автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.20
диссертация на тему: Концепт змееборчества и его текстообразующая роль в сравнительно-историческом и типологическом освещении

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концепт змееборчества и его текстообразующая роль в сравнительно-историческом и типологическом освещении"

Московский Институт языкознания РАН

На правах рукописи

СВЯТОПОЛК-ЧЕТВЕРТЫНСКИЙ Игорь Анатольевич

КОНЦЕПТ ЗМЕЕБОРЧЕСТВА И ЕГО ТЕКСТООБРАЗУЮЩАЯ РОЛЬ В СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОМ И ТИПОЛОГИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ.

Специальность 10.02.20 Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

МОСКВА -2005

Работа выполнена в Московском Институте языкознания РАН

Научный руководитель:

доктор филологических наук

В.П. Калыгжн

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук К.Г. Красухин

доктор филологических наук B.JL Клаус

Ведущая организация:

Московский государственный университет

Запщта состоится «» ЭпреиА 2005 г. в 12 часов на заседании диссертационного совета по присуждению ученой степени доктора филологических наук при Институте Языкознания Российской Академии Наук по адресу: 125009, г. Москва, Большой Кисловский пер. 1/17).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института Языкознания РАН.

Автореферат разослан «72» М 8 р^Э. 2005 г. Ученый секретарь

//7 /О

диссертационного совета, , ¡/у >

кандидат филологических наук ^ А. В. Сидельцев

Объектом исследования являются лексемы (слова и словосочетания), обозначающие предметы и явления, относящиеся к сфере змеебсгрчества в индоевропейских (1. иранские (1.1. авестийский, 1.2. среднеперсидский [=книжный пехлеви], 1.3 новоперсидский Шах-наме), 2. индийские (2.1. ведийский и 2.2. санскрит), 3. хеттский клинописный, 4. древнегреческий и 5. древнегерманский (древнеанглийский), б. (крайне фрагментарно) кельтские (6.1. древнеирлакдский и 6.2. бретонский) и 7. (фрагментарно) славянские (древнерусский)) и 8. шумерском языках (с привлечением данных 9. семитской языковой группы: 9.1. аккадского, 9.2. древнееврейского и 9.3 арамейского языков, входивших в шумерский культурный ареал и подвергнувшихся его концептуальному воздействию).

Материалом дли реконструкции концепта Змееборчества и сопоставительного исследования текстовых парадигм послужили следующие источники:

I. А. 1. Индийские источники (Риг-Веда на ведийском языке и санскритский перевод Хом Ятта Авесты).

П. А.2. Иранские источники (Части Авесты: Хом Япгг и Аогэмадаэча на авестийском языке, среднеперсидский текст Риваят и пехлевийский перевод Хом Яшта).

Ш. А.З. Хеттские клинописные источники И-го тысячелетия до н. э. (Миф об Иллуянке).

IV. А. 4. Древнегреческие источники (Аполлодор, Нонн, Гомеровские гимны).

V. А. 5. Древнегерманские источники (древнеанглийское 'Заклинание девяти трав').

VI. А. 6. Древнеславянские источники (Рукописные источники: русская сказка из собрания Афанасьева 'Иван Быкович', ритуал Юрьева дня и древнерусское 'Сказание о Петре и Февронии').

VII. А. 7. Кельтские источники (Рукописные источники: древнеирландское предание о змееборце Фергусе и змее Мшп1т; Бретонская сказка Люзеля Мегс'Ь МагЫг Коас^ег).

Дня типологических целей привлекаются текстовые данные:

\ТП. Шумерскад традиция. Б. 1. Шумерские клинописные источники П-го тысячелетия до н. э. (Миф 'Лугаль-уд Меламби' или 'Деяния Нинурты' и 'Заклинание Великой Змеи' на шумерском языке).

IX. Семитская традиция. Б. 2. Аккадские клинописные источники 1-го тысячелетия до н. э. (Миф 'Лугаль-уд Меламби' или 'Деяния Нинурты' на аккадском языке)

РОС Н\ЦИОНА-|ЬН\Я БИВЛ ИОН ЬК\ С.Петербург 1

20«ЗРК I

..... | ........... А

в Б. 3. Рукописные тексты (Библия, Агада и Мидраш на древнееврейском языке).

Предметом настоящего исследования стал анализ концептуальной парадигмы, присущей змееборческим текстам индоевропейской и шумерской мифологических традиций и, в более широком ключе, мифологических произведений вообще, которые представляют из себя знаковые системы многоуровневой семантики; лингвокультурологические и когнитивные аспекты изучения лексики, относящейся к сфере змееборчества.

В исследовании мы опираемся на положения когнитивистики о том, что 'язык позволяет наиболее естественный доступ к сознанию'1; является 'одним из наиболее характерных типов когнитивной деятельности'2; что познание действительности разворачивается в определенном культурном контексте, обусловлено историческими и социокультурными факторами3.

Рассматриваемые в работе лингвистические вопросы затрагивают такие актуальные области гуманитарного знания, как культурная антропологи, изучающая процесс культурного становления человека, межкультурная коммуникация, лингвокультурология, теория перевода. В исследовании учитывается социокультурный компонент в сочетании с рассмотрением культуры народа в широком этнографическом смысле слова, в особенности компонентов культуры, несущих национально-специфическую окраску (таких, как традиции и обычаи, 'национальные картины мира' и др).

Исследуемая лексика употребляется в жанрах, относящихся к мифологическим произведениям, поэтому привлекается материал текстов мифов, гимнов, заклинаний, которые рассматриваются как отражение типического в языке древних народов.

Методик» анализа текстов опирается на достижения Лотмановской тартусско-московской семиотической школы4 (семиотика), анализ языковой картины мира в понимании В. Н. Телии, формульную теорию Перри-Лорда5 и ее обработку Уоткинсом6 (текстология), анализ ритуалов перехода Виктора Тэрнера7 (этнография) и его обработку М. В. Тендряковой. Реконструкция змсеборческой концептуальной парадигмы происходит, исходя из имманентных параметров таковой парадигмы.

' КубртотЕ.С Части речи с цяиитвицй ihm JfCHin M ИжтяымияиицРАН. 1997. с 20

2 ЛакоффДж Мышление ■ зеркале клаесифтаторо* II Новое » зарубежной ним mu же Вып. ХХЩ - Колптапк аспект mu. M.: Прогресс, !9М. е. 31

1 ДшшттВЗ Когнитивна jwhibhcihmшркяювидноств юпсрцк^ющегоподхода //Вопросы яшдшм, 1994.№4 С 1733 Тиши ВН. Русски фрамлопи Сешатпестй, прет.....mull ■ яшгаокулиурсиоппеспй аспекты M Dsn русской

ку»тур«,1996.-2Мк

'лмишЮЖВяяраинсяптамфоа/Лапш 704с.

5 Лорд А.Б. Сгазкгелв Пер с вига и кош. Ю А. Клейяера я Г.А. Леашпояа. M.. Восточна» цнщшура, 1994 369 с. ' Уатанс К Аспскш имвсаропсйдюй поташ П Новое • зарубежной аивле Bun XXI Новое а «временной

ииюеароосиспие. Пер. с англ Е. R Ветровой. М , Прогреос, I9M С 4SI-473

7 ТзрнерВ. Сиво* и ритуал Пер с англ Составитель и автор г^едислоак» В А. Бейяяе. M. Наука, 1983 210 с

Степень изученности темы. Исследованию лексики, относящейся к сфере "змееборчество", центральному объекту вашего исследования, посвящены многочисленные работы, как в лингвистической литературе, так и в других областях гуманитарных знаний, что само по себе свидетельствует о важности, значимости явления*. Сравнительный анализ индоиранского змееборческого мифа был предпринят на материале ведического Vr«ra- 'препятствие' и авестийского Угвгаупа- 'устраняющего препятствие'. Была выявлена основная бинарная оппозиция протагонистов: Индра и Вритра, Траэтаона и Ахи Дахака, Кэрсаспа и Срвара, Зевс и Тифои, Аполлон и Пифон, Тор и Змей и др.9. Угол рассмотрения данного концепта был расширен с привлечением данных классических, древнеиндийского, германских я ближневосточных языков10. Терминология 'Основного мифа' применительно к змееборческому фрейму была впервые применена в отечественной лингвистике наряду с привлечением балто-славянского и хеттского материалов в 1974г. В.В. Ивановым и В Н. Топоровом. Л. М. Алексеевой была предпринята попытка связать 'чирканье огненного пальца' Змеем русских сказок с уровнем активности полярных сияний, для которых типично расщепление на отрезки-лучи, и где развитие сильных суббурь идёт путем повторения отдельных импульсов, каждый из которых начинается с очередного 'чирканья' - с Образования новых ярких дуг на фронте светящейся выпуклости, 'взметания лучей к зениту* по яркому описанию полярника Ф. Нансена". Фигурирующий во многих текстах микроконцепт тростника, сопутствующий змеиной символике (в частности, метафоре змея), ею также увязывается с видом полярных сияний, нередко напоминающих ряд вертикально стоящих линий12. В 1995 г. индоевропеист Уоткинс выпустил фундаментальный труд по индоевропейской поэтике, непосредственно посвягцвнный змееборчеству, где детально была разработана научная терминология, а индоевропейский материал (правда, без изучения пехлевийского и санскритского переводов змееборческих текстов Авесты) был впервые представлен

_ 13

столь широко .

Научная новизна работы состоит как в выборе материала, так и в методике анализа. Впервые проводится описание исследуемой лексики с позиций комплексного подхода, сочетающего положения традиционного, семиотического и когнитивного направлений,

' Итог ВВ. Тонарм В Я Исслеломюн • пбости сятгюст щхякск» М.. 1974. ТспорошВ. H Русое Сипогор: сам и чужое (« проблеме куаиурю-жшштх кжтгк») // Гитчя в бмпяовс виши. Проблемы иуичич коишл» М., Нщгса, 19(3 -С 89-126 Топора* В. H № «РутЫкродат» Два«. Pyccu епш

■ метДиай «Зпншмщ» (Эпюкуптурвп ■ кпртмш 141114111). // Эяиии и этяжультуртм истори» Восточной Еаропы. М, Ивдрт, 1995. -С 142-200

' Ввпеиш. Bmlk and Лтщ Loma Vtù» et VpnfU. Elude de my«iolo(fe Ымптяж Ctfifcn de ta S^^ №tknale, 19M.

u Fmmrox, Joxph PyfhonBelVeley, Um»emtyofCdift>im»Preil, 1959

"ЛласышЛМ Помрныесшш■ мифолог™сгамн. Тем«-шеиизмесворда М.ОАОИздиелюто 'Рмуга',2001 с 75. 106.

° Wattou Cohen How lo kill 1 Dnpn. Aspeen of Indo-Eampean Poete. New Yort-Oxfbnl, Oxford UrovOTity Рта J, 1995 P 613

что позволяет сочетать собственно лингвистическое исследование с изучением знания, сопряженного с соответствующей сферой действительности в сознании членов языкового коллектива. Индоевропейский материал анализируется комплексно, в сопоставлении с соответствующим шумерским и семитским языковыми материалами. Особую актуальность приобретает анализ концептуальной структуры текста, поскольку речевые произведения, в особенности художественные, репрезентируют концептуальную картину мира в ее базовых элементах, в сложной целостности образов и форм национального языкового мышления. Впервые предпринимается попытка дать логическое обоснование функционированию текстопорождения внутри сакральной традиции, где господствует нелинейное, небезапелляционное восприятие текста, и вычислить алгоритмы экзегетического перевода сакрального текста. До сих пор данные экзегетической традиции, как зороастрийской, так и аккадской, были крайне мало привлекаемы филологической наукой для понимания текстов Как Авесты, так и шумерской традиции.

Научная значимость проведенного исследования -заключается в том, что оио позволяет углубить существующие представления о статусе исследуемого поля, корнях возникновения, условиях формирования и условиях употребления. Полученные данные семантического анализа необходимы для системного изучения словарного состава языка и могут восполнить имеющиеся пробелы в исследованиях подобного рода.

Избранная нами для исследования тема Змееборчества связана с существованием в человеческом сознании мифологической модели мира. После того, как положение о последовательной смене мифа религиозной моделью, а затем научной, казалось бы, стало аксиомой, обнаружилось, что воздействие мифологии на человека гораздо значительнее. Миф - это не просто отражение действительности в сознании, способ объяснения происходящих явлений, но и синтез трех сфер - физической реальности, социальной и сферы смыслов. Здесь впервые были созданы образцы, шаблоны, по которым строились отношения внутри и между этими мирами. В мифе возникли важнейшие концепты, константы культуры. Благодаря мифу люди приобретали некую идеальную модель, к которой необходимо стремиться, и которая устанавливала правила для различного рода динамических отношений.

Миф - это продукт коллективного творчества, своеобразно отражающий окружающую человека действительность. Его наличие в современном обществе говорит о том, что существуют некие реперы, опорные столбы, придающие ему устойчивость. Это -культурные концепты, также являющиеся коллективным достоянием и придающие некоторую целостность человеческому бытию. Поэтому автор видит особую важность тех исследований, которые посвящены анализу культурных констант, возникших в древности

и поддерживавших на протяжении тысячелетий жизнь общества и культуры. Одним из таких концептов является концепт Змееборчества. Поскольку и существование концептов, образов и символов, и сама мифологическая модель мира есть результат работы человеческого сознания, то проблема культурных констант перерастает в проблему собственно человека. Поэтому интерес к теме вызван также расширением поля культурологических исследований, затрагивающих онтологические основания человеческого бытия, и стремления различных научных дисциплин объединиться при решении такого рода проблем.

Практическая ценность работы состоит в возможности использования данных, полученных в результате анализа, в лексикографии при обновлении и дополнении

< существующих словарей, при составлении словарей серии 'Язык и культура*, в практике

преподавания и изучения древних языков, в общих и специальных курсах по лингвокультурологии, лингвострановедеиию, сравнительно-историческому языкознанию, иранской, индийской, хеттской и шире - индоевропейской и шумерской культурам. Данная работа способствует осознанному пониманию индивидом, изучающим древний язык, коммуникативной значимости концептов, относящихся к исследуемому полю, и, как следствие, повышение его коммуникативной компетентности. Реконструкция пра-текста мифа включает в себя выявление' сравнительно-исторических и типологических закономерностей, которые могут быть затем использованы как в лингвистических, так и культурологических исследованиях (расширенный индекс лексем и их предполагаемая этимология приводится в конце диссертации). Представленные в диссертации экзегетические переводы: авестийский, пехлеви и санскрит (зороастрийская индоевропейская традиция) с одной стороны, шумерский и аккадский (неиндоевропейская традиция) - с другой, выступают как параллельная система взаимно-непереводимых, но,

*

однако, связанных блоком перевода языков. Тахой механизм по Лотману является минимальной ячейкой генерирования новых сообщений. Он же — минимальная единица такого семиотического объекта, как культура. В этом случае возникает не точный перевод, а приблизительная и обусловленная определенным общим для обеих систем культурно-психологическим и семиотическим контекстом эквивалентность. Подобный незакономерный и неточный, однако в определенном концептуальном отношении эквивалентный перевод составляет один из существенных элементов всякого творческого мышления. Именно эти 'незакономерные' сближения дают толчки для возникновения новых смысловых связей и принципиально новых текстов. Поэтому практическая значимость изучения традиции перевода сакральных текстов приобретает дополнительную ценность.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена на заседании отдела индоевропейских языков Института языкознания РАН. Основные теоретические положения и практические выводы исследования отражены в четырнадцати статьях и одиннадцати выступлениях на научных конференциях.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Концепт "змееборчество" является, с одной стороны, лексической подсистемой, возникшей преимущественно на метонимической основе, элементы которой соотносятся с общей сферой мифологической действительности, а с другой стороны, представляет собой схематизацию опыта членов языкового коллектива в данной сфере - фрейм.

