автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке"

Российская Академия наук Санкт-Петербургский институт истории

На правах рукописи

ГЕРД Лора Александровна

КОНСТАНТИНОПОЛЬ И ПЕТЕРБУРГ: Церковная политика России на православном Востоке (1878-1898).

Специальность: 07.00.02.-отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Санкт-Петербург 2006

Работа выполнена в Санкт-Петербургском институте истории Российской Академии наук

Официальные оппоненты: Доктор исторических наук, председатель

научного совета РАН «Роль религии в истории», А. В. Назаренко Доктор исторических наук А. Н. Цамутали Доктор исторических наук И. С. Чичуров

Ведущая организация: Российская национальная библиотека

Защита состоится 7 СсН/^о "¿СС^съ 14 час. 30 мин. На заседании Диссертационного совета Д.002.200.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Санкт-Петербургском Институте истории Российской Академии наук по адресу: 197110 Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, д. 7.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Санкт-Петербургского Института истории РАН.

Автореферат разослан « / » ид?*с4 2006 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета к. и. н.

П. В. Крылов

Объект и предмет исследования. Восточный вопрос—центральное понятие для европейской политики на Ближнем Востоке XIX в. Столкновение интересов западных держав — Англии, Франции, Австрии (Австро-Венгрии), с одной стороны, и России — с другой, в борьбе за преобладание на территории распадающейся Османской империи—такова традиционная трактовка восточного вопроса. Ключом к его решению считалось овладение проливами Босфор и Дарданеллы и стоящим в устье Босфора Константинополем. Очевидной представлялась и религиозная, идеологическая сторона вопроса: борьба между православной Россией и католической Францией за преобладание в Палестине и за влияние на христанское население Турции. Результатом этого противостояния явилась Крымская война. Во второй половине XIX в., как и прежде, внимание Европы привлекали два центра Турецкой империи: Константинополь и Иерусалим. Если в отношении Святых мест Палестины значение церковной стороны вопроса было для всех очевидным, то Константинополь, столица империи, стоящий на границе Европы и Азии, представлял для исследователей интерес только с военно-политической и экономической точки зрения. При знакомстве с обширной западной историографией восточного вопроса создается впечатление, что она практически игнорирует его церковную сторону. После 1878 г. Константинополь и прилегающие к нему территории (европейская Турция, побережье Средиземного моря) становятся ареной соперничества и идеологической борьбы между державами, ожидавшими отпадения этих областей от империи и укреплявшими свои позиции в них.

Не обладавшая таким мощным флотом, как Англия, Россия имела, в отличие от западных держав, сильнейшее идеологическое оружие—общность православной веры с несколькими миллионами христиан западной Турции. До Крымской войны авторитет России среди них был очень велик. Он коренился в многовековых традициях русско-греческих связей, в щедрой благотворительности, которую оказывали русские цари восточным патриархатам, монастырям и церквам, а также в победоносных русско-турецких войнах XVIII в., в результате которых Россия была официально признана защитницей и покровительницей христианского населения Османской империи. Несмотря на то, что в последующие десятилетия авторитет России заметно упал, а русское влияние сменилось европейским, русские дипломаты конца XIX в. по-прежнему продолжали считать церковное направление одним из важнейших в своей политике в Турции.

XIX в. явился переломным в истории Восточного Средиземноморья. Прежняя вселенская, универсалистская идеология, ставившая превыше всего религиозный принцип, постепенно вытеснялась идеологией национальной. В результате образования самостоятельных государств на Балканах и реформ внутри Османской империи был поставлен под угрозу старый статус Церкви как «государства в государстве», предусма-

тривавший значительную юридическую и экономическую самостоятельность. Турецкое правительство теперь стремилось ассимилировать Церковь в государственную систему империи и завладеть ее материальными ресурсами. Этот процесс активно стимулировался западными державами, не заинтересованными в объединении православных наций под русской эгидой, а также в установлении контроля России в Восточном Средиземноморье. Борьба старых средневековых форм, уцелевших до конца XIX в., византийской вселенской идеологии, во многом совпадавшей с официальной политической доктриной России 1880—1890-х гг., с одной стороны и реформаторских тенденций с другой, — такова была та картина, с которой сталкивались русские политики на православной Востоке. Какое значение имели для восточной политики великой державы, России, старые византийские стереотипы и как они служили орудием практической политики? Как осуществлялись на Балканах под прикрытием церковных дел национальная и государственная политика, и какое участие принимала в этой политике Россия? И, наконец, какое место занимала российская церковная политика в общей сложнейшей национально-политической ситуации восточного Средиземноморья последних 20 лет XIX столетия? Необходимость ответить на эти вопросы, а также отсутствие в отечественной и зарубежной историографии работ по данной тематике обусловили выбор предмета исследования: русской церковной политики в Константинопольском патриархате в период 1878—1898 гг.

Хронологические рамки исследования. 1878—1898 гг. образует сравнительно целостный период в русской ближневосточной политике. С окончанием русско-турецкой войны 1877—1878 гг. и подписанием Берлинского трактата началась идеологическая подготовка к окончательному решению восточного вопроса. Подготовка эта велась в первую очередь идеологическими, а затем уже и военными методами. В России с начала 1880-х годов наступает период реакциии и одновременно повышения интереса к византийскому наследию; на новом этапе осмысляется теория Третьего Рима. От активных действий на Востоке в течение всего двадцатилетия после окончания войны российская сторона воздерживалась. Во второй половине 1890-х гг. прежде выжидательная линия политиков и дипломатов времен Александра III и первых лет правления Николая II меняется на более решительную: место осторожного А. И. Нелидова в константинопольском посольстве занимает И. А. Зиновьев, вскоре отходит от дел К. П. Победоносцев. XX век уже начал новый этап в русской ближневосточной политике.

Историография. Монографии, посвященной церковной политике России в Константинопольском патриархате XIX-начале XX в. не существует. В России вопрос русского присутствия на Ближнем востоке исследовался в связи с конкретными направлениями. Более всего при-

влекала внимание ученых Палестина.1 Не меньший интерес возбуждал как в дореволюционный период, так и в последние полтора десятилетия русский Афон.2 Первому русскому научному учреждению в Кон-, стантинополе посвящена монография Е. Ю. Басаргиной.3 Из обобщающих трудов, посвященных церковной истории Константинопольского патриархата XIX в., прежде всего следует упомянуть фундаментальную монографию И. И. Соколова, основанную на архивных материалах Константинопольского патриархата.4 Эта книга, до сих пор не превзойденная ни в отечественной, ни в зарубежной историографии, имеет, тем не менее, ряд недостатков, объясняющихся условиями времени ее написания. В ней практически обходится один из центральных для Константинополя вопросов, касающийся болгарской схизмы; ряд архивных и даже опубликованных материалов, слишком актуальных в то время в политическом отношении, умышленно замалчивается автором. Отчасти компенсируются эти недостатки другой монографией, специально посвященной болгарскому вопросу вышедшей из-под пера дипломата—В. Теплова.5 Обе эти книги, являющиеся важными пособиями при изучении темы, однако, содержат мало информации о русско-константинопольских церковных отношениях. Серьезным исследованием, ориентированным, правда, почти исключительно на политическую сто-

1 Дмитриевский А. А. Императорское православное палестинское общество и его деятельность (1882—1907). СПб., 1907; Никодим (Ротов), архим. История Русской духовной миссии в Иерусалиме. Серпухов, 1997; Россия в Святой Земле. Документы и материалы / Под ред. H. Н. Лисового. М., 2ООО. Т. 1—2; Лисовой H. Н. Русское духовное присутствие в Святой Земле в XIX-начале XX вв. // Отечественная история. 2003. № 2. С. 19—37; N° 3. С. 84—103; Его же. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX-начале XX в. М., 2006. Из исследований зарубежных авторов в первую очередь следует упомянуть монографи ю: StaurouT. G. Russian Interests in Palestine. 1882-1914. Thessalonike, 1963.

2 Из обширной библиографии укажем только: Дмитриевский А. А. Русские на Афоне. Очеркжизни и деятельности игумена русского Пантелеймоновсокго монастыря священно-архимандрита Макария (Сушкина). СПб., 1895; Самая полная русская и зарубежная историография Св. Горы до 1963 г., включая журнальные статьи, собрана И. Дэном: Doens I. Bibliographie de la Sainte Montagne de Г Athos// Le Millénaire du Mont Athos, 963-1963. Etudes et mélanges. Vol. II. Venezia, 1964. P. 337-495 (второе издание отдельной книжкой: /Ayiov Opoç, 2001). Из работ последних лет наиболее значительным явился труд: Сабельников И., иером. Великая стража. Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария. Кн. 1. Иеросхимонах Иероним, старец-духовник Русского на Афоне Свя-то-Пантелеймоновского монастыря. М., 2001.

5 Басаргина Е. Ю. Русский археологический институт в Константинополе. СПб., 1999.

4 Соколов И. И. Констанинопольская церковь в XIX в. СПб., 1904.

5 Теплов В. Греко-болгарский церковный вопрос по неизданным источникам. СПб., 1889.

рону проблемы, является книга С. Жигарева.6 Восточному вопросу посвящены также работы Д. Н. Бухарова, Г. А. Евреинова, Н. В. Креницы-на.7 Большой интерес для истории Церкви на Востоке представляют статьи дипломатов, в которых профессиональная компетентность сочетается с критическим исследованием материала. Таковы труды Г. Трубецкого и П. Б. Мансурова.8 При этом следует отметить, что русские исследования церковной стороны восточного вопроса до 1917 г. не могли быть свободны от тенденциозности и политической ангажированности (в первую очередь это касается болгарского церковного вопроса®); к тому же огромный пласт архивных материалов оставался недоступным.

После Октябрьской революции, несмотря на публикацию в 1920— 1930-е годы некоторых важных архивных источников по восточному вопросу, церковно-историческая тематика исчезает со страниц научных и периодических изданий. Лишь в некоторых научных трудах, хотя и посвяшенных политической проблематике, по необходимости затрагивались также церковно-исторические вопросы,10 В 1990-е годы в России наблюдается возрождение изучения восточного вопроса: выходят в свет исследования В. И. Косика, посвященные русско-болгарским отношениям, Н. С. Киняпиной о черноморских проливах и др.11 Церковная сторона этих отношений остается до сих пор неизученной.

6 Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе (ее история в XVI—XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). Историко-юриидческие очерки. Т. 1-Н. М. 1896. Довольно обширная литература о проливах, равно как и публицистические статьи по этой теме, напечатанные до 1917 г., дают мало сведений о церковной стороне русской политики. См.: Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. Исследование вопроса о проливах по дипломатической переписке, хранящейся в Государственном и С.-Петербургском главном архивах. СПб., 1907; Гагарин С. Константинопольские проливы. Историко-политический очерк // Русская мысль. 1915. Апрель. С. 96—122, а также книгу советского времени: Драпов Б. А. Черноморские проливы. М., 1948.

7 Бухаров Д. Н. Россия и Турция. СПб., 1878; Евреинов Г. А. Идеология ближневосточного вопроса. СПб., 1911; Креницын Н. В. Восточный вопрос на почве его истории и политики. СПб., 1900.

к Кн. Г. Т[рубецкой]. Россия и Вселенская патриархия после Крымской войны. 1856—1860 г. // Вестник Европы. 1902. Апрель; Мансуров П. Константинопольская церковь. Очерк основных начал строя ее в XIX веке. Ч. I. Центральное управление. М„ 1909.

'См., например, книгу Т. И. Филиппова: Современные церковные вопросы. СПб., 1882, а также Лебедев А. П. История греко-восточной церкви под властью турок. СПб., 1904

10 Лилуашвили К. С. Национально-освободительная борьба болгарского народа против фанариотского ига и Россия. Тбилиси, 1978.

" КосикВ. И. Время разрыва: политика России в болгарском вопросе, 1886—1894 гг. М., 1993; Киняпина Н. С. Балканы и проливы во внешней политике России в конце XIX в. М„ 1994.

В западной историографии вопрос о разделе Турецкой империи, проливах и участии в этой борьбе великих держав, в том числе России, неоднократно становился предметом исследования.12 Рассматривался он неизменно с чисто политической точки зрения, без учета церковной составляющей. История Константинопольской церкви и православного населения в Османской империи привлекала внимание только греческих исследователей. Первым серьезным исследователем истории Вселенского патриархата Нового времени стал ученый-византинист, хар-тофилакс патриархии и очевидец многих событий конца XIX—XX вв. М. Гедеон. Его многочисленные статьи в официальном органе патриархата, публикации архивных материалов и исследования, не свободные от тенденциозности, но в высшей степени компетентные и профессиональные, до сих пор являются ценнейшим материалом при изучении истории Восточной церкви. Монография В. Ставридиса представляет портреты Константинопольских патриархов начиная с 1860 г. и содержит редкие данные об их деятельности.13 При всей обстоятельности труд В. Ставридиса скорее носит биографический характер, чем является систематическим исследованием истории патриархата; его автор принадлежит к ученым старой школы, которые предпочитали накопительный экстенсивный метод исследования. Поэтому в монографии практически отсутсвует критический разбор источников, не привлекаются материалы других архивов, кроме патриаршего. В последние десятилетия греческая церковно-историческая наука вышла за пределы узкой национально-политической направленности; появилось немало исследований, выполненных на высоком научном уровне, в которых преобладает объективная оценка и глубокий анализ событий. Ряд работ последних десятилетий посвящено патриарху Иоакиму III, самому выдающемуся из предстоятелей Константинопольского престола конца XIX — начала XX в. Среди них первое место занимают работы X. Кардараса.14 Много нового внесла в изучение положения христианской общины в Турции монография тюрколога П. Конортаса, исследовавшего тексты бератов 1реческих архиереев, издававшихся турецким правительством.15 Реформы в Константинопольской церкви середины XIX в. и их последствия для церковной жизни второй половины столетия стали предме-

12 Graves P. P. The Question of the Straits. London, 1931 ; Jelavich B. The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits Question, 1870—1887. Bloomington; London, 1973 h üp.

13 zwupisou b. oi oikounevikoi tiaxpiapxczi 1860-arna.epov. 0ecroaxovikti, 1977. " kapsapàç xp. h nox.vtucr| ôpàcrri tow 7raxpi,âpxT| iqxxkeîh t (tlpm-rn raxxpiapxta 1878—

1884). icoàwiva, 1993; at^irrtpia kz e7t1ctr5.tovt.k6 cro(j.7i 6 (no xpiaruxvuai maicesovia. o cmô ©ecaaxoviictj; Oikouhevikôç naxpiàpxtiç IoxxkeIji r" o meyaxojtpejtriç. ©eoaaxovticn, 1994.

15 kovôpxaç el ogonavucéç 0£copfia£iç fia to oiko-o|j.ewic6 naxpiapxevo. 17-apxéç 20o\) ai<bva. ab^va, 1998.

том фундаментальной и, пожалуй, лучшей монографии на эту тему, Д. Стаматопулоса.16 Эти исследования впервые после книга И. И. Соколова поставили изучение истории Константинопольской церкви XIX в. на строго научную основу, свободную от политической и националистической пропаганды. Тема русско-константинопольских отношений в них, тем не менее, либо вовсе отсутствует, либо затрагивается вскользь. Иначе обстоит дело с обстоятельной диссертацией диакона, впоследствии митрополита Хризостома Калаидзиса, посвященной константинопольскому подворью в Москве.17 Используя фонды константинопольского патриаршего архива, автор представляет историю подворья, начиная с его основания до закрытия. Весьма полезная с точки зрения новых данных, книга, однако, страдает предвзятостью в освещении роли России на православном Востоке; кроме того, материалы российских архивов в ней полностью отсутствуют. Скорее популярной, чем научной является другая книга митр. Хризостома, излагающая историю Мир Ликийских. Для нас она интересна содержащимися в ней данными из патриаршего архива по истории русского владения в Мирах во второй половине XIX в.18 История русского и грузинского монашества на Афоне явилась предметом хорошо документированных исследований А.-Э. Тахи-аоса." Эти работы известного византиниста, хотя и не вполне свободные от субъективных оценок, являются одними из немногих специальных исследований истории Афона Нового времени, основанных на архивных источниках. Истории русского археологического института в Константинополе посвящена книга К. К. Папулидиса.20

Немало внимания уделялось, преимущественно болгарскими исследователями, вопросу болгарской схизмы и образования болгарского экзархата.21 Эти работы посвящены в основном периоду до 1878 г. Время после русско-турецкой войны нашло освещение в статье греческого ученого Е. Кофоса, который проанализировал материал, касающийся

16 Гтос^ах 6iuouXoç Д. Метарр^бщаг] кш. еккооцгкеиал. npoç |а.1а avaaijv8car| xriç laxopiaç той Oucouiieviicoû naxpiapxeiou xov 19o ai6va. A8r|va, 2003.

17 То netôxiov tov О1коице\ако"& itaTpiapxeiov ev Мбстха О 'Ayioç Xépyioç кот, oi rryo{)(XEVoi auxoû (1881—1936). Kaxepivn, 1991.

18 МцтролоХиог) Mûpœv Д-poç Хроаоатбцои KaÀcaxÇrv Ta Мг>р6|ЗоЯа Mûpa. Hiaxopîa xœv Mtipœv a л 6 xov 19 cc no va coç то 1922. Абдуа, 2002.

" Taxtàoç A.-E. Tô recopyicmicâv Zr|xrina(1868-1918). Zu|apoXri eiç x-qv vaxopiav rnç P(octoikt]Ç noXixiKriç ev Ayito 'Opei. ©eaaaXoviicri, 1962; 15. Controvérses entre Grecs et Russes a 1' Athos // Le millénaire du Mont Athos 963-1963. V. П. P. 159-179.

30 na7iot)?aSriç К. К. То Р&аотко АрхаюХоугкб Ivoxixovixo Kravaxavrivotm 6 Xecoç (1894-1914). ©ecracdovÎKii, 1984.

21 Маркова 3. Българската Екзархия. 1870—1879. София, 1989; Кирил, патр. Българ-ски. Граф Н. П. Игнатиев и Българският църковен въпрос. Изследване и документи. София, 1958.

попыток преодоления схизмы в последней четверти XIX в.22 Подобно другим темам, имеющим отношение к национальному вопросу на Балканах, исследования по болгарской схизме характеризуются крайней тенденциозностью как с болгарской, так и с греческой стороны. Лишь в последнее десятилетие некоторыми греческими учеными предпринимаются попытки более объективной оценки событий.

Таким образом, историография церковной стороны восточного вопроса не очень обширна. При обилии работ, касающихся политики великих держав на Ближнем востоке, образования национальных государств на Балканах, реформ в Турецкой империи, встречается крайне мало научных исследований, посвященных роли России в церковной жизни православного Востока изучаемого периода.

Цель и задачи исследования. Целью исследования является раскрытие важнейших аспектов церковной политики России в Константинопольском патриархате 1878—1898 гг. церковных отношений России и Константинопольского патриархата на основании главным образом неизданных архивных материалов. Цель исследования обусловливает постановку следующих задач:

1) Выяснить положение православной Церкви в Османской империи во второй половине XIX в. в сравнении с ее местом в Турции в предшествующие столетия. Определить роль России в борьбе патриархии за права и привилегии Церкви, а также отношение российской стороны к церковным реформам. Как могла в конце XIX в. функционировать средневековая модель мира?

2) Какое значение имели для восточной политики великой державы, России, старые византийские имперские стереотипы и как они служили орудием практической политики? Выяснить сходство и различие русской и греческой имперских идей в указанный период.

3) Как осуществлялась на Балканах под прикрытием церковных дел национальная и государственная политика, и какое участие принимала в этой политике Россия? Какова была роль России в греко-болгарском конфликте после русско-турецкой войны?

4) Выяснить роль и характер русского присутствия на православном Востоке в пределах Константинопольского патриархата в 1878—1898 г.

5) Какое место занимала русская церковная политика в общей сложнейшей национально-политической ситуации восточного Средиземноморья последних 20 лет XIX столетия?

6) Параллельно с выяснением конкретных исследовательских задач вводится научный оборот неизданный и не использовавшийся исследователями архивный материал.

22 Kofos Ev. Attempts at mending the Greek-Bulgarian Ecclesiastical Schism (1875— 1902) // Balkan Studies. 1984. № 2. P. 347-375.

Методология исследования. Традиции изучения политики великих держав на христианском Востоке предусматривают прежде всего рассмотрение военно-политических и экономических вопросов. Религиозный фактор, во многом определявший жизнь населения западных регионов Турции, оставался в тени; к нему в литературе наблюдается зачастую упрощенный и схематичный подход. Между тем архивные материалы показывают, что вероисповедные вопросы были одним из важнейших рычагов воздействия на местное население; кроме того, на Балканах церковно-религиозные проблемы были неразрывно связаны с проблемами национальными. Все сказанное заставляет нас расставить несколько иные акценты в приоритетах изучения восточного вопроса и особенно участия в нем России.

Главным методом исследования явилось систематическое изучение неизданных архивных источников, по которым мы восстанавливаем различные направления в политике российского МИД и Св. Синода в Константинопольском патриархате. Результаты архивных разысканий были поставлены в контекст уже имеющейся по теме историографии. Для того, чтобы определить место Церкви в Османской империи после первого этапа танзимата, мы были вынуждены вкратце дать ретроспективную картину внутреннего и внешнего положения Константинопольского патриархата с момента его основания до конца византийского периода, а также в османский период. Поскольку церковная политика как России, так и православных греков исходила из старой средневековой модели мира, то без уяснения структуры этой модели невозможно понять идеологическое обоснование имперских притязаний обоих народов. Ввиду этого оказалось необходимым представить и общественно-политическую ситуацию России 1880—1890х годов, эпохи реакции, которая ориентировалась на политические идеалы прошлых веков. Методология исследования обусловила и его структуру, распадающуюся на две части: общие вопросы истории русско-константинопольских церковных отношений и конкретные направления русской политики в патриархате в изучаемый период.

