44. Проблема выбора адекватного метода при сборе данных по «сенситивной» проблематике // Социокультурная динамика России (П социологические чтения): Матер, регион, науч. конф. Иваново, 10-11 декабря 1998 г. Иваново: ИГХТУ, 1998. С. 52-54 (0,2 п.л.).

45. «Эффект имени» в формулировке вопроса: Результаты экспериментального исследования // Социокультурная динамика России (II социологические чтения): Матер, регион, науч. конф. Иваново, 10-11 декабря 1998 г. Иваново: ИГХТУ, 1998. С. 60-62 (0,2 пл. - в соавт. с Т.В. Ретивой, А.Ю. Мягков - 0,1 пл.).

46. Метод «контаминации» и достоверность ответов респондентов // IX Бенардосовские чтения: Тез. докл. межд. науч.-тех. конф. Иваново, 8-10 июня 1999 г. Иваново: ИГЭУ, 1999. С. 389 (0,1 п.л ).

47. Метод экспертных оценок при диагностике неискренних ответов респондентов в социологическом исследовании // IX Бенардосовские чтения: Тез. докл. межд. науч.-тех. конф. Иваново, 8-10 июня 1999 г. Иваново: ИГЭУ. 1999. С. 390(0,1 п. л.).

I

!

48. Качество эмпирических данных в опросном социологическом исследовании // Актуальные проблемы химии и химической технологии: Тез. докл. П межд. науч.-тех. конф. Иваново, 18-20 октября 1999 г. Иваново: ИГХТУ, 1999. С. 214-215 (0,1 п. л.).

49. Об эффективности вопросных техник стимулирования искренних ответов респондентов в социологическом исследовании // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Третьи Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-практ. конф. Иваново, 27-29 декабря 2000 г. Иваново: ИГЭУ, 2000. С. 97-99 (0,15 п.л.).

50. Понятие анонимности в методологии социологических исследований // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Третьи Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-практ. конф. Иваново, 27-29 декабря 2000 г. Иваново: ИГЭУ, 2000. С. 99-101 (0,15 пл. - в соает. с А.Н. Алексеичевой и H.A. Потеминой; АЮ. Мягков - 0,1 п.л.).

51. Методология обеспечения анонимности в социологическом опросе // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Третьи Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-практ. конф. Иваново, 27-29 декабря 2000 г. Иваново: ИГЭУ, 2000. С. 101-103 (0,15 п.л. - в соавт. с А.О. Морозовой и О.В. Симаковой; А.Ю. Мягков - 0,05 п.л.).

52. Test-retest как метод диагностики и измерения искренности ответов респондентов // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Третьи Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-практ. конф. Иваново, 27-29 декабря 2000 г. Иваново: ИГЭУ, 2000. С. 105-106 (0,1 пл. - в соавт. с А.О. Морозовой и О.В. Симаковой; АЮ. Мягков - 0,05 пл.).

53. Диагностика и профилактика неискренних ответов в социологическом опросе // Молодая наука - XXI веку: Тез. докл. межд. науч. конф. Иваново, 1920 апреля 2001 г. Часть IV. Иваново: Изд-во «Ивановский гос. ун-т», 2001. С. 94 (0,1 п.л. - в соавт. с А.О. Морозовой и О.В. Симаковой; А.Ю. Мягков -0,05 пл.).

54. Шкала лжи из опросника MMPI: Опыт методологической экспертизы // Большой Урал - XXI век: Сб. матер. Всеросс. науч.-практ. конф. 4.1: XIII Уральские социологические чтения. Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 2001. С. 46-48 (0,15 пл.).

55. Что измеряют шкалы лжи? (К вопросу о валидности L-шкалы из MMPI) // Современные проблемы социальной психологии: Сб. матер. Всеросс. науч.-практ. конф. Пенза, ноябрь 2001 г. Пенза: ПГПУ, 2001. С. 75-77 (0,2 пл.).

56. Классические эксперименты по изучению конформности: Опыт и уроки // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Четвертые Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-практ. конф. Иваново, 26-27 сентября 2002 г. Иваново: ИГЭУ, 2002. С. 63-64 (0,15 пл.).

57. Конформные ответы респондентов: Природа и основные факторы // Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики. Четвертые Кондратьевские чтения: Тез. докл. науч.-практ. конф. Иваново, 2627 сентября 2002 г. Иваново: ИГЭУ, 2002. С. 65-66 (0,15 пл.).

Общий объем публикаций автора по теме диссертации составляет 54,4 п.л.

Формат бумаги 60x84 1/16. Подписано в печать 16.04.03

Печать плоская. Тираж 100 экз.

Усл. печ. л. 2,5 Заказ 681

Отпечатано в ОМТ МИБИФ 153003, г. Иваново, ул. Рабфаковская, 34, оф. 101, тел. (0932) 38-37-36

^.65 0 0

о

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора социологических наук Мягков, Александр Юрьевич

ВВЕДЕНИЕ.

Глава I. ИСКРЕННОСТЬ РЕСПОНДЕНТОВ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ

ПРОБЛЕМА.

§ 1. Искренность и ложь: концептуальные подходы.

§ 2. Проблемы диагностики неискренних ответов в методологии социологических исследований.

§ 3. Методические эксперименты по стимулированию искренности респондентов: опыт и уроки.

Глава II. СИТУАТИВНАЯ ЛОЖЬ В СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ОПРОСАХ:

ИСТОЧНИКИ И ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ.

§ 1. Психологические механизмы возникновения ситуативной лжи.

§ 2. Защитные стратегии респондентов.

§ 3. Типы неискренних ответов в социологическом исследовании.

§ 4. Факторы, влияющие на уровень искренности.

Глава III. ВЛИЯНИЕ ТЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ НА ИСКРЕННОСТЬ

ОТВЕТОВ РЕСПОНДЕНТОВ.

§ 1. Уровень искренности респондентов в электоральных опросах.

§ 2. Уровень искренности при изучении семейно-брачных отношений.

§ 3. Уровень искренности ответов респондентов на социальнодемографические вопросы анкеты.

Глава IV. ВЛИЯНИЕ МЕТОДА СБОРА ДАННЫХ НА ВЕРБАЛЬНОЕ

ПОВЕДЕНИЕ РЕСПОНДЕНТОВ.

§ 1. Опросные методы: предпочтения респондентов.

§ 2. Методы опроса и уровень искренности ответов.

Глава V. ФОРМУЛИРОВКА ВОПРОСА И ИСКРЕННОСТЬ ОТВЕТОВ:

СИТУАЦИОННЫЙ АНАЛИЗ КОНФОРМНОСТИ.

§ 1. Влияние известных политических имен в формулировке вопроса на результаты социологического исследования.

§ 2. Эффект престижных имен в формулировке шкальных значений.

Глава VI. МЕТОДЫ ДИАГНОСТИКИ И ИЗМЕРЕНИЯ ИСКРЕННОСТИ.

§ 1. Вопросно-ответные методы выявления неискренности.

§ 2. Метод экспертных оценок при диагностике неискренних ответов.

§ 3. Шкалы лжи: социологическая реинтерпретация.

§ 4. Экспериментальные стратегии измерения искренности.

Глава VII. МЕТОДЫ СТИМУЛИРОВАНИЯ ИСКРЕННИХ ОТВЕТОВ РЕСПОНДЕНТОВ: ОПЫТ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО

ТЕСТИРОВАНИЯ.

§ 1. Проблема анонимности в социологическом опросе.

§ 2. Роль напоминаний в обеспечении анонимности.

§ 3. Вопросные техники повышения искренности респондентов.

§ 4. Статистические стратегии стимулирования искренних ответов.

§ 5. Метод «запечатанного буклета»: проблемы валидности и валидизации.

