автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Калмыцкая проза о депортации: концепция человека

Полный текст автореферата диссертации по теме "Калмыцкая проза о депортации: концепция человека"

На правах рукописи

г

МАНДЖИЕВ Николай Церенович

КАЛМЫЦКАЯ ПРОЗА О ДЕПОРТАЦИИ: КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

Специальность: 10.01.02 - литература народов

Российской Федерации

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Майкоп - 2005

Работа выполнена на кафедре литературы и журналистики Адыгейского государственного университета

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор ШАЗЗО Казбек Гиссович

\

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Мамий Руслан Гилимович кандидат филологических наук, доцент Бичеев Баазр Александрович

Ведущая организация: Калмыцкий институт гуманитарных исследований (Элиста)

Защита состоится 24 ноября 2005 г. в 13 часов 00 минут на заседании диссертационного совета Д 212.001.02 при Адыгейском государственном университете по адресу: 385000, г. Майкоп, ул. Университетская, 208, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Адыгейского государственного университета.

Автореферат разослан

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор

т^чо

^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Особое место в калмыцкой литературе последних двух десятилетий занимает проза о депортации. Она становится не просто темой, а целым литературным течением, предстает звеном в общей непрерывной цепи народной истории, в жизненной судьбе героев. Сама литература о депортации, включающая поэзию и драматургию, предстает и как литературное направление. В прозе о депортации конца 80-90-х XX в. сосредоточились основные содержательные, эстетические искания современной калмыцкой литературы, но, тем не менее, в ней доминировала более всего познавательная функция. К одной из центральных проблем литературного исследования относится концепция человека, в прозе о депортации создан трагический образ героя, который требует своего осмысления. Движение калмыцкой литературы оказалось неотделимым от процесса этико-философского и художественно-эстетического осознания человека. Утверждаются гуманистические воззрения относительно ценности и бесконечной неповторимости каждой отдельной личности. Литература должна ответить на животрепещущий вопрос, касающийся судьбы репрессированных народов: в чем ценность человека, благодаря каким качествам человек сохранил свое достоинство, не повторится ли в будущем трагическая история, поправшая права и свободы человека, целых народов? В обилии произведений на общую тему настала пора, с одной стороны, определить общие принципы, силовые линии, по которым объединяются, стягиваются типологически родственные произведения, с другой стороны, - выявить индивидуальные особенности мастерства писателей. Поэтому литература о депортации - не просто объект, а проблема исторического пути, политического развития общества, ее боль, ее муки совести, одна из возможных путей в будущее, которая определит духовное, историческое, нравственное, политическое здоровье народа. В прозе о депортации на специфическом материале находят свое решение едва ли не все главные концептуальные и эстетические проблемы современной калмыцкой литературы.

Художественное произведение может быть осознано как воплотившаяся концепция мира и человека в их единстве. Концепция человека в литературе многоаспектна, и может быть осмыслена во многих проблемах. Решающим фактором при рассмотрении авторских концепций действительности в художественных произведениях продолжает оставаться мера личностного, самобытного осмысления мира и человека. Исследователи литературы считают, что, каких бы теоретических аспектов ни касались - метода, стиля, жанра и т.п., - всегда будут тесно соприкасаться с идейно-эстетической проблемой человека, с принципами его изображения в литературном произведении. Изображению человека в художественном произведении принимает участие вся поэтика. В современных литературных исследованиях принято употребление понятия «концепт». Он используется там, где литературоведческое исследование смещается в область культуры и языка. Концепт оказывается инструментом, позволяющим рассмотреть в единстве художественный мир произве-

дения и национальный мир, он ({кюбьняонткишпхзщы в сознании челове-

БИБЛИОТЕКА

гомАюпххф! ------ИОТЕКА {

'¿"•У^/Р.

ка; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека» (Ю Степанов). Концепция человека осмысливается в концептах жизнь, судьба, смерть, душа, честь, достоинство, совесть, пространство, время, природа, красота, труд и т.д., которые образуют в художественном произведении оригинальную концептосферу. С. Дмитренко справедливо считает: «Человек (персонаж), действующий в литературном пространственно-временном континууме, также должен быть описан на основании его социальной определенности», человека в русской литературе предстоит рассмотреть, поставив его в естественные культурно-исторические, а не умозрительные социологизированные координаты». Эта задача стоит и перед калмыцкой наукой о литературе, которая с позиции нового времени осмысливает трагическую страницу истории народа и в этом актуальность диссертационного исследования.

Степень изученности проблемы. Тема депортации народов, в том числе калмыцкого, звучала в отечественной литературе («Архипелаг ГУЛаг» А. Солженицына, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Погружение во тьму» О. Волкова, «По праву памяти» А. Твардовского, «Техник-интендант» С. Лип-кина). Наиболее полно тема депортации народов заявлена в повестях А. При-ставкина «Ночевала тучка золотая», посвященной депортации чеченского народа, С. Липкина «Декада», в которой повествуется о депортации одного из народов Северного Кавказа, условно названного гушанами. Произведения о депортации народов не стали предметом внимания литературной науки. В учебной литературе выделены произведения, посвященные «лагерной» теме в возвращенной и задержанной литературе. Однако в последнее время появляются литературоведческие работы, посвященные идеологическому содержанию периода и понятиям «оттепель» и «культ личности» (Герасименко А.П.; Одесский М., Фельдман Д.) В калмыцкой литературе произведения о депортации народа не получили должного освещения в критике, рецензии были единичны. Однако тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе затрагивалась в научных статьях литературоведов (Р. Джамбино-вой, Л. Менкеновой, В. Пюрвеева). Как научная проблема тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе была поставлена и освещалась в исследованиях P.A. Джамбиновой «Роман и автор. Новые грани художественности (1960-1990 гг.) (1996), «Писатель и время» (1996). Исследованию этой темы посвящены работы и автора реферируемой диссертации. Но есть необходимости дальнейшей разработки проблемы депортации в литературе, так как проза о депортации - это живой, постоянно развивающийся процесс.

В последние годы в науке о литературе восстанавливается система естественных представлений, и в частности традиционное толкование исторических понятий и терминов, утверждается мнение, что существующие терминологические понятия не нуждаются в замене; требуется лишь придать им целенаправленность, определяемую именно спецификой словесного творчества, а не чем-то иным (С. Дмитренко). Поэтому автор исследования применяет традиционные достижения литературной науки, следуя современным тенденциям. Автор придерживается мнения, что используемые в исследова-

нии понятия «образ», «персонаж», «герой», «действующее лицо», «характер», которые приложимы в художественном произведении к изображению человека, различаются в составе художественного единства - образа человека в литературе. Сама категория художественного образа трактуется в работе обобщенно. Концепция человека составляет основу, движущее начало искусства, внутреннюю сущность художественного образа

Объектом исследования является калмыцкая проза о депортации; предметом - проблемно-тематическое своеобразие и его художественное воплощение, проблемой - концепция человека в прозе о депортации Сам предмет изображения - депортация народа как трагическое событие - ставит перед художниками проблему выработать концепцию человека. Поэтому в исследовании привлекаются произведения, как советского времени, так и современности.

Объемом и материалом исследования стали повести калмыцких писателей 60-начала 80-х годов XX столетия и конца 80-90-х годов ХХ-начапа XXI вв. В прозе последних полутора десятилетий, в которой еще окончательно не откристаллизовались наиболее крупные литературные явления, а новые произведения еще способны вносить серьезные коррективы в наши представления о писателе, той или иной художественной тенденции, не все произведения равноценны, все это вынуждает прибегать к принципу избирательности в систематизации материала.

Цель диссертационного исследования состоит в выявлении в разноречивых явлениях прозы о депортации контуров сложного, но единого, органически целостного процесса, стремление показать его внутреннюю логику, обусловленность движением реальной жизни, общественного сознания и самой литературы. Необходимо определить пути исследования человека, понимания его ценности, гуманистической сущности, специфику художественно- эстетических поисков писателей в изображении человека.

Конкретные задачи сформулированы следующим образом:

•Рассмотреть тематическое многообразие, сложность постановки проблематики и ее решения в разных жанрах прозы о депортации.

*Исследовать образную систему, общие и индивидуальные особенности, приемы и принципы художественного осмыслении человека в прозе о депортации.

* Выявить сюжетно-композиционные доминанты;

♦Определить место и значение прозы о депортации в калмыцкой литературе.

Методологическую основу исследования составили труды В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, В. В. Виноградова, теоретические аспекты работ А. Г. Бочарова, С. Г. Бочарова, Н. Н. Воробьевой, Г. Г. Гачева, Л. И. Емельянова, Н. П. Утехина, Г. А. Гамзатова, К. Г. Шаззо, Р. Г. Мамия, И. М. Мацакова, Р. А. Джамбиновой, Г. Г. Глинина, В. Д. Пюрвеева, Б. Б. Бадмаевой, В. А. Гея и других.

Методология исследования представляет собой комплексное сочетание общепризнанных принципов историко-литературного, сравнительно-типологического, системного, биографического, предметно-логичес-кого методов анализа

и интерпретации художественного текста. Определенными достоинствами обладает жанровый принцип исследования, поскольку в жанре воедино сливаются качества проблемно-тематические и структурно-композиционные.

Автор работы придерживается методологической установки, предложенной Г.Д. Гачевым, суть которой заключается в том, чтобы «подвигнуть навстречу друг другу категории литературно-эстетического анализа и истори-ко-экономического, чтобы между ними установилась большая «совместимость тканей». Он приводит замечательный, на наш взгляд, пример: «Нельзя, например, отмену феодальной собственности на землю («крепостного права») вычитать в структуре образа типа «диалектика души», в симфонизме мышления русских романистов второй половины 19 века (Толстой, Достоевский). Но если это понятие («крепостное», то есть насильственное, право) прочесть-понять как «заранее установленное ограничение» (природой деятельности субъекта: общества, человека) (выделено нами - М. Н.), то тут уж и к психологии, и философско-эстетической проблематике, и сюжетике литературы есть подход». Понятие «заранее установленное ограничение» как связующее звено между категориями литературно-эстетического и общественно-исторического анализа приложимо к политическим, правовым понятиям «депортация народов», «ссылка», сущность которых заключалась в «заранее установленном ограничении» прав и свободы граждан, в качестве перевода этого понятия в категорию эстетическую. В исторической и социологической науке термины «депортация» и «спецпоселение» не являются синонимами. В работе в качестве рабочего используются термины «депортация» и «ссылка», включающие в себя понятия «спецпереселение», «спецпоселение».

В методологии исследования мы придерживаемся того взгляда, что являемся свидетелями живого литературного процесса, в котором, говоря словами Г. Д. Гачева, «категории искусства и литературы предстают не в статистических их признаках и определениях, а в становлении их содержания и формы в ходе исторического развития». Литература не исчерпывается теми элементами содержания и формы, которые «наличествуют» в «его» эпоху.

На защиту выносятся следующие положения:

1) в калмыцкой литературе последней четверти ХХ-го и начале ХХ1-го века важнейшей темой стала депортация народа; появилась целая плеада писателей и вышло огромное количество их произведений, авторы которых составили новое писательское поколение, а их творения обозначили самостоятельный, системный и структурно-организованный период национального художественного мышления народа (калмыков);

2) в современном литературном процессе Калмыкии четко обозначились содержание, объем и границы нового понимания гуманизма, обращенного непосредственно к судьбе (заян) человека, а непроцеженного сквозь сито большевистского, лишенного плоти и сознания оптимизма, порожденного разрушительной энергией коммунистической идеологии;

3) значительные достижения прозы о депортации, ее гуманизм и философия анализируются в широком контексте таких концептов, как судьба,

б

жизнь, смерть, добро, зло, достоинство, уважение, любовь, ненависть, правда, ложь и т.д.;

4) проза о депортации в основном началась в 60-х годах прошлого века, активно развивалась в течение 70 - 90-х годов; она и до сих пор держит основные позиции в развитии национальной литературы; это обусловлено тем, что трагические, экстремальные обстоятельства, в которых оказался целый народ, способствовали еще более глубокому раскрытию национального, калмыцкого менталитета, духовных, нравственных и психологических качеств калмыцкого народа, его катострафическую историю и судьбу;

5)художественное осмысление проблематики депортации калмыцкого народа сформировало писателей высокого интеллектуального и духовного уровня, а их произведения вывело на уровень лучшей современной прозы;

6) проза о депортации калмыцкого народа зафиксировала два периода творчества писателей - во-первых, возможность (разрешение) писать об этом первоначально вызвало напряженную и активную энергию писательского-творческого акта, самое главное - необходимость немедленно отозваться на самую больную точку национальной трагедии, что породило произведения общественно-публицистического характера; во-вторых, новое время, новые веяния и условия, упрочившись в жизни, потребовали от писателей углубленного, аналитического взгляда на события и факты из трагической истории и судьбы калмыков: этот процесс завершился созданием психологической, философской прозы высокой художественно-эстетической пробы.

Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключается в том, что впервые предпринята попытка осмысления своеобразия калмыцкой прозы о депортации как эстетическое звено в литературном процессе с позиции воплощения художественной концепции мира и человека, обусловленные историческими процессами.

Практическая значимость. Работа может быть использована в вузовском курсе калмыцкой литературы XX века, как учебный и методический материал для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов Калмыцкого педагогического колледжа, учителей школ республики.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в монографии, отдельных изданиях, авторских публикациях, в ряде выступлений на научно-практических конференциях и семинарах.

Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка.

Основное содержание работы

Во Введении определяются цели и задачи исследования, его актуальность, степень изученности, новизна, научно-практическая значимость, методологическая основа работы. Проблема человека в различных отраслях гуманитарных наук рассмотрена в таком ее важнейшем аспекте, как достоинство личности, достоинство человека, которое в литературе воплощается в художественных концептах «честь», «достоинство», «нравственность», составляющих более общий концепт «судьба человека».

В первой главе «Изображение человека в прозе о депортации 60-80-х годов XX века: новый взгляд» рассматриваются произведения калмыцких писателей 60-начала 80-х годов. Первые произведения калмыцких писателей о депортации народа были изданы в 60-е-начале 70-х годов («Гурвн зург» («Три рисунка»), «Заргим эврян кетн» («Судите меня сами») А. Балакаева, «Куунд му узгдхля» («Когда человеку трудно») А. Джимбиева, «Алтн шорад даргддго» («Золото в песке не затеряется») А. Бадмаева, в переводе названном «Там, за далью непогоды», «Обин ковяд» («На берегах Оби») А. Кукаева). Тема ссылки калмыцкого народа подспудно прозвучала в начале 80- годов в повести М. Нармаева «Молма», вышедшей на русском языке под названием «Счастье само не дается» и в повести А. Тачиева «Буурлдан унр» («Запах полыни»), Данные книги были причислены к произведениям «новой волны» «деревенской прозы». В 1971 году написал сказку «Цаг-заргч» («Время-судья») Т. Бембеев (1988), воплотив тему ссылки народа в фольклорной форме. Писатели пытались донести правду о сталинщине, ссылке народа, хотя бы в иносказательной форме. Так было в советской литературе, подобное мы видели в романе Ажаева «Далеко от Москвы». А.Балакаев пытался обмануть цензуру, готовя к изданию повесть «Судите меня сами», рукопись пролежала долгое время в обкоме партии. А. Джимбиев изменил название, озаглавив повесть по имени героини «Шиндя», в романе А. Бадмаева «Там, за далью непогоды» сократили главу о центральном герое, прошедшем Широклаг до четырнадцати страниц. Повесть А. Кукаева не перевели на русский язык.

В параграфе 1.1. «Особенности прозы о депортации» исследователем отмечено, что критика и литературная наука 60-80-х годов прошлого столетия избегали прямого разговора на тему депортации. Известно, что гуманистическая устремленность художественной концепции произведений советских писателей была отмечена классовым подходом, которая искажала представление о человеке. Истинная трагедия в произведениях оставалась за кадром - ощущение ее порождалось общим читательским впечатлением, выражалось особым тоном, настроенностью, общим смыслом произведения. Калмыцкие писатели художественное исследование человека решали в русле советской литературы, а наука о литературе и критике рассматривала проблему человека в аспектах социалистической личности, советского характера. Писатель видел в торжестве партийного решения идеал человеческой справедливости и вынужден был закрывать тему. Тема Сибири становилась поводом для разговора о судьбе народа, о его настоящем и будущем с позиции идеологии времени. Но писатели показали, как их герои, оказавшись в противоестественных условиях, живут по естественным законам, вытекающим по некоему природному руслу из философии и жизненного опыта, из той обстановки, из тех обстоятельств, в которых они действуют. Тема жизни ссыльных калмыков сплетается с проблемами времени, его социально-нравственной характерностью, свойствами советского человека периода Великой Отечественной войны. В то же время необходимо было творчески воплотить и жестокость, цинизм, произвол, принуждение со стороны государства. Эта творческая задача вела к драматизму бытия, которой была пронизана вся жизнь. Но все типы драмы, касающиеся судьбы ссыльно-

го, были развернуты как драмы личного характера, не переходили в трагические ситуации, обусловленные политическими решениями. Внимание писателей было сосредоточено на морально-этических аспектах жизни человека. Драматизм повествования в произведениях, представая как тип умонастроения, как особенность идейно-эмоциональной оценки, создавался контрастом жизни спецпереселенцев и отношением к ним жителей деревни, отсюда возникает пристальное внимание к социально-психологическому состоянию личности. В прозе этого периода писателей волнуют социально-организационные проблемы жизнеустройства спецпереселенцев.

В произведениях калмыцких прозаиков действуют различные герои, но это преимущественно дети, женщины, старики. Образы детей можно рассматривать как стадии развития национального характера. Но обращение к образу детей было обусловлено не только эстетическими задачами, но и общественно-политическими условиями. Это было не только проникновение в зреющее и растущее сознание человека, в зародыш будущего характера, становления личности, но и удобная форма воплощения запретной темы депортации народа. Центральным персонажем произведений выступала женщина. Образы старых людей не редкость в устном народном творчестве, большое место уделено им и в литературе. Это объяснимо, при выселении, наряду с женщинами, вся тяжесть беды обрушилась на старшее поколение. Уважение, а то и благоговение, с которым они изображены, художественно оправданы. Но подчас они оказываются фигурами до известной степени, представляющими концепции их создателей.

В произведениях калмыцких писателей, посвященных теме депортации народа, мы не увидим первозданной красоты сибирской природы. Художественное мышление писателей оказалось верным памяти детства, юности, сохранившего образ степи. Именно это обстоятельство внесло в их будущее творчество стихию народного языка. Концепт «природа» - это место, где природа испытывает человека на выносливость.

