автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Контрастивное исследование концептуальной сферы "Время" в русской и башкирской языковых картинах мира

Полный текст автореферата диссертации по теме "Контрастивное исследование концептуальной сферы "Время" в русской и башкирской языковых картинах мира"

На правах рукописи

Дударева Зайтуна Мухтаровна

КОНТРАСТИВНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ СФЕРЫ «ВРЕМЯ» В РУССКОЙ И БАШКИРСКОЙ ЯЗЫКОВЫХ КАРТИНАХ МИРА

10.02.20 - сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Екатеринбург - 2005

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Стерлитамакская государственная педагогическая академия»

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Аюпова Людмила Лутфеевна

доктор филологических наук, профессор Демидова Калерия Ивановна

доктор филологических наук, профессор Хайруллина Раиса Ханифовна

Ведущая организация Институт истории, языка и литературы

Уфимского научного центра Российской Академии Наук

Защита состоится « Л » 2005 г. в ^^ час.

на заседании диссертационного совета Й 212.283.02 при ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет» по адресу: 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26, ауд. 316.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан « ^^ ъ ^^ 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Пирогов Н.А.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данное диссертационное исследование посвящено контрастив-ному исследованию концептуальной сферы «Время» в русской и башкирской языковых картинах мира.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью изучения восприятия и осмысления времени, а также важностью сопоставительного изучения языковой репрезентации этого понятия представителями русского и башкирского этносов, издавна компактно проживающих на современной территории Республики Башкортостан. Темпоральные представления - это важная составляющая этнического сознания, а различия в этническом сознании являются одной из главных причин непонимания в сфере межкультурной коммуникации, что препятствует межнациональному согласию.

Объект исследования - языковые средства русского и башкирского языков, репрезентирующие концептосферу «Время».

Избранные нами для контрастивного анализа группы темпоральных единиц проявляют в своей семантике особого рода системность, которая обеспечивается «не действием придуманных людьми для описания внешнего мира логических правил и отношений, а антропоцентрической ориентированностью языкового механизма как совершенно самостоятельной, опирающейся на свои законы и правила системы» (Рахилина 2000: 130).

Предмет исследования - национальная специфика русских и башкирских представлений о времени и темпоральных концептов, объективируемых средствами русского и башкирского языков.

Цель исследования - представление в сопоставительном аспекте моделей времени, бытующих в русской и башкирской языковых картинах мира, а также контрастивное описание концептуальной сферы «Время» как глобальной ментальной единицы в ее национальном своеобразии.

Достижение поставленной цели предполагает последовательное решение следующих задач:

1. Раскрытие сущности и специфики моделей времени, представленных в русской и башкирской языковых картинах мира;

2. Рассмотрение в контрастивном аспекте состава языковых средств, объективирующих исследуемую концептуальную сферу в русском и башкирском языках; .,

гас. НАЦКОДОЫ1АЯ

библиотека

3. Описание семантики языковых единиц, входящих в названные группы темпоральной лексики, в лингвокультурологическом аспекте, предполагающем обнаружение узуальных представлений, стоящих за этими наименованиями;

4. Исследование лексической и семантической сочетаемости ключевых слов, репрезентирующих концепты, входящие в состав концептуальной сферы «Время»;

5. Рассмотрение этнокультурологических аспектов концептуальной сферы «Время», без которых лингвистические факты не могут быть достоверно и адекватно объяснены.

Теоретические основы исследования

Теоретической основой настоящего диссертационного исследования явились труды отечественных и зарубежных ученых, затрагивающих проблему человеческого фактора в языке и характеризующихся когнитивным подходом к описанию языковых явлений: Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, Т.В. Булыгиной, В.В. Воробьева, С.Г. Воркачева, В.З. Демьянкова, Ю.Н. Караулова, Г.В. Колшанского, Е.С. Кубряковой, З.Д. Поповой, В.И. Постоваловой, Ю.С. Степанова, И.А. Стернина, В.Н. Телия, Е.В. Урысон, А.П. Чудинова, А.Д. Шмелева, Е.С. Яковлевой, Т.А. ван Дейка, Дж. Лакоффа, М. Минского, Р. Лангаккера, Б.Л. Уорфа, Ч. Филмора, У. Чейфа, А. Ченки и др.

Методы и приемы исследования

В работе используются следующие основные методы исследования: интроспекция, метод контрастивного анализа, элементы этимологического анализа, метод анализа словарных дефиниций, сопоставительный метод, описательный метод Контрастивный характер исследования предполагает использование принципа сравнимости языков и принципа двусторонности сравнения. Основные приемы, используемые в работе, - эксперимент с контекстом употребления, тесно связанный с методом синонимического перефразирования, и прием аналогичного моделирования.

Научная новизна работы заключается в следующем:

• В научный оборот вводится системное описание групп лексики башкирского языка, имеющих темпоральное значение;

• Лексические средства темпоральности рассматриваются в плане контраетивноге сопоставления русского и башкирско-

». г* ■У <

го языков с учетом лингвокультурологической специфики соответствующих лексем;

• Контраст явному лингвокультурологическому анализу подвергается специфика восприятия времени и его репрезентация представителями русского и башкирского этносов;

• Лингвистические факты, связанные с обозначением темпоральное™ в башкирской языковой картине мира, выступают как основание для выявления этнокультурных свойств национального характера;

• В работе предложена авторская когнитивная классификация моделей времени, бытующих в башкирской языковой картине мира, не имеющая аналогов в современной лингвистике и учитывающая неординарность представления понятия времени средствами башкирского языка.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что сопоставительное исследование разносистемных языков всегда дает новый материал для общего языкознания, способствуя выявлению специфики восприятия тем или иным народом языковой картины мира. Контрастивное исследование концептосферы «Время» в русском и башкирском национальном сознании может послужить своего рода моделью для рассмотрения темпоральности в иных языках в целях исследования типологических характеристик темпоральное™ в различных национальных языкахи культурах.

Данная работа вносит определенный вклад в решение проблем этаолингвистаки, этаопсихолингвистики и лингвокультурологии, вводя в научный оборот новые языковые данные для уточнения представлений о процессе концептуализации темпоральных понятий лексическими средствами русского и башкирского языков.

Практическая ценность исследования заключается в том, что материалы диссертации могут способствовать пополнению практического материала двуязычных русско-башкирских и башкирско-русских словарей и послужить основой создания учебного функционально-когнитивного словаря (сфера «Время»), Они могут быть полезными в практике обучения русскому языку носителей башкирского языка и наоборот. Результаты исследования могут быть использованы для дальнейших разработок вузовских курсов лексикологии, сопоставительной лексикологии, для теории и практики перевода. Кроме того, изучение языковых данных, отражающих лингвистиче-

скую репрезентацию концептуальной сферы «Время» генетически не родственными языками, представляет богатый материал для сопоставительного анализа культурологических особенностей концептуализации темпоральных представлений русского и других тюркских (и не только) языков.

На защиту выносятся следующие положения:

• Вербальные репрезентации концептуальной сферы «Время» в башкирском языке отражают бытовое понимание времени, укладывающееся в рамки «наивной модели мира», и в значительной степени сопоставимы с вербальными репрезентациями указанной сферы в русском языке.

• Языковые данные позволяют говорить о существовании в башкирской языковой картине мира двух моделей времени: созерцательной и агентивной, - в основе которых лежит отношение человека к осознаваемым временным представлениям. Названные модели во многом не коррелируют с циклической и линейно-исторической моделями времени, обнаруживающими себя в русской языковой картине мира

• Доминантами моделей времени в русской языковой картине мира являются концепты, вербализованные лексемами время и пора, тогда как доминантами моделей времени в башкирской языковой картине мира являются концепты, вербализованные лексемами гумер и тормош, выступающих в значении «жизнь», что позволяет говорить о принципиальном различии оснований для выделения указанных моделей.

• Контактное проживание русского и башкирского этносов способствует взаимодействию концептов (в том числе темпоральных), что, однако, не приводит к механическому их перенесению из одной концептуальной сферы в другую, а предполагает своеобразную интерпретацию внешней формы и содержательного наполнения.

• Специфические особенности в восприятии времени и его языковой репрезентации русским и башкирским этносами в значительной степени опосредованы различными социо- и этнокультурными, религиозными и мифологическими представлениями.

• На формирование человека, а отсюда - на формирование в его сознании представлений о времени - в немалой степени

влияли особые условия его бытования, которые определяли темп жизни, что выразилось, в частности, в определенном «равнодушии» представителей башкирского этноса к обозначению коротких промежутков времени.

Материалы и источники исследования. Материалом лингво-когнитивного анализа явились данные русского и башкирского языков. Материал исследования получен методом сплошной выборки из следующих лексикографических источников: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка (М., 1989), С.А. Кузнецов Большой толковый словарь русского языка (СПб, 1998), Словарь древнерусского языка (Х1-ХГУ вв.) (М., 1988 и сл.), Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам (СПб, 1893), Словарь русского языка Х1-ХУП вв. (М., 1975 и сл.).

В качестве источников темпоральных единиц башкирского языка были использованы: Словарь башкирского языка («Башкорт теленец ьузлеге») (М., 1993), Диалектологический словарь башкирского языка («Башкорт теленец диалеюстары ьу?леге») (Уфа, 2002), Башкирско-русский словарь («Башкортса-русса ьу?лек») (М., 1996), З.Г. Ураксин Словарь синонимов башкирского языка («Башкорт теленец синонимдар ьтзлеге») (Уфа, 2000), Русско-башкирский учебный функционально-ситуативный словарь под ред Т.А. Кильдибековой («Ур'ыеса-башкортса функциональ-ситуатив мэктэп ьу?леге») (Уфа, 2003), М.И. Махмутов, К.З. Хамзин, Г.Ш. Сайфуллин Арабско-татарско-русский словарь заимствований («Гарэпчэ-татарча-русча алынмалар сузлеге») (Казань, 1993), Ж.Г. Зайнуллин Словарь арабо-персидских заимствований («Шэрык алынмалары сузлеге») (Казань, 1994), Р.Г. Ахметьянов Краткий историко-этимологический словарь татарского языка («Татар теленец кыскача тарихи-этимологик сузлеге») (Казань, 2001).

Список фразеологических единиц с темпоральной семантикой насчитывает около 300 единиц, выбранных из Фразеологического словаря русского языка под ред А.И. Молоткова и около 200 единиц башкирского языка, извлеченных из башкирско-русского фразеологического словаря («Башкортса-русса фразеологик ьу?лек») (Уфа,

1973) и русско-башкирского фразеологического словаря («Русса-башкортса фразеология ьу^леге») (М., 1989).

Материалом для контекстуального анализа ключевых единиц концептуальной сферы башкирского языка (общим объемом около 4000 единиц) послужили произведения башкирского устного народного творчества, представленные в 6 томах серии «Башкирское народное творчество» («Башкорт ьалык ижады» (Уфа 1995-2002), сборнике «Башкирские легенды» ((«Башкорт легенд а л ары») (Уфа, 1969), а также художественные и публицистические произведения видных башкирских писателей Хадии Давлетшиной, Афзала Тагиро-ва, Зайнаб Биишевой, Фарита Исангулова, Мустая Карима, поэтические сборники Мифтахетдина Акмуллы, Рами Гарипова и др, произведения, вошедшие в Антологию башкирской поэзии («Башкорт шетриэте антологияьы» ) (Уфа, 2001).

Источником паремиологии послужило издание «Башкирские народные пословицы» («Башкорт халк мэкэлдэре») (Уфа, 1960).

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались в докладах на конференциях «Исторический опыт развития духовной культуры Башкортостана: тенденции, современность, перспективы» (Уфа, 1992), «Риторика и лингвокультурология» (Екатеринбург, 1997), «Язык. Система. Личность.» (Екатеринбург, 1998), «Актуальные проблемы лингвистики» (Екатеринбург, 1998), «Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики» (Челябинск, 1999), «Перевод и межкультурная коммуникация» (Екатеринбург, 2000), «Коммуникативно-функциональное описание языка» (Уфа, 2000), «Изучение родных языков, культур и истории Башкортостана в образовательных учреждениях республики» (Стерлитамак, 2001), «Актуальные проблемы изучения и преподавания истории и культуры Башкортостана» (Стерлитамак, 2001), «Славянские духовные традиции в Сибири» (Тюмень, 2002), «Актуальные проблемы лингвистики» (Уфа, 2002), «Язык и литература как способы проявления национального менталитета» (Челябинск, 2002), «Современная политическая лингвистика» (Екатеринбург, 2003), «Актуальные проблемы филологии и школьного филологического образования» (Стерлитамак, 2003), «Лингвометодические проблемы обучения иностранным языкам в полилингвальном пространстве» (Стерлитамак, 2003), «Проблемы преподавания башкирского языка и литературы в башкирской школе» (Стерлитамак 2004), « Городские башкиры. Проблемы языка и культуры, здоровья и демографии» (Стерлитамак,

2004), «Лингвистика XXI века (Екатеринбург, 2004), «Филология в контексте культуры и образования» (Стерлитамак, 2004), «Актуальные проблемы изучения и преподавания башкирского языка и литературы» (Стерлитамак, 2005), «Этносоциальное образовательное пространство в современном мире» (Стерлитамак, 2005), «Урал - Алтай: через века в будущее» (Уфа. 2005)

Диссертация была обсуждена на заседании кафедры теории и истории языка Стерлитамакской государственной педагогической академии, на совместном заседании кафедр русской филологии и башкирского и общего языкознания факультета башкирской филологии и журналистики Башкирского государственного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка научной литературы.

Основное содержание работы Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются объект и предмет изучения, формулируются цели и конкретные задачи, обосновываются теоретическая и практическая значимость работы, ее новизна, характеризуются материалы и источники исследования, указывается апробация работы и перечисляются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Теоретические основы концептуальной сферы «Время» в семантическом, когнитивном и лингвокультурологическом аспектах» акцентируется внимание на мультидисциплинарных подходах к исследованию сферы «Время», на специфике когнитивного, лингвокультурологического и собственно лингвистического рассмотрения вопросов, связанных с изучением темпоральности.

Интерес к проблеме времени и способам его отражения в языке настолько велик, что некоторые исследователи считают возможным выделить в системе современных научных исследований новую отрасль - темпорологию (Звездова 1996: 4). Ее важнейшая отличительная черта - мультидисциплинарность принципов и методов исследования.

Современные представления о времени характеризуются сложностью и многогранностью. При этом различные аспекты изучения времени как категории математики, физики, философии, астрономии, биологии, психологии, истории, социологии, религии, мифологии, культурологии, литературоведения, языкознания и других наук дале-

ко не исчерпывают всех возможностей данной категории представлять качественно различные типы бытия.

В рамках нашего исследования рассматриваются три взаимосвязанных и взаимообусловленных аспекта изучения времени: когнитивный, лингвокультурологический и собственно лингвистический.

Изучение языковой репрезентации понятия времени в современной лингвистике не мыслится без обращения к когнитивным основам исследования темпоральности, поскольку именно когнитивность отражает процесс восприятия и отражения действительности и лежит в основе формирования концептуальной картины мира, которая проецируется на лексическую систему, предопределяя характер языковой картины мира.

В рамках когнитивной науки когнитивная лингвистика возникает как наука, которая отвечает на следующие вопросы: как осуществляются процессы восприятия, категоризации, классификации и осмысления мира, как происходит рост знания, какие системы обеспечивают различные виды деятельности с информацией - только в их непосредственной связи с языком.

Особая роль когнитивной лингвистики в ряду других наук, связанных с изучением когниции, определяется тем, что настоящий этап когнитивной науки отражает такую стадию в ее развитии, когда разрешение массы насущных проблем концептуального анализа видится в последовательном изучении языковых проявлений деятельности человеческого сознания и связывается главным образом с познанием той инфраструктуры мозга, которая обеспечивает всю эту деятельность; при этом язык рассматривается как главная когнитивная составляющая указанной инфраструктуры (Кубрякова 1994: 37).

Кроме того, следует учитывать, что в отличие от остальных дисциплин когнитивного цикла, в когнитивной лингвистике «рассматриваются те и только те когнитивные структуры и процессы, которые свойственны человеку как homo loquens. А именно, на первом плане находятся: системное описание и объяснение механизмов человеческого усвоения языка и принципы структурирования этих механизмов» (Демьянков 1994: 21).

Когнитивная лингвистика оперирует термином концепт, использование которого связано с расширением предметного поля лингвистики за счет ее взаимодействия с философией (работы Н.Д. Арутюновой, А.П. Бабушкина, H.H. Болдырева, А. Вежбицкой, С.Г. Воркачева, В.В. Колесова, H.A. Красавского, Е.С. Кубряковой,

Д.С. Лихачева, М.В. Пименовой, З.Д. Поповой, Г.Г. Слышкина, Ю.С. Степанова, И. А. Стернина и др.).

Учитывая вышеназванные три аспекта исследования категории времени, мы используем в качестве рабочего определение концепта, данное С.Г. Воркачевым: концепт - «единица коллективного знания/сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой».

Рассматривая типологию темпоральных концептов, мы обнаруживаем среди них, к примеру, схемы. С учетом цикличного характера смен фенологических сезонов: весны, лета, осени и зимы - год можно представить в виде окружности, где каждый из указанных отрезков составляет Ул его часть:

/ Осень Зкка \

/ (К<ч) (Кыш) \

\ Лето Веска /

\ (Йэ*) №) /

К понятиям в темпоральной системе можно отнести единицы времени, не имеющие непосредственных природных ориентиров. Такие единицы носят интернациональный характер: Час - 60 минут или одна двадцать четвертая часть суток. К числу типичных гештальтов относится рассматриваемый нами концепт время. Как мы уже отмечали, человек вначале осознает бытовое (житейское, утилитарное, индивидуальное) время; наблюдая за природными явлениями, изучая их, анализируя научные данные, он открывает для себя наличие физического времени, которое становится параметром измерения явлений и событий. Осмысление логики происходящих событий приводит к появлению в сознании человека времени метафизического (философского, обобщенного), а осознание высших ценностей бытия ведет к сотворению общечеловеческого духовного времени, формируемого культурой и искусством. Эти и другие виды времени образуют соответствующую концептосферу в сознании человека, которая способна

объективироваться с помощью языковых средств, составляющих в совокупности область лингвистического времени.

Однако важным, на наш взгляд, является то обстоятельство, что большинство темпоральных концептов должно быть признано относящимися к калейдоскопическому типу. Так, концепт год может быть обозначен как схема, (он имеет начало, делится на определенные этапы (фенологические сезоны), как сценарий, поскольку смена сезонов имеет определенную природную заданность. Но в то же время сценарии эти, как мы увидим в дальнейшем, культурно обусловлены в русской и башкирской языковых картинах мира. Кроме того, по нашему мнению, год может быть отнесен и к категории фрейма, поскольку он содержит знания о стереотипном годе как элементе циклической модели времени.

Время как философская категория относится и к универсальным категориям культуры, что позволило языковедам определить время термином лингвокультурема, поскольку она представляет собой синтезирующую единицу, включающую в себя не только сегменты языка (языкового значения), но и культуры (культурного смысла).

Далее в главе раскрываются понятия «картина мира», «языковая картина мира», затрагиваются проблемы соотношения языка и этнического видения мира, приводятся примеры, подчеркивающие особенности языковой репрезентации понятия времени в культуре разных народов.

Картина мира имеет первостепенное значение для человеческого общения, являясь, по мнению В.И. Постоваловой, стержнем интеграции людей, средством гармонизации разных сфер человеческой жизнедеятельности и их связи между собой. Человеческое общение было бы невозможно без пересечения духовных миров людей, которое, в свою очередь, происходит за счет того, что существует общая для них система миропредставлений (Постовалова 1988:25).

Развернутое определение языковой картины мира принадлежит Н.Ю. Шведовой, которая исходит из понимания ее не как отдельного, удобного для анализа фрагмента лексики, а как картины в целом, как целостного изображения языком всего того, что существует в нас и вокруг нас, и полагает, что языковая картина мира - это «выработанное многовековым опытом народа и осуществляемое средствами языковых номинаций изображение всего существующего как целостного и многочастого мира, в своем строении и в осмысляемых языком связях своих частей представляющего, во-первых, человека, его мате-

риальную и духовную жизнедеятельность и, во-вторых, все то, что его окружает: пространство и время, живую и неживую природу, область созданных человеком миров и социум» (Шведова 1999: 15).

Г.Д. Гачев считает, что знакомство с любой культурой, ее изучение всегда будут неполными и в некотором смысле даже поверхностными, если в поле зрения человека, обратившегося к этой культуре, не окажется такого основополагающего компонента, как национальная логика мировосприятия и мирооценки, образно воспринимаемые как «сетка координат», которой данный народ улавливает мир» (Гачев 1988: 44).

О.А. Корнилов, в свою очередь, предлагает различать понятие национальный образ мира, понимаемое в собственно культурологических исследованиях как национальное мировосприятие, и понятие языковая картина мира, которое определяется им как «запечатленный в словах, социально наследуемый (т.е. передаваемый от поколения к поколению) «слепок» этого национального образа мира, как самый главный фактор, предопределяющий и гарантирующий воспроизведение в относительно неизменном виде национального образа мира в сознании сменяющих друг друга поколений представителей данной национальности, носителей данной культуры» (Корнилов 1999: 80).

