автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.13
диссертация на тему: Культур-философские основания эпистемологии конфликта

Полный текст автореферата диссертации по теме "Культур-философские основания эпистемологии конфликта"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

КАБЫЛИНСКИЙ БОРИС ВАСИЛЬЕВИЧ

КУЛЬТУР-ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЭПИСТЕМОЛОГИИ

КОНФЛИКТА

Специальность 09.00.13 — Философская антропология, философия культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

19 ИЮН 2014

Санкт-Петербург

2014

005549888

Работа выполнена в Федеральном Государственном Бюджетном Образовательном Учреждении Высшего Профессионального Образования «Санкт-Петербургский государственный университет»

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор,

Соколов Евгений Георгиевич

Официальные оппоненты: Рассадина Софья Александровна,

доктор философских наук, доцент, Национальный минерально-сырьевой университет «Горный», профессор

Куртов Михаил Алексеевич, кандидат философских наук, доцент, Санкт-Петербургский университет кино и Телевидения, доцент

Ведущая организация: Санкт-Петербургский университет

Государственной противопожарной службы МЧС России

Защита состоится «1^. » ^йТяСр Л 2014 года в /<?, часов на заседании Совета Д 212.232.68 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, Институт философии, ауд/. /.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького и на сайте Санкт-Петербургского государственного университета www.spbu.ru.

Автореферат разослан /ЦЛ.%- 2014 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат философских наук, доцент —- Лузина Т.И.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования.

Стремление наделить конфликт статусом философской категории чаще всего расценивается современными российскими исследователями как нонсенс. Отличительной чертой новейшей исследовательской школы изучения этого феномена является убежденность в том, что сопряженная с конфликтом проблематика сугубо акцидентальна. Такое видение сути вопроса не претерпело принципиальных изменений даже тогда, когда феномен конфликта приобрел статус центральной категории для новой гуманитарной дисциплины — конфликтологии.

Конфликтология (в зарубежной науке используется в синонимичном значении термин «теория конфликта») изначально заявила о себе в качестве междисциплинарной отрасли знания. Фактически ее усилия были сосредоточены на решении задачи по созданию универсальной парадигмы, аккумулирующей в едином дисциплинарном пространстве представления о конфликте, созданные в рамках психологии, социологии, политологии, этнологии, теории международных отношений и т.д. Несмотря на достижения российских и зарубежных исследователей в сфере теоретизации конфликта, это направление по-прежнему считается маргинальным в научной среде. Основное упущение, которое закрепило за теорией конфликта статус вспомогательной по отношению к другим гуманитарным наукам дисциплины, было допущено на стадии формирования методологической основы будущих структур знания о конфликте.

Психология, социология, политология, этнология, теория международных отношений, военная наука и т.д. в той или иной степени уделяют внимание конфликтам и способам их разрешения. Теория же конфликта располагает эти знания, в зависимости от степени их абстрактности, на трех уровнях: общем, среднем и прикладном. Но такая эпистемологическая сетка неустойчива в том плане, что базисом и в то же время связующим звеном является социологическая парадигма, точнее, одно из ее направлений — структурный функционализм. Этот подход постепенно изживает себя в западной научно-исследовательской традиции ввиду очевидного недостатка универсальности в постоянно меняющемся современном дискурсе. В России, напротив, структурный функционализм по-прежнему выступает в качестве основы для большинства профильных исследований на тему конфликта. В результате структура знания о конфликте эффективно объясняет сущность взаимоотношения «система-функция», но не «Я-в-конфликтности с Другим» и менее всего — трансакцию «конфликтное столкновение — культура».

Маргинальный статус российской теории конфликта по отношению к другим гуманитарным дисциплинам предопределяется отсутствием четкой эпистемологической структуры, а точнее, недостаточной убедительностью теоретико-методологических основ знания о конфликте. Наметившаяся тенденция автономизации российской теории конфликта от западноевропейской научно-исследовательской традиции придает повышенную актуальность исследованиям, ориентированным, прежде всего, на онтологию конфликта, что, безусловно, яв-

ляется проблемой определения уровня развития науки, ее способности периодически осуществлять переход на новые основания. Если конфликт становится онтологически фундированным, то это автоматически предполагает обособление этого феномена в качестве независимого предмета научного анализа. Более того, феноменология конфликта, его ноэтика, как раз и позволяет выявить философские основания для построения эпистемологической сетки, по сути дела —систему абстрактных, универсальных категорий, а точнее, поскольку речь идет о Я-в-конфликтности — антропологических экзистенциалов.

Необходимо признать, что поиск аподиктических оснований теории конфликта по своей природе может привести только к высшей степени абстрактным, умозрительным результатам. Полезность и необходимость такого знания неоспорима, если поставлена задача определить базис для последующего перехода теории конфликта на автономные, а не заимствованные из других отраслей знания, категории, но при этом остается неясным вопрос, способна ли эта методология также решить задачу по интеграции элементов эпистемологических структур в единую «сетку». Иными словами, онтология конфликта, концентрирующая внимание на философских основаниях знания об этом феномене, не самодостаточна с теоретико-методологической точки зрения. Обособленность теоретического знания от прикладного конфликторазрешения может быть преодолена только за счет применения комплексного инструментария исследования феномена конфликта.

Проблема взаимного абстрагирования теории и практики в российской традиции исследования конфликта, в числе прочего, сводится к тому, что отечественная наука в недостаточной степени уделяет внимание построению схем «знание о конфликторазрешении—конкретный опыт его применения». Это мотивировано тем, что для доминирующего в российской теории конфликта структурного функционализма культурная специфика дискурса второстепенна. Предполагается, что заранее выверенная под конкретные культурные условия технология разрешения конфликтов a priori дает нужный результат. Соответственно, знание о культурной среде мотивирует субъекта на следование определенной линии поведения в конфликте.

Аналогичным образом российские исследователи практически не используют потенциал понятия «культура», ограничиваясь интерпретацией этого феномена в качестве объективирующей данности. В этой связи особенно актуальными представляются исследования, акцентирующие внимание на проблеме поиска не только философских, но и культурных оснований структур знания о конфликте.

Для современной теории конфликта культур-философские основания знания об этом феномене являются одной из наиболее актуальных и в то же время малоизученных тем. Выявление и раскрытие этих категорий способствует решению комплекса задач, важнейшими из которых является обретение теорией конфликта статуса самостоятельной дисциплины и преодоление разрыва между теоретическим знанием и практическим конфликторазрешением.

Степень разработанности проблемы.

Конфликт в отечественной традиции исследован детально и подробно, но как категория, постигаемая апперцепированным восприятием.

Среди теоретиков конфликта, которые внесли существенный вклад в создание ноэматической структуры знания об этом феномене, необходимо выделить отечественных авторов классических работ «Социология конфликта» и «Отечественная конфликтология: современное состояние и задачи» — А.Г. Здравомыслова и Е.И. Степанова, а также их единомышленников, разделяющих схожее видение природы конфликта — A.B. Дмитриева, Ю.Г. Запрудского, А.И. Стребкова. Фактически это направление исследований основано на зарубежном подходе, известном как «общая теория конфликта», яркими представителями которой являются К. Боулдинг, Р. Дарендорф, Г. Зиммель, JI. Козер.

