автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: "Царь-рыба" В.П. Астафьева: жанровая и композиционная функция образа Сибири

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Царь-рыба" В.П. Астафьева: жанровая и композиционная функция образа Сибири"

На правах рукописи

ГОНЧАРОВ Павел Петрович

«ЦАРЬ-РЫБА» В. П. АСТАФЬЕВА: ЖАНРОВАЯ И КОМПОЗИЦИОННАЯ ФУНКЦИЯ ОБРАЗА СИБИРИ

Специальность 10 01 01. - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

оси

Тамбов - 2007

003177647

Работа выполнена в Мичуринском государственном педагогическом институте

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Попова Ирина Михайловна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Иванов Анатолий Иванович

кандидат филологических наук, доцент Муравьева Наталия Михайловна

Ведущая организация: Красноярский государственный

педагогический университет имени В. П Астафьева

Защита состоится 25 декабря 2007 года в 16 часов на заседании диссертационного совета Д 212 261 03 в Тамбовском государственном университете имени Г. Р Державина по адресу. 392000, Тамбов, ул Советская, 93, институт филологии ТГУ имени Г Р Державина, ауд 107.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета имени Г Р Державина (г Тамбов, ул Советская, 6).

Автореферат разослан » ноября 2007 г.

Ученый секретарь / Пискунова С. В.

диссертационного совета ^^^^

доктор филологических наук профессор

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

«Царь-рыба» (1976-1990) В Астафьева - этапное произведение русской литературы последней трети XX века Для В Астафьева ее появление означало (вместе с повестями «Последний поклон», «Пастух и пастушка») кульминацию творческой эволюции Для «деревенской прозы» «Царь рыба» знаменовала реализацию ее возможностей при обращении не только к социально-этической, военной, но и к натурфилософской проблематике Для литературного процесса этого времени «повествование в рассказах» стало этапом в развитии жанра повести, в трансформации «сибирского текста», в эволюции реалистического метода

Размышляя об эпосе, его жанрах в том числе и в современной литературе, И Ф Волков отмечает «Эпос - это изобразительный род литературы Он имеет свой собственный конкретно-чувственный предмет художественно-творческого освоения, особенности которого во многом определяют и общие родовые особенности содержания и формы эпической литературы Таким предметом является реальная действительность в ее объективной, материальной характерности, это - человеческие характеры в их внешнем проявлении - в индивидуальном облике людей и их социально-бытовой определенности, в их действиях, поступках, речи, в отношениях между ними, это - характерные события, в которых они участвуют, характерность бытовой обстановки и естественных природных условий, окружающих человека» [Волков И Ф Теория литературы М, 1995 С 90] Что касается «предмета художественно-творческого освоения» «Царь-рыбы», то в ней в этой роли выступает, с нашей точки зрения, Сибирь в ее человеческом, социальном, природном облике «Сибирь исторически имела две ипостаси - отдельность и интегральность» - отмечают авторы исторического исследования [Сибирь в составе Российской империи М, 2007 С 4] Как «отдельность» Сибирь представляет собой органическое целое Как «интегральность» Сибирь является одновременно и значительным «фрагментом реальной действительности», отношения которого с целым - Россией, миром в символическом виде воспроизводят отношения между природой, природным, органическим, с одной стороны, и человеком, цивилизацией, прогрессом, с другой стороны

Сибирь давно уже стала объектом для изучения естественных наук, географии, истории, этнографии В общественном сознании нового и новейшего времени Сибирь — это «тоже Россия, но какая-то «иная» Сибирь манила романтической свободой, своими богатствами и одновременно пугала своей неизведанностью, каторгой и ссылкой Она представлялась лишь залогом Российского могущества» [Сибирь в составе Российской империи С 4]

4,1

В культурологии и литературоведении Сибирь - главный объект «сибирского текста» Подробно характеризуя историю литературы Сибири и историю сибиреведения, А С Янушкевич вынужден констатировать предельную противоречивость восприятия Сибири общественным сознанием «Сибирь воспринималась то как гибельное место каторги и ссылки, то как земной рай, некая новая Атлантида, утопическое Беловодье И это было объяснимо любая односторонность в подходе к тому или иному явлению чревата пристрастностью и отсутствием диалектики» [Янушкевич, А С Сибирский текст взгляд извне и изнутри Иркутск, 2004 С 227] Нам представляется, что источник этой противоречивости находится не только в «односторонности» подходов к теме Сибири, но и в противоречивости самого предмета изображения и осмысления, противоречивости, которую не смогли вместить многие из тех, кто обращался к изображению ее истории и современности, ее людей и природы

Будучи сибиряком по рождению и воспитанию, Астафьев, вероятно, считал своим долгом обратиться к теме и образу Сибири Сибирь так или иначе присутствует во многих произведениях писателя Но наиболее яркий образ ее удался писателю в «Царь-рыбе» При всей значимости приведенных наблюдений для нас более важным представляется то, что для В Астафьева и всей прозы традиционалистов-«деревенщиков», для всей русской литературы «Царь-рыба» стала произведением, в котором образ и тема Сибири приобрели совершенно оригинальные измерения и характеристики Сам В Астафьев писал уже в 1990-е годы в комментариях именно к «Царь-рыбе» «Я даже намеревался написать что-нибудь подобное - по следам книги «Царь-рыба», но как переселился в Сибирь, да как немножко, с краю, можно сказать, коснулся этих «следов», то и понял, что с ума спячу иль умру досрочно, если возьмусь «отражать» то, что произошло и происходит в Сибири и с Сибирью Как ее милую и могучую, измордовали, поувечили, изнахратили и изнасиловали доблестные строители коммунизма Пусть придут другие радетели слова и отразят «деяния» свои и наши, постигнут смысл трагедии человечества, в том числе и поведают о сокрушении Сибири, покорении ее отнюдь не Ермаком, а гремящим, бездумным прогрессом, толкающим и толкающим впереди себя грозное, все истребляющее оружие, ради которого сожжена, расплавлена, в отвалы свезена уже большая часть земного наследства, доставшегося нам для жизни от предков наших и завещанных нам Богом Они, богатства земные, даны нам не для слепого продвижения к гибельному краю, а к торжеству разума Мы живем уже в долг, ограбляя наших детей, и тяжкая доля у них впереди, куда более тяжкая, чем наша» [Астафьев, В П Собр. соч В 15 т Красноярск, 1997-1998 Т 6 С 430-431] Рыба (в том числе и царственного обличья), браконьеры, тайга, даже лю-

ди оказываются в этой публицистически острой и значимой тираде Астафьева объектами частными в сравнении с Сибирью, представляющейся в качестве одного из последних природных бастионов на гибельном, с точки зрения В Астафьева, пути научно-технического и социального «прогресса»

Астафьев так объясняет происшедшее на его глазах «Происходило неслыханное и невиданное в мире отчуждение людей от родной земли, от отеческого угла Оседлое крестьянство поголовно превращалось в городское скопище, в людское стадо, в пролетарья, которому ничего уже не жалко ни земли, ни себя, ни родителей, ни детей своих, ни соседей, ни друзей, ни настоящего, ни будущего родной планеты» [Т И, с 317] Конечно, «строители коммунизма», как и некоторые другие объекты публицистических негаций автора, отошли в прошлое Но постановка проблемы Сибири и будущего не только России, но всей планеты, проблемы столкновения Сибири с негативными сторонами технического и социального прогресса, делает «Царь-рыбу» произведением не только на «злобу дня», а общезначимым, наполненным философско-этическим смыслом

Практически все ныне существующие специальные исследования прозы В Астафьева в той или иной мере касаются «Царь-рыбы» В работах Н Н Яновского, В Я Курбатова, А П Ланщикова, Л Ф Ершова, С В Переваловой, А Ю Большаковой, П А Гончарова, других критиков и литературоведов характеризуется проблематика, идейно-образное содержание, композиция и стиль этого произведения, его место в творческой эволюции писателя «Царь-рыба» наряду с некоторыми другими произведениями писателя стала предметом наблюдений учебных пособий Т М Вахитовой, Н Л Лейдермана и М Н Липовецкого, Л П Кремен-цова, Г В Пранцовой, П А Гончарова и других «Царь-рыба» стала объектом исследования докторских и кандидатских диссертаций Н А Молчановой, Н В Чубуковой, А И Смирновой, Е М Букаты, Д А Субботкина и других [8] В двух последних исследованиях затрагивается близкая нам проблематика Е М Букаты (Томск) анализирует функцию и семантику, поэтику образов художественного пространства в прозе В Астафьева на материале повествований «Последний поклон», «Царь-рыба», «Прокляты и убиты». Д А Субботкин (Красноярск) препарирует композицию ряда произведений В. Астафьева с точки зрения реализации в них «тернарной структуры» и выявления оппозиции «свой -чужой» Однако о структурообразующей функции образа Сибири и его слагаемых ни в этих, ни в известных нам других работах речи не идет

Между тем важность жанрообразующей и структурообразующей роли образа, в основе которого оказываются значимые пространственно-темпоральные понятия, очевидна Русские новгородские былины имеют

свой семантический и композиционный центр в виде Господина Великого Новгорода и его слагаемых (Ильмень-озеро, город, Садко, Василий Буслаев, богатые гости, «старчшце-пилигримшце», новгородцы ит п) Американский «пионерский» роман трудно представить себе вне образа колонизуемого и осваиваемого европейской цивилизацией Запада, с его лесами, реками, горами, аборигенами «Тихий Дон» М Шолохова невозможно адекватно интерпретировать вне образа Дона, донских казаков, донских пейзажей, без истории Дона, без донского наречия, без реального и воссозданного фольклором образа могучей и вольной реки, символизирующей аналогичные свойства персонажей

Рабочей гипотезой нашей работы является утверждение, что образ Сибири в «повествовании в рассказах» Царь-рыба» В Астафьева являет собой основу жанровой формы и жанрового содержания этого оригинального произведения, включающего в себя эпические и лирические компоненты, в значительной степени испытавшие на себе воздействие жанров и приемов публицистики Различные ракурсы изображения Сибири составляют основу архитектоники повествования Слагаемые образа Сибири, перемена аспектов изображения являются основой структуры, композиции глав-рассказов, всей «Царь-рыбы» Составной частью нашей гипотезы является также утверждение, что для воссоздаваемого Астафьевым образа Сибири свойственна диалектическая противоречивость С одной стороны, слагаемые образа Сибири (ее пространства, ее антропоморфная составляющая, язык, мифология, фольклор, ее история и т д) представляют собой модификацию, трансформацию, своеобразное инобытие русского менталитета С другой стороны, эта такая трансформация русского, которая делает феномен Сибири неповторимой, самостоятельной «целокупностью» (сибиряк, белые горы, батюшка-Енисей, «тайга-мама», сибирское наречие, и т п )

Не менее значимым для осознания «особости» Сибири как «культурного артефакта» стало то, что в русской литературе тема Сибири стала актуальной еще со времен Аввакума Петрова Со времен М В Ломоносова и А Н Радищева, декабристов, в поэзии, в художественной прозе и публицистике, в эпистолярном наследии А С Пушкина, И А Гончарова, Ф М Достоевского, Л Н Толстого, А П Чехова, Д Н Мамина-Сибиряка, В Г Короленко, М М Пришвина Сибирь рисуется не только как место заточения и ссылки, но и как край, с которым связывается надежда на будущее России Наиболее ярко эти надежды оказались выраженными в путевых очерках А П Чехова «На Енисее жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась»

Заметим также, что Сибирь в значении особого культурного артефакта в истории русской культуры, литературы вычленяется уже давно

В свое время еще «сибирские областники» (в 60-е годы XIX столетия) «большое значение придавали < > развитию местной литературы и периодической печати, организации собственного литературно-критического журнала» В конце Х1Х-ХХ столетии эти планы оказались реализованными с появлением собственно «сибирских» писателей и «сибирской литературы» (В Я Шишков, В К Арсеньев, П П Петров, В Я Зазубрин, Вс В Иванов и др) Хотя для многих из них Сибирь не была местом рождения, хотя они не составили «первый рад» русской литературы, всех их характеризовала убежденность в том, что Сибирь - особый в культурном отношении край

Специфика ситуации второй половины XX века в аспекте нашей темы заключается в том, что уровня писателей-классиков достигают в это время прозаики, являющиеся уроженцами Сибири (С Залыгин, А Вам-пилов, В Шукшин, В Астафьев, В Распутин) Естественно, что в их творческом сознании Сибирь не является не только «колонией», но и дальней периферией России Сибирь осмысливается ими как «точка отсчета», как основа России, хотя и как совершенно особый (по своей истории, культуре, географии, ментальное™) край Сибирская (по происхождению авторов, по месту действия, по своей ментальности) литература переросла словесность «местную», «региональную», стала литературой классической, не потеряв при этом свой этногеографический колорит В Астафьев рассматривается нами в качестве именно такой фигуры Образ Сибири, воссозданный в его произведениях, на наш взгляд, эстетически запечатлел этот процесс трансформации и самого «культурного артефакта», и его восприятия

Актуальность исследования связана с необходимостью изучить жанровую специфику выдающегося произведения русской литературы последней трети XX века, его этико-философское и этно-социальное содержание, что соответствует Постановлению Президиума РАН «Об утверждении основных направлений фундаментальных исследований» от 1 июля 2003 г, № 233, пунктам 8.5 «Этногенез, этнокультурный облик народов, современные этнические процессы, историко-культурное взаимодействие Евразии», 8 7 «Духовные и эстетические ценности отечественной и мировой литературы и фольклора в современном осмыслении»

