автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX века"

На правах рукописи

БАКАЕВ Анатолий Александрович

ИСТОРИОГРАФИЯ РОССИЙСКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТЕРРОРИЗМА КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКОВ

Специальность 07.00.09 -историография, источниковедение и методы исторического исследования

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

МОСКВА 2005

Работа выполнена на кафедре истории Московского государственного университета сервиса

Научный консультант: доктор исторических наук, профессор БАГДАСАРЯН Вардан Эрнестович

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

ГРЕБЕНИЧЕНКО Сергей Федорович доктор исторических наук, профессор РУДЬ Александр Степанович доктор исторических наук, профессор УТКИН Анатолий Иванович

Ведущая организация - Московский университет МВД России

Защита диссертации состоится 15 апреля 2005 года в 14:00 часов на заседании диссертационного совета Д. 212.203.03 в Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 10А,ауд.415.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Российского университета дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6.

Автореферат разослан «_» марта 2005 года.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук, доцент

К.Ц. Саврушева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Международный терроризм составляет главную угрозу для современного глобального мира. В борьбе с ним объединяют свои усилия такие геополитические соперники, как Россия и США. В условиях идеологического вакуума в российском обществе борьба с международным терроризмом по существу единственная четко сформулированная идеологема. Президент Российской Федерации В.В. Путин классифицировал действия террористических организаций на территории нашей страны как войну, объявленную России.

Однако усилий спецслужб ведущих держав оказывается недостаточно для противостояния террористической экспансии. Современный мир, несмотря на весь свой технологический потенциал, обнаруживает высокую степень уязвимости для террористов. В контексте разрастания масштабов террористической деятельности ставится под сомнение сама доктрина «прав человека» как препятствие к обеспечению безопасности граждан. Особую ценность в этой связи представляет опыт борьбы с революционным терроризмом в Российской Империи.

Феномен терроризма, судя по характеру борьбы с ним, до сих пор остается непонятым. Понять же его природу невозможно как при однозначной инфернализации, так и романтизации. Только аккумулировав все противоречивые суждения, будет воссоздана адекватная картина генезиса террористических организаций. Данная установка и предопределила замысел предлагаемой работы.

Важным в методологическом отношении вопросом в исследовании темы является определение дефиниции «террор» применительно к контексту Российской Империи начала XX в. Российский революционный терроризм этого периода вышел за привычные рамки политического убийства. Формами революционного насилия, подпадающими под широкую трактовку дефиниции «терроризм», стали экспроприации, вооруженные нападения, похищения, вымогательства и шантаж. Еще в 1977 г. У. Лакер предсказывал, «что о всеобъемлющем, подробном определении терроризма споры

будут вестись еще очень долго, что они не увенчаются консенсусом и не

i

внесут заметного вклада в понимание терроризма» .

История революционного движения тесно переплетена с практикой организации терактов, и потому в контексте волны терроризма, захватившей современный мир, его изучение приобретает дополнительную актуальность. Оно позволяет определить причины терроризма, тенденции его развития, способы борьбы с ним.

1 Laqueur W. Terrorism. - Boston-Toronto. 1977.-P. 135.

Рамки исследования позволяют сконцентрировать внимание на условиях, факторах и механизмах создания террористических организаций. Под влиянием исторических коллизий во время первой русской революции и в последующие годы произошли существенные изменения в характере террористической деятельности, что позволяет выявить онтологические основы терроризма.

Несмотря на то, что в определенные историографические периоды российскому революционному терроризму уделялось пристальное внимание, непрерывная традиция его изучения так и не сложилась. Данное обстоятельство было обусловлено отсутствием систематизации историографических источников. В связи с завершением длительного периода в истории исторической науки необходимо подвести его итоги, что явится связующим звеном с предстоящим этапом развития историографии.

Степень изученности проблемы. Хотя специального исследования, посвященного историографии революционного терроризма, до настоящего времени не предпринималось, но определенное историографическое изучение данной тематики все-таки проводилось. Литература по рассматриваемой проблеме представлена прежде всего исследованиями по истории террористического движения, в вводной части которых присутствовали историографические обзоры трудов отечественных историков. Однако ввиду того, что феномен революционного терроризма рассматривался, как правило, в контексте других тем, чаще всего в рамках изучения истории левых партий или революции 1905-1907 гг., даже такие историографический обзоры имеют опосредованный характер. Исключение представляет монография О.В. Будницкого «Терроризм в российском освободительном движении»2. Сходную характеристику имеют работы, содержащие вводное историографическое вступление по какому-либо из аспектов изучения революционного терроризма, в том числе организационным террористическим структурам оппозиционных партий, биографиям террористов.

В ряде трудов историографические оценки и критика в отношении исследований, связанных с историей революционного терроризма в России, рассредоточены внутри авторского изложения материала.

К другой группе историографических исследований принадлежат труды, посвященные историографии более широкой проблематики, одним из компонентов которой является изучение истории революционного терроризма и историографии смежных с ней тем3. Особенно широко в отечественной истории исторической науки была представлена историография революции 1905-1907 гг. Краткие историографические обзоры по отдель-

2 Буднцкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX вв.). - М., 2000. - С. 5-27.

3 Актуальные проблемы советской историографии первой русской революции. - М., 1978; Борьба ленинской партии против непролетарских групп и течений (дооктябрьский период). Историография. - Л., 1987; ЗевелевА.И, Свириденко ЮЛ. Историография истории политических партий России. - М.. 1992 и до.

ным проблемам истории революционного терроризма содержались и в ряде защищенных диссертаций .

Следующую классифицируемую группу источников составляют рецензии и отзывы на публикации отдельных трудов по соответствующей проблематике5.

В монографии К.В. Гусева и Х.А. Ерицяна «От соглашательства к контрреволюции (Очерки истории политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров)» были заложены основные подходы исторической характеристики литературы о ПСР, и, соответственно, связываемого с ней революционного терроризма, ставшие традиционными для советских историографов. Историки выделяли три основные периода развития отечественной историографии: 1) 1920-е - середина 1930-х гг.; 2) середина 1930-х - середина 1950-х гг.; 3) с середины 1950-х гг. до современных авторам событий. Первый период характеризовался значительной исследовательской активностью при сравнительно невысокой степени теоретического обобщения материала, второй - упадком интереса к исследованию истории «непролетарских» партий и односторонностью суждений, третий - циклическим возрождением советской исторической науки6. Тем не менее рецензенты указывали на поверхностный и неоправданно урезанный характер историографического обзора предпринятого авторами. Учтя данное пожелание, К.В. Гусев в последующей монографии «Партия эсеров от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции» расширил вводную историографическую часть. С его точки зрения, историческая литература о деятельности ПСР 1920-х годов детерминировалась судебным процессом 1922 г. над 34 членами ЦК партии эсеров, и потому повышенное внимание исследователей того периода сосредотачивалось «на контрреволюционной деятельности этой партии, а другие вопросы отступали на второй план» .

Троичность схемы обусловливалась традициями марксистской философии истории, воспринявшей гегелевскую концепцию диалектики. В первый период происходило накопление фактического материала при отсутст-

4 Черемных O.A. Революционно-демократический фронт в годы первой российской революции (1905-1907 гг.): Дис.... канд. ист. наук. - М., 1996; Капитонов КВ. Возникновение и деятельность организаций партии социалистов-революционеров на территории Мордовии в первой четверти XX века: Дис.... канд. ист. наук. - Саранск, 1997; Морозов КН.Партия социалистов-революционеров в 1907-1914 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. -Самара, 1995.

5 Гармиза В В., Спирин Л.М., Гусев КВ. Партия эсеров: от мелкобуржуазного револю-ционаризма и контрреволюции (Исторический очерк) // Вопросы истории КПСС. 1976. -№ 4; Тютюкин СВ. Вокруг современных дискуссий об Азефе // Отечественная история. 1992.-№ 5 и др.

6 Гусев КВ., Ерицян Х.А. От соглашательства к контрреволюции: Очерк истории политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров. - М., 1968. - С. 77-10.

7 Гусев КВ. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции: Исторический очерк. - М., 1975. - С. 11.

вии необходимого обобщения и критики. Во втором, напротив, преобладало теоретизирование и критика, но в ущерб фактическому содержанию и гибкости суждений. Наконец, в третий - осуществлялся синтез теории и факта.

На конференции в Калинине АД. Степанский обращал внимание на существующий приоритет изучения идеологии и программы партии при слабом освещении организационных проблем, особенно деятельности Боевой Организации8.

Д.Б. Павлов представил сравнительно подробный обзор освещения проблемы аграрного террора. Вопреки современному клише о тотальном единстве взглядов в советской историографии, автор указал на наличие противоположных в данном вопросе мнении: одни историки осуждали эсеров за нерешительность при поддержке крестьянских выступлений, другие, наоборот, порицали за подталкивание крестьянства к авантюристической тактике. В воззрениях последних Д.Б. Павлов обнаруживал многочисленные противоречия, указывая на несовместимость ряда выдвигаемых тезисов: готовность эсеров идти на союз с буржуазией и следование их левацкой тактике, отсутствие влияния социалистов-революционеров в крестьянской среде и руководство ими крестьянами при осуществлении аграрного террора, порицание самого метода аграрного терроризма и признание необходимости революционных захватов помещичьей земли и расправ над

9

крупными землевладельцами и т.п.

Специальным жанром советской историографии являлась критика буржуазных фальсификаторов истории. Работ такого рода применительно к историографии российского революционного терроризма в ней было гораздо больше, нежели посвященных анализу соответствующей отечественной литературы10. Ведущим мотивом интерпретации трудов иностранных

Степанский АД. Процесс возникновения непролетарских партий в России в освещении современной советской историографии // Историографическое изучение буржуазных и мелкобуржуазных партий России. - М., 1981. - С. 3-6.

9 Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции: Монография. -М, 1989. - С. 28-33.

10 КанищеваН.И., ЛеоновМ.И., Павлов Д.Б., Степанов CA., ШелохаевВ.В. Политические партии России в 1905-1907 годах (обзор новейшей немарксистской историографии) // История СССР. 1989. - № 6; Гармиза В.В., Жумаева Л.С. Партия социалистов-революционеров в современной буржуазной историографии // История СССР. 1968. -№ 2; Павлов Д.Б. Критика некоторых концепций современной англо-язычной буржуазной историографии истории партии эсеров // Великий Октябрь и непролетарские партии. - М., 1982; Петров АЛ. Критика фальсификации аграрно-крестьянского вопроса в трех российских революциях. - М., 1977; ИлъящукГ.И. История партии эсеров в современной французской буржуазной историографии // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции. - М., 1982; Латыпова СР. Вопрос о роли мелкобуржуазных партий в социалистической революции в освещении современной американской историографии // Историографическое изучение истории буржуазных и мелкобуржуазных партий России. - М., 1981; Коновалов B.C. Эсеры в революции 1905-1907 гг. (Англо-американская историография). Первая российская революция 1905-1907 гг. Обзор советской и заруб

авторов было разоблачение исторических фальсификаций и тенденциозности.

Подробный обзор литературы об эсеровском терроризме представил во введении монографии «Боевая организации партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг.» P.A. Городницкий. Им была предложена единственная на настоящее время периодизация историографии революционного и, в частности, эсеровского терроризма. История изучения деятельности террористических организаций дифференцировалась им на четыре периода: 1) вторая половина 1910-х - начало 1930-х гг. - осмысление терроризма современниками и непосредственными участниками событий; 2) середина 1930-х - конец 1950-х гг. - запрет на проведение исследований по теме индивидуального политического терроризма; 3) середина 1960-х - середина 1980-х гг. - изучение истории терроризма как тактики мелкобуржуазных партий на основе ограниченного в доступе комплекса источников; 4) с конца 1980-х гг. - вовлечение в поле зрения историографии нового многочисленного корпуса источников, идеологическая свобода авторов в концептуальных оценках террористической деятельности11. Впрочем, оговаривался P.A. Городницкий, исследовательская свобода не избавила значительную часть российских историков от многообразных идеологических клише.

О.В. Будницкий особо пристальное внимание уделил дискуссии о самой дефиниции «терроризм» и времени возникновения террористического направления в общественном движении. Поэтому представленный им историографический обзор носил в большей степени методологический

характер, нежели анализ исследований, посвященных непосредственно ис-

12

тории российского революционного терроризма .

Историография более раннего, народовольческого периода в истории террористического движения в России стала объектом исследования докторской диссертации О.В. Будницкого13.

Самостоятельным видом историографических работ являются труды, посвященные персонифицированному рассмотрению исторических воззрений ряда авторов, писавших об истории российского революционного терроризма. Работы, акцентированные на исследовании литературного творчества Б.В. Савинкова, относятся как к разряду историографических источников, так и литературы14. Ход историко-литературной полемики во-

бежной литературы. - М., 1991; Зырянов П.Н., Шелохаев В.В. Первая русская революция в американской и английской буржуазной историографии. - М., 1976.

11 Городницкий P.A. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 19011911 гг.-М., 1998.-С. 5.

12 Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX вв.). - М., 2000. - С. 3-27.

13 Будницкий О.В. История изучения «Народной воли» в конце XIX - начале XX вв.: Автореф. дис.... докт. ист. наук. -М., 1998.

14 Амфитеатров A.B. Два коня // За свободу. Варшава, 1924. - № 192; Горбунов М. Са-

круг образа террориста в художественных произведениях Б.В. Савинкова был восстановлен в работах А. Келли и М. Могильнера15.

Историография истории российского революционного терроризма, находясь еще в плену старых методологических догм и выводов, стоит на пороге качественных изменений. Задача заключается в том, чтобы эти изменения не оказались абсолютным разрывом с лучшими традициями отечественной исторической школы.

Анализ степени изученности проблемы позволяет заключить, что комплексного исследования историографии революционного терроризма в Российской Империи конца XIX - начала XX вв. до настоящего времени не проводилось.

Источниковая база. Первую группу источников составляют работы, непосредственно посвященные истории революционного терроризма в Российской Империи в конце XIX - начале XX вв.16 Исследования по соответствующей проблематике осуществлялись также опосредовано, как составные компоненты в трудах общего порядка по истории революционного движения (особенно революции 1905-1907 гг.)17, политических

партий18, функционирования партийных структур19 или региональных

.-.20

организаций , при рассмотрении персоналиев террористического дви-

винков как мемуарист // Каторга и ссылка. 1928. - № 5 (42); Келли А. Самоцензура и русская интеллигенция // Вопросы философии. 1990. - № 10. - С. 57-61; Тютчев Н.С. Заметки о воспоминаниях Б.В. Савинкова // Тютчев Н.С. В ссылке и другие воспоминания. -М., 1925.

15 Келли А. Самоцензура и русская интеллигенция // Вопросы философии. 1990. -№ 10. -С. 57-61; Могильнер М. Мифология «подпольного человека». - М., 1999. - С. 102-120, 133-152.

16 Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX вв.). - М., 2000; Гусев КВ. Рыцари террора. - М., 1992; Индивидуальный политический террор в России. XIX - начало XX в. -М., 1996.

17 Козьмин Б.П. Из истории революционной мысли в России. - М., 1961; Тютюкин СВ., Шелохаев В. В. Первая российская революция 1905-1907 гг. (Предпосылки, задачи, расстановка политических сил) // Вопросы истории КПСС. 1991. - № 7. - С. 50-66; Яковлев H.H. Вооруженные восстания в декабре 1905 года - М., 1957.

18 Гусев КВ. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контреволю-ции: Исторический очерк. - М., 1975; Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг. - М., 1997; Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. - М., 1989.

"Городницкий P.A. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901— 1911 гг. - М., 1998; Морозов КН. Б.В. Савинков и Боевая организация партии эсеров (1909-1911 гг.) // Россия и реформы. - М, 1993. - Вып. 2.

20 Алуев В Ф. Социал-демократы и эсеры Пензенской и Симбирской губерний накануне и в годы первой российской революции: Автореф. дис.... канд. ист. наук. - СПб, 1994; Афанасьев А.Л. Военная работа эсеров в Восточной Сибири в период отступления революции 1905-1907 гг. // Проблемы истории революционного движения и борьбы за власть Советов в Сибири в 1905-1920 гг. - Томск, 1982; Еремин А.И. Эсеровские организации Центрально-промышленного района России в конце XIX - начале XX веков: Автореф. дис.... канд. ист. наук. - М., 1994.

жения21. Особое место в советской историографии занимала тема борьбы большевиков с террористическими организациями и критики В.И. Лениным террористической тактики мелкобуржуазных партий22. История революционного терроризма рассматривалась через призму истории КПСС, а научная аргументация выводов подменялась цитатами В.И. Ленина, высказывания которого априорно использовались в качестве критерия истинности.

Особенно ценным видом источника являются опубликованные материалы конференций, на которых в концентрированном виде были сосредоточены выводы отечественных историков по проблемам революционного террористического движения23. В целях определения своеобразия исследуемого историографического периода в качестве источника привлекается литература по истории предшествующего и последующего в хронологическом отношении этапов24.

Для определения репрезентативности суждения историков исполь-

25 ~26

зуются документальные источники , материалы периодической печати , мемуарная литература27. Ценность мемуарной литературы еще более возрастает на фоне сравнительной скудности на яркие эпизоды террористиче-

21 Николаевский Б.И. История одного предателя. - М., 1991; Прайсман ЛГ. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. - М, 2001; Городницкий P.A. Б.В. Савинков и судебно-следственная комиссия по делу Азефа // Минувшее: Исторический альманах. - М., СПб., 1995. Вып. 18. - С. 198-242; Городнщкий P.A. Егор Созонов: мировоззрение и психология эсера-террориста // Отечественная история. 1995. - № 5. - С. 168-174.

22 Мухин В.М. Критика В.И. Лениным субъективизма и тактического авантюризма эсеров. - Ереван, 1957; Шугрин MB. Борьба В.И. Ленина и коммунистической партии против народническо-эсеровской тактики заговора и индивидуального террора (1893-1907 гг.): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. - М., 1956; Студентов В.А. Разоблачение В.И. Лениным мелкобуржуазной сущности идеологических концепций социалистов-революционеров на демократическом этапе русской революции (1902 - февр. 1917 г.): Автореф. дис.... .канд. ист. наук. - М., 1970.

23 Высокотехнологичный терроризм: Материалы российско-американского семинара. -М., 2002; Индивидуальный политический террор в России. XIX - начало XX в. - М., 1996; Терроризм и толерантность // Духовность. - Сергиев Посад, 2003. - Кн. 3.

24 Волк С.С. «Народная воля»: 1879-1882. - М., Л., 1966; Седов М.Г. Героический период революционного народничества: Из истории политической борьбы. - М., 1966; Троицкий НА. «Народная воля» перед царским судом. - Саратов, 1983; Литвин АЛ. Красный и белый террор в России. 1918-1922 гг. - Казань, 1995.

25 История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. - Ростов на Дону, 1996; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. - М., 1996. -Т. 1.1900-1907 гг.; Тайна убийства Столыпина. - М., 2003.

26 Новые казни террористов и наше легальная пресса // Знамя труда. 1908. - № 10-11; Новый процесс боевой организации // Революционная Россия. 1904. - № 57; Террор и дело Богрова // Знамя труда. 1908. - № 38.

27 Савинков Б В. Воспоминания//Былое. 1917.-№ 1-3; 1918.-№ 1-3,12; Гершуни Г.А. Из недавнего прошлого. - М., 1917; Бурцев В Л. Борьба за свободную Россию: Мои воспоминания. 1882-1922. - Берлин, 1923. - Т. 1; ГерасимовДВ. На лезвии с террористами. - Париж, 1985.

ской деятельности следственных дел. Многие из террористов отказывались предоставлять полиции какие-либо сведения, выступали перед судом под вымышленными фамилиями. Причина такого поведения заключалась в моральном осуждении «откровенников» с точки зрения партийной этики. «Откровенников», равно как и «прошенистов» (лиц, подававших властям прошение о помиловании), исключали из партийных организаций.

Верификация некоторых теоретических положений в историографии проводится посредством привлечения материалов, сосредоточенных в фондах ГАРФ (фонды В.Л. Бурцева, ПА Кропоткина, А.Л. Теплова, A.B. Тырковой), ОР РГБ (фонды П.Л. Вакселя, H.A. Рубаника), РГАСПИ (фонд ЦК партии социалистов-революционеров), Гуверского института войны, революции и мира (коллекции М.В. Вишняка, Ф.В. Воловского, Д.Н. Любимова, Б.И. Николаевского, М.М. Шнеерова), Бахметовского архива (коллекция СГ Сватикова).

Первые попытки исторического осмысления российского революционного террористического движения конца XIX - начла XX вв. предпринимались современниками и непосредственными участниками. Поэтому наряду с историческими исследованиями, в качестве историографического источника, используется публицистическая литература28. Тема терроризма непременно присутствовала на страницах ряда печатных изданий, представляющих левый спектр общественной мысли, таких как «Анархист», «Бунтарь», «Буревестник», «Былое», «Вестник русской революции», «Знамя труда», «Накануне», «Революционная мысль», «Революционная Россия», «Хлеб и воля» и др.

В относящейся к теме многочисленной художественной литературе также находил отражение существующий уровень исторических знаний . Как известно, русская общественная мысль развивалась при доминации художественной литературы. Литературные стереотипы предопределили и характер отечественной историографии. Проводилась, зачастую искусственная, драматизация исторического материала. Не случайно, что именно индивидуальный террор стал квинтэссенцией восприятия революции, либо свидетельствуя о ее героическом потенциале, либо о тупиковости и патоло-гичности выдвигаемой альтернативы.

Цель данного диссертационного исследования заключается в проведении научно-историографического анализа изучения истории революционного терроризма в Российской Империи конца XIX - начала XX вв. Для достижения указанной цели предполагается решение комплекса следующих задач:

21 Бурцев В.В. За террор // Народоволец. 1897. - № 3. - С. 102-109; Изгоев A.C. «Правые террористы»//Русская мысль. 19 О 9. - № 10.-C. 172-181; ХилковД. Террор и массовая борьба// Вестник русской революции. 1905. -№ 4. - С. 225-261. 29 Гуль Р. Азеф. - Нью-Йорк, 1959; Савинков Б.В. Конь бледный // Избранное. - М., 1990; Толстой А., Щеголев П. Азеф: (орел или решка). - М., 1926.

определить основные тенденции развития историографии российского революционного терроризма конца XIX - начала XX вв.;

выявить исторические факторы, оказавшие существенное влияние на творчество историков;

выделить основные вехи и этапы изучения истории революционного терроризма в России;

установить наиболее значительные достижения исторической науки по рассматриваемой проблеме, а также указать на возможные противоречия, непоследовательность, слабую аргументацию, тенденциозность, другие недостатки в трудах историков и публицистов;

определить общее и особенное в трудах исследователей, занимающихся разработкой данной тематики, указать дискуссионные вопросы в интерпретации истории российского революционного терроризма; провести верификацию выводов историков;

поставить задачи для будущих исследований по истории революционного террористического движения;

представить на основе аккумуляции историографического опыта практические рекомендации для современных правоохранительных органов по борьбе с терроризмом.

Объектом исследования служат работы, посвященные истории революционного терроризма, отдельным его проявлением и участникам.

Предметом исследования является историография революционного терроризма в Российской Империи конца XIX - начала XX вв.

Методологической основой работы послужил «многофакторный» подход в понимании историографии и истории, позволяющий подойти к решению проблемы с различных углов зрения, учитывая максимально возможное количество деталей и допуская альтернативную трактовку используемого материала.

Ведущими принципами в работе над диссертацией являются: принцип историзма, стремления к объективности, системного и комплексного подхода при проведении исследования.

Диссертант стремился использовать максимально широкий спектр методов исторических и историографических исследований. Наряду с ними используются приемы исследовательской работы смежных научных дисциплин: криминалистики, конфликтологии, политологии, правоведения, психологии.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом с начала XX в. по настоящее время, что определено временем развития историографии революционного терроризма в Российской Империи в качестве самостоятельного направления в истории исторической науки.

Гипотеза исследования заключается в апробации тезиса о зависимости историографии российского революционного терроризма от практики террористического движения в современном мире.

Научная новизна диссертационного исследования определена прежде всего тем, что в нем впервые проведен комплексный научно-историо-

графический анализ изучения истории революционного терроризма в Российской Империи конца XIX - начала XX вв. Исследуются научная литература и публицистика, относящиеся к террористической деятельности эсеров, максималистов, анархистов, большевиков. Предпринят анализ исторического осмысления феномена терроризма современниками. Прослеживается генезис советских идеологических подходов к интерпретации революционного терроризма. В историографическом ракурсе впервые рассматривается мемуарная литература о террористической деятельности. Советская историография российского революционного терроризма впервые представлена не в контексте изучения истории политических партий, а как самостоятельная проблема. Исследуется преломление в научной литературе переосмысление террористического опыта революционной борьбы представителями русской эмиграции. Реконструируются основные направления и подходы в западной (американской, английской, немецкой, французской, израильской) историографии российского революционного терроризма. Определены основные проблемы и содержательная канва современного периода отечественной историографии индивидуального террора в Российской Империи начала XX в. Проводится периодизация и выявляются основные тенденции развития историографии революционного терроризма в России. Через призму изучения индивидуального террора исследуется влияние на историографию идеологии и политической конъюнктуры. В научный оборот введен широкий круг новых историографических и исторических источников по проблемам истории терроризма. Представленные в диссертации практические рекомендации по совершенствованию правоохранительными органами борьбы с терроризмом носят авторский характер.

Практическая значимость диссертации заключается в ориентированности ее концептуального и фактического содержания на применение в выработке стратегии, тактики и приемов контртеррористической деятельности структур МВД и ФСБ. Материалы исследования целесообразно использовать также в научной и преподовательской деятельности в рамках дисциплин «Историография», «История», «Политология», «Социальная психология» и др.

Апробация исследования. Как основные, так и промежуточные результаты диссертационного исследования были положены в основу написания книг, статей, выступлений на конференциях.

Структура работы построена на основании сочетания хронологического и проблемно-тематического подходов. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность темы, оценивается степень изученности проблемы, дается обзор источников, определяются предмет и объект исследования, ставятся цели и задачи, устанавливаются хронологические рамки, определяется структура работы.

В первой главе исследуется отражение проблем революционного терроризма в историографии и общественно-политической мысли Российской Империи.

Собственно историографическому анализу рассматриваемого феномена предшествует реконструкция его обыденного восприятия. Терроризм в начале XX в. стал для российского общества повседневным явлением. Подавляющее большинство российских обывателей начала XX в. не воспринимало терроризм массовой трагедией, относя угрозы его воздействия к узкому слою правительственных чиновников. Таким образом, генезис романтического направления в историографии истории революционного терроризма восходил к его повседневному пониманию.

Стиралась грань между революционным терроризмом и криминалитетом. П.Б. Струве, писав о «революционере нового типа», подразумевал некий симбиоз политического радикала и уголовника, не подверженного рефлексии моральных условностей. Именно террористы определили эпа-тажный, во многом художественный, образ русского революционера начала XX в.

Попытки исторического осмысления нового этапа развития терроризма в России предпринимались прежде всего представителями тех партий, которые использовали его в качестве одного из главных средств политической борьбы. Для авторов, принадлежащих к протеррористическому направлению в историографии революционного движения, было характерно противопоставление всех оппозиционных к самодержавию организаций по их отношению к терроризму. Поэтому в истории освободительной борьбы ими выделялось лишь два течения - террористическое и культурническое. Ввиду такого подхода социал-демократы уравнивались с некоторыми умеренными группами в народничестве.

Волна историографической апологии терроризма была инициирована изданием в 1893 г. в Женеве брошюры П.Ф. Алисова «Террор». Именно в терроризме видел он главный завет и наследие народовольцев для последующих поколений русских революционеров. Нетрудно заметить, что не-подкрепленный политической платформой теракт мало чем отличается от тривиального уголовного преступления. П.Ф. Алисов, по сути, предвосхитил логику трансформации революционного терроризма в уголовщину.

