автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Концептуальный аппарат теории культуры: Эпистемологический анализ

Полный текст автореферата диссертации по теме "Концептуальный аппарат теории культуры: Эпистемологический анализ"

Кб од

2 У МАЙ 1995

московский педагогический государственный университет имени в.и. ленина

Диссертационный совет Д 053.01.05

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ АППАРАТ ТЕОРИИ КУЛЬТУРЫ: ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

Специальность 09.00.01 - диалектика и теория познания

автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук.

На правах рукописи

МУРАВЬЕВ Юрий Алексеевич

Москва, 1995.

Работа выполнена на кафедре философии

Московского педагогического государственного университета им. В.И.Ленина.

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор КОРШУНОВ А.М. доктор философских наук ПРУЖИНИН Б.И. доктор философских наук, профессор ФИЛАТОВ В.П.

Ведущая организация:

Московский государственный университет им. М.В .Ломоносова

Защита состоится 1995 года в ¿2 часов

на заседании диссертационного совета Д 053.01.05 в Московском педагогическом государственном

университете им. В.ИЛенина по адресу: Москва, 117571, проспект Вернадского, 88, ауд. 818.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МПГУ им. В.И.Ленина по адресу: 119882, Москва, Малая Пироговская, 1.

Автореферат разослан

^tscu*^ 1995 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

В.В. МИХАЙЛОВ

Общая характеристика работы.

Актуальность темы. Кризис современной культуры, о котором с полным основанием несколько десятилетий то ярко, то заунывно трубила гуманитарная общественность и у нас, и па Западе, проникает в самое существо познания культуры, порождая в культурологическом знании неискоренимые антиномии, свидетельствующие, как известно, о методологическом, глубинно и по самой своей сути философском характере возникших трудностей. Поэтому с рациональных позиций не вызывает ни малейшего сомнения философский, теоретико-познавательный1 характер исследования концептуального аппарата теории культуры, если даже разрешение противоречий конкретных наук - это всегда общее развитие соответствующих исходных философских постулатов.

Лишь философская рефлексия - часть познания, представляющая собой познание самого познания, может создать условия для разрешения контроверзы истины и культуры. А смысл этой последней и наиболее радикально формулируемой оппозиции состоит в том, что истина, проникая в социум, все более оттесняет культуру, будучи в то же время - как воочию убеждает хотя бы результат долголетней борьбы концепций интернализма и экстернализма в науковедении по поводу социокультурной детерминации познания - обусловлена культурой.

Итак, параметры исследования обозначаются тем фактом, что возможные пределы постижения истины в каждом отдельном случае определяются культурой данного социума; с другой стороны, однако, истина не зависит ни от какой культуры, поскольку она по сущности объективна. Следовательно, налицо двоякого рода зависимость - культуры от истины, но и истины от культуры. Из истории науки, однако, известно, что за такими

11.Нелишне напомнить здесь, что западная философская традиция не предполагает различения гносеологии и эпистемологии, тогда как диссертант в ряде работ различал эти философские дисциплины предметно: предмет гносеологии - познание вообще; предмет эпистемологии - научное познание. В силу этого отношение гносеологии и эпистемологии проблематизируется и оборачивается своей нетривиальной стороной, поскольку предметное их отношение оказывается несводимым к отношению части и целого.

тривиальными формулами скрыты глубинные закономерности фун-аментального порядка. Эти соображения позволяют динамически взглянуть на отношение истины и культуры, благодаря чему, по замыслу диссертанта, должна стать понятной представленная в работе постановка основной эпистемологической и общекультурной проблемы. Истина, обретаемая в ходе исторического развития, превращает в заблуждение основную массу духовной продукции человечества. Значит, с позиции истины культура -это, так сказать, "кладбище ошибок". В основе контроверзы -общегуманитарная философская проблема самоценности прогресса: либо жизнь во всех проявлениях одинаково ценна, либо по сравнению с последующими стадиями развития старые стадии лишаются ценности, сохраняя лишь исторический интерес. Э!га сторона дела - не что иное, как проблема культурного наследия в историческом времени. Между тем в общем содержательном плане такой гносеолого-эпистемолошческий подход к культуре, представляющий последнюю чуть ли не как воплощенное заблуждение, настоятельно требует соответствующего переосмысления взаимоотношения истины и заблуждения. В предложенных параметрах анализа речь идет также о построении понятийного каркаса теоретико-культурного знания, то есть о построении оригинального варианта теории культуры - ни больше, ни меньше. В сколько-нибудь полном объеме решение такой задачи не под силу даже коллективу, а быть может, и целому поколению исследователей. В данной диссертации предпринята попытка очертить общие контуры как раз такой теории культуры, которая строится на основе общих представлений о ее теоретико-познавательном фундаменте - теории истины.

В соответствии с такими установками относительно общей задачи исследования и с принятым и оговоренным ограничением в диссертации рассмотрены три общие проблемы: проблема истины и заблуждения как теоретико-познавательное основание последующего решения проблем культуры; проблема сущности, строения и динамики культуры в свете теории познания и, наконец, проблема статуса культурологического знания.

Степень разработанности проблемы. Несмотря на отмеченные в диссертации обстоятельства, затруднявшие исследование поставленных проблем, нельзя сказать, что приступая к их решению, приходится начинать все заново - напротив, значимость каждой из этих проблем такова, что игнорировать любую из них было в принципе невозможно, и наряду с их псевдонаучным рассмотрением в рамках марксоидной идеологии, а иногда даже вопреки ей, сложилась устойчивая исследовательская традиция, в

недрах которой создан значительный массив материалов, получен ряд научно значимых результатов.

Наибольшее внимание, разумеется, уделялось самой проблеме истины - "вечной" философской проблеме, особенно ощутимый вклад в разработку которой в русле марксистской традиции в нашей литературе в 60-80-е гг. внесли такие авторы, как. И.В.Бычко, Е.С.Жариков, ПВ.Кошпш, И.С.Нарский, Й.Злез, Т.Й.Ойзерман, А.М.Коршунов, ГДЛевин, ¡О.Ильенков, А.И.Уемов, В. А Лекторский, Н.В.Мотропшлова, 91М.Чудинов, Р.Е.Квижинадзе, КХП.Ведин, П.С.Заботин, А.Л.Никифоров и некоторые другие. В самое последнее время появился ряд работ, переориентирующих весь теоретико-познавательный арсенал в теории истины на культурно-историческую почву. С таких или сходных - во всяком случае, учитывающих такие возможности рассмотрения проблемы - позиций написаны работы Е.И.Андроса, И.Т.Касавина, В.В.Ильина, Б.И.Липского, Л.А.Мшсешиной, В.НЛоруса и др.

В исследовании истины наметился ряд проблемных точек, которые, собственно, определили лицо современной теории познания и ее роль в культуре, где марксистски ориентированная гносеология занимает по праву свое место. Сегодня, однако, дискуссионными стали практически все основные проблемы диалектико-материалистической теории истины. Между тем многие наши новации в этой области - всего лишь эхо аналогичных философских событий на Западе, где, начиная с восьмидесятых годов, философская общественность вновь была охвачена спорами об истине - на сей раз дискуссии вращались вокруг тем, инспирированных новейшими данными из областей культурной и философской антропологии, экспериментальной психологии бихевиористского толка, новейших достижений логики и т.д. Стало ясно: сквозь логическое, психологическое, антропологическое понимание истины должна просачиваться, насыщая все собою, растворяя междисциплинарные водоразделы, - общая философская теория истины. Первыми это поняли представители прагматизма в лице Ричарда Рорти и последователи реализма Хилари Патнема. Однако в теории истины прагматизм и реализм по-прежнему выступали как антиподы. Для любой разновидности прагматизма характерны, во-первых, историцистская предпосылка, в данном случае - рассмотрение знания и истины как взаимосогласования материалов практики, которая сама обусловлена социальным и историческим контекстом; во-вторых, релятивизм в форме принципиального отказа признать существование абсолютных, вечных истин. Естественнее всего альтернатива такому

взгляду основывается на признании существования некой структуры мира, который имеет сущность и в этой мере оказывается перманентно тождественным себе, то есть неизменным. Таковы посылки современного реализма, в котором есть безусловные следы классического платонизма. На этой почве с особой остротой звучат вопросы, порожденные разочарованием в прагматизме как философии нашего века: предположим, мы соглашаемся отказаться от всякого фундаментализма и эпистемолошзма, как того требует современная прагматистская ориентация - на что опереть тогда необходимые характеристики истины - ее объективность и универсальность? Во всей толще культуры - в науке, этике, художественном сознании, практической политике без этих характеристик истина теряет смысл, а между тем без обоснования признать эту очевидность - значит расписаться в философском бессилии.

Весь комплекс порожденных этой ситуацией вопросов, строго говоря, должен был бы рассматриваться широко понимаемой культурологией. Однако для того, чтобы они действительно стали предметом полноценного исследования, необходимо было заложить мощные основы общей теории культуры. Смутное осознание этой взаимосвязи присутствовало так или иначе во всех культурологических разработках 60-80-х годов.