Актуальность работы определяется также обращением диссертанта к наследию писателя, чье творчество во многом определяло развитие литературного процесса 1960-1990-х годов, стало отражением и частью современного ему общественного сознания Актуальность исследования обусловлена еще и тем, что при всей очевидной значимости образа Сибири для структуры «Царь-рыбы» в жанровом, композиционном, каком ли-

бо ином аспекте этот феномен в астафьеведении специально и целостно не рассматривался

Материалом диссертации является художественная проза В П Астафьева, а также публицистика писателя К исследованию привлечены отдельные письма прозаика, новые биографические материалы Главный акцент сделан на произведениях, непосредственно связанных с нашей темой «повествовании в рассказах» «Царь-рыба», повестях «Стародуб», «Последний поклон», романе «Прокляты и убиты»

В диссертации также активно используются материалы, собранные и опубликованные Центром изучения и распространения творчества В П Астафьева, Астафьевским научно-образовательным центром в содружестве с кафедрой истории литературы и поэтики Сибирского федерального университета (Красноярск)

Объектом исследования является идейно-художественная структура произведений В Астафьева

Предметом анализа является жанрообразующая и структурообразующая функция образа Сибири, его слагаемых в «Царь-рыбе» В Астафьева

Цель работы состоит в исследовании содержания, функции и компонентов образа Сибири в идейно-художественной структуре «повествования в рассказах» «Царь-рыба» В Астафьева

Реализации поставленной цели способствует решение следующих задач:

• определить существо и функцию образа Сибири, его жанрообра-зующую роль, место в архитектонике и композиции «Царь-рыбы»,

• выяснить значение изменения ракурса изображения Сибири для архитектоники «Царь-рыбы», в соотношении ее частей,

• проанализировать активность эпического и лирического начала в тексте глав и частей повествования, роль публицистических элементов в повести,

• исследовать характерологию произведений В Астафьева о Сибири,

• выявить генетическую связь характера сибиряка с русским национальным характером и его специфические свойства;

• охарактеризовать мифологические, сказочные и легендарные истоки слагаемых образа Сибири в «Царь-рыбе»,

• рассмотреть особенности образа автора, стратегии повествования и языка в повести В Астафьева

Метод исследования представляет собой синтез сравнительно-типологического, культурно-исторического и историко-литературного подходов

Теоретико-методологическая база диссертации создавалась с учетом различных научных концепций русских и зарубежных философов, историков культуры, теоретиков и историков литературы А Н Афанасьева, И А Ильина, М М Бахтина, К Г Юнга, В Я Проппа, Д С Лихачева, Ю М Лотмана, Е М Мелетинского В диссертации при освещении вопросов теории жанров, типологии героя, специфики литературного процесса второй половины XX века используются положения и идеи И Ф Волкова, А Н Николюкина, Б, А Ланина, Н Л Лейдермана, Л П Кременцова, А А Тертычного, Л В Поляковой, И М Поповой, Н Ю Желтовой и других

Исследование опирается также на опыт астафьеведения, представленного в работах А Н Макарова, Н Н Яновского, В Я Курбатова, А П Ланщикова, Т М Вахитовой, С В Переваловой, А Ю Большаковой, П А Гончарова, А И Смирновой, Е М Букаты и других

Основные положения, выносимые на защиту

1 Образ Сибири является доминирующим объектом изображения и осмысления в «Царь-рыбе», а потому должен быть квалифицирован как жанрообразующий, как композиционный центр всего произведения, своего рода образ-скрепа, соединяющий в единое целое различные по преобладающим жанровым тенденциям, по месту и времени действия, по участвующим в действии персонажам главы-рассказы повести

2 Изменение ракурса изображения Сибири определяет архитектонику повествования Главы первой части представляют собой в наибольшей степени реализацию тенденции публицистического развенчания умысла «браконьеров» против природы и традиций Сибири Главы второй части повествования в эпическом ключе повествуют о противоречивом «сотрудничестве» человека и природы в пространствах Сибири

3 Лирический компонент, связанный с фигурой автобиографического героя, в разной степени имеющий место во всех главах-рассказах «Царь-рыбы», наряду с образом Сибири сплачивает в единое целое главы повествования, сближает их с генетически близким авторским жанром «затесей»

4 В основе характерологии «Царь-рыбы» находится убеждение В Астафьева об особых, симпатичных автору свойствах «сибиряка» -персонажа, погруженного в природу, помнящего о традициях предков, имеющего органическую связь как с русской ментальностью, так и с менталитетом аборигенов Сибири

5 У истоков образа Сибири среди прочего находятся и мифологические представления, мотивы, восходящие к восточнославянской мифо-

логии, сказкам, легендам, к мифам и верованиям северных и сибирских народов

6 Включенные в текст повествования «Царь-рыбы» пословицы, поговорки, присловья, элементы обрядовой поэзии усиливают выразительность глав-рассказов, способствуют более яркому формулированию взглядов писателя на поставленные в произведении проблемы

7 Астафьевский сказ основан на использовании словесной ткани диалектов и просторечия Сибири, является основой господствующей в «Царь-рыбе» стратегии повествования

Научная новизна диссертационного исследования заключается в осуществлении анализа структурообразующей функции образа Сибири в «Царь-рыбе», в проведении системного изучения лирического и эпического начала, а также публицистического компонента ее жанровой формы, в анализе характерологии, легендарных и сказочно-мифологических истоков, в установлении специфики сказовых форм повествования В научный оборот вводятся новые биографические и историко-литературные материалы, публицистические произведения В Астафьева в их соотнесенности с избранной темой исследования

Теоретическая значимость диссертации связана с уточнением жанровой специфики конкретного произведения литературы, с идентификацией ментальности главного персонажа произведения, уточнением понятий «деревенская проза», «сибирская литература», с характеристикой механизмов использования приемов и образов фольклорной поэтики в литературном произведении, с выяснением путей трансформации образов «геокультуры» и «геопоэтики» в образы, элементы структуры определенного литературного произведения

Практическое значение результатов исследования заключается в возможности их использования в процессе преподавания курса истории русской литературы последней трети XX века на филологических факультетах, а также в школьном изучении творчества В П Астафьева

Апробация промежуточных и итоговых результатов исследования осуществлялась на заседаниях кафедры литературы Мичуринского государственного педагогического института, на конференциях разных уровней на международной конференции «М А Шолохов в современном мире» (МГОПУ им М А Шолохова, 2005), на международной научно-практической конференции «Проблемы экологического образования и воспитания в системе наукограда» (Мичуринский ГПИ, 2006), на «1 международной научной конференции «Современная филология актуальные проблемы, теория и практика»» (Красноярск, КГУ, 2005), на «II международной научной конференции «Современная филология теория и практика»» (Красноярск, СФУ, 2007), на всероссийской научной конфе-

ренции «Наследие В П Астафьева в контексте историко-культурного сознания современности» (Вологда, 2007) на ежегодных научных конференциях «Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин» (Мичуринский ГПИ, 2004, 2005, 2006, 2007), в преподавании соответствующих разделов курса «История русской литературы» на филологическом факультете Мичуринского государственного педагогического института

Структура работы включает в себя Введение, две главы, Заключение и список использованной литературы

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении содержится обоснование темы, актуальности и новизны диссертации, краткий обзор литературы по теме, определяется методология и принципы исследования, его цели и задачи

В главе I «Специфика архитектоники "Царь-рыбы"» изучены господствующие ракурсы и способы изображения Сибири, охарактеризована жанрово-композиционная специфика, исследовано соотношение глав и частей, заголовочных комплексов, сквозных образов «повествования в рассказах» В Астафьева

В первом разделе «Под сенью поселка Чуш: доминирование публицистических приемов воссоздания и осмысления образа Сибири в "повествовании в рассказах"» отмечается, что история публикации «Царь-рыбы» доказывает открытость ее архитектоники, ее близость к жанру «затесей» В первоначальном виде некоторые главы повествования публиковались как самостоятельные рассказы В частности глава «Бойе» вошла в состав первого отдельного издания «Затесей» (1972) В Астафьева «Отсутствие» некоторых глав при первой публикации мало сказалось на общем восприятии произведения читателями и критикой именно в силу того, что ее сюжетные коллизии, образность были достаточно автономными, слабо связанными с текстом всего повествования Близкая ситуация сложилась и с главой «Норильцы» По цензурным соображениям она была изъята из «повествования», что не помешало «Царь-рыбе» стать одним из знаковых произведений О специфической архитектонике «повествования в рассказах» свидетельствует и позднейшее включение главы «Норильцы» («Не хватает сердца») в редакцию «Царь-рыбы» 1990 года Без этого «звенушка» повествование о Сибири XX века, как месте советской «каторги и ссылки», В Астафьеву представлялось неполным

Здесь же утверждается мысль о том, что «размытость» и дискретность сюжетно-повествовательной структуры, соотносимые в данном случае с ее «открытостью», факультативностью, наряду с активной ро-

лью автора и автобиографического героя, являются жанрово-родовыми свойствами лирического рассказа, лирической прозы Лирическую «открытость» «повествованию в рассказах» придает и пространственно, хронологически не очерченный, безграничный, семантически зыбкий, множащийся, функционально значимый, складывающийся из ряда слагаемых, обобщенный по своей поэтической сути образ Сибири Образ Сибири соединяет между собой все главы повествования Тема и образ «царь-рыбы» обыгрываются писателем в одиннадцати главах из тринадцати, автобиографический герой активен в десяти главах из тринадцати, тема же и образ Сибири активно и в разных ракурсах заявляют о себе во всех главах «повествования в рассказах» Сложность и многомерность образа тоже может быть истолкована как реализация лирического начала астафьевского произведения «К лирическим свойствам лирической прозы относятся и ее смысловая и образная насыщенность и многомерность, усложненность тропов и суггестивность» [Соболевская, О В Лирическая проза Стб 450], - утверждает исследователь лирической прозы

Усложненность тропов и многомерность относятся как к Сибири в целом, так и к слагаемым этого обобщенного образа «Случались счастливые часы и ночи у костра на берегу реки, подрагивающей огнями бакенов, до дна пробитой золотыми каплями звезд, слушать не только плеск волн, шум ветра, гул тайги, но и неторопливые рассказы людей у костра на природе, по-особенному открытых, и рассказы, откровения, воспоминания до темнозори, а то и до утра, занимающегося спокойным светом за дальними перевалами, пока из ничего не возникнут, не наползут липкие туманы, и слова сделаются вязкими, тяжелыми, язык неповоротлив, и огонек притухнет, и все в природе обретет ту долгожданную миротвор-ность, когда слышно лишь младенчески-чистую душу ее В такие минуты остаешься как бы один на один с природою» [Т 6, с 8] - Воспроизведенная автором динамика ночи в сибирской тайге, «счастливые часы», «золотые капли звезд», «спокойный свет», «липкие туманы», другие изобразительно-выразительные эпитеты, метафоры, символы, неологизмы, окрашенные присутствием авторского «я», превращают изображение сибирской природы в лирический пейзаж, составляющий значительную часть и главы «Бойе», и всего повествования в целом

Здесь же исследуется механизм, процесс и результат синтеза лирического и эпического элементов, их публицистическая «окрашенность» в «Царь-рыбе» Отмечается, что лирический компонент многих глав «Царь-рыбы» (а каждая из них исследуется в первой главе отдельно) связан с активностью образа автора, приобретающего во многих главах облик автобиографического персонажа Его мысли, чувства, переживания по поводу девственной красоты и величия Сибири становятся основой

текста ряда глав и прежде всего главы «Капля», которая определила главную «тональность» «Царь-рыбы» Тайга в главе «Капля» предстает в виде образа, олицетворяющего всю природу, поэтому она «тайга-мама» [Т 6, с 53] В ней заключено материнское, женское начало, как и в «по-женски-присмирелой, притаенно говорливой речке» [Т 6, с 54]

Идиллические детали, люди, как чистые дети природы («тайга-мама») - предмет размышлений и наблюдений «Капли» Однако действие главы-рассказа «Капля» связано с особым хронотопом Да, это бескрайняя, величественная и невозмутимая сибирская тайга Но повествует о ней, изображает ее красоту и величие человек, прошедший через самую разрушительную войну XX столетия Поводом для тревожных размышлений становится капля росы, повисшая на ивовом листе Живой мир, заботящийся о продолжении своей жизни, малая грань, отделяющая мир от гибели, чистота детства (рядом с автобиографическим персонажем - его сын), чистота природы, тайги, не знающей пока разрушительного человеческого вмешательства, - эти и другие символические значения вкладываются Астафьевым в образ капли

В финале главы этот образ превращается в своеобразный рефрен, становится лейтмотивным «Капля висела над моим лицом, прозрачная и грузная» [Т 6, с 56] Благодаря лирически осмысленному и прочувствованному образу капли воссоздаваемый Астафьевым образ Сибири помимо эпической монументальности приобретает свойства ранимости, хрупкости, уязвимости

