автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Казахи Алтая

Полный текст автореферата диссертации по теме "Казахи Алтая"

На правах рукописи

Октябрьская Ирина Вячеславовна

КАЗАХИ АЛТАЯ: ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ПОГРАНИЧНЫХ РАЙОНАХ ЮЖНОЙ СИБИРИ XIX-XX ВВ.

07.00.07 — этнография, этнология и антропология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Новосибирск- 2004

Работа выполнена в секторе исторической этнологии и мониторинга Института археологии и этнографии СО РАН

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор Томилов Николай Аркадьевич доктор исторических наук, профессор Кривоногое Виктор Павювич доктор исторических наук, профессор Моисеев Владимир Анисимович

Ведущая организация: Барнаульский государственный педагогический университет

Защита состоится 20 декабря 2004 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 003.006.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии и этнографии Сибирского отделения Российской Академии наук по адресу: 630090, г. Новосибирск, пр. академика Лаврентьева, 17.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии СО РАН.

Автореферат разослан 20 ноября 2004 г.

Ученый секретарь < 4

диссертационного совета, доктор исторических наук

СВ. Маркин

КАЗАХИ АЛТАЯ: ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ ВПОГРАНИЧНЫХРАЙОНАХ ЮЖНОЙСИБИРИХГХ-ХХ ВВ.

ОБЩАЯХАРАКТЕРИСГИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Реструктуризация постсоветского пространства перевела проблему границ России с независимыми государствами Центральной Азии из сферы экономической географии в сферу геополитики. К числу наиболее важных в геополитическом отношении приграничных регионов Российской Федерации относятся Республика Алтай и Алтайский край, образующие ее центрально-азиатский рубеж. Эти административные образования входят в структуру Большого Алтая, который также объединяет Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая (СУАР КНР), Баян-Ульгийский и Ховдосский аймаки Монголии, Восточно-Казахстанскую область Республики Казахстан. Большую роль для современного российского Алтая играет развитие региональных и трансграничных форм сотрудничества в сфере экономики, культуры и межэтнических контактов в пределах алтайского макрорегиона. В настоящее время программы трансграничного сотрудничества подпитываются идеями евразийского союза и перспективами межрегиональной интеграции постсоветского периода.

Этнополитический фактор занимает одно из важных мест в оценке современной ситуации в макрорегионе. Особенность ситуации состоит в том, что доминирующим в полиэтничных сообществах приграничных регионов стран Большого Алтая является казахский этнос, объединенный общностью истории, обладающий при всех локальных различиях единой культурой, единым языком и единой религией. Исторический опыт миграций, экономические, культурные и этнополитические контакты казахов приграничной зоны служат основой консолидации трансграничного сообщества. Можно предположить, что его геополитические ориентации и приоритеты в перспективе будут иметь существенное влияние на развитие ситуации в этой части Центральной Азии.

В рамках открытия года России в Казахстане - 9 января 2004 г. - в Астане был подписан Договор о сотрудничестве и взаимодействии по пограничным вопросам между Россией и Казахстаном. Главы обоих государств, поручив правительствам завершить подготовку Договора о делимитации государственной границы, высказали единое мнение о том, что государственная граница России и Казахстана является границей дружбы, добрососедства и сотрудничества, объединяющей братские народы.

Развитие казахстанско-российского сотрудничества в гуманитарной сфере обозначило перспективу конструктивного взаимодействия по вопросам обеспечения прав граждан и соотечественников, проживающих на территориях двух государств; решение проблем соотечественников стало рассматриваться как часть программы стабилизации евразийского этнополитичес-кого пространства

Интерес официального Казахстана к казахскому сообществу Евразии воплотился в ряде межгосударственных соглашений Был разработан проект Концепции государственной программы оказания содействия соотечественникам на 2003-2007 гг. Поддерживая соотечественников, официальный Казахстан утверждает стандарты межэтнического сотрудничества и толерантности. Наряду с практическими шагами по укреплению межрегионального сотрудничества и развитию всесторонних контактов с казахскими общинами России, Монголии, Китая и др. государств официальные круги Казахстана поощряют программы изучения культурного достояния и исторического опыта соотечественников за пределами исторической родины.

В послании к многонациональному населению Республики Казахстан «В потоке истории» (1999 г.) президенты.А. Назарбаев подчеркивает: «Самые острые вопросы нашего бытия за несколько сотен дней до третьего тысячелетия — в чем состоит наша национальная идентичность, какая модель отношений культур современного Казахстана оптимальна, какие скрепы держат наше национальное сознание, как сохранить в стремительно меняющемся мире свое национальное "Я" — ведь все это вопросы политической реальности, но ответ затаился не столько, и не только в современности, сколько в темных и прозрачных водах истории...» (Назарбаев Н А., 1999 г.).

История и нынешнее состояние этнических сообществ оказываются в центре внимания специалистов —ученых и практиков Казахстана и России, ориентированных на анализ этнополитических реалий Центральной Азии XVПI-XX вв. — эпохи возникновения и трансформации гео- и этнополити-ческих структур нового и новейшего времени.

В контексте сохранения стабильности в макрорегионе и развития отношений Российской Федерации с Республикой Казахстан и другими государствами Центральной Азии приобретает новое звучание проблема казахов пограничной зоны Большого Алтая, где смыкаются государственные границы России, Казахстана, Монголии и Китая. Это определяет актуальность исследования, в центре которого - история казахов российского пограничья в пределах Большого Алтая ХГХ-ХХ вв.

Объект и предмет исследования. Представленная к защите работа посвящена анализу этнополитической истории Алтая нового и новейшего време-

ни. Избрав в качестве объекта изучения общность казахов современной Республики Алтай - этнолокальные группы казахов, сложившиеся в Горном Алтае к началу XX в., — в качестве предметной сферы исследований автор обозначил сюжеты этнополитической истории алтайского участка российского пограничья XIX-XX вв.

По данным переписи 1989 г., численность казахов Горного Алтая (ГААО РФ СССР) составляла 10692 чел., из них 86,5 % проживали на территории пограничных Кош-Агачского и Улаганского р-нов; 8,5 % - в Усть-Канском, Он-гудайском, Шебалинском р-нах ГААО РФ (нынешней РА). Сегодня казахи являются третьим по численности народом Республики Алтай. .

Формирование этого сообщества предопределили процессы демаркации границ и колонизационная политика, административные и земельные реформы в Российской империи XVIII - середины XIX вв. В этот период казахи начали продвижение в высокогорные и степные районы Алтая. Анализ казахской миграции XIX-XX вв. и связанных с ней стратегий социокультурной адаптации и межэтнического взаимодействия казахского этноса в рамках полиэтничного сообщества Алтая занимает центральное место в работе.

Хронологические рамки работы (ее основной части) охватывают период XIX-XX вв.; при этом анализ этнической истории казахов региона опирается на характеристику этнополитической ситуации Большого Алтая XVII-XIX вв. - того периода, когда закладывались основные тенденции развития геополитической ситуации в Центральной Азии, в полной мере реализовавшиеся уже в новейшее время.

Цель и задачи исследования определили перспективы изучения процессов формирования и структурирования регионального полиэтничного сообщества юга Западной Сибири - Русского Алтая (в традиционных этногеог-рафических определениях) как части Большого Алтая.

Содержание работы задано соединением конкретно-исторического и ретроспективного анализа. Ее цель состоит в том, чтобы, восстановив этническую историю казахов пограничной зоны Алтая, оценить влияние политических, социальных и прочих факторов на самоопределение локального сообщества и дать оценку его современного состояния. В соответствии с авторской концепцией исследования выделяется ряд научно-практических задач, формирующих структуру работы:

1) дать аналитический обзор этнополитической истории алтайского региона в контексте политической и социальной истории России XVII-XIX вв.; выявить причины и специфику масштабных миграций казахов, явившихся частью этнополитической и этносоциальной истории пограничных территорий России в Центральной Азии в новое и новейшее время;

2) по возможности полно восстановить этническую историю локальных казахских сообществ Алтая, возникновение и становление которых стало результатом взаимодействия ряда факторов; среди них процессы геополитического структурирования сфер влияния в Центральной Азии XVПI-XIX вв., административно-территориальные преобразования на границах Российской империи XIX-XX вв., а также процессы социокультурной и социально-политической трансформации традиционного кочевого казахского общества XIX-XXBB.;

3) в контексте этнической истории и истории миграции выявить стратегии социокультурной адаптации казахов в иноэтничном окружении Алтая, включая стратегии межэтнического и конфессионального взаимодействия, которые в конечном счете определили стратегии самоопределения локальных сообществ казахов пограничного региона;

4) проследив этнополитическую и этносоциальную историю пограничного региона российского Алтая новейшего времени, дать оценку современного состояния казахского сообщества региона в его отношении к основному этническому массиву; определить специфику самосознания и самоопределения локальных групп российских казахов в контексте современной гео- и этнополитической ситуации в Центральной Азии, а также в контексте всестороннего развития межгосударственного взаимодействия России и Казахстана.

Решение конкретных задач историко-этнографического исследования, обозначенных в рамках данной работы, позволит перейти к обобщениям методологического характера, связанным с определением категорий «этническая история» и «этническая идентичность», за которыми, согласно авторской версии, стоит непрерывный процесс трансформации этноса, в единстве стратегий социокультурной адаптации и этнополитического самоопределения.

Состояние научной разработки темы исследования. Поставив задачу проследить, как в ходе реальных гео- и социально-политических процессов (демаркация и делимитация границ, административно-территориальное районирование, направленные миграции, реализация программных положений национальной политики и т.д.) происходило становление локальных этнических сообществ казахов Алтая, автор опирался на обширный фонд исторических и историко-этнографических исследований по казахской проблематике России и Казахстана, а также на современные методологические исследования в области теории этноса, этничности и этнических миграций.

Фактологическую основу работы определили исследования, предпринятые в рамках подготовки фундаментальных трудов «История Сибири» (1967-

1972 гг.) и «Границы Китая: история формирования» (2001 г.), а также монографии отечественных историков-востоковедов и историков Казахстана, прежде всего В.А. Моисеева, С.Г. Кляшторного, В.Я. Басина, СЕ. Толыбекова и др., посвященные этнополитической истории казахского этноса в истории Центрально-Азиатского региона. В работе были также широко использованы обобщающие выводы и конкретно-историческая информация, представленные в трудах по этнополитической и социальной истории отдельных регионов Большого Алтая, в том числе в сочинениях Н.Г. Аполловой, Н.В. Алексеенко, М.С. Муканова, Н.С. Модорова, Л.И. Шерстовой, Г.П. Са-маева, Н.А. Майдуровой и др.

Обширный фонд названных историко-аналитических исследований имеет огромное значение, так как позволяет воссоздать генеральную схему этнической истории и расселения казахов Среднего жуза XVШ-XX вв., определить основные векторы в развитии миграционных процессов и обозначить стратегии этносоциальной адаптации кочевников с момента их включения (на основе добровольного принятия подданства) в инфраструктуру Российского государства.

В работе также учтены исторические исследования, предпринимаемые в суверенном Казахстане; они являются составной частью государственных и международных интеграционных гуманитарных программ республики, среди которых «Казахская диаспора: проблемы и перспективы», «Казахстан в историческом пространстве Евразии: опыт государственного и социально-культурного развития», «Культурное наследие». Результатом их реализации является серия монографий по истории казахского этноса, в том числе казахов ближнего зарубежья; можно назвать работы: К. Нурпеисова «Восстановление территориальной целостности Казахстанав XX в.» (1996 г.), Г. Мен-декуловой «Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие» (1998 г.), Р. Айдарбаевой «Казахи в Алтайском крае Ро ссии (XVIII— 20-30 гг. XX вв.)» (1998 г.), Э. Валиханова «Вопросы казахской государственности в XIX в.» (2001 г.), М. Абдирова «Завоевание Казахстана царской Россией и борьба казахского народа за независимость» (2002 г.) и др.

В целом начиная с 1990-х гг. в гуманитарной науке Казахстана заметно меняются оценки исторического прошлого: отвергается цивилизационный фактор и утверждается факт разрушения национальной казахской государственности и этнической целостности в ходе колониальной экспансии России в Казахстане и Центральной Азии. В работах ряда авторов пересматриваются сложившиеся политические и геополитические стандарты Евразии; степи Южного Урала, юг Западной Сибири, Прииртышье включаются, с подачи казахстанских авторов, в ареал традиционного расселения казахского наро-

да; как незаконно отторгнутые и составляющие часть исконной казахской этнической территории воспринимаются сопредельные с Казахстаном пределы Алтая.

В контексте сохранения стабильности в макрорегионе и развития двусторонних отношений Российской Федерации с Республикой Казахстан и другими государствами Центральной Азии проблема воссоздания истории казахов пограничной зоны Алтая приобретает новое звучание. При этом в российской гуманитарной (этнографической и исторической) науке отсутствуют исследования, посвященные данной теме. Формирование и трансформация локального казахского сообщества юга Западной Сибири, частью которого является казахский этнос, не укладывается в исторические схемы, заданные официально ангажированной наукой Казахстана, и нуждается в системной оценке.

Политизация этнической истории Центральной Азии в последние годы втягивает в академический дискурс по поводу границ, территорий и миграций специалистов, ориентированных на социально-политическую и геополитическую проблематику. Работы B.C. Зиновьева, Н.Н. Аблажей, Е.В. Карих, И.Н. Анисимовой и др. рассматривают казахские миграции сквозь призму административно-фискальных практик на границах российского государства XVIH-XX вв. Казахский вопрос в связи с административно-территориальным районированием Алтая поднимается в работах Е.М. Борблик, Т.Н. Соболевой, Н.И. Разгон. Проблемы межэтнического русско-казахского и алтай-ско-казахского взаимодействия в связи с изменением геополитического контекста и актуализацией пограничных миграций анализируются в работах О.В. Воронина и А.В. Быкова.

Академический свод историко-этнографических и этнографических исследований, посвященных казахам Алтая, не отличается обширностью. Формирование информационной базы, ориентированной на полиэтничное сообщество Большого Алтая, начинается с XVII в. в рамках комплексных рекогносцировочных изысканий на окраинах Российской империи. Геополитические интересы России, связанные с укреплением рубежей, и перспектива освоения природных и демографических ресурсов сибирской провинции диктовали задачи академических экспедиционных практик в регионе на протяжении двух последующих столетий.

Особенно активными исследования стали в середине XIX в. в связи с процессом регламентации и демаркации российско-китайской границы. Стабилизация ситуации в пограничных районах позволила продолжить исследования региона и населявших его народов. Экспедиции П. А. Чихачева (1842 г.), Т.Е. Шуровского(1844 г.), СИ. Гуляева (1860-е гг.),П.П. Семенова (Тянь-Шан-

ского) (1856 г.), В.В. Радпова (1860-1870-е гт.), Г.Н. Потанина (1870-1880-е гг.), Н.М. Ядринцева (1880-е гг.) расширяли представления о Большом Алтае. Системные описания центрально-азиатских (сибирских) территорий второй половины XIX в. включали топографические, геолого-географические, социально-экономические, статистические и этнографические изыскания, связанные с оценкой ресурсов макрорегиона, в том числе демографического и этнического потенциала. При этом исследователи нового поколения, продолжая традиции академического энциклопедизма эпохи Просвещения, ориентировались на цивилизационный подход. Демократические тенденции, которые проявились в социально-исторических и этнографических сочинениях этого периода, акцентировали колониальные аспекты российских административно-политических практик в Сибири. В центре научного дискурса находилась проблема взаимодействия аборигенного населения, русских переселенцев и Российского государства.

Иноэтничные компоненты региональной этнополитической истории не являлись объектом анализа; хотя уже в дневниках В.В. Радлова содержалась информация о крещеных казахах Сарасы и о присутствии казахских кочевий в Чуйской степи; а в материалах Г.Н. Потанина по Северо-Западной Монголии были опубликованы фольклорные сюжеты о противостоянии алтайцев и казахов.

Этнополитической и социокультурной реальностью пограничной зоны казахский фактор стал благодаря прикладным изысканиям, начатым на Алтае в ходе демаркации границы и последовавших за этим административных и земельных преобразований в регионе. Военные топографы и политики-практики И. Бабков, Е. Шмурло, Р. Закржевскийи др., а также географы В.В. Сапожников, В.И. Верещагин в 1880-1890-е гг., составив подробные описания горных ущелий и речных долин, прилежащих к российско-китайской границе в зоне Русского Алтая, зафиксировали многочисленные казахские аулы в пограничных урочищах, обозначили маршруты их кочевания.

Разработка казахской темы была продолжена в рамках статистических, социально-демографических и экономических исследований на Алтае и в сопредельных регионах в ходе административно-территориальных преобразований XIX в. Подготовка землеустройства и перспектива массового водворения переселенцев определили задачи прикладных социально-экономических исследований, результатом которых стала публикация многотомного издания «Горный Алтай и его население» (1900 г.). Обзоры СП. Швецова и В.П. Михайлова по Горному Алтаю и Алтайскому округу Томской губернии ввели в научный оборот материалы, характеризующие состояние региональных полиэтничных сообществ. Впервые как этнодемографическая и этносоциальная реальность

среди кочевых и оседлых инородцев Алтая в официальной статистике были обозначены локальные группы казахов региона - казахи Сарасинской инородческой управы, казахи Черно-Ануйского миссионерского стана и казахи Чуйс-кой степи. Впоследствии казахские сообщества сел Сарасы и Черный Ануй, создавшие уникальные модели культурного синтеза в зоне взаимодействия кочевой и земледельческой традиций, никогда более не привлекали внимание исследователей. Казахское население Сарасы к середине XX в. полностью растворилось среди русского населения; казахи с. Черный Ануй стали объектом авторских исследований лишь в конце 1990-х гг.

Казахская тема вновь возникла в научно-практических изысканиях на юге Сибири в 1920-е гг. в связи с необходимостью советского административного структурирования полиэтничного сообщества Сибири. В 1920-е гг. появились работы Л.П. Мамета, П.М. Юхнева, П.Я. Гордиенко, посвященные этнической истории Алтая, в том числе новейшего времени. Политические реалии советской эпохи, образование Казахской автономии и размежевание границ РСФСР и КАССР1921-1925 гг., стимулировали интерес к различным группам «казаков», среди которых оказались казахи Алтая. Интерес к обитателям Чуйской степи был кроме прочего вызван массовыми обращениями локальной группы казахов в высшие инстанции об их присоединении к Казахстану. Работа А.Н. Самойловича «Казахи Кош-Агачского аймака Ойротской автономной области» (1927 г.) стала открытием группы. Не случайно в период постсоветской модернизации в России 1990-х гг., сопровождавшейся ростом этнического самосознания, очерк был переиздан при поддержке администрации с. Жана-Аул Кош-Агачского р-на Республики Алтай.

Начиная с 1930-х гг. историко-этнографические разработки в СССР уступили место социально-историческим. Многообразие культур и народов страны вновь оказалось в фокусе исследовательских интересов в 1950-е гг.; в 1963 г. в академической серии «Народы мира» вышел двухтомник «Народы Средней Азии и Казахстана» с обширным этнографическим очерком о казахах. С этого времени исследования в области казахской этнической истории и этнографии приобрели планомерный характер. К 1970-1980-м гг. относятся исследования СИ. Вайнштейна и А.В. Коновалова в пограничной зоне Алтая. В 1986 г. в издательстве «Наука» Казахской ССР вышла монография А.В.Коновалова «Казахи Южного Алтая (проблемы формирования этнической группы)»; итогом работы стало выделение казахов Алтая, компактно проживающих в Чуйской степи и прилегающих речных долинах, в особую этническую группу, обладающую культурной, языковой спецификой, а также специфическим этническим самосознанием. И хотя это определение было

впоследствии опровергнуто казахами Алтая фактом самоопределения своей диаспоральной идентичности, общая характеристика локального сообщества знаменовала новый этап в развитии этнографии/этнологии региона, связанный с переходом от презентации информации к ее анализу.

Наряду с традиционными историко-этнографическими исследованиями к 1970-м гг. в России сложилось направление, ориентированное на изучение современных этносоциальных процессов. Удачным совмещением историко-этнографических и этносоциологических исследований стали программы изучения народов Сибири, предпринятые Омской этнографической школой. В рамках обозначенной исследовательской проблемы наибольший интерес представляют исследования, посвященные казахам Прииртышья, Н.А. Томи-лова, Ш.К. Ахметовой, О.М. Провоторовой/Бронниковой, Ж. А. Ермекбаева и др. Выводы, полученные коллегами, обеспечивают возможность сравнительного анализа этносоциальных процессов в региональных сообществах казахов Западной Сибири и ориентируются на определение их в качестве этнолокальных (этнографических) групп единого казахского этноса. Проблема общего и особенного в изучении казахского этноса актуализируется в 1990-х гг. Появляется серия работ, посвященных казахской диаспоре России, среди них исследования О.Б. Наумовой, В.В. Амелина, Т.С. Паниной, А.В. Федоровой и др.

При этом в отечественной исторической и этнографической литературе последних десятилетий проблема образования и трансформации казахского сообщества Алтая не получила должного освещения. Отдельные аспекты были затронуты в работах по истории Сибири, Казахстана, политической истории Российской империи, истории международных отношений в Центральной Азии. Данное сочинение, как и предшествующие ему авторские исследования, призвано заполнить лакуны в этнической (этнополитической) истории приграничных районов Южной Сибири. Это определяет новизну и научную значимость данного исследования.

Источниковая база исследования. Историческая картина этнополитичес-кого и этнокультурного развития приграничных регионов Южной Сибири в XIX - начале XX в. восстанавливалась автором на основе объемного документального материала. В работе использованы исторические сведения, опубликованные в трудах А.П. Уманского, Г.П. Модорова, Л.И. Шерстовой, Г.П. Самаева, Н.А. Майдуровой, И.В. Анисимовой и др. Многие документы впервые вводятся в научный оборот в рамках данной работы.

Содержание работы определяют архивные документы — материалы, отложившиеся в Центре хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК, г. Барнаул), Государственном архиве Томской области (ГАТО, г. Томск),

в фондах Архивной Службы Республики Алтай (АС РА, г. Горно-Алтайск), в Архиве ФСБ Республики Алтай (АФСБ РА, г. Горно-Алтайск), а также в Государственном архиве Восточно-Казахстанской области Республики Казахстан (ГА ВКО РК, г. Усть-Каменогорск).

Основой предлагаемого исследования являются статистические материалы. К ним относятся данные всероссийских (всесоюзных) переписей начиная с 1897 г., а также материалы сельскохозяйственной переписи 1916-1917 гг. (ЦХАФ АК. Ф. 233) и опубликованные статистические обзоры по Алтаю 19001912 гг. В освещении современного периода используются материалы демографической переписи 1920 г., Всесоюзной переписи населения 1926 г., Всесоюзных переписей населения 1959,1970,1979и 1989 гг., обобщенные в статистических обзорах Статкомитета Республики Алтай.

Очень важны для характеристики этнодемографической и социально-политической ситуации в Южной Сибири XIX — начала XX вв. материалы Алтайской духовной миссии - фонд метрических книг с записями по Черно-Ануйскому миссионерскому стану 1850-1919 гг. (ЦХАФ АК. Ф. 144), содержащих, кроме прочего, информацию о местах исхода новокрещеных казахов и позволяющих реконструировать начальные этапы формирования группы.

Большое место в работе занимают актовые источники конца XIX — начала XX вв. -делопроизводственная и фискальная документация, они отражают позиции официальных административных структур различного уровня в формировании политики в пограничных регионах (ГАТО. Ф. 3; АС РА. Ф. 19с, Ф. Д583-ПФ; АФСБ РА. Ф. 766; ГА ВКО РК. Ф. 568). Эти материалы позволили составить характеристику миграционных процессов в пограничном регионе и оценить социально-демографические тенденции в развитии локальных казахских сообществ на протяжении XIX-XX вв.

Историю появления казахов в пределах Алтая, характер взаимодействия аборигенного населения и мигрантов, причины и последствия локальных межэтнических конфликтов освещают документы мемуарного и эпистолярного жанров, представленные в материалах рукописного фонда миссионеров Алтайской духовной миссии (ЦХАФ АК. Ф. 164). Впервые предметом научного анализа стали архивные материалы о деятельности антимусульманского отдела АДМ, который возник в результате распространения влияния православной церкви на приграничные районы, освоенные казахским этносом.

Данные периодической печати также входят в круг источников работы; при этом большое значение в работе уделено современной региональной прессе - республиканские и районные газеты Горно-Алтайской автономной

области, с 1991 г. -Республики Алтай, составляют свод источников, которые содержат информацию по широкому кругу вопросов — от политики до этнографии.

Собственно этнографические источники, используемые в работе, представлены полевыми сборами автора. В авторском портфеле: нарративные материалы — персональные истории и исторические предания о появлении казахов в границах Алтая, описания обрядов и верований, описание локальных моделей природопользования, картография и описания родовых некрополей, генеалогии, фольклорный свод чуйских и туратинских казахов в несколько сот единиц информации (составленный при участии фольклористов и филологов СО РАН в 1997-1999 гг.), социологические материалы, полученные в ходе совместных исследований с коллегами ИЦИГ СО РАН и ИФиПр СО РАН и т.д. Положенные в основу данной работы материалы стали результатом исследований, проводившихся среди казахов Горного Алтая, Алтайского края и ВКО Республики Казахстан на протяжении 1990-х гг. Отдельные разделы работы, посвященные группе туратинских казахов, выполнялись в рамках экстренных исследований во взаимодействии с административными структурами Республики Алтай. Достоверность авторских материалов была обеспечена их корреляцией с данными официальной статистики, с архивными и историческими сюжетами. Используемый в работе источниковый комплекс достаточно репрезентативен и позволяет в полной мере решить поставленные диссертантом задачи.

Методология и методы исследования. Методологической основой работы является теория этноса и этнических процессов, возникшая в российской науке в рамках эволюционного социально-исторического направления в первой половине XX в., оформившаяся в трудах советских этнологов к 1970-м гг. и трансформировавшаяся под влиянием российской редакции конструктивизма к началу XXI в.

В советской этнографии, методология которой приобрела законченный вид благодаря трудам Ю.В. Бромлея, РФ. Итца, Н.Н. Чебоксарова, С.А. Арутюнова и др., категория «этнос» рассматривалась в рамках социально-исторического процесса, глобальные тенденции которого определялись сменой общественно-политических формаций. Согласно формуле, ставшей каноном отечественной этнографии, этнос - это исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании (Бромлей Ю.В., 1983). Традиционно этнос рассматривался в двух аспектах

как культурно-языковая общность - «этникос», и как социально-политическое образование - «этносоциальный организм». В форме «этносоциального организма» объединялись этнический и социально-политический факторы.

Эта концепция являлась методологической основой исследований в области этнической (этнополитической) истории; на нее были ориентированы работы Л.П. Потапова, СИ. Вайнштейна, Н.А. Томилова, Э.Л. Львовой, а позже Л.И. Шерстовой др. авторов, посвященные истории тюркских народов Саяно-Алтайского региона и шире - Западной Сибири. Методология этого направления была обобщена в работах Н.А Томилова 1990-х гг., где была концептуально оформлена точка зрения ряда отечественных авторов, ориентированных на расширительное толкование понятия «этнической истории». Рассматривая этническую историю в единстве этногенеза, этнического развития (этнодинамики) и этнической трансформации, исследователь обозначил ее принципиальную непрерывность, многофакторность и универсальность, распространив это понятие на все разновидности историко-культурных общностей - этнографические, этнические, этносоциальные.

В рамках обсуждения теоретико-методологических проблем этнической истории традиционно большое место в отечественной этнографии занимал вопрос о соотношении этнического и политического. Работами СИ. Брука, Н.Н. Чебоксарова,Л.Е. Куббеля 1970-1980-х гг. в академический дискурс было введено понятие «этнополитическая общность». Было признано, что политическая линия развития связана со степенью консолидации этноса, отражением чего является наличие устойчивого этнического самосознания.

Проблема проявления этнического через политическое чрезвычайно остро была обозначена в рамках российской конструктивистской (функциональной) концепции, сложившейся в отечественной этнологии к 1990-м гг. Исследователи, работающие в этой парадигме (В.А. Тишков, СФ. Чешко, СН. Абашин и др.), обозначили «этнос» как категорию вторичную, создаваемую в ходе социально-политических практик и противопоставили ему понятие «этничности» («этнической идентичности») - как форму осознания групповой солидарности, подлежащей трансформации. Но при анализе «эт-ничности» неизбежно возникал вопрос о критериях групповой идентичности, который возвращал исследователей к категории этнического самосознания, обоснованной Ю.В. Бромлеем в качестве наиболее устойчивого признака этноса. Сравнение теоретико-методологических основ двух противостоящих в современной российской этнологии - эволюционной и конструктивистской - теорий, осуществленное в рамках обсуждения наследия академика Ю.В. Бромлея (2003 г.), позволило исследователям сгладить обозначенные противоречия.

В результате этническое самосознание было признано универсальной константой и стало рассматриваться как результирующая всех атрибутов этноса (общность территории, языка, происхождения и т.п.), которая формируется под действием разнонаправленных факторов как экзогенного, так и эндогенного происхождения. Этническое самосознание, будучи показателем уровня консолидации этноса, соответствует внутриэтнической иерархии и заключает в себе тенденцию к трансформации. Катализатором трансформации могут являться различные факторы в широком диапазоне - от религиозно-мифологической до политической сферы.

