автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности"

На правах рукописи

Гребнева Марина Павловна

КОНЦЕПТОСФЕРА ФЛОРЕНТИЙСКОГО МИФА В РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ

Специальность 10 01 01 -русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

г'ВБ

Томск - 2009

003489766

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Ольга Борисовна Лебедева

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Кирилл Владиславович Анисимов

доктор филологических наук, профессор Александр Эммануилович Еремеев

доктор филологических наук, профессор Людмила Алексеевна Ходанен

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Алтайская государственная

педагогическая академия»

Защита состоится «17» февраля 2010 года в_часов на заседании

диссертационного совета Д 212 267 05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» (634050, Томск, пр Ленина, 36)

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

Автореферат разослан « -»¿р9 г

Ученый секретарь

диссертационного совета !\ п ^ .. , ,

профессор ' »/"/ ""У \ Л А Захарова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Одним из наиболее динамичных направлений современного литературоведения в последнее время является имагология, в которой, в свою очередь, как особый предмет изучения выделяется проблема поэтики европейского локального текста, методологической базой которой стали труды Ю М Лотмана и В Н Топорова, посвященные поэтике московского и петербургского текстов русской литературы' Свидетельством актуальности этой проблемы явилась серия монографических исследований особенно итальянских городских текстов - венецианского2 и римского3, а также серия антологий А А Кара-Мурзы, посвященная Риму, Венеции, Неаполю и Флоренции - то есть, тем городам Италии, которые обладали наибольшей притягательной силой для русских путешественников и, как следствие, наибольшим текстопорождающим потенциалом, реализованным практически во всем жанровом диапазоне русской словесности - от документальных жанров путевых записок, писем и дневниковых записей до прозаических и стихотворных художественных текстов4

Проблему флорентийского текста в русской словесности как предмет предлагаемого диссертационного сочинения актуализируют два основных обстоятельства - это сам объем текстового материала русской словесности, начиная от древнерусской литературы и до середины XX в , " практическая неисследованность его конпептосферы и поэтики, поскольку антология А А Кара-Мурзы, в которой собраны фрагменты свидетельств русских путешественников о Флоренции, представляет собой только первое приближение к постановке этой проблемы, а между тем, этот исторический, географический, религиозный, философский и культурный феномен привлекал внимание русских литераторов на протяжении почти пятисот лет, начиная с XV в,

' Лотман Ю М Отзвуки концепции «Москва - третий Рим» в идеологии Петра Первого (к проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Лотман Ю М История и типоюгия русской культуры - СПб, 2002 - С 349-361, Он же Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Там же - С 208-214, Топоров В Н Петербургский текст русской литературы избранные труды - СПб , 2003

2 Меднис Н Е Венеция в русской литературе - Новосибирск, 1999

5 Владимирова Т Л Римский текст в творчестве Н В Гоголя автореф дис канд филол наук - Томск, 2006

4 Кара-Мурза А А Знаменитые русские о Флоренции - М, 2001 Его же Знаменитые русские о Риме - М, 2001, Знаменитые русские о Венеции - М, 2001, Знаменитые русские о Неаполе - М , 2002

со времени проведения Ферраро-Флоренти некого собора (1438 - 1439 гг.), правления герцогов Медичи, казни Савонаролы, острых схваток между гвельфами и гибеллинами

Следствием постоянного интереса русских авторов к Флоренции на протяжении веков стало изобилие посвященного ей текстового материала В XV - XVIII вв флорентийский миф создавался исключительно благодаря жанрам хождения и путешествия, в первой половине XIX в жанровый репертуар русской флорентины пополнился сказкой и шутливой повестью (К Н Батюшков), лирическим стихотворением (АС Пушкин), повестью (НВ Гоголь), мемуарами (ФИ Буслаев) Эта жанровая полифония, несомненно, способствовала формированию концептосферы постепенно складывающегося в русской словесности универсального флорентийского мифа.

Во второй половине XIX в в русской литературе о Флоренции господствует эпический жанр повести, представленный в творчестве И С Тургенева, Е П Ростопчиной, А П Чехова Безусловным фаворитом локального флорентийского текста можно считать эпистолярный жанр, широко представленный в наследии А И Герцена, Н А Добролюбова, И С Тургенева, А А Григорьева, Ф М Достоевского, Л Н Толстого

В XX столетии в наследии И Анненского, А Ахматовой, К Бальмонта, А Блока, Н Гумилева, Вяч Иванова, М Кузмина, О Мандельштама, М Цветаевой доминирующими оказываются лирические жанры

Важной причиной неугасающего интереса русских путешественников к Флоренции стало и то, что она воспринималась как своего рода эталон европейского средневекового города и квинтэссенция представлений о средневековой жизни - до некоторой степени именно это обстоятельство сделало Флоренцию ахронным топосом в рецепции ее русских дескрипторов, тем заколдованным кругом, в котором навсегда задержались Средние века во всей неоднозначности своего исторического содержания Флорентийский текст русской словесности повествует не только о высоком расцвете искусства, науки, ремесел, торговли, личности, то есть обо всем том, что делает Флоренцию символом представлений об эпохе Возрождения, но и содержит свидетельства исторической замкнутости, средоточия человеческих пороков, которые произрастали в привилегированной флорентийской среде на почве этой изолированности, междоусобных войн, которые раздирали город, становящийся, следовательно, и символом представлений о жестокости и безвыходности средневековой жизни.

Загадка Флоренции, несомненно, ассоциативна тайне национальности вообще и русской ментальности, в частности показателем этого

сближения является то достаточно редко встречающееся в локальных (городских) текстах русской словесности обстоятельство, что в русской рецепции Флоренция совершенно лишена как креативного, так и эсхатологического мифов

Методологической базой для осмысления феномена флорентийского мифа русской словесности и его концептосферы стали теоретические работы Ю М Лотмана, В Н Топорова, Н Е Меднис и др , посвященные локальным текстам, а также исследования, посвященные разным аспектам русской флорентины в ее урбанистическом, эстетическом и персональном аспектах П П Муратова5, К Линча6, Л Гут-нова и В Глазычева7, И Е Даниловой8, Т В Сониной9, Л М. Браги-ной1", И А Красновой", ОФ Кудрявцева12 и др Можно сказать, что отдельные элементы флорентийского локального текста в том, что касается истории Флоренции, ее искусства и ее великих сыновей, особенно Данте, уже нашли свое осмысление в русской гуманитарной науке (см , напр работы, посвященные биографии и творчеству Данте Д Д Благого13, И Н Голенищева-Кутузова14, Р И Хлодовскогои и др)-

* Муратов П П Образы Италии в 3-х т - М , 1993 - Т 1

6 Линч К Образ города - М , 1982

7 Гутнов А , Глазычев В Мир архитектуры - М , 1990

8 Данилова И Е Брунеллески в Риме И Античное наследие в культуре Возрождения - М , 1984 - С 206-214, Она же Искусство средних веков и Возрождения работы разных лет - М , 1984

9 Соннна Т В Рисунки Боттичелли к «Божественной комедии» Данте Традиционное и оригинальное // Книга в культуре Возрождения - М , 2002 - С 34-44

10 Брагина Л М Гражданский гуманизм и античная этико-политическая мысль//Античное наследие в культуре Возрождения -М,1984 - С 2027, Она же Деятельность гуманистов в религиозных братствах Флоренции XV века // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи - М , 1997 -С 50-59

" Краснова И А Влияние кулыуры Возрождения на духовную жизнь флорентийцев // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи - М , 1997 -С 40-49

12 Кудрявцев О Ф «Ученая религия» флорентийской Платоновской академии // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи - М , 1997 -С 88-96

п Благой ДД Данте в сознании и творчестве Пушкина // Историко-филологические исследования сб ст - М, 1967 - С 235-244, Он же Пушкин и Данте // Дантовские чтения 1973 -М,1973 -С 9-64

14 Голенишев-Кутузов И Н Творчество Данте и мировая культура -М, 1971

но система универсальных концептов, неразрывно ассоциативных звуку и смыслу названия города, система взаимосвязанных ассоциаций, формирующих общий семантический ореол топонима «Флоренция», типология сюжетов повествований о Флоренции в документальных жанрах русской словесности и в художественных текстах, посвященных городу или развернутых в его пределах - одним словом, все то, что входит в понятие локального флорентийского мифа и в своей совок) пности формирует устойчивый семантический субстрат циклически повторяющихся смысловых комплексов, по-прежнему пока что остается не реконструированным и не описанным Восполнению этой лакуны и посвящается предлагаемая работа

Таким образом, актуальность диссертационного исследования определяется целым рядом обстоятельств 1) повышенным интересом современного литературоведения к локальным текстам отечественной словесности, 2) интенсивным развитием имагологии, 3) востребованностью компаративистских исследований, 4) несобранностью и отсутствием систематического описания флорентийского текста русской словесности и неисследованностью концептосферы универсального флорентийского мифа, который до сих пор не привлекал специального внимания отечественного литературоведения

В свете всего сказанного объектом нашего исследования стал универсальный флорентийский миф русской словесности XV - XX вв универсальным его можно назвать постольку, поскольку за столь длительный срок своего существования он практически не претерпел никаких существенных изменений - как и сам породивший этот миф город, не меняющийся на протяжении столетий, начиная с той эпохи, которая стала (и навсегда осталась) его высшим витальным взлетом

Непосредственным предметом и основным материалом диссертационного сочинения является совокупность русских текстовых свидетельств о Флоренции вышеозначенных историко-литературных эпох, обследованных под углом зрения их константных смысловых элементов Именно повторяемость образно-смысловых элементов текста и стабильные ассоциативные связи, существующие между ними и переходящие из текста в текст - то есть концепты и сформированная их взаимодействием концептосфера, образуют то интертекстуальное поле, которое само по себе обладает смыслопорождающей способностью и внутренней самоорганизацией, что как раз и позволяет определить

п Хлодовский Р И Данте и Виргилий (Литература раннего итальянского Возрождения и традиции античной классики) // Античное наследие в культуре Возрождения -М, 1984 -С 154-159

русскую флорентину при помощи понятий «городской текст» и «универсальный миф» К нашему исследованию привлечено 312 текстов 47 авторов, среди которых И Ф Анненскнй, А А Ахматова, К Н Батюшков, А А Блок, А И Герцен, Н В Гоголь, Ф М Достоевский, В А Жуковский, А С Пушкин, Л Н Толстой, И С Тургенев и многие другие

Целью нашего исследования является изучение особенностей концептосферы и поэтики флорентийского городского текста, а также реконструкция универсального флорентийского мифа русской словесности Поставленная цель определила ряд задач

1 Выявление репрезентативной совок\ пности текстов русской словесности ХУ-ХХ вв, конституирующих русскую флорентину, описание особенностей первообраза флорентийского городского текста и его последующих модификаций,

2 На их материале исследование первичных мотивов концептосферы флорентинского текста, выделенных на основе отбора повторяющихся образно-лексических мотивов описания флорентийского топоса камень, сад, цветок, цвет,

3 Изучение вторичных мотивов, генетически восходящих к первичным и трансформированных в образно-тексических константах описания круг, башня, время (прошедшее, настоящее, будущее, вечность).

4 Выявление и анализ персональных флорентийских мифов -Данте, Петрарка, Боккаччо, Фра Анджелико, Боттичелли, Леонардо, Савонарола,

5 Реконструкция концептосферы универсального флорентийского мифа русской словесности XVIII - XX вв

Следует заметить, что понятие универсального флорентийского мифа включает в себя представления о неизменных его составляющих, неизменных на протяжении веков и в творчестве самых разных авторов, причем не только русских авторов универсальный флорентийский миф соседствует и периодически пересекается с целым рядом персональных мифов, относящихся к третичному уровню флорентийского текста

Материалом исследования стали «флорентийские» произведения русских авторов XV - XX вв, предемвленные четырьмя основными типами описания и отношения текста к географически конкретному локусу тексты, написанные во Флоренции, тексты, в которых упоминается о городе цветов, тексты, действие которых происходит в этом локусе, тексты, которые способны порождать соответствующие этому ареалу ассоциации В центре нашего внимания находится репрезентативный корпус травелогов, а также художественных, мемуарных,

эпистолярных, дневниковых текстов, представляющих собой соответствующий главному аспекту нашего исследования проблемный срез всей русской словесности нового времени в ее исчерпывающе полном жанровом составе

Методика и методология диссертационного исследования обусловлены многообразием аспектов и многогранностью образа Флоренции, сложившего в русской словесности В нашей работе мы ориентировались на сравнительно-исторический (А Н Веселовский), формальный (Ю Н Тынянов), типологический (В Н Топоров), мифологический (Е М Мелетинский), структурный (К Леви-Стросс), постструктурный (Ю М Лотман) методы изучения литературного произведения По всей видимости, именно флорентийский феномен, столь масштабный и столь широко представленный во временном аспекте, особо располагает к полифонии методологических приемов его изучения

Научная новизна работы заключается в том, что

а) впервые выявлен, хронологически расположен и систематически описан целый ряд посвященных Флоренции произведений русских авторов ХУ-ХХ вв , результатом чего стала впервые составленная библиография русской флорентины,

б) выявлены и проанализированы наиболее важные повторяющиеся образно-лексические мотивы, позволяющие выделить сквозные концепты русской флорентины и реконструировать образно-ассоциативный ореол Флоренции в русской словесности и русской менталъности,

в) описаны устойчивые интертекстуальные ассоциативные поля, объединяющие между собой сквозные концепты и формирующие общую концептосферу русской флорентины, сквозные образы этого интертекстуального массива сгруппированы по степени их значимости и подразделены с учетом их принадлежности к разным уровням в структуре универсального мифа о городе цветов,

г) реконструированы общий состав и содержание наиболее значительных персональных флорентийских мифов,

д) на основе универсальных и персональных составляющих интертекста русской флорентины предложена реконструкция той совокупности константных элементов кода описания Флоренции, которая позволяет утверждать наличие флорентийского мифа, сложившегося в русской словесности ХУ-ХХ вв

Таким образом, предлагаемое диссертационное исследование является первым систематическим описанием флорентийского городского текста и первым опытом реконструкции флорентийского универсального мифа

Практическое значение диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в вузовских курсах

древнерусской литературы, литературы XVIII века, русской литературы XIX - XX вв , в учебных пособиях, программах спецкурсов и спецсеминаров Спецкурс «Стихотворные интерпретации образа Флоренции в русской литературе XIX-XX вв » читался в Алтайском государственном университете в 2007-2009 гг

Апробация работы Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Томского государственного университета, а также на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Алтайского государственного >ниверситета Основные положения диссертационного исследования изложены в сборниках материалов X и XII Межвузовских научно-практических конференций (Бийск, 2005, 2007 гг), в сборниках материалов XI и XIII Всероссийских научно-практических конференций (Бийск, 2006, 2008), в сборнике материалов Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ (Барнаул, 2004), в сборнике материалов международной конференции в БГПУ (Барнаул, 2005) Содержание диссертации отражено в монографии «Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности» (Томск Изд-во ТГУ, 2009) и 25 статьях

Основные положения, выносимые на защиту:

1 Наиболее репрезентативными жанрами русской литературы XV-XVIII вв, положившими начало знакомству с Флоренцией, стали родственные жанры хождения и путешествия Именно в их первых описаниях, демонстрирующих эвозюцию типологии сознания русских путешественников от профанно-чзочяциончстского к общеевропейском) культурному тип>, особенно очевидным становится процесс закладывания основ будущего флорентийского мифа русской словесности

2 Русская флорентина XVI11 в живет предчувствием мифа В ее претекстах этот миф очерчен в общих чертах, но внутреннего содержания того, что заполнит эти контуры, еще нет или почти нет Это наполнение предстояло осуществить русским писателям первой половины XIX в

3 Созданию мифа в первой половине XIX в способствуют не только путешествия, но и литературные впечатления Флорентийский миф складывается под воздействием романтизма, который господствовал в русской литературе в этот период Действительность пересоздавалась по законам мечты В этом смысле флорентийский миф - это иная, лучшая реальность, воспроизведенная русскими авторами

4 Флорентийский первообраз сформировался в русской литературе к 1830-1840-м гг, благодаря текстам К Н Батюшкова, А С Пушкина, Н В Гоголя, Ф И Буслаева

5 Русские авторы испытывают неизменную симпатию к Флоренции в первой половине XIX в Городской миф в этот период подвергается процессу сакрализации Истоки подобного приятия и обожествления города цветов находятся в XV веке, когда только осуществлялось первое знакомство с ним Флоренция уже тогда представала сказкой, чудом, воплощенной мечтой

6 К ядерным мотивам универсального мифа о Флоренции, восходящим к составляющим первообраза, относятся сквозные мотивы камня, сада, цветка и цвета Они в большей степени связаны с бытовой конкретикой Мотивы вторичного уровня - это те, которые порождены особенностями хронотопа русского флорентийского текста К ним мы причисляем мотив прошлого, мотив круга и его предметно-образные вариации, мотив башни как символа вечности, замкнутости, совершенства Критерием их способности формировать некое семантическое поле (текст, миф) становится соотнесенность предметно-описательных образов со сферой абстрактных идей бытийного мира

7 Характер видения Флоренции у русских авторов во второй половине XIX в существенным образом меняется Независимо от комфортности флорентийского быта их отношение к флорентийскому мифу оказывается не конструктивным, как прежде, а деструктивным Отдавая дань красотам Флоренции, ее достопримечательностям, ставшим привычными, они продолжают жить своей автономной жизнью Развенчанию мифа, его десакрализации способствовали такие факторы. как изменение типа эстетического сознания, последовавшее в результате утраты им литературоцентричности, реалистические тенденции в русской литературе рассматриваемого периода и господство в реалистической литературе прозаических жанров письма, статьи, незавершенного романа, повести, рассказа

8 Представление о городе-сказке в русской литературе второй половины XIX в разрушается Русские писатели стремятся донести до потенциального читателя те реальные чувства, которые были пережиты ими во Флоренции. Флорентийские круги неожиданно оказываются тесными для целой плеяды русских писателей, среди них А И Герцен, Л Н Толстой, Ф М Достоевский и др

9 В XX в флорентийский миф вновь сакрализуется и превращается из мифообраза (городского мифа) в мирообраз (миф мировой) Однако на этот раз сакрализация связана не только с памятниками архитектуры, скульптуры, живописи, литературы, но и с именами тех людей, которые и создали, по сути дела, рукотворную часть мифа о Флоренции, которые являются неотъемлемыми элементами истории города Речь в данном случае может идти о литературных (Данте,

Петрарка, Боккаччо), религиозном (Савонарола) и живописных (Фра Анджелико, Боттичелли, Леонардо да Винчи) персональных мифах

10 Таким образом, особую роль в создании флорентийского мифа сыграли два драгоценных века русской литературы, золотой и серебряный, начало XIX в и начало XX в В первом случае речь идет о возникновении универсального мифа на основе первообраза, а во втором случае - о мирообразе, возникающем не только за счет универсального мифа, но и за счет мифов персональных Причем оба эти процесса были очень тесно связаны между собой В пору господства универсального мифа начинают складываться мифы персональные, которые сосуществуют с ним, не отменяя его, но заметно корректируя и акцентируя его смыслы и константы своими собственными элементами совершенно очевидно, например, что мотив круга Дантовского кода русской словесности (круги ада, дантовы круги) корреспондирует с соответствующим ядерным элементом флорентийского первообраза - но адаптация дантовского мирообраза русским эстетическим сознанием до степени интимнои интериоризации образов и смыслов его поэмы произошла после того, как этот ядерный элемент флорентийского кода определился в самых ранних образцах флорентийского претекста русской словесности

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и читературы, насчитывающего 265 наименований, приложения Текст диссертационного сочинения занимает 343 страниц В приложении содержится библиография русской флорентины

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обоснована актуальность темы диссертации, изложена история вопроса, определены цели, задачи, научная новизна исследования, его методология и методика, практическое значение, аргументирована структура работы, сформулированы положения, выносимые на защиту

Глава 1 «Формирование первообраза Флоренции в русской литературе XV - первой половины XIX веков» состоит из двух параграфов

В параграфе 1 «От «хождения» к «путешествию» претекст русской фюрептины в докуиешпспьных жанрах XV - XVIII веков» отмечается, что история флорентийского мифа на русской почве насчитывает около пятисот лет Первое знакомство русских авторов с городом цветов, начавшееся в XV в и продолжавшееся до конца XVIII в , неразрывно связано с жанром путешествия, с поисками чисто

