автореферат диссертации по политологии, специальность ВАК РФ 23.00.02
диссертация на тему: Конструирование русского националистического дискурса и его "другие" в 1860-1917 гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Конструирование русского националистического дискурса и его "другие" в 1860-1917 гг."

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ПАЛЕЕВА Наталья Владимировна

КОНСТРУИРОВАНИЕ РУССКОГО НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА И ЕГО "ДРУГИЕ" В 1860-1917 ГГ.

Специальность 23.00.02 - политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии

Автореферат на соискание учёной степени кандидата политических наук

Санкт-Петербург 2006

Диссертация выполнена на кафедре социологии и политологии социологического факультета Самарского государственного университета.

Научный руководитель:

Доктор философских наук, профессор МОЛЕВИЧ Евгений Фомич

Официальные оппоненты:

Доктор политических наук, профессор, ПОПОВА Ольга Валентиновна Кандидат политических наук, доцент ДУКА Александр Владимирович

Ведущая организация: Российский Государственный

Педагогический Университет им. А.И. Герцена

Защита состоится «15» февраля 2007 года в 16 часов на заседании диссертационного совета К.212.232.10 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Менделеевская линия, д. 5, факультет философии и политологии СПбГУ, аудитория 141, факультет философии и политологии.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан

<Ш> 2007 г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Стремление сообществ разделять мир на "Своих" и "Чужих" будет всегда. Критерии дифференциации, представляющие всю палитру человеческих взаимоотношений, могут изменяться, но суть останется одна и та же, - индивиды, по тем или иным признакам отличают таких же, как "Я" от тех, кто таковым никогда являться не будет. Какие-либо конкретные качества "Своих", при этом, формируются, как правило, на основании отличия от ' не-нас".

Потребность человека в подобной поляризации мира с успехом использовалась и используется властью в собственных целях. Властью как современной, так и советской, и дореволюционной. В ситуациях внутри- или внешнеполитических кризисов, с целью сплочения общества и повышения авторитета власти образ "Чужого" (или "Другого") наиболее актуален, так как именно на него возможно направление всей имеющейся в обществе агрессии, по отношению к нему возможно формирование образа "Себя".

Современная Российская Федерация переживает один из критических моментов в своей истории, когда в условиях социальной модернизации и демократического транзита формируется новый, уникальный этнополитический ландшафт. Вследствие этнополитической этнодифференциации политическая сфера усложняется, на политическую сцену выходят новые акторы этнополитики. В данных условиях федеральной властью предпринимаются попытки формирования новой государственной идентичности, способной заменить, в общественном сознании, идентичность советскую и, таким образом, сплотить новое, уже не советское, общество. И в первом, и во втором случае, идентичность конструировалась и конструируется на основе обозначения для общества тех или иных "Других", по отношению к которым "Мы" способны создать представление о "Себе". В советский период, например, для подобных целей использовались страны Западной Европы.

Аналогичные процессы происходили и во второй половине XIX века, когда перед властью стояли подобные задачи объединения общества, локализации и, по возможности, снятия общественного напряжения и агрессии, путём направления их на другие этнические группы. Механизмы выделения, закрепления и актуализации групп "Других", на наш взгляд, с тех пор изменились мало.

Следовательно, чтобы лучше понять процессы, происходящие в современном обществе, необходимо обратиться ко времени их возникновения и первого применения - второй половине XIX - началу XX века.

Таким образом, актуальность исследования определяется, во-т рвых, научной недооценкой дореволюционных этнополитических процессов; во-вторых, необходимостью изучения специфики конструирования властью "непринимаемых" групп населения, отделяя, при этом, группы "Других" от групп "Чужих"; в-третьих, изучение дореволюционной российской специфики конструирования категорий "Других" позволяет лучше понять и проанализировать аналогичные процессы, происходящие в современном обществе, специфику формирования конструкта "русскости", выработать практические рекомендации по возможному предотвращению неизбежных негативных последствий, спровоцированных самим фактом выделения групп "Других" и конструирования представлений о "Себе".

Степень разработанности проблемы. На сегодняшний день проблема конструирования русского националистического дискурса и выделения в нём групп

л

"Других" является недостаточно разработанной. Несмотря на то, что теми или иными межэтническими взаимодействиями занимается целый ряд исследователей самых разных направлений (начиная от историков и заканчивая имагологами), эмпирического наполнения исследуемой нами проблемы довольно мало. Интенсивно исследуется смежная проблематика, относящаяся к различным аспектам взаимодействия (как правило, на примере конкретного региона) "коренных" и "пришлых" групп, миграционная политика.

Изучаемая проблема находится на стыке нескольких дисциплин, так или иначе принимающих участие в её изучении. Политология, история, социология, психология и имагология, с разных ракурсов отражают происходящие в национальной сфере процессы. Мы остановимся на работах политологов, социологов и исследователей, принадлежащих к смежному, историко-политологическому направлению.

Исследования российских и зарубежных политологов и социологов, так или иначе поднимающие этнические проблемы, можно разделить по трём основным теоретико-методологическим направлениям, в которых примордиалистские концепции рассматриваются в оппозиции к конструктивистским и инструменталист-ским подходам.

С точки зрения примордиализма (Л. Гумилев1, М. Мнацаканян2, Р. Шпрингер, А. Элез, Р. Абдулатипов, П.Л. Ван ден Берг, Ю. Бромлей3, Дж. Вико, Л. Градовский, К. Кван, В. Козлов4 и др.) этничность, восприятие собственного "Я" как индивидуума, наделённого определёнными морфологическими или культурными особенностями, рассматривается как объективная данность, изначальная характеристика человечества. Следовательно, все основные признаки этноса (в том числе и общие традиции, история, экономика, а также "психологический склад"5), даны изначально и не могут возникать благодаря чьей-либо воле (в том числе, и по воле правительства). Группы отличных от "меня" индивидуумов, таким образом, присутствуют благодаря этой же логике.

Конструктивистский подход (Б. Андерсон6, Э. Геллнер7, Дж. Беннет, В. Михайлов, Л. Снайдер, А. Сусколов, В. Тишков8, Л. Дробижева9, В. Малахов10, А. Шнирельман, Г. Зиммель11, П. Бергер, Т. Лукман12 и др.) главным в формировании образа собственного "Я" (этнической общности, нации) и групп "Других", считают усилия политиков и интеллектуалов, создающих особые смысловые конструкты, транслируемые, далее, всему обществу. Следовательно, чувство принад-

' Гумилёв Л Н Этносфера История людей и история природы М , 1993

" Мнацаканян М О Нации психология, самосознание, национализм (Интегральная теория) М , 1999

3 Бромлей Ю В Очерки теории этноса М , 1983.

4 Козлов В Национализм и этнический нигилизм // Свободная мысль, 1996 № 6

5 Понимаемый как «застывшая история» (Ж Э Ренан, О Бауэр)

6 Андерсон Б Воображаемые сообщества. М , 2001

7 I еллнер Э Нации и национализм / Пер с англ T.B. Бердиковой и М К. Тюнькиной /Ред и послесл И.И Крупника М, 1991.

8 Тишков В А Очерки теории и этничности в России М , 1997.

9

Арутюнян Ю В, Дробижева Л М, Сусколов А А. Этносоциология. М , 1998

10 Малахов В С Что значит «мыслить национально»9 Из истории немецкой и русской мысли первой трети XX века // www mthenia ru/logos/number/2001 5 6/01 htm

"ЗиммелоГ Как возможно общество''//Георг Зиммель Избранное Том2 Созерцание жизни - М Юрист, 1996

12 Bepi ер П , Лукман Т Социальное конструирование реальности Трактат по социологии знания М,. ¡995

4

лежности к той или иной этнической группе воспринимается как нечто "театральное" и способное, вследствие смены властных интересов, измениться.

Согласно инструменталистам (К. Вердери13, П. Брасс, Г. Беккер, И. Гофман14, М. Диган, А. Коэн, Э. Линд, К. Янг, М. Розенберг, М. Эсман, Дж. Ротшильд, Н. Скворцов, А. Стосс, Р. Тернер, А. Родз и др.) любые манипуляции с национальными чувствами, будь то создание представление о "своей" группе или формирование категории тех, кто к ней не принадлежит, осуществляется "этническими антрепренёрами", стремящимися к достижению дефицитных благ: власти, престижа, статуса, собственности, преференций и т.д.

Большинство работ, так или иначе затрагивающих различные аспекты исследуемой нами проблемы, являются, как правило, историко-политологическими и появляются только в 80-х - 90-х годах XX века. Таковы, например, исследования В. Хорева15, М. Долбилова16, О. Будницкого, Р. Циунчука, Е. Правиловой, В. Кравченко, Т. Яковлевой, А. Миллера17, Д. Сталюнаса, С. Токь, А Новака и др., исследовавших проблемы взаимоотношения России со своими "национальными окраинами" (Польшей, Украиной, Белоруссией) в различные дореволюционные периоды и включавших их в систему внутри- и внешнеполитических отношений Империи, а также сопоставляющих процессы, протекающие в России с аналогичными в странах Западной Европы.

Помимо указанных направлений исследований, анализировались и смысловые конструкты, употребляемые в дискурсе о том или ином этносе. Так, например, довольно подробно разрабатывалась идеологемы "врага"18 и "инородцев"19, как правило рассматриваемые в самом широком контексте и зачастую включающие в себя все группы, не принадлежащие к категории "Мы".

Исследованиям национальных вопросов в конкретном регионе во второй половине XIX века посвящены, например, работы В. Рабиновича20, исследовавшего еврейские общины в Сибири и на Дальнем Востоке; М. Членова21, рассматривав-

13 Вердери К Куда идут "нация" и "национализм"'' // Нации и национализм М ,2002 С 297-307

14 Goftman Е Presentation of Self in Everyday Life Garden City, N Y Anchor, 1959

Ь Хореев В А Польша и поляки глазами русских литераторов Имагологические очерки М , 2005

16 Долбилов М. Полонофобия и политика русификации в Северо-Западном крае империи в 1860-е гг // Образ врага /Сост. Л Гудков, ред Н Конрадова. М ,2005 С 127-174

Миллер А Империя Романовых и национализм Эссе по методологии исторического исследования М.2006

18 Гудков Л Идеологема "врага". "Враги" как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции '/ Образ врага / Сост Л Гудков, ред. Н Конрадова. М , 2005. С 7-79 , Смит Д У истоков русской массонофобии // Образ врага. / Сост Л. Гудков, ред Н. Конрадова М„ 2005 С 80-101.

¡9

Слокум Дж У Кто и ко!да были "инородцами"? Эволюция категории "чужие" в Российской империи // Российская империя в зарубежной историографии Работы последних лет Антология / Cocí П Верт, ПС Кабытов, А И Миллер М , 2005 С 502-534 , Слбзкин Ю. Естествоиспытатели и нации русские ученые XVIII века и проблема этнического многообразия // Российская империя в зарубежной историографии Работы последних лет Антология /Сост П Верт, ПС Кабьпов, А.И. Миллер. М„ 2005 С 120-154 ; Верт П.В От "сопротивления" к "подрывной деятельности", власть империи, противостояние местного населения и их взаимозависимость // Российская империя в зарубежной историографии Работы последних лет Антология. / Сост П Верт, П С Кабытов. А И Миллер М., 2005 С 48-82 , Хаген М. История России как история империи перспективы федералистского подхода // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет Антология. / Сосг. П Верг, П С Кабытов А И Миллер М , 2005 С 18-47., Петровский-Штерн Й "Враг рода человеческого"' антинапол-зновская пропаганда и "Протоколы сионистских мудрецов". // Образ врага / Сост. Л Гудков, ред Н Конрадова М . 2005 С 102126

Рабинович В Ю Евреи дореволюционного Иркутска, меняющееся меньшинство в меняющемся обществе Красноярск, 2002

Членов М А Еврейство в системе цивилизаций (постановка вопроса) // "Диаспоры", 1999 № 1 С 34-57

5

шего еврейский вопрос в системе прочих национальных проблем и т.д.

Кроме того, большой популярностью пользуется изучение национальных проблем советского периода и современной России. Исследователи разрабатывают как проблемы осуществления различных советских национальных мифов и мифов перестроечного периода22, так и националистический дискурс и проблемы национальной идентичности в современной России23.

Национальные проблемы и конфликты, совершающиеся на территории Российской Империи, Советского Союза и современной России анализировали также и французские политологи и историки. Центральными темами в их исследованиях стали, к примеру, отношения между республиками современной России (главным образом - Татарстаном и Чечнёй) и ближним зарубежьем, а также наделение друг друга теми или иными "ярлыками"24. Ряд статей в журнале политики и экономики - "Politiques commerciales" посвящен отношениям на постсоветском пространстве. Исследования, так или иначе затрагивающие национальные проблемы России в дореволюционный период, акцентируют своё внимание, преимущественно, на политике русификации, через призму которой рассматриваются взаимоотношения "русских" с другими этносами s.

