автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Конфликт "своего" и "чужого" мира в произведениях В.П. Астафьева как реализация бинарной и тернарной структур

Полный текст автореферата диссертации по теме "Конфликт "своего" и "чужого" мира в произведениях В.П. Астафьева как реализация бинарной и тернарной структур"

На правах рукописи

Субботкин Дмитрий Александрович

КОНФЛИКТ «СВОЕГО» И «ЧУЖОГО» МИРА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.П. АСТАФЬЕВА КАК РЕАЛИЗАЦИЯ БИНАРНОЙ И ТЕРНАРНОЙ СТРУКТУР

10 01 01 - Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

□0305928В

Красноярск - 2007

003059286

Работа выполнена на кафедре истории литературы и поэтики ГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет»

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Чмыхало Борис Анатольевич

Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор

Казаркин Александр Петрович

Защита состоится «29» мая 2007 года в часов на заседании

диссертационного совета К 212 005 03 по "защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет» по адресу 656099, г Барнаул, ул Димитрова, 66

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет»

Автореферат разослан «_» 2007 г

кандидат филологических наук Романова Екатерина Геннадьевна

Ведущая организация ГОУ ВПО «Мичуринский государственный

педагогический университет»

Ученый секретарь диссертационного совета

О А Ковалев

Общая характеристика работы

Творчество Виктора Астафьева, одного из наиболее крупных русских писателей второй половины XX века, постоянно было в центре внимания не только читателей и критики, но и вызывало широкий общественный резонанс Резкая поляризация оценок его произведений от восторженных до негодующих свидетельствует о значительности и сложности феномена В Астафьева в русской культуре и общественной жизни второй половины XX века

Вместе с тем, можно говорить и об определенной контрастности самого творчества В П Астафьева Ряд автобиографических произведений, таких, как повесть «Последний поклон», выдержан в иной стилистике, нежели нравоописательная (роман «Печальный детектив») или военная проза (роман «Прокляты и убиты») Это позволяет ряду исследователей (Н Иванова, И Золотусский) ставить вопрос о преобладании художественного или публицистического начал в произведениях В Астафьева Представляется, что контрастность творчества В Астафьева обусловлена реализацией и взаимодействием бинарной и тернарной структур мировосприятия в создании образов «своего» и «чужого» мира Ю М Лотман отмечал «Русская культура, проявляя структурное единство, вместе с тем внутри себя делится на два различных структурных модуса бинарную и тернарную системы Бинарная структура, подразумевающая деление всего в мире на положительное и отрицательное, на греховное и святое . Параллельно бинарной модели в русской литературе активно действует тернарная модель, включающая мир добра, мир зла и мир, который не имеет однозначной моральной оценки и характеризуется признаком существования Он оправдан самим фактом своего бытия»

В данной работе исследуется конфликт между «своим» миром, миром детства, миром любви и добра и жестоким, враждебным «чужим миром» в произведениях В Астафьева с точки зрения бинарной и тернарной струпур мировосприятия И если в нравоописательной и военной прозе В Астафьева доминирует бинарная модель с резкой поляризациеи добра и зла, то для повести «Последний поклон» характерна тернарная модель, в которой представлен мир естественного человеческого существования В тернарной модели «зло мыслится как отклонение от возможностей человеческой личности, а добро как реализация их» (Ю М Лотман)

Данный анализ основан на предположении, что эволюция конфликта в прозе В Астафьева идет от локальных конфликтов ранних произведений к субстанциональному конфликту в прозе последних лет И если с содержательной стороны можно видеть эволюцию конфликта «своего» и «чужого мира», так как с течением времени в творчестве

Астафьева меняется авторский идеал и, соответственно, художественная идея его произведений, то со стороны формы конфликт остается неизменным, типологически" повторяющимся

Одним из первых обратил внимание на особенность творческого дарования В Астафьева критик А Макаров Еще в 1969 году он отмечал «Астафьева не назовешь ни бытописателем, ни пусть даже вдохновенным певцом природы, по натуре своей он моралист и поэт человечности и относится к тому роду художников, которые пишут о душе - предмете необъяснимом и иллюзорном, однако всем понятном» Уже в этой оценке, еще до появления «Царь-рыбы» и «Печального детектива», была определена важная черта творчества Астафьева. И в своей поэзии человечности, и в своем морализаторстве В Астафьев ищет опору в крестьянском мировоззрении. Этические, эстетические, идеологические, философские основы его творчества — это тот образ мира, который складывался на протяжении столетий в крестьянской среде России В XX веке русское крестьянство проходит через череду исторических катаклизмов, что приводит к разрушению традиционных основ его жизни Конфликт «своего», традиционного крестьянского мира с миром «чужим», несущим ему разрушение и гибель, становится концептуальной и художественной доминантой творчества В Астафьева В частности, А Большакова отмечает эту невосполнимость утраты «своего» мира и противопоставление ему мира «чужого» в произведениях Астафьева «Деревня как эстетический идеал, заповедная сфера добра и света, подлинной человечности отодвигается за пределы мйра героев, обретая статус на миг обретенного и навсегда потерянного рая»

В творчестве Астафьева соединяются две стратегии высказывания - пафос и ирония, воплощаясь в бинарной и тернарной структурах Там, где Астафьев изображает «чужой» мир зла в бинарной антитезе, он ощущает необходимость учить, жечь сердца людей, он патетичен, там он обобщает, возводит личное высказывание до всеобщего суждения При этом пафос может быть обличительным, отвергающим недолжное, и пафос утвердительный, создающий желаемый автору идеал Авторская патетика часто находит свое выражение в словесных формулах -идеолог емах, интуитивно осознаваемых истинах, расширяемых до всеобщего смысла Там, где Астафьев говорит о «своем» мире, нет необходимости возводить личное до всеобщего, это только его мир, и здесь автор в основном лиричен или ироничен Осмысление и оценку «своего» мира он не сопровождает идеологемами, которые возникают при осмыслении мира «чужого»

Бинарная оппозиция идеального добра и зла монологична, здесь звучит только авторский голос, пафос как стратегия высказывания однонаправлен, не требует ответа, диалога Истина обсуждения не

требует Ирония как стратегия высказывания диалогична и в большей степени соответствует тернарной структуре «естественной» жизни, в ней есть контраст, столкновение разных голосов, что создает большую яркость, динамичность образов Реализация тернарной и бинарной струкгур представляет из себя столкновение «естественной» жизни -комичной и трагической одновременно - с абстрактной схемой обличающей или утверждающей патетики «Свой» мир «Последнего поклона» наполнен юмором Комизм непатетичен по своей эстетической природе М М Бахтин отмечал «Веселое бесстрашие» в известной мере тавтология, ибо полное бесстрашие не может не быть веселым (страх — конститутивный момент серьезности), а подлинная веселость несовместима со страхом Бесстрашный образ - веселый образ»

В Астафьев может смеяться только над «своим», потому что он его не боится Как традиционный человек, он боится всего «чужого», угрожающего «своему» миру, и смеяться над ним не может «Чужое» зло в конфликте с добром должно быть неизбежно наказано В изображении «своего мира» он человечен и поэтичен, по отношению к «чужому миру» моралистичен и даже ригористичен Контрастность мировосприятия, все большая критичность по отношению к «чужому миру» усиливается в процессе творческой эволюции В Астафьева, возрастая до неразрешимого, субстанционального конфликта с миром

Актуальность данной диссертационной работы - состоит в необходимости поиска новых подходов к анализу творчества В.

Астафьева Традиционный, устоявшийся взгляд исследователей на ряд его произведений, как и вообще их недостаточная изученность ограничивают понимание феномена Астафьева в русской литературе XX века Кроме того, взгляд В Астафьева на мир, проблематика его произведений и авторский идеал являются выражением взглядов русского человека на драматическую судьбу России в последнем столетии Это становится особенно актуальным в контексте радикальных перемен в жизни общества последних десятилетий, снова остро поставивших вопросы о месте России и русского человека в мире, о национальной идее

Целью диссертационной работы является исследование конфликта «своего» и «чужого мира» в произведениях В П Астафьева как реализации бинарой и тернарной структур мировосприятия Данная цель определяет и основные задачи исследования

рассмотреть образ «своего мира» в повести «Последний поклон» как реализацию тернарной структуры и проанализировать основные принципы его формирования, исследовать конфликт добра и зла бинарной оппозиции в повести «Последний поклон»,

рассмотреть формирование целостного образа «чужого мира» в повести «Стародуб» и его конфликт, с миром добра и бинарной оппозиции истинной и ложной веры,

проанализировать взаимодействие бинарной и тернарной структур как конфликт «своего» и «чужого» мира в повествовании в рассказах «Царь-рыба»,

исследовать реализацию бинарной модели добра и зла в романе «Печальный детектив» и эволюцию конфликта от локального к субстанциональному,

рассмотреть формирование субстанционального конфликта «своего» и «чужого» мира в реализации бинарной оппозиции «своих» и «врагов» в военной прозе В Астафьева,

выявить субстанциональный конфликт автора с «чужим миром» в произведениях Астафьева последних лет. В качестве материала исследования берутся основные художественные произведения В Астафьева, но подробно рассматриваются лишь наиболее характерные в аспекте заявленной темы произведения

Теоретическая значимость работы состоит в том, что произведения В Астафьева анализируются с точки зрения реализации бинарной и тернарной структур мировосприятия писателя, что позволяет углубить понимание как отдельных его произведений, так и эволюции творчества В Астафьева в целом

Методологическую основу данной работы составляют исследования А Большаковой, Т Вахитовой, М Голубкова, П Гончарова, Л Кременцова, В Курбатова, А Ланщикова, Н Лейдермана, А Макарова, В Незвецкого, Н Яновского В работе использовались концепции и положения, изложенные в таких трудах, как «Теория литературы» (под ред Ю Борева), «Теория литераторы» В Хализева, «Введение в литературоведение» (под ред Л Чернец), в исследованиях М Бахтина, Л Выготского, М Гиршмана, А Есина, Ю М Лотмана, Г Поспелова, В Тюпы, Л Чернец, а также работы философа К Леонтьева и историка В Ключевского

В данной диссертационной работе основными использованными методами исследования были сравнительно-типологический метод и метод структурного анализа

Научная новизна работы заключается в том, что впервые исследуется конфликт «своего» и «чужого мира» в творчестве В Астафьева как реализация и взаимодействие бинарной и тернарной структур мировосприятия писателя В работе делается попытка пересмотреть устоявшиеся традиционные взгляды на ряд произведений

В Астафьева-и предложить новые подходы, к анализу его произведений Наряду с этим, в работе впервые анализируется творческая эволюция писателя с точки зрения эволюции конфликта как нарастания противоречий между «своим» и «чужим миром» от локальных конфликтов к субстанциональному конфликту с «чужим миром» в поздних произведениях В Астафьева

Положения, выносимые на защиту:

художественной доминантой творчества В Астафьева является нарастающий конфликт «своего» и «чужого мира»,

конфликт «своего» и «чужого мира» является реализацией бинарной и тернарной структур мировосприятия писателя,

при реализации бинарной структуры в произведениях В Астафьева модель, идеологический

замысел предшествует «реальности» изображенного мира,

конфликт в бинарной оппозиции добра и зла строится по типологически однородной схеме преступления - наказания,

религиозная, экологическая и этологическая проблематика в произведениях Астафьева является лишь основой для выражения конфликта «своего мира» автора с «чужим миром»,

авторский идеал, при неизменности ориентации на основы традиционной крестьянской культуры, эволюционирует от гуманистического наполнения к наполнению религиозному,

эволюция конфликта в произведениях Астафьева характеризуется обострением локальных конфликтов и перерастанием их в конфликт субстанциональный Практическая значимость проведенного исследования состоит в том, что выводы, полученные в ходе анализа конфликта «своего» и «чужого» мира при реализации бинарной и тернарной структур в произведениях В Астафьева, могут быть использованы в разработке курса русской литературы второй половины XX века, в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству В Астафьева и учтены при дальнейшем исследовании как деревенской прозы в целом, так и художественного мира Астафьева в частности

Основные идеи исследования прошли апробацию на внутривузовских, региональных и международных конференциях в Новосибирске и Красноярске (2002 - 2006) Результаты исследования обсуждались на кафедре истории литературы и поэтики КрасГУ. По теме исследования опубликовано пять работ

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав,-заключения и библиографии (211 наименований) _ Объем диссертационного исследования составляет 201 лист

Основное содержание работы

Во введении определяется цель и задачи работы, обосновывается актуальность и новизна исследования, методологическая основа и практическая значимость, а также выдвигаются положения, выносимые на защиту

В первой главе «Взаимодействие тернарной и бинарной структур в повести «Последний поклон» В Астафьева» рассматривается реализация тернарной и бинарной моделей мировосприятия при создании образов «своего» и «чужого» мира «Свой» мир представляет «естественную» жизнь тернарной структуры, мир, «который оправдан не добром и не злом, не талантом и не преступлением, не высокой нравственностью и не низкой безнравственностью, а просто своим бытием» (Ю М Лотман) Наряду с тернарной структурой, в «Последнем поклоне» реализуется и бинарная структура, подразумевающая «деление всего в мире на положительное и отрицательное, на греховное и святое» (Ю М Лотман) В данной модели созданы образы как идеальных носителей добра, так и представителей абсолютного зла В первом разделе данной главы «Реализация тернарной структуры в создании образа «своего» мира в «Последнем поклоне» рассматривается образ «своего» мира, мира детства, гармонии и счастья, но мира уже безвозвратно утраченного Этот мир несет в себе черты мира идиллического Как для идиллического мира, для «своего» мира «Последнего поклона» характерна локализация в ограниченном пространстве, циклическая ритмичность времени, ослабление временных граней «между индивидуальными жизнями и между различными фазами одной и той же жизни», «строгая ограниченность основными немногочисленными реальностями жизни» (М М Бахтин) В этом мире нет серьезных конфликтов, есть мелкие семейные недоразумения Кроме смерти близких людей, все трудности и беды в этом мире преодолимы Главного героя всегда защитят и спасут бабушка, дед или дядя Левонтий Образ бабушки Катерины Петровны, созданный в рамках тернарной структуры, наделен как достоинствами, так и недостатками В тернарной структуре «своего» мира может проявляться ролевое поведение персонажей В главе «Бабушкин праздник» у всех героев есть свое амплуа, они играют отведенные им роли и, в то же время, они искренни Так же сложно отношение главного героя к вере бабушки он сочувствует искренности ее веры, и одновременно иронизирует над ее верой Этот мир полон юмора, в нЬм нет злобы и страха Даже

предсельсовета Вершков с наганом не страшен, а смешон, потому что бабушка может забрать у него наган В этом мире своих людей нет людей идеальных, потому что свои люди идеальными быть не могут - у каждого свои, известные недостатки Но нет в этом мире и людей абсолютно отрицательных, потому что у каждого есть и достоинства Астафьев далек от ригоризма и легко прощает «своим» людям их недостатки Во втором разделе датой главы «Бинарная оппозиция добра и зла в «Последнем поклоне» рассматривается образ «чужого» мира, представленного как носителями идеального добра, так и абсолютного зла При создании образа «чужого» мира идеологический замысел автора иллюстрируется реальностью, автор создает модели идеального добра или абсолютного зла Идеальным полюсом добра представлены учителя сельской школы, но они не «свои», деревенские, а «чужие», из города, и автор может в их образах создать модель идеального учителя Другим идеальным представителем добра становится «чужой» Вася поляк Но на смену «своему» миру приходит «чужой» мир зла, враждебный и жестокий Локальные конфликты автобиографического героя с Ронжей, фельдшеришкой, женщиной в кимоно могут быть только вне Овсянки, вне «своего» мира «Последнего поклона», вне тернарной структуры «естественной» жизни Все последующие возвращения героя в родное село - лишь попытки вернуть потерянный рай, но с каждым приездом остается все меньше родных людей и всего того, что и составляло когда-то «свой» мир И это ведет к формированию субстанционального конфликта автора с «чужим» миром.

