автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Комическое в мордовской литературе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Комическое в мордовской литературе"

^ о*

На правах рукописи

Демин Василий Иванович

КОМИЧЕСКОЕ В МОРДОВСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ /этапы эволюции/

10.01.02 - Литература народов Российской Федерации

АВТОРЕФЕРА Т

диссср1пации на соискание ученой степени доктора ф'¡лолотческих наук

КАЗАНЬ - 1998

Работа выполнена на кафедре финно-угорских литератур Мордовского государственного университета имени Н.П. Огарева.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОНЕНТЫ

- доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент АН РТ А.Г. Ахмздуллин /г. Казань/;

- доктор филологических ьаук, профессор В.Г. Родионов /г. Чебоксары/;

- доктор филологических наук Н.Г. Ханзафаров /г. Казань/.

ВЕДУЩАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

- Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева

Защита состоится "2£" н^Л-Г/^_______1993 г в_/_А _часов на заседании диссертационного Совета Д 053.29.04 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при Казанском государственном университете по адресу: 42С008, Казань, ул. Кремлевская, 18.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Казанского университета.

Автореферат рззослан "Я5" " ¿Чб-Г*^-'_1998 г.

Ученый секретарь диссертационного Совета, < доктор филологических наук, академик 1

Х.Ю. Миннегулоз

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Комическое есть одна из форм эстетического познания общественной функции различных явлений. "Какие-то очень важные стороны мира доступны только смеху. Безоговорочно серьезный образ действительности - однобокий, а значит, неполный, искаженный... А беспросветная серьезность страшна. Особенно если это еще и догматическая серьезность"1, - пишет А. Вулис, размышляя об обязательности смехово-го начала в художественной картине мира.

Это начало во многом определяет движение мордовской литературы, ее национальное своеобразие. Комическое занимает в ней значительный художественно-эстетический пласт, тесно связанный с народной смеховой культурой. И не случайно эта область словесного творчества постоянно привлекает внимание национальных литературоведов и критиков. Положительное значение их работ бесспорно. Они открыли многие аспекты сатирико-юмористического творчества, отметили многообразие форм комического и способов их выражения. Однако отдельной работы по изучению сатиры и юмора как "представителей" одной эстетической категории - комического - в совокупности жанров и видов в мордовском литературоведении еще не было. Без наличия же такого подхода нельзя иметь полного представления о специфике становления и развития в мордовской и других литературах идейно-эстетических принципов художественного отображения закономерностей действительности. Будучи своеобразным отражателем эпохи, комическое искусство рассказывает о том, как и над чем смеялся народ, выражая таким образом его характер, думы, чаяния, идеалы. Поэтому "написать историю смеха было бы чрезвычайно интересно"2. И особую актуальность приобретает этот вопрос сегодня, в период усиления внимания общества к национальным проблемам и судьбам конкретной нации.

Именно этим продиктовано обращение к исследованию комического в мордовской литературе.

Для реализации поставленных целей автором ставятся следующие конкретные задачи:

- уяснение роли сатиры и юмора в социальной и духовной жизни, истории, росте самосознания народа;

- выявление и анализ фольклорных и литературных истоков мордовской смеховой литературы;

1 Вулис А.З. Серьезность несерьезных ситуаций. - Ташкент, 1984. - С. 249-262.

2 Герцен А.И. Об искусстве. - М., 1954. - С.223.

- изучение путей формирования и развития сатирических и юмористических жанров и жанровых форм, их поэтических особенностей;

- определение роли крестьянских писателей в данном процессе;

- анализ процессов становления комедийного аспекта в произведениях 20-х годов;

- осмысление проявлений смехового начала в творчестве писателей 30-х годов. Выявление основных причин жанровой деформации литературы того периода;

- освещение особенностей развития сатиры и юмора в литературе периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет. Показ отрицательных последствий "теории бесконфликтности";

- выявление идейно-художественных и жанровых свойств современной мордовской сатирико-юмористической поэзии;

- определение основных направлений идейно-эстетической и жанровой эволюции сатиры и юмора в современной эрзянско-мокшанской прозе;

- анализ процессов развития современной мордовской комедиографии;

- осмысление вопросов взаимосвязи и взаимопроникновения культур разных народов, прежде всего Поволжско-Уральского региона, как одного из важнейших факторов развития национальных смеховых традиций.

Научная новизна работы состоит в том, что она является первым монографическим исследованием истории комизма в мордовской литературе от ее истоков до наших дней. Результаты выразились в следующем:

- впервые в мордовской литературоведческой науке предпринята попытка целостного исследования процессов формирования и развития мордовской смеховой литературы;

- обобщена эволюция комического в системе народного мышления. Выявлены корневые начала и национальные особенности смеха в мордовском словесно-художественном творчестве. В отдельных аспектах показаны народно-зрелищные, устно-поэтические и литературные истоки смеха в мордовской литературе;

- выявлена роль крестьянских писателей в зарождении мордовской литературы в целом, сатирико-юмористической - в частности;

- определены особенности становления и развития обновляющейся в соответствии с исторически меняющейся конкретной действительностью жанровой палитры мордовской сатирико-юмористической литературы. До настоящего времени проблема комического в таком плане в мордовском литературоведении не рассматривалась, в то время как именно жанровый принцип как один из наиболее эффективных методов изучения литературных

4

явлений и историко-литературного процесса дает возможность анализировать предмет в органическом единстве исторических и теоретических аспектов;

- впервые дана целостная картина современного состояния сатиры и юмора. При этом проблема исследуется в аспекте оценочных (переоценочных) критериев, продиктованных самой жизнью;

- рассмотрены характерные черты и стилевые особенности комического в творчестве отдельных прозаиков, поэтов и драматургов;

- выявлены пути и способы создания художественного образа комического героя, выявлено соотнесение изображаемого с положительным идеалом и жизнью;

- проведены исторические и типологические параллели, расширяющие представления о проблеме традиции и новаторства, национального и общечеловеческого в литературе.

Теоретическую и методологическую основу диссертации составляет учение о диалектическом развитии общества, принцип объективности и историзма в изучении культурного опыта, в том числе и в области комического. Главными методами анализа являются историко-генетический, историко-функциональный, сравнительно-типологический, описательный.

При исследовании проблем, поставленных в диссертации, мы опирались на научно-теоретические положения, выдвинутые в трудах отечественных, зарубежных и мордовских ученых по проблемам литературы и искусства о социальной сущности комического и его природе: М.М. Бахтина, В.Г. Белинского, Ю.Б. Борева, B.C. Брыжинского, A.C. Бушмина, М.Э. Виленского, А.З. Вулиса, А.И. Герцена, С.А. Голубкова, Б. Дземидока, Л.Ф. Ершова, H.H. Киселева, Н.И. Кравцова, Л.Е. Кройчика, Д.С. Лихачева, A.B. Луначарского, A.M. Макаряна, А.И. Маскаева, Д.М. Молдавского, Д.П. Николаева, В.И. Новикова, Е.К. Озмителя, Г.Н. Поспелова, Н.М. Федя, Н.Г. Ханзафарова, И.С. Эвентова, Я.Е. Эльсберга и других.

Материалом исследования являются сатирические и юмористические произведения устного народного и авторского творчества.

Сегодня в мордовской литературе успешно работают как известные, так и молодые писатели в разных жанрах, в том числе и в смеховой области. В работе анализируются особенности их творчества, актуальность и злободневность сатирико-юмористических произведений, их поэтика. Многие из них вводятся в литературный оборот впервые. При исследовании общих закономерностей литературного процесса в качестве материала привлекаются так-

же произведения писателей других литератур, прежде всего народов Поволжья и Приуралья, а также финно-угорских.

В диссертации используются научные изыскания по этнографии, истории, фольклористике, посвященные традициям эрзян и мокшан, литературно-фольклорным отношениям.

Теоретическое и практическое значение работы определяется тем, что выявленные в ней особенности и общие закономерности формирования и развития жанров и жанровых форм мордовской сатирико-юмористической литературы расширяют и углубляют в мордовской и других литературах идейно-эстетических принципов художественного отображения действительности.

Материалы и выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть использованы при написании многотомной "Истории мордовской литературы", вузовских и школьных учебников, при разработке спецкурсов, спецсеминаров для студентов, углубленном изучении творчества мокшанских и эрзянских писателей в национальной школе. Полученные результаты исследования представляют определенный интерес и для многонационального отечественного литературоведения, поскольку они составляют первичный материал для изучения внутрирегионального и межрегионального литературного процесса и прежде всего особенностей литературно-фольклорного взаимодействия и национального своеобразия литератур народов Поволжья и Приуралья.

Апробация диссертации. Материалы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры финно-угорских литератур Мордовского государственного университета имени Н.П. Огарева, использованы в кафедральном учебном пособии "Хрестоматия по мордовскому устному народному творчеству" (1995), в трудах отдела мордовской литературы и фольклора Научно-исследовательского института языка, литературы, истории и экономики при Правительстве Республики Мордовия, литературно-художественных и общественно-политических журналах, отражены в читаемых автором спецкурсах "Мордовская сатира' и "Сатира финно-угорских народов", апробированы на ежегодных Огаревских чтениях, проводимых в вузе.

По теме диссертации издана монография "Многоцветие смеха" (6,3 п.л.), учебное пособие "Мордовская сатира (5,4 п.л.), опубликовано 30 статей, рецензий.

Структура диссертации продиктована логикой раскрытия темы и решения поставленных проблем. Она состоит из общей характеристики работы, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Основное содержание работы

Введение

Во введении обосновывается выбор темы диссертации, ее актуальность и необходимость целенаправленного, комплексного изучения. Дается краткая историография научной разработки проблемы, определены цели и задачи, объект и предмет исследования, сформулированы основные методологические принципы работы, указываются имена ученых, труды которых послужили теоретической и методологической основой данного исследования. Здесь же изложены защищаемые результаты, их практическая значимость.

Глава 1.

Истоки комического в мордовской литературе 1.1. Народно-зрелищные формы смеха

Смех как форма эмоциональной критики сопровождал мордвина от колыбели до глубокой старости. Имеющиеся источники и проведенные исследования свидетельствуют о том, что в прошлом наши предки периоды усердного труда чередовали с разнообразными праздничными действами. Смех в них - явление сложное, многоступенчатое. В одних случаях причиной его служит радостное чувство возрождения (общинные праздники), в других -восторг, по поводу гармоничной общности человека и природы (аграрные праздничные действа, зимние и весенние народные игры), в третьих - семейное счастье. Но есть и четвертый случай, когда смех присутствует там, где, казалось бы, ему нет места - похороны и поминки. Веселье и смех здесь (и добродушный, и едкий), как, например, в "Свадьбе по умершему" или поминальных "дожинках" - оборотная сторона плача, они используются как своеобразное художественно-выразительное средство для создания более яркого и живого образа умершего, а также должны были обеспечить земле животворящую силу, повлечь за собой рождение новой жизни. Этому посвящались также сельские общинные моления "Вельозкс", имеющие много общего с финно-угорскими праздниками ("сюрэм" - у марийцев, праздник в куале - у удмуртов, "день Керри" и "чаша Укко" - у карел и т.п.), и весенние празднества плодородия "Цирькунозкс" ("Моление от саранчи"), в которых смех часто сопровождался непристойностями, перебранкой, сквернословием, - они рассматривались как средство, магически обеспечивающее победу светлых сил

7

жизни над темными силами смерти. В них драматическая ситуация превращалась в предмет всеобщего смеха.

Вторжение христианства нарушило веками устоявшийся уклад быта. В мордовских аграрных праздниках стало немало общего со славянскими играми, хотя действующие лица и маски, как и сами представления, имеют национальный характер. На эту сторону народного смеха обращают внимание многие ученые. Так, обобщая свои многолетние исследования в области тюркской этимологии, татарский языковед Р. Ахметзянов пишет, в частности, о празднике нардуган, который сопровождался святочными гаданиями на кольцах, песнями, театрализованными представлениями. Это и игра ряженых, и выступления животных, например, верблюда, с хождениями молодежи по домам'.

Особой популярностью у мордвы пользовались праздник "Тейтерень пия кудо" ("Девичий дом пива") или "Пия кудо" ("Дом пива"), посвященный благополучному завершению осенних полевых работ, и близкие с удмуртскими карнавальными шествиями "портмаськон" молодежные карнавалы "Роштовань кудо" ("Рождественский дом") и "Киштемань кудо" ("Дом плясок"). В них превалирует карнавальный дух вольности, свободы и равенства (пусть и временного), что дает таким празднествам оптимистический настрой и характер всенародного ликования, проявляющиеся в соответствующих эмоциях и смеховых формах. Их выразителями являлись ряженые (во многих селах, видимо, по аналогии со скоморошескими "харями" их называли "карят") вс главе с маской "Роштова баба" ("Бабушка Рождество"), которые, переходя и: дома в дом, подвергали осмеянию разные стороны мордовского быта. В хо,с пускались самые острые, самые язвительные выражения, характерные для своего этноса. И неудивительно, что люди побаивались попасть на острыР язык ряженых. В то же время они с удовольствием подыгрывали маскам к вместе с ними смеялись над самим собой. Данную особенность народно праздничного смеха, выражающего точку зрения становящегося целого мира куда входит и сам смеющийся, отмечал и М. Бахтин: "Карнавал не знае-разделения на исполнителей и зрителей... Карнавал не созерцает, - в неи живут, и живут все... Карнавал носит вселенский характер, это особое состоя ние целого мира, его возрождение и обновление, которому все причастны"2.

1 Ахметзянов Р.Г. Общая лексика духовной культуры народов Среднего Поволжья,- М., 1981.-С. 61.

2 Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. - М., 1965. - С. 10.

8

Средством регулирования и контролирования общественной жизни и поведения людей патриархального общества в мордовской смеховой культуре выступали также песни-веснянки типа "вайханат" ("лиякат", "толиямат", "вийанамат", "уянамат", "эвиямат" и т.д.), исполняемые в великий пост в начале весны. Это были веселые песни частушечного характера, которые по своей идейной направленности близки к сатирико-комическим песням-ейгам карел и саамов, - с помои (ыо добродушного юмора и злого сарказма помочь людям привести свои жизненные принципы в соответствие с морально-этическими воззрениями народа. Конфликтная ситуация создается в них на основе сатирико-гротескной или умиленно-ласковой брани, преследующей цель исправления или совершенствования человеческого характера.

Традиции "вайханат" держались долго, и прежде всего, конечно, из-за их озорного характера. "Будучи своеобразной моральной подготовкой людей к весенне-полевым работам: раздание чести работящим, высмеивание ленивых, - народное искусство, вопреки запрету церкви, в великий пост смело выходило на улицу, выражая тем самым протест установленным воздержаниям. Всепобеждающая сила смеха была яркой демонстрацией крепкого и бодрого народного духа"1.

Особым духом народного смеха пронизаны богатые этнографическими деталями свадебные сюжеты. Являясь по существу сложным ритуалом сразу нескольких видов искусства - поэзии, музыки, хора, тэнца, ряжения, пантомимы и т.д., мордовская свадьба, с одной стороны - со стороны невесты и ее родни - сопровождалась неудержными слезами, воплями, проклинаниями, с другой - со стороны рода или семьи жениха - безудержным весельем и восхвалениями. Своеобразным состязанием в острословии, в умении быстро и остро пародировать представителя противоположной стороны, показать его в смешном виде, вскрыть его пороки являлось исполнение корильно-величальных песен (парявтнемат) и корилькых (сялгавтнемат, сялдомат, покордамот - от "сялгомс" ("уколоть"), "сялдомс" ("критиковать", "хаять"), "покордамс" ("упрекать", "обидеть"). Для произведений этих жанров "характерны свои стилевые особенности: наличие сатиры и юмора, пародирование добра, красоты, манер поведения. Самый незначительный факт исполнители могут превратить в насмешку. В них нет тоски, горя, грусти, они наполнены юмором, их герои ставятся в самые смешные ситуации"2. В одних случаях наблюдается тонкая насмешка, нарочитое иронизирование с исполь-

' Брыжинский B.C. Народный театр мордвы. - Саранск, 1985. - С.100.

2 Борисов А. Семейная обрядовая поэзия // Мордовское устное народное творчество. - Саранск, 1987. - С.66.

зованием богатых выразительных возможностей поэтической лексики, в других эффект достигается за счет грубых разговорных интонаций и сравнений.

С парявтнемат тесно связаны шуточно-балагурные приговоры уредеаа -порученца жениха и телохранителя невесты. По композиции они разделяются на диалогические и монологические. Диалогические состоят из вопросов и реплик уредева и ответов присутствующих гостей, рассчитанных на комический эффект. Монологические приговоры представляют собой небольшие стихотворные импровизации балагурно-юмористического характера. Апогея комизма смеховая часть свадьбы достигает с включением в нее "сколачиваемой" в доме жениха специальной ватаги "шишигат" - скоморохов из охочих до шуток и игры гостей. Предметом их насмешек становилось искоренение недостатков в поведении и характере прототипов представленных персонажей. То есть каждый эпизод мордовской свадьбы соткан из ряда комических ситуаций, взятых из истории становления и развития брачных отношений и превращенных в предмет веселья и радости.

Своеобразной репетицией традиционного свадебного обряда являлись игры в свадьбу, в частности, "Свадьба кукол". Будучи не только средством забавы, но также преследуя утилитарную цель - подготовить молодых людей к проведению свадебного ритуала, эти игры во многом перекликаются с тюр-коязычными представлениями подобного характера: "Карагезом" в Турции, татарской "Кукольной свадьбой". В них господствовали общечеловеческие принципы карнавального мышления: ведь на карнавале, как отмечено нами выше, люди не разделяются на исполнителей и зрителей, в нем живут все.

Таким образом, зрелищно-обрядовые формы смеха, имея первоначально культовое, магическое значение, в дальнейшем, с ходом исторического развития и ростом самосознания народа, изменили свою направленность, стали служить в основном средствами забав и развлечений. Они явились тем своеобразным ломом, на котором развились и откуда в большинстве своем вышли устные формы народной сатиры и юмора, которые, в свою очередь, сыграли важную роль в становлении и развитии национальной культуры.

1.2. Комическое в жанрах устного народного творчества

Мордовская смеховая культура, выраженная в жанрах устного народного творчества, по своим формам чрезвычайно богата и разнообразна. Искрящееся остроумие и суровый сарказм, озорная шутка и язвительная насмешка, почти фотографичность в передача деталей и явная гиперболизация, переход от одной интонации к другой, прямо противоположной, противоречие

между основным текстом и подтекстом, между содержанием и манерой исполнения и т.д. - все это приемы народной сатиры и юмора. В песне, частушке, сказке, паремическом творчестве мы находим всеобъемлющий народный смех - смех возвышающий и убивающий, легкий и суровый, светлый и беспощадный, окрашенный оттенками иронии и сарказма - он глубоко морален и педагогичен, этот смех.

Ярким свидетельством этого является мордовская сатирическая и юмористическая песня - это целый мир смеховых красок и комических образов. Очень точно и убедительно высказался по этому поводу писатель М. Фетисов: "Знакомство с юмористическими песнями мордовского народа вызывает в памяти парадоксальные слова главного героя популярной повести Ромена Роллана "Кола Брюньон", блещущего дерзкой веселостью галльского крестьянина: 'Таков уж я. Я могу смеяться и все-таки страдать"1.

Являясь своеобразным отражателем крестьянской жизни, мордовская смеховая песня, с одной стороны, давала выход народному остроумию и подчеркнутому чувству юморз, желанию посмеяться, побалагурить; с другой стороны - передавала критические суждения народа о социальных и бытовых явлениях. В соответствии с целями осмеяния незлобливая шутка переплетается в ней с едкой сатирой.

Для шутливой (юмористической) песни характерна заметная установка на легкий комизм, достигаемый различными приемами. В одних случаях смешат юмористические сюжетные ситуации, подмеченные в повседневном быту, как, например, в пасне "Кулан, тетяй" ("Умру, батюшка"), в которой наивное лукавство девушки, прикидывающейся больной, чтобы добиться отцовского согласия на замужество по собственному выбору, демонстрируется через изумительное мастерство диалога между отцом и дочерью; в другом случае используется прием нарочитой нелепости, ситуации необычайной, невозможной на самом деле и комичной □ своей несоответственное™ с нормами обычной жизни: "когда ткапа я холст - соробьи пролетели сквозь него" ("Ванькань Зарварась" - "Ванина Варвара"); мотком ниток 'текучую речку осушила, жерди мостков проломила" ("Егор атянь Фиманясь' - "Егорова Ефимия") и т.д. Общему эмоциональному тону этих песен соответствует язык и поэтический стиль. Сочная метафора, убедительно построенный параллелизм, яркое сравнение, сверкающие чистопородными литыми самородками в словесной руде афоризмы, зримая гипербола - все это, пронизанное чувством непо-

| Фетисов М. Антология мордовской песни II Литература возрожденного народа.-Саранск, 1959.-С. 153.

средственного веселья, жизнерадостности и юмора, служит для достижения большой поэтичности и выразительности.

В отличие от юмористической песни с ее веселым, добродушным, мирным смехом песню сатирическую отличает наличие иронии, сарказма, острой, а порой и злой, насмешки, особенности же идейного содержания обусловливают и некоторые черты ее художественного языка.

По своему содержанию мордовские сатирические песни делятся на две основные группы: сатира социального характера и сатира бытовая.

В песнях с выражением социальной сатиры лежат, события, происшедшие в том или ином селе, или упоминаются известные жителям люди. Их цель - создать образ-гротеск, образ-карикатуру, выпятить как отрицательные качества изображаемого, так и свое негативное отношение к нему ("Баймаконь главась" - "Баймаковский глава", "Пашадонь главась" -"Пашадовский глава"). Сатирические бытовые песни посвящались вопросам семейного уклада и нравственности. Осуждаемые персонажи ставятся в них в острокомические ситуации, отрицательные черты рисуются гиперболически. Так, в песне "Нузякс Аганя" ("Ленивая Агафья") девушка из-за собственной лени дошла до того, что ей нечего даже одеть на себя, и тогда она решила сшить себе платье из дубовых и кленовых листочков, но подул ветер и разорвал платье, и Агафья "ошкуренной зайчишкой осталась".

Подобные комические образы представлены также в песнях "Нузякс Па-лага" ("Ленивая Пелагея"), "Целак урьва" ("Сноха-неумеха"), "Оря патяй" ("Сестра Арина"), "Симинь-симинь - ирединь" ("Пила-пила - опьянела"), "Эрюма" ("Ерема"), "Вай, а симевлинь мон винадо" ("Ой, не пила бы я вина"). Живые разговорные интонации, вытекающие из диалогов, - а диалог является непременным атрибутом мордовской песенной сатиры - придают характерам особый комизм, подчеркивают несостоятельность претензий комических персонажей,глубже раскрывают иронию автора.

Своеобразным продолжением и итогом развития устно-поэтических традиций эрзян и мокшан в сатире и юморе явилась частушка как самое позднее явление в фольклоре мордвы. Как и большинство сатирических песен, мордовская частушка в основном утверждала те принципы человеческого общежития, которые нарушались в быту.

Развиваясь приблизительно в тех же рамках, что и русская частушка, она обнаруживает специальные зачины, параллелизмы, обращения, своеобразное соединение частей в единое художественное целое, находящее объяснение только в связи с самобытной поэтической традицией мордвы. Лексика сатирической частушки сохраняет в себе живость разговорной речи, которая 12

создается употреблением междометий, каламбурных и народно-этимологических выражений. Они нередко содержат меткие афоризмы, бытующие в устной речи в качестве пословиц и поговорок. Смеховую интонацию усиливают разнообразные эпитеты и сравнения, нарочитое сочетание русских и мордовских слов. Основной метрический размер - это трех- и четырехстопный хорей, рифмы парные, перекрестные, встречаются рифмы трех строк, а также сквозная рифма, предполагающая рифмование всех четырех строк. Широко распространенная композиционная форма - монолог, исходящий от ведущего героя. Он часто выступает в форме соморазоблачительной иронии. Менее распространен в системе мордовских комических частушек диалогический тип, хотя встречаются даже массовые диалоги и спевы, в которых молодежь соревновалась в остроумии, способности находить более острые формы для характеристики противоположной группы. Высмеиваемому лицу нередко предшествует его комический аналог со своими претензиями или отталкивающим обликом. В этом отношении мордовская смеховая частушка напоминает не только русскую частушку, но и башкирские, татарские, удмуртские такмаки, выражающие определенное, в основном комическое отношение в чему-либо, и имеющие характер импровизации, своеобразного комического экспромта.

В отличие от сатирической песни, где смех нередко маскируется иносказанием и сплошной системой образов, комизм частушки - вся на виду. В этом она уподобляется сатирической сказке, где лицо осмеиваемого персонажа показано конкретно и зримо.

Проведенный анализ позволяет говорить о мордовской сатирической сказке как сложном повествовательном жанре, отличающемся бытовой конкретностью, некоей приближенностью к типизации, четко выраженной композицией, энергичным действием, завершающимся неожиданной концовкой, что приближает ее к сатирико-юмористической новелле. В ней воплощены многие черты национального характера: остроумие, природный оптимизм, жизнерадостность и жизнелюбие, упрямство в добром смысле этого слова ("упрямый, как мордвин"), помогающие представителю бедного сословия выходить победителем из всех жизненных трудностей. Смеховая палитра в этих сказках, в зависимости от решаемых героем задач и его роли, звучит в разных вариациях: добродушно, весело, иронично, торжественно-лукаво, саркастически, негодующе. Герой - а это чаще всего хитрый мужик, бедный солдат, поповский работник, озорной плут, которые своими остроумными ответами, насмешками или неожиданными поступками всегда выставляют на посмешище своего противника, принадлежащего обычно привилегированному классу, -

выступает как катализатор смеха. Сказка сочувствует ему, любуется и восхищается им. Народный герой может быть и комичным, но комизм его совсем иного свойства, чем комизм сатирического персонажа. Он напускает на себя вид этакого непутевого человека, балагура, однако роль эта мнимокомична, герой сознательно снижает свой образ, ставя себя на один уровень с сатирическим персонажем, чтобы заставить последнего обнажить свое истинное лицо. Нередко его действия противоречат общепринятой логике, жизненной правде. Здесь речь идет о сказках-небылицах, небывальщинах, вплотную приближающихся к бытовым комическим сказкам, в которых события изображаются наизнанку. Таковы, например, сюжеты о человеке, который не может засунуть в дупло руку, и залезает сам; поднимается на небо и спускается оттуда на веревке, свиваемой из дыма или мякины, и т.д. Перед нами раскрывается удивительный мир, в котором все сдвинуто и поставлено с ног на голову, хотя изложение стройно и логично, увлекательно и остроумно. Речь героя, словно янтарное ожерелье, искрится пословицами и поговорками, другими произведениями паремического творчества, и от этого кажется сочной, красочной, выразительной.

Вообще перемика мокшан и эрзян обладает огромным богатством сме-ховых красок, которые, отрицая и утверждая, выражают специфическую оценку народом существующей действительности, его взглядов на жизнь. Они находят проявление в пословичных и присловичных выражениях, в которых образ создается с помощью удачного сравнения, антитетзы; прибаутках, афоризмах, присказках, приговорках, пестушках, считалках, закличках, скороговорках, загадках. Вместе с другими жанрами устной словесности они помогли достичь народной смеховой культуре достаточно высокого художественного уровня, обусловившего интенсивность и органичность "диалога" с письменными жанрами сатиры и юмора.