2. Концепт "змееборчество" может быть представлен как сложный фрейм, в котором ключевые концепты, организованные функциональными параметрами концепта-темы, служат представлением всей сложной змееборческой парадигмы. При этом базовые концепты рассматриваются как узлы или термы сложного фрейма и сами организуют группы культурем или микротюля, рассматриваемые как подфреймы сложного фрейма.

3. В концептуальной области "змееборчество" удалось выделить следующие микроконцепты: 1). Переход в изменённое состояние (шаманский транс, резкое изменение социального статуса в кризисный период); I*). Змееборческий поединок как ритуал перемены статуса; II). Семантические фигуры Тора' - 'Изначальный холм' - локус Змея; П*). Поликомпонентная индексальная фигура колебания основы вод (горы); Ш.А). Микроконцепт растения (каменной поросли). Ш.В). Микроконцепт Ветви (каменной поросли). Ш*). Семантические фигуры 'Каменная поросль' - '(чудесная) ветвь' - 'жезл -булава' со змеиной метафорической фигурой; Ш.С). Коннотирующий микроконцепт Определения новой судьбы; IV). Итоговый концепт вод в виде: А). Потока; В). Дождя (тучи); С). Источника.; IV*). Ирано-германский синтаксический компонент 'текущей реки'; V). Смертный посредник (приносящий части тела змееборца); VI). Обман (магия, искусность); VII). Бык; VIII). Медведь.

4. Ключевыми (базовыми) концептами являются: I). Переход в изменённое состояние; П). Семантические фигуры 'Гора' - 'Изначальный холм' - локус Змея; П*). Поликомпонентная индексальная фигура колебания основы вод (горы); Ш.А). Концепт растения (каменной поросли). Ш.В). Концепт Ветви (каменной поросли). Ш*). Семантические фигуры 'Каменная поросль' - '(чудесная) ветвь' - 'жезл - булава' со змеиной метафорической фигурой; IV). Итоговый концепт вод в виде: А). Потока; В). Дождя (тучи); С). Источника.

5. Определено место экзегетического 'перевода' в передаче концептуальной парадигмы. Этимологические изоглоссы в змееборческом фрейме пересекаются с

изоглоссами 1) экзегетического перевода и 2) кросс-текстовыми изоглоссами мифологического плана.

Структура работы. Цель и задачи диссертации определили ее композиционное построение. Работа состоит из введения, двух глав ('Основные проблемы снстйШго изучения концептов' и 'Общая характеристика Концептуальной парадигмы Змееборчества'), заключения с итоговой таблицей змееборческой парадигмы микроконцептов, библиографии, двух приложений. Во введении обосновывается актуальность избранной темы, формулируются цели, задачи, определяются новизна, теоретическая и практическая значимость работы; уточняются материалы и методы исследования, используемые в работе; формулируются основные положения, выносимые на защиту; поясняется структура работы.

В первой главе рассматриваются общетеоретические проблемы текстологии и концептологии с позиций семиотического и когнитивного подхода. Определяются основные понятия и термины, используемые в процессе системного изучения концептуального состава языка (концепта, культуры, текста, литературного канона и языковой картины мира); рассматривается постановка проблемы концептуального изучения текста, особенно текста архаических жанров (мифов, гимнов, заклинаний).

В первом разделе главы даётся сопоставительный анализ понимания концепта различными научными традициями. В понимании концепта автор диссертации руководствуется как классическими научными разработками А. Вежбицкой (1985), В. В. Колесова (1992), В. Н. Топорова (1995), Ю.С. Степанова (1997), так и последними научными изысканиями М. Р. Проскурякова (2000) и Л. В. Миллер (2003>. Концепт является основной ячейкой культуры в ментальном мире человека14. Концепт - это цикл понятая, предполагающий процесс - наполнение содержание понятая 'знанием о сущности' и его результат - объём понятия. Концепт предстаёт как напряженная, энергвйная конвенция объема и содержания понятия15. Избранный комплексный подход к анализу концептуальной структуры текста отвечает общей тенденции к интеграции гуманитарного знания и не является механическим объединением подходов когнитивной лингвистики и лингвистики текста. Концептуальная структура текста эксплицируется на лексическом, лексико-фразеологическом и композиционно-тематическом уровнях текста. Таким образом, исследование концептуальной структуры текста предстает как встречное движение от концепта к ключевому слову и от слова и фразеологизма в сложной системе смысла текста к концепту как элементу тезауруса человека. Когнитивный аспект

" Отпав* Ю. С Коясштш. Слоиц» русси* куютурц: опит «ождм—и. М, Язци русею» «ужтурм. 1997. с 41.

" Проагуртог МР. Кошипу«дишструп>^тя1стСПб.,Из*те*ьстоСПвГУ,2й00. с.5.

концептуального анализа текста Предполагает выявление понятий, идей, конпептов, из которых складывается картина мира, отражающая иерархию ценностей16.

Во втором разделе рассматривается понимание культуры в понимании Лотмана, Орловой-Вассоевича и Ю.С. Степанова. Культура - это совокупность концептов и отношений между ними, выражающихся в различных 'рядах' (прежде всего в 'эволюционных семантических рядах', а также в 'парадигмах', 'сталях', 'изоглоссах', 'рангах', 'константах' и т.д.) [Степанов 1997:38].

Третий раздел посвящен лотмановскому пониманию текста. Текст — не только генератор новых смыслов, но и конденсатор культурной памяти. Для воспринимающего текст — всегда метонимия реконструируемого целостного значения. Сумма контекстов, в которых данный текст приобретает осмысленность и которые определенным образом как бы инкорпорированы в нем, Лотман называет памятью текста.

В 4-м разделе текст рассматривается через призму лотмановской кодовой модели, которая сигнализируется образованием ритмических рядов, повторов, возникновением дополнительных упорядоченностей, совершенно излишних с точки зрения коммуникативных связей в системе «Я — ОН». Высокая моделирующая способность поэзии связана с превращением её из сообщения в код. Поэтический текст как своеобразный маятник качается между системами «Я — ОН» и «Я — Я». Ритм возводится до уровня значений, а значения складываются в ритм.

5-й раздел посвящбн обоснованию возможности реконструкции единого текста у генетически связанных друг с другом текстов в разных индоевропейских языковых традициях в современной индоевропеистике. Исследование лексико-фразеологической экспликации концептуальной структуры текста открывает возможность дальнейшего изучения лексики под новым углом зрения: как способа вербализации концептуальных областей ментального пространства человека. Разработанная процедура концептуального анализа с опорой на характеристику сильных позиций лексических единиц в матрице частот словоупотреблений может быть применена в исследовании любого текста, в реконструкции ключевых элементов системы смысла. Концепты, по образному определению Ю.С. Степанова, могут 'парить' над концептуализированными областями, выражаясь как в слове, так в в образе или материальном предмете [Степанов 1997: 68]. Материально это 'парение' выражается в том, что концепт находится в некотором контексте - или тексте - любой природы. Ими может быть и изобразительный мотив, н сказание или миф (хотя бы словесно он пересказывался в бесчисленных разнообразных вариациях) и т.д. Ю.С. Степанов указывает, что данное положение налагает новые

" Кирауям Ю.И. Руссхм кшкомя личность и задячи ее юучеиия // Язык и личность М, 1989 с 35

требования на работу этимолога: основой этимологии является не сопоставление парадигм и отдельных лексем (слов), а текст: подлинная и истинная этимология - всегда в тексте [Степанов 1997: 69]. Далее объясняется целесообразность привлечения текстовых данных шумерской культуры (и их развитие на аккадском, хеттском, а затем и арамейском языках) при анализе текстов ряда индоевропейских культурных традиций (хеттской и ' иранской): Учитывая факт использования хеттской культурой, индоевропейской по языку, 1). такой господствующей в то время на Древнем Ближнем Востоке письменной системы, как клинопись, изначально приспособленной под язык шумерский и 2).шумеро-аккадского пантеона богов, включенного в свой, индоевропейский по происхождению, пантеон, можно говорить о контакте на уровне концептов между этими двумя » цивилизациями. Индоевропейская культура в лице самого древнего своего представителя

- Хеттской, находилась в концептуальном контакте с другой великой культурой -Шумерской. Поэтому принципиально важным при анализе индоевропейской концептуальной системы, в данном конкретном случае, змееборческой концептуальной парадигмы, является привлечение данных шумерской культуры. Аккадская (ассиро-вавилонская) традиция применения шумерских идеограмм, взятых из сакрального шумерского языка (имевшего в Месопотамии во П-ом и 1-ом тысячелетиях статус средневековой латыни, т.е. языка литургического и научного), в тексте другой языковой, но сходной по системе письменности, традиции, была продолжена индоевропейской хеттской культурой (наряду с использованием аккадских идеограмм). Заимствование идеограмм (иероглифов) другого языка в письменности напрямую связано с передачей концептуальных парадигм другой культуре, в данном случае, хеттской. Исследователь аккадских (семитских) или хеттских (древнейших индоевропейских) текстов имеет дело с одними только концептами рассматриваемых понятий, когда сами аккадские или хеттские слова (можно даже сказать: семитские или индоевропейские корни) в повествовании замещаются кодограммами, возможно, не имевшими, однозначного фонетического звучания, в частности, в хеттском языке. В таких случаях исследователь имеет дело с 'чистыми' концептами, понятиями, и речь может идти только о переводе термина. В хеттском языке используется много слов из аккадского и шумерского (называемые соответственно аккадограммы и шумерограммы), которые, согласно гипотезе Проскурина, заимствуются по уникальной матричной методике17. Другой такой известный в истории пример - заимствование индоевропейской среднеперсидской культурой концептуальных парадигм другой культуры, арамейской - при заимствовании

" ПроадртСГ. Сооютжкаиндоевропейскоекуяыуры. Иеторявш1 Конайпуидим овегемы ■ нндэстропсЛсиом юыкси куштурс. Проблеме «КОДЫ» и «ТЕКСТЫ» Нмосябирс*. Ойврсп* Ношисюи* У*-т, 1998. с. 209

арамейских идеограмм вместе с квадратным арамейским письмом для создания пехлевийской письменности [Святопопк-Четвертынский 2001:193].

Гетерогенности сознания посвящвн 7-ой раздел. Исследования по специфике функционирования больших полушарий человеческого мозга вскрывают его глубокую аналогию с устройством культуры как коллективного интеллекта. Делается попытка взглянуть на многомерное семантическое пространство текста сквозь призму Лотмановской методологии и очертить проблему эквивалентного перевода текста.

В 8-ом и 9-ом разделах предпринимается попытка синтеза подходов к семантическому тропу и его основным видам: метафоре и метонимии в научных традициях Р. Якобсона, Ю.М. Лотмаиа и В.Н. Телии. Якобсон, выделяя два основных вида тропа: метафору и метонимию, связывает их с двумя основными осями структуры языка: вертикальной парадигматической и горизонтальной синтаксической. Метафора представляет собой, по Якобсону, замещение понятия по оси парадигматики, что связано с выбором из парадигматического ряда, замещением in absentia и установлением смысловой связи по сходству: метонимия располагается на синтагматической оси и представляет собой не выбор, а сочетание in praesentia и установление связи по смежности". Вертикальная ось - это ось одновременности, горизонтальная - ось последовательности. Элементы на вертикальной оси находятся в отношениях подобия, элементы на горизонтальной оси - в отношениях смежности.

Особое внимание в 10-ом разделе уделяется пониманию роли метафоры в формировании языковой картины мира. Метафорические обозначения на поверхностно-синтаксическом уровпе согласуются по их 'буквальному' значению, а на глубинно-синтаксическом - по смыслу, соответствующему номинативному аспекту высказывания. Эти планы метафоры образуют ее вербальн о-ассоциативный потенциал, т.е. те связи, которые исходят и из 'буквального' значения метафоры, и из ее реального смыслового результата".

Этот вывод, сделанный В.Н. Телией, дополняется определением метаморфной метафоры в 11-ом разделе, проявляемой в ритуалах, данным зарубежными учёными Фернандесом и Пьером Марандой и их трактовкой динамики трансформации метафор в метонимы и парадигматических множеств в синтагмы. Пьер Маранда определяет метаморфные метафоры как ассоциации по сходству, которые вводятся через ассоциации по смежности - метонимия вводит метафору. 'Сходство' приобретает способность переходить от матричного состояния к состоянию актуализации.

11 Якобсон Р. В поисках сущяостаяэшса//Семиотика. Сост., вступ сг и общ. ред. Ю С Стеганом. М, 1983. с 1ГО-104. 14 Телил В И Метафора н ее роль » создании юикоаой картины ищи//Роль человеческого фактора в языке М, 1988

10

В 12-м разделе рассматривается определение языковой картиной мира, данное В Н. Телией, как информации, рассеянной по всему концептуальному каркасу и связанной с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители данного языка.

В 15-м разделе вводится понятие ритуала как посредствующего кода культуры. Акцентируется лотмановский вывод о том, что мифологические ритуалы функционально подобны метаязыковым и метакультурным структурам индивидуалистического общества. Ритуал в своём внешнем проявлении предполагает запрограммированный набор показательных действий, совершаемых в определенной последовательности и зачастую в определённое время и в определённом месте. Эта действия сакральны в том смысле, что любой пропуск или нарушение данной последовательности вызывает большую тревогу и влечёт за собой наказание. В сфере же коммуникации и социального реагирования ритуал устанавливает и поддерживает единство закрытого сообщества20.

16-й раздел рассматривает циклическое время, доминирующее в архаических культурах. Создаваемые по законам циклического времени тексты не являются, в нашем смысле, сюжетными и, вообще, с большим трудом могут быть описаны средствами привычных нам категорий. Первой особенностью их является отсутствие категорий начала и конца' текст мыслится как некоторое непрерывно повторяющееся устройство, синхронизированное с циклическими процессами природы: со сменой годовых сезонов, времени суток, явлений звездного календаря. Другой особенностью, связанной с цикличностью, является тенденция к безусловному отождествлению различных персонажей. Циклический мир мифологических текстов образует многослоевое устройство с отчетливо проявляющимися признаками топологической организации. Это означает, что такие циклы, как сутки, год, циклическая цепь умираний и рождений человека или бога, рассматриваются как взаимно гомеоморфные. Поэтому, хотя ночь, зима, смерть не похожи друг на друга в некоторых отношениях, их сближение не представляет собой метафоры, как это воспринимает современное сознание. Они — одно и то же (вернее — трансформации одного и того же). Упоминаемые на разных уровнях циклического мифологического устройства персонажи и предметы суть различные собственные имена одного.