Источники. Основная масса источников, на которых основано исследование, хранится в архивах Москвы, Санкт-Петербурга, Софии и Стамбула.

Первостепенное значение для нашей темы имеют материалы Архива Внешней политики Российской империи (Москва). Здесь мы использовали фонд посольства в Константинополе (№ 180) за 1878—1900 гг., в первую очередь материалы, связанные с Константинопольским патриархатом. В этом фонде хранятся депеши послов (Е. П. Новикова, А. И. Нелидова, И. А. Зиновьева), записки, донесения, аналитические отчеты и обозрения, составленные разными сотрудниками посольства и консулами о ситу-

ации в патриархате, о положении на Афоне, в митрополичьих центрах Турции. Подробные аналитические обзоры дают характеристику патриарших выборов и роли в них России, борьбы Церкви с Портой за свои права и привилегии, передается содержание переговоров сотрудников посольства с иерархами и патриархом. Отчеты, как правило, являлись итогом поездок дипломатов в разные регионы, бесед с представителями порты или патриархии, афонскими игуменами, неофициальными агентами. Большой интерес представляет переписка послов с МИД и инструкции, которые им давались по поводу тех или иных событий, а также переписка послов с консулами, в первую очередь с фессалони-кийским. Весьма объемны и содержательны разделы, посвященные Афону: по сотням листов архивных дел шаг за шагом прослеживается история русского монашества на Св. Горе, его отношений с феками и действия дипломатии в поддержку русских монахов. В фонде посольства содержатся материалы по вопросу основания подворья Константинопольского патриархата в Москве, о попытках старообрядцев Австрийской иерархии установить контакты с Константинопольским патриархатом. Фонд Императорского Палестинского общества (РИППО) содержит много материалов по истории деятельности общества на территории Константинопольского патриархата, в частности подробно освещают так называемое мирликийское дело, касающееся проекта основания русского монастыря в Мирах Ликийских, в месте служения Св.' Николая Мирликийского. Немало ценных деталей было обнаружено в фонде формулярных списков чиновников МИД (№159), по которому удалось уточнить многие сведения, почерпнутые из других источников. Вспомогательную роль для нашего исследования играли фонды Главного и секретного архивов, а также материалы Греческого и Турецкого столов.

Не менее важным для исследования является Российский государственный исторический архив (Санкт-Петербург). Два его фонда № 797 (канцелярия обер-прокурора Св. Синода) и 796 (канцелярия Св. Синода) содержат важнейшие источники для истории Русской церкви и ее внешней политики. Многие материалы этих фондов представляют собой оригиналы и копии с дипломатических депеш и обзоров, сделанные для обер-прокурора Св. Синода; кроме того здесь хранятся письма и донесения, адресованные специально Св. Синоду. Инструкции послам и консулам по церковным делам составлялись совместно духовным ведомством и МИД. Первостепенное значение для раскрытия темы имеет переписка обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева с министром иностранных дел Н. К. Гирсом по вопросам церковной политики на Востоке.

Советником Победоносцева в восточной политике Св. Синода выступал профессор Санкт-Петербургской духовной академии И. Е. Троицкий. Его объемный архив распределяется между двумя хранилища-

ми: Центральным государственным историческим архивом Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб, ф. 2182) и Отделом рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге (ОР РНБ, ф. 790). Кроме записок и обзоров, которые ученый составлял для сведения Св. Синода, драгоценным источником является переписка Троицкого с настоятелем русской посольской церкви в Константинополе архим. Арсением, с профессором Московской духовной академии Н. И. Субботиным, записки по различным церковно-политическим вопросам и др. Совершенно особое место занимают более 600 писем к Троицкому Г. П. Беглери, агента Русского общества пароходства и торговли в Константинополе (1878—1898 гг.), которые явились одним из важнейших источников нашей работы." На страницах своих писем этот неофициальный агент российского Св. Синода дает регулярные сведения о внутренней жизни патриархата, о состоянии его отношений с Портой, с представителями западных держав, отчитывается о выполнении возложенных на него поручений. Поскольку Беглери в силу своих родственных связей был близок ко многим из иерархов Константинопольской церкви, он был принят большинством патриархов и выполнял при некоторых из них роль референта. Преданный России и русским интересам на Востоке, Беглери выполнял сложнейшие поручения по сбору информации, направлению настроений в нужное для России русло, устраивал, или, наоборот, разрушал контакты приезжавших русских с патриархами. Интересным документом является дневник Троицкого за последние годы его жизни, в котором нашли отражение его контакты с представителями православного Востока, дипломатами, сотрудниками Св. Синода, а также его мнения по многим политическим вопросам. Материалы из архива И. Е. Троицкого раскрывают перед нами совершенно неизвестную страницу деятельности самого ученого, а также тех путей, которыми осуществлялась практическая политика России в Константинопольском патриархате.

Государствен!гый архив Российской федерации (Москва) представляет интерес для нашего исследования главным образом благодаря двум своим фондам: посла в Константинополе И. П. Игнатьева и государственного контролера Т. И. Филиппова. Если имя Игнатьева хорошо известно в исторической пауке и материалы из его фонда неоднократно привлекались исследователями, то фонд Филиппова представляет интерес с точки зрения истории Церкви на Востоке ввиду активных контактов государственного контролера с патриархами и другими духовными лицами, а также сотрудниками дипломатического ведомства и по-

" Эти письма были недавно изданы: Россия и православный Восток. Константи-

I юпольский патриархат в конце XIX в. Письма Г. П. Беглери к проф. И. Е. Троицкому. 1878-1898 гг. / Изд. подг. Л. А. Герд. СПб., 2003.

литиками в России. То влияние, которым обладал Филиппов в церковной политике на Востоке, придает особенную цену его архивному наследию.

Петербургский филиал архива РАН содержит интересные для нас материалы из фонда директора Русского археологического института в Константинополе Ф. И. Успенского, его записки по восточному вопросу и переписку.

Отдел рукописей Института русской литературы (Пушкинского дома) дает несколько важных писем из фонда дипломата М. А. Хитрово.

Из зарубежных архивов важнейшим является архив Константинопольского патриархата, из которого доступным для исследователей является только раздел А (исходящая переписка патриархата). Письма патриархов к Протату Св. Горы и Российскому Св. Синоду дополняют картину отношений Константинопольской церкви и России изучаемого периода.

Центральный государственный исторический архив (София, Болгария) дает нам большой пласт ценного материала по истории болгарской схизмы и отношений России к балканской церковно-политичес-кой ситуации. Здесь в первую очередь были привлечены документы Экзархии: частная переписка экзарха Иосифа и официальная переписка с дипломатами и руководителями общин Македонии и Фракии.

Все перечисленные архивные источники на момент начала работы были неизданными, а большинство их не введенными в научный оборот и совершенно неизвестными исследователям.

Наряду с неопубликованными источниками, исследование основывается также на ряде изданных архивных документов. Корпус документов по вопросу внутреннего положения Константинопольской церкви в изучаемый период и ее борьбы с оттоманским правительством за свои права и привилегии был издан на греческом языке и отчасти переведен на русский И. Е. Троицким.24 Непосредственно связанный с этой темой центральный для церковной истории Балкан второй половины XIX в. греко-болгарский вопрос в значительной мере подготовлен для исследования публикацией основных документов.25 Важным источником,

24 Tèt ката то Çf]TT]jj.a тœv 7tpovo|aiûv àirô Tfjç 19 (peppouapiou 1883 Ц£ХР1 xfjç ÈmPpaPeûcecoç тоО àpxaiou кабеотшта;. Ev KcûvaravuwiOTÔXEi, 1884. Официальная переписка Константинопольской патриархии с Оттоманским правительством о правахи преимуществах греческого духовенства в Турецкой империи // Христианское чтение. 1884. Ч. 2. С. 230-240, 434-470. "Еуурафа цетоф) tfiç 'У^т^Л? nùXrv; îccd тс-5

OiKOUHeviKoO TKnptapXEtou, àcpopiiivTOc eiç t-qv -tûv Sûo ÈKKXricnaaxiKcûV ÇTjrruiâ'Kûv

тоО TeicpovojiiaKoO ка1 -toû (ЗотЛуаргкоО (ànà 22iouv. 1890p.éxpi31ùxv.l891). EvТсруеопт, 1891. Два из 33 документов переведены на русский язык (грамота визиря от 22 января 1891 г. и окружное послание патриарха от 31 января 1891 г.): Семенов М. Собрание церковных уставов Константинопольского патриархата. Казань, 1902. С. 188—193.

25 TeSe&v M. I. "Еууршра яатргархчса ка1 cruvoSim тер1 таО ВоЫ/уарисог) ¡¡ттгтцатсх; (1852-1873). Kravaxav-civoti лоХц, 1908.

отражающим отношение Русской церкви к делам на православном Востоке и, в частности, к греко-болгарскому вопросу, являются опубликованные еще в XIX в. мнения и отзывы митр. Филарета (Дроздова).26 Славянофильскую позицию в назревавшей греко-болгарской распре занимал обер-прокурор А. П. Толстой; его взгляды разделялись Александром II. Позиция А. П. Толстого нашла отражение в двух его записках по болгарскому вопросу.27 Об актуальности этих заметок в период 1878-1898 гг. говорит сам факт, что в 1894 г. они были представлены К. П. Победоносцевым Александру III, который оставил на них помету: «Весьма интересно и, к сожалению, то же самое продолжается и теперь». Письма архим. Петра (Троицкого), напротив, представляют гре-кофильский взгляд на греко-болгарские церковные отношения третьей четверти XIX в.28 Впоследствии таких же позиций будет придерживаться целая группа политиков, в первую очередь, Т. И. Филиппов. Для характеристики взглядов русских дипломатов на национальные и церковные дела на Востоке неоценимым материалом являются дипломатические донесения известного русского писателя и мыслителя К. Н. Леонтьева.29 Развитие греко-болгарских церковных отношений после русско-турецкой войны и роль в них России нашли отражение в опубликованных X. Темелски дневниках экзарха Иосифа.30 Благодаря этой публикации мы имеем возможность шаг за шагом проследить действия противоборствующих сторон на протяжении нескольких десятилетий. Дополнением к Дневнику являются опубликованные X. Темелски воспоминания современников об экзархе Иосифе.3' Интересные материалы по истории старообрядчества Австрийской иерархии проливают свет на одну малоизвестную страницу истории Константинопольского патриархата—его контакты со староверами, желавшими присоединиться к Вселенскому престолу.32 Важным источ-

26 Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по делам православной церкви на Востоке. СПб., 1886.

27 «В делах Востока первой заботой нашей должна быть Святая Церковь» Две записки обер-прокурора Св. Синода А. П. Толстого по греко-болгарскому вопросу с комментариями императора Александра И. 1860 г, / Подг. текста и комм. Л. А. Герд// Исторический архив. 2003. № 2. С. 49—61.

2" См. издание его писем к обер-прокурору Св. Синода А. П. Толстому: П[етров] Н. Взгляд очевидца на греко-болгарскую распрю // Исторический вестник. 1886. Август. С. 274-286.

29 Константин Николаевич Леонтьев. Дипломатические донесения, письма, записки, отчеты. 1865-1872. / Сост. К. М. Долгов. М., 2003.

30 Български екзарх Иосиф I. Дневник /Текст, коментар и бележки X. Темелски? София, 1992.

" Екзарх Йосиф I в спомени на съвременници. София, 1995.

32 Марков В. С. Переписка проф. Н. И. Субботина, преимущественно неизданная, как материал по истории раскола и отношений к нему правительства (1865— 1904). М., 1914.

инком для характеристики общественно-политической ситуации в России 1880—1890-х гг. явились воспоминания В. П. Мещерского, мемуары С. Д. Шереметева, а также опубликованная переписка К. П. Победоносцева.33 Дополнительным источником явились воспоминания митрополита Никифора (Глики) о патриархах и ситуации в Константинополе 1880—1890-х гг.34, воспоминания Ю. С. Карпова35 и других авторов о дипломатах и жизни посольства в изучаемый период. Кроме того, в работе были использованы материалы публицистики 1880—1890-х гг.: русские периодические издания Вестник Европы, Исторический вестник, Известия МИД, Церковный вестник, Московские ведомости, Гражданин, Братское слово; греческие ЕккХ.т)ашстт1кг| аД.т)8е1а, КсоуатауггуойтгоХк;, ЕЯХт^шр^, N¿0 т|р.£ра, N£0X67°? • Материал газет и журналов представлял для нас ограниченный интерес по причине крайней тенденциозности статей, а зачастую и малой осведомленности их авторов. Несмотря на наличие некоторых опубикованных источников по теме, необходимо подчеркнуть, что основная масса важнейших документов не издана и хранится в архивах.

Научная новизна, практическая значимость, научная актуальность исследования. Настоящее исследование является первой в отечественной и зарубежной историографии попыткой рассмотреть церковный аспект политики России в Константинопольском патриархате Нового времени на основании систематического анализа архивных и опубликованных источников. Как указывалось выше, предпринимавшиеся до сих пор исследования по истории восточного вопроса, как правило, не учитывают церковного фактора в политике великих держав, а также не привлекают в должной мере архивных материалов. Новизна диссертационного исследования состоит как в междисциплинарном подходе, так и в комплексном рассмотрении всего спектра проблем, связанных с церковной политикой России в восточном Средиземноморье в двадцатилетний период после русско-турецкой войны. В ходе работы автором было выявлено много совершенно не известных исследователям источников. Введение в научный оборот целых пластов архивных материалов является одним из основных результатов диссертационного исследования. Все это позволило расставить некоторые новые акценты в истории внешней политики России 1880—1890х годов.

Практическая значимость работы состоит в возможности использования полученных результатов при дальнейших исследованиях внеш-

33 Мещерский В, П. Воспоминания. М., 2001; Мемуары графа С. Д. Шереметева. М., 2004; К. П. Победоносцев и его корреспонденты. М.-Л.,

34 №.кт1ф6рои Пджа, цгтр. 1ц|Зр1ои. Вшураср'их ка1 'НцероХбуюс. Т. В'. Еч Абг^ац, 1907.

35 Карцов Ю. С. Семь лет на Ближнем Востоке. Воспоминания политические и личные. СПб., 1906.

ней политики России и истории Русской церкви как в рассматриваемые десятилетия, так и на протяжении всего периода XIX — начала XX вв. На новом уровне можно продолжать исследование отдельных аспектов балканской церковно-национальной политики, в частности истории греко-болгарских церковных отношений, отношений Константинополя с Греческим правительством, истории Афона как модели православного мира, отношений христианских государств и общин с Турецким правительством. Ввиду повышенного интереса к проблемам истории Церкви, а также взаимодействию-этно-культурных групп и демографическим процессам на юго-востоке Европы, результаты работы могут быть использованы на семинарах и коллоквиумах при обсуждении вопросов истории национализма на Балканах и отношению к нему великих держав. Материалы и выводы исследования могут помочь в процессе преподавания в высших учебных заведениях и при подготовке общих и специальных курсов по истории России, Турции, балканских стран, религиоведению и истории Церкви, истории дипломатии.

Научная актуальность определяется, во-первых, повышенным интересом в последние десятилетия в России и за рубежом к проблемам национализма и способам его преодоления, национального самоопределения малых народов, истории духовной жизни народов ближневосточного региона и восточного Средиземноморья. Балканы по сей день являются одним из нестабильных регионов Европы, где немалую роль играют национальные вопросы, коренящиеся в истории каждого народа. До начала XX века эти проблемы решались зачастую под прикрытием церковных споров и притязаний. Изучение опыта идеологического и вооруженного вмешательства великих держав во внутренние дела народов, населяющих Балканский полуостров и западные районы Турции, позволил бы избежать повторения некоторых ошибок, совершенных в прошлые столетия. Церковно-исторические исследования, не так давно возродившиеся в отечественной историографии, несомненно, нуждаются в дальнейшем развитии для заполнения лакуны в историческом знании; настоящее исследование имело целью сделать шаг в этом направлении.

Апробация работы. Текст диссертации обсуждался на заседаниях Отдела всеобщей истории Санкт-Петербургского института истории РАН. Отдельные разделы диссертации были представлены в виде докладов на российских и международных конференциях: по истории русского и византийского церковно-правового наследия (Москва, Институт Российской истории РАН, 13—15 мая 20.03 г.), заседаниях Палестинского общества, посвященных памяти В. Н. Хитрово (Москва, 30 сентября 2003 г.) и А. А. Дмитриевского (23 марта 2006 г.), всероссийской сессии византинистов в память 550-летия падения Константинополя (Москва, Институт всеобщей истории, 29—30 мая 2003 г.), конференции «Свя-

тая гора Афон: история, культура, традиции» (Москва, 17—19 мая 2004 г.), всероссийской сессии византинистов, поев. 950-летию схизмы христианской Церкви и 800-летию захвата Константинополя крестоносцами (Москва, Институт всеобщей истории, 26—27 мая 2004 г., конференциях «Греческий мир XVIII—XIX вв. в новых исторических исследованиях» (МГУ, 25—26 апреля 2005 г.), «Россия и Средиземноморье» (Афинский университет, 19—22 мая 2005 г.).

На изданную диссертантом по теме диссертации монографию опубликована рецензия: Петрупина О. Константинополь и Петербург: из истории Восточного вопроса в XIX в. // Высшее образование в России. 2006. № 4. С. 158-159.

Структура и основное содержание диссертации. Работа состоит из введения, обзора источников и литературы, десяти глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

Во «Введении» определены основные задачи исследования и поставлены его цели. Что такое восточный вопрос? Столкновение интересов западных держав—Англии, Франции, Австрии (Австро-Венгрии), с одной стороны, и России—с другой, в борьбе за преобладание на территории распадающейся Османской империи—такова традиционная трактовка восточного вопроса. Ключом к его решению считалось овладение проливами Босфором и Дарданеллы и стоящим в устье Босфора Константинополем. Если в середине XIX в. центром внимания держав была Палестина (что привело к Крымской войне), то после русско-турецкой войны место Франции в противоборстве занимает Австро-Венгрия, а центр борьбы переносится на Константинополь и Балканы. Черноморские проливы имели первостепенное значение для России: они являлись ключом к ее левантийской торговле, а также служили залогом безопасности южных границ. В отличие от западных держав, с которыми Россия не могла мериться силой своего флота или капиталами, у нее было сильнейшее идеологическое орудие в борьбе за преобладание в Восточном Средиземноморье — общность православной веры с несколькими миллионами христиан западной Турции и Балкан.

На православном Востоке сталкивались имперские амбиции двух народов—греков и России в борьбе за преобладание в регионах, населенных восточными христианами. Имперская, монархическая идеология, которая выражалась в новом переосмыслении теории Третьего Рима во главе с русским царем и центром в Петербурге—с русской стороны и в возрождении Византийской империи во главе с Константинопольским патриархом и, в будущем, императором—с греческой стороны, была тем идеологическим фундаментом, на котором базировалась пропаганда в Османской империи. Великодержавности русского царизма противопоставлялся греческий национализм и соединение во власти

Константинопольского патриарха светского и духовного начал. Во Введении поставлены следующие вопросы. Как могла в конце XIX в. функционировать средневековая модель мира? Какое значение имели для восточной политики великой державы, России, старые византийские имперские стереотипы и как они служили орудием практической политики? Как осуществлялась на Балканах под прикрытием церковных дел национальная и государственная политика, и какое участие принимала в этой политике Россия? И, наконец, какое место занимала российская церковная политика в общей сложнейшей национально-политической ситуации восточного Средиземноморья последних 20 лет XIX столетия?

Для понимания явлений общественной жизни христианского населения Турции необходимо иметь представление об истории православной общины в Османской империи, о том месте, которое она занимала в мусульманском государстве. Старые средневековые формы в новых политических условиях часто служили прикрытием для совершенно иного содержания; однако понять мотивацию тех или иных действий можно, только если представлять себе корни исторического явления. Исходя из этого, мы сочли необходимым поместить в начале исследования главы, вводящие читателя в круг исследуемой темы.

Глава 1. «Константинопольский патриархат до второй половины XIX века». В ней кратко рассматривается история патриархата в течение первого и основной части второго периода его существования (от перенесения столицы в Константинополь до 1453 г. и от завоевания города турками до середины XIX в). В это время формировалась идеология Вселенской патриархии, во многом определившая действия Константинопольской церкви до XX в. В параграфе «Византийский период» вкратце рассказывается о формировании системы пяти восточных патриархатов и первенствующем месте Константинопольского престола в православном мире—ойкумене. Расширение восточнохристанского мира с крещением южных славян, а затем и Руси, по сути, не изменило византийской церковно-политической концепции: Константинополь в глазах греков так и остался центром вселенной, к которому должны тяготеть все народы. Подчинение церковное являлось прообразом подчинения политического. Вторая, не менее существенная для истории Константинопольской церкви проблема состояла в соотношении гражданской и светской власти. Сакрализация императорской власти представляла собой важнейшую идеологическую основу византийского мировоззрения. Дуализм власти (патриаршей и царской) сохранялся до окончательного подчинения империи турками.

Второй параграф «Константинопольский патриархат после 1453 года» раскрывает ту систему отношений, которая сложилась между османским государством и православным населением Турции после завоевания Византийской империи. К середине XV в. турки имели уже хорошо раз-

работанную практику обращения с христианами ранее завоеванных ими областей Малой Азии и Балкан. Христиане были выделены в так называемый, христианский миллет, то есть общину с правом внутреннего самоуправления. Взамен этого права патриарх, как глава общины, нес перед султаном ответственность за законопослушность подданных-христиан. Патриарх ведал далеко не только духовными делами своей паствы: он решал спорные бракоразводные дела, процессы по завещаниям и проч. Таким образом, христианский миллет получил статус «государства в государстве», а патриарх одновременно власть гражданскую и духовную. Дуализм власти, бывший в Византии, был теперь ликвидирован.