литературного образа Флоренции Надо полагать, что русские люди ориентировались во время этих поисков на те локальные образы, которые им были известны лучше, чем Флоренция, казавшаяся чудом и порождением чего-то сверхъестественного при первом профанном визуальном контакте, не опирающемся на систематические фоновые знания Этим лучше известным можно считать фольклор и древнерусскую литературу Родным братом традиционного жанра путешествия, распространенного в новой литературе, является древнерусский жанр хождения, который был близок сознанию русского средневекового человека Флоренция, постигаемая русскими авторами в то время, также была генетически средневековым европейским городом, уже пережившим, однако, пору своего высшего ренессансного расцвета

Особую роль как в русской литературе, так и в истории русского флорентийского локального текста сыграл русский Ренессанс XVIII в -время зарождения новой русской культуры, ориентированной на общеевропейский тип Период XV-XVIl вв неразрывно связан с фольклором и с традициями средневековой русской литературы, хорошо знающей категорию стиля, но еще не знакомой с категорией художественного метода Б XVIII в во многом в результате стремительного овладения западноевропейской культурной традицией, в том числе и тосканской, возникают новые традиции и зарождаются художественные методы

В этом смысле (то есть в смысле предугадывания будущих традиций) хождения и, в частности, «Хождение на Флорентийский собор»16 открывают неограниченные возможности, поскольку с одной стороны их авторы имеют определенный культурно-литературный багаж, а с другой стороны, в силу ситуации путешествия, они максимально открыты для всего нового, в том числе и литературного нового

Важно также то, что авторами хождений, как и путешествий, потенциально могли быть самые разные люди В древнерусской литературе образцами хождения по праву считаются два произведения - «Хождение игумена Даниила» и «Хождение за три чор°» Афанасия Никитича, тверского купца Важнейшими особенностями этих произведений и других, им подобных, можно считать их открытость для всего нового, а также сочетание реального и фантастического Кроме того, по мере развития древнерусской литературы, по мере ее секуляризации в жанре хождения все большую роль начинает играть образ автора и связан-

|А Памятники литературы Древней Руси (XIV - сер XV века) - М, 1981 -С 480-487

ное с ним личное начало, проявляющееся прежде всего в эмоциональном характере описания, которое в образно-лексическом отношении продолжает опираться на канонические элементы устойчивых стилей

Последнее соображение представляется особенно важным, так как создание универсального мифа о Флоренции, как и любого мифа, невозможно не только без коллективного, но и без этого индивидуального осмысления действительности Из множества персональных словесных картин нелитературной реальности, в данном случае флорентийской, возникает универсальный миф, своего рода мифологический инвариант, родственный в определенном смысле мифологическому архетипу В этом отношении ранние русские путешественники XVIII в , среди них П А Толстой17, И Л Нарышкин"*, В Н Зиновьев19, Д И Фонвизин20 и др , в своих записках готовили почву для возникновения русской флорентины XIX в, воплощающей в своем совокупном тексте универсальный флорентийский миф В своем синхроническом аспекте эта работа осуществлялась стихийно - если учесть полную спорадичность рассредоточенных в пределах нескольких веков контактов с флорентийским топосом русских путешественников разного возраста, разного социального положения, разных личностных качеств, обладателей очень разного культурного багажа, в диахроническом же аспекте она была вполне целенаправленной, как это демонстрирует полная парадигма русского флорентийского травелога XVIII в Кстати, ретроспективный мотив прошлого, мотив вечно средневековой Фло-реции, как один из основополагающих концептов формирующегося универсального мифа, к этому особо располагает

То, о чем мы говорим, можно считать парадигмой в полном смысле этого слова Если пользоваться терминологией К Леви-Строс-са21, то горизонталь текстов путешествий приспособлена для их прочтения, а вертикаль - для их понимания Вертикаль текстов и перек-

1' Путешествие стольника Петра Андреевича Толстого по Европе 1697 - 1699 -М, 1992 - С 228-233

18 Дневник русского путешественника первой четверти XVIII века // Советские архивы -1975 -№ 1 -С 105-108

19 Журнал путешествия В Н Зиновьева по Германии, Итанш, Франции и Англии в 1784 - 1788 гг // Русская старина - 1878 - Т 23 - № 11 -С 399-440

20 Фонвизин Д И Собрание сочинений в 2-х т -М,Л, 1959 - Т 2 -С 519-535

21 Леви-Стросс К Структура мифов // Вопросы философии - 1970 -№7 - С 152-164

рестные их отношения, которые формируются при подобном подходе, позволяют выявить ядерные элементы локального мифа К ядерным мотивам универсального мифа о Флоренции мы относим первичные и самые ранние сквозные мотивы русского флорентийского травелога камня, сада, цветка и цвета, а ко вторичным и более поздним периферийным мотивам - мотив прошлого, мотив круга и его предметно-образные вариации, мотив башни, как символа вечности, замкнутости, совершенства

Параграф 2 «Формирование ядерных мотивов универсального фюрентийсного мифа в русской словесности 1810 - 1840-х годов» посвящен становлению флорентийского первообраза, который сложился в русской литературе к 1830 - 1840-м гг В него вошли названные первичные мотивы камня, сада, цветка, цвета и вторичные мотивы круга, прошлого и башни

Для авторов хождений и путевых записок мотивы камня, сада, цветка и цвета представали, мы бы сказали, в их первоначальном или в первозданном виде Сад - это место, где растут цветы, деревья, кустарники, где зреют разнообразные плоды, диковинные для русского человека маслины, лимоны, виноград, анис Камень - это то, из чего сооружены флорентийские здания и чем они украшены, то, чем вымощены флорентийские улицы, то, из чего изготавливают разнообразные поделки и украшения Цвет представлен, во-первых, универсальной, характерной для итальянской готики, черно-белой цветовой гаммой мрамора церквей, а во-вторых, необыкновенной цветовой пестротой

В наследии К Н Батюшкова впервые осмысленно проговаривается роль мотива цвета - алого, пурпурного, белоснежного и серебряного (статья «Нечто о поэте и поэзии», 1815) Мотив камня в русской флорентине начала XIX в фигурирует в новой огласовке он предстает как показатель высокой культуры и изощренной цивилизации Флоренции (письмо К Н Батюшкова А Н Оленину из Рима, датируемое февралем 1819 г) Мотив цветка, коррелирующий с мотивом цвета, выступает в охранительной функции, в функции защиты от бед, от болезней и предвещает его дальнейшие многочисленные метафорические вариации - это мотивы цветения, расцвета, процветания и увядания во всем возможном спектре их применения, от агиографического до социокультурного Что же касается мотива сада, то он не столько проговаривается, сколько подразумевается, причем в изначальном, денотативном, а не метафоризированном смысле этого слова И во всех этих ранних образцах русской флорентины XIX в имплицитно присутствует мотив круга, пока еще не развитый в своих символических коннотациях и выступающий только в значении «круг смерти»

(перевод К Н Батюшкова из Боккаччо «Моровая зараза во Флоренции», 1819)

В стихотворении А С Пушкина «Под небом голубым страны своей родной» (1826) впервые возниает образ женщины-цветка Каменное изваяние Венеры Медицейской выступает как символ Флоренции в отрывке «Кто знает край, где небо блещет » (1828) Мотив сада фигурирует, как и у Батюшкова, в денотативном смысле этого слова Репрезентативными для города цветов в восприятии Пушкина оказываются причудливые, пестрые цвета - флорентинская мантия в статье «О Мильтоне и переводе "Потерянного рая" Шатоб-рианом» (1836)

В конспекте книги Г Галлама «Европа в средние века», выполненном НВ Гоголем не позднее августа 1834 г, упоминается цветущая Тоскана это свидетельствует о возникновении метафорической коннотации мотива цветка, поскольку по своей основной семантике этот эпитет означает баагоденствие и благополучие Флоренции Однако семантика мотива сада для Гоголя не была односоставной повесть «Старосветские помещики» (1835) и первый том поэмы «Мертвые души» (1841), при том, что эти тексты не имеют тематического отношения к флорентийскому первообразу, позволяют говорить о присущей мотиву способности маркировать псевдоблагополучие и отступление как жизни, так и культуры перед лицом вечности Мотив круга позволяет рассуждать как о политическом благополучии города цветов", так и о художественной перспективности или бесперспективности креативного акта рождаемых им художников (повесть «Портрет» /1833 - 1834/, написанная не без влияния книги Дж Вазари «Жизнеописания наиболее шаменитых живописцев, ваятелей и зодчих») Внимание Гоголя привлекает также чудо околофлорентийской архитектуры - наклонная каменная башня в Пизе23 Мотив башни в данном случае оказывается неразрывно связанным с мотивом камня и в отдаленной перспективе своего развития предвещает сугубо эстетический символ «башни из слоновой кости», символ отделенное™ искусства от нужд и польз повседневной жизни, идеально согласующийся с ахрони-ей эстетического флорентийского топоса

п Гоголь Н В Собрание сочинений в 9т -М,1994 -Т 8 - С 186, 187, 189

Там же - С 193

В воспоминаниях Ф И Буслаева24 доминирует мотив белого цвета как символа благополучия и процветания Флоренции Мотив каменных гор, окружающих город, выступает не только в своем географически-пространственном, но и в своем метафорическом значении, поскольку в образе горы через эпитет «горний» воплощена идея духовного совершенствования, преодоления препятствий и самого себя в городе цветов Мотив круга приобретает ретроспективный характер, становясь выражением страстного стремления путешественника вернуться во Флоренцию Наконец, мотив сна, как и мотив круга, подчеркивает неразывную слитность реальности и мечты, вечность воспоминаний путешественника о незабываемом месте и призрачныи характер видения и грезы, который со временем обретают эти воспоминания

Глава II «Универсальный флорентийский миф и его первичные мотивы» состоит из четырех параграфов

В параграфе 1 «Мотив камня» анализируется диахронический срез этого одного из основополагающих мотивов универсального флорентийского мифа Первоначально мотив камня реализуется в описаниях панорамы Флоренции, лежащей в долине между каменных холмов (П А Толстой), далее он атрибутируется городу в целом и перетекает во флорентийский ландшафт, акцентированный текстурой горы (Н П Анциферов, Б К Зайцев), все еще как природный, он реализуется в описании флорентийских зданий, построенных из камня и облицованных грубым, как бы необработанным камнем (Е П Ростопчина, И Гревс), а также в упоминаниях о камнях, лежащих на улицах города (А К Толстой) Затем мотив камня приобретает характер культурного знака, поскольку он воплощается во внимании к каменным изделиям, произведениям искусства браслетам, столам, вазам, чашам, статуям (А К Толстой, И С Тургенев, Ф М Достоевский, М Волошин, Вяч Иванов, Ю Олеша) Особо следует оговорить также то обстоятельство, что востребованными оказываются как форма, так и содержание камней, обработанных и необработанных Флоренция открывает русским путешественникам поэзию камня каменная архитектура, скульптура, мозаика, живопись, тяготеющая к скульптурности, подспудно генерируют хронологический концепт универсального флорентийского мифа - концепт вечности, имеющий двойственный натурфилософский (в силу атрибутивности камня изначальной природе) и историко-культурный (камень как материал эстетической деятельности) харак-

24 Буслаев Ф И Мои досуги Воспоминания Статьи Размышления -M , 2003 - С 135, 141-154. 162-165, 174- 77. 197. 218-219, 226-228, 253254, 269,358-359, 428-434

тер Таким образом, камень во всех модификациях этого мотива становится символом вечности и неизменности Флоренции, навсегда застывшей в неизменном каменном каркасе своего золотого века

Если предположить, что Флоренция - это итог воплощения воли невидимого, но всесильного творца, которую провидели местные художники, то лучше, чем кто-либо, эту волю осуществлял Микеландже-ло По словам Б П Виппера, «скульпторы эпохи Возрождения в большинстве своем не очень чувствительны к проблеме монолита Исключение составляет Микеланджело, который высоко ценил единство глыбы и замкнутую композицию статуи или скульптурной группы Об этом красноречиво свидетельствуют не только скульптурные произведения Микеланджело, но и его высказывания Вот два из них "Нет такой каменной глыбы, в которую нельзя было бы вложить все, что хочет сказать художник", "Всякая статуя должна быть задумана, чтобы ее можно было скатить с горы, и ни один кусочек не отломился"2" Перефразируя слова великого скульптора, можно сказать, что Флоренция -та глыба, та статуя, которую нельзя представить с отломанным кусочном Она состоит из самых разнообразных кусков камня и при этом остается внутренне замкнутой, если так можно выразиться, концентрической структурой, воплощенной в камне - горой, глыбой, скульптурой Это обстоятельство подчеркивает ее ансамблевый характер Применительно к Флоренции можно сказать, что она расположена в горах и сама яЕл«етс° еди«оч цепостной сущностью «юрой» в буквальном и метафорическом смыслах слова

Параграф 2 «Мотив сада в его реальном и метафорическом изводах» посвящен анализу семантического поля концепта «сад» в образцах русской флорентины XIX в На основе наблюдений Д С Лихачева над семантикой садово-парковых стилей мотив флорентийских садов рассмотрен в качестве одного из генерализующих концептов, как «< > своеобразная форма синтеза различных искусств, синтеза, теснейшим образом связанного с существующими великими стилями и развивающегося параллельно с развитием философии, литературы (особенно поэзии), с эстетическими формами быта, с живописью, архитектурой, музыкой»26

Если учесть, что Флоренция - это средневековый город-камень, город-памятник, город-музей с многочисленными церквами, то можно утверждать, что в русской рецепции она является садом в самом ши-

2* Виппер Б П Введение в историческое изучение искусства // http lib meta ualindekx php''book

26 Лихачев Д С Избранные работы вЗ-хт - Л, 1987 -Т 3 - С 476

роком смысле этого слова - причем садом именно в характерном для Средних веков реально-метафорическом смысле, характеризующемся сравнительной ассоциативной близостью коннотативных представлений о рае (земном рае, Эдеме) к денотативному смыслу слова «сад»

Средневековый сад, вернее, его внутренняя целостность и гармония, единство его замкнутой отгороженной от мира сферы (круга) -это доминантный образ Флоренции Представление об ансамблевом единстве города возникает из гармонии соотношения зданий-камней, скульптур-камней, живописных полотен, литературных произведений, музыкальных творений и садов в собственном смысле слова Доминанта средневекового субстрата понятия «сад» в русской флорентине отнюдь не отменяет понятия «сада» в узком смысле этого слова С этой точки зрения сад - это не только синтез самых разных искусств, воплощенный во Флоренции, но и то место, где произрастают деревья и цветы Метафорический образ Флоренции-сада у И С Тургенева, И Анненского, К Вагинова соседствует в русской литературе с метафорическим образом Флоренции-цветка, а конкретный образ флорентийского сада у А Н Островского, А И Герцена, Д С Мережковского, О Э Мандельштама, М А Осоргина - с конкретным образом флорентийского цветка

В параграфе 3 «Мотив щетка» собраны и проанализированы в своем смыслопорождающем потенциале текстовые свидетельства первичности и важности этого мотива универсального флорентийского мифа На первый взгляд мотив цветка не кажется абсолютно бесспорным, поскольку он не очень органично соотносится с доминантным мотивом камня, а садов в прямом или узком смысле этого слова во Флоренции не так уж и много (Боболи. Кашины) Однако мотив цветка оказывается в большей степени связан с топонимом, с представлением о Флоренции как о цветущем городе не в прямом, а в переносном смысле этого слова «Fiore» в переводе с итальянского означает цветок, и, возможно, не имеющий к нему отношения топоним «Firenze» является скорее омофоном слова fiore, нежели вариацией его корня Однако же русская огласовка топонима - «Флоренция» - однозначно этимологизируется как вариация соответствующего латинского корня («flora»), обозначающего растительность в целом

Мотив цветка в универсальным флорентийском мифе является, несомненно, первичным, хотя и производным, как мы предполагаем, от мотива сада Очень часто название Флоренция подменяется словосочетанием равносильным этому названию и звучащим как «город цветов» На эту же ассоциативную связь работает и название флорен-

тайского кафедрального собора «Santa Mana del fiore» - главного каменного чуда и топографического символа Флоренции

Если мотив камня можно рассматривать как символ вечности, неизменности, то мотивы сада и цветка - это свидетельства не только вечности, неизменности, но и сиюминутности, скоротечности всего прекрасного Соединение этих мотивов порождает контрастность флорентийского универсального мифа Заметим также, что в мотиве камня больше конкретики, а в мотивах сада и цветка больше метафористики, больше переносных смыслов Причем эта метафористика, как нам представляется, преобладает более в мотиве сада, нежели в мотиве цветка Не случайно в связи с этим и то, что мотивы камня и сада были замечены и востребованы на первых порах осмысления флорентийского мифа русскими авторами, а мотив цветка стал фигурировать в большей степени в литературе второй половины XIX вив XX столетии в произведениях А К Толстого, И С Тургенева, Д С Мережковского, 3 Н Гиппиус, И Ф Анненско-го, А А Блока, О Э Мандельштама, Н С Гумилева

В параграфе 4 «Мотив цвета» высказывается соображение о том, что в произведениях русских авторов второй половины XIX - начала XX вв о Флоренции, среди них романы Е П Ростопчиной «Палаццо Форли» и Д С Мережковского «Воскресшие боги», воспоминания М А Волошина, П П Муратова. М В Добужинского. Б J1 Пастернака, рассказ 3 Н Гиппиус «Небесные слова», стихотворения А А Григорьева, А А Блока, Вяч Иванова, очерки В В Розанова и Б К Зайцева, черный и белый цвета соседствуют с пестротой и причудливостью красок, демонстрируя связь с мотивом первозданного камня, условно говоря, черно-белого и украшенного камня - разноцветного, драгоценного, с мотивом цветка за счет многообразия их оттенков, с мотивом сада в широком смысле этого слова, с садом искусств, за счет того, что каменная Флоренция порождает скульптурные ассоциации, узорно-цветочная Флоренция - живописные ассоциации, а воспевание флорентийских камней, цветов и садов во всем их многообразии - литературные ассоциации Как нельзя лучше с цветописью образа Флоренции соотносится мозаичное искусство, одно из древних традиционных местных ремесел Из разноцветных флорентийских камней, напоминающих цветы и цветочную мозаику, складывается ее образ

П П Муратов в книге «Образы Италии» (1911) подметил цветовую причудливость Флоренции при характеристике творческой манеры Боттичелли, который «< > строил свои картины из линий, как византийские мозаичисты выкладывали свои композиции из окрашенных стеклышек или как персидские ткачи ткали свои ковры из цветных

нитей»27 Однако эта причудливость была только дополнением к природной простоте, к природной цветовой классике «Но он [Боттичелли] не воспроизводил их [линии] в тех же точно сочетаниях, какие давала природа и действительность Он отвлекал их от случайных обстоятельств реальности и свободно располагал эти первичные элементы

движения, эти линейные формулы, повинуясь только своему внутрен-

28

нему чувству ритма»

Все первичные мотивы универсального флорентийского мифа объединяет женственное начало. Во-первых, город предстает в образе каменной красавицы, женскими ликами которой по праву считаются Венера Медицейская и Ниобея в коллекции Уффици и Ночь в сакристии герцогов Медичи Во-вторых, Флоренция напоминает украшенный, как прекрасная женщина, сад В-третьих, она является цветком Ее символ с куполом в форме чаши цветка - собор Санта Мария дель Фьоре - посвящен женщине На гербе города изображена лилия - женственный цветок, символ Девы Марии В-четвертых, флорентийская лилия, как женщина, способна менять свои наряды, свой цвет Об этом свидетельствуют и красноватый купол собора Санта Мария дель Фьоре (Д С Мережковский)29, и алая лилия на гербе города (Н П Анциферов)30, и розовые лилии, растущие во Флоренции (3 Гиппиус)3', и голубой цветок мечты о ней (И Анненский)32, и белые лилии связанных с нею воспоминаний (И AnHeucRim)'3

Глава III «Универсальный миф о Флоренции и его составляющие. Вторичные мотивы» включает в себя шесть параграфов

В параграфе 1 «Фюрентийское время Мотив прошлого в настоящем» анализируется специфика хроноса русской флорентины Мотив прошлого, относясь к вторичным, более сложным, более поздним мотивам универсального мифа о Флоренции, оказывается неразрывно связанным с первичными мотивами камня, сада, цветка и цвета Именно эти первичные мотивы, маркирующие вечность и неизмен-

27 Муратов П П Образы Италии - С 189

28 Там же

29 Мережковский Д С Воскресшие боги (Леонардо да Винчи) - М, 1993 -С 441

30 Анциферов Н П Из дум о былом Воспоминания - М, 1992 -С 291

3'Гиппиус3 Сочинения - Л, 1991 -С 527

3" Памятники культуры Новые открытия Письменность Искусство Археология Ежегодник 1981 - Л, 1983 - С 113