Говоря о соотношении непосредственной (когнитивной) и опосредованной (языковой) картинах мира, языковеды подчеркивают их неравнозначность. Используя для обозначения первой из названных термин концептуальная, Б.А. Серебренников полагает, что концептуальная картина мира богаче языковой, поскольку в ее образовании, по всей видимости, участвуют различные виды мышления, в том числе и невербальные (Серебренников, Кубрякова, Постовалова 1988).

Современный взгляд на соотношение когнитивной и языковой картин мира позволяет утверждать, что они связаны между собой «как первичное и вторичное, как ментальное явление и его вербальное овнешнение, как содержание сознания и средство доступа к этому содержанию» (Попова, Стернин 2002: 8).

Разнообразие языков, вербально овнешняющих картину мира, позволяет говорить о национальном разнообразии языковых картин мира. Ю.Д. Апресян полагает, что каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (= концептуализации) мира, выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию,

которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка, и подчеркивает при этом, что «свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир) отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут увидеть мир немного по-разному, через призму своих языков» (Апресян 1995: 39).

Проявление подобных признаков этничности в семантике языка позволяет говорить о наличии этнической картины мира, представляющей собой фрагмент концептуальной и языковой картины мира. По мнению В.А. Буряховской, этническая картина мира включает этнические стереотипы и установки, этнические портреты и автопортреты (представления о себе как этносе и других этносах), всевозможные ассоциации, связанные с конкретными этносами, фоновые знания и культурные концепты, которые фиксируются как в ментальном, так и в языковом поле этноса. В этническую картину мира также входят основные ценностные ориентации, которые на уровне культуры и языка выражаются в основных концептах данной лингвокуль-турной общности (Буряховская 2000: 5-6).

В языковедческих работах постоянно подчеркивается, что проблема выражения временных отношений в языке является одной из самых сложных. Но с еще большими трудностями сталкиваются те, кто пытается изучать отражение временных представлений в языках разного типа. Они вынуждены констатировать, что разные языки не просто по-разному выражают одно и то же время, но и создают разные конструкции самого времени, по-разному представляют его. И нередко люди, говорящие на одном языке, просто не могут вообразить, представить себе ту форму, в которой время отражается в другом языке.

Несовпадение культурных представлений у разных народов наблюдается даже при сопоставлении таких обыденных понятий, как деление суточного времени на день-ночь, утро-вечер, что, в частности, позволило А.Д. Шмелеву охарактеризовать время как «загадочный феномен, близко касающийся человека, интуитивно как будто бы ясный, но противоречивый и с трудом поддающийся экспликации» (Шмелев 2002: 37). «На первый взгляд, - пишет А.Д. Шмелев, - для каждого из русских слов, служащих для обозначения времени суток (утро, день, вечер, ночь) можно найти более или менее точный эквивалент в основных западных языках (например, для слова утро -англ. morning, фр. matin, нем. Morgen и т.д.)». Однако эта эквивалент-

ность, как показывает дальнейшее сопоставление, лишь кажущаяся, поскольку «в основе членения суток на периоды для русского языка кладутся несколько иные принципы, нежели для западных языков. При этом указанные различия могут быть связаны с расхожим представлением, согласно которому русские обращаются со временем в целом более вольно, нежели жители Западной Европы» (там же: 56— 57).

Так, сравнивая английские и русские обозначения, С.Г. Тер-Минасова указывает, что английское morning («утро») продолжается двенадцать часов, ровно половину суток - от полуночи до полудня. Поэтому загулявшие англичане приходят домой не в час или в два часа ночи, а в час или в два часа утра (one/two о 'clock in the morning). Затем начинается день. Но совсем не day, как перевел бы русско-английский словарь слово день, a afternoon - послеполуденное время. Как это следует из внутренней формы слова, afternoon продолжается от полудня примерно часов до пяти-шести, когда начинается evening - как бы вечер, который уже в восемь часов сменяется короткой ночью - night. А в полночь - уже morning, «утро».

Слово день представляет еще большие трудности, поскольку ему соответствуют два английских слова day и afternoon. Good day - это вовсе не добрый день, как можно было бы предположить по аналогии с good morning - доброе утро или good evening - добрый вечер. Добрый день - это good afternoon, a good day употребляется только при прощании, причем звучит резко и раздраженно, даже грубо и может быть переведено как разговор окончен, до свидания! (Тер-Минасова 2000: 58).

Совсем иначе осуществляется деление суток в немецком языке. В нем выделяются der Morgen утро (2.00 - 9.00), der Mittag полдень, середина дня (12.00 - 14.00), der Nachmittag вторая половина дня (14.00 - 18.00), der Abend вечер (18.00 - 22.00), die Mitternacht полночь (24.00), die Nacht ночь (22.00 - 2.00). (Терехова 2000: 25).

Не совпадают в разных языках и деление календарного времени на сезоны. «У русскоязычного человека сомнений нет, - пишет С.Г. Тер-Минасова, - четыре времени года - зима, весна, осень, лето -представлены по три месяца в каждом» (Тер-Минасова 2000: 58). Календарный год начинается зимой.

В английском языке времена года озвучиваются в следующей последовательности: весна, лето, осень, зима. Моделью служит кон-

цепция жизненного цикла, происходящего не только в природе, но и в самом человеке (Ковальская, Ритчи 2001: 53).

Неэквивалентными в культурологическом плане оказываются и такие отрезки времени как час и hour, которые выступают в качестве терминов и в русском, и в английском языке «единица времени, равная 60 минутам».

С.Г. Тер-Минасова определяет существующие различия следующим образом: «Если вы скажете в международной компании «встретимся через час», то вполне обычным может быть вопрос: «русский час или английский час?» При этом все понимают, что час в любом языке это ровно 60 минут, но речь идет о различии культурного отношения ко времени. В отличие от русских, в культуре которых нет подчеркнутой пунктуальности и опоздания не только возможны, но часто культурно обязательны (в гости, на приемы и т.п.), англичане знамениты своей точностью и бережным отношением ко времени. Мы знаем по своему опыту, что в российских учреждениях один час обеденного перерыва может затянуться на неопределенное количество времени» (Тер-Минасова 2000: 59).

Такого рода наблюдения могут быть рассмотрены с разных позиций. С одной стороны, они могут служить доказательством того, что особенности концептуализации некоторых временных периодов (деление годового цикла, суточное деление времени, отрезок, равный часу) в разных языках влияют на употребление соответствующих слов.

С другой стороны, их можно квалифицировать как данные, свидетельствующие о различиях в восприятии времени разными народами. В последнем случае, считает А.Д. Шмелев, и оказывается возможным говорить о том, что языковые данные могут служить ключом к пониманию каких-то культурно значимых аспектов восприятия мира (Шмелев 2002: 67).

Исследование объективных процедур измерения времени в физике, анализ «биологических часов», предвосхищение и проектирование будущего, философский анализ категории времени, рассмотрение особенностей представления времени в различных культурах, характеристика психологического восприятия времени - все это и многое другое становится возможным потому, что время фиксируется и выражается в языке, в его лексике и грамматическом строе.

Под лингвистическим аспектом времени обычно понимают отражение некоторой модели реального времени в языке.

В.Ф. Мурьянов полагает, что язык образует континуум с другими формами человеческого поведения, поэтому категорию времени в языке можно отнести к таким понятиям, с помощью которых определяется соотношение между лингвистической и внеязыковой деятельностью человека, с помощью которых реальный мир трансформируется в «проецируемый мир» человеческого сознания. И если в основе построения физических моделей времени заложены, главным образом, количественные характеристики событий, то в основе построения лингвистических моделей времени преобладают качественные характеристики временных отношений (Мурьянов 1978).

Вопрос о соотношении объективного и лингвистического времени решался в истории языкознания неоднозначно.

Существовало мнение, что категория времени в языке отражает объективное время непосредственно (Поспелов 1952). Сторонники противоположной точки зрения считали, что грамматическая форма времени не является вещественным знаком объективного времени (Милейковская 1956).

В рамках когнитивного подхода вопрос о соотношении реального времени и времени лингвистического находит новое толкование.

Мы можем говорить о том, что реальное время отражается в сознании человека в виде концептуального понятия времени, которое, в свою очередь, репрезентируется языковыми средствами, составляющими в совокупности функционально-семантическую категорию темпоральности.

Под темпоральностью, вслед за A.B. Бондарко, понимается функционально-семантическая категория, опирающаяся на различные средства языкового выражения времени (морфологические, синтаксические, лексические), при этом критерием выделения категории служит общность семантической функции взаимодействующих элементов разных языковых уровней (Бондарко 1967).

Содержание концепта времени распределено в языках на множестве значений слов, фразеологизмов, предложений и текстов. В центре нашего внимания находятся прежде всего слова, так как именно план содержания лексики служит материалом для отыскания и последующего обоснования специфических черт национального мировосприятия, национального образа мышления.

Кроме того, именно слово, по мнению A.A. Залевской, при его функционировании «выполняет роль, сравнимую с ролью лазерного луча при считывании голограммы: оно делает доступным для челове-

ка определенный условно-дискретный фрагмент континуальной и многомерной индивидуальной картины мира» (Залевская 1999: 40).

Во второй главе «Контрастивное исследование темпоральности в русском и башкирском языках» затрагиваются теоретические вопросы контрастивного анализа языковых средств, рассматриваются приемы и методы концептуального анализа, описываются модели времени, бытующие в русской и башкирской языковых картинах мира, и проводится контрастивный анализ ключевых слов рассматриваемой концептуальной сферы.

Всякое лингвистическое описание, связанное с выходом за рамки одного языка, неизбежно предполагает установление сходств и различий, которые обнаруживаются с помощью сравнения и сопоставления. Контрастивная лингвистика выступает как наука, «изучающая главным образом контрастные, уникальные явления в сопоставляемых языках» (Ахунзянов 1987: 23).

Будучи новым языковедческим направлением, контрастивная лингвистика утверждает себя как одна из наиболее ярких и эффективных форм связи между фундаментальной лингвистикой и прикладными аспектами языкознания, что демонстрирует, в частности, и сопоставление темпоральных единиц русского и башкирского языков.

Говоря о разнообразии представления временных понятий средствами языка, мы используем понятие модель времени,

В отдельных работах выражения «модель мира», «картина мира», «образ мира», «видение мира», «мировидение» употребляются как равнозначные (Гуревич 1984).

Другие же исследователи предлагают свои варианты их разграничения. Так С.Е. Никитина полагает, что модель может связываться с более абстрактными сущностями - классификационной сеткой, грамматикой мира, а картина мира - в силу метафоричности самого термина - представляется более образной и конкретной. Соотношение этих понятий видится автору следующим образом: «Если определить модель мира как сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном и операционном аспектах, то можно сказать, что языковая картина мира реализует в языковых единицах особый образ видения мира, определяемый культурной моделью» (Никитина 1999: 4).

Е.С Яковлева, говоря о вербализации понятий пространства и времени, относит понятие языковой модели не к языковым средст-

вам - языковой форме/ функции, а к результату, пространству/времени, концептуализированным, проинтерпретированным с помощью этих языковых средств. «Мы говорим не о моделях слов, -уточняет автор, - с семантикой 'далеко'/ 'близко', минута, миг и под., а о моделях пространства, времени, которые задаются употреблением этих слов» (Яковлева 1994: 14).

Рассмотрение моделей времени, представленных в русской и башкирской языковых картинах мира, неразрывно связано с антропоцентрическим подходом к описанию языковых явлений.

С точки зрения когнитивного подхода к языковым фактам, язык устроен сугубо функционально, т.е. отражает нечто важное для пользующегося им человека.

Из этой предпосылки с необходимостью вытекает «антропоцен-тричность», воспринимаемая уже не только как принцип описания, а как сущностное свойство самого языка-объекта (Фрумкина 1996).

Антропоцентризм предполагает такое понимание объективного мира, в котором на первый план выступают события, а объекты рассматриваются лишь в качестве составных компонентов событий. Не случайно в последнее время говорят о переключении внимания исследователей «с предметно-пространственного аспекта мира на его событийно-временные характеристики и соответствующие им концепты» (Арутюнова 1988: 98).

Время как таковое не дано нам в непосредственном наблюдении, оно представляет собой неуловимую сущность, «которая лишь может оставлять чувственно воспринимаемые «следы» или демонстрировать нам свои «приметы». Представление о времени, несомненно, соотносится с объективно наблюдаемой сменой различных «состояний мира», однако концепт времени, пожалуй, в еще большей степени, чем другие речемыслительные категории, отражающие, атрибуты действительности, связан с переживающим время субъектом, с его оценкой, с его «ощущением времени» (Человеческий фактор в языке 1992: 236).

В русской языковой картине мира, по наблюдениям лингвистов, достаточно четко выделяются две модели времени: линейно-историческая и традиционная, которую еще называют антропоцентрической и циклической. Эти культурные модели отражаются непосредственно в значениях слов, а также выявляются в процессе их функционирования.

По мнению А.Я. Гуревича, «сочетание линейного восприятия времени с циклическим (в разных формах) можно наблюдать на протяжении всей истории» (Гуревич 1972- 29). Не является исключением и современное состояние нашего мировосприятия, при этом следует учитывать, что «доминанта того или иного представления о времени является своего рода «мировоззренческим маркером». Так, циклическое время связывается с космологическим сознанием, а линейное - с историческим (Яковлева 1994: 99).

Русская культура, по мнению В.В. Копочевой, характеризуется причудливым сочетанием Запада и Востока. В ней уживаются две культуры: народно-языческая, традиционная, фольклорная культура и та ученая культура, которая связана с усвоением цивгогазационных стандартов.

В плане темпоральных установок современная русская культура поддерживает линейную (западную) концепцию времени. Это время понимается как пространственная категория: временной континуум членится на отрезки, располагаемые в виде определенной последовательности, ряда. Движение времени оформляется с помощью пространственных метафор: время идет, бежит, летит, течет. Линия времени тянется из прошлого (того, что позади) через настоящее (точка наблюдения) в будущее (вперед).

Однако традиционная крестьянская культура в известном смысле ориентирована на циклическое (восточное) переживание времени. Это связано с тем, что жизнь земледельца во многом зависит от ритмов природы, определяется ими («психология земледельца»).

Согласно линейной концепции времени - «все течет, все изменяется», согласно циклической концепции времени - «ничто не вечно под луной», «все повторяется». И тот и другой образ времени присутствует в русской культуре (Копочева 2003: 305).

Дихотомия циклического и линейного восприятия времени находит свое отражение в языке, где наблюдается наличие в речевом обиходе носителей языка близких по смыслу слов, квазисинонимов, способных «рассредоточиться» по соответствующим моделям времени.

В русском языке подобная дихотомия в сфере темпоральных существительных показана в работе Е.С. Яковлевой на примере слов время и пора (Яковлева 1994).

Употребление указанных лексем демонстрирует лингвистическую релевантность двух типов времени: время как последователь-

ность повторяющихся однотипных событий, «жизненных кругов» (циклическое, наивное) и время как однонаправленное поступательное движение (линейное, естественно-научное).

Различие названных типов (моделей) времени определяется несколькими позициями:

1. Пора обладает особой временной семантикой - она называет фазу «космологического цикла», который многократно реализуется в природе и жизни людей, например: Весеннею порою льда (Пастернак); Что пред тобой утеха рая./Пора любви (Тютчев).

Для поры небезразличен фактор длительности описываемого временного отрезка. Может быть время послеобеденного сна, но не * пора послеобеденного сна.

Понятие пора приложимо только к жизни человека и природы. Семантика этой лексемы предполагает обязательную смену этапов (за одной порой всегда идет другая).

«Космологичность поры проявляется в том, что она воспринимается как нечто закономерное, объективное, не зависящее от человеческих желаний. Пора всегда мыслится как нечто данное, поэтому она невозможна в гипотетических ирреальных контекстах Можно сказать Весна не наступала, но нельзя * Весенняя пора не наступала.

2. Следующее различие между указанными понятиями заключается в том, что время в отличие от поры способно описывать развитие событий «линейно», т.е. быть неповторимым, «необратимым». Как следствие, именно у времени (а также периода, эпохи, времен) возможны индивидуализирующие определители: николаевское, сталинское, хрущевское.

Кроме того, целостность и индивидуальность времени проявляются и в его способности быть объектом принадлежности: время можно уделить и потерять, иметь или не иметь, тратить и беречь.

3. Цитируя Б.А. Успенского, который отмечал, что линейное время не зависит от событий, а циклическое, напротив, «не мыслится отдельно от событий, которыми оно наполняется», Е.С. Яковлева говорит о том, что это различие объясняет предпочтительность показателей линейного времени при описании синхронизации, совпадении во времени одного события с другим. Пора же как показатель циклического времени - с уже заполненной событийной валентностью определенной фазы космологического цикла - не способна синхронизировать отдельные события, она может действовать лишь на уровне

совмещения целых временных пластов, один из которых {пора) является космологическим «этапом».

4 Анализируя употребление временных показателей во время, во времена, в пору в позиции обстоятельства, автор приходит к заключению, что каждый из них задает временной интервал, наделенный своей обобщенно-семантической характеристикой. Во время обозначает конкретный и динамически протекающий интервал, задаваемый на временной оси конкретным событием, процессом или состоянием. Во времена обозначает обобщенный и статический интервал, задаваемый на временной оси не конкретным событием, а какой-то общей характеристикой целого ряда событий, имевших в нем место Показатель в пору обозначает обобщенный и статический интервал, задаваемый на временной оси как фаза космологического цикла, т.е. как типологизированный этап циклически повторяющегося развивающегося процесса (Яковлева 1991: 45-51).

Говоря о допустимости множественности языковых моделей времени, Н.Д. Арутюнова, в частности, предполагает, что «языковые модели времени могут быть разделены на такие, в которых главной фигурой является человек, и такие, которые ориентированы на само время» (Арутюнова 1999: 689).

Именно это замечание Н.Д. Арутюновой положено нами в основу гипотезы о наличии двух моделей времени, имеющих место в башкирской языковой картине мира, которые, в зависимости от отношения человека к явлениям и событиям, входящим в сферу бытия этих моделей, могут быть названы созерцательной и агентивной.

Предложенные нами названия носят чрезвычайно условный характер, учитывая, что «имя никогда не дает полное представление о сущности обозначаемой им вещи» (Звегинцев 2001: 140).

Совершенно определенно, что и в той и в другой модели речь идет о времени, концептуализируемом человеком, т.е. обе модели носят антропоцентрический характер. Различие же между ними видится нам в том, что в первой модели человек занимает, в основном, пассивную, созерцательную позицию (отсюда ее название), тогда как во второй модели он является главным действующим (лат. agens) лицом.

Обозначенные нами модели в башкирской языковой картине мира не отрицают возможности подхода к анализу семантики темпоральных единиц в плане выражения ими понятий циклического или линейного времени, о чем мы будем говорить при сопоставлении по-

нятийно близких концептов, вербализованных русскими и башкирскими словами со значением времени.

Однако характер представленных в башкирском языке темпоральных существительных, в частности, словообразовательная вариативность в обозначении деления на отрезки годового и суточного времени позволяют нам взглянуть на темпоральное видение мира с другой позиции.

Заявленные нами созерцательная и агентивная модели времени в башкирской языковой картине мира во многом не коррелируют с линейной и антропоцентрической моделями времени, представленными в русской языковой картине мира, что порой делает необходимым некоторое углубление в сферу монолингвистического описания башкирской темпоральной системы.

Схематически соотношение этих моделей и частичное их наполнение можно представить следующим образом:

Созерцательная Агентивная

Доминантами представленных моделей выступают башкирские лексемы ггмер и тормощ имеющие значение «жизнь», что вполне согласуется с мнением Н.Д. Арутюновой, которая полагает вполне естественным сближение моделей времени и моделей жизни, так как «жизнь протекает во времени и подчинена его законам» (Арутюнова 1999: 689).

Проведенный анализ позволил нам сделать вывод о существовании в башкирском языке разных моделей жизни, отражающих концепт жизнь и коррелирующих с моделями времени, поскольку ключевые слова той и другой модели жизни одновременно выступают доминантами созерцательной и агентивной моделей времени.

Первая модель жизни, обозначаемая заимствованным из арабского языка словом гумер, связана, прежде всего, с указанием на длительность, продолжительность человеческого существования; другая - тормош- акцентирована на процессуальных аспектах бытия.

Жизнь - гтмер носит дискретный характер, подразделяется на циклы, связанные с возрастными обозначениями человеческой жизни, имеет коннотативную сему длительности. Человек по отношению к гумер пассивен и настроен пессимистически, о чем свидетельствует понятие будущего калган гумер («оставшаяся жизнь»).

Жизнь - ггмер измеряется в единицах времени, её можно считать. Она может иметь грамматический показатель множественности для обозначения категории неопределенности. Кроме того, гумер образует диминутивную форму, выражающую эмоциональное отношение человека к длительности его земного существования.