Во второй главе работы «Конфликт «своего» и «чужого» мира как реализация бинарной структуры в нравоописательной прозе В. Астафьева» рассматривается столкновение идеальных носителей добра с представителями полюса зла в повести «Стародуб», повествовании в рассказах «Царь-рыба» и романе «Печальный детектив» В повести «Стародуб» впервые создается целостный образ «чужого» мира зла села староверов Вырубы в бинарной антитезе добра и зла, который анализируется в первом разделе данной главы «Бинарная антитеза истинной и ложной веры в повести «Стародуб» Астафьев негативно относится к «удушливой вере» старообрядцев, связывая с ней злобу, жадность и страх перед миром Отшельники и охотники Култыш и Фаефан становятся выразителями авторского идеала, полюса добра в бинарной оппозиции, который формулируется как «таежный закон» Природа, тайга также наделяется нравственными качествами При этом субстанциональный, неразрешимый конфликт человека и природы превращается в конфликт локальный природа наказывает только недостойных за их грехи в ином случае природа не должна быть враждебна к человеку «Таежный закон», сформулированный автором в нескольких довольно противоречивых тезисах, становится символом

сверхличного - авторитета, высшей справедливости Тайга, - как сверхличный авторитет, карает староверов за. их грехи засухой и голодом, тайга убивает жадного Амоса, не соблюдающего таежный закон Идеализация положительного герой становится авторской установкой, обеспечивающей безусловный приоритет положительного героя и безусловную необходимость наказания для героя отрицательного, который, в свою очередь, наделяется тишь негативными чертами соответственно бинарной антитезе идеального добра и абсолютного зла

В повествовании в рассказах «Царь-рыба» дальнейшее развитие конфликта человека и природы рассматривается во втором разделе данной главы «Синтез бинарной и тернарной структур в повествовании в рассказах «Царь-рыба» В группе рассказов о браконьерах доминирует бинарная модель мировосприятия Бинарный конфликт добра и зла присутствует здесь в двух видах: обобщенном и частном Обобщенный локальный конфликт проявляется в отрицательной характеристике поселка Чуш как полюса зла бинарной антитезы Автор в форме публицистического отступления даёт зарисовку неприглядных нравов всего поселка В посёлке нет ни одного жителя (за исключением Акима и брата Коли), заслуживающего авторского снисхождения Осуждаются жадность жителей поселка, индивидуализм, пьянство, современная культура, песни и мода, осуждается приехавшая на каникулы из города студентка, уезжающая в город библиотекарша, дети староверов Частный локальный конфликт положительного и отрицательного героя бинарной антитезы реализуется в ряде конфликтов рыбинспекторов и браконьеров. Для безусловной реализации наказания представителей «чужого» мира зла автор, ощущая недостаточность личного авторитета, использует сверхличный авторитет закона и идеальные образы рыбинспекторов как безупречных представителей правосудия Автор судит преступников своей властью, но для суда ему необходим высший авторитет идеального судьи, чтобы не было сомнений, что преступник суда заслуживает Этой же цели служит и типология образов браконьеров портретные характеристики, прозвища браконьеров, манера поведения, психологические характеристики с доминирующей чертой - страстью к наживе, должны подтверждать их порочность

Конфликт рыбинспекторов с браконьерами разворачивается по типологически однородной схеме В трех рассказах из четырех («Дамка», «Рыбак Грохотало», «Летит чёрное перо») завязка конфликта - не узнавание браконьером рыбинспектора, кульминация - момент понимания, что перед ним рыбинспектор развязка во всех четырех рассказах - сильнейшее потрясение браконьера, близкое к помешательству Чрезвычайность наказания браконьеров (в том числе и гибель дочери Командора) не соответствует тяжести преступления Но

автор наказывает не за конкретное преступление, и- даже не столько самих браконьеров, сколько «чужой» и враждебный автору мир в их лице. Настоящий судебный процесс над Дамкой автору не важен, автору важен его собственный суд и собственное наказание «чужого» мира и его представителей с помощью идеальных представителей полюса добра бинарной оппозиции - рыбинспекторов

В то же время можно видеть и переход их бинарной антитезы добра и зла в тернарную структуру «естественной» жизни Если браконьерством занимаются не «чужие» браконьеры, а «свой» Аким, то это не браконьерство, а «естественная» жизнь

В другой группе рассказов («Бойе», «Царь-рыба», «Поминки», «Сон о белых горах») представлен субстанциональный конфликт человека и природы, реализованный в тернарной структуре При этом автором делается попытка перейти из тернарной структуры «естественной» жизни в бинарную антитезу добра и зла с созданием соответствующих идеологем В Астафьев пытается дать этическое обоснование и развязку конфликта человека и природы, переводя субстанциональный конфликт в локальный В рассказе «Царь-рыба» формулируется идеологема грех перед человеком это грех перед природой и наоборот Игнатьич наказан природой в образе царь-рыбы за грех перед женщиной и прощен за покаяние Тернарная структура субстанционального конфликта человека и природы переведена в бинарную оппозицию добра и зла, преступления и наказания. В рассказе «Сон о белых горах» тернарная структура противостояния человека и природы также переводится в бинарную Хотя в ситуации спасения Эли и Гога Герцев, и Аким действуют одинаково самоотверженно, а гибель Гоги происходит как раз в тот момент, когда он борется за жизнь другого человека, автор создает идеологему, противоположную по смыслу изображенной ситуации Гога карается смертью за индивидуализм, потому что он «чужой», и спасается в той же ситуации действуя так же «свой» Аким В рассказах «Бойе» и «Поминки» та же конфликтная ситуация человека и природы уже лишена этического обоснования Случайно избегает гибели Коля в первом рассказе, и также случайно гибнет Петруня во втором, что должно говорить о субстанциональности конфликта Но и в рассказе «Поминки» автор пытается перевести конфликт в этический, наделяя медведя, убившего Петруню, отрицательными человеческими качествами Аким называет медведя-убийцу фашистом Охоте на лося «своего» Акима противопоставлена охота «для развлечения» важных чиновников из города вместе с продажным егерем Во втором случае лось наделяется человеческими качествами, подробно изображаются его страдания, а охотники, наоборот, лишаются человеческого облика в бинарной антитезе добра и зла Если же лося убивает «свой» Аким, то ни его жестокость, ни

страдания лося Не показаны это «естественная» жизнь- тернарной структуры В рассказе «Капля» место враждебного мира природы занимает враждебный мир людей при сохранении тернарной структуры и субстанциональности конфликта Экологическая проблематика «Царь-рыбы» и созданные автором идеологемы - лишь повод для объяснения конфликта «своего» мира В Астафьева с «чужим» миром зла

В третг>ем разделе второй главы «Бинарная оппозиция добра и зла в романе «Печальный детектив» анализируется нравоописательная проблематика романа и конфликт главного героя Сошнина с представителями интеллигенции и преступного мира В «Печальном детективе» представлены два рода конфликтов в бинарной оппозиции добра и зла и две группы характеров полюса зла, с которыми автор ведет борьбу Если война с преступниками в романе с названием «Печальный детектив» понятна и естественна, то не менее ожесточенная борьба с интеллигенцией, на первый взгляд, кажется странной Уже на первой странице романа появляется противник милиционера Леонида Сошнина, но это не представитель преступного мира, а редактор местного издательства Сыроквасова, сатирический образ которой представляет автор Как и у других персонажей - интеллигентных женщин, у Сыроквасовой имя не только «культурное», но и идеологически выдержанное - Октябрина Портрет Сыроквасовой, как и портреты других сатирических персонажей, должен вызывать к ней неприязненное отношение, она так же неаккуратна и курит.

Сыроквасова ведет большую работу, но эта работа не представляется автору серьезной, так как главная цель Сыроквасовой — продемонстрировать собственную «культурность» и эрудицию Как представитель чуждого мира зла в бинарной антитезе, Сыроквасова противопоставлена главному герою Сошнину поверхностной и беспорядочной эрудицией и высоким самомнением

Образы преступников даны в «Печальном детективе» в традиционном для Астафьева ключе изображения чужих представителей полюса зла в бинарной оппозиции Задача авторского обличения данной группы персонажей, в отличие от представителей интеллигенции, значительно упрощается иного отношения к преступникам быть и не может Автор и здесь использует традиционную схему конфликта оп алкивающий неприятный внешний облик преступника, его вызывающее поведение, нарушающее нормы и приводящее идеального героя в бешенство, заслуженное наказание и новый облик злодея, раздавленного и молящего о пощаде

При значительном количестве локальных конфликтов начинает все отчетливей просматриваться субстанциональный и неразрешимый конфликт автора с миром Общее ощущение безысходности, то, что разрешение отдельных локальных конфликтов не ведет к улучшению

общей ситуации, свидетельствует об определенном переломе в мировоззрении В Астафьева Объявляя интеллигенцию виновной в росте преступности, В Астафьев на первый план выводит конфликт «своего» мира с миром «чужим», в котором в бинарной оппозиции добра и зла и преступники, и интеллигенция находятся на одном полюсе зла

В третьей главе «Формирование субстанционального конфликта в военной прозе В. Астафьева» рассматривается эволюция конфликта «своего» и «чужого» мира от повести «Пастух и пастушка» к роману «Прокляты и убиты» и произведениям последних лет при реализации бинарной и тернарной структур мировосприятия

Для В Астафьева, человека художественно одаренного, тонко чувствующего красоту и гармонию, мир хаоса и смерти не мог не оставить самого страшного впечатления на всю оставшуюся жизнь Война в прозе В Астафьева - один из самых страшных «чужих» миров Особенностью подхода Астафьева к этой теме была задача сказать всю правду о войне, какой увидел ее он сам С одной стороны, в условиях постоянного идеологического контроля над литературой решение этой задачи было непростым С другой стороны, в процессе творческой эволюции сам В Астафьев все более критично относится к традиционной трактовке событий периода Великой Отечественной войны В девяностых годах произведения Астафьева о войне, главным образом, роман «Прокляты и убиты», вызывают резкую и неоднозначную реакцию В комментарии к роману «Прокляты и убиты» В Астафьев отмечает большое количество неправды о войне «Об этой войне столько наврали, так запутали все, с нею связанное, что в конце концов война сочиненная затмила войну истинную»

От естественного образа «чужого» - врага - фашиста в ранних произведениях о войне, в романе «Прокляты и убиты» В Астафьев приходит к формулированию своей концепции Великой Отечественной воины, отличающейся особым трагизмом Солдату приходится вести войну сразу на нескольких фронтах Прежде всего, это «внутренние» вра! и уголовники, командиры - самозванцы, политруки, особисты

В первом разделе третьей главы «Бинарная оппозиция добра и зла в повести «Пастух и пастушка» В Астафьева» рассматривается эволюция конфликта «своего» и «чужого» мира, реализующая бинарную оппозицию добра и зла от локальных конфликтов к формированию конфликта субстанционального, завершающегося иррациональной, необъяснимой гибелью главного героя Бориса Костяева Главный герой повести Борис Костяев представляет собой эволюцию типа героя-идеалиста Олега Глазова из раннего рассказа «Сашка Лебедев» Родители Бориса - учителя, что является здесь для Астафьева безусловно положительной чертой формирования характера героя Как и Олег Глазов, Борис воспитан школой и книгами, что свидетельствует об

идеалистическом взгляде на жизнь в авторском понимании Но сформированные книгами взгляды Бориса на войну расходятся с его боевым опытом В первых боях он пытался героически, с криком «Ура1» и наганом в руке повести бойцов за собой в атаку «Помчался он и отчего-то не услышал за собой героических возгласов, грозного топота» Побежали за ним только два-три молоденьких солдата, которые тут же погибли. Опытные солдаты не проявляли ненужного героизма, а молча окапывались, чтобы не быть убитыми. А потом даже посмеивались над Борисом Солдатская правда войны и военная тактика расходится с книжным, театральным героизмом Сложной для Костяева оказывается и проблема гуманизма на войне Он не может помочь немцу, обреченному на мучительную смерть, и не может прервать его мучения Это делает за него Мохнаков Полюс добра в антитезе добра и зла в «Пастухе и пастушке» представляет также и тип воина-сибиряка Его воплощают два героя-алтайца Карышев и Малышев, опытные бойцы, добросовестно выполняющие свою работу У них нет ярких индивидуальных черт, они похожи по характеру и почти незаметны, да и не совершают каких-то особых подвигов

У Карышева и Малышева есть своя крестьянская философия Крестьянство как главная опора страны противопоставляется пролетариату и интеллигенции в оппозиции добра и зла Отвергается претензия на гегемонию пролетариата Именно пролетариат хочет отобрать хлеб у крестьянина, поскольку своего хлеба у него нет, а «ученые- и интеллигенты» отбирать не умеют Пролетариат косвенно объявляется виновником войны, поскольку ничего не имеет, кроме оружия В философии Карышева и Малышева есть черты, роднящие ее с философией крестьянского идеолога и поэта начала XX века Н

Клюева, «клюевщиной» (В Ходасевич)

Тип отрицательного героя - внутреннего врага - в повести «Пастух и пастушка» представляет Пафнутьев Он когда-то служил при особом отделе, «проявлял он высокую сознательность, чего-то на кого-то писал, клепал, и хвост этот унес за собой в армию, дотащил до фронта» Теперь Пафнутьев на передовой, во взводе Бориса Костяева, но мечтает опять найти хорошее местечко. Ведет он себя умно и хитро. Все знают, что он стукач, докладывает в особый отдел, и Пафнутьев этого не отрицает, но уверяет, что на свой взвод не стучит Неприятный портрет Пафнутьева соответствует его психологическому облику. «Большеголовый, узкогрудый, с тонкими длинными ногами, бывший пожарник походил на гриб, растущий на отбросах»

Пафнутьеву удается найти удобное место Он всячески прислуживает прибывшему во взвод штабному капитану Пафнутьев лишь числится во взводе, но своих обязанностей не выполняет, занимаясь мародерством Во время очередной вылазки за трофеями он

подрывается на мине.