Пик исследовательского интереса к проблеме культуры в теоретическом аспекте на Западе пришелся на 70-е годи, хотя целый ряд классических трудов в области культурологии сохранили значение, будучи созданы еще в первой половине века. Немало теоретико-культурных достижений сделано в русле культурной антропологии, этнологии и социологии и других областей, отраслей, школ и направлений гуманитарного знания. На этой основе широкую известность в наши дни приобрели работы таких авторов, как Т.Адорно, Ш.Н. Айзенштадт, Дж. Акерлоф, Х.Альберт, Бакс Р. Барт, РЛЗенедикт, Ф.Бенетон, М.Бертран, Л. & СЛЗинфорд, М.Блаут, Ф.Боас, К.Бруннер, Дж.А.Бун, А.Р.Вайда, П.Вайзе, А.Вежбицкая, В.Велып, Г.Ганчев, К.Гирц (Герц, Гиртц), Дж.Грант, У.Гудинаф (Гудиноу), Д.Диков, Р.ван Дюльмен, Б.Доре, А.Жирар, Ф.Д.Кертин, Р.М.Кизинг, Ж.Кильен, В.Келли, Кл.Клакхон, Р.Клибански, М.Коул, АЛ.Кребер, К. Леви-Строс, ДЛукач, К.Манхейм, Б.Меггерс, Дж.Мердаж, С.Нидерман, А.Оланд, Г.Олпорт, Х.Ортега-и-Гассет, М.Оссовская, А.Печчеи, Р.А.Раппапорт, Р.Редфилд, П.Сорокин, С.Скрибнер, Н.Смелзер, Ч.П.Сноу, Г.Терборн, Дж.Тернер, О.Тоффлер, Л.А.Уайт, Э1Фромм, М.Фридман, М.Фуко, Ю.Хабермас, М.Харрис, Й.Хейзинга, М.Хоркхаймер, Д.Р.Хофппадтер, Е.Шацкий, А. К. Швейцер, Д. Шнейдер, М.35шаде и мн. др. Разнообразие школ и направлений, которым принадлежали все эта мыслители, внесшие

каждый по-своему вклад в развитие культурологии, даже если они и не пользовались этим термином (во Франции, в частности, такое понятие вообще не употребляется), только подчеркивает универсальность интереса современников к теоретическим проблемам культуры. На это же время приходятся многочисленные труды в области теории культуры, принадлежавшие перу таких отечественных авторов, как М.С.Аженов, И.И. Антонович, Ц.Г. Арзаканьян, Э1А. Баллер, B.C. Библер, В.Н.Борисов, Е.А.Вавилин, АЛ.Гуревич, ПС.Гуревич, В.Е.Давидович, Ю.Н.Давыдов, О.И.Джиоев, Т.А.Зайцева, А.А.Зворыкин, Н.С.Злобин, В.П.Иванов, •О .Ильенков, М.С.Каган, В.Ж.Келле, Г.С.Кнабе, МЛ.Ковальзон, Л.Н.Коган, В.А.Коиев, Л.В.Коновалова, В.А.Кругликов, С.Б.Крымский, Е.И.Кукушкина, М.АЛифшиц, А.Ф.Лосев, Ю.МЛотман, Э1С.Маркарян, В.М.Межуев, В.М.Мейзерский, Б.А.Парахонский, М.К.Петров, В.Д.Плахов, Н.С.Розов, В.Н.Романов, - Ю.И.Семенов, Л.В.Скворцов, 3»Ю.Соловьев, В.Л.Соскин, Л.Н.Столович, Г.М.Тавризян, С.В.Туманов, ЕЛ.Фейнберг, В.П.Фофанов, А.А.Хамидов, И.Е.Ширшов, Е.М.Штаерман, В.НЛрская, А.ИЛценко и др. У одних авторов в виде развитых концептуальных построений, у других в виде отдельных вскользь брошенных замечаний намечались контуры таких культурологических построений, которые вплотную подводили к пониманию природы культуры и осознанию необходимости вычленения концептуальных инвариантов из бесконечного разнообразия подходов к культуре и трактовок культурных феноменов.

И тем пе менее приходится с сожалением констатировать, что в нашей литературе ничего даже отдаленно напоминающего общую постановку проблемы соотношения истины и культуры до сего времени не было. Отдельные ссылки на культурную детерминированность познания вообще и попытки общемировоззренческого подхода к истине, разумеется, встречались. Были и важные исключения. В числе последних весьма симптоматичные работы двух исследовательских групп - В.С.Библера и его учеников, а также группы киевских исследователей из Института философии Украины. Своеобразие трактовки культуры этими авторами заслуживает внимания - тому и другому подходу в диссертации уделяется значительное место. Однако даже в трудах наиболее проницательных исследователей теоретико-познавательный анализ категориального аппарата культурологии не был представлен вовсе. Все эти исследовательские направления разрабатывались порознь - диалектика истины в отрыве от раскрытия культурной детерминации познания. Та же тенденция доминирует и теперь: культурная детерминация познания под именем социальной,

социоцентричной и т.д. разрабатывается без теоретико-познавательной. И уж вовсе неизвестно откуда взялись проблемы статуса науки - строго говоря, без истинностной оценки знания вопрос о статусе неразрешим, а между тем попытки решать проблемы статуса знания не прекращались. Знаменательное перекрестье эпистемологии и социологии познания породило поток литературы, посвященной исследованию механизмов развития научного знания. Вместе с тем противники социологической и сторонники когаитивистской ориентации в методологии научного познания лишь потому не исчезли из философского оактуалитетап, что за ними была своя "правда": ведь что ни говори - имманентная логика развития научного познания, обусловленная самим характером объекта, существует. И если не закрывать глаза на влияние социокультурных факторов, а, напротив, принимать его во внимание, - точку зрения когнитивистов-интерналистов на развитие научного знания можно корректировать, конкретизировать, но нельзя полученные ими результаты счесть выморочным имуществом - у него немало наследников. Просто весь вопрос придется переформулировать: суть не в том, что социальные факторы влияют на эволюцию научного познания, а в том, можно ли считать эти влияния определяющими его ход и результаты. Драматичную эволюцию взглядов на науку можно проследить по произведениям таких западных авторов, как Х.Альберт, Р.Ауди, А.Айер, Р.Дж.Бернстайн, М.Вартофский, Г.Х. фон Вригт Дж.Гаттинг, М.Жакоб, ,.М.Каллон, Р.Карнап, Т.Кун, Ж.-П.Курсьяль, ИЛакатос, ЛЛаудан, А.Масгрейв, К.Мозер, У.Ньюгон-Смит, Х.Патнем,,М Полани, К.Р. Поппер, Р.Рорти, П.Росси, Ф.Саппе, Дж.Сомервилл, И.Стенгерс, Н.Стокмен, Ст.Тулмин, А.Н.Уайтхед, П.Фейерабенд, М.Хессе, Й.Хинтикка, Дж. Холтон, ПД.Хэмлайн, А.Ф.Челмерз, Й.Э5шана, и др.

Советская научная общественность довольно рано почта беспрепятственно стала знакомиться с основными достижениями западной мысли в этой сфере по переводам, рефератам ИНИОН АН СССР, пересказам и творческому обсуждению механизмов научного познания, становлению научных дисциплин, институтов и дисциплинарному статусу научного знания в статьях и монографиях таких авторов, как, например, Н.С.Автовомова, Л.Б.Баженов, И.В. Блауберг, П.П.Гайденко, Б.С.Грязнов, И.Т.Касавин, В.АЛекторский, С.Р.Микулинский, Э1М.Мирский, Е.П.Никитин, А.П.Огурцов, Б.И.Пружинин, М.А.Розов, В.Н.Садовский, Б. А.Старостин, В.С.Степин, Л.С.Сычева, В.П.Филатов, В.С.Черняк, Б.Г.Юдин, Э1Г.Юдин и мн. др. Нерешенность проблемы дисциплинарного статуса знаний сказывается, разумеется, и на гносеологических знаниях. Отвергая гиперкритицизм в отношении к науке, принесший, по мнению

диссертанта, больше вреда, чем пользы, нужно все-таки заметить, что высшая ступень познания - рациональное познапие - не отделено непе-реходимой гранью от остальных познавательных феноменов и процедур -более того, научное познание во многом зависит от того, что происходит "по соседству" - во всей толще культуры, где есть и то, что враждебно познанию - и все-таки полезно для него. Смысл этого парадокса становится яснее, когда определяется естественный круг несистемных феноменов, из которого культура черпает свое богатство.

Цели и задачи исследования. Вся история проблемы истины в культуре и самый последний - современный - этап в ее развитии вплотную подвели к новому качественному скачку в понимании природы истины и тем самым Всей шосеолого-эпистемологаческой проблематики вообще. Учтя обозначенные здесь волнообразные движения теоретико-познавательной проблематики в осмыслении проблемы истины и культуры, можно наметить антиципативно некоторые звенья будущих выводов, одновременно формулируя теоретические задачи диссертационного исследования соответственно трем его теоретическим целям.

Первая цель - развитие культурологически ориентированного учения об истине - конкретизируется в ряде специфических задач:

1. Исходное диалектическое представление об истине как системе требует именно системного рассмотрения самой теории истины, то есть построения определенной категориальной сети.внутри нее. На этом уровне анализа возникает необходимость исследования семантики всего многообразного поля истинностной терминологии, в которой в наши дни царит большая путаница.

2. Вопрос об истине в научном познании по-разному ставится применительно к различным уровням познания. Однако вопрос о факту-альной основе теории, сущности и природе научного факта, соотношении факта и истины давно, активно и широко, но малоуспешно обсуждается в современной теоретико-познавательной литературе, и потому в этой сфере также остро необходим приток свежих взглядов и идей.

3. Выявление качественно различных ступеней в проявлениях диалектики истины и заблуждения имеет следствием возможность уточнения и придания категориального значения понятию гносеологического статуса конкретно-научного знания. Тем самым обретет конкретную почву и проблема объективной логики развития специально-научного знания. Сделать ощутимые шаги в решении этой проблемы применительно к культурологическому знанию - одна из целей данного исследования.

4. Аналитическая работа по выявлению источников и природы заблуждений важна сама по себе - как самоцель: именно так и происходит развитие теории познания. Есть у этой работы и "прикладной" результат -уточнение многих важных моментов функционирования иллюзорных форм общественного сознания. Но не "дополнение" и, тем более, не отказ от вечных завоеваний философской мысли, а выработка принципиально нового единства на более широкой основе - таков, видимо, единственно возможный способ, каким гносеология, а тем самым и философия вообще, может сохранить значение для всех видов и форм познания, возможных в культуре. Таким образом, выход за пределы гносеологии при рассмотрении методологических проблем обществознания неизбежен: истинная теория социальных иллюзий требует истинной теории социума - иного пути для понимания иллюзорности иллюзорного не может быть в принципе.

Вторая цель - построение категориального аппарата теории культуры в процессе эпистемологического анализа и критического пересмотра наиболее влиятельных концепций в области теории культуры:

1. Зйистемологический анализ позволяет выявить особое явление в области культурологии - культуролошзм - такую ориентацию в философии культуры, при которой исследователь сталкивается с расширительным толкованием теории культуры, с приписыванием ей функций, которые она принципиально не в состоянии выполнить. Несомненно, нельзя ограничиться констатацией такого положения дел - необходимо проанализировать эту тенденцию в современной западной философии - претензии теории культуры на гипертрофированную методологическую роль.

2. Развитие современной отечественной культурологической мысли осуществлялось на почве иных, чем на Западе методологических устоев и предпосылок. Между тем бросается в глаза подобие, сходство и одинаковые логические ходы в рассуждениях наших и западных культурологов. Такая конвергентность, безусловно, нуждается в объяснении, которое, в свою очередь, может быть получено лишь в результате прослеживания и критического анализа самой логики развития нашего культурологического сознания.