Новый взгляд на историческое прошлое, обусловленный изменением общественного сознания, позволяет обратиться вновь к произведениям прошлых лет, ибо, как в любом истинно художественном творении, их содержание гораздо шире, чем изложенное в фабуле. Новое прочтение позволило увидеть трагическую сторону содержания произведений, в них проявилась трагическая судьба человека. Тема депортации народов более отчетливо прозвучала в годы «оттепели» (параграф 1.2. Проза «оттепелъных» лет) и была приглушена в эпоху неосталинизма (параграф 1.3. Проза конца 60 -начала 80-х годов). В повестях А. Балакаева «Три рисунка», «Судите меня сами», А. Кукаева «За Обью-рекой» концепт «судьба» («заян») человека осмыслен в традициях национального менталитета. Известно, что гуманистическая устремленность художественной концепции произведений советских писателей была отмечена классовым подходом, которая искажала представление о человеке, ограничиваясь изображением сознательного, политически предсказуемого героя. С современных позиций мир и человек предстают в годы депортации разобщенными друг с другом. Более того, они противоречат между собой. Заян (рок, судьба) равнодушен, страшен и беспощаден, а человек, несмотря ни на что, продолжает на-

деяться на будущее и стремится сохранить в себе человеческое. Г. П. Пюрбеев отмечает «Судьба в сознании монгольских народов, в их мифологии, фольклоре, религии (шаманство и буддизм в форме ламаизма), традиционной культуре в целом, воспринимается фаталистически как категория, отражающая представление о сверхестественных, божественных силах, предопределяющих все события в жизни людей. К.А. Наднеева в своем исследовании «Буддизм в Калмыкии: нравственные основы» (1994), анализируя буддийскую концепцию жизни и человека, отмечает, «с одной стороны, гуманистическую, а с другой -эгоцентрическую идею высшей нравственности, в которой нет места личному счастью», «человек должен быть не прихотлив, пребывать в удовлетворении, быть свободным от мирских хлопот и суеты, избегать недоброжелательных физических и словесных действий» (С.52). Одна из основных религиозных практик, по словам Далай-ламы 14, является «практика высшего медатативного сосредоточения, главной ее сущностью является безмятежность» (С. 52), - пишет она. - «Сознание человека должно быть незамутненным, а сам человек чист и безгрешен. Самоотречение, смирение, достижение состояния Будды, любовь и сострадание - главное в современной буддийской концепции (С. 54)... Высочайшие принципы буддизма - невозмутимость, беспечность (санамр), спокойное состояние души, доходящее до апатии, как к злу, так и к порочности, созерцательность - должны направлять жизнь людей» (С. 59).

Смерть маленького героя - это отражение народного представления о жизни. Бадма вспоминает, что его бабушка говорила: «Мудрый человек долго не живет», а мальчик не по годам развит. Такая истина могла родиться только в самых неблагоприятных условиях бытия. Так воплощаются в повести концепты жизнь, судьба (заян). Своеобразно, с привлечением народных поверий, решается концепт судьбы в повести «Судите меня сами», заян обусловливает характер девочки, выросшей сиротой в Сибири. Ее бабушка утверждала, что человек никогда не родится один. Вместе с ним на свет появляется его враг, который затем будет преследовать всю жизнь. У одного - он в облике человека. У другого - в виде огня. У третьего - это тяжелая работа. Девочка думает, что если это так, то ее враг принял образ воды. Однажды она едва не замерзла, опрокинув на себя ведро воды, потом кинулась в прорубь. Попав в аварию с Ордашем, она теряет сознание, ей кажется, что попала в бездонный омут. Но во время работы в летнем пионерском лагере, она спасает Саранга, бросившись без раздумий в воду. Бальджирма самоотверженный человек, всегда готова бросить вызов своей судьбе. Так осмысливается концепт «судьба».

Своеобразно подходит к решению проблемы судьбы в повести «За Обью-рекой» А. Кукаев. На роду человеческом предначертано, кому какая она достанется, считает Болвсн, а ее доля быть одной, мужественно переносить страдания и тяготы жизни. Болвсн невыносимо тяжело, она ищет опору, и автор вводит психологическую деталь: Болвсн обнимает Веру. У героини, по существу, уже нет выбора. Кажется, уже не осталось ничего связующего ее с близкими людьми. Не остается даже самих этих людей: детей, мужа. Как частный человек героиня одинока в мире. Но в произведении нет нигде, ни в едином намеке, претензии героини к миру, нет сознания вины мира перед ней за все те

ю

утраты, за ту безысходность, в которую ставит ее судьба. Нет озлобленности, ропота. Ее сознание определено национальными традициями, выработанными тысячелетним опытом бытия, оно определено и религиозным сознанием. По природе своей оно безличностно, общенародно. Но эта сторона проблемы остается вне содержания произведения, о ней знает автор и ею руководствуется. Порой, кажется, что позиция автора слишком жестока, что он сгущает краски, увлекаясь трагическими картинами. Но жизнь подтвердила право писателя «на сгущение красок», это было не только художественное обобщение самых мрачных картин, но эта была и стратегическая правда времени. Повесть А. Ку-каева вписывается в контекст современной прозы о депортации.

В повести А. Балакаева «Три рисунка» по-новому предстают Кулаков , Бадма, автор открывает в них гуманистическое содержание, новые черты личности, характера, в которых раскрывается концепт «человеческое достоинство». Концептосфера включает в себя такие концепты, как «доверие», «гордость», «красота» и другие. Новое время позволило также по-иному оценить образы Сумъяна, Монты. Неприметность Сумъяна - основная черта его характера. Усталый вид отца, хриплый, негромкий голос, шрам на лице, свидетельствующий о ранении, показывают, что он, по всей видимости, попал в плен, а затем провел годы в сталинских лагерях - весь его облик передает тяготы, которые он испытал. Так, оставив за пределами повествования историю жизни героя, автор скупыми приемами с помощью портретной характеристики, социальных и психологических примет времени создал образ человека драматической судьбы. Его опытом и отношением к происходящему нельзя пренебречь - за ним судьба и мироощущение целого поколения, вынесшего немалые испытания. Образ Монты отражает типичную долю молодой калмычки: она поздно вышла замуж, поздно родила.

Д. Кугультинов писал, что автор повести выявил изменения в национальном характере, мы же можем отметить изменения, произошедшие в мен-тальности народа. Кроется она в языке произведения, например, герои обращаются к женщинам, называя их «эгч» («сестра»). Такое обращение бытовало вплоть до второй половины прошлого века, оно создавало своеобразную стилевую стихию, придавало национальный колорит. К сожалению, это обращение ушло из жизни, что сказалось на психологическом уровне взаимоотношений людей, в изменении этикета ощутимы последствия депортации.

Новое обращение автора романа «Алтн шорад даргтдго» («Золото в песке не затеряется») А. Бадмаева, на русском языке роман назван «Там, за далью непогоды», позволило сказать о ссылке народа (была восстановлена глава «Адуч»), Читателю полнее открылся символический смысл названия произведения. Претерпевшая изменения художественная концепция романа обусловила и новую сложную концепцию человека. В романе ощутимы автобиографические черты. Герои романа ожили, наполнились болью и страданием, они утверждают свое человеческое достоинство и трудом, и в противостоянии с режимом, который олицетворяют спецкоменданты. Автор, создавая характер своего героя, обращаясь к фольклорным традициям, проявлениям народного образа жизни, усиливает народно-национальные черты.

В романе возникает символическая картина национального мира, пронизанная трагическим состоянием человека.

В повести «Кююнд му узгдхля» («Когда человеку трудно») А. Джимбиев новое время позволило по-иному взглянуть на взаимоотношения героев. В том, что семейная жизнь Шинды не состоялась, виновата Александра Марковна, коммунистка с большим стажем, поэтому она не могла пойти на идеологически вредный шаг, позволить сыну связать судьбу со спецпереселенкой, «врагом народа. Для марксизма гуманизм был социально-классовой категорией. «Не всякий человек был достоин уважения других только потому, что он человек», писал один из авторов коллективного труда об эстетике социалистического реализма (Петров С.). Согласно сталинской концепции классовой борьбы, усиливавшейся по мере построения социализма, появлялось множество «врагов народа», одними из них были и калмыки. Поэтому отношение к ним было «классово-социальным», лишенным гуманизма общечеловеческого содержания.

А. Джимбиев в 1991 году издал роман «Когда человеку трудно», в который вошли повести «Широкое течение» и «Кююнд му узгдхля». Возникает традиционный, хронологический принцип изложения истории, судьбы человека и народа. Повести объединяют авторская концепция о движении жизни во времени и пространстве, судьбы героев. Имея возможность переписать отдельные главы, например, изменить причины появления калмыков в сибирской деревне, А. Джимбиев не стал это делать. Но новое обращение к своим произведениям внесло акценты в авторский замысел. В эгом было право писателя, он по-своему решил проблему судьбу человека и народа.

Судьба человека осмысливается не только через концепт «пространство», но и посредством концепта «время». В повести А. Балакаева «Судите меня сами» время выступает судьей человеческой судьбы, оно же лечит душевные раны. Такое же осмысление времени предстает и в повести А. Джимбиева «Когда человеку трудно» («Шиндя»). Судьба человека обусловлена временем, Шиндя говорит, что в ее бедах виновато время. Это представление придает определенный смысл идее о социальной обусловленности человека. Волей исторических обстоятельств спецпереселенец являлся фатальной детерминированной личностью. Проявить протест против социальной предопределенности он не мог изначально. Своеобразен концепт «время», которым отмеряет проведенные в ссылке годы рассказчик в повести нового времени Н. Бурулова «Вожделение сына». Он применяет народную мудрость, выражая ее словами: «Время - судья. Время - лекарь. Согласно этой правде прошли четырнадцать жестоких зим». Иное представление о времени у героев повести А. Кукаева «За Обью-рекой». Политический статус ссыльных, тяжелые условия жизни наложили отпечаток на представления героев, они словно не ощущают время. Наран в повести «За Обью-рекой» говорит: «Человек, занятый на работе, не замечает, как приходит и как уходит время». Другой характерной особенностью повести в осмыслении судьбы человека является концепт «природа». Северная природа воспринимается как враждебное явление. В описании природы хотя и есть элементы красоты, но они сравниваются с жизненно необходимыми явлениями:

свисающие с крыш сосульки льда сравниваются с лакомством, которого были лишены в то время многие. Пейзажные картины выполняют функциональную роль. Сменой времен года повествователь как бы движет сюжет.

В тематическом плане повесть А. Кукаева представляет один из этапов истории спецпоселения, хотя в то время было невозможно сказать открыто всю правду: почему люди живут в глухом лесу в холодных бараках, почему умирают дети, почему они голодают? О событиях, нашедших отражение в повести, мы узнали в девяностые годы из воспоминаний ссыльных калмыков, которые хранили в памяти и сердце годы ссылки. Повесть «За Обью-рекой» таит в себе возможности широких обобщений, первая часть повести наполнена холодом смерти, а в советской литературе проблема трагического решалась в героико-оптимистическом ключе, через связь героя с трудом, с коллективом. В центре повествования мать двоих детей Болвсн, ее судьба типична, потому что такими были судьбы всех спецпереселенцев. Из женщин создали бригады лесорубов. По меткому замечанию Э.-Б. Гучиновой, в русском языке даже не нашлось слова для обозначения женщины, выполнявшей работу лесоруба. Концепт сиротства у А. Кукаева получает свое развитие. Калмыцкая пословица говорит: «Ончндян юон укдго» («Никто не умирает от сиротства»), другая пословица гласит: «Амд юон аргта» («Живой человек не пропадет»), -это еще один аспект народного отношения к проблеме. Народный опыт выработал оптимистическое отношение к жизни, наделил верой в благополучный исход событий. Эрдем, за которым присматривает Болвсн, выживет, окончит техникум, станет работать ветеринарным врачом. Вовлечение в повествовательную ткань произведений национальных мотивов позволяет увидеть особенности менталитета народа, которые способствуют постижению сложной концепции человека, и в которых воплотилась картина мира, вбирающая в себя одну из трагических страниц истории народа - депортацию.

Произведения калмыцких писателей 60-начала 80-х годов XX в. показали, что несмотря на господствовавшую концепцию человека-гражданина, который представал как идеал эпохи, способный подчинять свои чувства государственному долгу (при этом скрывая правду истории), процесс поворота общественной мысли начался гораздо раньше «разрешенного», и этот поворот не мог не найти своего отображения в литературе. Поиск духовных ценностей, не изменяющих своего значения в зависимости от политической конъюнктуры, не прекращался никогда, да и сегодня этот поиск не остановлен.

В главе второй Основные черты прозы о депортации конца 80-90-х годов XX века рассмотрены общие художественные признаки, которые позволяют сделать вывод о том, что калмыцкая проза о депортации в современной литературе представляет собой определенное литературное течение. В параграфе «2.1. Калмыки в отечественной литературе о Сибири» дан краткий обзор произведений, в которых прозвучала калмыцкая тема. Автором исследования также кратко отмечено своеобразие концепта «пространство» в отношении Сибири, так как на этой огромной территории, от Урала до Сахалина, от Алтая до Северного Ледовитого океана, были рассеяны на погибель ссыльные капмы-

ки. Сибирь как место отбывания наказания отражена в русской литературе с незапамятных времен, продолжает она оставаться им и в глазах современных художников (С. Дмитренко). В то же время в сибирском регионе сложилась своя литература, с мощными традициями. С людьми, ставшими прототипами героев этих писателей, предстояло жить долгие годы ссыльным народам. Помощь, участие в судьбе со стороны местных жителей помогли депортированным калмыкам вынести и пережить тяжелейшие испытания. В параграфе 2.2. «Основные черты прозы о депортации» автором отмечены два этапа в освоении темы депортации в калмыцкой липературе: периода гласности, характеризующейся эмоциональным восприятием прошлого, и 90-х годов, которому свойственен углубленный, аналитический подход. Калмыцкая проза о депортации, развиваясь в русле отечественной литературы, типологически созвучна литературам соседних регионов, литературам репрессированных народов. Однако достижения других литератур не являются поводом для того, чтобы считать тему депортации народов окончательно исследованной. Путь, которым прошла литература за эти годы в творческом постижении темы депортации, можно определить следующим образом - это воспроизведение обстоятельств, затем - исследование характеров и - исследование народных судеб. Творческие поиски определялись, прежде всего, динамикой развития двух концепций времени - концепции исторической правды и концепции человека. Основным ведущим мотивом произведений о депортации является тема памяти. Воспоминание - это не только структурно-повествовательный принцип, в нем заложена трагическая проблема времени. Новое обращение к мотиву памяти представлено как чувство трагического разрыва и восстановления «связи времен». Новый подход к проблеме памяти открыл новые художественные возможности, появилась раскрепощенность сюжета, раскованность повествования. Произведения о депортации предстают как одна цельная книга-трагедия. Влияние очерка на художественные произведения стало характерной особенностью времени, что не только усиливает публицистический эффект, но и становится средством жанрово-стилевого обновления прозы. Новаторство прозаиков заключалось в обогащении нашего знания о политических репрессиях, депортации. В современной прозе, в отличие от прозы советского времени, в концепции человека заян (судьба) не несет ту смысловую нагрузку, которая помогала избегать политической стороны проблемы депортации. Заян осмысливается, как посланное свыше предопределение, в современных произведениях заян, судьба человека предстает как аюл, как нечто стихийное, форс-мажорное, как бедствие. На это обратила внимание Р. А. Джамбино-ва. Это насилие обстоятельств, с которыми не может совладать герой. Заян -это компромиссы, к которым побуждает героев это «насилие»: изменить обстоятельства нельзя, значит надо смириться, приспосабливаться, забыть о мечтах и надеждах. В произведениях о депортации концепция человека, тема судьбы осмысливается в таких концептах, как «достоинство человека», «совесть», «честь», «пространство», «время», «дружба», «враг», «власть», «война» и т.д.

В современной прозе о депортации меняется стиль, тип мышления героя и самого художника. В стилевых процессах заметно усиление интереса к лично-

сти человека, замедленность повествования, связанная с желанием вглядеться в человека, влечение к развитой гуманистической проблематике. Они ощутимы и в структурном построении произведений, где встречаются ассоциативные связи, смещения, перебивка времени и т.д. (А. Джимбиев, Н.Бурулов, А. Балакаев). Необычно широкие по стилевому диапазону - от «репортажа» до внутреннего монолога - очерки, рассказы, повести, роман как бы сконцентрировали три основных потока современной прозы о депортации: стремление к документальности, глубокий психологический анализ, интерес к гуманистическому решению конфликта. Привлекает внимание общность сюжетов произведений, они как будто просты, прозрачны, но в них нет налета кафковской приговоренности. Сюжетообразующим фактором оказалась сила сопротивления человека ударам истории. Сходствособытий и ситуаций, с которыми сталкиваются герои произведений, заставляет глубже задуматься о природе наблюдаемых обстоятельств, с другой стороны - это свидетельство общих, типологических свойств развития прозы. Некоторые образы звучат символически, таким предстает образ «товарняка», тюрьма на колесах новейшего времени (И. Борисова). В «теплушках» разворачивается действие в повестях С. Байдыева, Т. Бембеева, Б. Сангаджие-вой, Н. Бурулова, А. Балакаева. Эшелон крушит надежды многих героев произведений (А. Балакаев, Т. Бембеев, С. Байдыев), кардинальным образом меняется традиционный концегтг «дорога». Судьба человека была предопределена судьбой народа. Печатью трагизма в произведениях отмечено и само отношение писателя к отраженной действительности. Возможно ли в условиях полных мук и страданий сохранять собственное достоинство? Все тирании, все тоталитарные государства огнем и мечом искореняли достоинство своих граждан, вся государственная машина была направлена на то, чтобы люди только радовались физическому существованию, протекающего без боли и издевательств, и ни на что не претендовали. В сталинские годы достоинство личности было подменено достоинством класса. Картины смерти калмыков - это факты жизни, речь идет о трагедии народа, название которой геноцид. Трагичен преждевременный уход из жизни. Но люди в нечеловеческих условиях сохраняют человеческое достоинство - одно из главных ценностей личности. Тема смерти осмыслена в судьбах персонажей второго и третьего плана. Особую роль в художественной концепции осмысления темы смерти имеет концепт «природа», «зима», которая участвует в создании трагической концепции человека. Человеку свойственно «трансценденция» за пределы самого себя - выход к соплеменникам, где он находит выручку, сочувствие, взаимопонимание. В плане общественном, историческом смысл жизни героев заключался в том, чтобы бьггь необходимым и служить Родине. Однако государство, которое выступило от имени Отечества, отвергло эти стремления, и именно в этом состояла историческая драма и трагедия народа. В совокупности созданная писателями концепция человека соединяет в себе ценности трансцендентные, общественные, культурные и личной жизни, что характерно для самой действительности. Герои произведений преодолевают трагическую ситуацию в биографическом плане, эпическая концепция жизни сохраняется благодаря буддийской основе мировоззрения героев.