Введение диссертации2003 год, автореферат по социологии, Мягков, Александр Юрьевич

Актуальность темы диссертации

Специфика исследований, базирующихся на применении опросных методов, заключается в том, что единственным источником информации для социолога здесь выступают вербальные сообщения («самоотчеты») респондентов. От того, насколько искренними (правдивыми) они являются, во многом зависят достоверность и качество итоговых данных. В этих условиях установление наиболее эффективных методов диагностики и стимулирования искренности опрашиваемых, их опытная валидиза-ция и адаптация к российской специфике - одна из важнейших задач современной эмпирической социологии. Без ее решения не может быть и речи ни о постановке верного социального диагноза, ни о выработке точного экономического и политического прогноза. Многие из принимаемых сегодня управленческих решений, особенно в сфере социально-экономической политики, оказываются малоэффективными, а порой и просто ошибочными, как раз потому, что они опираются на весьма сомнительную информационную базу, формируемую, в частности, из опросных социологических данных, не прошедших предварительной фильтрации по результатам проверки на искренность.

В этом смысле актуальность темы диссертационного исследования не вызывает сомнений. Она определяется следующими обстоятельствами.

Во-первых, растущей тенденцией к снижению уровня честности людей в межличностном общении и социологических опросах, усилением нормативной поддержки лжи в современном российском обществе в эпоху его социальных трансформаций.

Сегодня ложь и обман все чаще воспринимаются людьми как вполне нормальные и естественные (по меньшей мере, неизбежные) явления, а честность и правдивость не входят в число высоко ценимых нравственных качеств личности [49, с. 99101]. По данным исследований психолога В.В. Знакова, весьма типичным для россиян является убеждение, что можно лгать и обманывать, оставаясь при этом честным человеком [86, с. 223]. Исследование, проведенное нами в г. Иваново и Ивановской области в феврале 2001 г. (vV=701) показало, что почти 64% опрошенных считают возможным солгать, чтобы оградить себя от назойливости и чрезмерного любопытства со стороны других людей, около 54% - чтобы сохранить в тайне свои мысли и планы, 34% - чтобы скрыть от окружающих свои собственные недостатки, ошибки и промахи; 11% респондентов стали бы, по их собственным словам, лгать и обманывать, если бы им за это хорошо платили. С другой стороны, почти каждый четвертый опрошенный (24%) выразил уверенность в том, что отвечать неискренне на вопросы социолога (в анкете или интервью) вполне допустимо и позволительно. «Человек лукавый», типологические характеристики которого описаны Ю.А. Левадой, сохраняет свое существование и в современном российском обществе [101].

Во-вторых, продолжающейся проблемно-тематической переориентацией массовых опросов, заметным усилением степени остроты и деликатности тем, выносимых на обсуждение с респондентами.

В последние годы социологи все чаще и чаще обращаются к изучению таких социально-значимых, но индивидуально острых и ранее табуированных вопросов, как употребление алкоголя и наркотиков [301; 325], физическое и ментальное здоровье [263; 267; 380], СПИД и образцы сексуального поведения [215; 324], гомосексуальный опыт и отношение к сексуальным меньшинствам [290; 394], аборты и средства контроля за рождаемостью [210], изнасилования [315], самоубийства [265; 271], национально-этническая и расовая дискриминация [323; 376]. Исследования общественного мнения проводятся сегодня и по многим другим неприятным или «устрашающим» проблемам: терроризм, бедность, нелегальное владение оружием, иммиграция и иммигранты и т.д. [308; 308; 359; 395]. И хотя любой, даже самый «безобидный» вопрос, обращенный к респонденту, может стать источником неконтролируемых смещений в итоговых данных [341; 251], при проведении исследований по «сенситивной» проблематике вероятность появления «ошибок сообщения», связанных с сознательной (или неосознаваемой) неискренностью опрашиваемых, многократно возрастает.

В-третьих, реальной угрозой серьезных смещений в опросных данных в связи с высоким уровнем неискренности респондентов.

В массовой социологической практике (как в отечественной, так и зарубежной) такого рода опасность часто недооценивается. По сообщению Дж. Фокса и П. Трэйси, она «редко принимается во внимание исследователями», использующими методы опроса [268, с. 9-10]. В результате на стадии интерпретации и анализа полученных данных социологам приходится иметь дело с неискренними ответами, удельный вес которых в итоговом массиве может быть очень высоким. Если в исследованиях на эмоционально-нейтральные темы фактологическая информация, получаемая от респондентов, будучи проверенной по объективным данным, совпадает с действительностью лишь на 80-90% [71, с. 120; 158, с. 82-83], то при использовании деликатных вопросов «установочного» и поведенческого типа, судя по сообщению А. и Е. Давыдовых, ссылающихся на зарубежные оценки, число совпадений снижается до 15—45% [62, с. 5]. Знаменитое Денверское исследование валидности (1949 г.) показало, что от 20 до 50% всех ответов (в зависимости от содержания вопроса) не соответствовали действительности (см.: [386, р. 69]). Внешняя валидация самоотчетов, предпринятая Дж. Кларком и J1. Тифтом в 1966 г. с помощью полиграфа, продемонстрировала, что 15% всех опрошенных студентов американских колледжей в обычном интервью преувеличили свой добрачный сексуальный опыт, а еще 17,5% скрыли факты внебрачных отношений (см.: [347, р. 258]). По данным методического исследования, проведенного в 1974 г. У. Локандером, С. Садманом и Н. Брэдберном, удельный вес недостоверных ответов, задававшихся по телефону, колебался от 17 до 46% при сравнении их с объективными эталонами. В персональном интервью, судя по подсчетам авторов, уровень неискренности был еще выше (см.: [337, р. 561]). Согласно оценкам Н.М. Фоломеевой и ее коллег, в опросах, посвященных изучению масштабов наркопотребления, до 60% респондентов сообщают интервьюерам заведомо недостоверные сведения [181, с. 57]. В одном из наших методических экспериментов (март 1996 г., N=78), организованных по принципу «test-retest», удельный вес искренних ответов варьировал в пределах от 29 до 81% в зависимости от содержательных характеристик и степени деликатности задававшихся вопросов [117, с. 31]. Но даже в тех случаях, когда социолога интересуют простые фактуальные сведения, но при этом на ответы опрашиваемых влияют престижные соображения, уровень искренности отвечающих резко снижается. Г. Трост и Р. Копони, например, обнаружили, что лишь 67% опрошенных ими студентов университетов честно сообщили в интервью свои экзаменационные оценки (но 33% все же солгали), а в исследовании Р. Бирнбаума данный показатель оказался еще ниже - всего 48% (см.: [285, р. 173]).

В-четвертых, незащищенностью социологических опросов от лжи респондентов, отсутствием в методическом арсенале исследователей надежных и эффективных средств обнаружения и предотвращения неискренности. ф Исследовательский опыт и специальные эксперименты показывают, что традиционная техника «прямого» интервью, основанная на бихевиористской трактовке вопросно-ответного общения, не способствует получению искренних ответов. Более того, по мнению ряда авторов, она часто провоцирует повышенный уровень неответов и отказов от участия в исследовании [397, р. 535; 346, р. 402]. Дж. Фокс и П. Трэйси убедительно доказали, что использование прямых вопросов для сбора сенситивной информации ведет к систематическим смещениям, серьезно искажающим истинные масштабы распространения девиаций [381, р. 187]. С другой стороны, традиционный подход к получению «потенциально инкриминирующей информации» противоречит нормам исследовательской этики, поскольку наносит респондентам значительный психологический ущерб и не защищает сообщаемые ими сведения от разглашения [38; 223; 368].

Так называемые «нереактивные техники» (типа RRT или «запечатанного букле та»), специально созданные для преодоления указанных недостатков классической методологии, неизвестны широкому кругу отечественных социологов. На российском социокультурном материале они до сих пор не тестировались, эффективность их применения у многих вызывает большие сомнения. Поэтому практика сбора данных с использованием этих моделей в нашей стране пока отсутствует. Экспериментальное изучение возможностей альтернативных методологий могло бы способствовать существенному повышению достоверности и качества социологической информации.

Степень разработанности проблемы

В современной российской социологии проблема искренности респондентов находится на самой ранней стадии научного анализа и разработки. Библиографическое исследование, проведенное нами на основе данных, содержащихся в бюллетенях ИНИОН д (серия «Философия и социология») показывает, что с 1970 г. по 1992 г. в нашей стране вышла лишь одна обобщающая работа (небольшая брошюра А. и Е. Давыдовых), специально посвященная диагностике и измерению искренности респондентов [62]. Вплоть до конца 1990-х годов она оставалась фактически единственной в отечественной литературе на эту тему.

