автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Концепт "Смерть" в русской языковой картине мира и его вербализация в творчестве В.П. Астафьева 1980-1990-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концепт "Смерть" в русской языковой картине мира и его вербализация в творчестве В.П. Астафьева 1980-1990-х гг."

На правах рукописи

ОСИПОВА Александра Анатольевна

КОНЦЕПТ "СМЕРТЬ" В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА И ЕГО ВЕРБАЛИЗАЦИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ В. П. АСТАФЬЕВА 1980-1990-х гг.

10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Волгоград 2005

Работа выполнена на кафедре общего языкознания и истории языка ГОУ ВПО "Магнитогорский государственный университет"

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Шулежкова Светлана Григорьевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Шиганова Галина Александровна;

кандидат филологических наук, доцент Декатова Кристина Ивановна

Ведущая организация:

Челябинский государственный университет

Защита состоится 15 декабря 2005 г. в 12 часов на засед ании диссертационного совета Д 212.027.03 в Волгоградском государственном педагогическом университете по адресу: 400131, г. Волгоград, пр. им. В. И. Ленина, 27.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан 14 ноября 2005 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор филологических наук, Л I

профессор \У • О. Н. Калениченко

2/ПШ

Изучение концептов является одним из актуальных направлений в лингвистке последних лет. Об этом свидетельствуют теоретические исследования концепта (Н.Ф.Алефиренко, А.П.Бабушкин, В.И.Карасик, Н.В.Крючкова, Д.С.Лихачев, М. В. Никитин, 3. Д. Попова, И. А. Сгернин, А. В. Рудакова, Г. Г. Слышкин и др.), а также значительное количество работ, посвященных описанию конкретных концептов: "Война" (Л. Н. Бенедиктова, О. В. Долгополов), "Дерево" (Н.А.Красс), "Душа" и "Вера" (Г. Н. Абреимова), "Красота" (Е. В. Севрюгина), "Любовь" (С. Г. Воркачев, Т.Н.Данькова, Л.Н.Чурилина), "Луна" (Л.М.Зайнуллина), "Муза" (М.А.Бабурина), "Обман" (В. И. Шаховский, Н. Н. Панченко), "Образ мира" (Б.В.Дашиева), "Память" (Е.С.Кубрякова, О.В.Шаталова, С.Г.Шулежкова), "Природа" (В.Н.Рябова), "Развитие" (С. А. Анохина), "Рыцарь" (Н. Г. Чекалина), "Солнце" (Т. Н. Колокольцева), "Страх" (М. В. Никитин), "Труд" (К. А. Жуков, Г.В.Токарев, О. Е. Чернова), "Цвет" (И. В. Белобородова), "Человек" (Е. Богданова) и др.

Несмотря на большое число лингвистических, лингвокультурологических трудов, посвященных концептам, в теории концепта остается немало нерешенных вопросов, касающихся соотношения концепта и понятия, определения термина "концепт" ("многомерный сгусток смысла", "смысловой квант бытия", "ген культуры" - С. X. Ляпин; "некая потенция значения" - Д. С. Лихачев; "сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека" - Ю. С. Степанов; "эмбрион мыслительной операции"- С. А. Аскольдов), подхода к методике анализа языкового материала, именования места нахождения концепта (концептосфера- Д.С.Лихачев, 3. Д. Попова, И. А. Сгернин, Г. Г. Слышкин; концептуальная картина шра-С. И. Драчева, Т. А. Голикова; языковая картина мира - О. В. Бычихина, И. А. Федюнина; ментальность - Н. Ф. Алефиренко, В. В. Колесов; языковое сознание -В. И. Карасик).

В концептуальных исследованиях выделяется несколько подходов (интегратив-ный, когнитивный, лингвоантропологический, лингвокулыпурологичгский, югическш, психологический, философский). Все эти подходы пересекаются в одной точке - ментальное™ и культуре народа (которые неразделимы) и, следовательно, могут быть в конце концов сведены к одному, например, интегративнаму, при котором будут учтены самые важные характеристики концепта.

В данном диссертационном сочинении в качестве рабочего используется следующее определение концепта. Концепт - это когнитивное (мыслительное) образование полевой структуры, объединяющее связанные с каким-либо явлением понятия, представления^ знания, ассоциации, переживания, часть которых составляет инвариантное коллективно выработанное и понятийно структурированное, оформленное ядро, а остальные-индивидуальную ассоциативно-мерцающую периферию.

Концегтг включает в себя вербализованную и невербализованную части. Вербализованная часть может быть описана в ходе анализа различных источников: толковых, этимологических, фразеологических, словообразовательных, энциклопедических, ассоциативных словарей; словарей пословиц и поговорок; результатов ассоциативного эксперимента (они дакгг информацию об инвариантном коллективно выработанном ядре), а также текстов, созданных конкретной личностью (они дают информацию об индивидуально-авторском варианте концепта, присущего концептосфере этой личности).

Для более четкой организации и удобства восприятия знаний о концепте "Смерть" в диссертационном исследовании используется прием построения фрейма. Фрейм-обобщенное представление о какой-либо типичной жизненной ситуации, ее схема, "структура знаний, представляющая собой пакет информации об определенном фрагменте человеческого опыта (объекте (стереотипной) ситуации)" (И. М. Кобозева, 2000). Формально фрейм представляют в виде структуры узлов и отношений Вершинные уровни фрейма фиксированы и соответствуют вещам, всегда справедливым по отношению к предлагаемой ситуации. Ниже этих узлов находятся терминальные узлы, или слоты. Установив в ходе анализа семантики имени концепта терминальные узлы и возможные слоты соответствующего фрейма, мы получим обобщенное представление о концепте, являющемся составной частью концегтгосферы русского народа.

Настоящая работа посвящена анализу концепта "Смерть", который занимает важное место в ряду ценностных понятий носителей русского языка. Концепт «Смерп.» уже описывался лингвистами (Е.В.Дзюба, Н.В.Кудрина, Т.Павлович, Хо Сон Тэ, Л. О. Чернейко, А. Б. Юминова) как отдельно, так и в сопоставлении с концептом-антонимом "Жизнь". Выбор кониепта "Смерть" как объекта исследования обусловлен его местом в русской концептуальной картине мира По словам Л. А. Шестак, существуют исходные, первичные концепты, из которых затем развиваются все остальные. Рефе-

рируемая диссертация продолжает исследование концепта «Смерть» как одного из базовых концептов русской национальной концегтгосферы.

В диссертации анализируется концепт "Смерть" как элемент языковой картины мира носителей современного русского языка (инвариантная часть) и как элемент индивидуально-авторской картины мира (алиоинвариашная часть), вербализованный в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. По данным различных лингвистических словарей реконструируется инвариантное значение (содержательное ядро) концепта. На основе изучения функционирования различных вербализагоров концепта "Смерть" в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. устанавливаются индивидуально-авторские особенности этого концепта.

Аетуапьностъ предпринятого исследования обусловлена недостаточной изученностью концепта "Смерть" и средств его вербализации в русском языке, несмотря на его большую значимость в русской национальной концептосфере; необходимостью проанализировать средства и особенности вербализации концепта "Смерть" в индивидуальной концептосфере В. П. Астафьева, которая вообще не подвергалась пока анализу.

Объектом исследования в данной работе являются слова и сверхслов ные языковые единицы, вербализующие концепт "Смерть" в русской языковой картине мира (по лексикографическим данным) и в языковой картине мира В. П. Астафьева, отображенной в его творчестве 1980-1990-х гг. Мы используем термин "сверхсловные языковые единицы", так как в своей работе не ставим задачу решения терминологических споров, касающихся наименований объектов фразеологии в узком и в широком смысле ее значений. Для нас важно наметить лишь границы между двумя типами языковых единиц-вербализагоров, участвующих в репрезентации концепта "Смерть": отдельных лексем и сверхсловных образований. Их объединяет то, что и те, и другие являются языковыми единицами. Итак, сверхсловные языковые единицы-- это соединение двух или более компонентов слоеного характера с постоянным, закрепленным в языковом узусе значением, которые обладают устойчивостью грамматической структуры и компонентного состава и воспроизводимостью в качестве готовой единицы языкового общения.

Предметом анализа стали состав и структура поля вербализагоров (ПВ) концепта "Смерть" в системе русского языка и в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг., а также парадигматические, синтагматические, словообразовательные, ассоциативные связи

между вербализагорами поля как отражение признаков концепта "Смерть", существующего в языковой картине мира и в индивидуальной картине мира писателя.

Цель исследования - комплексное описание состава, структуры и семантических связей единиц, вербализующих концепт "Смерть"; выявление специфики репрезентации этого концепта в русской языковой картине мира и в индивидуальной языковой картине мира В. П. Асгафьева(по произведениям 1980-1990-х гг.).

Для достижения цели исследования в диссертации решаются следующие задачи:

1) описать инвариантную составляющую концепта "Смерть" в современном русском языке на материале лингвистических словарей;

2) выявить семантические отношения между компонентами поля вербализаторов (ПВ) концепта "Смерть" как элемента языковой картины мира;

3) проанализировав результаты ассоциативного эксперимента, проведенного составителями "Русского ассоциативного словаря", и результаты ассоциативного эксперимента, проведенного нами в 2004 г., с одной стороны, соотнести представления молодежи о смерти в разные временные промежутки, с другой стороны, соотнести астафьевское представление о смерти с общенародным;

4) установить и описать составляющие ПВ концепта "Смерть" в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.;

5) рассмотреть особенности вербализации представлений о смерти как естественном/неестественном процессе, представлений о следствиях, порождаемых этим явлением, о возможном бытии души после смерти.

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в нем впервые рассматриваются как инвариантные (общие для носителей современного русского языка), так и специфические (свойственные индивидуально-авторской картине мира В. П. Астафьева) средства вербализации и признаки концепта "Смерть".

Теоретическая значимость работы состоит в том, что исследование средств репрезентации концепта "Смерть", семантических отношений межау ними позволяет выявить особенности связи между словами и сверхсловными образованиями в языковой картине мира и соответствующими элементами в концептуальной картине мира современных носителей русского языка.

Практическая значимость заключается в том, что результаты данного исследования могут быть использованы в лексикографической практике при описании семанти-

ческой структуры слов, содержащих сему 'смерть', в университетском курсе преподавания русского языка, а также при чтении спецкурса, посвященного своеобразию языка В. П. Астафьева

Источниками исследования концепта "Смерть" как фрагмента русской монцеп-тосферы стали различные словари русского языка (толковые, словообразовательные, этимологические, ассоциативный; словари синонимов, антонимов, сочетаемости слов); дополнительными источниками послужили энциклопедические словари (философский, этики) и результаты проведенного диссертантом ассоциативного эксперимента В качестве источников исследования особенностей вербализации концепта "Смерть" в творчестве В.П.Астафьева 1980-1990-х гг. использованы произведения 1980-х гг. (роман "Печальный детектив", рассказы "Без последнего", "Вимба", "Голубое поле под голубыми небесами", "Ельчик-бельчик" (притча), "Жизнь прожить", "Ловля пескарей в Грузии", "Лю-дочка", "Медвежья кровь", "Мною рожденный", "Светопреставление", "Слепой рыбак", 'Тельняшка с Тихого океана", "Улыбка волчицы") и 1990-х гг. (роман "Прокляты и убиты", повесть "Веселый солдат", лирическое сочинение "Из тихого света": попытка исповеди), включенные в отдельные тома гвггнадиятитомного собрания сочинений В. П. Астафьева

Материалом для исследования послужила картотека, состоящая из нескольких частей: 1) посвященные слову смерть различные словарные статьи (из лингвистических и энциклопедических словарей); 2) 526 реакций на слово-стимул смерть, 100 слов-стимулов, на которые были даны реакции смерть (по данным "Русского ассоциативного словаря"), 822 реакции на слово-стимул смерть (из них разных реакций - 216, единичных- 130), полученные в ходе эксперимента, проведенного диссертантом в 2004 г.; 4) слова и сверхсловные образования (626 единиц, употребленные 2348 раз), являющиеся средствами вербализации концепта "Смерть" в произведениях В.П.Астафьева 19801990-х гг.

В качестве основных методов и приемов исследования в работе используются метод моделирования семантического поля, позволяющий изучать значения языковых единиц в их связях друг с другом; метод свободного ассоциативного эксперимента, дающий необходимые результаты для обнаружения когнитивных признаков концегтга; метод компонентного анализа доя установления отнесенности слов и сверхсловных образований к числу вербализагоров концепта; метод контекстуального анализа при ис-

следовании функционирования вербализаторов концепта "Смерть" в условиях контекста; описательный метод с использованием приемов интроспекции, интерпретации, сопоставления, обобщения и типологизации при классификации языковых средств вербализации концепта; прием построения и анализа минимального содержательного ядра ключевого слова вербализующего концепт в языке, для выявления ядра ПВ концепта "Смерть" и его связи с другими лексико-семангическими вариантами (ЛСВ) имени концепта; прием аналгва синонимов ключевого счова, дающий возможность выявить дифференциальные признаки исследуемого концепта, появляющиеся при сопоставлении лексем, принадлежащих к синонимическому ряду; прием анализа лексической сочетаемости ключевого слова для получения наибольшего числа семантических признаков лексемы-имени концепта; прием количественных подсчетов для выявления соотношения разных групп вербализагоров концегтта.

Положения, выносимые на защиту.

1. Вербализагоры концепта "Смерть" - крупный разряд лексико-фразеологической системы русского языка, имеющий разветвленную иерархическую структуру. Смерть предстает в сознании носителей современного русского языка не только как процесс прекращения жизнедеятельности, но и как процесс перехода из состояния бытия в состояние небытия.

2. Фрейм смерть как ''пакет" информации, знания о соответствующем процессе состоит из следующих терминальных узлов: 1) участники процесса (объект, субъект, наблюдатель действия); 2) модификатор (изменяемость, проявляющаяся в переходе объекта из одного состояния в другое); 3) процесс перехода объекта из состояния бьпия в состоят ние небытия, который может носил, естественный или неестественный характер; 4) протяженность процесса во времени (стадии); 5) причины смерти; 6) характеристики смерти; 7) эмоции и оценка смерти; 8) результате (результат смерти, оцениваемый наблюдателем).

3. Фрагменты концепт "Смерть", связанные с представлениями о естественной/неестественной смерти, следствиями, порождаемыми этим явлением, возможным бытием, которое наступает после смерти, являются ключевыми в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.

4. Основной корпус мортальных языковых единиц, актуализирующих характер смерти в индивидуальном концепте писателя, составляют слова и сверхсловные образования, манифестирующие неестественную смерть.

Апробация работы. О результатах исследования докладывалось на Международной научной конференции "Фразеология и межкультурная коммуникация" (Тула, 2002); Международной научной конференции "Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе" (Магнитогорск, 2003); Международной научной конференции "VII Ручьевские чтения: Литературный процесс в зеркале рубежного сознания (философский, лингвистический, эстетический, культурологический аспекты)" (Магнитогорск. 2004); Всероссийской научно-практической конференции "Виноградовские чтения-2005" (Тобольск, 2005), а также на внутривузовских научно-практических конференциях (Магнитогорск, 1999,2005) и на заседаниях научно-теоретического семинара молодых преподавателей и аспирантов-лингвистов при кафедре общего языкознания и истории языка Магнитогорского государственного университета (1999-2004). Основные положения диссертации освещены в 6 публикациях, из которых 4 статьи и 2 тезисов.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и приложения, включающего перечень ассоциаций на слово-стимул смерть и индекс вербализаторов концепта "Смерть" в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. Выводы даются отдельно по каждой главе.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы и актуальность исследования, определяются его объект и предмет, формулируются цели и задачи, решаемые в работе, указываются методы и приемы исследования, раскрывается его научная новизна, определяется теоретическая и практическая значимость работы, формулируются основные положения, выносимые на запцпу, называются виды апробации, характеризуется структура диссертации.

В первой главе "Концепт "Смерть" как элемент русской языковой картины мира (по лексикографическим данным)", состоящей из трех параграфов, выявляются инвариантные для носителей русского языка признаки концепта "Смерть". В ходе анализа данных различных лексикографических источников определяются основные терминальные узлы и слоты фрейма смерть.

Анализ лексического значения слова смерть является необходимым условием описания концегпа "Смерть", так как значение имени концепта своими системными семами передает определенные признаки, образующие концепт, хотя это всегда лишь часть смыслового содержания концепта. Анализ имени (ключевого слова) концепта "Смерть" по данным русских словарей периода до XIX в. и XIX-XX вв. позволяет выявить все ЛСВ слова смерть: I) 'процесс прекращения жизнедеятельности и переход из одного состояния в другое'; 2) 'смертная казнь'; 3) 'конец, полное прекращение какой-нибудь деятельности; гибель, уничтожение чего-л.'; 4)'очень, в высшей степени, чрезвычайно'; 5)'плохо, нехорошо; горе, беда'; 6)'мор, моровая язва'; 7)'погибель'; 8)'умирание'; 9) 'бессмертие души' - и определить минимальное содержательное ядро (или инвариант) концепта с учетом корректировки значений лексемы смерть, предложенных толковыми словарями. Инвариант выглядит следующим образом: 'прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'. Сои менами концепта "Смерть" являются синонимы конец и кончина. В целом синонимические парадигмы выделяют тройную культурную доминанту смерть -кончина -конец, которая в обыденном сознании составляет ядро концепта "Смерть". Однако "Новый объяснительный словарь синонимов" (НОСС) фиксирует свойственные этим словам различия культурных смыслов. Явление смерти предполагает определенный процесс, манифестируемый глаголами умирать/умереть, которые считаем целесообразным включить в ядро анализируемого концепта.