Образ Пафнутьева подтверждает авторскую мысль, что раз появились господа, го появятся и слупг при них И те, и другие стараются, по возможности, быть подальше от переднего края, и думают не о защите Родины, а о спасении собственной шкуры Локальный конфликт с Пафнутьевым развивается только в аспекте морального осуждения. Пафнутьев - представитель системы, с которой вести открытую борьбу бессмысленно и небезопасно Развязка конфликта с представителем «чужого» мира традиционна он жестоко наказывается автором - подрывается на мине из-за собственной жадности, подтверждая авторский тезис о неизбежности наказания

Мотив непонятной, иррациональной смерти станет лейтмотивом многих произведений Астафьева о войне Здесь в скрытой форме присутствует неразрешимый субстанциональный конфликт, объяснения которому у автора нет Гибель главного героя Бориса Костяева в «Пастухе и пастушке» и становится следствием субстанционального конфликта героя с миром. Нет конкретных причин гибели, ранение не так опасно, ни грубость медперсонала, ни даже разлука с Люсей не объясняют постепенного угасания героя - «ведь всё вынес, всё перетерпел» Это не смерть от пули и не смерть от ранения или болезни - просто у солдата кончаются жизненные силы, и он тихо угасает. И никому не понятно, отчего же он умер Отсутствие виновных в смерти Костяева свидетельствует о переходе из бинарной оппозиции добра и зла в тернарную структуру «естественной» жизни, не оправдываемой ни добром и Ни злом, хотя такая «естественная» жизнь на войне и противоестественна

Во втором разделе третьей главы «Формирование субстанционального конфликта в романе «Прокляты и убиты» В

Астафьева» рассматривается конфликт «своего» и «чужого» мира в условиях войны, оцениваемый В Астафьевым как конфликт субстанциональный в его высшей степени - богооставленности В самом названии романа уже звучит трагичность и безысходность Неизбежный вопрос, кем прокляты и убиты9 - переводит повествование в метафизический план. Наряду с главным, субстанциональным конфликтом, в романе присутствует огромное количество конфликтов локальных В обобщенных локальных конфликтах в форме публицистических отступлений автора Астафьев критикует ход военных действий, деятельность военачальников, политработников, судей, всю идеологическую систему

В их разрешении В Астафьев во многом следует за бинарной оппозицией добра и зла в концепции войны Л Толстого в «Войне и мире» Толстовские категории простоты, добра и правды становятся определяющими и для В Астафьева Как и для Л Толстого, для В

Астафьева неприемлемы театральность, лицемерие и фальшь командиров, но для него это уже не, проблема тщеславной светской черни, далекой от народа, в отличие от Кутузова Наоборот, теперь командиры вышли из народа и стали господами - самозванцами И их непонимание нужд солдат вытекает не из того, что они страшно далеки от народа, как некоторые полководцы Отечественной войны 1812 года, а из того, что в новой идеологической системе они могут оставаться «господами», если только будут бездумными «винтиками» этой системы А для этой новой системы человек, солдат - ничто В романе «Прокляты и убиты» принципиально расширяется галерея как положительных, так и отрицательных персонажей В ряду положительных героев появляется тип героя-богатыря, ряд черт которого присутствовал в образах солдата-сибиряка и в образе старшины Мохнакова в «Пастухе и пастушке» Причем Астафьевым представлены сразу три героя-богатыря, раскрывающие разные аспекты русского богатырства богатырь веры Коля Рындин, богатырь силы Леха Булдаков и богатырь культуры Ашот Васконян Тип героя-хулигана в отрицательном аспекте аморализма и беззакония реализуется в типе блатняка Типы командиров делятся так же полярно на положительных, «своих» командиров - честно выполняющих свой долг, и отрицательных, «чужих» - самозванцев

В отличие от предыдущих героев-идеалистов Олега Глазова и Бориса Костяева, идеализм которых опирался на абстрактную мораль и культуру, богатырь Коля Рындин становится в романе фактически единственным носителем христианского сознания и морали в безбожной стране По сравнению с большинством других персонажей романа, не знающих своих корней, Коля Рындин, являясь наследником старообрядчества, не отрекается от него, как не отрекались от веры и его предки не только в угоду сиюминутной политической конъюнктуре, но и на протяжении трех веков идя за веру на костер Опорой его богатырства и является эта вера и заветы предков то, чего лишены его современники В образе Коли Рындина Астафьев радикально меняет свою резко негативную оценку старообрядчества, присутствующую в повести «Стародуб» и в повествовании в рассказах «Царь-рыба» Очевидно, что теперь для автора становится более существенным приверженность староверов традиционным устоям, «своему» миру, чем осуждавшийся прежде изоляционизм и особенности веры

В частных локальных конфликтах, как и прежде, положительным героям противостоят отрицательные Три главных героя-богатыря Рындин, Булдаков и Васконян воплощают идеальный полюс добра бинарной оппозиции веру, силу и культуру России Их судьба трагична, в чем виден символический смысл разрушение основ России в XX веке Главным героям, как и автобиографическому герою Шестакову, другим простым солдатам в бинарной оппозиции добра и зла противостоят

уголовники, идеологическая система в лице конкретных командиров-самозванцев, политработников, судей, особистов В ряде конфликтов положительные герои одерживают победу, конфликты развиваются по традиционной у Астафьева схеме и заканчиваются поражением представителей чужого мира Но зачастую победа немотивированна, автор представляет желаемое как действительное Солдату на войне приходится вступать в ряд локальных конфликтов Ему нужно воевать не только с фашистами, но и с уголовниками, призванными в армию, но не желающими служить, с командирами-самозванцами, для которых солдаты - лишь пушечное мясо, со штабными офицерами и их челядыо, озабоченными лишь своим выживанием на войне, политработниками, только мешающими солдату воевать, судьями трибунала, отправляющими на расстрел невиновных, за1 радотрядами, помогающими фашистам расстреливать наших, особистами и смершевцами, с общим беспорядком - нехваткой обмундирования, питания, оружия и боеприпасов Когда простой солдат выходил на схватку с врагом, у него часто просто уже не было сил, потраченных на выживание в «своем» чужом и бесчеловечном мире Ряд локальных конфликтов бинарной оппозиции добра и зла перерастает в конфликт субстанциональный в его высшей степени - богооставленности

В третьем разделе данной главы «Субстанциональный конфликт в произведениях В Астафьева последних лет» отмечается особая форма реализации тернарной структуры мировосприятия писателя Если в «Веселом солдате» продолжает звучать мотив вины идеологии и существующего строя в трагической судьбе простых солдат после войны, реализованный в бинарной антитезе «врагов» и «своих», то в рассказе «Пролетный 1усь» и эта причина гибели семьи Данилы Солодовникова отходит на второй план Как и в «Пастухе и пастушке», главной здесь становится тема иррациональной смерти Нет конкретных виновников трагедии, непонятны причины, убитый Данилой гусь не спасает сына Это «естественная» противоестественная трагическая жизнь и смерть, реализованная в тернарной структуре Можно сказать, что в этом рассказе трагизм мировосприятия и глубина субстанционального конфликта достигает своего предела, зло не персонифицировано, неизвестно, кого обвинять в трагедии

В рассказе «Пролетный гусь» доводится до трагического финала кризисная ситуация повести «Веселый солдат» У [лавного героя «Веселого солдата» умирает дочь, и у него возникают мысли о самоубийстве Но сделать этот последний шаг он не решается, и вначале объясняет его трусостью «Зачем не застрелился9 Зачем9 Скиксовал, так вот теперь наслаждайся жизнью, ликуи, радуйся ее прелестям1» Причина отчаяния героя и его готовности к самоубийству - напрасно потраченные силы и неизвестно для кого добытая победа в великой войне В «Веселом

солдате» драматическая ситуация разрешается в рамках бинарной антитезы добра и зла есть конкретные виновники несчастья автобиографического героя «Почему, зачем, для чего два отчаянных патриота по доброй воле подались на фронт9 Защитить свободу и независимость Родины9 Вот она тебе, свобода и независимость, вот она, Родина, превращенная в могильник Вот она, обещанная речистыми комиссарами благодать Так пусть в ней и живут счастливо комиссары, и защищают ее, любят и берегут». Но главному герою «Веселого солдата» еще есть что терять, у него остаются жена и дети, есть полюс добра, реализованный в бинарной антитезе. «Как разрывает грудь чувство любви ко всем и ко всему Как хочется благодарить Бога и силы небесные за эти минуты слияния с вечным и прекрасным даром любить и плакать»

В рассказе «Пролетный гусь» гибель сына Данилы Солодовникова, смерть его самого и самоубийство жены Марины уже после войны можно объяснить и найти виновников их гибели «Целые армии дармоедов, прихлебателей как считали, что на войне и в мирной жизни без них и шагу не сделать, что были они главная движущая сила военных побед и возрождающегося прогресса, так и считают Ну а тут сбоку или уже в ногах копоши тись какие-то Солодовниковы и множество им подобных» Марина кидает в могилу боевые награды мужа, что становится трагическим символом всего рассказа Конечно, виновата система и новый «барин» Мукомолов, который на войне политруком старался не попасть на передовую, а теперь занял пост парторга крупного завода, в то время как Данила не может выбиться из нищеты и спасти сына То же противостояние с комиссарами и капитаном-смершевцем есть и у главного героя «Веселого солдата», не сумевшего спасти дочь

Но на более глубинном уровне эти причины гибель семьи не объясняют В рассказе «Пролетный гусь», в отличие от других произведений В Астафьева о войне последних лет, почти нет критики коммунистической идеологии, резких выпадов против Сталина, Жукова, политруков, командиров-самозванцев и их челяди И от того рассказ становится еще более трагичным Человек несвободный и подневольный в несвободной стране всегда гибнет ни за что, главным образом, потому, что у него нет возможности выбора Так, рассказ начинается с возвращения Данилы с фронта «Данила ехал спецэшелоном из Пруссии в Россию и кое-что прихватил с собой Не то чтобы много и богато, но на первый случай хватило бы барахлишка» Очевидно, что кое-какое барахлишко у солдата - это так называемые трофеи, или имущество, добытое с помощью мародерства, поскольку иных источников дохода у солдат нет И хотя мародерство всегда считалось одним из самых тяжелых военных преступлений, в то числе и в советской армии,

мародерствовало большинство, а Данила поступал, как все, и выбора у него особого не было Здесь очевидна реализация тернарной структуры «естественной» жизни, которая «не имеет однозначной моральной оценки и характеризуется признаком существования» (Ю М Лотман) Отсутствие свободы при традиционном феодальном укладе формирует определенный склад характера, в котором нет излишней социальной активности, желания и умения выстраивать свою собственную жизнь в каких-то новых и непривычных условиях Теряя традиционные рамки, будучи выбитым из колеи привычной жизни войной, человек не знает, что делать, и гибнет. Причиной гибели Данилы и является то, что Данила - человек традиционного уклада, несомый по жизни, а потому слабый с точки зрения умения приспособиться к новым условиям Естественно, что символом жизни Данилы и его самого становится пролетный гусь Выстрелом Данилы внезапно обрывается в полете такая же традиционная, размеренная жизнь птицы в её движении с севера на юг и обратно Данило убивает пролетного гуся, потому что ему надо накормить больного сына Но убитый гусь не спасает сына, и тот все равно умирает Гибель гуся бессмысленна иррациональна, не приносит никому пользы, как бессмысленна и гибель Данилы и всей его семьи Бинарная оппозиция человека и враждебной ему идеологии, характерная для военной прозы В Астафьева последних лет, переходит в рассказе «Пролетный гусь» в еще более тра1ическую оппозицию человека и иррационального, враждебного ему мира в условиях тернарной структуры Этот мир зла «естественен» В этом мире нет конкретных виновников, врагов, которых можно было бы обвинить в гибели семьи Данилы, а потому субстанциональный конфликт с миром достигает наибольшей глубины

В создании бинарной структуры чужого мира войны В

Астафьев во многом опирается на концепцию Л Н Толстого в «Войне и мире» Для Толстого также характерно бинарное деление на полюсы добра и зла в изображении русской и французской армии, Кутузова и Наполеона, Кутузова и его штабных генералов Как и Толстой, в изображении мира зла В. Астафьев не ищет этому миру оправдания, его осуждение однозначно и окончательно Как Толстой ограничивает Наполеона «лживой формой европейского героя, мнимо управляющего людьми», так и Астафьев однозначен в своем осуждении всех политработников и командиров-самозванцев Толстовские категории простоты, добра и правды становятся определяющими и для Астафьева Как и для Л Толстого, для В. Астафьева неприемлемы театральность, лицемерие и фальшь командиров, но для пего это уже не проблема тщеславной светской черни, далекой от народа и не понимающей народа Наоборот, теперь командиры вышли из народа и стали господами -самозванцами И их непонимание нужд солдат вытекает не из того, что

они «страшно далеки от народа», как прежние полководцы Отечественной войны 1812 года, а из того, что в новой идеологической системе они могут оставаться «господами», если только будут бездумными «винтиками» этой системы А для этой новой системы человек, солдат — ничто

Другим русским писателем, с которым у В Астафьева можно видеть определенную близость взглядов на войну, является В М

Гаршин Он, как и Астафьев, также был рядовым солдатом, только вольноопределяющимся на русско-турецкой войне, его военная проза также автобиографична Гаршинская натуралистичность в изображении ужасов войны получает свое развитие и в военной прозе В Астафьева, что дает основание определить творческий метод Астафьева как «натуралистический сентиментализм» (Н Лейдерман) Но можно отметить различие между традиционным крестьянским взглядом на войну у В Астафьева и взглядом интеллигента и дворянина В Гаршина Вместе с тем, различие в восприятии и отражении войны В. Гаршиным и В Астафьевым определяется и различием тернарной и бинарной систем мировосприятия этих писателей соответственно Взгляд В Астафьева -это взгляд на войну человека подневольного, он идет туда не по своему желанию и выносит все тяготы войны Для него непонятна жестокость или глупость приказов командования Глупость может быть действительной - в силу специфики руководства Красной армией, а может быть и мнимой - рядовой боец не знает о стратегических планах командования Кажущаяся Астафьеву жестокость приказов за любую провинность - штрафная рота или расстрел — также отражает точку зрения рядового бойца Но сам же Астафьев пишет о многочисленных случаях мародерства и насилия над мирным населением, что свойственно любой армии и не может не караться сурово

Точка зрения В Гаршина - это взгляд на войну вольноопределяющегося, дворянина, добровольца Для В Астафьева важен вопрос «Почему кто-то отсиживается в тылу, если я должен воевать на передовой9» В Гаршин формулирует вопрос иначе «Почему я, как свободный человек, могу позволить себе не идти на войну, если кого-то гонят насильно9 Я должен идти'» Соответственно тернарной структуре, решение идти на войну для В Гаршина не является ни злом, ни добром, а вытекает из естественного хода вещей, в том числе, внутреннего нравственного выбора У В Гаршина и В Астафьева

проявляются сходные мотивы смерть подневольного турка в «Четырех днях» В 1 аршина и смерть пожиаого немца в «Веселом солдате» Астафьева У того и другого акцентируется натуралистичность гибели и смерти, жестокости войны вообще Оба чувствуют подневольность погибших солдат, их насильственную оторванность от нормальной жизни, подчиненность непонятным им приказам Но В Астафьев

осознаёт это только через свою собственную жизнь, свой опыт, а В Гаршин можст_оценить войну с разных точек зрения В Гаршин может сменить солдатскую точку зрения на точку зрения офицера, а также встать на точку зрения общей целесообразности на войне В Астафьев недоволен тем. что офицеры в хате, а солдаты на улице Ведь офицеры -те же крестьяне, а иерархия ненастоящая В Гаршин сам не хочет идти в офицерскую палатку, хотя его туда приглашают, потому что он солдат, а не офицер, и нарушать иерархии не должен Такая иерархия - не добро и не зло, а естественный порядок вещей, то есть не бинарная, а тернарная структура мировосприятия