В центре внимания российских исследователей также находится проблема сравнительного анализа прикладных мер конфликторазрешения, поиска критериев оценки эффективности, способов заимствования успешного зарубежного опыта. В нашей стране сформировалась традиция изучения силового инструментария конфликторазрешения, яркими представителями которой являются C.B. Кортунов, И.И. Новикова, Н.В. Стаськов. При этом авторы начинают уделять все больше внимания обеспечению духовной безопасности, как, например, A.B. Коршунов в своей статье «Духовная безопасность российского общества основные угрозы и стратегии преодоления».

В зарубежной литературе приоритеты, напротив, закреплены не за силовыми, а переговорными и посредническими технологиями регулирующего воздействия на конфликтные процессы. В этой сфере авторитетными считаются исследования С. Даймонда, Д. Дрюкмэна, JI. Патнэма, Р. Фридмана. Отдельного упоминания заслуживает ставший хрестоматийным труд Р. Фишера и У. Юри «Переговоры. Решение проблем в разном контексте».

Комплексного исследования культур-философской природы конфликта фактически проведено не было, однако многие наработки зарубежных и российских ученых могут быть использованы для решения этой задачи. Прежде всего, следует отметить классические представления об эпистемологии М. Фуко, сформулированные им в таких работах, как «Слова и вещи», «Надзирать и наказывать» и т.д. В качестве основы для феноменологии конфликта могут быть использованы классические работы М. Хайдеггера, Э. Гуссерля, Ж.-П. Сартра — «Бытие и время», «Картезианские размышления», «Бытие и ничто» и т.д. В современных исследованиях предпосылки для изучения основных тенденций в сфере конфликторазрешения в культурном контексте содержатся в работах Е.Г. Соколова, например, «Магистральное и маргинальное в современной культуре/ философии», в то время как роли субъекта в трансформирующихся культурных реалиях уделяет внимание Б.В. Марков работах «Человек и глобализация мира», «Проблема человека в эпоху масс-медиа» и т.д.

В зарубежной литературе Д. Белл, М. Кастельс, Д. Сёрл в работах «Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования», «The

network society: from knowledge to policy», «Что такое институт»? и т.д. достигают цели по раскрытию сущностных характеристик эволюционирующих форм политического конфликтного дискурса с позиций теории информационного общества и постструктуралистского подхода, однако собственное конфликта и его проявления в культурном дискурсе в работах этих авторов практически не исследуются.

Данная диссертация — первая попытка интегрировать в единую эпистемологическую сетку независимые, по состоянию на сегодняшний день, структуры ноэматического и ноэтического знания о конфликте. В результате предполагается не только расширить эвристический потенциал теории конфликта, но и наметить возможности преодоления тенденции отдаления практического конфлик-торазрешения от теоретических концептов.

Цели и задачи диссертационного исследования. Цель работы — выявить культур-философские основания эпистемологии конфликта.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующий ряд задач:

1. Проанализировать и систематизировать классические теории конфликта;

2. Онтологически фундировать понятие «конфликт»;

3. Выделить базовые эпистемы знания о конфликте и показать их историческую специфику;

4. Проследить коррелятивное взаимоотношение между антропологическими экзистенциалами и вариантами генезиса культуры;

5. Охарактеризовать конкретные эпистемологические программы разрешения конфликтов.

Библиография. Использованные в диссертационном исследовании источники можно классифицировать следующим образом:

1. теоретические источники, т.е. философские концепции, повлиявшие на содержание и структуру, методологию и терминологию работы. Прежде всего, автор опирался на работы М. Фуко, П. Фейерабенда, К. Поппера, Т. Ван Дейка. Феноменологические исследования — С. Кьеркегора, К. Ясперса, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, М. Мерло-Понти, Ж.-П. Сартра также стали опорой при изучении выбранного предмета. Большую значимость для диссертационной работы представляет критика одномерного взгляда на сущность социально-политических процессов, одним из основоположников которой является Г. Маркузе. Поскольку с ноэматической точки зрения разрешение социальных конфликтов достигается за счет делегирования индивидами статусных функций институтам, впоследствии самостоятельно воспроизводящим социальные факты, постольку проведение некоторых параллелей с концепцией Д. Сёрла оказалось весьма результативным для раскрытия целей и задач диссертационной работы. В ходе исследования постиндустриального общества и сетевой культуры автор использовал результаты, достигнутые в данной сфере М. Кастельсом, Д. Беллом, Р. Инглхартом.

2. были также привлечены исследования известных авторов теории конфликта, изучавших его системные характеристики, К. Боулдинга, Р. Дарендорфа,

Г. Зиммеля, Л. Козера, Т. Парсонса.

3. исследования в области сетевого подхода к конфликтам — Я.А. Пляйса, Л.В. Сморгунова, А.И. Соловьева.

4. работы специалистов в сфере разрешения конфликтных ситуаций — А.Я. Анцупова, И.Е. Ворожейкина, A.B. Глуховой, А.Я. Кибанова, А.И. Шипи-лова.

5. использована теоретическая база исследования инструментов, методов, технологий регулирующего воздействия на конфликтные процессы. Среди авторов — А.Г. Дугин, С.Г. Кара-Мурза, Г.Г. Почепцов, О.В. Аллахвердова, Ю.В. Дубинина, Е.И. Ивановой, А.Ю. Сунгурова, Н.Я. Шеповой, Д.А. Войнов, В.А. Евдокимов, А.И. Ильин и др.

6. использованы такие печатные и литературные СМИ, как «Известия», «Новая газета», «Российская газета», «Новое восточное обозрение», портал новостей РБК, Neva 24, официальный сайт Левада-Центр, а также научные периодические издания: «Власть», «Конфликтология», «Мир и политика», «Политические исследования», «Социологические исследования» и т.д.

7. привлечены исследования в других областях знания, таких, например, как политическая социология (Л.Н. Алисова, З.Т. Голенкова), теория международных отношений (М.М. Лебедева, П.А. Цыганков, Д.М. Фельдман), этнополитология (А.Р. Аклаев, C.B. Кортунов, A.B. Коршунов, В.А. Тишков), теория коммуникации (М. Айзенхарт, Д. Дрюкмэн, Л. Патнэм, М. Спэнгл).

Теоретические и методологические основы исследования. В качестве концептуальной схемы исследования взяты основные положения философских теорий, созданных С. Кьеркегором, Э. Гуссерлем, М. Хайдеггером, Ж.-П. Сартром. Эпистемологическая сетка знания о конфликте конструируется в диссертации в соответствии с традицией, основоположником которой является М. Фуко.

В качестве вспомогательной методологии в ходе анализа таких элементов теории конфликта, как способы, инструменты, технологии его разрешения, автор использовал сетевую методологию (У. Коулман, Б. Солтер, Дж. Фейк). Культур-но-цивилизационный подход (А. Тойнби, Ф. Фукуяма, С. Хантингтон) был применен автором для определения границ использования концепций о решающем значении национальной специфики конфликторазрешения в ходе практической деятельности по разрешению конфликтов.

Методы и инструменты диссертационного исследования выбраны и применены автором в соответствии с такими научными принципами, как объективность и универсальность, историческая конкретность. В ходе исследования конфликта использовался метод анализа и синтеза, формализации и конкретизации, редукции, индуктивно-дедуктивный метод. Инструментарий диссертационного исследования включает в себя оценочный анализ, примененный для измерения степени эффективности эпистемологических программ разрешения конфликтов; проведение исторических аналогий, использованное автором в ходе конструирования сетки структуры знания о конфликте в двух различных эпистемах.