От противостояния современная российская этнология (этническая история и этнополитология) переходит к синтезу подходов. Плодотворным опытом соединения социально-исторической и конструктивистской парадигмы являются работы Л.И. Шерстовой, посвященные этнополитической истории Южной Сибири; в них «этнополитическая история» рассматривается как часть «этногенеза» (в расширительном толковании, ставящим знак равенства между «этногенезом» и «этнической историей»); в процессе становления и трансформации этносов каждый из этапов связан с конкретной формой идентификации (родовой, территориальной, социокультурной и т.д.); возможным итогом развития является политическое самоопределение этноса. Подобная концепция, соединяющая динамическое и статическое начала в трактовке этноса, определяет методологию данной работы. Этническое самоопределение (этничность), в соответствии с современной теорией, интерпретируется диссертантом как результирующая множества составляющих в этнополити-ческом и этносоциальном контексте.

В ходе конкретно-исторического анализа становится очевидным, что одним из факторов актуализации этнического самосознания казахов пограничной зоны Алтая, является миграционное движение, которое играло заметную роль в истории пограничных регионов Большого Алтая XIX-XX вв. Его оценка опирается на современные теоретические разработки в области изучения миграции. В самом общем виде под миграцией понимается пространственное перемещение населения, ведущее к его территориальному перераспределению. Важное значение в определении миграции имеет классификация причин, среди которых доминируют экономические и социальные, но также выделяются политические, этнические, религиозные, экологические и т.д. Процесс миграции разделяют на три стадии или фазы: процесс формирования территориальной подвижности населения и принятия решений; реализация миграционной активности (переселение); адаптация, или приживаемость мигрантов на новом месте. Стратегия приживаемости (термин, возникший в ходе переселенческого движения в России XIX-XX вв.)

включает приспособление человека к новым условиям и изменение условий в соответствии с потребностями человека; и выражается в превращении мигранта в старожила в течение определенного периода.

На стадии адаптации, также как в период формирования и реализации миграционных установок, большую роль играет этнический фактор, который может быть выражен через «показатель этнической комфортности». Этнический комфорт, определяя степень привлекательности определенного этнотерриториального сообщества, предполагает характерную для данного региона исторически выработанную модель оптимальной «межэтнической (культурной) дистанции» и стратегии межгруппового взаимодействия, которая обеспечивает целостность и эффективное воспроизводство этнических идентичностей. Этнический дискомфорт (при наличии экономических и социально-политических противоречий) связан с ростом интолерантных и миграционных стратегий.

Выявленные демографами, социологами и этнологами на основе анализа мирового опыта типологические характеристики миграции, представляют собой инструмент описания миграционных процессов Большого Алтая XIX-XX вв. Содержание работы определяет изложение и анализ этнополитической истории пограничных территорий в связи с миграциями казахского этноса, которые имели вариативный, многофакторный, динамичный характер и определяли напряженный характер межэтнического взаимодействия в регионе.

Миграции актуализировали проблему дистанций и границ в межэтничес -ком взаимодействии. По мнению Фредерика Барта, этническое сообщество может быть идентифицировано исходя из тех границ, которыми оно себя обозначает, а не из специфики меняющей свое содержание культуры, находящейся в пределах этих границ. В этом смысле этничность представляет собой стратегию отграничения в ходе создания и трансмиссии этнических границ; это реальный способ выражения групповой идентичности, который объединяет «нас», чтобы подчеркнуть отличие от «них». Этот подход активно используется в современных исследованиях, демонстрирующих актуализацию этничности и этнических границ в ходе миграции. Он также актуален при изучении диаспоральных стратегий.

Категория «диаспоры» занимает одно из центральных мест в изучении этнополитических реалий постсоветского пространства. Среди множества определений диаспоры, диссертант ориентируется на классическое, рассматривающее это явление как результат переселения части этноса, сохраняющего память о местах исхода и базовую идентичность. Для диаспоры характерны: множественная самоидентификация, предполагающая наличие

этнокультурной связи и со страной проживания, и с этнической родиной; существование институтов, призванных обеспечить сохранение и развитие диаспоры (в том числе международного характера); наличие стратегии взаимоотношений с государственными институтами как страны проживания, так и титульного государства. Данное определение имеет функциональный характер и позволяет рассматривать диаспору как динамичное образование, различным стадиям развития которого соответствует определенный уровень идентичности. В приложении к истории казахов Алтая представляется возможным заключить, что на современном этапе диаспоральное сознание становится основной формой самосознания локального сообщества, прошедшего длительный путь развития от группы-изолята конца XIX в. к этнолокальной группе казахского этноса, существующей в границах диаспоры начала XXI в.

Освоение методологии современных исследований этноса и этнических миграций, этнической и диаспоральной истории являются основой авторской концепции, определяющей содержание данной работы. Методики, использованные в работе, заданы сочетанием историко-этнографического и функционального подходов с элементами этносоциологического и политологического анализа. В целом комплексный метод, реализованный в данной работе, позволяет восстановить этническую (этнополитическую) историю казахов Алтая XIX-XX вв.

Научная новизна и практическая значимость исследования. Новизна и научная значимость избранной темы обусловлена как ее недостаточной разработанностью, так и возможностью применения результатов исследования при оценке и в управлении региональными этнополитическими и социальными процессами.

В рамках данной работы этническая история казахов Алтая впервые рассматривается как многофакторный процесс, в котором соединяются геополитические, социально-экономические и социокультурные составляющие. Предпринимается попытка сравнительного диахронного изучения локальных групп казахов Алтая - чуйских, сарасинских и черно-ануйских/туратин-ских казахов; при этом сарасинские и черно-ануйские (крещеные) казахи как этническая реальность выделяются впервые.

Введение в научный оборот оригинальных архивных и полевых материалов позволяет реконструировать многие ранее неизвестные страницы истории казахов Алтая, в том числе: историю казахской Сарасы XIX в., историю крещения казахов Алтая и образования «антиисламской миссии» второй половины XIX в., историю массовых миграций казахов на Алтай конца XIX в. и казахский исход вследствие «казахского геноцида» в Монголии 1913 г. и т.д.

Воссоздание социально-исторического и этнополитического контекста появления казахов на Алтае имеет важное значение не только в связи с процессами делимитации российско-казахстанской границы и модернизацией стратегии взаимодействий Республики Казахстан с соотечественниками в России; анализ этнической истории локальных сообществ казахов Алтая также необходим для оценки процессов межэтнических взаимодействий в регионе с целью утверждения принципов толерантности и предотвращения тенденций этнической напряженности. Это придает работе общественно-политическую актуальность и практическую значимость.

Апробация исследования. Результаты полевых и аналитических исследований автора использованы при подготовке музейных экспозиций в селах Джазатор и Жана-Аул Кош-Агачского р-на Республики Алтай. Аналитическое заключение по современному состоянию туратинских/черно-ануйских казахов Усть-Канского р-на Республики Алтай передано в районную и республиканскую администрации. Материалы диссертации представлены в серии публикаций в рецензируемых журналах, сборниках и коллективных монографиях, апробированы на региональных, общероссийских и международных семинарах и конференциях.

Структура исследования. Диссертация построена по проблемно-хронологическому принципу и состоит из введения, 4 глав, заключения, списка источников и литературы и приложения. В исследовании представлена как общая оценка динамики этнополитических и социокультурных процессов в регионе, так и анализ системы социокультурных ценностей и стереотипов, присущих этническому сообществу казахов, формирующемуся в пограничной зоне Алтая.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении диссертации обосновывается актуальность и степень разработанности темы исследования, определяются цели и задачи работы, характеризуется ее научная новизна. Основное внимание уделяется историографическому обзору, характеристике источников и обоснованию методологии.

Глава 1. «Казахи Алтая. Этнополитическая ситуация в Алтае-Саянском регионе и проблема формирования внешних и внутренних границ России (XVIII-XX вв.)» включает два параграфа: 1.1. «Этнополитическая ситуация в Саяно-Алтайском регионе и казахский вопрос в связи с проблемой формирования государственных границ России (XVHI-XIX вв.)»; 1.2. «Казахский вопрос в контексте административно-территориальных преобразований в Западной Сибири (XVIII-XIX вв.).

1.1. В соответствии с авторской концепцией исследования, ориентированной на воссоздание этнической истории казахов пограничной зоны Алтая, приводится аналитический обзор этнополитической истории пограничных территорий России в Центральной Азии в новое и новейшее время, который позволяет выявить причины, специфику и последствия масштабных миграций казахов региона.

Границы России в XVII в. отодвигались все дальше на восток. В Сибири, по мнению исследователей, они не столько обозначали уже сложившиеся административно-политические районы, сколько активно формировали их, хотя долгое время оставались нечеткими и неопределенными. Основные тенденции в формировании границы России в этот период определили Нерчин-ский (1689), Буринский и Кяхтинский (1727) российско-китайские договоры.

Противостояние Китая и Джунгарии, а затем Российской и Цинской империй определяло этнополитическую ситуацию в макрорегионе. Сложная этнополитическая обстановка на юге региона в начале XVII-XVIII вв. была связана с возникновением ситуации «кондоминиума», когда при отсутствии фиксированных границ различные государственные и потестарные образования считали освоенные земли территориями своих жизненных интересов.

После разгрома цинским Китаем Джунгарского ханства российское правительство и сибирская администрация столкнулись с мощным миграционным движением казахов. В XVI в. шел процесс сложения казахских ханств — Большого, Малого и Среднего жузов, которые к XVII в. занимали уже значительную часть степи. В первой половине XVIII в. казахские кочевья в результате активного противостояния Джунгарии планомерно приближались к зоне российского влияния в Южной Сибири.

Начавшийся в первой трети XVIII в. процесс присоединения к России казахских жузов был длительным и носил противоречивый характер. Этнополитическая карта большей части Центральной Азии и сопредельных территорий в этот период имела сложную динамическую структуру. Только в конце XVШ — начале XIX вв. стало фиксированным понятие «государственная граница»; именно в этот период обозначилось противостояние Россини Китая, возникла проблема делимитации и демаркации центрально-азиатских рубежей России.

К XVIII в. Саяно-Алтайский регион превратился в центрально-азиатский форпост империи. Укрепления Сибирской пограничной линии обозначали рубежи российского влияния. Одновременно с включением Сибири в этносоциальную и военно-политическую инфраструктуру России происходило переосмысление значения новых территорий и их потенциала. В стратегии государственного администрирования земли, их богатства и

народонаселение стали рассматриваться как один из важнейших ресурсов в развитии.

К1725-1726 гг. относится начало горного дела на Алтае. С этого момента возникает проблема защиты горно-рудного района от кочевников. Она стала особенно актуальной к середине XVШ в., когда Колывано-Воскресенские заводы (в 1747 г.) перешли в ведение царской администрации и Алтай был отнесен к категории кабинетских земель. Ряд правительственных указов и постановлений администрации горного округа 1740-1760-х гг. запрещали казахам переход за линию укреплений, но освоение пограничных территорий продолжалось.

Проблема казахских миграций и межэтнической напряженности в пограничном районе обострилась, когда горное дело стало убыточным и кабинет предложил программу аренды земли. Региональные власти настаивали на выдворении казахов. Позиция центра была направлена на превращение казахских степей в буферную зону в противостоянии с Цинами с целью обеспечения политического превосходства России в Центральной Азии.

Стабилизация российско-цинских отношений вызвала дальнейшую либерализацию отношения имперской администрации к проблеме казахских миграций. Указы 1771,1788,1797 гг. разрешали переход казахов на русскую сторону Иртыша и закрепляли право кочевания в российских пределах. Результатом этого стала активизация казахской миграции на юге Западной Сибири. Одновременно в регионе развивалась крестьянская миграция; в 1818 г. русскому населению было разрешено селиться за пограничной линией. В 1822 г. было впервые официально заявлено об отношении российского правительства к Алтаю как к территории России.

С начала XIX в. «казахский вопрос» в китайско-русских отношениях потерял былую актуальность. Цины отказались от политики дальнейшей экспансии в Центральной Азии. Присутствие российской власти в подавляющей части казахских кочевий, сопредельных с пограничной линией Цинской империи, стало очевидным. Перспективы развития этнополитической ситуации у восточных границ Российской империи были связаны с демаркацией границы.

Окончательное оформление российской границы в Центральной Азии произошло после подписания Маргеланского договора 1894 г., который вслед за Кульджинским (1851), Пекинским (1860), Чугучакским (1864) и Петербургским (1881) договорами, создал фундаментальную договорно-правовую основу российской границы в Центральной Азии, сохранившую свое юридическое значение и сегодня.

Впервые в рамках Чугучакского протокола был поставлен вопрос о закреплении народонаселения пограничных территорий; тогда в состав русских

пределов вошла значительная (около 25960 кв. верст) территория и 64000 душ кочевого населения. И хотя новая граница вызывала множество вопросов, поскольку рассекала ареалы расселения алтайских и казахских сообществ; тем не менее подписание договора имело огромное значение, так как устраняло разногласия по территориальным вопросам и способствовало прекращению локальных конфликтов на «ничейной» земле.

Несмотря на затянувшуюся демаркацию, в 1864-1865 гг. официально и окончательно были приняты в российское подданство теленгиты Первой и Второй Чуйской волостей приграничных районов Алтая (имевшие к тому времени статус двоеданцев по отношению к России и Цинской империи). И еще до того, как произошла разметка границы, российские власти разрешили переселение на Алтай (в Алтайский/Колывано-Воскресен-ский горный округ). Совпавшее с демаркацией границы массовое переселение во многом определяло содержание этнополитических процессов в сибирских пограничных регионах; одной из составляющих миграции стал казахский вектор.

Одновременно с разграничением территорий происходило становление охраны восточных рубежей России. На юге Западной Сибири к середине XIX в. локализовались части Сибирского линейного казачьего войска, в 1861 г. реформированного в Сибирское казачье войско, обязанностью которого являлась охрана китайской границы. Наиболее актуальным в рамках пограничной проблемы, было решение вопросов о подданстве кочевников сопредельных государств. Проблема возвращения «верноподданных» откочевщиков и сохранения демографического потенциала пограничных территорий очень остро стояла перед Россией в период демаркации государственных рубежей в Центральной Азии.

В конце XIX в. в результате упрочения имперской власти в азиатских провинциях, окончательно интегрированных в систему российской юрисдикции, позиции властей по поводу перехода кочевников через границу существенно изменились. В январе 1903 г. на высочайшем уровне было принято решение об исключении из российского подданства перебежчиков в Китай из Семи-реченской и Семипалатинской областей. Ситуация российско-китайского «кондоминиума», возникшего в пограничных регионах в XVIII в., была исчерпана. Изменение баланса сил не только на юге Сибири, но и в целом в Центральной Азии и начало активной политики России в сопредельных с восточной границей регионах (в Халхе и Синцзяне) формировало новые миграционные стратегии государства.

1.2. Существенное влияние на развитие миграций в пограничной зоне Большого Алтая оказали административные и земельные реформы XIX —

начала XX вв. в азиатских провинциях России. В середине XVIII в. миграция казахов распространилась на опустевшие джунгарские земли и захватила Обь-Иртышское междуречье, где одновременно в первой четверти XVIII в. стало ощутимым российское присутствие. Включение горно-степного пространства в сферу жизнедеятельности казахского этноса, основанной на кочевом экстенсивном скотоводстве (с большой амплитудой меридиональных кочевий и сезонной стратификацией пастбищ), противоречило стратегиям крестьянской земледельческой колонизации и практике освоения горно-рудных ресурсов региона.

В общих чертах территория горного округа сложилась к началу 1760-х гг. В конце XVIII в. он вошел в состав Томской области Тобольской губернии (до 1798 г. - Тобольского наместничества). В затяжном конфликте по поводу решения «казахского вопроса» в горном округе сталкивались интересы государства, региональных властей и местных структур. Российские власти были заинтересованы в освоении казахской степи, имевшей огромное геополитическое и торгово-экономическое значение. В отношении к казахам действовал либерально-патерналистский стандарт, ставящий их вне административно-фискальных иерархий российского общества. Это делало чрезвычайно привлекательной региональную (трансграничную) миграцию кочевников.

Администрация горного округа и командование Сибирскими линиями неоднократно заявляли о необходимости ограничения переселения казахов. Вдоль Пресногорьковской линии по левому берегу Иртыша возникла так называемая десятиверстная полоса, которая воспринималась как своеобразная защита от проникновения казахов в пределы округа. Но, несмотря на административные меры и серию репрессивных указов, миграционное движение казахов не прекращалось. Оставались неопределенными и границы горного округа, что осложняло процесс регламентации миграционного движения в его пределы.

После снятия ограничений в 1771 г. многие аулы Среднего жуза перешли на «внутреннюю сторону» пограничных линий, расселившись вблизи крестьянских селений. К концу XVIII в. казахам было дано право свободных перекочевок в Сибири при отсутствии у них административного устройства и фискальных повинностей. Постепенно на протяжении XVIII в. казахи Среднего жуза осваивали степные пространства в Прииртышье, позднее — Кулундинскую степь; в это же время они активно проникали в Бухтарминс-кий край и в пограничные пределы Горного Алтая. В начале XIX в. в ряде районов юга Западной Сибири началось образование локальных групп казахского этноса.

В начале XIX в. при изменении геополитического контекста в Евразии, обозначились новые тенденции в решении внутренних проблем азиатских провинций России и их народонаселения. От стратегии «приласкания» казахов в рамках умеренно либерального курса просвещенного абсолютизма XVIII в. имперские структуры перешли к практике активной интеграции кочевого населения в систему общеимперской юрисдикции.

Этот процесс, совпадавший с демаркацией внешних границ в Центральной Азии, одновременно разворачивался во Внутренней орде, созданной в 1801 г. и подчиненной Оренбургскому генерал-губернаторству, и в сибирской глубинке. Российское правительство пыталось узаконить присутствие казахов на территории горного округа, что вызывало решительное сопротивление местных властей. Положение казахов, кочующих в зоне сибирских пограничных линий и в пределах Колывано-Воскресенского горного округа, было крайне неопределенным; места кочевий не были обмежеваны и закреплены законодательно. Необходимость устранить расхождения в позициях властей по казахскому вопросу привело к тому, что еще в 1821 г. Министерство внутренних дел выдвинуло проект, согласно которому на казахов предполагалось распространить положение «Об иностранцах, переходящих в Россию через Сибирскую линию»; при этом в ходе административных реформ в 1822 г. границы округа — владения Кабинета—распространялись до китайских пределов и пограничная (буферная) зона Алтая объявлялась российской территорией.

Проблема определения административно-территориального статуса казахских кочевий в Сибири стояла очень остро. Ее решение было связано с реформами М.М. Сперанского 1822-1824 гг. В пакет программ, предложенный возглавляемым им Сибирским комитетом вошел «Устав о сибирских киргизах» (казахах. -И. О.) 1822 г. Согласно этому документу предполагалось аннулирование институтов традиционного родового общества и утверждение системы российского государственного управления в казахской степи.

В результате реструктуризации Сибири, по реформе М.М. Сперанского 1822 г., казахи Среднего жуза вошли в состав Омской области, которая наряду с Тобольской и Томской губерниями была включена в состав Западно-Сибирского генерал-губернаторства; появилась категория «сибирские киргизы» (казахи. —И. О.). Частые изменения административно-территориальных границ и статусных образований объяснялись неопределенностью положения регионов и населения Азиатской России, которые все еще находились в состоянии интеграции в общеимперское пространство.

Огромное влияние на развитие этносоциальной ситуации на окраинах оказало создание внешних округов (Омская область была разделена на внут-

ренние и внешние округа, устроенные по особым правилам), в рамках которых была фиксирована территория кочевий и запрещен переход из одного округа в другой. Стремление ограничить приток кочевий из внешних округов во внутренние пределы диктовало ужесточение миграционного режима на протяжении всего XIX в.

С процессами регламентации перекочевок и разграничением территорий внутренних и внешних округов был связан вопрос о землепользовании казахов, обосновавшихся на «внутренней стороне». Программы отмежевания шли вразрез с интересами Алтайского горного правления. Однако продолжающиеся кампании по выселению казахов желаемого эффекта не приносили, но лишь провоцировали конфликтное развитие ситуации. В 18301840-е гг. недовольство реструктуризацией казахских территорий и наступлением на патриархальные традиции и власть родовой элиты привело к вооруженным конфликтам в степи, которые сопровождались массовыми откочевками, в том числе за рубежи России, в зону китайского влияния. Одновременно шло усиление миграции казахов на земли Алтая.

Проблема казахских миграций в Сибири стояла очень остро в течение всего XIX в. В связи с этим появилось несколько проектов, направленных на совершенствование системы управления в казахских кочевьях. В 1838 г. Омская область была упразднена, а на ее территории возникли внешние округа Пограничного управления. В 1849 г. Пограничное управление, рассматривая многочисленные прошения о землеустройстве казахов, испытывающих нехватку в пастбищах, постановило: казахские хозяйства, кочующие на землях Сибирского линейного казачьего войска, оставить на местах кочевок и причислить к внешним округам.

К середине XIX в. наиболее отчетливо проявились расхождения центральных, сибирских и местных властей по вопросу о регламентации миграционного движения казахов. Попытки казахов обосноваться на кабинетских землях встречали активное сопротивление; исключение делалось лишь для тех, кто вступал в крестьянское сословие с обязательным выполнением заводских работ и повинностей. Но при всех ограничениях к середине XIX в. казахские кочевья занимали уже всю юго-западную часть Алтайского горного круга. Поэтому перед российской администрацией по-прежнему очень остро стояла задача поземельного устройства казахской степи.

Во второй половине 1850-х гг. казахский вопрос стал частью вопроса о внутренних границах в связи с образованием в 1854 г. Семипалатинской области и Области сибирских киргизов (казахов. -И. О.). Согласно новому устройству казахи, кочевавшие на внутренней стороне линии Сибирского казачьего войска, были оставлены на своих местах и включены в состав вновь открытого

«Семиплатинского внутреннего округа сибирских киргизов» (казахов. -И. О.). В соответствии с новым Положением, земли внутренних округов составляли собственность государства; за кочевание в их пределах в пользу государства взимался ясак; переход казахов с кочевками на земли крестьянских селений был запрещен; отвод земли осуществлялся оседлым казахам, которые уравнивались в своем положении с государственными крестьянами.

Эти нововведения, как и предыдущие попытки структурировать кочевое сообщество, оборачивались активизацией миграции. С 1850-х гг. казахи особенно активно стали осваивать пределы Горного Алтая — его северо-западные районы, имевшие по долине р. Чарыш выходы в пределы казачьих станиц степного Алтая.

Дальнейшее изменение этносоциальной ситуации на юге Западной Сибири было связано с проведением в России социально-политических реформ 1860-х гг. В 1865 г. вслед за освобождением помещичьих крестьян, мастеровых и приписных крестьян кабинетных владений Сибири, одновременно с реформой в государственной деревне Сибири (1861-1866 гг.) и реформой в казачьих войсках (согласно «Положения о Сибирском казачьем войске» 1861 г. и Положения «О поземельном устройстве в казачьих войсках» 1869 г.), для переселенцев был открыт Алтайский горный округ - земля стала основным источником доходов Кабинета и, соответственно, основным источником социальных (этносоциальных) конфликтов. Включение территории Алтая в зону активной колонизации происходило одновременно с процессом демаркации государственной границы.

Развитием реформы 1861 г. в полиэтничном сообществе азиатских провинций стали стратегии, ориентированные на дальнейшую унификацию их устройства и управления. В 1868 г. были приняты «Временные положения об управлении в степных областях Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторства», согласно которым казахи приравнивались к сельским обывателям Российской империи, правда освобождаясь от рекрутской повинности.

«Временное положение» создавало правовые предпосылки для усиления процессов колонизации азиатских провинций и вновь провоцировало ситуацию миграционной активности казахов. На 1860-1870-е гг. пришлась волна откочевок из степных областей, в пограничные районы Алтая и далее. Именно в этот период откочевали в пределы Китая многочисленные казахские аулы долины Бухтармы.

Реализация «Временного положения» совпала с началом активной крестьянской миграции в азиатские пределы. Необходимость решения казахского вопроса в этой связи привела кутверждению в 1880 г. «Правил о дозволении

киргизам кочевок на землях Алтайского горного округа». Для свободного проживания казахам был выделен район Кулундинской степи с обязательным их выселением из других областей округа. Позднее район землеустройства был расширен за счет включения в него урочищ в верховьях Бухтармы (в пограничных пределах Горного Алтая. В 1890-е гг. Кабинет вновь поднял вопрос об устройстве казахов; в Сибири стал осуществляться переход к общероссийской системе управления.

В 1882 г. по инициативе Военного министерства было создано Степное генерал-губернаторство; в 1891 г. введено в силу «Положение об управлении Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областями» («Степное положение»), которое завершило процесс признания казахских земель государственной собственностью, отменило пятилетнюю налоговую льготу при административном устройстве и утвердило стратегии трансформации традиционного кочевого общества казахов на основе седен-терезации. Основным итогом реформы 1890-х гг. стало окончательное включение степных областей Сибири в имперскую геополитическую и административно-правовую инфраструктуру, что создало условия для начала активной экономической эксплуатации Россией азиатских провинций. .

Глава 2. «История казахских миграции в пограничной зоне Алтая и проблема социокультурной адаптации (XIX-XX вв.)» включает два параграфа: 2.1. «Казахи северо-западного Алтая: фактор седентерезации в истории миграций XIX в.»; 2.2. «Казахи юго-восточного Алтая: история миграций и проблема социокультурной адаптации (XIX—XX вв.)»

2.1. В XVIII в. Россия активно утверждала военно-политическое и экономическое присутствие в пограничных регионах Южной Сибири. В стратегиях освоения пограничья особое место занимал «казахский вопрос». Вопреки протестам правления Колывано-Воскресенского округа и командования Сибирских пограничных линий к концу XVIII в. казахам было предоставлено право свободных перекочевок в Сибири. Постепенно аулы Среднего жуза освоили степные пространства юга Западной Сибири. Началось образование локальных групп казахского этноса.

В XVIII в. социокультурные установки Российского государства в отношении к кочевникам-казахам отличались вариативностью. Наряду с практикой изоляционизма, в 1730—1760-е гг. в России были обозначены перспективы седентерезации. Крестьянская и промысловая колонизация азиатских регионов и связанный с ней кризис кочевой экономики определяли задачи государственной политики перевода кочевников на оседлость. Практические шаги в этом направлении были предприняты в начале XIX в. по отношению к казахским сообществам и Оренбуржья, и Сибири.

И хотя правление Колывано-Воскресенских заводов отказалось от выполнения указа Сената от 23 мая 1808 г., по которому Оренбургскому и Томскому губернаторам предписывалось принимать киргизов (казахов. —И. О.) в казенные селения, процесс продвижения казахов в зону земледельческого пояса усиливался. Уже в начале XIX в. вдоль казачьих линий, в предгорных районах Алтая на границах кочевой и земледельческой культур формировалась буферная зона.

В 1835 г. в этом районе возникли новые податные единицы - оседлые инородческие управы: Сарасинская, Быстрянская и Кокшинская. Анализ документальных материалов свидетельствует, что инородческие управы носили полиэтничный характер; заметную роль в формировании Сарасинской инородной управы играли киргизы (казахи. - И. О.).

Сарасинская управа административно выделилась из Смоленской крестьянской волости. Сараса возникла после переписи 1816 г. Согласно устной традиции, в начале XIX в. во время голода в степи с Иртыша откочевали казахи рода «копёк», которые стали оседать в крестьянских волостях Алтайского округа. В 1830 г. в с. Сарасинском насчитывалось 129 человек. К концу XIX в. в Сарасинской инородческой управе числилось 281 ревизских душ. В это время к ней были приписаны 20 деревень и сел, среди которых наиболее значимыми в истории освоения региона являлись: Мыюта, Чепош, Анос, Чемал, Едиган, Большая Черга, Манжерок, Абай. По данным сельскохозяйственной переписи 1916 г., Сараса сохраняла полиэтничный характер; казахскими в с. Сарасинском из 257 были 66 домохозяйств; в с. Большая Кыркыле - из 26 -17; в с. Малая Кыркыле - из 33 -11.

Сарасинские крещеные казахи являли пример эффективной аккультурации населения пограничной зоны; жили смешанно с русскими, теле-утами, кумандинцами; ориентировались на земледельческую (комплексную) экономику: наделы сарасинцев включали пашню и покосы, в стаде преобладали крупный рогатый скот и лошади, были свиньи и в незначительных количествах овцы; широкое распространение получило пчеловодство и извозный промысел. Наиболее распространенными фамилиями среди сарасинских казахов были: Ивановы, Бухарины, Коптеловы, Амельяновы, Коровниковы, Жаврины, Никитины, Романовы, Старковы, Егоровы, Голых и т.д. При этом, существуя в рамках крестьянской православной культуры, казахи сохраняли самосознание, выраженное в самоназвании и подтвержденное особым статусом приписных оседлых инородцев.

Дальнейшая истории полиэтничного сообщества Сарасы была связана с нивелировкой этнической идентичности; к середине XX в. казахи раствори-

лись среди русскоязычного большинства. Но в середине XIX в. Сараса дала начало новому анклаву крещеных казахов, который возник в рамках Черно-Ануйского миссионерского стана в горах Северо-Западного Алтая.