Анализ западных публикаций также свидетельствует, что рассматриваемая проблема явно недостаточно представлена сегодня на страницах ведущих социологических журналов мира. Несмотря на очевидную важность ее изучения, за последние 15 лет (с конца 1980-х гг. и до настоящего времени) за рубежом, по нашим подсчетам, было опубликовано не более десятка статей, имеющих к ней прямое или косвенное отношение (см. напр.: [215; 316; 335; 379]).

Советские социологи 1960-70-х гг. были серьезно озабочены разработкой конкретных практических мер защиты своих исследований от различных проявлений «ситуативной лжи» (см. напр.: [58; 70; 158; 186; 187]). Поэтому проблема искренности в тот период находилась в фокусе исследовательского внимания и интереса. Однако с конца 1980-х гг. в этом отношении наметился явный спад. В «перестроечный» период в нашей литературе начинает утверждаться скептически-нигилистическая точка зрения, согласно которой респонденты, отвечая на вопросы анкеты или интервью, всегда говорят только правду. Так, Л .Я. Аверьянов, например, в своей книге, вышедшей в 1987 г., прямо указывал, что неискренних ответов в опросных исследованиях вообще (или почти) «не бывает, есть только высказанное респондентом мнение. .Опрашиваемые, -пишет он, - как правило, стараются отвечать искренне, выбирают те ответы, которые соответствуют их мнению» [2, с. 43]. Ложные высказывания - «сравнительно редки», а потому «фактор искренности - неискренности является не самым существенным в получении достоверных результатов» [2, с. 41; см. также: 3, с. 68]. С.А. Белановский, осознавая возможность получения искаженных данных вследствие сознательной неискренности респондента при ответах на вопросы социолога (интерьвьюера), тем не менее заключает, что такая опасность в нашей науке «часто преувеличивается» [18, с. 14]. В.Ф. Журавлев, анализируя проблему «искажений» в качественном интервью, также приходит к выводу, что «.случаи преднамеренной лжи в социологических опросах, по-видимому, не столь уж распространенное явление.» [76, с. 96]. Подобную мысль можно встретить и в работах других наших авторов [146, с. 192-193; 150, с. 84].

Данная точка зрения имеет место не только в отечественной, но и в зарубежной социологии. Сторонники теории «правдивого респондента», развиваемой в рамках «гуманистической» («кооперативной») парадигмы, полагают, что в опросных исследованиях испытуемые в подавляющем большинстве случаев стремятся отвечать искренне [250, с. 63]. Особенно, по их мнению, это характерно для качественных, «интенсивных» интервью, где «близкие личные отношения с респондентами исключают ложь» в £ силу повышенной интимности и эмоционального характера коммуникации [335, с. 30].

Пренебрежительное отношение к фактору искренности, заметное снижение интереса и внимания отечественных и зарубежных исследователей к этой проблеме объясняется, на наш взгляд, рядом причин: крайней трудоемкостью разработки и применения методов обнаружения лжи [15, с. 52; 158, с. 83-85], ошибочным отождествлением некоторыми авторами понятий «искренность» и «истинность», неоправданным преувеличением возможностей качественных методов сбора данных. Немаловажную роль в утверждении теории «правдивого респондента» на российской почве сыграла и переоценка многими социологами достигнутого уровня демократизации нашего общества, а также излишняя эйфория, охватившая в свое время широкие круги ученых и практиков, по поводу якобы возросшей степени открытости, доверия населения к официальным властям и «прогрессирующего» желания россиян быть откровенными с интервьюерами К в ходе социологических опросов.

В результате этих внутринаучных тенденций первая отечественная работа по диагностике и измерению искренности респондентов вышла лишь в 1992 г. В брошюре А. и Е. Давыдовых предпринята попытка комплексного, системного рассмотрения проблемы на основе имеющегося теоретического и эмпирического материала. Однако данная публикация в значительной мере фрагментарна и применительно к целому ряду обсуждаемых в ней проблем носит постановочный характер. В силу ограниченности объема данной работы (всего 1,2 п.л.) многие важные вопросы не получили в ней достаточного рассмотрения или вовсе остались за рамками исследования. К тому же отдельные советы и практические рекомендации авторов в известной степени гипотетичны, а предложенные ими диагностические методы и процедуры не проверялись на эффективность в полевых условиях. ♦ Недооценка проблемы искренности, ее слабая разработанность в отечественной литературе негативно сказались и на массовой исследовательской практике. Анализ социологических публикаций, представленных в центральных российских журналах за последние годы, убедительно свидетельствует, что диагностика лжи в конкретных исследованиях, за редчайшим исключением [59, с. 81-82], не проводится. Уровень искренности по отдельным вопросам, анкетам и информационному массиву в целом при апробации инструментария обычно не измеряется. Редко предпринимаются какие-либо специальные методические усилия для профилактики неискренности респондентов. В результате анализу и интерпретации часто подвергаются ответы, содержащие в себе недостоверную информацию. Их удельный вес в итоговом массиве может быть столь высоким, что дальнейшая работа с первичными данными теряет всякий смысл.

Описанная ситуация отнюдь не единична и не случайна, поскольку методы диагностики и стимулирования искренних ответов неизвестны широким слоям ученых и практикующих социологов. В обобщающих работах по методологии и методике социологических исследований нет специальных глав или разделов, посвященных их систематическому описанию. В учебных пособиях для будущих социологов о необходимости контроля искренности и лжи даже не упоминается. В нашей стране вплоть до настоящего времени отсутствуют и диссертационные исследования на эту тему.

Значительно лучше в методическом плане разработана интересующая нас проблема в зарубежной социологии. В США первое эмпирическое исследование по измерению искренности респондентов было предпринято еще в начале 1940-х гг. Г. Хаймапом. Полученные им результаты оказались шокирующими: от 17 до 42% опрошенных, как выяснилось, сообщили интервьюерам заведомо ложные сведения относительно не самых стигматизированных видов поведения. Это небольшое исследование дало мощный толчок дальнейшему развитию опросной методологии, а вывод Г. Хаймана о том, что вопрос об искренности респондентов «без сомнений имеет первостепенную важность для научного изучения общественного мнения» [297, р. 557], стал отправным пунктом всех последующих дискуссий на эту тему.

В 1940-50-е гг. в рамках исследований по совершенствованию личностных тестов психологами Г. Айзенком, Д. Крауном и Д. Марлоу, А. Эдвардсом и др. была создана целая серия специальных диагностических методик для идентификации индивидов, склонных к ингратиации и социально желательным ответам. В 1965 г. американский статистик и социолог С. Уорнер предложил альтернативную традиционным интервью статистическую модель организации опроса (RRT) для случаев, когда респонденты по причине «стеснения, страха или просто нежелания раскрывать секреты незнакомцу» намеренно пытаются исказить свои ответы на вопросы интервьеров [385, р. 63]. Эта работа положила начало совершенно новому направлению в социологической методологии, связанному с разработкой так называемых «нереактивных техник», базирую-41 щихся на принципе рандомизации задаваемых вопросов. В 1970-80-е гг. благодаря исследованиям Р. Боруха, Д. Горвица, Б. Гринберга, У. Симмонса, Р. Фол сома и др. были изобретены новые, более совершенные версии уорнеровского метода [219; 266; 278]. Значительный вклад в совершенствование опросных технологий при изучении «сенситивной» проблематики внесли экспериментальные исследования Н. Брэдберна и С. Садмана, Г. Маккэй и Я. Макаллистера, Э. Сингер, М. Сиркена, Дж. Фокса и П. Трэйси, Дж. Фрея, К. Фуллер и др.

Однако данные валидационных экспериментов, проведенных в западной социологии в последние десятилетия, не позволяют считать проделанную работу завершенной. Экспертные заключения по результатам полевых испытаний во многом противоречивы и свидетельствуют лишь об относительной эффективности выработанных ранее моделей. Кроме того, методы, разработанные на Западе, не тестировались применительно к российским условиям. Их перенос в иную социокультурную среду без специальной адаптации чреват серьезными ошибками, поэтому разработки зарубежных ученых нуждаются в дальнейшей экспериментальной проверке и валидизации с учетом специфики российского менталитета.