Научная новизна работы:

1. определена роль и границы применения в теории конфликта термина «куль-тур-философские основания»;

2. исследованы основные направления перехода теории конфликта от ноэмы к ноэтике и предложен концептуальный набросок эпистемологии конфликта;

3. установлено наличие взаимосвязи между антропологическими экзистенци-алами Я-в-конфликтности и вариантами культурного генезиса;

4. выявлена эвристическая значимость термина «эпистемологическая программа разрешения конфликтов» и приведены характерные примеры, раскрывающие потенциал его практического использования.

Результаты исследования:

1. определены культурные и философские основания, на базе которых возможно обновление структуры знания о конфликте;

2. установлено наличие двух основных эпистем в современной теории конфликта и проведён их анализ;

3. уточнены параметры антропологических экзистенциалов в процессе активного культурного генезиса в современном конфликтном дискурсе;

4. исследованы возможности перехода теории конфликта от ноэматической исследовательской установки к ноэтической;

5. охарактеризованы эпистемологические программы разрешения конфликтов, относящиеся к таким фундаментальным экзистенциалам, как расположение, понимание, речь, падение.

Положения, выносимые на защиту:

1. Культур-философские основания эпистемологии конфликта позволяют артикулировать структуру знания о проявлении собственного конфликта посредством антропологических экзистенциалов в различных вариантах культурного генезиса.

2. Средство разрешения конфликтов, подручное или наличное, не только обнаруживается присутствием в имении дела с разрешением конфликта, но и приближает познающее Я к раскрытию модуса бытия-в-мире, в данном случае — бытия-в-конфликтности.

3. Собственное конфликта —то, что должно быть разрешено, проявляет себя через антропологические экзистенциалы: конфликтное расположение, понимание, речь и падение.

4. Проявления собственного конфликта не ограничиваются рамками изначальной данности мира субъекту конфликторазрешения, а провоцируют активный генезис культуры.

5. Структуры знания о конфликте эволюционируют, но этот процесс не подчиняется закону «одна историческая эпоха — одна эпистема». Существует лими-нальная стадия — период, когда уже произошла смена структурных и идентификационных свойств эпистемы, но при этом переход еще не является завершенным.

6. Эпистемологическая программа разрешения конфликтов — это определенный сценарий, конкретная последовательность действий Я-в-конфликтности,

различающаяся в зависимости от культурной формации.

Теоретическая и практическая значимость работы. Для философии культуры достигнутые результаты исследования позволяют определить единые и неизменные в рамках эпохи формы структурирования знания о конфликте; проследить закономерности изменения этих форм в период смены эпистемологической структуры. Анализ структур знания о конфликте дает возможность изучения сфер, ранее не связанных с теорией конфликта, особенно для исследования конфликтной борьбы как фактора активного генезиса культурного дискурса. Посредством культур-философского анализа феномена конфликта эпистемологическая сетка не только обретает четкие контуры, но и приближает теорию конфликта к ноэтическому пониманию механизмов разрешения конфликтных ситуаций, влияющих на модификации явлений культуры в целом.

Практическая значимость исследования состоит в том, что концепт «эпистемологические программы разрешения конфликтов» ориентирован на использование в ходе прикладной деятельности по оказанию регулирующего воздействия на конфликтные ситуации и может быть использован с целью оптимизации методик анализа современного конфликторазрешения.

Материалы диссертации могут быть использованы при написании научных и научно-популярных трудов и учебных пособий, при подготовке программ специальных лекционных курсов по эпистемологии конфликта, по теории и истории культуры и культурологии, по теоретической и прикладной конфликтологии.

Апробация работы. Материалы диссертации были использованы в следующих научных мероприятиях: IV Международная научно-практическая конференция «Государственно-правовая политика в Северо-Западном регионе» (СПб, 25-26 октября 2012 г.), конференция «Политическая модернизация России в условиях глобализации» (Москва, 22 декабря 2012 г.), конференция «Современные стратегии историко-философских исследований» (СПб, 22 ноября 2013 г.), Международная научно-практическая конференция «Интеграция мировых научных процессов как основа общественного прогресса» (Казань, 28 декабря 2013 г.) и т.д.

Положения диссертации были изложены в научных публикациях (общий объем 3,1 пл.).

Отдельные идеи, отразившиеся в диссертационном исследовании, были использованы кафедрой конфликтологии философского факультета СПбГУ при подготовке и чтении теоретических курсов: «Мирные стратегии в управлении политическим конфликтом»; «Политический конфликт»; «Прикладная конфликтология»; «Силовой механизм в разрешении конфликтов» и кафедрой государственной политики и государственного управления СЗИУ РАНХиГС при президенте РФ при подготовке и чтении теоретического курса: «Концепции государственного управления».

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры культурологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Прилагается список литературы, состоящий из 153 источников.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается обоснование актуальности темы диссертационного исследования, выявляется степень научной разработанности проблемы, предмет, цель и задачи исследования, излагается его методологическая основа, определяется научная новизна и практическая значимость исследования.

Первая глава диссертационного исследования «Феноменологический подход: концептуализация конфликта» посвящена исследованию перспектив использования феноменологического подхода в современной теории конфликта.

В первом параграфе «Критический анализ классических теорий конфликта» автор доказывает тезис о том, что общепринятые в теории конфликта концепты сугубо ноэматичны и не достигают цели по раскрытию сущности феномена конфликта. Во-первых, структура знания о конфликте, сформированная в рамках отечественной традиции, на сегодняшний день не является независимой от других дисциплин. При этом конфликт не фундирован в качестве онтологически необходимого способа быть для набрасывающего себя на собственные возможности Я. Во-вторых, данная проблема усугубляется тем обстоятельством, что отечественная теория конфликта исключительно ноэматична и не знает себя с ноэтической точки зрения. Конфликтная ситуация рассматривается российскими авторами в условиях линейности времени, что накладывает существенные ограничения на возможности научного познания способа Я быть в конфликте. В-третьих, коррелятивное взаимоотношение культуры и конфликта большинство отечественных исследователей интерпретирует одномерно: культура есть объективирующая данность, детерминирующая как поведение сторон в конфликте, так и внешнее регулирующее воздействие на конфликтную ситуацию. Таким образом, теория конфликта не только во многом не знает «что» такое конфликт с философской и культурологической точки зрения, но и отдаляется от соответствия статусу автономной отрасли научного знания.

Во втором параграфе «Средство, метод и технология конфликторазреше-ния (интенциональность)» развивается идея о том, что уже в самом конфликте скрыт способ его разрешения. При этом интенциональность средства разрешения конфликтов — это ключ к познанию не только методов и технологий регулирующего воздействия. По замечанию Э. Гуссерля, от предмета рефлексия возвращается к соответствующему способу осознания и к потенциальным способам осознания, заключенным в нем в плане горизонта, а затем к тем способам, в которых он, как тот же самый, мог бы быть осознан иначе, в единстве некой возможной жизни сознания1. В данном случае совершенно не важно, что средство разрешения конфликтов не обязательно относится к материальным вещам.

1 См.: Гуссерль Э. Картезианские размышления. / Пер. с нем. Д.В. Скляднева. — Спб.: Наука, 1998.

Принципиальное значение имеет то, что средство конфликторазрешения — это бытие-при-конфликге.