31 Анненский И Стихотворения и трагедии - Л, 1990 -С 174

ность средневековой Флоренции, порождают многочисленные размышления творцов русской флорентины о неподвластности города цветов ходу времени

Флорентийский феномен времени представляется мифологическим в своей глубинной основе По определению Е М Мелетинского, «мифическое прошлое - это не просто предшествующее время, а особая эпоха первотворения, мифическое время, пра-время (\Jr-zeit), «начальные», «первые» времена, предшествующие началу отсчета эмпирического времени»"'4 - и в качестве такового, мифическое время замкнуто, статично, а если и имеет какую-то динамику, то это всегда возвратное движение по кругу. Мифологическое время является порождением соответствующего типа сознания и восприятия окружающего мира «< > мифологическое мышление принципиально неисторично, игнорирует историческую гетерогенность, все многократные изменения профанного эмпирического времени сводит к однократным актам творения, совершенным в трансцендентное сакральное мифическое время»"

Флорентийский феномен времени рассматривается не только как мифологический, но и как сказочный наиболее близким жанровым аналогом мифа для русского эстетического сознания является волшебная сказка, характеризующаяся теми же топосами отдаленности в прошлое, которое по сути своей является вечностью и циклической повторяемостью своих структурно-морфологических основ Первые русские путешественники воспринимали Флоренцию как сказку, как чудо, как диво В результате первообраз Флоренции остается неизменным на протяжении веков, с XV по XX, что, несомненно, соответствует семантике хроноса города, застывшего на высшем взлете своей жизни и истории Добавляются новые мотивы, связанные с осмыслением ее мифа, и только Как в сказке, речь не идет о возвращении назад, речь идет об усвоении этого прошлого, о дополнительной интерпретации этого прошлого Вот почему в русском флорентийском тексте так много упоминаний о повторах, копиях, двойниках (в романе Е П Ростопчиной «Палаццо Форли», в воспоминаниях Ф И Буслаева, в повестях И С Тургенева - «Вешние воды», «Странная история», «Клара Ми-лич») Они лишний раз подчеркивают неизменность Флоренции Кстати, и жанр русской волшебной сказки отличается активным использованием повторов, позволяющих уяснить ее сюжет, и персонажей-двойников, подчеркивающих универсализм сказочного мирообраза

34 Мелетинский Е М Поэтика мифа - М, 1976 - С 173

35 Там же - С 177

Совершенно очевидно, что прошлое во Флоренции оказывается вечным и неизменным. Именно прошлое обладает жизнеспособностью, именно оно неизменно притягивает к себе внимание путешественников (Ф И Буслаева, А К Толстого, А А Григорьева, В Я Брюсо-ва, А А Блока), в отличие от настоящего и будущего Во Флоренции не принято думать о настоящем или будущем Флорентийское прошлое сконцентрировано в музеях и галереях- в результате отстоящие друг от друга временные пласты могут быть сопоставлены или даже уравнены Этому процессу уравнивания во многом способствуют мотивы ночи, тишины и прохлады Саму Флоренцию в связи с этим можно уподобить музею или галерее, а важнейшими составляющими русского флорентийского текста можно считать одноименные концепты Другими не менее предпочтительными концептами, чем музей или галерея, оказываются, условно говоря, книга (преимущественно Данте) и театр (преимущественно театральность публичной проповеди Савонаролы) Не менее очевидно то, что архитектурное, скульптурное, живописное, музыкальное, литературное прошлое Флоренции превосходит настоящее и. как следствие, подменяет его, дискредитирует его, украшает его, помогает ему, убивает его Очень часто русские авторы, еще не покинув город цветов, начинают тосковать о нем или впоследствии. по прошествии длительного времени, мысленно возвращаются и к нему, и к себе прошлым вновь и вновь реализуя, таким образом, концепт ретроспективного циклического хроноса в эмоциональной структуре повествования

В параграфе 2 «Флорентийское пространство Мотив круга и его семантические вариации» устанавливается неразрывное структурное единства флорентийского хронотопа циклическому хроносу соответствует циклический топос, реализованный в пространственном концепте круга - также выступающем как в прямом, так и в многочисленных метафорических значениях Впервые этот хронотоп обнаруживается у Батюшкова, в переводе «Декамерона» Боккаччо Идея вечности очень органично реализуется в пространственной фигуре круга Круг флорентийский - это не столько реальная пространственная форма Флоренции в русской литературе, сколько форма ее структуризации и семантизации Причем свое начало этот символ берет в «Божественной комедии», у него - литературное происхождение Круг - это не только символ вечности, но и символ замкнутости, и эталон совершенства - в средневековой эстетике круг и сфера считались самыми совершенными геометрическими фигурами В зависимости от личных предпочтений и ощущений авторов замкнутость Флоренции рассматривается в русской литературе и как позитивное (Ф И Буслаев, М Осоргин,

О Мандельштам, 3 Гиппиус и Д Мережковский в ранний период их творчества), и как негативное явление (А И Герцен, 3 Гиппиус и Д Мережковский в зрелый период их творчества)

Будучи вторичным, мотив круга отличается сложностью С одной стороны, речь идет о реальной фигуре круга, пространственного и временного, представленной в действительности русской флорентины В этом случае можно говорить о том, что Флоренция окружена городами-спутниками, что ее нельзя полностью представить себе без учета этого обстоятельства О реальной фигуре круга напоминают также постоянные попытки русских авторов возвратиться во Флоренцию В этом смысле мотив круга очень тесно смыкается с мотивом прошлого, является, по сути дела, пространственным воплощением временной идеи С другой стороны, флорентийский круг в русском универсальном литературном мифе оказывается скорее фигуральным, чем реальным Он предопределяет появление типологической темы русской художественной и мемуарной флорентины - темы узкого семейного круга, наделенной негативной семантикой, и темы заколдованного круга мечты, наделенной семантикой положительной

В параграфе 3 «Мотив семьи как вариация мотивов круга и про-иаого» анализируется семейный мотив в текстовых свидетельствах русской флорентины второй половины XIX - начала XX вв В письмах А И Герцена, а также в воспоминаниях 3 Гиппиус семейный мотив предстает как имитация мотива круга Семья предполагает два начала -мужское и женское, которые в потенциале воплощают фигуру замкнутого круга, непрекращающейся жизни, что очень хорошо накладывается на представления о Флоренции как вечном городе и демонстрирует связь указанных мотивов с мотивом прошлого Семья является основой вечности и неизменности Правда, многим русским писателям флорентийская семейственность была не по душе, среди них А И Герцен, И С Тургенев, Л Н Толстой, Ф М Достоевский и др

Мотив семьи, на наш взгляд, неразрывно связан, с одной стороны, с мотивом вечного прошлого, а с другой стороны - с мотивом круга 1акая тесная привязка к представлениям об особенностях флорентийского времени и пространства свидетельствует о его правомочности во флорентийском мифе Кроме того, мотив семьи включает в себя мотивы еды, болезни, смерти и, как следствие, оказывается обусловленным особенностями жанров идиллии и драмы Это тем более интересно, что драматические жанры представлены менее отчетливо в энциклопедии жанров русской флорентины, нежели жанры эпические и лирические

В параграфе 4 «Модификация мотивов круга и прошлого в мотиве сна» отмечается, что таинство сна, ежедневной временной модели предстоящей в отдаленном будущем гибели человека, закреплено в образе Флоренции Сон не позволяет нарушиться связи времен, не отменяет столь важную в универсальном флорентийском мифе фигуру круга Для нас было важным то, что не только повторяющиеся сны, но и бессонница - свидетельства возврата по кругу к тому, что уже было прежде Флоренция удивительна тем, что ее прошлое, как и прошлое воспоминаний путешественников, не меркнет

Прошлое оказывается живее настоящего Сны о прошлом живут в настоящем и неразрывно связаны с будущим Видения эти могут быть наделены как положительной семантикой, например у В Я Брю-сова, так и отрицательной, например у Ф М Достоевского, А А Ахматовой, Н С Гумилева Сон и бессонница - устойчивые сюжетно-тематические и образно-метафорические элементы текстов, конституирующих русскую флорентину, и, подобно всем другим сквозным ее мотивам, они выступают в полном спектре предметных и метафорических смысловых воплощений Так, например, бессонница героини в повести А В Дружинина «Полинька Сакс» - это особое состояние, состояние между прошлой жизнью и будущей смертью, смертью, отсроченной на время Это - грань, отделяющая время от безвременья

В параграфе 5 «Мотив звезды как экстикация мотивов прошлого и круга» предполагается, что слово «звезда» в произведениях русских авторов о Флоренции подразумевает солнце Ведь Солнце - это ((центральное тело Солнечной системы, звезда, представляющая собой гигантский раскаленный газовый шар, излучающий свет и тепло»*1* Это, если можно так выразиться, круглая звезда и символ вечности, неизменности жизни - то есть, звезда в высшей степени Таким образом, мотив звезды оказывается заменителем мотивов круга и прошлого во флорентийском универсальном мифе

Звезда по имени «Солнце» с точки зрения ее внутреннего временного флорентийского содержания - это не только залог жизни и жизненного благополучия, но и символ творческого благоденствия и процветания, в частности, во флорентийской живописи (Фра Беато Андже-лико), литературе (Данте) и в русской литературе о Флоренции (И Ан-ненский, М Кузмин, Б Зайцев) Солнце с учетом его круглой формы -одно из пространственных воплощений Флоренции, свидетельствующих об идеале и гармонии

36 Словарь русского языка в 4-х т - М , 1988 - Т 4 - С 191

Параграф 6 «Фюрентийское пространство Мотив башни» посвящен одной из генерализующих экспликаций мотивов камня, вечности, круга и прошлого во флорентийском универсальном мифе - это мотив башни Флорентийские башни и кампанилы - часть архитектурного ансамбля средневекового города и культурологическая метафора горы в духовно-интеллектуальном изводе этого образа башня, поднимающая человека от дольнего мира к горнему - это своего рода мост между жизнью и вечностью, область быта, в которой он претворяется в бытие Внешний вид Флоренции неразрывно связан с башнями Они - достижения архитектуры, но они же воплощают особенности природного ландшафта, как и каменные строения Высота башен и кампания во Флоренции и ее окрестностях соразмерна высоте гор, холмов, деревьев, окружающих город

Первоначально для таких русских авторов, как А А Григорьев, Д С Мережковский, Н П Анциферов, М Волошин, флорентийская башня - это высокое каменное сооружение, с которого все хорошо видно вокруг, виден, прежде всего, круг стен, в который замкнута историческая часть Флоренции Башня оказывается своего рода смотровой площадкой С течением времени в произведениях А А Ахматовой, Н С Гумилева, А А Блока, Б К Зайцева, К Вагинова она превращается в метафорическую составляющую образа Флоренции, дает основу аллегорической атрибуции городу признаков благородства, становится историческим символом сложных общественных и личных отношений, эстетическим символом культуры и творчества, совершенства, благополучия, вечности Флорентийские башни описаны русскими авторами на фоне знаменитых башен Пизы и Сан Джи-миньяно - самых популярных городов-спутников Таким образом, за счет повторов уясняется содержание одного из центральных мотивов флорентийского мифа, мотива башни, и его близость к мотивам прошлого и круга

Все эти вторичные мотивы универсального флорентийского мифа, на наш взгляд, объединяет мотив круга, так как пространственно город напоминает именно круг, находящийся в кольце других городов Временной флорентийский феномен, подразумевающий вечность прошлого, возможность возвращения к минувшему, неразрывно связан с фигурой круга Любая семья символизирует идею повторяемости, неизменности, вечности, кругообразности Каждый сон свидетельствует о диалектике жизни и смерти, циклообразности этих процессов Звезда по имени «Солнце» воплощает и форму круга, и его «содержание», включающее в себя представления человека о благополучия и гармонии

Даже башни во Флоренции, по определению О Мандельштама37, оказываются кружащимися, демонстрирующими кругообразность времени и пространства

Глава IV «Флорентийский мирообраз в русской литературе второй половины XIX- начала XX вв. Персональные мифы» состоит из семи параграфов

Параграф 1 «Миф о поэте-изгнаннике Данте Алигьери (1265 -1321)» посвящен главной личностной персонификации флорентийского топоса, автору «Божественной комедии»

В XIX в формирование дантовского персонального мифа осуществлялось благодаря не только тексту его поэмы «Божественная комедия», но и переводу К Н Батюшковым отрывка из романа Ж де Сталь «Слава и блаженство Италии», и конспекту книги Г Галлама «Европа в средние века», сделанному Н В Гоголем, и лекциям Фориеля, о которых } поминал Н А Некрасов Первоначальное знакомство с миром Данте было опосредовано не только его текстом, но и концепциями его жизни и творчества, и в этом смысле - заочным Поэтому для таких русских ученых, как Ф И Буслаев или А Н Веселовский, обладавших литературоцентричным типом сознания, путешествие во Фторенцию достаточно закономерно приобретало характер литературного паломничества по местам, освященным именем Данте

В XX в художники слова, среди которых А Ахматова. Н Гумилев, В Брюсов, О Мандельштам, Вяч Иванов, ориентируются на собственные флорентийские наблюдения и впечатления, причем не только чисто литературные Они создают копективный персональный миф о Данте и индивидуальные мифы о себе, о своем пребывании в городе цветов Отношение к автору «Божественной комедии» становится личным Он уже не столько абстрактный наставник, сколько близкий друг, прототип и прообраз Дистанция между русскими поэтами и флорентийским мастером слова уменьшается вопреки тому, что временная пропасть только углубляется, прошлое оказывается значимее настоящего Данте замещает в сознании русских авторов прошлое Парадоксально, что временная дистанция не мешает осознавать его как носителя живого прошлого Оно живо и вечно, как сама Флоренция

Что касается содержания дантовского мифа, то оно неразрывно связано с его биографией, во-первых, и с его творчеством, представленным «Божественной комедией», во-вторых В биографии Данте

37 Мандельштам О Собрание сочинений в 4-х т - М, 1994 - Т 3 -С 129-130

внимание привлекают два эпизода изгнание из Флоренции и любовь к Беатриче В «Божественной комедии» особый интерес всегда вызывал эпизод из «Ада», посвященный любовным взаимоотношениям Паоло и Франчески Любовный биографический эпизод и любовный художественный эпизод явно соотносятся друг с другом за счет особой трагической напряженности чувства

Связь персонального мифа о Данте с составляющими флорентийского универсального мифа оказывается устойчивой на протяжении XIX - XX вв Русским авторам удалось запечатлеть в нем контрастность черно-белой Флоренции гвельфов и гибеллинов, показать ее общественный и личный характер Это касается всех составляющих мифа без исключения

Основополагающий мотив, помогающий ее продемонстрировать -камень Поэт - та глыба, та гора, которая напоминает Флоренцию Мотив камня оказывается общественным, если вести речь о городе-камне и личным, если иметь в виду «индивидуальные» камни поэта («Sasso di Dante») в этом городе

Связь персонального мифа с универсальным флорентийским мифом выглядит более явной в его эстетической, а не историко-биографической части Это и понятно факты биографии неизменны, а художественные тексты меняются в их интерпретации вместе с эпохами и читателями Однако хронологическому концепту универсального флорентийского мифа более соответствует вечный смысл вечного в своем несокрушимом эстетическом достоинстве текста Роль языковых процессов в эпоху Данте, их всеобщность, не отменяющую специфичность, мы попытались продемонстрировать за счет возможных связей русского и итальянского языков Мировое значение античных реминисценций представляется бесспорным фактом не только для творца «Божественной комедии», поскольку они в разной степени, дозированно, строго индивидуально используются в произведениях разных авторов Вечный сюжет о любви Паоло и Франчески кажется более предпочтительным для русских литераторов, чем личный биографический сюжет о Данте и Беатриче Сюжет о поэте-изгнаннике привлекал внимание практически всех тех, кто писал о прославленном флорентийце судьба Данте предстает как своего рода мифологический архетип судьбы поэта - изгнанника небес, обитателя земли, не признанного в своем отечестве пророка

В параграфе 2 «Ассоциативный ком/пеке «цветок»-«Лаура»-«чавр» в персональном мифе о Франческо Петрарке (1304 - 1374)» мы обращаемся к текстам К Н Батюшкова, А С Пушкина, Н В Гоголя, А Н Веселовского, Вяч Иванова и К Вагинова Основным объектом

анализа становится реализация описанных выше концептов универсального флорентийского мифа (цветок, сад, женственность) в их частном воплощении персонального мифа о Петрарке Мотив цветка в мифе о Петрарке представлен и в прямом, и в метафорическом смыслах «цветы дарования», «цветистый слог», «город цветов» Любовь к Лауре воспевается не только с опорой на слово «цветок», но и на слово «лавр», вечнозеленое (ср мотив цвета) дерево И мотив цветка, и мотив цвета, и мотив дерева порождают размышления о любовном саде, наполненном цветущими растениями и деревьями, а также о том, что важнейшие черты универсального флорентийского мифа отразились в персональном мифе о флорентийском поэте, прославившем Лауру

В параграфе 3 «Декамерон» как основа персонажного мифа о Джо-ванни Боккаччо (1313 - 1375)» отмечается, что Боккаччо вошел в русскую литературу о Флоренции как автор одного произведения Правда, даже эти упоминания оказываются крайне редкими и восходят к К Н Батюшкову. который является переводчиком не только «Моровой заразы», опубликованной в 1819 г в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения» но и «Гризельды», вошедшей в первою часть «Опытов в стихах и прозе» 1817 г

Боккаччо и его «Декамерон» в переводах Батюшкова, в воспоминаниях Буслаева оказываются неразрывно связанными с традиционными мотивами универсального флорентийского мифа круга, сада и цветов Жанровую доминанту творчества итальянского писателя Пушкин в заметке «О новейших блюстителях нравственности» (1830) определяет как «вольную сказку», что, очевидно, корреспондирует с выявленными нами сказочно-мифологическими мотивами универсального флорентийского мифа, наконец, если говорить о жанровой форме «Декамерона» - книга новелл, повествовательный цикл - то именно она, как символико-метафорический извод концепта флорентийского круга, оказалась непосредственно причастна к ведущим жанровым процессам в русской литературе 1830-1840-х гг, на путях от цикла повестей к большой эпической романной форме

В параграфе 4 «Живописные истоки персонального мифа о Фра Джованни да Фьезоче (Беато Анджелико, 1400 - 1455)» высказывается предположение о том, что миф о Фра Беато Анджелико является не столько биографическим, сколько живописным по своему происхождению Черты психологической характеристики героев художника были перенесены на личность самого автора Его образ в стихотворениях А Майкова «Мадонна» (1859), К Бальмонта «Фра Анджелико» (1900), Н Гумилева «Фра Беато Анджелико» (1912). в очерке «Флоренция» из цикла «Италия» (1923) Б К Зайцева, безусловно, идеализирован, ро-

мантичен, лишен реальной прикрепленное™ Он создан в результате литературного и психологического отбора фактов В нем было оставлено только то, что соответствовало христианской доктрине, представлениям о христианском монахе и христианском живописце Как следствие, персональный миф о Фра Беато Анджелико оказался весьма созвучен психологической характеристике одного из гоголевских персонажей - художника-христианина в повести «Портрет» - в своих важнейших качествах скромности, смирении, робости и набожности Образ флорентийского художника соткан из черт ангела, ребенка, прекрасной и трепетной женщины, он отличается бестелесностью и сверхдуховностью Его творчество позволяет продемонстрировать связи универсального флорентийского мифа с мифом персональным за счет мотивов цветов, цвета и сада Фра Беато сумел в ярких красках, в цвете передать ощущения от внешнего вида Флоренции, а характером своего бескорыстного творчества-служения воспроизвести ее дух Возможности художника, вероятно, не были безграничными, но они были востребованы. и именно они предопредели, в силу этой востребованности, будущее творца

В параграфе 5 « "Рождение Венеры " и персональный миф о Сандро Боттичепи (1445 - 1510)» речь идет о прославленной картине флорентийского живописца Богиня любви, которая упоминается в стихотворных произведениях И Анненского, Вяч Иванова, М Цветаевой, а также в прозаических произведениях Е Ростопчиной, 3 Гиппиус, Б К Зайцева, М Осоргина, К Вагинова, как нельзя лучше воплотила представления о вечно молодом, вечно прекрасном, вечно живом городе Флоренции Картину Боттичелли можно отождествить с самим городом-камнем, городом-садом в силу того, о чем говорилось в главе II женственности как связующего понятия первичной концептосферы флорентийского мифа и символического уподобления города Венере Медицейской Полотно Боттичелли и его центральная фигура порождают целую систему художественных (живописных, скульптурных) и живых двойников, существующих в реальной действительности Русской каменной и водной Венерой можно по праву считать Марину Цветаеву и лирических героинь ее стихотворений («Кто создан из камня, кто создан из глины», 1920, «Другие - с очами и с личиком светлым», 1920 и др)