Таким образом, слабо изученными остаются вопросы различий конструктов "Другого" и "Чужого" (по отношению к сообществу "Мы"), механизмов конструирования властным дискурсом представлений о "Других" в дореволюционный период, создания представления о "Себе". Иногда, данные вопросы рассматриваются фрагментарно и в контексте более широких исследований. Специальных эмпирических исследований по проблеме изучения стигматизированных групп в дореволюционный период также не проводилось. Мало изучена и специфика отношений центра и полиэтничных регионов в дореволюционный и советский периоды.

Целью исследования является анализ стратегий конструирования властью дискурса о "Другом" и включение его в качестве основополагающего элемента анализа в дискурс о "Себе" ("русском", "православном" населении).

Задачи исследования. Достижение указанной цели предполагает постановку и решение следующих исследовательских задач:

1. Проанализировать сущностные характеристики и содержания феномена "Другого" и его отличия от "Чужого".

2. Раскрыть концепции Н. Лумана, Т. Адорно, М. Хоркхаймера, С Жижека, Г. Зиммеля - как основополагающих при институциализации дискурса о "Другом".

3. Исследовать содержания конструкта "Другого" в дискурсе власти

22 Митрохин H Русская партия Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 голы M , 2003 . Кожинов В "Черносотенцы" и Революция (загадочные страницы истории). M , 1998

23 [ишков В.А Очерки теории и этничности в России М, 1997., Мосейко А H Мифы России Мифологические доминанты в современной российской ментальности M , 2003.; Малахов В С. Что значит "мыслить национально"? Из истории немецкой и русской мысли первой трети XX века И wmv ri'thiin'j га lonos nu-noei 2UQL '.МИ !. г г, ; Арутюнян Ю В , Дробижева Л M , Сусколов А А Этносоциология. M, 1998.

Radvanyï G Tempête politique en Russie // Le Monde diplomatique. 1999, juin P 10 // h,y- y-,v>-л -yyi,:.';. diplomatique lr 1999 06 RADYAWI 12117. Couet Th Russie et nationalités // http //www pédagogie ac-touIouse.fr/histgeo/monog/histimm/russie/russie-2 htm

Domin M-A Alexandre Mikhailovith, grand-duc de Russie Pans, Atlantica, 2004., Arnyion J-P. Rus"'e vers 1550. monarchie nationale ou Empire en formation0 Paris. 2005 ; Landry T La valeur de la vie humaine en Russie L;on. 2001

4. Проанализировать процесс конструирования властью представлений о "Себе"; феномен "русскости".

Объектом исследования является процесс конструирования русского националистического дискурса.

Предметом исследования являются особенности формирования во властном дискурсе дореволюционной России (1860 - 1917 гг.) представлений о группах "Других", а также конструирования, на основе их, представлений о "Себе".

Теоретическую и методологическую основу исследования составляют идеи известных зарубежных (П. Бергера, Т. Лукмана, А. Шютца, Т. Парсонса, Г. Зим-меля, Н. Лумана, Ю. Хабермаса, М. Бубера, И. Ноймана, Т. Адорно, М. Хоркхай-мера, С. Жижека и Дж. Томпсона) и отечественных (В. Кемерова, С. Никитина) политологов и социологов.

Поскольку исследуемая проблема носит во многом прикладной характер, для её всестороннего полноценного изучения, помимо теоретических конструкций, необходимы эмпирические данные.

Эмпирической базой исследования являются данные анализа материалов семи школьных учебников по русской и зарубежной истории и одного из правительственных журналов - "Русского Вестника" за 46 лет (с 1860 по 1906 г.) из 50-ти лет выхода журнала в свет. За исследуемый нами период было, таким образом, проанализировано 29 номеров. На каждый номер, в среднем, приходилось по 35 статей. Для вторичного анализа использовались опубликованные в научных изданиях статьи, касающиеся исследуемой нами проблемы в контексте изучения других вопросов.

Методы исследования. В диссертационном исследовании наряду с общенаучными методами и методами политического анализа, используются дагные качественных социологических методов: дискурс-анализа учебников по истории и качественного контент-анализа материалов журнала "Русский Вестник". Результаты исследования журнала занесены в сводную таблицу.

Научная новизна исследования. Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:

1. Разделены понятия "Другой" и "Чужой", проанализировано содержание конструкта "Другой" и обоснована возможность его использования для обозначения некоторых этнических групп в дореволюционной России второй половины XIX - начала XX века.

2. Показана применимость современных политологических и социологических концепций для анализа националистического дискурса исследуемого периода.

3. Выявлены этнические группы, входящие в категорию "Других", проанализированы используемые по отношению к ним смысловые конструкты, а также их изменения во времени и в связи с теми или иными внутри- и внешнеполитическими событиями.

4. Определена категория "скрытых" "Других", установлены входящие в неё этнические и социальные группы, показана возможность эволюции представлений о ней и трансформации её в "явных" "Других".

Положения, выносимые на защиту. 1. Группы, относимые властью к категории "непринимаемых", не однородны, хотя различия между большинством из них довольно условны. Говоря об обществе дореволюционной России, было бы правомерно употреблять именно термин

7

"Другие" (не "Чужие" и не "Враги"), более "мягкий" по значению и дающих входящим в него этническим или социальным группам хотя бы потенциальный шанс стать "Своими". "Другие" - это группа, весьма сложно поддающаяся "-очному определению, границы её расплывчаты. Мотивы отнесения в данную группу весьма неоднозначны и, как правило, объясняются внутри- или внешнеполитическими событиями.

2. Для анализа властных конструктов, транслируемых обществу дореволюционной России, правомерно использовать материалы школьных учебников по истории и правительственную прессу, так как именно в них содержалась официальная точка зрения на события происходящие в стране и мнения относительно того или иного этноса, проживающего на её территории или за её пределами. Иного канала трансляции правительственной точки зрения, на тот период, не существовало.

3. Данные конструкты, передаваемые посредством учебной литературы и прессы, усваивались, таким образом, лишь образованными слоями. В процессе "восприятия" транслируемых идей, большинство населения участия не принимало. Властные конструкты были доступны последним лишь опосредовано и транслировались, преимущественно, через интеллигенцию.

4. Образ "Себя", формируемый на основе противоположения группам "Других", изначально несёт в себе тактику "хозяина", принимающего гостей ("Других") на "своей" территории. На первый план выходит метафора "дома".

5. Смысловые конструкты, используемые для характеристик этносов (поляков или евреев), были не однородны по содержанию. Они менялись в зависимости от ситуации в стране и в мире, что способствовало подобному же дополнению и расширению представления о "Себе". Усиление по отношению к первым негативных настроений, было, как правило, сопряжено с осложнением политической ситуации в стране. Чем сложнее складывалась обстановка, тем с большей активностью пресса пропагандировала подобные настроения. Именно на "Других" она направляла агрессию общества, обвиняя в большинстве трудностей и неприятностей, совершающихся в стране.

6. Наряду с группой "явных" "Других" присутствуют и "скрытые Другие", часто встречающиеся в текстах, но становящиеся "подозрительными" и потенциально "недружелюбными" исключительно в сочетании с первыми. "Скрытые Другие" служат своеобразным резервом, к которому можно обратиться в случае необходимости (например, в той или иной кризисной ситуации), перевести их в разряд "явных" и направить на них негативные общественные настроения, стабилизировав, по возможности, внутриполитическую ситуацию.

7. В группу "Других" не попадают жители Кавказа. Несмотря на то, что именно в это время велась война за подчинение данного региона, на материалах прессы это никак не отражалось. Несмотря на то, что полноценное объяснение данного факта требует самостоятельного исследования, вероятно, данную этническую группу просто не имели возможности отнести в категорию "Других". Слишком актуальны были созданные ранее в литературе образы жителей реггэна. Любые негативные конструкты, могущие быть использованы по отношения к ним, равно как и отнесение их в группу "Других", были недейственны.

Практическая значимость исследования. Содержащиеся в данной исследовательской работе положения могут быть использованы системе государственно-

8

го и муниципального управления, в виде рекомендаций по нормализации обстановки в полиэтнических регионах и предотвращения негативных последствий активной государственной политики, направленной на формирование национального самосознания. Наконец, результаты исследований могут быть востребованы при разработке и преподавании курсов по Политологии, Этнополитологии, Этно-политики, Этносоциологии, а также некоторых разделов Истории России.

Апробация результатов исследования. Основные положения и "ыводы диссертационного исследования представлялись на научно-практических конференциях: "XXI век: новые горизонты гуманитарных наук" (Самара, 2004 г.), "Россия и мир: глобальные интеграционные и дезинтеграционные процессы" (Казань, 2004 г.), "Государство и общество: философия, экономика, культура" (Москва, 2005 г.), Международном социальном форуме (Москва, 2005 г.), а также на курсах по Этносоциологии (Казань, Москва, Санкт-Петербург, 2005 г.) и Социальной антропологии современного общества (Саратов, 2005 г.). Диссертация обсуждалась на кафедре социологии и политологии социологического факультета Самарского государственного университета.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, анализируется степень её изученности, определяется объект, предмет, цель и задачи исследования, раскрывается её методологическая основа, показывается научная новизна, практическая значимость и структура работы.

Первая глава "Проблема конструирования общественного дискурса в теоретических исследованиях" посвящена рассмотрению и анализу основных для современной этнополитологии и этносоциологи теоретических подходов к конструированию общественного дискурса. Также в первой главе разделяются конструкты "Другой" и "Чужой", анализируются теории, исследующие данное явление, приводится характеристика анализируемой в диссертационном исследовании группы "Других".

Первый параграф "Теоретико-методологические принципы исследований о "Других". Разделение "Других" и "Чужих"" посвящен выявлению различных контекстов и теоретико-методологических подходов к определению "Других" и "Чужих". Анализируются разные теории, начиная от ставящих знак равенства между группами, и заканчивая чётко их разделяющими, приводящими некоторые, присущие каждому явлению, черты.

Сама постановка данной проблемы становится возможной лишь в период зарождения постнеклассической познавательной парадигмы, т.е. - в XX веке, делающей возможным, по мнению автора, разработку проблем идентичности, благодаря которым и начинают исследоваться вопросы происхождения и существования категорий "Другого" / "Чужого" населения.

Явления "инаковости" ("другости") и "чуждости" изучались целым рядом современных учёных. Социальные конструктивисты и феноменологи (А. Шютц, Н. Луман, Б. Андерсон, Б. Вальденфельс, П. Бергер и Т. Лукман и т.д.), чьи концепции широко распространены в современной науке, стремились, п, сути, отве-

9

тить на один вопрос: в результате чего в общественном сознании появляются образы "Себя" и "Других". Исследователи, принадлежащие к принимаемому нами конструктивистскому подходу, считали идентичность конструируемым феноменом, как, впрочем и то, "отталкиваясь" от чего она конструируется (явления "Других" и "Чужих"), расходясь лишь в их источниках. По мнению указанных социологов, мир носит знаковый характер, которые каждый способен воспринимать и использовать по-своему.

Через символы ("образы"), созданные самими людьми, они (люди) и познают этот мир (Г. Келли). Благодаря данному познанию, индивиды его, фактически, конструируют (П. Бергер, Т. Лукман).

Согласно Дж. Г. Миду, тот или иной существующий символ есть результат взаимодействия индивида со средой. С точки зрения А. Шютца, "Мы" и "Они" группы формируется посредством коммуникации индивидов. Именно таким образом и возникает "Мы"-группа, в которой индивид чувствует себя "Своим" и как дома и "Они"-группа - иная, в которой сложно понять её членов, из-за чего, по мнению исследователя, и возникает опасение и недоверие.

П. Бергер и Т. Лукман, связывают возникновение "идентичности" с взаимосвязью "индивида и общества", показывая, что любые, принимаемые обществом решения следуют из диалектической взаимосвязи первых двух кагегорий.

Члены "Другой" группы используют собственные знания, руководствуются схожими принципами, имеют свою собственную шкалу измерения значений и социальных объектов. Благодаря этому они значительно отдаляются от остальных групп, являющихся для них "внешними" и мало понятными.

С приведённой точкой зрения трудно согласиться, так как "непринимаемые" группы для общества конструирует сама власть, а, отнюдь не общество. Данное утверждение аргументируется результатами осуществлённого диссертационного исследования.

Раскрытие конструкта "Другого" и его отличия от "Чужого" продолжается на материале концепции Г. Зиммеля, показывавшего, что наше "Я" определяемо "Другим", ибо только по отношению к кому-либо, какой-либо стороне, возможно формирование представления о "Себе". "Чужой" и "Другой", наделяясь рядом чётких характеристик, при этом, у исследователя сливаются.

