автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Казачество Юга России в 30-е годы XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Казачество Юга России в 30-е годы XX века"

(а

На правах рукописи

□О34иоА«-

Г /_

СКОРИК Александр Павлович

КАЗАЧЕСТВО ЮГА РОССИИ В 30-е ГОДЫ XX ВЕКА: ИСТОРИЧЕСКИЕ КОЛЛИЗИИ И ОПЫТ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

Специальность 07 00 02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

1 О ДЕК 2009

Ставрополь 2009

003488180

Диссертация выполнена на кафедре археологии и региональной истории в ГОУ ВПО «Ставропольский государственный университет»

Научный консультант -заслуженный деятель науки РФ, доктор исторических наук, профессор Кудрявцев Александр Абакарович

Официальные оппоненты действительный член РАЕН,

доктор исторических наук, профессор Полторак Сергей Николаевич

Ведущая организация Воронежский государственный университет

Защита состоится 25 декабря 2009 г в 12-00 на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212 256 03 при Ставропольском государственном университете по адресу 355009, г Ставрополь, ул Пушкина, 1а, ауд 416

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ставропольского государственного университета

Автореферат разослан ноября 2009 г

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор исторических наук,

доктор исторических наук, профессор Невская Татьяна Александровна

доктор исторических наук, профессор Линец Сергей Иванович

профессор

И. А. Краснова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Третье десятилетие XX в представляет собой особый, уникальный период в истории российского казачества, в том числе казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека, наиболее известных в нашей стране и за рубежом в силу многочисленности, древности происхождения и заслуг перед Отечеством Уникальность его обусловлена не только тем, что в данное время жизнь казачьих сообществ претерпела радикальные изменения в результате осуществленных советской властью мероприятий, но и наличием в его рамках абсолютно различных исторических альтернатив для самих казаков Если в начале 1930-х гг казачьи сообщества России стояли перед угрозой исчезновения, размывания в массе колхозного крестьянства, то во второй половине десятилетия казаки, образно выражаясь, вновь оказались «на коне» В связи с этим 1930-е гг можно назвать поистине судьбоносными для донских, терских, кубанских казаков, как и для всего российского казачества

Однако, несмотря на важность событий 1930-х гг в истории российского казачества, отмеченный период является одним из наименее освещенных в научной литературе Данное обстоятельство определяется не только тем, что в советской историографии вопросы казачьей истории периода коллективизации являлись одновременно res judicata и noli те tangere, то бишь делом решенным, которое не стоит затрагивать Сказалось также и наблюдавшееся в постсоветскую эпоху ослабление внимания исследователей к проблематике «колхозного строительства», произошедшее в результате расширения поля научного поиска за счет ранее табуированных вопросов отечественной истории

Принимая во внимание существующие в отечественной историографии многочисленные лакуны, научно-теоретическая актуальность исследования исторических судеб казачьих сообществ России 1930-х гг очевидна Причем, в настоящее время сложились наиболее оптимальные условия для осуществления такого исследования Ведь в условиях методологического плюрализма и открытости архивов ученые могут в полной мере соблюсти базовые для исторической науки принципы объективности, системности, историзма и отразить такой этап казачьей истории, как третье десятилетие XX в , во всей его сложности, многомерности, противоречивости Собственно, в этом и заключается наиболее сложная для специалистов научная задача, - раскрыть жизненную противоречивость минувшей реальности, не втискивая ее в узкие рамки какой-либо парадигмы, не превращая объемную, трехмерную ее картину в примитивно плоский (и, тем более, - черно-белый) рисунок

Научные исследования такого этапа истории российского казачества, как третье десятилетие XX в, имеют также и практическую актуальность, обусловленную развернувшимся с конца 1980-х гг процессом казачьего возрождения В современных условиях, когда государство и казачество взаимно нуждаются друг в друге, равно стремясь к укреплению внутреннего и внешнего положения Российской Федерации (в частности, на Кавказе), необходимо в полной мере использовать опыт осуществления проказачьих мероприятий второй половины 1930-х гг, вошедших в историю как кампания «за советское казачество», в частности, опыт организации кружков «ворошиловских кавалеристов» может быть применен в целях повышения эффективности функционирования казачьих учебных заведений Важно подчеркнуть, что опыт советской эпохи убедительно свидетельствует о необходимости как представителям власти, так и общественности, относиться к казачьим сообществам как к равноправным партнерам, с уважением воспринимая их традиции и культуру Наряду с этим и казакам следует уважать законные интересы неказачьего населения, преодолев искушение вернуть себе былые привилегии (что наблюдалось в начале 1990-х гг) И, главное, южно-российское казачество может быть понято исключительно как многомерное историческое явление

Хронологические рамки исследования - конец 1920-х - начало 1940-х гг Начальная граница определена переходом сталинского режима к слому нэпа в деревне («чрезвычайные» хлебозаготовки 1927- 1928 гг) и развертыванием в ноябре 1929 г сплошной форсированной коллективизации, ознаменовавшейся новым обострением взаимоотношений между властью и казачеством и осуществлением антиказачьих акций на Юге России Завершает период Великая Отечественная война, прервавшая процесс организационно-хозяйственного укрепления и развития казачьих колхозов Дона, Кубани, Терека, интенсифицировавшийся во второй половине 1930-х гг в связи с определенной либерализацией аграрной политики сталинского режима и развернутой в данное время социально-политической кампанией «за советское казачество»

Территориальные рамки исследования. В начале 1930-х гг донские, кубанские и терские казаки проживали в административных границах образованного в 1924 г Северо-Кавказского края С января 1934 г из Северо-Кавказского края (здесь остались Ставрополье, Терек, национальные автономии Северного Кавказа) был выделен Азово-Черноморский край (сюда вошли Дон и Кубань) В 1937 г, в результате очередного этапа административно-территориальных преобразований, возникли Ростовская область (в ее границах размещались донские казаки), Краснодарский (кубанские казаки) и Орджоникидзевский (ныне Ставропольский, здесь проживали терские казаки) края

Целью исследования — детальный анализ положения, жизнедеятельности и взаимоотношений с властью казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека в период с конца 1920-х гг до начала 1940-х гг, в условиях «сталинской» модернизации, выразившейся в российской деревне (в том числе в казачьих станицах Юга России) в сплошной форсированной коллективизации Цель достигается путем реализации следующих задач

- провести источниковедческий анализ исторических фактов и научной литературы о жизнедеятельности казачества Юга России в 30-е годы XX века,

- определить тенденции и периоды историографии, исследовательские коллизии и исторические лакуны в процессе научного осмысления проблемы,

- раскрыть специфику и параметры взаимоотношений донских, терских, кубанских казаков и большевиков в период становления советского государства и в преддверии сплошной форсированной коллективизации,

- осветить принципы и направления политики советской власти в отношении казачества в первой половине 1930-х гг,

- рассмотреть отношение казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека к сплошной коллективизации и функционированию колхозной системы,

- установить степень соответствия различных трактовок «расказачивания» исторической реальности 1930-х гт,

- выявить причины, начальную границу, базовые характеристики кампании «за советское казачество» и отношение к ней самих казаков,

- проанализировать процесс осуществления властными структурами Советского Союза военно-мобилизационных мероприятий в отношении казачества Юга России во второй половине 1930-х гг,

- проследить трансформацию хозяйственного уклада и социального статуса казачества Юга России в условиях формирования колхозной системы,

- обозначить и изучить комплекс изменений исторической повседневности и культуры казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека в 1930-х гг

Объектом исследования выступает казачество (казачьи сообщества) Юга России в рамках советских административно-правовых образований и в границах исторического периода с конца 1920-х гг до начала 1940-х гг

Предмет исследования — многомерная жизнедеятельность, взаимоотношения с партийно-государственными структурами, положение и роль в советском обществе донских, терских, кубанских казаков в рамках эпохи «колхозного строительства» в конце 1920-х-начале 1940-х гг

Теоретико-методологическая база работы основывается на базовых для исторической науки принципах объективности, историзма, системности и всесторонности, ориентирующих исследователей на освещение событий прошлого во всей их сложности, противоречивости, многовекторности, взаимной обусловленности, с учетом специфики конкретной исторической эпохи При исследовании исторических судеб казачества Юга России 1930-х гг основополагающими являлись формационный и цивили-зационный подходы, в синтезе позволяющие осветить как социально-экономические, так и культурно-бытовые и ментальные трансформации казачьих сообществ в условиях «колхозного строительства»

Базовым сюжетом методологической основы настоящего исследования является авторская частно-историческая теория о социальной многомерности южно-российского казачества, подробно изложенная в первой главе диссертации Немаловажным компонентом теоретико-методологической базы исследования выступают положения обоснованной ТА Булыгиной и другими исследователями «новой локальной истории», представляющей собой освещение прошлого того или иного региона с учетом общероссийских тенденций 1 «Новая локальная история» предоставляет исследователю возможность четко определить региональную специфику неоднозначных и противоречивых событий 1930-х гг в казачьих районах и областях Дона, Кубани и Терека

В работе применялись как общенаучные, так и специально-исторические методы исследования Сравнительно-исторический метод дал возможность установить сходство и различия социального статуса казачьих сообществ в досоветский и советский периоды их истории, проследить трансформацию казачьего уклада в ходе «колхозного строительства» Историко-генетический метод применялся для определения устойчивых тенденций в сфере взаимоотношений власти и казачества Юга России, проявившихся в 1930-х гг При помощи метода ретроспективно-логической реконструкции удалось, в частности, воссоздать присущую населению коллективизированных казачьих станиц Дона, Кубани и Терека ментальную картину окружающей действительности Метод контент-анализа использовался для поиска смысловых единиц с целью установления количественных показателей того или иного явления, имевшего место в жизни «колхозного» казачества на протяжении третьего десятилетия XX века

' См, например Булыгина Т А Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред А Н Еремеевой, А Ю Рожкова Краснодар, 2006 С 27 - 34, Маловичко С И, Булыгина Т А Современная историческая наука и изучение локальной истории // Новая локальная история Выл 1 Материалы первой Всероссийской Интернет-конференции, Ставрополь, 23 мая 2003 г - Ставрополь 2003 С 6-2

Новизна работы состоит в том, что в ней впервые в отечественной историографии осуществлено специальное комплексное исследование взаимоотношений советской власти и казачества Юга России в 1930-х гг, а также трансформации положения, жизнедеятельности, исторической повседневности, культуры и ментальности донских, терских, кубанских казаков в условиях «колхозного строительства» Кроме того, в работе

1 Доказан факт наличия и противоборства в 1920-х - 1930-х гг в среде партийно-советской элиты и рядовых членов Компартии двух подходов к казачеству - «классово-дифференцированного» и «этнографически-унитарного» Определена их социальная база и проанализировано содержание Установлено, что сторонники первого подхода строили свое отношение к казачеству с учетом его социальной неоднородности, а приверженцы второго выступали за репрессии в отношении всех казаков как таковых

2 Установлено различие в отношении казаков к сплошной коллективизации и колхозной системе Доказано, что казаки не выступили единым фронтом ни «за», ни «против» коллективизации, это объяснялось социальной неоднородностью казачьих сообществ, репрессиями и агитационно-пропагандистскими мерами сталинского режима В составе казачества наличествовали относительно немногочисленные полярные группы убежденных противников и сторонников советского устройства (и, в том числе, колхозной системы) Но основная масса казаков вынужденно поддержала колхозы, постепенно смирившись с ними

3 Впервые в отечественной историографии осуществлен всесторонний анализ кампании «за советское казачество» Уточнена ее начальная граница, установлена степень причастности к ней И В Сталина, представителей региональной элиты Юга России, М А Шолохова Выявлены основные причины и характеристики кампании «за советское казачество»

4 Проанализирован процесс военно-организационного возрождения казачества Дона, Кубани и Терека во второй половине 1930-х гг Детально рассмотрены мероприятия правительства, нацеленные на использование патриотических традиций казаков в укреплении колхозной системы и обороны СССР Реконструировано военно-патриотическое движение «ворошиловских кавалеристов» в казачьих регионах Юга России

5 Проведен анализ социально-экономических трансформаций казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека в условиях сплошной форсированной коллективизации Доказано, что следствием «колхозного строительства» являлась социальная и организационно-хозяйственная нивелировка крестьянства и казачества, ранее различавшихся по экономическим параметрам и положению в общественной структуре, а в 1930-х гг вовле-

ценных в однородную массу колхозников Колхозники-казаки и колхозники-иногородние стали тождественны по возложенным на них обязанностям и предоставленным правам, а различия проявлялись на бытовом уровне и в сфере ментальности

6 Освещены изменения повседневности и культуры казаков Юга России в конце 1920-х - начале 1940-х гг Доказано, что при всей значительности культурно-бытовых трансформаций в коллективизированных казачьих станицах, ускоренность и фрагментарность «сталинской» модернизации воспрепятствовали полной ликвидации традиционных элементов культуры и быта казачества А так как во второй половине 1930-х гг партийно-советское руководство пошло на восстановление ряда казачьих традиций, в сфере повседневности и культуры казачества возникло сочетание традиций и новаций

Среди принципиальных сюжетов настоящего исследования необходимо выделить ряд наиболее важных положений, выносимых на защиту

1 Детальный анализ источников позволяет говорить о двух основных позициях, занимаемых руководством и рядовыми членами ВКП(б) по отношению к казачьим сообществам Советской России Это «классово-дифференцированная» и «этнографиче-ски-унигарная» позиции Их придерживались, соответственно, большинство представителей партийно-советской элиты и чиновники местного уровня вкупе с иногородним населением Юга России Первые призывали сочетать союзнические отношения с «трудовым» («классово-близким») казачеством с давлением на зажиточных («классово-чуждых») казаков, напротив, вторые негативно относились к казачьим сообществам в целом, видя в них оплот контрреволюции и стремясь к их ликвидации В 1920-х -1930-х гг отмеченные позиции сосуществовали в постоянном противоборстве, однако официально признанной являлась лишь одна из них, - «классово-дифференцированная»

2 В период сплошной коллективизации сторонники «этнографически-унитарной» позиции, игнорируя призывы большевистских идеологов об учете социально-классовых различий в среде казачества, широко практиковали огульно-массовые репрессивные меры в отношении казаков Но эти, действительно многочисленные, антиказачьи акции не свидетельствовали о якобы осуществлявшемся (и, более того, якобы завершенном) в период коллективизации «расказачивании», маскируемом декларациями о необходимости классового подхода к казачьим сообществам Коллективизация не только не завершила «расказачивание», но даже не может быть отождествлена с ним Ведь казаки, превратившись в 1930-х гг в колхозников, тем не менее, остались казаками со своей культурой, бытом, менталитетом С другой стороны можно говорить, во-первых, лишь об осложнявшем «колхозное строительство» антиказачьем акционизме и, во-

вторых, о том, что коллективизация стала заключительным актом десословизации казачьих сообществ Юга России, но не ликвидировала их

3 Казачьи сообщества Юга России не выступили единым фронтом ни «за», ни «против» форсированной коллективизации, но разделились на противников «колхозного строительства» и тех кто, либо убежденно поддерживали колхозы, либо были готовы смириться с ними В своем восприятии «колхозного строительства» казаки практически не отличались от крестьянства, а казачьи антиколхозные протестные акции, как правило, не выделялись в общем сопротивлении хлеборобов осуществлению насильственной коллективизации Как и крестьяне, казаки потерпели поражение в противостоянии сталинскому режиму Однако в казачьей среде в качестве негативного следствия коллективизации в большей мере проявилась деформация патриотизма, особенно свойственного казакам как членам исторически сложившейся корпорации воинов-земледельцев

4 Истоки кампании «за советское казачество», официально стартовавшей в феврале 1936 г, относятся ко второй половине 1935 г и территориально локализуются в Се-веро-Донском округе Азово-Черноморского края, что позволяет говорить о причастности к ней М А Шолохова Кампания обуславливалась рядом факторов, важнейшими из которых являлись устойчивость казачьих сообществ к растворению в массе колхозного крестьянства и стремление большевистских лидеров использовать военно-экономический потенциал казачества для укрепления колхозов и обороны СССР Кампания не означала восстановления казачьих сообществ в их традиционном социальном обличье, но направлялась на конструирование «советского» казачества как особой группы колхозного крестьянства Однако, признание «советского» казачества как специфической части колхозного крестьянства противоречило намерениям большевиков растворить казачьи сообщества среди колхозников (то есть осуществить полное «расказачивание») и означало сохранение казаков как «субэтнокультурной» группы русского народа

5 Во второй половине 1930-х гг советское правительство настойчиво стремилось к максимальному использованию военно-патриотического потенциала казаков в деле повышения обороноспособности СССР Для чего осуществило ряд военно-мобилизационных мероприятий, таких, как формирование системы допризывной кавалерийской подготовки молодых казаков, снятие с казачества ограничений по службе в РККА, и др Эти меры позволили в определенной степени повысить уровень боевой готовности вооруженных сил СССР и, в частности, конницы Эффективность мер оказалась высока, поскольку казаки в целом активно и доброжелательно откликнулись на действия правительства по укреплению обороноспособности страны В частности, клубы и кружки

«ворошиловских кавалеристов» пользовались значительной популярностью в казачьих сообществах, представители которых, по традиции, стремились служить именно в коннице и потому весьма серьезно относились к допризывной кавалерийской подготовке

6 Закономерным результатом «колхозного строительства» на Юге России стала социально-экономическая нивелировка крестьянства и казачества путем превращения представителей отмеченных социальных групп в однородную массу колхозников Колхозники Дона, Кубани, Ставрополья и Терека (как казаки, так и иногородние) в 1930-х гг имели равные права и выполняли одинаковые обязанности Если в хозяйственно-экономическом отношении казаки в доколхозный период, отличались большей зажиточностью по сравнению с иногородним населением, то в рамках колхозной системы и тем, и другим дозволялось пользоваться лишь небольшим личным подсобным хозяйством В социальном плане коллективизация превратила казаков в членов такой неполноправной социальной группы советского общества, как колхозное крестьянство, подчиненного властным структурам и обязанного трудиться во благо государства

7 Во время «колхозного строительства» казачья повседневность и культура претерпели заметные изменения, которые в первой половине 1930-х гг носили, как правило, деструктивный характер и выражались в нарастании материально-бытовых трудностей в станицах Во второй же половине 1930-х гт, в результате организационно-хозяйственного укрепления колхозной системы, изменения в культурно-бытовой сфере казачьих сообществ отличались созидательным характером (налаживание работы учреждений просвещения, здравоохранения, и т д) Вместе с тем, ускоренность «колхозного строительства», а также кампания «за советское казачество», способствовали сохранению целого ряда традиционных элементов ментальности, культуры, быта казачьих сообществ Дона, Кубани, Терека В рамках третьего десятилетия XX в характерной чертой исторической повседневности и культуры донского, кубанского, терского казачества являлось то органичное, то эклектичное сочетание традиций и новаций

Практическая значимость исследования. Материалы диссертации использовались при проведении занятий по курсам «Отечественная история», «История и культура донского казачества» в Южно-Российском государственном техническом университете (Новочеркасском политехническом институте), при написании учебников и учебных пособий по регионоведческой тематике Содержание и выводы диссертации могут быть использованы в работе по повышению эффективности казачьего движения в постсоветской России, при подготовке и чтении лекционных курсов по отечественной истории, краеведению, истории советского казачества и крестьянства.

Апробация работы. Непосредственно по теме диссертации опубликованы 75 работ общим объемом 259,34 п л, среди которых 10 монографических исследований, 14 научных статей в периодических изданиях, рекомендованных ВАК России Диссертация обсуждалась на заседании кафедры археологии и региональной истории Ставропольского государственного университета

Основные положения и выводы исследования озвучены автором на 44 Международных, Всероссийских и региональных научных конференциях (в период 19922009 гг ), в том числе, в 2009 г на таких, как «Проблемы становления правового государства и гражданского общества в России XV Адлерские чтения» (Адлер), «Образы войн и революций в исторической памяти» (Пятигорск), «Национальные элиты и проблемы социально-политической и экономической стабильности» (ЮНЦ РАН, Ростов н/Д), «Велиховские чтения» (Новочеркасск), «Народы России историко-психо-логические аспекты межэтнических и межконфессиональных отношений» (Санкт-Петербург), «Проблемы и перспективы социально-экономического и научно-технологического развития южных регионов» (ЮНЦ РАН, Ростов н/Д), «Россия история законности и беззакония» (Санкт-Петербург), «Научная жизнь Северного Кавказа в условиях социально-политических трансформаций XX века» (Анапа)

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении к диссертационному исследованию обосновывается актуальность избранной тематики, определяются территориальные и хронологические рамки, объект, предмет, цель, задачи работы, раскрываются научная новизна и тезисные положения, выносимые на защиту

В первой главе «Источники, историография и методология исследования жизнедеятельности казачества Юга России в 30-е годы XX века» представлены характеристика и презентация комплекса источников, проведен историографический анализ наличествующих научных работ по заявленной теме исследования, обоснована теоретико-методологическая база работы

Среди компонентов источниковой базы диссертации наибольшее значение принадлежит архивным материалам, а также советской прессе конца 1920-х - начала 1940-х гг, сборникам документов (где собраны постановления, распоряжения органов власти, материалы и резолюции пленумов ЦК ВКП(б), донесения и отчеты органов гос-

безопасности и иные артефакты),1 сочинениям представителей советско-партийного руководства (И В Сталина, Б П Шеболдаева, Е Г Евдокимова, и др), свидетельствам современников и очевидцев, письмам донских, терских, кубанских казаков,2 и пр

В работе использовались документы Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), а также ряда региональных архивов Центров документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО) и Краснодарского края (ЦЦНИ КК), Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК), Государственных архивов Ростовской области (ГАРО) и Краснодарского края (ГАКК), Шахтинского филиала Государственного архива Ростовской области (ШФ ГАРО) Общий объем вовлеченных в научный оборот архивных материалов составил 48 фондов и 250 дел

Среди наиболее информативных архивных коллекций следует отметить документы ЦК ВКП(б), хранящиеся в РГАСПИ (ф 17) Поскольку Центральный комитет Компартии являлся, по существу, высшим руководящим органом в стране, именно в недрах его аппарата концентрировались акты, так или иначе касавшиеся казачьих сообществ и отражавшие их судьбу в условиях сталинского «великого перелома»

Не менее информативны документы нижестоящих партийных органов - краевых, областных, окружных, районных комитетов ВКП(б) Северо-Кавказского (ЦДНИ РО, ф 7), Азово-Черноморского (ЦДНИ РО, ф 8), Краснодарского (ЦДНИ КК, ф 1774-а), Орджоникидзевского (ГАНИ СК, ф 1) крайкомов ВКП(б), Ростовского обкома ВКП(б) (ЦДНИРО,ф 9), Армавирского (ЦДНИ КК,ф 12), Терского (ГАНИ СК, ф 5938), Донского (ЦДНИ РО, ф 5), Северо-Донского (ЦДНИ РО, ф 76) и других окружкомов ВКП(б), Базковского (ЦДНИ РО, ф 28), Вешенского (ЦДНИ РО, ф 36), Тарасовского

1 Трагедия советской деревни Коллективизация и раскулачивание Документы и материалы в пяти томах 1927-1939/Гл ред ВП Данилов, Р Маннинг.Л Виола Т 1 Май 1927-ноябрь 1929 М, 1999, Т2 Ноябрь 1929-декабрь 1930 М, 2000, ТЗ Конец 1930- 1933 М, 2001, Т 4 19341936 М, 2002, Т 5 Кн 1 1937 М, 2004, Кн 2 1937 - 1939 М, 2006, Советская деревня глазами ВЧК - ОГПУ - НКВД Документы и материалы 1918 - 1939 / Под ред А Береловича, В П Данилова Т2 1923- 1929 М.2001.ТЗ Кн 1 1930-1931 М,2003,Кн 2 1932-1934 М 2005, Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927 - 1937гг) / Под ред ПВ Семернина и Е Н Осколкова Краснодар, 1972, Краснодарский край в 1937 - 1941 гг Документы и материалы / Гл ред А А Алексеева Краснодар, 1997

2 День нашей жизни Очерки Статьи Заметки Письма Документы (15 мая 1940г) Ростов и/Д, 1940, Крестная ноша Трагедия казачества Ч I Как научить собаку есть горчицу 1924 - 1934 / Сост ВС Сидоров Ростов н/Д, 1994, Письма во власть 1928- 1939 Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям / Сост А Я Лившин, И Б Орлов, О В Хлевнюк М, 2002

(ЦДНИ РО, ф 110) и других райкомов ВКП(б) Представители этих партийных органов осуществляли повседневные мероприятия в отношении казаков в рамках «колхозного строительства», что, естественно, находило отражение в их документации

Необходимо отметить сводки и докладные записки ОПТУ и политотделов МТС и совхозов Наибольшей концентрацией таких документов отличается фонд Политсекто-ра Северо-Кавказского земельного управления (крайзу) (ЦДНИ РО, ф 166) и, в меньшей мере - фонд Политсектора Северо-Кавказского краевого треста совхозов (ЦДНИ РО, ф 167) В документах политотделов казаки упоминаются почти исключительно в связи с делами о саботаже, вредительстве или контрреволюционной деятельности Данное обстоятельство позволяет со всей определенностью утверждать, что в коллективном сознании большевиков казачество было и оставалось символом реакции