3. Параллельные процессы развития самой культуры и развертывания категориальной сети теории культуры создают благоприятную среду для разработки основ теории культуры средствами эпистемологического анализа. Важно не переоценить возможности этого анализа; вместе с тем провести здесь грань можно, лишь предварительно выработав критерии демаркации.

4. ЭЬистемологический анализ категориального строя теории культуры - и орудие, и порождение самой идеи культуры; эта идея и должна быть положепа в основание какой бы то ни было теоретической структуры. При этом естественно обнаруживается та самая алтиномичность, которая заставляет заново ставить вопрос: как возможна культура?

5. Структурные характеристики культуры не могут быть без ущерба представлены в отрыве от содержательных моментов: без общих представлений об изначальной клеточке - структурной единице анализа, а также о центральном звене - основе культурной реальности нечего и надеяться представить здание культуры сколько-нибудь систематически.

Третья цель - проследить динамику культуры и выявить статус культурологического знания:

1. Разрешение антиномии устойчивости и изменчивости культуры издавна составляло задачу теоретической культурологии. Всякий раз, заново решая Э1у задачу, приходится предварительно отыскивать источник изменений и притом такой, который лежит в пределах самой культуры. Выдвигая идеал на роль такого источника, исследователь оказывается перед лицом необходимости структурно представить идеал, т. е. то, что, строго говоря, структуры не имеет. 3!тот парадокс идеала надлежит разрешить в первую очередь при рассмотрении динамики культуры.

2. Следом за решением структурных проблем идеала идет вопрос о способе функционирования идеала в культуре, то есть о механизмах культурной динамики - решение этой проблемы должно было бы подвести итог целостному представлению о культуре, как она мыслится с позиций эпистемологии, коль скоро образ культуры формируется культурой.

3. По сути, стадия развития науки определена культурой, которая сама в свою очередь определена общественным бытием. И потому определение стадии в познании самой культуры становится проблемой.

4. Анализ образа культуры в культуре, самосознание культуры, которое складывается, в частности, из культурологических знаний, позволяет поставить вопрос о статусе знания вообще и о гносеологическом статусе теории культуры.

5. В одном ряду с проблемами стадийности в развитии культуры стоит проблема дисциплинарной структуры наук о культуре, а решение этой проблемы открывает пути для выявления эпистемологического статуса теории культуры - своего рода философского резюме темы "истина и культура". Общим итогом проделанной диссертантом работы является принципиально новое понимание теории культуры, методологии исследования культуры и, наконец, теоретико-познавательных возможностей

ее постижения. Диссертант надеется, что предложенное понимание культуры в свете эпистемологии не только обозначит определенные завоевания, обретения на еще нетвердой почве культурологии, не только подытожит многолетние предшествующие искания в этой области, но и положит начало новому направлению в теоретико-культурных разработках. В данном случае в противовес философии культуры с ее культурологизмом, в полемике с ним эпистемологическими средствами строится особого рода экспериентная теория культуры, способная, по мысли автора, вместить, впитать в себя выявленные в процессе теоретико-познавательного анализа жизнеспособные моменты других теоретических построений в этой сфере.

Методологические основы диссертации. Применительно к области теории познания вопрос о методологических основах исследования выглядит странно: сама теория познания как раз и вырабатывает такие методологические основы, поскольку теория познания, обращенная в действие, выступающая как инструментарий вместе с самой этой деятельностью - это как раз и есть методология. Так что по отношению к данной предельно широкой теме вопрос о методологии может быть осмысленным только таким образом, что вся предшествующая теория познания выступает как методологическая база исследования. Все то гносеологически ценное, что виртуально может быть использовано для разработки актуалитетов теории познания - все это составляет методологическую базу исследования. Ограничения касаются здесь лишь индивидуальных возможностей каждого автора в осмыслении всего пути философских, гносеологических исканий человечества, а также общемировоззренческих ориентации, поскольку эти последние по большей части носят a priori взаимоисключающий характер и предполагают выбор. В данном случае такие предпочтения приводят на путь своего рода трансмарксистской теории познания, которая и представляет потому методологическую основу исследования и которая в данном случае - в отличие от каких бы то ни бьио других наук - не предшествует исследованию, а парадоксальным образом создается в процессе самого исследования. Новые результаты, полученные в работе. По-новому поставленные проблемы, получившие отражение в сформулированных выше целях исследования, позволили получить ряд новых результатов при решении всех перечисленных исследовательских задач. Попутно знакомя нашего читателя с большим количеством источников по современной западной философской и культурологической проблематике, диссертант вместе с тем в ходе обсуждения соответствующих сюжетов пришел к теоретическим итогам, не имеющим аналогов не только в отечественной, но и в современной

западной философской мысли. 35го стало возможным как результат сознательной ориентации па развитие диалектической и одновременно материалистической установки в теории познания, которой европейский и американский Запад до недавнего времени пренебрегал, и которую российский "Восток" догматизировал, удушив посредством объятий.

Конкретно научная новизна исследования выражается в следующем:

- выявлены как общая идейная база построения таксономий в категориальных системах классической теории истины, так и ценные моменты доказавших свою принципиальную ложность неклассических теорий истины - в первую очередь когерентной и прагматической;

- раскрыта как несостоятельность догматико-марксистских трактовок истины в качестве "верного отражения" действительности, так з принципиальная плодотворность, продуктивность, эвристичность современных вариантов теории отражения в шоссологии и эпистемологии;

- выявлена путаница в номенклатуре понятий, связанных с истинностным контекстом, и предложены средства к ее устранению;

- обнаружены и проспективно осмыслены пути дальнейшего обогащения открытой диалектически ориентированной категориальной системы теории истины;

- подверглись во многом радикальному переосмыслению традиционно-марксистские теоретико-познавательные категории "абсолютная истина", "относительная истина", "относительное заблуждение" и проч.;

- предпринята попытка ревивификации скомпрометированных идей кумуляшвизма в научной динамике;

- выявлено и подвергнуто анализу существование особого рода теоретического артефакта - культурологизма с его необоснованной претензией на роль тотальной философии культуры;

- прослежены процессы минимизации подходов к теории культуры с праксеолого-исторической точки зрения;

- смена социальных идеалов осмыслена как ломка старой культуры, своего рода культурный взрыв, который имеет творческую природу;

- впервые сложный процесс смены идеалов "подчинен" ряду закономерностей и законов, среди которых особо выделяются два, названных автором законами компенсаторности и "третейского судьи";

- автор подводит к перспективе теоретического разрешения роковую антиномию истины и культуры, элиминировать которую de facto можно лишь снятием отчуждения в социуме;

- в то же время выяснено, что антиномия истины и культуры - эс-сенциальное выражение всеобщей антиномии человеческого бьгшя.

Положения диссертации, выносимые автором на защиту:

1. Определяемое культурой развитие теоретико-познавательных ориентиров проявляется в развертывании категориальной системы теории истины, каковое развертывание можно конструктивно осуществить лишь на базе классической теории соответствия (неуклюже называемой у нас "корресповдентной" теорией истины).

2. Развитию классической и опровержению неклассических теорий истины в высокой степени способствует анализ симметричных логико-семантических рядов "истина - истинность - истинное", с одной стороны, и "заблуждение - ложность - ложное", с другой.

3. Ведущая роль в раскрытии динамики истины принадлежит диалектике истины и заблуждения в познавательном процессе, смысл которого состоит именно в накоплении моментов абсолютного знания в оболочке заблуждения.

4. Диалектика истины и заблуждения по-разному проявляет себя на эмпирическом и теоретическом уровнях научного познания, с чем особенно важно считаться при анализе культурных процессов.

5. Теоретический уровень рассмотрения диалектики истины и заблуждения позволяет вскрыть общую лотку развития научного познания. Здесь выделены три качественно различных этапа проявления этой диалектики, которые можно проследить в истории любой ставшей науки.

6. Объективная логика становления знаний о культуре, подчиняющаяся означенной закономерности, играет ключевую роль в осмыслении собственно культурных феноменов, в связи с чем.

7. В настоящее время неустранимый, индиссслютивный остаток всех наиболее влиятельных наличных теоретических построений в области понимания культуры explícito et implícito включает представление о культуре как о социально значимом опыте деятельности, транслируемом через поколения средствами примера, показа и языка.

8. Структура так понимаемой культуры включает социальные нормы, традиции и идеалы в качестве основных структурных единиц, таксономически составляющих каркас концептуальной картины культуры.

9. Динамические аспекты в культуре, воплощающей собой момент стабильности социума, представлены социальными идеалами, исторически демонстрирующими сложную структуру, которая глубже всего развертывается в диалектике познавательных, этических и эстетических составляющих.

10. Зйистемический, эпистемологический и гносеологический статус знаний о культуре определяется экстернально бурным процессом складывания сети культурологических дисциплин (философии культуры, общей и частной теории культуры, культуроведения, социологии культуры и пр., а интернально - процессами перехода от первого, "научно-фантастического" познавательпого этапа ко второму - гипотетико-антитети-ческому.

Теоретическая и практическая значимость результатов, полученных в диссертации, заключается прежде всего в возможности их использования при разработке как проблем теории познания, так и теории культуры. Диссертационное исследование вносит свой вклад в обоснование обновленного понимания современной гносеологии. Разумеется, наряду с положениями, получившими в диссертации всестороннее обоснование, здесь содержатся и такие, которые нуждаются в дальнейшем подтверждении, намечают пути к последующим конкретным исследовательским разработкам. Следовательно, часть теоретических результатов относится к уровню поисковых исследований, часть - к уровню фундаментальных проблем, наконед, часть выводов может быть реализована при построении конкретных исследовательских программ.

Целый ряд выводов может быть использован в процессе изучения курса современной философии, теории познания, а также при чтении курса теории и истории мировой и отечественной культуры, в работе методологических семинаров. Непосредственно практическую направленность имеет та часть диссертационной работы, которая связана с построением методологической базы конкретных исследований по социологии культуры. Теоретические и практические результаты, полученные диссертантом, были использованы им в практике преподавания курсов философии, истории философии, теории и истории мировой культуры, в лекциях по соответствующей проблематике для студентов и аспирантов Московского педагогического государственного университета им. В.ИЛенина, Московского государственного университета им. М.В Ломоносова, а также а ряде спецкурсов по проблемам философии истории, философско-эстетяческих проблем современного искусства, по культурологическим аспектам современного психоанализа и др.