Сопоставляя в 17-м разделе аргументы Ю.М. Лотмана, Т.Я. Елизаренковой и Р. Жестена относительно природы имён собственных в архаических текстах, автор

жЛгкП иг ОткМдаи Т«в1ва1 Ьу 1. ЬЯп. СмЛпЛл М«и, 1М5. р.«

11

диссертации приходит к выводу о сводимости этих аргументов к определению мифа, данным Лосевым. По Лотману мифологическое сознание принципиально непереводимо в план иного описания, в себе замкнуто — и, значит, постижимо только изнутри, а не извне. Это вытекает, в частности, уже из того типа семиозиса, который присущ мифологическому сознанию и находит лингвистическую параллель в непереводимости собственных имен. В свете сказанного самая возможность описания мифа носителем современного сознания была бы сомнительной, если бы не гетерогенность мышлении, которое сохраняет в себе определенные пласты, изоморфные мифологическому языку. Именно гетерогенный характер нашего мышления позволяет нам в конструировании мифологического сознания опереться на наш внутренний опыт. В некотором смысле понимание мифологии равносильно припоминанию [Лотман 2000: 535]. Отсюда вытекает посылка реконструкции змееборческой концептуальной парадигмы, исходя из имманентных параметров таковой парадигмы. Приводимая Лотманом лингвистическая параллель в непереводимости собственных имен приобретает особое значение, учитывая статус имени в архаической модели мира. Согласно ведической картине мира имя - naman- п. - отражает суть его носителя, а если один предмет или лицо имеет разные имена, то каждое из них соответствует определенному качеству носителя. Мало того, имя собственное в представлении древнего поэта и есть суть денотата, они неотделимы. Существует только то, что имеет имя. Отсюда следует обратный вывод -пока нет имени, нет и соответствующего предмета или лица. Подобный статус имени в ведийской (а беря шире - и архаической вообще) модели мира имеет то следствие, что все операции, связанные с именем, были сакрализованы. Можно сказать, отмечает Т.Я. Елизаренкова, что имя как таковое, в период Риг-Веды было сакральным21. Одной из основных операций с именем в Риг-Веде является наречение им: nama dha- букв, 'класть имя' (шумерское mu gar), 'устанавливать имя', но также и 'усиливать'. В контексте Риг-Веды эта операция приобретает космогоническое истолкование, поскольку устанавливать имя - значит создавать предмет. Согласно Жестену, шумерская мысль отождествляет понятия 'говорения' (dug«) и 'делания' (ак), поскольку для неб называние вещи и есть её настоящее творение. Вывод этот делается Жестеном на основе анализа вспомогательных глагольных основ dug4 и ак в шумерских составных глаголах22. Мифологический персонаж может носить свое собственное имя и имя другого персонажа, чьи функции тем самым приписываются первому. При этом, отмечает Т.Я. Елизаренкова, собственное имя в Риг-Веде может рассматриваться как определенным образом закодированный сюжет или

21 йпааретаваТЯ Язшнсталь■санйеюн рщн. M,Нвука, 1993 с 101

22 Jattn Я. AMg£ dc Grmmuire пцЫпегих. Paris, 1951 рр 68-^9

миф. Это подтверждает определение мифа, данное Лосевым: "Миф есть развёрнутое

_. _23

магическое имя .

Достижения российских научных школ в области семиотики и когнитивистики взаимодополняются зарубежным опытом, почерпнутым из трудов Уоткинса. Основное внимание в диссертации уделяется синтаксическому и семантическому компоненту языка. Для обозначения отличия рассматриваемых явлений от аналогичных в обычном языке, Уоткинс предлагает определять явления синтаксического компонента как формульные, а явления семантического компонента как тематические. Даются и аргументируются определения формулы, темы и кеннинга в понимании научных школ Пэрри-Лорда, Уотаинса и Мальцева. По М. Пэрри - А. Лорду формула - это группа слов или слово, регулярно употребляющиеся для выражения определенного понятия и занимающие фиксированное место в метрической схеме. Формула по Уоткинсу - это вербальное и грамматическое средство для кодирования и передачи данной темы или взаимосвязи тем; причбм повторение или потенциальное повторение гарантирует сохранность поверхностной структуры, или формулировки. Иначе говоря, темя - это глубинная структура формулы [Уоткинс 1988: 461]. На уровне текстового строения формула выступает как лексическое или лексшсо-синтаксическое единство (или совокупность таких единств). На уровне межтекстовых отношений - это образопорожданяций тип (стабильность типа при нестабильности его манифестации). В формульности прежде всего существенно постоянство данного представления, данного традиционного смысла, а не морфологическая стабильность.

В 20-м разделе вводится понятие формульных фигур, делается попытка их классификации. Различаются простые и сложные фигуры. Простые Уоткинс называет десигнаторами: десигнаторы в свою очередь можно подразделить на квантификаторы и квалификаторы (маркеры количества и маркеры качества) [Уоткинс 1988: 465]. Индоевропейские формулы-квантификаторы имеют структуру: Аргумент плюс Аргумент с отрицанием - 'боги общающиеся (и) боги необщакяциеся' (хетт. DINGIR.MES tarantes DINGIR.MES UL tarantes) или же эквивалентную структуру: Аргумент плюс Контраргумент - 'бедным и богатым' (др.-англ. earmum and eadigum ['Заклинание девяти трав'24 стрк. 40, § 2.18 дисс.]), 'пожирающий коней, пожирающий людей' (авест. aspaqhâSô vïraqhâôô [Aogamadaëiâ25 78 С, 79 С, § 2.15 дисс.], пехл. asp ud maid-ôbarih kard [Dâdestân ï dSoïg 71]). Формулы-квантификаторы экзоцеэтричны, и их функция - обозначать полностью всё понятие: 'бедным и богатым', что эквивалентно понятию 'всем людям'.

™ ЛосмА.Ф Дшиюстжанифа/ЛосаЛФ № (мигая цювкжяЛ М., Проя, 1W0 е. Я» м Топорова Т.В Язык и сталь лимнлрмансназагомрм М^Элпорям УРСС, 1996 214с

25 AofonadaKLAZoraMnaiilitofEy EihedbyKAi Лтачрам. Wira.O«oHm«>witi, 19Î2.119 р.

13

Формулы-квантификаторы эндоцентричны, а их функция состоит в усилении Аргумента. Простым фигурам или десигнаторам, противостоят сложные фигуры, или коннекторы. И те и другие несут обычную символическую функцию как лингвистические знаки, но коннекторы имеют также указательную функцию: они указывают, отсылают к другой сущности. Индоевропейские формулы- коннекторы бывают двух типов. Первый - это кеннинг - двухчастная фигура, состоящая из двух существительных и бессоюзной грамматической связи (А от В), которые вместе отсылают к другому понятию: 'порождённый водами' = 'огонь'; 'виселицы груз' (galga farmr), 'висящий 6or'(hangago6) = 'Один' в "Младшей Эдде" [§ 2.20 дисс.]. Вторая фигура-коннектор: это меризм -биномная группа, состоящая из компонентов, находящихся между собой в отношениях союзной связи (А и В). Оба существительных, семантика которых во многих чертах совпадает, служат для обозначения таксона более высокого уровня [Уоткинс 198S- 467]. Кеннинг - это метафорическая фигура, построенная по принципу подобия. С другой стороны, меризм - это метонимическая фигура, в основе которой лежат отношения смежности. Формулы-коннекторы эндоцентричны в том смысле, что они самодостаточны, и экзоцентричны потому, что отсылают, в указательном плане, к внешнему понятию. 'Аргумент' в кеннинге и меризме, так же как метафора и метонимия, имеет ту же указательную референцию. Как метафорический дихотомический кеннинг, который указывает на понятие с помощью семантического и символического подобия, так н метонимический дихотомический меризм, указывающий на понятие посредством семантической и символической смежности, являются традиционными поэтическими определениями и традиционными поэтическими объяснениями этого понятия. Расширение бикомпонентного кеннинга до поликомпонентной индексальной фигуры приводит к форме мифа. В то же время некоторые двухчастные кеннинги могут быть сами по себе эллиптическими, иносказательными сокращениями более сложных мифов. Это можно наблюдать в случае с индоиранским эпитетом 'убивающий Вритру' (ведийское vftra-hán- и авестийское varaftrayna-) Ведийское apám nápát 'порожденный водами' имеет аналоги в иранских, германских и других языках. Расширение двухчастного меризма приводит к созданию указательного каталога. Такими каталогами изобилуют ранние как индоевропейские, так и древневосточные литературы - от Индии до Анатолии -классического мира и Ирландии.

Отдельный 21-й раздел посвящается метрике и её роли в образовании формул. Метрика и другие ритмические особенности в индоевропейском поэтическом языке служат для организации и - что очень важно - для демаркации сообщения. Названия стихотворных размеров в Риг-Веде могли рассматриваться как обозначения

самостоятельных мифологических персонажей или полуперсонификаций: 'Триштубх -здесь дол* (жертвенного) дня Индры. Джагати пришла ко Всем Богам.' [НУ 10.130.4-5]. По наблюденйк) ТЛ. Елизаренковой, только для Индры, действительно, наиболее характерны гимны, выдержанные размером Триштубх (четыре 11-сложные пады) [Еяизаренкова 1993:114]. В других местах этот размер упоминается как радующий Индру [ЙУ 08.069.01], Марутов [ЯУ 08.007.01] и Сому [ЯУ 09.097.35]. В привлекаемых нами фрагментах Риг-Веды для анализа концепта змееборчества задействован именно размер Триштубх [ЯУ 01.032 и ЛУ 02.012], либо попеременно с Джагэти [ЯУ 01.054].

Большое внимание в 22-м разделе уделяется такой 'фонетической фигуре' как аллитерация и еб практическому применению в архаическом тексте (на материале Авесты и Риг-Веды). Необязательная в самом индоевропейском языке аллитерация становится фактически обязательным, 'конституирующим приемом последовательности' в некоторых традициях, в частности в тех, где установилось фиксированное начальное или конечное ударение, например, в германской, италийской и кельтской. Последовательные аллитерационные пары - фонетические меризмы по Уоткинсу [Уоткинс 1988• 469], -особенно характерны для заговоров и заклинательных фрагментов, в том числе и некоторых частей Авесты. Такие последовательные аллитерационные пары -фонетические меризмы, - обнаруживаются не только непосредственно в текстах заклинаний, но и в текстах, где таковое искусство упоминается. В результате возникает эффект текста внутри текста.

В 23-м разделе анализируются взгляды и гипотезы как отечественных (Лотман, Т.Я. Еяизаренкова, В.Н. Топоров, В.П. Калыгин, Лелеков), так и зарубежных специалистов (Эмено, Элиаде, Гонда, Уоткинс) относительно феномена ' интенционального языка' и проблемы общеиндоевропейского "языка богов".

Научным подходам к исследованию инициационных посвящений и обрядов перехода посвящен 24-й раздел. Впервые на типологическое единство обрядов перехода (и инициаций в том числе) указал А. ван Геннеп. Он же сформулировал сущность трех основных ступеней, обязательных для любой инициации: 1. сегрегация - отделение индивида от старого окружения, его разрыв с прошлым; 2. транцизия (лиминальный

период) - пограничный период, промежуточное состояние; 3. инкорпорация -

_ 26

последующее включение индивида в свою социальную группу, но уже в новом качестве .

Заключительный 25-й параграф первой главы целиком посвящается анализу концепта шаманизма Проппом и Лотманом и является переходным ко второй главе, т.к. рассматривает истоки пушкинского 'Пророка' на оригинальном библейском текстовом

"сеякрАуж. 1909

15

материале, обнаруживая в нём первый ключевой концепт диссертации: I). Переход в измененное состояние (шаманский транс).

Во второй главе осуществляется концептуальный анализ змееборческой парадигмы на материале оригинальных мифологических текстов. Рассматривается его структурный состав, основные микрополя, предлагается общая концептуальная характеристика. Здесь же анализируются ключевые змееборчеСкие концепты. На примере змееборческого мифа удалось выделить некоторые законы моделирования сакрального текста.

В ходе диссертационного исследования при поставленной задаче реконструкции структуры змееборческого фрейма удалось сопоставить относящиеся к нему текстовые фрагменты Риг-Веды (RV 01.32; 01.54; 02.12; 02.31; 06.46; 08.12; 10.130), Авесты (Ясна: Y.9.10-11 [Хом-Яшт]; 10.12 [Хом-Яшт]; 13.78; Гаш: Y.48.3 и Яппы: Yt.13.77; Yt.19.40 [Замдат-Яшт]; Аогемадаэча 77-79), среднеперсидский текст 'Риваят' (18f5-18f6) при сопоставлении с текстами хеттского мифа об Иллуянке (с древнегреческими параллелями) и шумерского мифа 'Lugal-e ud me-lam2-bi nir-gal2' (001-005; 009-011; 292; 324; 348-355), относящиеся к индоевропейской и шумеро-семитской сакральным традициям Древнего Востока: древнеиндийской, конституированной в индуизме; древнеиранской, конституированной в зороастризме; хеттской клинописной традицией, являющейся связующим звеном с шумеро-аккадской клинописной традицией сакральных текстов и древнееврейской, конституированной в иудаизме и христианстве. Удалось выявить важность привлечения текстов, относящихся к традиции экзегезы, т.е. комментария к сакральному тексту, возникшего внутри данной религиозной традиции. Особенно это касается средневековых среднеперсидских и санскритских комментированных 'переводов' Авесты. Хорошую типологическую параллель данным экзегетическим переводам представила аккадская клинописная традиция перевода сакральных текстов, в частности, шумерской композиции 'Lugal-e'.

Согласно интерпретации Хинце (1994)27, принятой Йозефсон (1997)м, в авестийской

традиции на драконе вырастает ядовитое растение-поросль VIS, вероятно, рус. Вех (Cicuta virosa), одно из имён которого по Далю - Гориголова: yim upairi viS *arao5at xsvaépaya

vanaya.bareSna yim upairi ví§ +arao6at árStyñ.bareza zairitsm "На котором ядовитый

вех (?) вырос На котором ядовитый вех (?) вырос Высотой с копьё, жёлтом. На котором ядовитый вех (?) вырос На хвосту, высотой с дерево" (Хом-Яшт [Y. 9.D-E] с восстановлением параллельного текста Et - Ег по Замдат-Япггу [Yt.19.40] иа основании

17Иыы.ЛЬта ííetZmty^yML^tí/oatCbmetDm^KomiBMfíMtttttTatíxenu&^bd. 15 WMMA*. 1994 500р П Joxpkmn, ЛмйЛ The Plhtavi trmslltion Kdnuqae и íllustnted Ьу Нот YA // Studi» Iranio UpuUauu 2 Uppsala, 1997 213 p

16

пехлевийского комментария к Хом-Яшту). Санскритский наиболее этимологически и семантически близкий аналог visS- 'Аконит' (Aconitum L.), также вырастающий

высотой более 150 см., носит и другое имя, как нельзя подходящее для змееборческой парадигмы концептов: 'Борёц'.

Авестийский Пехлеви Санскрит

Hi-elf -01

vTS viS wiS vfsam

Вех ядовитый (Вех) яд(овитый) Яд, Аконит (?)

Авестийское выражение ЗгёйуаЬагжа 'высотой с копье' пехлевийская версия

переводит 'высотой с лошадь' (азр Ьа15). Санскритский перевод передает его как

ти^уапди^иЛдат 'Высотой с большой палец руки'. Концепт волшебного 'огненного

пальца' дракона из русской сказки 'Иван Быхович', который обладает свойством оживлять отрубленные головы, появляется на уровне обыгрывания авестийского копья

1г§1у6- в переводной санскритской экзегетической традиции через композит тиэ{уайди8ДОшН)ат, где или аАдйМ(Ь)а- 'большой палец (руки)'.

Авестийский Пехлеви Санскрит

ejjr

3r§tyo- asp artgusta-

копьё лошадь палец

Т.о., нельзя исключать того, что речь идёт об известном жесте (изначально, вероятно, нёсшем ритуально-магическую нагрузку) - поднятом вверх большом пальце при сжатых остальных, что обычно выражает высшую положительную оценку чего-либо.