К сводкам политотделов МТС и 01 НУ тематически близки документы СевероКавказского краевого управления Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) (ГАРО, ф р-1185) В них также казаки упоминаются, как правило, в негативном свете (например, в связи с периодическими «чистками» советского аппарата)

Некоторую информацию о хозяйственном и культурно-бытовом состоянии казачьих колхозов Юга России 1930-х гг предоставляют материалы Ростовского облисполкома (ГАРО, ф р-3737), Краснодарского крайисполкома (ГАКК, ф р-687), Азово-Черноморской краевой плановой комиссии (ГАРО, ф р-2443), Краснодарского краевого статуправления (ГАКК, ф р-1246), Северо-Кавказского и Азово-Черноморского крайзу (ГАРО, ф р-1390) Многообразные сведения из этих, часто идеологически выверенных, документов, подвергнутые критическому анализу, представляют собой существенное подспорье в процессе исторической реконструкции хозяйственной деятельности и повседневной жизни казаков-колхозников третьего десятилетия XX века

В еще большей степени отвечают целям реконструкции повседневности и мен-тальности казачества 1930-х гг материалы личного происхождения, то есть, прежде всего, казачьи письма и обращения в органы власти и к советским «вождям» В частности, в архиве редакции «Крестьянской газеты» (РГАЭ, ф 396) отложилось значительное количество посланий донцов, кубанцев и терцев, повествующих о повседневных нуждах сельских жителей Отклики с мест о положении в колхозной деревне Юга России встречаются и в материалах личного фонда И В Сталина (РГАСПИ, ф 558)

Источником, важность которого для исследователя советской эпохи трудно переоценить, являются газеты и журналы конца 1920-х - начала 1940-х гг Среди них следует указать официальный орган Компартии газету «Правда», а также ведущие регио-

нальные газеты «Молот» (краевая газета сначала Северо-Кавказского края, затем Азо-во-Черноморского края, а с сентября 1937 г - Ростовской области), «Северо-Кавказский большевик» (краевая газета Северо-Кавказского края в границах 1934 - 1937 гг), «Большевик» (краевая газета Краснодарского края), «Орджоникидзевская правда» (Орджоникидзевский край) Также использовались материалы издававшихся на Юге России журналов — «Колхозный путь», «Ударник колхоза», «Колхозница»

В прессе сосредоточены сведения, зачастую отсутствующие в архивных фондах Это письма и отзывы современников «колхозного строительства» о положении в колхозах и станицах, журналистские публикации с массой примеров из повседневной жизни казаков-колхозников (что превращает их в превосходный иллюстративный материал, способный «оживить» даже самое сухое научное исследование), и пр Но, хотя материалы прессы очень важны в процессе исследовательской деятельности историка, к ним следует подходить весьма и весьма осторожно Их сопоставление с архивными документами дает основания для неутешительного, но бесспорного вывода Зачастую в газетно-журнальных публикациях 1930-х гг искажалось и приукрашивалось действительное положение в станицах Дона, Кубани, Ставрополья, Терека Использование га-зетно-журнальной информации времен «колхозного строительства» возможно лишь при условии критического анализа содержания периодических изданий

На наш взгляд, следует выделить еще один вид исторического источника - литературные произведения В нашей работе использовались сочинения МА Шолохова («Поднятая целина», «Они сражались за Родину», «По правобережью Дона»), В П Ставского («Станица»), Н А Брыкина («Стальной Мамай»), П Кофанова («Вожаки земли», «Стансовет») В них повествуется о положении и деятельности казачества Юга России накануне и в период сплошной коллективизации

Романы, повести, рассказы, очерки и другие произведения современников исследуемой эпохи являются одними из информативных исторических источников, поскольку содержат сведения о мыслях, настроениях, переживаниях «простых» людей, которые тогда творили историю Исследователи нередко скептически относятся к использованию художественных произведений в качестве исторического источника, ибо художник имеет право на вымысел и не обязан в точности отображать окружающую реальность Но сопоставление художественной литературы 1930-х гг и документов позволяет утверждать, что творения писателя (современника событий) могут служить основой научного исследования В частности, сравнительный анализ архивных материалов и произведений М А Шолохова показал документальную точность сочинений писателя в

отражении исторической действительности даже в мельчайших деталях Например, сюжет из «Поднятой целины» о краже сена у колхозников Гремячего Лога членами соседнего колхоза (являющийся, казалось бы, фантазией писателя), находит подтверждение в источниках Именно об этом («о хищении сена в колхозах колхозами») говорил в июне 1935 г первый секретарь Вешенского райкома ВКП(б) ПК Луговой Можно привести еще ряд примеров, подтверждающих историчность произведений М А Шолохова и ряда других писателей эпохи «великого перелома» и позволяющих с полным основанием использовать эти произведения в процессе научной реконструкции многомерной жизнедеятельности казачества Юга России в конце 1920-х - начале 1940-х гг

Переходя к анализу историографии проблемы положения и деятельности южнороссийского казачества 1930-х гг, следует отметить, что в процессе научного осмысления данной проблемы можно выделить не менее трех качественно различных этапов

1) Изначальный - конец 1920-х - начало 1940-х гг В данное время исследователи приступили к накоплению информации о социально-экономических трансформациях казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека в условиях коллективизации

В связи с явным различием политической тактики по отношению к казачеству, выявившимся на протяжении отдельных хронологических отрезков внутри периода с конца 1920-х гг до начала 1940-х гг и повлиявшим на осмысление «колхозного строительства» в казачьих станицах Дона, Кубани, Терека, отмеченный период логично разделить на два подпериода, или субпериода

1а Субпериод обскурации - с конца 1920-х гг до конца 1935 г - начала 1936 г В его границах господствовали две тенденции Во-первых, это тенденция умолчания самого факта существования казачества, порожденная надеждами большевиков на растворение казачьих сообществ в колхозном крестьянстве Во-вторых, встречавшиеся единичные упоминания о казаках носили по большей мере негативный характер (за исключением публикаций весны 1930 г)

16 Субпериод регенерации - с конца 1935 г - начала 1936 г до начала 1940-х гг В это время, в связи с развернутой партийно-советскими органами кампанией «за советское казачество», казаки вновь превратились в объект внимания ученых, журналистов, общественных деятелей Тональность упоминаний о казаках Юга России изменилась с негативной на подчеркнуто-доброжелательную

Добавим, что положительная тональность в публикациях о советских казаках сохранялась и в годы Великой Отечественной войны Но в военное время освещались военные проблемы, а вопросы «колхозного строительства» оставались за пределами вни-

мания ученых и публицистов Поэтому период 1941 —1945 гг исключен нами из общей историографии проблемы жизнедеятельности казачьих сообществ 1930-х гг

2) Консервативный - вторая половина 1940-х гт - середина 1980-х гг В границах данного периода значительно увеличилось количество научных работ о коллективизации южно-российской деревни, расширилась источниковая база и существенно возрос теоретико-методологический уровень исследования вопросов жизнедеятельности «колхозного» казачества Дона, Кубани, Терека Однако принципиальные выводы и суждения советских исследователей о жизни и судьбе казачества Юга России 1930-х гг не претерпели сколько-нибудь заметных изменений

3) Реформационный - вторая половина 1980-х гт - наше время Этот период историографии коренным образом отличается от предшествующих На исходе существования СССР и в постсоветское время специалисты, используя рассекреченные документы и материалы, впервые смогли приступить к объективному анализу «расказачивания», неоднозначных взаимоотношений казаков и большевиков, трагических событий 1932 - 1933 гг на Юге России, и т д

Первые работы о трансформациях казачьего уклада на Юге России в период «колхозного строительства» появились уже в конце 1920-х - начале 1930-х гг Как правило, они не отличались большим объемом и, в силу объективных обстоятельств, основывались на довольно узком круге источников, характеризовались слабостью авторского анализа, описательностью, ограниченностью рассмотренных вопросов жизнедеятельности казачества Юга России в ходе коллективизации и в условиях колхозной системы Чаще всего внимание акцентировалось на антиколхозной деятельности «кулацко-офи-церских» верхов казачества и колебаниях казаков-середняков1 Положительные описания и оценки деятельности казаков Юга России по организации и укреплению колхозов встречались гораздо реже2 Единичны в те годы и пространные описания казачьей жизни периода «великого перелома», выдержанные в позитивной тональности3

Кампания «за советское казачество», неуверенно готовившаяся с лета 1935 г и официально стартовавшая в феврале 1936 г, существенным образом повлияла на изменение тенденций историографии Жизнь и производственные достижения донских, ку-

1 См, например Тодрес В Колхозная стройка на Тереке Пятигорск, 1930, ЛихницкийНТ Классовая борьба и кулачество на Кубани Ростов н/Д, 1931, Радин А, Шаумян Л За что жители станицы Полтавской выселяются с Кубани в северные края' Ростов н/Д, 1932

2 Каравай М Сегодня политотдел - сила // Политотделы Северного Кавказа за работой Ростов н/Д, 1933 С 23

3 Давыдов Ю «Красный терец» (о колхозе ст Ново-Павловской, Георгиевского района) Ростов н/Д, 1931

банских и терских казаков-колхозников впервые стали предметом специального исследования на Юге России Авторы издававшихся в это время работ усиленно обосновывали тезис о благотворном влиянии коллективизации на положение казачества и о готовности казаков-колхозников неустанным трудом крепить коллективные хозяйства1

В целом, в работах 1930-х гг первостепенное внимание уделялось социально-политическим процессам в казачьих станицах, а вопросы трансформации жизненного уклада и менталитета казаков освещались в гораздо меньшей мере Социальная ситуация в станицах Дона, Кубани, Терека в период коллективизации обрисовывалась по классовой схеме отмечались непримиримая враждебность казачьей верхушки мероприятиям советской власти, колебания середняков и просоветская активность беднейших слоев казачества (беспристрастный же анализ источников позволяет доказать упрощенческий характер подобной схемы) В рамках указанного историографического периода исследователи выполняли определенный социально-политический заказ, а потому не стремились осветить события во всей их сложности и противоречивости и подавали в таком виде, в каком считало выгодным партийно-советское руководство

В послевоенный период (вторая половина 1940-х - середина 1980-х гг) тема коллективизации вновь стала одной из центральных для советских исследователей Постепенно увеличивался объем источников, расширялся круг рассматриваемых вопросов «колхозного строительства», со второй половины 1950-х гт пересматриваются некоторые, еще «сталинские», оценки и выводы Однако в области исследования проблемы жизнедеятельности казаков Юга России в 1930-х гг господствовали иные тенденции

По окончании войны сталинский режим перестал нуждаться в казаках и уже не выделял их в составе колхозного крестьянства Естественно, позиция органов власти повлияла на деятельность ученых В научных исследованиях второй половины 1940-х -первой половины 1980-х гт нередко освещались частные вопросы «колхозного строительства» в казачьих станицах Дона, Кубани и Терека (социальное расслоение казачества, репрессии против казачьей верхушки, вовлечение казаков в колхозы, их производственная деятельность в рамках колхозной системы, и пр)2 И хотя казачьи сообщества

'ШеболдаевБП Казачество в колхозах Ростов н/Д, 1936, См также Правда 1935 5 декабря. Колхозный путь 1935 № 11 С 3-7, Советские казаки Очерки о бойцах, строителях социализма, верных сынах колхозного Тихого Дона Сталинград, 1936, Радии А Е, Годович Е А Советские казаки Ростов н/Д, 1938, ГайдашН Калиновский колхоз «15 лет Октября» Пятигорск, 1940

2 Извекова А К Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на Кубани Дис канд ист наук. Краснодар, 1948, Канцедалов П 3 Коллективизация сельского хозяйства на Тереке Дис канд ист наук Пятигорск, 1951, Пейгашев В Н Большевики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства Дис канд ист наук Пятигорск, 1951, Иванов В И,

периода коллективизации не являлись фигурой умолчания, все же в послевоенный период они не становились предметом специального исследования, как во времена кампании «за советское казачество» Едва ли не единственным исключением являлась совместная монография Г Л Воскобойникова и Д К Прилепского «Казачество и социализм», в которой рассматривался процесс утверждения советской власти на Дону, взаимоотношения (нередко непростые) казаков и большевиков, служба донцов и кубанцев в Красной Армии, коллективизация в казачьих районах Юга России, и т д

Постсоветский период историографии жизнедеятельности казачества 1930-х гт существенно отличается от предшествующих периодов Теперь в связи с рассекречиванием значительного объема архивных документов и снятием идеологических ограничений в сфере научного творчества заметно возросло количество работ по интересующей нас тематике В них авторы стремились с большей глубиной и объективностью анализировать вопросы казачьей истории третьего десятилетия XX в и заполнить образовавшиеся в советское время исторические лакуны, например, раскрыть антиказачьи акции, сопротивление казаков давлению власти, и др.1 Так, Г Л Воскобойников детально рассмотрел процесс вовлечения казачества в Красную Армию, охарактеризовал казачьи подразделения в составе Вооруженных сил Советского Союза ИЛ Куценко, стремясь более подробно проанализировать кампанию «за советское казачество», предпринял попытку установить, в чем заключались ограничения по службе казаков в РККА, устраненные апрельским (1936 г ) постановлением ЦИК СССР

Чернопицкий П Г Социалистическое строительство и классовая борьба на Дону (1920 - 1937 гг) Исторический очерк Ростов н/Д, 1971, Ленинский путь донской станицы/Под ред ФИ Поташева,СА Андронова Ростов н/Д, 1970, Осколков Е Н Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа Ростов н/Д, 1973, Очерки истории Ставропольского края Т 2 Ставрополь, 1986, и др

1 См, например Куценко ИЛ Кубанское казачество Краснодар, 1990, Осколков Е Н Голод 1932/1933 Хлебозаготовки и голод 1932/1933 года в Северо-Кавказском крае Ростов н/Д, 1991, Его же Трагедия «чернодосочных» станиц документы и факты // Известия вузов Северо-Кавказский регион 1993 №1-2 С 3-23, Алексеенко ИИ Репрессии на Кубани и Северном Кавказе Краснодар, 1993, Его же Коллективизация и казачество Кубани в 1929 - 1933 гт // Проблемы истории казачества Сб ст Волгоград, 1995 С 236-248, Кропачев С А Большой террор на Кубани Краснодар, 1993, Казачий Дон Очерки истории Ч I / А П Скорик, Р Г Тикиджьян и др Ростов н/Д, 1995, Донские казаки и в прошлом и настоящем / Под общ ред ЮГ Волкова. Ростов н/Д, 1998, Баранов А В Многоукладное общество Северного Кавказа в условиях новой экономической политики Краснодар, 1999, Воскобойников Г Л, Батырев В Д Советская власть и казачество (1921 - июнь 1941) М, 2003, Бондарев В А Казачество Юга России в социальном противостоянии деревни и власти (конец 1920-х - первая половина 1940-х гг) // Российское казачество вопросы истории и современные трансформации Материалы междунар науч практ конф «Духовная культура донского казачества прошлое и современность», г Новочеркасск, 9 сент 2005 г - Ростов н/Д, 2005 С 20 - 25, Козлов А И М А Шолохов Времена и Творчество По архивам ФСБ Ростов н/Д, 2005, Курков Г М Кубанские и донские казачьи кавалерийские формирования в 1936 - 1945 гг историческое исследование Дис канд ист наук М, 2006

Несмотря на четко обозначившиеся в постсоветский период позитивные сдвиги в области исследования истории казачества Юга России 1930-х гг, следует подчеркнуть, что до настоящего времени не появилось специальной работы по указанной проблематике Целый ряд вопросов нуждается в дальнейшем тщательном освещении В их числе роль, масштабы и удельный вес казачьих протестных акций в общекрестьянском сопротивлении насильственной коллективизации, мотивы, конкретные мероприятия и особенности осуществления кампании «за советское казачество», синтез традиций и новаций в культуре и повседневной жизни «советского казачества», и др В конечном счете, недостаточный уровень освещения проблемы не позволяет определиться с тем, было ли в 1930-х гг осуществлено (или даже завершено) «расказачивание»'7

При характеристике методологии исследования раскрывается ее базовый сюжет -авторская частно-историческая теория о социальной многомерности южно-российского казачества в рамках третьего десятилетия XX в Постулаты отмеченной частно-исторической теории исходят из многомерности исторического явления как такового, понимаемого в конкретно-историческом контексте как некая (последовательная или алогичная) цепь исторических событий и действий, объясняющих социальную данность, в качестве которой в настоящем исследовании выступает южно-российское казачество Многомерность донского, кубанского, терского казачества 1930-х гг заключалась не только в его социальной неоднородности, не только в различном отношении казаков к советской власти и советскому устройству (в частности, к колхозной системе), в личностном выборе разных жизненных стратегий, но и в сочетании в перечисленных казачьих общностях социального и субэтнического начал, в различной степени готовности донцов, кубанцев и терцев воспринимать советские реалии или сохранять верность своей традиционной культуре, в ментально-психологической дифференциации по поколенческому (возрастному) принципу, и пр

Многомерность южно-российского казачества позволяет нам в сотрудничестве с другими профессиональными историками и вместе с тем вполне автономно позиционировать систематический курс регионоведческого исторического знания о южно-российском казачестве со всеми его основными составляющими К таковым в диссертации мы относим теоретико-методологическую, эпистемологическую, историографическую (науковедческую), социокультурную, экономико-хозяйственную, политико-управленческую, антропологическую, этнологическую, ментально-мировоззренческую

Теоретико-методологическая составляющая предусматривает анализ сложившихся концептуальных подходов (историко-политологического, конфликтологического,

культурно-исторического и др), дабы путем их осмысления выработать новые позиции в исследовании истории казачества 1930-х гг Эпистемологическая составляющая представлена различными теоретическими способами познания южно-российского казачества как многомерного исторического явления Историографическая (науковедческая) составляющая заключается в обзоре историографии и осмыслении наличествующих выводов и суждений о жизнедеятельности казаков в условиях «колхозного строительства» Социокультурная и экономико-хозяйственная составляющие акцентированы на освещении культурных и экономических трансформаций казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека в 1930-х гг Политико-управленческая составляющая позволяет интерпретировать ряд вопросов властеотношений, характерных для этих казачьих регионов Антропологическая составляющая сосредотачивает внимание на проблеме личности казака, знаковых чертах характера, его внутренних переживаниях Этнологическая составляющая позволяет высказать ряд существенных суждений об этническом состоянии казачества, опосредованном социальными процессами Наконец, ментально-мировоззренческая составляющая дает возможность реконструировать исторические матрицы казачьей ментальности, присущие периоду 1930-х гг

Таким образом, особенности тактического курса большевиков в отношении казачества в 1930-х гг непосредственно повлияли на состояние источниковой базы и историографии проблемы жизнедеятельности донского, терского, кубанского казачьих сообществ в условиях «колхозного строительства» В документах и литературе первой половины 1930-х гг о казаках содержится минимум упоминаний, и ситуация меняется на прямо противоположную лишь во второй половине указанного десятилетия Данное обстоятельство затрудняет анализ вопросов казачьей истории 1930-х гг Не способствовало адекватному освещению жизни и деятельности казачества господство в исторической науке советского периода идеологических догм и марксистского подхода В этой связи ощущается необходимость проводить анализ указанной проблемы с позиций новых теоретико-методологических подходов, одним из которых является авторская частно-историческая теория о многомерности казачества Юга России 1930-х гг

Во второй главе «Расказачивание как научная категория и историческое явление 30-х годов XX века на Юге России и его предыстория» анализируются специфика взаимоотношений казаков и большевиков в преддверии «великого перелома», политика советской власти в отношении казачества в первой половине 30-х годов XX века, отношение донцов, кубанцев и терцев к сплошной коллективизации и колхозной системе, комплекс существующих дефиниций и подходов к определению «расказачивания»

Источники позволяют утверждать, что в 1920-х - 1930-х гг существовали две тактические позиции большевиков в отношении к казачеству, - «социально(классово)-дифференцированная» и «этнографически-унитарная» Первая из них представляла собой официально признанную, основанную на классовых принципах позицию высшего и среднего (краевого, областного, районного) партийно-советского руководства, когда лишь относительно небольшая часть казачества рассматривалась как враждебная советской власти, а остальные казаки («трудовое казачество») признавались более-менее надежными союзниками Вторая формально признана не была, но существовала фактически и нередко оказывала на жизнедеятельность казачества гораздо более существенное влияние, чем решения и постановления высшего и среднего партийно-советского руководства Ее прозелитами являлись в основном представители низовых властных структур, а также социальная опора большевистского режима, - пролетариат и беднейшее крестьянство На Юге России, учитывая специфические местные условия, сторонниками данной позиции в основном выступали иногородние крестьяне, из числа которых преимущественно формировались местные органы власти Несоответствие двух тактических позиций, а также слабое понимание правительством страны особенностей Юга России (являвшееся основой поспешных действий, противоречивших классовым принципам) и порождало, в значительной мере, противоречивость мероприятий по отношению к российскому казачеству на протяжении 1930-х гг

Несмотря на тяжелейшие последствия Гражданской войны, в 1920-х гг численность казачества на Юге России оставалась значительной В середине 1920-х гг в Северо-Кавказском крае насчитывалось свыше 2,1 млн донских, терских, кубанских казаков (32,0 % сельского населения края) Игнорировать столь заметную по численности и достаточно развитую в экономическом отношении группу населения ни местные, ни центральные власти не могли Поэтому период нэпа характеризовался нормализацией отношений между казаками и властью И хотя в это время большевики последовательно осуществляли меры по десословизации казачьих сообществ («расказачивание»), о массовых репрессиях в отношении казаков речи не шло и, более того, они получили возможность для интеграции в советское общество Вершиной мирных инициатив большевиков по отношению к казакам стали решения апрельского (1925 г) пленума ЦК РКП(б), в соответствии с которыми следовало с уважением относиться к казачьим традициям, вовлекать казаков в советское строительство, и т д Местные органы власти активно поддержали решения пленума Так, если в 1924 г в Северо-Кавказском крае казаки в сельских советах составляли 28 %, то в 1925 г -уже 48,1 %

Однако, даже в условиях нэпа (когда советскую власть интересовало установление гражданского мира в разоренной и обескровленной стране) между казаками и иногородними сохранялись недружественные или прямо враждебные отношения, порожденные как земельными спорами, так и различиями культуры, быта, менталитета Эта вражда таила в себе опасность перехода иногородних (и происходивших из их среды активистов и руководителей местного звена) к массовым антиказачьим акциям

Сплошная форсированная коллективизация предоставила большевикам-казакофо-бам возможность осуществления таких акций В условиях «колхозного строительства» ярко проявилась полярность «социально-дифференцированной» и «этнографически-унитарной» позиций по отношению к казачеству не только на словах, но в реальных действиях В это время попытки вышестоящего руководства сохранить классовые основы казачьей политики соседствовали с массой антиказачьих акций, огульно направленных местным начальством и активистами против казаков как таковых

Многие казаки пострадали во время «раскулачивания», представлявшего собой непременный элемент политики коллективизации Не случайно первый секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) БП Шеболдаев признавал в январе 1931 г, что осуществление «раскулачивания» в крае породило среди казаков слухи о повторной попытке «расказачивания» Однако «раскулачивание» само по себе не демонстрировало враждебность большевиков к казачьим сообществам Ведь значительная часть казаков, по сравнению с иногородними, отличалась большей зажиточностью, а это, по логике большевиков, автоматически превращало их в непримиримых противников советской власти В итоге широкие масштабы «раскулачивания» и репрессий в казачьих станицах Юга России находили удовлетворительное объяснение в сознании высшего руководства страны и властей края Так, на бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) в первой половине января 1930 г обсуждался проект специального постановления о коллективизации и «раскулачивании», где среди различных категорий «контрреволюционного кулацкого социально-опасного элемента» неоднократно упоминались казаки

Однако, если «раскулачивание» в казачьих станицах находило удовлетворительное объяснение с позиций классового подхода, то этого не скажешь об огульной враждебности к казакам вообще во времена коллективизации Документы свидетельствуют, что в период «колхозного строительства» оказались воскрешены худшие сценарии времен Гражданской войны, когда огульная враждебность к казакам переросла в массовые антиказачьи акции Так, уже в апреле 1930 г в прессе признавалось, что «левые» головотяпы расценивают все казачество, сплошь, как враждебную социализму силу Они не

хотят отличить казака-середняка от казака-кулака Отсюда - прикрытая фиговым листком «левой» фразеологии антипартийная практика подавления середняка-казака вместо переделки его психологии, игнорирования - вместо привлечения и т д »

Огульно-массовые антиказачьи акции, широко практиковавшиеся во время коллективизации на Дону, Кубани и Тереке местными властями, сотрудниками карательно-репрессивных органов и разного рода «активистами», резко осуждались вышестоящим партийно-советским руководством Ведь партийно-советские чиновники краевого, областного, районного уровня придерживались классового подхода, согласно которому ликвидации подлежали лишь «кулацкие» казачьи хозяйства Репрессивное «расказачивание» отвергалось краевыми властями по ряду соображений, из которых важнейшими являлись не только идеологические (классовый подход), но также социально-политические и социально-экономические В социально-политическом отношении массовые антиказачьи акции могли спровоцировать массовое сопротивление казаков В социально-экономическом плане первостепенную роль играло значение казаков в аграрном производстве Северо-Кавказского края