Слабым звеном в изучении искренности респондентов по-прежнему остается концептуальный аспект проблемы. Анализ специальной социологической литературы показывает, что во многих, в том числе и очень известных работах отсутствует научная экспликация понятий «искренность» и «неискренность». Эти термины часто используются исследователями на уровне интуитивных и полуинтуитивных смыслов, что не способствует совершенствованию исследовательской методологии и выработке новых, более эффективных методических решений.

Некоторый прогресс в этом отношении наметился лишь в самое последнее время * благодаря усилиям представителей смежных с социологией научных дисциплин. В частности, в 1990-е годы вышли работы философов Д.И. Дубровского [73], В.И. Свинцова [164], М.В.Черникова [183], психологов В.В. Знакова [81-86], Б. де Гелдер [243], М.А.Красникова [98], П. Экмана [191; 192] по изучению таких коммуникативных феноменов, как правда, неправда, ложь, обман и др., а также по распознаванию лживого и обманного поведения в межличностном общении. Однако и в этих исследованиях, создающих потенциальную базу для дальнейшей теоретической работы, категории «искренность» уделяется явно недостаточное внимание, а проблема ее концептуализации нередко ограничивается лишь самыми общими замечаниями.

Несколько лучше обстоит дело в лингвистической литературе, где данный термин, благодаря публикациям Н.Д. Арутюновой [11; 182], Г. Фолкенберга [264], И.Б. Шатуновского [185] и др. получил достаточно четкую экспликацию на фоне близких, но не тождественных искренности понятий «истина», «ложь», «правда», «правильность», «неправильность» и т.д.

Вместе с тем с сожалением приходится констатировать, что концептуальные исследования искренности, как в нашей стране, так и за рубежом, носят пока разрозненный и спорадический характер, осуществляются в отрыве от методологической проблематики социологических опросов. С другой стороны, в самой социологии эти разработки по-прежнему остаются невостребованными и не применяются к решению задач, связанных с анализом и пониманием вербального поведения респондентов. В результате теоретический потенциал, накопленный в смежных областях научного знания, не получает достаточного продолжения в нашей науке и не результируется в развитии методологии социологических исследований. Между тем очевидно, что без обстоятельной проработки понятий «искренность» и «неискренность» невозможен ни дальнейший теоретико-методологический анализ обсуждаемой проблемы, ни сколь-нибудь серьезные эмпирические и экспериментальные исследования в этой области. Данный факт сегодня уже осознается учеными, указывающими на острую необходимость создания комплексной теории искренности на базе достижений целого ряда социально-гуманитарных наук посредством междисциплинарного синтеза [264, р. 89].

Указанные обстоятельства во многом предопределили теоретико-методологический и методический характер нашей диссертации, круг рассматриваемых в ней вопросов, объект и предмет, а также цель и задачи исследования.

Объектом диссертационного исследования выступали респонденты, участвовавшие в проводимых нами исследованиях и экспериментах и представлявшие различные социально-демографические, профессиональные и территориально-поселенческие группы населения г. Иваново и Ивановской области.

Предмет исследования - искренность и ложь в социологических опросах, способы квалификации ответов респондентов, методы диагностирования и профилактики неискренности в опросных исследованиях.

Цель диссертации - установление наиболее перспективных методов, приемов, процедур диагностики и предотвращения неискренних ответов респондентов в социологических опросах, их дальнейшая разработка и развитие на основе опытной проверки и экспериментальной валидизации.

В соответствии с поставленной целью в диссертации решались следующие основные задачи:

1. Концептуализировать понятия «искренность» и «неискренность» применительно к методологии социологических исследований. Сформулировать квалификационные критерии искренних и неискренних ответов.

2. Проанализировать источники и механизмы возникновения ситуативной лжи, ее основные формы и эмпирические проявления в массовых опросах, дать классификацию неискренних ответов респондентов.

3. Выявить основные условия и факторы, влияющие на уровень искренности респондентов в социологическом опросе.

4. Исследовать влияние метода сбора данных, тематического содержания и формулировки вопроса на характер ответов респондентов.

5. Систематизировать вопросные техники контроля искренности, выявить их достоинства и недостатки, возможности и ограничения.

6. Оценить диагностический потенциал экспертных методов обнаружения лжи в ответах респондентов.

7. Осуществить экспериментальную проверку шкал лжи на надежность и валид-ность, исследовать их идентификационные механизмы.

8. Разработать методику применения экспериментальных стратегий для диагностики и измерения искренности опрашиваемых.

9. Выяснить роль напоминаний о конфиденциальности опроса, а также приемов «проекции» и «рутинизации» в стимулировании искренних ответов респондентов.

10. Дать экспериментальную оценку различных моделей RRT, определить методические и организационно-технические предпосылки повышения их эффективности в российских условиях.

11. Провести опытную валидизацию метода «запечатанного буклета», оценить целесообразность его использования для стимулирования искренности респондентов в сенситивных опросах.

Теоретико-методологическая база исследования

Диссертация выполнена в русле традиции методического экспериментирования, заложенной еще в 1930-50-е годы Р. Брауном, И. Лоджем, X. Кантрилом, Д. Раггом, Г. Хайманом, С. Эшем и др. и развитой в 1960-90-е гг. в трудах Д. Алвина, Дж. Бишопа, Н. Брэдберна, Р. Гроувза, Д. Дилмана, Р. Кана, Дж. Конверса, Ч. Кэннела, М. Маккиендона, Э. Ноэль-Нойман, С. Прессера, С. Пэйна, С. Садмана, Э. Сингер, Д. Филипса, Дж. Фрея, Г. Шумана и др. В отечественной социологии эта традиция получила дальнейшее продолжение в исследованиях Л .Я. Аверьянова, И.А. Бутенко, В.А. Гайдиса, Б.З. Докторова, М.И. Жабского, ЮА. Левады, О.М. Масловой, В.Б. Моина, В.И. Паниотго, Е.С. Петренко, Г.А. Погосяна, В.О. Рукавишникова, В.А. Ядова, Ю.И. Яковенко, Т.М. Ярошенко и других известных социологов.

При концептуальной проработке темы мы опирались на принципы коммуникативного подхода к пониманию правды, искренности и лжи, представленного в трудах Н.Д. Арутюновой [11; 182], X. Вайнриха [32], Б. де Гелдер [243], Д.И. Дубровского [72; 73], В.В. Знакова [81; 85; 86], М.А. Красникова [98], В.И. Свинцова [163; 164], М.В. Черникова [183], И.Б. Шатуновского [185], Ю.В. Щербатых [190], П. Экмана [191; 192] и других авторов, а также на континуальную трактовку искренности, предложенную Б. Грушиным [58] и развиваемую А.А. Давыдовым и Е.В. Давыдовой [62], а также Г. Фолкенбергом [264].

Анализируя психологические механизмы возникновения ситуативной лжи и ее основные формы, мы использовали когнитивно-мотивационную схему формирования ответа респондентами, разработанную Ч. Кэннелом, П. Миллером и Л. Оксенбергом [232], объяснения ингратиационных процессов, предложенные Ш. Брэм и С. Кассином [225], эмпирическую типологию социальной желательности, разработанную Д. Филипсом и К. Клэнси [343], классификацию источников и видов конформности, представленную в исследованиях В. Аллена и Дж. Левина [202], Г. Кельмана [304], Г. Гайсона и С. Капло-вица [383], а также идеи и теоретические положения, касающиеся защитных стратегий индивидов, содержащиеся в работах А. Анастази [6], Г.М. Андреевой [8], Р. Бернса [23], В.В. Столина [175], Ф. Саламона [352] и др.