Человека, народ избавили от тяжкого бремени выбора - им определили путь, по которому они должны пройти, испив чашу бедствий и терпения до конца. Национальный уклад жизни был разрушен, люди лишились своей культуры, языка, религиозных, учебных заведений, в которых могли бы приобщиться к национальной специфике жизни. Эти картины нашли отражение в повестях С. Байдыева, Т.Бембеева, А. Балакаева, Б. Сангаджиевой. Внутреннее достоинство, совестливость, высокая духовность выразились в сфере семьи, родственных отношений, в обыденной реальности. В думах о времени, смерти ярко раскрывается сущность народного отношения к вечному вопросу бытия. Согласно народному представлению существует такое понятие, как «цагин селгян» - постоянство перемен, смена времени, которая неизбежна.

Логика экстремальных обстоятельств выселения требовала показа действий, внутренний мир, естественно отодвигался на второй план. Со временем чрезвычайные обстоятельства превращаются в типические. Смена позиции наблюдения не ослабила энергию обличительного взгляда на проблему. Но зато социально-проблемный аспект изображения дополнился еще двумя: психологическим и культурологическим. Углубление психологического анализа ведет писателей к концентрации на более локальных картинах (Т. Бембеев, С. Бай-дыев), это отразилось на принципах воплощения сюжета. Кроме традиционно-I о хронологического построения сюжета, писатели обратились к концентрическому сюжету (Н. Бурулов, А. Балакаев). Система персонажей следует правде действительности, обращает внимание такая особенность: героями выступают деды и внуки, женщины, нет отцов. На первый взгляд, возникает бесхитростная метафора: нет мужского начала, однако это реалии жизни. Для спецпоселенцев труд выступает как условие физического выживания. В произведениях нового времени особо выписан такой персонаж, как спецкомендант - олицетворение силы государства, зачастую он представал персонификацией определенной общественной функции. Однако в произведениях А. Бадмаева, А. Балакаева, Т. Бембеева созданы психологически достоверные типы комендантов.

Многообразие жизненного содержания приобретает в оригинальную художественную действительность (художественный мир) произведения в жанрах панорамного романа, повести-хроники. «Бытоописательные» повести воссоздают обстановку той эпохи, картины быта и нравов. Мемуары и автобиографические произведения создают достоверную картину глазами очевидцев и участников событий.

В третьей главе «Концепция человека в прозе конца 80-90-х годов XX 9

века» рассмотрено изображение человека в произведениях разных жанров. Воплощение концепции героя в художественно-документальных произведениях М. Нармаева «Возрождение», Л. Инджиева «Лихолетье», в автобиографической повести Т. Бембеева «Дни, обращенные в ночи» и автобиографическом очерке Б. Сангаджиевой «Сиротское счастье мое» стало предметом анализа в параграфе 3 I «Своеобразие жанра и концепция героя в художественно-документальной прозе». В параграфе 3.2 » Своеобразие концепции личности в рассказе» автором рассмотрено своеобразие этой темы в расска-

зах Т. Бембеева «Сян комендант» («Хороший комендант»), «Некля» и «Буу-гар туугдсн хюрм» («Свадьба под конвоем»: Режим спецпоселения с его строгой и суровой регламентацией, особым порядком проживания, его разрушительное воздействие на психику, характер, моральное состояние человека, все то, от чего дрябнет воля, мертвеет сердце, гаснут высокие порывы, стирается индивидуальность - вот что запечатлено в этих рассказах. В произведениях о депортации исключительно большую роль играет тема или концепт любви, в любви раскрывается полностью личность героев, с этой темой связан основной драматический интерес рассказа «Свадьба под конвоем». Любовь - это последнее убежище, последняя надежда сохранить самого себя и все то светлое, что в человеке имеется. Но и это убежище оказывается непрочным, потому что режим располагает слишком большими возможностями раздавить лишенного гражданских прав спецпоселенца. Концепт «судьба» в художественном сознании писателя опирается на народные представления, он вбирает в себя концепт «дорога жизни», у которой есть начало и конец. Поэтому старая Болха, провожая в дорогу, целует коменданта Голода в одну щеку. Мать Эльвиры целует молодоженов в обе щеки, знаменуя, тем самым, конец долгого и трудного пути, счастливого возвращения. В хорошем деле дорога должна быть белой. В рассказах Т. Бембеева концепция человеческого достоинства выражена со свойственной ему предельной художественной выразительностью. С позиции художественного осмысления темы сила рассказов Т. Бембеева проявилась в том, что автор концепцией человека поставил проблему противостояния власти и личности, попранной им, всесилия государства и трагедии отдельной человеческой судьбы, утверждающей чувство собственного достоинства. Обстоятельства (государственная воля), олицетворяемые в лице коменданта, заставив человека совершить нечто даже помимо его воли, не в состоянии сломить его духовную силу. Депортация ломала человеческие судьбы, но она не вселила, что удивительно, ненависти к тем, кто был ответственен за этот кошмар. В основе такой позиции лежит не только коммунистическая идеология, но и народная традиция, основанная на жизненном опыте и религиозном сознании.

В параграфе 3.3. «Проблема человека в повестях о депортации» автор исследования рассмотрел решение проблемы человека в повестях А. Балакае-ва «Зерлг нохас» («Дикие собаки»), Н. Бурулова «Эцкин заян» («Заклинание отца» и «Урня тачал» («Вожделение сына»). В прозе о депортации концепт «достоинство человека» развернут в зреющих характерах детей. В повести Т Бембеева «Дни, обращенные в ночи» во время выселения какая-то часть спецпереселенцев была направлена к месту ссылки по южной железной дороге. В таком эшелоне оказались и жители села Зурмта. Едут они по Казахстану, впечатления от городов и населенных пунктов у мальчика, главного героя, связаны с базаром, куда спецпереселенцы отправляются покупать продукты, а когда закончились деньги, выменивают их на вещи. С теплотой вспоминает герой повести, как нестарая казашка дала ему пять долек дыни, когда он хотел выменять их на альчики (бабки-кости). Женщина не берет их, а мальчик все

же оставил свое богатство ей. В вагоне ему пришлось долго объясняться с аа-кой (матерью), которая спрашивала, как он добыл эти лакомства. Любопытство матери не случайно, она следует народным обычаям, запрещавшим воровство. Подобный концепт «достоинство» мы видим в повести А. Балакаева «Три рисунка». В переводе повести изменен мотив побега Бори от Ермотика: мальчик объясняет, что не хотел навредить своим присутствием Бадме. В оригинале Боря объясняет, что большие начальники - бессердечные люди. Он рассказал, как его за уши выставили из вокзала. На предположение, что он баловался, мальчик ответил, что его посчитали вором, и он с достоинством заявил, что не украл ни одной картофелины. Так развивается концепт «достоинство человека». Иное развитие данный концепт получит в повести С. Байдые-ва «Ночные сны - дневные заботы» (1991). Автор показал, как на месте поселения десятилетний Санджи дважды идет в баню и каждый раз выносит хлеб, полагавшийсяся на спецпереселенца. На запреты матери он отвечает, что хлеба хватит на всех, он видел, как раздатчики, приписывая количество помывшихся в бане, забирали хлеб. Когда Санджи сходил в баню в третий раз, мать в отчаянии грозит ему пальцем. На этом обрывается повествование - есть надежда на спасение и в то же время писатель показал, что не все можно решить традиционными нормами морали. Возникает философский вопрос: все ли дозволено во имя собственного спасения? Писатель заметил те плевела, которые начали пагубно воздействовать на нравственное состояние народа. Буддизм относил воровство к десяти черным грехам, калмыки избегали совершать подобные грехи. Читатель видит, как происходит закладка фундамента человеческого характера, которому предстоят тяжелейшие жизненные испытания. С. Байдыеп показал жизнь во всей ее наготе, в сложности человеческих характеров и поступков. При этом он вводит в содержание повести необычные для традиционной калмыцкой литературы образы. Герои в созданном писателем художественном мире отчетливо трагически противостоят заведенному порядку бытия, которому склонна подчиняться основная масса других обитателей. Подобное изображение героев - это право художника на раскрытие внутренних противоречий бытия, поиски истины.

Картина выселения народа в повести Л. Инджиева «Лихолетье» показана на судьбах разных людей: руководителей республики, интеллигенции, солдат-калмыков Красной Армии. Средства художественной выразительности, используемые писателем для обрисовки характеров, разнообразны. В повести возникает трагическая ситуация, связанная с калмыцкими актерами, встретившимися с калмыками-спецпереселенцами по дороге из командировки в Бурятию на одной из станций. Встречаясь с реальными обстоятельствами, герой не способен оказать на них воздействие, отсюда рождается чувство бессилия и непонимания, так как образ жизни и действия спецпереселенца оказывается регламентированным государственными актами. Ему остается одно: стараться остаться честным перед собой. В таком подходе слышны отголоски экзистенциалистских идей, которые исключают моральный долг перед обществом. Другой подход мы видим в повести С. Байдыева «Ночные сны - дневные заботы».

По древнему обычаю калмыков, все дела принято завершать до наступления сумерек. Словно символы дурного предзнаменования, переросшего в беду, предстали перед хозяином чабанской стоянки скотокрад и солдаты, явившиеся в неподходящее для добрых дел время. Необычные для калмыцкой литературы герои отчетливо трагически противостоят заведенному порядку бытия, которому склонна подчиняться основная масса других обитателей «товарняка». Главное в характерах и деяниях героев — человеческая сущность, достоинство личности, непреклонность перед обстоятельствами даже в трагических ситуациях. Они действуют по принципу: «Ни для кого, для самого себя». Так в повести преодолевается концепция бессилия человека перед лицом трагических обстоятельств, бесперспективности человеческой личности, индивидуальной судьбы. В результате создается историческая перспектива, а не физиологическая обреченность. В повести Б. Сангаджиевой судьба человека опирается на глубинные пласты народной жизни: нравы, обычаи, традиции, их миропонимание и мироощущение. Сама судьба человека осмысливается как заян-предопределение. Автор вводит много пословиц, поговорки, которые звучат, словно эпиграфы, помогают обозначить и раскрыть тему, углубить концепцию человека. Так вырастает основная концепция произведения: фронтальное сопротивление фатуму, судьбе. Судьбу человека автор раскрывает, обращаясь к концепту «сиротство». Автор показывает, что сиротство - это тяжкая доля. Нелегкой она была и у калмыков, соблюдая традиции рода, сироту не привечали. Дети без родителей считались у калмыков детьми без будущего. Отец героини построил три дома, при этом говорил, поскольку у него нет сына, который бы продолжил род и сохранил имя отца, то он оставляет эти дома, чтобы люди помнили того, кто их возвел. Вот как осмыслен концепт «дети» в повести С. Байдыева. В вагоне ехала молодая женщина с грудным ребенком, который заболел в дороге, было подозрение на инфекционное заболевание. Находится старушка, которая советует молодой матери выбросить ребенка. Баса Батырев предотвратил трагедию. Всем вагоном стали ухаживать за молодой матерью, заметно улучшилось ее состоянии, появилось молоко, ребенок поправился. От этой сцены веет трагизмом и верой в человека, который не сдается, не покоряется грубой силе. Г.Гачев говорил, что «человек в сложной ситуации XX века обращается к биологическому здоровью детства, чтобы найти в нем опору для социального, исторического оптимизма». Социальный антрополог Э.-Б. М. Гу-чинова в обзорной статье о сочинениях детей, посвященных теме депортации, пишет: «Неоднократно в сочинениях встречается сюжет о младенце... Обычно он восходит к библейским сюжетам. Однако, судя по конкретным деталям, данные истории имеют реальное происхождение В Большой книге депортации младенцы символизировали следующее поколение народа, а значит, его будущее, которое действительно рождалось в дороге. Поэтому в рассказанных историях дети чаще выживают, а те, что погибли, символически намечают масштаб демографических потерь».

В параграфе 3.4. «Человек и время в романе о депортации» концепция взаимосвязи человека и времени рассмотрена на романе А. Балакаева «Арвн

гурвн одр, арвн гурвн жил» («Тринадцать дней, тринадцать лет»). В художественную концепцию человека автор вводит фактор времени. Автору удалось обнажить, как время влияет на личность, как ломает оно судьбы, как формирует характеры. Жестокая и неумолимая сфера человеческого бытия в условиях войны, ссылки проявляет характер до конца, потому что уклониться некуда, потому что герои поставлены в беспрекословные условия жизни и смерти. Расширение тематики, включение картин войны позволило представить связь с историей и как благородный долг, бесконечно расширяющий человеческие возможности, как ответственность человека перед историей, перед будущим.

Автор остро ощутил катастрофическое преломление времени, отразив это как некий исторический перелом, колоссальный по своим масштабам и последствиям, затронувший все сферы человеческого бытия и духа. Воля руководителя страны создала такие условия, когда разрушились привычный жизненный уклад и традиционное сознание народа, обусловленные спецификой национального развития. В романе «Тринадцать дней, тринадцать лепт» концепция человека рассматривается в движении времени. Многочисленные факты, обилие событий, человеческих лиц живут не сами по себе, а создают сложную картину мира, живой портрет времени в его неожиданных гранях и проявлениях. Человек в изображении автора предстает не винтиком, не бессловесным существом, попавшим в жернова истории, а личностью, достойной уважения. Вопреки всем тяготам они сохраняют свою человеческую ценность, независимо от того, изображен ли герой с детальной обстоятельностью или с лаконичной немногословностью. Вся активность героев направлена на усилия, чтобы спасти эту последнюю, дорогую ценность, не сломиться. Здесь нельзя говорить о каком-либо участии в «делании истории» или организованном сопротивлении ее жестокости. Возможности, которыми располагает спецпереселенец, ничтожны, а машина, подминающая его под себя, - всесильна. Поэтому герои, многое понимая в уродстве окружающей действительности, относятся к ней как к некоей фатальности, не поддающейся изменению. Депортация, как и плен, выключила индивидуум из хода истории, а история - это время.

Исследование жанрового состава прозы о депортации приводит к выводу, что 1ема депортации наиболее часто возникает в повести, автобиографических жанрах.

В главе четвертой «.Позиция автора в повествовании» исследователь обращает внимание на роль авторской личности в повествовательных структурах. Жанровое своеобразие произведений определяется личностью повествователя (или - «образом автора»), т.е. позицией и характером лица, от имени которого ведется повествование. Исследователем выделено несколько повествовательных форм. Это панорамный роман, повести-хрони-ки, бытописатель-ские романы, повести, психологические повести-воспоми-нания, документальные и автобиографические повести и очерки. По стилевой доминанте произведения о депортации образут несколько групп. Первую можно было бы назвать информационно-публицистической. Здесь авторский голос направляет движение сюжета (М. Нармаев, Л. Инджиев, С. Байдыев, Н. Бурулов, Б. Сан-

гаджиева, Т. Бембеев). Вторую группу составляют произведения хроникально-психологического типа, поэтика которых связана с литературой периода 60-80-х годов прошлого века, а также произведения А. Балакаева. В этих произведениях можно отметить и общие свойства, такие, как наличие героя, близкого автору, сходную авторскую позицию в повествовании, сходную роль подтекста. Возникает определенная структура произведения, чрезвычайно точно локализованная исторически, формируемую как непосредственную реакцию на депортацию. Причина такого явления кроется не только в тематической близости, а в самом представлении о месте человека в обществе и, шире, в мире. Характерной особенностью произведений о депортации является стремление к замедленности повествования. Следуя последовательности событий, такое повествование выполняет двоякую функцию. Во-первых, предоставляется возможность вглядеться в героя, в его духовное состояние, остановить мгновение или запечатлеть его во всех подробностях. Во-вторых, передается не только атмосфера того времени, но и как бы физическое восприятие времени: ожидание конца пути, ожидание конца войны, возвращение родного человека с войны, ожидание перемен в судьбе народа и возвращение в родные места. Эти обшие свойства осмысляются по-разному и ведут к различным результатам. Своеобразно повествование в произведениях А. Балакаева, Т. Бембеева, где повествователь выступает как профессиональный писатель, который не рассказывает, а излагает, как, например Т. Бембеев, в форме дневника свои воспоминания о событиях, свидетелем и участником которых был. По-разному ведет себя повествователь в произведениях А. Балакаева 90-х годов в отношении героев. Автор доверяет им, дает возможность проявить только им присущие черты характера. В то же время он и не оставляет их полностью наедине с собой. Средства эстетической выразительности зависят от характера героя. Внешний облик соответствует нравственной сути персонажа. В роли повествователя, рассказчика в произведениях А. Балакаева выступают многие персонажи. Автор-повествова-тель становится активным действующим и воспринимающим лицом во многих произведениях калмыцких прозаиков (С. Байды-ев, Б. Сангаджиева, А. Балакаев). Такая форма авторского вмешательства определяется стремлением показать достоверность происходивших событий, встать рядом с персонажем. Приближение к изображенным персонажам сказалось в стиле авторского текста. Кроме того, такая позиция автора помогает осмыслить человеческую жизнь как явление эпохи. Увидеть в ней огромное общечеловеческое содержание и смысл. Избранная писателями форма повествования открыла широкие художественные возможности: повествователь свободно перемещается во времени и пространстве. Сюжетные ответвления порой уводят повествование от основной темы романа, однако образ автора, его комментарии позволяют создать довольно широкую панораму жизни народа. Своеобразны герои С. Байдыева, симпатии автора отданы людям необычным, живущим не в ладах с законом, но руководствующихся человеческими принципами, сострадающих униженным и оскорбленным.

Все повести и романы калмыцких прозаиков о депортации можно отнести к творчеству писателей традиционного рационалистического направления.

В Заключении подводятся итоги исследования.

Калмыцкая проза о ссылке народа в 60-70-е годы была далека от широкого осмысления проблем, лишена трагичности, ограничена идеологическими пределами. Но при всех ограничениях, неполноте знания о депортации она отразила некоторые моменты жизни ссыльных калмыков, освоила художественные уроки в этой сложной теме, подготовив дальнейшее ее развитие. Решение трагической концепции судьбы человека было связано не только с внутренними устремлениями развития эстетики конца 80-начала 90-х годов и тесно связанной с ней концепцией личности, но, прежде всего, с общественно-политической обстановкой времени. Ценность человеческой личности в таких произведениях решается как само собой разумеющееся, защищенное государством, законом. Однако с наибольшей остротой, следуя трагической правде истории, раскрыта и исследована проблема ценности человека в современной прозе о депортации. Поэтому не случайна творческая судьба произведений А. Балакаева, А. Бадмаева, А. Джимбиева, С. Байдыева, которые смогли полностью реализовать свои художественные замыслы лишь после крушения административно-командной системы. Новый взгляд на литературу потребовал обновленного инструментария литературоведческого анализа. Старый подход к анализу и интерпретации художественных произведений не всегда оказывался способным показать человека в его взаимосвязи с действительностью. Поэтому некоторые произведения советского периода ждали своего объективного анализа.