Параграф 6 «Мотив портрета в персональном мифе о Леонардо да Винчи (1452 - 1519)» посвящен центральному концепту персонального винчианского мифа, очень не чуждому русской литературе XIX в Зарождение мифа о создателе Джоконды, о Леонардо да Винчи непосредственно связано с типологией русской романтической повес-

ти и повести Н В Гоголя «Портрет» Именно Гоголь охарактеризовал такие важнейшие качества своего портрета, навеянного «Джокондой», как его незаконченность, необыкновенная живость и совершенство Эти же качества творения Леонардо будут привлекать внимание ДС Мережковского, И Анненского, сестер Цветаевых и других авторов в XX в Еще одно важнейшее свойство, отличающее самое известное творение Леонардо - это таинственность «Джоконда» - одно из самых загадочных произведений мирового искусства Тайна, загадка - это как раз то, что необычайно созвучно представлениям о романтизме во всех его проявлениях Персональный миф Леонардо, на наш взгляд, счастливо совмещает то, что отличало произведения Анджелико и Боттичелли Если Фра Беато изобразил страдания, если Боттичелли передал радость, то Леонардо - и радость, и страдания Ему удалось соединить несоединимое - радость и страдание, и породить особый эффект, особое восприятие его прославленной картины Э Шюре писал о том, что взаимоотношения Леонардо и Моны Лизы, а именно они «изображены» на прославленном полотне были особыми «Это был не страстный роман в обыденном смысле этого слова, но скорее духовная драма, некий спор и битва между двумя великими душами, которые пытались проникнуть друг в друга и не победить, а быть покоренными»'8

Персональный миф о создателе Джоконды демонстрирует связь с важнейшими составляющими универсального флорентийского мифа мотив прошлого, мотив сада, мотив цветка, кроме того, он, безусловно, может быть соотнесен с персональными мифами Данте, Анджелико и Боттичелли

Мотив портрета в персональном мифе Леонардо оказывается и реальным, характеризующим конкретного человека, и фантастическим, передающим идею вечной жизни в городе цветов Сам автор живописного полотна предстает и обыкновенным человеком, и художником, обладающим сверхъестественными возможностями, позволяющими запечатлеть жизнь в смерти, смерть в жизни

Параграф 7 «Мотивы костра и карнавала в перс опальном мифе о Джирочамо Савонароле (1452 - 1498)» реконструирует причины востребованности образа флорентийского монаха в русской литературе Савонарола воплощал дух средневековой Флоренции, родственный средневековому московскому духу Его история неразрывно связана с такими мотивами универсального флорентийского мифа, как мотивы круга, башни и прошлого, в его персональный миф вошли мо-

38 Шюре Э Пророки Возрождения -М.2001 - С 141

тивы костра и карнавала В русской литературе у флорентийского монаха были и трагические, и комические двойники (монашеские образы лирики Ахматовой, Маруффи Д С Мережковского, монах А Н Майкова, Мюнхенский Купидон В В Розанова, паяц А Н Майкова) Русских авторов интересовал не только общественный резонанс жизни и смерти Савонаролы, но и личные качества флорентийского проповедника

Его образ можно назвать универсальным, объединяющим другие флорентийские персональные мифы Он, как и Фра Беато, ратовал за аскетизм, выступал против излишеств, против прихотей, против вопиющего богатства, против искусства, ориентированного на воплощение перечисленных «пороков» Не надо забывать, что Савонарола, как и Фра Беато, принадлежал к доминиканскому ордену, который считался причастным к инквизиции На мысли об инквизиции наводят и костры Савонаролы В одном случае он был организатором сожжения «приманок неги и сует», а во втором случае на костре сожгли его самого, ревностного служителя христианской религии - точно так же, как на кострах уничтожали ведьм и еретиков С одной стороны, в своем персональном мифе, созданном русской словесностью, он предстал злым духом, которому воздают по заслугам, а с другой стороны, несмотря на свой фанатизм - или благодаря своему фанатизму - он был одним из преданнейших сторонников истинной веры, за которую и взошел на костер

Как и Боттичелли, Савонарола был одним из участников карнавала периода Лоренцо Великолепного, только карнавал этот был не традиционно пестрым, как писал о нем А Майков39, а белым церковным карнавалом Соответственно, на этом нетрадиционном карнавале монах выступает не в роли шута, а в роли пророка Преданность Савонаролы Христу, христианской религии сродни преданности Боттичелли искусству Страстность священнослужителя в отстаивании своих принципов сродни страстности художника Упоминание о Савонароле вызывает в сознании образ непримиримого в своей аскезе человека и церковного деятеля Его можно было не любить, но не признавать его достоинств было невозможно, что и продемонстрировал, к примеру, Лоренцо Великолепный, перед своей кончиной пожелавший получить благословение этого святого отца Великий герцог и монах оказываются равновеликими один - в любви к «порокам», другой - в ненависти к ним

39 Майков А Н Избранные произведения - Л 1977 - С 231

С Леонардо да Винчи Савонаролу, на наш взгляд, сближает готовность пожертвовать самым дорогим - жизнью любимого человека или своей жизнью во имя высшей идеи, высшего смысла История удержала в памяти имя Савонаролы в силу масштаба его личности Масштаб этот велик, он соизмерим с масштабами личностей Фра Беа-то Анджелико, Боттичелли или Леонардо

Наконец, как нам представляется, его можно сравнить с Данте, Петраркой и Боккаччо Как флорентийский проповедник обличал пороки в жизни, так Данте - в своей «Божественной комедии» Поэт не смйрился с участью, которую ему уготовили флорентийцы, и провел свою жизнь в изгнании Монах также отказался признать свою неправоту, отказался следовать общему мнению и был сожжен, но сожжен непобежденным

Несмотря на то, что флорентийский мирообраз до некоторой степени увенчан персональным мифом Савонаролы, образ города выглядит необыкновенно созидательным благодаря тому, что в центре внимания русских авторов находятся самые выдающиеся креативные личности города цветов XIV и XV вв XVI век - «время великих злодеяний»40, по определению П П Муратова, не попал или почти не попал в поле их зрения Эту закономерность не в состоянии нарушить даже история Савонаролы, который был в одно и то же время и палачом, и жертвой

Аскеза Савонаролы - это путь к сохранению истинных ценностей В его время баланс языческого и христианского начал, как представляется, колебался в сторону язычества, предполагал возврат вспять Возрождение же было сильно именно этим соединением христианских и языческих представлений о душе и теле в гармонии литературы, живописи, скульптуры, архитектуры

Савонарола - трагическая, но не безнадежная нота флорентийской мелодии Казнь монаха продемонстрировала победу телесного начала над духовным у его инквизиторов Она стала проявлением бессилия священников Его тело было уничтожено, но дух не сломлен Может быть, сам того не подозревая, Савонарола воплотил идею флорентийского бессмертия Он принес на алтарь Богу многочисленные проявления язычества, а его самого, как язычника, сожгли на костре Священник был пожертвован Богу, и жертва эта была отнюдь не смиренна духом Савонарола предстал монахом и еретиком, ангелом и демоном одновременно В своей двойственности проповедник оказывается адекватной персонификацией двойственности города цветов

40 Муратов П П Образы Италии - С 204

В Заключении подводятся итоги предпринятого исследования флорентийский текст и оформленный им универсальный флорентийский миф оказался структурой системной и иерархической в своей концептосфере, созданной элементами, способными к взаимодействию на трех уровнях - первичном, вторичном и третичном

Первичные, менее сложные, мотивы камня, сада, цветка и цвета объединяются благодаря женскому началу, которое имплицитно содержится в каждом из них, а вторичные, более сложные, мотивы прошлого, круга, башни объединяет генерализующий мотив круга Первоначально консолидирующие мотивы представлены в распыленном состоянии, затем они конденсируются в устойчивую универсалию. По всей видимости, это связано с процессами интеграции внутри флорентийского мифа

Нам представляется, что последующее изучение универсального флорентийского мифа может осуществляться не только вглубь, но и вширь, в силу того, что мы рассмотрели не весь корпус произведений. посвященных городу цветов в русской словесности XV - XX вв Хотя думается, что дополнительные источники не сумеют изменить существенным образом ни представлений о семантике отдельных концептов флорентийского текста, ни общего смысла реконструированной нами концептосферы

На наш взгляд, дальнейшее изучение флорентийского текста русской словесности должно расширить и контекст персональной мифологии Мы имеем в виду не только мифы о Данте, Петрарке, Боккаччо, Боттичелли, Анджелико. Леонардо да Винчи и Савонароле, но и других прославленных флорентийцев

Мы полагаем, что благодаря персональной мифологии на смену первообразу Флоренции, который сложился в русской литературе к сороковым годам XIX в и отличался конкретикой, на смену мифообразу, который создавался во второй половине XIX в, а так же в XX столетии и характеризовался не только конкретикой, но и метафористикой, приходит ее мирообраз, который наделяется признаком обобщенности и репрезентативности в отношении к целой культурной эпохе европейской истории - Средним векам и Ренессансу Тенденции к обобщению, как мы отметили, очевидны уже в универсальном флорентийском мифе

Словесные репрезентации города в русской литературе превращают Флоренцию в один из ее символических городских текстов Имена творцов флорентийского мифа - это не только часть флорентийского образа, но и неотъемлемая часть образа мировой истории и культуры Поразительно то, что выдающиеся деятели Флоренции тяготеют к запредельному в литературе, живописи, религиозных догмах Прослав-

ленные флорентийцы, с одной стороны, неразрывно связаны со здешним миром, а с другой стороны, в силу своих достижений и возможностей, выглядят запредельными существами, пришельцами из другого мира, устремленными за грань земной жизни, провидящими потусторонний мир и воплощающими его в своем воображении, в своих земных произведениях

Они вечны так же, как флорентийский камень Ими расцвечивается жизнь - точно так же, как это делает Флоренция, похожая на цветок Они сами - разнообразные цветы с неповторимым цветом и ароматом, а их произведения - сад искусств

Их имена и деяния напоминают горные вершины, воплощают флорентийский ландшафт, возносятся над землей точно так же, как и флорентийские башни Будучи детьми Флоренции, они же являются частью мировой семьи, семьи человеческой Их жизни и творения - те же сны, мгновения, которым суждено стать вечностью, их имена уподобляются звездам на флорентийском небосклоне, реальное в их творчестве выглядит фантастическим Они - не только прошлое Флоренции, но и ее настоящее, будущее, вечное

Следовательно, флорентийский мирообраз. восходящий к персональным мифам о городе цветов, включает в себя практически все важнейшие мотивы универсального флорентийского мифа, как первичные - камень, сад, цветок, цвет, так и вторичные - прошлое, круг, башня, сон, звезда, семья

Нам думается, что основоположниками и выразителями смыслов универсального мифа о городе цветов были именно выдающиеся флорентинцы, русские путешественники первой половины XIX в предощутили, восприняли и перенесли этот миф на русскую почву, что же касается русских писателей и поэтов Серебряного века, то они выступают в качестве самостоятельных мифотворцев, поскольку модифицируют архетипические концепты флорентийского и творят свой собственный миф, персонифицируя Флоренцию в ее выдающихся гражданах и их творческом или духовном наследии Таким образом, сначала Флоренция «делилась» своим имманентным мифом с ее русскими дескрипторами, а затем этот культурный текст был покрыт другим слоем мифотворчества, который отразился в рецепции смыслов города

Если следовать внутренней логике трансформации мифологических представлений о Флоренции в русской словесности, то с уверенностью можно предположить, что на смену процессу создания персональных мифов в XX столетии должны прийти процессы их деконструкции и десакрапизации в XXI в

В Приложении к тексту диссертации дается библиография русской флорентины, перечисляются имена русских авторов, писавших о Флоренции, названия их произведений и те издания, в которых эти произведения опубликованы

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях

1 Гребнева, М П Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности /МП Гребнева - Томск Изд-во Томского университета, 2009 - 182 с

2. Гребнева, М.П. Стихотворения, очерки, письма A.A. Блока о Флоренции / М.П. Гребнева // Сибирский филологический журнал. -2004.-М 1.-С. 57-63.

3. Гребнева, М.П. Флорентийские ассоциации И. Анненского / М.П. Гребнева // Сибирский филологический журнал. - 2006 - № 3.

- С. 22-29.

4. Гребнева, М.П. Флорентийский мир Н.С. Гумилева и A.A. Ахматовой / М.П. Гребнева // Вестник Томского государственного университета. - 2006. - № 291. - С. 38-42.

5. Гребнева. М.П. Флорениия О.Э. Мандельштама / М.П. Гребнева // Вестник Томского государственного университета. -2006. -№291. -С. 32-37.

6. Гребнева, М.П. Миф о флорентийском художнике Сандро Боттичелли в русской литературе XIX - XX веков / М.П. Гребнева //Сибирский филологический журнал. - 2008. -МЗ.- С. 61-67.

7. Гребнева, М.П. Персонажный миф о флорентийском .v>'-дожнике Леонардо да Винчи в русской литературе XIX - XX веков / М.П. Гребнева // Вестник Тамбовского университета. - 2008. -Вып. 11 (67) (Серия Гуманитарные науки). - С. 259-264.

8. Гребнева, М.П. Персональный миф о флорентийском дсу-дожнике Фра Беато Анджелико в русской литературе XIX - XX веков/М.П. Гребнева //Вестник Челябинского государственного университета. - 2008. - Вып. 23. (Сер. Филология. Искусствоведение).

- С. 69-73.

9 Гребнева, М П Сказка и быль о Флоренции (по воспоминаниям очевидцев XV - XVIII вв) / М.П Гребнева // Известия Алтайского государственного университета - 2003 - Вып 4 (30) - С 66-69

10 Гребнева, М П А Григорьев и Флоренция /МП Гребнева // Филология XXI в (теория и методика преподавания) материалы Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ. - Барнаул Типография управления делами администрации Алтайского края, 2004 -С 204-207

11 Гребнева, М П Женский взгляд на Флоренцию в повести Е П Ростопчиной «Палаццо Форли» /МП Гребнева // Филологический анализ текста сб науч ст - Барнаул Типография администрации Алтайского края, 2004 - Вып V - С 123-129

12 Гребнева, МП Жизненная драма М Кузмина и Флоренция / М П Гребнева // Известия Алтайского государственного университета -2004 - Вып 4(44) -С 81-85

13 Гребнева, МП Лики Флоренции в романе Д С Мережковского «Воскресшие боги» (Леонардо да Винчи) /МП Гребнева // Культура и текст Миф и мифопоэтика сб науч тр - СПб Самара Барнаул Типография администрации Алтайского края, 2004 - С 108-113

14 Гребнева, М П Флоренция В Брюсова /МП Гребнева // Актуальные проблемы русистики сб науч тр - Барнаул ООО «Копировальный центр Галэкс», 2004 - С 24-28

15 Гребнева, МП Флоренция в «стихах» и прозе Б К Зайцева (ассоциативный ореол имени) / М П Гребнева // Поэтика имени сб науч тр - Барнаул Типография УД администрации Алтайского края, 2004 - С 82-89

16 Гребнева, М П В В Розанов о Флоренции / МП Гребнева // Известия Алтайского государственного университета - 2005 - Вып 4 (48) - С 87-90

17 Гребнева, М П М Осоргин и Флоренция /МП Гребнева // Культура и текст сб науч тр международной конференции в 2-х т -Барнаул РА «Параграф», 2005 -Т 2 -С 48-53

18 Гребнева, МП О некоторых особенностях восприятия Флоренции Ф М Достоевским /МП Гребнева // Художественный текст варианты интерпретации труды X межвузовской научно-практической конференции (Бийск, 16 - 17 мая 2005 г) в 2-х ч - Бийск РИО БПГУ им В М Шукшина, 2005 - Ч I -С 130-136

19 Гребнева, М П Флорентийские сюжеты о Леонардо да Винчи и Данте Алигьери в творчестве 3 Гиппиус /МП Гребнева // Вестник БГПУ -2005 -Вып 5 - С 85-91

20 Гребнева, М П И С Тургенев и Флоренция /МП Гребнева // Вестник БГПУ - 2006 - Вып 6 - С 24 - 32

21 Гребнева, МП НА Некрасов и Флоренция / М П Гребнева // Известия Алтайского государственного университета - 2006 - Вып 4 (52) - С 93-96

22 Гребнева, М П Пушкин и Флоренция реальность или вымы-сел"7 /МП Гребнева // Художественный текст варианты интерпретации труды XI всероссийской научно-практической конференции (Бийск, 12-13 мая 2006 г) в 2-х ч - Бийск БПГУ им В М Шукшина, 2006 -Ч I - С 145-150

23 Гребнева, М П Вяч Иванов и Флоренция /МП Гребнева // Филология и человек - 2007 - № 3 - С 82-89

24 Гребнева, М П Гоголь и Флоренция /МП Гребнева // Филологический анализ текста сб науч ст - Барнаул Типография «Концепт», 2007 -Вып VI - С 129-137

25 Гребнева, М П «Мандрагора» как литературное воплощение представлений А.Н Островского о Флоренции /МП Гребнева // Художественный текст варианты интерпретации труды XII межвузовской научно-практической конференции (Бийск, 18-19 мая 2007 г) в 2-х ч - Бийск БПГУим ВМ Шукшина, 2007 - Ч I - С 172-178

26 Гребнева, МП А П Чехов и Флоренция /МП Гребнева // Художественный текст варианты интерпретации труды XIII Всероссийской научно-практической конференции (Бийск, 16-17 мая 2008 г) -Бийск БПГУим ВМ Шукшина,2008 - С 91-96

Подписано в печать 7 10 2009 г Формат 60х84'/|6 Уел печ л 2,0 Тираж 100 экз Заказ 381

Типография Алтайского государственного университета 656049, Барнаул, ул Димитрова, 66

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Гребнева, Марина Павловна

Введение С.

1. Формирование первообраза Флоренции в русской литературе XV -первой половины XIX веков С.

1.1. От «хождения» к «путешествию»: претекст русской флорентины в документальных жанрах ХУ-ХУШ веков С.

1.2. Формирование ядерных мотивов универсального флорентийского мифа в русской словесности 1810-1840-х годов С.

2. Универсальный флорентийский миф и его первичные мотивы С.

2.1. Мотив камня С.

2.2. Мотив сада в его реальном и метафорическом изводах С.

2.3. Мотив цветка С.

2.4. Мотив цвета С.

3. Универсальный миф о Флоренции и его составляющие. Вторичные мотивы С.

3.1. Флорентийское время. Мотив прошлого в настоящем С.

3.2. Флорентийское пространство. Мотив круга и его семантические вариации С.

3.3. Мотив семьи как вариация мотивов круга и прошлого С.

3.4. Модификация мотивов круга и прошлого в мотиве сна С.

3.5. Мотив звезды как экспликация мотивов прошлого и круга С.

3.6. Флорентийское пространство. Мотив башни С.

4. Флорентийский мирообраз в русской литературе второй половины XIX - начала XX вв. Персональные мифы С.

4.1. Миф о поэте-изгнаннике Данте Алигьери (1265 - 1321) С.

4.2. Ассоциативный комплекс «цветок»-«Лаура»-«лавр»в персональном мифе о Франческо Петрарке (1304 - 1374)» С.

4.3. «Декамерон» как основа персонального мифа о Джованни Боккаччо (1313 - 1375) С.

4.4. Живописные истоки персонального мифа о Фра Джованни да Фьезоле (Беато Анджелико, 1400 - 1455) С.

4.5. «Рождение Венеры» и персональный миф о Сандро Боттичелли (1445-1510) С.

4.6. Мотив портрета в персональном мифе о Леонардо да Винчи (1452- 1519) С.

4.7. Мотивы костра и карнавала в персональном мифе о Джироламо Савонароле(1452 - 1498) С.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Гребнева, Марина Павловна

В русском литературоведении в последнее время уделяется особое внимание характеристике городских текстов: петербургского1, московского2, римского3, венецианского4 и др.

Постановка цели и задач диссертационного сочинения актуализирует проблему флорентийского текста в русской словесности. Причин обращения к флорентийскому тексту, на наш взгляд, существует несколько. Во-первых, этот исторический, географический, религиозный, философский и культурный феномен привлекал внимание русских литераторов почти на протяжении пятисот лет, начиная с XV в., со времени проведения Ферраро-Флорентийского собора 1438 - 1439 гг., правления герцогов Медичи, казни Савонаролы, острых схваток между гвельфами и гибеллинами.

