автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Культура и человек в советской повседневности 60-70-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Культура и человек в советской повседневности 60-70-х годов"

На правах рукописи

Лукаш Наталья Петровна

КУЛЬТУРА И ЧЕЛОВЕК В СОВЕТСКОЙ ПОВСЕДНЕВНОСТИ 60-70-Х ГОДОВ

Специальность 24.00.01 - теория и история культуры

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата кул ьту рол о ги и

«lililí

lllll

Нижневартовск - 2008

Работа выполнена в государственном образовательном учреждении

высшего профессионального образования «Нижневартовский государственный гуманитарный университет» на кафедре культурологии и философии

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор Полнщук Виктор Иванович

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Губин Валерий Дмитриевич

доктор философских наук, профессор Павлов Александр Валентинович

Ведущая организация

ГОУ ВГ10 «Государственный университет - Высшая школа экономики» (ГУ-ВШЭ), г. Москва

Защита состоится «05» ноября 2008 года в 13.00 ч. на заседании диссертационного совета К 212.167.01 по защите кандидатских диссертаций при Нижневартовском государственном гуманитарном университете по

адресу: 628605, г. Нижневартовск, Тюменской области, ул. Ленина, 56.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Нижневартовского государственного гуманитарного университета.

Автореферат разослан «_»_2008 года

Ученый секретарь ЦЫ

диссертационного совета ' Шахова О.Ю.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Актуальность исследования. Центральной темой данного диссертационного исследования является советский человек, прежде всего человек 60 - 70 годов прошлого века. 11ами взяты эти годы, потому что здесь, по нашему мнению, понятие «советский человек» достигает своего наибольшего воплощения в повседневном сознании людей, в культуре, политике, идеологии; и именно тогда начинается распад 'кого феномена, параллельно распаду коммунистической идеологии, и «советский человек» в чистом виде начинает постепенно исчезать.

Тем не менее, мы сознаем определенную условность нашей демаркации, ибо советский человек существовал уже в тридцатые годы и в определенной мере продолжает существовать сейчас. Советский человек как особый тип осознания индивидом самого себя, окружающего мира и исторического процесса - этот невиданный социальный продукт, никогда ранее в истории не существовавший, до сих пор до конца не исследованный, представляег определенную загадку для историков, социологов, философов и культурологов. Нам прежде всего интересен культурологический аспект этого феномена - какова та культура, которая создавала и воспроизводила советского человека, и каким образом он сам воспроизводил эту культуру. И речь прежде всего пойдет не о неких вечных культурных ценностях, но культуре повседневности - культуре быта, культуре языка, культуре взаимоотношений с властью, поскольку она вторгалась в повседневность, с идеологией, в той степени, в какой она была неотъемлемой частью повседневной жизни.

Массовые повседневные феномены встречаются в нашей жизни везде и во всем. Однако повседневность предстает как видимое, но незамечаемое. «Повседневные практики, - пишет известный исследователь культуры повседневности Н.Н. Козлова, - никогда не выступают в форме проектов, программ, доктрин социального изменения.

Повседневные практики не воплощаются ни в каком официальном институте, они образуют своеобразные "свободные зоны", защищенные или защищающиеся от институциональных давлений»'

Согласно Л. Шюцу, существует ряд конечных областей значений: религия, игра, сон, художественное творчество, повседневность. По его мнению, телесное предметное переживание реальности (как качество опыта повседневности), ее вещей и предметов- и составляет ее преимущество по сравнению с другими конечными областями значений. Поэтому, говорил он, повседневность является «верховной реальностью». Человек живет и трудится в ней по преимуществу и, отлегая мыслью в те или иные сферы, всегда и неизбежно возвращается в мир повседневности.2

Кроме того, Л. Шюц выделяет некоторые конституирующие элементы повседневности как особенные формы реальности: 1) трудовую деятельность; 2) специфическую уверенность в существовании мира; 3) напряженное отношение к жизни; 4) особое переживание времени; 5) специфику личностной определенности действующего индивида; 6) особую форму социальности.3

Изучение повседневности вводит культурно-исторические явления в проблемное поле науки. Очень долгое время отечественная наука не учитывала этот аспект, уделяя основное внимание материальным или духовным ценностям. Но реальное бытие пронизано человеческой телесностью, его поведением, бытовой сферой. Человек строит свою реальную жизнь, «вписывая» свое тело в господствующие нормы и правила, стремясь соответствовать идеальным канонам. Каждая историческая эпоха формирует свои каноны, свою символику правил человеческого поведения, подчеркивая эти символические принципы запретами и

' Козлова H.H. Социология повседневности: переоценка ценностей// Общественные науки и современность. 1992. № 3. С, 48. «Повседневность - одно из пространственно-временных измерений развертывания истории, форма протекания человеческой жизни, область, где возникает надежда на новацию - банальности, перетекая друг в друга, образуют новые миры. Но она же поддерживает стабильность функционирования человеческих обществ. Повседневность- целостный социокультурный мир, как он человеку дан» (Там же. С. 13).

' См.: Шюц Л. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. № 2. ' См.: Ионин Л.Г. Социология культуры. М„ 1996. С. 94.

разрешениями, устанавливая границу между нормой и патологией человеческого существования.

Изучение поведенческих текстов позволяет проследить за происходившими изменениями в глубинных пластах культуры конкретной исторической эпохи. Изучая повседневность, считает З.Е. Дорофеева, через господствующие нормы поведения, мы воссоздаем неповторимый колорит прошедших эпох. Повседневность должна занять в процессе междисциплинарных исследований подобающее место, поскольку это может помочь созданию реального представления о жизни людей в прошедшие эпохи, вместо идеальных схем.4

В России сейчас меняется не только экономический и социально-политический строй, но и повседневность. Причем, изменения в повседневной культуре являются более радикатьпыми и глубокими, чем в официальной культурной жизни: реклама, СМИ, новый дизайн, новые заимствованные слова и обычаи, социальное расслоение, массовое потребление, "вестернизированный" стиль поведения. Именно поэтому, изучая повседневность, исследователь получаст представления о тенденциях, которые еще не заметны на институциональном уровне. Чтобы попять то, что с нами происходит сейчас, и что будет происходить в будущем, нужно изучать те сдвиги в культуре, прежде всего в культуре повседневности, которые происходили в переломные, по нашему мнению, годы, т.е. в 60 - 70-е.

Сейчас, когда прошло более пятнадцати лег после СССР, видно, что картина сегодняшнего российского общества далека от идеальной либеральной модели. Тоталитарная модель советского общества также видится неудовлетворительной. Все больше становится ясным, считает Н. И. Козлова, что как апологетические, так социально-критические (перестроечного и

4 См.: Дорофеева З.Е. Социология культуры и повседневность // Sociologist's Warehouse (http://sociologisi.nm.ru/articles/zlata_01.hlm). Там же: «В поисках путей, позволяющих приблизиться к пониманию прошлого непосредственно через его субъекта и носителя- человека, наука рассматривает понятие "повседневная жизнь" в качестве пнтегративпого метода познания, который предоставляет возможность реконструировать историческое бытие в его тотальности, осмыслить внутренние социальные, психологические связи, проступающие в реалиях повседневности».

постперестроечного периода) концепции советского периода не имеют ничего общего с адекватным описанием советского общества. Ведь получается, что происходящее ныне либо не имеет предпосылок вообще, либо имеет в качестве таковых жесткую конструкцию, которая лишь теперь размягчается.5

За эти годы появилось множество текстов (научных и публицистических), в которых история советского периода была переписана с совершенно различных позиций. Можно выделить четыре таких позиции, четыре точки зрения на советский и период и на феномен советского человека.

1. Утверждается, что никакого «советского человека» как такового никогда не существовало, это идеальная модель, продукт идеологической машины, идея, которая культивировалась и внедрялась десятилетиями в сознание людей, но так и не получила реального воплощения.

2. Утверждается, что «советский человек» был, но «весь вышел», за годы перестройки и дальнейшего развития российского общества никаких «советских людей» больше не осталось. «Сегодня те проценты населения, которые демонстрируют приверженность к марксистско-ленинской лексике - это скорее реликтовые, пережиточные группы»6.

3. Третья точка зрения: советский человек был, есть и будет еще неопределенно долгое время. Это продукт семидесятилетней советской истории -продукт коммунистического воспитания, идеологической обработки, человек, сформированный специфически советскими условиями жизни. Некоторые исследователи, (например, С. Г. Кара-Мурза, автор книг «Советская цивилизация») утверждают даже, что советский человек вырос из общинного крестьянского коммунизма, который начал «иссякать» только недавно, уже в наше время.

4. Наконец, согласно четвертой точке зрения, которую и мы разделяем, советский человек существует в каждом из пас и в той степени, в какой мы не

5 См.: Козлова Н.11. Советские люди. Сцены из истории. М., 2005. С. 472.

'' Советский простой человек. Опыт социального портрета иа рубеже 90-х. М., 1993. С. 26.

можем трезво и объективно посмотреть на себя, в какой в нас не случилось понимания того, что произошло в России в XX веке.

Л поскольку мы в той или иной степени продолжаем быть советскими людьми, то остается актуальным вопрос: как достичь необходимой дистанции между собой - Миклухо-Маклаем и собою же - папуасом? «Человеку, - пишет известный 'этнолог Л.К. Байбурин в предисловии к книге Утехина И.В. «Очерки коммунального быта», - вообще свойственно «сопротивление познанию», если оно направлено на него самого... мы с удовольствием изучали (и продолжаем изучать) других и крайне болезненно переносим повышенное внимание к своей собственной персоне, (особенно, если предмет изучения расположен слишком близко к тем ценностям, которые определяют личностную идентификацию исследователя). Мы инстинктивно стремимся не допустить изменения самооценки. Другими словами, срабатывает механизм самосохранения - тот механизм, который спасает нас от разрушительного знания и одновременно препятствует изучению самих себя»7.