Нельзя исключать вероятности того, что формула санскритского первода Авесты 'Высотой с большой палец руки' является кеннингом, метонимически связанной с концептом сустава-растения-нароста. Тем более, что с этой формулой коннотирует среднеперсидская метафора из Риваята (§2.06 дисс.) u-S srii and ¿and Sak pad balay bad 'a рог его(=дракона) был как ветвь высокая (букв, 'в высоту')'.

Следует заметить, что данный микроконцепт обладает повышенной устойчивостью внутри змееборческой парадигме не только в сакральных традициях. На научной конференции 'Языкознание XXI века: проблемы и перспективы', проходившей 20-21

сентября 2001 г. в г. Светлогорске М.А. Дмитровская наглядно представила усиленную змееборческую тематику в достаточно отдалённом по времени (1926 г.) от описываемых в диссертации текстов - в повести Андрея Платонова 'Эфирный тракт'29. Егор (т.е. Георгий!) Кирпичников, сын Михаила (ср. Архангел Михаил-победитель дракона), выращивает электрона, по описанию похожего на змея. Для концептуальной парадигматики, реконструируемой в диссертации, принципиальное значение имеет фраза 'кончается лапа одним могущественным пальцем, в форме эластичного сверкающего копья'30. Крайне сомнительно, чтобы Андрей Платонов (1899-1951) мог быть знаком с

текстом Авесты, а тем более с метонимическим рядом 'копьё' аНЙуб-авестийского

оригинала - 'большой палец руки' аЛдййа- санскритского перевода Авесты.

В настоящее время наука только намечает возможные пути понимания функционирования тексгопорождения внутри сакральной традиции, вычисляя алгоритмы экзегетического перевода и реконструируя ядерные фрагменты памяти. Согласно Байбурину, в культуре, ориентированной преимущественно на ритуал, природному и культурному окружению человека (элементам ландшафта, утвари, частям жилища, пище, одежде и т. п.) придавался знаковый характер. Все эти семиотические средства вкупе с языковыми текстами, мифами, терминами родства, музыкой и другими явлениями культуры обладали единым и общим полем значений, в качестве которого выступала целостная картина мира. Т. е. все эти системы объединялись во всеобъемлющую знаковую систему таким образом, что элемент конкретной знаковой системы мог иметь своим значением план выражения другой системы, и т. д. С помощью такой организации достигался эффект взаимовыводимости значений и сквозной метафоричности. Вместе с тем эта избыточность (множественность выражений при едином плане содержания) обеспечивала необходимый уровень помехоустойчивости: утрата каких-либо элементов не могла привести к забвению смысла, так как эти элемента дублировались другими и поэтому легко могли быть восстановлены. Но даже в условиях такого хранения значений можно предполагать, что "стирание" смысла все-таки неизбежно происходило, хотя бы на периферии картины мира. С учетом этого процесса общество выделяло ядерные фрагменты памяти (наиболее ценный, с точки зрения этого общества, опыт) и осуществляло особый контроль над их сохранностью с помощью ритуала31.

Микроконцепт воды змееборческого текста очерчен на индоевропейском материале

лексемой *ар-, на шумерском лексемой а, а на семитском - корнем МУ. В ведическом как

" Доклад 'Имена георгиевского рада у АЛлагоиом в свете народное культуры' п Платонов АII Потопи Солнца. Рассказы в повести М, Правда. 1987 с 239

11 Байбурим А.К. Ритуал ■ традиционной культуре. Структурно-сеианшчесаий анализ востотмославаяских обрядов СПб,1993 с И

правило, во мн. числе зщщ; ápas 'воды' (от основы зщ áp-/): nadarp na bhinnamamuyá

éaySnam manoruhSnS ati yantyápah "Через (него, т.е. Вритру), безжизненно лежащего, как раскрошенный тростник, Текут вздымаясь воды Ману' (RV 1.32.08а-Ъ), в авестийской форме арэт, в среднеперсидском переводе Авесты §Ь, но выписывается посредством

арамейской идеограммы mayyS [MYA] ""Об, этимологически родственной аккадской

лексеме mü', задействованной в переводе шумерского текста о Нянурте и Драконе (сгрк.

355): i-na-an-na mu-[u2 da-ri-i]S? i§-tu er-se-ti ana KUR-i ul [¡]l-lu-u2 'Отныне вода из

Земли никогда на Гору не поднимется', шумерский оригинал: ¡з-пе-е§2 а(-е) kur da-Пг-

§е3 ki-a nu-um-ed3-de3 'Отныне вода (на) Гору никогда из Земли не низвергнется'.

Этимологические изоглоссы в данном фрейме пересекаются с изоглоссами 1) экзегетического перевода и 2) кросс-текстовыми, изоглоссами мифологического плана.

В индоевропейском словаре Покорного на данный корень *ар-2 даются, в частности, следующие пршкеры: др.-прус. аре 'ручей1, apus 'источник, колодец', лит. upe 'река', латыш, upe 'вода', др.-греч. географические названия рек: Ыитгб? 'Иноп (речка иа о-ве

Делос)', Астштгбд 'река в юж. Беотии и сев.-вост. Аттике fHom., Pind]; река в южа. Фессалии, к зап. от Фермопил [Her.]; сын Океана и Фетиды, бог реки Асоп [Нот.]'. Ср. вед. <ЙЧ" dVTpá- '(полу)остров', здмОч ántaripa- 'остров'.

Моменты концептуального, экзегетического и этимологического схождения шумерского, семитских я индоевропейских язык«» змеебортеского фрейма32.

Шумерский

IV .Концепт воды

тО'

mayyS [MYA]

Индоевропейские

Хеттский

¡ЭЙ?1 '

■Ж

Пехлеви

ЙЬ [MYA] -06

Пехлеви

" Примечите- сняшк единой кулиурно-релагаошой традицией, обеепечтштей наследование концептов, языки отмечены выделением жирным (древневосточная клинописная традиция), либо подчеркиванием (эороаетрнйсквя традиция) Под эаеэдочкой даны лексемы, не выявленные непосредственно в змееборчсском фрейме

Итог: б схождений на одной базе (А IIМУА Н *ар-2) плюс русское на синтагматическом уровне, 3 «зыка выпадают (70 %).

Итог: 3 схождения на одной основе («аЬ-Щ, 5 схождений на другой (*чей-3), 2 отдельных синтагматических схождений (древнегреческий то ор^цЕроу и древнеанглийский, »ч(е)гай-, Ч^аб-, утей-), 1 язык выпадает (90 %).

лна|ШФУпапшм9<пм1,1оак1мепвн(С1К,тх "С»

Итог: 3 схождения на одной основе (ветвь-посох, ш-Шт), 2 схождения на другой (булава, §айа), 4 отдельных синтагматических схождений (ветвь, древнеанглийский, древнерусский, пехлеви), 2 «зыка выпадают (если принять, что западносемвтский древнееврейский в какой-то мере компенсирует западносемитский арамейский, 80 %).

Примечание: хеттское репша- не шютсх аналогом шумерского в аккадского по данным силлабарнев, но оно родственно ведийскому и авестийскому (семантическая смежность, тематическое мление). В настоящем исследовании пехлевийское ^ £Сг не жвлиетс* переводом авестийского gairi-, но оно родственно ему, ведийскому ¿М- в сг.-слав, гора (семантическая смежность, тематическое явление).

Итог- 4 схождения на одной основе, 4 схождении на другой, плюс 2 эквивалента (80 %).

Шумерский

Семитские

П.Концепт сотрясения

. Ф «

Шумерский

И Ьа1

ГЙН1

(л/гОЬ)

&3г вралЫЙ // зрил! Пехлеви

йа-враг-

Авестийский

ууаЙ1- Ведийский

Древнегреческий

врит

Древнегермансквй (древнеанглийский) Славянские (древнерусский)

Примечание: хеттское не хвллетсх аналогом шумерского н аккадского по данным силлабарнев, во оно этимологически близко ведийскому и авестийскому (тематическое явление).

Итог, на уровне синтагматической смежности 5 схождений, этимологических схождений нет, за исключением схождений авестийский-пехлеви и английского* ($0 % синтагматически).

Циклический мир змееборческих текстов образует многослоевое устройство с отчетливо проявляющимися признаками топологической организации. В еб структуре могут быть выделены следующие ключевые микроконцепты:

1. Переход в изменённое состояние (таманский транс, резкое изменение социального статуса в кризисный период), вызываемый:

1.1. галлюциногеном у змееборца (ивд. Риг-Веда 1.32.03Ь, § 2.06 дисс.),

1.2. алкоголем у змея (хеттский Миф об Иллуянке34 B.I.12 и ивд. Риг-Веда 1.32.06а, §2.06 дисс.)

1.3. эмоциональным всплеском (исступление от болевого шока у змея, иранская Авеста: Хом-Яшт Y.9.11Í , § 2.14 дисс.; страх, вызвавший искажение лица ирландского змееборца Фергуса после первой встречи со змеем, § 2.02 дисс.) В Авесте разгорячённый дракон дергается под Кэрсаспой и, согласно санскритской версии Хом-Япгта, превращается в двуногое существо: 'И разогрелся этот гад, взбушевался, ибо двуногим сделался; Проявленный же, он котёл стряхнул, Загрязнённую воду выпустил'. Кипящая вода проливается в огонь, тем самым оскверняя последний. Санскритская версия Авесты напрямую говорит об этом грехе, предпочитая в качестве эпитета воды вместо авестийского термина yaeSyantüm 'закипающий' санскритский malavaflh 'загрязнённый'. Если авестийский текст эксплицирует микроконцепт перехода дракона из дремлющего состояния в проявленное, увязывая закипание воды с пробуждением дракона, то санскритская версия актуализирует тем самым микроконцепт перехода в двух аспектах: 1) переход дракона из дремлющего состояния в проявленное или из животного в человеческое (§ 2.14 дисс.), 2) переход воды из чистого состояния в загрязнённое. И хотя этот санскритский «перевод» - дань среднеперсидской зороастрийской ритуалистической традиции, которая за осквернение огня нечистой водой лишает Кэрсаспу рая, несмотря на все его подвиги, в том числе убийство Дракона (пехлевийский Риваят35, § 2.06 и § 2.16 дисс.), для змееборческой парадигмы, реконструируемой нами, принципиально важным является эта 'загрязнённая вода', поскольку косвенно она подразумевает микроконцепт открытого огня, костра (§ 2.22 дисс.).

Последний микроконцепт любопытным образом обыгрывается в драконоборческой парадигме в связи с древнеиндийским богом Сомой и в постведийской традиции [Тайттирия-самхита П 4.12, 5.1 sq.; Каупштаки-брахмана 15 2-3]: Отец божественного змееборца Индры, Тваштар, не приглашает сына на жертвоприношение сомы. Но Индра, придя к месту жертвоприношения, захватывает сому силой. Разгневанный отец выливает остаток божественной жидкости в огонь, воскликнув: 'Расти, и стань врагом Индры!'. Из этого брошенного в огонь остатка сомы рождается дракон Вритра. Однако он быстро проглатывает богов Агни я Сому, чем вызывает волнение среди богов. Встревоженный

34 Beckmm Gay The Anatolian Myth of flluyanki//JANES 14,1982 p.11-25 Daddt. Franca Pecchloll < Pobant, Ama Maria Lammlogia tata Brescia, Patdeia Edltrice, 1990 1*5 p

" WilliamsA.Y. Hie Pflhlivi Rjvayat, Accompanyingthe Dadcstan-i Denig. P.2 Tranlaoon,Commcntafy and Pahlavi lent. Copenhagen, 1990

23

Твапггар передает молнию-ваджру Индре, обеспечив тем самым свою конечную победу. Т.о., в брахманвческой традиции дракон Вритра - это поросль сомы и огня, прекрасной параллелью которому является древнерусский огненный палец Чуда-юда (§ 2.22 дисс.).

1.4. повешением (коннотация германского Одина в древнеанглийском заклинании, стрк. 37-38): 'Эти травы создал мудрый Господь, святой на небесах, когда он висел'. Микроконцепт 'висящего бога', Одина, согласно Эдце [Hávamál 138], пронзившего себя копьвм и повесившегося 'на кривом дереве', т.е. мировом древе - ясене Иггдрасиле в акте самопожертвования ради обретения магических знаний рун. Несомненно, шаманский микрокоицепт представляет собой существенное звено змееборческого фрейма (§ 2.20 дисс.). На древнееврейском материале это посвящение Моисея в пророки горящим угольком, огненные змеи-Серафимы Библии. Третий микроконцепт, волшебная ветвь-посох mat® , могущий превращаться в змею [Исх. 7:12], является главным спутником и атрибутом Моисея, после простирания данного посоха к небу Господь производит гром и град [Исх. 9:23] (ареальная типология громовержца, § 2.12 дисс.).

Копьё Гунгнир Младшей Эдды Gungnis vofuör и выражение "копьем пронзённый" geiii uodaär Эдды Старшей (Hávamál 138) заставляют вспомнить копье шумерского змееборца Нинургы, которое призывает Нинурту к битве с драконом Асагом: 'Когда Нинурта, сын Энлиля, начал устанавливать Судьбы, В этот момент Оружие Владыки к Горе взгляд устремило, Громко закричал Шарур своему Царю' [Lugal-e36 2123] (§ 2.20 дисс.). Упоминание горы как локус дракона Acara на шумерском материале (ареальная типология) связывают первый микрокоицепт со вторым, горой. Авестийская формула вВт srvaram ... yim upairi vS araoSat BriUyO.beisza zairitem "Змея Сэрвару..., На котором ядовитое растение выросло (Вех Ядовитый?) высотой с копье, желтоватом ГУ. 9.11; Yt 19.40], сближает михроконцепт колья (на германском материале маркированный ритуалом перехода, т.е. первым микроконцептом) с третьим микроконцептом ветви-растения (индоевропейский материал). Экзегетический 'перевод' данной авестийской формулы на санскрит выявляет промежуточный, второй концепт, закодированный внутри формулы mustyaiSgustaturtgam 'Высотой с большой палец руки'. Древнеиндийские Упанишады употребляют данный термин в хорошо маркированном контексте, на метафорическом уровне приравнивая его к пламени без дыма, а на метонимическом уровне связывая со вторым микроконцептом гор, по которым стекает вода (четвертый микроконцепт): 'Пуруша, величиной с большой палец (artgüsta-mätrah), подобный пламени без дыма.../ Как вода, пролившаяся на горы, устремляется вниз по

MvmD&J. Lufil ud Mt-Lím-bi Ntt-gál Le récí ípique et dutacöqoe Aa Тпэтвх de Ninurti, du Dtliig> л de'Ii Ntwvelk Crttiion Leiden. 19S3 Too» L p.l« Torn II. Ill p. + pi M

склонам, Так и видящий различие в свойствах [вещей] устремляется за ними' [Катха-Упанишада 2.1.13-14]. Микроконцепт огненного пальца из русской сказки 'Иван Быкович' напрямую связывается с первым микроконцептом перехода из мира смерти в мир живых: 'Чудо-юдо подхватил их (=толовы), черкнул огненным пальцем - головы опять приросли' (§ 2.21 дисс.).

Ирландское Fertas (Rudraigi), упомянутое как locus, куда приходит змееборец король Фергус после битвы со змеем Muirdris, означает 'брод, переход или проход'37, т.о. маркируется первым микроконцептом (§ 2.03 дисс.).

