автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Историческая традиция русской литературы ХIХ века и драма Д. С. Мережковского "Павел I"

Текст диссертации на тему "Историческая традиция русской литературы ХIХ века и драма Д. С. Мережковского "Павел I""

ю

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАНИЮ МОСКОВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

л? у На правах рукописи

и

О

ПЕТРОВ АЛЕКСЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ

ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА И ДРАМА Д.С.МЕРЕЖКОВСКОГО «ПАВЕЛ 1» (ПРОБЛЕМА ВЛАСТИ)

Специальность 10.01.01 - русская литература

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель -доктор филологических наук профессор В.И.Коровин

Москва - 1999

ОГЛАВЛЕНИЕ

'I

!<■ 111 НИЮ 'Ш

/ В НВ'ВНЧй' - - ~ ~ <•. « - «. - - « «к Ф • О в в * и о ь О «■ а * « » (к и « О /.41

В? //ПА В?Й? ГН 1 чл. Т

Ч- I ЮМ/Г I '1/1Ш М в К1 |И'НК"И'

, !Ы КЛ. 1. .Г.1 И в'I I» Ч К

И! К1 II II м. ( (

3,3

"л ^4 В ДРАМЕ «ПАВЕЛ 1» а.П.РАДИЩ£В, А.С.ОУ11ЖИК1 И ДР.)„ ¡Ш

т К' К ЛАВЕ 1...........................I! VI

ста В СТРУКТУРЕ ДРАМЫ «ПАВЕЛ 1» И , СЯА» Д.С.МЕРЕЖКОВСКОГО ... ....,... Ш

II/» М» 11! А ЛТП ИТ» А ¥Л ЛК/ПЛИЛ

Й1.У II юз IV 1 ж я. «Vrt.1t. ч.^'и'лгои я ии^/гл ^ж» и <>' 1?.»

кого ...............ш

"" " иишкд ШУ8А.1Л ГУ и «ЦПМЛР,»

Д.С.МЕРЕЖШВСкш и .................1<н»

'"^ХОЛОЙ'ИЯ ВЛАСТИТЕЛЯ КАК 1ЮРЕДМЕТ игСШГ'О ОСМЫСЛЕНИЯ В СТРУКТУРЕ «ЦИЮ(А»,. Ш ГОЛОПИШ! ВЛАСТИТЕЛЕЙ В СТРУКТУРЕ «сЦЖЛА» , №

§ вопрос: «о насилий» в «цикле»

(МЕРЕЖКОВСКИЙ И ДОСТОЕВСКИЙ).......... „ ............. 187

| 4 ПЬЕСА «НАВЕЛ 1» КАК ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ

(МЕРЕЖКОВСЖИЙ И ПУШКИН) ................,......... М'1

11РИМЕЧАНИЯ к: ГЛАВЕ 2 .............................. ................ '№

I ПРИМЕЧАНИИ 1С ЗАКЛЮЧЕНИЮ ................... .„....,........... . „. »

КИВЛИО! 'РАФИЯ ..........................................,........... 'М*?

ВВЕДЕНИЕ

Не прошло и десяти лет, как имя Д.С.Мережковского, на многие годы вычеркнутое из русской литературы, было введено в научный и культурный обиход1, а мы уже имеем полное право подводить итоги изучения его творческого наследия^. Поистине пророческими оказались слова одного из критиков начала XX в., вынужденного признать (ибо недолюбливал Р.В.Иванов-Разумник автора «Христа и Антихриста»), что Мережковский - писатель настолько крупный, «что раньше или позже историки литературы займутся изучением в хронологическом порядке его многообразной деятельности, рассмотрят «эволюцию его взглядов»... подведут итоги»3. Уже первая международная конференция (1991 г.), посвященная жизни и творчеству Д.С.Мережковского, включила более 40 докладов, в которых наметились основные направления, по которым развивается отечественное и зарубежное «ме-режковсковедение»4. Важнейшее место (и по сей день) здесь сохраняет анализ религиозно-философской проблематики произведений писателя, а именно, концепции «Третьего Завета» и предшествовавших ее появлению историософских размышлений Мережковского о борьбе в человеческой истории двух полярных начал. Практически ни одна из серьезных работ 1900-х и 1990-х гг. не обходит вниманием этих вопросов5. Мы, со своей стороны, также обратимся к рассмотрению антитезы Христа и Антихриста, но в аспекте еще мало исследованном, каковым является, в частности, противоположение «личного» и «общественного» в различных его «ипостасях» (Церкви и Государства, человека и власти и др.). Значительное место в современном литературоведении занимает такая проблема, как изучение культурного контекста, в котором зарождались идеи и создавались творения Мережковского, а также рецепция Д.Мережковским -философом, критиком и художником - «узловых фигур русской и западноевропейской культуры». Не удивительно, что темы сравнительно-исторического характера (например, «Ницше и Мережковский»; «Ибсен и Мережковский» и т.д.) весьма часто встречаются в критической литературе о писателе; странным