Переход от понятия к слову можно проследить, используя данные "Русского семантического словаря" (РСС) [1983], в котором сделана попытка получения информации о лексическом окружении любой единицы. В статье дескриптора "Смерть" в словаре объединено 41 слово, структура лексического значения которых включает некоторые из 9-ти базовых семантических множителей (гиб-, немей-, poena-, уби-, смерт-, умер-, пре-кра-, уничт-, организм-). Самым продуктивным среди них является семантический множитель (СМ) уби-, так как он объединяет в дескрштгорной статье наибольшее количество лексем (16). Чуть менее продуктивным оказался СМ смерт- (объединяет 12 лексем). СМ организм- оказался "не работающим", так как не входит ни в одно из слов в статье дескриптора. Нужно отметтггь, что самым эффективным, по данным РСС, стал СМ, отражающий смерть как неестественный процесс. Идея неестественной смерти отражается в более разнообразном списке лексем, что косвенно можно объяснить превалированием в

русском языке единиц, содержащих пейоративную оценку. Вслед за Л. Н. Чурилиной, мы считаем, что единицы, вошедшие в состав дескриптора, образуют, в свою очередь, более частные объединения - семантические микрополя в составе рассматриваемого семантического поля ("способ смерти", "следствие", "состояние", "эмоции"), которые позволят реконструировать концепт "Смерть" в лексико-системном варианте его представления.

Полевая модель структуры концепта подобна полевой модели значения слова, поэтому во втором параграфе первой главы описываются основные языковые средства репрезентации ядра и периферии концеггга "Смерть" (состав поля вербализагоров (ПВ)-ядро-основное значение (ЛСВ1) и 8 ЛСВ лексемы смерть, распределенные по характер)' семантических отношений с ядром - околоядерные, зоны ближней и дальней периферии, - а также родовые, видовые, синонимические, антонимические элементы, связанные с каждым ЛСВ). Само слово смерть в качестве видового имени можно отнести к лекси-ко-семшпическому полю Прекращение (гипероним). В эквиполентной оппозиции с именем анализируемого концепта находятся его согипонимы по полю Прекраи{ение - кончиться 'прийти к концу, прекратиться', пройти 'о чем-нибудь бывшем, доившемся: миновать, протечь, прекратиться', перестать 'кончиться (о том, что длилось, продолжалось)', затихнуть, утихнуть 'стать тише, перестать, прекратиться', замереть 'затихая, прекратиться', потухнуть 'ослабевать, терять силы, исчезать'. В нулевой оппозиции с ядерной семемой, выделенной нами ('прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'), находятся синонимы имени концепта - лексемы конщ и кончина (последний не нашел отражения в РСС). К антонимам ядерной семемы (эквиполенгная оппозиция с ядром ПВ) по данным "Словаря антонимов русского языка" Л. А. Введенской мы относим единицы, обозначающие наличие существования или начало существования кого-л.: жизнь 'существование человека, животного', рождение 'момент появления на свет', бессмертие 'вечное существование, не прекращающееся бытие'. Несомненно, в ПВ концепта "Смерть" должны бьпь включены однокоренные слова из словообразовательных гнезд "Смерть" и "Мереть", отражающие ценностный аспект культурной информации о концепте. Кроме основных единиц- лексем, в структуру ПВ концепта "Смерть" включены сверхсловные языковые единицы, играющие важную роль в репрезентации концепта "Смерть" как в русской языковой картине мира, так и в индивидуально-авторской картине мира произведений В. П. Астафьева 19801990-х гт. и распределенные по характеру семного наполнения их значения в секторах

каждого из выделенных ЛСВ слова смерть. Проанализированные сверхсловные языковые единицы качественно дополняют ПВ концепта "Смерть", так как несут на себе оценку его имени.

Анализ сочетаемостных возможностей ключевого слова по данным «Учебного словаря сочетаемости слов русского языка» (УСС) позволил определить Дополнительные семантические признаки лексемы и установить важнейшие черты Концепта "Смерть". Отмечено 19 основных моделей, по которым лексема смерть синтаксически сочетается с прилагательными, существительными, глаголами в словосочетаниях. Самую большую группу составили атрибутивные и объектные словосочетания (легкая смерть, геройская смерть; смерть отца, смерть родителей и т. д.). Основным объектом смерти является человек. Об этом свидетельствует словарная помета о человеке. Следовательно, в русской концептосфере понятие смерти связывается главным образом с человеком - Типичным объектом смерти в различных высказываниях. В отличие от объекта, субъект смерти в УСС не называется, хотя часто предполагается. Обнаружены некоторые черты явления смерти: смерть может быть естественным и противоестественным процессом, а также добровольным актом; смерть может характеризоваться через временнэю отнесенность к другому процессу или явлению; смерть - это, с одной стороны, неизбежный процесс, с фугой - процесс, который возможно предотвратить; смерть - это то, что однозначно вызывает у людей страх; смерп. - предмет философских и прочих размышлений человека; близость смерти является толчком к завершению человеком всех дел на земле; смерть -это мерило человеческих ценностей.

Анализ данных "Русского ассоциативного словаря" (РАС) и проведенного нами свободного ассоциативного эксперимента дает необходимые результаты для обнаружения когнитивных признаков концепта, которые в процессе исследования другими методиками остались без внимания. Немаловажными являются зеркальные ассоциации (пары слов, являющихся друг для друга реакциями) и так называемые "новые" ассоциации, которые не свойственны семантическим отношениям, выявленным нами в ходе анализа сочетаемости лексемы смерть по данным УСС. Зеркальные ассоциации свидетельствуют об устойчивой связи между концептами, объективированными данными бловамй, поэтому они несут наиболее важную информацию о соотношении концептов в концептосфере. Так, типичными объектами смерти являются родственники (ср. в РАС мать, дедушка дядя), которые воспринимаются русским языковым сознанием как нечто дорогое, ценное,

то, что тяжелее всего терять. Устойчивыми являются представления о сосуществовании двух полярных понятий (смерть -жшнь), а также о противоположении некоторых явлений (смерть - здоровье и многочисленные примеры с частицей не в качестве главного члена реакции: не думать, не люблю, не признавать и т. д.). Константными остаются и синонимические связи слова-стимула смерть (конец, конец жизни, уйти), и атрибуты (черный, кровь), и причинность смерти (реакции с предлогом от. от жажды, от пожара, от раны, от яда и т. д.).

В ходе нашего ассоциативного эксперимента респондентами стали студенты перво-го-пягого курсов филологического, исторического факультетов и факультета информатики Магнитогорского государственного университета (281 человек). Сопоставление данных, полученных авторами РАС в ходе ассоциативного эксперимента 1988-1991 гг., и данных эксперимента, проведенного нами в 2004 г., показало, что совпадает или является сходной лишь малая часть реакций (59), а основная масса слов-ответов характеризуется несхожестью. Это, с одной стороны, свидетельствует об устойчивости определенного числа реакций, собранных РАС и нами, а значит, доказывает прочность концептуальных связей, которые отражаются в данных ассоциациях. С другой стороны, большое количество разных реакций указывает на подвижность самого концепта "Смерть", объективирующегося в разные временные промежутки разными языковыми средствами. Количественные показатели частотности реакций по данным РАС в ходе нашего эксперимента не подтвердились (ср., например, реакции в РАС и результаты нашего эксперимента соответственно: жизнь - 50 реакций и ясизнь - 7 реакций; могила - 1 реакция и могила -32 реакции; похороны - 1 реакция и похороны - 18реакций; черный- 2 реакции и черный - 26 реакций и т. п.). Такое положение дел ставит под сомнение надежность основных, совпадающих реакций. Анализируя полученные в ходе эксперимента данные, мы распределили основной материал по семантическим группам (5 групп: объектные ассоциаты, синонимы/антонимы, видовые имена, чувственные ассоциаты, когнитивные ассо-циаты) и установили, что когнитивные ассоциаты - самая многочисленная группа (в количественном отношении это 617, то есп> 75 % от всех полученных реакций). Такие ассоциаты и составляют базовый слой концепта- "культурный" образ смерти. Результаты эксперимента, проведенного нами, также позволили получить интересную информацию о наличии специфики в понимании и оценке современной молодежью явления смерти

(отсутствие иронических реакций, реакций-ассоциаций на литературные произведения или героев, превалирование пессимистических настроений в отличие отданных РАС).

Во второй главе "Вербализация концепта "Смерть" в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гт.и, состоящей из четырех параграфов, рассматривается вербализация представлений о смерти в произведениях писателя. В индивидуальном концегтте определяются общие для всех носителей русского языка и специфические для В. П. Астафьева концептуальные признаки.

ПВ концепта "Смерть" в творчестве В.П.Астафьева 1980-1990-х гг. обширно. В качестве репрезентантов индивидуально-авторского концепта рассматриваются абсолютно все извлеченные из художественных текстов В. П. Астафьева указанного периода единицы, включающие сему 'прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'. При этом не дифференцируются случаи употребления единиц, вербализующих концепт "Смерть", в речи автора и в речи персонажей. Это, во-первых, связано с тем, что речь персонажей создана автором, то есть В. П. Астафьев в процессе продуцирования анализируемых текстов выбрал из всего многообразия предлагаемого языком материала (языковой системы) то, что соответствует устойчивым связям между понятиями и концептами в его картине мира. Во-вторых, мы не дифференцировали случаи употребления единиц, вербализующих концепт "Смерть", в речи автора и в речи персонажей потому, что В. П. Астафьеву свойственно не только прямо высказывать свою точку зрения в авторских комментариях к описываемым событиям, но и выражать свои мысли через речь персонажей. В связи с этим необходимо упомянуть, что многие произведения В. П. Астафьева являются автобиографическими, материалом для автора чаще всего служит его собственная жизнь в ее бесчисленных подробностях, передаваемых с такой непосредственностью, словно все, о чем рассказывается, происходит на наших глазах.

Концепт "Смерть" в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. вербализуется 626 словами и сверхсловными единицами в 2348 употреблениях, которые распределяются в ПВ концепта 'Смерть" по следующим зонам: 1) ядерная зона, включающая единицы со стержневой семой 'процесс прекращения жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия', - 0,7% от общего числа вербализасгоров концепта (8,9 % употреблений); 2) зона вербализаторов с дополнительной семой, подчеркивающей естественный характер смерти - 3,8 % (2,5 % употреблений); 3) зона единиц с дополни-

тельной семой, указывающей на неестественный характер смерти- 57,9% (47,5 % употреблений); 4) зона, включающая единицы с дополнительной семой 'следствие смерти' - 21,2 % (29,6 % употреблений); 5) зона ед иниц, семаншка которых связана с представлением о состоянии умирающего/умершего и о бытии души после смерти-6,2% (4,1 % употреблений); 6) периферийная зона, объединяющая вербализагоры, не содержащие в значении ядерную сему ('процесс прекращения жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия но контекстуально призванные дополнить и расширил, рамки фрейма смерть -9,9% (7,1 % употреблений). В числе вер-бализаторов концепта "Смерть" преобладают спрягаемые формы глаголов и процессуальных сверхсгювных языковых единиц, а также причастия; наименее представлены отглагольные существительные, прилагательные и д еепричастия.

Ядерная зона ПВ концепта "Смерть" в произведениях В. П. Астафьева 19801990-х гг. строится сле^ющим образом. Центр поля занимает ключевая лексема, именующая концепт,- лексема смерть (в произведениях В.П.Асгафьева 1980-1990-х гг. употребляется 108 раз), которая репрезентирует инвариантное значение (минимальное содержательное ядро) 'процесс прекращения жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'. Среди сочетаемостных моделей со словом смерть самую большую группу составляют словосочетания, носящие атрибутивный характер и охватывающие ряд частных значений (атрибутивно-качественные, например, адская, верная, гадская смерть; атрибутивно-субъектные, например, бессмысленность, жар, лагерь смерти; атрибутивно-временные, например, близкая, преждевременная смерть и др.). Частотными являются и словосочетания, носящие объектный характер, в свою очередь, также имеющие частные значения (объект-адресат, например, смерть красноармейца, шпионам, немецко-фашистским захватчикам", объект желания, поиска, достижения, удаления, например, ждать, желать смерти, молить о смерти, прятаться от смерти-, объект восприятия речи {говорить о смерти); объект эмоционального отношения, например, безразличие к смерти, пережить смерть). С опорой на функционирование лексемы смерть в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. была уточнена структура фрейма смерть (конкретизация образа субъекта смерти; объединение элементов неязыковых знаний, также входящих в единый нэгншивный образ: перцептивные характеристики смерти (жар смерти, холод смерти), олицетворение смерти (ходит смерть, бьет смерть), отношение к смерти, навык, которые может выработать объект (забывать

смерть, привыкать к смерти, приучиться к смерти), призыв к действию (Смерть врагу).

В ядро концепта "Смерть" также входят слова конец и кончина (синонимы лексемы смерть), которые употребляются в произведениях В. П. Астафьева значительно реже (14 и 6 раз соответственно), но привносят в общее основное значение со словом смерть 'окончание жизни кого-л.' особые дифференцирующие смысловые признаки Например, слово кончина может подчеркивать особое отношение к смерти и уважение к умершему, или задавать повествованию торжественный тон; слово конец в некоторых случаях подчеркивает близость смерти. Продуктивным в творчестве В. П. Астафьева стало использование экспрессивных или сниженных слов-синонимов лексемы конец (капут -10 случаев, хана - 3 случая, конец, краиты - по одному случаю), которые, употребляясь в речи персонажей и будучи экспрессивными и ненормативными, располагаются за пределами ядра ПВ концепта "Смерть" В ядро концепта "Смерть" также включаются нейтральные глаголы умирать/умереть, в самом общем виде манифестирующие определенный процесс, который предполагает явление смерти (в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гт. отмечено 82 их употребления). Слова умирать^умереть в художественных произведениях В. П. Астафьева могут обозначать процесс смерти как 'естественный переход из состояния бьгтя в состояние небытия' и как 'неестественный переход из состояния бьггия в состояние небьпия'. Последний конкретизируется в контекстах и осложняется дополнительными частными семами ('гибель кого-л.', 'уничтожение чего-л.').

Самую большую зону образуют едоницы, манифестирующие неестественную смерть (314 слов и 50 сверхсловных образований). Значения слов и сверхсловных образований данной области находятся в видородовых отношениях с ядром анализируемого ПВ и содержат интегральные семы 'смертная казнь', 'погибель' и 'конец, полное прекращение какой-нибудь деятельности; гибель, уничтожение чего-л.' (отмеченные нами в ПВ концепта "Смерть" ЛСВ 2, ЛСВ 3 и ЛСВ 7). С учетом су&ьекгао-обьекшых отношений выделяются 2 ниженазванные группы единиц с интегральными семами, отражающими наиболее важные представления о неестественной смерти.

I. Группа, объединенная общей семой 'насильственное лишение жизни', где субъект и объект неестественной смерти различаются, причем ими могут быть и люди, и растения/животные, и внешние обстоятельства, и нечто неодушевленное. В данной группе, в свою очередь, выделяется несколько подгрупп:

1) подгруппа единиц, манифестирующих общее представление о неестественной смерти (171 слово и 31 сверхсловное образование, например: бить, губить/погубить, доконать, запласнуть, истребление, ликвидировать, мокрятник 'убийство', мясничатъ 'убивать невинных', проливать/пролить кровь, разгромить, сгубить, убийство и др.);

2) подгруппа единиц, манифестирующих частные представления о неестественной смерти. Эти представления, в основном, связаны с конкретными причинами смерти, способами лишения жизни, отраженными в семантике каждого слова или сверхсловного образования (120 и 9 единиц соответственно). Так, в произведениях В. П. Астафьева 19801990-х гт. описывается умерщвление кого-, чего-либо при помощи огнестрельного оружия (завалить, застрелить, перестрелять, подбить, пострелявший, расстреливать/расстрелять 'кого-что. подвергнуть сильному обстрелу на коротком расстоянии', убойный, угрохать и др.), колюще-режущих предметов (вырезать, зарубить, засечь, кишки выпустить из кого, колоть/заколоть, запороть и др.), при взаимодействии с водой (перетопить, сделать буль-буль 'утопить многих', топить/утопить и др.), путем сдавливания горла (удушения) (додушить, душить'задушить, задушивать, удавить и др.), силой действия одного тела (в общем смысле) на поверхность другого (да-вить'задавить, дотоптать, размичкать 'кого, сбивая с ног, калечить, убивать', растоптать, стоптать 'кого, топча, задавить, убить' и др.), при помощи разделения на части (в (на) клочья, в щепки, дотерзать, расщепать 'перен., что. уничтожить частями' и др.), при взаимодействии с огнем (жечь/сжечь, испепелить), путем употребления в качестве пищи (выедая, есть/съесть, заедая, каннибальство, слопать), при помощи яда (травить/отравить), с помощью ударов клювом (доклевывать);

3)подфуппа единиц репрезентирующих представления о насильственном лишении жизни кем-л. кого-л. как высшей карающей мере (13 слов и 6 сверхсловных образований). Наличие субъекта действия проявляется в семантике переходных глаголов (вешать, казнить, растсать, расстреливать/расстрелять и др.), а наличие объекта действия в семантике существительных или субстангиватов со значением лица (висельник ('устар. тог, кто повешен та виселице'), смертник расстрелянный), которыми в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. является человек.

