автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Корейская диаспора в России в контексте этнической индифферентности корейцев и бурят

Полный текст автореферата диссертации по теме "Корейская диаспора в России в контексте этнической индифферентности корейцев и бурят"

На правах рукописи

Чжон Бон Су

КОРЕЙСКАЯ ДИАСПОРА В РОССИИ В КОНТЕКСТЕ ЭТНИЧЕСКОЙ ИНДИФФЕРЕНТНОСТИ КОРЕЙЦЕВ И БУРЯТ

Специальность: 07.00.07 - этнография, этнология и антропология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

3 1 ШЯ ¿912

Улан-Удэ-2012

005045003

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Бурятский государственный университет»

доктор исторических наук, профессор Абаева Любовь Лубсановна

Нимаев Даба-Цырен Дамбаевич, доктор исторических наук, доцент, Федеральное государственное бюджетное учреждение науки «Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН», старший научный сотрудник; Бадмаева Дарима Бато-Цыреновна, кандидат исторических наук, Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Бурятская государственная сельскохозяйственная академия», старший преподаватель

Учреждение Российской академии наук Ордена Дружбы народов Институт этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая РАН

Защита состоится «15» июня 2012г. в 10.00 час. на заседании диссертационного совета Д 210.002.02 ФГБОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств», адрес: 670031, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Терешковой 1. Зал заседаний.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств».

Автореферат разослан «12» мая 2012г.

Ученый секретарь диссертационного совета:

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Николаева Дарима Анатольевна

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. В конце семидесятых годов XX века особое внимание в этнологической науке уделяется проблемам этничности, этнической идентичности и индифферентности. Современные исследования российских этнологов, а также зарубежных социальных и культурных антропологов актуализируют проблемы этничности и этнической идентичности, в понятийном и терминологическом аппарате которых особую популярность приобретают термины «этнос», «этнич-ность», «этническая идентификация», «индифферентность» и др.

Известно, что уже в XIX веке этнические культуры многих сообществ подверглись модернизации и трансформации, в результате чего многие представители культурной и социальной антропологии лишились объекта своих классических лабораторных исследований традиционных обществ, обратив свое внимание на изучение городского общества, его культуры и субкультуры. Универсальная общая особенность этноса, называемая этничностью в урбанизированном сообществе, начинает действовать в качестве доминирующего элемента. В результате появились исследования этничности, самоидентификации этнических групп, этнической локализации, этнических конфликтов, этнической идентичности, этнической иерархии, и в том числе этнической индифферентности, обусловленные результатами социальной консолидации, культурной локализации многих этнических групп и диаспор в нетрадиционной среде, появлением множества этнокультурных разнообразий.

Актуальность темы также обусловлена теми широкомасштабными экономическими и социальными изменениями в жизнедеятельности корейской диаспоры в России, которые привели к трансформации их этнической идентичности, оставив лишь некоторые моменты консолидации на основе общего этнического происхождения. Жизнедеятельность корейской диаспоры протекала в условиях, резко отличающихся от условий жизнедеятельности основного материнского этноса, в поликультурных и поликонфессиональных условиях российского сообщества. Весьма актуальным для эмоциональной комфортности представителей корейской диаспоры в Бурятии является также и то, что как континентальные монголоиды антропологически и морфологически они мало отличаются от представителей бурятского этноса. Кроме того, последние исследования российских ученых, в том числе и бурятских, об историко-генетической близости корейцев и бурят способствовало в той или иной степени на выбор темы исследования.

Степень изученности проблемы. Исследования процесса эмиграции этнических корейцев в Россию является сам исторический момент этого явления. Большое внимание в этих исследованиях уделяется корейцам Средней Азии, в основном Узбекистана и Казахстана. Эти исследования можно разделить на две группы, 1 - исследования, связанные с этнической идентичностью корейцев Средней Азии, 2 - исследования повседневной, бытовой культуры, творческой деятельности, такой как

литература, музыка и пр.

Изучение бытовых реалий этнических корейцев проходило в основном в русле определения степени их адаптации. Быт корейцев Средней Азии исследовался такими учеными как И Мун Ун (1981, 1984); Ку Сон Му (1984); Чин Ен Ча (1988, 1989); Со Дэ Сук (1989); И Кван Гю (1993); Чжон Дон Чжу (1995) и др. Их труды носят описательный фактологический характер.

Последние научные работы (Им Че Уан, 2002) в основном были направлены на изучение этнических корейцев, реэмигрировавших из стран Центральной Азии в Приморский край. Основной целью этих работ является лишь констатация сложившейся ситуации, в которой оказались эмигранты, пытающиеся прочно закрепиться в стране, Однако необходимо отметить тот факт, что углубленного исследования ныне проживающей корейской диаспоры на всей территории Российской Федерации, не проводится. Исследования по этническим корейцам в Приморском крае представляют в основном анализ основных факторов повлиявших на их миграцию. Основное внимание уделялось сохранению корейского языка, процессу сохранения культуры в Приморском крае, а также созданию благоприятных условий существования на территории России при поддержке на местном и федеральном уровне.

Изучение сибирских этнических корейцев можно назвать исследованием их коллективной этнической идентичности. Им Че Уан в статье «Исследование национальной идентичности русских этнических корейцев в Приморье» дал оценку политике корейского правительства и проблеме сохранения этнического самосознания корейцев Приморского края, руководствуясь количественными статистическими методами исследования, анкетированием и анализируя анкетные данные (2005). Ученый раскрывает универсальную основу этнической идентичности, которой обладают корейцы, в русле теории «этнического самосознания».

В 2004 году при поддержке Фонда зарубежных корейцев Республики Корея, становится возможным проведение исследовательской работы в Научно-исследовательском институте истории и культуры Университета иностранных языков Кореи. В 2005 г. был открыт исследовательский центр, в котором Им Енг Санг прочитал доклад о российских корейцах под названием «Корейское этническое сообщество (диаспора) Сибири и Европейской части России: конфликт и сотрудничество между обществом российских корейцев (корёин) - китайских {чосонцок) и южным корейским обществом (хангугин)».

В качестве сравнения специфики этнокультурных ценностей конкретных эпох были использованы труды бурятских ученых (Банзаров Д., Березин И.Н., Георги И.Г., Жамсарано Ц., Кастерн A.M., Кафаров П., Потанин Г.Н., Позднеев А.М., Хангалов М.Н., Андреев А.И., Бамбаев Б.Б., Богданов М.Н., Гирченко В.П., Козьмин H.H., Кудрявцев Ф.А., Окладников А.П., Турунов А.Н., Фирсов H.H., Хаптаева П.Х. и др.), которые позволяют реконструировать эволюцию системы ментальных ценностей бурятской культуры. Вопросы ценностного наследия традиционной культуры бурят разработаны Герасимовой K.M., Жуковской H.JL, Карныше-вым А.Д., Рандаловым Ю.Б., Дашибаловым Б. Б., Зориктуевым Б.Р., Абае-вой JIJL, Басаевой К.Д., Галдановой Г.Р., Дугаровым Д.С., Михайловым Т.М., Серебряковой Ю.А., Урбанаевой И.С., Жамбаловой С.Г., Дашиевой Н.Б. и др. Представлены модели развития этнической истории и отражение изменения этнической ментальности у бурят в трудах Дашибалова Б.Б., Елаева A.A., Нимаева Д.Д., Цыбикова Б.Д. Интересна интерпретация текущих этнических процессов в работах Гомбоевой М.И., Елаева А. А., Елае-вой И.Э., которые формируют фактологические и концептуальные основания для обобщения эволюции культурных ценностей бурят.

Данный выбор был обусловлен биологическими, антропологическими, историческими и археологическими исследованиями, согласно которым буряты биологически и генетически близки с корейцами. В конце прошлого, начале нынешнего века российские, американские и корейские биологи исследовали ДНК народов Сибири, Восточной Азии и американских индейцев. Институт ДНК Сеульского Национального Университета с 2003 года на протяжении нескольких лет исследовал геном 3000 бурят живущих в Монголии. Результатом является вывод, что корейцы и буряты имеют некоторые сходства в геноме, которые в представителях других народностей не найдены. Данной теме посвящены иссле-

дования Дамбуева. И.К., которая утверждает, что на базе исследования «полиморфных маркеров генов было установлено, что современное население Бурятии имеет достаточно выраженный тренд увеличения генного разнообразия, что отражается в показателе средней гетерозиготности, который сопоставим с таковым дня других монголоидных популяций. По характеру расположения в филогенетическом древе, построенном с помощью 1ЖЗМА, бурятская популяция включается в кластер, который представлен популяциями монголов, корейцев, китайцев, алтайцев и якутов» (Дамбуева И. К., 1998. с.53.). Исследователи (Захаров ИА., Ондар У.Н., Доржу Ч.М.) доказали сходства ДНК корейцев с бурятами.

Цель исследования заключается в выявлении проблем этнической индифферентности корейской диаспоры в России и соотношение их с бурятами.

В соответствии с указанной целью были определены следующие задачи:

1. Проанализировать различные точки зрения на специфику видоизменения этнической идентичности и возникновения феномена этнической индифферентности среди малых этнических групп в инокультур-ной среде.

2. Проследить процессы миграции и адаптации корейской диаспоры в России.

3. Обобщить и систематизировать аргументы внутренних объяснений и внешних мотивов изменения культурной компетентности корейской диаспоры в российском и бурятском контекстах.

4. Выяснить специфику этнической индифферентности корейской диаспоры и бурятского этноса в российском контексте.

5.Сравнить культурную компетентность корейской диаспоры и бурятского этноса в Бурятии, а также и культурную адаптацию трудовых мигрантов бурят в Южной Корее.

Объектом диссертационного исследования является этническая индифферентность корейской диаспоры в России.

Предмет исследования - традиционные этнические идентификационные и индифферентные способы адаптации корейцев и бурят.

Эмпирическую и источниковедческую базу исследования составили данные анализа сбора фактологических данных методом включенного наблюдения, устного интервью о миграции и адаптации этнических корейцев в российском этнокультурном пространстве, анализ опроса и

бесед в дискурсивном направлении (обсуждение) с этническими корейцами на территории республики Бурятия. Также привлекались и некоторые статистические данные, имеющиеся по корейской диаспоре в Стат-управлении Республики Бурятия, а также материалы Национального Архива республики Корея. Для сравнительного анализа социально-психологических особенностей представителей корейской диаспоры в Бурятии теми же вышеуказанными методами опрашивались и представители бурятского этноса. Значительное место в эмпирических материалах по этнологии занимают теоретические и аналитические труды бурятских ученых.

Хронологические рамки исследования охватывают 50-ые годы прошлого столетия до настоящего времени, начиная с первой волны иммиграции корейской диаспоры в Российскую империю и их передвижения как внутри территории Российской империи, так на территории Советского Союза и постсоветского пространства.

Территориальные рамки диссертационного исследования в основном охватывают территорию Республики Бурятия, охватывая, при этом, процессы миграции корейской диаспоры как в Российской империи, так и их реэмиграцию из постсоветских республик до перестроечных и постперестроечных времен.

Методологическую и теоретическую базу исследования в основном составили труды зарубежных культур-антропологов и российских этнологов, придерживающихся теории конструктивизма и ситуациона-лизма, согласно которым этническая общность или малая группа конкретной этнической общности понимается как общность людей на основе культурной самоиденитификации (самоопределения) по отношению к другим общностям, с которыми исторически они оказались в фундаментальных социальных и этнокультурных связях. (Ф. Барт; А. Коэн; X. С. Юн; С. Ф. Киз; О. Фаттосон; К. X. Ким). В теории конструктивизма этничность и идентичность - это прерогатива сознания индивида или коллектива конкретной этнической общности. Соответственно концепции конструктивизма, а также и ситуационализма, основные категории этнических характеристик не присутствуют столь явно, как в классическом определении теории этноса, а лишь присутствуют в виде смутных представлений и признаков.

Значительное влияние на авторскую позицию диссертанта оказали теоретические работы российских этнологов и этнопсихологов - Агеева B.C.,

Аклаева А.Р., Арутюнова С.А., Бороноева А.О., Гумилева JI.H., Дробиже-вой JI.M., Левковича В.П., Мин JI.B., Лотмана Ю.В., Лурье C.B., Солдато-вой Г.У., Тишкова В.А. и др., которые позволили оформить фактологические и концептуальные основания для обобщения теории идентичности и индефферентности указанного объекта и предмета исследования.

Научная новизна диссертации заключается в исследовании корейской диаспоры в России посредством анализа собранных эмпирических данных по их этнической идентификации. Научная новизна исследования заключается также и в том, что:

- выявлена система культурных ценностей корейской диаспоры в

России;

- представлена попытка комплексного анализа этнической идентификации корейской диаспоры в России;

- проведен анализ культурной компетентности корейской диаспоры в России, фиксируется феномен их этнической индифферентности;

- выявлен общий характер изменения этнической идентичности, самоидентификации и этнической индифферентности корейской диаспоры в Бурятии в сопоставлении с этническими символами бурят.

Теоретическое и практическое значение заключается в том, что анализ актуального состояния корейской диаспоры в России, в том числе и в Бурятии, определение своеобразия и специфики их эволюционного развития, механизмов их историко-культурной преемственности позволяют исследовать современную социо-культурную ситуацию, в которой оказалась корейская диаспора в России: на этой основе возможен поиск универсальных средств адаптации традиционных ценностей корейской диаспоры в России, обеспечивающих их идентичность, устойчивость и некоторую свободу в неустойчивом мире. Материалы исследования также, на наш взгляд, развивают направление, исследующие аксиологические аспекты адаптации диаспор в изменившихся социальных, политических, экономических и культурных условиях.

Практическое значение работы состоит в том, что материалы диссертационной работы и некоторые ее концептуальные положения могут быть использованы при составлении программ учебных курсов, методических пособий и спецкурсов по адаптативным возможностям диаспор в России.

Апробация работы. Основные результаты исследования представлены в виде докладов: на Международной научной конференции молодых ученых, аспирантов «Вопросы прошлого, настоящего и будущего

корееведения» (Сеул, 13-14 декабря 2007); Международной научно-практической конференции «Сравнительное правоведение в России, Монголии, Японии и КНР» (Улан-Удэ, 17 апреля 2009); Международной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Сравнительное правоведение в странах Азиатско-Тихоокеанского региона - III» (Улан-Удэ, 15 апреля 2011); Международной научно-практической конференции студентов и аспирантов «Азиатско-Тихоокеанский регион: история и современность - V» (Улан-Удэ, 18-21 мая 2011); Международной научной конференции «Исторический опыт взаимодействия народов и цивилизаций: к 350-летию добровольного вхождения Бурятии в состав Российского государства.» (Улан-Удэ, 28-30 июня 2011); Международной научной конференции «Материальная Азия: Объекты, технологии и переосмысление успеха» (Южная Корея Чжон чжу, 1-5 августа 2011); на Международном симпозиуме « Кочевые цивилизации и страны Дальнего Востока: диалог культур» (Улан-Удэ, 6-8 сентября 2011); Международной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Сравнительное правоведение в странах Азиатско-Тихоокеанского региона IV» (Улан-Удэ, 13 апреля, 2012).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, содержащих шесть параграфов, заключения, приложения, списка основных информантов, библиографии.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность темы, характеризуется степень ее научной разработанности и изученности проблемы, определяются объект и предмет исследования, формулируются цели и задачи, раскрываются новизна работы, основные методологические принципы, теоретическая и практическая значимость исследования, приводятся данные об апробации результатов и основных публикациях автора по теме исследования.

В первой главе «Корейская диаспора в России: миграция, реэмиграция, адаптация и формирование новой этничности» рассматриваются основные социальные, экономические и политические причины и факторы появления корейской диаспоры в России и их свободное и вынужденное расселение и освоение обширных пространств российской территории. Первый параграф «Начало миграции корейцев в дореволюционную Россию и причины реэмиграции в постсоветскую Рос-

сию» рассматривает историю переселения корейцев с Корейского полуострова на территорию Российской империи до Октябрьской революции 1917 года. Основные мотивы этой первой волны миграции носили в основном социально-экономические предпосылки. Тяжелая жизненная ситуация насельников Корейского полуострова, в основном являющейся в производительном отношении - аграрной, в период с 1863 года по 1884 вынудила многих корейцев мигрировать в Приморский край Российской Империи. И, если династия Чосон, правившая в тот период, все же как-то препятствовала переселению своих крестьян в Приморский России, то российская сторона, заинтересованная в освоении своих обширных целинных земель, этому процессу особо не препятствовала.

Начало второму периоду положило подписание в 1884 году русско-корейского договора о торговле. Он продлился до 1894 года. Тогда состав переселенцев расширился за счет крестьян, торговцев и рабочих, разоренных проникновением в Корею иностранного империалистического капитала. Постепенно отношение правящих кругов Российской Империи к иммиграции населения с Корейского полуострова стало меняться в лучшую сторону. Пребывание и деятельность этнических корейцев, как и других иностранцев в России, было легитимизовано, поэтому миграционные процессы не носили стихийного массового характера. Миграционные процессы третьей и четвертой волны носили вынужденный характер. Для этого периода характерны централизованные насильственные переселения, а также вынужденное переселение корейцев, вызванное напряженной национально-политической обстановкой в государстве.

