автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Категория телесности в акмеистическом дискурсе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Категория телесности в акмеистическом дискурсе"



На правах рукописи

Полтаробатько Елена Дмитриевна

КАТЕГОРИЯ ТЕЛЕСНОСТИ В АКМЕИСТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

Специальность 10 01 01 -р>сская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

0 2Ап?2::э

Москва - 2009

003466081

Работа выполнена на кафедре филологических дисциплин факультета иностранных языков Международного независимого эколого-политологичсско! о университета

Научный руководитель

доктор фи ю чо1 ичсских наук,

профессор Кихней Любовь Геннадьевна

Официальные оппоненты

доктор фиЛОЛО! ичсских наук,

профессор Федотов Ojiei Иванович

Московский институт открытого образования

кандидат фиютогичсских наук,

доцент Елена Юрьевна Раскина

Московский гуманитарный институт имени ЕР Дашкоьой

Ведущая организация Владимирский государственный

гуманитарный университет

Защита состоится 17 апре 1я 2009 года n 15-00 часов на заседании диссертационного совета Д 212 203 23 при Российском университете дружбы народов по адресу 117198,1 Москва, ул Миклухо-Маклая, д 6, ауд 436

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Российского университета др\/кбы народов по адресу 117198, г Москва, ул Мик1ухо-Маклая, Д 6

Автореферат размещен на сайте РУДН (www rudn ru) Автореферат разослан 16 марта 20091

Ученый секретарь диссертационного совета /

кандидат филологических наук, доцент ¡/С^/А-^^] АЕЬазанова

Общая характеристика работы

В настоящее время нельзя не заметить значитечьного оживчения интереса к проблемам течесного бытия человека, как на уровне обыденного сознания, так и на уровне сложных социокультурных форм Это обусловлено тем, что долгое время категория человеческой течесности находилась «под запретом», а четовек в культуре представал как бестечесное существо

Такое потожение дел связано, прежде всего, с христианской традицией, которая осуждает бренное тело и противопоставляет ему бессмертную душу Другая не менее важная традиция, по замечанию, Е Фарино, - «мещанская, которая культивирует разбиение на человека общественного и человека частного, интимного, налагая запрет на публикование интимного»'

Наконец, думается, чго «запрет» на течесный аспект также соотносится с философской традицией рационализма, в которой человек понимался как существо рациональное и принципиально «бестелесное», в результате такого одностороннего подхода к человеку биологический аспект, связанный с течесностыо, оставался в тени

Однако в начале XX века интерес к телесному бытию человека возрастает, и художественная литература как один из видов «социокультурной практики» отражает этот фундаментальный сдвиг Но полного и детального анализа категория человеческой тетесности в аспекте ее функционирования в литературе XX века (за исключением частных случаев) до сих пор не получила Такое потожение дел обусловлено противоречием «между уровнем развития социально-антропологического знания и реального места и роли тела в жизнедеятельности человека»2 Поэтому изучение категории телесности в поэзии прошлого столетия целом и в акмеистическом дискурсе, в частности, - явление, безустовно, новое

Актуальность исследования категории течесности в художественной практике акмеизма связана с рядом причин Во-первых, категория телесности является важнейшей при анализе мира художественного произведения, в его соотнесении с человеком как психофизиологическим существом и предметной реальностью

Во-вторых, категория телесности оказывается чрезвычайно значимой именно в чирике, ибо этот род литературы не предпопагает развернутых психологических описании, поэтому внутренние состояния могут выражаться метонимически, через ряд конкретных «тепесных» деталей

В-третьих, телесность играет огромную роль в акмеистическом дискурсе, поскочьку базовая установка акмеизма связана с поэтическим воплощением бытия в его вещности, а человека — в его конкретной телесности Несмотря на то, что фактография, эстетика и поэтика акмеизма разрабатываются в современном литературоведении, в частности, в трудах Л Г Кихней и О А Лекманова, существуют ряд проблем, оставшихся за пределами рассмотрения теоретиков и историков акмеизма, одной из них является феномен телесности, так или иначе преломленный в творчестве фактически каждого акмеиста, более того, манифестарно заявленный как один из фундаментальных принципов нового течения в программных статьях Н Гумилева и С Городецкого Отсюда следует, что изучение категории телесности в

1 Фарино Е Тело Анатомия Метаморфозы it Фарино Е Введение в литературоведение СПо РГПУ им А И Герцена, 2004 С 202

2 Быховская И М Homo somatikos аксиоюгия четовеческого тета М VPCC 2000 С 11

творчестве акмеистов позволит существенно дополнить акмеисшчсскую картину мира и скорректировать ряд поэтических принципов

И наконец, в-четвертых, предпринятое исследование актуально в теорешческом плане Сущсс1вует множество шчек зрения на человеческую телесность, чю естественным образом указырает на значимость этой категории, которая, как отмечает В Подорога в работе «Феноменология тела» (1995), возникла достаточно поздно

Однако несомненно одно человеческая телесность - это пограничным феномен находящийся на грани между естественно-природным и социокультурным бытием Подобный подход характерен для целого ряда работ о категории телесности 1" А Ариной «Психосоматический симптом как явление культуры» (1991), ЛГ1 Киященко «О границах телесности человека» (1991), 1В Жарова «Человеческая телесность философский анализ» (1998) С В Фролова «Человеческая телесность онтологические начала и философские основания» (2000) Собственно литературный аспект телесности в ее связи с категориями вещности текста исследуется в работе ДЕ Милькова «Русский литературный авангард поэтика жеста (симво шзм-футуризм-ОБЭРИУ)» (2000)

Особенный интерес для нас представляют исследования M Ямпольского «От символического тела к репрезентативному пространству» (2002), «Демон и лабиринт» (1996), в кошрых человеческая телесность анализируется как семиотический феномен, наделенный кулыурной ценностью и значимостью Среди работ, исследующих категорию телесности л подобном аспекте, следует назвать работу В II Топорова «Пространство и iекст» (1997), 1де телесность р^ссмафивается через мифологический код, и коллективный труд 3 Д Волоцкой Т M Николаевой, ДМСегала Т В Цивьяп «Жеетовая коммуникация и ее место среди других систем человеческого общения» (1997) в котором категория телесности исследуется cyiy6o семиотически

Постановка проблемы Переходя к семиотическому уровню анализа человеческой телесности в акмеистическом дискурсе, необходимо уючнить некоторые методические координаты Р Якобсон в статье «Статуя в поэтической мифологии Пушкина» (1987) отмечал, что наибольший интерес в поэтическом мире художника представляют семантические инварианты, которые возникают в целом корпусе текстов В работе такой смысловой константой является телесность, которая может реализовываться в рядах могивно-образных парадигм

Эта инвариантная структура будет первоначально выявтяться на уровне частных поэтик, а затем на общем уровне - акмеистического дискурса Уровень дискурса (или «функционального свсрхтекста») в данном случае является совершенно необходимым, ибо он позволит рассмотреть телесность как общую тсматико-смысловую структуру, характерную для поэтической семантики акмеизма в целом

Отсюда цель работы - вывить сущностные особенности категории телесности в акмеистическом дискурсе как важнейшего компонента художественной акмеистической онтологии и поэтики

Означенная цель предполагает решение ряда задач

1 Реконструировать системные отношения категории телесности с другими миромоделирующими категориями акмеистической картины мира (душа, вещь, слово ит д)

2 Определить семантические функции категории телесности на уровне топики тропообразованля и системы образов

3 Выявить социокультурные и мифопоэтическис основания категории тетесности в акмеистическом дискурсе

4 Установить отношения категории тетесности с общим пространственным универсумом поэзии акмеистов

5 Вычленить ключевые образы и мотивы с тетесной семантикой, опредетить и\ миромодетирующие и антропотогические функции

Объектом исследования является творчество О Мандельштама, А Ахматовой, Н Гумилева, В Нарбута, М Зенкевича

Предмет исследования - специфика и принципы мотивно-образного воплощения организации категории телесности в акмеистическом дискурсе Ноло/ксния, выносимые на защиту

1 Категория телесности в акмеистическом дискурсе является одной из семантических доминант и смыстовыч универсалий, в связи с чем телесность становится своеобразным универсальным кодом, позволяющим осмыстить мир в его единстве и целостности

2 Телесность в художественной практике акмеистов связывается с общей пространственной картиной мира и, соотносясь со смежными спациальными образами (дом, антидом, небо и проч), формирует устойчивые семантические парадигмы образов и мотивов

3 Категория телесности в творчестве акмеистов коррелирует с такими миромодетирующими характеристиками, как «вещность» и «душа» При этом ключевым соотношением дтя акмеистической картины мира является соотнесение категории течесности с категорией поэтическою слова, что связано, с одной стороны, с общими мифологическими устремлениями акмеистов, а с другой стороны, - с христианской философией, где Логос является «божественным организмом»

4 Те чес I гость в акмеистической поэзии осмысляется в мифопоэтичсском ключе, в результате чего практически все мифологические мотивы, возникающие в акмеистическом поэтическом дискурсе, соотносятся с категорией тетесности, составтяя с ней единое смысловое целое

5 У каждого из поэтов-акмеистов эта категория соотносится с разными семантическими рядами, за счет чего она наделяется многообразными семантическими валентностями (в поэзии Мандельштама телесность коррелирует с онтологическим уровнем, н поэзии Гумилева - с личпостно-экзистенциальным, в поэзии Ахматовой - с областью эмоций, а в поэзии Зенкевича и Нарбута - с хтонической природной и карнавальной стихиями)

Новизна работы заключается в том, что диссертации впервые дан системный анализ категории телесности в акмеистическом дискурсе и предложена реконструкция феномена акмеистической телесности в его проекции на основные миромоделирующие, мифологические и собственно поэтические контексты

Практическая значимость диссертации заключается в том, что результаты исследования могут быть применены при дальнейшем изучении специфики акмеистической поэтики в ее семантико-мифотогическом аспекте При этом основные результаты работы могут использоваться в трудах, посвященных концепции телесности в литературе

Результаты исследования могут применены в вузовской системе преподавания в качестве материала для составления учебных программ, пособий, лекционных курсов и спецкурсов но истории русской литературы и теории литературы, кроме того,

материалы и выводы практических ыав могут быть использованы в элективных курсах в средней школы

Достоверность полученных результатов обусловлена тем, что исследовательская работа построена на обширном материале поэзии акмеистов как первого ряда (Мандельштам, Ахматова, Гумилев), так и второго ряда (Нарбут и Зенкевич) Это позволяет целостно и системно решить задачи, поставленные в диссер!ацни, и реконструировать общую модель акмеистической телесности

Теоретическую базу диссертации составили труды тиш вистов, литературоведов, философов и культурологов, что связано с разноаспсктностью задач, поставленных в диссертации Гема телесности исследуется с нескольких методологических позиций Во-первых, с помощью философского методотогичсского инструментария выявляются общие мировоззренческие основания данной категории в акмеистической картине мира Во-вюрых, с помощью конкретных литературоведческих методик исстедуются формально-семантические механизмы воплощения категории телесности уже на уровне акмеистической поэтики Материал проанализирован с использованием системно-типологическою, структурно-семантического и мифопоэтического методов исследования

Основное содержание работы

В первой паве работы «Природа и культура тсисснын код в поэзии О Манде чьштама» исследуется специфика воплощения феномена телесности в июрчестве О Мандельштама В первом параграфе гланы «Категория тетесности в ранней лирике О Мандельштама («Камень», «Тпб!ш»)» анализируются мотивно-образные парадигмы телесности в ранней лирике поэта в сопоставтении с фундаментальными катеюриями его художественного мира

Общая особенность разнообразных вогпотцений категории тсчесности на мотивно-образном уровне в раннем творчестве Мандельштама заключается в том, что тело не явчяется «личностно-индивидуальным», оно всегда фупкционир>ег в своей экзистенциальной соотнесенности с миром, составляя с ним единое цетое Ключевым стихотворением, тде выражается именно такое понимание тетесности, является знаменитое «Дано мне тело - что мне делать с ним »

В интерпретации ранним О Мандельштамом феномена тетесности можно выделить две тенденции Во-первых, тепесность может соотноситься с темой «воплощения» разнообразных «метафизических» культурных категории, во-вторых, тело коррелирует с вещностью

В любом случае телесность у Мандельштама обязательно проецируется на определимый культурный код, ибо те ити иные параметры человеческой телесности задаются разными социокультурными парадигмами Ориентация на культурную телесность приводит к тому, что некоторые мифологемы античной культуры претерпевают 1ечесное воплощение Причем в ранних стихотворениях Мандельштама оилогняются не только традиционные античные мифологемы, но и категории, которые в европейской культуре предстают как принципиально лишенные физического измерения

Принцип поэтической интерпретации психических и культурных явлений с помощью гелесно-физического кода станет одним из главных в раннем творчестве Мандельштама При этом каждый раз такое сравнение оказывается развернутым, что указывает на то, что перед нами личностно-авторские мифологемы Самое выразительное стихотворение, где возникает вышеуказанный мотив, - это

стихотворение «Образ твои мучительный и зыбкий »

Вторая тенденция связывается с соотнесением категории те та с категорией вещи Так, многие из стихотворений поэтической книги «Камень» связаны, скорее, с «вещной», нежети с телесной семантикой Однако в некоторых стихотворениях происходит смысловое пересечение этих категорий, и вещь начинает соотноситься с телесностью Такая «вещно-телеспая» концепция в сборнике «Камень» с наибольшей отчетчивостыо реализовалась в «архитектурных» стихах Стр>ктурно-смысловой основой стихотворения «Notre-Dame» становится «тс тесная» метафора Но если в стихотворениях Мандельштама предакмеистического периода «отелесниванию» подвергались метафизические понятия (такие как душа), то в «Камне» неожиданно тетесным оказывается «вещный» мир Однако в том и в другом случае приписывание признака «телесный» тем вещам и понятиям, которые изначально им не обладают, связано с их мифологическим восприятием, которое всегда «телесно-конкретно»