II. Группа единиц, объединенная общей семой 'неестественное прекращение жизни', где смерть становится добровольным актом субъекта. Интегральная сема 'самопожертвование' представлена в данной группе одним словом (перемереть) и

4 сверхсловными единицами (костьми лечь 'умирать, жертвуя собой', сложить голову (и вариант живот покласть), стоять'стать насмерть).

III. Группа единиц, объединенная общей семой 'насильственное лишение жизни', где субьект и объект неестественной смерти совпадают, причем ими является человек. Интегральная сема 'насильственное намеренное лишение жизнедеятельности кем-л. самого себя и перевод из состояния бытия в состояние небытия' объединяет в данной группе 9 лексем и 4 свсрхсловных единицы (задушиться 'повеситься', наложить на себя руки, повеситься, отравиться, самоистребление 'уничтожение себя или себе подобных', самоубийство, самоубийца, строиться 'убить себя из огнестрельного оружия', то-тт/ься/утопиться). Слова и ФЕ данной подфуппы могут давать как общее представление о добровольном лишении себя жизни (наложить на себя руки, самоистребление, самоубийство и др.), так и частные представления с указанием на способ умерщвления ('путем повешения: задушиться, повеситься; путем утопления: топиться/утопиться; путем выстрелов: стропиться; путем принятия яда: отравиться).

IV. Группа единиц, объединенная общей семой 'неестественное прекращение жизни', где действующий субьект смерти отсутствует. В данной группе объединяются слова и сверхсловные образования, манифестирующие смерть кого-, чего-либо в силу внешних обстоятельств (война, несчастный случай), отдельных причин (болезнь, ранение). Данная группа состоит из 81 слова и 7 сверхсловных образований. В IV группе выделяется 2 подгруппы со своими интегральными семами:

1) подгруппа единиц, манифестирующих общее представление о неестественной смерти в силу внешних обстоятельств, - 52 слова и 6 сверхсловных образований (вымирание, гибель, загинуть, испускать/испусгтть дух, истребиться, мереть, погибать/погибнуть и др.);

2) подгруппа, включающая единицы, манифестирующие частные представления о неестественной смерти в сипу внешних обстоятельств - 29 слов и 1 сверхсловная единица (домучиваться, доходить/дойти, дошаять 'перен. умереть вследствие болезни', замерзать, захлебнуться, истневать, перетонуть, сгореть, умирать с голоду и др.).

Все единицы внутри подгрупп с учетом грамматического значения объединяются в разряды.

В зоне ПВ концепта "Смерть" в творчестве В.П.Астафьева 1980-1990-х гг., включающей единицы с дополнительной семой, подчеркивающей неестественный характер смерти, широко представлены слова различных частей речи, сверхсловные языковые единицы разных семантико-грамматических разрядов. Слова и сверхсловные образования анализируемой зоны в большинстве своем являются стилистически окрашенными; многие имеют окказиональные значения или окказиональный морфемный облик. Все это связано с особой писательской манерой В. П. Астафьева, его стремлением к индивидуализации представлений о смерти, к более точной, яркой характеристике этого явления. В состав единиц данной зоны входат производные слова, выражающие широкий спектр словообразовательных значений разных типов (результата действия, длительно-интенсивного, ограничительного, финигавного способов действия). Повышенная деривационная активность связана с концешуализированным характером структурируемого семантического поля "Смерть". Также словообразовательные значения позволяют отметить в одной из первоначальных составляющих фрейма смерть - модификаторе - определенные стадии процесса перехода из состояния бытия в состояние небытия.

Количественное преобладание вербализаторов в данной зоне связано с тематикой творчества В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. и, в первую очередь, с изображением Великой Отечественной войны. В романе "Прокляты и убигы" В. П. Астафьев нарисовал впечатляющую картину нового апокалипсиса, где человек убивает человека, теряя при этом свое человеческое обличие. Естественно, война порождает смерть, так как предполагает уничтожение противника. И данный аспект войны выражается множеством слов и сверх-словных языковых единиц. Но как в повести "Веселый солдат", так и в романе "Прокляты и убиты" В. П. Астафьев специально обращается к одному из самых ужасающих фактов - бесстыдному, не оправданному никакими моральными нормами убийству солдат своими же солдатами. Изображая войну как всеобщую массовую смерть, В. П. Астафьев преследует определенную цель - низвергнуть те лживые представления о Великой Отечественной войне, которые были навязаны советской пропагандой. В условиях мирной жизни герои произведений В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. также часто подвергаются насильственному умерщвлению. Писатель резко кртикует все ту же полигаку государства, в котором шпана разгуливает по городам и весям, убивая мирных граждан просто так, без причины. Роман "Печальный детектив" пронизан документальными милицейскими хрониками, которые фрагментарно включаются в ткань произведения и представляют собой

образцы самых изощренных по жестокости способов убийства людей. В рассказе "Лк>-дочка" местные уголовники, изнасиловав героиню, доводят ее до самоубийства, которое В. П. Астафьевым изображается предельно правдоподобно. В. П. Астафьева часто критиковали за излишний натурализм в повествовании, но подобный подход объясняется мировоззрением писателя, создававшего свои произведения в переломное для страны время, в эпоху, когда его собственные взгляды на окружающий мир претерпевают коренную ломку, и он начинает резко осуждать и критиковать все, что в государстве направлено против нормальной жизни простого человека. Помимо темы человеческой жизни, которая в современном мире теряет всякую ценность, традиционным вообще для творчества В. П. Астафьева является обращение к теме природы, не менее изощренно уничтожаемой все тем же человеком. Перед читателем возникают картины погибающего парка Вэпэвэр-зэ; водохранилища, которое становится могильником для всего живого, уничтожения великих и богатых рек в угоду строительству и т. п. При этом писатель изображает природу в самом неприглядном виде; за каждой строкой слышится астафьевское возмущение тем, что творит человек вокруг себя, как варварски он использует и губит природные ресурсы.

Обширной в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. является зона ПВ концепта "Смерть", включающая единицы с дополнительной семой, подчеркивающей следствия смерти (128 слов и 5 сверхсловных образований). Значения слов и сверхсловных языковых единиц данной области актуализируют одну из составляющих фрейма смерть -результагив и связаны с именем анализируемого ПВ посредством нескольких интегральных сем. На основании этих сем в данной зоне выделяется 3 группы.

I. Единицы, манифестирующие представление о мертвом теле человека или животного, об остатках чего-либо уничтоженного (41 лексема и 2 сверхсловные единицы). Среди имеющихся вербализагоров (с учетом грамматического значения) выделяется несколько подгрупп: 1) подгруппа единиц, репрезентирующих представления о мертвом теле человека/животного; останках кого/остатков чего-л. разрушенного как следствие прекращения жизнедеятельности (мертвечина, мясо, отбросы 'перен. о мертвом человеческом теле', пушнина, разватна, сор 'мертвые тела людей', труп, человечина, шкура и др.); 2) подгруппа единиц, вербализующих представления о распаде мертвого тела человека/животного; останках кого/остатков чего-л. разрушенного как следствие прекращения жизнедеятельности (гнить/сгнить, истлеть, разлагаться, раскисший и др.); подгруппы единиц, характеризующих мертвое тело человека/животного; останки ко-

го/остатки чего-л. разрушенного как следствие прекращения жизнедеятельности {безжизненный, дохлый, мертвый, трупный, омертвелый 'лишенный жизни', трупелый 'свойственный трупу' и др.).

II. Единицы, манифестирующие представления о различных атрибутах, возникающих только после смерти кого-л. (62 лексемы и 3 сверхсловные единицы). Здесь также выделяются подгруппы, объединенные общими семами: 1) подгруппа единиц, дающих представление о профессии, возникшей в связи с прекращением чьей-л. жизнедеятельности (гробовщик, папач)\ 2) подгруппа единиц, содержащих в семантике указание на особые документы, записи, возникающие вследствие прекращения чьей-л. жизнедеятельности (завещание, некролог, похоронка, эпитафия 'стихотворение, написанное по поводу чьей-нибудь смерти'); 3) подгруппа единиц, актуализирующих представления о принадлежностях умершего и его местопребывании (братская могила, гроб, домовина, катафалк кладбище, крематорий, могила, морг, надгробие, обелиск, памятник, погост, погребальный, скотомогильник и др.); 4) подгруппа единиц, манифестирующих представления об обрядах, традициях, действиях, совершаемых после смерти кого-либо (зарывать/зарыть, захоранивать, на помин души, поминки, похороны, предать земле кого, схоронивший траурный, хоронить/похоронить, ховать 'хоронить кого-л.' и др.). Две последние подгруппы являются многочисленными, слова и сверхсловные образования в них с учетом грамматического значения объединяются в несколько разрядов.

III. Единицы, манифестирующие представления о статусе кого-либо, возникающем вследствие прекращения чьей-л. жизнедеятельности (27 лексем). Здесь выделяются подгруппы, объединенные интегральными семами: 1) подгруппа единиц, репрезентирующих представления о статусе кого-л. как следствии прекращения его жизнедеятельности (мертвец, покойник, покойный (субсташиват), убиенный (субсташиват 'лишенный жизни'), убитый (субсташиват), умерший (субсташиват), умирающий (субсташиват), упокойник, утопленник и др.); 2) подгруппа единиц, актуализирующих представление о статусе родственника как следствии пре(фащения чьей-л. жизнедеятельности (вдова, вдовец, сирота, сиротство)', 3) подгруппа единиц, в семантике которых есть указание на признак, который возник вследствие прекращения чьей-л. жизнедеятельности (новопреставленный, сиротский).

Значения единиц данной области актуализируют одну из составляющих фрейма смерть - результат™, которая логично проистекает из предыдущей составляющей этого

фрейма - модификатора (изменяемости). Следствия смерти проявляются в возникновении в сценарии фрейма смерть определенных новых предметов (гроб, звезда, катафалк крест, памятник саван и др.), мест (кладбище, крематорий, могильник морг, яма и др.), обрадов (поминки, похороны, сороковины). Отсюда налицо явное количественное преобладание подобных единиц: почти половина (64 из 133) вербализагоров выделенной зоны концепта "Смерть" приходится на вторую группу, где объединяются единицы, манифестирующие представление о различных атрибутах, возникающих только после смерти кого-либовуц.

Для данной зоны характерно переменное преобладание вербализагоров и их употреблений, манифестирующих смерть в мирной или военной жизни, друг над другом. Так, список единиц, репрезентирующих представления о мертвом теле человека или животного, об остатках чего-либо уничтоженного, в повествовании о войне значительно шире, чем список подобных единиц, функционирующих в повествовании о мирном времени. Это связано с тем, что, например, в романе "Прокляты и убиты" на протяжении всего произведения на передний план выводятся картины активной смерти, которая порождает следствия в виде человеческих трупов, уничтоженной техники, окружающей природы. Многие лексемы данной группы дополнительно содержат сему 'распад кого-, чего-л. мертвого', и самым ярким их перцептивным признаком становится обонятельный признак (ср. дохлятина, гниющий, падешь и др.). Единицы, дающие представления о различных атрибутах, возникающих только после смерти кого-либо, преобладают в количественном отношении в повествовании В. П. Астафьева о событиях невоенного времени. Слова и сверхсловные образования данной зоны разнообразно и детально описывают в произведениях В. П. Астафьева обрядовые действия, совершаемые живыми людьми по отношению к умершим. При этом отчетливо выступает национальная специфика обряда похорон: плач как ритуальное действие; стремление русских к особому отделению места захоронения (не только могила, памятник, но и ограда), поминовение умерших, включающее церемонию особого обеда с обязательным участием не только всех близких покойного, но и случайных лиц.

В условиях войны герои В. П. Астафьева утрачивают возможность соблюдать определенные христианские обряды (погребение, поминание), наделять умершего специальными принадлежностями (саван, гроб, могила), отмечать места погребения знаками (крест, памятник). Это связано с тем, что здесь "массовая смерть становится обыденным

явлением" ("Прокляты и убиты"), каждый день количество убитых возрастает, а живые преследуют только одну цель - спасти свою жизнь. Погребение погибших на войне совершается больше во избежание всякого рода эпидемий, чем с целью христианского успокоения мертвых. Более того, в романе "Прокляты и убиты" В. П. Астафьев, затрагивая тему похоронного обряда на войне, четко разграничивает "достойных" и "недостойных" его. Настоящие похороны совершаются только после смерти каких-либо важных военных чинов, простых же солдат хоронят без всяких церемоний.

Лексемы и сверхсловные языковые единицы рассматриваемой зоны реализуют в произведениях В. П. Астафьева не только свое узуальное значение, но могут приобретать и окказиональное значение (ср. слова домик в значении 'гроб', зарывать'зарыть в значении 'хоронить/похоронить', мясо в значении 'части мертвого тела человека', яш в значении 'могила' и др.). Контекстное употребление некоторых вербализаторов расширяет сферу их применения, ограниченную узусом (так, словарная дефиниция лексем дохлятина падаль предполагает их использование только по отношению к телу животного, а В. П. Астафьев употребляет их по отношению к мертвому телу человека; слово туша в узусе номинирует тетю животного, а у В. П. Астафьева оно описывает и "тело" понтона; словом останки по традиции называется тело умершего человека, а у В. П. Астафьева оно используется и по отношению к уничтоженному лесу, машине и др.).

Вербализаторы концепта "Смерть", манифестирующие представления о естественной смерти в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг., немногочисленны (17 слов и 7 сверхсловных образований). Это связано с тем, что языковое сознание соотносит естественную смерть, в основном, с зрелым возрастом (старостью) кош-, чего-либо. 23 единицы из 24 здесь содержат процессуальную сему при общем значении 'закономерное прекращение существования кого-, чего-л. и переход из состояния бытия в состояние небытия' (землеумираиие, кончиться, павший, покидать/покинуть, поумирать, примереть, стереться с земли, умереть своей смертью, уходить и др.). При обращении к единицам данной области необходимо всегда учитывать их контекстуальное употребление, так как они могут обозначать как естественную, так и неестественную смерть.

Вербализаторы- слова и сверхсловные языковые единицы, манифестирующие состояние умирающего/умершего и его бьггие после смерти в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг., также немногочисленны, но они занимают важное место в ПВ. Вербализаторы этой зоны репрезентируют представление о состоянии прекра-

щающего/прекратившего существование (вечный покой, вечный сон, возноситься, забыться, лежать, спать, уплывать и др.). Данные единицы включают образную составляющую, причем ярче всего проявляется представление о состоянии после смерти как о сне, отдыхе. Лексемы и сверхсловные единицы, включенные в анализируемую зону, вербализуют также представления о загробной жизни человеческой души, которая, по христианскому учению, является бессмертной. Так, загробный мир может быть христианским раем (верхний мир, лучший мир) или адом (ад, геенна огненная, преисподняя); он населен обитателями - отрицательными или положительными персонажами (ср. бог, боженька, господь - дьявол, сатана) Причем в романе В. П. Астафьева "Прокляты и убиты" зачастую мир земной изображен не менее страшным, чем мир загробный; война становится для героев сущим адом (это подтверждается употреблением вербализагоров преисподняя и геенна огненная). Кроме двуполюсного соотношения (ад - рай), представленного вышеназванными единицами, у В. П. Астафьева выделяется ряд лексем и сверх-словных образований, не содержащих в семантике указания на конкретный загробный мир, а. скорее, просто обозначающих его как иную жизнь (ср. другая жизнь, оттуда, там, тот свет, туда и др.). Умершие, в свою очередь, могут совершать определенные действия, например, позвать живого к себе. Необходимо отметить, что современная лексикографическая традиция отказывается от понимания смерти как возможности перехода в иную жизнь; ни один толковый словарь современного русского языка не включает в дефиницию смерть соответствующего значения. Но для русского миропонимания представление о загробной жизни является очень важным, так как порождает определенную надежду на бессмертие. И в творчестве В. П. Астафьева подобные представления отражаются достаточно четко и устойчиво.