Жизнь - тормош обозначает условия протекания человеческой жизни. В зависимости от преобладания в ней позитивных или негативных моментов она характеризуется многочисленными эпитетами. Для женщины тормош начинается со времени вступления в брак, вся предшествующая жизнь считалась подготовкой к этому важному событию. В жизни — тормош человек активен, он меняет условия своего существования, строит свою жизнь, отсюда и его оптимизм в определении будущего - алдагы тормош(«предстоящая жизнь»). Но и сама жизнь может оказывать на человека воздействие.

В грамматическом плане форма тормош может иметь показатель множественности для обозначения множественного числа, но не имеет диминутивной формы.

Как видно из проведенного анализа, оба обозначения концепта жизнь: румер и тормош- имеют специфику как в плане содержания, так и в плане выражения. В интуиции носителей языка обе модели жизни и времени четко различаются, и выбор конкретного слова каждый раз обусловливается тем, с какой моделью соотносится предмет разговора или описания.

Переходя к контрастивному описанию ключевых слов рассматриваемой концептуальной сферы «Время», мы отмечаем, что объективность времени как физической сущности уступает место субъективности в процессе его языковой концептуализации.

Главным темпоральным словом в русском языке, объединяющим все остальные в единую область, является слово время.

В башкирском языке не существует однозначного соответствия русской лексеме время, хотя очевидно, что в большей мере концепт, вербализованный в русском языке словом время, соотносится с концептом, ключевым словом которого в башкирском языке выступает слово вакыт.

Мы абсолютно согласны с мнением В.А. Плунгяна, который заметил, что «лексема время явно не желает вписываться в принятые рамки лексикографических трактовок» и «скорее всего, есть что-то в ее природе, что этому очень активно сопротивляется» (Плунгян 1997: 160).

Взамен автор предлагает описывать время как слово-хамелеон, сущность которого определяется не тем, к какому классу оно может относиться, а тем, что оно может в каждом из своих употреблений напоминать носителю русского языка. При этом он выделяет пять наиболее употребительных «метафорических блоков», которые представляет следующим образом:

1. Время - путник: «то, что движется» (время идет; время проходит; время подходило к шести...).

2. Время - агрессор: «то, что разрушает» (почерневший от времени забор; время не пощадило эти статуи...).

3. Время - субстанция: «то, количество чего можно измерить» {осталось мало времени...).

4. Время - контейнер: «то, что заключает в себе некоторое событие - длительное (отрезок) или мгновенное (точка)» {во время работы, в это время...).

5. Время - имущество: «то, чем обладают» {терять время; тратить время; у меня сейчас нет времени.. ) (там же: 161).

Сопоставление метафор ключевых лексем приводит нас к выводу, что семантическая специфика башкирского слова, отражающая некоторые особенности национального менталитета, исключает возможность проявления некоторых способов ее метафоризации. В башкирской языковой картине мира отсутствует восприятие времени как агрессора, что можно интерпретировать как следствие семантических

различий между ключевыми словами концептуальной сферы «Время» и как языковое отражение различий в национальных картинах мира.

Более широкие возможности для сопоставления ключевых слов темпоральности в русском и башкирском языках предоставляет характеристика внешней структуры семантического поля времени, предложенная В.Г. Гаком.

Универсальностью и важностью понятия времени объясняются его разветвленные и многообразные связи с широким кругом иных понятий.

Внешние связи понятия времени реализуются в переходах от других понятий к понятию времени, среди которых можно выделить следующие: движение - время, человек - время, занятие — время

Языковые данные позволяют говорить об их некотором сходстве в русском и башкирском языках.

Рассмотрим переход движение - время. Время становится очевидным в результате двух процессов, связанных с движением: повторяемости событий и длительности его протекания, с чем связаны два способа его измерения: на основе повторяемости движения определенного объекта (луны, солнца) (ср. лунный и солнечный календарь), колебательные движения, на котором основан принцип обычных часов, и измерение времени на основе длительности процесса, который проявляется, к примеру, в песочных часах.

Переход движение - время вполне закономерно выявляется этимологическим анализом. Русское слово время восходит к корню со значением «вращать», «круговращение».

В башкирском языке бытует темпоральное слово арабского происхождения дэуер в значениях «эпоха; период (геол.), производное от глагола даура, означающего «вращаться».

Гораздо более многочисленные связи проявляются в переходах от понятия времени к иным понятиям: время - становление, исчезновение, время - действие, длительность, время - обладание, время -пора, удобный момент, время - отрезок времени, время - эпоха, время - погода, время - человек, время — логические отношения, время -оценка, экспрессивность.

Рассматривая, к примеру, переход время - обладание, В.Г. Гак отмечает, что «этот семантический сдвиг не фиксируется ни в одном из... русских толковых словарей, но он специально отмечен во французском «Большом Роббере» (Гак 1997: 126). И если на философском уровне о принадлежности времени человеку высказывались противо-

речивые суждения, то в сфере обыденного словоупотребления время, несомненно, рассматривается как одно из присущных свойств человека. Об этом свидетельствуют такие выражения, где наблюдается свободное употребление посессива: проводить все свое время за , терять свое время, быть хозяином своего времени В башкирском языке подобного перехода не наблюдается, что может являться свидетельством более философского отношения носителей башкирского языка к этой абстракции.

Кроме того, в русском языке понятие времени может наполняться понятием «имущество, владение», которое рассматривается как дериват предыдущего, ср., например, употребление слова время в поговорке Время - деньги. Подобный «крайний» случай перехода понятия времени в понятие обладания в башкирском языке также не выражен.

В переходах от понятия времени к иным понятиям в башкирском языке, помимо основного слова вакыт, участвуют лексемы заман (время - эпоха) и квн (время - погода).

Две лексемы: вакыт и заман - могут выступать и в качестве грамматических терминов. Грамматическая категория времени называется в башкирском языке вакыт категорияъы. Это же слово -вакыт — входит в состав терминов, определяющих один из разрядов наречий: вакыт рэуеше (наречие времени). Оно включено в состав термина, называющего один из видов второстепенных членов предложения: вакыт хэле (обстоятельство времени) и один из типов придаточных предложений: вакыт ьейлэм (придаточное предложение времени).

Лексема заман определяет терминологию, связанную с глагольной категорией времени: хэ^ерге заман (настоящее время), ггкэн зал/а/? (прошедшее время) и килэсэк заман (будущее время).

Семантические различия между лексемами вакыт к заман, выражающиеся в обозначении различных сфер семантического поля времени и различия в грамматической отнесенности терминов, представленных обоими словами, позволяют нам говорить о включении слова вакыт в созерцательную, а слова заман - в агентивную модели времени башкирской языковой картины мира.

Дальнейшие различия в русской и башкирской языковых картинах мира, связанных с восприятием времени, обнаруживаются на уровне сопоставления отдельных концептов.

В главе третьей «Контрастивное исследование темпоральных концептов» проводится сопоставительный анализ основных единиц концептуальной сферы «Время», структурно организованных в пределах данной когнитивной области с последовательным выделением дискретных участков, начиная с концептов ГОД // ЙЫЛ и завершая обозначениями коротких промежутков времени.

Концепты ГОД // ЙЫЛ являются ярким свидетельством отражения в сознании человека представления о цикличном характере времени, о завершенности цикла, о повторяемости цикла, которое было характерно не только для славянского этноса в настоящем и прошлом, для индоевропейских этносов, но и для всех народов мира. Универсальность этого представления связана, прежде всего, с тем, что оно имеет «внеязыковые, внепсихологические, внечеловеческие основания - оно связано с природой, с деятельностью солнца и ее отражением на земле» (Толстой 1997: 17).

Сравнительное исследование концептов, репрезентируемых лексемами год и йыл, показало, что, несмотря на схожую семантическую структуру ключевых лексем, эти концепты имеют и существенные различия. Слово, принадлежащее лексической системе башкирского языка, не имеет значения «возраст»; в отличие от давно оформившегося в качестве термина русского аналога продолжает употребляться в значении «срок», и, кроме того, функционирование слова йыл в некоторых пословицах и стандартных фразах позволяет говорить о замедленном (по сравнению с русским) «темпе жизни» башкирского народа, что, несомненно, оказывает влияние и на языковые процессы.

В качестве доказательства приведем стандартную фразу, встречающуюся в башкирских народных сказках: йыл трэьен ай у^кэн, ай удэьен квн уркан (букв. «за месяц он рос, как за год, а за день - «

как за месяц»), В русском языке это значение передается выражением расти не по дням, а по часам, в котором мы отмечаем увеличение обозначаемого временного промежутка в башкирской фразе, связанное, по-видимому, с тем обстоятельством, что при присущем ему «темпе жизни» башкир не мог видеть явных изменений в такой короткий промежуток времени, как час.

Принимая во внимание, что «для древнего человека не существует времени как однородной продолжительности или последовательности качественно индифферентных моментов, не существует категории времени как абстракции, нет понятия всеобщего и объек-

тивного времени, так как его мышление конкретное и предметно чувственное» (Ищук 1995:66), следует обратить особое внимание на слова, обозначающие циклы конкретных, чувственно воспринимаемых состояний природы - так называемое природное время. К этому разряду относятся названия частей суток и времен года.

Н.И. Толстой, говоря о цикличном представлении времени, подчеркивал его универсальность, поскольку оно связано с природой. Однако при этом он замечал, что если замкнутый годовой круг и круг суточный тоже представляют исключительно природное явление, то «деление этих кругов на отрезки времени, на периоды - дело ума, восприятия и опыта человеческого» (Толстой 1997: 17).

В этом случае естественно предполагать, что каждая культура будет отличаться своеобразием в обозначении природных циклов, которое, в свою очередь определяется особенностями жизни и быта народов.

Лингвокультурологические исследования позволяют вычленить в русской культуре народный календарь, который может быть охарактеризован как аграрный.

Жизнь же башкир издавна была связана с полукочевым скотоводством, которое было сопряжено «с сезонными перемещениями населения вслед за табунами лошадей и отарами овец на пастбища» (Бикбулатов и др. 2002: 46), что и наложило свой отпечаток на лексику, связанную с обозначениями времен года.

В русском и башкирском языках присутствуют лексемы, обозначающие четыре времени года, при этом отличительной особенностью башкирского языка является наличие двух обозначений для каждого фенологического сезона. Весеннее время носит наименования я? и я?рылык, летнее - йэй и йэйгелещ осенний период называется ке? ) и кв^гвлвк, зимний, соответственно, кыш и кышкылык. Различие

в семантическом наполнении указанных лексем связано прежде всего с тем, что названия времен года относятся к терминам циклического времени, которое, согласно Б.А. Успенскому, «не мыслится отдельно от событий, которыми оно наполняется» (Успенский 1996: 34).

По нашим наблюдениям, первые из приведенных пар терминов (я? - йэй - кв$ - кыш) обозначают фенологический сезон в годовом кругообороте, тогда как производные от них наименования {я$рылык - йэйгелек - квдгелек - кышкылык) связаны с событиями, происходящими в этот период, которые в той или иной степени связаны с деятельностью человека. Ср., например, выражения

кыш уртаьы (середина зимы), кыш тгте (прошла зима) и кышкы-лыкка а?ык аде/>лэг(заготавливать продукты на зиму).

В этом случае обозначения фенологических сезонов: я$ —йэй — кв? - кыш- составят замкнутую группу в сфере созерцательной модели времени, производные же формы: я^ылык — йэйгелек — кв?гвлвк — кыпшылык - войдут в агентивную модель, определяя присутствие и деятельность человека в обозначенный период.

Подтверждением этому служит также возможность употребления наименований времен года в глагольных словосочетаниях двоякого рода.

Первый тип словосочетаний позволяет говорить о соответствии их значений в русском и башкирском языках. Наименования времен года сочетаются с глаголами движения, а их значение позволяет судить о природных циклах как о чем-то внешнем по отношению к человеку.

Второй тип словосочетаний с глаголами кереу, инеу и сыгыу (кышка кереу, инеу «вход в зиму»; я$га сыгыу «выход в весну») характерен лишь для башкирского языка и отражает антропоморфное восприятие времени, которое заключается в невычлененности человека из природы.

Таким образом, обозначение времен года и их промежутков связано в башкирском языке с условиями существования башкира-скотовода, башкира-кочевника, в то время как обозначения времен года в древнерусском языке выявляют аграрный характер народного календаря.

Представляя собой завершенный цикл, год тем не менее имеет начало - йыл башы (букв, «голова года») и конец - йыл а$агы. В связи с этим стоит обратить внимание на дату встречи нового года в разных календарях. Если в русском календаре день встречи нового года менялся: 1 сентября, затем 1 января, то в современном Башкортостане существуют и празднуются две даты: 1 января и дата по мусульманскому лунному календарю, которая не имеет фиксированного характера по отношению к светской дате. Так, в 2002 году встреча нового года пришлась на 4 марта, в 2003 году этот праздник отмечали 21 февраля, а в 2005 году начало его было зафиксировано 10 февраля, и с этого времени начался отсчет 1426 года хиджры.

МЕСЯЦ // АЙ. Лексема месяц занимает в системе темпоральных обозначений особое место, так как именно месяц (луна) является

первой мерой времени, и связана она с измерением времени по видимым изменениям фаз луны.

В лексической системе русского языка сосуществуют два обозначения для этого небесного тела, спутника Земли - луна и месяц.

От последней лексемы на основании метонимического переноса и возникла рассматриваемая нами единица исчисления времени, при этом следует отметить, что толковые словари русского языка актуализируют именно это - исторически вторичное - значение, ср.: 1. Единица исчисления времени, равная одной двенадцатой части года. 2. Диск луны или его часть (Ожегов 1989: 281).

Словарь башкирского языка в толковании слова ай приводит 3 лексико-семантических варианта (ЛСВ). Первый ЛСВ актуализирует обозначение ближайшего небесного тела, вращающегося вокруг Земли, второй ЛСВ свидетельствует о принятом обозначении этого небесного тела в виде серпа (оно используется в мусульманской символике), последний ЛСВ указывает на обозначении лексемой ай единицы измерения времени, равной '/12 части года (т.1, с.32).

Таким образом, мы отмечаем несовпадение семантической структуры ключевых слов сопоставляемых концептов: 2 ЛСВ в русском языке и 3 - в башкирском, одно из которых является по отношению к системе русского языка лакунарным, так как представляет собой обозначение мусульманской символики.

Говоря о месяце как единице исчисления времени, невозможно обойти вниманием и сферу обозначения месяцев, их названий.

Появление в языке единиц, обозначающих календарное время (месяцы, дни недели), говорит о том, что оно стало играть в жизнедеятельности человека социальную роль.

Будучи отнесенными к реальным отрезкам времени, календарные названия тем самым являются связующим звеном между реальными отрезками времени и абстрагированной искусственно созданной системой обозначений календаря, которая позволяет упорядочить во времени деятельность общества (Потаенко 1980: 37).

Любор Нидерле, говоря о древних славянах, подчеркивает, что они понимали, «что четыре времени года совпадают приблизительно с 12 месяцами, но не смогли уравнять несовпадение лунного года с солнечным» (Нидерле 2001: 454).

Башкиры издавна знали и использовали времяисчисление по лунному и солнечному календарю.

Ф.С. Завельский указывает, что «мусульманский календарь построен только на изменениях фаз луны и, таким образом, является чисто лунным. Этот календарь введен в VTI веке н.э. в ряде мусульманских стран» (Завельский 1987: 11). В религиозной сфере используется он в настоящее время и на территории Республики Башкортостан.

Лунный календарь (ай календарьi) ведет отсчет от дня переселения пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. Лунный год (ьижрэ йылы) состоит из 354 суток; 12 месяцев состоят из 30 или 29 дней. Названия месяцев лунного года заимствованы из арабского языка: мвхэррэм, сэфэр, рабигылэууэл, рабирылахыр, йомадиэлэгуэл, йомадиэлахыр, рэжж, шэгбан, рамазан, шэууэл, звлка/ы^э, звлхизэ, - которые сохраняются до настоящего времени в качестве элементов башкирской антропонимики.

НЕДЕЛЯ И АЗНА. Недели понимаются как социомифологиче-ские отрезки календаря, в котором соединяются космическое и историческое время (Арутюнова 1997: 11).

Введение в оборот слова неделя связано с христианским календарем. Первоначально оно имело значение «нерабочий день (день неделания), воскресенье» (сущ. воскресенье означало «первый день пасхи», а значение «часть месяца, состоящая из семи дней, начиная с понедельника, неделя» выражалось словом седмица»). Однако уже в старославянских памятниках и в древнерусском языке (с XI в.) неделя употребляется и в значении «воскресенье», и в значении «седмица»

Как заметил Д.Н. Шмелев, объединение в слове двух значений оказалось «противоречащим их терминологической сопоставленно-сти, и одно из них перешло к другому слову (воскресенье), которое успешно выдержало груз многозначности, поскольку его разные значения не находились в близких парадигматических отношениях друг с другом» (Шмелев 1964: 154).

Наименования дней недели в русском языке определяются порядком их следования за воскресным днем: понедельник (после недели /воскресенья), вторник, четверг, пятница. Среда обозначает серединный день недели.

Характеризуя персидские заимствования в башкирском языке, Н.Д. Гарипова относит к ним наименования всех дней недели, кроме четверга: Йэкшэмбе «воскресенье» (перс, йекшембе), дтгэмбе «понедельник» (перс, дошэмбе), шишэмбе «вторник» (перс, сешэмбе),

шаршамбы «среда» (перс чеьаршэмбе), йома «пятница» (перс джом'а), шэмбе «суббота» (перс, шэмбё) (Гарипова 1966: 22-27).

Поясняя эти наименования, И.А. Климишин замечает, что «в персидском календаре суббот в неделе шесть: шамбэ, йек-шамбэ («первая суббота») - воскресенье, до-шамбэ («вторая суббота») - понедельник, се-шамбэ («третья суббота») - вторник, чехар-шамбэ («четвертая суббота») - среда, пенд-шамбэ («пятая суббота») - четверг День, соответствующий пятнице, носит название «джома» («день соединения» - священный день у мусульман)» (Климишин 1985: 43).

Наименование четверга - кеса$на - соотносится в башкирском языке с общим названием недели (отрезка времени, состоящего из семи дней) - а$на.

Сопоставление терминосистем обозначения недели и наименований дней недели демонстрирует прежде всего различие признаков, которые положены в основу номинации. Особенно это касается диалектных обозначений недели в башкирском языке. Наименование главного дня мусульманской недели - пятницы - легло в основу нескольких названий, что свидетельствует о его ведущем положении в данной системе. Общим для башкирского и русского языков является аксиологическая характеристика дней недели.

Однако и само понимание промежутка времени, обозначаемого словами неделя в русском и а?на в башкирском языках не является тождественным. По замечанию А.Д. Шмелева, в современном употреблении слово неделя преимущественно означает «рабочую неделю» - ср. Приходите на неделе (скорее всего не в субботу или в воскресенье) или даже Мало вам недели, так вы еще и в выходные звоните. Тем самым семантическое развитие слова неделя - от обозначения выходного в пределах семидневки к обозначению рабочих дней, т.е. всех дней семидневки за вычетом этого самого выходного, - оказалось чревато энантиосемией, которая, впрочем, «является обычным делом, когда речь идет о времени» (Шмелев 2002: 51).

В башкирском языке подобное употребление не отмечено.

Культурная обусловленность является причиной несовпадения в православном и мусульманском календарях точки начала недельного промежутка времени. Православный календарь имеет недели двух типов: начинающиеся с воскресенья и начинающиеся с понедельника. В мусульманском календаре неделя начинается с субботы и заверша-

ЮС ндциолммия,

БИБЛИОТВКА I СПемгвли- ( О* акт

г/ Л

ется пятницей. То есть мы можем говорить об этнокультурной специфике сценариев (скриптов), к которым относятся эти концепты.

СУТКИ // T8YJIEK. На первых стадиях развития культуры понятия, объединяющего день и ночь вместе, не существовало. Должно было пройти время, чтобы развитие конкретных временных представлений, связанных с видимыми изменениями в пределах дня и ночи, привело к возникновению общего понятия. День и ночь во многих культурах считались отдельно.

Например, в Ригведе - древнейшем памятнике индийской литературы, относящемся ко II тысячелетию до н.э., - есть указание, что год у индусов равнялся 720 дням и ночам (Моисеева 1991: 37).

В.В. Колесов отмечает, что день столь сильно отличается от ночи, что «связать их вместе, дать им общее название люди смогли не сразу. Поэтому слово сутки у нас появляется только лишь к концу XVI в.» (Колесов 1994:44).

То же обстоятельство отмечается и по поводу тюркских языков в их сравнительной исторической грамматике: «Для названия суток нет общего понятия, что вполне закономерно: объединить день и ночь в один цикл является в какой-то мере астрономической абстракцией» (СИГТЯ 2001: 77).

Анализируемые лексемы не совпадают по своей семантической структуре. В толковании русского слова отмечается только одно значение: «промежуток времени, равный 24 часам, продолжительность дня и ночи» (Ожегов: 637).

Башкирское слово тэулек употребляется в двух значениях: 1) единица времени, равная 24 часам; промежуток времени, включающий в себя день и ночь; 2) год (БТН, 2: 452).