Первым профессиональным исследователем истории революционного терроризма в России начала XX в. стал В.Л. Бурцев. Несмотря на наличие ряда работ, в которых рассматривались бурцевские сенсационные разоблачения провокаторства в революционном движении и другие конспиративные стороны политики царизма, его исторические исследования пока

еще, к сожалению, не стали предметом специального историографического анализа. Будучи сам видным представителем радикального левого спектра неонародннческого направления в революционном движении, он не мог не быть тенденциозным. Впрочем, В.Л. Бурцев вполне осознавал свою политическую ангажированность. Он подчеркивал, что исследования по истории революционного движения ведутся им «в интересах прежде всего текущей революционной борьбы». Террористический опыт должен был «служить путеводным маяком для действующих революционеров». В.Л. Бурцева привлекала конспирологическая сторона истории, что и предопределило разоблачительный характер ряда его исследований. В целом исторические воззрения В.Л. Бурцева классифицируются в рамках конспироло-гического направления историографии, преломляясь в форме теории заговора охранного отделения. Многие из авторов, конструировавшие впоследствии концепцию о собственной политической игре охранки, апеллировали к его разоблачениям. По собственному признанию В.Л. Бурцева, его воззрения формировались главным образом под влиянием прочтения материалов о народовольческих процессах, которые были опубликованы в официальной печати. Теракты именовались им «увещанием» царя и правительства». Эти «увещания» подразумевали даже убийство императора, которому оно, казалось бы, и было адресовано. Столь своеобразное понимание назначения терроризма позволило В.М. Чернову назвать В.Л. Бурцева теоретиком «челобитной царю, подкрепленной бомбой и подкинутой через какого-нибудь умного временщика». Парадоксальным образом радикализм в тактике соединялся со сравнительно умеренной по социалистическим меркам программой. Исторический опыт революционного движения, согласно В.Л. Бурцеву, приводил к заключению, что наиболее эффективные средства борьбы с самодержавием были представлены народовольцами. Даже эсеры, по его мнению, не соответствовали высокой планке террористической организации. При сравнении их с народовольцами он отдавал безусловно предпочтение последним. На ПСР, полагал В.Л. Бурцев, можно смотреть как на «партию с террористическими тенденциями, но о ней нельзя сказать, что она - террористическая партия». В период, когда эсеровский терроризм все же стал явно превосходить по масштабам народовольческий, В.Л. Бурцев несколько скорректировал свои воззрения на сущность террористической тактики. Революционные теракты уже определялись им не способом воздействия на политику правительства, а пропагандистским сигналом, обращенным к массам. Разочарование В.Л. Бурцева в революционном терроризме, очевидно, происходит под впечатлением от проведенного им самим азефского разоблачения.

Близких к В.Л. Бурцеву взглядов на историю революционного движения придерживался Х.О. Житловский. Пафос его работ был направлен против Г.В. Плеханова и социал-демократической тактики борьбы с самодержавием. Как и В.Л. Бурцев, Х.О. Житловский апеллировал к народовольческому наследию в революционном движении. Он утверждал, что «Народная воля» являлась истинно социалистической партией, выражав-

шей интересы как крестьян, так и рабочих. А из всех ее планов и начинаний действительно великим и исторически важным определялся террор. Исторический смысл генезиса терроризма в России им определялся рядом положительных в деле борьбы с деспотизмом последствий: во-первых, терроризм дезорганизующим образом влиял на российское правительство, вызвав панический страх даже на высших ступенях чиновничьей иерархии; во-вторых, он возбуждающим образом воздействовал на общественность, включая даже земцев и либералов; в-третьих, теракты дискредитировали самодержавие в глазах Запада; и, наконец, воздействовали на русский народ, развенчав перед ним идею о неприкосновенности царской особы. Поражение революции в XIX в. Х.О. Житловский объяснял отказом социалистов от террористической практики. Народовольцев, по его мнению, ввел в заблуждение расцвет русского либерализма, которому они уступили поле для политической активности. Не менее вредным для революционного дела течением Х.О. Житловский определял марксизм. Главные упреки, адресованные им социал-демократии, заключались в отказе той от «пути людей 1-ю марта» и абсолютизации ей стачечной борьбы.

Последовательным адептом террористической тактики в ретроспективной интерпретации революционного движения в России выступал Ю.Л. Юделевский. Им критиковался выдвинутый социал-демократами тезис о том, что причина поражения народовольцев заключалась в приоритете террористической деятельности, в жертву которой приносилась массовая работа. Напротив, полагал он, революционные теракты облегчили проведение агитационно-пропагандистских акций. Терроризм, по его мнению, привел к более «мягкому» отношению властей к тем «политическим преступникам», которые не были замешаны собственно в террористической деятельности. Народническая революция, согласно интерпретации Ю.Л. Юде-левского, потерпела поражение не по причине использования террористической тактики, а в силу совершенно других факторов. Среди них он называл «понижение интеллектуального уровня молодежи, доминирующее миросозерцание и тенденциозную критику». Причину недооценки терроризма Ю.Л. Юделевский усматривал в методологии идеализации масс и исторического процесса. Между тем история согласно его представлениям, творится усилиями организованного революционного меньшинства. В отличие от многих других адептов терроризма Ю.Л. Юделевский отнюдь не пересмотрел свои взгляды и под влиянием резонанса азефского дела.

Позитивно оценивал исторический опыт «Народной воли», считая его наиболее востребованным для современного поколения революционеров, один из лидеров парижской «Группы старых народовольцев» Н.С. Русанов. Он полагал, что после осуществления цареубийства самодержавие было более всего за всю российскую историю склонно к уступкам. Н.С. Русанов фактически первым в историографии апробировал тезис о двурушнической позиции либералов по отношению к революционному терроризму.

При сравнительно многочисленных попытках реконструкции исторических воззрений В.М. Чернова, как правило, недостаточного внимание уделялось интерпретации им террористической составляющей в истории революционного движения. Эсеровский теоретик определял вектор исторического развития терроризма в России конца XIX - начала XX вв. соединением его с массовым движением. В.М. Чернов противопоставлял эсеровский терроризм народовольческому. Он предостерегал от ошибок «Народной воли», чьи лидеры, оторвавшись от массового движения, в конце концов «затерроризировались». Терроризм рассматривался В.М. Черновым прежде всего как средство самообороны общества от произвола властей. Другая функция революционного теракта, согласно В.М. Чернову, заключалась в оказание агитационного воздействия на массы.

Значительное место вопросам отношения эсеров к террору было уделено в одной из первых работ, непосредственно посвященных истории ПСР «Из прошлого партии социалистов-революционеров». Ее автор -A.A. Аргунов - подчеркивал, что лейтмотивом формирования партии являлись жаркие споры о террористической тактике и о преемстве ПСР по отношению к «Народной воли».

Для историографии революционного движения в России в целом была характерна этизация вопроса о политическом терроризме. Его историческая правомочность зачастую рассматривалась через призму проблемы нравственности терактов. При всех различных вариациях нравственной реабилитации террористов так или иначе апробировался тезис об оправдании высокой целью средств ее достижения.

Однако в историографии российского революционного движения имелось и направление эстетизации терроризма. Оно было, в частности, представлено рядом публикаций на страницах газеты крайнего левого течения в ПСР «Революционных мысль». Терроризм обосновывался не стремлением к социальной справедливости, а неким демиургическим порывом террористов.

Историографический по существу характер имели дискуссия вокруг литературных произведений В. Ропшина (лидера Боевой организации эсеров Б.В. Савинкова). Многочисленные рецензенты и оппоненты полемизировали не об особенностях художественного стиля автора, а о соотношении литературных персонажей с реальным историческим обликом революционного террориста.

Теоретики максимализма не были склонны отделять, а тем более противопоставлять, индивидуальный террор и прочие насильственные формы революционной борьбы. Именно максималисты теоретически и практически обосновали возможность массовых террористических операций. Одна из задач террора виделась ими в «выталкивании» революции из «думского тупика». Идеи развития терроризма соотносились у максималистов с народническим пониманием факторов исторического процесса. В качестве локомотива истории они, в отличие от марксистов, определяли не классовую борьбу, а деятельность творческого меньшинства.

Российский политический анархизм представлял собой модернизированное развитие нигилистического направления общественной мысли XIX в. Индикатором определения истинного анархиста служило его отношение к терроризму. Ввиду презрения анархистов к любому идеологическому схематизму глубокого исторического осмысления революционного терроризма с их стороны не предпринималось.

П.А. Кропоткин признавал «эксцитативную» функцию терактов. Особенно им подчеркивалось влияние террористической эпопеи на расшатывание в народе царистского культа. Ряд успешных терактов подорвал, по его мнению, и авторитет жандармской системы.

Кропоткинские симпатии к терроризму превратились в апологетику при изложении истории революционного движения его учеником, лидером движения «хлебовольцев» Г.И. Гогелия. Революционные террористические акты имели, по его мнению, троякий смысл: «как мщение, как пропаганда и как «изъятие из обращения» особенно жестоких и «талантливых» представителей реакции». С точки зрения Г.И. Гогелия, именно теракты лежали в основе всех прогрессивных достижений.

Показательно, что большинство теоретиков применения террористической тактики в революционной историографии не были склонны абсолютизировать терроризм в качестве универсального метода борьбы в истории. Его применение оправдывалось специфическими условиями самодержавной России. В цивилизованных странах Запада террористическая тактика, по их представлениях, теряла свою актуальность. Таким образом, адепты терроризма несколько отходили от доминировавшей в левой историографии монистической интерпретации исторического процесса. Сама по себе вера в успех деятельности террористических групп противоречила представлением об объективном характере истории.

В историографии социал-демократического направления не столь однозначно негативно оценивались проявления революционного терроризма, как это принято считать. Антитеррористические воззрения были приписаны вождям социал-демократического лагеря их эпигонами. Сам по себе терроризм не противоречит марксистской интерпретации истории. Паци-физация марксистской историографии велась с позиций европейского социал-демократизма XX в., когда возникла потребность обосновать ее несовместимость с деятельностью ультралевых террористических организаций. В действительности основоположники марксизма рассматривали терроризм в качестве составной части объективного исторического процесса борьбы классов.

На настоящее время имеется достаточное количество работ, в которых предпринимаются попытки реконструировать отношение к терроризму Г.В. Плеханова. В результате утвердились два основных подхода в интерпретации плехановских воззрений. Одна группа исследователей оценивала Г.В. Плеханова как принципиального противника терроризма в любом его проявлении. Другие исследователи связывали отношение Г.В. Плеханова к терроризму с изменением политической ситуации в целом по стране. Дан-

ная интерпретация восходила к тезису советской историографии о внутренне противоречивой сущности мелкобуржуазных партий, амплитуда идеологических колебаний которых возрастает по мере роста революционной активности.

Наиболее последовательным противником терроризма среди видных мыслителей социал-демократического лагеря зарекомендовал себя Ю.О. Мартов. Генезис социал-демократического течения в России он возводил к полемике со сторонниками террористической тактики.

Антиподом Ю.О. Мартова в интерпретации истории российских террористических организаций выступил П.Б. Аксельрод. Им обнаруживалось преемство бунтарско-террористического направления в революционном движении не с социалистами-революционерами, как это было принято считать, а с социал-демократами. Пафос его выступлений был направлен против «экономизма», которому противопоставлялся революционный терроризм. Явные или с трудом маскируемые симпатии к терроризму обнаруживаются по всему спектру социал-демократического движения, включая его меньшевистское крыло.

Видное место отводилось революционной террористической деятельности, прежде всего эсеровской БО, в подготовленном в 1914 г. меньшевиками сборнике «Общественное движение в России в начале XX века». Терроризм, считал автор статьи о неонароднических партиях, стал результатом общественного озлобления на политику политических репрессий. Проводилась мысль о бесплодности террористической тактики, особенно после выявления факта провокаторства Е.Ф. Азефа.

В.И. Ленин привнес в социал-демократический арсенал развенчания терроризма тезис о субъективном идеализме в качестве его мировоззренческой основы. Поэтому он характеризовал террористическую тактику эсеров как «революционный авантюризм». Из ленинской критики эсеровского терроризма следовала дифференциация терактов. Террористическая деятельность, осуществляемая представителями социал-демократии, признавалась своевременной и оправданной, тогда как аналогичные операции в исполнении их политических оппонентов классифицировались в качестве «революционного авантюризма». Право определять наступление соответствующих для терактов условий на небольшевистские организации не распространялось. Порицая социалистов революционеров за тактику индивидуального террора, В.И. Ленин указывал как на наиболее целесообразную форму революционной деятельности - «партизанскую борьбу». Однако последняя вполне соотносилась с эсеровской тактикой «аграрного» и «фабричного террора».

Лояльное отношение к террористам демонстрировали даже либералы. Теракты оправдывались фактом безнаказанного насилия со стороны правительства. Несмотря на все давление правительства П.А Столыпина, заседавшие во Второй думе кадеты категорически отвергли принятие резолюции, осуждающей терроризм. Более того, лейтмотивом их выступлений с думской трибуны была «всеобщая амнистия», что на практике подразу-

мевало амнистирование террористов. Таким образом, и для исторических оценок либералов определяющей являлась дихотомия «свои»-«чужие». Террористы, несмотря на все их идейные расхождения со сторонниками либеральных ценностей, воспринимались «своими».

При всем многообразие интерпретаций истории российского терроризма ни одна из оппозиционных партий не пыталась на него посмотреть через призму библейских заповедей. Терроризм критиковался, но не был осужден.

Для представителей левого спектра общественной мысли была характерна методология экономического монизма. Через призму экономики они пытались осмыслить и исторический опыт российского терроризма начала XX в. Преобладала редуцирующая модель объяснения, сводящая вопрос о генезисе терроризма к кризисному состоянию экономики страны, а соответственно ухудшению положения народных масс. Даже на уровне восприятия рядовых членов экстремистских организаций терроризм приобретал перспективы дальнейшего роста в ситуациях экономического упадка.

Особого внимания заслуживают попытки реконструировать историю террористических организаций в России представителями государственных охранных структур. Естественные сложности такой работы были обусловлены нелегальным статусом боевиков. Тем не менее история революционных террористических организаций в изложении представителей охранного отделения выглядит в достаточной степени репрезентативно. Ряд сведений, отсутствующих даже во внутренних источниках революционных партий, можно почерпнуть только в историографии данного направления. Фактическая канва освещения деятельности эсеровских террористов в историографии последующих лет была определена трудами видного представителя Департамента полиции А.И. Спиридовича.

Сенсационно-разоблачительный характер имели публикации бывшего видного чиновника Департамента полиции М.О. Меныцикова. После его разоблачений кадровый состав российского политического розыска нуждался фактически в полной ротации.

Вторая глава представленного исследования посвящена анализу советской историографии российского революционного терроризма.

В первом параграфе реферируемой диссертации рассматривается изучение российского революционного терроризма в исторической и мемуарной литературе 1920-х-первой половины 1930-х гг.

Вопреки современному стереотипу наименее подверженным канону и богатым в фактографическом отношении периодом в развитии изучения российского революционного терроризма стало время 1920-х - начало 1930-х гг. Именно на послеоктябрьский период пришлось издание большей части известных на настоящее время документальных, эпистолярных и мемуарных материалов, относящихся к проблемам индивидуального террора. Ряд обнародованных в эти годы фактов, связанных, главным образом,

с участием в террористической деятельности большевиков, в последующее время были завуалированы.

В первые послеоктябрьские годы на территории Советской России еще продолжали действовать партийные структуры некоторых организаций, прибегавших в дореволюционный период к террористической тактике, публикации которых по истории революционного движения зачастую оказывались вне рамок внимания историографов. Первым историографическим трудом послеоктябрьского периода по истории революционного терроризма явилась книга, изданная ПСР в 1918 г., «Боевые предприятия социалистов-революционеров в освещении охранки». Она стала одним из последних легальных изданий эсеров в Советской России. Цель эсеровской публикации заключалась в доказательстве тезиса о большей опасности для самодержавного режима, исходящей от социалистов-революционеров, по сравнению с социал-демократами.

Многие из работ, посвященные оппонентам большевиков в борьбе за власть, в то время, когда идеологические противники большевизма еще не сошли с политической арены, имели ярко выраженный пропагандистский характер. Главным проводником террористической тактики в России классифицировалась Партия социалистов-революционеров (А. Луначарский, Н. Попов, Ю. Стеклов, М. Покровский, А. Лучинский, П. Лисовский и др.). Терроризм эсеров преподносился в качестве единственного средства ведения ими политической борьбы, что коррелировалось с мелкобуржуазной, а, следовательно, контрреволюционной природой социалистов-революционеров.

В советской историографии индивидуальный политический террор осуждался не как насилие, а как проявление мелкобуржуазного индивидуализма в классовой борьбе. Ему противопоставлялись массовые формы движения угнетенных классов. Сам по себе террор не только не осуждался, но превозносился как наиболее действенный способ разрешения социальных антагонизмов. Индивидуальный террор в контексте выхода на политическую арену пролетариата считался недостаточным. Мелкобуржуазному индивидуальному терроризму противопоставлялся массовый пролетарский террор.

В советской историографии в период доминации школы М.Н. Покровского предпринимались неоднократные попытки объяснения феномена революционного терроризма с позиций экономического детерминизма. Преобладал тезис о том, что теракты были вызваны резким ухудшением экономического положения народных масс.

После осуждения школы М.Н. Покровского экономическое объяснение сущности политического терроризма оказалось заменено социологической интерпретацией. Терроризм определялся тактикой классовой борьбы мелкой буржуазии.

Повышенный интерес к теме провокаторства в советской историографии 1920-х годов объясним преломлением психологического стереотипа победившей стороны. После одержанной победы начались естественные,

судя по опыту революций других стран, процессы поиска изменников, сведение счетов. Феномен провокаторства среди эсеровских боевиков предоставлял советским историкам возможность продемонстрировать мелкобуржуазную сущность своих политических оппонентов внутри социалистического лагеря. Историки революционного движения активно включились в поиск бывших агентов царской охранки. В.К. Агафонов первым из советских авторов использовал для изучения истории революционного терроризма архивы Департамента полиции. При широком ажиотаже поиска бывших секретных сотрудников охранки особо востребованными оказались материалы личного архива М.О. Меньшикова, составленного по копиям документов Департамента полиции.

Большевистские авторы использовали для дискредитации идеологических противников фигуру Е.Ф. Азефа. Азефщина преподносилась ни в качестве единичного инцидента, а как выражение контрреволюционной сущности эсеровского движения. Помимо азефского дела, яркой иллюстрацией тезиса о связях террористов с охранкой, а соответственно, о подлинной контрреволюционной сущности терроризма, стала публикация материалов об агентурной службе убийцы П.А. Столыпина Д.Г. Богрова в Киевском и Петербургском охранных отделениях. Через фигуру Е.Ф. Азефа проводилась дискредитация эсеров, а через Д.Г. Богрова - анархистов. Точка зрения о режиссуре охранки теракта 1 сентября была довольно слабо представлена в советской историографии 1920-х годов. По-видимому, она не коррелировалась с интерпретацией революционного терроризма через призму классовой борьбы.

Катализатором массового выхода работ, посвященных эсеровскому терроризму, стал политический процесс над Партией социалистов-революционеров. Наиболее крупной из череды антиэсеровских работ, опубликованных в контексте судебного процесса 1922 г., стала книга В.Н. Мещерякова «Партия с.-р.». Общепринятым тезисом явилось положение об отсутствии контроля ЦК ПСР над эсеровской Боевой Организацией. Такая автономия боевиков и привела, по мнению советских авторов, к возникновению феномена азефщины. Интересно, что в советской историографии 1920-х годов выдвигались два взаимоисключающих тезиса: с одной стороны, об авторитаризме эсеровского ЦК, с другой - об отсутствии контроля со стороны эсеровского руководства над Боевой Организацией.

Рассуждения советских авторов отличались известной степенью схематизма. В частности, не выдерживает критики концепция об идейной близости террористов к либеральному направлению российской общественной мысли.

Отношение в советской историографии 1920-х годов к максималистам определялось ленинской оценкой ПСРМ как «интеллигентской террористической группы» (В.Н. Мещеряков, Е.А. Мороховец, Н.М. Дружинин, М.М. Энгельгардт, К. Галкин). За ПСРМ было закреплено реноме наиболее радикальной из террористических организаций России. Само обращение

максималистов к террористической тактике объяснялось контекстом отступления революции.

Значительная часть анархистских организаций была интегрирована в советскую систему. Признание ими главенствующей роли большевиков давало возможность вплоть до конца 1920-х годов издавать литературу, проводить съезды, собрания, встречи и даже организовывать музеи по истории анархизма. Вероятно, вследствие такой интеграции анархистский терроризм не стал предметом столь же массовой критики, как эсеровский, хотя, казалось бы, предоставлял оснований для этого гораздо больше, чем последний. Однако с течением времени критический вектор все более усиливался. Сложился образ анархиста как хулиганствующего молодчика, что во многих случаях соответствовало действительности (М.Н. Равич-Черкас-ский, В.Н. Залежский, Л.Н. Сыркин). О деклассированной сущности терроризма, как правило, рассуждали именно применительно к анархистскому движению.

Освещение в советской историографии анархистского терроризма явно уступало эсеровскому. Такое положение вещей объяснимо трудностями подбора репрезентативных источников по истории разрозненных групп анархистов. Критические стрелы советской историографии были направлены также против национальных террористических организаций - дашнаков, польских боевиков и др.

Царские власти обвинялись советскими историками в двойных стандартах в отношении к терроризму. Развернув борьбу с революционным террором, они в то же время, если не сами организовывали, то смотрели сквозь пальцы на террористическую деятельность черносотенцев.

Весьма ценным в фактографическом отношении для реконструкции истории революционного терроризма, но недостаточно проработанным исследователями источником являются материалы, публиковавшиеся в различных изданиях Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-переселенцев. Сама по себе серия такого рода публикаций не имеет аналогов в мировой печатной практике. Образ террориста в них воссоздается не в результате осмысления эмпирических данных, а изнутри террористической субкультуры, являясь продуктом саморефлексии бывших боевиков. Богатые в фактическом отношении материалы по индивидуальному террору помещались в печатном органе Всесоюзного общества политических каторжан и ссыльно-переселенцев историко-революционном вестнике «Каторга и ссылка». Мемуарная литература 1920-х - начала 1930-х гг. определенно свидетельствовала, что не только эсеры, но и социал-демократы активно участвовали в террористической деятельности.

Накопленный практический материал о вооруженной борьбе в период революции 1905-1907 гг. позволяет классифицировать ее в качестве апогея развития российского терроризма. Террористический компонент неизменно присутствовал, а зачастую и доминировал, в ней на каждом из этапов. Имелись свидетельства о той или иной степени причастности к терро-

ризму едва ли не всех ведущих оппозиционных общественных организаций.

Мировоззренческой основой терроризма советские историки определяли свойственный для интеллигенции буржуазный индивидуализм. Широкие возможности для изобличения индивидуалистической морали террористов предоставляли им художественные произведения Б.В. Савинкова.

Определенные элементы историографического плюрализма в вопросе о терроре сохранялся до начала 1930-х годов. На страницах «Каторги, и ссылки» могли помещать свои воспоминания не только ортодоксальные большевики, но и бывшие представители иных политических партий.

Начало процесса коллективизации как окончательный разрыв с принципами аграрной программы социалистов-революционеров «о социализации земли», предполагало организацию новой антиэсеровской кампании в печати. Наряду с программой решения земельного вопроса критике, естественно, подвергалась террористическая тактика ПСР. Издание немногочисленной литературы 1930-х годов по истории революционного терроризма характеризует парадоксальная ситуация, выражавшаяся в заимствовании советскими историками аргументов меньшевистской критики эсеров.

Стагнация дальнейшего развития изучения истории российского революционного терроризма была предопределена письмом И.В. Сталина в журнал «Пролетарская революция» (1931) и публикацией «Краткого курса истории ВКП(б)». Единственной партией, историю которой допускалось легально изучать, являлась ВКП(б). Запрет на изучение истории народовольцев и социалистов-революционеров был связан с намерением вытравить из народной памяти образ террориста-мстителя, который мог бы стать образцом для подражания людям, не довольным режимом.

После убийства СМ. Кирова изучение истории революционного терроризма было на долгие годы табуизировано. Вызывало опасение, что у террористов могут найтись подражатели. Упоминания о прежде культивируемых героях террористического движения Е.С. Сазонове и И.П. Каляеве исчезают со страниц советской печати.

Публикации по истории индивидуального террора продолжались вплоть до рокового 1935 г. Одним из последних крупных изданий по этой проблеме до установления негласного запрета на ее освещение стала книга «Первая боевая организация большевиков 1905-1907».

Для проведения исследований по истории терроризма периода первой русской революции в условиях советского цензурирования историки шли на терминологическую подмену. Термины «аграрный» или «экономический террор» замещались дефиницией «партизанское движение». В действительности зачастую речь шла об одном и том же явлении. Именно посредством такого терминологического приема получило широкое распространение изучение революционного терроризма на национальных окраинах Российской Империи.

Во втором параграфе прослеживается эволюция советской историографии революционного терроризма второй половины 1950-х - первой половины 1980-х гг.

В постсталинский период тема индивидуального террора в революционном движении была реабилитирована. Поощрялись, в частности, исследования по истории народовольческого терроризма. Однако применительно к началу XX в. тема оказалась не столь желательной. Она рассматривалась лишь попутно, главным образом в контексте изучения неонароднического движения. Различие подходов к народовольческому и неонародническому терроризму объясним тем, что место народовольцев определялось в авангарде освободительного движения, тогда как неонародники рассматривались в качестве политических оппонентов большевиков.

Исследования темы критики В.И. Лениным террористической тактики хронологически предшествовало изучению истории самих террористических организаций. Поэтому основные выводы были сформулированы априорно до анализа фактического материала. Последнему предназначалось служить подтверждением готовых идеологических схем. Ссылки на источники зачастую заменялись цитатами из произведений классиков марксизма-ленинизма.

Импульсом к изучению истории российских террористических партий явился XX съезд КПСС и разоблачение культа личности И.В. Сталина. Было определено, что в основе культа личности лежит мелкобуржуазная психология. Делался вывод о скрытом проникновении мелкобуржуазной идеологии в среду политического руководства СССР. А именно с мелкобуржуазной идеологией связывалась террористическая тактика. Поэтому сталинский террор и революционный терроризм рассматривались как од-нопорядковые явления.

Отказ от наиболее категоричных негативных суждений в освещении революционных террористических организаций был связан с сошествием в 1950-1960-е гг. с политической арены последних эсеровских группировок за рубежом (последняя нью-йоркская группа эсеров прекратила существование в середине 1960-х годов). Примерно с середины 1960-х годов большинство авторов стали воспринимать террористические партии эсеров, максималистов и анархистов составной частью революционно-демократического лагеря. С начала 1960-х годов наблюдаются тенденции переосмысления историографического клише о революционных террористах как «кадетах с бомбой». Социалисты-революционеры были представлены наследниками революционных, а не либеральных народников. Дифференциация народничества на социал-демократическое и эсеровское направление определялась главным образом отношением к террористической деятельности. Табуизированной в соответствующий период развития советской историографии оказалась тема большевистского терроризма.

Одним из факторов, обусловивших рост интереса исследователей к проблеме взаимоотношений охранки и террористов, стало убийство американского президента Дж. Кеннеди. Оно дало повод для проведения истори-

ческих параллелей с покушением на жизнь российского премьер-министра ПА Столыпина в 1911 г. В обоих случаях обстоятельства указывали на определенную причастность к убийствам высших лиц государства и охранных служб.

Контекстом изучения истории российского революционного терроризма стала новая террористическая волна, захлестнувшая в 1960-1970-е гг. мировое сообщество. Многие из террористических организаций исповедовали леворадикальную революционную идеологию - «Фракция Красной Армии» (РАФ) в ФРГ, «Красные бригады» в Италии, «Красная Армия» в Японии, «Прямое действие» во Франции и др.