Третий период длился с 1894 года по 1910 годы. В 1894 году в Чосон произошло восстание крестьян, именуемое «восстание Тонхак», направленное против вторжения Японии и западных странах. На территории Кореи были дислоцированы части японской армии и, в целом, значительно усилилось экономическое, политическое и социальное влияние Японии на весь полуостров. На ухудшение ситуации в стране повлиял также конфликт различных по своей структуре интересов России и Японии на территории Кореи. В силу этих обстоятельств в миграционных процессах стали преобладать политические мотивы.

Корёсарам (НУАЩ": сами себя называют) или корёип (И£=]£]: южные корейцы называют советских корейцев) (этнические корейцы) называют корейскую диаспору, проживающую в странах СНГ. Они являются чосонцами или их потомками, которые с середины XX века эмигрирова-

ли в Российскую Империю. Число этнических корейцев, проживающих сегодня в странах СНГ, насчитывает около 550 тыс., и, согласно статистическим данным 2009 года Фонда корейцев, проживающих за рубежом, в Республике Корея, из них 222,027 человек проживает на территории Российской Федерации.

Российская Федерация - пятая страна после Америки, Китая, Японии, Канады, где численность этнических корейцев достигает больших масштабов, и согласно данным статистических исследований с 1997 года их число постоянно растет. В 1997 году число этнических корейцев, проживающих на территории России, составляло 98,918 человек, в 2003 году их число увеличилось в два раза, достигнув 187,957 человек, с тех пор их масштабы постоянно увеличиваются.

1910 - 1917 гг. Ли Че Мун определяет как четвертый период переселений корейцев на территорию Российской Империи. Эти годы как для Кореи, так и для России были особыми. В 1910 году Корейская империя, утратив свою независимость, была аннексирована Японией. «Революционный» 1917 год коренным образом изменил ход истории России.

Известный исследователь корейской иммиграции на территорию Российской Империи Пак Б.Д. выделяет в качестве основных предпосылок миграционных волн как социально-экономические условия, так и географические и идеологические факторы. Однако вплоть до настоящего времени большинство корейских исследователей связывали все переселенческие процессы этнических корейцев лишь с идеологическими факторами, объясняя эмиграцию корейцев в Россию только позицией несогласия с потерей Кореи ее независимости.

Мы так же фиксируем переселение в конце XIX века значительной части корейцев и с прибрежных территорий реки Туманган.

Провинция Хамгён являлась самой ближайшей корейской территорией близ границ России. Большинство первых переселенцев Хамгён являлись выходцами из района Юкчин. Район Юкчин был присоединен к территории Кореи во время правления короля Седжона. В этом районе - бассейне реки Туманган, отмечает Ко Сын Хи, «сильнее всего вспыхивали крестьянские восстания, вызванные бедственным положением, и они были настолько серьезны, что и корейское правительство не могло принять надлежащие меры».

В 1860г. уже в российском Приморье рядом с казахской диаспорой поселились 5130 корейцев (761 семья). В 1869 и 1870 годах, по данным

Ко Сын Хи, переселение приобретает массовый характер, хотя существовал строжайший запрет со стороны корейского правительства. Крупное наводнение в конце 1860г. с последующими заморозками и небывалым массовым голодом, «вызвало массовые переселения корейцев (около 6500 человек) в 1869 и 1870 гг.» (Пак Но Чжа, с. 165). Большую часть переселенцев тех лет составляли крестьяне, которые перешли границу даже без одежд и провизии. Как пишет Пак Но Чжа: «Они выказали стойкое желание, стремление остаться в России и говорили, что лучше здесь умереть, чем вернуться в Корею».

В настоящее время в результате миграционных процессов корейцы проживают на Сахалине, в Приморском крае, в Сибирском федеральном округе, а также в европейской части России. Общая численность корейцев, постоянно проживающих на территории Российской Федерации, составляет 200 000 человек.

На Сахалине численность корейцев составляет приблизительно 40 000 человек. Их предки были насильственно переселены на остров японским правительством после передачи южной его части Россией Японии в результате войны 1904-1905 гг. Первое поколение сахалинских корейцев благодаря усилиям Корейского правительства перманентно возвращалось в Республику Корея до 2009 года (2 600 человек). Подчеркнем, что вернулись в Республику Корея только первое поколение сахалинских корейцев, рожденных на территории Российской Империи до 1948 года.

Продолжается реэмиграция корейцев внутри России из бывших республик Средней Азии. В этом процессе можно выделить 2 периода: первый — до распада Советского Союза; второй — после распада СССР и до настоящего времени.

Реэмигранты первого периода уезжали с территорий среднеазиатских республик в целях улучшения уровня жизни и получения хорошего образования. Характерно то, что при выборе нового места жительства многие ориентировались на Приморский край ("¡УёН^, тУ 5), считая его своей исторической родиной (Л1§). В настоящее время в Приморском крае численность корейцев составляет около 40000 человек. Достаточно крупные диаспоры есть в Волгоградской и Ростовской областях — около 50 000. Большая часть реэмигрантов после распада СССР в Волгоградской области и Приморском крае занимаются сельским хозяйством.

Во втором параграфе «Этносоциальная адаптация корейцев в Бурятии» исследуется, идентичность корейцев в период проживания на территории Казахстана и Узбекистана, которая проходила в рамках возросшего движения за национальную независимость этих республик.

Современные корейцы стали прочно обосновываться в Бурятии со второй половины 1950 годов. И хотя, их число было незначительным, все они переехали в Бурятию с одной целью - заработать. Процесс эмиграции корейцев в Бурятию продолжался в середине 1950-х и в 60-х годах, но уже в малых количествах.

Корейцам, которые с 1937 года были насильно переселены из Приморья в Среднюю Азию, до 1 октября 1956 года было запрещено свободно перемещаться по территории Советского Союза. По этой причине, корейцам, проживающим после переселения в 1937 году в Средней Азии, в государствах, входящих в состав Советского союза, было сложно выехать из Средней Азии и поступить в российские университеты.

Корейцы, переезжая в Бурятию, для того, чтобы адаптироваться к новой социальной среде и выжить как этническое меньшинство, выбирали разные стратегии, и одной из таких стратегий был брак между корейцами, которые имели постоянную работу. Они считали важным брак между собой, и, в этом стремлении придерживались к поддержанию традиционного свадебного обряда

Смешанные браки корейцев в Бурятии можно объяснить стратегией их поведения и адаптации, но также необходимо учитывать и этническое поведение, где наиболее важным считали происхождение (родословную). Данное явления можно понять как этническую идентичность корейцев, придающих особое значение происхождению и как стратегический выбор корейцев, которые должны были приспосабливаться к новой социальной среде. Корейцы, эмигрирующие в Бурятию в 1950 и 1960 годах, переехавшие в Бурятию в основном из-за проблем, связанных с получением высшего образования и работой, могли легко получить от правительства жилье и и различные компенсации. В 1960, а затем в 1970 годы корейцы, продолжают эмигрировать в Бурятию.

Корейцы, следуя конфуцианству, которое в эпоху Чосон на протяжении около 500 лет являлось господствующей идеологией, считают идеальной женщиной ту, которая соответствует типу «мудрой матери и хорошей женьто-Шинсаимдан1 и предпочтение отдавалось той женщине, которая демонстрировала ценности.

1 1504-1551 гг. жизни в династии Чосон.

Корейцы, проживающие в Бурятии, как и буряты, которые, когда встречают друг друга в Улан-Удэ или заграницей, например в Корее, спрашивают друг друга о месте рождения, при встрече, чтобы сблизиться. Сахалинские корейцы считают себя людьми острова (островитянами), а приморских и среднеазиатских корейцев называют «людьми с большой земли» (материковые).

Как правило, сахалинские корейцы в отличие от корейцев из Средней Азии, не только в Бурятии, но и в большинстве регионах России за короткое время приобрели постоянную работу и место жительства, и даже в период перестройки, времени социального потрясения, закладывали экономически стабильную основу. Такое явление наблюдалось в русских городах, таких как Красноярск, Новосибирск, Санкт-Петербург, Москва и других.

Причина заключалась в том, что сахалинские корейцы, несмотря на их сравнительно небольшое количество, проживали компактно в южной части острова Сахалин и, общаясь на своем языке, стремились к тому, чтобы будущее поколение владело корейским языком. Сахалинские корейцы, в совершенстве владеющие корейским языком, работали сотрудниками в корейских фирмах или бизнесменами, устанавливая контакты с корейскими предпринимателями, появившимися в России, и тем самым создавали сравнительно стабильную экономическую обстановку.

Более того, корейцы из Средней Азии могли получить высшее образование в России с 1956 года, а сахалинские корейцы получили такую возможность сравнительно раньше, в 1948 году, когда остров Сахалин стал советской землей. Не только в Бурятии, но и в других регионах России доктора или профессора и приглашенные лица Федерации корейцев в большинстве своем были родом из Сахалина.

Есть корейцы, которые в поисках лучшей жизни эмигрировали в Бурятию из Средней Азии и Приморья с 1985 года, когда началась перестройка, в 1991 году, во время распада Советского Союза, и в 2000 годы.

Согласно статистике Национального состава населения Республики Бурятия, число корейцев, живших в Бурятии в 1989 году, составляло 339 человек, а в 2002 году их число увеличилось до 596 человек. Это происходит не за счет естественного прироста населения, который зависит от смертности и рождаемости, а за счет роста числа иммигрантов, пребывших из стран Средней Азии после распада Советского Союза.

Согласно записям Фонда Зарубежных Корейцев Республики Корея, число корейцев на территории Советского Союза в 1997 году составляло 98,198 человек, а в 2003 году их число выросло примерно в два раза, достигнув 187, 650 человек. Причина, почему в это время число корейцев на территории Российской Федерации увеличилось почти в два раза, заключается в том, что корейцы, проживающие в странах Средней Азии, в поисках лучшей жизни и в целях выживания почти вынуждено эмигрировали не только в Приморский край, Волгоград, Москву, но и во все уголки России. В это время многие корейцы переехали в Бурятию, и теперь они как граждане Республики Бурятия пытаются изо всех сил адаптироваться к новой социальной среде.

В третьем параграфе «Язык культуры в контексте этнической идентичности корейской диаспоры в Бурятии» разделе сделана попытка определить место и значение языка в этнической идентичности современных корейцев Бурятии. Безусловно, язык составляет важнейший компонент идентичности любого этноса. Актуальность данной проблемы во многом обусловлена следующим обстоятельством. Большинство современных корейцев, проживающих в Бурятии, почти не владеют корейским языком, при этом обладают ярко выраженной идентичностью.

Означает ли это, что в контексте этнической идентичности современных корейцев Бурятии владение национальным языком не является важным? Каковы причины слабого владения и не владения языком большинством этнических корейцев Бурятии? Ответы на данные вопросы составляет содержание раздела.

С тех пор как часть корейцев с 1863 года стали покидать Корейский полуостров и проживать в России прошло около 150 лет2. Большинство корейцев, за исключением пожилых людей, проживающих сегодня в Республике Бурятия, не владеют корейским языком.

Из 100 корейцев проживающих в Бурятии, с которыми встречался исследователь, приблизительно 10 человек говорят на корейском языке. Все же старшее, среднее и молодое поколения, которые в детстве немного изучали корейский язык, не только на неофициальных встречах, но даже на официальных встречах корейской ассоциации не говорят на корейском язык, и так постепенно теряется возможность говорить на родном языке.

2 3-14 октября 2004 года празднование в г. Находка 140 лет с момента эмиграции корейцев в Россию, а также 12-16 августа 2011 года в 10 городах России, в том числе в Москве.

Одной из причин, почему корейцы постепенно забывают корейский язык, является то, что 400-500 корейцев, проживающих в Бурятии, не собираются и живут некомпактно в одном месте. Корейцы, в том числе Хон Андрей Анатольевич, переехавшие из Средней Азии в Бурятию, считает, что корейцы, проживающие в Средней Азии, в начале эмиграции (приблизительно в 1937-1960-е гг.) жили сравнительно компактно, и представлялось много возможностей говорить на корейском языке.

Говорят, что если бы среди корейцев, живущих в Улан-Удэ, корейцы, которые жили на Сахалине или в Средней Азии, могли жить компактно, как буряты, то большая часть корейцев говорила бы на корейском языке, тем самым сохранив его. Причина, почему они так думают, заключается именно в том, что корейцы, живущие в Бурятии, не живут компактно в одном месте.

С середины 90-х годов по настоящее время корейцы Бурятии уже могли изучать южнокорейский язык (не советский корейский язык) в университетах. Характерно то, что корейцами, которые первыми в Бурятии преподавали южнокорейский язык, были миссионеры.

Позиция, считающая историко-генетические и кровно-родственные корни важным составляющим элементом в этничности и этнической идентичности корейского этноса, хорошо просматривается не только в Южной и Северной Корее Корейского полуострова, но и в корейских диаспорах, рассеянных по вйему миру и насчитывающих 6 млн. человек. Некоторые южные корейцы считают, этничность корейцев, которая до сих пор сохранялась, разрушиться из-за того, что в последнее время растет число смешанных браков среди современных корейцев, и в связи с этим, историко-генетические и кровно-линейные корни, кровная чистота не будет передаваться будущему поколению и в конце концов исчезнет. И чосонцы (корейцы, живущие в Китае), корейцы Бразилии, Америки, Канады, Вьетнама также придают важное значение кровной линии в контексте этничности и этнической идентичности. Все они не одобряют межнациональные браки, а браки между корейцами и сохранение кровной линии для них важно. Так во всех корейских диаспорах, рассеянных по всему миру.

Причина, по которой старшее поколение корейцев стремиться к тому, чтобы их дети заключали браки с корейцами, в том, что они считают, что корейская этничность передается через кровную линию и продолжение корейцами своего рода - это «гордость и честь человека». И также считают «как данность», когда самый старший сын (S У" чанам) женится на корейской девушке.

Причина, по которой корейцы не одобряют брак с другой национальностью, заключается именно в том, что детей, рожденных от смешанных браков называют метисами (полукровками), принижают, выказывая дискриминацию по отношению к ним. В корейском языке есть термины, называющие людей от смешанных браков полукровками (^ а), гибридами и другое, такое эксклюзивное националистическое представление, которым обладают корейцы, обнаруживается не только в языке и корейские диаспоры по всему миру настаивают на «чистом» происхождении {тп%сунхёль). В этой идеологи есть три важные концепции: «чистота», «кровь» и «группа». Чистота группы этноса в крови означает стремление не испачкать свою кровь кровью другой национальности. Здесь скрыто коллективное чувство превосходства нации и в то же время эксклюзивный национализм. Поэтому корейцы Бурятии, настаивающие на этой идеологии, не любят вступать в брак с другими национальностями.

Хотя кровная линия является самым важным элементом, составляющим этническую идентичность корейцев, дети признаются корейцами только по линии отца.

В результате мы можем прийти к выводу, что самым важным составляющим элементом этнической идентичности корейцев Бурятии является не владение национальным языком, а историко-генетическая и кровно-родственная этнокультурная память.

Вторая глава «Этнические и этнокультурные параллели этнической индифферентности бурят и корейцев» рассматривает язык и религиозные традиции бурят в контексте этнической идентичности и этнической индефферентности бурят и корейцев, т.к. буряты, по результатам биологических, биогенетических, антропологических исследований, а также в этнокультурном отношении, близки с корейцами.

В первом параграфе второй главы «Язык в контексте этнической индифферентности бурят и корейцев в Бурятии» анализируется влияние русского языка на корейскую диаспору в других национальных республиках, которое также было очень велико. Среди коренных жителей Сибири постепенно стало увеличиваться число тех, кто говорит на обоих языках, а родной язык стали преподавать только в начальных школах.

В бурятской деревне говорят на бурятском языке, как на языке повседневного общения, однако чисто бурятских деревень в современной Республике Бурятия очень мало, а в городе и в русской деревне все говорят на русском языке как на языке повседневном. Поэтому очень важно чтобы бурятские семьи в городе и русской деревне, в самой семье стремились сохранить язык, общаясь на бурятском. Дети, поначалу учат и знают язык, но из-за того, что не могут говорить в семье на бурятском языке, владение языком становиться невозможным. Дети, растущие в основном в городе и русской деревне Республики Бурятия, не владеют бурятским языком и случаев прямой трансляции знаний бурятского языка постепенно становиться все меньше.

Однако, не все буряты болезненно относятся к ситуации исчезновения бурятского языка. Молодые буряты считают, что им все равно, что он бурят и не говорит на бурятском языке. Наоборот, считают бурятский язык деревенским феноменом и избегают говорить на нем.

Хотя бурятская молодежь и говорит друг с другом на русском языке, но так как они могут точно идентифицировать себя как представителя бурятского этноса от русского - не важно, что они не могут говорить на бурятском языке. Однако пожилые люди думают, что молодежь, не владеющая бурятским языком - не буряты, и незнание бурятского языка расценивают как потерю идентичности бурят. В бурятском сообществе поколение бурят, не знающих бурятского языка стремительно растет.

Анализ идентичности бурят, показывает два аспекта кризиса исчезновения бурятского языка в Республике Бурятия. Старшее поколение считают важным знание бурятского языка и утверждают, что только тот, кто владеет бурятским языком, может быть назван бурятом, и говорят, что владение бурятским языком является важным элементом в определении этничности как бурята С другой стороны, молодежь считает, что знать бурятский необязательно и владение бурятским языком не имеет отношения к тому, что определяется как бурят. На самом деле буряты по отношению к исчезновению бурятского языка, связанного с уменьшением носителей бурятского языка, осознают, что владение бурятским языком, является важной основой определения идентичности бурята Также и корейцы, проживающие на территории республики Бурятия, не считают важным критерием знать свой родной корейский язык.