Подобная диффузность значений слов башкирского языка с временной семантикой подтверждает мнение К.Г.Красухина о существовании у темпоральных слов нежесткой связи с календарными и астрономическими периодами времени (Красухин 1997: 73).

ДЕНЬ // К9Н. Говоря об отрезках суточного времени, Н.И. Толстой заметил, что деление суток на две части - день и ночь -чисто природное явление, а сознание и язык только фиксируют и обозначают его, но дальнейшее, более дробное членение суток, как и года, уже зависимо от человеческого сознания и отражающего его языка. К тому же эти представления, как и язык, этнически (национально) окрашены, т.е. связаны с определенной этнической группой их

носителей и так же, как язык, изменяемы, преобразуемы в ходе исторического развития (Толстой 1997: 17).

Называя существительные, обозначающие отрезки в пределах суточного времени, Ч. Филлмор пишет, что эти слова образуют группу, которую лучше изучать как единое целое, поскольку она является «лексическим представителем некоторой единой схематизации опыта или некоторого значения» и «для того чтобы понять смысл одного из членов группы, необходимо до некоторой степени понять, что значат они все» (Филлмор 1988: 54).

Из всего корпуса существительных с временным значением день занимает особое положение. Во-первых, это слово наряду с другими лексемами (минута, час, месяц, год и т.д.) обозначает линейное время, а, во-вторых, в составе бинарного противопоставления день - ночь представляет собой элемент цикличной картины мира.

Характерной особенностью башкирского языка является употребление слова квн не только по отношению к человеку, но и применительно к бытовым предметам, которые окружают его в повседневной жизни. Так фразеосочетание квн бете у (букв, «окончание дней») может иметь значение окончания спокойной, свободной, счастливой жизни применительно к человеку; в другом контексте оно обозначает отсутствие необходимости (часто временной) в каких-либо вещах: башкирское санага квн бвттв означает, что в связи с окончанием зимнего периода отпала необходимость пользоваться санями.

В башкирской языковой картине мира слово квн входит в рамки созерцательной модели времени, что сочетается с его характеристикой как времени внешнего пространства бытия, данного в непосредственном восприятии, неминуемого и общего для всех.

» НОЧЬ // Т9Н. В репрезентации концептов ночь и твн в рус-

ском и башкирском языках можно отметить следующее сходство: в обоих языках наблюдается характерная для народной традиции особенность, связанная с пространственным восприятием времени, что выражается в возможности обозначать одну из сторон света - север.

Разница же между сопоставляемыми концептами заключается в том, что пространственное значение способно выражать ключевое слово-репрезентант башкирского языка (тен) и дериват русского аналога (полночь).

Оба ключевых слова в русском и башкирском языках могут сочетаться с прилагательными, производными от названий времен года:

летняя ночь - йэйге твн; зимняя ночь - кышкы твн, с прилагательными, указывающими на долготу ночного отрезка времени: долгая ночь — о$он твн; короткая ночь • кырка твн.

Однако в том случае, когда в русском языке определение к слову ночь носит метафорический характер, прямых соответствий между русскими и башкирскими словосочетаниями не наблюдается. Так, двум словосочетаниям, относящимся к сфере русского концепта, репрезентированного словом ночь: глухая ночь, глубокая ночь, - в башкирском языке соответствует сочетание слова твн с колоратив-ным прилагательным кара «черный». Башкирское кара твн буквально переводится как «чернаяночь».

Интересно, что в основе русского словосочетания глухая ночь лежит перенос, осуществляемый на основании слуха, тогда как в башкирском - кара твн — перенос наблюдается на основе зрительного восприятия.

УТРО // ИРТЭ, ВЕЧЕР/ КИС. Понятия утра и вечера являются поздними образованиями, промежуточными в структуре деления суточного времени, и поскольку их вычленение связано с осознанной деятельностью человека, в них, естественно, можно наблюдать проявление этнического своеобразия.

В башкирском языке нет выражения, соответствующего русскому все (целое) утро. Анализ подобных словосочетаний приводит нас к выводу, что в представлении носителей русского языка все четыре отрезка суточного времени являются самодостаточными, каждый из которых связан с определенным видом человеческой деятельности, с определенной степенью его активности, о чем свидетельствует наличие в русском языке фраз, обозначающих занятие чем-л. в течение длительного промежутка в рамках суточного деления времени: заниматься чем-либо целое (все) утро, целый (весь) день, целый (весь) вечер), целую (всю) ночь.

Башкирский язык в подобных случаях выражает обозначение деятельности, развертывая его на фоне суточного отрезка времени, ср.: квн буйы, твн буйыукыу (читать весь день, всю ночь; букв, «в длину дня», «в длину ночи»). Фраза с указанием на вечернее время менее употребительна: *кис буйы укыу. И совершенно не актуализируется в этом плане обозначение утреннего времени. Фраза * иртэ буйыукыуъ башкирском языке невозможна.

Кроме того, отметим, что в башкирском языке понятия «утро» и «рано» обозначаются одним словом - иртэ, что ведет к отсутствию в языке словосочетания, соответствующему русскому позднее утро.

Указанные языковые явления подтверждают факт выделения в сознании человека прежде всего дневного и ночного периода в пределах суток. Вычленение утра н вечера произошло гораздо позже, причем утренний период как переход от сна к дневной деятельности занимает гораздо меньше времени, чем вечерний - период после окончания работы до отхода ко сну, что и объясняет определенные трудности языкового выражения утреннего времени как целостного периода в сознании носителей башкирского языка

Обращает на себя внимание следующая особенность в культурологической системе счисления суточного времени. В мусульманской системе, которая используется в настоящее время в религиозном календаре башкир, именно кис «вечер» начинает новые сутки, вместе с заходом солнца. Это означает, что если в пятницу 3 июня 2005 года (1426 года по лунному календарю) солнце заходит в 22 часа 45 минут, то с этого времени начинается суббота, 4 июня. Схематически различие в начале отсчета суточного времени выглядит следующим образом:

Кроме того, слова тел-(ночь) и кис (вечер) в отдельных случаях в башкирском языке взаимозаменяемы, что можно объяснить первоначальным значением слова лая. Характеризуя состав лексики (как исконной, так и заимствованной), которая являлась общей для языка большинства художественных произведений периода Золотой Орды, а также для языка литературных памятников предыдущих и последующих веков, Р.Х. Халикова называет и слово тон, указывая его значение как «вечер, вчера» (Ишбердин и др. 1989: 30).

Русская Я КМ

ЧАС // СЭЕЭТ. Слово *сазъ в славянских языках имело весьма широкое, но в основном временное значение, при этом слово могло иметь как общее значение времени, так и значение временного отрезка, мига.

И русский, и башкирский языки актуализируют терминологическое значение «единица времени, равная 724 части суток (60 минутам)», например: бер сэгэткэ ъуцлау- опоздать на час.

Структурная конгруэнтность лексем час и сэрэт однако не говорит об их семантической эквивалентности, поскольку лексическая сочетаемость указанных единиц, осуществляющих базовую вербализацию концептов, свидетельствует об отсутствии предполагаемого тождества.

Рассматривая час в аспекте качественной спецификации времени, Е.С. Яковлева отмечает, что в языковой ассоциации час / минута вторая форма (минута) ограничена рамками «частного существования» и уровнем повседневности, тогда как час способен подниматься до описания общезначимого и отмечать переломы в судьбе человека (общества), что позволяет противопоставить эти слова по линии «душевное» (минута) / «духовное» (час), ср.: час покаяния, но минута раскаяния (Яковлева 1997:268-269).

Духовное время направлено, поэтому часом не могут быть отмечены события, которые, по мнению автора, либо исключают возможность будущей просветленности, либо прямо ведут к духовной гибели: час смирения, но не упрямства, не своеволия, не гордыни, не тщеславия, не суесловия-, час прощения, но не осуждения; час верности, мужества, но не час предательства', может быть час сомнения, но не час малодушия; час беспамятства, но не час отупения, одурения (там же: 269).

Для концепта башкирского языка, репрезентированного словом сэгэт, подобная лексическая сочетаемость ключевого слова не характерна. Такие концептуально значимые характеристики русского часа, как «духовность», «судьбозначимость», «неизбежность» отсутствуют в структуре башкирского концепта.

Основное различие концептов час и сэрэт связано с их периферией, где располагаются фразеологизированные словосочетания, пословицы и поговорки. В составе концепта, репрезентированного словом час, это такие формулы, как час от часу, роковой час, звездный час, битый час, час пробил, час настал; делу время, потехе час; рус-

ский час долог; много часу у бога впереди и др., которые показывают осмысление концепта в разное время, при разных обстоятельствах.

Периферия башкирского концепта сэгат характеризуется почти полным её отсутствием. Башкирская паремиология не актуализирует в своем составе указанный концепт, что лишний раз подтверждает мысль о «равнодушию) башкир к обозначениям коротких промежутков времени.

Обозначение коротких временных промежутков. Отдельную группу в системе темпоральных лексем с указанием на неопределенность длительности составляют обозначения наиболее коротких временных отрезков, характерной особенностью которых является то, что показатели кратковременности в большой степени отражают специфику восприятия времени носителями русского языка.

Лингвистические данные говорят об универсальности предложенной оппозиции точных (объективных) и неточных (субъективных) единиц времени, но при этом определители краткости, быстроты в языках могут различаться.

В русском языке таким определителем является акт однократного мигания, и слова, называющие это действие (исконно отглагольные существительные) заняли место соответствующих единиц в системе обозначений времени.

Фразеологизму в мгновение ока почти дословно соответствует башкирское ку$ асып йомгансы и его вариант кг? асып йомган арала.

Однако следует заметить, что в обстоятельственном значении в башкирском языке используется еще одна фразеологическая единица, которая в качестве «эталона» быстроты использует речевой акт: произнесение частицы э, ср. башк. э титэнсэ «очень быстро» (букв, «пока произносится э»).

Мы отметили отсутствие в башкирском языке эквивалентов к лексемам миг и мгновение. Нет в башкирском языке и однозначного соответствия русскому понятию момент. Но подобные понятия не являются лакунарными, так как соответствующие значения выражаются темпоральными показателями мал и мщгел, которые в башкирском языке могут обозначать временные интервалы различной протяженности.

Наши данные свидетельствуют о том, что башкирское мал по характеру обозначения длительности соотносимо с русским словом момент, длительность которого носителями русского языка опреде-

ляется весьма произвольно, она субъективна и всецело зависит от масштаба предмета описания.

Лексема ми?гел в группе слов, обозначающих короткий промежуток времени, занимает особое положение.

Соотносимая с лексемами русского языка миг, мгновение, она является малоупотребительной, что говорит о нехарактерности единицы с подобным темпоральным значением для башкирской языковой картины мира.

Е.С. Яковлева отмечает, что «переход на язык мгновений всегда свидетельствует о повышении «эмоционального градуса» повествования» (Яковлева 1994: 120).

Исконно же образ жизни башкира-кочевника был спокойным и размеренным. Применяя к представителю башкирского народа понятие «традиционный человек» и размышляя о менталитете башкира, З.Н. Рахматуллина пишет: «Традиционный человек самодостаточен, духовно наполнен в отличие от индустриального человека, поэтому он не стремится самореализовываться и самоутверждаться в будничных заботах, мелочных делах повседневности» (Рахматуллина 2000: 183).

Возможно, именно это обстоятельство: образ жизни, определяющий менталитет, - и способствовало тому, что в башкирском языке нет самостоятельных лексем, актуализирующих обозначение короткого промежутка времени.

Подводя итог рассмотрению фрагмента русской и башкирской языковых картин мира, связанного с обозначением коротких промежутков времени, можно отметить эквивалентность концептов, репрезентируемых ключевыми словами минута и минут, секунда и секунд, что объясняется заимствованным характером их в башкирском из русского.

Отличительные моменты связаны, прежде всего, с характером внешнего определителя краткости и быстроты. В русском языке он выражен в семантике глагола мигать, в башкирском языке таких определителей насчитывается два: акт мигания и речевой акт.

В русском языке имеются лексические производные от отмеченного определителя краткости и быстроты: миг, мгновение. Башкирский язык представлен лишь фразеосочетаниями ку$ асып Йомган-сы и 9 (ьэ) тигэнсэ. Отсутствие производных существительных компенсируется употреблением лексем мэлтз. ми?гел, которые могут обозначать временные промежутки различной длительности.

В заключении подводятся общие итоги работы, формулируются основные выводы:

• Люди, говорящие на разных языках и принадлежащие к разным культурам, по-разному видят и оценивают действительность, что делает весьма актуальными в рамках отражения в языке национальной картины мира сопоставительные исследования, особенно на материале разносистемных языков.

• В русской языковой картине мира функционируют циклическая и линейно-историческая модели времени, тогда как представленные языковые данные позволяют говорить о существовании в башкирской языковой картине мира двух других моделей времени: созерцательной и агентивной, - в основе которых лежит отношение человека к осознаваемым временным представлениям:

• Контрастность русских и башкирских метафорических образов говорит о различиях в осмыслении категории времени представителями русского и башкирского этносов. Время в русской ментальности - агрессор, но его можно заставить работать на себя. Оно движется с различной скоростью: идет, бежит, мчится, летит, - заставляя этим человека отстать от него (отстать от времени), но позволяет себя догнать (наверстать упущенное время). Башкирская ментальность представляет время движущимся равномерно и размеренно (вак-ыт гтэ), оно не агрессивно, но и не позволяет человеку властвовать над ним, его нельзя ни выиграть, ни сэкономить;

• Несовпадение структурных и содержательных компонентов темпоральных концептов позволяет увидеть определенные точки соприкосновения в истории русского языка и современном состоянии башкирского. Данные исторической лексикологии русского языка показывают, что слова с темпоральным значением: год, час - исконно характеризовались диффузностью, что проявлялось в возможное™ обозначения ими как строго определенных отрезков времени, так и его общего понятия. В современном русском языке эта слова приобрели терминологический характер, в то время, как в башкирском языке и в настоящее время наблюдаются случаи нежесткой связи темпоральных слов с астрономическими периодами времени: слово йыл« год» употребляется и в значе-

нии «срок», лексема тэулек «сутки» может обозначать промежуток времени длиной в год, обозначения суточных отрезков времени кис «вечер» и тен«.ночь» способны выступать в качестве синонимов и т.д. Предполагается, что дальнейшая судьба этих слов будет связана с усилением их терминологической сопоставленности.

• Временные обозначения в башкирском языке характеризуются большей антропоморфностью, что проявляется, в частности, в том, что темпоральные обозначения включают в свой состав наименования частей тела. Так, слов баш «голова» употребляется для обозначения начала в единицах измерения времени, ср.: йыл башында, ай башында (в начале года, в начале месяца; букв, «в голове года», «в голове месяца»). Слово эс «живот» используется для обозначения временного промежутка в пределах какой-либо временной единицы, ср.: шее сэрэт эсендэ (за два часа; букв, «внутри двух часов») и т.д. Языковой анализ выявляет порой совершенно неожиданные факты. Приводя примеры, которые в общем плане затрагивают специфику лексики разных языков, мы обратили внимание на то, что в описании наивной картины мира одно из центральных мест занимают представления о локализации ощущений в человеческом теле. Дополняя представления разных народов о роли печени как органа чувств, мы обнаружили, что в башкирском языке лексема, обозначающая этот жизненно важный человеческий орган, - бауыр - может иметь временное значение «период, сезон»: йэй бауыры «летний сезон».

• Возникающая у народа картина мира испытывает на себе, помимо других факторов, и воздействие национальной религии. Так, сопоставление концептов месяц и ай выявило неконгруэнтность их семантической структуры, связанную с наличием у башкирского слова специфически национального значения: месяц используется в мусульманской символике. Символика, в свою очередь, связана с той частью национальной языковой картины мира, которая содержит информацию об устойчивых ассоциациях, вызываемых в языковом сознании некоторыми объектами окружающей действительности.

• Функционирование слов йыл «год», квн «день» в некоторых пословицах и стандартных фразах, отсутствие слов, служащих для обозначения только коротких промежутков времени, позволяет говорить о замедленном (по сравнению с русским) «темпе жизни» башкирского народа, что, несомненно, оказывает влияние и на языковые процессы.

• Использование различных систем времяисчисления приводит к выявлению отдельных контрастивных деталей в структуре сценарных концептов. Так, русский и башкирский год состоит из 12 месяцев, а начало его приходится на 1 января. Однако в религиозной сфере (и не только) на территории Республики Башкортостан времяисчисление ведется по лунному календарю, согласно которому начало нового года приходится на первый день месяца мухаррам. Учитывая, что лунный год короче солнечного, начало нового года по отношению к светскому календарю не имеет жестко фиксированной даты.

Отсутствует единая точка отсчета и в сценарии неделя. Светский календарь, используемый обоими этносами, начинает его с понедельника, в религиозной сфере мусульман неделя начинается с субботы.

Еще одна отличительная особенность, связанная с определением точки отсчета, обнаруживается при сопоставлении концептов сутки и тэулек. Начало отсчета новых суток традиционно приходится на полночь, по религиозному же календарю башкиры отсчитывают их начало с момента захода солнца.

Основные результаты диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографии

1. Контрастивное исследование концептуальной сферы «Время» в русской и башкирской языковых картинах мира. Екатеринбург-Стерлитамак, 2004. - 200 с.

Статьи в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК

2. Час как темпоральная единица в русском и башкирском языках // Вестник Башкирского университета. - Уфа, 2005. - № 1.- С. 8384.

3. Время в русской и башкирской языковых картинах мира // Вестник Оренбургского государственного университета. - Оренбург, 2005.-№4,-С. 70-75.

4. Время в концептуальной и языковой картинах мира // Вестник Уральского государственного технического университета - УПИ. - Екатеринбург, 2005. - Серия «Филология». - № 60 (8). - С. 110-118.

5. Время в контексте языка и культуры // Ученые записки Казанской государственной академии ветеринарной медицины. - Казань, 2005. - Т. 180.-С. 180-185.

Публикации в других изданиях

6. Лексико-семантическое микрополе темпоральных наречий в древнерусском и современном русском языках // Филология: Материалы XIV всесоюзной научной студенческой конференции / Новосибирский государственный университет. - Новосибирск, 1976. - С. 8-15.

7. Фонетико-орфографическое и морфологическое освоение тюркизмов в русском языке // Вопросы совершенствования преподавания русского языка в национальной школе: Сб. науч. тр. / Башкирский государственный педагогический институт. - Уфа, 1984. - С. 44-50.

8. Отражение русско-башкирских языковых контактов в художественной речи // Взаимодействие русского языка с языками коренных поселенцев Урала и Сибири. - Тюмень, 1985. - С. 150-156.

9. О национальной специфике русскоязычных произведений башкирских поэтов и прозаиков // Совершенствование преподавания русского языка в национальной школе: Межвуз. сб. науч. тр. / Башкирский государственный педагогический институт. - Уфа, 1988. -С. 59-66.

10. О проблемах перевода произведений башкирских авторов на русский язык // Исторический опыт развития духовной культуры Башкортостана: тенденции, современность, перспективы: Тезисы докладов научной конференции / Академия наук Республики Башкортостан.-Уфа, 1992.-С. 156-159.

11. Об изучении языка современной публицистики // Новые направления лингвистических и лингводидактических исследований: Тезисы докладов научно-теоретического семинара / Башкирский государственный университет. - Уфа, 1995. - С. 24.

12. Башкирская мифологическая терминология и ее отражение в русских текстах // Ядкяр. - Уфа, 1997. - № 1. - С. 81-85.

13. Метафора в современной публицистике // Язык и текст: прагматический аспект исследования: Сб. науч. тр./ Стерлитамакский государственный педагогический институт. - Стерлитамак, 1999. -С. 26-29.

14. Темпоральная модель мира в башкирском языке // Актуальные проблемы изучения и преподавания истории и культуры Башкортостана: Сб. материалов республиканской научно-практической конференции / Стерлитамакский государственный педагогический институт. - Стерлитамак, 2000. - С. 339-345.

15. Категория числа тюркских слов и ее оформление в русскоязычных текстах о Башкирии // Изучение родных языков, культуры и истории Башкортостана в образовательных учреждениях республики: Сб. материалов / Стерлитамакский государственный педагогический институт. - Стерлитамак, 2001. - С. 102-107.

16. Реальный контекст как культурологическая проблема // Гуманизация процесса обучения. Совместное творчество учителя и ученика: Сб. спатей / Стерлитамакский государственный педагогический институт. - Стерлитамак, 2001. - С. 34-38.

17. Описание темпоральной модели мира в башкирском языке (К постановке вопроса) // Актуальные проблемы тюркского языкознания: Сб. науч. тр. / Башкирский государственный университет. - Уфа,

2002.-С. 81-88.

18. «Солнечное время в системе башкирской темпоральной лексики// Коммуникативно-функциональное описание языка: Сб. научных статей / Башкирский государственный университет. - Уфа, 2003. -Ч.1.-С. 65-69.

