автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Коммуникативные особенности философской публицистики славянофилов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Коммуникативные особенности философской публицистики славянофилов"

На правах рукописи

Греков Владимир Николаевич

Коммуникативные особенности философской публицистики славянофилов (1830-1860 гг.)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Специальность 10.01.01 —русская литература.

005548834 22 ИДИ 2014

Тверь, 2014

005548834

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы и журналистики факультета журналистики ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова».

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Егоров Борис Федорович, главный научный сотрудник - консультант ФГБУН «Санкт-Петербургский институт истории Российской академии наук», Санкт-Петербург;

доктор филологических наук, профессор Анненкова Елена Ивановна, заведующая кафедрой русской литературы ФГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена», Санкт-Петербург; доктор филологических наук, профессор Кошелев Вячеслав Анатольевич, кафедра русской классической литературы ФГБОУ ВПО «Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого», Новгород.

Ведущая организация — ФГБОУ ВПО «Ульяновский государственный педагогический университет имени И. Н. Ульянова», Ульяновск.

Защита состоится 19 июня 2014 г. в_часов на заседании совета по защите

докторских и кандидатских диссертаций Д 212.263.06 при ФГБОУ ВПО «Тверской государственный университет» по адресу: 170002, Тверь, проспект Чайковского, 70, ауд. 48.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке и на сайте ФГБОУ ВПО «Тверской государственный университет» по адресу: 170000, г. Тверь, ул. Володарского, д. 44а; URL: http: //university.tversu.ru

Автореферат разослан » а^гхе- 2014 г.

Ученый секретарь совета доктор филологических наук, профессор

С. Ю. Николаева

Общая характеристика работы

Предлагаемая работа посвящена исследованию коммуникативных особенностей философской публицистики славянофилов. Вырабатываемый в диссертации подход позволяет выявить публицистическое в художественных текстах и художественное в периодике и журналистике славянофилов, т. е. собственно в публицистике. Очень часто, если вспомнить творческий путь A.C. Хомякова или К.С. Аксакова, и публицист, и писатель совмещаются в лице одного человека, попеременно выступающего то в одном, то в другом качестве. На самом деле, объединяющим для филологии, литературы и журналистики оказывается «поле взаимодействия»1. Таким образом, литература и журналистика различаются не кругом рассматриваемых вопросов, не особенностями отношения к ним, не спецификой изображения. Разница в ракурсе, в желании непосредственно, сию минуту воздействовать на жизнь либо в готовности отложить его (воздействие) «на потом», удовольствоваться формированием общественного мнения. Однако и данный критерий не может считаться универсальным, ибо легко представить себе как писателя, надеющегося на немедленное изменение общественных отношений, так и публициста, предполагающего создать отношение общества, общественное мнение по какой-либо проблеме. Добавим, что в периодике девятнадцатого века мы встречаемся с эссеистично-стью, т.е. с художественностью и рефлексией в публицистике2. Все это заставляет нас анализировать не только публицистические, но и литературные тексты славянофилов, не ограничиваясь их тематическим совпадением или несовпадением с философскими представлениями о национальной самобытности.

Современная филология не отделяет публицистику от литературы, представляя ее как взаимосвязанную структуру, хотя во многом самостоятельную. Французский исследователь П. Бурдьё, например, обосновывает существование определенных полей, объединяющих взаимодополняющие и взаимосвязанные «культурные феномены» - журналистики, литературы, политики, искусства, социальных отношений. Социолог объединяет их понятием «культурное производство». Его интересует взаимодействие «агентов», т.е. действующих сил и интересов, сталкивающихся в реальной жизни. В рамках данной концепции существенно, что с журналистом, обладающим собственной позицией «в журналистском поле», говорит не просто историк, но «историк, занимающий определенную позицию в поле социальных наук». Их диалог порождает взаимодей-

1 Орлова Е.И. Литература, журналистика, филология: поле взаимодействия // Русская литература и журналистика в движении времени. Ежегодник [кафедры истории русской литературы и журналистики]. - М.: Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, 2012.-С. 18.

2 По мнению Л.Г. Кайды именно феномен личностного, «эссеистического» «Я» придает тексту (и литературному, и публицистическому) философский характер (Кайда Л.Г. Эссеистическое «Я» в русской литературе и журналистике // Там же.- С. 215).

ствие поля социальных наук с полем журналистики3. Мы имеем дело с попыткой найти в предании опору и оправдание философского понимания народа как самостоятельного субъекта истории. Народ не хранитель истории, и даже не творец ее. Народ - сознательный или бессознательный исполнитель исторического предназначения, предначертанного высшею силою. Это взаимодействие обезличено, хотя и сохраняет форму диалога. Несмотря на то, что исследователь концентрирует свое внимание на «интересах», элементах, привносящих и объективное, и субъективное в такой диалог, из рассмотрения устраняется сам писатель как личность. Тем самым спор или диалог двух сфер социальных отношений обезличивается. Разбирая позиции, идеи, но устраняя автора как личность, Бурдьё недостаточно внимания уделяет собственно тексту, в котором проявляется не только идея, но и облик ее носителя.

Современные исследователи отмечают тяготение философии к образному мышлению и выражению и считают возможным сближение философии не только с литературой, но и с литературоведением. Так, А.И. Алексеев прямо утверждает, что «философия содержит в себе аналоги и литературы, и литературоведения одновременно». Сопоставление с литературоведением позволяет философии расширить свои границы и раскрыть «в собственном существовании важные измерения и формы»4. Речь идет, таким образом, о своеобразной коммуникации — о движении сознаний автора и читателя навстречу друг к другу, к пониманию5. Но следует уточнить, какое сознание имеется в виду. Ведь автор может обращаться к сознанию индивидуальному, общественному и массовому. Писатель, как правило, предполагает индивидуальную «встречу» с читателем - беседу, диалог. Через индивидуальное сознание он воздействует на сознание общественное. Обращение к массовому сознанию в классической литературе не предполагается, ибо массовое сознание - хаотическое, не расположенное к восприятию и пониманию философских или исторических знаний и представлений. Напротив, журналист и публицист рассчитывают на общественное сознание, апеллируют вначале к нему, а уже затем - к индивидуальному сознанию читателя. Разумеется, это общий случай. Но бывает и так, что публицист также требует индивидуального внимания читателя, взывает к нему не только как к частице общества, а как к субъекту, как к самостоятельной личности, которая может понять, оценить текст и сделать из него мировоззренческие, ценностные и политические выводы.

Философская публицистика славянофилов рассчитана на интуицию читателя, на ассоциативное мышление, на догадку. Отсюда и ее повышенная образ-

3 Бурдьё П. Поле политики, поле социальных наук, поле журналистики // Бурдьё П. Пьер Бурдьё. О телевидении и журналистике. Перевод с французского: Т. А. Анисимова, Ю.В. Маркова, H.A. Шматко. - М.: Институт экспериментальной социологии, 2002. [Электронный ресурс] //Центр гуманитарных технологий. URL: http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/3061.

Алексеев А.И. Образная ткань философских произведений (К вопросу о сопоставлении философии и литературы) // Вопросы философии - 2011. - №11.- С. 39.

Дзялошинский И.М. Гражданские коммуникации [Электронный ресурс] // Иосиф Дзяло-шинский и команда. Гражданские коммуникации URL: http://www.dzyaIosh.ru/

ность. Общий смысл текста то кажется ясным, то вдруг размывается, сохраняя лишь поэтические контуры. Так мы приходим к необходимости анализа подтекста публицистической статьи. Однако подтекст — также универсальная категория, используется при анализе и художественного (литературного), и публицистического текста. Подтекст важен не только сам по себе, как выявление скрытого смысла, но и как «регулятор отношений» автора и читателя6. Подтекст создается не только при появлении новых значений слова, но и «поворота» мысли, присоединяющей, дополняющей первоначальное толкование фрагмента или всего текста. Подчас простое соседство (казалось бы, случайное) слов влияет на смысл, образует подтекст. В то же время подтекст может возникать не от соседства слов, а от соседства публицистической статьи и поэмы в журнале или альманахе. Помимо литературоведческого (образного) подтекста выделяется также лингвистический и стилистический, и все они необходимы для уяснения авторской позиции, которая может скрываться в построении фраз, в интонации, в грамматических формах7. В конечном счете, любой способ создания подтекста приводит нас к изучению поэтики публицистического или художественного текста, к осмыслению художественных приемов создания образа, в том числе и образа автора, к декодированию текста8, анализу композиции. Коммуникативная теория при этом помогает принять и объяснить саму «размытость» текста, определить границы, где заканчивается логический подход, логическое осмысление, и начинается иной процесс - угадывания, прозрения, перемещения в область художественного творчества.

Многие проблемы, затрагиваемые в нашей работе, оказываются общими и для художественного творчества, и для публицистики: соотношение формы и содержания, введение художественного стиля в публицистику и публицистического - в художественный текст, авторская установка и авторская позиция. Отдельный раздел диссертации посвящен исследованию публицистических образов и приемов их создания. Мы исследуем понимание и использование категорий пространства и времени в философской прозе и публицистике славянофилов. Анализируя хронотоп, мы показываем особенность славянофильских взглядов на природу и историю.

В диссертации показано, что философские, исторические, политические, экономические идеи славянофилов возникают вначале в литературных произведениях или в литературной критике, а уже затем переосмысливаются в публицистических статьях. Основной причиной подобного «теоретического запаздывания» становится перманентный коммуникативный кризис. Таким образом, с одной стороны, литература берет на себя функции публицистики, с другой же

6 Кайда Л.Г. Композиционная поэтика текста. - М., 2011. - С. 49.

7 Там же. - С.52 - 57.

8 См. подробнее: Кайда Л.Г. Опыт функционально - стилистического исследования подтекста в публицистике // Основные понятия и категории лингвостилистики. Межвузовск. сб. науч. тр. - Пермь, 1982. - С. 129 - 132. Авторской позиции в публицистике посвящена докторская диссертация исследователя. Кайда Л.Г. Авторская позиция в публицистике. Функционально-стилистическое исследование. Автореф. ... д-ра филол. н. - М., 1992.

- публицистика славянофилов, сближается с художественными текстами. Славянофилы показали нам публицистику литературно-художественную, в которой образное слово соседствует с философским и логическим рассуждением не только в литературной критике, но и в политических статьях.

Коммуникативные особенности публицистики включают в себя характер и тип коммуникации, коммуникативного пространства, развитие и результаты коммуникативного кризиса и кризисной коммуникации.

Под коммуникацией, в особенности же под массовой коммуникацией, мы понимаем не односторонний, а двусторонний процесс: передачу связного и осмысленного сообщения (а не только нейтральной, безоценочной информации) и ответную реакцию на него (причем реакция может быть и бессознательной). Цель массовой коммуникации - установление связи, включение адресанта и адресата в единый процесс общения, в своеобразный диалог. Такая цель соответствует задачам и литературы, и журналистики. Важно передать и получить не просто информацию, т.е. немодулированный сигнал, а структурированное сообщение. Следовательно, автор вкладывает сообщение (или несколько сообщений) в информационный текст и передает читателю. В свою очередь, сообщение нуждается в декодировании и воспоминании. Читателю необходимо пережить сообщение, т.е. опереться на «вторичное восприятие» (A.A. Потебня). Только тогда устанавливается прочный контакт между автором и аудиторией. Такое восприятие характерно и для философской публицистики, и для философской прозы. И в том, и в другом случае раскрытие и развертывание философской мысли подчиняется аналогичным законам.

Вообще, в основе философской публицистики - обобщение единичного факта. Л.П. Карсавин обосновывает ее задачи поиском «русской национальной черты» сначала в одном человеке, а затем и в «неопределенно большом числе других наблюденных нами индивидуумов»9. Сама логика историософского размышления была провиденциальной, пророческой, обращенной к будущему. Поэтому и литературные произведения, и публицистику славянофилов можно считать художественными явлениями, которые по самой сути своей, как отмечает Ю.М. Лотман, принципиально «не раскрываются до конца».10 С другой стороны, журнализм вторгается во все сферы общественной жизни. И. Киреевский в статьях «Девятнадцатый век», «В ответ A.C. Хомякову» наблюдает, как словесность движется от целостности вечности к кризисной сиюминутности, причем внимание к минуте зачастую объясняется пробуждением ума к высшим интересам человечества.

Коммуникативное воздействие публицистики может быть психологическим, информационным, личностным, познавательным (научным), мировоззренческим (философским, политическим, идеологическим) или художественным (эстетическим). Нас будет интересовать, прежде всего, мировоззренческое и художественное влияние славянофильских изданий. Мы думаем, что оно со-

9 Карсавин Л.П. Философия истории. - СПб.,1993. - С. 281.

10 Лотман Ю.М. Избр. статьи: В 3-х т. - Таллинн , 1992. - Т. 1.- С. 205.

ответствовало концептуальной модели Б. Уэстли и М. Маклейна-младшего, построенной по типу «отправитель - получатель», но включающей в себя некий «фильтр». «Фильтром» мог быть редактор или сотрудник журнала, и даже сам журнал (как канал информации, обладающий своими особенностями, т.е. направлением). Это вариант линейной модели, в простейшем виде представляющей односторонний процесс. В том случае, когда журнал получал «ответ», «реакцию» читателей, модель усложнялась. Воздействие становилось интерактивным, происходило «совместное использование информации», т.е. каждый участник коммуникационного процесса поочередно выступал как кодировщик, интерпретатор и дешифратор сообщения (публицистического текста).11

При коммуникативном подходе именно текст оказывается в центре внимания исследователя. При этом важными оказываются авторские интенции -намерения, желания, исходные концепции. Коммуникативный подход восполняет пробелы историко-теоретического изучения литературы и журналистики, раскрывая те смыслы, которые вкладывал изначально в текст сам автор, и позволяя сравнивать замысел и результат. Исследователь анализирует не столько форму и содержание, сколько «интенции, цели и намерения автора текста, которые и определяют форму и содержание текста как единицы коммуникации»12.

Актуальность предлагаемой работы заключается прежде всего в востребованности новых концепций своеобразия русской культуры, необходимости пересмотра сложившихся представлений о русском историческом развитии. Противопоставление традиционных и новых ценностей, стабильности и развития, империи и свободы, национального и общечеловеческого начинается со спора «иосифлян» и «нестяжателей», с теории Филофея о Москве как третьем Риме и продолжается в современной России как спор «националистов» и «космополитов», «консерваторов» и «демократов». Это неудивительно, потому что даже термин «русская идея» не имеет однозначного толкования и понимается различно не только славянофилами и их оппонентами, но на протяжении двух веков исследователями и истолкователями русской культуры. Современный контекст свидетельствует о жгучести, актуальности проблем, связанных с выяснением сути «русской идеи».

Хронологические границы исследования. В 1830 -1860 гг. и в литературе, и в публицистике усиливается интерес к проблемам народности, к русской истории. Русская философская эстетика первой поставила многие вопросы, позднее изучавшиеся славянофилами. Поэтому начальная точка нашего исследования связана с выходом журнала «Европеец» (1832 г.), в котором видим первое прикосновение будущих славянофилов к проблеме национальной самобытности. Верхняя граница определяется завершением выработки славяно-

11 См:: Брайан Д., Томпсон С. Основы воздействия СМИ. - М., 2004. - С.26 - 27.