Обосновывая принципиальную возможность измерения искренности, а также конкретные методы ее диагностики, мы исходили из следующих теоретических предпосылок. Во-первых, из понимания лжи как психического феномена, возникающего в результате конфликта между несовместимыми комплексами ложных и правдивых представлений, конкурирующих в сознании индивидов, неизбежно проявляющегося в вербальных и невербальных поведенческих реакциях, а потому поддающегося наблюдению со стороны партнера по коммуникации, а также фиксации аналитическими средствами (Г.А. Погосян [147], С.И. Симоненко [167; 168], П. Экман, Р. Дэвидсон, У. Фриезен [192; 260], М. Цукерман, Б. ДеПауло, Р. Розенталь [399] и др.). Во-вторых, из идеи о возможности создания искусственных «эталонов» искренности посредством применения методов активного («управляемого») эксперимента, опирающихся на различные, постоянно меняющиеся инструктивные планы (А.А. Бодалев, В.В. Столин [137], А. и Е. Давыдовы [62]). В-третьих, из эмпирически верифицированного положения Н. Брэдберна и С. Садмана о субъективной сенситивности вопросов, как достаточно надежном предикторе потенциальных (или реальных) искажений респондентами своих ответов в предварительном исследовании или в постэкспериментальном интервью [222].

При постановке и проведении экспериментов по измерению уровня искренности мы использовали экспериментальные планы split-ballot и test-retest, методические принципы применения которых были сформулированы в работах Э. Ноэль-Нойман [333], Д. Рагга и X. Кантрила [350; 351], Г.И. Саганенко [161], В.А. Ядова [196-198] и успешно апробированы в исследованиях А. Викмана и Б. Варнерида [388], Дж. Роджерса, Дж. Билли и Дж. Адри [347], Э. Смита и П. Сквайера [370; 371], Г. Шумана и С. Прессера [356] и др.

В ходе экспериментальной валидизации диагностических методик (и в частности, шкал лжи), их проверки на надежность нами применялись методы, изложенные в работах B.C. Аванесова [1], Е. Головахи, Н. Паниной и А. Горбачика [53], Д. Кэмпбела и Д. Фиске [227], Г.В. Осипова и Э.П. Андреева [139].

При тестировании методов стимулирования искренности респондентов автор опирался на измерительные стратегии и интерпретационные схемы, впервые предложенные Дж. Берманом, Г. Маккомсом и Р. Борухом [211; 219-220], Б. Гринбергом, Д. Горвицем, У. Симмонсом, Дж. Абернати, Р. Фолсомом [266; 278; 279;], Т. Маккэй и Я. Макаллистером [316], Дж. Мурсом [326], Ф. Кингом [305], Ф. Римером [344], Э. Сингер [363], Дж. Фоксом и П. Трэйси [381], Дж. Фреем [273] и др.

В процессе статистико-математической обработки и анализа полученных результатов мы руководствовались советами и рекомендациями, содержащимися в работах И.И. Елисеевой и М.М. Юзбашева [74], А.О. Крыштановского [100], Н.И. Ростегаевой [156], Е.В. Сидоренко [166], Г.Г. Татаровой [178], Ю.Н. Толстовой [179; 180].

При разработке и осуществлении исследовательских проектов весьма ценными для нас были общие идеи и принципы социологической методологии, а также методические схемы исследований, разработанные в трудах Г.С. Батыгина [14; 15], X. Блэйлока и П. Уилкена [390], И.А. Бугенко [30], Н. Бэйтсона [212], В.Б. Голофаста [54], А.Г. Здравомыслова [80], JI.E. Кесельмана [91], О.М. Масловой [106; 107], В.И. Паниотго [143], В.Э. Шляпентоха [186; 187], В.А. Ядова [196-198] и других социологов.

Эмпирическая база исследования

Диссертация основывается на материалах 27 исследований и экспериментов, проведенных в г. Иваново и Ивановской области. Они осуществлялись в рамках 10 инициативных научно-исследовательских проектов, выполненных под руководством и при непосредственном участии автора в 1995-2002 г.г. и отражающих различные аспекты и направления в разработке темы.

1. «Опросные методы: сравнительный анализ качества данных» (исследования Ms 1, 16-19)*.

2. «Методы стимулирования искренних ответов респондентов: оценка эффективности» (исследования №№ 4, 5, 7, 9, 15, 25).

3. «Измерение уровня искренности респондентов в электоральных исследованиях» (№№ 20-24). В скобках здесь и ниже указываются номера исследований, методическое описание которых приведено в прил. 1.

4. «Экспериментальные стратегии диагностики и измерения уровня искренности респондентов» (№№ 3, 11).

5. «Шкалы лжи: оценка надежности и валидности» (№№ 10, 12, 13).

6. «Влияние опросной ситуации на достоверность ответов респондентов» (№№ 5,

8).

7. «Влияние формулировки вопроса на достоверность ответов респондентов» (№№ 2, 6, 9).

8. «Ложь и обман в современном российском обществе: основные сферы, факторы и масштабы распространения» (№ 8).

9. «Техника рандомизированного ответа: сравнительный анализ эффективности основных моделей» (№ 14).

10. «Искренность ответов: диагностические возможности вопросных методов» (№№ 16, 17, 20,21,26, 27).

Проведенные нами исследования можно разделить на 2 основные группы:

1. Специальные методические исследования и эксперименты.

2. Субстантивные исследования с методической «нагрузкой», результаты которых использовались в качестве основы для проведения вторичного анализа данных в методических целях.

Методы и процедуры исследования

1. Индивидуальное очное анкетирование, формализованное персональное и телефонное интервью (для сбора данных по различным проблемам исследования).

2. Полустандартизированные (с путеводителем) мини-интервью с интервьюерами (при изучении диагностических возможностей метода экспертных оценок).

3. Методы полевого и лабораторного эксперимента в формате split-ballot и test-retest (для оценки суггестивного влияния различных методических факторов на ответы респондентов).

4. Методы полевого тестирования (для сбора данных на основе опросников MMPI и EPI Г. Айзенка).

5. Контент-анализ специальной социологической литературы и публикаций в печатных и электронных СМИ (с целью отбора суждений для формирования пунктов контрольных и эталонных шкал искренности).

6. Методы теоретической рефлексии и концептуализации (при работе с научными источниками по исследуемой проблеме).

7. Методы корреляционного анализа, процедура «двухвыборочного» t-теста (для оценки конструктной и дискриминантной валидности шкал лжи и других тестовых методик).

8. Методы интеркорреляций, корреляций отдельных пунктов шкал с суммарным баллом по тесту, процедуры расчета коэффициентов Альфа Кронбаха и Спирмена-Брауна (split half) (для проверки тестовых методик на надежность-согласованность).

9. Методика суммарных оценок для построения количественной шкалы гуттма-новского типа (при формировании искусственных переменных и создании индексов).

10.Критерии % и ср*-углового преобразования Фишера (для оценки статистической значимости различий в ответах респондентов, полученных в разных методических условиях).

11. Метод максимального правдоподобия (при интерпретации результатов исслеЦ дований, полученных с применением статических моделей RRT).

Достоверность результатов эмпирических и методических исследований обеспечивалось: достаточно большими, статистически значимыми и корректно размещенными объемами выборок (ошибки репрезентативности в подавляющем большинстве случаев укладываются в нормативные пределы); применением экспериментально апробированного инструментария; адекватными методами статистико-математической обработки и анализа первичных данных с использованием возможностей программно-аналитического комплекса SPSS; проведением предварительных (пробных) и повторных (репликационных) исследований, в которых отрабатывались диагностические методики, измерительные и аналитические стратегии, уточнялся математический аппарат, неоднократно проверялись первоначальные гипотезы и сделанные ранее выводы. щ Научная новизна работы

В отличие от предыдущих исследований в диссертации реализуется комплексный подход к анализу искренности респондентов. Это предполагает рассмотрение данной проблемы в самых различных ее аспектах и на разных аналитических уровнях: концептуальном, теоретико-методологическом, методическом и процедурном. Конкретная новизна работы заключается в следующем:

1. В диссертации представлена концептуализация понятий «искренность» и «неискренность», уточнено их соотношение с категориями «истина», «правда», «неправда», «обман», «полуправда» и др., обоснована вторичная роль истинностной оценки при квалификации суждений.