Выделяя из теории Г. Зиммеля перечень черт, присущих категории "иного" населения, автор переходит к концепции Б. Вандельфейса, предпринимая попытку на основании его исследований разделить оба конструкта. Благодаря анализу его взглядов, "Чужие" становятся своеобразной "крайней формой" "Другого", представленного куда более близким к "Нам". Вследствие осуществлённого анализа, "Другие" становятся ещё более конкретным образом.

В заключительной части параграфа приводятся взгляды на конструкты "друго-сти", "чуждости" и "инаковости" российских и зарубежных философов, рассматривавших их, например, в контексте взаимного обмена бытием и, опять же, проясняющих и дополняющих представление о них.

Второй параграф "Институциональное формирование "Другого". Историческое изменение каналов воздействия" посвящен способам трансляции властью представлений о "Другом". Придерживаясь принятого в исследовании конструктивистского подхода, рассматривается ряд социологический концепций, каждая из которых привносит нечто новое в средства данной "трансляции".

Ю

Концепция Н. Лумана адекватна, на взгляд автора, изучаемой ситуации (даже несмотря на более позднее её происхождение). В качестве основного способа распространения властных конструктов она предполагает средства массовой информации, предлагающие обществу "готовые" для восприятия смысловые коды. При этом, действие первых на общественные массы опосредовано образованной его частью — интеллигенцией. Подобные положения вписываются в ситуацию, сложившуюся в дореволюционной России, когда все властные решения доходили до общества не напрямую (ввиду практически массовой неграмотности) а были опосредованы той же интеллигенцией.

Теорию Н. Лумана дополняют исследования представителей Франкфуртской школы, - Т. Адорно и М. Хоркхаймера, признающими, что все мнения и настроения, имеющие место в обществе производит власть. Средства, используемые ей для подобных действий, могут быть различны (например, масс-медиа, СМИ, культура), но задача всегда одна, - заставить общество мыслить более с I ереотип-но, "по правилам", лишив его, следовательно, какой бы то ни было "индивидуализации" и превратив в "массу", толпу. Посредством указанных каналов транслируется и представление о "Других".

По М. Хоркхаймеру, кроме культуры и СМИ, агентом властного влияния является также критически мыслящая интеллигенция, способная, в силу возможности рефлексии, дистанцироваться от общества и независимо от него осмыслить предлагаемые властью конструкты, чтобы затем транслировать их другим слоям общества.

Проблема институционального формирования в обществе представления о "Другом", поднимается и в работах словенского исследователя Славоя Жижека, указывавшего на идеологию как на способ трансляции властных конструктов. Идеология стремится стать для человека своеобразной "картиной мира", определять его подведение и предлагать ему для его деятельности некие, готовые стратегии. К числу таковых относится и представление о других социальных и этнических группах.

Проанализированные концепции дополняет теория Джона Томпсона, ключевым моментом которой является выделение особого типа власти, - власти символической, подконтрольной официальной власти (а в период средневековья ещё и церкви) и осуществляющей своё влияние посредством печатной продукции (газет, журналов, учебников и научных изданий), которая и транслирует в общество "нужные" "заказчикам" мнения.

Параграф заканчивается теорией И. Нойманна, также признающего, что дискурс о "Другом" конструируется исключительно властью.

Таким образом, результатом анализа теоретических концепций стали следующие положения:

1. Современные политологические и социологические теории могут быть использованы для объяснения процессов, происходящих в Российской Империи во второй половине XIX - начале XX века. Так, например, конструк" "Другого", как и его содержание, предложенное рядом исследователей, отвечает ситуации, сложившейся в сфере межэтнических отношений в исследуемый нами период. Каналы трансляции официальной точки зрения, - СМИ и учебная литература эффективно использовались и до революции.

2. Трансляция властных конструктов заканчивается (и ограничивается) уровнем

11

интеллигенции - наиболее образованной части общества и способной к восприятию и дальнейшей передаче информации. 3. Сформулированный образ "Другого", довольно мобилен и не всегда постоянен. Порой довольно условно отделяя его от категории "Чужих", ряд исследователей относит оба понятия в своеобразную группу "не Нас", наделённую рядом универсальных черт.

Таким образом, в первой главе автор предпринимает попытку адаптировать, с некоторыми допущениями, современные социологические концепции под реальность дореволюционного времени, показав, что механизмы конструирования официального дискурса с тех пор если и изменились, то весьма не значительно.

Вторая глава "Репрезентация "Других" в политическом дискурсе Российской Империи 1861-1917 гг. (на примере анализа политической прессы и материалов учебников по истории)" посвящена эмпирическому анализу конструкта "Другого". Для изучения данной проблемы автором были осуществлены два социологических исследования - качественный контент-анализ правительственной прессы (журнала "Русский вестник") и дискурс-анализа школьных учебников по российской и зарубежной истории. Выбор указанных источников обусловлен принятой в исследовании конструктивистской парадигмой, а также тем фактом, что именно в печатной прессе и учебниках лучше всего отражаются конструируемые для общества стереотипы, посредством них формируется общественное мнение.

В первом параграфе "Образ поляков как "Других"" рассматривается одна из составляющих образа "Другого" — жители Царства Польского, которым, по сравнению с еврейским населением (также входящим в конструкт "Другого") уделяется на страницах печати значительно больше места.

Ценгралъное место в дискурсе о поляках занимает "охранная" стратегия, придающая этносу статус "гостей", должных соблюдать все правила поведения, предписываемые "Нами" ("великороссами"), находящимися, следовательно, в статусе "хозяев".

В рамках охранной стратегии довольно чётко звучит метафора "дома" - "нашего", великорусского государства, интересы которого "Мы" призваны охранять, так как являемся безусловными "хозяевами" в нём. Поляки же "нарушают правила" во всём, - начиная от нежелания отказываться от католической веры и польской культуры и заканчивая стремлением "на нашей территории" устанавливать "собственные правила". Последнее не только противоречит популярной метафоре "дома", но и придаёт образу польского населения очередную характеристику -"неблагодарность". Собственного дома у жителей Польши нет и они вынуждены "пользоваться" "нашим" домом, "гостить" в нём. Но даже в этой ситуации, вместо благодарности, мы получаем ответную "недружескую" реакцию. Поляки не соблюдают установленный "порядок", не соответствуют "нашим" представлениям о них и об их "месте" у нас.

Однако, в польском дискурсе далеко не всё столь однозначно. Негативные конструкты о польском населении переплетаются с положительными характеристиками. Та же верность своим традициям и вере не всегда даётся со знаком "минус". При этом, относительно поляков (чего, к примеру, нельзя сказать о дискурсе по отношению к еврейскому населению) как правило, проводится чёткое социальное разделение, - на "простых граждан" и "панов" ("магнатов"). Чувств^ неприятия вызывают вторые, и редко - первые.

Несмотря на имеющие место "окатоличивания" и "ополячивания", поляки, тем не менее, "Другие", но отнюдь не "Чужие", так как у них сохраняется хотя бы потенциальная, но возможность приблизиться к "Нам". Кроме того, они значительно "роднее", чем жители стран Западной Европы, традиционно относимые к категории "врагов".

Дискурс о "Других" появляется вместе со сменой национального мифа (национального сценария), - в 60-е годы XIX века, и активизируется в зависимости от происходящих внешне- и внутриполитических изменений. Так, например, усиление его, вместе с некоторой сменой используемых конструктов, происходит, кроме момента зарождения, в конце 70-х - начале 80-х годов XIX в. и в начале XX века.

Завершая параграф, автор анализирует ещё один немаловажный и встречающийся порой на страницах исследуемых материалов, конструкт "скрытых Других" (казаки и татары), призванный выполнять ту же функцию, что и "явные Другие", -объединять общество, выступая своеобразным "резервом", к коему можно обратиться в случае непредвиденной ситуации и на кого можно направить агрессию населения.

Объединение составляющих конструкта "Других" (поляков и евреев), происходит в категории "инородцев", служащих своеобразным обозначением некоего союза, время от времени негласно заключаемого между этносами.

Развитие дискурсивных стратегий о "Других" происходит на примере еврейского населения, которому, в данном контексте, посвящён второй параграф -"Образ еврейского населения как "Других"".

Смысловые конструкты, используемые по отношению к данному Эхносу, очень похожи на польские с той лишь разницей, что негативные настроения звучат сильнее и в качестве определяющей характеристики и своеобразной стратегии используется не католическая вера, а одна из христианских заповедей, звучащая как "нестяжательство чужого имущества", отсутствие привычки к накопительству.

Также присутствует метафора "дома", - как и поляки, евреи "гости", но "гости", обладающие, в отличие от польского населения, той особенностью, что они не просто не имеют своего "дома", они "изгнаны" из всех "домов". Евреи - "изгнанники отовсюду", нигде не способные "прижиться". Как и поляки, они нарушают "Наши" порядки и не желают менять собственные "привычки".

Из этих качеств следуют все остальные их качества, среди которых как явно негативные ("страсть к ростовщичеству", "лживость", "скупость" и т.п.), так и способные восприниматься со знаком "плюс" (к примеру, знахарские таланты, предпринимательские способности).

Также, как и в случае с польским населением, дискурс об этносе напрямую зависит от изменения политической обстановки. Актуализация и усиление его приходятся на те же периоды, что и дискурс о поляках.

Присутствие позитивного дискурса, а также тот факт, что без них едва ли можно будет представить общество того времени (они стали его органичной чертой), позволяет говорить о них, как о "Других" а не "Чужих".

На основе образов польского и еврейского населения, в печати и учебной литературе формируется образ "Себя", наделённого всеми, положительными и противоположенными "Другим" качествами. Все недостатки "не нас" преобразуются в достоинства "великороссов".

Таким образом, на основании осуществлённых исследований мо-сно сделать следующие выводы:

1. Польское и еврейское население, составляющее содержание конструкта "Другие", полностью соответствуют его теоретическим характеристикам. Они всегда для "Нас" плохо познаваемы, представляют собой внешний, по отношению к нам мир, представления о них, как правило, расплывчаты.

2. Националистический дискурс, осуществлявшийся в Российской Империи начиная со второй половины XIX века, конструируется через средства массовой информации и школьные учебники (преимущественно, по истории). Именно эти два типа источников доказывают свою эффективность при исследовании "Других" этнических групп в указанный период.

3. "Другие" служили своеобразным "зеркалом", глядя в которое "Мы" смогли создать представление о "Себе". Новые конструкты, используемые по отношению к первой группе, практически сразу отражались и на представлении о "Себе", давали нам новые качества. Усиление негативного дискурса о "Других" автоматически означало активизацию его в отношении "Нас". "Мы", в противоположность первым, становились ещё более "верующими" (православными), "справедливыми" по отношению к другим, "мужественными", "честными" и т.д. Кроме того, наличие групп "Других" способствовало и сплочению "нашей" общности, осуществлявшейся на основе объединения православного императора ("отца", "заступника" народа) и его народа ("покорного", во всем полагающегося на него и полностью доверяющего ему). Также необходимо отметить, что страны Западной Европы, попадая, скорее, в категорию "Врагов", а не "Других" и даже не "Чужих", подобным "зеркалом" стать не могли, так как являлись для нас чем-то весьма призрачным и недосягаемым. Сказывалось и то, что общей территории мы сними не делили, следовательно, даже на бытовом уровне представление о них составить не могли.

4. Дискурс о попадающих в указанную группу поляках и евреях, Слизок, главным образом, присутствием в них одной и той же охранной стратегии и метафоры "нашего" "дома".

5. Отдельную группу "Других" составляют так называемые "скрытые" "Другие" (в данном случае - татары и казаки), представляющие собой своеобразный "резерв" для "явных" "Других" и являющиеся также одним из условий конструирования образа "Себя".

6. Формирование образа "Другого" и, как очевидное следствие - представления о "Себе", приходящееся на 60-е годы XIX века - начало XX века, отвечает смене государственного мифа - с "европейского" и направленного на сближение со странами Западной Европы, на "национальный", направленный на актуализацию и укрепление собственной этнической и культурной самобытности. Все эти изменения происходят в начало царствования императора Александра II, однако сама личность нового императора в данной ситуации мало что решае~. Процессы определяют осуществляемые в государстве реформы, сделавшие невозможным сохранение мифа прежнего, европейского.