Главная проблема, образующая центральное ядро данного диссертационного исследования: советское общество - предпосылка того, что происходит «здесь и теперь». Это, вероятно, наш единственный ресурс. К сожалению, мы действительно знаем о советском обществе непростительно мало. Нет теоретической картины того, что именно представляли собой общественные структуры советского типа. Слова «тоталитаризм», «диктатура», «идеократия» мало что объясняют, являясь в большей степени идеологическими клише, чем социологическими или культурологическими категориями.

Обращение к миру повседневности позволяет изрисовать картину, в корне отличную от той, которую дает политическая концепция тоталитаризма. Это только сверху кажется, замечал А. Платонов, что внизу масса, а внизу люди живут. Мы попытаемся далее показать, - опираясь, конечно, не столько на свой опыт, сколько на труды историков, культурологов, социологов и художников, -

7 Утечин И.В. Очерки коммунального быта. М„ 2004. С. 17.

этих живых людей, которые жили во времена советского строя, и не только «строили коммунизм» и пытались выжить, вопреки этому сгроительству, но проявляли свою индивидуальность, свое творчество, творили культуру, язык, быт и стремились быть свободными.

Цель исследования: дать культурологическое описание повседневной жизни советских людей, проанализировать многообразие проявлений этой повседневности, и, соответственно, в результате решить следующие задачи:

- Проанализировать теории происхождения «массовой культуры» и «массового человека».

- Показать специфику и своеобразие такой разновидности «массового человека» как «советский человек».

- Вычленить основные структурные компоненты и типы отношений человека в советской повседневной жизни

- Проанализировать формы, уровни и варианты проявления культуры повседневности в ее отношении к власти, идеологии, высокой культу ре, быту, языку.

- Проследить влияние феномена советской повседневной культуры на современное общество.

Объетюм исследования является советское общество и советские люди 60-70-х годов прошлого века, а также их теоретическая и предметно-практическая репрезентация в современной культурологической, социологической, философской и художественной литературе.

Предметом исследования выегупает культура повседневности советских людей в исследуемый период, специфика их сознания, формы индивидуального и коллективного опыта, культурные практики, стилевые и речевые дискурсы.

Степень разработанности проблемы. Можно всю имеющуюся по данной проблеме литературу разделить на три части:

1. Литература классиков философии и социологии, посвященная проблеме «массового человека», «массовой или повседневной культуры», «проблеме языка массовой культуры». Это, прежде всего, работы Ф. Нищие, посвященные

проблеме нигилизма и проблеме «стада»; книги и статьи Н. Бердяева, посвященные специфике русской культуры и характера русского человека; работа X. Ортеги-и-Гассета «Восстание масс», работы Макса Вебера, посвященные методологии анализа социальных и культурных явлений; книга Порберта Эллиаса «О процессе цивилизации», Элиаса Капети «Человек нашего столетия», книги Л. Шюца, посвященные изучению проблем повседневности, и некоторые другие исследования.

2. Исследования современных советских и западных философов, социологов, антропологов: B.C. Барулина, попытавшегося в традиционном ключе разрешить проблемы человеческого бытия я интересной книге «Российский человек в XX веке: потери и обретение себя»; В.В. Большакова, бывшего собкора, «Правды», написавшего яркую, но достаточно одиозную книгу «Убийство советского человека», Л.Б. Брусиловской - в диссертации анализируется ее глубокая работа «Культура повседневности в эпоху "оттепели" (метаморфозы стиля)»; М. Геллера - ставшего ныне классиком советологии, благодаря острой и едкой книге «Машина и винтики. История формирования советского человека», еще одного советолога, американца Б. Гройса, который в книге «Утопия и обмен. Стиль Сталин», поднимает важные проблемы стилистики советской культуры; глубокие аналитические труды Е. Добренко «Формовка советского писателя», «Формовка советского читателя» и другие, где прослеживается процесс становления советской культуры и советского человека; великолепная работа Г. Гуссейнова «Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х», показавшего процесс становления «советского языка» и советского стиля мышления; вдумчивая и полная симпатии к русским людям книга американского культуролога Н. Рис «Русские разговоры: культура и речевая повседневность эпохи перестройки»; уже упоминавшееся фундаментальное исследование Н. Н. Козловой «Советские люди. Сцены из истории», а также труды А. Г. Вишневского, Т. С. Георгиевой, 3. Е. Дорофеевой, А. А. Зиновьева, А. В. Ионина, В. Каганского, Н. Т. Климепковой и Н. А. Кулиной, С. Г. Кара-

Мурзы, А. Лазаревича, Е. А. Осокиной, Т. А. Кругловой, Ю. А. Левады, Е. А. Осокиной, В. Паперного, А. 10. Согомонова, В. С. Тяжеяьниковой, И. В Утехииа, А. В. Худенко, Андрея и Татьяны Фесенко, I I. И. Цветаевой, Р. С.

Согпеу, М. Гепое, Э. Brandenberger.

3. Писатели, публицисты и литературоведы, философски осмысливавшие советскую действительность: П. Вайль и А. Гепис с их философско-публицистическим исследованием «60-е. Мир советского человека», Ю.

Дружников и его роман «Ангелы на кончике иглы», Ю. Трифонов с его замечательными «бытовыми романами» и его дневниками, записные книжки А. Платонова и К. Чуковского, едкая сатира В. Пелевина в его книге посвященной советскому языку «Зомбификация. Опыт сравнительной антропологии», воспоминания и исследования литературоведов Л. Я. Гинзбург, В. Кожинова, П. Я. Мандельштам.

Методология исследования определяется спецификой и сложностью изучаемого объекта и предмета, междисциплинарным характером последнего. Поэтому, наряду с классической рациональной методологией (предполагающей логический, структурно-генетический, сравнительный, культурологический анализ) в работе применялись принципы неклассической рациональности (прежде всего семиотики и постструктурализма).

В качестве необходимых составляющих современного культурологического исследования автор предполагает не только его научность, по и удобочитаемость, некоторую художественность и эстетичность культурологического дискурса.

Научная новизна исследования определяется недостаточной разработанностью избранной темы и состоит в следующем: - На стыке культурологии, антропологии, социологии и философии осуществлена проблематизация темы «Советский человек в культуре повседневности» в современной российской и зарубежной литературе.

- Выявлено, что основные черты «советского человека» типичны не только для России XX века, но и в целом для европейской культуры нового времени. Показано, что в России они приобретают специфическую особенность и окраску.

- Описаны и проанализированы многообразные смыслы, вкладываемые в понятие «советский человек» и «культура повседневности», показана недостаточность и абстрактность многих современных теорий, касающихся подобной проблематики.

- Показана огромная работа власти и идеологии по формированию «нового человека», «новой исторической общности», ее достижения и провалы.

- Подробно рассмотрены специфические особенности культурной повседневности 60 - 70-х годов в СССР: быт, отношения к I¡ласти, мода, двоемыслие, эзопов язык, анекдоты, искусство андерграунда, диссидентство и т.д.

- Проанализировано влияние языка идеологии на язык повседневности, роль и значение языка в формировании картины мира, структуры общества и способов поведения человека.

- Выявлено положительное и отрицательное влияние советской эпохи и всех се основных компонентов на современное развитие российского общества.

Положения, выносимые на защиту:

1. Советский человек не только продукт советской власти и идеологии, но и результат исторических особенностей развития России, русской культуры, русского государства.

2. Советский человек - это разновидность массового человека - характерного явления общества европейского общества на определенном этапе его развития.

3. Глубоко и всесторонне описать такие характерные феномены как «советский человек», «советское общество», можно, прежде всего, анализируя культуру повседневности российских людей: быт, язык, уровень культурного развития, отношение к власти и т. д.

4. Только исследуя особенности развития культуры в советскую эпоху: специфику соотношения «высокой» и «низкой» культуры, массовой культуры, особенностей

«культурного »«скитания» народа, роль и место интеллигенции, можно понять специфику и движущие силы того грандиозного эксперимента, который был осуществлен советской властью.

5. Пристатьное изучение советского периода, социальных, душевных и духовных основ советского человека, возможно, приблизит нас к пониманию того, что случилось с нами в последнее десятилетие, где выход из тех проблем и трудностей, с которыми сегодня столкнулось российское общество.

6. В современном обществе идет борьба между «советским консерватизмом» и «постсоветским либерализмом» - борьба за власть, за реформы, за так или иначе понимаемые свободы личности, и ареной этой борьбы, прежде всего, становится сознание людей.

7. Культура повседневности ярче всего выражается в языке, и очень часто смена языка, которым говорит народ, или с которым обращается к нему государство свидетельствует о глубинных изменениях в обществе.

Теоретическая и практическая значимость. Результаты работы позволяют не только углубить существующие теоретические представления о советском обществе, его культуре, его людях, но и очертить проблемное поле, наметить перспективы дальнейшего изучения повседневности, ее основных структур и механизмов. Материалы диссертации могут быть востребованы и найти практическое применение при разработке курсов по истории и теории культуры, спецкурсов, посвященных культуре советского общества, проблемам культуры повседневности, а также использованы преподавателями других гуманитарных дисциплин, прежде всего философии, социологии, культурной антропологии.