Новизна прозы о депортации заключается во взгляде писателей на ссылку как трагическое событие, в стремлении к изображению полной правды, к документальной летописности, во взгляде на людей периода ссылки, психологическому драматизму, показу сложности проявления личности в критических ситуациях. Тем не менее, для многих произведений о депортации характерна фиксация момента, в которой раскрывается сущность человека, а не показ его психологии, сознания. Наряду с произведениями, носящими ярко выраженный публицистический характер, в прозе о депортации утвердился и социально-психологический тип повествования. Судьба человека в период ссылки стала главным объектом художественного исследования не только в панорамных произведениях, охватывающих периоды времени, начиная с двадцатых годов прошлого века, но и в произведениях, ограниченных локальным пространством. Произведения о депортации нельзя сводить только или преимущественно к художественно-социальной хронике, повествованию о конкретном событии. В них предстает не «частная» драма отдельной семьи, личности, в них отражается трагическое столкновение двух воль: государственной и личной. Слепому подчинению воле государства, характерному для произведений 60-начала 80-х годов, в современной прозе противостоит сознание героя, автора, осознающего общегосударственную политику репрессий по отношению к собственному народу.

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

Монография

1. Манджиев Н. Ц. Калмыцкая проза о депортации (некоторые аспекты концепции человека). - Элиста, 2005. - 239 с.

Научные издания

1. Манджиев Н. Ц. Вера в человека. Своеобразие героя в произведениях о депортации А. Кукаева, Т. Бембеева и С. Байдыева. - Элиста, 2002. -24 с.

2. Манджиев Н.Ц. Помнит сердце (Человек и время в автобиографических произведениях о депортации). - Элиста, 2003. - 24 с.

3. Манджиев Н.Ц. Проза 60 - 70-х годов о депортации калмыцкого народа: новый взгляд. - Элиста, 2004. -58 с.

Научные статьи

1. Манджиев Н. Концепт «судьба» в калмыцкой повести о депортации. // Элиста, 2005. - Вестник Калмыцкого регионального отделения Российского философского общества. -№ 1 -С. 128 - 148

Литературно-критические статьи.

1. Манджиев Н. Течение жизни // Советская Калмыкия, 1987. - 2 июля

2. Манджиев Н. Живое слово писателя // Известия Калмыкии, 1994. -№137, 24 июля

3. Манджиев Н. Реки начинаются с истоков // Утро Калмыкии, 1999.. -№4,26 ноября

4. Манджиев Н. Он сказал своё слово // Эркетени. Земля и люди. / Из истории Черноземелья. - Элиста, 1997

%

«204 0 5

РНБ Русский фонд

2006-4 19488

МАНДЖИЕВ Николай Церенович

КАЛМЫЦКАЯ ПРОЗА О ДЕПОРТАЦИИ: КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

АВТОРЕФЕРАТ

Подписано в печать 24 10.2005 г Формат бумаги 60x84'Лб. Бумага ксероксная Гарнитура Тайме Усл. печ л. 1,0 Заказ №632 Тираж 100 экз.

Издательство МГТУ 385000, г. Майкоп, ул. Первомайская, 191

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Манджиев, Николай Церенович

Введение.

Глава 1. Изображение человека в прозе о депортации

60-х начала 80-х годов XX века: новый взгляд.

1.1 .Особенности прозы о депортации.

1.2. Проза «оттепельных» лет.

1.3. Проза конца 60-х начала 80-х годов XX века.

Глава 2. Основные черты прозы о депортации конца 80-90-х годов XX века.

2.1. Калмыки в отечественной литературе о Сибири.

2.2. Основные черты прозы о депортации.

Глава 3. Концепция человека в прозе конца 80-90-х годов XX в.

3.1. Своеобразие жанра и концепция героя в документально-художественной прозе.

3.2. Концепция личности в рассказе о депортации.

3.3 Проблема человека в повести о депортации.

3.4. Человек и время в романе о депортации.

Глава 4. Авторская позиция в повествовании.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Манджиев, Николай Церенович

Актуальность исследования. Проблема художественного исследования человека в современной калмыцкой литературе связана, прежде всего, с темой ссылки народа в 1943-1957 годы. Проза о депортации стала не просто темой, а состоянием общественной жизни, где на специфическом материале исследуются особенности национального сознания, характера. С.У Алиева отмечала, что тема геноцида, национальных репрессий разного рода уже давно разрабатывается в мировой литературе (1, 68). В. Г. Белинскому принадлежат слова: «общество находит в литературе свою действительную жизнь, возведенную в идеал, приведенную в сознание. Поэтому в моментах развития литературы, обыкновенно называемых литературными эпохами и периодами, отражаются моменты исторического развития народа» (9). Перед исследователями литературы стоит трудная и сложная задача - раскрыть правду о депортации, ее истоках и причинах, рассказать о величии народного духа.

О сложности возникновения и развития национальной литературы в науке о литературе написано немало (5;28;60;62;63;88;92;94;95). На развитие литературного процесса оказывают влияние, как русская литература, так и многонациональная литература соседних регионов, в частности, народов Поволжья и Северного Кавказа. Творческое содружество таких выдающихся имен, как М. Дудин, Р. Гамзатов, М. Карим, К. Кулиев, Ф. Алиева, А. Кешоков, Д. Кугультинов, Б. Окуджава и другие оказывало и продолжает оказывать глубокое воздействие на национальные литературы. Воздействие художественных открытий того или иного народа бессознательно, но довольно активно участвуют в формировании нашего сознания, нашей психологии, и мы порою даже думаем строчками из Шекспира или Гете, замечает Н.П. Утехин (88). Литература всегда существовала не иначе как в тех или иных национальных формах, и, прежде всего, потому, что национален язык - главное средство писателя. Однако в конце 80-х годов XX века в национальных литературах сложилась тревожная тенденция. Адыгейский поэт Н. Куек так писал о состоянии своей литературы: «В наше сознание через русский язык вторгаются достижения культур десятков и сотен народов. Возникает опасность присвоения, а не усвоения бесценных сокровищ. Мучительные гримасы родного Слова, берущего на себя непосильный груз, пугают читателей и вооружают критиков знанием внешних примет нашей беды. Поэты постарше смакуют эти приметы с удовольствием. У нас нет еще убедительной литературной школы, нет и сложившейся практики. Ни одна повесть или роман, ни одно стихотворение не исследованы по собственным законам родного языка и культуры, исходя из внутренних законов народа. Исследователи вооружены схемами, которые «подходят» к любому художнику. Книги еще нет, а для нее уже готовы и жанр, и стиль, и язык, и идея, и образы, положительные и отрицательные. Забывается изначальное: художник сам вырабатывает те формы, в которых существует его произведение» (53). Тем не менее, время показало, что возможно и необходимо рассматривать литературу определенного этноса как национально-своеобразную, но в то же время как составную часть региональных культур (или межлитературных общностей, в ее разнообразных связях и типологических схождениях с литературами других народов) (2;8).

В современной калмыцкой литературе художественные поиски, связанные с процессами осознания человека, развиваются сложными путями. Одновременно с правдивым раскрытием трагических обстоятельств войны и показом героизма советского человека в прозе углубляется, приобретает более мощное звучание тема депортации. В литературе утверждаются гуманистические воззрения относительно ценности и бесконечной неповторимости каждой отдельной личности. Литература должна ответить на животрепещущий вопрос, касающийся судьбы репрессированных народов: в чем ценность человека, благодаря каким качествам человек сохранил свое достоинство, не повторится ли в будущем трагическая история, поправшая права и свободы человека, целых народов?

Наступило время осмыслить путь, пройденный литературой, восстановить изъятые «страницы» в истории литературы и самой истории. Лучшие произведения калмыцкой прозы о депортации и ссылке народа представляют собой некое литературное течение. В литературоведении нет единства в употреблении понятия «литературное течение». Нам ближе та позиция, которая полагает, что определяющим для литературного течения является не эстетическая общность, а определенное единство выраженных в нем «объективных отношений и обстоятельств национально-общественной жизни», поэтому литературное течение может объединять писателей, весьма различных по своим художественным устремлениям (91). В текущем литературном процессе проза о депортации интересна как целостность, органичность ее развития как литературного течения и как целое литературное направление в более широком значении.

Лад темой депортации в калмыцкой литературе, которая является самопознанием народа, одновременно работают писатели разных поколений. Человек, прошедший войну, испытавший на себе выселение, родившиеся в ссылке, по-разному, в зависимости от своего опыта, воспринимают одни и те же события. В произведениях калмыцких писателей духовная общность очевидна. И тем не менее, для литературной науки важно выяснение, как тот или иной писатель выразил мироощущение своего поколения. В обилии произведений на общую тему настала пора, с одной стороны, определить общие принципы, силовые линии, по которым объединяются, стягиваются типологически родственные произведения, с другой стороны, - выявить индивидуальные особенности мастерства писателей. Действительно, нельзя ко всем явлениям многообразного, неровного (и потому - живого) в художественном и смысловом отношении литературного процесса относиться равнозначно. Однако единство темы, судьба авторов более всего располагает к исследованию данного литературного ряда посредством системного изучения.

Литература о депортации - не просто объект, а проблема исторического пути, политического развития общества, ее боль, ее муки совести, одна из возможных путей в будущее, которая определит духовное, историческое, нравственное, политическое здоровье народа. Проза о депортации - одна из концептуальных линий развития самой литературы.

Степень изученности проблемы. Первые произведения, посвященные теме политических репрессий, появились в советской литературе после 20-го съезда КПСС, в период «оттепели». Перелом конца 50 - 60-х годов вызвал во всех литературах национальный подъем. Ч. Айтматов и Р. Гамзатов, В. Быков и И. Друцэ, Ф. Абрамов и О. Гончар, Ю. Марцинкявичюс и Г. Матевосян, В. Астафьев и К. Кулиев, Д. Кугультинов и А. Кешоков открыли новые горизонты национального мировоззрения, раскрыли деформации в национальном самосознании. Хрущевский период нашей общественной истории ознаменован прерванным на полпути порывом к демократии, к отказу от преступлений и догм сталинщины (57). Литературный процесс периода «оттепели» был лишен естественного развития. Государство строго регламентировало не только проблемы, которых можно было касаться художникам, но и формы их воплощения. Но период «оттепели» явно носил просветительский характер, был ориентирован на возрождение гуманистических тенденций в искусстве, и в этом его основное значение и заслуга (18). В отношении этого отрезка времени есть и такое мнение, которое прозвучало в посттоталитарную эпоху: «Трудно называть «оттепелью» период, в который стали возможны травля Б. Пастернака, «встречи» Н. Хрущева с творческой интеллигенцией, борьба с буржуазным влиянием в литературе и искусстве, и прочее», и что «смена политических ориентиров, называемая «оттепелью», на недолгий период изменила соотношение в вертикали власти» (26). Нам остается заметить, что именно это недолгое соотношение в вертикали власти и было названо «оттепелью».

Оттепель» успела все же оказать свое воздействие на общественное сознание, хотя был поднят краешек темы, а тему депортации народов не удалось даже открыть.

Произведения о сталинских репрессиях в полный голос зазвучали в годы крушения административно-командной системы. В этот период увидели свет книги, в которых в какой-то степени звучала тема депортации народов бывшего Советского Союза («Архипелаг ГУЛаг» А. Солженицына, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Погружение во тьму» О. Волкова, «По праву памяти» А. Твардовского, «Техник-интендант» С. Липкина). Роман В. Гроссмана, по справедливому замечанию О. Коробейниковой и А. Бурыкина, написанный в сложное время, представлял редкую попытку вынести на обсуждение на страницах художественного произведения вопросы межнациональных отношений. Они приобрели актуальность в военные годы и стали проявляться еще более остро в годы борьбы с «космополитизмом», когда любое проявление собственной национальной культуры давало повод для обвинений в национализме: Для писателя больным был вопрос об официальном и неофициальном недружественном отношении к евреям. Однако автор романа проблему национальных отношений в описываемый им в романе период видел в более объемном виде. В произведении отчетливо прослеживается внимание и неподдельный интерес к представителям разных народов и разных культур. И, наверное, именно поэтому на его страницах появляется калмыцкая тема (55). Наиболее полно тема депортации народов заявлена в повестях А. Приставкина «Ночевала тучка золотая», посвященной депортации чеченского народа, С. Липкина «Декада», в которой повествуется о депортации одного из народов Северного Кавказа, условно названного гушанами (57). А. Немзер так отзывался о повести С. Липкина: «Но свет и красота всегда уместны. Поэтому так радуюсь я изданию «Декады» С. Липкина, замечательного поэта, сумевшего вложить в свою густую прозу удивительное чувство любви - любви к народам Кавказа и Средней Азии, старым мифам и новым стихам, горам и долинам, мечетям и хижинам, - и главное, к людям, часто грешным и суетным, порой - низким, но все равно -людям» (68,21). В литературе депортированных народов тема выселения стала обычным явлением. Известно, что каждое подлинно национальное художественное открытие незаменимо и не может быть снято художественным открытием другой литературы, ибо оно выражает те или иные неповторимые черты характера, мышления, всего духовного склада своего народа.

Произведения о депортации народов не стали предметом внимания литературной науки. В учебной литературе выделены произведения, посвященные «лагерной» теме в возвращенной и задержанной литературе. Однако в последнее время появляются литературоведческие работы, посвященные идеологическому содержанию периода и понятиям «оттепель» и «культ личности» (30,6-82;70).

В исследовании проблемы депортации народов, в том числе калмыцкого, историческая наука и публицистика опережают литературную науку. Современные произведения калмыцких писателей о депортации народа не получили должного освещения в критике, рецензии на эту тему были единичны (44). Между тем известно, что художественное произведение становится фактом литературного процесса, когда оно опубликовано и делается достоянием читателей и критики. Изучать литературный процесс немыслимо без обращения к литературной критике.

Все же тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе затрагивалась в научных статьях литературоведов. К таким публикациям следует отнести статьи Р. Джамбиновой (39; 40; 41), JI. Менкеновой (65), В. Пюрвеева (73). Как научная проблема тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе была поставлена и освещалась в исследованиях P.A. Джамбиновой «Роман и автор. Новые грани художественности (19601990-е гг.) (1996), «Писатель и время» (1996). Р. Джамбинова отметила, что на сегодня тема ссылки калмыцкого народа довольно широко отображена в литературе, фольклоре, искусстве и культуре. Литературовед считает, что был необходим обобщенный взгляд на проблему (42). В книге основное внимание привлекают две проблемы - ссылка как трагедия народа, ее отражение в разных жанрах литературы, а также некоторые аспекты литературного зарубежья. По ее мнению, они отражают новые направления, определившиеся в литературе в конце восьмидесятых и начале девяностых годов. Исследованию этой темы посвящены работы Н. Манджиева (63;64; 65;66). Авторы названных работ убеждены в необходимости дальнейшей разработки проблемы депортации в литературе. В. Пюрвеев считает, что трагедия «калмыцкого народа нуждается и в оценке, и в осмыслении, и в выводах с высоты нынешнего менталитета», ибо «познание, не затронувшее наших чувств, не может породить никакой иной правды, кроме вредной» (74,103).

К одной из центральных проблем литературного исследования относится концепция человека в калмыцкой прозе. В прозе о депортации последних десятилетий XX века создан новый образ героя, формируется новая концепция человека, которые требуют своего осмысления литературной наукой и критикой. Движение калмыцкой литературы оказалось неотделимо от процесса этико-философского и художественно-эстетического осознания человека. Это, естественно, сказалось на обогащении концепции художественного произведения.

Понятия «концепция», «художественная концепция», «авторская концепция», «писательская концепция» довольно часто употребляются в литературоведении и критике (20;70) «Концепция человека - это центр, откуда исходит и куда сходятся все составные элементы произведения», -справедливо говорил Д. Марков (24,4). В.Г. Одиноков отмечал, что идейно-художественная концепция личности входит в высший уровень структуры произведения (71,10). Художественное произведение может быть осознано как воплотившаяся концепция мира и человека в их единстве (55,51). В последнее время в литературных исследованиях все чаще употребляют термин «концепт». Он используется там, где литературоведческое исследование смещается в область культуры и языка (4;48;49;54). В. Зусман, задумываясь о значении данного понятия в литературоведении, пишет: «зачем вводить концепт как дополнительный термин в ряд других, и без того не всегда четко отграниченных, литературоведческих определений?», - и считает, что концепт оказывается инструментом, позволяющим рассмотреть в единстве художественный мир произведения и национальный мир (48,29). В то же время современная наука о литературе ставит проблему исследования человека в традиционном аспекте (3;13;14;35;36;70;83).

Сегодня проблема человека, его прав, свобод и судеб оказалась в центре внимания политики, права, искусства и науки. Построение социального, правового государства требует особого отношения к человеку. Конституция Российской Федерации провозглашает высшей ценностью права и свободы человека. Обязанностью государства являются признание, соблюдение, защита прав и свобод человека и гражданина. Для народа и страны, в которой он живет, такая трактовка личности человека должна быть выдающимся явлением, дело - за ее претворением в жизнь. Непрерывная цепь политических репрессий в стране лишила личность уважения, растоптала его достоинство. Только в государстве, где попираются права и свободы его граждан, могут быть приняты законы о реабилитации жертв политических репрессий и о реабилитации репрессированных народов.

Проблема человека в различных отраслях науки, политико-правовой системе опирается на философскую концепцию. Существуют различные философские концепции (теологические, философская антропология, экзистенциализм, марксизм и др.), образующие сложный конгломерат идей (89). Несмотря на то, что идеологический, политический плюрализм позволил осуществить признание идеалистического, религиозного понимания сущности человека, в политико-правовой системе нашего государства лежит материалистический подход к природе человека.

В правовой системе человек рассматривается как гражданин, но он имеет естественные, природные неотчуждаемые права. Гражданин в обществе появляется тогда, когда возникает государство и приобретает новые права и обязанности. А может (если государство тоталитарное) лишиться и своих прирожденных прав. Нравственным источником прав является этическое представление о высшей ценности и справедливой нравственной оценке, т. е. достоинстве и чести человеческой личности. Особое понятие в гражданских правах и свободах занимает достоинство личности. Термин «личность» в данном случае означает то же, что и «человек» («человеческое достоинство») (34). В этике понятие человеческого достоинства говорит нам об особой ценности человека. Е.В. Золотухина-Аболина утверждает: «Чувство собственного достоинства - это переживание собственной ценности и утверждение ее, возможно, вопреки обстоятельствам», умение стойко и мужественно встречать выпадающие на долю человека испытания (51,335). В идеале обладание достоинством, считает она, «включает в себя четыре понимания: это и чувство безусловной собственной ценности, и обладание позитивных нравственных качеств, и умение подняться над желаниями и обстоятельствами, и уважение общества, связанное с умением заслужить хорошую репутацию и поддержать свою честь. Исходным и фундаментальным моментом является, конечно, первое качество - ощущение себя личностью, субъектом размышления, воли и выбора» (51,336).