Конструирование националистического дискурса, осуществляющееся во второй половине XIX века имеет ряд общих черт с нынешней ситуацией. Примерно этим же набором средств пользуется и власть современная, поставившая перед собой задачу создания новой общности "россияне". Так же, как и полтора века

14

тому назад, для общества обозначаются группы "Других", по отношению к которым "Мы" наделяемся рядом положительных качеств. Таковыми, на наш взгляд, вполне могут являться представители кавказских народов (в том числе, сравнительно недавно вошедшие сюда граждане Грузии), украинцы и белорусы, по отношении к которым в последнее время осуществляется весьма дву мысленный дискурс. В сравнении с ними, "Мы" выглядим куда более "честными", выступаем в роли защитников и сторонников мирного разрешения конфликтов. Кроме того, в современной России также присутствуют группы "скрытых" "Других", обращение к которым происходит вследствие усложнения внутриполитической обстановки (к таковым, на наш взгляд, относятся представители татарского этноса, граждане, исповедующие ислам, а также некоторые, сепаратистки настроенные лидеры национальных субъектов федерации, недоверие к которым автоматически отражается и на отношении к народу). Как и в середине позапрошлого века, в наше время, страны дальнего зарубежья, несмотря на то, что они для нас "Другие" априорно, в данную категорию не попадают и относятся либо к "друзьям", либо к "врагам". В нынешней Российской Федерации также, как и в изучаемый нами период, происходит смена властных сценариев. Отойдя от сценария советского и отказавшись от сценария западного, попытка осуществить который, на наш взгляд, предпринималась в период 1992-1996 годов, в обществе вновь началось конструирование сценария "национального", отчасти ожидаемого населением.

В ходе исследования был выявлен ряд вопросов, требующих своего дальнейшего изучения. К таковым, например, относится проблема Кавказа и весьма толерантного (а порой и дружеского) отношения к жителям региона, несмотря на совершающиеся в это время анти-сепаратистские войны. Необходимо, также, более полно и глубоко изучать стратегии формирования новой российской идентичности, существующие в современном обществе политические мифы, главным образом, с целью обозначении перспектив в области решения национальных вопросов. Одним из направлений исследований может стать изучение вариантов развития государств со столь же сильно выраженной "соборностью" для формулирования прогнозов развития государства собственного.

В заключении подводятся итоги данного исследования, обобщаются его результаты и формулируются выводы, следующие из представленного анализа, а также намечаются перспективы дальнейших исследований и возможности изучения стратегий конструирования русского националистического дискурса.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Проблема русского этнического национализма. // Социология сегодня: мозаика направлений, подходов и методов. Материалы Всероссийской научной конференции "XXI век: новые горизонты гуманитарных наук", посвященной 15-летию социологического факультета Самарского государственного университета. Т. 1. Самара, Универс-групп, 2004. (0,3 п.л.).

2. Национальные проблемы в духовной жизни российского общестра. // Традиционное, современное и переходное в российском обществе: Сборник статей Всероссийской научно-практической конференции. Пенза, 2004. (0,2 п.л.).

3. Происхождение и эволюция категории "инородец" в законодательных актах и печати второй половины XIX века. // Сборник научных трудов по материалам научно-практической конференции "Научные исследования и их практическое применение. Современное состояние и пути развития". Т. 2. Юридические и политические науки, государственное управление. Одесса, Черноморье, 2005. (0, 22 п.л.).

4. Русский этнический национализм: исторические корни и перспективы. // "Россия в начале XXI века. Проблемы, пути их решений, перспективы": круглый стол. Материалы круглого стола. 29 октября 2004 г. Самара, Самарская государственная академия культуры и искусств, 2005. (0,25 п.л.).

5. Конструирование "образа врага" в русском общественном сознании рубежа XIX - XX вв. // Актуальные проблемы современной науки. Труды 1-го Международного форума (6-й Международной конференции) молодых учёных и студентов. Гуманитарные науки. Ч. 40-42: Политология. Международные отношения. / Науч. ред. проф. A.C. Трунин, А.Н. Суворова. Самара, 2005. (0,2 п.л.).

6. "Образ врага" в русской общественной мысли рубежа XIX - XX вв. // Государство и общество: философия, экономика, культура. Доклады и выступления. / Под общ Ред. A.B. Бузгалина, А.И. Колганова. М., ЛЕНАНД, 2005. (0,2 пл.).

7. Конструирование образа "Другого" в учебниках истории 1860-1917 гг. // Актуальные проблемы социального знания: сборник научных трудов преподавателей и аспирантов кафедры социологии и политологии социологического факультета. / Отв. ред. В.Я. Мачнев. Самара, Универс-грунп, 2006. (0,95 п.л.).

8. Проблема конструирования общественного дискурса о "Себе" и "Других" в Российской Империи конца XIX - начала XX веков. // Вестник Самарского Государственного Университета. 20G6. № 5/1. // http://www.ssu.samara.ru/~vestnik gum/content/soci.html (0,4 п.л.).

Подписано в печать 22.12.2006 Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1. Тираж 100 экз. Заказ № 424.

Отпечатано в ООО «Издательство "JIEMA"»

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д.24, тел./факс: 323-67-74 e-mail: izd_lema@mail.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата политических наук Палеева, Наталья Владимировна

Введение С. 3

Глава I. Проблема конструирования общественного дискурса в теоретических исследованиях. С. 18

§ 1. Теоретико-методологические принципы исследований о "Других". Разделение "Других" и "Чужих". С. 18-

§ 2. Институциональное формирование "Другого".

Историческое изменение каналов воздействия. С. 37

Глава II. Репрезентация "Других" в политическом дискурсе Российской Империи 1861-1917 гг. (на примере анализа политической прессы и материалов учебников по истории). С. 61

§ 1. Образ поляков как "Других". С. 61

§ 2. Образ еврейского населения как "Других". С. 94

Введение диссертации2006 год, автореферат по политологии, Палеева, Наталья Владимировна

Стремление сообществ разделять мир на "Своих" и "Чужих" будет всегда. Критерии дифференциации, представляющие всю палитру человеческих взаимоотношений, могут изменяться (начиная, например, от материальных ценностей и заканчивая территорией или цветом кожи), но суть останется одна и та же, - индивиды, по тем или иным признакам отличают таких же, как "Я" от тех, кто таковым никогда являться не будет. Какие-либо конкретные качества "Своих", при этом, формируются, как правило, на основании отличия от "не-нас".

Потребность человека в подобной поляризации мира с успехом использовалась и используется властью в собственных целях. Властью как современной, так и советской, и дореволюционной. В ситуациях внутри- или внешнеполитических кризисов, с целью сплочения общества и повышения авторитета власти образ "Чужого" (или "Другого") наиболее актуален, так как именно на него возможно направление всей имеющейся в обществе агрессии, по отношению к нему возможно формирование образа "Себя".

В нашей работе нами будет исследован именно конструкт "другости", но не "чуждости", так как, несмотря на кажущуюся синонимичность и определённую содержательную близость, эти два понятия, всё же, имеют ряд пусть относительных, но различий. Провести чёткую демаркационную линию между ними представляется весьма сложным, и все, перечисленные нами отличия весьма условны

Другой", в отличие от "Чужого", вместе с настороженностью и страхом (который, как правило, доминирует в дискурсе о "Чужом"), вызывает также интерес и любопытство, порождая амбивалентные чувства. Он не только отталкивает, но и чем-то притягивает "Нас" и подобная эмоциональная двойственность не всегда несёт негативное значение (что отличает "Чужих") и у "Другого" всегда есть хотя бы потенциальный шанс стать "Своим"1.

Актуальность темы исследования обуславливается, на наш взгляд, тем, что современная Российская Федерация переживает один из критических моментов

1 Солдатова Г. В мире «чужих»: психология ксенофобии. // Век толерантности. 2004. № 8. С. 17-43. С. 17. в своей истории, когда в условиях социальной модернизации и демократического транзита формируется новый, уникальный этнополитический ландшафт. Вследствие этнополитической этнодифференциации политическая сфера усложняется, на политическую сцену выходят новые акторы этнополитики. В данных условиях федеральной властью предпринимаются попытки формирования новой государственной идентичности, способной заменить, в общественном сознании, идентичность советскую и, таким образом, сплотить новое, уже не советское, общество. И в первом, и во втором случае, идентичность конструировалась и конструируется на основе обозначения для общества тех или иных "Других", по отношению к которым "Мы" способны создать представление о "Себе". В советский период, например, для подобных целей использовались страны Западной Европы.

Аналогичные процессы происходили и во второй половине XIX века, когда перед властью стояли подобные задачи объединения общества, локализации и, по возможности, снятия общественного напряжения и агрессии, путём направления их на другие этнические группы. Механизмы выделения, закрепления и актуализации групп "Других", на наш взгляд, с тех пор изменились мало.

Следовательно, чтобы лучше понять процессы, происходящие в современном обществе, необходимо обратиться ко времени их возникновения и первого применения - второй половине XIX - началу XX века.

Таким образом, актуальность исследования определяется, во-первых, научной недооценкой дореволюционных этнополитических процессов; во-вторых, необходимостью изучения специфики конструирования властью "непринимаемых" групп населения, отделяя, при этом, группы "Других" от групп "Чужих"; в-третьих, изучение дореволюционной российской специфики конструирования категорий "Других" позволяет лучше понять и проанализировать аналогичные процессы, происходящие в современном обществе, специфику формирования конструкта "русскости", выработать практические рекомендации по возможному предотвращению неизбежных негативных последствий, спровоцированных самим фактом выделения групп "Других" и конструирования представлений о "Себе".

Особенностью исследуемого нами дореволюционного периода является, в первую очередь, тот факт, что в это время все идеи, мнения и стратегии поведения, конструируемые властью для общества, ограничивались кругами интеллигенции и буржуазии, не доходя до "нижестоящих" общественных слоёв. Объяснялся данный факт весьма просто - ввиду того, что в дореволюционную эпоху иных источников трансляции официальных мнений и настроений, кроме газет, журналов и школьных учебников не было, образованная и читающая интеллигенция была, следовательно, единственной публикой, способной воспринять передаваемую подобными средствами информацию. Именно на них и были ориентированы все предлагаемые мнения. Распространение же властного влияния посредством данных каналов дальше, в другие социальные слои, представлялось практически невозможным ввиду того, что подавляющее большинство населения Империи было неграмотно, что существенно затрудняло трансляцию официальной властью тех или иных смысловых конструктов. Властное влияние на остальное общество было опосредовано, главным образом, интеллигенцией, осуществлявшей передачу информации нижестоящим социальным группам.

Исходя из данных особенностей, в своём диссертационном исследовании мы сосредоточимся на изучении властного дискурса в сфере национальных проблем, не рассматривая распространение и реакцию на него в общественной среде. "Дискурс", при этом, мы будем понимать не только в контексте одного из исследовательских методов (дискурс-анализа), но и, большей частью, как представление официальной властью собственной точки зрения по тому или иному вопросу.

Объектом исследования является процесс конструирования русского националистического дискурса.

Предметом исследования - особенности формирования во властном дискурсе дореволюционной России (1860 - 1917 гг.) представлений о группах "Других", а также конструирования, на основе их, представлений о "Себе".

Изучаемая проблема находится на стыке нескольких дисциплин, так или иначе принимающих участие в её изучении. Политология, история, социология, психология и имагология, с разных ракурсов отражают происходящие в национальной сфере процессы.

Проблема отделения "Своей" группы от групп "Других" и наделения этих "Других" теми или иными качествами, впервые была обозначена в работах У. Самнера, в 1906 году введшим термин "этноцентризм", подразумевающий, что в сознании людей существует тенденция использовать стандарты своей группы для оценки других групп, располагая свою группу на вершине иерархии и рассматривая другие группы как "нижестоящие". При этом, "другая" группа наделяется качествами, прямо противоположными "моей" группе, а подавляющее большинство конструктов о "Себе" - является следствием дискурса о "Других".

М. Смит2, продолжавший изучение проблемы, полагал, что этноцентризм отвечает потребности индивида быть включённым в группу, а также экзистенциальной потребности в расширении "Я" (self-transcendence). Кроме того, в работе исследователя впервые, в контексте этноцентризма, начинает звучать термин "национализм" (стремление к доминированию и чувство превосходства) в смысле негативных его проявлений, не имеющих ничего общего с патриотизмом.

Все дальнейшие исследования российских и зарубежных социологов, так или иначе поднимающие этнические проблемы, можно разделить по трём основным теоретико-методологическим направлениям, в которых примордиали-стские концепции рассматриваются в оппозиции к конструктивистским (конст-рукционистским) и инструменталистским подходам.

С точки зрения примордиализма (JI. Гумилев3, М. Мнацаканян4, Р. Шпрингер, А. Элез, Р. Абдулатипов, П.Л. Ван ден Берг, Ю. Бромлей5, Дж. Ви-ко, JT. Градовский, К. Кван, В. Козлов6 и др.) этничность, восприятие собственного "Я" как индивидуума, наделённого определёнными морфологическими

2 Smith М. Nationalism, ethnocentrism and new world order. // J. of Humanistic Psychology. 1992. Vol. 32.

3 Гумилёв Л.Н. Этносфера. История людей и история природы. М., 1993.

4 Мнацаканян М.О. Нации: психология, самосознание, национализм. (Интегральная теория). М., 1999.

5 Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.