Апробация. Основные результаты и выводы исследования доложены на III Международной научной конференции «Деятельностное понимание культуры как вид человеческого бытия» (г. Нижневартовск, 8-9 декабря 2005 г.) и на IV Международной научной конференции «Деятельностное понимание культуры как вид человеческого бытия» (г. I (ижневартовск, 8-9 декабря 2006 г.)

Структура диссертации. Структура диссертации определяется авторским замыслом и последовательностью решения основных задач. Работа состоит из введения, трех глав (включающих восемь параграфов), заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы - 140 стр.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе «Советский человек и культура повседневности» анализируются все аспекты, связанные с феноменом советского человека: его происхождение, основные черты, характеристики, главные подходы к изучению этого феномена в современной культурологии, философии и социологии.

В параграфе первом «Массовый человек и homo soveticus» прослеживаются причины появления массового общества и массового человека, утверждается, что эти явления были типичны для всех стран Европы, поскольку связаны с развитием капитализма и демократизацией общества. Анализируются взгляды Ф. Ницше, К. Леонтьева, X. Ортеги-и-Гассета на причины появления и распространения массового человека. Автор в этом параграфе показывает, что Россия не избежала общей участи, и тенденция, приведшая к появлению массового человека и массовой культуры, получила свою специфическую окраску в России, благодаря своеобразию развития русской истории и культуры. Огромную роль в проявлении этой специфики еыграчи противоречивые свойства характера русского народа: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Bora и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт (Н. А. Бердяев).

Это наложение общеевропейской тенденции на специфику русской ментальное™, русского характера, во многом предопределило особенности того эксперимента, который привел к появлению советского человека.

В параграфе подчеркивается, что советский режим в стране существовал очень долго, и было бы неправильным полагать его идеологически и политически однородным. Менялся образ жизни, и тот «советский человек», которого мы здесь анатизируем, окончательно сформировался к 70-80-м годам. Довоенный «советский человек» был не вполне «советским человеком», потому, что он еще в детстве жил в другое дореволюционное время. А к 70-м годам уже сложился этнический тип. Тогда же у агитпропа появилось выражение «советский парод -новая общность людей». Фактически намекалось на то, что советский народ - это уже нация.8

Во втором параграфе «Основные характеристики советского человека» отмечается, что современному исследователю приходится иметь дело с социокультурным типом «советский человек» в условиях его очевидной деградации, и, тем не менее, социологические опросы, отклики и выступления людей в быту, на производстве, в средсгвах массовой информации позволяют нам с большей или меньшей точностью описать основные черты советского человека.

В параграфе перечисляются и анализируются сущностные черты советского человека, такие как государственно-патерналистская ориентация и вытекающий отсюда инфантилизм, восприятие иерархичности общества как некой необходимой объективности и специфический эгалитаризм, имперское мышление, когда принадлежность к могучей империи позволяет ощущать и собственную значимость, идеологичность и одновременно равнодушие ко всяким идеологиям, гиперорганизованность и анархия, принудительный активизм и отвращение к труду. Советский человек не верит в Бога, зато верит вождям, газетам, телевидению, сплетням, приметам, гороскопам, это человек очень смешанных взглядов: он отчасти язычник, отчасти он материалист, отчасти религиозный - и это все легко совмещается в нем. Он не верит в царство Божие, а верит в рай земной (коммунизм) на земле. Он не способен к самокритичности и

* Выражение "совсгекий челокек" жмтн.-юсн » конце .Ч0-х годов. Именно пила «*> сши использовать. До тгого были в \оду классовые ¡ермппы - пролетарии, 11птсрнап.пои:и, ре^олюнш!. Все ни слона к фидиаплм ¡одам \(рап(лн оаое шачеппе, хотя иногда где-то знучллп и,! ладнем плане.

покаянию, у него всегда виноваты ситуация, соседи, начальники, государство. Он не способен к свободному созидательному груду, предпочитая нудную однообразную работу за кусок хлеба. Он не способен работать на совесть, а работает из-за страха. Он не любит свободы, предпочитая насилие (любовь к тиранам). Он всегда предпочитает материальную выгоду духовной свободе (льготы, привилегии). Он жаден до «халявы» и легко попадает на всякие уловки и хитрости. Он не выносит одиночества, всегда ходит в стаде и готов поддержать любую компанию (страсть к коллективизму). Он завистлив и не выносит чужого благополучия.

В параграфе говорится о том, что «человек советский» не остался в прошлом. Или точнее: мы сами от него не отдалились, не отделались - от этого образца, от этого эталона, который сложился или выдумался раньше. Согласно данным ВЦИОМ, на вопрос «чувствуют ли они себя "советскими" людьми?», треть людей постоянно и еще четверть (т.е. там набирается под 60%) - время от времени чувствуют себя советскими людьми.

Тем не менее, отмечается в параграфе, люди не могли измениться полностью после октябрьского переворота и большевистских репрессий. Человека, согласно Ф. Достоевскому, вообще нельзя изменить, можно только сломать. Нем&то было тех, кого советская история сломала. Но большинство приспособились, не особенно меняясь внутренне, выжили. Хотя более чем семидесятилетняя история вошла в нас, не могла не войти и частично стала нашей второй природой.

В третьем параграфе «Культура советской повседневности в 60- 70-е годы» описываются и анализируются социальные, культурные сдвиги в быту и сознании людей, происшедшие в эти годы, начиная с «хрущевской оттепели» и кончая периодом «брежневского застоя». ')ти сдвиги имеют свои предпосылки: западные фильмы, попавшие а СССР в качестве трофеев, джаз, «стиляжничество», появление богемы. Что касается изучаемого периода, то его главными приметами были - самодеятельная песня и выросшая из нее поэзия,

появление советской массовой культуры, хаотической, эклектичной: гитарные песни, интимные стихи, стильная одежда, молодежный жаргон, легкая мебель, эстрада и многое другое, появление в литературе и в жизни бездомных и безденежных героев, говорящих на понятном универсальном языке, возникновение диссидентства, движения «шестидесятников», переосмысление марксистской идеологии.

Еще одним феноменом, возникшим в шестидесятых годах, был Самиздат. Самиздат - это не только литература и публицистика, но и уникальный социальный феномен многонациональной советской культуры. Книги, запрещенные к изданию в стране, или не запрещенные, а просто не изданные, тайком ввозились в страну по одному экземпляру, а потом размножались в большинстве домашними, бытовыми технологиями. Начиналось с классической мировой литературы, позже в среде самиздата стали появляться труды диссидентов - противников советского режима, будущих политиков. В самиздате было все - все книги Л. Солженицына, Л. Буковского, Дж. Оруэлла, Милована Джиласа, А. Авторханова, статьи Л. Сахарова, И. И. Шафаревича и многих других. Произведения, помещенные в Самиздате, несмотря на запреты и риски, читали в СССР миллионы людей. Это был мощнейший культурный слой, скрывавшийся под декорацией советского режима.

Определяющую роль в процессе таких преобразований сыграла культура повседневности, практически не поддающаяся давлению сверху, централизованным манипуляциям и диктату, а потому способная выполнять роль "противоядия", то есть противостояния всяческим диктатурам и произволу.

Во второй главе «Структурные компоненты и типы отношений человека в советской повседневной жизни», анализируются отношения человека к власти, культуре и быту.

В первом параграфе «Советский человек как продукт власти и власть как продукт человека» утверждается, что власть в советском обществе была главным

фактором, определяющим вею жизнь человека — от получения места в детском саду до возможности защиты диссертации, от профсоюзной путевки на курорт до приобретения шести соток земли под строительства дачи. Власть, какая бы она грозная ие была, требовала от каждого человека только одного - лояльности. Лояльность важнее профессионализма, лояльность - это та валюта, за которую можно купить почти всс. Если оказывалось, особенно в молодости, что человек ие обладаег способностями или талантами, он начинал изо всех сил демонстрировать свою лояльность - пытаться попасть в комитет комсомола, в профсоюзные деятели. Везде, во все годы существования советской власти существовала система опознания «свой - чужой». Она иногда осуществлялась на интуитивном уровне, ¡ю еще чаще критерием «своего» была простота. Атрибут универсальной простоты принадлежал как официальному, гак и массовому советскому сознанию, («будь проще!», «Ленин - удивительно простой человек»). Простота - синоним массовидности - быть как все. Она ие означает коллективности или сплоченности. Это лишь ориентация на всеобщее усреднение.

Принятие полной зависимости от государства было условием сохранения, возможности творчества, возможности самодеятельности и даже приватной частной жизни. Так подчинение планированию было гарантией возможности для некоторой хозяйственной автономии, барщина на колхозном поле - условие пользоваться «личным» подсобным участком, написание оратории «Диалектика природы» - возможность личной творческой свободы.

Для людей - это сделка с дьяволом, а дьявол не может существовать без сделки. Однако эти сделки постепенно привели к нравственному разложению общества, к появлению двоемыслия. И лояльность, и двоемыслие были, в конечном счете, порождением страха. Страх заставляющий принять этот строй жизни, потому что только власть и может обеспечить здесь социальный порядок - указать ему место в системе социальных связей, соц. ролей внутри всего целого.

Далее в параграфе показывается, как власть в XX веке становилась вездесущей - на всех уровнях и на всех этапах жизни человека. На примере

особенностей функционирования советской власти можно хорошо проследить анонимность и диффузность власти в эпоху модерна. Государство создают анонимные социальные силы и формы власти, а не человек, И мы не поймем способ функционирования и сущность ни одного социального института или явления, если будем исходить из человека, а если поймем, то весьма приблизительно и опосредованно.