Следствием постоянного интереса русских авторов к Флоренции на протяжении веков стало изобилие текстового материала, посвященного ей. В XV - XVIII вв. флорентийский миф создавался исключительно благодаря жанрам хождения и путешествия.

В 1-ой пол. XIX в. авторы уделяли внимание самым разным жанрам: К.Н. Батюшков - сказке и шутливой повести, A.C. Пушкин -лирическому стихотворению, Н.В. Гоголь - повести, Ф.И. Буслаев -мемуарам. Складывается впечатление, что разнообразие жанров помогает созданию флорентийского мифа.

Во 2-ой пол. XIX в. в русской литературе о Флоренции господствует эпический жанр повести, представленный в творчестве

1 Лотман Ю.М Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. - СПб., 2002. - С. 208 - 214; Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: избранные труды. - СПб., 2003.

Лотман Ю.М. Отзвуки концепции «Москва - третий Рим» в идеологии Петра Первого (к проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. - СПб., 2002. - С. 349 - 361; Гольберг А.Г. К предыстории идеи «Москва - третий Рим» // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. - М., 1976. - С. 111 - 116.

3 Владимирова Т.Л. Римский текст в творчестве Н.В. Гоголя: автореф. . дис. канд. филол. наук. - Томск, 2006.

4 Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. - Новосибирск, 1999.

И.С. Тургенева, Е.П. Ростопчиной, А.П. Чехова. Фаворитом можно считать также жанр письма, к которому прибегают: А.И. Герцен, H.A. Добролюбов, И.С. Тургенев, A.A. Григорьев, Ф.М. Достоевский, J1.H. Толстой.

В XX столетии доминирующими в наследии И. Анненского, А. Ахматовой, К. Бальмонта, А. Блока, Н. Гумилева, Вяч. Иванова, М. Кузмина, О. Мандельштама, М. Цветаевой оказываются лирические жанры.

Во-вторых, ко времени знакомства русских людей с этим городом он был образцом средневековой жизни. Понятие средневековая жизнь имеет и свои плюсы, и свои минусы. С одной стороны, можно говорить о развитии ремесел, торговли, искусства, о том, что Флоренция была и остается символом Возрождения, с другой стороны, можно вести речь об ее исторической замкнутости, о человеческих пороках, которые произрастали в привилегированной флорентийской среде на почве этой изолированности, о междоусобных войнах, которые раздирали город.

В-третьих, загадка всего русского соотносится с загадкой флорентийской, поскольку в русской литературе о городе цветов практически отсутствуют как эсхатологический, так и креативный мифы, связанные с ним.

В-четвертых, Флоренция близка русскому сознанию своей демократичностью, во всяком случае, тягой к ней, о чем свидетельствовали постоянные столкновения между гвельфами и гибеллинами. Аналогами этих событий в русской истории целесообразно считать те, что происходили в Новгороде и Пскове, в этих двух городах-республиках, городах-вольницах.

Истоки флорентийского текста в русской литературе, содержатся в трудах самих флорентийцев, посвященных городу цветов, в частности, в «Энкомии» Леонардо Бруни Аретино: «Я полагаю, что его великолепие и блеск и без того достаточно очевидны. Ведь и сам город является таким, что во всем мире невозможно отыскать ни более прекрасного, ни более великолепного, но мое желание поведать о нем (насколько мне дано самому о нем судить) настолько пылко, что я и не испытывал большего в подобных случаях, так что я не сомневаюсь, что, конечно же, сумею рассказать об этом нанпрекраснейгием городе с изяществом и достоинством, даже если бы мне было присуще всего лишь одно из этих качеств»3.

Бруни обращает внимание на многозначность слова «цветущая» применительно к характеристике Флоренции, поскольку это синоним к словам украшенная, нарядная, великолепная, роскошная, величавая, прекрасная: «Ведь те, кто какое-то время находится в отлучке, когда возвращаются во Флоренцию, думают обычно об одном: насколько же этот самый цветущий город превосходит все остальные. Во всем мире не найдется другого города, у которого было бы все необходимое для украшения» (168); «Итак, мы видим, что Флоренция настолько изящна и опрятна, что нигде другого столь же нарядного города не найдется. Она является единственным городом в мире, в котором ты не встретишь ничего отвратительного для глаз, ничего противного для обоняния, ничего грязного под ногами» (168); «Итак, она превосходит великолепием по крайней мере все города, которые существуют в настоящее время, величием же и роскошью -как те, которые существуют сейчас, так и те, которые были когда-то. И это бесспорно. Ведь присутствует в ней невиданная нарядность, и она просто невероятно прекрасна в глазах тех, кто никогда Флоренцию не видел» (168); «Ведь всегда Флоренцию все прославляют и всегда прославляли, но не найдется такого человека, которому она не показалась бы более прекрасной, когда он сам ее увидел, чем когда он представлял ее по рассказам» (172).

Бруни очень четко подмечает пространственное тяготение Флоренции к фигуре круга: «Сам же город, хотя на его просторах расположены холмы и

5 Бруни Л. А. Энкомий «Восхваление города Флоренции» и избранные письма // Гуманистическая мысль итальянского Возрождения. Переводы с латинского и с итальянского языка XVI века. - М., 2004. - С. 166. Далее ссылки на это издание даются с указанием страницы в скобках. долины, окружен внушительным кольцом стен <.>» (167); «Подобно тому как в круглом щите, где одно кольцо лежит внутри другого, а самое внутреннее кольцо совпадает с центром, так и здесь мы видим районы, словно бы кольцами окруженные и охватывающие друг друга. Среди них сама крепость - середина и центр всего города. Город же окружен стенами и предместьями. В свою очередь вокруг предместий лежит пояс вилл, а вокруг вилл расположены поселения. Весь этот большой район охватывается еще большим кругом; между поселениями находятся укрепления и башни, которые оказываются наилучшим убежищем для крестьян» (173). Наличие огромного количества слов с корнем круг вряд ли является авторским недосмотром, поскольку именно они позволяют охарактеризовать одну из важнейших особенностей города.

Стремясь осмыслить флорентийский феномен, мы поделили всю известную нам литературу на две части. Первая часть содержит в себе по преимуществу теоретические работы Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова, Н.Е. Меднис и др., посвященные локальным текстам, а вторая часть -практические работы, имеющие непосредственное отношение к флорентийскому тексту: П.П. Муратова, К. Линча, А. Гутнова и В. Глазычева, И.Е. Даниловой, Т.В. Сониной, Л.М. Брагиной, И.А. Красновой, О.Ф. Кудрявцева и др.

По словам Ю.М. Лотмана, городские «концентрические» структуры тяготеют к замкнутости, выделению из окружения, которое оценивается как враждебное»6. Флоренция относится к структурам концентрическим, так как одним из средств ее характеристики по праву является фигура круга. Причем она определяет не только флорентийское пространство, но и время, которое предстает мифологическим и сказочным, неизменным и повторяющимся.

Исследователь полагал также, что «концентрическое положение города в семиотическом пространстве, как правило, связано с образом города на

6 Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города. - С. 209. Далее ссылки на это издание даются с указанием страницы в скобках. горе (на горах). Такой город выступает как посредник между землей и небом <.>» (209). О Флоренции можно сказать, что она своими архитектурными памятниками напоминает, если мЪжно так выразиться, эту гору, глыбу, камень, каменную башню. В качестве символа города цветов нами рассматривается не только фигура круга, но и каменная башня с колокольней или без нее.

Ю.М. Лотман обращал особое внимание не только на особенности городского пространства, но и времени. Не случайно он рассматривал синхронный и диахронный срезы любого локуса как сложного семиотического механизма: «Реализуя стыковку различных национальных, социальных, стилевых кодов и текстов, город осуществляет разнообразные гибридизации, перекодировки, семиотические переводы, которые превращают его в мощный генератор новой информации. Источником таких семиотических коллизий является не только синхронное соположение разнородных семиотических образований, но и диахрония: архитектурные сооружения, городские обряды и церемонии, самый план города, наименование улиц и тысячи других реликтов прошедших эпох выступают как кодовые программы, постоянно заново генерирующие тексты исторического прошлого» (212-213).

В произведениях русских авторов о Флоренции уделяется особое внимание прошлому города, мотиву прошлого. Более того, подчеркивается его вечный, вневременной характер. В.Н. Топоров указывал на то, что основные объекты любого города можно поделить на две группы -«природные» и «культурные». По его словам, городская эмпирия дает возможность представить сверхэмпирическое, связанное с городом. Помимо синхронического и диахронического срезов он называл также срез панхронический (вечный). Исследователь полагал, что в петербургском тексте, к примеру, «(выделяется ядро, которое представляет собой некую совокупность вариантов, сводящихся в принципе к единому источнику), хотя он писался (и, возможно, будет писаться) многими авторами, потому что он возник где-то на полпути между объектом и всеми этими авторами, в пространстве, характеризующемся наличием некоторых общих принципов отбора и синтезирования материалов, а также задач и целей, связанных с текстом»7.

Н.Е. Меднис определила особенности городского сверхтекста в русской о литературе . Однако Флоренция, по ее мнению, сверхтекстом не является, поскольку она «не настолько широко, ярко и цельно запечатлелась в русской литературе, чтобы породить внутренне структурированный сверхтекст, но все-таки обращение к ней художников слова в течение XIX - XX вв. было многократным и почти всегда сопряженным с попытками уловить ее особую физическую и метафизическую сущность, определить ее смысловую доминанту» (124). По этой причине «в рамках развития флорентийской темы в русской литературе постепенно складывается оригинальный интерпретационный код, весьма отличный от кодов иных локусов и локальных текстов» (124). Чуть ранее Н.Е. Меднис отмечалось, что «несомненно существуют, пока не описанные систематически, римский и флорентийский тексты»9.

Среди русских авторов, может быть, как никто другой очень хорошо знал все о материи и духе Флоренции П.П. Муратов. Его можно считать выразителем флорентийской идеи вечной жизни, вечного обновления, воплощенной в камне и цветах. Причем, эта идея удачно ложится на наблюдения Ю.М. Лотмана, который писал, что «в системе символов, выработанных историей культуры, город занимает особое место. При этом следует выделить две основные сферы городской семиотики: город как пространство и город как имя»10. На наш взгляд, камень, каменная башня, здания из камня в большей степени соотносится со сферой флорентийского пространства, а цветы, сады - со сферой имени.

7 Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы. - С. 26.

8 Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. — Новосибирск, 2003. - С. 16. Далее ссылки на это издание даются с указанием страницы в скобках.

9 Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. - С. 8.

10 Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города. - С. 208.

По словам Муратова, «художник (Микеланджело - М. Г.) никогда не уставал наблюдать флорентийское чудо. Соприсутствие духа и материи стало вечной темой его искусства, и создание одухотворенной формы - его вечной художественной задачей»11. Перефразируя автора, можно сказать, что Микеланджело удалось создать одухотворенную форму города и выразить овеществленный дух города.

Излюбленным материалом прославленного скульптора был камень, особенно мрамор: «Он часто говорил, что всосал страсть к мрамору и камню вместе с молоком кормилицы - женщины из Сеттиньяно, городка каменотесов и мраморщиков» (193). К камню Микеланджело относился с особым трепетом как к чему-то одушевленному, свою задачу видел в освобождении этого духа: «На работу ваятеля он смотрел лишь как на освобождение тех форм, какие скрыты в мраморе и какие было дано открыть его гению. Так прозревал он внутреннюю жизнь всех вещей, дух, живущий в мертвой только с виду материи камня» (193). Муратов пишет о том, что «о крепости земного плена свидетельствуют необработанные куски камня, вторгающиеся в совершенство его одухотворенных форм. Чувство борьбы и изнеможения от напрасной борьбы входит в творчество Микеланджело» (193).

Внимание К. Линча так же, как и П.П. Муратова, привлекает излюбленный флорентийский материал: «Центр города обладает характером почти подавляющей силы: щели мощеных камней улиц; высокие облицованные камнем или оштукатуренные здания желто-серого оттенка со ставнями на окнах, коваными решетками и похожими на пещеры входами,

12 прикрытыми характерными глубокими флорентинскими карнизами» . Слово камень оказывается столь же значимым при характеристике Флоренции, как

11 Муратов П.П. Образы Италии. - М., 1993. - Т. 1. - С. 192. Далее ссылки на это издание даются с указанием страницы в скобках.

12 Линч К. Образ города. - М., 1982. - С. 88. Далее ссылки на это издание даются с указанием страницы в скобках. круг или башня, что нашло отражение в многочисленных произведениях русских авторов.

Характеризуя положение города на местности, К. Линч подчеркивает, что «это отлично обозреваемый город. Лежащий в долине Арно между холмами, он расположен так, что холмы и город почти всегда зрительно взаимосвязаны» (88). По словам исследователя, «над самым центром города поднимается мощный, безошибочно опознаваемый купол собора Дуомо (напоминающий цветок - М.Г.) и рядом Кампанила Джотто (башня из камня - М.Г.) - ориентир, видимый из любой части города и на расстоянии многих километров от него» (88). Собор и башня по праву считаются флорентийскими приметами, а мотивы цветка и каменной башни -важнейшими составляющими флорентийского мифа.

По словам А. Гутнова и В. Глазычева, «Флоренция в переводе означает «цветущая», что можно отнести, по-видимому, скорее, к экономическому процветанию, нежели архитектурному облику города»13. Высказанное соображение объясняется тем, что «раскинувшаяся по берегам мутно-желтой реки Арно, Флоренция выглядит сдержанно-монументальной, если не сумрачной. Узкие улочки, затесненные площади, многоэтажные дворцы-палаццо с мощными карнизами и неприступными, одетыми серым камнем фасадами» (65); «Во Флоренции архитектурные массы подавляют, подчиняют себе городское пространство» (67). Тем не менее, слова цветок и сад оказываются ключевыми при характеристике Флоренции.

Исследователей интересует не только внешний вид Флоренции, но и ее внутреннее содержание. В миф о городе цветов входят представления религиозного, философского и культурного планов.

Так, по словам И.Е. Даниловой, «одним из самых впечатляющих событий, оставивших глубокий след в культурной и художественной жизни

13 Гутнов А., Глазычев В. Мир архитектуры. - М., 1990. - С. 65. Далее ссылки на это издание даются с указанием страницы в скобках. города, стал Церковный собор 1439 года, ставивший своей целью объединение церквей: католической и православной»'4.

JI.M. Брагина указывает на то, что «во Флоренции религиозные братства именовались компаниями (compagnia) и представляли собой ассоциации светских лиц, добровольные и не связанные непосредственно с официальной церковью»15.

По мнению И.Е. Даниловой, «в определенном смысле Собор (Ферраро-Флорентийский - М.Г.) послужил стимулом для создания во Флоренции так называемой Платоновской Академии. По традиции считалось, что замысел этот возник у Козимо Медичи под влиянием Платоновских чтений, проводившихся прибывшим на Собор греческим философом Гемистом Плетоном»»16.

Сведения о флорентийской Платоновской академии содержатся в статье О.Ф. Кудрявцева. По его мнению, глава академии Марсилио Фичино «постоянно возвращался во всех своих трудах» к мысли «о сущностном единстве религиозного опыта и богословских исканий разных веков и

1 7 народов» , а «непрерывная традиция «благочестивой философии», старательно вычерчиваемая Фичино, является по сути древней родословной «всеобщей религии», этой естественной для рода людского и присущей всем народам религиозности, которая обнаруживает себя в поклонении единому Богу»18.

Располагающей к активным научным исследованиям, безусловно, оказывается культурная составляющая Флоренции. И.А. Краснова размышляет о том, что «в XIV - XV вв. влияние церкви на духовную жизнь

14 Данилова И.Е. «Цветок Тосканы, зеркало Италии»: Флоренция XV века. Голоса современников [Электронный ресурс] // http // www. ozon / context / detail / id / 3250621. b Брагина JI.M. Деятельность гуманистов в религиозных братствах Флоренции XV века // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. - М., 1997, - С. 50.

16 Данилова И.Е. «Цветок Тосканы, зеркало Италии»: Флоренция XV века. Голоса современников [Электронный ресурс] // http // www. ozon / context / detail / id / 3250621.

17 Кудрявцев О.Ф. «Ученая религия» флорентийской Платоновской академии» // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. - М., 1997. - С. 88. fs Там же. - С. 88 - 89. горожан перестает быть монопольным, возрастает интерес к светской культуре, из-за чего меняются восприятие и оценки таких понятий, как «труд» (пе§огю) и «отдых» (огю)»19.

Т.В. Сонина, обращаясь к особенностям флорентийской живописи, подчеркивает, что «с принципиально новой системой иллюстрирования литературного произведения связана одна из загадок рисунков Боттичелли (к «Божественной комедии» Данте - М.Г.) - их незаконченность, которую можно трактовать по-разному. Листы пергамена явно не знали переплета, а рисунки находятся в различной стадии завершенности. Вызвано ли это смертью заказчика, как иногда считается, или другими объективными

20 п причинами, по-видимому, останется неизвестным» . В этой связи хочется заметить, что феномен незавершенности характерен не только для Боттичелли, но, к примеру, также для Микелаиджело и Леонардо да Винчи. Совершенством и незавершенностью, в конечном счете, отличается сам город, это его характернейшие черты, правда связаны они не только с областью реального, но и ирреального, не только с областью формы, но и с областью духа.

Л.М. Брагина писала о библиотеке Сан Марко во Флоренции, считая, что она стала в XV в. «крупнейшей не только в Италии, но и в Европе. Ее собрание отразило огромный сдвиг в культуре эпохи Возрождения, связанный в немалой мере с деятельностью гуманистов, с их целенаправленными, неустанными усилиями по восстановлению корпуса

21 античной литературы, во многом забытой в средние века» .

При всей ценности охарактеризованных нами теоретических и практических публикаций в них либо намечаются исследовательские подходы к изучению флорентийского мифа, либо рассматриваются его

19 Краснова И.А. Влияние культуры Возрождения на духовную жизнь флорентийцев // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. - М., 1997. - С. 45.

20 Сонина Т.В. Рисунки Боттичелли к «Божественной комедии» Данте. Традиционное и оригинальное // Книга в культуре Возрождения. - М., 2002. - С. 37.

21 Брагина Л.М. Библиотека Сан Марко во Флоренции // Книга в культуре Возрождения. - М., 2002. - С. 146. отдельные элементы. Нас же будет интересовать флорентийский миф в его целостности, концептосфера флорентийского мифа, смысловая сфера флорентийского мифа.

Концепт, по определению Ю.С. Степанова, - «это как бы сгусток культуры в сознании человека»,22 это «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, который сопровождает слово» (40), это «основная ячейка культуры в ментальном мире человека» (41), «это смысл слова» (42).

По мнению Д.С. Лихачева, «концепт существует не для самого слова, а во-первых, для каждого основного (словарного) значения слова отдельно и, во-вторых, предлагаю считать концепт своего рода «алгебраическим» выражением значения («алгебраическим выражением» или «алгебраическим обозначением»), которым мы оперируем в свое письменной и устной речи, ибо охватить значение во всей его сложности человек просто не успевает, иногда не может, а иногда по-своему интерпретирует его»23, «концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека» (4).

Концептосферой Д.С. Лихачев называет «в совокупности потенции, открываемые в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка в целом» (5). По его словам, «концептосфера языка - это в сущности концептосфера русской культуры» (6).

Концептосфера языка, таким образом, состоит из концептов - смыслов слов. По аналогии с ней можно сказать, что концептосфера литературы, литературного мифа также включает в себя концепты - мотивы, обозначаемые словесно, наделяемые определенным смыслом.

22 Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М., 1997. - С. 40. Далее ссылки на это издание даются в скобках с указанием номера страницы.

23 Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1993. - Т. 52. - № 1. - С. 4. Далее ссылки на это издание даются в скобках с указанием номера страницы.

Актуальность диссертационного исследования определяется целым рядом обстоятельств: 1) повышенным интересом современного литературоведения к локальным текстам отечественной словесности; 2) интенсивным развитием имагологии; 3) востребованностью компаративистских исследований; 4) несобранностью и отсутствием систематического описания флорентийского текста русской словесности и неисследованностыо концептосферы универсального флорентийского мифа, который до сих пор не привлекал специального внимания отечественного литературоведения.

В свете всего сказанного объектом нашего исследования стал универсальный флорентийский миф русской словесности XV - XX вв.: универсальным его можно назвать постольку, поскольку за столь длительный срок своего существования он практически не претерпел никаких существенных изменений - как и сам породивший этот миф город, не меняющийся на протяжении столетий, начиная с той эпохи, которая стала (и навсегда осталась) его высшим витальным взлетом.