Важнейший аспект содержания достоинства, утверждают философы, - в сознании отсутствия принуждения, т.е. сознании свободы. В философской и юридической литературе в понятии достоинства, как правило, выделяется объективный момент (признание достоинства личности) и субъективный момент, т.е. чувство и осознание своей нравственной ценности. Иногда достоинство личности отождествляется с нравственным поведением, достойным образом жизни (37,8-9). Ж. Нива писал: «Никакая высшая цель -государственная, религиозная и или любая другая — не должна отменять права на признание достоинства человека. Тоталитаризм XX века перечеркнул достоинство во имя конечной цели, которой могла быть чистота расы или социальная утопия. Принудительный труд уничтожил это достоинство, погрузил людей не только в страдания, но и в унизительное ощущение бесправия. Одинокий борец против тоталитарной махины обновил концепцию прав человека. Он не только подтвердил ту правоту Антигоны, что лишь человек может быть правым в противоборстве с законом, то есть с большинством, но доказал также, что бывают такие моменты, когда этот маленький Давид может поставить в тупик Голиафа - государство, слуг государства» (75,474-475).

Проблема человеческого достоинства связана с вопросом о соотношении понятий «человек» и «личность». Проблема личности - одна из центральных в общественных науках, причем в каждой из них имеется свой специфический аспект изучения. В философии личность принято определять как индивидуальное бытие общественных отношений (75,115). В философии и социологии существуют два подхода к определению этого понятия. Согласно одной точке зрения, всякий человек — есть личность (89,183), а другой - не всякий человек является личностью, хотя всякая личность -человек, в частности, дети или душевнобольные не являются личностями (87,41). Личность - свойство человека, причем оно нередко рассматривалось в качестве так называемого нормативного понятия, т.е. как некая ценность, недостижимый идеал, образец, который мы стремимся реализовать. В. Мухина отмечает как продуктивную идею Ж.-Ж. Руссо о двоекратном рождении личности. На уровне первого рождения личности находится каждый. На уровне второго рождения однозначный ответ невозможен. Личность в человеке проявляется не во всякое время его жизни, так, например, человек не проявляет себя как личность не только тогда, когда он тяжело болен, в бреду и без сознания (это - несчастное, страдающее создание), но и когда он действует по сложившемуся бытовому стереотипу — неизвестно - что за этим стоит. Кроме термина «безличность», введенного Достоевским, она различает два вида социальной активности личности -позитивную и негативную. По В. Мухиной, человек тогда личность, когда занимает позитивную активную социальную позицию. Отдельно взятый индивид не может подняться сам по себе, вне общения с другими, до уровня личности (75,117-118).

Анализ конституционного права показывает, что понятие «личность» применяется в самом широком смысле как синоним понятия «человек». Не может быть отождествлено с конституционным понятием прав человека и гражданина социологическое понятие «личность» («личность» - образец, недостижимый идеал»), ибо в таком случае оно противоречит принципу равенства граждан перед законом. Некоторые представители юридической науки относят к личности всех субъектов прав. Прогрессивные педагоги всегда рассматривали ребенка как личность. Известный педагог A.C. Макаренко высказывал мысль, что личностью является каждый человек: «Если личность проектируется только в некоторых людях по какому-либо специальному выбору, то нет проблемы личности» (61,328). Данные определения имеют большое значение для предмета исследования работы.

Проблема человека относится к числу вечных проблем и художественного познания. Эстетические отношения человека к миру и к другим людям представляют неотъемлемое звено в концепции человека, утверждающей человеческое в человеке (82,9). Познание человека в искусстве есть одновременно и познание тех условий, в которых он живет и развивается. Как известно, советская наука считала, что в основе отношений человека и общества лежит идея детерминизма. Однако концепция человека не исчерпывается конкретно-историческими детерминациями. И.Ф. Смольянинов отмечает, что, выступая субъектом отношений, деятельности и познания, человек существует как тотальность человеческого проявления жизни, как целый «мир человека», поэтому он «более бесконечен, чем гражданин государства, и (.) человеческая жизнь более бесконечна, чем политическая жизнь» (81,40). В литературе героями выступают различные по своему социальному статусу, физическому состоянию, возрасту, национальности люди. В.Г. Белинский писал: «Личности бесчисленны и разнообразны, как стороны духа человеческого» (9,377). Гегель писал: «Человек, - обладает . значением, потому что он человек, а не потому что он иудей, католик, протестант, немец, итальянец и т.д. и т.д.» (32,85).

В разное историческое время, в зависимости от тех или иных запросов, на первый план выступают разные функции искусства: познавательная, воспитательная, развлекательная, эстетическая, компенсаторная и т.д. В калмыцкой литературе конца восьмидесятых-девяностых годов XX в. в прозе о депортации доминировала более всего познавательная функция. Круг вопросов, возникающих при чтении литературы о депортации довольно широк, и нередко эти вопросы выходят за пределы «чистой» литературы. По мере появления новых книг, расширения информации из смежных областей знания этот круг будет расширяться.

Концепция человека в искусстве, в частности, в художественной литературе, многоаспектна, и может быть осмыслена во многих проблемах. В литературной науке советского периода концепция человека осмысливалась в таких аспектах, как личность и народ; личность и общество; личность и история; нравственный аспект личности; гуманистическая концепция личности и т.д. (8;46;93) Литература, прежде всего, имеет дело с личностью как человеческой индивидуальностью и как с членом общества. И судьба человека в художественном произведении всегда предстает во взаимоотношениях личности и общества, шире - действительности. Решающим фактором при рассмотрении авторских концепций действительности продолжает оставаться мера личностного, самобытного осмысления мира и человека в художественных произведениях.

Ю. Борев (12,381-382), подытоживая состояние эстетики в конце восьмидесятых годов XX века, писал, что «инвариант художественной концепции социалистического реализма на первом этапе его развития — человек в «железном потоке» истории каплей льется с массами; иначе говоря, смысл жизни личности усматривался в приобщении к творению истории». Этот период характеризовался эстетической полифонией, плюрализмом и множественностью методов, возникала новая художественная концепция личности и мира. Концепция А. Платонова, сказавшего «без меня человек неполный» осталась невостребованной. На втором этапе (1932-1956) эстетический плюрализм пресекался, углублялась идея активной личности, но эта личность не всегда имела ориентацию на подлинно гуманистические ценности. Мы добавим, что сталинский период представил новую проблему: народ, гонимый по политическим и национальным мотивам. Человек в этом процессе представал лишенным природных и неотчуждаемых прав и свобод, был подавлен как личность и гражданин. Однако об этом нельзя было сказать. На третьем этапе (после 1956 г.) особые надежды исследователь в художественном постижении человека возлагал на гуманистические ценности человечества.

Авторы монографии «Концепция человека в эстетике социалистического реализма» (52,3) считали, что исследователи, каких бы теоретических аспектов ни касались - метода, стиля, жанра и т.п., всегда будут тесно соприкасаться с идейно-эстетической проблемой человека, с принципами его изображения в литературном произведении. Изображению человека в художественном произведении принимает участие вся поэтика.

Литературоведы и критики более всего рассматривали личность как нормативное явление, эстетический идеал, понятие личности связывалось с такими определениями как положительный герой, героическая личность и т.д. Проводились дискуссии об «идеальном» герое, о литературном герое, «простом человеке», положительном герое, «срединном герое», о деловом человеке и т.д. в советской литературе (22;23;25;58) Концепция человека рассматривалась и в плане художественного исследования психологии советского человека, мастерства психологического анализа писателя. В этом отношении значительный интерес представляет сборник «Проблемы психологизма в советской литературе» (72), подготовленный Сектором советской литературы ИР ЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР. Своеобразным дополнением к этой книге является другой коллективный труд сотрудников

Института мировой литературы им. А. М. Горького «Советская литература т мировой литературный процесс. Изображение человека» (82). Исследователи; сосредоточили внимание в плоскости изучения художественных принципов изображения человека, например, Г. А. Белая, С.Н. Павлова рассматривают диалектику сознательного и бессознательного в концепциях человека на опыте советской и немецкой литературы (80,106-165). В.В. Тимофеева, рассматривая национальный аспект историко-литературного развития, выделяет в качестве единицы анализа национальный характер, в устойчивой основе различных появлений которого ищет ключ к пониманию глубинных особенностей национальной психики (86). В современной литературной науке и критике концепция человека осмысливается в концептах жизнь, судьба, смерть, душа, честь, достоинство, совесть, пространство, время, природа, красота, труд и т.д. (11;47;73), образующих оригинальную концептосферу. С. Дмитренко справедливо считает, что «человек (персонаж), действующий в литературном пространственно-временном континууме, также должен быть описан на основании его социальной определенности», человека в русской литературе предстоит рассмотреть, поставив его в естественные культурно-исторические, а не умозрительные социологизированные координаты (45,100-101). Эта же задача стоит и перед калмыцкой наукой о литературе.

Несмотря на то, что в калмыцкой литературной науке, которая развивается как часть общероссийской системы, еще не выработаны в условиях нового времени единые устоявшиеся литературоведческие принципы и понятия, мы применяем традиционные достижения литературной науки. О современном состоянии литературоведения говорят многие специалисты. Например, С. Дмитренко отмечает, что в последние годы, в посткоммунистической России, восстанавливается система естественных представлений, и в частности традиционное толкование исторических понятий и терминов литературоведения. Справедливо его утверждение, что, хотя остаются еще рудименты конъюктурно-политических теорий, «сегодня развитие перспективных подходов к интерпретации произведения как целостного этико-эстетического создания не может быть дистанцировано от прежнего наследия, которое следует воспринимать лишь в качестве материала к построению качественно иной, чем сложившаяся, история развития литературных форм». В связи с этим он подчеркивает, что существующие в словаре литературоведения терминологические понятия не нуждаются в замене; требуется лишь придать им целенаправленность, определяемую именно спецификой словесного творчества, а не чем-то иным. (45,87-88).

В задачи работы не входит исследование теоретических проблем литературоведения, однако автор считает необходимым обозначить используемые им понятия. В работе используются понятия «образ», «персонаж», «герой», «действующее лицо», «характер», которые приложимы в художественном произведении к изображению человека. Автор придерживается того мнения, что эти понятия различаются в составе художественного единства - образа человека в литературе (38). Категория художественного образа трактуется в работе обобщенно: под образом понимается художественная целостность, будь то метафора или художественное произведение (28,4). Концепция человека составляет основу, движущее начало искусства, внутреннюю сущность художественного образа. В широком смысле образами являются все наши восприятия и представления о мире, сохранившиеся в нашем воображении и так или иначе воплощенные предметно (81,147).

Специфика художественной образности обусловлена спецификой художественного содержания (93,72). В современном отечественном литературоведении к собственно содержательной грани литературного произведения относят авторскую субъективность, авторские интенции (намерения) (91). Художественная идея, концепция автора — это обобщение мыслей и чувств писателя, выраженное в образной форме (79,155). Следовательно, постижение авторской интенции предполагает ответы на вопросы: что изображено (какова тема произведения), как относится к этому сам автор, как можно сформулировать его главную мысль на языке логических понятий.

Литература - один из ведущих видов искусства, которая создает синтетическую концепцию человека. Концепция человека, сложившаяся в сознании писателя в законченной или не совсем законченной форме, находит художественное воплощение в литературном характере (84). И. Н. Крамской считал, что для художников более всего важны «характер, личность, ставшая в силу необходимости в положение, при котором все стороны внутренне наиболее всплывают наружу» (81,117). Но нередко понятие литературного характера как явления искусства, как «образного исследования», смешивается с характером как предметом исследования, явлением самой действительности, отмечает С.Г. Бочаров (15,313). Художественный вымысел, выступающий как главная познающая сила искусства, участвует в создании и характера, и персонажа (в их единстве), «выводя» литературный образ человека «из личности исторической» (прообраза, «развитого данной эпохой типа человеческой личности»). Понятие «художественный характер» включает и черты «исторического человека» изображаемой эпохи, и особенности авторской манеры раскрытия образа (21). И еще одно свойство художественного характера отмечается исследователем: вымышленное лицо, художественный характер выступает одновременно и как результат художественного познания, и как его инструмент; «усваивая» литературных героев, читатель одновременно усваивает и авторский взгляд на мир и человека. Такова диалектика художественного характера ~ (21,12). Художественно сотворенная индивидуальность представляет собой, с одной стороны, основную единицу художественного содержания, например, характер героя эпического произведения, а с другой стороны, основную единицу художественной формы — образ того же героя. Поэтому, когда литературовед исследует содержание эпического произведения, он раскрывает характеры героев, заключенное в них художественно типизированное и творчески освоенное существенное содержание жизни.

Когда же он исследует форму эпического произведения, он анализирует, прежде всего, образы героев, то есть те конкретно-чувственные средства, которые воплощают, делают непосредственно воспринимаемыми характеры героев (19). Под понятием «литературный характер» имеется в виду именно «образное исследование» как эстетическое выражение содержания (21,13). Характеры оцениваются читателями этически, а персонажи - эстетически (77,201). «Персонажи художественного произведения - не просто двойники живых людей, - отмечал Б. Брехт, - а образы, очерченные в соответствии с идейным замыслом автора» (16,213). В персонажах писатель воплощает свое понимание человеческих характеров (77,201). Бывает и так, что писательская идея не реализована в художественно завершенном характере, а произведение живет, вызывает споры, будоражит общественную мысль (29,5). Определение «герой» является не удачным в применении к персонажам, которым присущи по преимуществу отрицательные черты. А выражение «действующее лицо» не выглядит убедительным в применении к персонажам, которые проявляют себя в большей мере не в поступках и свершениях, а в эмоциональном восприятии окружающего и размышлениях по поводу увиденного (90). Понятия «образ» и «герой» употребляются в смысле образа-характера, героя-характера (84,68). При этом в работе учитывается специфика понятия этих терминов, не тождественных понятиям «образы-типы» или «характеры-типы».

Попытки разграничить понятия «национальный характер» и «народный характер» предпринимались литературоведами и критиками в советский период неоднократно (5;47) Наиболее была распространена точка зрения, согласно которой народной является та линия развития национального характера, с которой связано все наиболее прогрессивное, революционное, демократическое (21,162). Подобное определение, вряд ли может устроить теперь исследователей литературы. Но чрезмерная категоричность такого утверждения встречала возражение со стороны литературоведов и ранее (88, 242). В понятие «народный характер» обычно вкладывали особый оценочный смысл - практически всегда оно употреблялось применительно к такому определению как положительный герой литературы. В связи с признанием идеологического, политического многообразия, разнообразия форм собственности в Российской Федерации понятия «народный характер», «положительный герой литературы» и другие подобного ряда определения утратили свое значение. В связи с отменой записи о национальной принадлежности в паспорте остался неясным вопрос о национальном характере. Хотя понятие «многонациональный народ» продолжает иметь конституционное основание. Однако художественное творчество живет по своим законам. В. Распутин в свое время считал, что необходимо «разделить понятия», говоря о народе: «Есть народ как объективная реально существующая в каждом поколении физическая, нравственная и духовная основа нации, корневая ее система, сохранившая и сохраняющая ее здоровье и разум, продолжающая и развивающая ее лучшие традиции, питающая ее соками своей истории и генезиса. И есть народ «в широком смысле слова, все население определенной страны», как читаем мы в энциклопедии. Первое понятие входит во второе, существует в нем, но это не одно и то же» (76,30). Второе значение понятия «народ» по конституционным нормам все-таки не совпадает с определением народа, данным в энциклопедии. Так как именно духовная самостоятельность индивидов превращает «население» в «народ». В нашей работе понятия «национальный характер» и «народный характер» являются понятиями тождественными. Кроме того, мы учитываем то положение, что литературное понятие «национальный характер» не тождественно понятию социально-психологическому (88,118). Л. Арутюнян отмечал: «Персонаж, герой есть, прежде всего, индивидуализированная личность, которая именно в этом своем качестве соотносима с общим представлением о национальном характере, причем соотнесение, как правило, происходит в плоскости жизненной, а не художественной. Понятие «национальный характер», если под ним понимать «персонажность», не есть, строго говоря, эстетическая категория. Понятие «национальный характер». претендует на некую обязательность и всеобщую полноту в создании образа, в то время как в новейшей литературе он есть индивидуализированная конкретность. Поэтому правильно говорить о национальных чертах характера героя» (6,151). Любой литературный персонаж не представляет национальный характер в целом. Более того, писатель может и вообще не раскрыть национальные особенности психики своего героя, сосредоточив все свое внимание на социальных, классовых, сословных чертах его. Однако в каждом большом художнике как представителе национальной литературы всегда живет, всегда обострено чувство национального самосознания (2;6). Поэтому чаще всего он корректирует психологию своего героя именно в системе координат национальной психологии. «Национальная общность -это не однодневное образование, она формируется веками, и так же в века уходят корни многих присущих современным ее представителям свойств их психического склада», - справедливо считал Н. Утехин (88,421).

Другим важным обстоятельством в литературе являлось то, как решается проблема «характер и обстоятельства» в произведениях о депортации. Жизненные условия здесь заданы раз и, казалось бы, навсегда, они жестко детерминированы. Человек словно помещен в экспериментальную среду обитания. Тема депортации в прозе 60-начала 80-х годов XX века затрагивалась исподволь, и содержание произведений воспринималось читателями и рассматривалось критиками в русле существовавшей «деревенской» литературы, или «производственной прозы». Однако, включаясь в исследование характерного для данных произведений типа конфликта (17) калмыцкие прозаики не затрагивали общественно-политические проблемы. Положение спецпереселенцев лишало возможности обсуждать общественно значимые вопросы, участвовать в принятии публичных решений по социальным проблемам. Проблема народного характера художественно осмысляется, главным образом, в таком ее аспекте, как вопрос о личной ответственности. В нем отразился процесс поиска факторов, которые предопределяют отличия «народа» от «населения».

Все указанные художественно-эстетические категории, принципы и приемы находят свое завершение в языковой структуре произведения. Организующим элементом художественного языка произведений выступает повествователь. Об особом значении повествователя говорил еще Горький (34,141). Образ повествователя становится важной эстетическим приемом в исследовании концепции человека в прозе о депортации. В исследовании подразделяются «образ автора» в тех случаях, когда рассказ ведется от «автора», как бы «со стороны», и «образ рассказчика», когда повествователь является одновременно участником описываемых событий. «Образ автора» далеко не всегда тождественен действительному авторскому «я», и одним из способов противоположения образа автора самому писателю является слог повествования.

Объектом исследования является калмыцкая проза о депортации; предметом — проблемно-тематическое своеобразие и его художественное воплощение, проблемой - концепция человека в прозе о депортации. Сам предмет изображения - депортация народа как трагическое событие - ставит перед художниками проблему выработать концепцию человека. Поэтому в исследовании привлекаются произведения как советского времени, так и современности. Такой принцип анализа обусловливает принятую автором укрупненную периодизацию истории калмыцкой литературы советских лет (60-80-е годы) и посттоталитарного периода.