Основная идея второго параграфа «Высокая» и «низкая» культура. Проблема массовой культуры» заключается в том, что любая тоталитарная власть всегда редуцирует культуру, если под последней понимать смысловое ценностное разнообразие, в чем бы оно не выражалось (секс, поведение, кулинарные вкусы, установки в отношении к смерти или символических кодов реальности - искусства, религии и т. п.). Поскольку нельзя заменить или устранить какую-нибудь культурную систему - искусство или религию, то власть, господствующая идеология выдает мандат на нигилистическое отношение к любым символическим значениям, к ценностям любых культурных систем, также к самой идее автономности, самоценности и самодостаточности культуры.

Культурный нигилизм выражался в перекодировке основных понятий: «свобода» другого выступает как скрытая ангажированность и претензия на господство, «вседозволенность», информация - как «манипулирование» или «клевета», разум - как «расчетливость», «хитрость», «лицемерие», «бездушие», искусство как безответственное паразитическое занятие или пробуждение низменных инстинктов и т. п. Властью насаждался особый «культурный» стиль, который выдерживался почти повсеместно: нелепые по своей архитектуре высотные дома, огромные панно на домах с железобетонными лицами строителей коммунизма, производственные или военные романы. Даже стиль одежды отражал могущество и монументальность: фантастические по своей нелепости костюмы и прочная, тяжелая и совершенно пеудобоносимая обувь. При этом происходит беспрецедентное смешение высокой и низкой культуры. Появляются новые «пролетарские» и «крестьянские» писатели,

новые эстетические критерии, новые пути и законы творчества. Начинает преобладать стратегия усреднения - универсальная стратегия сталинской культуры. «Не эгалитариость, свойственная революционной культуре, но элитарность с опорой на массово усредненный тип восприятия, - своеобразное (как в социалистическом реализме сочетание «мечты и реальности», чутко уловленное Сталиным, стало настоящей матрицей для культурного моделирования советской эпохи»4.

По мере ослабления государственного контроля над культурой все более вырастает роль и значение культуры повседневной, включающей в себя все стороны жизни: быт, одежду, отношения с соседями, повседневный язык. Постепенно оказывалось, что именно эта повседневная культура делает людей людьми гораздо в большей степени, чем высокая культура, более того, последняя вырастает из нее и ею питается. Теперь все более становится ясным, что советский народ выжил и остался народом, а не «новой исторической общностью» без роду и племени, поскольку был носителем глубоких культурных традиций повседневности, которые сохранились несмотря ни на какое идеологическое давление. Традиции, следование приметам, предрассудки, сохранение основных ритуалов (свадьбы, похороны), стихийная религиозность, любовь к природе, жалость к убогим, мечты о счастье - все это тот необходимый балласт, без которого любой корабль будет неустойчив и легко опрокинется.

Третий параграф «Советский быт и способы выживания человека» посвящен вопросам соотношения государственной идеологии и повседневного быта советских людей. Власть следила за тем, чтобы все крупные политические кампании проходили под лозунгом «всенародного одобрения». Но в реальности людей прежде всего волновали нужды текущего бытия, а не интересы «большой политики». Сводки вопросов, заданных аудиторией во время

4 Добренко Е. Формовка советского писателя. Соци&чьиые и эстетические истоки советской литературной культуры. СПб., 1999. С. 466.

обсуждения очередного партийно-правительственного постановления, доказывают, что многие из них совсем не касались предмета обсуждения, а снова и снопа возвращались к проблемам повседневности - положению на потребительском рынке, жилищной проблеме, работе коммунальных служб и т.д. Повседневность, задачи элементарного выживания заслоняли политику. В параграфе освещаются основные черты быта советских людей в шестидесятые-семидееятые годы, вернее почти полное отсутствие бытовой обустроенности. Конечно, кое-кто из них жил в высотных домах, где вестибюли были украшены мозаиками А. Дейнеки. В 60-х возник советский средний класс, его представители могли иметь автомобиль, дачу и сберегательную книжку с рублями, которые, казалось, не знали девальвации. Но большая часть до конца 70-х жила в коммуналках, а потом населила стандартные «хрущобы» больших и малых городов. Наиболее полно и адекватно можно понять бытовую жизнь и повседневную культуру человека, наблюдая за его жизнью в коммунальной квартире. Здесь возникла своя культура общения, специфика поведения, даже специфическое мировоззрение. Можно сказать, что коммунальная квартира была неким микрокосмом, отражающим все перипетии и противоречия большого космоса - советского общества.

Поскольку нигде и никогда не было такой формы совместной жизни людей как коммунальная квартира (существовали, например, толстовские коммуны, но там люди были объединены общей идеей, а здесь случайных, чужих людей судьба собрала вместе), то анализ ее культурной повседневности может много дать для понимания природы советского человека и человека вообще. Жители коммуналок имели свою организацию и восприятие пространства жилища, свои понятие о коллективной доле и принципах справедливости, идеи «чистого» и «грязного», «своего» и «чужого», представления о личностной сфере индивида и нормах общения между людьми, о природе конфликтов и способах их разрешения.

Жизнь и коммунальных квартирах ложилась часто тяжелым грузом на психику - прозрачность пространства и жизнь на виду, специфичный характер коммуникативных взаимодействий и конфликтов привели к появлению, как пишет И. Утехин, такого типа больного как «параноид жилья».1"

Через жизнь в коммунальных квартирах прошли миллионы людей, и при анализе культуры повседневности, характере и психологии советского человека этого нельзя не учитывать.

В третьей главе «Язык как средство выживания и способ самопонимапия в культуре повседневности» рассматривается проблема соотношения культуры повседневности и языка идеологии, роли и влиянии «государственного» языка на формирование мышления и сознание советского человека.

В первом параграфе «Прецедентные тексты эпохи» говорится о том, что советская власть с самого начала своего существования пыталась посредством новых слов упорядочить пространство жизни, собрать распавшийся мир, самоопределиться, обрести идентичность. Идеологический язык псреописывает мир (Н. И. Козлова). Он предлагает и внушает системы классификации, которыми пользуются как привилегированные, так и непривилегированные. Приобретенные способы классификации мира кажутся «естественными», например, практически все пользовались классификацией наш человек/не наш человек.

Для безраздельного господства идеологии создавались прецедентные тексты. В число прецедентных текстов обычно входят мифы и предания, библейские тексты, притчи, анекдоты, сказки, тексты художественной литературы, которые можно счесть ключевыми текстами эпохи. В этот ряд следует включить и тексты больших идеологий. Для культуры советской эпохи такими текстами вроде бы были тексты вождей - Маркса, Ленина, Сталина. Действительно, исследование, проведенное на закате советского общества, показывает, что имена Маркса и Ленина занимают ключевое место в

'"См.: Утехи» И.В. Очерки коммунального быта. М.. 2004. С. 172.

ценностно-семантическом поле массового сознания. Прецедентным текстом, несомненно, являлась «Как закалялась стать», фильм «Чапаев» - их также читали и смотрели миллионы советских граждан, читали и перечитывали, пересматривали много раз, всю жизнь. И слова из книги, особенно из фильма разошлись на цитаты, которые использовались на любые случаи жизни. К подобного рода текстам относилась и «Поднятая целина» М. Шолохова, ее изучали в школе, по ней ставили фильмы. Эти и другие тексты, как правило, не принадлежали высокой культуре, а становились прецедентными благодаря усилиям агитпропа, благодаря своему «классовому» подходу. Прецедентным может быть не только текст, по и слово, на основе которого создавалось немало текстов - например, слово «Октябрь» как эвфемизм революции. Революция рассказывалась повсюду - в газетах, листовках и брошюрах самопровозглашенными революционерами всех мастей. Ее можно было услышать в повседневных и официальных речах, на городских улицах, на фабриках и заводах, в агитпоездах, которые развозили ее по всей стране. Она рассказывалась в исторических книгах, школьных учебниках и детских книжках. Она рассказывалась в архивах, музеях и библиотеках, занятых сохранением ее материальных следов. Она рассказывалась на «красных» похоронах, процессиях и фестивалях. Она рассказывалась в фотографиях, которыми скоро начали заполняться обложки и страницы журналов, и в фильмах, заполнивших киноэкраны страны. Через неуклонное восхождение по ступеням «свидетельств» Октябрь, наконец, превратился в событие инициации Советского Союза.

Во втором параграфе «Язык повседневности и язык идеологии» подробно анализируется упрощение, вульгаризация и примитивизация языка, ставшего инструментом идеологии. Семьдесят лет возводили

социалистический Вавилон и добились вавилонского смешения языков -обиходного с «феней» и подростковым сленгом, художественного с чиновно-заседательским. Л за этой пестротой и смешением - наш, фирменный, уклад

сознания, проутюженного пропагандой. (Г. Гуссейнов). Все слова, употребляемые в политической риторике - мертвые, обесцененные, стершиеся от частого употребления.

В параграфе делается вывод, что язык - это власть. И мы постоянно сталкиваемся в пашей советской истории с феноменом завороженности языком идеологии. Язык - это оружие, причем главное оружие. Логократия - власть языка, обладает чудовищной силой, сопротивляться которой очень трудно. Происходит подмена слова, подмена значения, подмена реальности. И эту власть сознает и широко использует любой тоталитарный режим.

Свобода (в том числе свобода от языкового плена) начинает брезжить тогда, когда восстанавливается разорванная цепь повседневности. Когда человек перестает отрекаться от себя самого, каким он был раньше, от семьи, от предков. Именно тогда происходит преображение, в результате которого он получил свою награду - человеческий язык, на котором можно высказать простые и необходимые вещи: говорить о любви, смерти, надеждах па будущее и страхе перед неизвестным. Эпоха кончилась, и понимание (смутная догадка, обманчивое ощущение, уверенность, твердое убеждение), что вместе с нею должен уйти и весь ее язык, становится общим местом.