Все буряты, будь то пожилые или молодежь, четко отличают себя от русских, и появляется тенденция, что знание бурятского языка по-

степенно перестанет быть основой этнической идентичности, что делает бурят схожими с корейцами, живущих на территории Бурятия, не говорящих на корейском языке. Хотя владение бурятским языком и составляет этническую идентичность бурят и играет важную роль, буряты, ситуативно перестраивают свою этническую идентичность, позволяя родному языку выбыть из структурных элементов этнической идентичности. В результате бурятский язык не играет важной роли в этнической идентичности современных бурят. Можно сделать вывод, что бурятский язык не играет важной роли в этнической идентичности современных бурят.

Во втором параграфе второй главы «Религия в контексте этнической идентичности и самоидентификации бурят и корейцев в Бурятии» затрагиваются проблемы идентичности бурят и корейцев в структуре их религиозных традиций.

Религиозная культура корейцев и бурят, как и все культурные структуры, созданные в результате творческого потенциала автохтонных насельников включает в себя и естественнонаучное определение множества миров и культур, онтологическая множественность материальных миров и культур в бытийном смысле, не отрицая логические возможные миры и культуры, а также предполагая и вкладывая некий мистический смысл возможной произвольности миров, а стало быть и культур.

В последнее время в векторе развития истории культуры наметилась тенденция рассматривать этнокультурные феномены не как общечеловеческие производные данные, а как конкретную этнокультурную традицию, созданную не вообще в человеческом пространстве, а в пространстве конкретного места, имеющего соответственно все конкретные геофизические, географические, ландшафтно-климатические, хозяйственно-культурные, языковые и ментальные характеристики, т.е. в конкретном локусе.

Локус бытия этнокультурных и религиозных традиций корейской диаспоры и бурятского этноса, а также каждого конкретного человеческого индивида в их этнокультурном пространстве имеет свою характерную только этому региону специфику, где почти каждый конкретный локус бытия сакрален и четко очерчен внутри существующей здесь в этом пространстве религиозной культурой.

Буряты считают своей традиционной религией шаманизм и буддизм. Для бурят, шаманизм и буддизм означают больше, чем просто традици-

онные религии, они тесно связаны с этнической идентичностью бурят. Буряты сами делят себя на западных и восточных бурят, и в основе этого разделения находится религия, в которую они верили в местности, где проживали их семьи и род.

Для западных бурят шаманизм - это важный элемент, который делает их «западными бурятами». Хотя в бурятском обществе слово шаманист употребляется в значении «верующий в шаманизм», однако, чаще означает человека, который верит в способности шамана или шаманское мировоззрение.

Конкретные роды западных бурят традиционно проводили обряд жертвоприношения духам озер, рек или гор, которые благословляли и защищали их (тайлаган). Это связано с верой западных бурят в духов, которая обеспечивала спокойное существование. Западные буряты проводили коллективный обряд жертвоприношения в «особом месте только для жителей деревни», которым руководил шаман и через «совместное употребление пищи», принесенных по желанию в жертву барана или лошадь и через «совместное распитие» водки, тем самым подтверждая, что их этническая идентичность очень тесно связана с шаманизмом. Однако бурятский шаманизм с давних времен претерпел определенные изменения. После XVII века распространение православия среди западных бурят оказало определенное влияние на шаманизм, можно сказать, что сегодня шаманизм это форма, представляющая сплав с русской религией.

Буддизм и шаманизм в этнокультурной истории бурят считаются традиционными религиями восточных и западных бурят. И с религиозной точки зрения эта две религии рассматриваются как важные элементы этнической идентичности бурят, которая «делает их бурятами».

На автохтонной территории бурят все религии кроме буддизма и шаманизма - это иностранные религии, и те, кто исповедует их, для традиционного бурята ставит под сомнение свою «бурятскую идентичность». Православие, пришедшее извне - является в России доминирующей в количественном отношении, поэтому буряты толерантно признают православие как укоренившуюся религию и не критикуют православных бурят, составляющих меньшинство. Буряты, считают шаманизм и буддизм своими традиционными вероисповеданиями и утверждают, что те, кто не исповедует эти религии - не-буряты. Это еще раз показывает, что одним из важных элементов, составляющих этническую идентичность современных бурят, является религия, и хорошо объясняет причину, почему в современном бурятском обществе присутствуют как буд дизм так и шаманизм.

В результате наших исследований мы пришли к выводу, что такая этническая категория как владение бурятским языком в контексте этнической идентичности современных бурят, не является важным, а наиболее доминирующую роль в определении их этнической специфики играют религии - буддизм и шаманизм. Точно также в основу теоретических построений и религиозной практики корейской диаспоры в России легли архаичные представления корейцев, очень сходные с шаманскими религиозными традициями бурят. Характерно также и то, что для бурят в отличие от корейцев религиозные традиции играют более важную роль в определении их самоидентификации, тогда как корейская диаспора в России, в том числе и в Бурятии достаточно индифферентна к своим традиционным религиозным воззрениям.

Хотя восточные буряты считают своей традиционной религией буддизм, а западные буряты считают традиционной религией шаманизм, между ними нет религиозного конфликта.

Буряты относились к православию как к религии, пришедшей извне, однако так как эта религия находилась с бурятами «уже в течении долгого времени», буряты принимают ее как «укоренившаяся религия». Хотя некоторые буряты не являются истинными адептами ни шаманских традиций, ни буддийской теории и практики, и утверждают, что исповедуют православие, это не является проблемой как для восточных так и для западных бурят. Потому что, несмотря на то, что христианская ветвь православия, была привнесена на бурятские земли русскими и воспринималась как «иностранная религия», это религия в основном русских. Сегодня лишь малая часть современных бурят исповедует православие, однако их не критикуют и не считают людьми, отказавшимися от традиционных религиозных воззрений. Это потому, что они граждане России.

Протестанство, как и православие считалось чужой религией, однако все же появились адепты протестантизма и среди бурят. Примечательно то, что буряты не-протестанты всячески осуждают бурят-протестантов, называя их «людьми, предавшими нацию». В ходе интервью, буряты непротестанты отвечали вопросом на вопрос «Как бурят может стать протестантом?». Большая часть бурят говорит, что бурятская традиционная религия это буддизм и шаманизм и что в зависимости от ситуации можно исповедовать православие, однако принятие протестантизма считают продажей души нации, называя это «бурятским стыдом». Даже утверждают, что буряты-протестанты, в каком-то смысле и «не буряты». При-

чина почему буряты не протестанты так критикуют протестантов заключается в том, что в отличие от православия, которую буряты признали своей религией, буряты-протестанты относятся к бурятским традиционным религиям буддизму и шаманизму как к идолопоклонению.

В основу теоретических построений и религиозной практики корейской диаспоры в России легли архаичные представления корейцев, очень сходные с шаманскими религиозными традициями бурят.

Современные российские корейцы не имеют национальную религию, подобно бурятам, поэтому этническая идентичность корейцев в Бурятии не связана с этническими религиозными традициями. Многие ритуалы корейцев основаны на базе буддизма и шаманизма, но современные российские корейцы в Бурятии, соблюдая национальные традиции (Корейский Новый год-солнальюбилей бОлет - хатаб; первый год рождения; ребенка-доль и т.д.), не думают, что в них должны присутствовать религиозные аспекты. Напротив, многие корейцы в Бурятии после приезда корейских миссионеров стали протестантами. Таким образом, для российских корейцев в Бурятии религия не является важным элементом, составляющим этническую идентичность.

Третий параграф второй главы «Этносоциальная идентичность бурят в Республике Корея как трудовых иммигрантов». Достаточно сложно определить точное время появления бурятских иммигрантов в Корее. После распада СССР жители Дальнего Востока стали совершать торговые поездки в Корею, с целью продажи продукции корейского производства в России. Находясь в Корее, российские коммерсанты (челноки), были наслышаны о том, что в стране существует трудовой рынок иностранных граждан, и их последующие поездки были уже связаны с целью поиска заработка в любом его виде на территории Кореи.

После заключения дипломатических отношений между Монголией и Республикой Кореей (1990), многие монголы стали временно выезжать в Корею в статусе как легальных, так и нелегальных трудовых мигрантов.

В межэтнических отношениях трудовые мигранты из среднеазиатских стран для бурят в Корее являются в какой-то степени враждебными персонами, с одной стороны, и друзьями, с другой. Выходит, что они находятся в противоречивых отношениях.

Категория этнической идентичности бурятских трудовых иммигрантов в Корее хорошо прослеживается, когда они говорят о себе в ходе трудовой деятельности. Даже если буряты хорошо говорят по-корейски,

корейцам трудно понять кто такие буряты. Во-первых, потому что для корейцев не существовало такой республики как Бурятия в политико-географическом отношении, так как они слышали только о Советском Союзе или России. Корейцы не имели понятия, что Россия еще и многонациональная страна, в которой проживают и азиатские этносы.

Само высказывание бурята, что он «монгол из России» имеет два семантических значения для корейцев: во-первых, бурятские трудовые иммигранты в Корее, объясняя свою принадлежность к монгольскому народу, обязательно говорят о том, что они россияне, несмотря на то, что корейские работодатели не очень хорошо относятся к российским иммигрантам. Во-вторых, корейцы считают монголов в историческом и генетическом плане родственным этносом, достаточно близким народом, чем китайцы и все среднеазиатские этносы, Кроме того, также они считают, что монголы не пьют и хорошо работают. Корейские работодатели, работающие с иностранцами, считают, что монголы беднее китайцев, но являются более трудолюбивыми и сама Монголия близкая страна в историческом плане. Несмотря на то, что количество китайских трудовых иммигрантов больше, чем монгольских, монголы, по мнению многих, работают гораздо качественнее.

Определяя себя как «Пан-монгол», буряты в общественном мнении улучшают свое экономическое положение и даже размер оплаты труда. Этот, казалось бы незначительный факт, но он способствует их положительной адаптации к трудовой нелегальной жизни в Корее. Уже опытные китайские и среднеазиатские иммигранты имеют достаточно большое влияние на нелегальном трудовом рынке Кореи. Неопытным же бурятам сложно выжить в таких условиях. Таким образом, «пан-монгольская» этническая идентичность помогает бурятам адаптироваться в межэтнических отношениях между трудовыми иммигрантами, в народе называемыми «гастарбайтарами».

Таким образом, бурятские трудовые иммигранты в республике Корея декларируют и идентифицируют себя с «пан-монгольской» этносоциальной общностью, а также в достаточной степени уверенную гражданскую идентичность как «россиянин» в Республике Корея. Как россиянин бурят не очень желателен, но как пан-монгол предпочтительнее.

В Заключении подводятся общие итоги диссертационного исследования. Отмечается многоаспектность исследования, подчеркивается влияние инокультурной среды на трансформацию этнической идеи-

тичности корейской диаспоры в России в сторону этнической индифферентности. Диссертант приходит к выводу, что изменение этнического самосознания корейской диаспоры в России в целом, и бурят, в частности определяется объективными и субъективными и интерсубъектными доминантами трансформации традиционных аксиологических ценностей.

III. ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ Статьи в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК

1. Чжон Бон Су. Анализ изучения корейской диаспоры в России корейскими исследователями/ Чжон Бон Су // Вестник Бурят, гос. ун-та. - Вып. 8: Востоковедение. - 2010. - С.150-154.

2. Чжон Бон Су. Межэтнические отношения бурятских трудовых иммигрантов и этническая идентичность бурят в Республике Корея/ Чжон Бон Су // Вестник Бурят, гос. ун-та - Вып. 14а: Философия, социология, политология, культурология. - 2011. - С. 263-267.

3. Чжон Бон Су. Миграция корейцев в Российскую Империю во второй половине XIX в. и её социально-экономические предпосылки/ Чжон Бон Су // Власть. - Вып. 12: - Декабрь 2011- С.173-176.

4. Чжон Бон Су. Проблемы реэмиграции корейцев в России и их этническая идентичность/ Чжон Бон Су// Вестник Бурят, гос. ун-та. -Вып. 14: Философия, социология, политология, культурология. -2011.-С.128-131.

5. Чжон Бон Су. Этническая идентичность корейской диаспоры через устную историю жизни пожилого корейца/ Чжон Бон Су // Вестник Бурят, гос. ун-та. - Вып. 8: Востоковедение. - 2011. - С.265-268.

Монография

6. Чжон Бон Су. Раздел «Современное значение нематериального культурного наследия Кореи» Ь^Щ 5^1) «Изменение традиционной одежды и традиционных швейных технологий в Корее b^biJSl / Чжон Бон Су и 12 авторов// Южная Корея, г. Чжончжу(Й^). - Чхонбукский национальный университетами -

БК21. 2007. - С. 68- 119.

Публикации в других научных изданиях

7. Чжон Бон Су. Language Extinction Crisis and Ethnic Identity among the Buryats in Russia /И Чжонг Дук, Чжон Бон Су (Yi Jeong Duk, Jeon

Bong Su) // Seoul National University. The Institute For Cross- cultural studies. Cross-cultural studies Vol. 13/2. Seoul. 2007. - C. 111-154.

8. Чжон Бон Су. Multi ethnic relationship and the transformation of Korean Americans in LA /И Чжонг Дук, Чжон Бон Су (Yi Jeong Duk, Jeon Bong Su) // Studies of Koreans Abroad Vol.17, Association for the Studies of Koreans Abroad. Seoul. 2006. - C. 41-85.

9. Чжон Бон Су. Специализация рутинной работы и изменение на нематериальное культурное наследие ijg-sJ-21- ^s(-XHs|-) / Чжон Бон CyCiJS^r)// Вопросы прошлого, настоящего и будуущего ко-рееведения(&^5!-°| 2J-7H2F л.Е|л 21Л-||7|°| ЭД). Сеул. Республика Корея: Академия корееведения (Ф^^ИФ^т1?^, 13-14.2007. - С.40-60.

10. Чжон Бон Су. Правовые вопросы реэмиграции корейцев из СНГ в РФ и этническая идентичность / Чжон Бон Су // Гуманитарные науки и образование в Сибири Новосибирского Гуманитарного Института. - №8. -Новосибирск, 2011.-С. 198-201.

11. Чжон Бон Су. О реализации моратория на смертную казнь в Республике Корея и КНР / Балданова Д.В., Чжон Бон Су // Сравнительное правоведение в России, Монголии, Японии и КНР: г. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2009. - С. 29 - 32.

12. Чжон Бон Су. Правовые вопросы реэмиграции корейцев из СНГ в РФ и этническая идентичность / Чжон Бон Су // Сравнительное правоведение в странах Азиатско-Тихоокеанского региона - III- г. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2011. - С. 89-91.

13. Чжон Бон Су. Социальная и культурная адаптация корейцев в Российской Федерации: история и современность / Чжон Бон Су // Азиатско-Тихоокеанский регион: история и современность - V: Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2011. - С. 30-32.

14. Чжон Бон Су (Jeon Bong Su). Projects for the revival of the language based on information and communication, technologies in the context of ethnic identity of the Buryats/ Чжон Бон Су (Jeon Bong su) // The Society of East Asia Anthropology 2011. (Jeonju, South Korea) pp. 281-283.

15. Чжон Бон Су. Реконструкция этнической идентичности бурят / Чжон Бон Су // Кочевые цивилизации и страны Дальнего Востока: диалог культур: мат-лы междунар. симп. (6-8 сентября 2011г.). Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2011. - С. 139-142.

Общий объем опубликованных работ - 9.24пл.

Подписано в печать 11.05.2012 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Объем 1,5 печ. л. Тираж 100. Заказ №71.

Отпечатано в типографии Изд-ва Федерального государственного бюджетного учреждения науки БНЦ СО РАН 670047 г. Улан-Удэ ул. Сахьяновой, 6.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Чжон Бон Су

ВВЕДЕНИЕ.■.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. КОРЕЙСКАЯ ДИАСПОРА В РОССИИ: МИГРАЦИЯ, РЕЭМИГРАЦИЯ, АДАПТАЦИЯ И ФОРМИРОВАНИЕ НОВОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ.

1.1. Начало миграции корейцев в дореволюционную Россию и причины реэмиграции корейцев в постсоветскую Россию.

1.2. Этносоциальная адаптация корейцев в Бурятии.

1.3. Язык культуры в контексте этнической идентичности корейской диаспоры в Бурятии.

Выводы по первой главе.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ЭТНИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ ЭТНИЧЕСКОЙ ИНДИФФЕРЕНТНОСТИ БУРЯТ И КОРЕЙЦЕВ.

2.1. Язык в контексте этнической индифферентности бурят и корейцев в Бурятии.

2.2. Религия в контексте этнической идентичности и самоидентификации бурят и корейцев в Бурятии.

2.3. Этносоциальная идентичность бурят в Республике Корея как трудовых иммигрантов.

Выводы по второй главе.