Немногочисленны единицы периферийной зоны, входящей в ПВ концепта "Смерть". Это лексемы и сверхсловные образования, дополнительно вербализующие названный концепт в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. Подобные репрезентанты указывают, например, благодаря контекстному окружению, на предельную степень проявления чего-либо (чувств, настроений, действий - ср. до смерти, загнать в гроб кого, смертельный и др.); свидетельствуют о не свершившемся процессе смерти с помощью частицы не (кровь не пратвать/не пролить, не бить, не изрубить, не перетопить, не убивать/не убить, не умирать/не умереть и др.); вносят представления об определенном месте, где гибель людей оказывалась неизбежной (Курская дуга, передовая, передний

край, штрафная рота и др.). Качественно дополняют концепт "Смерть" в произведениях В. П. Астафьева вербализаторы, семантика которых связана с кинетическими признаками смерти (ср. заупокойный, марш Шопена, мертвенно-голубенький, одеревенелый, окоченелый, остывать/остыть, тлелый и др.). Подобные единицы репрезентирует дополнительные слуховые, зрительные, осязательные признаки, сопровождающие смерть или являющиеся следствием смерти. Эти признаки, реализуясь в языковых единицах, выявляют еще одно семантическое отношение в составляющей фрейма смерть - результативе -'кинетические признаки смерти'. В периферийной зоне ПВ размещаются также лексемы, манифестирующие определенные эмоции, состояния, оценку, возникающие у живых после смерти кого-либо (ср. горе, погоревать, скорбнуть, скорбь, утрата и др.). Они подчеркивают в произведениях В. П. Астафьева те душевные переживания, которые испытывают живые по отношению к умершим. Подобные вербализаторы составляют один из терминальных узлов фрейма смерть, связанный семантическим отношением 'эмоции, оценка смерти' с ядерным значением 'прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'.

В Заключении обобщаются теоретические и практические результаты исследования, намечаются перспективы дальнейшего изучения концептов как элементов языковой картины мира В. П. Астафьева. Перспективным представляется анализ единиц морфем-но-словообразовательного и грамматического уровней языковой системы как средств вербализации концепта "Смерть", анализ вербализации данного мыслительного образования в художественных произведениях В. П. Астафьева 1960-1970-х гг. и в его публицистике разных лет, а также изучение иных концептов, являющихся сюжетно значимыми в творчестве В. П. Астафьева ("Война", "Жизнь", "Любовь", "Рыбалка" и пр.). Единицы, вербализующие концепт "Смерть" в произведениях В. П. Астафьева, могут войта в словарь языка писателя.

Основные положения диссертации освещены в следующих публикациях:

1. Осипова А. А. Лингвостилистический анализ текста как компонент комплексного анализа (на материале рассказов В. П. Астафьева)/ А. А. Осипова// Современные проблемы науки и образования: тез. докл. XXXVII внутривуз. науч. конф. преподавателей МГПИ. - Магнитогорск: Изд-во МГПИ, 1999. - С.125 -126.

2. Осипова А. А. Ишертекстемы-совегизмы и библейские реминисценции в романе В. П. Астафьева "Прокляты и убиты" / А. А. Осипова // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе: сб. докл. Междунар. науч. конф. / ред.-сост. С. Г. Шулежкова. - Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2003. - С. 351 - 358.

3. Осипова А. А. Репрезентация индивидуально-авторского концепта "Смерть" в произведениях В. П. Астафьева 1980 - 1990-х гг. (на примере функционирования фразеологических единиц) / А. А. Осипова // "Благословенны первые шаги...": сб. работ молодых исследователей / под ред. С. Г. Шулежковой. - Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2004. -Вып. 5.-С. 24 - 30.

4. Осипова А. А. Фрагмент концепта "Смерть" сквозь фразеологическую призму (по материалам произведений В.П.Астафьева 1980 - 1990-хгг.)/ А. А. Осипова // VII Ручьевские чтения: Литературный процесс в зеркале рубежного сознания (философский, лингвистический, эстетический, культурологический аспекты): сб. матер. Междунар. науч. конф. - М.; Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2004. - С. 434 - 438.

5. Осипова А. А. Ассоциативные возможности имени концепта "Смерть" как характеристика концепта (по данным свободного ассоциативного эксперимента) / А. А. Осипова// Современные проблемы пауки и образования: тез. докл. XLIII внутри-вуз. науч. конф. преподавателей МаГУ. - Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2005. - С. 256 -257.

6. Осипова А. А. Структура ядерной и околоядерных зон поля вербализаторов концепта "Смерть" в творчестве В. П. Астафьева 1980 - 1990-х гг. / А А. Осипова// Ви-ноградовские чтения-2005: матер. Всерос. науч.-пракг. конф. - Тобольск: Изд-во ТГПИ им. Д. И. Менделеева, 2005. - С. 123 - 126.

я î

*e?2 156

РНБ Русский фонд

2006-4 17184

Регистрационный № 1348 от 09.03 2004 г Подписано в печать 14 11 2005 г. Формат 60х84'Лб Бумага тип № 1 Печать офсетная Уел печ. л 1,00. Уч -изд. л 1,00. Тираж 100 экз. Заказ № 557. Бесплатно.

455038, Магнитогорск, пр Ленина, 114 Типография МаГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Осипова, Александра Анатольевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. КОНЦЕПТ «СМЕРТЬ» КАК ЭЛЕМЕНТ РУССКОЙ 19-66 ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА (ПО ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИМ ДАННЫМ).

1.1. Лексическое значение слова смерть как источник информации о концепте «Смерть».

1. 2. Структура поля вербализаторов концепта «Смерть».

1. 3. Сочетаемостные и ассоциативные возможности имени концепта 50 «Смерть» как характеристика концепта. ф Выводы по I главе.

ГЛАВА 2. ВЕРБАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПТА «СМЕРТЬ» В ТВОР- 67-194 ЧЕСТВЕ В. П. АСТАФЬЕВА 1980-1990-х гг.

2. 1. Ядерная зона поля вербализаторов концепта «Смерть» 74 в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гт.

2. 2. Околоядерные зоны поля вербализаторов концепта «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.

2. 2. 1. Зона вербализаторов с дополнительной семой, указываю- 83 щей на естественный характер смерти, в творчестве В. П. Астафьева

1980-1990-х гг.

2. 2.2. Зона вербализаторов с дополнительной семой, указывающей на неестественный характер смерти, в творчестве

В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.

2. 2. 3. Зона вербализаторов с дополнительной семой, указывающей на следствия смерти, в творчестве В. П. Астафьева 19801990-х гг.

2.3. Зона ближней периферии поля вербализаторов концепта 165 «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.

2.4. Зона дальней периферии поля вербализаторов концепта 172 «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.

Выводы по II главе.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Осипова, Александра Анатольевна

Одним из центральных понятий когнитивной лингвистики является понятие концептосферы, которое ввел в отечественную науку академик Д. С. Лихачев. Он отмечает, что концептосфера - это совокупность концептов нации, образованная всеми потенциями концептов носителей языка. «Концептосфера национального языка тем богаче, чем богаче вся культура нации - ее литература, фольклор, наука, изобразительное искусство.» [Лихачев 1993: 5]. 3. Д. Попова и И. А. Стернин замечают, что и концептосфера, и концепты -сущности ментальные (мыслительные), ненаблюдаемые, концептосфера носит упорядоченный характер и может быть определена как «упорядоченная совокупность концептов народа» [Попова, Стернин 2002: 18-19].

Изучение концептов является одним из актуальных направлений в лингвистике последних лет. Об этом свидетельствуют теоретические исследрвания концепта ([Алефиренко 2002, 2003], [Бабушкин 1997], [Карасик 1996], [Крючкова 2004], [Лихачев 1993], [Никитин 2004], [Попова, Стернин 2002], [Рудакова 2004], [Слышкин 1999, 2000] и др.), а также значительное количество работ, посвященных описанию конкретных концептов («Война» [Бенедиктова 2004; Долгополов 2003], «Дерево» [Красс 2000], «Душа» и «Вера» [Абреимова 2003], «Красота» [Севрюгина 2002], «Любовь» [Воркачев 2003; Данькова 2000; Чури-лина 2002], «Луна» [Зайнуллина 2003], «Муза» [Бабурина 1998], «Обман» [Ша-ховский, Панченко 1999], «Образ мира» [Дашиева 1999], «Память» [Кубрякова 1991; Шаталова 2005; Шулежкова 2003а, 20036], «Природа» [Рябова 2003], «Развитие» [Анохина 2004], «Рыцарь» [Чекалина 2003], «Солнце» [Колоколь-цева 2003], «Страх» [Никитин 20026], «Труд» [Жуков 2004; Токарев 2000, 2003; Чернова 2004], «Цвет» [Белобородова 2000], «Человек» [Богданова 1977] и др.).

Настоящая работа посвящена анализу концепта "Смерть", который занимает важное место в ряду ценностных понятий носителей русского языка. Концепт «Смерть» уже описывался лингвистами ([Дзюба 2001], [Кудрина 2005], [Павлович 1996], [Хо Сон Тэ 2001], [Чернейко 2001], [Юминова 1999]) как отдельно, так и в сопоставлении с концептом-антонимом «Жизнь». Выбор концепта «Смерть» как объекта исследования обусловлен его важностью в русской концептуальной картине мира. По словам JI. А. Шестак, существуют исходные, первичные концепты, из которых затем развиваются все остальные. «Наиболее существенные концепты организуют само концептуальное пространство и выступают как главные рубрики его членения. Основными конституентами концептуальной системы являются объект восприятия и его части: изменение (движение и действие с объектом), место (пространство), время и признаки объектов и действий» [Шестак 2003: 17]. В настоящей диссертации продолжается исследование концепта «Смерть» как одного из базовых концептов русской национальной концептосферы.

При всем многообразии определений концепта в исследованиях различной направленности, в том числе - и собственно лингвистических, одно его свойство представляется бесспорным - абсолютная антропоцентричность (принадлежность сознанию субъекта - коллективного и индивидуального). Антропоцентризм является самой характерной чертой современного этапа развития мирового языкознания. Человек становится «центром координат, определяющих предмет, задачи, методы, ценностные ориентации современной лингвистики» [Попова Е. 2002: 69]. Язык, в свою очередь, также является «насквозь ан-тропоцентричным». Присутствие человека «дает о себе знать на всем пространстве языка, но более всего оно сказывается в лексике и синтаксисе - семантике слов, структуре предложения и организации дискурса» [Арутюнова 1999: 3].

Введение в рамки лингвистических исследований термина «концепт» явилось «результатом сдвига в ориентациях: от трактовки смысла как абстрактной сущности, формальное представление которой отвлечено и от автора высказывания, и от его адресата», к изучению смысла, «существующего в человеке и для человека» [Фрумкина 1992: 30; 1995: 89]. Сегодня нельзя дать ответы на главные вопросы языкознания вне рассмотрения принципов, регулирующих и определяющих познавательную деятельность человека. Ныне когнитивисты убеждены, что язык по-прежнему можно рассматривать как систему - но не как замкнутое автономное образование, а как систему, коррелирующую с другими системами, к которым имеет отношение человек. В основе когнитивного отношения к языку лежит понимание и изучение языка как «средства формирования и выражения мысли, хранения и организации знания в человеческом сознании, обмена знаниями». Язык - это окно в окружающий мир и духовный мир человека, в его интеллект, это средство доступа к тайнам мыслительных процессов. В связи с этим цель когнитивной лингвистики состоит в том, чтобы посредством языка проникнуть в формы разных структур знания и описать существующие между ними и языком зависимости, смоделировать, насколько это возможно, сами эти структуры, их содержание и связи, внося вклад в общую теорию интеллекта [Болдырев, 2004: 19]. При этом лингвисты стараются подойти к решению проблем сообща, «объединяя усилия разных наук и вырабатывая как некоторую общую систему допущений (assumptions), так и критически пересматривая накопившиеся по этому поводу знания в свете новейших достижений наук, которые ранее были неизвестны» [Кубрякова, 2004: 9].

Несмотря на большое число лингвистических, лингвокультурологических трудов, посвященных концептам, в теории концепта остается немало нерешенных вопросов. Одним из таких вопросов является соотношение концепта и понятия. Здесь намечается два основных подхода (см. обзор, например, в работах [Карасик 1996: 6], [Савенкова 2002: 118-122] и др.). Сторонники первого отождествляют концепт и понятие. Такое понимание восходит к разработке теории 1 концепта, начало которой положил русский философ С. А. Аскольдов-Алексеев, понимавший концепт как «содержание акта сознания», как «мыслен. ное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» [Аскольдов 1997: 267], и считавший, что основная функция концептов - заместительная. Трактовка термина «концепт» является схожей в философии и в лингвистике, но нельзя назвать ее тождественной. В философии «концепт (лат. conceptus - 'понятие') - содержание понятия, его смысловая наполненность в отвлечении от конкретно-языковой формы его выражения. Концепт - «это точка пересечения («совпадения», «скопления», «сгущения») своих составляющих», «образ мысли» и в то же время «неразделимость конечного числа разнородных составляющих» [Новейший филос. словарь 2001: 503-504].

Знания понятийного характера являются составными частями концепта, но, как отмечает Р. М. Фрумкина, «.одному и тому же имени (слову) в психике разных людей могут соответствовать разные ментальные образования <.> за одним и тем же словом данного языка в сознании разных людей могут стоять разные концепты» [Фрумкина 1992: 3]. Различия одноименных концептов в сознании разных людей не могут быть объяснены с позиции «уравнивания» концепта и понятия, в связи с чем в лингвистике сформировался другой подход к определению соотношения концепта и понятия, согласно которому «концепт шире и объемнее понятия» [Алефиренко 2002: 17]. В. И. Карасик рассматривает концепт как многомерное ментальное образование и отмечает в нем три измерения - образное («зрительные, слуховые, тактильные, вкусовые, воспринимаемые обонянием характеристики предметов, явлений, событий, отраженных в нашей памяти»), понятийное («языковая фиксация концепта, его обозначение, описание, признаковая структура, дефиниция, сопоставительные характеристики данного концепта по отношению к тому или иному ряду концептов, которые никогда не существуют изолированно») и ценностное (важность этого психического образования и для индивидуума, и для коллектива) [Карасик 2001: 8]. И Ю. С. Степанов указывает на сложность структуры концепта: «С одной стороны, к ней принадлежит все, что принадлежит строению понятия; а с другой стороны, в структуру концепта входит все то, что и делает его фактом культуры - исходная форма (этимология), сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки и т. д.» [Степанов 1997: 40].

Многие ученые, понимая дублетность терминов «понятие» и «концепт», пытаются их развести. Так, например, С. Г. Воркачев, обобщая точки зрения на концепт и его определения в лингвистике, приходит к следующему заключению: «Концепт - это единица коллективного знания/сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная культурной спецификой». Общим в этом определении остается родовой признак - принадлежность к области идеального, видовые же отличия (форма знания/сознания - логическая/рациональная, психологическая/образная, языковая) «нейтрализуются, а их место занимают вербализованность и этнокультурная маркированность» [Воркачев 2004: 70]. Причину терминологизации лексемы «концепт» он видит в потребности «этнокультурной авторизации семантических единиц— соотношении их с языковой личностью» [Там же: 71]. В. В. Колесов пишет: «.понятие есть приближение к концепту, это явленность концепта в виде одной из его содержательных форм» [Колесов 2004: 20].

Несмотря на то, что теории концепта в современной лингвистике посвящены работы многих ученых, в лингвистических исследованиях так и не возникло единого определения термина «концепт», единого подхода к методике анализа языкового материала. Периоды утверждения термина «концепт» в науке достаточно подробно анализируются в работе А. В. Рудаковой [Рудакова 2004: 23-24]. В настоящее время также существуют различные толкования термина «концепт» (это и «многомерный сгусток смысла», и «смысловой квант бытия», и «ген культуры» [Ляпин 1997: 16-17], и «некая потенция значения» [Лихачев 1993: 6], и «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека» [Степанов 1997: 40]; это - «эмбрион мыслительной операции» [Аскольдов 1997: 273]).

Хотя в трудах лингвистов (Н. Д. Арутюновой, Р. И. Павилениса, А. Вежбицкой, Д. С. Лихачева, Е. С. Кубряковой, В. Н. Телии, С. Г. Воркачева, Ю. С. Степанова и др.) концепт рассматривался как синоним понятия, впоследствии Ю. С. Степановым «была замечена нежесткость связи понятия с его знаковой формой и сделан шаг к сближению с современной логикой. В дальнейшем при этом сближении понятие (концепт) стало выводится из употребления разных слов и конструкций.» [БЭС 2000: 383-384]. Процедуру «выведения» понятия (концепта), за основу которого «берутся и предложения, и их номина-лизации, и существительные конкретного и общего значения с учетом контекста употребления», Ю. С. Степанов называет «концептуальным анализом». Задача такого анализа - «сделать концепты более определенными» [Там же: 384].