Можно сказать, что советская эпоха как реальность сознания осталась в языке, но по мере того, как меняется язык, освобождаясь от мусора различных идеологом, исчезает и эпоха. И уже второе постсоветское поколение забудет этот язык и связанные с нем реалии и могущественную, когда-то царствовавшую над людьми псевдореальность.

В заключении подводятся итоги исследования и делаются необходимые выводы.

По материалам диссертации опубликованы следующие работы: Публикации в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК

1. Лукаш, Н.П. Власть и язык / Н.П. Лукаш // Вестник российского государственного гуманитарного университета. Сер. Философия. Социология. - 2007. - № 2-3. - С. 92-100 (0,6 пл.).

2. Лукаш, Н.П. Повседневная культура советских шестидесятых / Н.П. Лукаш // Известия Уральского государственного университета. Сер. 3, Общественные науки.-2007.-№48.-С. 120-126(0,5 пл.).

Публикации в других изданиях

3. Лукаш, Н.П. Культура повседневности: антропологическая трактовка и методологические основы / Н.П. Лукаш // Современные проблемы развития образования и науки: тезисы школы-семинара докторантов, аспирантов и соискателей. - Нижневартовск: Изд-во Нижневарт. туманит, ун-та, 2006. -С. 25-26 (0,5 пл.).

4. Лукаш, Н.П. Диалектика быта и повседневности / Н.П. Лукаш // Проблемы истории культуры: сборник научных трудов. Выпуск 4 / отв. ред.: В.И. Полишук, Я.Г. Солодкин. - Нижневартовск: Изд-во Нижневарт. гуманит. ун-та, 2007. - С. 118-123 (0,3 пл.).

Подписано в печать 26.09.2008 Формат 60x84/16. Бумага для множительных аппаратов Гарнитура Тайме. Усл. печ. листов 1,75 Тираж 100 экз. Заказ 809

Отпечатано п Ик)атс.1ьспи;с Нижпашртопского государственного

гуманитарного уи иперешпета 62Н615, Тюменская ошисть. г.1 ¡иж-пспиртоиск. у:и ¿Ьсржппского, /3 Тел./факс: (3466) 43-75-73. Н-таИ: niipipuc@iKar4Ksk.vfxnet.nl

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Лукаш, Наталья Петровна

Введение стр.

Глава первая. Советский человек и культура повседневности

Глава вторая. Структурные компоненты и типы отношений человека в советской повседневной жизни

§ 3. Советский быт и способы выживания человека

Глава третья. Язык как средство выживания и способ самопонимания в культуре повседневности

§ 1. Массовый человек и homo soveticus СТр j

S 2. Основные характеристики советского человека СТр

§ 3. Культура советской повседневности в 60-70-е годы СТр ^

§ 1. Советский человек как продукт власти и власть как продукт человека СТР

§ 2. «Высокая» и «низкая» культура. Проблема массовой культуры стр. стр. 96 стр.

§ 1. Прецедентные тексты советской эпохи

§ 2. Язык повседневности и язык идеологии

Введение диссертации2008 год, автореферат по культурологии, Лукаш, Наталья Петровна

Актуальность исследования.

Центральной темой данного диссертационного исследования является советский человек, прежде всего человек 60 — 70 годов прошлого века. Нами взяты эти годы, потому что здесь, по нашему мнению, понятие «советский человек» достигает своего наибольшего воплощения в повседневном сознании людей, в культуре, политике, идеологии; и именно тогда начинается распад этого феномена, параллельно распаду коммунистической идеологии, и «советский человек» в чистом виде начинает постепенно исчезать.

Тем не менее, мы сознаем определенную условность нашей демаркации, ибо советский человек существовал уже в тридцатые годы и в определенной мере продолжает существовать сейчас. Советский человек как особый тип осознания индивидом самого себя, окружающего мира и исторического процесса — этот невиданный социальный продукт, никогда ранее в истории не существовавший, до сих пор до конца не исследованный, представляет определенную загадку для историков, социологов, философов и культурологов. Нам прежде всего интересен культурологический аспект этого феномена -какова та культура, которая создавала и воспроизводила советского человека, и каким образом он сам воспроизводил эту культуру. И речь, прежде всего, пойдет не о неких вечных культурных ценностях, но культуре повседневности — культуре быта, культуре языка, культуре взаимоотношений с властью, поскольку последняя вторгалась в повседневность, с идеологией, в той степени, в какой она была неотъемлемой частью повседневной жизни.

Массовые повседневные феномены встречаются в нашей жизни везде и во всем. Однако повседневность предстает как видимое, но незамечаемое. «Повседневные практики, — пишет известный исследователь культуры повседневности Н. Н. Козлова, — никогда не выступают в форме проектов, программ, доктрин социального изменения. Повседневные практики не воплощаются ни в каком официальном институте, они образуют своеобразные "свободные зоны", защищенные или защищающиеся от институциональных давлений»1

Любые нововведения политического и экономического характера воспринимаются людьми как враждебные, как покушение на устоявшееся, знакомое. Например, программа политического лидера должна основываться на знании обыденного, умении видеть и формировать необычное в обычном. Лидер должен восприниматься как типичный представитель среды, потому что в повседневности человек руководствуется предположением, согласно которому его партнеры по взаимодействию видят и понимают мир, в сущности, так же, как он сам.

Согласно А. Шюцу, существует ряд конечных областей значений: религия, игра, сон, художественное творчество, повседневность. По его мнению, телесное предметное переживание реальности (как качество опыта повседневности), ее вещей и предметов — и составляет ее преимущество по сравнению с другими конечными областями значений. «Поэтому, — говорил он, повседневность является «верховной реальностью». Человек живет и

1 Козлова H.H. Социология повседневности: переоценка ценностей // Общественные науки и современность, 1992, № 3. С. 48. «Повседневность — одно из пространственно-временных измерений развертывания истории, форма протекания человеческой жизни, область, где возникает надежда на новацию - банальности, перетекая друг в друга, образуют новые миры. Но она же поддерживает стабильность функционирования человеческих обществ. Повседневность - целостный социокультурный мир, как он человеку дан» (Там же. С. 13). трудится в ней по преимуществу и, отлетая мыслью в те или иные сферы, всегда и неизбежно возвращается в мир повседневности».1

Кроме того, А. Шюц выделяет некоторые конституирующие элементы повседневности как особые формы реальности: 1) трудовую деятельность; 2) специфическую уверенность в существовании мира; 3) напряженное отношение к жизни; 4) особое переживание времени;

5) специфику личностной определенности действующего индивида;

6) особую форму социальности."

Изучение повседневности вводит культурно-исторические явления в проблемное поле науки. Очень долгое время отечественная наука не учитывала этот аспект, уделяя основное внимание материальным или духовным ценностям. Но реальное бытие пронизано человеческой телесностью, его поведением, бытовой сферой. Человек строит свою реальную жизнь, «вписывая» свое тело в господствующие нормы и правила, стремясь соответствовать идеальным канонам. Каждая историческая эпоха формирует свои каноны, свою символику правил человеческого поведения, подчеркивая эти символические принципы запретами и разрешениями, устанавливая границу между нормой и патологией человеческого существования.

Каждая историческая эпоха формирует свои доминирующие модели поведения. Что для одной эпохи было несущественно, в другой период могло восприниматься, как символический жест или поступок. Изучение поведенческих текстов позволяет проследить за происходившими изменениями в глубинных пластах культуры конкретной исторической эпохи. Изучая повседневность через

1 См.: Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования, 1988, №2

2 См. Ионии Л.Г. Социология культуры. М., 1996. С. 94. господствующие нормы поведения, считает З.Е. Дорофеева, мы воссоздаем неповторимый колорит прошедших эпох.

Повседневность должна занять в процессе междисциплинарных исследований подобающее место, поскольку это может помочь созданию реального представления о жизни людей в прошедшие эпохи, вместо идеальных схем.1

Реконструкция личной жизни и судеб отдельных индивидов, изучение формирования и развития их внутреннего мира, всех сохранившихся следов их деятельности рассматривается не только как главная цель исследования, но и как адекватное средство познания того исторического социума, в котором они жили и творили, радовались и страдали, мыслили и действовали. В фокусе исследования оказывается внутренний мир человека, его эмоционально-духовная жизнь, отношения с родными и близкими в семье и вне ее. При этом индивид выступает и как субъект деятельности и как объект контроля со стороны семейно-родственной группы, круга близких, формальных и неформальных сообществ, социальных и властных институтов разного уровня.

В России сейчас меняется не только экономический и социально-политический строй, но и повседневность. Причем, изменения в повседневной культуре являются более радикальными и глубокими, чем в официальной культурной жизни: реклама, СМИ, новый дизайн, новые заимствованные слова и обычаи, социальное расслоение, массовое потребление, "вестернизированный" стиль поведения.

1 См.: Дорофеева З.Е. Социология культуры и повседневность // Sociologist's Warehouse. (http://sociologist.nm.ru/articles/zlata01.htm). Там же: «В поисках путей, позволяющих приблизиться к пониманию прошлого непосредственно через его субъекта и носителя -человека, наука рассматривает понятие "повседневная жизнь" в качестве интегративного метода познания, который предоставляет возможность реконструировать историческое бытие в его тотальности, осмыслить внутренние социальные, психологические связи, проступающие в реалиях повседневности».

Именно поэтому, изучая повседневность, исследователь получает представления о тенденциях, которые еще заметны на институциональном уровне. Чтобы понять, то, что с нами происходит сейчас, и что будет происходить в будущем, нужно изучать те сдвиги в культуре, прежде всего в культуре повседневности, которые происходили в переломные, по нашему мнению, годы, т.е. в 60 - 70-е.