Средство разрешения конфликтов, подручное или наличное, обнаруживая себя в имении присутствием дела с разрешением конфликта, приближает познание к раскрытию модуса бытия-в-мире, то есть бытия-в-конфликтности. Соответственно, метод разрешения конфликтов — это интерпретация присутствия в определенности собственного экзистирования как озаботившегося разрешением конфликта или пребывающего при нем. С ноэтической точки зрения такой метод всего один, но апперцепированное восприятие, усвоившее данное понимание сути вопроса, впоследствии в состоянии фиксировать и систематизировать возникающие пропорциональные соотношения используемого на практике инструментария разрешения конфликтов. Понятие «технология разрешения конфликтов» также обретает новый смысл — знание о виде раскрытия потаенности. Практическое применение технологии разрешения конфликтов не только видоизменяет конфликт, снимает актуализировавшееся противоречие, но и раскрывает для познания феномен конфликта через его собственную самость, конституированную переплетением множества процессов, в том числе — в возможности быть максимально управляемым, подвергаться стопроцентно контролирующему воздействию.

Интенциональный предмет, средство конфликторазрешения, впервые приводит познающее Я к собственному конфликта. Феномен конфликта, постигаемый через средство своего разрешения или метод, предстает в качестве единства меняющихся способов самосознания Я-в-конфликтности или как интерпретация присутствия в определенности собственного экзистирования, в состоянии озабоченности пребыванием в конфликтном модусе.

В третьем параграфе «Собственное конфликта» автор исследует эвристический ресурс феномена «конфликт» — являющегося и собственно явления, которое может быть раскрыто только через самое себя, причем конфликт — это целостное временение собственными возможностями. Таким образом, в стремлении онтологически фундировать конфликт, раскрыть его как своё собственное, мы приближаемся к пониманию того, что конфликт есть то, что непременно должно быть снято, разрешено, переведено в другую форму. Разрешающее конфликт Я темпорализуется в рамках экстатической временности, что означает исчезновение «перед» и «после», констатацию неактуальности познания статичности собственной необратимости. Напротив, Я временит в трёх экстазах: превзойденная фактичность, не способная завершиться целостность, непрерывное становление возможностей. Все базовые понятия теории конфликта в рамках но-этического отношения со§Цо-со§каШт, оставаясь независимыми феноменами, при этом как бы сливаются в единое целое, обретая законченность. Я временит самим собой в разрешении конфликта через собственные возможности. Я может урегулировать конфликт, не предупреждая его; Я, управляя конфликтом, постоянно проектирует его разрешение; Я, разрешающее конфликт, предупреждает его как самое себя, но не как Другое.

В заключении первой главы автор выражает уверенность в том, что феноменологический подход в плане решения задачи по раскрытию взаимосвязи конфликта и культуры не является самодостаточным, поэтому для достижения цели по выявлению культур-философских оснований эпистемологии конфликта методологию исследования этого феномена необходимо существенно расширить. Действительно, ценность феноменологического подхода для решения задачи по становлению практического знания о конфликте не столь велика. Расширение методологии исследования оправдывается перспективой привнесения определенной динамики в процесс адаптации теоретического знания под нужды практической деятельности по разрешению конфликтов. Но для перехода к качественно иному пониманию сущности конфликта требуется такой принцип структуризации профильного знания, который в отличие от традиционного, включал бы в себя не только умозрительные категории, но и позволил бы создать хронологию процессов конфликторазрешения.

Во второй главе диссертационного исследования «Антропологические экзистенциалы конфликтности и варианты генезиса культуры» анализируется процесс конституирования конфликта в своем так-бытии, или Я-в-конфликтности, в различных культурных вариациях через основные категории, точнее, антропологические экзистенциалы — конфликтное расположение, понимание, речь и падение.

В первом параграфе «Общие положения: эпистемологический ориентир» постулируется значение таких терминов, как эпистема, контркультура и лими-нальность, а также определяются границы и пределы применения собственно эпистемологической методологии в части ее перспективности для исследования конфликта. Определяя значение понятия «эпистема», автор соглашается с определением М. Фуко — появляющаяся в пространстве знания конфигурация, обусловившая всевозможные формы эмпирического познания2.

Контркультура в теории конфликта — это отрицание устаревших, по мнению «бунтаря» способов, приемов и правил снятия конфликтного напряжения. Этот протест происходит как будто незримо, однако в реальности проявления антагонизма подобного рода весьма ощутимы и проявляются в виде так называемого столкновения культур, от локального до мирового масштаба, когда субъект решает что предпочтительнее — традиционный или инновационный инструментарий конфликторазрешения.

Лиминальность является для автора одним из ключевых понятий, использование которого позволяет добиться уточнения тезиса о существовании только одной эпистемы в конкретную историческую эпоху. Действительно, эпистемы поочередно сменяют другую, но этот процесс проходит через лиминальную стадию, то есть такое состояние, когда система меняет свои структурные, функциональные и идентификационные свойства, но при этом переход не является завершенным.

Foucault M. The order of thinds.— London: Taylor and Francis e-Library, 2005.— P. 18.

Во втором параграфе «Культурный генезис в современной эпистеме» автор проводит краткий анализ современной эпистемы (конфликтный аспект) и намечает возможность построения ее эпистемологической сетки.

Хронологические рамки современной эпистемы совпадают с историческими границами индустриальной эпохи. В этот исторический период Я-в-конфликтности стремится действовать максимально рационально. Одновременно происходит технологизация экономических и социальных отношений, мотивирующая стойкую привязанность индивида к принципу «команда-контроль». При этом перспективы модификации способов принятия управленческих решений, например, перераспределение функций, ранее закреплённых за государством, в пользу неформальных институтов осуществляется только в случае, когда это выгодно с экономической точки зрения.

Способ восприятия окружающей действительности в индустриальную эпоху преимущественно технологичен. В той или иной степени это относится к любому проявлению Я-в-конфликтности.

Субъект, оценивая конфликт по его результату как конструктивный, либо деструктивный, изначально пребывает в определенной настроенности или расположении. Это расположение специфично и сводится к рациональному сотрудничеству или жажде приращения капитала. В результате конфликтное расположение в современной эпистеме фиксируется в виде знания о двух парадигмах — теории порядка и теории хаоса.

Наивысшая ценность для технологичного понимания — это системность. В зависимости от своего места в социальной структуре субъект претендует на оптимальную для себя функциональность. Таким образом, технологичность понимания в современной эпистеме конституирует культурную среду, в которой максимальная мотивация на конфликт проявляется в борьбе за системное переустройство, а конфликты за право реализации функциональных обязанностей заведомо характеризуются меньшей остротой и напряженностью.

Конфликтное падение в эпоху, к которой относится современная эпистема, подразумевает набрасывание Я на свою возможность разрешить конфликтное столкновение в большей степени не своим непосредственным участием, а посредством делегирования этих обязанностей государству.

Антропологический экзистенциал конфликтная речь или то, как себя выговаривает Я-в-конфликтности, напрямую связан с понятием «тело» и может быть определен в количественном измерении, которое в современной эписистеме может быть бинарным, либо полисубъектным.