Если в первое время после завоевания Константинополя христиане были лишены в Османской империи всех гражданских прав, то к

XVIII столетию ситуация меняется. Греческая верхушка, фанариоты, получила возможность достаточно активно участвовать в экономической и политической жизни страны. Из фанариотов произошли целые династии торговцев и банкиров, господарей Молдавии и Валахии; из них же вышли почти все турецкие дипломаты, начиная с XVII в.

Параграф «Национально-освободительное движение балканских народов в первой половине XIX века» вводит в новую эпоху развития истории балканских народов. В течение первых 30 лет XIX столетия в результате вооруженных восстаний не без помощи со стороны России были созданы самостоятельные Греческое и Сербское государства. В 1833 г. была провозглашена Элладская автокефальная церковь, которая долгое время не могла найти признание ни со стороны Российского Св. Синода, ни Константинопольского патриархата. Одновременно наблюдается рост греческого национализма и падение авторитета России в Греции, чему немало способствовала политическая пропаганда западных держав.

Параграф «Эпоха танзимата» дает представление о политической стороне знаменитых реформ в Турции середины XIX в. (хатт-и-шериф 1839 г. и хатг-и-хумаюн 1856 г.). Теперь формально христиане получали гражданские права наравне с мусульманами. После провозглашения этих свобод Порта почувствовала себя вправе приступить к постепенной ликвидации привилегированного положения христиан в империи. В первую очередь это выразилось в реформе церковного управления 1860-х гг.

Параграф «Константинопольский патриархат во второй половине

XIX века» излагает историю реформ в административном строе Константинопольской церкви, имевших место в 18б0е годы. Первое после завоевания Константинополя изменение в церковном управлении произошло в середине XVIII в. с введением геронтии: первые шесть, а позднее и двенадцать митрополитов были сделаны постоянными членами патриаршего Синода с правом участвовать вместе с патриархом в решении всех церковных вопросов. После обнародования хатт-и-хумаюна 1856 г. Порта потребовала учреждения при патриархате церковно-на-

родного совета с участием турецкого чиновника. Предстоящая реформа имела целью ограничить власть патриарха, постепенно ликвидировать автономию христианской общины и подготовить будущее слияние христиан с мусульманами в империи в одно целое. Контроль послушной Западу Порты над греческой Церковью был одним из необходимых условий для ликвидации русского влияния и постепенного преобразования страны на удобных для Европы началах. К началу 1860-х годов были в общих чертах разработаны новые положения управления Церковью, известные под названием «Общих уставов». При патриархии был образован совещательный орган, Смешанный совет, в котором руководящая роль принадлежала греческим банкирам Константинополя. Это учреждение, во многом послушное правительству Греческого королевства, было первым проводником антирусских тенденций в патриархате. Поначалу российское посольство отнеслось к реформам положительно, видя в них средство прекращения злоупотреблений в Церкви. Позднее, однако, многие дипломаты убедились в пагубности преобразований как для самой Константинопольской церкви, так и в их вреде для русской политики в Османской империи. Резко отрицательно оценивал реформы величайший авторитет в Русской церкви митрополит Филарет Дроздов. В целом система, установившаяся после 1860 г., существовала вплоть до 1920-х годов; в конце 1860х годов было введено право патриарха избирать некоторых членов Синода по собственному выбору, что означало в известной степени возврат к системе геронтии.

Глава 2 «Вселенская патриархия в 1878—1898 годах» посвящена подробному рассмотрению внутренней и внешнеполитической истории Константинопольского патриархата в указанный двадцатилетний период. При патриархе Иоакиме III (первое патриаршество, 1878—1884) отношения Константинопольской церкви с Россией были дружественными, Иоаким вполне соответствовал своему титулу «вселенский» и не делал различий между греками и христианами других национальностей. Наибольшую известность и популярость среди греков Константинополя он приобрел своим бескомпромиссным поведением в первый период борьбы за права и привилегии Церкви в Турции. Действия Иоа-кима находили поддержку в русском посольстве, что дало повод его противникам обвинять патриарха в русофильстве. Сложными были отношения Иоакима с афинским правительством: премьер-министр Греции X. Трикупис требовал от Иоакима поворот в сторону греческого национализма в Церкви, что было для патриарха неприемлемым. Патриаршество Иоакима III было ознаменовано открытием подворья Константинопольского патриархата в Москве, имевшим целью матераль-ную помощь патриархии и укрепление междуцерковных связей. После отставки Иоаким III отправился на жительство на Афон, где был торжественно встречен братией русского монастыря. В последующие годы с

Иоакимом неоднократно встречались русские дипломаты и другие представители России; в 1886 г. во время посещения Константинополя многочасовую беседу с Иоакимом имел профессор Петербургской духовной академии И. Е. Троицкий, написавший позднее об эти встрече подробный отчет К. П. Победоносцеву. На каждых последующих патриарших выборах российская сторона в меру сил старалась оказывать ему поддержку.

При следующем патриархе, Иоакиме IV (1884—1886), ситуация складывалась менее благоприятным для России образом. Ориентация нового патриарха была преимущественно на Австро-Венгрию; при нем была признана самостоятельность Румынской церкви. Дополнительные осложнения принесло в отношения с русским правительством участие патриарха в бракоразводном процессе кн. К. А. Горчакова. Ярким проявлением недостаточно большого авторитета России в ближневосточной политике было избрание следующего патриарха, Доинисия V (1886—1890), который еще в годы русско-турецкой войны зарекомендовал себя как противник России. Контакты между церквами в этот период сводятся к минимуму; именно этим обстоятельством, а также разрывом дипломатических отношений с Болгарией объясняется крайне пассивная позиция России на втором этапе борьбы Церкви с Оттоманской Портой за свои права и преимущества. Оттепель в междуцерковных отношениях наблюдалась в патриаршество Неофита VIII (1890—1894). Однако Неофит не имел возможности проводить самостоятельную политику и полностью зависел от сильнейшего иерарха митрополита Германа Ирак-лийского. При двух преемниках Неофита, Анфиме VII и Константине V, отношения с Россией снова становятся весьма прохладными: напряженность усиливается после прибытия в Константинополь нового посла И. А. Зиновьева, критически настроенного к грекам. Раздражение в патриархате вызывали активные действия против панэллинизма со стороны Палестинского общества, что побудило Константина V написать пространный протест на имя императора Николая II. В целом между-церковиые контакты в изучаемый период отражают общую нестабильную обстановку в восточном Средиземноморье: на фоне напряженной идеологической и дипломатической подготовки будущей развязки восточного вопроса происходит не менее напряженная межнациональная борьба, прикрывающаяся церковными формами, а также борьба Церкви за сохранение своего старого привилегированного положения в Османской империи. Частая смена патриархов, поддерживаемых той или иной группировкой греческого населения Константинополя и агентами Греческого королевства, не благоприятствовали налаживанию более тесных и прочных контактов между Русской и Константинопольской церквами.

Глава 3 «Россия и православный Восток до второй половины XIX века» имеет целью объяснить роль России на Ближнем Востоке в конце XIX в. Особое положение России в отношении Константинополя ухо-

дит корнями в византийский период, когда Русь, принявшая христианство, становится одной из митрополий Вселенского престола. С ослаблением, а затем и падением Константинополя возвышается Московское царство, ставшее теперь независимым и в церковном отношении. Важным рубежом в истории Русской церкви явилось учреждение патриаршества в 1589 г. Эта независимость, впрочем, не вполне воспринималась греческой высшей иерархией, которая по-прежнему хотела видеть в русском государстве лишь епархию Константинополя. Греческие купцы, а также приезжавшие в Россию за сбором церковного подаяния духовные лица до второй половины XVIII в. осуществляли контакты между двумя православными народами. Активизация отношений произошла после русско-турецких войн второй половины XVIII в.; неизмеримо вырос в глазах восточных христиан авторитет России, получившей официальное право покровительства православному населению Турции. В этот период наблюдается эмиграция греков в южнорусские земли; апогея достигают надежды греков и южных славян на освобождение от турецкого ига силой русского оружия. Авторитет России, однако, заметно упал в результате не вполне дальновидной политики Александра I и Николая I и особенно после поражения в Крымской войне. В середине и, особенно, во второй половине XIX в. русское влияние на православном Востоке постепенно сменяется европейским. На Европу ориентируется молодое Греческое королевство, а также Румыния, Сербия и позднее Болгария. Время после 1850-х гг. —период попыток России восстановить свое былое влияние среди христиан западной Турции и Балкан. Казалось, после победы в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. авторитет России должен был возрасти, но надежды, связанные с этим, не вполне оправдались. Берлинский конгресс показал, что «европейский концерт» не мог позволить России проводить самостоятельную политику на Балканах.

Глава 4 «Обшественно-полититическая жизнь России в 1880-1890-е годы. Политика в восточном вопросе» излагает те идеологические основы, на которых базировалась внешнеполитическая линия России, в первую очередь в церковных делах. Общность православной веры с христианским населением Восточного Средиземноморья, а также объявленное в Кучук-Кайнарджийском мирном договоре 1774 г. право официального покровительства турецким христианам являлось основой преимущества России в регионе перед западными соперницами. Вера в русское оружие и освободительную миссию России на Востоке хотя и была поколеблена, но не была окончательно утеряна. В 1880—1890-е годы в России наблюдается повышение интереса к истории Византии и византийскому наследию; происходит бурное развитие византиновед-ческих исследований, по-новому артикулируется теория Москвы-Третьего Рима. Именно в этот период в России формируется школа византиноведения, не уступающая европейской науке. В университетах и

духовных академиях открываются курсы истории Византии в связи с историей России, был основан научный журнал визаитиноведческих исследований—«Византийский временник». Многие ученые не только глубоко исследовали историю Византийской империи и поствизантийского греческого мира, но также выступали экспертами при решении современных церковно-политических задач. Постоянным советником обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева выступал профессор Петербургской духовной академии И. Е. Троицкий, тонкий знаток Востока и истории Церкви, прекрасно осведомленный в современной ситуации; неоднократно высказывался по греко-болгарскому вопросу славист П. А. Сырку, звучали голоса историков Церкви А. А. Дмитриевского (будущего секретаря Палестинского общества) и др. В 1880-е годы начинает свою деятельность Императорское православное палестинское общество, активная политическая и научная организация на Востоке. Хотя центром деятельности общества являлась Палестина, но определенные направления затрагивали также пределы Константинопольского патриархата. Наконец, в 1895 г. открылся Русский археологический институт в Константинополе, первое русское научное учреждение по истории Византии и ее наследия на турецкой территории. Директор института Ф. И. Успенский ire мог находиться вне течения политических событий и также неоднократно призывался в качестве советника по церковным вопросам.

Благодаря трудам эпигонов славянофильства Н. Я. Данилевского, К. Н. Леонтьева, впоследствии и Вл. Соловьева, а также теоретиков монархизма М. Н. Каткова и др. формируется русская имперская идеология, во многом основанная на старой византийской политической концепции. Время Александра III можно назвать эпохой расцвета византинизма, попыткой translatio imperii в условиях конца XIX в. Этот курс находился в полном соответствии с общим консервативным направлением русской внешней и внутренней политики периода и встретил поддержку как самого императора, так и главного идеолога его царствования, обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева.

При всем кажущемся единстве в церковной политике 1880—1890-х гг. среди политиков и ученых наблюдались разные, и даже противоборствующие тенденции. Св. Синод во главе с К. П. Победоносцевым, И. Е. Троицкий и другие их единомышленники были склонны к крайней осторожности и не считали нужным демонстративно поддерживать ни греков, ни славян на Балканах. В их глазах существовал только один интерес—русский, и Русская церковь и Российская империя представлялись, несомненно, первенствующими среди всех православных народов и стран. Эта точка зрения не разделялась ни последователями славянофильства (И. С. Аксаковым, в некоторой степени М. Н. Катковым), ни крайними грекофилами (Т. И. Филипповым, Н. Н. Дурново).

Особенно следует остановиться в этом смысле на деятельности государственного контролера Т. И. Филиппова. В течение более двух десятилетий он активно участвовал в церковных отношениях России с Востоком, проводил исключительно самостоятельную линию, хотя и являлся представителем русского правительства. Он считал Русскую церковь дочерней по отношению к Константинополю и стремился восстановить старый византийский порядок церковных отношений. Его щедрая материальная и моральная помощь восточным патриархатам снискала большое уважение со стороны греческой иерархии. Самой непримиримой была позиция Филиппова в греко-болгарском вопросе: он однозначно считал болгар раскольниками и призывал Русскую церковь открыто заявить об этом и тем самым улучшить свои отношения с Константинополем. Позиция Филиппова была совершенно неприемлемой для Победоносцева; неоднократно полемизировал с ним на страницах газет и И. Е. Троицкий. Напротив, некоторые из дипломатов в Константинополе считали его полезным для налаживания мирных отношений с греками и смягчения общей напряженной ситуации.

В тесном сотрудничестве со Св. Синодом действовал российский МИД через своих представителей на Востоке. Русские дипломаты послевоенного времени должны были считаться не только с решениями Берлинского конгресса, но и с деятельностью своего знаменитого предшественника, Н. П. Игнатьева, который в течение 13 лет (1864—1877) возглавлял Константинопольское посольство. Славянофил и защитник болгарских интересов, он добился большого влияния в Порте. Его образ во многом определял отношение восточных христиан к русскому посольству последующих десятилетий. Игнатьеву принадлежала идея создания наднационального Константинопольского патриархата и созыва постоянного Синода, состоящего из представителей всех автокефальных церквей. Первый после войны русский посол А. Б. Лобанов-Ростовский, уже имевший опыт дипломатической службы в Константинополе, придерживался умеренной прославянской линии и приобрел доверие нового патриарха Иоакима III. Преемник Лобанова-Ростовского Е. П. Новиков (1880—1882) также имел опыт дипломатической службы и научное образование. В греко-болгарском вопросе он был всецело на стороне греков и встретил противодействие филиппопольского консула А. Н. Церетелева. На смену Новикову вскоре пришел более активный А. И. Нелидов (1882—1897). Один из самых выдающихся русских дипломатов конца XIX в., Нелидов вполне успешно осуществлял свою роль в мирной стадии подготовки к решению восточного вопроса. Его помощь грекам, болгарам или сербам в церковно-политических делах зависела от обшей международной ситуации в данный момент. В результате умелого4 лавирования между Портой, патриархатом, болгарским экзархатом, посольствами великих держав и православных стран ему удалось сохранить

мир и предотвратить нарушение хрупкого равновесия в регионе. Конечной политической целью России являлось, по мнению Нелидова, овладение проливами и Константинополем. В годы царствования Александра III подготовка к овладению проливами велась мирным путем; при новом императоре казалось возможным применение силы. Нелидов неоднократно выступал с предложениями захвата проливов, в результате чего в 1896 г. был смещен со своего поста и получил назначение в Рим. Его сменил славянофил И. А. Зиновьев, при котором отношения России с Константинопльским патриархатом значительно обострились.

Если в годы Александра III Россия проводила мирную политику, то через несколько лет после его смерти подняли голову сторонники активных действий. При Николае II в балканской политике по-прежнему господствовала имперская идеология; однако претензии некоторых русских политиков и теоретиков монархии все больше расходились с реальной действительностью. Конечной целью идеологов конца Х1Х-на-чала XX вв. представлялось политическое преобладание на Балканах, особенно в славянских странах, установление русского контроля над проливами и превращение Константинополя в свободный город под контролем держав. Константинопольский патриархат же должен был в значительной мере утратить свой чисто греческий характер и стать подлинно вселенским, наднациональным. Последующие главы рассматривают конкретные направления русской политики в Констанинополсь-ком патриархате в 1880—1890-е годы.

Глава 5 «Вопрос о правах и привилегиях Константинопольской церкви по данным российских архивов». После издания хатг-и-хумаюна 1856 г. оттоманская Порта начала ограничение автономии Церкви. Причины наступления были двоякого рода: во-первых, турецкое государство стремилось завладеть недвижимостью и капиталами, сосредотачивавшимися в руках Церкви; во-вторых, турки стремились ослабить патриархию как духовно-национальный центр греческого населения империи. Непосредственно после завершения русско-турецкой войны начался новый этап борьбы Церкви с Портой за сохранение старого положения. Первые два шага Оттоманского правительства касались контроля над школьным делом, цензуры в книгоиздательстве и порядка оформления завещаний. Следующий этап лежал в области митрополичьих и патриарших привилегий, указываемых в бератах. Согласно выдаваемому каждому архиерею берату, он имел право судиться в церковном суде; теперь же Порта требовала, чтобы духовные лица судились в гражданском (т. е. турецком мусульманском) суде на общих началах. Мера была принята в первую очередь против архиереев Македонии, имевших активные связи с Греческим правительством и греческими националистическими организациями и потому могли быть легко обвинены в государственной измене. Этот этап борьбы, совпавший с первым патриар-

шеством Иоакима III, закончился победой патриархии, однако привел к отставке Иоакима. Россия активно поддерживала Константинопольскую церковь через своего посла; непосредственно обращался к турецкому правительству и министр иностранных дел Н. К. Гире. Новый период борьбы за права Церкви наступил в 1887 г., в патриаршество Дионисия V. На этом этапе русское правительство мало участвовало в событиях. Причинами было как общее охлаждение отношений с патриархией, так и тот факт, что греки непосредственно связывали вопрос о правах Церкви с болгарским церковным вопросом и требовали от России разрыва канонического общения с болгарами. Если учесть, что в 1880-е годы произошел дипломатический разрыв между Россией и Болгарией, то у русской стороны были все основания устраниться от активного участия в константинопольских событиях на этом этапе.

Глава 6 «Россия и греко-болгарский церковный вопрос» посвящена истории греко-болгарской церковной распри в период 1878—1898 гг. Начальному этапу церковно-политического спора посвящено немало исследований, но дальнейшее развитие отношений и попытки к преодолению схизмы мало привлекали внимание ученых. После краткого исторического экскурса в главе дается анализ событий конца XIX в. на основании как изданных источников (в первую очередь дневника экзарха Иосифа), так и неопубликованных архивных документов, характеризующих преимущественно позицию российской стороны. Болгарский церковный вопрос был вопросом не столько внутрицерковным, сколько национально-политическим, поэтому на всех фазисах его развития непосредственно отражались бурные и драматические события истории Болгарского княжества и его отношений с Турцией и великими державами. Россия с самого начала уклонилась от непосредственного участия в событиях схизмы. Для нее болгары по-прежнему оставались православными, и целью русской дипломатии было по возможности примирить враждующие народы и объединить их под своей эгидой для противостояния Западу. Практически это выразилось в том, что во время войны 1877—1878 гг. русские полковые священники свободно сослужили с болгарскими, о чем Константинопольский патриарх направил протест в Российский Св. Синод. В проекте ответа Св. Синода достаточно открыто провозглашалась недействительность схизмы для России. В дальнейшем, однако, русские дипломаты старались обходить этот неприятный вопрос. В депешах послов неоднократно подчеркивается, что целью держав являлось натравливание греков и славян друг на друга, чтобы при содействии католической и протестантской пропаганд предотвратить их объединение. Задачей России, напротив, было примирение и объединение их. Поведение дипломатии в разные моменты, конечно, было непосредственно связано с русско-болгарскими отношениями на тот или иной конкретный момент. Так, если на рубеже 1870-1880-х годов посольство активно поддерживало экзарха в его

борьбе за назначение болгарских епскопов в Македонии, то после дипломатического разрыва России и Болгарии оно эту поддержку уже почти не оказывало; впрочем, дипломаты не содействовали и грекам в их борьбе с болгарами и сербами. Равным образом посольство не считало достойным вмешиваться в мелкие, на его взгляд, разногласия и споры болгар с сербами. Россия, говорилось в донесениях, должна стоять выше этого и выступать общей покровительницей всех славян; главная ее задача—сохранение их в православии. После официального примирения Болгарии с Россией в 1895 г. и миропомазания князя Бориса постепенно стали налаживаться и отношения экзархии с русским посольством. Если рассматривать позицию российской стороны в греко-болгарском вопросе в целом, в послевоенное время Россия преследовала одну главную цель—снятие схизмы. Поэтому русские представители стояли на стороне патриархии в те моменты, когда она предлагала заключение мира на условиях ограничения Экзархии пределами Болгарского княжества. Для России были одинаково неприемлемы как крайние требования греков, стремившихся заставить российский Св. Синод признать схизму, так и притязания болгар на македонские и фракийские епархии, что не могло быть решено мирным путем. Сохранение церковного и политического мира с обоими народами составляло главную задачу России.

Глава 7 «Русское присутствие на православном Востоке: Св. Гора Афон и Россия (1878—1898)». Одним из главных центров духовной жизни Восточного Средиземноморья были монастыри Афона, со времен Средневековья образовывающие своеобразную модель православного мира. На сравнительно небольшом участке земли сосредотачивалось 20 православных монастырей, принадлежавших монахам всех православных наций— грекам, русским, сербам, болгарам, румынам, грузинам. В зависимости от усиления или ослабления того или иного государства усиливался монастырь этой нации. Русский монастырь Св. Пантелеймона, мощный в поздневизантийскую эпоху, к XVIII в. оказался заселенным исключительно греками. Возрождение русского монашества на Св. Горе началось в скиту Св. Илии на рубеже XVIII и XIX столетий. Ко второй половине XIX в. русские иноки, стремительно увеличивающиеся в числе, населяли монастырь Св. Пантелеймона и два скита—Ильинский и Андреевский. Кроме того, на Афоне было немало русских монахов-отшельников—кел-лиотов, обитавших в разных частях Афона. Русское монашество представляло собой значительную моральную силу: через Афон шли тысячи паломников, со всей России на афонские монастыри жертвовали деньги.