Сейчас, когда прошло пятнадцать лет после СССР, видно, что картина сегодняшнего российского общества далека от идеальной либеральной модели. Тоталитарная модель советского общества также видится неудовлетворительной. Н. Н. Козлова считает, что все больше становится ясно, что как апологетические, так социально-критические (перестроечного и постперестроечного периода) концепции советского периода не имеют ничего общего с адекватным описанием советского общества. Ведь получается, что происходящее ныне либо не имеет предпосылок вообще, либо имеет в качестве таковых жесткую конструкцию, которая лишь теперь размягчается.1

За эти годы появилось множество текстов (научных и публицистических), в которых история советского периода была переписана с совершенно различных позиций. Можно выделить четыре таких позиции, четыре точки зрения на советский период и на феномен советского человека.

1. Утверждается, что никакого «советского человека» как такового никогда не существовало, это идеальная модель, продукт идеологической машины, идея, которая культивировалась и внедрялась десятилетиями в сознание людей, но так и не получила реального воплощения.

2. Утверждается, что «советский человек» был, но «весь вышел», за годы перестройки и дальнейшего развития российского общества

1 См.: Козлова H.H. Советские люди. Сцены из истории. М., 2005. С. 472. никаких «советских людей» больше не осталось. «Сегодня те проценты населения, которые демонстрируют приверженность к марксистско-ленинской лексике — это скорее реликтовые, пережиточные труппы»1.

3. Третья точка зрения: советский человек был, есть и будет еще неопределенно долгое время. Это продукт семидесятилетней советской истории — продукт коммунистического воспитания, идеологической обработки, человек, сформированный специфически советскими условиями жизни. Некоторые исследователи, (например С. Г. Кара-Мурза, автор книги «Советская цивилизация») утверждают даже, что советский человек вырос из общинного крестьянского коммунизма, и начал «иссякать» только недавно, уже в наше время.

4. Наконец, согласно четвертой точке зрения, которую и мы разделяем, советский человек существует в каждом из нас и в той степени, в какой мы не можем трезво и объективно посмотреть на себя, в какой в нас не случилось понимания того, что произошло в России в XX веке. А поскольку мы в той или иной степени продолжаем быть советскими людьми, то остается актуальным вопрос: как достичь необходимой дистанции между собой -Миклухо-Маклаем и собою же - папуасом? «Человеку, — пишет известный этнолог А.К. Байбурин в предисловии к книге Утехина И.В. «Очерки коммунального быта», — вообще свойственно «сопротивление познанию», если оно направлено на него самого. мы с удовольствием изучали (и продолжаем изучать) других и крайне болезненно переносим повышенное внимание к своей собственной персоне (особенно если предмет изучения расположен слишком близко к тем ценностям, которые определяют личностную иденти

1 Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М., 1993. С. 26. фикацию исследователя). Мы инстинктивно стремимся не допустить изменения самооценки. Другими словами, срабатывает механизм самосохранения — тот механизм, который спасает нас от разрушительного знания и одновременно препятствует изучению самих себя»1.

Здесь возможны, полагает А. К. Байбурин, два пути: или рассказывать о себе с юмором (не случайно наш быт — излюбленный объект всевозможных сатириков), или совершенно бесстрастно излагать свою папуасскую сущность, полагаясь на свое особое знание - ту компетенцию, которая, как прибор ночного видения, позволяет видеть в темноте то, что другим не видно. И все равно от себя -папуаса никуда не деться.

Отсюда возникает главная проблема, образующая центральное ядро данного диссертационного исследования: советское общество — предпосылка того, что происходит здесь и теперь. Это, вероятно, наш единственный ресурс. К сожалению, мы действительно знаем о советском обществе непростительно мало. Нет теоретической картины того, что именно представляли собой общественные структуры советского типа. Слова «тоталитаризм», «диктатура», «идеократия» мало что объясняют, являясь в большей степени идеологическими клише, чем социологическими или культурологическими категориями.

Обращение к миру повседневности позволяет нарисовать картину, в корне отличную от той, которую дает политическая концепция тоталитаризма. Это только сверху кажется, замечал А. Платонов, что внизу масса, а внизу люди живут. Мы попытаемся далее показать, - опираясь, конечно, не столько на свой опыт, сколько

1 Утехин И.В. Очерки коммунального быта. М., 2004. С. 17. на труды историков, культурологов, социологов и художников, — этих живых людей, которые жили во времена советского строя, и не только «строили коммунизм» и пытались выжить, вопреки этому строительству, но проявляли свою индивидуальность, свое творчество, творили культуру, язык, быт и стремились быть свободными.

Цель исследования: дать культурологическое описание повседневной жизни советских людей, проанализировать многообразие проявлений этой повседневности, в результате чего решить следующие задачи:

- проанализировать теории происхождения «массовой культуры» и «массового человека»;

- показать специфику и своеобразие такой разновидности «массового человека» как «советский человек»;

- вычленить основные структурные компоненты и типы отношений человека в советской повседневной жизни;

- проанализировать формы, уровни и варианты проявления культуры повседневности в ее отношении к власти, идеологии, высокой культуре, быту, языку;

- проследить влияние феномена советской повседневной культуры на современное общество;

Объектом исследования является советское общество и советские люди 60-70-х годов прошлого века, а также их теоретическая и предметно-практическая репрезентация в современной культурологической, социологической, философской и художественной литературе.

Предметом исследования выступает повседневность советских людей в исследуемый период, специфика их сознания, формы индивидуального и коллективного опыта, культурные практики, стилевые и речевые дискурсы.

Степень научной разработанности проблемы.

Можно всю имеющуюся по данной проблеме литературу разделить на три части:

1. Литература классиков философии и социологии, посвященная проблеме «массового человека», «массовой или повседневной культуры», «проблеме языка массовой культуры». Это, прежде всего, работы Ф. Ницше, посвященные проблеме нигилизма и проблеме «стада»; книги и статьи Н. Бердяева, посвященные специфике русской культуры и характера русского человека; работа X. Ортеги-и-Гассета «Восстание масс», работы Макса Вебера, посвященные методологии анализа социальных и культурных явлений; книга Норберта Эллиаса «О процессе цивилизации», Элиаса Канети «Человек нашего столетия», книги А. Шюца, посвященные изучению проблем повседневности, и некоторые другие исследования.

2. Исследования современных советских и западных философов, социологов, антропологов: В. С. Барулина, попытавшегося в традиционном ключе разрешить проблемы человеческого бытия в интересной книге «Российский человек в XX веке: потери и обретение себя»; В. В. Большакова, бывшего собкора, «Правды», написавшего яркую, но достаточно одиозную книгу «Убийство советского человека», Л. Б. Брусиловской — в диссертации анализируется ее глубокая работа «Культура повседневности в эпоху "оттепели" (метаморфозы стиля)»; М. Геллера - ставшего ныне классиком советологии, благодаря острой и едкой книге «Машина и винтики»; американца Б. Гройса, который в книге «Утопия и обмен. Стиль Сталин», поднимает важные проблемы стилистики советской культуры; глубокие аналитические труды Е. Добренко «Формовка советского писателя», «Формовка советского читателя» и другие, где прослеживается процесс становления советской культуры и советского человека; великолепная работа Г. Гуссейнова «Д.С.П. Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х», показавшего процесс становления «советского языка» и советского стиля мышления; вдумчивая и полная симпатии к русским людям книга американского культуролога Н. Рис «Русские разговоры: культура и речевая повседневность эпохи перестройки»; уже упоминавшееся фундаментальное исследование Н. Н. Козловой «Советские люди. Сцены из истории», а также труды А. Г. Вишневского, Т. С. Георгиевой, 3. Е. Дорофеевой, А. А. Зиновьева, А. В. Ионина, В. Каганского, Т. Клименковой и Н. А. Кулиной, С. Г. Кара-Мурзы,

A. Лазаревича, Е. А. Осокиной, А. В. Павлова, Т. А. Кругловой, Ю. А. Левады, Е. А. Осокиной, В. Паперного, А. Ю. Согомонова,

B. С. Тяжельниковой, И. В, Утехина, А. В. Худенко, Андрея и Татьяны Фесенко, Н. Н. Цветаевой, Б. С. Согпеу, М. Ьепое, Б. ВгапёепЬе^ег

3. Писатели, публицисты и литературоведы, философски осмысливавшие советскую действительность: П. Вайль и А. Генис с их философско-публицистическим исследованием «60-е. Мир советского человека», Ю. Дружников и его роман «Ангелы на кончике иглы», Ю. Трифонов с его замечательными «бытовыми романами» и его дневниками, записные книжки А. Платонова и К. Чуковского, едкая сатира В. Пелевина в его книге посвященной советскому языку «Зомбификация. Опыт сравнительной антропологии», воспоминания и исследования литературоведов Л. Я. Гинзбург, В. Кожинова, Н. Я. Мандельштам.

Методология исследования определяется спецификой и сложностью изучаемого объекта и предмета, междисциплинарным характером последнего. Поэтому, наряду с классической рациональной методологией (предполагающей логический, структурно-генетический, сравнительный, культурологический анализ) в работе применялись принципы неклассической рациональности (прежде всего семиотики и постструктурализма). В качестве необходимых составляющих современного культурологического исследования автор полагает не только его научность, но и удобочитаемость, некоторую художественность и эстетичность культурологического дискурса.

