автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.22
диссертация на тему: Категория номинализации действия в современном турецком языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Категория номинализации действия в современном турецком языке"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ИЫЛМАЗ Озлем

КАТЕГОРИЯ НОМИНАЛИЗАЦИИ ДЕЙСТВИЯ В СОВРЕМЕННОМ ТУРЕЦКОМ ЯЗЫКЕ

Специальность 10.02.22 - Языки народов зарубежных стран Европы, Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии (стран Азии и Африки)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2004

Работа выполнена

на Кафедре тюркской филологии Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Гузев Виктор Григорьевич.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Насилов Дмитрий Михайлович;

доктор филологических наук Бурыкин Алексей Алексеевич.

Ведущая организация:

Институт языкознания РАН (Москва).

Защита состоится ЪИ*аУ^1.2004 года в ^^тасов на заседании Диссертационного совета Д 212.232.43 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 11. ауд. 167 Восточного факультета.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке им. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9).

ОБШАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Тема диссертации — всестороннее изучение всего арсенала именных форм современного турецкого глагола, совокупность которых конституирует обширную словоизменительную морфологическую категорию, именуемую в сочинении категорией номинализации действия (а также глагольной категорией вторичной репрезентации, или глагольной категорией вторичного гипостазирования).

Актуальность исследования обусловлена особой важностью изучаемых глагольных именных форм в строе турецкого и других тюркских языков. Значимость этих глагольных именных форм в тюркских языках заключается в том, что, во-первых, они представляют собой чрезвычайно развитую категорию словоизменительных морфологических форм со сложной семантикой; во-вторых, характеризуются высокой производительностью; в-третьих, обусловливают одну из особенностей тюркского синтаксиса, заключающуюся в том, что тюркские языки в значительной мере не испытывают потребности как в сочинительных, так и в подчинительных союзах, а также в придаточных предложениях индоевропейского типа. С учением об именных формах глагола тесно связан также ряд теоретических вопросов, таких, в частности, как трактовка понятий: «финитная форма», «личная форма», «конструкция», «предложение», «придаточное предложение», «нераспространенный» и «распространенный компонент конструкции», «вторичная репрезентация, или вторичное гипостазирова-ние», типология тюркских словоизменительных категорий и т. п.

Кроме того, актуальность работы подчеркивается тем обстоятельством, что у европейских тюркологов имеет место недопонимание коммуникативных потенций некоторых, в частности обстоятельственных, турецких форм, доступных носителю языка, а турецкие коллеги не затрагивают ряда проблем, не находя их важными для теории тюркской грамматики и часто ограничиваясь их описанием.

Объектом исследования являются многочисленные именные формы турецкого глагола.

Предмет исследования составляют: функциональное предназначение глагольно-именных форм, т. е. их роль в реализации главной — коммуникативной— функции языка, их сущностные свойства, структура их семантики и семантические различия между ними, содержание соответствующих им лингвистических понятий, предположительные мыслительные операции коммуниканта, предопределяющие введение их в высказывание, их парадигматические и функционально-синтагматические взаимоотношения, конституируемые ими словоизменительные категории, как частные, так и общая, место категории номинализации действия в системе глагольного словоизменения, ее генетические и синхронно-функ-

циональные связи с другими общими категориями, в первую очередь с категорией сказуемости, отношение категории номинализации действия к важнейшим структурным особенностям тюркских языков, формирующим глубокие различия агглютинирующих и флективных языков как в сфере морфологии, так и синтаксиса.

Цели и задачи исследования. Основная цель исследования — всестороннее истолкование коммуникативного предназначения, функциональных свойств, места в языковой системе турецких глагольных именных форм на основе концепции вторичной репрезентации (вторичного гипостазиро-вания); по возможности исчерпывающее представление русскоязычному читателю результатов анализа материала, выполненного носителем языка и способного облегчить задачу освоения турецкого языка, а турецкому читателю—результаты осмысления знакомых языковых фактов на совершенно новой для него теоретической основе, претендующей на высокую степень новизны и адекватности.

Для достижения сформулированной цели решаются следующие задачи: 1) выявление грамматических значений глагольных именных форм, исходя из их функций и выражаемых при их посредстве смыслов, а также их семантических связей с именными классами лексем; 2) определение функционально-семантических потенциалов данных форм и гипотетическая характеристика предполагаемых мыслительных операций коммуниканта (говорящего), предваряющих введение их в высказывание; 3) попытки установления правил, которые регулируют их использование в актах коммуникации (тема, нуждающаяся в специальной разработке) и их взаимодействие с другими глагольными (в первую очередь, залога) и именными (принадлежности, склонения) категориями; 4) уточнение места глагольных именных форм в морфологической подсистеме языка и 5) изложение состояния изучаемых именных форм глогола в современном турецком языке. Кроме того, автор настоящей работы стремился внести свой вклад в разрешение проблем, связанных с функциями данных форм, которые реализуются в высказываниях, т. е. в речи.

Методологической основой работы стали синхронический и функционально-семантический подходы к языковым фактам, опирающиеся на положения: 1) признание в качестве ведущей коммуникативной функции языка; 2) признание в качестве основных системообразующих факторов семантики форм и выполняемых ими в процессах речевой деятельности частных коммуникативных функций; 3) признание языка естественной коммуникативной системой; 4) опора на тезис о неразрывной связи и взаимообусловленности синхронного состояния языка и его диахронии1.

1 См., напр.: Якобсон Р. О. Лингвистика в ее отношении к другим наукам / Пер. с англ. H.H. Перцовой II Якобсон Р. О. Избранные работы. М., 1985. С. 412-413; Бон-

Автор считает, что в отличие от описательного подхода, господствующего в тюркском языкознании, функциональный подход позволяет глубже понять своеобразие тюркского языкового строя.

Материал исследования. Исходя из положения А. Мартине, согласно которому «...элемент языка обладает реальным значением лишь в определенном контексте и в определенной ситуации; любая монема или более сложный знак обладают сами по себе лишь потенциальными значениями, часть которых действительно реализуется в том или ином речевом акте»2, и опираясь на тезис, что речь бывает как письменной, так и устной, в диссертационной работе в качестве иллюстративного используется не только материал современного турецкого литературного языка, представленного в произведениях художественной и научной литературы и в словарях, но и материал, собранный автором у информантов, т. е. во время контактов с носителями языка.

Теоретическое значение диссертации состоит, во-первых, в том, что проведенное исследование явилось апробацией на турецком материале и дальнейшей разработкой концепции вторичной репрезентации, или вторичного гипостазирования3. Суть вторичного гипостазирования состоит в следующем: язык обладает свойством истолкования и представления того или иного явления реальности посредством значения лексемы и наделения его самостоятельным семантическим существованием в виде образа предмета, признака, обстоятельства или действия4, которые составляют содержание классифицирующих «частеречных» значений существительных, прилагательных, наречий и глаголов; первичные значения могут оперативно преобразовываться и представляться в иных, но узуальных образах — предмета, признака или обстоятельства. В частности, турецкий язык обладает богатейшим арсеналом глагольных форм выражения действия, представляемого как предмет, признак или обстоятельство. Во-вторых, концепция вторичного гипостазирования помогла раскрыть сущность одной из трех разновидностей тюркских морфоло-

дарко А. В. Введение. Основания функциональной грамматики // Теория функциональной грамматики: Введение, аспеюуальность, временная локализованность, таксис. Изд. 2-е, стереотип. М., 2001. С. 6; Гузев В. Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). JI., 1990. С. 28.

2 Мартине А. Основы общей лингвистики / Пер. с франц. В. В. Шеворошкина // Новое в лингвистике. Вып. III. М., 1963. С. 400.

3 От греческого hypostasis «сущность, субстанция». Ср. русское слово «ипостась» того же происхождения. В русскоязычной литературе термин более известен как философский. Прецедент использования его в лингвистике см.: Leisi £ Der Wortinhalt: Seine Struktur im Deutschen und Englischcn. 2. erweiterte Auflage. Heidelberg, 1961. S. 3-25.

4 Гузев В. Г. Опыт применения понятия «гипостазирование» к тюркской морфологии//Востоковедение: филол. исслед. Вып. 21. СПб., 1999. С. 29-36.

гических категорий: 1) категории, передающие связи действий, называемых исходными глагольными основами; 2) категории, передающие свойства действий; 3) категории, выражающие результаты вторичного гипо-стазирования действия. В-третьих, сочинение предлагает в качестве результата исчерпывающую картину сложного устройства и состава одной из пяти — залога, статуса, аспектуальности, номинализации действия и сказуемости — общих турецких глагольных словоизменительных категорий.

Теоретические положения работы приложимы к другим тюркским языкам. Кроме того, материал и теоретические положения сочинения могут быть использованы при составлении теоретической грамматики турецкого языка, а также сравнительной грамматики тюркских языков.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты, как надеется автор, смогут облегчить иностранцам освоение весьма сложной и непривычной для них, хотя и весьма производительной категории и, следовательно, могут быть использованы при составлении школьных и вузовских учебных пособий по турецкому языку. Результаты исследования могут также найти применение в практике вузовского преподавания: при чтении лекций и спецкурсов по теоретической и практической грамматике турецкого языка.

Апробация работы. Теоретические позиции автора, образцы анализа конкретного языкового материала и важнейшие результаты изложены в двух публикациях и были представлены русским и турецким специалистам в научных докладах на 15-х Кононовских чтениях (С.-Петербург, .27 октября 2000 г.), проводимых Кафедрой тюркской филологии СПбГУ, и на IV Международном конгрессе по тюркскому языкознанию в Турции (Измир—Чесма, 25-29 сентября 2000 г.), организованном Турецким лин-генетическим обществом, в виде доклада «Теория тюркской грамматики: о категории номинализации действия» (6 с), принятом в печать.

Композиция и объем диссертации; Сочинение состоит из предисловия, введения, четырех основных глав, заключения, списка цитируемой литературы, списка сокращений и указателя глагольно-именных морфологических и лексических средств.

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В предисловии кратко обосновываются актуальность и важность выбранной темы, определяются цели и задачи работы, излагаются основные методы и принципы исследования.

Введение состоит из четырех частей. В первой части излагается методологическая основа исследования - суть синхронического и функционально-семантического подходов к фактам языка. Во второй части формулируется принимаемая автором трактовка используемого в работе общелингвистического и собственно тюркологического понятийно-терминологического аппарата. В частности, раскрывается содержание понятий: «язык», «знак», «речь», «монема», «морфология», «разновидность языковых значений», «техническое преобразование слов», «разновидности мо-нем» («лексема» и «морфема»), «классы автосемантических лексем/части речи» («именные знаменательные части речи», «глагол» и т. п.), некоторые общие понятия («предмет», «признак», «отношение», «обстоятельство», «действие», «суждение», «субъект», «предикат»), «основа», «морфологическая подсистема языка», сущность словообразовательных и словоизменительных операций над лексемой/словом, «грамматическая форма», «грамматическая категория», «формообразовательный механизм», «фор-моизменительный механизм», «финитная форма», «субстантивная атрибутивная конструкция (изафет)» и т. п. В третьей части разъясняется концепция вторичного гипостазирования, сформулированная В. Г. Гузевым, на основе которой проводится исследование. С позиции этой концепции турецкие глагольные именные формы объединяются не в три, как это традиционно делается, а в четыре частные словоизменительные категории: 1) имен действия, или масдаров; 2) субстантивно-адъективных форм; 3) причастий и 4) деепричастий, или обстоятельственных форм. При этом глагольные имена в турецком языке трактуются как формы, выражающие действие, которое представляется говорящим в именных образах: предмета, признака или обстоятельства. Словоизменительный характер этих форм доказывается следующими фактами: 1) глагольные имена в первую очередь означают действия; 2) сохраняют исконное глагольное управление; 3) выступают в продуктивных залоговых формах; 4) выступают в формах глагольной категории статуса (совокупность форм отрицания, возможности и невозможности); 5) в формах глагольных имен функционируют сложновербальные образования, так называемые перифрастические и аналитические формы или конструкции5. В последней части введения ука-

5 Гузев В. Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 117.

зывается место изучаемых глагольных именных форм в глагольной словоизменительной системе турецкого языка.

Первая глава посвящена именам действия, или масдарам {субстантивным формам глагола).

Имя действия понимается как глагольная форма, выражающая действие, представляемое как предмет, или, пользуясь термином А. М. Пеш-ковского, результат «опредмечивания процесса»6, и не имеющая в своем значении ни (в отличие от причастий) агентивной семы (которая сигнализировала бы о том, что предмет, называемый определяемым, является производителем действия, называемого глагольной основой), ни (в отличие от причастий и субстантивно-адъективных форм) временных сем.

Категорию имен действия в турецком языке составляют продуктивные и производительные формы -тАк1, -тА и и продуктивная, но непроизводительная форма -тАкИк. Кроме того, в работе попутно обсуждается вопрос об инфинитиве в турецком языке и делается вывод о том, что ни одна из турецких масдарных форм не может быть истолкована как инфинитив. А каждая из рассматриваемых в данной главе форм — это именная форма глагола, имеющая в составе своего сложного значения помимо семы «опредмеченного» действия какую-либо конкретную дополнительную сему, отличающую ее от других имен действия. В частности, существует мнение, что масдар обладает семой манеры, способа совершения

действия8, которая однако, как представляется, носит факультативный характер. Автор отдает себе отчет в том, что вопрос о семантических различиях между масдарами нуждается в дальнейшей разработке.

Благодаря значению предметности имена действия в отношении морфологических и синтаксических функций являются родственными именам существительным. Это проявляется в том, что они как имена существительные, способны выступать в речи в формах субстантивных словоизменительных категорий (множественности, принадлежности и склонения, напр .ВйуШег, ¡йкШег, оШ+таНаг,уа2&г+та+1аг... керьНгама спауйг (Ме1т Ка9ап) «Колдовства, воскуривания, чтения из Корана, выписки сур Корана... всё оказалось напрасным»; Се1+те+1епп+1 ¡зИуогит «Я хочу, чтобы они пришли»), обслуживаться послелогами (напр.: 17уи+так+1ап Ьа§ка даге уок (Ыгшт Шкте!) «Нет иного выхода, кроме как спать») и могут действовать самостоятельно в субстантивных синтак-

6 Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении / Вступ. ст. проф. С. И. Бернпггейна. Изд. б-е. М., 1938. С. 142.

7 Заглавная буква символизирует ряд фонем, находящихся в отношении автоматического варьирования в составе конкретного форманта под действием гармонии гласных.

* Кононов А. Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. М.; Л., 1956. С. 462-465, § 926-934.

сических функциях (т. е. в функциях именного сказуемого (напр.: ...Побита giden fey, ...bir $еу апуогтщ, bir iz uzerindeymifim gibi tetikte durarak okumamdi (Orhan Pamuk) «То, что мне (особенно) нравилось—читать так, как будто я чего-то искал, изображать настороженность, как будто я напал на след чего-то»), подлежащего (напр.: Buraya gelmem kolay olmadi (Bilge Karasu) «Мне не далось легко прийти сюда»), определяемого (напр.: qocugun uyumasi «сон ребенка» — масдар в функции определяемого), определения в составе изафета' (напр.: Durmakzamam gegti, $ali$mak zamamdir (Tevfik Fikret) «Прошло время бездействовать, (ныне) — время работать»), дополняемого, дополнения (как в приведенном примере Gelmelerini istiyorum), обстоятельственного уточняемого и обстоятельства (Ar$ivci olmak i$in, tarihgi olmak igin gerekenden de fazla algakgdnulluliik gerekir (Orhan Pamuk) «Для того чтобы быть архивистом, историком, требуется слишком много скромности»).

Именно изложенные факты позволили некоторым тюркологам (в частности, Н. А. Баскакову) именовать тюркские имена действия глагольными субстантивныи.

Вторая главапосвящена субстантивно-адъективным формам. Здесь речь идет о формах -Dlk и -(у)АсАк, являющихся продуктивными и производительными, и -(y)AsI — продуктивной, но малопроизводительной в литературном языке.

Субстантивно-адъективная форма — это глагольная форма, которая как морфологическое средство характеризуется способностью выполнять две функции вторичного типостазирования: 1) передавать «опредмеченное» действие, т. е. действие, представляемое как предмет; 2) передавать действие, представляемое как признак. В отличие от причастия, которое трактуется как глагольная форма, выражающая действие лишь в виде признака и имеющая агентивную сему, субстантивно-адъективная форма имеет два сформулированных коммуникативных предназначения и, следовательно, две сферы синтаксического использования: 1) сферу субстантивного функционирования и 2) сферу адъективного использования. Категориальные значения субстантивно-адъективных форм — «опредмеченное» или «опризначенное» действие, — естественно, роднят данную форму как с именем действия, способным передавать только «опредмеченное» действие, так и с причастием, способным выражать лишь действие, представляемое как признак. Однако следующие, морфологические, семантические и синтаксические особенности данной формы отличают ее от этих родственных глагольно-именных форм:

' В тюркском языкознании существует введенное С. С. Майзелем понятие «мас-дарный изафет», отражающее участие имен действия в образовании именных определительных конструкций. См.: Майзель С. С. Изафет в турецком языке. М.; Л., 1957. С. 147-172.

1) в морфологическом аспекте — репрезентационная двуфункциональ-ность субстантивно-адъективных форм; 2) в семантическом аспекте — наличие двух категориальных значений (не только «опредмеченного» действия, как у имени действия, но и «опризначенного» действия, как у причастия); 3) в синтаксическом аспекте — функционирование этих форм в субстантивной и в атрибутивной сферах использования. Например, О пи 5е\кИ§Ш Батуогйшп «Я думал, что ты любишь ее», Се1есе%М ЬШуогс1ит «Я знал, что он придет» (субстантивноеиспользование); 8еУ(Нёт кггкт? «Кто та девушка, которую ты любишь?», Се1есе£т ^пй заЫтгиШа ЬекИуогит «Я с нетерпением ожидаю день, в который ты приедешь» (адь-ективное использование) и т. п.

При этом субстантивно-адъективные формы в сфере субстантивного использования отличаются от масдаров (имен действия) наличием у них временных сем (-(у)АсАк и -(у)Л5/ называют будущее действие, а -Б1к — небудущее (т. е. прошедшее или настоящее), а в сфере адъективного функционирования отличаются от причастий отсутствием у них агентивной семы. В сфере адъективного использования субстантивно-адъективная форма, будучи лишена агентивной семы, индифферентна к характеру отношений между выражаемым глагольной основой действием и предметом, называемым определяемым. Следовательно, субстантивно-адъективные словоформы, не содержащие залогового показателя и употребляющиеся в функции определения в составе определительных конструкций, благодаря отсутствию в их семантике информации о производителе действия, способны передавать различные взаимоотношения действия с предметом, кроме случаев передачи изъяснительных отношений типа /ггипа корШ^и ИаЬеп «весть о том, что разразилась буря».