Политическое значение Афона было зафиксировано в 62 статье Берлинского трактата, гласившей о праве дипломатических представительств покровительствовать монахам-соотечественникам. Это позволяло русским фессалоникийским консулам и самому послу регулярно посещать Св. Гору и оказывать влияние на имущественные споры русских иноков с греками. Греки неоднократно пытались оградить себя от

засилья русских, но бедность монастырей, малочисленность монахов и равнодушие, проявляемое к ним со стороны Греческого правительства, не позволяло оказывать реальное противодействие. Численность же русских монахов на Афоне к началу XX в. достигла более 4000 человек. Отношение русского правительства к афонскому монашеству было неопределенным. Некоторые представители русского Афона, в первую очередь самый выдающийся из пантелеймоновских игуменов XIX в. архим. Макарий (Сушкин), были активными помощниками константинопольского посольства в его делах на Востоке. Другие монахи, однако, доставляли дипломатам немало хлопот своими имущественными спорами с греками и незаконной коммерческой деятельностью. Споры Ильинского скита с Пандократорским монастырем, грузинской келлии Св. Иоанна Богослова с Ивирским монастырем, тянувшиеся много десятилетий, были вызваны стремлением русских монахов упрочить свое положение и выйти из-под зависимости от древних, но обедневших и малонаселенных греческих монастырей. Большие опасения еще со времен митр. Филарета (Дроздова) вызывал отток русских капиталов за границу: ведь афонские русские обители собирали в России огромные пожертвования, и никакие меры, предпринимаемые Св. Синодом и полицейскими органами, не могли остановить этот поток денег. Богатство русских обителей, необыкновенный авторитет, которым пользовалось афонское монашество в России, многочисленность братии и нахождение их за границей в юрисдикции Констнатинопольского патриархата обеспечивала русскому Афону большую степень независимости. МИД приходилось считаться с Афоном как с самостоятельной силой; никакие попытки влияния на его внутреннюю жизнь (в том числе проект назначения туда русского консула) не могли иметь успеха. Русский Афон рубежа XIX и XX столетий был сильнейшей опорой русского влияния на православном Востоке.

Глава 8. «Один неосуществленный церковно-исторический проект: Миоликийское дело» посвящен а почти неизвестному сюжету в истории русско-греческих отношений в Констанинопольском патриархате. Величайшая святыня православного мира, храм Св. Николая в Мирах Ли-кийских, до 1850-х годов стоял в запустении. В это время случайно оказавшийся там русский путешественник и историк Церкви А. Н. Муравьев впервые предпринял восстановление здания древней церкви. При содействии митрополита Филарета (Дроздова) он собрал некоторую сумму, на которую приобрел развалины храма и прилегающую к нему землю; под руководством архитектора К. Зальцмана были начаты и работы по восстановлению древней базилики. Однако по действовавшим на тот момент в Турции законам, земля иностранцами могла приобретаться только на подставных лиц, что впоследствии вызвало значительные затруднения. Дальнейшее ведение дел было передано Муравьевым в руки русского посла в Константинополе Н. П. Игнатьева. Заинтересованный в деле как из политических соображений, так и из личного по-

чтения к своему небесному покровителю, Игнатьев разработал проект основания в Мирах второго после Афона русского монастыря на Востоке. Два монаха, присланные в 1868 г. из монастыря св. Пантелеймона, должны были заняться сбором пожертвований и дальнейшим восстановлением святыни. В Петербурге для сбора пожертвований была построена Александро-Невская часовня, приписанная к Мирликийскому храму. Разразившаяся война, однако, прервала начатую деятельность, а после 1878 г. на землю и храм заявила свои претензии Константинопольская патриархия. Впервые она заявила свой протест еще в 1876 г., когда произошло столкновение между вице-консулом о. Родос В. Юго-вичем и местными жителями по поводу продажи земли вокруг храма и выселения их на другие участки. 1880-1890-е годы явились временем тяжелых и малорезультативных переговоров русских агентов, В. Югови-ча и Г. П. Бегл ери, с турецкими чиновниками и представителями патриархата. Русские монахи в Миры более не были допущены, и патриархия с помощью турецких властей старалась представить дело как политическое. Не увенчался успехом проект назначить в Миры русского вице-консула, который мог бы непосредственно заниматься этим спором. В 1886 г. Н. П. Игнатьев передал права на владение собственностью и ведения дела председателю Палестинского общества вел. кн. Сергею Александровичу. Создание русского монастыря в Мирах, обеспеченного прилегающими землями и пожертвованиями паломников, вполне укладывалось в программу ИППО. Обитель служила бы местом паломничества и приютом для многотысячных потоков русских паломников, направляющихся в Палестину. Это, с одной стороны, обеспечило бы ее материальное процветание, а, с другой стороны, упрочило бы в русском народе почтение именно к древнему, исконному месту упокоения святого. Дело по-прежнему велось В. Юговичем, а после его смерти — Г. П. Беглери. Беглери, казалось, был лучшим знатоком православного Востока и, в отличие от Юговича, не состоял на дипломатической службе и не привлекал к себе внимания турецких властей. Однако и ему удалось добиться немногого. Несмотря па затрату значительных денежных сумм и массу потраченных усилий, дело не удалось решить в пользу России, и уже в XX веке накопленный мирликийский капитал был передан для строительства русского храма в Бари. Документация по мирликийскому делу не только дает возможность проследить все детали переговоров, действия русской и греческой стороны, а также турецких властей, но и раскрывает перед нами еще одну малоизвестную страницу из истории Иператорского православного палестинского общества.

Глава 9 «Страница из истории подворья Констанитнопольского патриархата в Москве (1881—1898)». Самым заметным явлением в отношениях России и Копстаиинопольского патриархата конца XIX в. было открытие подворья патриархата в Москве в 1881 г. Официальной целью организации подворья была матеральная и моральная помощь Восточ-

ной церкви, а также оживление междуцерковных контактов. В течение всего XIX в. Константинопольская патриархия переживала серьезные материальные затруднения. Начиная с греческой революции 1821 г. от Вселенского престола постоянно отпадали епархии. В 1833 г. была провозглашена Элладская церковь, признанная Константинополем только в 1850 г. Значительный удар был нанесен материальному положению патриархии отпадением болгарских епархий, происшедшем в 1860-е годы и окончательно закрепленным с провозглашением болгарсокй схизмы 1872 г. В ответ на решение собора 1872 г. русское правительство секвестировало доходы патриархии с бессарабских имений. В 1878 г. долг патриархии составлял 50 ООО турецких лир. Русское правительство и Св. Синод надеялись с открытием подворья получить новый рычаг воздействия на дела Константинопольской церкви. Первостепенной задачей было примирение греков и болгар и преодоление болгарской схизмы. Кроме того, России была невыгодна материальная зависимость Константинопольской церкви от греческих банкиров, многие из которых придерживались националистических и враждебных России настроений. Еще менее выгодны были России тесные контакты патриархии с правительством Греческого королевства, политика которого неизменно ориентировалась на западные державы—Англию и Францию. Все эти обстоятельства навели русских дипломатов на мысль воспользоваться очередными материальными затруднениями патриархии для оказания ей помощи и потребовать взамен от греков шага к примирению с Болгарским экзархатом.

В организации подворья принимал активное участие государственный контролер Т. И. Филиппов, главный поборник грекофильского направления в русской церковной политике. История подворья была непростой: вскоре выяснилось, что его деятельность развивается вовсе не в том направлении, в котором было бы желательно организаторам. Тем не менее, в 1893 г. император Александр III внес сумму в 12000 рублей для выплаты долгов подворья, чем продемонстировал заинтересованность России в делах восточных христиан, несмотря на злоупотребления отдельных их представителей.

Глава 10 «Старообрядческое посольство в Константинополь в 1892 году» раскрывает одну не освещавшуюся до сих пор в научной литературе страницу из истории русского старообрядчества. Основанная в середине XIX в. Австрийская иерархия имела весьма шаткое положение. Дело было не только в неопределенном статусе липован на територии Австро-Венгрии: руководители старообрядцев не были уверены в канонической законности своего священства, начало которому было положено беглым константинопольским архиереем Амвросием. Эта неуверенность побуждала староверов совершать неоднократные поездки на православный Восток с целью выяснения некоторых догматических и канонических вопросов. В частности, их интересовал вопрос о том, был ли Амвросий официально отлучен константинопольским патриаршим

Синодом; совершается ли крещение на Востоке погружением или обливанием. Наиболее известными были экспедиции 1875—1876, 1892 и 1902 гг. Посольство 1892 г. имело целью выяснение этих вопросов, на которые липоване так к тому моменту и не имели удовлетворительных ответов, так и ведение предварительных переговоров с патриархом о возможном присоединении к Вселенскому престолу. Последнее противоречило видам русской дипломатии. При том аткивно враждебном отношении к старообрядцам, которое господствовало в Русской церкви до начала XX столетия, подобные попытки воспринимались как действия, направленные против интересов русской политики. Для К. П. Победоносцева борьба с расколом была важной составной частью его охранительной программы. В 1880—1890-е годы Св. Синод принял ряд мер по изучению раскола и издания противораскольнической литературы. Особая поддержка была оказана журналу «Братское слово», органу бра-ства Петра митрополита, издаваемому профессором Московской духовной академии Н. И. Субботиным. На страницах этого журнала шаг за шагом описывалась история первого старообрядческого посольства в Константинополь 1875—76 гг. Несмотря на то, что староверы получили на свои вопросы официальные ответы патриархии, гласящие, в частности, что митрополита Амвросия в Константинополе считают самоотлученным, а совершаемые им священнодействия и хиротонии незаконными. Впрочем, формального патриаршего суда над ним не было, и отсутствие факта лишения его архиерейского сана ободрило старообрядцев.

Поскольку результаты первой экспедиции не вполне удовлетворили раскольников, в 1892 г. ими было предпринято новое посольство. В него вошли многие влиятельные старообрядцы, а возглавил его священник Ефим Мельников с сыновьями Василием и Феодором. Вступить в переговоры со староверами и отвлечь их от контактов с патриархией было поручено Г. П. Беглери, уже зарекомендовавшему себя в качестве посредника в трудных делах (споре Ильинского скита с греческими монахами, Мирликийском деле). Беглери удалось убедить некомпетентного в подобных вопросах патриарха Неофита XVIII не относиться серьезно к домогательствам посланников и поставил ему на вид, что контакты с ними вызовут осложнения с Российским Св. Синодом. Между тем он обещал староверам доставить сведения из патриаршего архива касательно результатов посольства 1875—76 гг. Эти документы были им действительно скопированы, однако переслал он их не Мельникову, а своему корреспонденту И. Е. Троицкому, который, в свою очередь, составил записку К. П. Победоносцеву. В результате принятых мер российской стороне удалось предотвратить дальнейшее развитие переговоров, что детально прослеживается по опубликованным и неизданным архивным материалам.

В качестве приложения к главе 10 публикуется записка И. Е. Троицкого «Содержаие документов по делу бывшего Боснийского митропо-

лита Амвросия, хранящаяся в архиве Константинопольской патриархии», составленная для К. П. Победоносцева 24 декабря 1892 г. (ЦГИА СПб. Ф. 2182. Оп. 1. Д. 149).

В «Заключении» подводятся основные итоги работы. Центральным направлением действий русского правительства в Восточном Средиземноморье в 1878—1898 гг. была подготовка к решению восточного вопроса—достижению контроля над проливами, политическому преобладанию на Балканах и в районе Константинополя. В этом отношении МИД продолжал традиционную линию ближневосточной политики, начиная со времен Петра I. С середины XIX в., однако, успех России в этом направлении был значительно подорван усилиями объединившихся западных держав. После поражения в Крымской войне главной целью России было восстановление былого авторитета и влияния в регионе. Победа в русско-турецкой войне 1878—1898 гг. в некоторой степени способствовала этому, однако и на сей раз державам удалось навязать России неблагоприятные для нее условия Берлинского трактата. Одним из главных рычагов идеологического воздействия на население западных районов Турции и Балкан была общность православной веры с населявшими их греками и славянами.

В конце XIX в. мы имеем дело с возрождением византийской имперской идеологии в русском общественно-политическом сознании Опыт предшествовавших десятилетий привел к господству охранительного и национального направления в политике России; после 1881 г. наступает время осмысления уроков прошлого путем обращения к идеалам Московского государства как наследника павшей Византии. Со времен Петра Великого Росия стала мировой державой с огромной территорией; обеспечение ее торговых и экономических интересов требовало свободного прохода российских судов через Босфор и Дарданеллы; защита южных границ предполагала влияние на Балканах. Идеологической основой для расширения влияния в Восточном Средиземноморье была традиционная теория Третьего Рима, примененная к условиям конца XIX в.

Столь большое значение церковной составляющей в русской внешней политике имело своей причиной также сам статус христианского населения в Османской империи. Система миллетов, практиковавшаяся в Османской империи, предусматривала известную степень самостоятельности православной общины и ее автономию в мусульманском государстве; глава Церкви, патриарх, становился теперь также и гражданским главой христианского населения империи. Все непосредственные контакты с греческим и славянским населением осуществлялись в основном через Константинопольского патриарха; отсюда следует, что те дела, которые имели название церковных, включали в себя далеко не только чисто конфессиональную сторону. На христианском Востоке религиозные проблемы были неразрывно связаны с вопросами

национально-политическими; решение того или иного церковного вопроса означало в то же время решение вопроса политического.

С ослаблением русского влияния на православном Востоке на протяжении XIX в. усиливалась ориентация самостоятельных балканских государств на западные державы, а также зависимость Турции от них. Не привели к желаемым результатам и усилия русских дипломатов установить дружеские отношения с греческим высшим духовенством. Русская политика на Востоке, как и прежде, неизбежно сталкивалась с националистическими устремлениями греков-поборников Великой идеи. Борьба двух течений, которые в западной историографии обычно фигурируют под названиями «панславизм» и «панэллинизм» в изучаемый период претерпевают некоторые изменения. В царствование Александра III русская политика отошла от панславистских позиций и характеризуется национальной русской направленностью. Послы в Константинополе Е. П. Новиков и А. И. Нелидов были скорее грекофилами, чем сторонниками славян; греки имели сильнейшего защитника в лице государственного контролера Т. И. Филиппова. Таким образом, правильнее говорить не о панславизме, а о стремлении России установить контроль над православным миром. Константинопольская патриархия, напротив, в послевоенный период под влиянием афинского правительства и Смешанного совета становится все больше выразительницей эллинского национализма. Отдельные исключения, такие как Иоаким III и Неофит VIII, несмотря на русскую поддержку, не могли обратить настроения большинства архиереев к подлинно вселенскому, наднациональному направлению.

После провозглашения болгарской схизмы Россия не могла открыто поддерживать Болгарскую церковь, поэтому константинопольское посольство взяло курс на налаживание более тесных контактов с патриархатом. Однако за русскими представителями прочно закрепилась слава панславистов и врагов эллинизма. Теперь северная держава представлялась грекам главной угрозой, мощной соперницей в осуществлении Великой идеи. В 1860—1870-е гг., при активном поощрении со стороны британской политики, в правящих кругах Греческого королевства вырабатывается крайне националистическое направление, которое оказывало сильнейшее влияние на умонастроения турецких греков и их духовных вождей—архиереев. После реформ 1860-х годов значительной политической силой в Константинополе становится Смешанный совет при патриархате, который полностью подчинялся указаниям афинского кабинета; с ним русским представителям почти никогда не удавалось наладить диалог. Целью русских дипломатов в такой ситуации было, по их словам, «возвысить греческое духовенство в его собственных глазах», т. е. возвратить его к прежней наднациональной вселенской идеологии, Констатипопольский патриарх должен сознавать себя духовным главой всего православного мира, по крайней мере, главой того многонационального христианского населения Турции, которое было ему подчинено в каноническом отношении.

Несмотря на то, что в рассматриваемые 20 лет в отношениях Константинопольским патриархатом не произошло ни одного крупного церковно-политического события, авторитет России на православном Востоке заметно укрепился. Благодаря деятельности профессиональных дипломатов-сотрудников посольства и консульств, неофициальных агентов, духовных лиц, а также ученых советников российского Св. Синода удалось избежать многих конфликтных ситуаций, укрепить междуцерковные контакты и доверие восточных христиан к своей покровительнице—России. Значение церковной составляющей в русской политики на Ближнем Востоке понимали в равной мере как МИД, так и Св. Синод. Эти два ведомства действовали согласованно; все важные депеши по церковным делам передавались из МИД К. П. Победоносцеву, который, в свою очередь, обращался к своему ближайшему советнику, византинисту И. Е. Троицкому. Выбор именно этого человека, глубокого знатока истории Церкви на Востоке, был неслучаен; здесь мы имеем пример того, как историческая наука была поставлена на службу современной политики. При всей вере в силы России и ее потенциальные возможности, Троицкий и Победоносцев оставались реалистами. Они не призывали к резким шагам в восточной политике, понимая, как шатко существующее равновесие; одно неверное действие могло вызвать воспламенение страстей, объявление Константинополем Русской церкви схизматической или вооруженное вмешательство держав в македонские дела.

Не все, однако, разделяли такую умеренную точку зрения. Значительная часть политиков, дипломатов, не говоря уже о журналистах, призывала к активным действиям на Востоке. Переоценивая российское влияние, они считали возможным оказывать более действенное давление на восточных патриархов, а неудачи в церковной политике приписывали неспособности конкретных дипломатов. Небольшая группа грекофилов во главе с Т. И. Филипповым, напротив, считала, что Россия не должна бояться испортить отношения с болгарами и открыто признать их раскольниками, а Константинопольского патриарха—главой всего православного мира. Несмотря на кажущееся несходство взглядов, политики конца XIX в. исходили из византийских имперских представлений о мире. Византинизм этого периода, имевший немалое значение для русской политики, является поразительным примером живучести древней идеи православной ойкумены в Новое время и влияния образа одного государства, давно прекратившего свое существование, на жизнь другого.

Публикации результатов исследования. Основное содержание диссертационного исследования представлено в монографиях:

1. Россия и православный Восток: Константинопольский патриархат в конце XIX в. Письма Г. П. Беглсри к проф. И. Е. Троицкому. 1878—1898 гг. / Подг. текста, вступ. статья, комм. Л. А. Герд. СПб., изд-во Олега Абышко, 2003.414 е., 26 п. л. (Введение «Константинопольский патриархат и Россия конца XIX в., с. 7—48, авторский текст 4 п. л.);

2. ГердЛ. А. Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке (1878—1898). М., «Индрик», 2006.446 е., авторский текст 28 п. л.

Основные положения данной диссертации отражены в следующих работах. Статьи, опубликованные в изданиях из списка ВАК:

3. ГердЛ. А. Русское присутствие на православном Востоке: Св. Гора Афон и Россия (1878-1898) // Исторические записки. М., «Наука», 2003. С. 143-179 (3,2 п. л.);

4. «Нашаотечественная церковь занимает первое место между всеми православными церквами». Отчет профессора И. Е. Троицкого о командировке на Восток. 1886 г. / Подг. текста, вступ. ст., комм. ГердЛ. А.// Исторический архив. М., «Российская политическая энциклопедия», 2001. С. 135—174 (4 п. л.);

5. «В делах Востока первой заботой нашей должна быть Святая Церковь». Две записки обер-прокурора Св. Синода А. П. Толстого по греко-болгарскому вопросу с комментариями императора Александра II. 1860 г. / Подг. текста, вступ. ст., комм. ГердЛ. А. // Исторический архив. М., «Российская политическая энциклопедия»,

2003. С.49-61 (1,1п.л.);

Статьи в прочих изданиях:

6. ГердЛ. А. Еп. Порфирий Успенский: из эпистолярного наследия //Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге/Под ред. И. П. Медведева. СПб., «Дмитрий Була-нин», 1995. С. 8-21 (1,2 п. л.);

7. Герд Л. А. Архим. Антонин Капустин и его научная деятельность (по материалам петербургских архивов) //Рукописное наследие русских виза1 ггинистов в архивах Санкт-Петербурга/ Под ред. чл.-корр. РАН И. П. Медведева. СПб, «Дмитрий Була-нин», 1999. С. 8-35 (2, 3 п. л.);

8. ГердЛ. А. Старообрядческое посольство 1892 г. в Константинополе// Славянский альманах. М., «Индрик», 2003. С. 198—216 (1, 8 п. л.);

9. Герд Л. А. И. Е. Троицкий: по страницам архива ученого// Мир русской визан-тинистики /Под ред. чл.-корр. РАН И. П. Медведева. СПб, «Дмитрий Буланин»,

2004. С. 8-40 (3,2 п. л.);

10. ГердЛ. А. Русский грек в Константинополе Г. П. Беглери//Страницы российской истории. Проблемы, события, люди. Сб. статей в честь Б. В. Ананьича. СПб., «Дмитрий Буланин», 2003. С. 238-251 (1, 3 п. л.);

11. Герд Л. А. Россия и греко-болгарский вопрос в 80-90-е годы XIX века // Религии мира. История и современность. М., «Наука», 2004. С. 304—375 (7 п. л.);

12. ГердЛ. А. Переписка В. Н. Хитрово в архивном фонде А. А. Дмитриевского // Православный палестинский сборник. Вып. 102. М., 2005. С.66—74;

13. ГердЛ. А. К вопросу о поствизантийском Константинополе: Вселенская патриархия в новое время // Историческая роль Константинополя (в память о 550-летии падения византийской столицы). Тезисы докладов XVI Всероссийской научной сессии византинистов. Москва, 29-30 мая 2003 г. М., ИВИ РАН, 2003. С. 14-15 (0, 1 а. л.);

14. ГердЛ. А. К вопросу о «восточном папизме» (полемика И. Е.Троицкого с Т. И. Филипповым) // Византия и Запад (950-летие схизмы христианской Церкви. 800-летие захвата Константинополя крестоносцами). Тезисы докладов XVII Всероссийской научной сессии византинистов. Москва, 26—27 мая 2004 г. М., ИВИ РАН, 2004. С. 45-47 (0, 2 а. л.);

15. ГердЛ. А. Россия и Константинопольский патриархат: церковная политика 1878—1898 гг. // Международные отношения в новое и новейшее время. Материалы международной научной конференции, посвященной памяти профессора К. Б. Виноградова. СПб., издательство СПб. Университета, 2005. С. 211—214 (0, 3 п. л.).