12 Дзялошинский И.М., Пильгун М.А. Ресурсы коммуникативного воздействия [Электронный ресурс] // Медиаскоп. Электронный научный журнал факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова. - 2012. - Вып. 2. // URL: http://www.mediascope.ru/node/1082.

фильской теории национальной самобытности в газетах «День» и «Москва» -примерно 1865 - 1868 гг.

Объект исследования - коммуникативное пространство публицистики славянофилов, сложившееся в 1832 - 1852 гг. Далее это пространство расширялось, модифицировалось, но не меняло принципиально своего содержания.

Предмет исследования — публицистические и литературно-критические статьи славянофилов, письма, дневники, ряд художественных произведений, цензурные материалы, неопубликованные рукописи.

Цели исследования - проследить за формированием коммуникативного пространства славянофильской публицистики и прозы в 1830 - 1850 гг.; выявить коммуникативные и семиотические особенности текстов; определить соотношение повседневного и научного, философских концептов и образов в публицистике и литературных произведениях славянофилов; выявить влияние коммуникативного кризиса и кризисной коммуникации на философские теории славянофилов; проанализировать историософскую публицистику славянофилов; определить степень вмешательства цензуры в литературные и публицистические тексты.

В соответствии с поставленными целями в задачи настоящего исследования входило:

- выявить направление эволюции философской публицистики славянофилов - от теории познания и эстетики к религии и историософии,

- исследовать особенности поэтики философской публицистики славянофилов в аспекте коммуникации, т.е. соприкосновения различных сознаний и точек зрения, в первую очередь — автора и читателя;

- проанализировать свойства коммуникативного пространства славянофильской периодики (на материале журналов «Европеец» (1832), «Москвитянин» (1845 г.), альманаха «Московский сборник» (1852 г.);

- показать принципиальную диалогичность публицистики славянофилов;

- выявить и объяснить характер коммуникативной матрицы публицистики славянофилов;

- изучить, как отразились в публицистике славянофилов философские представления о пространстве и времени, показать синтетический характер образов пространства и времени в публицистических и литературных текстах «русского направления»;

- объяснить сближение литературного и публицистического в творчестве славянофилов возможностями образного слова, в том числе и тем, что «символическое производство» (П. Бурдьё) присуще не только литературным, но и публицистическим текстам.

Научная новизна работы связана не только с новыми литературными и публицистическим текстами, но и с новыми подходами к исследованию. Философская публицистика славянофилов и их литературное творчество рассматриваются с позиций теории коммуникации и семиотики. Впервые изучаются коммуникативные особенности периодики и публицистики славянофилов, такие как коммуникационные матрицы и коммуникативное пространство. Взаимоза-

висимость образного и обыденного обнаруживается как движение философской мысли от научного (логического) концепта к образу. Использование методологии анализа современных коммуникативных процессов оказывается перспективно и для изучения истории литературы и журналистики XIX в.

Собственно славянофильские воззрения на русскую и мировую историю, на философию познания, на судьбы мира можно понять, прослеживая их отношение к проблемам общечеловеческим. Мы впервые показали, что славянофилы воспринимали русский / славянский народ как коллективного «культурного героя».

В предлагаемой работе вводятся в научный оборот и исследуются неизвестные ранее публицистические и литературные тексты славянофилов. Наиболее важным и новым представляется анализ рукописного текста второго тома «Московского сборника» 1852 г., запрещенного цензурой. Основываясь на замечаниях и отзывах цензоров, мы восстанавливаем целостное представление о цензорском понимании текста.

В исследовании используются материалы восьми рукописных архивохранилищ: ОР РГБ, РГАЛИ, ЦИАМ (Центральный исторический архив г. Москвы), рукописного отдела музея-усадьбы «Абрамцево», ОПИ ГИМ, ИР ЛИ, ОР РНБ, ГАРФ.

Степень научной изученности темы. Философии, жизни и литературному творчеству славянофилов посвящена обширная литература, которая наверняка могла бы составить целую библиотеку. Чтобы не перечислять все работы, сошлемся лишь на авторитетные библиографические труды13.

Первые советские научные издания публицистических произведений славянофилов были выпущены в конце 1970-х — в 1980-х гг.14.

Журналистике и публицистике славянофилов посвящен ряд исследований15. Назовем несколько современных исследований, особенно значимых для

13 Литературное семейство Аксаковых / Аннотированный библиографический указатель. Самара, 1993; Летопись жизни и творчества И.С. Аксакова. - Уфа, 2009-2013. - Вып. 1 - 4; Антонов K.M. Славянофилы и И.В. Киреевский: Становление исследовательских традиций // Вестник ПСТГУ I. Философия. Богословие. - М., 2006. - Вып. 1 (16). - С. 55 - 92; Колубовский Я. Материалы для истории философии в России // Вопросы философии и психологии». - 1891. - Кн. 6; Завитневич В. Алексей Степанович Хомяков. - Киев, 1902. - Кн. 1 -2.

14 См.: Киреевский И.В. Критика и эстетика / Сост., вступ. статья и коммент. Ю.В. Манна. -М., 1979 (2-е изд., дополн. - М., 1995); Хомяков A.C. О старом и новом / Сост., вступ. статья и примеч. Б.Ф. Егорова. - Л., 1988; Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литерат. критика/ Сост, вступ. статья и примеч. A.C. Курилова. - М., 1988; Аксаков И.С. Письма к родным. 1844 - 1849 / изд. подгот. Т.Ф. Пирожкова. - М.;1988; Аксаков И.С. Письма к родным. 1849 - 1856 / Сост., подгот. текста, примеч. и послесловие Т.Ф. Пирожковой. - М, 1994; Аксаков К. С. Эстетика и критика / Сост. подгот. текста, вступ. статья и примеч. В.А. Кошелева. - М., 1995; Хомяков A.C. Сочинения: В 2-х т. Т. 1 -2. / Вступ. статья, сост. и подгот. текста В.А. Кошелева. - М., 1994. Дореволюционные издания учтены в общей библиографии.

15 Анненкова Е.И. Жанры публицистики К.С. Аксакова // Жанровое новаторство русской литературы конца XVIII - XIX вв. - Л., 1974. - С. 86 - 101; Егоров Б. Ф. Эволюция в понимании народности литературы в русской критике середины 1850-х годов // Учен. зап.

нашей темы16. Недавно вышел коллективный труд, посвященный журналу «Русская Беседа»17. Специальный сборник выпущен по результатам научной конференции, посвященной И. Киреевскому.18. В одной из последних работ о славянофильской журналистике затрагивается близкий нам аспект коммуника-тивистики19. Сравнению философских взглядов Ивана и Константина Аксаковых и Ф.М. Достоевского в контексте литературного творчества посвящена не-

Тартуского гос. ун-та; вып. 2. Труды по русской и славянской филологии. 18: Литературоведение. - Тарту, 1971. - С. 53 - 70; Манн Ю.В. Эстетическая эволюция И. Киреевского // Русская философская эстетика. - М., 1998. - С. 110 - 151; Старикова Е.В. Публицистика славянофилов // Литературные взгляды и творчество славянофилов (18301850-е годы). - М., 1978. - С. 67 - 167); Рейфман П.С. К истории славянофильской журналистики 1840 - 1850-х годов (Некоторые общие проблемы). Статья 1 // Ученые записки Тарт. гос. ун-та. Вып. 414. 1977. - С. 37 - 56; Статья 2 // Там же. - Вып. 491. - 1979. - С. 35 - 58; статья 3 // Там же. - Вып. 513. - 1981. - С. 73 - 85; Статья 4 // Там же. - Вып. 604. - 1982. - С. 64 - 80; Статья 5. // Там же. - Вып. 626. - 1983. - С. 67 - 82; Статья 6 // Там же. - Вып. 645. -1985. - С. 133-144; Цимбаев Н.И. Газета «Молва» 1857 года (из истории славянофильской периодики) II Вестник МГУ. Сер. История. - 1984. - № 6. - С. 140 - 158; Кошелев В.А. Иван Аксаков: консервативная оппозиция как литературная идеология // Рус. лит. - 2006. - № 1. - С. 76 - 94; Кошелев В.А. Сто лет семьи Аксаковых - Бирск (Башкортостан), 2005; Бадалян Д.А. Газета И.С. Аксакова «Русь» и цензура // Рус. лит. - 2006. - № 1. - С. 94 - 115; Бадалян Д.А. И.С. Аксаков и газета «Русь» в общественной жизни России: автореф. ... канд. ист. наук. -СПб., 2010; Мотин C.B. Владимир Соловьев о свободе совести в публицистике Ивана Аксакова // Проблемы защиты прав человека на современном этапе развития государства и общества: материалы межвуз. науч.-практ. конф. (г. Уфа, 21 дек. 2006 г.) Уфа, 2007. - С. 156 -161.

16 Громов М.Н. Славянофильство: историософский аспект // История философии. - М., 1999. -N4. - С. 125 - 134; Егорова В.И. Славянофильские истоки «русской идеи» // Русская идея. -М., 1992. - С. 43 - 45; Зеленко Л.В. Сравнительный анализ мировоззрений славянофилов (1830 - 1917 годы) и русских националистов (1965 - 1986 годы) // Семантика слова в контексте высказывания. - М., 1996. - С. 170 - 172; Песков A.M. «Русская идея» и русская душа. - М.. 2007; Соколов A.M. К понятию народности у славянофилов // Философский век = The philosophical age: Альманах. - СПб., 1999. - Вып. 10. - С. 212 - 221; Тарасов Б. Революционный силлогизм и тысячелетняя история: (О некоторых уроках полемики западников и славянофилов // Златоуст. - М., 1992. - N 1. - С. 293 - 305; Тихонова Е.Ю. Белинский в споре со славянофилами. - М., 1999; Торопыгин П.Г. Славянофильство 1830 -1850 гг. в контексте русской тоталитарности // Социокультурные измерения существования человека. - Саратов, 2000. - С. 113 - 116; Шпагин С.А. Славянофилы и «Москвитянин» // История, экономика, культура, общественная мысль России. - Томск, 1997. - С. 87 - 104; Фетисенко О.Л. «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики (Идеи русского консерватизма в литературно-художественных и публицистических практиках второй половины XIX - первой четверти XX века). - СПб., 2012.

17 «Русская Беседа»: история славянофильского журнала / Исследования, материалы, постатейная роспись / Под ред. Б.Ф. Егорова, A.M. Пентковского и О.Л. Фетисенко. - СПб. 2011 (Славянофильский архив. Вып. 1).

'8. Иван Киреевский: Духовный путь в русской мысли XIX - XXI вв. (К 200-летию со дня рождения): сб. науч. статей. - М., 2007 (изд. второе).

Цвелева Н.П. Коммуникативная стратегия славянофильского журнала «Русская беседа» (1856 - 1860 гг.). Дисс. ... канд. филол. н. - Тверь, 2011.

давняя диссертация Д.А. Кунильского20. Теоретический характер носят работы Е.Ю. Третьяковой. Для нас безусловно важной представляется ее монография о коммуникативных аспектах русской журналистики 1820 - 1830-х гг.21 Культурно-историческим и политическим аспектам философии славянофилов посвящены работы М.А. Широковой22. Поэзия A.C. Хомякова разбирается в статье С.Ю. Николаевой23.

До сих пор сохраняют свое значение зарубежные труды Н.М. Зернова24; А. Койре, Э. Мюллера , И. Смолича , А. Валицкого , Н. Рязановского , Р. Пайпса , Э. Тадена31. Из новейших исследований мы можем назвать работы А. Валицкого, Э. Мюллера, Ф. Руло32.

20 Кунильский Д.А. Ф.М. Достоевский и братья К.С. и И.С. Аксаковы: проблема восприятия русской литературы. Дисс... канд. филол. наук. - Петрозаводск, 2011. Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat http://www.disscrcat.com/content/fm-dostoevskii-i-bratya-ks-i-aksakovy-problema-vospriyatiya-msskoi-literatury#ixzz2sZgWVGvt

21 Третьякова Е.Ю. Возможен ли эпический дискурс в СМИ? // Вестник ин-та международного права, экономики, гуманитарных наук и управления им. К.В. Российского. - Краснодар, 2003. - № 1 (7). - С. 12-16; Третьякова Е.Ю. Достоевский о «формировании слога» журнальной литературы // Журналистские феномены и их познавательный потенциал: в 2 ч. - М. -Краснодар, 2000. - Ч. 1. - С. 94 - 110; Третьякова Е.Ю. Коммуникативное пространство печати: пушкинская модель: монография / Е.Ю. Третьякова. - Краснодар: КубГУ, 2002.

22 Широкова М.А. Философские основания культурно-исторической концепции славянофилов: автореф.... д-ра философских наук. - Барнаул, 2013; Широкова М.А. Философия ранних славянофилов как выражение русского социально-исторического сознания: монография -Барнаул, 2011; Широкова М.А. Философско-политическая концепция ранних славянофилов: монография. - Барнаул, 2012.

23 Николаева С.Ю. Русская топика в поэзии A.C. Хомякова // Межкультурная коммуникация в современном славянском мире: М-лы первой межд. науч. конф. - Тверь, 2005. - T. II . -С. 61-66.

24 Зернов Н.М. Три русских пророка: Хомяков, Достоевский, Соловьев. - М., 2010.

25 Койре А. Философия и национальная проблема в России начала XIX века. Пер. с фр. А. М. Руткевича. — М., 2003.

26 Muller Е. Russischer Intellekt in der Europaischer Krise. Ivan Kireewski (1806-1856). - Köln -Graz, 1966

27 Смолич И. И.В. Киреевский. Жизнь и миросозерцание. - М., 1915.

28 Walicki A. W kregu konserwatiwnej utopie. Strukture i przemiany rosyjskiego slowianofilstwa. -Warszawa, 1964.

29 Riasanovsky N.V. Russia and the West in the teaching of the Slavophiles: A stady of romantic ideology. Cambridge (Mass.), 1952; Riasanovsky N.V. Khomiacov on sobornost //Continuity & change in Russian and soviet thought.- Cambridge (Mass.), 1955,- P. 183 - 196.

30 Pipes R. Russia's exigent intellectual // Encounter. - L., 1964. - T. 22. - P. 16 - 25;

31 Thaden E.C. The Beginnings of Romantic Nationalism in Russia // Amer. Slavic Menasha. -1953/1954. - № 12/13. - P. 500 - 521.

32 Валицкий А. По поводу «русской идеи» в русской философии // Вопр. философии. - 1994. -№1,- С. 68 - 72; Валицкий А. Философия права русского либерализма / пер. с англ. O.P. Пазухина и др. - М.: Мысль, 2012; Мюллер Э. И.В. Киреевский и немецкая философия // Вопросы философии. - М., 1993. - N 5. - С. 114 - 129; Руло Ф. «Россия и Европа в единой упряжке будущего» (французский ученый о феномене славянофильства) // Лепта. - М., 1992.

Следует подчеркнуть, что при всем обилии исследований собственно о философской публицистике, философском подтексте художественных произведений славянофилов написано не так уж и много. Еще меньше исследована проблема коммуникации в публицистических и литературных текстах славянофилов. Предлагаемая диссертация как раз и восполняет существующие пробелы.