В 1820-1830-е гг. казахи, не имея разрешения военных и заводских властей, осваивали степи от Бийского округа и земель линейного казачьего войска на Бухтарме до города Петропавловска. Несмотря на все усилия, практика их выдворения за пределы горного округа была неэффективной; в 1835 г., согласно официальной статистике, на его территории кочевало 8605 казахов; по сведениям на 1849 г., только станичных казахов, проживающих на землях Сибирского казачьего войска, было 16 тыс. человек.

В 1850-х гг. был вновь поставлен вопрос о совершенном выселении казахов за пределы Алтайского горного округа. Именно в этот период началось продвижение казахов в глубины Алтая, в зону расселения кочевых инородцев. С середины XIX в. урочища по рекам Черге и Турате, впадающим в р. Ануй (вдоль которой ниже по течению располагались казачьи станицы степного Алтая), стали местом формирования локальной группы казахов сел Черного Ануя и Тураты.

Казахи оседали в станах Алтайской Духовной миссии, ее Черно-Ануйское отделение было основано в 1844-1848 гг. Первопоселенцами стана были выходцы из с. Сарасы. Согласно народной традиции, первыми появились в долине р. Черги беглые казахи, искавшие земли и воли. В результате крещения из фискальных списков исчезали казахские имена, появлялись Коптеловы, Амельяновы, Романовы, Угрюмовы, Задонцевы, Кусковы, Мокины - эти фамилии были распространены среди крещеных казахов, а также в казачьих станицах по рекам Аную и Чарышу.

Первые записи о крещении казахов с. Черный Ануй сохранились в метрических книгах Улалинской Спасской церкви 1855-1870 гг.; с 1870-х гг. регистрация велась в метрических записях Черно-Ануйской Троицкой церкви. Анализ показывает, что жителями миссионерского стана стали выходцы из Кокпектинского внешнего округа, созданного в 1844 г. (ликвидированного в ходе дальнейших преобразований). По данным метрических книг, среди казахов Черного Ануя преобладали представители: Сибан-Кереевской волости (кереи); Терестамгалы-Найманской, Бура-Найманской, Сары-Жомарт-Най-манской (найманы); а также представители уаков (без волостного, т.е. родового обозначения).

Анализ родовой структуры современных казахов Черного Ануя позволяет выявить более 20 генеалогических подразделений, большая часть которых относится к племенным объединениям найманов (около 70 %) и кереев (20 %) Среднего жуза.

Этносоциальная структура черно-ануйсих казахов сложилась в середине XIX в. Группа формировалась в результате направленной (вынужденной) миграции, спровоцированной административно-территориальными преобразованиями в казахских кочевьях вслед за принятием «Устава о сибирских киргизах» 1822 г. Эти изменения совпали с открытием и разработкой золотых месторождений в границах Кокпектинского округа в 1830-1860 гг.; в 1850— 1860-х гг. здесь эксплуатировалось 7 купеческих золотых приисков. В это время миграции казахов имели наиболее интенсивный характер.

В 1877 г. в Черно-Ануйском отделении насчитывается 1252 души обоего пола. В 1881 г. численность жителей селений Черно-Ануйского стана составляла 1937 чел., из них 1389 инородцев (казахов и алтайцев), остальные русские. В рамках православной традиции в зоне границы происходил активный процесс культурной интерференции (в определении С. А. Арутюнова). Православие и унифицированный в рамках крестьянской традиции культурный стандарт при сохранении языка и самосознания стали фактом существования казахов рек Черги и Ануя.

Черно-Ануйские казахи мало занимались земледелием, в их руках находился извозный промысел Уймонского тракта, проходившего от Бийска через с. Черный Ануй в сторону сел Усть-Кан и Теньга. Отгонное скотоводство с преобладанием коневодства (и производство кумыса), которое практиковали крещеные казахи, являлось основой самосохранения и экономического благополучия этноса.

В основе стратегий межэтнического взаимодействия микрорегиона лежали принципы комплиментарного взаимодействия казахской, алтайской и русской культур на основе конфессионального единства. Аккультурация, характеризующая стратегии адаптации казахов Северо-Западного Алтая, может, в данном случае, рассматриваться не как разновидность ассимиляции, а как ее альтернатива. Именно так рассматривают эту категорию ряд современных исследователей миграции, подчеркивая в аккультурации факт взаимного существования культур.

Сообщество с. Черного Ануя изначально имело полиэтничный характер. Ситуация обострилась в конце XIX в. с началом переселенческого движения на Алтае. С 1870-х гг. в долине р. Черги появляются переселенцы из Томской, Тобольской, Пермской, Пензенской, Тамбовской, Воронежской, Вятской, Рязанской, Самарской, Орловской, Ковенской и др. губерний.

«Положение о поземельном устройстве крестьян и инородцев, водворившихся в Алтайском округе на землях Кабинета Е.И.В.» 1899 г. узаконило новые принципы перераспределения земли на основе подушного надела (15 дес). Широкие землеустроительные работы начались в 1901 г. Врезуль-

тате в 1906 г. сельским сходом Черно-Ануйского миссионерского селения (240 душ мужского населения) был вынесен приговор о причислении инородцев (казахов) в оседлость с образованием инородной управы имени Великого князя Алексея с отводом земель отдельно от русских крестьян.

Усиливающееся переселение на Алтай дестабилизировало ситуацию. Конфликт инородческой - алтайской и казахской, и переселенческой общин с. Черный Ануй развивался, иногда принимая вооруженные формы. Его причина коренилась в земельном переделе и неприятии переселенцами «киргизской» (казахской. - И. О.) церкви, где службы велись, в том числе и на казахском языке.

Интолерантные стратегии российских переселенцев и растущая социально-экономическая конкуренция за владение землей стали факторами актуализации этнической идентичности. Прагматика разделения «своего» и «чужого» для казахов соединялась с поисками самобытности. Манифест о свободе совести 1905 г. стал поводом для возврата к исламу - вере, играющей для маргинального поликультурного сообщества дифференцирующую роль. Развитие локальных форм сепаратизма привело в 1905-1910 гг. к образованию казахского с. Турата.

В дальнейшем группа черно-ануйских казахов разделила судьбу страны. Поданным наконец 1990-хгг, из 1299 чел. населения Черно-Ануйской сельской администрации Усть-Канского р-на Республики Алтай (с. Турата -252, с. Каракол -133, с. Черный Ануй- 884 чел.), русские составляют- 36 %, алтайцы— 18 %, казахи-27 %. Современное состояние казахов характеризует критическое сужение этнодемографического воспроизводства и активная метисация в сочетании с культурной и языковой ассимиляцией. Однако процесс этнической трансформации продолжается. Включение казахов Северо-Западного Алтая в систему диаспоральных контактов ведет к росту этнического и конфессионального самосознания и формирует новую систему оценок, где факт крещения и аккультурации превращается из стратегии эффективной адаптации в факт этнической ущемленности.

2.2. Проблема социокультурной адаптации, чрезвычайно остро возникающая в связи с оценкой миграционных процессов, имеет вариативный характер в преломлении реальных исторических процессов, происходивших в пограничных регионах Большого Алтая в связи казахской миграцией. Но при всем многообразии ситуаций, описывающих историю появления казахов на юге Сибири в XVШ-XX вв., стратегии их интеграции в принимающее сообщество укладываются в две условные схемы: практика ассимиляции и практика взаимного существования культур (комплиментарного или конфронта-ционного).

Этническую историю казахов Северо-Западного Алтая описывает схема перехода от аккультурации как формы сосуществования культур к ассимиляции как форме деэтнизации. История миграций казахов Юго-Восточного Алтая имела иной характер.

Приграничные территории южного Алтая традиционно являлись зоной активных этнополитических процессов кочевой ойкумены, где сталкивались интересы различных этнотерриториальных группировок Саяно-Алтая, Монголии, Казахстана, втянутых в орбиту геополитических интересов России, Китая и Джунгарии. К началу XIX в. после разделения основных сфер влияния между Цинской и Российской империями этот регион отличался смешанным составом населявших его народов и подвижной чересполосицей их кочевий. Дальнейшее развитие ситуации было связано с демаркацией российско-китайской границы.

В 1822 г. территории за Колывано-Кузнецкой линией были объявлены собственностью Кабинета Императорского двора. Однако их статус оставался неопределенным. Китайские власти рассматривали Южный Алтай как буферную зону «Поднебесной империи». Только в 1864 г. был подписан Чугучакский договор, который впервые обозначил границу России от Алтая до Тянь-Шаня, уточненную договором 1881г. Установление фиксированной границы вызвало дробление тувинского и казахского этнических ареалов. Во власти Китая оказались многочисленные группы казахов Среднего жуза - родовые подразделения кара-кереев (племени найманов), абак и ашемайлы (племени кереев), сохранившие устойчивые связи с казахской степью и Алтаем. Наряду с внешнеполитическим фактором существенную роль в корректировке этнополитической карты региона играли административные реформы XIX — начала XX в. на окраинах Российского государства. В самых общих чертах они сводились к утверждению общеимперской системы управления.

Унификация землеустройства наряду с ростом переселенческого движения и изъятием земель в пользу вновь создаваемых крестьянских селений и казачьих постов обострила проблему кочевых угодий казахов в Прииртышье. У казахов пограничных волостей практиковалась аренда пастбищ в сопредельных районах. В горных и степных долинах Западного и Юго-Восточного Алтая находились летние кочевья населения Зайсанского и Усть-Каменогорского уездов.

Казахи Чингистайской волости (долины р. Бухтармы) Усть-Каменогорского уезда осваивали пограничную зону кабинетских земель Алтая. Их проникновение во внутренние пределы Чуйских волостей началось с 1860-1870-х гг. в результате активной санации земель горного округа. Кризис кочевий, меж-

родовые распри, конфликты на казачьих линиях и в крестьянских волостях, а также репрессивные меры администрации Кабинета формировали миграционные стратегии казахов пограничных районов Большого Алтая. Казахи Чингистая и Катон-Карагая (родовых подразделений найманов: самай, кара-тай, кара-керей и др.) на правах аренды и самозахватом осваивали пограничные с долиной р. Бухтармы урочища Горного Алтая — плоскогорье Укок, долины рек Колгуты, Аккола, Акалахи, Каралахи, Джазатора.

К концу XIX - началу XX в. здесь сложилось две локальные группы: одна кочевала в верховьях Акалахи и в долине р. Колгуты (родовой некрополь Ак-Бейты располагался на Укоке); другая - в долине р. Аккола, в низовьях Ака-лахи, по долине Каралахи, и в долине Джазатора (родовые некрополи находились на стрелке рек Акалахи и Каралахи, в устье Акалахи и в долине р. Джазатора). Границы кочевий чингистайских казахов проходили по Тарха-тинским высотам и по течению р. Кокса.

В1890 г. в пределах 2-й Чуйской волости, согласно официальной статистике, насчитывалось 128 кибиток чингистайских и катонских казахов. На кабинетских землях с ними соседствовали казахи—поданные Китая. Их возглавлял вольньшзайсан Абдульдо Сарькалдыков. Согласно версии, записанной в 1898 г., предки казахов, именуемых по прапрадеду сарыкалдыками, а по прадеду кольджибаевцами, совершили трансграничный трек, в 1880-е гг. покинув Чингистай, перекочевав в пределы Китая (в Монголию - в долину р. Кобдо), а затем вернувшись на р. Бухтарму, и оттуда - в Чуйскую степь.

В 1887 г. выходцы из пределов Китая заявили о своем желании перейти в российское подданство. В казахских генеалогиях сарыкалдыки назывались среди четырех подразделений рода каратай (найманы); по другим источникам, они принадлежали к роду баганалы (найманы). Эти противоречия позволили А.Н. Самойловичу классифицировать позицию подразделения са-рыкалдык (сарголдак) в этносоциальной структуре казахов Южного Алтая как местное, позднейшее явление, ставшее результатом адаптации группы к реальным социально-политическим условиям.

После выхода сарголдашв из-под контроля китайских властей и переселения на земли Алтая группа состояла из 77 кибиток В 1900 г., накануне принятия российского подданства, ее численность возросла до110,ав1907г-до 150 кибиток. Осваивая пространства Чуйской степи, казахи настаивали на выделении их в самостоятельную волость.

Вопрос об административном устройстве мигрантов откладывался: в условиях прозрачной границы миграции имели нерегламентированный характер, население отличалось крайней нестабильностью и неопределенностью гражданского и административного статуса. Граница рассматривалась как

мощный социально-политический и экономический ресурс, обладание которым к началу XX в. стало фактом этносоциальной конкуренции.

Развитие трансграничной торговли (строительство Чуйского тракта) стимулировало миграцию казахов в пограничном регионе в начале XX в; к этому времени они контролировали приграничные участки караванного пути, ведущего в Монголию, активно вытесняя из этой сферы теленгитов - бывших двоеданцев, некогда разбогатевших на посреднической торговле.

Стратегии социокультурной адаптации казахов Чуйской степи имели конфликтный характер. Их экстенсивное кочевое скотоводство (в котором преобладали овцы и кони), переориентированное на сезонное кочевание по схеме вертикальной зональности, составляло серьезную конкуренцию традиционной экономике теленгитов.

Все более проблематичным для микрорегиона становилось поземельное устройство. Окончательно разрешен этот вопрос был в 1913 г., когда Землеустроительная комиссия предъявила казахам отводную запись. Численность казахов, получивших надел на левом берегу Чуй (в урочище Юс-тыд), составила 672 души мужского пола вновь созданной Казахской волости. Однако ситуация в южных пределах Горного Алтая была далека от стабилизации.

В 1911-1913 гг. обстановка в пограничной зоне осложнилась в связи с борьбой за независимость Халхи. В военно-политический конфликт в Западной Монголии, были втянуты казахи-кереи (12 родов) приграничных районов. Несколько тысяч казахов пересекли российскую границу. К1915 г. «монгольский вопрос» был решен. Тройственная русско-китайско-монгольская конференция в Кяхте приняла соглашение о Внешней Монголии (образованной Халхой и Кобдосским округом), которая получила широчайшую автономию в составе Китая. В это же время началась обратная миграция казахских родов за пределы российского Алтая.

Массовый характер эмиграция приобрела в 1916 г. в связи с постановлением правительства о призыве инородцев на тыловые работы. За границу российского Алтая уходили сотни казахских аулов, провоцируя миграционное движение алтайцев и теленгитов; при этом миграция коренного населения имела возвратный характер.

Активные межрегиональные и трансграничные миграции продолжались вплоть до 1930-40-х гг. Смена государственных режимов, этнические противоречия, обострившиеся в годы гражданской войны, репрессивные акции 1920-1930-х гг., внешнеполитические конфликты в пограничных регионах Центральной Азии с участием Советского государства провоцировал массовые подвижки казахов.

Большое значение в развитии этнополитической и миграционной ситуации в регионе имело разграничение территорий России и Казахстана в ходе государственного строительства 1920-х гг. Присутствие казахской общины предопределило передачу Кирреспублике (с 1936 г. КазССР) части территорий Алтайского края. Эта перспектива стала реальностью и для пограничных территорий Горного Алтая (плоскогорье Укок, долина р. Джазатор), но была исчерпана в ходе референдума, проведенного в 1926 г. среди местного населения.

Новейшая история Юго-Восточного Алтая была связана с восстановлением и ростом численности казахов, с процессами консолидации локальных (родовых и территориальных) групп и активной их интеграцией в социально-политическую и экономическую инфраструктуру региона на основе принципов толерантности и межэтнического взаимодействия.

Глава 3. «Стратегии межэтнического и межконфессионального взаимодействия в истории миграций казахов в пограничных районах Южной Сибири» включает два параграфа: 3.1. «Казахи Алтая: стратегии межэтнического взаимодействия сквозь призму этнического сознания»; 3.2. «Ислам и православие: опыт взаимодействия в свете стратегий социокультурной адаптации казахов Алтая».

3.1. Межнациональные контакты в пограничных районах Южной Сибири традиционно имели очень сложный характер. Их контекст определяла историческая память этносов, опыт векового сосуществования, характер социально-экономических и политических процессов на границах России и в сопредельных Центрально-Азиатских регионах. Актуальная для современности проблема создания действенных моделей функционирования многонациональных сообществ предполагает системную оценку исторического опыта межнационального взаимодействия.

Важным фактором конструирования стратегий в сфере межэтнических коммуникаций является этнополитическое сознание традиционного общества, кодифицированное фольклором и закрепленное в системе стереотипных оценок. Представления о прошлом изменяются под влиянием внешних социально и политически значимых факторов; но историческая память в целом обладает инерционной устойчивостью, заменяя дискурсы системой констант, необходимых для самосохранения этноса.

Представления о «своем» и «чужом» структурируют картину мира этноса, частью которой являются представления о прошлом. В устной традиции хронология событий и перечень исторических деятелей трансформируются, подчиняясь стратегии самоутверждения этноса. Исторический параллелизм и инверсии формируют этнополитическое сознание этноса, априорно разде-

ляя события и персонажи на «хорошие» и «плохие». Значительный пласт исторического фольклора трансграничной зоны Южной Сибири связан с событиями XVIII-XIX вв. Это период этнополитических союзов и территориальных захватов, когда закладывались основы геополитических моделей новейшего времени и формировались системы этнополитических ценностей. Главными действующими лицами в сложной политической борьбе являлись Джунгарское и Казахские ханства, Российская и Цинская империи. Опыт осмысления этнополитической истории является основой фольклорного цикла, фабулу которого определяет история калмыков/джунгар и казахов.

Баланс добра и зла в этническом сознании выстраивается с учетом исторических реалий. В определении этнополитических парадигм и стратегий межэтнического взаимодействия аборигенное сообщество Южной Сибири вплоть до XX в. сохраняет образ захватчика. Опасность маркируется именами казахских батыров и вписывается в иерархию бытия. Образу врага в традиционной картине мира противостоят образы защитников, которые восходят к именам героев Джунгарского ханства, вершившим судьбы подданных в течение нескольких столетий.

В казахской традиции события «Актабан шубырынды» - времени великого бедствия - джунгарского нашествия в казахские степи начала XVIII в., являются основой формирования эпико-героическойтемы. В нарративе казахов Алтая принципы типизации, характерные для фольклора, используются для характеристики событий недавнего прошлого. Героизация образов первопроходцев определяет сюжеты, формирующие тему завоевания новой родины. Оппозиционность стереотипов, многократно повторенных фольклором и поддержанных официальной идеологией (в литературной редакции), формирует систему этнополитических констант полиэтничного сообщества транс -граничной зоны Алтая, которая обнаруживает себя в современной практике межэтнических коммуникаций.

3.2. В стратегиях адаптации и межэтнического взаимодействия миграционных сообществ особое место занимает конфессиональный фактор. Частью этнической истории казахов Алтая является история диалога православия и ислама—история противомусульманского центра Алтайской духовной миссии. Никогда прежде эта тема не являлась предметом специальных исследований. В ходе архивных изысканий автору удалось проследить становление и результаты прозелитских стратегий православия среди мусульман Алтая и сопредельных территорий в XIX-XX вв.

Проблема интеграции казахов-мусульман в общеимперское социокультурное пространство возникла одновременно с выходом России к пограничным рубежам, хотя к конфессиональным практикам в кочевой среде россий-

екая администрация относилась с большой осторожностью. Отношение к исламу в государстве многократно менялось в зависимости от характера взаимодействия с народонаселением территорий, интегрируемых в общеимперское пространство.

В XIX в. от поддержки ислама периода освоения азиатских пространств российские власти перешли к его ограничению. Когда активная роль ислама в регионах Средней и Центральной Азии (в середине XIX в.) стала принимать нежелательное для государства направление, усилилось внимание к православному прозелитизму. Распространение православия в пограничных районах империи являлось частью колониальных стратегий и рассматривалась как инструмент формирования сообщества, единого в ценностных ориентациях и лояльного к государству. Связанное с политикой седентерезации в рамках цивилизационного подхода православие рассматривалось как социокультурная альтернатива кочевым (мусульманским) традициям. В соответствии с церковной и государственной практикой новообращенные получали ряд социально-экономических преференций (освобождение от податей и т.д.); но число крестившихся было крайне незначительным.

В1850-1860-е гг. - в период окончательного укрепления азиатских границ -активизировались миссионерские практики. С 1854 г. в Оренбуржье был упрощен порядок перехода в православие; в 1874 г. был основан Оренбургский епархиальный комитет Православного миссионерского общества; в 1881— 1882 гг. открыта Киргизская (казахская. -И. О.) миссия Томской епархии для работы на Алтае и в Семипалатинской области; указом Синода 1894 г. учреждена Киргизская (казахская. — И. О.) миссия Тобольской Епархии. В 1895 г. Киргизские миссии были объединены в одну под управлением Омской епархии и сориентированы на освоение казахской степи. Данные архивов позволяют проследить, как в рамках Алтайской духовной миссии в работе с казахами Черно-Ануйского стана отрабатывались антиисламские стратегии православного прозелитизма.

Алтайская духовная миссия (АДМ) была создана Указом Синода в 1828 г. Воцерквление и культурное просветительство на основе утверждения христианской морали при сохранении языковой самобытности определило специфику миссионеркой деятельности на Алтае, стратегию и тактику взаимодействия с полиэтничным сообществом пограничного региона. На Иркутском миссионерском съезде 1910 г. АДМ была признана наиболее успешной из числа действующих в России миссий. Эффективность ее прозелитской деятельности определяли социально-экономические мотивации: указом 1826 г. «новокрещеные инородцы» освобождались от всех податей и повинностей.

С 1830 по 1864 г. в результате ее деятельности возникло 22 селения, среди них Черный Ануй, ставший пристанищем крещеных казахов.

В рамках конфессиональных практик в соответствии с гео- и социально-политическими интересами России шло планомерное создание православных общин. В 1856 г. на Алтае существовало 5 станов. Одновременно с подписанием Чугучакского протокола, обозначившего границы российского Алтая, АДМ предложила проект организации еще двух станов в пограничной зоне для приведения в лоно церкви алтайцев-идолопоклонников, а главное - для противодействия проникновению в их среду магометанства и ламаизма. К началу XX в. в приграничном районе, в селениях Чибит, Улаган, Башкаус, Чулышман, Чодро, Кош-Агач, Карагем (территория современных Улаганского и Кош-Агачского р-нов на границе России) действовали православные храмы (в с. Кош-Агач церковь была открыта в 1871 г.) и не было ни одной мечети.

Антиисламская составляющая изначально была одним из приоритетов в деятельности миссии. Еще при создании АДМ предполагалось, что она распространит свое влияние на казахскую степь, но этот проект не был поддержан сибирской администрацией. Во второй половине XIX в. центром антиисламской деятельности АДМ стал Черно-Ануйский стан. Успешный опыт по христианизации кочевников-мусульман был положен в основу нового эт-ноконфессионального проекта. В1880 г. в рамках АДМ было создано проти-вомусульманское отделение «для действия на киргизов» (казахов. - И. О.) Бийского округа и частично Семипалатинской губернии. В 1881-1882 гг. Синод позволил открыть Киргизскую (Казахскую. - И. О) миссию в составе Алтайской; возглавил ее священник Ф. Синьковский, карьера которого начиналась в Черно-Ануйском стане. С 1895 г. Киргизская миссия стала самостоятельной, подчинившись Омскому епископу.

Согласно Отчета об Алтайской и Киргизской миссиях 1888 г., в зоне их влияния находились 163 миссионерских селения и улуса, где действовали 34 церкви и молитвенных дома и 30 школ. В селах АДМ проживало 22068 жителей, в том числе 6157 русских и 15911 инородцев, язычников насчитывалось 15086, раскольников- 1234,всегохристианиязычников-37154. В 1888 г. было обращено в христианство более 620 душ, в том числе по Черно-Ануйскому стану—32. Особенностью миссионерской деятельности АДМ являлась проповедь на родных языках новокрещеных - алтайском и казахском; основой ее кадровой политики являлась подготовка священнослужителей и миссионеров из числа инородческого населения.

Ориентированные на стратегии инкультурации прозелитские практики АДМ были направлены на формирование единого социокультурного стан-

дарта, обеспечивающего возможности диалога и управления в рамках поли-этничного сообщества. Это предполагало тенденцию к развитию ассимиляции по схеме русификации. Но в ситуации, сложившейся в полиэтничном сообществе с. Черный Ануй, когда каждая из контактирующих групп сохраняла языковое своеобразие и собственную культурно-хозяйственную нишу, происходило формирование поликультурной модели, отличающейся большой диффузностью признаков в бытовой и в обрядовой сфере. Синтез православия как общественно необходимой мировоззренческой и культурной парадигмы и мусульманства как этноспецифической реальности, дополненный пантеизмом и шаманской демонологией алтайцев, определил основные тенденции в формировании системы мировоззренческих ценностей локальной группы казахов.

Проблема этноконфессиональной дифференциации по схеме «свое -чужое» стала актуальной на Алтае в конце XIX в. в связи с массовым переселением и появлением интолерантных моделей адаптации мигрантов новой волны. После указа о веротерпимости 1905 г. тенденция к отпаду от православия приобрела всеобщий характер. С 1906 г. резко сократились ассигнования на миссионерскую деятельность, государство прекратило оказывать помощь новокрещеным, что предопределило возвращение многих крещеных казахов вислам.

Реисламизация начала XX в. стала фактом самоопределения этнолокаль-ной группы черно-ануйских/туратинских казахов и одновременно фактором усиления этносоциальной конфронтации, которая обернулась колоссальными потерями в годы гражданской войны и репрессий 1930-х гг. Ислам и православие были дистанцированы, но стратегии взаимодействия, сложившиеся в границах социокультурного пространства, освоенного миссионерами, оставались актуальными весь последующий период.

Они приобрели новое прочтение в связи активной исламизацией казахов Алтая в постсоветский период. В с. Черный Ануй появился первый мулла -выходец из чуйских казахов Кош-Агачского р-на Республики Алтай. В 1993 г. в пос. Жана-Аул Кош-Агачского р-на была создана первая мечеть. К 2004 г. в Республике Алтай были зарегистрированы 4 мусульманские общины; получили развитие трансграничные контакты с казахскими мусульманскими общинами Монголии. Этот процесс находит поддержку исламских центров России.

Ислам активно утверждается в социокультурном пространстве трансграничной зоны Алтая. Задавая параметры диаспорального самоопределения казахов постсоветской России, политическая и академическая элита современного Казахстана подчеркивает его значение как этнизирующего факто-

ра; при этом не учитывается многообразие реальных конфессиональных практик и исторический опыт локальных казахских сообществ, освоивших стратегии поликультурного существования.

Реакцией на реисламизацию российских пограничных регионов постсоветского пространства является решение 1994 г. о возрождении миссионерской деятельности Русской Православной церкви и создание Миссионерского отдела Московского Патриархата. Сегодня в Республике Алтай существуют 23 прихода и 10 православных церквей, возрождаются миссионерские практики. Перспективы межнационального диалога в регионе по-прежнему соотносят с возможностями межконфессионального диалога.

Глава 4. «Современная этнополитическая ситуация в пограничных районах Южной Сибири в связи с проблемой казахской диаспоры» включает два параграфа: 4.1. «Современные этнополитические процессы в трансграничной зоне Алтая»; 4.2. «Казахи Алтая: проблема новых идентичностей».

4.1. Развитие этнополитической ситуации в пограничных районах Южной Сибири новейшего времени определили процессы реструктуризации постсоветского пространства и перспективы создания этнонациональной государственности в сибирских регионах. Республика Алтай, в 1991 г. провозгласившая суверенитет в территориальных границах Горно-Алтайской автономной области, декларировала «национальную государственность», выражавшую волю и интересы проживающих в автономной области народов к самоопределению, социально-экономическому прогрессу, культурному и духовному возрождению.

В рамках алтайской государственности казахи, обладающие языковой, культурной самобытностью и единым самосознанием, как и все народы республики, получили подтверждение культурного и языкового суверенитета. Однако с начала 1990-х гг. массовый характер приобрел исход казахов за пределы Алтая; если в 1991 г. казахи Кош-Агачского р-на насчитывали 8200 чел., то в 1993 г. — 6377. По заключению правительственной комиссии, работавшей в 1992 г. на Алтае, главная причина отъезда определялась стремлением к воссоединению нации, возобладавшим с провозглашением суверенного Казахстана. Некоторое время спустя миграция пошла на убыль, и начался обратный процесс. В связи с развитием эмиграционных и реэмиграционных процессов в казахской среде актуализировались тенденции конфронтации в полиэтническом сообществе юго-восточных районов Алтая, имеющие исторические корни в событиях XVШ-XIX вв. Конфликтный опыт исторических контактов имел негативное влияние на развитие межэтнических отношений в приграничных районах на протяжении всего XX в., хотя в целом они сохраняли стабильный характер, не выходя за рамки гражданских норм. Сегодня ка-

захи являются третьим по численности народом Республики Алтай; они широко интегрированы в ее социально-политическую и экономическую инфраструктуру и имеют интенсивные контакты в рамках трансграничного сообщества. Казахи занимают весомые позиции в сопредельных регионах Монголии и Китая; являются титульной группой и этническим большинством в пограничных с российским Алтаем районах Казахстана; исторический опыт миграций, экономические, культурные и этнополитические контакты служат основой их консолидации. По мнению экспертов, геополитические ориентации и приоритеты казахского сообщества, в ближайшем будущем могут иметь существенное влияние на перспективы развития ситуации в зоне Большого Алтая.