Опьянение Змея ийи змееборца, где обязателен технический элемент - котлы или сосуды с брагой [Миф об Иллуянке A.I.17-18, Риг-Веда 1.32.03Ь] (§ 2.05 дисс.). Представляется неслучайным включение в полотно Хом-Япгга змееборческого отрывка (Y.9.11), где говорится о том, что змееборец Кэрсаспа выжимает наркотикосодержащую (?) хаому). Там же упоминается железный котел (сосуд), в котором змееборец начинает варить пищу: На драконе, поросшем высокими травами ('На котором ядовитый вех (?) вырос на хвосту, высотой с дерево') и по этой причине скрытому от глаз, '(Кэрсаспа) варил в железном котле пищу' [Y9.11g], Варит ей он, разумеется, на костре, открытом огне. Котёл устанавливается непосредственно на драконе, который вследствие своих размеров и растительности, росшей на нем, был незаметен для Керсаспы. Лишь, когда дракон ощущает жар костра, на котором готовился железный котёл, он становится 'проявлен' (§ 2.14 и § 2.22 дисс.).

В русском ритуале Юрьева дня пастух 'очерчивает вокруг стада железом круг, заранее раскладывает по краям поля костры, чтобы огородить стадо железным тыном и огненной рекой от зверей и болезней' (§ 2.22 дисс.).

2. Семантические фигуры 'Гора' - 'Изначальный холм' - локус Змея.

Концепт горы как локуса Змея (Он на ней [Риг-Веда 1.32.02а], в ней, или она в нём. Небесный океан, в котором находятся Воды, Сома и звёзды, замкнут в «жале, в каменном сосуде. Поэтому Индра в битве с Вритрой борется все время с «горой». Это ведический каменный затвор небес, который находится внутри Дракона [Риг-Веда 1.54.10Ь] (§ 2.07 и § 2.10 дисс.). Гора-скала может фигурировать в змееборческом мифе, как жилище богини и героя, помогающих змееборцу [Миф об Иллуянке C.L14-15] (§ 2.08 дисс.). В Авесте микроконцепт непосредственно внутри змееборческого текста Y.9.11 не зафиксирован, в то же время Шахнаме [2282] говорит о заточении Аждахака внутри огнедышащей горы

" Borq* Jacqueline. Fran Chaos to Enemy- Eacomcn wüh mondän in Earty lriib Trau Investigation reined to the process of Chrntuoizabon and the Concept of Evil //hffln»nenttp«tnstK>)OaX.SteenbmgU>AbbmS Petri Biepobhiblishen, 1996

Демавенд (§ 2.02 дисс.). Лполлодор также помещает греческого Тифояа вчутрь огнедышащей Этны [Кн. I, гл. 6,3.] (§ 2.13 дисс.).

После нарушения хеттским смертным помощником змееборца по имени Хупасий обета не смотреть из окна дома на скале-регипа- (маркирует второй микроконцепт), богиня Инара в гневе отталкивает Хупасия и высеивает экзекрационную траву zahheli, скрывающуюся за аккадской идеограммой SAH-L1, вероятно, относящуюся к ведению громовержца Тархунаса (скорее всего, растение эстрагон, известное в Закавказье под именем 'тархун', маркирует третий микрокояцепт реконструируемой парадигмы. Данное растение sah-li в шумерском Заклинании Великой Змеи выступает либо как антагонист Великой Змеи [ср. роль трав в древнеанглийском заклинании, § 2.18 дисс.], либо она его похищает). Затем хеттская богиня Инара основывает праздник Пурулли, передавая в руки царя свой храм водной пучины (Подземных вод, маркирует четвертый микроконцепт). Следующее далее восхваление горы Цалияну (муж. р., маркирует второй микроконцепт) и испрошение у неб дождя - развитие данного концепта. Царь, в вероятном воплощении бога грозы, убивая своего ритуального противника, вызывает плодородие (в частности, дождь) и этим обеспечивает процветание страны (§ 2.08 дисс.).

Ведическая поликомпонентная индексальная фигура: 'Стоял мрак, колеблющий основу вод. / Гора (была) во внутренностях Вритры' [1.054.10a-bJ на типологическом уровне может быть сопоставлена с шумерской: 'Ось (земную) установил он в соответствии со страной света...* [Luga] 352] и 'Посредством камней упорядочил он могучие воды' [Lugal 354] (§ 2.09 и §2.10 дисс.). Сюда же относится концепт колебания космоса молодыми богами как причина гнева старших богов Алсу и Тиамат на младшее поколение в аккадской космогонической поэме 'Энума Элшп' (ареальяа* типология).

Микроконцепт колебания горы также связан с шаманским даром Моисея (см. первый микроконцепт): На третий месяц по исходе из Египта, в новолуние (сакральный момент) народ выходит к Синайской горе, избранной Яхве для своего центрального по смыслу явления и для заключения "завета" с Израилем. Моисей восходит на гору, где ему возвещено, что явление Яхве будет ва третий день; народ обязывается не восходить на табуированную гору и блюсти ритуальное воздержание [Исход 19, 1-15]. На установленный день разражается гроза, слышен таинственный трубный звук, гора дымятся и колеблется. Моисей вторично восходит на гору и получает от Яхве десять заповедей, микроконцепт З.а. Определение новой судьбы (ареальная типология, § 2.12).

Горцы верховьев таджикского Пянджа сохранили древневосточную (?) идею О том, что мертвые драконы превращаются в камни. Так, природа шумерского дракона

изначально каменная: это камень-скала, порождающая камни (ареальная типология, § 2 02 дисс.).

Этимологические связи др. инд. párvata- 'горы' и párvan- 'узел', 'сочленение (растения)' соединяют второй и третий микроконцепты. Древнеиндийское párvan- 'сустав, член [например, жертвенного животного], узел, нарост [у растения]', родственное хеттскому pern- 'скала', образовано от глагольного корня *рег- 'доходить до конца, проникать сквозь, достигать обратной стороны' и употребляемо специально для

обозначения успешного расчленения или разрезания жертвенной туши (§2.04 дисс ). В

1 1 h ! f

Риг-веде единожды сообщается, что сам змееборец Индра живёт иа скале-горе (pamtesthá-). Эта формула находит свою параллель в хеттском мифе об Иллуянке (С 114) Хеттскую гору-скалу (хетт, penina-), на которой после убийства Змея был возведён дом для смертного, связавшего Змея, этимологически сопоставляют (тематическое явление) с древнеиндийской горой-скалой (párvata-), на которой в Риг-Веде 1.32 покоился Змей, убитый Индрой. Имена общеславянского бога грозы *Репшъ и балтийского *PerkOn также находятся в этом же этимологическом гнезде (§ 2.04 дисс). Возможно, формула санскритского перевода Хом-Яшта Авесты Y.9.11 'Высотой с большой палец руки' является кеннингом, метонимически связанной с микроконцептом сустава-растения-нароста Тем более, что с этой формулой коннотирует среднеперсидская метафора из Риваята: u-ä srü and èand S3k pad bäläy büd 'а рог его(=дракона) был как ветвь высокая (букв, 'в высоту*)' (§2.06 и §2.21 дисс.).

3. Микроконцепт ветви (в Риваяте 186 и Риг-Веде 1.32.05c-d; видимо, развитие концепта «камня-растения», «поросли камня») и растения (Хом-Япгг, хетты А П 13, Риг-Веда 1.32.08а и хорошие греческие параллели у Аполлодора [ядовитое растение то ópfjuepov]3*; это растение либо растёт на самом Змее [Хом-Япгг Y.9.11d-e] (§2.14 дисс.), либо Змей его поедает [= Homeri Dias ХХП 92-95] (§2.13 и §2.14 дисс.), мёртвый Змей может ему уподобляться [Риг-Веда 1.32.08а, шумерский миф 'Lugal-e' 324] (§2.06 и §2.09 дисс.). Это растение ядосодержащее [Хом-Япгг, Аполлодор, Гомер], либо (колючий) сорняк [хетты, древнеирладское имя змея Mmrdris, шумеры], либо тростник [Риг-Веда, шумеры]. Ирландскому змееборцу Фергусу гном даёт магические травы (§2.02 дисс.). Им соответствуют в древнеанглийском Заклинании девять трав, помогающих от яда, созданных Господом после ритуального повешения (§2.17 дисс., ср. первый микроконцепт Перехода). Рог иранского дракона уподобляется на метафорическом уровне высокой ветви [Rivayat Dd.l8ß] (§2.06 и §2.21 дисс.). На семантическом уровне ведический микроконцепт vrçâna-, служащий обозначением рога животного, может быть дериватом

п Лммодвр Мифолоплессм библиотека. Пер с грея БорухошшВ Г Л., Няуха, Литературные Памятники, 1972 с 132,1!

27

микроконцепта ядовитого растения visä- (либо оба от глагола vis- 'расплываться', §2.14 Дисс.).

Семантические фигуры 'Каменная поросль' - '(чудесная) ветвь' - 'жезл - булава' со змеиной метафорической фигурой. В шумерском мифе 'Lugal-e' 'Лазуритовая борода' как каменная поросль является как кеннингом Дракона (uSum), так и змееборца Нинурты (ареальная типология, §2.11 дисс.).

На концептуальном уровне вытягивание травы из весенней земли русского ритуала Юрьева дня может быть приравнено к Дракону, по крайней мере, на типологическом уровне в меристическом перечне эпитетов шумерского змееборца Нинурты [Lugal-e 010]. Поздне-шумерский текст А сообщает о 'Бороде у князя, (отцом-) Лазуритом порождённой', на метонимическом уровне приравненной к 'свернувшемуся дракону'. <

После-шумерский текст а Ново-вавилонского времени, вероятно, следуя традиции Поздне-Шумерской Версии Е (Приложение 2 к дисс.), даёт уже несколько иную интерпретацию этого концепта: 'Поросль лазурнобородого князя (букв. Борода князя 1

Лазуритовая - поросль), волосы которой (т.е. бороды) сами по себе произросли в изобилии*. Микроконцепт дракона u£um на клинописном уровне шифруется через похожий не только внешне, но и концептуально близкий знак волос mun$ub2, который и на аллитеративно-фонетическом уровне также похож на uSum (Приложение 2 к дисс.). То, что на начало мая приходится первый гром, возвещающий, что Перун проснулся в русской традиции описания Юрьева дня, на шумерском уровне тоже отражено в меристическом каталоге: 'Нинурта, тиара истинная - радуга, взор (твой), блещущий молниями!' (Поздне-шумерский текст) и 'Нинурта, тиара твоя - радуга, на лике твоём подобно молнии постоянно переливается!' (После-шумерский текст) [Lugal-e 009] (§2.11 и §2.22 дисс.).

В Риг-Веде 1.32.0Id в качестве одного из первейших подвигов змееборца Индры упоминается, что 'он рассёк недра гор' prä vak$änä abhinat parvatänäm, при этом слово vaksägä 'недра' этимологизируется как 'поросль' (§2.04 дисс.).

Растягиваемые плечи ведийского змея (эпитет Вритры vyamsam 'растягивающий мечи'). Слово skändhämsi в стихе Риг-Веда 1.32.05с означает как ветки (верхнюю ветвистую часть дерева), так и плечи. Контаминация этих значений является 'семантической фигурой'. Ирландский Muirdris 'Море-шиповник' походит на куст с частями тела, подобными ветвям (29). Германский (древнеанглийский) Водан поражает Змея 'девятью чудесными ветками'. Им соответствуют в заклинании девять трав, помогающих от яда, созданных Одином после Перехода (повешения).

Третий микроконцепт, древнееврейская волшебная ветвь-посох matte (этимологичски соответствует шумерскому деревянному посоху-булаве mi-tum, аккадскому mettu(m), этот же термин применяется и в экзегетическом аккадском переводе Lugal-e 005), могущий превращаться в змею [Исх. 7:12], является главным спутником и атрибутом Моисея, после простирания данного посоха к небу Господь производит гром и град [Исх. 9:23] (ареальная типология).

В русском ритуале Юрьева дня 'Утром по этой росе гонят скот вербой на поле, где пастух совершает обход стада и читает над ним отпуск по специальной книге'.

Этот микроконцепт ветви-растения со всеми его семантическими и метафорическими фигурами коннотирует с микроконцептом З.а. Определения новой судьбы:

1. Германские 'чудесные ветки' использовались в качестве рунических палочек при кидании жребия и определении судьбы (ср. хеттский риг- 'жребий', который фигурирует в тексте хеттского мифа D TV 13 при определении судьбы нового поколения богов и связанный с этим лиминальный праздник purulli-).

2. Новую судьбу каменной поросли, помогавшей дракону, Асагу, определяет шумерский змееборец Нинурта ['Lugal-e' 416-647]. „ -

3. Греческие богини судьбы - мойры вводят в обман преследуемого змеевидного Тифона и дают ему вкуешь однодневных плодов - ядовитое растение tó öpfytepov, которое лишает его сил: они убеждают его, что у него, наоборот, прибавится силы, если он отведает этих однодневных плоде».

4. Судьба нового поколения богов определяется у хеттов над Источником [Illuyanka D IV 15]. Перед тем, как поправить земную ось, шумерский змееборец Нинурта запирает источники) Страны, букв. "глаз(а)" ('Lugal-e' 351] (ареальная типология).

5. В древнееврейской традиции [Библия, Исход] Моисей вторично восходит на гору и получает от Яхве десять заповедей (т. н. "дека-лог", или "десятословие") - запреты и повеления, регулирующие поведение человека перед богом (ареальная типология).

В Риг-Веде 1,32.08а выписан не церебральный согласный 4 в слове nada 'тростник', а дентальный d как в слове nada 'водный поток, река' (RV 1.32.08а, ср. переводы 'wie ein geschnittenes Rohr' у Гельднера39 и 'like a bank-bursting river' у Гриффита40), в чём мы видим тяготение концепта растения к следующему концепту вод.

3* Der Rigveda aus dem Sanskrit ms Deutsche Qbencxzt und nut anem laufenden Kommentar venetat von Karl Friedrich Geldner it Harvard Oriental Senes. Vol 33-35 Cambridge, Мая, 1951 Bd. I S.37

ю Griffith, Я ¡. H The Hymns of the Rigveda translated with a popular commentary Benares, Ig89-lt92

4. Итоговый микроконцепт вод, представленных в виде волны-потока [хетты А П 16, Риг-Веда 1.32.1 Od, Нонн, авестийская Аогемадаэча 77Ь-с], закипающей воды [Хом-Япгг Y.llk], дождя-тучи [хетты А П 22-23, 25, Нонн] или источника, над которым происходит определение богами новой судьбы мира [хетты D IV 15, ср. авестийскую Аогемадаэча 77Ь-с, Риг-Всду 1.054.10а, Аполлодор в предании о Кадме]. Сюда же относятся Волна, выносящая ирландского змееборца Фергуса на поверхность озера после битвы с Muir-dris, 'море-шиповником'.

Третий, водный элемент русского ритуала Юрьева дня находит свое типологическое отражение в следующем за шумерским Драконом микроконцепте Волны kurku,: 'Пасть у Льва - змеи, жала выставляющие, - волна, рот раскрывающая' (Поздне-шумерский текст Б) [Lugal-e 011]. Правда, в версиях текста более поздней месопотамской традиции происходит аллитеративно-фонетическое переосмысление шумерского концепта Волны kurkux сначала в kurios, выражающий микроконцепт ярости, относящийся к первому микроконцепту перехода реконструируемой парадигмы (Поздне-шумерский текст А), а затем (если обратиться к аккадской версии) он разбивается на слоговые составляющие kur-kur-ra, содержащие в себе микроконцепт горы, которую расщепляют или раздирают (2-й микроконцепт реконструируемой парадигмы). В аккадском меристическом каталоге возникает 'Сила льва, над великим змеем приобретшим власть, раздирающего гору'.