Подписано в печать 20.05.2006. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура Newton. Уч.-изд. л. 2. Тираж 100 экз. Заказ № 327.

Отпечатано в типографии СПбИИ РАН «Нестор-История» 197110 СПб., Петрозаводская ул., д. 7 тел. (812) 235-15-86, e-mail: nestor_historia@Iist.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Герд, Лора Александровна,

Введение Источники и историография вопроса . . стр

1. Константинопольский патриархат до второй половины XIX в.

2. Вселенская патриархия 1878-1898 гг.

3. Россия и православный Восток до второй половины XIX в.

4. Общественно-политическая жизнь России в 1880-1890х годах. Политика в восточном вопросе.

5. Вопрос о правах и привилегиях Константинопольской церкви по данным российских архивов.

6. Россия и греко-болгарский церковный вопрос в 80-90е годы

XIX в.

7. Русское присутствие на православном Востоке: Св Гора Афон и Россия (1878-1898 гг.).

8. Один неосуществленный церковно-исторический проект: Мирликийское дело.

9. Страница из истории подворья Константинопольского патриархата в Москве (1881-1898 гг).

10. Старообрядческое посольство в Константинополе в 1892 г.

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Герд, Лора Александровна,

Что такое восточный вопрос? Определить это центральное для европейской политики на Ближнем Востоке понятие пытались неоднократно Столкновение интересов западных держав—Англии, Франции, Австрии (Австро-Венгрии) с одной стороны и России—с другой в борьбе за преобладание на территории распадающейся Османской империи—такова традиционная трактовка восточного вопроса Ключом к его решению считалось овладение проливами Босфор и Дарданеллы и стоящим в усгье Босфора Константинополем Очевидной представлялась и религиозная, идеологическая сторона вопроса борьба православной России и католической Франции за преобладание в Палестине и за влияние на христианское население Турции. Достаточно вспомнить о причинах Крымской войны и поводах к ней. Во второй половине XIX в, как и прежде, внимание Европы привлекали два центра Турецкой империи. Константинополь и Иерусалим Если в отношении Святых Mecí Палестины значение церковной стороны вопроса было для всех очевидным, то Константинополь, столица империи, стоящая на границе Европы и Азии, представлял для исследователей восточного вопроса интерес исключительно с военно-политической и торгово-экономической точки зрения При знакомстве с обширной западной историографией восточного вопроса второй половины XIX в создается впечатление, что она практически игнорирует его церковную сторону. Между тем, опыт итогов русско-турецкой войны 1877-1878 гг. и Берлинского кошресса показывает, что в расстановке позиций Европы в отношении России мало что изменилось. В последние два десятилетия XIX в место Франции как сильнейшей из католических держав занимает Австро-Венгрия, Англия остается при своей, казалось бы, внеконфессиональной, но постоянно антирусской позиции. После 1878 г Константинополь и прилегающие к нему территории—европейская Турция, побережье Средиземного моря—становятся ареной соперничества и идеологической борьбы между державами, ожидавшими отпадения этих областей от империи и укреплявшими свои позиции в них.

Проливы имели первостепенное стратегическое и торговое значение Обладание проливами и контроль над Константинополем означали господство над значительной частью Ближнего Востока. Особенно важным было преобладание в этом регионе для России Босфор и Дарданеллы являлись для нее ключом к левантийской торговле, а также залоюм беюпасности южных границ Попыткой решить восточный вопрос были русско-турецкие войны XVIII-XIX вв; получив доступ к Черному морю, Россия стремилась укрепить свои позиции в балканском регионе. Не обладавшая столь мощным флотом, как Ahí лия, Россия имела, в отличие от западных держав, сильнейшее идеологическое оружие—общность православной веры с несколькими миллионами христианских жителей западной Турции Главной опорой русской политики в Турции было ее православное население—греки, болгары, сербы, черногорцы До Крымской войны авторитет России среди этого населения был достаточно высок. Он коренился в многовековых традициях русско-греческих связей, в щедрой благотворительности, которую оказывали русские цари восточным патриархатам, монастырям и церквам, а также в победоносных русско-турецких войнах XVIII в, в результате которых Россия была официально признана защитницей и покровительницей христианского населения Османской империи. Однако в последующие десятилетия этот авторитет заметно упал, и на место русского влияния пришло влияние европейское. Так произошло сначала в Греции, затем в Румынии, в среде оттоманских греков, и, наконец, уже в 1880е годы, в Болгарии Тем не менее, русские политики продолжали считать общность православной веры важным оружием на Ближнем Востоке Поэтому в последние два десятилетия XIX в продолжалась благотворительность восточным патриархатам и монастырям; на русские средства строятся школы, приюты, больницы для христианских жителей Опорными пунктами для осуществления этой политики были русские дипломатические представительства в разных городах Османской империи, а также общественные организации, в первую очередь Императорское православное палестинское общество. Большое значение для укрепления духовного авторитета России имели три русские оби гели на Афоне— Пантелеймоновский монастырь, Андреевский и Ильинский скиты

Устремления России сталкивались не только с могущественным противодействием европейских держав, имевших свои виды на районы европейской Турции Сталкивались они и с планами греков, мечтавших о восстановлении Византийской империи и мысливших в прежних имперских категориях. 1453 г. для греческого мира вовсе не явился таким финальным аккордом в его истории, как это порой представляется исследователям византийской истории Турки пришли в страну с многовековыми традициями общественной жизни; уничтожить христианское население или быстро ассимилировать его было невозможно, да и не нужно Поэтому султан-завоеватель Мехмед II принял единственно разумное решение он дал возможность христианам продолжить свою жизнь в привычных для них формах. Было, по сути, образовано "государство в государстве", своеобразное продолжение Византии в условиях иноверной мусульманской империи. Очень важной особенностью христианской общины, "Рум миллети", как ее называли турки, было сосредоточение церковной и гражданской власти в руках Константинопольского патриарха, теперь он не только выполнял прежние функции духовного главы народа, но и получил значительную долю власти, прежде принадлежавшей василевсу-императору Вместе с тем османы, заинтересованные в централизации управления, способствовали ликвидации автокефальных церквей южнославянских народов, подчинив их патриарху Константинополя. Благодаря консерватизму жизни в Османском государстве эта система осталась в почти неизменной форме вплоть до середины XIX в. Константинопольский патриархат и подчиненное ему христианское население Турции представляли собой в каком-то смысле застывшим пережиток Византии в мире Нового времени, живущий по нормам византийского права и средневековой идеологии. Патриархат, как администражвный и духовный центр православною населения Турции, становится объектом для оказания влияния со стороны держав. Первостепенное значение имело английское влияние при посредстве Греческого королевства, с ним в меру сил и возможностей боролось влияние русское

XIX столетие явилось переломным этапом в истории Восточного Средиземноморья. Прежняя универсалистская, вселенская идеология, ставившая превыше всего религиозный принцип, постепенно вытесняется идеологией национальной. Пользуясь ослаблением Османской империи, поддерживаемые Россией с одной стороны и западными державами—с другой, народы Восточной Европы стремятся к освобождению от турецкого ига. Этот процесс происходил путем постепенного образования самостоятельных национальных государств Не осталась бе j изменений и жизнь в самой Османской империи после провозглашения актов 1839 и 1856 гг. начинается эпоха реформ, Танзимат Турция, по замыслу реформаторов, должна была постепенно преобразовать свой i осударственный механизм по европейскому образцу В новой системе уже не должно было остаться места для автономии Церкви и христианского милета1 официально все оттоманские подданные признавались равными. Османы стремились к постепенной ассимиляции христиан, а христианские народы в сохранении своей автономии видели ядро будущих свободных государств Борьба за сохранение старого порядка с одной стороны и за его ломку с другой составляет центральную проблему истории христианского населения Турции последних десятилетий существования Османской империи.

Период после русско-турецкой войны для России был восстановительным Убийство Александра II окончательно приостановило либеральные реформы. Новый император, Александр III, после непродолжительного колебания проводил охранительную политику Идеологом этой политики был воспитатель царя К П. Победоносцев, занявший теперь пост обер-прокурора Св Синода 1878-1894 ir характеризуются миротворческой ориентацией во внешней политике России По мнению Александра III, стране необходима была передышка после потерь последней войны, а также восстановление Черноморского флота для решения в свою пользу восточного вопроса Поэтому приоритетным направлением теперь становится идеологическая подготовка почвы для будущих действий.

Именно в это время в России происходит возрождение византийских идеи государственной власти Россия, подчеркивали теоретики этого направления, была единственной православной монархией Она являлась прямой наследницей и преемницей Византии, и была призвана осуществить свое историческое предназначение—освободить христианские народы Востока от турецкого ига и воссоздать на обломках Турции православную монархию Идея эта была, конечно, не нова: по сути, это переосмысление старой теории Третьего Рима, только с центром в Петербурге Впитав в себя опыт славянофилов и русской политики последних двух столетий, эта идея получила новое, подчеркнуто национальное звучание. Понимали ее по-разному: для профессиональных дипломатов и политиков это было создание ряда зависимых от России национальных государств на Балканах, установление русского контроля над проливами и, желательно, над Константинополем. Для мечтателей-историософов и для некоторых ученых-византинистов результатом осуществления идеи могло стать обладание Вторым Римом и установление прочного господства России на Балканах.

О важности именно церковной стороны политики России говорит сам объем архивных материалов—десятки дипломатических депеш, донесений, аналитических обзоров, составленных самими послами, сотрудниками константинопольского посольства и российских консульств Турции, а также специалистами в Петербурге. Введение в научный оборот неизвестных архивных материалов является одной из важнейших задач настоящей книги

На основании собранных нами материалов мы попытаемся ответить на следующие вопросы. Как могла в конце XIX в. функционировать средневековая модель мира9 Какое шачение имели для восточной политики великой державы, России, старые византийские имперские стереотипы и как они служили орудием практической политики? Как действовала на Балканах под прикрытием церковных дел национальная и государственная политика, и какое участие принимала в этой политике Россия? И, наконец, какое место занимала российская церковная политика в общей сложнейшей национально-политической ситуации восточного Средиземноморья последних 20 лет XIX столетия?

Для понимания явлений общественной жизни христианского населения Турции необходимо иметь представление об истории православной общины в Османской империи, о том месте, которое она занимала в мусульманском государстве. Старые средневековые формы в новых политических условиях часто служили прикрытием для совершенно иного содержания; однако, понять мотивацию тех или иных действий можно, только если представлять себе корни исторического явления Исходя из этого, мы сочли необходимым поместить в начале книги две главы, вводящие читателя в круг исследуемой темы первая посвящена истории Константинопольскою патриархата до середины XIX в, а вторая имеет целью показать специфику отношений России и православного Востока от крещения Руси до XIX в Обе главы не претендуют на новые трактовки хорошо известных исторических событий, но только представляют тот минимум сведений, который необходим для понимания событий конца XIX столетия. Далее следуют главы, в которых дается общий обзор истории Константинопольского патриархата 1878-1898 гг. и краткая характеристика действующих лиц и событий русской ближневосточной политики этого периода

Вторая часть книги посвящена основным сюжетам русской церковной политики в Константинопольском патриархате конца XIX столетия. Темы этих глав подсказаны самим архивным материалом: это центральная для Константинопольской церкви борьба с Оттоманским правительством за сохранение своего прежнего статуса «юсударства в государстве», в которой Россия также принимала участие; греко-болгарский церковный вопрос, который непосредственно затрагивал русские интересы на Балканах; история русского афонского монашества, того четырехтысячного русского населения на османской территории, с авторитетом которого приходилось считаться не только Оттоманской Порте, но и западным державам. Другие сюжеты посвящены менее заметным явлениям и событиям неосуществленный проект создания второго после Афона русского духовного центра в Константинопольском патриархате (в Мирах Ликииских), основание и первые годы существования константинопольскою представительства в России— подворья в Москве, посольство старообрядцев австрийской иерархии к Константинопольскому патриарху в 1892 г и реакция на него русских церковных и дипломатических кругов.

Источники и историография вопроса.

Источниковой базой настоящего исследования являются фонды следующих отечественных и зарубежных архивов. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ) содержат ряд важных для нас фондов, первое место среди которых занимает фонд посольства в Константинополе (Ф. 180, оп. 517/2). Здесь содержатся материалы, отражающие взаимодействие Константинопольской патриархии и Болгарскою экзархата с русским посольством, документы по Афону, по истории старообрядческих посольств в Константинополь. Отдельные вопросы нашли освещение в других фондах АВПРИ—С -Петербургского Главархива (ф. 161), Греческого стола (ф. 142, оп. 497), Турецкого стола (ф 149, оп. 502), РИППО (ф 337/2, оп. 873/13) Не менее важны для настоящего исследования материалы, хранящиеся в Российском государственном историческом архиве (Петербург). Здесь следует назвать, в первую очередь, фонды Российского Св Синода (Канцелярия Св Синода, ф. 796 и Канцелярия обер-прокурора Св Синода, ф 797), где содержатся ежегодные подборки документов, касающиеся православною Востока 1 Эти два архива дополняют друг друга; лишь небольшая часть материалов отложилась в копиях в обоих хранилищах Важные материалы по контактам русских политических деятелей с Востоком содержатся в личных фондах Т. И. Филиппова и II П Игнатьева (Государственный архив Российской Федерации, Москва) Из петербургских хранилищ чрезвычайно ценными являются документы, хранящиеся в личном фонде И С Троицкого, профессора Петербургской духовной академии и многолетнего советника Св Синода по восточному вопросу. Этот фонд распределяется между двумя архивами— Отделом рукописей Российской национальной библиотеки (дом Плеханова, ф 790), и Центральным государственным историческим архивом Санкт-Петербурга (ф. 2182) Письма к Троицкому его константинопольского корреспондента Г. П. Беглери (ОР РНБ), представляющие собой хронику истории Константинопольского патриархага и его отношений с Россией за 20 лет (1878-1898), изданы нами отдельным томом 2 В ЦГИА СПб находятся материалы, касающиеся церковно-политической деятельности 1роицкого (копии с дипломатических депеш, переписка с К П. Победоносцевым, с настоятелем посольской церкви в Константинополе, личный дневник за последние юды жизни) Из этого фонда нами издан отчет Троицкого о командировке в Константинополь в 1886 i , адресованный К. П. Победоносцеву и являющийся ярким выражением идеологическои позиции автора3 В ОР РНБ хранится также личный фонд А. А. Дмитриевского, литургиста и историка Церкви, который в 1907-1918 гг. был секретарем Императорского православного палестинского общества (ф 253). Из этого фонда нас интересуют подготовительные материалы к его церковно-политическим работам, переписка, а также копии с документов, написанных другими лицами. В петербур1 ском филиале архива РАН (ПФА РАН) содержатся материалы, связанные с деятельностью Русского археологическою института в Константинополе и его директора Ф И. Успенского (ф 116). В небольшом личном фонде дипломата M А Хитрово, хранящемся в Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский дом, ф. 325, on. 1), имеются несколько интересующих нас писем архим. Макария (Сушкина), настоятеля русского монастыря Св Пантелеймона на Афоне. Из зарубежных архивохранилищ нами

1 Из этого архива нами изданы две записки обер-прокурора Св Синода А П 1олстот по Греко-болгарскому церковному вопросу, составленные в 1860 I и не потерявшие своей актуальности в конце XIX в «В делах Востока первой заботой нашей должна быть святая Церковь » Две записки обер-прокурора Св Синода А П Толстого по Греко-болгарскому вопросу с комментариями Александра II 1860 г / Подг текста, вступ ст и комм Л А Герд // Исторический архив 2003 №2 С 49-61

2 Россия и православный Восток Константинопольский патриархат в конце XIX в Письма Г П Беглери к проф И Е Троицкому 1878-1898 гг./Изд подг Л А Герд СПб,2003

3 «Наша отечественная Церковь занимает первое место между всеми православными церквами» Отчет профессора И Е Троицкого о командировке на Восток 1886 г /Подг текста, вступ ст и комм Л А Герд Исторический архив 2001 №4 С 135-174 S обследован важнейший для раскрытия темы архив Константинопольского патриархата (исследователям доступна только часть его, раздел А (исходящая переписка патриархата) Центральный государственный исторический архив (ЦДИА, София, Болгария) содержит документы по истории Болгарского экзархата и деятельности экзарха Иосифа в Константинополе (ф 176, 989) К сожалению, для нас остались недоступными материалы из архива МИД Греции, где хранится немало важных документов, касающихся участия греческих дипломатов в делах русского Афона, константинопольской церковной политике.

Переходим теперь к обзору опубликованных архивных материалов. Их объем значительно уступает источникам неизданным. Все же здесь можно назвать некоторые важные публикации. История управления некоторых константинопольских патриархов конца XIX в. раскрывается благодаря опубликованию их переписки,4 а также дневников современников 5 Для характеристики взглядов некоторой части русских дипломатов, а также обстановки на православном Востоке весьма интересны дипломатические материалы известного русского писателя, мыслителя и дипломата К Н. Леонтьева6 Ряд публикаций бросает свет на конкретные события в патриархате и направления русско-константинопольских отношений. Переписка Константинопольского патриархата с Оттоманским правительством по вопросу о правах и привилегиях Церкви была издана еще в XIX в и отчасти переведена на русский язык И Е Троицким 7 Материалы по истории старообрядчества австрийской иерархии и его контактов с Констаитинопольскои патриархией были изданы в 1914 г В. С. Марковым.8 Документы по провозглашению болгарской схизмы опубликованы греческим историком М. Гедеоном;9 важнейшим источником по греко-болгарскому вопросу и участию в нем великих держав является дневник экзарха Иосифа за 1877-1913 гг.10 Ценным дополнением к дневнику экзарха являются воспоминания о нем современников 11

Что касается газетных и журнальных публикаций 1880-1890-х годов, они чаще всего давали лишь малоинтересный общий обзор церковно-политических событий, либо концентрировались на пристрастном полемическом обсуждении какой-нибудь частной проблемы Таковы публикации в газетах «Московские ведомости», «Гражданин» То же самое можно сказать о греческих газетах Ксоуатауттуогтодлс;, 1Чва гщера, Иео^оуо^ Более содержательными, хотя и замалчивающими многие подробности были обзоры И Е Троицкого «Православный восток в минувшем году» в «Церковном вестнике» Сравнительно малое значение публицистики для раскрытия нашей темы объясняется тем, что материалы по восточному вопросу, политически актуальные (и потому засекреченные) в тот момент, естественно, не могли быть доступными журналистам, а знакомые с ними эксперты тоже, по понятным причинам, не торопились с их публикацией.

4 См переписку Иоакима ill с греческим премьер-министром X Трикуписом Кар5ара<; X Icoaiceip Г-Хар TpiKowiig Н avTiJiapaBeori Ало xtjv cxvekSotii aXXriXoypacpia tod Oucoupevucou Патркхрхл (1878-1884) A8r|vcx, 1998

5 NiKT|(popo\) ГХика, |iitp 'IpPpiou Bioypaqua ка! 'Hpepoloyia T В Ev 'ABrivaii;, 1907

6 Константин Николаевич Леонтьев Дипломатические донесения, письма, записки, отчеты 1865-1872 / Сост К М Долгов М, 2003

7 Та каха то ^тгща iwv ekk^tioiuotikcov Kpovopicov ало irig 19 фгрроиарюг) 1883 pexpi тг|<з ¿тррофешеак; iot> архаюи ка0еохшто<; 'Ev K(ovot(xvtivoU7toA.£i, 1884, Официальная переписка Константинопольской патриархии с Оттоманским правительством о правах и преимуществах греческого духовенства в Турецкой империи//Христианское чтение 1884 4 2 С 230-232

8 Марков В С Переписка проф Н И. Субботина, преимущественно неизданная, как материал по истории раскола и отношений к нему правительства (1865-1904) М , 1914

9 TfSeiov М 'I "Eyypacpa Jtaipiapxim Kai cuvoSiKa Jtepi той BouXyapiKofi £r|ir|paio<; (1852 1873) K(ovoiavTivo\mo^i<;, 1908

10 Ьългарски екзарх Иосиф I Дневник/Текст, коментар и бележки X Гемекки София, 1992

11 Екзарх Иосиф 1 в спомени на съвремишици /Встьп статия, съст бележки и указ X Тсмелски София, 1995 О

Литература по исследуемой теме делится на несколько категорий. Во-первых, это статьи и книги современников событий, которые можно в равной степени о гнести и к источникам вопроса, и к литературе Таковы «Мнения и отзывы» митрополита Филарета (Дроздова) по вопросам церковной политики на Востоке, написанные двумя десятилетиями раньше, но чрезвычайно актуальные и в конце XIX в, о чем свидетельствует их публикация в 1886 г.12 С зарождением отечественной школы византийских исследований и одновременным спадом потока славянофильских публицистических статей в органах печати, после 1878 г. возникла необходимость научного объяснения происшедших событий и попыток прогнозирования будущего. На первых порах после окончания войны интерес сосредотачивался по-прежнему вокруг Болгарии и связанного с ней политического по содержанию, хотя и церковною по форме греко-болгарского вопроса В 1882 г вышла в свет книга государственною контролера Т И Филиппова «Современные церковные вопросы», в которой автор впервые громогласно высказывается против права бол1ар на церковную автономию.13 Семью годами позже появилась монография на ту же тему, вышедшая из-под пера профессионального дипломата, имевшего доступ к архивам русского посольства в Константинополе, В Теплова 14 Эта книга, высоко оцененная еще современниками, открыла ряд исследований о церковной стороне восточного вопроса, принадлежащих сотрудникам константинопольскою посольства. Пожалуй, из всех работ современников эти статьи отличаются как наибольшей осведомленностью, так и наименьшей пристрастностью Будучи действующими дипломатами, они в то же время ощущали себя историками событий недавнего прошлого, в отличие от многих военных и специалистов по экономике, среди дипломатов в Константинополе и других городов Турции встречались люди, понимавшие, что без активного участия в церковных делах Россия не сможет иметь необходимое влияние на население Османской империи, на Востоке все церковные дела являются в то же время делами политическими. Таковы исследования по истории Константинопольской патриархии середины XIX в Г. Трубецкого и П. Б. Мансурова.15 Довольно содержательным, хотя и не сосредоточенным на церковной стороне вопроса, является исследование С. С Татищева, сторонника активных наступательных действии на Востоке 16 Большинство работ по истории восточного вопроса, роли проливов в его решении, написанные до 1917 г, напротив, почти всегда игнорируют его церковную сторону К ним относятся, впрочем, очень интересные и талантливые исследования С Жигарева17, С. М. Горяинова1 , Н В. Креницына.19 Значение церковной составляющей русской политики на Востоке в полной мере понимали ученые-византинисты, многие из которых принимали деятельное участие в практическом осуществлении этой политики Единственная фундаментальная монография, посвященная истории Константинопольской церкви в XIX в , принадлежит перу византиниста, профессора И И. Соколова20 Этот труд явился результатом восьмимесячной работы в константинопольском патриаршем архиве и до сих пор не имеет себе равных по объему информации и систематизации в ее изложении. Повествование ведется автором в строго выдержанном академическом стиле;

12 Филарет (Дроздов), митр Московский и Коломенский Собрание мнений и отзывов по лелам православной Церкви на Востоке СПб, 1886

13 Филиппов Т И Современные церковные вопросы СПб, 1882

14 Теплов В Греко-болгарский церковный вопрос по неизданным источникам СПб, 1889

15 Кн Г Т[рубецкой] Россия и Вселенская патриархия после Крымской войны 1856-1860 iг По неизданным материалам//Вестник Европы 1902 Г 3, Мансуров П Б Константинопольская церковь Очерк основных начал строя ее в XIX веке Ч I Центральное управление М,1909

16 Татищев С С Дипломатические беседы о внешней политике России Год первый 1889 СПб, 1890

17 Жигарев С Русская политика в Восточном вопросе, ее история в XVII-XIX веках, критическая оценка и будущие задачи СПб, 1896 Т 1-2

18 Горяинов С М Босфор и Дарданеллы М , СПб, 1908

19КреницынН В Восточный вопрос на почве его истории и политики СПб, 1900

20 Соколов И И Константинопольская церковь в XIX в СПб, 1904 стремление избежать конфликтных ситуаций сказалось в том, что автор сознательно избегает анализа греко-болгарского церковного вопроса И. И. Соколов сосредотачивает свое внимание на внутренней истории патриархата, на его отношениях к турецкому правительству и практически не касается русско-константинопольских отношений Чрезвычайно важному для России русскому присутствию на Афоне посвятил свой очерк другой византинист, А. А Дмитриевский.21 Его же перу принадлежит критическии доклад о русских афонских келлиотах, читанный в киевском религиозно-просветительском обществе в 1905 г.22 Глубоким и содержательным исследованием русской политики, в том числе церковной, на Востоке явилась работа А А Дмитриевского, посвященная послу в Константинополе Н. П. Игнатьеву.23 Таким образом, к 1917 I русская наука только подходила к разработке церковной стороны восточного вопроса Ввиду актуальности темы и явной незавершенности раздела Турции трудно было ожидать появления до окончания мировой войны каких-либо взвешенных обобщающих исследований; к тому же основная масса документов МИД и Св Синода по-прежнему оставалась недоступной для ученых.