Введение диссертации2012 год, автореферат по истории, Чжон Бон Су

Актуальность исследования. В конце семидесятых годов XX века особое внимание в этнологической науке уделяется проблемам этничности, этнической идентичности и индифферентности. Современные исследования российских этнологов, а также зарубежных социальных и культурных антропологов, актуализируют проблемы этничности и этнической идентичности в понятийном и терминологическом аппарате которых, особую популярность приобретают термины «этнос», «этничность», «этническая идентификация», «индифферентность» и др. Необходимо при этом отметить, что некоторые исследователи феномена этноса и его этничности всегда придерживаются конкретной теории или концепции трактования этих терминов, объясняя тот или иной предмет своего исследования [155, с. 10].

В конце XIX века этнические культуры многих сообществ подверглись модернизации и некоторой трансформации, в результате чего многие представители культурной и социальной антропологии, лишившись объекта и основной базы своих классических лабораторных исследований традиционных обществ, обратили свой научный интерес на изучение городского общества. его культуры и субкультуры. Универсальная общая особенность этноса, называемая этничностью в урбанизированном сообществе, начинает действовать в качестве доминирующего элемента, считали многие исследователи. Были собраны мнения и фактологический материал, - в результате появились исследования этничности, самоидентификации этнических групп, этнической локализации, этнических конфликтов, этнической идентичности, этнической иерархии, и в том числе этнической индифферентности.

Теорию этничности начали всерьез рассматривать после того, как социальное и культурное разнообразие было представлено результатами социальной консолидации и культурной локализации многих этнических групп и диаспор в иной этнокультурной среде. Некоторые ученые считают, что процессы адаптации и ассимиляции, инспирировали интеграционные мотивы изолированных этнических сообществ, которые меняются по мере эволюции [150, с.265-285]. Соответственно этой тенденции, естественно, возрастал интерес ученых в исследовании этнических особенностей и социальных взаимосвязей различных этнических групп одного общества с другим. В стремлении понять иные этнокультурные традиции, этнические общности вырабатывали коллективный и индивидуальный опыт адаптации внутри и вне своего сообщества, в котором они оказались в результате многих исторических событий и социальных катаклизмов [163, с.450].

Актуальность темы также обусловлена теми широкомасштабными экономическими и социальными изменениями в жизнедеятельности корейской диаспоры в России, которые привели к трансформации их этнической идентичности, оставив лишь некоторые моменты консолидации на основе общего этнического происхождения. Жизнедеятельность корейской диаспоры протекала в условиях, резко отличающихся от условий жизнедеятельности основного материнского этноса, в поликультурных и поликонфессиональных условиях российского сообщества. Весьма актуальным для эмоциональной комфортности представителей корейской диаспоры в Бурятии является также и то, что как континентальные монголоиды антропологически и морфологически они мало отличаются от представителей бурятского этноса. Кроме того, последние исследования российски* ученых, в том числе и бурятских, об историко-генетической близости корейцев и бурят способствовало в той или иной степени на выбор места проживания.

Актуальность нашего исследования также заключается в том, что мы попытались проанализировать этнокультурные возможности и потенции корейской диаспоры в России и выявить насколько прочна их этническая идентификация, и насколько сильно она изменилась в других нетрадиционных для них условиях в сторону этнической индифферентности.

Степень изученности проблемы. Одним из основных направлений исследования процесса эмиграции этнических корейцев является сам исторический момент этого явления. Большое внимание в исследовании уделяется корейцам Средней Азии, в основном Узбекистана и Казахстана [80, с.3-62]. Эти исследования можно разделить на две группы, первая группа - исследования, связанные с этнической идентичностью этнических корейцев Средней Азии, вторая - исследования повседневной бытовой культуры, творческой деятельности, такой как литература, музыка и пр.

Исследования этнической идентичности корейцев во времена распада Советского Союза и возрождения национальной независимости в Средней Азии в основном связаны с миграцией этнических корейцев, оказавшихся на новом для них месте [142, с. 182-220].

Изучение бытовой культуры реальной жизни этнических корейцев объясняется тем, что ученые пытаются проанализировать степень их адаптации [141, с.215-233]. Быт этнических корейцев Средней Азии исследовался такими учеными как: И Мун Ун (1981, 1984), Ку Сон Му (1984), Чин Ен Ча (1988, 1989), Со Дэ Сук (1989), И Кван Гю (1993), Чжон Дон Чжу (1995) и др., их труды высоко ценятся и по сей день, так как они носят описательный фактологический характер.

Фундаментальные исследования креативной деятельности этнических корейцев Средней Азии через прлзму национальных традиций и обычаев начались в начале этого столетия [133, с.302-329].

Эти исследования о корейской диаспоре Средней Азии, в основном посвящены изучению этнической идентичности, являющейся коллективной идентичностью. Исследования бытовой культуры также рассматривают этнических корейцев Средней Азии как национальное меньшинство или как корейских соотечественников, анализируя культурные изменения и стратегию их жизненной адаптации.

Характерно, что исследование российских этнических корейцев в последнее время развивается наиболее быстрыми темпами, несмотря на то, что ученые, занимающиеся современными этническими корейцами Средней Азии, рассматривали их культуру с различных аспектов -лингвистической, этнографической, искусствоведческой.

Последние научные работы в основном были направлены на изучение этнических корейцев, реэмигрировавших из стран Центральной Азии в Приморский край. Основной целью этих работ является лишь понятие самой сложившейся ситуации эмигрировавших корейцев, пытающихся прочно закрепиться в стране, но нужно отметить тот факт, что углубленного изучения, ныне проживающих на всей территории Российской Федерации, не проводится. Исследования по этническим корейцам в Приморском крае представляют собой анализ основных факторов, повлиявших на их миграцию [138, с.559-575]. Основное внимание уделялось сохранению корейского языка и процессу сохранения культуры в Приморском крае, созданию благоприятных условий существования на территории России при поддержке на местном и федеральном уровне [114, с.8-11].

Изучение сибирских этнических корейцев можно назвать исследованием их коллективной этнической идентичности. Им Че Уан в «Исследовании этнической идентичности российских этнических корейцев в Приморье» дал оценку политике корейского правительства и проблеме сохранения этнического самосознания корейцев Приморского края, руководствуясь количественными статистическими методами исследования, анкетированием и анализом анкетных данных [112, с.37-11]. Его исследование показало, что большая часть корейцев Приморья, действительно живут как «российские корейцы», где прослеживается четкое разделение между идентификацией «этнических корейцев» и русских Приморья. Им Че Уан раскрывает универсальную основу этнической идентичности, которой обладают корейцы в русле теории «этнического самосознания».

В 2004 году при поддержке Фонда зарубежных корейцев Республики Корея становится возможным проведение исследовательской работы. 1 января 2005 года в Научно-Исследовательском институте истории и культуры Университета иностранных языков Кореи был открыт исследовательский центр, в котором был прочитан доклад о российских корейцах под названием «Корейское этническое сообщество (диаспора) Сибири и Европейской части России: конфликт и сотрудничество между обществом российских корейцев (корёин) - китайских (чосонцок) и южным корейским обществом (хангугин)» [124, с. 1-231]. В качестве объекта исследования были определены два города и три обширные территории - это Санкт-Петербург, Москва, Волго-Уральский регион, Сибирь, Приморский край. Волго-Уральский регион включал такие города как Волгоград, Самара, Саратов, Екатеринбург, Челябинск, Оренбург; Сибирский регион - Омск, Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Чита; Приморский край - Владивосток, Уссурийск, Артем и Сахалин. Причиной объединения этих городов служит тот фактор, что в различных регионах обширной России имеются свои, характерные этим регионам особенности, и соответственно, этнические корейцы, проживающие в этих регионах, также имеют свои отличительные особенности. Для того чтобы понять современных российских корейцев и их культуру необходимо рассмотреть как отличается их жизнь в зависимости от региона их проживания.

Российские корейцы подвержены процессу аккультурации под влиянием российского общества, экономики, политики и культуры. Причем на территории России проживают также корейцы из Китая, так называемые чосонцок. Как утверждает Барт, в большинстве случаев, важное значение придается основным характеристикам культуры, как символа этноса, которые могут измениться в результате взаимодействия с соседствующими группами на единой территории [148, с. 11-32]. Так, российские корейцы сосуществуют с другими этническими группами и адаптируются в региональных, национальных условиях, претерпевая изменения собственной культуры.

Последние антропологические исследования национализма, этничности и этнической идентичности обращают внимание на временную ситуацию. Эрик Хобсбаум отмечал, что шотландская юбка горца (kilt) вплоть с XVIII-XIX века остается живой национальной традицией. Он утверждал, что этничность формирует «национальные традиции», как всеобщую (универсальную) веру (знание), заложенную в каждом человеке в прошлом. Ссылаясь на такого рода утверждение, можно сказать, что этническая идентичность современных корейцев, проживающих в различных регионах России, может постоянно деформироваться, дополняться в зависимости от региональных изменений и в процессе взаимодействия с рядом проживающей этнической группой.

Антрополог Бенедикт Андерсон, в своей книге «Воображаемое сообщество» рассматривает происхождение национальности (т.е. этничности в нашем контексте) с точки зрения исторической антропологии, и утверждает, что подобные концепции могут постоянно изменяться в зависимости от ситуации [108, с. 1-231].

Таким образом, с точки зрения конструктивизма и ситуационализма в антропологии, этническая идентичность современных российских корейцев подвергается постоянному процессу аккультурации, причем в различной форме. Считается, что некоторые группы корейцев, отдельно взятых регионов с различной социальной, культурной ситуацией, могут иметь достаточно разную этническую идентичность. Исследование этнической идентичности современных корейцев Казахстана объясняет, почему различные группы этнических корейцев России могут иметь дифференцированную (разную) этническую идентичность. Исследование выявляет также альтернативные пути существования и развития идентичности казахстанских корейцев, появившихся с возрождением казахского национализма в независимой Республике Казахстан после распада Советского Союза [80, с.3-62]. Это исследование демонстрирует также и то, каков был альтернативный выбор и трансформация этнической идентичности корейцев в зависимости от политической ситуации независимого Казахстана, а также свидетельствует о том, что в странах СНГ, идентичность других этнических групп в какой-то степени трансформируется из-за особенностей этнической среды Казахстана.

Общество, осознавая эффективность коллективных действий, демонстрировало то, что находясь в сравнительно небольшой группе, коллектив имеет наибольшую силу. Таким коллективом выступила этническая группа [149, с.265-285; 155, с.1-50].

Специфика культурных ценностей конкретных эпох в бурятской культуре исследовалась такими выдающимися учеными как Банзаров Д., Березин И.Н., Георги И.Г., Жамсаранов Ц., Кастерн A.M., Кафаров П., Потанин Г.Н., Позднеев A.M., Хангалов М.Н. В их трудах содержится большой документальный материал, описывающий характер общественных отношений родового строя, особенности народной словесности и фольклора, экономического и жизненного уклада народа, подчеркивается единство истории и культуры бурят с монгольским миром.

Большим вкладом в изучение истории и культуры бурят являются работы Андреева А.И., Бамбаева Б.Б., Богданова М.Н., Гирченко В.П., Козьмина H.H., Кудрявцева Ф.А., Окладникова А.П., Турунова А.Н., Фирсова H.H., Хаптаева П.Х. и др., которые позволяют реконструировать эволюцию системы ценностей бурятской культуры.

В своей работе мы также опирались на труды российских ученых, рассматривающих различные аспекты эволюции культуры и культурных ценностей бурят. Вопросы ценностного наследия традиционной культуры бурят разработаны Герасимовой K.M., Жуковской Н.Л., Карнышева А.Д., Рандаловой Ю.Б., Скрынниковой Т.Д., Абаевой JI.JL, Басаевой К.Д., Галдановой Г.Р., Дугаровым Д.С., Михайловым Т.М., Серебряковой Ю.А., Урбанаевой И.С., Жамбаловой С.Г., Зориктуева Б.Р., Дашиевой Н.Б. и др. Представлены модели развития этнической истории - Дашибалов Б.Б., Елаев A.A., Нимаев Д.Д., Цыбиков Б.Д. Интересна интерпретация текущих этнических процессов в трудах Гомбоевой М.И., Елаева A.A., Елаевой И.Э., которые формируют фактологические и концептуальные основания для обобщения эволюции культурных ценностей бурят.

Согласно биологическим, антропологическим, историческим и археологическим исследованиям, буряты близки с корейцами [37, с.53; 38, с.432-433; 39, с.99-121; 145, с.203-240; 146, с.179-199]1. В конце прошлого -начале нынешнего века российские, американские и корейские биологи исследовали ДНК народов Сибири, Восточной Азии и американских

1 В 1998 году бывший президент Республики Бурятия Л.В.Потапов прибыл с визитом в Республику Корея. Президент Республики Корея Ким Де Чжунг сказал ему: «Согласно исследованиям, буряты с корейцами как братья». В мае-июне 2011 года президент Бурятии В.В.Наговицын прибыл с визитом в Республику Корея. Некоторые журналисты писали о том, что он прибыл из Республики Бурятия, в которой живут буряты, последние биологически очень близки ( корейцами. индейцев [153, с.67-89]. Институт ДНК Сеульского Национального Университета с 2003 года на протяжении нескольких лет исследовал геном 3000 бурят, живущих в Монголии. По результатам исследования, корейцы и буряты имеют некоторые сходства в геноме, которые в представителях других народностей не найдены [13].

На основе изучения Дамбуевой И.К. «Полиморфных маркеров генов было установлено, что современное население Бурятии имеет достаточно выраженный тренд увеличения генного разнообразия, что отражается в показателе средней гетерозиготности, который сопоставим с таковым для других монголоидных популяций. По характеру расположения в филогенетическом древе, построенном с помощью ЦРОМА, бурятская популяция включается в кластер, который представлен популяциями монголов, корейцев, китайцев, алтайцев и якутов» [37, с.53].

Так же и другие исследователи, такие как Захаров И.А., Ондар У.Н., Доржу Ч.М. доказали сходства ДНК корейцев с бурятами [42, с. 126-130].

Цель исследования заключается в выявлении проблем этнической индифферентности корейской диаспоры в России и соотношение их с бурятами.

В соответствии с указанной целью были определены следующие задачи:

1. Проанализировать различные точки зрения на специфику видоизменения этнической идентичности и возникновения феномена этнической индифферентности среди малых этнических групп в инокультурной среде.

2. Проследить процессы миграции и адаптации корейской диаспоры в России.

3. Обобщить и систематизировать аргументы внутренних объяснений и внешних мотивов изменения культурной компетентности корейской диаспоры в российском и бурятском контекстах.

4. Выяснить специфику этнической индифферентности корейской диаспоры и бурятского этноса в российском контексте.

5.Сравнить культурную компетентность корейской диаспоры и бурятского этноса в Бурятии, а также и культурную адаптацию трудовых мигрантов бурят в Южной Корее.

Объектом диссертационного исследования является этническая индифферентность корейской диаспоры в России.

Предмет исследования - традиционные этнические идентификационные и индифферентные способы адаптации корейцев и бурят.

Источниковую и эмпирическую базу исследования составили данные сбора анализа фактологических данных методом включенного наблюдения, устного интервью о миграции и адаптации этнических корейцев в российском этнокультурном пространстве и анализ опроса и бесед в дискурсивном направлении (обсуждение) с этническими корейцами на территории Республики Бурятия. Также привлекались и некоторые статистические данные, имеющиеся по корейской диаспоре в Статуправлении Республики Бурятия, а также материалы Национального Архива Республики Корея. Для сравнительного анализа социально-психологических особенностей представителей корейской диаспоры в Бурятии теми же вышеуказанными методами опрашивались и представители бурятского этноса. Значительное место в эмпирических материалах по этнологии занимают теоретические и аналитические труды бурятских ученых.

Хронологические рамки исследования охватывают 50-ые годы прошлого столетия до настоящего времени, начиная с первой волны иммиграции корейской диаспоры в Российскую Империю и их передвижения как внутри территории Российской Империи, так на территории Советского Союза и постсоветского пространства.

Территориальные рамки диссертационного исследования в основном охватывают территорию Республики Бурятия, при этом охватывая, процессы миграции корейских диаспор, как в Российской Империи, так и их реэмиграцию из постсоветских республик до перестроечных и постперестроечных времен.

Методологическую и теоретическую базу исследования в основном составили труды зарубежных культур-антропологов и российских этнологов, придерживающихся теории конструктивизма и ситуационализма, согласно которым этническая общность или малая группа конкретной этнической общности понимается как общность людей на основе культурной самоидентификации (самоопределения) по отношению к другим общностям, с которыми исторически они оказались в фундаментальных, социальных и этнокультурных связях (Ф. Барт., А. Коэн, Х.С. Юн, С.Ф. Киз., О. Фаттосон., К.Х. Ким, Ч.Д.И). В теории конструктивизма этничность и идентичность - это прерогатива сознания индивида или коллектива конкретной этнической общности. Соответственно концепции констр) ктивизма, а также и ситуационализма, основные категории этнических характеристик не присутствуют столь явно, как в классическом определении теории этноса, а лишь присутствуют в виде смутных представлений и признаков.

Значительное влияние на авторскую позицию диссертанта оказали теоретические работы российских этнологов и этнопсихологов Агеева B.C., Аклаева А.Р., Арутюнова С.А., Бороноева А.О., Гумилева Л.Н.,

Дробижевой JI.M., Левковича В.П., Мин Л.В., Лотмана Ю.В., Лурье C.B., Солдатовой Г.У., Тишкова В.А. и др., которые позволили оформить фактологические и концептуальные основания для обобщения теории идентичности и индифферентности указанного объекта и предмета исследования.