Учитывая такого рода соображения, первый секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) А А Андреев на бюро крайкома 11 апреля 1930 г осудил невнимание местных властей к средним слоям казачества и призвал увеличить удельный вес казаков в составе местного (станичного, колхозного) руководства В результате бюро СевероКавказского крайкома ВКП(б) в тот же день приняло постановление «О проведении весенней посевной кампании и мерах укрепления колхозного строительства» (где предполагалось набрать из числа казаков не менее половины местных чиновников), а 26 апреля того же года — расширенное постановление о работе среди казачьего населения Юга России, которым предусматривались те же меры Реализация этих решений привела к заметному увеличению численности казаков среди местного начальства Так, если в 1928 -1929 гг казаки составляли в сельсоветах Новочеркасского района Северо-Кавказского края 53,2 %, то в 1930 -1931 гг их удельный вес доходил до 69,6 %

Однако, постепенно, усилившееся в 1930 г внимание к казакам вновь ослабло, вплоть до полного исчезновения упоминаний о них в документах первой половины третьего десятилетия XX в Это объяснялось тем, что приверженцы двух тактик, при всех различиях в отношении к казакам, стратегически выступали за их растворение в колхозном крестьянстве Более того, в конце 1932 г высшее партийно-советское руководство во главе с И В Сталиным осуществило на Кубани огульно-антиказачьи акции (депортация жителей «чернодосочных» станиц) с целью активизации хлебозаготовок

Тем самым партийный центр сыграл на руку южно-российским радикалам-казакофо-бам и нарушил основы классового подхода Причем, как и предупреждали северокавказские руководители, репрессии против жителей «чернодосочных» станиц привели к тяжелейшим общественно-политическим и социально-экономическим последствиям, которые выразились в кризисе аграрного производства и обострении взаимного недоверия между значительной частью южно-российского казачества и властью

Подобно большевикам, придерживавшихся различных тактических линий в отношении казачьих сообществ, казачество Юга России не выступило единым фронтом ни «за», ни «против» коллективизации Множество казаков приняли активное участие в «колхозном строительстве» В казачьих округах и районах Северо-Кавказского края уровень коллективизации был не ниже, а то и выше, чем на территориях с преобладанием иногородних Так, в начале 1930 г в Донском округе максимально коллективизированными оказались такие, в основном населенные казаками, районы, как Ейский, Мечетинский, Старо-Минской и Кущевский Напротив, районы с преобладанием крестьянского населения, - Мясниковский и Таганрогский, - отличались низким уровнем коллективизации К марту 1930 г показатели коллективизации в казачьих округах (Армавирском, Донском, Донецком, Кубанском, Терском) составляли 77,8 % - 94,9 %

Однако далеко не все казаки Юга России разделяли позитивный настрой по отношению и к «колхозному строительству» Анализ событий позволяет выделить несколько этапов в противостоянии сталинского режима и крестьянско-казачьего населения Эти этапы различаются масштабами противостояния, накалом борьбы, численностью участников протестного движения, и т д

1 Конец 1920-х гг - начало 1930-х гт Это этап открытой конфронтации, время наиболее ожесточенного противоборства между крестьянством и казачеством, с одной стороны, и сталинским режимом - с другой, характеризующийся преобладанием наиболее масштабных и наиболее острых протестных акций (бунты, «теракты», и пр)

2 1933 г - начало 1940-х гг Это инерционно-конфликтогенный этап, время постепенного угасания протестной активности крестьянства и казачества Юга России в результате репрессий, голода 1932 — 1933 гг, а также организационно-хозяйственного укрепления колхозов В его рамках превалировали пассивные формы протеста (уклонение от участия в колхозном производстве, бегство из деревни, и т д)

3 Период Великой Отечественной войны - это коллаборационистский этап, когда часть казачества с оружием в руках поддержала нацистов, стремясь ликвидировать советское устройство и вернуть досоветские порядки Освещение данного периода не

входит в наши задачи, но следует отметить генетическую связь казачьего коллаборационизма с событиями 1930-х гт, ибо он являлся реакцией «непримиримых» казаков на антиказачьи мероприятия советских властей времен «колхозного строительства»

Казачьи акции протеста на Юге России в период «колхозного строительства» можно условно разделить на два типа 1) общесоциальные, т е протестные акции, преследовавшие цель воспрепятствовать форсированной коллективизации и, 2) социально-групповые, т е протестные акции, направленные не только против коллективизации, но также в защиту особых прав и интересов казачества (причем, зачастую речь шла попросту о праве казаков на существование) В первой половине 1930-х гг имели место протестные акции, в ходе которых казаки отстаивали свои корпоративные интересы и противопоставляли себя иногородним Одним из ярких примеров выступает враждебность кубанцев к красноармейцам-переселенцам, направленных советским правительством с конца 1932 г для заселения опустевших «чернодосочных» станиц Однако, в большинстве случаев протест донцов, кубанцев и терцев нацеливался не столько против «расказачивания» и в защиту казачьей особости, сколько против коллективизации, ущемлявшей интересы южно-российских хлеборобов Большинство казаков в период коллективизации боролись не за свои сословные права и привилегии, которые уже канули в Лету, а за возможность свободно хозяйствовать на земле И здесь интересы казаков и иногородних крестьян совпадали, и их протест против коллективизации был единым Показательно высказывание одного из казаков «одним словом, не только казаки против [коллективизации] но и все мужики, кроме партийных Уже все наелись свободы»

Поскольку сплошная коллективизация сопровождалась целым рядом антиказачьих акций, то уже ее современники стали отождествлять данную политику с «расказачиванием» В постсоветский период гипотеза о якобы осуществлявшемся в период коллективизации «расказачивании» получила широкое распространение и в публицистике, и в историографии утверждалось, что расказачивание «стало фактически второй, тщательно скрываемой задачей в ходе осуществления сплошной коллективизации в Донском и Северо-Кавказском регионе в 30-х гг » Более того, по мнению ряда исследователей, именно во время «колхозного строительства» процесс «расказачивания» был завершен С подобными утверждениями нельзя согласиться Источники позволяют утверждать, что коллективизацию невозможно ни отождествлять с «расказачиванием», ни трактовать ее как завершение «расказачивания» Среди специалистов нет единого подхода к определению «расказачивания» Можно выявить, как минимум, три основных трактовки данной политики (процесса) Во-первых, «расказачивание» понимают как

процесс ликвидации (самоликвидации) казачества как сословной группы в составе российского общества (на наш взгляд, это наиболее точное определение, в наибольшей мере соответствующее исторической действительности) По другой трактовке, «расказачивание» представляло собой ни что иное, как процесс уничтожения казаков как особой социальной общности, в данном случае речь идет об устранении казаков как социальной группы, имеющей определенные традиции, особенности жизнедеятельности, коллективной психологии и пр В-трегьих, «расказачивание» понимают и как «ликвидацию казачества как социально-этнографической общности вообще», как «превращение казаков в обычных граждан» Данная трактовка «расказачивания» близка к приведенной выше, но конкретизирует ее и серьезно дополняет указанием на то, что в советский период власть ставила перед собой цель ликвидировать казаков уже не просто как сословие и даже социальную общность, а как субэтнос

Коллективизацию не представляется возможным отождествить ни с одной из приведенных выше трактовок «расказачивания» Если понимать «расказачивание» как де-сословизацию, то очевидно, что оно было в основном осуществлено большевиками еще в 1920-х гг и в ходе «колхозного строительства» «расказачивать» уже было некого, коллективизаторы лишь окончательно устранили еще сохранявшиеся имущественные различия между казаками и иногородними, превратив тех и других в колхозников Тем более коллективизацию невозможно отождествлять с «расказачиванием», если понимать последнее как ликвидацию казачьих сообществ вообще, превращение казаков в «обычных граждан», устранение их субэтнических характеристик

Существуют документы, свидетельствующие, что большевики не ставили перед собой цель ликвидировать казаков как таковых, стремясь уничтожить лишь «классово-чуждые элементы» в казачьих сообществах Об этом говорят и апрельские (1930 г) постановления Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), и обнаруженное нами в архивном фонде крайкома инструктивное письмо БП Шебоддаева, направленное отдельным райкомам 18 января 1931 г В письме, имевшем гриф «секретно», говорилось о необходимости выселить несколько тысяч «кулаков» из причерноморских районов края При этом Шеболдаев подчеркивал «необходимо соблюдать строго-классовый подход при отборе хозяйств, подлежащих выселению и в особенности необходимо осторожное отношение к казаку-середняку, бывшему рядовому участнику белого движения» Далее в письме отмечалось, что «с особой тщательностью нужно добиться полной очистки этих районов от кулацко-белогвардейского элемента из так называемого иногороднего населения, что особенно важно в связи с наличием попыток со стороны классово-враждеб-

ных элементов истолковать лозунг партии о ликвидации кулачества, как «ликвидации казачества», и мероприятия по выселению кулачества, как меру расказачивания» Как видим, выселению должны были подвергнуться не только казаки, но и иногородние, если они представляли опасность для колхозов и советской власти

Трактовать коллективизацию в качестве завершения «расказачивания» неверно и потому, что во второй половине 1930-х гт развернулась кампания «за советское казачество», в ходе которой казаки-колхозники вновь стали позиционироваться властью как особая группа в составе колхозного крестьянства Наконец, несмотря на масштабные репрессии, не были полностью уничтожены и антибольшевистски настроенные казаки Это проявилось во время Великой Отечественной войны, когда немало казаков избрали новую форму сопротивления сталинскому режиму, форму коллаборационизма

В целом, в постсоветский период трактовки политики большевиков по отношению к казачеству в 1920-х - 1930-х гг нередко страдают явной политизацией и недостаточно опираются на источниковую базу На наш взгляд, применять термин «расказачивание» по отношению к коллективизации, характеризовать данную политику как завершающий этап «расказачивания» неправомерно Исторически достоверно, что особенностью осуществления коллективизации на Юге России являлось наличие антиказачьего акционизма, как результата экстраполяции отношений периода гражданской войны на новую историческую ситуацию Однако большевистское руководство решительно осуждало огульно-массовые антиказачьи акции, ратуя за выстраивание отношений с казачьими сообществами Юга России на основе классового подхода

В третьей главе «Военно-организационное возрождение казачества Юга России во второй половине 30-х годов XX века» освещается перестройка работы органов власти в казачьих районах Юга России, осуществление властными структурами военно-мобилизационных мероприятий в отношении казачества, а также неоднозначная реакция казаков на инициативы властей

18 февраля 1936 г газета «Правда» вышла с редакционной статьей «Советские казаки», где утверждалось, что «казачество стало советским не только по государственной принадлежности, но и по духу, по устремлениям, по преданности советской власти и колхозному строительству» Эта статья ознаменовала начало кампании под лозунгом «за советское казачество» Анализ историографии позволяет нам утверждать, что, хотя данную социально-политическую кампанию и нельзя отнести к числу неразгаданных тайн истории, в научной литературе еще далеко не полно освещены ее истинные причины, истоки, характер и отношение к ней самих казаков

В советской историографии на первый план выдвигалась такая причина развертывания кампании «за советское казачество», как заинтересованность правительства СССР в использовании военно-патриотических традиций казаков для укрепления колхозного строя и обороноспособности страны Действительно, к середине 1930-х гг международное положение все более обострялось и, в преддверии будущей войны с гитлеровской Германией, сталинский режим стремился привлечь к себе симпатии казаков и максимально использовать их военно-патриотический потенциал Но существовали еще ряд причин кампании, таких, как разбуженный романом «Тихий Дон» интерес российской эмиграции и мировой общественности к судьбам казачества в Советской Союзе, стремление сталинского режима к «примирению» (по выражению Ш Фицпат-рик), к укреплению советского общества накануне внешнеполитических осложнений, попытки властей опереться на казаков ввиду национально-политической сложности Южно-Российского региона, намерение И В Сталина применить казачьи части в качестве полицейской силы (предположение «генерала» НКВД А М Орлова (Фельдбина)

Второй вопрос, практически вовсе не освещенный в историографии, связан с моментом старта кампании «за советское казачество» Официально это произошло в феврале 1936 г Однако источники дают основания утверждать, что подготовительная работа началась с середины 1935 г Подготовительные мероприятия последовательно проводились в Северо-Донском округе Азово-Черноморского края, а это позволяет говорить о причастности к выработке проказачьего правительственного курса М А Шолохова На остальной территории Дона, а также на Кубани и Тереке подготовительные мероприятия к кампании «за советское казачество» были почти незаметны

Одним из протуберанцев в процессе подготовки к кампании стала статья Б П Ше-боддаева «Казачество в колхозах», опубликованная в конце 1935 г, в том числе в «Правде» Указав на факты сопротивления «кулацкой» верхушки казачества колхозному строительству», Шебоддаев большую часть своей работы посвятил описанию организационно-хозяйственных достижений казачьих колхозов и трудовых свершений казаков-колхозников Дона и Кубани, свидетельствовавших о росте просоветских настроений среди донцов и кубанцев После публикации статьи Шеболдаева в Северо-Донском округе Азово-Черноморского края созвали окружное совещание стахановцев и передовиков сельского хозяйства, на котором казаки-колхозники приняли обращение к И В Сталину, где заверяли его в безусловной преданности советской Родине

Б П Шебоддаев таким образом, выступал в качестве одного из инициаторов кампании «за советское казачество» Но очевидно, что у истоков данной кампании стоял

лично И В Сталин (по словам Шеболдаева, «все это дело есть инициатива нашего великого Сталина») Вместе с тем, показательно, что Сталин, при всем одобрении кампании, явно сохранял определенную дистанцию при ее осуществлении Он не спешил публично выступать с какими-либо речами или, более того, программными заявлениями, не говорил во всеуслышание о своем доброжелательном отношении к казачеству По всей видимости, генеральный секретарь ЦК ВКП(б), стремясь с максимальной полнотой использовать военный и хозяйственно-экономический потенциал казачества, оставался верен большевистскому восприятию казаков как «нагаечников» и «контрреволюционеров» Отсюда и его сдержанность в ходе кампании «за советское казачество»

Еще одним из наименее освещенных вопросов, как показал историографический анализ, является вопрос о характере кампании «за советское казачество» Причем, источники предоставляют возможность высказать ряд принципиальных соображений и выделить шесть исторических сюжетов

Во-первых, кампания «за советское казачество» не означала возрождения казачества как особой социальной (сословной) группы советского общества и получения им бенефиция Показательно, что в ходе кампании «за советское казачество» среди знаменитых казачьих атаманов всегда назывались Степан Разин и Емельян Пугачев, но крайне редко — Кондратий Булавин, руководивший восстанием, участники которого стремились восстановить независимость (или хотя бы автономию) Дона от Российского государства Во-вторых, если в первой половине 1930-х гг и советско-партийными работниками, и прессой нередко замалчивался сам факт наличия в селах и станицах Юга России значительной казачьей прослойки, то в развернувшейся кампании «за советское казачество» маятник качнулся в обратную сторону В-третьих, во время кампании «за советское казачество» руководящие работники Юга России вновь (как это делал еще партийный лидер всего Северного Кавказа А А Андреев в 1930 г) стали апеллировать к традиционному казачьему патриотизму, стремясь стимулировать производственную активность казаков-колхозников В-четвертых, власти предприняли попытки объявить казаками все население Юга России Тем самым, можно говорить о тенденции «оказачивания» во второй половине 1930-х гг В-пятых, кампания «за советское казачество» не являлась резкой сменой политики (стратегии) партийно-советских властей по отношению к казакам Источники убедительно свидетельствуют, что большевики по-прежнему строили политику по отношению к казакам по социально-классовому принципу, ничуть не скрывая данного факта В период осуществления кампании «за советское казачество» органы власти не отказались от классовых принципов, но изме-

нили тактическую линию в отношении казачьих сообществ Если ранее большевики стремились к растворению в массе колхозников беднейшего и среднего казачества (не допуская туда казачье «кулачество»), то теперь казаки-бедняки и середняки, доказавшие верность «идеалам социализма», признавались специфической группой в составе колхозного крестьянства В-шестых, исходя из вышеизложенного, кампания «за советское казачество», по существу, носила характер социального конструирования казачества Сталинский режим был намерен использовать в своих интересах и в интересах безопасности страны лишь военно-хозяйственный потенциал казачьих сообществ

Партийно-советское руководство во второй половине 1930-х гг, в рамках кампании «за советское казачество», наиболее последовательно осуществляло военно-мобилизационные мероприятия в отношении казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека Именно стремлением использовать военный потенциал казаков для укрепления боеспособности РККА (прежде всего, советской кавалерии) объяснялось принятие ЦИК СССР 20 апреля 1936 г постановления «О снятии с казачества ограничений по службе в РККА» Затем, уже 23 апреля 1936 г, последовал приказ наркома обороны СССР о создании казачьих кавалерийских дивизий и корпусов В итоге в Северо-Кавказском военном округе (СКВО), на основе уже имеющихся кавалерийских формирований, создали 10-ю Терско-Ставропольскую и 12-ю Кубанскую, а также началось формирование 13-й Донской казачьей кавалерийской дивизии Все они тогда объединялись в 4-м казачьем кавалерийском корпусе Впрочем, названия не означали, что эти дивизии состояли исключительно из донцов, кубанцев или терцев Как и ранее, в них входили не только казаки, но также рабочие и колхозники из числа бывших иногородних Здесь вновь проявилась последовательность большевистского руководства, даже во время кампании «за советское казачество» не помышлявшего о ресословизации казачьих сообществ

Среди военно-мобилизационных мероприятий кампании «за советское казачество» следует отметить движение «ворошиловских кавалеристов» Оно зародилось еще в конце 1935 г, когда молодые казаки из колхоза «Донской скакун» Тарасовского района Северо-Донского округа Азово-Черноморского края обратились с письмом «ко всем сельским комсомольцам и молодежи Советского Союза» заботиться о конском поголовье и создавать в колхозах и совхозах конноспортивные кружки и клубы «ворошиловских кавалеристов», которые давали бы вооруженным силам страны подготовленных новобранцев В ходе кампании «за советское казачество» численность клубов и кружков «ворошиловских кавалеристов» стала стремительно расти К началу апреля 1936 г в Азово-Черноморском крае насчитывалось до 600 кружков «ворошиловских всадни-

ков», в Северо-Кавказском крае - не менее 250 Создание и функционирование клубов и кружков «ворошиловских кавалеристов» продолжалось на Дону, Кубани, Ставрополье и Тереке вплоть до начала Великой Отечественной войны

Клубы (или кружки) «ворошиловских кавалеристов» («ворошиловских всадников») представляли собой военно-спортивные негосударственные, добровольные организации Создавались они на общественных основах в колхозах и совхозах Юга России с целью подготовки молодежи для службы в кавалерийских частях РККА, финансировались теми предприятиями, при которых они возникали Клубы, по сравнению с кружками, были более многочисленны, располагали необходимым (и полным) комплектом документов (в частности, уставом и пр), нередко имели в числе учредителей представителей районного, окружного или даже краевого руководства, пользовались поддержкой военных чинов и работников Осоавиахима Кроме того, формально клубы «ворошиловских кавалеристов» расценивались как центральная организация, а кружки - как отделы (ячейки) этой организации

При всей активности инструкторов Осоавиахима и представителей воинских подразделений СКВО в деле содействия развитию организаций «ворошиловских кавалеристов», основную работу по воспитанию и военной подготовке молодых казаков выполняли казаки старшего поколения Нередко такие казаки, имевшие солидный боевой опыт, являлись не только руководителями кружков «ворошиловских кавалеристов», но и своего рода инструкторами и инспекторами, занимаясь вместе с молодежью и показывая ей на собственном примере, как надо действовать в конном бою Не случайно 21 марта 1936 г Северо-Донской окружком ВКП(б) решил «принять все меры к обеспечению кружков и клубов [«ворошиловских кавалеристов»] инструкторскими кадрами, путем подбора наиболее опытных казаков, хорошо знающих кавалерийское дело»

В клубах и кружках «ворошиловских кавалеристов» молодые казаки проходили начальную военную подготовку, обучались навыкам джигитовки, владения холодным и огнестрельным оружием, совершенствовали боевое мастерство в военных играх, учебных боях и разного рода состязаниях «Ворошиловские всадники» периодически проходили квалификационные испытания, а конечным этапом их военного обучения становилась сдача нормативов на право получения значка «ворошиловского кавалериста» Так, к 1940 г в Базковском районе Ростовской области подготовили 103 «ворошиловских всадника» первой и второй ступени Молодые казаки, проходившие курс обучения в клубах и кружках «ворошиловских кавалеристов», представляли собой прекрасно подготовленное и дисциплинированное пополнение кавалерийских частей РККА

Говоря о реакции казаков на кампанию «за советское казачество», следует подчеркнуть, что определенной и однозначной она не была Но источники позволяют сделать вывод большинство представителей казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека выразили полное одобрение действиям органов власти Наибольшее одобрение кампании «за советское казачество» выражала, естественно, казачья молодежь, выросшая в условиях советской действительности и потому априори предрасположенная к позитивному ее восприятию Об этом свидетельствовало горячее желание молодых казаков проходить курс начальной кавалерийской подготовки в клубах и кружках «ворошиловских всадников» С молодежью солидаризировались и казаки старших возрастов, неоднократно благодарившие партийно-советских чиновников за их внимание к «колхозному» казачеству В знак благодарности казаки Северо-Донского округа Азово-Черно-морского края в мае 1936 г избрали «горячо любимого вождя всех трудящихся и лучшего друга советского казачества великого Сталина почетным казаком-колхозником Дона» (показательно, что сам Сталин и в этом случае дистанцировался от донского казачьего сообщества и воспрепятствовал широкой огласке своего «оказачивания»)

Однако, наряду с позитивным восприятием кампании «за советское казачество», определенная часть донцов, кубанцев и терцев демонстрировала к ней (и к развернувшим ее партийно-советским властным структурам) либо недоверчиво-настороженное, либо прямо враждебное отношение Нельзя утверждать, что численность антисоветски (или же только антибольшевистски) настроенных казаков была высокой такое предположение попросту невероятно, учитывая значительные масштабы «раскулачивания» и репрессий 1930-х гг Но и говорить о полном отсутствии казачьей оппозиции сталинскому режиму в те годы не представляется возможным

Казаки, недовольные советским устройством, невзирая на постепенное укрепление коллективных хозяйств и улучшение жизни в коллективизированных станицах, озвучивали антиколхозные и антисоветские настроения Более того, определенная часть казачества высказывала надежды на будущую войну, которая вернет доколхозные порядки В основном такие надежды были присущи казакам старших возрастов, которые не могли до конца смириться с утратой своего права самостоятельно хозяйствовать на своей земле К исходу 1930-х гг, ввиду обострившейся международной обстановки, надежды на будущую войну среди казаков, не смирившихся с колхозной системой, превратились в почти твердую уверенность Так, осенью 1939 г, во время германо-польской войны, в станице Каргинской Шелковского района Орджоникидзевского края казаки, уже не таясь, радостно говорили «вот наши прийдут, а потом мы отомстим»

Таким образом, смена тактического курса по отношению к казачеству во второй половине 1930-х гг, представляла собой вынужденную меру Во-первых, не оправдались расчеты большевиков на растворение казачьих сообществ в однородной массе колхозного крестьянства (основанные на признании казачества лишь сословием, а не субэтносом) и, во-вторых, обострявшееся международное положение требовало консолидации советского общества и мобилизации его ресурсов для отражения вероятной агрессии Поэтому, развернув кампанию «за советское казачество», власти обратили особое внимание на военно-мобилизационные мероприятия в казачьих сообществах Юга России Казаки, к середине 1930-х гг в подавляющем большинстве ставшие колхозниками, в целом доброжелательно откликнулись на кампанию «за советское казачество», демонстрируя готовность защищать советскую Родину, что они и доказали в годы Великой Отечественной войны В то же время определенная часть представителей казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека, чувствуя сохраняющееся недоверие большевиков и не желая забьггь причиненные сталинским режимом обиды, остались верными антисоветским (и антиколхозным) настроениям

В четвертой главе «Социально-экономические условия жизни казачества Юга России в 30-е годы XX века» освещаются трансформация хозяйственного уклада казачьих сообществ в условиях «колхозного строительства», изменение традиционного бьгга казачьей станицы Юга России в конце 1920-х - 1930-х гг, советские мотивы и доминанты в культуре и менталитете донских, кубанских, терских казаков

Во время «колхозного строительства» на Юге России произошла унификация социально-экономических отношений Были устранены еще сохранявшиеся пережитки хозяйственных, социальных, правовых различий между казаками и иногородними, и те, и другие превратились в колхозников При условии добросовестной работы в коллективном хозяйстве казаки-колхозники могли пользоваться небольшим земельным участком, составлявшим, согласно «Примерному уставу сельхозартели» 1935 г, 0,25 - 0,5 га, держать одну корову и телку, несколько свиней, овец и коз, для обработки земельного участка им оставляли простейший сельхозинвентарь Обобществленное же имущество коллективного хозяйства его членам не принадлежало, вопреки официальным декларациям, провозглашавшим колхозников «хозяевами» своего колхоза

В социальном плане одним из наиболее заметных позитивных изменений, обусловленных утверждением советской власти и усиленных коллективизацией, являлась возросшая мобильность селян В данном случае казачьи сообщества Юга России выступали в качестве одного из наиболее ярких примеров положительных сдвигов в жиз-

ни советских граждан, вызванных деятельностью большевиков В досоветский период у казаков имелось немного возможностей для изменения социального статуса Теперь сословные ограничения исчезли, и казаки могли заниматься не только земледелием, но обрести престижные в коллективизированной деревне 1930-х гг профессии тракториста, комбайнера, получить высшее образование, устроиться на завод, и т д Возросшая социальная мобильность особенно приветствовалась, что естественно, казачьей молодежью, стремившейся выйти за рамки традиционного уклада сельской жизни