Материалом исследования стали повести калмыцких писателей 60-начала 80-х годов XX столетия и конца 80-90-х годов ХХ-начала XXI вв. В прозе последних полутора десятилетий, в которой еще окончательно не откристаллизовались наиболее крупные литературные явления, а новые произведения еще способны вносить серьезные коррективы в наши представления о писателе, той или иной художественной тенденции, не все произведения равноценны, все это вынуждает прибегать к принципу избирательности в отборе материала.

Цель диссертационного исследования состоит в выявлении в разноречивых явлениях прозы о депортации контуров сложного, но единого, органически целостного процесса, стремление показать его внутреннюю логику, обусловленность движением реальной жизни, общественного сознания и самой литературы. Необходимо определить пути исследования человека, понимания его ценности, гуманистической сущности, специфику художественно- эстетических поисков писателей в изображении человека.

Конкретные задачи сформулированы следующим образом:

Рассмотреть тематическое многообразие, сложность постановки проблематики и ее решения в разных жанрах прозы о депортации.

Исследовать образную систему, общие и индивидуальные особенности, приемы и принципы художественного осмыслении человека в прозе о депортации.

Выявить сюжетно-композиционные доминанты;

Определить место и значение прозы о депортации в калмыцкой литературе.

На защиту выносятся следующие положения:

1) в калмыцкой литературе последней четверти ХХ-го и начале XXI-го века важнейшей темой стала депортация народа; появилась целая плеада писателей и вышло огромное количество их произведений, авторы которых составили новое писательское поколение, а их творения обозначили самостоятельный, системный и структурно-организованный период национального художественного мышления народа (калмыков);

2) в современном литературном процессе Калмыкии четко обозначились содержание, объем и границы нового понимания гуманизма, обращенного непосредственно к судьбе (заян) человека, а непроцеженного сквозь сито большевистского, лишенного плоти и сознания оптимизма, порожденного разрушительной энергией коммунистической идеологии;

3) значительные достижения прозы о депортации, ее гуманизм и философия анализируются в широком контексте таких концептов, как судьба, жизнь, смерть, добро, зло, достоинство, уважение, любовь, ненависть, правда, ложь и т.д.;

23

4) проза о депортации в основном началась в 60-х годах прошлого века, активно развивалась в течение 70 - 90-х годов; она и до сих пор держит основные позиции в развитии национальной литературы; это обусловлено тем, что трагические, экстремальные обстоятельства, в которых оказался целый народ, способствовали еще более глубокому раскрытию национального, калмыцкого менталитета, духовных, нравственных и психологических качеств калмыцкого народа, его катострафическую историю и судьбу;

5 Художественное осмысление проблематики депортации калмыцкого народа сформировало писателей высокого интеллектуального и духовного уровня, а их произведения вывело на уровень лучшей современной прозы;

6) проза о депортации калмыцкого народа зафиксировала два периода творчества писателей - во-первых, возможность (разрешение) писать об этом первоначально вызвало напряженную и активную энергию писательского-творческого акта, самое главное - необходимость немедленно отозваться на самую больную точку национальной трагедии, что породило произведения общественно-публицистического характера; во-вторых, новое время, новые веяния и условия, упрочившись в жизни, потребовали от писателей углубленного, аналитического взгляда на события и факты из трагической истории и судьбы калмыков: этот процесс завершился созданием психологической, философской прозы высокой художественно-эстетической пробы.

Методологическую основу исследования составили труды В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, В. В. Виноградова, теоретические аспекты работ А. Г. Бочарова, С. Г. Бочарова, Н. Н. Воробьевой, Г. Г. Гачева, Л. И. Емельянова, Н. П. Утехина, Г. А. Гамзатова, К. Г. Шаззо, Р. Г. Мамия, И. М. Мацакова, Р. А. Джамбиновой, Г. Г. Глинина, В. Д. Пюрвеева, Б. Б. Бадмаевой, В. А. Гея и других.

Методология исследования представляет собой комплексное сочетание общепризнанных принципов историко-литературного, сравнительно-типологического, системного, биографического, предметно-логического методов анализа и интерпретации художественного текста. Определенными достоинствами обладает жанровый принцип исследования, поскольку в жанре воедино сливаются качества проблемно-тематические и структурно-композиционные.

Автор работы придерживается методологической установки, предложенной Г.Д. Гачевым, суть которой заключается в том, чтобы «подвигнуть навстречу друг другу категории литературно-эстетического анализа и историко-экономического, чтобы между ними установилась большая «совместимость тканей». Он приводит замечательный, на наш взгляд, пример: «Нельзя, например, отмену феодальной собственности на землю («крепостного права») вычитать в структуре образа типа «диалектика души», в симфонизме мышления русских романистов второй половины 19 века (Толстой, Достоевский). Но если это понятие («крепостное», то есть насильственное, право) прочесть-понять как «заранее установленное ограничение» (природой деятельности субъекта: общества, человека) (выделено нами - М.Н.), то тут уж и к психологии, и философско-эстетической проблематике, и сюжетике литературы есть подход» (29,5). Понятие «заранее установленное ограничение» как связующее звено между категориями литературно-эстетического и общественно-исторического анализа приложимо к политическим, правовым понятиям «депортация народов», «ссылка», сущность которых заключалась в «заранее установленном ограничении» прав и свободы граждан, в качестве перевода этого понятия в категорию эстетическую. В исторической и социологической науке термины «депортация» и «спецпоселение» не являются синонимами (49,3). В работе в качестве рабочего используются термины «депортация» и «ссылка», включающие в себя понятия «спецпереселение», «спецпоселение».

В методологии исследования мы придерживаемся того взгляда, что являемся свидетелями живого литературного процесса, в котором, говоря словами Г. Д. Гачева, «категории искусства и литературы предстают не в статистических их признаках и определениях, а в становлении их содержания и формы в ходе исторического развития» (29,3). Л.И. Емельянов (46,64) справедливо отмечает, что литература не исчерпывается теми элементами содержания и формы, которые «наличествуют» в «его» эпоху. Полностью из «материала» своей эпохи строятся лишь эпигонские произведения. Однако чтобы иметь наиболее полное представление о литературном процессе, важно знать не только вершинные произведения, но и тот бурлящий поток, который возносит их на исторический гребень.

Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключается в том, что впервые предпринята попытка осмысления своеобразия калмыцкой прозы о депортации как эстетическое звено в литературном процессе с позиции воплощения художественной концепции мира и человека, обусловленные историческими процессами.

Практическая значимость. Работа может быть использована в вузовском и школьном курсе калмыцкой литературы XX века, как учебный и методический материал для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов Калмыцкого педагогического колледжа, учителей школ республики.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в монографии, отдельных изданиях, авторских публикациях, в ряде выступлений на научно-практических конференциях и семинарах.

Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Калмыцкая проза о депортации: концепция человека"

Заключение.

Насущные задачи развития калмыцкой литературы вызывают пристальный интерес литературоведов к такому важному компоненту писательского освоения мира, как художественная концепция действительности и человека. Характер каждой литературы определяется прежде всего концепцией мира и человека. В анализе художественной концепции человека, картины мира, в котором он живет, открывается также личный вклад писателя и эстетический опыт национальной литературы.

Калмыцкая проза о ссылке народа в 60-70-е годы была далека от широкого осмысления проблем, лишена трагичности, ограничена идеологическими пределами. Но при всех ограничениях, неполноте знания о депортации она отразила некоторые моменты жизни ссыльных калмыков, освоила художественные уроки в этой сложной теме, подготовив дальнейшее ее развитие. Решение трагической концепции судьбы человека было связано не только с внутренними устремлениями развития эстетики конца 80-начала 90-х годов и тесно связанной с ней концепцией личности, но, прежде всего, с общественно-политической обстановкой времени. Ценность человеческой личности в таких произведениях решается как само собой разумеющееся, защищенное государством, законом. Однако с наибольшей остротой, следуя трагической правде истории, раскрыта и исследована проблема ценности человека в современной прозе о депортации. Поэтому не случайна творческая судьба произведений А. Балакаева, А. Бадмаева, А. Джимбиева, С. Байдыева, которые смогли полностью реализовать свои художественные замыслы лишь после крушения административно-командной системы. Новый взгляд на литературу потребовал обновленного инструментария литературоведческого анализа. Старый подход к анализу и интерпретации художественных произведений не всегда оказывался способным показать человека в его взаимосвязи с действительностью. Поэтому некоторые произведения советского периода ждали своего объективного анализа.

Новизна прозы о депортации заключается во взгляде писателей на ссылку как трагическое событие, в стремлении к изображению полной правды, к документальной летописности, во взгляде на людей периода ссылки, психологическому драматизму, показу сложности проявления личности в критических ситуациях. Тем не менее, для многих произведений о депортации характерна фиксация момента, в которой раскрывается сущность человека, а не показ его психологии, сознания. Наряду с произведениями, носящими ярко выраженный публицистический характер, в прозе о депортации утвердился и социально-психологический тип повествования. Судьба человека в период ссылки стала главным объектом художественного исследования не только в панорамных произведениях, охватывающих периоды времени, начиная с двадцатых годов прошлого века, но и в произведениях, ограниченных локальным пространством. Произведения о депортации нельзя сводить только или преимущественно к художественно-социальной хронике, повествованию о конкретном событии. В них предстает не «частная» драма отдельной семьи, личности, в них отражается трагическое столкновение двух воль: государственной и личной. Слепому подчинению воле государства, характерному для произведений 60-начала 80-х годов, в современной прозе противостоит сознание героя, автора, осознающего общегосударственную политику репрессий по отношению к собственному народу.

Примечательной особенностью современной прозы является то, что в ней присутствуют все жанры: очерк, рассказ, повесть, романы. Однако говорить о выравнивании жанрового баланса еще преждевременно, возможно, этого и не произойдет. В настоящее время в прозе преобладает жанр очерков и повести. Со стороны видового разнообразия проза представлена преимущественно автобиографическими произведениями, рассматривающими социально-бытовые, семейно-бытовые, социально-психологические аспекты бытия, ведущим мотивом которых является память-воспоминание.

Многообразно видение писателями трагедии народа. Одни писатели создают произведения, охватывающие судьбы большого количества людей, действия, длящиеся на огромном пространстве, на протяжении десятилетий (М. Нармаев, А. Джимбиев, А. Балакаев). Другие авторы сосредоточили внимание на судьбе одного человека, одной семьи (Т. Бембеев, А. Кукаев, Б. Сангаджиева). Освоение темы депортации народа происходило через реальный факт, через документ, которое освобождало от скоропалительных решений, устраняло облегченное изображение жизни, но степень использования документальных материалов разная. Произведения документальны по концепции художественной правды, своей верности большой исторической истине.

Современная художественная концепция человека в калмыцкой прозе о депортации утверждает его связь с широкой традицией национального бытия народа. Однако сталинский произвол существенным образом деформировал основы национального бытия, это сказалось в последующем во многих сферах жизни народа. Своеобразие концепции взаимоотношения мира и человека определили и движение сюжета и развитие конфликта в произведениях о депортации, они определяются формально, внешне -«аюлом» (стихийным бедствием).

Современная проза открыла новый тип героя. Писатели воссоздают процесс становления характера в трагических обстоятельствах, которое представлено как унижение достоинства человека тоталитарным государством, сталинским режимом. Они показывают человека преданного Родине, понимающего, что понятия Родина и правящий режим не всегда совпадают. Достоинство - это реальная ценность человека, которая должна общественно подтверждаться. Государство массово уничтожающее своих граждан, перечеркивает и перспективы собственного существования.

В прозе о депортации звучит проблема незащищенности человека от созданных людьми, но вышедших из-под их контроля общественных институтов: человек может быть объявлен врагом и изменником Родине, внезапно подвергнуться следствию, репрессиям, человек может ощутить свое бесправие и тщетно добиваться разрешения на достойное проживание в этом мире. Писателей интересует, как действовал человек, но показывают они его и как думающую личность. Причина стойкости человека содержится не только в сфере идеологической сознательности, но и в религиозной, а также природной, человеческой сущности. Жизнь человека осмысливается как естественное звено природы, вечному круговороту природы на земле обязан человек. И нет ни грана сожаления, а только утверждение прожитой жизни. В этом ценность человека и единственная вера в его предназначение, и главная задача жизни.

Писатели обращаются к миру «маленького человека», экзистенциальным проблемам бытия. В обыденной жизни человек не всегда осознает себя как экзистенцию, для этого необходимо, чтобы он оказался в пограничной ситуации, перед лицом смерти. Обретая себя как экзистенцию, человек впервые обретает и свою свободу.

Национальный характер в лучших произведениях о депортации встает перед читателем как характер, близкий другим народам по проявлению человеческих качеств, гуманистическим устремлениям, понимания предназначения и содержания человеческой жизни. Существенно и то, что писатели поверяют значимость своих героев отношением к глубинным традициям нации, к ее нравственным принципам, складывавшимся на протяжении веков. В художественном постижении этой трагической концепции мира и человека концепт «судьба» («заян») занимает одно из основополагающих мест. Г. Ц. Пюрбеев отмечает: «Судьба в сознании монгольских народов, в их мифологии, фольклоре, религии (шаманство и буддизм в форме ламаизма), традиционной культуре в целом, воспринимается фаталистически как категория, отражающая представление о сверхестественных, божественных силах, предопределяющих все события в жизни людей» (3). К.А. Наднеева в своем исследовании: «Буддизм в Калмыкии: нравственные основы» (2), анализируя буддийскую концепцию жизни и человека, отмечает, «с одной стороны, гуманистическую, а с другой - эгоцентрическую идею высшей нравственности, в которой нет места личному счастью» (2,52). Отражая затаенный страх человека перед непознанным миром, заян не ограничивает свободу человека, оставляет надежду на изменение судьбы (цагин селгян). В этом случае происходит взаимосоприкосновение религиозного сознания и народной ментальности.

Литература о депортации народов, в том числе и калмыцкого, неисчерпаемая область, которая ждет глубокого и многостороннего исследования истоков проявления личности, человеческого характера. Поэтому речь идет о незавершившемся процессе, о явлении, находящемся в стадии развития. Однако, в художественном осмыслении такого явления, как депортация, читатели будут черпать идейную и нравственную силу, верные представления о прошлом и настоящем. В способности глубоко анализировать смысл исторических событий, духовный мир человека, его нравственные и психологические возможности складывается зрелость литературы. Обращение к теме депортации важно и как урок для будущих поколений, выбирающих пути государственного устройства. Гуманистическая концепция человека в произведениях о депортации народов вселяет оптимизм в исторический прогресс народов России, движение к правовому государству.

Список научной литературыМанджиев, Николай Церенович, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Аминова В.Р. О национальной характерности в литературных параллелях. // Поэтическое перешагивание границ. Казань, 2002. - 142 с.

2. Анисимова А. Э. «Новый историзм»: человек, текст, канон. // Человек. М., 2003, № 5- С. 75-83

3. Антология концептов. / Под ред. В.И. Карасина, И. А. Стернина. В. 2-х тт. -Волгоград, 2005

4. Арутюнов Л.Н. Младописьменные литературы СССР и мировой литературный процесс (проблемы методологии). // Взаимодействие литератур народов Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1983. — 271 с.

5. Арутюнян Л. Проблемы исследования национальных форм художественного сознания. // Национальное и интернациональное в советской литературе. М., 1971. - С. 56- 61

6. Бадмаева Б. Концепция народа и личности. // Становление социалистического реализма в калмыцкой литературе (30-е годы). Элиста, 1982.-С. 27-34

7. Бассель Н. Проблемы межлитературных отношений: вчера и сегодня. // Вопросы литературы, 2002, ноябрь-декабрь. С. 11- 16

8. Белинский В. Г. Собр. соч. В 9-ти тт. Т.6. М., 1981. - 789 с.

9. Ю.Белая Г. А., Павлова Н. С. Диалектика сознательного и бессознательного в концепции человека на опыте советской и немецкой литературы. // Советская литература и мировой литературный процесс. Изображение человека. М., 1972.-С. 106-165

10. П.Бижева З.Х. Адыгские культурные концепты (фрагменты языковой картины мира). // Мир культуры адыгов (проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. - С 211-223 12.Борев Ю. Эстетика. 4-е. изд., доп. - М., 1988. - 496 с.

11. З.Борисова E.H. К вопросу о концепции человека в прозе Андрея Платонова 20-30-х годов. // Свет науки молодой. Ч. 1. Кострома, 2003. - С. 167-171

12. Боярикова Г. Концепция изображения человека в марийской драматургии. // Финно-угроведение. Йошкар-Ола, 2003, № 1. - С. 93-109

13. Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства. // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. М., 1962. - 417 с.

14. Брехт В. Театр. Т. 5, ч. 2. М., 1965.- 194 с.

15. Бугров Б. С. Герой принимает решение. Движение драмы от 50-х годов.-М., 1987.-316 с.

16. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1996. - 388 с.

17. Волков Ф. И. Литература как вид художественного творчества. М., 1985.- 192 с.

18. Воронов Вл. Художественная концепция. Из опыта советской прозы 6080-х годов. М., 1984. - 384 с.

19. Воробьева Н. Н. Принцип историзма в изображении характера. Классическая традиция и советская литература. М., 1978. - 262 с.

20. Вопросы литературы. 1960, №№ 6-12

21. Вопросы литературы. 1964, №№ 5, 7-9,12

22. Вопросы литературы. 1975, №2

23. Вопросы литературы. 1981, №7

24. Вопросы литературы. 1998, сентябрь-октябрь

25. Вопросы литературы, 2004, сентябрь-октябрь

26. Гамзатов Г.А. XX век как эпоха национальных литератур и региональных литературных общностей. // Теоретико-литературные итоги XX века. Т.2. -М., 2003.-С. 410-430

27. Гачев В.Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981. - 248 с.

28. Герасименко А.П. Русский советский роман 60-80-х годов (некоторые аспекты концепции личности). М., 1969. - 204 с.

29. Гиршман М.М. Целостность литературного произведения. // Проблемы художественной формы социалистического реализма. М, 1971. - 352 с.

30. Гегель Г.В.Ф. Политические произведения. М., 1978. - 376 с.

31. Государственное право Германии. Т. 1. М., 1994. - 458 с.

32. Горький М. Собр. соч. В 30 томах. Т.26. М., 1953. - 502 с.

33. Гришенкова Т.Ф. Концепция русского национального характера в повести В. Г. Распутина «Последний срок». Н Модернизация образовательной системы Сур. ГПИ. 4.1. Сургут, 2003. - С. 232-237

34. Губжокова C.B. Образ положительного героя в кабардинской прозе. // Педагогический вестник. Нальчик, 2003. - Вып. 6. - С. 75-78

35. Гулиев В.Е., Рудинский Ф.М. Демократия и достоинство личности. М., 1983.- 166 с.

36. Воробьева H.H. Принцип историзма в изображении характера. Классическая традиция и советская литература. М., 1978. - 312 с.