Определяющее значение для развития этнополитической ситуации в регионе в связи с казахской проблемой имеют двусторонние Российско-Казахстанские отношения на высшем уровне. В ряде законодательных актов и правительственных соглашений 1990-х гг., регламентирующих принципы межгосударственного взаимодействия, наращивание приграничного сотрудничества провозглашается в качестве приоритетной задачи. С 1998 г. начата работа по делимитации границы между Казахстаном и Россией, которая стала самой протяженной сухопутной границей в мире (7,5 тыс. из 14 тыс. км государственной границы Казахстана). Принципиальное значение в развитии сотрудничества в пограничной зоне имеет подписанная в 1998 г. Российско-Казахстанская декларация о вечной дружбе и союзничестве, ориентированная в XXI в.

Дальнейшие перспективы развития этнополитической ситуации в макрорегионе Большого Алтая связаны с развитием региональных форм сотрудничества в сфере экономики, культуры и межэтнических контактов. За последние годы и в России, и в сопредельных регионах инициирован ряд трансграничных проектов. На основе предложенного специалистами СУАР КНР исследования «Перспективы совместного освоения Алтайского региона Китаем, Россией, Казахстаном и Монголией» разрабатывается комплексная программа освоения трансграничной зоны Алтая. В рамках развития региональных инициатив в 2003 г. создается Международный Координационный Совет (МКС) «Наш общий дом—Алтай», объединяющий законодательные органы приграничных территорий Алтайского региона. Стратегии трансграничных контактов регионов Большого Алтая с начала 2000-х гг. развиваются с опережением решений на уровне центров.

Китайская сторона уже приступила к освоению Алтайского региона. За последние пять лет построены современные автотрассы по периметру алтайских гор к границе с Казахстаном и Монголией. Идет строительство же-

лезной дороги Урумчи - Алтай. Полностью реконструирован аэропорт в г. Алтай и построена автомобильная дорога до оз. Канас. Район оз. Канас (в 50 км. от российско-китайской границы со стороны плоскогорья Укок) превращен в крупнейший этноэкологический туристический комплекс. Активная позиция руководителей пограничных районов западных аймаков Монголии, ВКО РК, Республики Алтай, представителей СУАР КНР подтверждает перспективы развития межрегионального сотрудничества в центре Азии. Это актуализирует проблему самоопределения этнических группировок в рамках полиэтничного сообщества макрорегиона.

4.2. Постсоветский период отмечен активным формированием новой идентичности казахов пограничных районов Южной Сибири. Началом этого процесса стал крах эмиграционной стратегии казахов Алтая, оказавшихся неспособными адаптироваться к этносоциальной ситуации на исторической родине.

Этносоциальные процессы в казахском сообществе пограничных регионов Алтая развиваются под воздействием внешних и внутренних факторов, и прежде всего под влиянием государственной политики Казахстана в отношении соотечественников.

С начала 1990-х гг. в связи утверждением новых геополитических ценностей и решением проблем репатриации на первый план в Казахстане выдвигаются проблемы взаимодействия с казахскими сообществами в различных странах мира, прежде всего в Центральной Азии. Казахи зарубежья начинают рассматриваться как мощный демографический и социокультурный ресурс суверенного Казахстана.

Одновременно в региональных сообществах начинается активный поиск новой идентичности. Задача определения форм и методов самоорганизации в рамках новой этнополитической реальности возникла перед казахами пограничных территорий Южной Сибири вслед за провозглашением независимой Республики Алтай (РА). В ситуации, когда алтайцы обрели статус «титульной» нации, а казахи, сохраняющие лидирующие позиции в социально-политической и экономической инфраструктуре региона, оказались в роли этнического меньшинства, особое значение приобрел фактор языковой, культурной и религиозной самобытности. С начала 1990-х гг. в Кош-Агачском р-не РА развернулось движение за национальное возрождение; возникли музеи и центры казахской культуры; в национальных школах было введено преподавание народных традиций; широкое развитие получили фольклорные практики; началась реисламизация района.

Первоначально этническая элита сделала ставку на традиционализм: был актуализирован институт рода и родовой солидарности, созданы советы ста-

рейшин. В условияхдестабилизации социально-политической ситуации в стране в 1990-е гг. традиционные структуры рассматривались как форма альтернативной организации самоуправления; среди коренного населения Алтая процесс легитимизации родов начался в 1989 г.

В конце 1990-х гг. на Алтае было создано общественное движение «Курултай казахского народа». Одной из первых его инициатив стал проект по предоставлению казахам Алтая статуса коренного малочисленного народа. Эта концепция, не нашедшая поддержки общественных организаций и административных структур, обозначила территориальные, культурные и социально-политические притязания казахов.

В начале 2000-х гг. стратегия деятельности Курултая была переориентирована на взаимодействие с основным этническим массивом, с государственными структурами Казахстана и со структурами, представляющими интересы казахов России и Азии. Этому во многом способствовали перспективы социально-экономической интеграции в рамках трансграничного сотрудничества, а также изменения в политике Казахстана по отношению к соотечественникам за рубежом.

В 1996 г. Президентом Казахстана была утверждена «Государственная программа поддержки казахской диаспоры», в 1998 г. подписан «Закон о миграции». При поддержке государственных структур Казахстана и Всемирной Ассоциации казахов с конца 1990-х гг. получили развитие программы культурного, научного, экономического сотрудничества и репатриации, в которые были включены трансграничные районы Большого Алтая.

Интерес официального Казахстана к потенциалу казахов сопредельных стран и регионов был подтвержден серией межгосударственных соглашений, рассматривающих решение проблем соотечественников как условие стабилизации евразийского политического пространства. В рамках государственных программ РК казахи зарубежья были представлены как составная часть единого казахского народа, имеющие общие исторические и культурные корни и связанные с судьбой республики.

Результатом эффективной политики Казахстана стало формирование ди-аспоральной активности казахов зарубежья. В июле 2001 г. в Кош-Агачском р-не состоялся Малый курултай казахов России, собравший лидеров диаспор из Алтайского края, Москвы, Монголии, Китая, а также представителей Казахстана, членов Всемирной Ассоциации казахов. Этот съезд обозначил диаспоральную доминанту в самоопределении казахов Алтая, которая явилась итогом длительного процесса этнического развития локального миграционного сообщества.

В начале XXI в. консолидационный процесс казахского сообщества Алтая вышел за рамки этнолокальных групп. Принципы консолидации определили положения национальной концепции, изложенные президентом Республики Казахстан в его публицистическом обращении к соотечественникам: «развитие казахского национального самосознания, чувства своей принадлежности к прекрасному и богатому историческому и культурному целому, что зовется именем "казах", — это главный этнический приоритет» (Назарбаев Н.А., 1999 г.). Так Н.А. Назарбаев обозначил новый вектор в этническом развитии казахов Евразии, в том числе пограничных районов Южной Сибири и шире - Большого Алтая.

В заключении подведены итоги исследования и обобщены основные выводы работы, посвященной этнической истории казахов пограничных регионов Южной Сибири. Согласно проведенным исследованиям, в XIX-XX вв. динамика становления и трансформации казахских сообществ пограничной зоны Южной Сибири, и Большого Алтая в целом, определялась направлением и характером миграционных процессов.

Возникновение локальных казахских сообществ Алтая являлось результатом геополитического и административно-территориального структурирования азиатских провинций России XIX-XX вв., в котором особое значение имели внешние и внутренние границы. Адаптация миграционных казахских сообществ к изменению социокультурного и этнополитического контекста была связана с формированием оригинальных стратегий жизнедеятельности и межэтнического взаимодействия, диапазон которых задавали тенденции аккультурации, с одной стороны, и изоляционизма - с другой.

Результатом этнического развития казахов Алтая XIX-XX вв. стало формирование диаспоральных стратегий в рамках трансграничного взаимодействия с казахскими сообществами Большого Алтая, а также в контексте всестороннего развития межгосударственного взаимодействия России и Казахстана на принципах сотрудничества и взаимопонимания.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях

Монографии

1. Древние культуры Бертекской долины. - Новосибирск: ВО «Наука», 1994. - 224 с. (совм. с АП. Деревянно, В.И. Молодиным, В.П. Мыльниковым, А.И. Соловьевым).

Статьи

2. Казахи Южного Алтая: ислам и самоопределение этнической группы // Ислам, общество, культура: Мат-лы междунар. конф. — Омск: Репро-текст, 1994.-С. 95-98.

3. Экология плато Укок: Древность и современность // Традиционная этническая культура и народные знания: Мат-лы междунар. конф. - М., 1994. -С. 86-87. (совм. с В.И. Молодиным, Д.В. Черемисиным).

4. Казахи Южного Алтая. История и обыденное сознание // ALTAICA. -Новосибирск:Изд-воИА Эт СО РАН, 1994.-№ 4.-С. 65-68(нарус.иангл.яз.).

5. Казахи Южного Алтая. История и современность // Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур: Тез. междунар. науч. конф.-Новосибирск: Изд-во ИАЭтСО РАН, 1995.-Т. 2.-С. 197-199.

6. Тюрки Алтая: проблемы многонационального сообщества // Народы Сибири: права и возможности. - Новосибирск. Изд-во ИАЭт СО РАН, 1997. -С. 48-60.

7. Казахи Алтая страницы истории и современность // Этнографическое обозрение. -1997. -№ 6. - С. 92-102.

8. Современные этнополитические процессы казахов Алтая // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы V Итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1997.-Т. З.-С. 392-394.

9. Комплексные исследования полиэтничного сообщества Алтая. Итоги и перспективы // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы V Итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. - Новосибирск: Изд-во ИАЭг СО РАН, 1997. - Т. 3. - С. 395-397. (совм. с Д.В. Черемисиным, Н.В. Кондратьевой, ТА. Козыревым).

10. Казахи Южного Алтая (фактор границы в этнической истории) // Американский и сибирский фронтир. Американские исследования в Сибири. -Томск: Изд-во Томск, гос. ун-та, 1997. -Вып. 2. - С. 157-167.

11. Казахи Алтая. Опыт самосохранения этнической группы // Второй междунар. конгресс этнографов и антропологов: Резюме докл. и сообщ.: В2-хч.-Уфа:Вост.ун-т, 1997.-Ч. 2.-С. 125.

12. Опыт популяционной оценки национальных меньшинств Алтая. Ту-ратинские казахи// Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы VI Итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. -Новосибирск: Изд-во ИАЭтСО РАН, 1997. -Т. IV. - С. 458-460 (совм. с Л.П. Осиповой, О.В. Нечипоренко).

13. Характеристика диалекта туратинских казахов. Историко-культурный контекст// Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы VI Итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. - Т. IV. - С. 428-432 (совм. с ТА. Козыревым, Е.В. Николиной).

14. Туратинские казахи - исчезающий этнос? // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы VI Итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. - Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН,

1998.-Т. Г^.-С. 453-457.

15. Музыкально-поэтический фольклор казахов Алтая в контексте традиционной культуры // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы VII Годовой итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. - Новосибирск, 1999. - Т. 5. - С. 443-446 (совм. с ТА Козыревым, Е.В. Николиной).

16. Феномен этнической памяти. Межэтнические контакты в историческом фольклоре тюрков Алтая // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Мат-лы VII Годовой итоговой сессии ИАЭТ СО РАН. - Новосибирск, 1999. - Т. 5. -С. 638-643.

17. Крещеные казахи Алтая. Судьбы национальных меньшинств в контексте колониальной политики России XIX - начала XX века // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI-XX веков. - Новосибирск,

1999.-С. 96-98.

18. Узорные войлоки Алтая (на рус. и англ. яз.) // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2000. - № 1. - С. 109-117 (совм. с Д.В. Чере-мисиным).

19. Забыть мессию. Этнополитическая ситуация в приграничной зоне Алтая в начале 20 века // Проблемы археологии, этнографии и антропологии Сибири. - Новосибирск, 2000. - Т. 6. - С. 515-519.

20. Туратинские казахи. Судьбы национальных меньшинств России // Этнография Алтая и сопредельных территорий. - Барнаул, 2001. - С. 123-128 (совм. с Л.П. Осиповой, О.В. Нечипоренко).

21. Основные тенденции современных миграционных процессов на юге Сибири в контексте этнокультурной безопасности // Миграция и опыт взаи-

модействия регионов по усилению этнополитической стабильности в Евразии. - Новосибирск: АртИнфоДата, 2002. - С. 98-100.

22. Ислам и православие на Алтае. История и специфика диалога // Сибирь на перекрестке мировых религий: Мат-лы межрегион, науч.-практ. конф. - Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. - С. 205-207.

23. Казахская проблема. Этнополитическая и этноконфессиональная ситуация на юге Сибири // Россия - Центральная Азия. Проблемы миграций и безопасность. Барнаул: Изд-во АГУ, 2002. - С. 167-176.

24. Люди на границе (на рус. и англ. яз.) // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2003. -№ 1. - С. 140-146 (совм. с В.В. Кламмом, А.В. Шаповаловым, Е.Г. Фактор).

25. Казахи Южного Алтая (на рус. и англ. яз.) // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2003.—№ 4. - С. 143-153.

26. История устная и письменная. Опыт межэтнических контактов народов Алтая сквозь призму фольклора // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. — Барнаул: Изд-во БГПУ, 2003.-Вып. 5.-С. 56-61.

27. Музей, война и этническая память. Война в истории межэтнических отношений народов Алтая в XVIII-XX вв. // Victoria. Gloria. Fama: Мат-лы междунар. науч. конф., посвященной 300-летию Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. - СПб., 2003.-Ч. 1.-С. 80-84.

Подписано в печать 17.11.04. Бумага офсетная Формат 60 х 84 /16. Гарнитура Times New Roman. Офсетная печать. Усл. печ. л. 2,9. Уч.-изд. л. 3,0. Тираж 100. Заказ № 105.

Издательство Института археологии и этнографии СО РАН. Лицензия ИД № 04785 от 18 мая 2001 г. 630090 Новосибирск, пр. Академика Лаврентьева, 17.

»24162

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Октябрьская, Ирина Вячеславовна

Введение

Глава 1. Казахи Алтая. Этнополитическая ситуация в Алтае-Саянском регионе и проблема формирования внешних и внутренних границ России (XVIII-XX вв.)

1.1. Этнополитическая ситуация в Алтае-Саянском регионе и «казахский вопрос» в связи с проблемой формирования государственных границ России (XVIII-XIX вв.)

1.2. «Казахский вопрос» в контексте административно-территориальных преобразований в Западной Сибири (XVIII

XIX вв.)

Глава 2. История казахских миграций в пограничной зоне Алтая и проблема социокультурной адаптации (XIX—XX вв.)

2.1. Казахи Северо-Западного Алтая: фактор седентаризации в истории миграций XIX в.

2.2. Казахи Юго-Восточного Алтая: история миграций и проблема социокультурной адаптации (XIX-XX вв.)

Глава 3. Стратегии межэтнического и межконфессионального взаимодействия в истории миграций казахов в пограничных районах Южной Сибири

3.1. Казахи Алтая: стратегии межэтнического взаимодействия сквозь призму этнического сознания

3.2. Ислам и православие: опыт взаимодействия в свете стратегий социокультурной адаптации казахов Алтая

Глава 4. Современная этнополитическая ситуация в пограничных районах Южной Сибири в связи с проблемой казахской диаспоры

4.1. Современные этнополитические процессы в трансграничной зоне Алтая

4.2. Казахи Алтая: проблема новых идентичностей

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Октябрьская, Ирина Вячеславовна

Актуальность исследования. Реструктуризация постсоветского пространства перевела проблему границ России с независимыми государствами Центральной Азии из сферы экономической географии в сферу геополитики. Принципиальное значение в развитии сотрудничества в пограничной зоне имела подписанная 6 июля 1998 г. в Москве российско-казахстанская декларация о вечной дружбе и союзничестве, ориентированная в XXI в.

В ходе российско-казахстанского диалога по вопросам юридического оформления и делимитации государственной границы 1998—2004 гг. были определены базовые понятия приграничной территории, пограничной зоны, самого приграничного сотрудничества; обозначен факт отсутствия пограничных притязаний соседних государств. Протяженность государственной границы Республики Казахстан составила 14 тыс. км; граница между Казахстаном и Россией - 7,5 тыс. км, стала самой протяженной сухопутной границей в мире [Зиновьев, 2004. С. 185-200].

В число наиболее важных в геополитическом отношении приграничных регионов Российской Федерации вошли Республика Алтай и Алтайский край, образующие ее центрально-азиатский рубеж. Эти административные образования являются частью Большого Алтая, который также объединяет Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая (СУАР КНР), Баян-Ульгийский и Ховдосский аймаки Монголии, Восточно-Казахстанскую область Республики Казахстан. Большую роль для современного российского Алтая играет развитие региональных и трансграничных форм сотрудничества в сфере экономики, культуры и межэтнических контактов в пределах алтайского макрорегиона.

В рамках открытия года России в Казахстане - 9 января 2004 г. - в Астане был подписан Договор о сотрудничестве и взаимодействии по пограничным вопросам между Россией и Казахстаном. Главы обоих государств, поручив правительствам завершить подготовку Договора о делимитации государственной границы, высказали единое мнение о том, что государственная граница России и Казахстана является границей дружбы, добрососедства и сотрудничества, объединяющей братские народы.

В настоящее время программы трансграничного сотрудничества под-питываются идеями евразийского союза и перспективами межрегиональной интеграции. Этнополитический фактор занимает одно из важных мест в оценке современной ситуации в макрорегионе. Особенность ситуации состоит в том, что доминирующим в полиэтничных сообществах приграничных регионов стран Большого Алтая является казахский этнос, объединенный общностью истории, обладающий при всех локальных различиях единой культурой, единым языком и единой религией. Исторический опыт миграций, экономические, культурные и этнополитические контакты казахов приграничной зоны служат основой консолидации трансграничного сообщества. Можно предположить, что его геополитические ориентации и приоритеты в перспективе будут иметь существенное влияние на развитие ситуации в этой части Центральной Азии.

Интерес официального Казахстана к казахскому сообществу Евразии воплотился в ряде межгосударственных соглашений. Развитие казахстанско-российского сотрудничества в гуманитарной сфере обозначило перспективу конструктивного взаимодействия по вопросам обеспечения прав граждан и соотечественников, проживающих на территориях двух государств; решение проблем соотечественников стало рассматриваться как часть программы стабилизации евразийского этнополитического пространства.

Был разработан проект Концепции государственной программы Республики Казахстан об оказании содействия соотечественникам на 2003-2007 гг. Поддерживая соотечественников, официальный Казахстан утверждает стандарты межэтнического сотрудничества и толерантности. Наряду с практическими шагами по укреплению межрегионального сотрудничества и развитию всесторонних контактов с казахскими общинами России, Монголии, Китая, Турции и др. государств официальные круги Казахстана поощряют программы изучения культурного достояния и исторического опыта соотечественников за пределами исторической родины. Исследование прошлого и современных проблем казахских сообществ Центральной Азии и России занимают одно из основных мест в гуманитарной науке суверенного Казахстана.

Актуальность этой проблематики определяют стратегии разработки и утверждения основ национальной политики, которые сформулированы в программных сочинениях политических лидеров Казахстана. В послании к многонациональному населению Республики 1999 г. «В потоке истории» президент Н.А. Назарбаев подчеркнул: «Самые острые вопросы нашего бытия за несколько сотен дней до третьего тысячелетия - в чем состоит наша национальная идентичность, какая модель отношений культур современного Казахстана оптимальна, какие скрепы держат наше национальное сознание, как сохранить в стремительно меняющемся мире свое национальное "Я" — ведь все это вопросы политической реальности, но ответ затаился не столько, и не только в современности, сколько в темных и прозрачных водах истории.» [Назарбаев, 1999 С. 6].

Политизация этнической истории, производной которой становится эт-нонациональная идеология, создает оси напряжения, проходящие по линиям государственных границ современного Казахстана. История и нынешнее состояние пограничных сообществ оказываются в центре внимания специалистов - ученых и практиков, ориентированных на анализ этнополитических реалий Центральной Азии XVIII—XX вв. — эпохи возникновения и трансформации гео- и этнополитических структур нового и новейшего времени.

В контексте сохранения стабильности в макрорегионе и развития двусторонних отношений Российской Федерации с Республикой Казахстан и другими государствами Центральной Азии приобретает новое звучание проблема казахов пограничной зоны Большого Алтая, где смыкаются государственные границы России, Казахстана, Монголии и Китая.

Объект и предмет исследования. Представленная к защите работа посвящена анализу этнополитической истории Алтае-Саянского региона нового ^ и новейшего времени. Избрав в качестве объекта изучения казахов современной Республики Алтай (РА) - этнолокальные группы казахов, сложившиеся на территории северо-западного и юго-восточного Алтая к началу XX в., в качестве предметной сферы исследований автор обозначил сюжеты истории полиэтничного сообщества алтайского участка российского пограничья XIX-XX вв.

По данным переписи 1989 г., численность казахов Горного Алтая (ГААО РФ СССР) составляла 10692 чел., из них 86,5 % проживали на территории пограничных Кош-Агачского и Улаганского р-нов; 8,5 % — в УстьФ

Канском, Онгудайском, Шебалинском р-нах ГААО РФ (нынешней РА). Сегодня казахи являются третьим по численности народом Республики Алтай.

Процессы демаркации границ и колонизационная политика, административные и земельные реформы в Российской империи XVIII — середины XIX вв. предопределили становление казахского сообщества трансграничной зоны. В этот период казахи начали продвижение в высокогорные и степные районы Алтая. Анализ казахской миграции XIX-XX вв. и связанных с ней стратегий социокультурной адаптации и межэтнического взаимодействия ка-Ф захского этноса в рамках полиэтничного сообщества Алтая занимает центральное место в работе.

Хронологические рамки работы (ее основной части) охватывают период XIX-XX вв.; при этом анализ этнической истории казахов региона опирается на характеристику этнополитической ситуации Большого Алтая XVIII-XIX вв. - того периода, когда закладывались основные тенденции развития геополитической ситуации в Центральной Азии, в полной мере реализовавшиеся уже в новейшее время. ф Предметом системной оценки в рамках данной работы становятся процессы формирования и структурирования регионального полиэтничного сообщества юга Западной Сибири, частью которого является казахский этнос.

Воссоздание социально-исторического и этнополитического контекста появления казахов на Алтае имеет важное значение не только в связи с процессами делимитации российско-казахстанской границы и модернизацией стратегии взаимодействий Республики Казахстан с соотечественниками в России; анализ этнической истории локальных сообществ казахов Алтая также необходим для оценки процессов межэтнических взаимодействий в регионе с целью утверждения принципов толерантности и предотвращения тенденций этнической напряженности.

Цель и задачи исследования определяются перспективами изучения процессов формирования и структурирования регионального полиэтничного сообщества юга Западной Сибири - Русского Алтая (в традиционных этно-географических определениях) как части Большого Алтая.

Содержание работы задано соединением конкретно-исторического и ретроспективного методов анализа. Ее цель состоит в том, чтобы, восстановив этническую историю казахов пограничной зоны Алтая, оценить влияние политических, социальных и прочих факторов на самоопределение локального сообщества и дать оценку его современного состояния. В соответствии с авторской концепцией исследования выделяется ряд научно-практических задач, формирующих структуру работы:

1) дать аналитический обзор этнополитической истории алтайского региона в контексте политической и социальной истории России XVII—XIX вв.; выявить причины и специфику масштабных миграций казахов, явившихся частью этнополитической и этносоциальной истории пограничных территорий России в Центральной Азии в новое и новейшее время;

2) по возможности полно восстановить этническую историю локальных казахских сообществ Алтая, возникновение и становление которых стало результатом взаимодействия ряда факторов; среди них: процессы геополитического структурирования сфер влияния в Центральной Азии XVIII—XIX вв., административно-территориальные преобразования на границах Российской империи XIX-XX вв., а также процессы социокультурной и социальнополитической трансформации традиционного кочевого казахского общества XIX-XX вв.;

3) в контексте этнической истории и истории миграции выявить стратегии социокультурной адаптации казахов в иноэтничном окружении Алтая, включая стратегии межэтнического и конфессионального взаимодействия, которые в конечном счете определили стратегии самоопределения локальных сообществ казахов пограничного региона;

4) проследив этнополитическую и этносоциальную историю пограничного региона российского Алтая новейшего времени, дать оценку современного состояния казахского сообщества региона в его отношении к основному этническому массиву; определить специфику самосознания и самоопределения локальных групп российских казахов в контексте современной гео- и эт-нополитической ситуации в Центральной Азии, а также в контексте всестороннего развития межгосударственного взаимодействия России и Казахстана.

Решение конкретных задач историко-этнографического исследования, обозначенных в рамках данной работы, позволит перейти к обобщениям методологического характера, связанным с определением категорий «этническая история» и «этническая идентичность», за которыми, согласно авторской версии, стоит непрерывный процесс трансформации этноса, в единстве стратегий социокультурной адаптации и этнополитического самоопределения.

Состояние научной разработки темы исследования. Поставив задачу проследить, как в ходе реальных гео- и социально-политических процессов (демаркация и делимитация границ, административно-территориальное районирование, направленные миграции, реализация программных положений национальной политики и т.д.) происходило становление локальных этнических сообществ казахов Алтая, автор опирался на обширный фонд исторических и историко-этнографических исследований по казахской проблематике России и Казахстана, а также на современные методологические исследования в области теории этноса, этничности и этнических миграций.

Фактологическую основу работы определили фундаментальные труды «История Сибири» (1968-1969 гг.) и «Границы Китая: история формирования» (2001 г.), а также монографии отечественных историков-востоковедов и историков Казахстана, прежде всего В.А. Моисеева, С.Г. Кляшторного, В.Я. Басина, С.Е. Толыбекова и др., посвященные этнополитической истории казахского этноса в истории центрально-азиатского региона.

В работе были также широко использованы обобщающие выводы и конкретно-историческая информация, представленные в трудах по этнополитической и социальной истории отдельных регионов Большого Алтая, в том числе , в сочинениях Н.Г. Аполловой, Н.В. Алексеенко, М.С. Муканова, Л.П. Потапова, Н.С. Модорова, Л.И. Шерстовой, Г.П. Самаева, Н.А. Майду-ровой и др.

Обширный фонд названных историко-аналитических исследований имеет огромное значение, так как позволяет воссоздать генеральную схему этнической истории и расселения казахов Среднего жуза XVIII-XX вв., определить основные векторы в развитии миграционных процессов и обозначить стратегии этносоциальной адаптации кочевников с момента их включения (на основе добровольного принятия подданства) в инфраструктуру Российского государства.

В работе также учтены исторические исследования, предпринимаемые в суверенном Казахстане; они являются составной частью государственных и международных интеграционных гуманитарных программ республики, среди которых «Казахская диаспора: проблемы и перспективы», «Казахстан в историческом пространстве Евразии: опыт государственного и социально-культурного развития», «Культурное наследие». Результатом их реализации является серия монографий по истории казахского этноса, в том числе казахов ближнего зарубежья; можно назвать работы: К. Нурпеисова «Восстановление территориальной целостности Казахстана в XX в.» (1996 г.), Г. Мендекуловой «Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие» (1998 г.), Р. Айдарбаевой «Казахи в Алтайском крае России (XVIII- 20-30 гг. XX в.)» (1998 г.), Э. Валиханова «Вопросы казахской государственности в XIX в.» (2001 г.), М. Абдирова «Завоевание Казахстана царской Россией и борьба казахского народа за независимость» (2002 г.) и др.

В целом, начиная с 1990-х гг. в гуманитарной науке Казахстана заметно меняются оценки исторического прошлого: отвергается цивилизационный фактор и утверждается факт разрушения национальной казахской государственности и этнической целостности в ходе колониальной экспансии России в Казахстане и Центральной Азии. В работах ряда авторов пересматриваются сложившиеся политические и геополитические стандарты Евразии; степи Южного Урала, юг Западной Сибири, Прииртышье включаются, с подачи казахстанских авторов, в ареал традиционного расселения казахского народа; как незаконно отторгнутые и составляющие часть исконной казахской этнической территории воспринимаются сопредельные с Казахстаном земли Алтая.

В контексте сохранения стабильности в макрорегионе и развития двусторонних отношений Российской Федерации с Республикой Казахстан и другими государствами Центральной Азии проблема воссоздания истории казахов пограничной зоны Алтая приобретает новое звучание. При этом в российской гуманитарной (этнографической и исторической) науке отсутствуют исследования, посвященные данной теме. Формирование и трансформация локального казахского сообщества юга Западной Сибири, частью которого является казахский этнос, не укладывается в исторические схемы, заданные официально ангажированной наукой Казахстана, и нуждается в системной оценке.

Политизация этнической истории Центральной Азии в последние годы втягивает в академический дискурс по поводу границ, территорий и миграций специалистов, ориентированных на социально-политическую и геополитическую проблематику. Работы В.П. Зиновьева, Н.Н. Аблажей, Е.В. Карих,

И.В. Анисимовой и др. рассматривают казахские миграции сквозь призму административно-фискальных практик на границах российского государства XVIII-XX вв. «Казахский вопрос» в связи с административно-территориальным районированием Алтая поднимается в работах Н.И. Разгон. Проблемы межэтнического русско-казахского и алтайско-казахского взаимодействия в связи с изменением геополитического контекста и актуализацией пограничных миграций анализируются в работах О.В. Воронина и А.В. Быкова.