На уровне данного концепта выявлен похожий ирано-германский синтаксический компонент: Древнеанглийская формула еа rinnende 'текущую реку' («Заклинание девяти трав» 39) напоминает авестийскую: ylm dänuS apayälti ... taclntiS 'по которому река проходит вытекающая' [AogamadaeSä 77 b-с]. Обе формулы на синтаксическом уровне меризма связаны с микроконцептом Змея (см. § 2.15 дисс.):

Авестийская Аогемадаэча: 77 А pairidwö bavaiti pantä tarn Избежать можно того пути,

77.В yfm dänuä apayäifi который река преграждает,

77 С Jafra frabuna taclntiS [...] вытекающая из глубокой бездны. [...]

78А patridwö bavatti pantä tern Избежать можно того пути,

730 а2Й pä№ gaostavä (где) Змей толщиной с быка.

Древнеанглийское «Заклинание девяти трав»:

39. Ic ana wat еа rinnende 59. Я один знаю текущую реку,

40. }нег ]>а nygon rnedran nean behealdaö. 60. там поблизости девять змей охраняют

[травы].

В хеттской, греческой и иранской традиции Змея одолевают обходными путями, при посредстве смертных или другой хитростью, а на иранском материале исподволь, случайно. Хеттская богиня Инара, согласно вероятной интерпретации, делает невидимым смертного - помощника змееборца Хупасия [Шиуапка В I 03-04]. Греческие Гермес и Эгипан выкрадывают сухожилия и тайно вставляют их Зевсу. Древнеиндийский материал говорит скорее о честном поединке, но с которым также связаны некоторые элементы магии, хитрости и обмана (а в средневековой Панчатантре и вероломства с нарушением клятвы). Магический компонент одного из вариантов русской сказки 'Иван Быкович' с обращением смертного змееборца в воробышка (вариант: муравья) и последующей переменой им воды сильной на слабую, что ослабляет змея и усиливает его противника, змееборца, вероятно, концептуально эквивалентен ведической формуле ап тЗуймт £ш1паЬ ргбгё тау£Ь, 'И преодолел чары чародеев' [ЯУ 01 032.04Ь]. После совершения убийства Вритры Индра, охваченный страхом, бежит на край света и, 'приняв крошечные размеры', прячется в лотосе [Махабхарата V 9.2 ЯУ 01.032.14].

В заключении суммируются общие результаты проведенного исследования. Приводится сопоставительная таблица наиболее частотных микроконцептов змееборческого фрейма.

Убийство богом грозы Змея, который (в индийской традиции) завладел водами и хранил их в горной расщелине, является космогоническим актом Творения, уничтожения хаоса. Отсюда вытекает хеттский новогодний праздник Пурулли, установленный дочерью громовержца, Иварой, когда она вручает Царю свой храм водной пучины-стремнины (Подземных вод). Анализ древнеиндийских ритуальных текстов позволил сделать вывод о том, что Царь, в качестве воплощения бога грозы, убивая своего ритуального противника, вызывает плодородие (в частности, дождь) и этим обеспечивает процветание страны В более кратком виде ту же мысль можно увидеть и в начале хеттского мифа [Иванов, Топоров 1974: /25]. Принципиально новым для исследований по змееборчеству является выделенный нами концепт перехода в измененное состояние, вызываемого галлюциногеном (сомой-хаомой) или алкоголем. Сама лиминальная модель перехода власти от старых богов к новым прекрасно иллюстрируется хеттским мифом. Такого рода лиминальность Тэрнер усматривает в циклическом и календарном ритуалах, исполняемых в фиксированных точках сезонного цикла, который пока достаточно слабо документирован на привлекаемом индоевропейском материале. Удается установить содержательную соотнесенность этой лиминальной модели с единым мифологическим инвариантом 'жизнь — смерть — воскресение (обновление)' или на более абстрактном

уровне: 'вхождение в закрытое пространство — выхождение из него', выделенном Лотманом.

На основании полученных данных можно сделать предварительный вывод о существовании в индоевропейской и шумеро-семитской культурах устойчивого текстового ядра (мифологической парадигмы), сгруппированного вокруг концепта Змееборчества, вкратце характеризуемого следующими признаками:

1. Змей-дракон связан с гористой и каменистой местностью, подверженной сейсмической активности (вулканическая деятельность, землетрясения, изменение русел рек). Поскольку змееборческий текст как всякий мифологический текст мыслится как некоторое' непрерывно повторяющееся устройство, синхронизированное с циклическими процессами природы, он в зашифрованном виде может отражать некоторые природные процессы.

2. Змей-дракон переводится в измененное состояние (опьянение-транс), что ослабевает его и он становится уязвим для змееборца.

3. Каменная поросль, изначально отождествляемая на уровне метонимии со змеем, выступает бинарной оппозицией поросли травяной, различным растениям, выступающими в большинстве случаев антагонистами змея-дракона.

4. Змей-дракон удерживает воды, необходимые для роста травы и растений. Змееборец, убивая его, устанавливает новый миропорядок, основанный на водном изобилии, и определяет новые судьбы вселенной.

Рид положение диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Влияние фаз Луны на божественную и человеческие сферы согласно шумеро-вавилонской традиции (Несколько сооа о продвижении дешифровка туыеро-вавиловской формульной системы)7/ Археоастрономии: проблемы становлении. Тезисы докладов международной конференция (15-18 октября). - М, Институт археологии РАН, 1996. - С. 122-127.

2. Корни Зодиака в космологическое доктрине Шумера ■ Вавилота (Космологи и Календарь) // Древня астрономия: Небо и Человек. Труды международной научно-методической конференции. Круглый стоя «Проблемы палеоастрономня (археоастрономии)». М., 1998. - C.229-2J0.

3. Шумеро-вавилояский календарь и символика жертвоприношений // JEN AM 2000 (European Astronomy at the turn of the Minimum)- Associated Symposium. Astronomy of Ancient Civilizations. - Moscow, 2000. -C.20-21.

4. Некоторые проблемы интерпретация срсдисперсидспвх текстов. // Василию Ивановичу Абаеву 100 лег Сб. ст. гю иранистике, общему языкознанию, евразийским культурен. - М., Институт Языкознания РАН, Языка русской культуры, 2001. - С. 193-203.

5. Змееборческяе коицеоты в Авесте, Риг-Веде я у хеттов. Реконструкция индоевропейских формул. // Человек. Язык. Искусство (памгги профессора Н. В. Черемисиной). Материалы научно-практической конференции 4-6 ноября 2002г., МПГУ. Москва, МПГУ, 2002. - С.204-205.

6 Змееборческие концепты в Авесте, срсднеперсидских текстах, Шахнаме, Риг-Веде, ■ хеттском мифе об Иллуянке, в древнегреческой традиции и шумерском мифе Lugal ud Me-lim-Ы. Реконструкция индоевропейской змееборческой модели II Россия и Гнозяс. Материалы [Восьмой ежегодной] конференция. Москва. ВГБИЛ 22-23 апреля 2002 года. М., издательство 'Рудомино', 2003. - С.41-62.

7. Бездна. // Православная Энциклопедия. Том 'Б'. М., 2003.

8 Змееборческие концепты в Авесте, срсднеперсидских текстах, Шахнаме, Риг-Веде и в хеттском мифе об Иллуянке Реконструкция змееборческой модели // 300 лет иренисгаке в Санкт-Петербурге Материалы международной конференции 28-30 апреля 2003г. Санкт-Петербург, СПбГУ, Восточный ф-т, 2003. С. 80-82.

9. Заклинания через клинопись- Несколько слов о вавилонском закливательвом искусстве. Часть первая // Россия и Гнозис. Материалы [Девятой ежегодной] конференции. Москва. ВГБИЛ. 21-22 апреля 2003 года. Москва, издательство 'Рудомино', 2004 - С.17-44.

10 Вавилонское заговорное искусство в аспекте истории письма и культуры. $ 1. Система письменности. $2 Терминология // Заговорный текст, генезис и структура. Сб. под ред. акад. В.Н.Топорова. Москва, издательство 'Индрвк', 2005. - С. 1-29 - [в печати]

И. Зенд-Авеста: Сакральный текст и его трансформация. // Россия а Гиозис. Материалы [Десятой ежегодной] конференции. Москва. ВГБИЛ. 20-21 апреля 2004 года. Москва, издательство 'Рудомино', 2005.-С. 1-18-[в печати]

12 The establishment of die monthly Moon cycle according to Sumerian and Akkadian traditions (text STC 11.49)7/ The Fifth SEAC Annual Conference in Gdansk. (Доклад был прочитан, но неопубликован). См. кроткую аннотацию: "Société Européenne de l'Astronomie dans la Culture: Newsletter 4& 5". Warszawa-México, January 2000.

13. The Sumerian-Babylonian calendar and symbolism of sacrifices II Астрономия древних обществ. Материалы конференций "Астрономия древних цивилизаций" Европейского общества астрономии в культуре (SEAC) в рамках Объединенного Европейского и Национального астрономического съезда (JENAM) Москва, 23-27 мая 2000 г. Москва, Наука, 2002. С. 120-133.

14. Notes on the Structure of the Incantation of Maq№ Series // Journal of Ancient Civilizations, Vol. 18. Changchun, 2003. P. 51-61.

VI 1 /

'33

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1-00007 от 25.09.2000 г. Подписано в печать 2.03.05 Тираж 100 экз. Усл. пл. 2,06 Печать авторефератов (095) 730-47-74,778-45-60

I

I

t

r

РНБ Русский фонд

2005-4 45352

748

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Святополк-Четвертынский, Игорь Анатольевич

Введение

Глава 1. Основные проблемы системного изучения концептов.

§ 1.01. КОНЦЕПТ.-с. 15 р

§ 1.02. КУЛЬТУРА.

§ 1.03. ТЕКСТ.-с.

§ 1.04. КОДОВАЯ МОДЕЛЬ. -

§ 1.05. РЕКОНСТРУКЦИЯ ТЕКСТА. -

§ 1.06. ФОЛЬКЛОР. СЕМАНТИКА, -

§ 1.07. ГЕТЕРОГЕННОСТЬ СОЗНАНИЯ. -

§ 1.08. ТРОП.-с.

§ 1.09. МЕТАФОРА И МЕТОНИМИЯ. -

§1.10. МЕТАФОРА И ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА. -

§1.11. МЕТОНИМИЯ И МЕТАМОРФНЫЕ МЕТАФОРЫ. -

§ 1.12. УНИВЕРСАЛИИ И ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА. -

§ 1.13. СИМВОЛ.-с.

§ 1.14. СИМВОЛ КАК СЕМИОТИЧЕСКИЙ КОНДЕНСАТОР. - 44 *

§1.15. ИКОНИЧЕСКАЯ РИТОРИКА И МИФ (РИТУАЛ).

§ 1.16. КОНСТАНТНЫЕ НАБОРЫ СИМВОЛОВ. -

§ 1.17. ИМЯ СОБСТВЕННОЕ КАК СВЁРНУТЫЙ МИФ. -

§ 1.18. КАНОН КАК СИСТЕМА ПОСТРОЕНИЯ ТЕКСТА И ЕГО

ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ. -

§ 1.19. ФОРМУЛА.-с.

§ 1.20. ФОРМУЛЬНЫЕ ФИГУРЫ. -

§ 1.21. МЕТРИКА.-с.

§ 1.22. АЛЛИТЕРАЦИЯ.

§ 1.23. ЗАШИФРОВАННАЯ СЕМАНТИКА И САКРАЛЬНЫЙ ЯЗЫК. -

§ 1.24. ОБРЯДЫ ПЕРЕХОДА И ИНИЦИАЦИИ. -

§ 1.25. ШАМАНИЗМ КАК КОНЦЕПТ.

Глава 2. Общая характеристика Концептуальной парадигмы Змееборчества.

§ 2.01. ИСТОЧНИКИ РЕКОНСТРУКЦИИ.

§ 2.02. РЕКОНСТРУИРУЕМАЯ КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ПАРАДИГМА. -

§ 2.03. КОНЦЕПТ ПЕРЕХОДА как ключевой концепт Змееборческой парадигмы.

§ 2.04. КОНЦЕПТЫ ГОРЫ И ВОДЫ на материале Риг-Веды. -

§ 2.05. КОНЦЕПТ ПЕРЕХОДА в изменённоестояние на материале Риг-Веды -

§ 2.06. КОНЦЕПТ ВЕТВИ-РАСТЕНИЯ и концептуальная оппозиция переходныхстояний противников на материале Риг-Веды,еднеперсидского Риваята, бретонского фольклора и хеттского мифа об Иллуянке. -

§ 2.07. Поликомпонентная индексальная фигура колебания основы вод (горы) на материале Риг-Веды 1.32. -

§ 2.08. КОНЦЕПТЫ ГОРЫ-ИЗНАЧАЛЬНОГО ХОЛМА на материале клинописных текстов (шумерский, хеттский и аккадский). —

§ 2.09. КОНЦЕПТЫ РАСТЕНИЯ И ВОД на материале клинописных текстов (шумерский и аккадский).

§ 2.10. Поликомпонентная индексальная фигура колебания основы вод (горы) на материале Риг-Веды 1.54 и 2.12. -

§ 2.11. Система эпитетов шумерского змееборца Нинурты в начале поэмы Lugal-e как змееборческая концептуальная парадигма. - 134.

§ 2.12. Библейский и агадический миф о Моисее как расширение шумерского змееборческого бикомпонентного кеннинга. — 137.

§ 2.13. ЗМЕЕБОРЧЕСКИЕ КОНЦЕПТЫ в древнегреческой традиции (рукописные источники кон. I тыс. до н.э.). —

§ 2.14. КОНЦЕПТЫ ЯДОВИТОГО РАСТЕНИЯ И ИЗМЕНЁННОГО СОСТОЯНИЯ У

ГОМЕРА И В ИРАНСКОЙ АВЕСТЕ (Ясна 9.10-11). -

§2.15. КОНЦЕПТ ПОДЗЕМНЫХ ВОД В ИРАНСКОЙ АОГЕМАДАЭЧЕ. -

§2.16. МЕТАФОРА ВЕТВИ КАК ДРАКОНЬЕГО РОГА В РИВАЯТЕ. -

§ 2.17. КОНЦЕПТ ТРАВЫ, ПОРАЖАЮЩЕЙ ЯД в древнеанглийской традиции. -

§ 2.18. КОНЦЕПТ ЧУДЕСНОЙ ВЕТВИ в древнеанглийской традиции. -

§ 2.19. ФОРМУЛА ТЕКУЩЕЙ РЕКИ в авестийской и древнеанглийской традициях. -

§ 2.20. ШАМАНСКИЙ КОНЦЕПТ в древнегерманской традиции. -

§ 2.21. КОНЦЕПТ ВЕТВИ-РАСТЕНИЯ в древнерусской в древнерусскойазке 'Иван

Быкович'. -с.

§ 2.22. РИТУАЛ ЮРЬЕВА ДНЯ в древнерусской традиции. -

§ 2.23. КОНЦЕПТ ВЕТВИ-РАСТЕНИЯ в муромскомазании о Петре и Февронии. - 182 ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Таблица концептов.