19. Утро и вечер в системе темпоральных обозначений башкирского языка// Коммуникативно-функциональное описание языка: Сб. научных статей / Башкирский государственный университет. - Уфа,

2003. 4.1.-С. 69-73.

20. День в башкирской языковой картине мира // Ядкяр. - Уфа, 2003.-№4.-С. 65-69.

21. Ночь в системе темпоральных обозначений башкирского языка // Язык и литература как способы проявления национального менталитета: Материалы первой межрегиональной научной конференции / Челябинский государственный университет. - Челябинск, 2003.-С. 134-137.

22. Модели времени в башкирской языковой картине мира // Актуальные проблемы башкирской, русской и тюркской филологии:

Материалы научно-практической конференции / Башкирский государственный университет. - Уфа, 2004. - С. 64-66.

23. Концепт «жизнь» в башкирской языковой картине мира// Яд-кяр. - Уфа, 2004. - № 2. - С. 57-64.

24. Ай и месяц как единицы темпоральной системы // Коммуникативно-функциональное описание языка- Сб. научных статей / Башкирский государственный университет. - Уфа, 2004. - Ч. 1. - С. 52-57.

25. Понятие «год» в функциональной сфере башкирского и русского языков // Коммуникативно-функциональное описание языка: Сб. научных статей / Башкирский государственный университет. -Уфа. 2004.-4.1.-С. 57-65.

26. Особенности языковой репрезентации понятия времени в культуре разных народов // Актуальные проблемы социогуманитар-ного знания: Сб. науч. тр. / Московский педагогический государственный университет. - М., 2004. - Вып. XXVII. - С. 50-56.

27. Обозначение коротких промежутков времени в башкирской и русской языковых картинах мира // Коммуникативно-функциональное описание языка: Сб. научных статей / Башкирский государственный университет. - Уфа, 2004. - Ч. 2. - С. 61-66.

28. Времена года в русской и башкирской моделях мира // Коммуникативно-функциональное описание языка: Сб. научных статей / Башкирский государственный университет - Уфа, 2004. - Ч. 2. -С. 67-72.

29. Наивная анатомия в системе темпоральной лексики башкирского языка // Проблемы преподавания башкирского языка и литературы в башкирской школе (в системе «школа» - педколледж - педвуз»): Материалы региональной научно-практической конференции / Стерлитамакская государственная педагогическая академия. - Стер-литамак, 2004. - С. 68-71.

30. Антропоцентрический подход как основа выделения языковых моделей времени // Лингвистика XXI века: Материалы федеральной научной конференции / Уральский государственный педагогический университет. - Екатеринбург, 2004. - С. 57-58.

31. Обозначение промежутков времени в башкирской и русской языковых картинах мира // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества / Уральский государственный педагогический университет. - Екатеринбург, 2004. - Т. 13. - С. 132-137.

32. Этноязыковая специфика темпоральных представлений в башкирской языковой картине мира // Городские башкиры. Проблемы языка и культуры, здоровья и демографии. Уфа, 2004. - С. 232-235.

33. О национальном своеобразии темпоральной картины мира // Технологии совершенствования подготовки педагогических кадров: теория и практика- Межвузовский сб. науч тр. - Казань, 2005. - Вып. 5.-С. 297-299.

34. Концепт «час» в русском и башкирском языках // Известия УрГПУ. Лингвистика, Вып.15, Екатеринбург, 2005.- С. 189-194.

35. Темпоральная картина мира в русском и башкирском языках // Актуальные проблемы изучения и преподавания башкирского языка и литературы: Материалы региональной научно-практической конференции / Стерлитамакская государственная педагогическая академия. - Стерлитамак, 2005. - С. 59-63.

36. Темпоральные модели в русской и башкирской языковых картинах мира // Этносоциальное образовательное пространство в современном мире: Материалы международной научно-практической конференции / Стерлитамакская государственная педагогическая академия. - Стерлитамак, 2005. - С. 197-199.

»2 16 1 64

РНБ Русский фонд

2006-4 13416

Подписано в печать 09.2005 г. Гарнитура «Times». Бумага ксероксная. Формат 60x80шб-Печать оперативная. Усл.-печ. л. 2,8. Уч.-изд. л. 2,4. Заказ № /4<? /05. Тираж 120 экз.

Отпечатано в типографии Стердитамакской государственной педагогической академии: 453103, Стерлитамак, пр. Ленина, 49.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Дударева, Зайтуна Мухтаровна

Введение

Глава 1. Теоретические основы исследования концептуальной сферы «Время» в семантическом, когнитивном и лингвокультурологическом аспектах

1.1. Время как объект мультидисциплинарного научного исследования

1.2. Когнитивные основы исследования темпор а льности

1.2.1. Когнитивная наука. Место когнитивной лингвистики в рамках когнитивной науки

1.2.2. Концептуализация и категоризация как важнейшие процессы познавательной деятельности человека

1.2.3. Концепт как основная единица концептуальной системы. Способы формирования концептов. Функциональные свойства концептов

1.2.4. Типология концептов

1.3. Лингвокультурологические основы исследования темпор а льности

1.3.1. Язык и культура

1.3.2. Картина мира в лингвистических иссл едов аниях

1.3.3. Язык и этническое видение мира

1.3.4. Особенности языковой репрезентации 114 понятия времени в культуре разных народов

1.4. Темпоральность как звено языковой картины

1.4.1. Время объективное и время 124 лингвистическое

1.4.2. Языковые средства выражения 133 темпор а л ьности

Выводы по первой главе

Глава 2. Контрастивное исследование темпор а льности 149 в русском и башкирском языках

2.1. Теоретические основы контр астивного 149 исследования

2.1.1. Контрастивная лингвистика как 150 развивающееся направление в современном языкознании

2.1.2. Понятия конгруэнтности и 161 эквивалентности в контр астивной лингвистике

2.1.3. Проблема лакунарности в 163 когнитивной лингвистике

2.2. Модели времени в русской и башкирской 166 языковых картинах мира

2.2.1. Антропоцентрический подход 167 как основа выделения языковых моделей времени

2.2.2. Линейно-историческая и 170 традиционная модели времени в русской языковой картине мира

2.2.3. Созерцательная и агентивная 176 модели времени в башкирской языковой картине мира

2.3. Концептуальный анализ лингвистического времени

2.3.1. Концептуальный анализ и 179 методика концептуального исследования

2.3.2. Особенности концептуализации 184 понятия жизнь в русской и башкирской языковых картинах

2.3.3. Контрастивный анализ 202 ключевых слов концептуальной сферы:

ВРЕМЯ// ВАКЫТ, ЗАМАН Выводы по второй главе

Глава 3. Контрастивное исследование темпоральных 223 концептов

3.1. ГОД // ЙЫЛ. ;

3.2. Наименования времен года

3.3. МЕСЯЦ //АЙ

3.4. НЕДЕЛЯ // АЗНА

3.5. СУТКИ // ТЭУЛЕК

3.5.1. ДЕНЬ // K0H

3.5.2. НОЧЬ // T0H

3.5.3. УТРО // ИРТЭ

3.5.4. ВЕЧЕР//КИС

3.6. ЧАС // C9F9T

3.7. Обозначение коротких промежутков 310 времени

Выводы по третьей главе

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Дударева, Зайтуна Мухтаровна

Последние два десятилетия характеризуются повышенным вниманием языковедов к исследованию национально-культурной специфики языкового сознания представителей различных этносов. Интерес к данной проблеме обусловлен тем, что отображение в сознании человека явлений реальной действительности, воспринимаемых им в процессе деятельности и общения, фиксирует лишь наиболее существенные для данного этнического коллектива причинные, пространственные и временные связи явлений и предметов. Соответственно, образ мира, запечатленный сознанием и выраженный языковыми средствами, меняется от одной культуры к другой. Из этого положения следует, что исследование сознания человека, зафиксированного посредством языка, может помочь раскрыть особенности образа мира, присущего тому или иному этносу.

Интерес к выявлению национально-своеобразных черт различных языков вполне оправдан, так как язык считается «основным, ярчайшим и устойчивым показателем этноса» (Толстой 1995: 34). Наиболее наглядно проблемы языка и этноса и связанные с ними проблемы языка и культуры, языка и народного менталитета и др. решались и решаются в рамках отрасли языкознания, получившей название этнолингвистики.

Уже в XVIII в. И.Г.Гердер, несколько позже, в XIX в. Вильгельм фон Гумбольдт и его многочисленные последователи рассматривали не только отражение народной культуры, психологии и мифологических представлений в языке, но и активное воздействие языка на формирование и функционирование народной культуры. В русской филологии их влияние отчетливо проявляется в работах Ф.И.Буслаева, А.А.Потебни. Синтез истории языка с историей его носителей обнаруживается в исследованиях

A.И.Соболевского, А.А.Шахматова, Е.Ф.Будде, Н.Н.Дурново.

Широко известны в этом направлении работы О.Н.Трубачева,

B.Н.Топорова, Т.В.Гамкрелидзе, В.В.Иванова, С.Е.Никитиной. В последнее время увеличивается количество языковедческих работ (в том числе сопоставительного плана), связанных с проблемами культуры, психологии, мифологии разных этносов: кабардинского (Бижева 1997), казахского (Дмитрюк 2001), вьетнамского (Ли Тоан Тхонг 1993), китайского (Тань Аошуан 1997) и др.

Сопоставление языка с другими языками выявляет, что языки и отраженные в них способы мышления обнаруживают как глубокие различия, так и явные сходства.

Сравнение (и, в частности, сравнение языков) всегда занимало важное место в познавательной деятельности человека, в связи с чем можно привести высказывание О.Н.Трубачева, который, говоря о присущности сравнительности природе человека, считает, что это качество уместно выразить как Comparare humanum est, а сам человек «без натяжки подошел бы под психолингвистическое определение Homo comparans, человек сравнивающий» (Трубачев 1998: 12).

Языковые и культурные системы, как показывают исследования, в огромной степени отличаются друг от друга, но, по общепринятому мнению, существуют семантические и лексические универсалии, указывающие на общий понятийный базис, на котором основываются человеческий язык, мышление и культура. В числе немногих понятий к подобным универсалиям относится и Время.

Концепт «Время» присутствует в наивной картине мира человека независимо от его национально-культурной принадлежности.

Н.Ю.Шведова называет время в числе 20 общих смысловых категорий (наряду с такими, как одушевленность, действие, состояние, предмет, мера, место и др.), которые формируют смысловой каркас языка и таким образом составляют наиболее абстрактный уровень языковой картины мира.

Наряду с пространством время является логически исходным параметром, конструирующим в каждой культуре свою особую модель мира.

По мнению Т.В.Топоровой, именно пространство и время организуют «пределы, в которых развертывается человеческая жизнь и тем самым определяют все остальные категории — судьбу, право, социальное устройство» (Топорова 1986: 12).

А.Я.Гуревич подчеркивает, что понятие «время» принадлежит наряду с понятиями «пространство», «измерение», «причина», «судьба», «число» к определяющим категориям человеческого сознания. Эти универсальные понятия, по мнению автора, в каждой культуре связаны между собой, образуя своего рода «модель мира» -ту «сетку координат», при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании» (Гуревич 1984: 84).

Концептуализации времени в качестве объекта изучения затрагивает интересы многих научных дисциплин: физики, математики, философии, лингвистики, социологии, биологии, психологии, культурологии и многих других.

Между тем то или иное осмысление категории времени, как и категории пространства, субстанции, действия и т.д., находило свое прямое или косвенное отражение в языке, в структуре предложения, в лексике и семантике (Будагов 1976: 29).

В языковедческих исследованиях, посвященных анализу темпоральности, постоянно подчеркивается, что проблема отражения временных отношений в языке является одной из самых сложных. Ю.С.Степанов замечает по этому поводу, что концепт «Время» труден уже сам по себе, да к тому же запутан различными точками зрения» (Степанов 2001: 114). Но с еще большими трудностями сталкиваются те, кто пытается изучать эту проблему в сопоставительном плане. Они вынуждены констатировать, что разные языки не просто по-разному выражают одно и то же время, но и создают разные конструкции самого времени, по-разному представляют его.

З.Х.Бижева подчеркивает, что «исследования указанных онтологических категорий (пространства и времени — З.Д.) и их языкового выражения на материале разных естественных языков раскрывает особенности не только их номинации, но и «этничность» данных универсальных (качественных) характеристик» (Бижева 2000: 82).

В разных этнических группах существуют различия в концептуальных системах. Они, по словам Дж. Лакоффа, обусловливаются физическим и культурным опытом носителей этих систем (Лакофф 1988: 48).

Категория темпоральности всегда была предметом пристального внимания языковедов. Лингвистические исследования темпоральности характеризуются различными подходами к выбору объекта в зависимости от поставленной цели. В их работах рассматривается функционально-семантическая категория темпоральности (Бондарко, Буланин 1967), анализируется грамматико-лексическое поле темпоральности (Гулыга, Шендельс 1969), исследуются элементы функционально-семантического поля темпоральности (Жалейко 1980, Резник 1988). Лексическое и грамматическое выражение времени представлено в работе Е.Н.Широковой (1996).

Категория именной темпоральности описывается в работах М.В.Всеволодовой (1982), Г.В.Звездовой (1996).

Лексические средства выражения времени анализируются в работе Д.Г.Ищук (1995), только наречную темпоральность рассматривают Р.А.Семергей (1983), Ф.И.Панков (1996), Г.М.Зельдович (1999).

Категории синтаксического времени посвящена работа Т.Е.Шаповаловой (2000), фразеологические единицы со значением времени "стали предметом исследования С.В.Столбуновой (1985), русские пословицы и поговорки с пространственно-временными характеристиками избрал для анализа Кипсабит Кипкоэч Нгетунь (2002).

Различные языковые средства темпоральности рассматриваются и на материале других языков: английского (Бабушко 1998), немецкого (Волкова 1981, Терехова 2000), французского (Бутина 1996), португальского (Пеетерс 1997), белорусского (Евтухов 1981), бурятского (Дамбиева 1999).

К области сопоставительного исследования темпоральной лексики относятся работы И.В.Волянской (1973), И.Н.Георгиевой-Кириленко (1990), Н.В.Сороколетовой (2000), С.Н.Вековищевой (2000),

Этнокультурную специфику образа времени в сознании русских, казахов и англичан представляет в своем исследовании С.В.Дмитрюк (2001).

Рассмотрению вопросов, связанных с пространственно-временным синкретизмом, посвящена работа О.А.Радутной (1988).

Время как культурный концепт анализируется в работе З.Х.Бижевой (1999), концепт «Время» в дискурсе современной публицистики становится предметом изучения Н.Б.Грушиной (2002).

В работе М.В.Пименовой «Душа и дух: Особенности концептуализации», подготовленной на материале русского и английского языков, одна из глав посвящена исследованию темпоральных признаков у концептов внутреннего мира (Пименова 2003).

Фрагменты языковой картины времени подвергнуты тщательному анализу в монографии Е.С.Яковлевой «Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия)» (Яковлева 1994).

Описание категории времени в языке русской поэзии нашло отражение в работе Е.А.Стальмаховой (1998), концепция времени в творчестве Б.Пастернака изучалась И.Н.Ивановой (2002).

Из других направлений можно отметить, например, исследование специфики речевого функционирования категории «время» в автобиографической прозе (Погодина 2002).

Специфика временных представлений башкирского этноязыкового сознания до сих пор не была предметом специального исследования. Отдельные фрагменты мы видим в работе Р.Х.Хайруллиной, посвященной рассмотрению фразеологической картины мира. Говоря о том, что универсальные семантические категории языка реализуются и в значениях устойчивых оборотов, Р.Х.Хайруллина приводит примеры закрепления в семантике русских и башкирских фразеологизмов таких характеристик времени как длительность, периодичность, завершенность: во веки веков, на всю оставшуюся жизнь (всегда), когда рак на горе свистнет, после дождичка в четверг (никогда), во время оно, при царе горохе (давно); ггргэ кергэнсе (букв, «до могилы» - всегда); н ух заманында, хан заманында (букв, «во времена Ноя, во времена хана» - давно); дойэ койроро ергэ тейгэс, кы$ыл кар яугас (букв, «когда хвост верблюда коснется земли», «когда выпадет красный снег» - никогда) (Хайруллина 1996: 11).

Отдельные фразеологические единицы башкирского языка с темпоральным значением рассматриваются в диссертационном исследовании З.М.Раемгужиной «Языковая картина мира в башкирской фразеологии» (Уфа 2000).

На основании анализа представленного корпуса башкирских фразеологизмов автор приходит к выводу, что пространство и время во фразеологизмах башкирского языка являются ситуационными — они прикреплены к конкретным ситуациям, обстоятельствам, предмету. В архаических пословицах и поговорках, а также во фразеологизмах временной порядок определяется последовательностью эпизодов, с определенной границы или до определенной границы, что видно из следующих примеров: боронборон замандан, хан заманынащ «в далекие-далекие времена», «со времен ханов»; донья яралгандан бирле «со времен сотворения мира» и др. (Раемгужина 2000: 68).

Актуальность нашего исследования обусловлена необходимостью изучения восприятия и осмысления времени, а также изучения языковой репрезентации этого понятия представителями русского и башкирского этносов, издавна компактно проживающих на современной территории Республики Башкортостан. Важно учитывать, что различия в этническом сознании являются одной из главных причин непонимания в сфере межкультурной коммуникации.

Традиционные сопоставительные исследования русского и тюркских языков ориентированы на грамматику пассивного типа. Они характеризуются атомарным подходом к анализу языковых явлений и основаны на элементарном сравнении лежащих на поверхности фактов, которое сводится к констатации совпадения/несовпадения их содержания и оформления, что не дает целостной картины их живого употребления (Зайнуллин, Кильдибекова 1999: 16).

Важным при выборе темы послужило то обстоятельство, что концепт «Время» справедливо называется одним из наиболее существенных для построения всей концептуальной системы (КСКТ 1996: 91), а сопоставительное межкультурное изучение темпоральности, несомненно, поможет лучше понять специфику русской и башкирской ментальности.

Кроме того, сопоставительный анализ башкирской темпоральной лексики с другими языками входит в сферу теоретических и практических исследований лингвосоциокультурных проблем. Использование антропоцентрического и концептуального подходов, принципов когнитивной лингвистики соответствует тем направлениям, которые обозначены в качестве весьма важных и актуальных для современного башкирского языкознания (Зайнуллин 2002).

Контрастивное описание темпоральной лексики, безусловно, позволяет выявить национальную специфику временных представлений и помогает лучше понять способы мировосприятия и его оценки разными этносами, в том числе русским и башкирским, которые, с одной стороны, относятся к различным геополитическим культурам (европейской и восточной), а с другой — уже много веков контактируют, проживая на одной территории.

Объектом нашего исследования являются языковые средства русского и башкирского языков, репрезентирующие концептосферу «Время».

Предмет исследования — национальная специфика русских и башкирских представлений о времени и темпоральных концептов, объективируемых средствами русского и башкирского языков.

Цель - исследование в сопоставительном аспекте моделей времени, "бытующих в русской и башкирской языковых картинах мира и проявляющих этнонациональную специфику, а также контрастивное описание концептуальной сферы «Время» как глобальной ментальной единицы в ее национальном своеобразии.

Для достижения поставленной цели оказалось необходимым решить следующие задачи:

1. Раскрыть сущность и специфику моделей времени, представленных в русской и башкирской языковых картинах мира;

2. Рассмотреть в контрастивном аспекте состав языковых средств, объективирующих исследуемую концептуальную сферу в русском и башкирском языках;

3. Описать семантику языковых единиц, входящих в рассматриваемые группы темпоральной лексики, в лингвокультурологическом аспекте, предполагающем обнаружение узуальных представлений, стоящих за этими наименованиями;

4. Исследовать лексическую и семантическую сочетаемость ключевых слов, репрезентирующих концепты, входящие в состав концептуальной сферы «Время»;

5. Рассмотреть этнокультур о логические аспекты концептуальной сферы «Время», без которых лингвистические факты не могут быть достоверно и адекватно объяснены.

Научная новизна работы заключается в следующем:

• В научный оборот вводится системное семантическое описание групп лексики башкирского языка, имеющих темпоральное значение.

• Лексические средства темпоральности рассматриваются в плане контрастивного исследования русского и башкирского языков с учетом лингвокультурологической специфики соответствующих лексем.

• Контр астивному лингвокультурологическому анализу подвергается специфика восприятия времени и его репрезентация представителями русского и башкирского этносов.

• Лингвистические факты, связанные с обозначением темпоральности в башкирской языковой картине мира, выступают как основание для выявления свойств национального характера.

• В работе предложена авторская когнитивная классификация моделей времени, бытующих в башкирской языковой картине мира, не имеющая аналогов в современной лингвистике и учитывающая неординарность представления понятия времени средствами башкирского языка.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что она вносит определенный вклад в решение проблем этнолингвистики, этнопсихолингвистики и лингвокультурологии, вводя в научный оборот новые языковые данные для уточнения представлений о процессе концептуализации темпоральных понятий лексическими средствами русского и башкирского языков.

Контрастивное исследование сферы «Время» в русском и башкирском национальном сознании может послужить своего рода моделью для рассмотрения темпоральности в иных языках в целях исследования типологических характеристик темпоральности в различных национальных языках и культурах.