В третьем параграфе «Культурный генезис в постсовременной эпистеме» содержится тезис, согласно которому постсовременный дискурс лиминален и частично дублирует практику конфликторазрешения, типичную для предшествующей структуры знания. Цельность постсовременной эпистемы относится к спорным вопросам. Очевидно, что на сегодняшний день в эпистемологической сетке существуют серьезные пробелы и в этой связи взаимосвязь между феноменом конфликта и культуры весьма затруднительно установить, хотя некоторые

аспекты не вызывают сомнений. Вполне обоснованно, например, полагать, что постоянно меняющееся Я-в-конфликтности проявляет себя через новые способы выговаривания, борьбу за статусную декларацию, изоляционизм и этические нормы качественно иного типа. Вместе с тем эпистемологическую сетку, раскрывающую взаимоотношение феномена культуры и конфликта, можно отобразить только в виде наброска.

Прежде всего необходимо отметить, что исчезает бинария и полисубъекг-ность. В постсовременных реалиях невозможно определить количественную составляющую применительно к выговаривающему себя Я-в-конфликтности. Количество в данном случае упраздняется, точнее, оно постоянно меняется в зависимости от того, сколько участников вступает в диалог.

Расположение или настроенность перестает быть линейным и уже не придерживается чётких, относительно постоянных установок. Здесь речь идет о том, что постоянно меняющаяся настроенность субъекта конфликта не может быть зафиксирована наукой как объект, которому присущи первичные и производные настроения.

Собственное конфликта проявляет себя наиболее традиционным образом в постсовременных реалиях через такой антропологический экзистенциал, как понимание. Основная идея о борьбе за власть сохраняет свое значение со времен современной эпистемы. В этом плане в культурном дискурсе изменяется только форма конфликта, но не содержание. Вторичная, производная конфликтность по сути становится борьбой за право декларировать статусные функции.

Конфликтное падение в постсовременной эпистеме сводится к набрасыванию Я на его возможности в асимметричном/симметричном культурном дискурсе. В результате декларируемое равенство возможностей свободных субъектов на деле становится практически иллюзорным, так как симметрия в конфликтном дискурсе, то есть некоторое равенство антагонистов, практически не встречается.

В заключительной главе диссертации «Эпистемологические программы разрешения конфликтов» акцентируется внимание на алгоритмах воздействия на конфликтную ситуацию, мотивациях претворить в жизнь субъективную интерпретацию некоей данности в качестве осуществления ее возможности быть бесконфликтной или неконфликтной. При этом познавательная способность субъекта конфликторазрешения никоим образом не статична и тем более субъект не является исключительно пассивным в отношении культурной среды. Знания субъекта постоянно модифицируются, при этом изменяется и эпистема, а в широком смысле слова — культурный дискурс.

В первом параграфе третьей главы «Эпистемологическая программа «Провокация и вытеснение» исследуется эпистемологическая программа, суть которой состоит в снятии конфликтного расположения, точнее, его трансформации. Результат достигается следующим образом: реальный, предметный страх потенциально конфликтующего индивида подменяется бесконтрольной, стремящейся к выходу за рациональные границы, тревогой. Квинтэссенция этой эпистемологической программы — усиление боязни населения страны перед лицом ничто,

автоматически снижающее вероятность конфликтного поведения, цель которого — снятие страха перед конкретными проблемами вроде голода, необеспеченности, непригодных условий жизни и т.д., что означает усиление ксенофобии, исчезновение индивидуальных конфликтных мотиваций.

Уникальность эпистемологической программы «Провокация и вытеснение» состоит в том, что конфликт исчезает из системы социального действия как возможность, способ бытия присутствия. Я утрачивает способность обнаружить Другого, вместе с этим исчезает конфликтная реальность, точнее, возникает частный случай конфликта, переживаемый наедине с самим собой. Конфликт становится метафизическим, экзистенциальным, замыкающееся на самом себе Я начинает искать смысл жизни, одновременно мучительно тревожась ввиду невозможности снять этот экзистенциальный вакуум: бесконечный неразрешимый конфликт больше нельзя устранить, погрузившись в конечную интенциональ-ность антагонизма с Другим. Конфликт становится максимально масштабным, в противоборство вступают уже не единичные, а соприсутствующие Я: социальные группы, нации, государства. Естественно, что индивид динамически, а не статически адаптируется к меняющимся условиям экзистирования в конфликте: трансформация личности означает качественно иное конфликтное расположение. Когда экзистенция утрачивает свое к-чему бытие, постигаемое в том числе через конфликт, то становится неизбежным привнесение конфликтных смыслов в сознание как бы извне. Чуждые смыслы искажают изначальную самость Я, что чревато побуждением ранее невиданной агрессии народа или, наоборот, его готовность проявить пассивную покорность перед лицом диктатора.

Во втором параграфе «Эпистемологическая програма «Технологизация мышления» проанализированы способы оказания присутствию содействия в достижении понимания или не понимания в собственном бытии-в-конфликте того, как набросить себя на бесконфликтную или неконфликтную возможность. Такие программы не достигают цели по преобразованию конфликтного понимания в бесконфликтное напрямую, однако эффективно справляются с опосредованием спонтанного, свободного мышления Я-в-конфликте, что в результате приводит к утрате интереса со стороны Я к размыканию своего бытия свободно конфликтующим.

В случаях, когда такая программа максимально эффективна, Я перестает размыкать себя свободно конфликтующим в вот-бытии, и способ быть становится качественно иным. Безусловно, экзистенциалы конфликтности также проявляются по-иному, Я познает предметность конфликта не на основании свободного волеизъявления, но искусственной, навязываемой установки. Постепенно становится не так важно, разрешается ли конфликт вообще, вместо этого во главу угла ставится вопрос о том, насколько технологично регулирующее воздействие.

Эпистемологическая программа разрешения конфликтов «Технологизация мышления» ориентирована на подмену конфликтного мышления технологичным пониманием Я своей собственной самости. Фактически основная цель — это транзит в массовом сознании от установки на конфликтность к технологическо-

му мироощущению. Индивид должен осознать себя как функцию, как элемент системы, прежде всего, экономических взаимоотношений. Технологичность бытия индивида подразумевает следование Я в своем умении быть таким принципам, как предсказуемость, прогнозируемость, последовательность, признание справедливости четкой иерархии социальной структуры и т.д. Необходимо подчеркнуть, что эпистемологическая программа «Технологизация мышления» набирает популярность: тенденция деантропологизировать социально-политическое бытие становится все более очевидной как в теоретико-методологических концептах, так и в прикладном конфликтологическом дискурсе.

В третьем параграфе «Эпистемологическая программа «Телесная дрессура» рассматривается сценарий, относящийся не к исключающим способам контроля за дискурсом, но скорее к группе внутренних процедур, поскольку здесь контроль над дискурсом осуществляется самим же дискурсом.

В некотором роде такие эпистемологические программы напоминают подражательное искусство в интерпретации Платона: «творение кажущегося подобным прекрасному, но при этом не исходящее из него, но лишь сходное»3. Иными словами, затруднительность снять понимание присутствием себя как экстатиру-ющего Я-в-конфликтности преодолевается в рамках инновационных эпистемологических программ за счет инициирования подмены конфликтного понимания не-конфликтными способами мышления. В результате понимание конфликта как умения быть в нем становится для Я акцидентальным, через эту возможность Я перестает размыкать в понимании свое вот-бытие.

Основная идея состоит в том, что конфликтная речь в качестве фундаментального экзистенциала Я-в-конфликтности локализует и темпорализует смысл, побуждающий Я вступать в конфликт с Другим. Этот смысл сам по себе идеален и до прошваривания через речь скрыт в понимании Я своей собственной самости, но как только речь становится конфликтной, установка Я на конфликт раскрывается перед множественностью субъектов конфликтного взаимодействия. Иначе говоря, понятность бытия-в-мире выговаривает себя как конфликтная речь. Естественно, слышание также принадлежит речи в качестве экзистенциальной возможности, через которую присутствие проясняет собственное понимание.