Крупной вехой в изучении истории эсеровского терроризма явилось издание ряда работ К.В. Гусева. Автор для обозначения ПСР использовал дефиницию «кадеты с бомбой». Политические последствия терроризма, по его мнению, были крайне ничтожны. Сама по себе террористическая тактика оценивалась как проявление эсеровского индивидуализма, а индивидуализм следствием увлечения терактами. Деструктирующее значение терроризма для самой ПСР усматривалась К. В. Гусевым в автономизации Боевой Организации. Под сомнением даже ставилась революционная сущность терроризма. Для обозначения террористического направления борьбы применялся специальный термин «революционаризм».

На ортодоксальных позициях советской историографии в интерпретации индивидуального политического террора стоял Б.В. Леванов. По его мнению, терроризм поглотил всю остальную деятельность ПСР. Увлечение террористическими приемами ввиду необходимой для осуществления терактов конспирации создало почву для провокации. Разоблачение Е.Ф. Азефа, утверждал Б.В. Леванов, окончательно дискредитировало террористическую тактику, устранив героический ореол террористов, сохранявшийся со времен «Народной воли» в представлениях определенной части революционно настроенной интеллигенции.

Хотя тактика индивидуального террора входила в арсенал средств различных политических партий России начала XX в., еще в дореволюционные годы сложился стереотип оценок ПСР как главной террористической организации. В советской историографической традиции данные оценки были закреплены в качестве догмы. Некоторые исследователи говорили об индивидуальном терроре не только как о главной, а как о единственной форме борьбы ПСР. Взаимоисключающими тезисами критики ПСР являлись указания на ее организационный нигилизм и сектантство боевиков.

Студенческие анархистские беспорядки во Франции 1968-1969 гг. пробудили интерес к анархизму в советском обществе. Однако фактически единственной в советской историографии работой, частично реконструирующей канву анархистского терроризма в России, стал сборник лекций В.В. Комина, прочитанных им в рамках соответствующего спецкурса на историческом факультете педагогического института г. Калинина. В работах большинства советских авторов анархизм преподносился главным об-

разом в свете борьбы с ним большевистской партии и ленинской критики. Поэтому фактическая сторона анархистского терроризма так и не была репродуцирована.

Левым течением внутри ПСР в период ее становления в отечественной историографии принято считать группу, впоследствии образовавшую партию максималистов. Она именовалась советскими авторами не иначе как бандой разбойников и отождествлялась с анархистами.

Террористическая тактика мелко буржуазных партий противопоставлялась доктрине вооруженного восстания большевиков. Считалось, что терроризм и восстания несовместимы, хотя в международной практике они весьма часто дополняют друг друга.

Утверждению советской историографии об исключительно интеллигентской природе терроризма противоречат факты, когда при осуществлении боевой практической деятельности предпочтение отдавалось партийцам из крестьянской или рабочей среды.

Сомнение вызывает корректность традиционно выдвигаемой в советской историографии дихотомии: индивидуальный террор — массовая работа. Сами эсеры тактику индивидуального террора рассматривали не как народовольцы в отрыве от массовой работы, а в тесной взаимосвязи с ней.

Помимо рассмотрения аргументов, выдвигаемых самими эсерами, отечественные историки попытались выявить скрытую мотивацию эсеровского террора. Главным побудительным мотивом советские историки считали осознание руководителями ПСР, что массы следуют за социал-демократами, а потому остается рассчитывать на успех лишь в индивидуальных формах работы. С другой стороны, утверждалось, что эсеры боялись работы в массах и обращались к террору как деятельности технически более легкой. Индивидуалистическое мировоззрение рассматривалось как производное от социального положения мелкобуржуазного собственника, которому чужды коллективизм, а отсюда массовые формы борьбы. Кроме того, индивидуальный террор был объявлен следствием своеобразия идеологической доктрины ПСР. В первую очередь он был представлен как производное теории «героев и толпы». Другим доводом критики тактики индивидуального террора служило указание, что борьба велась террористами не против системы в целом, а отдельных ее представителей. По оценкам советских историков, успешные террористические акты эсеров приводили к еще более негативным последствиям, чем неудавшиеся покушения, поскольку создавали иллюзию, что только посредством террора возможно решить какие-либо политические задачи. Советские авторы обвиняли эсеров в ориентации на сенсацию, которая, вызвав временный эффект, приводила в конечном итоге к апатии. Эсеровская теория дезорганизации посредством террора правительственного аппарата отвергалась указанием на тот факт, что ответные репрессии правительства в гораздо большей степени дезорганизовывали революционные ряды. К тому же большая часть терактов, спланированных БО, завершалась неудачей. Кроме физических потерь арестованных или казненных боевиков, обращалось внимание на мораль-

ное опустошение лиц, посвятивших свою жизнь террористической деятельности. Наконец, подчеркивалось, что эсеровский террор находился в принципиально ином временном континууме, чем террор народовольческий. Последний происходил в условиях отсутствия массового движения и являлся, таким образом, единственно возможным способом борьбы. Эсеровский же террор осуществлялся на фоне выступлений пролетариата и крестьянства, и потому социалисты-революционеры отставали от динамики освободительной борьбы в России. Порицая эсеровскую тактику, советские историки не отвергали индивидуальный террор как метод борьбы в принципе. Вопрос, по сути, стоял о более рациональном его применении.

Одной из значимых тем в философии исторического материализма являлось определение соотношения между категориями «народ» и «личность» в истории. В марксистской философии отдавалось аксиологическое предпочтение «народу», а «герой» был представлен ни творящим историю субъектом, а лишь носителем общественной воли и умонастроений. Революционные террористы использовались в качестве иллюстрации понятия «псевдогероизм». Большинство советских авторов, писавших об идеологии ПСР, приписывали эсерам приверженность теории «героя и толпы», которая и оценивалась в качестве концептуального основания для террористической тактики. Революционный терроризм трактовался также советскими авторами как проявление авантюризма, а тот в свою очередь следствием мировоззренческой эклектики.

Советские историки критиковали революционные-террористические организации за то, что практика террора осуществлялась в отрыве от массового движения рабочих и крестьян. Но «аграрный» и «фабричный» (или «промышленный») террор был построен как раз на участии широких слоев населения. Проблема фабричного террора не получила рассмотрения в отечественной историографии и только ждет своего исследователя. Если в 1950-е годы в советской историографии неоправданно преувеличивалась роль эсеров в аграрном терроре, то к началу 1980-х годов она неоправданно преуменьшалась.

Особенно много нового фактического материала по деятельности террористических групп было выявлено провинциальными историками, изучавшими историю революционного движения применительно к собственному региону. Значительная часть этого материала, из-за слабого знакомства с краеведческими изысканиями, остается невостребованной до сих пор в центральной исторической печати.

Несмотря на господство схематизма, все-таки советские историки в 1970-х - первой половине 1980-х гг. сумели ввести в научный оборот значительное количество новой информации по истории революционного терроризма. Однако господство идеологического схематизма препятствовало приращению исторических знаний. В советской историографии в контексте критики мелкобуржуазных партий даже в конце 1970 - начале 1980-х гг. по-прежнему утверждалось о контрреволюционной сущности террористической тактики.

В целом же встречаемая экстраполяция выводов о стагнации социально-экономического развития страны на сферу науки выглядит упрощенно и не соответствует действительности. Изучение истории революционного терроризма в советской историографии шло хоть и медленно, но поступательно, год от года увеличивая темпы и объемы работы. Однако дальнейшему качественному развитию препятствовали идеологические схемы, с которыми вступал в противоречие собранный фактический материал.

Третья глава реферируемой диссертации посвящена анализу зарубежной историографии российского революционного терроризма.

В первом параграфе третьей главы рассматриваются исследования российского революционного терроризма в историографии русского зарубежья.

Оказавшись в эмиграции, бывшие революционеры, представлявшие небольшевистские партии, продолжали сводить счеты друг с другом. Обращение к истории революционного движения дооктябрьской эпохи осуществлялось через призму вопроса: кто виноват? Одни из представителей эмиграции приходили к выводу о порочности самой политической платформы, на которой они находились. Другие объясняли причину своего поражения обстоятельствами частного и субъективного характера. К таким обстоятельствам было прежде всего отнесено провокаторство. Неизменно ассоциировавшееся с «делом Е.Ф. Азефа», оно, так или иначе, подводило исследователей к рассмотрению феномена революционного терроризма. Правда, по большей части исследования эмигрантских авторов базировались лишь на личных воспоминаниях, что снижало уровень репрезентативности представленных концепций.

Большинство исследователей полагало, что движущим мотивом двойной игры Е.Ф. Азефа являлись эгоизм и корыстолюбие. В каждом конкретном случае между службой охранке и революции он выбирал ту, которая приносила больше финансовых дивидендов. Другая тенденция оценок, обнаруживаемая в эмигрантской историографии, - попытка объяснить феномен Е.Ф. Азефа через призму психологии игрока.

Эмигрантские авторы имели довольно смутное представление о происходящем в СССР, и поэтому восприняли сообщения советской пропаганды о терактах против партийных деятелях как отражение реальных террористических потрясений. Этим во многом объясняется сохранение интереса к истории терроризма в историографии русского зарубежья.

Б.И. Николаевский приступил к изучению феномена «азефщины», оставаясь на позициях социал-демократа. С одной стороны, он стремился осудить корпоративность эсеровских террористов, дистанцировавшихся от массовой работы, с другой - не бросить при том тень на революционное подполье в целом. Признавая значительную источниковую фундирован-ность исследований Б.И. Николаевского, следует отметить довольно упрощенный концептуальный подход, предложенный автором. Интерпретация мотивов провокаторской деятельности Е.Ф. Азефа была редуцирована до банального стяжателства. Деньги, выплачиваемые агенту охранкой, и день-

ги партийной кассы составляли координаты азефской мотивации. Б.И. Николаевский преувеличивал статус Е.Ф. Азефа в ПСР. Сосредоточившись в своем исследовании на феномене «азефиады», он смотрел через его призму на все движение социалистов-революционеров.

Не менее популярной темой, чем «азефщина», в контексте изучения революционного терроризма эмигрантской историографией стала «савин-ковщина».

Оказавшиеся за границей, экс-революционеры отнюдь не сразу преступили к написанию мемуаров. Некоторое время они еще сохраняли надежду взять политический реванш. Весьма ценные для изучения генезиса революционного терроризма воспоминания В.М. Чернова были собраны и отредактированы лишь в последние годы жизни автора - в конце 1940-х -начале 1950-х гг., и увидели свет только после смерти эсеровского публициста в 1952-1953 гг. Также в конце 1940-х - начале 1950-х гг. были написаны мемуары В.М. Зензинова. Изданные книги не вызвали того общественного резонанса, который они могли бы иметь в 1920-е годы. Тема терроризма в 1940-е - 1950-е гг. не воспринималась исследователями как особо злободневная. Наиболее детальными в фактическом отношении и целостными при восстановлении содержательной канвы истории террористических организаций в России стали труды бывшего жандармского генерала А.И. Спиридовича.

Опубликованные в Париже мемуары непосредственного шефа Е.Ф. -Азефа- начальника петербургского охранного отделения A.B. Герасимова фактически сразу же стали одним из главных источников по раскрытию темы «азефиады». После всех скандальных разоблачений двойной игры провокаторов A.B. Герасимов оставался убежден, что Е.Ф. Азеф был честным полицейским агентом и никогда не работал на революцию.

Тема анархистского терроризма в историографии русского зарубежья оказалась столь же мало разрабатываемой, как и в советской. Причина, по-видимому, заключалась в отсутствии соответствующих партийных структур, которые бы поддерживали подобного рода исследования. В анархистах применительно к российскому политическому контексту не видели серьезной силы. Редким исключением в историографической канве стали работы по истории анархистских организаций в России А. Горелика.

В советской историографии к психологическому объяснению терроризма относились настороженно, как к отступлению от классового подхода. Исследователи русского зарубежья были, естественно, свободны от такого рода идеологической установки. Многие из них обращали внимание, что в террористы шли люди определенного психологического типа, вне зависимости от их социального происхождения.

Развенчание морального облика террористов, в противоположность революционному идеомифу о жертвенном героизме боевиков, было осуществлено в печати русского зарубежья. Мотив инфернализации облика террористов неизменно присутствовал, к примеру, в работах, посвященных ПА Столыпину. Кровавые подробности взрыва на Аптекарском переулке,

как и убийство премьера-реформатора, предопределили резко негативное отношение к революционным террористическим организациям. Канонизированные в соответствии с революционной традицией образы героев-террористов подвергались в эмигрантской печати десакрализации.

Для историографии «третьей волны» русской эмиграции тема революционного терроризма перестала быть столь же животрепещущей как для двух предыдущих генераций исследователей. Уходили из жизни люди, воспринимавшие перипетии революционной борьбы в качестве личной драмы. После падения «железного занавеса» творчество историков, исследовавших проблемы революционного терроризма и писавших на русском языке, осуществлялось в рамках единого отечественного историографического процесса.

Во втором параграфе выявляются основные направления исследований российского революционного терроризма в западной историографии.

Интерес к российскому политическому терроризму на Западе был обусловлен волной террористических актов, захлестнувших западное общество. Для Советского Союза, огражденного от ударов международного терроризма, проблемы истории экстремистских организаций не являлись столь же актуальными. Поэтому применительно к практическим выводам в отношении современно терроризма, при некоторой отстраненности советских историков, работы западных исследователей по проблемам изучения российского политического экстремизма начала XX в. приобретают особый интерес. Многие концептуальные положения западных авторов оказались без существенной коррекции заимствованы отечественной историографией в постсоветский период.

Особый смысл для исследования деятельности российских революционных террористических организаций имела дискуссия о датировке происхождения самого феномена терроризма. Наиболее широкое распространение приобрела датировка генезиса терроризма периодом конца XIX -начала XX вв., что связывалось с российским революционным контекстом.

В отличие от советской историографической традиции, западные историки не дифференцировали народовольческий и неонароднический террор. Они рассматривались как явления по существу своему однопорядко-вые. Россия часто именовалась западными авторами «родиной террора», а «Народная воля» - первой террористической организацией. В действительности, российский индивидуальный политический террор конца XIX -начала XX вв. осуществлялся в контексте мирового террористического синдрома. Народовольцы отнюдь не являлись изобретателями террористической тактики, используемой теми или иными организациями едва ли не на всем протяжении политической истории. Афоризм о России как родине террора соотносится с устойчивым идеомифом западной историографии об имманентном российском тоталитаризме. Проводилась мысль о том, что революционный терроризм, как нецивилизованный метод разрешения политических противоречий посредством насилия генетически связан с тота-

янтарными режимами. Россия при такой интерпретации несла ответственность перед мировым сообществом за заражение его вирусами террора.

В западной историографии российского революционного терроризма доминировала теория «двух зол». Политическая трагедия России виделась в столкновении радикальных и авторитарных по своей сути сил - самодержавного режима и революционного подполья. Ни к одному из них западные историки симпатий не испытывали. Следствием имманентных качеств обеих сил и стало применение политического насилия в виде государственного террора и революционного терроризма. Либерализм же оказался невостребованным российским обществом ввиду отсутствия гражданского правосознания и доминации правового нигилизма. Революционный терроризм в оценках западных исследователей коррелировался с правительственным шовинизмом.

Одной из дискуссионных проблем стал вопрос об оправданности актуализации изучения истории российских террористических организаций начала XX в. применительно к контексту международного терроризма современного мира. В этой дискуссии преломлялась общая историографическая полемика об универсальности и специфичности в истории.

Возможность проведения интенсивной исследовательской работы по изучению истории российского революционного терроризма была обусловлена наличием в Европе и США соответствующих архивных фондов. В Гуверовском институте в Стэнфорде базируются Архив Заграничной агентуры Департамента полиции и коллекции Б.И. Николаевского, в Международном институте социальной истории - архив ПСР. Так что в источниковедческом отношении труды отечественных и зарубежных историков могли бы дополнить друг друга.

На Западе преобладало психологическое объяснение генезиса террористической деятельности. Выдвигался тезис о том, что в террористы идут люди особого психологического типа, с повышенной раздражимостью и гипертрофированным самомнением. В террористических организациях, в частности в боевых группах российских революционеров, обнаруживалось значительное число лиц с нарцистическими и пограничными отклонениями. Целью исследований терроризма в таком случае становилось выявление патологий. Методология психосемантического анализа истории террористических организаций в конце 1980-х - начале 1990-х гг. была заимствована и отечественными исследователями. Тема суицидальной парадигмы русского терроризма стала на Западе своеобразным историографическим клише.

Несмотря на преобладание в западной историографии психолого-семантической интерпретации генезиса терроризма, его объяснение через призму социологических факторов также находило много сторонников. Как в советской, так и зарубежной историографии утвердилось мнение о том, что революционные террористические организации в России кооптировались преимущественно из интеллигенции.

Значительное влияние на российскую историографию постсоветского периода оказали труды по истории революционного терроризма в России американской исследовательницы А. Гейфман. Целевой установкой своей работы она провозгласила «демифологизировать и деромантизиро-вать русское революционное движение». Именно терроризм, с ее точки зрения, а не массовое движение играл главную роль в революции 1905— 1907 гг. и - шире — во всей политической истории России начала XX в. В содержательном отношении А. Гейфман сосредоточилась на раскрытии феномена «изнанки», или «накипи» революции. Ей была представлена яркая картина повсеместной ротации в террористические организации уголовников и психически неуравновешенных лиц. А. Гейфман является ярким представителем психологического направления в интерпретации природы терроризма. Террорист в этом понимании есть не носитель какой-то социальной идеи, а персонаж, сублимирующий через теракты собственные психологические комплексы.

Советская историография много внимания уделяла борьбе большевиков по разоблачению псевдореволюционной сущности других оппозиционных партий. Западные исследователи, по-видимому, под влиянием антибольшевистских выступлений представителей левого спектра российской эмиграции долго полагали, что революционеры ненавидели друг друга так же, как ненавидели самодержавие. Со временем тезис об абсолютном внутреннем расколе революционных сил стал пересматриваться. Появились многочисленные сведения о совместных террористических операциях, организованных боевыми группами различных социалистических партий. Большой интерес для понимания природы терроризма представляют межпартийные террористические объединения.

При табуизации в СССР темы участия большевиков в организации террористических актов особое значение приобретают разработки проблемы отношения социал-демократии к терроризму в западной историографии. Непосредственно теме эсдековского терроризма была посвящена докторская диссертация Д.А. Ньюэлла, защищенная в 1981 г. в Стэнфорде.

На изучение проблем истории террористических организаций оказало влияние развитие гендерной историографии. Одним из наиболее излюбленных сюжетов у западных авторов в тематике российского революционного экстремизма стало участие в террористической деятельности представительниц слабого пола. Феномен женского терроризма в России рассматривался в контексте процесса эмансипации женщин. При существовании многочисленных препон для образовательной, профессиональной и политической самореализации женщин терроризм как раз являлся той нишей, в которой они ощущали свой равноправный статус.

Для советской историографии терроризм как одно из проявлений классовой борьбы имел социальную природу. Национальный фактор в генезисе террористических организаций нивелировался. Напротив, в западной историографии национальным мотивом революционного терроризма в России уделялось весьма пристальное внимание.

Долгие годы пугалом западного общества на уровне массового восприятия являлся Комитет Государственной Безопасности СССР. Поэтому особой популярностью среди западных историков, специализирующихся на изучении досоветского периода российского прошлого, пользовалась разработка темы об исторических предшественниках КГБ в императорской России. Борьба охранных структур с террористическими организациями служила узловым сюжетом исследовательской работы в данном направлении.

Многие концептуальные положения, апробированные в западной историографии российского революционного терроризма, были аккумулированы отечественными исследователями в постсоветский период.

Четвертая глава диссертации посвящена рассмотрению современного этапа в развитии отечественной историографии российского революционного терроризма.

В первом параграфе анализируются исследования по проблемам российского революционного терроризма периода перестройки.

Во второй половине 1980-х годов образовался разрыв между стремительно меняющимися тенденциями общественной жизни и консерватизмом подходов в изучении истории революционного терроризма. Такое положение объяснимо тем обстоятельством, что научная работа не могла быть сиюминутной, ее проведение требовало прошествия некоторого времени, необходимого для систематизации фактов и переосмысления подходов. Тем не менее некоторые новые веяния общественной жизни все-таки нашли отражение в работах 1987-1990 гг. Прежде всего это относится к трудам М.И. Леонова, Д.Б. Павлова, сборнику «Непролетарские партии в России в трех революциях».

Д.Б. Павлов уделял видное место в освещении истории эсеров-максималистов террористическому компоненту их деятельности. Несмотря на то, что его крупнейшее исследование было опубликовано в 1989 г., авторские оценки в соответствии с советской традицией определялись отношением к массовой работе. Сообразно с этой шкалой координат, «аграрный терроризм» оценивался исследователем как прогрессивная форма классовой борьбы, тогда как «индивидуальный» преподносился в сугубо негативном ракурсе. По мнению Д.Б. Павлова, максимализм, с одной стороны, возвращались от эсеровской эклектичности к идеологии старого народничества, с другой - заведенные в тупик абсолютизацией террористической тактики, выхолостили в своей деятельности революционное содержание. Максимализм, констатировал исследователь, сближался с анархизмом, обнаруживая тем самым единую мелкобуржуазную природу обоих течений.

Не характерным для предшествующей советской историографической традиции доводом критики максимализма, навеянным, по-видимому, атмосферой перестроечных лет, стало указания на неоправданность массовых жертв революционных терактов.

В рамках советской историографической традиции интерпретации эсеровского терроризма находились и первые работы по истории ПСР М.И.

Леонова. Автор утверждал, что характерной особенностью террористических организаций социалистов-революционеров являлись склонность к либерализму и отчуждение от масс. Заслугой М.И. Леонова явилось существенное расширение спектра архивных источников при освещении истории российского терроризма.

В историографии перестроечных лет реабилитировался жанр создания исторических портретов террористов. Попытки персонификации террористического движения соотносились с призывом к более внимательному отношению к роли человеческого фактора в истории.

В исследованиях предшествующего времени ПСР была представлена как заговорщическая, интеллигентская организация, оторванная от массового движения. Во второй половине 1980-х годов, благодаря применению клиометрики, использованию статистики (особенно в работах М.И. Леонова) аргументировалось утверждение о массовом характере партии социалистов-революционеров. Историки перестали считать терроризм единственным и даже главным методом эсеровской борьбы.

Новым явлением в историографии стало изучение истории революционного терроризма в рамках краеведческих исследований. Если истории центральной Боевой Организации социалистов-революционеров в отечественной историографии уделялось сравнительно много внимания, то местные террористические группы, входившие в структуру ПСР, фактически не исследовались.

Тенденция осуждения индивидуального политического террора, не в силу его недостаточной радикальности, а как проявление насилия, неприемлемого самого по себе, возобладала в отечественной историографии с конца 1980-х годов. Из спектра политических партий начала XX в. предпочтение стало отдаваться конституционным демократам. Многие исследователи смотрели на терроризм глазами кадетов.

Развитие исторической науки шло не параллельно изменению идеологических установок, а с некоторым отставанием, поскольку требовалось время для проведения исследований и переосмысления материала. Поэтому перестроечный период в историографии российского революционного терроризма возможно классифицировать как переходный. Концептуальные компоненты советской исторической науки превалировали в ней над мо-дернизационными тенденциями. Определяющим фактором становления новых историографических тенденций стала концепция гуманизации истории и общественной жизни.

Во втором параграфе исследуется постсоветский период историографии российского революционного терроризма.

Конец XX столетия, как и его начало, ознаменовался волной террористических актов. Историческая наука не могла не отреагировать на этот вызов.

Первоначально большое влияние на развитие историографии российского революционного терроризма оказывали тенденции политической де-коммунизации. С позиций теории «правого государства» критиковал прак-

тику внедрения провокаторов в террористические организации Ф.М. Лурье. Он полагал, что эсеровский красный террор был вызван к жизни террором государственным. Если бы существовали демократические институты власти, то революционный терроризм был бы невозможен, ибо он являлся следствием безысходности, отсутствия альтернативы самодержавию.

В постсоветский период развития изучения истории революционного терроризма при плюрализме мнений и отсутствии идеологической детерминанты исторического творчества, в отличие от предшествующего времени, существовала не одна, а несколько тенденций и направлений исследования. Во многих работах, включая те, в которых декларировался отказ от прежних советских подходов, наследие марксистской идеологии преодолеть не удалось (К.В. Гусев, ГГ. Касаров). По-прежнему значительная часть работ, затрагивающих проблемы российского революционного терроризма, была представлена в рамках классового подхода понимания истории. Террористическая тактика определялась как проявление классового сознания мелкобуржуазных слоев населения, в частности интеллигенции. Противоположной тенденцией 1990-х годов явилось построение ряда работ по принципу от противного.

Несмотря на попытку М.И. Леонова посмотреть на историю ПСР через призму цивилизационного подхода, по-прежнему в отечественной историографии революционного терроризма преобладает принцип «объяснения», а не понимания материала. Герменевтич'еский анализ, дешифровка текстов с учетом ментального контекста, распространенные в западной историографии, в отечественной науке пока не получили широкого распространения.

М.И. Леонов окончательно отказался от советского стереотипа противопоставления тактики терроризма и вооруженного восстания. Теракты начала XX в. осуществлялись в фарватере курса на всеобщее восстание. Необходимо отметить, что все доводы за и против наличия у эсеров тактической установки на вооруженное восстание исходят из рассмотрения ПСР как некой законсервированной во времени организации, игнорируя историческую динамику ее развития. Партия эсеров периодически выдвигала лозунг восстания и вновь снимала его, что зависело от сопутствующих обстоятельств.

М.И. Леонов одним из первых попытался применить к изучению революционного терроризма статистические методы. Посредством их привлечения пересматривается тезис об эсеровской БО как руководящей силе всего террористического движения в России.

Переосмыслению прежних выводов способствовало также издание в отечественной печати трудов лидеров террористического движения, зарубежных историков, представителей русского зарубежья. Складывание многопартийной системы в России в 1990-е годы послужило импульсом к изучению партийности начала XX в. Партии террористического направления стали рассматриваться не автономно и не в рамках истории РСДРП(б), а в контексте партийно-политической системы России.

В постсоветский период получила развитие тема «изнанки революции». Оборотной стороной индивидуального террора определялась люмпенизация революционного подполья. Участие в нем уголовников, психически неуравновешенных личностей, несовершеннолетних дискредитировало саму революцию. «Изнанка» террора преподносилась в качестве его имманентного содержания. Утверждалась изоморфность политического терроризма с тривиальной уголовщиной.

Применение в отечественной историографии революционного терроризма в России подходов, апробированных прежде в западной исторической литературе, связано с именем О.В. Будницкого. Он по существу первым среди российских историков приступил к разработке этой темы в качестве самостоятельного, а не опосредованного в связи с изучением той или иной партии сюжета. Его внимание привлекли, главным образом, не столько описательная канва терактов, сколько идеологические, психологические и этические стороны террористической борьбы. О.В. Будницкий развивает в своих исследованиях популярную среди западных историков теорию о суицидальной мотивации поведения террористов. К террористической деятельности проявляли повышенную склонность лица, вытесненные на периферию правового поля в существовавшей государственной системе.

Расширению объема фактических знаний способствовало открытие доступа к архивным фондам, публикация источников, связанных с деятельностью террористических организаций. Широкий пласт закрытых прежде архивных источников по истории эсеровского терроризма вводится в научный оборот в трудах P.A. Городницкого и К.Н. Морозова. Терроризм стал у P.A. Городницкого предметом статистического анализа. Приводимые им данные реконструировали облик Боевой Организации эсеров по половому, возрастному, сословному, образовательному составу. Причем, некоторые из цифр противоречили сложившимся в историографии представлениям. Статистика развенчивает ореол эсеровской БО как наиболее эффективной из террористических групп революционеров. Процент совершенных ей боевых операций был крайне низок, даже по сравнению с другими структурами ПСР. P.A. Городницкий предложил принципиально новый подход к рассмотрению проблемы взаимоотношений ЦК ПСР и Боевой Организации. Он доказывал, что определенный автономизм БО полностью соответствовал уставным принципам построения партии и был практически оправдан.