Теоретико-методологические основы исследования. Методологическую основу исследования составило сочетание нескольких взаимодополняющих теоретических принципов. Прежде всего, это традиционный историко-сопоставительный и историко-литературный анализ. Сопоставляя логические категории и образы в текстах славянофилов, мы выявляем структуру текста, его стилистические особенности, публицистические задачи и принципы авторов. Во-вторых, в диссертации используется культурно-семиотический принцип, обоснованный в работах Б.А. Успенского и Ю.М. Лотмана. В рамках культурно-семиотического изучения текста мы пытаемся понять, какие аспекты проблем и какие интенции текста важны для самих авторов - как участников коммуникативного процесса, принимающего форму публицистики.

С точки зрения семиотики, саму историю можно рассматривать как процесс коммуникации. Исторические явления, литературные произведения, культурные феномены для семиотики - тексты, построенные по своеобразным правилам, которые аналогичны правилам естественного языка. Иначе говоря, культура не только универсальна, но и коммуникативна. Это заставило нас использовать также и специальные коммуникативные методики - анализ коммуникативного воздействия текста, коммуникативного пространства, коммуникационной матрицы, и т.д. В настоящее время коммуникативный анализ все чаще используется при исследовании современной литературы и публицистики33. Для нас очень важна монография Е.Ю. Третьяковой о коммуникативных проблемах русской журналистики 1820 - 1830 гг.34 Мы также применяем коммуникатив-

- N5. - С. 108 - 124; Rouleau F. Ivan Kireivski et la naissance du slavophilisme. - Namur: Culture vente, 1990.

33 См.: Куликова Т. Д. Публицистика А.И. Солженицына. Процесс коммуникации: от информационного бума до информационного вакуума: 1960 - 1994 гг. Автореф. ... канд. филол. наук. - Ставрополь, 2004; Шуников B.JI. Коммуникативные стратегии «я»-нарратива (на материале произведений современной русской литературы) // Новый филологический вестник.

- 2007. - №1. - С. 34 - 42; Хуако Ф.Н. Авторское обращение к читателю как коммуникативный акт // Вестник Адыгейского государственного университета. - Серия 2: Филология и искусствоведение. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/avtorskoe-obraschenie-k-chitatelyu-kak-kommunikativnyy-akt (дата обращения: 14.01.2014); см. также: Гавенко A.C. Феномен понимания в художественной коммуникации начала XXI в. (на материале современных русских рассказов) // Материалы конференции «Понимание в коммуникации - 5» - М., 2011. Url: http://www.mgpu.ru/materials/ll/11784.pdC bgjncktlyhtgt h-j,hfotybt 1/ 02/ 2014; Кравцова Е.И. Драматический текст как модель коммуникации // Там же.

34 Третьякова Е.Ю. Коммуникативное пространство печати: пушкинская модель: монография

- Краснодар: КубГУ, 2002.

ную методологию для изучения философской публицистики и литературы XIX в.

На защиту выносятся следующие положения:

- философская публицистика славянофилов рассматривает все культурное пространство, в том числе и литературу, и историю как объект познания. Именно в таком философском осмыслении мира, в поисках единого закона для мира природы и мира изящного мы видим сходство ранних славянофилов и философской эстетики;

- историософские проблемы ставятся вначале в статьях, затрагивающих общефилософские представления, и в литературной критике славянофилов;

- особенности поэтики славянофильских текстов (и литературных, и публицистических) связаны со структурой образной системы текстов. Вначале появляется иллюстративный образ, затем вводится логическое понятие (категория или термин), который далее превращается в философский образ. В некоторых случаях философский образ символизируется и становится философским и/или художественным символом;

- публицистика славянофилов в целом формируется и развивается в условиях почти постоянного коммуникативного кризиса;

-содержание и стилистика текста обусловлены не только философскими и политическими задачами, стоявшими перед славянофильской теорией, но и воздействием кризисной коммуникации, искажающей первоначальные посылки учения;

-коммуникативный кризис проявляется как кризис доверия публицистов к власти и как кризис доверия власти к свободной мысли, к свободной информации;

- кризисная коммуникация затрагивает тексты. Это, прежде всего, кризис выражения. Кризис идей вызывает недоверие логическому слову, логическим схемам и понятиям. Логическое слово стремится соединиться с образным. Однако деформация идей неизбежно ведет и к деформации текста, к искажению его смысла;

- первоначально славянофильство опирается на мифологическую традицию, предлагающую выбор «свое - чужое», «путь знакомый - путь незнакомый» и т.п. Ситуация выбора закрепляется и в индивидуальном сознании, и в коллективном опыте как стереотип. Впоследствии этот опыт переосмысляется и мифологизируется. В публицистике возникает представление о русском народе как о культурном герое, способном просветить и направить на истинный путь другие славянские народы. Позже и этот миф превращается в стереотип;

- мировоззренческие и историософские идеи славянофилов выражаются в форме концептов, по самой своей природе двойственных - или научных, или художественных; концепт проявляется не как целенаправленное действие, не как линия, а как «пучок» лучей (Н. Степанов), скрывающий в себе целый ряд значений и, следовательно, возможностей;

- публицистические тексты славянофилов вступают в сложные диалогические отношения и между собой, и с другими, не только публицистическими,

но и литературными произведениями. Причем функция «другого» отводится, как правило, категориям западноевропейской философии и истории, а также и образу Западной Европы в целом;

- историческая концепция славянофилов складывается на основе пересмотра и модернизации фольклорно-мифологических представлений народа. Мифологизируется не только языческий быт, но и христианская этика. Однако публицистический текст становится фактом культуры не в момент создания образа или раскрытия мифологемы, а напротив, в момент застывания, стереотипи-зации смыслов;

- славянофилы предложили новое понимание истории, или, по меньшей мере, заложили основы такого понимания. В их интерпретации история важна не как система фактов, а как система возможностей, реализуемых или упущенных;

- различия между славянофилами и «официальной народностью», славянофилами и «почвенниками» объясняется разными коммуникационными матрицами, которые они используют. Если представители «официальной народности» высказывались за следование образцам, использовали иерархическую (вертикальную) матрицу, то славянофилы создали «горизонтальную матрицу», она стала основной в их публицистике, а также в философской прозе и поэзии;

- историческая реальность в публицистике славянофилов отступает на задний план по сравнению с главной задачей — выразить народное воззрение, народный взгляд. Перед нами принципиально иной подход к истории. Публицистика славянофилов пытается вывести исторические законы не только из существующей, исторической реальности, но и из потенциальной, теоретически возможной. При этом предание служит опорой и оправданием философского понимания народа как самостоятельного субъекта истории;

- одновременно с усилением концепции народности власть фактически десакрализуется. Выдвигается идея морального подчинения правительства и царя народу. Жизнь постепенно подводит славянофилов к мысли о возможности, хотя бы в будущем, ограничения самодержавия совещательными органами (вроде Земского Собора) и конституцией;

- славянофильская публицистика реализуется как система прецедентных текстов, ссылающихся друг на друга, возвращающихся к одним и тем же категориям, претендующих на общепонятность и общеизвестность.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Апробация работы. Результаты диссертации использованы при подготовке лекционные курсов по истории русской журналистики, истории русской литературы, литературной критике, политической публицистике, прочитанных в 1991 - 2014 гг., спецсеминаре «Анализ журналистского и публицистического текста» (РГГУ, 2006 г.), а также в лекциях о журналистике славянофилов (ф-т журналистики МГУ, 2011 - 2013).

Основные положения и выводы диссертации отражены в докладах на 30 международных и 8 всероссийских научных конференциях.

Содержание работы

В главе 1 «Текстовое пространство периодики славянофилов: авторская позиция и коммуникация» анализируются периодические издания славянофилов, в которых вырабатывались их философские и эстетические позиции, в аспекте кризисной коммуникации, искажающей первоначальные намерения и посылки автора.

В $1 «Общая характеристика коммуникативного пространства публицистики» показано, как философская публицистика славянофилов, обособляясь от других направлений, формировала свое собственное коммуникативное пространство и создавала собственные органы печати, чему власть постоянно препятствовала.

В диссертации определяются параметры коммуникативного пространства философской публицистики славянофилов: информированность (издателя, редактора, авторов), получение информации читателем, состав и структура аудитории, направление издания. Специально выделяется такой параметр, как время, определяющее содержание и смысл текста. Важнейшая особенность публицистики славянофилов - независимость. И. Аксаков в письме к А.Д. Блудовой 15. 10. 1861 г. называл «чудовищным» даже предположение о его «возможном союзе» с правительством35. Более того, в 1869г., после запрещения газеты «Москва», он направил в Сенат «Докладную записку», излагая свое отношение к журналистике и доказывая право публициста на собственное мнение и на критику действий правительства36.

В работе подробно исследуется коммуникативная (коммуникационная) матрица периодических изданий славянофилов, определяется тип отношений, возникающих между властью, журналистикой, публицистикой и культурой в целом, которая закладывает качественный, ценностный или коммерческий, подход к изданию и публицистическому творчеству37.

Для философской публицистики особенно важно восприятие познания, его способов и целей, отношение к религии, к истории и историческому познанию. С точки зрения организации и подачи самого текста, матрица заставляет прибегать то к логическому, то к образному изложению. Однако на самом деле действует не одна, а две матрицы - исходная, которая вопрошает, дает задания, предлагает определить позицию, сделать выбор, и трансформированная, зало-

35 И.С. Аксаков в его письмах. - СПб., 1896. - Ч. 2. - Т. 4. - С. 203.

36 Аксаков И.С. Докладная записка по поводу запрещения газет «Москва» и «Москвич»// ОР РГБ. Ф. 369. к. 415. д. 19. - Опубликовано нами. См.: Греков В.Н. «Я иду своей дорогой...» (Иван Аксаков о журналистике без шипов, цензуре и запрещении газеты «Москва») // Медиаскоп. Электронный портал. - 2012. - Вып. 3. URL: http://www.mediascope.ru/node/1013 -0421100082\0075.

37 Дзялошинский И.М. Российские СМИ: противостояние матриц [электронный ресурс] // Сайт факультета журналистики УРГУ имени А. М. Горького. - 2012. URL: http://joum.igni.urfii.ru/index.php/component/content/article/388.

женная в публицистическом тексте. В рамках коммуникационной матрицы можно рассматривать и содержание «публицистических универсалий» - «инвариантных черт, констант» - обязательно присутствующих в публицистике. Это шкала ценностей, оценочность, идеологема (целенаправленное воздействие публициста на аудиторию через систему идей), образ автора38. Эволюция философских и исторических взглядов славянофилов приводила к смене оценки внутри существующего типа оценочности — общесоциального, философского, религиозного.

С точки зрения современной теории коммуникации (Г. Почепцов) публицистика также создает художественные миры. Но, конечно же, эти миры не тождественны. Различаются продолжительность их действия (публицистические тексты — короткоживущие, художественные - долгоживущие), характер объективации пространства (публицистика вмешивается в реальное пространство, тогда как художественная литература создает пространство альтернативное), соотношение между собой (публицистические тексты вытесняют друг друга и даже уничтожают, тогда как художественные сосуществуют и порождают множество интерпретации .

Во 2$ «Свое» и «чужое» в философской публицистике 1820-1830 гг: предпосылки коммуникативного кризиса» мы рассматриваем коммуникативный кризис как кризис доверия и кризисную коммуникацию как деформацию текста. Публицистике славянофилов не чужд даже катастрофизм. Временами в ней обостряется ощущение (или предчувствие) эсхатологическое. Разумеется, оно связано не с земными, природными катастрофами, а с духовными. В этом смысле в публицистике славянофилов моделируется не одно, а два или даже три пространства: и пространство Древней Руси, и пространство современной России, и пространство Запада в его отношении к древней и современной России. Коммуникативный кризис возникает также в случае затруднений или превращения диалога в публицистике. Это доказывается анализом диалогических отношений в публицистике славянофилов.

В $3 исследуется журнал «Европеец». Одной из целей журнала сам издатель считал сближение русской литературы с западноевропейской. Сближение могло произойти через усвоение современной образованности запада, и, в частности, - романтизма. Анализ выявляет эстетические принципы публицистических и литературных текстов журнала. Размышления об искусстве и литературе составляют основу и приводят к политическим и философским выводам. Это хорошо заметно в собственных критических статьях И. Киреевского и в «антикритике» Е. Баратынского. Философская критика и философская проза Киреевского и Баратынского вводится в широкий контекст русской философской эстетики. Вместе с тем мы проводим и западноевропейские параллели, сопоставляем взгляды и высказывания Киреевского с мнениями Г. Гейне. В дис-

38Клушина Н.И. Язык публицистики: константы и переменные // Русская речь. - 2004 г. -№3. - С. 52-54,51.

39 Почепцов Г. Теория коммуникации. - М., 2001. - С. 351 - 353,352. 16

сертации подробно исследуются не только оригинальные статьи, но и переводы «Европейца», в том числе рецензия на «Письма из Парижа» Берне, «Отрывок из письма Гейне» о парижской выставке, «Современное состояние Испании» и др. Изучая коммуникативную матрицу «Европейца, мы выявляем его ценности: познание, свобода, общество, личность, преемственность исторического развития, сближение противоположных начал (русских и европейских), поиск взаимопонимания, объективность, соответственность чувств и идей. Вслед за «Телескопом», журнал обосновывает теорию философского синтеза. Элемент прекрасного и философско-значительного содержится в самой жизни, поэтому-то становится возможно отыскать поэзию в действительности. Коммуникативное воздействие оказывает не только философско-публицистическая, но и литературно-философская, и даже поэтическая традиция. Вообще через традицию раскрываются такие элементы коммуникации как преемственность ценностей (этических, философских, эстетических, даже политических), существование и понимание общего языка, наконец, «общность полей социального окружения»40. Последнее обстоятельство, с одной стороны, определяет характер культурной коммуникации, а с другой - выступает как ее следствие. Основой же культурной коммуникации становятся, как уже сказано, литературные взгляды и литературные тексты. Как мы доказываем, критика и публицистика «Европейца» сформировались во многом под влиянием романтической теории и романтической традиции. Обращение к внутреннему миру, язык чувства, попытка раскрыть самосознание личности и нации, бинарные оппозиции - все эти признаки романтизма хорошо заметны и в журнале Киреевского. Однако, на наш взгляд, характер матрицы определяется также и отношением к тексту, к характеру и задачам издания. «Европеец» ставил перед собой задачу обосновать «синтетическое направление» в русской литературе и стать его рупором. В то же время, как показано в диссертации, матрица может трансформироваться. Ее трансформация обусловлена активизацией «точек фиксации», как внутренних, так и внешних. Внутреннее изменение матрицы зависело от эволюции философско-эстетических взглядов И. Киреевского. Внешние определялись так называемой «институциональной матрицей», т.е. общественно — поли-

41

тическими условиями .

В $ 4 «Журнал как диалог («Москвитянин» 1845 г.) с такой точки зрения - как диалог — рассматривается публицистика обновленного «Москвитянина» (1845), три первых номера которого подготовлены И. Киреевским как редактором.

Он публикует «Обозрение современного состояния литературы», в котором анализирует пять журналов («Библиотеку для чтения», «Маяк», «Отечественные записки», «Современник», «Финский вестник») и две газеты («Северную пчелу» и «Литературную газету»). Автор сталкивает их друг с другом, как

40 Чернов A.B. Традиция как культурная коммуникация // Традиции в контексте русской культуры: Межвузовский сборник научных работ. - Череповец, 2001. - Вып. VIII. - С. 341.