Вместе с этим, так как тело, по Ж.-П. Сартру, равнообъемно миру, охватывает вещи, являясь точкой, на которую они все указывают, причем Я не может знать язык больше, чем собственное тело для другого4, соответственно, фундаментальный экзистенциал конфликтная речь, наподобие телу, предстает в ясности собственного модуса через имманентный смысл, некое хотение, в котором Я заявляет о своей цели, ради достижения которой затевается (как вариант — устраняется) конфликтная ситуация.

Основной механизм осуществления этой программы, по М. Фуко, сводится к

3 Платон. Сочинения в 4-х томах. Том 2. — М.: Мысль, 1994. — С. 275-346.

4 См.: Сартр Ж-П. Бытие и ничто: опыт феноменологической онтологии / Пер. с фр., предисл., примеч. В.И. Колядко. — М.: Республика, 2000.

четырем способам дисциплинирована тела: отгораживание, локализация, функциональность размещений и взаимосвязь между элементами5.

В четвертом параграфе «Эпистемологическая программа «Управляемая конфликтность» автора изучает востребованность эпистемологических программ, ничтожащих способность Я быть своей самостью. Такие программы скрывают достоверность бытия от присутствия, принимающего в итоге ложное за истинное в своей повседневности.

Естественно, что присутствие, заброшенное в мир, озабочивается, прежде всего, удовлетворением своих потребностей, а в феноменологическом смысле — конституирует себя через фактичность социального установления, обретая свое бытийное устройство в соприсутствии. В своей заботе люди дистанцируются друг от друга, но при этом усредняются, уравниваются и все вместе конституируют публичность, в которой опосредованно существуют через несамостоятельность и несобственность, утрачивая свою самость и обретая взамен ничью повседневность. Эпистемологические программы разрешения конфликтов, сфокусированные на падении присутствия, ориентированы на изменение известных конфликтующему Я способов быть в повседневности.

На первом этапе реализации эпистемологической программы «Управляемая конфликтность» решается задача по забрасыванию индивида в несамостоятельную, изолированную, но при этом равнозначную по отношению к соприсутствию публичность. Иными словами, все люди должны быть одинаковы в безразличности экзистирования по способу повседневности, а не раскрытия возможностей собственного Я. Таким образом, принудительно формируется общество, в перспективе порождающее только управляемую конфликтность, соответствующую целям субъектов внешнего регулирующего воздействия на конфликтные ситуации.

Инструментарий реализации второго этапа эпистемологической программы «Управляемая конфликтность» — это, прежде всего, «цветные» революции: технологии осуществления государственных переворотов и внешнего управления политической ситуацией в стране в условиях искусственно созданной политической нестабильности.

Инвариантность таких программ так или иначе сводится к имению дела с самостью — экзистентной модификацией человека как сущностного экзистен-циала. Соответственно, эпистемологическая программа может способствовать максимальному приближению присутствия к самому себе, либо снимать возможность присутствия находить себя, усиливая стремление бежать от повседневности.

Многообразие эпистемологических программ не ограничивается рассмотренными примерами. Во-первых, эпистемологические программы постоянно эволюционируют по мере усложнения культурно-исторического дискурса. Соот-

5 См.: Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ад Маргинем, 1999.

ветственно, расширение границ предметного поля с неизбежностью предполагает адаптивное внесение изменений в предлагаемый концепт. Во-вторых, экзистенци-алы, которые выделяет М. Хайдеггер, могут быть дополнены (как на основании текстов М. Хайдеггера, так и аналитических работ, посвященных изучению его научного наследия) другими фундаментальными категориями, конституирующими способ Я быть. Естественно, в этом случае профильные эпистемологические программы следует выявить и подвергнуть тщательному анализу. В-третьих, применительно к расположению, пониманию, речи и падению не составляет труда подобрать альтернативные эпистемологические программы разрешения конфликтов.

Подводя итоги третьей главы, автор с уверенностью констатирует, что культур-философские основания эпистемологии конфликта — это сложносоставное понятие, конституирующее структуру знания о проявлении собственного конфликта в различных вариантах культурного генезиса через антропологические экзистен-циалы.

Культур-философские основания эпистемологии конфликта синтезируются феноменологией и собственно эпистемологией. Знание как бы совершает круг в движении от абстрактного к конкретному.

Онтологически фундированный конфликт, его собственное, словно позволяет себя увидеть познающему субъекту во всем многообразии культурного дискурса.

В диссертации эта возможность проиллюстрирована на примере эпистемологических программ разрешения конфликтов.

В Заключении диссертации подводятся общие итоги исследования и формулируются основные выводы.

Основные положения диссертации представлены в следующих публикациях.

По теме диссертации опубликованы статьи в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией при Министерстве образования и науки Российской Федерации для публикации основных результатов диссертационных исследований:

1. Кабылинский Б.В. Эффективная социальная политика как условие перехода к экономике информационного общества в современной России //Кабылинский Б.В.// Конфликтология. 2011. №2. — С. 93-106. —0,8 п.л.

2. Кабылинский Б.В. Индустриальное и постиндустриальное общество: трансформация социального конфликта //Кабылинский Б.В.// Конфликтология. 2012. № 4. — С. 55-68. — 0,8 п.л.

3. Кабылинский Б.В.К вопросу об эффективности применения силовых технологий разрешения этнополитических конфликтов в современной России //Кабылинский Б.В.// Этносоциум и межнациональная культура. 2013. № 2, —С. 103-107.-0,8 п.л.

Другие публикации:

1. Этика индустриального и информационного общества: конфликт или кооперация? //Кабылинский Б.В. // Освоение минеральных ресурсов Севера: проблемы и решения: Труды 9-ой международной научно-практической конференции 6-8 апреля 2011 г. / Филиал СПГГИ (ТУ) «Воркутинский горный институт». — Воркута, 2011. — С. 614-618. — 0,4 п.л.

2. К вопросу о постиндустриальном характере социально-политического дискурса в современной России //Кабылинский Б.В.// Государственно-правовая политика в Северо-Западном регионе: Сборник трудов участников IV Международной научно-практической конференции, 25-26 октября 2012 г./ под общ. ред. К.Н. Серова, A.B. Кузьмина. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет сервиса и экономики, 2012. — С. 254-258. — 0,3 п.л.

Типография «ПронтоПринт» Санкт-Петербург, ул. Розенпггейна, д. 21

Формат А5 (148x210 mm). Гарнитура Times New Roman. Печать цифровая. Бумага глянцевая, 130 гр. Усл. печ. л. 1,1. Тираж 100 экз.

Текст диссертации на тему "Культур-философские основания эпистемологии конфликта"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

04201460793

КАБЫЛИНСКИИ Борис Васильевич

КУЛЬТУР-ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЭПИСТЕМОЛОГИИ КОНФЛИКТА

Специальность 09.00.13 -философская антропология, философия культуры

Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук

Научный руководитель - доктор философских наук,

профессор Соколов Е.Г.