Научная новизна исследования определяется недостаточной разработанностью избранной темы и состоит в следующем:

- на стыке культурологии, антропологии, социологии и философии осуществлена проблематизация темы «Советский человек в культуре повседневности» в современной российской и зарубежной литературе;

- выявлено, что основные черты «советского человека» типичны не только для России XX века, но и в целом для европейской культуры нового времени. Показано, что в России они приобретают специфическую особенность и окраску;

- описаны и проанализированы многообразные смыслы, вкладываемые в понятие «советский человек» и «культура повседневности», показана недостаточность и абстрактность многих современных теорий, касающихся подобной проблематики;

- показана огромная работа власти и идеологии по формированию «нового человека», «новой исторической общности», ее достижения и провалы;

- подробно рассмотрены специфические особенности культурной повседневности 60 — 70-х годов в СССР: быт, отношения к власти, мода, двоемыслие, эзопов язык, анекдоты, искусство андерграунда, диссидентство и т.д.;

- проанализировано влияние языка идеологии на язык повседневности, роль и значение языка в формировании картины мира, структуры общества и способов поведения человека;

- выявлено положительное и отрицательное влияние советской эпохи и всех ее основных компонентов на современное развитие российского общества;

Положения, выносимые на защиту:

1. Советский человек не только продукт советской власти и идеологии, но и результат исторических особенностей развития России, русской культуры, русского государства.

2. Советский человек - это разновидность массового человека — характерного явления общества европейского общества на определенном этапе его развития.

3. Глубоко и всесторонне описать такие характерные феномены как «советский человек», «советское общество», можно, прежде всего, анализируя культуру повседневности российских людей: быт, язык, уровень культурного развития, отношение к власти и т.д.

4. Только исследуя особенности развития культуры в советскую эпоху: специфику соотношения «высокой» и «низкой» культуры, массовой культуры, особенностей «культурного воспитания» народа, роль и место интеллигенции, можно понять специфику и движущие силы того грандиозного эксперимента, который был осуществлен советской властью.

5. Пристальное изучение советского периода, социальных, душевных и духовных основ советского человека возможно приблизит нас к пониманию того, что случилось с нами в последнее десятилетие, где выход из тех проблем и трудностей, с которыми сегодня столкнулось российское общество.

6. В современном обществе идет борьба между «советским консерватизмом» и «постсоветским либерализмом» — борьба за власть, за реформы, за так или иначе понимаемые свободы личности, и ареной этой борьбы прежде всего становится сознание людей.

7. Культура повседневности ярче всего выражается в языке, и очень часто смена языка, которым говорит народ, или с которым обращается к нему государство свидетельствует о глубинных изменениях в обществе.

Теоретическая и практическая значимость.

Результаты работы позволяют не только углубить существующие теоретические представления о советском обществе, его культуре, его людях, но и очертить проблемное поле, наметить перспективы дальнейшего изучения повседневности, ее основных структур и механизмов. Материалы диссертации могут быть востребованы и найти практическое применение при разработке курсов по истории и теории культуры, спецкурсов, посвященных культуре советского общества, проблемам культуры повседневности, а также использованы преподавателями других гуманитарных дисциплин, прежде всего философии, социологии, культурной антропологии.

Апробация.

Основные результаты и выводы исследования были доложены автором на III и IV международной научной конференции «Деятельностное понимание культуры как вид человеческого бытия» г. Нижневартовск.

Структура диссертации.

Структура диссертации определяется авторским замыслом и последовательностью решения основных задач. Работа состоит из введения, трех глав (включающих восемь параграфов), заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы - 140 стр.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Культура и человек в советской повседневности 60-70-х годов"

Заключение

Можно подвести итоги и сделать следующие выводы.

1. Анализ данной диссертации позволяет выявить недостаточность и односторонность большинства прежних трактовок и представлений о советском обществе и советском человеке. Советское общество никогда не было гомогенным, чисто тоталитарным, как никогда не было неким раем братства и равенства, о котором можно ностальгически вздыхать. Несмотря на все усилия идеологии и репрессивной власти, российское общество оставалось живым, дифференцированным, противоречивым: одни люди верно служили режиму, другие подлаживались под него, третьи пытались с ним воевать. Несмотря на гигантские усилия власти, ей так и не удалось вывести в чистом виде такую породу — «советский человек», хотя удалось нанести огромный ущерб нравственности народа, чувству собственного достоинства, уважительному отношению к труду. Апатия, политическая инерция, неверие в собственные силы, в то, что что-либо можно изменить собственными руками — все это последствия долгих десятилетий господства советской системы.

2. Нам удалось показать истоки массовой культуры и массового человека, и показать специфику и своеобразие такой его разновидности, как «советский человек». Показать, что марксистская идеология и советская власть не были неким метафизическим наказанием за грехи русскому народу и всем народам России, как полагали многие русские философы и, прежде всего, писатели — от Бунина до Пастернака. Россия была во многом наследницей Запада, в ней происходили те же процессы, ведущие к образованию массы, возникновению бюрократической власти.

3. В диссертации проанализированы механизмы «зомбификации» людей - репрессии и чувство постоянного страха и вины, крутая ломка социальной структуры, навязывание нового стиля мышления и языка, мифологизация действительности, которые привели к формированию специфических черт человека: патернализм, инфантилизм, имперское мышление, атеизм, неспособность к свободному созидательному труду, к самокритичности и покаянию. И, в то же время, в народе сохранились, совмещаясь со всеми вышеперечисленными такие качества, как страсть к анархии, к стихии, нелюбовь к власти и к любого рода идеологиям. Русский народ всегда разделял в своей жизни такие полярные, взаимоисключающие черты, всегда был склонен к крайностям и никогда - к золотой середине.

4. В диссертации подробно показываются формы, уровни и варианты проявления культуры повседневности в ее отношении к власти, идеологии, высокой культуре, быту, языку. В работе делается вывод, что повседневная жизнь и формы ее функционирования - мораль, трудовые навыки, привычки смогли притереться к власти и сохранить отношения взаимных уступок и согласований, игры, где, конечно, главная роль принадлежала государству. Подчинение планированию стало гарантией возможности для некоторой хозяйственной автономии, барщина на колхозном поле - условием пользоваться «личным» подсобным участком, написание произведения, восхваляющего власть - возможностью личной творческой свободы. В работе делается вывод, что кризис советской культуры, падение ее уровня вызваны идеологией, выдавшей мандат на нигилистическое отношение к любым символическим значениям, к ценностям любых культурных систем, также к самой идее автономности, самоценности и самодостаточности культуры.

5. В работе подробно рассматривается период шестидесятых-семидесятых годов. В шестидесятых развитие советского общества и советской идеологии достигло своего апогея, произошло, в результате «оттепели» некоторое примирение власти и народа, утверждалась вера в то, что возможен социализм с человеческим лицом. А в семидесятые начался период застоя, распад идеологии, умирание идеи о построении коммунизма. В работе делается вывод, согласно которому, любая либерализация в рамках тоталитарной системы может быть только временной, потому что незыблемыми остаются основные принципы тоталитарной идеологии. Если же они подвергаются ревизии, хотя бы сначала в среде мыслящей интеллигенции, то это очевидный симптом надвигающегося кризиса.

6. Власть идеологии осуществляется прежде всего через язык. Логократия, осуществлявшаяся в СССР, была единственной и уникальной в истории попыткой создать идеологический язык и через него формировать мышление и сознание народа, попыткой в определенной степени, как показывает диссертация, удачной. Поэтому делается вывод, что подлинное освобождение — это еще и возрождение естественного, живого языка.

7. Изучение истории, идеологии, культуры советского общества может помочь нам понять современную ситуацию, сегодняшние провалы в экономике и культуре, поможет сформулировать те средства и методы выхода из кризиса, в котором, несмотря на внешние успехи, (несмотря на несомненное движение как к прогрессу в целом, так и личности в частности), всё-таки ещё находится российское общество.

Данная диссертация лишь небольшой вклад в огромную и сложную проблему, изучение которой, на наш взгляд, еще только начинается.

Список научной литературыЛукаш, Наталья Петровна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Адорно T.B. Избранное. Социология музыки. - М., — СПб.: Университетская книга. 1999. — 445 с.

2. Аксенов В. В поисках грустного беби. М.: Конец века. 1992. -476 с.

3. Алексеева Л. А. История инакомыслия в СССР: Новейший период. Benson. 1992. — 472 с.

4. Бабашкин В. Крестьянский менталитет: Наследие России царской в России коммунистической // Общественные науки и современность. 1995. N 3. с.99-110.

5. Барулин B.C. Российский человек в XX веке: потери и обретение себя. СПб.: Алетейя. 2000. -431 с.

6. Баткин Л. М. Сон разума (О социальнокультурных масштабах личности Сталина) М.: Изд-во РГТУ. 1991. — 197 с.

7. Баткин Л. М. Возобновление истории. Размышления о политике и культуре. М.: Изд-во РГГУ. 1991. - 176 с.

8. Бердяев Н. А. О русской философии М. 1994 78 с.

9. Бердяев Н. А. Философия свободного духа М. 1990 с 150.

10. Бердяев H.A. Русская идея. О России и русской философской культуре. М., 1990. 132 с.

11. Берто Д., Малышева М. Культурная модель русских народных масс и вынужденный переход к рынку // Биографический метод: История, методология и практика. М.,1994. - 203 с.

12. Большаков В. В. Убийство советского человека. Собкор "Правды" в Европе рассказывает. М.: Алгоритм. 2005. — 512 с.

13. Брусиловская Л.Б. Культура повседневности в эпоху "оттепели" (метаморфозы стиля), (http:// ons.gfns.net /2000/1/19.htm)

14. Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. Вехи. М., 1991. С. 79-80

15. Вайль П. Генис А. 60-е. Мир советского человека. М.: НЛ0.2001. -358 с.