Непосредственным предметом и основным материалом диссертационного сочинения является совокупность русских текстовых свидетельств о Флоренции вышеозначенных историко-литературных эпох, обследованных под углом зрения их константных смысловых элементов. Именно повторяемость образно-смысловых элементов текста и стабильные ассоциативные связи, существующие между ними и переходящие из текста в текст — то есть концепты и сформированная их взаимодействием концептосфера, образуют то интертекстуальное поле, которое само по себе обладает смыслопорождающей способностью и внутренней самоорганизацией, что как раз и позволяет определить русскую флорентину при помощи понятий «городской текст» и «универсальный миф». К нашему исследованию привлечено 312 текстов 47 авторов, среди которых И.Ф. Анненский, A.A. Ахматова, К.Н. Батюшков, A.A. Блок, А.И. Герцен, Н.В.

Гоголь, Ф.М. Достоевский, В.А. Жуковский, A.C. Пушкин, JI.H. Толстой, И.С. Тургенев и многие другие.

Целью нашего исследования является изучение особенностей концептосферы и поэтики флорентийского городского текста, а также реконструкция универсального флорентийского мифа русской словесности. Поставленная цель определила ряд задач:

1. Выявление репрезентативной совокупности текстов русской словесности XV — XX вв., конституирующих русскую флорентину, описание особенностей первообраза флорентийского городского текста и его последующих модификаций;

2. На их материале исследование первичных мотивов концептосферы флорентинского текста, выделенных на основе отбора повторяющихся образно-лексических мотивов описания флорентийского топоса: камень, сад, цветок, цвет;

3. Изучение вторичных мотивов, генетически восходящих к первичным и трансформированных в образно-лексических константах описания: круг, башня, время (прошедшее, настоящее, будущее, вечность);

4. Выявление и анализ персональных флорентийских мифов - Данте, Петрарка, Боккаччо, Фра Анджелико, Боттичелли, Леонардо, Савонарола;

5. Реконструкция концептосферы универсального флорентийского мифа русской словесности XVIII - XX вв.

Следует заметить, что понятие универсального флорентийского мифа включает в себя представления о неизменных его составляющих, неизменных на протяжении веков и в творчестве самых разных авторов, причем не только русских авторов: универсальный флорентийский миф соседствует и периодически пересекается с целым рядом персональных мифов, относящихся к третичному уровню флорентийского текста.

Материалом исследования стали «флорентийские» произведения русских авторов XV — XX вв., представленные четырьмя основными типами описания и отношения текста к географически конкретному локусу: тексты, написанные во Флоренции, тексты, в которых упоминается о городе цветов, тексты, действие которых происходит в этом локусе, тексты, которые способны порождать соответствующие этому ареалу ассоциации. В центре нашего внимания находится репрезентативный корпус травелогов, а также художественных, мемуарных, эпистолярных, дневниковых текстов, представляющих собой соответствующий главному аспекту нашего исследования проблемный срез всей русской словесности нового времени в ее исчерпывающе полном жанровом составе.

Методика и методология диссертационного исследования обусловлены многообразием аспектов и многогранностью образа Флоренции, сложившего в русской словесности. В нашей работе мы ориентировались на сравнительно-исторический (А.Н. Веселовский), формальный (Ю.Н. Тынянов), типологический (В.Н. Топоров), мифологический (Е.М. Мелетинский), структурный (К. Леви-Стросс), постструктурный (Ю.М. Лотман) методы изучения литературного произведения. По всей видимости, именно флорентийский феномен, столь масштабный и столь широко представленный во временном аспекте, особо располагает к полифонии методологических приемов его изучения.

Научная новизна работы заключается в том, что: а) впервые выявлен, хронологически расположен и систематически описан целый ряд посвященных Флоренции произведений русских авторов ХУ-ХХ вв., результатом чего стала впервые составленная библиография русской флорентины; б) выявлены и проанализированы наиболее важные повторяющиеся образно-лексические мотивы, позволяющие выделить сквозные концепты русской флорентины и реконструировать образно-ассоциативный ореол Флоренции в русской словесности и русской ментальности; в) описаны устойчивые интертекстуальные ассоциативные поля, объединяющие между собой сквозные концепты и формирующие общую концептосферу русской флорентины; сквозные образы этого интертекстуального массива сгруппированы по степени их значимости и подразделены с учетом их принадлежности к разным уровням в структуре универсального мифа о городе цветов; г) реконструированы общий состав и содержание наиболее значительных персональных флорентийских мифов; д) на основе универсальных и персональных составляющих интертекста русской флорентины предложена реконструкция той совокупности константных элементов кода описания Флоренции, которая позволяет утверждать наличие флорентийского мифа, сложившегося в русской словесности XV - XX вв.

Таким образом, предлагаемое диссертационное исследование является первым систематическим описанием флорентийского городского текста и первым опытом реконструкции флорентийского универсального мифа.

Практическое значение диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в вузовских курсах древнерусской литературы, литературы XVIII века, русской литературы XIX - XX вв., в учебных пособиях, программах спецкурсов и спецсеминаров. Спецкурс «Стихотворные интерпретации образа Флоренции в русской литературе XIX - XX вв.» читался в Алтайском государственном университете в 2007-2009 гг.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Томского государственного университета, а также на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Алтайского государственного университета. Основные положения диссертационного исследования изложены в сборниках материалов X и XII Межвузовских научно-практических конференций (Бийск, 2005, 2007 гг.), в сборниках материалов XI и XIII Всероссийских научно-практических конференций (Бийск, 2006, 2008), в сборнике материалов Всероссийской конференции, посвященной 70-летию БГПУ (Барнаул, 2004), в сборнике материалов международной конференции в БГПУ (Барнаул, 2005). Содержание диссертации отражено в монографии «Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности» (Томск: Изд-во ТГУ, 2009) и 25 статьях.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Наиболее репрезентативными жанрами русской литературы XV -XVIII вв., положившими начало знакомству с Флоренцией, стали родственные жанры хождения и путешествия. Именно в их первых описаниях, демонстрирующих эволюцию типологии сознания русских путешественников от профанно-изоляционистского к общеевропейскому культурному типу, особенно очевидным становится процесс закладывания основ будущего флорентийского мифа русской словесности.

2. Русская флорентина XVIII в. живет предчувствием мифа. В ее претекстах этот миф очерчен в общих чертах, но внутреннего содержания того, что заполнит эти контуры, еще нет или почти нет. Это наполнение предстояло осуществить русским писателям первой половины XIX в.

3. Созданию мифа в первой половине XIX в. способствуют не только путешествия, но и литературные впечатления. Флорентийский миф складывается под воздействием романтизма, который господствовал в русской литературе в этот период. Действительность пересоздавалась по законам мечты. В этом смысле флорентийский миф - это иная, лучшая реальность, воспроизведенная русскими авторами.

4. Флорентийский первообраз сформировался в русской литературе к 1830 - 1840-м гг., благодаря текстам К.Н. Батюшкова, A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.И. Буслаева.

5. Русские авторы испытывают неизменную симпатию к Флоренции в первой половине XIX в. Городской миф в этот период подвергается процессу сакрализации. Истоки подобного приятия и обожествления города цветов находятся в XV веке, когда только осуществлялось первое знакомство с ним. Флоренция уже тогда представала сказкой, чудом, воплощенной мечтой.

6. К ядерным мотивам универсального мифа о Флоренции, восходящим к составляющим первообраза, относятся сквозные мотивы камня, сада, цветка и цвета. Они в большей степени связаны с бытовой конкретикой. Мотивы вторичного уровня - это те, которые порождены особенностями хронотопа русского флорентийского текста. К ним мы причисляем мотив прошлого, мотив круга и его предметно-образные вариации, мотив башни как символа вечности, замкнутости, совершенства. Критерием их способности формировать некое семантическое поле (текст, миф) становится соотнесенность предметно-описательных образов со сферой абстрактных идей бытийного мира.

7. Характер видения Флоренции у русских авторов во второй половине XIX в. существенным образом меняется. Независимо от комфортности флорентийского быта их отношение к флорентийскому мифу оказывается не конструктивным, как прежде, а деструктивным. Отдавая дань красотам Флоренции, ее достопримечательностям, ставшим привычными, они продолжают жить своей автономной жизнью. Развенчанию мифа, его десакрализации способствовали такие факторы, как изменение типа эстетического сознания, последовавшее в результате утраты им литературоцентричности, реалистические тенденции в русской литературе рассматриваемого периода и господство в реалистической литературе прозаических жанров: письма, статьи, незавершенного романа, повести, рассказа.

8. Представление о городе-сказке в русской литературе второй половины XIX в. разрушается. Русские писатели стремятся донести до потенциального читателя те реальные чувства, которые были пережиты ими во Флоренции. Флорентийские круги неожиданно оказываются тесными для целой плеяды русских писателей, среди них А.И. Герцен, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский и др.

9. В XX в. флорентийский миф вновь сакрализуется и превращается из мифообраза (городского мифа) в мирообраз (миф мировой). Однако на этот раз сакрализация связана не только с памятниками архитектуры, скульптуры, живописи, литературы, но и с именами тех людей, которые и создали, по сути дела, рукотворную часть мифа о Флоренции, которые являются неотъемлемыми элементами истории города. Речь в данном случае может идти о литературных (Данте, Петрарка, Боккаччо), религиозном (Савонарола) и живописных (Фра Анджелико, Боттичелли, Леонардо да Винчи) персональных мифах.

Ю.Таким образом, особую роль в создании флорентийского мифа сыграли два драгоценных века русской литературы, золотой и серебряный, начало XIX в. и начало XX в. В первом случае речь идет о возникновении универсального мифа на основе первообраза, а во втором случае — о мирообразе, возникающем не только за счет универсального мифа, но и за счет мифов персональных. Причем оба эти процесса были очень тесно связаны между собой. В пору господства универсального мифа начинают складываться мифы персональные, которые сосуществуют с ним, не отменяя его, но заметно корректируя и акцентируя его смыслы и константы своими собственными элементами: совершенно очевидно, например, что мотив круга Дантовского кода русской словесности (круги ада, дантовы круги) корреспондирует с соответствующим ядерным элементом флорентийского первообраза — но адаптация дантовского мирообраза русским эстетическим сознанием до степени интимной интериоризации образов и смыслов его поэмы произошла после того, как этот ядерный элемент флорентийского кода определился в самых ранних образцах флорентийского претекста русской словесности.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложения. Во введении подчеркивается актуальность темы диссертации, излагается история вопроса, определяются цели, задачи, научная новизна исследования, его методология и методика, практическое значение, обосновывается структура работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности"

Заключение

Флорентийский текст в русской литературе создавался и закреплялся благодаря языку, его возможностям. Флорентийская информация в творениях русских авторов предстает закодированной на словесном уровне, на уровне лексем. Сами писатели могли сознавать или не сознавать ее наличие. Трудно сказать, например, связывал ли И.С. Тургенев своих статуарных, каменных героинь в повестях «Странная история», «Вешние воды», «Клара Милич» с Венерой Медицейской в частности и с Флоренцией в целом, но флорентийские ассоциации в этих произведениях реально присутствуют.

Языковые коды, как отмечал В.Н. Топоров, — «один из наиболее простых и объективных»1 критериев выделения городского текста в художественной литературе. На наш взгляд, во флорентийском тексте можно говорить об универсальных и персональных языковых кодах. Эти соображения очень хорошо накладываются на представления об универсальном флорентийском мифе и персональных флорентийских мифах.

Знакомство с закодированной информацией в русской флорентине осуществлялось в соответствии с динамикой - от безымянных языковых кодов к индивидуальным поименованным персональным кодам. Образно говоря, русских авторов первоначально интересовало то, что есть во Флоренции, а затем то, кем это было создано.

Приводимые ниже данные суммированы на основе известных нам произведений о Флоренции, существующих в русской словесности. Упоминаемые лексемы часто встречаются, часто повторяются в сочинениях, написанных в разное время, в разных жанрах, разными авторами, принадлежавшими к разным литературным направлениям.

Флорентийские здания, к примеру, актуализируют лексему «камень» и мотив камня, концепт камня, связанный с ней. Заметим, что русские путешественники первоначально могли не знать названия тех или иных

1 Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. — СПб, 2003. - С. 60. строений, они описывали их внешний вид, а значит то, из чего были сделаны эти архитектурные памятники.

Здания: Баптистерий Сан Джованни, Дворец (Музей) Баргелло, Капелла Медичи, Лоджия Ланци (Loggia di Lanzi), Монастырь Сан Марко, Палаццо Веккио, Палаццо Питти (Palazzo Pitti), Палаццо Рикарди, Палаццо Строцци, Собор Сан Лоренцо, Собор Санта Мария дель Фьоре, Церковь Аннунциаты (Annunziata), Церковь Бадиа, Церковь Сан Миньято, Церковь Сан Никколо, Церковь Санта Мария дель Кармине, Церковь Санта Мария Новелла.

Внимание русских людей, созерцавших флорентийские здания, привлекало и то, что окружало их или то, что их обрамляло. Так, на наш взгляд, возникают кодовые лексемы «сад» и «цветок», а так же слова, сопутствующие им, и концепты, соответствующие им.

Цветы и сады: деревья и кустарники - каштаны, кипарис, лавр, оливы, пальмы; сады - загородный парк в Кашинах, сад Боболи, цветущий рай; цветы - гиацинты, жасмин, ирисы, лилии, маки, розы, фиалки.

Садовый и цветочный коды напрямую связаны с обонятельным и цветовым языковыми кодами, реализующимися с помощью целого ряда наиболее репрезентативных лексем.

Запах: благовоний (благовония струя, напиток благовонный), влажной пыли, гари, жасмина, кожи, красок, лака, отравы (отрава аромата, сладостная отрава), полыни, роз, старых картин, теплой весны, трав, цветов.

Цветовая гамма: какой - алый, багровый, белеющий, белоснежный, белый, бледно-золотой, бледный, болезненно-прозрачный, волшебно-узорный, голубовато-фиолетовый, голубоватый, голубой, дымно-золотистый, желтый, жемчужный, зеленый, золотой, красный, мертвенно-синий, нежно-лиловый, нежно-сиреневый, огневой, огненно-черный, пепельный, пестрый, прозрачно-девственный, прозрачный, пунцовый, пурпурный, розовато-дымный, розовый, светло-туманно-огненный, светлый, серебристо-темный, серебряный, серовато-коричневый, серо-пурпурный, серый, сизо-сиреневый, синеющий, темнобархатный, темноцветной, темный, узорный, цветистый, черный, шершаво-остро-коричневый, яркий, ярко-синий; что — мгла, мрак, пестрота, сумрак; что делать или что делали — голубеть, пестрели, порозовели, чернеть.

Перечисленные конкретные языковые коды или, точнее, языковые коды о конкретном соседствуют во флорентийском тексте с абстрактными языковыми кодами или языковыми кодами об абстрактном, касающемся особенностей времени и пространства. Ключевыми лексемами в этом случае будут «круг», «прошлое», «башня», «колокольня».

Время: возраст — дети, молодые, старики, старость, старые; какая — старая, прошлая, средневековая; когда - прежде, теперь, в XIV веке, в XV веке, в XVI веке; повторяемость прошлого и обращение его вспять — так же, как и ., то же, та же, те же, то же; что — вечер, ночь, сумерки, тьма.

Пространство: географическое положение и его влияние на город - в окружении, вернулись в., выехали из., из . во, изолированность, место остановки, окружена, через; города, окружающие Флоренцию - Ареццо, Ассизи, Волтерра, Кортона, Лукка, Орвието, Перуза, Пиза, Пистойя, Прато, Сиена, Фьезоле; пространственные доминанты - башня, гора, долина, колокольня, круг, холм; пространственные определения и сравнения — береженый сад, граненая чаша, каторга, Москва (центр Москвы), Мюнхен, Петербург, провинция, Рим, сказочное место, ссылка, столица, чудное место.

Флорентийский текст, как и любой язык, и русский язык в частности, оказывается структурой системной и иерархической, состоящей из элементов, концептов, способных к взаимодействию на двух уровнях — первичном и вторичном. Первичные, менее сложные, концепты камня, сада, цветка и цвета объединяются благодаря женскому началу, которое содержится в каждом из них, а вторичные, более сложные, концепты прошлого, круга, башни - благодаря мотиву круга, одному из них.

Первоначально консолидирующие мотивы представлены в распыленном состоянии, затем они конденсируются в устойчивую универсалию. По всей видимости, это связано с процессами интеграции внутри флорентийского мифа. В дальнейшем он вписывается в мифологию всего мира. Для русских путешественников становится очевидным, что создателями и конкретного, и абстрактного во Флоренции или о Флоренции оказываются прославленные люди, жившие и творившие в городе цветов.

Выдающиеся люди: Анджелико (Фра Джованни да Фьезоле), Сандро Боттичелли, Филиппо Брунеллески, Джорджо Вазари, Симонетта Веспуччи, Лоренцо Гиберти, Беноццо Гоццоли, Алигьери Данте, Донателло (Донато ди Никколо ди Бетто Барди), Леонардо да Винчи, Филиппино Липпи, Никколо Макиавелли, Джулиано Медичи, Лоренцо Медичи, Буонарроти Микеланджело, Пьетро Перуджино, Беатриче Портинари, Лука делла Роббиа, Джироламо Савонарола, Андреа дель Сарто, Бенвенуто Челлини.

Мы полагаем, что благодаря персональной мифологии на смену первообразу Флоренции, который сложился в русской литературе к сороковым годам XIX в. и отличался конкретикой, на смену мифообразу, который создавался во вторую половину XIX в., а так же в XX столетии и характеризовался не только конкретикой, но и метафористикой, приходит ее мирообраз, который наделяется обобщенностью. Тенденции к обобщению, как мы отметили, дают о себе знать уже в универсальном флорентийском мифе. Флоренция превращается в один из образов города, существующих на земле. Флорентийский мирообраз, восходящий к персональным мифам о городе цветов, включает в себя практически все важнейшие концепты универсального флорентийского мифа как первичные, так и вторичные. Таким образом, концептосфера универсального флорентийского мифа «вмонтирована» в персональные мифы и «проявляет» себя через них. Персональные мифы позволяют реконструировать концептосферу универсального мифа.

Нам думается, что именно выдающиеся флорентинцы были создателями универсального мифа о городе цветов, воспринятого русскими путешественниками в первой половине XIX в. и перенесенного ими на русскую почву, а вот русские авторы в начале XX в. творят свой миф уже о прославленных флорентинцах и их произведениях. Ситуация выглядит таким образом, что сначала Флоренция «делилась» своим мифом с путешественниками, тем мифом, который прославленные флорентийцы знали лучше, чем кто-либо, а затем, наоборот, путешественники «преподносили» свой миф, отразившийся в творениях прославленных флорентийцев, городу цветов. Романтизм в данном случае - для нас не только литературное направление, а универсальный подход к изображению окружающей человека действительности, универсальный подход, равно актуальный и в античный период, и в средние века, и в новое время.

Если следовать внутренней логике трансформации мифологических представлений о Флоренции в русской словесности, то на смену процессу создания персональных мифов в XX столетии должны прийти процессы их реконструкции и десакрализации в XXI в.

Нам представляется, что последующее изучение флорентийского универсального мифа может осуществляться не только вглубь, но и вширь, в силу того, что мы рассмотрели не весь корпус произведений, посвященных городу цветов в русской словесности XIX - XX вв. Хотя думается, что дополнительные источники не сумеют изменить существенным образом взгляд как на отдельные концепты флорентийского мифа, так и на всю его концептосферу в целом.

На наш взгляд, дальнейшее знакомство с флорентийским текстом должно проходить также в контексте персональной мифологии. Мы имеем ввиду не только мифы о Данте, Петрарке, Боккаччо, Боттичелли, Анджелико, Леонардо да Винчи и Савонароле, но и других прославленных флорентийцев.

К перспективам мы относим и сравнительную характеристику Флоренции с другими итальянскими городами, с Римом, в частности. Хотя уже сейчас можно сказать, что, во-первых, она никогда не была общественным центром, как Рим. Так, в 1847-1848 гг. Герцену вместе с женой пришлось побывать в Италии, но центром его притяжения стал Рим, а не Флоренция. Он был занят общественной деятельностью, и Флоренция оказывалась вне поля его зрения. О городе цветов Герцен упоминает в письмах В.П. Боткину", московским друзьям (56), Г.И. Ключареву (73), как мы отмечали, только в конспиративных целях.

Надо полагать, что тем же мотивом, что и Герцен, руководствовался А.Н. Веселовский в очерке «Италия», опубликованном в 1861 г. в журнале «Русский вестник». Путешественника интересует Рим, по-преимуществу, но на «подступах» к нему он не забывает упомянуть об одном из городов-спутников Флоренции: «Я подъезжал к Риму по дороге из Сиэны и еще не переступил за порог нового Италианского царства, как уже очутился на волканической полосе»3.