Впервые этот процесс нашел отражение в произведениях так называемых крестьянских писателей, с именами которых связано первое крупное преобразование художественного творчества - это стадия перехода от фольклора к литературе.

1.3. Комическое в процессе перехода от фольклора

к литературе

Мордовская крестьянская литература, обозначившая собой довольно заметное явление в истории формирования и развития дооктябрьского художественного слова эрзян и мокшан, стала складываться в конце XIX века.

Этот процесс характеризуется вовлечением в него грамотных представителей из мордвы (М.Е. Евсевьев, А.Ф. Юртов, Н.Д.Барсов), появлением различных "Жизнеописаний", "Воспоминаний", "Историй", "Рассказов", зарисовок бытового характера - той самой крестьянской литературы, яркими представителями которой являются Р.Ф. Учаев, И.А. Цыбин, B.C. Саюшкин, Т.Е. За-вражнов, С.А. Ларионов и другие. С историко-литературной точки зрения специфика их творчества состоит в том, что она есть одна из ступеней трансформации устно-поэтической традиции в письменную. Генетически, равно как и функционально, она еще во многом связана с фольклором, но в то же время отличается от него. Крестьянские писатели были уже не сказителями в традиционном понимании этого слова, а людьми, приобщившимися в той или иной мере к грамоте и сознающими свое литературное авторство.

Одним из примеров такого творчества является поэзия уроженца с. Веч-кенино Бугурусланского уезда (ныне - Исаклинского района) Самарской губернии И.Т. Зорина, который в конце XIX века предпринимал активные попытки создания на фольклорной почве разнообразных форм литературной поэзии: элегии, баллады, стихотворной исповеди. И. Зорин был ярым сторонником обрядов и обычаев старой веры, поэтому тема борьбы против христианства занимает в его творчестве основное место. При этом он нередко обращается к сатирическим средствам изображения, как, например, в "поэме" "Китай атят, китай бабат" ("Старые китайцы, старые китаянки"). Употребляемые в названии и тексте произведения саркастические выражения и обращения типа "китаец" выступают в метафорическом значении неверующего богоотступника, синонима негодного человека. Особую тональность смех приобретает в конце произведения, когда автор, с нарочитым почтением назвав своего соплеменника, верующего в Христа, "седовласым", тут же приступает к его перевоспитанию, заявляя, что, мол, только тогда ты "вновь увидишь здоровье, когда перестанешь новому богу молиться". И трудно даже понять, чего здесь больше: нарочитой серьезности или озорного лукавства.

Самобытной, с прекрасными способностями в литературном творчестве личностью был также уроженец с. Сухой Карбулак Саратовской губернии учитель Р.Ф. Учаев. Об этом свидетельствуют его рассказы: "Рассказ о старике Федоре", "Разговор двух крестьян", "Разговор женщины с гостем", "Рассказ о рассеянном мордвине", "Рассказ соседа соседу о произведенной у него краже" и некоторые другие. В их лице мы имеем уже в сущности своей произведения с достаточно развитым сюжетом, характеристиками героев и комическими средствами изображения. Вот, например, как начинает Р. Учаев "Рассказ о старике Федоре": "Старик Федор, - сообщает он как бы с хитрой

ухмылкой, - человек не злой, а с женой своей дерется"1. Все дальнейшее повествование направлено на раскрытие смысла этих слов, их внутреннего подтекста, сводящегося к передаче средствами сатиры и юмора характера героя. Автор, исследуя крестьянский мир в смеховом аспекте, выставляет перед нами не просто образ мордовского мужика, смекалистого, хозяйственного, незлобливого, но невезучего, а образ человека, способного высмеивать как свои, так и чужие морально-нравственные недостатки. Комические ситуации трехразовой неудачной переправы Федора через реку, трехкратной смены им мокрых рубашек, в которых он перетаскивает свою коноплю, подробное описание истории с салом от падшей овцы, изложение эпизодов, связанных со сварливой и жадной женой, тайком от мужа испекшей на этом сале вареники и съевшей их, - все это, показывающее жизнь героев в заведомо "сдвинутом" плане, усиливает звучание рассказа.

Юмористическими и сатирическими красками и авторским вымыслом окрашены также предания, записанные Р.Учаевым в своем селе. Таков, к примеру, рассказ о боярине Апраксине, которого сметливые крестьяне раз за разом обводят вокруг пальца, чтобы не платить'оброк. Захотел барин собрать оброк с каждого владельца ворот, крестьяне в ответ поставили одни выездные ворота на всю деревню. Одна за другой оканчиваются неудачей попытки помещика обложить мордву оброком с труб, а затем с окон. Хитрые на выдумку мужики с честью выходят из сложных положений и в других ситуациях. Так в рассказе комическими средствами развивается идея неприятия, осуждения крепостничества как антинародного явления.

Для своего времени устные рассказы Р.Учаева были несомненным достижением в жанре авторской новеллистики. Сохраняя традиции народной поэтики, рассказчик находит в них свои средства художественной изобретательности, законченности сюжета и занимательности предмета повествования, заключающегося прежде всего в его комическом характере.

Яркой смеховой палитрой характеризуются "Предания о Крещении" жителя с. Оркино Саратовской губернии, бондаря по профессии И.А. Цыбина. Эти "Предания..." можно с полным правом назвать сатирическими. В них через народный смех высмеиваются служители культа, обирающие новокре-щенных мордовских крестьян. Смех придает литературно-истсризированным преданиям И. Цыбина беллетризованную занимательность в передаче мотивов антирелигиозной направленности. Причем такая занимательность - это не просто признак литературной обработки народных представлений об отноше-

Шахматов A.A. Мордовский этнографический сборник. - СПб, 1910. - С. 617. 16

нии к проводимой силовыми методами христианизации, но специфическое отражение реально-исторической и бытовой конкретности перевода эрзян и мокшан в новую религиозную идеологию. В изложении И. Цыбина такая трактовка этого явления приобретает свойства поэтизированного характера, его силы, своеобразия, остроумия. Так, в "Говорящей иконе" на вопрос попа, почему икона валяется на улице, мужик с напускной простотой отвечает: "Видно, ночью Микола (бог) где-то напился, дверь в избу не нашел и свалился в грязь". На слова служителя: "Зачем ты клевещешь? Наш бог не пьет вина", остроумный эрзянин не теряется: "Ну, может быть, он угорел и вышел во двор". Выведенный из себя поп полностью раскрывает себя: "...она, икона, деревянная, только расписана по образу человека, а она не пьет, не ест, не угорает, не ходит". Хитрецу только этого и надо было, и он припирает попа к стенке: "Так как же она говорит, а деревья не говорят, а она вот клевещет тебе, будто я не молюсь"1. Добродушный юмор, едкая сатира сквозят в каждом слове произведения, что повышает не только его художественно-эстетический уровень, но и общественно-политическое звучание.

Разнообразием смеховых красок характеризуется "букварная литература" народов Поволжья и Приуралья. Бытовавшие в народе анекдоты, притчи, загадки, сказки, переработанные авторами букварей с определенной педагогической целью, служили средством осмеяния пороков и пережитков мифологического миропонимания людей и утверждения здравого смысла и пользы просвещения. Часто они завершаются авторскими выводами, вытекающими из народного паремического творчества. Так, в "Букварь для мордвы-мокши" (Казань, 1892) включены тексты народных загадок на родном языке. Для чувашских "букварных" рассказов И.Я. Яковлева характерна в основном нравоучительная мораль, выраженная пословицей или поговоркой, часто со смехо-вым оттенком. Эти рассказы, имея безобидную форму шутки, сказки, анекдота, во всей остроте и непосредственности доходили до сознания неискушенного читателя, будили в нем критическое чувство, обостряя его самосознание и, естественно, подводили его к уяснению социальных и бытовых явлений. Особенно ярко это проявилось в анекдотических рассказах-новеллах писателя "Как мужик лошадь искал" (1873), "Вихрь" (1885), юмористической миниатюре о Мигулае (1873), в которых удачно подмечается тонкая ирония крестьянской бедноты над превратностями своего бытия.

Большое место в мордовских букварях занимали переводы с русского и некоторых других европейских языков: басен, анекдотических рассказов,

1 Шахматов А.А. Мордовский этнографический сборник... С.21-22.

основанных на иронической, полной скрытых намеков форме речи. Значение этих переводов, часто представляющих по существу новые произведения, исключительно велико для функционирования национальной письменности. В дальнейшем эту роль взяли на себя европеизированные формы профессиональной литературы, нашедшие выражение в творчестве писателей-билингвистов C.B. Аникина, З.Ф. Дорофеева, В.В. Бажанова, Д.И. Морского, A.A. Дорогойченко, А.И. Завалишина, М.П. Герасимова и других. Нельзя сказать, что комическое занимает в их творчестве определяющее место, однако для многих из них характерен ярко выраженный социально-критический пафос, во многом сокративший путь от фольклорных смеховых традиций к оригинальной сатирико-юмористической литературе. Наиболее распространенная точка зрения заключается в том, что "... к 1917 году уже выросла группа творцов, способных создать намного больше, чем позволяли условия того времени. Такие благоприятные условия как раз и создал для них 1917 год..."1. Привлеченные большевистскими лозунгами, в частности, о перспективах развития национальной культуры, "они получили простор и возможность объединения сил. Безусловно и закономерно, что революция потребовала от них произведений, которые должны были способствовать практическим целям революции..."2. И смех, как нельзя лучше, отвечал этим запросам.

Глава II.

Особенности становления и развития мордовской смеховой литературы

В художественном смехе, как в сверхчувствительном барометре, отражаются малейшие колебания общественно-политической жизни. И наиболее сильно он звучит в переломные моменты истории.

Известно, что смех в своих высших проявлениях глубоко гуманен и демократичен. Это не только отрицающая, но и утверждающая сила. Направленная на демократизацию общества, она открыто выступает против всего отжившего, являющегося с эстетической точки зрения одним из типов комического, то есть объектом смеха. Однако комизм проявляется не только в архаичном, отжившем, но и в новом, "... если оно уже при своем рождении

1 Домокош П. Формирование литератур малых уральских народов. - Йошкар-Ола, 1993,- С. 142.

2 Там же.

содержит в себе неизлечимые пороки, если в нем глубоко коренится зло, устранимое только с уничтожением самого явления"1. Именно на это был направлен смех в послеоктябрьскую эпоху.

2.1. Идеологическая задамность смеха

В литературе этого периода превалировали сатирические краски. Причем это была сатира особого рода, продиктованная своеобразием эпохи, социально-политических условий; для нее характерно подчеркнутое выявление социально-классового содержания в явлениях самого различного жизненного плана, ярко выраженное звучание обличительного пафоса, что вызвало движение заложенных в сатирическом искусстве рациональных начал. В литературе развивались в основном критико-дидактические, рассудочно-односторонние образы. Характеры отличает заданность, они действуют согласно своей классовой принадлежности, социальной психологии. Эти черты во многом определили идейно-художественное своеобразие произведений Ф. Завалишина, Ф. Бездольного, А. Дуняшина, М. Безбородова, 3. Дорофеева, В. Сафронова (Тюртяка), И. Прокина, Ф. Чеснокова, А. Бухарева, Д. Малышева (Морского) и других. Вместе с коми писателями В. Савиным, В. Лыткиным, М. Лебедевым, татарскими - Г. Камалом, К. Тинчуриным, Ф.Амирханом, К. Амри, удмуртскими - П. Усковым, А..Клабуковым, чувашскими - И. Тхти, Ф. Павловым и другими они, отрицая отжившее и утверждая новое, запечатлели в своем творчестве наиболее характерное в литературах народов Поволжья и Приуралья той поры.

Комическое лицо поэзии определяли сатирическое стихотворение и стихотворный фельетон. Поэты выступали против служителей культа, зазнавшихся и обюрократившихся служащих советских учреждений, обличали ханжество, лицемерие, пьянство, хулиганство и другие нездоровые явления. Немало стихотворений было направлено против элементов проявления национального нигилизма, что, к сожалению, очень часто встречается и сегодня. В большинстве из них преобладало унизительное, бескомпромиссное осмеяние отрицательных персонажей. Они представлены в откровенно смешном виде. В их обрисовке преобладают такие особенности сатирической типизации, как гипербола, гротеск, шарж, ироническая насмешка, утрирование отрицательных черт. Поэзия разработала тип антигероя и спешила указать на него.

1 Борев Ю.Б. Комическое. - М., 1970. - С. 27.

Обличительные тенденции, подчиненные социально-политическим целям, были характерны и для малых жанров прозы. При этом необходимо отметить, что писатели не ограничивались шаржированными или условно-гротескными обобщениями; для достижения своих целей они использовали самые разные стилевые направления и градации народного смеха. Обличительно-критический пафос сочетается с принципами иронического осмысления. Наиболее выпукло это проявилось в новеллистике А.Дуняшина, 3. Дорофеева, И. Прокина, Ф. Чеснокова. В своих рассказ - а это были в основном рассказы-события, в которых тип сатирического героя создавался на ограниченном временном и географическом пространстве в одном-двух эпизодах-действиях, - они, создавая художественный образ времени средствами комического, не только усиливали реализм прозы, но и наряду с другими факторами как бы готовили формирование эпического пласта литературы.

Наглядным свидетельством этого является, в частности, рассказ "Дунька-председатель" (1929) Ф.М. Чеснокова (1896-1938), в котором художественно убедительно показывается превращение Дуньки в Евдокию - сельского председателя, ее полное раскрепощение. Повествование ведется от имени едущего в поезде сельского жителя, с иронией рассказывающего своим попутчикам о председателе родного села. Однако особая манера изложения рождает совершенно обратный, противоположный эффект, направленный на осмеяние самого рассказчика. Автор отказался от обращения к гиперболе и гротеску. Отрицательное явление изображается сквозь призму иронической насмешки, без видимого утрирования, в границах жизненной достоверности. В подобной манере писал в те годы коми писатель И. Сажин, которого называли коми Зощенко. По утверждению Т. Кузнецовой, "особенности его рассказов заключаются... в своеобразии слога повествователя, который ведет "объект" повествования от третьего лица. Автор не высказывает явно насмешливого отношения; вследствие отстраненности авторской позиции рождается ирония. Автор с легкой усмешкой повествует о курьезных происшествиях, которые случаются с его героями"1. Он не только отрицает, но и утверждает.

Эта особенность художественного смеха наглядно проявилась и в жанре прозаического фельетона. И наиболее яркое выражение нашла она в творчестве A.B. Дуняшина (1904-1931).

А. Дуняшин хорошо знал требования фельетонного жанра. Он с большим мастерством вскрывал в своих произведениях комическую сущность нега-

Кузнецова T.JI. Комическое в коми литературе. - Сыктывкар, 1994. - С. 31. 20

тивного,. вызывая правдивость, а следовательно, и действенность. За пять лет (1925-1929) он написал более 30 фельетонов, лучшие из которых составили сборник "Пиципалакст" ("Крапива", 1930), который до сих пор не потерял своей художественно-эстетической ценности, оставшись образцом мордовской фельетонистики.

А. Дуняшин создавал фельетоны как с "адресом", то есть с конкретными именами ("Зярдо вешкезеви ракась" - "Когд1э засвистит рак", "Колмоцесь курок кенери" - "Третья скоро поспеет", "Мон каштмолян" - " Я молчу", "Тевтне молить... ков?" - "Дела идут... куда?"), так и "проблемные", которые написаны в форме рассказа ("Активист", "Пачк потявтома скал" - "Дойная корова", "Историянь горячка" - "Историческая горячка" и т. д.). И те, и те характеризуются стремлением автора к постановке актуальных вопросов современной действительности, широким обобщениям, глубоким выводам, сатирической типизации. С первых же строк произведение воспринимается ощутимым, интригующим, завлекающим. Автор ведет повествование живо, словно разговаривает с читателем. В одних случаях наблюдается слияние авторского голоса с речью героя, от имени которого исходит рассказ, в других - явственное его звучание там, где рассказ ведется от третьего лица, местами же фельетонист уходит в подводное течение несобственно прямой речи, однако цельность авторской речи неизменно сохраняется. В этом отношении стиль письма А. Дуняшина во многом перекликается с творчеством известного фельетониста той поры А. Зорича. Как и А. Зорич, мордовский сатирик часто использует форму диалога, который, вследствие широкого применения речевой характеристики, помогает лучше раскрыть внутренний мир героев, провести углубленный психологический анализ. Некоторые произведения, как, например, фельетон "Историянь горячка" ("Историческая горячка"), в котором автор высмеивает пустопорожние гипотезы национальных ученых в области этногенеза языка и историко-сравнительного языкознания, целиком основываются на диалогической форме. Особый комизм придают произведениям приемы анафоры, необходимой для усиления изложения материала, и "антифразы", то есть вместо того, чтобы ругать, автор притворно восхищается героем. Речь последнего в большинстве своем многозначна, она маскирует настоящий характер фельетонного персонажа и в то же время его истинную сущность, преследуемую им цель.

Сила сатиры А. Дуняшина - в ее жизнеутверждающем пафосе.

Менялась не только действительность, но и сознание людей. И писатели спешили отразить все это в своем творчестве, осваивая при этом все многообразие жанров как в поэзии и прозе, так и в драматургии.

Объектом изображения ранней мордовской комедии были самые разнообразные явления и факты реальной действительности. Она носила в основном агитационный характер, живо откликаясь на все происходящее, подвергая осмеянию различные теневые стороны современной жизни и быта. Это были чаще всего одноактные, реже двуактные пьесы, причем идея произведения, как правило, выражалась прямо, в "лоб". При этом комизм достигался прежде всего за счет саморазоблачения отрицательных персонажей, с помощью откровенно смешных самохарактеристик. В пьесах использовались диалоги, комические ремарки и реплики, произведения паремического творчества. Они генетически связаны с игрой, народно-зрелищными обрядами, в которых наличествуют комические первоэлементы - ряжение, переодевание, * пародирование. Верность традициям народной смеховой культуры делает эти произведения подлинно демократическими. В то же время начинающие авторы во многом следовали примеру создания агитационных пьес В. Маяковского. Сочетание патетического и буффонадного, характерное для мистерии, было весьма близко духу революционных потрясений и охотно использовалось мордовскими драматургами для героического, эпического и сатирического изображения эпохи. Это был именно тот исторический момент, когда старое в "комической форме" уходило в небытие. Этот процесс нашел отражение в пьесах "А мон кедензэ палцинь" ("А я руки ему целовал"), "Пеень лечиця" ("Врачеватель зубов"), "Роки туво" ("Хрюкающая свинья") Ф. Чеснокова, "Якувонь полац" ("Жена Якова"), "Коммунистнэ и религиясь" ("Коммунисты и религия") Ф. Завалишина, "Роштувань ютксо" ("Накануне рождества") Ильфека (Ф. Ильина) и других, заключавших в себе ярко выраженное комическое начало с достаточно объемным и определенно осмеиваемым смыслом.

Суммируя все вышесказанное, можно констатировать, что литература 20-х годов носила ярко выраженный агитационно-воспитательный характер. Этим обусловливается ее жанрово-тематическая специфика. Литературе приходилось изображать действительность уже оцененной (с известных идеологических позиций), и ее эстетический посыл был предрешен. В ней преобладали назидательно-обличительные тенденции, вызвавшие активное движение малых жанров сатиры: сатирического стихотворения, рассказа, фельетона, пьесы комедийного характера. Смех имел открытый, прямолинейный характер. В то же время литература активно овладевала мастерством психологического анализа, все шире раздвигала рамки эпического постижения жизни средствами комического. Наиболее полно это проявилось в творчестве А. Дуняшина, Ф. Чеснокова, И. Прокина. Их произведения способство-

вали приданию мордовской литературе черт подлинно художественного творчества.

2.2. От сатиры - к юмору

В 30-е годы произошло дальнейшее жанрово-тематическое обогащение мордовской смеховой литературы. Она совершила заметный шаг на пути к художественной зрелости. При этом в ней продолжали преобладать обличительные тенденции, что проявилось прежде всего в жанре фельетона.

Развитие прозаического фельетона связано в первую очередь с именем Т.А. Раптанова (1906-1936), видного представителя мордовской художественной прозы 30-х годов. Он явился достойным продолжателем сатирических традиций А. Дуняшина. Большой популярностью пользовались фельетоны писателя, остро бичевавшие руководителей, оторвавшихся от народа, ставших чинушами, погрязших в болоте мещанства и пьянства. Среди них -"Яла сыргсить - а сыргавить" ("Все собираются - никак не собирутся"), "Тонеть уш панжса" ("Тебе уж открою"), "Представительть... ды аволь неть" ("Представители... да не те"), "Кие покш вблесэнть" ("Кто в селе главный"), написанные в 1931-1932 г.г. Для них характерен наступательный дух и насмешливо-обличительный пафос, публицистическая направленность сочетается с высокой художественностью. Т. Раптанов умело пользовался смехом как острым оружием сатиры.

Достаточной эстетической требовательностью отличались также мордовские стихотворные фельетоны. В основном они были характерны для эрзянской части национальной литературы. Начиная с 1930 года фельетоны-комментарии, фельетоны-сигналы, фельетоны-обращения печатались почти в каждом номере журнала "Сятко" ("Искра"). Они публиковались под рубрикой "Калязь перасо" ("Каленым пером"). Фельетон смеялся, осуждал, обличал. В то же время описание конкретного происшествия стало связываться в нем с мироощущением человека, сферой его чувств. Элементарные формы прямолинейной характеристики с использованием лобовых приемов, тяжеловесность ритмики и размера стихотворного фельетона уступает место гибким и острым сатирам.

Жанровую устойчивость приобретает и мордовская басня. В первую очередь это связано с именами И. Чумакова, Гай-Узина, Э.Пятая (Е. Пятаева), М. Бебана (Бабина). Их басни впитали лучшие традиции народного смехового искусства. Они прошли также серьезную переводческую школу басен И.А. Крылова. Язык произведений мордовских баснописцев обогащен эпитетами,

23

метафорами, загадками, пословицами, поговорками, которыми мордва издавна имела обыкновение говорить. За внешним спокойствием скрывается динамика стремительного действия, комические персонажи саморазоблачаются через свои претензии и намерения, и, наконец, наступает посрамляющая их развязка. Отличительной чертой басен является убедительный диалог, который помогает лучше понять характер персонажей, строить повествование в легкой, ифивой форме, ибо "без игривости", в какой-то мере шаловливости, без улыбки и иронии, вернее, иронического или сатирического смеха, не вырастает басня, не появится она на свет"1. Темы произведений подсказывала сама жизнь, общественно-политическая обстановка того времени. На первый план выдвигались тема труда, тема обличения тунеядцев и лентяев.

В середине 30-х годов чисто сатирическая струя в мордовской литературе начинает ослабевать: сложилась двойственная ситуация, продиктованная условиями идеологического фарисейства: с одной стороны, раздавались призывы бичевать пороки, недостатки, болезненные явления, имеющие распространение в обществе, и тем самым способствовать воспитанию в людях характеров, навыков, привычек, свободных от язв и наростов, "порожденных капитализмом"; с другой стороны, утверждалась так называемая "теория бесконфликтности", вызвавшая отход от подлинно комедийных конфликтов и реально существующих противоречий действительности. Смех из общественно-социальной сферы перешел в основном в семейно-бытовую область, а также на анализ самого литературного процесса.

В эти годы на страницах республиканских газет и журналов шли активные споры о путях и формах развития литературы. Постоянно публикуются статьи дискуссионного характера. Своеобразным отражателем этих тенденций в литературе явилось возникновение нового жанра - жанра пародии. Пародийный анализ в творчестве мордовских поэтов зримо выражал поиски эрзянско-мокшанской литературой собственной поэтики, стиля, преодоления последствий формалистических опытов, давших знать о себе еще в 20-е годы. Яркой смеховой палитрой отличались пародии А. Рогожина, А. Лукьянова, С. Прохорова, Э. Пятая, Я. Григошина и других. Они применяли различные формы и способы осмеяния, обогащая искусство комического, в молодой мордовской литературе. В пародийном творчестве присутствовали все оттенки смеха - от доброго юмора до сарказма. В нем постоянно различим реальный предмет критики, очень похожий на себя. В то же время этот предмет то

1 Ломидзе Г. Слово бичующее и исцеляющее // Наш современник. - 1983. - №3. -С. 187.

24

и дело как бы исчезает, уступая место пародийному двойнику. Убедительное отражение это нашло в пародии К.Д. "Подражания Вечкановнень" ("Подражание Вечканову", 1941). В ней пародист подверг осмеянию сильную засоренность поэтических произведений С. Вечканова русскими словами. Комический эффект вызван нелепым смешением эрзянских и русских фраз. Этот же автор, выступавший под инициалами К.Д., впервые в мордовской литературе обратился к жанру пародии в прозе.

Определенное развитие получил в эти годы и жанр эпиграммы. На страницах печати постоянно публикуют свои эпиграммы П. Гайни (Поздяев), П.Кономанин, С. Прохоров, А. Мартынов, А. Лукьянов и другие. Только в журнале "Сятко ("Искра") за 1940 год под рубрикой "А кежиявтнемс!" ("Не обижаться!") опубликовано более десяти эпиграмм, посвященных писателям В. Коломасову, В. Радину, С. Вечканову, Н. Эркаю (Иркаеву), В. Радаеву, А. и М. Лукьяновым, В. Аношкину, А. Юргаю (Сафронову), А. Моро (Осипову), П. Кириллову, А. Куторкину и другим.

Особенно большая роль в становлении жанра эпиграммы принадлежит П.У. Гайни (Поздяеву, 1910-1968). Для его творчества присуще умение подметить характерную черту в облике или поведении своего персонажа, чтобы, выделив и гиперболизуя ее, создать законный тип объекта осмеяния.

Жанры пародии и эпиграммы, являясь своеобразной формой литературной критики и выражая особенности творческого процесса, по-своему ознаменовали возрастание художественно-эстетического уровня литературы эрзян и мокшан. Комическое присутствует в них как иронико-юмористический пафос изображения несообразностей и смешных сторон произведений, обрисовки характеров и реальности.

Особенности смещения акцентов смеха и изменение его тональности непосредственным образом сказались и на развитии прозы. В ней также стали преобладать иронико-юмористические тенденции.

Особенно интересны и своеобразны рассказы И.Л. Малкина (1912-1939), В своих рассказах И. Малкин весьма остроумно осмеивает мещанство и обывательство. Через мелкий житейский факт ему удавалось делать значительные обобщения. Стиль произведений определяет добрый лукавый юмор (рассказы "Урьвакстынь" - "Я женился", "Теевсь ломанькс" - "Стал человеком", "Сезякатне чумот" - "Сороки виноваты", "Чаво тарка" - "Пустое место", "Ков понгонесь Макар" - "Куда попадал Макар" и некоторые другие, составившие сборник "Сезякатне чумот" ("Сороки виноваты", 1939). Резкие формы смеха для творчества И. Малкина не свойственны. Он прибегает к ним только в

крайних случаях, тогда, когда нарушаются традиционные нравственно-этические нормы (рассказ "Максим ды Васюта" - "Максим и Васюта").