6 Козлов В. Национализм и этнический нигилизм. // Свободная мысль. 1996. № 6. или культурными особенностями, рассматривается как объективная данность, изначальная характеристика человечества. Следовательно, все основные признаки этноса (в том числе и общие традиции, история, экономика, а также "психологический склад"7), даны изначально и не могут возникать благодаря чьей-либо воле (в том числе, и по воле правительства). Группы отличных от "меня" индивидуумов, таким образом, присутствуют благодаря этой же логике. о о

Конструктивистский подход (Б. Андерсон , Э. Геллнер , Дж. Беннет, В. Михайлов, Л. Снайдер, А. Сусколов, В. Тишков10, Л. Дробижева11, В. Малахов12, А. Шнирельман, Г. Зиммель13, П. Бергер, Т. Лукман14 и др.) главным в формировании образа собственного "Я" (этнической общности, нации) и групп "Других", считают усилия политиков и интеллектуалов, создающих особые смысловые конструкты, транслируемые, далее, всему обществу. Следовательно, чувство принадлежности к той или иной этнической группе воспринимается как нечто "театральное" и способное, вследствие смены властных интересов, измениться.

Согласно инструменталистам (К. Вердери15, П. Брасс, Г. Беккер, И. Гофман16, М. Диган, А. Коэн, Э. Линд, К. Янг, М. Розенберг, М. Эсман, Дж. Ротшильд, Н. Скворцов, А. Стосс, Р. Тернер, А. Родз и др.) любые манипуляции с национальными чувствами, будь то создание представление о "своей" группе или формирование категории тех, кто к ней не принадлежит, осуществляется "этническими антрепренёрами", стремящимися к достижению дефицитных благ: власти, престижа, статуса, собственности, преференций и т.д.

Исследования, принадлежащие исключительно к исторической науке, в пла

7 Понимаемый как «застывшая история» (Ж.Э. Ренан, О. Бауэр).

8 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.

9 Геллнер Э. Нации и национализм. / Пер. с англ. Т.В. Бердиковой и М.К. Тюнькиной. /Ред. и послесл. И.И. Крупника. М., 1991.

10 Тишков В.А. Очерки теории и этничности в России. М., 1997.

11 Арутюнян Ю.В., Дробижева J1.M., Сусколов A.A. Этносоциология. М., 1998.

12 Малахов B.C. Что значит «мыслить национально»? Из истории немецкой и русской мысли первой трети XX века. // www.ruthenia.ru/logos/number/200156/01 .htm

13 Зиммель Г. Как возможно общество? // Георг Зиммель. Избранное. Том 2. Созерцание жизни - М.: Юрист, 1996.

14 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.

15 Вердери К. Куда идут "нация" и "национализм"?//Нации и национализм. М.,2002.С.297-307

16 Goffman Е. Presentation of Self in Everyday Life. Garden City, N.Y. Anchor, 1959. не национальных проблем, как правило, не информативны. Национальные вопросы в них вписаны в более обширные, внутри- и внешнеполитические темы и лишены каких-либо специальных исследований (см. например, работы В. Еме

17 ца , А. Игнатьева, С. Тютюкина, Е. Кострикова и др.).

Большинство работ, так или иначе затрагивающих различные аспекты исследуемой нами проблемы, являются либо историко-политологическими (находятся на стыке дисциплин), либо - принадлежат к области политологии. Появляются они только в 80-х - 90-х годах XX века. Таковы, например, исследования В. Хорева18, М. Долбилова19, О. Будницкого, Р. Циунчука, Е. Правиловой, В. Кравченко, Т. Яковлевой, А. Миллера20, Д. Сталюнаса, С. Токь, А Новака и др., исследовавших проблемы взаимоотношения России со своими "национальными окраинами" (Польшей, Украиной, Белоруссией и некоторыми западными окраинами) в различные дореволюционные периоды и включавших их в систему внутри- и внешнеполитических отношений Империи, а также сопоставляющих процессы, протекающие в России с аналогичными в странах Западной Европы.

Ряд исследований, поднимающих те или иные национальные вопросы, посвящен проблеме формирования в обществе представления о том или ином народе, как о "враге". Идеологему "врага" как явление массового синдрома рас

21 сматривал, например, Л. Гудков , включая его в механизмы социокультурной интеграции. Проблемам "масонофобии" и отнесению последних к "врагам" посвящены статьи американского исследователя Д. Смита22. Более широкую, по мнению исследователей, в отличие от первых, категорию "инородцев", изучали,

17 История внешней политики России. Конец XIX - начало XX века. (От русско-французского союза до Октябрьской революции). / Под ред. В.А. Емеца, A.B. Игнатьева, C.B. Тютюкина, Е.Г. Кострикова. М., 1997.

1Я

Хореев В.А. Польша и поляки глазами русских литераторов. Имагологические очерки. М., 2005.

19 Долбилов М. Полонофобия и политика русификации в Северо-Западном крае империи в 1860-е гг. // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 127-174.

20 Миллер А. Империя Романовых и национализм. Эссе по методологии исторического исследования. M., 2006.

21 Гудков J1. Идеологема "врага": "Враги" как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции. // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 7-79.

22 Смит Д. У истоков русской массонофобии. // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 80-101. например, Дж. У. Слокум23, Ю. Слёзкин24, Пол В. Верт25, М. фон Хаген26, У. фон Хиршхаузен и др. Антинаполеоновскую и антисионистскую пропаганду анализировали американский исследователь европейского происхождения - Й.

27

Петровский-Штерн , полагавший, что именно в ней ярче всего и проявляется бессилие власти, Б. Натане рассматривал адекватность причин введения для евреев черты оседлости, приходя к выводу, что это, преимущественно, было обусловлено внутренними проблемами государства, не смогшего, или не успевшего сформировать единую, сплочённую нацию. Вопросам полонофобии и политики русификации в западном крае Империи в 60-е годы XIX века посвящены работы воронежского и польского историков М. Долбилова и Д. Сталю-наса29. Понимая под "западным краем" также и Белоруссию, проблему русификации и восприятия белорусов как "Других", поднимал Т.Р. Вике30, считавший, что политика, осуществлявшаяся имперским правительством в регионе отнюдь не способствовала сближению двух этносов. Проблемы кавказского региона как источника содержаний образов "Другого" и "врага" поднимаются, напри

23 Слокум Дж. У. Кто и когда были "инородцами"? Эволюция категории "чужие" в Российской империи. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 502-534.

24 Слёзкин Ю. Естествоиспытатели и нации: русские учёные XVIII века и проблема этнического многообразия. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 120-154.

25 Верт П.В. От "сопротивления" к "подрывной деятельности": власть империи, противостояние местного населения и их взаимозависимость. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 48-82.

26 Хаген М. История России как история империи: перспективы федералистского подхода. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов^А.И. Миллер. М., 2005. С. 18-47.

27 Петровский-Штерн Й. "Враг рода человеческого": антинаполеоновская пропаганда и "Протоколы сионистских мудрецов". // Образ врага. / Сост. J1. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 102-126.

Натане Б. За чертой осёдлости: евреи в дореволюционном Петербурге. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 634-687.

29 Сталюнас Д. Может ли католик быть русским? О введении русского языка в католическое богослужение в 60-х годах Х1Хв.// Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С.570-588.

30 Вике Т.Р. "Мы" или "Они"? Белорусы и официальная Россия. 1863-1914. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 589-609. мер, в трудах Р. Джераси, М. Бассина31, А. Халида, Н. Найта, М. Тодоровой32, В. Мартин, Г. Зверевой33, А. Левинсона34, В. Шнирельмана35 и др.

Исследованиям национальных вопросов в конкретном регионе во второй половине XIX века посвящены, например, работы В. Рабиновича36, исследовавшего еврейские общины в Сибири и на Дальнем Востоке; М. Членова37, рассматривавшего еврейский вопрос в системе прочих национальных проблем. А. Рем-нев38 анализировал национальный вопрос в системе регионального управления; еврейские диаспоры и общины в Одессе изучал С. Ципперштейн; исследования по истории евреев в Сибири принадлежат Ю. Мучнику39. Проблемам евреев в дореволюционном Петербурге посвящено большинство статей Б. Натанса. Отношениям польского и русского населения в западных регионах Империи посвящены также статьи А. Миллера, М. Долбилова, Е. Правиловой, Р. Циунчука и др.

Большей "популярностью" среди политологов и историков, тем не менее, пользуется изучение национальных проблем советского периода и современной России. Исследователи изучают как проблемы осуществления различных советских национальных мифов и мифов перестроечного периода, точек зрений советских националистических партий и подпольных групп (например, работы

31 Бассин М. Россия между Европой и Азией: Идеологическое конструирование географического пространства. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 277-310.

32 Тодорова М. Есть ли русская душа у русского ориентализма? Дополнение к спору Натаниэля Найта и Адиба Халида. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 345-359.

33 Зверева Г. Чеченская война в дискурсах массовой культуры России: формы репрезентации врага. // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 302-335.

3 Левинсон А. "Кавказ" подо мною: Краткие заметки по формированию и практическому использованию "образа врага" в отношении "лиц кавказской национальности". // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 276-301.

35 Шнирельман В. "Отомстить неразумным хазарам.": Хазарский миф и его создатели. // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 248-275.

36 Рабинович В.Ю. Евреи дореволюционного Иркутска: меняющееся меньшинство в меняющемся обществе. Красноярск, 2002.

37 Членов М.А. Еврейство в системе цивилизаций (постановка вопроса). // "Диаспоры", 1999. № 1. С. 34-57.

Ремнев A.B. Самодержавие и Сибирь в конце XIX - начале XX вв.: проблемы регионального управления. // Отечественная история. 1994. № 2. С. 60-73.

39 Мучник Ю.М. Из истории евреев в досоветской Сибири. Очерки. Томск, 1997.

Н. Митрохина40, А. Даниэля, Д. Данлопа, Ю. Иванова, В. Измозика, В. Кожино-ва41, М. Каганского, Н. Куценко, М. Разорёновой, С. Цакуновой и др.), так и националистический дискурс и проблемы национальной идентичности в современной России (работы А. Мосейко42, А. Лобок, П. Стефаненко, В. Тишков43, Л. Дробижева44, В. Малахов45, Э. Паин, Э. Согомонов, М. Соколов, И. Клямкин, В. Лапкин и др.).

Следующим обширным и немаловажным блоком научных работ, касающихся национальных вопросов и исследующих их на материалах документов националистических партий, русского фольклора и произведений русских философов и публицистов, являются работы С. Кара-Мурзы, С. Степанова, Е. Шмелёвой, А. Шмелёва, С. Неклюдова, В. Гусева46, А. Некрылова47, Ю. Соколова48, А. Розова, Г. Зелениной, М. Эдельштейна, Й. Телушкина, В. Болотокова, Е. Голлербаха, А. Гулыги, В. Дурновцева, Н. Лосского и др. Три достаточно разных направления в исследованиях возможно объединить на том основании, что исследуемые источники изучались в контексте отражения общественного мнения. Во многих работах, изучавших националистические дискурсы в работах философов, документах черносотенцев или на материалах фольклора, поднимаются не только вопросы анализа содержания, его адекватности реальной ситуации в стране, но и ищутся аналогии с подобными явлениями в странах Западной Европы.

Отечественные и зарубежные этносоциологи и этнопсихологи, исследующие проблемы межэтнического взаимодействия и взаимовосприятия в поликультурных обществах, привлекают и анализируют такие категории, как этнические

40 Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 годы. М, 2003.

41 Кожинов В. "Черносотенцы" и Революция (загадочные страницы истории). М., 1998.

42 Мосейко А.Н. Мифы России. Мифологические доминанты в современной российской мен-талыюсти. М., 2003.

43 Тишков В.А. Очерки теории и этничности в России. М., 1997.

44 Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусколов A.A. Этносоциология. М., 1998.

45 Малахов B.C. Что значит "мыслить национально"? Из истории немецкой и русской мысли первой трети XX века. // www.ruthenia.ru/logos/number/200156/01.htm

46 Гусев В.Е. Проблемы фольклора в истории эстетики. М. - Л., 1971.

47 Некрылов А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Л., 1988.

48 Соколов Ю.М. Русский фольклор. М., 1941. границы, социальная и культурная дистанция, сходства и различия культур (индивидуализм - коллективизм, ценностные ориентации и т.д.), этнический статус. Обширный круг исследований посвящён проблемам интолерантности в межгрупповом взаимодействии (например, работы Г. Солдатовой, Ф. Барта). Изучая проблемы этнической границы, норвежский исследователь экспериментально устанавливал, что в поддержку культурных различий действуют все без исключения члены этнической группы. Это и является, по сути, одним из истоков национализма.

Общим постулатом как теоретических, так и эмпирических исследований этнических границ является положение, что выраженная этническая граница связана со снижением этнической толерантности и накладывает ограничения на межэтническое взаимодействие.

Исследования этнических границ стали одной из причин обращения учёных к проблемам социальной дистанции. Одним из первых исследователей явления стал Г. Зиммель, осуществивший его анализ и показавший правомерность использования в качестве центрального понятия при изучении степени близости или отчуждения социальных групп. Работу Г. Зиммеля продолжили Т. Парк, Э. Берджесс и J1. Фон Визе, показавшие также взаимосвязь между дистанциями и общим состоянием общества. Жёсткость и соразмерность социальной дистанции служит показателем состояния общества, степени равенства групп, качественными индикаторами социальной справедливости, социальной и этнической толерантности.