Именно такой мифологический тип те тесности возникает в стихотворении «Notre-Dame», где собор оказывается изоморфным человеческому телу Фактически все стихотворение представтяет собой семантическое развертывание этой мифотогемы, реализующейся в ряде «вешно-телесных метафор», в которых планом содержания становятся архитектурные детали, а планом выражения - человеческая телесность Структурою корреляцию «тето-храм» обнаруживаем также в стихотворении «На площадь выбежав, свободен » В стихотворении же «Как облаком сердце одето » телесность становится ключевой темой, реализующейся в мотивно-образной структ) ре текста

Во второй потовине 1910-х гг мандетьштамовская концепция телесности трансформируется В связи с общей мифопоэтической структурой «Tristia», связанной со смешением разных онтологических параметров мира, в некоторых стихотворениях наблюдается процесс, обратный «отепесниванию вещи» - процесс «овеществления тела» Отсюда впотне закономерно появление мотивов смерти, ибо овеществление тела связывается, как правило, с ею гибетью Характерным примером явтяется знаменитый диптих «Соломинка» Процесс развоптощения живой тетссности коррелирует с процессом развоплощения мира, что на уровне поэтики приводит к обилию катахрез, семантически противоречивых сопоставлений

Подобные телесные мотивы оказываются тесно связанными с акмеистической концепцией слова, ибо слово понимается Манде тьштамом в «органическом», «логосном» ключе Особенно ярко подобная концепция слова-тела воплощается в стихотворении «Ласточка» («Я слово позабыл, что я хотел сказать ») Лирический сюжет этого стихотворения оказывается связанным с неудачным фактом телесного воплощения стова

Таким образом, в раннем творчестве Мандечынтама тело становится своеобразным символом, обладающим множеством значений и смыстовых валентностей Фактически Мандельштам через сопотожение разных семантических рядов (тело-слово-мысчь-смерть-вещь) поэтически воплощает концепцию творчества, понимаемого им как «оплотнение» мысли в слове

Во втором параграфе главы «Категория телесности в лирике О Мандельштама 1920-х - 1930-х гг » исследуется категория телесности в позднем творчестве Мандельштама В «Стихах 1921-1925 годов» концепция телесности семантически расширяется теперь в смысловое поле телесности начинает входить «животная тетесность», которая связывается Мандетьштамом с «живой жизнью», противостоящей новому «век>» Отсюда возникает ряд общих бинарных оппозиций в

контексте которых и должна прочитываться концепция тета в этих стихах Ключевой оппозицией здесь становится противопоставление «тегпый - холодный» Имплицитно оно появляется уже в стихотворении «Концерт на вокзале», где новый мир оказывается - «железным» (что предполагает семантику «холодности») В стихотворении же «Кому зима арак и пунш голубоглазый » животная телесность связывается с 1еплом (ср «овечье тепчо»1 Это противопоставление, соотносящееся с образами тела и смерти, обнар>живается в стихотворении «Холодок щекочет темя»

В этот период телесность начинает пониматься Манде ¡ьштамом в биологическом ключе (а не в культурном как это было, предположим, в «Камне») Следовательно, с одной стороны, телесные мотивы и образы, во множестве появляющиеся в «Стихах 1921-1925 годов», могут >казывать на смену ключевою семантического кота Гели раньше этот код был связан с культурой (когда биологические образы, в том чис ¡е и телесность, прочитывались в ку 1ьт>рологическом ключе), то теперь этот код оказывается природным - отсюда всс культурные образы начинаю1 интерпретироваться поэтом в природно-биологическом ключе Однако если в «Камне» телесность коррелировала с семашикои жизненной мощи в «ТпБЦа» телесность связывалась с мотивами «истончения» и «одряхления» бытия, то в «Стихах 1921-1925 годов» телесность напрям>ю соотносится с темой «жертвенной» смерти

Мотив жертвоприношения появляется в поэзии Мандельштама, начиная именно с зшго периода На семантическом уровне этот мотив связан с образами расчлененного тс та и жертвенной крови Характерно, что в качестве жертвы может выст>пать сам мир (ср, например, образ «века» с перетоманным хребтом) ибо пространство в некоторых стихотворениях онц'тимо обретает физиологическое измерение, оно как бы оплотняется и становится «телесно выраженным» В некоторых стихотворениях качеством телесности наделяется всс мироздание в целом, чю опять же свиде1ельствовуе1 о том, что человеческое тело становится >ниверсальным кодом, с помощью которого Мандельштам воптощае1 в поэзии структурною модель мироздания

В стихотворениях тридцатых юдов тема мифологической тетесности развивае1ся и усиливается В модели мира, явленной в этих стихотворениях всс части Вселенной являются производными из частей тела первочеловека Микро- и макрокосм оказываются соотнесенными понятиями, что на образном уровне воплощается в появлении органических метафор и отождествлении семантических рядов земли и тела

Таким образом, в стихотворениях позднего периода сохраняются основные семантические категории, свяинные с телесностью но меняется их соотношение и интерпретация На первый план выходит образ жертвенного тела, который прочитывается Мандельштамом в онтоло1 ическом ключе, что инспирир>ет появление множества мифотогических коннотации телесности, и сопутствующих ей образов На смысловом уровне в интерпретации тела сохраняется тог же парадигматический принцип «семантических рядов», когда тетесный код соотносится с образами и мотивами, напрямую не связанными с телесностью

Сама же категория телесности в лирике Мандельштама в целом является одной из семиотических констант Она эволюционирует, развивается и на каждом этапе своего развития соотносится с разными мотивными и образными рядами За счет таких корреляций и оппозиций категория телесности оказывается категорией

поливалентной, связанной с самими основаниями поэтического мира О Манде тьштама

Во второй главе работы «Душа и тело категория телесности в лирике II Гучи 1ева» исследуется телесность в творчестве Н Гумилева В первом параграфе главы «Категория телесности в ранней лирике Гумилева («Путь конквистадоров», «Жемчуга», «Чужое небо»)» анализируется телесность в ранних сборниках поэта Разработка акмеистической эстетики, предполагающей изображение бытия в его «вещной», предметной явленности с необходимостью диктует обращение Гумилева к телесным образам и мотивам Телесность, понимаемая по-акмеистически как «плоть бытия», играет важнейшую роль в конституировании основных миромомоделирующих параметров поэзии Гумилева

Одна из основных особенностей категории телесности, воплощенной в ряде образов и мотивов, заключается в том, что те тесность претерпевает семантическую эволюцию Если в символистически ориентированном сборнике «Путь конквистадоров» телесных образов сравнительно мало, то уже в сборнике «Жемчуга» телесная семантика играет более существенную, хотя нередко и негативную, роль Примечательно, что образы, связанные с разрушением целостности тела, появляются у Гумилева в корреляции с любовными мотивами Яркий пример стихотворение «Дева-воин», лирический сюжет которого основывается на древнейшем мифологическом комплексе, связанном с образом девы-воительницы

Иной вариант взаимодействия мужскою и женского начал Гумилев воплощает в стихотворении «Андрогин», где появляется особенная, мистическая концепция телесности В тексте возникает мотив жертвы Богу (который понимается как андрогинное, целостное существо), в связи с этим появляется образ жертвенного тела, которое должно восстановить утраченную целостность Этот образ соотносится в стихотворении с мотивом священного магического брака, когда соединение двух разных «половинок» приводит к обретению утраченной гармонии, понимаемой в духовном ключе Начало телесности в данном стихотворении должно, согласно авторской концепции, трансформироваться в нечто принципиальное иное, ибо оппозиция между телом и душой должьа быть снята

В стихотворении «Товарищ» возникает мотив мертвого тела, однако здесь он осложняется добавлением мотива «загробного царства», иной страны В данном случае мотив загробного пространства связывается с мифологическим пониманием поэта как «путешественника», выполняющего «медиальную» функцию Е Ю Раскина в работе «Раскина Е Ю Поэтическая география Н С Гумилева» (2006) отмечает, что мотив путешествия может вписываться в общий «паломнический текст», что соотносится с гумилевской концепцией поэта как «медиатора», соединяющего разные типы пространства

Категория телесности в сборнике Гумилева «Чужое небо» соседствовует со смежной ей категорией - вещности Такая семантическая смежность возникает в стихотворении «Я верил, я думал », где появляется «овеществленный» образ сердца, превратившеюся в колокольчик Показательно, что подобное овеществление связывается Гумилевым с отсутствием боли, с которой у него соотносятся тепесные образы Эта корреляция позволяет объяснить смысловые сопоставления образа тела с мотивами убийства, боли и 1реха

В этой поэтической книге большую роль начинает играть «звериная телесность», что позволяет соотнести некоторые телесные мотивы в лирике Гумилева - с телесными мотивами в лирике Мандельштама Но если у Мандельштама в позднем

творчестве животная телесность коррелировала с категорией жизни явленной в своем первозданном виде ш у Гумилева эти мотивы в «Чужом небе» как правило, сонолагаются со смертью и кровью (ср «Военная») Появление подобного типа телесности возможно, связано с экзотическими мотивами характерными для «Чужого неба» В частности, мотивы оборотничества обнаруживаться и в африканском фольклоре, некоторые образцы которото Гуми гев использовал в своих стихотворениях В таком случае зверино-человеческая телесность должна трактоваться именно в мифологическом ключе, на что указывае1 сам «африканский код»

Итак, телесность в «Чужом небе» становится феноменом «пограничным» Она существует на границе между «животной и «человеческой» плотыо, между жизнью и смертью В первом случаем возникает телесный мотив трансформации тела во втором случае появляется мотив смерти

Во втором параграфе главы «Категория телесности в поздней лирике Н Гумилева («Колчан», «Огненный столп»)» дан анализ телесных образов и мотивов в поздней лирике ПГ\милева В сборнике «Колчан» телесные образы связываются с образами культуры, при этом те мотивно-образные парадигмы которые Гумилев разрабатывал ранее, здесь сохраняются, однако в некоторых случаях им дается нозая интерпретация В военных стихотворениях «Колчана» мотивы противопоставления души и тела возникают снова, однако на этот раз в ином контексте - не экзотическом, а героическом Гак, в стихотворении «Смерть» метафорически описывается отделение души от тела, при этом возникает два смысловых тоиоса (небо-земля) и, соответственно, - два ряда образов (дух - тело) Смер1ь понимается как покидание душой тела и возвращение ее на небо

Особенно полно категория телесности воплотилась ь последнем сборнике Гумилева «Огненный столп» В этом сборнике синтезированы основные творческие идеи предшествующих периодов и одновременно происходит прорыв в иную художественную реальность Эю касается и идеи телесности, коюрая в «Огненном столпе» понимается в ее связи с многочисленными культу рно-мифо логическими дискурсами Однако при всей своей многозначности телесные образы прочнее всего связаны с христиаьскои парадигмой^

Именно христианскую идею (преображение телесности духом) I умилев художественно воплотил в «Огненном столпе» Возможно, что в некоторых случаях у Гумилева нет прямых отсылок к христианской культуре, тем не менее, можно утверждать, что он позаимствовал саму структуру идеи о дуыс как о преображающем начале Так, в стихотворении «Память» тело предстает как вместилище разных душ Характерно, что тело претерпевает трансформации в зависимости от психического начала В этом плане телесность оказывается обусловленной структурой души Границы тела становятся «подвижными», оно меняется и одновременно сохраняет память о своих прошлых душах

Если говорить не только об образе тела, но шире - о категории телесности, то можно обнаружить, что телесные качества проецируе1ся на понятия и предметы, которым телесность не свойственна Так, в стихотворении «Слово» слово оказывается оплотненным (ср христианскую концепцию Христа как «воплощенного Логоса»), материализованным Слово в понимании Гумилева является не просто предметным,

3 О христианстве как мировоззренческой основе творчества Н Г умилева см Зобиин Ю В Н Гу милев - поэт православия СПб СПСГУП 2000 384 с

по именно телесным - оно айвой ортншм, который может >мереть есчи разрушить его целостность

Наибо ice рельефно тумилевская концепция телесности явлена в триптихе «Душа и тело» Композиционно это г триптих построен как спор межлу душой и телом Интересно отметить что душе так же, как и слову в предыдущем стихотворении, придается статус материальности Об этом свидетельствуют эпитеты которыми душа наделяется в тексте В третьем стихотворении оппозиция между те том и душой снова снимается Нейтрализация оппозиции опять же связана с концепцией Божественного слова, которое является одновременно материальной и духовной субстанцией При этом в стихотворении появтяется некое третье начало, которое связывает духовное и материальное Связующим звеном явтяется истинное Я, обиíaiomee в человеческом теле Это Я оказывается гтобальным, всеобъемлющим, живущим вечно сознанием отблеском которого является земная жизнь Эга сущность находится по ту сторону небесною и земною

Совершенно иной вариант развития темы телесности обнаруживается в стихотворении «У цыган» Ьсли в «Шестом чувстве» наблюдалась эволюция тета в соответствии с законами духа, то в этом стихотворении происходит смешение человеческой телесности к звериной плоти В этом стихотворении образ тета претерпевает существенные шченения и оказывается связанным с категорией пространства Пространство в этом стихотворении становится «шатким» и «неустойчивым» и подчас уже невозможно определить, где вымышленный мир а 1де - реальный В соо1ветствии с этими снациальными параметрами тело также претерпевает изменения Так, героем стихотворения оказывается странное существо чья человеческая телесность граничит со звериной Описание героя намеренно построено амбивалентно - тетесные признаки зубы, усы - мо!ут в ином прочтении оказаться атрибутами животного