Апробация работы. Результаты диссертационного исследования нашли отражение в публикациях автора, в докладах и выступлениях на региональных, российских и международных конференциях, совещаниях и симпозиумах, в частности, в выступлениях на региональной конференции по проблемам духовного богатства общества (г.Балаково, 1987), на

Международном конгрессе по логике, методологии и философии науки (Москва, 1987), на Международной конференции по проблемам психоанализа, гипноза, внушения в Серизи-ла-Саль (Франция, 1988), на Всесоюзной конференции по лошке, методологии и философии науки (Минск, 1990), на Межреспубликанской конференции "Проблемы научного и технического творчества" (Одесса, 1992), на Международной конференции "Теория, методология и практика научного и технического творчества" (Одесса, 1993), на Пятой Всероссийской конференции по методолошческим (философским) и этическим проблемам науки и техники (Москва, 1994) и др. 40 публикаций с изложением результатов исследования по общему объему составили около 50 авт.л.

Диссертация обсуждалась ва заседании кафедры философии Московского педагогического государственного университета и была рекомендована к защите.

Структура работы определена целью и задачами диссертационного исследования. Оно состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Основное содержание работы

Введение содержит обоснование актуальности темы и краткую ха-рактерисгаку степени ее разработанности. Здесь же формулируются цель и задачи диссертационного исследования, обосновываются методологические принципы предлагаемого диссертантом подхода к проблеме, определяется практическая значимость полученных результатов.

Глава первая ("Суверенность и автохтонность истины в культуре. Истина: система и процесс") представляет собой попытку развития теории истины в том направлении, которое, по мнению диссертанта, позволит оптимизировать эпистемологический анализ категорий теории культуры.

В первом параграфе очерчено проблемное поле исследования, обозначены эпистемологические основы проблематизации познания в культуре а также представлены некоторые разной значимости следствия занятой автором эпистемологической позиции, которая характеризуется как трансмарксистская. При этом намечены пути последующих эпистемологических изысканий в теории истины как результата и процесса познания.

Второй параграф знакомит со взглядом диссертанта на логико-семантические проблемы теории истины и подводит к мысли о том, что рассмотрению проблем истины в культуре должно предшествовать уточ-

нение понятий истина и заблуждение, решение ряда дефинитивных проблем в этой области. С точки зрения диссертанта совершенно безосновательны попытки определить истину через "правильное", "верное" отражение, поскольку сами по себе эти термины ничего не дают, а лишь переназывают понятия. В том же случае, когда обращают внимание на то, что "правильное" пе синоним оистшшогоп, приходится долго уточнять значение "правильности", наталкиваясь при этом на противоречие с естественным языком, в котором слово "правильное" обозначает следование неким правилам. Ключом к решению проблемы определения истины и заблуждения в логико-семантическом плане можно считать выяснение соотношения понятий "истина", "истинность", "истинное". Э5гой триаде соответствуют понятия "заблуждение", "ложность", "ложное".

Характер отношений, связывающих эти категории, может быть раскрыт с помощью триады "вещь - свойство - отношение". В этом случае категория истины предстанет как "вещь", то есть ограниченное в пространстве и во времени материальное или идеальное образование, относительно самостоятельное по отношению к другим предметами или явлениям (материальным или идеальным). В этом случае истинность - это наличие у предмета качества "быть истинным", то есть в содержательном плане присутствие у продукта идеальной деятельности соответствия со своим объективным прообразом. Истинность - это свойство продукта идеальной деятельности соответствовать тому предмету, явлению или процессу, который в этом продукте отражен.

Точно так же обстоит дело и с категориями озаблуждениеп, олож-ностьп, оложноеп. Здесь не должно вызывать сомнения лексическое несовпадение в номинации этих категорий: в русском языке нельзя образовать атрибутивные формы от существительного "заблуждение". В связи с этим возникает необходимость рассмотреть подробнее отношение между понятиями оложьп и озаблуждениеп. Этимологически совершенно очевидно, что понятие оложьп включает в себя момент преднамеренного введения в заблуждение. И потому правомерно рассмотрение категории оложьп, но не в рамках гносеологии, а как соответствие гносеологическому озаблуждениеп внутри теоретической этики, где оно в свою очередь соотносилось бы с деятельностью по осуществлению лжи, то есть с обманом. Вполне корректно рассматривать соотношения озаблужденшш, олжип и ообманап в рамках теории морали, но недопустимо при этом стирать, уничтожать границу между этикой и гносеологией.

Третий параграф посвящен рассмотрению таких гносеологических категорий как факт, теория и метод. На теоретическом и эмпирическом

уровне проблема истины ставится и решается различным образом. С точки зрения диссертанта факт должен быть интерпретирован как фрагмент, мельчайшая крупица истины, то есть та часть содержания сознания, которая совпадает с отражаемым в сознании фрагментом действительности.

Логика движения от факта к интерпретации делает необходимым переход от эмпирии к теории, каким бы ни казался практически-конкретным, "приземленным" решаемый вопрос. И потому столь методологически важным оказывается для исследователя-эмпирика преодоление барьера эмпирии, переход к теоретической перспективе рассмотрения своего предмета.

По сути именно на теоретической стадии всерьез возникает проблема истинности информации, ибо только с этой поры в поле зрения оказывается сложная диалектика познавательного процесса, без раскрытия которой невозможно обойтись при исследовании как природных, так и общественных явлений. Укладывание новых фактов в систему требует выдвижения новых идей, которые суть не что иное, как отражение связей между фактами. Идеи представляют собой тот конструктивный материал, из которого складываются гипотезы, в дальнейшем по мере подтверждения превращающиеся в теории. Как раз движение идей в системе составляет суть теоретического этапа в развитии знания; именно на этом этапе (точнее, уровне познания) знания становятся достоверными; именно в этом случае имеет смысл говорить об истинности знаний.

Метод философского познания как познания истины об истине, как направление познания истины по истинному пути в строгом смысле не является только научным методом, и в этом его специфика по сравнению с методами специальных и общих научных дисциплин.

В четвертом параграфе осуществляется переход к рассмотрению истины как процесса. Здесь раскрывается понимание диссертантом диалектики познавательного процесса как диалектики истины и заблуждения. Диссертант исходит из того, что вся человеческая практическая деятельность с самого начала может быть разделена на свободную и несвободную, зависимую, успех которой во многом определяется случайностью. Совершенствование свободной деятельности идет по линии отсеивания ненужных и ошибочных действий; в сфере несвободной практики намечалась тенденция к закреплению мельчайших деталей прошлого опыта, случайно удачного образа действий. Таким образом, развитие обеих сфер деятельности шло по прямо противоположным направлениям. Тем очевиднее становится различие между деятельностью, объектавно необходимой для достижения реального результата, и деятельностью, лишь

формально направленной к его достижению, то есть между деятельностью "правильной", реальной и деятельностью ошибочной и иллюзорной. Поскольку развитие сознания обусловлено, определено развитием практики, ее раздвоение на реальную и иллюзорную не могло не привести к аналогичному явлению в сфере сознания. В ходе развития сознания произошло раздвоение человеческого познания, мышления на сферу реального, "верного", истинного познания и сферу иллюзорного "нереального" мышления. Первая сфера - отражение реальной практики, вторая - иллюзорного образа действий. Возникшее в силу раздвоения практики разделение также и сознания на две сферы было одновременно возникновением двух способов, путей познания, образов мышления - реального, логического и нереального, алогического, магического. Пользуясь первым из них, человек продвигался к истине. Идя по второму - неизбежно попадал в пучину заблуждения (именно в пучину: истина одна, заблуждениям имя - даже не легион, а бесконечность).

Процесс познания уже при самом поверхностном рассмотрении в самом общем виде предстает как переход от незнания к знанию, как становление знания. Более конкретно диалектика развития познания раскрывается через анализ развивающегося знания. Если в самом общем плане развитие познания представляется как переход от незнания к знанию, то, обращаясь к более глубокому и вместе с тем конкретному уровню рассмотрения процесса познания, его можно оценить как все большее пополнение и уточнение знаний. Проникновение в диалектику знания и незнания помогает глубже определить заблуждение как такое незнание, которое обладает всеми формальными признаками знания. 9!ш видимость знания, знание лишь по форме и незнание - по содержанию. В этом смысле появление "ложного знания" - неслучайный оксюморон, - заблуждений есть результат влияния субъективной формы, в которой всегда существует знание, на содержание этого знания. "Сбрасывая" субъективную форму, освобождаясь от ее влияния, содержание знаний обогащается, а не обедняется, поскольку становится все более объективным.

Особое внимание диссертантом уделено проблеме истины и заблуждения в диалектике абсолютной и относительной истины. Последняя представляет собой отдельный момент познания как проникновения в сущность предмета. Каждая относительная истина в этом смысле представляет собой момент относительного покоя, без которого ни один процесс, поскольку он выступает как единство прерывности и непрерывности, не может существовать. Относительный покой именно потому, что он представляет собой момент движения, содержит в себе противоречие,

которое вызывает самую необходимость движения, перехода к "следующему" моменту движения. Таким противоречием внутри относительной истины и является противоречие в ней моментов абсолютной истины и моментов заблуждения. До определенного времени в противоречии моментов истины и моментов заблуждения внутри относительной истины момент их единства выступает на первый план, и это тот этап существования данного теоретического построения, когда оно выступает как истина. Внешне это выражается так, что в данной теории невозможно отличить, указать с определенностью, какие именно элементы данной теории представляют собой истину, а какие - заблуждение. То и другое в рамках единства, тождества противоположностей в известаом смысле неотличимо. До сих пор моменты заблуждения, находясь в отношении противоречия с моментами истины, но будучи органической составной частью данной теории, не обнаруживали противоречия с действительностью - с той частью объективного мира, которая находила отражение в данной теории. Если до этого момента данная теория выступала в качестве истины и только истины, то данный момент ее существования характеризуется тем, что она выступает одновременно как истина и заблуждение. Теория, не объясняя всей совокупности фактов данной предметной области, не может всерьез претендовать на значение истины. В этом смысле она представляет собой заблуждение. В то же время, поскольку данной теории не противостоит никакая другая теория, данная теория практически продолжает выполнять функции, которые выполняла до сих пор, играя роль истины.

3!го время становления новой теории - теории, которая приходит (если угодно, в рамках старой парадигмы, а иногда и в качестве новой) на смену прежней теории только потому, что содержит в себе те моменты истины, которые содержались в старой теории, но кроме того добавляет ряд новых моментов абсолютной истины, отсутствовавших в прежней теории. Новая теория содержит больше моментов абсолютной истины, чем содержала их старая теория. В силу этого новая теория отныне выступает как истина. Однако и эта истина представляет собой истину относительную. Хотя прибавление зерен абсолютной истины в прежнюю сумму их и связано неразрывно с устранением частиц заблуждения, такое устранение не может быть полным: в новой относительной истине моменты заблуждения устранены лишь частично, в ней также содержатся крупицы заблуждения. Более того, это не только те заблуждения, которые содержались в старой теории - здесь и новые заблуждения, связанные с расширением круга явлений, объясняемых теорией. Тем не менее,

поскольку новая теория снимает противоречия старой, принимает в себя моменш истины, в ней содержавшиеся, она, эта новая теория, не только играет роль истины, но и в действительности в данный момент ею является.