АВТОРСКИЕ ПУБЛИКАЦИИ. - 199. БИБЛИОГРАФИЯ.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Святополк-Четвертынский, Игорь Анатольевич

Объектом исследования являются лексемы (слова и словосочетания), обозначающие предметы и явления, относящиеся к сфере змееборчества в индоевропейских (1. иранские (1.1. авестийский, 1.2. среднеперсидский [=книжный пехлеви], 1.3 новоперсидский Шах-наме), 2. индийские (2.1. ведийский и 2.2. санскрит), 3. хеттский клинописный, 4. древнегреческий и 5. древнегерманский (древнеанглийский), 6. (фрагментарно) кельтские (6.1. древнеирландский и 6.2. бретонский) и 7. (фрагментарно) славянские (древнерусский)) и 8. шумерском языках (с привлечением данных 9. семитской языковой группы: 9.1. аккадского, 9.2. древнееврейского и 9.3 арамейского языков, входивших в шумерский культурный ареал и подвергнувшихся его концептуальному воздействию).

Степень изученности темы. Сравнительный анализ индоиранского змееборческого мифа был предпринят на материале ведического VrSra- 'препятствие' и авестийского

VrSrayna- 'устраняющего препятствие'. Была выявлена основная бинарная оппозиция протагонистов: Индра и Вритра, Траэтаона и Ажи Дахака, Кэрсаспа и Срвара, Зевс и Тифон, Аполлон и Пифон, Тор и Змей и др. [Benveniste & Renou 1934]. Угол рассмотрения данного концепта был расширен с привлечением данных классических, древнеиндийского, германских и ближневосточных языков [Fontenrose 1959]. Терминология 'Основного мифа' применительно к змееборческому фрейму была впервые применена в отечественной лингвистике наряду с привлечением балто-славянского и хеттского материалов [Иванов, Топоров 1974] и [Watkins 1988]. JI. М. Алексеевой была предпринята попытка связать 'чирканье огненного пальца' Змеем с уровнем активности полярных сияний, для которых типично расщепление на отрезки-лучи, и где развитие сильных суббурь идёт путём повторения отдельных импульсов, каждый из которых начинается с очередного 'чирканья' - с образования новых ярких дуг на фронте светящейся выпуклости, 'взметания лучей к зениту' по яркому описанию полярника Ф. Нансена [Алексеева 2001: 75]. Фигурирующий во многих текстах микроконцепт тростника, сопутствующий змеиной символике (в частности, метафора змея), ею также увязывается с видом полярных сияний, нередко напоминающих ряд вертикально стоящих линий [Алексеева 2001:106]. Наконец, в 1995 г. Уоткинс выпустил фундаментальный труд по индоевропейской поэтике, непосредственно посвященный змееборчеству, где детально была разработана научная терминология, а индоевропейский материал (правда, без изучения пехлевийского и санскритского переводов змееборческих текстов Авесты) был впервые представлен столь широко [Watkins 1995].

Предметом настоящего исследования стал анализ концептуальной парадигмы, присущей змееборческим текстам индоевропейской и шумерской мифологических традиций и, в более широком ключе, мифологических произведений вообще, которые представляют из себя знаковые системы многоуровневой семантики; лингвокультурологические и когнитивные аспекты изучения лексики, относящейся к сфере змееборчества.

В исследовании мы опираемся на положения когнитивистики о том, что 'язык позволяет наиболее естественный доступ к сознанию' [Кубрякова 1997: 20]; является 'одним из наиболее характерных типов когнитивной деятельности' [Лакофф 1988: 31]; что познание действительности разворачивается в определенном культурном контексте, обусловлено историческими и социокультурными факторами [Телия 1996; Кубрякова 1997; Демьянков 1994].

Рассматриваемые в работе лингвистические вопросы затрагивают такие актуальные области гуманитарного знания, как культурная антропология, изучающая процесс культурного становления человека, межкультурная коммуникация [Тер-Минасова 2000], лингвокультурология [Воробьев 1997], теория перевода. В исследовании учитывается социокультурный компонент в сочетании с рассмотрением культуры народа в широком этнографическом смысле слова, в особенности компонентов культуры, несущих национально-специфическую окраску (таких, как традиции и обычаи, 'национальные картины мира' и др. [Тер-Минасова 2000]). Язык, будучи одним из основных признаков нации, выражает культуру народа, который на нём говорит, т.е. национальную культуру. Изучение иностранного языка предполагает отношение к нему не только как к новому коду и новому способу выражения мыслей, но и как к источнику сведений о национальной культуре народа - носителя изучаемого языка [Верещагин, Костомаров 1980].

Исследуемая лексика употребляется в жанрах, относящихся к мифологическим произведениям, поэтому привлекается материал текстов мифов, гимнов, заклинаний, которые рассматриваются как отражение типического в языке древних народов.

Методика анализа текстов опирается на достижения Лотмановской тартусско-московской семиотической школы (семиотика), анализ языковой картины мира в понимании В. Н. Телии, формульную теорию Перри-Лорда и её обработку Уоткинсом (текстология), анализ ритуалов перехода Виктора Тэрнера (этнография) и его обработку М. В. Тендряковой.

Исследованию лексики, относящейся к сфере 'змееборчество', центральному объекту нашего исследования, посвящены многочисленные работы, как в лингвистической литературе, так и в других областях гуманитарных знаний, что само по себе свидетельствует о важности, значимости явления [Иванов, Топоров 1974; УУшНт 1988].

Научная новизна работы состоит как в выборе материала, так и в методике анализа. Впервые проводится описание исследуемой лексики с позиций комплексного подхода, сочетающего положения традиционного, семиотического и когнитивного направлений, что позволяет сочетать собственно лингвистическое исследование с изучением знания, сопряженного с соответствующей сферой действительности в сознании членов языкового коллектива.

Научная значимость проведенного исследования заключается в том, что оно позволяет углубить существующие представления о статусе исследуемого поля, корнях возникновения, условиях формирования и условиях употребления. Полученные данные семантического анализа необходимы для системного изучения словарного состава языка и могут восполнить имеющиеся пробелы в исследованиях подобного рода.

Избранная нами для исследования тема Змееборчества связана с существованием в человеческом сознании мифологической модели мира. После того, как положение о последовательной смене мифа религиозной моделью, а затем научной, казалось бы, стало аксиомой, обнаружилось, что воздействие мифологии на человека гораздо значительнее. Миф - это не просто отражение действительности в сознании, способ объяснения происходящих явлений, но и синтез трех сфер - физической реальности, социальной и сферы смыслов. Здесь впервые были созданы образцы, шаблоны, по которым строились отношения внутри и между этими мирами. В мифе возникли важнейшие концепты, константы культуры. Благодаря мифу люди приобретали некую идеальную модель, к которой необходимо стремиться, и которая устанавливала правила для различного рода динамических отношений.

Миф - это продукт коллективного творчества, своеобразно отражающий окружающую человека действительность. Его наличие в современном обществе говорит о том, что существуют некие реперы, опорные столбы, придающие ему устойчивость. Это -культурные концепты, также являющиеся коллективным достоянием и придающие некоторую целостность человеческому бытию. Поэтому автор видит особую важность тех исследований, которые посвящены анализу культурных констант, возникших в древности и поддерживавших на протяжении тысячелетий жизнь общества и культуры. Одним из таких концептов является концепт Змееборчества. Поскольку и существование концептов, образов и символов, и сама мифологическая модель мира есть результат работы человеческого сознания, то проблема культурных констант перерастает в проблему собственно человека. Поэтому интерес к теме вызван также расширением поля культурологических исследований, затрагивающих онтологические основания человеческого бытия, и стремления различных научных дисциплин объединиться при решении такого рода проблем.

Практическая ценность работы состоит в возможности использования данных, полученных в результате анализа, в лексикографии при обновлении и дополнении существующих словарей, при составлении словарей серии 'Язык и культура', в практике преподавания и изучения древних языков, в общих и специальных курсах по лингвокулыурологии, лингвострановедению, межкультурной коммуникации, иранской, индийской, хеттской и шире - индоевропейской и шумерской культурам. Практическую ценность работы мы усматриваем также в том, что она способствует осознанному пониманию индивидом, изучающим древний язык, коммуникативной значимости лингвокультурем, относящихся к исследуемому полю, и, как следствие, повышение его коммуникативной компетентности. В настоящее время наука только намечает возможные пути понимания функционирования текстопорождения внутри сакральной традиции, вычисляя алгоритмы экзегетического перевода и реконструируя ядерные фрагменты памяти. Авестийский, пехлеви и санскрит с одной стороны, а шумерский и аккадский - с другой, выступают как параллельная троица взаимно-непереводимых, но, однако, связанных блоком перевода языков. Такой механизм по Лотману является минимальной ячейкой генерирования новых сообщений. Он же — минимальная единица такого семиотического объекта, как культура. В этом случае возникает не точный перевод, а приблизительная и обусловленная определенным общим для обеих систем культурно-психологическим и семиотическим контекстом эквивалентность. Подобный незакономерный и неточный, однако в определенном концептуальном отношении эквивалентный перевод составляет один из существенных элементов всякого творческого мышления. Именно эти «незакономерные» сближения дают толчки для возникновения новых смысловых связей и принципиально новых текстов. Поэтому практическая значимость изучения традиции перевода сакральных текстов, которая также затрагивается в данной работе на шумеро-аккадском и авестийско-пехлевийско-санскритском материале, приобретает дополнительную ценность.

Апробация работы. Основные теоретические положения и практические выводы исследования отражены в восьми статьях [Святополк-Четвертынский 1998, 2001, 2003, 2004, 2005а, 20056; Ета^роХк-ТсЬеЪеЩткх 1997, 2003Ь] и одинадцати выступлениях на конференциях:

1) Москва 1996г. (Археоастрономия: проблемы становления, международная конференция, Институт археологии РАН, 15-18 октября),

2) Гданьск 1997г. (The Fifth SEAC Annual Conference, The Maritime Museum, на английском),

3) Москва 1998г. (Древняя астрономия: Небо и Человек, международная научно-методической конференция, ГАИШ),

4) Москва 2000г. (Конференция "Астрономия древних цивилизаций" Европейского общества астрономии в культуре (SEAC) в рамках Объединённого Европейского и Национального астрономического съезда (JENAM), ГАИШ, 23-27 мая 2000 г., на английском и русском),

5) Тарту 2002г. (Tartu April 2002 European Conference on the Mesopotamian magic, 2021 апреля 2002 года, на английском: полный текст выступления см. Sviatopolk-Tchetvertynski 2003),

6) Москва 2002г. (Россия и Гнозис, Восьмая ежегодная конференция, ВГБИЛ. 22-23 апреля 2002 года),

7) Москва 2002г. (Научная конференция 'Древность: историческое знание и специфика источника. Памяти Э. А. Грантовского.' 28-29 октября 2002г., Институт Востоковедения РАН),

8) Москва 2002г. (Человек. Язык. Искусство (памяти профессора Н. В. Черемисиной), научно-практическая конференция 4-6 ноября 2002г., МПГУ),

9) Москва 2003г. (Россия и Гнозис, Девятая ежегодная конференция, ВГБИЛ. 21-22 апреля), и

10) Санкт-Петербург 2003г. (300 лет иранистике в Санкт-Петербурге, международная конференции 28-30 апреля 2003г., Санкт-Петербург, СПбГУ, Восточный ф-т) и

11) Москва 2004г. (Россия и Гнозис, Десятая ежегодная конференция, ВГБИЛ. 21-22 апреля) : Тезисы и публикации выступлений см. Святополк-Четвертынский 1996, 2000, 2002, 2003, 2004, 2005а-б, Sviatopolk-Tchetvertynski 1997, 2002, 2003b).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Концепт "змееборчество" является, с одной стороны, лексической подсистемой, элементы которой соотносятся с общей сферой мифологической действительности, а с другой стороны, представляет собой схематизацию опыта членов языкового коллектива в данной сфере - фрейм.

2. Концепт "змееборчество" может быть представлен как сложный фрейм, в котором ключевые концепты, организованные функциональными параметрами концепта-темы, служат представлением всей сложной змееборческой парадигмы. При этом базовые концепты рассматриваются как узлы или термы сложного фрейма и сами организуют группы культурем или микрополя, рассматриваемые как подфреймы сложного фрейма.

3. В концептуальной области "змееборчество" можно выделить следующие концепты: I). Переход в изменённое состояние (шаманский транс, резкое изменение социального статуса в кризисный период); I*). Змееборческий поединок как ритуал перемены статуса; И). Семантические фигуры 'Гора' - 'Изначальный холм' — локус Змея; И*). Поликомпонентная индексальная фигура колебания основы вод (горы); III.A). Концепт растения (каменной поросли). III.B). Концепт Ветви (каменной поросли). III*). Семантические фигуры 'Каменная поросль' -'(чудесная) ветвь' - 'жезл - булава' со змеиной метафорической фигурой; III.C). Коннотирующий концепт Определения новой судьбы; IV). Итоговый концепт вод в виде: А). Потока; В). Дождя (тучи); С). Источника.; IV*). Ирано-германский синтаксический компонент 'текущей реки'; V). Смертный посредник (приносящий части тела змееборца); VI). Обман (магия, искусность); VII). Бык; VIII). Медведь.

4. Ключевыми (базовыми) концептами являются: I). Переход в изменённое состояние; И). Семантические фигуры 'Гора' - 'Изначальный холм' - локус Змея; II*). Поликомпонентная индексальная фигура колебания основы вод (горы); III.A). Концепт растения (каменной поросли). III.B). Концепт Ветви (каменной поросли). III*). Семантические фигуры 'Каменная поросль' - '(чудесная) ветвь' - 'жезл -булава' со змеиной метафорической фигурой; IV). Итоговый концепт вод в виде: А). Потока; В). Дождя (тучи); С). Источника.

5. Определено место экзегетического 'перевода' в передаче концептуальной парадигмы. Этимологические изоглоссы в змееборческом фрейме пересекаются с изоглоссами 1) экзегетического перевода и 2) кросс-текстовыми изоглоссами мифологического плана.

Цель и задачи диссертации определили ее композиционное построение.

Работа состоит из введения, двух глав (в т. ч. с перечнем источников материала исследования), заключения с итоговой таблицей змееборческой парадигмы, библиографии, трёх приложений. Во введении обосновывается актуальность избранной темы, формулируются цели, задачи, определяются новизна, теоретическая и практическая значимость работы; уточняются материалы и методы исследования, используемые в работе; формулируются основные положения, выносимые на защиту; поясняется структура работы.

В первой главе рассматриваются общетеоретические проблемы текстологии и концептологии с позиций семиотического и когнитивного подхода. Определяются основные понятия и термины, используемые в процессе системного изучения концептуального состава языка (концепта, культуры, текста, литературного канона и т языковой картины мира); рассматривается постановка проблемы концептуального изучения текста, особенно текста архаических жанров (мифов, гимнов, заклинаний).

Даётся сопоставительный анализ понимания концепта различными научными традициями. Рассматривается возможность реконструкции единого текста у генетически связанных друг с другом текстов в разных индоевропейских языковых традициях в современной индоевропеистике по В.Н. Топорову и Т.Я. Елизаренковой. Объясняется целесообразность привлечения текстовых данных шумерской культуры (и их развитие на аккадском, хеттском, а затем и арамейском языках) при анализе текстов ряда индоевропейских культурных традиций (хеттской и иранской). Делается попытка взглянуть на многомерное семантическое пространство текста сквозь призму Лотмановской методологии и очертить проблему эквивалентного перевода текста. Предпринимается попытка синтеза подходов к семантическому тропу и его основным видам: метафоре и метонимии в научных традициях Ю.М. Лотмана и В.Н. Телии. Особое 4 внимание уделяется пониманию роли метафоры в формировании языковой картины мира.