Но созданная сталинским режимом колхозная система, хотя и способствовала повышению социальной мобильности и жизненного уровня беднейших слоев сельского населения, означала, по существу, повторное закрепощение крестьянства и восстановление служилого статуса казачества (хотя уже в иных формах первейшей обязанностью казаков-колхозников являлась не военная служба, а труд во благо советского государства) Не случайно крестьяне и казаки расшифровывали аббревиатуру ВКП(б) как «второе крепостное право «большевиков» Также симптоматично, что в 1932 г «на заборах Семикаракорского сельсовета» Константиновского района Северо-Кавказского края возмущенные местные жители, таясь от милиции, работников ОПТУ, начальства и «активистов», писали «Долой колхозное рабство»

И хотя во второй половине 1930-х гг казачьи колхозы на Юге России заметно окрепли, а в станицах постепенно налаживалась жизнь и быт, эти позитивные изменения не повлияли на социальный статус колхозников, будь то казаки или бывшие иногородние Основополагающие принципы колхозной системы во второй половине 1930-х гг были лишь несколько реформированы с учетом интересов населения, но не изменены Колхозники по-прежнему оставались в подчиненном положении по отношению к управленческому корпусу коллективных хозяйств и вышестоящего руководства

Форсированная коллективизация не только коренным образом изменила экономические отношения на селе и статус казачества, но и с неизбежностью повлияла на структуры повседневности казачьих сообществ Необходимо отметить, что на протяжении 1930-х гг казачьи станицы Дона, Кубани и Терека (как, впрочем, и российская деревня в целом) прошли в своем развитии два этапа, в рамках которых господствовали прямо противоположные тенденции культуры и быта В первой половине 1930-х гг на селе доминировали негативные тенденции, являвшиеся прямым следствием коллективизации и выражавшиеся в резком сокращении и ухудшении качества продовольствия, потребляемого казаками (да и всеми сельскими жителями), разрушении казачьих станиц, и т д Напротив, во второй половине 1930-х гг, в результате общего организацион-

но-хозяйственного укрепления колхозной системы (а также, в определенной мере, в результате кампании «за советское казачество»), в сфере культуры и быта сел и станиц Юга России возобладали позитивные тенденции улучшилось материальное обеспечение колхозников, активно создавались сельские учреждения культуры, просвещения, образования, здравоохранения, и пр

С развертыванием коллективизации, важнейшей задачей которой (в ближайшей перспективе) являлось снабжение горожан и армии за счет крестьянства, крайне обострилась в повседневной жизни населения сел и станиц Юга России проблема продовольственного обеспечения Уже с конца 1920-х гг в письмах казаков родственникам-эмигрантам с удручающим постоянством встречаются сообщения о недостатке продовольствия, причиной чему зачастую являлись хлебозаготовительные кампании В начале 1930-х гг ситуация с продовольственным обеспечением сельского населения, и в том числе казаков, еще более ухудшилась, главным образом из-за снижения урожайности (произошедшей в результате дезорганизации аграрного производства, произошедшей под влиянием коллективизации) и непомерно высоких государственных хлебозаготовительных планов В конечном итоге сталинский режим довел села и станицы Юга России (как и целого ряда других регионов СССР) до Великого голода 1932 -1933 гг

Соответственно, наблюдалось и заметное качественное ухудшение повседневного рациона питания казачества Нередко на трудодни выдавали в основном рожь, кукурузу, ячмень, озаток, из них и пекли хлеб или лепешки В условиях перманентных так называемых «продовольственных затруднений» сельские жители Юга России, и в том числе казаки, широко использовали природные ресурсы Как писал один из донских казаков в 1930 г, «придется вспомнить приемы 20-х голодных годов, окунуться в Дон-Кормилец за ракушками» Кроме ракушек и рыбы, в пищу употреблялись лебеда, крапива, щавель, другие растения, дикорастущие фрукты и ягоды и тд Важными элементами казачьего меню в это время были молоко и молокопродукгы, которые чаще всего колхозники получали не из колхоза, а от коров из личного подсобного хозяйства

Лишь во второй половине 1930-х гг, когда в функционировании колхозной системы наметились положительные тенденции, произошел перелом в продовольственном обеспечении казаков Если в колхозах Дона в 1931 г колхозники в среднем получали на трудодень 2,2 кг зерна и 0,22 руб, в 1932 г - 1,42 кг и 0,42 руб, то в урожайном 1937 г - 5,31 кг и 0,84 руб, в 1939 г - 3,3 кг и 1,31 руб Те же тенденции наблюдались на Тереке и Кубани Впрочем, даже во второй половине третьего десятилетия XX в «продовольственные затруднения» не стали мрачным преданием

Трудности возникали не только с продовольствием Сложная ситуация наблюдалась и в сфере обеспечения сел и станиц Юга России промышленными товарами одеждой, обувью, спичками, керосином, гвоздями и т д По воспоминаниям современников, в первой половине 1930-х гг в станице Новолеушковской (Кубань) «колхозники были очень бедными, ходили хуже нищих» Тогда же представители власти на Юге России (в том числе и руководители типично казачьего Вешенского района) неоднократно признавали, что в сельских лавках потребкооперации нет никаких товаров, «кроме спичек», и колхозники ощущают «острую нужду в обуви и мануфактуре», «недостает нужных товаров, в частности телогреек, обуви»

Трудности с приобретением одежды и обуви способствовали устойчивости костюма сельских жителей Юга России (так как легкая промышленность в слабой степени обеспечивала казачьи станицы своей продукцией, их жители сами производили одежду, которая, естественно, изготавливалась в традиционном стиле) На протяжении 1930-х гг обычной одеждой донских, кубанских, терских казаков-колхозников и единоличников являлись рубаха и штаны, тулуп или полушубок, треух или папаха Обуви не хватало, поэтому летом нередко ходили босиком, зимой же носили валенки или чувяки У демобилизованных казаков-красноармейцев традиционный сельский костюм дополнялся такими элементами, как гимнастерка, галифе Обычной одеждой женщин в казачьих районах Северо-Кавказского края были платки или косынки, рубахи и широкие длинные юбки, зимой этот наряд дополнялся теми же полушубками

Наряду с этим, судя по фотодокументам и описаниям, казаки на Юге России в 1930-х гг своим внешним обликом заметно выделялись из общей массы колхозников Множество казаков носили как повседневную одежду свою военную форму или ее элементы Правда, ношение традиционного казачьего костюма в 1920-х - 1930-х гг было сопряжено с целым рядом неприятностей и сложностей Формально не существовало никаких нормативно-правовых и подзаконных актов, запрещавших казакам носить свою военную форму, которая в мирное время использовалась ими как повседневная и парадная (выходная) одежда Однако неоспоримым фактом являлось преобладающее отрицательное отношение к любым проявлениям казачьей самобытности со стороны иногородних, составлявших подавляющее большинство представителей местного руководства на Юге России Неудивительно поэтому, что во время коллективизации, когда такое недоброжелательное отношение резко усилилось, немало казаков «стыдились [своей принадлежности к казачьей общности], не признавались, что [они] казаки» и не носили свои традиционные одеяния

Вместе с тем, отказ от повседневного ношения традиционной казачьей одежды не стал в период коллективизации повсеместным явлением в казачьих станицах Несмотря на раздраженную реакцию властей, казаки использовали как повседневную одежду элементы военного обмундирования На Дону это были фуражки с красными околышами, шаровары темно-синего цвета с красными лампасами, на Кубани и Тереке - невысокие барашковые шапки («кубанки»), черкески, бешметы, башлыки, и т д

Поэтому, когда началась кампания «за советское казачество», внешний облик населения казачьих станиц Юга России изменился не столь существенно Разница заключалась в том, что казаки стали почти обязательно надевать парадную казачью одежду на те или иные праздники и торжественные мероприятия, активно позировать в парадных костюмах для фотографов Во второй половине 1930-х гг традиционный костюм казаков превратился в некий брэнд, без которого кубанские, донские, терские колхозы уже не мыслились Укреплению позиций традиционного костюма казаков способствовало и создание во второй половине 1930-х гг казачьих кавалерийских формирований, чья форменная одежда практически полностью повторяла дореволюционные образцы

Впрочем, не все донцы, кубанцы и терцы восторженно встретили действия властей по восстановлению своего традиционного костюма Ряд известных в данное время представителей казачества, отличавшихся просоветской риторикой (и такими же настроениями), довольно скептически отнесся к этому, расценивая лампасы, черкески и т п как анахронизм или напоминание о «реакционном прошлом» казачьих сообществ В частности, получивший широкую известность во время кампании «за советское казачество» заведующий животноводством сельхозартели «Знамя колхозника» Мигулин-ского района Азово-Черноморского края Ф М Скылков чаще всего позировал фотографам не в казачьей форме, а в гимнастерке с орденом Ленина на груди В таком виде он запечатлен на фотографии во время выборов в Верховный Совет СССР в конце 1937 г (куда он был выдвинут от Миллеровского избирательного округа)

Несколько прохладное отношение к процессам популяризации казачьего костюма выказывала и прекрасная половина казачества, особенно, девушки, поскольку молодые казачки, естественно, стремились угнаться за модой, а их традиционная сельская одежда никоим образом не способствовала этому (она, конечно, была практична и удобна, но никак не могла конкурировать с нарядами горожанок) Многие казачки (особенно девушки), если им позволяли средства, то непременно носили береты (для чего делалась соответствующая короткая стрижка), костюмы и другие «городские» наряды Так, знаменитая в 1930-х гг кубанская казачка, трактористка Канеловской МТС ПИ Ко-

вардак предпочитала носить современный, а не традиционный казачий, костюм На фотографии, датируемой осенью 1937 г, мы видим П И Ковардак в типичном городском платье, с завитыми и уложенными по тогдашней моде волосами

Если облик донских, кубанских, терских казаков в 1930-х гг изменился несущественно, то в отношении казачьих станиц наблюдались противоположные тенденции, коллективизация оказала на внешний вид населенных пунктов и жилищ жесткое влияние Здесь в первой половине 1930-х гг преобладало отнюдь не созидание В источниках содержится немало свидетельств о разрушении в период коллективизации казачьих станиц Особенно пострадали кубанские станицы в период «слома кулацкого саботажа хлебозаготовок» в 1932-1933 гг В октябре 1933 г, например, директор Копанской машинно-тракторной станции Северо-Кавказского края рассказывал на совещании директоров новых МТС, что «станица [Копанская] была большая, но сейчас разрушена»

Только вторая половина 1930-х гг ознаменовалась для сел и станиц Юга России последовательной работой по созданию и расширению социальной инфраструктуры В результате приложения совокупных усилий государства и колхозов казачьи станицы Дона, Кубани, Терека заметно преобразились В них проводилось электричество, создавались школы, библиотеки, клубы, амбулатории и т д Так, если в колхозах Дона к середине 1930 г насчитывалось 125 клубов, то в 1940 г - уже 1 096 В колхозах Кубани, где в 1930 г имелось 122 клуба, 313 изб-читален, 308 красных уголков, спустя десять лет действовали уже 1 739 колхозных клубов, 598 изб-читален, 1 112 колхозных библиотек Это изменяло сам стиль жизни, привычный уклад казачьей пасторали

Однако, несмотря на позитивные сдвиги, типичное жилище казаков строилось по прежним технологиям и имело традиционный вид (глинобитные хаты, курени, и т п) Одной из главных причин отмеченного явления выступал порожденный особенностями командно-административной системы (безразличной к нуждам рядового гражданина) острейший дефицит стройматериалов По той же причине, а также вследствие низкой оплаты труда колхозников и невнимания властей к нуждам рядовых аграриев, некоторые казаки Юга России во второй половине 1930-х гг продолжали ютиться в землянках (блиндажах) и развалюхах Так, в 1937 г руководство ряда совхозов Ростовской области докладывало, что ряд семей рабочих вынужден жить в землянках

Культура казачьих сообществ Юга России в 1930-х гг также подверглась влиянию модернизационных процессов В первой половине 1930-х гг, когда в среде большевиков царили надежды на растворение казаков в массе колхозников, их самобытная культура рассматривалась как обреченная на исчезновение В соответствии с характером

коллективизации, культурные преобразования в казачьих станицах осуществлялись жестко, нередко с помощью административных мер и насилия в отношении сельских жителей, которые рассматривались как объект большевистского цивилизаторства Новая, «социалистическая» культура должна была вытеснить предшествующие образцы В частности, именно во время «колхозного строительства» в казачьих районах Дону, Кубани, Терека усилился натиск на религию и сельскую церковную организацию

Однако коллективизация, несмотря на присущий данной политике радикализм, не могла в кратчайшие сроки изменить формировавшийся на протяжении столетий сельский казачий уклад (к тому же сеть сформированных в начале 1930-х гг культурно-просветительных заведений зачастую функционировала крайне неэффективно) В связи же с развертыванием кампании «за советское казачество» культура донского, кубанского, терского казачьих сообществ во всей ее уникальности получила право на существование и развитие Но это была уже культура советского, «колхозного казачества», в которой сочетались (то органично, то эклектично) традиции и новации

Ярким примером сочетания традиций и новаций в казачьей культуре третьего десятилетия XX века выступает фольклор донцов, кубанцев и терцев Отметим, что казачьи самодеятельные фольклорные коллективы стали создаваться на Юге России как раз в связи с подготовкой и осуществлением кампании «за советское казачество» По инициативе МА Шолохова в Вешенском районе Азово-Черноморского края уже летом 1935 г из казаков-колхозников создали районный казачий хор, члены которого осенью того же года ездили в Москву и дали там более 60 концертов С 1936 г фольклорные коллективы возникли во многих казачьих станицах Азово-Черноморского и СевероКавказского краев В марте 1936 г северокавказские журналисты утверждали, что в крае «нет станицы, где сейчас не было хотя бы небольшого хора»

Репертуар донских, кубанских, терских казачьих фольклорных коллективов состоял в значительной мере из старинных песен В то же время, эпоха «великого перелома» оказала существенное влияние на казачий фольклор, дополнив его песнями, в которых прославлялись колхозная система, советское устройство и «любимый вождь товарищ И В Сталин» Например, репертуар Северо-Донского окружного казачьего хора во время его выступлений в Москве в октябре 1936 г включал в себя как новые («Интернационал», «Песня о тов Сталине»), так и старые («На заре было, на зореньке», «Ковыль-травушка», «Орелик», «Веселитесь, храбрые казаки», «Конница лихая») песни

Таким образом, коллективизация существенно изменила социально-экономическое устройство казачьих станиц, превратив казаков в членов такой неполноправной со-

циальной группы советского общества, как колхозное крестьянство По итогам коллективизации казаки в социально-экономическом и юридически-правовом отношении никак не выделялись из массы колхозников Даже кампания «за советское казачество» ничего не переменила, поскольку одна из основных идей данной кампании заключалась как раз в том, что казачьи сообщества стали сообществами казаков-колхозников, не имевших никаких оснований для сословной розни с колхозниками-иногородними В ходе «колхозного строительства» казачья повседневность и культура претерпели серьезные изменения, выражавшиеся в создании и налаживании функционирования сети учреждений просвещения, здравоохранения, бытового обслуживания, в насыщении казачьего фольклора советскими мотивами, и т п Но ускоренность «сталинской» модернизации не позволила полностью трансформировать складывавшийся веками уклад жизни казаков Юга России Поэтому на протяжении третьего десятилетия XX в, как в культуре, так и в быту казачьих сообществ Дона, Кубани, Терека наблюдалось любопытное и порой неожиданное сочетание традиций и новаций

В заключение диссертации подводятся итоги исследования и формулируются основные выводы Сплошная форсированная коллективизация и последующее укрепление кожозной системы судьбоносно повлияли на положение, жизнедеятельность, культуру и повседневность казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека Во время «колхозного строительства» был осуществлен ряд огульно-массовых антиказачьих акций, казаки утратили экономическую самостоятельность и, пройдя процесс социальной нивелировки, превратились в членов такой социально однородной и неполноправной группы советского общества, как колхозное крестьянство Но, несмотря ни на репрессивные антиказачьи акции, ни на социальное превращение казаков в колхозников, коллективизацию 1930-х гг нельзя отождествлять с «расказачиванием», под которым нередко понимается политика советской власти по ликвидации казачества как субэтнической группы русского народа Коллективизация не уничтожила казачество, не стерла его культуру, традиции, ментальность Кампания «за советское казачество», инициированная партийно-советскими органами во второй половине 1930-х гг, привела к признанию казаков как особой группы в составе колхозного крестьянства, имеющей свои бытовые особенности и культурные традиции В рамках третьего десятилетия XX в была продемонстрирована устойчивая социальная многомерносгь казачьих сообществ Юга России, которые, радикально изменив социально-экономические характеристики, по-прежнему сохраняли свой особый субэтнический и культурный облик, опосредованный, в частности, военно-корпоративными отношениями

Основное содержание настоящего диссертационного исследования отражено

в следующих публикациях автора:

Монографии

1 Скорик А П Казачий Юг России в 1930-е годы грани исторических судеб социальной общности Ростов н/Д, 2009 -31,75 п л

2 Скорик А П Многоликость казачества Юга России в 1930-е годы Очерки истории Ростов н/Д, 2008 - 20,0 п л

3 СкорикАП, Тикиджъян РГ, Лукичев ПН идр Казачий Дон Очерки истории 41/ Под ред А П Скорика - Ростов н/Д, 1995 -11,16 (8,37) и л

4 Скорик А П, Тикиджъян Р Г, Лукичев П Н идр Казачий Дон Очерки истории ЧII / Под ред А П Скорика - Ростов н/Д, 1995 - 12,09 (10,28) п л

5 Скорик АП и др Донские казаки в прошлом и настоящем /Под общ ред Ю Г Волкова - Ростов н/Д, 1998 - 40,6 (10,4) п л

6 Скорик А П, Данцев А А, Кирсанов Е И Двухвековой путь столицы казачьей вольницы Ростов н/Д, 2004 -7,75 (2,75) п л

7 Скорик А П, Озеров А А Этносоциальный адрес донцов Научно-полемический дискурс Ростов н/Д, 2005 -14,5 (12,04) п л

8 Скорик А П, Озеров А А Этносоциальный адрес донцов 2-е изд Ростов н/Д, 2005 -14,0(11,62) п л

9 Скорик АП, Водолацкий ВП, Тикиджъян РГ Казачий Дон очерки истории и культуры Ростов н/Д, 2005 - 28,75 (23,0) п л

10 Скорик АП идр Донские казаки в XX веке / Сост КС Фшиппов - Ростов н/Д, 2006 -21,25 (2,8) п л

Публикации в периодических гаданиях, рекомендуемых ВАК РФ

11 Скорик АП, Тикиджъян Р Г, Лукичев П Н Казачья общность в контексте истории опыт теоретического хсе // Известия высших учебных заведений СевероКавказский регион Общественные науки (г Ростов н/Д) 1994 №1-2 -1,5пл

12 Скорик А П Донская казачья субкультура как историческое явление // Научная мысль Кавказа (г Ростов н/Д) 1995 №4 -0,7пл

13 Скорик А П, Тикиджъян Р Г Заметки о книгах Кислицын С А «Государство и расказачивание 1917 -1945 гг » Ростов н/Д, 1996 80 с // Известия высших учебных заведений Северо-Кавказский регион Общественные науки (г Ростов н/Д) 1998 №1 -0,4 п л

14 Скорик А П Этносоциальные проблемы возрождения донского казачества // Известия высших учебных заведений Северо-Кавказский регион Общественные науки (г Ростов н/Д) 1998 № 2 - 0,2 п л

15 Скорик А Я, Панкова-Козочкина ТВ Первые шаги Донской организации кадетской партии//Вопросы истории (г Москва) 2004 №12 -1,0пл

16 Скорик А П Бондарев В А Черкески, башлыки, бешметы Советские казаки Юга России в 1930-е годы и их костюм // Родина (г Москва) 2008 № 8 (август) -1,2 п л

17 Скорик АП, Бондарев В А Расказачивание на Юге России в 1930-х гг исторические мифы и реальность//Отечественная история (г Москва) 2008 №5 -1,5пл

18 СкорикАП К истории одной политической кампании в 1930-е гг // Вопросы истории (г Москва) 2009 № 1 -1,0 п л

19 Скорик А П Антипатриотические настроения казачества Юга России в период коллективизации как выражение социального протеста // Известия высших учебных заведений Северо-Кавказский регион Общественные науки (г Ростов н/Д) 2009 №1 -0,75 п л

20 Скорик А П Оборонно-массовое движение «ворошиловских кавалеристов» в казачьих районах Юга России во второй половине 1930-х гг // Вестник Военного университета^ Москва) 2009 № 1(17) -0,75пл

21 Скорик АП Тикиджьян РГ Красные партизаны в советской действительности 1920-х - 1930-х годов (на материалах Юга России) // Российская история (г Москва) 2009 №4 -1,5пл

22 Скорик А П Прототипы шолоховских героев в документальных источниках по истории донского казачества 1930-х гг //Власть(г Москва) 2009 №7 -0,5пл

23 Скорик АП Ворошиловские всадники на Юге России в 1935-1940 гг // Военно-исторический журнал (г Москва) 2009 № 9 - 1,5 п л

24 Скорик А П Костюм «советских казаков» на Дону в 1930-е годы // Этнографическое обозрение (г Москва) 2009 №5 -1,5пл

Научные публикации

25 Скорик А П Возникновение донского казачества как этноса Изначальные культурные традиции Новочеркасск, 1992-4,18 п л

26 Скорик АП, Лукичев ПН Казачество историко-психологический портрет // Возрождение казачества история и современность Материалы к V Всерос (Международ )науч конф Сб науч ст -Новочеркасск, 1994 -1,5пл

27 Скорик А П Великая Отечественная война и исторические судьбы донского казачества // Российская Федерация в годы Великой Отечественной войны Материалы Всерос науч-практ конф, посвященной 50-летию Победы Воронеж, 1995 -0,25 п л

28 Скорик АП, Лукичев ПН Казачество историко-психологический портрет // Возрождение казачества история и современность Сб науч ст к V Всерос (Международ) науч конф Изд 2-е, исправл идоп -Новочеркасск, 1995 -1,6пл

29 Скорик А П Возрождение военных традиций донского казачества // Цивилизация и человек проблемы развития Материалы науч -теор конф факультета гуманитарного и социально-экономического образования Новочерк гос техн ун-та (г Новочеркасск, 18-19апреля 1995 г) -Ростовн/Д, 1995 -0,13 пл

30 Скорик А П, Лукичев ПН Социально-психологический феномен казачества // Свободная мысль (г Москва) 1995 №8 -0,9пл

31 Скорик А П Проблема парадигмального сдвига в исследованиях по истории донского казачества // Проблемы казачьего возрождения Сб науч ст ЧI Ростов н/Д, 1996-0,33 п л

32 Скорик А П Социокультурное моделирование процесса возрождения донского казачества // Кубанское казачество три века исторического пути Материалы Между-

народ науч -пракг конф, ст Полтавская Краснодарского края, 23 - 27 сентября 1996 г -Краснодар, 1996 -0,21 п л

33 Скорик А Я, Давидович В Е Исторический: социотип донской казачьей субкультуры // Цивилизации и культуры Научный альманах Института востоковедения РАН ВыпЗ Россия и Восток геополитика и цивилизационные отношения -М, 1996 -1,6 п л

34 Скорик А П Исторический феномен донского казачества // Техника, экономика, культура Сб статей и кратких научных сообщений сотрудников и аспирантов НГТУ по материалам научной сессии, посвященной 100-летию истории университета, г Новочеркасск, 5-15 апреля 1997 г - Новочеркасск, 1997 - 0,5 п л

35 Скорик А П, Немыкин А А Казачество как выразитель общеславянских чаяний на Северном Кавказе // Славянские народы на Северном Кавказе проблемные вопросы (Ростов н/Д, 4 октября 2003 г ) Материалы регионал науч -практ конф / Под ред И А ИватткованВ В Черноуса - Ростов н/Д, 2003 -0,3пл

36 Скорик А П Донские казаки как этническая группа // Актуальные проблемы социальной истории Сб науч ст Вып 6 / Новочерк гос мелиор акад - Новочеркасск, Ростов н/Д, 2005 - 0,5 п л

37 Скорик А П Донские казаки как этническая группа русского суперэтноса проблемы идентификации // Славянские народы на Северном Кавказе состояние и перспективы развития (Ростов н/Д, 20 дек 2004 г ) / Материалы второй регионал науч -практ конф / Под ред В В Черноуса - Ростов н/Д, 2005 - 0,4 п л

38 Скорик АП, Озеров А А Донские казаки как этническая группа // Государственность и право славянских народов- проблемы теории и практики Тез докл науч -пракг конф ,28-29 апреля 2005 г Ростовск гос ун-т путей сообщения / Под ред И А Иванникова - Ростов н/Д, 2005 - 0,44 п л

39 Скорик А П Этнический статус донского казачества как субстанция социальной стратегии реабилитации казачества в современной России // Российское казачество вопросы истории и современные трансформации Материалы науч-практ конф «Духовная культура донского казачества прошлое и современность» и Международ науч -практ конф «Реабилитация казачества современная ситуация и перспективы», г Новочеркасск, 9 сент 2005 г / Огв ред А П Скорик - Ростов н/Д, 2005 -0,51 пл