Такие же перехолы между звериной и человеческой телесностью наблюдаются и в стихотворении «Леопарл» К стихотворению дается эпиграф - абиссинское поверье которое утвержтает, что если «убитому тсопарту не опалить немедленно усов, дух его будет преследовать охотника» Однако Гумилев интерпретирует эту си'уацию оригинальным образом Леопард оказывается сущностью, живущей в душе самою героя и зовущей ею в иные края (точно так же, как в стихотворении «У цыган» герою рассказывают «про иные» «ротные» края) Гели принят» такое объяснение и вспомнить, что духовность в концепции Гумилева заменяет телесность, то стаиовшся понятными онтотогическне причины трансформации человека в зверя, которые происходят в этом стихотворении

Итак, концепция те тесности в лирике I учитевч связана с основными семантическими доминантами его поэтического мира душа, любовь, жизнь, смерть Телесность же становится семиотическим котом, который позволяет по-новому интерпретироваться эти основополагающие понятия европейской культуры

В третьей главе работы «"Феноменология гела" в лирике Ахчаювон» рассматривается категория телесности в творчестве А Ахаматовой В первой параграфе «Тстесность в раннем творчестве А Ахматовой («Вечер», «Четки»)» дан анализ важнейших телесных образов в первых поэтических сборниках поэтессы В лирике А Ахматовой вешная акмеистическая конкретность связана с пластическим изображением мира При этом в центре этого пластически выраженного мира оказывается сама героиня, облик которой метонимически репрезентируется в тех или иных телесных деталях Отсюда и специфика реализации

телесного кода в поэтике ранней Ахматовой большинство телесных образов и деталей связано с воплощением внутренних эмоции лирической героини

В сборниках «Вечер» и «Четки» телесный код органично соотносится с основными темами ее лирики, а также с вещностью мира, при этом вещи, окружающие лирическую героиню, становятся хранителями ее эмоций, поэтому телесные детали, через которые изображается человек, становятся в ряд с вещными образами При этом телесные образы по метонимическому принципу репрезентируют личность, а вещные образы - мир Категории вещности и телесности в ее творчестве оказываются смежными, и на разных этапах творчества между ними устанавливаются разные соотношения

В некоторых случаях граница между вещностью и телесностью сдвигается и возникает мотив овеществления человеческого тела (ср подобный мотив в ранней лирике Мандельштама) Этот мотив воплощается в образе «игрушечного тела», который обнаруживается в стихотворении «По аллее проводят лошадок » (ср также «Высоко в небе облачко серело ») Примечательно, что овеществление тела коррелирует с мотивом душевной дисгармонии, это соотношение будет значимым и для более поздней лирики Ахматовой

Категория телесности у ранней Ахматовой теснейшим образом связывается с эмоциональной и чувственной сферой Думается, что здесь большую роль играет феноменологический способ выражения лирической эмоции Тело в таком случае становится своеобразным хранителем эмоции, а телесные изменения и трансформации соотносятся душевными коллизиями героини Феноменология теча не в последнюю очередь связана с психологическими состояниями героини, ибо основная функция категории телесности - выражать нечто, что к самому телу как к физическому объекту не имеет прямого отношения В этом смысле метонимический принцип работы с телесными образами в художественном творчестве Ахматовой вполне закономерен

В сборнике ((Четки» феномен телесности связывается с теми же функциями, что и в «Вечере» телесные образы указывают, прежде всего, на психофизиологическое состояние героини Одна из особенностей телесных образов и мотивов в этом сборнике Ахматовой заключается в том, что они зачастую связываются с мотивом роковой любви, которая может привести к смерти героини Этот мотив выражается в ряде образов, репрезентирующих экзистенциальное напряженное состояние через семантику телесности Другой важный мотив, связываемый Ахматовой с телесностью, - это мотив сохранения бытия в поэтической речи Отмечено, что одна из главных функций поэтического слова в лирике Ахматовой - это функция «запечатлеть» и «сохранить» Таким образом, категория телесности связывается с категорией поэтического слова Подобная семантическая связь наблюдалась также и в лирике Мандельштама и Гумилева, что свидетельствует о существовании определенной акмеистическои смысловой универсалии Ее появление может объясняться общеакмеистической установкой на сохранение внешнего мира в поэтическом слове В этом случае телесность становится необходимым семантическим коррелятом художественного слова

Во втором параграфе главы «Телесность в творчестве А Ахматовой второй половины 1910-х - 1960-х гг» исследуются телесные образы и мотивы, представленные в зрелой лирике поэтессы В сборнике «Бетая стая» одним из важных мотивов становится мотив памяти, коррелирующий с мотивами телесности, смерти, любви и поэтического творчества

В стихотворениях «Июнь 1914» тело пгшсымаегся в принципиально новые -эсхатологические - координаш, что опять же связывается с изменением общею пространственною облика чира чир подвергается апокалиптическом) разрешению в соответствии с этим ie iecnocib становится ^жертвенной» Чрезвычайно ишересно что подобная корреляция жертвенной телесности с образом распадающеюся мира и с эсхатологическими мотивами набтюдастся и в поаднем творчестве Маплсльипама Ошако у Лхмаювой жертвенная телесность напрямую сооиюсится с христианским кодом (в то время как Матечпигам связывал жершсшгос тело с древними мифопоэтическичи схемами)

Эсхатолоптческие мотивы соотносятся \хмаювой с образом мертвою тела которое появтястся именно в «Белой стае» Следует отметить что телесные мшивы умирания, возникающие в ранних стихотворениях Ахматовой, имеют оринципиатьно иную счыс лову ю природ) - там они связьтаются с эмоциями и нсихотогической напряженностью, а сама ситуация умирания прочшывается как одна из пограничных ситуаций В «Белой стае» же мотив омертвения телесности указывает на мир пребывающий в состоянии эсхатологического распада, на мир, где разрушаются важные онтологические координаты

В стихотворениях сборников «Подорожник» и «Лппо Domini» \,ошвно-образная телссная парадшма напопняегся негашвными коннотациям, поэтому телесность в >тих сборниках предстет в трансформирова1чюм, диструктивьом виде В те lecnocTb также коррелирует с пространственным образом дома, при этом так том (так и тето) дастся в негативном ключе Гакое семантическое соотношение наблюдает в стихотворении «Я с тобой мой ангел, не лукавит », где обра! «оледенелого дома» соотносится с мотивом смерти и неволи, а обитатетьница дома оказывается «мертвой»

leieciiocib данная в чифолошческо-библеиском коде, возникает в стихотворении «Лотова жена» Здесь иоянтяется мотив «окаменения тета» который структурно соотносится с ранними мотивами статуарности и «овеществтения» человеческой телесности, что вписывает эту бибчейскую ситуацию в поэтичсскии мир Ахматовой

В почтем творчестве Ахматовой дово1ыю часто появляется образ призрака, который корретирует с бестелссностью и мотивом памяти Четовеческая телесность переведенная в виртуальное пространство памяти, 1еряег свою «птотпость» и становится всего тишь воспоминанием, что обусловливает появление мистических мотивов, связанных с оживлением «мертвого» (ср , например, в стихотворениях «А в книгах я последыою страницу »)

В этот период 1елеепос1ь оказывается универсальным чифологическич котом, в резу 1ьтате чего ее признаки проецируются на разнообразные психотогические и ошотогические реалии Укажем на одну из таких корреляций, появляющихся в стихотворении «Когда погребают эпоху где признаками телесности наделяется целая эпоха, воп юшающаяся в этом стихотворении в образе мертвого человеческою тела В этом контексте тето становится моделью мира (что в целом свойственно и позднему творчеству Мандетьштама, ср , например, образ зверя-века)

Таким образом, в лирике Ахматовой тело становшея одним из важнейших лейтчотивных метаобразов, а сама категория телесности, вступая в разнообразные смысловые корреляции с мифологическим, культурно-историческими и психологическими мотивами, проецируется на общую модель мира и начинает играть роль универсального кода, с помощью которого и происходит осмысление

реальности При этом в лирике Ахматовой наблюдается эволюция телесных образов и мотивов Если в раннем творчестве основная функция телесности была связана с феноменологическим видением мира и была призвана воплощать разного рода психологические переживания лирической героини, то в позднем творчестве телесность приобретает онтологическое измерение и соотносится с глобальными культурно-историческими темами

В четвертой главе работы «Концепция телесности в творчестве М.Зенкевича и В Нарбута» исследуются художественные представлении о категории телесности поэтов, принадлежащих к «левому крылу» акмеизма В первом параграфе главы «Натуралистическая телесность в творчестве МЗенкевича» дан анализ телесных образов в лирике Михаила Зенкевича

Одна из главных бинарных оппозиций в творчестве Зенкевича - это оппозиция «культура - природа» Противопоставление культуры и природы в поэзии Зенкевича инспирирует тему телесности, воплощающуюся в различных материалыю-вещных образах Образ тела у Зенкевича интерпретируется как «тело распадающееся», оно разделяется на составляющие, расчленяется (ср «Посаженный на кол», «Бык на бойне» и проч ) Образ тела в этих стихотворениях мыслится как воплощение некого первозданного хаоса, материи в ее чистом виде Это обуславливает появление в поэзии Зенкевича ряда образов, связанных, в терминологии Бахтииа, с «телесным низом»

Обращение Зенкевича к образам «телесного низа» и хаоса роднит его поэзию с футуристической поэзией, для которой эти образы является достаточно частотными, возможно, это связано с тем, что поэзия Зенкевича была в какой-то степени периферийной для акмеизма, что обусловило ее родственность с футуристическими телесно-образными мотивами Однако сходство это - поверхностное, поскольку в акмеизме и футуризме принципиально различны художественные концепции тела Зенкевич, в отличие от футуристов, осмысляет хаос по-акмеистически, - в культурных катеюриях Сквозь «телесные образы» начинает просвечивать их культурная подоплека. Зенкевич на уровне образной системы гармонизирует хаос и не противопоставляет «дионисийское» начало «аполлоническому», а скорее, выводит одно из другого

Примером такого синтеза может служить стихотворение «Под мясной багряницей» где физиологические образы оказываются наполненными «культурным» содержанием Это «натуралистическое» стихотворение парадоксально репрезентирует христианскую ситуацию искупления и обретает таким образом двойной код физиологический и культурный Зенкевич соотносит различные культурные ситуации и, зашифровывая их в физиологические образы, находит в них общее архетипическое начало Именно поэтому хаотическое нагромождение натуралистических образов становится четко структурированным и упорядоченным то есть «доказанным» (в терминологии Мандельштама)

Художественную установку на «оплотнение реальности» Михаил Зенкевич обозначает в стихотворении «Пять чувств», которое является своеобразным художественным манифестом В нем он последовательно анализирует пять главных чувств и выделяет из них осязание, так как именно оно является наиболее «животным», «физиологическим» чувством, ибо дает непосредственно чувственную информацию о реальности

С одной стороны, Зенкевич здесь декларирует свою принадлежность к акмеизму - интересно сравнить «осязание» Зенкевича, которое даст почувствовать

«вещественность», «тсчесносп.» объекта, с «осяительнымн» мотивами в творчестве Мандельштама С чругой стороны, в анализируемом стихотворении подчеркивается, что осязание как атрибут те ясности обойчено искусством, и в этом п шпе Зенкевич скрыто полемизирует с предыдущей (в частности, с симвописгской) литературной традицией Интересен тог факт, что Зенкевич соошосит осязание с природой, хаотичной живой материей Но феномен хаоса Зенкевич репрезентирует тотько па уровне образной системы стихотворения, а не в принципах ею построения В з (ссь он, конечно, процолжает акмеисшческую традицию Сама форма стихотворения как бы преодолевает материю природы, парадоксально ее упорядочивает, ввочич в прироту - ку чьтуру, ибо форма - это необходимый элемент чтобои кучыуры

Слияние природы и культуры обусловливает в поэзии Зенкевича формирование концепции «кучьтурной 1е ясности», представчешюй в книге «Дикая Порфира» Само название эюи книги на образном уровне скрыто содержит в себе оппозицию «природа - кучьтура» и инспирирует цечыи мотивно-образный комплекс, связанный с ее реализацией Мотив преодоления хаоса в «Дикой Порфире» мотивируют в творчестве Зенкевича мотив жертвоприношения, при котором образ природного тела подвергается расчленению Это обусловлено ключевой концептуальной идеей Зенкевича взаимоотношение природы и культуры понимается им как взаимодействие космоса и хаоса Культура явчяется доминирующим на ¡алом, и поэтох1у живое биологическое течо приносится в жертву - во имя гармонии и предотвращения энтропии Мотив жертвы обретает в поэзии Зенкевича христапские кошкмации -точько сама ситуация жертвоприношения парадоксально переворашвается - не богоче ювек жертвует собой ради спасения живои жизни, а 1ето уничюжаекя ра ш воскресения духа

Во втором параграфе гчавы «Карнавальная телесность в творчестве В Нарбута» чечесная сехинтика анализируется в карнавалыю\1 аспекте Вчадихшр Нарбуг - чакже представигечь « ¡евого крыта» акмеизма, которое в сичу своею «периферийною» положения, тесно взаимодействовало с русским постсимво шзмом в цечом и футуризмом, ч частности Связующим звеном стало отталкивание от «метафизичности» и «беспточности» символизма, которое пригечо к установке на вещность изображаемого В поэтике Нарбута эта установка реализуе!Ся в оби ши «телесных» и «вещных» образов