Опираясь на смеховые традиции А. Чехова и М. Зощенко, И. Малкин делает попытку разработать мордовскую сатирико-юмористическую новеллу. В то же время следует признать, что заметного следа в разработке этого жанра талантливый эрзянский писатель из-за своей ранней смерти не оставил. Негативную роль, к сожалению, сыграла и критика, которая в штыки приняла некоторые произведения юмористического жанра не только И. Малкина, но и других мордовских писателей. Особенно резкой критике подверглись рассказы "Кокетка" и "Ерунда" Ф. Чеснокова. "Они мало что не удались в языковом плане, но и легковесны по содержанию, - писал, в частности, И. Прокаев. -Нет в них серьезности. Кроме пустого смеха, они ничего читателю не дают"1. На наш взгляд, в своих утверждениях автор не совсем прав. Язык рассказов близок к разговорному. Употребление комически-экспрессивной лексики, основанное на смешении русских и эрзянских слов в устах персонажей, полностью соответствует жанровым особенностям произведений. Это рассказы-анекдоты. Отсюда вытекает и характер содержания - комически-развлекательный.

Эта тенденция нашла также отражение в творчестве Е.И. Пятаева (19141967). Свидетельством этого является рассказ "Миркитан" ("Меняла", 1939), состоящий из сцепления отдельных анекдотических эпизодов из жизни деревенского плутишки-менялы, который болел неизлечимой болезнью - меняться лошадьми. И в конце-концов доменялся, оставшись с такой кпячей, какую белый свет не видел. При всей своей анекдотичности рассказ обладает определенным социальным подтекстом воспитательного свойства.

Таким образом, в 30-е годы мордовская литература сделала новый шаг в художественном исследовании жизни средствами комического. При этом произошла своеобразная переориентация смеха, изменилась его тональность. Социально-насыщенная сатира уступает место в основном легкому, развлекательному юмору: сказалась общая атмосфера возвеличения культа личности, понимание писателями в условиях тоталитаризма негативных последствий критического слова. В прозе утверждается юмористический рассказ-происшествие, рассказ-анекдот (И. Малкин, Ф. Чесноков, Е. Пятаев), комедиографии - легковесная пьеса (В. Коломасов, А. Щеглов, П.Кириллов), в поэзии смех распространился на анализ самого литературного процесса,

Прокаев И. Федор Маркелович Чесноков //Сяпсо. - 1935. - №№ 9-10 - С. 104. 26

способствовавший формированию жанров пародии и эпиграммы (Е. Пятаев, А. Рогожин, А. Лукьянов, С. Прохоров, П. Кономанин, А. Мартынов и т.д.).

Отрадно отметить, что мордовская смеховая литература 30-х годов не ограничилась произведениями вышеназванных жанровых образований. Так, художественный опыт малых жанров по-своему отразился на формировании повести и романа. Одним из примеров такого рода является путь В.М. Коло-масова к сатирико-юмористическому роману "Лавгинов" : от рассказа "Прокопыч" (1934) через повесть "Лавгинов Яхим" (1936-1939) и комедии "Прокопыч (1940), объединенных общей темой и героями.

2.3. Смех "Лавгинова"

Действие романа "Лавгинов" (первый вариант вышел в 1941, второй -1956 году) В.М. Коломасова (1909-1937) происходит в одной предвоенной эрзянской деревне, персонажей из других мест нет. Сюжетный стержень произведения составляют жизненные перипетии болтуна и лодыря Яхима Лавгинова. Это, безусловно, самый яркий комический образ в мордовской литературе. Осмеивая образ жизни Яхима, его праздное времяпровождение, автор широко опирается на эстетический опыт и житейскую мудрость своего народа, с большим умением и мастерством использует народную сатиру и юмор как важные средства художественного отображения реальной действительности.

В своем произведении В. Коломасов исследует совершенно новую область человеческой деятельности для мордовской литературы - воспитание человека в семье, формирование ответственности перед обществом и самим собой. Из юмористического вступления читатель узнает, что Лавгинов рос маменькиным сынком, привык, чтобы за него все делали родители. Автор показывает, как после смерти отца Яхим впервые решил запрячь лошадь и ошибся при надевании хомута - надел наоборот. Одним из первых вступив в колхоз, он ищет работу по своим, как ему кажется, незаурядным способностям, отчего на этой основе у него постоянно возникают конфликты с окружающими. Даже во время страдной поры, когда все односельчане в поле, Лавгинов спит почти до полудня, а затем идет на рыбалку, или еще куда-нибудь. В то же время на колхозном собрании Яхим с упоением выступает с призывом крепить трудовую дисциплину, осуждает лодырей и рвачей. Людям и слушать его уже надоело, а он все продолжает разглагольствовать. Впрочем, сама фамилия героя - Лавгинов - имеет ироническое происхождение. Она произошла от эрзянского глагола "лавгамс" - болтать, молоть чепуху.

Местами автор как бы даже жалеет своего героя, относится к нему с теплотой и сочувствием, подчеркивает в нем бодрость и веселый нрав, ум и "подковырку", и в то же время высмеивает его и в авторских ремарках, и через действующих лиц. Комизм положения Лавгинова достигается выявлением несоответствия между тем, каким он хочет показать себя, и тем, какой он есть на самом деле. Это представлено в ярких художественных сценах и картинах. Для индивидуализации образа Лавгинова автор умело пользуется языковыми средствами, с помощью которых выявляется подлинная сущность его характера. Речь Ефима Лавгинова цветиста, кудрява, порой не лишена увлекательности, веселого содержания, но пуста по содержанию, она поразительно характерна для Лавгинова. Стремясь подчеркнуть "величие" своей персоны, Лавгинов часто обращается к собеседнику фамильярно, называя его "братишка", "сестренка" и т.д. Беззаботность Яхима оттеняется употреблением восклицательных междометий: "Ого!", "Эхе!", "Хо!", "Теня" ("Это") и других. Кроме того, подобными восклицаниями Лавгинов стремится как бы сразу отвергнуть доводы собеседника. В. Коломасов прекрасно усвоил то, что является душой языка, - его народный колорит и интонацию. Именно это помогает ему легко, красочно и увлекательно, с неистощимым народным смехом описывать приключения Лавгинова, которые следуют в романе друг за другом. Здесь и речь Яхимова перед своей козой и котом о необходимости повышения своего культурного уровня, и ловля им лягушек, и убеждение односельчан в жеребости кобылы, оказавшейся мерином, и т.д. Комические ситуации становятся своеобразным художественным центром произведения, они обнажают характер героя, создают его образ. Они раскрывают истинное лицо сатирического типа. Писатель осуждает любителя легкой жизни и развенчивает его. Своей наивысшей точки смех достигает в конце второй части романа. После ухода от него жены Насты Яхим настолько опускается, что теряет человеческий облик. Он целыми днями лежит на кровати, ему нечего даже есть, в комнату к нему страшно заглянуть: "Пол с тех пор, как отсюда ушла Наста, ни разу не подметен, на стенах единственное кружевное украшение - паутина. Откуда взялось столько мух! Жужжат, словно пчелиный рой залетел в дом, кроме их назойливого жужжания ничего не слышно. Вольготно себя тут чувствуют и клопы с тараканами. Как только... хозяин ложится на постель, вся эта насекомая братия с остервенением набрасывается на него"1. Автор, умело используя детали портретной характеристики, подчеркивает: "Волосы, еще совсем недавно зачесанные аккуратно, теперь взлохмачены,

1 Коломасов В.М. Лавгинов. - Саранск, 1959. - С. 86. 28

лицо покрылось грязной щетиной, и ямочки уже не так заметны на щеках, подбородок вытянулся, глаза запали, глубоко залегли в глазницах, глядят оттуда настороженно, дико.

И рубаха на нем грязная, воротник лоснится, штаны в коленках до того протерлись, что нитка нитку ищет"1. Перед нами - пародийный двойник "дикого барина" М. Салтыкова-Щедрина.

Колхозники иронизируют над Яхимом, однако в целом относятся к нему с участием, даже искренне жалеют его. Герой постепенно уясняет драматизм своего положения. Он начал даже иронизировать над собой, а это уже показатель здравого ума и явный признак начавшегося выздоровления. Наконец, Лавгинов поехал на колхозный сенокос, получил от этой работы физическое и нравственное удовлетворение, он ощущает потребность покончить со своим прошлым, помириться с женой Настей.

Умелая реализация собственно творческих возможностей с опорой на богатый опыт народа и лучшие смеховые традиции отечественной литературы позволила В. Коломасову создать актуальное по теме и богатое художественно-выразительными средствами произведение, которое до сих пор остается одним из наиболее любимых в национальной культуре. Этим произведением как бы завершается первый этап развития национальной смехо-вой литературы. Тем более что в силу разных причин сатирико-юмористичекое направление в годы Великой Отечественной войны и первого послевоенного десятилетия не получило должного развития. Определенное исключение составили сборник "Изнятано минь" ("Победим мы", 1941), в котором наряду с произведениями героико-патриотического направления большое место заняли обличающие врага сатирические стихотворения, частушки, басни, фельетоны; несколько "бесконфликтных" комедий и роман "Валдо ки" ("Светлый путь", 1955) А. Лукьянова, в котором выведен близкий к шолоховскому деду Щукарю образ старика Фаддея Кузьмича - деда Петуха. Комическое ограничивалось в основном переводной литературой. Она не только способствовала усилению смеховой направленности мордовской литературы, но и впервые позволила оценить ее эстетические достижения с позиций инонационального опыта.

Таковы особенности становления мордовской смеховой литературы. Рассмотренный нами путь развития отмечен определенными достижениями, постепенным углублением отображения жизни народа средствами сатиры и юмора, расширением и обогащением художественных форм, жанров и сти-

Коломасов В.М. Лавгинов... - С.85.

лей. Трудно сказать, насколько более развитой оказалась бы смеховая область мордовского словесного художественного творчества, если бы не наступившая эпоха культа личности, иадолго задержавшая естественное движение большинства жанров сатиры и юмора.

Глава Iii.

Процессы развития комического в современной мордовской литературе

С середины 50-х годов начинается новый этап развития мордовской са-тирико-юмористической литературы Она вступила на современный путь развития - путь расширения жанровых границ, постоянного поиска новых форм. В литературе, как и в искусстве в целом, утверждались высокие нормы правды - и смех был своеобразным эхом этих поэтических процессов, занимая "пространство" всех родов литературы: эпического, лирического, драматического

3.1. Идейно-художественные и жанровые свойства сатирико-юмористической поэзии

Чувашский литературовед Г. Хлебников, отмечая успехи родной литературы 1950-1960 годов, писал, что в чувашской поэзии "родник сатиры стал решительно набирать силу: в начале в аллегорическом жанре - басне, затем в открытой сатирической форме"1. В мордовской сатирико-юмористической поэзии этот процесс развивался в несколько ином ключе: движение жанров, наследуя накопленный опыт и приобретая новые качества, шло параллельно, получив в литературе полновесное закрепление. Если бы цепочка "от аллегории к открытой сатире" соблюдалась, она нашла бы хронологическое лод-тверждение. Многообразие движения художественного потока этих лет свидетельствует об обратном. Творчество мордовских поэтов вызвало к жизни произведения различных сатирико-юмористических направлений. Об этом

'С/И.: Метин П. Чувашская сатирико-юмористическая литература 1970-х годов // Чувашская литература: тенденции развития, стилевые поиски. - Чебоксары, 1983. -С. 105.

свидетельствуют сборники "Лирика и сатира" (1955) М. Бебана, "Баснят ды стихть" ("Басни и стихи", 1958) И. Шумилкина, "Ялгань вал" ("Слово друга", 1958) П. Любаева, объединяющие басни, сатирические стихи, стихотворные фельетоны. Мордовская поэзия шла к постепенному высвобождению от излишней прямолинейности, риторики и описательности, к усилению философ-ско-аналитических основ.

Особенно наглядно проявилось это в творчестве народного писателя Мордовии И.М. Девина (1922). В своем сборнике "Моли, аськоляй ульцява" ("Вдоль по улице шагает", 1974) он значительно расширил жанрово-тематические рамки мордовской сатиры и юмора, возможности проявления комического в поэзии. Самобытность стихотворных произведений поэта - в сочетании легкого юмора с сатирой и иронией, умении тонко подмечать истоки негативных явлений. Синтез лаконичности и бьющей в цель поэтической метафоры позволяют создавать по-настоящему комические этюды, четко выявляющие отрицательные стороны действительности. Поэт умело высмеивает то, что отступает от традиционных нравственно-этических норм, устоявшихся в сознании и поведении мордовского народа обычаев ("Виноват, но... тага мат" - "Виноват, но... снова мат", "Трешник Ваня" - "Копейка Ваня"," Пели Гара" - "Трус Герасим", "Фома и Ерема", "Алянь паля" - "Отцовская рубашка", "Провидец", "Пеняцяй" - "Жалобщик" и т.д.). Наиболее же остро и непримиримо смех поэта звучит в адрес общественных проявлений негативного. Сборник И. Девина создавался в годы расцвета командно-бюрократической системы. Автор не понаслышке знал, а собственными глазами видел, что многие беды наши идут от недостатков обществено-политического обустройства, погрязшего в стяжательстве и комчванстве ("Личнай тротуар" - "Личный тротуар"), пустопорожней болтовне и демагогии, угодничестве и подхалимстве ("Подхалимсь корхни телефонца" - "Подхалим говорит по телефону", "Кизефксонь стяфни" - "Ставящий вопросы", "Сюцихть Лешань" - "Обсуждают Лешу"), беспрерывных заседаниях ("Течи тага заседания" - "Сегодня опять заседание") и т.д. Показывая знакомую сит/ацию, И. Девин по-своему обыгрывает ее. Смеховые краски многообразны: от шутливых до ироничных и саркастических, обусловленных особенностями сюжетостроения и теми целями, которые ставит перед собой сатирик.

Наряду с чисто сатирическими целями в творческом багаже И. Девина имеются стихотворения, пафос и эстетическая значимость, а следовательно, и характер смеха в которых существенно иные. Это касается прежде всего стихотворений "Павазу билет" ("Счастливый билет"), "Федянь аляц" ("Отец Феди"), "Монь рьвязе" ("Моя жена"). Их герои по-настоящему притягивают. Это

потому, что поэт любит их, изображает с большой симпатией. Он незлобливо подтрунивает над ними, отмечая в них чудинку с юмором, доброй усмешкой.

Бесконечно разнообразные взаимосвязи и взаимопроникновения сатиры, и юмора характерны и для творчества других мордовских поэтов: И. Шумил-кина, А. Эскина, М. Бебана, А. Малькина, М. Бычкова, М. Втулкина, Н.Тремаскина, С. Кинякина, В. Волкова. Для них свойственно отбирать яркий типический материал, интересно строить сюжет и сочетать в повествовании различные художественные комические средства. Гротеск и сатирическая гипербола, психологический анализ и пародийное "отстранение", сарказм и ирония, смысловой каламбур и окарикатуривание, легкая насмешка и добрая шутка - все то, что позволяет рельефно выпятить комический абсурд действий, поступков, умонастроений и целей носителя негативного. В своих произведениях - сатирических стихотворениях и "проблемных" фельетонах -поэты поднимают общезначимые проблемы, созвучные мыслям и устремлениям современников к высоким идеалам нравственности и совершенству человеческого характера. Их волнует, почему так обмельчала душа человека (А. Тяпаев, "Ворьгяй" - "Продажный", 1985), отчего распоясались многие руководители (Е. Тимошкин, "Улихть ломатть" - "Есть люди", 1974; М. Моисеев, "Раднянь азор" - "Хозяин родни", 1987), отчего процветают мафиозные и преступные структуры (И. Девин, "Явонфтф урозти" - "Выделите сиротке", 1994) и т.п. Поэты создают яркие, запоминающиеся образы антигероев.

Отдельную область творчества современных мордовских поэтов-сатириков составляют произведения, которые заставляют читателей задуматься о своих национальных корнях, о сохранении светлой памяти о предках, забвение которых приводит к манкуртизму. Это тем более необходимо, что русификация отодвинула на задний план изучение мордовских языков и литературы в общеобразовательных школах, что, конечно же, не способствует снятию остроты негативных последствий по национальному вопросу, ослаблению проявлений национального нигилизма. Поэты стремятся средствами смеха внести свой вклад в решение этой волнующей проблемы, затронуть потаенные стороны души соплеменников. Умелое сочетание публицистического стиха с полными юмора и сарказма сатирическими характеристиками конкретных жизненных явлений свойственно для стихотворных произведений "Пряурма" ("Докука", 1994) А. Тяпаева, "Я - это мон" ("Я - это я", 1970) Ю. Азрапкина, "Цяпак, эрзя") ("Аплодируй, эрзянин", 1986) М. Втулкина, "Панкрати" ("Панкрату", 1994) П. Алешиной, 'То циклон, то - анти..." (1995) В. Лобанова, "Сексень рузт" ("Осенние русские", 1992) Н. Ишуткина и других.

В них превалирует наличие сатирических красок, способствующих художественному исследованию отрицательного явления в наиболее остром его содержании, комических противоречиях и проявлениях.

Как в сатире, так и юморе выделяются стихотворения-характеры, стихотворения-портреты, стихотворения-события, стихотворения-происшествия, стихотворения-исповеди. Конечно, встречаются и другие разновидности. Однако в основном наблюдается использование именно вышеперечисленных жанровых форм и их вариантных разновидностей. Из юмористических произведений мордовских поэтов встает глубоко "узнаваемый" национальный литературный характер, оттененный через уклад быта, черты, свойственные психологии эрзян и мокшан, через такой подход к жизни, при котором читатель смеется, но смеется в основном мягко, весело, ласково, добродушно, образы не окарикатурены, а лишь слегка шаржированы. Комический эффект обычно основан на неожиданном выводе, новом повороте мысли. Так, первые строчки стихотворения "Рационализатор" (1978) А.И. Пудина (1958) вызывают искреннее сочувствие деду Хролу, который на старости лет взялся за изучение "физики", и вот уже вторую ночь не спит, ищет ответ на вопрос, как собрать в единый пучок солнечную энергию. По ходу действия искреннее сочувствие со стороны читателей понемногу начинает уступать место сомнениям относительно благих намерений Хрола. И вдруг - взрыв веселой иронии и смеха. Это когда автор одним штрихом, больше характерным для эпиграммы, как бы безразличным тоном сообщает: солнечная энергия нужна старику для того, чтобы направить ее на чугунок с бардой для убыстрения процесса брожения с последующей перегонкой на самогон.

Говоря же о самой эпиграмме, следует сказать, что по сравнению с 30-ми годами, периодом становления мордовской эпиграммы, на современном этапе она претерпела значительные изменения, превратившись в сложившуюся жанровую форму. Эволюция проявилась не столько по линии формального обогащения изобразительных средств, сколько по пути усложнения психологического рисунка осмеиваемого персонажа, более глубокого, насколько это возможно средствами эпиграммы, проникновения в духовный мир героя. Теперь эпиграмматисты стремятся не воссоздать типаж, а схватить черты характера. В арсенале поэтов много средств. Тут и различные виды заострений, и каламбурная рифма, и разнообразная форма разговорной речи, и игра слов, фразеологических сочетаний. Вместе с тем мордовская эпиграмма вобрала в себя богатство смежных сатирических жанров: публицистичность стихотворного фельетона, стилистическую отточенность пародии, искусство басенного сюжетосложения, иногда рассказ предельно спрес-

сован. Наиболее удачными следует считать эпиграммы "Псевдоним" (1967) П. Бардина, "Декламатор" (1967), "Превс путома" ("Нравоучение", 1967) А. Эски-на, "Кафта шамат" ("Двуличный", 1974), "Оцю тев" ("Большое дело", 1982) Е. Тимошкина, "Чайник" (1982), "Туз" (1985), "Лездыця" ("Помощник", 1985) И. Батяйкина, "Саразонь фермасо" ("На птичьем дворе, 1994), "Кискань кевксте-ма" ("Собачий вопрос", 1994), И. Калинкина. Герои в них характеризуются одной чертой, раскрываются в одном-двух эпизодах. Чаще всего это обобщенный образ.

В последнее время большое развитие получил жанр литературной эпиграммы, в которой соединились черты легкой: насмешки и добродушно-шутливой интонации. Значительным событием в культурной жизни республики стал выход в свет сборника дружеских шаржей и эпиграмм на писателей Мордовии под названием "С дружеским приветом" (1983). Литературная эпиграмма имеет в основном конкретного адресата, локальную прикрепленность и чаще всего шутлива-невинна. Однако нередко она умеет и задеть, улыбка из доброй становится озорной, шутливость уступает место иронии, юмор -едкому сарказму. Наиболее часто это проявляется в эпиграммах с элементами пародии, с которыми нередко выступают И. Девин, А. Тяпаев, М. Моисеев, И. Шумилкин, И. Батяйкин и другие. Однако в отличие от пародистов авторы эпиграмм не изображают, как правило, в утрированном виде манеру, стиль писателя, а лишь передают впечатление от нее. В отдельных случаях стилистические элементы пародии могут органично входить в эпиграмму.

Как жанр эпиграммы, так и пародии пользуется в мордовской литературе большой популярностью. В нем пробуют свои силы как опытные поэты, так и молодые. Лучшие мордовские пародисты - П. Гайни, А. Эскин, И. Шумилкин, А. Щеглов, А. Мартынов, А. Доронин, П. Бардин, И. Девин, иронизируя над слабыми местами поэзии, применяют разнообразные формы и приемы осмеяния, делают несообразности более выпуклыми, доводят их до смешного. Они умело демонстирируют имитацию чужого литературного стиля, на основе оригинала рождают собственные комические образы. В одном случае пародисты стремятся обыграть вырванную из контекста бытовую деталь, кажущуюся пикантной подробностью, любое непривычное слово, в другом - из однообразных поэтических строк составить бессодержательный стихотворный "центон", чтобы в дальнейшем все это "богатство " донести до заостренного финала, а весь текст пародии становится лишь оттягиванием последнего разящего удара. Однако язвительно-ядовитая пародия мордовской литературе в целом не характерна. Она развивается без фельетонных ударов, излишних резкостей, хотя пусть это и дружеская, но все-таки критика.

34

Одна из национально-своеобразных и развитых жанров мордовской литературы - басня.

Говоря об основных тенденциях в развитии современного мордовского басенного творчество, несколько условно можно выделить три. Одна из них связана с творческой практикой М.Бебана (это басня с относительно устойчи-' выми жанрово-композиционными компонентами: зачин или посыл, беседа, рассказ или сцена-диалог (чаще всего аллегорическое содержание) и вывод, "мораль"), другая - с творчеством И. Шумилкина (басня с развитым сравнением или пословица, поговорка, развитые в сцену, рассказ, обобщенный сатирический образ большого социального и политического звучания), и третья тенденция связана с "фельетонизацией" басни - это "короткая басня" (А. Те-рентьев, Ю. Сухорукое, Е. Тимошкин, П. Бардин), в котором рассказ лишь подразумевается. Остальные баснописцы - Е. Пятаев, А. Мезякаев, А. Щеглов, И. Девин, И. Батяйкин, М. Моторкин, А. Ганчин, Н. Нуянзин, М. Втулкин, М. Моисеев, А. Моисеенко и другие в той или иной мере примыкают своим творчеством к определенной тенденции. Но определяющим, конечно же, является поиск синтеза всех трех составляющих начал, и лучшие мордовские баснописцы не раз это демонстрировали. Их произведения характеризуются широтой тематики, богатством содержания и идейной направленностью, разнообразными средствами выражения комического.

Примечательной особенностью развития литератур Поволжья и При-уралья является бурное развитие различных форм реалистического эпоса, в том числе и жанров эпической поэзии. Подтверждением этому служит и освоение мордовскими поэтами жанров сатирической поэмы и сатирической повести в стихах.

Вглядываясь в сюжетную структуру повести в стихах "Артист" (1958) или "Галянь вечкемазо" ("Галина любовь", 1961) А.К. Мартынова (1914-1989), еще раз убеждаешься в том, что эпическая поэзия как нельзя лучше способствует всестороннему и полному раскрытию творческих возможностей поэта, в том числе и его комического дарования. Комизм составляет организующее начало всей сюжетно-композиционной структуры произведения. Богатая палитра идейно-художественных средств создания характера целенаправленно организуется для того, чтобы выявить несостоятельность сатирического героя -зазнайки, пошляка и карьериста Глеба Ивановича Взорова. Автор ставит Взорова в такие ситуации, в которых его отрицательная сущность проявляется с наибольшей полнотой.

Если тональность стихотворной повести А. Мартынова, как в прекрасно подобранном букете, составляет разноцветие всевозможных красок - от сме-

ховых до лирических, то художественно - эстетическое лицо сатирической поэмы-триптиха "Аф типичнай типт, али коса тялонзайхть ракатне" ("Нетипичные типы, или рассказ о том, где зимуют раки", 1972) М.А. Бебана (1913-1987) в основном определяет злая, непримиримая сатира, граничащая с публицистичностью. Она направлена против бюрократов, очковтирателей, подхалимов, псевдоученых. В основном они выписаны в духе четко гротескной сатиры М. Салтыкова-Щедрина. М. Бебан не любит недоговоренностей и обтекаемых углов. Сила его сатиры - в ее непримиримости и наступатель-ности.

Таким образом, обогащаясь все новыми жанровыми разновидностями, мордовская сатирико-юмористическая поэзия способна откликаться на самые злободневные темы, демонстрируя бесконечно разнообразные взаимосвязи и взаимопроникновения комического. Это привело к значительной корректировке объектов смеха и средств художественного выражения - от мягкого и теплого юмора до злой иронии и гневного сарказма. Поэтому вполне уместно говорить не только о смеховой области национальной поэзии в целом, но и об индивидуальном творческом лице поэтов комического плана. Произведения лучших из них свидетельствуют о возросшей творческой и гражданской зрелости мордовской сатирико-юмористической поэзии.

3.2. Основные тенденции и направления развития сатиры и юмора в прозе

Современная мордовская сатирико-юмористическая проза характеризуется жанрово-тематическим разнообразием, многообразием стилевых поисков и решений, богатством смеховых красок. Комическое как эмоционально-экспрессивная форма изображения действительности находит выражение в различных жанрах прозы. Наибольшей популярностью в ней пользуются произведения П. Ключагина, М. Моисеева, И. Девина, А. Тяпаева, П. Вельматова, Н. Зиновьева, А. Ганчина, И. Кишнякова, М. Втулкина, В. Лобанова, В. Аптыш-кина, А. Терешкина, М. Моторкина, Г. Агейкина, М. Бычкова, А. Брыжинского, Н. Ишуткина, Д. Митякина, С. Кузьмина, В. Радина, Н. Новичкова, В. Ивенина, Е. Козиной, А. Тяпаева и других. Их творчество выражает тяготение к нравственным и интеллектуальным поискам, что обусловливает усиление в ней аналитико-философских тенденций осмысления человека и жизни, и этим современная мордовская сатирико-юмористическая проза отличается от начального периода своего развития, когда она больше склонялась к явлениям социально-политического характера.

Интересно отметить, что большинство современных мордовских прозаиков, чья художническая манера выявляет склонность к сатирико-юмористическим решениям, наследуя традициям, заложенным писателями предыдущих поколений, начинали свой путь в литературе в периодической печати, где нередко выступали в жанре фельетона в прозе.