По словам С. Н. Иванова, рассматривавшего соответствующие узбекские формы -ган, -ётган, -диган, при адъективном использовании субстантивно-адъективной формы предмет, называемый определяемым, по отношению к действию, представляемому глагольной основой, может быть: 1) его производителем; 2) его прямым или косвенным объектом; 3) местам его совершения; 4) временем его протекания10. И к этому перечню семантических возможностей субстантивно-адъективных форм, выражающих характер связи предмета с действием, называемым глагольной основой, можно добавить также: 5) предмет — цель; 6) средство, инструмент; 7) причина действия и т. п. Можно сказать, что декодирование определительных словосочетаний с глагольной субстантивно-адъективной формой в функции определения производится или на основе фонового знания, или (что нередко то же самое) на основе человеческого опыта с опорой на логику взаимоотношений элементов реальности.

10 Иванов С. Н. Очерки по синтаксису узбекского языка (форма на -ган и ее производные). Л., 1959. С. 49-51.

Примеры: 1) предмет—агенс: Оkahveyiiqerken, ben de, azsonradoga-cak Qocuk gibi sabtrsizlamyordum (Orhan Pamuk) «И я, когда он пил тот

кофе, сгорал от нетерпения, как дитя, которому предстояло вот-вот родиться»; 2) предмет — объект действия: Mola verdigim heryerde, yiyecek bir ye mis, bir of, bir tohum Ьи1игтщит, iqecek temiz bir suya rastlaya-bilirmifim, öyle söylüyor köylüler (Bilge Karasu) «Крестьяне утверждали, будто бы повсюду, где бы я ни делал привал, я найду какие-нибудь пригодные для еды фрукты, травы, зерна, могу набрести на пригодную для питья чистую воду»; 3) предмет—место совершения действия: Ikisinide ellerinden tuttum, кисакkucaga uyudugumuz odamiza soktum (Orhan Pamuk)

«Я взяла их обоих за руки, ввела в комнату, где мы спали в обнимку»; 4) предмет - время протекания действия: Bir güzel kahve igecek zaman kadar kaynatíi (Orhan Pamuk) «Он кипятил столько времени, сколько требуется, чтобы выпить чашку полноценного кофе»; 5) предмет - цель: Окиуасакmaksatуок (информант) «Не за чем это читать»; 6) предмет — средство осуществления действия: Balkan olabilecek bilgiyi, görgüyü daha kazanamadim (Aziz Nesin) «Я еще не сумел набраться достаточно знаний, опыта, чтобы быть начальником»; 7) предмет — причина действия: «Uyumam. Uyumam, if te. Neden uyuyum? Ne var uyuyacak?» (Ya$ar Kemal) «Не буду спать (до утра). Не буду и всё! Почему я должен обязательно уснуть? Почему это я усну!» (внутренняя речь ребенка, решившего не спать всю ночь) и т. п.

Анализ приведенных примеров употребления субстантивно-адъективных форм в определительных конструкциях приводит к следующим выводам: 1) адъективное значение изучаемых форм сигнализирует лишь о том, что действие есть признак какого-либо предмета и 2) значение субстантивно-адъективных форм не содержит в себе агентивной залоговой семы11. У субстантивно-адъективных форм, в отличие от причастий, отсутствует какая-либо собственная залоговая сема. Но это совсем не означает, что они не могут взаимодействовать с категорией залога и не могут выступать в продуктивных залоговых формах. При наличии коммуникативной потребности прояснить отношение между действием-определением и предметом-определяемым залоговые морфемы включаются в состав субстантивно-адъективных словоформ, например: yaz+dir+acak

«человек, которого можно было бы побудить писать», mektup «письмо, которое следовало было бы написать», yaz+if+acak «друзья, которые намереваются переписываться» и т. п. Однако залоговый показатель, входящий в состав субстантивно-адъективных словоформ, не изменяет их категориального значения «опризначенного» действия, которое реализуется в сфере адъективного использования, а лишь

11 Гузев В. Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 122-123.

добавляет свое залоговое значение в цепочку значений, представляемых другими морфами, входящими в состав словоформы. Если есть необходимость передать информацию о производителе действия, тогда в состав субстантивно-адъективных словоформ как при субстантивном использовании, так и при адъективном, входят аффиксы категории принадлежности: напр., Окис1иЦ+ит+и (окиуасаЦ+ип+1) ипиШщит (информант) «Я забыл, что я читал (буду читать)», Аскт окийиЦ+ит

(информант) «Пусть выйдет человек, имя которого я прочитал (прочитаю)» и т. п.

В свете вышеизложенных фактов двойственная морфологическая предназначенность субстантивно-адъективных форм (т. е. передавать действие в образе предмета или признака), семантическая двузначность (т. е. иметь значения опредмеченного или «опризначенного» действия) и функционирование в двух сферах синтаксического использования (т. е. в сфере субстантивного или адъективного использования) не позволяют отождествлять их с именами действия или причастиями. Следовательно, продемонстрированная выше двойственность, т. е. синкретичность данных форм, заключающаяся в совмещении свойств имен действия и причастий, обусловливает необходимость считать их формами самостоятельной категории - категории субстантивно-адъективных форм (термин, предлагаемый и употребляемый В. Г. Гузевым).

Итак, формы -01к, -(у)АсАк и традиционно именуемые боль-

шинством туркологов «причастиями», в настоящей работе трактуются как формы частной, самобытной тюркской словоизменительной категории субстантивно-адъективных форм, входящей в состав общей глагольной категории номинализации действия.

Третья глава посвящена причастию (адъективным формам глагола). Турецкое причастие—это глагольная форма, передающая действие, представляемое как признак, и имеющая в своем значении агентивную и времешгую семы. Как уже было отмечено, наличие у причастия, не находящегося в залоговой форме и функционирующего в роли определения, агентивной семы отличает его от субстантивно-адъективной формы в сфере атрибутивного использования. Именно агентивная сема у рассматриваемой формы является одним из важнейших проявлений его функциональной специализации и отличия от субстантивно-адъективной формы12. Эта сема у данной формы требует передавать в определительных конструкциях только одно отношение между действием и предметом: предмет есть производитель действия.

Для полноты картины упоминаются конструкции типа аграуеЩеп 1аг\а «поле, на котором растет ячмень», в которых определяемое называет не производителя действия, а место или косвенный объект, а агентивное

12 Там же. С. 121.

значение причастия «замыкается» на лексический субъект arpa «ячмень». Наиболее разумным представляется объяснение, согласно которому такие конструкции являются архаизмами, в которых, тем не менее, аген-тивный компонент причастного значения реализован, хотя и «переориентирован» с определяемого на субъект13.

Категория причастия в турецком языке состоит из форм: -тЦ, представляющей действие в образе признака и вместе с тем выражающей состояние, являющееся следствием этого действия, -(у)Ап, передающей в виде признака небудущее действие, т. е. прошедшее или настоящее и -(А/Г)г, выражающая в качестве признака действие, которое может происходить не только в плане настоящего времени, но и совершаться многократно, постоянно или регулярно, продолжаться в течение длительного времени и иметь вневременной характер как проявление постоянного свойства предмета14. Из перечисленных -mlf и -(у)Ап представляют собой продуктивные и производительные формы, а форма -(А/Г)г тоже продуктивна, однако она не столь производительна, как первые два причастия.

И причастия, и субстантивно-адъективные формы (в сфере адъективного использования) родственны функционально именам прилагательным. Следовательно, они, как прилагательные, т. е. лексемы означающие признак, окказионально способны субстантивироваться, т. е. выражать предмет, являющийся носителем признака. А в таких случаях, когда они представляют предмет, они могут выступать в синтаксических функциях существительного в высказываниях, в первую очередь в качестве как определения (Dü$enin dostu olmaz (поговорка) «У оступившегося не бывает друзей»), так и определяемого в составе изафетных конструкций (Cocuklarin en hizli ko$ani (информант) «Тот из детей, который бегает быстрее всех»), субъекта (/песек var «Есть сходящий здесь пассажир» (говорится в общественном транспорте)), предиката (Berti en док ilgilendiren, опип anlattiklaridir (информант) «Меня больше всего заинтересовало то, что он рассказывал»), дополнения (Okudugunuzu ben de okudum (информант) «То, что вы читаете, я тоже читал») и тем самым и адъективная, и субстантивно-адъективная словоформы могут присоединять аффиксы именных словоизменительных категорий (напр.: Bil+en+ler susar (Bilge Karasu) «Те, кто знает, молчит»; (¿ek+tik+ler+im+i sana anlatamam (информант) «Не могу рассказать тебе всего того, что мне пришлось пережить») и способны употребляться с послелогами (напр.: Kurultaya katd+an+lar igin yarin fehir gezisi düzenlenecek (информант) «Для участников съезда завтра будет организована экскурсия по городу»).

13 См.: Там же. С. 120-121.

14 См.: Бётлингк О. Н. О языке якутов / Пер. с нем. В. И. Рассадина. Новосибирск, 1989. С. 400. § 725.

Четвертая глава посвящена деепричастию (обстоятельственным, или адвербиальным, формам глагола). Деепричастие в настоящем сочинении трактуется также как одно из средств вторичного гипостазирова-ния действия, конкретно как глагольная форма, выражающая действие, оперативно представляемое как то или иное обстоятельство чаще всего какого-либо иного (уточняемого) действия.

В турецком языке деепричастие подобно имени действия, но в отличие от причастия не содержит в своем значении агентивной семы, в отличие от субстантивно-адъективной формы и причастия оно не имеет «абсолютной» временной семы, которая была бы ориентирована на настоящий период, служащий главным ориентиром, отправной точкой многочленной глагольной категории времени индикатива турецкого глагола. Значения деепричастий, включая и временные, соотносятся лишь со значениями уточняемых компонентов обстоятельственной разновидности атрибутивных конструкций. Иными словами, деепричастие в отличие от финитных форм не выражает временных отношений, ориентированных на объективное время как одну из форм существования материального мира, поскольку любое деепричастное значение, включая и временное, выражает лишь отношение (связь) между уточняемым событием (чаще всего действием) и действием, воспринимаемым в качестве обстоятельства, т. е. адвербиализованным действием. Иначе говоря, деепричастия имеют разнообразные таксисные значения, т. е. такие, которые «характеризуют сообщаемый факт по отношению к другому сообщаемому факту и безотносительно к факту сообщения»15. В частности, их временные значения передают адвербиализованные действия, предшествующие уточняемому действию, одновременные с ним, например, уточняемое действие может развертываться на временном фоне действия-обстоятельства, а также следовать за ним и т. п.

Как справедливо отмечает академик А. Н. Кононов, под термином «деепричастие» в грамматиках турецкого языка объединяется многочисленная группа различных по своему происхождению глагольных форм, хотя и сам А. Н. Кононов, и С. Н. Иванов приводят всего лишь десять форм, что, к сожалению, искажает реальную картину и может быть объяснено только нежеланием отступать от норм и представлений индоевропейских грамматик.

Позиция автора настоящего сочинения, для которого сущность деепричастий, или обстоятельственных глагольных форм, заключается не в том, что они представляют действие как «сопутствующее» или «второстепенное», а в том, что они выражают действие, подвергшееся вторичному гипостазированию, и представляют его как обстоятельство. Такая

" Якобсон Р. О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972. С. 101.

позиция, делающая акцент на коммуникативную функцию морфологического средства, значительно расширяет репертуар этих форм (речь идет о более чем ста образованиях), позволяет вскрыть их различное происхождение, их соотношение с другими изофункциональными языковыми средствами, позволяет получить полную картину турецких юнкторов, столь же разнообразных, как и подчинительные союзы индоевропейских языков и приводит к выводу о принципиальной открытости списка обстоятельственных форм турецкого глагола.

С позиций теории грамматики весьма важными представляются следующие особенности турецких обстоятельственных форм: 1) наличие многочисленных спрягаемых образований с аффиксами принадлежности (напр., -ОЩ1пс1А «когда ...»); 2) наличие спрягаемых (напр., т1 (ой) «стоит только...; как только...; если...») и неспрягаемых (напр.,-(АЛ)г-тА2 «как только...») финитных форм с обстоятельственными значениями, что прямо противоречит традиционному представлению индоевропеистики о деепричастиях как об инфинитных формах; 3) обилие образований, имеющих морфолого-лексический характер, которые значительно расширяют коммуникативные потенции глагольных адвербиальных средств; 4) тесное взаимодействие с морфологическими и морфолого-лексическими чисто лексических обстоятельственных конструкций, что делает весь арсенал глагольных обстоятельственных средств открытым.

Заключение. Проделанная работа убеждает, во-первых, в том, что настало время признать, что традиционные индоевропеистические термины и понятия «инфинитив», «имя действия», «причастие» и «деепричастие» недостаточны для понимания и описания своеобразных глагольных именных форм ряда восточных языков. В частности, читатель видел это на примере двуфункциональных тюркских субстантивно-адъективных форм. Применение к этим формам термина «причастие» должно в свете результатов настоящего сочинения рассматриваться как изживший себя паллиатив. Продолжение же этой терминологической практики может служить тормозом в осмыслении учеными и освоении учащимися сложной природы тюркских глагольных имен. Называть субстантивно-адъективную форму глагола причастием почти так же неудачно, как применять этот термин к английскому герундию.

Во-вторых, анализ семантики глагольно-именных форм убеждает в том, что недостаточно ограничиваться констатацией наличия, скажем, у имен действия как глагольных, так и субстантивных признаков. Важно осознать, что такая форма нисколько не теряет своих глагольных свойств, а лишь только оперативно, временно опредмечивает действия, позволяя форме выполнять субстантивные синтаксические функции. Подобные мыслительные или семантические операции совершаются и в сфере функционирования субстантивно-адъективных форм, причастий и обстоятель-

ственных форм глагола. На передний план выходит теоретическая проблема, как в действительности соотносятся между собой глагольные и именные семантические компоненты изучаемых форм, какие мыслительные операции сопровождают функционирование глагольных имен.

В-третьих, настоящее время в специальной литературе встречается перспективная идея, согласно которой средства связи развернутых компонентов высказываний следует объединять в одном понятии — юнк-

16 Гл

торах . С этой точки зрения союзы индоевропейских языков и многочисленные именные формы глагола в агглютинирующих языках представляют собой разновидности юнкторов, различие между которыми подчеркивает глубину различия между способами построения сложных высказываний в языках разных систем.

В-четвертых, проделанная работа полезна и с точки зрения осмысления природы языковой системности: частные категории глагольных имен — имена действия, причастия, субстантивно-адъективные формы и деепричастия, — по всей вероятности, представляют собой проекцию существительных, прилагательных и наречий на глагольное словоизменение (во всяком случае связь между теми и другими неоспорима), семантическое родство именных классов лексем и функциональное сходство глагольных имен с ними вполне могут рассматриваться как проявление свойств, которыми отличаются естественные системы.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Об одном узуальном смысле, передаваемом турецким гаагсшьным именем -(у)АсАк // Вестник СПбГУ. 2002. Сер. 2. Вып. 3 (№ 18). С. 115-116.

2. Türkiye Türkfesinde Sifatsi-isimsi §ekiller Üzerine (-£>/£, -(y)EcEk, -(y)Esl) («О субстантивно-адъективных формах в турецком языке (-Dfk, -(у)ЕсЕк, -(y)Esf)») II Восток — востоковеды — востоковедение: Сб. статей / Под. ред. Е. И. Зеленева. СПб., 2004. С. 92-112.

16 См., напр.: Johanson L. Zur Typologie türkischer Gerundialsegmente II Türk Dillen Arajtirmalan. Ankara, 1991. S. 98-110.

Отпечатано методом оперативной полиграфии в ООО « Элексис Принт ». С-Пб, ул. Гороховая, 70. Усл.печ. л. I Тираж 100 экз. Заказ № 72

»12199

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Йылмаз, Озлем

ПРЕДИСЛОВИЕ.

0. ВВЕДЕНИЕ.

О ПРИНЦИПАХ ИСТОЛКОВАНИЯ ИМЕННЫХ ФОРМ ГЛАГОЛА.

0.1.0 ФУНКЦИОНАЛЬНОМ ПОДХОДЕ К ЯЗЫКУ.

0.2. ПОНЯТИЙНО-ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ.

0.3. КОНЦЕПЦИЯ ВТОРИЧНОГО ГИПОСТАЗИРОВАНИЯ (ВТОРИЧНОЙ

РЕПРЕЗЕНТАЦИИ).

0.3.1. Работы в которых была применена концепция.

0.4. МЕСТО КАТЕГОРИИ НОМИНАЛИЗАЦИИ ДЕЙСТВИЯ СРЕДИ

ГЛАГОЛЬНЫХ СЛОВОИЗМЕНИТЕЛЬНЫХ КАТЕГОРИЙ.

1. ГЛАВА.

ИМЯ ДЕЙСТВИЯ (СУБСТАНТИВНАЯ ФОРМА ГЛАГОЛА, МАСДАР).

1.1. О ПОНЯТИИ МАСДАРА.

1.2. ЧАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ МАСДАРОВ.

1.2.1. Мае дар =тАк.

1.2.2. Мае дар =тА.

1.2.3. Масдар =(у)Ц.

1.2.4. Масдар =тАМ1к.

1.3. МАСДАРОПОДОБНЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ.

Выводы.

ГЛАВА II.

СУБСТАНТИВНО-АДЪЕКТИВНЫЕ ФОРМЫ (САФы).

И. 1.0 ПОНЯТИИ СУБСТАНТИВНО-АДЪЕКТИВНОЙ ФОРМЫ.

II.2. ЧАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ СУБСТАНТИВНО-АДЪЕКТИВНЫХ ФОРМ

11.2.1. Субстантивно-адъективная форма =DIk.

11.2.2. Субстантивно-адъективная форма =(у)АсАк.

11.2.3. Субстантивно-адъективная форма =(y)AsI.

Выводы.

ГЛАВА III.

ПРИЧАСТИЕ (АДЪЕКТИВНАЯ ФОРМА ГЛАГОЛА).

III. 1.0 ПОНЯТИИ ПРИЧАСТИЯ. w III.2. ЧАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРИЧАСТИЙ.

111.2.1. Причастие =ml$.

111.2.2. Причастие ~(А/1)г (отрицательная форма =mAz).

111.2.3. Причастие =(у)Ап.

Выводы.

ГЛАВА IV.

ДЕЕПРИЧАСТИЕ (ОБСТОЯТЕЛЬСТВЕННАЯ ФОРМА ГЛАГОЛА).

IV.1.0 ПОНЯТИИ ДЕЕПРИЧАСТИЯ.

IV.2. КРАТКИЙ ОБЗОР ГЛАГОЛЬНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВЕННЫХ СРЕДСТВ . 1 Об ф IV.2.1. Морфологические средства.

I V.2.2. Морфолого-лексические средства.

IV.2.3. Лексические средства.

Выводы.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Йылмаз, Озлем

Настоящая работа выполнена в двух версиях - в более обширной . турецкоязычной, предназначенной для публикации в виде монографии, и в несколько сокращенной русскоязычной, представляемой в виде кандидатской диссертации. Сочинение преследует цель исследовать функциональное предназначение, структуру семантики, типологию и состав именных форм глагола современного турецкого языка в синхронном аспекте. Формы рассматриваются на В основе концепции вторичной репрезентации (вторичного гипостазирования), разработанной проф. В.Г. Гузевым. В работе выявляются сложные по своему составу грамматические значения глагольных именных форм, конституируемые ими частные и общие категории, их функции, а также — уточняется место этих форм в языковой системе, выявляются их сущностные признаки. Одна из задач — совершенствование концепции вторичной репрезентации путем ее предпринимаемого впервые и в полном объеме применения к турецкому материалу, осуществляемое носителем турецкого языка.