Белым пятном в историографии революционного терроризма долгое время оставался постазефский период эсеровской БО 1909-1911 гг. Первопроходцем в разработке этой темы выступил К.Н. Морозов. Многих историков ввели в заблуждение директивы эсеровского ЦК и II съезда ПСР о приостановлении террора. Но практического значения, как это иллюстрирует К.Н. Морозов, они почти не имели.

Ведущим на настоящее время специалистом по изучению анархистского терроризма является В.В. Кривенький. Террористическим направле-

ниям борьбы и экспроприациям, по его оценке, отдавали предпочтение все направления анархизма. Именно анархистский терроризм в наибольшей степени отличала тенденция трансформации в уголовщину. Жертвой анархистских терактов становился главным образом обыватель, а не крупный сановник, столп реакции. В этом отношении изучение феномена анархистского терроризма более актуально для современной эпохи, чем, к примеру, эсеровского. Другая специфическая особенность анархистских терактов определяется их спонтанностью.

Важнейшей вехой развития постсоветской историографии российского революционного терроризма стало издание сборника «Индивидуальный политический террор в России. XIX - начало XX вв.». Традиционный тезис советских историков об оторванности террористов от широких общественных слоев подвергся в нем пересмотру. Симптоматично, что в отличие от сборников советского времени он не имел единой концептуальной заданности и зачастую суждения разных авторов на одну проблему были противоположны. В большинстве публикаций затрагивалась проблема о моральной стороне террористического акта. Общим лейтмотивом исследований 1990-х годов было признание субстанционального отличия террориста-эсера и террориста наших дней, романтика в первом случае и прагматика во втором.

Складывающаяся система рыночных отношений также не могла не отразиться на историческом творчестве. В условиях рынка литература оценивается не только критерием научности, но и рентабельности. Книги же о терроризме и провокаторстве вызывали неизменно большой спрос у читательской аудитории. Данная тенденция может привести к упрощению оценок, отказу от теоретических обобщений, к романтизации истории. Явлением времени стал выход в свет популярных книг по истории российского терроризма.

Подъем социального статуса государственных спецслужб в общественном сознании в конце 1990-х - начале 2000-х гг. определил в публикации ряда трудов и даже целых издательских серий, посвященных истории охранного ведомства в России. Признанным специалистом по изучению истории деятельности Департамента полиции является З.И. Перегудова. Правда, она в своих исследованиях сосредотачивала внимание не на борьбе охранки с террористами, а структурных принципах и нормативах осуществления политического розыска. Впрочем, ряд ее ценных замечаний позволяет более детализировано посмотреть на контртеррористические операции Департамента полиции.

Новый импульс в исследованиях истории терроризма был связан с резонансом терактов в Нью-Йорке и Москве. По проблемам истории терроризма в России проводятся конференции, семинары, круглые столы. Среди них в контексте изучения революционного террористического движения следует особо отметить конференцию «Терроризм и толерантность», проведенную на базе Сергиево-Посадского Гуманитарного института, и за-

седание историко-политологического семинара при Фонде развития политического центризма «Терроризм: происхождение, типология, этика».

Литература постсоветского периода, посвященная российскому революционному терроризму, аккумулировала представленные прежде историографические традиции. Плюрализм подходов существенно расширил рамки изучения проблемы. В 1990-е годы доминировал подход к рассмотрению революционного терроризма в ракурсе оценок теории «прав человека» и соответствующего осуждения любых форм политического насилия. В историографии 2000-х годов фиксируется тенденция интерпретации террористической деятельности с позиций державных приоритетов. Важнейшую роль в активизации исследований по проблемам истории терроризма стало вхождение России в орбиту деятельности международных террористических групп.

В целом, отечественная историография истории революционного терроризма в 1990-е - 2000-е гг. оказалась на пороге качественных изменений, но пока этот порог еще не был преодолен.

В заключении подводятся обобщающие итоги исследования и оценивается степень реализации поставленных задач.

Развитие историографии российского революционного терроризма соотносилась с динамикой отечественной исторической науки, в целом будучи определяема факторами идеологического и общественно-политического характера.

Интерпретация террористических актов дифференцируется по принципу «свои»-«чужие». Точка зрения, осуждающая терроризм как таковой, хотя и высказывалась, по не получила достаточно определенного историографического выражения.

Сложились полярные в методологическом отношении подходы к выявлению глубинных причин индивидуального террора. Историография революционного терроризма начала XX в. преломлялась через дихотомию социальной и психологической интерпретации. Социальный подход к индивидуальному террору был связан с рассмотрением его в качестве индикатора определенных общественных процессов. В советской историографии, в частности, он соотносился с участием в революционном движении мелкой буржуазии. Психологический подход основывался на анализе внутренней рефлексии самих террористов. Причем, предлагаемые в рамках него трактовки поляризуются от изображения последних в виде особой породы людей высшей духовной организации («рыцарей революции») до установления доминирующих в их сознании всякого рода психопатологических мотивов.

Аргументы революционных идеологов в начале XX в. в пользу эффективности применения тактики индивидуального террора сводились к следующему: эксцитативная функция, т.е. агитационное воздействие; дезорганизация деятельности правительственного аппарата; теория неуязвимости террористов; неотвратимость революционного возмездия; средство

самозащиты революционеров; фактор страха в глазах рядовых слуг режима и буржуазных обывателей; «безмотивные» теракты.

Парадигма революционного терроризма обнаруживалась в воздействии таких факторов, как: отсутствие опоры в массах; мелкобуржуазную психологию, построенную на отрицание коллективных форм борьбы; теорию героев и толпы; представление о государстве как надклассовой силе; экзистенциальная философия; государственный террор и отсутствие демократической альтернативы; чувство мести, в том числе национальной; суицидальную патологию революционного подполья; технический прогресс; развитие информационных систем и технологий.

Для изучения российского революционного терроризма был характерен эсероцентризм. Причем, центральная Боевая Организация социалистов-революционеров оттеняла в историографической традиции деятельность других эсеровских террористических групп. Непропорционально меньшее внимание уделялось максималистскому и анархистскому терроризму. Сам по себе революционный терроризм, вне контекста исследования истории той или иной партии, стал объектом изучения только в самое последнее время.

Следует констатировать, что во второй половине 1980-х - 1990-е гг. антропоцентризм методологического подхода позволил пересмотреть некоторые идеологические штампы историографии советского времени в отношении воссоздания образа революционного террориста. Но в целом пер-сонализация истории террористического движения в России далека до завершения.

Из руководителей террористических организаций наиболее дискуссионными фигурами оказались руководители Боевой Организации эсеров -ГА. Гершуни, Е.Ф. Азеф, Б.В. Савинков.

Невостребованным остается до сих пор беспрецедентный опыт контртеррористической кампании правительства П.А. Столыпина. Назрела крайняя необходимость переосмыслить опыт борьбы с терроризмом в Российской Империи применительно к современным политическим реалиям.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора

Монографии, сборники:

1. Бакаев A.A. Из истории политического террора в России: Сборник исторических документов о политических убийствах и покушениях, совершенных эсерами. - М.: ВНИИ МВД России, 2003. - 6,6 п.л.

2. Бакаев A.A., Багдасарян В.Э. Российский революционный терроризм через призму исторической и общественно-политической мысли: Монография. - М.: ВНИИ МВД России, 2004. -10,3 п.л. (авторский вклад - 7,6 п.л.)

3. Бакаев A.A. Отечественная историография политического терроризма в Российской Империи начала XX века: Монография. - М.: ВНИИ МВД России, 2005. - 7,8 п.л.

Статьи, опубликованные в журналах, согласно списку ВАК:

4. Бакаев A.A. Проблемы аграрного терроризма в советской историографии // Российский следователь. - М., 2004. № 12. -1,1 п.л.

5. Бакаев A.A. Проблема истории революционного терроризма в России в советской мемуарной литературе // Вестник Московского университета МВД России. - М., 2004. № 4. - 0,9 п.л.

6. Бакаев A.A. Боевая организация эсеров в современной российской историографии // Российский следователь. - М., 2005. № 1. - 0,8 п.л.

7. Бакаев A.A. Деятельность Азефа в историографии русского зарубежья // Российский следователь. - М., 2005. № 2. - 0,7 п.л.

Статьи, материалы конференций:

8. Бакаев A.A. Что не запрещено, то можно // Оружейный двор. - М., 1994. № 1.-0,1 п.л.

9. Бакаев A.A. Контроль за оборотом оружия. Правовое государство и проблемы реформирования правоохранительных органов в истории России // Сборник трудов докторантов, адъюнктов и соискателей. Вып. 5. Ч. 2. - СПб.: Санкт-Петербургский ЮИ МВД России, 1995. - 0,5 п.л.

10. Бакаев A.A., Шелковникова Е.Д. Контроль над оборотом оружия: ретроспективный взгляд в прошлое. -М., 1997. - 1,4 п.л. (авторский вклад -1,05 п.л.)

11. Бакаев A.A. Пролетарии всех стран, разоружайтесь? // Оружейный двор. - М., 1997. № 6. - 0,2 п.л.

12. Бакаев A.A. Российская безысходность // Мир безопасности. - М., 1998.-0,2 п.л.

13. Бакаев A.A. Основные направления развития информационного обеспечения органов внутренних дел в истории России // Материалы V международной научно-практической конференции 20 ноября 1998 г. -СПб.: Санкт-Петербургский университет МВД России, 1998. - 0,4 п.л.

14. Бакаев A.A. Эсеровский терроризм в современной отечественной литературе // Россия: идеи и люди. Вып. 4. - М., 2000. - 0,8 п.л.

15. Бакаев A.A. Российская социал-демократия и терроризм: историография проблемы //Мир истории. - Сергиев Посад, 2001. - 1,3 п.л.

16. Бакаев A.A. Русский революционный терроризм в зарубежной историографии // Актуальные проблемы отечественной истории и историографии. -М., 2002. - 1,1 п.л.

17. Бакаев A.A. Феномен эсеровского террора: историография проблемы // Духовность. - Сергиев Посад, 2003. - 0,9 п.л.

18. Бакаев A.A. Провокаторство и терроризм: Е.Ф. Азеф и Д.Г. Бог-ров в советской историографии 1920-х гг. // Юридическая мысль. - СПб., 2004. №3(22).- 1,2 п.л.

19. Бакаев A.A., Багдасарян В.Э. Идеология терроризма в России: взгляд через столетия // Духовность. - Сергиев Посад, 2004. - 1,7 п.л. (авторский вклад -1,2 п.л.)

20. Бакаев A.A. Российский революционный терроризм // Воинское братство. - М., 2005. № 1. - 0,5 п.л.

Бакаев Анатолий Александрович

Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX веков

В диссертации на основании широкого круга историографических источников отечественной и зарубежной науки и публицистики реконструируются представления о террористической деятельности эсеров, максималистов, анархистов и большевиков.

Через призму изучения индивидуального террора исследуется влияние на историографию идеологии и политической конъюнктуры.

Концептуальные положения диссертации нацелены на их применение при выработке стратегии, тактики и приемов контртеррористической деятельности правоохранительных органов.

Bakaev Anatoly Alexandrovich

Historiography of the Russian revolutionary terrorism, the end of the XIX century - the beginning of the XX century

In the thesis the notions of socialist-revolutionaries (S.R.), maximalists, anarchists and Bolsheviks terrorist activities are reconstructed on the ground of broad historiography sources in the national and foreign science and journalism.

The influence of ideology and political conjuncture is studied through the prism of individual terror.

The conceptual positions in the thesis are focused on their implementation when developing strategy, tactics and methods used in the law enforcement counter-terrorist activities.

заказ №34 объем 22 пл. подписано в печать

тираж 100 экз._25.02.2005 г.

Отпечатано на участке оперативной полиграфии РИО ВНИИ МВД России

. 2625

2 г MAP 2005

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Бакаев, Анатолий Александрович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ТЕРРОРИЗМ В ИСТОРИОГРАФИИ И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ.

Глава 2. СОВЕТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ РОССИЙСКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТЕРРОРИЗМА.

§ 2.1. Изучение российского революционного терроризма в исторических исследованиях и мемуарной литературе 1920- первой половине 1930-х годов.

§ 2.2. Эволюция советской историографии российского революционного терроризма второй половины 1950 - первой половины 1980-х годов.

Глава 3. РОССИЙСКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ТЕРРОРИЗМ В ЗАРУБЕЖНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ.

§ 3.1. Освещение истории российского революционного терроризма в литературе русского зарубежья.

§ 3.2. Основные направления исследований российского революционного терроризма в западной историографии.

Глава 4. СОВРЕМЕННЫЙ ЭТАП В РАЗВИТИИ ИСТОРИОГРАФИИ РОССИЙСКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТЕРРОРИЗМА.

§ 4.1. Переходный историографический период второй половины 1980-х годов изучения истории революционного терроризма в России.

§ 4.2. Постсоветский период историографии российского революциониого терроризма. ^'

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Бакаев, Анатолий Александрович

Международный терроризм составляет главную угрозу для современного глобального мира. В массовом сознании образ врага идентифицируется с фигурой террориста. В борьбе с международным терроризмом объединяют свои усилия такие, казалось бы, непримиримые прежде соперники, как Россия и США. Прежде такое объединение имело место лишь при актуализации угрозы фашизма. В условиях идеологического вакуума в российском обществе борьба с международным терроризмом - но существу единственная четко сформулированная идеологема. По словам президента Российской Федерации, Россия в настоящее время подверглась прямой агрессии со стороны международного терроризма.

Однако усилий спецслужб ведущих держав оказывается недостаточно для противостояния террористической экспансии. Современный мир, несмотря на весь свой технологический потенциал, обнаруживает высокую степень уязвимости для ударов террористов. В контексте разрастания масштабов террористической деятельности ставится под сомнение сама доктрина «прав человека» как препятствие к обеспечению безопасности граждан. Особую ценность в этой связи представляет опыт борьбы с революционным терроризмом в Российской империи.

Понять мотивы обращения к терроризму - не значит оправдать его. С другой стороны для самих террористов теракт - это подвиг, высшее проявление мужества и героизма. Без изучения террористической ментально-сти об эффективной борьбе с терроризмом не может быть и речи.

Негативная аксиология терроризма зачастую определяется идеологическими установками. Теракты являются абсолютным злом для власть предержащих. В массовое сознание внедряются двойные стандарты дифференциации «своего» и «чужого», «хорошего» и «плохого» терроризма.

И в средние века, и в период античности теракт не только имел персональную направленность тираномании, но и предполагал зачастую эксцитативную функцию, т.е. служил формой агитационного или устрашающего послания. Более того, теракт лежит в основе многих культурной традиции. Мифологический пласт идеологии подразумевает создание сакра-лизованного пантеона мучеников и героев. Если первый из образов является преломлением архетипа жертвы, то второй — террориста. Террорист воспринимается как фигура культовая, даже ритуальная в той культуре или контркультуре, ради которой он пошел на теракт. Портрет героини подпольной России Марии Спиридоновой был обнаружен при обыске в обыкновенной воронежской избе, на месте, где полагается быть иконам. Изображение помешалось в киоте, а перед ним горела лампадка. Приходится с сожалением констатировать, что и Бен Ладен, и Шамиль Басаев обречены на длительную культовую сакрализацию.

Мышление двойными стандартами выражается в том, что «чужой» терроризм преподносится как злодейство, тогда как «свой» оценивается в качестве подвига. В первом случае террорист определяется преступником и бандитом, во втором - повстанцем, подпольщиком, партизаном. Преодолеть эту аксиологическую дихотомию возможно посредством обращения к историографическому анализу, предполагающему проведение идеологической и исторической контекстуализации выдвигаемых в отношении терроризма оценок.

Феномен терроризма, судя по характеру борьбы с ним, до сих пор остается непонятым. Понять же его природу невозможно как при однозначной инфернализации, так и при романтизации. Только аккумулировав все противоречивые суждения, можно воссоздать адекватную картину генезиса террористических организаций. Данная установка и предопределила замысел предлагаемой работы.

Важным в методологическом отношении вопросом в исследовании темы является определение дефиниции «террор» - применительно к контексту Российской Империи начала XX в. Российский революционный терроризм этого периода вышел за привычные рамки политического убийства. Формами революционного насилия, подпадающими под широкую трактовку дефиниции «терроризм», стали экспроприации, вооруженные нападения, похищения, вымогательства и шантаж. Еще в 1977 г. У. Лакер предсказывал, что «дискуссии о всеобъемлющем, подробном определении терроризма будут вестись еще очень долго, что они не увенчаются консенсусом и не внесут заметного вклада в понимание терроризма»1.

Широкий спектр работ, посвященных различным аспектам изучения терроризма, приводит даже современных исследователей к терминологической неопределенности. «Что считать, а что не считать "террором", — констатируют современные российские исследователи М. Одесский и Д. Фельдман, - каждый решает сам, в зависимости от идеологических установок, опираясь на собственную интуицию. Единого определения сущности "террора" пока нет. Его еще предстоит ввести»2.

История революционного движения тесно переплетена с практикой организации терактов, и потому в контексте волны терроризма, захватившей современный мир, его изучение приобретает дополнительную актуальность. Оно позволяет определить причины терроризма, тенденции его развития, способы борьбы с ним. К тому же опыт террористического сопротивления режиму может быть востребован для определения принципов функционирования самой государственной системы.

Рамки исследования позволяют сконцентрировать внимание на условиях, факторах и механизмах создания террористических организаций. Под влиянием исторических коллизий во время первой русской революции и в последующие годы произошли существенные изменения в характере террористической деятельности, что позволяет выявить онтологические основы терроризма.

1 Laqueur W. Terrorism. Бостон-Торонто, 1977. Р. 135.

2 Одесский М., Фельдман Д. Поэтика террора и новая административная ментальность: Очерки истории формирования. М., 1997. С. 8. 5

Несмотря на то, что в определенные историографические периоды российскому революционному терроризму уделялось пристальное внимание, непрерывная традиция его изучения так и не сложилась. Данное обстоятельство было обусловлено отсутствием систематизации историографических источников. В связи с завершением длительного периода в развитии исторической науки необходимо подвести его итоги, чтобы выявить закономерности предстоящего этапа историографии.

Источмиковая база. Первую группу источников составляют работы, непосредственно посвященные истории революционного терроризма в Российской Империи в конце XIX - начале XX в.3 Исследования по соответствующей проблематике осуществлялись также опосредовано, как составные компоненты в трудах общего порядка по истории революционного

А 5 движения (особенно революции 1905-1907 гг.) , политических партий , функционирования партийных структур6, или региональных организаций7,

Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX в.) М., 2000; Гусев К.В. Рыцари террора. М.,1992; Индивидуальный политический террор в России. XIX - начало XX в. М., 1996.

4 Козьмин Б.П. Из истории революционной мысли в России. М.,1961; Тютюкин С.В., Шелохаев В.В. Первая российская революция 1905-1907 гг. (Предпосылки, задачи, расстановка политических сил) // Вопросы истории КПСС. 1991. № 7. С. 50-66; Яковлев И.П. Вооруженные восстания в декабре 1905 года. М., 1957.

5 Гусев К.В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контреволюции: Ист. очерк. М.,1975; Леонов М.И. Партия социалистов — революционеров в 1905-1907гг. М., 1997; Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М.,1989.

6 Городшщкий Р.А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911гг. М., 1998; Морозов К.Н. Б.В, Савинков и Боевая организация партии эсеров (1909 — 1911 гг.) // Россия и реформы. М., 1993. Вып. 2.

7 Алуев В.Ф. Социал-демократы и эсеры Пензенской и Симбирской губерний накануне и в годы первой российской революции: Автореф. дис. . канд. ист. наук. СПб, 1994; Афанасьев А.Л. Военная работа эсеров в Вост. Сибири в период отступления революции 1905-1907гг // Проблемы истории революционного движения и борьбы за власть Советов в Сибири в при рассмотрении персоналий террористического движения8. Особое место в советской историографии занимала тема борьбы большевиков с террористическими организациями и критики В.И. Лениным террористической тактики мелкобуржуазных партий9. История революционного терроризма рассматривалась через призму истории КПСС, а научная аргументация выводов подменялась цитатами В.И. Ленина, высказывания которого априори использовались в качестве критерия истинности.

Особенно ценным видом источника являются опубликованные материалы конференций, на которых в концентрированном виде были сосредоточены выводы отечественных историков по проблемам революционного террористического движения10. В целях определения своеобразия исследуемого историографического периода в качестве источника привлекается литература по истории предшествующего и последующего в хронологическом отношении этапов11.

1905-1920гг. Томск, 1982; Еремин А.И. Эсеровские организации Центрально-промышленного района России в конце XIX - начале XX века: Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1994.

8 Николаевский Б.И. История одного предателя. М., 1991; Прайсман Л.Г. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. М., 2001; Городницкнй Р.А. Б.В. Савинков и судебно-следственная комиссия по делу Азефа // Минувшее: Исторический альманах. М.-СПб., 1995. Вып. 18. С. 198 - 242; Городницкнй Р.А. Егор Созонов: мировоззрение и психология эсера-террориста// Отечественная история. 1995. № 5. С. 168 - 174.

9 Мухин В.М. Критика В.И. Лениным субъективизма и тактического авантюризма эсеров. Ереван, 1957; Шугрин М.В. Борьба В.И. Ленина и коммунистической партии против народническо-эсеровской тактики заговора и индивидуального террора (1893-1907): Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1956. Студентов В. А. Разоблачение В.И Лениным мелкобуржуазной сущности идеологических концепций социалистов-революционеров на демократическом этапе русской революции (1902 - февр. 1917 г): Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1970.

10 Высокотехнологичный терроризм. Материалы российско-американского семинара. М., 2002; Индивидуальный политический террор в России. XIX - начало XX в. М., 1996; Терроризм и толерантность // Духовность. Сергиев-Посад, 2003. Кн. 3.

11 Волк С.С. «Народная воля»: 1879-1882. М.-Л., 1966; Седов М.Г. Ге

Для определения репрезентативности суждения историков используются документальные источники12, материалы периодической печати13, мемуарная литература14. Ценность мемуарной литературы еще более возрастает на фоне сравнительной скудости ярких эпизодов террористической деятельности в следственных делах. Многие из террористов отказывались предоставлять полиции какие-либо сведения не только о своей организации, но и о себе лично. Часто они представали перед судом под вымышленными фамилиями. Причина такого поведения заключалась в моральном осуждении «откровенников» с точки зрения партийной этики. «Откровен-ннков», равно как и «прошенистов» (лиц, подававших властям прошения о помиловании), исключали из партийных организаций. Подробные показания С.Я. Рысса и Д.Г. Богрова представляли собой исключение, обусловленное, по-видимому, двойной игрой обоих подследственных.

Верификация некоторых теоретических положений в историографии проводится посредством привлечения материалов, сосредоточенных в фондах ГАРФ (фонды B.JI. Бурцева, П.А. Кропоткина, A.JI. Теплова, А.В. Тырковой), ОР РГБ (фонды П.Л. Вакселя, Н.А. Рубаника), РГАСПИ (фонд ЦК партии социалистов-революционеров), Гуверского института войны, революции и мира (коллекции М.В. Вишняка, Ф.В. Воловского, Д.Н. Люроический период революционного народничества: Из истории политической борьбы. М., 1966; Троицкий Н.А. «Народная воля» перед царским судом. Саратов, 1983; Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 19181922 гг. Казань, 1995.

История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Ростов - на - Дону, 1996; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. М., 1996. Т.1. 1900-1907гг.; Тайна убийства Столыпина. М., 2003.

1 7

Новые казни террористов и наше легальная пресса // Знамя труда 1908 № 10 - 11; Новый процесс боевой организации // Революционная Россия. 1904. № 57; Террор и дело Богрова // Знамя труда. 1908 № 38.

14 Савинков Б.В. Воспоминания // Былое. -1917. №1-3; 1918. №13,12; Гершуни Г.А. Из недавнего прошлого. М.,1917; Бурцев В.Л. Борьба за свободную Россию: Мои воспоминания. 1882-1922. Берлин, 1923. Т.1; Герасимов Д.В. На лезвии с террористами. Париж, 1985. бимова, Б.И. Николаевского, М.М. Шнеерова), Бахметовского архива (коллекция С.Г. Сватикова).

Первые попытки исторического осмысления российского революционного террористического движения конца XIX - начла XX в. предпринимались современниками и непосредственными участниками. Поэтому наряду с историческими исследованиями в качестве историографического источника используется публицистическая литература15. Тема терроризма непременно присутствовала на страницах ряда печатных изданий, представляющих левый спектр общественной мысли, таких как «Анархист», «Бунтарь», «Буревестник», «Былое», «Вестник русской революции», «Знамя труда», «Накануне», «Революционная мысль», «Революционная Россия», «Хлеб и воля» и др.

В многочисленных изданиях художественной литературы, относящихся к теме, также находил отражение существующий уровень исторических знаний16. Как известно, русская общественная мысль развивалась при доминации художественной литературы. Литературные стереотипы предопределили и характер отечественной историографии. Проводилась, зачастую искусственная, драматизация исторического материала. Не случайно, что именно индивидуальный террор стал квинтэссенцией восприятия революции, свидетельствуя либо о ее героическом потенциале, либо о тупи-ковости и патологичности выдвигаемой альтернативы.

Специального исследования, посвященного историографии революционного терроризма, не существует, но определенное историографическое изучение данной тематики все-таки проводилось. Литература по рассмат

15 Бурцев В.В. За террор // Народоволец. 1897. № 3. С. 102 - 109; Изгоев А.С. «Правые террористы» // Русская мысль. 1909. № 10. С. 1172 -181; Хил ков Д. Террор и массовая борьба // Вестник русской революции. 1905. №4. С. 225-261.

1Z о

Гуль Р. Азеф. Ныо-Иорк, 1959; Савинков Б.В. Конь бледный // Избранное. М., 1990; Толстой А., Щеголев П. Азеф: (орел или решка). М., 1926. риваемой теме представлена, прежде всего, исследованиями по истории террористического движения, в которых в вводной части присутствовали историографические обзоры трудов отечественных историков. Однако ввиду того, что феномен революционного терроризма рассматривался, как правило, в контексте других тем - чаще всего в рамках изучения истории левых партий, или революции 1905-1907 гг., — даже такой историографический обзор существует в единичном виде, будучи представленным во введении к монографии О.В. Будницкого «Терроризм в российском освобо

1 7 дительном движении» . «Парадокс историографической ситуации, - констатировал автор, - заключается в том, что, с одной стороны, отечественными исследователями опубликованы сотни, если не тысячи, работ, посвященных тем или иным аспектам революционного движения в России, в которых в той или иной степени затрагивалась и проблема революционного терроризма; с другой - история революционного терроризма как самостоятельная исследовательская проблема стала рассматриваться в отечествен

1 о ной историографии совсем недавно» . Научная традиция начинать изложение материалов с историографического введения окончательно установилась лишь на рубеже 1960-1970-х годов. Однако даже в фундаментальной монографии А. Гейфман «Революционный терроризм в России, 1894— 1917» такое введение отсутствует19.

Впрочем в ряде трудов историографические оценки и критика в отношении исследований, связанных с историей революционного терроризма в России, рассредоточены внутри авторского изложения материала.

Сходную характеристику имеют работы, содержащие вводное историографическое вступление по какому-либо из аспектов изучения револю

1V

Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX в.). М., 2000. С. 5-27.

18 Там же. С. 15.

19 Гейфман А. Революционный терроризм в России, 1894 - 1917. М., ционного терроризма, в том числе по организационным террористическим структурам оппозиционных партий, биографиям террористов.

К другой группе историографических исследований принадлежат труды, посвященные историографии более широкой проблематики, одним из компонентов которой является изучение истории революционного терроризма и историографии смежных с ней тем20. Особенно полно в отечественной истории исторической науки была представлена историография революции 1905-1907 гг. Краткие историографические обзоры по отдельным проблемам истории революционного терроризма содержались и в ряде защищенных диссертаций21.