Вместе с тем, если В. Астафьев говорит о взаимоотношениях на войне человека образованного и солдат из крестьян, то у него, как и у В Гаршина, появляется мотив первоначального впечатления от солдат, как от общей серой массы Но затем его герой интеллигент Васконян повторяет путь движения к народу, постижения народного духа, как герой Л Толстого Пьер Безухов И если личные впечатления Астафьева на войне подобны личным впечатлениям Гаршина, соответствующим тернарной структуре естественной жизни - вначале серая масса, затем проявляющиеся люди, то при создании идеологемы духовного возрождения образованного героя в народной среде Астафьев следует уже за бинарной идеологемой добра и зла Толстого стать таким, как простые люди

У В Гаршина, в отличие от Астафьева, иное отношение к жестокости командиров Автобиографический герой вначале осуждает майора Венцеля за жестокость по отношению к солдатам Жестокость Венцеля - это не его психологическое качество, а необходимое и, по его мнению, единственно возможное средство управления солдатами Но потом автобиографический герой понимает вынужденную необходимость этой жестокости рота Венцеля нссег наименьшие потери благодаря беспрекословной дисциплине, а Венцель, вопреки видимой жестокости, плачет, узнав о потерях Понимание того, что жестокость Венцеля это не добро и не зло, а естественный ход вещей, соответствует тернарной системе Жестокость лейтенанта Пшенного в «Проклятых и убитых» оправдания у В. Астафьева не находит любое оправдание «чужому» миру и его представитетям невозможно Для В Астафьева, как для солдата, понятно и приемлемо только отеческое отношение к нему и другим солдатам «своего» командира «Чужой» мир войны для человека подневольного еще более страшен чем для человека свободного Гаршин сам делает свой выбор идти на войну, и это сознательное решение становится его главной опорой в абсурдном, но «естественном» мире воины, реализованном в тернарной структуре мировосприятия Решение за В Астафьева принимают другие, и опереться ему не на чго, даже на веру Если свободный человек -

Гаршин видит причины трагедии войны в абсурдности самой войны, то подневольный человек Астафьев склонен обвинять в происходящем конкретных людей и вынести им приговор, но уже от имени Божьего суда - «прокляты и убиты», реализуя свою концепцию в бинарной оппозиции добра и зла

В заключении подводятся итоги исследования Конфликт «своего» и «чужого» мира в произведениях В Астафьева является художественной доминантой его творчества Образ «своего» мира реализуется в рамках тернарной структуры мировосприятия «Естественная» жизнь этого мира определяется не добром или злом, а фактом своего существования Противопоставлен «своему» миру «чужой» мир зла, реализованный в рамках бинарной антитезы добра и зла, греха и святости «Чужой» мир зла, угрожающий разрушением «своему» миру, должен быть наказан через идеальных носителей добра бинарной оппозиции В локальных конфликтах представители мира зла терпят неизбежное поражение Но постепенно в ходе творческой эволюции в произведениях В Астафьева начинает формироваться субстанциональный, неразрешимый конфликт с миром Он уже не может быть разрешен через наказание отдельных представителей чуждого автору мира В Астафьев жаждет гармонии в этом мире Но у него есть страх перед «чужим» миром, жажда восстановления и ощущение невозможности восстановления всеобщей гармонии утраченного «своего» мира С точки зрения религии, для христианина подлинная жизнь не здесь, не в этом мире, где и не должно быть гармонии Астафьев же не приемлет этого мира, мира, ставшего «чужим», жестокого и злого, мира без любви И как герои Достоевского, как Иван Карамазов, не прощающий слезинки ребенка, В Астафьев не может простить смерти мальчика в «Краже», не может простить своего разрушенного мира детства, не может простить всего, что происходит Но если вначале он карает своей властью отдельных отрицательных персонажей браконьеров и Гогу Герцева в «Царь-рыбе», Ронжу, фельдшеришку и женщину в кимоно в «Последнем поклоне», преступников в «Печальном детективе», то теперь он должен покарать весь этот мир

Лейтмотивом произведений В Астафьева последних лет становится богооставленность Многие его герои в трудную минуту обращаются к Богу и не получают ответа, упрекая себя в том, что до этой трудной минуты не верили в нею Бог не слышал их или забывал про них Теперь же Бог оставляет мир В Астафьев приговаривает этот чужой, жестокий мир к высшей мере наказания - богооставленности «Нету Бога Или не слышит Он нас Отвернулся Был бы Бог, разве допустил бы такое?», «Зачем Ты отворотил Лик Свой и оставил сатане на растерзание9» Субстанциональный конфликт в произведениях последних

лет достигает своего предела В Астафьев он не приемлет это мир и не видит выхода

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1 Идиллия в «Последнем поклоне» В Астафьева // Актуальные проблемы русской и зарубежной литературы Сб статей - Красноярск, 2004.-С 137-142

2 Пафос и ирония в произведениях В Астафьева // Феномен В Астафьева в общественно-культурной и литературной жизни конца XX века - Красноярск, 2005 - С 88-91.

3 Проблема русского характера в произведениях В Астафьева // Современная филология актуальные проблемы, теория, практика -Красноярск, 2005 - С 369-374

4 Эволюция религиозных мотивов в прозе В Астафьева // Вестник КГУ - Красноярск, 2006 №3/2 - С 183-187

5 Проблема русского характера в военной прозе В Астафьева // Филология - журналистика 2006 Сб науч ст. - Красноярск, 2006 -С 309-314

Подписано в печать250ч о/ Формат 60x84/16 Бумага тип Печать офсетная Уел п л 1,5 Тираж 100 Заказ Ц Ь,

Сибирский федеральный университет Институт естественных и гуманитарных наук Издательский центр

660041 г Красноярск, пр Свободный, 79

_

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Субботкин, Дмитрий Александрович

Введение

Глава 1. Взаимодействие тернарной и бинарной структур в повести

Последний поклон» В. Астафьева

1.1. Реализация тернарной структуры в создании образа «своего» мира в «Последнем поклоне»

1.2. Бинарная оппозиция добра и зла в «Последнем поклоне» 39.

Глава 2. Конфликт «своего» и «чужого» мира как реализация бинарной структуры в нравоописательной прозе В. Астафьева

2.1. Бинарная оппозиция истинной и-ложной веры в повести «Стародуб»

2.2. Синтез бинарной и тернарной структур в повествовании в рассказах «Царь-рыба»

2.3. Бинарная оппозиция добра и зла в романе «Печальный детектив»

Глава 3. Формирование субстанционального конфликта в военной прозе В, Астафьева

3.1. Бинарная оппозиция добра и зла в «Пастухе и пастушке»

3.2. Формирование субстанционального конфликта в романе «Прокляты и убиты»

3.3. Субстанциональный конфликт в произведениях В. Астафьева последних лет

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Субботкин, Дмитрий Александрович

Творчество Виктора Астафьева, одного из наиболее крупных русских писателей второй половины XX века, постоянно было в центре внимания не только читателей и критики, но и вызывало широкий общественный резонанс. А в последнее десятилетие его творчества по-новому раскрытая тема войны в его произведениях стала предметом ожесточённых споров, зачастую выходящих за пределы собственно литературных дискуссий. Резкая поляризация оценок его произведений от восторженных до негодующих свидетельствует о значительности и сложности феномена В. Астафьева в русской культуре и общественной жизни второй половины XX века.

Вместе с тем, можно говорить и об определённой контрастности самого творчества В. Астафьева. Ряд автобиографических произведений, таких, как повесть «Последний поклон», выдержан в иной стилистике, нежели нравоописательная (роман «Печальный детектив») или военная проза (роман «Прокляты и убиты»). Это позволяет ряду исследователей (Н. Иванова, И. Золотусский) ставить вопрос о преобладании художественного или публицистического начала в произведениях В. Астафьева.

Представляется, что контрастность творчества В. Астафьева обусловлена реализацией и взаимодействием бинарной и тернарной структур в создании образов «своего» и «чужого» мира. Ю. М. Лотман отмечает: « Русская культура, проявляя структурное единство, вместе с тем внутри себя делится на два различных структурных модуса: бинарную и тернарную системы. Бинарная структура, подразумевающая деление всего в мире на положительное и отрицательное, на греховное и святое, на национальное й искусственно привнесённое или на ряд других возможных противопоставлений, характерна для русской культуры на всём её протяжении. С этим связаны такие крупные явления. эпохи, как традиция Лермонтова, Гоголя, Достоевского. Для названных писателей характерны бинарные антитезы: антитеза греха и святости, демона и ангела.

Параллельно бинарной модели в русской литературе активно действует тернарная модель, включающая мир добра, мир зла и мир, который не имеет однозначной моральной оценки и характеризуется признаком существования. Он оправдан самим фактом своего бытия» [114, С. 382-385].

В данном исследовании делается попытка проанализировать конфликт между «своим» миром, миром детства, миром любви и добра и жестоким, враждебным «чужим» миром в произведениях В. Астафьева с точки зрения бинарной и тернарной структур мировосприятия. И если в нравоописательной и военной прозе В. Астафьева доминирует бинарная модель с резкой поляризацией добра и зла, то для повести «Последний поклон» характерна тернарная модель, в которой представлен «мир естественного человеческого существования, мир, который оправдан не добром и не злом, не талантом и не преступлением, не высокой нравственностью и не низкой безнравственностью, а просто своим бытием» [ 114, С.385]. В тернарной модели «зло мыслится как отклонение от возможностей человеческой личности, а добро как реализация их. И добро, и зло в своём одновременном слиянии находятся в человеческой личности в её обыденном проявлении и реализуются в чистом виде в двух полярных элементах тернарной схемы» [Там же, С.386].

Данный анализ основан на предположении, что эволюция конфликта в прозе В. Астафьева идёт от локальных конфликтов ранних произведений к субстанциональному конфликту в прозе последних лет. И если с содержательной стороны можно видеть эволюцию конфликта «своего» и «чужого» мира, так как с течением времени в творчестве Астафьева меняется авторский идеал и, соответственно, художественная идея его произведений, то со стороны формы конфликт остаётся неизменным, типологически повторяющимся.

Одним из первых обратил внимание на особенность творческого дарования В. Астафьева критик А. Макаров. Ещё в 1969 году он отмечал: «Астафьева не назовёшь ни бытописателем, ни пусть даже вдохновенным певцом природы, по натуре своей он моралист и поэт, человечности и относится к тому роду художников, которые пишут о душе - предмете необъяснимом и иллюзорном, однако всем понятном» [116, С.706]. Уже в этой оценке, ещё до появления «Царь-рыбы» и «Печального детектива», была определена важная черта творчества Астафьева. И в своей поэзии человечности, и в своём морализаторстве В. Астафьев ищет опору в крестьянском мировоззрении. Этические, эстетические, идеологические, философские основы его творчества - это тот образ мира, который складывался на протяжении столетий в крестьянской. среде России. В XX веке русское крестьянство проходит через череду исторических катаклизмов, что приводит к разрушению традиционных основ его жизни. Конфликт «своего», традиционного крестьянского мира с миром «чужим», несущим ему разрушение и гибель, становится концептуальной и художественной доминантой творчества В. Астафьева. А. Большакова отмечает эту невосполнимость утраты «своего» мира и противопоставление ему мира «чужого» в произведениях Астафьева, «. где Деревня как эстетический идеал, заповедная сфера добра и света, подлинной человечности отодвигается за пределы мира героев, обретая статус на миг обретённого и навсегда потерянного рая» [37, С. 143].

В изображении «своего мира» он человечен и поэтичен, по отношению к «чужому миру» моралистичен и даже ригористичен. Контрастность мировосприятия, всё большая критичность по отношению к «чужому миру» усиливается в процессе творческой эволюции В. Астафьева, возрастая до неразрешимого, субстанционального конфликта с миром.

Ряд исследователей относит В. Астафьева к представителям «деревенской» прозы (П. Николаев, А. Большакова), другие считают, что его творчество «не умещается в рамки деревенской, военной и какой-нибудь ещё прозы» (JI. Кременцов), говорят о творческом «универсализме» писателя (П. Гончаров). Но, при разности подходов, можно утверждать, что в основе творчества В. Астафьева лежит традиционное крестьянское мировоззрение. А. Большакова, говоря, что «вопрос о статусе и точном определении деревенской прозы до сих пор не решён и является весьма дискуссионным» [37, С.З], при этом отмечает, что «сущность деревенской прозы определяется не тематическим признаком («проза о деревне»), как это было принято предполагать до сих пор, но, главное - общими идейно-эстетическими установками и выделением (на правах центрального предмета изображения) единого эстетического идеала, сформированного в течение веков на основе крестьянского мироощущения» [Там же, С.4].

Ю. Борев формулирует ряд концептуальных положений, разделяющих литературу социалистического реализма и деревенскую прозу (в его определении - «крестьянский реализм»): «Ряд концептуальных положений крестьянского реализма резко противостояли официальной советской идеологии, ортодоксальным марксистским догмам: 1) взамен идеализации рабочего класса давался образ крестьянина как носителя исторического и эстетического идеала; 2) взамен интернационализма выдвигалась национальная идея; 3) Ф. Энгельс. писал об «идиотизме деревенской жизни» - новое художественное направление стало критиковать идиотизм городской жизни» [170, С.419] Вместе с тем, Ю. Борев отмечает и другие совпадения и различия в отдельных положениях между деревенской прозой и соцреализмом, что существенно в контексте данного диссертационного исследования: «Крестьянский реализм. стал развиваться параллельно социалистическому реализму, в ряде постулатов совпадая с ним. Так, деревенской прозе, несмотря на отрицание коллективизации, была не чужда идея насильственного вмешательства в исторический процесс, а также обязательный для соцреализма поиск врагов. В ряде других отношений крестьянский реализм расходился с социалистическим реализмом: деревенская проза утверждала светлое прошлое, соцреализм - светлое будущее.» [Там же, С.420]

Представляется, что «обязательный поиск врагов» и идеализация «светлого прошлого», отмечаемые Ю. Боревым, входят как составная часть в основной конфликт «своего» и «чужого» мира в произведениях Астафьева. Как считает В. Зинченко, «в основе всякого «сравнения» и «сопоставления» лежат механизмы «тождества» и «различения» своего и чужого. Эти механизмы присущи как художественному творчеству, так и научному мышлению» [118, С.76]. Об этом говорит и В. Топоров: «Соотнесение-сравнение того и этого, своего и чужого составляет одну из основных и вековечных работ культуры, ибо сравнение, понимаемое в самом широком плане. самым непосредственным образом связано с бытием человека в знаковом пространстве культуры, которое имеет своей осью проблему тождества и различия.» [173, С.7].

А. Большакова отмечает разделение на «своё» и «чужое» в военной прозе В. Астафьева. «Астафьев обращается к вопросу о цене войны и русской победы, внося изменения в стереотипный образ внешнего врага, перенося центр идейной тяжести на расслоение внутри сталинского общества на «врагов» и «своих».» [37, С.127].