Возможно, сравнение произведений нынешних мордовских фельетонистов с творчеством А. Дуняшкина или Т. Раптанова с точки зрения экспрессивности и типизации будет в какой-то мере не в пользу первых. Однако сегодняшний мордовский фельетон обладает собственными достоинствами, которые позволяют говорить о нем как о достаточно развитом жанре. В первую очередь необходимо отметить его стремление более рельефно и шире выявить социально-нравственные истоки, характер и природу того или иного негативного явления. В нем не плохо совмещаются в единое целое фельетон от публицистики, который при всей обобщающей силе своих выводов строится, как правило, на основе прямого разоблачения, и фельетон от беллетристики, в котором сатирики не просто воспроизводят отрицательный факт, но создают оригинальный художественно-публицистический образ, искусно сти-лизируя строительство сюжета под совершенно самостоятельное движение фабулы художественного произведения. Наиболее удачными следует считать фельетоны И. Брыжинского, И. Девина, М. Бычкова, Е. Радаева, И. Юровского, А. Ширяева, А. Реводькс, И. Откина, С. Фетисова, А. Терешкина, И. Кудаш-кина, Ю. Азрапкина, В. Лобанова, Н. Голенкоеэ. Они достаточно умело сочетают конкретные жизненные факты с их художественной типизацией. Сатирический типический образ в их творчество, концентрируя в себе негативные черты национальной действительности и национальных представлений, почти всегда обладает нарицательным значением. В то же время в силу своей жанровой специфики фельетон вынужден все-таки в большей степени как бы скользить на поверхности явления, снимать внешний слой, не занимаясь многоаспектным и сложным анализом. Поэтому более или менее крупные дарования мордовской литературы не задерживаются на "площадке" фельетона и идут дальше, по пути более совершенного и верного отображения человека в окружающем мире средствами комического.

Одним из примеров такого рода является творчество П.А. Ключагина (1936). Начав свой путь в литературу в редакции газеты "Эрзянь правда" ("Эрзянская правда") с ведения сатирического раздела "Карязонь троке" ("По пояснице"), он выпустил четыре сборника сатирико-юмористических рассказов, для которых характерна широта тематики, богатая образная система, разнообразные средства создания комических типов и характеров. Смех, в

зависимости от воспитательных и эстетических задач, решаемых автором, звучит то мягко-задушевно, то с оттенком иронии, озорной или острой насмешки. Несомненной удачей автора являются рассказы "Асодавикс ава" ("Неизвестная женщина"), "Кшумань" ("Хрен"), 'Те ульнесь Пичегайсэ" ("Это было в Пичегае"), "Экзамендэ мейле" ("После экзамена"), "Чувтонь айгор" ("Деревянный жеребец"), "Нарьгазь ломань" ("Обиженный человек"), "Шнызе прянзо" ("Похвалился"). Одни из героев этих произведений делают первые шаги в самостоятельном познании жизни, другим недостает внутренней культуры, из-за чего они нередко попадают в различные комические ситуации, поэтому к их ошибкам П. Ключагин относится с запасом доброты, лукавым, сдержанным юмором, передающим черты эрзянского национального мышления, характера. Но есть ошибки и воззрения, по отношению к которым писатель непримирим, ибо за ним и стоит не просто неопытность или невольные ошибки, а сознательное приспособленчество и пошлый конформизм. Особенно ненавистно П. Ключагину мещанство с его "теорией и практикой", вызывающее духовное и социальное оскудение личности. Мордовский сатирик терпеливо и последовательно анализирует __ формы существования мещанства: энергию приобретательства, оголтелый индивидуализм, делячество, эгоизм, безнравственность ("Материалист", "Атякшонь пуло" -"Петушиный хвост", "Седей кельмевкс" - "Постылый", "Куко" - "Кукушка", "Мацт" - "Погреб"). Он показывает, что по сравнению с теми примитивными "приобретателями", которых клеймила сатира А. Аверченко, М. Зощенко, А. Платонова, В. Маяковского, И. Ильфа и Е. Петрова, в наше время "приобретатели" стали тоньше, приобрели некий "интеллектуальный лоск". Но суть осталась прежней.

Знакомя читателя со своими персонажами, писатель широко пользуется зозможностями эрзянской смеховой номинации. Такое начало существования персонажа в произведении - с того, какое получил имя, кличку, прозвище, -способствует усилению национальной окрашенности произведения, служит выверкой концепции всего художественного целого, отражением всей системы авторской оценки.

В еще большей степени и перспективе национальная сглеховая номинация проявляется в произведениях М.В. Моторкина (1937), объединенных в сборник "Варма ковол" ("Порыв ветра", 1997). В них повествователь широко использует не только личные собственные имена и прозвища, но и национальные топонимические названия, которые несут комическую нагрузку, настраивают читателя на комический лад. Названия сел Покш Карь (Большой Лапоть), Керь (Лубок), Нартемкс (Полынь), на ладан дышащего колхоза

"Икелев молиця" ("Вперед идущий") и другие определяют общий характер комического. Нередко писатель фиксирует свое внимание на таких названиях, которые отражают всю нелепость изображаемого мира. В рассказе "Пиземе чирьке" ("Радуга") в Богом забытой деревушке действует кооператив под одноименном названием. Увлечение новыми именами при недостаточно преодоленной отсталости провинциального обывателя в эстетическом плане вызывает у читателя улыбку, но секрет комизма в этом случае иной. Оказывается, "Кооперативом" назвали девяностолетнего деда Семена, который всю жизнь делает грабли, черенки для лопат и другие необходимые орудия деревенского труда.

В отличие от П. Ключагина М. Моторкин далек от использования в своих произведениях открытых сатирических красок. Критические тенденции в его рассказах находят проявление в ироническом подтексте, саморазоблачительных репликах героев. Произведения писателя в основном отличаются легким, добродушным юмором, в какой-то мере близком к наивно-комическому. Их характер раскрывается в процессе труда, а чаще всего в бытовой обстановке, включающей повседневные мелочи, из которых соткана жизнь. Стиль автора напоминает сказ рассказчика из народа. Как и в бытовой сказке, сюжетная линия развивается неторопливо, создавая при этом определенный комический эффект, достигающий кульминации в финале повествования. И сами названия рассказов в ряде случаев напоминают образцы народного творчества: "Кирят-Марят" ("Кирилл с Марьей"), "Кельме "баня" ("Холодная баня"), "Ве ендонь урьва" ("Невестка со стороны"), "Кавто вейкеть" ("Два одинаковых"). "Помещенные" в современный мир, традиционные герои "ведут" себя по-новому, сохраняя при этом свои основные качества.

Другой непременный атрибут рассказов М. Моторкина - прием причудливых, фантастических сновидений, переход из реального мира в условный. Фантастическое допущение, провоцирующее, так сказать, развитие заложенных в явлении тех или иных потенциальных возможностей, нередко встречается также в произведениях А. Тяпаева, В. Арапова, А. Брыжинского, С. Платонова, Е. Тимошкина, А. Ширяева и других мордовских писателей, во многом определяя движение национальной комической прозы. В них авторы борются с социальным злом двумя путями: во-первых, с помощью грандиозных фантастических картин и ситуаций показывают возможный масштаб опасности, которая возрастает, если не пересечь данное зло, а во-вторых, употребляют обычные средства сатирического заострения, чтобы выявить, обнажить утробное в натурах тех или иных дельцов, авантюристов, махинаторов, оказывающихся на пути честных людей.

Особенно много подобных типов, тех, кто живет только для себя, сознательно творит зло, создано мокшанским писателем М.С. Моисеевым (1939). Сатирико-разоблачительный эффект в его рассказах вызывает противоречие между объективной формой повествования и внутренним критическим пафосом. Писатель не применяет явно высмеивающих разоблачительных приемов. Отказавшись от открытой сатиры, отрицательных эпитетов, прямых интонаций, автор как бы надевает личину-маску своего героя и, защищая его, невольно раскрывает его истинное лицо. Для этого он использует в основном ироническую насмешку.

Для комических рассказов И.Н. Кудашкина (1936-1998) основой повествования является язык героев, скрытая в их словах самохарактеристика, воспроизводящая тип мышления и строй чувств персонажа. Широко используя возможности, заложенные в слове героя, И. Кудашкин творчески осваивает новеллистические традиции М. Зощенко и В. Шукшина. Особенно примечателен в этом отношении рассказ "Серма президентти" ("Письмо президенту", 1996). Для героя рассказа сторожа колхозной фермы Фаны характерна та жё словарно-стилистическая мешанина, как и для туриста Михаила Демина из шукшинского "Пост скриптума". Комический эффект вызывает соединение высокой патетики с простонародной разговорной лексикой. Однако И. Кудашкин далек от сатирического изображения своего героя. Письмо Фаны продиктовано искренней болью за судьбу колхозной собственности, которую воруют, растаскивают, а все нелепости, вытекающие из письма, - от недостаточной образованности и внутренней культуры, простодушного характера сельского жителя, поэтому и смех по отношению к нему звучит понимающе, без откровенной сатирической функции. Особенно нелепы в устах Фаны обращения "господин президент" на фоне слов типа "секир башка", завершившиеся не менее комичной надписью: "Афанасий Пересветов (это, сам понимаешь, псевдоним мой, настоящая же фамилия - Калдазфтомкин)". Умение автора легко и непринужденно переходить от одной речевой манеры к другой, воспроизводить тот жаргон из словарно-речевого "винегрета", на котором говорит нынче огромное число мокшан и эрзян, позволязт ему создавать полновесные комические образы.

Кудашкинские фаны - это достойные наследники шукшинских "чудиков", с которыми постоянно случаются разные курьезы. Они нужны писателю для того, чтобы раскрыть потаенные стороны души человека. Эти курьезы вызывают в памяти живую жизнь народно-смеховой традиции, смысл которой состоит именно в том, что нарушение обычного и общепринятого, жизнь, вь:ве-

денная из своей обычной колеи, позволяет в конкретно-чувственной форме раскрыться подспудным сторонам человеческой природы.

Создавая комический образ, художник решает две задачи. Во-первых, доводит до максимальной степени антиидеал, чтобы тем самым ярче высветить его позитивную противоположность, о существовании которой мы можем догадаться по подтексту; во-вторых, пытается повернуть примелькавшийся жизненный факт новой неожиданной гранью.

Интересные образы такой огранки выступают в сборнике сатирико-юмористических рассказов "Куш кемеде, куш илядо..." ("Хотите верьте, хотите нет...", 1994) А.Д. Ганчина (1953). Относительно временной шкалы произведения писателя можно сгруппировать следующим образом: доперестроечное прошлое и настоящее. Они имеют остросоциальную направленность. Представляя характерное для данного периода, автор умело оттеняет его комическими краски. Писатель опровергает утверждение о том, что в сочинениях сатириков-новеллистов наших дней якобы не увидишь существенных коллизий современной действительности, значительных социальных типов. А. Ган-чин обратил внимание на главные беды нашей жизни, высмеял носителей показухи, тех, кто прикрывает бессмысленными реформами неумение и нежелание работать, выставил напоказ систему номенклатурных бездельников и подпирающих их болтунов.

А. Ганчину не свойственно использование такого ходового типа сюжетно-композиционного построения сатирико-юмористического произведения, как похождения героя, который в общем-то в творчестве мордовских новеллистов занимает значительное место. Интересные рассказы на основе этого приема созданы И. Девиным, П. Вельматовым, Д. Митякиным, Н. Зиновьевым, Н. Ишуткиным, Г. Агейкиным, М. Моторкиным и другими. Герои в них описывается на стороне. По какому-либо случаю они отлучаются из дома, не подозревая, какие приключения их ожидают. Проводя своих героев через цепь различных переделок, писатель потом останавливает их перед смехотворным итогом.

С этими произведениями перекликаются рассказы-монологи (есть и такие, которые полностью построены на диалогах). В них вырисовывается комический герой двух типов. Первый тип - это образ отрицательного героя, который обычно создается посредством авторской иронии, саморазоблачительной сатиры. Комический эффект возникает как несоответствие между сущностью персонажей и тем, что они говорят и думают о себе. И все же наиболее характерны для мордовской новеллистики те произведения, в которых рассказчик, пусть и комическая, но вполне положительная фигура. Это

традиция, которая берет начало в фольклоре, ведет свою родословную от деревенских острословов. Герой произведения, ведя повествование, шутливо, с юмором рассказывает о своих приключениях. Перед читателем предстает человек, который никогда не теряется, одомощью смекалки и чувства юмора находит выход из любого положения, из любой ситуации. Остроумной шуткой, озорной выходкой он вызывает смех окружающих, покоряя всех беззастенчивой наступательностью, всегда добиваясь своего. Наиболее ярким выразителем характера такого героя в мордовской литературе является образ мокшанского деда Лотора, выступающего в роли неутомимого рассказчика-балагура, и созданного А. Ганчиным эрзянского занимательного лгуна старика Анде, который так "гладко" врал, рассказывая о своих "героических

делах" на войне, будучи в обозе, что никаких фильмов-телевизоров не на-

_ _ »1 ДО...

К образам умудренных жизнью стариков нередко обращается и В.Л. Ал-тышкин (1934). Однако он вводит их в повествование не просто так, для занимательности, а для противопоставления сатирическим персонажам, как, например, в рассказе "Импортной карть" ("Импортные лапти", 1994), в котором через образ старика Микижа развенчиваются мнимые ценности современной молодежи. Нередко комизм ситуации в рассказах В. Алтышкина создается с помощью водевильных приемов (путаница, подмена, розыгрыш, обман).

Необходимо отметить, что современная мордовская сатирико-юмористическая литература накопила здесь достаточно богатые традиции. Пожалуй, трудно найти сегодня эрзянского или мокшанского писателя, который в своем творчестве не обращался бы к водевильным приемам. Это помогло обогатить национальную литературу новыми смеховыми красками, запоминающимися комическими характерами, усилить психологизм образа, его аналитические начало.

Интересный рассказ-путаница "Од кудосо" ("В новом доме", 1984) создан народным писателем Мордовии К.Г. Абрамовым (1914). Он представляет сюжет, уже встречавшийся в отечественной литературе, однако мордовский сатирик излагает его по-новому свежо и художественно убедительно. Гипер-болизуя, он в то же время как бы сочувствует оконфузившемуся Кувакину, спьяну перепутавшему свою квартиру и переночевавшему рядом с совершенно незнакомой женщиной. Вместе с тем писатель высмеивает градостроителей, которые понастроили домов-близнецов, и действительно, можно

Ганчин А.Д. Куш кемеде, куш илядо... - Саранск, 1995. - С. 79. 42

запросто перепутать свою квартиру с чужой, попав при этом в нелепую ситуацию. О смешном и в то же время грустном случае поведал К. Абрамов также в рассказе-недоразумении "Карязт" ("Поясница", 1988). К какому бы врачу не обратился Федор Максимович - хирургу, терапевту, невропатологу, каждый ставит свой диагноз, предписывая свое лечение, доходя порой до абсурда. По-абрамовски с долей грусти звучит смех и в рассказе "Парсей паця" ("Шелковый платок", 1994). Коллизия рассказа напоминает зощенковскую грустно-комическую историю с кражей лампочки из уборной во время праздничного застолья у мадам Зефировой ("Гости"). Однако в отличие от М. Зощенко, для рисунка произведения которого является наличие противоречия между наивно-незлобливей интонацией и неприятной сущностью изображаемого жизненного явления, у мордовского писателя своя, более "реалистическая" манера повествования, заключающаяся не столько в области стиля, сколько в сфере ведения фабулы, которая нередко , как и в "Шелковом платке", заканчивается в конце-концов переходом грусти в ощущение боли и горечи от понимания невозможности достижения внешней и внутренней гармонии человека.

Совершенно по-иному звучит смех в произведениях Г.И. Пинясова (1944). При умелом оперировании различными оттенками комического для него все же более характерна едкая ирония.

Следствие шутливого и серьезного, веселого и грустного - характерная черта сельского учителя Д.С. Митякина (1924 - 1983), нашедшая концентрированное выражение в сборнике "Эрямонь енкст" ("Устои жизни", 1993). В нем писатель смеется как над человеческими слабостями, когда от них страдает их же обладатель, так и над носителями общественного зла, которые рано или поздно разоблачаются и называются.

О многоцветий смеховых красок мордовской новеллистики свидетельствуют также сборники "Шуваронь кельгихть" ("Любители песков", 1968), "Минь - мирнеряйхтама" ("Мы - мирнейские", 1986) В. Радина, "Полдень" (1981) Ю. Кузнецова, "13 историй о наших знакомых" (1969), "Суббота - банный день" (1991) А Терешкина, "Оцювонь урма" ("Чиномания", 1995) П.Вельматова, 'Тараканьи бега" (1995) Н. Новичкова, коллективные сборники "Веселое слово" (1966), "Васедема" ("Встреча", 1969), "Тон - тейнь, мон..." ('Ты - мне, я...", 1986) и другие. При разноплановости творческой манеры представленных авторов их объединяет стремление к высокому уровню решения средствами комического морально-этических и нравственных проблем, к преодолению тенденции, когда современность, гражданственность, публицистичность, анализ глубинных процессов и противоречий действительности

подменялся показом внешних малозначительных явлений, диапазон конфликтов сужался, сложные моменты развития общества замалчивались.

В поисках истоков нравственности и безнравственности мордовские писатели обращаются также к жанру устного рассказа, переложенного в литературную форму, - жанру "бывальщин". Большая их часть носит комический характер. Они повествуют о смешных случаях, имевших место в жизни эрзян и мокшан. При этом характеры, их взгляды на жизнь раскрываются не только во взаимоотношениях между собой, но и с представителями других национальностей, прежде всего русских и татар, что объясняется исторически сложившимися условиями проживания. В этом отношении особенно интересен цикл "бывальщин" И.П. Буянова (1912) из жизни ломатских татар Мордовии. В них представители братского народа предстают людьми, умеющими ценить дружбу, взаимопомощь, обладающими неистребимым чувством юмора и своеобразной хитринкой, что помогает им с честью выходить из любой трудной ситуации.

Яркими смеховыми красками наполнены также "бывальщины" В. Арапова, А. Латышева, В. Малюкова, В. Истляева, В. Радина, Л. Седойкина. Художественно убедительно воссоздавая интересные случаи, связанные с жизнью соплеменников, писатели не просто улыбаются; их произведения несут жизнеутверждающий пафос, "работая" на совершенствование природы человеческого характера.

К жанру "бывальщин" близки комические рассказы-миниатюры, которые имеют в мордовской литературе свое жанровое определение: мизолкс (букв, улыбка), рахсема (высмеивание), пеетькс (смешинка). Они представляют собой повествования о смешном, забавном или любопытном происшествии с остроумной концовкой,и в этом смысле близки к анекдоту. При этом мордовские писатели развивают два типа смешинок. Первые можно назвать каламбурными. Они построены по законам острословия, на лексической многозначности, на игре словами. Эти микродиалоги оканчиваются остроумной репликой, неожиданным и смешным ответом. Во втором виде смешинок большую роль играет действие, внешнее положение. Это комическое происшествие, нелепая ситуация, завершающаяся неожиданным действием, поступком. Ситуативные мизолксы и петьксы в произведениях мордовских новеллистов легко разворачиваются в комическое повествование.

Примечательной особенностью мордовского литературного движения последних лет является выход на его авансцену сатирической и юмористической повести, причем различной идейно-тематической направленности. Если, например, повести "Миртть-рьвят" ("Супруги", 1986) и "Ляксей атянь

эряфоц" ("Жизнь деда Лексея", 1986) А. Тяпаева - это в основном мир мягкого и теплого юмора, связанного с жизнью простых деревенских жителей, то "Фантастические приключения доярки Нюрки и коровы Шурки" русскоязычных писателей Мордовии Е. Козиной и В. Ивенина - это острая сатира на современную российскую действительность. Из этого же ряда повесть гротескового абсурда "Потехония" (1995) автора мордовского эпоса "Масторава" А. Шаронова. Созданные А. Шароновым сатирические типы потехонцев большой социально-психологической насыщенности продолжают галерею емких собирательных образов отечественной литературы с их явно выраженной нарицательной функцией, к которым прежде всего относятся глуповцы, пошехонцы, господа ташкентцы, помпадуры и помпадурши, господа молчалины и другие персонажи М. Салтыкова-Щедрина.

Наряду с этим мордовские писатели активно используют комические краски в произведениях, не являющихся по жанру сатирическими или юмористическими. Наиболее значительную роль комические элементы играют в крупных жанрах мордовской прозы. Это продиктовано самой сущностью жанра романа, который отличается широкой панорамой охвата действительности и характеров, сложным переплетением обстоятельств и личных судеб, многообразием чувств, страстей и помыслов, сложностью композиции. Используемые в романах комические приемы и средства изображения ("вживление" в художественный мир произведения комического героя, внедрение в его структуру смеховой ситуации, в стилистическую ткань - комического слова и т.д.), развитые и "подготовленные" малыми жанрами, помогают в создании образов героев, организации эпически-повествовательной структуры произведений, их речевой архитектоники. Определяющей же является тенденция использования в рамках конкретного произведения различных компонентов комического. На наш взгляд, наиболее удачное выражение эта тенденция нашла в трилогии "Найман" (1957), "Ломантне теевсть малацекс" ("Люди стали близкими", 1962), "Качамонь пачк" ("Дым над землей", 1964) К. Абрамова, в которой осмысливается почти 40-летний период в жизни эрзянской деревни - начиная с 20-х годов нашего столетия. Многомерный смех писателя пронизывает ткань авторского повествования, речь героев, является средством художественного воплощения жизненных противоречий. Это свидетельство новаторского характера комического в мордовской литературе.

Таким образом, в соответствии с исторически конкретной действительностью меняется и жанровая палитра современной мордовской сатирико-юмористической прозы. Мордовские сатирики и юмористы, как и их собратья

по перу из других литератур страны, стремятся "обновить свою художественную систему, найти новые средства... эмоционально-художественного воздействия на читателя"1. Острые вопросы жизни, проявления человеческого характера находят в их тзорчестве разнообразное комическое отражение, позволившее преодолеть прямолинейность характера комического, концентрировав поиски литературы в области нравственно-психологического постижения человека. Этим вызвана и беллетриоованность фельетона, и обогащение жанровых разновидностей сатирико-юмористического рассказа и повести, и широкое использование элементов комического в крупных жанрах мордовской прозы. Смех становится одним из аспектов обрисовки характеров и реальности, углубляет принципы изображения.

3.3. Художестаенно-эстетическое своеобразие смеха в комедиографии

Самым главным достижением комедиографии последних лет является расширение жанрово-тематических границ при- наличии в ней разноцветной гаммы смеховых красок. Стремясь к созданию произведений, соответствующих требованиям современности, эрзянские и мокшанские драматурги ведут свои поиски в различных направлениях комедийного творчества. В нем наблюдается активная жанровая дифференциация.

Этот процесс не был однородным. Он связан с самим характером комедии. В отличии от сатирико-юмористических форм погзии и прозы, произведениям данного жанра свойственна более обостренная "чуткость" к историческим изменениям, новым течениям и поворотам в жизни общества. Этим объясняется и тс, почему именно в комедиографии с наибольшей силой продолжают проявляться рецидивы "теории бесконфликтности" выхолащивая ее реалистическую сущность.

Противоречивость развития жанра находит отражение в различных его формах. В современной мордовской комедиографии они изначально идут рядом. Однако если иметь в виду, что к середине 50-х годов более или менее значительные "находки" мордовской комедиографии были осуществлены ¡з основном в жанре лирической комедии, вполне естественным было обращение писателей прежде всего к данной форме драматургического смеха. Ее своеобразная поэтика была сформирована и определена временем. С одной стороны, в ней причудливо соединились схематизм безконфликтности и ра-

1 Огнев A.B. Русский советский рассказ. - М., 1978. - С. 206. 46

дужное настроение, обнадеживающее настроение у людей, вызванное некоторой демократизацией общественной жизни, - с другой. Поэтому в пьесах царил празднично-веселый дух, утверждающий победу положительного над еще более положительным. Мажорные интонации достигались за счет атрибутов внешнего комизма: водевильных приемов, легкой словесной игры, юмористический пафос органично сливался с лирической тональностью. В то же время по сравнению со своими предшественниками эта комедия имела уже существенные продвижки вперед по пути более реалистического изображения жизни. Особенно выпукло эти контрасты проявились в лирической комедий "Цяназне" ("Ласточка", 1958) П. Гайни, в которой изображается энтузиазм послевоенной колхозной молодежи, занятой мирным созидательным трудом.

При этом все отчетливей становилась необходимость более глубокого, вдумчивого осмысления, противоречий и конфликтов быстро идущей жизни. Она требовала от писателей серьезного размышления над тем, что же происходит вокруг, что подлежит гневному осмеянию, а над чем можно только пошутить и что поддержать. А тут уж вряд ли было достаточно одних водевильных красок лирических комедий, построенных на недоразумениях между хорошими и еще более прекрасными персонажами.

Так появляются одноактные сатирические комедии "Уледа шумбрат!" ("Будьте здоровы!", 1956) И.П. Кишнякова (1922-1982), "Бутылкась колавсь" ("Бутылка разбилась", 1958) и "Кафонц сельмованомат" ("Двойные очки", 1961) П.И. Торопкина (1920). В них драматурги высмеяли командно-бюрократическую систему руководства, высветили целую галерею сатирических типов. И хотя в большинстве своем эти комедии еще не совершенны в художественном отношении, но их критическое направление, их сатирический пафос, без сомнения, заслуживал всяческого одобрения и поддержки.

Остросоциальную направленность имеет и одноактная бытовая комедия "Кода Киканень ремасть панар" ("Как Кике купили рубашку", 1965) A.C. Щеглова (1916-1989). В ней драматург высмеял тех родителей, которые растят детей-тунеядцев, детей-стяжателей.

В плане постановки морально-этических проблем пьеса А. Щеюлова перекликается с бытовой комедией "Пряурма" ("Докука", 1965) И. Девина и И. Кишнякова. В то же время они имеют существенные различия, которые во многом определили в дальнейшем не только движение данной жанровой разновидности, но и мордовской комедиографии в целом. Они связаны с активным проникновением в смеховой мир комедии музыкального и лириче-

ского начала как выражения многообразия "свойств поэтической души мордвина" (Н. Флеровский), его веселости и жизнерадостности.

Пьеса поднимает большой круг морально-этических проблем. В соответствии с требованиями жанра авторы пользуются преимущественно смехо-выми красками. Для них характерно подмечать смешное даже у положительных героев. С помощью юмора и легкой иронии драматурги раскрывают в них потаенные стороны души и характера, различные проявления человеческой натуры. Именно в таком аспекте нарисованы Мезюлин, Фунтиков, Гриша, Лиза и Рюшкин. И наоборот, при характеристике отрицательных типов смех резко меняет свою тональность. В первую очередь это касается Филигрина и Зефиры, а также их родителей, которые воспитывают детей-бездельников. Они нарисованы густыми, броскими мазками.