Как уже указывалось выше, долгое время историография российского революционного терроризма была представлена, главным образом, в рамках исторических исследований, претворяя авторские изыскания в качестве вводного обзора существующей по исследуемой тематике литературы. Первым из таких обзоров был историографический очерк JI.M. Спирина «Историография борьбы РКП(б) с мелкобуржуазными партиями в 19171920 гг.» , рассматривающий литературу по более широкой проблематике, чем процесс изучения террористической тактики. Показательно, что в статье Н.И. Приймака 1967 г. «Советская историография первой русской рево

20 Актуальные проблемы советской историографии первой русской революции. М., 1978; Борьба ленинской партии против непролетарских групп и течений (дооктябрьский период). Историография. JL, 1987; Зеве-лев А.И., Свириденко Ю.П. Историография истории политических партий

России. М., 1992г. и др.

01

Шевкуленко Д.А. Самодержавие и эсеры: два подхода к решению национального вопроса: Дис. . канд. ист. наук. Самара, 1995; Черемных О.А. Революционно-демократический фронт в годы первой российской революции (1905-1907): Дис. . канд. ист. наук. М., 1996; Капитонов И.В. Возникновение и деятельность организаций партии социалистов-революционеров на территории Мордовии в первой четверти XX века. Диссертация. к.и.п. Саранск, 1997; Морозов К.Н. Партия социалистов-революционеров в 1907-1914 гг.: Дис. канд. ист. наук. Самара, 1995 С. 7.

22 Спирин Л.М. Историография борьбы РКП(б) с мелкобуржуазными люции 1905-1907 гг. (середина 30-х - 60-е годы)» об изучении истории революционного терроризма не упоминается вовсе. Это вполне объяснимо, учитывая отсутствие достаточного количества исследований в предшествующий период23.

В монографии К.В. Гусева и Х.А. Ерицяна «От соглашательства к контрреволюции (Очерки истории политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров)» были заложены основные подходы исторической характеристики литературы о ПСР, а соответственно связываемого с ней революционного терроризма, ставшие традиционными для советских историографов. Историки выделяли три основные периода развития отечественной историографии: 1. — 1920-е - середина 1930-х годов; 2. - середина 1930 - середина 1950-х годов; 3. - с середины 1950-х до современных авторам событий. Первый период характеризовался значительной исследовательской активностью при сравнительно невысокой степени теоретического обобщения материала, второй — упадком интереса к исследованию истории «непролетарских» партий и односторонностью суждений, третий - циклическим возрождением советской исторической науки24. Тем не менее рецензенты указывали на поверхностный и неоправданно урезанный характер историографического обзора, предпринятого авторами.

Учтя данное пожелание, К.В.Гусев в последующей монографии «Партия эсеров от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции» расширил вводную историографическую часть. С его точки зрения, историческая литература о деятельности ПСР 1920-х годов детерминировалась судебным процессом 1922 г. над 34 членами ЦК партии эсеров и попартнями в 1917 - 1920 гг. // Вопросы истории КПСС. 1966. № 4.

Приймак И.И. Советская историография первой русской революции 1905 - 1907 гг. (середина 30-х - 60-е годы) // Советская историография классовой борьбы и революционного движения в России. М., 1967.

24 Гусев К.В., Ерицян Х.А. От соглашательства к контрреволюции: Очерк истории политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров. М., 1968. С. 7-10. тому повышенное внимание исследователей того периода сосредоточивалось «на контрреволюционной деятельности этой партии, а другие вопросы отступали на второй план»25.

Троичность схемы обусловливалось традициями марксистской философии истории, воспринявшей гегелевскую концепцию диалектики. В первый период происходило накопление фактического материала при отсутствии необходимого обобщения и критики. Во втором, напротив, преобладало теоретизирование и критика, но в ущерб фактическому содержанию и гибкости суждений. Наконец, в третий осуществлялся синтез теории и факта26.

Но в подавляющем большинстве работ ни обзора литературы, ни обзора источников по истории терроризма не проводилось. В исследованиях 1960-х годов было сложно осуществить историографический анализ по причине отсутствия достаточного числа работ, посвященных этой тематике, 1970-х - из-за методологической однообразности издаваемых произведений, в которых предлагались сходные выводы и оценки, и было трудно дифференцировать воззрения авторов. Вместе с тем ни одна работа не обходилась без осуждения взглядов «буржуазных фальсификаторов», зачастую без анализа их исследований и даже без персонального указания, о каком из историков идет речь. Так, автор брошюры «Критика В.И. Лениным программы и тактики партии эсеров» Н.М. Саушкин писал: «Мелкобуржуазная революционность и поныне служит источником заскоков, головокружительных прыжков через незавершенные этапы борьбы, шараханий в крайности, быстрых переходов от увлечений к унынию, крикливого пустозвонства и огульного охаивания организованной борьбы за социализм. Псевдореволюционные фразы, фальсификация ленинизма, тактика подтал

25

Гусев К.В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционарнзма к контрреволюции: Ист. очерк. М., 1975. С. 11.

2 Там же. С. 7; Нарочницкий А.Л. Историография революции 1905— 1907 гг. Основные итоги и задачи изучения // Актуальные проблемы советкивания революции - все это признаки мелкобуржуазного революциона-ризма»27.

Отличительной особенностью работ советской историографии российского революционного терроризма являлось концентрированное изложение общих выводов советской исторической школы, при этом не допускалась возможность существенного расхождения воззрений отечественных историков.

Критические замечания советских историографов не имели, как правило, персональной направленности а адресовались «некоторым историкам», без указания, кто конкретно подразумевается под этим определением. Такая тенденция отражала традиции партийной критики в эпоху заката социализма в СССР.

На конференции в Калинине, материалы которой были изданы в виде сборника «Историографическое изучение истории буржуазных и мелкобуржуазных партий России», А.Д. Степанский в статье «Процесс возникновения непролетарских партий России в освещении современной советской историографии» указывал на отсутствие в литературе методологического подхода к исследованию механизмов создания партий, за исключением монографии Л.М. Спирина «Крушение помещичьих и буржуазных партий в России», где автором разрабатывались общеисторические принципы такого изучения. В отношении исследования истории ПСР А.Д. Степанский обращал внимание на существующий приоритет изучения идеологии и программы партии при слабом освещении организационных проблем, особенно деятельности Боевой Организации28. ской историографии первой русской революции. М., 1978. С. 12, 19.

27 Саушкин Н.М. Критика В.И. Лениным программы и тактики партии эсеров. М., 1971. С. 5.

28 Степанский А.Д. Процесс возникновения непролетарских партий в России в освещении современной советской историографии // Историографическое изучение буржуазных и мелкобуржуазных партий России. М.,

В опубликованной в том же сборнике статье В.П. Наумова «Место исследований по истории мелкобуржуазных партий России в новейшей историографии» автор придерживался традиционной троичной схемы развития советской историографической мысли. Он оправдывал подходы историков 1930-1950-х годов необходимостью проведения идеологической борьбы, что знаменательно для того времени, если учитывать неосталинистские тенденции партийной жизни и восприятие истории в качестве политики, опрокинутой в прошлое: «Следует указать на историческую обусловленность такого подхода, который определялся задачами идеологической работы партии в тот период и, в частности, задачами коммунистического воспитания многомиллионных масс мелкобуржуазного населения страны, борьбой с попытками организации нелегальной антисоветской деятельности»29. Автор высказал мысль о наступлении нового периода отечественной историографии не со второй половины 1950-х годов, как это следовало из развития общественно-политической жизни страны, а с 1960-х годов, когда появилась качественно новая литература30.

В монографии «Эсеры Максималисты в первой российской революции» 1989 г. Д.Б. Павлов представил сравнительно подробный обзор освещения проблемы аграрного террора. Вопреки современному клише о тотальном единстве взглядов в советской историографии, автор указал на наличие противоположных в данном вопросе мнений: одни историки осуждали эсеров за нерешительность при поддержке крестьянских выступлений, другие - наоборот, порицали за подталкивание крестьянства к авантюристической тактике. В воззрениях последних Д.Б. Павлов обнаруживал

1981. С. 3-6.

29 Наумов В.П. Место исследований по истории мелкобуржуазных партий России в новейшей советской историографии // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции: Материалы конференции. М.,

1982. С. 49.

30 Наумов В.П. Указ. соч. С. 52-54. многочисленные противоречия, указывая на несовместимость ряда выдвигаемых тезисов: готовность эсеров идти на союз с буржуазией и следование их левацкой тактике, отсутствие влияния социалистов-революционеров в крестьянской среде и руководство ими крестьянами при осуществлении аграрного террора, порицание самого метода аграрного терроризма и признание необходимости революционных захватов помещичьей земли и расправ над крупными землевладельцами и т.п. Д.Б. Павлов писал также о некорректности применяемого в отечественной историографии приема экстраполяции выводов о характере деятельности ПСР послеоктябрьской эпохи на социалистов-революционеров периода формирования партии. Показательно, что если прежде в историографических работах критика советских авторов, ассоциировавшаяся с вынесением общественного приговора, встречалась в ограниченных масштабах, то в работе Д.Б. Павлова она была представлена широко. Для монографии, изданной в 1989 г., это было знаменательно, учитывая призывы политического руководства к развитию критики и самокритики во всех сферах общественной жизни, включая и науку31.

В вводной статье «Непролетарские партии России: итоги изучения и нерешенные проблемы» изданного в 1989 г. сборника «Непролетарские партии в трех революциях» авторы О.В. Волобуев, В.И. Миллер и В.В. Шелохаев отошли от традиционных подходов анализа исторической литературы. Начало третьего историографического периода они датировали не серединой 1950-х, а 1963 г. - годом выхода в свет книги К.В. Гусева «Крах партии левых эсеров», уточняя, что качественный скачок был осуществлен лишь в 1968 г. в связи с изданием ряда монографий по истории непролетарских партий. Кроме того, они выделяли четвертый этап, начавшийся, по их мнению, в 1975 г. в связи с организацией первой научной конференции в Калинине, последующее регулярное проведение которых обусловило ха

31 Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. рактер данного периода. Авторы предсказывали скорое его завершение, связанное с прохождением эпохи общественно-политического развития страны . Обращает внимание, что требования критически переосмыслить советскую литературу прежде не высказывалось. В данной новации можно усмотреть влияние изменяющегося во второй половине 1980-х годов общественно-политического климата.

Точную оценку стереотипов советской литературы представил в публицистической статье Ю. Давыдов: «Расхожие представления угнетают одноцветностью. В таких представлениях большевик - как бы держатель контрольного пакета с акциями-истинами, он на дружеской ноге с токарями-слесарями. Меньшевик - пенсне на местечковом носу - суетлив, труслив, трухляв, токаря-слесаря над ним потешаются. А эсер, этот взбесившийся мелкий буржуа, прикидываясь другом народа, носит косоворотку и такой уж нервный, такой нервный, будто за пазухой у него адская машинка; он либо бомбист, злонамеренно мешающий развитию массового движения, либо нахал, дергающий за бороду Карла Маркса»33.

Специальным жанром советской историографии являлась критика буржуазных фальсификаторов истории. Работ такого рода применительно к историографии российского революционного терроризма гораздо больше, нежели посвященных анализу соответствующей отечественной литературы. Проблемы освещения террористической тактики российских революционных организаций в западной историографии затрагивались в исследованиях В.В. Гармизы, JI.C. Жумаевой, П.Н. Зырянова, А.П. Петрова, Г.И. Ильящука, Н.И. Капищевой, С.Р. Латыповой, С.В. Коновалова, М.И. Лео

М.,1989. С. 28-33.

32 Волобуев О.В., Миллер В.И., Шелохаев В.В. Непролетарские партии России: итоги изучения и нерешенные проблемы // Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989. С. 14, 16.

33 Давыдов 10. Савинков Борис Викторович, он же В. Ропшин // Савинков Б.В. Избранное. М.,1990. С.7. нова, Д.Б. Павлова, С.А. Степанова и др.34 Работы, как правило, осуществлялись в рамках разоблачения западных советологов, у которых за историческими теориями усматривали скрытые политические намерения. Г.И. Ильящук, анализируя французскую историографию истории партии эсеров, писал: «Препятствуя активизации трудящихся, желая оттолкнуть от рабочего класса его основных союзников, жрецы «советологии» пытаются опорочить реальный социализм, тенденциозно интерпретируя историю советского государства»35. Методологией критики служило выявление классовой позиции автора. В.В. Гармиза и Л.С. Жумаева, оценивая воззрения О. Рэдки, подчеркивали: «Буржуазное мировоззрение не позволило О. Рэдки верно определить классовую базу и корни идейного бесплодия эсеров. И это дает возможность делать вывод относительно всей литературы об эсе

34 Канищева Н.И., Леонов М.И., Павлов Д.Б., Степанов С.А., Шело-хаев В.В. Политические партии России в 1905-1907 годах (обзор новейшей немарксистской историографии) // История СССР. 1989. № 6; Гармиза В.В., Жумаева Л.С. Партия социалистов-революционеров в современной буржуазной историографии // История СССР. 1968. № 2; Павлов Д.Б. Критика некоторых концепций современной англо-язычной буржуазной историографии истории партии эсеров // Великий Октябрь и непролетарские партии. М., 1982; Петров А.П. Критика фальсификации аграрно-крестьянского вопроса в трех российских революциях. М., 1977; Ильящук Г.И. История партии эсеров в современной французской буржуазной историографии // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции. М., 1982; Ла-тыпова С.Р. Вопрос о роли мелкобуржуазных партий в социалистической революции в освещении современной американской историографии // Историографическое изучение истории буржуазных и мелкобуржуазных партий России. М., 1981; Коновалов B.C. Эсеры в революции 1905-1907 гг. (Англо-американская историография) Первая российская революция 19051907 гг. Обзор советской и зарубежной литературы. М., 1991; Зырянов П.Н., Шелохаев В.В. Первая русская революция в американской и английской буржуазной историографии. М., 1976.

35 Ильящук Г.И. История партии эсеров в современной французской буржуазной историографии // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революции в период назревания социалистической революции. М., 1982. С.182. ровской партии, выходящей на Западе» . Даже в 1988 г. B.JI. Дьячков писал: «Объективистский подход, отвечая потребностям развития буржуазной исторической науки и социальному заказу более гибких кругов буржуазии, долгое время ие мог воплотиться в конкретных работах, так как, с одной стороны, он не был обеспечен в достаточной мере источниками, исследовательскими кадрами и другими условиями развития исторической науки, с другой - в обстановке «холодной войны» фальсификация была единственно приемлемым социальным заказом, данным империалистической буржуазией советологам»37.

Несмотря па то, что позиции западных авторов преподносились упрощенно, подгонялись под схему, рациональное зерно в этой критике содержалось, и со многими ее положениями можно согласиться. В 1989-1991 годах появились первые работы, в которых указывалось на положительные стороны в исследованиях западных историков ПСР в сравнении с советской исторической школой. Так, авторы коллективной статьи «Политическая история России в 1905-1907 гг. (Обзор новейшей немарксистской историографии)» писали: «Не все проблемы, связанные с историей российских партий, исследуются в немарксистской историографии равномерно. Следует отметить приоритет западной историографии в разработке проблем численности и состава основных политических партий, а также особый интерес немарксистских исследователей к вопросам тактики внутрипартийной борьбы. В меньшей степени и преимущественно иллюстративно освещаются вопросы влияния партии на массы. Особое отставание зарубежных авторов наблюдается в анализе классовой природы партий. Здесь наиболее ощутима сила традиционных постулатов о «надклассовости»

Гармиза В.В., Жумаева JI.C. Партия социалистов-революционеров в современной буржуазной историографии // История СССР. 1968. № 2. С.72.

Дьячков B.JI. Партия эсеров в Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войне. (Критика современной буржуазной историографии. Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1988. С. 7.

19 партий либерального лагеря (октябристов, кадетов), об интеллигентской основе «радикалов» (большевиков, меньшевиков, эсеров). Вместе с тем немарксистские авторы исследуют проблемы, в советской историографии практически не подставленные. Так, делаются попытки изучить влияние психологических факторов на формирование политических взглядов, соз

7 с дать социально-политические портреты лидеров партий и т.п.» . Но общим вердиктом все же отдавалось предпочтение исследованиям советской исторической школы39. Показательно, что западная историография именовалась не «буржуазной», а «немарксистской», что является свидетельством отступления в данный период от наиболее категоричных оценок. Особенно ценным следует признать историографический обзор И.А. Дьяконовой, единственное как в отечественной, так и в западной печати исследование, посвященное японской историографии первой русской революции .

Парадоксальная ситуация заключается в том, что историография работ западных исследователей представлена в отечественной литературе более акцентированно по сравнению с анализом трудов российских историков, что объясняется существовавшей в советское время традицией критики буржуазной науки41. Ведущим мотивом интерпретации трудов ино

38 Канищева Н.И., Леонов М.И., Павлов Д.Б., Степанов С.А., Шело-хаев В.В. Политические партии России в 1905-1907 годах (обзор новейшей немарксистской историографии) // История СССР. 1989. № 6. С. 184.

39 Там же. С. 185.

4П

Дьяконова И.А. Первая российская революция в освещении японской историографии // История СССР. 1989. № 2.

Л 1

Гармиза В.В., Жумаева Л.С. Партия социалистов-революционеров в современной буржуазной историографии // История СССР. 1968. № 2; Павлов Д.Б. Критика некоторых концепций современной англоязычной буржуазной историографии истории партии эсеров // Великий Октябрь и непролетарские партии. М., 1982; Канищева Н.И., Леонов М.И., Павлов Д.Б., Степанов С.А., Шелохаев В.В. Политические партии России в 19051907 годах (Обзор новейшей немарксистской историографии) // История СССР. 1989. № 6 и др. странных авторов было разоблачение исторических фальсификаций и тенденциозности42.

Качественно новый подход и оценки были предложены А.И. Зевеле-вым и Ю.П. Свириденко в изданной в 1992 г. Московским технологическим институтом книге «Историография истории политических партий России». Указывалось, что научная периодизация не обязательно совпадает с общественно политической и определяется не сменой политического курса, а выходом научных трудов. Была подробно проанализирована дооктябрьская историография. По мнению авторов, на развитие исторической литературы в 1920-е годы оказала влияние идеологическая борьба, ведомая ВКП(б) (в частности, судебный процесс над представителями ЦК ПСР), и узость ис-точниковой базы при том, что сохранялся определенный плюрализм мнений. «Исследования последних лет, - писали авторы обзора, - подтвердили необходимость корректировки бытовавшего в литературе представления о партии эсеров в первой российской революции как исключительно заговорщической и террористической организации. В дальнейшем изучении нуждаются вопросы о месте и роли партии эсеров в системе политических сил, взаимодействии с другими политическими организациями мелкобуржуазной демократии, масштабах и степени влияния на различные слои общества»43.

Абзалова С.Р. Великий Октябрь и мелкобуржуазные партии: Критика англо-американской буржуазной историографии. Казань, 1986; Гар-миза В.В., Жумаева JT.C. Партия социалистов-революционеров в современной буржуазной историографии // История СССР. 1968. №2; Дьячков B.JI. Партия эсеров в Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войне. (Критика современной буржуазной историографии: Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1988; Ильящук Г.И. История партии эсеров в современной французской буржуазной историографии // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций в период назревания социалистической революции. М., 1982.

Зевелев А.И., Свириденко Ю.П. Историография истории политических партий России. М., 1992 г. С. 38.

Подробный обзор литературы об эсеровском терроризме предложил во введении к монографии «Боевая организации партии социалистов-революционеров в 1901—1911 гг.» Р.А. Городницкого. Оценивая исследования советских историков 1960 - начала 1980-х годов, автор, выступавший с апологией позитивистского подхода к истории, писал: «Необходимо отметить безусловные достижения исторической науки, зафиксированные в вышеназванных работах. В них эсеровская партия справедливо рассматривалась как массовая дореволюционная партия, отражавшая интересы значительной части российского общества. Было подробно и достаточно объективно оценена роль ПСР в общей расстановке революционных сил и масштабы ее деятельности, а также исследованы ее стратегия и тактика в различные исторические промежутки. Однако всем этим работам присущ общий недостаток - ограниченное внимание к чисто фактологической стороне разрабатываемых вопросов. Зачастую излишнее увлечение концептуальной стороной проблемы, связанной с эсеровским террором, не позволяло авторам исследований детально высветить драматические сюжеты и коллизии, присущее боевому движению. С концептуальными позициями авторов этих работ нельзя согласиться безусловно. В определенной степени теоретические недостатки могут быть объяснены недоступностью многих комплексов источников для широкого круга исследователей»44. Впрочем, в остальном Р.А. Городшщкий ограничился краткой аннотацией изданных работ45.

Кстати, Р.А. Гордницким была предложена единственная на настоящее время периодизация историографии революционного, и в частности эсеровского, терроризма. История изучения деятельности террористических организаций дифференцировалась им на четыре периода: 1 - вторая половина 1910 - начало 1930-х годов (осмысление терроризма современ

44 Городшщкий Р.А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг. М., 1998. С. 11.

45 Там же. С. 6-23. никамн и непосредственными участниками событий); 2 - середина 1930 -конец 1950-х годов (запрет на проведение исследований по теме индивидуального политического терроризма); 3 - середина 1960 - середина 1980-х годов (изучение истории терроризма как тактики мелкобуржуазных партий на основе ограниченного в доступе комплекса источников); 4 — начался с конца 1980-х годов (вовлечение в поле зрения историографии нового многочисленного корпуса источников, идеологическая свобода авторов в концептуальных оценках террористической деятельности)46. Впрочем, оговаривался Р.А. Городницкий, исследовательская свобода не избавила значительную часть российских историков от многообразных идеологических клише47.

Особо пристальное внимание О.В. Будницкий уделил дискуссии о самой дефиниции «терроризм» и времени возникновения террористического направления в общественном движении. Поэтому представленный им историографический обзор носил в большей степени методологический характер, нежели анализ исследований, посвященных непосредственно истории российского революционного терроризма48.

Совершенно с других позиций смотрят на историографию революционного терроризма представители радикального спектра общественной мысли. А.Г. Дугин, оценивая современное состояние литературы о социалистах-революционерах, указывал на отсутствие современных политических преемников у эсеров, что не могло, по его мнению, не повлиять на историографическую интерпретацию их деятельности. «Мало кто интересуется сегодня эсерами, радикальными революционерами-террористами, которые были главными действующими лицами русской истории конца XIX

46

Городницкий Р.А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901 - 1911 гг. М., 1998. С. 5.

47 Там же.

48 Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX в.).

- начала XX века. Правые причисляют их к агентам русофобского иудео-масонского заговора, либералы обвиняют их в радикализме и потенциальном тоталитаризме (видя в них зародыш сталинской системы) и даже сами коммунисты и крайне левые открещиваются от них как от дискредитирующих идею экстремистов. Сдается, что у русского террора не наследии-ков, так же, как нет отцов у поражения» . Правда, сам автор, объявляя себя наследником эсеровской традиции, представлял ее в виде особого мистико-эсхатологического и экзистенциального учения, что имело мало общего с реальными воззрениями социалистов-революционеров.

Историография истории российского революционного терроризма, находясь еще в плену старых методологических догм и выводов, стоит на пороге качественных изменений. Задача заключается в том, чтобы эти изменения не оказались абсолютным разрывом с лучшими традициями отечественной исторической школы.

Историография более раннего, народовольческого периода в истории террористического движения в России стала объектом исследования докторской диссертации О.В. Будницкого50.

Самостоятельным видом историографических работ являются труды, посвященные персонифицированному рассмотрению исторических воззрений ряда авторов, писавших об истории российского революционного терроризма. Работы, акцентированные на исследовании литературного творчества Б.В. Савинкова, относятся к разряду как историографических источников, так и литературы51. Ход историко-литературной полемики во

М., 2000. С. 3-27. ло

Дугин А.Г. «Мне кажется, что губернатор все еще жив.» // Тамплиеры пролетариата. М., 1997. С. 318.

50 Будницкий О.В. История изучения «Народной воли» в конце XIX -начале XX в. Автореф. дис. . д-ра ист. паук. М., 1998.

51 Амфитеатров А.В. Два коня // За свободу. Варшава, 1924. № 192; Горбунов М. Савинков как мемуарист // Каторга и ссылка. 1928. №5(42); Келли А. Самоцензура и русская интеллигенция // Вопросы философии. круг образа террориста в художественных произведениях Б.В. Савинкова был восстановлен в работах А. Келли и М. Могильнера .

Следующую классифицируемую группу источников составляют рецензии и отзывы на публикации отдельных трудов по соответствующей проблематике53.

Выдвинутые в процессе разработки темы суждения и характеристики в отношении конкретных историографических источников рассматриваются в соответствующих главах.

Анализ степени изученности проблемы позволяет заключить, что комплексного исследования историографии революционного терроризма в Российской Империи конца XIX - начала XX в. до настоящего времени не проводилось.

Цель данного диссертационного исследования заключается в проведении научно-историографического анализа изучения истории революционного терроризма в Российской Империи конца XIX - начала XX в. Для достижения указанной цели предполагается решение комплекса следующих задач:

- определить основные тенденции развития историографии российского революционного терроризма конца XIX — начала XX в.;

- выявить исторические факторы, оказавшие существенное влияние на творчество историков;

1990. № 10. С. 57-61; Тютчев Н.С. Заметки о воспоминаниях Б.В.Савинкова // Тютчев Н.С. «В ссылке» и другие воспоминания. М., 1925.

Келли А. Самоцензура и русская интеллигенция // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 57-61; Могильнер М. Мифология «подпольного человека»^., 1999. С. 102-120, 133-152.

53 Гармиза В.В., Спирин JI.M. К.В. Гусев. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции: Исторический очерк // Вопросы истории КПСС. 1976. № 4: Тютюкин С.В. Вокруг современных дискуссии об Азефе // Отечественная история. 1992. № 5 и др.

- выделить основные вехи и этапы изучения истории революционного терроризма в России;

- установить наиболее значительные достижения исторической науки по рассматриваемой проблеме, а также указать на возможные противоречия, непоследовательность, слабую аргументацию, тенденциозность, другие недостатки в трудах историков и публицистов;

- определить общее и особенное в трудах исследователей, занимающихся разработкой данной тематики, указать дискуссионные вопросы в интерпретации истории российского революционного терроризма;

- провести верификацию выводов историков;

- поставить задачи для будущих исследований по истории революционного террористического движения;

- выработать на основе аккумуляции историографического опыта практические рекомендации для современных правоохранительных органов по борьбе с терроризмом.

Объектом исследования служат работы, посвященные истории революционного терроризма, отдельным его проявлениям и участникам.

Предметом исследования является историография революционного терроризма в Российской Империи конца XIX - начала XX в.

Методологической основой работы послужил «многофакторный» подход в понимании историографии и истории, позволяющий подойти к решению проблемы с различных углов зрения, учитывая максимально возможное количество деталей и допуская альтернативную трактовку используемого материала.

Ведущими принципами в работе над диссертацией являются: принцип историзма; стремления к объективности; системного и комплексного подхода при проведении исследования.

Диссертант стремился использовать максимально широкий спектр методов исторических и историографических исследований. Наряду с ними применяются приемы исследовательской работы смежных научных дисциплин: криминалистики; конфликтологии; политологии; правоведения; психологии.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом с начала XX в. по настоящее время, что определено временем развития историографии революционного терроризма в Российской Империи как самостоятельного направления в истории исторической науки.

Гипотеза исследования заключается в апробации тезиса о зависимости историографии российского революционного терроризма от практики террористического движения в современном мире.

Структура работы основывается на сочетании хронологического и проблемно-тематического подходов. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX века"

Заключение

Развитие историографии российского революционного терроризма соотносилось с динамикой отечественной исторической науки в целом будучи определяемым факторами идеологического и общественно-политического характера.