I лавная эыечическая идея Нарбута заключается в том, что чир - «живая пчоть бьпия и - даже в самых натуралистических проявлениях - «ыина Господа» Обращение к пчоти бытия, инспирирующее появление в чворчесчве Нарбута гротескных натуралистических образов, тесно связано с карнавальной эстетикой в соответствии с которой материалыю-течеспое начало воспринимается как универсальное и всенародное и противопоставляется всякому отрыву от материально-телесных корней мира

«Карнавальность», являясь «кучьтурно-эстетической» основой поэзии Нарбута, обусловливает «поэтику мифологической метаморфозы» те та, которая выражается в разбивании бинарных оппозиций и разрушении субъсктно-объектных связей - у Нарбута не существует субъекта отде 1ыго от объекта, они сливаются, растворяются друг в друче (ср «Сыроежки», «Земляника», «Над осенними прудами») Это приводит к появчепию множества гро!ескных образов, как бы «перетекающих» друг в друга Подобная гро1ескность связана с тем, что центральный метаобраз поэзии Нарбута - это образ Природы-материи, которая претерпевает бесконечные изменения

С этой точки зрения Нарбут в своей поэзии репрезентирует синкретическое мифологическое мышление, которое «безразлично к противоречию», не способно «провести различие между естественным и сверхъестественным», отделить субъекта от объекта, слово от вещи, земное от небесного (поз тому сборник стихов, славящий грубую материю, называется «Аллилуия») Мифологическая идея вечной метаморфозы живой материи находит свое отражение в трактовке образа человека Человек не является чем-то отдельным, индивидуализированным, он тесно связан с образом природы-материи, не отделен от нее Яркий пример подобной «неотделенности» человеческой личности от природы находим в стихотворении «Портрет»

Другое стихотворение, в котором актуализируется подобный «гротескный» образ человека - «Архиерей» Но если в «Портрете» личность растворяется в природном начале, то в стихотворении «Архиерей», личность адсорбируется «всенародным телом» - образ тотпы в контексте стихотворения репрезентирует чистую хаотическую материю, поглощающую индивидуальность Образ всенародного тела в карнавальном контексте в этом стихотворении связывается с обновляющим плодородным началом, на что указывает появление карнавального образа «беременного мужчины» Знаковым является тот факт, что «беременный мужчина» является «соборным попом» - здесь мы наблюдаем парадоксальное превращение «христианской соборности» в карнавальную толпу Под «высокие» христианские реалии Нарбут совершенно в карнавальном духе подводит «низкое» материальное начало, что, однако, не обесценивает христианство, а показывает вечное взаимодействие тела и духа, - дух переводится в телесный план с целью обновления

«Отелеснивание» духа инспирирует в творчестве Нарбута элементы «священной пародии» - она выражается в травестированных образах священнослужителей, которые, по карнавальной логике, оказываются тесным образом связаны с телесным, материальным началом мира Так, в стихотворении Нарбута «Баня» центральным является образ всенародного тела, связанный в контексте стихотворения с церковной семантикой

Карнавальная эстетика Нарбута, предполагающая разрушение субъектно-объектных связей и гротескное превращение одних образов в другие, мотивирует появление в его творчестве мотива «оборотничества» как вечной метаморфозы живой материи «Оборотничество», «оборачивание» в поэзии Нарбута - это знак многообразия и полноты живой жизни, в которой все элементы слиты и находятся в неразрывном единстве Исходя из концепции слитности бытия, «не-разделения» его на объектное и субъектное, Нарбут делает вывод о том, что все существа способны «перетекать» друг в друга, обеспечивая особую онтологическую связь всего существующего, что выражается в магической симпатической связи, партиципации (ср стихотворение «Гадалка»)

Итак, специфика образной системы поэзии Нарбута и закономерности ее построения заключаются в том, что се структурной «базой» становится субстанциональный «метаобраз» - образ природы-материи, характерная особенность которого его «сакрализованность» В рамках пантеистического мировоззрения Нарбута можно говорить о природе как о «теле Бога» - именно поэтому слияние духовною и материального начал приводит к образной «карнавализации» в поэзии Нарбута

В «5л1слючепшг> подводятся июш нее 1сдования Категория тетесносит окатывается важнейшей константой акмеистической картины мира Воптощение этой смысловой универсалии на мотивно-образном уровне приводит к появлению множества смысловых парадигм которые, перекрещиваясь и взаимодействуя порождают разнообразные смыс югые варианты телесности

В рамках акмеистического дискурса телеспос1ь не сводится к образу человеческого тела по, связываясь с важнейшей акмеистической установкои на оплотнение бытия оказывается своеобразным семиотическим кодом, который позволяет интерпретировать и поэтически воплотить самые разнообразные явления За счет этого телесные образы в творчестве поэтов-акмеистов обретают множество смысловых «валентностей» (в термино югии А Ф Лосева)

Такая смысловая универсальность и многозначность те тесных образов и мотивов застав тяет прелположить, чю тело выступает в качестве важнейшею образа-символа, функционирующего на всех уровнях акмеистической поэзии начиная с простейшего тематического уровня, закапчивая I лубинными смысловыми мотивами и сложнейшими образными структурами

Симвотипо-семиотическос понимание телесности привело акмеистов к тому, что «телесные» атрибуты в их творчестве оказываются тесно соотнесенными с теми или иными мифологическими рядами В этом плане большое значение имеет просфанственпая семантика тела, которое может выступать в качестве микрокосмоса, отражающего в ссбс, как в зеркале, состояние макрокосмоса Потобпые отношения между онтологической моделью миоа и те тесной структурой оказываются устойчивыми в рамках акмеистическои эстетики, они возникаю! практически у всех поэтов причисляющих себя к этой шко те Таким образом в творчестве акмеистов появляется целый ряд лейтмотивов связанных с категорией телесности, которые могут иметь гипологическис параллели в мисЬологии Самые важные из них мошв жертвоприношения (распада телесности), понимание тела как молсли Вселенной, а 1акже связь телесности с базовыми экзистенциальными психофизическими состояниями (любовь, ненависть, умирание и проч )

Олнако эти мотивные константы на шчествуюшие практически у всех акмеистов, в творчестве кажлого из поэтов группируются по-разному У Мандельштама феномен телесности отождествлялся с культурными артефактами у Гумилева - связывался со сферой любви и духа, у Ахматовой телесность становилась ко юм эмоциональных переживании В творчестве же Нарбута и Зенкевича телесность обретает отчетливые «натуралистические» координаты что позволяет сопоставить некоторые телесные образы в их поэзии с футуристическими исканиями На уровне поэтики это приводит к тому что у каждого из ноэтов-акмеистов эта категория соотносится с разными мотив по-образны ми парадигмами

В целом же можно сделать вывод, что философско-поэтичсская картина мира акмеистов оказывается «тетоцентричной», при этом тело имплицитно юрретирует со словом Сам же принцип формирования образности в акмеистической парадигме является «феноменологичным» - это результат взаимодействия человека как духовного субъекта и мира как внеположного человеку объекта Образ в этом плане репрезентирует «оплотненное мировоззрение», смысл, данный феноменологически, становится культурно-семиотической моделью, представляющей мировоззренческие установки художников

Основное содержанке диссертации отражено в следующих публикациях

Статьи в журналах, включенных в перечень периодических изданий, рекомендованных ВАК РФ для публикации работ, отражающих содержание кандидатских диссертации

1 Почтаробатько Е Д Природа и культура в русском постсимволизме телесный код в поэзии М Зенкевича [Текст] / Е Д Полтаробатько // Вестник РУДН Сер Литературоведение Журналистика. 2008 № 3 - С 11 - 16

2 Полтаробатько ЕД Категория «телесности» в акмеистическом дискурсе (в сопоставлении с символистской и футуристической концепциями тела) [Текст] / ЕД Полтаробатько // Вестник Костромского государственного университета им Н А Некрасова -2008 Т 14 - Спец вып -С 122-125

Учебные пособия и научные статьи.

3 Полтаробатько ЕД Телесный код в поэзии акмеизма Учебное пособие по спецкурсу [Текст] / Л Г Кихнсй, Е Д Полтаробатько М МНЭПУ, 2008 - 160 с

4 Полтаробатько ЕД Карнавальное тело в поэзии В Нарбута [Текст] / Е Д Полтаробатько // Проблемы поэтики русской литературы-II Материалы второй международной научной конференции -М МАКС Пресс, 2007 - С 134-137

5 Полтаробатько ЕД Образ тета в «Огненном столпе» 11 Гумилева [Текст] / Е Д Полтаробатько // Античность и христианство в литературах России и Запада/ Материалы VII международной научной конференции «Художественный текст и культура» (4-6 октября 2007) - Владимир ВГГУ, 2008 - С 162-168

6 Полтаробатько ЕД Концепция течесности в акмеизме (на примере позднего творчества Никотая Гумилева) [Текст] / Е Д Полтаробатько // Литература Дальнего Востока и Восточного Зарубежья Статьи участников научно-методической конференции 7 февраля 2008г Уссурийск Изд-во УГПИ, 2008 С 189-192

По ттаробатько Елена Дмитриевна Категория те юсмоа и в акмеистическом диску рсе

Диссертация посвящена проб теме человеческой те ясности в акмеистичсскои парадигме В центре авторского внимания - творчество Н Гумилева, О манде плитама, А Ахматовой, М Зенкевича, В Нарбута, в котором отразились основные посгсимволистские тенденции развития темы телесности Анализируя многочисленные социокультурные аспекты феномена телесности в поэзии акмеизма, автор обнаруживает разнообразные культурные универсалии, связанные с картиной мира русскою модернизма

I'oltarobatjko Elena Dmitricvna (Russia) Category of the human body in the acmeism's discourse

The Thesis is devoted to the problem of the human body in the acmeism paradigm I he author lays emphasis on the poetry of N Gumiiev, A Akhmatova, O Mandelshtam, M Zenkevitch, V Narbut, that reflects the mam postsymbohsm trends of transformations of the human body Analyzing the numerous sociocultural dimensions of the phenomenology of the human bodieness m acmeism' s poetry, the author disclosed various cultural universalities, that connected with model of world of Russian modernism

Подписано в печать 12 03 2009

Заказ № 1704 Тираж -100 экз Печать трафаретная Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш , 36 (499) 788-78-56 www autoreferat ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Полтаробатько, Елена Дмитриевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ПРИРОДА И КУЛЬТУРА: ТЕЛЕСНЫЙ КОД В ПОЭЗИИ О.МАНДЕЛЬШТАМА.

§ 1. Категория телесности в ранней лирике О.Мандельштама («Камень»,

Tristia»).

§ 2. Категория телесности в лирике О.Мандельштама 1920-х-1930-х гг.

ГЛАВА 2. ДУША И ТЕЛО: КАТЕГОРИЯ ТЕЛЕСНОСТИ В ТВОРЧЕСТВЕ

Н.ГУМИЛЕВА.

§ 1. Категория телесности в ранней лирике Гумилева («Путь конквистадоров», «Жемчуга», «Чужое небо»).

§ 2. Категория телесности в поздней лирике Н.Гумилева («Колчан»,

Огненный столп»).

ГЛАВА 3. «ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ТЕЛА» В ЛИРИКЕ А.АХМАТОВОЙ.

§ 1. Телесность в раннем творчестве А.Ахматовой («Вечер», «Четки»).

§ 2. Телесность в творчестве А.Ахматовой второй половины 1910-х

1960-х гг.

ГЛАВА 4. КОНЦЕПЦИЯ ТЕЛЕСНОСТИ В ТВОРЧЕСТВЕ М.ЗЕНКЕВИЧА И

В.НАРБУТА.

§ 1. Натуралистическая телесность в творчестве М.Зенкевича.

§ 2. Карнавальная телесность в творчестве В.Нарбута.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Полтаробатько, Елена Дмитриевна

В настоящее время нельзя не заметить значительного оживления интереса к проблемам телесного бытия человека, как на уровне обыденного сознания, так и на уровне сложных социокультурных форм.

Видимо, это связано с тем, что долгое время категория человеческой телесности находилась «под запретом», а человек в культуре представал как бестелесное существо. Такое положение дел было обусловлено прежде всего влиянием христианской традиции, которая осуждает бренное тело и противопоставляет ему бессмертную душу. Другая не менее важная традиция, по замечанию, Е.Фарино, - «мещанская, которая культивирует разбиение на человека общественного и человека частного, интимного, налагая запрет на публикование интимного»1. Наконец, «запрет» на телесный аспект был, очевидно, также связан с философской традицией рационализма, в которой человек полагался как существо рациональное и принципиально «бестелесное», в результате такого одностороннего подхода к человеку биологический аспект, связанный с телесностью, оставался в тени.

Однако в начале XX века интерес к телесному бытию человека резко повышается, и художественная литература как один из видов «социокультурной практики» отражает этот фундаментальный сдвиг. Но полного и детального анализа категории человеческой телесности в аспекте ее функционирования в литературе XX века (за исключением частных случаев) - до сих пор нет, что, возможно, связано с противоречием «между уровнем развития социально-антропологического знания и реального места и роли тела в жизнедеятельности человека» . Поэтому изучение категории телесности в русской поэзии XX века в целом и в поэзии акмеизма, в частности, - явление, безусловно, новое.