37. Джамбинова Р. Хотелось бы всех поименно назвать. // Теегин герл, 1989, -№5.-128 с.

38. Джамбинова P.A. Писатель и время. Элиста, 1996. - 208 с.

39. Джамбинова Р. Правда водопадами. О романе «13 дней, 13 лет» А. Балакаева. // Элистинские новости, 1993, 11-17 декабря

40. Дмитренко С. Беллетристика породила классику (К проблеме интерпретации литературных произведений). II Вопросы литературы, 2002, сентябрь-октябрь. С. 97- 98.

41. Емельянов Л.И. Единство исторического и эстетического принципов в литературоведческом анализе. // Анализ литературного произведения. / Под ред. Л.И. Емельянова и А.Н. Иезуитова. Л., 1976. - 236 с.

42. Ершов Л.Ф. Национальный и народный характер эпоса Шолохова. // Творчество Михаила Шолохова. / Под ред. В.А Ковалева и А.И. Хватова. -Л., 1975.-328 с.

43. Ростов-на-Дону, 1998. 262 с.

44. Концепция человека в эстетике социалистического реализма». М., 1977.

45. Куек Н. Гримасы родного слова. // Дружба народов, 1989. № 55 4.Кузнецов К. Концепт в теоретических построениях Ж. Делеза (Реконструкция концепта «литература»). // Вопросы литературы, 2003. -Март-апрель

46. Коробейникова О., Бурыкин А. Калмыцкая тема в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». // Известия Калмыкии, 2003 15 июля

47. Лавров В. Человек. Время. Литература. Концепция личности в советской многонациональной литературе. Л., 1981. - 224 с.

48. Лакшин В. «Новый мир» во времена Хрущева (1961-1964). Страницы дневника. // Новый мир, 1990, № 658.С. Липкин. Декада // Дружба народов, 1989.-№3,№ 5-6

49. Литературное обозрение, 1971. -№ 10

50. Макаренко A.C. Воспитание гражданина. М., 1968. — 314 с. бО.Мамий Р. Г. Пути адыгейского романа. Майкоп, 1978

51. Манджиев Н.Ц. К вопросу о формировании и становлении младописьменных литератур. // Вопросы калмыцкой филологии: Сб. научных трудов. Элиста, 1982. - С. 158-166

52. Манджиев Н. Вера в человека. Своеобразие героя в произведениях о депортации А. Кукаева, Т. Бембеева и С. Байдыева. Элиста, 2002. - 24 с.

53. Манджиев Н. Помнит сердце (Человек и время в автобиографических произведениях о депортации). Элиста, 2003. - 24 с.

54. Манджиев Н. Проза 60-70-х гг. о депортации калмыцкого народа: новый взгляд. Элиста, 2004. - 58 с.

55. Менкенова Л.М. Тема депортации в калмыцкой детской литературе. // Политические репрессии в Калмыкии в 20-40-е гг. XX века. Элиста, 2003. -С. 157-167

56. На переломе? /Круглый стол: Проза 89 // Литературное обозрение, 1990. - №1.

57. Пайков H.H. Концепция человека в творчестве В. Т. Нарежного. Время и творческая индивидуальность писателя. Ярославль, 1990. - С. 28-41

58. Проблемы психологизма в советской литературе. Л., 1970. - 226 с.

59. Пюрбеев Г. Ц. Концепт судьбы в культуре монгольских народов. // Теегин герл, 1998. №6

60. Пюрвеев В. О системе образов в повестях Н. Бурулова. /В помощь учителю-методисту // Теегин герл, 2000 № 7.75.50/50: Опыт словаря нового мышления. / Под общ. ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. - 560 с.

61. Распутин В. Твой сын, Россия, горячий брат наш. // Статьи, воспоминания, публикации. Барнаул, Алтайское кн. изд-во, 1984. - 316 с.

62. Романова Г. Время и пространство в художественном произведении. // Литературная учеба. М., 2003. - № 4

63. Романова Г. Литературное произведение как художественное единство (форма и содержание). // Литературная учеба, 2004. № 1. - С. 199-204

64. Романова Г. Интерпретация литературного произведения. // Литературная учеба, 2004. № 4. - С. 199-200

65. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. - 330 с.81 .Смольянинов И.Ф. Сущность человека и гуманизм искусства. Л., 1983. - 370 с.

66. Советская литература и мировой литературный процесс. Изображение человека. М., 1972. - 460 с.

67. Спивак P.C. Концепция человека и художественное пространство в поэме М. Горького «Человек». // Этические принципы русской литературы и их художественное воплощение. Пермь, 1989. - С 103-107.

68. Сучков Б. Л. Исторические судьбы реализма. М., 1973. - 352 с.

69. Тимофеев Л. И. Основы теории литературы. М., 1971. - 464 с.

70. Тимофеева В. В. Пути художественного исследования личности (из опыта советской литературы). Л., 1975. - 190 с.

71. Тугаринов В. П. Личность и общество. М., 1965. - 236 с.

72. Утехин Н. П. Черты неповторимого. М., 1980. - 207 с.

73. Философский словарь. / Под общей ред. И. Т. Фролова. 4-е изд. М., 1980. -444 с.

74. Философская энциклопедия. М., 1964. — 524 с.

75. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999. - 356 с.

76. Хитарова С.М. Стилевые поиски и взаимодействие литератур. М.: Наука, 1976.-280 с.

77. Храпченко М. Б. Горизонты художественного образа. М., 1982. - 334 с.

78. Шаззо К.Г. Введение // История адыгейской литературы. В 2 т. Том 1. -Майкоп, 1998

79. Шаззо К. Г. Зарождение новописьменной литературы // История адыгейской литературы. В 2 т. Том 1. Майкоп, 1998

80. Ярошевский М. Тадеуш. Размышления о человеке. Марксистская концепция личности и принципы социалистического гуманизма. М., 1984. 326 с.

81. Глава 1. Изображение человека в прозе о депортации 60-х начала 80-х годов XX в.: новый взгляд 1.1. Особенности прозы о депортации 60-80-х гг. XX в.

82. Бадмаев А. В. Зая-Пандита / Списки калмыцкой рукописи «Биография Зая-Пандиты»/. Элиста, 1968. - 118 с.

83. Бадмаев А. В. Калмыцкая дореволюционная литература. Издание 2-е, исправленное, дополненное. Элиста, 1984. - 168 с.

84. Бадмин А. Алтн шорад даргдгго. Элиста, 1964. - 314 с.

85. Бадмин А. Там, за далью непогоды. // Теегин герл, 1998, № 7

86. Бадмаева Б. Б., Гей В.А. Наш современник — в жизни и в литературе. Советская калмыцкая проза. Элиста, 1976. - 146 с.

87. Балакаев А. Три рисунка. Маленькая повесть. Авторизованный перевод А. Исбаха. М., 1964. - 56 с.

88. Балакаев А. Судите меня сами. Элиста, 1972. — 272 с.

89. Балакаев А. Три рисунка. Маленькая повесть. Авторизованный перевод с калмыцкого Александра Исбаха. Элиста, 1984. -56 с.

90. Балакаев А. История моих произведений. // Теегин герл, 1997, №5

91. Балакаев А. Г. Моя жизнь, моя правда. Элиста, 2000. - 472 с. 11 .Балакан А. Гурвн зург. - Элст, 1963. - 48 с.

92. Балакан А. Заргим эврян кетн. -Элст, 1969. 318 с. 1 З.Бочаров А. Покушение на миражи // Вопросы литературы, 1988. - № 1

93. Гей В. Образ личности в коллективе (о прозе А. Балакаева). // Теегин герл,1973.-№2.

94. Гей В. Художественный мир Алексея Бадмаева. // Теегин герл, 1973. № 3

95. Гей В. Калмыцкая проза. // Дон, 1974. № 9

96. Гей В. Обзор современной калмыцкой прозы. // Бадмаева Б. Б., Гей В. А. Современная калмыцкая проза. Элиста, 1976. - 146 с.

97. Глинин Г. Путь исканий. Современная литература Калмыкии. Проблемы и характеристики. Элиста, 1987. - 96 с.

98. Гусейнов Ч.Г. Художественный тип и жанрово-стилевые искания в современной советской литературе. // В кн: Концепция человека в эстетике социалистического реализма. М., 1977. -162 с.

99. Джамбинова Р. А. Поэтика современного калмыцкого романа. Элиста,1974.-118 с.

100. Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - 108 с.

101. Джамбинова Р. А. Литература как опыт выживания (новые аспекты). // Национальная политика Советского государства: репрессии против народов и проблемы их возрождения. Элиста, 2003. - 174 с.

102. Джимбиев А. М. Кююнд му узгдхля. Тююк. Элст, 1968. — 220 с.

103. Джимбиев А. М. Когда человеку трудно. Повесть. Элиста, 1969. - 206 с.

104. Джимбиев А. М. Кююнд му узгдхля. Роман. В 2-х книгах. Пер. с калм Н. Егорова и К. Ерымовского. Элиста, 1991. - 398 с.

105. Джимбин А. Шиндя. Тююк. Элст, 1974. - 286 с.27.3алесская Л.И. Художественная условность в изображении характера // В кн.: Художественные искания современной советской многонациональной литературы. Кишинев, 1976. - 238 с.

106. История калмыцкой литературы. В 2-х т. Т. 2. Советский период. Элиста, 1980. - 445 с.

107. История советской многонациональной литературы. В 6-ти т. Т.5. М.: Наука, 1974. 839 с.

108. Корсункиев Ц. Еще один роман. // Хальмг унн, 1965. 24 января31 .Куукан А. Обин ковяд. Элст, 1974. - 302 с.

109. Литература Калмыкии на новом этапе: проблемы идейно-художественного развития. Элиста, 1987. - 184 с.

110. Литературные произведения в движении эпох. М., 1979.- 288 с.

111. Лыткин Г. Исторический очерк письменности монголов и ойратов Астраханские губернские ведомости. Астрахань, 1859 - №№ 32, 33

112. Манджиев Н.Ц. К вопросу о формировании и становлении младописьменных литератур // Вопросы калмыцкой филологии: Сб. научных трудов. Элиста, 1982. - 168 с.

113. Маслов М., Мацаков И. Разные судьбы. // Советская Калмыкия, 1966 31 декабря

114. Мацаков И. Современная калмыцкая проза. Элиста, 1970. - 136 с.

115. Наберухин А. Ончхан Джиргал как историческая личность. // Церенов В. 3. Эркетени. Земля и люди. Элиста, 1997. - 586 с.

116. Нармаев Молма. Тююк. Элст, 1964. - 218 с.

117. Нармаев М. Б. Счастье само не дается. Повести. Элиста, 1964. - 198 с

118. Номинханов Ц.Д. Очерк истории калмыцкой письменности. М., 1976. - 174 с.

119. Норбу Ш. Зая-Пандита /Материалы к биографии. Элиста, 1999. - 264 с.

120. Пюрвеев В. Д. Калмыцкая литература на рубеже веков и нового тысячелетия. // Традиции и творческая индивидуальность писателя Сборник научных трудов. Элиста, 2001. - 176 с.

121. Хмельницкая Т. Ю. В глубь характера. О психологизме в современной прозе. Л., 1988.-256 с.

122. Проза «оттепельных лет» 1.Бадмаев А. Там, за далью непогоды. Роман. Элиста, 1965. — 310 с.

123. Бадмаев А.Б. Голубоглазая каторжанка. Элиста, 1994. -28 с.

124. Бадмаев А.Б. Мне дорог каждый герой. // Известия Калмыкии, 1999 1 октября

125. Бадмин А. Алтн шорад даргдгго. Элст, 1964. - 314 с.

126. Бадмин А.Б. Алтн шорад даргддго. Элст, 1990. - 326 с.

127. Бадмин А. Там, за далью непогоды. // Теегин герл, 1998. № 7

128. Бадмаева Б.Б. Путь к герою // Бадмаева Б.Б., Гей В.А. Советская калмыцкая проза. Основные тенденции ее развития. Элиста, 1976. - 166 с.

129. Бадмаева Б. Б., Гей В.А. Наш современник в жизни и в литературе. Советская калмыцкая проза. Основные тенденции развития. - Элиста, 1976. - 166 с.

130. Балакаев А. Три рисунка. Маленькая повесть. Авторизованный перевод А. Исбаха. М., 1964. - 56 с.

131. Ю.Балакаев А. Три рисунка. Маленькая повесть. Авторизованный перевод с калмыцкого Александра Исбаха. Элиста, 1984. - 56 с.

132. Балакаев А. История моих произведений. // Теегин герл, 1997. №5

133. Балакаев А. Г. Моя жизнь, моя правда. Элиста, 2000. - 472 с.

134. Балакан А. Гурвн зург. Элст, 1963. - 48 с.

135. Н.Балакан А. Арвн гурвн эдр, арвн гурвн жил. Роман. Элст, 1991

136. Бембин П. Иньлгтин туск тююк. // Хальмг унн, 1974 26 марта

137. Бондаренко В. Позиция. Книга критика. М., 1989. - 110 с.

138. Босхомджиев Д. и Поляков Н. Книга, зовущая вперед. // Хальмг унн. 1966. 27 сентября

139. Бочаров А. Покушение на миражи. // Вопросы литературы, 1988. № 1

140. Ван Лие, литературовед, г. Ухань (КНР). Любовь и трагедия человеческая. Размышления после чтения повести «Три рисунка». // Хальмг унн, 1993. № 124

141. Гей В. Образ личности в коллективе (о прозе А. Балакаева). // Теегин герл, 1973.-№2.

142. Гей В. Калмыцкая проза. // Дон, 1974 № 9 22.Глинин Г. Путь исканий. Современная литература Калмыкии. Проблемы и характеристики. - Элиста, 1987.-96 с.

143. Деменчук Е. Четыре отзыва о «Трех рисунках». // Советская Калмыкия, 1964-21 июля

144. Джамбинова Р. А. Поэтика современного калмыцкого романа. Элиста, 1974.-94 с.

145. Джамбинова Р. А. Роман и автор. Новые грани художественности (19601990-е годы). Элиста, 1996. - 254 с.

146. Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - 254 с.

147. Джамбинова Р. А. Литература как опыт выживания (новые аспекты). -Национальная политика Советского государства: репрессии против народов и проблемы их возрождения. Элиста, 2003. - 220 с.

148. Малышев А. Молодые герои Алексея Балакаева. // Комсомолец Калмыкии, 1972. № 10, 2 авг.

149. Манджиев Н. Проза 60-70-х гг. о депортации калмыцкого народа: новый взгляд. Элиста, 2004. - 52 с.

150. Манцына Е. Читательская конференция по роману «Там, за далью непогоды». // Хальмг унн, 1965 5 мая.

151. Мацаков И. Современная калмыцкая проза. Элиста, 1970. - 136 с.

152. Мейлах Б. Художественное мышление Пушкина как творческий процесс. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. 316 с.

153. Мотяшов И. П. А.Г. Балакаев. / Литературные портреты. // Вестник института, №8: КНИИЯЛИ. Элиста, 1973.-112с.

154. Норбу Ш. Зая-Пандита /Материалы к биографии. Элиста, 1999. - 336 с.

155. Нуров В. «Гурвн зург» гидг тююкин тускар. // Развитие науки в Калмыцкой АССР (Материалы научной сессии, посвященной 50-летию Великого Октября. Ч. 2. «Серия филология). Элиста, 1968

156. Зб.Обухов Л. Образ времени. // Советская Калмыкия, 1968. 30 июля 37.0бухов Л. Образ времени. // Комсомолец Калмыкии, 1968. - 5 сентября

157. Родичев Н. Поэма в прозе. // Литературная Россия, 1964. № 11, 12 марта

158. Родичев Н.И. Всадник из страны Бумба. // Известия Калмыкии, 2000. 15 февраля

159. Русский советский рассказ. Очерки истории жанра. Л., 1970

160. Утехин Н.П. Черты неповторимого. М., 1980

161. Щетинин Л.М. Русские имена (Очерки подонской антропонимии). Изд.З-е,испр. и доп.) Ростов, 1978. - 256 с.

162. Элистинские новости, 1993, 11-17 декабря

163. Проза конца 60-х начала 80-х годов XX в.

164. Бадмаева Б. Б. Наш современник в жизни и в литературе. // Бадмаева Б. Б., Гей В.А. Советская калмыцкая проза. - Элиста, 1976. - 166 с.

165. Балакаев А. Судите меня сами. Элиста, 1972. - 272 с.

166. Балакан А. Заргим эврян кетн. Элст, 1969. - 318 с.

167. Бембин П. Иньлгтин туск тююк. // Хальмг унн, 1974. 26 марта

168. Брянская И. Хвала человеку. // «Литературная Россия, 1970. 26 июня

169. Гей В. Образ личности в коллективе (о прозе А. Балакаева). // Теегин герл,1973.-№2.

170. Глинин Г. Герои наши современники. // Советская Калмыкия, 1973. -12 янв.

171. Джамбинова Р. А. Поэтика современного калмыцкого романа. Элиста,1974.-108 с.

172. Джамбинова Р. А. Роман и автор. Новые грани художественности (19601990-е годы). Элиста, 1996. - 254 с.

173. Ю.Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - 254 с.

174. Джамбинова Р. А. Литература как опыт выживания (новые аспекты). // Национальная политика Советского государства: репрессии против народов и проблемы их возрождения. Элиста, 2003. - 206 с.

175. Джимбиев А. М. Кююнд му узгдхля. Тююк. Элст, 1968. - 220 с.

176. Джимбиев А. М. Когда человеку трудно. Повесть. Элиста, 1969. - 206 с.

177. Джимбиев А. М. Широкое течение. Повесть. Элиста, 1974. - 164 с.

178. Джимбиев А. М. Кююнд му узгдхля. Роман. В 2-х книгах. Пер. с калм Н. Егорова и К. Ерымовского. Элст, 1991. - 398 с.

179. Джимбин А. Шиндя. Тююк. Элст, 1974. - 286 с.

180. Куукан А. Обин ковяд. Элст, 1974. - 302 с.

181. Малышев А. Молодые герои Алексея Балакаева. // Комсомолец Калмыкии, 1972. №10. - 2 авг.

182. Манджиев Н. Течение жизни. // Советская Калмыкия, 1987. 2 июля

183. Манджиев Н. Живое слово писателя. // Известия Калмыкии, 1994. 24 июля

184. Манджиев Н. Он сказал свое слово. // Василий Церенов. Эркетени. Земля и люди. Из истории Черноземелья. Элиста, 1997. - 586 с.

185. Манджиев Н. Проза 60-70-х гг. о депортации калмыцкого народа: новый взгляд. Элиста, 2004. - 52 с.

186. Нармаев Молма. Тююк. Элст, 1964.-218 с.

187. Нармаев М. Б. Счастье само не дается. Повести. Элиста, 1964. - 204 с.