Начальный историографический этап был связан с первыми попытками осмысления российского революционного терроризма современниками. Разработка темы велась усилиями партийных идеологов и представителей охранных структур. Концептуальное содержание работ определялось, прежде всего, партийной принадлежностью авторов. Особое место в работах этого периода занимал вопрос о соотношении современного и народовольческого этапов революционного терроризма.

Особенно богатым в фактографическом отношении историографическим этапом изучения истории российского революционного терроризма стал период 1920-первой половины 1930-х годов. Обстоятельства террористической деятельности реконструировались, прежде всего, в мемуарной литературе. Приводилась, в частности, подробная информация о подготовке и осуществлении терактов представителями большевистской партии. Вместе с тем терроризм мелкобуржуазных партий, к которым относились эсеры, максималисты и анархисты, рассматривался через призму идеологических клише марксизма-ленинизма. Важнейшим общественно-политическим фактором развития историографии революционного терроризма стал судебный процесс над партией социалистов-революционеров 1922 г.

Исследования но проблемам терроризма в советской исторической науке были табуизированы после убийства С.М. Кирова. Тема «аграрного террора» опосредовано изучалась в ракурсе дефиниции «революционного партизанского движения».

Советская историография российского революционного терроризма второй половины 1950-первой половины 1980-х годов определялась идеологемой о мелкобуржуазной сущности тактики индивидуального террора. Социалистические партии, использовавшие приемы террористической борьбы, характеризовались через призму идеологемы о «кадетах с бомбой».

Историографический этап второй половины 1980-х годов являлся переходным в изучении российского революционного терроризма от советских идеологических установок к модернизациопным концепциям постсоветской эпохи. Определяющим фактором становления новых историографических тенденций стала концепция гуманизации истории и общественной жизни.

Собственную логику развития имело изучение российского революционного терроризма на Западе и в кругах русского зарубежья. Лейтмотивом эмигрантской историографии по соответствующей проблематике стало выявление причин исторического поражения партий, придерживавшихся террористической тактики, что предполагало взаимные обвинения и поиск виновных. Поэтому основным дискуссионным вопросом для нее явилось «дело Е.Ф. Азефа».

Западные историки в интерпретации российского террористического движения апробировали ряд недопустимых в рамках советской историографии методологических подходов. Анализ революционного терроризма осуществлялся посредством привлечения методического и понятийного инструментария психоанализа, клиометрики, тендерной социологии, семиотики. Через террористический ракурс была представлена тема «изнанки революции». Революционный терроризм и государственный террор рассматривались как две стороны одной медали и определялись в качестве следствия отсутствия в России гражданского общества.

Литература постсоветского периода, посвященная российскому революционному терроризму, аккумулировала представленные прежде историографические традиции. Плюрализм подходов существенно расширил рамки изучения проблемы. В 1990-е годы доминировал подход к рассмотрению революционного терроризма в ракурсе оценок теории прав человека и соответствующего осуждения любых форм политического насилия. В историографии 2000-х годов фиксируется тенденция интерпретации террористической деятельности с позиций державных приоритетов. Важнейшую роль в активизации исследований по проблемам истории терроризма стало вхождение России в орбиту деятельности международных террористических групп.

Интерпретация террористических актов дифференцируется по принципу «свои - чужие». Точка зрения, осуждающая терроризм как таковой, хотя и высказывалась, не получила достаточно определенного историографического выражения. Возможно даже говорить о клише двойных стандартов. Ведь если классифицировать индивидуальный террор народовольцев и эсеровских боевиков как проявление героизма, то почему к аналогичным действиям современных шахидов следует относиться как-то иначе?

На историографических оценках сказывалась, по-видимому, определенная эстетизация истории. Столетний срок совершения террористического акта нивелирует ощущение близости смерти. Поэтому негативное отношение к современным проявлениям терроризма не мешало проводить апологию революционных террористов прошлого. В результате применения аксиологии двойных стандартов шахид-смертник преподносится как зловещий фанатик, тогда как террор в исполнении боевиков-смертников, представляющих подпольную Россию, характеризуется в качестве героической жертвенности.

Русский экзистенциальный терроризм вряд ли возможно рассматривать как типовое явление. Облеченный в формы литературной экзальтации, достоевщины, метафизический парадоксальности, он представляет уникальный феномен в истории мирового террора. Вряд ли, к примеру, душа современного боевика переполнена нравственными терзаниями о правомочности насилия. Вряд ли современный киллер откажется, подобно И. Каляеву, от теракта, на том основании, что при его осуществлении могут пострадать невинные жертвы. Вместе с тем «новая террористическая волна» в русской революции оказывается по своей сути изоморфна уголовщине. Она представляла другой типаж русского революционного террориста, более близкий к образу современного боевика. Таким образом, понять природу терроризма, лишь однозначно осуждая и инфернализируя его, невозможно.

Сложились полярные в методологическом отношении подходы к выявлению глубинных причин индивидуального террора. Историография революционного терроризма начала XX века преломлялось через дихотомию социальной и психологической интерпретации. Социальный подход к индивидуальному террору был связан с рассмотрением его в качестве индикатора определенных общественных процессов. В советской историографии, в частности, он соотносился с участием в революционном движении мелкой буржуазии. Психологический подход основывался на анализе внутренней рефлексии самих террористов. Причем предлагаемые в рамках этого подхода трактовки поляризуются от изображения последних в виде особой породы людей высшей духовной организации («рыцарей революции») до установления доминирующих в их сознании всякого рода психопатологических мотивов.

Аргументы революционных идеологов в начале XX в. в пользу эффективности применения тактики индивидуального террора сводились к следующему:

1) эксцитативная функция, т.е. агитационное воздействие;

2) дезорганизация деятельности правительственного аппарата;

3) теория неуязвимости террористов;

4) неотвратимость революционного возмездия;

5) средство самозащиты революционеров;

6) фактор страха в глазах рядовых слуг режима и буржуазных обывателей;

7) «безмотивные» теракты.

Парадигма революционного терроризма обнаруживалась в воздействии комплекса факторов:

1) отсутствие опоры в массах;

2) мелкобуржуазная психология, построенная на отрицании коллективных форм борьбы;

3) теория героев и толпы;

4) представление о государстве как надклассовой силе;

5) экзистенциальная философия;

6) государственный террор и отсутствие демократической альтернативы;

7) чувство мести, в том числе национальной;

8) суицидальная патология революционного подполья;

9) технический прогресс;

10) развитие информационных систем и технологий.

До сих пор преобладает точка зрения о том, что революционный терроризм конца XIX-начала XX в. генетически связан с народовольческими террористическими организациями. В действительности и в идеологическом, и в организационном, и в техническом отношении фиксируются принципиальные различия двух террористических волн российского революционного движения. Формальная преемственность между ними также не подтверждается фактическим материалом. Корректно говорить лишь о некоторой степени духовного родства между террористами народовольческой и эсеровской генераций. Максималисты и анархисты представляли совершенно иной тип боевика по сравнению с революционерами «Народной воли».

До сих пор в отечественной историографии используется идеологический штамп о так называемом мелкобуржуазном характере революционного терроризма. Если использовать марксистскую фразеологию, имеется в виду его «кулацкая» социальная база, что само по себе абсурдно. В прежние годы, чтобы затушевать революционный радикализм и социалистическую идеологию эсеров, применялся термин «эсеровский революциона-ризм», за которым якобы скрывалась их контрреволюционная сущность. В настоящее время минус в оценках сменился на плюс, но содержание выводов осталось прежним: эсеры, в отличие от большевиков, представляются если не сторонниками капитализма, то, во всяком случае, социализма нэповского образца, приверженцами парламентского пути развития России.

Если основные вехи истории придерживавшихся террористической тактики политических партий получили достаточно полное освещение, то история допартийных кружков 1890-х годов, внесших свою ленту в идеологию революционного терроризма, изучена мало и является «белым пятном» в отечественной историографии.

Для изучения российского революционного терроризма был характерен эсероцентризм. Причем центральная Боевая организация социалистов-революционеров оттеняла в историографической традиции деятельность других эсеровских террористических групп. Непропорционально меньшее внимание уделялось максималистскому и анархистскому терроризму. Да и сам по себе революционный терроризм, вне контекста исследования истории той или иной партии, стал объектом изучения только в самое последнее время.

В отечественной историографии структурно-системный метод исторического исследования не получил широкого применения, поскольку считался чуждым советской исторической школе, преподносился как выражение буржуазного формализма в науке. Поэтому, несмотря на исследования организационных принципов построения ряда политических партий, остаются недостаточно освещенными вопросы о механизмах функционирования партийных боевых структур.

Следует констатировать, что во второй половине 1980-1990-е годы антропоцентризм методологического подхода позволил пересмотреть некоторые идеологические штампы историографии советского времени в отношении воссоздания образа революционного террориста. Но в целом персонализация истории террористического движения в России далека до завершения.

Из руководителей террористических организаций наиболее дискуссионными фигурами оказались руководители Боевой организации эсеров - Г.А. Гершуни, Е.Ф. Азеф, Б.В. Савинков.

Традиционным оценкам образа Г.А. Гершуни была присуща определенная мистификация его фигуры, рассмотрение его как «гения революции», «рыцаря террора». Но рядом авторов указывалось, что существующая традиция есть мифологема из арсенала эсеровской агитации.

В историографии было предложено несколько вариантов определения побудительных мотивов двойной игры Е.Ф. Азефа: 1) эгоизм и жажда наживы; 2) преданная служба полиции; 3) преданная служба революции;

4) комплекс неполноценности, в том числе национальной; 5) психология игрока.

Личность Б.В. Савинкова рассматривалась, как правило, через призму его литературных произведений. Исследователи обращали внимание на кавалергардские, бретерские замашки, распутный и мотовской образ жизни Б.В. Савинкова, дискредитирующий революционное подполье. Но художественные произведения некорректно использовать в качестве документальных источников. Работы В. Ропшина выполнены как стилизация под произведения Ф.М. Достоевского и Д.С. Мережковского. Послереволюционная меланхолия Б.В. Савинкова была ретроспективно экстраполирована на образ эсера-боевика революционной эпохи.

Хрестоматийное историографическое клише рассматривает взаимоотношения охранки и политического подполья как борьбу двух крайне антагонистических сил. В последнее время появилось значительное число исследований о деятельности провокаторов в оппозиционных политических партиях, заставляющих пересмотреть традиционные оценки. Материалы дел Е.Ф.Азефа и Д.Г. Богрова свидетельствуют, что охранка вела и собственную политическую игру.

Опыт истории российского терроризма может представлять большой интерес для современных служб безопасности в техническом отношении как беспрецедентное но своим масштабам внедрение агентов полиции в террористические организации. На настоящее время тактика инкорпорации агентуры в боевые группы террористов фактически не применяется. Между тем абсолютизация методов наружного наблюдения на настоящее время, несмотря на совершенства технических систем слежки, обнаруживает свою неэффективность. Но распространение провокаторства так или иначе связано с противоправными деяниями со стороны агентов служб безопасности. Таким образом, эффективная борьба с преступными организациями оказывается возможна лишь при осуществлении самими государственными органами противоправных деяний. Для успешного предотвращения терактов руки у спецагентов не должны быть связаны нормативами гражданских законов. Но при такой постановке вопроса возникает угроза авторитарного синдрома. Перед обществом встает онтологический выбор между защищенностью от произвола властей и защищенностью властями. Идеологема правого государства, как ни парадоксально это звучит, не позволяет наносить террористическим группам предупреждающие удары, предоставляя тем стратегическую инициативу. При отказе от тактики провокаторства органами внутренних дел остается лишь реагировать на уже совершенные теракты.

Идеологическим пережитком следует признать использование современными авторами для обозначения сотрудников Департамента полиции, действующих в революционных организациях, термина «провокаторы». Применяя его, историки встают на позиции революционеров, для которых агенты полиции действительно являлись презираемыми личностями. Но с точки зрения государственного служения возможно говорить о подвиге полицейских работников, внедренных в лагерь преступных организаций.

Не менее эффективным в борьбе с террористической угрозой являлось применение системы заложничества. В определенных случаях заложники служат единственным сдерживающим фактором для террористов-смертников. Однако абсолютизация концепции прав человека опять-таки не позволят использовать данный механизм сдерживания. Отказ от применения системы заложничества охранными структурами Российской Империи по отношению к революционной интеллигенции, навеянный распространением западного правосознания, существенно расширил перспективы деятельности террористических организаций.

Невостребованным остается до сих пор беспрецедентный опыт контртеррористической кампании правительства П.А. Столыпина. Столыпинские военно-полевые суды также, естественно, противоречат либеральной модели правового государства.

Назрела крайняя необходимость переосмыслить опыт борьбы с терроризмом в Российской Империи применительно к современным политическим реалиям.

Список научной литературыБакаев, Анатолий Александрович, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Абрамов П.Н. О работе большевиков в деревне в 1905-1907 гг. в центрально-черноземных губ. // Сборник статей по вопросам истории КПСС. М., 1960

2. Аврех А.Я. П.А. Столыпин и судьба реформ в России. М., 1991.

3. Агарев А. Борьба большевиков против мелкобуржуазной партии эсеров // Пропагандист. 1939. № 16

4. Агафонов В.К. Заграничная охранка. Пг., 1918.

5. Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1979.

6. Аксельрод П.Б. К вопросу о современных задачах и тактике русских социал-демократов. Женева, 1898.

7. Алданов М.А. Азеф. Париж, 1924.

8. Алданов М.А. Азеф. Париж, 1931.

9. Александр Столыпин. Памяти брата // Петр Столыпин: Сб. / Сост. Г.И. Лысцов. М., 1997.

10. Алексеева Г.Д. Народничество в России в XX в. Идейная эволюция. М., 1990.

11. Алексеенко Д.М. Из опыта борьбы спецслужб Российской Империи с террористами // Высокотехнологичный терроризм: Материалы российско-американского семинара. М., 2202.

12. Алисов П.Ф. Террор. (Письмо к товарищу). Женева. 1893.

13. АнисинЮ.В. Некоторые вопросы теоретической борьбы В.И. Ленина с неонародниками по национальным проблемам // Ленинская партия в борьбе. М., 1982.

14. Антонов В.Ф. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности // Вопросы истории. 1991. № 1.

15. Аргунов А.А. Из прошлого партии социалистов-революционеров //Былое. 1907. № 10.

16. Аркомед С. Красный террор на Кавказе и охранное отделение // Каторга и ссылка. 1924. № 13

17. Аронсон Г.Я. Загадка убийства Столыпина // Новое русское слово. New-York, 1956. 30 октября; 5, 12 ноября

18. Аронсон Г.Я. Загадки убийства П.А. Столыпина // Аронсон Г.Я. Россия накануне революции. Исторические этюды. 1962.

19. Арский Р. Эпоха реакции в Петрограде (1907-1910 гг.) // Красная летопись. 1923. № 9

20. Артемов А.А., Дербенев Н.Е, Политические партии России в период подготовки и хода первой русской революции. Пенза, 1994.

21. Архив A.M. Горького. М., 1969. Т. 12.

22. Афанасьев АЛ. Военная работа эсеров в Вост. Сибири в период отступления революции 1905-1907гг // Проблемы истории революционного движения и борьбы за власть Советов в Сибири в 19051920 гг. Томск, 1982

23. Афанасьев A.J1. О деятельности социалистов-революционеров среди рабочих Иркутской губернии в 1905-1907 гг. // Из истории Сибири. Вып. 14. Томск, 1994.

24. Афанасьев A.JI. Эсеры в Восточной Сибири в период революции 1905-1907 гг.: Дис. канд. ист. наук. Томск, 1979.

25. Ацаркин А.Н. Жизнь и борьба рабочей молодежи в России. 1900. Октябрь 1917 года. М., 1976.

26. Бабаева Н.П. Ленинская тактика «левого блока» в революции 1905-1907 гг. Л., 1977.

27. Бакай М.Е. О разоблачителях и разоблачительстве. New-York,1912

28. Басалыго. Революционное движение в Харькове // Летопись революции. Харьков, 1924. № 1 (6).

29. Басов-Верхоянцев С. На другой день // К.и.С. Кн. 7. (80)

30. Бейка Д. Год лесных братьев. Мемуары. Рига, 1970

31. Белобородов А. Из истории партизанского движения на Урале // Красная летопись. 1926. № 1 (16).

32. Бердяев Н.Д. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М.,1991.

33. Биценко А. В Мальцевской женской тюрьме. 1907-1910 гг. К характеристике настроений // Каторга и ссылка. 1923. № 7.

34. Биценко А.А. Две встречи с Горьким // Каторга и ссылка. 1928. №41.

35. Богров В.Г. Дм. Богров и убийство Столыпина: Разоблачение действительных и мнимых тайн. Берлин, 1931.

36. Боевая группа при ЦК РСДРП (б) / Под ред. С. М. Познера. М.; Л., 1925.

37. Боевые предприятия социалистов-революционеров в освещение охранки. М., 1918.

38. Борисов С. Билит Б.Г.. Революция и революционное хулиганство. (Письмо с Северного Кавказа) // Знамя труда. 1908. Январь. № 9.

39. Борисович Красин («Никитич»), Годы подполья. М.; Л., 1928.

40. Боровский А. Покушение на генерала Алиханова (В мае 1906 г.) //К. и С. 1925. Кн. 20.

41. Борьба с революционным движением на Кавказе в эпоху столыпинщины //Красный архив. 1929. № 3(34).

42. Брачев B.C. Заграничная агентура Департамента полиции (1883— 1917). СПб., 2001.

43. Бретбарт Е. «Окрасился месяц багрянцем.», или Подвиг советского террора // Континент. 1981. № 28.

44. Будницкий О.В. «Кровь на совести»: Терроризм в России. Вторая половина XIX начало XX в. // Отечественная история. 1994. № 6.

45. Будницкий О.В. «Теоретическое убийство» // За строкой учебника истории. Ростов н/Д., 1992.

46. Будницкий О.В. В чужом пиру похмелье: евреи и русская революция. М.; Иерусалим, 1999. С. 3-21.

47. Будницкий О.В. Женщины-террористки: политика, психология, патология // Женщины-террористки в России. Ростов н/Д., 1996.

48. Будницкий О.В. Последние народовольцы: к истории южнорусской организации // За строкой учебника истории. Ростов н/Д., 1995.

49. Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX начало XX в.). М., 2000.

50. Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX начало XX в.): Дис. . канд. ист. наук. М., 1989.

51. Будницкий О.В. Терроризм: происхождение, типология, этика // Россия в условиях трансформаций. Вып. 15-16. М., 2001.

52. Бурцев В.В. За террор // Народоволец. 1897. № 3.

53. Бурцев B.J1. Борьба за свободную Россию. Мои воспоминания. (1882-1922 гг.) Берлин, 1924. Т. 1.

54. Бурцев В.Л. В погоне за провокаторами. М.,1991.

55. Бурцев В.Л. В погоне за провокаторами. М.; Л., 1928.

56. Бурцев В.Л. Долой царя! Лондон, 1901.

57. Бурцев В.Л. Из моих воспоминаний // Свободная Россия. 1889. № 1. Февраль.

58. Бурцев В.Л. К оружию. Лондон, 1903.

59. Бурцев В.Л. Как я разоблачил Азефа // Провокатор. Воспоминания и документы о разоблачении Азефа. Л., 1929.

60. Бурцев В.Л. От редакции // Былое. 1901. № 2. С.84-89.

61. Бурцев В.Л. Памяти Гриневицкого // Былое. 1900. № 1. С.6-17.

62. Бурцев В.Л. Правда ли, что террор делают, но о терроре не говорят // Народоволец. 1897. № 2.

63. Бурцев В.Л. Социалисты-революционеры и народовольцы // Народоволец. 1903. № 4.

64. Бурцев В.Л. Юбилей предателей и убийц. (1917-1927). Париж,1927.

65. Былое: Журнал, издававшийся за границею / Под ред. В.Л. Бурцева. Вып. 1 (1900-1902). Вып. 2 (1903-1904). Ростов н/Д., 1906.

66. Быстрянский В. Меньшевики и эсеры в русской революции. Пг.,.1921

67. В Думе: Запросы об убийстве Столыпина // Будущее. Париж, 1911. №3.5 ноября.

68. Вагнер-Дзвонкевич Е. Покушение на начальника киевской охранки полковника Спиридовича // Каторга и ссылка. 1924. № 13.

69. Вардин В. Политические партии и русская революция. М., 1922.

70. Вардин И. Эсеровские убийцы и социал-демократические адвокаты. (Факты и документы). М., 1922.

71. Варенцова О. Михаил Васильевич Фрунзе в Иваново-Вознесенском районе // Пролетарская революция. 1926. № 12 (47).

72. Васильев П. Митя Кириллов // К. и С. Кн. 49.

73. Веножинский В. Смертная казнь и террор. СПб., 1908.

74. Витюк В.В. К анализу и оценке эволюции терроризма // Социологические исследования. 1979. № 2.

75. Вишняк М.В. Трагедия террора // Новое русское слово. Ныо-Йорк, 1957. 24 марта.

76. Волк С.С. «Народная воля»: 1879-1882. М.; Л., 1966.

77. Волобуев О.В. Либеральные и народнические партии в их самооценке и взаимных оценках (1905-1909) // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции. М.,1982. С.64.

78. Воля России. Прага. 1924. № 12-13.

79. Воля труда: Сб. статей. М.: Тип. Иванова, 1907.

80. Вопрос о терроре на V Совете партии: май 1909 года // Социалист-революционер. 1911. № 2.

81. Воробьев В.К. Я вспоминаю. М.; Л., 1927.

82. Воронцов С.А. Правоохранительные органы. Спецслужба. История и современность. Ростов н/Д., 1998.

83. Котовский Г.И. Документы и материалы. Кишинев, 1956.

84. Габуния В.К. Тактика революционных компромиссов и соглашений (исторический опыт КПСС). М., 1964.

85. Гавазин С. Охранные структуры Российской империи. Формирование аппарата, анализ оперативной практики. М., 2001.

86. Галеви Д. Анархизм и социализм. М., 1906.

87. Галин А. (Юделевский Я.Л.) Легенда и действительность // Накануне. Лондон, 1901. № 26-27.

88. Галкин К. Анархистские и террористические группы в Харькове (по данным охранки) // Пути революции. 1925. № 1,2, 3.

89. Гамбаров А. Очерки по истории революционного движения в Луганске (1901-1921 гг.)//Летопись революции. 1923. №4.

90. Ганн Л. Убийство Столыпина // Исторический вестник. Т. 136. С.192.

91. Гардении Ю. (Чернов В.) Террор и массовое движение // Революционная Россия. Вып.2. 1903.

92. Геденовский А. Памяти Николая Васильевича Коршуна // К. и.С. 1925. Кн. 20.

93. Гейфман А. Приложение. // Николаевский Б.И. История одного предателя. М., 1991.

94. Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917. М.,1997.

95. Гельцин C.JI. (Бабаджан) Южное Военно-техническое бюро при ЦК РСДРП // Каторга и ссылка. 1929. № 61

96. Генкин И.И. Анархисты: Из воспоминаний политического каторжанина // Былое. 1918. № 3 (31)

97. Генкин И.И. Группа «Безначалие» в 1905-1908 гг. Очерки из героической эпохи в жизни русского анархизма. Минск, 1919.

98. Генкин И.И. Среди преемников Бакунина // Красная летопись.1927. № 1 (22).

99. Генкина Э. Разгром эсеров партией большевиков // Большевик. 1935. №21.

100. Герасимов А.В. На лезвии с террористами. М., 1995.

101. Герасимов А.В. На лезвии с террористами. Краткие сведения об упоминаемых лицах. Париж, 1985.

102. Гернет М.И. История царской тюрьмы. М., 1952. Т. 3.

103. Гернет М.И. История царской тюрьмы. М,, 1956. Т. 5.

104. Гершуни Г.А. Из недавнего прошлого. М.,1917.

105. Гинев В.Н. Аграрный вопрос и мелкобуржуазные партии в России. Л., 1977.

106. Гинев В.Н. Борьба за крестьянство и кризис русского народничества. Л., 1983.

107. Гинцбург И. Николай Иванович Ривкин // Каторга и ссылка.1928. № 12(40).

108. Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М., 1980. Кн. 2.

109. Головков Г.З., Бурлин С.Н. Канцелярия непроницаемой тьмы: Политический сыск и революционеры. М., 1994

110. Голубков А. О 1905 годе // К.и С. М., 1931. Кн. 7 (80).

111. Горев Б.И. Анархисты в России (от Бакунина до Махно). М.,

112. Горелик А. Анархисты в российской революции. Буэнос-Айрес,1922.

113. Горелик А., Комов А., Волин. Гонения на анархизм в Советской России. Берлин, 1922.

114. Горинсон Б. На слежке за Дурново // К. и С. 1925. Кн. 20.

115. Горичев И.С. Деятельность местных большевистских организаций по упрочению союза рабочего класса и крестьянства в период подъема буржуазно-демократической революции 1905-1907 гг. // Учен. зап. Калининград, пед. ин-та. Вып. 3. Калининград, 1957.

116. Городницкий Р.А. Б.В. Савинков и судебно-следственная комиссия по делу Азефа // Минувшее: Исторический альманах. М.; СПб., 1995.

117. Городницкий Р.А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг. М., 1998.

118. Городницкий Р.А. Три стиля руководства Боевой Организацией партии социалистов-революционеров: Гершуни, Азеф, Савинков // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М.,1996.

119. Горький и русская журналистика начала XX века: Неизданная переписка // Литературное наследство. М., 1988. Т. 95.

120. Государственная Дума: Стенографические отчеты. 1906.

121. Грауздин П. К истории революционного движения в Прибалтике в 1905 году // Каторга и ссылка. 1932. № 7 (92).

122. Григорович Е.Ю. Зарницы: Наброски из революционного движения 1905-1907 гг. Л., 1925.

123. Григорович С. (Житловский Х.О.). Социализм и борьба за политическую свободу. Лондон, 1898.

124. Гроссман-Рощин И. Думы о былом // Былое. 1924. № 27-28.

125. Гроссман-Рощин И.С. Дмитрий Богров убийца Столыпина: Из записной книжки // Былое. Л., 1924. № 26.

126. Грунди М., Борис Вноровский (1882-1906 гг.) // К.и С. 1925. Кн.23.

127. Гуль Р. Азеф. Нью-Йорк, 1959.

128. Гуль Р. Генерал БО. Берлин, 1929.

129. Гуль Р. Я унес Россию // Новый журнал. 1983. № 152.

130. Гусев К.В. Крах мелкобуржуазных партий в СССР. М., 1966.

131. Гусев К.В. Крах партии левых эсеров. М.,1963.

132. Гусев К.В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции: Ист. очерк. М., 1975.

133. Гусев К.В. Рыцари террора. М., 1992.

134. Гусев К.В. Эсеровская богородица. М.,1992.

135. Гусев К.В., Ерицян Х.А. От соглашательства к контрреволюции: Очерк истории политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров. М., 1968.

136. Д. Володя Мазурин // Максималист. 1921. № 20. С. 2-8.

137. Давыдов Ю.В. Г. Лопатин, его друзья и враги. М., 1984.

138. Дауге П.Г. Революция 1905-1907 гг. в Латвии. Рига, 1949

139. Дело А. Лопухина: Стенографический отчет. СПб., 1910.

140. Демочкин Н.Н. Советы 1905 года. Органы революционной власти. М., 1963.

141. Десять лет со дня смерти М.В. Фрунзе // Красный архив. 1935. № 5 (72).

142. Джанибекян В. Г. Провокаторы. М., 2000.

143. Джанибекян В. Тайна гибели Столыпина. М., 2001.

144. Добковекий И.Г. К истории возникновения максимализма в первую революцию 1905 г.//Максималист. 1918. №2; 1919. № 12.

145. Донесения Евно Азефа // Былое. 1917. № 1(23).

146. Дрикер Н. Материалы к истории анархистского движения в годы реакции (По документам Киевского историко-революционного архива) // Пути революции. Харьков, 1926. № 4

147. Дружинин Н.М. 1906-й год // Григорович Е.Ю. Зарницы: Наброски из революционного движения 1905-1907 гг. JL, 1925.