Вместе с тем и публицистическое начало ряда глав первой части «Царь-рыбы» настолько велико, что эту часть произведения (за исключением главы-рассказа «Царь-рыба» можно квалифицировать как лирико-публицистический полюс повествования Публицистический компонент «Царь-рыбы» связан с актуализировавшимся в повествовании журналистским опытом писателя Повесть написана на публицистически-острую, злободненевную для 1950-1980-х гг «экологическую» тему, обострившуюся в связи с активной индустриализацией Сибири

Публицистичность «Царь-рыбы» выразилась и в активности жанровых и поэтических элементов и приемов «журналистских» жанров В главах «Бойе», «Капля», «У Золотой карги», «Дамка», «Рыбак Грохотало», «Летит черное перо», «Туруханская лилия», «Нет мне ответа» мы находим жанрово-композиционные элементы путевого очерка, «физиологического очерка», очерка-портрета, фельетона, памфлета, эссе и даже проблемной статьи Они присутствуют в связанном с мотивом путешествия сюжете, в «собранности» и сжатости входящих в их структуру «страшных рассказов» и «историй», в «репортажности» описаний и повествований, в других публицистических элементах

Так, способом отрицания утопических проектов оказывается в главе-рассказе «Не хватает сердца» публицистически сжатое повествование, родственное исторической и социальной публицистике рубежа 19801990-х годов Характеризуя 1930-е годы, Астафьев утверждает «Озверелые от тоски, вшей и волчьего житья в землянках, постовые конвойники и патрули жестоко избивали пойманных и возвращали их на «объекты», где скорым судом им добавлялось пять лет за побег, а герои энкавэдеш-ных служб вместе с падкими на вино полудикими инородцами пили до зеленых соплей на деньги дуриком доставшиеся, - вино было дешевое, время бездумное, энтузиазму полное» [Т 6, с 76] От исторической и социальной публицистики других авторов времени «перестройки» приведенный фрагмент отличается только натуралистичностью фразеологизмов. Если учесть саркастический пафос («время . энтузиазму полное») и приведенного эпизода, и других фрагментов главы, ее систему идей (развенчание большевизма), то напрашивается вывод о ее близости к памфлету Предназначение этого публицистического жанра - «осмеяние определенных человеческих пороков и уничижение того героя (героев), который представляется автору носителем опасного общественного зла» [Тертычный, А А Жанры периодической печати - М, 2006 - С 273]

Близость жанрам публицистики имеет место и в упоминании имевшей место журналистской работе автора, в соотнесенности фрагментов повествования с цитатами из газет Для доказательства близости «Царь-рыбы» к публицистике в работе приводятся выдержки из газетных публикаций Астафьева-журналиста 1950-1970-х гг, проводится сопоставление их пафоса, идейной направленности, структуры с некоторыми фрагментами повести

Во втором разделе первой главы «"Забытый богом" поселок Бога-нида: Синтез эпического и лирического начала в повести» анализируется «эпический полюс» «Царь-рыбы», в большей мере ее вторая часть, те главы-рассказы, в которых преобладает объективно-эпическое изображение Сибири над лирико-публицистическим Это три наиболее значимые главы «Царь-рыба», «Уха на Боганиде», «Сон о белых горах» и тяготеющая к ним глава «Поминки» В работе приводятся аргументы, доказывающие, что хотя вторая часть «повествования в рассказах» и содержит в себе лирико-публицистические элементы и даже целые главы («Туруханская лилия», «Нет мне ответа»), в целом она тяготеет к различным жанрам эпоса Автобиографический персонаж в «эпических» главах или отсутствует вовсе, или предельно не активен Объективированное повествование о событиях и участвующих в них людях преобладает над излияниями чувств и мыслей автобиографического героя, над открыто публицистическим выражением позиции автора

От «страшного рассказа», почти буквально иллюстрирующего негативные последствия «браконьерства» в лирико-публицистических главах, в главе «Царь-рыба» Астафьев эволюционирует к полному драматизма и трагизма мистическому рассказу мифологического генезиса Элементы социальной утопии сближают главу «Уха на Боганиде» с литературной традиционалистской утопией Объективированное повествование о событиях и различных человеческих типах Сибири господствует в главе «Сон о белых горах» Робинзонада, элементы которой активны в главе, еще более сближает главу-рассказ с эпическими жанрами Вместе с тем идиллический компонент, включение в текст главы лирических стихотворений «Акимова дружка» (за ним - фигура автора) придает главе-рассказу роднящий его со всем повествованием лиризм

Части астафьевской «Царь-рыбы» различны по господствующим ракурсам изображения, но они не контрастны, контраст нарушил бы гармонию частей и глав их составляющих Поэтому глава «Туруханская лилия» хотя и отнесена автором во вторую часть, хотя и содержит в своей структуре активную фигуру чувствующего, размышляющего, оценивающего автобиографического персонажа, соотносимую с аналогичной фигурой в рассказе «Капля», однако же отличается от глав первой части эпически умиротворенной манерой повествования Это же наблюдение можно отнести и главе «Нет мне ответа», в которой спокойная умиротворенность достигается через соотнесение современных публицистически острых проблем с мудростью изречений Священного Писания

Вторая глава диссертационного исследования «Образ Сибири и особенности внутренней структуры "Царь-рыбы"» посвящена анализу композиционных слагаемых центрального структурообразующего и жанрообразующего образа астафьевской повести

Антропоморфное, человеческое в структуре образа Сибири анализируется в первом разделе «Сибиряк как основа астафьевской характерологии» На основе наблюдений над образом главного героя, некоторых других персонажей «повествования в рассказах» в диссертации высказывается предположение, что ядром астафьевской характерологии оказывается сибиряк Аким, как и автобиографический герой, действует в большинстве глав-рассказов, а во второй части он - главное действующее лицо Благодаря ему «Царь-рыба» тяготеет по жанру к повести в рассказах, других «сквозных» персонажей в повествовании нет В шести из тринадцати глав повести Аким присутствует в качестве действующего лица, в трех главах («Уха на Боганиде», «Поминки», «Сон о белых горах») Аким оказывается главным героем Так Астафьев вольно или невольно подчеркивает значимость этого персонажа

Астафьеву середины 1970-х гг близок герой, взращенный если не традиционной деревней (она распалась), так хотя бы на началах и принципах, восходящих к деревенскому «ладу», в борьбе и единении с суровой природой Сибири Аким, сибиряк, соединивший в себе русскую и аборигенную кровь («У матери мать была долганка, отец русский» — [Т 6, с 222]), взращенный коллективизмом и семейственностью Боганиды, вобрал в себя представления автора о сильных и уязвимых свойствах сибиряка и шире - русского человека 60-70-х годов XX века В Акиме можно усмотреть такие свойства, с которыми связывается мысль автора о негативных процессах в эволюции русского национального характера. Герой, порожденный стихией артели, воспитанный в труде и доброте, но лишенный в ряде случаев волевого и разумного начала, вероятно, не вполне удовлетворял Астафьева Двойственность, противоречивость образа Акима могут иметь и иное объяснение «Царь-рыба» обращена, прежде всего, к теме Сибири, ее величия и слабости Заострение «слабости» героя являлось одновременно публицистически открытым подчеркиванием остроты социальных, этических и иных проблем края - в условиях имеющих место реалий некому противостоять варварскому «цивилиза-торству» в Сибири

Астафьевский сибиряк неоднозначен в типологическом плане Сибиряками являются и чушанские браконьеры, и Гога Герцев, и «зубо-став», но эти и другие персонажи создают соответственно фон и контраст для главного героя «Царь-рыбы». В работе дискутируется точка зрения Ю Селезнева, Д Субботкина на Акима, Гогу Герцева, на истоки конфликта между ними

Гога Герцев - геолог по специальности, «турист» по образу жизни, человек, презревший традиционную нравственность, для Астафьева-деревенщика - олицетворение враждебного ему социального и технического прогресса, разрушающего, по мнению писателя, Сибирь, да и всю Россию Выстоять, устоять под натиском олицетворенного в Гоге Герце-ве зла, способен только укорененный в нравственных заветах предков сибиряк Аким

Национальный характер, его сибирская модификация продолжали волновать Астафьева и в 1980-1990-е годы Мысль писателя вновь возвращается к войне, к роли сибиряков в событии, ставшем главным испытанием России XX века Эстетические поиски были продолжены Астафьевым в романе «Прокляты и убиты» Их результатом стал Коля Рындин -воин-старообрядец, богатырь, сибиряк по происхождению и ментальности

В Астафьев в «Царь-рыбе», как и на протяжении всей своей творческой жизни, воссоздает значимые свойства сибиряка как особой, сложившейся в исключительных этногеографических, социальных и истори-

ческих обстоятельствах, модификации русского характера Сибиряк, в изображении писателя, сохранил традиционные, ныне во многом утраченные черты русского национального характера

Во втором разделе второй главы «Мифологические истоки "Царь-рыбы"» исследуются фольклорные по своему происхождению слагаемые образа Сибири В качестве материала привлекаются фольклорные вкрапления в тексте повести, общерусский фольклор, фольклор села Овсянки, записи фольклора аборигенов Сибири В разделе доказывается, что в основе давшего название повести образа «Царь-рыбы» находятся мифологические представления восточных славян и народов Севера, восходящие к буддизму мотивы бессмертия человека в природе, некоторые элементы русской языковой культуры В разделе утверждается, что популярная в девятнадцатом - начале двадцатого столетия легенда о Беловодье находится у истоков сюжетостроения, образности глав «Уха на Бо-ганиде», «Сон о белых горах» Сказочная троичность, сказочный «низкий» герой, сказочный мотив состязания братьев за царевну оказываются в основе структуры образа главного героя, в основе сюжетостроения «повествования в рассказах»

«Царь-рыба» помимо сказочно-мифологических и легендарных персонажей и образов, сюжетных ситуаций содержит и сказочную атрибутику - предметный мир волшебной сказки и легенды Здесь не однажды упоминается легендарно-мистический «папоротник» Старшой из «жильной крови» готов приготовить «наговорное зелье» Действие повести локализуется часто в «охотничьей избушке», названием и функцией напоминающей «избушку» сказочную

Повесть содержит восходящие к сказке, к другим жанрам народной прозы «пространственно-временные формулы» В главе «Капля» о себе и своих спутниках автобиографический герой пишет « .Долго ли, коротко ли мы плыли, и привез нас моторишко к речке Опарихе» [Т 6, с 44] Сказочная формула, включенная в текст повести, производит работу, которую можно назвать взрывной она заставляет не сказочную, собственно авторскую речь настраивать на фольклорно-разговорные, сказовые интонации Отсюда и является из мотора - «моторишко», он ближе к сказочной формуле по заложенной в нем оценочности, по стилю, чем «мотор»

Изображая Сибирь, ее историю и современность, Астафьев внимателен ко всем, даже самым древним, языческим пластам народной культуры, доказывая тем самым неистребимость веры сибиряка в высшую справедливость в условиях нравственного и религиозного одичания

Повествование «Царь-рыбы» в значительной степени афористично, наполнено различными поговорками, пословицами, присловьями, особыми сибирскими речениями Это связано как с уже отмеченным стрем-

лением автора к нравоучительности, морализации, выражаемых им через фабулу и непосредственно, так и с вполне понятным желанием сделать язык сибиряков не только инструментом, но и объектом изображения Анализируя в третьем разделе «Особенности языка и стратегии повествования «Царь-рыбы» В. Астафьева», диссертант констатирует активность пословиц и поговорок, присловий в тексте повествования Активность и интенсивность их включения зависит от проблематики, образности, нацеленности той или иной главы. Наибольшее количество афористических выражений используется Астафьевым в тех главах, которые живописуют нравы традиционных и «новых» сибиряков Так, в главах «Дамка» и «У Золотой Карги» Астафьев воссоздает восемь пословиц, поговорок, примет, присловий

Здесь эти жанры используются для характеристики чушанского «сброда», жизни обитателей поселка Чуш «Чтоб ни вина им, ни рожна и работа от восхода до темна», - обращаясь к автобиографическому герою и кивая на «бросового мужичонку» Дамку высказывает пожелание возмущенная «пьянчужками» чушанская «молодуха» В немалой степени паремии характеризуют «культурную» жизнь поселка Живописуя поселок с «гнилым прудком», танцплощадкой, под которой обитали куры и пьянчуги, автор так характеризует деятельность местного «парка» «Ли в горсть, ни в сноп шло дело» Этого, вместе с другими не менее выразительными характеристиками парка, оказывается достаточно, чтобы создать образ «антикультуры», образ, воссоздающий процесс деградации культуры и нравов многих поселков Сибири Близкие к гоголевским приемы используются Астафьевым при описании чушанской торговли О жителях Чуши рассказчик замечает «много народу под большим газом» Высокомерие местных продавцов (тема общая для «деревенской прозы») рисуется с помощью иронической фразы, включающей в свой состав поговорку. «Находились даже такие наглецы, что хотели купить зубную щетку и пасту В Чуши - пасту1 Как вот работать с таким народом"7 Его родитель тележного скрипа боялся, а он, морда чалдонская, пасту требует'» [Т 6, с 120] Поговорка помогает переадресовать иронию, сарказм с «чалдонской рожи» на высокомерных «завов» и продавцов.