2. Выявлены и проанализированы основные формы и эмпирические проявления ситуативной лжи в социологических опросах (ингратиация, самоатрибуция, «публичная» конформность, регрессия поведения и др.). Разработана типология неискренних ответов респондентов.

3. Проанализировано влияние содержания вопросов и темы исследования на достоверность ответов опрашиваемых. Проведены измерения уровня искренности респондентов в электоральных опросах, в исследованиях по проблемам брачно-семейных отношений; дана экспериментальная оценка степени сенситивности вопросов социально-демографического блока.

4. Исследовано влияние метода сбора данных на вербальное поведение респондентов. Проведен сравнительный анализ качества ответов, полученных с помощью разных опросных процедур: анкетирования, персонального и телефонного интервью. Выявлены характер и структура предпочтений респондентов относительно этих методов, образцы их восприятия опрашиваемыми применительно к содержательной специфике задаваемых вопросов и обсуждаемых в исследовании тем. Опросные методы проанализированы с точки зрения коммуникативных характеристик, а также их способности стимулировать субъективную анонимность и искренность ответов респондентов.

5. Исследован «эффект престижных имен» в социологических опросах. Проанализированы основные направления, факторы и механизмы суггестивного влияния фамилий известных политиков при упоминании их в вопросных формулировках на искренность ответов опрашиваемых. Обоснован универсальный характер «эффекта имени». Выявлены социально-групповые характеристики респондентов, в наибольшей и наименьшей степени склонных к конформным реакциям в опросных исследованиях.

6. Дан критический анализ различных контрольных техник (проверочных вопросов, ловушек, дублей и др.), а также метода экспертных оценок с точки зрения их диагностического потенциала и целесообразности использования для измерения уровня искренности респондентов.

7. Осуществлена опытная проверка диагностических возможностей и идентификационных механизмов шкал лжи. Дана статистическая оценка надежности и конструктной (конвергентной и дискриминантной) валидности шкал социальной желательности (L) и коррекции (К) из опросника MMPI, а также шкалы лжи (форма Б) из теста EPI Айзенка.

8. Проведен сравнительный анализ эффективности трех экспериментальных стратегий диагностики неискренних ответов респондентов. Разработаны и обоснованы общие принципы организации и проведения экспериментального исследования, наиболее адекватного целям измерения и обеспечивающего результаты, максимально приближенные к истинным значениям. Предложен и апробирован статис-тико-математический аппарат для измерения уровня искренности по вопроснику в целом, отдельным вопросам и по каждому конкретному респонденту.

9. В полевом эксперименте протестировано влияние напоминаний об анонимности и конфиденциальности опроса на механизмы самораскрытия респондентов и степень искренности их ответов. «Эффект устных гарантий» исследован с точки зрения улучшения качества самоотчетов и стимулирования кооперативных установок опрашиваемых.

10. Дана критическая оценка диагностических и профилактических резервов ряда вопросных методик и, в частности, приемов «проекции» и «рутинизации», предназначенных для преодоления защитных механизмов личности и повышения искренности респондентов в социологических опросах. На материалах полевых исследований проанализирована специфика восприятия опрашиваемыми косвенных проективных вопросов, выявлены основные стратегии формирования ответов респондентами на личные и безличные вопросы интервью.

11. Проведены полевые испытания и экспериментальная валидизация техники «рандомизации ответов» на фоне традиционных персональных интервью. Осуществлен сравнительный анализ возможностей трех основных версий RRT: двухвопросной модели С. Уорнера, техники «несвязанных вопросов» Р. Фолсома и метода «контаминации» Р. Боруха. Сформулированы параметры стандартизированного применения статистических моделей, а также условия и предпосылки повышения их эффек

Ф тивности в опросах по сенситивной проблематике.

12. Экспериментально валидизирован метод «запечатанного буклета». Исследованы его возможности для получения достоверных данных по проблемам де-виантного поведения, эксплицированы присущие ему ограничения. Разработана технология реализации данного метода, сформулированы принципы и условия его корректного применения. Осуществлена методическая, организационно-техническая и процедурная адаптация техники «запечатанного буклета» к условиям повседневной исследовательской практики.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту

1. Искренность, как характеристика соответствия сказанного мыслимому, несводима к правде, а неискренность - ко лжи. При квалификации ответов в качестве

А искренних или неискренних необходимо учитывать промежуточные феномены, характеризуемые понятиями «неправда», «диссимуляция», «обман». Главные критерии искренности - уверенность человека в правоте своих суждений и желание говорить все как есть, ничего не скрывая, в то время как истинностная оценка высказываний вторична для их квалификации.

2. Социально-демографические вопросы отнюдь не являются столь безобидными, как нередко считается. В отдельных категориях респондентов искажения в ответах на вопросы о возрасте, образовании, брачном статусе, роде занятий и др. могут достигать таких значений, за которыми начинаются серьезные нарушения достоверности итоговых результатов. Поэтому искренность необходимо контролировать не только по основным, но и по социально-демографическим вопросам исследования. ф 3. Метод сбора данных существенно влияет на вербальное поведение респондентов. Разные опросные процедуры различаются по своей способности стимулировать искренние ответы. В телефонных интервью наблюдается повышенный удельный вес социально желательных и конформных реакций, пропусков вопросов и отказов от сотрудничества. При изучении уровня жизни, доходов и здоровья населения, политических мнений и оценок граждан, а также при прогнозировании электорального поведения использование данного метода нецелесообразно.

4. Включение престижных имен в преамбулу, формулировку вопроса, а также в ответные альтернативы ведет к усилению конформных реакций респондентов. Добавление их в вопросы не только формирует, но и реструктурирует мнения людей по обсуждаемым проблемам, изменяет содержание, характер и направленность суждений. В итоге ответы, представляющие собой смесь личных мнений с оценками политиков, становятся предвзятыми и ангажированными.

5. Шкалы лжи (из опросника MMPI и теста EPI Айзенка) являются недостаточно надежным и слабо валидным инструментом для диагностики неискренности. С одной стороны, они пропускают большое количество социально желательных ответов, квалификация их как вполне достоверные, а с другой, ошибочно инденти-фицируют многих искренних испытуемых как имеющих склонность к искажению результатов. Общий уровень эффективности шкал не превышает 20%, что не позволяет рекомендовать их в качестве надежной методики для выявления людей, подделывающих истинные реакции на вопросы тестов или интервью. Вместо измерения социальной желательности шкалы лжи фиксируют специфику реального образа жизни индивидов, их сознания и поведения, присущий им повышенный стандарт нравственных оценок, а также особенности восприятия социальных ценностей и норм.

6. Наиболее эффективными при диагностике и измерении искренности респондентов являются методы активного эксперимента. Вместе с тем разные экспериментальные планы неравноценны с точки зрения диагностических возможностей и функционального назначения. Самым продуктивным следует считать двухфазный (ретестовый) или двухсекционный (в режиме split-ballot) эксперимент, предполагающий сравнение ответов, полученных в естественных условиях, с искусственным эталоном искренности. Данный формат наиболее адекватен целям измерения и обеспечивает оценки, максимально приближенные к «истинным» значениям.

7. Вербальные гарантии в форме разовых (единичных) напоминаний об анонимности, традиционно используемые в социологических опросах, не способствуют установлению более доверительных отношений с респондентами и не улучшают качество данных. Эта мера не снимает напряженность, характерную для персональных интервью и не ведет к повышению искренности опрашиваемых.

8. Техника «рандомизированного ответа» (RRT) в большей мере, чем «прямые» интервью, стимулирует субъективную анонимность и искренность респондентов. Ее применение дает существенный эффект при измерении масштабов социально нео-добряемого, стигматизированного поведения. Модель Уорнера увеличивает число искренних признаний в 30% случаев, версия Фол сома - в 40%, метод контаминации -в 70%. Эти показатели можно повысить за счет увеличения используемых объемов выборки и применения нейтральных рандомизаторов.

9. Метод «запечатанного буклета» устойчиво обеспечивает более достоверные сведения о девиантном поведении респондентов, чем обычное персональное интервью. При этом наибольшую эффективность он демонстрирует при изучении особо сенситивной проблематики, касающейся сексуального опыта и сексуальных отношений. Кроме того, метод успешно преодолевает многие ограничения, характерные для рандомизационных моделей.