Все основные научные данные, использованные в работе, получены и подтверждены следующими методами исследования:

1. Включенное наблюдение и интервью

В культурной антропологии наиболее характерным методом является метод полевой работы, который находится в тесной связи с методами наблюдения и интервью. Метод полевой работы является эффективным, поскольку является и используется как способ доказательства, проверки гипотезы или теории исследователя, а также это действенный способ сбора данных.

Культурные антропологи проводят полевое исследование в постоянно изменяющейся социальной среде. К основным элементам, составляющим социальную среду, относятся место, действующее лицо и деятельность. Ученые входят в такую социальную среду, живут вместе с действующими лицами в течении сравнительно продолжительного времени (обычно от 1 года до 2 лет), наблюдают за тем, как они обычно мыслят, действуют, взаимодействуют и задают вопросы, за счет подробной записи артефактов, предметов искусства, бытовой деятельности, собирают этнографические данные.

Проблемная область, котор>ю исследуют культурные антропологи-широка, а данные, собранные во время полевых работ всеобъемлющи. Порядок, методы и приемы полевого исследования можно выбрать отдельно, в зависимости от специфики исследуемой проблемы и объекта исследования. Когда впервые стаги проводить антропологические полевые исследования, использование таких трех доступных методов как наблюдение, а именно включенное наблюдение, интервью, опрос и беседа (неофициальное интервью), стало общей тенденцией.

Включенное наблюдение - метод сбора информации, основанный на непосредственном контакте исследователя и объекта исследования.

Включенное наблюдение - удобный способ для того, чтобы попытаться выявить насущные проблемы информантов и понять их интерпретацию адаптации во внутренних и внешних условиях. Однако иногда невозможно получить полезную информацию, когда процесс включенного наблюдения не осуществляется должным образом. Кроме того, инсайдеры неохотно открываются и делятся своей информацией, поэтому исследователь должен приложить максимум усилий, чтобы получить расположение инсайдеров.

2. Сбор и анализ устной истории жизни

В начале, исследование устной истории в Корее под влиянием теории структурного функционализма Парсонса, а также и марксистской социологии не получило должного влияния, однако вскоре, в связи с корейско-японской войной и разделением Кореи на Северную и Южную, стало занимать важное место в корейских исследованиях. В методе устной истории есть свои трудности, но он играет важную роль в восстановлении истории групп и индивидов, отсутствующей (удаленной) в записях, и изучении их коллективной идентичности.

В Америке и в европейских странах, устная история понимается по-разному. В Америке основное внимание уделяется устной истории, сбору и контролю, а в Англии особое значение уделяется устной политике. Так например, английский антрополог Томсон большое значение придавал устному изложению под диктовку. Важное значение придавалось анализу собранных записей и упорядочению самого устного рассказа. Если в материалах по устной истории содержится устная традиция (устное изложение), субъективность, индивидуальность и повествование, то имеет место устный рассказ рассказчика и необходима личная интерпретация и анализ исследователя. Устные материалы эти школы подразделяют на устные сообщения, устное свидетельство, устная жизненная история[97, с.30].

Трактовку устного материала можно разделить на анализ повествования (Narrative Analysis) и на реконструктивный перекрестный анализ (reconstructive cross-analysis). Анализ повествования (Narrative Analysis) - это интерпретация устной истории на основе сюжетной формы устного рассказа, реконструктивный перекрестный анализ(гесоп8й"ис1^е cross-analysis) - это интерпретация на основе контекста рассказа. Анализ повествования (Narrative Analysis) - это анализ рамок рассказа. В интерпретации на основе контекста, основное внимание уделяется истории устного материала.

3. Дискурс - беседа (коммуна к ативная этнография)

Исследования, связанные с дискурсом, в полную силу начались во второй половине XX века вмеотз с движением за новое понимание социальной функциональности pi значимости дускурсивного языка или дискурса. До середины XX века большая часть этнолингвистов понимала язык только как инструмент информационного и коммуникативного обмена информацией, дискурс понимали как процесс обмена информацией посредством языка.

Однако со второй половины X X века ученые подчеркивали, что язык это не просто культурный знак для передачи информации, он обладает индексикальностью. Дискурс, осуществляемый через язык, отражает различные познавательные (когнитивные) факторы, воздействующие на мыслительный процесс индивида. Например, в дискурсе отражаются социальные и культурные атрибуты носителя языка, этничность, аксиологические ценности, мировоззрение и психологическое состояние.

Аустин Ч.Л. в 70-х годах прошлого века пришел к выводу, что самое важное в коммуникативной этнографии, это «утверждение, что в намерении носителя есть смысл» 1147, с. 166].

Согласно этой теории, основной смысл заключается в намерениях носителя. Важно не то, «что сказал носитель», а «каков его смысл». Обычно анализ дискурса понимается как исследовательская дедукция, анализирующая все формы дискурса, включающая все формы диалога (разговорного взаимодействия) и письменные тексты. Витгенштейн же считает, что самое важное в коммуникативной этнографии это именно умение видеть язык как соцшитьную игру (Витгенштейн Л., 1958). Дискурсанты, по его мнению, стремятся достичь своей цели, используя языковые, игровые и социальные характеристики. Дискурсанты не беспокоятся о соблюдении правил дискурса, а стремятся достичь своей цели, используя дискурсивное приспособление, представленное методом дискурса. Таким образом, акт коммуникации это не обмен мнениями, а «выбор» альтернативного коде, для достижения различных целей исследователя. В связи с этим, самое важное в исследовании дискурса в культурной антропологии - это ответы на такие вопросы: как в целом обрабатывается информация на когнитивном уровне; какие качественные феномены занимают место в системе знаний информанта и каким образом они воспроизводится в случае необ>одимости.

Носитель языка и исследователь в процессе дискурса создают смысл производимого ими дискурса. Поэтому важен взгляд на процесс формирования дискурса и необходимо придавать значение интерпретивному и феноменологическому анализу дискурса. Здесь также важен процесс сохранения конструктивной реальности в социальном, культурном и психологическом аспектах.

Научная новизна диссертации заключается в исследовании корейской диаспоры в России посредством анализа собранных эмпирических данных по их этнической идентификации. Научная новизна исследования заключается также и в том, что:

- выявлена система культурных ценностей корейской диаспоры в России;

- представлена попытка комплексного анализа этнической идентификации корейской диаспоры в России;

- проведен анализ культурной компетентности корейской диаспоры в России, фиксируется феномен их этнической индифферентности;

- выявлен общий характер изменения этнической идентичности, самоидентификации и этнической индифферентности корейской диаспоры в Бурятии в сопоставлении с этническими символами бурят.

Теоретическое и практическое значение заключается в анализе актуального состояния корейской диаспоры в России, в том числе и в Бурятии, определении своеобразия и специфики их эволюционного развития, механизмов их историко-культурной преемственности, позволяет исследовать современную социо-культурную ситуацию в которой оказалась корейская диаспора в России. На этой основе возможен поиск универсальных средств адаптации традиционных ценностей корейской диаспоры в России, обеспечивающих их идентичность, устойчивость и некоторую свободу в неустойчивом мире. Материалы исследования также, на наш взгляд, развивают направление, исследующие аксиологические аспекты адаптации диаспор в изменившихся социальных, политических, экономических и культурных условиях.

Практическое значение работы состоит в том, что материалы диссертационной работы и некоторые ее концептуальные положения могут быть использованы при составлении программ учебных курсов, методических пособий и спецкурсов по адаптативным возможностям диаспор в России.

Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались на Международной научной конференции молодых ученых и аспирантов «Вопросы прошлого, настоящего и будущего корееведения» (Сеул, 13-14 декабря 2007); Международной научно-практической конференции «Сравнительное правоведение в России, Монголии, Японии и КНР» (Улан-Удэ, 17 апреля 2009); Международной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Сравнительное правоведение в странах Азиатско-Тихоокеанского региона - Ш» (Улан-Удэ, 15 апреля 2011); Международной научно-практической конференции студентов и аспирантов «Азиатско-Тихоокеанский регион: история и современность -V» (Улан-Удэ, 18-21 мая 2011); Международной научной конференции «Исторический опыт взаимодействия народов и цивилизаций: к 350-летию добровольного вхождения Бурятии в состав Российского Государства» (Улан-Удэ, 28-30 июня 2011); Международной научной конференции «Материальная Азия: Объекты, технологии и переосмысление успеха» (Южная Корея, Чжончжу, 1-5 августа 2011); на Международном симпозиуме «Кочевые цивилизации и страны Дальнего Востока: диалог культур» (Улан-Удэ, 6-8 сентября 2011); Международной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Сравнительное правоведение в странах Азиатско-Тихоокеанскогс региона IV» (Улан-Удэ, 13 апреля 2012).

Структура диссертации. РаГюта состоит из введения, двух глав, содержащие шесть параграфов, заключения, приложения, списка основных информантов, библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Корейская диаспора в России в контексте этнической индифферентности корейцев и бурят"

Выводы по второй главе

Согласно биологическим, антропологическим, историческим и археологическим исследованиям, буряты близки с корейцам. Во второй главе рассматриваются язык и религиозные традиции бурят в контексте этнической индифферентности и этнической идентичности бурят и корейцев, т.к. буряты, по результатам биологических исследований, близки с корейцами.

Владение национальным языком является важным составным элементом этнической идентичности и в то же время важным средством сохранения этничности. Во всем мире в корейских диаспорах корейский язык является самым важным элементом, составляющим этническую идентичность корейцев. Большинство корейских диаспор: в Америке, Китае, Японии, Канаде, Бразилии, Вьетнаме, владеют корейским языком и знание корейского языка имеет для них важное значение. И одним из самых важных элементов, составляющих этническую идентичность корейских диаспор является именно владение корейским языком. Однако большинство корейцев, проживающих в Бурятии, не говорят на своём языке. Но, несмотря на это, корейцы Бурятии сильно убеждены в том, что по национальности являются корейцами. Это хорошо показывает то, что национальный язык, считающийся одним из самых важных составных элементов в сохранении этнической идентичности, может в любой момент выпасть из составных элементов этнической идентичности и может не быть важным.

Буряты, несмотря на то, что не понимают друг друга, на языке, имеющим 4 группы диалектов, которые состоят примерно из 20 диалектов, и сами делятся на несколько родов: хори, хонгодоры, эхириты, булагати, западные, южные и северные буряты, имеют общее этническое самосознание, называемое одной группой в историческом процессе. Буряты были включены в состав России. Однако в связи с уменьшением числа носителей бурятского языка, бурятский язык находится в состоянии кризиса исчезновения. Можно понять, что на кризис исчезновения бурятского языка оказывает влияние несколько факторов, это - политика в области образования и языковая политика превращения русского языка в официальный язык, политика в области образования бурятского языка, низкое соотношение численности бурятского населения, переезд носителей бурятского языка в города, более широкое использование русского языка в семье, позиция правительства и Хурала Республики Бурятия, ярлык наложенный на бурятский язык, использование русского языка на работе и др.

Буряты показывают две позиции на кризис исчезновения бурятского языка в Республике Бурятия. Старшее поколение считают важным знание бурятского языка и утверждают, что только тот, кто владеет бурятским языком, может быть назван бурятом, и говорят, что владение бурятским языком является важным элементом в определении этничности как бурята. С другой стороны, молодежь считает, что знать бурятский необязательно и владение бурятским языком не имеет отношения к тому, что определяется как бурят. На самом деле буряты по отношению к кризису исчезновения бурятского языка, связанного с уменьшением носителей бурятского языка осознают, что владение бурятским языком, которое являлось важной основой определения бурята, после 1989 года перестало быть таковым, так же и корейцы, проживающие на территории Республики Бурятия, не ставят важным критерием знать свой родной корейский язык.

Знание бурятского языка было важной основой определения этничности бурят, однако с резким сокращением носителей бурятского языка важность языка в основе этнической идентичности значительно ослабла и появились новые критерии, где важными стали родословная и внешний вид. Коэффициент рождаемости бурят постепенно уменьшался и без естественного прироста населения перешел в состояние застоя и старшее поколение, которое в отличии от молодежи, подчеркивает важность традиций и знание языка, в случае отсутствия специальных мер для распространения бурятского языка, язык продолжит исчезать, на языке будут говорить совсем немногие и в результате повысится возможность приблизить время, когда бурятский язык будет сохранять только малая горстка ученых и библиотеки.

Для того, чтобы приспособиться к такой ситуации, все буряты, будь то пожилые или молодежь, четко отличают себя от русских, и появляется тенденция, что знание бурятского языка постепенно перестанет быть основой этнической идентичности, что делает бурят схожими с корейцами, живущих на территории Бурятии, не говорящих на корейском языке. Хотя владение бурятским языком составляет этническую идентичность бурят и играет важную роль, буряты, следуя за ситуацией в обществе, перестраивают этническую идентичность, заставляя бурятский язык выбыть из структурных элементов этнической идентичности. В результате бурятский язык не играет важной роли в этнической идентичности современных бурят. Можно сделать вывод, что бурятский язык не играет важной роли в этнической идентичности современных бурят.

Религиозная культура корейцев и бурят, как и все культурные структуры, созданные в результате творческого потенциала автохтонных насельников включает в себя и естественнонаучное определение множества миров и культур, онтологическая множественность материальных миров и культур в бытийном смысле, не отрицая логические возможные миры и культуры, а также предполагая и вкладывая некий мистический смысл возможной произвольности миров, а стало быть, и культур.

Буряты считают своей традиционной религией шаманизм и буддизм. Для бурят, шаманизм и буддизм означают больше, чем просто традиционные религии, они тесно связаны с этнической идентичностью бурят. Буряты сами делят себя на западных и восточных бурят, и в основе этого разделения находится религия, которую они исповедовали в местности, где жили их семьи и роды. Бурят, проживающих на западной стороне от озера Байкал,. называют западными бурятами, а бурят, проживающих на востоке от озера Байкал, называют восточными бурятами.

Буддизм и шаманизм в культурной категории бурят считаются традиционными религиями восточных и западных бурят. С религиозной точки зрения эти две религии рассматриваются как важные элементы этнической идентичности бурят, которая «делает их бурятами». На территории бурят все религии кроме буддизма и шаманизма - это иностранные религии, и те, кто исповедует их, ставят под сомнение свою «бурятскую идентичность». Православие, пришедшее из вне, «государственная» религия, преобладающая над народом, поэтому буряты признают православие как укоренившуюся религию и не критикуют православных бурят, составляющих меньшинство. Однако, если бы православные буряты не верили в буддизм и шаманизм, это также ставило бы под сомнение их «бурятскую этническую идентичность». Бурят-протестантов буряты считают предателями духа и традиций бурят, естественно, полагают, что у них нет «бурятской идентичности». Так как буряты считают, что буряты-протестанты предали дух и традиции бурят, естественно, что они считают, что у бурят-протестантов нет «бурятской идентичности».

Буряты считают бурятской религией только шаманизм и буддизм и утверждают, что те, кто не исповедует эти религии-«не буряты». Это еще раз показывает, что одним из важных элементов, составляющих этническую идентичность современных бурят, является религия, и хорошо объясняет причину, почему в современном бурятском обществе возрождаются такие религии как буддизм и шаманизм.

По результатам, мы пришли к выводу, что знание (владение) бурятского языка в контексте этнической идентичности современных бурят, которая делает бурят бурятами, не является важным, и важную роль играют религии бурят буддизм и шаманизм. В основу теоретических построений и религиозной практики корейской диаспоры в России легли архаичные представления корейцев, очень сходные с шаманскими религиозными традициями бурят.

Бурятские трудовые иммигранты в Республике Корея декларируют и идентифицируют себя с «пан-монгольской» этносоциальной общностью и также в достаточной степени уверенную гражданскую идентичность как «россиянин» в Республике Корея.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

История переселения корейцев с Корейского полуострова на территорию России до революции 1917 года согласно трудам Ли Че Муна насчитывает четыре периода. Все четыре периода миграции корейской диаспоры фиксируют неудовлетворенность самой диаспоры как условиями своего проживания^ особенно в бывших среднеазиатских республик в постсоветский период.

Реэмиграция корейцев внутри России из бывших республик Средней Азии продолжается вплоть до настоящего времени. В этом процессе можно выделить 2 периода: первый - до распада Советского Союза; второй - после распада СССР и до настоящего времени.

Реэмигранты первого периода уезжали с территорий среднеазиатских республик в целях улучшения уровня жизни и получения хорошего образования. Характерно то, что именно Приморский край они уже считали своей исторической родиной. Реэмигранты (forced migrants) второго периода после распада СССР не пожелали оставаться на территории среднеазиатских республик, опасаясь этнических конфликтов.

Для корейцев среднеазиатские народы были как бы инокультурными этническими группами. Корейцы поняли, что они являются «другими», «чужими» для этносов среднеазиатского региона, понимая собственную идентичность несоответствующей этничности среднеазиатских этносов, в результате они предпочли оставить эти территории.

В результате миграционных процессов в настоящее время корейцы проживают на о.Сахалин, в Приморском крае, в Сибирском федеральном округе, а так же в европейской части России. Общая численность корейцев, постоянно проживающих на территории Российской Федерации, составляет 200 ООО человек.

Согласно переписи населения численность корейцев, проживающих в Республике Бурятия, в 1989 году составила 339 человек, а в 2002 году увеличилась до 596 человек. Согласно самым последним данным Всероссийской переписи населения национальному составу населения Республики Бурятия 2010 года, в Бурятии в 2010 году составило 486 корейцев.