188. Память в наследство. Депортация калмыков в школьных сочинениях. // Сост. Шевенова С.И., Гучинова Э-Б. СПб.: Алетей, 2005

189. Петров С. М. Проблема человека и литература социалистического гуманизма. // В кн.: Концепция человека в эстетике социалистического реализма. М.,1977. 262 с.

190. Сян-Белгин X. Бальжирман зарг ухата тююк. // Хальмг унн, 1970 - 26 февраля

191. Глава 2. Основные черты прозы конца 80-90-х годов XX вв.

192. Калмыки в отечественной литературе о Сибири

193. Аннинский Л. Отцы и дети. / Дети Арбата: история и современность. // Октябрь, 1987. № 10

194. Астафьев В. Сначала снаряды, а потом люди. / Родина, 1991. № 6-7

195. Балакаев А. История моих произведений. // Теегин герл, 1997. №5

196. Батмаев М.М. Калмыки в 17-18 веках. События, люди, быт. В двух кн. -Элиста, 1993

197. Бичурин Н.Я. Историческое обозрение ойратов или калмыков с 14-го столетия до настоящего времени. 2-е изд. Элиста, 1991

198. Волков О. Последняя калмычка: (Из книги воспоминаний «Погружение во тьму». // Юность, 1990. № 9

199. Волков О. Погружение во тьму. / Роман-газета. М., 1990. - № 6.

200. Дмитренко С. Беллетристика породила классику (К проблеме интерпретации литературных произведений). // Вопросы литературы, 2002. -Сентябрь-октябрь.

201. Митиров А.Г. Ойраты-калмыки: века и поколения. Элиста, 1998. - 384 с. 12.0вчаренко А. Жизнь народная. Горьковские традиции в творчестве сибиряков. // Новый мир, 1982

202. Пальмов Н. Н. Очерк истории калмыцкого народа за время его пребывания в пределах России. 2-е изд. Элиста, 1992

203. Распутин В. Моя и твоя Сибирь. // Статьи, воспоминания, публикации. Барнаул. 1984.-316 с.

204. Советская Калмыкия, 1990. 22 марта

205. Яновский Н. Писатели Сибири (Избранные статьи). М., 1988

206. Основные черты прозы о депортации конца 80-90-х годов XX в.

207. Архивных дел мастера. // Комсомольская правда, 1990. 17 октября

208. Байдыев С. Сеегин зююдн эдрин килясн. Тююкин тасрха. // Теегин герл. 1992.-№8.

209. Байдын С. Сёёгин зююдн одрин килясн: Тююкин тасрха. // Хальмг унн, 1991. - Мёрин сарин 1, 9,10; мога сарин 1, 2; лу сарин 27

210. Байдын С. Сёёни зююдн одрин килясн. // Хальмг унн, 1993. - туула сарин 20

211. Балакан А. Арвн гурвн одр, арвн гурвн жил. Роман. Элст, 1991

212. Балакан А. Зерлг нохас. Тююк. // Теегин герл, 1992. №№ 1,6

213. Бек А. Новое назначение. М., 1987

214. Бембеев Т. Сёёгяс дордсн одрмюд. // Хальмг унн, 1988. №№ 242 - 243, 246, 247 - 248

215. Бембеев Т. Сян комендант. // Теегин герл, 1992. № 5 Ю.Бембеев Т. Некля. // Тееегин герл, 1993. - №4

216. Бембин Т. Буугар туулгсн хюрм. // Элстин зянгс, 1990. Мартин 12

217. Бондаренко В. Позиция. Книга критика. М., 1989. - 110 с.

218. З.Борисова И. Первые книги о Гроссмане. // Октябрь, 1991. № 5

219. Буурла Н. Эцкин заян. // Теегин герл, 1991. № 8; 1992, № 3

220. Буурла Н. Урня тачал. // Теегин герл, 1993. № 1 ; 1994, № 2; 1994, № 4

221. Буурла Н. Ширгсн нульмсн. Элиста, 1997

222. Голубков М. Литературные ретроспекции: вторая половина века. Рубеж 1980-90-х годов: в предвестие постмодерна. // Литературная учеба, 2005.- №1

223. Гроссман В. Жизнь и судьба. М, 1990

224. Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - С. 108

225. Джамбинова Р. А. Роман и автор. Новые грани художественности (19601990-е годы). Элиста, 1996

226. Джамбинова Р. А. Литература Калмыкии: проблемы развития / РАН, Калмыцкий институт гуманитарных исследований. Элиста, 2003

227. Джамбинова Р. Литература как опыт выживания (новые аспекты). -Национальная политика Советского государства: репрессии против народов и проблемы их возрождения. Элиста, 2003

228. Дружба народов, 1989. №№ 5-6

229. Дудинцев В. Белые одежды. М., 1988. - 326 с. 26.3алыгин С. Литературные заботы. - М., 1972. - 258 с.

230. Иванова Н. Немереные несчастливцы (о прозе «новой волны»). // Дружба народов, 1989. №7

231. Известия Калмыкии, 1990 16 апр.

232. Инжин JI. Хальмг советск литературин ухалвр. // Хальмг унн, 1988. -гаха cap

233. Колобаева Л. «Никакой психологии», или Фантастика психологии? (О перспективах психологизма в русской литературе нашего века). // Вопросы литературы, 1999. март-апрель31 .«Литературное обозрение», 1990 № 1.

234. Лукъяев В. А вы вернетесь, верьте мне. // Юность, 1989. №1

235. Манджиев Н. Этюды оптимизма. // Край родной, 2003 18 сентября

236. Некрич А. Наказанные народы, 1993. № 9

237. Рассадин Ст. Который час? // Знамя, 1988. № 1

238. Рыбаков А. Дети Арбата. М., 1988

239. Рыбаков А. У меня нет другого выхода. // Дружба народов, 1989. № 9.

240. Сангаджиева Б. Ончня кишг овртнь. // Теегин герл, 1992. - №№ 5,7

241. Сангаджиева Б. Ончня кишгнь овртнь. // Хальмг унн, 1993. - № 3

242. Сангаджиева Б. Сиротское счастье мое. Элиста, 1996

243. Сергеев Е. Несколько застарелых вопросов. // Новый мир, 1988 № 9

244. Ссылка калмыков: Как это было: Сб. документов и материалов. Т.1. Кн. 1. Элиста, 1993: Т. 1; Кн. 2. Элиста, 2001

245. Султанов К. Они вернутся из небытия. // Литературная газета, 1988. 28 декабря

246. Урнов М. Пристрастия и принципы. / Спор о литературе. М., 1991

247. Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. -М., 199649.«Литературное обозрение», 1990, №1

248. Глава 3. Концепция человека в прозе конца 80-90-х годов XX вв.

249. Своеобразие жанра и концепция героя в художественно-документальной прозе о депортации

250. Бакаева Э.П. Буддизм в Калмыкии. Историко-этнографические очерки.-Элиста, 1994. 128 с.

251. Бембеев Т. Дни, обращенные в ночи. // Комсомолец Калмыкии, 1991. 12, 14, 16, 19 марта

252. Бембеев Т. Дни, обращенные в ночи. //Теегин герл, 1993. №4

253. Бембин Т. Сёёгяс дордсн одрмюд. // Хальмг унн, 1988. №№ 242 - 243, 246

254. Гинзбург Л. О литературном герое. М., 1979

255. Гучинова Э.-Б. Внуки Сибири: память в третьем поколении. // Шевенова С.И., Гучинова Э.-Б. Память в наследство. СПб., 2005

256. Джамбинова Р. А. Писатель и время Элиста, 1996. — 108 с.8.«Круглый стол»: Мемуары на сломе эпох. // Вопросы литературы, 2000 -Январь-февраль

257. Инджиев Л. Лихолетье. Документальная повесть. // Теегин герл, 1996, № 78; 1997, №1,3

258. Ю.Инджиев Л. Лихолетье. // Фронтовой дневник. Элиста, 2002. - 304 с.

259. Инжин Лиж. Харалта одрмюд: Документальн тююк. // Теегин герл, 1989. -№№ 1, 2, 3

260. Лавров В. Человек. Время. Литература. Концепция личности в многонациональной советской литературе. Л., 1981.-224 с.

261. Литературная газета, 1973. 17 января

262. Манджиев Н.Ц. Морская закалка. Элиста, 2003. - 24 с.

263. Манджиев Н.Ц. Преемственность поколений. Элиста, 2003. - 61 с.1 б.Манджиев Н. Кердата и кердатинцы. Элиста, 2004. - 528 с.

264. Нармаев М. Возрождение. // Теегин герл, 1988. № 3

265. Нармаев М. Б. Наедине с памятью. Элиста, 1990

266. Наука и высшая школа Калмыкии. Элиста, 2000. - № 1-220.Новый мир, 1965. №1

267. Новый мир, 1989. № 6. - С. 264

268. Саватеев В. По законам времени. М., 1988. 274 с.

269. Сангаджиева Б. Ончня кишг овртнь. // Теегин герл, 1992. - №№ 5,7

270. Сангаджиева Б. Ончня кишгнь овртнь. // Хальмг унн, 1993. - № 3

271. СангаджиеваБ. Сиротское счастье мое». Элиста, 1996

272. Саша Соколов Виктор Ерофеев: «Время для честных бесед.» (Диалог с нашими зарубежными соотечественниками). // Октябрь, 1981. - № 8

273. Тартаковский А. Мемуаристика как феномен культуры. // Вопросы литературы, 2000. Январь-февраль. - С. 3-36

274. Убушаев В. Б. Калмыки: выселение и возвращение. 1943-1957. -Элиста, 1991. -95 с.

275. Шиллер Ф. Собр. Соч. в 7-ми томах. Т.З. М.: 1956. - С. 497

276. Концепция личности в рассказе о депортации

277. Бембеев Т. Сян комендант. // Теегин герл, 1992. № 5

278. Бембеев Т. Некля. // Тееегин герл, 1992. №4

279. Бембин Т. Буугар туугдсн хюрм. // Элстин зянгс, 1990. 12 марта

280. Бембин Т. Сян комендант. // Элстин зянг, 1991. 19 февраля; 2 марта

281. Бембин Тимофей. Буугар туугдсн хюрм. /Келврмюд. // Теегин герл, 1992 № 4

282. Бембин Т. Сян комендант: Келвр. // Хальмг унн, 1995. Туула сарин 13 (14 января), 19 (20), 26 (27); лу сарин 4 (3 февраля), лу сарин 15 (15 февраля), лу сарин 17 (17 февраля)

283. Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - 108 с.

284. Некрич А. Наказанные народы. Нева, 1993, № 9

285. Проблема человека в повести о депортации

286. Байдыев С. Сеегин зююдн эдрин килясн. Тююкин тасрха. // Теегин герл, 1992 - № 8.

287. Байдыи С. Сёёгин зююдн одрин килясн: Тююкин тасрха. // Хальмг унн, 1991. - Мёрин сарин 1,9, 10; мога сарин 1, 2; лу сарин 27

288. Байдын С. Сёёни зююдн одрин килясн. // Хальмг унн, 1993. - Туула сарин 20

289. Балакан А. Зерлг нохас. Тююк. // Теегин герл, 1992. №1,2,4,6

290. Бембеев Т. Сян комендант. // Теегин герл, 1992, № 5

291. Буурла Н. Эцкин заян // Теегин герл, 1991. № 8; 1992, № 3

292. Буурла Н. Урня тачал. // Теегин герл, 1993. № 1; 1994, № 2; 1994, № 4

293. Буурла Н. Ширгсн нульмсн. Элиста, 1997

294. Гачев В.Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981 Ю.Герасименко А.П. Русский советский роман 60-80-х годов (некоторые аспекты концепции личности). - М., 1969. - С. 4

295. Джамбинова Р. Правда водопадами. О романе 13 дней, 13 лет Алексея Балакаева.). // Элистинские новости, 1993. 11-17 декабря

296. Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - 206 с.

297. Калмыцко-русский словарь. Хальмг-орс толь / Под ред. Б.Д. Муниева. -М., 1977.-710 с.

298. Манджиев Н. А рядом проходит газопровод. // Советская Калмыкия, 1990.- 19 ноября

299. Манджиев Н. Кердата и кердатинцы. Элиста, 2004. - 528 с.

300. Пюрвеев В. Система образов в повестях Н. Бурулова. // Теегин герл, 2000. № 7

301. Шевенова С.И., Гучинова Э.-Б. Память в наследство: депортация калмыков в школьных сочинениях. СПб., 2005. - 256 с.

302. Эльдшя Эрднь. Цалырсн седклин юочн. // Буурла Николай. Ширгсн нульмсн. Элиста, 1997

303. Человек и время в романе о депортации

304. Балакаев А. Арвн гурвн одр, арвн гурвн жил. Элст, 1991. - 432 с.

305. Балакаев А. Тринадцать дней, тринадцать лет. Элиста, 1995. - 496 с.

306. Джамбинова Р. Правда водопадами. О романе 13 дней, 13 лет Алексея Балакаева). // Элистинские новости, 1993 11-17 декабря

307. Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - 208 с.

308. Глава 4. Авторская позиция в повествовании

309. Бадмаев А. Калмыцкая дореволюционная литература. Издание 2-е, испр., доп. / Под ред. доктора филол. наук Л.И. Залесской. Элиста, 1984. - 168 с.

310. Бадмаев М. Калмыцкие песни, мы их не забывали. // Хальмг унн, 1989 24 января.

311. Бадмаева Б.Б., Гей В. А. Советская калмыцкая проза. Основные тенденции ее развития. Элиста, 1976.-116 с.

312. Балакан А. Гурвн зург. Элст, 1963. 48 с.

313. Балакан А. Заргим эврян кетн. Элиста, 1969. - 318 с.

314. Балакан А. Арвн гурвн эдр, арвн гурвн жил. Элст, 1991. - 432 с.

315. Балакан А. Зерлг нохас. Тююк. // Теегин герл, 1992. №№ 1,6

316. Байдын С. Сёёгин зююдн одрин килясн. // Теегин герл, 1992. - № 8

317. Балуев С.М. К проблеме образа автора в публицистике // Вестник Ленинградского университета. Сер.2. История, языкознание, литературоведение. Л., 1990. - Вып. 3. - С. 100-103

318. Бембеев Т. Сёёгяс дордсн одрмюд. // Хальмг унн, 1988. №№ 242 - 243, 246, 247 - 248

319. Бембеев Т. Сян комендант. // Теегин герл, 1993. № 5

320. Бембин Тимофей. Буугар туугдсн хюрм. Некля /Келврмюд. // Теегин герл, 1993.-№4

321. И.Буурла Н. Урня тачал. // Теегин герл, 1993. №№1,3; 1994, №2; №4.

322. Буурла Н. Эцкин заян. // Хальмг унн, 1994. 4 ноября, 15 ноября, 17 ноября, 23 ноября

323. Буурла Н. Эвря газр: Хальмг туугдсн 50 жилин оонд. // Теегин герл, 1993. №№ 6, 7

324. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. М., 1959. - 448 с.

325. Гачев В.Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981. - 247 с.

326. Гей В. Образ личности в коллективе (о прозе А. Балакаева). // Теегин герл, 1973.-№2.

327. Гинзбург JI. О литературном герое. М., 1979. - 222 с.

328. Гуревич А. Ментальность. Наследия и реальность. // 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общ. ред. М. Ферро и Ю. Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. - С. 454-456

329. Джамбинова Р. А. Роман и автор. Новые грани художественности (19601990-е годы). Элиста, 1996. - 254 с.

330. Джамбинова Р. А. Писатель и время. Элиста, 1996. - 208 с.

331. Джимбиев А. Кююнд му узгдхля. Роман. В 2-х книгах. Пер. с калм Н. Егорова и К. Ерымовского. Элиста, 1991

332. Дмитренко С. Беллетристика породила классику (К проблеме интерпретации литературных произведений). // Вопросы литературы, 2002. -Сентябрь-октябрь

333. Ивлева И.В. Особенности субъективной организации повести В.П. Астафьева «Веселый солдат». // Поэтика художественного произведения. -Курган, 2002. С. 53-59

334. Инжин Лиж. Харалта одрмюд: Документальн тююк. / Теегин герл, 1989 -№3

335. Кожевникова H.A. О соотношении речи автора и персонажа. // Языковые процессы современной художественной литературы. Проза. Новосибирск, 1977.-С. 7-98

336. Кузьмин А. И. Повесть как жанр литературы. М., 1984. - 112

337. Куукан А. Обин кёвяд. Элст, 1974. - 304 с.

338. ЗО.Липская Л.И. К проблеме повествовательной незавершенности в современной литературе. // Постмодернизм: pro et contra. Тюмень, 2002. - С. 63-7331 .Литературная учеба, 2004. № 4

339. Маевская В. А. К вопросу о категории образа автора и стиле художественного произведения // Язык. Культура. Диалог. СПб., 2003. -С.73-78

340. Манджиев Н. Жизнь эстафета. // Теегин герл, 2004. - №3

341. Марченко А. Для восполнения объема. // Вопросы литературы, 1974. № 8

342. Мацаков И. Современная калмыцкая проза. Элиста, 1970. - 136 с.

343. Ремизова М. Детство героя. Современный повествователь в попытках самоопределения. // Вопросы литературы, 2001. Март-апрель. - С. 104-105

344. Романова Г. Интерпретация литературного произведения. // Литературная учеба, 2004. № 4. - С. 199-200

345. Сангаджиева Б. Ончня кишг овртнь. // Теегин герл, 1992. - №№ 5,7

346. Сангаджиева Б. Ончня кишгнь овртнь. // Хальмг унн, 1993. - № 3

347. Сангаджиева Б. Сиротское счастье мое. Элиста, 1996. - 104 с.

348. Самокурова И.В. Субъект художественного высказывания и автор литературного произведения. // Филологические записки. Воронеж, 2001. -Вып. 17.-С. 82-85

349. Трифонов Ю. В кратком бесконечное. // Вопросы литературы, 1974. - №8

350. Утехин Н. П. Черты неповторимого. М.: Наука, 1980. - 207 с.

351. Утехин Н.П. Проблемы русской советской литературы. Л.: Наука, 1976.- 236 с.

352. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 1999. - 385 с.

353. Церенов В. Хождения калмыцких путешественников. // Советская Калмыкия. 1979. 24 ноября.

354. Шёквист Л. К вопросу об антропоморфности нарратора в романе А. Платонова «Чевенгур». // Русская литература, 2005. № 5

355. Эльдшя Эрднь. Цальгрсн седклин юочн. // Буурла Николай. Ширгсн нульмсн. Элиста, 1997. - 368 с.

356. Языковые процессы современной художественной литературы. Проза. -М., 1977.-536 с.1. Заключение

357. Наднеева К.А. Буддизм в Калмыкии: нравственные основы. Элиста, 1994.-97 с.

358. Пюрбеев Г.Ц. Концепт судьбы в культуре монгольских народов. // Теегин герл, 1998. №6. - С. 96-106