Вживаясь в стиль пословиц, примет, поговорок, Астафьев создает свои собственные, аналогичные им речения афористического свойства Чтобы «дистанцироваться» от них, писатель вкладывает их в уста своих персонажей «Местные собачонки навострились рыть землю, выцарапывать из норок яйца и птенцов береговушек "Что в народе, то и в природе, - покачал головой Командор, - обратно борьба1"» [Т 6, с 148] По мысли Астафьева, заключенной им в рамки афористически составленной парадоксальной формулы, не борьба видов живого мира за существова-

ние унаследована человеком из животного мира, а браконьерство, хищничество человека неотвратимо передается природе

Форма повествования, господствующая в «Царь-рыбе» может быть охарактеризована как «лиризованный сказ», или как сказово-лирическая разновидность сказовой формы повествования Эта форма выработалась и в связи с особенностями творческой личности (огромный жизненный опыт автора, ставший главным «объектом» его творчества), и в связи с воздействием традиции бытования сказа в литературе XX века (традиции Шолохова - прежде всего) Не менее важным представляется также и то, что становление Астафьева-писателя происходило в пору предельной активности так называемой «лирической прозы» (О Берггольц, А Яшин, В Солоухин, Ю Казаков и др), где повествование от имени «ял-повествователя было наиболее характерным

Вместе с тем, воспринятое писателем повествование от имени лирического «я» соединяется у него с ощущением принадлежности к изображаемому миру деревенской жизни «Я» автора, «субъект», оказывается «объектом» творчества В «Царь-рыбе» автор-повествователь - активная фигура в системе образов повести, он не только повествует, вспоминает, комментирует, он часто выступает и как действующее лицо Свою слитность с изображаемым миром, его красотой и трагедией Астафьев подчеркивает не только фабулой повествования, но и другими элементами его структуры, в том числе и языком, впитавшим в себя диалектные, просторечные, арготические элементы

«Нам только кажется, что мы преобразовали все, и тайгу тоже Нет, мы лишь ранили ее, повредили, истоптали, исцарапали, ожгли огнем Но страху, смятенности своей не смогли ей передать, не привили и враждебности, как ни старались Тайга все так же величественна, торжественна, невозмутима Мы внушаем себе, будто управляем природой и что пожелаем, то и сделаем с нею Но обман этот удается до тех пор, пока не останешься с тайгою с глазу на глаз, пока не побудешь в ней и не поврачу-ешься ею, тогда только вонмешь ее могуществу, почувствуешь ее космическую пространственность и величие» [Т б, с 58-59] - Просторечные формы литературной лексики (страху, поврачуешься, вонмешь) призваны продемонстрировать кровное и духовное родство автора и изображаемого мира сибирских браконьеров и охотников - во многом, как и для них, высокая лексика, нормативно безупречные формы слов для повествователя остаются «чужими» Просторечное, ненормативное словоупотребление, имеющее место и в лирических, и в публицистических эпизодах и тем более в тех эпизодах, где передается речевой образ объективированных героев, для Астафьева является попыткой сблизить лирическое авторское слово, с объективированным миром Сибири, со словом изобра-

жаемого мира сибиряков Попыткой синтеза традиционного, фольклорного, восходящего к просторечию слова и слова, восходящего к литературной традиции Сказ необходим Астафьеву для создания речевого образа сибиряка, образа Сибири в целом

В Заключении подводятся итоги исследования «Царь-рыба» В Астафьева - оригинальное жанровое образование, синтезирующее характерные элементы различных жанрово-видовых эпических и лирических форм (рассказ, повесть, сказка, легенда и «затесь», лирический рассказ, миниатюра), контаминированных с жанрами и приемами публицистики (путевые заметки, очерк нравов, «физиология», эссе, фельетон, памфлет, статья и др) Синтез жанров, контаминирование приемов позволяет писателю в наиболее эффектной неповторимой художественной манере воссоздать глобальный философско-поэтический образ Сибири в качестве символа исконной российской ментальности

Вместе с тем, о функции образа Сибири в «Царь-рыбе» можно с полным основанием утверждать, что сам этот главный пространственно-темпоральный образ, в значительной мере трансформировал традиционный для русской литературы жанр повести в оригинальное «повествование в рассказах» Для воссоздания этого образа Астафьеву потребовалось использование и эпических, и лирических способов, а также публицистических приемов изображения такого предельно значимого «фрагмента» российской действительности

Первая часть «Царь-рыбы», при всей разноплановости составляющих ее глав, представляет собой реализацию авторского замысла, связанного с развенчанием хищнического отношения человека к природе, к Сибири В связи с этим жанровая специфика глав-рассказов первой части астафьевской книги представляет собой контаминацию различных публицистических жанров (путевой очерк, очерк нравов, очерк-портрет, памфлет, фельетон, статья, репортаж), ярко передающих и злободневность, и вневременную суть поставленной проблемы столкновения человека и природы в пространствах Сибири Осознанию трагизма, апокалип-тичности происходящего помогает присущий «историям» и «страшным рассказам» «Царь-рыбы» лиризм пейзажных описаний и размышлений, где художественный опыт Астафьева-публициста и мастерство Астафьева-рассказчика оказались в равной степени актуализированными

Отрицание бездуховности и браконьерства как образа жизни и образа мысли современного общества составляет основу публицистического компонента глав первой части повествования Созданная писателем «галерея» обитателей поселка Чуш (Дамка, Рыбак Грохотало, Командор, Игнатьич) и близких им по душевному строю персонажей (Зубостав, Гога

Герцев, безымянные браконьеры) представляет собой обобщенный образ зла, разлившегося в Сибири, да и во всей России

Лирическое начало «Царь-рыбы» связано также с размышлениями о смысле бытия, воспроизведением чувств и настроений автобиографического героя по поводу обострившихся отношений между природой и человеком, одержимым техническим прогрессом, между традиционной народной нравственностью и технократической цивилизацией, самоограничением и корыстью, приобретшими зримые очертания в картине «сокрушения Сибири» Лирическое начало сближает главы «Царь-рыбы» с таким авторским жанром В Астафьева как «затеей» Размытость сюжета, главенство размышлений и воспроизведения чувств автобиографического героя над повествованием о событиях позволяет говорить об активности в «Царь-рыбе» фигуры, близкой образу «лирического героя» Важны и другие, свойственные «Царь-рыбе» качества, сближающие ее с лирической прозой К ним относится и «моноцентричность» повествования Образ Сибири, воссоздаваемый Астафьевым в его природном и человеческом обличии, слагающийся из целого ряда составляющих его (царь-рыба, Енисей, тайга, шаманка, сибиряки) соединяет разные по господствующим жанровым тенденциям главы в целостное повествование

Стихотворные лирические эпиграфы и вкрапления в тексте, усложненная ассоциативная и символическая образность, доминирующая роль автобиографического героя также придают «Царь-рыбе» свойства, характерные для жанров лирической прозы

Соотношение, конфигурация частей и глав повествования отражает изменение ракурсов изображения Сибири Если первая часть повествования состоит в основном из глав обличительно-публицистического свойства, то вторая часть повествования в наибольшей степени тяготеет к ли-ризованному эпосу. Истоки добра, традиционной нравственности, человечности, мужества, самопожертвования, изображаемые в главе «Уха на Боганиде», «Поминки», «Сон о белых горах», составляют основу иного, отличающегося от характерного для первой части повествования видения и изображения Сибири и сибиряка Отдельные функции лирического героя (рефлексия, оценка) в этих главах передаются объективированным персонажам

Образы Акима и Гоги Герцева, Эли и автобиографического героя в наиболее полной мере отражают специфику характерологии В Астафьева. Духовное существо человека определяет не степень приобщения к прогрессу, к цивилизации (они различны у разных героев), а устойчивость его нравственной основы, совестливость и человечность Традиционный сибиряк этими свойствами, по мысли Астафьева, наделен в достаточной мере

Астафьевский сибиряк не олицетворяет собой идеальный «особый культурно-антропологический тип» (таким видели сибиряка «сибирские областники»») Астафьевский сибиряк не утратил вдали от исторической родины «привычные национальные черты», как того опасались русские писатели-классики Сибиряк Астафьева - это модификация традиционного русского национального характера, сложившегося в конкретном историческом времени в особых этногеографических обстоятельствах В этом смысле он представляет русский национальный характер в одном ряду с донским казаком Григорием Мелеховым, с рязанским уроженцем Иваном Денисовичем Шуховым, с вологодским крестьянином Иваном Аф-рикановичем Дрыновым

Вместе с тем, декларируемая самим писателем «двуплановость» изображения Сибири может быть истолкована и расширительно этот образ приобретает свойства двойственные, противоречивые, диалектические Сибирь как таковая в восприятии писателя - это «малая родина», родина детства, самая близкая часть России Но Россия «другая» в повести изображается бегло, журналистски «собранно» Об остальной России, которая вне Сибири, помимо Сибири, в «Царь-рыбе» говорится предельно скупо Таким способом Сибирь превращается у Астафьева в образ-синекдоху, замещающий образ России как таковой

Человек Сибири, сибиряк В Астафьева органичен, как слагаемое обобщенного образа Сибири Он представляет собой оригинальную модификацию традиционного русского национального характера, его сибирский «вариант» Астафьевский сибиряк, в его эволюции, развитии, художественной перспективе (от Култыша и Фаефана, от Акима к Коле Рындину) и есть «молодая» сибирская проекция русского национального характера, собственно - национальный характер

Сибиряк - образ завершенный, чувственно конкретный В основе ас-тафьевской концепции сибиряка лежит убеждение, что только знание природного «таежного закона» и делает человека человеком Аким погружен в природу, соткан природой, вскормлен Енисеем, свято чтит «таежный закон», помнит о традициях рода, о заветах нравственности В нем Астафьев видит надежду на избавление Сибири от зла и разрушения, а через нее и возрождение всей России, отречение ее народа от эгоизма, потребительства, корыстолюбия Аким в этом аспекте является центральным цельным и эстетически значимым образом «Царь-рыбы»

Но этот персонаж является лишь этапом в сложных поисках такого героя, который бы выразил этико-философские предпочтения автора Начальная точка в этих поисках - Мотя Савинцев, главный герой первого рассказа «Гражданский человек» («Сибиряк»), а последняя - Коля Рын-

дин, воин-старообрядец, вместе с другими сибиряками ценой собственной жизни спасающий Россию

Образ Сибири воссоздается Астафьевым и через обращение к мифологии и фольклору Сказка, легенда, присловье, пословица, поговорка, включенные в том или ином виде в повествование, делают образность «Царь-рыбы» объемной, семантически и функционально нагруженной, выразительной Продуктивный синтез образов и мотивов фольклора, мифологии русской с мифологическими представлениями аборигенов Сибири, имеющий место в «Царь-рыбе», является отражением реального взаимодействия и взаимообогащения культур народов Сибири

В «Царь-рыбе» В Астафьев продолжил традиции писателей-сибиряков в эстетическом освоении специфических особенностей языка своей «малой» родины Астафьев делает это виртуозно, поскольку сам сознательно остается в богатейшей палитре сибирского варианта русского просторечия Астафьевская художественная форма повествования в «Царь-рыбе» испытала воздействие лирической прозы просторечия, диалектизмы, жаргон проникают здесь в те эпизоды, где передается восприятие автобиографического персонажа, его речь оказывается в органическом родстве с языком всей Сибири

Сибирь - жанрообразующий, основополагающий, обобщенный, многогранный мастерски воссозданный образ «Царь-рыбы» В Астафьева, ее композиционный центр В повести этот образ представляют и составляют сибиряки, тайга, Енисей, шаманка, царственной красоты и силы осетр, так и не побежденный браконьером, отголоски мифов, сказок, легенд, «соленое» чалдонское «словцо» Дополненные публицистическими приемами, лирический и эпический способы изображения Сибири, варьирующиеся и синтезирующиеся в произведении, определяют специфику жанра, особенности архитектоники и внутренней структуры «повествования в рассказах» «Царь-рыба»

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях

1 Гончаров, П П (в соавторстве) Мифопоэтическая парадигма «Оды русскому огороду» и «Царь-рыбы» В Астафьева в контексте «экологической прозы» /ПА Гончаров, П П Гончаров, А А Земляковская, Н В. Кудрявкина, С В Хохлова «Природный человек» в русской прозе XX века Коллективная монография. - Тамбов ТОГУП «Тамбовполи-графиздат», 2005 -С 104-132

2 Гончаров, П П (в соавторстве) «Природный человек» и проблема типологии героя русской прозы XX века / П П Гончаров,

П А Гончаров // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе Межвузовский сборник статей Выпуск 2 -Мичуринск Изд-во МГПИ, 2005 - С 54-59

3 Гончаров, П П Об особенностях жанра «Царь-рыбы» В Астафьева / П П Гончаров // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе Межвузовский сборник статей Выпуск 2 -Мичуринск Изд-во МГПИ, 2005 - С 60-63

4 Гончаров, П П «Царь-рыба» Мифологическое наполнение образа из мира природы в повести В Астафьева / П П Гончаров // Проблемы экологического образования и воспитания в системе наукограда Материалы международной научно-практической конференции - Мичуринск Изд-во МГПИ, 2006 - С 285-288

5 Гончаров, П П (в соавторстве) Элементы сибирского характера в прозе В П Астафьева (к постановке проблемы) / П П Гончаров, П А Гончаров// Современная филология Актуальные проблемы, теория и практика Сб материалов международной научной конференции -Красноярск Изд-во КГУ, 2006 - С 330-343

6 Гончаров, П П Элементы сказочной поэтики в «Царь-рыбе» В Астафьева / П. П Гончаров // Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин в школе и вузе Межвузовский сб статей Выпуск 3 - Мичуринск Изд-во МГПИ, 2006 - С 70-74.