1917 г. на долгие годы прекратил развитие церковно-исторической науки в России Отечественные работы по восточному вопросу, в том числе написанные в последние полтора десятилетия, также продолжают игнорировать его церковную сторону24 Лишь в последние 15 лет начинается разработка тем, связанных с историей отношений России и православного Востока во второй половине Х1Х-начале XX вв Большим событием в этом отношении явилась публикация монографии Н Н. Лисового но истории русско-палестинских отношений, основанная на большом объеме архивного материала25 Важным исследованием, основанным на малодоступных материалах афонских архивов, является монография иером. Иоакима (Сабельникова), посвященная о Иерониму, одному из вдохновителей русского монашества на Афоне26 Так или иначе касаются церковно-исторических сюжетов исследования, посвященные истории русской византипистики и Русского археологическою института в Константинополе27

Зарубежная западная историография восточного вопроса, рассматривающая рочь России на Востоке, хотя и весьма обширная, абсолютно не ингересуе1ся церковной стороной проблемы.28 Греческая историческая наука, начиная с конца XIX в, и на

21 Дмитриевский А А Русские на Афоне Очерк жизни и деятельности игумена русского Пантелеймоновского монастыря священно-архимандрита Макария (Сушкина) СПб , 1895

22 Дмитриевский А А Русские афонские монахи-келлиоты и их просительные о милостыне письма, рассылаемые по России Речь, произнесенная при открытии чтений в Киевском религиозно-просветигельском обществе 9 октября 1905 г Киев, 1906

23 Дмитриевский А А Граф H П Игнатьев как церковно-политический деятель на православном Востоке по неизданным письмам его к начальнику Русской Духовной миссии в Иерусалиме архимандриту Антонину Капустину СПб, 1909

24 Дранов Б А Черноморские проливы М, 1948, Георгиев В А, Киняпина H С, Панченкова M Т, Шеремет В И Восточный вопрос во внешней политике России конец XVIll-начало XX в M , 1978, Киняпина H С Балканы и проливы во внешней политике России в конце XIX в (1878-1898) М, 1994, Россия и черноморские проливы (XVI1I-XX столетия) M , 1999

25 Лисовой H H Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в Х1Х-начале XX в M , 2006

26 Сабельников И, иером Великая стража Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария Кн 1 Иеросхимонах Иероним, старец-духовник Русского на Афоне Свято-Пантелеймонова монастыря M , 2001

21 См три тома статей по истории русской византипистики в Петербурге Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге САб, 1995, Рукописное наследие русских византинистов СПб, 1999, Мир русской византинистики СПб, 2004, Басаргина Е Ю Русский археологический институт в Константинополе СПб , 1999

28 Jelavich Ch and В The establishment of the Balkan national states 1804-1920 Seatle, London, 1977, Jelavich В The Ottoman Empire, the Great Powers and the Straits Question, 1870-1887 Bloomington, London, 1973, Idem St Petersburg and Moscow Tsanst and Soviet foreign Policy I8I4-I974 Ibid, 1974, Sumner В H Tsardom and Imperialism m the Far East and Middle East, 1880-1914 London, s a , Saul N E Russia and the Méditerranéen Chicago, 1970 протяжении почти всего XX столетия следовала двум традициям: первая исходила из идеологии фанариотов; ярким представителем ее был М. Гедеон, великий хартофилак Вселенского престола, автор целого ряда церковно-исторических работ29 В русле этой традиции находятся другие историки Церкви тою времени: Г. Панадопулос30, К Спанудис Старую константинопольскую школу продолжает наш современник, известный византинист, канонист, один из главных идеологов экуменической политики патриарха Афинагора В Ф Ставридис31. Представителем той же традиции является митрополит Мир Ликийских Хризостом (Калаидзис), автор монографий по истории константинопольского подворья в Москве и церковной истории Мир Ликийских в новое время32 Работы этих ученых ценны тем, что они используют материалы недоступных для большинства современных исследователей фонды константинопольскою патриаршего архива (в частности, раздел В—протоколы заседаний патриаршего синода), а также приводят много историй из устных свидетельств очевидцев событий К своим источникам авторы л о школы относятся по большей части некритически, иностранная литература и, тем более, архивные источники дру1их хранилищ им обычно не известны. Вторая традиция следует за афинской университетской исторической школой XIX в, характеризующейся антирусской направленностью, и мало привлекает новые источиики Греческие ученые XX века во многом находятся под влиянием своих предшественников, зачастую в научных трудах допускают полемическии публицистический стиль, исключающий беспристрастный анализ материала; к тому же ни одна из сводных mohoi рафий по истории греческого народа не заостряет свое внимание на русско-константинопольских отношениях. Строго научным исследованием, основанным на материалах афонских архивов, является небольшая кнша А.-Э Тахиаоса, посвященная ¡реко-грузинским столкновениям на Афоне33

Новый этап в греческой историографии наступил в 1990-е юды, когда началось систематическое исследование фондов греческого МИД Целый ряд молодых историков, получивших современное европейское образование, изучали различные аспекты церковной жизни Константинопольскою патриархата в XIX-начале XX в Хр Кардарас посвятил свою докторскую диссертацию первому патриаршеству Иоакима III34 Он же издал ценный источник—переписку Иоакима с X Трикуписом, объясняющую многие прежде не вполне понятные действия обеих сторон 35 Малоизвестную сторону отношений патриархата с Оттоманской Портой раскрывае1 в своей монографии тюрколог П Копоргас.36 Настоящим «прорывом» можно назвать недавно вышедшее фундаментальное исследование Д Стаматопулоса—первую после кииги И. И. Соколова сводную историю Константинопольского патриархата периода реформ XIX в., основанную на большом количестве архивного материала (греческих хранилищ и британского МИД)37 Отличительными чертами новых исследований греческих историков является отсутствие

29 Гебеюу М I Та 5ixaia Kai лроуоща той OiKounEviKoij flaxpiap^eiou KcovaxavxivoujtoXii, 1909 FeSfcov M Eyypacpa mxpiapxiKa Kai cuvoSim Jiepi той Bou^apiKoi) ¡^lyuripaxog (1852-1873) Ka>vaxavxivo\)7ioXn;, 1908

30 ПалаЗоггоиАои Г 'H auyxpovoq iepapxia 'Орбобо^ои 'AvaxcüiKtig 'ЕккХ^сяад 'AOfjvai, 1895 InavouSri К П 'IaxopiKai aeXiSeg 'Гсоакеф. о Г K(ovaxavxivoujioXi<;, 1902

31 IxaupiSou В 0 OiKoupeviKoi rcaxpiapxai 1860 or^iepov 0eaaaXoviKii, 1977

32 KaXai^rig Xp To pexoxiov xou OiKoi^ieviKouniaTpiapxeiou ev Moa^a Kai oi iyyo\)|iEvoi auxou (1881 1936) KaxepivTi, 1991 MiytpojioXixou Mupcov 5 род Хриаоахоцои Калшт^ц Та pupoßoXa Мира Н icxopia twv Muptov ало xov 19ov aicova cog xo 1922 AO^va, 2002

33Taxiaog А E To TecopyiaviKov Ziynyia (1868 1918) LupßoXri eig xr|v laxopiav xiig Рсослкгц; яолтм^ ev Ayuo Opfi GeoaaXoviKTi, 1962

34 KapSapag Xp jioXixikti Spaaii xou лахршрхл 1<оаке1Ц Г (Прсохт) jtaxpiapxia 1878 1884) Icoavviva, 1993

35 KapSapai; Xp 1азакеф Г-Хар TpiKoujni H avxircapa0£oti Ало xtiv averöoxii aXXtiXoypacpia xou Oikouhevikou Патршрхл (1878 1884)

36 Kovopxag П OBcopaviKEq бесортрек; yia xo OiKoupeviKo riaxpiapxeio 17 архед 20ou aicova Aöriva, 1998

37 ГхацахояоиХод Д Mexapp\)0piar| Kai еккоащкеиат! Прод pia avaauv0£aii xrig laxopiag тог> OiKoufiEviKou Пахрюрхеюи xou 19ou aicova AÖTiva, 2003 идеологической скованности, свойственной церковным историкам предшествовавших десятилетий, широкая источниковая база и современный подлинно научный меюд обработки и синтеза материала Остается пожалеть, что авторы этих работ лишь в очень малой степени интересовались русской стороной вопроса, то есть участием России в церковной политике патриархата Российские архивы ни одним из них не привлекались

Что касается трудов болгарских историков, то они в большинстве своем не выходят за рамки греко-болгарского церковного вопроса, причем не отходят от националистических позиций. Таковы труды И. Снегарова38, М. Арнаудова39, Т. Жечева40, болгарского патриарха Кирилла41, 3 Марковой42, уже упоминавшиеся публикации X Гемелского. Впрочем, не меньшей национальной направленностью (только, разумеется, в противоположном, антиболгарском, смысле) характеризуются труды греческих историков по той же проблеме.43 Написание сколько-нибудь беспристрастной и подлинно научной истории греко-болгарского церковного вопроса с использованием всего объема архивных материалов—дело будущею. Все имеющиеся работы лишь отчасти освещают участие России в истории греко-болгарского церковного вопроса, особенно после войны 18771878 к

Итак, мы сталкиваемся с ситуацией, когда, несмотря на наличие определенною количества работ, примыкающих к нашей теме и отчасти раскрывающих ее отдельные стороны, а чаще всего, только создающие фон для нашего исследования, мы не имеем практически ни одной работы, изучающей русско-константинопольские церковно-политические связи в 1880-1890-х годах Никто из исследователей, так или иначе подходивших к нашей проблематике, не пытался систематически привлекать архивные материалы различных, в том числе зарубежных хранилищ; не было сделано даже попытки использовать всю имеющуюся в наличии библиографию на разных языках. Между тем обилие впервые вводимого нами в научный оборот архивного материала само по себе свидетельствует как о важности темы для исторической науки, так и о необходимости заполнить существенную лакуну в историо[рафии.

38 Снегаров И Отношенията между българската църква и другите православии църкви след провъзгдасяването на схизмата//Църковен архив 1926-1928 Т 111-1У №3-4 София, 1929

39 Арнаудов М Към историята на Българската екзархия Документа от 1881 до 1890 тдина // Годишник на Софийския университет Историко-филологически факултет 1943-1944 Т ХЬ С 10

40ЖечевТ Българският Великден или страстите български София, 1975

41 Кирилл, патр Български Граф Н П Игнатиев и Бълнарският църковен въпрос Изследване и документа София, 1958, Его же Българската екзархия в Одринско и Македония след освободителната война 1877-1878 София, 1970

42 Маркова 3 Българската Екзархия 1870-1879 София, 1989

43 ХргюауОог) лр А0т|усоу (Фйитбои) То ВогЖуаргкоу ахюца Авт^оа, 1945 ^десрстбои В Н ВоиА.уарист1 ^архкх Абт^си, 1957 ВакоЛогсои^од К Н Москебочса стд гшрароуед той Макебоуисои осушу« (1894 1904) ©£00аА.(ткт], 1986 Тог) 18 1оторкх тог) Вореюг) Еллт^юрог) атг) ©ракч ©Еоасйстк»] 1990 о

Заключение научной работыдиссертация на тему "Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке"

Какие выводы можно сделать из этого, казалось бы, частного эпизода из истории Белокриницкой иерархии? Прежде всего, мы имеем возможность еще раз убедиться в фактически незаконном, с канонической точки зрения, положении как самого Амвросия, так и его ставленников. Несмотря на расплывчатость термина «самоотлученный», патриарший Синод определенно высказался по поводу совершенных им хиротоний, чего не могли не понимать руководители старообрядцев. Более того, они стремились быть принятыми в лоно той самой Восточно- православной церкви, по образцу которой была реформирована Русская церковь в XVII в. Собор 1667 г. был проведен под председательством греков- восточных патриархов, которые и начертали программу борьбы со старообрядцами, проводившуюся Россией вплоть до начала XX в. Остается лишь констатировать факт непоследовательности раскольников в этом предприятии. Постоянно гонимые и дошедшие до крайности в своей непримиримой ненависти к никонианам, они потеряли всякую внутреннюю связь со своей родиной -Россией и готовы были присоединиться к церкви Константинопольской, лишь бы не вернуться к

28 Г П Беглери-И Е Троицкому, 17 февраля 1893 г //Россия и православный Восток С 246247

29 Следующая делегация старообрядцев, на этот раз из Москвы, прибыла в Констнатинополь в 1896 г Теперь патриархия вовсе не дала им ответа, а российский посол А И Нелидов заручился обещанием патр Анфима VII, что Синод более не будет заниматься обсуждением вопроса раскольников В июне 1898 г приехало трое уральских казаков-беспоповцев с целью переговоров с патриархом Они предполагали, в случае благоприятного ответа со стороны патриархии, присоединиться к раскольникам, признающим австрийскую иерархию Тогда была назначена специальная комиссия, которая снова рассмотрела документы 1840х годов Комиссия пришла к выводу, что Амвросий, бежавший из Константинополя 6i' uspyiav кш niwxsmv, не состоял под запрещением Кроме того, хиротонии, совершенные запрещенными архиереями, при определенных условиях могли считаться законными Несмотря на то, что патриарх Константин V заверил российское посольство в том, что староверам будет повторен ответ 1876 и 1892 гг, высказывалось опасение, что ввиду общей неблагоприятной для России обстановки, патриархия может пренебречь пожеланиями российской стороны (Записка Щербачева по вопросу о сношениях старообрядцев с Константинопольской патриархией 8 июня 1899 г АВПРИ Ф 180 Оп 517/2 Д 3429 Лл 19-30) Патриарх, однако, и на этот раз не решился открыто действовать против российского Св Синода В газете «KwvoiavxivouTtoXu?) от 12/24 мая 1899 г была опубликована статья о раскольниках, в которой рассказывалось о работе комиссии Она приняла решение не вмешиваться в дело о раскольниках без согласования с Русской церковью (Там же Лл 17-18) церкви Российской При том единстве внешней политики со стороны МИДа и Синода, которое имело место при Победоносцеве, такая позиция староверов не могла быть истолкована иначе как крайне антирусская. Отсюда и предельная осторожность Троицкого и, быть может, его излишняя подозрительность к патриаршему Синоду. Точка зрения Субботина представляется в данном случае более правильной и соответствующей психологии как старообрядцев, так и греков Для раскольников вопрос о чине крещения стоял нисколько не ниже проблемы законности архиерейства Амвросия; так что преодолеть свое неприятие обливательного способа крещения они никак не могли. Кроме того, политические проблемы старообрядцев не интересовали; сознательно они никогда против России и ее правительства не действовали. Так и в данном случае, сближение с греками их интересовало исключительно с религиозной точки зрения Греки же всегда были склонны в сомнительных случаях быть осторожными и не предпринимать резких шагов; они слишком дорожили отношениями с Россией и своим авторитетом в православном мире, чтобы пойти на какое- то заведомо сомнительное в каноническом отношении предприятие

Заключение.

Итак, мы рассмотрели основные аспекты церковной политики России в Константинопольском патриархате в период 1878-1898 гг.1 Центральным направлением действий русского правительства в Восточном Средиземноморье была подготовка к разрешению восточного вопроса—достижению контроля над проливами, политическому преобладанию на Балканах и в районе Константинополя. В этом отношении МИД продолжал традиционную линию русской ближневосточной политики, начиная со времен Петра I. После Парижского трактата, практически аннулировавшего один из главных результатов русско-турецких войн XVIII века, а именно право России защищать своих единоверцев и вмешиваться во внутренние дела Турции, все усилия русской дипломатии были направлены на преодоление этих неблагоприятных обстоятельств. Первые шаги в данном направлении были сделаны в начале 1870-х годов, а русско-турецкая война должна была укрепить российские позиции на Балканах. Однако война, несмотря на огромные потери, не принесла России удовлетворение всех надежд, связанных с ней. Русские войска так и не получили возможность войти в Константинополь, а Берлинский трактат был большим разочарованием как для русских политиков и общественных деятелей, так и для балканских народов Сплоченные европейские державы по-прежнему оказались сильнее России и вынудили ее принять свои условия. Несмотря на то, что Россия не могла соперничать с Англией силой своего военно-морского черноморского флота, только начавшего возрождаться после условий парижского договора, не могла соперничать с державами и своими капиталами, однако, у нее оставалось оружие, которого западные страны не имели—общность православной веры с несколькими миллионами христианского населения Турции. Именно этот, идеологический, рыча! ближневосточной политики и явился одним из главных в последние два десятилетия XIX в

В конце Х1Х-начале XX вв. мы имеем дело с возрождением византийской имперской идеологии в русском общественно-политическом сознании Опыт предыдущих десятилетий привел к господству охранительного и национального направления в политике России, после 1881 г наступает время осмысления уроков прошлого путем обращения к идеалам Московского юсударства как наследника павшей Византийской империи. Со времен Петра Великого, между тем, Россия стала мировой державой с огромной территорией; обеспечение ее торговых и экономических интересов требовало свободного прохода российских судов через Босфор и Дарданеллы. Идеологической основой для расширения влияния в восточном Средиземноморье была традиционная теория Третьего Рима, примененная к условиям конца XIX в. Как и в прежние столетия, большое внимание уделялось повышению авторитета

1 Некоторые страницы истории церковных отношений остались за пределами нашего исследования Так, недостаточно освещен сербский церковный вопрос, практически за пределами работы осталась судьба бессарабских имений восточных церквей По не зависящим от нас причинам неиспользованными остались материалы, связанные с деятельностью греческих дипломатов на территории Турции и отношениями Константинополя с Элладской церковью Тем не менее, мы надеемся, что представленные в работе разделы позволяют читателю создать себе более или менее цельную картину российской политики в Константинопольском патриархате в 1880-1890-е годы

России в среде православного населения Балкан и Ближнего Востока; ведь силой русского оружия оно должно было получить освобождение от турецкого владычества, и на его содействие всегда рассчитывали русские политики.

Столь большое значение церковной составляющей в русской внешней политике имело своей причиной также сам статус христианского населения в Османской империи. Система милетов, практиковавшаяся в Османской империи, предусматривала известную степень самостоятельности православной общины и ее автономию в мусульманском i осударстве, глава Церкви, патриарх, становился теперь также и гражданским главой христианского населения империи. Поэтому все контакты с греческим и славянским населением осуществлялись в основном через Константинопольского патриарха; диалог русских дипломатов, представителей православной монархии, с православным же духовным главой значительной части населения Турции был вполне логичным и естественным Отсюда следует, что те дела, которые имели название церковных, включали в себя далеко не только чисто конфессиональную сторону. На христианском Востоке религиозные проблемы были неразрывно связаны с вопросами национально-политическими; решение того или иного церковного вопроса означало в то же время решение вопроса политического До середины XIX в эта внешнеполитическая линия русского правительства на Востоке действовала в целом успешно.