Описывая художественную систему В. Астафьева, исследователи отмечают её контрастность и поляризацию. Н. Лейдерман определяет её как натуралистический сентиментализм». Он считает, что структурной осью данной художественной системы «выступает диалогическая оппозиция жёсткого натурализма и открытой сентиментальности. Семантика этих полюсов у Астафьева устойчива: если натуралистический срез мира - полюс хаоса, гибели души и жизни, то сентиментальный срез - всегда полюс идеального, эстетически возвышенного» [106, С. 130]. Как особенность индивидуального стиля В. Астафьева Н. Лейдерман отмечает «особую форму сказа, полифонического по составу и карнавального по эстетическому пафосу, с амплитудой от безудержного смеха до трагических рыданий» [Там же, С. 103]. Об этой же особенности творчества Астафьева говорит К. Азадовский: «Он почти не резонёрствует, он негодует или обличает, скорбит или содрогается» [11, С.4]. Эти характеристики, отмечающие поляризацию художественной системы В. Астафьева, описывают лишь бинарную систему мировосприятия автора. В тернарной же структуре его творчества «естественная жизнь» не имеет данных контрастных признаков: это «мир естественного человеческого существования, мир, который оправдан не добром и не злом,. а просто своим бытием» [114, С.385].

Через взаимодействие бинарной и тернарной структур в творчестве В. Астафьева возможно рассмотрение и эволюции его религиозных взглядов. Вопрос отношения к вере в произведениях В. Астафьева также является выражением неоднозначного отношения к ней русского человека вообще. Спор о религиозности или атеистичности русского народа постоянно присутствовал в центре внимания общественной мысли России. Белинский в своём письме Гоголю, споря ' с ним, утверждал: «Приглядитесь попристальнее, и вы увидите, что это по натуре глубоко атеистический народ. В нём ещё много суеверия, но нет и следа религиозности. у него слишком много для этого здравого смысла, ясности и положительности в уме, и в этом-то, может быть, огромность исторических судеб его в будущем» [27, С.710] В середине XX века философ Н. Лосский утверждал, что русский народ - народ религиозный, но даже «утратив религию и став материалистами, большинство нигилистов всё же было увлечено стремлением искоренять зло в общественной жизни. [113, С.349]. Эта характеристика Н. Лосского отмечает важную деталь русского сознания как наличие в нём бинарной оппозиции добра и зла, греха и святости и ощущение необходимости борьбы с моральным злом даже при утрате религиозности. Ряд исследователей обращает внимание на усиление религиозной составляющей в процессе творческой эволюции В. Астафьева. В частности, П. Гончаров отмечает: «Христианская основа многих произведений В.Астафьева последних лет его творчества очевидна, но путь писателя к христианскому восприятию мира был труден и извилист» [139, С.98-99]. Действительно, в последний период творчества В. Астафьева бинарная оппозиция греха и святости занимает место тернарной структуры «естественной жизни» с ироничным отношением к вере. Лейтмотивом произведений В. Астафьева последних лет становится богооставленность, как и жажда восстановления и ощущение невозможности восстановления гармонии утраченного «своего мира». Но остаётся нерешённым вопрос -действительно ли можно говорить о перемене взгляда В. Астафьева на религию или речь идёт лишь о переходе от тернарной структуры «естественной» жизни к бинарной оппозиции греха и святости в процессе творческой эволюции писателя.

Омечаемое исследователями соотношение публицистичности и художественности в творчестве В. Астафьева также можно рассмотреть через взаимодействие бинарной и тернарной структур в его произведениях. Так, Н. Иванова, говоря о «Печальном детективе», утверждает, что «установка на беллетристику вступила в конфликт с публицистической мыслью автора, являющейся главным действующим лицом «Печального детектива» [79, С.339]. Кроме того, она не согласна с авторским определением жанра «роман», и считает, «что перед нами «слово». Это скорее жанр высказывания о действительности, а не жанр, художественно исследующий эту действительность» [Там же]. Хотя Н. Иванова даёт только самую общую характеристику жанра «слова», но, действительно, многие черты этого жанра, как они оформились в начале XV1I1 века в творчестве Ф. Прокоповича, проявляются в произведениях В. Астафьева с бинарной структурой. О. Б. Лебедева в «Истории русской литературы XVIII века» определяет следующие признаки этого жанра: Светское Слово - «это всегда текст по поводу и на случай. в зависимости от установки оратора и объекта речи, могло выливаться как в панегирик (прославление), так и в хулу (обличение). Слово - жанр диалогичный, поскольку, формально будучи монологом, оно всегда ориентировано на воспринимающее сознание, к которому прямо обращено. Дидактическое и эмоциональное назначение убедить и взволновать) достигается в раскрытии основной темы. В любом тексте неизменно присутствует его основной герой - автор-оратор, образ мыслей и эмоциональный облик которого и отражает текст» [ 105, С.31-33]. В произведениях с бинарной структурой в обличении «чужого мира» В. Астафьевым используются приёмы эпидейктического красноречия и жанра Слова. В произведениях тернарной структуры в изображении мира «естественной» жизни у автора нет задачи обличения или прославления, и эти признаки жанра Слова и приёмы торжественного красноречия отсутствуют.

В зависимости от того, о «своём» или «чужом» мире говорит Астафьев, используется тот или иной модус художественности, доминирует та или иная стратегия высказывания. Понятие модуса было впервые введено в литературоведение Н. Фраем в работе «Анатомия критики». В. Тюпа так формулирует понятие модуса художественности: «Модус художественности - это всеобъемлющая характеристика художественного целого, это тот или иной род целостности, предполагающий не только соответствующий тип героя и ситуации, авторской позиции и читательского восприятия, но и внутренне единую систему ценностей»[178, С.468]. Н. Фрай опирается на «Поэтику» Аристотеля: «В одних произведениях герои лучше нас, в других -хуже, в третьих - такие же, как мы» [ 181, С.232].

При создании образа «чужого» мира в бинарной оппозиции добра и зла доминирующим в творчестве В. Астафьева является сатирический модус художественности. Он «является эстетическим освоением неполноты личностного присутствия «я» в миропорядке, то есть такого несовпадения личности со своей ролью, при котором внутренняя данность индивидуальной жизни оказывается уже внешней заданности и неспособна, заполнить собой ту или иную ролевую границу» [178, С.472]. «Вследствие внутренней оторванности от миропорядка сатирическому «я» присуща самовлюблённость, неотделимая от его катастрофической неуверенности в себе» [Там же, С.473].

Доминирующим в создании образа «своего» мира при реализации тернарной структуры в творчестве Астафьева становится идиллический модус. Его смысл «состоит в совмещении внутренних границ «я» с его внеролевыми границами. Идиллическая цельность персонажа представляет собой неразделимость его я-для-себя и я-для-других: ответственность перед другим (и остальной жизнью в его лице) становится самоопределением личности.» [178, С.477]

М.М.Бахтин в своей работе «Формы времени и хронотопа в романе» выделяет ряд признаков идиллического хронотопа. Это «прежде всего органическая прикрепленность, приращенность жизни и ее событий к месту - к родной стороне, к родным горам, родному долу, родным полям, реке и лесу, к родному дому. Единство места сближает и сливает колыбель и могилу (тот же уголок, та же земля), детство и старость (та же роща, та же речка, те же липы, тот же дом), жизнь различных поколений, живших там же, в тех же условиях, видевших то же самое» [23, С. 158]. на первый план выдвигается глубокая человечность самого идиллического человека и человечность отношений между людьми, далее цельность идиллической жизни, её органическая связь с природой, особо выделяется немеханизированный идиллический труд и, наконец, идиллические вещи, не оторванные от собственного труда, неразрывно связанные с этим трудом и идиллическим бытом. В то же время подчёркнута узость и замкнутость идиллического мирка. Этому обреченному на гибель мирку противопоставляется большой, но абстрактный мир, где люди разобщены, эгоистически замкнуты и корыстно-практичны» [Там же, С. 167]. В тернарной структуре «естественной» жизни «своего» идиллического мира противостоит «неестественная» жизнь «чужого» мира, мира зла.

В зависимости от реализации бинарной или тернарной структур в произведениях В. Астафьева, в них доминируют и различные стратегии высказывания: пафос или ирония. «В организации художественного текста ведущая роль принадлежит двум риторическим стратегиям высказывания: патетике и иронии. Пафос. состоит в придании чему-либо индивидуальному, личному всеобщего и сверхличного значения и служит для связывания внутренних границ я-в-мире с его внешними границами. Ирония. есть притворное приятие чужого пафоса, а на деле его дискредитация как ложного» [178, С.480].

Следует отметить, что пафос и иронию можно рассматривать не только как риторические стратегии высказывания, но и как определённые установки в мировоззрении русского человека в его взаимоотношениях с государством, церковью и литературой. Доминирующей стратегией государства и русской литературы была стратегия патетическая. М. Бахтин пишет: «После падения античности Европа не знала ни одного культа, ни одного обряда, ни одной государственной или официально-общественной церемонии, ни одного празднества, ни одного официального жанра и стиля, обслуживающего церковь или государство (гимн, молитвы, сакральные формулы, декларации, манифесты и т.п.), где бы смех был узаконен (в тоне, стиле, языке), хотя бы в наиболее ослабленных формах юмора и иронии» [23, С. 169].

Государственный пафос в России на протяжении всей истории имел своим содержанием укрепление государственности за счет человека, что иногда дополнялось цивилизаторскими, просветительскими задачами. Ю.М. Лотман замечает по этому поводу: «Самодержавная власть в высших её возможностях мыслилась Пушкиным как сила реформаторская и европеизирующая, но деспотическая. Воплощая разумную волю, она одновременно представляет собой и бесконтрольное насилие» [114, С.203]. Интересы личности при этом в расчет не брались. Требования государства к человеку безусловны, требований человека к государству быть не могло в принципе. В целом же народное отношение к государственному, религиозному или идеологическому пафосу было скорее иронично. Русский человек боролся с прессингом государства и идеологии иронией и насмешкой. Если государственную и религиозную патетику можно рассматривать в рамках бинарной антитезы добра й зла, то отношение личности к данной стратегии высказывания в большей степени реализуется в тернарной структуре «естественной» жизни.

В творчестве Астафьева соединяются патетика русской классической литературы и ирония русского народа, воплощаясь в бинарной и тернарной структурах Там, где Астафьев изображает «чужой» мир зла в бинарной антитезе, он ощущает необходимость учить, жечь сердца людей, он патетичен, там он обобщает, возводит личное высказывание до всеобщего суждения. При этом пафос может быть обличительным, отвергающим недолжное, с обобщениями, восходящими до абсолютного смысла, и пафос утвердительный, создающий желаемый автору идеал, противостоящий миру зла. Авторская патетика часто находит свое выражение в словесных формулах — идеологемах, интуитивно осознаваемых истинах, расширяемых до всеобщего смысла [87, С. 146]. Там, где Астафьев говорит о «своём» мире, нет необходимости возводить личное до всеобщего, это только его мир, и здесь автор лиричен или ироничен. Осмысление и оценку «своего» мира он не сопровождает идеологемами, которые возникают при осмыслении мира «чужого».

Бинарная оппозиция идеального добра и зла монологична, здесь звучит только авторский голос, пафос как стратегия высказывания однонаправлен, не требует ответа, диалога. Истина обсуждения не требует. Ирония как стратегия высказывания диалогична и в большей степени соответствует тернарной структуре «естественной» жизни, в ней есть контраст, столкновение разных голосов, что создает большую яркость, динамичность образов. Реализация тернарной и бинарной структур представляет из себя столкновение «естественной» жизни - комичной и трагической одновременно - с абстрактной схемой обличающей или утверждающей патетики. Свой • мир «Последнего поклона» наполнен юмором. Комизм непатетичен по своей эстетической природе. М.М. Бахтин конспективно отмечал это в «Дополнениях и изменениях к «Рабле»: «Официальный характер чистой хвалы. Однотонность и одностильность всего официального. «Весёлое бесстрашие» в известной мере тавтология, ибо полное бесстрашие не может не быть весёлым (страх - конститутивный момент серьёзности), а подлинная весёлость несовместима со страхом. Бесстрашный образ - весёлый образ» [23, С.233].

В. Астафьев может смеяться только над «своим», потому что он его не боится. Как человек идиллии, традиционный человек, он боится всего «чужого», угрожающего «своему» миру, и смеяться над ним не может. «Чужое» зло в конфликте с добром должно быть неизбежно наказано. То, что представитель полюса зла в произведениях В. Астафьева чаще всего терпит поражение, отмечал в переписке с Астафьевым критик А. Макаров. «Очень интересно, что Астафьев как мастер эпистолярного жанра расходится с Астафьевым-прозаиком: в письмах пишете: «Ах, почему хорошие люди мрут, а подлецы живут?» А в повестях пишете, что «не один-де подлец безнаказанным не остаётся». Где же мы с Вами лицемерим, дорогой мой Виктор Петрович?!» (8, 224) (Здесь и далее в круглых скобках ссылки на собрание сочинений В. П. Астафьева в 15 томах, первая цифра - том, вторая - страница). В этой оценке А. Макарова отмечено наличие в творчестве В. Астафьева двух типов мировосприятия, соответствующих- тернарной и бинарной структурам. Ю. Лотман так характеризует соотношение этих структур: «Тернарная модель, в отличие от бинарной, построена на движении мысли не от модели к реальности, а от реальности к модели. Это отчётливо проявляется на примерах прозы Достоевского и Толстого. У Достоевского идеологический замысел иллюстрируется реальностью, у Толстого -реальность вступает в конфликты с идеологической схемой и всегда представляет нечто более богатое» [114, С.387]. При реализации бинарной оппозиции идеального добра и абсолютного зла модель неизбежности наказания зла В. Астафьев иллюстрирует реальностью. При реализации тернарной структуры «естественной» жизни в творчестве В. Астафьева «реальность вступает в конфликты с идеологической схемой».

Актуальность данной диссертационной работы состоит в необходимости поиска новых подходов к анализу творчества В. Астафьева. Традиционный, устоявшийся взгляд исследователей на ряд его произведений, как и вообще их недостаточная изученность ограничивают понимание феномена Астафьева в русской литературе XX века. Кроме того, взгляд В. Астафьева на мир, проблематика его произведений и авторский идеал являются выражением взглядов русского человека на драматическую судьбу России в последнем столетии. Это становится особенно актуальным в контексте радикальных перемен в жизни общества последних десятилетий, снова остро поставивших вопросы о месте России и русского человека в мире, о национальной идее.

Целью диссертационной работы является исследование конфликта «своего» и «чужого мира» в произведениях В.П. Астафьева как реализации бинарой и тернарной структур мировосприятия. Данная цель определяет и основные задачи исследования:

- рассмотреть образ «своего мира» в повести «Последний поклон» как реализацию тернарной структуры и проанализировать основные принципы его формирования

- исследовать конфликт добра и зла бинарной оппозиции в повести «Последний поклон»

- рассмотреть формирование целостного образа «чужого мира» в повести «Стародуб» и его конфликт с миром добра в бинарной оппозиции истинной и ложной веры

- проанализировать взаимодействие бинарной и тернарной структур как конфликт «своего» и «чужого мира» в повествовании в рассказах «Царь-рыба»

- исследовать реализацию бинарной модели добра и зла в романе «Печальный детектив» и эволюцию конфликта от локального к субстанциональному

- рассмотреть формирование субстанционального конфликта «своего» и «чужого мира» в реализации бинарной оппозиции «своих» и «врагов» в военной прозе В. Астафьева

- выявить субстанциональный конфликт автора с «чужим миром» в произведениях Астафьева последних лет

В качестве материала исследования берутся основные художественные произведения В. Астафьева, но подробно рассматриваются лишь наиболее характерные в аспекте заявленной темы произведения.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что произведения В. Астафьева анализируются с точки зрения реализации бинарной и тернарной структур мировосприятия писателя, что позволяет углубить понимание как отдельных его произведений, так и эволюции творчества В. Астафьева в целом.