148. Дубинский-Мухадзе И.М. Камо. М., 1974.

149. Дубовик А.В., Дубовик А.Вл. Деятельность «Группы Екатеринославских рабочих анархистов-коммунистов» в 1905-1906 гг. // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

150. Дугин А.Г. «В комиссарах дух самодержавья» // Элементы. Евразийское обозрение. 1996. № 8.

151. Духанова З.В. Борьба революционной Латышской социал-демократии за союз рабочего класса с крестьянством в период первой русской революции: Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1956.

152. Е. Сазонов, И.П. Каляев: из воспоминаний // Памяти Каляева. М., 1918.

153. Е.Т. Трубецкой Е.Н. Политические казни и убийства // Московский еженедельник. 1906. №4. 31 марта.

154. Егоренкова О.В. Разработка В.М. Черновым аграрной программы партии социалистов-революционеров: Автореф. дис. . канд. ист. наук. СПб., 1995.

155. Елпатьевский С.Я. Из воспоминаний // Красная новь. 1928. № 8.

156. Емельянов Б.В. Этические идеи эсеров // Очерки этической мысли в России конца XIX начала XX в. М., 1985.

157. Еремин А.И. Так начиналась партия эсеров // Вопросы истории. 1996. № 1.

158. Еремин А.И. Эсеровские организации центрально-промышленного района России в конце XIX начале XX веков: Дис. . канд. ист. наук. М., 1994.

159. Ермаков В.Д. Портрет российского анархиста начала века // Социс. 1992. №3.

160. Ерофеев Н.Д. В.М. Чернов // Политическая история Росси в партиях и лицах. М., 1993.

161. Ерофеев Н.Д. Народные социалисты в первой русской литературе. М., 1979.

162. Ерофеев Н.Д. Народные социалисты // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1994.

163. Жбанков Д. Современные самоубийства // Современный мир. 1910. №3.

164. Женщины террористки в России. Становление, вступит статья и примечания О.В. Будницкого. Ростов н/Д., 1996.

165. Жилинский В.Б. Организация и жизнь Охранного отделения во времена царской власти. Пг., 1918

166. Жуков А.Ф. Борьба большевиков против эсеровского максимализма (1906-1922): Дис. . д-ра ист. наук. JL, 1980.

167. Жуков А.Ф. Идейно-политический крах эсеровского максимализма. JL, 1979.

168. Жуков А.Ф. Индивидуальный террор в тактике мелкобуржуазных партий в первой российской революции // Непролетарские партии России в трех революциях. М.,1989.

169. Жуковский-Жук И. В защиту Мортимера // К. и С. 1921. Кн. 1.

170. Жуковский-Жук И. Первое дело Проша Прошьяна // К. и С. 1931. Кн. 43.

171. Жуковский-Жук И. Предсмертные письма Николая Литвиченко к родным // К. и С. 1925. Кн. 18.

172. Жухрай В.М. Провокаторы. М.,1993.

173. Жухрай В.М. Тайны царской охранки: авантюристы и провокаторы. М., 1991.

174. За сто лет (1800-1896): Сборник по истории политических и общественных движений в России / Сост. Вл. Бурцев. Лондон, 1897.

175. Завадская Л.В. Аграрный вопрос в I Государственной Думе и борьба большевиков за крестьянство // Большевики во главе первой русской революции 1905-1907 гг. М., 1965.

176. Заварзин П.П. Работа тайной полиции. Париж, 1924.

177. Зайчиков Г.И. Думская тактика большевиков (1905-1907 гг.). М.,1975.

178. Залежский В.Н. Анархисты в России. М., 1930.

179. Засулич В.И. Революционеры из буржуазной среды // Засулич В.И. Избранные произведения. М., 1983.

180. Зензинов В.М. Пережитое. Нью-Йорк, 1953.

181. Зиновьев Г.Е. Воспоминания // Известия ЦК КПССС. 1989. № 6.

182. Зиновьева-Аннибал Л. Помогите Вы // Факелы. СПб., 1906.

183. Зырянов П.Н. Петр Столыпин. Политический портрет. М., 1992.

184. Иванов В.Ф. Русская интеллигенция и масонство. От Петра до наших дней. М., 1998.

185. Ивановская П.С. Бледные строки, сохранившиеся в памяти о Ш. Сикорском // К.и С. Кн. 41.

186. Ивановская П.С. Боевая организация. Из воспоминаний // Былое. 1926. № 3.

187. Идельсон М.В. Летучий боевой отряд Северной области партии социалистов-революционеров // Краеведческие записки: Исследования и материалы. Вып. 1. СПб., 1993.

188. Из истории партии социалистов-революционеров. «Показания» В.М. Чернова // Новый журнал. Нью-Йорк. 1970. Кн. 100.

189. Из отчета о перлюстрации Департамента полиции за 1908 год // Красный архив. 1927. № 2(27).

190. Из революционной деятельности М.В. Фрунзе // Красный архив. 1935. №6 (73).

191. Изгоев А.С Русское общество и революция. М., 1910.

192. Изгоев А.С. «Правые террористы» // Русская мысль. 1909. № 10.

193. Изгоев А.С. Замаскированное самоубийство // Русская мысль. 1908. Кн. 10.

194. Индивидуальный политический террор в России XIX начало XX в.: Материалы конференции. М., 1996.

195. Ионане И.А. Борьба партизан против контрреволюции в Латвии в революции 1905-1907 гг. / Ученые записки Латвийского Гос. ун-та им. П. Стучки. Рига, 1959. Т. XXVI.

196. Ионане И.А. О заключительном этапе партизанской борьбы в революции 1905-1907 годов в Латвии / Ученые записки Латвийского Гос. ун-та им. П. Стучки. Рига, 1963. Т. 50.

197. Ионане И.А. Руководство Социал-демократией латышского края партизанским движением в революции 1905-1907 гг.: Автореф. дис. . канд. ист. наук. Рига, 1963.

198. История политических партий России. М., 1994.

199. История терроризма в России в документах биографиях, исследованиях. Ростов н/Д., 1996.

200. К истории БО с.-р. максималистов // Максималист. 1921. № 1819.

201. Календарь русской революции. Пг., 1917.

202. Калинский А.А. Влияние политической ссылки на деятельность эсеровских организаций Западной Сибири накануне первой российской революции // Политическая ссылка и революционное движение в России. Конец XIX начало XX в. Новосибирск, 1988

203. Калпакиди А.И., Серяков M.JI. Щит и меч. Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации. СПб.; М., 2002

204. Камаров Н. Очерки по истории местных и областных боевых организаций партии социалистов-революционеров. 1905-1909 гг. // Каторга и ссылка. 1926. №4(25).

205. Камо. Документы о жизни и деятельности в период 1907-1913. // Вестник архивов Армении. 1965. № 3(12).

206. Камю А. Бунтующий человек. М., 1990.

207. Канев С.Н. Октябрьская революция и грех анархизма. (Борьба партии боевиков против анархизма, 1917-1922 гг.) М., 1974.

208. Канев С.Н. Революция и анархизм. Из истории борьбы революционных демократов и большевиков против анархизма (1840-1917 гг.) М., 1987.

209. Капитонов В.И. Возникновение и деятельность организаций партии социалистов-революционеров на территории Мордовии впервой четверти XX века: Дис. канд. ист. наук. Саранск, 1997.

210. Карьяхярм Т., Крастынь Я., Тила А. Революция 1905-1907 годов в Прибалтике. Таллин, 1981.

211. КасаровГ.Г. Партия социалистов-революционеров (Конец XIX в. -февраль 1917 г.). М., 1995.

212. Кипров И.А. Политический террор в провинции: штрихи к портретам видных террористов накануне и в период революции 1905-1907 гг. // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

213. Киржниц А.Д. Еврейское рабочее движение. М., 1928.

214. КлапинаЗ. Памяти А. Трауберга// К.и С. 1921. Кн. 2.

215. Климов П.И. Рабочий класс России в борьбе за союз с крестьянством // Вопросы истории. 1957. № 5.

216. Климов П.И. Революционная деятельность рабочих в деревне в 1905-1907 гг. М, 1960.

217. Кобозев П. Мои воспоминания о 1905 г. В городе Риге // Красная летопись. 1922. № 5.

218. Козьмин Б.П. Из истории революционной мысли в России. М.,1961.

219. Козьмин Б.П. С.В. Зубатов и его корреспонденты. М.; JI., 1928.

220. Козьмин Б.П. Сазонов и его письма к родным // Письма Егора Сазонова к родным. 1895-1910 гг. М., 1925.

221. Колесниченко Д.А. В.М. Чернов // Россия на рубеже веков: исторические портреты. М., 1991.

222. Колесниченко Д.А. Из борьбы рабочего класса за крестьянские массы в 1906 г. // Исторические записки, 1975. Т. 95.

223. Колтоновская Е. Самоценность жизни: эволюция в интеллигентской психологии // Образование. 1909. № 5.

224. Комаров И. Очерки по истории местных и областных боевых организаций партии социалистов-революционеров, 1905-1909 // Каторга и ссылка. 1926. №4 (25).

225. Комип В.В. Анархизм в России. Калинин, 1969.

226. Комов А.И. (Юделевский Я.Л.). Вопросы миросозерцания и тактики русских революционеров. Лондон, 1903.

227. Константинов М.М. Борьба большевиков за создание революционных крестьянских комитетов в 1905 г. (на материалах Тверской губ.) // Вопросы истории КПСС. 1965. № 11.

228. Корелин А.П., Тютюкин С.В. Революционная ситуация начала XX века в России // Вопросы истории. 1980. № 10.

229. Корноухов Е.М. Борьба партии большевиков против анархизма в России. М., 1981.

230. Королев В.И. Возникновение политических партий в Таврической губернии, 1905-1911. Симферополь, 1993.

231. Кошель П.А. История наказаний в России. История российского терроризма. М., 1995.

232. Кравцев И.Н. Тайные службы империи. М., 1999.

233. Красная книга ВЧК. М., 1990.

234. Крастынь Я.П. Революция 1905-1907 гг. в Латвии // Революция 1905-1907 гг. в национальных районах России. М., 1955.

235. Кривенький В.В. Анархисты «подносчики снарядов» // Полис. 1993. №2.

236. Кривенький В.В. Анархисты (Из истории политических партий) //Родина. 1993. №5.

237. Кропоткин П.А Записки революционера. М., 1966.

238. Кропоткин П.А К молодому поколению. Б.м., 1919

239. Кропоткин П.А Наши задачи // Хлеб и воля. 1909. № 2. Июль

240. Кропоткин П.А Письма В.Н. Черкезову // Каторга и ссылка. 1926. №4

241. Кропоткин П.А Письма Н.В. Чайковскому // Русский исторический архив. Прага, 1929. Сб.1.

242. Кропоткин П.А. Бунтовской дух // Кропоткин П.А. Речи бунтовщика. Пг.; М., 1921.

243. Кропоткин П.А. Воспоминания о С.М. Степняке-Кравчинском // Степняк-Кравчинский С.М. Собр. соч. СПб., 1907. 4.1

244. Кропоткин П.А. Этика анархизма (нравственные начала анархизма). Б.м., б.г.

245. Кузьмин А.З. Крестьянское движение в Пензенской губернии в 1905-1907 гг.Пенза, 1955.

246. Курлов Г.П. Гибель императорской России. М., 1991.

247. Курусканов П.З. Вклад эсеровских организаций в книгоиздание Сибири (начало XX в.) // Издание и распространение книги в Сибири и на Дальнем Востоке. Новосибирск, 1993.

248. Курусканова Н.П. Листовки организации ПСР Западной Сибири в период первой российской революции 1905-1907 гг. Количественный анализ и хроника // Материалы и хроника общественного движения в Сибири в 1895-1917 гг. Томск, 1994.

249. Л.М. (Мартов Ю.О.) Рецензия. // Заря. Штутгарт, 1901. Декабрь. № 2-3.

250. Л.С. Моисей Георгиевич Цхоидзе // Каторга и ссылка. 1927. №34.

251. Лазарев Е.Е. Дмитрий Богров и убийство Столыпина // Воля России. Прага, 1926. № 8-9.

252. Ланге Ж., Зильбер Г. Террористы и охранка. М., 1991.

253. Леванов Б.В. Борьба большевистской партии во главе с В.И. Лениным против политического авантюризма эсеров в годы первой русской революции: Дис. . канд. ист. наук. М., 1968.

254. Леванов Б.В. Из истории борьбы большевистской партии против эсеров. 1903-1917 гг. Л., 1978.

255. Леванов Б.В. Из истории борьбы большевистской партии против эсеров в годы первой русской революции. Л., 1974;

256. Левицкий А. Гоц. М.Р. 1881-1901 // Вестник русской революции. 1901. № 1.

257. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 6, 41.

258. Ленинская тактика использования левых блоков и компромиссов в борьбе за единый революционный фронт // Вопросы истории. КПСС. 1965. №7.

259. Леонид Борисович Красин («Никитич») Годы подполья. М.; Л.,

260. Леонов М.И. Аграрный террор в программе и тактике эсеров // Великий Октябрь и революционное движение в Среднем Поволжье. Куйбышев, 1978.

261. Леонов М.И. Из истории образования партии эсеров // Вопросы истории СССР. М., 1972.

262. Леонов М.И. Левое народничество в начале пролетарского этапа освободительного движения в России. Куйбышев, 1987.

263. Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг. М., 1997.

264. Леонов М.И. Политическое руководство партии эсеров в революции 1905-1907 гг. // Общественно-политические движения в России XIX-XX вв. Самара, 1993.

265. Леонов М.И. Пролетарский и крестьянский социализм в России на рубеже XIX-XX веков // Самарский исторический ежегодник. Самара, 1993.

266. Леонов М.И. Террор и русское общество (начало XX в.) // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

267. Леонов М.И. Численность и состав партии эсеров в 1905-1907 гг. // Политические партии России в период революции 1905-1907 гг. Количественный анализ. М., 1987.

268. Леонов М.И. Эсеры в революции 1905-1907 гг. Самара, 1992.

269. Леонов М.И. Эсеры и крестьянство Поволжья в революции 1905-1907 гг. // Классовая борьба в Поволжье в 1905-1907 гг.

270. Липин А. (Юделевский Я.Л.). Суд над азефщиною. Париж, 1911.

271. Лисовский П. На службе капитала. Меныпевистско-эсеровская контрреволюция. Л., 1928.

272. Литвин А. «В борьбе обретешь ты право свое!» Судьба самой многочисленной партии России // Наука и жизнь. 1991. № 3.

273. Литвинов-Молотов Г. Краткий очерк истории социализации и социальных движений на Западе и в России. Краснодар, 1924.

274. Локерман А. По царским тюрьмам. В. Екатеринославе // Каторга и ссылка. 1926. Кн. 25.

275. Лукич Н. Н.Л. Юдин. Наташа Климова // Максималист. 1921.21.

276. Луначарский А.В. Бывшие люди. Очерк истории партии эсеров. М., 1922.

277. Лурье Ф.М. Индивидуальный политический террор: что это? // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

278. Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. Политический сыск в России. СПб., 1992.

279. Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. Политический сыск в России. 1649-1917. М., 1998.

280. Лучинская А.В. Великий провокатор Евно Азеф. Пг.; М., 1923.

281. М. Спиридонова. Из жизни на Нерчинской каторге // Каторга и ссылка. 1925. № 15.

282. МазеЯ. Воспоминания. Тель-Авив, 1936. Т. 4.

283. Майский Б.Ю. Столыпинщина и конец Столыпина // Вопросы истории. 1966. № 1.

284. Макарчук С.В. Военные организации социалистических партий на Дальнем Востоке в период революции 1905-1907 гг. // Революция 19051907 годов и общественное движение в Сибири и на Дальнем Востоке. Омск, 1995.

285. Маклаков В.А. Вторая Государственная Дума. (Воспоминания современника). Париж, Б.г.

286. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 35.

287. Мартов Л. Вопросы дня. Кое-что о терроре. Как иногда люди «поворачивают» // Искра. 1901. Май. № 4.

288. Мартов JL Красное знамя в России: Очерк истории русского рабочего движения. Женева, 1900.

289. Марциновский. Воспоминания о 1905 г. в Риге // Пролетарская революция. 1922. № 12.

290. Маслиникова Т.Н. Большевистский опыт осуществления тактики единства действий левых сил в революции 1905-1907 гг. (Ленинская партия в борьбе против мелкобуржуазной революционности в дооктябрьский период. Смоленск, Брянск, 1988.

291. Маслов П.П. Народнические партии // Общественное движение в России в нале XX века. СПб., 1914. Т. 3. Кн. 5.

292. Материалы для биографии P.M. Семенчикова. М., 1922.

293. Материалы о революции 1905-1907 гг. В Латвии. Рига, 1955.

294. Маурер Ж. Особенности и движущие силы первой русской революции. Тактика большевиков в борьбе за крестьянство // Вестник МГУ. Сер. обществ, наук. 1956. Вып. 1.

295. Меликян С.Г. Борьба большевистских организаций Закавказья против идеологии и политики мелкобуржуазной партии эсеров (19031918): Дис. . канд. ист. наук. Ереван, 1983.

296. Меныциков Л.П. Охрана и революция. К истории тайных политических организаций, существовавших во времена самодержавия. М., 1925-1932. Ч. 1-3.

297. Меныциков Л.П. Русский политический сыск за границей. Париж, 1914.

298. Мещеряков В.Н. Партия С.-р. (социалистов-революционеров). Пг.; М., 1922. Ч. 1; М., 1922. Ч. 2.

299. Милюков П.Н. Вторая Дума. Публицистическая хроника. СПб,

300. Милюков П.Н. Три попытки. Париж, б.г.

301. Мифтахов 3.3. Эволюция социалистов-революционеров и тактика большевиков по отношению к эсеровской программе в период первой революции в России: Дис. канд. ист. наук. Казань, 1968.

302. Михайловский Н.К. ПСС. В Ют. СПб, 1913.

303. Мишке В.К. Очерки истории Компартии Латвии. Рига, 1962. Ч. 1.

304. Могильнер М. На путях к открытому обществу: кризис радикального сознания в России (1907-1914 гг.) М., 1997.

305. Морозов К.Н. Б.В. Савинков и Боевая организация партии эсеров (1909-1911 гг.) // Россия и реформы. М., 1993. Вып. 2.

306. Морозов К.Н. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1909-1911 гг. и загадки «дела Петрова» // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

307. Морозов К.Н. Научно-технический прогресс на службе у террора: планы «авиационного» и «подводного» покушения БО ПСР на Николая II (1907-1911 гг.) // Духовность. Сергиев Посад. 2003. № 3.

308. Морозов К.Н. Партия социалистов-революционеров 1907-1914 гг. М., 1998.

309. Морозов К.Н. Партия социалистов-революционеров в 1907— 1914гг.: Дис. . канд. ист. наук. Самара, 1995.

310. Мороховиц Е.А. Аграрные проекты российских политических партий в 1917 г. Л, 1929.

311. Мошинский И.Н. (Конарский Ю.) Ф.Э. Дзержинский и варшавское подполье 1906 г. // Каторга и ссылка. 1928. № 50.

312. Мушин А. Дмитрий Богров и убийство Столыпина. Париж,

313. Мызгин Г. Со взведенным курком. М., 1925.

314. Надеева М.И. Банкротство эсеровских организаций Поволжья (1902-1923 гг.): Дис. канд. ист. наук. Куйбышев, 1986.

315. Нарский И.В. Русская провинциальная партийность: политические объединения на Урале до 1917 г. (К вопросу о демократизации в России): В 2 ч. Челябинск, 1995.

316. Наша программа // Вестник русской революции. 1901. №31.

317. Ненахов А.Ф. Борьба большевиков за союз рабочего класса и крестьянства накануне и в период революции 1905-1907 гг. Воронеж, 1955.

318. Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989.

319. Непролетарские партии России: Урок истории. М., 1984.

320. Нестроев Г.А. Цыпин Г.А.. Максимализм и максималисты перед судом Виктора Чернова. Париж, 1910.

321. Нечетный С. (Слетов С.Н.) Очерки по истории партии социалистов-революционеров // Социалист-революционер. 1912. № 4.

322. Никифоров П. Муравьи революции. М., 1932.

323. Николаевский Б.И. История одного предателя. М., 1991.

324. Николаевский Б.И. История одного предателя: Террористы и политическая полиция. Берлин, 1932.

325. Николаевский Б.И. Конец Азефа. Л.,1926.

326. Никонов С.А. Борис Николаевич Никитенко // Каторга и ссылка. 1927. №2.

327. Новые казни террористов и наше легальная пресса // Знамя труда. 1908. № 10-11.

328. Новый процесс боевой организации // Революционная Россия. 1904. №57.

329. Одесский М., Фельдман Д. Поэтика террора и новая административная ментальность: Очерки истории формирования. М., 1997.

330. Осипович Н. В грозные годы // Кандальный звон. Историко-революционный сборник. Одесса, 1926. Т. 3.

331. Очерки истории анархистского движения в России. М., 1926.

332. Павлов Д.Б. Из истории боевой деятельности партии эсеров накануне и в годы революции 1905-1907гг // Непролетарские партии России в трех революциях. М.,1989.

333. Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М., 1989.

334. Павлов Д.Б., Перегудова З.И. Страницы истории эсеров-максималистов //Вопросы истории. 1988. № 5.

335. Павлов Д.Б., Петров С.А. Японские деньги и русская революция // Тайны русско-японской войны. М., 1993.

336. Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. Ч. 1.

337. Пальвадре Я. К. Революция 1905-1907 гг. в Эстонии. Ленинград,1932.

338. Памяти С.В. Сикорского // Каторга и ссылка. 1928. № 41.

339. Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1900-1907 гг. М., 1996. Т. 1.

340. Первая боевая организация большевиков 1905-1907. М., 1934.

341. Перегудова З.И. Департамент полиции и местные учреждения политического розыска (1880-1917) // Жандармы России. М., 2002.

342. Перегудова З.И. Организация службы секретной агентуры // Жандармы России. М., 2002.

343. Перегудова З.И. Политический сыск России (1880-1917). М.,2000.

344. Першин П.Н. Аграрная революция в России. М., 1966.

345. Пестковский С. Борьба партии в рабочем движении в Польше в 1905-1907 гг. // Пролетарская революция. 1922. № 11.

346. Письма Егора Созонова к М.А.Прокофьевой // Воля России. 1930. №3.

347. Платов А. Страничка из истории эсеровской контрреволюции. М., 1923.

348. Платонов О.А. Терновый венец России. История русского народа в XX веке. М., 1997. Т. 1.

349. Плеханов Г.В. Врозь идти, вместе бить! // Плеханов Г.В. Соч. М.;Л., 1926. Т. XIII.

350. Плеханов Г.В. Еще о двойной бухгалтерии // Плеханов Г.В. Соч. М.; Л., 1926. Т. XIII.

351. Плеханов Г.В. Значение ростовской стачки // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т. XII.

352. Плеханов Г.В. Наши разногласия // Плеханов Г.В. Соч. Пг., 1920.1. Т. 1.

353. Плеханов Г.В. Новый поход против русской социал-демократии // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т. IX.

354. Плеханов Г.В. О демонстрациях // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т.1. XII.

355. Плеханов Г.В. О социальной демократии в России // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т. IX.

356. Плеханов Г.В. Проект программы Российской с.-д. рабочей партии // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т. XII.

357. Плеханов Г.В. Русский рабочий класс и полицейские розги // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т. XII.

358. Плеханов Г.В. Смерть Сипягина и наши агитационные задачи // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т. XII.

359. Плеханов Г.В. Социал-демократия и терроризм // Плеханов Г.В. Соч. М.; Л., 1926. Т. XIII.

360. Плеханов Г.В. Торжество социалистов-революционеров // Плеханов Г.В. Соч. М.; Л., 1926. Т. XIII.

361. Плеханов Г.В. Что же дальше? // Плеханов Г.В. Соч. М., б. г. Т.1. XII.

362. Плеханов Г.В., Аксельрод П.Б. Переписка Г.В.Плеханова и П.Б.Аксельрода: В 2 т. М., 1925. Т. 1, Т. 2.

363. Плотников Н.И. Борьба искровцев против эсеров на Урале // Борьба местных партийных организаций против мелкобуржуазных групп и течений. Пермь, 1988.

364. Плотников Н.И. Идейная борьба в революционном подполье Урала по вопросам террора накануне первой русской революции. Пермь, 1994.

365. По вопросам программы и тактики // Революционная Россия. Вып.1. 1903.

366. Познер С.М., ред. Боевая группа при ЦК РСДРП(б) 1905-1907 ' гг. Статьи и воспоминания. М.; JL, 1925.

367. Покровский М. Что установил процесс так называемых «социалистов-революционеров»? М., 1922.

368. Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993.

369. Политическая каторга и ссылка: Биографический справочник членов общества политкаторжан и ссылно-переселенцев. М., 1934.

370. Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX начало XX вв.): Сб. документов. М., 2001.

371. Политические партии России. Конец XIX первая треть XX века: Энциклопедия. М., 1996.

372. Политические партии России: история и современность. М.,2000.

373. Полянский Ф.Я. Критика экономических теорий анархизма. М.,1976.

374. Полянский Ф.Я. Социализм и современный анархизм. М., 1973.

375. Пономарев В.Н. Критика анархистской концепции власти и современность. Казань, 1978.

376. Попов Н. Мелкобуржуазные антисоветские партии. М., 1924

377. Постников Н.Д. Террор польских партий против представителей русской администрации в 1905-1907 гг. // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

378. Правда. 1923. 7 сентября: Среди преемников Бакунина // Красная летопись. 1927. № 1.

379. Прайсман JI. Феномен Азефа // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

380. Прайсман Л.Г. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. М., 2001.

381. Прибалтийский край в 1906 г. // Красный архив. 1925. № 4-5 (11-12).

382. Прилежаева-Барская Б.М. Дмитрий Богров // Минувшие дни. Л., 1928. №4.

383. Протасов Л., Протасова О. Народные социалисты // Родина. 1994. № 19.

384. Пушкарева И.М. Российское общество начала XX в. Индивидуальный политический террор // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

385. Пушкарский Н.Ю. Кто стоял за спиной убийцы Столыпина // Русская жизнь. Сан-Франциско, 1961. 29 августа.

386. Равич-Черкасский М.Н. Анархисты (Какие партии были в России), Харьков, 1929.

387. Ратаев Л.А. История предательства Евно Азефа // Провокатор. Л., 1991.

388. Революция 1905-1907 гг. в Латвии. Документы и материалы. Рига, 1956.

389. Революция 1905 -1907 гг. глазами кадетов // Российский архив.1. Т. 4.

390. Решетов В.А. Некоторые вопросы ленинской тактики по отношению к мелкобуржуазным партиям, организациям и течениям в революции 1905-1907 гг. и современность // Вопросы истории. Челябинск, 1968.

391. Рогозин И.И. Из истории борьбы большевиков с эсерами за молодежь в годы первой российской революции // Ленинская партия в борьбе против мелкобуржуазной революционности в дооктябрьский период. Смоленск, Брянск, 1988.

392. Рожанов, полк. Записки по истории революционного движения в России (до 1913 г.) Иг, 1913.

393. Рождественский А. Десять лет службы в Прокурорском надзоре на Кавказе. Сантьяго, 1961.

394. Ростов И. Железнодорожники в первой революции // Пролетариат в первой революции. М,, 1923.

395. Ростов И.М. Воспоминания о пятом годе // Каторга и ссылка. 1925. №20.

396. Ростов Н.М. Еще о взрыве трактира «Тверь» в 1906 г. // Красная летопись. 1931.№ 1(40).

397. Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. М., 1993

398. Рыбаков Ф.Е. Душевные расстройства в связи с современными политическими событиями // Русский врач. 1906. № 3.

399. Рябиков В.В. Шпики. М., 1925.

400. Савинков Б.В. Воспоминания // Былое. 1917. № 1-3; 1918. № 13,12.

401. Савинков Б.В. Воспоминания террориста// Избранное. М., 1990.

402. Савинков Б.В. Конь бледный // Избранное. М.,1990.