7. Гончаров, П П Пословичные выражения в «Царь-рыбе» В Астафьева / П П Гончаров // Проблемы национального самосознания и национального характера в русской литературе Сб научных статей -Мичуринск Изд-во «МГПИ»,2007 -С 91-99

8. Гончаров, П П Сказ и проза В Астафьева / П П Гончаров // Проблемы национального самосознания и национального характера в русской литературе Сб научных статей - Мичуринск Изд-во «МГПИ», 2007 - С 60-70

9 Гончаров, П П Особенности характерологии «Царь-рыбы» В Астафьева / П П Гончаров // Проблемы национального самосознания и национального характера в русской литературе Сб научных статей -Мичуринск Изд-во «МГПИ», 2007 -С 143-151

Публикация в издании, рекомендованном ВАК Министерства образования и науки РФ:

10 Гончаров, П П Сибиряк в характерологии В Астафьева / П П Гончаров // Вестник Тамбовского университета Серия Гуманитарные науки -Тамбов, 2007 -Вып 6 (50)-С 298-301

Подписано в печать 15 11 2007 г Формат 60x48/16 Объем 1,39пл ТиражЮОэкз Заказ № 1306 392008, г Тамбов, Советская, 190 г Издательство Тамбовского государственного университета им Г Р Державина

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гончаров, Павел Петрович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. СПЕЦИФИКА АРХИТЕКТОНИКИ «ЦАРЬ-РЫБЫ»

1. Под сенью поселка Чуш: доминирование публицистических приемов воссоздания и осмысления образа Сибири в «повествовании в рассказах».

2. «Забытый богом» поселок Боганида: Синтез эпического и лирического начала в повести.

ГЛАВА II. ОБРАЗ СИБИРИ И ОСОБЕННОСТИ ВНУТРЕННЕЙ СТРУКТУРЫ «ЦАРЬ-РЫБЫ»

1. Сибиряк как основа астафьевской характерологии.

2. Мифологические истоки «Царь-рыбы».

3. Особенности языка и стратегии повествования

Царь-рыбы» В. Астафьева.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Гончаров, Павел Петрович

Царь-рыба» (1976 - 1990) В.Астафьева - этапное произведение русской литературы последней трети XX века. Для В.Астафьева её появление означало (вместе с повестями «Последний поклон», «Пастух и пастушка») кульминацию творческой эволюции. Для «деревенской прозы» «Царь рыба» знаменовала реализацию её возможностей при обращении не только к социально-этической, военной, но и к натурфилософской проблематике. Для литературного процесса этого времени «повествование в рассказах» стало этапом в развитии жанра повести, в трансформации «сибирского текста», в эволюции реалистического метода.

Размышляя об эпосе, его жанрах в том числе и в современной литературе, И.Ф.Волков отмечает: «Эпос - это изобразительный род литературы. Он имеет свой собственный конкретно-чувственный предмет художественно-творческого освоения, особенности которого во многом определяют и общие родовые особенности содержания и формы эпической литературы. Таким предметом является реальная действительность в её объективной, материальной характерности, это - человеческие характеры в их внешнем проявлении - в индивидуальном облике людей и их социально-бытовой определенности, в их действиях, поступках, речи, в отношениях между ними, это - характерные события, в которых они участвуют, характерность бытовой обстановки и естественных природных условий, окружающих человека» [1]. Что касается «предмета художественно-творческого освоения» «Царь-рыбы», то в ней в этой роли выступает, с нашей точки зрения, Сибирь в её человеческом, социальном, природном облике. «Сибирь исторически имела две ипостаси - отдельность и интеграль-ность»- отмечают авторы исторического исследования «Сибирь в составе Российской империи» [2]. Как «отдельность» Сибирь представляет собой органическое целое. Как «интегральность» Сибирь является одновременно и значительным «фрагментом реальной действительности», отношения которого с целым - Россией, миром в символическом виде воспроизводят отношения между природой, природным, органическим, с одной стороны, и человеком, цивилизацией, прогрессом, с другой стороны.

Сибирь давно уже стала объектом для изучения естественных наук, географии, истории, этнографии. Поэтому сибиреведение в настоящее время объединяет в себе целый комплекс различных отраслей знания. В общественном сознании нового и новейшего времени Сибирь - это «тоже Россия, но какая-то "иная". Сибирь манила романтической свободой, своими богатствами и одновременно пугала своей неизведанностью, каторгой и ссылкой. Она представлялась лишь залогом Российского могущества» [3].

В культурологии и литературоведении Сибирь - главный объект так называемого «сибирского текста». Подробно характеризуя историю литературы Сибири и историю сибиреведения, А.С.Янушкевич вынужден констатировать предельную противоречивость восприятия Сибири общественным сознанием: «Сибирь воспринималась то как гибельное место каторги и ссылки, то как земной рай, некая новая Атлантида, утопическое Беловодье. И это было объяснимо: любая односторонность в подходе к тому или иному явлению чревата пристрастностью и отсутствием диалектики» [4]. Нам представляется, что источник этой противоречивости находится не только в «односторонности» подходов к теме Сибири, но и в противоречивости самого предмета изображения и осмысления, противоречивости, которую не смогли вместить многие из тех, кто обращался к изображению её истории и современности, её людей и природы.

Будучи сибиряком по рождению и воспитанию, Астафьев, вероятно, считал своим долгом обратиться к теме и образу Сибири. Сибирь так или иначе присутствует во многих произведениях писателя. Но наиболее яркий образ её удался писателю в «Царь-рыбе». При всей значимости приведенных наблюдений для нас более важным представляется то, что для В.Астафьева, и всей прозы традиционалистов-«деревенщиков», для всей русской литературы «Царь-рыба» стала произведением, в котором образ и тема Сибири приобрели совершенно оригинальные измерения и характеристики. Сам В.Астафьев писал уже в 1990-е годы в комментариях именно к «Царь-рыбе»: «Я даже намеревался написать что-нибудь подобное - по следам книги "Царь-рыба", но как переселился в Сибирь, да как немножко, с краю, можно сказать, коснулся этих "следов", то и понял, что с ума спячу иль умру досрочно, если возьмусь «отражать» то, что произошло и происходит в Сибири и с Сибирью. Как ее милую и могучую, измордовали, поувечили, изнахратили и изнасиловали доблестные строители коммунизма. Пусть придут другие радетели слова и отразят "деяния" свои и наши, постигнут смысл трагедии человечества, в том числе и поведают о сокрушении Сибири, покорении ее отнюдь не Ермаком, а гремящим, бездумным прогрессом, толкающим и толкающим впереди себя грозное, все истребляющее оружие, ради которого сожжена, расплавлена, в отвалы свезена уже большая часть земного наследства, доставшегося нам для жизни от предков наших и завещанных нам Богом. Они, богатства земные, даны нам не для слепого продвижения к гибельному краю, а к торжеству разума. Мы живем уже в долг, ограбляя наших детей, и тяжкая доля у них впереди, куда более тяжкая, чем наша» [5].

Рыба (в том числе и царственного обличья), браконьеры, тайга, даже люди оказываются в этой публицистически острой и значимой тираде Астафьева объектами частными в сравнении с Сибирью, представляющейся в качестве одного из последних природных бастионов на гибельном, с точки зрения В.Астафьева, пути научно-технического и социального «прогресса».

Астафьев так объясняет происшедшее на его глазах: «Происходило неслыханное и невиданное в мире отчуждение людей от родной земли, от отеческого угла. Оседлое крестьянство поголовно превращалось в городское скопище, в людское стадо, в пролетарья, которому ничего уже не жалко: ни земли, ни себя, ни родителей, ни детей своих, ни соседей, ни друзей, ни настоящего, ни будущего родной планеты» [Т.11, с.317]. Конечно, «строители коммунизма», как и некоторые другие объекты публицистических негаций автора, отошли в прошлое. Но постановка проблемы Сибири и будущего не только России, но всей планеты, проблемы столкновения Сибири с негативными сторонами технического и социального прогресса, делает «Царь-рыбу» произведением не только на «злобу дня», а общезначимым, наполненным философско-этическим смыслом.

Практически все ныне существующие специальные исследования прозы

B.Астафьева в той или иной мере касаются «Царь-рыбы». В работах Н.Н.Яновского, В.Я.Курбатова, А.П.Ланщикова, Л.Ф.Ершова,

C.В.Переваловой, А.Ю.Большаковой, П.А.Гончарова [6], других критиков и литературоведов характеризуется проблематика, идейно-образное содержание, композиция и стиль этого произведения, его место в творческой эволюции писателя. «Царь-рыба» наряду с некоторыми другими произведениями писателя стала предметом наблюдений учебных пособий Т.М.Вахитовой, Н.Л.Лейдермана и М.Н.Липовецкого, Л.П.Кременцова, Г.В.Пранцовой, П.А. Гончарова и других [7]. «Царь-рыба» стала объектом исследования докторских и кандидатских диссертаций Н.А.Молчановой, Н.В.Чубуковой, А.И.Смирновой, Е.М.Букаты, Д.А.Субботкина и других [8]. В двух последних исследованиях затрагивается близкая нам проблематика. Е.М.Букаты (Томск) анализирует функцию и семантику, поэтику образов художественного пространства в прозе В.Астафьева на материале повествований «Последний поклон», «Царь-рыба», «Прокляты и убиты». Д.А.Субботкин (Красноярск) препарирует композицию ряда произведений В.Астафьева с точки зрения реализации в них «тернарной структуры» и выявления оппозиции «свой - чужой». Однако о структурообразующей функции образа Сибири и его слагаемых ни в этих, ни в известных нам других работах речи не идет.

Между тем важность жанрообразующей и структурообразующей роли образа, в основе которого оказываются значимые пространственно-темпоральные понятия, очевидна. Так, русские новгородские былины имеют свой семантический и композиционный центр в виде Господина Великого Новгорода и его слагаемых (Волхов, Ильмень-озеро, город, Садко, Василий Буслаев, купцы, «старчище-пилигримище», новгородцы и т.п.). Американский «пионерский» роман трудно представить себе без образа колонизуемого и осваиваемого европейской цивилизацией Запада, с его лесами, реками, горами, аборигенами. «Тихий Дон» М.Шолохова невозможно адекватно интерпретировать вне образа Дона, донских казаков, донских пейзажей, без истории Дона, без донского наречия, без реального и воссозданного фольклором образа могучей и вольной реки, символизирующей аналогичные свойства персонажей.

Рабочей гипотезой нашей работы является утверждение, что образ Сибири в «повествовании в рассказах» Царь-рыба» В.Астафьева являет собой основу жанровой формы и жанрового содержания этого оригинального произведения, включающего в себя эпические и лирические компоненты, в значительной степени испытавшие на себе воздействие жанров и приемов публицистики. Различные ракурсы изображения Сибири составляют основу архитектоники повествования. Слагаемые образа Сибири, перемена аспектов изображения являются основой структуры, композиции глав-рассказов, всей «Царь-рыбы». Составной частью нашей гипотезы является также утверждение, что для воссоздаваемого Астафьевым образа Сибири свойственна диалектическая противоречивость. С одной стороны, слагаемые образа Сибири (её пространства, её антропоморфная составляющая, язык, мифология, фольклор, её история и т.д.) представляют собой модификацию, трансформацию, своеобразное инобытие русского менталитета. С другой стороны, эта такая трансформация русского, которая делает феномен Сибири неповторимой, самостоятельной «целокупностью» (сибиряк, белые горы, батюшка-Енисей, «тайга-мама», сибирское наречие, и т.п.).

В связи с этим необходимо напомнить справедливое уточнение авторов монографии «Сибирь в составе Российской империи». Будучи сторонниками представления о Сибири как объекте российской «колонизации», они, тем не менее, утверждают, что «Сибирский регион - это не только историко-географическая или политико-административная реальность, но и ментальная конструкция, с трудно определимыми и динамичными границами» [9]. Для нас важно, что Сибирь в этом историческо-политологическом исследовании предстает в виде «нового ментально-географического пространственного образа, выделяется в «особый предмет общественного сознания, как своеобразный культурный артефакт» [10].

Не менее значимым для осознания «особости» Сибири как «культурного артефакта» стало то, что в русской литературе тема Сибири стала актуальной еще в эпоху Аввакума Петрова. Со времен М.В.Ломоносова и А.Н.Радищева, декабристов, в поэзии, в художественной прозе и публицистике, в эпистолярном наследии А.С.Пушкина, И.А.Гончарова, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого,

A.П.Чехова, Д.Н.Мамина-Сибиряка, В.Г.Короленко, М.М.Пришвина Сибирь рисуется не только как место заточения и ссылки, но как край, с которым связывается надежда на будущее России. Наиболее ярко эти надежды оказались выраженными в путевых очерках А.П.Чехова: «На Енисее жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась» [11].