До настоящего времени апробация концепции вторичной репрезентации проводилась на материале староанатолийско-тюркского (В.Г. Гузев),

Р руноподобных и уйгурографичных древних тюркских языков (Н.Н. Телицин), современного узбекского (докт. дисс. М.Ш. Маматова) и кумыкского языков (Н.Э. Гаджиахмедов). В настоящее время работа на эту тему выполняется на материале алтайского языка (Н.Н. Тыдыкова).

Глагольные именные формы, имеющиеся в сравнительно малом количестве в индоевропейских языках, играют довольно скромную роль в речи человека, говорящем на каком-либо их этих языков. В то же время важность тюркских глагольных именных форм весьма велика как с той точки зрения, что они представляют собой одну из самых многочленных иерархически организованных морфологических категорий турецкого языка, так и в отношении той важной роли, которую они играют в формировании синтаксических моделей и в построении тюркской речи.1

В сочинении будет обосновано, что глагольные именные формы в тюркских языках относятся к сфере словоизменения. Изучаемая общая категория номинализадии действия турецкого языка, конституируемая частными категориями имен действия (или, как их обычно именуют тюркологи, масдаров), субстантивно-адъективных форм, причастий, деепричастий и разного рода спрягаемых, неспрягаемых, нефинитных и финитных обстоятельственных форм, а также инфинитивов (возникших лишь в некоторых тюркских языках под иноязычным влиянием), это - словоизменительная категория, включающая в себя глагольные формы, которые при наличии коммуникативной потребности оперативно представляют действие в именных образах: предмета, признака или обстоятельства. В значительной мере благодаря этим формам, тюркские языки не испытывают потребности как в сочинительных, и в подчинительных союзах, а также в построении придаточных предложений индоевропейского типа. Иначе говоря, весь тот объем коммуникативных задач, которые в индоевропейских языках решают разнообразные союзы, союзные слова, словосочетания и вводимые ими придаточные предложения, в тюркских языках почти полностью берут на себя глагольные именные формы и вводимые ими компоненты высказываний,

1 Серебренников Б. А. Причины устойчивости агглютинативного строя и вопрос о морфологическом типе языка // Морфологическая типология и проблема классификации языков / Отв. ред. Б.А. Серебренников и О.П. Суник. М.-Л., 1965. С. 16; Aksan D. Anlambilim. Anlambilim Konulan ve TQrk^nin Anlambilimi. Ankara, 1998. S. 172-175; Johanson L. Fiilimsi Onermelerin g6revleri Ozerine // Bilimsel Bildiriler 1972. Ankara, 1975. S. 525-529; Гузев В.Г. О развернутых членах предложения, вводимых глагольными именами, в современном турецком языке // Советская тюркология, 1977. Jfe 5. С. 36-43; Erguvanh Е. Е. The Function of Word Order in Turkish Grammar. Berkeley-Los Angeles-London, 1984. Pp. 72-78.

2 Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского ® языка). Л., 1990. С. 118,120,122,126. способные к развертыванию в любой коммуникативно необходимой мере. Можно утверждать, что тюркские языки реализуют принципиально отличный от индоевропейского способ организации, развертывания речи, юнкции, т.е. связывания компонентов высказываний между собой.

0. ВВЕДЕНИЕ

О ПРИНЦИПАХ ИСТОЛКОВАНИЯ ИМЕННЫХ ФОРМ ГЛАГОЛА

0.1. О ФУНКЦИОНАЛЬНОМ ПОДХОДЕ К ЯЗЫКУ В течение столетий в ходе прямых или косвенных исследований языковых явлений в науке родилось множество различных течений, теорий, подходов и методов, или, другими словами, с целью адекватного истолкования явлений языка в целом были выработаны и продолжают вырабатываться различные взгляды, # методы и теоретические построения.1 Разумеется, здесь нет необходимости останавливаться на всех методах, существующих в языкознании. Представляется рациональным ограничиться лишь изложением основных положений, принципов, категорий и понятий, применяемых автором в рамках функционального подхода в первую очередь к семантической стороне многочисленных глагольных именных форм, в совокупности представляющих собой фрагмент морфологии современного литературного языка, рассматриваемого как один из синхронных срезов его многовековой истории.

До появления языкознания как самостоятельной науки, которая, отпочковавшись от грамматики и текстологии (филологии) в начале XIX в., стала 0 непосредственно изучать явления языка и отдельные языки, «на протяжении столетий языковые явления рассматривались в связи с религией, философией, грамматикой, текстологией и другими областями знания» . Но только с появлением языкознания языковые факты стали предметом научного исследования.

1 См., напр.: Соссюр ф. де. Курс общей лингвистики. Пер. с фран. А.М. Сухотина, перераб. А.А. Холодовичем //

Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с фран. яз. под ред. А.А. Холодовича. М., 1977. С. 39-43; Bayrav S. Yapisal Dilbilimi. 2. baski. Istanbul, 1998. S. 29-40; Vardar B. Dilbilimin Temel Kavram ve llkeleri. 2. baski. Istanbul, 1998. S. 22-39. ® 2 Вардар Б. Указ. соч. S. 22.

Предмет языкознания - это непосредственно язык как коммуникативная система, а также отдельные языки, чье своеобразие никак не сказывается на безупречности выполнения их основной (коммуникативной) функции.3 Языкознание — это наука, исследующая явления как живых, так и мертвых языков как в синхроническом плане, т.е. изучая их состояние и функционирование на определенном временном срезе, так и в плане диахроническом, т.е. прослеживая их изменение, дрейф (Э. Сепир) во времени в процессе эволюции цивилизаций.4 По Ф. де Соссюру, языкознание — это наука, состоящая из двух разделов, каждый * из которых имеет свои собственные, только ему присущие (характерные) принципы; иными словами, это наука, имеющая две оси - «ось одновременности» и «ось последовательности».5 Первая ось включает «отношения между сосуществующими явлениями, где исключено всякое вмешательство времени»6, а вторая ось - связи элементов, непрерывно сменяющих друг друга во времени. Ф. де Соссюр считал, что языковые явления необходимо исследовать, в соответствии с этими двумя осями независимо, абстрагируясь от одной или от другой ; в связи с этим ту отрасль языкознания, которая исследует устойчивую (статичную) сторону языковых явлений, следует именовать синхронической лингвистикой, а отрасль, изучающую историю, дрейф, изменение языковых явлений - диахронической ф лингвистикой. Таким образом, изучение языковых данных согласно вышеупомянутым перпендикулярным друг к другу осям стало причиной

3 Balkan 6. Bildirijim. Insan-dili ve Otesi. 1. basim, Istanbul, 1988.

4 Соссюр Ф. де. Курс обшей лингвистики. Пер. с фран. А.М. Сухотина, перераб. А .А. Холодовичем // Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с фран. яз. под ред. А.А. Холодовича. С. 114, 132, 173; Bayrav S. Yapisal Dilbilimi. 2. baski. S. 22-29; Вардар Б. Указ. соч. S. 21-22.

5 Соссюр Ф. де. Указ. соч. С.113,132.

6 Там же. С. 113.

7 Там же.

• 'Тамже. С. 114. появления в языкознании двух аспектов, двух методологических подходов — синхронического и диахронического.

Согласно соссюровскому пониманию, синхроническая лингвистика (статическая лингвистика) — это наука, рассматривающая состояние явлений и элементов языка, образующих систему, только на определенном временном срезе, не принимая во внимание их изменения и развития во времени, т.е. не учитывая фактора эволюции.9 В отличие от синхронической диахроническая лингвистика {эволюционная лингвистика) трактуется как наука, исследующая связи между * элементами, непрерывно сменяющими друг друга во времени и не образующими систему.10

Цель синхронического подхода заключается в том, чтобы выявить структуру системы изучаемого языка, исследуя языковые явления как функционирующие на каком-либо конкретном временном срезе без учета их исторических изменений и развития во времени.11 Синхроническое описание не ограничивается только современными языками, которые мы можем зарегистрировать в речи и на слух.12 При желании лингвист может делать предметом своего синхронического исследования как мертвые языки, так и те или иные исторические периоды живых языков, может выявлять систему языка в указанные (обусловленные) периоды. ^ Целью же диахронического подхода является изучение языковых явлений «с точки зрения эволюции, которую они претерпели в тот или иной период»13, исследование того, «как языки менялись во времени с учетом проблемы родства

9 Там же. С. 114, 132, 173; Vardar В, GOz N. Huber Е. ve digerleri. Agiklamah Dilbilim Terimleri SQzluga. 2. baski. Istanbul-Ankara-tzmir, 1998. S. 99; Korkmaz Z. Gramer Terimleri SOzlflgfl. Ankara, 1992. S. 58.

10 Соссюр Ф. де. Там же.

11 Korkmaz Z. Gramer Terimleri SdzIugQ. S. 58. Подробнее об этом см., напр.: Vardar В. Dilbilimin Temel Kavram ve Ilkeleri. 2. baski. S. 129-147.

12 Мартине А. Основы общей лингвистики. Пер. с фран. B.B. Шеворошкина // Новое в лингвистике. Вып. П1. М., 1963. С. 394.

В 1J Vardar В., GOz N., Huber Е. ve digerleri. Apklamah Dilbilim Terimleri S6zlSip. 2. baski. S. 27. языков»14, «установление законов изменения»15 и развития, а также «определение факторов, вызывающих эволюцию (эволюционные изменения)»16. Таким образом, диахроническое исследование в традиционном смысле - это метод изучения языковых явлений с точки зрения их эволюции с течением времени, абстрагируя языковые изменения от языковой системы, внутри которой эти изменения происходят. Однако, как отмечал сам Ф. де Соссюр, предвидевший «синхроническо-диахроническое противопоставление» как фундаментальное методологическое различие, «абсолютной неподвижности не существует вообще .; все стороны языка подвержены изменениям»17. Однако «эта непрерывная эволюция весьма часто скрыта от нас вследствие того, что внимание наше сосредоточивается на литературном языке»18. «. но поскольку язык всегда, хотя бы и минимально, все же преобразуется, постольку изучать состояние языка означает практически пренебрегать маловажными изменениями .».19 Таким образом, язык и в том случае, когда его при изучении рассматривают как стабильный, на самом деле является более или менее подвижным, динамичным. Именно поэтому в лингвистических кругах начинаются дискуссии о том, противоречат ли друг другу динамическая и статическая лингвистика, или, наоборот, соприкасаются ли в действительности ось одновременности («статическое исследование») и ось последовательности («эволюционное исследование»).

14 Bayrav S. Yapisal Dilbilimi. 2. baski. S. 133.

15 Там же.

16 Vardar В., GOz N. Huber E. ve digerleri. A^klamah Dilbilim Terimleri SOzldgO. 2. baski. S. 27.

17 Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Пер. с фран. А.М. Сухотина, перераб. АЛ. Холодовичем // Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с фран. яз. под ред. А.А. Холодовича. С. 173.

18 Там же.

19 Там же. С. 134.

Как справедливо отмечает А. Мартине, « . .языки, изменяясь, не прекращают тем не менее функционировать и что, вероятно, даже тот язык, который в данный момент исследуется с целью описания его функционирования, также находится в процессе изменения. Стоит, впрочем, немного поразмыслить, чтобы убедиться в том, что эти положения справедливы для любого языка в любой момент его существования. В таком случае естественно поставить вопрос, можно ли отделить изучение функционирования от изучения эволюции. Здесь, однако, следует учесть, что наличие постоянных изменений можно констатировать лишь путем сравнения реакций современных друг другу представителей разных поколений

20 .» .

Убедительную позицию занимает P.O. Якобсон, утверждающий неразрывность синхронии и диахронии, что концентрированно выражено в его перспективном понятию «динамическая синхрония»: «Ошибочное соссюровское отождествление двух дихотомий — синхрония versus диахрония и статика versus динамика — было отвергнуто послесоссюровской лингвистикой. Начало и конец каждого процесса языкового изменения относится также и к синхронии, соответствующие состояния принадлежат к двум подкодам одного и того же языка. Таким образом, ни одно языковое изменение не может быть понято или проинтерпретировано безотносительно к системе языка, которая претерпевает это изменение, и к его последствиям в рамках этой системы; и наоборот, нельзя полно и адекватно описать язык без учета тех изменений, которые уже начались, но еще не завершились. Декларируемое Соссюром «запрещение одновременного исследования отношений во времени и отношений в системе» теряет свою силу. Выясняется, что языковые изменения относятся к динамической синхронии»21. Из

20 Мартине А. Основы общей лингвистики. Пер. с фран. B.B. Шеворошкина // Новое в лингвистике. Вып. Ш. С. 392.

21 Якобсон P.O. Лингвистика в ее отношении к другим наукам. Пер. с анг. Н.Н. Перцовой И Якобсон P.O. Избранные работы. М., 1985. С. 412-413. сказанного следует, что ни односторонне синхроническое, ни исключительно диахроническое исследование не может быть полноценным.

Несколько упрощая, можно утверждать, что функциональная лингвистика — это разновидность языкознания, которая возникла как учение, ставящее перед собой цель решение вопроса, какова главная функция языка и его составных частей в человеческом обществе. Поскольку функция представляет собой внешнее проявление свойств объекта в конкретной системе отношений, то совершенно естественно, что именно понятие «функция» является отправной точкой исследований в области функциональной грамматики.

Изучая функционирование, иными словами, внешние проявления скрытой от непосредственного наблюдения языковой системы: в первую очередь речь, ее составные (знаки и их разновидности), коммуникативные единицы (высказывания), компоненты высказываний, законы и правила, которым подчиняется линейная организация речевых единиц, а также анализируя передаваемые ими смыслы, т.е. ту информацию, которой обмениваются коммуниканты, лингвист получает возможность строить гипотезы об устройстве «черного ящика», самой языковой системы.

Одной из наиболее популярных в мировой науке является концепция трех функций языка К. Бюлера, которая была развита и пересмотрена P.O. Якобсоном. Последний выделяет шесть функций языка: 1) эмотивная функция (по Бюлеру — экспрессивная), т.е. установка на отправителя-адресанта (передача его эмоций); 2) конативная функция (по Бюлеру — апеллятивная) т.е. установка на адресата, стремление вызвать у него определенное состояние; 3) поэтическая функция (установка на сообщение, на его форму); 4) метаязыковая функция (установка на систему языка); 5) референтивная, или денотативная, или когнитивная функция (по Бюлеру — функция репрезентации, или представления), т.е. установка на действительность; 6) фатическая функция (установка на контакт).22 В этом перечне могло бы присутствовать также указание на отражательную функцию языка как инструмента мышления.23

Каждое из сформулированных К. Бюлером и P.O. Якобсоном понятий, как представляется, отражает лишь одну из сторон общего и наиболее важного понятия «коммуникативная функция», и ни одна из перечисленных частных функций не выходит за рамки этого общего понятия.

Что касается функции языка как инструмента мышления, то, как показывают исследования последних десятилетий, обосновывающие наличие разновидностей мышления без или вне языка (и не только у человека, но и у некоторых животных), эта функция по степени важности значительно уступает коммуникативной.24

Исходя из сказанного, в качестве главной функции языка в настоящей работе, как это делается в сочинениях многих лингвистов (напр. у В.Б. Касевича, Г.П. Мельникова), принимается коммуникативная функция.

По определению А.В. Бондарко, функциональная грамматика — это «грамматика, нацеленная на изучение и описание функций единиц строя языка и ф закономерностей функционирования этих единиц во взаимодействии с разноуровневыми элементами окружающей среды»25. Группа турецких

22 Цит. по: Булыгина Т.В., Леонтьев А.А. Карл Бюлер: жизнь и творчество. Вступительная статья // Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. Пер. с нем. М., 1993. С. XV. См. также: Jakobson R. Dilbilim ve Yazinbilim (Qev. О. Senemoglu) // XX. YQzyil Dilbilimi (Kuramcilardan Se^meler). Ankara, 1983. S. 175-185.

23 См., напр.: Касевич В.Б. Элементы общей лингвистики. М., 1977. С. 5-9; Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. М., 1982. С. 18-110.

24 См., напр.: Серебренников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М., 1983. С. 76-112; Мельников Г.П. Системная типология языков. Принципы, методы, модели. М., 2003. С. 12.

25 Бондарко AJB. Введение. Основания функциональной грамматики // Теория функциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованность, таксис. Изд. второе, стереотип. М., 2001. С. б. языковедов определяет функциональную лингвистику как «такое направление в структурном языкознании, которое изучает языковые единицы и их взаимодействие сквозь призму их участия в осуществлении коммуникации, при установлении языковых фактов и их интерпретации отдает предпочтение коммуникативной функции, стремится описывать язык с опорой на это понятие»26.

Для автора настоящего сочинения функциональный подход — это исследование языковых единиц (любой подсистемы языка), их функций, правил функционирования, связей с окружающей средой, выявление их места в языковой системе, нацеленное на установление их роли в осуществлении коммуникации и в конечном итоге на конструирование модели самого языка или его фрагмента, явившегося предметом исследования.

Функциональный подход с трудом пробивает себе дорогу в турецкое языкознание. В самой Турции и за ее пределами изданы десятки описательных грамматик и учебников турецкого языка. В них читатель находит изложение того, что имеется в турецкой грамматике (форма множественности, категория склонения, категория принадлежности, залоги, наклонения и т.д. и т.п.). Но читатель почти никогда не узнает коммуникативно-функционального предназначения того или иного языкового средства, попросту того, как им следует пользоваться. Сложилась парадоксальная ситуация: иностранным грамматистам очень трудно постигать тонкости функционирования языковых средств, а носители турецкого языка не считают необходимым вдаваться в тонкости языка, поскольку не видят проблем. Это обстоятельство делает освоение турецкого языка иностранцами при помощи изданных до настоящего времени учебников практически невозможным.

26 Vardar В., GOzN., Huber Е. ve digerleri. A^klamali Dilbilim Terimleri SSzlQgQ. 2. baski. S. 129.

0.2. ПОНЯТИЙНО-ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ

Поскольку в современном языкознании многие понятия и термины носят дискуссионных характер, и вследствие этого часто можно встретить субъективные предпочтения либо определения тех или иных понятий, поэтому представляется необходимым кратко, но в достаточной мере раскрыть содержание понятий, которые будут использованы в работе. Будут рассмотрены такие общие понятия, как: «язык», «знак», «речь», «коммуникативная деятельность», «монема», «морфология», «лексема», «разновидности языковых значений», «техническое Ш преобразование слов», «разновидности монем» (лексема и морфема), «классы лексем / части речи» (именные части речи: существительное, прилагательное, наречие, числительное, местоимение, предикатив; глагол и т.д.), «некоторые частные понятия» (предмет, признак, отношение / связь, обстоятельство / сирконстанс, количество, действие, субъект, предикат и суждение), «основа», «морфологические подсистемы языка» (подсистема, ответственная за классификацию лексем и словообразовательная и словоизменительная подсистемы языка), «грамматическая форма», «грамматическая категория», «формообразовательный механизм», «формоизменительный механизм», «синтаксис», «высказывание», «предложение», «финитная форма» и «придаточное • предложение». Наша цель - добиться такой трактовки понятий, чтобы они не противоречили друг другу, а соотносились друг с другом. Прежде всего рассмотрим общенаучные понятия «система» и «конструкция».