Практическая ценность исследования заключается в том, что материалы диссертации могут способствовать пополнению практического материала двуязычных русско-башкирских и башкирско-русских словарей и послужить основой создания учебного функционально-когнитивного словаря (сфера «Время»).

Кроме того, они могут быть полезными в практике обучения русскому языку носителей башкирского языка и наоборот. Результаты исследования могут быть использованы для дальнейших разработок вузовских курсов лексикологии, сопоставительной лексикологии, для теории перевода. Кроме того, изучение языковых данных, отражающих лингвистическую репрезентацию концептуальной сферы «Время» генетически не родственными языками представляет богатый материал для сопоставительного анализа культурологических особенностей концептуализации темпоральных представлений русского и других тюркских (и не только) языков.

Материалы и источники исследования. Материалом лингвокогнитивного анализа явились данные русского и башкирского языков. Материал исследования получен методом сплошной выборки из следующих лексикографических источников: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка (М., 1989), Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка (СПб, 1998), Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.) (М.,1988 и сл.), Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам (СПб, 1893), Словарь русского языка XI-XVII вв. (М., 1975 и сл.).

В качестве источников темпоральных единиц башкирского языка были использованы: Словарь башкирского языка («Башкорт теленец ьу?леге») (М., 1993), Диалектологический словарь башкирского языка («Башкорт теленец диалекктары ьудлеге») (Уфа, 2002), Башкирско-русский словарь («Башкортса-русса ьу?лек») (М.,1996), З.Г.Ураксин Словарь синонимов башкирского языка («Башкорт теленец синонимдар ьу?леге») (Уфа, 2000), Русскобашкирский учебный функционально-ситуативный словарь под ред. Т.А.Кильдибековой («Урыдса- Башкортса функциональ-ситуатив мэктэп ьу?леге») (Уфа, 2003), М.И.Махмутов, К.З.Хамзин, Г.Ш.Сайфуллин Арабско-татарско-русский словарь заимствований («Гарэпчэ-татарча-русча алынмалар сузлеге») (Казань, 1993), Ж.Г.Зайнуллин Словарь арабо-персидских заимствований («Шэрык алынмалары сузлеге») (Казань, 1994), Р.Г.Ахметьянов Краткий историко-этимологический словарь татарского языка («Татар теленец кыскача тарихи-этимологик сузлеге») (Казань, 2001).

Список фразеологических единиц с темпоральной семантикой насчитывает около 300 единиц, выбранных из Фразеологического словаря русского языка под ред. А.И.Молоткова и около 200 единиц башкирского языка, извлеченных из башкирско-русского фразеологического словаря («Башкортса-русса фразеологик ьу^лек») (Уфа, 1973) и русско-башкирского фразеологического словаря («Русса- башкортса фразеология ьу?леге») (М.,1989).

Материалом для контекстуального анализа ключевых единиц концептуальной сферы башкирского языка (общим объемом около 4000 единиц) послужили произведения башкирского устного народного творчества, представленные в б томах серии «Башкирское народное творчество» («Башкорт ьалык ижады» (Уфа 1995-2002), в сборнике «Башкирские легенды» ((«Башкорт легендалары») (Уфа, 1969), а также художественные и публицистические произведения видных башкирских писателей: Хадии Давлетшиной, Афзала Тагирова, Зайнаб Биишевой, Фарита Исангулова, Мустая Карима, поэтические сборники Мифтахетдина Акмуллы, Рами Гарипова - и др., произведения, вошедшие в Антологию башкирской поэзии («Башкорт шигриэте антологияьы») (Уфа, 2001).

Источником паремиологии послужило издание «Башкирские народные пословицы» («Башкорт халк мэкэлдэре») (Уфа, 1960).

На защиту выносятся следующие положения:

• Вербальные репрезентации концептуальной сферы «Время» в башкирском языке отражают бытовое понимание времени, укладывающееся в рамки «наивной модели мира», и в значительной степени сопоставимы с вербальными репрезентациями указанной сферы в русском языке;

• Языковые данные позволяют говорить о существовании в башкирской языковой картине мира двух моделей времени: созерцательной и агентивной, — в основе которых лежит отношение человека к осознаваемым временным представлениям. Названные модели во многом не коррелируют с циклической и линейно-исторической моделями времени, обнаруживающими себя в русской языковой картине мира;

• Доминантами моделей времени в русской языковой картине мира являются концепты, вербализованные лексемами время и пора, тогда как доминантами моделей времени в башкирской языковой картине мира являются концепты, вербализованные лексемами гшер и тормош, выступающих в значении «жизнь», что позволяет говорить о принципиальном различии оснований для выделения указанных моделей.

• Контактное проживание русского и башкирского этносов способствует взаимодействию концептов (в том числе темпоральных), что, однако, не приводит к механическому их перенесению из одной концептуальной сферы в другую, а предполагает своеобразную интерпретацию внешней формы и содержательного наполнения;

• Специфические особенности в восприятии времени и его языковой репрезентации русским и башкирским этносами в значительной степени опосредованы различными социо- и этнокультурными, религиозными и мифологическими представлениями.

• На формирование человека, а отсюда — на формирование в его сознании представлений о времени - в немалой степени влияли особые условия его бытования, которые определяли темп жизни,, что выразилось, в частности, в определенном «равнодушии» представителей башкирского этноса к обозначению коротких промежутков времени.

Специфика исследования предполагает привлечение к анализу имеющегося языкового материала данных этнографического и культурологического характера, касающихся истории башкирского народа, а потому работа имеет точки соприкосновения с этнолингвистикой, дисциплиной, «которая изучает язык сквозь призму человеческого сознания, менталитета и мифопоэтического творчества» (Толстой 1983). В определенной степени работа созвучна и новому направлению современной лингвистики — лингвокультурологии, суть которой В.В.Воробьев определил как переход «от лингвистики «имманентной», структурной, к лингвистике антропологической, рассматривающей явления языка в тесной связи с человеком, его мышлением, духовно-практической деятельностью» (Воробьев 1997: 6). Кроме того, мы вполне солидаризуемся с мнением Н.А.Красавского, который считает, что перспективными в современной науке могут стать исследования, «выполненные в пограничной зоне интересов, на первый взгляд, казалось бы, разных, но в действительности максимально близких смежных наук — лингвистики, культурологии, этнографии, этнологии, социологии, психологии и истории» (Красавский 2001: 6).

Методы и приемы исследования

Методология данного исследования сформировалась под влиянием идей крупных отечественных и зарубежных специалистов в сфере когнитивистики, этнолингвистики, лингвокультурологии и контрастивной лингвистики: Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А.Вежбицкой, Е.С.Кубряковой, Дж.Лакоффа, В.А.Масловой, З.Д.Поповой, Ю.С.Степанова, И.А.Стернина, В.Н.Телия, Е.В.Урысон, А.Д.Шмелева, Е.С.Яковлевой и др.

В работе используются основные принципы, связанные с методом и подходом исследования: принцип сравнимости, предполагающий сбалансированность степеней изученности сопоставляемых языков при их неравномерности; принцип двусторонности сравнения, при котором оба рассматриваемых языка считаются равноправными.

Любое лингвистическое описание опирается прежде всего на интуицию носителя языка, поэтому основным методом исследования является интроспекция, представляющая собой наблюдение над теми ментальными объектами и процессами, которые связаны с данным словом в нашем собственном сознании. Представляется, что такая интроспекция позволяет дать достаточно адекватную экспликацию концептов.

Использование контрастивного анализа позволяет выявить национальную специфику в составе и удельном весе семантических признаков сопоставляемых концептов разных языков с учетом места соответствующих концептов в национальной лингвоментальной картине мира.

Контрастивный метод дает возможность обнаружить как общие когнитивные компоненты в сравниваемых концептах, так и различия в них, кроме того, он выявляет отсутствие некоторых когнитивных компонентов в концепте одного из сравниваемых языков.

Двойственная природа концепта, обусловленная его диахронией и синхронией, предполагает парадигматический и синтагматический анализ единиц языковой системы, репрезентирующих базовые концепты языкового сознания. Изучение глагольно-атрибутивной сочетаемости темпоральных имен позволяет моделировать их содержание и представление имен как концептов.

Один из основных приемов, используемых в работе, -эксперимент с контекстом употребления, тесно связанный с методом синонимического перефразирования.

Немаловажную роль играет и прием аналогичного моделирования, позволяющий глубже понять свойства сопоставляемых объектов.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались в докладах на конференциях «Исторический опыт развития духовной культуры Башкортостана: тенденции, современность, перспективы» (Уфа, 1992), «Риторика и лингвокультурология» (Екатеринбург 1997), «Язык. Система. Личность.» (Екатеринбург, 1998), «Актуальные проблемы лингвистики» (Екатеринбург, 1998), «Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики» (Челябинск, 1999), «Перевод и межкультурная коммуникация» (Екатеринбург, 2000), «Коммуникативно-функциональное описание языка» (Уфа 2000), «Актуальные проблемы изучения и преподавания истории и культуры Башкортостана» (Стерлитамак, 2001), «Славянские духовные традиции в Сибири» (Тюмень, 2002), «Актуальные проблемы лингвистики» (Уфа 2002), «Язык и литература как способы проявления национального менталитета» (Челябинск 2002), «Современная политическая лингвистика» (Екатеринбург 2003), «Актуальные проблемы филологии и школьного филологического образования» (Стерлитамак, 2003), «Лингвометодические проблемы обучения иностранным языкам в полилингвальном пространстве» (Стерлитамак 2003), «Проблемы преподавания башкирского языка и литературы в башкирской школе» (Стерлитамак 2004), «Городские башкиры. Проблемы языка и культуры, здоровья и демографии» (Стерлитамак, 2004), «Лингвистика XXI века (Екатеринбург, 2004), «Филология в контексте культуры и образования» (Стерлитамак 2004).

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры теории и истории языка Стерлитамакской государственной педагогической академии; на совместном заседании кафедр русской филологии и башкирского и общего языкознания факультета башкирской филологии и журналистики Башкирского государственного университета им. 40-летия Октября.

По теме диссертации опубликованы 36 работ, в том числе монография «Контрастивное исследование концептуальной сферы «Время» в русской и башкирской языковых картинах мира» (Екатеринбург — Стерлитамак, 2004).

Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического раздела.

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются цели и задачи, формулируются теоретическая и практическая ценность работы, указываются методы исследования и перечисляются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Теоретические основы исследования концептуальной сферы «Время» в семантическом, когнитивном и лингвокультурологическом аспектах» акцентируется внимание на мультидисциплинарных подходах к исследованию сферы «Время», на специфике когнитивного, лингвокультурологического и собственно лингвистического подходов к исследованию времени. Заявленная тема исследования предполагает также обращение к проблемам соотношения языка и культуры, языка и этнического видения мира. Обращение к национальной языковой картине мира позволяет выявить некоторые особенности языковой репрезентации понятия времени в культуре разных народов.

Во второй главе «Контрастивное исследование темпоральности в русском и башкирском языках» затрагиваются теоретические вопросы контрастивного анализа языковых средств, и предлагается сопоставительная характеристика моделей времени в русской и башкирской языковых картинах мира.

Третья глава «Контрастивное исследование темпоральных концептов» посвящена сопоставительному анализу основных единиц концептуальной сферы «Время», структурно организованных в пределах данной когнитивной области с последовательным выделением дискретных участков, начиная с и концептов ГОД// ИЫЛ и завершая обозначениями коротких промежутков времени.

В заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и намечаются перспективы дальнейшего контрастивного исследования темпоральности в лингвистическом, лингвокультурологическом и когнитивном аспектах.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Контрастивное исследование концептуальной сферы "Время" в русской и башкирской языковых картинах мира"

Выводы по третьей главе Представленное в настоящей главе исследование демонстрирует диалектическое взаимодействие как однотипных, так и специфических свойств темпоральных концептов.

У человека нет органа, специализированного на восприятии времени, но у него есть чувство времени, и порождено оно восприятием изменений в мире. Чувство времени у человека основано прежде всего на восприятии им природных циклов — смены светлого и темного отрезков дня, теплого и холодного сезонов года.

Однако восприятие времени опосредовано еще и различными социо- и этнокультурными, религиозными и мифологическими представлениями. Сложное взаимодействие названных факторов делает особенно интересным наблюдение за языковыми различиями в репрезентации таких, казалось бы, одинаково воспринимаемых русским и башкирским менталитетом обыденных обозначений времени, как год, месяц, день, час и т.д.

Избранные нами для контрастивного анализа группы временных единиц проявляют в своей семантике особого рода системность, .которая обеспечивается антропоцентрической ориентированностью языкового материала.

Рассмотрение отдельных концептов проводилось нами в рамках фреймовой семантики, которая позволила моделировать принципы структурирования и отражения человеческого опыта в значениях единиц темпоральной семантики. Этот подход позволил объективно выявить как общие, универсальные для сопоставляемых языков свойства, так и национально-специфические особенности восприятия и языковой репрезентации темпоральных представлений.

В предыдущей главе мы начали разговор о двух моделях времени в башкирской языковой картине мира — созерцательной и агентивной. Анализ темпоральных концептов-сценариев год//йыл и сутки!! тэулек позволил дополнить эти схемы новыми языковыми данными.

Наименования времен года имеют в башкирском языке двойные обозначения: я? — я^ылык; йэй — йэйгелек; кв? — кв$гвлвк; кыш - кышкылык. Различия в семантическом наполнении указанных лексем связаны, по нашему мнению, с тем, что лексемы я? — йэй — ке$ — кыш обозначают фенологические сезоны в годовом кругообороте (ср.: кышуртаьы «середина зимы»), смена которых не зависит от влияния человека. Вследствие этого они составят замкнутую группу в созерцательной модели времени.

Производные от этих лексем наименования: я^ылык — йэйгелек — кв?гелек — кышкылык — связаны с деятельностью человека в указанный период (ср.: кышкылыкка а$ык э?ерлэу «заготавливать продукты на зиму»), что обусловило их вхождение в агентивную модель.

Глагольные сочетания с наименованиями времен года в башкирском языке представляют совершенно иную картину мира: они «включают» человека в процесс смены фенологических сезонов, заставляя тем самым метафорически воспринимать холодное время года как помещение, куда входят, как в дом и живут там, дожидаясь весны.

Деление суточного времени также представлено в башкирском языке парными обозначениями: иртэ — иртэнсэк «утро», кен — квндв^гвлвк«день», кис—кискелек«вечер» и твн — твнгвлвк«ночь».

Наши наблюдения показывают, что в приведенных парах первые обозначения: иртэ — квн — кис — тон — указывают на природный характер отрезков суточного времени, которые человек лишь воспринимает, а потому они отнесены нами к сфере созерцательной модели.

Лексемы же иртэнсэк — квндэдгэлвк — кискелек — твнгэлвк употребляются в качестве временных ориентиров, определяемых и задаваемых человеком, ср.: иртэнсэктэн бирле «с самого утра», кискелеккэ «на вечер».

Эта характеристика относит указанные наименования к агентивной модели времени.

Исследование темпоральных концептов показало, что, в отличие от терминологически обусловленных концептов, функционирующих в русской языковой картине мира, башкирские обозначения временных промежутков характеризуются нежесткой терминологической сопоставленностью, что проявляется, к примеру, в наличии неопределенного темпорального значения «срок» в структуре ключевой лексемы йыл (год), в наличии значения «год» в структуре лексемы-репрезентанта тэулек (сутки).

Подббная нежесткая темпоральная соотнесенность позволяет отдельным ключевым лексемам, объективирующим в языке башкирские концепты, вступать в синонимические отношения, ср. кис (вечер) — тел (ночь), что не свойственно соответствующим лексемам русской языковой системы.

Использование различных систем времяисчисления приводит к выявлению отдельных контрастивных деталей в структуре сценарных концептов. Так, русский и башкирский год состоят из 12 месяцев, а начало их приходится на 1 января. Однако в религиозной сфере (и не только) на территории Республики Башкортостан времяисчисление ведется по лунному календарю, согласно которому начало нового года приходится на первый день месяца мухаррам. Учитывая, что лунный год короче солнечного, начало нового года по отношению к светскому календарю не имеет жестко фиксированной даты.

Отсутствует единая точка отсчета и в сценарии неделя. Светский календарь, используемый обоими этносами, начинает его с понедельника, в религиозной сфере мусульман неделя начинается с субботы.

Культуры народов характеризуются различными признаками, легшими в основу наименований дней недели. Для русского и башкирского языков основанием является порядок следования дней, только в русском языке это порядок следования за воскресным днем, в башкирском — за субботним. Главный день русской недели — воскресенье, в башкирской неделе главный день — пятница.

Еще одна отличительная особенность, связанная с определением точки отсчета, обнаруживается при сопоставлении концептов сутки и тэулек. Начало отсчета новых суток традиционно приходится на полночь, по религиозному же календарю башкиры отсчитывают их начало с момента захода солнца.

Анализ темпоральных концептов убедительно показал, что на формирование человека, а отсюда — на формирование в его сознании представлений о времени — влияли условия его бытования, которые определяли темп жизни.

Рассматривая культурный и ментальный архетип башкир, ученые отмечают, что своеобразное мышление башкирского народа и специфику его национальной психологии во многом определило размеренное и умиротворенное» бытие в самом центре природы, вдали от торговых караванных путей, от суетной городской культуры.

Это обстоятельство, в свою очередь, обусловило отсутствие специальных лексических показателей с семантикой «короткий промежуток времени». В терминологическом значении используются русские заимствования минут и секунд, а в значении неопределенного промежутка времени выступают лексемы мэл и мщгел; которые, прежде всего, являются обозначениями длительных временных промежутков. Специфика башкирских показателей времени проявляется также в том, что в языке отражено наличие двух внешних определителей краткости и быстроты: акт мигания (ky$ асып йомгансы) и речевой акт (ьэ тигэнсэ), которые, однако, не образуют лексических дериватов.

В русском языке наблюдается только первый из названных определителей, который имеет соответствующие лексические производные: миг, мгновение.

О специфике темпа жизни башкирского народа свидетельствует и сопоставление семантики глагольных сочетаний с основными единицами измерения времени. Если русские формы легко сочетаются с глаголами интенсивного движения (годы, месяцы, дни бегут, мчатся, летят и т.д.), то для башкирского языка характерны лишь сочетания типа йылдар, ай$ар, кендэр aFa, утэ (годы, месяцы, дни текут, проходят).

Своеобразный темп жизни башкирского народа проявляется и при сопоставлении русского и башкирского паремиологического фонда. При сравнении русской пословицы Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня и башкирской Быйылгы эште йэрингэ калдырма (букв, «дело нынешнего года не откладывай на будущий год») бросается в глаза различие в представленных временных единицах измерения: день в русском языке и год — в башкирском, связанное с различиями в «темпе жизни».

В целом мы констатируем, что инвентарь темпоральных концептов, организующих концептуальную сферу «Время» в русской и башкирской языковых картинах мира, характеризуется определенной степенью идентичности. Однако выявленные нами различия, обусловленные социо- и этнокультурными особенностями, остаются весьма значимыми.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Время (как и пространство) относится к универсальным категориям, определяющим устройство мира, а неослабевающее внимание к ним человека объясняется, прежде всего, тем, что они фиксируют те границы, в которых развертывается человеческая жизнь с учетом ее ретроспективы и перспективы.

Категория времени — это предмет мультидисциплинарного исследования, объединяющего представителей различных естественных (физика, астрономия, биология) и гуманитарных (философия, история, филология и др.) наук. В настоящей диссертации представлено контрастивное лингвистическое исследование концептуальной сферы «Время», включающее лингвокультурологический, когнитивный и собственно лингвистический аспекты.

Каждый исторический тип культуры характеризуется теми или иными трактовками времени, что позволило Л.Н.Гумилеву высказать предложение о возможности классификации народов по отношению этнического сознания к категории времени. Проведенное исследование позволило выделить как общие, так и специфические характеристики представления времени в русской и башкирской национальных языковых картинах мира.

Изучение языковой репрезентации понятия времени в современной лингвистике не мыслится без обращения к когнитивным основам исследования темпоральности, поскольку именно когнитивность отражает процесс восприятия и отражения действительности и лежит в основе формирования концептуальной картины мира, которая проецируется на лексическую систему, предопределяя характер языковой картины мира.

В нашем исследовании мы оперируем понятием языковая картина мира, за которой всегда стоит картина мира, отраженная средствами определенного языка, и это позволяет высказать мысль о том, что просто языковая картина мира — это абстракция, реально нигде не существующая. Реально существуют и могут анализироваться лишь языковые картины мира конкретных национальных языков. Национальная языковая картина мира - это объективно существующая реальность, ибо таковыми могут быть названы идеографически структурированные лексические системы любого из национальных языков.