Появление новой теории, выступающей отныне в качестве истины, превращает старую теорию в заблуждение, поскольку моменты истины, в ией содержавшиеся, сняты новой теорией. В силу этого моменты заблуждения, содержавшиеся в старой теории наряду с моментами истины, выступают отныне на первый план. Старая теория вместе с моментами истины, заключающимися в пей, выступает в качестве заблуждепия и в действительности, объективно представляет собой заблуждение. Особенно важно здесь подчеркнуть, что с этого момента данная теория выступает и объективно является не истиной и заблуждением одновременно, а заблуждением и в этом смысле только заблуждением.

Между тем нельзя забывать, что, подобно тому, как прежде данная теория, будучи истинной, была только относительной истиной, ныне, являясь заблуждением, эта же теория является относительным заблуждением. Представляет собой та или иная теория истину или заблуждение - это зависит от конкретного момента, до которого объективно дошло развитие познания в процессе движения к соответствию с объективной действительностью. Те теории, которые в данный момент считаются истинными, могут служить и служат объективным показателем (индикатором) степени развития познания. Оценка той или другой теории как истины или заблуждепия всецело определяется тем конкретным местом, которое данная теория занимает в общем процессе познания определенного явления или круга явлений.

В области этических отношений проблема истины в ее динамике трансформируется в антиномию правды и лжи, а деятельность по введению в заблуждение, по осуществлению лжи, фиксируется категорией "обман". В сфере эстетических отношений проблема истины ярче всего выступает в антииомичных отношениях художественной правды и лжи. Синтезированное выражение все эти частные проявления антиномий находят, с этой точки зрения, в проблеме истинности и ложности социального идеала, обозначая тем самым параметры глубинной проблематики взаимоотношения истины и культуры. И, наконец, особое значение приобретает проблема истины, взятая в общесоциальном и общекультурном плане. Здесь особенно важно различение разнообразных видов социальных заблуждений, порождаемых ограниченностью социально-исторической практики.

В пятом параграфе последовательно проводится мысль о том, что на различных этапах процесса познания диалектика истины и заблуждения проявляется по-разному. На более ранних этапах развития познание может осуществляться не только путем перехода от одной относительной истины к другой, то есть путем превращения относительной истины в относительное заблуждение, но и путем перехода от заблуждения к заблуждению, причем такой переход может означать и в действительности представлять собой развитие познания, этап на пути достижения соответствия человеческих представлений объективному миру. На определенных этапах процесса познания в науке существуют системы идей - теории, которые в основе, в своем главном содержании представляют собой заблуждения, то есть главное и основное содержание теории не соответствует предмету; такая теория никогда истиной не была и никогда ею не будет. В этом смысле она представляет собой абсолютное заблуждение. Однако коль скоро данная теория представляет собой определенную научную систему, знание, основанное на конкретном эмпирическом материале или на определенной аксиоматике, хотя бы и относительно ограниченных, такая теория с необходимостью включает в себя моменты, крупицы истины. Если бы таких моментов, крупиц истины в ней не содержалось, данная теория не представляла бы собой научную систему, была бы во всех отношениях абсолютным заблуждением, представляя тем самым "высшую" ступень заблуждения или бессмыслицу, абсурд, не имеющий соприкосновения с действительностью.

Моментов, крупиц истины в составе заблуждения недостаточно для того, чтобы сделать данную теорию истинной, но благодаря наличию этих моментов заблуждение получает право на бытие, так сказать, "вид на жительство". В ходе дальнейшего развития науки в теорию включаются все новые и новые моменты истины. До определенного времени сохраняется возможность включения этих новых моментов истины в данную теорию. Таким образом, под оболочкой заблуждения происходит накопление (опять накопление!) моментов истины. 3!гот процесс приводит к замене старой теории новой.

Но если моментов истины, содержащихся в новой теории, недостаточно для того, чтобы новая теория смогла стать истиной, переход от старой теории к новой означает только переход от одного относительного заблуждения к другому. При этом основное содержание процесса познания, его смысл остается и здесь прежним - накопление моментов истины. Но форма, в которой данный процесс протекает, иная - это переход от заблуждения к заблуждению.

К концу этого ряда относительных заблуждений, в силу постоянного накопления крупиц истины неизбежно наступает момент, когда появляется возможность перехода от заблуждения к истине. 3!го означает, что новая теория соответствует объекту в своем основном содержании происшедший в результате нарушения меры количественных изменений скачок знаменует собой наступление качественно нового этапа познания. Если до этого момента познание осуществлялось в ряде относительных заблуждений, то, начиная с этого момента оно осуществляется в ряде относительных истин.

Однако сложность процесса научного познания не исчерпывается и этим. Существовал период, когда развитие познания осуществлялось путем перехода от одного фантастического представления к другому. Фантастическое представление есть результат отлета, отрыва от действительности - результат раздувания, разбухания в абсолют момента фантазии, всегда свойственного человеческому познанию. 3!га абсолютизация момента фантазии в познании была неизбежной: она явилась следствием чрезвычайно узкой фактической базы, на которой основывалось познание; фантастическое представление было вызвано к жизни необходимостью компенсировать незнание. Явившись порождением чрезвычайной узости и ограниченности человеческой практики, фантастические представления выступают как особого рода заблуждения. И фантастические представления могут включать в себя отдельные точно отмеченные наблюдением факты, отдельные верные догадки, представляющие собой мельчайшие крупицы истины. Но существует разница между относительными заблуждениями, о которых только что шла речь, и заблуждениями - фантастическими представлениями. Если те относительные заблуждения с необходимостью включают в себя крупицы истины, то фантастические представления могут содержать их в себе лишь в качестве случайного момента. Значит, в том или ином фантастическом представлении крупицы истины могли содержаться, а могли и отсутствовать.

Следовательно, с точки зрения диалектики истины и заблуждения всю историю науки можно условно поделить на три основных этапа. Первый можно назвать "научно-фантастическим"; он характеризуется тем, что истина выступает в нем в форме фантастического представления, а процесс познания реализуется1-путем перехода от одного фантастического представления к другому.

На втором этапе процесса познания истина выступает в форме заблуждения, а сам процесс познания осуществляется в форме движения от одного относительного заблуждения к другому. Наконец, третий этап

развития познания, когда истина выступает в форме относительной истины, осуществляется путем перехода от одной относительной истины к другой. Каждый из этих этапов процесса познания знаменует собой отдельную ступень в проникновении в скрытую сущность предметов объективного мира. Глубина этого проникновения в конечном итоге обусловлена степенью развития материальной практики человечества. Именно потому, что все три этапа - звенья единого процесса познания, каждый последующий этап в снятом виде содержит в себе предыдущий.

Деление на этапы не является универсальной классификацией истории науки, не претендует на эту роль и не отменяет все иные классификации. Вместе с тем деление на этапы не только относительно, но и абсолютно: относительность деления на этапы ни в какой мере не означает произвольности этого деления; как ни относительно различие, оно, тем не менее, существует. В пределах первого этапа возможно лишь отбрасывание или игнорирование одного концептуального построения другим, ибо они не имеют в пределах нечетко очерченной, но общей для них предметной области точек взаимного проблемного соприкосновения; на втором этапе способом движения познания является конкурентная борьба взаимоисключающих концепций, в которой победа, однако, может быть лишь временной - на этом этапе принципиальная антиномия, таящаяся в предмете и методе овладения им, неразрешима; наконец, на третьем этапе отношения между теориями строятся на принципе концептуального преодоления, "снятия" одной теории другой. Таким образом, на первом этапе альтернативные теории в процессе движения познания могут быть лишь отвергнуты, на втором опровергнуты, на третьем - превзойдены.

Постижение логики развития науки не исключает, а предполагает рассмотрение истории проблем данной науки, только история должна быть взята в строго определенном плане - в плане раскрытия взаимоотношений ее идей, гипотез, теорий. Очевидно, что это взаимоотношение в каждой из конкретных наук, подчиняясь общим закономерностям, в то же время отмечено исключительным своеобразием. Истина и заблуждение в этом взаимоотношении выступают в самых причудливых сочетаниях, сквозь которые пробивают себе дорогу общие закономерности соотношения истины и заблуждения. Раскрыть своеобразие проявления этих закономерностей и означает выявить объективную логику развития той или иной области теоретического знания.

В данном случае речь идет об эпистемологическом анализе теоретико-культурных построений: надлежит проследить за складыванием в культуре знаний о культуре, за постепенным вьгкристаллизовыванием

концептуального аппарата, призванного составить в дальнейшем остов соответствующих дисциплинарных структур. Именно этот путь, по убеждению диссертанта, может привести к проникновению в сущность собственно культурных феноменов. Именно таков вклад эпистемологической теории, гносеологического учения об исгипе в исследование культуры.

Глава вторая ("ЭЬистемолгический анализ категориальной структуры теории культуры") открывается формулировкой поистине Кантовой антиномии: если грядет царство истины, то как возможна культура? Причастность этой антиномии, осознанные или неосознанные попытки разрешить ее делают любую создаваемую ныне работу по теории культуры неизбежно полемической. Такая полемика в первом параграфе ведется на материале современной западной теории культуры.

Традиционная связь философии и культуры в наши дни в западной философской мысли обозначила себя своеобразно. Не только практические потребности, но и развитие самого теоретического познания подводило именно к теоретической постановке этой проблемы. Логика научного позпапия, исследуемая различными школами современной философии науки, методологии и социологии науки, разными путями шли к сходным представлениям об источниках, основах и причинах развития научного знания. В пауковедческих исследованиях последних лет стали присутствовать ссылки на "социокультурную" обусловленность научного познания, независимо от того, как при этом понимается такого рода обусловленность. Поэтому можно говорить о том, что при всей шпоралистичности истолкований культуры в современной западной культурологии ведущая проблематика возникает в условиях своего рода взаимопронизывании социолого-науковедческих и философско-мировоззренческих подходов. Статус теории культуры, ее отношение к конкретным наукам, с одной стороны, и к философии - с другой - вот то проблемное поле, на котором в наши дни происходит немало впечатляющих событий идейно-теоретической жизни Запада.