В нашем исследовании вслед за JI. А. Шестак концепт рассматривается как «ментальное образование полевой структуры с инвариантной коллективно выработанной и понятийно структурированной, оформленной ядерной частью и индивидуальной ассоциативно-мерцающей периферийной» [Шестак 2003: 165]. Он включает в себя, помимо знаний понятийного характера, образную и ценностную составляющие.

В настоящее время в концептуальных исследованиях четко выделяется несколько подходов:

- психологический (С. А. Аскольдов-Алексеев и Д. С. Лихачев, полагающие, что возникновение концепта видится в столкновении словарного значения с личным и народным опытом);

- логический (Н. Д. Арутюнова и др., отразившие свои взгляды в сборниках «Логический анализ языка»; суть подхода проявляется в противопоставлении научного и «наивного» знания);

- философский (В. В. Колесов и др. лингвисты, которые рассматривают концепты как основные единицы национальной ментальности, представленной в языке);

- лингвокулыпурологический (Ю. С. Степанов, утверждающий, что концепт - это «основная ячейка культуры в ментальном мире человека», он обладает сложной структурой, и ключевые концепты являются константами культуры; В. А. Маслова, В. В. Воробьев (использующий термин «лингвокультуре-ма»), полагающие, что «язык не только связан с культурой: он растет из нее и выражает ее» [Маслова 2001: 28]. Последняя точка зрения предполагает изучение всех пластов языка: диалектов, просторечия, арго, фразеологизмов, паремий и др.);

- интегративный (отражен в работах С. X. Ляпина, Г. Г. Слышкина, С. Г. Воркачева, которые рассматривают концепт как многомерное культурно значимое социопсихическое образование в коллективном сознании, имеющее языковое выражение);

- лингвоантропологический (представлен в работах М. П. Одинцовой, О. С. Иссерс, JL Б. Никитиной и др., которые в центр исследования ставят человека в его разных ипостасях);

- когнитивный (представлен в работах Е. С. Кубряковой, И. А. Стернина, Н. Н. Болдырева и др., считающих основной целью «посредством постижения языка проникнуть в формы разных структур знания и описать существующие между ними и языком зависимости» [Болдырев 2004: 23]).

Необходимо отметить, что все эти подходы пересекаются в одной точке -ментальности и культуре народа (которые неразделимы) и, следовательно, могут быть в конце концов сведены к одному, например, интегративному, при котором будут учтены самые важные характеристики концепта.

Другой спорный вопрос теории концептов относится к именованию места расположения концепта. Одни исследователи (Д. С. Лихачев, 3. Д. Попова, И. А. Стернин, Г. Г. Слышкин) определяют концепт как элемент концептосфе-ры, другие (С. И. Драчева, Т. А. Голикова) - концептуальной картины мира, третьи (О. В. Бычихина, И. А. Федюнина) - языковой картины мира, четвертые (Н. Ф. Алефиренко, В. В. Колесов) - ментальности, пятые (В. И. Карасик) -языкового сознания. В данном исследовании мы рассматриваем концепт как составную часть концептуальной картины мира (концептосферы), причем в лингвистической работе корректнее говорить о вербализованной его части, которая представлена в языковой картине мира (семантическом пространстве языка).

В диссертации в качестве рабочего используется следующее определение концепта. Концепт- это когнитивное (мыслительное) образование полевой структуры, объединяющее связанные с каким-либо явлением понятия, предА. ставления, знания, ассоциации, переживания, часть которых составляет инвариантное коллективно выработанное и понятийно структурированное, оформленное ядро, а остальные - индивидуальную ассоциативно-мерцающую периферию.

Концепт включает в себя вербализованную и невербализованную части. Вербализованная часть может быть описана в ходе анализа различных источников: толковых, этимологических, фразеологических, словообразовательных, энциклопедических, ассоциативных словарей; словарей пословиц и поговорок; результатов ассоциативного эксперимента (они дают информацию об инвариантном коллективно выработанном ядре), а также текстов, созданных конкретной личностью (они дают информацию об индивидуально-авторском варианте концепта, присущего концептосфере этой личности).

Для более четкой организации и удобства восприятия знаний о концепте «Смерть» мы используем прием построения фрейма. Фрейм - обобщенное представление о какой-либо типичной жизненной ситуации, ее схема, «структура знаний, представляющая собой пакет информации об определенном фрагменте человеческого опыта (объекте (стереотипной) ситуации)» [Кобозева 2000: 65]. Формально фрейм представляют в виде структуры узлов и отношений. Вершинные уровни фрейма фиксированы и соответствуют вещам, всегда справедливым по отношению к предлагаемой ситуации. Ниже этих узлов находятся терминальные узлы, или слоты. Установив в ходе анализа семантики имени концепта терминальные узлы и возможные слоты соответствующего фрейма, мы получим обобщенное представление о концепте, являющемся составной частью концептосферы русского народа.

Мы исследуем концепт «Смерть» как элемент языковой картины мира носителей современного русского языка (инвариантная часть) и как элемент индивидуально-авторской картины мира (аллоинвариантная часть), вербализованный в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. В ходе анализа различных лингвистических словарей реконструируется инвариантное значение (содержательное ядро) концепта. В результате исследования функционирования различных вербализаторов концепта «Смерть» в творчестве

В.П.Астафьева 1980-1990-х гг. устанавливаются индивидуально-авторские особенности этого концепта.

Концепт «Смерть»' является значимым в произведениях В. П. Астафьева 80-90-х гг. XX в. (в рассказах 1980-х гг. тема смерти почти везде является сопутствующей основному повествованию, в произведениях о войне 1990-х гг. она становится основной, довлеющей).

В. П. Астафьев, по общепринятому мнению, стал виднейшим представителем той прозы, которую долгое время условно именовали «деревенской». В его «высокохудожественных произведениях, органично сочетающих философичность, социальный пафос, углубленный психологизм, рассматриваются наиболее важные слагаемые современного народно-национального бытия» [Болыиев 1986: 10].

Изучение творчества В. П. Астафьева с лингвистической точки зрения, несомненно, является актуальным. Это автор, писавший на протяжении полувека и отразивший в своих произведениях размышления о жизни, о назначении человека на земле, его нравственных устоях, о русском народном характере. Творчество В. П. Астафьева вобрало в себя немалый опыт человека, на долю которого выпали серьезные испытания: жизнь в детском доме, голод, война, смерть детей. Литературоведы отмечают, что В. П. Астафьев прошел большую школу литературного мастерства. Он настойчиво учился и у Ф. М. Достоевского, и у Л. Н. Толстого, и у И. А. Бунина, но в своей литературной практике никому не подражал. Все, что вышло из-под пера В. П. Астафьева, исследовано им от самых истоков, прочувствовано им лично и легло в его личный духовный опыт. Астафьев исследует жизнь во всех ее взаимосвязях и в ее постоянном развитии, а не фиксирует лишь внешние ее проявления в тот или другой подходящий случаю момент [Ланщиков 1992: 14].

Е. В. Дзюба считает, что «художественные произведения признанных авторов представляют ценность не только для анализа индивидуального процесса познания мира и отражения полученной информации в тексте. Подобные исследования важны и для изучения всей «концептосферы» русского языка, в которой фиксируются результаты индивидуального когнитивного опыта того или иного поэта или писателя» [Дзюба 2001: 4]. Т. Н. Колокольцева отмечает, что исследование концептосфер, характерных для идиостиля того или иного автора, является «одним из актуальных направлений в современной когнитивистике и лингвоанализе художественного текста» [Колокольцева 2003: 242].

Язык произведений В. П. Астафьева представляет собой богатейший источник для лингвистических исследований. Однако работ, посвященных анализу языка этого талантливого прозаика, немного (см. [Грицутенко 1984], [Емельянова 1998], [Жукова 1990], [Комарова 1992], [Петрова 2003]). Значительно чаще к творчеству В. П. Астафьева обращаются литературоведы (см. [Авчинни-кова 1996], [Ануфриев 1983], [Бедрикова 1995], [Блескун 1992], [Ершов 1984], [Залыгин 1988], [Золотусский 1989], [Лавлинский 1986], [Ланщиков 1990, 1992], [Лейдерман 2001], [Мешалкин 1993], [Перевалова 1997], [Рислан 1989] и др.), причем исследования большинства из них проходят в сопоставительном аспекте: обычно сравнивается творчество В. П. Астафьева с творчеством других писателей его поколения (В. И. Белова, В. Г. Распутина, Ю. В. Бондарева, В. С. Гроссмана, В. С. Маканина и др.). Следует отметить, что лингвистические и крупные литературоведческие исследования творчества В. П. Астафьева посвящены преимущественно его произведениям 1960-х- середины 1980-х гг. Творчество писателя второй половины 1980-х - 1990-х гг. нашло отклик лишь в отдельных рецензиях критиков и читателей ([Басинский 2000], [Березина 1988], [Вахитова 1995], [Дюжев 1994], [Зеленков 1997], [Сердюченко 1997], [Чалмаев 1998], [Штокман 1993]), язык же последних произведений В. П. Астафьева не исследовался совсем. Период 1980-1990-х гг. явился в творчестве В. П. Астафьева переломным. Это было связано и со сменой политической ситуации в России (время перестройки), и с изменениями в мировоззрении самого писателя, когда он начинает выступать с резкой критикой всего негативного, что его окружает.

Актуальность предпринятого исследования обусловлена недостаточной изученностью концепта «Смерть» и средств его вербализации в русском языке, несмотря на его большую значимость в русской национальной концептосфере; необходимостью проанализировать средства и особенности вербализации концепта «Смерть» в индивидуальной концептосфере В. П. Астафьева, которая вообще не подвергалась пока анализу.

Объектом исследования в данной работе являются слова и сверхслов-ные языковые единицы, вербализующие концепт «Смерть» в русской языковой картине мира (по лексикографическим данным) и в языковой картине мира В. П. Астафьева, отображенной в его творчестве 1980-1990-х гг. Мы используем термин «сверхсловные языковые единицы», так как в своей работе не ставим задачу решения терминологических споров, касающихся наименований объектов фразеологии в узком и в широком смысле ее значений. Для нас важно наметить лишь границы между двумя типами языковых единиц-вербализаторов, участвующих в репрезентации концепта «Смерть»: отдельных лексем и сверх-словных образований. Их объединяет то, что и те, и другие являются языковыми единицами. Итак, сверхсловные языковые единицы - это соединение двух или более компонентов словного характера с постоянным, закрепленным в языковом узусе значением, которые обладают устойчивостью грамматической структуры и компонентного состава и воспроизводимостью в качестве готовой единицы языкового общения.

Предметом анализа стали состав и структура поля вербализаторов (ПВ) концепта «Смерть» в системе русского языка и в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг., а также парадигматические, синтагматические, словообразовательные, ассоциативные связи между вербализаторами поля как отражение признаков концепта «Смерть», существующего в языковой картине мира и в индивидуальной картине мира писателя.

Цель исследования - комплексное описание состава, структуры и семантических связей единиц, вербализующих концепт «Смерть»; выявление специфики репрезентации этого концепта в русской языковой картине мира и в индивидуальной языковой картине мира В. П. Астафьева (по произведениям 1980-1990-х гг.).

Для достижения цели исследования в диссертации решаются следующие задачи:

1) описать инвариантную составляющую концепта "Смерть" в современном русском языке на материале лингвистических словарей;

2) выявить семантические отношения между компонентами ПВ концепта «Смерть» как элемента языковой картины мира;

3) проанализировав результаты ассоциативного эксперимента, проведенного составителями «Русского ассоциативного словаря», и результаты ассоциативного эксперимента, проведенного нами в 2004 г., с одной стороны, соотнести представления молодежи о смерти в разные временные промежутки, с другой стороны, соотнести астафьевское представление о смерти с общенародным;

4) установить и описать составляющие ПВ концепта «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.;

5) рассмотреть особенности вербализации представлений о смерти как естественном/неестественном процессе, представлений о следствиях, порождаемых этим явлением, о возможном бытии души после смерти.

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в нем впервые рассматриваются как инвариантные (общие для носителей современного русского языка), так и специфические (свойственные индивидуально-авторской картине мира В. П. Астафьева) средства вербализации и признаки концепта «Смерть».

Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что исследование средств репрезентации концепта «Смерть», семантических отношений между ними позволяет выявить особенности связи между словами и сверхсловными образованиями в языковой картине мира и соответствующими элементами в концептуальной картине мира. Результаты данного исследования могут быть использованы в лексикографической практике при описании семантической структуры слов, содержащих сему 'смерть', в университетском курсе преподавания русского языка, а также при чтении спецкурса, посвященного своеобразию языка В. П. Астафьева.

Источниками исследования концепта «Смерть» как фрагмента русской концептосферы стали различные словари русского языка (толковые, словообразовательные, этимологические, ассоциативный; словари синонимов, антонимов, сочетаемости слов); дополнительными источниками послужили энциклопедические словари (философский, этики) и результаты проведенного диссертантом ассоциативного эксперимента. В качестве источников исследования особенностей вербализации концепта «Смерть» в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. использованы произведения 1980-х гг. (роман «Печальный детектив», рассказы «Без последнего», «Вимба», «Голубое поле под голубыми небесами», «Ельчик-бельчик» (притча), «Жизнь прожить», «Ловля пескарей в Грузии», «Людочка», «Медвежья кровь», «Мною рожденный», «Светопреставление», «Слепой рыбак», «Тельняшка с Тихого океана», «Улыбка волчицы») и 1990-х гг. (роман «Прокляты и убиты», повесть «Веселый солдат», лирическое сочинение «Из тихого света»: попытка исповеди), включенные в отдельные тома пятнадцатитомного собрания сочинений В. П. Астафьева.

Материалом для исследования послужила картотека, состоящая из нескольких частей: 1) посвященные слову смерть различные словарные статьи (из лингвистических и энциклопедических словарей); 2) 526 реакций на слово-стимул смерть, 100 слов-стимулов, на которые были даны реакции смерть (по данным «Русского ассоциативного словаря»), 822 реакции на слово-стимул смерть (из них разных реакций - 216, единичных - 130), полученных в ходе эксперимента, проведенного диссертантом в 2004 г.; 4) слова и сверхсловные образования (626 единиц, употребленные 2348 раз), являющиеся средствами вербализации концепта «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг.

В качестве основных методов и приемов исследования в работе используются метод моделирования семантического поля, позволяющий изучать значения языковых единиц в их связях друг с другом; метод свободного ассоциативного эксперимента, дающий необходимые результаты для обнаружения когнитивных признаков концепта; метод компонентного анализа для установления отнесенности слов и сверхсловных образований к числу вербализаторов концепта; метод контекстуального анализа при исследовании функционирования вербализаторов концепта «Смерть» в условиях контекста; описательный метод с использованием приемов интроспекции, интерпретации, сопоставления, обобщения и типологизации при классификации' языковых средств вербализации концепта; прием построения и анализа минимального содержательного ядра ключевого слова, вербализующего концепт в языке, для выявления ядра ПВ концепта «Смерть» и его связи с другими лексико-семантическими вариантами (JICB) имени концепта; прием анализа синонимов ключевого слова, дающий возможность выявить дифференциальные признаки исследуемого концепта, появляющиеся при сопоставлении лексем, принадлежащих к синонимическому ряду; прием анализа лексической сочетаемости ключевого слова для получения наибольшего числа семантических признаков лексемы-имени концепта; прием количественных подсчетов для выявления соотношения разных групп вербализаторов концепта.

Положения, выносимые на защиту.

1. Вербализаторы концепта «Смерть» - крупный разряд лексико-фразеологической системы русского языка, имеющий разветвленную иерархическую структуру. Смерть предстает в сознании носителей современного русского языка не только как процесс прекращения жизнедеятельности, но и как процесс перехода из состояния бытия в состояние небытия.

2. Фрейм смерть как «пакет» информации, знания о соответствующем процессе состоит из следующих терминальных узлов: 1) участники процесса (объект, субъект, наблюдатель действия); 2) модификатор (изменяемость, проявляющаяся в переходе объекта из одного состояния в другое); 3) процесс перехода объекта из состояния бытия в состояние небытия, который может носить естественный или неестественный характер; 4) протяженность процесса во времени (стадии); 5) причины смерти; 6) характеристики смерти; 7) эмоции и оценка смерти; 8) результатов (результат смерти, оцениваемый наблюдателем).

3. Фрагменты концепта «Смерть», связанные с представлениями о естественной/неестественной смерти, следствиями, порождаемыми этим явлением, возможным бытием, которое наступает после смерти, являются ключевыми в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. 4. Основной корпус мортальных языковых единиц, актуализирующих характер смерти в индивидуальном концепте писателя, составляют слова и сверх-словные образования, манифестирующие неестественную смерть.