Методологическую основу данной работы составляют исследования А. Большаковой, Т. Вахитовой, М. Голубкова, П. Гончарова, Кременцова, В. Курбатова, А. Ланщикова, Н. Лейдермана, А. Макарова, В. Незвецкого, Н. Яновского. В работе использовались концепции и положения, изложенные в таких трудах, как «Теория литературы» ( под ред. Ю. Борева), «Теория литературы» В. Хализева, «Введение в литературоведение» ( под ред. Л. Чернец), в исследованиях М. Бахтина, Л. Выготского, М. Гиршмана, А. Есина, Ю. Лотмана, Г. Поспелова, В. Тюпы, Л. Чернец, а также работы философа К. Леонтьева и историка В. Ключевского.

В данной диссертационной работе основными использованными методами исследования были сравнительно-типологический метод и метод структурного анализа.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые исследуется конфликт «своего» и «чужого мира» в творчестве В. Астафьева как реализация и взаимодействие бинарной и тернарной структур мировосприятия писателя. В работе делается попытка пересмотреть устоявшиеся традиционные взгляды на ряд произведений В. Астафьева и предложить новые подходы к анализу его произведений. Наряду с этим, в работе впервые анализируется творческая эволюция писателя с точки зрения эволюции конфликта как нарастания противоречий между «своим» и «чужим миром» от локальных конфликтов к субстанциональному конфликту с «чужим миром» в поздних произведениях В. Астафьева.

Положения, выносимые на защиту:

- художественной доминантой творчества В. Астафьева является нарастающий конфликт «своего» и «чужого мира»

- конфликт «своего» и «чужого мира» является реализацией бинарной и тернарной структур мировосприятия писателя

- при реализации бинарной структуры в произведениях В. Астафьева модель, идеологический замысел предшествует «реальности» изображённого мира

- конфликт в бинарной оппозиции добра и зла строится по типологически однородной схеме преступления - наказания

- религиозная, экологическая и этологическая проблематика в произведениях Астафьева является лишь основой для > выражения конфликта «своего мира» автора с «чужим миром»

- авторский идеал, при неизменности ориентации на основы традиционной крестьянской культуры, эволюционирует от гуманистического наполнения к наполнению религиозному

- эволюция конфликта в произведениях Астафьева характеризуется обострением локальных конфликтов и перерастанием их в конфликт субстанциональный

Практическая значимость проведённого исследования состоит в том, что выводы, полученные в ходе анализа конфликта «своего» и «чужого» мира при реализации бинарной и тернарной структур в произведениях В. Астафьева, могут быть использованы в разработке курса русской литературы второй половины XX века, в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству В. Астафьева и учтены при дальнейшем исследовании как деревенской прозы в целом, так и художественного мира Астафьева в частности.

Основные идеи исследования прошли апробацию на внутривузовских, региональных и международных конференциях! в 1

Новосибирске и Красноярске (2002 - 2006). Результаты исследования обсуждались на кафедре истории литературы и поэтики КрасГУ. По теме исследования опубликовано пять работ.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения и библиографии (213 наименования). Объем диссертационного исследования составляет 201 лист.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Конфликт "своего" и "чужого" мира в произведениях В.П. Астафьева как реализация бинарной и тернарной структур"

Заключение

В произведениях В. Астафьева реализуются две структурные модели мировосприятия: бинарная и тернарная. В тернарной структуре создан образ «своего» мира. Этому миру противостоит «чужой» мир зла бинарной оппозиции. При реализации данных структур можно видеть движение от локальных конфликтов с «чужим» миром к субстанциональному конфликту «своего» и «чужого» мира в прозе последних лет. С содержательной стороны конфликта можно видеть определённую эволюцию: от критики браконьеров и преступников, нарушающих советские законы, В. Астафьев переходит к критике коммунистов и «новых русских», й от идеализации рыбинспекторов и учителей - к идеализации священников. С формальной же стороны конфликты в прозе Астафьева остаются типологически однородными: преступление (даже мнимое) представителя «чужого» мира в бинарной оппозиции добра и зла неизбежно должно завершиться его разоблачением и суровым наказанием.

В тернарной структуре «Последнего поклона» создан образ «своего» мира, мира детства, гармонии и счастья, но мира уже безвозвратно утраченного. В этом мире нет серьёзных конфликтов, есть мелкие семейные недоразумения. Кроме смерти близких людей, все трудности и беды в этом мире преодолимы. Главного героя всегда защитят и спасут бабушка, дед. или дядя Левонтий.Образ бабушки Катерины Петровны, созданный в рамках тернарной структуры, наделён как достоинствами, так и недостатками. В тернарной структуре «своего» мира может проявляться ролевое поведение персонажей. В главе «Бабушкин праздник» у всех героев есть своё амплуа, они играют отведённые им роли и, в то же время, они искренни. Так же сложно отношение главного героя к вере бабушки: он сочувствует искренности её веры, и одновременно иронизирует над ней. Этот мир полон юмора, в нём нет злобы и страха. Даже предсельсовета Вершков с наганом не страшен, а смешон, потому что бабушка может забрать у него наган. В этом мире своих людей нет людей идеальных, потому что свои люди идеальными быть не могут - у каждого свои, известные недостатки. Но нет в этом мире и людей абсолютно отрицательных, потому что у каждого есть и достоинства. Астафьев далёк от ригоризма и легко прощает «своим» людям их недостатки. Мир «своих» людей представляет «естественную» жизнь тернарной структуры, мир, «который оправдан не добром и не злом, не талантом и не преступлением, не высокой нравственностью и не низкой безнравственностью, а просто своим бытием» [114, С.385]. Отдельные главы и эпизоды «Последнего поклона» представляют «чужой» мир. При создании образа «чужого» мира идеологический замысел автора иллюстрируется реальностью. Автор создаёт модели идеального добра или абсолютного зла. Идеальным полюсом добра представлены учителя сельской школы, но они не «свои», из города, и автор может в их образе создать модель идеального учителя. Другим идеальным представителем добра становится «чужой» Вася поляк. Но на смену «своему» миру приходит «чужой» мир зла, враждебный и жестокий. Локальные конфликты автобиографического героя с Ронжей, фельдшеришкой, женщиной в кимоно могут быть только вне Овсянки, вне «своего» мира «Последнего поклона», вне тернарной структуры «естественной» жизни. Все последующие возвращения героя в родное село -это попытки вернуть потерянный рай, но с каждым приездом остаётся всё меньше родных людей и всего того, что и составляло когда-то «свой» мир. И это ведёт к формированию субстанционального конфликта автора с «чужим» миром.

В повести «Стародуб» впервые создаётся целостный образ «чужого» мира зла в бинарной антитезе добра и зла, который представлен здесь в образе села староверов. Астафьев негативно относится к «удушливой вере» старообрядцев, связывая с ней злобу, жадность и страх перед миром. Отшельники и охотники Култыш и Фаефан становятся выразителями авторского идеала, полюса добра в бинарной оппозиции, который формулируется как «таёжный закон». Природа, тайга также наделяется нравственными качествами. При этом субстанциональный конфликт человека и природы становится конфликтом локальным: природа наказывает только недостойных за их грехи, в ином случае природа не должна быть враждебна. «Таёжный закон», сформулированный автором в нескольких довольно противоречивых тезисах, становится символом сверхличного авторитета, высшей справедливости. Тайга, как сверхличный авторитет, карает староверов за их грехи засухой и голодом, тайга убивает жадного Амоса, не соблюдающего таёжный закон. Идеализация положительного героя становится авторской установкой, обеспечивающей безусловный приоритет положительного героя и безусловную необходимость наказания для героя отрицательного, который, в свою очередь, наделяется лишь негативными чертами соответственно бинарной антитезе идеального добра и абсолютного зла.

В повествовании в рассказах «Царь-рыба» конфликт, намеченный в. «Стародубе», получает дальнейшее развитие при одновременном взаимодействии бинарной и тернарной структур. В группе рассказов о браконьерах доминирует бинарная модель мировосприятия. Бинарный конфликт добра и зла присутствует здесь в двух видах: обобщённом и частном. Обобщённый локальный конфликт проявляется в отрицательной характеристике посёлка Чуш как полюса зла бинарной антитезы. Автор в форме публицистического отступления даёт зарисовку неприглядных нравов всего посёлка. В посёлке нет ни одного жителя ( за исключением Акима и брата Коли), заслуживающего авторского снисхождения. Осуждаются жадность жителей посёлка, индивидуализм, пьянство, современная культура, песни и мода, осуждается приехавшая на каникулы из города студентка, уезжающая в город библиотекарша, дети староверов. Частный локальный конфликт положительного и отрицательного героя бинарной антитезы реализуется в ряде конфликтов рыбинспекторов и браконьеров. Для безусловной реализации наказания представителей «чужого» мира зла автор, ощущая недостаточность личного авторитета, использует сверхличный авторитет закона и идеальные образы рыбинспекторов как безупречных представителей правосудия. Автор судит преступников своей властью, но для суда ему необходим высший авторитет идеального судьи, чтобы не было сомнений, что преступник суда заслуживает. Этой же цели служит и типология образов браконьеров: портретные характеристики, прозвища браконьеров, манера поведения, психологические характеристики с доминирующей чертой - страстью к наживе, должны подтверждать их порочность.

Конфликт рыбинспекторов с браконьерами разворачивается по типологически однородной схеме. В трёх рассказах из четырёх («Дамка», «Рыбак Грохотало», «Летит чёрное перо») завязка конфликта - неузнавание браконьером рыбинспектора, кульминация - момент понимания, что перед ним рыбинспектор, развязка во • всех четырёх рассказах - сильнейшее потрясение браконьера, близкое к помешательству. Чрезвычайность наказания браконьеров (в том числе и гибель дочери Командора) не соответствует тяжести преступления. Но автор наказывает не за конкретное преступление, и даже не столько самих браконьеров, сколько «чужой» и враждебный автору мир в их лице. Настоящий судебный процесс над Дамкой автору не важен, автору важен его собственный суд и собственное наказание «чужого» мира и его представителей с помощью идеальных представителей полюса добра бинарной оппозиции - рыьинспекторов.

В то же время, можно видеть и переход их бинарной антитезы добра и зла в тернарную структуру «естественной» жизни. Если браконьерством занимаются не «чужие» браконьеры, а «свой» Аким вместе с автором, то это не браконьерство, а «естественная» жизнь. .

В другой группе рассказов («Бойё», «Царь-рыба», «Поминки», «Сон о белых горах») представлен субстанциональный конфликт человека и природы, реализованный в тернарной структуре. При этом автором делается попытка перейти из тернарной структуры «естественной» жизни в бинарную антитезу добра и зла с созданием соответствующих идеологем и перевод субстанционального конфликта в локальный. В. Астафьев пытается дать этическое обоснование и развязку конфликта человека и природы. В рассказе «Царь-рыба» фомулируется идеологема: грех перед человеком это грех перед природой и наоборот. Игнатьич наказан природой в образе царь-рыбы за грех перед женщиной и прощён за покаяние. Тернарная структура субстанционального конфликта человека и природы переведена в бинарную оппозицию добра и зла, преступления и наказания. В рассказе «Сон о белых горах» тернарная структура противостояния человека и природы также переводится в бинарную. Хотя в ситуации спасения Эли и Гога Герцев, и Аким действуют одинаково самоотверженно, а гибель Гоги происходит как раз в тот момент, когда он борется за жизнь другого человека, автор создаёт идеологему, противоположную по смыслу изображённой ситуации. Гога карается смертью за индивидуализм, потому что он «чужой», и спасается в той же ситуации действуя так же «свой» Аким. В рассказах «Бойё» и «Поминки» та же конфликтная ситуация человека и природы уже лишена этического обоснования. Случайно избегает гибели Коля в первом рассказе, и также случайно гибнет Петруня во втором, что должно говорить о субстанциональности конфликта. Но и в рассказе «Поминки» автор пытается перевести конфликт в этический, наделяя медведя, убившего Петруню, отрицательными человеческими качествами: Аким называет медведя-убийцу фашистом. В рассказе «Капля» место враждебного мира природы занимает враждебный мир людей при сохранении тернарной структуры и субстанциональности конфликта. Экологическая проблематика «Царь-рыбы» и созданные автором идеологемы - лишь повод для объяснения конфликта «своего» мира В. Астафьева с «чужим» миром зла.

В «Печальном детективе» при большом количестве локальных конфликтов главного героя Сошнина с представителями интеллигенции и. преступниками начинает всё отчётливей просматриваться субстанциональный и неразрешимый конфликт автора с миром. Общее ощущение безысходности, то, что разрешение отдельных локальных конфликтов не ведёт к улучшению общей ситуации, свидетельствует об определённом переломе в мировоззрении В. Астафьева. Объявляя интеллигенцию виновной в росте преступности, В. Астафьев на первый план выводит конфликт «своего» мира с миром «чужим», в котором в бинарной оппозиции добра и зла и преступники, и интеллигенция находятся на одном полюсе зла.

В военной прозе В. Астафьева в бинарной оппозиции «своих» и «врагов» происходит движение от локальных этических конфликтов в «Пастухе и пастушке» к субстанциональному конфликту в «Проклятых и убитых». В «Пастухе и пастушке» наряду с доминирующей бинарной Оппозицией проявляется и тернарная структура «естественной» жизни», не имеющая «однозначной моральной оценки и характеризующаяся признаком существования»[114, С.385]. В этой структуре создан неоднозначный образ старшины Мохнакова, а также заявлена проблема иррациональной смерти главного героя Бориса Костяева, как и смерти других героев В. Астафьева, что характеризует формирование субстанционального конфликта в его военной прозе.

Субстанциональный конфликт становится главным в романе «Прокляты и убиты». В самом названии романа уже звучит трагичность и безысходность. Неизбежный вопрос: кем прокляты и убиты? - переводит повествование в метафизический план. Наряду с главным, субстанциональным конфликтом, в романе присутствует огромное количество конфликтов локальных. В обобщённых локальных конфликтах в форме публицистических отступлений автора Астафьев критикует ход военных действий, деятельность военачальников, политработникова, судей, всю идеологическую систему

В их разрешении В. Астафьев во многом следует за бинарной оппозицией добра и зла в концепции войны JI. Толстого в «Войне и мире». Толстовские категории простоты, добра и правды становятся определяющими и для Астафьева. Как и для Л.Толстого, для В.Астафьева неприемлемы театральность, лицемерие и фальшь командиров, но для него это уже не проблема тщеславной светской черни, далёкой от народа, в отличие от Кутузова. Наоборот, теперь командиры вышли из народа и стали господами - самозванцами. И их непонимание нужд солдат вытекает не из того, что они страшно далеки от народа, как некоторые полководцы Отечественной войны 1812 года, а из того, что в новой идеологической системе они могут оставаться «господами», если только будут бездумными «винтиками» этой системы. А для этой новой системы человек, солдат -ничто.