Система — ограниченная совокупность элементов, взаимодействующих между собой и образующих определенную целостность, единство.27 Конструкция (строй, структура) — это, способ или характер связей элементов, которые образуют системы.

Язык (языковая система) — это система, объективно существующая в

27 Ср.: Философский словарь / Под. ред. И.Т. Фролова. Изд. 4-е. М., 1981. С. 329. сознании каждого члена коммуникативной общности, используемая для взаимного обмена информацией между коммуникантами (говорящим и слушающим), состоящая из минимальных двусторонних смысловых единиц «монем» и из правил их употребления, система изогенных, примерно одинаковых у каждого индивида, гомоморфных, узуальных, социальных идеальных знаний.29 Поэтому все единицы языка - и инвентарные (т.е. фонема, являющаяся звукопредставлением, односторонней единицей, монема с ее разновидностями лексемой, морфемой, представляющие собой двусторонние единицы и т.д.) и структурные (например, форма и категория) - должны трактоваться как сложные образования, состоящие из одного или нескольких абстрактных образов.

Знак - это воспринимаемое органами чувств и производимое человеком физически или физиологически (в данном случае) речевое материальное образование, выступающее в качестве репрезентанта какого-либо мыслительного содержания и обеспечивающее передачу информации от субъекта к субъекту.30 Знак, с точки зрения разграничения «язык - речь», которое связывается обычно с

X1

Курсом общей лингвистики» Ф. де Соссюра , однако было высказано задолго до него русским языковедом французско-польского происхождения И. А. Бодуэном де Куртене32 в конце XIX в., является материальной реализацией в речи языковой единицы - монемы. Как известно, материальная реализация осуществляется обычно двумя способами - с помощью звуковой или письменной речи.

28 Мартине А. Основы общей лингвистики. Пер. с фран. B.B. Шеворошкина // Новое в лингвистике. Вып. Ш. С. 400.

29 Мельников Г.П. Системология и языковые аспекты кибернетики. M., 1978. С. 218-354.

30 Ср.: Философский словарь / Под. ред. И.Т. Фролова. Изд. 4-е. С. 117.

31 Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Пер. с фран. A.M. Сухотина, перераб. А.А. Холодовичем И Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с фран. яз. под ред. А.А. Холодовича. С. 51-53,56-58,108-109, 199-200.

32 Бодуэн де Куртенэ И.А. Язык и языки // Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. П. М., 1963. С. 67-95.

Речь, в отличие от языка, — это цепочка, состоящая из одного или нескольких знаков, которые представляют какую-либо информацию (смысл). Если согласиться с ИА. Бодуэном де Куртенэ, что язык представляет собой приспособленную для коммуникации область мышления, то он не может не признаваться идеальным образованием, знанием. Речь - это материальный компонент, материальное звено коммуникативной деятельности.34

Коммуникативная {речевая) деятельность — это обмен информацией посредством речевых знаков, который производится между индивидами.

Монема — это единство как минимум двух абстрактных образов в составе языка, ассоциированных друг с другом. Один из этих образов является отражением какого-либо элемента объективного мира, а другой — отражением какого-либо речевого знака; образ, который является абстрактным отражением элемента материального мира, - это «значение», или «семантема», а образ, который является абстрактным обобщенным отражением речевого знака, — это «языковой знак». С этой точки зрения значение - представляет собой «означаемое» монемы, а языковой знак составляет её «означающее».35

Морфология - это одна из самых больших подсистем языка, наряду с морфонологией, фонологией, синтаксисом и лексикологией. Морфология — это фрагмент языка, который состоит из двух подсистем, первая из которых отвечает за распределение лексем по классам, а вторая за «техническое преобразование

ЗА слов» , осуществляемое с целью словообразования и словоизменения.

33 См.: Мельников Г.П. Системология и языковые аспекты кибернетики. С. 276-277.

34 Ср.: Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Пер. с фран. A.M. Сухотина, перераб. А .А. Холодовичем // Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с фран. яз. под ред. А.А. Холодовича. С. 46-55.

35 Там же. С. 98-100; Мартине А. Основы общей лингвистики. Пер. с фран. В.В. Шеворошкина // Новое в лингвистике. Вып. 1П. С. 378-379; Мельников ГЛ. Системология и языковые аспекты кибернетики. С. 253-258.

36 Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-поркского языка). Л., 1987. С. 34-35; он же. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 23-24.

Лексема — главная разновидность монемы, такая, которая обладает или знаменательным, самостоятельным или служебным, несамостоятельным, или же словообразовательным значением. С точки зрения разграничения языка и речи, лексемы являются языковыми эквивалентами слов в речи.37 В турецком языке существуют следующие классы лексем («части речи»), представляющие собой самые общие классифицирующие морфологические категории: 1) существительные; 2) прилагательные; 3) наречия; 4) числительные; 5) местоимения; 6) предикативы; 7) глаголы; 8) послелоги; 9) союзы; 10) частицы; 11) модальные лексемы («модальные слова»); 12) звуко-образо-подражательные слова (ономатопы) и 13) междометия.38

Разновидности значений и функций создают разновидности монем. Поэтому, прежде всего необходимо остановиться на разновидностях некоторых языковых значений. Вещественные (или материальные) значения — это значения, которые представляют собой образы отдельных вещей, свойств или отношений, каждое из которых «соответствует отдельному самостоятельному понятию», но не сопряжено с классифицирующим грамматическим (частеречным) значением.39 Это значение едва ли представлено в чистом виде в современном турецком языке. Но можно полагать, что таковое можно себе представить как общее значение для ряда Ф родственных слов, таких, например, как: kizil «красный», kizillik «краснота», kizarti покраснение», kizarmak «краснеть».

Классифицирующие значения - это значения, которые являются абстрактным отражением общих свойств той или иной разновидности элементов материальной действительности, и, с одной стороны, служат средством рубрикации этих элементов, т.е. подразделения их на предметы, признаки, обстоятельства,

37 Он же. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). С.

35.

3* См.: Там же. С. 46-57. ® 39 Ср.: Реформатский А. А. Введение в языковедение. M., 1996. С. 252. количества, действия, с другой, эти же значения в качестве «частеречных», формируют пять основных разновидностей, классов лексем, а именно:

40 т-» существительное, прилагательное, наречие, числительное и глагол. В турецком языке существует только одно классифицирующее значение - «частеречное». Известные русскоязычному читателю иные классифицирующие значения (рода, одушевленности-неодушевленности) в турецком языке отсутствуют. «Частеречными» классифицирующими значениями обладают только автосемантические лексемы, объединяющиеся в пять классов на основании этих значений, т.е. на семантических основаниях.41 Вместе с тем классифицирующие значения играют роль своеобразных грамматических характеристик лексем, входящих в эти классы. Другими словами, значения знаменательных лексем — это значения «предметности» для существительного, «качественности» для прилагательного, «обстоятельственности» для наречия, «конкретной количественности» для числительного, и «процессуальности» для глагола.

Знаменательные лексические значения (автосемантические значения) — это главная разновидность языковых значений, которые являются синтезом материальных и «частеречных» значений, передают главное смысловое содержание коммуникации и вследствие этого, могут функционировать ф независимо42: значения, передаваемые такими лексемами, как agag «дерево», адгк открытый», a$agi «наверху», altmi§ bir «шестьдесят один», адтак «открывать».

Вследствие способности лексем со знаменательными лексическими значениями функционировать независимо, т.е. в функции высказываний — их можно считать независимыми, самостоятельными. Наряду с ними имеются

40 Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-поркского языка). С. 32-33.

41 Ср.: Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 63-84.

42 Ср.: Реформатский А.А. Введение в языковедение. С. 251-253. несамостоятельные — служебные и словообразовательные значения.43

Служебное значение - это зависимое значение, которое не передает главного мыслительного содержания в актах коммуникации, а напротив, сообщает дополнительную информацию о связях или вторичных свойствах элементов реального мира, отражаемых знаменательными лексическими значениями.44 Служебное значение не может менять суть знаменательного значения, а только лишь может придавать ему дополнительную информацию. Носители служебного значения — слова и аффиксы. Иными словами, служебное значение может выражаться и лексическими и морфологическими средствами: например, слова dolayi «вследствие», hakkxnda «о/об», kar§i «хотя», <5/йгй «вследствие»; diye «чтобы», ile «с», ve «и»; bile «даже», dahi «еще», de «тоже» и т.п. — носители служебного значения. Носителями служебного значения являются также словоизменительные аффиксы, такие, как, например, =DE, =(y)Ebil= и другие. Словоизменительное значение (<служебное грамматическое значение) — это значение, которым обладают средства (по большей части аффиксы) технического преобразования слов, несущие информацию о связях или второстепенных свойствах предметов, признаков, обстоятельств, количеств или действий.

Техническое преобразование слов — это «разновидность производимых коммуникантами операций над словами, которая носит регулярный характер и представляет собой совокупность устоявшихся, отработанных языком способов, правил ограниченного (т.е. совершаемого в пределах сохранения узнаваемости слова коммуникантами) видоизменения, модификации слов»45. Средствами технического преобразования слов можно или означить какой-либо элемент

43 См.: Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. С. 67-68;

Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка).

С. 33.

44 Гузев В.Г. Там же.

4$ Там же. С. 34. реального мира (напр., dil+siz «немой», gdz+le- «наблюдать») (область словообразования), или же передавать либо связи (напр., ev+imiz+de «на нашем доме», dt+щ- «щебетать вместе» (о множестве птиц)), либо второстепенные, несущностные свойства элементов (kiz+cagiz «девонька», gel+iver- «внезапно, неожиданно придти»), либо же путем вторичного гипостазирования представить то или иное первичное лексическое значение в образе предмета, признака либо обстоятельства (напр., h§in+ki «зимний», yaz+acak «станет таким, который напишет», оки+уир «прочитав») (область словоизменения). Тюркским языкам свойственны следующие способы технического преобразования слов: агглютинирующая прогрессирующая суффиксация, использование аналитических показателей, удвоение или парное употребление слов и словоформ, образование аналитических глагольных форм (сложновербальные образования), изменение ударения.46

Словообразовательное значение — это такое несамостоятельное значение, которое, сочетаясь со знаменательным лексическим значением либо со служебным лексическим значением создает значение, которое становится образом какого-либо элемента объективной действительности, какой-либо иной реалии. Словообразовательное значение может выражаться либо с помощью лексических, либо морфологических средств: bigim+birim «морфема», dil+bilim языкознание», devam + et- «продолжать», pieman + ol- «раскаиваться» (лексическое словообразовательное), dil+ci «языковед», kar§i+lik «соответствие, эквивалент» (собственно морфологическое словообразование) и т.д.

Лексическое значение (знаменательное или служебное) — это любое значение, которым могут обладать лексемы. В настоящей работе различаются три его разновидности: 1) знаменательное лексическое значение (которое включает в себя и материальное, и частеречное значения); 2) служебное лексическое значение и 3)

46 См.: Щербак А.М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (имя). Л., 1977. С. 14-20. словообразовательное лексическое значение,47

Грамматическое значение (.морфологическое значение) — это общее понятие, включающее: (1) частеречные классифицирующие значениям (2) словообразовательные и (3) служебные (<словоизменительные) значения, носителями которых (т.е. 2-х и 3-х) являются средства технического преобразования слов (в основном, аффиксы).48 Другими словами, значения, выполняющие различные функции в морфологической подсистеме, являются грамматическими значениями. Кроме этого, логично полагать, что глагольные формы, выражающие опредмеченные действия, опризначенные действия и адвербиализованные действия, т.е. формы вторичного гипостазирования также обладают самостоятельным грамматическим значением.

Попытаемся напомнить содержание некоторых понятий, не затрагивая вопроса о классах лексем, так или иначе связанных с категорией именных форм глагола. Вещи (лат. ens, esse), как свойства и отношения, являются «базовыми понятиями философии», «самыми общими понятиями, которые включают в себя все существующее»; «нечто существующее, либо нечто, мыслимое, как существующее», «нечто постоянное, постоянно существующее, противоположное тому, что переживает возникновение (генезис) или исчезновение»49, «часть Ш материального мира, имеющая относительно самостоятельное существование»50.

Качество (лат. qualitas) — свойство, отделяющее предмет (вещь) от других предметов, нечто, что конкретизирует конструкцию, устройство предмета.51 Связь (<отношение; лат. relatio) — реализация конкретного признака, проявляющегося во

47 См.: Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 33.

48 Ср.: Реформатский А.А. Введение в языковедение. С. 253.

49 Akarsu В. Felsefe Terimleri SCzIttgO. Ankara, 1975. S. 177.

50 Философский словарь У Под. ред. И.Т. Фролова. Изд. 4-е. С. 50.

5t Akarsu В. Felsefe Terimleri S6zlugu. S. 125-126; TOrkye S6zluk. 2. L-Z. Geni§letilmi§ 7. baski. Ankara, 1983. S. 884. взаимодействии предметов. Что касается обстоятельства, на которое опирается понятие наречия, как одного из классов лексем, и понятие деепричастия, как одной из глагольных словоизменительных категорий то это понятие, которое по-немецки представлено лексемой Umstand, по-французски - circonstance, по-английски — circumstance, по-латыни - circumstantia, в словарях турецкого языка определяется как «качество, положение и условие (общее), состояние и т.д.», в лингвистических словарях как «время, место, условие, причина, мера, определение (качество), направление и т.д.»52. Приведенные европейские лексемы * обладают значением, охватывающим значения всех перечисленных турецких слов и в то же время используются как термин. С нашей точки зрения, самой пригодной для этого турецкой лексемой, значение которой могло бы быть «обстоятельство» и которая способна охватить перечисленные частные значения, является лексема belirteg. То, что некоторые турецкие исследователи пользуются терминами belirteg и belirtegle^tirme («адвербиализовать») и то, как эти термины используется, показывает, что они могут передавать содержание понятия «обстоятельство». Обстоятельство — «явление, сопутствующее какому-н. другому явлению и с ним связанное»54, «а condition, with respect to time, place, manner, agent, etc., which accompanies, determines, or modifies a fact or event .»55. jl Количество (лат. quantitas) — «множество, которое можно измерить, и которое может уменьшаться и увеличиваться»56. Действие (лат. motus) — «перемена местоположения; перемещение точки из одного положения в пространстве в

32 Vardar В., Gflz N, Huber Е. ve digerleri. Agiklamali Dilbilim Terimleri S6zlflgfl. 2. baski. S. 208; Korkmaz Z. Gramer Terimleri SflzlOgO. S. 178.

53 См., напр.: Vardar В., Gflz N. Huber E. ve digerieri. Apklamali Dilbilim Terimleri SOzlOgO. 2. baski. S. 208; Aksan D. Anlambilim. Anlambilim Konulan ve T0rk$enin Anlambilimi. Ankara, 1998. S. 200,201,203.

54 Ожегов С.И. Словарь русского языка. Изд. 11-е, стереотип. M., 1975. С. 398.

55 New Webster's Dictionary of the English Language. Fourth Reprint. Delhi, 1988. P. 287.

56 Akarsu B. Felsefe Terimleri SezlOgO. S. 125.

57 другое положение; перемена положения во времени» .

Исходя из того, что язык - интерпретирующая система, будет достаточным определять каждую разновидность лексем со знаменательным значением, опираясь на классифицирующее значение, которым она обладает. Имя существительное - это разновидность лексем, которые обладают знаменательным лексическим значением, предающим материальный либо духовный элемент (или событие) мира как предмет либо истолковываемый носителем языка как предмет (напр., действие: gezinti «прогулка»; качество: diirustluk: «честность»; состояние: hastahk «болезнь» и т.д.), и которые помимо материального значения обладают со классифицирущим значением предметности. Прилагательное обладает самостоятельным значением качественности или, иными словами, означает признак предмета или действия {Iyi досик iyi окиг «Хороший ребенок хорошо учится»; Hizli tren hizli gider «Быстрый поезд быстро едет» и т.д.). Между тем как в индоевропейских языках прилагательное передает только признак предмета. Наречие обладает автосемантическим значением обстоятельственности {Dun / Geri gitti «Вчера / Обратно уехал»). В класс наречий включают также лексемы, специализирующиеся на передаче свойств действий {ansizm / birdenbire корап firtina «внезапно / вдруг разразившаяся буря»), а также лексемы, называющие ф признаки признаков и обстоятельств {док / oldukga / bir hayli /gayet ba§arili bir ogrenci «довольно / достаточно успешный студент»; Рек ileri gittin «Ты ушел далеко вперед»).59 Числительное — это класс лексем, обладающих знаменательным лексическим значением, передающим конкретное количество. Глагол — это лексема, обладающая автосемантическим значением, передающим действие, процесс и все, что носителями данного языка истолковано и воспринимается как

57 Там же. С. 48.

58 См.: Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. С. 68. 59 Ср.: Там же. С. 72. действие, процесс.

Согласно распространенной в языкознании традиции, все лексемы, обладающие знаменательным значением, но не являющиеся глаголом, т.е. существительные, прилагательные, наречия и числительные, означаются общим термином «именные части речи» (лат. пошеп). Именные части речи — это классы лексем, обладающих знаменательными лексическими значениями предмета, признака, обстоятельства или конкретного количества.60 Некоторые лингвисты относят сюда же и местоимение с предикатом.61 Местоимения — это разновидность лексем, у которых нет своего собственного материального значения, но которые обладают классифицирующими грамматическими значениями существительного, прилагательного, наречия и числительного, и которые выражают косвенным образом (посредством указания) предмет, признак, обстоятельство и количество. Например: ben «я» (косвенным образом выражен предмет), nasil «какой» (выражен вопрос о признаке), niye «зачем» (обстоятельство), Ьипса «столько» (выражено указание на количество) и т.д.

Для того, чтобы раскрыть содержание понятия «предикатив», необходимо рассмотреть понятия субъекта, предиката и суждения.

Суждение - это форма мысли, которая состоит из двух компонентов: субъекта, о котором идет речь, и предиката, сообщения о субъекте.62 Субъект — образ предмета, о котором идет речь, предикат - образ, содержащий информацию, нечто новое, что сообщается о субъекте. И субъект, и предикат могут выражаться посредством лексем (Ау$е gali§kan «Айше трудолюбивая», Mehmet ogrenci «Мехмет — студент», Su soguk «Вода холодная»), либо особой морфологической формой (£ah§kamm «Я трудолюбивый», Ogrencisin «Ты

60 Ср.: Ахматова О.С. Словарь лингвистических терминов. Изд. 2-е, стереотип. M., 1969. С. 174.

61 См.: Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 56.