Апробация работы. О результатах исследования докладывалось на Международной научной конференции «Фразеология и межкультурная коммуникация» (Тула, 2002); Международной научной конференции «Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе» (Магнитогорск, 2003); Международной научной конференции «VII Ручьевские чтения: Литературный процесс в зеркале рубежного сознания (философский, лингвистический, эстетический, культурологический аспекты)» (Магнитогорск, 2004), Всероссийской научно-практической конференции «Виноградовские чтения-2005» (Тобольск, 2005), а также на внутриву-зовских научно-практических конференциях (Магнитогорск, 1999, 2005) и на заседаниях научно-теоретического семинара молодых преподавателей и аспирантов-лингвистов при кафедре общего языкознания и истории языка Магнитогорского государственного университета (1999-2004). Основные положения диссертации освещены в 6 публикациях, из которых 4 статьи и 2 тезисов.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и приложения, включающего перечень ассоциаций на слово-стимул смерть и индекс вербализа-торов концепта «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. Выводы даются отдельно по каждой главе.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Концепт "Смерть" в русской языковой картине мира и его вербализация в творчестве В.П. Астафьева 1980-1990-х гг."

Выводы по Q главе

Концепт «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. вербализуется 626 словами и сверхсловными образованиями в 2348 употреблениях, которые распределяются в ПВ концепта «Смерть» по следующим зонам: 1) ядерная зона, включающая единицы со стержневой семемой 'прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'; 2) зона вербализаторов с дополнительной семой, подчеркивающей естественный характер смерти; 3) зона единиц с дополнительной семой, указывающей на неестественный характер смерти; 4) зона, включающая единицы с дополнительной семой 'следствие смерти'; 5) зона единиц, семантика которых связана с представлением о состоянии умирающего/умершего и о бытии души после смерти; 6) периферийная зона, объединяющая вербализаторы, не содержащие в значении ядерную семему ('прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'), но контекстуально призванные дополнить и расширить рамки фрейма смерть. В числе вербализаторов концепта «Смерть» преобладают спрягаемые формы глаголов и процессуальные сверхсловные языковые единицы, а также причастия; наименее представлены отглагольные существительные, прилагательные и деепричастия.

Самую большую зону образуют единицы, манифестирующие неестественную смерть. Количественное преобладание вербализаторов в данной зоне связано с тематикой творчества В. П. Астафьева 1980-1990-х гт. и, в первую очередь, с изображением Великой Отечественной войны. В романе «Прокляты и убиты» В. П. Астафьев нарисовал впечатляющую картину нового апокалипсиса, где человек убивает человека, теряя при этом свое человеческое обличие. Естественно, война порождает смерть, так как предполагает уничтожение противника. И данный аспект войны выражается множеством слов и сверхсловных языковых единиц. Но как в повести «Веселый солдат», так и в романе «Прокляты и убиты» В. П. Астафьев специально обращается к одному из самых ужасающих фактов - бесстыдному, не оправданному никакими моральными нормами убийству солдат своими же солдатами. Умерщвление советских солдат начинается еще в запасных полках, где местные военачальники считают для себя обычным делом забить слабого бойца, устроить показательный расстрел ни в чем не повинных людей; продолжается это умерщвление на полях сражений, когда на местах действуют штрафные роты, а главная политика партии и правительства, по мнению автора, заключается в том, чтобы «мясом завалить, кровью затопить громаду наступающего противника» («Прокляты и убиты»: 414). Отправка на тот свет российских солдат может происходить и в госпиталях, где те, кто не погиб на фронте, умирают от нечеловеческих условий, антисанитарии, которые создают фронтовикам ненавидящие их и заворовавшиеся госпитальные работники. В результате, по В. П. Астафьеву, остается только удивляться: как после такой войны кто-то вообще остался в живых. Изображая войну как всеобщую массовую смерть, В. П. Астафьев преследует определенную цель - низвергнуть те лживые представления о Великой Отечественной войне, которые были навязаны советской пропагандой. Не случайно в комментариях к роману автор пишет: «.об этой войне столько наврали, так запутали все, с нею связанное, что в конце концов война сочиненная затмила войну истинную. Заторами нагромоздилась ложь не только в книгах и трудах по истории прошедшей войны, но и в памяти многих сместилось многое в ту сторону, где была война красивше на самом деле происходившей.» [Комментарии 1: 746].

В условиях мирной жизни герои произведений В. П. Астафьева 19801990-х гг. также часто подвергаются насильственному умерщвлению. Писатель резко критикует все ту же политику государства, в котором шпана разгуливает по городам и весям, убивая первого встречного просто так, без причины. Роман «Печальный детектив» пронизан документальными милицейскими хрониками, которые фрагментарно включаются в ткань произведения и представляют собой образцы самых нелицеприятных, изощренных по жестокости способов убийства людей. В рассказе «Людочка»- местные уголовники, изнасиловав героиню, доводят ее до самоубийства, которое В. П. Астафьевым изображается предельно правдоподобно. В. П. Астафьева часто критиковали за излишний натурализм в повествовании, но подобный подход объясняется мировоззрением писателя, создававшего свои произведения в переломное для страны время, в эпоху, когда его собственные взгляды на окружающий мир претерпевают коренную ломку, и он начинает резко осуждать и критиковать все, что в государстве направлено против нормальной жизни простого человека. Помимо темы человеческой жизни, которая в современном мире теряет всякую ценность, традиционным вообще для творчества В. П. Астафьева является обращение к теме природы, не менее изощренно уничтожаемой все тем же человеком. Перед читателем возникают картины погибающего парка Вэпэвэрзэ; водохранилища, которое становится могильником для всего живого; уничтожения великих и богатых рек в угоду строительству и т. п. Доля горькой иронии сквозит в словах автора: «Уперлось человечество в сучок и никак не может двинуться дальше, чтоб подчистую оболванить землю, сгубить леса и поскорее без них сдохнуть» («Без последнего»: 430). При этом писатель изображает природу в самом неприглядном виде; за каждой строкой слышится астафьевское возмущение тем, что творит человек вокруг себя, как варварски он использует и губит природные ресурсы.

В качестве субъектов и объектов смерти у В. П. Астафьева чаще всего выступает человек, реже - животные, растения, неодушевленные предметы. В отдельных случаях субъект и объект смерти могут совпадать (когда единицы призваны репрезентировать самоубийство или самопожертвование человека).

Обширной в творчестве В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. является зона ПВ концепта «Смерть», включающая единицы с дополнительной семой, подчеркивающей следствия смерти. Для данной зоны характерно переменное преобладание вербализаторов и их употреблений, манифестирующих смерть в мирной или военной жизни, друг над другом. Так, список единиц, репрезентирующих представления о мертвом теле человека или животного, об остатках чего-либо уничтоженного в повествовании о войне значительно шире, чем список подобных единиц, функционирующих в повествовании о мирном времени. Это связано с тем, что, например, в романе «Прокляты и убиты» на протяжении всего произведения на передний план выводятся картины активной смерти, которая порождает следствия в виде человеческих трупов, уничтоженной техники, окружающей природы. Многие лексемы данной группы дополнительно содержат сему 'распад кого-, чего-л. мертвого', и самым ярким их перцептивным признаком становится обонятельный признак (ср. дохлятина, гниющий, падаль и др.). Единицы, дающие представления о различных атрибутах, возникающих только после смерти кого-либо, преобладают в количественном отношении в повествовании В. П. Астафьева о событиях невоенного времени. Данные лексемы и сверхсловные языковые единицы вербализуют представления о месте пребывания (где/в чем) того, кто умер (братская могила, гроб, домик, домовина, катафалк, кладбище, могила и др.), о специальных знаках памяти на месте погребения кого-либо (звезда, надгробие, ограда, памятник и др.), об обрядах, традициях, действиях, совершаемых после смерти кого-либо (погребальный, поминки, предать земле кого, сороковины, хоронить/похоронить и др.), о статусе кого-либо, возникающем вследствие своей/чьей-либо смерти (вдова, покойник, сирота, усопший, утопленник и др.). Слова и сверхсловные образования данной зоны разнообразно и детально описывают в произведениях В. П. Астафьева обрядовые действия, совершаемые живыми людьми по отношению к умершим. При этом отчетливо выступает национальная специфика обряда похорон: плач как ритуальное действие; стремление русских к особому отделению места захоронения (не только могила, памятник, но и ограда), поминовение умерших, включающее церемонию особого обеда с обязательным участием не только всех близких покойного, но и случайных лиц.

В условиях войны герои В. П. Астафьева утрачивают возможность соблюдать определенные христианские обряды (погребение, поминание), наделять умершего специальными принадлежностями (саван, гроб, могила), отмечать места погребения знаками (крест, памятник). Это связано с тем, что здесь «массовая смерть становится обыденным явлением» («Прокляты и убиты»: 553), каждый день количество убитых возрастает, а живые преследуют только одну цель - спасти свою жизнь. Если в первой книге романа «Прокляты и убиты» солдаты с ужасом и недоумением относятся к смерти рядового Попцова, к расстрелу братьев Снегиревых, ставших трагическими событиями в запасном полку, то во второй книге романа бойцы приобретают привычку к крови, к смертям, к трупам. Погребение погибших на войне совершается больше во избежание всякого рода эпидемий, чем с целью христианского успокоения мертвых. Более того, в романе «Прокляты и убиты» В. П. Астафьев, затрагивая тему похоронного обряда на войне, четко разграничивает «достойных» и «недостойных» его. Настоящие похороны совершаются только после смерти каких-либо важных военных чинов, простых же солдат хоронят без всяких церемоний.

Лексемы и сверхсловные языковые единицы рассматриваемой зоны реализуют в произведениях В. П. Астафьева не только свое узуальное значение, но могут приобретать и окказиональное значение (ср. слова домик в значении 'гроб', зарывать/зарыть в значении 'хоронить/похоронить', мясо в значении 'части мертвого тела человека', яма в значении 'могила' и др.). Контекстное употребление некоторых вербализаторов расширяет сферу их применения, ограниченную узусом (так, словарная дефиниция лексем дохлятина, падаль предполагает их использование только по отношению к телу животного, а В. П. Астафьев употребляет их по отношению к мертвому телу человека; слово туша в узусе номинирует тело животного, а у В. П. Астафьева им названо и «тело» понтона; словом останки по традиции называется тело умершего человека, а у В. П. Астафьева оно используется и по отношению к уничтоженному лесу, машине и др.).

Вербализаторы концепта «Смерть», манифестирующие представления о естественной смерти в творчестве В.П.Астафьева 1980-1990-х гг., немногочисленны. Это связано с тем, что языковое сознание соотносит естественную смерть, в основном, с зрелым возрастом (старостью) кого-, чего-либо.

Зона ПВ, состоящая из слов и сверхсловных языковых единиц, манифестирующих состояние умирающего/умершего и его бытие после смерти в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг., также является немногочисленной, но занимает важное место в ПВ. Вербализаторы этой зоны репрезентируют представление о состоянии прекращающего/прекратившего существование вечный покой, вечный сон, возноситься, забыться, лежать, спать, уплывать и др.). Данные единицы включают образную составляющую, причем ярче всего проявляется представление о состоянии после смерти как о сне, отдыхе. Лексемы и сверхсловные единицы, включенные в анализируемую зону, вербализуют также представления о загробной жизни человеческой души, которая, по христианскому учению, является бессмертной. Так, загробный мир может быть раем {верхний мир, лучший мир) или адом {ад, геенна огненная, преисподняя)', он населен обитателями- отрицательными или положительными персонажами (ср. бог, боженька, господь — дьявол, сатана). Причем в романе В. П. Астафьева «Прокляты и убиты» зачастую мир земной изображен не менее страшным, чем мир загробный; война становится для героев сущим адом (это подтверждается употреблением вербализаторов преисподняя и геенна огненная). Кроме двуполюсного соотношения (ад - рай), представленного вышеназванными единицами, у В. П. Астафьева выделяется ряд лексем и сверхсловных образований, не содержащих в семантике указания на конкретный загробный мир, а, скорее, просто обозначающих его как иную жизнь (ср. другая жизнь, оттуда, там, тот свет, туда и др.). Умершие, в свою очередь, могут совершать определенные действия, например, позвать живого к себе. Необходимо отметить, что современная лексикографическая традиция отказывается от понимания смерти как возможности перехода в иную жизнь; ни один толковый словарь современного русского языка не включает в дефиницию смерть соответствующего значения. Но для русского миропонимания представление о загробной жизни является очень важным, так как порождает определенную надежду на бессмертие. И в творчестве В. П. Астафьева подобные представления отражаются достаточно четко и устойчиво.

Немногочисленная зона периферийных единиц, входящих в ПВ концепта «Смерть», содержит лексемы и сверхсловные единицы, дополнительно вербализующие названный концепт в творчестве В.П.Астафьева 1980-1990-х гг. Подобные репрезентанты указывают, например, благодаря контекстному окружению, на предельную степень проявления чего-либо (чувств, настроений, действий - ср. до смерти, загнать в гроб кого, смертельный и др.); свидетельствуют о не свершившемся процессе смерти с помощью частицы не (кровь не проливать/не пролить, не бить, не изрубить, не перетопить, не убивать/не убить, не умирать/не умереть и др.); вносят представления об определенном месте, где гибель людей оказывалась неизбежной (Курская дуга, передовая, передний край, штрафная рота и др.). Качественно дополняют концепт «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева вербализаторы, семантика которых связана с кинетическими признаками смерти (ср. заупокойный, марш Шопена, мертвенно-голубенький, одеревенелый, окоченелый, остывать/остыть, тлелый и др.). Подобные единицы репрезентируют дополнительные слуховые, зрительные, осязательные признаки, сопровождающие смерть или являющиеся следствием смерти. Эти признаки, реализуясь в языковых единицах, выявляют еще одно семантическое отношение в составляющей фрейма смерть - результативе -'кинетические признаки смерти'. В периферийной зоне ПВ размещаются также лексемы, манифестирующие определенные эмоции, состояния, оценку, возникающие у живых после смерти кого-либо (ср. горе, погоревать, скорб-нуть, скорбь, утрата и др.). Они подчеркивают в произведениях В. П. Астафьева те душевные переживания, которые испытывают живые по отношению к умершим. Подобные вербализаторы составляют один из терминальных узлов фрейма смерть, связанный семантическим отношением 'эмоции, оценка смерти' с ядерным значением 'прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Антропоцентризм как самая характерная черта современного этапа развития мирового языкознания сопровождается переключением интереса лингвистов на проблему «человека в языке», поэтому важной задачей стало исследование через язык (слово) ментальной сферы человека, народа — носителя языка. Изучение и воссоздание образа человека по данным языка привело к выявлению ментального образования, отмеченного лингвокультурной спецификой, -концепта. Концепты - ключевые единицы культуры в ментальном мире человека, они несут в себе информацию об окружающей действительности, о ее понимании и отражении в сознании человека. Самые значимые, ключевые концепты культуры Ю. С. Степанов назвал константами.

Проведенное нами исследование концепта-константы «Смерть» показало, что этот концепт постоянно развивается, отражая сознание носителей языка, и имеет огромное значение в культуре и в системе этических ценностей народа. Ключевым является этот концепт в творчестве крупного отечественного писателя второй половины XX - начала XXI вв. В. П. Астафьева. Во всех произведениях 1980-1990-х гг., послуживших материалом для нашего исследования, обращаясь к теме смерти, В. П. Астафьев ищет ответ на вопрос о том, почему в мирной жизни погибает столько молодых, здоровых людей, почему выжить в современной России тяжелее, чем умереть. Обращаясь к теме войны, В. П. Астафьев, недоумевает: зачем, кому нужны были безрассудные многомиллионные человеческие жертвы? Противник противоестественной смерти, В. П. Астафьев говорит словами одного из своих любимых героев - Ивана Тихоновича Заплатана: «В нем все-все, что вложено в душу, заключено в теле, от волосинки и до последней кровинки, восстает, протестует и не устанет уж протестовать до конца дней против неестественной, против преждевременной смерти. Надо, чтобы человек проживал полностью свою жизнь. И человек, и птица, и зверь, и дерево, и цветок.» («Жизнь прожить»: 299). Писатель считал, что только в продолжении жизни, в свершении назначенного природой дела и срока всему сущему и есть смысл.

Объектом исследования в данной работе стал языковой концепт «Смерть», то есть его вербализованная часть, объективированная языковыми единицами различной структуры (словами и сверхсловными образованиями) в русской языковой картине мира и картине мира В. П. Астафьева, отображенной в его творчестве 1980-1990-х гг.

Одним из источников информации об инвариантном языковом концепте служит толкование лексического значения имени концепта. В ходе анализа имени (ключевого слова) концепта «Смерть» по данным русских словарей периода до XIX в. и XIX-XX вв. нами было выявлено 9 ЛСВ слова смерть и определено минимальное содержательное ядро (или инвариант) концепта ('прекращение жизнедеятельности, переход из состояния бытия в состояние небытия'). В результате было показано, что концепт- сложное, то есть многослойное ментальное образование, так как он состоит из ядра и ядерных признаков, базового (центрального) слоя и базовых признаков и периферийного слоя, строящегося от более конкретного слоя к более абстрактному.