40 Скорик А 77, Панкова-Козочкина ТВ Искусство казачьего заговора // Региональные измерения социальной истории России / Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2006 - Деп в ИНИОН РАН 25 04 2006 г, № 59724 - 0,75 п л

41 Скорик А П Экспозиция православия в донском казачестве XIX века // Донской юридический институт Ученые записки Памяти С В Римского Т 31 / Отв ред Е И Дулшюв - Ростов н/Д изд-во ДЮИ, 2006 - 0,66 п л

42 Скорик А П, Бондарев В А Виновен ли Харлампий Ермаков, или новый взгляд на шолоховских героев // Донской временник Год 2007-й - Ростов н/Д, 2006 - 0,3 п л

43 Скорик А П, Бондарев В А Конфликтогенная ситуация на Юге России 1930-х гг как результат политики коллективизации // Актуальные проблемы безопасности в

условиях конфликтогениой ситуации на Юге России Материалы Международ научи-практ конф /Подред В M Юрченко - Краснодар, 2007 -0,2пл

44 Скорик АП, Бондарев В А «Колхозное казачество» Кубани во второй половине 1930-х гг костюм и особенности менталитета // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2006 год Дикаревские чтения (13) - Краснодар, 2007 - 0,44 п л

45 Скорик А П, Юдин А И Православная церковь в контексте истории донского казачества // Локальная история образы и события К 100-летию ЮРГТУ (НПИ) Сб статей /Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2007 - Деп в ИНИОН РАН, № 60648 от 19 12 2007 - 0,63 п л

46 Скорик А П, Бондарев В А Конфликтогенная повседневность быт как фактор социальной напряженности в колхозной деревне Юга России 1930-х гг // Быт как фактор экстремального влияния на историко-психологические особенности поведения людей Материалы XXII Междунар науч конф Санкт-Петербург, 17-18 декабря 2007 г В 2 ч / Под ред С H Полторака - СПб, 2007 4 2 - 0,32 п л

47 Скорик А П, Ревин И А Украинизация и казачество Юга России в условиях коллективизации (конец 1920-х - первая треть 1930-х гг ) // Казачество и иные социальные группы в отечественной истории XIX - XX вв Сб статей / Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, № 60539 от 15 04 2008 - 0,82 п л

48 Скорик А П Смена государственной политики по отношению к советскому казачеству во второй половине 1930-х гг факты, мнения и оценки // Казачество и иные социальные группы в отечественной истории XIX - XX вв Сб статей / Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, № 60539 от 15 04 2008 - 1,0 п л

49 Скорик А Я, Бондарев ВАК вопросу о «расказачивании» на Юге России в 1930-х гг // Казачество и иные социальные группы в отечественной истории XIX - XX вв Сб статей /Юж-Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, № 60539 от 15 04 2008 - 1,0 п л

50 Скорик А П, Кислое А А «Товарищ Сталин - почетный казак» преемственность патерналистских традиций казачества Юга России в 1920-х — 1930-х гг // Страницы истории Юга России (XIX-XX вв ) Сб ст преп и ст-тов ЮРГТУ (НПИ) / Юж -Рос гос техн ун-т - Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, № 60588 от 30 06 2008 -0,5 пл

51 Скорик А П, Левченко К Ю К вопросу о взаимоотношениях советской власти и казачества Юга России накануне коллективизации // Страницы истории Юга России (XIX - XX вв ) Сб ст преп и ст-тов ЮРГТУ (НПИ) / Юж -Рос гос техн ун-т -Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, №60588 от 30 06 2008 -0,5пл

52 Скорик АП, Юдин А Ю Специфика политики большевиков по отношению к казачеству в период коллективизации (на материалах Юга России) // Страницы истории Юга России (XIX - XX вв ) Сб ст преп и ст-тов ЮРГТУ (НПИ) / Юж -Рос гос техн ун-т - Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, № 60588 от 30 06 2008 -0,5 п л

53 Скорик А П Инверсивные экспектации войны и иностранной военной интервенции в казачьей среде в 1930-х гг причины и формы проявления (на материалах Юга России) // Проблемы отечественной и зарубежной истории мнения, оценки, размышления Ученые записки Вып X / Под общ ред В П Ермакова - Пятигорск, 2008 - 0,75 п л

54 Скорик А П, Бондарев В А Латентность подготовки кампании за «советское казачество» на Юге России в 1930-е годы // Проблемы отечественной и зарубежной истории мнения, оценки, размышления Ученые записки Вып X / Под общ ред В П Ермакова — Пятигорск, 2008 - 0,75 п л

55 Скорик АП, Бондарев В А Коллективизация и расказачивание на Юге России в 1930-х гг Основные проблемы и перспективы исследования // Казачество России прошлое и настоящее Сб науч ст Вып 2 - Ростов н/Д изд-во ЮНЦ РАН, 2008 -1,5 п л

56 Скорик А П Исторические интерпретации эпифеномена казачества Юга России в 1930-е гг // Российское общество историческая память и социальные реалии Материалы межрегионал науч -практ конф XIV Адлерские чтения-2008 - Краснодар, 2008 - 0,2 п л

57 Скорик АП, Бондарев В А Производственно-гендерное выравнивание в казачьих сообществах Юга России в ходе коллективизации (1930-е гг) // Экономическая история России проблемы, поиски, решения ежегодник / Гл ред ММ Загорулько, Вып 10 - M, Волгоград, 2008 - 0,7 п л

58 Скорик АП, Тикиджьян РГ Донские казаки и советская власть в ходе «чрезвычайных хлебозаготовок» 1927 - 1928 гг от нэпа к «великому перелому» // Лосевские чтения труды Международной ежегодной науч -теор конф, г Новочеркасск, май 2008 г - Новочеркасск, 2008 - 0,35 п л

59 Скорик АП, Бондарев В А Источниковая база исследований истории советского казачества 1930-х гт состояние и специфика // Исторические образы казачества Юга России (XIX - первая треть XX вв ) Сб науч статей / Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, № 60689 от 26 01 2009 - 1,0 п л

60 Скорик АП, Самсоненко ТА Культура и быт казачьих станиц Юга России (вторая половина 1930-х гт) // Исторические образы казачества Юга России (XIX — первая треть XX вв ) Сб науч статей / Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2008 - Деп в ИНИОН РАН, № 60689 от 26 01 2009 - 1,0 п л

61 Скорик АП, Тикиджьян Р Г Политика большевиков по отношению к казачеству в 1920-х - 1930-х гг различие и противоборство подходов // Актуальные проблемы социальной истории Сб науч ст Вып 10 / Новочерк гос мелиор акад - Новочеркасск, Ростов н/Д, 2009 - 0,75 п л

62 Скорик А П Произведения M А Шолохова как источник по исследованию донского казачества 1930-х гг // Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа Материалы регионал науч конф Пятигорск, 14-16 ноября 2008 г-Пятигорск, 2009 - 0,5 п л

63 Скорик А П, Самсоненко ТА Культурно-бытовое обустройство казачьих станиц 1930-х гг к постановке проблемы // Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа Материалы регионал науч конф Пятигорск, 14-16 ноября

2008 г - Пятигорск, 2009 - 0,5 п л

64 Скорик АП, Бондарев В А Истоки кампании «за советское казачество» на Юге России // Национальные элиты и проблемы социально-политической и экономической стабильности МатериалыВсерос науч конф (9-10июня2009г,г Ростов н/Д) /Отв ред акад Г Г Матишов -Ростов н/Д изд-во ЮНЦ РАН, 2009 -0,25пл

65 Скорик АП, Самсоненко ТА Казачий фольклор как отражение эпохи «великого перелома» (на материалах Юга России) // Национальные элиты и проблемы социально-политической и экономической стабильности Материалы Всерос науч конф (9-10 июня 2009 г, г Ростов н/Д) / Огв ред акад Г Г Матишов - Ростов н/Д, 2009 - 0,25 п л

66 Скорик А П Особенности государственной военной службы современного донского казачества // Проблемы становления правового государства и гражданского общества в России Материалы Всерос науч конф (22 - 26 мая 2009 г, г Адлер) XV Адлерские чтения -Краснодар, 2009 -0,25пл

67 Скорик АП, Тикиджъян Р Г Субэтничность в представлениях казачества и политике большевиков в 1920-х - 1930-х гг (на материалах Юга России) // Народы России историко-психологические аспекты межэтнических и межконфессиональных отношений Материалы XXV Междунар науч конф, Санкт-Петербург, 12-13 мая

2009 г / Под ред С H Полторака - СПб, 2009 - 0,4 п л

68 Скорик А П Кампания «за советское казачество» в свете советского законодательства загадка одного постановления ЦИК СССР // Россия история законности и беззакония Материалы 54-й Всерос заочной науч конф / Под ред С H Полторака — СПб,2009 -0,4пл

69 Скорик А П Военно-служилая интенциональность донского казачества историко-ретроспективный анализ // Полигика и силовые структуры на Юге России / Южнороссийское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППКЮФУ иИСПИРАН Вып 58 -Ростов н/Д, 2009 -1,13 п л

70 Скорик АП, Самсоненко ТА Казачьи фольклорные ансамбли на Юге России в 1930-х гг возникновение и особенности деятельности // Вопросы исторической ре-гионалистики Сборник научных статей/Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2009 - Деп в ИНИОН РАН от 23 07 2009 г № 60768 - 0,44 п л

71 Скорик АП О методологии исследования казачьих сообществ Юга России 1930-х гг // Вопросы исторической регионалистики Сборник научных статей / Юж -Рос гос техн ун-т (НПИ) - Новочеркасск, 2009 - Деп в ИНИОН РАН от 23 07 2009 г №60768 - 1,07 п л

72 Скорик А П Казачество Юга России в 1930-х гг к вопросу о состоянии историографии // Первые Велиховские научные чтения Сб науч ст (15 марта 2009 г, г Новочеркасск) / Новочерк гос мелиор акад, Под ред Л С Николаевой - Новочеркасск, 2009 - 0,4 п л

73 СкорикАП Агротехнические ресурсы колхозной модернизации 1930-х гг исторические уроки (на примере казачьих районов Юга России) // Проблемы и перспективы социально-экономического и научно-технологического развития южных регионов Материалы Всерос научн конф (21-22 сент 2009 г, г Ростов н/Д) / Отв ред акад Г Г Матишов - Ростов н/Д изд-во ЮНЦ РАН, 2009 - 0,25 пл

74 Скорик А П Донской историк А И Козлов трансформация научного творчества в условиях социальных перемен // Научная жизнь Северного Кавказа в условиях социально-политических трансформаций XX века / Отв ред АН Еремеева - Краснодар, 2009 - 1,32 п л

75 СкорикАП, Ревин IIА Феномен казачьих конференций в научной жизни Северного Кавказа // Научная жизнь Северного Кавказа в условиях социально-политических трансформаций XX века / Отв ред А Н Еремеева - Краснодар, 2009 - 0,82 пл

Скорик Александр Павлович

КАЗАЧЕСТВО ЮГА РОССИИ В 30-е ГОДЫ XX ВЕКА: ИСТОРИЧЕСКИЕ КОЛЛИЗИИ II ОПЫТ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

Автореферат

Подписано в печать 18 11 2009 Формат 60x84 Vir Б> мага офсетная Печать цифровая Уел печ 1 2,5 Уч-изд т 3 04 Тираж 120 экз Заказ 654

Издатетьство ЮРГТУ (НПИ) 346428, г Новочеркасск, ул Просвещения, 132

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Скорик, Александр Павлович

Введение.

1. Источники, историография и методология исследования жизнедеятельности казачества Юга России в 30-е годы XX века.

1.1. Источниковедческий анализ исторических фактов и научной литературы о жизнедеятельности казачества Юга России в 30-е годы XX века.

1.2. Историография исследуемой проблемы: периоды, тенденции, исторические лакуны.

1.3. Методология исследования казачьих сообществ Юга России конца 1920-х - начала 1940-х гг.

2. Расказачивание как научная категория и историческое явление 30-х годов XX века на Юге России и его предыстория.

2.1. Казаки и Советская власть в 1917 - 1929 гг.: специфика взаимоотношений в преддверии «великого перелома».

2.2. Политика советской власти в отношении казачества в первой половине 30-х годов XX века.

2.3. Социальная вариативность реакции казачества Юга России на аграрную политику сталинского режима в конце 1920-х - 1930-х гг.

2.4. Расказачивание: историческая ретроспектива сложившихся дефиниций и подходов.

3. Военно-организационное возрождение казачества Юга России во второй половине 30-х годов XX века.

3.1. Перестройка работы партийных и общественных организаций региона во второй половине 30-х годов XX века.

3.2. Осуществление властными структурами военно-мобилизационных мероприятий в отношении казачества Юга России во второй половине 30-х годов XX века.

3.3. Кампания «за советское казачество» в восприятии донцов, кубанцев и терцев: сходство и различия оценок.

4. Социально-экономические условия жизни казачества Юга России в

30-е годы XX века.

4.1. Казаки-колхозники: трансформация хозяйственного уклада в конце 20-х - 30-х годах XX века.

4.2. Изменение традиционного быта казачьей станицы Юга России в конце 20-х - 30-х годах XX века.

4.3. Советские мотивы и доминанты в культуре и менталитете казачества Юга России в 30-е годы XX века.

Введение диссертации2009 год, автореферат по истории, Скорик, Александр Павлович

Актуальность темы исследования. Третье десятилетие XX века - это особый, уникальный период в истории российского казачества, в том числе казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека, наиболее известных в нашей стране и за рубежом в силу многочисленности, древности происхождения и заслуг перед Отечеством. Уникальность его обусловлена не только тем, что в данное время жизнь казачьих сообществ претерпела радикальные изменения в результате осуществленных советской властью мероприятий, но и наличием в его рамках абсолютно различных исторических альтернатив для самих казаков. Если в начале 1930-х гг. казачьи сообщества России стояли перед угрозой исчезновения, размывания в массе колхозного крестьянства, то во второй половине десятилетия казаки, образно выражаясь, вновь оказались «на коне». В связи с этим 1930-е годы можно назвать поистине судьбоносными для- донских, терских, кубанских казаков, как и для всего российского казачества.

Однако, несмотря на важность событий 1930-х гг. в истории российского казачества, отмеченный период является одним из наименее освещенных в научной литературе. Данное обстоятельство определяется не только тем, что в советской историографии вопросы казачьей истории периода коллективизации являлись фигурой умолчания. Сказалось также и наблюдающееся в постсоветскую эпоху ослабление внимания исследователей к проблематике «колхозного строительства», произошедшее в результате расширения поля научного поиска за счет ранее табуированных вопросов отечественной истории.

Принимая во внимание существующие в отечественной историографии многочисленные лакуны, научно-теоретическая актуальность исследования исторических судеб казачьих сообществ России 1930-х гг. очевидна. Причем, в настоящее время сложились наиболее оптимальные условия для осуществления такого исследования. Ведь в условиях методологического плюрализма и открытости архивов ученые могут в полной мере соблюсти базовые для исторической науки принципы объективности, системности, историзма и отразить такой этап казачьей истории, как третье десятилетие XX века, во всей его сложности, многомерности, противоречивости. Собственно, в этом и заключается наиболее сложная для специалистов научная задача, - раскрыть жизненную противоречивость минувшей реальности, не втискивая ее в узкие рамки какой-либо парадигмы, не превращая объемную, трехмерную ее картину в примитивно плоский (и, тем более, - черно-белый) рисунок.

Научные исследования истории российского казачества 1930-х гг. имеют и вполне определенную практическую актуальность, обусловленную начавшимся в конце 1980-х гг. и продолжающимся поныне процессом казачьего возрождения. Выдающийся российский историк В.О. Ключевский как-то сказал: «почему люди так любят изучать свое прошлое, свою историю? Вероятно, потому же, почему человек, споткнувшись с разбега, любит, поднявшись, оглянуться на место своего падения».1 Это высказывание как нельзя лучше подходит к ситуации во взаимоотношениях власти, общества и казачества, сложившейся в постсоветский период. Опыт советской эпохи, особенно 1920-х - 1930-х гг., убедительно свидетельствует, что властям, да и общественности, необходимо относиться к казачьим сообществам как к равноправным партнерам, с уважением воспринимая их своеобразные традиции и культуру. Наряду с этим, и казакам следует уважать законные интересы неказачьего населения, преодолев искушение вернуть себе былые привилегии и жаждать бенефиция (что иногда наблюдалось в начале 1990-х гг.). Кроме того, результаты непредвзятого, объективного осмысления положения и деятельности казаков в Советской России 1930-х гг. способны послужить оптимизации современного казачьего движения: в частности, опыт организации кружков «ворошиловских кавалеристов» может быть применен в целях повышения эффективности функционирования казачьих учебных заведений.

1 Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., 1993. С. 33.

Хронологические рамки исследования - конец 1920-х - начало 1940-х гг. Начальная граница определена переходом сталинского режима к слому нэпа в деревне («чрезвычайные» хлебозаготовки 1927 - 1928 гг.) и развертыванием в ноябре 1929 г. сплошной форсированной коллективизации, ознаменовавшейся новым обострением взаимоотношений между властью и казачеством и осуществлением антиказачьих акций на Юге России. Завершает период Великая Отечественная война, прервавшая процесс организационно-хозяйственного укрепления и развития казачьих колхозов Дона, Кубани, Терека, интенсифицировавшийся во второй половине 1930-х гт. в связи с определенной либерализацией аграрной политики сталинского режима и развернутой в данное время социально-политической кампанией «за советское казачество».

Территориальные рамки исследования. В результате советских административно-территориальных преобразований 1920-х гг. значительная часть донцов и терцев (в меньшей мере, - кубанцев) оказалась за пределами своих исторически сложившихся ареалов расселения, традиционно именуемых войсками: Донского, Кубанского, Терского. Так, немало донских казачьих станиц отошли к Сталинградскому краю (ныне, - Волгоградская область), а часть терских станиц, - к Чечено-Ингушетии. Иное административное подчинение (а отсюда, - нередко пребывание в инокультурном, иноэтничном окружении) оказало существенное влияние на жизнедеятельность и исторические судьбы отмеченных казачьих сообществ, в связи с чем они не являются предметом анализа в нашей работе. Авторское внимание акцентировано на донском, кубанском, терском казачьих сообществах, которые на протяжении 1930-х гг. по-прежнему располагались в границах исторически сформировавшихся и отличавшихся общими социально-экономическими и культурными характеристиками регионов, то есть на Дону, Кубани, Тереке, Ставрополье. Это тем более необходимо, что перечисленные российские регионы в начале третьего десятилетия XX века имели общее административное подчинение, а соответственно выверенную социальную динамику развития.

Лишившись в советском государстве права на существование в рамках автономных войск, основная масса донских, кубанских и терских казаков в начале 1930-х гг. проживала в административных границах Северо-Кавказского края, образованного в 1924 г. С января 1934 г. Северо-Кавказский край разделили на две новые административно-территориальные единицы - Азо-во-Черноморский край (сюда вошли Дон и Кубань) и значительно уменьшившийся Северо-Кавказский край (здесь остались Ставрополье, Терек, национальные автономии Северного Кавказа). В 1937 г., в результате очередного этапа административно-территориальных преобразований, возникли Ростовская область (в ее границах размещались донские казаки), Краснодарский (кубанские казаки) и Орджоникидзевский (ныне Ставропольский; здесь проживали терские казаки) края.

Целью исследования является детальный анализ положения, жизнедеятельности и взаимоотношений с властью казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека на протяжении исторического периода с конца 1920-х гг. до начала 1940-х гг., в условиях «сталинской» модернизации, выразившейся в российской деревне (в том числе в казачьих станицах Юга России) в сплошной форсированной коллективизации.

Реализация намеченной цели достигается путем решения следующих генерализующих задач:

- осуществить источниковедческий анализ исторических фактов и научной литературы о жизнедеятельности казачества Юга России в 30-е годы XX века;

- определить тенденции и периоды историографии жизнедеятельности и положения казачества Юга России 1930-х гг., исследовательские коллизии* и исторические лакуны в процессе научного осмысления проблемы;

- раскрыть специфику взаимоотношений донских, терских, кубанских казаков и большевиков в преддверии сплошной форсированной коллективизации;

- осветить принципы и направления политики советской власти в отношении казачества в первой половине 1930-х гг.;

- рассмотреть отношение казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека к сплошной форсированной коллективизации и функционированию колхозной системы в конце 1920-х - первой половине 1930-х гг.;

- установить путем детального всестороннего анализа комплекса документов и материалов степень соответствия различных трактовок «расказачивания» исторической реальности третьего десятилетия XX века;

- выявить причины, начальную границу, сущностные характеристики кампании «за советское казачество», а также отношение к ней донских, кубанских, терских казаков;

- проанализировать процесс осуществления властными структурами Советского Союза военно-мобилизационных мероприятий в отношении казачества Юга России во второй половине 1930-х гг.;

- проследить трансформацию хозяйственного уклада и социального статуса донских, кубанских, терских казаков в конце 1920-х - 1930-х гг., в усло,-виях формирования колхозной системы;

- обозначить и изучить комплекс изменений исторической повседневноV сти и культуры казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека на протяжении третьего десятилетия XX века.

Объектом исследования выступает казачество (казачьи сообщества) Юга России в рамках советских административно-правовых образований и в границах исторического периода с конца 1920-х гг. до начала 1940-х гг.

Предметом исследования является многомерная жизнедеятельность, взаимоотношения с партийно-государственными структурами, положение и роль в советском обществе донских, терских, кубанских казаков в рамках эпохи «колхозного строительства» в конце 1920-х - начале 1940-х гг.

Теоретико-методологическая база работы основывается на базовых для исторических наук принципах объективности, историзма, системности и всесторонности, ориентирующих исследователей на освещение событий и явлений прошлого во всей их сложности, противоречивости, взаимной обусловленности, с учетом присущих той или иной эпохе социально-экономических, общественно-политических, ментальных особенностей. Основополагающими подходами при исследовании исторических судеб казачества Юга России 1930-х гг. стали фор-мационный и цивилизационный подходы. Первый из них с наибольшей эффективностью позволяет осветить социально-экономические трансформации казачьих сообществ в условиях «колхозного строительства», второй предоставляет возможность с наибольшей полнотой рассмотреть изменения исторической повседневности, культуры, ментальности казаков в третьем десятилетии XX века.

В качестве базового сюжета методологической основы настоящего исследования мы рассматриваем авторскую частно-историческую теорию о социальной многомерности южно-российского казачества, соответствующую уровню докторского анализа научной проблемы и излагаемую нами подробно в первой главе диссертации. Немаловажным компонентом теоретико-методологической базы исследования выступают положения «новой локальной истории», обоснованной в работах Т.А. Булыгиной и других исследователей.1 Поскольку «новая локальная история» представляет собой «изучение истории региона, в данном случае Северного Кавказа, в исследовательском поле общерос

1 См.: Булыгина Т.А. Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А.Н. Еремеевой, АЛО. Рожкова. Краснодар, 2006. С. 27 - 34; Булыгина Т.А., Малович-ко С.И. Культура берегов и некоторые тенденции современной историографической культуры // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 2о мая 2004 г. - Ставрополь, 2004. С. 4 - 24; Маловичко С.И., Булыгина Т.А. Современная историческая наука и изучение локальной истории // Новая локальная история. Вып. 1. Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: Материалы первой Всероссийской Интернет-конференции., Ставрополь, 23 мая 2003 г. — Ставрополь. 2003. С. 6 - 2; Маловичко С.И. Новая локальная история: историографический опыт выход за границы провинциализма // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. - Ставрополь, изд-во СГУ, 2004. С. 140 - 156; Оборский Е.Ю. Заметки о современной исторической науке и деятельности центра «Новая локальная история» // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. - Ставрополь, изд-во СГУ, 2004. С. 184- 187. сийской истории, с позиций междисциплинарного подхода»,1 данное направление исследований предоставляет историку возможность четко определить региональную специфику неоднозначных и противоречивых событий 1930-х гг. Это особенно важно в процессе анализа таких уникальных субэтнокультурных образований, как казачьи сообщества Дона, Кубани и Терека.

В работе применялись как общенаучные, так и специально-исторические методы исследования. Сравнительно-исторический метод позволил установить сходство и различия социального статуса казачьих сообществ в досоветский и советский периоды их истории, проследить трансформацию казачьего уклада в ходе «колхозного строительства». Историко-генетический метод применялся для определения устойчивых тенденций в сфере взаимоотношений государственной власти и казачества Юга России, проявившихся, на протяжении 1930-х гг. При помощи метода ретроспективно-логической, реконструкции удалось, в частности, воссоздать присущую населению коллективизированных казачьих станиц Дона, Кубани и Терека ментальную картину окружающей действительности. Метод контент-анализа использовался для поиска смысловых единиц с целью установления количественных показателей того или иного явления, имевшего место в жизни «колхозного казачества» на протяжении третьего десятилетия XX века.

Новизна представленной работы заключается, прежде всего, в том, что впервые в общероссийской и региональной историографии, осуществлено специальное комплексное исследование взаимоотношений советской власти и казачества Юга России в 1930-х гг., в том числе смысловых перспектив проблемы «расказачивания» в обозначенный период, а также трансформации социального положения, базовых тенденций преобразования хозяйственной деятельности, исторической повседневности, культуры и ментальности донских, терских, кубанских казаков в условиях «колхозного строительства».