1 Фарино Е. Тело. Анатомия. Метаморфозы // Фарино Е. Введение в литературоведение. СПб.: РГПУ им. А.И.Герцена, 2004. С. 202.

2 Быховская И.М. Homo somatikos: аксиология человеческого тела. М.: УРСС, 2000. С. 11. 3

Актуальность исследования категории телесности в литературе связана с рядом причин.

Во-первых, категория телесности является важнейшей при анализе мира художественного произведения, ибо любой поэтический мир, являясь по своей природе двусоставным, предполагает человека и предметность окружающей его реальности. Человек же в литературе Нового времени оказывается существом «психофизиологическим», поэтому, как отмечает Е.Фарино, «человеческое тело, его строение и физиологические функции семиотизируются отдельными культурами не в меньшей степени, чем, скажем, внешний вид или костюм»3.

Тем не менее, на некоторое время человеческая телесность вовсе исчезает из литературных произведений. Поэтому, обладая внешним видом, фигурой, одеждой, жестикуляцией, страдая от тех или иных физических недугов, литературные персонажи производят в большинстве случаев впечатление бесплотных. Их телесность подразумевается, конечно, как нечто самоочевидное, но как самостоятельный объект и как творческий материал вводится чрезвычайно редко.

Во-вторых, категория телесности оказывается чрезвычайно значимой именно в лирике, ибо этот род литературы не предполагает развернутых психологических описаний, поэтому внутренние состояния, как правило, могут выражаться метонимически, через ряд конкретных «телесных» деталей.

В-третьих, телесность играет огромную роль именно в акмеистическом дискурсе, поскольку базовая установка акмеизма связана с поэтическим воплощением бытия в его вещности, а человека - в его конкретной телесности. Изучение категории телесности в творчестве акмеистов позволяет по-новому интерпретировать некоторые вопросы акмеистической поэтики и картины мира. В частности, телесно-физиологический аспект, связанный с целыми мотивно-образными парадигмами в акмеистической поэтике, непосредственно соотносится с мифопоэтической основой акмеистической картины мира, что помогает по-иному взглянуть на проблемы, касающиеся общих семантических и мифопоэтических закономерностей в творчестве акмеистов - в сопоставлении с символистской и футуристической концепциями тела.

Дело в том, что в различных художественно-эстетических системах Серебряного века проблема телесности решается в разных ключах. Характерно, что при этом тело выступает в качестве одной из важнейших категорий, реализующейся в разных образно-мотивных парадигмах. Но в целом Серебряный век идет под знаком реабилитации тела.

Много сделали для реабилитации телесного поэты-символисты и религиозные философы, выдвинув концепцию символа как феноменологически «явленного», эпифанического божественного бытия4. Утверждая изначальное единство тела и духа, они говорили о том, что материальное и духовное начала бытия должны были соединиться в символе. Поэтому символ с необходимостью включал в себя элемент телесности, понимаемой в теургическом ключе.

Однако категория телесности в символистской эстетике была весьма амбивалентной. С одной стороны, попытка преобразить материально-телесную сторону мира через возвышение его духом приводит к установкам на некий духовный прагматизм, носящий отчетливо религиозный характер. С другой же стороны, практические попытки жизнетворчества оказались безрезультатными, что привело к трагическому противопоставлению материи и духа.

Именно это послужило одной из причин кризиса символизма, который распался на две парадигмы (футуристическую и акмеистическую), решающую проблему «синтеза» духовного и телесного в двух диаметрально противоположных ключах.

Футуристы попытались снять оппозицию «дух - тело» через маркирование первой части оппозиции. При этом футуристы акцентируют телесность; как таковую, взятую вне каких либо культурных контекстов5. Акцентуация материальной плоти бытия инспирирует возврат к некой изначальной докультурной ситуации и концепцию, условно говоря, «абсолютного природного тела». Возврат к природному материальному телу обусловил главный поэтический метод футуристов — «заумь» как обращение к «материи» или «телу» языка - фонетике.

Иногда абсолютизация тела доходит до такой степени, что само тело парадоксально трансформируется в «квази-знак». Символистская установка на жизнетворчество, заимствованная футуристами, привела к предельной семиотизации телесного. Тело становится поэтической формой. Так, художник-авангардист К.Малевич писал, что «поэт закован формой, тем видом, что мы называем человеком»6.

Заметим, что понимание человека как формы косвенно связано с символистской теургической установкой на перевоплощение художника в Логос (ср. в статье А.Белого «Символизм»: «слово должно стать плотью. Слово, ставшее плотью, - и символ творчества, и подлинная природа вещей»7).

Однако здесь мы наблюдаем разные векторы развертывания телесности. Если в символизме происходит трансформация тела в дух, своего рода «выхолащивание» тела, то у футуристов возникает обратный процесс: культура принимает телесные формы, «оплотняется». Это ведет к появлению новых семиотических систем, где главной единицей становится не что иное, как человеческое тело. Вспомним о так называемых «перфомансах», к которым футуристы были склоны. Любая подобная акция, по сути дела, становится произведением искусства, в котором главной квази

5 См. об этом: Бобринская Е. Русский авангард: Истоки и метаморфозы. М., 2003.

6 Малевич К. О поэзии // Малевич К. Собр. соч. М., 1995. Т. 1. С.145.

7 Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. С.338. семиотической единицей становится человеческое тело, взятое в его природной непосредственности.

Другая черта футуристической телесности заключается в том, что она, лишаясь «культурного измерения», также теряет и «духовное». Отрицание «духовного» (по сути дела, логосного) начала в творчестве футуристов второго ряда приводит к «вещецентричности» их модели бытия, что инспирирует «демоническую» образность в творчестве А.Крученых. «Телесные» образы превращаются в «предметные» - тело «опредмечивается».

Акмеисты решали заданную символизмом оппозицию «тело-дух» в ином ключе, нежели символисты и футуристы. Значимость категории телесности - как одного из «краеугольных камней» акмеистической эстетики — выдвинул Николай Гумилев в манифестарной статье «Наследие символизма и акмеизм», где он на первый план выдвигал категорию «существования», постулировал «безоговорочное приятие» «этого» мира, который в рамках акмеистической онтологии трактовался как некая живая органическая целостность, имеющая определенный строй, логику, о целесообразность .

С.Городецкий в программной статье «Некоторые течения в современной русской поэзии» пишет: «Борьба между акмеизмом и символизмом <.> есть прежде всего борьба за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время, за нашу планету Землю. Символизм, в конце концов, заполнив мир «соответствиями», обратил его в фантом, важный лишь постольку, поскольку он сквозит и просвечивает иными мирами, и умалил его высокую самоценность. У акмеистов роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще. Звезда Маир, если она есть, прекрасна на своем месте, а не как невесомая точка опоры невесомой мечты. Тройка хороша и удала своими бубенцами, ямщиком и конями, а не о притянутой под ее покров политикой»9. Подобными же упреками в адрес символистов изобилуют статьи 1910-х годов Н.Гумилева и О.Мандельштама.

Как бы реализовывая неактуализированные потенции символизма, акмеисты сосредотачиваются не просто на духе (символисты) и не просто на материи (футуристы), а именно на «объективации», а точнее - воплощении духа. Оставив символистскую установку на «одухотворенность» бытия, они «отелеснили» дух, переведя- его в сферу культуры, то есть в сферу объективированных духовных ценностей.

Кроме того, для акмеистов категория телесности, по справедливому утверждению Л.Г.Кихней, тесно связана с идеей воплощения Логоса. «Слово-Логос», как следует из многочисленных деклараций О.Мандельштама («Утро акмеизма», 1913), Н.Гумилева («Слово», 1921), А.Ахматовой «Когда кого-то называли люди», 1945) символизирует «одухотворенное тело» мира. И здесь акмеистическая концепция телесности закономерно сближается с христианской идеей «органичности» мироустройства10. «Рационализм, - пишет В.Ф.Эрн, - воспринимает весь мир в категории вещи. Логизм, прозревая в личности вечную, не гибнущую идею, образ и подобие Божие, воспринимает весь мир в категории личности, <.> а всякое явление космической и человеческой жизни — органически, то есть как относительно самостоятельный организм, или как живую часть организма более сложного или более высшего»11.

Трансформацию этих идей мы находим и у акмеистов. В категориях «организма» они осмысляли природу, общество, культуру. Причем речь у них шла не о внешнем антропоморфном сходстве явлений, а о глубинных структурных принципах устройства мира.

9 Городецкий С.М. Некоторые течения в современной русской поэзии // Поэтические течения в русской литературе конца XIX - начала XX века: Литературные манифесты и художественная практика. Хрестоматия / Сост. А.Г.Соколов. М.: Высшая школа, 1988. С.93.

10 См. об этом: Кихней Л.Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М.: МАКС Пресс, 2001. С. 14-62.

11 Эрн В.Ф. Борьба за Логос // Эрн В.Ф. Сочинения. М., 1991. С.291.

По Мандельштаму, понятие организма объединяет явления самого разного порядка. Так, в «Утре акмеизма» он пишет: «Своеобразие человека, то, что делает его особью, подразумевается нами и входит в гораздо более значительное понятие организма. Любовь к организму и организации акмеисты разделяют с физиологически гениальным средневековьем. <.> То, что в XIII веке казалось логическим развитием понятия организма — готический собор, — ныне эстетически действует как чудовищное. Notre Dame есть праздник физиологии, ее дионисийский разгул. Мы не хотим развлекать себя прогулкой в «лесу символов», потому что у нас есть более девственный, более дремучий лес - божественная физиология, бесконечная сложность нашего темного организма»12.

И наконец, в-четвертых, предпринятое исследование актуально в теоретическом плане. Существует множество точек зрения на человеческую телесность, что естественным образом указывает на значимость этой категории, которая, как отмечает В.Подорога, возникла достаточно поздно: «человеческое тело - это относительно поздний продукт человеческой культуры и его явление совпадает с чувством конечности и смертности человеческого существования»13.

Однако несомненно одно: человеческая телесность — это пограничный феномен, находящийся на грани между естественно-природным и социокультурным бытием. Так, Г.А.Арина утверждает, что телесность - «это явление культурно-историческое и развивающееся»14, а тело, по мнению В.Л.Круткина, ~ «не биологический, а онтологический пункт в жизни

12 Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Т.2. С. 143-144.

13 Подорога В. Феноменология тела. М.: Магистериум, 1995. С. 11. См. также другие работы философа, где с философских позиций анализируется телесный код в культуре: Подорога В. Мир без сознания (проблема телесности в философии Ф.Ницше) // Проблема сознания в современной западной философии: Критика некоторых концепций. М.: Наука, 1989. С. 15-31; Подорога В. Выражение и смысл: Коммуникативные стратегии в философской культуре XIX - XX вв. М.: ИФАН СССР, 1991.

14 Арина Г.А. Психосоматический симптом как явление культуры // Телесность человека: междисциплинарные исследования М.: изд-во МГУ, 1991. С. 46, 45-54. человека»15. Подобный междисциплинарный подход характерен для целого ряда работ16.

Собственно литературный аспект телесности Серебряного века в ее связях с категориями вещности текста скрупулезно рассмотрен в работе Д.Э.Милькова17. Особенный интерес для нас представляют исследования, где человеческая телесность анализируется как символическая, наделенная

-» 1Я культурной ценностью и значимостью .

Среди работ, исследующих категорию телесности в подобном семиотическом аспекте, следует упомянуть работы В.Н.Топорова, где телесность рассматривается через мифологический код19, и фундаментальную работу З.Д.Волоцкой, Т.М.Николаевой, Д.М.Сегала,

Т.В.Цивьян, где категория телесности исследуется в семиотическом 20 аспекте .

Отдельно следует сказать о работах А.Ф.Лосева, где категории телесности уделялось значительное внимание в связи с ее мифологическим функционированием. Размышляя о мифологических началах античной культуры, А.Ф.Лосев отмечает, что ключевым понятием для нее является понятие «soma» (то есть «тело»). При этом понятие телесности выводится далеко за пределы собственно человеческого «биологического» тела, ибо

15 Круткин B.JI. Онтология человеческой телесности. Автореф. дисс. . д. философ, н. Екатеринбург, 1994. С. 18.

16 См.: Киященко Л.П. О границах телесности человека // Телесность человека: междисциплинарные исследования М.: изд-во МГУ, 1991. С. 7-12; Кривых JI.B. К вопросу о типологии чуственности // Телесность человека: междисциплинарные исследования М.: изд-во МГУ, 1991. С. 12-17; Жаров Л.В. Человеческая телесность: философский анализ. Автореф. дисс. . д. философ, н. Свердловск, 1998; Фролова С.В. Человеческая телесность: онтологические начала и философские основания. Автореф. дис. . к. философ, н. Саратов, 2000; Гудков Д.Б., Ковшова M.JI. Телесный код русской культуры. Материалы к словарю. М.: Гнозис, 2007. 288 с.

17 Мильков Д.Э. Русский литературный авангард: поэтика жеста (символизм-футуризм-ОБЭРИУ). Автореф. дис. к. филол. н. СПб., 2000.

18 Ямпольский М. От символического тела к репрезентативному пространству // НЛО, 2002. № 56. С. 7-32; Ямпольский М. Демон и лабиринт. М.: НЛО, 1996.

19 См., например: Топоров В.Н. Пространство и текст // Из работ Московского семиотического круга. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 455-516.

20 См.: Волоцкая З.Д., Николаева Т.М., Сегал Д.М., Цивьян Т.В. Жестовая коммуникация и ее место среди других систем человеческого общения // Из работ Московского семиотического круга. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 8-18. телесность оказывается универсальным свойством античного мира в целом. При этом телесность понимается не просто как принцип организации природы, а как принцип «прекрасной организации», что обусловливает тесную связь телесности с античным космосом. Эти мысли в разнообразных их вариациях развиваются во многих работах А.Ф.Лосева21.