Академический свод историко-этнографических и этнографических исследований, посвященных казахам Алтая, не отличается обширностью. Формирование информационной базы, ориентированной на полиэтничное сообщество Большого Алтая, начинается с XVIII в. в рамках комплексных рекогносцировочных изысканий на окраинах Российской империи.

Выполнение работы обеспечено широким кругом литературы и источников. Формирование академического свода, посвященного полиэтничному сообществу Большого Алтая, начинается с XVII в. в рамках геолого-топографических и энциклопедических изысканий на окраинах Российской империи. В «Книге Большому Чертежу» - описании несохранившейся карты Азиатской России (1627 г.) - данные об Алтае укладываются в несколько строк: «А Бия река течет из озера Тележского, а вдоль от озеро 5 дней, а поперек день, и около тех мест кочуют многие иноземцы, саянцы, мундусы, калмыци, телеуты, ямундусы, караганцы. А от устья Бии и Катуни рек степью до Китайского царства ход есть».[Бурштейн. 2003. С. 13]

Детализация и содержательное наполнение этой схемы определили стратегию геополитических и связанных с ними академических экспедиционных практик в регионе на протяжении двух последующих столетий. Географическое и природоведческое описание Сибири, составление карты России и определение ее восточных границ входили в число приоритетных задач, выдвинутых перед академической наукой имперского периода. Маршруты экспедиций Д.Г. Мессершмидта (1720-1727 гг.) и Г.Ф.Миллера и и

И.Г. Гмелина (1733-1742 гг.) прошли по Западному и Юго-Западному Алтаю, по верхнему Прииртышью, по Кузнецкой и Минусинской котловинам.

Один из выдающихся энциклопедистов России, Г.Ф. Миллер, опираясь на архивные изыскания, опубликовал новые документы о включении аборигенных тюркских народов региона в состав Российского государства. Будучи приверженцем имперских стратегий, российский академик придавал большое значение изучению ареалов и границ расселения народов. В работе «Описание Томского уезда Тобольской провинции в Сибири, в нынешнем его положении в октябре 1734 г.» Г.Ф. Миллер пришел к заключению, что земли между Обью и Иртышом были заняты кочевавшими там калмыка-ми/джунгарами, бывшими правителями телеутов. [Элерт А.Х. 1988. С. 69] Этот вывод, подтвержденный впоследствии многими исследователями и путешественниками стал отправным в изучении этнополитического контекста миграций казахов в границах Большого Алтая в джунгарское и постджунгар-ское время.

Начало изучения Алтая было связано с решением прикладных задач геополитической рекогносцировки и освоения природных, прежде всего горно-рудных, ресурсов региона. Сочинение начальника горных заводов Урала и Сибири В.Н. Татищева «Общее географическое описание всей Сибири» (1736 г.) содержало сведения о границах Алтая, о его гидрографии, флоре, фауне и населении.

В 1740 г. на землях телеутских кочевий, близ д. Усть-Барнаульской был основан Барнаульский медеплавильный завод А.Н.Демидова. В 1745г. на Алтай прибыли полки регулярных войск. И в том же году по указу Сената для обследования находящихся в пограничной зоне Российского государства - за Колывано-Воскресенской пограничной линией, местностей и народов была организована экспедиция П.И. Шелегина.

Изменение геополитической ситуации в Центральной Азии в связи с разгромом Джунгарского ханства Цинами (1755-1758 гг.) дало новый импульс в освоении окраин Российского государства. Границы Поднебесной империи вплотную приблизились к Алтайскому горно-рудному району. Донесения генерал-губернатора Сибири Ф.И. Соймонова, настаивавшего на обеспечении безопасности заводов, подтолкнули верховную власть к изданию в 1760 г. указа о строительстве крепостей и заселении русскими территорий от Усть-Каменогорска (основанного в 1720-1722 гг.) вверх по Бухтар-ме и до Телецкого озера, чтобы «упред к могущему с китайской стороны оных земель занятию.».[Воронин О.В. 2002. С. 172]

Задача укрепления сибирских пограничных линий была поставлена перед экспедициями майора Шанского и майора Эйдена, инженер-майора Пет-рулина, секунд-майора Поливанова 1760-1761 гг., которые прошли маршруты по рекам Бухтарме, Катуни, Чуе и их притокам, проведя рекогносцировку местности, поиск новых месторождений, описание природных и демографических ресурсов Алтая.

С 1768 г. начала работу Новая академическая экспедиция с участием академиков П. Палласа, И. Фалька, И. Георги; она имела системный характер и помимо географических, природоведческих и геолого-минералогических изысканий включала историко-этнографические описания Алтая и сопредельных территорий. Первым исследователем, углубившимся в пределы Горного Алтая, был П.И. Шангин, в 1786 г. по заданию начальника Колыва-но-Воскресенских заводов предпринявший экспедицию и нанесший на карту реки Иню, Чарыш, Коксу, Катунь, Бухтарму с их притоками, а также составивший этнографические характеристики населения региона.

В 1805 г. маршрут П.И. Шангина повторил Г.И. Спасский, обследовавший водораздел рек Катуни и Бухтармы и составивший блестящее описание коренного населения Алтая. На основе материалов, собранных к началу XIX в. Генеральный штаб составил карту Колывано-Воскресенских заводов, где были особенно подробно нанесены Северный и Западный Алтай с бассейнами рек Чарыша и Бухтармы, а Верхняя Катунь и Юго-Восточный Алтай оставались еще белыми пятнами. Комплексное изучение этих регионов было связано с формированием и демаркацией государственной границы России.

В начале XIX в. на территории Горного Алтая и в сопредельных районах Восточного Казахстана работали: земские чиновники A.M. Горохов и Г.И. Спасский (этнографические экспедиции 1803-1805 гг.), горный инженер И.П. Шангин - сын П.И. Шангина (экспедиция Колывано-Воскресенского горного округа 1816 г.), врач Ф.А. Геблер (1810-1830-е гг.), ученые К.Ф. Ле-дебург, А.А. Бунге и К.А. Мейер (экспедиция Дерптского университета 1826 г.). Дневники путешественников сохранили исчерпывающие естественнонаучные описания региона и яркие историко-этнографические очерки жизни и быта коренного населения Алтая и казахов Прииртышья. При этом, в них отсутствовали упоминания о казахских кочевьях в пределах Алтая. Границы расселения казахского этноса в дневниках 1816 г. И.П. Шангина были обозначены предельно лаконично: «Киргиз-кайсаки, на три орды издревле разделяющиеся, - писал путешественник, собственно составляют одно поколение, к которому принадлежат также Каменные, или Дикие, и Ала-таевские киргизы.

Пространство земли ими занимаемое, и границы оного: с левым берегом реки Иртыша, с Китайским владением, с Каспийским морем — с Хивою, Ташкентского, Бухарского и Коханского землями - довольно известно уже из Оренбургской топографии г. Рычкова. (связав легендарное происхождение казахов с именем Алача-хана и г. Азаретом, И.П. Шангин повествует о возвышении народа при Аргын-хане. — И. О.) . .В последствии времени счастливый успех переселил их из Бухарин, сопряженный с удивительным размножением народа; свобода, независимость в обладании многочисленных стад и всякого имения собственности, возбудили зависть в оставшихся под именем бухарцев собратиях их: кайсаков Большой и Малой Орды. Они воспрянули ото сна порабощения и, разоряя Азарет почти до основания, присоединились к переселенцам.

Сим решительным поступком подкрепив могущество и без того уже соделывавшегося страшным для мунгалов и торгоутов народа, положили предел обитанию оных по левому берегу реки Иртыша, вытеснив в пределы Китайского владения и к Телецкому озеру, в ныне занимаемые ими места.

Очистив общими силами левой берег Иртыша от населявших оной мунгал и торгоутов, заняли кайсаки Большой, Средней и Малой Орды места, ныне ими населенные, избрав каждая своего хана». [Шангин, 2003. С.67-71]

Экспедиции 1810-1820-х гг. в пределах Большого Алтая совпали с периодом обострения геополитической обстановки в Казахской степи. В 1817г. умер лояльный к России хан Букей, в 1819 г. умер наследовавший ему хан Вали. Эти печальные события, равно как и притязания Цинской империи на пограничные степные пространства, подтолкнули имперские власти России к принятию решения об упразднении ханской власти в Среднем жузе. «Положение о сибирских киргизах» генерал-губернатора Сибири М.М. Сперанского 1822 г. обострило внутриполитическую ситуацию в азиатских регионах России и сделало проблематичным продолжение исследований в пограничном регионе.

Академические практики возобновились лишь в середине XIX в. в связи с процессом регламентации и демаркации российско-китайской границы. Серия межгосударственных договоров России и Китая 1850-1890-х гг. определили рубежи империй.

Стабилизация ситуации в пограничных районах позволила продолжить исследования региона и населявших его народов. Экспедиции П.А. Чихачева 1842 г., Г.Е. Щуровского 1844 г., С.И. Гуляева 1860-х гг., П.П. Семенова (Тянь-Шанского) 1856 г., В.В. Радлова 1860-1870-х гг., Г.Н. Потанина 18701880-х гг., Н.М. Дцринцева 1880-х гг. расширяли представления о Большом Алтае. Работы П.П. Семенова-Тянь-Шанского и Г.Н. Потанина позволили подготовить переиздание «Землеведения Азии» К. Риттера, составленного по материалам Академических экспедиций в Азию.

Системные описания центрально-азиатских (сибирских) территорий второй половины XIX в. включали топографические, геолого-географические, социально-экономические и статистические изыскания, связанные с оценкой ресурсов макрорегиона, в том числе демографического и этнического потенциала. При этом исследователи нового поколения продолжали традиции академического энциклопедизма эпохи просвещения, ориентируясь на цивилизационный подход. Демократические тенденции, которые проявились в этнографических сочинениях этого периода, акцентировали колониальные аспекты российских административно-политических практик в Сибири. В центре научного дискурса находилась проблема взаимодействия аборигенного населения, русских переселенцев и Российского государства.

Иноэтничные компоненты региональной этнополитической истории не являлись объектом анализа; хотя уже в дневниках В.В. Радлова (1860 г.) содержалась информация о присутствии в Чуйской степи казахских кочевий [Радлов В.В. 1989], а в материалах Г.Н. Потанина по Северо-Западной Монголии были опубликованы фольклорные сюжеты о противостоянии алтайцев и казахов. [Потанин. 1883. С.218]

Этнополитической и социокультурной реальностью пограничной зоны казахский фактор стал благодаря прикладным изысканиям, начатым на Алтае в ходе демаркации и разметки границы и последовавших за этим административных и земельных преобразований. Военные топографы и политики-практики И. Бабков, Е. Шмурло, Р. Закржевский и др., а также географы

B.В. Сапожников, В.И. Верещагин в 1880-1900-е гг., составив подробные описания горных ущелий и речных долин, прилежащих к российско-китайской границе в зоне Русского Алтая, зафиксировали многочисленные казахские аулы в пограничных урочищах, обозначили маршруты их кочевания.

С 1860-х гг. в Сибири повысился интерес к статистическим социально-демографическим и экономическим исследованиям. В 1894 г. при земельной части управления Алтайского округа было создано статистическое бюро для «обследования крестьянских хозяйств с целью поземельного устройства крестьян на Алтае» и водворения переселенцев. Его заведующим стал один из лидеров сибирского регионализма Н.М. Ядринцев, ведущим сотрудником

C.П. Швецов - член Общества любителей исследования Алтая, в будущем профессор кооперативного института г. Петрограда. Тематика работ этого периода была тесно связана с реальными проблемами Саяно-Алтайского региона: массовая миграция, землеустройство коренного и пришлого населения (включая казахов), административные реформы. Заслугой статбюро стало обследование инородческого населения Бийского и Кузнецкого округов и публикация многотомного издания «Горный Алтай и его население» (1900 г.). По мере проведения землеустройства интерес Кабинета к статистике ослабевал, и в 1905 г. бюро прекратило свою работу. Тем не менее, статистико-этнографические обзоры С.П. Швецова, а позже В.П. Михайлова по Горному Алтаю и Алтайскому округу Томской губернии ввели в научный оборот массовый материал, характеризующий состояние региональных полиэтничных сообществ. Впервые как этнодемографическая и этносоциальная реальность среди кочевых и оседлых инородцев Алтая в официальной статистике были обозначены локальные группы казахов региона — казахи Сарасинской инородческой управы, казахи Черно-Ануйского миссионерского стана и казахи Чуйской степи. Впоследствии казахские сообщества сел Сарасы и Черный Ануй, создавшие уникальные модели культурного синтеза в зоне взаимодействия кочевой и земледельческой традиций, никогда более не привлекали внимание исследователей. Казахское население Сарасы к середине XX в. полностью растворилось среди русского населения; казахи с. Черный Ануй стали объектом авторских исследований лишь в конце 1990-х гг. [Швецов, 1900]

Казахская тема возникла в научно-практических изысканиях в 1920-е гг., когда необходимость структурирования полиэтничного сообщества Сибири, актуализированная противостоянием времен гражданской войны, привела к созданию в рамках региональных администраций Отделов по делам национальностей; те в свою очередь образовали подотделы этнографического и экономико-правового исследования жизни туземцев.

Наркомнац, - подчеркивал в 1922 г. JI. Сары-Сэп, заведующий Алтайским губернским отделом по делам национальностей, - мог быть выдвинут только победоносной Октябрьской революцией. Его задачи, с самого начала Октябрьского переворота, были самые разнообразные, из которых самые главные заключались в том, чтобы являться органом, регулирующим взаимоотношения между всеми национальностями и различными центральными и местными Советскими учреждениями, приспосабливая деятельность последних к бытовым особенностям каждой национальности.

Национальные подотделы являются теми рупорами, через которые передовой пролетарский авангард России говорит с самыми далекими и отсталыми народностями, будя в них сознание своего человеческого достоинства и необходимости защиты революционных завоеваний.

Таким образом, в настоящее время необходимо кроме уравнения "национального равноправия" перейти к мерам фактического уравнения национальностей, к выработке и проведению в жизнь практических мероприятий: 1 — изучению хозяйственного состояния, быта, культуры отсталых наций и народностей; 2 - развитию их культуры; 3 — политическому их просвещению; 4 — постепенному и безболезненному их приобщению к высшим формам хозяйства; 5 - налаживанию хозяйственного сотрудничества между трудящимися отсталых и передовых национальностей.

Считаю долгом отметить то, что самой отсталой национальностью, находящейся в пределах Алтайской губернии являются тюркские племена: алтайцы и киргизы (казахи. — И. О.), а потому вся работа Губнацотдела будет вестись с наибольшим уклоном в сторону этих национальностей».

С момента создания комитетов по делам национальностей (1920-1922 гг.) и их аналитических (этнографических и др.) подотделов перед ними была поставлена задача «. установить на местах теперь приблизительно статистические данные о численности туземцев по национальностям, племенам и родам с установлением этнографических и кочевых границ». [ЦХАФ АК Ф.922 Оп1. Д. 15 . Л. 75]

Эта задача была актуальна в связи неудачами переписи населении Советской России 1920 г.; информационные лакуны стали очевидны при проведении в 1921 г. Совещания туземцев Сибири в Омске (в то время - столице Сибирского края).

Результатом стала серия экспедиций в сибирских регионах при участии ведущих музейных, академических и университетских центров России, а также при участии учевбных организаций, где готовили новую политическую элиту Азии. В 1920-е гг. появились работы Л.П. Мамета, П.Я Гордиенко, посвященные этнической истории Алтая, в том числе новейшего времени. Политические реалии советской эпохи, образование Казахской автономии и размежевание границ РСФСР и КАССР 1921-1925 гг., стимулировали интерес к различным группам «казаков», среди которых оказываются казахи Алтая. Интерес к обитателям Чуйской степи был кроме прочего вызван массовыми обращениями локальной группы казахов в высшие инстанции об их присоединении к Казахстану.

В 1926-1927 гг. в рамках «Казакстанской экспедиции» АН СССР, антропологический отряд под руководством С.И. Руденко провел исследования в пограничных районах России среди казахов Алтая, Северо-Восточного и Западного Казахстана, выявив общее и особенное в их культуре. Исследования С.И. Руденко и А.Н. Самойловича конца 1920-х гг. заложили основы описания локальных групп казахов пограничья, в том числе казахов Чуйской степи. Дав краткую характеристику истории, родовой самоорганизации и этнокультурной специфики чуйских казахов, А.Н. Самойлович впервые обозначил тему этнической памяти, подчеркнул сложный характер этноистори-ческих процессов и процессов межэтнического взаимодействия в регионе. [Самойлович, 1930]

Работа А.Н. Самойловича «Казахи Кош-Агачского аймака Ойротской автономной области» стала открытием казахского сообщества на границах государства. Не случайно в период постсоветской модернизации в России 1990-х гг., сопровождавшейся ростом этнического самосознания, очерк был переиздан при подцержке администрации с. Жана-Аул Кош-Агачского р-на Республики Алтай. «Каждый из нас должен знать: язык, корни, обычаи, историю и традиции своего народа.» — подчеркнул в предисловии к брошюре А.Ж. Джаткамбаев, признанный лидер казахов Алтая, впоследствии возглавивший районную администрацию и Курултай казахов Республики Алтай.

Начиная с 1930-х гг. историко-этнографические разработки в СССР уступили место социально-историческим. Многообразие культур и народов страны вновь оказалось в фокусе исследовательских интересов в 1950-е гг. Возникла программа фундаментальных исследований в рамках подготовки академической серии «Народы мира» Института этнографии АН СССР; в 1963 г. в этой серии вышел двухтомник «Народы Средней Азии и Казахстана» с обширным этнографическим очерком о казахах. С этого времени исследования в области казахской этической истории и этнографии приобрели планомерный характер. Осваивая наследие российской гуманитарной (востоковедческой) науки - выдающиеся по объему и качеству обобщенного материала работы И.Г. Андреева, А.И. Левшина, В.В. Вельяминов-Зернова, Н.А. Аристова, В.В. Радлова, В.В. Бартольда, Н.М. Ядринцева, советские исследователи к 1970-1980-м гг. вышли на уровень историко-этнографических обобщений.

К 1970-м гг. относится творчество М.С. Муканова, создавшего генеральную схему этнической истории и расселения казахов Среднего жуза XVIII-XX вв. Труды выдающегося казахского историка являются фундаментальной основой для изучения миграции казахов в пограничных районах Алтая в связи с интеграцией макрорегиона в политико-экономическое пространство российского государства. [Муканов. 1974] В этот период начинается активное изучение миграций в сопредельных регионах Южной Сибири и Казахстана. Процесс освоения юга Западной Сибири и формирование поли-этничного сообщества пограничных территорий рассматривается в работах Н.Г. Аполловой и Н.В. Алексеенко.

К 1970—1980-м гг. относятся исследования С.И. Вайнштейна и А.В. Коновалова в пограничной зоне Алтая. [Вайнпггейн, 1980; Коновалов, 1986] В 1986 г. в издательстве «Наука» Казахской ССР вышла монография А.В. Кого новалова «Казахи Южного Алтая (проблемы формирования этнической группы)». Итогом многолетней работы автора стало выделение казахов Алтая в особую этническую группу: «под влиянием факторов природно-географической среды, иноэтнического окружения и этнической изолированности казахи Южного Алтая, проживающие на единой территории, обладают известной спецификой в хозяйстве, материальной, духовной культуре и языке, а также специфическим этническим самосознанием, в значительной степени связанным с осознанием общности происхождения, т.е. полным комплексом этнических признаков, что позволяет считать их самостоятельной этнической группой». [Коновалов. 1986. С.141]

И хотя, предложенное автором, опиравшееся на объективистский подход и не учитывающее этнополитических практик и субъективного фактора, определение казахов Алтая как этнической группы было впоследствии опровергнуто фактом утверждения их диаспоральной (ирредентистской) идентичности, общая характеристика локального сообщества знаменовала новый этап в развитии этнографии/этнологии региона, связанный с переходом от презентации информации к ее анализу.

Наряду с традиционным историко-этнографическим направлением к 1970-м гг. в России сложилось направление, ориентированное на изучение современных этносоциальных процессов. Удачным совмещением историко-этнографических и этносоциологических исследований стали программы изучения народов Сибири, предпринятые Омской этнографической школой. Работы лидера школы Н.А. Томилова и его коллег 1970-2000-х гг. реализовали принципы комплексного подхода в изучении этноса (в том числе казахов Сибири) в сложном переплетении этногенетических, этноисторических, социальных и социокультурных процессов.

В рамках обозначенной исследовательской проблемы наибольший интерес представляют исследования, посвященные казахам Прииртышья, Н.А. Томилова, Ш.К. Ахметовой, О.М. Проваторовой (Бронниковой), Ж.А. Ермекбаева и др. Выводы, полученные коллегами, обеспечивают возможность сравнительного анализа этносоциальных процессов в региональных сообществах казахов Западной Сибири и ориентируются на определение их в качестве этнолокальных (этнографических) групп единого казахского этноса. Проблема общего и особенного в изучении казахского этноса актуализируется в 1990-х гг. Появляется серия работ, посвященных казахской диаспоре России, среди них исследования О.Б. Наумовой, В.В. Амелина, Т.В. Полосковой и др.

При этом в отечественной исторической и этнографической литературе проблема образования казахского сообщества на территории Алтая не получила должного освещения. Отдельные аспекты были затронуты в работах по истории Сибири, Казахстана, политической истории Российской империи, истории международных отношений в Центральной Азии. Авторское сочинение, как и предшествующие ему исследования, призвано заполнить лакуны в этнической истории приграничных районов Южной Сибири, проследив специфику и основные направления миграций казахов в приграничной зоне и обозначив их этносоциальные последствия.

Источниковая база исследования. Историческая картина этнополи-тического и этнокультурного развития приграничных регионов Южной Сибири в XIX - начале XX в. восстанавливалась автором на основе объемного документального материала. В работе использованы исторические сведения, опубликованные в трудах А.П. Уманского, Г.П. Модорова, Л.И. Шерстовой, Г.П. Самаева, Н.А. Майдуровой, И.В. Анисимовой и др. Многие документы впервые вводятся в научный оборот в рамках данной работы.

Содержание работы определяют архивные документы - материалы, отложившиеся в Центре хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК, г. Барнаул), Государственном архиве Томской области (ГАТО, г. Томск), в фондах Архивной Службы Республики Алтай (АС РА, г. Горно-Алтайск), в Архиве ФСБ Республики Алтай (АФСБ РА, г. Горно-Алтайск), а также в Государственном архиве ВКО РК (ГА ВКО РК, г. Усть-Каменогорск).

Основой предлагаемого исследования являются статистические материалы. К ним относятся данные всероссийских (всесоюзных) переписей начиная с 1897 г., а также материалы сельскохозяйственной переписи 1916-1917 гг. (ЦХАФ АК. Ф. 233) и опубликованные статистические обзоры по Алтаю 1900-1912 гг. В освещении современного периода используются стат. материалы 1920 г., Всесоюзной переписи населения 1926 г., Всесоюзных переписей населения 1959, 1970, 1979 и 1989 гг., обобщенные в статистических обзорах Статкомитета Республики Алтай.

Очень важны для характеристики этнодемографической и социально-политической ситуации в Южной Сибири XIX — начала XX в. материалы Алтайской духовной миссии - фонд метрических книг с записями по Черно-Ануйскому миссионерскому стану 1850-1919 гг. [ЦХАФ АК. Ф. 144]. Этот вид источников широко используется в исторической демографии, но его применение в этноисторических исследованиях остается ограниченным. Введение в научный оборот метрических данных по казахам Северо-Западного Алтая представляется целесообразным в силу того, что записи о крещениях по Черно-Ануйскому стану содержат, кроме прочего, информацию об исходной приписке (округе, уезде), т.е. о местах исхода новокрещеных казахов и позволяют реконструировать отдельные этапы формирования локальных групп казахов Алтая.

Большое место в работе занимают актовые источники конца XIX - начала XX в. — делопроизводственная и фискальная документация, они отражают позиции официальных административных структур различного уровня в формировании политики в пограничных регионах [ГАТО. Ф. 3; АС РА. Ф. 19 е.; Ф. Д583-ПФ; АФСБ РА. Ф. 766; ГА ВКО РК. Ф. 568]. Извлеченные из архивных фондов сведения позволяют уточнить историю появления первых казахских аулов в пределах Алтая, проследить характер взаимодействия аборигенного населения и мигрантов, причины и последствия локальных межэтнических конфликтов. Ряд документов обобщен в изданиях региональных архивов. Эти материалы позволили составить характеристику миграционных процессов в пограничном регионе и оценить социально-демографические тенденции в развитии локальных казахских сообществ на протяжении XIX-XX вв.

Историю появления казахов в пределах Алтая, характер взаимодействия аборигенного населения и мигрантов, причины и последствия локальных межэтнических конфликтов освещают документы мемуарного и эпистолярного жанров, представленные в материалах рукописного фонда миссионеров Алтайской духовной миссии (АДМ) [ЦХАФ АК. Ф. 164]. По объему и качеству информации фонд уникален. Ежегодно миссионеры собирались на съезд, проведение которого было приурочено ко дню памяти основателя миссии архимандрита М. Глухарева (19 января по церковному календарю). Каждый был обязан привезти и прочитать «Записку» — отчет о своей деятельности за год. Лучшие «Записки» публиковались в «Томских епархиальных ведомостях» и в «Православном Благовестнике».

Сохранились годовые отчеты АДМ, а также десятки авторских неопубликованных «Записок» и дневников миссионеров. В них приводились статистические данные по станам, оценивались результаты школьной работы, давалась оценка новокрещеных (особенностей их быта, мировоззрения, отношение к иноэтничному окружению). Большинство «Записок» обладало высокой информативностью и литературными достоинствами. Эти материалы были широко использованы при подготовке работы. Впервые предметом научного анализа стали архивные материалы о деятельности антимусульманского отдела АДМ, который возник в результате распространения влияния православной церкви на приграничные районы, освоенные казахским этносом.

Этнополитические процессы 1920-1930-х гг. удалось проследить на основе материалов из фондов Государственного архива Томской области, Государственного Архива Республики Алтай, Архива ФСБ Республики Алтай, Государственного Архива ВКО, фиксирующих утверждение новых административно-политических и социальных стандартов советской власти в национальных районах. Гражданская война, раскулачивание, «расказачивание» и коллективизация в пограничных районах Южной Сибири включали, помимо социальной, этническую составляющую. Поляризация сил по этническому признаку, сопровождавшая социальные преобразования, во многом определяла специфику локальной истории, закладывала конфликтные основы развития межэтнических отношений в регионе.

Данные периодической печати начала XX в. также входят в круг источников работы. Прежде всего, это публикации региональной прессы начала века. Большое значение в работе уделено современной периодике — республиканские и районные газеты Горно-Алтайской автономной области, с 1991 г. - Республики Алтай, составляют свод источников, которые содержат информацию по широкому кругу вопросов - от политики до этнографии.

Собственно этнографические источники, используемые в работе, представлены полевыми сборами автора. В авторском портфеле: нарративные материалы - персональные истории и исторические предания о появлении казахов в границах Алтая, описания обрядов и верований, локальных моделей природопользования, картография и описания родовых некрополей, генеалогии, фольклорный свод чуйских и туратинских казахов в несколько сот единиц информации (составленный при участии фольклористов и филологов СО РАН в 1997-1999 гг.), социологические материалы, полученные в ходе совместных исследований с коллегами ИЦИГ СО РАН и ИФиПр СО РАН и т.д. Положенные в основу данной работы материалы стали результатом исследований, проводившихся среди казахов Горного Алтая, Алтайского края и Восточно-Казахстанской области Республики Казахстан на протяжении 1990-х гг. Отдельные разделы работы, посвященные группе туратинских казахов, выполнялись в рамках экстренных исследований во взаимодействии с административными структурами Республики Алтай. Достоверность авторских материалов была обеспечена их корреляцией с данными официальной статистики, с архивными и историческими сюжетами. Используемый в работе источниковый комплекс достаточно репрезентативен и позволяет в полной мере решить поставленные диссертантом задачи.

Методология и методы исследования. Методологической основой работы является теория этноса и этнических процессов, возникшая в российской науке в рамках эволюционного социально-исторического направления в первой половине XX в., оформившаяся в трудах советских этнологов к 1970-м гг. и трансформировавшаяся под влиянием российской редакции конструктивизма к началу XXI в.

Несколько десятилетий назад термин «этнос» в России был известен лишь узкому кругу специалистов. Начиная с 1990-х гг. он прочно вошел в общественно-политический лексикон и систему законодательных актов. Проблема государственного устройства республик СНГ и новых субъектов России стала рассматриваться с позиций баланса этнических и гражданских прав, сквозь призму обеспечения этнических интересов сообществ, представленных в полиэтничных регионах постсоветского пространства.

Произошла политизация этноса. Получила распространение идеология этнического детерминизма, в ряде случаев превратившаяся в средство достижения политических целей. Этнонациональные доктрины, возникшие в постсоветских автономиях, объявили этнос главной социальной ценностью; а в современной этнологии развернулась дискуссия по поводу сущности, которая этим термином обозначается.