62 Ср.: Akarsu В. Felsefe Terimleri SOzlOgtl. S. 184. студент», Soguktur «Она холодная», Geldik «Мы пришли»). Морфологическая форма, именная или глагольная, которая передает суждение, признается в настоящем сочинении финитной формой.

Несмотря на то, что предикативы обладают знаменательным значением, они не имеют общего классифицирующего значения. В один класс их объединяет общность коммуникативной функции — выражать содержание предиката суждения. Класс предикативов включает небольшое количества лексем (var «есть», уок «нет», gerek «нужно», lazim «нужно»). Способность к окказиональной субстантивации (Varimi yogumu senin ugruna harcadim «Все, что у меня есть, я потратила ради тебя») или адъективации (var gucumle «изо всех моих сил») указывает на то, что предикативы родственны именным частям речи и принадлежат к их числу.

Принадлежность какой-либо лексемы к классу знаменательных лексем характеризует эту лексему с морфологической точки зрения и указывает на ее скрытые морфологические способности. Например, когда какая-либо лексема является существительным, это означает, что она может функционировать в формах категории субъективной оценки, множественного числа, принадлежности, категории склонения и т.д. Когда какая-либо лексема является числительным, это указывает на то, что она обладает количественными, порядковыми, разделительными, дробными, собирательными формами и т.п. Когда речь идет о глаголе, то класс в который он входит, характеризуется наличием категорий: залога, статуса, аспектуальности, номинализации действия, сказуемости. Поэтому вышеперечисленные классы лексем, каждая из которых обладает морфологическими категориями, могут именоваться лексемами, образующими морфологическую подсистему. Другими словами, знаменательные лексемы могут считаться важнейшими компонентами морфологического механизма. Именно эти знаменательные лексемы формируют структуру морфологической системы языка вместе с категориями и словоизменительными формами, обслуживающими эти категории.

Морфема — это разновидность монемы, которая является с точки зрения разграничения языка и речи языковым эквивалентом таких речевых единиц, как морф (аффикс, формант, показатель), имеет или классифицирующие (конституирующие тот или иной класс лексем), или словообразующие, или словоизменительные (служебные) (например, морфемы со значением множественности, принадлежности, падежей, залогов и т.п.) грамматические значения. Морфема - инвентарная морфологическая единица.

Как известно, словообразовательные или словоизменительные аффиксы выполняют свои функции, только в составе слов или словоформ. В морфологической подсистеме, ответственной за словообразование и словоизменение, могут существовать только морфемы, иными словами, в составе слов или словоформ в речи с морфологической точки зрения могут находиться только морфы. Следовательно, лексемы, обладающие знаменательным или служебным значением, т.е. слова в речи, употребляемые в качестве основы для присоединяемых аффиксов, в то же время, являются лексическими морфами. Их рационально считать морфами, выступающими в функции исходных основ. Если # коротко изложить все вышесказанное, то с точки зрения противопоставления языка и речи лексическая морфема является эквивалентом слова в речи, словообразовательная морфема эквивалентна словообразовательному аффиксу, а словоизменительная морфема - словоизменительному аффиксу в речи: bahk+gi+m «мой рыбак» (лексическая морфема + словообразовательная морфема + словоизменительная морфема).

Что касается термина основа, то, согласно распространенной точке зрения, —

63 Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 35-36. это понятие включает корни и образования типа корень + словообразовательный аффикс, обладающие знаменательным или служебным значением и способные принимать словизменительные аффиксы.64 Следовательно, согласно традиционной точке зрения, основа является морфологической формой, которая включает в себя корень и независимые производные: gdz+ «глаз», dur- «стоять» (основа является корнем), gozliik+ «очки» > gozlukgu+ «мастер по изготовлению очков» > gdzliikgiiluk+ «профессия/ремесло/отрасль по изготовлению очков», gdzle- «наблюдать», durak+ «остановка», durakla- «прерываться» (все основы являются производными) и т.д. Вышеприведенное понятие пригодно для исходной основы. В качестве более широкого термина под основой понимается следующее: любой фрагмент словоформы, к которому присоединяется формообразовательный показатель данной категории или формоизменительные (личные) показатели.

Выше говорилось о том, что морфология — это подсистема языка, разделяющаяся на две большие подсистемы: (1) подсистема, ответственная за классификацию лексем, (2) словообразовательная (включающая только технические средства преобразования лексемы) и словоизменительная подсистемы языка:

1. Подсистема, ответственная за классификацию лексем — это # морфологическая подсистема, отвечающая за классификацию лексем по частям речи на основе их классифицирующих грамматических значений или их функций, а также за словоизменение.

2. Морфологическая словообразовательная и словоизменительная подсистемы языка — это морфологические подсистемы, которые отвечают за ряд функций.

Словообразовательная подсистемег63 отвечает за:

64 Ср.: Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. Изд. 2-е, стереотип. С. 296.

65 Речь идет о морфологическом, а не лексическом словообразовании. образование знаменательных или служебных лексем в результате операций, совершающихся при помощи морфологических средств над лексемой для того, чтобы означить какой-либо новый элемент объективного реального мира (например: gigek «цветок», gigekgi «цветочник», gigekgilik «цветоводство», kilit «замок», kilitlemek «закрывать на замок»). Значение каждой из этих лексем — это абстрактное отражение отдельного элемента материального мира. Из этих лексем - gigekgi, gigekgilik, kilitlemek, — это производные, являющиеся продуктами операции словообразования. С этой точки зрения значения морфем =С7, =11к и =1Е= — словообразовательные, поскольку они, сопрягаясь с существующим знаменательным или служебным (пример: neci? «кто вы по профессии?») лексическим значением, создают новые значения, отражающие элементы реального мира.

Словоизменительная подсистема ответственна за: способы и средства технического преобразования слов, преследующие цель или привносить служебные значения, передающие информацию об отношениях или второстепенных признаках элементов объективного мира, представленного в речи исходной основой; или выразить результаты вторичного гипостазирования, т.е. представить первичные значения или смыслы в образе предмета, признака или ф обстоятельства (например: словоформы evimdekiler «те, которые находятся у меня дома», gdrillebilen «то, что можно увидеть», yaptirmayacaksinvz «вы не заставите сделать» являются продуктами словоизменительной операции, поскольку в результате не изменилось ни одно лексическое значение основ: ev+, gor-, yap-, т.е. не образовалось нового знаменательного значения, лишь только добавились служебные значения.). Таким образом, значение, которое представляет каждый морф, который присоединяется к основе, — это служебное грамматическое значение.

У словоизменительной подсистемы есть две разновидности единиц: инвентарные и структурные. Инвентарные единицы — это словоизменительные морфемы, т.е. монемы, содержащие служебное значение. Структурные единицы — это словоизменительные формы и категории.

Словоизменительная грамматическая форма (иначе грамматическая форма, морфологическая форма либо форма) - это языковое средство, абстракция, которая отвлекается от какой-либо разновидности словоформ в речи, и в то же время функционирующая как основа порождения такой же разновидности словоформ. Например, среди глагольных словоизменительных категорий форма понудительного залога, абстрактная единица, отвлекаемая в сознании неофита на основе таких словоформ, как soyletmek «заставить заговорить», yedirmek «накормить», gidermek «заставить уйти», artirmak «увеличить» является образом, и языковым средством, на основе которого во время коммуникативного акта порождаются конкретные словоформы понудительного залога, подобные тем, что были нами перечислены. Грамматическая форма — это минимальная морфологическая структурная единица, которая, не нарушая тождества значения (знаменательного или служебного лексического) какой-либо лексемы самому себе, является абстрактным образом, обеспечивающим сопряжение этого значения со служебным значением. Речевым эквивалентом формы, представляющей собой идеальную языковую единицу, абстрактный языковой знак, является конкретная словоформа, следовательно, с точки зрения разграничения языка и речи, форма является языковой, а словоформа - речевой единицей: yurdu «страну» (форма винительного падежа), ikimiz «мы оба», sizlerden «из вас», varim «я готов принять участие», ипиЩ «забывание», ко§агак «бегом», biliyoruz «мы знаем», — все это речевые словоформы.

Словоизменительная грамматическая категория (иначе грамматическая категория или просто категория) - это структурная единица морфологического механизма, которая в редких случаях может представлять собой одну единственную форму, но чаще всего являет собой какую-либо совокупность форм, объединяемых на основе одного общего или разных, но родственных служебных значений.66 Например, категория настоящего времени =(1)уог (как и любая временная категория) — это совокупность шести личных форм, объединяемых одним общим значением. А категория залога - это группа, состоящая из четырех форм, включающих в себя формы взаимно-совместного, понудительного, страдательного и возвратного залогов, объединяемых пятью родственными, т.е. однородными значениями.67 Обособленные формы, у которых нет семантической связи с другими формами, и которые занимают изолированную позицию в языковой системе, логично считать одночленными категориями. Например, в турецком языке, такими одночленными категориями, состоящими из одной формы, являются некоторые именные словоизменительные категории: категория субъективной оценки («уменьшительно-ласкательная форма»)68, множественного числа69 и категория вторичного гипостазирования (форма =kf)10. С этой точки зрения общее или однородное значение, объединяющее формы многочленной категории, и значение одночленной категории являются образующими категорию, или категориальными.

Словоизменительная подсистема отчетливо разделяется на 2 разновидности:

66 См.: Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 40. См. подробнее: Гузев В.Г., Насилов Д.М. Словоизменительные категории в тюркских языках и понятие «грамматическая категория» // Советская тюркология, 1981. № 3. С. 22-35.

67 См.: Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 34-55. См. также*, доклад В.Г. Гузева «Teorik TQrk Gramerinden: Fiilin Be§ Genel Cekimleme Uiami Uzerine» («Теория тюркской грамматики: пять общих словоизменительных категорий глагола») (на турецком языке) на IV международном тюркологическом конрессе (г. Измир, 25-29 сентября 2000 г.), организованном Турецким лингвистическим обществом Турецкой республики.

68 См.: Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 102-103.

69 См.: Там же. С. 68-70.

70 См.: Там же. С. 104-105. механизм формообразования и механизм формоизменения. Механизм формообразования реализует порождение определенных словоформ путем введения формообразующего аффикса с целью представить в речи форму, передающую какое-либо категориальное значение. Механизм формоизмененения -это разновидность словоизменения, которая представляет собой свойственный лишь некоторым многочленным категориям (принадлежности, именной и глагольной сказуемости) механизм изменения (спряжения) форм, не затрагивающий их категориального значения. Его целью является регулярное переменное представление в речи, например, одним из значений лица, участников отношения, которые вступают в связь, составляющую категориальное значение, всегда в одной той же роли.

Если попытаться проиллюстрировать все вышесказанное примером, то с помощью механизма формообразования мы можем образовать, например, основу масдара: уар+та. Если эту словоформу изменять по лицам, то при этом будет функционировать второй механизм, т.е. механизм формоизменения (спряжения), который будет посредством значения лица передавать обладателя: уар+та+т, yap+ma+n, yap+ma+st и т.д. В приведенных словоформах аффикс -та является формообразующим, а личные аффиксы принадлежности — формоизменительными. Посредством механизма формоизменения в турецком языке (во всех случаях через значение лица) осуществляется репрезентация субъекта суждения, агенса действия (в финитных словоформах), обладателя в притяжательных словоформах. Другими словами, функция формообразования присуща всем категориям, формоизменение — только трем вышеназванным категориям.

Судя по тому, что в некоторых тюркских языках (например, в таких, как саларский, сарыг-югурский, татарский, туркменский, чувашский) существуют финитные глагольные формы, в которых отсутствует механизм формоизменения например, формы будущего в туркменском языке71), то с коммуникативной точки зрения формоизменение является вторичным, менее важным, а формообразование - первичным механизмом. Доказательством первичности механизма формообразования может быть то, что он охватывает все формоизменительные категории.

Синтаксис трактуется как часть (фрагмент), подсистемы языка, состоящая из (1) синтагм, которые мы, следуя И.А. Бодуэну де Куртенэ72, считаем инвентарными единицами этой подсистемы, в качестве которых в речи функционируют слова или устойчивые словосочетания; (2) правил линейного расположения слов в речи; (3) абстрактные модели конструкций и (4) абстрактные образы функций синтагм внутри конструкций, т.е. абстрактные образы функций компонентов конструкций (синтаксический субъект - синтаксический предикат, подлежащее - сказуемое, определение - определяемое, дополнение - дополняемое, обстоятельство - обстоятельственное уточняемое).

Понятие высказывание, смешиваемое в традиционном языкознании с понятием предложение, относится не к языку, а к речи. Высказывание - это основная коммуникативная единица, состоящая либо из одного знака (слова), либо цепочки знаков (слов или словоформ), которые выражают законченную с точки зрения говорящего мысль. Предложение же, это такая разновидность суждения, которая или представляет собой финитную форму, или основывается на таковой. По мнению автора настоящей работы, предложение — это разновидность высказывания, выражающего морфологическим способом, т.е. посредством

71 Азимов П., Амансарыев Дж., Сарыев К. Туркменский язык // Языки народов СССР. Тюркские языки. Том второй. M., 1966. С. 101.

72 Бодуэн де Куртенэ И.А. Заметки на полях сочинения B.B. Радлова // И.А. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию. Т. II. С. 183.

73 Ср.: Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. Пер. с ант. А.М. Сухотина / Общ. ред. и вступ. ст. А.Е. Кибрика. Изд. 2-е. М., 2001. С. 51; Копнин П.В. Диалектика, логика, наука. M., 1973. С. 230-253. финитной формы мысль, имеющую форму суждения. Ту же мысль можно найти и у Веджихе Хатипоглу: «Предложением называется спрягаемый глагол, который употреблен д ля того, чтобы выразить суждение, или цепочка слов, употребляемых вместе со спрягаемым глаголом, используемая также для выражения суждения.»74. Другими словами, понятие предложения не охватывает все разновидности высказываний, а только лишь занимает скромное место среди разновидностей высказываний. Подчеркнем, что структурными единицами синтаксиса являются структуры, абстрактные модели, реализуемых в речи конструкций.

Атрибутивная конструкция — это такая конструкция, которая передает связь какого-либо предмета, признака или действия с каким-либо предметом либо признаком, или же связь какого-либо явления, события с каким-нибудь иным, соответствующим явлением или событием.

Выделяют три разновидности атрибутивных конструкций: 1) определительная конструкция, такая разновидность атрибутивных конструкций, которая служит средством выражения связи предмета или действия (определяемого), с приписываемым ему признаком (определение) (например, iyi ogrenci «хороший ученик», soylemek ihtiyaci «необходимость сказать», Iyi okuyor «хорошо читает»); 2) дополнительная конструкция состоит из двух компонентов — дополнения и дополняемого, представляет собой разновидность атрибутивной конструкции, выражающей связь какого-либо действия, признака или предмета (называемого дополняемым) с каким-либо предметом, выражаемым дополнением (например, копщтауа ba§la- «начать разговаривать», gdru§tiigiimuze тетпип «рад нашей встрече» (буквально: тому, что мы встретились), sozlerine guven «вера его словам»); 3) обстоятельственная конструкция состоит из двух компонентов — обстоятельства и обстоятельственного уточняемого и представляет собой разновидность атрибутивной конструкции, выражающей связь, как правило,

74 Hatiboglu V. TOrksenin S6zdizimi. Ankara, 1972. S. 99. какого-либо явления, чаще всего действия, с каким-либо предметом (например, Yarin gidersin «Пойдешь завтра», Eglenmeden gel «Приходи, не затягивая»).

В работах по турецкому синтаксису конструкции, в структуре которых не содержится финитных форм, например, dilbilim ogrenmem «мое изучение языкознания», evlenen arkada§in «твой женившийся друг», polisin hirsizi yakaladigi «то, что вора поймала полиция», tamdigimiz biri «один наш знакомый», sizin geleceginizi «ваш приход» (в вин. пад.), gidecekleri gwt «день, когда они уйдут», boyle diyerek «говоря так», часто оцениваются как зависимые конструкции, для которых разработаны термины типа «придаточная (зависимая) конструкция, придаточное предложение, «внутреннее» предложение, номинализованное придаточное предложение, номинализавшееся придаточное предложение, придаточное определительное предложение» , «relative clauses, embedded clauses, clauses embedded in a noun phrase, nominalized subordinate clauses, nonfinite (nominalized) clauses, noun clauses, adjective clauses (relative clauses)» . Однако, почему такого рода высказывания следует, по мнению авторов, считать «придаточными предложениями», принимается, как правило, как аксиома, т.е. никак не обосновывается.

Для того, чтобы считать это высказывание предложением, придаточным предложением и для того, чтобы, не впадая в противоречие, выделить это высказывание из предикативной конструкции, в составе конструкции должна

75 См., напр.: Gencan Т. N. Dilbilgisi. Istanbul, 1966. S. 87-88, § 101-103; 89, § 105; 92-94, § 108-114; Banguoglu Т. TOrksenin Grameri. Istanbul, 1974. S. 547-548; Код S. T0rk$ede TQmcelerin Adla§tinlmasina D6nQ§0mlQ-0retken Yakla§im И TDAY - Belleten 1978-1979. Ankara, 1981. S. 180; I§ik G. TQrk?ede Eylemlerin Adla§masi ya da Eylemden Ada Birinci Derecede Aktarmalar (E > A) // Yazko Ceviri. дь 13. Istanbul, 1983. S. ХГО; Kiran Z. Tiirkgede Ad ve Ad 6begi // Yazko Qeviri. № 13. Istanbul, 1983. S. IV-tX; Erkman-Akerson F., Ozil §. Ttirk?ede Niteleme Sifat l§levli Yan Tflmceler. Istanbul, 1998; Erkman-Akerson F. -ErEk niteleme yan tiimcesi ydnetebilir mi? // XIII. Dilbilim Kurultayi: Bildiriler (13-15 Mayis 1999) / Yay. haz. A. Sumru Ozsoy, E. Eser Taylan. 1. basim. Istanbul, 2000. S. 47-54.

76 См., напр.: Hovdhaugen E. Relative clauses in Tuikish // Bilimsel Bildiriler 1972. Ankara, 1975. S. 551-553; Kornfih J. Turkish. First print London-New York, 1997. Pp. 45-77. находится одна или несколько финитных форм, выполняющих роль сказуемого. Финитная форма {предикативная форма) — это именная или глагольная форма, которая специализируется на выражении суждения морфологическим способом.77 Следовательно, под предложением следует понимать разновидность высказывания, образованного на основе одной или нескольких финитных словоформ, выражающих суждение, как уже говорилось78: Geldim «Я пришел», Ogrenciyim «Я студент», Qocugunuz var mi? «У вас есть дети?», Turneye gikacagiz diye iqi iqine sigmryordur. (SF K/KA 44) «Она, конечно же, не в силах сдержаться от радости, что мы едем в турне» и т. д.