1 Булыгина Т.А. Историческая антропология. // Человек на исторических поворотах XX века. С. 27.

Кроме того, в представляемой работе:

1. Доказан факт наличия и противоборства на протяжении 1920-х -1930-х гг. в среде партийно-советской элиты и рядовых членов коммунистической партии (большевиков) двух основных подходов к казачеству - «классо-во(социально)-дифференцированного» и «этнографически-унитарного». Определена социальная база указанных подходов, проанализировано их содержание. Установлено, что, если сторонники «классово-дифференцированного» подхода строили свое отношение к казачеству с учетом его социальной неоднородности (влиявшей также и на отношение к советской власти), то приверженцы «этнографически-унитарного» подхода последовательно выступали за осуществление репрессивно-карательных мер в отношении всех казаков как таковых.

2. Установлено различие позиций в среде казачества по отношению к сплошной форсированной коллективизации конца 1920-х - первой трети 1930-х гг. и сформированной в ходе осуществления данной политики колхозной системе. Доказано, что казаки не выступили единым фронтом ни «за», ни «против» коллективизации, что объяснялось как социальной неоднородностью казачьих сообществ, так и репрессивно-карательными и агитационно-пропагандистскими мерами сталинского режима. В составе казачества наличествовали относительно немногочисленные полярные группы непримиримых противников советской власти (и таких ее мероприятий, как создание колхозной системы) и убежденных сторонников большевиков, но основная масса казаков поддержала коллективные хозяйства первоначально в силу необходимости, а затем - под влиянием их организационно-экономического укрепления.

3. Впервые в отечественной историографии проведен детальный всесторонний анализ изменения тактического курса в отношении казачества, осуществленный сталинским режимом в середине 1930-х гг. и нашедший выражение в кампании «за советское казачество» и военно-мобилизационных мероприятиях в казачьих сообществах СССР и, в частности, Юга России. Определена начальная граница кампании «за советское казачество», которая официально стартовала в феврале 1936 г., но подготовительная работа к ней началась еще в середине 1935 г. Установлена степень причастности к смене тактического курса по отношению к казачеству И.В. Сталина, представителей региональной элиты Юга России, М.А. Шолохова. Выявлены основные причины и характеристики кампании «за советское казачество».

4. Проанализирован процесс военно-организационного возрождения казачества Дона, Кубани и Терека во второй половине 1930-х гг. Детально рассмотрены военно-мобилизационные мероприятия партийно-советского руководства СССР в данный период, имевшие целью привлечь патриотические традиции казаков к делу укрепления колхозной системы и повышения обороноспособности Советского Союза. Реконструировано массовое военно-патриотическое движение «ворошиловских кавалеристов», развернувшееся в казачьих регионах Юга России во второй половине третьего десятилетия XX века.

5. Проведен анализ социально-экономических трансформаций казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека в условиях сплошной форсированной коллективизации. Доказано, что следствием «колхозного строительства» являлась социальная и организационно-хозяйственная нивелировка крестьянства и казачества, ранее различавшихся по экономическим параметрам и положению в общественной структуре, а в 1930-х гг. вовлеченных в однородную массу колхозников. Колхозники-казаки и колхозники-иногородние стали тождественны другу по возложенным на них обязанностям и предоставленным правам, а различия между ними проявлялись на бытовом уровне и в сфере ментальности.

6. Освещены изменения исторической повседневности и культуры донского, кубанского, терского казачества в конце 1920-х - начале 1940-х гг., в условиях «колхозного строительства», и, в более широком смысле, - сталинской модернизации. Доказано, что степень культурно-бытовых трансформаций в коллективизированных казачьих станицах Юга России была значительна, выразившись в формировании систем просвещения, здравоохранения, культурно-бытового обслуживания, и пр. Вместе с тем, ускоренность и фрагментарность сталинской» модернизации (и, в частности, коллективизации) воспрепятствовали полной ликвидации традиционных элементов казачьей повседневности и культуры. Поскольку же в процессе реализации кампании «за советское казачество» партийно-советское руководство пошло на восстановление ряда казачьих традиций, в сфере повседневности и культуры казачьих сообществ Юга России возникало то органичное, то эклектичное сочетание традиций и новаций.

Среди принципиальных сюжетов, которые мы намерены отстаивать в нашей работе, следует, в соответствии с заявленной целью и задачами исследования, особо выделить ряд положений, выносимых на защиту:

1. Вопреки распространившемуся в постсоветской историографии мнению о непримиримой враждебности большевиков к казачеству, детальный анализ источников позволяет говорить не об одной, а о двух основных позициях, занимаемых руководством и рядовыми членами ВКП(б) по отношению к казачьим сообществам Советской России. Это «классово-дифференциро-ванная» и «этнографически-унитарная» позиции, которых придерживались, соответственно, большинство представителей партийно-советской элиты и чиновники местного уровня вкупе с иногородним населением Юга России. Сторонники «классово-дифференцированной» позиции призывали сочетать союзнические отношения с «трудовым» («классово-близким») казачеством с давлением на зажиточных («классово-чуждых») казаков; напротив, приверженцы «этнографически-унитарной» позиции негативно относились к казачьим сообществам в целом, видя в них оплот «контрреволюции» и стремясь к их ликвидации. В 1920-х - 1930-х гг. отмеченные позиции сосуществовали в постоянном противоборстве, однако официально признанной являлась лишь одна из них, - «классово-дифференцированная». Порожденные марксистско-ленинской революционной практикой, они и развивались по диал екти ко-матер иал истическому сценарию.

2. В период сплошной коллективизации сторонники «этнографически-унитарной» позиции, игнорируя призывы большевистских идеологов об учете социально-классовых различий в среде казачества, широко практиковали огульно-массовые репрессивные меры в отношении казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека. Но эти, действительно многочисленные, антиказачьи акции конца 1920-х - первой половины 1930-х гг. не свидетельствовали о якобы осуществлявшемся (и, более того, якобы завершенном) в период коллективизации «расказачивании», маскируемом декларациями о необходимости классового подхода к казачьим сообществам. Коллективизация не только не завершила «расказачивание», но даже не может быть отождествлена с ним. Ведь казаки, превратившись в 1930-х гг. в колхозников, тем не менее, остались казаками со своей культурой, бытом, менталитетом. Можно говорить, во-первых, лишь об осложнявшем «колхозное строительство» антиказачьем акционизме (подвергавшемся критике вышестоящих властей, что свидетельствовало о наличии конфликта сторонников «этнографически-унитарного» и «классово-дифферен-цированного» подходов) и, во-вторых, о том, что коллективизация стала заключительным актом десословизации казачьих сообществ Юга России (в основном завершенной еще в 1920-х гг.), но вовсе не ликвидировала их.

3. Казачьи сообщества Юга России не выступили единым фронтом ни «за», ни «против» форсированной коллективизации, но разделились на социальные квазигруппы: противников «колхозного строительства» и тех казаков, которые либо убежденно поддерживали колхозы, либо были готовы смириться с ними. В своем восприятии коллективизации и колхозов казаки практически не отличались от крестьянства: в массе своей они не демонстрировали какого-либо повышенного неприятия колхозной системы и, так же, как иногородние, колебались в отношении к коллективным хозяйствам. Казачьи антиколхозные протестные акции, как правило, не выделялись в общем сопротивлении хлеборобов Юга России осуществлению насильственной кол' лективизации. Так же, как и крестьяне, казаки потерпели поражение в противостоянии сталинскому режиму. В то же время в казачьей среде, в отличие от крестьянства, в большей мере проявилось такое негативное следствие коллективизации, как деформация патриотизма, особенно свойственного казакам как членам исторически сложившейся корпорации воинов-земледельцев. В результате стали закладываться противоестественные модели поведения казаков, направленные на использование иностранной военной интервенции в целях разрешения внутренних социально-политических противоречий.

4. Истоки кампании «за советское казачество», официально стартовавшей в феврале 1936 г., относятся ко второй половине 1935 г. и территориально локализуются в Северо-Донском округе Азово-Черноморского края (северные районы современной Ростовской области), что позволяет говорить о причастности к данной кампании М.А. Шолохова. Демонстрация доброжелательного отношения советского правительства к казакам во второй половине 1930-х гг. обуславливалась рядом объективных и субъективных факторов, важнейшими из которых являлись устойчивость казачьих сообществ к растворению в* массе колхозного крестьянства и стремление большевистских лидеров использовать хозяйственный потенциал и военно-патриотические традиции казачества в деле укрепления колхозов и обороноспособности СССР. Кампания «за советское казачество» не означала восстановления казачьих сообществ в их традиционном социальном обличье, а была направлена на конструирование нового, «советского» («колхозного») казачества как особой группы в составе колхозного крестьянства, призванной крепить экономику и военную мощь Советского Союза. Вместе с тем, уже сам факт признания «советского» казачества в качестве специфической части колхозного крестьянства явно противоречил намерениям радикальных болылевиков-казакофобов растворить казачьи сообщества Юга России среди колхозников (то есть осуществить полное «расказачивание») и означал историческое сохранение казаков как «субэтнокультурной» группы (особого этносоциотипа) русского народа.

5. Инициировав во второй половине 1930-х гг. новый, либеральный курс в отношении «колхозного» казачества, правительственные органы СССР особенно настойчиво и последовательно стремились к максимально полному использованию военно-патриотического потенциала казачьих сообществ деле повышения обороноспособности Советского Союза. С этой целью был осуществлен ряд военно-мобилизационных мероприятий, таких, как формирование системы допризывной военной подготовки молодых казаков в клубах и кружках «ворошиловских кавалеристов», снятие с казачества ограничений по службе в РККА, создание казачьих кавалерийских дивизий и корпусов, возвращение военнослужащим этих подразделений традиционной казачьей формы, и т.п. Перечисленные меры позволили в определенной степени повысить уровень боевой готовности вооруженных сил СССР и, в частности, советской конницы. Эффективность этих мер оказалась высока, поскольку казаки в целом активно и доброжелательно откликнулись на действия правительства по укреплению обороноспособности страны. В частности, клубы и кружки «ворошиловских кавалеристов» пользовались значительной популярностью в казачьих сообществах, представители которых, по традиции, стремились служить именно в коннице и потому весьма серьезно относились к допризывной кавалерийской подготовке. Мобилизационный тип социального поведения в конкретно-исторической ситуации второй половины 1930-х гг. воспринимался казачьими сообществами Юга России как имманентно присущий и отвечающий изначальным казачьим традициям.

6. Закономерным результатом «колхозного строительства» на Юге России стала социально-экономическая нивелировка крестьянства и казачества путем превращения представителей отмеченных социальных групп в однородную массу колхозников, несмотря на исторически фиксируемую протест-ную реакцию казаков. Вне зависимости от того, кем они ранее являлись, - казаками или иногородними крестьянами, - колхозники Дона, Кубани, Ставрополья и Терека в 1930-х гг. имели равные права и выполняли одинаковые обязанности. Если в хозяйственно-экономическом отношении казаки, в до-колхозный период, отличались большей зажиточностью по сравнению с иногородним населением, то в рамках колхозной системы и тем, и другим дозволялось пользоваться лишь небольшим личным подсобным хозяйством (в то время как имущество колхоза, объявленное общественным, фактически принадлежало государству). В социальном же плане коллективизация превратила и казаков, и иногородних в членов такой неполноправной социальной группы советского общества, как колхозное крестьянство, полностью подчиненного властным структурам и обязанного беспрекословно трудиться во благо сталинского государства. Однако этот реализованный до логического завершения контекстуальный социальный проект правящей партии устраивал далеко не всех казаков Юга России, как на стадии его осуществления, так и на исходе 1930-х гг., поэтому возник заметный зазор между приобретенным казачеством новым социально-правовым статусом и уровнем его легитимности в казачьей массе. Степень доверия и поддержки колхозного строя среди казачества Юга России не была абсолютной.

7. Во время «колхозного строительства», в конце 1920-х - 1930-х гг., казачья повседневность и культура претерпели заметные изменения. В первой половине третьего десятилетия XX в., в условиях насильственной коллективизации, эти изменения носили, как правило, деструктивный характер и выражались в нарастании материально-бытовых трудностей в казачьих станицах. Напротив, во второй половине 1930-х гг., в результате определенной либерализации аграрной политики сталинского режима и организационно-хозяйственного укрепления колхозной системы, изменения в культуре и повседневности казачьих сообществ отличались выраженным позитивным, созидательным характером (создание и налаживание работы учреждений просвещения, здравоохранения, бытового обслуживания, и т.д.). Вместе с тем, уско-ренность «колхозного строительства», а также развертывание во второй половине 1930-х гг. кампании «за советское казачество», способствовали устойчивости и сохранению целого ряда традиционных элементов ментально-сти, культуры, повседневной жизни казачьих сообществ Дона, Кубани, Терека, что довольно заметно в фольклоре, костюме, домостроении и т.п. Поэтому в 1930-х гг. характерной чертой исторической повседневности и культуры донского, кубанского, терского казачества являлось то органичное, то эклектичное сочетание традиций и новаций, но сельская пастораль сохранялась.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы использовались при подготовке к проведению занятий по курсам «Отечественная история», «История и культура донского казачества» в Южно-Российском государственном техническом университете (Новочеркасском политехническом институте), при написании учебников и учебных пособий по регионоведческой проблематике. Содержание и выводы диссертационного исследования могут быть использованы в работе по организации и повышению эффективности казачьего движения в постсоветской России, а также при подготовке и чтении лекционных курсов по отечественной истории, краеведению, аграрной истории, истории советского казачества и крестьянства.

Апробация работы. Непосредственно по теме диссертации опубликованы 75 работ общим объемом 259,34 п.л., среди которых 10 монографических исследований, 14 научных статей в периодических изданиях, рекомендованных ВАК России, 42 публикации в сборниках трудов Международных, Всероссийских, региональных научных чтений и конференций. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры археологии и региональной истории Ставропольского государственного университета.

Основные положения и выводы исследования были озвучены автором на 50 Международных, Всероссийских и региональных научных конференциях (за период 1992-2009 гг.), таких, как «Мифы провинциальной культуры» (Самара,

1992), «Преемственность и общественный прогресс» (Архангельск, 1992), «Традиционное и новое в культуре народов России» (Саранск, 1992), «Партии и массовые движения в современных условиях» (Воронеж, 1992), «Российское общество: осмысление прошлого и настоящего» (Новочеркасск,

1993), «Личность в политической истории Отечества» (Москва, 1993), «Государственность, право, местное самоуправление» (Ростов н/Д., 1993), «Россия: прошлое, сегодняшние реалии и перспективы развития» (Новочеркасск, 1994), «Возрождение казачества: история и современность» (Ростов н/Д -Новочеркасск, 1994), «Реформы в России: модели и прогнозы» (Ростов н/Д., 1994), «Политические партии. История и современность» (Орел, 1994), «Региональная государственная служба» (Ростов н/Д., 1995), «Российская Федерация в годы Великой Отечественной войны» (Воронеж, 1995), «Кубанское казачество: три века исторического пути» (ст. Полтавская Краснодарского края, 1996), «Проблемы легитимации власти и социальное управление» (Ростов н/Д., 1996), «Социальные движения: истоки, проблемы, перспективы» (Шахты, 1996), «Военно-политические аспекты региональной безопасности на Северном Кавказе» (Новочеркасск, 1999), «Славянские народы на Северном Кавказе: проблемные вопросы» (Ростов н/Д., 2003), «Политические партии России: история и современность» (Пенза, 2003), «Славянские народы на Северном Кавказе: состояние и перспективы развития» (Ростов н/Д:, 2004), «Пятые межрегиональные научные чтения по актуальным проблемам, социальной истории и социальной работы» (Новочеркасск, 2004), «Государственность и право славянских народов: проблемы теории и практики» (Ростов н/Д., 2005), «Человек в экстремальных условиях: историко-психологические исследования» (Санкт-Петербург, 2005), «Российское казачество: вопросы истории и современные трансформации» (Новочеркасск, 2005), «Казачество в южной политике России в Причерноморском регионе» (Азов, 2006), «Актуальные проблемы безопасности в условиях конфликтогенной ситуации на Юге России» (Краснодар, 2007), «Казачество Юга России в- процессах становления и развития российской государственности» (Урюпинск, 2007), «Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2006 год. Дикаревские чтения» (Краснодар, 2007), «Быт как фактор экстремального влияния на историко-психологические особенности поведения людей» (Санкт-Петербург, 2007), «Человек и общество: поиски, проблемы, решения» (Новочеркасск, 2007), «Казачество и народы Юга

России в начале XXI в.: проблемы в глобальном мире и пути их решения» (Аксай, 2007), «Российское общество: историческая память и социальные реалии. XIV Адлерские чтения» (Краснодар, 2008), «Лосевские чтения» (Новочеркасск, 2008), «Девятые Всероссийские научные чтения по актуальным проблемам социальной истории и социальной работы» (Новочеркасск 2008), «Полиэтничный макрорегион: язык, культура, политика, экономика» (ЮНЦ РАН, Ростов н/Д., 2008), «Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа» (Пятигорск, 2008), «Проблемы становления правового государства и гражданского общества в России. XV Адлерские чтения» (Адлер, 2009), «Образы войн и революций в исторической памяти» (Пятигорск, 2009), «Лосевские чтения» (Новочеркасск, 2009), «Национальные элиты и проблемы социально-политической и экономической стабильности» (ЮНЦ РАН, Ростов н/Д., 2009), «Велиховские чтения» (Новочеркасск, 2009), «Народы России: историко-психологические аспекты межэтнических и межконфессиональных отношений» (г. Санкт-Петербург, 2009), «Проблемы и перспективы социально-экономического и научно-технологического развития южных регионов» (ЮНЦ РАН, Ростов н/Д., 2009), «Россия: история законности и беззакония» (г. Санкт-Петербург, 2009), «Кавказ - наш общий дом» (Ростов н/Д., 2009), «Научная жизнь Северного Кавказа в условиях социально-политических трансформаций XX века» (Анапа, 2009), «Личность. Общество. Государство. Проблемы развития и взаимодействия. XVI Адлерские чтения» (Адлер, 2009), «Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2008 год. Дикаревские чтения(15)» (Краснодар, 2009), «Традиционная культура народов Краснодарского края и Северного Кавказа. К 100-летию Леонида Ивановича Лаврова» (Краснодар, 2009), «Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа» (Пятигорск, 2009), «Моделирование процессов адаптации казачьих обществ в социокультурном пространстве Юга России и проблемы национальной безопасности» (Ростов н/Д., ЮФУ, 2009).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Казачество Юга России в 30-е годы XX века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги нашего исследования, подчеркнем, что в истории казачьих сообществ Юга России (как, впрочем, и всего СССР) третье десятилетие XX века представляется разделенным на два качественно различных этапа — до и после 1936 г. Разность отмеченных исторических этапов определялась колебаниями тактического курса сталинского режима по отношению к казачеству, при общей неизменности социальной политики большевиков, которая базировалась преимущественно на классовых принципах.

Взаимоотношения большевиков и казачьих сообществ Дона, Кубани и Терека, временно нормализовавшиеся в период нэпа, вновь обострились с развертыванием в конце 1920-х гг. сплошной коллективизации. По численности и жесткости антиказачьих акций коллективизация в некоторой степени напоминала Гражданскую войну, дав основание современникам говорить о том, что «колхозное строительство» представляет собой очередной этап «расказачивания».

В определенной мере можно согласиться с утверждениями, что казачество пострадало во время сталинского «великого перелома» в большей степени, чем крестьянство. Действительно, казаки, в массе своей являвшиеся более зажиточными, по сравнению с иногородними крестьянами, чаще подвергались репрессиям и «раскулачиванию». К тому же, развертывание «колхозного строительства» воспринималось местными партийно-советскими чиновниками и активистами, хорошо помнившими реалии Гражданской войны, как сигнал к очередной социальной атаке на казачьи сообщества. Ведь многие представители большевистского (сталинского) режима видели в казаках неисправимых «контрреволюционеров», заслуживающих ликвидации, а не включения в состав членов будущего «социалистического» общества:

Вместе с тем, взвешенный и всесторонний анализ источников не дает оснований говорить о том, что во время коллективизации большевики последовательно стремились реализовать четко продуманную политику по ликвидации казачества. Невозможно документально утверждать ни того, что коллективизация представляла собой очередную попытку «расказачивания», ни, тем более того, что оно завершилось в первой половине 1930-х гг.

Прежде всего, различные слои и группы правящей партии по-разному воспринимали и выстраивали свое отношение к казачьим сообществам Юга России. Большевистские лидеры, партийно-советские функционеры разных уровней, а также масса рядовых членов Компартии придерживались в отношении казачества двух основных подходов: «классово(социально)-дифференцирован-ного» и «этнографически-унитарного». Приверженцами первого из обозначенных подходов являлись, как правило, вышестоящие партийно-советские функционеры (представители центральных, а также краевых, областных, окружных и, - реже, - районных партийных и советских структур), постоянно заявлявшие о необходимости соблюдения классовых принципов во взаимоотношениях с казачеством. С точки зрения сторонников «классово-дифференцированного» подхода, казаки не представляли собой однородную, враждебную советской власти массу, но делились на бедняков, середняков, «кулаков», и каждая из перечисленных групп заслуживала разного отношения: от дружбы до конфронтации. Напротив, приверженцы «этнографически-унитарного» подхода (чаще всего таковыми являлись руководители низового уровня, активисты, сотрудники репрессивно-карательных органов, да и масса рядовых членов Компартии из числа иногородних) не желали дифференцировать свое отношение к казакам, считая их всех в равной мере неисправимыми «контрреволюционерами».

Оба подхода как «ложь на тараканьих ножках» порой портили до неузнаваемости социальный портрет южно-российского казачества, привносили в него отталкивающую для российского общественного сознания непривлекательность. В результате постепенно сформировался к началу 1930-х гг. устойчивый тренд казакофобства, который являлся тогда и является довольно значимым до настоящего времени. Что-то удалось преодолеть в развернутой кампании «за советское казачество», но ментальные следы все же остались.

Поэтому сегодня в изучении многомерной истории казачества Юга России 1930-х гг. очень важно последовательно соблюдать известный древний принцип: «Sine ira et studio» ("без гнева и пристрастия").

Различие «классово(социально)-дифференцированного» и «этнографически-унитарного» подходов к казачеству проявилось еще в годы Гражданской войны, сохранялось в период нэпа и с новой силой заявило о себе с развертыванием сплошной форсированной коллективизации. В условиях коллективизации классовый подход к крестьянству и казачеству никто не отменял. Но при этом руководство СССР, озабоченное ускорением темпов коллективизации, фактически одобряло широко практиковавшиеся местными властями и активистами методы давления и репрессивно-карательные меры не только по отношению к «социально-чуждым» слоям и группам сельского населения, но и ко всем вообще крестьянам и казакам, выступавшим против колхозов. Сосредоточив внимание исключительно на казачестве, надо сказать, что коллективизация позволила приверженцам «этнографически-унитарного» подхода выразить свои антиказачьи настроения в виде антиказачьих социально-групповых акций, таких, как массовое неправомерное «раскулачивание» всех более-менее зажиточных или просто критически настроенных казаков, недопущение их в местные органы власти, в коллективные хозяйства, и т.п. Причем, краевое, окружное, районное руководство на Юге России выказывало свою готовность мириться с такого рода акциями, если они не противоречили «генеральной линии», заключавшейся в ликвидации социально-политической активности российских хлеборобов и превращении их в «новых крепостных» сталинского государства.

Однако все и всяческие антиказачьи акции периода коллективизации все-таки не означали, что в это время осуществлялось целенаправленное «расказачивание». Представители высшего партийно-советского руководства на Юге России, вполне солидарные с лидерами ВКП(б), намеревались растворить казаков в массе колхозников, но не ликвидировать их физически или выдворить за пределы Дона, Кубани, Терека (как о том мечтали сторонники «этнографически-унитарного» подхода). Здравомыслящие представители большевистского руководства понимали, что ни физическая ликвидация, ни массовая депортация донцов, кубанцев и терцев невозможны, ибо такие меры отрицательно скажутся на темпах «колхозного строительства» и существенно ослабят экономические возможности формирующейся колхозной системы (так и случилось после осуществленной по инициативе И.В. Сталина и его ближайшего окружения депортации населения «чернодосочных» станиц в конце 1932 г.). Поэтому чрезмерная антиказачья активность приверженцев «этнографически-унитарного» подхода вызывала отторжение у вышестоящих партийно-советских руководителей, хорошо понимавших, насколько пагубными в реальной перспективе станут социально-политические и социально-экономические последствия нагнетания враждебности между казаками и большевиками. Поэтому же члены Северо-Кавказского крайкома прилагали усилия к тому, чтобы антиказачьи акции не перешли некую незримую грань, за которой начинается «расказачивание», характерное для времен Гражданской войны. Сталинский режим не жаждал «новой войны» на Юге России в конце 1920-х - начале 1930-х гг., несмотря на то, что коллективизация осуществлялась в условиях нагнетания социальной агрессии.

Более того, стремясь использовать немалый производственно-экономический потенциал казачьих сообществ для укрепления колхозной системы, представители власти (точнее, приверженцы «классово-дифференцированного» подхода), вопреки своим идеологическим установкам, оказались способны даже на признание казаков особой группой колхозников. В апреле 1930 г. руководство Северо-Кавказского края, по существу, именно это и сделало, надеясь успокоить казаков и стимулировать трудовую активность членов «казачьих» колхозов. Тем самым, удалось установить некое взаимопонимание между казаками и властью. Но эти же меры, разумеется, противодействовали «расказачиванию».