16. Вальденфельдс Б. Мотив чужого. Минск.: Пропилеи. 1999. -175 с.

17. Вишневский А. Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М.: О.Г.И., 1998. - 432 с.

18. Гачев Г. Я советский человек и не знаю другого образа. Независимая газета. 21.01. 1994.

19. Геллер М. Машина и винтики. История формирования советского человека. М.: МИК.1994. - 335 с.

20. Геллер М. Русский язык и советский язык // Русская мысль. 1980. №. 5.

21. Гюнтер X. Железная гармония (Государство как тотальное произведение искусства) //Вопросы литературы, 1992, в. 1, 27-41.

22. Гозман JL, Эткинд А. От культа власти к власти людей // Нева, 1989, №7, 156-179.

23. Гройс Б. Утопия и обмен. Стиль Сталин. М.: Знак и др. 1993. -373 с.

24. Гинзбург J1. Я. Человек за письменным столом. JL: Советский писатель. 1989. - 605 с.

25. Гуссейнов Г. Д.С.П. Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х. М., 2004.

26. Делез Ж. Фуко. М., 1998. 60 с.

27. Добренко Е. А. Формовка советского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб.: Акад. Проект. 1997. - 322 с.

28. Добренко Е. Формовка советского писателя. Социальные и эстетические истоки советской литературной культуры. СПб.: Акад. Проект. 1999.-320 с.

29. Добренко Е. О репрезентологии (К культурной истории сталинизма) (Обзор) НЛО, 2005, № 71.

30. Добренко Е. Сделать бы жизнь с кого? (Образ вождя в советской литературе) // Вопросы литературы 1990, № 7, 3-34.

31. Зиновьев А. Гомо советикус. Lausanne. : L'âge d'homme. 1991. - 199 с.

32. Зуйкова Е. М. Быт и бытовые отношения при социализме. М.: Изд-во МГУ. 1986. - 190 с.

33. Ильин В. И. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ, 1917 1996 гг.: Опыт конструктивистско-структуралист. анализа. - М., 1996. - 349 с.

34. Ионин Л. Г. Свобода в СССР. Статьи и эссе. -СПб.,1997. -240 с.

35. Ионин JI. Г. Социология культуры. М., 1996. 94с.

36. Канетти Э. Человек нашего столетия. М.: Прогресс. 1990. — 473 с.

37. Канетти Э. Человек нашего столетия. М. 1990. — 393 с.

38. Кара-Мурза С. Г. «Советская цивилизация». М.: Алгоритм. 2002 - 2002. Кн. 1 - 525 е., Кн. 2 - 685 с.

39. Клименкова Т. Женщина как феномен культуры. Взгляд из России. М.: Преображение. 1996. - 154 с.

40. Кожинов В. В. О русском национальном сознании. М.: Алгоритм. 2002. - 378 с.

41. Козлова H. Н. Горизонты повседневности советской эпохи: (Голоса из хора). М.: РАН, 1996. - 216 с.

42. Козлова H. Н. Советские люди. Сцены из истории. М.: Изд-во «Европа». 2005.- 527 с.

43. Козлова H. Н., Сандомирская И.И. "Наивное письмо": опыт лингвосоциологического чтения. М.: Русское феноменологическое общество, Гнозис. 1996. - 255 с.

44. Козловский В. В., Уткин А. И., Федотова В. Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995. - 280 с.

45. Короткова М. В. Путешествие в историю русского быта. М.: Русское слово. 1998. -253 с.

46. Кулина H. А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. -Екат —Пермь. 1995.

47. Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии, 1920 30 годы. - СПб.: Журн. "Нева", 1999. - 320 с.

48. Левада Ю. А. Междисциплинарный семинар "Советский Союз и советское общество что это было?" 1 декабря 1999 г. (http: www. sakharovcenter.ru /docuss/ seminar2.htm)

49. Левада Ю. Человек советский // ПолитРу. 17 июля 2006 г., Стенограмма выступления (http:/ /www.polit.ru/ lectures /2004/04/15/ levada.html).

50. Леонтьев К. Н. А. Бердяев о русской философии. Свердловск. 1991. 4.1.-191 с.

51. Мамардашвили М.К. Превращенные формы. Как я понимаю философию. М., 1992. 350 с.

52. Наше отечество. Опыт политической истории. М.: Терра. 1991. Т. 2.-619 с.

53. Ницше Ф. Сочинения: в 2 т. Т 2 346 с.

54. Ницше Ф. Воля к власти. М. 1994 46 с, 116 с.

55. Ницше Ф. Избранные произведения в 3 т. Т 1. М. 1994 120 с.

56. Ницше Ф. Избранные произведения в 3 т. Т.З М. 1994 272 с

57. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. М. 1994 345с.

58. Нормы и ценности повседневной жизни: Становление социалистического образа жизни в России, 1920 30-е годы / Под ред. Т. Вихавайнена. - СПб.: Институт Финляндии в СПб. 2000. — 480 с.

59. Общество и власть. 30-е годы. Повествование в документах. -М., 1998.

60. Образ жизни в условиях социализма. Теоретико-методологическое исследование. Сб. ст. / Под ред. А.И. Арнольдова. -М.: Политиздат. 1984.-265 с.

61. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. 320 с.

62. Осмыслить культ Сталина. М.: Прогресс. 1989. - 650с.

63. Осокина Е. А. За фасадом сталинского изобилия. М.: РОССПЭН. 1998.-267 с.

64. Паперный В. Культура «Два». М.: НЛО. 1996. - 384 с.

65. Пелевин В. Зомбификация Relics. М., 2005. 314с.

66. Пелевин В. Зомбификация // Пелевин В. Relics. Раннее и неизданное. М., 2005. С. 316-317, 326 с.

67. Платонов А. Из записных книжек. Новый мир. 1991. № 9

68. Рис Н. Русские разговоры: культура и речевая повседневность эпохи перестройки. М.: НЛО. 2005. - 368 е.,

69. Рогов А. П. Мир русской души, или История русской народной культуры. М., 2003. - 324 с. '

70. Симонов К. Глазами человека моего поколения: Размышления о И.В. Сталине. М.: Правда. 1990. - 426 е.

71. Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. Отв. ред. Ю. А. Левада. М., 1993. - 300 с.

72. Советский образ жизни: сегодня и завтра / Сост. В.И. Добрынина. М., 1976. - 256 с.

73. Советское общество: Возникновение, развитие, исторический финал / Под. ред. Ю. Н. Афанасьева: В 2 т. Т. 1: От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира. - М.: Изд-во РГГУ. 1997.-510 с.

74. Сокулер З.А. Знание и власть. Наука в обществе модерна. СПб., 2002. С. 66-71

75. Судьбы людей: Россия XX век: Биография семей как объект социол. исслед. / Под ред. В. Семеновой и Е. Фатеевой. М.: Ин-тут социологии. 1996. — 426 с.

76. Теоретические и методологические проблемы исследования образа жизни / Под ред. И. В. Бестужева-Лады и Г. С. Батыгина. М.: Ин-тут социологии. 1979. - 184 с.

77. Трифонов Ю. Из дневников и рабочих тетрадей. Дружба народов. 1999, № 2,6

78. Терещенко А. В. Быт русского народа М., 2001. - 502 с.

79. Утехин И.В. Очерки коммунального быта. М., 2004.

80. Фесенко А., Фесенко Т. Русский язык при советах. Нью-Йорк. 1955.-199 с.

81. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 199-200.

82. Хейфец М. Р. Избранное: В 3 т. Харьков.,2000. Т. 2: Путешествие из Дубровлага в Ермак, 1979-1987. С. 58.

83. Худенко В. Повседневность в лабиринте рациональности // Социологические исследования, 1993, № 4,

84. Цветаева Н. Н. Биографический дискурс советской эпохи // Социологический журнал. 1999. N 1/2.

85. Цветаева Н. Н. Биографические нарративы советской эпохи (http: knowledge.isras.ru sj/sj/sjl 2-00 t.svet. html)

86. Чуковский. Дневник. 1930-1969. М.: Сов. писатель. 1994. -558 с.

87. Шуман Г., Скотт Ж. Коллективная память поколений // Социологические исследования. 1992. N2. С.47-60.

88. Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования, 1988, № 2.

89. Эллиас К. Общество индивидов. М.: Праксис. 2001. - 331 с.

90. Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь // Эренбург И. Собр. соч. В 9 т. М., 1967. Т. 9.

91. Эренбург И. Г. Оттепель // Оттепель. 1953 1956. Страницы русской советской литературы. - М., 1989. Вып. 1

92. Юнгер Ф. Ницше. М.2001. С. 235, 236.

93. Boym S. Common Places: Mythologies of Everyday Life in Russia. Cambridge (Mass.), 1994; -345 p.

94. Brandenberger David. National Bolshevism: Stalinist Mass Culture and the Formation of Modern Russian National Identity. 1931-1956. Cambridge (MA): Harvard University Press, 2002. 378 p.

95. Corney F.C. Telling October: Memory and the making of the Bolshvik Revolution. — Ithaca; London: Cornell University Press, 2004. — 301 p.

96. Demystifying Russian Drinking. Comparative Studies from the 1990s. Ed. by J. Simpura, B. Levin. Helsinki, 1997. 412 p.

97. Kotkin St. Magnetic Mountain. Stalinism as a Civilization. Berkely. London. 1995.-358 p.

98. SALMI A.-M. Bonds, Bottles, Blat and Banquets. Birthdays and Networks in Russia // Ethnologia Europaea. 2000. Vol. 30, № 1.