Вместе с тем обстоятельства в Европе на протяжении XIX в претерпели значительные изменения. В результате ориентации русского правительства на союзы с европейскими монархами при Александре I и Николае I Россия потеряла свой непоколебимый прежде авторитет среди восточных христиан, сильный, и, пожалуй, непоправимый удар ему был нанесен Крымской войной. В то же время возрастали надежды на помощь национально-освободительным движениям со стороны европейских держав, равно как и зависимость Турции от них В итоге даже победоносная война 1877-1878 гг. не смогла вернуть России ее прежнего влияния на Востоке; правительство освобожденной Болгарии избрало ориентацию на Австро-Венгрию, позиция Сербии также не была благоприятной для России, весьма натянутыми были отношения с Греческим королевством

Не привели к желаемым результатам и усилия русских дипломатов установить дружеские отношения с греческим высшим духовенством. Русская политика на православном Востоке, как и прежде, неизбежно сталкивалась с националистическими устремлениями греков-поборников Великой идеи. Эти два течения обычно фигурируют в зарубежной исторической литературе как «панславизм» и «панэллинизм». Первый термин отчасти можно применять к русской политике только в 1860-1870-е п , да и в то время в русском обществе наряду с ярко выраженным славянофильским течением во внешней политике существовало более умеренное крыло, были также деятели, открыто сочувствовавшие грекам. В царствование Александра III российская политика отошла от панславистских позиций: миротворческая внешняя политика царя настроила против него старых славянофилов, жаждавших действия Кроме того, общее направление политики России в период 1880-1890х годов характеризуется национальной русской, а вовсе не панславистской направленностью, надежды на славян были во многом подорваны австрофильским направлением болгарского и сербского правительств. Послы в Константинополе Е. П. Новиков и А. И. Нелидов были скорее грекофилами, чем сторонниками славян; то же самое можно сказать о большинстве сотрудников посольства. Незначительный поворот к славянской ориентации произошел, да и то ненадолго, только в самом конце 1890-х годов с назначением главой посольства И. А. Зиновьева Таким образом, правильнее говорить не о панславизме, а о стремлении русских политиков к устанволению контроля над всем православным миром. Что касается панэллинизма, то он действительно являлся стержнем политики Константинопольского престола при большинстве патриархов второй половины XIX в. Впрочем, и здесь не все было столь однозначно: некоторые иерархи, и даже патриархи (например, Иоаким III и Неофит VIII) выступали за восстановление подлинно вселенского, наднационального статуса Константинопольского престола Этим благородным начинаниям, однако, не было суждено осуществиться; греческое правительство, поддерживаемое Англией, являлось, по сути, вдохновителем национальной политики патриархии В восточном Средиземноморье, таким образом, сталкивались два противоборствующих течения, имевшие в основе своей политики византийскую модель христианской ойкумены под властью Третьего Рима, то есть Петербурга, в первом случае и предполагаемого Второго Рима, то есть греческого Константинополя- во втором.

После провозглашения болгарской схизмы Россия не могла открыто поддерживать Болгарскую церковь; поэтому константинопольское посольство взяло курс на налаживание более тесных контактов с патриархатом. Однако о русских представителях, независимо от их личных симпатий, прочно держалось слава "панславистов"и врагов эллинизма Давно отошли в прошлое времена, ко1да греки связывали с Россией надежды на освобождение от турок. Теперь северная держава представлялась им главным образом угрозой, мощной соперницей в осуществлении Великой идеи возрождения Византийскои имиерии Изменение в настроениях высшего духовенства и образованных константинопольских греков было результатом не только Крымской войны В 60-70е годы XIX в , при активном поощрении со стороны британской политики, в правящих кругах Греческого королевства вырабатывается крайне националистическое направление. Это направление оказывало сильнейшее влияние на умонастроения турецких греков и их духовных вождей—архиереев. После реформ 1860х годов значительной политической силой в Константинополе становится Смешанный совет при патриархате, который полностью подчинялся указаниям афинского кабинета; с ним русским представителям почти никогда не удавалось наладить диалог. Те иерархи, которые придерживались старых русофильских взглядов, уже не имели влияния на направление деятельности патриархата Поэтому целью российских дипломатов становится, по их словам, "возвысить греческое духовенство в его собственных глазах", то есть возвратить его к прежней наднациональной вселенской идеологии. Константинопольский патриарх должен сознавать себя духовным главой всего православного мира, по крайней мере, главой того многонационального христианского населения Турции, которое было ему подчинено в каноническом отношении. Поэтому он должен быть чужд национальных пристрастий,—таков основной тезис русской дипломатии. Исходя из этого, российские представители поддерживали патриарха Иоакима III, который, помимо своего большого авторитета в среде населения, не проявлял враждебности к славянам и стремился к налаживанию дружеских отношений с Россией. Однако из всех патриархов, занимавших константинопольский престол в 1878-1898 гг, только двое соответствовали пожеланиям русского правительства: Иоаким III и Неофит VIII; причем последний не имел возможности самостоятельно управлять Церковью. На патриаршие выборы, столь часто происходившие в Константинополе, русская дипломатия влияния не имела, несмотря на все предпринимаемые к тому усилия. Неудивительно, что в такой обстановке русским представителям не удалось добиться благоприятного разрешения греко-болгарского церковного вопроса Причина этой неудачи заключалась в самой постановке проблемы русские дипломаты встали на точку зрения греков, которые были согласны на снятие схизмы при условии подчинения патриархату всех епархий Македонии и Фракии. Такое условие заведомо отвергалось болгарским экзархом Иосифом, который в течение нескольких десятилетий вел упорную борьбу за признание этих областей подчиненными экзархии. Национально-политический вопрос о разделе Македонии и Фракии, прикрывавшийся церковными формами борьбы, не мог быть разрешен дипломатическими методами, что и доказал последующий ход исторических событий.

И все-таки, несмотря на то, что за рассмотренные 20 лет в Константинопольском патриархате, казалось, не произошло ни одного крупного церковно-политического события, авторитет России на православном Востоке заметно укрепился. Многие жители Турции разочаровались в обещаниях западных агентов и миссионеров, которые оказывали существенную помощь только тем, кто отказывался от веры своих предков. Большое значение имел личный авторитет императора Александра III—миротворца и защитника Церкви Значительной опорой для русского идеологического влияния были русские обители на Афоне: греки, как духовные лица, так и миряне видели процветающие монастыри с образцовым хозяйством, видели поток русских паломников, направлявшийся из России через Константинополь и Афон в Палестину, видели, наконец, благочестие и ревностное отношение к службе и церковной жизни вообще самих монахов,--все это не могло не возвысить авторитет России и ее народа в глазах христиан Турции. Как неоднократно указывалось в дипломатических донесениях, антирусские настроения преобладали только среди некоторой части греческого высшего духовенства и небольшого слоя образованных жителей Констнатинополя, подверженных влиянию западной пропаганды и агитации греческого правительства Среди массы провинциального христианского населения Османской империи, незнакомого с константинопольскими и афинскими газетами, доверие к России не было потеряно. Еще в большей степени это касалось славян, живших как в Турции, так и в свободных балканских странах—Болгарии и Сербии, при антирусском курсе правительств народ сохранял симпатии к своим северным собратьям. Следует отметить, что в среде высшего греческого духовенства также не было полного единства: по-прежнему были иерархи, склонные к русофильским настроениям, особенно среди архиереев славянского происхождения.

Следовательно, у русских дипломатов, при всей невозможности оказывать непосредственное влияние на ход дел в патриархате, были достаточно широкие возможности для оказания влияния опосредованного. Здесь мноюе зависело от личного авторитета того или иного посланника, сотрудника посольства или консула, а также от умелых действий неофициальных агентов Несомненно, такие люди, как посол А. И. Нелидов, фессалоникийский консул И. С. Ястербов, игумен Макарий (Сушкин), или Г. П. Беглери, при всей разности своих жизненных путей и общественного положения, внесли каждый большой вклад в укрепление русских позиций на Востоке.

Значение церковной составляющей русской политики на Ближнем Востоке понимали не только профессиональные дипломаты. Глава российского Св. Синода К П Победоносцев непосредственно связывал успех русской политики в восточном Средиземноморье с успехом политики церковной. Несмотря на некоторые разногласия, в 1880-1890е годы МИД и Св Синод действовали в этом направлении согласованно: все важные дипломатические депеши по церковным вопросам передавались Победоносцеву, а он, в свою очередь, обращался за советом к своему ближайшему советнику, византинисту И. Е. Троицкому Выбор именно этого человека, глубокого знатока истории Восточной церкви, был неслучаен Без знания прошлого греческого народа и его духовной жизни было невозможно трезво оценить настоящее и разобраться в, казалось бы, совершенно непонятных ситуациях. Обращает на себя внимание, как часто Троицкий приводит примеры из византийской истории для объяснения текущих событий: здесь мы имеем пример, когда историческая наука была поставлена на службу современной политики При всей вере в силы России и ее потенциальные возможности, Троицкии и Победоносцев оставались реалистами. В отличие от некоторых своих современников, они не призывали к резким шагам в восточной политике, понимая, как шатко существующее равновесие и как легко его нарушить. Одно неверное действие могло вызвать воспламенение страстей, объявление Константинополем Русской церкви схизматическои, или вооруженное вмешательство западных держав в македонские дела Поэтому вся политика Русской церкви этого времени, в согласии с общим направлением, была охранительнои, направленной на укрепление русских позиций без активных наступательных действий

Не все, однако, разделяли такую умеренную точку зрения. Значительная часть политиков, дипломатов, не говоря уже о журналистах, призывала к активным действиям на Востоке, в том числе в церковной сфере. Несомненно переоценивая российское влияние, они считали возможным оказывать более действенное давление на восточных патриархов, а неудачи в церковной политике приписывали неспособности конкретных дипломатов Небольшая партия ¡рекофилов во главе с Т. И Филипповым, напротив, считала, что Россия должна не бояться испортить отношения с болгарами и открыто признать их раскольниками, а Константинопольского патриарха- главой всего православного мира. Позиция Филиппова поддерживалась некоторыми членами константинопольского посольства, например, П Б. Мансуровым, впоследствии ее будет защищать ученый-византинист И. И Соколов. Трудно рассудить, кто в тот момент был прав Троицкий ли, ставивший превыше всего национальное достоинство России и не верившии в возможность позитивного диалога с ¡реками, или Филиппов, считавший греков главной опорой России на Востоке. И тот, и другой исходили из старых, опять-таки совершенно византийских имперских представлений о мире и политике, в которой церковный аспект играет одну из важнейших ролей Пройдет всего два десятилетия, и секуляризованное общество XX столетия заменит старое идеологическое оружие новым Но очевидно, что благополучие России при Александре III вселило во многих излишний оптимизм: отсюда и смелые проекты активных действий в Босфоре в 1896 г., и общий боевой дух многих русских политиков, занимавшихся восточным вопросом. Неустанно разрабатывавшиеся средневековые теории восстановления Византийской империи с центром в России приобретали все более утопический и оторванный от реальной действительности характер. Византинизм конца XIX- начала XX вв, имевший немалое значение для русской политики, является поразительным примером живучести древней идеи православной ойкумены в Новое время и влияния образа одного государства, давно прекратившего свое существование, на жизнь другого.

Русская революция 1917 г. и малоазийская катастрофа 1923 г. положили предел имперским амбициям обоих православных государств; потерпела крушение и монархическая идеология, являвшаяся основой для этих притязаний. Эти две даты можно назвать концом православного универсализма в мире Нового времени. С выселением полуторамиллионного греческого населения из Турции по лозаннскому договору 1923 г была подведена последняя черта под историей Византии Как известно, обмен населением производился не по национальному, а по религиозному признаку, в Турецкой республике не было места для христианского миллета После этого коренным образом изменилась функция Константинопольского патриарха; он перестал быть этнархом, духовным и гражданским главой христиан бывшей Византийской империи. Вместе с тем утратил свое стратегическое значение и вопрос о проливах. Наконец, уже после Второй мировой войны, в результате очередных обменов населением была, наконец, решена македонская проблема, а вместе с ней и греко-болгарский церковный вопрос. Наступила эпоха самостоятельных национальных государств, которые в последние десятилетия пытаются преодолевать этнические и вероисповедные противоречия и находить пути к диалогу

Список научной литературыГерд, Лора Александровна,, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Архивные материалы

2. Архив внешней поли гики Российской империи Ф 180. Оп 517/2 (Посольство в Константинополе) Ф Секрегный архив Оп 467.

3. Ф 161. Санкт-Петербургский главный архив П-9. Оп. 47. Ф. 142. Греческий стол Ф. 337/2 РИППО.

4. Ф. 159 Формулярные списки чиновников МИД России. Государственный архив Российской Федерации Ф 1099 (Т И Филиппов) Ф 730 (Н II. Игнагьев)

5. Огдел рукописей Российской национальной библиотеки (дом Плеханова)1. Ф 88 (В. В Болотов)

6. Ф. 253 (А. А Дмитриевский)1. Ф 790 (И Е Троицкий)

7. Петербургский филиал архива РАН1. Ф. 107 (В Г Васильевский)1. Ф 116(Ф И Успенский)

8. Российский государственный исторический архив

9. Ф 796 (Канцелярия Св Синода)

10. Ф 797 (Канцелярия обер-прокурора С в Синода)

11. Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга1. Ф. 2182 (И Е Троицкий)

12. Отдел рукописен Института Русской литературы РАН (Пушкинский дом)

13. Ф. 325 (М. А Хитрово) Оп 1

14. Архив Константинопольского патриархата

15. Периодические шдаиия Братское слово Гражданин

16. Московские ведомости Церковный вестник ЕккЯ.гцнасткг1 А^пбекх Иеа Нрера Ксоустау-цуошоХк; ИеоХоуо!;1. Опубчиковаииые источникию

17. Брат от брата помогаем » Из неизданной переписки К Н Леонтьева и Т. И. Филиппова /Подг текста, вводн. ст и комм О Л Фегисенко//Нестор. 2000 №1 С 165-204 Бьлгарски екзарх Йосиф I Дневник / Текст, коментар и бележки X. Темелски София, 1992

18. Достоевский Ф M Дневник писателя Июнь 1876 г //Достоевский Ф M Полное собрание сочинении Л, 1981 1 23 С 45-50

19. Екзарх Йосиф I в спомени на съвременници / Встъп стагия, съст бележки и указ X Темелски София, 1995.

20. Записка А. И. Нелидова в 1882 г о занятии проливов /Предисл В. Хвосюва // Красный архив. 1931. Т 46

21. Катков M H Имперское слово. M , 2002

22. M II Катков и Александр III в 1886-1887 п //Красный архив 1933. Т. 3(58) Константинополь и проливы По секретным документам бывшею минис1ерства иностранных дел / Под ред Е А Адамова М,1925

23. Константин Николаевич Леонтьев Дипломатические донесения, письма, записки, о ¡четы 1865-1872/Сост. К M Долгов. M , 2003

24. Наша отечественная Церковь занимает первое место между всеми православными церквами». Отчет профессора И. Е Троицкого о командировке на Восток 1886 г. / Подготовка текста, вступ статья и комм Л А Герд//Исторический архив 2001 №4 С 135-174.

25. Мемуары графа С Д. Шереметева M , 2004 Мещерский В П Воспоминания M , 2001

26. Официальная переписка Константинопольской патриархии с Оттоманским правительством о правах и преимуществах греческою духовенства в Турецкой империи // Христианское чтение. 1884. Ч 2 С. 230-240,434-470.

27. Щетров. H Взгляд очевидца на Греко-болгарскую распрю // Исторический вестник 1886 Август Т. 7. С 274-286 (письма архим. Петра (Троицкого) Письма духовных и светских лиц к митрополиту Филарету (1812-1867)/ Изд А H Львовым СПб, 1900

28. После Сан-Стефано Записки графа Н. П. Игнатьева. Пг., 1916. Проливы (сборник) / Пред Ф. Ротштейна Доп. Ст. Е А.Адамова М., 1924. РичД Покойный старейшина русской дипломатии (из воспоминаний старого корреспондента)//Весь мир 1910 №30 Сентябрь

29. Тютчев Ф И Незавершенный трактат «Россия и Запад» //Литературное наследство М , 1988 Т 97 Кн 1 С 183-252

30. П А Шувалов о Берлинском конгрессе 1878 г //Красный архив 1933 №4 Царская дипломатия о задачах России на Востоке в 1900 i //Красный архив 1926 I 5 (18) С 3-29

31. TeviKoi KavoviG(xoi ягр1 81£г)0етг|о£(о<; twv ёккХ^акхсткйу каг eövikwv ярауцатсоу twv bnö twv oiicoup,Eviicöv öpovov Suxteäxwvtwv 6p0o8o^wv %picmavwv imriKowv той оогЛтауог) Кадуатаутгуогжохк;, 1900

32. Ачександропулу О М Образ России в греческих «толстых» журналах XIX в К постановке проблемы//Россия и христианский Восток М,2004 Вып II-III С. 559-571 А чексеев Ю Г Россия и Византия конец ойкумены//Вестник СПб ГУ. 1994 Вып 1 №2. С 12-25

33. Алексеева С И Святейший Синод в системе высших и центральных государственных учреждений пореформенной России. 1856-1904 СПб, 2003.

34. Арнаудов М Екзарх Иосиф и быпарската културна борба след създаванего на Екзархияia (1870-1878) София, 1940

35. Арнаудов М Консташин Стоилов и Българската екзархия в 1882 г //1 одиппшк на университета Св Климент Охридски—София Историко-фтлологически факултег 1941 1 37.2 С 1-23

36. Арнаудов М Към историята на Българската екзархия. Документи от 1881 до 1890 година // Годишник на Софийския университет. Историко-филологически факултет 1943-1944 1 XL С 10-17

37. Арсений еп Летопись церковных событии Изд 3 СПб, 1900 Архивы русских византинистов в Саню-Петербурге СПб , 1995 Арш Г JI Этеристское движение в России М., 1970

38. Асиновская М Ю Военно-морская разведка на Балканах в период царствования Александра III Подготовка Босфорской экспедиции // Вестник Московского университета Серия 8 История. 2004. № 3 С 43-54.

39. Басаргина Е 10 Русский археоло! ический институт в Константинополе СПб., 1999

40. Беглери Г П Межевой знак владений Дексикрата и Урвикия // Известия Русского археологического института в Константинополе 1899 Т 4 С 105-108 Белокуров С А Арсении Суханов. Ч 1 М , 1891, ч 2 М, 1894 Беляев Л А Христианские древности СПб, 2001.

41. Бердников И С Основные начала церковного права православной Церкви Казань, 1902 Бердяев Н А Константин Леонтьев Очерк из истории русской религиозной мысли // Константин Леонтьев: pro et contra. СПб , 1995. Кн. 2

42. Березин И Православная и другие христианские церкви в Турции СПб , 1855. Бохапов А Н Александр III М , 1998

43. Виноградов В Н Канцлер А М Горчаков в водовороте восточною кризиса 70-х юдов XIX в //Славяноведение 2003 №5 С 6-24.

44. Внешняя политика России XIX и начала XX века Сер II Г 8 М, 1995 Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII-начало XX в М , 1978 Гагарин С Константинопольские проливы. Исгорико-политический очерк//Русская мысль 1915. Апрель. С 96-122

45. Герд Л А Канонические аспекты турецкого нашествия в «Тактиконе» Никона Черно! орца //Mocxopux М , 2002 С 155-162.

46. Герд Л А Русский грек в Константинополе. Г. П Беглери // Страницы российской истории Проблемы, события, люди. СПб , 2003 С 238-251

47. Герд Л А И. Е Троицкий по страницам архива ученою//Мир русской визаптинистики СПб , 2004 С. 8-40

48. Герд Л А Старообрядческое посольство 1892 г в Константинополе//Славянский альманах М, 2001. С 208-214

49. Герд Л А Константинополь и Петербур1 церковная политика России на православном Востоке (1878-1898) СПб,2006

50. Гиргас В Права христиан на востоке по мусульманским законам СПб , 1865 Гопубинский Е Е Краткий очерк истории православных церквей, болгарской, сербской, румынской М , 1871.

51. Горяинов С Босфор и Дарданеллы. Исследование вопроса о проливах по дипломатической переписке, хранящейся в Государа венном и С -Петербургском главном архивах СПб, 1907

52. Гръичаров С Политическите сили и монархическия инсгитуг в България 1886-1894 София, 1984

53. Данова Н Към въпроса за българо-гръцките отношения през последното десителетие на

54. XIX в // Studia balcanica 1976 Vol.12 Данова Н Националният въпрос в гръцкитеполитически програми през XIX в София, 1980

55. Данциг Б М Ближний Восток в русской науке и литературе М , 1973

56. Державин Н С Племенные и культурные свя ш болг арского и русского народов М , Л ,1944

57. ДжонгХ С Идея всеславянского единства в мировоззрении Ф. И. Тютчева// Славянский вопрос вехи истории М, 1997. С 55-69

58. Джорджевич В / Cp6Hja и Турска ^илдиз-Порта-Фанар) 1894-1897. Београд, 1928 Дмитриевский А А Русские на Афоне Очерк жиши и деятельности игумена русскою Пантелеймоновского монастыря священно-архимандрша Макария (Сушкина) СПб , 1895

59. Дружинин Е И Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года (его подготовка и заключение) М, 1955

60. Дудзинская Е А Славянофилы в пореформенной России М , 1994.

61. Егорова А В, Учьянов О Г Андрея Апосюла скит//Православная энциклопедия М,2001 Т 2 С 339-404

62. ЗахаровН А Система русской государственной власти Новочеркасск, 1912.

63. Записка графа Ф В. Ростопчина о политических отношениях России в последние месяцыпавловского царствования // Русский архив 1878. Кн. 1.