Научная и практическая значимость работы

Теоретико-методологический анализ проблемы, представленный в диссертации, позволяет глубже понять природу ситуативной лжи, источники и механизмы ее возникновения, основные формы и конкретные эмпирические проявления в социологических опросах и тем самым может способствовать дальнейшему научному осмыслению данной темы.

Разработанная автором типология неискренних ответов значительно расширяет сферу и границы фактического существования искренности и лжи в опросном исследовании. Распространение их квалификации за пределы фактуальных и поведенческих вопросов заметно обогащает возможности диагностической работы социолога.

Выявление условий и факторов, влияющих на вербальное поведение респондентов, создает предпосылки для успешного прогнозирования неискренних ответов, своевременной выработки и принятия соответствующих превентивных мер, совершенствования организационно-методической работы по подбору и обучению интервьюеров и в конечном счете для оптимизации исследовательского процесса в целом.

Широкое внедрение процедур обнаружения неискренности респондентов в повседневную исследовательскую практику могло бы существенно улучшить качество опросных данных не только в социологии, но и в других областях науки, исполь-£ зующих методы опроса.

Практическое применение альтернативных опросных стратегий (моделей RRT и техники «запечатанного буклета»), валидизированных и адаптированных автором к российской специфике, позволило бы, с одной стороны, снизить риск получения неискренних ответов за счет стимулирования субъективной анонимности опрашиваемых, а с другой, - надежно защитить сообщаемую ими конфиденциальную информацию от разглашения, минимизировать психологический ущерб, наносимый респондентам при использовании традиционных методов опроса, и тем самым привести исследовательскую практику в соответствие с требованиями и нормами профессиональной социологической этики.

Материалы диссертации могут найти дальнейшее применение в педагогической деятельности при чтении как общих, так и специальных курсов лекций, разработке и проведении спецпрактикумов для студентов специальностей «социология», «психология», «социальная работа» и др., при подготовке и написании учебных и методических пособий, а также практических руководств для социологов-исследователей.

Апробация работы

Важнейшие положения диссертационного исследования докладывались автором на 15 научных и научно-практических конференциях:

- международного уровня: «Кондратьевские чтения: Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики» (г. Иваново, март 1996 г.), «Женщины России на рубеже XX-XXI веков» (г. Иваново, апрель 1998 г.), «Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI века: итоги пройденного пути и перспективы» (г. Иваново, сентябрь 1999 г.); на секциях социально-гуманитарных ц наук международных научно-технических конференций «VIII и IX Бенардосовские чтения» (г. Иваново, июнь 1997 г. и 1999 г.) и «Актуальные проблемы химии и химической технологии» (г. Иваново, октябрь 1999 г.);

- Всероссийского уровня: «Социально-психологические и экономические проблемы управления в условиях рыночной экономики» (г. Иваново, ноябрь 1996 г.), «Молодая наука - XXI веку» (г. Иваново, апрель 2001 г.), «XIII Уральские социологические чтения» (г. Екатеринбург, сентябрь 2001 г.), «Современные проблемы социальной психологии» (г. Пенза, ноябрь 2001 г.);

- регионального уровня: «Совершенствование методики преподавания в высшей школе в условиях реформирования системы образования» (г. Кострома, январь 1998 г.), «Социокультурная динамика России: II социологические чтения» (г. Иваново, декабрь 1998 г.), «Современное состояние, проблемы и перспективы развития российской экономики: Вторые, Третьи и Четвертые Кондратьевские чтения» (г. Иваново, сентябрь 1998 г., декабрь 2001 г. и сентябрь 2002 г.).

Основные идеи и выводы диссертации апробированы в базовых лекционных курсах и спецкурсах, прочитанных автором в 1993-2002 гг. для студентов специальности 020300 «социология» Ивановского государственного энергетического университета и Ивановского государственного университета: «Методология и методика социологических исследований», «Теория измерений в социологии», «Опросные методы в социологии», «Методы социальной диагностики», «Социально-психологические методы в социологическом исследовании» и др.

Материалы диссертации обсуждались на методологических семинарах и заседаниях кафедры социологии Ивановского государственного энергетического университета.

Основное содержание диссертации отражено в 55 публикациях автора.

Структура работы определяется общим концептуальным замыслом и логикой исследования. Диссертация состоит из введения, семи глав, объединяющих 23 параграфа, заключения, примечаний, списка литературы и приложений. Общий объем работы - 401 страница, в том числе 341 страница - основной текст, 5 страниц - примечания и 29 страниц - библиография, включающая 399 наименований (из них 200 - на иностранных языках). К диссертации приплетены 12 приложений объемом 26 страниц. Текст работы содержит 78 таблиц, 10 рисунков и 16 формул.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Искренность респондентов в массовых опросах"

• Выводы к главе I

1. Искренность и неискренность - категории не гносеологические, а психологические, коммуникативные. Они возникают в сфере социальных и межличностных коммуникаций и имеют смысл лишь применительно к миру общающихся и понимающих друг друга людей. Термины «искренний» и «неискренний» чаще используются для характеристики чувств, веры и заблуждения, однако их референтами могут быть также мнения, оценки, взгляды, намерения, убеждения, мотивы и т.д. Поскольку все эти субъективные состояния индивидов выражаемы в речи, то искренность и неискренность - это формы дискурсивного поведения.

2. Если истинность характеризует отношение соответствия содержания суждения объективному миру, а правильность выражает взаимосвязь между мыслью и действительностью, то искренность - это характеристика соответствия сказанного мыслимому, т.е. суждения - субъективной модели мира, отраженного в сознании индивида. Поскольку истинностный аспект сообщений является второстепенным дня оценки их искренности, то и само понятие искренность соотносится не с гносеологической категорией истины, а с коммуникативной категорией правды.

3. Главными критериями истинности ответа являются уверенность, убежденность человека в правоте своего мнения, утверждения, точки зрения и желание говорить все как есть, ничего не скрывая. Истинностная же оценка высказывания вторична по отношению к искренности и имеет смысл лишь при квалификации ответов на вопросы фактуально-событийного и социально-демографического характера. В случае с ответами на вопросы о «субъективных состояниях» респондентов критерий истинности перестает работать и становится неприемлемым. Само по себе мнение, высказываемое респондентом в виде суждения (ответа), не может быть истинным или неистинным. Оно может быть лишь искренним или неискренним, т.е. соответствующим или несоответствующим тому, что человек на самом деле думает.

4. Вместе с тем искренность и неискренность во всем многообразии их проявлений не исчерпываются полностью полярными категориями правды и лжи и не сводятся к ним. Они не дискретны, а континуальны. Значениями континуума здесь выступают не только правда и ложь, занимающие полюсовые позиции, но целый ряд других, промежуточных, коммуникативных феноменов, характеризуемых, в частности, понятиями «неправда», «диссимуляция» и «обман». При этом, если ложь, обман и диссимуляция соответствуют крайне низкой и низкой степеням проявления искренности и обычно обозначаются собирательным термином «неискренность», то правда и неправда (добросовестное заблуждение), напротив, есть характеристики искренних сообщений.

Следовательно, искренность по своему содержанию шире правды (если, конечно, абстрагироваться от этической нагруженности последнего понятия), а неискренность -шире лжи.

5. В современной социологической литературе предлагаются разные способы диагностирования и измерения искренности респондентов. Однако, до сих пор не ясно, в какой мере они эффективны и релевантны своему изначальному предназначению. Проведенный нами анализ литературных источников показал, что даже по поводу самой старой и традиционно используемой группы методов, включающей в себя контрольные и проверочные вопросы, вопросы-ловушки, дубли и др., у исследователей нет единства относительно того, что же все-таки они измеряют: невнимательность, слабую информированность, недобросовестность в заполнении вопросника или намеренное нежелание респондента давать искренние ответы. Кроме того, диагностический потенциал контролирующих вопросов до конца не оценен социологами, не выработаны четкие правила их формулирования и применения. Не осмыслены возможности и ограничения, достоинства и недостатки этих методик.