Во-вторых, хотя многие итальянские города считаются художественными центрами, мы бы все-таки сказали, что именно городу цветов в этом смысле принадлежит пальма первенства. Именно таким предстает он в воспоминаниях Н.П. Анциферова 1912 г.: «Вступлением в Италию намечалась Венеция, Venezia la bella, заключением - Рим, Aurea Roma. <.> Основной город нашего путешествия, его кульминационный пункт - Флоренция. Здесь мы должны были прожить две недели с выездом в Валамброзу и Альверно <. >»4.

В очерке «Рим» (1923) Б.К. Зайцев указывает на принципиальную разницу между столицей Италии и городом цветов. По его мнению, «Рим, правда, не художник, как Флоренция»5.

В-третьих, в городе цветов преобладает женское начало над мужским. В том же самом очерке Б.К. Зайцев писал: «В Риме нет ничего женственного; это воин, мужчина, делатель; мало в нем и художника. И потому любовь к нему - особенная; в ней нет той светлой нежности, воздушности, очарованья

2 Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30-ти т. - М., 1961. - Т. 23. - С. 51. Далее ссылки на это издание даются в скобках с указанием номера страниц.

3 Веселовский А.Н. Избранные труды и письма. - СПб, 1999. - С. 25.

4 Анциферов Н.П. Из дум о былом. Воспоминания. - М., 1992. - С. 280.

5 Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 5-ти т. - М., 1999. - Т. 3. - С. 478. зажигающего, как в чувстве к Флоренции. Блаженно-райское мало идет к Риму»6.

В-четвертых, Флоренция предстает не столичным городом, а провинциальным. Так, в сознании О. Мандельштама, автора «Разговора о Данте» (1933), Рим так соотносится с Флоренцией, как Петербург - с Москвой. Эти параллели возникают за счет сравнений Данте с Пушкиным: «То, что для нас безукоризненный капюшон и так называемый орлиный профиль, то изнутри было мучительно преодолеваемой неловкостью, чисто пушкинской камер-юнкерской борьбой за социальное достоинство и п общественное положение поэта» ; «Дант - бедняк. Дант - внутренний разночинец старинной римской крови» (224).

Провинциальность и столичность, светскость и отсутствие ее порождены размышлениями об отличиях Рима от Флоренции. Они противопоставлены друг другу как большой город маленькому: «Inferno -высший предел урбанистических мечтаний средневекового человека. Это в полном смысле слова мировой город. Что перед ним маленькая Флоренция с ее «bella cittadinanza», поставленной на голову новыми порядками, ненавистными Данту!» (406); Inferno - это, в частности, Рим, а то, что окружает его - Флоренция: «Таким образом, пропорция Рим - Флоренция могла служить порывообразующим толчком, в результате которого появился «Infemo»(407).

Очевидно, что сравнительная характеристика Флоренции и Рима появляется в русской литературе достаточно поздно, когда мифообраз города цветов в общих чертах уже сложился.

6 Зайцев Б.К. Указ. соч. - С. 512.

7 Мандельштам О. Собрание сочинений: В 4-х т. - М., 1994. - Т. 3. - С. 224. Далее ссылки на это издание даются в скобках с указанием страницы.

Список научной литературыГребнева, Марина Павловна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Анненский, И. Избранное / И. Анненский. М.: Правда, 1987. - 592 с.

2. Анненский, И. Книги отражений / И. Анненский. М.: Наука, 1979. -679 с.

3. Анненский, И. Стихотворения и трагедии / И. Анненский. JL: Сов. писатель, 1990. - 640 с.

4. Ахматова, А. Сочинения: 2-х т. / А. Ахматова. М.: Панорама, 1990. -Т. 1.-525 с.

5. Ахматова, A.A. Сочинения: в 2-х т. / A.A. Ахматова. М.: Цитадель, 1996.-Т. 1.-448 с.

6. Бальмонт, К.Д. Где мой дом. Стихотворения, художественная проза, статьи, очерки, письма / К.Д. Бальмонт. М.: Республика, 1992. - 448 с.

7. Бальмонт, К. Избранное / К. Бальмонт. М.: Правда, 1991. - 608 с.

8. Бальмонт, К.Д. Собрание сочинений: в 2-х т. / К.Д. Бальмонт. М.: Можайск-Терра, 1994.-Т. 1.-831 с.

9. Бальмонт, К.Д. Стихотворения / К.Д. Бальмонт. JI.: Сов писатель, 1969.-710 с.

10. Ю.Батюшков, К.Н. Сочинения: в 2-х т. / К.Н. Батюшков. М.: Худ. лит., 1989. - Т. 1.-511 е.; Т. 2.-719 с.

11. Блок, А. Собрание сочинений: в 8-ми т. / А. Блок. М. - Л.: Гослитиздат, 1963. - Т. 8. - 771 с.

12. Блок, А. Собрание сочинений: в 6-ти т. / А. Блок. М.: Правда, 1971. -Т.3.-407 е.; Т. 5.-554 с.

13. Блок, А. Собрание сочинений: в 6-ти т. / А. Блок. Л.: Худ. лит., 1983. -Т. 6.-421 с.

14. Боккаччо, Д. Декамерон / Д. Боккаччо. Кишинев: Штиинца, 1992. -608 с.

15. Брюсов, В.Я. Собрание сочинений: в 7-ми т. / В.Я. Брюсов. М.: Худ. лит., 1973.-Т. 1.-670 с.

16. Брюсов, В.Я. Сочинения: в 2-х т. / В.Я. Брюсов. М.: Худ. лит., 1987. -Т. 1.-575 е.; Т. 2.-575 с.

17. Вагинов, К. Козлиная песнь / К. Ватинов. М.: Современник, 1991. -592 с.

18. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. Москва - Харьков: ACT: ФОЛИО, 2000.-510 с.

19. Волошин, М. Автобиографическая проза. Дневники / М. Волошин. -М.: Книга, 1991.-413 с.

20. Волошин, М.А. Из литературного наследия / М.А. Волошин. СПб.: Наука, 1991.-Сб. 1.-332 с.

21. Волошин, М. Стихотворения и поэмы / М. Волошин. СПб.: Наука, Петерб. писатель, 1995. - 704 с.

22. Вяземский, П.А. Сочинения / П.А. Вяземский. М.: Худ. лит., 1982. -Т. 1.- 462 с.

23. Вяземский, П.А. Записные книжки (1813 1848) / П.А. Вяземский. -М.: АН СССР. - 1963.-С. 226 - 230.

24. Гиппиус, 3. Проза поэта / 3. Гиппиус. М.: Вагриус, 2000. - 270 с.

25. Гиппиус, 3. Сочинения / 3. Гиппиус. Л.: Худ. лит., 1991. - 672 с.

26. Гиппиус, 3. Стихи и проза / 3. Гиппиус. Тула: Приок. книж. изд-во, 1992.-430 с.

27. Гиппиус, 3. Стихотворения. Живые лица / 3. Гиппиус. М.: Худ. лит., 1991.-470 с.

28. Гоголь, Н.В. Собрание сочинений: в 9-ти т. / Н.В. Гоголь. М.: Русская книга, 1994. - Т. 8. - 863 е.; Т. 9. - 784 с.

29. ЗО.Гоголь, H.B. Собрание сочинений: в 7-ми т. / Н.В. Гоголь. М.: Худ.лит., 1976.-Т. 2.-333 с. 31 .Григорьев, А. Сочинения: в 2-х т. / А. Григорьев. М.: Худ. лит., 1990. -Т. 1.-607 е.; Т. 2.-510 с.

30. Гумилев, Н. Избранное / Н. Гумилев. М.: Вече, 2001. - 512 с.

31. Гумилев, Н. Сочинения: в 3-х т. / Н. Гумилев. М.: OJIMA-Пресс, 1991. - Т. 1. - 512 е.; Т. 2. - 448 е.; Т. 3.-512 с.

32. Данте Алигьери Божественная комедия Пермь: Пермская книга, 1994. - 479 с.

33. Данте Алигьери. И чувство давнее, как прежде, ново.: Стихотворения, сонеты, канцоны. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. - 336 с.

34. Добролюбов, H.A. Собрание сочинений: в 9-ти т. / H.A. Добролюбов. -М.-Л.: Худ. лит., 1964. Т. 9. - 699 с.

35. Дружинин, A.B. Полинька Сакс / A.B. Дружинин // Первая любовь: повести и рассказы русских писателей середины и второй половины XIX века. М.: Дет. лит., 1991. - С. 64 - 70.

36. Дружинин, A.B. Прекрасное и вечное / A.B. Дружинин. М.: Современник, 1988. — 543 с.

37. Жуковский, В.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20-ти т. / В.А. Жуковский. М.: Языки славян, культуры, 2004. - Т. 13. - 607 с.

38. Зайцев, Б.К. Собрание сочинений: в 5-ти т. / Б.К. Зайцев. М.: Рус.книга, 1999.-Т. 3.-576 с. 42.Зайцев, Б.К. Сочинения: в 3-х т. / Б.К. Зайцев. М.: Худ. лит.: ТЕРРА, 1993.-Т. 3.-527 с.

39. Записки русских путешественников XVI XVII вв. - М.: Сов. Россия, 1988.-525 с.

40. Иванов, В. Младенчество / В. Иванов. Петербург: Изд-во «Алконост», 1918.-58 с.

41. Иванов, В. Стихотворения. Поэмы. Трагедии / В. Иванов. СПб.: Гуманитар, агентство «Академ, проект», 1995. - Кн. 1. - 476 с.

42. Изборник. Повести Древней Руси. -М.: Худ. лит., 1986. 446 с.

43. Кузмин, М. Избранные произведения / М. Кузмин. Л.: Худ. лит., 1990.-576 с.

44. Кузмин, М. Проза и эссеистика: в 3-х т. / М. Кузмин. М.: Аграф, 1999. -Т. 1.-624 с.

45. Кузмин, М. Стихотворения / М. Кузмин. СПб.: Гуманитар, агентство «Академ, проект», 2000. - 831 с.

46. Майков, А.Н. Избранные произведения / А.Н. Майков. Л.: Сов. писатель, 1977. - 910 с.51 .Мандельштам, О. Отклик неба: Стихотворения, критическая проза / О. Мандельштам. Алма-Ата: Жазушы, 1989. - 288 с.

47. Мандельштам, О. Разговор о Данте / О. Мандельштам. М.: Искусство, 1967.-88 с.

48. Мандельштам, О. Собрание сочинений: в 4-х т. / О. Мандельштам. -М.: Арт-бизнес-центр, 1994. Т. 2. - 703 е.; Т. 3. - 527 с.

49. Манделынтам, О. Собрание сочинений: в 4-х т. / О. Мандельштам. -М.: Арт-бизнес-центр, 1999. Т. 1. - 367 с.

50. Мандельштам, О. Сочинения: в 2-х т. / О. Мандельштам. М.: Худ. лит.; 1990. - Т. 1. - 637 е.; Т. 2. - 463 с.

51. Манделыдтам, О. Сочинения: в 2-х т. / О. Мандельштам. Тула: Филин, 1994.-Т. 1.-383 с.

52. Мережковский, Д.С. Воскресшие боги (Леонардо да Винчи) / Д.С. Мережковский. — М.: Панорама, 1993. — 576 с.

53. Микеланджело. Стихотворения-М.: Терра, 1992. 333 с.

54. Мятлев, И.П. Стихотворения. Сенсации и замечания госпожи Курдюковой / И.П. Мятлев. Л. : Сов. писатель, 1969. - 647 с.

55. Некрасов, H.A. Полное собрание сочинений и писем: в 12-ти т. / H.A. Некрасов. М.: ОГИС, 1948. - Т. 2. - 816 е.; 1949. - Т. 5. - 647 е.; 1950.- Т. 9. 840 е.; 1952. - Т. 10. - 512 е.; 1952. - Т. 11. - 472 е.; 1953. - Т. 12.-527 с.

56. Олеша, Ю. Избранные сочинения / Ю. Олеша. М.: Гослитиздат, 1956.- 494 с.65.0соргин, М. Воспоминания. Повесть о сестре / М. Осоргин. Воронеж:

57. Памятники литературы Древней Руси (XIV сер. XV века). - М.: Худ. лит, 1981.-602 с.

58. Пастернак, Б. Избранное: в 2-х т. / Б. Пастернак. М.: Худ. лит., 1985. -Т. 2. - 623 с.

59. Путешествие стольника Петра Андреевича Толстого по Европе. 1697 — 1699. М.: Наука, 1992. - 382 с.

60. Пушкин, A.C. Собрание сочинений: в 10-ти т. / A.C. Пушкин. М.: Худ. лит., 1974. - Т. 2. - 688 е.; 1976. - Т. 6. - 508 е.; 1976. - Т. 7. -398 с.

61. Пушкин, A.C. Полное собрание сочинений: в 6-ти т. / A.C. Пушкин. -М.: Худ. лит., 1950. Т. 3. - 515 е., Т. 5. - 680 е., Т. 6. - 768 с.

62. Радищев, А.Н. Сочинения / А.Н. Радищев. М.: Худ. лит., 1988. -687 с.

63. Розанов, В.В. Иная земля, иное небо. Полное собрание путевых очерков 1899 1913 гг. / В.В. Розанов. -М.: Танаис, 1994. - 735 с.

64. Розанов, В.В., Когда начальство ушло. / В.В. Розанов. М.: Республика, 1997.-671 с.

65. Розанов, В. Около церковных стен / В. Розанов. М.: Республика, 1995. -558 с.

66. Розанов, В.В. Уединенное / В.В. Розанов. М.: Политиздат, 1990. -541с.

67. Ростопчина, Е. Стихотворения. Проза. Письма / Е. Ростопчина. М.: Сов. Россия, 1986.-446 с.

68. Ростопчина, Е.П. Счастливая женщина /Е.П. Ростопчина. — М.: Правда, 1991.-448 с.

69. Ростопчина, Е.П. Талисман / Е.П. Ростопчина. М.: Моск. рабочий, 1987.-318 с.

70. Русская литература XVIII века: хрестоматия / Сост. Г.П. Макогоненко. Л.: Просвещение, 1970. - 832 с.

71. Русская литература XVIII века (1700-1775):хрестоматия / Сост. В.А. Западов. М.: Просвещение, 1979. - 447 с.

72. Советские писатели об Италии. Л.: Лениздат, 1986. - 333 с.

73. Сонет серебряного века: Русский сонет конца XIX начала XX века. -М.: Правда, 1990.-768 с.

74. Станкевич, Н.В. Избранное / Н.В. Станкевич. М.: Сов. Россия, 1982. -256 с.

75. Толстой, А.К. Избранное / А.К. Толстой. М.: Правда, 1986. - 464 с.

76. Толстой, А.К. Собрание сочинений: в 4-х т. / А.К. Толстой. М.: Правда, 1980. - Т. 1. - 496 е.; Т. 3. - 528 е.; Т. 4. - 591 с.

77. Толстой, Л.Н. Полное собрание сочинений: в 90-та т. / Л.Н. Толстой. -М.: Изд. центр «Терра», 1992. Т. 17. - 810 е.; Т. 48. - 536 е.; Т. 60. -557 с.

78. Тургенев, И.С. Собрание сочинений: в 12-ти т. / И.С. Тургенев. М.: Худ. лит., 1978.- Т. 7. - 334 е.; 1978. - Т. 8. - 527 е.; 1979. - Т. 11. - 654 с.

79. Фонвизин, Д.И. Собрание сочинений: в 2-х т. / Д.И. Фонвизин. М.-Л.: Гос. изд-во худ. лит., 1959. - Т. 2. - 742 с.

80. Цветаева, М. Избранные произведения / М. Цветаева. М.-Л.: Сов. писатель, 1965. — 803 с.

81. Цветаева, М. Неизданное. Записные книжки: в 2-х т. / М. Цветаева. -М.: Эллис Лак, 2001. Т. 2. - 543 с.

82. Цветаева, М. Неизданное. Сводные тетради / М. Цветаева. М.: Эллис Лак, 1997.-639 с.

83. Цветаева, М. Собрание сочинений: в 7-ми т. / М. Цветаева. М.: Эллис Лак, 1995.-Т. 7.-848 с.

84. Цветаева, М.И. Собрание стихотворений, поэм и драматических произведений: в 3-х т. / М.И. Цветаева. М.: Прометей, 1990. - Т. 1. -656 с.

85. Цветаева, М. Сочинения: в 2-х т. / М. Цветаева. М.: Худ. лит, 1980. -Т.1.-575 е.; Т. 2.-543 с.

86. Цветаева, М. Сочинения: в 2- х т. / М. Цветаева. М.: Худ. лит., 1988. -Т. 1.-718 е.; Т. 2.-638 с.

87. Цветаева, М. Стихотворения. Поэмы / М. Цветаева. М.: Правда, 1991. -685 с.

88. Чехов, А.П. Сочинения: в 18-ти т. / А.П. Чехов. М.: Наука, 1986. - Т. 8.-527 е.; Т. 9- 543 е.; Т. 10.-491 с.1.. Мемуарно-эпистолярная литература

89. Андреева-Бальмонт, Е.А. Воспоминания / Е.А. Андреева-Бальмонт. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1997. - 560 с.

90. Анненков, П.В. Литературные воспоминания / П.В. Анненков. -М.: Правда, 1989.-683 с.

91. Анненков, П.В. Парижские письма / П.В. Анненков. М.: Наука, 1984.-608 с.

92. Анциферов, Н.П. Из дум о былом. Воспоминания / Н.П. Анциферов. М.: Феникс: Культур, инициатива, 1992. - 511 с.

93. Бекетова, М.А. Воспоминания об Александре Блоке / М.А. Бекетова. М.: Правда, 1990. - 699 с.

94. Бенуа, А. Мои воспоминания: в 5-ти кн. / А. Бенуа. М.: Наука, 1993.-Т. 2 (кн. 4, 5).-743 с.

95. А. Блок в воспоминаниях современников: в 2-х т. М.: Худ. лит., 1980.-Т. 1.-550 с.

96. Блок, А. Записные книжки (1901 1920) / А. Блок. - М.: Худ. лит., 1965. - 663 с.

97. В. Брюсов и его корреспонденты: в 2-х кн. — М.: Наука, 1994. -(Литературное наследство. Т. 98). Кн. 2.-636 с.

98. Буслаев, Ф.И. Мои досуги. Воспоминания. Статьи. Размышления / Ф.И. Буслаев. М.: Рус. книга, 2003. - 606 с.

99. Вересаев, В. Гоголь в жизни / В. Вересаев М.: Мое. рабочий, 1990.-640 с.

100. Вересаев, В. Пушкин в жизни: в 2-х т. / В. Вересаев. М.: МП «ФИРМА APT», 1992. - 632 с.

101. Воспоминания о Марине Цветаевой. М.: Сов писатель, 1992. -586 с.

102. Воспоминания о Юрии Олеше. М.: Сов. писатель, 1975. - 304 с.

103. Герцен в воспоминаниях современников. — М.: Гослитиздат, 1956.-447 с.

104. Гиппиус, 3. Дневники: в 2-х т. / 3. Гиппиус. М.: ИПК: Интелвак, 1999.-Т. 2.-720 с.

105. Гиппиус, 3. Живые лица. Воспоминания / 3. Гиппиус. Тбилиси: Мерани, 1991.-Кн. 1.-397 е.; Кн. 2-382 с.

106. Гоголь в воспоминаниях современников. М.: Гослитиздат, 1952. -719 с.

107. Григорьев А. Письма / А. Григорьев. М.: Наука, 1999. - 473 с.

108. H.A. Добролюбов в воспоминаниях современников. М.: Худ. лит., 1986.- 473 с.

109. Добужинский, М.В. Воспоминания / М.В. Добужинский. М.: Наука, 1987.-477 с.

110. Добужинский, М.В. Письма / М.В. Добужинский. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. - 444 с.

111. Достоевская, А.Г. Воспоминания / А.Г. Достоевская. М.: Правда, 1987.- 541 с.

112. Кузмин, М. Дневник 1934 года / М. Кузмин. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1998. - 415 с.

113. Лавров, A.B. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях / A.B. Лавров, Р.Д. Тименчик // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник. 1981.-Л.: Наука, 1983. С. 61 - 68.

114. Мандельштам, Н.Я. Воспоминания / Н.Я. Мандельштам. М.: Книга, 1989.-478 с.

115. Найман, А. Рассказы о Анне Ахматовой / А. Найман. М.: Худ. лит., 1989.-300 с.

116. Николай Гумилев в воспоминаниях современников. — М.: Вся Москва, 1990.-316 с.