64. Златарски В Александър II и българският църковен въпрос София, 1911

65. Зочотарев В А , Колов И А Российский военный флот на Черном море и Восточном1. Средиземноморье М,1989

66. Золотарев В А Противоборство империй (война 1877-1878 гг—апофеоз восточного кризиса) М, 1991

67. ИвановС А Визангииское миссионерство Можно ли сделать из варвара христианина9 М,2003

68. Иконников В Опыт исследования о культурном значении Византии в русской исюрии Киев, 1869.

69. История дипломатии. М., 1959

70. Казанский II Е Власть всероссийскою императора Одесса, 1913.

71. КазинА JI Историософия Тютчева//Христианство и русская литература СПб, 1996 Сб2 С. 216-220

72. Канцлер А М. Горчаков 200 лет со дня рождения М , 1998.

73. Kanmepee Н Ф Сношения иерусалимского патриарха Досифея с русским правительством (1669-1707 гг.). М, 1891.

74. Kanmepee Н Ф Характер отношений России к Православному Востоку в XVI и XVII столетиях Изд 2. Сергиев Посад, 1914

75. КарцовЮ С Семь лет на Ближнем Восюке (1879-1886) Воспоминания политические и личные. СПб., 1906

76. Кирилл, патр Българската екзархия в Одринско и Македония след освободи¡елната война 1877-1878. София, 1970.

77. КосикВ И Константны Леонтьев Размышления на славянскую тему. М , 1997. КосикВ И Русская политика в Болгарии 1879-1886 М , 1991. Котельников В А Восточный вопрос в русской политике и литературе // Русская литература 2004 № 2. С 3-29

78. Курганов В Ф Исторический очерк Греко-болгарской церковной распри // Православный собеседник 1873 Ч. 1.С 187-260.

79. Лебедев А П История греко-восточной церкви под властью турок СПб , 1904. Лилуашвши К С Национально-освободительная борьба болгарского народа против фанариотскою ига и Россия Тбилиси, 1978

80. Лисовой Н Н Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Вое i оке в XIX-начале XX в М , 2006.

81. Лопатников В А Пьедесгал Время и служение кням А М Горчакова СПб , 2002 Лурье Я С Две истории Руси XV века СПб , 1994

82. Макарова И Ф Русский царь в народных представлениях болгар // Славяноведение 2003 №5 С 25-31.

83. Маркова 3 Българското църковно-национално движение до Кримската война. София, 1976

84. Маркова О U О развитии так называемого «греческого проекта» (80-е годы XVIII в ) // Вопросы методологии и изучения источников по истории внешней политики России М , 1989 С. 5-46

85. Мейендорф И, прот Византия и Московская Русь Очерк по истории церковно-культурных связей в XIV веке Париж, 1990

86. Ме уников Ф Е Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви Барнаул, 1999

87. Мещерский В II Александр III СПб, 1895

88. Милюков П Разложение славянофильства Данилевский, Леонтьев, Вл Соловьев (Публичная лекция, читанная 22 января 1893 г. в аудитории Исторического музея) М , 1893.

89. Мир русской византинистики СПб., 2004.

90. Мисюревич О Е Становление национального государства в Греции «русская партия» в 1837-1844 гг. М, 1997

91. Михаил (Сеченов), пером Собрание церковных уставов Константинопольского патриархата 1858-1899 i Казань, 1902.

92. Муравьев А Н Сношения России с Востоком по делам церковным СПб , 1858 Муравьев Н Н Русские на Босфоре в 1833 г. М , 1869

93. Мутафчиева В Предсказанията за края на Османската империя (към въпроса за русско-балканските културни връзки през XIX в ) //Studia Balkanica 8.

94. Нарочницкая JI И Россия и отмена нейтрализации Черного моря 1856-1871 гг M , 1989 Национално-освободигелното движение на македонските и тракийските быиари 18781944Л 1. София, 1994

95. Никитин С А Русская политика на Балканах в начале Восточной войны // Вопросы истории 1946. №4.

96. Никитин С А Славянские комитеты в России в 1858-1876 годах M , 1960.

97. HuhoduM (Ротов), архим История Русской духовной миссии в Иерусалиме Серпухов,1997.

98. Новичев А Д История Турции. Т. 2 Новое время Л , 1968

99. НовичевА Д Гюльханейский хатт-и шериф 1839 г //Тюркологический сборник 1972 М, 1973

100. Освободителни борби набыпарското население в Македония и Одрипска 1ракия спсд Берлинския конгресс. София, 1981

101. Панайотов И Русия, великите сили и българският въпрос след избора на княз Фердинанд (1888-1896) София, 1941.

102. Лаптев А Ашлия срещу Русия на Балканите 1879-1894. София, 1972 IIанчовски И Г Неофит Возвели—първоначинател и основоположник на българскага църковно-национална борба, 100 i одиии от учреждението на Бълнарската екзархия. София, 1971.

103. Пигарев К Ф. И. Тютчев и проблемы внешней политики царской России // Литературное наследство. 1935 Т XIX-XXI. С. 177-250.

104. Подскальски Г Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237 гг ) СПб, 1996

105. Попов H По поводу восстановления Болгарского зк*архата M , 1872

106. Попов Р Бын ария на кръстопът Регентството 1886-1887 София, 1991

107. ПоппэА Русско-византийские церковно-политические отношения в середине XI в //

108. История СССР. 1970 №3 С 108-124.

109. Пыпин А Н. Панславизм в прошлом и настоящем СПб , 1913.

110. Россия и черноморские проливы (XVIII-XX столетия) M, 1999

111. Рукописное наследие русских византинистов СПб., 1999.

112. Сабельников И, иером Великая стража Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев исросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария Кн 1 Иеросхимонах Иероним, сфанец-духовник Русского на Афоне Свято-Пантелеймонова монастыря M , 2001

113. Самарджиев Б Политиката на Османска Турция към княжество България (1888-1896) // Studia Balcanica 1982 Vol 16. P. 92-94

114. Сахаров A H Политическое наследие Рима в идеологии Древней Руси // История СССР. 1990. №3. С 71-83

115. Сеиенцовский M Братья Лихуды Опыт исследования из истории церковного просвещения и церковной жизни конца XVII и начала XVIII веков СПб , 1899 СиницынаН В Максим Грек в России M , 1977.

116. Сииицына Н В «Третий Рим» Истоки и эволюция русской средневековой концепции (ХУ-ХУ1 вв ) С, 1998

117. Снегаров И. Отношенията между българската църква и друI и Iе православии църкви след провъзгласяването на схизмата // Църковен архив 1926-1928 Т. Ш-1У. № 3-4 София, 1929.

118. Снегаров И Цар Фердинанд (1887-1918) и Българската църква// Духовна култура 1946 №8 С 1-18

119. Снегаров И Културни и политически връзки между Бълпария и Русия ирез ХУ1-ХУШ вв София, 1953

120. Соловьев С М Восточный вопрос//Соловьев С М Сочинения. СПб , 1882. Стоянов-Бурмов Ф. Греко-болгарская распря в шестидесятых годах // Вестин Европы 1888 Т. 5. Сентябрь

121. Субботин Н И История так называемого Австрийского, или Белокриницко1 о священс1ва Изд 2. М, 1895-1899. Вып. 1-2.

122. Сырку II Два слова о Греко-болгарском церковном вопросе СПб , 1890

123. Талалай М Г Положение русского монашества на Афоне после 1912 г // Россия ихристианский Восток М,2001 Выи П-Ш С 580-594

124. Талалай М Г Православная церковь в Бари Б/г

125. Тарле Е В Екатерина II и ее дипломатия. М., 1943,

126. ТатищевС С Дипломатические беседы о вЕ1ешней политике России Год первый 1889 СПб, 1890

127. Татищев С С Дипломатический разрыв России с Турцией 1853 года// Историческии вестник 1892 № 1

128. ТатищевС С Император Александр II, его жизнь и царствование 1 1-2 СПб, 1903 1еплов В Русские представители в Царьграде

129. Теплое В Греко-болгарский церковный вопрос по неизданным источникам СПб., 1889 Теплое В Князь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский. СПб , 1897. Торнау Н Е Особенности мусульманского права. СПб , 1892.

130. Троицкий И Е. К патриаршему вопросу в Константинополе // Церковный вестник 28 февраля 1887 г №9 С 162-164

131. Трифонов Ю Унищожаването на търновската патриаршия и заменяването и с автономно митрополи1сгво-архиепископство // Сборник за пародии умотворения, наука и книжнина 1906-1907 Т 22-23 С 1-40

132. Кн Г Трубецкой. Россия и Вселенская патриархия после Крымской войны 1856-1860 г //Вестник Европы 1902 Т 3 Апрель

133. Уляницкий В А Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке. M , 1883 Успенский Б А Царь и патриарх Харизма власти в России (Византииская модель и ее русское переосмысление) М,1998

134. Филарет (Дроздов) митр Московский и Коломенский Собрание мнений и отзывов по делам православной Церкви на Востоке СПб , 1886 Филиппов Т И Современные церковные вопросы СПб , 1882 Флоровский Г 11ути русского богословия Париж, 1937.

135. ФлоровскийГ В Исторические прозрения Тютчева//Из прошлого русской мысли М, 198. С. 223-235

136. Флоря Б H К истории установления политических связей между русским правительством и высшим греческим духовенством (на примере Константинопольской патриархии) // Связи России с народами Балканскою полуострова Первая половина XVII в M , 1990. С 8-42

137. Чернов С Л Россия на завершающем этапе восточного кризиса 1875-1878 гг М., 1984

138. Чернуха В Г Александр III // Вопросы истории 1992 № 11-12. С 46-64

139. Черняев H Мистика, идеалы и поэзия русского самодержавия М., 1998

140. Чичуров И С Политическая идеология Средневековья Византия и Русь. M , 1990

141. Шеремет В И Адрианопольский мир 1829 г и Россия М., 1975

142. Шилов Д H Государственные деятели Российской империи (1802-1917)1

143. Биобиблиографический справочник. СПб., 2001.

144. Шопов А Греко-болгарский церковный вопрос. СПб ,1889.

145. Шопов А Болгарский раскол// Русский вестник. 1889 № 10.

146. Шопов А Въпроса за вдиганею на схизмата. София, 1896

147. Щапов Я H Визаншйское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI-XIII вв M , 1978

148. Щапов Я H Государство и церковь Древней Руси XI-XIII вв M, 1989. Юзефович Т Доюворы России с Востоком политические и торговые. СПб , 1869

149. Afiâvzoç К. ZouÀxavtKoç rcpovojuaicôç ôptap.ôç Пракхиса 'AKaÔrmtaç 'AGr|vwv 1935 T 10 I 44-54.

150. AvecTTÎôîjç It IwaKeip. о Г Ap%iejuaKojroç KcovaxavxivoimoXewq Kai OiKoup.£viKÔç Jtaxpiàpxriç (1878-1884, 1901-1912)// AeXxiov Kevxpou MiKpaoïaxncwv InouÔwv AGriva, 1986-1987 T. 6 I. 391-414

151. A vrio%oç I Ta jrpovô|j.ia xrjç 'OpGoSôÇou xoû Хршхой 'ЕккХгцлад Kai nepi èKXoyfjç xüv 7taxpiàp%cov aùxfîç èni xfl ßaoei aùxôv цеха кахаХоуои xûv Ttxpiapxeuoavxeov èv aùxf| каха xôv XriÇavxa i6' ai 'AGriva, 1901.

152. AïïoaroXôïïovXoç A То Méya Nôjnp.ov Iup.ßoXfi axr|v épeuva xou p.exaP'uÇavxivo'o 5гцд.оою\) ÔiKaiou AGriva, 1978

153. AnoamXonovXoç A Tia xouç Oavapicbxeç Докцш; epp.eveieç Kai рлкра avaXimm AGriva, 2003

154. BaKaXônovXoç K. Neeoxepri loxopia xriç MaKeÔoviaç ало xri yeveor) xou veoeMriviKou Kpàxouç (oç xrjv ajreXeuGepcoari ©eooaXoviKri, 1986

155. BaKaXônovXoç K. Iaxopia xou Bopeiou ЕМг^ктцои axri ©реекг) QeaoaXoviKri, 1990 Batalden S К A Further Note on Patriarch Serapheim's Sojourn to Russia // Balkan Studies 1977. Vol. 18/2 P 409-411

156. Byrnes R F Pobedonostsev as a Hitonan //Teachers of History: Essays in Honour of Laurence Bradford Packard New York, 1954. P. 105-121

157. Clogg R The Greek Millet in the Ottoman Empire //Christians and Jews in the Ottoman Empire Vol l.P 185-208

158. Dakin D The Greek Struggle in Macedonia 1897-1913 Thessalomke, 1966 Darrouzès J Recherches sur les ôtptp'iKia de l'Eglise Byzantine Paris, 1970 AeXiKâvî. K. Tà ôiKaia mi jipovopaa xoû OiKoup-eviKot) naxpiap^eiou KcovaxavxivoimoXri, 1909

159. DvormkF Byzantine political ideas in Kievan Russia// Dumbarton Oaks Papers 1956 Vol 910 P 75-121

160. Dvormk F The Idea of Apostolicity in Byzantium and the Legend of Apostle Andrew Cambridge, 1958

161. Dvormk F Early Christian and Byzantine political philosophy: Orogons and background Washington, 1966.

162. Esperei I В La condition internationale des détroits Bosphore et des Dardanelles envisage du point de vue des droits et des devoirs des Neutres dans les guerres maritimes Toulouse, 1907

163. Findley С V The Acid Test of Ottomanisnr the Acceptance of Non-Muslims in the Late Ottoman Bureucracy // Christians and Jews in the Ottoman Empire FuchelA Der Panslavismus bis zum Weltkrieg Stuttgart, 1919

164. Фсотшдцд К. Oi е^юХацюцог хгц; MiKpag Aaiag Kai oi Kpu;rxoxpicxiavoi xou novxou ©eaaaXoviKTi, 1993.

165. OscxpavsiSrig I Lou^xaviKa ßepaxia яро xo yevog xtov Pwp.aicov // 'Apxeiov 0рак1котЗ

166. AaoypacpiKoii Kai Плооспкой ©riaaupoü 1947-8 Т. 14 I 353-355

167. Gahbauer F R Die Pentarhietheorie. Ein Modell der Kirchenleitung von den Aufangen bis zur

168. Gegenwart Frankfurt-Main, 1993 (=Frankfurter theologische Studien Bd XLII)rsöecov M I Пер! xf|<; фауаршткг|<; Koivcoviag// 'O ¿v KcovoxavxivouiroXu 'CMrjviKoi;

169. GlazikJ Die russische-orthodoxe Heidenmission seit Peter dem Groosen Munster, 1954 Graves P P The Question of the Straits London, 1931

170. Hanak W К The Impact of Byzantine Imperial Thought upon Vladimirian-Iaroslavian Russia // Byzantine Studies / Etudes Byzantines 1985. Vol 12. P. 117-129.

171. Heidhorn A Manuel de droit public et administrative de 1' Empire Ottoman Vienne, Leipzig, 1908

172. XidipoyXov П louXxavim ßepaxia // E;uxTipi<; Kevxpou E;riGxr|p.oviK(ov 'Epeimov

173. Jelavich В St Petersburg and Moscow Tsarist and Soviet foreign Policy 1814-1974. Bloomington, London, 1974

174. Jelavich Ch, В The Establishment of the Balkan national states 1804-1920 Seatle, London, 1977.

175. KapSapag Xp H toXixikti Spaorj хоъ mxpiapxri IcoaKeip. Г (Прсохт) naxpiapxia 18781884) Icoavviva, 1993

176. Karpat К An Inquiry into the Social Foundations of Nationalism in the Ottoman State From Millets to Nations Princeton, 1973

177. Kofos Ev Attempts at mending the Greek-Bulgarian Ecclesiastical Schism (1875-1902) // Balkan Studies 1984(2) P. 347-375

178. Kofos Ev Patriarch Joachim III (1878-1884) and the irredentist Policy of the Greek State //

179. Journal of Modern Greek Studies 1986. Vol. IV (2) P. 107-120

180. Kohn H Panslavism. Its History and Ideology. Notre Dame, 1953.

181. KoviSapi7 Г. 'H apaiç той ВогЛуарисой axiafiaxoç В' ек8. 'AGfjvai, 1958

182. Koviôâpi7 Г. 'H àpciç той Вогйуарисой oxionaxoç mi ri àvuij/cociç xfjç èv BouA/yapia

183. OpGoSo^ou 'EKK^riaïaç siç AùxoKeçaXov Ехацтсогй, 1945

184. Komdam G I The Oecumenical Patriarchate in the Orthodox Church // Balkan Studies 1973 Vol. 14. №2 P 331-351.

185. Kovôpxaç П H e^eXi^x. xcov еккХгцласткму Pepaxuov mi xo «npovofucxKov Çrixripa» // Ta Iaxopixà. 1988 T 5. Тещ. 9 I 259-286

186. Kovôpxaç П. O0wnaviK8ç Gecopriaeiç yia xo Oncoupeviico naxpiap%eio 17-ap%eç 20o\) aiwva AGr|va, 1998

187. Konorlas P From ta'ife to millet: Ottoman Terms for the Ottoman Greek-Orthodox Community // Ottoman Greeks in the Age of Nationalism: Politics, Economy and Society in the Nineteenth Century. Princeton, 1998. P 169-179

188. KovToyiâvvriç П M. Oi EM.r|V£ç каха xôv rtpwxov érti Aimxepivriç В pwaaoxoupKiicov rcôXenov (1768 1774) 'AGqvai, 1903

189. Mach R The Bulgarian Exarchate its history and the extent of its authority in Turkey London, 1907.

190. Mardin S 1 he Genesis of Young Ottoman Thought' a Study in the Modernization of Turkih Political Ideas Princeton, 1962

191. MâÇipoç pizp lapôecov To OiicoupeviKov flaxpiapxeiov ev xr) Op0o8o^co ЕккХг|сиа 0eaaaA.ovi.Kri, 1972

192. MavponovXov А naxpiap^imi asXiSeç 'AGfjvai, 1960

193. Meyer Ph le Haupturkunden fur die Geschichte der Athoskloster Leipzig, 1894

194. MeXénog MeïccÇcckiç, pixp Kiriov Tô "Ayiov "Opoç ка1 ri Pcbaciicri тсоА.ткг| év 'AvaxoXfj1. AGfjvai, 1913

195. MeraXXivôç Г. OpGoSo^ia mi EA.A.r|viKÔxr|xa AGf|va, 1992 Mousse! ./ La Serbie et son Église (1830-1904) Paris, 1938

196. ObolemkyD The Byzantine Commonwealth Eastern Europe. 500-1453. London, 1971 IJavayimaKov П 'O OiKOupeviKÔç riaxpiapxiKÔç Gpôvoç KcovcxavxivoimoXecog 'EKicXriaiaaxiKri mi яоХткт. Geaiç 'AGfjvai, 1948

197. ПападопоЬХоь Г. I. 'H cvyxpovoç 'Iepap%ia xfjç 'OpGoSo^ou 'AvaxoA.iicfjç 'EKicA.r|aiaç KœvaxavxivotmoXiç, 1895

198. ПападопоЬХоь Xp 'H ЕккА.г|С1а BouXyapiaç 'AGfjvai, 1957

199. Petrovich M D rhe Emergence of Russian Panslavism, 1856-1870 New York, 1956

200. VaXrrig Er. H 0paicr| mi fi 5uva|i.i.<; aüxfi ¿AAriviKoii axoixeiov AGfjvai., 1919

201. Paq)TTj ET O OiKOupeviKoi; Gpovoq coq Geolog Siraiou 0eooaÄ.oviKr|, 1986

202. RuncimanS The Great Church in Captivity. London, 1968.

203. Staurou Ih G, Weisensei P R Russian Travellers to the Christian East from the twelth to the twentieth century Columbus, Ohio, 1986

204. Stavrianos L S Balkan Federation, A History of Movement towards Balkan Unity in Modern Times Northampton, 1941

205. Zr£(paviSov B 'H Bou^yapiKTi 'Ei;apxia. 'AGfjvai, 1957.

206. AA.oyo<; 7tpo<; 5va5oaiv xcov EAAriviKcbv ypafipaxcov. H Spaaiq xou lu^oyou raxa xriv

207. EKaxovxaexiav, 1869-1969 AGr)va, 1970.

208. Sumner B H Russia and the Balkans 1870-1880 Oxford, 1937.

209. Sumner B H Isardom and Imperialism in the Far East and Middle East, 1880-1914. London, s a

210. Taxiccog 'A -'E To recopyiaviKÖv Zrixr^a (1868-1918) Iv^ßo^ri eiq xrjv ioxopiav xfjq PcoavKfji; KoA.mKfj<; ev 'Ayico "Opei ©eaaaXoviKri, 1962

211. Tachiaos A -E Controverses entre Grecs et Russes ä 1' Athos //Le millenaire du Mont Athos 963-1963 V II. Venezia, 1963. P. 159-179

212. Thompson G S Catherine the Great and the expansion of Russia London, 1947 Treitinger 0 Die Ostromische Kaiser- und Reichsidee nach ihrer Gestaltung im hoflischen Zeremoniell. Darmstadt, 1959

213. Xp voavOov np 'Adrjmv (<PiXinni8ov) To BoiAyapiKÖv I^iofia 'AGfjvai., 1945

214. Yildiz-Otuken S Die Nikolaoskirche in Myra in Licht der neuster Forschungen // Fremde Zeiten

215. Festschrift fur Jürgen Borchardt II. Wien, 1996. S. 227-238

216. Young G Corps de Droit Ottoman Oxford, 1905-1906 Vols I-VII.

217. ZaKvdivög A 'H roamkti ioxopia xfig vecoxeprii; 'EUtöoq 'Ek5 B' AGrjva, 1965

218. ZaKvdivög A 'H c&cogk; xrjq KcovaxavxivouKoJieox; Kai ai xuxca tot) Neoxepou1. EM/nviapoO AGfjvai, 1953

219. Zivanovic Z Politicka istonja Srbije u drugoj polovini devetnaestog veka Belgrade, 1923A