Санкт-Петербург - 2014

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ..............................................................................................................3

ГЛАВА 1. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД: КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ КОНФЛИКТА........................................................................................................14

§ 1. Критический анализ классических теорий конфликта............................14

§ 2. Средство, метод, технология конфликторазрешения (интенциональность)..........................................................................................31

§ 3. Собственное конфликта..............................................................................46

ГЛАВА 2. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЫ КОНФЛИКТНОСТИ И ВАРИАНТЫ ГЕНЕЗИСА КУЛЬТУРЫ.....................58

§ 1. Общие положения: эпистемологический ориентир.................................59

§ 2. Культурный генезис в современной эпистеме.........................................77

§ 3. Культурный генезис в постсовременной эпистеме.................................87

ГЛАВА 3.-ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОГРАММЫ РАЗРЕШЕНИЯ КОНФЛИКТОВ.....................................................................................................95

§ 1. Эпистемологическая програма "Провокация и вытеснение"...............102

§ 2. Эпистемологическая програма "Технологизация мышления".............112

§ 3. Эпистемологическая програма "Телесная дрессура"...........................125

§ 4. Эпистемологическая программа "Управляемая конфликтность".......135

ЗАКЛЮЧЕНИЕ....................................................................................................148

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ...........................................151

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования.

Стремление наделить конфликт статусом философской категории чаще всего расценивается современными российскими исследователями как нонсенс. Отличительной чертой новейшей исследовательской школы изучения этого феномена является убежденность в том, что сопряженная с конфликтом проблематика сугубо акцидентальна. Такое видение сути вопроса не претерпело принципиальных изменений даже тогда, когда феномен конфликта приобрел статус центральной категории для новой гуманитарной дисциплины - конфликтологии.

Конфликтология (в зарубежной науке используется в синонимичном значении термин «теория конфликта») изначально заявила о себе в качестве междисциплинарной отрасли знания. Фактически ее усилия были сосредоточены на решении задачи по созданию универсальной парадигмы, аккумулирующей представленияо конфликте, созданные в рамках психологии, социологии, политологии, этнологии, теории международных отношений и т.д. Несмотря на достижения российскими и зарубежными исследователями в сфере теоретизации конфликта, это направление по-прежнему считается маргинальным в научной среде. Основное упущение, которое закрепило за теорией конфликта статус вспомогательной по отношению к другим гуманитарным наукам дисциплины, было допущено на стадии формирования методологической основы будущих структур знания о конфликте.

Психология, социология, политология, этнология, теория международных отношений, военная наука и т.д. в той или иной степени уделяют внимание конфликтам и способам их разрешения. Теория же конфликта располагает эти знания, в зависимости от степени их абстрактности, на трех уровнях: общем, среднем и прикладном. Но такая эпистемологическая сетка неустойчива в том плане, что базисом и в то же

з

время связующим звеном является социологическая парадигма, точнее, одно из ее направлений - структурный функционализм. Этот подход постепенно изживает себя в западной научно-исследовательской традиции ввиду очевидного недостатка универсальности в постоянно меняющемся современном дискурсе. В России, напротив, структурный функционализм по-прежнему выступает в качестве основы для большинства профильных исследований на тему конфликта. В результате структура знания о конфликте эффективно объясняет сущность взаимоотношения «система-функция», но не «Я-в-конфликтности с Другим» и менее всего - трансакцию «конфликтное столкновение-культура».

Маргинальный статус российской теории конфликта по отношению к другим гуманитарным дисциплинам предопределяется отсутствием четкой эпистемологической структуры, а точнее, недостаточной убедительностью теоретико-методологических основ знания о конфликте. Наметившаяся тенденция автономизации российской теории конфликта от западноевропейской научно-исследовательской традиции придает повышенную актуальность исследованиям, ориентированным, прежде всего, на онтологию конфликта, что, безусловно, является проблемой определения уровня развития науки, ее способности периодически осуществлять переход на новые основания. Если конфликт становится онтологически фундированным, то это автоматически предполагает обособление этого феномена в качестве независимого предмета научного анализа. Более того, феноменология конфликта, его ноэтика, как раз и позволяет выявить философские основания для построения эпистемологической сетки, по сути дела - систему абстрактных, универсальных категорий, а точнее, поскольку речь идет о Я-в-конфликтности - антропологических экзистенциалов.

Необходимо признать, что поиск аподиктических оснований теории

конфликта по своей природе может привести только к высшей степени

абстрактным, умозрительным результатам. Полезность и необходимость

такого знания неоспорима, если поставлена задача определить базис для

4

последующего перехода теории конфликта на автономные, а не заимствованные из других отраслей знания, категории, но при этом остается неясным вопрос, способна ли эта методология также решить задачу по интеграции элементов эпистемологических структур в единую «сетку». Иными словами, онтология конфликта, концентрирующая внимание на философских основаниях знания об этом феномене, не самодостаточна с теоретико-методологической точки зрения. Обособленность теоретического знания от прикладного конфликторазрешения может быть преодолена только за счет применения комплексного инструментария исследования феномена конфликта.

Проблема взаимного абстрагирования теории и практики в российской традиции исследования конфликта, в числе прочего, сводится к тому, что отечественная наука в недостаточной степени уделяет внимание построению схем «знание о конфликторазрешении-конкретный опыт его применения». Это мотивировано тем, что для доминирующего в российской теории конфликта структурного функционализма культурная специфика дискурса второстепенна. Предполагается, что заранее выверенная под конкретные культурные условия технология разрешения конфликтов a priori дает нужный результат. Соответственно, знание о культурной среде мотивирует субъекта на следование определенной линии поведения в конфликте.

Аналогичным образом российские исследователи практически не используют потенциал понятия «культура», ограничиваясь интерпретацией этого феномена в качестве объективирующей данности. В этой связи особенно актуальными представляются исследования, акцентирующие внимание на проблеме поиска не только философских, но и культурных оснований структур знания о конфликте. .

Для современной теории конфликта культур-философские основания

знания об этом феномене являются одной из наиболее актуальных и в то же

время малоизученных тем. Выявление и раскрытие этих категорий

способствует решению комплекса задач, важнейшими из которых является

5

обретение теорией конфликта статуса самостоятельной дисциплины и преодоление разрыва между теоретическим знанием и практическим конфликторазрешением.

Степень разработанности проблемы.

Конфликт в отечественной традиции исследован детально и подробно, но как категория, постигаемая апперцепированным восприятием.

Среди теоретиков конфликта, которые внесли существенный вклад в создание ноэматической структуры знания об этом феномене, необходимо выделить отечественных авторов классических работ «Социология конфликта» и «Отечественная конфликтология: современное состояние и задачи» - А.Г. Здравомыслова и Е.И. Степанова, а также их единомышленников, разделяющих схожее видение природы конфликта -A.B. Дмитриева, Ю.Г. Запрудского, А.И. Стребкова. Фактически это направление исследований основано на зарубежном подходе, известном как «общая теория конфликта», яркими представителями которой являются К. Боулдинг, Р. Дарендорф, Г. Зиммель, JI. Козер.

В центре внимания российских исследователей также находится проблема сравнительного анализа прикладных мер конфликторазрешения, поиска критериев оценки эффективности, способов заимствования успешного зарубежного опыта. В нашей стране сформировалась традиция изучения силового инструментария конфликторазрешения, яркими представителями которой являются C.B. Кортунов, И.И. Новикова, Н.В. Стаськов. При этом авторы начинают уделять все больше внимания обеспечению духовной безопасности, как, например, A.B. Коршунов в своей статье «Духовная безопасность российского общества основные угрозы и стратегии преодоления».