Современные корейцы стали заселять Бурятию с середины 1950-х годов. В то время их отправляли в Бурятию по направлению и их численность была очень не значительной.

Нет примеров, когда в 50-х, 60-х годах корейцы вступали в брак с бурятом или русским и переезжали в Бурятию, но такие примеры можно найти, начиная с 70-х годов, когда корейцы получали образование в других регионах Советского Союза, таких как Иркутск, Хабаровск и там вступали в брак с бурятами и переезжали с супругом в Бурятию, на их родину. Корейцы, которые вступили в брак с бурятами и переехали в Бурятию, не владели языком, не имели полного представления о традиционной культуре, традиционной пище и другом, но при этом имели сильное традиционное корейское мышление, связанное с идеей хёнмоянгчо (мудрой матери и хорошей жены). Такой пример хорошо показывает, что в традиционном мышлении корейцев присутствует доминирующий элемент этнической этничности и самосознания.

Корейцы, эмигрирующие с 1985 года в Бурятию с Сахалина, Средней Азии, Приморья и других регионов, вместе с семьей и родственниками в основном занимались Гобонжи (сельское хозяйство), выращивали корейский салат или занимались ресторанным бизнесом. После переезда приспосабливались следующим образом: один из братьев и сестер первым переезжал в Бурятию, в случае достижения успеха в определенной сфере деятельности, приглашал своих братьев и сестер из Узбекистана и др. регионов для работы в этой сфере. Корейские мужчины, живя в Средней Азии, не зависимо от своей основной профессии, имели опыт в ведении сельского хозяйства, а корейские девушки могли хорошо готовить корейскую еду, и это также не являлось их профессией. Много примеров, когда у корейцев, которые с 1980-х годов по настоящее время переезжают Бурятию.

Корейцы, которые с середины 1950-х годов и по настоящее время переезжали в Бурятию, и их дети, которые родились в Бурятии, в зависимости от места рождения делят себя на сахалинских, приморских и среднеазиатских корейцев. Как и буряты, которые встретив друг друга в Улан-Удэ или за границей, например, в Корее интересуются друг у друга о родине и месте рождения, корейцы Бурятии, также при встрече для близкого общения интересуются о месте рождения и родине. Сахалинские корейцы считают себя людьми острова, однако за то, что их называют просто сахалинскими корейцами, приморских и среднеазиатских корейцев они называют «материковыми». Обычно сахалинские корейцы, в отличии от среднеазиатских корейцев, не только в Бурятии, но и в большинстве русских регионов в сравнительно быстрое время приобрели постоянную работу и жилье, и во время перестройки, период социальных и экономических потрясений, заложили прочный фундамент для экономики.

Несмотря на то, что большинство корейцев, проживающих в Бурятии, почти не владеют национальным корейским языком, они считают себя корейцами, что выражает особую степень их этнической идентичности. При этом эта форма этничности продолжает передаваться из поколения в поколение. Причина, по которой этничность и этническая идентичность в такой ситуации все еще продолжают транслироваться, заключается в том, что в истоках корейской этничности лежит историко-генетическая и кровно-линейная этнокультурная память.

Согласно биологическим, антропологическим, историческим и археологическим исследованиям, буряты близки с корейцам Они близки не только по биологическим характеристикам, но еще ближе в этнокультурном отношении, так как многие элементы традиционной обрядности корейцев и бурят практически аналогичны. Рассматриваются язык и религиозные традиции бурят в контексте этнической индифферентности и этнической идентичности бурят и корейцев мы пришли к выводу о схожести этих параметров.

Владение своим языком является важным составным элементом этнической идентичности и в то же время важным средством сохранения этничности. Во всем мире в корейских диаспорах корейский язык является самым важным элементом, составляющим этническую идентичность корейцев. Большинство корейских диаспор: в Америке, Китае, Японии, Канаде, Бразилии, Вьетнаме, владеют корейским языком и знание корейского языка имеет для них важное значение. И одним из самых важных элементов, составляющих этническую идентичность корейских диаспор является именно владение корейским языком. Однако большинство корейцев, проживающих в Бурятии, не говорят на своём языке. Но, несмотря на это, корейцы Бурятии сильно убеждены в том, что в этническом отношении являются корейцами. Это хорошо показывает то, что язык, считающийся одним из самых важных составных элементов в сохранении этнической идентичности, может в любой момент выпасть из составных элементов этнической идентичности и может не быть важным.

Анализ идентичности бурят, показывает два аспекта кризиса исчезновения бурятского языка в Республике Бурятия. Старшее поколение считают важным знание бурятского языка и утверждают, что только тот, кто владеет бурятским языком, может быть назван бурятом, и говорят, что владение бурятским языком является важным элементом в определении этничности как бурята. С другой стороны, молодежь считает, что знать бурятский необязательно и владение бурятским языком не имеет отношения к тому, что определяется как бурят. На самом деле буряты по отношению к исчезновению бурятского языка, связанного с уменьшением носителей бурятского языка, осознают, что владение бурятским языком, которое являлось важной основой определения бурята, после 1989 года перестало быть таковым. Также и корейцы, проживающие на территории Республики Бурятия, не считают важным критерием знать свой родной корейский язык.

Все буряты, будь то пожилые или молодежь, четко отличают себя от русских, и появляется тенденция, что знание бурятского языка постепенно перестанет быть основой этнической идентичности, что делает бурят схожими с корейцами, живущих на территории Бурятия, не говорящих на корейском языке. Хотя владение бурятским языком составляет этническую идентичность бурят и играет важную роль, буряты, следуя за ситуацией в обществе, перестраивают этническую идентичность, заставляя бурятский язык выбыть из структурных элементов этнической идентичности. В результате бурятский язык не играет важной роли в этнической идентичности современных бурят.

Религиозная культура корейцев и бурят, как и все культурные структуры, созданные в результате творческого потенциала автохтонных насельников включает в себя и естественнонаучное определение множества миров и культур, онтологическая множественность материальных миров и культур в бытийном смысле, не отрицая логические возможные миры и культуры, а также предполагая и вкладывая некий мистический смысл возможной произвольности миров, а стало быть, и культур.

Буряты считают своей традиционной религией шаманизм и буддизм. Для бурят, шаманизм и буддизм означают больше, чем просто традиционные религии, они тесно связаны с этнической идентичностью бурят. Буряты сами делят себя на западных и восточных бурят, и в основе этого разделения находится религия, которую они исповедовали в местности, где жили их семьи и роды. Бурят, проживающих на западной стороне от озера Байкал,, называют западными бурятами, а бурят, проживающих на востоке от озера Байкал, называют восточными бурятами.

На автохтонной территории бурят, все религии кроме буддизма и шаманизма - иностранные религии, и те, кто исповедует их, для традиционного бурята ставит под сомнение свою «бурятскую идентичность». Православие, пришедшее из вне, является в России доминирующей в количественном отношении, поэтому буряты толерантно признают православие как укоренившуюся религию и не критикуют православных бурят, составляющих меньшинство. Буряты считают шаманизм и буддизм своими традиционными вероисповеданиями и утверждают, что те, кто не исповедует эти религии - не буряты. Это еще раз показывает, что одним из важных элементов, составляющих этническую идентичность современных бурят, является религия, и хорошо объясняет причину, почему в современном бурятском обществе присутствуют как буддизм так и шаманизм.

В результате наших исследований мы пришли к выводу, что такая этническая категория как владение бурятским языком в контексте этнической идентичности современных бурят не является важным, а наиболее доминирующую роль в определении их этнической специфики играют религии - буддизм и шаманизм. Точно также в основу теоретических построений и религиозной практики корейской диаспоры в России легли архаичные представления корейцев, очень сходные с шаманскими религиозными традициями бурят Характерно также и то, что для бурят в отличие от корейцев религиозные традиции играют более важную роль в определении их самоидентификации, тогда как корейская диаспора в России, в том числе и в Бурятии достаточно индифферентна к своим традиционным религиозным воззрениям.

Трудовые иммигранты бурят в Республике Корея декларируют и идентифицируют себя с «пан-монгольской» этносоциальной общностью и также в достаточной степени уверенную гражданскую идентичность как «россиянин» в Республике Корея.

Список научной литературыЧжон Бон Су, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. Таблица 3, 4 «Распределение и население по национальности и родному языку».

2. Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. Таблица 7с «Распределение и население по национальности, родному языку и второму языку народов СССР, которым свободно владеет».

3. Итоги Всесоюзной переписи населения 1979 года. Таблица 9с «Распределение и население по национальности и родному языку».

4. Итоги Всесоюзной переписи населения 1989 года. Таблица 9с «Распределение и население по национальности и родному языку».

5. Итоги Всероссийской переписи населения 2002 года. Таблица 34с «Распределение и население по национальности и родному языку».

6. Итоги Всероссийской переписи населения 2010 года. Таблица 4.3 «Национальный состав населения».

7. Источники на корейском языке:7. о\7№. ¥Е|Ш ^оМН

8. Блог МИД Республики Корея. Режим доступа: www.blog.daum.net/ilovemofai (Дата обращения: 03.06.2010)10. СЩ^

9. Национальный архив президента Республики Корея. Режим доступа: www.pa.go.kr (Дата обращения: 15.10.2010)11. 0|-7|-0|М Ы| ЙДН ЭД М ЙИН Щ.

10. Анналы Династии Чосон «Ко Чжон». Пятая книга и четвертая книга в электронном архиве. Режим доступа: http://sillok.history.go.kr (Дата обращения: 15.10.2010)12.

11. И Чжи Санг. Интервью с Лигай Г. С. /И Чжи Санг. Режим доступа: http://jycha2004.blog.segye.com/tag (Дата обращения: 15.10.2010)

12. Чжо Хо Чжин. Азиатский геном проект // Чосон биз. Режим доступа: http://biz.chosun.com/site/data (Дата обращения: 15.10.2010)

13. Литература на русском языке:

14. Абаева Л.Л. История распространения буддизма в Бурятии / Абаева Л. Л. //Буряты.- М.: Наука, 2004. С.397-415.

15. Абаева Л.Л. Исторические корни этнического самосознания и самоидентификации бурят в культурном и пространственном измерении. // Диаспоры в контексте современных этнокультурных и этносоциальных процессов. Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2006. - С.3-14.

16. Абаева Л.Л. Кириллица как социокультурный феномен взаимодействия оседлой цивилизации с кочевой. // Сб. мат-лов межд. научно-практ.конф. «Россия в Монголии: история и современность». 2008. С. 214219.

17. Абаева Л. Л. Миграция и миграционные потоки в культуре монгольских народов. // Международный научный семинар «Байкальский регион: миграции и диаспоры». Улан-Удэ, 2009. С. 1523.

18. Абаева Л.Л. Нонэволюция традиционной культуры бурятской диаспоры Внутренней Монголии КНР. // Мат-лы Международного круглого стола «Диаспоры в современном мире». Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2007. - С.29-35.

19. Абаева Л.Л. Экологическая культура в контексте архаичных верований и шаманских традиций/ Абаева Л.Л. //Буряты. М.: Изд. Наука, 2004. -С.480-487.

20. Абаева Л.Л. Этнокультурные истоки этнической идентификации монгольских народов. // Сборник материалов «Власть». М., 2009. -С.94-96.

21. Александренков Э.Г. Этническое самосознание или этническая идентичность.// Этнографическое Обозрение. 1996. № 3. - С.13-22.

22. Амоголонова Д.Д., Скрынникова Т.Д. Бурятская этничность в историко-культурном и политическом дискурсах. // Бурятская этничность вконтексте социокультурной модернизации (постсоветский период). -Иркутск: РПЦ «Радиан», 2005. С.17-115.

23. Амоголонова Д.Д. Бурятский язык как маркер этнической идентификации в дискурсе возрождения. // Современная бурятская этносфера: дискурсы, парадигмы, социокультурные практики Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2008. - С.20-45.

24. Амоголонова Д.Д. Религиозные традиции в дискурсе бурятской этнической идентификации. // Современная бурятская этносфера: дискурсы, парадигмы, социокультурные практики. Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2008.-С.30-55.

25. Бадмаев Т. Хори это те же кори: Баир Дашибалов приводит доказательства родства бурят и корейцев. // Информ-Полис, 2002. №13. - С.8.

26. Базаров Б.Д. Таинства и практика шаманизма: в 2 ч./ Базаров Б.Д. -Улан-Удэ, 2000. -208 с.

27. Басаева К.Д., Нимаев Д.Д. Современные этнические процессы у бурят./ Басаева К.Д., Нимаев Д.Д.// Этнокультурные процессы у народов Сибири и Севера. -М., 1985. С.И-29.

28. Бранский В.П. Множественность миров./ Бранский В.П.// Новая философская энциклопедия. Т.2. М.: Мысль, 2001. - С. 590-591.

29. Бромлей Ю. В. К вопросу о сущности этноса/ Бромлей Ю. В. // М.: Природа, 1970. №2. - С.51.

30. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография./Бромлей Ю.В. // М.: Наука, 1973. -№2-С. 51-55.

31. Васильева М.И. Этническая идентичность современных якутов/ Васильева М.И. // Дис. канд. истор. наук. Улан-Удэ, 2001. -167 с.

32. Вебер М. Отношения этнической общности/ Вебер М. // Журнал социологии и социальной антропологии. Том VII. Социологическое общество им. М.М. Ковалевского. СПб., 2004. - № 2(26). - С.8-21.

33. Гумилев JI.H. О термине ¿¿этнос»/ Вебер М.// Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР, Вып. 3. 1967. - С. 13-17.

34. Гумилёв. JI.H. Этногенез и этносфера/ Вебер МЛ Природа. М., 1970. -№2.-С. 51-55.

35. Гуревич П.С. Культурология: учебное пособие./ Гуревич П.С. М.: Знание, 1996. -520 с.

36. Дамбуева И.К. Изучение генетического разнообразия бурят как один из подходов к проблеме взаимоотношений народов Центральной Азии/ Дамбуева И.К.// Материалы научной конференции «Цыбиковские чтения-7». Улан-Удэ: Издательство БНЦ СО РАН. 1998. - С.53.

37. Дашибалов Б.Б. Монголо-маньчжуро-корейский центр активности в истории центрально-азиатских народов/ Дашибалов Б.Б. // Геохимия ландшафтов, палеоэкология человека и этногенез. Улан-Удэ, 1999. -С.432-433.

38. Дашибалов Э.Б. Древние и ранние монголоязычные народы и их связи с населением Маньчжурии и Корейского полуострова/ Дашибалов Б.Б. // Дис.канд. истор. наук. Улан-Удэ, 2011 139 с.

39. Дашиева Н.Б. Народный календарь (конец XIX- начало XX в.)/ Дашиева Н.Б.// Буряты. М.: Изд. Наука, 2004. - С.208-219.

40. Донгак B.C. Этническая идентичность тувинцев/ Донгак B.C.// Дис. канд. социол. наук. СПб, 2003. -183 с.

41. Доржу Ч.М., Захаров И.А., Ондар У.Н. Генетические связи тувинцев с американскими индейцами/ Доржу Ч.М., Захаров И.А., Ондар У.Н.// Ученые записки Тувинского института гуманитарных исследований. -Кызыл, 2002. Вып. XIX. - С. 126-130.

42. Дугарова Т.Ц. Особенности этнического самосознания современных бурят России/ Дугарова Т.Ц.// Дис. д-ра псих. наук. М., 2011. -200 с.

43. Елаев A.A. Некоторые вопросы развития этнических культур в Бурятии/ Елаев A.A. // Возрождение традиционных культур народов Бурятии. Материалы научно-практической конференции. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1998.-С.9-12.

44. Елаева И.Э. Буряты: репертуар идентичностей в современном социокультурном контексте/Елаева И. Э.// Бурятская этничность в контексте социокультурной модернизации (постсоветский период). -Иркутск: Изд-во РПЦ «Радиан», 2005. С. 117-227.

45. Елаева И.Э. Этническая идентичность бурят в постсоветский период/ Елаева И.Э.// Буряты. М.: Изд-во Наука, 2004. - С.577-587.

46. Жуковская H.J1. Неошаманизм в Бурятии/ Жуковская H.J1.// Буряты. -М.: Изд-во Наука, 2004. С.390-396.

47. Козлов В.И. О понятии этнической общности/ Козлов В.И.// Советская этнография. 1967. - № 2. - С.26.

48. Куква Е.С. Этническая идентичность в Республике Адыгея: Социологический анализ/ Куква Е.С.// Дис. канд. истор. наук. Майкоп, 2004.-175 с.

49. Кушнер. П.И. Этнические территории и этнические границы/ Кушнер. П.И.- М.: Изд-во АН СССР, 1951. С.6.

50. Михайлов Т.М. Влияние ламаизма и христианства на шаманизм бурят/Михайлов Т.М.// Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири. Л., 1979. с.127-149

51. Михайлов Т.М. и др. История Бурятии в вопросах и ответах/ Михайлов Т.М. // Государственного комитета Бурятской АССР. Улан-Удэ, 1990. -с.5-50.

52. Михайлов Т.М. История и культура бурятского народа. / Под ред. Михайлова Т.М. Улан-Удэ: Бэлиг, 1999. -188 с.

53. Михайлов Т.М. Пантеон шаманской мифологии/ Михайлов Т.М.// Буряты. М.: Изд. Наука, 2004. - С.352-360.