представляется, однако, тот факт, что параллели между творчеством художника рубежа веков и предшествующей русской литературой и культурой проводятся достаточно редко. и ограничиваются, как правило, анализом литературно-критических исследований Д.Мережковского6. Помимо небольшого параграфа в диссертации Л.Н.Флоровой7, где рассматривается проблема двойничества у Достоевского и Мережковского, а также отдельных замечаний о старших современниках писателя (не в пользу последнего) в ряде дореволюционных статей, работ по указанной проблеме практически нет. Именно этот, сравнительный, аспект изучения является актуальным для нашего исследования, но лишь в той мере, в какой объективно дает на-это право текст драмы «Павел 1» и замысел его создателя. Поэтому сферу сопоставления мы ограничили в основном двумя именами: А.С.Пушкина и Ф.М.Достоевского, - именами, безусловно, значимыми для уяснения идейного й художественного своеобразия пьесы Мережковского. Кроме этого, нас привлекает и другая область, еще мало изученная, но, как кажется, очень значимая для уяснения оригинальности художнической манеры писателя и его мировоззрения. Такой областью представляется нам русская политическая история, точнее, личность российского императора Павла 1, а также царствование 1796-1801 гг. - причем «двойное» их восприятие: в мемуарной и исторической литературе XIX - начала XX вв. и, уже опосредованно, в качестве литературной «проекции», - в драме «Павел 1» (1908). Особое место в нашем исследований займет также проблема восприятия Д.С.Мережковским реформ Петра 1 и, в связи в этим, важнейший для писателя (в первой половине 1900-х гг.) вопрос, впервые поставленный и гениально разрешенный его старшим современником, Ф.М.Достоевским, - вопрос о «крови по совести».

Вторым значимым для предпринятого нами диссертационного исследования мы считаем то направление в науке о Мережковском, которое интенсив-

j

но начало развиваться в последние годы. Это - вопросы поэтики писателя, «своеобычие структур его художественного мира»8. На настоящий момент мы имеем несколько глубоких, интересных диссертаций и статей, авторы которых

разрабатывают именно этот аспект литературных исследований. Кроме работы Л.Н.Флоровой, где анализируется художественно-философская проблематика и поэтика трилогии «Христос и Антихрист» с точки зрения особенностей ее символистской концепции, следует назвать и исследование А.М.Ваховской, посвященное прозе Мережковского9. В этой диссертации концепция культуры, сложившаяся в сознании писателя к середине 1900-х гг., исследуется на материале не только первой его трилогии, но и многочисленных статей на общественные и литературные темы. Среди других публикаций о Мережковском хотелось бы выделить предисловие З.Г.Минц к первому переизданию трилогии «Христос и Антихрист»10 и работу Л.А.Колобаевой о романах художника11.

В статье З.Минц особенно интересно для нас наблюдение над процессами символообразования, которые протекают в художественных структурах, созданных автором «Христа и Антихриста». Выделив в трилогии символы двух родов: «внутритекстовые» и соотнесенные с образами мировой культуры, исследовательница выдвигает принципиальный тезис (не получивший развития в статье) о том, что «Мережковский художественно осознанно создает в романе особую поэтику цитат»*. При этом в «словаре» ключевых символистских тем», кратко определенных З.Г.Минц, отсутствует такое, на наш взгляд, важное в контексте трилогий понятие, как «власть» (со всем комплексом сопутствующих ему значений). В статье ЛАКолобаевой существенными для нашего исследования являются две идеи: 1) о глубоком внутреннем единстве всех творений писателя, объединенных культурологической символикой Христа и антихристианства; 2) о том, что Д.С.Мережковский является создателем в русской литературе «исторического романа нового типа - романа философии (курсив Л.Колобаевой. - А.П.) истории, романа историософского», структура которого «держится властью символов». Здесь мы находим и другое, важное для темы нашего исследования замечание. Рассматривая вторую трилогию художника, автор работы говорит о «признании порочности (безбожности) всякой авторитарной, деспотической власти на земле» как центральной идее «Царства

* Вся графическая работа в тексте, за исключением особо оговоренных случаев, - наша. - А.П.