В частных локальных конфликтах, как и прежде, положительным героям противостоят отрицательные. Три главных героя-богатыря Рындин, Булдаков и Васконян воплощают идеальный полюс добра бинарной , оппозиции: веру, силу и культуру России. Их судьба трагична, в чём виден символический смысл разрушение основ России в XX веке. Главным героям, как и автобиографическому герою Шестакову, другим простым солдатам в . бинарной оппозиции добра и зла противостоят уголовники, идеологическая система в лице конкретных командиров-самозванцев, политработников, судей, особистов. В ряде конфликтов положительные герои одерживают победу, конфликты развиваются по традиционной' у Астафьева схеме и заканчиваются поражением представителей чужого . мира. Но зачастую победа немотивирована, автор представляет желаемое как действительное.

От естественного образа «чужого» - врага — фашиста и отдельных недобросовестных солдат и командиров-карьеристов в ранних рассказах о войне Астафьев в романе «Прокляты и убиты» приходит к формулированию своей концепции Великой Отечественной воины, отличающейся особым трагизмом. Солдату на войне приходится вступать в ряд локальных конфликтов. Ему нужно воевать не только с фашистами, но и с уголовниками, призванными в армию, но не желающими служить, с командирами-самозванцами, для которых солдаты - лишь пушечное мясо, со штабными офицерами и их челядью, озабоченными лишь своим выживанием на войне, политработниками, только мешающими солдату воевать, судьями трибунала, отправляющими на расстрел невиновных, заградотрядами, помогающими фашистам расстреливать наших, особистами и смершевцами, с общим беспорядком - нехваткой обмундирования, питания, оружия и боеприпасов. Когда простой солдат выходил на схватку с врагом, у него часто просто уже не было сил, потраченных на выживание в «своём» чужом и бесчеловечном мире. Ряд локальных конфликтов бинарной оппозиции добра и зла перерастает в конфликт субстанциональный.

В произведениях В. Астафьева последних лет продолжает, углубляться субстанциональный конфликт. Если в «Весёлом солдате» продолжает звучать мотив вины идеологии и существующего строя в трагической судьбе простых солдат после войны, реализованный в бинарной антитезе «врагов» и «своих», то в рассказе «Пролётный гусь» и эта причина гибели семьи Данилы Солодовникова отходит на второй план. Как и в «Пастухе и пастушке», главной становится тема иррациональной смерти. Нет конкретных виновников трагедии, непонятны причины, убитый Данилой гусь не спасает сына. Это «естественная» противоестественная трагическая жизнь и смерть, реализованная в тернарной структуре. Можно сказать, что в этом рассказе трагизм мировосприятия и глубина субстанционального конфликта достигает своего предела, зло не персонифицировано, неизвестно, кого обвинять в трагедии.

В. Астафьев жаждет гармонии в этом мире. Но у него есть страх перед «чужим» миром, жажда восстановления и ощущение невозможности восстановления всеобщей гармонии утраченного «своего» мира. С точки зрения религии, для христианина подлинная жизнь не здесь, не в этом мире, где и не должно быть гармонии. Астафьев же не приемлет этого мира, мира, ставшего «чужим», жестокого и злого, мира без любви. И как герои Достоевского, как Иван Карамазов, не прощающий слезинки ребёнка, В. Астафьев не может простить смерти мальчика в «Краже», не может простить своего разрушенного мира детства, не может простить всего, что происходит: Но если прежде он карал своей властью отдельных отрицательных персонажей: браконьеров и Гогу Герцева в «Царь-рыбе», Ронжу, фельдшеришку и женщину в кимоно в «Последнем поклоне», преступников в «Печальном детективе», то теперь он должен покарать весь этот мир.

Лейтмотивом произведений Астафьева последних лет становится богооставленность. Многие его герои в трудную минуту обращаются к Богу и не получают ответа, упрекая себя в том, что до этой трудной минуты не верили в него. Бог не слышал их или забывал про них. Теперь же Бог оставляет весь мир - Астафьев приговаривает этот чужой, жестокий мир к высшей мере наказания - богооставленности: «Нету Бога. Или не слышит Он нас. Отвернулся. Был бы Бог, разве допустил бы такое?» [10, 209], «Зачем Ты отворотил Лик Свой и оставил сатане на растерзание?» [Там же, 381]. Субстанциональный конфликт в произведениях последних лет достигает своего предела: Астафьев он не приемлет это мир и не видит выхода.

190

Список научной литературыСубботкин, Дмитрий Александрович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Астафьев В. П. Собр. соч.: В 4 т. / Вступ. ст. В. Курбатова. М., 19791981.

2. Астафьев В. П. Последний поклон. Красноярск, 1981. - 552 с.

3. Астафьев В. П. Проза войны: В 2 т. Иркутск, 1993.

4. Астафьев В. П. Собр. соч.: В 15 т. / Вступ. ст. и. коммент. авт. -Красноярск, 1997-1998.

5. Астафьев В. П. Из новых «Затесей» / / День и ночь. 1997. - №3. - С.2-8.

6. Астафьев В. П. Записи разных лет / / День и ночь.- 1998. № 4-5. - С. 9 — 35.

7. Астафьев В. П. Весёлый солдат / / Роман газета. - 1999. - №6. - 96 с.

8. Астафьев В. П. Пролётный гусь: Рассказы, затеей, воспоминания / Послесл. В. Курбатова. Иркутск, 2001. - 528 с.

9. Аверинцев С. С. Автор / / Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. -М., 1978.-Т.9.-С.28-30.

10. Ю.Авчинникова Н. Н. Проза Виктора Астафьева: Пробл. творч. индивидуальности писателя: Автореф. дис. . канд. филол. наук / / Лит. ин-т. им. Горького. М., 1996. - 31 с.

11. Азадовский К. М. Переписка из двух углов империи / / Вопр. лит. 2003. -№9-10. - С.33-49.

12. Аннинский Л. Его первое место в современной литературе. / / Огонёк. -1993.-№ 25-26.-С.26.

13. Аннинский Л. За что прокляты? / / Лит. газ. 1993. - № 9. - С.4.

14. Ануфриев А. Е. Особенности психологического анализа в рассказах В. Астафьева 60-х годов / / Идейно-стилевое многообразие советской литературы. М., 1982.-С.119-127.

15. Бабель И. Э. Конармия: Рассказы. Дневники. Публицистика М., 1990. -480 с.

16. Басинский П. . И его армия / / Новый мир. 1996. - № 1. - С.218-220.

17. Басинский П. Новые деревенские / / Лит. газета. 2001. - № 36. - С.7

18. Батюшков К. Н. Избранные сочинения. М., 1986. - 528 е.

19. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

20. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. 2-е изд. / Сост. С. Г.' Бочаров. - М., 1986.

21. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986.

22. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. - 543 с.

23. Бахтин М. М. Эпос и роман. СПБ., 2000. - 304 с.

24. Белая Г. А. «Конармия» Бабеля вчера и сегодня / / Белая Г. А. Дон Кихоты 20-х годов: «Перевал» и судьба его идей. М., 1989. - С.149-169.

25. Белов В. И. Избранные произведения: В 3 т. -М., 1983.

26. Бедрикова М. Л. Особенности психологизма русской прозы второй половины 1980-х годов: (Творчество В. Астафьева, В. Распутина) : Автореф. дис. . канд. филол. наук / Моск. гос. пед. ун-т им. В.И. Ленина. -М., 1995. -16 с.

27. Белинский В. Г. Письмо к Гоголю / / Белинский В. Г. Собрание сочинений: В 3 т.-М., 1948. Т. 3. - С.707-716.

28. Бердяев Н.А. Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности. М., 1990. - 208 с.

29. Бердяев Н. А. О русских классиках. М., 1993. - 368 с.

30. Березина С.Н. «Добреньким быть уже не могу.» I I Рус. речь. 1988.-№1.-23-30.

31. Бодрова Л. Т. «Последний поклон» В. Астафьева. Классика в исследовании характера современным художником / / Принципы изображения характера в советской прозе. Челябинск, 1985. С.52-66.

32. Бодрова Л. Т. В. П. Астафьев «Пастух и пастушка»: Особенности жанра «современной пасторали» / Г Жанростилевые искания в литературе социалистического реализма. Л., 1988. - С. 108-116.

33. Бойко А. Герой-рассказчик в «Последнем поклоне» В. Астафьева 7 / Проблемы жанра и взаимодействие литератур. Алма-Ата, 1986, - С.8-14.

34. Болынакова А. Ю. Увидеть лицо человеческое.: Над страницами произведений В. Астафьева / / Лит. в шк. 1984. - №2. - С.13-21.

35. Болыиакова А. Ю. Художественное претворение нравственной проблематики в прозе Виктора Астафьева: Дис. .канд. филол. наук / МГУ им. Ломоносова. 1989. - 206 С.

36. Большакова А. Ю. Роль эпиграфов в современной пасторали В. Астафьева «Пастух и патушка» / / Начало: Сб. работ молодых учёных. М., 1990. -С.236-248.

37. Большакова А. Ю. Русская деревенская проза XX- века: Код прочтения. -Шумен, 2002.- 160 с.

38. БоревЮ. Б. Эстетика.-М., 1975.-399 с.

39. Булгаков В. Ф. JT. Н. Толстой в последний год его жизни: Дневник секретаря JI.H. Толстого. М., 1989.

40. Булгаков С. Н. Сочинения: В 2 т. М., 1993. - Т.2.

41. Бурсов Б. И. Избранные работы: В 2 т. JL, 1982.

42. Вахитова Т. М. Повествование в рассказах В.Астафьева «Царь-рыба». -М., Высшая школа. !988. 72 с.

43. Вахитова Т. М. Право на исповедь: Творч. эволюция В. Астафьева / / Веч. сред. шк. 1989. - №2. - С.72-76.

44. Вахитова Т. М. Народ на войне: Взгляд В. Астафьева из середины 90-х. Роман «Прокляты и убиты» / / Рус. лит. 1995. - № 3. - С.114-129.

45. Вехи; Интеллигенция в России: Сб. ст. 1909 1910 / Сост., коммент. Н. Казаковой.-М., 1991.-462 с.

46. Виктор Петрович Астафьев (К 75-летию со дня рождения): Библиогр. указ. / Сост. Н. Я. Сакова, В. Ф. Фабер. Красноярск, 1999. - 224 с.

47. Волков И. Ф. Теория литературы: Учеб. пособие для студентов и преподавателей. М., 1995. - 25.6 с.

48. Волошинов В. Н. Экспозиция проблемы «чужой речи» / / Волошинов В. Н. Философия и социология гуманитарных наук / Сост. Л. А. Юнов. -СПб., 1995.-С.ЗЗ 1-34151 .Восток Запад. Исследования. Переводы. Публикации. - М., 1988.-291 с.

49. В. П. Астафьев / / Очерки русской литературы Сибири. Т.2. Сов. период. -Новосибирск, 1982.-С.518-523.

50. Выготский Л. С. Психология искусства / Предисл. А. Н. Леонтьева; Общ. ред. В. В. Иванова. М., 1986. - 573 с.

51. Гаршин В. М. Сочинения: Рассказы. Очерки. Статьи. Письма / Сост. В. И. Порудоминский. -М., 1984.-432 с.

52. Гаспаров М. Л. О русской поэзии: Анализы, интерпретации, характеристики. СПб., 2001. - 480 с.

53. Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. / Сост. Мих. Лифшиц. М., 1977. Т.2.

54. Гиршман М. М. Литературное произведение: теория и практика анализа: Учеб. пособие. М., 1991.- 160 с.

55. Головченко Л.С. Традиции Шолохова в творчестве В. Астафьева: Рассказ «Жизнь прожить» / / Проблема традиции и новаторства в литературе и фольклоре. Ижевск, 1990. - С.22-28.

56. Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1952. - Т.1.

57. Гончаров П. А. Творчество В. П. Астафьева в контексте русской прозы второй половины XX века. М., 2003.

58. Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. -М., 1995. 318 с.

59. Давыдов Ю. Н. Этика любви и метафизика своеволия: Проблемы нравственной философии. М., 1989. - 317 с.

60. Данилевский Н. Я. Россия и Европа / Сост. С. А. Вайгачев. М., 1991. -574 с.

61. Дедков И. Объявление вины и назначение казни / / Дружба народов. -1993. № 10. - С. 185-202.

62. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972 - 1987.

63. Достоевский Ф. М. О русской литературе / Вступ. статья и коммент. Ю. И. Селезнёва. М., 1987. - 399 с.

64. Дюжев Ю. Убиты и прокляты / / Север. 1994. - № 4. - С. 150-154.

65. Ершов Л.Ф. Виктор Астафьев и лирико-философская проза / / Рус. лит. -1984. №1. - С.75-89.

66. Есаулов И. Сатанинские звёзды и священная война: Соврем, роман в контексте рус. дух. традиции / / Новый мир. 1994. - № 4. - С.224-239.

67. Есин А.Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения: Учебное пособие. 5-е изд. - М., 2003. - 248 с.

68. Эссе / Сост., общ. ред. Г. К. Косикова. -М., 1987. — 512 с: 76.3инченко В. Г., Зусман В. Г., Кирнозе 3. И. Методы изучения литературы.

69. Системный подход: Учебное пособие. М., 2002. - 200 с. 77.3олотусский И. Дон Кихот из Вейска / / Золотусский И. В свете пожара. -М., 1989.-С.ЗЗ-49.

70. Иванов В. В. Юродский жест в поэтике Достоевского / / Русская литература и культура нового времени. СПб., 1994. - С.108-133.

71. Иванова Н. Б. Испытание правдой / / Иванова Н. Б. Точка зрения: О прозе последних лет. М., 1988. - С.332-384.

72. Изборник: Повести Древней Руси. М., 1986. - 447 с.

73. Из глубины: Сборник статей о русской интеллигенции / С. А. Аскольдов, Н. А. Бердяев, С. А. Булгаков и др. М., 1990. - 298 с.

74. Ильин И. А. Одинокий художник / Сост. В. И. Белов. М., 1993. - 348 с.

75. Ильин И. А. Путь духовного обновления / / Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. -М., 1993.-Т.1.-С.39-282.

76. Ильф И. А., Петров Е. П. Двенадцать стульев. Золотой телёнок. Рига, 1992.-597 с.

77. Казаркин А. П. Истолкование и оценка современного произведения: (К постановке пробл.) / / Проблемы метода и жанра. Томск, 1980. - Вып.7. -С.3-13.

78. Казаркин А. П. «Город-сад» или «школа ненависти к природе»?: Пррбл. экологии в творчестве сиб. писателей В. Распутина, В. Астафьева, В. Лихоносова. / / Лит. Кузбасс. 1989. - №4.- С.3-11:

79. Карпов И. П. Проза Ивана Бунина: Книга для студентов, преподавателей, аспирантов, учителей. М., 1999. - 336 с.

80. Ключевский В.О. Курс русской истории: В 5 т. М., 1937. Т. 1.

81. Кожинов В. В. Размышления о русской литературе. М., 1991. - 526 с,.