41 См.: Кирдина С. Институциональные матрицы и развитие России. - М., 2000.

бы вопрошает от лица читателей о характере издания, в то же время сам внимательно наблюдает за направлением журнала или газеты, за его отношениями с читателями. Противоречивость этих изданий - следствие неопределенности намерений, неготовности литературы и журналистики выбрать путь. Киреевский сосредотачивается на анализе направления «Библиотеки для чтения», точнее, на отсутствии такового. Редакцию «Библиотеки» не интересует точность и справедливость суждений, она непоследовательна в своих высказываниях.

Два других издания - «Отечественные записки» и «Маяк» - обладали собственной позицией и выражали противоположные направления. В статье Киреевского они почти приравниваются друг к другу. Если «Отечественные записки» для критика крайнее выражение западничества, то «Маяк» - крайнее выражение пристрастия к отечественному.

По сравнению с «Европейцем» публицистические универсалии в «Москвитянине» изменились очень существенно. Прежде всего, мы имеем дело с иной шкалой ценностей, возникающей в ходе споров Киреевского и Хомякова. К прежнему противопоставлению «Россия — Европа» добавляется новое - «Русь допетровская - Русь послепетровская». При сохранении общей оппозиции «свое — чужое» Древняя Русь оказывается своей, а современная Россия - если не чуждой, то производной от чужого. Шкала ценностей тем самым оказывается более сложной и емкой, чем раньше. То же можно сказать и об оценочности. Критерием оценки становится не универсальная образованность, усвоенная народом, а сама народность, изнутри себя рождающая национальное просвещение, претендующее на универсальность. Изменились оценки разума, рассудка, чувства, интуиции. На шкале ценностей особое место занимает вера и христианское просвещение. Светское просвещение (и европейское, и русское) воспринимается как производное от духовного. Теоретический спор о характере и особенностях древней русской истории неожиданно дополняется спором поэтическим. A.C. Хомяков пишет стихотворение «Не говорите: "То былое..."», предназначенное для «Московского литературного и ученого сборника на 1847 год» (стихотворение не пропущено цензурой). Перед нами - диалог между теми, кто «прощает» России грехи, как «былое», «забытое», и автором, который не позволяет ничего забыть. В центре стихотворения - Иоанн Грозный.

Личная вина царя выступает как завязка, как воплощение вины всего общества, отрекающегося от правды и любви. В результате теряется сам смысл человеческого существования, пропадает цельность, история распадается на множество частных эпизодов. Поэт же может напомнить о нем, призвать к покаянию. Перечислив исторические грехи, одновременно нравственные и политические («рабство векового плена», «двоедушие Москвы», «стыд и скорбь святой царицы», «узаконенный разврат», «грех царя-святоубийцы» и т.д.), он заканчивает не художественным, а публицистическим образом, стыдит «За слепоту, за злодеянья,/ За сон умов, за хлад сердец»42. Несколько раньше, в статье

42 Хомяков A.C. Стихотворения и драмы.- Л., 1969. - С. 123 - 124. 18

«Мнение русских об иностранцах» Хомяков утверждал, что теперь распад, мертвенность охватывают и русскую культуру43.

Для нас безусловно важна такая, перекличка публицистических и литературных выступлений славянофилов. Мы рассматриваем в диссертации и продолжение спора, в который включился К.Аксаков (стихотворение «Поэту -укорителю»). Итог спора К. Аксакова и Хомякова подвел И.С. Аксаков, назвавший его поэтическим поединком двух друзей. «Оба гремят укорами, оба взывают к покаянию - и оба правы»44. Правота, однако, не устраняла принципиальных различий. Хомяков «растравляет» исторические раны с тем, чтобы они стали заметны и началось их лечение. Для К. Аксакова такое «лечение» оказалось неприемлемым. Он не желает тревожить раны, отворачивается от негативного исторического опыта. И, в свою очередь, «растравляет» другие раны - отказ от национального просвещения. Следовательно, сходство поэтов-публицистов в осознании исторической травмы, в обращении к ней, а различие - в понимание причин, в выводах и оценках. Публицистическая коммуникация направлена на выработку нового решения проблемы, на смягчение кризиса и расширение коммуникативных возможностей и самого автора, и его текста. Однако принципиально новых идей и решений не предложено. «Катастрофический опыт» оказывается слишком болезненным.

Не только исторические и философские, но и чисто литературные проблемы вызывали спор. На страницах «Москвитянина» (1845 ч. 2. №2) публикуется рецензия К. Аксакова на стихотворение И. Тургенева «Разговор». Порок в содержании (неуважение к жизни народа) для К. Аксакова страшнее, чем беспомощность художественной формы. Отзыв К. Аксакова, по своей методологии, во многом совпадает с анализом Белинского.

В 5 $ («Злоключения «русской идеи»: «Московский сборник» 1852 г. и русская цензура») исследуется славянофильский альманах «Московский сборник» (1852 г.), редактором которого стал И. Аксаков. Альманах открывался статьей И. Аксакова «Несколько слов о Гоголе». Гоголь рассматривается как личность, выражающая глубинные устремления и идеалы народа. Мотив личности и далее проходит через весь альманах. В статье Киреевского «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению в России» мы встречаем противоречивый, но яркий образ Петра I. Автор утверждает преемственность истории, выделяет ее различные этапы, чтобы обосновать идею русской самобытности. Главное отличие русской жизни от западной проясняется в противопоставлении западного («германского») индивидуализма (в мышлении, бытовой и общественной жизни, в поведении) и славянского («русского») коллективизма, в противопоставлении механицизма и цельности, материального интереса и духовности. Причем коммуникация строится не только на противопоставлении, но и на некоторой подмене понятий. Опираясь на немецкую фи-

43 Хомяков A.C. Поли. собр. соч.- М., 1900. - T.I. - С. 611.

44 Русский Архив. - 1879. - №2. - С. 218.

лософию, славянофилы в то же время отвергают ее выводы, потому что находят и сами теории односторонними.

В диссертации впервые анализируются материалы цензурной рукописи запрещенного 2 тома «Сборника». Первоначальные варианты статей представляют собой особую редакцию, сильно отличающуюся от печатных текстов. Для второго тома К. Аксаков написал статью «О богатырях времен великого князя Владимира по Русским песням». Пересказывая былины, К. Аксаков касается таких сюжетов, которые кажутся цензуре неудобными и даже вредными. Так, цензура отметила стремление автора противопоставить старый и новый быт, показать равенство сословий и отсутствие «права породы». Самые поступки героев былин названы «противозаконными», причем автора упрекают в том, что он выставил действия былинных героев «как бы напоказ», забывая, что они «совершаются не в язычестве, но в христианстве равноапостольного князя».45 Цензуре представляется, что автор чуть ли не проповедует целую философию свободы. На самом деле, конечно, философские рассуждения о свободе в статье занимают очень незначительное место, причем речь идет о свободе бытовой, повседневной жизни. Но всякое упоминание о самостоятельности народа, об общине и общинном укладе раздражает цензора. Так, напротив строчки «Чури-ла не ослушался князя Владимира» сделана помета «Разве он мог ослушаться?»46. Разумеется, вызвали возражение и непочтительные песенные характеристики княгини, ее отношений с Тугарином Змеевичем, который зовется «милым другом». Запрещена строчка из былины: «Он ласкается, собака, к княгине, целует ее в уста сахарные»47. Конечно, не пропущены были и прямые оскорбления в адрес княгини: снята фраза, сказанная Алешей Поповичем супруге Владимира: «Чуть не назвал я тебя сукою». Она восстановлена И. Аксаковым в 1861 г. в собрании сочинений Константина Сергеевича48. Эмоциональные пассажи и теоретические обобщения К. Аксакова кажутся даже более опасными, чем достаточно сухие и перечислительные интонации в статье князя Черкасского «О подвижности народонаселения в древней Руси», посвященной крепостному праву. Ее цензор считает возможным опубликовать с исправлениями. Причем исправлений намного меньше, чем в статье К. Аксакова о народных песнях.

Таким образом, коммуникация не просто затруднена, она порою просто прерывается. Коммуникативный канал перекрывается фильтром - цензурой. Однако фильтр предназначен был для политической информации. А содержание информационного потока в данном случае никак не связано с политикой, Аксакова интересовала культура и преимущественно культура народная. Конечно, трудно избежать переклички, аллюзии с сегодняшним днем. Но цензура требует однозначности, сомневается в допустимости характерного для народ-

45 Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. - Кн. 12. - С. 137 - 138.

46 ЦИАМ Ф. 31, оп. 4, ед. хр. 426. Л. 90.

47 ЦИАМ. Там же. Л. 78.

48 См.: ЦИАМ Ф. 31, оп. 4, ед. хр. 426..Л. 78, 80.; Аксаков К.С Полн. собр. соч. - М., 1861. -С. 353,355.

ной речи выражения «собака ты, Калин-царь»49. Но тем самым цензура превращала литературный текст в публицистический, фактически включая его в политический контекст.

Сильно искажен по сравнению с оригиналом и печатный вариант ученого исследования А.Н. Попова о русском посольстве в Польшу. Цензор прибегает к точечной правке, смягчает или вычеркивает опасные, с его точки зрения, места. Его действия - не результат глупости или отчаянного неприятия идей славянофильства, они объясняются кризисной коммуникацией50.

В периодике славянофилов выделяется ряд философских и культурных концептов. Они не всегда специально связаны с теорией национальной самобытности, однако без них мы не поймем и эту теорию. В диссертации выделяются такие концепты, как Россия и Запад, природа, община, просвещение, христианство, язычество, вера, разум, рассудок, сознание и т.п.. Анализу этих категорий и посвящена вторая глава «Эстетика познания в публицистике славянофилов: от концепта к образу».

В $ 1 «Логическое и образное. Проблема цельности» прослеживается развитие общефилософских представлений о разуме и рассудке, воле, сознании. Исследуются такие концепты, как «цельность», «разум», «рассудок», «воля», «чувство», «сердце». Философские категории выступают в них и как логические определения, значение которых можно и нужно раскрыть, и как образы, развивающие логические положения и связывающие их с аналогами или переводящие их в сферу других образов и символов. Славянофилы апеллируют к отвлеченным концептам, обозначающим нравственные качества, социальные, философские, политические категории.

Концепты выступают в двух формах - научной (логической) и художественной. По мнению Ю. С. Степанова, общечеловеческие понятия, «всемирные», тяготеют к научным, а национальные - к художественным51. В диссертации отмечается и параллельный процесс - научные, строго организованные концепты рождают общечеловеческое содержание, а художественные - национально окрашенное. И именно различное понимание концептов объясняет несводимость воззрений одного славянофильского публициста к воззрениям другого и в то же время их явную близость. Как полагает Ю. Степанов, художественный концепт избегает соединения с другими по научному типу. Однако публицисты обычно склонны его «варьировать».

Образ в публицистике Киреевского и в публицистике Хомякова как бы укрупняет явление, делает мысль предметной, выполняя ту же функцию, что смена плана в художественной прозе. В диссертации выделяются публицистические планы: от общего плана (рассуждения) публицист переходит к крупному (предлагает образ). Но эти планы относятся не к предмету или сцене, а к идее, к

49 ЦИАМ. Там же. Л. 96.

50 ЦИАМ. Там же. Лл. 227, 239 об.

51 Степанов Ю. С. Концепты. Тонкая пленка цивилизации. М., 2007. - С. 23 - 26. Цит. по электронной версии текста: URL http://modernlib.ru/books/yuriy_sergeevich_stepanov/.

мысли. Задача - передать эмоциональный накал, важность идеи. Если задача меняется и автору важно показать глобальность, исторический смысл идеи, образ уступает логическому обоснованию, рассуждению, анализу философского содержания.

В коммуникационной матрице публицистики славянофилов концепты как логические элементы подчиняются образному началу. Текст обычно построен по иерархическому, вертикальному принципу. Эта вертикаль завершается категорией невыразимого, которая, по определению, неизъяснима и недоступна сознанию. Ее можно постигнуть лишь в религиозном созерцании, в чувственном единстве с миром духовным. Структурная иерархия матрицы оправдана содержанием и смыслом нового, только возникающего у Киреевского учения о цельности человеческого духа и цельности знания.

Выдвигая на первый план «невыразимое», «мистическое», как вершину познания, Киреевский раскрывает самую суть своей теории. Он стремится к обретению цельности. Для этого требуется сосредоточение и внутреннее душевное единство. Прежде всего, приходится признать существование в человеке некоего сверхчувственного начала, сверхчувственного «я», подчиненного Божественной воле. Человек должен сознательно выстраивать свою жизнь, следуя христианскому учению. Без участия личной воли человек не приблизится к совершенству и не достигнет цельности. Но в том-то и дело, что цельность и совершенство закладываются в повседневной жизни, требуют каждодневных усилий.

Цельность рассматривается в статьях Киреевского также как «истинная образованность», отличающаяся от западной, формальной как «внешние познания» от «внутреннего устроения духа»52. Понятие «истинной образованности» у Киреевского то выступает синонимом цельности, то приобретает собственный смысл, означая необходимость изменить все человеческие отношения, и охватывает все стороны бытия.

Рассматривая основные концепты философской публицистики славянофилов - разум, рассудок, воля, чувство, сердце, любовь, вера, пространство, время - мы видим, что среди них нельзя выделить центрального, так как все они не просто связаны, а как бы «перетекают» один в другой. Причина этого - логический «полицентризм» славянофильства и его образная природа. Та же категория «цельность» путем логических рассуждений приводит нас к категории «вера». Вера же, по своей природе, символична. Пожалуй, в каждой категории славянофильской философской публицистики присутствует нечто иррациональное и она значит больше, чем раскрывается на уровне логического сознания.

Трудности и неудачи Древней Руси объясняются разъединенностью разума и сознания. «Разумность», с точки зрения Хомякова, не допускает искажения первоначальной цели или замысла («Письма о философии к Ю.Ф. Самарину»). Поэтому всякая ложь существует только как частный случай, точнее, мо-

52 Киреевский И. В. Критика и эстетика. - С. 189. 22

мент всеобщего развития. Искажение уже противоречит и понятию «разумности», и понятию «развития». «Правильное развитие всякой лжи есть ее обличение, а не развитие, и таким образом разумно; но покуда процесс не кончен, он имеет признаки развития, будучи в действительности уничтожением данной»53, - утверждает Хомяков. Ложная религия и ложное просвещение также неизбежно должны разоблачить себя, несостоятельность самого метода познания, сложившегося в древнерусском просвещении.

Во 2 $ «Категории пространства и времени в философской публицистике 1830 - 1860 гг. История как форма времени» поставлена проблема соотношения категорий пространства и времени в публицистике славянофилов. Образы пространства и времени в указанной статье Хомякова выполняют двойную функцию. Во-первых, они как бы воссоздают сами себя, разъясняя философское содержание физических категорий. Во-вторых, они становятся элементами образа более высокого уровня. Хомяков переходит к рассмотрению внутреннего сознания, внутреннего мира, в котором течение времени и свойства пространства отличаются от тех, что существуют во внешнем мире, только наличием управляющей воли человека.