Распространенные простые образования, приведенные выше (dilbilim ogrenmem «мое изучение языкознания», evlenen arkada§in «твой женившийся друг»), образованные на основе нефинитных глагольных именных форм или представляют собой нераспространенные образования {gelmen «твой приход», gali§tiginizi «вашу работу» (вин. падеж), копщагак «разговаривая») не являются законченной, полной, независимой конструкцией, т.е. в их структуре нет финитной формы. Они должны считаться однокомпонентными членами конструкции, являющейся предложением (например, Gelmen beni sevindirdi «Твой приход меня обрадовал», нераспространённое подлежащее; Qali$tiginvzi biliyorum

Я знаю, что вы будете работать», нераспространенное дополнение; Копщагак gidiyorduk «Мы шли, разговаривая», нераспространенное обстоятельство) или распространенным членом, являющимся конструкцией (например, Dilbilim

77 См.: Гузев В.Г. О разграничении понятий "финитная форма" и "личная форма" // Востоковедение / Отв. ред. В.Г. Гузев, О.Б. Фролова. Санк-Петербург, 1993. Вып. 18. С. 36-42. См. также: Guzev V. G. Bitimli (Finit) §ekillerin TQrk Gramerindeki Yen («Место финитных форм в тюркской грамматике») // Zeynep Korkmaz Armagani (Сборник к 80-ю Зейнеп Коркмаз) (в печати).

78 См.: Гузев В.Г. О разграничении понятий "финитная форма" и "личная форма" // Востоковедение / Отв. ред. В.Г. Гузев, О.Б. Фролова. С. 36-42. Ср. также: Karahan L. Yapi Bakimindan Ctimle Siniflandirmalari Uzerine // Tflrk Dili. Dil ve Edebiyat Dergisi. Sy. 583. Ankara, 2000. S. 17. ogrenmem док iyi oldu «То, что я выучил языкознание — очень хорошо», распространенное подлежащее; Evlenen arkada§indan haber ahyor musun? «Ты получаешь известия от твоего друга, который женился?», распространенное дополнение; Etrafta olup bitene аЫггц etmeden копщагак gidiyordnk «Не обращая внимания на происходящее вокруг, мы шли, разговаривая», распространенное обстоятельство). В результате, придаточное предложение — это зависимое высказывание, которое существует на основе финитной формы. Подобную же точку зрения можно найти и у Веджихе Хатипоглу: «Невозможно называть Ф придаточным предложением высказывание или словосочетание, не основанное на спрягаемом глаголе».80 Следовательно, обязательное для придаточного предложения условие - наличие в его структуре финитной формы (с точки зрения морфологии) и сказуемого (с синтаксической точки зрения).

В подкрепление сказанного, в этой работе принимается положение, что внутриязыковым эквивалентом цепочек речевых знаков, т.е. конструкций, в структуре которых находится одна или несколько именных глагольных форм, являются структуры, модели конструкции. Отдельные глагольно-именные словоформы и словосочетания, вводимые глагольно-именными словоформами, способны выступать в составе конструкций в функциях любого компонента. ф Языковой эквивалент таких словоформ, как gelmen «твой приход», gah§tiginizi вашу работу», ko§arak «бегом», следует искать не в синтаксической подсистеме, а в морфологической, т.е. в числе форм. Глагольные словоформы используются в функции уточнений в составе атрибутивных конструкций. Например: в высказывании Geleceginizi bilmiyordum «Я не знал, что вы придете» форма geleceginizi не является придаточным предложением. Этот элемент, как компонент

79 Ср., напр.: Karahan L. Tttrk^ede Bir!e$ik COmle Problemi // TOrk Dili. Dil ve Edebiyat Dergisi. Sy. 505. Ankara, 1994. S. 19-23; она же. Yapi Bakimindan COmle Siniflandirmalan Uzerine // TOrk Dili. Dil ve Edebiyat Dergisi. Sy. 583. S. 1819.

Ф 80 Hatiboglu V. Tflrfcfenin SSzdizimi. S. 147. конструкции является уточнением (в данном случае прямым дополнением). В высказываниях Sizin geleceginizi bilmiyordum «Я не знал, что вы придете», Sizin geleceginiz gun ben gidecegim «В тот день, когда вы приедете, я уеду» элементы sizin geleceginizi и sizin geleceginiz, опять же, не являются придаточными предложениями, а представляют собой конструкции, т.е. распространенные компоненты. А в качестве компонента конструкции это уточнения, выполняющие функцию прямого дополнения и обстоятельства соответственно. Поскольку в них не имеется финитной формы, то эти три высказывания представляют собой не сложные, а простые предложения.

Представляется что, раз в таких атрибутивных конструкциях, как toplantvyi yonetecek ki§i «человек, который будет вести собрание», yonetecegim toplanti «собрание, которое буду вести я», sizin geleceginiz giin «день, когда вы приедете», в которых глагольные именные словоформы выступают не в субстантивной, а в адъективной функции с семантической точки зрения будет правильным именовать компонент, называющий определяемый предмет (в приведенных примерах ki§i, toplanti, giin), соответственно агенсом, объектом действия и обстоятельством.81 А синтаксический субъект — синтаксический предикат, подлежащее - сказуемое, уточнение — уточняемое, дополнение - дополняемое, обстоятельство -# обстоятельственное уточнение должны считаться синтаксическими компонентами конструкции. Здесь следует сказать, что не следует смешивать такие семантические понятия, как производитель действия, объект и время с такими понятиями, как подлежащее, дополнение, обстоятельство, которые относятся к числу синтаксических понятий.

В различные времена в языкознании различными исследователями высказывалась следующая мысль (процитируем А. Мартине): «Следует, таким образом, учитывать те опасности, которым мы подвергаемся при переводе каждой

81 См.: Иванов С.Н. Очерки по синтаксису узбекского языка (форма на -ган и ее производные). Л., 19S9. С. 49-51. единицы чужого языка на наш родной язык, иными словами, при перечленении чужого опыта в соответствии со знакомыми моделями. Следует, далее, возвести в принцип положение, согласно которому мы не должны быть уверены, что в том языке, к исследованию которого мы приступаем, существуют все те же различия, все те же фонетические и грамматические категории, которые нам хорошо знакомы по нашему прежнему языковому опыту. Зато мы можем рассчитывать, что найдем в этом языке такие имеющие формальное выражение различия, о

Q-J которых мы и представления не имеем». Таким образом, поскольку факты какого-либо языка следует толковать вне зависимости от фактов какого-либо другого языка, то даже если какая-либо словоформа в высказывании или группа словоформ, восходящих к глаголу, на индоевропейских языках будут переводиться как предложения или придаточные предложения, то это вовсе не означает, что такая конструкция будет в турецком языке предложением.

В тюркских языках, существуют свои собственные придаточные предложения, которых, по сравнению с индоевропейскими языками, гораздо меньше. Одним из главных условий придаточного предложения тюркского типа является финитная форма с обстоятельственным значением, которая имеется в морфологии тюркских языков. В рамках темы настоящего исследования необходимо исследовать только # некоторые турецкие финитные деепричастные формы: =DI =mAdI, =ml§ =mAmI§ idi), =DI ml (idi), =DI -(y)All, =(A)r =mAz. Высказывания, созданные на основе одной или нескольких финитных деепричастных форм, являются придаточными предложениями, поскольку они передают суждения (Подробнее см. IV Глава «Деепричастие», раздел IV. 1).

82 Мартине А. Основы общей лингвистики. Пер. с фран. B.B. Шеворошкина II Новое в лингвистике. Вып. III. С. 401.

0.3. КОНЦЕПЦИЯ ВТОРИЧНОГО ГИПОСТАЗИРОВАНИЯ (ВТОРИЧНОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ)

Содержание знаменательных лексических значений является не только результатом отражения, но и истолкования, интерпретации элементов внешнего мира. Справедливо полагать, что в основе любого автосемантического значения лежит акт, результат интерпретации. Это означает, например, что существительное представляет означаемое явление как предмет, прилагательное — как признак, глагол — как действие. Это свойство языка представлять явления в образах, являющихся знаменательными лексическими значениями, и наделять каждое из них самостоятельным существованием в составе языка Э. Лейзи ач называет «гипостазированием (посредством слова)» . Как будет показано ниже, это положение является весьма перспективным для истолкования ряда именных и глагольных морфологических средств.84

В настоящей работе используется разработанная В.Г. Гузевым концепция «вторичной репрезентации» или «вторичного гипостазирования»85, основные положения которой сводятся к следующему:

1. Известно, что содержание широко распространенного как в языкознании, так и в других областях науки понятия «знак» отражает любое материальное образование, которое служит в качестве репрезентанта какого-либо мыслительного содержания.

83 См.: Leisi Е. Der Wortinhalt: Seine Struktur im Deutschen und Enghschen. 2. erweiterte Auflage. Heidelberg, 1961. S. 23-25.

84 См.: Гузев В.Г. Опыт применения понятия «гипостазирование» к тюркской морфологии И Востоковедение: филол. ислед. Вып. 21 / Отв. ред. И.М. Сгеблин-Каменский. Санкт-Петербург, 1999. С. 29.

85 Он же. Система именных форм тюркского глагола как морфологическая категория (на материале староанатолийского и турецкого языков) // Turcologica. К семидесятилетию академика А.Н. Кононова / Отв. ред. С.Г. Кляпггорный, Ю.А. Петросян, Э.Р. Тенишев. С. 56-64; он же. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 39-40, 104-105; он же. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). С. 23,115-131.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА

2. Языковые знаки обладают такой же природой, т.е. их основная функция заключается в передаче какой-либо информации. Однако, как утверждает Ф. де Соссюр, мнение о том, что язык представляет собой систему знаков86, противоречит точке зрения, разделяемой И.А. Бодуэном де Куртенэ87 и опять же Ф. де Соссюром88, согласно которой язык является идеальным, а речь материальным объектом.

Очевидно, что если язык идеален, а знак представляет собой материальное образование, то последний не может мыслиться как компонент языка. Но это противоречие устраняется, если в отношении языка вместо понятия «знак» использовать понятие «языковой знак», или «образ речевого знака».

В связи с этим для означения минимальной двусторонней единицы языка предпочтительнее употреблять предложенный А. Мартине термин «монема». Очевидно, термин «монема» может заменить традиционный и более распространенный термин «морфема». Означаемое монемы - это значение, а означающее — не что иное, как уже упоминавшийся образ речевого знака.89 Итак, во-первых, определение языка как системы монем вместо его истолкования как системы знаков будет полностью соответствовать представлению о том, что язык — это идеальное образование. Во-вторых, с лингвистической точки зрения кажется справедливым принимать и признавать тот факт, что понятие знака ограничено речевой сферой, а также пользоваться термином образ знака или (как делают

86 Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Пер. с фран. А.М. Сухотина, перераб. А.А. Холодовичем // Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с фран. яз. под ред. А.А. Холодовича. С. S3-SS. См. также: Aksan D. Her Y6n0yle Dil (Ana Qizgiteriyle Di(bilim). Ankara, 1995. S. 477; он же. Anlambiiim. Anlambilim Konulan ve TQrkgenin Anlambilimi. S. 33.

91 Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. II. С. 209-235.

88 Ср.: Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Пер. с фран. A.M. Сухотина, перераб. А.А. Холодовичем // Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. Переводы с фран. яз. под ред. А.А. Холодовича. С. 49-53.

89 Мартине А. Основы общей лингвистики. Пер. с фран. В.В. Шеворошкина Н Новое в лингвистике. Вып. Ш. С. 378379; Мельников Г.П. Системология и языковые аспекты кибернетики. С. 255. некоторые языковеды) «языковой знак»90, который принадлежит языку, являющемуся идеальной системой.

3. Значение, являющееся означаемым монемы, представляет собой абстрактный образ, появляющийся в результате отражения, истолкования и абстрагирования какого-либо элемента действительности, т.е. какой-либо вещи, свойства или отношения. Иными словами, в основе любого значения разумно видеть результат процесса истолкования. По мнению И.А. Бодуэна де Куртенэ, единицы мышления, прежде чем превратиться в языковые единицы, т. е. значения, проходят длительный процесс абстрагирования.91

4. Как уже упоминалось выше, значение любой знаменательной (автосемантической ) лексемы, представляющей собой разновидность монемы, с одной стороны, является продуктом сложного процесса отражения и гипостазирования, с другой стороны, языковой единицей, которая служит средством истолкования человеком элементов окружающего мира. С этой точки зрения, в соответствии коммуникативными потребностями говорящего, один и тот же элемент объективной действительности, одно и то же явление могут истолковываться либо в образе признака (кага «черный»), либо предмета (karahk «чернота»), либо обстоятельства (Kara кага с1щйпиуог «У него очень черные

ЛЛ мысли» (трудные дни)), либо действия (кагагтак «чернеть, темнеть»). Как полагает немецкий лингвист Э. Лейзи, имя существительное обеспечивает восприятие и представление элемента окружающего мира в речи в виде предмета.93 Глагол означает действие, т.е. или действительно выражает процесс, или представляет какое-либо явление (событие, состояние, изменение и т.д.) в

90 Мельников Г.П. Указ. соч. Там же.

91 Там же. С. 253-287.

92 Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. Пер. с анг. A.M. Сухотина / Общ. ред. и вступ. ст. А.Е. Кибрика. Изд. 2-е. С. 114-116.

93 См.: Leisi Е. Der Wortinhalt: Seine Struktur im Deutschen und Englischen. 2. erweiterte Auflage. S. 23-25. образе действия. Имя прилагательное представляет воспринимаемый элемент в виде признака.94 Таким образом, следуя этой логике, если не все, то большинство наречий передает называемое ими явление в виде времени, места, условия, меры, цели, причины другого явления или действия, одним словом, в виде обстоятельства. Короче говоря, любая самостоятельная лексема облекает смысл в определенный образ, т.е. репрезентирует его в определенном виде, сущности, ипостаси. Имя существительное называет предмет, прилагательное — признак, наречие - обстоятельство, глагол — действие.

5. Знаменательные лексические значения, будучи продуктом длительного процесса эволюции, происходившего на протяжении всей истории человечества, зачастую противоречат обыденным или научным представлениям современного человека о явлениях окружающего мира. Например, глагол bulunmak «находиться» всегда представляет состояние в виде действия, а такие слова, как иуки «сон», dogum «рождение», olum «смерть», передают в качестве предмета явления, которые могут быть истолкованы как действия. Именно по этой причине значение слова dogmak «рождаться» в высказывании Giine§ dogar «солнце восходит», даже с обыденной точки зрения, противоречит действительности.

6. Интерпретационная природа языка, без сомнения, проявляется не только в сфере формирования значений, т.е. в диахронии, но также и в синхронии, иными словами, в сфере использования языковых средств, при оперативном порождении речевых единиц. Например, если носитель языка употребляет слово tebessum «улыбка», то явление, передаваемое этим словом, воспринимается как предмет. Если коммуникант опишет то же явление при помощи словоформы tebessum ediyor «улыбается», то оно будет истолковываться как действие. С этой точки

94 См.: Гузев В.Г. Опыт применения понятия «гипосгазирование» к тюркской морфологии // Востоковенение: филол. ислед. Вып. 21 / Отв. ред. И.М. Стеблин-Каменский. С. 29. См. также: Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. С. 68-72,76-78. зрения, автосемантические лексические значения могут считаться результатом первичного уровня репрезентации (гипостазирования).

Разумеется, возможности турецкого языка не ограничиваются функционированием подобных слов. Имеются также морфологические средства передачи первичной семантики, оперативно представляемой в какой-нибудь иной ипостаси, в другом образе. Ярким примером может служить именная словоизменительная форма с показателем =ki. Словоформы с этим аффиксом выражают чаще всего обстоятельства или в образе признака, или предмета: кцт т зимой» (обстоятельство) > 1a§inki «зимний» (признак), «тот (предмет), который происходит зимой»; gegen уй «в прошлом году» (обстоятельство) > gegen yilki «прошлогодний» (признак), «тот (предмет), который был в прошлом году»; cebimde «в моем кармане» (обстоятельство) > cebimdeki «находящийся в моем кармане» (признак), cebimdeki(ler) «те, что находятся в моем кармане» (предмет) и т.д. Как видно из примеров, обстоятельственные значения представлены в образах или признака, или предмета. Точно так же, словоформы (напр. arkada$imin «моего товарища»), образованные посредством присоединения к основе аффикса родительного падежа, который выражает притяжательную связь, представляют при помощи показателя =ki отношение принадлежности в виде предмета ф (arkadapminki «такой или тот, который находится у моего товарища»).

Значит, в турецком языке имеются морфологические средства вторичного гипосьтазирования, которые служат для передачи сложного вторичного значения, образующегося в результате сопряжения какого-либо первичного содержания (например, обстоятельство времени или места) с другими образами (например, с признаком или предметом). Исходя их вышеизложенного, некоторые виды технического преобразования лексем, наблюдаемые в высказываниях (речь идет не о сфере словообразования, а словоизменении) служат для того, чтобы облекать значения слов или словоформ, которые мыслятся как первичный уровень репрезентации, в образ предмета или признака и оперативно представлять их на уровне вторичной репрезентации.

Подобные явления наблюдаются и в области глагольного словоизменения, о чем подробно говорится в настоящей работе.

0.3.1. Работы в которых была применена концепция

Концепция вторичного гипостазирования (сначала она получила название «вторичная репрезентация») была разработана на материале староанатолийско-• тюркского языка.95 Впоследствии на этом же материале были написаны две монографии под общим названием «Очерки по теории тюркского словоизменения»96.

В статье «Система именных форм тюркского глагола как морфологическая

07 категория (на материале староанатолийского и турецкого языков)» , В.Г. Гузев доказывает, что и в староанатолийско-тюркском и в турецком языках:

1) Форма —ki в сфере именного словоизменения является средством вторичной репрезентации, суть которой заключается в том, что первичные обстоятельственные значения или смыслы времени или места, а также притяжательная связь предмета-обладателя, о которой сигнализирует ^ субстантивная словоформа родительного падежа, в составе словоформ с аффиксом

-ki выражают результат переосмысления обстоятелственной и притяжательной

95 Гузев В.Г. Система именных форм тюркского глагола как морфологическая категория (на материале староанатолийского и турецкого языков) // Turcologica. К семидесятилетию академика А.Н. Кононова / Отв. ред. С.Г. Кляшторный, Ю.А. Петросян, Э.Р. Тенишев. С. 56-64.

96 Он же. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале сгароанатолийско-тюркского языка). 144 е.; Он же. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале сгароанатолийско-тюркского языка). 168 с.

97 Он же. Система именных форм тюркского глагола как морфологическая категория (на материале староанатолийского и турецкого языков) // Turcologica. К семидесятилетию академика A.H. Кононова / Отв. ред. СХ. Кляшторный, Ю.А. Петросян, Э.Р. Тенишев. С. 56-64. семантики в признак («там» > «тамошний», «моего отца» > «отцовский» и т.п.) или предмет («там» > «тот, который находится там»; «моего отца» > «то, что находится у моего отца»).

2) В сфере глагольного словоизменения имена действия (масдары), причастия, субстантивно-адъективные формы и деепричастия также трактуются как средства вторичного гипостазирования. Они выражают действие соответственно в виде предмета, т.е. «опредмеченное» действие, действие, представляемое как признак или обстоятельство («адвербиализованное действие»), т.е. в именных образах.