Заметим также, что Сибирь в значении особого «культурного артефакта» в истории русской культуры, литературы вычленяется уже давно. В свое время еще «сибирские областники» (в 60-е годы XIX столетия) «большое значение придавали <.> развитию местной литературы и периодической печати, организации собственного литературно-критического журнала» [12]. В конце XIX -XX столетии эти планы оказались реализованными с появлением собственно «сибирских» писателей и «сибирской литературы» (ВЛ.Шишков, В.К.Арсеньев,

B.Я.Зазубрин, П.П.Петров, Вс.В.Иванов и др.). Хотя для многих из них Сибирь не была местом рождения, хотя они не составили «первый ряд» русской литературы, всех их характеризовала убежденность в том, что Сибирь - особый в культурном отношении край.

Специфика ситуации второй половины XX века в аспекте нашей темы заключается в том, что уровня писателей-классиков достигают в это время прозаики, являющиеся уроженцами Сибири (С.Залыгин, А.Вампилов, В.Шукшин, В.Астафьев, В.Распутин). Естественно, что в их творческом сознании Сибирь не является не только «колонией», но и дальней периферией России. Сибирь осмысливается ими как «точка отсчета», как основа России, хотя и как совершенно особый (по своей истории, культуре, географии, ментальности) край. Сибирекая (по происхождению авторов, по месту действия, по своей ментальности) литература переросла словесность «местную», «региональную», стала литературой классической, не потеряв при этом свой этногеографический колорит. В.Астафьев рассматривается нами в качестве именно такой фигуры. Образ Сибири, воссозданный в его произведениях, на наш взгляд, эстетически запечатлел этот процесс трансформации и самого «культурного артефакта», и его восприятия.

Актуальность исследования связана с необходимостью изучить жанровую специфику выдающегося произведения русской литературы последней трети XX века, его этико-философское и этно-социальное содержание, что соответствует Постановлению Президиума РАН «Об утверждении основных направлений фундаментальных исследований» от 1 июля 2003г., № 233, пунктам: 8.5 «Этногенез, этнокультурный облик народов, современные этнические процессы; историко-культурное взаимодействие Евразии»; 8.7 «Духовные и эстетические ценности отечественной и мировой литературы и фольклора в современном осмыслении».

Актуальность работы определяется также обращением диссертанта к наследию писателя, чье творчество во многом определяло развитие литературного процесса 1960 - 1990-х годов, стало отражением и частью современного ему общественного сознания. Актуальность исследования обусловлена еще и тем, что при всей очевидной значимости образа Сибири для структуры «Царь-рыбы» в жанровом, композиционном, каком либо ином аспекте этот феномен в астафьеведении специально и целостно не рассматривался.

Материалом диссертации является художественная проза В.П.Астафьева, а также публицистика писателя. К исследованию привлечены отдельные письма прозаика, новые биографические материалы. Главный акцент сделан на произведениях, непосредственно связанных с нашей темой: «повествовании в рассказах» «Царь-рыба», повестях «Стародуб», «Последний поклон», романе «Прокляты и убиты».

В диссертации также активно используются материалы, собранные и опубликованные Центром изучения и распространения творчества В.П.Астафьева, Астафьевским научно-образовательным центром в содружестве с кафедрой истории литературы и поэтики Сибирского федерального университета (Красноярск).

Объектом исследования идейно-художественная структура повествования в рассказах «Царь-рыба» В.Астафьева.

Предметом анализа является жанрообразующая и структурообразующая функция образа Сибири, его слагаемых в «Царь-рыбе» В.Астафьева.

Цель работы состоит в исследовании содержания, функции и компонентов образа Сибири в идейно-художественной структуре «повествования в рассказах» «Царь-рыба» В.Астафьева.

Реализации поставленной цели способствует решение следующих задач:

• определить существо и функцию образа Сибири, его жанрообразующую роль, место в архитектонике и композиции «Царь-рыбы»;

• выяснить значение изменения ракурса изображения Сибири для архитектоники «Царь-рыбы», в соотношении её частей;

• проанализировать активность эпического и лирического начала в тексте глав и частей повествования, роль публицистических элементов в повести;

• исследовать характерологию произведений В.Астафьева о Сибири;

• выявить генетическую связь характера сибиряка с русским национальным характером и его специфические свойства;

• охарактеризовать мифологические, сказочные и легендарные истоки слагаемых образа Сибири в «Царь-рыбе»;

• рассмотреть особенности образа автора, форм повествования и языка в повести В.Астафьева.

Метод исследования представляет собой синтез сравнительно-типологического, культурно-исторического и историко-литературного подходов. '

Теоретико-методологическая база диссертации создавалась с учетом различных научных концепций русских и зарубежных философов, историков культуры, теоретиков и историков литературы: А.Н.Афанасьева, И.А.Ильина, М.М.Бахтина, К.Г.Юнга, В.Я.Проппа, Д.С.Лихачева, Ю.М.Лотмана, Е.М.Мелетинского. В диссертации при освещении вопросов теории жанров, типологии героя, специфики литературного процесса второй половины XX века используются положения и идеи И.Ф.Волкова, А.Н.Николюкина, Б.А.Ланина, Н.Л.Лейдермана, Л.П.Кременцова, А.А.Тертычного, Л.В.Поляковой, И.М.Поповой, Н.Ю.Желтовой и других.

Исследование опирается также на опыт астафьеведения, представленного в работах А.Н.Макарова, Н.Н.Яновского, В.Я.Курбатова, А.ПЛанщикова, Т.М.Вахитовой, С.В.Переваловой, А.Ю.Большаковой, А.И.Смирновой, П.А.Гончарова, Е.М.Букаты и других.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Образ Сибири является доминирующим объектом изображения и осмысления в «Царь-рыбе», а потому должен быть квалифицирован как жанрообра-зующий, как композиционный центр всего произведения, своего рода образ-скрепа, соединяющий в единое целое различные по преобладающим жанровым тенденциям, по месту и времени действия, по участвующим в действии персонажам главы-рассказы повести.

2. Изменение ракурса изображения Сибири определяет архитектонику повествования. Главы первой части представляют собой в наибольшей степени реализацию тенденции публицистического развенчания умысла «браконьеров» против природы и традиций Сибири. Главы второй части повествования в эпическом ключе повествуют о противоречивом «сотрудничестве» человека и природы в пространствах Сибири.

3. Лирический компонент, связанный с фигурой автобиографического героя, в разной степени имеющий место во всех главах-рассказах «Царь-рыбы», наряду с образом Сибири сплачивает в единое целое главы повествования, сближает их с генетически близким авторским жанром «затесей».

4. В основе характерологии «Царь-рыбы» находится убеждение В.Астафьева об особых, симпатичных автору свойствах «сибиряка» - персонажа, погруженного в природу, помнящего о традициях предков, имеющего органическую связь как с русской ментальностью, так и с менталитетом аборигенов Сибири.

5. У истоков образа Сибири среди прочего находятся и мифологические представления, мотивы, восходящие к восточнославянской мифологии, сказкам, легендам, к мифам и верованиям северных и сибирских народов.

6. Включенные в текст повествования «Царь-рыбы» пословицы, поговорки, присловья, элементы обрядовой поэзии усиливают выразительность глав-рассказов, способствуют более яркому формулированию взглядов писателя на поставленные в произведении проблемы.

7.Астафьевский сказ, основан на использовании словесной ткани диалектов и просторечия Сибири, является основой господствующих в «Царь-рыбе» форм повествования.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в осуществлении анализа структурообразующей функции образа Сибири в «Царь-рыбе», в проведении системного изучения лирического и эпического начала, а также публицистического компонента её жанровой формы, в анализе характерологии, легендарных и сказочно-мифологических истоков, в установлении специфики сказовых форм повествования. В научный оборот вводятся новые биографические и историко-литературные материалы, публицистические произведения В.Астафьева в их соотнесенности с избранной темой исследования.

Теоретическая значимость диссертации связана с уточнением жанровой специфики конкретного произведения литературы, с идентификацией ментальное™ главного персонажа произведения,'уточнением понятий «деревенская проза», «сибирская литература», с характеристикой механизмов использования приемов и образов фольклорной поэтики в литературном произведении, с выяснением путей трансформации образов «геокультуры» и «геопоэтики» в образы, элементы структуры определенного литературного произведения.

Практическое значение результатов исследования заключается в возможности их использования в процессе преподавания курса истории русской литературы последней трети XX века на филологических факультетах, в школьном изучении творчества В.П.Астафьева.

Апробация промежуточных и итоговых результатов исследования осуществлялась на заседаниях кафедры литературы Мичуринского государственного педагогического института, на конференциях разных уровней: на международной конференции «М.А.Шолохов в современном мире» (МГОПУ им. М.А.Шолохова, 2005), на международной научно-практической конференции «Проблемы экологического образования и воспитания в системе наукограда» (Мичуринский ГПИ, 2006), на « I международной научной конференции "Современная филология: актуальные проблемы, теория и практика"» (Красноярск, КГУ, 2005), на « II международной научной конференции "Современная филология: теория и практика"» (Красноярск, СФУ, 2007), на всероссиской научной конференции «Наследие В.П.Астафьева в контексте историко-культурного сознания современности» (Вологда, 2007) на ежегодных научных конференциях «Актуальные проблемы преподавания гуманитарных дисциплин» (Мичуринский ГПИ, 2004, 2005, 2006, 2007), в преподавании соответствующих разделов курса «История русской литературы» на филологическом факультете Мичуринского государственного педагогического института.

Структура работы включает в себя Введение, две главы, Заключение и список использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Царь-рыба" В.П. Астафьева: жанровая и композиционная функция образа Сибири"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Ростовцев Ю.А. Указ. раб. - С.39.

Список научной литературыГончаров, Павел Петрович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Астафьев, В.П. Собр. соч. В 4 т. / В.П.Астафьев. М.: Мол. гвардия, 1979- 1981.

2. Астафьев, В.П. Собр. соч. В 15т./ В.П.Астафьев. Красноярск: Офсет, 1997- 1998.

3. Астафьев, В.П. Всему свой час / В.П.Астафьев. М.: Мол. гвардия, 1985.-254 с.

4. Астафьев, В.П. Жестокие романсы: Рассказы. / В.П.Астафьев. М.: Эксмо, 2002 - 864 с.

5. Астафьев, В. «Расскажу о себе сам.» / В.Астафьев // День и ночь. -2004. № 1 - 2 (январь-апрель). - С. 2 - 7.

6. Астафьев, В.П. Стержневой корень / В.П.Астафьев // Слово. 1991. -№ п.-С. 65.-69.

7. Астафьев, В.П., Курбатов В.Я. Крест бесконечный: Письма из глубины России / В.П.Астафьев, В.Я.Курбатов. Иркутск: Издатель Сапронов, 2002. -512 с.

8. Астафьев, В. Понимать, беречь природу / В.Астафьев // Соц. индустрия. 1979. - 21 июля.

9. Астафьев, В.П. Ясным ли днём. Повести и рассказы / В.П.Астафьев. -Вологда: Северо-западное кн. изд-во, 1973. 256

10. Саянский, В. Люди с грязной совестью / В. Саянский // Чусовской рабочий. 1954. - 3 октября. (№ 196).

11. Саянский, В. Черствые души / В. Саянский // Чусовской рабочий. -1954. 19 октября (№ 207).

12. Абрамов, Ф.А. Собр. соч. В 6 т. / Ф.А.Абрамов. Л.: Худ. лит. - Ленинградское отделение, 1990 -1991.

13. Афанасьев, А.Н. Народные русские сказки. В 3 т. / А.Н.Афанасьев. -Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

14. Белов, В.И. Собр. соч. В 5 т. / В.И.Белов. М.: Современник, 1991 -1993.

15. Есенин, С.А. Собр. соч. В 2 т. / С.А.Есенин. М.: Худ. лит., 1990.

16. Залыгин, С.П. Собр. соч. В 6 т. / С.П.Залыгин. М.: Худ. лит., 1989 -1991.

17. Залыгин, С.П. Экологический роман / С.П.Залыгин // Новый мир. -1993.-№ 12.-С. 3-106.

18. Кондратьев, В.Л. Сашка: Повести./ В.Л.Кондратьев.- Воронеж: Центрально-Черноземное кн. изд-во, 1990. 335 с.

19. Короленко, В.Г. Собр. соч.: в 6 т./ В.Г. Короленко. М.: Правда, 1971.

20. Корякина-Астафьева, М.С. Знаки жизни: (Воспоминания о

21. B.П. Астафьеве) / М.С. Корякина-Астафьева. Красноярск: Красноярское кн. изд-во, 1994.-382 с.

22. Лондон, Дж. Я много жил. / Составитель и автор критико-биографического очерка В.Быков / Дж. Лондон. М.: Мол. гвардия, 1973. -480 с.

23. Лондон, Дж. Рассказы / Дж. Лондон. Воронеж: ЦентральноЧерноземное кн. изд-во, 1986.-351 с.

24. Максимов, C.B. Куль хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила /

25. C.B. Максимов. Смоленск: Русич, 1995. - 672 с.

26. Мамин-Сибиряк, Д.Н. Приваловские миллионы. Роман в пяти частях / Д.Н. Мамин-Сибиряк. М.: Худ. лит. 1975. - 416 с.

27. Петров, П.П. Борель. Золото: Романы / П.П. Петров. Красноярск: Красноярское кн. изд-во, 1980. - 408 с.

28. Последний поклон Виктору Астафьеву. Прощание / Сост.: Т.Давыденко. В. Ярошевская. Красноярск: Ситалл, 2002. - 174 с.