Наряду с этим драматурги этих лет активно разрабатывают жанр так называемой "серьезной" комедии, в которой поднимаются сложнейшие вопросы социального и бытового характера. "Рождение такой комедии было симптомом того, что в недрах комедийных жанроз происходили существенные изменения: из мощного пласта песенно-музыкальных сценических жанров, из бытовых комедий выделилась "серьезная" комедия. Она должна была соответствовать духу времени, времени серьезных поисков в общественной жизни страны.

Это было и признаком оживления сатиры..."1. К произведениям такого рода в мордовской драматургии прежде всего следует отнести пьесы "Тунда ("Весна", 1955) И. Кишнякова, "Палакс латко" ("Крапивный овраг", 1956) А. Щеглова, "Гараевень честезэ" ("Честь Гараева", 1957) С. Платонова, "Паро ки" ("В добрый .путь", 1960) И. Антонова, "Эсеть эйстэ а туеват" ("От себя не уйдешь", 1964) К. Абрамова. Сочетая в себе элементы лирической и сатирической комедии, они явились не только своеобразной реакцией драматургов на долгую и несправедливую дискриминацию острокомедийных произведений в годы "теории бесконфликтности", но и результатом их искреннего желания внести свой вклад в решение сложнейших проблеем жизни колхозного села. При однообразном конфликте, основанном на противопоставлении плохого или отсталого председателя колхоза и хорошего агронома (инженера, бригадира) и в основном оптимистическом финале большинство произведений, временное расстояние между которыми измеряется несколькими годами, отличаются существенными мродвижками вперед по пути все большего углубления художественной правды, конкретизации тематики и героев. Дра-

1 Ханзафаров Н.Г. Татарская комедия. - Казань, 1996. - С.180. 48

матурги используют различные градации смеха, от доброжелательного до беспощадного, употребляют приемы сценической карикатуры и комического заострения не только драматических коллизий, но и характеров действующих лиц, не забывая о многокрасочной душе героя.

К сожалению, традиции социально значимой комедии в дальнейшем оказались невостребованными. Некоторая демократизация общественной жизни в конце 50-х - начале 60-х годов, вызвавшая оживление и обновление комедийных жанров, начинает уступать место новому давлению тоталитарного режима на художественное творчество вообще, комедийно-обличительной драматургии в особенности.

Основное место в творчестве мордовских драматургов этих лет занимают пьесы пафосного характера. Комедиография же в условиях новых цензурных ограничений находит пристанище в испытанных смеховых традициях, вновь обращаясь к опыту драматургии 20-х годов. Эта тенденция находит проявление не только в жанровой, но и в идейно-тематической близости пьес. Средствами смеха драматурги раскрывают формы бытования отживших представлений и обычаев, давая новую жизнь известным традициям агит-пьес. Наиболее широкое отражение находит в них антирелигиозная тема, которая тесно связана с морально-нравственными проблемами. К числу таких пьес следует отнести комедии "Архангел кирзовой кемсэ" ("Архангел в кирзовых сапогах", 1966) А. Щеглова, "Чудила" (1966) М. Сайгина, "Оймензэ кис" ("За свою душу, 1966) В. Коломасова, "Шанжав ютксо" ("Среди пауков", 1967) М. Биушкиной, "Шукшпряв" ("На свалку", 1969), "Святой "пизэ" ("Святое "гнездо", 1979) В. Аптышкина и т.д. Разные по художественному уровню, их объединяет жизненная достоверность героев, сатирико-ироническая трактовка негативного явления действительности.

Активное развитие в эти годы получили и другие "малые" жанры мордовской комедиографии: сценка, фарс, скетч, инсценировка, интермедия, короткая комедия. Перенеся "центр тяжести" своих творческих поисков в данную область смехового искусства, эрзянские и мокшанские драматурги обогатили национальную комедийную жанровую палитру новыми красками, весьма ценными как для совершенствования своего мастерства, так и для создания благоприятной художественно-эстетической среды для будущих смеховых полотен. Значительную лепту внесли в данный процесс Ф. Атянин, В. Левин, П. Левчаев, В. Мишанина, М. Моисеев, К. Абрамов, В. Аптышкин, В. Колома-сов, А. Щеглов, Н. Пивкин, С. Люлякина, А. Ганчин и другие.

Некоторые драматурги удачно обратились к национальным сказочным сюжетам, полным мудрости и сатирико-юмористических красок. Так появи-

лась комедия "Шут Максим" (1976) И. Прокина, написанная по мотивам эрзянской народной сказки. Она существенно обогатила те исконно комедийные традиции, которые берут свое начало из зрелищно-обрядовых форм смеха эрзян и мокшан. Они определили также движение жанра водевиля. К разряду таких пьес, пронизанных духом народного смеха, можно отнести водевили "Од тейтерь" ("Молодая девушка", 1974) К. Абрамова и "Косто моли морось" ("Откуда идет песня", 1982) Н. Васильева.

Как и всегда в противоречивые моменты жизни общества, на авансцену драматургического смеха вновь выходит лирическая комедия. Наиболее значительными произведениями этих лет являются пьесы "Кафта свадьбат" ('Две свадьбы", 1977) П. Черняева и Н. Учватова, "Васолдонь инже" ("Далекий гость", 1974) и "Шибань Миколь" ("Шибаев Николай", 1982) К. Абрамова.' В них драматурги преимущественно в юмористическом плане воспроизводят смешные недоразумения, оплошности, столкновения действующих лиц в сфере семейно-бытовых, а также общественных отношений, сохраняя основные устойчивые качества жанра - песенность, музыкальность, лиричность при непременном комическом пафосе. Герой отличается определенной живостью. Иное дело - сатирический тип. В нем чувствуется нечто от рассудочности, он не столь индивидуализирован и многосторонен в своих человеческих проявлениях. "Могучий перевес социально-нравственных интересов над эстетическими делает из сатирика вдохновенного обличителя общественных пороков"1.

Заметным шагом в этом направлении явилась сатирическая комедия "Кавалонь пизэ" ("Гнездо коршунов", 1988) К. Абрамова. Ее появление свидетельствовало о стремлении мордовских комедиографов внести свой вклад в развитие процессов демократии.

В своей пьесе К. Абрамов показывает бездуховность и безнравственность руководителей застойного времени, погрязших в коррупции и разврате. Изображая своих героев в резко комедийном плане, он постепенно подводит их к житейскому фиаско, связанному с крушением тоталитарной системы. Однако автор не останавливается на этом. Через четыре года после публикации "Гнезда..." он создает сатирическую комедию "Багировонь самозо" ("Пришествие Багирова", 1992), в котором как бы решил посмотреть, что же стало с его героями в пору правления демократов. И пришел к неутешительному выводу, что зло имеет многомерное свойство к мимикрии. Все эти бывшие "ответственные" - разные багировы, вялины, завидовы, яковы пахомычи

' Федь Н. Природа сатирической комедии // Контекст - 1977: Литературно-теоретические исследования. - М., 1978. - С.54-55. 50

не ушли на "свалку истории", они сумели быстро адаптироваться к новым условиям, сменив красную мантию коммунистов на тогу демократов. Поэтому драматург настраивает зрителей на то, что борьба за коренное обновление общества не закончена. Зло, творимое этими типами, не какое-то абстрактное понятие: оно ударяет по судьбам конкретных людей. Исковеркана жизнь дочери бывшего директора совхоза Якова Пахомыча Лизы, в пьяном угаре проводит свои дни ее подруга Вера, все труднее приходится устоять перед различными соблазнами простым работягам Кире и Азе... Поэтому естественно, что наряду с остросоциальной направленностью в произведения мордовского драматурга нередко вплетаются трагедийные ноты.

Взаимопроникновение сатиры и трагедии наиболее убедительное выражение нашло в жанре социально-бытовой драмы, течение которой в мордовской драматургии последних лет оказалось одним из сильных. Это связано не только с усилением внимания друматургов к социально-нравственным и этическим проблемам общества, но и традициями национальной смеховой культуры с ее акцентом на высмеивание бытовых жизненных противоречий. В свою очередь, это привело к углублению драматизма и психологической достоверности сатирических комедийных характеров. В этом плане прежде всего необходимо отметить пьесы "Шава кудса ломатть" ("В пустом доме люди", 1989) А. Пудина, "Куштаф ваймот" ("Заплесневелые души", 1989) Н. Голенкова, "Эрямонь тапаркс" ("Путаница жизни", 1996) Н. Тремасова. Это произведения одного болевого корня. При несхожести писательских манер их объединяет стремление драматургов к постановке острых проблем современности, глубинному анализу социальных и психологических корней потребительского отношения к жизни, тех негативных явлений, которые, расцвев в период застоя, сегодня приобрели еще более уродливые формы. В пьесах есть и напряженная интрига, и неожиданные сценические повороты, и смелые обращения к сатире.

Движение от развлекательных и "малых" жанровых форм комедии к широким полотнам остросоциального звучания с достаточно убедительным художественно-эстетическим и художественным оформлением, новым жан-рово-стилевым открытиям, связанным с обостренным вниманием к философскому осмыслению действительности, усилением психологического и лирико-драматического начала пьес, позволяет говорить о мордовском комедийном искусстве как о вполне состоявшемся факте. Справедливости ради следует заметить, что рецидивы "теории бесконфликтности" продолжают давать знать о себе и сегодня. Характерными в этом отношении являются комедии "Вецаям велесэ" ("В селе Вецаям", 1992) А. Петайкина, "Чачома чи" ("День

рождения", 1996) М. Моторкина, "Эрямонь киулот" ("Перекрестки жизни", 1996) А. Ганчина и другие. При всех своих достоинствах, связанных с сатирическим исследованием семейно-бытовых и общественных пороков, они состоят в основном из демонстрации внешних случайностей, рассчитанных на дешевый смех. В связи с этим небезынтересным представляется утверждение татарского писателя Нурихана Фаттаха: "Комедия - трудный жанр. Комедия, безусловно, должна быть смешной. Для этого пьеса прежде всего должна быть построена на своеобразной, смешной ситуации. Естественно, и герои должны быть показаны смешными. Однако любая смешная ситуация должна отражать действительность, правду жизни"1.

Заключение

Общий аналитический взгляд на мордовскую литературу показывает:

- за свою историю она накопила огромное богатство сатирических и юмористических жанров и жанровых форм, уходящих своими корнями в самобытные устно-поэтические традиции народа. Они свидетельствуют о своеобразии художественно-эстетического развития словесного творчества эрзян и мокшан, национальных особенностях художественного сознания народа и его общечеловеческом содержании;

- поэтика комического развивается не только в "своих" жанровых формах, где вся художественная система выстраивается по "законам" сатирического и юмористического искусства; она во многом определяет движение всей национальной литературы, проявляясь в эпических, лирических, драматических жанрах как важный компонент художественного целого. Изображение многомерного, диалектически сложного мира невозможно без использования элементов комического;

- поэтика комического переживает неравномерные процессы развития. Эстетические модификации комического, его художественные особенности и жанровые образования меняются в зависимости от времени. Каждый этап характеризуется присущим ему художественным своеобразием, синтезом разноплановых жанровых признаков, выдвижением на авансцену литературного процесса одних жанров и затуханием других;

- исторический путь развития мордовской сатиры и юмора есть свидетельство гармоничного сочетания национального и общечеловеческого, роста художественного самосознания и таланта народа, эволюции национальной

См.: Ханзафаров Н.Г. Татарская комедия. - Казань, 1996. - С. 22. 52

литературы по пути все более углубленного исследования духовного мира современника, многомерного анализа непростой российской действительности средствами комического, обогащения литератур народов Поволжья и Приуралья национально-самобытными красками;

-по глубине и оригинальности социального анализа, восприятию и психологии современного человека, масштабности осмысления мира многоцветней красок комического на богатой палитре художников слова она удачно вписывается в многонациональный букет культур народов нашей страны.

В то же время, резюмируя вышесказанное, диссертант отдает себе отчет в том, что данной работой поставленная проблема не исчерпывается. Тем более что в нашей литературоведческой науке только еще начал разрабатываться вопрос самой специфики сатиры и юмора. Слагаемые комического, затронутые здесь, могут стать содержанием отдельных работ. Это поможет дальнейшему усилению сатирико-юмористической струи в мордовской литературе, обогащению ее эстетического спектра.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

1. Книги. Пособия. Статьи

1. Многоцветие смеха: Комическое в мордовской литературе. Монография. - Саранск: Мордов. кн. из-во, 1988. - 144 с.

2. Мордовская сатира. Учебное пособие по спецкурсу.- Саранск: Изд-во Мордовского пединститута, 1988. - 92 с.

3. Мордовской устной народной творчествань коряс хрестоматия (Хрестоматия по мордовскому устному народному творчеству). Учебное издание. - 4.1 (В соавторстве с Е.И. Черновым и др.). - Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1995. - 124 с.

4. Седейстэ ки (Путь из сердца) // Сятко. - 1988. - № 4. - С. 73-77.

5. Сатирась ды сонзэ корентнэ (Сатира и ее корни) // Сятко. - 1990. - № 1. - С. 79-80.

6. Смех - дело серьезное // Политический вестник. - 1990. - № 11. - С. 4548.

7. Тюнгольксэв ломанть (Пустые люди) // Сятко. -1991. - № 3 - С. 61-63.

8. "Сынь ульнесть эрзят" ("Они были эрзянами") // Сятко. - 1992. - № 9. -С. 69-73.

9. Мекс сэреди седеесь (Отчего болит душа) //Сятко. - 1989. - № 2. - С. 84-88.

10. "Пиципалакст" ("Крапива") // Сятко. -1992. - № 10. - С. 68.

11. Икельце вал (Предисловие) // Митякин Д.С. Эрямонь енкст (Устои жизни). - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. - С. 3-4.

12. Ялаксом монь... (Брат мой...) // Сятко. - 1993. - № 11. - С. 32.

13. Мордовская басня // Аспект - 1991: Труды МНИИЯЛИЭ. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. - С. 93-108.

14. "Пейдиця" жанра ("Смеющийся" жанр) // Сятко. -1994. - № 11. - С- 7174.

15. Кие кепедьсы правтозь ведьменть? (Кто поднимет упавшую нить?) // Сятко. - 1996.-№ 7.-С. 112-117.

16. "Сермадынь, сермадан ды карман сермадо..." ("Писал, пишу и буду писать...") // Сятко. - 1996. - № 5-6. - С. 112-122.

17. "Мон Родинам вечкса..." ("Я Родину люблю...") // Сятко. - 1996. - № 8-9.-С 101-105.

18."Вечкеманок илязо пужо..." ("Чтобы любовь наша не увяла...") // Сятко. -1996. - № 10-11. - С. 69-73.

19. Весе жанратнесэ (Во всех жанрах) // Сятко. -1996. - № 12. - С. 72-78.

20. Литератураньконь вандыец ули (У нас есть литературное завтра) // Мокша. -1996. - № 8-9. - С. 72-80.

21. Свет "Масторавы"// Вестник Мордовского университета. - 1996. -№ 2. - С. 59-62.

22. Кодамокс сонсь неизе... (Какою сам видел...) // Сятко. - 1997. - № 1. -С. 3-4.

23. Кочкодыкть вайгялец (Голос перепелки) // Мокша. - 1997. - № 1-2. - С. 69-73.

24. Оймень витькстамот (Признания души) // Сятко. - 1997. - № 2. -С.71-78.

25. Эрзянь пародиясь исяк ды течи (Эрзянская пародия вчера и сегодня) // Сятко. - 1997. - № 3-4. - С. 72-87.

26. Ломань, кона маштсь пейдеме (Человек, который умел смеяться) II Сятко. - 1997. - № 10. - С. 128-129.

27. Ойме валдо (Свет души) // Ключагин П.А. Цеканька (Кочедык). - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977. - С. 3-5.

28. Ракатано, ялгат (Посмеемся, друзья) // Сятко. - 1993. - № 4. - С. 122-

29. Мезе лангсо ракасть покштянок ( Над чем смеялись наши предки) // чтко. - 1998.-№ 7.-С. 71-74.

30. О чем звонят колокола // Лит. Россия. - 1998. - 7 окт.

2. Научное редактирование

1. Мордовской устной народной творчествань коряс хрестоматия Хрестоматия по мордовскому устному народному творчеству). Учебное изда-|е. - Ч 1. - Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1995. - 124 с.

2. Ломшин М.И. Родной литературань тонавтомань методика (Методика >еподавания родной литературы). Учебное пособие. - Саранск: Изд-во Мор-)в. ун-та, 1997. - 144 с.

Тираж 100 экз. Заказ № 1598. Типография ОАО "Лисма".

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Демин, Василий Иванович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Истоки комического в мордовской литературе

1.1. Народно-зрелищные формы смеха.

1.2. Комическое в жанрах устного народного творчества

1.3. Комическое в процессе перехода от фольклора к литературе

ГЛАВА 2. Особенности становления и развития мордовской смеховой литературы

2.1. Идеологическая заданность смеха

2.2. От сатиры — к юмору.

2.3. Смех «Лавгинова».

ГЛАВА 3. Процессы развития комического в современной мордовской литературе

3.1. Идейно-художественные и жанровые свойства сатири-ко-юмористической поэзии.

3.2. Основные тенденции и направления развития сатиры и юмора в прозе

3.3. Художественно-эстетическое своеобразие смеха в комедиографии

Введение диссертации1998 год, автореферат по филологии, Демин, Василий Иванович

Актуальность исследования. За относительно не долгую историю мордовская литература как непрерывно развивающаяся сфера духовной культуры народа прошла большой и сложный путь развития, выработала свою эстетику, методы, принципы типизации характерных явлений жизни. В то же время «в историко-культурном смысле эстетические и художественные начала мордовской литературы однотипны и типологически сходны с особенностями и традициями всего комплекса»1* литератур близкого типа развития. При этом многие фольклористы и литературоведы сходятся во мнении, что «единство не предполагает в каждом случае соединение абсолютно одинаковых явлений, в этом смысле и единство многонациональной литературы есть единство многоликое. Общность (а существует несколько понятий общности, в частности: общность национальных литератур Поволжья и Приуралья, финно-угорская общность литератур, тюркоязычная и т.д.— В. Д.) тоже нельзя рассматривать в таком отвлеченном плане, а надо видеть в ней и конкретно-индивидуальное составляющих ее элементов» 2\ Особую актуальность приобретает этот вопрос сегодня, в период усиления внимания общества к национальным проблемам и судьбам конкретного народа. Время насущно требует переоценки и нового осмысления многих про

1* Алешкин А. Реальности ускоренного развития и эстетический потенциал мордовской литературы //Аспект—1989: Исследования по мордовской литературе /Труды МНИИЯЛИЭ —Вып. 96.—Саранск, 1989.—С. 11.

2* Иванов И. Чувашская критика и литературоведение 70-80-х годов //Чувашская литература: тенденции развития, стилевые поиски.— Чебоксары, 1983.—С. 43. цессов литературы, введения в научный оборот ранее «упущенного» материала, что позволит глубже понять особенности национального характера и психологии, жизнеспособности нации. К числу таких тенденций, прежде ускользавших из поля зрения мордовских исследователей, относится изучение национальных истоков литературы и закономерностей ее становления и развития в аспекте комического.

В литературе комическое проявляется в виде сатиры и юмора. У них общий предмет изображения — комическое в действительности. По мнения А. Зися, «в основе комического всегда лежит противоречие между претенциозной, мнимо значительной, «важной» формой и пустым, ничтожным, отжившим содержанием того или иного явления» 1*. Это определение охватывает наиболее характерный тип комических противоречий. Характерный, но не единственный. С. Голубков утверждает, что, «определяя комическое как разоблачение «ряженья», мимикрии, не следует абсолютизировать данное положение»2*. Вслед за Ю. Боревым, автором книги «Комическое» (1970), он приходит к выводу о многообразии противоречий, рождающих комизм, что находит подтверждение в богатстве смеховых красок, являющихся средством отражения, раскрытия и исследования комического в действительности. Ведь существует не только смех резкий, уничтожающий, но и теплый, благожелательный, озорной, карнавально-веселый, позволяющий выявлять в людях подлинно человеческое, вносящий в жизнь праздничность. То есть при наличии общего предмета изображения сатиры и юмора — комическое в жизни — содержание у них в известном смысле различно.

1* Зись А. Искусство и эстетика.—М., 1975 —С. 333. 2* Голубков С. А. Мир сатирического произведения —Самара, 1991.—С. 7.

У юмора — отдельные, частные недостатки, которые смешны, но или легко преодолеваются, или относительно терпимы. «Острие юмора врачующее, а не карающее» 1*. Из этого отнюдь не вытекает, что юмор означает лишь благодушное и примиренческое отношение к миру, что он всегда вносит умиротворяющую струю в нашу душу. Действительно, есть и ласковый юмор как средство так называемого «утепления» того героя, который духовно и душевно близок автору. Но юмор может быть и достаточно резкой оценкой того частного явления, в котором зреет пока неприметное зерно будущего крупного социального протеста или противоречия. «Юмор — это способ познания закономерностей бытия путем комического заострения жизненных несообразностей (как высшего порядка, так и житейских). Это избранные автором границы комического»2*.

У сатиры предмет изображения — социальные и общественные пороки, недостатки людей, «постижение и разоблачение которых смехом всегда осуществляется с точки зрения определенного идеала»3". М. Салтыков-Щедрин утверждал: «Для того, чтобы сатира действительно была сатирой и достигала своей цели, надобно, во-первых, чтобы она давала почувствовать читателю тот идеал, из которого отправляется творец его, и, во-вторых, чтобы она вполне ясно осознавала тот предмет, против которого направлено ее жало»4*. Таким «жалом», то есть основным орудием сатиры и юмора, а значит всего комплекса комического, является смех.

1* Вулис А. 3. Метаморфозы комического.—М., 1976.— С. 13.

2* Голубков С. А. Мир сатирического произведения —Самара, 1991— С. 13—14.

3* Озмитель Е. К. О сатире и юморе —Л., 1973.—С. 23.

4* Салтыков-Щедрин М. Е. О литературе —М., 1952 —С. 216.

Юмор — сатира. Полюса смеха. А между ними — целый мир комического» 1\— пишет Ю. Борев. Эти оттенки, или иначе говоря, система изобразительных средств и способов типизации (острота, каламбур, иносказание, ирония, сарказм, гротеск и т. д.), составляют сложную сферу комического, они повествуют о богатой палитре красок смеха. В зависимости от характера смеха и выполняемой им эмоционально-эстетической задачи обычно различаются два основных типа образов: сатирический и юмористический. В последнем почти всегда можно найти элемент доброжелательности и сочувствия к объекту изображения при обязательном, конечно же, осмеянии его конкретных недостатков. Сатирический же образ посредством гротеска, шаржа, гиперболизации и другими «сильными» средствами осмеяния обычно доводится до абсурда, и он вызывает не только смех, но и отвращение, ужас и непременно гнев. Сатирик всегда стремится унизить отрицательное явления, показать его в нелепом, уродливом виде, причем отрицает он резко эмоционально— смеясь, негодуя, презирая. Тем самым художник вызывает в читателе чувство превосходства над осуждаемым явлением жизни.

Однако можно ли говорить о сатире и юморе как о совершенно разных формах комического? Как сложные комплексы воплощения нравственных и поэтических идеалов художника сатира и юмор в широком смысле очень близки друг другу. Однако хотя они принадлежат к одной эстетической категории — комическому, и отношение автора к действительности в том и другом случае одинаково, то есть насмешливое, но насмешка в них совсем разная. В то же время сатира и юмор имеют склонность взаимопроникать в друг друга. Как без юмора немыслима никакая сатира, так и без сатиры немыслим юмор. По этому поводу при

1* Борев Ю. Б. Комическое —М., 1970 —С. 79. мечательно высказывание М. Кольцова: «Самая бичующая, самая скорбная сатира должна содержать в себе хоть каплю насмешки — иначе она перестанет быть сатирой. И юмор со своей стороны содержит в себе элементы сатиры: если неосуждения, то хотя бы критики того, над чем человек смеется» 1*. О том же говорили русские эстетики начала XIX века: о сатире «шутливой», «веселой», с одной стороны, и «строгой», «важной», с другой. Но они отмечали и то новое, что начало входить в жанр: «Важная сатира может в иные минуты заимствовать легкость у веселой, а веселая заимствовать силу у важной; разнообразие почитается одною из главных прелестей слога» (Н. Ф. Остолопов); сатирик часто «следует, кажется, не правилам, но движениям своего сердца. речь его весьма часто изменяется из забавной в важную, из острой в сильную, из эпической в разглагольствованную» (Ив. Рижский)» 2*.

Эволюционизируя с ходом времени и в соответствии с общественными запросами, сатира и юмор накопили развернутую систему жанров и жанровых форм. Утверждая данное положение, необходимо отметить, что на всех этапах развития литературы и искусства история эстетики выдвигала различные аспекты художественного смеха, его природы. Нередко сатиру и юмор называют «особой формой художественного познания жизни»3*, «принципом, методом, жанром»4*, «стороной содержа

1* Кольцов М. Е. Писатель в газете. Выступления. Статьи. Заметки — М., 1961.—С. 135.

2* Афанасьев В. Муза пламенной сатиры //Сатира русских поэтов первой половины XIX в.: Антология.—М., 1984.—С. 9.

3* Ершов Л. Ф. Сатирические жанры русской советской литературы.— Л., 1977.—С. 13.

4* Борев Ю. Б. Эстетика.—М., 1969.—С. 191. ния художественного творчества» 1*, «боевым жанром» 2* и т. д. По мнению И. Эвентова, комическое —это особый принцип изображения действительности, который применяется во всех родах литературы и имеет многочисленные жанровые образования, возникшие в результате деформации структурных элементов, принятых в лирике, эпосе, драме3*. Эпиграмма и пародия, шарж и басня, стихотворные и прозаические памфлет и фельетон, скетч и фарс, водевиль и комедия, сатирические и юмористические рассказ и повесть, роман и т.д.— жанры, образующие свои ассоциации, которые подлежат внимательному изучению. Эта необходимость вызывается тем, что именно в жанрах сатиры и юмора «заключен эстетический опыт проникновения в природу комического, специфика взаимоотношений традиционного и новаторского, национального и интернационального»4*, происходит наиболее полное отражение уровня и характера художественного мышления народа средствами смеха.

В последнее время многие эстетики и теоретики литературы склоняются к положению о том, что сатиру и юмор следует рассматривать как самостоятельный род литературы наряду с лирикой, эпосом и драмой5*. Их мысль сводится не только к многообразию сатирико-юмористических

1* Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы — М., 1972.—С. 137.

2* Михалков С. А любите ли вы сатиру? //Лит. газета—1981.—13 мая.

3* Эвентов И. Остроумие схватывает противоречие. //Вопросы литры.—1973.—№ 6.—С. 123.

4* Старикова Г. М. Поэтика бурятской сатиры.—М., 1979.—С. 82.

5* См.: Эльсберг Я. Е. Вопросы теории сатиры.—М., 1957.—С. 27; Макарян А. М. О сатире.—М., 1967.—С. 84-86; Тимофеев Л. И. Основы теории литературы.— М., 1976.—С. 389. жанров, но и к тому, что элементы сатиры и юмора широко проникли в произведения, которые по формальным признакам не могут быть отнесены к комическим. Вне этих красок невозможно было бы отобразить многообразную российскую действительность, богатство человеческих характеров, их быт и нравы.