Вывод о вербально-ассоциативном потенциале метафоры, отмеченный В.Н. Телией, дополняется определением метаморфной метафоры, проявляемой в ритуалах, данным зарубежными учёными Фернандесом и Пьером Марандой и их трактовкой динамики трансформации метафор в метонимы и парадигматических множеств в синтагмы, представленной в виде реконструированной автором диссертации диаграммы. Подвергается анализу символ, выступающий в роли сгущенной программы творческого процесса. Даётся сопоставительный анализ понимания символа различными научными традициями. Акцентируется лотмановский вывод о том, что структура символов той или иной культуры образует систему, изоморфную и изофункциональную генетической памяти индивида. Вводится понятие ритуала как посредствующего кода культуры. Акцентируется лотмановский вывод о том, что мифологические ритуалы функционально подобны метаязыковым и метакультурным структурам индивидуалистического общества. Сопоставляя аргументы Ю.М. Лотмана, Т.Я. Елизаренковой и Р. Жестена относительно природы имён собственных в архаических текстах, автор диссертации приходит к выводу о сводимости этих аргументов к определению мифа, данным Лосевым: "Миф есть развёрнутое магическое имя". Достижения российских научных школ в области семиотики и когнитивистики взаимодополняются зарубежным опытом, почерпнутым из трудов Уоткинса. Основное внимание в диссертации уделяется синтаксическому и семантическому компоненту языка. Для обозначения отличия рассматриваемых явлений от аналогичных в обычном языке, Уоткинс предлагает определять явления синтаксического компонента как формульные, а явления семантического компонента как тематические. Даются и аргументируются определения формулы, темы и кеннинга в понимании научных школ Пэрри-Лорда, Уоткинса и Мальцева. Вводится понятие формульных фигур, делается попытка их классификации. Отдельный параграф посвящается метрике и её роли в образовании формул. Большое внимание уделяется такой 'фонетической фигуре', как аллитерациями её практическому применению в архаическом тексте (на материале Авесты и Риг-Веды). Анализируются взгляды и гипотезы как отечественных, так и зарубежных специалистов относительно феномена 'интенционального языка' и проблемы общеиндоевропейского "языка богов". Заключительный параграф первой главы целиком посвящается анализу концепта шаманизма Проппом и Лотманом и является переходным ко второй главе, т.к. рассматривает истоки пушкинского «Пророка» на оригинальном библейском текстовом материале, обнаруживая в нём первый ключевой концепт диссертации: I). Переход в изменённое состояние (шаманский транс).

Во второй главе осуществляется концептуальный анализ змееборческой текстовой парадигмы. Рассматривается его структурный состав, основные микрополя, предлагается общая концептуальная характеристика. Здесь же анализируются ключевые змееборческие концепты. Содержание концепта Змееборчество раскрывается на примере сопоставительного исследования текстовых парадигм из следующих источников:

Индоевропейская традиция

I. А. 1. Индийские источники (Риг-Веда на ведийском языке и санскритский перевод Хом Яшта Авесты).

II. А.2. Иранские источники (Части Авесты: Хом Яшт и Аогэмадаэча на авестийском языке, среднеперсидский текст Риваят и пехлевийский перевод Хом Яшта).

III. А.З. Хеттские клинописные источники И-го тысячелетия до н. э. (Миф об Иллуянке).

IV. А. 4. Древнегреческие источники (Аполлодор, Нонн, Гомеровские гимны).

V. А. 5. Древнегерманские источники (древнеанглийское 'Заклинание девяти трав').

VI. А. 6. Древнеславянские источники (Рукописные источники: русская сказка из собрания Афанасьева 'Иван Быкович', ритуал Юрьева дня и древнерусское 'Сказание о Петре и Февронии').

VII. А. 7. Кельтские источники (Рукописные источники: древнеирландское предание о змееборце Фергусе и змее Muirdris; Бретонская сказка Люзеля Merc'h Markiz Koadleger).

Для типологических целей привлекаются текстовые данные:

VIII. Шумерская традиция. Б. 1. Шумерские клинописные источники П-го тысячелетия до н. э. (Миф 'Лугаль-уд Меламби' или 'Деяния Нинурты' на шумерском языке).

IX. Семитская традиция. Б. 2. Аккадские клинописные источники 1-го тысячелетия до н. э. (Миф 'Лугаль-уд Меламби' или 'Деяния Нинурты' на аккадском языке) и Б. 3. Рукописные тексты (Библия, Агада и Мидраш на древнееврейском языке).

В заключении суммируются общие результаты проведенного исследования.

Список научной литературыСвятополк-Четвертынский, Игорь Анатольевич, диссертация по теме "Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание"

1. Новошумерские тексты (21361996 гг. до н. э.)56 Цилиндры Гудеа.57Хеттская традиция: I. Позднешумерские тексты (1996-1736 гг. до н. э.) Lugal-e версии A (Dijk) и В (SLTN 7) I. Старовавилонские тексты (1894-1595 гг.дон.э.) Enüma Elis

2. Датировка приводится в соответствии с Бикерман 1976:181-196.

3. Считается, что религиозно-литературные композиции, дошедшие в более поздних копиях, были записаны именно в этот период (2136-1996 гг. до н. э.)

4. Только упоминаются в основновном тексте, без цитирования шумерских текстов.

5. Кодификация: от 336-331 до н.э. (Дарий III Кодоман) до 590-628 г. н.э. (Хусроу Парвиз)

6. Датировка санскритского перевода по работе: Geldner 1906:233.

7. Новую судьбу каменной поросли, помогавшей дракону Асагу, определяет шумерский змееборец Нинурта ('Lugal-e' 416-647).

8. А pairiöwö bavait» pantâ tarn Избежать можно того пути,

9. В yim dänus apayâiti который река преграждает,

10. С Jafra frabuna tacintiá . вытекающая из глубокой бездны. [.]

11. А pairidwö bavaiti pantâ tem Избежать можно того пути,

12. В azis päiti gaostavâ (где) Змей толщиной с быка.Древнеанглийское «Заклинание девяти трав»: 39.1с ana wat еа rinnende 59. Я один знаю текущую реку,

13. Второй тип лиминальности по Виктору Тэрнеру (по терминологии см. § 1.24).

14. Субъектом высказывания вряд ли может быть жрец-умаститель, поскольку при данной идеограмме GUDU4 нет показателя множественного числа, а глагол стоит во множественном числе.

15. Транскрипция на основе издания: van Nooten & Holland. По терминологии см: [Елизаренкова 1993:477\.

16. Транскрипция на основе издания: van Nooten & Holland. По терминологии см: [Елизаренкова 1993: 477].

17. С внешним члелением на стихи-пады. Транскрипция на основе издания (там без внешнего членения а-b и c-d): Aufrecht 1955.

18. Ср. párvan-n. 'a knot, joint (of a cane or other plant, but also of the body), limb, member (lit. and fig-)' RV. [Monier-Wiiiiams 1899:609[.

19. ЯРгет sayaka- т., (in RV. also n.) 'arrow' Monier-Williams 1899: 1207\. sayaka- т., п. '1. стрела 2. снаряд' [Кочергина 1996:726.

20. Елизаренкова 1972.: 'из драконов'.

21. Cp. Griffith 1889.\ 'and overcome the charms of the enchanters'.

22. Перевод наш. Пехлевийский текст даётся по изданию Nyberg 1964: 31. Транскрипция уточнена по изданию [Williams 1990, 104-105,244-245].

23. В рукописи: slwwbl, ср. Nyberg 1964: 5/.: slwbl.

24. Пехлевийская транскрипция дается в т.н. 'сасанидском произношении', в соответствии с принципами, которые сформулированы в статье Святополк-Четвертынский 2001:199, прим. 2.

25. Существительное mard выписывается посредством арамейской идеограммы X"ni GABRA.

26. По рукописи 'MRj': PWN; по другой же рукописи 'ВК': PRG, арамейская идеограмма Лэ PALGÄ, PILGÄ для ср.-перс. nëm 'пол(овина)'. Nyberg 1964.: CandTnëm rôz, 'почти пол-дня'.

27. Если принять написание krt' (во всех рукописях) в качестве ошибочного чтения более раннего *HDWNt вместо идентичной идеограммы OBYDWNt.

28. Перевод со среднеперсидского (пехлеви) наш.

29. Бретонский материал цитируется по: Мурадова 2002:122.

30. Текст цитируется по версии В (KUB XVII5).

31. Только в варианте С (KUB XVII6: i 4).184 na-aä-ta < *nu- + -(a)Sta, где последняя частица значит 'dann; da' Friedrich 1952-1954: 37. 'enklitische Partikel des Ortsbezugs zur Bezeichnung des Ausgangs aus einer Mitten nach außen' [Friedrich 1966:11].

32. В варианте С (KUB XVII6: i 6): DUGpal-ha hu-u-ma-{ma-}an-da.188 nink-, nenk- '1. sich satt trinken (напиваться досыта); 2. sich betrinken (напиваться пьяным)', Friedrich 1952-1954:151; Oettinger 1979: 15.

33. Архаическое ne < *nu-e 'und sie, et ei', Friedrich 1952-1954:149.

34. Букв, 'вниз норы (Gen.)'. hanteSäar, hatteääar 'Loch (дыра, отверстие, нора); Grube (яма, нора); Höhle (пещера)'. Friedrich 1952-1954: 55.

35. В варианте С (KUB XVII6: i 9) пропущен.

36. Возможен перевод: 'больше не могут' (так у Гётце и Бэкмана).

37. Елшаренкова 1972.: 'пьющего сому второй выжимки'.201 säm-rti f. 'coming together, meeting, contact' RV.; 'conflict, war, fight' [ib.], < rti wP'going, motion [L.]; assault, attack < BRD. > [AV. XII, 5, 25; VS. XXX, 13]' [Monier-WiUiams 1899:1171].

38. TO vadha- см. §2.06. для RV 01.32.05b203 jsrr rujä f. 'breaking, fracture' Megh.; 'pain, sickness, disease' [MBh. Käv.] ; [Monier-WiUiams 1899: 882]. Этимология: и.-е. *leug-"brechen' [Рокоту 1949-1959:686].

39. Cp. Griffith 1889: 7.: 'Footless and handless still he challenged Indra, who smote him with his bolt between the shoulders. Emasculate yet claiming manly vigour, thus Vrtra lay with scattered limbs dissevered'.

40. ЧсЩсК patsu-tas ind. (from Loc. of 3. pad + tas ) 'at the feet' RV. 8.43.06. [Monier-Williams 1899: 583[.

41. Ср. dharuna- п. 'basis, foundation, firm ground (also pi.); the firm soil of the earth; prop, stay, receptacle'для Риг-Веды Monier-WiHiams 1899:510.

42. If hvr-; hvrT- (CI. 1. P., hvärati; in RV. also hvärate) 'to deviate or diverge from the right line, be crooked or curved, bend, go crookedly or wrongly, stumble, fall, down' Monier-WiHiams 1899:1308.

43. Букв. 'Свой храм реки. бездны'. Бекман: 'her7 House and [the river7] of the watery abyss7' [Beckman 1982, 19]. Так же и у Дадди: 'la sua casa [e il fiume] delle acque abissali' [Daddi 1990, 52].

44. Ср. ведическое 'Стоял мрак, колеблющий основу вод' RV 01.054.10а.

45. Ср. перевод Шейля: 'la ténèbre présède sa forme'.

46. Версия D (KUB XII 66) = Версия С (KUB XVII 6). Нумерация цитируемого ниже отрывка даётся по версии D (KUB XII 66), в которой больше сохранилось строк перед этим отрывком.

47. КВо III №.7: р.37. Rückseite, col.IV, lines 10-13.256 ma-a-an только в версиях А IV 10' и С IV 7.257 Только в версии D IV.

48. Он камни в горе собрал кучей,Каменную насыпь на горе насыпал.Подобно мчащимся облакам с силой двинул их вперёд

49. Подобно мчащимся облакам с стой двинул их вперёдПодобно высокой стене запер он источник(и) Страны (букв, 'глаза')

50. Подробный анализ текста и его версий см. Приложение 2.

51. Восстановлено по строке 292.

52. Только по вариантам bjCigi. Вариант Н (1§ЕТ 2,23) вместо Нинурты: dnin-gir2-su.

53. В вариантах bjCigi: §i-in-ga2-ga2. Ср. также сочетание gal(-bi) kin-ga2 ASJ11, 42.

54. Sadähu 'wie eine Wolke von sich einherziehen' AHw 1122.

55. Чтение последнего знака только по Hi (ВЕ 29', 2). Версия Li (SRT18, 5): teS2'-bi x.-ni-[ ].277 sekeru abschlössen (запирать на ключ), absperren (изолировать, оцеплять, отгораживать), Wz.: u§2. N-Stamm: 'abgesperrt werden' AHw 1035.

56. Знак присутствует в вариантах Ki Hi Ii. Он явно отсутствует в версиях bi и Li.

57. Последний знак по версиям Fi Hi Ii. В версиях Ki L^ eS.

58. Перевод Гельднера: 'die den Urgrund der Gewässer zu Fall brachte", в сноске поясняется: 'den Berg*. Перевод Рену: 'bouleversant le fondement des eaux'. Кёйпер переводит: *which made their foundation (?) vacillate'. Ригведа 1989:577-578.

59. Более подробный разбор с разбором вариантов текста см. Приложение 2.

60. Väbb äibbu ' пояс, ремень, кушак; передник; оправа' Липин 90.

61. Только в нововавил. версии b (TCL 16,82:02').

62. Восстановлено по нВ версии ui (ВМ).

63. Вар. аВ (А = YBC): dnin-urta aga.-zu d§E.TIR-an-na <igi>310 nim-gir2 du7-du7 Нинурта, тиара твоя раду га, <взор (твой)> молниями блещет!

64. Впрочем, мимация на конце отнюдь не означает, что слово заимствовано из аккадского, это вполне может быть составное шумерское слово, bahitvrih't.

65. Страшный, свирепый Тифаон, рождённый на пагубу людям.

66. Некогда Гера его родила, прогневившись на Зевса,

67. После того как Афину преславную из головы он 131 .На свет породил.

68. Сын у неё (=Геры) родился ни богам не подобный, ни смертным,

69. Издатель русского перевода Борухович замечает, что, возможно, имеется в виду ядовитое растение то £фгцд£роу Аполлодор 1972:132, 11.

70. Аполлодор 1972: 10. (Кн. I, гл. 6, 3. Перевод Боруховича). Оттуда Тифон сам изрыгает пламя [Härtung 1852, 57: Aeshyl. Prom. 365-372].

71. По мифу, Аполлон убил Пифона на четвертый день своего рождения (Hyg. Fab. 140). Аналогичные сведения об убийстве Индрой дракона Кёйпер 1986: 31. позволяют думать, что это достаточно древний ритуал.

72. Авеста цитируется по изданию: Geidner 1886:1, 41-42J. Перевод наш. Ср. перевод Замдат-Яшта [Yt.19.40. в [Стеблин-Каменский 1993:16(\.Авестаi. ясна Хом-Яшт Y.9-11 Гаты Заратуштры Y.28-34, 43-51,53 Ясна Семиглавая Y.35-42.И. Хорд-Авеста

73. Согласно Wikander 1941: 135, составляющее данное имя авест. korasa- имеет значение 'wild, stürmisch (бурный), kräftig (сильный, крепкий)', с чем Абаев сопоставляет осет. karz 'крепкий (про напиток), резкий, напряженный' Абаев 1958 (i): 572-573.

74. Нумерация по изданию: Geldner 1877:124-126. В круглых скобках нумерация по [Spiegel 1858].н