По суш, можно зафиксировать двоякого рода тенденции в современной западной философии: подмену философии теорией культуры (придание теории культуры не свойственных ей философских функций) и использование теории культуры в качестве методологии социально-гуманитарного познания, то есть опять-таки замену философии в ее методологической функции культурологией Подобную претензию теории культуры на гипертрофированную методологическую роль диссертант назвал кулмурологизмом Культуролошзм - один из способов ответа современной западной философии на традиционный основной вопрос фило-

софии: вся философия, с этой точки зрения, должна стать философией культуры шш - что то же - теорией культуры. При таком расширительном толковании теория культуры практически перестает играть какую-либо специфическую роль в познавательном процессе. Вот почему ныне понятие культуры теряет влияние в научной жизни Запада, и на первый план выдвигаются конкретные задачи, которые может решить культурология, и притом только она.

Утверждение автономности культуры и детерминирующего характера воздействия ее на поведение человека широко представлено в западной немарксистской философии культуры. Однако ссылки на культурную детерминацию вовсе не освобождают от необходимости отвечать на вопрос о том, на чем зиждется культура, что детерминирует ее-то самое. В западной культурологической литературе представлен едва ли не весь спектр возможных ответов на этот вопрос. Общая логика развития противоборствующих направлений западной культурологии вырисовывается весьма определенно. Культурные адаптационисты с их исходной материалистической ориентацией эволюционируют в сторону отказа от идеи культурной детерминированности общества и индивида. Но они не доходят до признания решающей роли общественного бытия в развитии общества -сама эта марксистская лексика вызывает у них реакцию отторжения. Неприятие того, что представляется культурным адаптационистам отходом от системного взгляда в сторону "экономического редукционизма" заставляет их признать справедливыми некоторые доводы идеационистов, то есть изменить материалистической ориентации в пользу "культурного идеализма".

С другой стороны, идеационисты в итоге эволюции от признания решающей роли идей, символов, значений, ценностей для понимания культуры доходят до идеи самостоятельности культурного развития и вместе с! тем до положения о детерминированности человеческого поведения в конечном счете ...производством. Итак, налицо не только взаимное сближение позиций у представителей двух ведущих направлений в современной западной культурологии, но и постепенное прояснение тех общих горизонтов, которые выступают как предпосылки дальнейшего теоретического движения. Каков тот бесспорный позитив, который может быть извлечен материалистически ориентированным исследователем-диалектиком из анализа нелегких путей западной культурологии?

Во-первых, несомненна ее заслуга в исследовании тех факторов в развитии культуры, которые связаны прежде всего с разнообразным формотворчеством. Внутренние закономерности такого формотворчества

остаются до поры скрытыми, так что наиболее глубокие мыслители-куль-туролош поневоле вынуждены приписывать культуре некоторые моменты неразгаданности и тайны. Современная западная мысль хорошо специфицируется, с одной стороны, настойчивым возвратом к этой теме, - так сказать,"тематизацией тайны" в рассуждениях о культуре, а с другой стороны - все большим стремлением избавиться при этом от мистицизма, рационалистически объяснить сам факт постоянного сохранения этого передуцируемого остатка мистериозного. Характерно, что обе тенденции не поддаются объяснению с помощью простой ссылки на действие идеологических факторов.

Во-вторых, все более заметной оказывается несостоятельность культурологических концепций, изолирующихся от общефилософского рассмотрения деятельности: само наличие связи культуры с человеческой деятельностью становится все более явным, хотя характер этой связи остается неясным, поскольку отсутствует четкое понимание сущности деятельности как общественной практики.

В-третьих, осознана теоретическая опасность многих разновидностей редукционизма, и в первую очередь опасность поглощения социального культурным и культурного социальным. Тем самым вновь ставится неотвязный вопрос - вечно роковой для тех, для кого абсолютно неприемлемы марксистские теоретические постулаты в социологии и культурологии. Феномен господства общественного и коллективного сознания над сознанием индивидуальным продолжает оставаться тайной для сторонников отличных от марксизма социальных и культурологических теорий.

Второй параграф посвящен рассмотрению концепций культуры в советской теоретической литературе. Научная деятельность в этой сфере оказалась вовсе не окончательно безнадежной и бесплодной: уйдя в чисто теоретическую абстрактную сферу, отдающую схоластикой бесконечных споров об определениях, научная мысль сделала несколько робких шагов к выходу из тупиков - как "своих", так и "чужих". В частности, обилие, разнобой теоретических концепций и определений культуры, представленных, например, в знаменитой книге Кребера и Клакхона, удалось свести к конечному числу подходов без особенных теоретических потерь. В итоге большая часть исследователей на нашей почве согласилась с необходимостью трактовки культуры в деятельностном ключе, в связи с чем и было предложено несколько ниже перечисляемых трактовок культуры:

- продуктивистская: культура - совокупность материальных и духовных продуктов человеческой деятельности;

- ценностная: культура - совокупность социально значимых человеческих ценностей;

- собственно-деятельностная: культура есть подлинно человеческая суперорганическая (в отличие от животной - органической) деятельность;

- "модусная": культура есть специфически человеческий способ деятельности;

- "креативистская": культура есть социально значимая человеческая творческая деятельность;

- "персоналистская": культура есть личностный срез человеческой истории;

- "эмпирицистская": культура есть система опыта, обеспечивающая воспроизводство человеческой деятельности.

Э!тап в развитии философского осмысления культуры, наиболее ярко означенный спором внутри лагеря сторонников рассмотрения теории культуры с позиций теории деятельности, имел итогом четкое осознание необходимости представить-таки, наконец, теорию культуры в контексте общей марксистской социологической теории. А это, как само собой понятно, в свою очередь становится обоснованием определенного методологического подхода к проблематике теории культуры и к исследованию культуры вообще. Так или иначе, можно сделать уже кое-какие выводы из спора креативистов и их противников.

Культурологическая проблематика в нашей стране, в отличие от Запада, почти целиком выросла на философском материале, и использование, соответственно, философской методологии как инструмента построения дисциплины сказалось на ее содержании самым непосредственным образом. Общенаучные методы, используемые в рамках специальных дисциплин, занимавшихся проблемами культуры, оставались за пределами внимания, и до поры не оказывали существенного воздействия на мысли теоретиков культуры. Еще и в наши дни разрыв между общефилософским и конкретно-научным содержанием и методами в исследовании культуры не вполне осознан. Ни в одном из вариантов концептуальных построений культурологов категория "культура" не становилась на деле инструментально нужной дня представителей конкретных культурологических дисциплин.

Методологическая необеспеченность исходного понятия создавала такую ситуацию для любой соответствующей концептуальной системы, что при каждом теоретическом шаге адепты системы попадали впросак. Именно в этом пункте проявляется вся сложность решаемых культуроло-

гами проблем, состоящая в том, что построение общей теории культуры немыслимо без развития всей системы знаний об обществе - и если принимается в данном случае марксистская система знаний об обществе, то работа по культурологии как будто бы должна развивать именно ее.

В отличие от западной научной методологической идиосинкразии на нашей почве вопросы методологии исследования встречают серьезное отношение. Однако в нашей научной литературе повторяются - по сути, переоткрываются - мысли, идеи, ситуации, которые Запад давно относит к вчерашнему дню пауки. Наводит на размышления, однако, уже одно то, что при разных методологических основаниях одна и та же логика регулярно воспроизводится, работая с точностью часового механизма. Почему? Вряд ли есть риск ошибиться, заявляя: есть, следовательно, у этой области своя предметная логика. А если можно это сказать - значит, налицо та стадия в становлении научной дисциплины, которая позволяет не па социологических - интерсубъективных - основаниях, а на методологических - с обоснованной претензией на объективность - декларировать существование культурологии de facto.

Понятие "культура" подвергается содержательно-смысловому анализу в третьем параграфе. Гносеологический и эпистемологический анализ понятия истины призван был подготовить почву для культурологической рефлексии, для выяснения в свете эпистемологии основных структурных единиц культурологического знания. Описанные ранее • тупики культурологической мысли - следствие неприятия по принципиальным соображениям именно материалистического понимания истории в качестве базиса для построения общей теории культуры. Если же сознательно оставаться на позициях материалистического понимания истории, то любое социальное явление надлежит трактовать как процесс и притом процесс двоякодетерминированный: с одной стороны - общественным бытием, всей совокупностью производственных отношений (первичная детерминация); с другой стороны - всей совокупностью общественных идей, отношений (resp. настроений, чувств, переживаний), социальных институтов, устойчиво передаваемых из поколения в поколение, существующих в обществе на протяжении его истории, то есть всей массой социально значимого опыта (вторичная детерминация). Э!ха вторичная детерминация и представляет собой культурную детерминацию. Понятно поэтому, что полагаемое в основание теории понятие "социально значимый опыт" сразу лишает понятие "культура", так сказать, строгой автономности: культура превращается тогда в совокупность проявлений относительной самостоятельности общественного сознания и построенных на его основе

общественных связей и институтов по отношению к общественному бытию. В содержательном плане культура - это структура и условия осуществления того или иного вида деятельности, то есть социально значимый опыт деятельности, транслируемый через поколения. Социальный характер носит не только содержание опыта, но и формы его трансляции - пример, показ и язык. 3 йистемол отчески мощный довод в пользу признания важности категории "опыт" для культурологии состоит в том, что самые разные школы и течения в гуманитарных науках исходят из этого понятия, которому, надо признать, очень не повезло как в философии, так и в культурологии.

В культуре много явлений, которые внешне выглядят как обусловленные традицией, обычаем, - одним словом, опытом. Если ограничиться феноменологически очевидными данными, придется слишком жестко ограничить рамки культурологии как науки и одновременно резко сузить ее задачи и возможности - она тогда окажется чем-то вроде вспомогательной дисциплины, от которой по мере развития науки отпадают все новые и новые области. Стоит обратить внимание на то, что именно опьгг лежит в основе процессов, которые обычно связывают с опосредованием воздействия производственных отношений, общественного бытия на общественное сознание. Призма, препятствие и форма, наполняемая влитыми в нее производственными отношениями, - вот те метафоры, символы (образы-идеи), метки-знаки, которыми описываются-обозначаются взаимные отношения общественного бытия и культуры. И, надо сказать, каждый из этих образов на самом деле ухватывает существенную сторону дела. Производственные отношения и вправду преломляются сквозь призму исторически конкретного социального опыта; вместе с тем эта масса опыта составляет в иных случаях преграду для установления, утверждения, торжества этих отношений; наконец, производственные отношения вдавливаются в ячеи социального опыта, приобретая определенные структурные черты последнего. Однако конкретнее представить эти основные и множество частных взаимосвязей данного порядка можно лишь при одном условии - если будет раскрыта структура самого этого опыта и механизмы ее взаимодействия с факторами первичной детерминации исторического пуш человечества.