403. Самоубийство (наша анкета) // Новое слово. 1912. № 6.

404. Сандомирский Г.Б. По поводу старого спора. К вопросу о Дмитрии Богрове // Каторга и ссылка. 1926. № 2(23).

405. Семячко С.В. Партийная организация революционных народников пропагандировавших среди рабочих европейской части России в 80-х первой половине 90-х гг. // Большевики в борьбе с непролетарскими партиями, группами и течениями. М.,1983.

406. Сиверский Агафонов В.К..Memento mori! // Революционная мысль. 1909. 35. Июль.

407. Сидоровнин Г.П. П.А. Столыпин: Жизнь за Отечеств: Жизнеописание (1862-1911). Саратов, 2002.

408. Скляр Н.И. О влиянии текущих политических событий на душевные заболевания // Русский врач. 1906. № 8.

409. Слетов С.Н. К истории возникновения партии социалистов-революционеров. Пг., 1917.

410. Смирнов. Финляндия // Красная летопись. 1931. № 5-6 (44^15).

411. Соболева П. Борьба большевиков с эсерами в период первой русской революции: Дис. канд. ист. наук. М., 1946.

412. Соболева П.Н. Борьба большевиков с эсерами по тактическим вопросам в период первой русской революции // Вестник Моск. ун-та. 1956. № 1.

413. Солженицын А.И. Красное колесо: Узел I. Август четырнадцатого. Париж, 1983. Ч. 2.

414. Солженицын А.И. Столыпин и царь. М., 2001.

415. Соловьева И.А. Николай Васильевич Чайковский // Вопросы истории. 1997. № 25.

416. Солошенко В.И. Большевики в борьбе с мелкобуржуазными партиями в Белоруссии (1903 март 1917 гг.). Минск, 1981.

417. Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. 1914-1917. В 3 т. Ныо-Йорк, 1960-1962. Кн. 3.

418. Спиридович А.И. Записки жандарма. М., 1991.

419. Спиридович А.И. Записки жандарма. Харьков, 1928.

420. Спиридович А.И. История большевизма в России. От возникновения до захвата власти. 1883-1903-1917. Париж, 1922.

421. Спиридович А.И. Партия социалистов-революционеров и ее предшественники. Пг., 1916.

422. Спиридович А.И. При царском режиме // Архив русской революции. Берлин, 1924. Т. 15.

423. Спиридович А.И. При царском режиме. Записки начальника охранного отделения. М., 1926.

424. Спиридович А.И. Революционное движение в России. Пг., 1914

425. Стеклов Ю. Партия социалистов-революционеров. М., 1922.

426. Степанов С.А. Загадки убийства Столыпина. М., 1995.

427. Степанский А.Д. Проблемы политического строя в программах русских непролетарских партий // Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989.

428. Струве П.Б. Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. СПб.,1911.

429. Струве П.Б. Наши непримиримые террористы и их главный штаб // Освобождение. 1904. № 55. 2 сентября.

430. Струмилло Б. Материалы о Д.Г. Богрове. Красная летопись. 1924. № ю.

431. Сулимов С. К истории боевых организаций на Урале // Пролетарская революция. № 27 (42).

432. Суслов М.Г. Народничество на Урале в 90-х годах и борьба с ним В.И. Ленина // В.И. Ленин и социально-экономические проблемы развития Урала. Вып.1. Свердловск, 1970.

433. Сыпченко А.В. Народные социалисты и террор // Индивидуальный политический террор в России. XIX начало XX в. М., 1996.

434. Сыркин Л.Н. Махаевщина. М.; Л., 1931.

435. Таг-ин Е. Владимир Мазурин // Максималист. 1921. № 24-25.

436. Тайна убийства Столыпина. М., 2003.

437. Тарасов К. Русанов Н.С. На рубеже двух царствований (Александр III. Николай II) // Материалы для истории русского социально-революционного движения. Париж, 1895. № 5.

438. Террор и дело Богрова // Знамя труда. 1908 № 38.

439. Товарищ Бауман. Сборник воспоминаний и документов. М.,1930.

440. Толстой А., Щеголев П. Азеф: (орел или решка). М., 1926.

441. Трапезников С.П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. М., 1974. Т. 1.

442. Троицкий Н.А. Народная воля перед царским судом (18801894). Саратов, 1983.

443. Тропин В.И. Борьба большевиков за руководство крестьянским движением в 1905г. М.,1970.

444. Трофименко А. К истории военно-технического бюро юга России в 1905-1906 гг. //Летопись революции. 1925. № 5-6 (14-15).

445. Трубачев И.О. Анархизм в атмосфере «всеобщего боевизма» // Духовность. Сергиев Посад. 2003. № 3.

446. Трубецкой Е.Н. Красный террор и анархия // Московский еженедельник. 1906. №22. 19 августа.

447. Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Нью-Йорк, 1952.

448. Тюкачев Н.А. Деятельность М.Н. Натансона в партии эсеров // Из истории демократического движения и общественно-политической мысли конца XIX второй половины XX века. Брянск, 1994.

449. Тютюкин С.В., Шелохаев В.В. Первая российская революция 1905-1907 гг. (Предпосылки, задачи, расстановка политических сил) // Вопросы истории КПСС. 1991. № 7.

450. У Л.Н. Андреева//Мир. 1909. № 11-12.

451. Убийство Столыпина. Свидетельства и документы / Под ред. А. Серебрянникова. Нью-Йорк, 1986.

452. Ульянов Г. Воспоминания о М.А. Натансоне // Каторга и ссылка. 1932. №4(89).

453. Федоров Б.Г. Петр Аркадьевич Столыпин. М., 2002.

454. Ферро М. Терроризм // 50/50: Опыт словаря нового мышления. М., 1989.

455. Фигнер В.Н. ПСС. М.,1932. Т. 3.

456. Фролов Г. Террористический акт над самарским губернатором // Каторга и ссылка. 1924. № 1 (8)

457. Хилков Д. Террор и массовая борьба // Вестник русской революции. 1905. №4.

458. Хильдермайер М. Возможности и рамки аграрного социализма в русской революции // Реформы или революция? Россия, 1861-1917. СПб, 1992.

459. Хорос В.Г. Идейные течения народнического типа в развивающихся странах. История и типология. Дис. . д-ра ист. наук. М., 1980.

460. Хорос В.Г. Народническая идеология и марксизм (конец XIX века). М., 1972.

461. Хорос В.Г. Народнические социалистические теории конца XIX века в России и их отношение к марксизму (По материалам легальной печати): Дис. . канд. ист. наук. М., 1968.

462. Хрущевская М. Которая по счету // Студенческая жизнь. 1910.35.

463. Центральный комитет «Союза 17 апреля» в 1905-1907 годах: Документы и материалы // Отечественная история. 1992. № 2.

464. Чанцев А.В. Каляев // Русские писатели. 1800-1917. М., 1992. Т.

465. Черемных О.А. Революционно-демократический фронт в годы первой российской революции (1905-1907 гг.): Дис. . канд. ист. наук. М., 1996.

466. Чернавский М. В Боевой организации // Каторга и ссылка. 1930. № 8 -9.

467. Чернов В.М. Записки социалиста-революционера. Берлин, 1922.

468. Чернов В.М. Малозагадочная метаморфоза // Воля России. Прага, 1924. № 12-13.

469. Чернов В.М. Перед бурей. М., 1993.

470. Чернов В.М. Перед бурей. Ныо-Йорк, 1953.

471. Чернов В.М. Террор и массовое движение // По вопросам программы и тактики: Сборник статей из «Революционной России». Женева, 1903.

472. Чернов В.М. Террористический элемент в нашей программе // По вопросам программы и тактики: Сборник статей из «Революционной России». Женева, 1903.

473. Чернов В.М. Философские и социологические этюды. М,, 1907.

474. Черномордик С. Эсеры. Харьков, 1929.

475. Черномордик С.И. Эсеры (Партия социалистов-революционеров). Харьков, 1929.

476. Черняк Э.И. Эсеры в Сибири между буржуазно-демократическими революциями // Революционное и общественное движение в Сибири в конце XIX начале XX в. Новосибирск, 1986.

477. Членов С.Б. Московская охранка и ее секретные сотрудники. М.,1919.

478. Шансы и пределы аграрного социализма в российской революции // Россия в XX веке. Историки мира спорят. М., 1994.

479. Шаумян JI.C. Камо. Жизнь и деятельность профессионального революционера С.А. Тер-Петросяна. М., 1959.

480. Шацилло К.Ф. Русский либерализм накануне революции 1905— 1907 гг.

481. Шевкуленко Д.А. Самодержавие и эсеры: два подхода к решению национального вопроса: Дис. канд. ист. наук. Самара, 1995.

482. Шиловский М.В. Взаимоотношения сибирских областников с эсерами и кадетами в годы первой русской революции // Некоторые вопросы истории древней и современной Сибири. Новосибирск, 1976.

483. Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. М., 1918.

484. Шишко Л.Э. Рассказы из русской истории. М., 1906. Ч. 1.

485. Шишкова А.А. Из истории борьбы большевиков за союз рабочего класса и крестьянства в годы первой русской революции // Вопросы истории. 1955. № 2.

486. Шишкова А.А. Из истории борьбы большевиков за союз рабочих и крестьян в годы первой русской революции // Вопросы истории. 1955. №2.

487. Шмыгин И.П. Большевистские организации Среднего Поволжья в борьбе за крестьянские массы в революции 1905-1907 гг. Ульяновск. 1962.

488. Шульгин В.В. Дни. Л., 1925.

489. Шур А. У террора женское лицо? // Родина. 1998. № 3.

490. Щеголев П. Охота на масонов // Оккультные силы России. СПб.,1999.

491. Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. М., 1930.

492. Энгельгардт М.М. Взрыв на Аптекарском острове // Каторга и ссылка: Историко-революционный вестник. 1925. № 7 (20).

493. Я.Ш. Михаил Соколов «Медведь» // Максималист. 1921. № 18-19.

494. Ягудин П. На черниговщине // Каторга и ссылка. 1929. № 57-58.

495. Яковлев Н.Н. Вооруженные восстания в декабре 1905 года. М.,

496. Яковлев Я. Русский анархизм в великой русской революции. М.,

497. Янсон Я. (Браун). Латвия в первой половине 1905 года // Пролетарская революция. 1924. № 8-9 (31-32).

498. Adam В. Ulam, In the Name of the People, Prophets and Conspirators in Prerevolutionary Russia. New-York, 1977.

499. Ascher A. The Revolution of 1905: Russia in Disarray. Stanford,1988.

500. AvrichP. The Russian Anarchists. Princeton, 1967.

501. Bilington J.H. The Icon and Axe: An Interpretative History of Russian Culture. N.Y., 1967.

502. Borcke A. Violence and Terror in Russian Revolutionary Populism: The Narodnaya Volya, 1879-1883 // Wolfgang J. Mommsen and Gerhard Hirschfeld, eds., Social Protest, Violence and Terror in Nineteenth-and Twentieth Century Europe. New-York, 1982.

503. Bushnell J. Mutineers and Revolutionaries: Military Revolution in Russia, 1905-1907. Bloomington . Indiana, 1985.

504. Daly W. Jonathan. Autocracy under Siege. Security Police and Opposition in Russia. 1866-1905. Northern Illinois University Press, 1998.

505. Frendlander R. The Origins of International Terrorism // Terrorism: Interdisciplinary Perspectives. N.Y., 1977.

506. Galai S. Liberation Movement in Russia 1900-1905. Cambridge,1973.

507. Haimson L. The Russian Marxists and the Origins of Bolshevism. Cambridge, Mass., 1955.

508. Harcave S. First Blood: The Russian Revolution of 1905. New-York,1964.

509. Hildermeier M. The Terrorist Strategies of the Socialist — Revolutionary Party in Russia, 1900-1914// Mommsen and Hirschfeld Social Protest, Violence and Terror. New-York, 1982.

510. Hingley R. The Russian Secret Policy: Muscovite, Imperial Russian and Soviet Political Security Operations: 1565-1970. L., 1970.

511. IV (Объединенный) съезд РСДРП: протоколы. М., 1959.

512. Ivanski Z. Fathers and Sons: A study of Jewish Involvement in the Revolutionary Movement and Terrorism in Tsarist Russia // Terrorism and Political violence. 1989. № 2.

513. Iviansky Z. Individual Terror: Concept and Typology // Journal of Contemporary History. 1977. January. Vol. 12. № 1.

514. Keep J.L.H. The Rise of Social Democracy in Russia. Oxford, 1963.

515. Kelly A. Self- Cencoship and the Russian Intelligentsia, 1905-1914 // Slavic Review. 1987. № 46 (2).

516. Knight A. Female Terrorists in the Russian Socialist Revolutionary Party // Russian Review. 1979. April. № 38(2).

517. Laqueur W. Terrorism. Boston-Toronto, 1977.

518. Levin A. The Second Duma. A study of the Social-Democratic Party and the Russian Constitutional Experiment. New-Haven, 1940.

519. Me Daniel J.F. Political Assassination and Mass Execution: Terrorism in Revolutionary Russia, 1878-1938. Michigan U., 1976.

520. Melancon M. Marching Together!: Left Block Activities in the Russian Revolutionary. Movement, 1900 to February 1917 // Slavic Review. 1990. №49 (2).

521. Mereri A. The Readiness to Kill and Die: Suicidal Terrorism in the Middle East // Origins of Terrorism. W. Reich, ed. Cambridge. 1990.

522. Naimark M. Terrorism and the Fall of Imperial Russian. Boston,1986.

523. Naimark N. Terrorism and the Fall of Imperial Russia // Terrorism and Political Violence. Vol. 2. № 2. Summer 1990.

524. Naimark N.M. Terrorists and Social Democrats. The Russian Revolutionary Movement under Alexander III. Cambridge, 1983.

525. Newell D.A. The Russian Marxist Response To Terrorism: 18781917. Stanford, 1981.

526. Pajak J. Organizaje bojowe partii polityczhych w Krolewstwe Polskiem, 1904-1911. Warszawa. 1985.

527. Perrie M. Political and Economic Terror in the Tactics of the Russian Socialist Revolutionary Party before 1914 // Mommsen and Hirschfeld, Social Protest, Violence and Terror in Nineteenth and Twentieth Century Europe. New-York, 1982.

528. Perrie M. The Agrarian Policy of the Russian Socialist Revolutionary Party: From Its Origins through the Revolution of 1905-1907. Cambridge, 1976.

529. Pipes R. The Origins of Bolshevism: The Intellectual Evolution of Young Lenin // Pipes R. Russia Observed: Collected Essays on Russian and Soviet History. Boulder San Francisco - London, 1989.

530. Post J.M. Terrorist Psycho-Logic: Terrorist Behavior As a Product of Psychological Forces // Origins of Terrorism. Cambridge, 1990,

531. Radkey O.H. The Agrarian Foes of Bolshevism. New-York, 1958.

532. Randall F.B. The Major Prophets of Russian Peasant Socialism: A Study in the Social Thought of N.M. Mikhailovskii and V.M. Chernov. Колумбийский университет, 1961.

533. Reich W., ed. Origins of Terrorism. Cambridge, 1990.

534. Robbins R.G. Famine in Russia 1891-1892. New-York, 1975.

535. Russian Intellectual Perceptions of Suicide, 1900-1904. Garvard U.,1988.

536. Sablinsky W. The Road to Bloody Sunday. Prinston, New-Dgersi,1976.

537. Schapiro L. Russian Studies. New-York, 1988.

538. Schleifman N. Undercover agents in the Russian revolutionary movement: The SR party. 1902-1914. Oxford, 1988.

539. Schneiderman I. Sergej Zubatov and Revolutionary Marxism. The Struggle for the Working Class in Tsarist Russia. N.Y., 1976.

540. Senese D. «Le Vil Melville»: Evidence from the Okhrana File on the Trial // Oxford Slavonic Papers. 1983. Vol. 14.

541. Souvarine B. Stalin (A Critical Study of Bolshevism). New-York,1939.

542. Spiridovitch A.I. Histoire du terrorisme Russe. Parise, 1930.

543. Squire P.S. The Department: The Establishment and Practice of the Political Police in the Russia of Nicholas II. New-York, 1968.

544. Strakhovsky L.I. The Statesmanship of Stolypin: A Reappraisal // Slavonic and Easten European Review. 1958-59. № 37.

545. The Terrorism Reader: A Historical Anthology // Ed. By W. Laqueur. Philadelphia, 1983.

546. The Terrorism Reader: A Historical Anthology. E.J. by W. Laqueur. London, 1979.

547. Venturi F. Roots of Revolution: A History of the Populist and Socialist Movement in Nineteenth-Century Russia. New-York, 1970.

548. Weinberg L., Eubank W. Political Parties and the Formation of, Terrorist Groups // Terrorism and Political Violence. 1990. № 2(2).

549. Williams R.C. The Other Bolsheviks: Lenin and His Critics. Блюмингтон, 1986.

550. Zukerman F. The Tsarist Secret Police in Russian Society. 18801917. Ney-York, 1996.1.. Литература

551. Абзалова С.Р. Великий Октябрь и мелкобуржуазные партии: Критика англо-американской буржуазной историографии. Казань, 1986.

552. Актуальные проблемы советской историографии первой русской революции. М., 1978.

553. Альбус Н., Мельчунов С. Последний из Дон-Кихотов. (К 10-летию кончины В.Л. Бурцева) // Возрождение. Париж, 1953. № 24.

554. Амфитеатров А.В. Бурцев // На всякий звук, СПб., 1913.

555. Амфитеатров А.В. Два коня // За свободу. Варшава, 1924. № 192.

556. Афанасьев А.Л. В.И. Ленин об эволюции и деятельности партии социалистов-революционеров в 1905-1907гг // Некоторые вопросы расстановки классовых сил накануне и в период Великой Октябрьской социалистической революции. Томск, 1976.

557. Бонч-Бруевич В. Мои воспоминания о Кропоткине // Звезда. 1930.6.

558. Борьба ленинской партии против непролетарских групп и течений (дооктябрьский период): Историография. Л., 1987.

559. Будницкий О.В. Англо-русские отношения и «дело Бурцева» // Научные чтения по всеобщей истории, посвященные памяти академика С.Д. Сказкина. Ростов н/Д., 1992.

560. Будницкий О.В. Бурцев Владимир Львович // Политические деятели России. 1917: Биографический словарь. М., 1993.

561. Будницкий О.В. История изучения «Народной воли» в конце XIX начале XX вв.: Автореф. дис. д-ра ист. наук. М., 1998.

562. Будницкий О.В. П.А. Кропоткин и проблема революционного терроризма // Известия высших учебных заведений: Северо-Кавказский регион: Общественные науки. 1993. № 4.

563. Будницкий О.В. Проблема террора в русской эмигрантской публицистике конца XIX начала XX века // Россия в XIX - начале XX века. Ростов н/Д., 1992.

564. Владимир Бурцев и его корреспонденты / Сост. О.В. Будницкий // Отечественная история. 1992. № 6.

565. Волобуев О.В., Миллер В.И., Шелохаев В.В. Непролетарские партии России: итоги изучения и нерешенные проблемы // Непролетарские партии России в трех революциях. М.,1989.

566. Гармиза В.В., Жумаева JI.C. Партия социалистов-революционеров в современной буржуазной историографии // История СССР. 1968. №2.

567. Гармиза В.В., Спирин JI.M., Гусев К.В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма и контрреволюции (Исторический очерк) // Вопросы истории КПСС. 1976. № 4.

568. Гейфман А. Три легенды вокруг «дела Азефа» // Николаевский Б.И. История одного предателя. М., 1991.

569. Генкин И. В. Залежский. Анархисты в России // Каторга и ссылка. 1931. Кн. 7 (80).

570. Горбунов М. Савинков как мемуарист // Каторга и ссылка. 1928. № 5(42).

571. Горев Б.Л. Меныциков. Из истории политической полиции и провокации (По личным воспоминаниям) // Каторга и ссылка. 1924. № 3 (10).

572. Давыдов Ю. Савинков Борис Викторович, он же В. Ропшин // Савинков Б.В. Избранное. М.,1990.

573. Давыдов Ю.В. Бурный Бурцев // Огонек. 1990. № 47,48,50

574. Дугин А.Г. «Мне кажется, что губернатор все еще жив.» // Тамплиеры пролетариата. М., 1997.

575. Дьяконова И.А. Первая российская революция в освещении японской историографии // История СССР. 1989. № 2.

576. Дьячков B.J1. Партия эсеров в Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войне. (Критика современной буржуазной историографии: Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1988.

577. Еремин А.И. Судьба Михаила Гоца // Вопросы истории. 1998. №22.

578. Жданов П. Разоблачение В.И. Лениным идеологии эсеров накануне революции 1905-1907 гг.: Дис. . канд. ист. наук. М., 1954.

579. Зевелев А.И., Свириденко Ю.П. Историография истории политических партий России. М., 1992.

580. Зензинов В.М. В.Л. Бурцев // Новый журнал. Нью-Йорк, 1943. №4.

581. Зырянов П.II., Шелохаев В.В. Первая русская революция в американской и английской буржуазной историографии. М.,1976.

582. Ильин Н.Ф. Критика В.И. Лениным мелкобуржуазного социализма партии социалистов-революционеров: Автореф. дис. . канд. филос. наук. М., 1983.

583. Ильящук Г.И. История партии эсеров в современной французской буржуазной историографии // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции. М., 1982.

584. Кадышева И.А. Борьба В.И. Ленина за идейное наследство русских революционных демократов против либерального народничества: Дис. канд. ист. наук. М., 1954.

585. Канищева Н.И. Буржуазные историки ФРГ о крахе партии эсеров в 1917 г. Критика советологических концепций // Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989.

586. Канищева Н.И., Леонов М.И., Павлов Д.Б., Степанов С.А., Шелохаев В.В. Политические партии России в 1905-1907 годах (обзор новейшей немарксистской историографии) // История СССР. 1989. № 6

587. Капцугович И.С. Историография политической гибели эсеров на Урале: Ученые зап. Пермского ун-та им. Горького. Вып.5. Пермь, 1976.

588. Келли А. Самоцензура и русская интеллигенция // Вопросы философии. 1990. № 10.

589. Книжник И. Воспоминания о П.А. Кропоткине и об одной эмигрантской группе // Красная летопись. 1922. № 4.

590. Коновалов B.C. Эсеры в революции 1905-1907 гг. (Англоамериканская историография) // Первая российская революция 1905-1907 гг.: Обзор советской и зарубежной литературы. М., 1991.

591. Корн М. Гольдсмит М.И. П.А. Кропоткин и русское революционное движение // Интернациональный сборник, посвященный десятой годовщине смерти П.А. Кропоткина. Чикаго, 1931.

592. Латыпова С.Р. Вопрос о роли мелкобуржуазных партий в социалистической революции в освещении современной американской историографии // Историографическое изучение истории буржуазных и мелкобуржуазных партий России. М., 1981.

593. Латышев А.Г. Сталин и кино // Суровая драма народа. Ученые и публицисты о природе сталинизма. М., 1989.

594. Лурье Ф.М. Хранители прошлого. Журнал «Былое»: история, редакторы, издатели. Л., 1990.

595. Марагин М.М. Борьба В.И. Ленина против идеалистической теории культа личности народников и эсеров. Л., 1957.

596. Мельгунов С.П. В.Л. Бурцев // Воспоминания и дневники. Вып.1. Париж, 1964.

597. Могильнер М. Мифология «подпольного человека». М., 1999.

598. Мухин В.М. Критика В.И. Лениным субъективизма и тактического авантюризма эсеров. Ереван, 1957;

599. Нарочницкий А.Л. Историография революции 1905-1907 гг. Основные итоги и задачи изучения // Актуальные проблемы советской историографии первой русской революции. М., 1978.

600. П.А. Кропоткин и его учение // Интернациональный сборник. Чикаго, 1931.

601. Павлов Д.Б. Критика некоторых концепций современной англоязычной буржуазной историографии истории партии эсеров // Великий Октябрь и непролетарские партии. М., 1982.

602. Петров А.П. Критика фальсификации аграрно-крестьянского вопроса в трех российских революциях. М., 1977.

603. Письмо В. Ходасевича к Н. Берберовой // Минувшее. М., 1991. №25.

604. Письмо С.В. Зубатова А.И.Спиридовичу по поводу выхода в свет его книги «ПСР и ее предшественники» // Красный архив. 1922. № 2.

605. Плеханов Г.В. Библиографические заметки из «социал-демократа» // Плеханов Г.В. Соч. М., Б.г. Т. IV.

606. Плеханов Г.В. Предисловие к русскому изданию книги А.Туна «История революционных движений в России» // Плеханов Г.В. Соч. М.; Л., 1927. Т. XXIV.

607. Приймак Н.И. Советская историография первой русской революции 1905-1907 гг. (середина 30-х 60-е годы) // Советская историография классовой борьбы и революционного движения в России. М., 1967.

608. Рейснер М.А. К общественному мнению! (Мое дело с B.J1. Бурцевым). СПб., 1913.

609. Саушкин Н.М. Критика В.И. Лениным программы и тактики партии эсеров. М., 1971.

610. Спирин Л.М. Историография борьбы РКП(б) с мелкобуржуазными партиями в 1917-1920 гг. // Вопросы истории КПСС. 1966. №4.

611. Спирина М.В. Представление эсеров об экономике социалистического общества (по работам В,М. Чернова (1905-1914 гг.) // Непролетарские партии России в трех революциях. М., 1989.

612. Степанский А.Д. Процесс возникновения непролетарских партий в России в освещении современной советской историографии // Историографическое изучение буржуазных и мелкобуржуазных партий России. М., 1981.

613. Студентов В.А. Разоблачение В.И.Лениным мелкобуржуазной сущности идеологических концепций социалистов-революционеров на демократическом этапе русской революции (1902 февр. 1917 г.): Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1970.

614. Таратута А. П.А. Кропоткин // Сборник статей, посвященных памяти П.А. Кропоткина. Пг.; М., 1922.

615. Тютчев Н.С. Заметки о воспоминаниях Б.В.Савинкова // Тютчев Н.С. В ссылке и другие воспоминания. М., 1925.

616. Тютюкин С.В. , Шелохаев В.В. Марксисты и русская революция. М., 1996.

617. Тютюкин С.В. Вокруг современных дискуссий об Азефе // Отечественная история. 1992. № 5.

618. Тютюкин С.В. Первая российская революция и Г.В. Плеханов С.В. М., 1981.

619. Уткин А.И. Рецензия. // Вопросы истории. 1995. № 4.

620. Чернов В.М. Савинков в рядах П.С.-Р. // Воля России. Прага, 1924. № 14-15.

621. Чунихина Г.Е. Из истории идеологической борьбы в период первой русской революции: Учен. зап. Краснодар, пед. ин-та. Вып. XXIII. Краснодар, 1958.

622. Чунихина Г.Е. Критика В.И. Лениным социологических взглядов эсеров (1901-1909 гг.). Автореф. дис. . канд. филос. наук. Киев, 1961.

623. Шестаков М.Г. Борьба В.И. Ленина против идеалистической социологии народничества. М.,1959.

624. Шестаков М.Г. Борьба В.И. Ленина против идеалистической социологии эсеров. М., 1975.

625. Шугрин М.В. Борьба В.И. Ленина и большевистской партии против тактики заговора и индивидуального террора партии социалистов-революционеров (эсеров) (1901-1907 гг.): Учен. зап. Карельского пед. инта. Петрозаводск, 1957. Т. IV.

626. Шугрин М.В. Борьба В.И. Ленина и коммунистической партии против народническо-эсеровской тактики заговора и индивидуального террора (1893-1907): Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1956.

627. Яновский С. Кропоткин, каким я его знал // Интернациональный сборник, посвященный десятой годовщине смерти П.А. Кропоткина. Чикаго, 1931.

628. Baron S. Plekhanov the father of Russian Marxism. Stanford, Calif.,1963.

629. Saunders D. Vladimir Burtsev and the Russian Revolutionary Emigration // European Studies Review. 1983. Vol.13. № 1.