В той или иной мере эти вопросы нашли отражение во многих трудах национальных и иноязычных исследователей начиная примерно с середины XVIII века. Они дают определенное представление о природе и характере смеховой культуры эрзян и мокшан от истоков до сегодняшних дней. Так, участники Русской академической экспедиции 17681774 годов И. Лепехин, П. Паллас, И. Георги отметили разнообразный характер народной словесности эрзян и мокшан; историк-краевед и педагог В. А. Ауновский писал о склонности мордвина к веселости и поэтической импровизации; о бытовании элементов смеха в обрядовых и словесных формах народного творчества мордвы интересные сведения содержатся также в трудах финского исследователя X. Паасонена, русского академика А. А. Шахматова, первого мордовского ученого М. Е. Евсевьева. Они открыли многие аспекты смеховой культуры мокшан и эрзян, отметили ее неповторимое национальное своеобразие. Как отмечает исследователь народного театра мордвы В. Брыжинский, «смех мордвы — явление сложное, многоступенчатое»1*. В одних случаях причиной его служит радостное чувство возрождения (общинные праздники), в других — восторг по поводу гармоничной общности человека и природы (аграрные праздничные действа, зимние и весенние народные игры), в-третьих —семейное счастье (рождение ребенка, свадьба). Но есть и четвертый случай, когда смех присутствует там, где, казалось бы,

1* Брыжинский В. С. Народный театр мордвы —Саранск, 1985.—С. 25. ему нет места — похороны и поминки. Смех здесь — оборотная сторона плача, он используется как своеобразное художественно-выразительнее средство для создания более яркого и живого образа покойника. В своей книге «Народный театр мордвы» (1985) В. Брыжинский скрупулезно рассматривает каждое из этих явлений, приводит многочисленные примеры праздничных действ и обрядов с элементами комедийности и буффонады. Многие элементы зрелищно-обрядовых форм смеха на тех или иных стилевых уровнях вошли в первые произведения мордовской письменной литературы.

В то же время исследователи обращают внимание на то, что значительная роль в становлении и развитии комического в национальной литературе принадлежит жанрам устного народного творчества: сказке, песне, частушке, загадке, пословичным и присловичным выражениям и т. д. Убедительные доводы в пользу данного положения выдвинуты, в частности, в работах «Мордовская народная сказка» (1947) А. И. Маска-ва, «Песни ходят по селеньям» (1976) А. Г. Самошкина, «Художественный опыт народа и мордовская литература» (1977) А. Г. Борисова, «Мордовские пословицы, присловицы и поговорки» (1986) К. Т. Самородова, «Жизнь и песня» (1986) А. Д. Шуляева и других. В них проводится мысль о том, что комическое в фольклоре — это не единичный, не случайный элемент, а выражение подлинной жизни народа, его самобытности. Без фольклорных источников комическое в мордовской литературе потеряло бы свой национальный колорит, художественное совершенство и действенность.

Говоря о национальном колорите и своеобразии, следует подчеркнуть, что в искусстве национально не только традиционное, но и все поистине новаторское, все то, что продолжает художествен но-эстетические поиски в новых исторических условиях и отвечает современным духовным потребностям нации. Комедийное восприятие обусловлено складом характера, культурными традициями, а также эстетическими идеалами, на которых всегда лежит печать особенностей жизненного и художественного опыта данного народа.

В то же время в силу определенных типологических сходств в социальном развитии многие народы высмеивают одни и те же явления. То есть смех национален и интернационален. Имея корневые начала в недрах жизни народа, впитывая в себя неповторимое своеобразие его особенностей, все богатство накопленного народом жизненного опыта, смех в своих классических формах, в своих лучших достижениях всегда становится интернациональным достоянием. И последнее объясняется тем, что в самом содержании комического существует общечеловеческое. Русский Щукарь, чех Швейк, эрзянин Лавгинов, удмурт Шамардан, чуваш Ухтерк-ке, татарский и бурятский Алдар Таз —они настолько же не похожи друг на друга, насколько не схожи национальные характеры народов, представителями которых они являются. И они настолько же схожи в своем различии, насколько схожи мысли, чаяния и идеалы этих народов. Этот момент нашел отражение во многих работах эрзянских и мокшанских литературоведов, и прежде всего в таких значительных, как: «Мордовский советский роман» (1965) Б. Е. Кирюшкина, «Поэзия —душа народа» (1973) В. В. Горбунова, «Начало пути» (1976) и «Обретение зрелости» (1984) В. М. Макушкина, «Единство традиций» (1978) A.B. Алешкина, «Годы и конфликты» (1981) Е. И. Чернова, «Мордовский рассказ» (1987) Г. С. Девяткина, «Современная мордовская проза» (1985) и «Процессы жанрового развития мордовской прозы (50-90-е годы)» (1995) А. И. Брыжинского. В них проблема комического затрагивается во всех родах литературы.

Однако отдельной работы, посвященной рассмотрению сатиры и юмора во всех генетических и жанровых проявлениях, способной выявить их художественную специфику и национальное своеобразие, в мордовском литературоведении еще не было. Аналогичное положение наблюдается и во многих других братских литературах. Только в последнее время в некоторых из них (башкирской, бурятской, коми, удмуртской, чувашской и т. д.) начинают появляться исследования монографического характера. По утверждению татарского литературоведа А. Ахмадуллина, в татарской литературе и журналистике проблемы поэтики комических жанров также являются очень актуальными и мало разработанными 1*. Об этом сетует и исследователь татарской поэзии Р. Кукушкин: «В татарском литературоведении не нашлось исследователей, которые занимались бы анализом юмористического начала в творчестве наших поэтов»2*. В связи с этим небезынтересной представляется точка зрения исследователя каракалпакской сатиры Ю. Пахратдинова, который утверждает, что палитра современной сатиры и юмора «художественного столь многокрасочна и многообразна, подаваемый материал столь объемен, а слагаемые национальные пласты столь самобытны и множественны, что тут отставание теоретической мысли от практики, можно сказать, естественно, оно как бы определенно объективной сутью коллизии»3*. Однако несомненно и другое. Долгое время в отечественном литературоведении складывалось такое положение, при котором вместо синтетического рассмотрения судеб комического по всей вертикали литературы ос

1* Ахмадуллин А. Основные проблемы изучения творчества Галиасга-ра Камала //Галиасгар Камал —Казань, 1981.—С. 22.

2* Кукушкин Р. Татарская советская детская литература.— Казань, 1984.—С. 6.

3* Пахратдинов Ю. Сатира в современной каракалпакской прозе — Ташкент, 1982 —С. 6. новное внимание уделялось исследованию тех или иных жанровых разновидностей или творчества отдельных писателей, что также не могло не сказаться на том, почему комическое искусство опережает сегодня развитие теоретической мысли.

Поэтому первоочередная задача современного литературоведения, как заметил Л. Ершов еще в 70-е годы,— это «исправление стратегического просчета, т. е. изучение сатиры (и юмора —В. Д.) в совокупности жанров и видов. Ибо при таком подходе появляется возможность сравнительно-типологического исследования, и, значит, прочеркиваются не только генетические, но и типологические линии развития» 1* литератур разных народов. Это поможет углубить представления о специфике становления и развития в мордовской и других литературах идейно-эстетических принципов художественного отображения действительности. Будучи своеобразным отражателем эпохи, комическое искусство рассказывает о том, над чем и как смеялся народ, выражая таким образом его характер, думы, чаяния, идеалы. «Какие-то очень важные стороны мира доступны только смеху. Безоговорочно серьезный образ действительности— однобокий, а значит, неполный, искаженный. А беспросветная серьезность страшна. Особенно если это еще и догматическая серьезность» 2*.— пишет А. Вулис, размышляя об обязательности смехового начала в художественной картине мира. Поэтому «написать историю смеха было бы чрезвычайно интересно» 3\

1* Ершов Л. Ф. Сатирические жанры русской советской литературы.— Л., 1977.—С. 17.

2* Вулис А. 3. Серьезность несерьезных ситуаций.— Ташкент, 1984 — С. 249-262.

3* Герцен А. И. Об искусстве.—М., 1954.—С. 223.

Все вышесказанное и определило обращение к исследованию комического в мордовской литературе.

Для реализации поставленных целей автором ставятся следующие конкретные задачи: уяснение роли сатиры и юмора в социальной и духовной жизни, истории, росте самосознания народа; выявление и анализ фольклорных и литературных истоков мордовской смеховой литературы; изучение путей формирования и развития сатирических и юмористических жанров и жанровых форм, их поэтических особенностей; определение роли крестьянских писателей в данном процессе; анализ процессов становления комедийного аспекта в произведениях 20-х годов; осмысление проявлений смехового начала в творчестве писателей 30-х годов. Выявление основных причин жанровой деформации литературы того периода; освещение особенностей развития сатиры и юмора в литературе периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет. Показ отрицательных последствий «теории бесконфликтности»; выявление идейно-эстетических, литературно-художественных и жанровых свойств современной мордовской сатирико-юмористической поэзии; определение основных направлений идейно-эстетической и жанровой эволюции сатиры и юмора в современной эрзянско-мокшанской прозе; анализ процессов развития современной мордовской комедиографии; осмысление вопросов взаимосвязи и взаимопроникновения культур разных народов, прежде всего Поволжско-Уральского региона, как одного из важнейших факторов развития национальных смеховых традиций;

Научная новизна работы состоит в том, что она является первым монографическим исследованием истории комизма в мордовской литературе от ее истоков до наших дней. Результаты выразились в следующем: впервые в мордовской литературоведческой науке предпринята попытка целостного исследования процессов формирования и развития мордовской смеховой литературы; обобщена эволюция комического в системе народного мышления. Выявлены корневые начала и национальные особенности смеха в мордовском словесно-художественном творчестве. В отдельных разделах показаны народно-зрелищные, устно-поэтические и литературные истоки смеха в мордовской литературе; выявлена роль крестьянских писателей в зарождении мордовской литературы в целом, сатирико-юмористической —в частности; определены особенности становления и развития обновляющейся в соответствии с исторически меняющейся конкретной действительностью жанровой палитры мордовской сатирико-юмористической литературы. До настоящего времени проблема комического в таком ракурсе в мордовском литературоведении не рассматривалось, в то время как именно жанровый принцип как один из наиболее эффективных методов изучения литературных явлений и историко-литературного процесса дает возможность анализировать предмет в органическом единстве исторических и теоретических аспектов; впервые дана целостная картина современного состояния сатиры и юмора. При этом проблема исследуется в аспекте новых оценочных (переоценочных) критериев, продиктованных самой жизнью; рассмотрены характерные черты и стилевые особенности комического в творчестве отдельных поэтов, прозаиков и драматургов; выявлены пути и способы создания художественного образа комического героя, выявлено соотнесение изображаемого с положительным идеалом и жизнью; проведены исторические и типологические параллели, расширяющие представления о проблеме традиции и новаторства, национального и общечеловеческого в литературе.

Теоретическую и методологическую основу диссертации составляет учение о диалектическом развитии общества, принцип объективности и историзма в изучении культурного опыта, в том числе в области комического. Главными методами анализа являются историко-генети-ческий, историко-функциональный, сравнительно-типологический, описательный.

При исследовании проблем, поставленных в диссертации, мы опирались на научно-теоретические положения, выдвинутые в трудах отечественных, мордовских, зарубежных ученых по проблемам литературы и искусства о социальной сущности комического и его природе: М. М. Бахтина, В. Г. Белинского, Ю. Б. Борева, B.C. Брыжинского, A.C. Бушмина, М. Э. Виленского, А. 3. Вулиса, С. А. Голубкова, Б. Дзе-мидока, Л. Ф. Ершова, Н. Н. Киселева, Н. И. Кравцова, Л. Е. Кройчика, Д. С. Лихачева, А. В. Луначарского, А. М. Макаряна, А. И. Маскаева, Д. М. Молдавского, Д. П. Николаева, В. И. Новикова, Е. К. Озмителя, Г. Н. Поспелова, К. Т. Самородова, Н. М. Федя, Н. Г. Ханзафарова, И. С. Эвентова, Я. Е. Эльсберга и других.

Материалом исследования являются сатирические и юмористические произведения устного народного и авторского творчества.

Сегодня в мордовской литературе успешно работают как известные, так и молодые писатели в разных жанрах, в том числе и в смеховой области. В работе анализируются особенности их творчества, художественность, актуальность и злободневность сатирико-юмористических произведений. При исследовании общих закономерностей литературного процесса в качестве материала привлекаются также произведения писателей других литератур, прежде всего народов Поволжья и Приура-лья, а также финно-угорских.

В диссертации используются научные изыскания по этнографии, истории, фольклористике, посвященные традициям эрзян и мокшан, лите-ратурно-фолькпорным отношениям.

Теоретическое и практическое значение работы определяется тем, что выявленные в ней особенности и общие закономерности формирования и развития жанров и жанровых форм мордовской сатирико-юмористической литературы расширяют и углубляют представления о типологии и специфике становления и развития в мордовской и других литературах идейно-эстетических принципов художественного отображения действительности.

Материалы и выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть использованы при написании новой многотомной «Истории мордовской литературы», вузовских и школьных учебников, при разработке спецкурсов, спецсеминаров для студентов, углубленном изучении творчества мокшанских и эрзянских писателей в национальной школе. Полученные результаты исследования представляют определенный интерес и для многонационального отечественного литературоведения, поскольку они составляют первичный материал для изучения внутрирегионального и межрегионального литературного процесса и прежде всего особенностей литературно-фольклорного взаимодействия и национального своеобразия литератур народов Поволжья и Приуралья.

18

Апробация диссертации. Материалы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры финно-угорских литератур Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева, использованы в кафедральном учебном пособии «Хрестоматия по мордовскому устному народному творчеству» (1995), в «Трудах» сектора мордовской литературы и фольклора Научно-исследовательского института языка, литературы, истории и экономики при Правительстве Республики Мордовия, литературно-художественных и общественно-политических журналах, отражены в читаемых автором спецкурсах «Мордовская сатира» и «Сатира финно-угорских народов», апробированы на ежегодных Огаревских чтениях, проводимых в вузе.

По теме диссертации изданы монография «Многоцветие смеха» (1998), учебное пособие «Мордовская сатира» (1998), опубликовано 30 статей, рецензий.

Структура диссертации продиктована логикой раскрытия темы и решения поставленных проблем. Она состоит из общей характеристики работы, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Комическое в мордовской литературе"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Общий аналитический взгляд на мордовскую литературу показывает, что она накопила значительные художественно-эстетические ценности, обладает многообразием форм комического и вызываемого им смеха. Накопление этих форм шло на всем пути развития национальной смехо-вой культуры, корни которой уходят в глубинные пласты жизни эрзян и мокшан. Народные праздничные действа, ритуалы и обряды, такие как «Тейтерень пия кудо» («Девичий дом пива»), «Пия кудо» («Дом пива»), «Роштувань кудо» («Рождественский дом»), «Кштемань куд» («Дом плясок»), «Тундонь ильтямо» («Проводы весны»), мордовская свадьба с ее ряжениями, разыгрываниями, пародийными двойниками-дублерами, скоморошескими «харями», шутками и т. д., а также сопутствующие им жанры устно-поэтического творчества (шуточные, веселые, сатирические, корильные и величальные песни» —вайханат, лиянат, вийанамат, уянамат, эвиямат, сялгавтнемат, парявтнемат, произведения паремиче-ского характера, сказки, частушки и т. д.) явились предвестниками современной мордовской сатирико-юмористической литературы. В них наблюдаются самые различные градации комического, от добродушной шутки до резкого выделения характерной черты комедийного образа — все то, что определяет движение авторского творчества. Аккумулируя в себе многоцветие сатирико-юмористических красок национального фольклора, а также наиболее характерное и значительное из смехового мира других народов, комическое искусство эрзянских и мокшанских писателей свидетельствует о его национальном своеобразии и общечеловеческом содержании. Оно позволяет говорить о различиях национальных культур, социальных позиций художников слова и универсальности человеческой природы. «Юмор национален и интернационален,— пишет Ю. Борев.—.Рождаясь в недрах народной жизни, впитывая в себя все богатство неповторимого жизненного опыта народа, юмор в своих высших художественных образцах становится всегда интернациональным достоянием. Ведь в самом содержании юмора есть общечеловеческое» 1*.

В мордовской письменной литературе эта особенность национального смеха впервые наглядно проявилась в конце XIX века в творчестве так называемых крестьянских писателей, с именами которых связано начало активного формирования мордовского художественно-литературного процесса. Яркими представителями этой литературы являются М. Е. Евсевьев, А. Ф. Юртов, Н. Д. Барсов, Р. Ф. Учаев, И. А. Цыбин, В. С. Саюшкин, Т. Е. Завражнов, С. А. Ларионов, И. Т. Зорин и другие. Их «Жизнеописания», «Воспоминания», «Истории», «Рассказы», «Поэмы», зарисовки бытового характера, буквари, переводы, являясь одной из ступеней трансформации устно-поэтических традиций в письменные, характеризуются разнообразием смеховых красок. Большинство из них носят в основном сатирико-юмористический характер, что объяснялось не столько субъективными качествами таланта, сколько социально-критическим взглядом писателей на российскую действительность. Эти произведения предтечей мордовской литературы обладают бесспорным историко-литературным значением, как и «Мордовский этнографический сборник» (1910) академика А. А. Шахматова, который не имеет аналогов ни в русской, ни в иностранной литературе. В нем также преобладают сатирико-юмористи-ческие приемы и элементы. В дальнейшем они получили развитие в

1* Борев Ю. Мир не умрет, если будет умирать от смеха //Курьер ЮНЕСКО.—1976.—№ 5.—С. 24. европеизированных формах профессиональной литературы, которая нашла выражение в произведениях писателей-билингвистов С. В. Аникина, 3. Ф. Дорофеева, В. В. Бажанова, Д. И. Морского (Малышева), А. А. Дорогойченко, А. И. Завалишина, М. П. Герасимова и других. Их творчество во многом помогло сократить пусть от фольклорных смеховых традиций к оригинальной комической литературе. Однако говорить о сатире и юморе как о законченной художественно-эстетической системе было еще рано.

Резкий скачок в этом направлении был совершен мокшанско-эрзян-ской литературой в 20-е годы нашего столетия. Это находит объяснение в том, что в художественном смехе отражаются малейшие колебания общественно-политической жизни. И с наибольшей силой он звучит в переломные моменты истории, ибо «смех имеет в себе нечто революционное. Смех Вольтера разрушил больше плача Руссо» 1\—писал А. Герцен, оценивая общественно значимые свойства народного смеха. Они тесно связаны с вековыми чаяниями масс о социальной и духовной свободе. Поэтому, несмотря на определенную трагичность этих лет, смех развивался с особой силой. Он носил в основном агитационно-воспитательный характер, что обусловило прежде всего развитие малых жанров сатиры: сатирического стиховторения, рассказа, фельетона, частушки, одноактной комедии. Они явились, с одной стороны, средством утверждения нового, с другой — посредством комического помогали народу художественно полно обнаружить свои самые благородные черты. В них преобладало ироничное подтрунивание над различными изъянами человеческого характера, а также ярко выраженное звучание обличительного пафоса, подчеркнутое выявление социально-классового содержания в

1* Герцен А. И. Собр. соч.: В 9-ти т.—Т. 3.—М., 1956.—С. 92. явлениях самого различного жизненного плана. Насыщенные духом преобразований, чувством нетерпимости, они отличались призывностью, плакатностью, прямолинейно-насмешливым освещением образа с использованием «лобовых» приемов комизма, откровенно смешных самохарактеристик. Во многих произведениях чувствовалась идеологическая заданность.

Наряду с этим в литературе шли активные поиски путей психологического анализа, эпического постижения жизни средствами комического. Лучшие произведения свидетельствовали о растущем идейно-художественном уровне комического творчества и его носителей — писателей, соответствовали эстетическому вкусу времени. Наиболее ярко это проявилось в прозе А. В. Дуняшина, Ф. М. Чеснокова, И. Ф. Прокина, Ф. И. Завалишина, 3. Ф. Дорофеева. Их сатира не прибегала к шаржированным или гротескно-условным обобщениям. Она отличается психологической мотивировкой действий и поступков героев, достаточной разработанностью сюжета, углубленностью конфликта, внимательным анализом жизни, мастерством использования смеховых красок. Заметным шагом в этом направлении явился выход в свет сборника рассказов и фельетонов «Пиципалакст» («Крапива», 1930) А. Дуняшина. По силе эмоционально-образного воздействия, сатирической типизации его следует считать одним из образцов отечественной фельетонистики. Сатирические образы героев обладают рельефно нарисованным социальным лицом, выражают высокий уровень реалистической типизации и беллетризации.

Несмотря на отдельные успехи, в 30-е годы мордовская смеховая литература вошла с большим грузом нерешенных проблем, усугубленных в середине десятилетия утверждением периода культа личности и распространением в искусстве «теории бесконфликтности». Многие мордовские писатели были репрессированы. Социально насыщенная сатира начинает уступать место легковесному и развлекательному юмору. Смех из общественно-социальной сферы перешел в основном в се-мейно-бытовую область, а также на анализ самого литературного процесса, что, в свою очередь, вызвало обогащение поэтики комического; оно соединяется с лирическим началом произведений, органично сливается с эпическим развитием действий и характеров. В поэзии утвердились жанры пародии, эпиграммы, литшаржа, а также басни, в прозе — юмористический рассказ-происшествие, рассказ-анекдот, в комедиографии— лирическая пьеса, которая тяготеет к развлекательному комизму» Комический эффект вызывают неожиданные столкновения героев, игра слов и веселая путаница, которая в конце концов находит счастливую развязку. Отражение жизненных реалий, проблем, которые переживала действительность, как бы и не входило в задачу писателей. Жесткие схемы «теории бесконфликтности», проявления вульгарного социологизма сдерживают развитие исследовательского пафоса литературы.

Эта тенденция сохранилась и в литературе послевоенного периода. Тем более что в годы Великой Отечественной войны сатирическое направление в силу определенных причин не получило должного развития. Самым значительным событием в литературе этих лет явился сборник «Изнятано минь» («Победим мы», 1941). Его эстетическое своеобразие определяют в основном героика и обличительный смех. Сатирические стихотворения, частушки, фельетоны, вошедшие в сборник, непосредственно воплощали черты народно-поэтической типизации. Это передавалось и в гротескной остроте образов врагов, и в ориентации при их изображении на внешне-комические признаки. Совершенно по-иному звучит смех во фронтовой прозе мордовских писателей при обрисовке бойцов Красной Армии —с симпатией, любовью, он наполнен непоколебимой верой в победу над врагом. «Пламя героического одушевления. обусловливает расстановку важнейших идейно-эстетических акцентов, место и роль положительных героев, интонационный строй произведения» 1\— пишет о характере такого изображения Л. Ершов, размышляя о сочетании сатиры и героики. Шутка, веселый розыгрыш, меткий афоризм несут психологическую нагрузку, выражая особенности внутренней жизни героев.

Концентрированным выражением лучших национальных комических черт явился образ Лавгинова из одноименного сатирико-юмористичес-кого романа (1941, 1956) — одного из наиболее ярких по своей национальной специфике произведений во всей мордовской литературе. Заметным явлением стало оно и в литературах народов Поволжья и При-уралья. Впервые в центре большого художественного полотна оказался комический образ, отличающийся эмоционально-эстетической выразительностью и огромной художественной силой обобщения.

Несмотря на то, что произведений уровня «Лавгинова» в мордовской смеховой литературе в дальнейшем создано не было, анализ показывает, что современное комическое творчество мокшан и эрзян имеет свои, не менее значительные достижения. Они основаны на преемственности прочных смеховых традиций народа и новаторских поисков в области комического, которое занимает художественное «пространство» всех родов литературы: эпического, лирического, драматического. Главным достижением является усиление социально-философской направленности смеха, концентрация его аналитических функций в области нравственно-философского постижения человека. «При исследовании смеха как части культуры и его связей с мировоззрением,— отмечает Д. Лихачев,—обнаг Ершов Л. Идеал, героическое и сатира //Герой современной литературы.—М—Л., 1963 —с. 260. руживается, что в скрытом и глубинном плане смех активно заботиться об истине, не разрушает мир, а экспериментирует над миром и тем детально исследует его» 1\ Это находит проявление в различных жанрово-стилис-тических структурах с использованием разнообразной палитры комических красок. Идет интенсивное внутрижанровое взаимодействие отдельных модификаций сатиры и юмора, обогащение направлений и стилей.

Стремление к более глубокому проникновению в суть выдвигаемых жизнью проблем и многомерному исследованию их средствами комического позволяет мордовским писателям «выходить» в те жанровые формы, которые наиболее полно соответствуют их национальному духу, творческим возможностям и воплощению художественных поисков. «Жанр — конкретное бытие литературы. В жанре наиболее отчетливо проявляется зависимость литературы от условий жизни и в то же время воплощается творческая самостоятельность и свобода художника»2*. Анализ движения этих форм позволяет говорить о наличии специфических и общих закономерностей литературного процесса. В связи с этим справедливым представляется утверждение Т. Кубанцева о том, что «пути идейно-эстетического и художественного становления литератур поволжско-приуральского региона во многом идентичны. Вместе с тем это не исключает существования национально-самобытных явлений в каждой из литератур» 3*. Наиболее интенсивное развитие в современной

1* Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси.—Л., 1984.—с. 204.

2* Ершов Л. Ф. Русский советский роман—Л., 1967.— С. 5. 3* Кубанцев Т. И. Литература финно-угорских народов Поволжья и Приуралья.—Саранск, 1994.—С. 36. мордовской сатирико-юмористической литературе получили: в поэзии — фельетон-комментарий, фельетон-сигнал, фельетон-обращение, стихотворение-исповедь, стихотворение-характер, стихотворение-портрет, стихотворение-событие, стихотворение-монолог, стихотворение-диалог, стихотворение-карикатура, басня с относительно устойчивыми жанровыми компонентами, басня-пословица, развитая в рассказ или сцену, короткая басня, эпиграмма-шарж, эпиграмма-шутка, пародия-критика, пародия-ирония, пародия-портрет, сатирическая повесть, сатирическая поэма; в прозе —фельетон от публицистики и фельетон от беллетристики, рассказ—характер, рассказ-монолог, рассказ-диалог, рассказ-происшествие, рассказ-сновидение, рассказ-приключение, рассказ-путаница, рассказ-небылица, рассказ-разыгрыш, рассказ-обман, рассказ-недоразумение, лирико-комический рассказ-миниатюра, «бывальщина», мизолкс (букв, улыбка), рахсема (высмеивание), пеетькс (смешинка), юмористическая, сатирическая, сатирико-фантастиче-ская повесть, повесть гротескового абсурда; в комедиографии — лирическая комедия, бытовая комедия, сатирическая комедия, «серьезная» комедия, социально-бытовая драма с элементами сатиры, комедия-сказка, водевиль, скетч, инсценировка, интермедия, сценка, короткая комедия. Конечно, в мордовской смеховой литературе встречаются и другие типы жанров, «смешанные» их разновидности, однако чаще всего наблюдается использование именно данных жанровых модификаций, опирающихся на эстетику и традиции народа. В каждом из них есть определенная «доминанта», позволяющая отнести то или иное произведение к определенному типу. В зависимости от характера комического и выполняемой им эмоционально-эстетической задачи мордовские художники слова используют различные оттенки смеха.