Культурный аспект телесности заставляет предположить, что в знаково-символическом ракурсе человеческое тело являет собой сложное семиотическое устройство, перерабатывающее поступающую из «внешней» среды информацию и моделирующее основные координаты «обжитого» человеческого мира. Недаром во многих культурах человеческое тело рассматривается как универсальная миромоделирующая категория по отношению к космосу. И именно эта миромоделирующая функция человеческой телесности в акмеистическом дискурсе и модели мира — и будет рассматриваться в этой работе.

Переходя к семиотическому уровню анализа человеческой телесности в акмеистическом дискурсе, необходимо уточнить некоторые методологические координаты. Р.Якобсон отмечал, что наибольший интерес в поэтическом мире художника представляют семантические инварианты, которые возникают в целом корпусе текстов. Ср.: «каждому читателю поэтического произведения представляется очевидным тот факт, что существуют определенные элементы, составляющие неотъемлемый, неотделимый компонент динамики произведения, и интуиция читателя заслуживает доверия. Задача ученого состоит в том, чтобы, следуя этой интуиции, извлечь эти постоянные компоненты, или константы, непосредственно из текста поэтического произведения путем его внутреннего, имманентного анализа, а если речь идет о варьирующих

21

Лосев А.Ф. Дерзание духа. М.: Политиздат, 1988; Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993; Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Философия, мифология, культура. М.: Изд-во политической литературы, 1991. С. 21-187. компонентах, установить, что является закономерным и устойчивым в этом диалектическом движении, найти основу (субстрат) вариаций» .

В работе такой смысловой константой является телесность, которая может реализовываться в целом ряде мотивно-образных парадигм. Эта инвариантная структура будет первоначально выявляться на уровне частных 1 поэтик, а затем на общем уровне - акмеистического дискурса. Уровень дискурса (или «функционального сверхтекста») в данном случае является совершенно необходимым, ибо он позволит рассмотреть телесность как общую тематико-смысловую структуру, характерную для поэтической семантики акмеизма в целом.

Отсюда цель работы - вывить сущностные особенности категории телесности в акмеистическом дискурсе как важнейшего компонента художественной акмеистической онтологии и поэтики.

Означенная цель предполагает решение ряда задач:

1. Реконструировать системные отношения категории телесности с другими миромоделирующими категориями акмеистической картины мира (душа, вещь, слово и т.д.).

2. Определить семантические функции категории телесности на уровне топики, тропообразования и системы образов.

3. Выявить социокультурные и мифопоэтические основания категории телесности в акмеистическом дискурсе.

4. Установить отношения категории телесности с общим пространственным универсумом поэзии акмеистов.

5. Вычленить ключевые образы и мотивы с телесной семантикой, определить их миромоделирующие и антропологические функции.

Объектом исследования является творчество О.Мандельштама, А.Ахматовой, Н.Гумилева, В.Нарбута, М.Зенкевича в означенном ракурсе.

Предмет исследования — специфика и принципы мотивно-образного воплощения организации категории телесности в акмеистическом дискурсе.

Исследовательская работа построена на обширном материале поэзии акмеистов как первого ряда (Мандельштам, Ахматова, Гумилев), так и второго ряда (Нарбут и Зенкевич). Это позволяет целостно и системно решить задачи, поставленные в диссертации, и реконструировать общую модель акмеистической телесности.

Положения, выносимые на защиту.

• Категория телесности в акмеистическом дискурсе является одной из семантических доминант и смысловых универсалий, в связи с чем телесность становится своеобразным универсальным кодом, позволяющим осмыслить мир в его единстве и целостности.

• Телесность в художественной практике акмеистов связывается с общей пространственной картиной мира и, соотносясь со смежными спациальными образами (дом, антидом, небо и проч.), формирует устойчивые семантические парадигмы образов и мотивов.

• Категория телесности в творчестве акмеистов коррелирует с такими миромоделирующими категориями, как «вещность» и «душа». При этом ключевым соотношением для акмеистической картины мира является соотнесение категории телесности с категорией поэтического слова, что связано, с одной стороны, с общими мифологическими устремлениями акмеистов, а с другой стороны, - с христианской философией, где Логос является «божественным организмом».

• Телесность в акмеистической поэзии осмысляется в мифопоэтическом ключе, в результате чего практически все мифологические мотивы, возникающие в акмеистическом поэтическом дискурсе, соотносятся с категорией телесности, составляя с ней единое смысловое целое.

• У каждого из поэтов-акмеистов эта категория соотносится с разными семантическими рядами, за счет чего она наделяется многообразными семантическими валентностями (в поэзии Мандельштама телесность коррелирует с онтологическим уровнем, в поэзии Гумилева — с личностно-экзистенциальным, в поэзии Ахматовой - с областью эмоций, а в поэзии Зенкевича и Нарбута — с хтонической природной и карнавальной стихиями).

Поэтические тексты акмеистов проанализированы с использованием системно-типологического, структурно-семиотического и мифопоэтического методов исследования.

Теоретическую базу диссертации составили труды лингвистов, литературоведов, философов и культурологов, что связано с разноаспектностью задач, поставленных в диссертации. Тема телесности исследуется с нескольких методологических позиций. Во-первых, с помощью философского методологического инструментария выявляются общие мировоззренческие основания данной категории в акмеистической картине мира. Во-вторых, с помощью конкретных литературоведческих методик исследуются формально-семантические механизмы воплощения категории телесности уже на уровне акмеистической поэтики. Благодаря использованию подобной комплексной методологии научные результаты работы обладают достаточной степенью достоверности и могут быть верифицированы.

Новизна работы заключается в том, что диссертации впервые дан системный анализ категории телесности в акмеистическом дискурсе и предложена реконструкция феномена акмеистической телесности в его проекции на основные миромоделирующие, мифологические и собственно поэтические контексты. В целом анализ категории телесности позволил скорректировать представления об акмеистической картине мира и поэтике.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что результаты исследования могут быть применены при дальнейшем изучении специфики акмеистической поэтики в ее семантико-мифологическом аспекте. При этом основные результаты работы могут использоваться в трудах, посвященных концепции телесности в литературе.

Результаты исследования могут быть использованы в вузовской системе преподавания в качестве материала для составления учебных программ, пособий, лекционных курсов и спецкурсов по истории русской литературы и теории литературы; кроме того, материалы и выводы практических глав могут быть использованы в элективных курсах в средней школы.

Апробация результатов исследования. Основные положения работы нашли отражение в 6 опубликованных работах. Результаты исследования были изложены в докладах на следующих международных и региональных конференциях: Вторая международная научная конференция «Проблемы поэтики русской литературы» (Москва, 5-6 сентября 2007); VII международная научная конференция «Художественный текст и культура: Античность и христианство в литературах России и Запада» (Владимир, 4-6 октября 2007); научно-методическая конференция «Литература Дальнего Востока и Восточного Зарубежья» (Уссурийск, 7 февраля 2008).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, 4-х глав, каждая из которых делится на два параграфа, заключения и списка литературы, насчитывающего 191 источник.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Категория телесности в акмеистическом дискурсе"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, категория телесности оказывается важнейшей константой акмеистической картины мира. Воплощение этой смысловой универсалии на мотивно-образном уровне приводит к появлению множества смысловых парадигм, которые, перекрещиваясь и взаимодействуя, «порождают» разнообразные смысловые варианты телесности.

В рамках акмеистического дискурса телесность не сводится к образу человеческого тела, но, связываясь с важнейшей акмеистической установкой на оплотнение бытия, оказывается своеобразным семиотическим кодом, который позволяет интерпретировать и поэтически воплотить самые разнообразные явления. За счет этого телесные образы в творчестве поэтов-акмеистов обретают множество смысловых валентностей (в терминологии А.Ф.Лосева) и становятся многозначными.

Такая смысловая универсальность и многозначность телесных образов и мотивов заставляет предположить, что тело выступает в качестве важнейшего образа-символа, функционирующего на всех уровнях акмеистической поэзии: начиная с простейшего тематического и мотивно-образного, заканчивая сложными глубинными смысловыми структурами, которые находятся в основании поэтики.

Символическое понимание телесности приводит к тому, что мотивно-образные «телесные» ряды в творчестве акмеистов увязываются с мифопоэтическими образами и мотивами. В этом плане большое значение имеет именно пространственная семантика тела, которое в каждом случае может выступать в качестве микрокосмоса, отражающего в себе, как в зеркале, состояние макрокосмоса.

Подобные отношения между онтологической моделью мира и телом — оказываются устойчивыми в рамках акмеистического дискурса и возникают практически у всех акмеистов. Так, гармоничная модель мира (например, в творчестве раннего Мандельштама) структурно коррелирует с гармоничной моделью человеческой телесности, тогда как онтологическая дисгармония приводит к распаду человеческого тела (который часто понимается как жертвоприношение, призванное восстановить утраченную мировую гармонию).

Таким образом, в акмеистическом дискурсе появляется целый ряд лейтмотивов, связанных с категорией телесности, которые могут иметь типологические параллели в мифологии. Самые важные из них: мотив жертвоприношения (распада телесности), понимание тела как модели Вселенной, а также связь телесности с базовыми экзистенциальными психофизическими состояниями (любовь, ненависть, умирание и проч.).

Однако эти мотивные константы, наличествующие практически у всех акмеистов, в творчестве каждого из поэтов группируются по-разному. Так, у ранней Ахматовой на первый план выходит феноменологическое понимание тела в его связи с эмоциями лирической героини, у позднего Мандельштама — тело оказывается жертвой, коррелирующий с пространственными онтологическими координатами мира, у Гумилева - тело трактуется в его оппозиции к метафизическим началам (таким, как душа), а в творчестве Нарбута и Зенкевича телесность обретает отчетливые «натуралистические» координаты, что позволяет сопоставить некоторые телесные образы в их поэзии с футуристическими исканиями.

На уровне поэтики это приводит к тому, что у каждого из поэтов-акмеистов эта категория соотносится с разными мотивно-образными парадигмами.

Таким образом, речь можно вести не просто об отдельных мотивно-образных воплощениях категории телесности в поэтике, но о целостных метаобразах тела, появляющихся у каждого из поэтов. При этом все эти телесные метаобразы объединены на уровне «глубинной» семантики через ряд смысловых инвариантов, повторяющихся в творчестве каждого из авторов.

Другая общая особенность телесности в акмеистическом дискурсе связана с тем, что тело как важнейший пространственный образ отчетливо соотносится с общей спациальной картиной мира. В результате этого тело начинает сополагаться со смежными пространственными образами (дом, антидом, небо, порог и т.д.). Корреляции подобного рода оказываются устойчивыми в акмеистической лирике, за счет чего опять же возникают сложные системы пространственных образов, где телесность выступает в качестве смысловой доминаты.

О доминировании телесных образов в акмеистическом дискурсе свидетельствует также тот факт, что категория телесности в творчестве акмеистов соотносится с основными миромоделирующими константами (вещь, душа, мир, пространство). Однако наиболее важным соотношением здесь становится взаимосвязь категории телесности с концепцией слова, ибо именно эта связь указывает на специфически акмеистическое понимании телесности. Эта связь может мыслиться в разных философско-эстетических координатах. Но у акмеистов на первый план выходят христианская философия (где Логос является «божественным организмом») и мифология (которая все феномены мира мыслит, как указывал А.Ф.Лосев, в конкретном телесном ключе).

В целом в акмеистическом дискурсе онтологически важной оказывается экзистенциальная проблематика, связанная с ощущением отчуждения лирического героя от мира и стремлением преодолеть этот разрыв. Эти экзистенциально-философские проблемы определяют специфику пространственного положения тела. Здесь могут возникнуть две модели работы с телесными образами: либо тело гармонично вписывается в пространство (что свидетельствует в целом о гармоничном взаимодействии человека и реальности), либо тело противостоит пространству, отчуждается от него.

В раннем творчестве таких акмеистов, как Мандельштам, Гумилев, Ахматова, доминирует первая модель, в их позднем творчестве, напротив, доминирует вторая модель. Такого рода семантический сдвиг оказывается особенно важным, потому что свидетельствует об эволюции и трансформации телесности в их лирике. В последнем случае пространство в дореволюционных стихотворениях и поэмах дисгармонично и «разорвано», что связано с его главной структурной особенностью - биполярностью, предполагающей противопоставленность тела, являющегося «атрибутом» лирического субъекта (внутреннего пространства) и мира, выступающего в статусе Другого (внешнего пространства).

Можно сделать вывод, что философско-поэтическая картина мира поэтов-акмеистов оказывается «телоцентричной», при этом тело имплицитно коррелирует со словом. У Мандельштама, например, происходит своего рода «отелеснивание» языка и культуры. Так в «Разговоре о Данте» он пишет: «поэзия - это новая природа» и соотносит речь с физиологическим процессом, говорит об «артикуляции еды и речи». Слово, таким образом, становится «одухотворенным телом», а не вещью, которую можно собрать и разложить. В связи с этим чрезвычайно симптоматичны упреки Мандельштама в адрес футуристов150, суть которых - в отрицании «логосного» начала, что приводит к «вещецентричности» их модели бытия.

Сам же принцип формирования образности в акмеистической парадигме является «феноменологичным» - это результат взаимодействия человека как духовного субъекта и мира как внеположного человеку объекта. Образ в этом плане репрезентирует «оплотненное мировоззрение», смысл, данный феноменологически, становится культурно-семиотической моделью, представляющей мировоззренческие установки художников.