6. Метод экспертного оценивания искренности, несмотря на неоднократные попытки его теоретического обоснования и отдельные случаи успешного применения в исследовательской практике, по-прежнему оставляет большие сомнения в эффективности и целесообразности его использования в диагностических целях. Это требует тщательной экспериментальной проверки возможностей данного метода и вынесения заключения о его применимости в указанных целях.

7. Шкалы лжи имеют давнюю традицию использования в психологических исследованиях в качестве высоко эффективного, тщательно разработанного и обоснованного средства контроля за искренностью ответов опрашиваемых. Их пригодность для решения этих задач сегодня мало у кого вызывает сомнения. Статистические оценки, свидетельствующие о высокой надежности и валидности этого инструмента подкрепляют убеждение исследователей в его безупречности. Однако специальные исследования, проведенные К. Стокинг, Н. Брэдберном и С. Садманом, JI. Карстенсеном и Дж. Коуном, А. Козмой и М.Стоунсом и др. авторами, заставляет усомниться в правильности сделанных ранее выводов. Не исключено, что шкалы лжи фиксируют не склонность респондентов к самопрезентации, а какие-то иные личностные характеристики индивидов, ошибочно принимаемые большинством экспериментаторов за проявление социальной желательности. Данный вывод, предложенный рядом ученых еще в конце 1970-х гг. в качестве предварительной гипотезы, а не окончательного утверждения, нуждается в серьезной эмпирической верификации.

8. Методы активного (управляемого) эксперимента, базирующиеся на идее формирования искусственных эталонов искренности и лжи, получаемых эмпирическим путем с помощью разных инструктивных планов, в современной психологии и социологии, методически и процедурно не разработаны. Различные экспериментальные форматы считаются функционально равноценными, взаимозаменяемыми и не тестировались на предмет их сравнительной эффективности. Кроме того, они не имеют пока и статистико-математической поддержки. Между тем эти измерительные стратегии обладают, по-видимому, значительными диагностическими и метрологическими резервами. Учитывая крайнюю ограниченность существующего сегодня арсенала средств и методов обнаружения неискренних ответов, их дальнейшая методическая разработка кажется совершенно необходимой.

9. В отечественной социологической литературе вопрос о методах повышения субъективной анонимности опрашиваемых до сих пор остается неизученным. В западной социологии он разработан более глубоко и обстоятельно. Начиная с 1940-х гг., поиск средств стимулирования искренности респондентов осуществлялся по трем основным направлениям: 1) экспериментирование с вопросной техникой; 2) выяснение роли напоминаний об анонимности опроса; 3) поиск наиболее конфиденциального метода сбора данных. Однако специальные исследования показали, что все предложенные тогда процедуры имеют ограниченный потенциал и не способствуют кардинальному решению проблемы. Приемы «проекции» и «рутинизации» легко разгадываются респондентами и не производят ожидаемого эффекта. Заверения в неразглашении ответов, казавшиеся социологам вполне надежными, не стимулируют заметного повышения искренности отвечающих. Сравнительные исследования опросных процедур также не привели к бесспорным выводам. Это послужило импульсом для разработки специальных «нереактивных» техник, способствующих установлению более доверительных отношений между участниками интервью посредством процедурных инноваций.

10. Эксперименты в области RRT, в течение нескольких десятилетий проводимые в западной социологии, позволили выработать, помимо базовой модели, целый ряд новых, более совершенных версий, предназначенных для сбора не только качественной, но и количественной социологической информации и учитывающих, таким образом, многообразие решаемых в исследованиях задач. Многочисленные полевые испытания дали возможность сформулировать параметры стандартизированного применения данного метода, а также условия, способствующие повышению его надежности. Однако сведения об общей эффективности рандомизационных моделей, имеющиеся в специальной литературе, очень противоречивы и не дают веских оснований для окончательных заключений. Нерешенными остаются и вопросы, связанные с методической адаптацией RRT к иным психологическим и культурным средам. В частности, в нашей стране апробация данного метода не проводилась, полностью отсутствует опыт его практического использования в конкретных эмпирических исследованиях. Поэтому проблема не исчерпана, актуальность ее решения сохраняется.

11. Метод «запечатанного буклета», разработанный и валидизированный в конце 1980-начале 90-х гг. Т. Маккэй и Я. Маккалистером и специально предназначенный для повышения субъективной анонимности и искренности респондентов, пока еще мало известен исследователям, работающим с сенситивной проблематикой. Судя по оценкам авторов, он прост в процедурном плане и удобен в обращении, достаточно психологичен и не вызывает отторжения у респондентов, позволяет успешно преодолеть многие серьезные ограничения, присущие RRT. Между тем данный метод недостаточно апробирован в полевых условиях, прошел лишь одно экспериментальное испытание. К тому же «запечатанный буклет» тестировался авторами на примере одной тематической группы вопросов (употребление наркотиков) и совершенно неизвестно, как он «ведет себя» при решении иных исследовательских задач. Указанные обстоятельства диктуют необходимость более пристального изучения данной техники, ее стимулирующих возможностей и соответственно проведения испытаний в российских условиях.

Глава II

Список научной литературыМягков, Александр Юрьевич, диссертация по теме "Теория, методология и история социологии"

1. Психологические механизмы возникновения ситуативной лжи

2. Ситуативная ложь это такая форма лжи, которая «возникает кратковременно под воздействием различных негативных для респондента ситуативных факторов опроса .» 62, с. 7.

3. Эта ситуация объясняется, на наш взгляд, тем, что опрос, особенно в стандартизированной форме, воспринимается многими как сложная и негативная по знаку процедура, неизбежно затрагивающая психику человека и оставляющая в ней свой след.

4. В-третьих, любой вопрос, обращенный к респонденту, представляет собой «неожиданное сообщение, . мотивационно окрашенное, имеющее побудительную силу по отношению к его ответу» 61, с. 24.

5. Из психологии известно, что личность всегда осознает себя с помощью образа «Я», совокупность которых образует «Я-концепцию».

6. В структуре социального «Я» можно выделить три основных аспекта: когнитивный, аффективный и поведенческий 225, р. 45^7, 90-92; 23, с. 32-38.

7. И, наконец, ответы на оба вопроса по каждой из характеристик в отдельности коррелируются. При обнаружении высоких корреляций делается вывод о склонностиреспондентов к социальной желательности.

8. Обычно информационное и нормативное влияние сопутствуют друг другу и действуют одновременно. Однако два этих типа воздействия формируют разные виды конформности: «частную» и «публичную».

9. Экспериментальные исследования, проведенные в более поздний период, позволили выявить целый ряд условий и факторов, способствующих возникновению и усилению конформности.

10. Неадекватные ответы Ответ неискренний

11. Рис. 3. Процесс формирования ответа респондентом

12. На основе данного ранее определения к неискренним ответам можно отнести следующие их основные типы, наиболее часто встречающиеся в практике социологических исследований.

13. Ответы, содержащие заведомо ложные сведения о личности респондента в вопросах социально-демографического блока анкеты.

14. Ответы на вопросы о знаниях, уровне информированности респондентов, не характеризующие их действительную осведомленность.

15. Ответы, не выражающие подлинных намерений, планов, предпочтений, сим4патии-антипатии, установок и ценностных ориентации респондентов .

16. Ответы, не отражающие подлинных взглядов респондентов, сложившихся у них оценок, точек зрения, позиций и т.д. («фальсификация собственных мнений»).

17. Ответы такого рода свидетельствуют о формальном («ритуальном») принятии респондентами официальных ценностей и норм без их внутренней интериоризации (внешняя лояльность при наличии внутреннего протеста).

18. В данном параграфе мы остановимся главным образом на анализе первых трех из указанных факторов; суггестивное влияние метода сбора данных на искренность респондентов будет подробно рассмотрено в главе IV.

19. Социальные и психологические характеристики респондентов

20. Рассмотрим роль некоторых социальных переменных более подробно.

21. Я. Макаллистера 316, р. 180. было обнаружено, что женщины чаще, чем мужчины, дают социально желательные ответы, скрывая факты социально неодобряемого поведения.

22. Характеристики интервьюеров