117. Одоевцева, И. На берегах Невы / И. Одоевцева. М.: Худ. лит., 1989.-334 с.

118. Осоргин, М. Мемуарная проза / М. Осоргин. Пермь: Перм. книж. изд-во, 1992. - 284 с.

119. Пастернак, Б. Биография в письмах / Б. Пастернак. — M.: АРТ-ФЛЭКС, 2000.-464 с.

120. Переписка Н.В. Гоголя: в 2-х т. М.: Худ. лит., 1988. - Т. 1. -478с.

121. Переписка Б. Пастернака. М.: Худ. лит., 1990. - 574 с.

122. Переписка А.П. Чехова: в 2-х т. М.: Худ. лит., 1984. - Т. 1. -447 с.

123. Письма Ю. Олеши к жене // Знамя. 1996. ~№ 10. -С. 155 - 181.

124. Толстой, Л.Н. Переписка с русскими писателями: в 2-х т. / Л.Н. Толстой. М.: Худ. лит, 1978. - Т. 1. - 495 с.

125. Тургенев в воспоминаниях современников: в 2-х т. М.: Худ. лит., 1983.-Т. 1.-527 с.

126. Цветаева, А. Воспоминания / А. Цветаева. М.: Сов. писатель, 1983.-С. 56-57.

127. Чехов в воспоминаниях современников. М.: Худ. лит, 1986. -734 с.

128. Чехов, А.П. Письма: в 12-ти т. / А.П. Чехов. М.: Наука, 1976. -Т. 4. - 655 е.; 1980. - Т. 9. - 615 с.

129. Шелли. Письма. Статьи. Фрагменты. М.: Наука, 1972. - 534 с.

130. I. Словари, справочники, энциклопедии

131. Библия: книги священного писания Ветхого и Нового завета. М. Библейские общества, 1995 — 1372 с.

132. Европейская живопись XIII XX вв.: энциклопедический словарь. - М.: Искусство: NOTA BENE, 1999. - 527 с.

133. История всемирной литературы: в 9-ти т. М.: Наука, 1985. - Т. 3.-816 с.

134. История искусства. — М.: Республика, 2003. 671 с.

135. История костюма, составленная Наталией Будур. — М.: Ольма-Пресс, 2002. 479 с.

136. История русской литературы: в 10-ти т. M.-JL: АН СССР, 1948. -Т.2.-Ч.И. -440 с.

137. Карамзин, Н.М. История государства Российского: в 4-х т. / Н.М. Карамзин. Ростов-на-Дону: Феникс, 1994. - Т. 4. - 544 с.

138. Мифы народов мира: в 2-х т. М.: Российская энциклопедия, 1997.-Т. 2.-719 с.

139. Ожегов, С.И. Толковый словарь русого языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. М.: Азбуковник, 1998. - 944 с.

140. Словарь иностранных слов и выражений. Минск: Литература, 1997.-576 с.

141. Словарь литературоведческих терминов. — М.: Просвещение, 1974.-509 с.

142. Словарь русского языка: в 4-х т. М.: Русский язык, 1985. - Т. 1. - 696 е.; 1986. - Т. 2 - 736 е.; 1987. - Т. 3. - 752 е.; 1988. - Т. 4. - 800 с.

143. Словарь языка Пушкина: в 4-х т. М.: Азбуковник, 2000. - Т. 4. -1225 с.

144. Соколов, Б. Гоголь: энциклопедия / Б. Соколов. М.: Алгоритм, 2003.- 542 с.

145. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. Опыт исследования. -М.: Академ, проект, 1997. 990 с.

146. Фоли, Д. Энциклопедия знаков и символов / Д. Фоли. М.: Вече, ACT, 1996.-432 с.

147. Христианство: словарь. М.: Республика, 1994. - 559 с.1.. Труды по теории и истории культуры и искусств

148. Андросов, С.О. От антико до модерно (Заметки об итальянской скульптуре конца XV — начала XVI вв.) / С.О. Андросов // Античное наследие в культуре Возрождения. — М.: Наука, 1984. — С. 228 — 232.

149. Арган, Дж. К. История итальянского искусства: в 2-х т. / Дж. К. Арган. М.: Радуга, 1990. - Т. 1. - 319 с.

150. Белов, Г.Д. Пракситель / Г.Д. Белов. Л.: Аврора, 1973. - 15 с.

151. Бердников, Г.В. Революционные демократы России и национально-освободительное движение Италии (1859 1863) / Г.В. Бердников // Россия и Италия. Из истории русско-итальянских культурных и общественных отношений. - М.: Наука, 1968. - С. 154 — 166.

152. Блаватский, В.Д. Греческая скульптура / В.Д. Блаватский. МЛ.: Искусство, 1939. - 212 с.

153. Боттичелли С. (1445 1510): альбом. -М.: Сов. художник, 1967. -22 с.

154. Брагина, Л.М. Библиотека Сан Марко во Флоренции / Л.М. Брагина // Книга в культуре Возрождения. М.: Наука, 2002. - С. 138 -148.

155. Брагина, Л.М. Гражданский гуманизм и античная этико-политическая мысль / Л.М. Брагина // Античное наследие в культуре Возрождения. М.: Наука, 1984. - С. 20 - 27.

156. Брагина, Л.М. Деятельность гуманистов в религиозных братствах Флоренции XV века / Л.М. Брагина // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М.: Наука, 1997. - С. 50 - 59.

157. Бруни, Л. А. Энкомий «Восхваление города Флоренции» и избранные письма / Л.А. Бруни // Гуманистическая мысль итальянского Возрождения. Переводы с латинского и с итальянского языка XVI века. -М.: Наука, 2004.-С. 161-201.

158. Вазари, Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев / Дж. Вазари. СПб.: Азбука-классика, 2004. - 672с.

159. Вазари, Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих: в 5-ти т. / Дж. Вазари. М.: Изд. центр «Терра», 1993.-Т. 2.-845 с.

160. Виппер, Б.П. Введение в историческое изучение искусства / Б.П. Виппер Электронный ресурс. // Режим доступа: http. lib. meta: ualindex. php? book.

161. Виппер Б.П. Итальянский ренессанс (XIII XVI века). - М.: Искусство, 1977. - Т. 2. - 243 с.

162. Всеобщая история искусств. М.: Искусство, 1962. - Т. 3. (Искусство эпохи Возрождения). - 531 с.

163. Гуковский, М.А. Итальянское Возрождение / М.А. Гуковский. -Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. 618 с.

164. Гутнов, А. Мир архитектуры / А. Гутнов, В. Глазычев. М.: Мол. гвардия, 1990. - 350 с.

165. Данилова, И.Е. Брунеллески в Риме / И.Е. Данилова // Античное наследие в культуре Возрождения. М.: Наука, 1984. - С. 206 - 214.

166. Данилова, И.Е. Искусство средних веков и Возрождения: работы разных лет / И.Е. Данилова. М.: Сов. художник, 1984. - 271 с.

167. Дживелегов, А.К. Творцы итальянского Возрождения: в 2-х кн. / А.К. Дживелегов. М.: ТЕРРА - Книж. клуб «Республика», 1998. - Кн. 1.-351 с.

168. Дмитриева, H.A. Краткая история искусств. От древнейших времен по XVI век / H.A. Дмитриева. М.: Искусство, 1988. - Вып. 1. -319 с.

169. Земцов, С.М. Аристотель Фьораванти / С.М. Земцов, В.Л. Глазычев. М.: Стройиздат, 1985. - 182 с.

170. Ионина, H.A. Сто великих городов мира / H.A. Ионина. М.: Вече, 2002. - 478 с.

171. Кара-Мурза, A.A. Знаменитые русские о Флоренции / A.A. Кара-Мурза. М.: Независимая газета, 2001. - 352 с.

172. Комолова, Н.П. Италия в русской культуре Серебряного века / Н.П. Комолова. М.: Наука, 2005. - 470 с.

173. Краснова, И.А. Влияние культуры Возрождения на духовную жизнь флорентийцев / И.А. Краснова // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М.: Наука, 1997. — С. 40 - 49.

174. Кудрявцев, О.Ф. «Ученая религия» флорентийской Платоновской академии / О.Ф. Кудрявцев // Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М: Наука, 1997. - С. 88 - 96.

175. Леви Стросс, К. Структура мифов / К. Леви - Стросс // Вопросы философии. - 1970. -№ 7. - С. 152 - 164.

176. Линч, К. Образ города / К. Линч. М.: Стройиздат, 1982. - 328 с.

177. Макиавелли, Н. Государь / Н. Макиавелли. М.: Эксмо, Харьков: Фолио, 2003.-656 с.

178. Михайлова, М.Б. Античный элемент в формировании города Возрождения (Теория и практика) / М.Б. Михайлова // Античное наследие в культуре Возрождения. М.: Наука, 1984. - С. 214 - 220.

179. Московский Кремль. Успенский собор: путеводитель. М.: Прогресс, 1977.-152 с.

180. Муратов, П.П. Образы Италии: в 3-х т. / П.П. Муратов. М.: Галарт, 1993.-Т. 1.-326 с.

181. Петрочук, О. Сандро Боттичелли / О. Петрочук. М.: Искусство, 1984.-224с.

182. Розанов, В.В. Мысли о литературе / В.В. Розанов. М.: Современник, 1989. - 605 с.

183. Розанов, В.В.: Pro et contra (Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей): антология. / В.В. Розанов. СПб.: Изд-во рус. христианского гуманитар, ин-та, 1995.-Кн. 1.-512 с.

184. Розанов, В.В. Религия. Философия. Культура / В.В. Розанов. М.: Республика, 1992. - 399 с.

185. Самин, Д.К. Сто великих архитекторов / Д.К. Самин. М.: Вече, 2000. - 591 с.

186. Сонина, T.B. Рисунки Боттичелли к «Божественной комедии» Данте. Традиционное и оригинальное / Т.В. Сонина // Книга в культуре Возрождения. М.: Наука, 2002. - С. 34 - 44.

187. Шюре, Э. Пророки Возрождения / Э. Шюре. М.: Алетейа, 2001. -241 с.

188. V. Труды по теории локальных текстов

189. Иованна Спендель де Варда Образ Италии и ее культуры в стихах Анны Ахматовой // Тайны ремесла. Ахматовские чтения. М.: Наследие, 1992. -Вып. 2. - С. 69 - 74.

190. Владимирова, Т.Л. Римский текст в творчестве Н.В. Гоголя: автореф. . дис. канд. филол. наук / Т.Л. Владимирова. Томск, 2006. -22 с.

191. Гольберг, А.Г. К предыстории идеи «Москва третий Рим» / А.Г. Гольберг // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. - М.: Наука, 1976. - С. 111 - 116.

192. Казакова, H.A. Сказания о градех от Великого Новаграда и до Рима / H.A. Казакова // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. М.: Наука, 1975. - С. 16-21.

193. Лотман, Ю.М. Отзвуки концепции «Москва третий Рим» в идеологии Петра Первого (к проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры / Ю.М. Лотман. - СПб.: Искусство, 2002. - С. 349 - 361.

194. Лотман, Ю.М Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Лотман Ю.М. История и типология русской культуры / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство, 2002. - С. 208 - 214.

195. Лотман, Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства / Ю.М. Лотман. СПб.: Акад. проект, 2002. - С. 109 - 116.

196. Люсый А.П. Пушкин. Таврида. Киммерия. М.: Языки русской культуры, 2000. - 247 с.

197. Меднис, Н.Е. Венеция в русской литературе / Н.Е. Меднис. -Новосибирск: Офсет, 1999. 392 с.

198. Меднис, Н.Е. Сверхтексты в русской литературе / Н.Е. Меднис. -Новосибирск: Изд-воНГПУ, 2003.-С. 15-21; С. 124-131.

199. Топоров, В.Н. Петербургский текст русской литературы: избранные труды / В.Н. Топоров. СПб.: Искусство, 2003. - 612 с.

200. VI. Труды по теории и истории литературы

201. Акелькина, Е.А. «Записки из Мертвого дома» / Е.А. Акелькина // Примеры целостного анализа художественного произведения. Томск: Ротапринт областного управления статистики, 1988. - С. 132 - 161.

202. Амелин, Г.Г. Миры и столкновения Осипа Мандельштама / Г.Г. Амелин, В.Я. Мордерер. М. - СПб.: Языки русской культуры, 2001. -315 с.

203. Асоян, A.A. Данте и русская литература / A.A. Асоян. -Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1989. 172 с.

204. Белинков, А. Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша / А. Белинков. М.: РИК «Культура», 1997. - 539 с.

205. Белоброва, О.Б. Черты жанра хождений в некоторых древнерусских письменных памятниках XVII века / О.Б. Белоброва // История жанров в русской литературе X XVII вв.: труды отдела древнерусской литературы. - Л.: Наука, 1972. - Т. XXVII. - С. 257 -272.

206. Благой, Д.Д. Данте в сознании и творчестве Пушкина / Д.Д. Благой // Историко-филологические исследования: сб. ст. М.: Наука, 1967.-С. 235-244.

207. Благой, Д.Д. Пушкин и Данте / Д.Д. Благой // Дантовские чтения. 1973. М.: Наука, 1973. - С. 9 - 64.

208. Благой, Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826 1830) / Д.Д. Благой. - М.: Сов. писатель, 1967. - 723 с.

209. Богомолов, H.A. Неизданный Кузмин из частного архива / H.A. Богомолов // Новое литературное обозрение. 1997. — № 24. - С. 276 -278.

210. Бурлацкий, Ф.М. Загадка Макиавелли / Ф.М. Бурлацкий. М.: РИПОЛ классик, 2003. - 351 с.

211. Веселовский, А.Н. Избранные статьи / А.Н. Веселовский. Л.: Худ. лит, 1939.-572 с.

212. Веселовский, А.Н. Избранные труды и письма / А.Н. Веселовский. СПб.: Наука, 1999. - 365 с.

213. Волкова, Е.И. Русский Дант (Ад и Рай в художественном мире Достоевского) / Е.И. Волкова // Вестник Московского университета. -2002. № 2. - Сер. 19 (Лингвистика и межкультурная коммуникация). -С. 40-47.

214. Голенищев-Кутузов, И.Н. Творчество Данте и мировая культура / И.Н. Голенищев-Кутузов. М.: Наука, 1971.-551 с.

215. Гольденвейзер, А.Б. Вблизи Толстого / А.Б. Гольденвейзер. М.: Гослитиздат, 1959. - 487 с.

216. Гребнева, М.П. Поэтика демонической темы в русской литературе 10 30-х гг. XIX века: автореф. дисс. . канд. филол. наук. -Томск, 1995.- 14 с.

217. Громов, П. А. Блок. Его предшественники и современники / П.А. Громов. Л.: Сов. писатель, 1986. - 598 с.

218. Гудзий, Н.К. История древней русской литературы / Н.К. Гудзий. М.: Аспект Пресс, 2002. - 590 с.

219. Гусев, H.H. Л.Н. Толстой. Материалы к биографии с 1855 по 1869 год / H.H. Гусев. М.: АН СССР, 1957. - 915 с.

220. Достоевский Ф.М. Материалы и исследования. — Л.: Наука, 1983. -Вып. 5.-278 с.

221. Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1993 год (Материалы об О.Э. Мандельштаме). СПб.: Акад. проект, 1997. — 407с.

222. Жданов, В. Жизнь Некрасова / В. Жданов. М.: Худ. лит., 1981. -238 с.

223. Жуковский, В.А. Эстетика и критика / В.А. Жуковский. М.: Искусство, 1985. - 431 с.

224. Зайцев Б.К. Две рецензии (публикация и примечания A.B. Ярновой) // Русская литература. 2002. - № 2. - С. 216 - 225.

225. Казакова, H.A. Западная Европа в русской письменности XV -XVI веков / H.A. Казакова. Л.: Наука, 1980. - 278 с.

226. Казакова, H.A. Исхождение Авраамия Суздальского (Списки и редакции) / H.A. Казакова // Древнерусские литературные памятники: труды отдела древнерусской литературы. Л.: Наука, 1979. - T.XXXIII. - С. 55 - 66.

227. Казакова, H.A. Отражение западной легенды о Понтии Пилате в «Хождении во Флоренцию» 1437 1440 гг. / H.A. Казакова, Е.В. Мавлеев // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. - М.: Наука, 1976. - С. 94 - 99.

228. Карпов, A.C. Осип Мандельштам. Жизнь и судьба / A.C. Карпов. -М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 1998. 192 с.

229. Крюкова, О.С. Италия в художественном мире Достоевского / О.С. Крюкова // Вестник Московского университета.- 2001. № 4. - С. 129-135.-(Сер. 19).

230. Лебедева, О.Б. История русской литературы XVIII века / О.Б. Лебедева. -М.: Выс. школа, 2000. — 415 с.

231. Летопись жизни и творчества А.И. Герцена. М.: АН СССР, Ин-т мировой лит. им. A.M. Горького, 1987. - Т. 4. - 541 с.

232. Литературное наследство. А.Н. Островский. Новые материалы и исследования: в 2-х книгах. М.: Наука, 1974. - Т. 88. - Кн. 1. - 640 е.; Кн. 2. - 568 с.

233. Лихачев, Д.С. Повести русских послов как памятники литературы / Д.С. Лихачев // Путешествия русских послов XVI-XVII вв. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 319 - 346.

234. Лихачев, Д.С. Избранные работы: в 3-х т. / Д.С. Лихачев. Л.: Худ. лит., 1987. - Т. 3. - С. 476 - 496.

235. Лихачев, Д.С. Смех в Древней Руси / Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Н.В. Понырко. Л.: Наука, 1984. - 295 с.

236. Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов. Л.: Наука, 1975. - С. 25 - 74.

237. Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. М.: Наука, 1976.-407 с.

238. Муратов, А.Б. Повести и рассказы И.С. Тургенева 1867 1871 годов / А.Б. Муратов. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1980. - 182 с.

239. Наследие А. Веселовского. Исследования и материалы. СПб.: Наука, 1992.-389 с.

240. Наследие А.Н. Островского и советская культура. М.: Наука, 1974.-352 с.

241. Некрасова, Е.А. А. Фет, И. Анненский. Типологический аспект описания / Е.А. Некрасова. М.: Наука, 1991. - 125 с.

242. Паолини, М. Мужское «я» и «женскость» в зеркале критической прозы Зинаиды Гиппиус / М. Паолини // Зинаида Николаевна Гиппиус. Новые материалы. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. - С. 274 -289.

243. Пиккио, Р. Древнерусская литература / Р. Пиккио. М.: Языки славянской культуры, 2002. — 352 с.

244. Потапова, З.М. Русско-итальянские литературные связи. Вторая половина XIX века / З.М. Потапова. М.: Наука, 1973. - 288 с.

245. Рейсер, С.А. Летопись жизни и деятельности H.A. Добролюбова / С.А. Рейсер. М.: Госкультпросветиздат, 1953. - 371 с.

246. Саакянц, А. Жизнь Цветаевой. Бессмертная птица-феникс / А. Саакянц. М.: Центрполиграф, 2000. - 827 с.

247. Франческо де Санктис. История итальянской литературы. М.: Иностран. лит., 1963. - Т. 1.-563 с.

248. Тимофеев, А.Г. «Итальянское путешествие» Михаила Кузмина / А.Г. Тимофеев // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник. 1992. М.: Наука, 1993.-С. 40-45.

249. Тодес, Е.А. Статья «Пшеница человеческая» в творчестве Мандельштама начала 20-х годов / Е.А. Тодес // Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1988. - С. 184 - 214.

250. Томашевский, Б. Пушкин: в 2-х т. / Б. Томашевский. М.: Худ. лит., 1990.-Т. 1.-367 е., Т. 2.-383 с.

251. Томсон, Р.Д.В. Встреча в Таормине: Три редакции одной истории / Р.Д.В. Томсон // Зинаида Николаевна Гиппиус. Новые материалы. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. - С. 262 - 273.

252. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. М.: Наука, 1977. - С. 270 - 281.

253. Ульяшов, П.С. Одинокий искатель (О.Э. Мандельштам) / П.С. Ульяшов. М.: Знание, 1991. — (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Литература»). - 64 с.

254. Хлодовский, Р.И. Данте и Виргилий (Литература раннего итальянского Возрождения и традиции античной классики) / Р.И. Хлодовский // Античное наследие в культуре Возрождения. М.: Наука, 1984.-С. 154-159.

255. Чистова, И.С. Тургенев и Леопарди (К вопросу о литературных источниках «Стихотворений в прозе») / И.С. Чистова // Тургенев и его современники. Л.: Наука, 1977. - С. 142 - 152.

256. Ямпольский, Б. Арбат, режимная улица / Б. Ямпольский. М.: Вагриус, 1997.-431 с.1. Русская флорентина