150 Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С.176.

173

Список научной литературыПолтаробатько, Елена Дмитриевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Антология акмеизма: Стихи. Манифесты. Статьи. Заметки. Мемуары / вступ. статья, сост. и примеч. Т.А.Бек. М.: Моск. рабочий, 1997. 367 с.

2. Ахматова А. Сочинения: В 2 т. М.: Правда, 1990.

3. Городецкий С.М. Некоторые течения в современной русской поэзии // Поэтические течения в русской литературе конца XIX начала XX века: Литературные манифесты и художественная практика. Хрестоматия / Сост. А.Г.Соколов. М., 1988. С.90-96.

4. Городецкий С. Избранные произведения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1987.

5. Гумилев Н. Сочинения: В 3 т. М. Художественная литература, 1991.

6. Зенкевич М. Сказочная эра. Стихотворения. Повесть. Беллетристические мемуары. М.: Школа-Пресс, 1994. 688 с.

7. Мандельштам О. Сочинения: В 2 т. М.: Художественная литература, 1990.

8. Маяковский В.В. Сочинения. М.: Книжная палата, 2001. 1088 с.

9. Нарбут В. Стихотворения. М.: Современник, 1990. 445 с.10.«Сборище друзей, оставленных судьбою.»: Чинари в текстах, документах и исследованиях: В 2 т. М.: Ладомир, 2001.

10. Поэзия русского футуризма. СПб.: Академический проект, 2001. 752 с.1. Критика, исследования:

11. Аверинцев С. Вещунья, свидетельница, плакальщица // Родина. 1989. №5. С. 42-44.

12. Аверинцев С.С. Голем // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Т.1. М.: Большая Российская энциклопедия, 2008.

13. М.Аверинцев С. Логос // Философский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. С.323-324.

14. Альми И.JI. О лирических сюжетах Пушкина в стихотворениях Анны Ахматовой // Тайны ремесла. Ахматовские чтения. Вып. 2. М.: Наследие, 1992. С. 5-19.

15. Аникин А.Е. Чудо смерти и чудо музыки (о возможных истоках и параллелях некоторых мотивов поэзии Ахматовой) // Russian Literature XXX (1991) P. 285-302, North-Holland.

16. Аникин А.Е. Чудо смерти и чудо музыки (о возможных истоках и параллелях некоторых мотивов поэзии Ахматовой) // Russian Literature XXX (1991) P. 285-302, North-Holland.

17. Арина Г.А. Психосоматический симптом как явление культуры // Телесность человека: междисциплинарные исследования М.: изд-во МГУ, 1991.45-54.

18. Артюховская Н.И. О драматизме ранней лирики Анны Ахматовой // Вестник Московского университета. 1974. №4. С. 15-26.

19. Ашукин Н. Четки (Стихи Анны Ахматовой) // Анна Ахматова: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 71-74.

20. Бабаев Э. Пушкинские страницы Анны Ахматовой // Эдуард Бабаев. Воспоминания. СПб.: Инапресс, 2000. С. 49-73.

21. Б аскер М. «Стихи из снов»: искусство, магия и сновидения в «Романтических цветах» // Баскер М. Ранний Гумилев: путь к акмеизму. СПб.: РХГИ, 2000. С. 9-52.

22. Баскер М. Гумилев, Рабле и «Путешествие в Китай». К выявлению одного прото-акмеистического мифа в сборнике «Жемчуга» // Баскер М. Ранний Гумилев: путь к акмеизму. СПб.: РХГИ, 2000. С.52-79.

23. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990.

24. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994.528 с.

25. Бергсон А. Творческая эволюция. М.: Каннон-пресс-ц, 2001.

26. Бернштейн И. А. Скрытые циклы в лирике Ахматовой // Известия АН СССР Серия литературы и языка. 1989. Т. 48. №5.

27. Бехтерев И. Тот месяц в Ташкенте // Об Анне Ахматовой: Стихи, эссе, воспоминания, письма. JI.: Лениздат, 1990. С. 216-223.

28. Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М.Республика,1996.

29. Бирюков С. «Тело языка и язык тела в русской авангардной поэзии» электронный ресурс. // www.dragoman.narod.ru

30. Бобринская Е. Русский авангард: Истоки и метаморфозы. М., 2003.

31. Богомолов Н.А. Русская литература начала XX века и оккультизм. М.: НЛО, 2000.

32. Богомолов Н.А. Читатель книг // Гумилев Н. Сочинения: В 3 т. М. Художественная литература, 1991. Т. 1. С.5-20.

33. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. М.: РГТУ, 2001.

34. Булгаков С. Философия имени. М.: Наука, 1998. 448 с.

35. Быховская И.М. Homo somatikos: аксиология человеческого тела. М.: УРСС, 2000.

36. Бялосинская Н., Панченко Н. Косой дождь // Нарбут В. Стихотворения. М.: Современник, 1990. С.5-44.

37. Вентцель Н. Муза с «лица необщим выраженьем» // Анна Ахматова: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 86-87.

38. Виленкин В. Образ "тени" в поэтике Анны Ахматовой // Вопросы литературы. 1994. Вып. 1. С. 57-67.

39. Волоцкая З.Д., Николаева Т.М., Сегал Д.М., Цивьян Т.В. Жестовая коммуникация и ее место среди других систем человеческого общения // Из работ Московского семиотического круг. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 8-18.

40. Вороновская О. Четки. Анна Ахматова // Анна Ахматова: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 88-92.

41. Гаспаров Б.М. Еще раз о функции подтекста в поэтическом тексте: ("Концерт на вокзале") // Гаспаров Б.М. Литературные мотивы. М.: Наука, 1994. С. 162-186.

42. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX века. М.: Наука, 1994.

43. Гаспаров М. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. М., 2001. С.95-114.

44. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л.: Советский писатель, 1974. 408 с.

45. Голосовкер Я.Э. Логика мифаМ.: Наука, 1987. 210 с.

46. Григорьева Е. О некоторых коннотациях мотива андрогина в культуре XX века электронный ресурс. // http://www.rvb.ru/ belyi/ studies/ grigoij eva/ androgyne.htm

47. Гройс Б. Русский авангард по обе стороны «черного квадрата» // Вопросы философии. 1990. №11. С.67-73.

48. Грякалова Н.Ю. Н.С.Гумилев и проблемы эстетического самоопределения акмеизма // Николай Гумилев. Исследования и материалы. Библиография. СПб.: Наука, 1994. С.103-123.

49. Грякалова Н.Ю. Фольклорные традиции в поэзии Анны Ахматовой // Русская литература. 1982. № 1. С. 47-63.

50. Гудков Д.Б., Ковшова М.Л. Телесный код русской культуры. Материалы к словарю. М.: Гнозис, 2007. С.288 с.

51. Гурвич И. Любовная лирика Ахматовой (целостность и эволюция) // Вопросы литературы. 1997. № 5. С. 81-90.

52. Давиденко О. Все мы немного у жизни в гостях. (художественное пространство и время в лирике Анны Ахматовой) // Вестник Евразии. 2005. № 1.С. 5-17.

53. Давидсон А.Б. Николай Гумилев. Поэт, путешественник, воин. Смоленск: Русич, 2001.

54. Дзуцева Н.В. «.И таинственный песенный дар» (Фрагментарная форма в творчестве А. Ахматовой) // http://www.akhmatova.org/ articles/ dzutceva.htm

55. Добрицын А.А. «Нашедший подкову»: античность в поэзии Мандельштама: (Дополнение к комментарию) // Philologica. Moscow; London, 1994. Т. 1,N 1/2. С. 115-134.

56. Ермилова Е.В. Акмеизм // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов). Книга 2. М., 2001. С.430-466.

57. Есаулов И.А. Постсимволизм и соборность // Постсимволизм как явление культуры. Материалы международной конференции (10-11 марта 1995). М.: РГТУ, 1995. С.3-11. .

58. Жаров JI.B. Человеческая телесность: философский анализ. Автореф. дисс. . д. философ, н. Свердловск, 1998. 32 с.

59. Жирмунский В.М. О «Белой стае» // Анна Ахматова: Pro et contra. СПб.: РХГИ, 2001. С. 177-180.

60. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 106-133.

61. Жолковский А. Структура и цитация // http ://w ww. akhmato va. org/ articles/zholkovski y.htm

62. Жолковский А.К. Блуждающие сны. Из истории русского модернизма // Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука, 1994. С. 7-244.

63. Жолковский А.К. Тоска по мировой культуре 1931 («Я пью за военные астры.») // Слово и судьба: Осип Мандельштам.

64. Исследования и материалы. М.: Наука, 1991. С. 413-428.65.3обнин Ю.В. Н.Гумилев поэт православия. СПб.: СПбГУП, 2000. 384 с.

65. Иванов Вяч. Вс. Звездная вспышка (Поэтический мир Н.С.Гумилева) // Гумилев Н. Стихи. Письма о русской поэзии. М.: Художественная литература, 1990. С.5-32.

66. Иванов Вяч. Вс. Очерки по предыстории и истории семиотики // Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по истории и семиотике культуры. Т. 1. М.: Языки русской культуры, 1998. С. 605 910.

67. Иванов Вяч.Вс. «Стихи о неизвестном солдате» в контексте мировой поэзии // Жизнь и творчество О.Э.Мандельштама. Воронеж, 1990. С. 356-366.

68. Иванов Вяч.Вс. К семиотическому изучению культурной истории большого города // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М.: Языки славянских культур, 2007. С. 165 — 180.

69. Иванов, Вяч.Вс. Современность античности: «Черное солнце» Федры // Иностр. лит. М., 1997. N1. С. 247-250.

70. Иванов. Вяч. Вс. К жанровой предыстории прений и споров // Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.З. С. 69-87. М., 2004.

71. Ильёв С.П. «Петербургские повести» Андрея Белого и Анны Ахматовой ("Петербург" "Поэма без героя") // http://www.akhmatova.org/articles/zholkovskiy.htm

72. Ильичев А.В. Диптих А.А. Ахматовой "Городу Пушкина": опыт интертекстуального и мифопоэтического анализа // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 4. Симферополь: Крымский архив, 2006. С. 119-127.

73. Искржицкая, И.Ю. Об античном и средневековом компонентах русской поэзии начала XX века: // Рус. лит. XX века: направления и течения. -Екатеринбург, 1992. Вып. 1. С. 63-71.

74. Исследования по теории искусства // Флоренский П.А., священник. Статьи и исследования по истории и философии искусства и археологии. М.: Мысль, 2000. С. 79-421.

75. История русской литературы: В 4 т. Т.4. JI.: Наука, 1983.

76. Йованович М. Николай Гумилев и масонское учение // Н. Гумилев и русский Парнас. СПб. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, 1992. С. 32-47.

77. Казаркин П. Оппозиция "природа культура" в творческом сознании О.Мандельштама // Творчество Мандельштама и вопросыисторической поэтики. Межвуз. сб. научн. тр. Кемерово: изд-во Кемеровского гос. ун-та, 1990. С. 31-37.

78. Кац Б.А. О пушкинском подтексте двух "ресторанных вечеров", описанных Блоком и Ахматовой // Пушкинская конференция в Стэнфорде, 1999: Материалы и исследования. М.: ОГИ, 2001. С. 485-489.

79. Кацис Л.Ф. Мандельштам и Байрон (к анализу «Стихов о неизвестном солдате») // Слово и судьба: Осип Мандельштам. Исследования и материалы. М.: Наука, 1991. С. 436-454.

80. Кацис Л.Ф. Словарь «Стихов о неизвестном солдате»: От толкового словаря живого великорусского языка к библейской "Симфонии" // De Visu. 1993. №6. P. 39-43.

81. Кацис Л.Ф. Эсхатологизм и байронизм позднего Мандельштама: К анализу «Стихов о неизвестном солдате». II // Столетие Мандельштама: Материалы симпозиума. Тенафлай, 1994. С.119-135.

82. Кацис Л.Ф., Одесский М.П. «И если когда-нибудь в этой стране.» // Литературное обозрение. 1996. № 5/6. С. 214-222.

83. Кихней Л.Г. Жанровое своеобразие "эпитафической" лирики Ахматовой // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 3. Симферополь: Крымский Архив, 2005. С. 33-46.

84. Кихней Л.Г. Заголовочно-финальный комплекс как потаенный шифр в стихах Ахматовой 1920-40-х годов // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 4. Симферополь: Крымский архив, 2006. С. 108-119.

85. Кихней Л.Г. Корреляция слова и вещи в акмеистической традиции (О.Мандельштам, А.Тарковский) // Постсимволизм как явление культуры. Вып. 4. Материалы международной научной конференции. Москва, 5-7 марта 2003 г. М.: РГГУ, 2003. С. 66-71.

86. Кихней Л.Г. Мифологическая семантика умирания и воскрешения в стихах Ахматовой 1930-50-х годов // Творчество А.А.Ахматовой и Н.С.Гумилева в контексте русской поэзии XX века: М-лы Межд. науч. конф. 21-23 мая 2004 г. Тверь: ТвГУ, 2004. С. 27-39.

87. Кихней Л.Г. Поэзия А.Ахматовой. Тайны ремесла. М.: Диалог-МГУ.

88. Кихней Л.Г., Галаева М.В. Дом Анны Ахматовой: образ, концепт, миф. М.: МНЭПУ, 2009. 148 с.

89. Киященко Л.П. О границах телесности человека // Телесность человека: междисциплинарные исследования М.: изд-во МГУ, 1991. С.7-12.