Впервые термин «вторичное гипостазирование» был использован В.Г. Гузевым в статье «Опыт применения понятия «гипостазирование» к тюркской морфологии»98, которая была представлена в виде доклада на немецком языке на симпозиуме в Гамбургском университете (6-7 декабря 1991 г.).

Концепция вторичной репрезентации применялась и применяется и другими исследователями.

На материале древнеуйгурского языка Н.Н. Телициным были написаны статьи «К характеристике деепричастий в древнеуйгурском языке»99 и «Атрибутивные и субстантивно-атрибутивные формы древнеуйгурского глагола»100. Тема кандидатской диссертации Н.Н. Телицина 1990 г. - инфинитные формы глагола в # древнеуйгурском языке (на материале древнеуйгурских памятников из

Синьцзяна)101. Именные формы глагола в этой диссертационной работе были

98 Русскоязычная версия была опубликована значительно позже - в 1999 г.: Он же. Опыт применения понятия «гипостазирование» к тюркской морфологии // Востоковедение: филологические исследования. Вып. 21. С. 29-36.

99 Телицин Н.Н. К характеристике деепричастий в древнеуйгурском языке // Советская тюркология, 1987. № 6. С. 10-18.

100 Он же. Атрибутивные и субстантивно-атрибутивные формы древнеуйгурского глагола // Исследования по уйгурскому языку. Алма-Ата, 1988. С. 96-103.

101 Он же. Инфинитные формы глагола в древнеуйгурском языке (на материале древнеуйгурских памятников из Синьцзяна). Дисс. на соиск. уч. степени канд-а филол. наук. Ленинград, 1990. 143 с. См. также: Он же. представлены как глагольные формы вторичной репрезентации, относящиеся к сфере словоизменения и передающие действие в именных образах.

М.Ш. Маматовым, изучавшим узбекский материал, была опубликована статья «К вопросу о категории номинализации действия (на материале узбекского языка)»102. Полностью приняв и опираясь на эту концепцию, М.Ш. Маматов пишет свою докторскую диссертацию «Вторичный предикат в структуре простого предложения узбекского языка», посвященной синтаксическим функциям атрибутивных конструкций, вводимых именными формами глагола. Тот же автор в 1990 г. публикует монографию «Вторичный предикат, выраженный субстантивными формами, в современном узбекском языке»104.

Концепция вторичного гипостазирования на материале алтайского языка была применена Н.Н. Тыдыковой в двух следующих статях: «Об имени действия в алтайском языке»105 и «Altay Tildiii Erefiisteri Kereginde Kezik Blaa§tu Suraktar»106.

В диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук Н.Э. Гаджиахмедова «Словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском языке (сравнительно с другими тюркскими языками)», написанной 1998 г., также была использована концепция вторичного гипостазирования.

Инфинитные формы глагола в древнеуйгурском языке (на материале древнеуйгурских памятников из Синьцзяна). Автореф. дисс. на соиск. уч. степени канд-а филол. наук. Ленинград, 1990.22 с.

102 Маматов М.Ш. К вопросу о категории номинализации действия (на материале узбекского языка) // Советская тюркология, 1988. № 5. С. 41-52.

103 Он же. Вторичный предикат в структуре простого предложения узбекского языка. Дисс. на соиск. уч. степени др-а филол. наук. Ташкент, 1990. 390 с. См. также: Он же. Вторичный предикат в структуре простого предложения узбекского языка. Автореф. докт. дисс. Ташкент, 1990.41 с.

104 Он же. Вторичный предикат, выраженный субстантивными формами, в современном узбекском языке. Ташкент, 1990.140 с.

105 Тыдыкова H.H. Об имени действия в алтайском языке // Язык и культура алтайцев (сборник научных статей) / Отв. ред. А.Т. Тыбыкова. Горно-Алтайск, 1993. С. 69-75.

106 Tidikova N. Altay Tildifl Erefiisteri Kereginde Kezik Blaa$tu Suraktar // Sibirya Ara?ttrmalan / Yay. haz. E. GOrsoy-Naskali. Istanbul, 1997. S. 123-125. Турецкий перевод данной статьи см. стр. 127-129 того же сборника.

Докторант рассматривает форму =гъы / =ги и именные формы глагола в

107 кумыкском языке как средства вторичной репрезентации.

Насколько известно автору настоящего сочинения, последние работы, опирающиеся на концепцию вторичной репрезентации были написаны на материале турецкого языка в 2000 г. под названием «Teorik Turk Gramerinden:

1 no

Fiilin Eylemi Adlikla§tirma (Eylemsi) Ulami Uzerine» («Теория тюркской грамматики: о категории номинализации действия»); в 2002 г. - «Об одном узуальном смысле, передаваемом турецким глагольным именем -(у)АсАЬ>ш и в 2004 г. - «Ttirkiye Tiirk?esinde Sifatsi-isimsi §ekiller Uzerine (~Dik, -(y)EcEk, -(y)Esi)»no («О субстантивно-адъективных формах в турецком языке (-Dtk, -(у)ЕсЕК <y)Esi)»).

0.4. МЕСТО КАТЕГОРИИ НОМИНАЛИЗАЦИИ ДЕЙСТВИЯ СРЕДИ ГЛАГОЛЬНЫХ СЛОВОИЗМЕНИТЕЛЬНЫХ КАТЕГОРИЙ

Тюркский глагол имеет пять общих словоизменительных категорий: 1) категория залога; 2) категория статуса; 3) категория апектуальности; 4) категория сказуемости и 5) категория номинализации действия.111

107 См.: Гаджиахмедов Н.Э. Словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском языке (сравнительно с другими тюркскими языками). Автореф. докт. дисс. Махачкала, 1998. С. 18-19,61-67.

108 Доклад О. Дениз-Йылмаз на IV международном конгрессе по тюркскому языкознанию в Турции (г. Измир, 2529 сентября 2000 г.), организованном Турецким лингвистическим обществом (в печати).

109 Дениз-Йылмаз О. Об одном узуальном смысле, передаваемом турецким глагольным именем -(y)AcAk II Вестник СП6ГУ, 2002. Сер. 2. Вып. 3 (№ 18). С. 115-116.

110 Она же. TOrkiye Tflrkgesinde Sifatsi-isimsi §ekiller Ozerine (-D/к, -(y)EcEk, -(y)Est) II Восток — востоковеды — востоковедение: Сб. статей. Под. ред. Е.И. Зеленева. С.-Петербург, 2004. С. 92-112.

111 См.: Щербак А.М. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (глагол). Л., 1981; Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале сгароанагголийско-тюркского языка). Л., 1990. См. также: доклад В.Г. Гузева «Teorik Tflrk Gramerinden: Fiilin Be§ Gen el Cekimleme Ulami Ozerine» («Теория тюркской грамматики: пять общих словоизменительных категорий глагола») (на турецком языке) на IV международном тюркологическом конрессе (г. Измир, 25-29 сентября 2000 г.), организованном Турецким лингвистическим обществом Турецкой республики.

Глагольные словоизменительные категории в основном выражают или связи, в которые вступают действия (залога, сказуемости), или признаки действий (аспектуальности, в особенности акционсартовые формы; статуса, в частности, «быть» — «не быть»). Категория номинализации действия же, относится к третьему типу, т.е. к такой разновидности категорий, которые выражают результаты скорее всего сопряжения образа действия с одним из именных образов (предмета, признака или обстоятельства), что имеет следствием вторичное гипостазирование, т.е. представление явления, первично воспринятого как действие, в одном из названных именных образов.

I. ГЛАВА

ИМЯ ДЕЙСТВИЯ (СУБСТАНТИВНАЯ ФОРМА ГЛАГОЛА, МАСДАР)

1.1. О ПОНЯТИИ MAC ДАРА

Имя действия, традиционно определяется как «отглагольное» существительное, выполняющее функцию имени существительного и глагола одновременно или как именная форма глагола, обладающая свойствами имени существительного, передающая состояние, явление и действие, называемые глаголом1; а также как именная глагольная форма, определяемая как глагольное имя, корень и основа которого передают явление, действие и состояние, без соотнесения с категорией лица и времени.2 Как следует из приведенных определений, эти формы обладают некоторыми свойствами, характерными и для глаголов, и для имен существительных, и поэтому в турецкой тюркологии их часто именуют термином isim-fiil «существительное-глагол», который выражает оба эти свойства.

В контексте используемого в настоящей работе понятийного аппарата под именем действия (или масдаром) понимается глагольная форма, служащая средством выражения «опредмеченного» действия3, т.е. действия оперативно, при наличии коммуникативной потребности, представляемого как предмет. Имя действия, не переставая быть глаголом, в то же время обладает и предметным значением, что делает его родственным именам существительным и вполне может именоваться глагольной субстантивной формой.

1 См., напр.: Qagatay S. Eski Osmanlica'da Fiil MO?taklan // AUDTCF Dergisi. С. V. Sy. 4. Ankara, 1947. S. 361; Gencan T. N. Dilbilgisi. Istanbul, 1966. S. 249, § 319; Vardar В., GOz N. Huber E. ve digerleri. A?iklamah Dilbilim Terimleri S6zlugii. 2. baski. Istanbul-Ankara-Izmir, 1998. S. 102.

2 См., напр.: Banguoglu Т. TOrkfenin Grameri. Istanbul, 1974. S. 420, § 360; Korkmaz Z. Tttrkiye Tflrkfesi Grameri (§ekil Bilgisi). Ankara, 2003. S. 864, § 643.

3 См.: Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении / Вступ. ст. проф. СИ. Бернштейна. Изд-е 6-е. М., 1938. С. 142.

В современном турецком языке имеются следующие имена действия: =тАк, =тА, ~(у)Ц и довольно редко встречающаяся (преимущественно в письменной речи) форма =тАШк. Этот ряд форм свидетельствует о том, что речь идет о категории имени действия. Две первые формы находятся в отношении, весьма близком к дополнительному распределению.

Можно перечислить следующие особенности, свойственные масдарам, а точнее, всем именным формам глагола: 1) они передают процесс (действие), а также представляют такие события, как явление, состояние в виде действия; 2) сохранение управления глагола; 3) масдары появляются в формах продуктивных залогов; 4) они функционируют в формах, передающих статус (т.е. в отрицательной форме, в форме возможности и невозможности); 5) они функционируют в сложных глагольных (поливербальных, сложновербальных) конструкциях.4 Что касается именных свойств масдаров, то их значение заключается в том, что оно представляет не просто действие, а «опредмеченное» действие, т.е. действие, временно представляемое как предмет.5 В этом случае имена действия вследствие своих именных свойств родственны именам существительным как в сфере морфологических, так и синтаксических функций: поэтому (1) могут принимать именные словоизменительные аффиксы (т.е. аффиксы множественного числа, принадлежности и падежей); (2) может выступать вместе с послелогом и (3) в высказываниях может выполнять субстантивную синтаксическую функцию (т.е. может быть именным сказуемым, подлежащим, определением, определяемым, дополнением, дополняемым, обстоятельством и обстоятельственным уточнением).6 Однако поскольку

4 Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). Л., 1990. С. 117.

5 Там же. С. 118.

6 Именно эти факты позволили некоторым тюркологам именовать тюркские имена действия глагольными субстантивами. См., напр.: Баскаков Н.А. Историко-типологическая морфология тюркских языков (структура порождение масдарных словоформ в речи, как и образование других именных словоформ, не преследует цели означения каких-либо элементов объективного мира, не меняет соотнесенности значения исходной глагольной основы с каким-либо явлением, отражением которого оно (это значение) является, все они относятся не к области словообразования, а к области словоизменения (в частности, формообразования). Поскольку они, при наличии коммуникативной необходимости, функционируют как одно из средств временного, оперативного выражения действия, обозначаемого глаголом, в образе предмета, они являются средствами вторичной репрезентации действия. Принадлежность к этой области также подтверждает то, что они функционируют в формах глагольных словоизменительных категорий (залога, статуса, аспекту ал ьности и сказуемости).

Предметное значение имен действия не противоречит временной семе. И действительно имена действия в некоторых тюркских языках обладают временными семами. Например, в кумыкском языке существуют и такие имена действия, у которых отсутствует временная сема: =макъ, =макълыкъ и =ыв (реже =ыш), и такие, у которых временная сема имеется: =агъанлыкъ (имеет сему прошедшего времени, сигнализирующую о предшествовании действия моменту ориентации), =гъанлыкь (обладает семой синхронности, семой настоящего времени) и ажакълыкь (сигнализирует о следовании действия периоду о ориентации, сема будущего времени). Если говорящий не испытывает слова и механизм агглютинации). М., 1979. См. также: Гузев В.Г. Система именных форм тюркского глагола как морфологическая категория (на материале староанатолийского и турецкого языков) // Turcologica. К семидесятилетию академика А.Н. Кононова / Отв. ред. С.Г. Кляшторный, Ю.А. Петросян, Э.Р. Тенишев. Л., 1976. С. 59; он же. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале сгароанатолийско-тюркского языка). С. 118-120.

7 См.: Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале сгароанатолийско-тюркского языка). С. 116-117. См.: Гаажиахмедов Н.Э. Словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском языке (сравнительно с другими тюркскими языками). Автореф. докт. дисс. Махачкала, 1998. С. 63. потребности выразить время совершения опредмеченного действия, он выбирает одну из маедарных форм =макъ, =макълыкъ, =ыв, ~ыш; а если нужно это выразить, то выбирает наиболее подходящую из форм, обладающих темпоральной семой: =агъанлыкъ, =гъанлыкъ, =ажакълыкъ. Однако в турецком языке масдары, как это будет показано ниже, не имеют временного значения.

Формы имен действия не имеют и агентивного значения, т.е. в их значении нет информации о производителе действия (агенсе). Это иллюстрируют такие примеры, как: Ya§arnak guzel §eydir karde§im «Жить - это прекрасно, брат мой»; ф cevap vermek liizumu «необходимость дать ответ»; копщта dersi «разговорный урок»; Ve bu konu§u§ta kiz Bilal'eрек benziyen §eyler bulmu$tu (HE, SB, 128) «Этот разговор показался девушке во многом похожим на разговор Биляля»; Bundan boyle geli§ gidi§ yok (информант) «Теперь мы уже не будем так запросто ходить друг к другу». Мы видим, что в сценах, выраженных выше приведенными примерами, элементы, связанные с действием, называемой формой масдара, guzel §eydir, liizumu, dersi, kiz и yok соответственно, не являются производителем действия, представленного масдаром. Значит, турецкие масдары индифферентны к этой семе. Именно по этой причине к масдарам, которые не имеют формы залога, в случае необходимости передать информацию о производителе действия, % добавляются аффиксы принадлежности, и с помощью этих морфем передается производитель действия10: Hayatta kalmamiz mUcize eseri «Чудо, что мы остались в живых»; tutuklanmasi tehlikesi «опасность того, что он будет арестован» и т.д. Короче говоря, сема агента вн ости в виде одного компонента, как неотделимая составляющая значяения глагольных именных форм, встречается в турецком языке только в причастиях (см. III. Глава. Причастие).

9 Название романа Назыма Хикмета.

10 Гузев В.Г. Система именных форм тюркского глагола как морфологическая категория (на материале староагегголийского и турецкого языков) // Turcologica. К семидесятилетию академика А.Н. Кононова / Отв. ред.

С.Г. Кляшторный, Ю.А. Петросян, Э.Р. Тенишев. С. 58.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Категория номинализации действия в современном турецком языке"

Выводы

В «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой (М., 1966) деепричастие определяется как «именное (непредикативное) отглагольное образование, объединяемое с системой глагольных форм вида и залога и общностью управления и обозначающее второстепенное добавочное действие, примыкающее к главному действию»11. С точки зрения концепции, на которую опирается настоящее исследование, почти каждое положение приведенного в общем-то утвердившегося особенно в русском языкознании определения представляется спорным. Спорным в том смысле, что каждое положение в определении словаря или неверно, или отражает несущностный признак деепричастия.

Сочетание «отглагольное образование» могло бы означать какую-либо лексему, результат словообразовательной операции. Деепричастие же является глагольной словоизменительной формой, обладающей всеми признаками, которые имеют и другие глагольные имена (см., в частности главу I, раздел 1.1).

Утверждение же, что деепричастие обозначает второстепенное добавочное действие вносит спорный субъективный элемент. В контексте сформулированных выше понятий «имя действие», «причастие», «субстантивно-адъективная форма» коммуникативное предназначение деепричастия оправданно видеть в том, что эта форма выражает действие-обстоятельство, т.е. действие, мыслимое или являющееся обстоятельством, при котором совершается какое-либо уточняемое событие, чаще всего тоже действие, что сближает его с наречием, если под последним понимать в первую очередь лексему, означающую обстоятельство.

Большое теоретическое значение имеет наличие в тюркских языках (и в частности в турецком) финитных, т.е. «предикативных форм» (как спрягаемых, так и неспрягаемых) с обстоятельственными значениями. Этот факт способен в корне поменять научное представление о деепричастии, сложившееся на материале индоевропейских языков, подчеркивая то, что сущностным признаком этих глагольных форм является не выражение второстепенного действия, а, как было сказано, представление действия, называемого исходной основой деепричастия, в качестве обстоятельства.

11 Ахманова O.C. Словарь лингвистических терминов. Изд. 2-е, стереотип. M., 1969. С. 125.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение обширного арсенала (более ста!) именных форм турецкого глагола, анализ их функциональных особенностей, их коммуникативного предназначения, структуры их семантики приводит к важным теоретическим и практическим выводам.

Проделанная работа убеждает, во-первых, в том, что настало время признать, что традиционные индоевропеистические термины и понятия «инфинитив», «имя действия», «причастие» и «деепричастие» недостаточны дня понимания и описания своеобразных глагольных именных форм ряда восточных языков. В частности, читатель видел это на примере двуфункциональных тюркских субстантивно-адъективных форм. Применение к этим формам термина «причастие» должно в свете результатов настоящего сочинения рассматриваться как изживший себя паллиатив (имеется в виду временное использование термина за неимением более удачного). Продолжение же этой терминологической практики может служить тормозом в осмыслении учеными и освоении учащимися сложной природы тюркских глагольных имен. Называть субстантивно-адъективную форму глагола причастием почти так же неудачно, как применять этот термин к английскому герундию.

Во-вторых, анализ семантики глагольно-именных форм убеждает в том, что недостаточно ограничиваться констатацией наличия, скажем, у имен действия как глагольных, так и субстантивных признаков. Важно осознать, что такая форма нисколько не теряет своих глагольных свойств, но удовлетворяя коммуникативную потребность коммуниканта, лишь только оперативно, временно опредмечивает действия, позволяя форме выполнять субстантивные синтаксические функции. Подобные мыслительные или семантические операции совершаются и в сфере функционирования субстантивно-адъективных форм, причастий и обстоятельственных форм глагола. На передний план выходит теоретическая проблема, как в действительности соотносятся между собой глагольные и именные семантические компоненты изучаемых форм, какие мыслительные операции сопровождают функционирование глагольных имен.