Многообразие художнических целей и стилей определяет также многообразие принципов введения комического в несатирические и неюмористические по жанру и общему пафосу произведения. Смех выступает в них одним из семантически весьма важных компонентов целостной эпической системы, во многом определяя ее движение на пути создания широкой и многоплановой картины жизни мордовского народа, художественного исследования насущных проблем современности. Утверждение Л. Спиридоновой о том, что «для большинства писателей начала XX в. было характерно обостренное чувство неблагополучия бытия, выразившееся в усилении элементов социальной критики. Отсюда наличие самых разнообразных форм комического в их произведениях» в полной мере применительно и к современной мордовской сатирико-юмористической литературе.

По глубине и оригинальности социального анализа, восприятию мироощущения и психологии современного человека, масштабности осмысления мира многоцветием красок комического на богатой палитре художников слова она удачно вписывается в многонациональный букет культур народов нашей страны.

Таким образом, выводы сводятся к следующим положениям: — за свою историю мордовская литература накопила огромное богатство сатирических и юмористических жанров и жанровых форм, уходящих своими корнями в самобытные устно-поэтические традиции народа. Они свидетельствуют о своеобразии художественно-эстетического

1* Спиридонова (Евстигнеева) Л. А. Русская сатирическая литература начала XX в.—М., 1977.—С. 12 развития словесного творчества эрзян и мокшан, национальных особенностях художественного сознания народа; поэтика комического развивается не только в «своих» жанровых формах, где вся художественная система выстраивается по «законам» сатирического и юмористического искусства; она во многом определяет движение всей национальной литературы, проявляясь в эпических, лирических, драматических жанрах как важный компонент художественного целого. Изображение многомерного, диалектически сложного и противоречивого мира невозможно без использования элементов комического; поэтика комического переживает неравномерные процессы развития. Эстетические модификации комического, его художественные особенности и жанровые образования меняются в зависимости от времени. Каждый этап характеризуется присущим ему художественным своеобразием, синтезом разноплановых жанровых признаков, выдвижением на авансцену литературного процесса одних жанров и затуханием других; исторический путь развития мордовской сатиры и юмора есть свидетельство роста художественного самосознания и таланта народа, гармоничного сочетания национального и общечеловеческого, эволюции национальной литературы по пути все более углубленного исследования духовного мира современника, многомерного анализа непростой российской действительности средствами комического, обогащения литератур народов Поволжья и Приуралья национально-самобытными красками.

В то же время, резюмируя вышесказанное, диссертант отдает себе отчет в том, что данной работой поставленная проблема не исчерпывается. Тем более что в нашей литературоведческой науке только еще

359 начал разрабатываться вопрос самой специфики сатиры и юмора. Слагаемые комического, затронутые здесь, могут стать содержанием отдельных работ. Это поможет дальнейшему усилению сатирико-юморис-тической струи в мордовской литературе, обогащению ее эстетического спектра.

Список научной литературыДемин, Василий Иванович, диссертация по теме "Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)"

1. Апешкин А. В. Единство традиций (Народ и личность в мордовской эпической поэзии).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1978.—190 с.

2. Апешкин А. В. Эпическая поэзия младописьменных народов Поволжья (дооктябрьский период).—Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1983.—84 с.

3. Апешкин А. В. Эпос дружбы.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985.—184 с.

4. Апешкин А. В. Арьсемат (Размышления).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1989.—198 с.

5. Анастасьев Н. А. Продолжение диалога: Советская литература и художественные искания XX в.—М.: Сов. писатель, 1987.—430 с.

6. Аникин В. П. Русская народная сказка.— М.: Просвещение, 1977.—208 с.

7. Артемьев Ю. М. Становление социалистического реализма в чувашской литературе — Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1977.—156 с.

8. Ахмадуллин А. Г. Татарская драматургия.—М.: Наука, 1983.—265 с.

9. Ахметзянов Р. Г. Общая лексика духовной культуры народов Среднего Поволжья —М.: Наука, 1981.

10. Баимов Р. Н. Судьба жанра (Взаимодействие и развитие жанровых форм башкирской прозы).—Уфа: Башкир, кн. изд-во, 1984—320 с.

11. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса.— М.: Худож. лит-ра, 1965.—527 с.

12. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики.—М.: Худож. литра, 1985—502 с.

13. Белинский В. Г. Собр. соч.: В 3-х т.—Т. 2.—М.: Гослитиздат, 1948.—927 с.

14. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.—Т. 1.— М.: Изд-во АН СССР, 1953.—575 с.

15. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.—Т. 5.—М.: Изд-во АН СССР, 1955.—798 с.

16. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.—Т. 6.— М.: Изд-во АН СССР, 1955.—798 с.

17. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.—Т. 7.—М.: Изд-во АН СССР, 1955.—739 с.

18. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.—Т. 8 — М.: Изд-во АН СССР,1955.—803 с.

19. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.—Т. 10 —М.: Изд-во АН СССР,1956.-474 с.

20. Белинский В. Г. Избранные эстетические работы.—В 2-х т.— Т. 1—2.—М.: Искусство, 1986.

21. Березкин Г. С. Творческая индивидуальность и взаимодействие литератур.— М.: Сов. писатель, 1984.—375 с.

22. Бикбулатова К. Ф. Советская литература наших дней.— М.: ГИХЛ, 1961.—374 с.

23. Бихкмухаметов Р. Г. Орбиты взаимодействия.—М.: Сов. писатель, 1983—239 с.

24. БлокА. А. Искусство и революция.—М.: Современник, 1979—384 с.

25. Богаданов М. Б. Сербская сатирическая проза конца XIX—начала XX века —М.: Изд-во АН СССР, 1962.—151 с.

26. Борев Ю. Б. О комическом.—М.: Искусство, 1957.—232 с.

27. Борев Ю. Б. Введение в эстетику.—М.: Сов. художник, 1965.— 328 с.

28. Борев Ю. Б. Комическое.—М.: Искусство, 1970.—269 с.

29. Борев Ю. Б. Эстетика —М.: Политиздат, 1988.^95 с.

30. Борев Ю. Б. История государства советского в преданиях и анекдотах —М.: РИПО/1, 1995.—256 с.

31. Борисов А. Г. Художественный опыт народа и мордовская литература.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977—189 с.

32. Борщевский С. С. Щедрин и Достоевский: История их идейной борьбы —М.: Худож. лит-ра, 1956.—392. с.

33. Брыжинский А. И. Процессы жанрового развития мордовской прозы (50—90-е годы).—Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1995.—192 с.

34. Брыжинский А. И. Современная мордовская проза (движение жанра).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995.-232 с.

35. Брыжинский В. С. Народный театр мордвы—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1983.—168 с.

36. Бурилова Н. А. В поисках идеала личности.—Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1987.—144 с.

37. Бушмин А. С. Сатира Салтыкова-Щедрина — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1959.—644 с.

38. Бушмин А. С. Преемственность и новаторство в развитии литературы.—Л.: Худож. лит-ра, 1978.—223 с.

39. Бушмин А. С. Эволюция сатиры Салтыкова-Щедрина.—Л.: Наука, 1984—341 с.

40. Ванюшев В. М. Расцвет и сближение (О типологии соотношения национального и интернационального в удмуртской и других младописьменных литературах).—Ижевск: Удмуртия, 1980.-252 с.

41. Виленский М. Э. Как написать фельетон —М.: Мысль, 1982.—208 с.

42. Виноградов В. В. Сюжет и стиль.—М.: Изд-во АН СССР, 1963.— 192 с.

43. Владимиров Е. В. Межнациональные связи чувашской литературы—Чебоксары: Чувашкнигоиздат, 1970—200 с.

44. Владимиров Е. В. Обретение традиций.— Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1982.—272 с.

45. Власенко А. Н. Расцвет.—М.: Сов. Россия, 1973.—251 с.

46. Воронин И. Д. Литературные деятели и литературные места в Мордовии.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976.—336 с.

47. Вулис А. 3. Советский сатирический роман. Эволюция жанра в 20—30-е годы—Ташкент: Наука, 1965,-288 с.

48. Вулис А. 3. Метаморфозы комического —М.: Искусство, 1977.— 126 с.

49. Вулис А. 3. Серьезность несерьезных ситуаций: Сатира, приключения, детектив.—Ташкент: Изд-во лит-ры и искусства, 1984.—271 с.

50. Вулис А. 3. В лаборатории смеха.— М.: Худож. лит-ра 1966.— 144 с.

51. Выготский Л. С. Психология искусства.—М.: Искусство, 1968.— 576 с.

52. Галиуллин Т. Н. Дыхание времени.—Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1979.—304 с.

53. Ганиева Р. К. Сатирическое творчество Г. Тукая —Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1965.—82 с.

54. Гаспаров М. Л. Античная литературная басня. М.:—Наука, 1971.—286 с.

55. Гачев Г. Д. Ускоренное развитие литературы.—М.: Наука, 1964.—311 с.

56. Гачев Г. Д. Образ в русской художественной культуре.—М.: Искусство, 1981 —246 с.

57. Гачев Г. Д. Национальные образы мира —М.: Прогресс, 1995.—480 с.

58. Герцен А. И. Собр. соч.: В 9-ти т.—Т. 3. — М.: Гослит-издат, 1956.—641 с.

59. Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 8-ми т.—Т. 4.—М.: Правда, 1984.— 431 с.

60. Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 8-ми т.—Т. 7—М.: Правда, 1984.—527 с.

61. Голубков С. А. Мир сатирического произведения.— Самара: Изд-во Самар. гос. педагог, института, 1991.—108 с.

62. Гончаров Б. П. Поэтика Маяковского (Лирический герой послеоктябрьской поэзии и пути его художественного утверждения.— М.: Наука, 1983—252 с.

63. Горбунов В. В. Поэзия—душа народа —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1973.—295 с.

64. Горбунов В. В. Признание.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1984.—151 с.

65. Горький А. М. Собр. соч.: В 30-ти т.—Т. 25.—М.: Гослитиздат, 1953.—519 с.

66. Горький А. М. Собр. соч.: В 30-ти т.—Т. 27 —М.: Гослитиздат, 1953.—590 с.

67. ГуральникУ. А. Смех —оружие сильных.—М.: Знание, 1961.—48 с.

68. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т.—Т. 4 — М.: Рус. язык, 1982.—699 с.

69. Девяткин Г. С. Мордовский рассказ —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1987.—216 с.

70. Дземидок Б. О комическом.—М.: Прогресс, 1974.—221 с.

71. Домокош П. Формирование литератур малых уральских народов.—Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1993.—288. с.

72. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.—Т. 29.—Л.: Наука, 1986— 573 с.

73. Дюжев Ю. И. Новизна традиции —М.: Современник, 1985.-288 с.

74. Евсевьев М. Е. Избранные труды: В 5-ти т.— Т. 5.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1966.—522 с.

75. Ермаков Ф. К. Путь удмуртской прозы.—Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1975.—141 с.

76. Ершов Л. Ф. Русский советский роман.—Л.: Наука, 1967 — 340 с.

77. Ершов Л. Ф. Сатирические жанры русской советской литературы (От эпиграммы до романа).—Л.: Наука, 1977.-280 с.

78. Ершов Л. Ф. Сатира и современность.—М.: Современник, 1978.—272 с.

79. Жук А. А. Сатира натуральной школы.—Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1979.—233 с.

80. Журбина Е. И. Искусство фельетона —М.: Худож. лит-ра, 1965.— 287 с.

81. Журбина Е. И. Теория и практика художественно-публицистических жанров (Очерк. Фельетон).— М.: Мысль, 1969.—399 с.

82. Зись А. С. Искусство и эстетика.—М.: Искусство, 1975.—447 с.

83. Иванов А. Е. Марийская драматургия (основные этапы развития).— Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1969.-276 с.

84. Инжеватов И. К. Литературась ды эрямось (Литература и жизнь).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1982.-272. с.

85. Имяреков М. Г. Писательсь и эряфсь (Писатель и жизнь).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1992.—384 с.

86. История башкирской советской литературы.—М.: Наука, 1977 — 527 с.

87. История марийской литературы.—Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1989.—432 с.

88. История мордовской советской литературы: В 3-х т.—Т. 1.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1968.-383 с.

89. История советской многонациональной литературы: В 6-ти т.— Т. 1.—6.—М.: Наука, 1970—1974.

90. История татарской советской литературы.—М.: Наука, 1965.— 578 с.

91. Кирюшкин Б. Е. Мордовский советский роман.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1965.—183 с.

92. Киселев Н. Н. Проблемы советской комедии.— Томск: Изд-во Томского ун-та, 1979.—201 с.

93. Колпакова Н. П. Русская народная бытовая песня.— М.— Л.: Изд-во АН АССР, 1962.—284 с.

94. Кольцов М. Е. Писатель в газете. Выступления, статьи, заметки.—М.: Сов. писатель, 1961.—139 с.

95. Кравцов Н. И. Проблемы советской комедии.— М.: Наука, 1972.—360 с.

96. Краткий словарь по эстетике.—М.: Политиздат, 1964.—543 с.

97. Кройчик Л. Е. Поэтика комического в произведениях А. П. Чехова—Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1986.—276 с.

98. Кубанцев Т. И. Литература финно-угорских народов Поволжья и Приуралья—Саранск: Из-во Мордов. ун-та, 1994.-36 с.

99. Кузнецов М. М. Современный роман.—М.: Сов. писатель, 1986.—413 с.

100. Кузнецова Т. Л. Комическое в коми литературе —Сыктывкар: Изд-во Коми РИППКРНО, 1994.-73 с.

101. Латышева В. А. Драматургия и жизнь —Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1985—80 с.

102. Лейдерман Н. А. Движение времени и законы жанра (Жанровыезакономерности развития советской прозы в 60—70-е г.г.).— Свердловск: Средне-Уральск. кн. изд-во, 1982.—254 с.

103. Литературные направления и стили.— Сб. статей.— М.: Изд-во МГУ, 1976.—390 с.

104. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы.—М.: Наука, 1971.

105. Лихачев Д. С., Панченко А. М. «Смеховой мир» Древней Руси.— Л.: Наука, 1976.—204 с.

106. Лихачев Д. С. Литература — реальность — литература.— Л.:Сов. писатель, 1984.—271 с.

107. Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси—Л.: Наука, 1984 —С. 204.

108. Ломидзе Г. И. Единство и многообразие.— М.: Современник, 1960.—527 с.

109. Ломидзе Г. И. Интернациональный пафос советской литературы.—М.: Сов. писатель, 1967.—372 с.

110. Лук А. Н. Юмор, остроумие, творчество— М.: Искусство, 1977 — 183 с.

111. Макарян А. М. О сатире.—М.: Сов. писатель, 1967.—276 с.

112. Макушкин В. М. Начало пути,—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976.—146 с.

113. Макушкин В. М. Обретение зрелости.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1984.—224 с.

114. Малевич О. М. Карел Чапек: Критико-биографический очерк — М.: Худож. лит-ра, 1989.—304 с.

115. Манаков В. С. Сатирико-юмористическая проза: Проблемы жанра и стиля —Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1986.-86 с.

116. Манн Ю. В. О гротеске в литературе —М.: Сов. писатель, 1966.—183 с.

117. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя—М.: Худож. лит-ра, 1988.-Ч12 с.

118. Маокаев А. И. Мордовская народная сказка.—Саранск: Мордов. гос. изд-во, 1949.—184 с.

119. Мендельсон М. О. Американская сатирическая проза XX века.— М.: Наука, 1972.—370 с.

120. Микушев А. К. Коми литература и народная поэзия.— Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1961.—128 с.

121. Михалков С. В. Моя профессия —М.: Сов. Россия, 1974.—254 с.

122. Мовчан В. С. Героическое в системе эстетические категорий.— Львов: Вища школа, 1986—150 с.

123. Молдавский Д. М. Русская народная сатира.— Л.: Просвещение, 1967.—248 с.

124. Молдавский Д. М. Товарищ Смех.—Л.: Лениздат, 1981.—344 с.

125. Мордовское устное народное творчество.—Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1987—288 с.

126. Мусин Ф. М. По координатам жизни: Размышления о современной татарской прозе.—М.: Современник, 1976.—205 с.

127. Найдаков В. Ц. Традиции и новаторство в бурятской советской литературе.—Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1976.—425 с.

128. Найдаков В. Ц., Имихелова С. С. Бурятская советская драматургия—Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987.—271 с.

129. Назаренко В. А. Искусство слова —Л.: Сов. писатель, 1961 —506 с.

130. Неупокоева Г. И. История всемирной литературы: Проблемы системного и сравнительного анализа.—М.: Наука, 1976.—359 с.

131. Николаев Д. П. Смех—оружие сатиры —М.: Искусство, 1962.— 223 с.

132. Николаев Д. П. Сатира Щедрина и реалистический гротеск.— М.: Худож. лит-ра, 1977.—358 с.

133. Никитин В. П. Чувашский рассказ (1921—1941).—Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1990.—126 с.

134. Новиков В. Д. Книга о пародии.—М.: Сов. писатель, 1989.—540 с.

135. Овчаренко А. И. Горький и литературные искания XX столетия.— М.: Сов. писатель, 1978.-510 с.

136. Огнев А. В. Русский советский рассказ.—М.: Просвещение, 1978.—208 с.

137. Озмитель Е. К. О сатире и юморе.—Л.: Просвещение, 1973.— С. 192.

138. Очерки истории марийской литературы: В 2-х ч—Ч. 1.—Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1963.—424 с.

139. Очерки истории мордовской советской литературы.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1956.

140. Пахомова М. Ф. Эпос молодых литератур.— Л.: Наука, 1977.— 106 с.

141. Пахратдинов Ю. Сатира в каракалпакской прозе.— Ташкент: Наука, 1982.—168 с.

142. Покусаев Е. И. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина— М.: Гослитиздат, 1963.—470 с.

143. Поляков М. Я. Вопросы поэтики и художественной семантики.— М.: Сов. писатель, 1986.—480 с.

144. Поспелов Г. Н. Проблемы литературного стиля.— М.: Изд-во МГУ, 1970.—328 с.

145. Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы.—М.: Просвещение, 1972.—271 с.

146. Поспелов Г. Н. Теория литературы.—М.: Высшая школа, 1978.— 351 с.

147. Проблемы литературных жанров: Материалы VI науч. межвуз. конференции.— Томск: Изд-во Томского ун-та, 1990.-234 с.

148. Проблемы современной мордовской литературы: Сб. статей.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1980—271 с.

149. Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха.— М.: Искусство, 1976.—182 с.

150. Пропп В. Я. Фольклор и действительность.— М.: Наука, 1976.— 325 с.

151. Пропп В. Я. Русская сказка.—Л.: Изд-во ЛГУ, 1984.—335 с.

152. Рудов М. А. Жанр басни в русской литературе —Фрунзе: Мек-тер, 1972.—212 с.

153. Рыленков Н. И. Традиции и новаторство: Ст. о поэзии.— М.: Сов. Россия, 1962.—133 с.

154. Салтыков-Щедрин M. Е. О литературе.—М.: Гослитиздат, 1952.—700 с.

155. Салтыков-Щедрин M. Е. Мысли о литературе и искусстве.— Киев: Мистецтво, 1989—257 с.

156. Самойленко Г. В. Стихотворная сатира и юмор периода Великой Отечественной войны.—Киев: Вища школа, 1977—137 с.

157. Самородов К. Т. Мордовские пословицы, присловицы и поговорки—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1986.-278 с.

158. Самошкин А. Г. Песни ходят по селеньям —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976.—136 с.

159. Сидельников В. М. Писатель и народная поэзия.—М.: Современник, 1974.—191 с.

160. Скобелев В. П. Поэтика рассказа.—Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1982.—155 с.

161. Словарь литературных терминов —М.: Просвещение, 1974—509 с.

162. Словарь русского языка: В 4-х т.—Т. 4 —М.: Рус. язык, 1984 — 698 с.

163. Соколов А. Н. Теория стиля —М.: Искусство, 1968.—223 с.

164. Спиридонова (Евстигнеева) Л. А. Русская сатирическая литература начала XX века.—М.: Наука, 1977—303 с.

165. Средний Д. Д. Основные эстетические категории —М.: Знание, 1974.—122 с.

166. Старикова Г. М. Поэтика бурятской сатиры —М., 1979—78 с.

167. Стенник Ю. В. Русская сатира XVIII века.—Л.: Наука, 1985.— 362 с.

168. Степанов Н. Л. Н. В. Гоголь.—М.: Гослитиздат, 1959.—607 с.

169. Степанов Н. Л. Басни Крылова —М.: Худож. лит-ра, 1969—112 с.

170. Степанов Н. П. Народные празднества на Святой Руси.— Л.: Товарищество «Возрождение» Всерос. фонда культуры, 1990.—93 с.

171. Суконцев А. А. До и после фельетона.—М.: Мысль, 1989.— 252 с.

172. Творческие взаимосвязи марийской литературы.— Йошкар-Ола: Map. кн. изд-во, 1968.-216 с.

173. Тимофеев Л. И. Основы теории литературы —М.: Просвещение,1976.—548 с.

174. Тингаева Л. А. Дооктябрьская мордовская литература.—Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1989.-80 с.

175. Тронский М. И. История античной литературы —М.: Высшая школа, 1988.—463 с.

176. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино —М.: Наука,1977.—165 с.

177. Уваров А. Н. Художественное своеобразие удмурсткой сатиры—Ижевск: Удмуртия, 1979.-132 с.

178. Устно-поэтическое творчество мордовского народа: В 11-ти т— Т. 5.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969.—240 с.

179. Федь Н. М. Искусство комедии — М.: Наука, 1978.—216 с.

180. Федь Н. М. Жанры в меняющемся мире.— М.: Сов. Россия, 1989.—542 с.

181. Феоктистов А. П. Очерки по истории формирования мордовских письменно-литературных языков.—М.: Наука, 1976.—243 с.

182. Фролов В. В. Судьбы жанров драматургии.— М.: Сов. писатель, 1979.—424 с.

183. Ханзафаров Н. Г. Татарская комедия (Истоки и развитие).— Казань: ФЭН, 1996—268 с.

184. Хатипов Ф. М. Духовный мир героя: Психологизм в современной татарской прозе.—Казань: Татар, кн. изд-во, 1981.—296 с.

185. Хлебников Г. Я. Современная чувашская литература —Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1971.—184 с.

186. Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы.— М.: Худож. лит-ра, 1975.-^-46 с.

187. Храпченко М. Б. Собр. соч.: В 4-х т.—Т. 3.—М.: Худож. лит-ра, 1981.—431 с.

188. Храпченко М. Б. Горизонты художественного образа —М.: Худож. лит-ра, 1982.—431 с.

189. Художественный метод и творческая индивидуальность автора: Сб. статей.—Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1979.—166 с.

190. Целкова Л. Н. Современный роман: Размышления о жанровом своеобразии.— М.: Знание, 1987—64 с.

191. Черапкин Н. И. В братском содружестве —Саранск: Мордов. кн. из-во, 1969—383 с.

192. Черапкин Н. П. Притоки.—М.: Современник, 1973.—197 с.

193. Чернов Е. И. Годы и конфликты.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981.—150 с.

194. Чернов Е. И. Драматурги Мордовии.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991.—192 с.

195. Чернов Е. И. Современная мордовская литература.— Саранск: Изд-во Мордов, ун-та, 1992—90 с.

196. Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.—Т. 3.—М.: Гослитиздат, 1947.—883 с.

197. Шуляев Н. Д. Жизнь и песня.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1986.—172 с.

198. Эвентов И. С. Лирика и сатира. —Л.: Сов. писатель, 1968.—374 с.

199. Эвентов И. С. Сила сарказма: Сатира и юмор и творчестве М. Горького—Л.: Сов. писатель, 1973.—431 с.

200. Эльсберг Я. Е. Вопросы теории сатиры —М.: Сов. писатель, 1957.—428 с.

201. Эльяшевич А. П. Лирика. Экспрессия. Гротеск.—Л.: Худож. литра, 1975—366 с.

202. Эльяшевич А. П. Единство цели — многообразие поисков.— Л.: Сов. писатель, 1985.—494 с.

203. Яновская Л. М. Почему вы пишете смешно? Об И. Ильфе и Е. Петрове, их жизни и их юморе.—М.: Наука, 1969—216 с.2. Статьи

204. Апешкин А., Каватаськин Л. Проза 1965—1966 г.г. // Очерки развития жанров мордовской литературы (1965—1967 г.г.).—Труды МНИИЯЛИЭ.—Вып. 37.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974 — С. 54—111.

205. Апешкин А. Книжные форма народного эпоса и их соотнесение с фольклорной традицией // Аспект—1989. Исследования по мордовской литературе —Труды МНИИЯЛИЭ.—Вып. 96.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1989.—С. 57—67.

206. Алешкин А. Реальности ускоренного развития и эстетический потенциал мордовской литературы // Аспект—1989. Исследования по мордовской литературе.—Труды МНИИЯЛИЭ —Вып. 96 —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1989 —С. А—16.

207. Алешкин А. «Мелочи жизни» в неустроенном доме // Известия Мордовия.—1994.—16 авг.

208. Алешкина С. Формирование дооктябрьского историко-литературного процесса и ранних форм мордовской книжной словестности // Аспект—1990. Исследования по мордовской литературе.— Труды МНИИЯЛИЭ.—Вып. 102.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991—С. 3—60.

209. Амирханов Р. Об этапах развития свободомыслия // Из истории формирования и развития свободомыслия в дореволюционной Татарии.—Казань: ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова КФАН СССР, 1987.

210. Антонов И. Лавгинов из села Найманы // Лит. газета.—1960.— 14 янв.

211. Артемьев Ю. Проблемы и характеры в произведениях современной чувашской прозы (1977—1978 г.г.). // Труды ЧНИИ.—Вып. 95.— Чебоксары, 1979.—С. 61—97.

212. Афанасьев В. Муза пламенной страсти // Сатира русских поэтов первой половины XIX в.: Антология.—М.: Сов. Россия, 1984.—С. 5—20.

213. Безыменский А. Острое оружие // Октябрь. 1954 —№ 12 — С. 184—190.

214. Безыменский А. О литературной пародии // Вопросы лит-ры.— 1961.—№ 8.—С. 157—167.

215. Берков П. Из истории русской пародии XVII—XX в.в. // Вопросы советской литературы.—Т. 5.—М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1957.—С. 220-266.

216. Борев Ю. О сатире // Теория литературы —М.: Наука, 1962 — С. 285—311.

217. Борев Ю. Национальные особенности юмора // Проблемы развития литератур народов СССР.—М.: Наука, 1964.

218. Борев Ю. Мир не умрет, если будет умирать со смеха // Курьер Юнеско.—1976.—№ 5.

219. Борисов А. Поэзиясо жанрань проблематне (Проблемы жанров в поэзии) //Сятко.—1985 —№ 4.—С. 70—74.

220. Борисов А. Семейная обрядовая поэзия // Мордовское устное народное творчество,—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1987.—С. 55—72.

221. Борисов А. Фольклор — источник творчества Игнатия Зорина // Горизонты.—Саранск: Мордов. кн. изд-во. 1987.—С. 252—266.

222. Бочаров А. Есть такое свойство —публицистичность. // Вопросы лит-ры.—1958.—№ 10.—С. 76—104.

223. Бочаров А. Собразительность иронии // Вопросы лит-ры.— 1980.—№ 1.—С. 74—117.