За образами физического пространства и времени встают иные — образы пространства духовного, поэтического, сказочного, но подчиняющегося тем же законам, что и «настоящие». Пространство мысли оказывается прежде всего пространством слова, но не человеческого слова, а Слова-Логоса. Слово переносит человека из субъективного мира в объективный или, наоборот, раскрывает субъективную сторону объективного мира. Это подтверждается эволюцией представлений публицистики о времени в 1830 — 1850 гг. Мы встречаем две значимых для нас модели времени: «дух времени» и «время души». Оба концепта и противоположны, и синонимичны друг другу. Время то отождествляется с историей, то противопоставляется последней как вечность. История также вовлекается в общий ход познавательного движения, заставляя обратиться к самопознанию. «Дух времени» нацелен на время историческое, может быть, даже пытается выразить исторический и философский смысл эпохи. «Время души» - более камерное понятие, относящееся к личной деятельности и частной жизни человека. В романе В.Ф. Одоевского «Русские ночи» Виктор определяет «дух времени» как «общее убеждение». Иное объяснение, учитывающее движения человеческой души, предлагает Фауст: «дух времени» находится «в вечной борьбе с внутренним чувством человека54.

Итак, проблема не сводится только к преобладанию практицизма, «дух времени» создается также под влиянием чувства прекрасного и справедливого, направляется искусствами, выдвигает идеалы. В статье «Девятнадцатый век» И. Киреевский говорит о «господствующем духе» и «господствующем направлении», затем переходит к «недавнему убеждению», к «особенности текущей минуты». Он утверждает, что «дух времени» меняется очень быстро, но не отсту-

53 Хомяков A.C. Всемирная задача России. - СПб., 2008. - С.470.

54 Одоевский В.Ф. Соч.: В 2-х т. - М., 1980. - Т. 1.- С. 229,230.

пает и не исчезает из культурного пространства. Поэтому в девятнадцатом веке одновременно сосуществует несколько направлений, несколько разных носителей разного «духа времени»55. Нельзя не отметить закономерность в смене этих понятий. От неопределенного «господствующего направления» мы переходим к вполне конкретному «духу просвещения», который можно проанализировать и разложить на составляющие элементы (что автор далее и делает). Более того, «дух просвещения» очень хорошо сочетается с «сущностью» «духа времени». Две категории взаимно дополняют друг друга. «Дух времени» становится иным, потому что ускоряется само просвещение.

К середине 1840-х годов образ времени в философской публицистике славянофилов изменился. Для Константина и Ивана Аксаковых характерно пространственное понимание времени. Так, К. Аксаков писал о том, что реформа Петра разделила Русь не хронологически, а пространственно. В 1857 г. в статье «Опыт синонимов: публика — народ» он показывает разницу между публикой и народом как разницу их временного существования. Само время делится на два периода: когда публики еще не было и когда она появилась. Философская трактовка автора смещается в сторону противопоставления временного и непреходящего56.

Спор о просвещении перетекает в спор о вечности и наоборот, расхождение в понимании времени и вечности у публицистов обусловлено разным пониманием просвещения. В учении о «внутреннем сознании», «внутренней силе ума» Киреевский уже не пользуется категориями пространства и времени, история движется в сторону вечности.

Славянофильских публицистов всегда волновала тайна личных отношений человека и Бога, так сказать, психология религии. Поэтому $3 «Проблема веры. (Концепты веры и святости)» посвящен изучению проблемы веры и религиозного сознания в их статьях. В рассуждениях о развитии религии, о ее отношении к мифологии и науке присутствуют одновременно и философское обобщение и художественный образ слияния человека с Богом и миром. Еще в письме 3/15 марта 1830 г. из Германии, говоря о лекциях Шлейермахера, Киреевский связывает рождение «духовного человека» с единством философии и веры. А. И. Кошелёв предостерегает, что личное равнодушие к религии чревато духовным кризисом человечества. И. Аксаков выдвигает другой тезис: служение Богу - значит служение человеку. «Берегитесь для Бога забыть людей»57.

Концепт «вера» сближается с понятием «любовь» (в значениях любовь христианская, любовь к человечеству, любовь к человеку). Личность не подавлена, не подчинена. Напротив, она выступает на первый план, обладает некими неотъемлемыми правами.

Концепты любви изучаются в $4 «Концепты любви: любовь-вера, любовь-послушание, любовь - жертва». В 1856 г. на страницах «Русской бесе-

55 Киреевский И.В. Критика и эстетика. - С. 80.

56 Молва. - 1857.-№36.

57 Колюпанов Н.П. Биография А.И. Кошелева. - М., 1892. - Т. 2. - С.44. 24

ды» Т.И. Филиппов опубликовал развернутую рецензию на комедию А.Н. Островского «Не так живи, как хочется». В диссертации показано, что в ней раскрывается целая философия любви. Филиппов рассматривает ограничения, налагаемые на личные чувства человека высшими нравственными принципами христианства, собственной совестью каждого человека. Теория современной любви в романах Жорж Санд осуждается, ибо разрешает сознательное нарушение Божественных заповедей брака. Санд и ее последователи выступают против общественных злоупотреблений, против лицемерия и двоедушия. Однако вместе с злоупотреблениями они отвергают свой собственный идеал.

Статья Филиппова вызвала жаркую перепалку в отечественных журналах и долго оставалась в центре внимания критики. Ее справедливо рассматривали как программу нового издания славянофилов - «Русской Беседы» - и потому разбирали не только содержание и выводы автора, но также его намерения, его затаенные мысли. «Русский вестник называет восторженную приверженность Филиппова к древним обычаям «бесполезной»58. Рецензент «Отечественных записок» в ужасе восклицает: «Называйте это как вам угодно: логикой караибов, новозеландской моралью <.. .> только ради Бога, не называйте этого «русским воззрением!..»59. М.Е. Салтыков-Щедрин в статье «Стихотворения Кольцова» упрекает Филиппова в консервативном понимании народности, в незнании народной жизни: критик не видит «ни диссонансов, ни фальшивых зву-60

ков» .

В дискуссию включился и A.C. Хомяков. Он определяет высшую задачу любви как отрешение от своего эгоизма, как подчинение себя любимому человеку. Надо сделать его целью, а не предметом, не средством. Хомяков считает романы Санд в художественном отношении беспомощными. Но само движение женской эмансипации представляется ему «неизбежным», т.к. общество живет во лжи и признает нравственные законы только на словах. Мысль публициста заключается в том, что даже ложная и безнравственная теория, если она обличает общественную несправедливость, способна принести добрые плоды. «Таков исторический закон. Самое зло личное делается орудием добра <...> Так и теперь, смелый протест целой школы <...> не пройдет без следов. Он не прав перед нравственным законом, он совершенно прав перед жизненным обычаем. За него справедливость, чувство вполне законное и христианское»61.

С разобранными выше концептами «цельность», «просвещение», «вера», «разум» перекликается и представление славянофилов о «живой жизни» и «живом знании»62. Содержание и смысл этих категорий раскрывается в $ 5 «Кон-

58 Ф. Д.< Дмитриев Ф.Д. >. Несколько слов по поводу статьи г. Филиппова в «Русской беседе» //Русский вестник.- 1856.- Кн. 2. - С. 154.

59 Литературные и журнальные заметки II Отечественные записки.- 1856. - №7. Отд. III. - С. 51-52.

60 Салтыков - Щедрин М.Е. Литературная критика. - М., 1982. - С.35.

61 Хомяков A.C. Всемирная задача России. - СПб., 2008. - С. 343.

62 Проблема поставлена в трудах В.В. Зеньковского (История русской философии. Т. 1.4. И. - изд. 2-ое, - [Paris], YMCA PRESS. 1989. - С. 202 - 207) и Н. О. Лосского (История русской

цепт «живая жизнь»: синтез духовного и материального». Диссертант выявляет их производный характер. Высказанные впервые в статьях И. Киреевского 1830 - 1840 гг., они были развиты A.C. Хомяковым в 1850-е гг. Концепт «живая жизнь» приобретает, на наш взгляд, синтетический характер. Комментируя понятие «живое знание» в статье «Девятнадцатый век», Киреевский отмечал, что это знание «вне школьно-логического процесса», оно «выше понятия вечной необходимости» и «существеннее математической определенности». Такое знание он называл «живым», «положительным», «историческим» и определял как «живое единство», «внутреннее средоточие бытия», достигаемое слиянием всех жизненных стихий и элементов. Разумное сознание теперь означает слияние науки и веры «в одно живое разумение, где жизнь и мысль <.. .> находят себе не отвлеченную формулу, но внятный сердцу ответ63.

Отталкиваясь от концепта «живая жизнь», Хомяков развил учение о «живом знании», непосредственном, интуитивном восприятии жизни, которая требует цельности.

К Аксаков в 1842 г. в статье о «Мертвых душах» находил в гоголевской поэме «неослабную, неустающую, живую жизнь», проявляющуюся в каждом предмете и в каждом эпизоде»64. Замечание критика связано с его пониманием эпического характера гоголевского творчества. «Эпическое созерцание», которое он находил в «Мертвых душах», не исчерпывается простыми объяснениями типа полноты и художественности изображения, внимания к народному характеру.

В 1849 г. уже И. Аксаков использует выражение «живая жизнь» в записке «О служебной деятельности в России», отмечая оторванность дворянства от «живой жизни» народа. В контексте этой записки мы встречаем и близкие смысловые категории - «жизненная почва», «живой быт». Видоизменяя концепт, И. Аксаков делает его менее отвлеченным, сближает с действительностью. В 1852 г. в статье «Об общественной жизни в губернских городах» он противопоставляет деятелей «русского направления» провинциальному обществу, лишенному духовных интересов. Он напоминает о живых, современных интересах, о людях, которые им служат. В контексте статьи это указывает на возможность обрести настоящую «жизнь», духовную, в отличие от мертвенной жизни провинции65.

Использование концептов и в логическом, и в образном выражении предполагает определенные ограничения. Как только в своих попытках истолковать концепт мы добираемся до объяснения внутреннего состояния отдельного человека, мы подходим к границе познания. Можно согласиться с Ю. Степано-

философии. - М., 1991. - С. 32 - 33). См. также : Кунильский А.Е. О возникновении концепта «живая жизнь» у Ф.М. Достоевского // Вестник Новгородского гос. ун-та. - 2007. -№ 44. - С. 72 - 75.

63 Киреевский И.В. Критика... - С. 86, 204. Киреевский здесь приводит слова Шеллинга. Однако важно, что он соглашается с ними, принимает концепцию немецкого философа.

64 Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. - М., 1982. - С. 146.

65 Аксаков И.С. Полн. собр. соч. - М.,1887. - Т.5. - С.5.

вым: «Здесь - предел научного познания и описания концепта. И эта точка зрения в точности совпадает с положением православной теологии об апофатизме - отказе от словесных определений ...всюду мы можем довести свое описание лишь до определенной черты, за которой лежит некая духовная реальность, которая не описывается, но лишь переживается»66.

Поиски невыразимого «русской идеи» чаще всего не заканчивались на стадии апофатизма. Именно сознание невыразимости, внутренней тайны национального самосознания и стало причиной сначала неразличения, а затем и смешения философских концептов, о чем уже говорилось выше. По словам И. Киреевского (в письме «Московским друзьям») славянофильский кружок составился «случайно», «бессознательно». Он жалел о несогласованности взглядов своих друзей и надеялся, что осознание, теоретическое осмысление убеждений поможет объединению. На самом деле, такое «обдумывание» произошло позднее, после крестьянской реформы 1861 г., но привело к новому размежеванию оставшихся в живых членов кружка (И. Аксаков, Кошелев, Самарин, В. Елагин, кн. Черкасский) по политическим и экономическим мотивам.

В диссертации показано, что славянофильская публицистика (как и литература) не устанавливает иерархию мировых явлений, хотя и прослеживает их взаимосвязи. Ее интересуют ценности. Мы доказываем, что шкала ценностей славянофилов не ограничивается противопоставлением «свое — чужое». Истоки разделения - в противопоставлении разума и рассудка, разума и чувства. Устоявшиеся выражения, «клише» встречаются в публицистике славянофилов достаточно часто. Переходя из статьи в статью, они создают видимость постоянного, точного, почти дословного воспроизведения одной и той же мысли, одного и того же текста. «Прецедентные тексты» личностно важны для самих авторов и немногих сторонников «русского направления». Не случайно Аксаков в 1863 г. пишет о ключевых понятиях, о «великих исторических словах», таких как земщина, земство, община, вече, народность, искаженных «наглым и бессмысленным злоупотреблением»67. Он не совсем точен в своих умозаключениях. Некоторые категории он в своем перечне пропускает (государство, общество, самодержавие, история, семья), некоторым, наоборот, придает излишнее значение {вече, земство, земщина). На этих концептах и держится каркас, схема теории национальной самобытности.

В главе 3 рассматривается историософская публицистика славянофилов. Славянофилы утверждали, что их главная заслуга — постановка проблемы народности. В $ 1 («Между «народом» и «историей»: проблема народности») доказывается, что это не совсем так. Проблема народности стала «модной» в литературе и критике еще в 20-ые годы XIX в. Впервые же эта категория появилась в трудах немецких романтиков. В России о народности первым заговорил Н.М. Карамзин. Если вначале, в «Письмах русского путешественника», он

66 Степанов Ю.С. Концепт // Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М.: 1997. - С. 363.

67 Аксаков И.С. Полн. собр. соч. - Т.6.- С. 197.

рассматривал народность как служение общечеловеческому и общеевропейскому, то в статье «О любви к отечеству и народной гордости» речь идет о формировании духовного начала, духовного своеобразия русского мира, о необходимости самостоятельного развития и преодоления собственной отсталости.

В 1828 г. И.В. Киреевский в первой своей статье «Нечто о характере поэзии Пушкина» раскрывает свой взгляд на народность, соединяя философскую глубину с необыкновенной поэтичностью. Такое соединение философской точности и поэтической вольности необходимо для того, чтобы показать незавершенность самого процесса развития народности.

В позиции Киреевского отмечаются два ключевых момента. Во-первых, необходимость жить «в средоточии народа». Понятие «народ» лишается определенности, однозначности, приобретает в статье смысл только как образ. Подобно Тику и фон Арниму, критик отождествляет народное и поэтическое, не обращая никакого внимания на другие стороны жизни, например, социальные или политические. Фактически, он признает, что поэт не сливается с народом, а, напротив, как личность выделяется из него, хотя и чувствует его дух, знает все события народной жизни и разделяет чувства народа. Народный дух выражается как через сознание поэта, так и бессознательно. Тем самым внимание читателя привлекается к проблеме невыразимого, как необходимого условия «поэзии духа, находящейся в еще более высокой сфере божественного»68.

В диссертации прослеживаются изменения в понимании народности И. Киреевским. В период любомудрия он отыскивает у Пушкина психологический эквивалент общей идеи, подчеркивает общность, родство поэта и народа. В статье «Девятнадцатый век» (1831) он обращается не к поэзии, а непосредственно к истории, переносит акцент на соответствие национального духа общемировому, на самобытное толкование этой идеи. Речь идет уже о содержании понятия «народность». Критика волнует именно историческая память. Народность зависит от просвещения. Просвещение же — понятие историческое, связанное с развитием народа. В 1852 г. в программной статье «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению в России» раскрываются элементы русской самобытности: племенная особенность, особенности проникновения христианства в народную жизнь, форма усвоения просвещения, наконец, сама русская государственность.