В-третьих, настоящее время в специальной литературе встречается перспективная идея, согласно которой средства связи развернутых компонентов высказываний следует объединять в одном понятии — юнкторйх.1 С этой точки зрения союзы индоевропейских языков и многочисленные именные формы глагола в агглютинирующих языках представляют собой разновидности юнкторов, которые подчеркивают глубину различия между способами построения сложных высказываний в языках разных систем.

В-четвертых, проделанная работа полезна и с точки зрения осмысления природы языковой системности: категории глагольных имен — имена действия, причастия, субстантивно-адъективные формы и деепричастия, — по всей вероятности, представляют собой проекцию существительных, прилагательных и наречий на глагольное словоизменение (во всяком случае связь между теми и другими неоспорима), семантическое родство именных классов лексем и функциональное сходство глагольных имен с ними вполне могут рассматриваться Щ как проявление свойств, которыми отличаются естественные системы.

1 См., напр.: Johanson L. Zur Typologie tQrkischer Gerundialsegmente II Tflrk Dilleri Ara§tirmalan. Ankara, 1991. S. 98110.

Список научной литературыЙылмаз, Озлем, диссертация по теме "Языки народов зарубежных стран Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии"

1. Азимов П., Амансарыев Дж., Сарыев К. Туркменский язык // Языкинародов СССР. Тюркские языки. Том второй. М.: Издательство «Наука», 1966. С. 91-111.

2. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. Издание второе,стереотипное. М.: Издательство «Советская Энциклопедия», 1969. 608 с.

3. Баскаков Н.А. Историко-типологическая морфология тюркских языковструктура слова и механизм агглютинации). М.: Издательство «Наука», 1979.-274 с.

4. Бётлингк О.Н. О языке якутов. Пер. с нем. д-р филол. наук В.И. Рассадин /

5. Отв. ред. д-р филол. наук Е.И. Убрятова. Новосибирск: «Наука». Сибирское отделение, 1989. — 646 с.

6. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. II.

7. М.: Издательство АН СССР, 1963. 392 с.

8. Бондарко А.В. Введение. Основания функциональной грамматики // Теорияфункциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованность, таксис. Изд. второе, стереотип. М.: Эдиториад, УРСС, 2001. С. 5-39.

9. Гузев В.Г. К вопросу об инфинитивах в составе тюркских глагольных имен //

10. Материалы научной конференции восточного факультета, посвященной 275-летию СбГУ, 8-9 апреля 1999 года. Санкт-Петербург, 1999. С. 13-15.

11. Гузев В.Г. О развернутых членах предложения, вводимых глагольными именами, в современном турецком языке // Советская тюркология, 1977. № 5. С. 36-43.

12. Гузев В.Г. О разграничении понятий "финитная форма" и "личная форма" //

13. Востоковедение / Отв. ред. В.Г. Гузев, О.Б. Фролова. Санк-Петербург, 1993. Вып. 18. С. 36-42.

14. Гузев В.Г. Опыт применения понятия «гипостазирование» к тюркской морфологии // Востоковедение: филологические исследования. Выпуск 21 / Отв. ред. И.М. Стеблин-Каменский. Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского Университета, 1999. С. 29-36.

15. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). JI.: Издательство ЛГУ, 1990. -168 с.

16. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: имя (на материале староанатолийско-тюркского языка). Л.: Издательство ЛГУ, 1987. — 144 с.

17. Гузев В.Г., Насилов Д.М. Словоизменительные категории в тюркских языках и понятие «грамматическая категория» // Советская тюркология, 1981. № 3. С. 22-35.

18. Дениз-Йылмаз О. Об одном узуальном смысле, передаваемом турецким глагольным именем -(у)АсАкП Вестник СПбГУ, 2002. Сер. 2. Вып. 3 (№ 18). С. 115-116.

19. Дмитриев Н.К. Турецкий язык. М.: Издательство восточной литературы, 1960.-95 с.

20. Иванов С.Н. Курс турецкой грамматики. Ч. 2: Грамматические категории глагола. JL: Издательство ЛГУ, 1977. 88 с.

21. Иванов С.Н. Очерки по синтаксису узбекского языка (форма на -ган и ее производные). Л.: Издательство ЛГУ, 1959. 152 с.

22. Касевич В.Б. Элементы общей лингвистики. М.: ГРВЛ издательства «Наука», 1977. 184 с.

23. Кононов А.Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. М.

24. Л.: Издательство АН СССР, 1956. 571 с.

25. Копнин П.В. Диалектика, логика, наука. М.: Издательство «Наука», 1973. — 464 с.

26. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М.:

27. Советская энциклопедия», 1990. 685 е.: ил.

28. Майзель С.С. Изафет в турецком языке. М.-Л.: «Издательство АН СССР»,1957.-186 с.

29. Маматов М.Ш. Вторичный предикат в структуре простого предложения узбекского языка. Автореферат докторской диссертации. Ташкент, 1990. 41 с. АН Узбекской ССР Ордена знак почета инс. языка и литературы им. А.С. Пушкина.

30. Маматов М.Ш. Вторичный предикат, выраженный субстантивными формами, в современном узбекском языке. Ташкент: Издательство «Фан» Узбекской ССР, 1990. 140 с.

31. Маматов М.Ш. К вопросу о категории номинализации действия (наматериале узбекского языка) // Советская тюркология, 1988. № 5. С. 41-52.

32. Мартине А. Основы общей лингвистики. Пер. с фран. В.В. Шеворошкина // Новое в лингвистике. Вып. III / Составление, редакция и вступительные статьи В.А. Звегинцева. М.: Издательство иностранной литературы, 1963. С. 345-566.

33. Мельников Г.П. Системная типология языков: Принципы, методы, модели. М.: «Наука», 2003. 395 е.: ил.

34. Мельников Г.П. Системология и языковые аспекты кибернетики. М.: Советское радио, 1978. 368 с.

35. Михайлов М.С. О форме на -(y)asi в турецком языке // Вопросы языка и Щ литературы стран Востока / Отв. ред. Ю.В. Рождественский. М., 1958. С. 141154.

36. Невская И.А. Состав и функции деепричастий в шорском языке. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Алма-Ата, 1990.-21 с.

37. Ожегов С.И. Словарь Русского языка. Под ред. д-ра филолог, наук проф. Н.Ю. Шведовой. Изд. 11-е, стереотип. М.: Русский язык, 1975. 846 с.

38. Панфилов В.З. Взаимоотношение языка и мышления. М.: Издательство «Наука», 1971.-232 с.

39. Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. М.: Издательство «Наука», 1982. — 357 с.

40. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении / Вступ. ст. проф. С.И. Бернпггейна. Изд-е 6-е. М.: «Государственное учебно-педагогическое издательство», 1938. —451 с.

41. Покровская Л.А. Грамматика гагаузского языка. Кишинев: «Лумина», 1990. -64 с.

42. Реформатский А.А. Введение в языковедение / Под ред. В.А. Виноградова. М.: Аспект Пресс, 1996. 536 с.

43. Самойлович А.Н. Краткая учебная грамматика османско-турецкого языка. Под наблюдением и с предисл. Г.Ф. Благовой, Д.М. Насилова. Репр. изд. 1925 г. с доп. и исп. М.: «Восточная литература»: «Муравей», 2002. 158 с.

44. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и D ультурологи. Пер. с анг. A.M. Сухотина (исправленный и дополненный А.Е. Кибриком) / Общ. ред. и вступ. ст. А.Е. Кибрика. 2-е изд. М.: Издательская группа «Прогресс», 2001. — 656 с.

45. Серебренников Б.А. Причины устойчивости агглютинативного строя и вопрос о морфологическом типе языка // Морфологическая типология и проблема классификации языков / Отв. ред. Б.А. Серебренников и О.П. Суник. Москва-Л.: «Наука», 1965. С. 7-26.

46. Серебренников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М.: Издательство «Наука», 1983. 319 с.

47. Татарская грамматика. Т. II. Морфология. Казань: Татарское книжное издательство, 1993. 397 с.

48. Телицин Н.Н. Атрибутивные и субстантивно-атрибутивные формы древнеуйгурского глагола // Исследования по уйгурскому языку. Алма-Ата: Издательство «Наука» Казахской ССР, 1988. С. 96-103.

49. Телицин Н.Н. К характеристике деепричастий в древнеуйгурском языке // Советская тюркология, 1987. № 6. С. 10-18.

50. Тыдыкова Н.Н. Об имени действия в алтайском языке // Язык и культура алтайцев (сборник научных статей) / Отв. ред. А.Т. Тыбыкова. Горно-Алтайск, 1993. С. 69-75.

51. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. 4-е изд. Москва: Издательствополитической литературы, 1981. — 445 с.

52. Щерба Л.В. О частях речи в русском языке // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство министерства просвещения РСФСР, 1957. С. 63-84.

53. Щербак A.M. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (глагол). Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1981. — 184 с.

54. Щербак A.M. Очерки по сравнительной морфологии тюркских языков (имя). JL: «Наука», Ленинградское отделение, 1977. — 192 с.

55. Юлдашев А.А. Соотношение деепричастных и личных форм глагола в тюркских языках. М.: Издательство «Наука», 1977.-270 с.

56. Якобсон P.O. Лингвистика в ее отношении к другим наукам. Пер. с анг. Н.Н.

57. Перцовой // Якобсон P.O. Избранные работы. Переводы с англ., нем., фран. Составление и общ. ред. д-ра филолог, наук В.А. Звегинцева. Предисловие д-ра филолог, наук Вяч. Вс. Иванова. М.: «Прогресс», 1985. С. 369-420.

58. Якобсон P.O. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципытипологического анализа языков различного строя. М.: "Наука", 1972. С. 95113.

59. Akarsu В. Felsefe Terimleri Sozlugu. Ankara: Ankara Universitesi Basimevi, 1975.-236 s.

60. Akerson F. Turk?ede /EN/ Ekli Orta^n Coki§levliligi» // Yazko £eviri. № 13. istanbul, 1983. S. XXI-XXVI.

61. Aksan D. Anlambilim. Anlambilim Konulan ve Turkfenin Anlambilimi. Ankara: Engin Yaymevi, 1998. 232 s.

62. Aksan D. Her Yonuyle Dil (Ana (^izgileriyle Dilbilim). I. cilt, 5. baski. II. cilt, 3. baski. III. cilt, 2. baski. Ankara: Levent Ofset Mat. ve Yayincilik Tic. Ltd. §ti., 1995. -568 s. (три тома в одной).

63. Banguoglu T. Tiirk?enin Grameri. istanbul: Baha Matbaasi, 1974. -630 s.

64. Ba§kan О. Bildiri§im. insan-dili ve Otesi. 1. basim, istanbul: Altm Kitaplar Yayinevi, 1988. 491 s.

65. Bayrav S. Yapisal Dilbilimi. 2. baski, istanbul: Multilingual Yayincilik, 1998.168 s.

66. Cause vie E. Gramatika suvremenoga turskog jezika. Zagreb: Hrvatska sveucilisnanaklada, 1996. XIV + 553 str.

67. Cagatay S. Eski Osmanlica'da Fiil Mu§taklan // AUDTCF Dergisi. С. V. Sy. 4. Ankara: TTK Basimevi, 1947. S. 353-368.

68. Cagatay S. Eski Osmanlica'da Fiil Mu§taklan. II. Partisipler // AUDTCF Dergisi.

69. С. V. Sy. 5. Ankara: TTK Basimevi, 1947. S. 525-552.

70. Cagatay S. Eski Osmanlica'da Fiil Mu§taklanndan. III. Geundifler // AUDTCF Dergisi. С. VI. Sy. 1-2. Ankara: TTK Basimevi, 1948. S. 27-47.

71. Deny J. Grammaire de la langue turque (dialecte Osmanli). Paris: Leroux, MDCCCCXXI. XXX + 1218 pp. (Deny J. Turk Dili Grameri (Osmanli Leh9esi). £ev. Ali Ulvi Elove. istanbul: Maarif Matbaasi, 1941. - XXII + XXII + 1142 + XLVI + A-G s.)

72. Eraslan K. Eski Turk5e'de isim-Fiiller. istanbul: Edebiyat Fakultesi Matbaasi, 1980.-XL VIII + 174 s.

73. Ergin M. Turk Dil Bilgisi. 19. baski. istanbul: Bayrak. Basm/Yayim/Tanitim, 1992.-XXVI+ 407 s.

74. Erguvanli E. E. The Function of Word Order in Turkish Grammar. Berkeley-Los Angeles-London, 1984. xii + 179 pp.

75. Erkman-Akerson F. -ErEk niteleme yan tumcesi yonetebilir mi? // Х1П. Dilbilim

76. Kurultayi: Bildiriler (13-15 Mayis 1999). Yay. haz. A. Sumru Ozsoy ve E. Eser Taylan. 1. basim. istanbul: Bogazi?i Universitesi Yayinevi, 2000. S. 47-54.

77. Erkman-Akerson F. ve Ozil Turk?ede Niteleme Sifat l§levli Yan Tumceler. istanbul: Simurg Kitap?ilik ve Yayincilik, 1998. 359 s.

78. Gencan T. N. Dilbilgisi. Istanbul: Ahmet Sait Basimevi. 1966. XV + 412 s.

79. Guzev V. G. Bitimli (Finit) §ekillerin Turk Gramerindeki Yen // Zeynep Korkmaz Armagam (Сборник к 80-летию Зейнеп Коркмаз) (в печати).

80. Giilsevin G. Turk9ede —SA §art Gerundiumu Uzerine // Turk Dili. Dil ve Edebiyat

81. Dergisi. Sy. 467. Ankara, 1990. S. 276-279.

82. Hatiboglu V. Turkfenin Sozdizimi. Ankara: Ankara Universitesi Basimevi, 1972. XX + 207 s.

83. Hovdhaugen E. Relative clauses in Turkish // Bilimsel Bildiriler 1972. Ankara: Ankara Universitesi Basimevi, 1975. S. 551-554.

84. I§ik G. Turk?ede Eylemlerin Adla§masi ya da Eylemden Ada Birinci Derecede Aktarmalar (E>A) // Yazko geviri. № 13. istanbul, 1983. S. X-XV.

85. Jakobson R. Dilbilim ve Yazmbilim (£ev. O. Senemoglu) //XX. Ytizyil Dilbilimi

86. Kuramcilardan Segmeler). Ankara: Olga? Basimevi, 1983. S. 175-185.

87. Johanson L. Fiilimsi Onermelerin Gorevleri Uzerine // Bilimsel Bildiriler 1972. Ankara: Ankara Universitesi Basimevi, 1975. S. 525-529.

88. Johanson L. Zur Typologie turkischer Gerundialsegmente // Turk Dilleri Ara§tirmalan 1991. Yayimlayan Talat Tekin. Ankara, 1991. S. 98-110.

89. Karahan L. -sa/-se Eki Hakkmda // Turk Dili. Dil ve Edebiyat Dergisi. Sy. 516. Ankara, 1994. S. 471-474.

90. Karahan L. Turk9ede Birle§ik Ctimle Problemi // Tiirk Dili. Dil ve Edebiyat Dergisi. Sy. 505. Ankara, 1994. S. 19-23.

91. Karahan L. Yapi Bakimindan Ctimle Simflandirmalan Uzerine // Tiirk Dili. Dil ve

92. Edebiyat Dergisi. Sy. 583. Ankara, 2000. S. 16-23.

93. Kiran Z. Turk?ede Ad ve Ad Obegi // Yazko £eviri. № 13. istanbul, 1983. S. IV-IX.

94. K09 S. Turk?ede Tumcelerin Adla§tinlmasina D6nu§umlu-Uretken Yakla§im // TDAY — Belleten 1978-1979. Ankara: TTK Basimevi, 1981. S. 173-180.

95. Korkmaz Z. -asi/-esi Gelecek Zaman Isim-Fiil (participium) Ekinin Yapisi Uzerine // TDAY — Belleten 1968. Ankara: Ankara Universitesi Basimevi, 1969. S. 31-38.

96. Korkmaz Z. Gramer Terimleri Sozlugu. Ankara: TDK Yaymlan, 1992. XX + 212 s.

97. Korkmaz Z. Tiirk9ede Eklerin Kullanili§ §ekilleri ve Ek Kalipla§masi Olaylan. Ankara: TTK Basimevi, 1962. VIII + 98 s.

98. Korkmaz Z. Tiirkiye Turk9esi Grameri (§ekil Bilgisi). Ankara: TDK Yayinlan, 2003. CXVI + 1224 s.

99. Kornfilt J. Turkish. First print. London-New York: Routledge, 1997. xxxii + 575pp.

100. Leisi E. Der Wortinhalt: Seine Struktur im Deutschen und Enghschen. 2. erweiterte Auflage. Heidelberg: Quelle & Meyer, 1961. 132 S.

101. Lewis G. L. Turkish Grammar. Oxford: Oxford University Press, 1967. — xxiv + 303 pp.

102. New Webster's Dictionary of the English Language. College Edition. Fourth Reprint. Delhi: Suijeet Publications, 1988. xxxii + 1824 pp.

103. Ozil Nitelenen Ogesiz Kullamlan Orta?h Yapilar // VIII. Uluslararasi Turk Dilbilimi Konferansi Bildirileri. 7-9 Agustos 1996. Yay. Kamile imer N. Engin Uzun. Ankara: Ankara Universitesi Basimevi, 1997. S. 175-182.

104. Radloff W. Einleitende Gedanken zur Darstellung der Morphologie der Tiirksprachen. Memoires de l'Acadmie imperiale des sciences de St.-Petersbourg. St.-Petersbourg, 1906. VIII-e serie. Tome VII. № 7. 35 s.

105. Tekin §. Tiirksede -MA- Olumsuzluk Eki ile -DiK+ Eki Nereden Geliyor? // i§tikak5inin K6§esi. Turk Dilinde Kelimelerin ve Eklerin Hayati Uzerine Denemeler. 1. baski, istanbul: Simurg Kitap9ilik ve Yayincilik, 2001. S. 43-58.

106. Tidikova N. Altay Tildin Erenisteri Kereginde Kezik Blaa§tu Suraktar // Sibirya Ara§tirmalan. Yay. haz. E. Giirsoy-Naskali. istanbul: Simurg Kitap^ilik ve Yaymcilik, 1997. S. 123-125.

107. Тигкфе Sozliik. 2. L-Z. Geni§letilmi§ 7. baski. Ankara: Turk Dil Kurumu Yayinlan, 1983.

108. Underhill R. Turkish Grammar. Fifth printing. Cambridge, Massachusetts, and London: The MIT Press, 1987. xx + 474 pp.

109. Vardar B. Dilbilimin Temel Kavram ve ilkeleri. 2. baski. istanbul: Multilingual Yaymcilik, 1998. 190 s.

110. Vardar В., Giiz N., Huber E., Senemoglu O. ve Oztokat E. A9iklamah Dilbilim Terimleri Sozliigii. 2. baski. istanbul-Ankara-izmir: NovaPrint Basimevi, 1998.-295 s.

111. Yuce N. Gerundien im Turkischen. Eine moфhologische und syntaktische Untersuchung. Dissertation. Mainz, 1973. XV + 88 s.