54. Михайлов Т.М. Шаманская практика/ Михайлов Т.М. // Буряты. М.: Изд-во Наука, 2004. - С.371-380.

55. Нестёркин С.П. Буддизм в Бурятии: истоки, история, современность: материалы конференции/ Нестёркин С.П. Улан-Удэ: Бурятский научный центр СО РАН, 2002. - С.30-38.

56. Никитина Т. На страже государственной собственности/ Никитина Т.-Режим доступа: http://ulan.mk.ru/article/ (Дата обращения: 18.12.2011)

57. Пак Б.Д. Корейцы в Российской Ммперии./ Пак Б.Д. М.: Изд-во Дальневосточный период 1993. -261 с.

58. Попова C.B. Философско-культурологические аспекты анализа этнической идентичности/ Попова C.B.// Дис. канд. истор. наук. Ставрополь, 2005. -160 с.

59. Рандалов Ю.Б. Этносоциальные и этнополитические процессы в среде бурятского народа/ Рандалов Ю.Б. //Буряты. М.: Изд. Наука, 2004. -С.568-577.

60. Реабилитация: Как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. В 3-х томах. Т.2. Февраль 1956 начало 80-х. - М.: МФД, 2003. - С. 192-194.

61. Скрынникова Т.Д. Божества и исполнители обрядов у монголоязычных народов/ Скрынникова Т.Д. // Сибирь: этносы и культуры (традиционная культура бурят). Москва - Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 1998.-Вып. 3.-С.5-46.

62. Скрынникова Т.Д. Бурятская этничность в контексте социокультурной модернизации (советский период) / Батомункуев С.Д., Варнавский П.К.

63. Скрынникова Т.Д.; отв. ред.: Базаров Б.В. // Бурятская этничность. -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. 216 с.

64. Скрынникова Т.Д. Бурятская этничность в контексте социокультурной модернизации (конец XIX- первая треть XX века) / Варнавский П.К., Дырхеева Г.А., Скрынникова Т.Д. // Бурятская этничность. Иркутск: Оттиск, 2003. -244 с.

65. Скрынникова Т.Д. Традиционная потестарно-политическая культура и современная самоидентификации бурят/ Скрынникова Т.Д.// Сибирь: этносы и культуры. Москва - Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 1999. - Вып. 5. - С.4-29.

66. Стефаненко Т. Г. Социальная психология этнической идентичности/ Стефаненко Т. Г.// Дис. д-ра психол. наук. М., 1999.

67. Сыденова Р.П. Иерархия общинных структур в Бурятии (вторая половина XIX половина XX в.)/ Сыденова Р.П.// Буряты. - М.: Изд-во Наука, 2004.-С.81-92.

68. Терский П.А и др. Историко-культурный атлас Бурятии/ Терский П.А -М.: Внешторгиздат, 2001. -605 с.

69. Токарев С.А. Проблема типов этнических общностей (к методологическим проблемам этнографии)/ Токарев С.А. // Вопросы философии. 1964. - № 11. - С.43-53.

70. Чебоксаров. H.H. Проблемы типологии этнических общностей в трудах советских ученых/ Чебоксаров. H.H. // Советская этнография. 1967. -№4.-С. 94-110.

71. Цынгуева Д.Д. Эволюция традиционных культурных ценностей бурятского этноса/ Цынгуева Д.Д. // Дис. канд. истор. наук. Чита: ЗабГГПУ, 2004. -153 с.У

72. Шаламов В. Ревизионные комиссии 1956 года и неопределенности «оттепели»/ Шаламов В.// Блог Шаламова. Режим доступа: http://shalamov.ru/research/61/17.html (Дата обращения: 15.11.2011)

73. Шелепов Г.В. Общность происхождения признак этнической общности/ Шелепов Г.В. // Советская этнография. - 1968. - № 4. - с.65-73.

74. Литература на на корейском языке:74. &Ц 2003. Л^о.1 1Ж/ МШ. -р. 342.

75. Анна Рейд. Пальто Шамана/ Анна Рейд. Сеул: Мидас, 2003. -342 с.75. 2005. ЩЩ (Ethnic) «&Ц1If EJЩ -Ие-ЩДЧ- ШШ '¿«HAH»-. А-Ш. Р. 1-30.

76. Ким Гуанг Ок. Современные изобретения и практика этноса. // Этнос и нация универсальный миф. - Сеул: Аканет, 2005. - С. 1-30.76. 1995. A|rt|B|0F Дф %-ЦЧJ°| □. «Al^1?», 4(1): 217-277. АШ.

77. Ким Сонг Ле. Самоопределение движения и культурное возрождение сибирских кочевых этнических меньшинств.//Региональное исследование. №4-1. Сеул, 1995. - С.217-277.

78. ЩёЯ. 1987. ЩЦ& О|£о| "^«g^шщл

79. Пак Ын Генг. Анализ этнической теории. // Корейская культурная антропология. №19- Сеул, 1987. С.59-92.78. 1994.1. ESK 3(4):137-168. А-|#.

80. Им Бонг Гил. Этническая идентичность и изменение северо-восточного сибирского тунгусского этноса// Региональное исследование. Сеул, 1994.- №3(4).-С. 137-168.79. Е||ЛЬ <¿№2. Ч .\М ЫЬЕ|- £2006^ МШ

81. Тесса Моррис-Судзуки. Взгляд на современную эпоху в разных краях. -Сеул: Санчером, 2006. -406 с.80. ^¿Щ, 0|£!5, 2000. ЭД6(1): 3-62. МШ.

82. Кан Чжон Вон. Шаманский костюм. Якутские культурные изменения и русского колониального управления. // Российские исследования. -Сеул. №13(1). - С. 329-354.82. 2005. Л|-з|-°!°| г-\А\0 № Л. Ш* ^ои^ . р. 100-130.

83. Канг Чжон У он. Этническая идентичность саха и национальная политика России. // Этос и нация универсальный миф. - Сеул: Аканет, 2005. - С.100-135.83. 2005. £НЛ|о|- он^хр ШП, Л|Ш|ВЮК18:469-499.

84. Гонг Ёнг Хо. Исследование российского культурного пространства. Русская литература. // Журнал русской литературы №18. Сеул - С. 469-499.84. 2007. ЛЦЛМёл А-Щ. р. 302.

85. Национальный музей народов Кореи. Свет во тьме: бурятский шаманизм. Сеул, 2007. -302. с.85. 1989. Д^А|СЦ°1 4:179-200.

86. Квон Хи Енг. Буряты в царской эпохе. // Славяноведение №4. Сеул, 1989. - С.179-200.86. <21 1990. &е.<Н| ?}0-\М°\ ^ет ЬН^Н. АН^А^. 1917-1923. 34: 99-119.

87. Куон Хи Енг. Корейцы и буряты в Советской революции и гражданской войне 1917-1923 гг.// Западные истории №34. 1990. -С .99-119.87. ^¿Щ 2005. А|Н «Г*!-Л М® 2| УоиН- р. 60-80.

88. Ким Кенг Хак. Комплексный подход примордиализма и ситуационизма. // Этнос и нация универсальный миф. - Сеул: Аканет, 2005. - С. 30-60.88. 2001. Л|Ы|В|0|- х|0^о|о| ЛШ: Я^Ч^Ц1. ВММЙ^л 1(2): 29-47.

89. Ким Соиг Чжии. Исторический анализ сибирского регионализма: Сосредоточение в конце периода императора. // Исследование Евразии. №1(2) Сеул, 2001. - С. 29-47.89. 1988. §Ца°| 0|§о| 30 у1. ЙО^ Р. 35-70.

90. Пак Ын Генг. Отношения между этнической идентичностью и миграции китайских иммигрантов. // 30 лет корейской культурной антропологии: народы и культуры. Сеул: Чжонгыса, 1988. - С.35-70.90. 1999.А|ЬН|Е|0|- ^^^о. г^о-Ц^^Ь 11(1); 347-376

91. Пак Тэ Сонг, Ким Сон Чжин. Языческая культура сибирских меньшинств. // Русская литература. Сеул, 2001. - №11(1). - С.347-376.91. тт 2001.¥БЮ^Ж ^ ^ <уо2 Й-л . 70-100.

92. Чжонг Чже Гем. Традиции и культура бурят. Десять тысяч лет корням корейской нации. Сеул: Изд-во Духовный мир, 2001. - С.70-100.92. 2003. г-\А\0 —1. Е^л , 19(1): 23-46.

93. Сонг Чжонг Хуан. Исследование региональной идентичности в России. // Славяноведение. №19(1). Сеул, 2003. - С. 23-46.93. 2004.2004г ¿1£Н(£Е||£) Л|Ы|Б|0|

94. Янг Мин Чжонг. Новый подход в изучении сибирского шаманизма с помощью построения модели бурятских богов. // Славяноведение. №20-Сеул, 2003.-.-С. 255-281.94. 2006. -^Ы^^Ж

95. ЛЦВДО^СНМёР. <2^ 22(1): 273-314.

96. Янг Мин Чжонг. Исследование шаманизма устной литературы в Северо-Восточной Азии: новое определение сибирского шаманизма с особым вниманием на мифологии. // Славяноведение. №22- Сеул, 2006. -С. 273-314.95. 2007. СШ

97. ЗДЛ^Ыё Ш&Ыа . АН#.-Р. 55-76.

98. Янг Мин Чжонг. Стилистический подход к бурятскому неошаманизму. // мат-лы между нар.конф. Национальный музей народов Кореи. Сеул, 2007. - С. 55-76.96. &ЩЩ. 1994. 7|<ЭДЛН ^ЙМ СШ ЛШ-. 25: 273-294.

99. Юн Тек Лим. С памятью в истории. // Корейская культурная антропология. №25. Сеул, 1994. - С. 273-294.97. &ЩЩ, Я-ВД. 2006. АШё аа7|# 0щ.щ\. -р. 239.

100. Юн Тек Лим, Хам Хан Хи. Методы и процедуры устных историй. -Сеул: Арке, 2006. -239 с.98. 0№Ц. 2007. Sj-El-Ol, A|=D.U|§o| fjshj^1БН ^SJEJ^Mhpp.l-lS

101. И Гон Ук. Состояние и перспективы шаманизма Тывы, Алтая и бурят. // мат-лы междунар. конф. Национальный музей народов Кореи. Сеул, 2007.-С.1-18.99. г, Щ2): 119-141.

102. И Ёнг Гвон. Языковая политика России и двуязычные. // Русская литература. №13.- Сеул, 2001. С. 119-141.100. 1998. tRS^" 3H£¡ J:

103. Sx|3*||o| ' H^oj ' A|-S| (II); EJ^1. СЦ A|AhS 98 ШШПI1:61-79.

104. Чжан У он Чжанг. Объединение Кореи и зарубежных корейцев: Этнические проблемы в Казахстане. // Мат-лы междунар. конф., Объединение Кореи. Сеул. 1998. - С. 61-79.101. 1984. <2H0^*4 , 8(1): 179-209.

105. Чжон Менг Сон. Языковая политика Советского Союза// Исследование Китая и Советского Союза. №8(1). Сеул, 1984. - С. 179-209.102. 2005. о"с)": ЩЩ^ 7|<ВДчт -—L тш уоин-j о^.1. МШ. -Р. 40-60.

106. Хан Гон Су. Этническая идентичность и историческое воображение: этнос и память сообщество йоруба. // Этнос и нация универсальный миф. - Сеул: Аканет, 2005. - С. 40 -60.

107. П^Щ 1996 1996г. 0-|Ь ojj=L3bX|.o| Q^ojai^ ЩЦ го^^Мл150: 467-488. МШ.

108. Хам Хан Хи. Признание и толкование истории антрополога. // Вестник история. Сеул, 1996. - С.467- 488.104. Щ£Ш.\992.3:142-158.

109. Хо Сынг Чол. Языковая политика советского союза национализм. // Советская литература. №3. Сеул, 1996. — С.142-158.105.3^^. 1998. 1994 ^ SHA|0|- °RiA|-o|

110. P^AlOl-oH^j 8(2): 159-186. МШ.

111. Хо Сынг Чол. Анализ языковых данных переписи Российской Федерации 1994 года.// Российские исследования. №(8)2. Сеул, 1998. - С.159-186.106. 1987. ЕКШ BhZJ-//A| hHI В| Oh о j1. АШ.-Р. 287-385.

112. Тугутов И.Е. Бурятский тайлаган. / Под ред. Диочеди В., Хоппал М // Шаманизм в Сибири. Сеул: Изд-во Минымса, 1987, - С. 287- 385.

113. НЕЦЦ. 1987. Л|=СЦи|§: A^OflAH 0|ВД- А|Щ|Е|0|-REHUIS. EJSAK АН®.- Р. 175-200.

114. Крадер JI. Шаманизм: теория и история бурятского общества. / Под ред. Диочеди В. и Хоппал М. // Шаманизм Сибири. Сеул: Изд-во Минымса, 1987.-С.175- 200.108. ElDié.gg^ П2002.

115. Бенедикт Андерсон. Воображаемые сообщества: размышления о происхождении и распространении национализма. Сеул: Изд-во Нанам, 2002.-304 с.

116. OHLHI^M ШЦ. Ч 2009. ^ыь^^сН^сН^Я.-р. 245.

117. Эрнест Геллнер. Нации и национализм. Сеул: Изд-во Корейский университет международных исследований, 2009. -245 с.110. 0.\Щ 7ЬШЛН| оА 1994 Г]780 tí 0|*£|1. Ы|^ЛК АН#.-р.365.

118. Эрик Хобсбаум Д. Нации и национализм после 1780 года. Сеул: Изд-во Чангчжак и Бипан, 1994. -365 с.111. 0.\Щ °4.2004. ^ПНМ^Ж. -р. 589.

119. Эрик Хобсбаум Д. Изобретение традиций. Сеул: Изд-во Гуманист, 2004. -589 с.112. 2002.1. ЩЛЩОА^^ 12:37-74.

120. Им Че Хван. Этническая идентичность этнических корейцев в Приморском крае. // Исследование политики Тангук Универ. №12. -Сеул. С. 37-74.113. olMii. 2006. г-\л\о Млле40: 237-265. АЩ.

121. Ким Чже Ги, И Бом Чол. Ремифации корейцев из Центральной Азии в Волгоград. // Общество Северо-Восточной Азии. №.40 Сеул, 2006. - С. 237-265.2004. £НА| 0|- ^^Xl^ ojzfioh^ Л1^о|о|1. СН^Л Ш 152: 8-11.

122. Канг Бонг Гу. Безопасность населения Дальнего Востока России и реэмиграция корейцев // Исследования АТР. №152. Сеул, 2004. - С. 811.115. 1999. ШЫ >№Е| 1999t^Al-SI^Sl ВШЁ P. 107-112.

123. Ким Мин Енг. Иммиграции труда сахалинских корейцев. // Сборник научных трудов научного общества по социологии Кореи. Сеул, 1999. -С. 107-112.116. 2000. thej5.| B4A|0h Ы|Л -0\^0.\!£. 2.21ШШ //f^A^sl^sl Щ-iA^.-P. 98-105.

124. Ли Че Мун. О факторах, оказавших влияние на переселение корейцев на территорию Дальнего Востока России и Маньчжурии. // Сборник научных трудов научного общества по социологии Кореи. Сеул, 2000. - С. 98-105117. 2009. АЦ^ ^о.о| х|£|<Н| ^ МШ.-р. 1-20.

125. Ким Еиг Чжин. Специальное законодательство по поддержке возвращения и расселения сахалинских корейцев. Сеул, 2009. с. 1- 20.118. 2007. 19*1171 *|7|//г£.А|С||А^г| г-УЛ|СНЛ^М.№48.-Р. 270-288.

126. Ли Ён Хун. Кризис экономической системы королевской династии. // Научное общество по истории эпохи Чосон. №48. Сеул, 2007. - С. 270-288.

127. И СНё 1392 1910. // ЗХ-ШВД2001 30:47-85.

128. Ким Чже Хо. Массовый голод в Корее и его последствия 1392 1910. // Научное общество по истории экономики №30. - С. 47-85.120. 19 Л||7| ШШ. II

129. Л|С||Л|-в|-г| £^А|СЦА|-?ГМ. 2004 28:159-189.

130. Ко Сын Хи. Перемены и торговые отношения в провинции Хамгён во второй половине XIX века. // Научное общество по истории эпохи Чосон. №28 Сеул, 2004. - С. 159-18.121. 18-19Л-1|7| ЩЩ, 7Ц°\ ^ № П\ЩШ2002. 25(2):1-30.

131. Чжон Сонг Хо. Изменения климата, урожая, цен в ХУШ-Х1Х веке. // Научная академия сельской экономики. № 25-2- Сеул, 2002. С. 1-30.122. ^ЬЛ 19ЛН|7|^У 0|°.о| £7| //1998. 6:167-176.

132. Пак Но Чжа. Первый период эмиграции корейских крестьян во второй половине XIX века. // Университет Чонджу. Научно-исследовательский институт по истории и культуре. №6. 1998. С.167-176.123. 2004. г-\Мо *Ц th£Jo| &1Г4 eJil^J:.о|^р Ц7-152.