90. Колобаева Л.А. "Место человека во вселенной." (Философия личности и видение мира в поэзии О.Мандельштама) //Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. 1991. №2. С. 3-14.

91. Кралин М. М. «Хоровое начало» в книге Ахматовой «Белая стая» // Русская литература. 1989. №3. С. 97-108.

92. Кривых Л.В. К вопросу о типологии чуственности // Телесность человека: междисциплинарные исследования М.: изд-во МГУ, 1991. С. 12-17.

93. Кроль Ю. Об одном необычном трамвайном маршруте: («Заблудившийся трамвай» Н.С. Гумилева) // Русская литература. 1990. № 1.

94. Круткин В.Л. Онтология человеческой телесности. Автореф. дисс. . д. философ, н. Екатеринбург, 1994. 42 с.

95. Ландсман И. Смуглый отрок. Ахматова и Пушкин // http://www.akhmatova.org/articles/landsman.htm

96. Левин Ю.И., Сегал Д. М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма электронный ресурс. // http ://philolo gy.ruslibrary.ru/default.asp?trID=459

97. Леви-Строс К. Мифологики. Сырое и приготовленное. М.: FreeFly, 2006.

98. Лекманов О.А. История и поэтика акмеизма // Русская литература XX века: Школы, направления, методы творческой работы. Учебник для студентов высших учебных заведений. СПб.; М., 2002. С.31-59.

99. Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы. М.: Водолей, 2000. 704 с.

100. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль, 1993.

101. Лосев А.Ф. Дерзание духа. М.: Политиздат, 1988.

102. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Философия, мифология, культура. М.: Изд-во политической литературы, 1991. С. 21-187.

103. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993.

104. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993. С. 231.

105. Лосский Н.О. Мир как органическое целое // Лосский Н.О. Избранное. М., 1991. С.338-480.

106. Лотман Ю.М. Куклы в системе культуры // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб.: Искусство СПб., 2005. С. 645-650.

107. Лукницкая В.К. Николай Гумилев: Жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990.

108. Малюкова Л. «Тешил ужас. Грела - вьюга.» // Дон. 2002. №5/6. С.237-253.

109. Малевич К. О поэзии // Малевич К. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 1. Статьи, манифесты, теоретические сочинения. 1913-1929. М.: Гилея,1995.

110. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Языки русской культуры, 1995.408 с.

111. Мильков Д.Э. Русский литературный авангард: поэтика жеста (символизм-футуризм-ОБЭРИУ). Автореф. дис. . к. филол. н. СПб., 2000.

112. Минц З.Г. "Забытая цитата" в поэтике русского постсимволизма // Семиотика и история: Труды по знаковым системам. Вып. XXV (936). Тарту: изд-во Тартуского гос. ун-та, 1992. С. 123-136.

113. Миронов А.В. Владимир Нарбут: творческая биография. Автореф. дисс. к. филол. н. Екатеринбург, 2007. 24 с.

114. Михайлова Г. «Миф о поэте» Анны Ахматовой в западноевропейском литературном контексте электронный ресурс. // http://www.akhmatova.org/articles/mikhailoval.htm

115. Мочульский К. Анна Ахматова "Anno Domini" // После всего / В 5 кн. / Вступ. ст. Р.Д. Тименчика. М.: Изд-во МПИ, 1989. С. 54-61.

116. Мусатов В. "Я еще пожелезней тех" // Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. От Анненского до Пастернака. М.: Прометей, 1992. С. 116-152.

117. Мусатов В.В. К проблеме анализа лирической системы Анны Ахматовой // «Царственное слово». Ахматовские чтения. Выпуск 1. М.: Наследие, 1992 г. С. 103-110.

118. Мусатов В. «В то время я гостила на земле.». Лирика Анны Ахматовой. М.: «Словари.ру», 2007. 496 с.

119. Мусатов В.В. Лирика Осипа Мандельштама. Киев, 2000.

120. Немировский А.И. Обращение к античности // Жизнь и творчество О.Э.Мандельштама. Воронеж, 1990. С.452-465.

121. Н.С.Гумилев: pro et contra / Сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. СПб.: РХГИ, 2000. 672 с.

122. Обухова О. Анна Ахматова и русская философия неоидеализма. Некоторые параллели // Russian Literature LII-IV. 2002. P. 439-455.

123. Одоевцева И.В. Так говорил Гумилев // Н.С.Гумилев: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2000. С.319-322.

124. Павловский А.И. О творчестве Николая Гумилева и проблемах его изучения // Н.Гумилев: Исследования и материалы. Библиография. СПб.: Наука, 1994. С.3-30.

125. Паздников П.В. Мифопоэтическая концепция слова и творчества в поэзии Гумилева. Дисс. к. филол. н. Нерюнгри, 2003. 18 с.

126. Пахарева Т. А. Миф об акмеизме в творчестве Анны Ахматовой // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 4. Симферополь: Крымский архив, 2006. С.3-9.

127. Пахарева Т.А. Храм (башня) в поэзии Анны Ахматовой (К проблеме акмеистической концепции слова) // Концепция творчества в поэзии А. Блока, А. Ахматовой, М. Цветаевой. Киев, 1997. С. 45-61.

128. Пашнина Д. Оборотничество и оборачивание электронный ресурс. // www.ruthenia.ru

129. Первая книга Иеу электронный ресурс. // http://apokrif.fullweb.ru/gnost/kniga-ieul.shtml

130. Подорога В. Выражение и смысл: Коммуникативные стратегии в философской культуре XIX XX вв. М.: ИФАН СССР, 1991.

131. Подорога В. Мир без сознания (проблема телесности в философии Ф.Ницше) // Проблема сознания в современной западной философии: Критика некоторых концепций. М.: Наука, 1989. С. 15-31.

132. Подорога В. Феноменология тела. М.: Магистериум, 1995.

133. Пьяных М. Тайнопись Пушкина в исследованиях А.Ахматовой // Русская словесность. 1999. №2. С. 14-18.

134. Раскина Е. Русский друид Николай Гумилев электронный ресурс. // http://kut.org.ua/booksa0010.php

135. Раскина Е.Ю. Теософские аспекты творчества Н.С.Гумилева. Автореф. дис. д. филол. н. М., 2009. 42 с.

136. Раскина Е.Ю. Поэтическая география Н.С. Гумилева: Монография. М.: МГИ имени Е.Р. Дашковой, 2006. 180 с.

137. Рождественский В.А. Н.С. Гумилев (Из запасов памяти) // Николай Гумилев. Исследования и материалы. Библиография. СПб.: Наука, 1994. С.402-419.

138. Ронен О. Осип Мандельштам // Литературное обозрение. 1991. №1. С.3-18.

139. Рубинчик О. Анна Ахматова. Жизнь и текст // Символы, образы, стереотипы: художественный и эстетический опыт. Международные чтения по теории, истории и философии культуры. СПб.: М-во культуры РФ., 2000. Вып. 9. С. 115-125.

140. Руденко М. С. Религиозные мотивы в поэзии Анны Ахматовой // Вестник московского университета. Сер. 9. Филология. 1995. № 4. С. 66-77.

141. Русинко Э. Гумилев в Лондоне: неизвестное интервью // Николай Гумилев. Исследования и материалы. Библиография. СПб.: Наука, 1994.

142. Сегал Д. История и поэтика у Мандельштама // Cahiers du monde russe et sovietique. 1992. Vol. XXXIII (4). P.447-495.

143. Сегал Д. Наблюдения над семантической структурой поэтического произведения // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1968. XI. P. 151-171.

144. Сегал Д.М. Фрагмент семантической поэтики О.Э.Мандельштама // Russian Literature. 1975. №10/11. Р.59-146.

145. Седакова О. А. Шкатулка с зеркалом Об одном глубинном мотиве А. А. Ахматовой // Труды по знаковым системам. XVII. Тарту: Уч. зап. тартуского гос. ун-та, 1984. С. 93-108.

146. Сенин С.И. «Слепнево. Его великое значение в моей жизни.» // Сенин С.И. "В долинах старинных поместий." Тверь: Тверское княжество, 2002. С. 40-47.

147. Симченко О.В. Тема памяти в творчестве Анны Ахматовой // Изв. АН СССР. Серия литературы и языка. 1985. Т. 44. № 6. С. 506-517.

148. Сковорода Г. Собр. соч.: В 2 т. Т 2. М.: Мысль, 1973.

149. Слободнюк C.JI. "Идущие путями зла." Древний гностицизм и русская литература 1880-1930 гг. СПб.: Алетейя, 1998.

150. Смелова М.В. Онтологические проблемы в творчестве Н.С. Гумилева. Тверь: ТвГУ, 2004.

151. Смирнов И.П. К изучению символики Анны Ахматовой (раннее творчество) // Поэтика и стилистика русской литературы. JL: Наука, 1971. С. 279-287.

152. Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф — Фольклор Литература. Л.: Наука, 1978. С. 186-203.

153. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М.: Наука, 1977.

154. Соколова Д.В. Лирический субъект и персонажи в стихотворениях Н.С. Гумилева // Дисс. к.ф.н. М., 2006.

155. Срезневская B.C. Дафнис и Хлоя // Н.С.Гумилев: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2000. С. 22-28.

156. Тарановский К. Очерки о поэзии О. Мандельштама // Тарановский К. О поэзии и поэтике. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 3-158.

157. Темненко Г. М. Лирический герой и миф о поэте (на материале ранней лирики Ахматовой) // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество: Крымский Ахматовский научный сборник. Вып. 3. Симферополь: Крымский Архив, 2005. С. 127-152.

158. Тименчик Р. Д. Чужое слово у Ахматовой // Русская речь. 1989. № 3. С. 33-36.

159. Токарев С.А. Двуполые существа // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. М.: Большая Российская энциклопедия, 2008. С. 359-360.

160. Токарев С.А. Душа // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. М.: Большая Российская энциклопедия, 2008. С. 414-415.

161. Топоров В.Н. Древо мировое // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. М.: Большая Российская энциклопедия, 2008. С. 398- 407.

162. Топоров В.Н. Поэт // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. М.: Большая Российская энциклопедия, 2008. С.327-328.

163. Топоров В.Н. Пространство и текст // Из работ Московского семиотического круга. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 455-516.

164. Топоров В.Н. Текст города-девы и города блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М.: Наука, 1987. С. 121-132.

165. Фарино Е. Тело. Анатомия. Метаморфозы // Фарино Е. Введение в литературоведение. СПб.: РГПУ им. А.И.Герцена, 2004.

166. Федотов О. И. Основы русского стихосложения. Теория и история русского стиха: В 2 кн. Кн. 2: Строфика. М.: Флинта: Наука, 2002.

167. Федотов О. И. Основы теории литературы: В 2 ч. М.: Владос, 2002-2003.

168. Флоренский П. Иконостас. Избранные труды по искусству. М.: Мифрил, 1993.

169. Флоренский П.А. Малое собр. соч. Вып.1. Имена. М.: Купина, 1993.

170. Флоренский П.А. Строение слова // Контекст 1972. М.: Наука, 1973. С. 344-375.

171. Флоренский П.А. У Водоразделов мысли. М.: Правда, 1990. 448 с.

172. Фрейденберг О. Въезд в Иерусалим на осле // Фрейденберг О. Миф и литература древности. М.: Восточная литература, 1998. С. 623-666.

173. Фролова С.В. Человеческая телесность: онтологические начала и философские основания. Автореф. дисс. к. философ, н. Саратов, 2000.

174. Чернова Е.Б. Незабываемые годы // Н.С.Гумилев: pro et contra. СПб.: РХГИ, 2000. С. 242-248.

175. Шевчук Ю.В. Специфика «сюжета» в ранних стихотворениях А. Ахматовой // Анна Ахматова: эпоха, судьба, творчество. Крымский Ахматовский научный сборник. Выпуск 2. Симферополь: Крымский архив, 2004. С. 38 44.

176. Щеглов Ю.К. Черты поэтического мира Ахматовой // Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. М.: Прогресс, 1996. С. 261-290.

177. Элиаде М. Миф о вечном возращении: Архетипы и повторяемость. СПб.: Алетейя, 1998.

178. Элиаде М. Шаманизм: Архаические техники экстаза электронный ресурс. // www.dobre.spb.ru

179. Эрн В.Ф. Борьба за Логос // Эрн В.Ф. Сочинения. М., 1991.

180. Якобсон Р. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. С.145-180.

181. Ямпольский М. Демон и лабиринт. М.: НЛО, 1996.

182. Ямпольский М. От символического тела к репрезентативному пространству // НЛО, 2002. № 56. С. 7-32.

183. Frye N. Anatomy of criticism: four essays. Princeton, 1957.

184. Meyer H. Der Akmeismus Mandelsams als eine modernistische Neoklassik // Wiener Slawistischer Almanach, 28 (1991). P. 107-147.

185. Netherkott F. Elements of Henry Bergson's "Creative evolution" in the critical prose of Osip Mandel'stam // Russian Literature. 1991. Vol.30. №4. P.455-466.

186. Papla E. Akmeizm: Geneza i program. Wroclaw Warszawa -Krakow, 1980.

187. Pomerantsev I. Vladimir Narbut's Plot': Byto-epos электронный ресурс.// www.utoronto.ca

188. Ronen О. An approach to Mandelstam. Jerusalem, 1983.

189. Rusinko E. Acmeism, Post-Simbolism and Henri Bergson // Slavic Review, 1982. № 3.

190. Rusinko E. Lost in Space and Time: Gumilev's "Zabludivsijsja Tramvaj" // Slavic and East European Jornal. Vol.26. 1982. №4. P.383-402.