Зверя» (1908-1918). Ввиду небольшого объема статьи, данный тезис не наполняется конкретным содержанием, поэтому повода для широкой полемики не дает, однако с самой формулировкой смысла названия трилогии, предложенной JI.А. Колобаевой, согласиться мы не можем. Проблема власти, действительно поставленная Мережковским в «Александре 1» и «14 декабря» как психологическая и метафизическая, вовсе не сводится в этих романах (добавим: и в драме «Павел 1») к обличению самодержавной власти, ее «неправедности» и «пагубности», но разворачивается - причем в обеих трилогиях - в целостную и художественно глубоко разработанную картину власти. Обратим внимание также на странную ситуацию, сложившуюся в «мережковсковедении» вокруг первой части «Царства Зверя» - драмы о Павле 1. По-видимому, ее жанровая принадлежность заставляет исследователей смотреть на это произведение как на нечто инородное в структуре как первой, так и второй трилогий писателя, ибо пьеса «Павел 1» является, на наш взгляд, ключевым звеном в масштабе именно деза-трилогий писателя. Однако именно жанровая своеобычность «Павла 1», специфика его структуры позволяет уяснить не только особенности поэтики Мережковского, но и увидеть связь пьесы с традицией русской исторической драматургии, прежде всего, с трагедией А.С.Пушкина «Борис Годунов». Этот вопрос станет предметом отдельного исследования в данной диссертации.

Парадокс - но не только Драма 1908 г., но вся трилогия «Царство Зверя» до сих пор остается практически не исследованной, притом что первой посвящено несколько диссертаций. Если дореволюционное литературоведение предложило не менее двух десятков критических работ и рецензий на романы и драму о Павле и его преемника^, то современная наука о Мережковском ограничилась, как кажется, лишь вступительными статьями О.Михайлова В.Прокофьева13, послесловием Е.Любимовой14 и обзорными работами о драматургии русского символизма, где находим интересные," но по необходимости краткие сведения об образной системе и замысле пьесы «Павел I»15. Особенно хотелось бы выделить монографию Б.С.Бугрова, где представлен едва ли не самый содержательный анализ «Павла 1» в современном литературоведении. Из

дореволюционных работ о драме наиболее глубокой и объективной мы считаем рецензию В.Брюсова «Две книги. Д.Мережковский. Павел 1., Ф.Сологуб. Пламенный круг»16. (Более подробный анализ известных нам работ о пьесе Мережковского см. в первой главе настоящей работы. Здесь скажем только, что большинством критиков 1900-х гг. драма относится к проходным произведениям писателя, не добавившим ничего нового к тому, что уже было сказано им в первой трилогии). Среди современных работ мы должны назвать труд О.Ю.Круглова «Историческая реальность и художественный вымысел в романе «Антихрист» и драме «Павел 1» Д.С.Мережковского», имеющий непосредственной отношение к выбранной нами теме исследования. При том, что нам близка позиция автора, который идет «от принципов работы над историческим материалом - к пониманию поэтической идеи Мережковского», и ряд выдвигаемых им положений, в частности, мысль о структурной значимости пьесы

17

1908 г., связующей «в стройное единое целое обе трилогии писателя» мы хотели бы предложить иной путь решения указанных задач и определить новые. Для этого мы попытаемся включить пьесу «Павел 1» в контекст той исторической традиции, которая сложилась в XIX - начале XX вв., к моменту написания Д.Мережковским драмы. Под «Исторической традицией» мы понимаем не только художественную, мемуарную и историческую литературу о Павле 1. но и тот круг произведений, который так или иначе отразился в тексте пьесы и повлиял на замысел ее создателя. Именно на этом основании мы и обращаемся: 1) к «чужому слову» в «Павле 1» и 2) к параллелям более скрытым, но имеющим характер концептуальный, "т.е. к роману Достоевского «Преступление и наказание» и трагедии Пушкина «Борис Годунов». В качестве же объединяющего, «цементирующего» эти две сферы исследования элемента мы рассматриваем проблему власти.