133. Сим Хонёнг, Ким Чжеги. Положение беженцев и защита прав человека Корейских реэмигрантов в России. // Демократия и право человека-Сеул, 2004.-С. 117-152.124. t^Ro-mmm ЭД^ад^. 2005td.1. MöLAi Л|Ш|£Ю^лг^.^лнщ А|-ОД ш\ tR£jA|-£|°| ^ШЛ t^.-p. 231.

134. И Чжн Кю. Распад Советского Союза и корейцы в Центральной Азии // Исследование народов. №7 Сеул, 2001. -С. 139-152.126. 2006. ЕММ. зЦ£|Ё!-010| Р. 21-78. АЩ.

135. Мун Ок Пё и др. Этнические отношения японских корейцев. // Этнические отношения зарубежных корейцев. Сеул: Аканет, 2006. - С. 21-78.127. 2006. Ы|0|§ Vm&n. O^l-У!. МШ.-Р. 79-130.

136. Янг Енг Кюн. Этнические отношения китайских корейцев в Пекине // Этнические отношения зарубежных корейцев. Сеул: Аканет, 2006. - С. 79-130.128. 0\&Ц. 2006. ХЦШ£!°11. АЩ. /Н1. -Р. 131-174.

137. И Чжонг Док. Этнические отношения американских корейцев в Нью-Йорке. // Этнические отношения в зарубежных корейцев. Сеул Аканен, 2006.-С. 131-174.129. ^ЩЦ. 2006. MBl-S íh£J AhS|£| ^ад-sH^lthejol ЕММ. О^У!. AHS.-P.175-218.

138. Чжу Чжонг Тек. Этнические отношения бразильских корейцев // Этнические отношения зарубежных корейцев. Сеул, 2006. - С. 175218.

139. П^Ш. 2006. 5H^|tl"OJo| "EMM. АШ.-Р. 219-272.

140. Че Су Хонг. Этническая идентичность вьетнамских корейцев в Хошимине. // Этнические отношения в зарубежных корейцев. Сеул, 2006.-С. 219-272.131. 2006. Л1£=|А|-=Го| □JS^I. nl^Tt 0^. АШ.-Р. 273-319.

141. Квон Хи Енг. Этнические отношения узбекских корейцев. // Этнические отношения зарубежных корейцев. Сеул: Аканет, 2006. - С. 273-319.132. 2004. ЛЕ^ ^Л^: ЩЩШ

142. Щ&Я.^. ЁЬ^ОЦ^о^^. 19:171-217.

143. Пак Менг Чжин. Исследование идентичности и истории корейского сценария советских корейцев в советской Центральной Азии. // Исследование драматических искусств Кореи. Сеул, 2004. - С. 171-217.133. 2004. И£=|е! ^ЭД ЗД 1. ВДДЯ ж Ш^вМОД.25:302-329.

144. Бе Су Хан. Поддержка правительства России и местного самоуправления корейцев, переехавших из Центральной Азии в Россию на Дальний Восток. // Славяноведение. №19(2)- Сеул, 2004. С. 651674.

145. Щ|ВЦ?Н-0|ОНВ|0^ 2000. §&(>КА|0|- Л£=|о|о| Ц^Ш. ЫЦИ^Ц-^^. 6: 63-131.

146. Бек Те Хен, И Е Лиа. Гобонжи советских корейцев в Центральной Азии // Институт кросс-культурных исследований. Кросс-культурное исследование. №6-1. Сеул, 2000. С.63-131.136. 0| 0НВ|0К 1998. п^^хнд. ^у-р. А^Л^о^-Л; 5:83-94.

147. И Е Лиа. Этнические конфликты в Таджикистане и советские корейцы // Вестник социологии Чжоннам Универ. №5. Сеул, 1998. - С.83-94.137. 1999. §0|-Л|0 ОЮ|@!Е|ЕДО

148. СН АН о | <ЛЕ=|£1'°| 9\П\-=Р

149. Ы|Ш°| Й^ОМ- ЛВД^Ш . 8:109-122.

150. И Унг Хен. Идентичность зарубежных корейцев в Восточной Азии и их правовые положения. // Исследование мира. Корея Универ. №5. Сеул, 1999. - С.109-122.138. О^Нш-^П1^. 2003. у Л|0|9(4):559-575.

151. И Че Мун, Пак Кю Тек. Реэмиграция корейцев из Центральной Азии на Дальний Восток России // Географическое общество Кореи. №9(4)-Сеул.-С. 559-575.139. 0|хЦт1\ 1999.1. НУ-СН^Ш Л^Щ-«^^. 5:1-27.

152. И Че Мун. Языковая идентичность и этническое самосознание корейцев в Центральной Азии. // Вестник социологии Чжоннам Универ. №5-Сеул, 1999.-С. 1-27.140. <ёШ. 1998. с№ 91Ц&У.th^^^ol-ts. 9:145-166.

153. Им Че Уан. Признание корейцев об объединении Кореи в Центральной Азии. // Общество Северо-Восточной Азии. №.9. Сеул, 1998. -С. 145166.

154. S54 1995. ^ ЩЩ Щ §S>h0A|0|- thoj Aj.sjo| U\S.iE.-P. 215-233.

155. Чжонг Гын Сик. Повседневная жизнь и культура этнических корейцев в Центральной Азии. // Сборник научных трудов научного общества по социология Кореи. Сеул, 1995. - С. 215-233.142. 2000, §&0|-А|0|

156. Цой Хан У. Движение национализма Центральной Азии и коллективная идентичность этнических корейцев. // Исследования АТР Чжоннам Универ. №3- Сеул, 2000. С. 182-220.

157. CHthER ХНдао. МШ. 2001 td.-P. 1-40.

158. Министерство Иностранных Дел и Торговли Республики Корея. Корейская диаспора. Сеул, 2001. - С. 1-40.

159. CHtfER МШ. 2005 td.-P. 1-35.

160. Министерство Иностранных Дел и Торговли Республики Корея. Корейская диаспора. Сеул, 2005. - С. 1-35.

161. ВДЗД НЮ1&. ЫЮ1&, ШЩ9\ AISS gotM. S£.AIWIAK 2003.-Р. 203-240.

162. И Хонг Гю. Корейцы и Байкал. // Этногенез корейцев и Байкал. Сеул: Изд-во Духовный мир, 2003. - С.203-240.146. ^ПЧ Ш ыюцьсш? // ио\Ш МШ &0МН.2003.-Р. 179-199.

163. Чжу Че Хек. Что значит Байкал для нас. // Этногенез корейцев и Байкал. Сеул: Изд-во Духовный мир, 2003. - С. 179-199.

164. Литература на английском языке:

165. Austin, J.L., How to Do Things with Words. // Oxford University Press, 1962.-p.166.

166. Barth Fredrik (Барт, Фредерик). 1969. Ethnic Groups and Boundaries, Boston: Little Brown and Co, P. 11-32.

167. Burgess M.E. The Resurgence of Ethnicity: Myth or Reality // Ethnic and Racial Studies- №1-3, 1978. P. 265-285.

168. Cohen, A. Costom and Politics in Urban Africa: Hausa Migrants in Yoruba Towns, Berkeley: Univ. of Calif. Press, 1969. p. 288.

169. Connerton P. How societies remember Social memory. Cambridge: Cambridge University Press, 1989. p. 123.

170. Caroline humphrey. Theories of North Asian Shamanism//Soviet and Western Anthropology/ ed. Ernest Gellner. London: Duckworth, 1980. P. 242-251.

171. Extent of Siberia, and the Origins of Native American Haplogroups.// Annals of Human Genetics. University College London, 2005. P. 67-89.

172. James Forsyth. A History of the Peoples of Siberia: Russia's North Asian Colony 1581-1990. // Cambridge University Press, 1994. p. 476.

173. Glazer, N., Moynihan, D. Ethnicity: Theory and Experience// Cambridge Mass.: Harvard Univ. Press, 1975. p.537.

174. Greeley, A. M. Ethnicity in the United States: A preliminary reconnaissance. New York: Wiley, 1974. p.347.

175. Guboglo M. N. The General and the Particular in the Development of the Linguistic Life of Soviet Society // The Soviet multinational state: Readings and documents, edited by Martha B. Olcott. New York; London: ME Sharpe, 1990.-P. 246-257.

176. Guboglo M. N. The General and the Particular in the Development of the Linguistic Life of Soviet Society. // Anthropology & Archeology of Eurasia 26(4), 1988. -P.22-36.

177. Keyes, C.F. Toward a new Formulation of the Concept of Ethnic Group. //Ethnicity 3, 1976. P. 202-213.

178. Khanazarov K. Kh. Bilingualism: A Characteristic Feature of Nations and Nationalities under Developed Socialism' in MB Olcott ao, eds. // The Soviet Multinational State. New York: M.E. Sharpe, Inc., 1990. P. 239-250.

179. Khanazarov K. Kh, "Bilingualism: A Characteristic Feature of Nations and Nationalities under Developed Socialism' in M.B. // Olcott a.o., eds, The Soviet Multinational State. Readings and Documents. Armonk, NY: M.E. Sharpe, 1990.-P. 240-265.

180. Minahan James. The Former Soviet Union's Diverse Peoples// Santa Barbara. Cali.: ABC-CLIO, 2004. P. 119-2 i 4.

181. Mc Cready, W. Culture, Ethnicity, and Identity: Current Issues in Research. New York/ London: Academic, 1983. -p.450.

182. Patterson, О. Contest and Choice in Ethnic Allegiance: A Theoretical Framework and Caribbean Case Study, Ethnicity // Theory and Experience. Cambridge: Harvard University Press, 1975. P. 305-347.

183. Paul Thompson. The Voice of the Past: Oral History. Oxford University Press, 1998.-p.384.

184. The History of Korean Independence Movement Online Режим доступа: https://search.i815.or.kr (Дата обращения: 05.01.2011).

185. Zhukovskaia Natalia. Current Ethnic, Religious and Political Situation in Republic of Buryatia (Russian Federation) // Occasional Papers on Change in Slavic-Eurasian World 50/ Hokkaido University, 1997. -P. 65-83.

186. Wittgenstein, L. The Blue and Brown Books. // OxfordDBasil Blackwell, 1958. -p.208.

187. Wikipedia, АЩ"^ Eh lU^t (сахалинские корейцы).- Режим доступа: http://ko.wikipedia.org/wiki/Al-i1-th'EJЩ (Дата обращения: 15.12.2011).

188. Wikipedia, £JA|-£J§" (Синсаимданг).- Режим доступа: http://ko.wikipedia.org/wiki/ (Дата обращения: 05.01.2012).

189. Список основных информантов Буряты

190. Ф.И.О Год рождения Род деятельности Место жительства Пол

191. Зориктуев Церен Золотоевич 1915 пенсионер Улан-Удэ муж.

192. Зориктуева Марта Цыреновна 1949 актриса Улан-Удэ жен.

193. Генинова Людмила Чойчонимаевна 1939 пенсионер Улан-Удэ жен.

194. Алсалханова Роза Алладиевна 1934 пенсионер Улан-Удэ жен.

195. Готолова Людмила Семёновна 1938 пенсионер (врач) Улан-Удэ жен.

196. Гыргенова 1934 пенсионер Улан-Удэ жен.

197. Рамаева Екатерина Борисовна 1949 пенсионер Улан-Удэ жен.

198. Алексеева Римма Харитоновна 1935 пенсионер Улан-Удэ жен.

199. Зориктуева Лиана Михайловна 1981 учитель Улан-Удэ жен.

200. Зориктуева Тамара Тыхеевна 1952 пенсионерка Улан-Удэ жен.

201. Зориктуева Любовь Михайловна 1980 бухгалтер Улан-Удэ жен.

202. Осоров Андрей 1961 скотовод Джидинский район муж.

203. Осорова Светлана 1960 скотовод Джидинский район жен.

204. Очиров Нима 1981 охранник Улан-Удэ муж.

205. Доржиева Дарима Дашинимаевна 1962 преподаватель Улан-Удэ жен.

206. Цыденжапова Аида Баировна 1987 сотрудник Агентства недвижимости «Руна» Улан-Удэ жен.

207. Игумнова Маргарита Михайловна 1973 супруга пастора Улан-Удэ жен.

208. Дондокова Ирина Тихоновна 1987 медсестра Улан-Удэ жен.

209. Будиева Светлана Евгеньевна 1990 студент Улан-Удэ жен.-20^ Базаров Андрей Александрович 1965 учёный Улан-Удэ муж.

210. Аюрова Аюна Алексеевна 1992 студент Улан-Удэ жен.

211. Алсалханов Лев Алексеевич 1954 бизнесмен Улан-Удэ муж.

212. Борбоев Арсалан Викторович 2001 школьник Улан-Удэ муж.

213. Ни София Петровна 1951 председатель модельного агентства Улан-Удэ жен.

214. Бадеева Саяна Эдуардовна 1995 студент Улан-Удэ жен.

215. Цыденова Алтана Викторовна 1994 студент Улан-Удэ жен.

216. Доржиева Саяна Чимит-Доржиевна 1993 студент Улан-Удэ жен.

217. Ким Лариса Алексеевна 1961 бизнесмен, кафе Улан-Удэ жен.

218. Дамбаева Арюна Дамбаевна 1990 студент Улан-Удэ жен.

219. Старовойтова Надежда Сергеевна 1975 домохозяйка Улан-Удэ жен.

220. Дамбаева Дари Дамбаевна 1957 партнёр, компании «Островок здоровья» Кижинга жен.

221. Суворов Семён Иванович 1960 художник Улан-Удэ муж.

222. Суворова Дулсан Дондоковна 1960 пенсионер Улан-Удэ жен.

223. Суворова Светлана Семёновна 1984 студент Улан-Удэ жен.

224. Суворов Мэргэн Семёнович 1986 программист Улан-Удэ муж.

225. Доржиева Оюна Юрьевна 1990 студент Улан-Удэ жен.1. Корейцы

226. Ф.И.О. Год рождения Род деятельности Место жительства Пол

227. Ли Иван Иванович 1931 пенсионер------ Улан-Удэ-- муж.—

228. Хон Елизавета 1935 пенсионер Улан-Удэ жен.

229. Ли Владислав Борисович 1976 бизнесмен, касЬе Улан-Удэ муж.

230. Ли Светлана Анатольевна 1982 бизнесмен, кафе Улан-Удэ жен.

231. Ли Евгений Анатольевич 1981 сотрудник Банка Улан-Удэ муж.

232. Ким Хи Бун 1969 врач Улан-Удэ жен.

233. Ли Роза Владимировна 1950 председатель ассоциации корейцев Бурятии, учитель Улан-Удэ жен.

234. Ким Евгений Робертович 1972 бизнесмен, кафе Улан-Удэ муж.

235. Хон Андрей Анатольевич 1971 бизнесмен Улан-Удэ муж.

236. Шегай Магарита Валентиновна 1949 пенсионер Улан-Удэ жен.

237. Дю Раиса Владимировна 1955 повар Улан-Удэ жен.

238. Ан Сен Цер 1926 пенсионер Улан-Удэ муж.

239. Ким Евгения Лаврентьевна 1932 пенсионер Улан-Удэ жен.

240. Пак Александр Сергеевич 1930 пенсионер Улан-Удэ муж.

241. Ким Георгий Семенович (Ким Гым Сек) 1925 пенсионер Улан-Удэ муж.

242. Пак Мария Павловна 1942 пенсионер Улан-Удэ жен.

243. Ким Дён Э 1957 бухгалтер Улан-Удэ жен.

244. Пак Таиса Владимировна 1953 повар Улан-Удэ жен.

245. Назарова (Огай) Лариса Николаевна 1950 пенсионер Улан-Удэ жен.

246. Югай Ольга -Геннадьевна 1982 бизнесмен, кафе Улан-Удэ жен.

247. Пак Олег Романович 1979 адвокат Улан-Удэ муж.

248. Пак Анна Олеговна 2006 школьница Улан-Удэ жен.

249. Ли Надежда Ивановна 1954 бухгалтер Улан-Удэ жен.

250. Ли Анатолий Иванович 1958 бизнесмен Улан-Удэ жен.

251. Ни Велизарий Сафронович 1943 пенсионер Улан-Удэ муж.

252. Ван Виктория Валерьевна 1978 бизнесмен Улан-Удэ жен.

253. Ким Ксения 1921 пенсионер Иволгинск жен.

254. Цой Мария Антоновна 1928 пенсионер Иволгинск жен.

255. Пак Роберт Сен-Нок 1949 крестьянин бизнесмен Иволгинск муж.

256. Пак (Хагай) Ольга Сен-Чен 1959 крестьянин бизнесмен Ивблгинск жен.

257. Тян Вячеслав Викторович 1970 повар Улан-Удэ муж.

258. Ким Павел Сергеевич 1950 крестьянин Оронгой муж.

259. Магомедова Маргарита Антоновна 1961 министр имущественных и земельных отношений Республики Бурятия Улан-Удэ жен.

260. Ли Анастасия Матвеевна 1959 бизнесмен Улан-Удэ Жен35: Ким Виктор Николаевич 1946 врач (хирург) бизнесмен Улан-Удэ муж.

261. Лигай Геннадий Сергеевич 1952 главный врач (гинеколог) Улан-Удэ муж.1. Русские

262. Ф.И.О. Год рождения Род деятельности Место жительства Пол

263. Игумнов Игорь Алексеевич 1966 протестанский пастор Улан-Удэ муж.

264. Старовойтов Максим Фёдорович 1973 служитель протестантской церкви в Кижинге Улан-Удэ, Кижинга муж.