В основе своеобразия национальной языковой картины мира той или иной этнической общности лежит различие в общественно-историческом опыте каждого этноса, в специфике его этнической культуры. Вполне закономерно, что люди, говорящие на разных языках и принадлежащие к разным культурам, по-разному видят и оценивают действительность, что делает весьма актуальными сопоставительные и контрастивные исследования в рамках рассмотрения отражения в языке национальной картины мира. Такие исследования вполне закономерны и на материале разносистемных языков, представляющих различные геополитические культуры (европейскую и восточную). Различия в общественно-историческом опыте русских и башкир определяются тем, что представители русского этноса относятся к народам, издавна занимающимся земледелием, тогда как для башкир издревле было свойственно полукочевое скотоводство. Вместе с тем следует учитывать, что русские и башкиры уже в течение четырех столетий живут в рамках одного государства и на одной территории.

Задачей нашего сопоставительного исследования явилось описание языковой интерпретации концептуальной сферы «Время», которое основывается на выявлении наиболее характерных сходств и различий сравниваемых языковых структур как в функционально-содержательном, так и в формально-грамматическом аспектах.

Одна из главных особенностей контрастивной лингвистики видится нам в том, что она позволяет яснее определить особенности каждого из сопоставляемых языков, которые могут ускользать от внимания исследователя при одном лишь «внутреннем» изучении языка. При этом мы используем как односторонний подход, поскольку языковые средства выражения времени изучены в русском языке достаточно глубоко и всесторонне, а в башкирском языке степень изученности этой проблемы является весьма слабой, так и двусторонний, который позволяет проводить сравнение языков как от русского к башкирскому, так и в обратном направлении.

Многочисленные исследования в области языковой реконструкции способов восприятия и организации времени показали, что представление о времени приобретает свое специфическое преломление не только в каждом естественном языке в целом, но и на отдельных его участках.

Содержание концептосферы «Время» представлено во множестве значений слов, фразеологизмов, предложений и текстов. В центре нашего внимания находятся, прежде всего, единицы лексического уровня, так как именно они служат материалом для отыскания и последующего обоснования специфических черт национального мировосприятия, национального образа мышления.

Анализ репрезентации одного и того же концепта позволил выявить национальную специфику русской и башкирской языковых систем, которая проявилась в разных способах вербализации одного и того же концепта; в степени подробности или обобщенности его репрезентации, в количестве и наборе лексем, фразеосочетаний, номинирующих концепт, в уровне абстракции, на котором концепт представлен в том или ином языке.

Совершенно очевидно, что при описании темпоральных единиц необходимо учитывать сложность самой категории времени.

В нашем исследовании мы оперируем понятием языковая модель времени, под которой понимается презентация научных и наивных представлений о времени при помощи различных языковых средств, в том числе и при помощи слов-носителей этой модели.

Языковые данные позволяют говорить о множественности этих моделей в различных языках при наличии единого антропоцентрического подхода к их выделению.

В русской языковой картине мира общепринятым считается выделение циклической (традиционной) и линейно-исторической моделей времени. В первой из них время представляется как последовательность повторяющихся однотипных событий, «жизненных кругов».

Доминантой этой модели является слово пора. Оно обладает особой временной семантикой, демонстрируя способность называть фазу «космологического цикла», который многократно реализуется в природе и жизни людей.

Вторая модель представляет время как однонаправленное, поступательное движение. Доминантой его является слово время.

Анализ лексических средств репрезентации времени в башкирском языке позволяет нам высказать предположение о наличии в нем двух моделей времени, выделяемых по иному признаку, нежели циклическая и линейно-историческая модели в русском языке (а также во многих других европейских языках).

В основу моделей времени в башкирской языковой картине мира положено отношение человека к явлениям и событиям, обозначаемым темпоральными единицами. Таким образом, обе модели носят антропоцентрический характер. Основное различие между ними видится нам в том, что в первой модели человек занимает по отношению к времени пассивную, созерцательную позицию, что и послужило названием модели — созерцательная.

Вторая модель названа нами агентивнощ что подчеркивает, на наш взгляд, активную, действующую позицию человека.

Контрастность русских и башкирских метафорических образов говорит о различиях в осмыслении категории времени представителями русского и башкирского этносов. Время в русской ментальности — агрессор, но его можно заставить работать на себя. Оно движется с различной скоростью: идет, бежит, мчится, летит, — заставляя этим человека отстать от него (отстать от времени), но позволяет себя догнать (наверстать упущенное время). Башкирская ментальность представляет время движущимся равномерно и размеренно (вакыт тгё), оно не агрессивно, но и не позволяет человеку властвовать над ним, его нельзя ни выиграть, ни сэкономить;

Несовпадение структурных и содержательных компонентов темпоральных концептов позволяет увидеть определенные точки соприкосновения в истории русского языка и современном состоянии башкирского. Данные исторической лексикологии русского языка показывают, что слова с темпоральным значением: год, час — исконно характеризовались диффузностью, что проявлялось в возможности обозначения ими как строго определенных отрезков времени, так и его общего понятия. В современном русском языке эти слова приобрели терминологический характер, в то время, как в башкирском языке и в настоящее время наблюдаются случаи нежесткой связи темпоральных слов с астрономическими периодами времени: слово йыл «год» употребляется и в значении «срок», лексема тэулек «сутки» может обозначать промежуток времени длиной в год, обозначения суточных отрезков времени кис «вечер» и тон «ночь» способны выступать в качестве синонимов и т.д. Предполагается, что дальнейшая судьба этих слов будет связана с усилением их терминологической сопоставленности.

Временные обозначения в башкирском языке характеризуются большей антропоморфностью, что проявляется, в частности, в том, что темпоральные обозначения включают в свой состав наименования частей тела. Так, слов баш «голова» употребляется для обозначения начала в единицах измерения времени, ср.: йыл башында, ай башында (в начале года, в начале месяца; букв, «в голове года», «в голове месяца»). Слово эс «живот» используется для обозначения временного промежутка в пределах какой-либо временной единицы, ср.: ике cdFOT эсендэ (за два часа; букв, «внутри двух часов») и т.д. Языковой анализ выявляет порой совершенно неожиданные факты. Приводя примеры, которые в общем плане затрагивают специфику лексики разных языков, мы обратили внимание на то, что в описании наивной картины мира одно из центральных мест занимают представления о локализации ощущений в человеческом теле. Дополняя представления разных народов о роли печени как органа чувств, мы обнаружили, что в башкирском языке лексема, обозначающая этот жизненно важный человеческий орган, — бауыр — может иметь временное значение «период, сезон»: йэй бауыры «летний сезон».

Возникающая у народа картина мира испытывает на себе, помимо других факторов, и воздействие национальной религии. Так, сопоставление концептов месяцы ^выявило неконгруэнтность их семантической структуры, связанную с наличием у башкирского слова специфически национального значения: месяц используется в мусульманской символике. Символика, в свою очередь, связана с той частью национальной языковой картины мира, которая содержит информацию об устойчивых ассоциациях, вызываемых в языковом сознании некоторыми объектами окружающей действительности.

Функционирование слов йыл «год», кен «день» в некоторых пословицах и стандартных фразах, отсутствие слов, служащих для обозначения только коротких промежутков времени, позволяет говорить о замедленном (по сравнению с русским) «темпе жизни» башкирского народа, что, несомненно, оказывает влияние и на языковые процессы.

Анализ языкового материала позволил нам продемонстрировать национальную специфику когнитивных сценариев год, неделя, сутки.

В целом, следует отметить, что в составе и функционировании концептов, составляющих фрагмент концептуальной сферы

Время», наблюдается много общего, что закономерно объясняется одинаковой физической и астрономической основой темпоральных представлений. Основные различия сосредоточены на периферии, что обусловлено существенными различиями в культурно-историческом опыте русских и башкир.

Таким образом, проведенный контрастивный анализ темпоральных концептов, репрезентированных языковыми средствами русского и башкирского языков, обосновывает универсальность категории времени в когнитивных системах этих языков и достаточно четко выявляет национально-специфические особенности их семантического пространства.

Естественно, что наше исследование не решает всех проблем, связанных с изучением восприятия и языковой объективации времени. Перспективным для себя мы считаем подробное изучение в дальнейшем концептуальной сферы «Время» в башкирском языке в плане ее исторического развития с широким привлечением культурологического, этнографического и историко-этимологического материала. Кроме того, нас привлекает идея исследования темпоральных концептов экспериментальными методами, относящимися к области психолингвистики.

Список научной литературыДударева, Зайтуна Мухтаровна, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Ажеж Клод. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки. М, 2003.

2. Алефиренко Н.Ф. Проблема вербализации концепта: Теоретическое исследование. Волгоград, 2003.

3. Алефиренко Н.Ф. Этноэйдемический концепт и внутренняя форма языкового знака// Вопросы когнитивной лингвистики. -2004. № 1. - С. 70-81.

4. Алпатов В.М. Об антропоцентричном и системоцентричном подходах к языку // Вопросы языкознания. 1993. - № 3. — С. 1526.

5. Ананьев Б.Г., Айрапетьянц Э.Ш. Восприятие пространства и времени. Л., 1969.

6. Антипов Г.А., Донских О.А., Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. Текст как явление культуры. Новосибирск, 1989.

7. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т. II. М., 1995.

8. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. - № 1. - С. 37-67Г

9. Ардентов Б.П. Выражение времени в русском языке. — Кишинев, 1975.

10. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка, событие, факт. М., 1988.

11. Арутюнова Н.Д. От редактора // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.

12. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.

13. Аскарова А.Х. Семантические процессы в рамках лексико-семантического макрополя времени. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Саратов, 1992.

14. Аскин Я.Ф. Проблема времени. М., 1966.

15. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология. М., 1994.-С.267-280.

16. Ахмерова JI.P. Функциональные особенности слов с общим значением времени в современном русском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Казань, 2004.

17. Ахметжанова З.К. Сопоставительное исследование лексики тюркских (казахского, киргизского, узбекского) и русского языков (универбы и перифразы). Алма-Ата, 1981.

18. Ахметьянов Р.Г. Общая лексика духовной культуры народов Среднего Поволжья. — М., 1978.

19. Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М., 1982.

20. Ахунзянов Э.М. Контрастивная грамматика: Морфология русского и тюркского языков. -Казань, 1987.

21. Аюпо'ва Е.И. Специфика средневекового сознания и семантика древнерусского слова // Реальность, язык и сознание. Вып. I. -Тамбов, 1999.-С.16-19.

22. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической системе языка. Воронеж, 1996.

23. Бабушко С.Р. Категориальное пространство локативных и темпоральных наречий современного английского языка. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Киев, 1998.

24. Базарова В.В. Типология процессов развития лексики бурятского и русского языков. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1995.

25. Байрамова JI.K. Введение в контрастивную лингвистику. -Казань, 1994.

26. Бартольд В.В. Культура мусульманства. М., 1998.

27. Баскаков Н.А. Введение в изучение тюркских языков. М., 1969.

28. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -М., 1975.

29. Бенвенист Э. Общая лингвистика. -М., 1974.

30. Бижева З.Х. Культурные концепты в адыгской языковой картине мира. Нальчик, 1999.

31. Бижева З.Х. Адыгская языковая картина мира. Нальчик, 2000.

32. Бикбулатов Н.В., Юсупов P.M., Шитова С.Н., Фатыхова Ф.Ф. Башкиры: Этническая история и традиционная культура. Уфа, 2002.

33. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. Тамбов, 2000.

34. Болдырев Н.Н. Концептуальное пространство когнитивной лингвистики// Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. - № 1. -С.18-36.

35. Бондарко А.В., Буланин Л.Л. Русский глагол. Л., 1967.

36. Брагина Н.Н., Доброхотова Г.Л. Функциональные асимметрии человека. М., 1981.

37. Будагов Р.А. Человек и его язык. М., 1976.

38. Будагов Р.А. Язык и речь в кругозоре человека. М., 2000.

39. Буданова Т.А. Типология представления временных отношений в русской народной сказке // Язык и этнический менталитет. Петрозаводск, 1995. — С. 133-137.

40. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

41. Буранов Дж. Сравнительная типология английского и тюркского языков. М, 1983.

42. Бурлак С.А., Старостин С.А. Введение в лингвистическую компаративистику. — М., 2001.

43. Буряховская В.А. Признак этничности в семантике языка (на материале русского и английского языков). Автореф. дис. .канд. филол. наук. Волгоград, 2000.

44. Бутина Е.В. Темпоральные устойчивые словосочетания в современном французском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1996.

45. Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993.

46. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.

47. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

48. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.

49. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М., 2001.

50. Вековищева С.Н. Взаимообусловленность и взаимозависимость категорий пространства и времени в художественном тексте на материале английского и русского языков в сопоставительнопереводческом аспекте. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 2000.

51. Венднна Т.В. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм). М., 1998.

52. Виноградова JI.H., Плотникова А.А. Календарь народный//Славянские древности. Т.2. М., 1999.

53. Волкова Е.А. Функционирование наречий темпоральной семантики в современном немецком языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Л., 1981.

54. Волянская И.В. Лексико-семантические особенности существительных, обозначающих единицы измерения времени в английском и русском языках. Автореф. дис. .канд. филол. наук. -М., 1973.

55. Воркачев С.Г. Национально-культурная специфика любви в русской и испанской паремиологии // Филологические науки. -1995. №3. - С. 56-66.

56. Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы). М., 1997.

57. Всеволодова М.В. Способы выражения временных отношений в современном русском языке. М., 1975.

58. Всеволодова М.В. Категория именной темпоральности и закономерности ее речевой реализации, Автореф. дис. .докт. филол. наук. М., 1982.

59. Всеволодова М.В., Потапова Г.Б. Способы выражения временных отношений. М., 1973.

60. Вялкина Л.В. Обозначение времен года в древнерусском языке // Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. М., 1969. - С. 200-213.

61. Вялкина JI.В. Из истории слов — терминов времени // Древнерусский язык. Лексикология и словообразование. М., 1975.

62. Гак В.Г. О контрастивной лингвистике // Новое в зарубежной лингвистике. Переводы. М., 1989. - С. 5-17.

63. Гак В.Г. Пространство времени // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. - С. 122-130.

64. Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998.

65. Гак В.Г. Язык как форма самовыражения народа // Язык как средство трансляции культуры. М., 2000. - С.54-68.

66. Галлямов С.А. Основы Башкордской, индогерманской философии. Т. 1. Уфа, 2001.

67. Галяутдинов И.Г. Два века башкирского литературного языка. Уфа, 2000.

68. Гарипова Н.Д. К лексико-грамматической характеристике персидских заимствований в башкирском языке // Башкирская лексика. Уфа, 1966. - С.25-33.

69. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М. 1996.

70. Гафарова Г.В., Кильдибекова Т.А. Когнитивные аспекты лексической системы языка. -Уфа, 1988.

71. Гачев Г.Д. Национальные образы мира: Курс лекций. М., 1998.

72. Геляева А.И. Человек в языковой картине мира. Нальчик, 2002.

73. Генидзе Н.К. Основы современного языкознания. СПБ., 2003.

74. Георгиева-Кириленко М.Н. Темпоральная лексика в русском языке в сопоставлении с болгарским. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Одесса, 1990.

75. Герд А.С. Введение в этнолингвистику. — СПб., 1995.

76. Глызина В.Е. Темпоральный признак в семантике имени существительного // Когнитивный анализ слова. Иркутск, 2000. — С.48-69.

77. Головаха Е.И., Кроник А.А. Психологическое время личности. -Киев, 1984.

78. Гольдберг В.Б. Лексика современного английского языка в свете лингвистических парадигм: методы исследования. Тамбов, 2003.

79. Грушина Н.Б. Концепт «время» в дискурсе современных художественно-публицистических журналов. Автореф. дис. .канд. филол. наук. СПб., 2002.

80. Гулыга Е.В., Шендельс Е.И. Грамматико-лексические поля в современном немецком языке. М., 1969.

81. Гумбольдт В. Фон Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

82. Гумбольдт В. Фон Язык и философия культуры. М., 1985.

83. Гумилев Л.Н. Этнос и категория времени // Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР. Выпуск 15. Л.; 1970.

84. Гуревич А.Я. Время как проблема культуры // Вопросы философии. 1969. - №3. - С.105-116.

85. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.

86. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990.

87. Дамбиева Э.Б. Категория времени и ее отражение в бурятском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1999.

88. Демченко И.Г. Смысловая структура существительных темпорального значения // Актуальные проблемы лексикологии. -Минск, 1970. С. 67-68.

89. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. -1994. № 4. -С. 17-33.

90. Денисенко Ю.Ф. Опыт реконструкции лексической системы псковских говоров средневековья (на материале местной лексики Псковских летописей) // Псковские говоры в их прошлом и настоящем. Д., 1988. С. 101-108.

91. Дешериева Т. И. Лингвистический аспект категории времени в его отношении к физическому и философскому аспектах // Вопросы языкознания. 1975. - № 2. —С. 111-117.

92. Дмитриев Н.К. Категория числа // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков, ч.П. Морфология. -М., 1956.

93. Дмитрюк С.В. Этнокультурная специфика образа времени в языковом сознании русских, казахов и англичан. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 2001.

94. Добродомов И.Г. Концепт// Лучшая вузовская лекция. Академическая филология: Литературоведение. Лингвистика. -М., 2004.

95. Евтухов В.Д. Темпоральная лексика белорусского языка и его история. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Минск, 1981.

96. Ермаков А.И. Проблема соотношения лексических и фразеологических единиц при выражении мгновенного времени (на материале русского, английского, испанского и французского языков). Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1991.

97. Жалейко Р.А. Перцептуальное время и его выражение в функционально-семантическом поле темпоральности. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1980.

98. Жеребков В.А. Грамматическая категория времени в системе немецкого глагола. Автореф. дис. .докт. филол. наук. Л., 1972.

99. Завельский Ф.С. Время и его измерение. М., 1987.

100. Зайнуллин М.В. Основные проблемы современного башкирского языкознания// Актуальные проблемы тюркского языкознания. Уфа, 2002. —С.5-15.

101. Зайнуллин М.В., Кильдибекова Т.А. Принципы сопоставительного функционально-когнитивного исследования русского и башкирского языков // Теория поля в современном языкознании. 4.5. Уфа,1999. - С.16-17.

102. Зайнуллина Л.М. Лингвокогнитивные исследования адъективной лексики (на материале английского, башкирского, французского и немецкого языков). Уфа, 2003.

103. Залевская А.А. Некоторые вопросы отображения реальности у пользователя языком // Реальность, язык и сознание. Тамбов, 1999.-С.4-13,

104. Залевская А.А. Психолингвистический подход к анализу языковых явлений // Вопросы языкознания. 1999. - №6. — С.31-42.

105. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. М., 2001.

106. Звездова Г.В. Русская именная темпоральность в историческом и функциональном аспектах. Дис. .докт. филол. наук. Липецк, 1996.

107. Зельдович Г.М. Временные квантовые наречия. Автореф. дис. . докт. филол. наук. Харьков, 1999.

108. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965.

109. Иванова И.Н. Концепция времени Б.Пастернака и ее связь с ритмико-интонационной организацией его стихов. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 2002.

110. Иванова С.В. Культурологический аспект языковых единиц. Уфа, 2002.

111. Ивашина Н.В. Семантическая микросистема обозначений времени в праславянском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Минск, 1977.

112. Историческое развитие лексики тюркских языков. — М.,1961.

113. Ишбердин Э.Ф. Историческое развитие лексики башкирского языка. М., 1986.

114. Ишбердин Э.Ф., Халикова Р.Х., Галяутдинов И.Г., Ураксин З.Г. Очерки истории башкирского литературного языка.- М., 1989.

115. Ищук Д.Г. Лексико-семантическое поле как выражение концептуальной модели времени в языке (на русско-славянском материале). Дис. .канд. филол. наук. СПб., 1995.

116. Казарян В.П. Понятие времени в структуре научного знания. -М., 1980.

117. Каменский И.П. Церковно-народный месяцеслов на Руси. М., 1990.

118. Каращук В.А. Темпоральные прилагательные в современном русском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Ташкент, 1978.

119. Кильдибекова Т.А. Основные направления когнитивного описания языка // Теория поля в современном языкознании. 4.5. -Уфа, 1999. С.11-15.

120. Кипсабит Кипкоэч Нгетунь Структурно-семантические особенности русских пословиц и поговорок с пространственно-временными характеристиками. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 2002.

121. Киреев А.Н. Башкирский народный героический эпос. Уфа, 1970.

122. Клименко А.П. О психолингвистической модели семантической микросистемы времени в русском языке // Вопросы лексики и грамматики русского языка. Вып. 13. Фрунзе, 1964.

123. Климишин И.А. Календарь и хронология. М., 1985.

124. Клочков И.С. Духовная культура Вавилонии: человек, судьба, время. М., 1983.

125. Кобрина Н.А. Когнитивная лингвистика: истоки становления и перспективы развития // Когнитивная семантика. 4.2. -Тамбов, 2000. С. 170-175.

126. Ковалева JI.M. О семантических признаках // Когнитивный анализ слова. Иркутск, 2000. — С.33-47.

127. Козаржевский А.Ч. Латинские основы календарной терминологии // Вопросы лингвистики и методики преподавания иностранных языков. Вып.1. М., 1968.

128. Колесов В.В. История русского языка в рассказах. М., 1994.

129. Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и в философской интуиции// Язык и этнический менталитет. Петрозаводск, 1995. -С. 13-19.

130. Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова.». СПб., 1999.

131. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и в языке.-М., 1990.

132. Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова. -М., 1969.

133. Кондратьева О.Н. Концепты внутреннего мира человека в русских летописях (на примере концептов душа, сердце, ум). Дисс. .канд. филол. наук. Кемерово, 2004.

134. Конецкая В.П. Введение в сопоставительную лексикологию германских языков. М., 1993.

135. Концептуальный анализ: методы, результаты, перспективы. — М., 1990.

136. Копочева В.В. Время в русской культуре и языке// Пространство и время в восприятии человека: историко-психологический аспект. 4.1. -СПб., 2003. С.304-310.

137. Копыленко М.М. Основы этнолингвистики. — Алматы, 1995.

138. Корнеева Н.В. Система временных значений в русском, французском и испанском языках (Контрастивный анализ). Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1980.

139. Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. М., 1999.

140. Косериу Э. Контрастивная лингвистика и перевод // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XXV. Контрастивная лингвистика. Переводы. М., 1989. - С. 63-81.

141. Кравченко А.В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск, 1996.

142. Кравченко А.В. Почему семантика не может не быть когнитивной: на пути к пониманию языка // Лингвистика, литературоведение. Пятигорск, 2000. — С.102-104.

143. Кравченко А.В. Знак, значение, знание: Очерк когнитивной философии языка. — Иркутск, 2001.

144. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. Волгоград, 2001.

145. Красухин К.Г. Три модели индоевропейского времени на материале лексики и грамматики // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. - С.62-77.

146. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. -М.,2002.

147. Крейдлин Г.Е. Время сквозь призму временных предлогов // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. - С. 139-151.

148. Кржижкова Е. Некоторые проблемы изучения времени в современном русском языке // Вопросы языкознания.- 1962. №3.

149. Кронгауз М.А. Структура времени и значение слов// Логический анализ языка: Противоречивость и аномальность текста. Вып. 3. М., 1990. С.45-52.

150. Кубрякова Е.С. Об одном фрагменте концептуального слова ПАМЯТЬ // Логический анализ языка. Культурные концепты. -М., 1991.-С. 85-91.

151. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика — психология — когнитивная наука // Вопросы языкознания. №4, - 1994. - С. 34-47.

152. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигматического анализа) // Язык и наука конца XX века. М., 1995. - С.149-238.

153. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.

154. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1999. - Т.58. - №5-6. - С.3-12.

155. Кубрякова Е.С. Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики// Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. - № 1. - С. 6-17.

156. Кустова Г.И. Когнитивные модели в семантической деривации и система производных значений // Вопросы языкознания. 2000.- № 4. С. 85-109.

157. Ладо Р. Лингвистика поверх границ культур // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск XXV. Контрастивная лингвистика. Переводы. М., 1989. - С. 32-62.

158. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике, Вып.ХХШ. М., 1988. - С.12-51.

159. Лакофф Дж. Когнитивная семантика. Язык и интеллект. — М., 1996.

160. Лангаккер Р.У. Когнитивная грамматика. М., 1992.

161. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930.

162. Ли Тоан Тханг Пространственная модель мира: (Когниция, культура, этнопсихология на материале вьетнамского и русского языков). Автореф. дис. .докт. филол. наук. М., 1993.

163. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН — С ЛЯ- 1993: № 1 С. 3-9.

164. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

165. Лоссиевский М.В. Былое Башкирии и башкир по легендам, преданиям и хроникам // Справочная книжка Уфимской губернии. Отд. 5 Уфа, 1883. - С. 368-385.

166. Любинская Л.Н. Категория времени и системный анализ. М., 1966.

167. Маковский М.М. Удивительный мир слов и значений: иллюзии и парадоксы в лексике и семантике. М., 1989.

168. Маковский М.М. Язык — миф — культура: Символы жизни и жизнь символов. М., 1996.

169. Мамонтов А.С. Язык и культура. Сопоставительный аспект изучения. -М., 2000.

170. Маслова В.А. Лингвокультурология. М., 2001.

171. Милейковская Г.М. О соотношении объективного и грамматического времени// Вопросы языкознания.- 1956. № 5.

172. Минский М. Фреймы для представления знания. — М., 1979.

173. Мифы народов мира. Энциклопедия. Т.1. М., 1980; Т.2. - М., 1982.

174. Моисеев А.И. Слова со значением времени в современном русском языке // Слово в лексико-семантической системе языка. -Л., 1972.

175. Моисеева Н.И. Время в нас и время вне нас. Л., 1991.

176. Мокиенко В.М. Загадки русской фразеологии. М., 1990.

177. Молчанов В.И. Время и сознание. М., 1988.

178. Молчанов Ю.Б. Четыре концепции времени в философии и физике. М., 1977.

179. Молчанов Ю.Б. Проблема времени в современной науке. М., 1990.

180. Морковкин В.В. Опыт идеографического описания лексики (Анализ слов со значением времени в русском языке). М., 1977.

181. Мостепаненко A.M. Проблема универсальности основных свойств пространства и времени. Л., 1969.

182. Мурьянов М.Ф. Время (понятие и слово) // Вопросы языкознания. 1978. - №2. - С. 52-66.

183. Мусаев К.М. Лексикология тюркских языков. — М., 1984.

184. Немзер У. Проблемы и перспективы контрастивной лингвистики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXV. Контрастивная лингвистика: переводы. М., 1989. С. 128-143.

185. Нещименко Г.П. Язык и культура в истории этноса // Язык — культура этнос.-М., 1994. С.78-90.

186. Нидерле Л. Славянские древности. М., 2001.

187. Никитин Е.П. Время бытия и время его познания // Время и бытие человека. М., 1991.

188. Никитин М.В. Развернутые тезисы о концептах// Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. - № 1. - С. 53-64.

189. Никитина С.Е. Культурно-языковая картина мира в тезаурусном описании (на материале фольклорных и научных текстов). Автореф. дис. .докт. филол. наук. М., 1999.

190. Новикова Н.С., Черемисина Н.В. Многомирие в реалии и общая типология языковых картин мира // Филологические науки. №1. - 2000. - С. 40-49.

191. Падучева Е.В. Феномен Анны Вежбицкой// Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996. С.5-32.

192. Падучева Е.В. К семантике слова время, метафора, метонимия, метафизика// Поэтика. История литературы. Лингвистика. М., 1999.

193. Панков Ф.И. Наречная темпоральность и ее речевые реализации. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1996.

194. Пеетерс А.В. Понятия пространства и времени в португальской фразеологии (к вопросу о языковой картине мира). Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1997.

195. Петров В.В., Герасимов В.И. На пути к когнитивной модели языка (вступительная статья) // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.23. М., 1988.

196. Пименов Е.А., Пименова М.В. Категоризация и концептуализация жизни (в политических мемуарах) // Лингвистика. Бюллетень Уральского лингвистического общества. Т. 13. Екатеринбург, 2004. - С.56-67.

197. Пименова М.В. Душа и дух: Особенности концептуализации. -Кемерово, 2003.

198. Пименова М.В., Кондратьева О.Н. Введение в концептуальные исследования. Вып 5. Кемерово, 2005.

199. Плунгян В.А. К описанию африканской «наивной картины мира» (локализация ощущений и понимание в языке догон) // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. - С. 156-160.

200. Плунгян В.А. Время и времена: К вопросу о категории числа// Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997,- С. 158-169.

201. Погодина Е.В. Специфика речевого функционирования категорий «пространство» и «время» в автобиографической прозе (на материале произведений М. Осоргина и И. Бунина). Автореф. дис. .канд. филол. наук. СПБ., 2000.

202. Покровский М.М. К вопросу о словах, обозначающих время // Филологическое обозрение. М., 1986.

203. Полторак С.Н. Некоторые размышления о пространстве и времени в контексте исторической психологии // Пространство и время в восприятии человека: историко-психологический аспект. -СПб., 2003.-Ч.1. С.1-4.

204. Попова В.Б. Наречия времени в чешском и русском языках. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Челябинск, 1999.

205. Попова З.Д. Употребление падежных и предложно-падежных форм в современном русском литературном языке. Воронеж, 1971.

206. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж, 2002.

207. Попова З.Д., Стернин И.А. Концептосфера и картина мира // Язык и национальное сознание. Вып. 3. Воронеж, 2002. - С. 4-8.

208. Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и национальная картина мира. Воронеж, 2002.

209. Попова З.Д., Стернин И.А. Полевая модель концепта // Введение в когнитивную лингвистику. Вып. 4. Кемерово, 2004. -С.12 — 40.

210. Поспелов Н.С. Категория времени в грамматическом строе русского языка // Вопросы теории и истории языка. М., 1952.

211. Потаенко Н.А. Словарные дефиниции как средство выявления принципов организации лексики (на материале слов со значением. времени во французском языке) // Вопросы языкознания. — 1980. №5. - С.33-45.

212. Потаенко Н.А. Время в языке. Пятигорск, 1996.

213. Потаенко Н.А. Время в языке (опыт комплексного описания) // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. — С.113-121.

214. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

215. Почепцов О.Г. Языковая ментальность: способ представления мира// Вопросы языкознания. -1990. ■ № 6. ■ С. 110-122.

216. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. К решению парадоксов времени. М.: Прогресс, 1994.

217. Радзиевская Т.В. О некоторых словах времени в украинском языке // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. -С.36-43.

218. Радутная О.А. Пространственно-временной синкретизм и его выражение в русском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук.-Л.,1988.

219. Раемгужина З.М. Языковая картина мира в башкирской фразеологии. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Уфа, 2000.

220. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000.

221. Рахматуллина З.Н. Башкир: Каков его менталитет? // Ватандаш. 2000. - №2. - С. 182-186.

222. Рахматуллина З.Я. Башкирский национальный дух // Ватандаш. 2002. - №1. - С.178-187.

223. Резник И.В. Функционально-семантическое поле темпоральности: лексико-семантическая категория и языковые средства ее выражения. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1988.

224. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974. J

225. Руденко С.И. Башкиры. Историко-этнографические очерки.-М.-Л., 1955.

226. Рудометкина М.И. Слова категории времени. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Киев, 1972.

227. Рыбаков Б.А. Календарь древних славян // Наука и человечество. М., 1962.

228. Рябцева Н.К. Аксиологические модели времени // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.

229. Рязановский JI.M. Идеографические аспекты немецкой фразеологии: Темпоральная фразеология. СПБ., 1997.

230. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. М., 1997.

231. Селешников С.И. История календаря и хронологии. М., 1977.

232. Семергей Р.А. Лексические показатели времени в современном русском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Ашхабад, 1983.

233. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. -М., 1993.

234. Серебренников Б.А., Кубрякова Е.С., Постовалова В.И. и др. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М., 1988.

235. Симашко Т.В. Денотативный класс как основа описания фрагмента русской языковой картины мира. Автореф. дис. .докт. филол. наук.- Северодвинск, 1999.

236. Скаличка В. Типология и сопоставительная лингвистика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXV. Контрастивная лингвистика: переводы. М., 1989.

237. Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. СПб., 1993.

238. Скребцова Т.Г. Американская школа когнитивной лингвистики. СПБ., 2000.

239. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М., 2000.

240. Сороколетова Н.В. Динамика вербализации времени в русском и французском языках. Автореф. дис. .канд. филол. наук. -Волгоград, 2000.

241. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Морфология. М., 1988

242. Стальмахова Е.А. Философская категория «Время» в языке русской поэзии. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Брянск, 1998.

243. Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. М., 1998.

244. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в период двоеверия. М., 1993.

245. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М., 2003.

246. Столбунова С.В. Фразеологические единицы со значением времени в современном русском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Тула, 1985.

247. Стопочева Мойер А.Ю. Время в контексте языка и культуры: минимальные единицы членения. - М., 2000.

248. Тань Аошуан. О модели времени в китайской языковой картине мира // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. — С.96-106.

249. Тарасова Е.В. Время и темпоральность. — Харьков, 1992.

250. Тарланов З.К. Этнический язык и этническое видение мира // Язык и этнический менталитет. Петрозаводск, 1995. — С.5-12.

251. Тарланов З.К. Язык и культура. Петрозаводск, 1984.

252. Телия Н.В. Коннотативный аспект в семантике номинативных единиц. М., 1986.

253. Терехова Е.В. Лексические средства выражения темпоральных понятий в немецком языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. -М., 2000.

254. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. -М., 2000.

255. Тильман Ю.Д. Культурные концепты в языковой картине мира (поэзия Ф.И.Тютчева). Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1999.

256. Толстая С.М. К соотношению христианского и народного календаря у славян: счет и оценка дней недели// Языки культуры и проблема переводимости. М., 1987.

257. Толстая С.М. Аксиология времени в славянской народной культуре // История и культура. — М., 1991. — С. 62-66.

258. Толстая С.М. Время // Славянские древности. Т. 1. М., 1995.

259. Толстая С.М. Время как инструмент магии: компрессия и растягивание времени в славянской народной традиции// Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. - С.28-35

260. Толстой Н.И. О словаре «Славянские древности» // Славянские древности. Т. I. М., 1995. - С.5-14.

261. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

262. Толстой .Н.И. Времени магический круг (по представлениям славян)// Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. -С.17-27.

263. Топорова Т.В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. М., 1994.

264. Трубачев О.Н. Славянская филология и сравнительность. От съезда к съезду // Вопросы языкознания. — 1998. Nq3. -С.3-24.

265. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. М., 1991.

266. Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. М., 1987.

267. Уитроу Дж. Структура и природа времени. М., 1984.

268. Унарокова Г.Д. Способы выражения пространственных отношений в разносистемных языках. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1993.

269. Успенский Б.А. Избранные труды. Т.2. Язык и культура. М., 1996.

270. Уфимцева А.А. Лексическое значение. М., 1986.

271. Уфимцева И.В. Слово и культура // Когнитивная семантика: Матер. Второй Международной школы — семинара по когнитивной лингвистике. 4.1. Тамбов, 2000. - С.90-91.

272. Фатыхова Л.А. Элементы контрастивной лингвистики. Уфа, 2001.

273. Филин Ф.П. Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи // Учебные записки Ленинградского государственного педагогического института имени А.И. Герцена. Л., 1949. Т.80.

274. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания// Новое в зарубежной лингвистике. Вып 23. Когнитивные аспекты языка. -М., 1988.

275. Фрумкина P.M. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца XX века. М., 1995. С. 74117.

276. Фрумкина P.M. Концепт, категория, прототип// Лингвистическая и экстралингвистическая семантика. М., 1996.

277. Фрумкина P.M. Психолингвистика. — М., 2001.

278. Хайруллина Р.Х. Фразеологическая картина мира: от мировидения до миропонимания. Уфа, 2000.

279. Хасанов И.А. Биологическое время. М., 1999.

280. Цыбульский В.В. Календарь и хронология стран мира.-М.,1982.

281. Чернейко JI.O., Хо Сон Тэ. Концепты жизнь и смерть как фрагменты русской языковой картины мира // Филологические науки. 2001. - №5. - С.50-59.

282. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях// Вопросы языкознания. — 1996.-No 2.-С. 68-79.

283. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991 — 2000). Екатеринбург, 2001.

284. Шанский Н.М. В мире слов. М., 1971.

285. Шаповалова Т.Е. Категория синтаксического времени в русском языке. М., 2000.

286. Шведова И.Ю. Теоретические результаты, полученные в работе над «Русским семантическим словарем» // Вопросы языкознания. 1999. - № 1. — С.3-16.

287. Швейцер А.Д., Никольский JI. Б. Введение в социолингвистику. М., 1978.

288. Ше'лестюк Е.В. О лингвистическом исследовании символа// Вопросы языкознания. 1997. - № 4. - С. 125-142.

289. Широкова Е.Н. Категория времени в лексическом и грамматическом выражении. Автореф. дис. .канд. филол. наук. -Н.Новгород, 1996.

290. Шмелев А.Г. Введение в экспериментальную психосемантику. -М., 1983.

291. Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю. М., 2002.

292. Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. М., 1964.

293. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.

294. Штернеманн Р. Введение в контрастивную лингвистику // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXV. Контрастивная лингвистика. Переводы. М., 1989. — С. 144-178.

295. Щекина И.А. Лексические средства выражения временных отношений в современном итальянском языке. Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1973.

296. Щепин А.Г. Лексико-грамматическое поле времени в современном русском языке. Иркутск, 1974.

297. Щербак A.M. Введение в сравнительное изучение тюркских языков. СПБ., 1994.

298. Экспериментальные методы в психолингвистике. М., 1987.

299. Элиаде М. Аспекты мифа. М.,2000.

300. Элькин Д.Г. Восприятие времени. — М., 1962.

301. Этнокультурная специфика языкового сознания. М., 1996.

302. Юсупов Р.А. Общее и специфическое в лексико-семантической и фразеологической системе русского и татарского языков. -Казань, 1981.

303. Яворский Б.М. Справочное руководство по физике. М., 1989.

304. Язык и национальные образы мира. Майкоп, 2001.

305. Яковлева Е.С. Время и пора в оппозиции линейного и циклического времени // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1991. - С. 45-51.

306. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М., 1994.

307. Яковлева Е.С. Час в системе русских названий времени // Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997. — С.267-280.

308. Яковлева Е.С. О понятии «культурная память» в применении к семантике слова // Вопросы языкознания. №3. - 1998. - С. 43-73.

309. Ярцева В.Н. Контрастивная грамматика. М., 1981.

310. Зэйнуллин М.В. Хэ^ерге башкорт э?эби теле: Морфология.-9фе, 2002.

311. Кусимова Т.К. Башкорт исемдэре. 0фе, 1976.

312. Хесэйенов F.B. Башкорт халкыньщ рухи донъяьы. 0фе, 2003.

313. Anstatt Т. "Zeit". Motiviemngen und Strukturren der Bedeutungen von Zeitbezeichnungen in slavischen und anderen Sprachen. Munchen: Verglag Otto Sagner, 1996.

314. Kovalskaya L., Ritchey Е/ Intercultural communication and the concept of time// Язык и национальные образы мира. Майкоп, 2001. С. 5359.

315. Steube A. Temporale Bedeutung im Deutschen // Studie Grammatica XX. -Berlin, 1980.

316. Wendorff R. Zeit und Kultur: Geschiche des Zeit bewustseins in Europa. -Wiesbaden: Westdeutscher Verlag, 1980.1. Список словарей

317. Войнова Л.А., Жуков В.П., Молотков А.И., Федоров А.И. Фразеологический словарь русского языка /Под ред. А.И.Молоткова. — М.,1986.

318. Гиндуллина А.Ф., Каримова Р.Х. Русско-башкирский учебный ситуативный словарь фразеологических единиц Уфа, 1992.

319. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1991.-4 т.

320. Исаев М.И. Словарь этнолингвистических понятий и терминов. -М., 2001.

321. Ислам: Энциклопедический словарь. М., 1991.

322. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. ред. Е.С.Кубряковой. — М., 1996.

323. Кузнецов С.Г. Большой толковый словарь русского языка. — СПб., 1998.

324. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н.Ярцева. -М., 1998.

325. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. — М.,1996.

326. Новый иллюстрированный энциклопедический словарь. М., 2000.

327. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общ. ред. Ю.Д.Апресяна. — М.,1999.12. "Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1989.

328. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1999.

329. Русский семантический словарь /Под ред. Н.Ю.Шведовой. -Т.1.-М., 2000.

330. Саяхова Л.Г., Хасанова Д.М., Морковкин М.М. Тематический словарь русского языка. — М., 2000.

331. Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. -М., 1974-1989. -4 т.

332. Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И.Толстого. -М.,1995-1999. Т. 1-2.

333. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.) / Гл. ред. Р.И.Аванесов. — М., 1988-2002.

334. Словарь русского языка XI-XVII вв. -М., 1975-2002.

335. Словарь сочетаемости слов русского языка /Под ред. П.Н.Денисова, В.В.Морковкина. — М., 1983.

336. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. — СПб., 1893.-3 т.

337. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. — М.,2001.

338. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986-1987.-4т.

339. Башкорт теленен, ьу?леге. М.,1993.

340. Башкорт теленен, диалекктары ьу?леге. — Уфа.2002.

341. Башкортса-русса ьу?лек. — М.,1996.

342. Зайнуллин Ж.Г. Шэрык алынмалары сузлеге. Казань, 1994.

343. Мэхмутов М.И., Хэмзин К.З., Сэйфуллин Г.Ш. Гарэпчэ-татарча-русча алынмалар сузлеге. Казань, 1993.

344. Ураксин З.Г. Башкорт теленен; синонимдар ьу?леге. — Уфа, 2000.

345. Ураксин З.Г. Русса- Башкортса фразеология ьу?леге. — М.,1989.

346. Урыдса-башкортса функциональ-ситуатив мэктэп ь.удлеге /Под ред. Т.А.Кильдибековой. — Уфа, 2003.и

347. Ураксин З.Г., Надршина Ф.А., Иосопов Х.Г. Башкортса-русса фразеологии ъу^лек. — Уфа, 1973.

348. Эхмэтьянов Р.Г. Татар теленен, кыскача тарихи-этимологик сузлеге. Казань, 2001.