Анализ лексических значений имени концепта, его эпидигматических, парадигматических и синтагматических связей позволил выявить следующие основные терминальные узлы фрейма смерть'. 1) участники процесса (объект, субъект, наблюдатель действия); 2) модификатор (изменяемость, проявляющаяся в переходе объекта из одного состояния в другое); 3) процесс перехода объекта из состояния бытия в состояние небытия, который может носить естественный или неестественный характер; 4) протяженность процесса во времени (стадии); 5) причины смерти; 6) характеристики смерти; 7) эмоции и оценка смерти; 8) результатив (результат смерти, оцениваемый наблюдателем). Кроме того, анализ сочетаемости и ассоциативных связей слова смерть позволил определить некоторые варианты слотового наполнения этих терминальных узлов. В структуре исследуемого фрейма смерть объединяются элементы неязыковых знаний, также входящие в единый когнитивный образ.

Помимо лексикографических источников-информантов о концепте «Смерть», к которым мы обращались в первой главе исследования (толковые, этимологические, словообразовательные словари, а также УСС и РАС), о концепте как образовании мыслительном можно получить данные в ходе анализа художественных текстов. Но при этом нужно учитывать, что мы получаем знание не об общем для всех носителей языка концепте, а об индивидуальном концепте автора данных текстов. Таким образом, анализируя рассказы, повесть и романы В. П. Астафьева, созданные в 1980-1990-е гг., мы исследовали индивидуальный концепт писателя, вербализованный в его текстах.

Вербализаторы концепта «Смерть» в творчестве В. П. Астафьева 19801990-х гг. образуют поле, в котором сосуществуют 6 зон, неравнозначных по количеству вербализаторов. Ядерная зона включает в себя 5 нейтральных частотных лексем (в 210 употреблениях), семантика которых совпадает с выделенным инвариантным значением (минимальным содержательным ядром) - 'прекращение жизнедеятельности и переход из состояния бытия в состояние небытия'. Самую большую зону формируют единицы, репрезентирующие представления о неестественной смерти (314 слов и 50 сверхсловных образований в 1019 и 98 употреблениях соответственно); обширной является и зона, включающая слова и сверхсловные единицы, манифестирующие следствия смерти (128 слов и 5 сверхсловных образований в 688 и 9 употреблениях соответственно). Незначительной в количественном отношении (17 слов и 7 сверхсловных образований в 51 и 9 употреблениях соответственно) и мировоззренчески не столь важной для В. П. Астафьева является зона, объективированная единицами, дающими представления о естественной смерти. Естественная смерть не вызывает того протеста, который присутствует во взглядах писателя на неестественную смерть, поэтому обращение к естественной смерти не становится концептуально важным в творчестве В.П.Астафьева 1980-1990-х гг. Особое место в ПВ концепта занимает зона ближней периферии, в которую входят единицы, содержащие в семантике указания на состояние умирающего/умершего и бытие души после смерти (22 слова и 17 сверхсловных образований в 51 и 46 употреблениях соответственно). Эта сторона процесса перехода из состояния бытия в состояние небытия игнорируется в словарных статьях современных толковых словарей, но в миропонимании В. П. Астафьева как представителя русского народа и христианской религии играет важную роль, ибо порождает в сознании человека надежду на бытие после смерти. Зона дальней периферии ПВ концепта «Смерть» включает единицы, у которых семантическая связь с ядром обусловлена контекстом (45 слов и 17 сверхсловных образований в 110 и 57 употреблениях соответственно). Они качественно дополняют ПВ и привносят важную концептуальную информацию.

В вербализации представлений В. П. Астафьева о процессе смерти различные субъектно-объектные отношения имеют свои особенности:

1) контекстное употребление слова смерть позволяет конкретизировать образ субъекта смерти (ср. в УСС субъект смерти не называется, а лишь намечается). В основном, субъектами смерти названы руководители страны, ведущие войну, военачальники; отдельные люди по разным причинам;

2) чаще всего объектами и субъектами. смерти в произведениях В.П.Астафьева 1980-1990-х гг. выступают люди. Хотя уничтожение противника в обстановке войны является необходимым условием, В. П. Астафьев резко критикует, в первую очередь, руководителей России разных времен, необдуманно, безрассудно распоряжающихся жизнями простых солдат; военачальников, бросающих огромные массы народа на бессмысленную смерть. Численность погибших возрастает в произведениях В. П. Астафьева не только за счет военных потерь. Писатель, стремясь максимально правдиво изобразить Великую Отечественную войну, обращается к факту беспрецедентного убийства солдат своими же солдатами-руководителями, на которое последние идут в угоду личным амбициям или партийной политике Советского Союза; условия для скорейшего прекращения жизни создаются для фронтовиков и в военных госпиталях, где часто ненавидящие их и заворовавшиеся начальники содержат людей в обстановке полной антисанитарии и отсутствия лекарственных средств. В мирное время человек в произведениях В. П. Астафьева также не защищен от преждевременной гибели. Например, он может умирать из-за различных болезней; губительной для героев В. П. Астафьева становится характерная русская привычка к пьянству. Царящая в России в период становления перестройки атмосфера полной неразберихи, ломки прежних устоев, сопровождается разгулом преступности; жизнь человека утрачивает ценность, а убийство становится заурядным делом (ярче всего такое положение дел представлено в романе «Печальный детектив»);

3) реже объектами и субъектами смерти в произведениях В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. являются животные, мир неживой природы и неодушевленные предметы. При этом гибель человека чаще всего имеет характер трагической случайности, гибель же животного, растения, реки и т. д. - результат варварского отношения человека к природе, о котором В. П. Астафьев с болью отзывался в каждом своем произведении;

4) иногда субъект и объект смерти в творчестве В. П. Астафьева 19801990-х гг. могут совпадать. Подобное отношение репрезентируют единицы, содержащие в значении сему 'самоубийство*. Тема самоубийства касается у В. П. Астафьева таких героев, как, например, девушка Людочка («Людочка»), которая не находит своего места в современном мире, остается непонятой и избирает путь самоубийства как избавление от позора, от окружающих людей и всех от себя; медсестра Фая («Прокляты и убиты»), не выдержавшая тягот военной жизни, непосильной работы и кончившая жизнь самоубийством; солдаты, добровольно расставшиеся со своей жизнью из-за венерической болезни, считавшейся позором («Веселый солдат») и др.;

5) в отдельных случаях смерть субъекта становится добровольным актом, и ведущей в значениях вербализаторов становится сема 'самопожертвование'. Единицы, манифестирующие добровольную смерть как самопожертвование, участвуют, в основном, в повествовании о военных событиях, когда люди жертвуют собой во имя своей родины;

6) среди других групп особо выделяется группа единиц, репрезентирующих смерть при отсутствии действующего субъекта. Такие единицы отражают концептуальные представления о смерти/уничтожении кого-, чего-либо вследствие внешних обстоятельств (война, болезнь, природные условия и т. п.).

Перспективными направлениями дальнейшего исследования представляются изучение единиц морфемно-словообразовательного и грамматического уровней языковой системы как средств вербализации концепта «Смерть», анализ вербализации данного мыслительного образования в художественных произведениях В. П. Астафьева 1950-1970-х гг. и в его публицистике разных лет, а также анализ иных концептов, являющихся сюжетно значимыми в творчестве В. П. Астафьева («Война», «Жизнь», «Любовь», «Рыбалка» и пр.). Единицы, вербализующие концепт «Смерть» в произведениях В. П. Астафьева, могут войти в словарь языка писателя.

Список научной литературыОсипова, Александра Анатольевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Астафьев, В. П. Собрание сочинений : в 15 т. Т. 13. Веселый солдат: повесть / В. П. Астафьев. Красноярск : ПИК «Офсет», 1998. - С. 5-242.

2. Астафьев, В. П. Собрание сочинений : в 15 т. Т. 13. Из тихого света : попытка исповеди / В. П. Астафьев. Красноярск : ПИК «Офсет», 1998. - С. 707728.

3. Астафьев, В. П. Собрание сочинений : в 15 т. Т. 9. Произведения 1980-х годов. Печальный детектив : Роман. Рассказы / В. П. Астафьев. Красноярск : ПИК «Офсет», 1997. - С. 7-438.

4. Астафьев, В. П. Собрание сочинений : в 15 т. Т. 10. Прокляты и убиты : Роман / В. П. Астафьев. Красноярск : ПИК «Офсет», 1997. - С. 5-744.

5. Комментарии 1 1997: Астафьев, В. П. Комментарии 1 / В. П. Астафьев // В. П. Астафьев. Собрание сочинений : в 15 т. / В. П. Астафьев. Красноярск : ПИК «Офсет», 1997. - Т. 10. - С. 745-767.

6. Комментарии 2 1997П Астафьев, В. П. Комментарии 2 / В. П. Астафьев // В. П. Астафьев. Собрание сочинений : в 15 т. / В. П. Астафьев. Красноярск : ПИК «Офсет», 1997. - Т. 9. - С. 439-447.

7. Комментарии 3 1998II Астафьев, В. П. Комментарии 3 / В. П. Астафьев // В. П. Астафьев. Собрание сочинений : в 15 т. / В. П. Астафьев. Красноярск : ПИК «Офсет», 1998. - Т. 13. - С. 729-734.1. НАУЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА

8. Авчинникова 1996: Авчинникова, Н. Н. Проза Виктора Астафьева (проблемы творческой индивидуальности писателя) : дис. канд. филол. наук / Н. Н. Авчинникова. М., 1996. - 192 с.

9. Алефиренко 2002: Алефиренко, Н. Ф. Лингвокультурологический аспект когнитивной семантики / Н. Ф. Алефиренко // Русистика : сб. науч. тр. Киев, 2002.-Вып. 2.-С. 16-23.

10. Алефиренко 2002: Алефиренко, Н. Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры / Н. Ф. Алефиренко. М.: Academia, 2002. -394 с.

11. Алефиренко 2002: Алефиренко, Н. Ф. Протовербальное порождение культурных концептов и их фразеологическая репрезентация / Н. Ф. Алефиренко // Филол. науки. 2002. - № 5. - С. 72-81.

12. Анохина 2004: Анохина, С. А. Концепт «Развитие» в русской языковой картине мира и особенности его вербализации в творчестве В. Г. Распутина 1994- 2003 гг.» : дис. . канд. филол. наук / С.А.Анохина. Магнитогорск, 2004. - 219 с. - Библиогр.: с. 167-191.

13. Ануфриев 1983: Ануфриев, А. Е. Своеобразие психологического анализа в прозе 1970-х годов (творчество В.Астафьева и В.Распутина): дис. канд. филол. наук / А. Е. Ануфриев. М., 1983. - 190 с.

14. Арутюнова 1999: Арутюнова, Н. Д. Введение / Н. Д. Арутюнова // Логический анализ языка : Образ человека в культуре и языке. М.: Наука, 1999. -С. 3-18.

15. Аскольдов 1997: Аскольдов, С. А. Концепт и слово / С. А. Аскольдов // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология /

16. Ин-т народов России; под ред. В. П. Нерознака. М.: Академия, 1997. - С. 267279.

17. Бабурина 1998: Бабурина, М. А. Концепт «Муза» и его ассоциативное поле в русской поэзии Серебряного века: дис. . канд. филол. наук/ М. А. Бабурина. СПб., 1998. - 133 с.

18. Бабушкин ' 1997: Бабушкин, А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка, их личностная и национальная специфика : дис. . д-ра. филол. наук / А. П. Бабушкин. Воронеж, 1997. - 330 с.

19. Басинский 2000: Басинский, П. «Как сердцу высказать себя?» (о русской прозе 90-х гг.) / П. Басинский // Новый мир. 2000. - № 4. - С. 185-192.

20. Бедрикова 1995: Бедрикова, М. Л. Особенности психологизма русской прозы второй половины 1980-х годов (творчество В. Астафьева и В. Распутина) : дис. канд. филол. наук/М. Л. Бедрикова. М., 1995. - 203 с.

21. Белобородова 2000: Белобородова, И. В. Концепт «цвет» в лингвокогни-тивном аспекте. На материале автобиографической прозы : дис. . канд. филол. -наук / И. В. Белобородова. — Таганрог, 2000. 224 с.

22. Березина 1988: Березина, С. Н. «Добреньким быть уже не могу.» (сатира и юмор в рассказе В. П. Астафьева «Жизнь прожить») / С. Н. Березина // Рус. речь. 1988. - № 1. - С. 23-30.

23. Биловус 2002: Биловус, Г. Особенности воспроизведения паремий в украинских переводах русскоязычных повестей Т. Шевченко / Г. Биловус // Слово. Фраза. Текст : сб. науч. ст. к 60-летию проф. М. А. Алексеенко. М.: Азбуковник, 2002. - С. 62-70.

24. Блескун 1992: Блескун, Л. В. Человек и его судьба в русском рассказе 1960-80-х годов (В.Астафьев, В.Распутин): дис. канд. филол. наук/ Л. В. Блескун. М., 1992. - 180 с.

25. Болдырев 2004: Болдырев, Н. Н. Концептуальное пространство когнитивной лингвистики / Н. Н. Болдырев // Вопросы когнитивной лингвистики. -2004.-№ 1.-С. 18-36.

26. Большее 1986: Болынев, А. О. Проблема народного характера в творчестве В.Белова, В.Астафьева, В.Распутина: дис. . канд. филол. наук/ А. О. Болынев. Л., 1986. - 172 с.

27. Вахитова 1995: Вахитова, Т. М. Народ на войне / Т. М. Вахитова // Русская литература. 1995. - № 3. - С. 114-129.

28. Бенедиктова 2004: Бенедиктова, Л. Н. Концепт «Война» в языковой картине мира (сопоставительное исследование на материале английского и русского языков): автореф. дис. . канд. филол. наук / Л. Н. Бенедиктова. Тюмень, 2004.- 19 с.

29. Вольф 1986: Вольф, Е. М. Оценочное значение и соотношение признаков «хорошо / плохо» / Е. М. Вольф // ВЯ. 1986. - № 5. - С. 98-106.

30. Воркачев 2003: Воркачев, С. Г. Концепт любви в русском языковом сознании / С. Г. Воркачев // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста : матер. Междунар. симпозиума : в 2 ч. Волгоград : Перемена, 2003. -Ч. 1.-С. 57-59.

31. Воркачев 2004: Воркачев, С. Г. Счастье как лингвокультурный концепт: Монография / С. Г. Воркачев. М.: Гнозис, 2004. - 236 с.

32. Грицутенко 1984: Грицутенко, Л. П. Языковые особенности «авторского» сказа В.Астафьева/ Л. П. Грицутенко // Вестник Львовского университета. Сер. филологии. Львов : ЛГУ, 1984. - Вып. 14. - С. 84-90.

33. Дашкова 2000: Данькова, Т. Н. Концепт «Любовь» и его словесное воплощение в индивидуальном стиле А. Ахматовой : дис. . канд. филол. наук / Т. Н. Данькова. Воронеж, 2000. - 214 с.

34. Дашиева 1999: Дашиева, Б. В. Концепт образа мира в языковом сознании русских, бурят и англичан (национально-культурный аспект) : дис. . канд. фи-лол. наук / Б. В. Дашиева. М., 1999. - 243 с.

35. Дзюба 2001: Дзюба, Е. В. Концепты жизнь и смерть в поэзии М. Цветаевой : дис. . канд. филол. наук / Е. В. Дзюба. Екатеринбург, 2001. -255 с.

36. Дюжев 1994: Дюжев, Ю. Убиты и прокляты / Ю. Дюжев // Север. -1994.-№5-6.-С. 150-157.

37. Емельянова 1998: Емельянова, О. Н. Устойчивые обороты в прозе Виктора Астафьева / О. Н. Емельянова // РЯШ. 1998. - № 3. - С. 72-74.

38. Ершов 1984: Ершов, JI. Ф. Виктор Астафьев и лирико-философская проза / JI. Ф. Ершов // Русская литература. 1984. - № 1. - С. 75-89.

39. Жуков 2004: Жуков, К. А. Языковое воплощение концепта «Труд» в пословичной картине мира (на материале русской и английской паремиологии) : автореф. дис. . канд. филол. наук / К. А. Жуков. Великий Новгород, 2004. -26 с.

40. Жукова 1990: Жукова, М. Ю. Диалектная лексика в художественном произведении (на материале автобиографического цикла В. Астафьева «Последний поклон») : дис. . канд. филол. наук/ М. Ю. Жукова. JL, 1990. - 207 с.

41. Залыгин 1988: Залыгин, С. П. Свое слово : о повестях Виктора Астафьева/ С. П. Залыгин// В пределах искусства. М.: Сов. Россия, 1988. - С. 120127.

42. Зеленин 2004: Зеленин, А. В. Старуха с косой / А.В.Зеленин// РЯШ.-2004. № 2. - С. 76-79.

43. Зеленков 1997: Зеленков, В. Кому война, а кому мать родна / В. Зеленков // Наш современник. 1997. - № 9. - С. 69-82.

44. Золотусский 1989: Золотусский, И. П. Дон Кихот из Вейска: В. Астафьев / И. П. Золотусский // И. П. Золотусский. Исповедь Зоила. М. : Сов. Россия, 1989. - С. 52-69.

45. Исупов 1994: Исупов, К. Г. Русская философская танатология / К. Г. Исупов // Вопросы философии. 1994. - № 3. - С. 106-114.