Четвертый параграф представляет собой эпистемологическое обоснование и анализ важнейших звеньев культурной структуры - категорий нормы и традиции. Именно здесь развертывается полемика с эпистемологическими штудиями категорий культуры в работах киевских теоретиков, основной порок подхода. к культуре у которых диссертант

усматривает в подмене теории познания своеобразной культурологической теологией, а тем самым - в стирании грани между наукой и идеологией.

Результатом передачи опыта от поколения к поколению является возникновение культурных структур - "вертикальных" и "горизонтальных". Вертикальное измерение задается категорией "уровень культуры", горизонтальное характеризуется всем разнообразием культурных форм. Роль первичного детерминанта в отношении к культуре проявляется в том, что уровень культуры общества в конечном итоге определяется социально-экономическим строем, общественно-экономической формацией. 3io измерение культуры, будучи главным, не единственно: в культуре одного уровня может наблюдаться огромное разнообразие культур. Преобразование культуры, сколь бы ни бьшо оно медленно, происходит путем культурного "взрыва", в результате которого старая культура преодолевается. Преодоление это, однако, происходит только на основе старой культуры, чем и обеспечивается преемственность в культуре.

На первой ступени в структуре культуры качестве исходной выступает категория нормы. Понятие культурной нормы фиксирует паиболее устойчивые изначальные моменты, связанные с трансляцией социального опыта в процедурах примера, показа и языковой символики.

На второй ступени в категориальном аппарате теории культуры мы впервые встречаемся с центральной теоретико-культурпой категорией -категорией "традиция". В этой категории фиксируются моменты стабильности, устойчивости в существовании каждой конкретной культуры - то, что делает культуру каждый раз тождественной себе. В традиции опыт приобретает интегральный смысл. По суш дела, отказ от традиций и есть смена культурных ориентиров, смена культур. Именно так традиция в последнее время - правда, применительно к ограниченному полю исследования лишь научных традиций - активно изучается западными методологами. (См., например, полагающие целые серии последующих разработок исследования: Smokier Н. Institutional rationality: The complex norms of science //Synthese. 1983. Vol. 57. N 2. P. 129-138; Rorty R. Philosophy in history. - Cambridge: Cambr. Univ. Press, 1985 и мн. др.). Недостаточная разработанность категории "традиция" в культурологическом плане служит серьезным препятствием для построения общей теории культуры. В диссертации подробно рассмотрен вопрос о том, почему именно норма, традиция и идеал, а не многочисленные другие используемые в этой сфере понятия составляют в глазах автора тринитарный категориальный каркас теоретико-культурных построений.

Наконец, главное содержание процесса существования культуры фиксируется в понятии "идеал" - именно в нем отражено содержание основных динамических характеристик культуры как вторичного детерминанта всего социального развития. Э^га проблематика рассмотрена в третьей главе диссертации ( "Динамика культуры: теория социального идеала и статус культурологического знания").

Стабилизация социума, в которой находит отражение относительная тождественность себе каждой социальной общности, указывается в первом параграфе, связана с накоплением количественных изменений внутри социально значимого опыта. 55га изменения суть "идейно-образная" подготовка культурного взрыва, под которым понимается здесь не только отбрасывание традиций, скачок, перерыв постепенности в культурном развитии, но в первую очередь смена общественных идеалов. Характеризуя здесь идеал как высшее выражение социальных потребностей, сложившееся в представление о конечных реальных или утопичных целях социального развития, диссертант в дальнейшем показывает, как именно они функционируют в социуме - первоначально отнюдь не в качестве идеи, понятия, а лишь в качестве общего представления. Такое представление есть структурно артикулированное единство социальных знания (разума), воли и чувства. Идеал - всегда именно единство всех этих моментов, что с древности схватывалось знаменитым понятием "каллокагатия", смысл которого в слиянии, своеобразном "всеединстве" истины, добра и красоты. Идеал - сознательно творимый идеологами (учеными, философами, художниками, моралистами) образ будущей человеческой деятельности в любой из ее сфер. Политические, религиозные, правовые деятели ' функционируют на основе уже действующих социальных идеалов Так, идеологи Великой французской революции разработали стройную систему взглядов, которую разделяли, пропагандировали и воплощали в деятельности руководители, трибуны, вожди революции. В этом факте находит выражение то обстоятельство, что культурная детерминация оказывается по существу и личностной.

По структуре идеал - имеющее исторический характер единство познавательных, этических и эстетических явлений. Каждой составляющей этого триединства присуща в свою очередь относительная самостоятельность, которая стирает зачастую в глазах наблюдателя моменты единства. В сфере познания и его высшего выражения - науки - главное противоречие - это противоречие истины и заблуждения. В теоретической деятельности, в этом бесспорном царстве логики основные достижения делаются на почве отступления от этой логики путем создания "новой ло-

гики". Поэтому научное творчество никогда не сводится ни к дедуцированию того, что изначально содержалось в посылках, ни к экстраполяциям эмпирических обобщений.

Примерно такую картину можно обнаружить и при анализе соотношения главных этических категории. В социальной диалектике добра и зла находит проявление динамика общественной воли. Проблема добра и зла во всей сложности ставит вопрос о свободе, а выявление критериев свободы заставляет обратиться к области не только научной, но и эстетической, поскольку поведение оценивается непременно также и по законам красоты. Сами же законы красоты, сообразно с которыми функционирует художественно-творческая сфера, - суть проявления диалектики прекрасного и безобразного, внутренним существом которой является диалектика идеального и реального. Диалектика идеала предполагает относительность красоты. Тем не менее, когда разум отказывается служить в эстетической сфере, а моральные критерии становятся в этой области неприменимыми, - сама красота с неизбежностью разрушается.

Идеал всегда синтетичен, и потому неправомерно, по мнению диссертанта, в наши дни говорить об особом эстетическом, или научпом, или нравственном идеале: с теоретической точки зрения это абсолютно одно и то же. Но таков идеал лишь "в идеале". Действительность же, реальное функционирование идеала всегда рано или поздно обнаруживает противоречие внутри идеала - противоречие, отражающее глубинные социальные конфликты. Именно в таком распадающемся идеале и выявляется противоречие ранее слитых воедино компонентов. По-разному складывается судьба составляющих социального идеала, в котором намечаются перерастающие в конфликт точки напряжения между наукой и искусством, искусством и нравственностью, моралью и наукой и т.д. Однако процесс разложения социального идеала сопровождается формированием нового идеала, в котором каждая третья составляющая выступает для первых двух в роли третейского судьи: взаимоотношения, скажем, науки и искусства, возникшие противоречия между тем и другим, подлежат оценке и разрешению с позиций моральных критериев; противоречия морали и науки преображаются и тем приближаются к разрешению -эстетическими средствами и т.д. Можно сформулировать, таким образом, своего рода закон компенсаторности во взаимоотношениях познания (бытового, научного, философского), искусства и нравственности. Культурная история человечества содержит немало примеров того, как на практике действует этот закон.

Можно теперь конкретизировать мысль о культуре как детерминанте социального развития. Свою детерминирующую функцию культура в качестве интегративного показателя уровня относительной самостоятельности общественного сознания по отношению к общественному бытию осуществляет таким образом, что , во-первых, разлагает старый социальный идеал - прежнее единство истины, добра и красоты; во-вторых, формирует новый идеал единства познания, искусства и нравственности. В этих процессах ведущую роль играет каждый раз иная составляющая этого триединства, что и придает неповторимое своеобразие человеческой истории, и создает все богатство культуры.

Раскрываемая через жизнь социального идеала динамика культуры составляет предмет рассмотрения во втором параграфе. Первоначальный импульс социального изменения исходит из экономики - из объективной потребности в экономических преобразованиях, которые обнаруживают себя в социуме с самого начала чисто негативно, а именно как чувство, настроение, переживание некоего дискомфорта. Важно подчеркнуть, что сама социальная система в таких случаях выглядит еще как монолит: ни в ней самой, ни в ее осмыслении, восприятии, переживании до поры невозможно заметить какие-либо качественные изменения, сдвиги. И культура - нормы, обычаи, традиции - не претерпевает никаких перемен: в ее готовые формы - то есть в формы социального опыта - укладывается вся социальная деятельность, и практическая, и духовная, и духовно-практическая. И лишь отдельные, наиболее чуткие к подземным гулам социальной магмы личности улавливают первые признаки грядущих, перемен - притом зачастую не с помощью осмысления социальной реальности, не посредством аналитической деятельности и первоначально отнюдь не на основе теоретических построений.

Ведущий мотив здесь чаще всего - бессознательные или полуосознаваемые переживания, связанные с ощущением некоторой общей неудовлетворенности действительностью, принимающей сколь угодно разнообразные формы внешнего выражения - от сознательного неприятия, до стихийного отвержения, причем источник этой неудовлетворенности остается либо вовсе скрытым от носителя этих переживаний, либо фальсифицируется, подвергается сублимации, заменяется иллюзорным.

И здесь, и в следующем, третьем параграфе выявляются тайна и объективный смысл существования особого рода - как бы неустранимых из сознания - заблуждений, получивших несколько неточное (суженное) название идеологических иллюзий. В проблеме идеологических иллюзий находит наиболее обостренное и вместе с тем завершенное выражение

взгляд на соотношение истины и культуры, который был сформулирован во введении в форме антиномии: если культура противоположна истине, то она - просто скопище ошибок, то есть социальное заблуждение. Теоретико-познавательная категория обретает культурологический смысл. Здесь же предложено разрешение антиномии истины и культуры.

Деятельность постоянно ставит перед человеком и человечеством проблему выбора - выбора не только самой цели, но и стратегии действий по ее достижению. Все эти акции предполагают необходимость положить некоторый предел размышлениям в пользу собственно действия: сама безотлагательность действия, необходимость принятия решения hic et nunc всякий раз приостанавливает бесконечный процесс познания, ограничивает его. Таким образом, практика, ломающая все пределы и ограничения и открывающая перед познанием безграничные возможности, в то же время парадоксальным образом нуждается в ограничении познавательного процесса, и это ограничение - необходимый момент самой практики. В этой внутренней противоречивости - источник как истины, так и заблуждения. Деятельность, практика догматизирует познание, но па определенном этапе также и ломает догму. Догматизировать познание необходимо для того, чтобы выйти за его пределы, а сам этот выход расширяет человеческую действительность, а тем самым и познание.