В советской этнографии, методология которой приобрела законченный вид благодаря трудам Ю.В. Бромлея, Р.Ф. Итса, Н.Н. Чебоксарова, С.А. Арутюнова и др., категория «этнос» рассматривалась в рамках социально-исторического процесса, глобальные тенденции которого определялись сменой общественно-политических формаций.

Согласно формуле, ставшей каноном отечественной этнографии, этнос - это исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании [Бромлей, 1983. С. 57-58].

Традиционно этнос рассматривался в двух аспектах: как культурно-языковая общность - «собственно этнический комплекс», «этникос», и как социально-политическое образование - «этносоциальный организм». В форме «этносоциального организма» объединялись этнический и социально-политический факторы; в результате концепт становился методологической основой исследований в области этнической (этнополитической) истории.

В рамках этой теоретико-методологической концепции происходило формирование отечественного направления исторической этнографии. Работы Л.П. Потапова, С.И. Вайнштейна, Н.А. Томилова, Э.Л. Львовой, а позже Л.И. Шерстовой и др. авторов, посвященные истории тюркских народов Сая-но-Алтайского региона и шире - Западной Сибири, определили основные принципы историко-этнографических исследований.

Методология этого направления была обобщена в работах Н.А. Томилова 1990-х гг. Рассматривая концепт «этнической истории», лидер омской этнографической школы, обозначил многокомпонентный характер этой глобальной категории, выделив в ее составе этнокультурную, этноязыковую, эт-нотерриториальную и др. составляющие, в том числе этносоциальную историю, под которой следует понимать не только динамику этнических свойств социальных институтов, но и историю этносоциальных организмов в целом. [Томилов, 1993. С. 17-27]

Анализируя понятие «этнической истории», Н.А. Томилов концептуально оформил точку зрения ряда отечественных авторов, ориентированных на расширительное толкование этого понятия в интерпретации этноистори-ческих сюжетов Сибирского и шире — Центрально-Азиатского, региона (Л.Н. Гумилев, Н.Н. Крадин, Л.И. Шерстова и многие другие). Рассматривая этническую историю в единстве этногенеза, этнического развития (этноди-намики) и этнической трансформации, исследователь обозначил ее принципиальную непрерывность, многофакторность и универсальность, распространив этот понятие на все разновидности историко-культурных общностей - этнографических, этнических, этносоциальных. [Томилов, 1993. С. 1727]

В рамках обсуждения теоретико-методологических проблем этнической истории традиционно большое место в отечественной этнографии занимал вопрос о соотношении этнического и политического. В работах J1.E. Куббеля 1970-1980-х гг. был сформулирован тезис о том, что на определенном хронологическом отрезке возможно слияние двух линий общественного развития - этнической и потестарно-политической. [Куббель, 1982. С. 126]

В 1976 г. С.И. Бруком и Н.Н. Чебоксаровым в академический дискурс было введено понятие «этнополитическая общность». Авторы подчеркивали, что на состояние и развитие этноса влияет степень его «этнополитического развития» - наличие или отсутствие национальной государственности (высшей формы развития этноса) и ее тип при вхождении в полиэтничные государственные образования, когда этнические процессы сменяются «национальной политикой». Общепризнано, что политическая линия развития связана со степенью консолидации этноса, отражением чего является наличие устойчивого этнического самосознания. [Брук С.И., Чебоксаров Н.Н., 1976. С. 28-31]

Проблема проявления этнического через политическое чрезвычайно остро была обозначена в рамках российской конструктивистской (функциональной) концепции, сложившейся в отечественной этнологии к 1990-м гг. Исследователи, работающие в этой парадигме (В.А. Тишков, С.Ф. Чешко, С.Н. Абашин и др.), акцентировали значение потестарно-политических структур, процессов, институтов и обозначили этнос как категорию вторичную, создаваемую в ходе социально-политических практик.

Лидер отечественного конструктивизма В.А. Тишков, считая возможным отказаться от российского изобретения — категории «этнос» (в 1920-е гг. обоснованной С.М. Широкогоровым), в пользу термина «этничность»/«эт-ническая идентичность», утвердившегося в англо-американской традиции в 1970-е гг., рассматривает этническую идентичность прежде всего как форму социальной организации (социальной солидарности). По его мнению, «.этнические группы и их характеристики являются результатом исторических, экономических и политических обстоятельств и ситуативных воздействий». [Тишков, 2003. С. 105]

В широком смысле «этничность» используется как категория, обозначающая совокупность отличительных (культурных/культурно-языковых) черт, которые имеют для данной группы маркирующий характер и отличают ее от других. Полагают, что этничность формируется в контексте того социального опыта, в рамках которого происходит идентификация личности. В изучении феномена «этничности» выделяются два подхода: с одной стороны, «этничность» рассматривается как объективная данность, с другой — как продукт конструирования. Однако, как справедливо замечает ряд авторов, крайняя онтологизация, как и крайняя субъективизация этничности (равно как и этноса), недопустима.

Парадокс феномена «этничности», подчеркивает С.Ф. Чешко, с которым следует солидаризироваться, состоит в том, что этничностью можно манипулировать, но ее нельзя сфабриковать [Чешко, 1994. С. 38-39]. Этничность, с одной стороны, - это представление (которое формируется и трансформируется) о групповой солидарности, основанное на представлении об общности происхождения и общности исторических судеб, на общности интересов и культуры; но с другой — подобные представления имеют объективную основу в реальном существовании того или иного сообщества. Подобные рассуждения ставят вопрос о критериях выделения группы и возвращают исследователей к категории «этнического самосознания», введенной и обоснованной Ю.В. Бромлеем в качестве наиболее устойчивого признака этноса.

Пристрастный сравнительный анализ теоретико-методологических основ двух противостоящих в современной российской этнологии — эволюционной и конструктивистской — теорий, осуществленный в рамках обсуждения наследия академика Ю.В. Бромлея, позволяет исследователям сгладить обозначенные противоречия.

Положение о том, что самосознание есть неотъемлемое свойство социальной группы (этноса) имеет характер универсальной константы, признанной и традиционной этнографией/этнологией и ее модернизированной (под влиянием конструктивизма) версией. Этническое самосознание рассматривается как результирующая всех атрибутов этноса (общность территории, языка, происхождения и т.п.); оно формируется под действием разнонаправленных факторов как экзогенного, так и эндогенного происхождения.

Этническое самосознание, будучи показателем уровня консолидации этноса, соответствует внутриэтнической иерархии и заключает в себе тенденцию к трансформации. Катализатором трансформации могут являться различные факторы в широком диапазоне - от религиозно-мифологической до политической сферы.

Стратегии самоопределения определяют динамику этнических (этносоциальных, этнополитических) процессов, субъектом которых является рефлексирующий этнос. Одной из форм актуализации этнического самосознания являются поиски политической самоидентификации; в свою очередь, формы политической организации активно формируют самосознание. Такой подход к изучению исторического процесса позволяет вскрыть внутренние факторы и обстоятельства изменения реальных этнополитических ситуаций и является основой сближения эволюционного и конструктивистского направлений. [Шерстова, 1999]

По мнению аналитиков, несомненным достоинством конструктивистского подхода, не отрицающего, а потенциально дополняющего социально-исторические исследования этноса, является ориентация на социологию эт-ничности, которая рассматривается как динамичное иерархическое явление в сложном переплетении системообразующих факторов. Подводя итоги дискуссии в рамках подготовки и издания в 2003 г. мемориального тома «Академик Ю.В. Бромлей и отечественная этнология. 1960-1990-е годы» (под редакцией В.А. Тишкова), И.Ю. Заринов подчеркнул: «этнос и этничность — не предметы этнологии или социальной/культурной антропологии, а лишь научные категории, обозначающие историко-социальную сущность, сосредоточенную в особенностях культуры людских сообществ, члены которых осознают эти особенности более всего через собственную историю и самоназвание (эндоэтноним). Предмет изучения этих наук значительно шире; он охватывает все, что связано с человеком и обществом, им созданным и формирующим его самого.

Если следовать правилам образования слов в языке, то "этничность", будучи собирательно-обобщенным существительным, обозначается термином, производным от термина "этнос" (не может быть истинности без истины и правдивости без правды). В этом смысле первичность понятия "этнос" трудно оспорить. Первично оно и хронологически, возникнув на несколько десятков лет раньше. Однако если соотносить эти термины на уровне их отражения главной стороны явления, которое они обозначают, то здесь вопрос об их первичности и вторичности не имеет смысла, ибо они взаимообусловлены». [Заринов, 2003. С. 31]

От противостояния современная российская этнология (этническая история и этнополитология) переходит к синтезу подходов. Плодотворным опытом соединения социально-исторической и конструктивистской парадигмы являются работы одного из лидеров Томской регионалистики Л.И. Шер-стовой, посвященные этнополитической истории Южной Сибири.

В представлении автора, «этнополитическая история» является частью «этногенеза» (в расширительном толковании, ставящим знак равенства между «этногенезом» и «этнической историей»); этногенез представляет собой исторический процесс становления и трансформации этносов вплоть до обретения ими устойчивого этнического самосознания; каждый из этапов этого процесса связан с конкретной формой идентификации (родовой, территориальной, социокультурной и т.д.); возможным итогом развития этноса является его политическое самоопределение. На материалах истории народонаселения Южной Сибири XVII—XX вв., Л.И. Шерстова приходит к выводу о том, что этническая история (этногенез), являясь формой этнического самоопределения, имеет многокомпонентный характер; формирование административно-политических систем в реальности часто опережает сложение этнических сообществ, и тогда в развитии этноса большое значение приобретают государственные практики. [Шерстова, 1999]

Соотношение этнического и политического получает исчерпывающую теоретическую и прикладную интерпретацию в творчестве Л.И. Шерстовой. «В реальной истории, - подчеркивает исследователь, — с момента возникновения государственности эти категории взаимообуславливают одна другую, определяя отношения между народами и государствами, диктуемые помимо прочего (геополитические, экономические, социальные и др. факторы), этническим состоянием взаимодействующих народов - «национальных организмов». [Шерстова, 1999. С.9]

Проявление этнического через политическое, и наоборот, стало актуальной темой для исследований. Именно такой подход (утверждающий единство этнического и политического) является методологической основой диссертационного сочинения, посвященного этнической/этнополитической истории казахов Алтая в их взаимодействии с полиэтничным сообществом региона XIX-XX вв.

В этнополитическом и этносоциальном контексте автор интерпретирует самоопределение этноса (этничность), которое, в соответствии с современной теорией, представляет собой результирующую множества составляющих. В ходе анализа становится очевидным, что одним из мощных факторов актуализации этнического самосознания казахов пограничной зоны Алтая является миграционное движение XIX-XX вв.

Оценка передвижений казахского этноса, которые играли заметную роль в истории пограничных регионов Большого Алтая XVIII-XX вв., опирается на современные теоретические разработки в области изучения миграции. Выявленные демографами, социологами и этнологами на основе анализа мирового опыта типологические характеристики миграции, представляют собой инструмент описания миграционных процессов в Алтае-Саянском регионе XIX-XX вв. Содержание работы определяет изложение и анализ этно-политической истории пограничных территорий макрорегиона в связи с миграциями казахского этноса, которые имели вариативный, многофакторный, динамичный характер и определяли напряженность межэтнического взаимодействия. Оценка передвижений казахского этноса, которые играли заметную роль в истории пограничных регионов Большого Алтая XVIII-XX вв., опирается на современные теоретические разработки в области изучения миграции.

Как отмечают исследователи, ни одно понятие в демографии не имеет столько различных трактовок как «миграция». Один из ведущих демографов России В.А. Ионцев выделяет 36 различных определений миграции, принятых в отечественной науке и 27 - известных в зарубежной литературе. Им разработана интегральная классификация миграции, под которой в самом общем виде понимается пространственное перемещение населения, ведущее к его территориальному перераспределению. Важное значение в определении миграции имеет классификация причин, среди которых доминируют экономические и социальные, но выделяются также политические, этнические, религиозные, экологические и т.д. [Ионцев, 1999. С. 19]

Современные авторы выделяют два типа миграции в зависимости от характера пересекаемых границ: внешнюю и внутреннюю. Внешней называется миграция, при которой пересекаются границы; она в свою очередь подразделяется на меж- и внутриконтинентальную (межгосударственную); особым видом внешней миграции является миграция нелегальная. По отношению к данной стране внешнюю миграцию подразделяют на эмиграцию, иммиграцию и реэмиграцию (репатриацию). Внутренняя миграция предполагает перемещение в пределах одной страны между административными районами и населенными пунктами; она может быть внутрирегиональной и межрегиональной. [Ионцев, 1999. С. 33-35, Рязанцев. 2001. С. 11-13]

По отношению к миграции некоторые исследователи употребляют термины: «переселение», «заселение», «колонизация»; колонизация является особым видом миграции, в результате которой происходит «заселение пустующих земель в пределах, либо за пределами страны».

В зависимости от времени пребывания в месте въезда миграции разделяются на возвратные (временные) и безвозвратные (постоянные). Постоянные (долгосрочные) миграции связаны с изменением места жительства на срок более года и зачастую со сменой гражданства. Временные миграции предполагают переселение на определенный ограниченный срок; их разделяют на: — периодические (годичные), в том числе маятниковые приграничные миграции; - радиальные миграции из центра региона на периферию и обратно; - параллельные, которые связаны технологиями эксплуатации территорий (например, сезонные перекочевки по стандартам кочевого отгонного скотоводства).

По формам миграции разделяют на организованные (планируемые) и неорганизованные (стихийные). Организованная миграция осуществляется с помощью государства или различных общественных структур. По отношению к миграционной политике используют понятия «активной» и «пассивной санации»; активная заключается в проведении целенаправленной политики государства по проведению организованного переселения, пассивная направлена на предоставление мест приложения труда в зонах вселения. [Рязанцев. 2001. С.11-13]

Процесс миграции разделяют на три стадии или фазы: процесс формирования территориальной подвижности населения и принятия решений; реализация миграционной активности (переселение); адаптация, или приживаемость мигрантов на новом месте. Стратегии приживаемости (термин возник в ходе переселенческого движения в России XIX-XX вв.), включая приспособление человека к новым условиям и изменение условий в соответствии с потребностями человека, заключаются в превращении мигранта в новосела, а новосела в старожила; по разным оценкам, этот период занимает от 3-5 до 10 лет. [Рязанцев, 2001. С. 17]

На стадии адаптации, также как в период формирования и реализации миграционных установок, большую роль играет этнический фактор (этническая миграция предполагает представительство различных национальностей в миграционных потоках), который может быть выражен через «показатель этнической комфортности». По определению С.В. Рязанцева, показатель этнической комфортности «представляет собой соотношение объективных (этнический состав, межнациональные отношения, этническое разделение труда, языковая ситуация пр.) и субъективных этнических составляющих миграции (этническое самосознание, этнические стереотипы, прошлые этнические травмы, стремление на этническую родину и пр.)». [Рязанцев. 2001. С. 27]

Этнический дискомфорт под воздействием экономического и социально-политического фактора легко перерастает в общественные фобии и оборачивается ростом интолерантных и миграционных стратегий.

Этнический комфорт, определяя степень привлекательности определенного этнотерриториального сообщества, предполагает характерную для данного региона исторически выработанную модель оптимальной «межэтнической (культурной) дистанции»; она не препятствует межгрупповому взаимодействию, но в то же время обеспечивает целостность и эффективное воспроизводство этнических идентичностей.

Именно миграция актуализирует проблему дистанций и границ в межэтническом взаимодействии. По мнению Фредерика Барта, чья работа «Ethnic Groups and Boundaries» (1970 г.) стала основой концептуального переосмысления этничности, этническое сообщество может быть идентифицировано исходя из тех границ, которыми оно себя обозначает, а не из специфики меняющей свое содержание культуры, находящейся в пределах этих границ. Факт постоянной дихотомии между сообществом и «внешними» контрагентами позволяют определить его вполне достоверно. В этом смысле этничность представляет собой стратегию отграничения в ходе создания и трансмиссии этнических границ; это реальный способ выражения групповой идентичности, который связывает членов группы — «нас», чтобы подчеркнуть отличие от «них». Этот подход активно используется в миграционных исследованиях, которые демонстрируют актуализацию этничности в ходе социальных практик и процессов, сопровождающих миграцию и формирующих этнические границы.

В контексте развития миграции выделяются различные типы межэтнических взаимодействий. В первом случае имеет место этническая близость (языковая и культурная) переселенцев и коренных жителей (именно такая модель имела место в Чуйской степи в ходе проникновения казахов в зону обитания теленгитов); во втором - их этническая разнородность (эта модель была реализована в ходе освоения казахами степного и предгорного Алтая при взаимодействии с русским этносом). Негативные социально-психологические и социокультурные последствия возможны в обоих случаях, так как миграция прежде всего проявляется в росте нагрузки на социально-экономическую и социо-культурную сферу, что приводит к росту конкуренции, оценка которой в массовом сознании неизбежно преломляется сквозь призму этносоциальных и межэтнических отношений. Подобные заключения имеют большое значение для анализа этнической (этнополитической) истории Южной Сибири нового и новейшего времени, результатом которой является формирование казахского сообщества региона с характерными для него формами этнической идентичности.

Этническая идентичность, по Ф. Барту, образуется в результате взаимодействия групп; в зависимости от контекста выбираются специфические черты (культурные образы), которые наделяются символическими смыслами и используются для конструирования границ этнической принадлежности. Это понимание этнической идентичности также актуально при изучении ди-аспоральных стратегий.

Категория «диаспоры» занимает одно из центральных мест в изучении этнополитических реалий постсоветского пространства. Среди множества определений диаспоры, диссертант ориентируется на классическое, рассматривающее это явление как результат переселения части этноса, сохраняющего память о местах исхода и базовую идентичность. Для диаспоры характерны: множественная самоидентификация, предполагающая наличие этнокультурной связи и со страной проживания, и с этнической родиной; существование институтов, призванных обеспечить сохранение и развитие диаспоры (в том числе международного характера); наличие стратегии взаимоотношений с государственными институтами как страны проживания, так и титульного государства. Данное определение имеет функциональный характер и позволяет рассматривать диаспору как динамичное образование, различным стадиям развития которого соответствует определенный уровень идентичности. [Полоскова, 1998; Вишневский, 2000; Попков, 2002 и др.]

В приложении к истории казахов Алтая представляется возможным заключить, что на современном этапе диаспоральное сознание становится основной формой самосознания локального сообщества, прошедшего длительный путь развития от групп-изолятов конца XIX в. к этнолокальной группе казахского этноса, существующей в границах диаспоры начала XXI в.

Освоение методологии современных исследований этноса и этнических миграций, этнической и диаспоральной истории является основой авторской концепции, определяющей содержание данной работы. Методики, использованные в работе, заданы сочетанием историко-этнографического и конструктивистского подходов с элементами этносоциологического и политологического анализа. Большое место в работе занимают исторические реконструкции, основой которых являются архивные изыскания. В целом комплексный подход, избранный автором, позволяет восстановить этническую (этнополи-тическую) историю казахов Алтая XIX-XX вв., пограничное положение которых по отношению к внешним и внутренним границам России, а также сложные стратегии межэтнического взаимодействия в пограничных районах

Южной Сибири определяют специфику региональных этнополитических процессов.

Научная новизна и практическая значимость исследования. Новизна и научная значимость избранной темы обусловлена как ее недостаточной разработанностью, так и возможностью применения результатов исследования в управлении региональными этнополитическими и социальными процессами.

В рамках данной работы этническая история казахов Алтая впервые рассматривается как многофакторный процесс, в котором соединяются геополитические, социально-экономические и социокультурные составляющие. Предпринимается попытка сравнительного диахронного изучения локальных групп казахов Алтая - чуйских, сарасинских и черно-ануйских/туратинских казахов; при этом сарасинские и черно-ануйские (крещеные) казахи как этническая реальность выделяются впервые.

Введение в научный оборот оригинальных архивных и полевых материалов позволяет реконструировать многие ранее неизвестные страницы истории казахов Алтая, в том числе: историю казахской Сарасы XIX в., историю крещеных казахов Северо-Западного Алтая и образования «антиисламской миссии» АДМ во второй половине XIX в., историю массовых миграций казахов на Алтай конца XIX в. и казахский исход вследствие «казахского геноцида» в Монголии 1913 г. и т.д.

Воссоздание социально-исторического и этнополитического контекста появления казахов на Алтае имеет важное значение не только в связи с процессами делимитации российско-казахстанской границы и модернизацией стратегии взаимодействий Республики Казахстан с соотечественниками в России; анализ этнической истории локальных сообществ казахов Алтая также необходим для оценки процессов межэтнических взаимодействий в регионе с целью утверждения принципов толерантности и предотвращения тенденций этнической напряженности. Это придает работе общественно-политическую актуальность и практическую значимость. Результаты полевых и аналитических исследований автора использованы при подготовке музейных экспозиций в селах Джазатор и Жана-Аул Кош-Агачского р-на Республики Алтай. Аналитические заключения по современному состоянию ту-ратинских/черно-ануйских казахов Усть-Канского р-на Республики Алтай переданы в районную и республиканскую администрации.

Апробация исследования. Работа, посвященная этнополитической истории пограничных регионов Южной Сибири, стала результатом многолетних исследований автора. Она подготовлена и обсуждена в секторе исторической этнологии и мониторинга при участи специалистов кафедры регионо-ведения Томского политехнического университета. Материалы диссертации представлены в серии публикаций в рецензируемых журналах, сборниках и коллективных монографиях, апробированы на региональных, общероссийских и международных семинарах и конференциях.

Структура исследования. В целом диссертация соединяет обширный информационный свод с аналитическим подходом; в ней представлены теоретическая и научно-прикладная составляющие. Диссертация построена по проблемно-хронологическому принципу и состоит из введения, 4 глав, заключения, списка источников и литературы и приложения. В исследовании представлена как общая оценка динамики этнополитических и социокультурных процессов в регионе, так и анализ системы социокультурных ценностей и стереотипов, присущих этническому сообществу казахов, формирующемуся в пограничной зоне Южной Сибири.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Казахи Алтая"

Заключение

В современном мире, в контексте сохранения стабильности и развития отношений Российской Федерации с Республикой Казахстан и другими государствами Центральной Азии приобретает новое звучание проблема казахов пограничной зоны Большого Алтая, где смыкаются государственные границы России, Казахстана, Монголии и Китая. Это определяет актуальность исследования, в центре которого — история казахов российского пограничья в пределах Большого Алтая XIX-XX вв.

В ходе исследования удалось установить, что векторы формирования этого сообщества были заданы процессами демаркации границ и колонизационной политикой, административными и земельными реформами в Российской империи XVIII — середины XIX в. Начиная с XVII в. границы России отодвигались все дальше на восток. В Сибири, по мнению исследователей, они не столько обозначали уже сложившиеся административно-политические районы, сколько активно формировали их, хотя долгое время оставались нечеткими и неопределенными. Основные тенденции в формировании границы России в этот период определили Нерчинский (1689 г.), Буринский (1727 г.) и Кяхтинский (1727 г.) российско-китайские договоры.

Противостояние Китая и Джунгарии, а затем Российской и Цинской империй определяло этнополитическую ситуацию в макрорегионе в последующий период. Сложная этнополитическая обстановка на юге Сибири в начале XVII - XVIII вв. была связана с возникновением ситуации «кондоминиума», когда при отсутствии фиксированных границ различные государственные и потестарные образования считали освоенные земли территориями своих жизненных интересов.

После разгрома цинским Китаем Джунгарского ханства российское правительство и сибирская администрация столкнулись с мощным миграционным движением казахов. В XVI в. шел процесс сложения казахских ханств - Большого, Малого и Среднего жузов, которые к XVII в. занимали уже значительную часть степи. В первой половине XVIII в. казахские кочевья в результате активного противостояния Джунгарии планомерно приближались к зоне российского влияния в Южной Сибири.

Начавшийся в первой трети XVIII в. процесс присоединения к России казахских жузов был длительным и носил противоречивый характер. Этно-политическая карта большей части Центральной Азии и сопредельных территорий в этот период имела сложную динамическую структуру. Решаюшую роль в ее формировании сыграло падение Джунгарской империи.

В середине XVIII в. миграция казахов распространилась на опустевшие джунгарские земли и захватила Обь-Иртышское междуречье, где одновременно стало ощутимым российское присутствие. Включение горно-степного пространства в сферу жизнедеятельности казахского этноса, основанной на кочевом экстенсивном скотоводстве (с большой амплитудой меридиональных кочевий и сезонной стратификацией пастбищ), противоречило стратегиям крестьянской земледельческой колонизации и практике освоения горнорудных ресурсов региона.

В затяжном конфликте по поводу решения «казахского вопроса» в горном округе сталкивались интересы государства, региональных властей и местных структур. Российские власти были заинтересованы в освоении казахской степи, имевшей огромное геополитическое и торгово-экономическое значение.

Администрация горного округа и командование Сибирскими линиями неоднократно заявляли о необходимости ограничения переселения казахов. Но, несмотря на административные меры и серию репрессивных указов, миграционное движение казахов не прекращалось. Оставались неопределенными и границы горного округа, что осложняло процесс регламентации миграционного движения в его пределы.

Этот период совпал с активным освоение России ресурсов Сибирского региона. К 1725-1726 гг. относится начало горного дела на Алтае. С этого момента возникает проблема защиты горно-рудного района от кочевников.

Она стала особенно актуальной к середине XVIII в., когда Колывано-Воскресенские заводы перешли в ведение царской администрации и Алтай был отнесен к категории кабинетских земель. Проблема регулирования казахских миграций во многом определила историю административных экспе-рементов в пограничном районе. Опасность цинского вторжения заставляла правительство России идти на уступки по отношению к мигратам, тогда как региональные власти настаивали на их полном выдворении.

Указы 1771, 1788, 1797 гг. разрешали переход казахов на русскую сторону Иртыша и закрепляли право кочевания в российских пределах. Результатом этого стала активизация казахской миграции на юге Западной Сибири. Одновременно в регионе активизировалась крестьянская миграция; в 1818 г. русскому населению было разрешено селиться за пограничной линией. В 1822 г. было впервые официально заявлено об отношении российского правительства к Алтаю как к территории России. С начала XIX в. присутствие российской власти в подавляющей части казахских кочевий, сопредельных с пограничной линией Цинской империи, стало очевидным. Перспективы развития этнополитической ситуации у восточных границ Российской империи были связаны с демаркацией границы.

Окончательное оформление российской границы в Центральной Азии произошло после подписания Маргеланского договора 1894 г., который вслед за Кульджинским (1851 г.), Пекинским (1860 г.), Чугучакским (1864 г.) и Петербургским (1881 г.) договорами, создал фундаментальную договорно-правовую основу российской границы в Центральной Азии, сохранившую свое юридическое значение и сегодня.

Впервые в рамках Чугучакского протокола был поставлен вопрос о народонаселения пограничных территорий. И хотя новая граница вызывала множество вопросов, поскольку рассекала ареалы расселения алтайских и казахских сообществ; тем не менее, подписание договора имело огромное значение, так как устраняло разногласия по территориальным вопросам и способствовало прекращению локальных конфликтов на «ничейной» земле.

И еще до того, как произошла разметка границы, российские власти разрешили переселение на Алтай (в Алтайский/Колывано-Воскресенский горный округ). Совпавшее с демаркацией границы массовое переселение во многом определяло содержание этнополитических процессов в сибирских пограничных регионах; одной из составляющих миграции стал казахский вектор. Наиболее актуальным в рамках пограничной проблемы, было решение вопросов о подданстве кочевников сопредельных государств. Проблема возвращения «верноподданных» откочевщиков и сохранения демографического потенциала пограничных территорий очень остро стояла перед Россией в период демаркации государственных рубежей в Центральной Азии.

В конце XIX в. в результате упрочения имперской власти в азиатских провинциях, окончательно интегрированных в систему российской юрисдикции, позиции властей по поводу перехода кочевников через границу существенно изменились. В 1903 г. было принято решение об исключении из российского подданства перебежчиков в Китай из Семиреченской и Семипалатинской областей.

Ситуация российско-китайско-го «кондоминиума», возникшего в пограничных регионах в XVIII в., была исчерпана. Изменение баланса сил не только на юге Сибири, но и в целом в Центральной Азии и начало активной политики России в сопредельных с восточной границей регионах (в Халхе и Синьцзяне) формировало новые миграционные стратегии государства.

К концу XVIII в. казахам было дано право свободных перекочевок в Сибири при отсутствии у них административного устройства и фискальных повинностей. Постепенно на протяжении XVIII в. казахи Среднего жуза заняли степные пространства в Прииртышье, позднее — Кулундинскую степь; в это же время они активно осваивали Бухтарминский край, постепенно проникая в пограничные пределы Горного Алтая. В начале XIX в. в ряде районов юга Западной Сибири началось образование локальных групп казахского этноса.

В начале XIX в., при изменении геополитического контекста в Евразии, обозначились новые тенденции в решении внутренних проблем азиатских провинций России и их народонаселения. От умеренно либерального курса просвещенного абсолютизма XVIII в. имперские структуры перешли к практике активной интеграции кочевого населения в систему общеимперской юрисдикции. Российское правительство пыталось узаконить присутствие казахов на территории горного округа, что вызывало решительное сопротивление местных властей. Положение казахов, кочующих в зоне сибирских пограничных линий и в пределах Колывано-Воскресенского горного округа, было крайне неопределенным; места кочевий не были обмежеваны и закреплены законодательно.