В свою очередь, казачество Юга России не являлось однородным сословием «контрреволюционеров», враждебно относящимся к советской власти. Среди представителей казачьих сообществ выделялись две относительно немногочисленные полярные группы, позиционировавшие себя в качестве непримиримых противников или, же, наоборот, убежденных сторонников большевизма. Замечательные строки, эмоционально раскрывающие то непростое время, оставил нам казак, поэт-эмигрант П.И. Туроверов:1

Нам мачехой стала Отчизна Родная И руки Родимой в сыновней крови. Но, берег любимый в тоске покидая, Мы ей посылали молитвы любви.

Используя символы Гражданской войны, можно сказать, что казачьи пассионарии собирались не только под «зелеными» или «белыми», но и под «красными» знаменами. Основная же масса казачества на Юге России (как, кстати говоря, и крестьянства) колебалась в своем отношении к большевистскому (сталинскому) режиму, и колебания эти обуславливались конкретными мероприятиями большевиков. Коллективизация в данном случае не являлась исключением. Если значительная часть представителей донского, кубанского, терского казачьих сообществ первоначально выступила против коллективизации с ее репрессиями и «перегибами», то по мере организационно-хозяйственного укрепления колхозной системы протестные населения постепенно ослабевали. Казачья же молодежь в таких условиях отличалась более позитивным настроем по отношению к советской власти, чем казаки старших возрастов.

Результатом коллективизации стала социально-экономическая нивелировка крестьянства и казачества Юга России. И крестьяне, и казаки, в досоветский (а частично и в доколхозный) период отличавшиеся друг от друга мощностью хозяйств и социальным статусом, превратились в колхозников, не имевших хозяйственной самостоятельности и подчиненных колхозной администрации. Тем самым большевики довели до логического завершения меры по уравниванию крестьян и казаков, как в правах, так и в обязанностях. Однако, если во время

1 Родине покинутой молюсь.: Хрестоматия / Сост. К.Н. Хохульников. - Ростов н/Д.: Изд-во облИУУ, 1994. - С. 138. коллективизации в значительной мере восстанавливается еще досоветский статус крестьянства как тяглово-податного сословия (ведь колхозники, как и ранее, обязывались трудиться на благо государства, причем зачастую в ущерб собственным интересам и потребностям), то социальной реанимации казачества, как военно-служилого сословия, не произошло. В отличие от досоветских времен, основной обязанностью казаков-колхозников стала не защита Отечества, а повседневный труд на благо государства.

Вместе с тем, хотя в первой половине 1930-х гг. большинство казаков Юга России стали колхозниками, они все же остались казаками с присущей им культурой, бытом, менталитетом. «Расказачивания» не произошло. Во второй половине 1930-х гг., даже напротив, сталинским режимом изменяется тактический курс по отношению к казачьим сообществам Дона, Кубани и Терека и предпринимаются попытки «оказачивания» части населения Юга России.

Изменение тактического курса по отношению к казакам выразилось в кампании «за советское казачество», официальный старт которой дается властями в феврале 1936 г. В то же время анализ источников позволяет утверждать, что подготовительная работа к развертыванию данной кампании началась не позднее середины 1935 г., причем к ее осуществлению самое непосредственное отношение имел известный писатель М.А. Шолохов. Не случайно первая (после 1930 г.) публикация, в которой говорилось о казаках как особой группе колхозников, вышла в конце 1935 г. под фамилией первого секретаря Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаева, а наибольшую активность в проведении проказачьих мероприятий демонстрировало руководство Северо-Донского округа Азово-Черноморского края.

Разумеется, об «оказачивании» второй половины 1930-х гг. можно говорить лишь в той вероятностной смысловой перспективе, что в данное время власть со всей определенностью заявила о праве казачьих сообществ на существование, но только в рамках колхозной системы и «социалистического» общества. Никакого восстановления сословного статуса казаков как воиновземледельцев не произошло, ибо это в корне противоречило всем мероприятиям большевиков, осуществленным в отношении казаков в предшествующий период. Тем более не произошло увеличения численности казаков за счет неказачьего населения Юга России (бывших иногородних крестьян, немцев-колонистов, и пр.). Документы позволяют утверждать, что все подобные предложения (исходившие, в частности, от С.М. Буденного) реализовать не удалось, хотя их авторы преследовали благую цель: устранить рецидивы сословной розни путем объявления всех жителей Дона, Кубани, Ставрополья и Терека казаками.

Не следует идеализировать кампанию «за советское казачество», выступавшей вынужденной мерой со стороны большевиков, многие из которых по-прежнему испытывали недоверие, а то и ненависть к казакам. Об этом, в частности, недвусмысленно свидетельствует весьма сдержанная реакция И.В. Сталина на провозглашение его весной 1936 г. «почетным казаком-колхозником» Дона. Развернув кампанию «за советское казачество», представители власти приняли во внимание как обострение международной обстановки и угрозу надвигающейся войны (в которой военно-патриотические традиции казачьих сообществ могли оказаться полезными), так и упорное нежелание казаков растворяться в массе колхозников, сохранение ими своего субэтнического облика.

Изменив с середины 1930-х гг. тактический курс в отношении казачьих сообществ (в том числе и на Юге России), советское руководство приложило усилия к максимально полному использованию военно-патриотических традиций казачества для повышения обороноспособности Советского Союза и укрепления колхозной системы. В результате вновь формировались казачьи кавалерийские дивизии, широко развернулось движение «ворошиловских кавалеристов», и т.д. Тем самым, сталинский режим попытался (и не без успеха) частично реанимировать прежний, военно-служилый, статус казачества.

В массе своей казаки-колхозники Юга России выразили полную поддержку кампании «за советское казачество», обещая в ответ на мирные инициативы власти защищать СССР в любое время и от любых противников. Однако некоторая часть казаков не смогла простить сталинскому режиму его преступления периода сплошной форсированной коллективизации и отказала большевикам в социально-политическом союзе. Одним из негативных последствий насильственной коллективизации стал казачий коллаборационизм во время Великой Отечественной войны, хотя подавляющее большинство донских, кубанских, терских казаков в 1941 - 1945 гг. выступили против гитлеровцев.

Кампания «за советское казачество» является лишним доказательством того, что никакого «расказачивания» в период сплошной форсированной коллективизации не произошло. Ведь, будь иначе, не было бы и самой этой кампании. Тем самым, мы считаем неадекватным и неправомерным использование понятия «расказачивание» по отношению к историческому периоду 1930-х гг.

О том, что коллективизация на Юге России не тождественна «расказачиванию» и, тем более, она не завершила этот процесс (политику), свидетельствуют и результаты анализа казачьей повседневности и культуры 1930-х гг. Безусловно, «колхозное строительство» оказало сильнейшее влияние на структуры повседневности казачьих станиц Дона, Кубани, Терека. В первой половине 1930-х гг. это влияние носило преимущественно негативный характер, поскольку деструктивный импульс коллективизации привел к разрушению целого ряда казачьих станиц и снижению эффективности функционирования социальной инфраструктуры. Во второй же половине десятилетия, в результате организационно-хозяйственного укрепления колхозной системы, в казачьих станицах в широких масштабах началось строительство клубов, школ, библиотек, больниц, осуществлялась электрификация, и пр. Приметы «нового быта» в это время становились все более многочисленными и зримыми.

Но, наряду с этим, даже в коллективизированных казачьих станицах Дона, Кубани и Терека второй половины 1930-х гг. сохранялась масса традиционных элементов культуры и быта. Это логически объясняется тем, что ускоренность модернизации «по-сталински» не позволила полностью изменить складывавшийся веками уклад жизни донцов, кубанцев, терцев. Сохранению целого ряда традиционных элементов казачьей повседневности в значительной мере способствовала и кампания «за советское казачество». Даже к исходу 1930-х гг. сохранялся традиционный казачий костюм, традиционные жилища, и т.д.

Те же тенденции отличали и культуру казаков-колхозников. С одной стороны, в культуру казачьих сообществ Юга России проникла масса советских новаций, а целый ряд традиционных ее компонентов (в частности, религиозные компоненты) последовательно вытеснялся. Однако казачьи традиции продемонстрировали свою устойчивость по отношению к модернизации, даже такой агрессивной, как модернизация «по-большевистски». Вдобавок кампания «за советское казачество» означала и реанимацию традиционной казачьей культуры. В итоге культура «советских казаков» Юга России третьего десятилетия XX века представляла собой совокупность традиций и новаций.

Как нам представляется, содержание и выводы настоящего исследования с полным основанием могут быть использованы в качестве фактологической и теоретико-методологической основы для разработки ряда практических рекомендаций, реализация которых позволит в определенной мере оптимизировать предпринимаемые в постсоветской России мероприятия по развитию и самоорганизации казачьих сообществ, взаимоотношения казаков и неказачьего населения, функционирование казачьих учебных заведений, и пр. Среди такого рода рекомендаций заслуживают изложения следующие:

Во-первых, учитывая результаты тщательного анализа событий и фактов третьего десятилетия XX века в казачьих районах Дона, Кубани и Терека, следует отказаться от теоретических конструкций о якобы осуществленном и даже завершенном в условиях «колхозного строительства» «расказачивании» как практически не соответствующих исторической действительности и осложняющих процесс самоидентификации казачества в Российской Федерации в постсоветский период;

Во-вторых, в целях оптимизации казачьего движения в постсоветской России необходимо придерживаться методики осуществления кампании «за советское казачество», в рамках которой казаки не только никак не противопоставлялись неказачьему населению, но предпринимались последовательные попытки «оказачивания»; все это будет способствовать предотвращению самой возможности конфликтов между казаками и неказаками на Юге России;

В-третьих, для повышения эффективности военно-спортивной подготовки казачьей (да и не только казачьей) молодежи следует популяризировать и внедрять в программы соответствующих учебных и специализированных заведений (спортивных школ, кадетских корпусов, и т.д.) полезный опыт организации и функционирования клубов и кружков «ворошиловских кавалеристов»;

В-четвертых, последовательно разработать и ввести в учебные курсы казачьих образовательных учреждений разделы (спецкурсы) о положении и жизнедеятельности казачества в 1930-х гг., в которых необходимо акцентировать внимание на сложности и неоднозначности процессов, протекавших в рамках указанного десятилетия отечественной истории;

В-пятых, представляется целесообразным использовать изложенные в настоящем диссертационном исследовании факты об исторических судьбах донских казаков в дальнейшей работе по освещению жизни и творческого пути великого певца Тихого Дона, - Михаила Александровича Шолохова (таков, в частности, сюжет о роли М.А. Шолохова в организации и осуществлении кампании «за советское казачество»).

Далее, возникает вопрос, можно ли считать казачью общность, существовавшую в колхозной деревне в 1930-е гг., сплоченной социальной группой? Как нам представляется, подобный вывод будет несколько поспешным. На наш взгляд, о колхозном казачестве следует говорить как об особой группе интересов, организационно в тех исторических условиях не выраженных, но вполне идентифицируемых по историческим источникам. Эта группа интересов в 1930-е гг. не стратифицируется иерархически и секторально по областям общественной жизни. В ней нет структурно выраженной системы социальных предпочтений. Однако именно ее наличие способствует обособлению советского казачества в данный исторический период от иных социальных групп. Причем, аксиологический фундамент такого обособления создают архетипы социальной памяти самого казачества (былые казачьи победы во славу России, особый характер казачьей воинской службы, традиции боевого казачьего искусства, станичный образ вольной жизни, и др.) и знаковые действия властей в 1930-е гг. (восстановление в полном объеме казачьей воинской службы, развитие движения «ворошиловских кавалеристов», выдвижение казаков в органы власти и на руководящие должности, одобрение повседневного ношения казачьего народного костюма, и др.).

О казачестве как об особой, окончательно сформировавшейся социальной общности сложно говорить еще и потому, что этому препятствовала специфика исторической эпохи. Да, власть стремилась создать общность советского казачества, рассчитывая в рамках такой подновленной идеологемы решать исключительно свои насущные социально-политические задачи. Однако, уж слишком глубоки оказались раны, нанесенные Гражданской войной и ее последствиями. Да, казаки несли обязанности военной службы, трудились в колхозах и на заводах, но они жили уже в совершенно другой системе социальных координат. Эта система столь свободно, как ранее, не продуцировала казачью бытийность, не зажигала иных (кроме разрешенных) социальных звезд и достаточно жестко контролировалась партийно-советской властью, что делало казачью общность своеобразным мышиным жеребчиком. Сразу же оговоримся, речь идет не о персоналиях, не о ком-то лично из казаков, а о формах социальной консолидации, которые разрешались советской властью.

Таким образом, дефиниендум (само словесное обозначение) и дефини-енс (вкладываемую автором понятийную нагрузку, смысловые перспективы и когнитивные пределы используемой дефиниции) «советского казачества» мы находим в интерпретации особой группы интересов. Ее позиционируем как генерализующую характеристику, социальную доминанту советского казачества. Особая группа интересов советского казачества — это способ осознания и выражения своих внутренних ожиданий, сформировавшихся потребностей, ассоциированных целей, намеренно моделируемых на основе сложного комплекса групповых представлений о прошлом, настоящем и будущем, для реализации которых обязательно необходимы социальные объединения (их общественно-политический спектр может быть различен), стремящиеся приобрести для казачества государственно-значимый статус.

Историческая реконструкция позволяет нам на основе изучения совокупности исторических источников восстановить следующий комплекс социальных экспектаций советского казачества. В эту систему социальных предпочтений (ожиданий) советского казачества в 1930-е гг., на наш взгляд, входили: хозяйственная самостоятельность и сохранение привычного экономического уклада, властная автономия и казачье самоуправление, обеспеченная государством специализированная военная служба, свободное ношение казачьего костюма и личных заслуженных наград, независимо от их происхождения и источников представления и оценки заслуг, доступная почтовая связь и поддерживание отношений с соотечественниками за рубежом, беспрепятственное возвращение казаков-эмигрантов на свою малую родину, открытое соблюдение и сохранение казачьих традиций, сбережение образцов казачьей культуры. При этом казаки вовсе не рассчитывали на гласное покаяние власти за допущенное насилие и просчеты по отношению к ним. Они в большей мере все же надеялись на отказ от властного давления, скорее даже опасались очередного повторения репрессивных мер времен Гражданской войны. Причем, именно этот архетип жесткого гражданского противостояния оказался настолько живуч в социальной памяти казачества, что уже в начале XXI в. после долгих и жарких дискуссий сами казаки поставили уникальный памятник примирения и согласия, означающий конец гражданской войны на Дону. Символичным является не только сам факт установки такого памятника казаками, но и избранное ими место на соборной площади возле Новочеркасского кафедрального Вознесенского войскового собора.

История южно-российского казачества в 1930-е гг. полна исторических коллизий. Начнем с того, чтобы предпринималась попытка отрицать само существование казачества в этот исторический период. Наличествовали в обществе силы, возжелавшие превратить казачество Юга России в социальную химеру и перевести представления о нем исключительно в мемориальную фазу. В советской историографии даже утвердилась точка зрения о завершении «расказачивания» в период сплошной форсированной коллективизации. Однако 1930-е гг. отличаются не исчезновением казачества, а столкновением различных социальных сил, наиболее глобальным из которых стало столкновение казачества с властью и его разными противниками из партийно-советских структур. В самом казачестве наличествовали и противоборствовали различные взгляды на складывавшиеся сюжеты социальной действительности. Мы пытались в диссертации как раз отразить всю гамму существовавших социокультурных интересов, пронизывавших насквозь историческую эпоху 1930-х гг. в жизнедеятельности южно-российского казачества. Особое внимание нами уделялось кампании «за советское казачество», доказывающей не просто наличие казачества на Юге России, но и демонстрацию его активной социальной роли. Все это вместе взятое формировало и формирует колоссальный исторический опыт, который наши современники могли бы учесть, в том числе в реальной социальной действительности.

Таким образом, только многомерность исторических подходов, привлечение ряда научно-исторических методологий позволяет исследовать многофакторный исторический процесс и такое сложное историческое явление, как казачество. Мы стремились в настоящем исследовании реализовать частно-историческую теорию о социальной многомерности южнороссийского казачества, чтобы понять и объяснить его историческое развитие на хронологически определенном этапе существования в 1930-е гг., раскрыть грани исторических судеб уникальной социальной общности, поцизионировать специфику казачьего Юга России в эпоху раннесоциалистического государства.

Список научной литературыСкорик, Александр Павлович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Архивные источники.

2. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ).

3. Ф. 1235. Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК). Оп. 75, д. 504, 505; Оп. 84, д. 8, 31.

4. Ф. 5446. Совет министров СССР. Оп. 17, д. 12; Оп. 21, д. 2.

5. Ф. 5451. Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (ВЦСПС). Оп. 14, д. 96.

6. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ).

7. Ф. 17. Центральный комитет Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) (ЦК ВКП(б)). Оп. 84, д. 902, 1014; Оп. 85, д. 16, 204, 338, 374, 376; Оп. 86, д. 37, 38; Оп. 120, д. 25, 26, 81, 146, 154, 156, 213, 215, 216, 219, 220, 232, 284.

8. Ф. 558. Архив И.В. Сталина. Оп. 11, д. 54, 88, 153, 720.

9. Российский государственный архив экономики (РГАЭ).

10. Ф. 396. Архив «Крестьянской газеты». Оп. 3, д. 570, 580, 795; Оп. 10, д. 102, 116, 117; Оп. 11, д. 29, 47.

11. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО).

12. Ф. 5. Донской окружной комитет ВКП(б) Северо-Кавказского края. Оп. 1, д. 15,32,33,98, 141.

13. Ф. 7. Северо-Кавказский крайком ВКП(б). Оп. 1, д. 704, 754, 760, 945, 948, 995, 1074, 1076, 1298, 1372, 1375, 1390, 1400.

14. Ф. 8. Азово-Черноморский крайком ВКП(б). Оп. 1, д. 31, 48, 58, 122, 133, 248, 251, 252, 254, 255, 257, 260, 282, 335в, 344.

15. Ф. 9. Ростовский обком ВКП(б). Оп. 1, д. 9, 11, 12, 14, 16, 41, 60, 61, 64, 72, 140, 147, 178.

16. Ф. 12. Истпарт Ростовского обкома ВКП(б). Оп. 1, д. 323; Оп. 2, д. 230. Ф. 24. Аксайский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 6, 28. Ф. 28. Базковский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 3, 4, 6, 19,29.

17. Ф. 44. Зимовниковский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 6, 14, 29, 66.

18. Ф. 55. Константиновский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 8, 60, 113, 122, 129.

19. Ф. 75. Донецкий окружной комитет ВКП(б) Северо-Кавказского края. Оп. 1, д. 38.

20. Ф. 76. Северо-Донской окружной комитет ВКП(б) Азово-Черноморского края. Оп. 1, д. 29, 30, 38, 43, 50, 52, 54, 56, 57, 59, 62, 72.

21. Ф. 87. Обливский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 24, 27, 44,80.

22. Ф. 110. Тарасовский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 30, 75. Ф. 118. Шахтинско-Донецкий окружной комитет ВКЛ(б) Северо-Кавказского края. Оп. 1, д. 45, 69, 133.

23. Ф. 166. Политсектор МТС Северо-Кавказского краевого земельного управления (крайзу). Оп. 1, д. 10, 16, 21, 22, 23, 100, 101, 102, 111, 112, 113, 114, 115, 180, 227.

24. Ф. 167. Политсектор Северо-Кавказского краевого треста совхозов. Оп. 1, д. 32, 33,44, 55,61.

25. Государственный архив новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК).

26. Ф. 1. Орджоникидзевский крайком ВКП(б). Оп. 1, д. 3, 11, 15, 39, 42, 43, 71, 109, 121, 173, 174, 480, 512, 523, 691, 698, 753, 754, 760; Оп. 2, д. 67.

27. Ф. 5938. Терский окружной комитет ВКП(б) Северо-Кавказского края. Оп. 1, д. 24,31,36, 42.

28. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ОДНИ КК).

29. Ф. 12. Армавирский окружной комитет ВКП(б). Оп. 1, д. 133, 134, 135, 136, 140.

30. Ф. 1774-а. Краснодарский краевой комитет ВКП(б). Оп. 1, д. 87, 978.

31. Государственный архив Ростовской области (ГАРО).

32. Ф. р-98. Азово-Черноморское краевое управление народнохозяйственного учета. Оп. 2, д. 58, 79.

33. Ф. р-1185. Краевое управление Северо-Кавказской Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Оп. 2, д. 55, 786, 1004; Оп. 3, д. 4, 66, 84, 88, 548.

34. Ф. р-1390. Северо-Кавказское краевое земельное управление. Оп. 6, д. 1798,1800, 3232; Оп. 7, д. 442, 459, 462, 463, 677, 1647.

35. Ф. р-2399. Северо-Кавказский краевой союз сельскохозяйственных коллективов (Крайколхозсоюз). Оп. 1, д. 166.

36. Ф. р-2443. Азово-Черноморская краевая плановая комиссия. Оп. 2, д. 647.

37. Ф. р-2562. Северо-Кавказское краевое отделение Всесоюзного центра МТС (Трактороцентра). Оп. 1, д. 57.

38. Ф. р-2573. Северо-Кавказское краевое управление зерновых МТС (Край-зернотрактор). Оп. 1, д. 20, 125, 127.

39. Ф. р-2608. Краевой переселенческий комитет Северо-Кавказского края (крайпереселенком). Оп. 1, д. 2, 4, 5, 7.

40. Ф. р-3737. Ростовский облисполком. Оп. 2, д. 9, 35, 77.

41. Ф. р-4034. Статистическое управление Ростовской области. Оп. 8, д. 1.

42. Ф. р-4219. Управление социального обеспечения Ростовской области. Оп. 1, д. 6, 16.

43. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК).

44. Ф. р-226. Кубанская окружная РКИ. Оп. 1, д. 603, 604.

45. Ф. р-687. Крайисполком Краснодарского края (до 1943 г.). Оп. 1, д. 4, 7.

46. Ф. р-371. Кубанское окружное земельное управление. Оп. 1, д. 126.

47. Ф. р-1246. Краевое статистическое управление Краснодарского края. Оп. 1, д. 7, 10, 17.

48. Ф. р-1378. Краевая плановая комиссия Краснодарского края. Оп. 2, д. 3, 4, 5, 6, 8.

49. Шахтинский филиал Государственного архива Ростовской области (ШФ ГАРО).

50. Ф. р-636. Сельскохозяйственная управа Глубокинского района Ростовской области периода немецко-фашистской оккупации. Оп. 1, д. 1.

51. Ф. р-681. Сельскохозяйственная управа Раздорского района Ростовской области периода немецко-фашистской оккупации. Оп. 1, д. 1.

52. Ф. р-796. Сельскохозяйственная управа Тарасовского района Ростовской области периода немецко-фашистской оккупации. Оп. 1, д. 3, 7.

53. Сборники документов и материалов.

54. Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938 1946 гг. М.: Изд-во сельскохозяйственной лит-ры, 1948. - 640 е.;

55. Восстановительный период на Дону (1921 1925 гг.). Сб. документов / Науч. ред. П.В. Барчугов; Сост.: А.Г. Беспалова, И.М. Борохова, Е.В. Захарова, В.Н. Перелыгина. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1962. - 496 е.;

56. История колхозного права. Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917- 1958 гг. В 2-х т. / Сост.: Н.Д. Казанцев, В.К. Григорьев,

57. A.И. Волков, E.H. Колотинская, Г.В. Иванов, A.B. Смирнов. Т.1. 1917- 1936. М.: Госюриздат, 1959 518 е.;

58. Коллективизация и развитие сельского хозяйства на Кубани (1927 1941 гг.): Сб. документов и материалов / Под ред. И.И. Алексеенко; Сост.: Н.С. Вертышева, Э.М. Ефимова-Сякина, В.Ф. Латкин, A.A. Прохорова. Краснодар: Кн. изд-во, 1981. - 207 е.;

59. Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927 -1937 гг.) / Под. ред. П.В. Семернина и E.H. Осколкова; Сост.: Н.С. Вертышева, М.Я. Левина, A.A. Прохорова. Краснодар: Кн. изд-во, 1972. 823 е.;

60. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898 1953. Изд. 7-е. В 2-х ч. Ч. П. 1925 - 1953. М.: Госполитиздат, 1953.- 1204 е.;

61. Краснодарский край в 1937 1941 гг. Документы и материалы /Пред. ред. коллегии A.A. Алексеева; Сост.: A.M. Беляев, И.Ю. Бондарь,

62. B.Е. Токарев. Краснодар: Эдви, 1997. 1120 е.;

63. Немецкое население Северного Кавказа: социально-экономическая, политическая и религиозная жизнь (последняя четверть XVIII середина XX в.). Сб. документов / Сост., предисл. Т.Н. Плохотнюк. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2002.-272 е.;

64. Письмо ЦК РКП(б) об отношении к казачеству. 24 января 1919 г. // Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 177 179;

65. Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930 1940: В 2 кн. Кн. 1 / Отв. ред. H.H. Покровский. М.: РОССПЭН, 2005. - 910 е.;

66. Ростовской области 70 лет (1937 - 2007 гг.). Сборник документов / Науч. ред. A.B. Венков. Ростов н/Д.: «Первая типография АРО», 2008. - 560 е.;

67. Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства СССР. 1936. № 22. 24 е.;

68. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы в 5-ти томах. 1927 1939. Т. 2. Ноябрь 1929 - декабрь 1930 / Отв. ред. Н. Ивницкий; Сост.: Н. Ивницкий, М. Кудюкина, Е. Хандурина,

69. Н. Глущенко, Т. Голышкина, В. Данилов, Л. Денисова, Ким Чан Чжин, Е. Кириллова, С. Красильников, В. Михалева, Н. Муравьева, С. Мякиньков, А. Николаев, Т. Привалова, Н. Тархова, С. Трепыхалина, А. Федоренко, Т. Царевская. М.: РОССПЭН, 2000. 927 е.;

70. Статистические и справочные издания.