29. Пришвин, М.М. Собр. соч. В 8 т. / М.М.Пришвин. М.: Худ. лит., 1982- 1986.

30. Пушкин, A.C. Избр. соч. В 2 т. / А.С.Пушкин. М. Худ. лит., 1980.

31. Распутин, В.Г. Собр. соч. В 3 т. / В.Г.Распутин. М.: Мол. гвардия, 1994.

32. Ремизов, A.M. Избранные произведения / А.М.Ремизов. М.: Панорама, 1995.-432 с.

33. Рубцов, Н.М Последняя осень: Стихотворения / Н.М.Рубцов. М.: Эксмо, 2002. - 608 с.

34. Русские заговоры / Сост., пред. и примеч. Н.И.Савушкиной.- М.: Пресса, 1993.-368 с.

35. Сибирские сказания / Перевод, переложение и вступ. ст. А.Преловского. М.: Современник. 1984. -461 с.

36. Сибирские строки. Русские и советские поэты о Сибири. / Сост. А.Преловский. М.: Мол. гвардия, 1984. - 463 с.

37. Сказки. Книга I / Сост., вступ. ст., подготовка текстов и комментарии Ю.Г.Круглова. М.: Сов. Россия, 1988. - 544 с.

38. Тополь, Э. Русская Дива: Роман / Э.Тополь. М.: ТКО ACT, 1996. -496 с.

39. У астафьевских родников: Фольклор Овсянки и Усть-Маны / Библиотека-музей В.П. Астафьева / Сост. Н.Я. Сакова; Научн. ред. А.Ф. Пантелеева. Красноярск: ПИК «Офсет», 2003. - 211 с.

40. Утопия и утопическое мышление. Антология зарубежной литературы / Сост., пред. и общ. ред. канд. фил. наук В.А.Чаликовой. М.: Прогресс, 1991. -405 с.

41. Чернышевский, Н.Г. Что делать? Из рассказов о новых людях / Н.Г. Чернышевский. М.: Правда, 1962. - 455 с.

42. Чехов, А.П.Полн. собр. соч. и писем в 30 т. Соч. в 18 т. / А.П.Чехов. -М.: Наука, 1978. Тт. 14 -15. Из Сибири. Остров Сахалин. 1890 - 1895. - 927 с.

43. Шишков, В.Я. Угрюм-река. Роман в 2 т. / В.Я. Шишков. М.: Рипол, 1993.

44. Шолохов, М.А. Собр. соч.: В 8 т. / М.А. Шолохов. М.: Правда, 1985 -1986.1.I

45. Афанасьев, А.Н. Живая вода и вещее слово / А.Н. Афанасьев. М.: Сов. Россия, 1988.-512 с.

46. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. В 3 т. / А.Н.Афанасьев. М.: Индрик, 1994.

47. Балтрон, Р. Джек Лондон: Человек, писатель, бунтарь / Р. Балтрон. -М.: Прогресс, 1981.-208 с.

48. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. М.: Сов. Россия, 1979.-320 с.

49. Большакова, А.Ю. Нация и менталитет: Феномен «деревенской прозы» XX века / А.Ю.Большакова. М.: Комитет по телекоммуникациям и средствам массовой информации Правительства Москвы, 2000. - 132 с.

50. Большакова, А.Ю Русская деревенская проза XX века: Код прочтения / А.Ю.Большакова. Шумен.: Аксиос, 2002. - 160 с.

51. Борисова, Н.В. Жизнь мифа в творчестве М.М. Пришвина. Монография / Н.В.Борисова. Елец: Изд-во ЕГУ им. И.А.Бунина, 2001. - 282 с.

52. Бычков, A.A. «Исконно русская» земля Сибирь / A.A. Бычков. М.: Олимп: Act: Астрель, 2006. -316 с.

53. Вахитова, Т.М. Повествование в рассказах В.Астафьева «Царь-рыба» / Т.М.Вахитова. М.: Высшая школа, 1988. - 71 с.

54. Ведерникова, Н.М. Русская народная сказка / Н.М.Ведерникова. М.: Наука, 1975. - 136 с.

55. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А.Н.Веселовский. М.: Высшая школа, 1989. - 406 с.

56. Волков, И.Ф. Теория литературы. Учебное пособие для студентов и преподавателей / И.Ф.Волков. М.: Просвещение - Владос, 1995. - 256 с.

57. Вологодские затеей Виктора Астафьева. Материалы к творческой биографии писателя / Гл. ред. С.А.Тихомиров. Вологда: Книжное наследие, 2007. - 838 с.

58. Голубков, М.М. Русская литература XX в.: После раскола: Учебное пособие для вузов / М.М.Голубков. М.: Аспект Пресс, 2001. - 267 с.

59. Гончаров, П.А. Творчество В.П. Астафьева в контексте русской прозы 1950 1990-х годов: Монография / П.А.Гончаров. - М.: Высшая школа, 2003. -386 с.

60. Гончаров, П.А. «Природный человек» в русской прозе XX века. Коллективная монография / П.А. Гончаров, П.П. Гончаров, A.A. Земляковская, Н.В. Кудрявкина, C.B. Хохлова. Тамбов: Полиграфиздат, 2005. - 204 с.

61. Гордович, К. Д. История отечественной литературы XX века. Пособие для гуманитарных вузов / К.Д. Гордович. СПб.: СпецЛит, 2000. - 320 с.

62. Гречнев, В.Я. Русский рассказ конца XIX XX века (проблематика и поэтика жанра) / В.Я. Гречнев. - Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1979. -208 с.

63. Давыдова, Т.Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века / Т.Т. Давыдова. М.: Издательство МГУП.-2000.-363 с.

64. Ершов, Л.Ф. Три портрета. Очерки творчества Виктора Астафьева, Юрия Бондарева, Василия Белова / Л.Ф.Ершов. М.: Современник, 1985. - 48 с.

65. Желтова, Н.Ю. Проза первой половины XX века: поэтика русского национального характера: монография / Н.Ю. Желтова. Тамбов, Изд-во ТГУ им. Г.Р.Державина, 2004. - 307 с.

66. Замятин, Д.Н. Метагеография: пространство образов и образы пространства / Замятин Д.Н. М.: Аграф, 2004. - 512 с.

67. Ким, М.Н. Жанры современной журналистики / М.Н.Ким. СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2004. - 336 с.

68. Ковтун, Н.В. Русская литературная утопия второй половины XX века / Н.В. Ковтун. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2005.- 536 с.

69. Кожемяко, B.C. Валентин Распутин. Боль души / В.С.Кожемяко. -М.:Алгоритм, 2007. 288 с.

70. Курбатов, В.Я. Виктор Астафьев / В.Я.Курбатов. Новосибирск: Западно-Сибирское кн. изд-во, 1977. - 71 с.

71. Курбатов В.Я. Миг и вечность: Размышления о творчестве В.Астафьева / В .Я.Курбатов. Красноярск: Красноярское кн. изд-во, 1983. -182 с.

72. Ланин, Б.А. Роман Е.Замятина «Мы» / Б.А. Ланин. М.: Прогресс, 1992.-27 с.

73. Ланин, Б.А., Боришанская, М.М. Русская антиутопия XX века / Б.А.Ланин, М.М. Боришанская. М.: Республика, 1994. - 247 с.

74. Ланщиков, А.П. Виктор Астафьев / А.П.Ланщиков. М.: Просвещение, 1992.- 160 с.

75. Лапченко, А.Ф. Человек и земля в русской социально-философской прозе 70-х годов / А.Ф. Лапченко. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. - 137 с.

76. Лейдерман, Н.Л. Современная русская литература: В 3-х кн. / Н.Л.Лейдерман, М.Н.Липовецкий. М.: Эдитореал УРСС, 2001.

77. Лихачев, Д.С. Историческая поэтика русской литературы / Д.С. Лихачев. СПб.: Алетейя, 1999. - 508 с.

78. Лосев, А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф.Лосев. М.: Искусство, 1976. - 367 с.

79. Лотман, Ю.М. История и типология русской культуры / Ю.М.Лотман. СПб.: Искусство - СПб, 2002. - 768 с.

80. Макаров, А.Н. Во глубине России: Критико-библиографический очерк /А.Н.Макаров. Пермь.: Пермское кн. изд-во, 1969. - 102 с.

81. Макаров, А.Н. Идущим вослед / А.Н.Макаров. М.: Сов. писатель, 1969.-928 с.

82. Мущенко, Е.Г. Поэтика сказа / Е.Г.Мущенко, В.П.Скобелев, Л.Е.Кройчик. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1978.-288 с.

83. Недзвецкий, В.А., Русская «деревенская проза» / В.А.Недзвецкий, В.В.Филиппов. М.: Изд-во МГУ им. М.В.Ломоносова, 1999. - 141 с.

84. Нефагина, Г.Л. Русская проза конца XX века: Учебное пособие / Г.Л. Нефагина. М.: Флинта - Наука, 2003. - 320 с.

85. Русский советский рассказ. Очерки истории жанра / Под ред.

86. B.А.Ковалева. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1970. - 376 с.

87. Полякова, Л.В. Теоретические и методологические аспекты истории русской литературы XX XXI веков. Монография / Л.В. Полякова. - Тамбов: ОАО «Пролетарский светоч», 306 с.

88. Попова, И.М. «Сотворить себя в духе». Христианская аксиология прозы Владимира Максимова: Монография / И.М.Попова. Елец: Изд-во ЕГУ им. И.А.Бунина, 2005. - 222 с.

89. Перевалова, C.B. «Особая география памяти» (Образ автора в русской прозе 1970 1980-х годов. - В.П.Астафьев, В.Г.Распутин, В.С.Маканин) /

90. C.В.Перевалова. Волгоград: Перемена, 1997. - 240 с.

91. Перевалова, C.B. Творчество В.П.Астафьева: Проблематика. Жанр. Стиль. Учебное пособие по спецкурсу / С.В.Перевалова. Волгоград: Перемена, 1997.-86 с.

92. Пропп, В.Я Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки / В.Я Пропп. М.: Лабиринт, 1998. - 512 с.

93. Пропп, В.Я Поэтика фольклора/В.Я. Пропп. М.: Лабиринт, 1998352 с.

94. Прохоров, Е.П. Искусство публицистики / Е.П. Прохоров. М.: Искусство, 1984.-342 с.

95. Ростовцев, Ю.А. Страницы из жизни Виктора Астафьева / Ю.А. Ростовцев. М.: Энциклопедия сел и деревень, 2007. - 480 с.

96. Русская литература XX века. Учебное пособие / Е.Г.Мущенко, Т.А.Никонова и др. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1999. - 800 с.

97. Русская литература XX века. Учебное пособие / Под ред. Л.П. Кременцова. В 2 т. / Кременцов Л.П., Алексеева Л.Ф., Колядич Т.М. и др. -М.: Академия, 2002.

98. Русские / Отв. ред. В.А.Александров, И.В.Власова, Н.С.Полищук. -М.: Наука, 1999.-829 с.

99. Русский советский рассказ. Очерки истории жанра / Под ред. В.А.Ковалева. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1970. - 736 с.

100. Селезнев, Ю.И. Златая цепь / Ю.И.Селезнев. М.: Современник, 1985. -416с.

101. Сибирь в составе Российской империи / Отв. ред. Л.М.Дамешек, А.В.Ремнев. М.: Новое литературное обозрение, - 2007 - 368 с.

102. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория литературы. Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т / Под ред. Н.Д.Тамарченко.- М.: Издательский центр «Академия», 2004.

103. Тертычный, A.A. Жанры периодической печати. Учебное пособие для студентов вузов / А.А.Тертычный. М.: Аспект Пресс, 2006. - 320 с.

104. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. пособие / Вступ. статья Н.Д.Тамарченко; комм. С.Н.Бройтмана при участии Н.Д.Тамарченко. М.: Аспект Пресс, 1999. - 334 с.

105. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Избранное / В.Н.Топоров. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1999. - 624 с.

106. Торшин, A.A. Произведение художественной литературы. Основные аспекты анализа. Учебное пособие / А.А.Торшин. М.: Флинта - Наука, 2006. -256 с.

107. Тюпа, В.И. Анализ художественного текста: учебное пособие для студентов фил., фак. высш. учеб. заведений / В.И.Тюпа. М.: Издательский центр «Академия», 2006. - 336 с.

108. Успенский, Б.А. Поэтика композиции / Б.А.Успенский. СПб: Азбука, 2000.-352 с.

109. Фрейд, 3. Толкование сновидений / З.Фрейд. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Фолио, 2001. - 624 с.

110. Хализев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. М.: Высшая школа, 2002. - 438с.

111. Чернец Л.В., Хализев, В.Е., Бройтман С.Н., Гиршман М.М. и др. Введение в литературоведение. Учебное пособие / Под. ред. Л.В.Чернец. М.: Высшая школа; Академия, 1999. - 556с.

112. Юнг, К.Г. Аналитическая психология и психотерапия / К.Г.Юнг. -СПб.: Питер, 2001.-512 с.

113. Юнг, К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов / К.Г.Юнг. Киев: Порт-Рояль; М.: Совершенство, 1997. - 382 с.

114. Яновский, H.H. Виктор Астафьев: Очерк творчества / Н.Н.Яновский. -М.: Сов. писатель, 1982. 272 с.