Параллельно с вопросами социальной дистанции, этнопсихологами и этно-социологами рассматривались вопросы дистанции культурной (А. Фэрнхем, С. Бочаров, Н. Лебедева49, Г. Триандис50, Г. Хофстедтер и др.) и этнического статуса (К. Оффе51, Р. Льюис, Р. Роуланд, Р. Клем и др.).

Культурная дистанция понималась как осознание различия культур по некоторым параметрам и была призвана способствовать нахождению оси измерения

49 Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М., 1999.

50 Triandis Н. Individualism-Collectivism. Boulder, СО: Westview, 1995.

51 Оффе К. Этнополитика в восточноевропейском переходном процессе. // Полис. 1996. № 2. С. 27-46. культурного разнообразия. В качестве возможных предполагались, например, такие понятия, как индивидуализм - коллективизм, сходства и различия их ценностей.

Этнический статус, в трактовке исследователей, это своеобразная лакмусовая бумажка, позволяющая определить, какая из групп доминирует, и, следовательно, обладает властью, а какие - находятся на положении подчинённых и вследствие каких причин это происходит.

Наконец, в отдельную группу хотелось бы выделить исследования французских историков и политологов, также рассматривавших национальные проблемы и конфликты, совершающиеся на территории Российской Империи, Советского Союза и современной России.

Все исследования справедливо, на наш взгляд, разделить по изучаемым проблемам на несколько условных тем. Одной из таких будет проблема национализма, рассматриваемая исследователями как на примере сегодняшних событий, так и в ретроспективе (в советский период). Анализу подлежат отношения со всеми республиками современной России (главным образом - Татарстаном и Чечнёй) и ближним зарубежьем. В большинстве случаев авторы (например, J. Radvanyi52, T. Couet53) приходят к выводу об авторитарном стиле правления, отразившемся, в том числе, и на взаимоотношениях федерального центра и некоторых регионов.

Ряд статей, посвященных отношениям на постсоветском пространстве (главным образом, отношениям России, Украины и Белоруссии) представлены также в журнале политики и экономики - "Politiques commerciales".

Следующий сюжет составляют исследования, так или иначе затрагивающие национальные проблемы России в дореволюционный период. Большинство исследователей (Grave V., М.-А. Domin54, N.Riasanovsky, J.-Ph. Jaccard и т.д.) ограничиваются простым перечислением фактов, свидетельствующим о наличии

52 Radvanyi G. Tempête politique en Russie. // Le Monde diplomatique. 1999, juin. P. 10. // http://www.monde-diplomatique.fr/! 999/06/RAD VAN YI/12117

53 Couet Th. Russie et nationalités. // http://www.pedagogie.ac-toulouse.fr/histgeo/monog/histimm/russie/russie-2.htm

54 Domin M-A. Alexandre Mikhailovith, grand-duc de Russie. Paris, Atlantica, 2004. в государстве таких проблем, как польский и еврейский вопросы. "Виноваты" в происходящих событиях, по их мнению, обе стороны. Другая группа политологов и историков (например, M. Niqueaux, J.-P. Arrignon55, T. Landry56, M. Zino-vieff, V. Traven, M. Heller, Ph. Zwang, S. Model и ряд других), анализируя процессы, происходящие во внутренней и внешней политике Российской Империи, большое внимание уделяют проблемам взаимоотношения русских с другими, населяющими Империю, народами. При этом, как правило, признаётся авторитарный характер существенной части происходящих в обществе процессов. Поднимается феномен "русификации", являющийся, с точки зрения исследователей, одним из проявлений авторитарной царской политики. Исследуются взаимоотношения "центральной власти" и окраин, носящие, как и в первом случае, отнюдь не либеральный характер.

Таким образом, слабо изученными остаются вопросы различий конструктов "Другого" и "Чужого" (по отношению к сообществу "Мы"), механизмов конструирования властным дискурсом представлений о "Других" в дореволюционный период, как и создание представления о "Себе". Иногда, данные вопросы рассматриваются фрагментарно и в контексте более широких исследований. Специальных эмпирических исследований по проблеме изучения стигматизированных групп в дореволюционный период также не проводилось. Мало изучена и специфика отношений центра и полиэтничных регионов (в дореволюционный и советский периоды).

Целью диссертационной работы является анализ стратегий конструирования властью дискурса о "Другом" и включение его в качестве основополагающего элемента анализа в дискурса о "Себе" ("русском", "православном" населении).

Достижение указанной цели предполагает постановку и решение следующих исследовательских задач:

- проанализировать сущностные характеристики и содержания феномена "Другого" и его отличия от "Чужого";

55 Arrignon J-P. Russie vers 1550, monarchie nationale ou Empire en formation? Paris, 2005.

56 Landry T. La valeur de la vie humaine en Russie. Lion, 2001.

- раскрыть концепции Н. Лумана, Т. Адорно, М. Хоркхаймера, С. Жижека, Г. Зиммеля - как основополагающих при институциализации дискурса о "Другом";

- проанализировать образ польского населения как "Других" и соотнести его с еврейским населением, также попадающим в данную группу;

Теоретико-методологическую основу исследования составляет конструктивистский подход, выбор которого объясняется спецификой периода, выбранного нами для исследования, а также характером всех, происходящих во обществе изменений, осуществляющихся исключительно благодаря инициативе власти.

В рамках конструктивизма вся инициатива принадлежит органам власти, способным, путём использования тех или иных политических технологий, формировать в обществе различные точки зрения на определённые проблемы. Одна из главных ролей здесь отдаётся средствам массовой информации - самому распространённому проводнику официальной точки зрения, а также различной учебной литературе, обязательной для прочтения и способной существенно облегчить задачу СМИ.

Теоретическую основу исследования составляют, таким образом, идеи известных зарубежных и отечественных учёных: П. Бергера и Т. Лукмана о специфике социального конструирования реальности, А. Шютца о "Мы" и "Они" группах, Н. Лумана о конструировании общественных мнений и представлений через средства массовой информации, Т. Парсонса, изучавшего коммуникативный процесс в качестве главного системообразующего фактора, Г. Зиммеля, первым разработавшим концепцию и обозначившим феномен "Другого", Ю. Хабермаса, о невозможности отторжения от "Себя" "Другого" и поисках единых оснований различных культур, М. Бубера, одним из главных условий существования своего "Я" полагавшего наличие "Другого", В. Кемерова, поднимавшего вопросы изначально данной "инаковости другого", Э. Левинаса, предпринявшего попытку найти "общий принцип инаковости", С. Никитина, рассматривавшего возможности перерождения "иного" в "Чужого", И. Нойма-на, дающего характеристики феномену "Другого", представителей Франкфуртской школы - Т. Адорно и М. Хоркхаймера, разрабатывавших механизмы конструирования в сознании граждан представлений о "Другом" и выявлявших "агентов", опосредующих данный процесс, С. Жижека, рассматривавшего идеологию и культуру как главных "архитекторов" любых общественных процессов, в том числе, и нашего представления о "Других", Томпсона Дж., изучавшего агентов символической власти и одним из первых исследователей доказавшего необходимость исследования школьных программ и учебников, представляющих, по его мнению один из старейших инструментов управления "умственной деятельностью" общества.

В ходе научного исследования, наряду с общенаучными методами и методами политического анализа, использовались качественные социологические методы: дискурс-анализ и качественный контент-анализ.

Научная достоверность исследования обеспечивается качеством эмпирического базиса, основой которого являются материалы СМИ (дореволюционной газеты "Русский вестник") и результаты авторских социологических исследований.

Научная новизна исследования состоит в самой постановке проблемы исследования и полученных результатах - диссертационная работа представляет одну из первых попыток обращения к истокам русского националистического дискурса, берущего своё начало задолго до революции 1917 года.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что полученные результаты дополняют и углубляют существующее в современной российской науке представление о дореволюционном националистическом дискурсе. Представленные выводы исследования могут служить основой для дальнейших исследований и научных проектов в данной области.

Практическая значимость исследования представлена в эмпирическом материале, собранном в ходе исследований, результатах социологических исследований, а также отдельных выводов диссертации, способных найти своё научное и практическое применение в системе государственного и муниципального управления, в виде рекомендаций по нормализации обстановки в полиэтнических регионах и предотвращения негативных последствий активной государственной политики, направленной на формирование национального самосознания. Наконец, результаты исследований могут быть востребованы при разработке и преподавании курсов по Политологии, Этнополитологии, Этнополити-ки, Этносоциологии, а также некоторых разделов Истории России.

Основные положения и выводы диссертационного исследования представлялись на научно-практических конференциях: "XXI век: новые горизонты гуманитарных наук" (Самара, 2004 г.), "Россия и мир: глобальные интеграционные и дезинтеграционные процессы" (Казань, 2004 г.), "Государство и общество: философия, экономика, культура" (Москва, 2005 г.), Международном социальном форуме (Москва, 2005 г.), а также на курсах по Этносоциологии (Казань, Москва, Санкт-Петербург, 2005 г.) и Социальной антропологии современного общества (Саратов, 2005 г.).

Работа состоит из введения, двух глав, содержащих четыре параграфа, заключения, библиографического списка литературы и приложения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Конструирование русского националистического дискурса и его "другие" в 1860-1917 гг."

Заключение.

Националистический дискурс, осуществлявшийся в Российской Империи начиная со второй половины XIX века, конструировался, главным образом, через средства массовой информации и школьные учебники (главным образом, по предмету истории). Именно эти два типа источников являются наиболее информативными при анализе его стратегий.

Дискурс о "Себе" конструировался путём обозначения властью тех или иных групп "Других", не таких, как "Я", но, в то же время, для "Меня" и не "опасных". Этим они отличались от категории "Чужих" и "врагов", под которыми, как правило, понимались граждане западно-европейских стран, не способные стать тем "зеркалом", глядясь в которое этнос может создавать представление о "Себе", ввиду, хотя бы, того, что общую с ними территорию русские не делили. Следовательно, они для "Нас" являлись чем-то призрачным и мало понятным. На основе отличий от "них" создать представление о "Себе" мы не смогли бы, а любые попытки власти, направленные на формирование на их основе конструкта "Мы", неизбежно закончились бы неудачей.

Другие", под которыми понималось польское и еврейское население, и в которое (в виде "скрытых Других") периодически входили татары и казаки, служили, таким образом, необходимым условием конструирования образа "Себя".

Вторая половина XIX века являлась временем первых попыток формирования в сознании общества представлений о "Себе". Однако, это конструирование властью образа "великоросса", ввиду того, что осуществлялось посредством прессы и учебной литературы, дальше образованных и читающих слоёв, к коим большинство граждан той эпохи не принадлежало, не распространялось.

Один государственный миф, получивший название "европейского" и направленный на сближение со странами Западной Европы и, следовательно, уподобление облика "русского" облику "европейца", закончился вместе с приходом к власти Александра II. Сама личность нового императора в данной ситуации мало что решала. Скорее решали осуществляемые в государстве реформы, сделавшие невозможным сохранение старого дискурса. В этих условиях и начинается конструирование нового мифа, "национального", направленного на развитие дискурса о "Себе".

Способы трансляции представлений о "Нас" ("русских") (через печать и школьные учебники) являлись весьма предсказуемыми. Иных средств презентации официальной точки зрения не существовало.

Примерно этим же набором средств пользуется и власть современная, поставившая перед собой задачу создания новой общности "россияне". Так же, как и полтора века тому назад, обозначает для общества группы "Других", по отношению к которым "Мы" наделяемся рядом положительных качеств. Таковыми, на наш взгляд, вполне могут являться представители кавказских народов (в том числе, сравнительно недавно вошедшие сюда граждане Грузии), украинцы и белорусы, по отношении к которым в последнее время осуществляется весьма двусмысленный дискурс. В сравнении с ними, "Мы" выглядим куда более "справедливыми" и "честными", выступаем в роли защитников и сторонников мирного разрешения конфликтов. Кроме того, в современной России также присутствуют группы "скрытых других", обращение к которым происходит вследствие усложнения внутриполитической обстановки (к таковым, на наш взгляд, относятся представители татарского этноса, граждане, исповедующие ислам, а также некоторые, сепаратистки настроенные лидеры национальных субъектов федерации, недоверие к которым автоматически отражается и на отношении к народу).

Как и в середине позапрошлого века, в наше время, страны дальнего зарубежья, несмотря на то, что они для нас "Другие" априорно, в данную категорию не попадают и относятся либо к "друзьям", либо к "врагам".

В нынешней Российской Федерации также, как и в изучаемый нами период, происходит смена властных сценариев. Отойдя от сценария советского и отказавшись от сценария западного, попытка осуществить который, на наш взгляд, предпринималась в период 1992-1996 годов, в обществе вновь началось конструирование сценария "национального", отчасти ожидаемого населением.