46. Карасик 1996: Карасик, В. И. Культурные доминанты в языке / В. И. Карасик// Языковая личность: культурные концепты: сб. науч. тр./ ВГПУ, ПМПУ. Волгоград-Архангельск : Перемена, 1996. - С. 3-16.

47. Карасик 2001: Карасик, В. И. О категориях лингвокультурологии / В. И. Карасик // Языковая личность : проблемы коммуникативной деятельности : сб. науч. тр. Волгоград : Перемена, 2001. - С. 3-16.

48. Караулов 1976: Караулов, Ю. Н. Общая и русская идеография / Ю. Н. Караулов. М. : Наука, 1976. - 335 с.

49. Кацнельсон 1986: Кацнельсон, С. Д. Общее и типологическое языкознание / С. Д. Кацнельсон. JI. : Наука, 1986. - 280 с.

50. Кобозева 2000: Кобозева, И. М. Лингвистическая семантика: Учебник / И. М. Кобозева. М.: Эдиториал УРСС, 2000. - 352 с.

51. Колесов 2004: Колесов, В. В. Язык и ментальность / В. В. Колесов. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. - 215 с.

52. Комарова 1992: Комарова, Е. В. Фразеология прозы В. Астафьева, Ю.Бондарева, В.Гроссмана (сопоставительный аспект): дис. . канд. филол. наук / Е. В. Комарова. М., 1992. - 193 с.

53. Кондаков 1975: Кондаков, Н. И. Логический словарь-справочник / Н. И. Кондаков. М. : Наука, 1975. - 680 с.

54. Красавский 2001: Красавский, Н. А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах : Монография / Н. А. Красавский. Волгоград : Перемена, 2001. - 495 с.

55. Красс 2000: Красс, Н. А. Концепт дерева в лексико-фразеологической семантике русского языка. На материале мифологии, фольклора и поэзии : дис. . канд. филол. наук / Н. А. Красс. М., 2000. - 194 с.

56. Кубрякова 1991: Кубрякова, Е. С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова память / Е. С. Кубрякова // Логический анализ языка. Культурные концепты : сб. тр. М. : Наука, 1991. - С. 85-91.

57. Кубрякова 2004: Кубрякова, Е. С. Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики / Е. С. Кубрякова // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. - № 1. - С. 6-17.

58. Лавлинский 1986: Лавлинский, Л. Сильнее смерти / Л. Лавлинский // Лит. обозрение. 1986. -№ 1. - С. 53-56.

59. Ланщиков 1992: Ланщиков, А. П. Виктор Астафьев / А. П. Ланщиков. -М.: Просвещение, 1992. 159 с.

60. Ланщиков 1990: Ланщиков, А. П. Перед кончиной века/ А. П. Ланщиков // Лит. учеба. 1990. - № 4. - С. 91-96.

61. Лейдерман 2001: Лейдерман, Н. Л. Крик сердца : Творческий облик Виктора Астафьева / Н. Л. Лейдерман // Урал. 2001. - № 10. - С. 225-245.

62. Лихачев 1993: Лихачев, Д. С. Концептосфера русского языка / Д.С.Лихачев// Известия АН. Сер. лит. и яз. М. : Наука, 1993.- №1.-Т. 52. - С. 3-9.

63. Ляпин 1997: Ляпин, С. X. Концептология: к становлению подхода/ С. X. Ляпин // Концепты. Архангельск, 1997. - Вып. 1. - С. 11-35.

64. Маслова 2001: Маслова, В. А. Лингвокультурология / В. А. Маслова. -М.: Академия, 2001. 208 с.

65. Мешалкин 1993: Мешалкин, А. Н. Традиции Ф. М. Достоевского в творчестве В. Астафьева : дис. . канд. филол. наук. -М., 1993. 153 с.

66. Михайлова 1998: Михайлова, О. А. Ограничения в лексической семантике : Семасиологический и лингвокультурологический аспекты / О. А. Михайлова. Екатеринбург : УрГУ, 1998. - 240 с.

67. Никитин 2002а: Никитин, М. В. Метафора: уподобление vs. интеграция концептов / М. В. Никитин // С любовью к языку : сб. науч. тр. Посвящается Е. С. Кубряковой. М.-Воронеж : ИЯ РАН, Воронежский гос. ун-т, 2002. -С. 256-269.

68. Никитин 2004: Никитин, М. В. Развернутые тезисы о концептах/ М. В. Никитин // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. - № 1. - С. 53-64.

69. Никитин 20026: Никитин, М. В. Реализация концепта «Страх» в сценариях городской легенды : автореф. дис. . канд. филол. наук / М. В. Никитин. -Челябинск, 2002. 24 с.

70. Новиков 2001: Новиков, Л. А. Основы семантики/ Л.А.Новиков// Новиков Л. А. Избранные труды : в 2 т. Т. 1. Проблемы языкового значения / Л. А. Новиков. М.: Изд-во РУДН, 2001. - С. 341-672.

71. Новиков 1982: Новиков, Л. А. Семантика русского языка : Учеб. пособие для филол. специальностей ун-тов / Л. А. Новиков. М. : Высшая шк., 1982. -272 с.

72. Павлович 1996: Павлович, Т. Семантика слов с корнями «-жи/в/-» и «-мер/мор-» в русском и сербскохорватском языках на фоне культурных концептов «жизнь» и «смерть» : дис. . канд. филол. наук / Т. Павлович. М.,1996.-218 с.

73. Перевалова 1997: Перевалова, С. В. «Особая география памяти» (образ автора в русской прозе 1970-1980-х гг. В.П.Астафьев, В.Г.Распутин,

74. B. С. Маканин) : Монография / С. В. Перевалова. Волгоград : Перемена,1997.-240 с.

75. Петрова 2003: Петрова, И. В. Типы интертекстем и их функции в рассказах В. П. Астафьева 1980-х гг. / И. В. Петрова// Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе : сб. докл. Междунар. науч. конф. / ред.-сост.

76. C. Г. Шулежкова. Магнитогорск : Изд-во МаГУ, 2003. - С. 88-95.

77. Попова 2002: Попова, Е. А. Человек как основополагающая величина современного языкознания / Е. А. Попова // Филол. науки. 2002. - № 3. -С. 69-77.

78. Попова, Стернин 2002: Попова, 3. Д. Очерки по когнитивной лингвистике / 3. Д. Попова, И. А. Стернин. 2-е изд., стер. - Воронеж : Истоки, 2002. -191 с.

79. Потебня 1993: Потебня, А. А. Мысль и язык / А. А. Потебня. Киев : СИНТО, 1993.- 189 с.

80. Рислан 1989: Рислан, Г. Человек и природа в современной советской литературе (творчество В. Астафьева и В. Распутина) : дис. . канд. филол. наук / Г. Рислан. М., 1989. - 163 с.

81. Рудакова 2004: Рудакова, А. В. Когнитология и когнитивная лингвистика / А. В. Рудакова. 2-е изд., испр. - Воронеж : Истоки, 2004. - 80 с.

82. Рябова 2003: Рябова, В. Н. Лексические средства выражения концепта «природа» в художественном тексте (на материале творчества А. П. Чехова) /

83. B. Н. Рябова // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста : матер. Междунар. симпозиума : в 2 ч. Волгоград : Перемена, 2003. - Ч. 2.1. C. 252-254.

84. Савенкова 2002: Савенкова, Л. Б. Русская паремиология : семантический и лингвокультурологический аспекты / Л. Б. Савенкова. Ростов н/Д : Изд-во Рост, ун-та, 2002. - 240 с.

85. Севрюгина 2002: Севрюгина, Е. В. Концепт «Красота» в поэзии Ф. И. Тютчева / Е. В. Севрюгина // Филол. науки. 2002. - № 3. - С. 30-39.

86. Сердюченко 1997: Сердюченко, В. Заметки провинциального читателя / В. Сердюченко // Нева. 1997. -№ 1. - С. 185-191.

87. Слышкин 2000: Слышкин, Г. Г. От текста к символу : лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе / Г. Г. Слышкин. М. : Наука, 2000. - 128 с.

88. Слышкин 1999: Слышкин, Г. Г. Текстовая концептосфера и ее единицы / Г. Г. Слышкин // Языковая личность : аспекты лингвистики и лингводидакти-ки : сб. науч. тр. / ВГПУ. Волгоград : Перемена, 1999. - С. 18-26.

89. Степанов 1997: Степанов, Ю. С. Константы : Словарь русской культуры (опыт исследования)/ Ю.С.Степанов. М.: Языки рус. культуры, 1997. — 824 с.

90. Стернин 2001: Стернин, И. А. Методика исследования структуры концепта / И. А. Стернин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики : сб. ст. Воронеж : Изд-во ВГУ, 2001. - С. 58-65.

91. Токарев 2003: Токарев, Г. В. Теоретические проблемы вербализации концепта «труд» в русском языке: автореф. дис. д-ра филол. наук/ Г. В. Токарев. Волгоград, 2003. - 46 с.

92. Фрумкина 1995: Фрумкина, Р. М. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? / Р. М. Фрумкина // Язык и наука конца XX века : сб. ст. -М.: Изд-во РГГУ, 1995. С. 74-117.

93. Фрумкина 1992: Фрумкина, Р. М. Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста и психолога / Р. М. Фрумкина // НТИ. Сер. Информационные процессы и системы. 1992. - № 3. - С. 1-8.

94. Хо Сон Тэ 2001: Хо Сон Тэ, Концепты ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ в русском языке : автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2001. - 24 с.

95. Чепасова 1974: Чепасова, А. М. Семантико-грамматические классы русских фразеологизмов : Учеб. пособие / А. М. Чепасова. Челябинск : Изд-во ЧГПИ, 1974.- 100 с.

96. Чернейко 2001: Чернейко, Л. О. Концепты жизнь и смерть как фрагменты языковой картины мира/ JI. О. Чернейко// Филол. науки.- 2001.- № 5.-С. 50-59.

97. Чернова 2004: Чернова, О. Е. Концепт «труд» как объект идеологизации : дис. . канд. филол. наук / О. Е. Чернова. Екатеринбург, 2004. - 163 с.

98. Чуршина 2002: Чурилина, JI. Н. Лексическая структура художественного текста: принципы антропоцентрического исследования: Монография / Л. Н. Чурилина. СПб. : РГПУ им. А. И. Герцена, 2002. - 283 с.

99. Шестак 2003: Шестак, Л. А. Русская языковая личность : коды образной вербализации тезауруса : Монография / Л. А. Шестак. Волгоград : Перемена, 2003.-312 с.

100. Шмелев 1973: Шмелев, Д. Н. Проблемы семантического анализа лексики (на материале русского языка) / Д. Н. Шмелев. М. : Языки славянской культуры, 1973.-280 с.

101. Шмелев 2002: Шмелев, А. Д. Русский язык и внеязыковая действительность / А. Д. Шмелев. М. : Языки славянской культуры, 2002. - 495 с.

102. Штокман 1993: Штокман, И. Черное зеркало / И. Штокман // Москва. -1993.-№4.-С. 187-189.

103. БАС 1962: Словарь современного русского литературного языка : в 17 т. Т. 13. М.; Л.: Изд-во Академии Наук СССР, 1962. - 1516 стлб.

104. БТС 2000: Большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб.: Норинт, 2000. - 1536 с.

105. БЭС 2000: Большой энциклопедический словарь. М.: «Большая российская энциклопедия»; СПб.: Норинт, 2000. - 1456 с.

106. Левикова 2003: Левикова, С. И. Большой словарь молодежного сленга/ С. И. Левикова. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003. - 928 с.

107. MAC 1988: Словарь русского языка / под ред. А. П. Евгеньевой : в 4 т. Т. 4. С-Я. - М.: «Русский язык», 1988. - 796 с.

108. Новгородский обл. словарь 1995: Новгородский областной словарь / авт.-сост. JL Я. Петрова, В. П. Строгова; отв. ред. В. П. Строгова. Вып. 10. Новгород : НовГУ им. Ярослава Мудрого, 1995. - Г93 с.

109. Новгородский обл. словарь 2000: Новгородский областной словарь / авт.-сост. JI. Я. Петрова, В. П. Строгова; отв. ред. В. П. Строгова. Вып. 13. Великий Новгород : НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2000. - 118 с.

110. Новейший филос. словарь 2001: Новейший философский словарь. 2-е изд., перераб. и доп. - Мн. : Интерпрессервис; Книжный дом, 2001. - 1280 с.

111. НОСС 2004: Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / авторы словарных статей: В. Ю. Апресян, Ю. Д. Апресян, Е. Э. Бабаева и др. -2-е изд., испр. и доп. М.; Вена : Языки славянской культуры : Венский славистический альманах, 2004. - 1488 с.

112. РАС 1994: Русский ассоциативный словарь. Кн. 1. Прямой словарь: от стимула к реакции / Ю. Н. Караулов, Ю. А. Сорокин и др. М.: Помовский и партнеры, 1994. - 224 с.

113. РСС 1983: Русский семантический словарь / Ю. Н. Караулов, В. И. Молчанов, В. А. Афанасьев, Н. В. Михалев / под ред. С. Г. Бархударова. -М.: Наука, 1983. 564 с.

114. СА 1995: Введенская, JI. А. Словарь антонимов русского языка / JI. А. Введенская. Р/нД : Феникс, 1995. - 543 с.

115. СД1990: Даль, В. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. Т. 3. П. - М. : Рус. яз., 1990. - 555 е.; Т. 4. - P-V. - М. : Рус. яз., 1991. - 683 с.

116. Словарь рус. нар. говоров 1972: Словарь русских народных говоров / гл. ред. Ф. П. Филин, ред. Ф. П. Сороколетов. Вып. 8. JI. : Наука, 1972. - 369 с.

117. Словарь рус. нар. говоров 1974: Словарь русских народных говоров / гл. ред. Ф. П. Филин, ред. Ф. П. Сороколетов. Вып. 9. Л.: Наука, 1972. - 362 е.; вып. 10. - Л.: Наука, 1974. - 388 с.

118. СОШ 2002: Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка : 80 ООО слов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. 4-е изд., доп. - М.: Азбуковник, 2002. - 944 с.

119. Срезневский 1989: Срезневский, И. И. Материалы для словаря древнерусского языка : в 3 т. Т. 3. Ч. 1. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, по изданию 1893 г. - 1420 стлб.

120. СРФ 1999: Бирих, А. К. Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник / А. К. Бирих, В. М. Мокиенко, JI. И. Степанова. -СПб.: Фолио-Пресс, 1999. 794 с.

121. СРЯ XI-XVII вв. 2000: Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 25.-М.: Наука, 2000. - 403 с.

122. СС 1975: Александрова, 3. Е. Словарь синонимов русского языка : Практический справочник. 6-е изд., перераб. и доп. / 3. Е. Александрова. - М.: Рус. яз., 1989.-495 с.

123. ССРЯ 2001: Словарь синонимов русского языка/ под ред. А. П. Евгеньевой : в 2 т. Т. 2. JI.: Наука, 1971. - 856 с.

124. СУСРЯ: Огольцев, В. М. Словарь устойчивых сравнений русского языка (синонимо-антонимический) / В. М. Огольцев. М.: ООО «Рус. словари» : ООО «Изд-во Астрель» : ООО «Изд-во ACT», 2001. - 800 с.

125. Тихонов 1990: Тихонов, А. Н. Словообразовательный словарь русского языка : в 2 т. Т. 2 / А. Н. Тихонов. 2-е изд., стер. - М.: Рус. яз., 1990. - 886 с.

126. ТСУ 1940: Ушаков, Д. Н. Толковый словарь русского языка : в 4 т. Т. 4 / Д. Н. Ушаков. С-Я. - 1940. - 1500 с.

127. УСС 1978: Учебный словарь сочетаемости слов русского языка: около 2500 словар. статей / под ред. П. Н. Денисова, В. В. Морковкина. М.: Рус. яз., 1978.-688 с.

128. Фасмер 1971: Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 3. / М. Фасмер. М. : Прогресс, 1971.-827 с.

129. ФСРЛЯ 1995: Фразеологический словарь русского литературного языка конца XVIII XX вв. / под ред. А. И. Федорова. - М. : Топикал, 1995. - 608 с.

130. ФСРЯ 2001: Фразеологический словарь русского языка / сост. JI. А. Воронова и др.; Под ред. и с поел. А. И. Молоткова. 6-е изд., испр. и доп. - М.: ACT : Астрель, 2001. - 512 с.

131. ФЭС 1983: Философский энциклопедический словарь / гл. ред. JL Ф. Ильичев, Н. П. Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. М. : Сов. энциклопедия, 1983.-840 с.

132. СЭ 2001: Этика : Энциклопедический словарь / под ред. Р. Г. Апресяна и А. А. Гусейнова. М.: Гардарики, 2001. - 671 с.

133. ЭССЯ 1993: Этимологический словарь славянских языков : Праславян-ский лексический фонд. Вып. 18. М.: Наука, 1993. - 255 с.