В статье Хомякова «О возможности русской художественной школы» народность понимается как «жизненное начало, подчиняющее себе своею силою всякую другую мысль и всякую личность». Народность здесь переносится на почву искусства. «Художник не творит собственною своею силой: духовная сила народа творит в художнике». Следовательно, «художественность» отражает не только эстетические, но и исторические потребности народа. «Художественность» - артистизм, способность к творчеству, к эвристическому позна-

68 Шлегель Фр. Заключительная часть разговора о поэзии // Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2-х т.- М., 1983. - Т.2. - С.ЗЗЗ.

нию мира, интуитивизм. Без нее народ «обречен на бессилие в науке, также как и в искусстве»69. Так в публицистику славянофилов входит мотив забвения, исторической амнезии.

Эта проблема освещается в $ 2 «Лженародность: концепт и исторический образ». В статье «О штате - воспитании в России» И. Аксаков упрекал Петра I за то, что тот создал «штатс-просвещение», «штатс-науку», «штатс-литературу», т.е. подменил творческие, интуитивные начала формально - государственными. В 1869 г в «Докладной записке» о запрещении газеты «Москва» публицист сетует на ««медленность» народного развития и слабость «общественных сил». Причину он видит в том, что «самая русская народность долго не признавалась в русском образованном обществе, и только недавно стала высвобождаться»70. Здесь также поставлена проблема исторической памяти.

С памятью связана и оборотная сторона народности - лженародность. Ее основа - забвение или искажение исторической памяти. При ближайшем рассмотрении оказывается, что концепт - понятие «лженародность» связан в статьях И. Аксакова с концептами - понятиями лжи и правды. В диссертации изучается целый ряд концептов-образов, производных от лжи и правды,- - Бал, Маскарад, Переряжение, Подобия, Призраки.

Отталкиваясь от хомяковской идеи уничтожения лжи через ее развитие (о чем уже говорилось), И. Аксаков разоблачает ложь в современности. Однако, если Хомяков обращает внимание на понятия «воля» и «ложь», то Аксаков выявляет в русской жизни «мнимость» - категорию, сущность которой — ложь правдоподобная, уподобляющаяся положительной деятельности. Мнимости и ложь показаны через такие образы как маскарад, переряжение, подобия. На основе замечаний Хомякова И. Аксаков в шестидесятые годы выстроит концепцию «переряжения», утверждая, что русское общество прошло три фазиса лжи. Сначала оно поменяло национальную одежду на европейскую, но внутри себя оставалось русским. Затем европеизм стал второй натурой образованного русского. «Третий фазис» лжи ознаменован появлением лженародности..

Аксаков прослеживает превращение обыкновенного в необыкновенное, гиперболизацию общественной жизни в сознании обывателей и возникновение страха. Страх же показывает, что обыватель живет стереотипами, не привык не только мыслить самостоятельно, но даже просто думать.

В годы безмолвия и шепота языковой код меняется. По существу, возникает иной язык, основанный на понятиях призрачности, иллюзорности, обманчивых подобий. В диссертации прослеживается изменение этих мотивов от публицистики декабристов (В. Кюхельбекер) до публицистики 1860- х гг. (И. Аксаков, М. Салтыков - Щедрин). Иллюзорным кажется сам ход времени: ожидание перемен затягивается, накапливаются разочарование и усталость.

69 Хомяков A.C. О возможности русской художественной школы // Московский литературный и ученый сборник на 1847 год. - М., 1847. - С. 319, 335, 323.

70 Qp РГБ ф 359 к 415. д. 19; Греков В.Н. «Я иду своей дорогой// Медиаскоп. Электронный портал. - 2012. - Вып. 3. http://www.mediascope.ru/node/1013 - 0421100082X0075. 5.

Призрачный мир не просто подобен настоящему - он как бы перевернут. Осмысление его приводит И. Аксакова в 1860-ые гг. к созданию концепции «обратного прогресса». В статье «Исторические судьбы земства на Руси» он прослеживает в истории России определенную логику неправильного, обратного по сравнению с западными странами «прогресса», т.е., по существу, движение вспять, регресс. «Путь нашего развития иной < ...> от свободы крестьян к крепостному праву < .. .> от земской жизни, от земского участия в делах государства - к мертвому бездействию»71. Переход от жизни, несовершенной, ошибающейся, но деятельной, к покою, застылости, «мертвому бездействию» и есть переход от народности к лженародности.

Аксаков явно испытал влияние Чаадаева. Ведь именно Чаадаев первым написал о том, что Россия составляет какое-то исключение в истории человечества показал отсутствие движения, характерного для других стран, даже не застой, а неподвижность.

Причину исторической деградации Аксаков видел в утрате национального самосознания, в забвении прошлого, в подчинении чужой народности, историческая память целостна, она не распадается на память человека и память истории. И память, и история не изолированы, они нужны друг другу. Вот почему в $ 3 «Память власти и память народа: эпическое понимание жизни» диссертант обращается к исследованию проблемы исторической памяти.

Заглядывая в народную память, Хомяков то и дело находил в ней что-то новое, то, что отличало, по его мнению, русский народ от народов Европы. Так, он считал, что народу русскому неизвестно было право собственности и собственность на землю в его законах и обычаях не существовала. На основе этого предположения Хомяков выстраивает, вслед за Ю. Самариным, теорию двойного права: права крестьян пользоваться землей и права помещиков владеть ею. Потому-то и отношение славянофилов к крепостному праву, самому больному вопросу современности, противоречиво. Хомяков видел в нем нарушение всех законных прав народа. Он признавал, что крестьяне убеждены «в своих правах на некоторую часть земли тех дач, на которых они живут. Уничтожение этих крестьянских прав на землю будет в глазах крестьян похищением со стороны помещиков и изменой со стороны правительства»72. Ю. Самарин, трезво оценивая отношения крестьян и помещиков, предлагал постепенно освободить крестьян от личной зависимости, а землю прикрепить к крестьянам, превратить ее фактически в общинную собственность. Смысл такого прикрепления - неотчуждаемость земли от общины. Землю нельзя продать, изъять, но можно передать другому владельцу.73 Касаясь этой темы в статье «О характере просвещения Европы...», И. Киреевский утверждал, что в Древней Руси понятие собственности отсутствовало, земля принадлежала общине, а помещик, вотчинник получил лишь право пользоваться доходами от нее. В письмах к сестре—М.В.

71 Аксаков U.C. Поля. собр. соч. - М., 1887. - Т.5. - С. 230.

72 Хомяков A.C. Поли. собр. соч.: В 8 т. - М., 1900. - Т.З. - С. 295-296.

73 Самарин Ю.Ф. Собр. соч. - М., 1878. - Т. 2. - С. 153, 154.

Киреевской, к М.П. Погодину и А.И. Кошелёву он показывает себя сторонником освобождения крестьян, но - в некоем будущем, после надлежащих приготовлений. Он категорически против немедленных реформ, поскольку они лишь ухудшат положение крестьян и внесут смуту74. А вот К.С. Аксаков в статье «О состоянии крестьян в древней России» скептически относится к принципу «двойного права». Он думает: «Как скоро подымется решительный вопрос: «Чья земля?» - крестьянин скажет: моя, - и будет прав, по крайней мере, более, чем помещик»75.

Природу и происхождение крепостного права исследовал князь В.А. Черкасский. Для славянофильского «Московского сборника» 1852 г. он написал статью «Юрьев день. О подвижности народонаселения в древней Руси». Черкасский считал неизбежным освобождение крестьян, но при этом предполагал обязательную компенсацию помещикам.

Как ранее Хомяков, И. Аксаков в 1861 г. смотрел на реформу глазами самого народа. Он соглашался с Хомяковым, что народ считал землю своей, но отнятой насильственно. «Теперь именно требуется народная санкция, - писал И. Аксаков Ю.Ф. Самарину, - а ее он (народ) не дает и был бы совершенной дрянью, если бы признал»76. Аксаков показал нам здесь взгляд народа, только осмысленный и выраженный внимательным наблюдателем. Право, нравственные критерии (представление о справедливости), воля народа- таковы три элемента «философии права» славянофилов.

В «Московском сборнике» 1852 г. помещена статья К. Аксакова «О древнем быте славян и русских в особенности (по поводу мнений о родовом быте)». Оставаясь теоретической по своему характеру, статья тем не менее вводит читателя в атмосферу напряженной полемики о насущных исторических вопросах. Публицист рассматривает проблему родового быта и доказывает, что славяне, в том числе и русские, не имели родового быта, у них сложился иной тип отношений - семья. Жизнь определялась не волею старейшины или родоначальника, а согласием, любовью всех членов семьи, их доверием к словам и поступкам главы семьи. Роль индивидуального начала, личности, отступала на второй план, доминировали община, хор. К. Аксаков подходит к истории с эпической точки зрения. Отношения фольклорных персонажей переносятся на реальные отношения древнерусского социума. Былинный, песенный мир уже не столько источник, сколько материал, из которого создается теория земли и государства.

Эпическая модель мира, создаваемая К. Аксаковым, обладает антитетическими чертами. Во-первых, это мир самодостаточный, замкнутый сам на себе. Но он же, во-вторых, принципиально разомкнут в будущее, в ожидании нравственного подвига. В-третьих, мир гармоничный, но не созидаемый всякий раз

74 См.: Письмо М.В. Киреевской 10.03. 1847 г., письмо М.П. Погодину <март - апрель 1848 г.>, письмо А.И. Кошелёву 20. 02. 1851 г. (Киреевский И.В. Разум на пути к истине. - М., 2002.-С. 32 -39,43-46.

75 Аксаков К.С.Полн. собр. соч. - М., 1861. - Т.1. - С. 511.

76 ИРЛИ . Ф. 3. Оп. 2. Д. 426. Л. 25 об.

заново, не признающий заранее, раз и навсегда установленных правил творчества/творения.

Рассуждения о непредсказуемости развертывания эпоса, об отсутствии точных правил для народного творчества, например, для песен, для былинного стихосложения, развивают концепцию «невыразимого», сложившуюся у любомудров и заимствованную славянофилами. Эпическое созерцание усиливает коммуникацию, расширяет горизонт и охват мира, так что его изображение в публицистике становится гораздо полнее. Тексты народных песен рассматриваются не как примитивная, а именно как высшая форма сознания народа. Поэтому неизбежно внимание к языку народа, как к наиболее динамичной структуре, адекватно выражающей его самосознание.

Восприятие языка как важного элемента национального самосознания связано с пониманием мира как текста. Сам спор о языке русской литературы становится спором о языке дальнейшего развития культуры.

Это показано в $ 4 «Язык и история. Ломоносов и Карамзин в публицистике славянофилов». Споря с позитивистскими представлениями, славянофилы видели в языке проявление духовной жизни народа, писали о соотношении внешних языковых форм и внутренней сущности языка.77 К.С. Аксаков посвятил свою диссертацию изучению Ломоносова не только в истории литературы, но и в истории языка, видел в его поэзии «крепость», «печать силы, которая лежит на цельной национальной субстанции». Не отождествляя понятия язык и национальность, К. Аксаков, тем не менее, утверждает, что нация зависит от языка. Не зная языка, невозможно понять и жизнь народа, ибо определение нации «конкретизируется в языке», тогда как «поэзия конкретизируется в слоге»78. Поэтому и Ломоносов важен не как индивидуальный носитель языка, он как бы отождествляется с народной стихией, формирующей и изменяющей язык.

В работе исследуются взгляды славянофилов на природу и характер русского языка, сопоставляются суждения критиков о стилистических особенностях Ломоносова и Карамзина. Это позволяет лучше понять противоречивость, незавершенность «теории народности».

История была для славянофилов историей народа и чаще всего воспринималась эпически. Русский народ (а затем и славянские народности, слившиеся в один единый «славянский народ») выступал уже как проводник общечеловеческих, общехристианских идеалов и ценностей. Именно эпическая традиция позволила славянофилам увидеть в народе некоего коллективного «культурного героя».

Данная проблема специально рассматривается в $5 «Мифологический сценарий: народ как культурный герой».

77 См. подробнее: Гаспаров Б.М. Лингвистика национального самосознания (Значение споров 1860-1870 гг. о природе русской грамматики в истории философской и филологической мысли) // Логос. - 1999. - № 4. - С. 48 - 64.

78 Аксаков К.С Ломоносов в истории русской литературы и русского языка // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Лит. Критика. - М., 1981. - С. 61.

В 1845 г. выходит подготовленный славянофилом Д. А. Валуевым «Сборник исторических и статистических сведений о России и о народах, ей единоверных и единоплеменных», впервые отразивший идею славянской взаимности, национального и религиозного единства славян и России. Именно статьи Валуева заложили основы представлений о правильном и неправильном поведении славянских народов, о соответствии и несоответствии некоему идеалу. В его публицистике возникает феномен, который в теории массовых коммуникаций получил название «сценария», то есть стереотипного, лингвистически единого понимания79, в данном случае - понимания правильного и неправильного в поведении славянских народов. Впоследствии именно к подобным «сценариям» и обращались и сами славянофилы, и многие другие русские публицисты.

В диссертации доказывается, что сближение индивидуального и коллективного в образе народа в теории славянофилов, начавшись как бессознательный процесс в поэзии и литературной критике, затем, в публицистике 1860 — х гг. становится вполне сознательным.

В последнем, 6 - ом $ главы («Историческое сознание и историческая истина в контексте философских исканий славянофилов») рассматривается попытка славянофилов объединить и примирить две идеи - национальной исключительности, особенного, всемирного призвания народа, и народности как личностного восприятия. H.A. Бердяев видел в славянофильстве смешение «мессианизма с миссионизмом, учения об исключительном призвании русского народа, допускающего лишь пророчески-мистическое оправдание, с учением о культурном призвании русского народа, допускающим научно-позитивное оправдание»80.

Диссертант доказывает, что мессианизм, исключительность, самобытное восприятие истории как бы подталкивают славянофилов к созданию новой мифологемы, отождествляющей русский народ с культурным героем. Обращаясь к выступлениям славянофилов на темы русской и европейской истории, автор выделяет следующие их аспекты: 1.Природа истории. Мы видим, что она выступает в их статьях чаще всего как конкретное событие (действие). Например, призвание варягов, принятие православия, Стоглавый собор, установление крепостного права, избрание Михаила Федоровича на царство. Иногда речь идет не о событии, а об определенном порядке, установлении системы отношений между людьми (т. е. внутри сословий), между сословиями и между народом и государством.

2.Характер истории. История оказывается одновременно и непредсказуемой, «неизреченной» (для человека), и заранее заданной, предопределенной Провидением (для народа, для общества). Рациональное и мистическое в истории не отделены друг от друга, они переплетаются. Движение истории пред-

79 См. подробнее: Хинтнкка Я. Ситуации, возможные миры и установки // Знаковые системы в социальных и когнитивных процессах. - Новосибирск, 1990. - С. 3 - 4.

80 Бердяев H.A. Алексей Степанович Хомяков. - Б. м., 1912. - С. 110.