Исследование пьесы в такого рода контексте влечет за собой проблему, в изучении которой современное «мережковсковедение» остается на уровне дореволюционных работ. Это - проблема отношения Д.С.Мережковского к «чужому слову», функция и место цитат в произведениях писателя. До сих пор

единственным авторитетным мнением в этом вопросе является то, которое бы-

18

ло высказано в ранних, написанных до 1917 г., статьях К.И.Чуковского . Рассматривая «цитату» в широком смысле - как «знак» («вещь», по терминологии критика) отображаемой в произведении культуры, Чуковский пишет о «ненасытном вещелюбии» Мережковского, для которого «бутафория важнее всего: ею характеризуется для него весь человек». Несмотря на явно иронический и даже уничижительный тон статьи, автор ее высказывает - пусть в отрицательной форме - позитивные идеи об особой роли в творческом мышлении писателя и в его художественных произведениях «вещного мира», «книжных реминисценций»: «Вместо того чтобЬгидти от человека к вещам, он идет от вещей к человеку. Такого метода не знали ни Толстой, ни Достоевский, ни Чехов»19

(характерный пример «связи» ДМережковского с классикой). Другие критики

20

начала века, отдавая должное мастерству писателя, его эрудиции , искренней любви к слову21, сходятся на том, что произведения «этого талантливого и начитанного литератора» " безжизненны, а фигуры, сложенные им «из льдин», мертвы23. Вполне естественно в суждениях о писательской манере Мережковского появляется образ «словесной игры»: «...он часто играет в домино, он приставляет слова к словам, цитату к цитате», и возникает впечатление, - пишет Ю.Айхенвальд, - что «будто сама собою, органически, выросла истина». Но «иллюзия рассеивается. Ум Шов не делает убедительнее самого Мережковского... Без пафоса и внутренней подлинности, его искусная мозаика не переходит в картину»24.

Среди современных работ о роли цитат в произведениях писателя хотелось бы выделить небольшую заметку в журнале «Русская речь», претендующую, однако, на широкие обобщения принципиального характера. Сопоставляя эпизод из романа «Антихрист» с возможным его историческим источником, Г.М.Пономарева высказывает ряд бесспорных, но однолинейно понимаемых тезисов, касающихся поэтики Д.С.Мережковского как романиста, а именно: «широкое привлечение чужого текста зачастую(?) без каких-нибудь изменений»; «постоянное(?) перенесение места действия, а также вкладывание слов

(порой хрестоматийно(?) известных), принадлежащих одним историческим лицам, в уста других»; символизация вполне бытовых ситуаций; использование реминисценций классики25. Однако из рассуждений автора следует (мы лишь придерживаемся той логики, которая предложена в статье), что едва ли не все соответствующие (т.е. представляющие собой «цитату») эпизоды в этом и других романах Мережковского, во-первых, взяты из всем известных источников и, следовательно, банальны; а во:вторых, вне литературных реминисценций (как пример приводится «цитата»' из Пушкина) они теряют свою самоценность, в противном же случае - выполняют «иллюстративную функцию». В итоге «характерная черта поэтики» оборачивается однообразным, механическим набором действий: изменением места действия, «вклейкой» цитаты и пр. Не отрицая того очевидного факта, что, создавая свои произведения, Мережковский часто отталкивался от «чужого слова», мы хотели бы подчеркнуть творческий подход писателя к источникам и своеобычность тех принципов, посредством

которых «старый» текст преображался в новый.

*

В качестве особого типа цитаты мы рассматриваем «автоцитату», т.е. образы, словесные обороты, художественные детали и т.п., встречающиеся в нескольких произведениях писателя. Анализ подобных цитат (в аспекте властной проблематики) в трилогии 1896-1904 гг. и драме 1908 г. позволяет обосновать тезис о единстве двух трилогий'Д.Мережковского. Тезис этот не нов; он был выдвинут критиками еще в начале века26 и во многом основывался на известных и не раз прокомментированных словах самого писателя из предисловия к

27

Полному собранию сочинений 1914 г . Сам Мережковский, напомним, видел

связующий элемент иногда - в сфере «надысторической» (в вопросе об отно-

28

шении двух правд во всемирной истории - Божеской и человеческой) , иногда - в плоскости сугубо религиозной (как отражение в истории вселенской, т.е. «все века, все народы и культуры объединяющей, идеи христианства»)"9. Это

* Мы различаем термины «цитата», «реминисценция» и «аллюзия». Под первым мы понимаем любой «знак» «чужого текста». Под вторым - скрытую «цитату-намек», рассчитанную на ассоциативное «припоминание» читателем текста-источника. Аллюзия же представляет частный случай реминисценции и является цитатой явной, намеренно введенной автором и отсылающей к источнику общеизвестному, во всяком случа