Необходимость устранить расхождения в позициях властей по «казахскому вопросу» рождало множество инициатив. Решение проблемы определения административно-территориального статуса казахских кочевий в Сибири было связано с реформами М.М.Сперанского 1822—1824 гг. В пакет реформ, предложенный возглавляемым им Сибирским комитетом вошел «Устав о сибирских киргизах» (казахах. — И. О.) 1822 г. Согласно этому документу предполагалось аннулирование институтов традиционного родового общества и утверждение системы российского государственного управления в казахской степи.

В результате реструктуризации Сибири по реформе М.М. Сперанского 1822 г., казахи Среднего жуза вошли в состав Омской области, которая наряду с Тобольской и Томской губерниями была включена в состав ЗападноСибирского генерал-губернаторства; появилась категория «сибирские киргизы» (казахи. — И. О.).

Огромное влияние на развитие этносоциальной ситуации на окраинах оказало создание внешних округов (Омская область была разделена на внутренние и внешние округа, устроенные по особым правилам), в рамках которых была фиксирована территория кочевий и запрещен переход из одного округа в другой. Стремление ограничить приток кочевий из внешних округов во внутренние пределы диктовало ужесточение миграционного режима на протяжении всего XIX в.

С процессами регламентации перекочевок и разграничением территорий внутренних и внешних округов был связан вопрос о землепользовании казахов, обосновавшихся на «внутренней стороне». Программы отмежевания шли вразрез с интересами Алтайского горного правления. Однако продолжающиеся кампании по выселению казахов желаемого эффекта не приносили, но лишь провоцировали конфликтное развитие ситуации. Одновременно шло усиление миграции казахов на земли Алтая.

К середине XIX в. наиболее отчетливо проявились расхождения центральных, сибирских и местных властей по вопросу о регламентации миграционного движения казахов. Попытки казахов обосноваться на кабинетских землях встречали активное сопротивление; исключение делалось лишь для тех, кто вступал в крестьянское сословие с обязательным выполнением заводских работ и повинностей. Но при всех ограничениях к середине XIX в. казахские кочевья занимали уже всю юго-западную часть Алтайского горного круга. Поэтому перед российской администрацией по-прежнему очень остро стояла задача поземельного устройства казахской степи.

В связи с этим появилось несколько проектов, направленных на совершенствование системы управления в казахских кочевьях. В 1838 г. Омская область была упразднена, а на ее территории возникли внешние округа Пограничного управления. Во второй половине 1850-х гг. «казахский вопрос» стал частью вопроса о внутренних границах в связи с образованием в 1854 г. Семипалатинской области и Области сибирских киргизов (казахов. - И. О.). Согласно новому устройству казахи, кочевавшие на внутренней стороне линии Сибирского казачьего войска, были оставлены на своих местах и включены в состав вновь открытого «Семипалатинского внутреннего округа сибирских киргизов» (казахов. — И. О.).

В соответствии с новым Положением, земли внутренних округов составляли собственность государства; за кочевание в их пределах в пользу государства взимался ясак; переход казахов с кочевками на земли крестьянских селений был запрещен; отвод земли осуществлялся оседлым казахам, которые уравнивались в своем положении с государственными крестьянами.

Эти нововведения, как и предыдущие попытки структурировать кочевое сообщество, оборачивались активизацией миграции. С 1850-х гг. казахи особенно активно стали осваивать пределы Горного Алтая — его северозападные районы, имевшие по долине р. Чарыш выходы в пределы казачьих станиц степного Алтая.

Дальнейшее изменение этносоциальной ситуации на юге Западной Сибири было связано с проведением в России социально-политических реформ 1860-х гг. В 1865 г. вслед за освобождением помещичьих крестьян, мастеровых и приписных крестьян кабинетных владений Сибири, одновременно с реформой в государственной деревне Сибири (1861-1866 гг.) и реформой в казачьих войсках (согласно «Положению о Сибирском казачьем войске» 1861 г. и Положению «О поземельном устройстве в казачьих войсках» 1869 г.), для переселенцев был открыт Алтайский горный округ — земля стала основным источником доходов Кабинета и, соответственно, основным источником социальных (этносоциальных) конфликтов. Включение территории Алтая в зону активной колонизации происходило одновременно с процессом демаркации государственной границы.

Развитием реформы 1861 г. в полиэтничном сообществе азиатских провинций стали стратегии, ориентированные на дальнейшую унификацию их устройства и управления. В 1868 г. были приняты «Временные положения об управлении в степных областях Оренбургского и Западно-Сибирского генерал-губернаторства», согласно которым казахи приравнивались к сельским обывателям Российской империи, правда, освобождаясь от рекрутской повинности.

На 1860-1870-е гг. пришлась волна откочевок из степных областей, в пограничные районы Алтая и далее. Реализация «Временного положения» совпала с началом активной крестьянской миграции в азиатские пределы.

Необходимость решения «казахского вопроса» в этой связи привела к утверждению в 1880 г. «Правил о дозволении киргизам кочевок на землях Алтайского горного округа». Для свободного проживания казахам был выделен район Кулундинской степи с обязательным их выселением из других областей округа. Позднее район землеустройства был расширен за счет включения в него урочищ в верховьях Бухтармы (в пограничных пределах Горного Алтая).

В 1882 г. по инициативе Военного министерства было создано Степное генерал-губернаторство; в 1891 г. введено в силу «Положение об управлении Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областями» («Степное положение»), которое завершило процесс признания казахских земель государственной собственностью, отменило пятилетнюю налоговую льготу при административном устройстве и утвердило стратегии трансформации традиционного кочевого общества казахов на основе седен-таризации. Основным итогом реформы 1890-х гг. стало окончательное включение степных областей Сибири в имперскую геополитическую и административно-правовую инфраструктуру, что создало условия для начала активной экономической эксплуатации Россией азиатских провинций.

В связи с решением проблем обустройства сибирского региона и включения его в социально-экономическую инфраструктуру государства социокультурные установки Российского государства в отношении к кочевникам-казахам отличались вариативностью.

Наряду с тенденциями изоляционизма осуществлялись практики седен-таризации. По линии казачьих станиц и крестьянских поселений шел процесс оседания кочевников. История Сарасинской инородной управы является яркой иллюстрацией этого процесса. Сарасинская управа административно выделилась из Смоленской крестьянской волости после переписи 1816 г., в ее состав вошла значительная часть казахов, принявших крещение. В 1830 г. к Сарасинской инородной управе были приписаны 20 деревень и сел.

Сарасинские крещеные казахи являли пример эффективной аккультурации населения пограничной зоны; жили смешанно с русскими, телеутами, кумандинцами; ориентировались на земледельческую (комплексную) экономику; при этом, существуя в рамках крестьянской православной культуры, сохраняли самосознание, выраженное в самоназвании и подтвержденное особым статусом приписных оседлых инородцев. В середине XIX в. Сараса дала начало новому анклаву крещеных казахов, который возник в рамках Черно-Ануйского миссионерского стана в горах Северо-Западного Алтая.

С середины XIX в. урочища по рекам Черге и Турате, впадающим в р. Ануй (вдоль которой ниже по течению располагались казачьи станицы степного Алтая), стали местом формирования локальной группы казахов сел Черного Ануя и Тураты. Казахи оседали в станах Алтайской Духовной миссии, ее Черно-Ануйское отделение было основано в 1844—1848 гг.

Первые записи о крещении казахов с. Черный Ануй сохранились в метрических книгах Улалинской Спасской церкви 1855-1870 гг.; с 1870-х гг. регистрация велась в метрических записях Черно-Ануйской Троицкой церкви. Анализ показывает, что жителями миссионерского стана стали казахи — выходцы из Кокпектинского внешнего округа, созданного в 1844 г. (ликвидированного в ходе дальнейших преобразований). По данным метрических книг, среди казахов Черного Ануя преобладали представители: Сибан-Кереевской волости (кереи); Терестамгалы-Найманской, Бура-Найманской, Сары-Жомарт-Найманской (найманы); а также представители уаков (без волостного, т.е. родового, обозначения).

Анализ родовой структуры современных казахов Черного Ануя позволяет выявить более 20 генеалогических подразделений, большая часть которых относится к племенным объединениям найманов и кереев Среднего жу-за. Этносоциальная структура черно-ануйсих казахов сложилась в середине XIX в.

Группа формировалась в результате направленной (вынужденной) миграции, спровоцированной административно-территориальными преобразованиями в казахских кочевьях вслед за принятием «Устава о сибирских киргизах» 1822 г. Православие и унифицированный в рамках крестьянской традиции культурный стандарт при сохранении языка и самосознания стали фактами существования казахов Северо-Западного Алтая.

В основе стратегий межэтнического взаимодействия микрорегиона лежали принципы комплиментарного взаимодействия казахской, алтайской и русской культур на основе конфессионального единства. Сообщество с. Черного Ануя изначально имело полиэтничный характер. Ситуация обострилась в конце XIX в. с началом переселенческого движения на Алтае. Конфликт инородческой — алтайской и казахской, и переселенческой общин с. Черного Ануя развивался, иногда принимая вооруженные формы. Его причина коренилась в земельном переделе и неприятии переселенцами «киргизской» (казахской. - И. О.) церкви, где службы велись, в том числе и на казахском языке.

Интолерантные стратегии российских переселенцев и растущая социально-экономическая конкуренция за владение землей стали факторами актуализации этнической идентичности. Развитие локальных форм сепаратизма привело в 1905-1910 гг. к образованию казахского с. Турата. В дальнейшем группа черно-ануйских казахов разделила судьбу страны, пережив все тяготы войн и репрессий. Их современное состояние характеризует критическое сужение этнодемографического воспроизводства и активная метисация в сочетании с культурной и языковой ассимиляцией.

Однако процесс этнической трансформации продолжается. Включение казахов Северо-Западного Алтая в систему диаспоральных контактов ведет к росту этнического и конфессионального самосознания и формирует новую систему оценок, где факт крещения и аккультурации превращается из стратегии эффективной адаптации в факт этнической ущемленности.

Проблема социокультурной адаптации имеет вариативный характер в преломлении реальных исторических процессов, происходивших в пограничных регионах Большого Алтая в связи казахской миграцией. Но при всем многообразии ситуаций, описывающих историю появления казахов на юге Сибири в XVIII-XX вв., стратегии их интеграции в принимающее сообщество укладываются в две условные схемы: практика ассимиляции и практика взаимного существования культур (комплиментарного или конфронтацион-ного).

Этническую историю казахов Северо-Западного Алтая описывает схема перехода от аккультурации как формы сосуществования культур к ассимиляции как форме деэтнизации. История миграций казахов Юго-Восточного Алтая имела иной характер.

Приграничные территории южного Алтая традиционно являлись зоной активных этнополитических процессов кочевой ойкумены, где сталкивались интересы различных этнотерриториальных группировок Саяно-Алтая, Монголии, Казахстана, втянутых в орбиту геополитических интересов России, Китая и Джунгарии. К началу XIX в. после разделения основных сфер влияния между Цинской и Российской империями этот регион отличался смешанным составом населявших его народов и подвижной чересполосицей их кочевий. Наряду с внешнеполитическим фактором существенную роль в корректировке локальной этнополитической ситуации играли административные реформы XIX - начала XX в. на окраинах Российского государства. В самых общих чертах они сводились к утверждению общеимперской системы управления.

Унификация землеустройства наряду с ростом переселенческого движения обострила проблему кочевых угодий казахов в Прииртышье. У казахов пограничных волостей практиковалась аренда пастбищ в сопредельных районах. В горных и степных долинах Западного и Юго-Восточного Алтая находились летние кочевья казахов долины Бухтармы. Их проникновение во внутренние пределы Чуйских волостей началось с 1860-1870-х гг. в результате активной санации земель горного округа. Кризис кочевий, межродовые распри, конфликты на казачьих линиях и в крестьянских волостях, а также репрессивные меры администрации Кабинета формировали миграционные стратегии казахов пограничных районов Большого Алтая. Казахи Чингистая и Катон-Карагая (родовых подразделений найманов: самай, каратай, кара-керей и др.) на правах аренды и самозахватом осваивали пограничные с долиной р. Бухтармы урочища Горного Алтая - плоскогорье Укок, долины рек Колгуты, Аккола, Акалахи, Каралахи, Джазатора.

К концу XIX - началу XX в. здесь сложилось две локальные группы: одна кочевала в верховьях Акалахи и в долине р. Колгуты (родовой некрополь Ак-Бейты располагался на Укоке); другая — в долине р. Аккола, в низовьях Акалахи, по долине Каралахи, и в долине Джазатора (родовые некрополи находились на стрелке рек Акалахи и Караалахи, в устье Акалахи и в долине р. Джазатора). Границы кочевий чингистайских казахов проходили по Тархатинским высотам и по течению р. Кокса.

На кабинетских землях с ними соседствовали казахи — поданные Китая. Их возглавлял вольный зайсан Абдульдо Сарыкалдыков. В 1887 г. выходцы из пределов Китая заявили о своем желании перейти в российское подданство. Осваивая пространства Чуйской степи, казахи настаивали на выделении их в самостоятельную волость.

Вопрос об административном устройстве мигрантов откладывался: в условиях прозрачной границы миграции имели нерегламентированный характер, население отличалось крайней нестабильностью и неопределенностью гражданского и административного статуса. Стратегии социокультурной адаптации казахов Чуйской степи имели конфликтный характер. Их экстенсивное кочевое скотоводство, переориентированное на сезонное кочевание по схеме вертикальной зональности, составляло серьезную конкуренцию традиционной экономике теленгитов. Все более проблематичным для микрорегиона становилось поземельное устройство. Окончательно разрешен этот вопрос был в 1913 г., когда Землеустроительная комиссия предъявила казахам отводную запись. Однако ситуация в южных пределах Горного Алтая была далека от стабилизации.

В 1911-1913 гг. обстановка в пограничной зоне осложнилась в связи с борьбой за независимость Халхи. В военно-политический конфликт в Западной Монголии, были втянуты казахи-кереи (12 родов) приграничных районов. Несколько тысяч казахов пересекли российскую границу. К 1915 г. «монгольский вопрос» был решен. Тройственная русско-китайско-монгольская конференция в Кяхте приняла соглашение о Внешней Монголии. В это же время началась обратная миграция казахских родов за пределы российского Алтая.

Массовый характер эмиграция вновь приобрела в 1916 г. в связи с постановлением правительства о призыве инородцев на тыловые работы. За границу российского Алтая уходили сотни казахских аулов, провоцируя миграционное движение алтайцев и теленгитов; при этом миграция коренного населения имела возвратный характер. Активные межрегиональные и трансграничные миграции продолжались вплоть до 1930-1940-х гг. Смена государственных режимов, этнические противоречия, обострившиеся в годы гражданской войны, репрессивные акции 1920-1930-х гг., внешнеполитические конфликты в пограничных регионах Центральной Азии с участием Советского государства провоцировали массовые подвижки казахов.

Большое значение в развитии этнополитической и миграционной ситуации в регионе имело разграничение территорий России и Казахстана в ходе государственного строительства 1920-х гг.

Новейшая история Юго-Восточного Алтая была связана с восстановлением и ростом численности казахов, с процессами консолидации локальных групп и активной их интеграцией в социально-политическую и экономическую инфраструктуру региона на основе принципов толерантности и межэтнического взаимодействия; хотя межнациональные контакты в пограничных районах Южной Сибири традиционно имели очень сложный характер. Их контекст определяла историческая память этносов, опыт векового сосуществования, характер социально-экономических и политических процессов на границах России и в сопредельных центрально-азиатских регионах XVIII-XIX вв.

В стратегиях адаптации и межэтнического взаимодействия миграционных сообществ особое место занимает конфессиональный фактор. Отношение к исламу в государстве многократно менялось в зависимости от характера взаимодействия с народонаселением территорий интегрируемых в общеимперское пространство. Проблема интеграции казахов-мусульман в общеимперское социокультурное пространство возникла одновременно с выходом России к пограничным рубежам, хотя к конфессиональным практикам в кочевой среде российская администрация относилась с большой осторожностью. Частью этнической истории казахов Алтая стало взаимодействие православия и ислама - история противомусульманского центра Алтайской духовной миссии.

Ориентированные на стратегии инкультурации, прозелитские практики АДМ были направлены на формирование единого социокультурного стандарта, обеспечивающего возможности управления в рамках полиэтничного сообщества. Ислам и православие были дистанцированы в начале XX в., но стратегии взаимодействия, сложившиеся в границах социокультурного пространства, освоенного миссионерами, оставались актуальными весь последующий период.

Сегодня ислам активно утверждается в социокультурном пространстве трансграничной зоны Алтая. Задавая параметры диаспорального самоопределения казахов постсоветской России, политическая и академическая элита современного Казахстана подчеркивает его значение как этнизирующего фактора; при этом не учитывается многообразие реальных конфессиональных практик и исторический опыт локальных казахских сообществ, освоивших стратегии поликультурного существования.

Реакцией на реисламизацию российских пограничных регионов постсоветского пространства является решение 1994 г. о возрождении миссионерской деятельности Русской Православной церкви и создание Миссионерского отдела Московской Патриархии.

Постсоветский период отмечен активным формированием новой идентичности казахов пограничных районов Южной Сибири. Развитие этнополитической ситуации новейшего времени определяют процессы реструктуризации постсоветского пространства и перспективы создания этнонациональной государственности в сибирских регионах.

Республика Алтай, в 1991 г. провозгласившая суверенитет в территориальных границах Горно-Алтайской автономной области, декларировала «национальную государственность», выражавшую волю и интересы проживающих в автономной области народов к самоопределению, социально-экономическому прогрессу, культурному и духовному возрождению. В рамках алтайской государственности казахи, обладающие языковой, культурной самобытностью и единым самосознанием, как и все народы республики, получили подтверждение культурного и языкового суверенитета.

Одновременно в региональных сообществах начинается активный поиск новой идентичности. С начала 1990-х гг. в Кош-Агачском р-не Республики Алтай развернулось движение за национальное возрождение: возникли музеи и центры казахской культуры; в национальных школах было введено преподавание народных традиций; широкое развитие получили фольклорные практики; началась реисламизация района.

Первоначально этническая элита сделала ставку на традиционализм. В Чуйской степи, где сегодня проживают представители 38 родов был актуализирован институт рода и родовой солидарности, созданы советы старейшин. В условиях дестабилизации социально-политической ситуации в стране в 1990-е гг. традиционные структуры рассматривались как форма альтернативной организации самоуправления.

В конце 1990-х гг. было создано общественное движение «Курултай казахского народа». Одной из первых его инициатив стал проект по предоставлению казахам Алтая статуса коренного малочисленного народа. Эта концепция, не нашедшая поддержки общественных организаций и административных структур, обозначила территориальные, культурные и социально-политические притязания казахов.

В начале 2000-х гг. стратегия деятельности Курултая была переориентирована на взаимодействие с основным этническим массивом, с государственными структурами Казахстана и со структурами, представляющими интересы казахов России и Азии. Этому во многом способствовали перспективы социально-экономической интеграции в рамках трансграничного сотрудничества, а также изменения в политике Казахстана по отношению к соотечественникам за рубежом.

В 1996 г. Президентом Казахстана была утверждена «Государственная программа поддержки казахской диаспоры»; подписан «Закон о миграции» (1998 г.). При поддержке государственных структур Казахстана и Всемирной Ассоциации казахов с конца 1990-х гг. получили развитие программы культурного, научного, экономического сотрудничества и репатриации, в которые были включены трансграничные области Большого Алтая.

Интерес официального Казахстана к потенциалу казахов сопредельных стран и регионов был подтвержден серией межгосударственных соглашений, рассматривающих решение проблем соотечественников как условие стабилизации евразийского политического пространства. В рамках государственных программ РК казахи зарубежья были представлены как составная часть единого казахского народа, имеющего общие исторические и культурные корни, связанные с судьбой республики.

Результатом эффективной политики Казахстана стало формирование диаспоральной активности казахов зарубежья. В июле 2001 г. в Кош-Агач-ском р-не состоялся Малый курултай казахов России, собравший лидеров диаспор из Алтайского края, Москвы, Монголии, Китая, а также представителей Казахстана, членов Всемирной Ассоциации казахов. Этот съезд обозначил диаспоральную доминанту в самоопределении казахов Алтая, которая явилась итогом длительного процесса этнического развития локального миграционного сообщества.

В начале XXI в. консолидационный процесс казахского сообщества Алтая вышел за рамки этнолокальных групп. Сегодня казахи являются третьим по численности народом Республики Алтай; они широко интегрированы в ее социально-политическую и экономическую инфраструктуру и имеют интенсивные контакты в рамках трансграничного сообщества.

Этнополитический фактор занимает одно из важных мест в оценке современной ситуации в макрорегионе Большого Алтая, к которому относятся Республика Алтай и Алтайский край, Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая (СУАР КНР), Баян-Ульгийский и Ховдосский аймаки Монголии, Восточно-Казахстанскую область Республики Казахстан. Особенность ситуации состоит в том, что доминирующим в полиэтничных сообществах приграничных регионов является казахский этнос, объединенный общностью истории, обладающий при всех локальных различиях единой культурой, единым языком и единой религией. Исторический опыт миграций, экономические, культурные и этнополитические контакты казахов приграничной зоны служат основой консолидации трансграничного сообщества. По мнению экспертов, геополитические ориентации и приоритеты казахского сообщества в ближайшем будущем могут иметь существенное влияние на перспективы развития ситуации в зоне Большого Алтая; при этом казахи пограничной зоны Южной Сибири сохраняют ориентации на межэтническое взаимодействие и толерантность.

В целом современные связи стран Большого Алтая базируются на принципах добрососедства и взаимоуважения, чему способствует межкультурное, межэтническое сотрудничество, взаимодополняемость экономической, производственной и социокультурной инфраструктуры приграничных территорий

Список научной литературыОктябрьская, Ирина Вячеславовна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Переодика и информационные сайты:

2. Алтын Беспс 2003 Восточное обозрение, 1884 Звезда Алтая 1991-2003 Православный благовестник 1910 ТЕВ 1880-1882 Чуйские зори 1991-2003http://www.dpkakzhol.kz/monitor 2003/monitor 260303 l.htmhttp://www.government.kz/pls/portal3 О1. Архивы:

3. Архив МАЭ. Ф.11, ОП.1. Д. 141-142 (материалы Анохина А.В.)

4. Архив СПбФ ИВ РАН. Ф 83. ОП 1. Д. 63 (материалы Якимова В.Д.)1. АС РА Д.583-ПФ Т.1-3;1. АФСБ РА Ф.766 ПФ;

5. ГА ВКО РК Ф.568. ОП.1, Д. 107.

6. ГАТО. Ф. 3,ОП. 4, Д. 3216;1. ГАТО. Ф. 170. ОП 2. Д.8.

7. ГАТО. Ф.144. ОП 1. Д. 377.

8. ЦХАФ АК. Ф 233. ОП.1а Д.521. Т.1; Д.522. Т.2; Он. 1а Д.523, 524;

9. ЦХАФ АК. Ф. 164. ОП. 1. Д. 157, 152; ОП.2 Д. 28 .1. Статистикаhttp.y/www.wgeo.m/russia/table.shtml http://china.worlds.ru/info/min/kazakh.html

10. Макошев А.П., Минаев А.И. Население Горного Алтая. Горно-Алтайск, 19941. Список литературы

11. Абашин С.Н. Трансформация этнической идентичности в Центральной Азии (на примере узбеков и таджиков) //Российская Западная Сибирь-Центральная Азия: новая региональная идентичность, экономика и безопасность. Барнаул: АзБука, 2003. С. 436-447

12. Аблажей Н.Н. Перебежчики в Горном Алтае: масштабы миграций и механизм политических репрессий в 1920- 1930 -е гг. //Социально- демографическое развитие Сибири в XX столетии. Новосибирск: Наука-Центр, 2004. Вып. 2. С. 83-103

13. Аблажей Н.Н. Масштабы и специфика миграционного обмена России (СССР) с Китаем в XX в. // Миграция и опыт взаимодействия регионов по усилению этнополитичекой стабильности в Евразии. Новосибирск: Ар-тИнфоДата, 2002. С. 193-198

14. Айдарбаева Р.К. Казахи в Алтайском крае России (XVIII 20-30 гг. XX вв.): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Алматы, 1998. 27 с.

15. Алексеев И.Л. Казанское миссионерское исламоведение и проблема восприятия ислама в русском обществе // Религиоведение, 2001. № 2. С. 84-97

16. Алексеенко А.Н. Особенности урбанизации и перспективы эмиграции в Казахстане // Миграция и опыт взаимодействия регионов по усилению этнополитической стабильности в Евразии. Новосибирск: АртИнфоДата, 2002. С. 58-61

17. Алексеенко А.Н. Население Казахстана 1926-1939 гг.// http://hist.dcm-asu.ru/histdem/lhtml

18. Алексеенко Н.В. Население дореволюционного Казахстана (численность, размещение, состав, 1870-1914 гг.). Алма-Ата: «Наука» КазССР, 1981. 112 с.

19. Алексеенко Н.В. Русские и казахи Верхнего Прииртышья в XVIII -начале XX вв. Автореферат дисс. доктора исторических наук. Л., 1967. 35 с.

20. Алексеенко Н.В., Алексеенко А.Н. Население Казахстана за 100 лет (1897-1997 гг.). Усть-Каменогорск: Полиграфия, 1999. 158 с.

21. Алексеенко Н.В. Взаимосвязи казахского и русского населения в Восточном Казахстане (XVIII первая половина XIX вв.) -Усть-Каменогорск, 2003

22. Алтайская губерния — Казахстан. 1917-1925. История административно-территориального разграничения (сборник документов и материалов). Барнаул: ОАО «Алтайский полиграфический комбинат», 2001. 308 с.

23. Амелин В.В. Торукало В.П. Оренбуржье в этнополитическом измерении. Т. 1 Реформация межнациональных отношений. Теория. Политика. Практика. М., 1996. 247 с.

24. Андреев И.Г. Описание Средней орды киргиз-кайсаков. Алматы: Гы-лым, 1998. 279 с.

25. Андреев С.М. Казаки-мусульмане в Сибирском казачьем войске (вторая половина начало XX в.) // Ислам, общество и культура. Омск, 1994. С. 5-8.

26. Анисимова И.В. История формирования казахской диаспоры Алтайского (горного) округа (вторая половина XVIII — начало XX в.) Афтореф. диссер. на соискание уч. степ. канд. ист. наук. Барнаул. 2004. 26 с.

27. Анисимова И.В. К вопросу о регламентации миграции казахов на земли Алтайского горного округа в 40-е гг. XIX в. // Третьи Востоковедческие чтения памяти Лившица С.Г. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2000. С.22-26

28. Анисимова И.В. «Казахский вопрос» в Алтайском горном округе в 8090-е гг. XIX в. // Четвертые Востоковедческие чтения памяти Лившица С.Г. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. С. 149-156

29. Анисимова И.В. «Правила о дозволении киргизам кочевок на землях Алтайского горного округа» 1880 г. как исторический источник// Востоковедные исследования на Алтае. Барнаул: АзБука, 2002. Вып.З. С. 144149

30. Анисимова И.В. Политика Росси в решении «казахского вопроса» во второй половине XVIII в.// Центральная Азия и Сибирь. Первые научные чтения памяти Е.М. Залкинда. Барнаул: АзБука, 2003. С. 54-62

31. Анисимова И.В. К вопросу о землеустройстве казахов на землях Алтайского округа в конце XIX начале XX вв. // Пятые Востоковедческие чтения памяти Лившица С.Г. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2002. Вып. 5. С. 17 -24

32. Аполлова Н.Г. Хозяйственное освоение Прииртышья в конце XVI — первой половине XIX в. М.: Наука, 1976. 370 с.

33. Аристов Н.А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности // Живая старина. СПб., 1896. Вып. 3-4. С. 277-456.

34. Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М.:Наука, 1989. 247 с.

35. Арутюнов С.А. Адаптивное значение культурного полиморфизма // Советская этнография. 1993. №4. С.41-56

36. Ахметова Ш.К. Казахи Западной Сибири и их этнокультурные связи в городской среде. Новосибирск.: Изд-воИАЭТ СО РАН, 2002. 104 с.

37. Ахметова Ш.К. Проблемы национального возрождения и развития тюркских народов Омской области // Омский регион. Исторический опыт, проблемы и пути этнического развития в современных условиях. Омск, 1994.43. С.23-26

38. Ахметова Ш.К. Национальные установки городских казахов Западной Сибири (по материалам Омской и Новосибирской области // Региональные проблемы межнациональных отношений в России. Омск, 1993. С.23-25

39. Ахметова Ш.К. Глубина исторической памяти. К истории распространения ислама у омских казахов // Ислам, общество и культура. Матер. Международ. Науч. Конфер. «Исламская цивилизация в прдверии XXI века (К 600-летию ислама в Сибири) Омск, 1994. С. 13-14

40. Бабков И.Ф. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири. 18591875 гг. СПб., 1912.

41. Бабков И.Ф. Сведения о Верхне-Бухтарминской долине // Изв. ИРГО. СПб., 1869. Т. 5. Отд. 2. С. 205-209.

42. Басилов В.Н., Кармышева Д. X. Ислам у казахов. М. 1997.162 с.