ставляется нелинейным, то личностным, то коллективным, обладающим различными темпами и скоростью. Оно по-разному проявляется в разных местах одной страны и в разных странах, даже в повторяющихся событиях. Движение, развитие то зависит от воли одного человека (князя, или царя Ивана Васильевича, или императора Петра), то направляется коллективным сознанием и коллективной волей.

3 Действие истории - это одновременно и созидание, и разрушение, и понимание/созерцание, и заблуждение/ ослепление, и борьба. В России история действует через разделение образованных и низших сословий, как бы параллельными потоками (колымага, застрявшая в грязи; форейтор, ускакавший вперед). Поэтому задача России - соединение всех, восстановление целостности, стало быть, - созидание. Действие истории обнаруживается, следовательно, в борьбе непосредственного и заданного, рационального и интуитивного, формального и сущностного.

4.Результатом истории должно быть приближение к исторической истине и обретение вместе с истиной - свободы. Поиски истины были направлены не только в прошлое, но и в настоящее. История давала коды, учила своему языку. Пользоваться же языком истории предстояло историкам, философам, поэтам. Они искали идеал истории гармоничной и объединяющей всех одной идеей -национальной самобытности.

5. Смысл истории. Архетипы и образы. В публицистике славянофилов мы можем выделить несколько архетипов, связанных с категориями истории и исторического развития. Они вырастают из бинарных оппозиций, присущих древнему обществу, таких, как свое - чужое, известное - неизвестное, сакральное - профанное, материальное - духовное, прошлое - настоящее и т.п. Трансформируясь, эти оппозиции видоизменяются и связываются с мифологическим переживанием. Например, архетипы России и Запада, хотя вначале мыслятся как равноправные, на самом деле уже предполагают неравенство, поскольку произошли от оппозиции «свое - чужое»81. В этой паре какое - то одно из противопоставляемых понятий рассматривается как более совершенное, как образец, которому надо следовать. Поэтому и на понятия «Россия» и «Запад» распространяются мечты о совершенном народе, который несет культурную миссию, придает смысл существованию всех других народов.

Автор диссертации показывает, что в славянофильской публицистике история воспринимается не как система реальных исторических фактов, но как система возможностей, реализуемых или упущенных. Многие историософские размышления славянофилов основаны на ситуации выбора, селекции. Когда же они пишут о древней Руси, о возможностях общины и о Земских соборах, они обращаются, в сущности, к «совокупности возможностей» (Н. Луман), большей частью не реализованных.

Философские идеи, как и исторические события, накладываются друг на друга, совмещаются, противоречат одна другой или же усиливаются при со-

81 Песков A.M. «Русская идея» и «русская душа». - М., 2007. - С. 54 - 55,43 -48.

прикосновении. Отдельные фазы развития славянофильской историософии зависят от влияния кризисной коммуникации. Поэтому в разных статьях история выступает то как величественный богатырский эпос, то как трагедия отречения от собственных начал, то как гротескное переряжение. Но каждый раз публицисты изображают особый вариант мира, особый путь, который можно продолжить, а можно и изменить.

Исторические факты, т.е. историческая реальность в публицистике славянофилов отступают перед главной задачей - выразить народное воззрение, народный взгляд. Такой подход нельзя назвать искажением. Мы имеем дело с попыткой найти в предании опору и оправдание философского понимания народа как самостоятельного субъекта истории. Народ не хранитель истории, и даже не творец ее. Народ сознательный или бессознательный исполнитель исторического предназначения, предначертанного высшею силою.

В славянофильской публицистике сталкиваются два противоположных коммуникативных принципа - редукции, ограничения, и расширения. Причем оба они применяются чаще всего одновременно и по отношению к одним и тем же субъектам. Так, и в народности, и в самодержавии отмечаются как положительные, так и отрицательные стороны. Народность обращена к познанию себя более, чем к познанию мира. Но ее познание - не столько историческое, сколько художественное, воображаемое. А вот опасности, ее подстерегающие, — вполне реальны: сосредоточиться на материальном благополучии, предпочесть внешний успех и внешнюю свободу внутреннему самосовершенствованию и богопо-знанию. Налицо как будто бы ограничение возможностей народа. Точно так же самодержавие не должно ограничиваться представительным учреждением или группой людей, имеет право принимать самостоятельные решения, но обязано предоставить народу свободу бытовой жизни и свободу мнения. Расширяя в одном, славянофилы ограничивали власть (но одновременно и народ) в чем-то другом. В славянофильской публицистике можно проследить чередование редукции и расширения. Это объясняется характером публицистических универсалий, определяемых шкалой ценности, оценками, идеологемами. Идея национальной самобытности способствовала концентрации на себе всех усилий славянофильской публицистики. Временами она расширялась, то сливаясь с идеей славянской самобытности, то выступая как идея «переимчивости, «всемирно-сти» русского народа у почвенников.

Отношение к проблеме самобытности в русской культуре и литературе на протяжении XVIII - XX вв. неоднократно меняется: от изоляционизма к европеизму, от него - к замкнутости русского мира и снова - к всемирное™. Славянофилы обращаются к одним и тем же проблемам, причем не только к современным, но и к историческим. Разрушая прежние стереотипы, они сами, невольно, создают новые. Попытки деавтоматизации — оборачиваются новой (хотя уже иной) автоматизацией восприятия. Славянофилы десакрализуют общественное сознание, освобождая его от убеждения в божественном происхождении власти вообще и самодержавия в частности. В работе прослеживается как взаимопроникновение, так и столкновение в литературе и публицистике двух

позиций - миссианских (об особой исторической задаче России) и мессианских (о ее религиозно-политическом предназначении, о ее роли в обновлении всего мира). Миссианские настроения, по существу, заметны уже у Чаадаева. Ведь его мысль (в первом «Философическом письме») об отрицательном уроке, который должна дать Россия всему миру, - это мысль миссианская, но только с обратным знаком, с перевернутым «кодом». Миссионизм присутствует в суждениях Герцена, Чернышевского о том, что сама отсталость России позволит ей приобщиться к западной цивилизации без тех жертв, которые понес западный мир, и даже пойти далее его.

В диссертации показывается, что само развитие идеи национальной самобытности подчиняется волновому принципу, а не линейному. Философские концепты чаще всего выстраиваются как оппозиции, философские поиски превращаются в споры, требуя диалога. Философская мысль как бы пульсирует, движется между полюсами - от прошлого к настоящему, и снова - в прошлое. Переход от патриархального к современному, от эпического к историческому и раскрывает волновой характер публицистики славянофилов. Поэтому так трудно выделить типично славянофильские взгляды - их просто не существует, волна то поднимается, то опадает, и взгляды публицистов колеблются вокруг некоей «осевой», средней точки, но никогда не застывают на ней. Исторические закономерности не означают еще исторической обреченности, история - процесс открытый, зависящий от многих непредсказуемых случайностей.

В публицистике славянофилов концепты «народ» и «народность» из субъективных ценностей, из абстрактных схем становятся объективными категориями, не только философскими, но и публицистическими универсалиями, поскольку содержание их задается вначале именно публицистикой. Фактически публицистика славянофилов превращает философские концепты в философские универсалии и создает свои собственные модели мира.

В Заключении сделаны выводы по теме.

Основные результаты диссертации отражены в следующих публикациях:

Монография.*

Греков В.Н. «Судьбы таинственны веленья...» (Философские категории в публицистике славянофилов) / В.Н. Греков. - М.: Изд. Дом «Сказочная дорога», -2011.-216с. (13,5 пл.).

Научные издания, подготовленные соискателем:

1. Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? / И.С. Аксаков. -М.: РОССПЭН, - 2002. 1008 с. (Из истории отечественной философской мысли). Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), проект № 00-03-16-197. Общий объем: 73,6 пл. Вступительная статья (С. 3 - 22; 1,5 пл.), составление В.Н. Грекова; подготовка текста, примечания В.Н. Грекова и H.A. Смирновой [H.A. Чистяковой]. (С. 910 -995; 7,5 пл.). Доля личного участия В.Н. Грекова в примечаниях: 6,5 / 7,5 пл.

2. Одоевский В.Ф. Пестрые сказки. Сказки дедушки Иринея/ В.Ф. Одоевский / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. В.Н. Грекова. - М.: Худож. лит., 1993. (Забытая книга). - 272 с. / Вступ. ст. - С. 5 - 22 (1,15 пл.). Коммент. -С. 247-270 (1,5 п.л.).

3. «Московский Сборник» / Сост., подготовка текста, статья, комментарии В.Н. Грекова. - СПб.: «Наука». (Серия «Литературные памятники») (в печати) [При финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям, в рамках Федеральной целевой программы «Культура России. 2012 - 2018 годы). 83,4 пл.].

Популярные издания:

1.Одоевский В.Ф. Сказки / В.Ф. Одоевский / Сост., подготовка текста, послесловие и коммент. В.Н. Грекова; илл. А.Ю. Кобяка. - СПб.: «Вита Нова»,

2010. - 352 е.: 40 илл. Послесловие - С. 305 - 321 (1,15 л.). Комментарии - С. 322-345(1,5 пл.).

Учебное пособие:

1. Греков В.Н. Русская журналистика XVIII - начала XIX вв.: Лекции / В.Н. Греков. - М.: МГИ им. Е. Р. Дашковой, 2000. - 191 с. (11 пл.). Работы, опубликованные автором в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК:

1. Греков В.Н. Преодоление схемы [рецензия на: Янковский Ю. Патриархально-дворянская утопия: страница русской общественно-литерат. мысли 1840 - 1850-х годов. - М.: Худож. лит., 1981. - 373 с. / В.Н. Греков. II Вопр. литературы. - 1982. - №8. - С. 252 - 263. (0,4 пл.).

2. Греков В.Н. Голос в общем хоре. / Вступ. статья (С. 68 - 69), подгот. текста, сост. В.Н. Грекова / В.Н. Греков. // Человек. - 1991. - №3. - С. 68 -78. (0,1 пл.).

3. Греков В.Н. Концепция цельности в публицистике славянофилов / В.Н. Греков. // Вестник Моск. госуд. областного ун-та. Сер. Русская филология. -

2011. - №4. - С. 119 - 124. (0,47 пл.).

4. Греков В.Н. Язык народа и язык истории в интерпретации М.В. Ломоносова и славянофилов / В.Н. Греков. // Меди@льманах. — 2011. - № 4(45). - С. 28 -37.(1,2 пл.).

5. Греков В.Н. О понятиях «роль» и «предназначение» в эстетике И.В. Киреевского / В.Н. Греков. // Человек. - 2011. - №5. - С. 157 -170. (1,26 пл.).

6. Греков В.Н. О комаре, мухе и мечтателе Беранже, залетевших в стихотворный цикл И.С. Аксакова / В.Н. Греков. // Меди@льманах. - 2011. - № 6 (47) -С. 54 -59. (0,45 пл.).

7. Греков В.Н. Модели культуры в философской публицистике славянофилов [Тезисы] / В.Н. Греков. // Вопросы филологии. - 2011. - Спецвыпуск. VI Межд. научн. конф. «Язык, культура, общество». Тезисы докладов. - Том 1. - С. 148. (0,1 пл.).

8. Греков В.Н. «Я иду своей дорогой...»: Иван Аксаков о журналистике без шипов, цензуре и запрещении газеты «Москва» / В.Н. Греков. //Медиаскоп.

Электронный портал. - 2011. - Вып. 3. URL: http://www.mediascope.ru/node/858. Регистрационный номер 0421100082X0075 (0,37 п.л.).

9. Греков В.Н. К истории одного спора: В.Г. Белинский, К.С. Аксаков, С.П. Шевырев о «Мертвых душах» / В.Н. Греков. //Медиаскоп. Электронный портал. - 2011. - Вып. 4. URL: http://www.mediascope.ru/node/931 - Регистрационный номер 0421100082X0097 (0,65 п.л.).

10. Греков В.Н. «Разделять надежды своего отечества» (Два типа исторической памяти в философской публицистике славянофилов) / В.Н. Греков. //История: электронный научно-образовательный журнал. - 2012. - Вып. 1(9): Историческая память: люди и эпохи, специальный выпуск по результатам научной конференции, проведенной совместно историческим факультетом Государственного академического университета гуманитарных наук и Институтом всеобщей истории Российской академии наук 25-27 ноября 2010 г. [Электронный pecypc].-URL: http://history.jes.su/s207987840000287-4-2 (1,3 п.л.).

11. Греков В.Н. «...Следует лишь закону, заложенному в сердце...» (Архетип и образ в философской эстетике любомудров и славянофилов) / В.Н. Греков.// Вестник МГУ. Сер. 10. Журналистика. - 2012. - № 4. - С. 93 - 106. (0,8 п. л).

12. Греков В.Н. Иван Аксаков - критик Гоголя / В.Н. Греков.// Русская словесность. - 2012. - №2. - С.ЗЗ - 36 (0,5 п.л.).

13. Греков В.Н. В.Ф. Одоевский и славянофилы / В.Н. Греков. // Ме-ди@льманах. - 2013. - №2. - С. 56 - 64 (0,5 пл.).

14. Греков В.Н. Коммуникативные проблемы публицистики славянофилов / В.Н. Греков.// Вестник МГУ. Сер. 10. Журналистика,- 2013. - №2. - С. 50 -68. (1 п.л.).

15. Греков В.Н. «Касается почти всех случаев жизни» / В.Н. Греков. // Человек. - 2013. - №6. (Вступит, заметка (0, 25 п. л.), публикация статьи С.А. Смирнова (0, 85 л.) и комментарии (0,9 п.л.).

16. Греков В.Н. Журнал как диалог («Москвитянин» 1845 г.) / В.Н. Греков. // Вестник МГУ. Сер. 10. Журналистика. - 2014. - М» 4, 5 (в печати).

Прочие публикации:

1. Греков В.Н. Иван Киреевский на пути к диалогическому сознанию / В.Н. Греков. // Moderni vymozenosti vedy // Materiali IX Mezinarodni vSdecko -praktickä conference 27. 01. - 5. 02. 2013 - 27 ledna - 05 ünora 2013 roku / Dil 44 Filologicke vedy - Praha: Publiching House «Education and Siance» s. r. o. - 2013. -P.79 - 89 (0,7 п. л.).

2. Греков В.Н. Аксаков Иван Сергеевич / В.Н. Греков. // Большая Российская Энциклопедия. - М.: Российская Энциклопедия, 2005. - Т. 1. - С. 251 — 252 (0,3 п.л.).

3. Греков В.Н. Иван Аксаков - сотрудник и редактор «Русской Беседы» / В.Н. Греков. // «Русская Беседа»: история славянофильского журнала / Исследования, материалы, постатейная роспись / Под ред. Б.Ф. Егорова, A.M. Пент-

ковскош и О.Л. Фетисенко. - СПб.: Пушкинский Дом, 2011 - С. 100 - 123 (1, 25 п.л.). - (Славянофильский архив. - Вып. 1).

4. Греков В.Н. Любовь в социокультурном пространстве славянофилов [тезисы] / В.Н. Греков // Журналистика в 2012 году: социальная миссия и профессия: Материалы международной научно - практической конференции 9-11 февраля 2013 г. - М.: Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, 2013. - С. 116-117(0, 15 пл.).