115. Яновский, H.H. Писатели Сибири: Избранные статьи / Н.Н.Яновский. -М.: Современник, 1988. 494 с.1.

116. Азадовский, K.M. Переписка из двух углов империи / К.М.Азадовский // Вопросы лит. 2003. - Сентябрь - Октябрь. - С. 3 - 33.

117. Белая, Г.А. Историческая продуктивность художественного открытия / Г.А. Белая // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. -М.: Наука, 1982. С. 382 — 414.

118. Белая, Г.А. Рождение новых стилевых форм как процесс преодоления «нейтрального» стиля / Г.А.Белая // Многообразие стилей советской литературы: Вопросы типологии. М.: Наука, 1978 . - С. 461 -485.

119. Бердяев, H.A. Духи русской революции / Н.А.Бердяев // Лит. учеба. -1990. Кн.2. март-апрель. - С. 123 -140.

120. Большакова, А.Ю. Астафьев В.П. / А.Ю.Большакова // Русские писатели XX века. Биографический словарь / Гл. ред. и сост. П.А. Николаев. М.: Рандеву - AM, 2000. - С. 46 - 49.

121. Вахитова, Т.М. Народ на войне (Взгляд В.Астафьева из середины 90-х. Роман «Прокляты и убиты») / Т.М.Вахитова // Русская лит. 1995. - №3. - С. 114-129.

122. Гладкова, О.В. Притча // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост. А.Н.Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2003. - Стб. 808-809.

123. Драгомирецкая, Н.В. Слово героя как принцип организации стилевого целого / Н.В.Драгомирецкая // Многообразие стилей советской литературы: Вопросы типологии. М.: Наука, 1973. - С. 446 - 459.

124. Ермолин, Е.К. Месторождение совести: Заметки о Викторе Астафьеве / Е.Ермолин//Континент. 1999.-№ 100.-С. 371 - 384.

125. Есаулов, И.А Сатанинские звезды и священная война («Прокляты и убиты» В.Астафьева) / И.А.Есаулов // Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. - С. 209 - 237.

126. Залыгин, С.П. «Экологический консерватизм»: шанс для выживания / С Л.Залыгин // Новый мир. 1994.- № 11. - С.106 - 111.

127. Зуева, Т.В. Сказка //Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост. А.Н.Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2003. - Стб. 989 -994.

128. Ивлев, Г.А. Особенности лирической прозы 70-х годов («Царь-рыба» В.Астафьева) / Г.А.Ивлев // Единство и многообразие. Казань, 1982. - С. 118130.

129. Исаев, С.Г. Композиция текста в романе Б.Пастернака «Доктор Живаго» / С.Г. Исаев // Филол. науки. 2005. - №3. - С.3-15.

130. Ковалев Ю.В. Литература США / История всемирной литературы в 9 т. / отв. ред. И.А. Тертерян. М.: Наука, 1989. - Т. 6. - С. 551 - 581.

131. Куняев, Ст. Великий путь / Ст. Куняев // Сибирские строки. Русские и советские поэты о Сибири. / Сост. А.Преловский. М.: Молодая гвардия, 1984. -С. 5-10.

132. Курбатов, В.Я. Виктор Астафьев: завещание / ВЛ.Курбатов // Лит. газета. 2003. - № 23 - 24. - С. 7.

133. Курденко, К. «Родственники это у него было всё / К.Курденко // И открой в себе память. Вып 2 / Гл. ред. и сост. Г.М.Шленская.- Красноярск: Изд-во Красс. ГУ, 2006. - С.83 - 89.

134. Ланин, Б.А. Антиутопия // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред и сост. А.Н.Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2003.-Стб.38 - 39.

135. Мелетинский, Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов / Е.М.Мелетинский // Вопросы философии. -1991.-№ 10. С. 41 -47.

136. Огрызко, В. Я пришел в мир добрый / В.Огрызко // Лит. Россия. 2006.- № 17- 18. С. 1 - 16.

137. Панченко, И.Г. К жанровым исканиям советской прозы 70-х годов («Царь-рыба» В.П.Астафьева) / И.Г.Панченко // Жанровые формы в литературе и литературной критике. Киев, 1979. - С. 18 - 35.

138. Песков, A.M. Идиллия / A.M. Песков // Лит. учеба. 1985. - № 2. - С.227.

139. Плеханова, И.И. Категорический императив на сибирской почве / И.И. Плеханова // Сибирь: Взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Научные доклады. / Научный ред. И.И.Плеханова. Иркутск, 2004 -С.314-323.

140. Попова, И.М. Жанрово-стилевая диффузия в романах Владимира Максимова / И.М.Попова // Известия Тульского госуниверситета. Серия Русский язык и литература в мировом сообществе. Вып.5 - Тула: Изд-во Тул.ГУ, 2003. -С. 241 -520.

141. Попова, И.М. Способы создания концепции исторической личности у Владимира Максимова / И.М.Попова // Материалы всероссийской научной

142. XXIX зональной конференции литературоведов Поволжья. Тольятти: Изд.во ТГУ, 2004.-С.327-331.

143. Рыбальченко Т.Л. Мифологемы образа Сибири в русской прозе второй половины XX века // Сибирь: Взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Научные доклады / Научный ред. И.И.Плеханова. Иркутск, 2004-С. 291 -304.

144. Савушкина, Н.И Русские заговоры / Н.И.Савушкина // Русские заговоры / Сост., пред. и прим. Н.И.Савушкиной.- М.: Пресса, 1993. С.5 - 18.

145. Сибирские говоры. Функционирование и взаимовлияние диалектной речи и литературного языка. Межвуз. сборник научных трудов. Красноярск: Изд-во КГПИ, 1988.- 156 с.

146. Сибирь: Взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Научные доклады / Научн. ред. И.И.Плеханова. Иркутск, 2004. 328 с.

147. Солженицын, А. Слово при вручении премии Солженицына Валентину Распутину 4 мая 2000 года / А. Солженицын // Новый мир. 2000. - № 5. -С. 181 -186.

148. Субботкин, Д.А. Пафос и ирония в произведениях В.П.Астафьева» / Д.А. Субботкин //Феномен В.П. Астафьева в общественно-культурной жизни конца XX века. Сборник материалов / Д.А. Субботкин. Красноярск, Изд-во Красс. ГУ, 2005. - С. 88-91.

149. Субботкин, Д.А. Чужой мир в «Царь-рыбе» В.П.Астафьева / Д.А. Субботкин // Материалы научной конференции «Дни науки», посвященной 25-летию факультета филологии и журналистики / Отв. ред. А.И. Разувало-ва. Красноярск: Изд-во СФУ, 2007. - С. 187 -200.

150. Сузи, К. Ф. Освоение шаманизма в русской литературе конца 18-ого века / К.Ф.Сузи // Сибирь: Взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Научные доклады / Научный ред. И.И.Плеханова. Иркутск, 2004. - С. 236-245.

151. Тагарова, Т.Б. Своеобразие народного видения мира во фразеологизмах бурятского языка / Т.Б.Тагарова // Сибирь: Взгляд извне и изнутри. Духовное измерение пространства. Научные доклады / Научный ред. И.И.Плеханова.- Иркутск, 2004. С. 198-206.

152. Творчество В.М. Шукшина. Поэтика. Стиль. Язык: Сб. статей / Ред. С.М.Козлова, В.А.Пищальникова, В.А.Чеснокова, А.А.Чувакин. Барнаул: Изд-во Алтайского гос. ун-та, 1994. - 232 с.

153. Трушкин, В.П.От партизана до писателя // Петров П.П. Борель. Золото: Романы / В.П.Трушкин. Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 1980.- С.392 -407.

154. Хализев, В.Е. Жанровые предпочтения формалистов и М.М.Бахтин /

155. B.Е. Хализев // Филологические науки. 2006. - №2. - С.3-12.

156. Чернец, JI.B. К теории литературных жанров / Л.В.Чернец // Филол. науки. 2006.-№3.-С.3-12.

157. Чистов, К.В. Легенда о Беловодье // Труды Карельского филиала АН СССР / К.В. Чистов. Петрозаводск, 1962. - Т. 35. - С. 128 - 139.

158. Шёквист, Л. К вопросу об антропоморфности нарратора в романе А.Платонова «Чевенгур» / Л.Шёквист // Русская литература. 2005. - № 1.1. C.222 -230.

159. Шленская, Г.М. Вместо предисловия / Г.М. Шленская // Повесть В.Я.Зазубрина «Щепка» и ее судьба / Отв. ред. Г.М.Шленская. Красноярск, Изд-во СФУ, 2007. -С.3-5.

160. Эльсберг, Я.Н. Смена стилей в советском русском рассказе 1950 -1960-х годов (Сергей Антонов Юрий Казаков - Василий Шукшин). / Я.Н. Эльсберг // Смена литературных стилей: На материале русской литературы XIX-XX веков. - М.: Наука, 1974. - С. 194 -213.V

161. Большакова, А.Ю. Художественное претворение нравственной проблематики в прозе В.Астафьева. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1989.- 23 с.

162. Букаты, Е.М. Поэтика художественного пространства в прозе В.П.Астафьева («Последний поклон», «Царь-рыба», «Прокляты и убиты») Дисс. канд. филол. наук. 10.01.01./Е.М. Букаты. Томск, 2002. - 197 с.

163. Войтас, С.А. Миниатюра в контексте русской лирической прозы 1960- 1980-х годов. Автореф.дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / С.А.Войтас. -М.: Изд-во МПУ, 2002. 26 с.

164. Зарникова Н.Б. Лирическая проза А.И.Левитова и И.А.Бунина (жанро-во-стилевые особенности, традиции и новаторство). Автореф. дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / Н.Б.Зарникова. Елец, Изд-во ЕГУ им.И.А.Бунина, 2003.-23с.

165. Коваленко, А.Г. Проблемы циклизации в русской прозе 60 70-х гг. Автореф. дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / А.Г. Коваленко - М., 1983. - 24 с.

166. Кузьменко, Р.Г. «Царь-рыба» В.Астафьева в контексте лирической прозы 50-70-х годов. Дисс. канд. филол. наук. 10.01.02. /Р.Г. Кузьменко. -Харьков, 1989.-220с.

167. Марченко, Н.Г. Сказ как тип повествования в современной советской прозе. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. 10.01.02. / Н.Г.Марченко М., 1980.-23с.

168. Молчанова, H.A. Творчество В.Астафьева (Проблема эволюции жанров) Автореф. дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / H.A. Молчанова. Л., 1981.- 14 с.

169. Перевалова, C.B. Проблема автора в русской литературе 1970 1980-х годов. Автореф. дисс. . докт. филол. наук. 10.01.01. / C.B. Перевалова. - Волгоград: Изд-во Волгоград, гос. пед. ун-та, 1998. - 44 с.

170. Смирнова, А.И. Поэтика прозы В.Астафьева. Дис.канд. филол. наук. 10.01.02./А.И. Смирнова. Уфа, 1982.- 187 с.

171. Субботкин, Д.А. Конфликт «своего» и «чужого» мира в произведениях В.П.Астафьева как реализация бинарной и тернарной структур. Дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / ДА. Субботкин Красноярск, 2007. -201с.

172. Чистов, К.В. Русские народные социально-утопические легенды XVII- XIX вв. дисс. . доктора исторических наук / К.В.Чистов. Л.- М., 1966. -533с.

173. Чубукова, Н.В. Творчество В.П.Астафьева и стилевые искания советской прозы 50 70-х г.г.: Автореф. дисс. . кадн. филол. наук.10.01.02. / Н.В. Чубукова-Л., 1984.- 18 с.

174. Швех, Л.Г. Творчество В.Астафьева и идейно-художественные искания в прозе 60-70-х г.г.: Автореф. дисс. .канд филол. наук. 10.01.02.- М., 1981. -18 с.1. VI

175. Богданов, Н.Г., Вяземский, Б.А. Справочник журналиста / Н.Г. Богданов, Б.А. Вяземский. Л.: Лениздат, 1971. - 688 с.

176. Виктор Петрович Астафьев. Библиографический указатель / Сост. Н.Я.Сакова, В.Ф.Фабер, Г.М.Гайнутдинова. Красноярск: Красноярское кн. изд-во, 1999.-224 с.

177. Грушко, Е.А., Медведев, Ю.М. Словарь славянской мифологии / Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев. Нижний Новгород: Русский купец, Братья славяне, 1995.-368 с.

178. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. / В.И.Даль. М.: Русский язык, 1989 - 1991.

179. Квеселевич, Д.И. Толковый словарь ненормативной лексики русского языка / Квеселевич. М.: Астрель: Аст, 2005. - 1021 с.

180. Квятковский, А.П. Поэтический словарь.- М.: Сов. энциклопедия, 1966.-376 с.

181. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост.

182. A.Н.Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2003. - 1600 стб.

183. Мифология. Энциклопедия / Гл. ред. Мелетинский. М.: Большая российская энциклопедия, 2003 - 736 с.

184. Словарь русского языка. В 4 т. / Гл. ред. А.П. Евгеньева. М.: Русский язык, 1988.

185. Шапарова, Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологи / Н.С. Шапарова. М.: Астрель. Русские словари, 2004. - 624 с.

186. Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Сост. В.Андреева,

187. B.Куклев, А.Ровнер. М.: Локид; Миф, 2000. - 576 с.