Идеологические иллюзии - это заблуждения, навязываемые сознанию системой господствующих производственных отношений, и в этом смысле такие заблуждения выступают как необходимые, неизбежные. Идеологические иллюзии, будучи заблуждениями, чьи корни имеют вполне земную - экономическую - основу, не только навязываются массам корыстными идеологами правящего класса.- сами идеологи разделяют иллюзии, которые насаждаются с помощью созданных ими идеологических конструкций. Больше того: те, для кого предназначены, по сути, эти иллюзорные построения - эксплуатируемые массы, - самой экономической реальностью подготовлены к восприятию разработанных идеологами учений. Массы тянутся к этим учениям, усматривая в следовании им выход из объективно безвыходного положения, а такой выход может быть только иллюзорным. Особый интерес при этом представляет, безусловно, процесс ломки старой системы идеологических иллюзий и замена ее новой.

Наряду с идеологическими иллюзиями, разделяемыми как господствующим, так и угнетенным классами, существует, конечно, и прямая классовая заинтересованность в заблуждении, которая растет и, наконец, приобретает ведущее значение в составе классовых интересов эксплуататоров по мере того, как исчезает сила идеологических иллюзий, расша-

тываются социально-экономические отношения, породившие данный социальный строй: иллюзии превращаются в ложь, а ложь - в социальный обман.

Другая сторона этой проблемы сформулирована Ф.Зйгельсом в афоризме: ложное в формально-экономическом смысле может быть истинным во всемирно-историческом смысле. Здесь схвачена социальная диалектика истины и заблуждения и одновременно обозначена грань проблемы так называемых "великих заблуждений" в культуре.

Наше время заставило развить - частью пересмотреть, частью дополнить - и эту знаменитую марксистскую: диалектическую максиму. В самом деле, ложное во всемирно-историческом смысле стало истинным в формально-экономическом смысле: недосягаемый на деле в том виде, каким он представлялся идеологам, то есть утопический коммунистический идеал становился мощной движущей силой в качестве конечной цели деятельности в глазах самых широких трудящихся масс. З'тот идеал, как мы теперь достоверно знаем, был неосуществим. Однако в качестве идеологической иллюзии он давал реальный стимул, позволивший отсталую аграрную страну вывести в разряд индустриальных держав мира, хотя и ценой мучений, лишений и гибели целых поколений тружеников. Такова неумолимая логика истории - под воздействием ложной, только ложной идеологической доктрины человечество делает новые шаги по пути подлинного прогресса. Здесь диалектика истины и заблуждения в культуре выводит нас на магистраль одного из важнейших социальных законов. Эйертя заблуждения (заглавие знаменитой книга Виктора Шкловского) ведет человечество по нуга истины. 3!та хитрость разума и есть как раз то, что называется социальной диалектикой. Выступая идеологически как построение социализма, реальная деятельность масс людей приводила к совершенно другам, не запланированным, но тем не менее объективно обусловленным, неизбежным результатам.

В данном параграфе диссертантом рассмотрены не только формы и механизмы идеологических иллюзий, но и культурные стороны феноменов софистики и социального обмана.

Наконец, завершающий четвертый параграф резюмирует эпистемологическое рассмотрение культурологических категорий: здесь уточняется понятие "гносеологический статус знания" и обсуждается проблематика дисциплинарной институциализации знаний о культуре в свете учения о трех познавательных этапах в процессе постижения истины.

В заключении подводятся некоторые итога исследования. При этом особое внимание обращено здесь на сферы практической приложимости

концептуальных построений, представленных в диссертации, а также на те направления научного поиска, в которых могут найти дальнейшее развитие основные результаты представленной работы.

Основные положения диссертации отражепы в следующих публикациях:

1. Истина: История, теория, методология. М.: Изд-во МШУ "Прометей", 1994. - 12 авт.л.

2. Истина - культура - идеал. - М.: Изд-во МПГУ "Прометей", 1995. -10 автл.

3. Разработка В.ИЛениным вопроса о диалектике истины и заблуждения в книге "Материализм и эмпириокритицизм" // Материалы научно-теоретической конференции. - Рязань, 1966. 0,5 автл.

4. Диалектика истины и заблуждения в развитии теорий генетики //Научные труды Рязанского медицинского института. Т. XXIX. Рязань, 1970. 2,5 автл.

5. Принцип соответствия и некоторые проблемы гносеологического анализа истории науки //Материалы научной конференции молодых ученых. Хабаровск, 1973. 0,6 автл.

6. Культурная политика современной Франции: интенции и реальность //Бюллетень ДОР Информцентра Госуд. библиотеки им. В.ИЛенина. Сер. 1, вып. 7. Москва, 1978. 1,5 автл.

7. Культурная политика рабочего класса (по материалам ФРГ) //Бюллетень ДОР Информцентра ГБЛ им.В.ИЛенина. Сер. 1, вып. 11. Москва, 1979. 1 автл.

8. Проблемы теории культуры в современной советской философской литературе //Бюллетень ДОР Информцентра ГБЛ им. В.ИЛенина. Сер.1, вып. 12. Москва, 1980. - 1 автл.

9. Организация и проведение Всероссийского комплексного социологического исследования "Клубный работник сегодня и завтра. Профессиограмма клубного работника" //Социология культуры. Принципы организации комплексного социологического исследования /Труды НИИ культуры. Вып. 104. Москва, 1981. 2,5 автл. (в соавт.).

10. Условия труда клубного работника //Социология культуры. Клубный работник сегодня и завтра. Профессиограмма клубного работника /Труды НИИ культуры. Вып. 104. Москва, 1981. - 1 автл.

И. Религия: вера, иллюзия, знание //Советская этнография. М.: АН СССР. 1980. N4.-1 автл.

12. Культурно-просветительные учреждения в системе непрерывного воспитания //Культурное обслуживание трудящихся Нечерноземной зоны: Вопросы теории и практики /Труды НИИ культуры. Вып. 100. Москва, 1981. - 1 автл. (в соавт.).

13. Истинность, достоверность, надежность социологической информации и гносеологический статус показателей развития культуры //Социология культуры. Проблема социальных показателей развития культуры /Труды НИИ культуры. Вып. 108. Москва, 1982. - 1, автл.

14. Истина и заблуждение //Программы специальных курсов по марксистско-ленинской философии для аспирантов. Москва, 1984.- 0,3 автл.

15. Истина и метод //О специфике методов философского исследования. М.: ИФ АН СССР, 1987. - 1 автл.

16. L'Enigme de l'inconscient, du transfert et de l'hypnose //Hypnose et psychanalyse. P.: Dunod, 1987. - 0,5 автл. (coaut.).

17. Культура, духовность, идеал //Духовное богатство социалистического общества: Материалы научно-практической конференции. Бала-ково, 1987. 0,25 автл.

18. Problem of truth and "The philosophy of science" //8 International Congress of Logic, Methodology and Philosophy of Science: Abstracts, vol. 3. Moscow, 1987. 0,2 автл.

19. Культуролошзм как методологическая тенденция в современной западной философии //Философские науки. М. 1988. N 1. 1,3 автл.

20. Культура, история, память: О некоторых тенденциях новейшей французской историко-методолопетеской мысли //Вопросы философии. М. 1988. N 3. 1, 6 автл. ( в соавт.).

21. Психоанализ, гипноз, внушение: историко-эцистемологический анализ взаимодействий //Вопросы истории естествознания и техники. М.: АН СССР, 1988. N 3. 0,8 автл. (в соавт.).

22. "Ты один мне поддержка и опора...": Философский комментарий //Философские науки. М. 1988. N 10. 0,2 автл.

23. Научный статус исследований культуры //Методологические проблемы теоретико-прикладных исследований культуры /Труды НИИ культуры. М., 1988. 1,0 автл.

24. Истина и культура //X Всесоюзная конференция по логике, методологии и философии науки: Тезисы докладов и выступлений. Минск, 1990. 0,1 автл.

25. Gui Besse. Jean-Jacques Rousseau: L'apprentissage de l'humanité //Вопросы философии. M. 1991. N 1. 0,5 автл.

26. Préface //Z.Domic, B.Doray. Moscou entre-temps: Psychanalyse so-vétique. P.: Syros Alternatives, 1992. 0,5 автл.

27. Транскультурное понимание //Проблемы научного и технического творчества: Материалы межреспубликанской конференции. Одесса, 1992. 0,2 автл.

28. Проблема идеала у Канта //История философии и современные проблемы: Межвуз. сб. научн. трудов. М., 1992. 1 автл.

29. Animal symbolicum и XX век: Личность в культурологии Эрнста Кассирера //Философия, человек, культура: Межвуз. сб. научн. трудов. М., 1992. 0,5 автл.

30. Культура - творчество - идеал //Теория, методология и практика научного и технического творчества. Материалы международной конференции. Одесса, 1993. 0,2 автл.

31. Современная западная философия. Предисловие //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 0,23 автл.

32. Зигмунд Фрейд (1856-1939) [Предисловие к текстам] //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 0,23 автл.

33. Макс Вебер (1864-1920) [Предисловие к текстам] //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 0,23 автл.

34. 3|jhct Кассирер (1874-1945). Опыт о человеке: Введение в философию человеческой культуры (Отрывок) [Публикация, перевод с англ. и предисловие] //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 1,2 автл.

35. Альфред Айер (1910-1989). Основные вопросы философии. (Отрывок) [Публикация, перевод с англ. и предисловие] //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 1,0 автл.

36. Карл-Отто Апеяь. Проблема феноменологической очевидности. [Публикация, перевод с нем. и предисловие] //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 2,5 автл.

37. Ричард Рорти. Прагматизм, релятивизм и иррационализм. [Публикация, перевод с англ. и предисловие] //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 1,2 автл.

38. Жак Пулен. Закон истины: Прагматические катастрофы речи и философская революция суждения. [Публикация, перевод с франц. и предисловие] //Хрестоматия по истории философии: Учебное пособие для вузов. Ч. 2. М.: "Прометей", 1994. 0,8 автл.

39. Истина, культура и дегносеологизация //Материалы Пятой Всероссийской конференции по методологическим (философским) и этическим проблемам науки и техники. М.: Наука, 1994. 0,4 автл.

40. Религия как феномен культуры //Культура: Теории и проблемы. -М.: Наука, 1995. С. 212-239. - 1,8 авт. л.