71. Азово-Черноморский исполнительный комитет Советов. Отчет о работе. 1931 1934 гг. / Отв. ред. Л.С. Ронин. Ростов н/Д.: АзЧеркрайиздат, 1935.-231 е.;

72. Казачий словарь-справочник. В 3-х т. Т. I: Абрамов Зябловский / Издатели: А.И. Скрылов, Г.В. Губарев. Кливленд, Охайо, США, 1966. - Репринт. воспроизведение. М.: ТО «Созидание», 1992.-286 е.;

73. Казачий словарь-справочник. В 3-х т. Т. III: РАА Ятовь / Сост. Г.В. Губарев, редактор-издатель А.И. Скрылов. Сан Ансельмо, Калифорния, США, 1970. - Репринт, воспроизведение. М.: ТО «Созидание», 1992. - 344 е.;

74. Казачество. Энциклопедия / Гл. ред. А.П. Федотов. М.: ООО «Изд-во «Энциклопедия», 2008. 720 е.;

75. Колхозы Северо-Кавказского края. По материалам обследования колхозов к XVI съезду ВКП(б). Статистический очерк / Сост. П.И. Яцков. Ростов н/Д.: Книгоизд-во «Северный Кавказ», 1930. 130 е.;

76. Материалы к отчету Районного Исполнительного Комитета Советов P.K.K, и К. депутатов на Районном Съезде Советов VII созыва (марта 1929 г. январь 1931 г.). Новочеркасск: Издание райисполкома, 1931. - 90 е.;

77. Народное хозяйство Ростовской области за 20 лет / Под ред.

78. A.И. Гозулова. Ростов н/Д.: Ростиздат, 1940. 436 е.;

79. Наш край (сельское хозяйство Орджоникидзевского края) / Под ред.

80. B. Воронцова и Р. Саренца. Вып. 1-й. Пятигорск: Кн. изд-во, 1939. 44 е.;

81. Отчет III Кубанского окружного съезда Советов 19-24 марта 1927 г. Краснодар: Партиздат, 1927. 42 е.;

82. Регионоведение (Юг России: краткий тематический словарь) / Под общ. ред. Ю.Г. Волкова, A.B. Попова. Ростов н/Д.: изд-во СКНЦ ВШ, 2003.-689 е.;

83. Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование / Г.Ф. Кривошеев и др. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. 608 е.;

84. Шолохов. Фотоальбом (изд. 2-е) / Вступит, статья A.B. Софронова, сост. Э.С. Софроновой. М.: «Планета», 1989.-272 е.;4. Периодические издания.1. Центральные.

85. Коллективист. Массовый колхозный журнал Народного комиссариата земледелия СССР, колхозцентра СССР и РСФСР. 1931. № 3, 5, 20; 1932. № 8;

86. Наши достижения. Ежемесячный журнал. Под ред. А.М. Горького. 1930. № 1,2, 12;

87. Правда. Газета ЦК ВКП(б). 1935,1936;

88. Советская агрономия. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР и Всесоюзного научно-исследовательского института удобрений, агротехники и агропочвоведения имени К.К. Гедройца. 1940. № 2 3;

89. Социалистическое земледелие. Газета Народного комиссариата земледелия СССР, колхозцентра СССР, Зернотреста и Наркомзема РСФСР. 1933;

90. Социалистическое сельское хозяйство. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР. 1939. № 5;

91. Спутник агитатора. Журнал ЦК и МК ВКП(б). 1939. № 12.

92. Учет и финансы в колхозах. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР. 1940. № 1;1. Региональные

93. Большевик. Газета Краснодарского крайкома ВКП(б), крайисполкома и Краснодарского горкома ВКП(б). 1938,1940;

94. Большевистский Дон. Газета Вешенского райкома ВКП(б). 1934;

95. Донская правда. Газета Шахтинско-Донецкого окружкома ВКП(б). 1929;

96. Колхозница. Журнал Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) (с сентября 1937 г. Ростовского обкома ВКП(б). 1936. № 1 - 2; 1937. №1,2, 4, 5, 6, 7,8-9; 11, 12;

97. Колхозный путь. Газета политотдела Гулькевичской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

98. Колхозный путь. Журнал Азово-Черноморского крайзу. 1935. №11; 1936. №6; 1937. № 1;

99. Красный Дон. Газета Черкасского окружкома РКП(б). 1921;

100. Молот. Газета Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) (с 1934 г. -Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), с 1937 г. Ростовского обкома ВКП(б)), крайисполкома и Ростовского-на-Дону горкома ВКП(б). 1929, 1930, 1931,1934,1936,1937;

101. Орджоникидзевская правда. Газета Орджоникидзевского крайкома ВКП(б), крайисполкома и Ворошиловского горкома ВКП(б). 1937,1939,1940;

102. Северо-Кавказский большевик. Газета Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) (1934 1937 гг.). 1936;

103. Советский Северный Кавказ. Краеведческий, общественно-политический, научно-популярный, литературно-художественный иллюстрированный журнал. 1931. № 7 8;

104. Ударник колхоза. Журнал Северо-Кавказского крайзу и край-колхозсоюза. 1932. № 1 — 2;

105. Произведения и материалы выступлений общественных и политических деятелей.

106. Буденный С.М. Речь на торжественном пленуме Ростовского горсовета, посвященном межкраевой встрече советского казачества // Казачество под большевистским знаменем. Пятигорск: Крайиздат, 1936. С. 5 11;

107. Евдокимов Е.Г. Речь на пленуме Ростовского горсовета с советским казаками Дона, Кубани, Терка и горцами Северного Кавказа 15 марта 1936 г. // Казачество под большевистским знаменем. Пятигорск: Крайиздат, 1936. С. 15-30;

108. Касилов С. Донские казаки беззаветно преданы своей родине, колхозному строю. Речь на 2-й сессии ВЦИК XVI созыва (3 февраля 1936 г.) // Молот. 1936. 5 февраля;

109. Ларин В.Ф. Боевые задачи весенней посевной кампании. Доклад на объединенном пленуме С.еверо.-К.[авказского] Крайкома и КрайКК ВКП(б) 27 января 1933 г. Ростов н/Д., 1933. 44 е.;

110. Сталин И.В. Выступление на заседании комиссии II Всесоюзного съезда колхозников-ударников для рассмотрения проекта Примерного устава с/х артели. 16 февраля 1935 г. // Трагедия советской деревни. Т. 4. М.: РОССПЭН, 2002. С. 390-402;

111. Сталин И.В. Итоги первой пятилетки. Доклад на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). 7 января 1933 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. М.: Госполитиздат, 1952. С. 161 -215;

112. Сталин И.В. О правом уклоне в ВКП(б). Речь на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 12. М.: Госполитиздат, 1953. С. 1 107;

113. Сталин И.В. Отчетный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б). 26 января 1934 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. М.: Госполитиздат, 1952. С. 282-379;

114. Сталин И.В. О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства. Из выступлений в различных районах Сибири в январе 1928 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 11. М.: Госполитиздат, 1953. С. 1 9;

115. Шеболдаее Б.П. Выступление на совещании в ЦК ВКП(б) по вопросам коллективизации. 2 июля 1934 г. // Трагедия советской деревни. Т. 4. М.: РОССПЭН, 2002. С. 178 181;

116. Шеболдаее Б.П. Выступление на торжественном заседании Ростовского горсовета 15 марта 1936 г. //Молот. 1936. 23 марта;

117. Шеболдаее Б.П. Казачество в колхозах. Ростов н/Д.: Партиздат, 1936.- 11 е.;

118. Шеболдаее Б.П. Казачество в колхозах // Колхозный путь. 1935. № 11. С. 3-7;

119. Шеболдаее Б.П. На передовых позициях строительства социализма. Политотчет на 7-й Северо-Кавказской краевой партконференции // Ударник колхоза. 1932. № 1 2. С. 5 - 9;

120. Письма, мемуары и воспоминания.

121. Александрова П.А. Пережитое // Колхозница. 1936. № 1 2. С. 7 - 9;

122. День нашей жизни. Статьи. Заметки. Письма. Документы. (15 мая 1940 г.). Ростов н/Д.: Ростоблкнигоиздат. 1940. 228 е.;

123. Казаки-колхозники Вешенского района тов. Сталину // Молот. 1936. 26 февраля;

124. Карпов В. Телушек Гитлеру, коров - Сталину. Рассказ старой казачки // Крестьянин. 1996. № 20. С. 13;

125. Кияшко З.О. Годы колхозной жизни. Литературная запись Г. Новогрудского, А. Дунаевского. Краснодар: Кн. изд-во, 1953. -215 е.;

126. Крестная ноша. Трагедия казачества. Ч. I. Как научить собаку есть горчицу. 1924 1934 / Сост. В.С. Сидоров. Ростов н/Д.: «Гефест», 1994. - 511 е.;

127. Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. В 2-х кн. Кн. 1. 1905 1941 гг. / Сост., вступ. ст., коммент., примеч. В.В. Петелина. М.: Шолоховский центр МГОПУ им. М.А. Шолохова. 2005.-813 е.;

128. Письма во власть. 1928 1939. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям / Сост.: А .Я. Лившин, И.Б. Орлов, О.В. Хлевнюк. М.: РОССПЭН, 2002. - 528 е.;

129. Письмо донских казаков станицы Цымлянской. народному комиссару по иностранным делам товарищу Литвинову // Молот. 1936. И февраля;

130. Письмо донской казачьей сотни Б.П. Шеболдаеву, В.Ф. Ларину, Н.Д. Каширину. 24 марта 1936 г. // Колхозный путь. 1936. № 6. С. 2 3;

131. Письмо казака-колхозника колхоза им. 8 марта Крыловского района Краснодарского края. Петра Дмитриевича Дубины «Множить ряды ворошиловских всадников» // Большевик. 1938. 16 мая;

132. Шолохов и Сталин. Переписка начала 30-х годов (Публикация, вступительная статья и примечания Ю.Г. Мурина) // Вопросы истории. 1994. №3. С. 3-25;7. Литература.

133. Агафонов О.В. Казачьи войска России во втором тысячелетии. Киров: КОГУП Кировская областная типография, 2002. 400 е.;

134. Аксайский район. История и современность. Ростов н/Д.: «Феникс», 2004.-163 е.;

135. Алексеенко И.И. Коллективизация и казачество Кубани в 1929 -1933 гг. // Проблемы истории казачества: Сб. ст. Волгоград: Изд-во ВГУ, 1995. С. 236-248;

136. Алексеенко И.И. Наказание голодом // Родная Кубань. 2002. № 3. С. 33-36;

137. Алексеенко И.И. Репрессии на Кубани и Северном Кавказе в 30-е годы XX века. Краснодар: Изд-во КубГУ, 1993. 114 е.;

138. Баранов A.B. Многоукладное общество Северного Кавказа в условиях новой экономической политики. Краснодар: Изд-во КубГУ, 1999. -346 е.;

139. Баранов A.B. Социальное и политическое развитие Северного Кавказа в условиях новой экономической политики (1921 1929 гг.). СПб: Нестор, 1996.-354 е.;

140. Безменов Д. Пятилетний план колхоза «Власть советов» // Спутник агитатора. 1939. № 12. С. 11-13;

141. Берхин И.Б. Военная реформа в СССР (1923 1925 гг.). М.: Воениздат, 1958. - 238 е.;

142. Бондарев В.А. Крестьянство и коллективизация: Многоуклад-ность социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х 30-х годах XX века. Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2006. - 520 е.;

143. Брыкин H.A. Стальной Мамай // Брыкин H.A. Земля в плену. Стальной Мамай. Л.: Изд-во «Художественная литература», 1969. С. 365 691;

144. Булыгина Т.А. Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А.Н. Еремеевой, А.Ю. Рожкова. Краснодар, 2006. С. 27 34;

145. Великая H.H. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII XIX вв. Ростов н/Д.: «Невинномысская городская типография», 2001. - 278 е.;

146. Венков A.B. Донское казачество в гражданской войне. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 1992. 162 е.;

147. Венков A.B. Печать сурового исхода: К истории событий 1919 года на Верхнем Дону. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1988. 192 е.;

148. Верт А. Россия в войне 1941 1945 гг. М.: Изд-во ЭКСМО, 2003. -736 с.;

149. Викторов Б.А. Без грифа «секретно». Записки военного прокурора. М.: Юрид. лит., 1990. 336 е.;

150. Водолацкий В.П., Скорик А.П., Тикиджьян Р.Г. Казачий Дон: очерки истории и культуры. Ростов н/Д.: ООО «Терра», 2005. 448 е.;

151. Воскобойников Г.Л. Казачество в Красной Армии в 20-е 30-е годы XX в. // Кубанское казачество: Три века исторического пути. Материалы Междунар. науч.-практ. конф., ст. Полтавская Краснодарского края, 23 -27 сентября 1996 г. Краснодар, 1996. С. 50 - 55;

152. Воскобойников ГЛ. Казачество и кавалерия в годы Великой Отечественной войны 1941 1945 гг. Ростов н/Д.: «Терра-Принт», 2006. - 288 е.;

153. Воскобойников Г.Л., Батырев В.Д. Советская власть и казачество (1921 июнь 1941). М.: ООО Принт, 2003. - 196 е.;

154. Боскобойников Г.Л., Прилепский Д.К. Казачество и социализм: Исторические очерки. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1986. 160 е.;

155. Гайдаш Н. Калиновский колхоз «15 лет Октября». Пятигорск: Крайиздат, 1940. 36 е.;

156. Гиляровский Б.А. Москва и москвичи. Очерки старомосковского быта. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1958. 424 е.;

157. Глухое Г.А. Против калединщины // Помнят степи донские. Сборник воспоминаний. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1967. С. 62 67;

158. Годович Е. Политдень // Колхозница. 1937. № 5. С. 11-18;

159. Горюнов П. О казачьем вопросе (из наблюдений и опыта работы по Ейскому р-ну Донского округа). Ростов н/ Д.: Изд-во ДОДН, 1925. 32 е.;

160. Гужвин П. Хлеб России // Свободная мысль. 1992. № 65. С. 3 7;

161. Давыдов Ю. «Красный терец» (о колхозе ст. Ново-Павловской, Георгиевского района). Ростов н/Д.: Крайиздат, 1931. 46 е.;

162. Данилов В.П., Маннинг Р., Виола Л. Редакторское вводное слово к сборнику документов // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в пяти томах. Т. 1. М.: РОССПЭН, 1999. С. 7-12;

163. Данилов В., Верт П., Берелович А., Самуэльсон Л. Советская деревня 1930- 1934 гг. по документам ОПТУ НКВД. Предисловие к сборнику документов // Советская деревня глазами ВКЧ - ОПТУ - НКВД. Т. 3. Кн. 1. М.: РОССПЭН, 2003. С. 7 - 46;

164. Дедов И.И. В сабельных походах (Создание красной кавалерии на Дону и ее роль в разгроме контрреволюции на юге России в 1918 1920 гг.). Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1989. - 198 е.;

165. Дон волною серебрится. Частушки, пословицы и поговорки Дона // Сост. П.И. Ковешников. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1979. 191 е.;

166. Дон советский. Историко-экономический и социально-политический очерк / Под ред. А.И. Козлова. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1986. 272 е.;

167. Донская история в вопросах и ответах / Под ред. Е.И. Дулимова, С.А. Кислицына. Т. I. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 1997. 246 е.;

168. Донские казаки и в прошлом и настоящем / Под общ. ред. Ю.Г. Волкова. Ростов н/Д.: «Феникс», 1998. 342 е.;

169. Дробязко С.Н Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил. 1941 1945 гг. М.: ЭКСМО, 2004.-608 е.;

170. Есаков П.Е. Станица Казанская: художественно-документальное повествование. Ростов н/Д.: Терра-Принт, 2008. 240 е.;

171. Зеленин И.Е. Был ли «колхозный неонэп»? // Отечественная история. 1994. № 2. С. 105 121;

172. Зеленин И.Е. Коллективизация и единоличник // Отечественная история. 1993. № 3. С. 43 55;

173. Зеленин НЕ. Кульминация крестьянской трагедии (Предисловие к сборнику документов) // Трагедия советской деревни. Т. 3. М.: РОССПЭН, 2001. С. 7-47;

174. Иванов В.И., Чернопицкий П.Г. Социалистическое строительство и классовая борьба на Дону (1920 1937 гг.). Исторический очерк. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 1971.-174 е.;

175. Ивницкий H.A. Коллективизация и раскулачивание в начале 30-х годов По материалам Политбюро ЦК ВКП(б) и ОПТУ // Судьбы российского крестьянства. М.: Изд-во РГГУ, 1995. С. 249 297;

176. История ВКП(б). Краткий курс / Под ред. комиссии ЦК ВКП(б). Одобрен ЦК ВКП(б). 1938 год. М.: Госполитиздат, 1950. 351 е.;

177. История Кубани. XX век. Очерки / Под общ. ред. В.Е. Щетнева. Краснодар: «Перспективы образования», 1998.-224 е.;

178. Источниковедение новейшей истории России: теория, методология, практика / Под ред. А.К. Соколова. М.: Высшая школа, 2004. 687 е.;

179. Кабытов П.С., Козлов В.А., Литвак Б.Г. Русское крестьянство: этапы духовного освобождения. М.: Наука, 1988. 246 е.;

180. Казаки Усть-Белокалитвенского юрта / Под рук. JI.H. Сафоновой. Ростов н/Д., 2007.- 113 е.;

181. Казачий Дон: Очерки истории. Ч. I / Под ред. А.П. Скорика. Ростов н/Д.: Изд-во Ростовского облИУУ, 1995. 192 е.;

182. Казачий Дон. Ч. II / Под ред. А.П. Скорика. Ростов н/Д.: Изд-во Ростовского облИУУ, 1995. 208 е.;

183. Калмаиуй В.Д. Кривые хутора. Краеведческий художественно-документальный очерк. Ростов н/Д.: ООО «Ростиздат», 2005. 160 е.;

184. Каравай М. Сегодня политотдел сила // Политотделы Северного Кавказа за работой. Ростов н/Д.: Партиздат, 1933. С. 18 - 26;

185. Караулов М.А. Терское казачество. М.: Вече, 2007. 320 е.;

186. Катаев Ив. Двое // Наши достижения. 1930. № 12. С. 58 64;

187. Кирсанов Е.И., Пониделко A.B. Новочеркасск столица мирового казачества: История и современность. М.: ЭКСМО, 2008. - 789 е.;

188. Кислицын С.А. Государство и расказачивание. 1917- 1945 гг. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 1996. 48 е.;

189. Кислицын С.А., Дулимов Е.И. Шолохов и история России. Парадоксы великого писателя. Ростов н/Д.: «Донской издательский дом», 2005. 336 е.;

190. Ключевский Б.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М.: «Мысль», 1993. 415 е.;

191. Козлов А.И. Выступление на конференции по проблеме расказачивания // Голос минувшего. 1997. № 1. С. 41 46;

192. Козлов А.И. М.А. Шолохов: Времена и Творчество. По архивам ФСБ. Ростов н/Д.: Изд-во РГУ, 2005. 480 е.;

193. Кокунько Г.В. «Черные доски» // Кубанский сборник: сборник научных статей по истории края / Под ред. О.В. Матвеева. Краснодар, 2006. С. 207-218;

194. Колхозники-двадцатитысячники // Коллективист. 1931. № 3. С. 30 32;

195. Кондраишн В.В. Голод 1932 1933 годов: трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. - 519 е.;

196. Коссинский В.С. Агротехника передового Усть-Лабинского района Кубани // Советская агрономия. 1940. № 2 3. С. 98 - 106;

197. Котельников В. Дон. Кубань. Терек. М.: «Молодая гвардия», 1950.-214 е.;

198. Котов Г., Струков М., Горбатенко Г., Френкель Я. Советская деревня к третьей пятилетке // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 5. С. 141 149;

199. Кофанов П. Вожаки земли. Картины колхозной жизни // Советский Северный Кавказ. 1931. № 7 8. С. 15-21;

200. Кофанов П. Земля в походе // Наши достижения. 1930. № 4. С. 28-35;

201. Кофанов П. Стансовет. Ростов н/Д.: Крайиздат, 1934. 68 е.;

202. Кравченко И.Я. Черный ворон. Повесть. Из цикла «Дети войны». Новочеркасск: Изд-во ЮРГТУ(НПИ), 2003. 102 е.;

203. Край наш Ставрополье: Очерки истории / Науч. ред. Д.В. Кочура, В.П. Невская. Ставрополь: Шат-гора, 1999. 528 е.;

204. Кропачев С.А. Большой террор на Кубани. Драматические страницы истории края 30 40-х гг. Краснодар: Изд-во КубГУ, 1993. - 113 е.;

205. Кругов А.И. Ставропольский край в истории России (1917 1941 гг.). Ставрополь: Изд-во СГУ, 1996. - 248 е.;

206. Кубанский Н. Кубань штурмует большевистский сев // Коллективист. 1932. № 8. С. 3 7;

207. Куценко И.Я. Кубанское казачество. Краснодар: Кн. изд-во, 1990.-383 е.;

208. Кущетеров P.M. Советское крестьянство в условиях тоталитаризма. Черкесск: Изд-во «Пул», 1995. -216 е.;

209. Лащилин Б. Станица Михайловская на Хопре. Сталинград: Кн. изд-во, 1939.-40 е.;

210. Ленинский путь донской станицы / Под ред. Ф.И. Поташева, С.А. Андронова. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1970. 275 е.;

211. Лихницкий Н.Т. Классовая борьба и кулачество на Кубани. Ростов н/Д.: Крайиздат, 1931. 62 е.;

212. ЛукацкийА. Селькорка Гребенникова // Колхозница. 1937. № 5. С. 2;

213. Лукин Б.В. К истории донского казачества. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1939.- 121 е.;

214. Мальцева H.A. Очерки истории коллективизации на Ставрополье. СПб: Нестор, 2000. 153 е.;

215. Маслов С. Всадники Буденного // Коневодство и конный спорт. 1985. №5. с. 13-15;

216. Матвеев О.Б., Ракачев В.Н., Ракачев Д.НЭтнические миграции на Кубани: история и современность. Краснодар: Изд-во КубГУ, 2003. 200 е.;

217. Медведев P.A. Они окружали Сталина. М.: Политиздат, 1990. 351 е.;

218. Моложавенко B.C. Костры памяти: Повесть-хроника. Ростов н/Д.: Кн. изд-во, 1985.-172 е.;

219. Молчанов М.В. Победа колхозного строя на Дону и Кубани. Шахты: Кн. изд-во, 1960. 172 е.;

220. Тезисы Международной научной конференции, г.Геленджик, (8-11 октября 2002 г.). Краснодар: Кн. изд-во, 2002. С. 140 145;7176. Щетнев В.Е. Расказачивание как социально-историческая проблема // Голос минувшего. 1997. № 1. С. 18-22;

221. Диссертации и авторефераты.

222. Игонин A.B. Партийно-государственная политика в сельских районах Ставрополья, Кубани и Дона: историко-политический и теоретический аспекты (1928 1934 гг.): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Ставрополь, 1997.-26 е.;

223. Извекова А.К. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества как класса на Кубани: Дис. . канд. ист. наук. Краснодар, 1948. 196 е.;

224. Канцедалов П.З. Коллективизация сельского хозяйства на Тереке: Дис. . канд. ист. наук. Пятигорск, 1951. -204 е.;

225. Курков Г.М. Кубанские и донские казачьи кавалерийские формирования в 1936 1945 гг.: историческое исследование. Дис. . канд. ист. наук. М., 2006. - 226 е.;

226. Кущетеров P.M. Аграрная политика Советского государства. 1917- 1991 гг. (на материалах Северного Кавказа): Дис. . докт. ист. наук. Ставрополь, 1997. 302 е.;

227. Мельситов В.А. Азово-Черноморская краевая партийная организация в борьбе за политическое и организационно-хозяйственное укреплениеколхозов годы второй пятилетки: Дис. . канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1969. -211 е.;

228. Оганян А.Г. Историческая роль политических отделов МТС в деле укрепления колхозного строя в СССР. 1933 1934 гг. На материалах работы политотделов МТС Северо-Кавказского края: Дис. . канд. ист. наук. М., 1948.-206 е.;

229. Пейгашев В.Н. Большевики Ставрополья в борьбе за сплошную коллективизацию сельского хозяйства: Дис. . канд. ист. наук. Пятигорск, 1951.-218 е.;

230. Скорик А.П. Проблемы экспериментов и ошибок в историческом процессе. Автореф. дис. докт. философ, наук. Ростов н/Д., 2001. 47 е.;

231. Токарева H.A. Деформация социально-экономических отношений в станицах и селах Северо-Кавказского края в 1928- 1929 гг.: Дис. . канд. ист. наук. Ростов н/Д., 1994. 202 с.