224. Бояркина Л. Мокшэрзянь свадьбасо моротне (Песни в мордовской свадьбе ) // Мокша.—1981.—№ 4.—С. 73—75.

225. Ванеев А. Реализм Куратова в связях с концепцией реализма в эстетике русских революционных демократов // Межнациональные связи коми фольклора и литературы: Сб. науч. тр. АН СССР. Коми филиал.— Сыктывкар, 1979.—С. 130—139.

226. Глухов П. Пштиль сонзэ перазо (Острым было его перо) // Эр-зянь правда.—1970.—5 мая.

227. Горбунов Г. Мордовской литературасонть баснянь жанрась (Жанр басни в мордовской литературе) // Сятко.—1968.—N9 1.—С. 94—100.

228. Горбунов Г. «Нурька морот» («Короткие песни») // Эрзянь правда—1974.—12 окт.

229. Гуральник У. Смех смеху —рознь // Октябрь—1953.—№ 2.— С. 177—183.

230. Гуральник У. Заметки о современном сатирическом рассказе // Дон.—1960.—№ 2.—С. 161—166.

231. Гусейнов А. Нравственность, литература, писатель // Лит. учеба.—1984.—№ 3.—С. 142—149.

232. Девин И. Рахайхне и рахавтыхне (Смеющиеся и смеющие) // Мокша.—1986.—№ 6.—С. 65—70.

233. Девяткин С. Фольклор как источник обогащения эстетического опыта современной мордовской литературы // Аспект—1990. Исследования по мордовской литературе.—Труды МНИИЯЛИЭ —Вып. 102 —Саранск: Мордов. кн. изд-во.—С. 61—74.

234. Думбадзе Н. С юмором не расставайтесь // Лит. газета.— 1978.—4 янв.

235. Дуняшин А. Вете иетне кадовсть удалов (Пять лет остались позади) //Дуняшин А. В. Пиципалакст (Крапива).— М.: Центриздат, 1930.— С. 11—12.

236. Егоров Б. Где нынче прописана сатира // Октябрь.—1968.— № 7.—С. 198—203.

237. Емельянов Л. Изучение отношений литературы к фольклору // Вопросы методологии литературоведения —М.: Наука, 1966.

238. Ермилов В. О советской комедии // Сов. искусство.—1934—20 авг.

239. Ершов Л. Удобная сатира // Звезда.—1956.—№ 12.—С. 152—164.

240. Заславский Д. Ярослав Гашек // Гашек Я. Похождения бравого солдата Швейка.—М.: Правда, 1979.—С. 3—19.

241. Иванов И. Чувашская критика и литературоведение 70—80-х годов // Чувашская литература: тенденции развития, стилевые поиски.— Чебоксары: ЧНИИЯЛИЭ, 1983.—С. 30—66.

242. Инжеватов И. Мордовской литературасонть фольклоронь тради-циятне (Традиции фольклора в мордовской литературе) // Сурань толт.— 1961.—№ 4.—С. 88—92.

243. Каган М. Оружие гротеска // Сов. культура.—1968.—26 марта.

244. Кельгома ялгат! (Дорогие друзья!) // Мокша—1967 —№ 1.— С. 97—98.

245. Коломасов В. Талантливой юморист (Талантливый юморист) // Сятко.—1939.—№ 6.—С. 98.

246. Колпакова Н. Типы народной частушки // Русское народное поэтическое творчество.— М.: Высшая школа, 1986.— С. 395—401.

247. Коляденков М. Язык романа В. Коломасова «Лавгинов» // Труды МНИИЯЛИЭ —Вып. XXVI —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1984.—С. 69—84.

248. Крокодил.—1989 —№ 35.—С. 2.

249. Кузьмичев И. Введение и теорию классификации литературных жанров // Жанры современной литературы: Вопросы теории и истории.— Горький: Изд-во Горьк. ун-та, 1968.— С. 3—74.

250. Кузьмичев И. Путь к роману//Октябрь—1973 —№ 5 —С. 166—168.

251. Лазарев Л. Смех—дело нешуточное // Театр.—1956 —№ 10 — С. 74—82.

252. Лихачев Д. Древнерусский смех // Проблемы поэтики и истории литературы.—Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1973 —С. 73—90.

253. Лихачев Д. Тревоги совести // Лит. газета.—1987.—1 янв.

254. Ломидзе Г. Интернационализм и национальные традиции // Вопросы лит-ры—1961—№ 3.—С. 3—24.

255. Ломидзе Г. Слово бичующее и исцеляющее // Наш современник.—1983.—№ 3.—С. 186—189.

256. Лоуренс П. Рад видеть вас в моем доме // Крокодил.—1990— № 8.—С. 13.

257. Макушкин В. Истя ушодовкшнось: сатирась мокшэрзянь литера-турасонть (Так начиналось: сатира в мордовской литературе) // Эрзянь правда.—1968—27 июля.

258. Малькина М. Максим Афанасьевич Бебан // Современная мордовская литература: 60—80-е годы —В 2-х ч.— Ч. 2.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993.—С. 101—113.

259. Маскаев А. К вопросы о мордовской драматургии // Записки МНИИЯЛИЭ.—Вып. 12.—Саранск: Мордов. гос. изд-во, 1951.—С. 132—145.

260. Маскаев А. Сказки // Мордовское народное устно-поэтическое творчество: Очерки.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1975.—С. 167—203.

261. Метин П. Чувашская сатирико-юмористическая литература 1970-х годов // Чувашская литература: Тенденции развития, стилевые поиски.—Чебоксары: ЧНИИЯЛИЭ, 1983.—С. 88—117.

262. Митин Г. С юмором не расставайтесь // Лит. газета.—1978.—4 янв.

263. Михайлов В. «Новоселия» («Новоселье») // Эрзянь правда — 1963.—24 июля.

264. Михалков С. А любите ли вы сатиру? // Лит. газета—1981 .—13 мая.

265. Моисеев М. Нереализованные возможности (О жанрах современной сатиры и юмора) // Современная мордовская литература.—В 2-х Ч.— Ч.1— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991.—С. 51—59.

266. Морозов А. Пародия как литературный жанр (К теории пародии) // Рус. лит-ра.—1960.—№ 1.—С. 48—77.

267. Николаева В. Жизненные коллизии и их художественное воплощение // Проблемы творческого метода в чувашской литературе.—Труды ЧНИИЯЛИЭ.—Вып.95.—Чебоксары: ЧНИИЯЛИЭ, 1979.-е. 98—122.

268. Николаева В. Современная чувашская комедия и вопросы комического // Труды ЧНИИЯЛИЭ.—Вып. 103.—Чебоксары: ЧНИИЯЛИЭ, 1980.—С. 65-90.

269. Нурдыгина В. Поэзия и драматургия К. Абрамова // Очерки развития жанров мордовской литературы (1965—1967 г.г.).—Труды МНИИЯЛИЭ—Вып. 37.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974 —С. 187—220.

270. Нурдыгина В. Поэзия 1972—1973 г.г. // Очерки жанров мордовской литературы.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1978.—С. 37—61.

271. Орлова Е. Автор-повествователь — герой в фельетонах М. А. Булгакова 20-х годов // Филолог, науки.—1981.—№ 6—С. 24-29.

272. Пешонова В. Мордовская драматургия 1955—1958 годов // Труды МНИИЯЛИЭ.— Вып. 20.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1960 — С. 160—191.

273. Пешонова В. Мордовская драматургия 1960 года // Труды МНИИЯЛИЭ.—Вып. 23.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1962 — С. 72—89.

274. Пешонова В. Первые шаги мордовской драматургии (1920— 1930) // Мордовская литература последних лет (1961—1964).—Труды МНИИЯЛИЭ.—Вып. XXXIII.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1968 — С. 105—126.

275. Пешонова В. Драматургия 1963—1965 годов // Очерки развития жанров мордовской литературы (1965—1967 г.г.).—Труды МНИИЯЛИЭ.— Вып. 37.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974 —С. 124—138.

276. Петровский Ф. Греческая эпиграмма // Греческая эпиграмма.— М.: Гослитиздат, 1960.—С. 5—20.

277. Пинский Л. Смех Рабле // Реализм эпохи Возрождения —М.: Гослитиздат, 1961.—С. 87—223.

278. Пискунова С., Пискунов В. Уроки зазеркалья // Октябрь.— 1988.—№ 8.—С. 188—198.

279. Прокаев И. Федор Маркелович Чесноков // Сятко—1935.— № № 9—10.—С. 103—104.

280. Поспелов Г. Целостно-системное понимание литературных произведений // Вопросы лит-ры.—1982.—№ 3 —С. 139—155.

281. Пропп В. Жанровой состав русского фольклора // Рус. лит-ра — 1964.—№ 4.—С. 58—77.

282. Проскурин П. Понять современность //Лит. Россия.—1976.—27 авг.

283. Проскурин П. У каждого своя околица // Лит. Россия.—1986 — 22 янв.

284. Путилов Б. Типология фольклорного историзма // Типология народного эпоса —М.: Наука, 1976.—С. 164—181.

285. Рязанов Э. Прощай, Чонкин! // Огонек.—1989 —№35.— С. 27—30.

286. Савушкин Н. Гиперболизация в социально-бытовых сатирических сказках // Фольклор как искусство слова.— М.: Изд-во МГУ, 1975 — Вып. 3.—С. 37—49.

287. Самородов К., Кавтаськин Л. Паремическое творчество мордвы (Пословицы. Присловья. Загадки) // Мордовское народное устно-поэтическое творчество: Очерки.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1975 — С. 124—166.

288. Самошкин А. Кода чачсь мокшень частушкась (Как родилась мокшанская частушка) // Мокша.—1963.—№ 3—С. 100—104.

289. Самокшин А. Частушка //Мордовское народное устно-поэтическое творчество: Очерки.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1975.—С. 312—334.

290. Самокшин С. Мес пееди шабась (Почему смеется ребенок) // Мокшень правда.—1968.—28 апр.

291. Соколов Б. Первые шаги мордовской литературы //Сов. искусство.—1926.—№ 3.—С. 39—74.

292. Стенник Ю. Об эстетической функции сатиры // Рус. лит-ра — 1976.—№ 1.—С. 78—92.

293. Стенник Ю. О специфике жанровой природы басни // Рус. литра.—1980.— № 4.— С. 106—119.

294. Степанов Н. Русская басян // Русская басня.— М.: Худож. литра, 1966.—С. 5—25.

295. Столович Л. Исследование комического // Вопросы лит-ры.—1971.—№ 9.—С. 210—213.

296. Сятко—1997.—№ 10.—С. 127—128.

297. Тынянов Ю. Литературное сегодня // Рус. современник.— 1924.— № 1.

298. Тяпаев А. Оржа пераса (Острым пером) // Мокшень правда.—1972.—8 апр.

299. Фарбштейн А. Эстетика комического //Вопросы лит-ры.— 1968.—№ 12.

300. Федь Н. Природа сатирического жанра //Контекст—1997: Литературно-теоретические исследования.—М.: Наука, 1978 —С. 48—104.

301. Фетисов М. Антология мордовской песни //Литература возрожденного народа.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1959.—С. 139—165.

302. Чесноков Ф. «Пиципалакснэнь» сермадыцядост (Об авторе «Крапивы») //Дуняшин А. В. Пиципалакст (Крапива).—М.: Центриздат, 1930.

303. Чиркин А. Гримасы смеха в городской прозе //Лит. учеба — 1989.—№ 6.—С. 94-101.

304. Чудаков А. Юмористика 1880—х годов и поэтика Чехова //Вопросы лит-ры—1986.—№ 8.

305. Шахов П. Легко ли быть писателем //Лит.Россия.—1987 — 1 окт.

306. Щербина Р. Типическое и индивидуальное //Октябрь—1956 — № 2.—С. 175—182.

307. Шумбратадо, ловныця ялгат! (Здравствуйте, товарищи читатели!) //Сурань толт.—1960.—№ 3.—С. 121.

308. Эвентов И. «Остроумие схватывает противоречие» (О некоторых вопросах теории сатиры) //Вопросы лит-ры.—1973 —№ 6.—С. 116—134.

309. Эвентов И. Искусство иронии //В середине семидесятых.—П.: Лениздат, 1977.—С. 253—282.

310. Эвентов И. Многоликость жанра //Лит. обозрение—1984 — № 12.—С. 60-61.

311. Эльсберг Я. Отрицательное и положительное в сатире //Искусство и кино.—1953.—№ 7.—С. 45—60.3. Авторефераты

312. Бикбаев Р. Т. Современная башкирская поэзия (проблемы эволюции): Автореферат. Дисс. доктора филолог, наук.— Уфа, 1996.—75 с.

313. Брыжинский А. И. Процессы жанрового развития мордовской прозы (50—90-е г. г.): Автореферат. Дисс. доктора филолог, наук.— Казань, 1995.—42 с.

314. Бурилова H.A. Нравственно-эстетические идеалы в современной коми литературе: Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.— Саранск, 1983.—17 с.

315. Ведерникова О. В. Фольклорные традиции в современной коми прозе: Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.— Чебоксары, 1995.—20 с.

316. Карпунов Г. В. Русско-мордовские литературные связи как диалог: Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.—Саранск, 1998.—19 с.

317. Кириллов К. Д. Особенности становления и развития чувашской драматургии в контексте тюркских литератур Урал о-Поволжья (20-е годы): Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук —Москва, 1991.-21 с.

318. Ключагин П. А. Особенности формирования мордовской литературы (1917—1941): Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.— Саранск, 1982.—176 с.

319. Кузнецова Т. Л. Жанровое своеобразия коми сатиры: Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.—Саранск, 1990—16 с.

320. Ломшин М. И. Творчество А. Д. Куторкина и развитие эпических традиций мордовской советской литературы: Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.—Саранск, 1990—18 с.

321. Метин П. Комическое в жанрах чувашского словесного творчества: Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.— Чебоксары, 1994.—18 с.

322. Фуксон Л. Ю. Сатира и юмор как типы художественной целостности: Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.— Москва, 1985.—16 с.

323. Ханзафаров Н. Г. Татарская комедия (истоки и развитие): Автореферат. Дисс. канд. филолог, наук.—Казань, 1996.—64 с.4. Источники

324. Абрамов К. Г. Найман —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1957.—395 с.

325. Абрамов К. Г. Ломантне теевсть малацекс (Люди стали близки-ни).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1961.—428 с.

326. Абрамов К. Г. Качамонь пачк (Дым над землей).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964.—555 с.

327. Абрамов К. Г. Эсеть канстось а маряви (Своя ноша не в тягость).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1967.—340 с.

328. Абрамов К. Г. Нурька морот (Короткие песни)— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974.—420 с.

329. Абрамов К. Шибань Миколь (Шибаев Николай) //Сятко—1982 — № 6.—С. 19—45.

330. Абрамов К. Кавалонь пизэ (Гнездо коршунов) //Сятко.—1988 — № 1.—С. 16—42.

331. Абрамов К. Багировонь самозо (Пришествие Багирова) //Сятко.—1992.—№ 9 —С. 27—40.

332. Абрамов К. Парсей паця (Шелковый платок) //«Сэмень» суд-рявкст (Очесы «Гребня»).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1994.— С. 7—10.

333. Аникин С. В. Мордовские народные сказки.—СПб, 1909.—102 с.

334. Антонов И. Паро ки (В добрый путь) //Сятко.—1960.—№ 2 — С. 37—58.

335. Антонов И. 3. Вейсэнь семиясо (В семье единой).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1956—270 с.

336. Арамов А. Московсто инже сась. (Из Москвы гость приехал.) //Сятко.—1988.—№ 6.—С. 88.

337. Бардин П. Я. Седей валт (Сердечные слова).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969.—56 с.

338. Бардин П. Я. Горниповт ды палакст (Купава и крапива).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985.-56 с.

339. Батяйкин И. И. Сырнень колоз (Золотой колос).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1965.—28 с.

340. Батяйкин И. И. Пиземе чирьке (Радуга).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981.—40 с.

341. Батяйкин И. Чайник //Сятко—1982.—№ 4.—С. 82.

342. Батяйкин И. И. Седяк, ялгай, моро моран /Сыграй, друг, песню спою).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1996—72 с.

343. Бебан М.А. Кенди медь (Осиный мед).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1972.—152 с.

344. Бебан М.А. Золотой орешек —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974.—68 с.

345. Бебан М.А. Утренняя песня—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974.—120 с.

346. Бебан М.А. Басни.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1986.— 88 с.

347. Буянов И. Весенень труба (Всем труба) //Сятко.—1996.— № 12.—С. 139.

348. Буянов И. Ловонть кирдизь (Задержали снег) //Сятко.—1996 — № 12.—С. 138—139.

349. Вельматов П. И. Оцювонь урма (Чиномания).--Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1996.—60 с.

350. Веселое слово.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1967.—140 с.

351. Гайни П. Григошиннэнь (Григошину) //Сятко—1934.—№ № 5— 6.—С. 27.

352. Гайни П. Цянавне (Ласточка) //Сятко.—1958.—№ 2.—С. 31—55.

353. Ганчин А. Чевте ойме (Мягкая душа) //Сятко—1994 —№ 4.— С. 79—80.

354. Ганчин А. Д. Куш кемеде, куш илядо. (Хотите верьте, хотите нет.).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995.—128 с.

355. Ганчин А. Эрямонь киулот (Перекрестки жизни) //Сятко.— 1996.—№ 7.—С. 45—79.

356. Голенков Н. Сяряди пей лаца (Из-за больного зуба) //Мокша — 1987.— № 6.— С. 84—85.

357. Голенков Н. Б. Кеподьсаськ занавесть (Поднимем занавес.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1989.—112 с.

358. Голенков Н. Б. Варсиень луви (Вороночет).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995—112 с.

359. Девин И. М. Нардише (Трава-мурава).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969.—424 с.

360. Девин И. М. Моли, аськоляй ульцява (Вдоль по улице шагает).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974.—104 с.

361. Доронин А. М. Кочкодыкесь —пакся нарумунь (Перепелка —птица полевая).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993.-384 с.

362. Дорофеев 3. Ф. Кочкаф сочиненият (Избранные сочинения): В 2-х т.—Т. 1.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964—1965.

363. Дуняшин А. В. Пиципалакст (Крапива).—М.: Центриздат, 1930.—128 с.

364. Ивенин В. А., Козина Е. М. Грешники—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1997.—168 с.

365. Изнятано минь (Победим мы).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1941.—170 с.

366. Калинкин И. Туво ды иредезь ломань (Свинья и пьяница) //Сят-ко.—1994.—№ 1.—С. 69.

367. Кишняков И. Ямон //Мокша.—1959.—№ 1.—С. 103—106.

368. Кишняков И., Девин И. Пряурма (Докука) //Мокша—1965 — № 6.—С. 3—30.

369. Кпючагин П. А. Од пингес кить-янт (Перелом).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977.—56 с.

370. Ключагин П. А. Пирявкс (Забор).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1979.—48 с.

371. Ключагин П. А. Меельце кулят (Последние новости).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1990.-96 с.

372. Ключагин П. А. Цеканька (Кочедык).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1997.—112 с.

373. Коломасов В. М. Прокопыч.—Саранск: Мордов. гос. изд-во,1940.—58 с.

374. Коломасов В. М. Лавгинов —Саранск: Мордов. кн. изд-во,1941.—336 с.

375. Коломасов В. М. Норов ава (Мать урожая).— Саранск: Мордов. гос. изд-во, 1946.—47 с.

376. Коломасов В. М. Лавгинов.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1956.—229 с.

377. Кономанин П. Ильфекнень (Ильфеку) //Сятко.—1934.— № № 5— 6.—С. 27.

378. Конычев А. Ерошкинонь питнеза (Цена Ерошкина) //Мокшень правда.—1972.—6 апр.

379. Кудашкин И. Н. Ломанти эряви кельгома (Человеку нужна любовь).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1996.—224 с.

380. Кузнецов Ю. Ф. Полдень.—М.: Современник, 1981.—237 с.

381. Кузьмин С. Зыян (Беда) //Сятко.—1989.—№ 1.—С. 96.

382. Куторкин А. Д. Лажныця Сура (Бурливая Сура). Кн. 1.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969.—428 с.

383. Куторкин А. Д. Лажныця Сура (Бурливая Сура). Кн. 2.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976.-^408 с.

384. Куторкин А. Д. Лажныця Сура (Бурливая Сура). Кн. 3—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1987.—392 с.

385. Лобанов В. Салаф атямъенга (Украденная радуга) //Мокша.— 1984.—№ 1.—С. 78—79.

386. Лотор атя мизолды (Дед Лотор улыбается).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1994.—288 с.

387. Любаев П. К. Ялгань вал (Слово друга).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1958.—64 с.

388. Малкин И. Физкультурник //Сятко.—1932 —№ 8.—С. 103— 104.

389. Малкин И. Л. Сезякатне чумот (Сороки виноваты).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1960.-38 с.

390. Моисеев М. С. Кячказ (Крючок).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1972.—44 с.

391. Моисеев М. С. Атекшень шонгарям (Уха из петуха).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1984.—304 с.

392. Моисеев М. С. Кельгома пинге (Пора любви).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985.-96 с.

393. Моисеев М.С. Куцемат и сюцемат (Ступени и упреки).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1988.—304 с.

394. Моисеев М.С. Колма горенцят (Три горницы).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1990.—256 с.

395. Моисеев М.С. Пяльди вармат (Буйные ветры).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993.—288 с.

396. Моисеенко А. П., Сухоруков Ю. Т., Чиняев Г. Ф., Бычков М. Н. Мадам Му-му.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1992.-88 с.

397. Мордовские народные песни.—М.: ГИХЛ, 1957.—271 с.

398. Мордовские народные сказки —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985.—400 с.

399. Моторкин М. Чачома чи (День рождения) //Сятко.—1996.— № 4.—С. 68—88.

400. Моторкин М. В. Варма ковол (Порыв ветра).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1997.

401. Новичков H.H. От кого пошли мы —Саранск: Знание, 1994.— 124 с.

402. Новичков Н. Н. Тараканьи бега.—Саранск: Знание, 1995—82 с.

403. Паштаев В. Бабазе и Куломась (Бабушка и Смерть) //Мокша.— 1979.—№ 3.—С. 78.

404. Пинясов Г. И. Ветецесь (Пятый).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977.—95 с.

405. Пинясов Г. И. Пси киза (Жаркое лето).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1980.—208 с.

406. Пинясов Г. И. Ялгане и содафоне (Друзья и знакомые).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985.—240 с.

407. Пинясов Г. И. Сембода лямбе берякти (К самому теплому берегу).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1990.—208 с.

408. Пинясов Г. И. Тушенттама, аля, тушенттама (Уходим, отец, уходим).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1995—192 с.

409. Пудин А. И. Кудъюрхта (Очаг).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991.—256 с.

410. Пятай Э. Шаржт ды пародият (Шаржи и пародии) //Сятко.— 1935.—№ 2.—С. 29.

411. Пятай Э. Кал ды каль (Рыба и ива) //Сятко.—1936.—№ 3.—С. 28.

412. Пятай Э. Миркитан (Меняла)//Сятко.—1939.—№ 1.—С. 103—104.

413. Радин В. Банкет //Сятко.—1960.—№ 3.—С. 128—130.

414. Радин В. Н. Шуваронь кельгихть (Любители песков).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1968.-72 с.

415. Радин В. Н. Мокшетнень раднясна (Сородичи мокшан).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1984.—168 с.

416. Радин В. Н. Минь —мирнеряйхтама (Мы — мирнейские).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1986.—336 с.

417. Ракиця. Дьячокось —попонь черенть, сторожось — баягань ке-ленть (Дьячок —за поповы волосы, сторож —за веревку от колокола) // Якстере теште.—1932.—30 июня.

418. Раптанов Т. А. Од пингень вий (Сила новой жизни).—М.—Л.: ГИХЛ, 1934.—110 с.

419. Родькин С. Клад //Рассвет —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974.—С. 66—68.

420. Сафронов В. Кинь мазый псевдонимезэ (У кого красивее псевдоним) //Сятко.—1935.— № 4.—С. 40.

421. Седейкин Л. П. Авань моронзо //Песни матери—Саранск: Мор-дов. кн. изд-во, 1991.—104 с.

422. Сухоруков Ю. Т. Прошу слова.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1988.—28 с.424. «Сэмень» судрявкст (очесы «Гребня»).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1994.—288 с.

423. Сятко.—1933.—№ № 17—18.—С. 45.

424. Терентьев А. Н. Вельможа и клоун.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1944.—160 с.

425. Терешкин А. П. 13 историй о наших знакомых.— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969.—64 с.

426. Терешкин А. П. Суббота —банный день.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991.—144 с.

427. Тимошкин Е. Оселонь приказ (Осенний приказ) //Мокша.— 1958.—№ 1.—С. 95.

428. Тимошкин Е. С. Лямбе валхт и оржа налхт (Теплые слова и острые стрелы).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1965.—48 с.

429. Тимошкин Е. С. Панчфт и палакст (Цветы и сорняки).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1971.-76 с.

430. Тимошкин Е. Оцю тев (Большое дело) //Мокша—1982 —N2 6 —С. 80.

431. Тон—тейнь, мон. (Ты —мне, я.).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1986.—248 с.

432. Тумайкин Але. Варма мальга (По ветру) //Эрзянь правда — 1975.—26 авг.

433. Тюляков Ф. Охонькинэнь онозо (Сон Охонькина) //Сятко — 1963.—№ 2.—С. 101—104.

434. Тяпаев А.П. Миртть-рьвят (Супруги).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1986.—288 с.

435. Черняев П., Учватов Н. Кафта свадьбат (Две свадьбы) //Мокша.—1977.—№ 6.—С. 17—36.

436. Чесноков Ф. М. Од эрямонь увт (Гул нового времени).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974.—333 с.

437. Шахматов А. А. Мордовский этнографический сборник.— СПб, 1910.—848 с.

438. Шукшин В. М. Брат мой—Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1981.— 416 с.

439. Шумилкин И. Е. Баснят ды стихть (Басни и стихи).— Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1958.—40 с.

440. Шумилкин И. Е. Ежов Осел (Хитрый Осел).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1966.--48 с.

441. Шумилкин И. Е. Солнце и туча.—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1967.—56 с.

442. Шумилкин И. Е. Сардт (Занозы).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1971.—48 с.

443. Шумилкин И. Прок пештть чулгони (Будто орехи щелкает) //Сятко.—1974.—№ 5.—С. 74.

444. Шумилкин И. Е. Коза в саду —Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985.

445. Щеглов A.C. Вишка пьесат (Маленькие пьесы).—Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1965.—58 с.

446. Щеглов А. Вечкеде (Любите) //Сятко—1971.—№. 5—С. 92.

447. Щеглов А. Ли пожар, ли ендол (Ли пожар, ли молния) //Сятко — 1971.—№ 6.—С. 96.

448. Щеглов А. Ванодо: берянь ломань (Осторожно: плохой человек) //Сятко.—1982.—№ 5.—С. 4^3.392

449. Эскин А. Прянь апак шна (Не хвалясь) //Сятко.—1965.— № 3 С. 97.

450. Эскин А. Та-кода (Как-то) //Сятко—1971.—№ 4.—С. 95.

451. Якушкин Т. Кавто семият (Две семьи) //Сятко.—1959.— № 1 С. 110—112.