82. Коптюг Н. Герой нашего времени: «Печальный детектив». / / Сиб. огни. -1988. №11. - С. 142-149.

83. Корякина-Астафьева М. С. Знаки жизни: Мемуары . Красноярск, 1994. ' -384 с.

84. Кузичева А. Бедная. кроткая. Тихая «Людочка» / / Кн. обозрение. 1989. -3 нояб.(№44). — С.6.

85. Кузьменко Р. Г. «Царь-рыба» В. Астафьева в контексте лирической прозы 50-70-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Одесса, 1989. - 16 с.

86. Курбатов В. Я. Виктор Астафьев. Новосибирск, 1977. - 72 с.

87. Курбатов В. Я. Миг и вечность: О творчестве В. Астафьева. -Красноярск, 1983. 166 с.

88. Курбатов В. Я. Последняя победа О взглядах В. Астафьева на войну. / / Искусство кино. 1995. №5. - С.67.

89. Курбатов В. Я. Портрет на фон© портрета / / День и ночь. 2001. - №7-8. -С.253-256

90. Курбатов В. Я. Послесловие / / Астафьев В. П. Пролётный гусь: Рассказы, затеей, воспоминания. Иркутск, 2002. - С.497-520.

91. Лавлинский Л. Сильнее смерти / / Лит. обозрение. 1986. - №1. - С.53-56.

92. Ланщиков А. П. Виктор Астафьев. М., 1975. - 96 с.

93. Ланщиков А. П. Возраст судьбы. М., 1985. - 365 с.

94. Ланщиков А.П. Перед кончиной века: О прозе В. Астафьева. / / Лит. учёба. 1990. - Кн.4. - С.91-96.

95. Лапченко А. Ф. Русская советская социально-философская проза 70-х годов: «Человек и земля» в творчестве В. Астафьева, В. Распутина, С. Залыгина.: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / Ленингр. гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена. Л., 1984. - 16 с.

96. Лебедева Н.В. Урок-семинар в X классе по роману В. Астафьева «Печальный детектив» / / Лит. в шк. 1988. - №6. - С.37-39.

97. Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века: Учебник. М., 2000.-415 с.

98. Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская, литература: В 3 кн. М., 2001. - Т.2.

99. Леонтьев К. Н. О всемирной любви, по поводу речи. Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике II О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли / Сост. В. М. Борисов, А. Б. Рогинский. -М., 1990.-С.9-32.

100. Лермонтов М. Ю. Соч.: в 2 т. М., 1988. - Т.1.

101. Лермонтов М. Ю. Соч.: в 2 т. -М., 1988. Т.2.

102. Липовецкий М. Имитаторы, отшельники, праведники: Совр. повесть: герой и жанр / / Лит. обозрение. 1987. - №4. - С. 15-22.

103. Лихачёв Д. С. Прогрессивные линии в истории развития русской литературы IIО прогрессе в литературе. Л., 1977. - С.50-77.

104. Лихачёв Д. С. Предпосылки возникновения жанра романа в русской литературе / / Лихачёв Д. С. Исследования по древнерусской литературе. -Л., 1986.-406 с.

105. Лосский Н. О. Характер русского народа / / Лосский Н. О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа. М., 1991. - С.238-360.

106. Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. -560 с.

107. Лотман Ю. М. Пушкин. СПб., 1995. - 847 с.

108. Макаров А.Н. Во глубине России / / Идущим вослед. М., 1974. С.705-768.

109. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. -М., 1988.-414 с.

110. Методы изучения литературы. Системный подход. М., 2002. - 200 с.

111. Мешалкин А. В. Концепция социально-активной личности в романе В. Астафьева «Печальный детектив» / / Писатель и время. М., 1991. -С.106-114.

112. Мильман 3. Астафьев: Притяжение сибирского старца / / Огонёк. -1998. -№37.-С.17-21.

113. Молдавский Д. Сарказм и боль Леонида Сошнина / / Урал. 1987. -№1. - С.172-178.

114. Молчанова Л. А. Творчество В. Астафьева: (Пробл. эволюции жанров): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Ленингр. гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена. Л., 1981. - 14 с.

115. Мочульский К. В. Гоголь. Соловьёв. Достоевский / Сост. и послесл. В. М. Толмачева. М., 1995. - 607 с.

116. Мяло К. Мёртвых проклятья / / Наш современник. 1995. - №6. -С.186-192.

117. Мяновска И. Польские мотивы в творчестве Виктора Астафьева / / Идейно-художественное многообразие советской литературы 60-80-х годов.-М., 1991.-С.165-170.

118. Некрасов Н. А. Собр. соч.: В 4 т. -М., 1979.

119. Немзер А. Тогда расходятся морщины на челе: К 70-летию В Л. Астафьева. / / Сегодня. 1994. - 30 апр. - С. 12.

120. Нефёдов Н. Т. История зарубежной критики и литературоведения. М.,1988.-272 с.

121. Николина Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы. М., 2002. - 424 с.

122. О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли / Сост. В. М. Борисов, А. Б. Рогинский. М., 1990. - 432 с.

123. Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. - 588 с;

124. Павлова М. «Такая вот картина жизни.» / / Кн. обозрение. 1987. - 15 мая(№20). - С.6,13.

125. Память войны в творчестве В. Астафьева и В. Распутина / / Великая Отечественная война в современной литературе. М., 1982. - С.240-243, 255-261.

126. Панков А. О «Последнем поклоне» В. Астафьева. / / Панков А. Время и книги. М., 1988. - С. 117-123.

127. Панков И. Дом на камне: О рассказе «Улыбка волчицы». / / Лит. газ.1989. 25 окт. - С.4.

128. Перевалова С. В. Творчество В. П. Астафьева: Проблематика. Жанр. Стиль: («Последний поклон», «Царь-рыба», «Печальный детектив»): Учеб. пособие по спецкурсу / Волгогр. гос. пед. ун-т. Волгоград, 1997. -85 с.

129. Потебня А. А. Слово и миф. М., 1989. - 624 с.

130. Почепцов Г. Г. Русская семиотика. М., 2001. - 768 с.139. «Природный человек» в русской прозе XX века: Коллективная монография / П. А. Гончаров, П. П. Гончаров, А. А. Земляковская и др. -Тамбов, 2005. 204 с.

131. Проза В. Астафьева: К пробл. мастерства: Сб. ст.. Красноярск: Изд-во Красноярск, ун-та, 1990. - 133 с.

132. Психология. Словарь / Под общ. ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 1990. - 494 с.

133. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.- Л., 1949. - Т. 1.

134. Рислан Г. Человек и природа в современной советской литературе: (Творчество В. Астафьева и В. Распутина): Дис. . канд. филол. наук / МГУ.-1989.-202 с.

135. Розанов В. В. Мысли о литературе. -М., 1989. -607 с.

136. Русская литература XIX XX веков: В 2 т. / Под ред. Б. С. Бугрова и М. М. Голубкова. - М., 2001.

137. Русские писатели XX века. Библиографический словарь / Под ред. П. Николаева. М., 2000. - С.5.

138. Русская советская литература 50- 70-х годов: Учеб. пособие / В. А. Ковалёв, А. И. Метченко, А. И. Хватов и др.; Под ред. В. А. Ковалёва. -М., 1981.-224 с.

139. Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995. -624 с.

140. Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 14 т. -М., 1951. -Т.4.

141. Самойлов Д. С. По поводу переписки Эйдельмана с Астафьевым / / Даугава. 1990. - №12. - С.117-121.

142. Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в совр. об-ве. М., 1991. - 366 с.

143. Сарнов Б.М. Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. М., 1993.-600 с.

144. Селезнёв Ю. И. Мудрость души народной: О творчестве В. Астафьева. // Селезнёв Ю. И. Вечное движение. М., 1976. - С.22-38.

145. Селезнёв Ю. И. Избранное. М., 1987. - 508 с.

146. Семенюк М. О публицистичности современной прозы: Роман В. Астафьева «Печальный детектив» / / Лит. в шк. 1987. - №1. - С.7-14.

147. Сигов В. К. О традициях В. Я. Шишкова в прозе В. Распутина и В. Астафьева / / Проблематика и поэтика творчества В.Я.Шишкова. Тверь, 1991. - С.78-85.

148. Скворцова Г. Семья и личное счастье: О рассказе «Тельняшка с Тихого океана». // Север. 1987. - №11. - С. 106-113.

149. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. М., 2000. - 608 с.

150. Смирнова А. И. «Последний поклон» В. Астафьева и русская автобиографическая проза: (К проблеме жанра) / /• Жанр и стиль литературного произведения. Йошкар-Ола, 1994.- С.175-183.

151. Смирнова Л.А. Постижение духовной природы человека: В. Белов, В. Астафьев, Б. Можаев / / Лит. в шк. 1995. - №4. - С.35-42.

152. Современное зарубежное литературоведение: концепции, термины, школы. Энциклопедический справочник. М., 1996, - 320 с.

153. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ: В 3 т. М., 1990. - Т. 1.

154. Солженицын А. И. Слово при вручении премии Солженицына Валентину Распутину. 4 мая 2000 года / / Новый мир. 2000. - №5. -С.156.

155. Соловьёв В. С. Литературная критика. М., 1990. - 422 с.

156. Соловьёв В. С. Сочинения. / Сост., авт. вст. ст. и прим. А. В. Гулыга. -М., 1994.-448 с.

157. Старикова Е. Память / / Новый мир. 1979. - № 1. - С.257-271.

158. Старикова Е. За что? / / Дет. лит. 1990. - № 11. С. i 1 -18.

159. Сумерки богов / Сост. и общ. ред. А. А. Яковлева: Перевод. М., 1989. -398 с.

160. Сурганов В. Побег на плацдарм / / Лит. обозрение. 1995. - №3. - С.95-98. '

161. Теория литературы. T.IV. Под ред. Ю. Борева. М., 2001.

162. Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 14 т.- М., 1951.

163. Толстой Л. Н. Что такое искусство? / / Толстой Л. Н. Что такое искусство? -М., 1985. С. 135-278.

164. Топоров В. Н. Пространство культуры и встречи в нём / / Восток -Запад. Переводы. Публикации. М., 1989. - 291 с.

165. Турбин В. Доктрины и легенды: Заметки о творчестве В:Астафьева / / Аврора. 1974. - № 9 - С.67-68.

166. Турков А. Гнев и любовь Виктора Астафьева / / Культура. 1994. - 30 апр. (№16). - С.3.

167. Тынянов Ю. Н. Литературный факт. М., 1993 .-319с.

168. Тынянов Ю. Н. История литературы. Критика. СПб., 2001. - 512 с.

169. Тюпа В.И. Художественность / / Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учеб. пособие / Л.В.Чернец, В.Е.Хализев, С.Н.Бройтман и др./ Под ред. Л.В.Чернец. -М., 1999.- С.463-482.

170. Флоренский П. А. Сочинения: В 2 т. Столп и утверждение истины (опыт православной теодицеи в двенадцати письмах). М., 1990.

171. Фокин П. «И с отвращением читая жизнь мою.»: О повести «Весёлый солдат. / / Знамя. 1998. - №10. - С.216-218.

172. Фрай Н. Анатомия критики / / Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. Трактаты, статьи, эссе. - М., 1987. С.232-263.

173. Франк С. Л. Этюды о Пушкине. СПб., 1998. - 128 с.

174. Хализев В. Е. Сюжет / / Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины. М., 1999. - С.381-393.

175. Хватов А. И. Взглядом народным: Размышления о «Царь-рыбе» Виктора Астафьева // Лит. учёба, 1978, №5.

176. Хватов А. И. Знаки подлинности / / Звезда. 1987. - №3; - С. 184-200.

177. Хопко Ф. Основы православия. Минск, 1991. - 344 с.

178. Ходасевич В. Ф. Есенин / / Ходасевич В. Ф. Некрополь: Воспоминания. -М., 1991.-С.123-154.

179. Христианство и русская литература. Сборник статей. СПб., 1994. -396 с.

180. Хрящева Н. П. «Пастух и пастушка» В. Астафьева. Толстовские традиции и русская воинская повесть / / Поэтика русской советской прозы.-Уфа, 1987.-С.112-127.

181. Художник или публицист кто прав? / / Лит; газ. - 1986. - 27 авг. -С.2.

182. Чернец Л.В. Мир произведения / / Введение в литературоведение. М., 1999.

183. Чехов А. П. Собр. соч.: В 12 т.-М., 1963.-T.il.

184. Чоудхури Ш. Нравственное содержание личности в прозе В. Астафьева: («Последний поклон» и «Царь-рыба»): Автореф. дис. . канд. филол. наук / МГУ им. Ломоносова. М., 1992. — 18 с.

185. Чубукова Н.В. Психологический мир повести В. Астафьева «Последний поклон» / / Проблемы психологического анализа в литературе.-Л., 1983.-С.111-125.

186. Чудакова М. О. Заметки о языке современной прозы: На примере произведений В. Астафьева и др. / / Новый мир. 1972. - №1. - С.212-245.

187. Швех Л. Г. Творчество В. Астафьева и идейно-философские искания в прозе 60-70-х годов: Автореф. дис. .канд. филол. наук / Моск. обл. пед.ин-т им. Н. К. Крупской. М., 1981. - 18 с.

188. Шестов Л. Сочинения: В 2 т. М., 1993.

189. Шик Э. Г. Особенности психологизма повестей В. Астафьева / / • Проблемы психологизма в художественной литературе. Томск, 19801. С.26-43.

190. Шмелёв И. С. Избранное. М., 1989. - 688 с.

191. Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993. - 592 с.

192. Щеглова Е. Так о чём же нам рассказывала «деревенская проза»? О прозе В. Астафьева и В. Распутина. / / Нева. 1991. - №10. - С. 171-184.

193. ЩегловаЕ. Два бойца-две правды//Нева.- 1996. №1. -С.195-200.

194. Щербаков К. Прямой взгляд / / Дружба народов. 1986. - №6. - 255258.

195. Эткинд А. М. Эрос невозможного: История психоанализа в России. -СПб., 1993.-464 с.

196. Юдалевич Б. М. Рассказ в прозе Виктора Асафьева / / Развитие повествовательных жанров в литературе Сибири. Новосибирск, 1980. -С.143-165.

197. Юдалевич Б. М. Проблематика и жанрово-стилевые особенности повести В. Астафьева «Стародуб» / / Тенденции развития русской литературы Сибири в XVII XX вв. - Новосибирск, 1985. - С. 124-138.

198. Юнг К. Г. Ответ Иову.-М., 1995.-352 с.

199. Яновский Н. Н. Виктор Астафьев: Очерк творчества. М., 1982. - 272 с.

200. Яновский Н.Н. Повествование «Царь-рыба» / / Яновский Н;Н. Писатели Сибири. М., 1988. - С. 450-493.

201. Brown D. Soviet Russian Literature Since Stalin. L. N. Y. - Melbourne. 1978.

202. Clark K. Rural Themes in Postwar Soviet Literature // Perspectives on Literature and Society in Eastern and Western Europe. L. 1989.

203. Gillespie D. A Paradise Lost? Siberia and its Writers, 1960 to 1990 // Between Heaven and Hell. The Myth of Siberia in Russian Culture. N. Y. 1993.

204. Parte K. Russian Village Prose. The Radiant Past. Princeton. 1992.