43. Басин В.Я. Россия и казахские ханства в XVI-XVIII вв. (Казахстан в системе внешней политики Российской империи). Алма-Ата: Изд-во «Наука» КазССР, 1971. 275 с.

44. Бахтурина А.Ю. Окраины российской империи: государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914-1917 гг.). М.: «Российская политическая энциклопедия», 2004. 392с.

45. Беккер Ф. Этничность и миграция: критическое прочтение понятия этничности в миграционных исследованиях// Ab Imperio. 2001. №3 С.67-78

46. Бекмаханова Н.Е. В глубь казахский степей. Волны колонизации в Центральной Азии // Диаспоры. 1999. № 2-3. С. 100-114.

47. Бекмаханова Н.Е. Формирование многонационального населения Казахстана и Северной Киргизии. Последняя четверть XVIII 60-е годы XIX в. М.: Наука, 1980. 280 с.

48. Бекмаханова Н.Е. Нарбаев Н.Б. Ислам в Казахстане и российское законодательство в XIX в. // Ислам, общество и культура. Омск, 1994. С.26-28

49. Белов Е. Царская Россия и Западная Монголия в 1912-1915 гг. // Проблемы Дальнего Востока. 1996. № 1. С. 96-105.

50. Борблик Е.М. Территориально-административное устройство Колы-вано-Воскресенского горного округа в XVIII в. // Вопросы истории дореволюционной Сибири: Сб. ст. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1983. С. 25-35.

51. Воронин О.В. Двоеданничество в Сибири XVII 60-е гг. XIX в. Барнаул: «Азбука», 2002. 219 с.

52. Воронин О.В. Межэтнический взаимоотношения в Алтайском регионе России: история и современные проблемы. Барнаул: АзБука, 2004. 90 с.

53. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М.: Наука, 1973. 283 с.

54. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. 411 с.

55. Бромлей Ю.В. Этносициальные процессы: теория, история, современность. М.: Наука, 1987. 333 с.

56. Броневской С.Б. Записки о киргиз-кайсаках Средней орды // Отечественные записки. 1830. Ч. 41-42. С. 75-88, 162-194, 357-364; Ч. 43. С. 7097, 194-285.

57. Бронникова О.М. Этнические процессы у казахов Западной Сибири в 1970-1980-е гг. // Народы Сибири и сопредельных территорий. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1995. С. 159-168

58. Брук С.И., Чебоксаров Н.Н. Метаэтнические общности// Расы и народы. М.: Наука, 1976. В. 6. С.28-31

59. Булыгин Ю.С. Колонизация русским крестьянством бассейнов рек Чарыша и Алея до 1763 года// Вопросы истории Сибири. Вып. 1. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1964. С. 16-32.

60. Бурштейн Е.Ф. Шангины исследователи Южной Сибири и Казахских степей. М.: «Наука», 2003. 232 с.

61. Быков А.Ю. Истоки модернизации Казахстана (Проблема седентаризации в российской политике XVIII начала XX века). Барнаул: АзБука, 2003. 168 с.

62. Быков А.Ю. Россия и Казахстан (XVII-XIX вв.) // Тюркологический сборник: 2002: Россия и тюркский мир. М.: Вост. лит., 2003. С. 51-117.

63. Ваганов Н.А. Хозяйственно-статистическое описание волостей Алтайского округа. СПб., 1886. 205 с.

64. Вайнштейн С.И. Этнографические исследования в Горном Алтае и Туве// Полевые исследования Института Этнографии 1978. М., 1980

65. Вишневский А.Г. Распад СССР: этические мигранты и проблема диаспор // Общественные науки и современность. 2000. № 3. С. 115-130.

66. Волобуева М.М. Конфессионально-территориальная эволюция ислама в России// Россия, Сибирь и Центральнвя Азия: взаимодействие народов и культур. Барнаул, 2003. С. 222-227

67. Горбунова С.В. Крещеные казахи Российской империи.// Центральная Азия и Сибирь. Барнаул: АзБука, 2003. С. 247-252

68. Границы Китая: история формирования. М.: Памятники исторической мысли, 2001.470 с.

69. Грум-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и урянхайский край. Д., 1927. Т.2.

70. Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII- первой половине XIX в. М., 1983. 309 с.

71. Гумилев JI.H. Этногенез и биосфера земли. Д.: Изд-во ЛГУ, 1989.

72. Дамешек Л.М. Внутренняя политика царизма и народы Сибири (XIX- начало XX века). Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1986. 164 с.

73. Данилин А.Г. Бурханизм (из истории национально-освободительного движения на Алтае). Горно-Алтайск: Ак-Ччек, 1993.

74. Дацышен В.Г. Вынужденные миграции казахов в Цинскую империю во второй половине XIX начале XX в. // Третьи Востоковедческие чтения памяти С.Г. Лившица. Барнаул: Изд-во БГПУ, 2000. С. 42-45.

75. Дацышен В.Г. На границе двух империй (проблемы казахов на Алтае во второй половине XIX — начале XX вв.) // Этнография Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Барнаул, гос. пед. ун-та, 2001. Вып. 4. С. 23-24.

76. Дацышен В.Г. Очерки истории российско-китайской границы во второй половине XIX — начале XX вв. Кызыл, 2000. 215 с.

77. Древние культуры Бертекской долины (Горный Алтай, плоскогорье Укок). Новосибирск: ВО «Наука». Сибир. изд. фирма, 1994. 224 с.

78. Дякин B.C. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX в.) // Вопр. ист. 1995. № 9. С. 130-142.

79. Екеев Н.В. Социально-экономическое развитие деревни Горного Алтая в 1920-х гг. Горно-Алтайск: Горно-Алтайское отделение Алтайского книжного издательства. 1988. 206 с.

80. Ермекбаев Ж.А. Вопросы изучения истории казахов Западной Сибири (20-90-е годы XX в.) // Сибирь в системе международных связей: Сб. науч. ст. и мат-лов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. С. 44-51.

81. Ермекбаев Ж.А. Российские казахи в составе РСФСР и СССР в 1917— 1991 гг.: Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Омск, 2000. 32 с.

82. Ермекбаев Ж.А. Российские казахи в составе РСФСР и СССР в 1917 -1991 гг. Омск: Изд-во ОмГПУ, 1999. 182 с.

83. Ерофеева И.В. Казахские ханы XVIII — середины XIX в. // Восток. 1997. №3. С. 5-32.

84. Ерофеева И.В. Хан Абулхаир: полководец, правитель и политик. Ал-маты: «Санат», 1999. 336 с.

85. Есимова А.Б. Казахстан: динамика миграционных процессов за 10 лет и миграционная политика на современном этапе // Миграция и опыт взаимодействия регионов по усилению этнополитической стабильности в Ев-разии.Новосибирск: АртИнфоДата, 2002. С. 35-38

86. Жданко Т.А. Номадизм в Средней Азии и Казахстане (некоторые исторические и этнографические проблемы) // История, археология и Этнография Средней Азии. М.: «Наука», 1968. С. 274-281.

87. Живописная Россия: Русская Средняя Азия (Закаспийский край, Туркестан и Киргизские степи) / Под ред. Семенова В.П. СПб., 1885. Т. 10.

88. Жуковская H.JI. Калмыки // Народы России. Энциклопедия. М.: Науч. из-во «Большая Российская энциклопедия», 1994. С. 178-191

89. Закржевский Краткое топографическое описание пути между Катон-Карагаем и Кош-Агачем через Алтайские горы // Записки ЗСО ИРГО. Омск, 1884. Кн. XVII. Вып. 1-3.

90. Заринов И.Ю. Исследование феномена «этноса» и «этничности»: некоторые итоги и соображения.// Академик Ю.В. Бромлей и отечественная этнология. 1960- 1990-е годы. М.: 2003. С.18-36.

91. Зиновьев В.П. Казахи Чуйской долины (конец XIX начало XX в.) // Россия, Сибирь и государства Центральной Азии (взаимодействие народов и культур). Барнаул, 1997. С. 27-31.

92. Зиновьев В.П. Определение южных границ Западной Сибири в XVIII-XX вв. // Сибирь и Центральная Азия: проблемы региональных связей: Сб. науч. ст. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. Вып. 2. С. 5-10.

93. Зиновьев В.П. Страны СНГ и Балтии. Учебное пособие. Томск: Изд -во Том. ун та, 2004. 296 с.

94. Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. М.: Наука, 1983. 332 с.

95. История Горного Алтая. Бийск, 2001.Т 1. 328.

96. Из истории казахов: Сб. Алматы: ТОО «Жалын баспасы», 1999. 528 с.

97. История Казахстана (с древнейших времен до наших дней): учебное пособие. Алматы: ТОО «Изд. дом Казакстан», 2003. Изд. 4. 496 с.

98. История Сибири. Учебное пособие. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1987. 472 с.

99. История Сибири с древнейших времен до наших дней. Сибирь в составе феодальной России. Ленинград: Наука, 1968. Т.2. 540 с.

100. Источники по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск: Наука, 1988.214 с.

101. Ионцев В.А. Международная миграция населения: теория и история изучения. М.: Диалог МГУ, 1999. 370 с.

102. Итс Р.Ф. Введение в этнографию. JL, 1991.

103. Казаки Сборник статей аентрополгического отряда Казакстанской эк-седиции АН СССР. Исследование 1927 г. Д.: Издание АН СССР, 1930.334 с.

104. Калачев А. Несколько слов о поэзии теленгитов // Живая старина, 1898. Вып. 3-4.

105. Карих Е.В. Межэтнические контакты казахов на Алтае в хозяйственной сфере в XIX начале XX веков // Сибирь и Центральная Азия: проблемы региональных связей. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. Вып. 2. С. 15-22.

106. Карих Е.В. Проникновение казахов на Алтай в XIX в. И их хозяйственное взаимодействие с русскими // Этнография Алтая и сопредельных территорий: мат-лы междунар. науч.-практ. конф. Барнаул: Изд-во Барнаул. гос. пед. ун-та, 2003. Вып. 5. С. 49-52.

107. Касымбаев Ж.К. История Казахстана: Учеб. пособие. Алматы: Рауан, 1992.

108. Касымбаев Ж.К. Ликвидация казахской государственности (вторая половина XVIII первая половина XIX в.) // Казахстан и мировое сообщество. 1996. №4. С. 53-61.

109. Клеменц Д. Население Сибири // Сибирь. Ее современное состояние и ее нужды. Сб. ст. / Под ред. И.С. Мельника. СПб., 1908.

110. Клеппер А. Оформленное отчуждение государственных земель в Сибири (Киргизы и сибирское казачество) // Сибирские вопросы. № 19-20. С. 43-58; № 21-22. С. 12-18.

111. Кляшторный С.Г. Россия и тюркские народы: евразийский аспект // Тюркологический сборник: 2002: Россия и тюркский мир. М.: Вост. лит, 2003. С. 5-26.

112. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. Алма-Ата: Рауан, 1992. 375 с.

113. Кодан С.В. М.М. Сперанский и кодификация сибирского законодательства // Политика самодержавия в Сибири XIX начала XX века: Сб. науч. тр. Иркутск: Иркут. ун-т, 1988. С. 114-123.

114. Коновалов А.В. Казахи Южного Алтая (проблемы формирования этнической группы). Алма-Ата: Наука, 1986. 168 с.

115. Коншин Н. К вопросу о переходе киргиз Семипалатинской области в оседлое состояние // Сборник статей по Семипалатинской области. Семипалатинск, 1899. С. 29-54.

116. Коншин Н. Очерки экономического быта киргиз Семипалатинской области // Памятная книжка Семипалатинской области на 1901 г. Семипалатинск, 1901 г. Вып. V, ч. 2. С. 1-182.

117. Крадин Н.Н. Кочевничество в цивилизованном и формационном развитии // Цивилизации. М.: Наука, 1995. Вып. 3. С. 164-179.

118. Крадин Н.Н. Кочевые общества в контексте стадиальной эволюции // Этнографическое обозрение. 1994. № 1. С. 62-72.

119. Крадин Н.Н. Общественный строй кочевников: дискуссии и проблемы //Вопросы истории. 2001. № 4. С. 21-32.

120. Крадин Н.Н. Структура власти в государственных образованиях кочевников // Феномен восточного деспотизма. Структура управления и власти. М.: Наука, 1993. С. 192-210.

121. Краткий исторический очерк Алтайского округа. (1747-1897 гг.). СПб., 1897. 137 с.

122. Куббель J1.E. Этнические общности и потестарно-политические структуры в доклассовых и раннеклассовых обществах// Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М.:Наука, 1982. С.

123. Кузнецов B.C. Цинская империя на рубежах Центральной Азии (вторая половина XVIII первая половина XIX в.) Новосибирск: Наука, 1983. 125 с.

124. Курныкин О.Ю. Исламский фактор в «империостроительстве» России // Центральная Азия и Сибирь. Барнаул: АзБука, 2003. С. 123-129

125. Левшин А.И. Описание киргиз-кайсацких или киргиз-казачьих орд и степей. Алматы: «Санат», 1996. 693 с.

126. Ледебур К.Ф., Бунге А.А., Мейер К.А. Путешествие по Алтайским горам и Джунгарской киргизской степи. Новосибирск: ВО «Наука», 1993. 415 с.

127. Ломакина И. Голова Джа-Ламы// Наука и религия. 1991. № 11, № 12; 1992 №2.

128. Ломакина И. Голова Джа-Ламы. Улан-Удэ СПб. 1993.

129. Лучинская С.И. Образ другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов. СПБ.: Алетейя, 2001.400 с.

130. Лурье С.В. Историческая этнолгия. Учебное пособие для вузов. М: Аспен пресс, 1997. 448 с.

131. Львова Э.Л., Бирюкович P.M., Дремов В.А., Аксянова Г.А. Тюрки таежного Причулымья: Популяция и этнос. Томск: Изд-во ТГУ, 1991. 244 с.

132. Майдурова Н.А. Горный Алтай в конце XX начале XX вв. Горно-Алтайск, 2000. 134 с.

133. Мальков Р.А. К вопросу о роли миграции населения в освоении юго-востока Западной Сибири в XVIII-XIX вв. // Известия Алтайского отдела географического общества Союза ССР. 1961. Вып. 1. С. 3-10.

134. Мамет Л.П. Ойротия. Очерк национально-освободительного движения и гражданской войны в Горном Алтае. Горно-Алтайск: Ак -Чечек., 1994. 184 с.

135. Масанов Н.Э. Значение относительной концентрации и дисперсности в хозяйственной и общественной организации кочевых народов // Вестник МГУ. Сер. 8: История. 1985. № 4. С. 86-96.

136. Масанов Н.Э. Казахи в XX столетии: этническое развитие и исторические судьбы //Расы и народы. М.: Наука, 1993. Вып. 22. С. 98-117.

137. Масанов Н.Э. Казахская политическая и интеллектуальная элита: клановая принадлежность и внутриэтническое соперничество // Вестник Евразии. 1996. № 1.С. 46-61.

138. Масанов Н.Э. Кочевая цивилизация казахов. Основы жизнедеятельности номадного общества. М.: Горизонт; Алматы: Социнвест, 1995. 319 с.

139. Масанов Н.Э. Типология скотоводческого хозяйства кочевников Евразии // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. Алма-Ата: Наука, 1989. С. 55-81.

140. Мендикулова Г.М. Актуальные проблемы диаспорологии в Казахстане // Отан тарихи. 2002. № 3-4. С. 37-42.

141. Мендикулова Г.М. Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие. Алматы: Гылым. 1997. 264 с.

142. Мендикулова Г.М. Казахская ирредента в России (история и современность) // Евразийское сообщество: экономика, политика. Безопасность. 1995. №8. С. 70-79.

143. Михайлов В.П. Отчет начальника Алтайского округа действительного статского советника В.П. Михайлова по ознакомлению с Гонным Ала-ем в лето 1910 г. Барнаул, 1910.

144. Модоров Н.С. Россия и Горный Алтай: политические, социально-экономические и культурные отношения (XVII-XVIII вв.). Горно-Алтайск, 1991.

145. Моисеев В.А. Цинская империя и народы Саяно-Алтая в XVIII в. М., 1983. 328 с.

146. Моисеев В.А. Джунгарское ханство и казахи (XVII-XVIII вв.). Алма-Ата: Гылым, 1991. 328 с.

147. Моисеев В.А. К вопросу об ойратско-казахских отношениях в 30-40-е гг. XVIII в. // Казахстан. Средняя и Центральная Азия в XVI-XVIII вв. Алма-Ата.: Наука, 1983. С. 177-191.

148. Моисеев В.А Россия-Казахстан: современные мифы и историческая реальность. Сб. науч. и публиц. ст. Барнаул: АзБука. 2001. 172 с.

149. Моисеев В.А Россия и Джунгарское ханство в XVIII веке (Очерки внешнеполитических отношений). Барнаул: Изд-во АГУ, 1998. 174 с.

150. Моисеев В.А Россия и Китай в Центральной Азии (вторая половина XIX в. 1917 г.). Барнаул: АзБука, 2003. 346 с.

151. Муканов М.С. Этнический состав и расселение казахов Среднего жу-за. Алма-Ата: Наука, 1974. 200 с.

152. Муканова Г.К. Центральная Азия через призму отношений: Россия-Казахстан-Китай (XVIII-XX вв.). Петропавловск, 2002. 550 с.

153. Мустафаев http://www.kisi.kz/Parts/IntPol/ 03-19-02Mustafaev.html

154. Назарбаев Н.А. В потоке истории. Алматы: Атамура, 1999. 296 с.

155. Народы Средней Азии и Казахстана. Этнографические очерки. М.: Изд-во АН СССР. 1963. Т 2. 779 с.

156. Наумова О.Б. Материалы к изучению этнического самосознания Омских и бельагашских казахов.// Полевые исследования Института этнографии 1978 г. М., 1980 г. С. 107-111

157. Наумова О.Б. Казахи Омской области как этнографическая группа (вторая половина VIII начало XX в.) // Матералы Всесоюзной научной конференции «Студент и научно-технический прогресс» История. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1977. С. 66-68.

158. Наумова О.Б. Казахская диаспора в России: этническое самосознание и миграционное поведение // Этнографическое обозрение. 2000.№ 3. С. 60-73.

159. Национальные отношения в России в 1992 г. (Обзор основных событий, фактов, тенденций). М., 1993.

160. НечипоренкоО.В, Вольский А.Н. Сельские локадльные сообщества Горного Алтая: современное состояние, проблемные ситуации. По материалам социологической экспедиции в Усть-Канский и Кош-Агачский р-ны РеспубликиАлтай. Новосибирск, 2002.158 с.

161. Нечипоренко О.В., Октябрьская И.В. Современные этнополитические процессы в Республике Алтай: элита и электорат// Этносоциальные процессы в Сибири. Новосибирск, 2000. Вып.З. С.241-246.

162. Ножкин С.Ю. Алтайский регион: старые соседи новые партнеры// Российская Западная Сибирь-Центральная Азия:новая региональная идентичность, экономика и безопасность. Барнаул: АзБука, 2003. С.332 -350

163. Ножкин С.Ю. Большой Алтай: институализация межрегионального сотрудничестваУ/Современная Россия и мир: альтернативы развития (трансграничное сотрудничество и проблемы национальной безопасности). Барнаул: АзБука, 2004. С.322 324

164. Октябрьская И.В. История устная и письменная. Опыт межэтнических контактов народов Алтая сквозь призму фольклора // Этнография Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Барнаул, гос. пед. унта, 2003. Вып. 5. С. 56-61.

165. Октябрьская И.В. Казахи Алтая. История и современность // Этнографическое обозрение. 1997. №6. С. 92-102.

166. Октябрьская И.В. Тюрки Алтая: проблемы многонационального сообщества // Народы Сибири: права и возможности. Новосибирск, 1997. С. 48-59.

167. Октябрьская И.В., Осипова Л.П., Нечипоренко О.В. Туратинские казахи. Судьбы национальных меньшинств России // Этнография Алтая и сопредельных территорий. Барнаул: Изд-во Барнаул, гос. пед. ун-та, 2001. Вып. 4. С. 29-34.

168. Опарина О.Б. Казахи Омской области как этнографическая группа (второй половины XVIII начала XX в.)//Материалы Всесоюзной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс»: История, Новосибирск: Изд-во НГУ, 1977. С.66-68

169. Пайпс Р. Россия при старом режиме. М.: Независимая газета, 1993.

170. Пивоваров Б., Протоирей. История миссионерской деятельности Русской Православной Церкви и современность. http//www.pimen.ru/pimen/russian/books/missia/ missial 5htm

171. Пищулина К.А. Казахское ханство в XV-XVIII вв. // История Казахстана. Алматы, 1993. С. 144-164.

172. Полоскова Т.В. Диаспоры в системе международных связей. М.: Научная книга, 1998. 199 с.

173. Попков В.Д. «Классические» диаспоры: к вопросу о дефиниции термина//Диаспоры.М., 2002. №1. С.6-22

174. Попова Л.Ф. Этническое самосознание казахов во второй половине XX начале XX века // Изучение национального самосознания в этнографическом музее. СПб: Европейский дом. 1998. С.43 -60.

175. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. Спб. 1883. 4.4.

176. Потапов Л.П. Очерки по истории алтайцев. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1953. 443 с.

177. Потапов Л.П. Этнический состав и происхождение алтайцев. Истори-ко-этнографический очерк. Ленинград: Изд-во АН СССР, 1969. 196 с.

178. Проваторова О.М. Современные этнические процессы у казахов Западной Сибири. Автореферат диссю на соискание уч. ст. канд. ист. наук. Л., 1986. 24 с.

179. Радлов В.В. Из Сибири: страницы дневника: Пер. с нем. М.: Гл. ред. Вост. лит., 1989. 749 с.

180. Разгон Н.И. К вопросу о размежевании Алтайской губернии и Казахстана // Центральная Азия и Сибирь. Первые научные чтения памяти Е.М. Залкинд: Мат-лы конф. Барнаул: АзБука, 2003. С. 210-218.

181. Разгон Н.И. Образование Алтайской губернии и ее разграничение с Казахстаном (1917 1925 гг.): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Барнаул, 2003. 25 с.

182. Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX начала XX в. Омск: Изд-во ОмГу, 1997 - 253 с.

183. Ремнев А.В. Региональные параметры имперской «географии власти» (Сибирь и Дальний Восток) // Ab Imperio. 2000. № с. 343-358.

184. Риттер К. Землеведение Азии. СПБ, 1897. Т.4.

185. Розен М.Ф. Верхняя Обь и Алтай на картах XVI XIC веков. Упр. арх. дела адм. Алт. края. Барнаул, 1998. 120 с.

186. Румянцев П.П. Социальное строение киргизского народа в прошлом и настоящем //Вопросы колонизации. 1909. № 5. С. 79-138

187. Рыбаков С.Е. Этничность и этнос // Этнографическое обозрение. 2003. № 3. С. 3-24.

188. Рыбаковский JI.JI. Миграция населения: прогнозы, факторы, политика. М.: Наука, 1987. 199 с.

189. Рязанцев С.В. Влияние миграции на социально-экономическое развитие Европы: современные тенденции. Ставрополь: Ставропольское книжное из-во, 2001. 544 с.

190. Самаев Г.П. Горный Алтай в XVII середине XIX в.: проблемы пли-тической истории и присоединения к России. Горно-Алтайск: ГорноАлтайское отделение Алтайского книжного издательства. 1991. 258 с.

191. Самойлович А.Н. Казаки Кош-Агачского аймака Ойротской автономной области.// Казаки. Сборник статей антропологического отряда Ка-закстанской экспедиции Академии Наук СССР. Исследование 1927 г. Ленинград: Издание АН СССР, 1930. С.303-328

192. Сапожников В.В. По Русскому и Монгольскому Алтаю. М.: Гос. изд-во географической литературы, 1949. 498 с.

193. Семенов Ю.И. Этнос, нация, диаспора // Этнографическое обозрение. 2000. № 2. С. 64-74.

194. Сибирский купец Васенов А.Д. Дневники. Барнаул,: Изд-во АлтГу, 1994. 192 с.

195. Сибирь в системе международных связей: Сб. науч. ст. и мат-лов / Под ред. В.П. Зиновьева. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. 154 с.

196. Силина И.Г. Внешние миграции в Алтайский округ в 1865-1905 гг. (источники и методы исследования): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Барнаул, 2002. 24 с.

197. Соболева Т.Н. Управление горнозаводским хозяйством Кабинета на Алтае в XVIII первой половине XIX в. // Алтайский сборник. Барнаул, 1991. Вып. XIV. С. 30-47.

198. Соболева Т.Н., Разгон В.Н. Очерки истории кабинетного хозяйства на Алтае (вторая полвина XVIII первой половине XIX в.). Управление и обслуживание. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1997. 258 с.

199. Софронов В.Ю., Савкина E.JI. Деятельность противомусульманской миссии в Тобольской епархии// www.zaimka.ru/religion/

200. Старцев А.В. Русская торговля в Монголии (вторая половина XIX — начало XX в.). Барнаул: Изд-во АлтГУ, 2003. 308 с.

201. Сулейменов Р.Б. Формационная природа кочевого общества: проблема и метод // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. Алма-Ата: Наука, 1989. С. 89-103.

202. Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозрение. 2000. № 2. С. 43-63.

203. Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003. 544 с.

204. Толыбеков С.Е. Кочевое общество казахов в XVII начале XX века (политико-экономический анализ). Алма-Ата: «Наука» АН КазССР, 1971. 633 с.

205. Томилов Н.А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI первой четверти XIX в. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1981. 275 с.

206. Томилов Н.А. Этническая история тюркоязычное население ЗападноСибирской равнины конца XVI -начала XX в. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1992.272 с.

207. Томилов Н.А. Казахи Западной Сибири в конце XVI первой четверти XIX в. // Этногенез и этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1983. С.68-86

208. Томилов Н.А. Проблемы этнической истории (по материалам Западной Сибири). Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1993. 220 с.

209. Трепавлов В.В. Россия и кочевые степи: проблема восточных заимствований в российской государственности // Восток. 1994. № 2. С. 49-62.

210. Уманский А.П. Телеуты и русские в XVH-XVIII веках. Новосибирск: Наука, 1980. 296 с.

211. Усов Ф. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб., 1879.

212. Хворостанский П. Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи // Вопросы колонизации. 1907. № 1. С. 53-104.

213. Чешко С.В. Человек и этничностьЮО, 1994. №6, С. 38-39

214. Шалгынбаева Ж. Миссионерская политика царизма в Казахстане // Абай. 1998. № 1.С. 52-57.

215. Шангин И.П. Дневные записки в Канцелярию Колывано-Воскресенского горного начальства о путешествии по Киргиз-кайсакской степи. Барнаул: АзБука, 2003. 152 с.

216. Швецов С.П. Горный Алтай и его население. Барнаул, 1900-1903. Т. 1-3.

217. Шерстова Л.И. Влияние государственной политики на этнические процессы в Южной Сибири в первой половине XIX в. // Этнографическое обозрение. 2002. № 4. С. 102-108.

218. Шерстова Л.И. Евразийство и проблема русской идентичности: этно-исторический аспект // Российская Западная Сибирь Центральная Азия: новая региональная идентичность, экономика и безопасность. Мат-лы ме-ждунар. конф. Барнаул: АзБука, 2003. С. 399-407.

219. Шерстова Л.И. Этнокультурные контакты русских и народов Сибири в XVII-XIX вв.: евразийский аспект // Степной край Евразии: историко-культурные взаимодействия и современность. Тез. Докл. и сообщ. III науч. конф. Астана; Омск; Томск, 2003. С. 75-77.

220. Шерстова Л.И. Этнополитическая история Тюрков Южной Сибири в XVII -XIX веках. Томск: изд-во Томск, политех.ун-та, 1999. 435 с.

221. Шеффер Г. Диаспоры в мировой политике // Диаспоры. 2003. № 1. С.162-184.

222. Шмурло Е. Русские и киргизы в долине верхней Бухтармы // Царская колонизация в Казахстане. (По материалам русской периодической печати XIX века). Алматы: Рауан, 1995. С. 21-79.

223. Шмурло Е. Описание пути между Алтайской станицей и Кош-Агачем в Южном Алтае// Зап. Зап.-Сиб. отд-ния ИРГО. Омск, 1898. Кн. XXIII.

224. Шмурло Е. Русские поселения за южным Алтайским хребтом на китайской границе // Зап. Зап.-Сиб. отд-ния ИРГО. Омск, 1898. Кн. XXV. С. 8-30.

225. Шнейдер А.Р., Доброва-Ядринцева Л.Н. Население Сибирского края (русские и туземцы). Новосибирск: Сибкрайиздат, 1928. 110 с.

226. Шодоев И.В. Кызыланду .алдар. Горно-алтайск: Горно-Алтайское отделение Алтайского книжного издательства, 1984.

227. Элерт А.Х. Историко-географическое описание Томского уезда Г.Ф. Миллера (1734 г.) // Источники по истории Сибири досоветского периода. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1988. С. 59-65.

228. Ядринцев Н. Раскольничьи общины на границе Китая // Сибирский сборник. Научно-литературное периодическое издание. Прилож. к «Восточному обозрению». СПб., 1886. Кн. 1. С. 21-47.

229. Якимов В.Д. Джа-Лама святой бандит, наместник// Архив СПБФ ИВ РАН. Ф. 83. ОП.1.Д 63.