5. Греков В.Н. «Неумеренно горячий образ действий редакции» (И.А. Гончаров - цензор газеты «День») // Материалы V Международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения И.А. Гончарова: Сб. статей русских и зарубежных авторов / Сост. И.В. Смирнова, А. Б. Лобкарева, Е.Б. Клево-гина и др. — Ульяновск: издат. «Корпорация технологий продвижения», 2012. -С. 319-326. (0,5 л.).

6. Греков В.Н. За пределами живописного полотна (Эстетические поиски журнала «Европеец») // Литература в искусстве, искусство в литературе - 2013. Сборник научных статей. - Пермь, Пермская государственная академия культуры и искусства, 2013. - С. 12-20 (0, 85 п. л.).

7. Греков В.Н «...Любовь, полную разума и кидающую свет на всю жизнь» (Проблема любви в публицистике славянофилов) / В.Н. Греков. // Русская литература и журналистика в движении времени. Ежегодник [кафедры истории русской литературы и журналистики]. - М., Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова. - М., 2013. С. 42 - 57. (1 пл.).

8. Греков В.Н. « ..Познавать сердца человеческие». Россия и Европа в публицистике Д.И. Фонвизина / В.Н. Греков// Современная филология: Межд. заочная научная конференция (г. Уфа, апрель 2011г.). - Уфа: Молодой ученый, 2011. - С. 241 - 245 (0,45 пл.).

9. Греков В.Н. Память власти и память народа в философской публицистике славянофилов / В.Н. Греков. И Историческая память: Люди и эпохи. Тезисы научной конференции. Москва, 25 - 27 ноября 2010 г. - М., 2010. - С. 86 - 87 (0,1 пл.).

10. Греков В.Н. Последний день Помпеи глазами Н.В Гоголя и В.Ф. Одоевского: от разрушения идиллии к разрушению Космоса / В.Н. Греков. //Гоголь как явление мировой литературы: По материалам Международной научной конференции, посвященной 150-летию со дня смерти Н.В. Гоголя. 31 октября -2 ноября 2002 г. М.: ИМЛИ РАН, 2002. - С.321 - 326. (0,45п.л.).

11. Греков В.Н. К истории одного спора (В.Г. Белинский и К.С. Аксаков о «Мертвых душах») / В.Н. Греков. // Личность и творчество В.Г. Белинского: взгляд из XXI века - М.: Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, 2011. - С. 102 - 119. / Ежегодник [кафедры истории русской литературы и журналистики]. (1 пл.).

12. Греков В.Н. Особенности воздействия и коммуникации публицистики славянофилов [тезисы] / В.Н. Греков. // Журналистика в 2011 году: Ценности современного общества и средства массовой информации. Сб. мат-лов Между-

народной научно - практической конференции. - М.: Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, 2012. - С. 89. - 90 (0,1 пл.).

13. Греков В.Н. «...Что называть успехом?..» (Коммуникативные проблемы публицистики славянофилов) / В.Н. Греков. // Русская литература и журналистика в движении времени. Ежегодник [кафедры истории русской литературы и журналистики]. - М: Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, 2012.-С. 104-118(1 пл.)

14. Греков В.Н. «Тучи собираются: быть грозе...»(«Московский сборник» 1852 г. и русская цензура / В.Н. Греков // Аксаковский сборник. -Уфа: Аксаков-ский музей Республики Башкортостан, 2013. - Вып. VI. - С. 103 -110 (0,5 пл.).

15. Греков В.Н. «Тучи собираются: быть грозе ...» [электронный ресурс] / В.Н. Греков // Аксаковский Музей Республики Башкортостан. Официальный сайт. http://www.aksakovufamuseum.ru/index.php/dom-muzej-s-t-aksakova-v-ufe/izdaniya/35-aksakovskij-sbornik-6/131-gгekov-v-n-tuchi-sobiгayutsya-byt-gгoze. (0,5 пл.)

16. Греков В.Н. «.. .На пути времен»: Пространство и время в статьях П.Я. Чаадаева / В.Н. Греков. // Мир романтизма. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2007 1999. -Вып. 1 (25) - С. 27 - 38 (0,5 пл.).

17. Греков В.Н. Пространство иронии, или О причинах гибели Печорина /

B.Н. Греков. // Мир романтизма. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2007. - Т. 12 (36) - С. 154162 (0, 75 пл.).

18. Греков В.Н. Исторические символы в прозе и публицистике В.Ф. Одоевского / В.Н. Греков. // «Передаю новому поколению...»: К 200-летию В.Ф. Одоевского / Санкт-Петербургский государственный университет, факультет журналистики. - СПб, 2005. - С. 85 - 92 (0,75 пл.).

19. Греков В.Н. Комментарии [к разделу «Очерки и незавершенные произведения»] // Аксаков С.Т. Собрание сочинений: В 3 т. - М., 1986. - Т. 3. - С. 476-479 (0,25 пл.).

20. Греков В.Н. Комментарии [к разделу «Статьи, рецензии и заметки» ] // Аксаков С. Т. Собрание сочинений: В 3 т. - М., 1986. -Т. 3. - С. 479 - 509. (2 п. л.)

21. Греков В.Н. «Московский сборник» 1852 года: эволюция теоретических взглядов славянофилов / В.Н. Греков. // 4 медиа: Сборник избранных лекций: Посвящается 10-летию факультета журналистики. - М.: Ред.-изд. центр МГГУ им. Шолохова, 2010. - С. 70 - 95 (1,5 п. л.).

22. Греков В.Н. Выбор пути в публицистике ранних славянофилов: образ и его архетип / В.Н. Греков // Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе: Материалы международной научной конференции. - Тверь, 1996. -

C.85 - 89. (0,35 пл.)

23. Греков В.Н. Два взгляда на народность: И.С. Аксаков и Ф.М. Достоевский о проблеме национальной самобытности / В.Н. Греков. // Россия: вчера, сегодня, завтра. - М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой, 1999. - Вып. 4. - С. 24 - 33 (0,5 пл.).

24. Греков В.Н. Поэзия и действительность (пушкинская «Полтава» в журнальной критике 1829 года) / В.Н. Греков. // Романтизм и его исторические судьбы: Материалы Международной научной конференции (VII Гуляевские Чтения) Тверь: Твер. гос. ун-т: Научно-исследовательская и учебная лаборатория комплексного изучения проблем романтизма (НИУЛ КИПР), 1998. - 4.1. -С. 145- 150 (0, 5 пл.).

25. Греков В.Н. Образ в публицистике славянофилов (К постановке проблемы) / В.Н. Греков. // Абрамцево: Материалы и исследования. Абрамцево, 1999. - Вып. 8,- С. 16 - 21. (0,45п.л.).

26. Греков В.Н. «Неизреченное» в поэтической и философской концепции славянофилов / В.Н. Греков. // Мир романтизма. - Тверь: Твер. гос. ун -т, 2000. -Вып. 3.(27). - С. 69 - 73. (0,4 пл.).

27. Греков В.Н. Романтический лабиринт: Проблема разума и поиски выхода: Особенности мистической прозы в русском романтизме / В.Н. Греков // Мир романтизма. - Тверь: Твер. Гос. ун -т, 2001. - Вып. 5 (29). - С. 53 - 61 (0,6 пл.).

28. Греков В.Н. "Золотой век" и его архетип в повести И.В.Киреевского "Остров" / В.Н. Греков. // Традиции в контексте русской культуры: Межвуз. сб. научных работ. Череповец: ЧГУ, 2001. - Вып. 8. - С. 85 - 94 (0,5 пл.).

29. Греков В.Н. Структурные особенности критики А. С. Пушкина. Проблема коммуникации / В.Н. Греков. // Мир романтизма. - Тверь, 2006. - Т. 11(35): К 45-летию научной деятельности профессора И.В. Карташовой. - С. 193 - 197 (0,6 пл.).

30. Греков В.Н. Романтический мотив игры в поэме И.С. Аксакова «Бродяга» / В.Н. Греков. // Мир романтизма. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2009. -Т. 14 (38): К 95-летию со дня рождения проф. Н.А. Гуляева и 50-летию основанной им «романтической школы». - С. 178 - 193 (0,9 пл.).

31. Греков В.Н. «Дух времени» и «время души» в эстетике В.Ф. Одоевского / В.Н. Греков. // Романтизм: грани и судьбы: Ученые записки Научно-исследовательской и учебной лаборатории комплексного изучения проблем романтизма (НИУЯ КИПР) Твер. гос. ун-та. - Тверь, 2007. - Вып. 7,- С. 85 - 93 ( 0,55 пл.).

32. Греков В.Н. Иван Аксаков - редактор «Московского сборника» / В.Н. Греков. // Вторые Аксаковские чтения. - Ульяновск: Ульяновский гос. ун-т, 2006. - С. 85 - 94 (0,6 пл.).

33. Греков В.Н. Гоголь в публицистике славянофилов / В.Н. Греков. // Третьи Аксаковские чтения. - Ульяновск, 2011. - С. 147 -156 (0,6 пл.).

34. Греков В.Н., Грекова Е.В. Хождение за три века / В.Н. Греков, Е.В. Грекова. // Романтизм: грани и судьбы: Ученые записки Научно-исследовательской и учебной лаборатории комплексного изучения проблем романтизма (НИУЛ КИПР). - Тверь: Твер. гос. ун-т., 2002. - Вып. 4. - С.138 - 147 (0, 9 пл.) (в соавторстве с Е.В. Грековой. Личное участие В.Н. Грекова - 0,45/0, 9 пл.)

35. Греков В.Н. Историческая истина и свобода: философские модели в публицистике славянофилов / В.Н. Греков. // Философия свободы: коллективная научная монография: Национальный исследовательский ун-т «Высшая школа экономики». Факультет философии. - СПб.: Алетейя, 2011. - С. 33 - 43 (0,8 п.л.).

36. Греков В.Н. О «плане» и «здании» в публицистике славянофилов (концепты «разум», «чувство» и «воля») / В.Н. Греков. // Научный диалог. - Екатеринбург. - 2012. - №8. Филология. - С.158 -172 (0, 9 п.л.).

37. Греков В.Н. Ф.М. Достоевский и И.С. Аксаков в шестидесятые годы: от «национальной самобытности» к «общечеловеческому прогрессу» / В.Н. Греков. // Романтизм в литературном движении: Сб. науч. трудов. - Тверь, 1997. -С. 147 -156 (0,7 пл.).

38. Греков В.Н. От теории к образу. Преломление славянофильской теории в поэме И.С. Аксакова «Зимняя дорога» / В.Н. Греков. // Художественный текст и культура: тезисы докладов на Всероссийской научной конференции. -Владимир: Владимирский гос. педагогический институт им. П.И. Лебедева-Полянского, 1993. - С. 40-41 (0,15 п. л.).

39. Греков В.Н. Глинка Сергей Николаевич / В.Н. Греков. // Русские писатели: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. - М.: Просвещение, 1990. - Т. 1. - С. 179 - 180 (0,35 п.л).

40. Греков В.Н. Глинка Федор Николаевич / В.Н. Греков. // Русские писатели: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. - М.: Просвещение, 1990. - Т. 1.-С. 181 - 182 (0,35 пл.).

41. Греков В.Н. Киреевский Иван Васильевич / В.Н. Греков. // Русские писатели: биобиблиографический словарь. В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. - М.: Просвещение, 1990. - Т. 1. - С. 340 - 343 (0,6 пл.).

42. Греков В.Н. Сомов Орест Михайлович / В.Н. Греков. // Русские писатели: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. - М.: Просвещение, 1990. - Т. 2. - С. 255 - 257 (0 45 пл.).

43. Греков В.Н. Шишков Александр Ардалионович / В.Н. Греков. // Русские писатели: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. - М.: Просвещение, 1990. - Т. 2. - С. 409 - 411 (0,5 пл.).

44. Греков В.Н. Глинка Сергей Николаевич / В.Н. Греков. // Русские писатели XIX века: биобиблиографический словарь. В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. Изд. 2-е, доработанное. - М.: Просвещение: Учебная литература. 1996. - Т. 1.-С. 154- 156(0,45 пл.).

45. Греков В.Н. Глинка Федор Николаевич / В.Н. Греков. // Русские писатели XIX века: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. Изд. 2-е, доработанное. - М.: Просвещение; Учебная литература, 1996. - Т. 1.-С. 156 - 159. (0,5 п. л.).

46. Греков В.Н. Каченовский Михаил Трофимович / В.Н. Греков. // Русские писатели XIX века: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева Изд. 2-е, доработанное. - М.: Просвещение; Учебная литература, 1996. - Т. 1. - С. 330 - 334 (0,52 пл.).

47. Греков В.Н. Киреевский Иван Васильевич / В.Н. Греков. // Русские писатели XIX века: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. Изд. 2- е, доработанное. - М.: Просвещение; Учебная литература, 1996. -Т. 1.-С. 337-340 (0, 54 пл.).

48. Греков В.Н. Сомов Орест Михайлович / В.Н. Греков. // Русские писатели: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. Изд. 2-е, доработанное. - М.: Просвещение; Учебная литература, 1996. - Т. 2. - С. 258 -260 (0,46 пл.).

49. Греков В.Н. Шишков Александр Ардалионович / В.Н. Греков. // Русские писатели: биобиблиографический словарь: В 2-х т. / под ред. П.А. Николаева. Изд. 2-е, доработанное. - М.: Просвещение; Учебная литература, 1996. - Т. 2..-С. 419-421 (0,5 пл.).

50. Греков В.Н. Проблема синтеза в эстетике ранних славянофилов / В.Н. Греков. // Романтизм: Эстетика и творчество. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 1994. - С. 102- 112(0,75 пл).

51. Греков В.Н. Политическая и философская публицистика XVIII — XX вв. в России (вводная лекция по курсу «Отечественная политическая публицистика») / В.Н. Греков. // Коммуникатор - XXI: Избранные лекции для студентов ф та журналистики и рекламного дела по дисциплинам специальности и специализации. - М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой, 2006. - Ч. 1. - С. 45 - 73 (1 п. л.).

52. Греков В.Н. Принципы анализа политического текста (Лекция по курсу «Отечественная политическая публицистика») / В.Н. Греков. // Коммуникатор — XXI: Избранные лекции для студентов ф-та журналистики и рекламного дела по дисциплинам специальности и специализации. - М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой, 2007. - Ч. 2. - С. 66 - 78 (0,75 пл.).

53. Лаптев В.Н. [Греков В.Н.] Критика романтизма и романтическая критика / В.Н. Лаптев [В.Н Греков]. // Мир романтизма. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. - Вып. 6 (30). - С. 102 - 110 (0, 55 пл.).

54. Греков В.Н., Чистякова Н.А. Возвращение универсума: романтизм и дидактика в творчестве В.Ф. Одоевского / В.Н. Греков, Н. А. Чистякова // Мир романтизма. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. - С. 331 - 340 (0,6 пл.) (в соавторстве с Н.А. Чистяковой; доля личного участия В.Н. Грекова - 0,4 / 0,6 пл.).

55. Греков В.Н. Проблема народности в публицистике славянофилов / В.Н. Греков. // Историческое образование / Православный институт Св. Иоанна Богослова. - 2014. - № 2 (в печати).

Формат 60x90/16. Заказ 1756. Тираж 100 экз. Печать офсетная. Бумага для множительных аппаратов. Отпечатано в ООО "ФЭД+", Москва, Ленинский пр. 42, тел. (495)774-26-96