Стратегии конструирования дискурса о польском и еврейском населении это, тем не менее, не только источник представлений о "Себе". Периоды актуа

112 лизации польского и еврейского дискурсов являются, также, показателем внутри- и внешнеполитической обстановки в государстве. Чем активнее власть использует обозначенные Н. Луманом "потенциалы конфликта", тем явственнее это свидетельствует о наличествующих в обществе кризисах, когда главной задачей, стоящей перед правительством, становится задача снижения общественной агрессии и умиротворение общества. Очередная актуализация для общества группы "Других", способствует отвлечению внимания социума от существующих проблем и способствует ещё большему его сплочению.

Данный факт, опять же, имеет аналогии в современности. При возникновении очередной кризисной ситуации (теракты - яркие примеры этого) или просто нестабильности, официальные СМИ начинают активнее заниматься "поиском виновных", практически всегда весьма недвусмысленно намекая на представителей той или иной этнической группы (например, весьма популярен в прессе поиск в преступлениях так называемого "чеченского следа") и подозревая наличие у неё ряда "сообщников", также, вероятнее всего, из числа других национальностей.

На основании всех представлений о "Других" выстраивается представление о "Себе". Кроме уже перечисленных конструктов справедливости и честности, в дореволюционном дискурсе "Мы" обладаем, кроме подобных качеств (сформулированных, иногда, в виде лозунгов) главным - ощущением национального "Мы", неразделимого на множество индивидуальных "Я", православной верой, единением с "Нашим" императором, способностью во всём следовать его поручениям, а также чувством полной перед ним покорности.

Следовательно, одним из направлений дальнейших исследований должно являться изучение вариантов развития государств со столь же сильно выраженной "соборностью", с целью формулирования прогнозов развития государства собственного. Осуществлённые в диссертационной работе исследования, станут, в данном случае, основой для будущего анализа.

В заключение хотелось бы также отметить, что работа над диссертационным исследованием выявила ряд немаловажных проблем, обойдённым исследовательским вниманием и требующих, на наш взгляд, своего изучения в силу яв

113 ной их актуальности. Подобной проблемой является, например, отношение "русских" к жителям Кавказа. Как показали исследования, даже в период завоевательных военных кампаний, направленных на покорение региона, отношение к местным жителям в прессе оставалось весьма благожелательным. В негативном отношении горцев к "Нам" журналисты даже склонны были винить самих русских, "неумело ввязавшихся" в войну, в которой они мало что понимают, чем самих местных жителей, неизменно представленных мужественными и отважными воинами, "справедливо" сражающимися за собственную землю. Исследование проблемы позволит не только прояснить ситуацию, сложившуюся в это время в регионе, но и, возможно, объяснит причины нынешней смены отношения к ним, дав ряд рекомендаций по осуществлению государственной власти в регионе. Актуальным также представляется и изучение проблем формирования новой, российской идентичности, существующих в современном обществе политических мифов, перспектив в области решения национальных вопросов.

Список научной литературыПалеева, Наталья Владимировна, диссертация по теме "Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии"

1. Краткая отечественная история в рассказах для народных и вообще начальных училищ, с портретами исторических лиц. / Составил С. Рождественский. Издание тридцать восьмое, исправленное и с изложением последних событий. Петроград, Книгопечатня Шмидтъ, 1917.

2. Краткие очерки русской истории. Курс старшего возраста. / Составил Д. Иловайский. Издание тридцать шестое, вновь пересмотренное. М., 1912. -388 с.

3. Кубалов Б. Систематический курс русской истории. В 2-х частях. Часть I. Издание 2-е. Одесса, Книгоиздательство М.С. Козмана в Одессе, 1916 г. -144 с.

4. Кубалов Б. Систематический курс русской истории. В 2-х частях. Часть II. Курс V класса. Одесса, Книгоиздательство М.С. Козмана в Одессе. 1916. -184 с.

5. Рожков Н. Учебник всеобщей истории для средних учебных заведений и для самообразования. СПб., Типография «Герольдъ», 1904. 160 с.

6. Русский вестник. Журнал литературный и политический, издаваемый М. Катковым. Гл. ред. М. Катков. М., Издательство Ф.Н. Бергъ и Товарищ «Общественная польза», 1860-1906 гг.

7. Аврех А.Я. Царизм и IV Дума. М., 1981.

8. Адорно Т. Исследование авторитарной личности. / Под общ. ред. д. филос. н. В.П. Култыгина. М., Серебряные нити, 2001.-416 с.

9. Александрова С.Н. Философия Т. Адорно. // http://velikanov.ru/philosophy/adorno.asp

10. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.

11. Арутюнян Ю.В., Дробижева JI.M., Сусколов A.A. Этносоциология. М., 1998.

12. Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта.1. М., 2001.

13. Бакеркина B.B. Краткий словарь политического языка: Более 2 тыс. терминов и терминолог. сочетаний. М., "Издательство ACT", 2002. 288 с.

14. Баньковская С. Чужаки и границы: к понятию социальной маргинальное™. // Отечественные записки. 2002. № 6.

15. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., "МЕДИУМ", 1995.

16. Бессонова О.Э. Институциональная теория хозяйственного развития России: Автореферат диссертации на соискание степени доктора социологических наук. Новосибирск, ИЭ и ОПП СО РАН, 1998.

17. Бессонова О.Э. Раздаток как нерыночная система. // Известия СО РАН. Сер. Регион: экономика и социология. 1993. Вып.1.

18. Бессонова О.Э. Институты раздаточной экономки России: ретроспективный анализ. Новосибирск, 1997.

19. Бессонова О.Э. Раздаточная экономика как российская традиция. // Общественные науки и современность. 1994. № 3. С. 37-49.

20. Бессонова О.Э., Кирдина С.Г., О'Салливан Р. Рыночный эксперимент в раздаточной экономике России. Демонстрационные проекты в жилищном хозяйстве. 1996.-312 с.

21. Бирюков Н.И. Сергеев В.М. Между дуализмом и соборностью. Интеграционная функция политической культуры. // Общественные науки и современность. 1998. № 4.

22. Бришполец К.П. Методы политический исследований: Учеб. пособие для студентов вузов. М., Аспект Пресс, 2005. 221 с.

23. Бромлей Ю.В. очерки теории этноса. М., 1983.

24. Бубер М. Я и Ты. // http://medikas-pl.boom.ru/IDl 54621 .htm

25. Бурдье П. Начала. Choses dites. M., 1994.

26. Вальденфельс Б. Интенциональность и казуальность. // Вальденфельс Б. Мотив чужого. Сб. Пер. с нем. / Научный ред. A.A. Михайлов; Отв. ред. Т.В. Щитцова. Мн., Пропилеи, 1999. 176 с.

27. Вальденфельс Б. Ответ чужому: основные черты респонзивной феноменологии. // Вальденфельс Б. Мотив чужого. Сб. Пер. с нем. / Научный ред. A.A. Михайлов; Отв. ред. Т.В. Щитцова. Мн., Пропилеи, 1999. 176 с.

28. Вальденфельс Происхождение норм из жизненного духа. // Вальденфельс Б. Мотив чужого. Сб. Пер. с нем. / Научный ред. A.A. Михайлов; Отв. ред. Т.В. Щитцова. Мн., Пропилеи, 1999. 176 с.

29. Васнецов В.М. Письма. Дневники. Воспоминания. Суждения современников. М., 1987.

30. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. // Вебер М. Избранные произведения. М., Прогресс, 1990.

31. Вердери К. Куда идут "нация" и "национализм"? // Нации и национализм. М., 2002. С. 297-307.

32. Вике Т.Р. "Мы" или "Они"? Белорусы и официальная Россия. 1863-1914. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., Новое издательство, 2005. 696 с.

33. Волкан В., Оболонский А. Национальные проблемы глазами психоаналитика с политологическим комментарием. М., 1992.

34. Волкогонова О., Татаренко И. Этническая идентификация и искушение национализмом. // www.philosophy.ru/library/volk/ident.html

35. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, Феникс, 1995. (переиздание 1886- 1915 гг.).

36. Геллнер Э. Нации и национализм. / Пер. с англ. Т.В. Бердиковой и М.К. Тюнькиной. /Ред. и послесл. И.И. Крупника. М., 1991.

37. Готлиб A.C. Введение в социологическое исследование: Качественный и количественный подходы. Методология. Исследовательские практики: Учеб. Пособие. Самара, Изд-во "Самарский университет", 2002. 424 с.

38. Гудков JI. Идеологема "врага": "Враги" как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции. // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., ОГИ, 2005. 334 с. С. 7-79.

39. Гумилёв JI.H. Этносфера. История людей и история природы. М., 1993.

40. Гусев В.Е. Проблемы фольклора в истории эстетики. М. JL, 1971.

41. Долбилов М. Полонофобия и политика русификации в Северо-Западном крае империи в 1860-е гг. // Образ врага. / Сост. JI. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., ОГИ, 2005. 334 с. С. 127-174.

42. Дуглас М. Чистота и опасность. М.: Канон-Пресс-Ц, 2000.

43. Дюркгейм Э. Социология. Её предмет, метод, предназначение. / Пер. с фр. Составление, послесловие и примечания А.Б. Гофмана. М., Канон, 1995.

44. Евреи и жиды в русской классике. / Сост. Г.С. Зеленина. М., «Мосты культуры», 2005.-391 с.

45. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1999.

46. Завершинский К. Когнитивно-оценочные структуры политической идентичности. М., 2000.

47. Западники и националисты: возможен ли диалог? Материалы дискуссии. М, ОГИ, 2003.-480 с.

48. Западные окраины Российской империи. / Под ред. М. Долбилова, А. Миллера. М., Новое литературное обозрение, 2006. 608 с.

49. Заславская Т.И. О социальном механизме развития экономики. // Пути совершенствования социального механизма развития советской экономики . / ИЭиОПП СО АН СССР. Новосибирск, 1985. С.8-38.

50. Зверева Г. Чеченская война в дискурсах массовой культуры России: формы репрезентации врага. // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М, ОГИ, 2005. 334 с. С. 302-335.

51. Зиммель Г. Как возможно общество? // Георг Зиммель. Избранное. Том 2. Созерцание жизни-М.: Юрист, 1996.

52. Зиммель Г. Фрагмент о любви. // Георг Зиммель. Избранное. М., Юрист, 1996.

53. История внешней политики России. Конец XIX начало XX века. (От русско-французского союза до Октябрьской революции). / Под ред. В.А. Еме-ца, А.В. Игнатьева, C.B. Тютюкина, Е.Г. Кострикова. М., Международные отношения, 1997.

54. Интервью с Б. Вальденфельсом. Пер. К. Лядской. // Вальденфельс Б. Мотив чужого. Сб. Пер. с нем. / Научный ред. А.А. Михайлов; Отв. ред. Т.В. Щитцова. Мн., Пропилеи, 1999. 176 с.

55. История теоретической социологии. В 4-х тт. Т. 2. / Отв. ред. и составитель Ю.Н. Давыдов. М., Канон+, 1997. 560 с.

56. Кандель П.Е. Национализм и проблема модернизации в посттоталитарном мире. // Политические исследования. 1994. № 6.

57. Кармадонов О.А. Семантика политического пространства. М., Наука, 1996.

58. Карпенко О. Языковые игры с "гостями с юга": "кавказцы" в российской демократической прессе 1997-1999 годов. // Мультикультурализм и трансформация постсоветстких обществ. М., 2002. С. 162-192.

59. Кожинов В. «Черносотенцы» и Революция (загадочные страницы истории). М., 1998. //http://www.hronos.krn.ru/libris/kozh chern.html

60. Козлов В. Национализм и этнический нигилизм. // Свободная мысль. 1996. №6.

61. Кольев А.Н. Политическая мифология: Реализация социального опыта. М., Логос, 2003.-384 с.

62. Косов Е. Быть русским. Русский национализм разговор о главном. М., Зебра Е, 2005.-430 с.

63. Култыгин В.П. Теодор Адорно и его концепция авторитарной личности. // Адорно Т. Исследование авторитарной личности. / Под общ. ред. д. филос. н. В.П. Култыгина. М., Серебряные нити, 2001.-416 с.

64. Лаин Энтральго П. Теория и реальность другого. Гл.У1. Другой как личность. // История философии. / Под ред. А.М. Руткевича. М., Изд-во Ин-та философии РАН, 1997. № 1.-205 с. //http://www.auditorium.ru/books/4025.

65. Ландман М. Георг Зиммель: контуры его мышления. // Георг Зиммель. Избранное. В 2 тт. Т.2. Созерцание жизни. М., Юрист, 1996. 607 с.

66. Лебедева Н.М., Хотинец В.Ю., A.A. Выскочил, Ю.А. Гаюрова. Психологические исследования этнической толерантности. Екатеринбург, Изд-во Уральского ун-та, 2003. 240 с.

67. Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М., Ключ-С, 1999.

68. Левин Д. Некоторые ключевые проблемы в работах Зиммеля. // http://knowledge.isras.ru/si/si/94-2-9.html

69. Левинсон А. "Кавказ" подо мною: Краткие заметки по формированию и практическому использованию "образа врага" в отношении "лиц кавказской национальности". // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., ОГИ, 2005. 334 с. С. 276-301.

70. Личность в парадигмах и метафорах: ментальность коммуникация - толерантность. / Под ред. В.И. Кабрина. Томск, Изд-во Томского ун-та, 2002.-262 с.

71. Лукина Н.П. Идеология информационного общества: векторы исследовательской программы. // Открытый междисциплинарный журнал "Гуманитарная информатика". // http://huminf.tsu.rU/e-jurnal/magazine/2/lukina.htm

72. Луман Н. Власть. / Пер. с нем. АЛО. Антоновского. М., 2001.

73. Луман Н. Реальность массмедиа. / Пер. с нем. А.Ю. Антоновского. М., Праксис, 2005.-256 с.

74. Майлз Р., Браун М. Расизм. / Пер. с англ. М., РОССПЭН, 2004. 240 с.

75. Малахов B.C. Герменевтика. // Философский словарь. / Под ред. И.Т. Фролова. 7-е изд., перераб. и доп. М., Республика, 2001.-719 с.

76. Малахов B.C. Что значит «мыслить национально»? Из истории немецкой и русской мысли первой трети XX века. // www.ruthenia.ru/logos/number/200156/01 .htm

77. Малявин В. Россия между Востоком и Западом: третий путь? // Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. / Ред.-сост. С.Б. Чернышов. М., Аргус, 1995. Т.З.

78. Марков Б.В. В поисках Другого. // http://anthropology.ru/ru/texts/markov/anderen.html

79. Миллер А. Империя Романовых и национализм. Эссе по методологии исторического исследования. М., Новое литературное обозрение, 2006. 248 с.

80. Милюков П.Н. Национальный вопрос: (Происхождение национальности и национальные вопросы в России). / П.Н. Милюков, Гос. публ. ист. б-ка России. М., 2005.- 160 с.

81. Митрохин Н. русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 годы. М., Новое литературное обозрение, 2003. 624 с.

82. Михайлов A.B. Муз. социологи я: Адорно и после Адорно. // Критика современной буржуазной социологии искусства. М., 1978.

83. Мнацаканян М.О. Нации, «нациестроительство» и национально-этнические процессы в современном мире. // Социологические исследования. 1999. № 5. С. 118-127.

84. Мнацаканян М.О. Нации: психология, самосознание, национализм. (Интегральная теория). М., 1999.

85. Мосейко А.Н. Мифы России. Мифологические доминанты в современной российской ментальности. М., 2003. 155 с.

86. Мучник Ю.М. Из истории евреев в досоветской Сибири. Очерки. Томск, 1997.

87. Натане Б. За чертой оседлости: евреи в дореволюционном Петербурге. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., Новое издательство, 2005. 696 с. С. 634-687.

88. Национализм (взгляд из-за рубежа). / Отв. ред. Иванов И.М. М., 1995. 135 с.

89. Некрылов А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Л., 1988.

90. Нойманн Использование "Другого": Образы Востока и формирование европейских идентичностей. / Пер. с англ. В.Б. Литвинова и И.А. Пилыцико-ва; предисл. А.И. Миллера. М., 2004.

91. Норкин Д.А. Феномен "своих" и "чужих" в представлении жителей приграничных районов России и Нарвы. // http://www.volny.edu/soclab/documents/62 Fenomen svoih.html

92. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. / Пер. с англ. А.Н. Нестеренко. М., Фонд экономической книги "Начала", 1997.

93. Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Кондратова. М., ОГИ, 2005. 334 с.

94. Огурцов А.П. Научно-техническая революция и особенности современного научного познания. М., Наука, 1977.

95. Оффе К. Этнополитика в восточноевропейском переходном процессе. // Полис. 1996. №2. С. 27-46.

96. Парсонс Т. Система координат действия и общая теория систем действия: культура, личность и место социальных систем. // Американская социологическая мысль. М., Изд-во МГУ, 1994.

97. Петровский-Штерн И. "Враг рода человеческого": антинаполеоновская пропаганда и "Протоколы сионистских мудрецов". // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., ОГИ, 2005. 334 с. С. 102-126.

98. Правые консервативные партии и черносотенные союзы. // www.auditorium.ru

99. Рабинович В.Ю. Евреи дореволюционного Иркутска: меняющееся меньшинство в меняющемся обществе. Красноярск, «Кларетианум», 2002. -240 с.

100. Реале Дж., Антисери Д. Франкфуртская школа. // http://www.philosophy.rU/library/katr/reale/l.html

101. Ремнев A.B. Самодержавие и Сибирь в конце XIX начале XX вв.: проблемы регионального управления. // Отечественная история. 1994. № 2. С. 60-73.

102. Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., Новое издательство, 2005. 696 с.

103. Россия и Кавказ сквозь два столетия. Исторические чтения. СПб., АОЗТ «Журнал Звезда», 2001.-416 с.

104. Смит Д. У истоков русской массонофобии. // Образ врага. / Сост. J1. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., ОГИ, 2005. 334 с. С. 80-101.

105. Соколов Ю.М. Русский фольклор. М., 1941.

106. Соловьева Г.Г. Негативная диалектика: (Два образа критич. теории Т.В. Адорно). Алма-Ата, 1990.

107. Сорель Ж. Размышления о насилии. М., 1907.

108. Сорель Ж. Введение в изучение современного хозяйства. М., 1908.

109. Социокультурная динамика России. Т. 1. От прошлого к будущему. Изд-е 2-е, перераб. и дополн. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997.

110. Степанов С. А. Черная сотня в России (1905-1914 гг.). — М., 1992. С. 9.; Шафаревич И. Русофобия. М., Изд-во Алгоритм, Изд-во Эксмо, 2005. 352 с.

111. Тишков В.А. Очерки теории и этничности в России. М., 1997.

112. Трансцендирование во-вне: отношения "Я Ты". // http://www.vehi.net/frank/nepost/06.html

113. Турнье М. Пятница, или тихоокеанский лимб. СПб., 1999.

114. Уортман P.C. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. В 2 тт. Т. 2: От Александра II до отречения Николая II. / Пер. с англ. H.A. Пилыцикова. М., ОГИ, 2004. 796 с.

115. Федотова Л.Н. Анализ содержания социологический метод изучения средств массовой коммуникации. М., Научный мир, 2001.-214 с.

116. Филиппов A.B. Обоснование теоретической социологии: введение в концепцию Георга Зиммеля. // http://knowledge.isras.ru/sj/si/94-2-7.html

117. Филиппов А. Социология пространства: общий замысел и классическая разработка проблемы. // http://rc.msses.ru/rc/Socp.htm

118. Филлипс JI. Дж., Иоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод. / Пер. с англ. Харьков, 2004. 336 с.

119. Философский словарь. / Под ред. И.Т. Фролова. 7-е изд., перераб. и доп. М., Республика, 2001. - 719 с.

120. Хореев В.А. Польша и поляки глазами русских литераторов. Имагологиче-ские очерки. М., Индрик, 2005. 232 с.

121. Хрестоматия. Социология: классические и современные парадигмы. (Дюркгейм Э., Парсонс Т., Мертон Р. и др.). 2002. // http://www.i-u.ru/biblio/archive/noname hrestposociolog/5.aspx

122. Членов М.А. Еврейство в системе цивилизаций (постановка вопроса). // "Диаспоры", 1999. № 1. С. 34-57.

123. Шестов Н.И. Политический миф теперь и прежде. / Под ред. проф. А.И. Демидова. Саратов. Изд-во Сарат. ун-та, 2003. 422 с.

124. Шнирельман . "Отомстить неразумным хазарам.": Хазарский миф и его создатели. // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., ОГИ, 2005.-334 с. С. 248-275.

125. Ш.Шпарага О. Феноменология опыта Эдмунда Гуссерля (открытая лекция, прочитанная в ЕГУ в сентябре 1997). // Вальденфельс Б. Мотив чужого. Сб. Пер. с нем. / Научный ред. A.A. Михайлов; Отв. ред. Т.В. Щитцова. Мн., 1999.

126. Электронная еврейская энциклопедия. //http://www.eleven.co.il/article/10090

127. Язык и национальное сознание. Вопросы теории и методологии. Воронеж, Воронежский государственный университет, 2002. 314 с.

128. Armstrong J.A. Nation before Nationalism. Chapel Hill, 1982.

129. Arrignon J-P. Russie vers 1550, monarchie nationale ou Empire en formation? Paris, 2005.

130. Birnbaum N. Conflicting interpretation of the rise of the capitalism: Marx and Weber. // British Journal of Sociology. 1953. 4 (June).

131. Chouliraki L., and Fairclough N. Discourse in Late Modernity: Rethinking Critical Discourse Analysis. Edinburgh. Edinburgh University Press, 1999.

132. Couet Th. Russie et nationalités. // http://www.pedagogie.ac-toulouse.fr/histgeo/monog/histimm/russie/russie-2.htm

133. Domin M-A. Alexandre Mikhailovith, grand-duc de Russie. Paris, Atlantica, 2004.

134. Donland N. Levine. Simmel at a distance: on the history and systematic of the sociology of the stranger. //Georg Simmel: critical assessments. Vol III. Rout-lege. London. 1994.

135. Einleitung in die Musiksoziologie. Zwölf theoretische Vorlesun-gen. Fr./M., 1962.

136. Fairclough N. Critical Discourse Analysis. London: Longman, 1995.

137. Fairclough N. Critical discourse analysis and the marketization of public discourse: the universities. // Discourse and Society. 1993. № 4 (2).

138. Giddens A. Structuralism, Post-Structuralism and the Production of Culture. // Giddens A., Turner H. (eds.) Social Theory Today. Stanford, 1987.

139. Goffman E. Presentation of Self in Everyday Life. Garden City, N.Y. Anchor, 1959.

140. Heller M. Histoire de la Russie et de son Empire. Paris, 1999.

141. Horkheimer M., Adorno Th. W. Dialektik der Aufklärung. Amsterdam, 1947.

142. International Encyclopaedia of the Social Sciences. V 18. N.Y.—L.: The Free Press. 1979.

143. Landry T. La valeur de la vie humaine en Russie. Lion, 2001.

144. Mead G.H. Self and society. Chicago, 1938.

145. Nivat G. Regards sur la Russie de l'an vi. Lion, 1998.

146. North D.C. Epilogue: economic performance through time. // Alston J. / Eggertsson T. / North D.C. (eds.): Empirical studies in institutional change. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.

147. North D.C. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

148. North D.C. Institutional Change and Economic History. // Journal of International and Theoretical Economics. 1989.№ 1.

149. North D.C. Structure and Change in Economic History. New York: Northon, 1981.

150. Parsons T., Shils Edward A. Toward a General Theory of Action. Cambridge Mass., 1951.

151. Philippe Z. De la Russie de Catherine II a la Russie d'aujourd'hui. Paris, 2004.

152. Polanyi K. The Livelihood of Man. New York. Academic Press, Inc, 1977.

153. Polanyi K. Economic Sociology in the Institute for Cultural Relations, Budapest, Oct. 9, 1963. // Cit. by: Polanyi K. The Livelihood of Man. New York. Academic Press, Inc, 1977.

154. Potter J. Representing Reality: Discourse, Rhetoric and Social Construction. London, Sage. 1996.

155. Potter J. and Wetherell M. Discourse and Social Psychology. London. Sage. 1987.

156. Radvanyi G. Tempête politique en Russie. // Le Monde diplomatique. 1999, juin. P.10. // http://www.monde-diplomatique.fr/1999/06/RADVANYI/12117

157. Simmel G. Soziologie. Untersuchungen ueber die Formen der Vergesellschaftung. Hrsgg.v. O.Rammstedt. (Gesamtausgabe, Bd. 11). Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1992.

158. Simmel G. Philosophie des Geldes. (Gesamtausgabe Bd. 6). Hrsgg. v. D. P. Frisby u. K. Ch. Koehnke. Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1989.

159. Simmel G. Philosophie des Geldes.6. Aufl. 1958. S.4.

160. Simmel G. Gesamtausgabe / Hrsgg. von O. Rammstedt. Bd. 2. Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1989.

161. Smith M. Nationalism, ethnocentrism and new world order. // J. of Humanistic Psychology. 1992. Vol.32.

162. The Levinas Reader. / Ed. by Sean Hand. Oxford, 1989.

163. Thompson J.B. The Media and Modernity. A social theory of the media. Stanford, California, Stanford University Press, 1995.

164. Triandis H. Individualism Collectivism. Boulder, CO: Westview, 1995.