В зарубежной литературе приоритеты, напротив, закреплены не за

силовыми, а переговорными и посредническими технологиями

регулирующего воздействия на конфликтные процессы. В этой сфере

хрестоматийными считаются исследования С. Даймонда, Д. Дрюкмэна, Л.

б

Патнэма, Р. Фридмана. Отдельного упоминания заслуживает фундаментальный труд Р. Фишера и У. Юри «Переговоры. Решение проблем в разном контексте».

Комплексного исследования культур-философской природы конфликта фактически проведено не было, однако многие наработки зарубежных и российских ученых могут быть использованы для решения этой задачи. Прежде всего, следует отметить классические представления об эпистемологии М. Фуко, сформулированные им в таких работах, как «Слова и вещи», «Надзирать и наказывать» и т.д. В качестве основы для феноменологии конфликта могут быть использованы классические работы М. Хайдеггера, Э. Гуссерля, Ж.-П. Сартра - «Бытие и время», «Картезианские размышления», «Бытие и ничто» и т.д. В современных исследованиях предпосылки для изучения основных тенденций в сфере конфликторазрешения в культурном контексте содержатся в работах Е.Г. Соколова, например, «Магистральное и маргинальное в современной культуре/философии», в то время как роли субъекта в трансформирующихся культурных реалиях уделяет внимание Б.В. Марков работах «Человек и глобализация мира», «Проблема человека в эпоху масс-медиа» и т.д.

В зарубежной литературе Д. Белл, М. Кастельс, Д. Сёрлв работах «Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования», «The network society: from knowledge to policy», «Что такое институт»? и т.д. достигают цели по раскрытию сущностных характеристик эволюционирующих форм политического конфликтного дискурса с позиций теории информационного общества и постструктуралистского подхода, однако собственное конфликта и его проявления в культурном дискурсе в работах этих авторов практически не исследуются.

Данная диссертация - первая попытка интегрировать в единую

эпистемологическую сетку независимые, по состоянию на сегодняшний

день, структуры ноэматического и ноэтического знания о конфликте. В

7

результате предполагается не только расширить эвристический потенциал теории конфликта, но и наметить возможности преодоления тенденции отдаления практического конфликторазрешения от теоретических концептов.

Цели и задачи диссертационного исследования. Цель работы -выявить культур-философские основания эпистемологии конфликта.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующий ряд задач:

1. Проанализировать и систематизировать классические теории конфликта;

2. Онтологически фундировать понятие «конфликт»;

3. Выделить базовые эпистемы знания о конфликте и показать их историческую специфику;

4. Проследить коррелятивное взаимоотношение между антропологическими экзистенциалами и вариантами генезиса культуры;

5. Охарактеризовать конкретные эпистемологические программы разрешения конфликтов.

Библиография. Использованные в диссертационном исследовании источники можно классифицировать следующим образом:

1. теоретические источники, т.е. философские концепции, повлиявшие

на содержание и структуру, методологию и терминологию работы. Прежде

всего, автор опирался на работы М. Фуко, П. Фейерабенда, К. Поппера, Т.

Ван Дейка. Феноменологические исследования - С. Кьеркегора, К. Ясперса,

Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, М. Мерло-Понти, Ж.-П. Сартра также стали

опорой при изучении выбранного предмета. Большую значимость для

диссертационной работы представляет критика одномерного взгляда на

сущность социально-политических процессов, одним из основоположников

которой является Г. Маркузе. Поскольку с ноэматической точки зрения

разрешение социальных конфликтов достигается за счет делегирования

индивидами статусных функций институтам, впоследствии самостоятельно

8

воспроизводящим социальные факты, постольку проведение некоторых параллелей с концепцией Д. Сёрла оказалось весьма результативным для раскрытия целей и задач диссертационной работы. В ходе исследования постиндустриального общества и сетевой культуры автор использовал результаты, достигнутые в данной сфере М. Кастельсом, Д. Беллом, Р. Инглхартом.

2. были также привлечены исследования известных авторов теории конфликта, изучавших его системные характеристики, К. Боулдинга, Р. Дарендорфа, Г. Зиммеля, J1. Козера, Т. Парсонса.

3. исследования в области сетевого подхода к конфликтам - Я.А. Пляйса, JI.B. Сморгунова, А.И. Соловьева.

4. работы специалистов в сфере разрешения конфликтных ситуаций -А .Я. Анцупова, И.Е. Ворожейкина, A.B. Глуховой, А.Я. Кибанова, А.И. Шипилова.

5. использована теоретическая база исследования инструментов, методов, технологий регулирующего воздействия на конфликтные процессы. Среди авторов - А.Г. Дугин, С.Г. Кара-Мурза, Г.Г. Почепцов, О.В. Аллахвердова, Ю.В. Дубинина, Е.И. Ивановой, А.Ю. Сунгурова, Н.Я. Шеповой, Д.А. Войнов, В.А. Евдокимов, А.Н. Ильин и др.

6. использованы такие печатные и литературные СМИ, как«Известия», «Новая газета», «Российская газета», «Новое восточное обозрение», портал новостей РБК, Neva 24, официальный сайт Левада-Центр, а также научные периодические издания: «Власть», «Конфликтология», «Мир и политика», «Политические исследования», «Социологические исследования» и т.д.

7. привлечены исследования в других областях знания, таких, например, как политическая социология (JI.H. Алисова, З.Т. Голенкова, Н.В. Гришина), теория международных отношений (М.М. Лебедева, П.А. Цыганков, Д.М. Фельдмана), этнополитология (А.Р. Аклаев, C.B. Кортунов, A.B. Коршунов, В.А. Тишков), теория коммуникации (М. Айзенхарт, Д. Дрюкмэн, Л. Патнэм, М. Спэнгл).

Теоретические и методологические основы исследования. В

качестве концептуальной схемы исследования взяты основные положения философских теорий, созданных С. Кьеркегором, Э. Гуссерлем, М. Хайдеггером, Ж.-П. Сартром. Эпистемологическая сетка знания о конфликте конструируется в диссертации в соответствии с традицией, основоположником которой является М. Фуко.

В качестве вспомогательной методологии в ходе анализа таких элементов теории конфликта, как способы, инструменты, технологии его разрешения, автор использовал сетевую методологию (У. Коулман, Б. Солтер, Дж. Фейк). Культурно-цивилизационный подход (А. Тойнби, Ф. Фукуяма, С. Хантингтон) был применен автором для определения границ использования концепций о решающем значении национальной специфики конфликторазрешения в ходе практической деятельности по разрешению конфликтов.

Методы и инструменты диссертационного исследования выбраны и применены автором в соответствии с такими научными принципами, как объективность и универсальность, историческая конкретность. В ходе исследования конфликта использовался метод анализа и синтеза, формализации и конкретизации, редукции, индуктивно-дедуктивный метод. Инструментарий диссертационного исследования включает в себя оценочный анализ, примененный для измерения степени эффективности эпистемологических программ разрешения конфликтов; проведение исторических аналогий, использованное автором в ходе конструирования сетки структуры знания о конфликте в двух различных эпистемах.

Научная новизна работы:

1. определена роль и границы применения в теории конфликта термина «культур-философские основания»;

2. исследованы основные направления перехода теории конфликта от ноэмы к ноэтие и предложен концептуальный набросок эпистемологии конфликта;

3. ус