автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему:
Лексикализация неличных и залоговых форм глагола, свободных словосочетаний и предложений в карачаево-балкарском языке

  • Год: 2015
  • Автор научной работы: Мизиев, Ахмат Магометович
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Нальчик
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.02
Автореферат по филологии на тему 'Лексикализация неличных и залоговых форм глагола, свободных словосочетаний и предложений в карачаево-балкарском языке'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лексикализация неличных и залоговых форм глагола, свободных словосочетаний и предложений в карачаево-балкарском языке"

На правах рукописи

фСш

Мизиев Ахмат Магометович

ЛЕКСИКАЛИЗАЦИЯ НЕЛИЧНЫХ И ЗАЛОГОВЫХ ФОРМ ГЛАГОЛА, СВОБОДНЫХ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ И ПРЕДЛОЖЕНИЙ В КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОМ ЯЗЫКЕ

10.02.02 - языки народов РФ (тюркские языки)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

16 СЕН 2015

Нальчик 2015

005562414

Работа выполнена в ФГБОУ ВПО «Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова»

Научный консультант:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры балкарского языка ФГБОУ ВПО «Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова» Гузеев Жамал Магомедович

доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой теоретической и прикладной лингвистики ФГБОУ ВПО «Дагестанский государственный университет Гаджиахмедов Нурмагомед Эльдерханович

доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры кафедры башкирского языка Стерлитамакского филиала ФГБОУ ВПО «Башкирский государственный университет» Абдуллина Гульфира Рифовна

доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры чувашского языкознания и востоковедения ФГБОУ ВПО «Чувашский государственный университет им. И.Н. Ульянова» Семенова Галина Николаевна

ГБУ «Институт языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова АН Республики Татарстан»

Защита диссертации состоится 07 октября 2015 г. в 9.00 часов на заседании Диссертационного совета Д.212.076.05 в Кабардино-Балкарском государственном университете им. Х.М. Бербекова по адресу: 360004, Нальчик, ул. Чернышевского, 173, диссертационный зал.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке КБ ГУ имени Х.М. Бербекова по адресу: Нальчик, 360004, ул. Чернышевского,173. На сайте КБГУ: http://www.kbsu.ru/

Автореферат разослан -3 сентября 2015 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Чепракова Татьяна Александровна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертационная работа посвящена исследованию лексика-лизации грамматических форм слов и свободных словосочетаний и предложений с целью выявления и комплексного описания процесса образования одинарных слов из неличных и залоговых форм глагола, сложных слов из свободных словосочетаний и фразеологизмов из свободных словосочетаний и предложений.

Лексикализация как феномен языка обращает на себе внимание исследователей лишь в начале XX в. [Розвадовский 1904: 14], а свое терминологическое обозначение впервые получает в 60-е годы в трудах представителей Пражского лингвистического кружка [1967: 27]. Первые работы касались анализа и описания процесса фразеологизации и были связаны с именами И.А. Бодуэна де Куртенэ, Ш. Балли, М. Розвадовского, А.А. Шахматова, Г. Пауля. Они отмечали целостность значения устойчивых фразеологических сочетаний, функционирование их в речи в качестве отдельных слов, а в предложении как один его член [Розвадовский 1904: 14; Балли 1961: 57]. В русистике понятие «лексикализация» получило распространение в учебниках по введению в языкознание [Будагов 1965: 336; Реформатский 1967: 121-123; Пе-ретрухин 1969: 139, 164, 166] ив работах по лексикологии и фразеологии [Бабкин 1970; Балаж 1972; Федоров 1973 и др.], где оно функционировало в более широком смысле, включая превращение грамматической формы слова и свободного словосочетания в самостоятельное слово или фразеологизм [Ахманова 1969].

В настоящее время в тюркологии нет комплексного исследования, посвященного всем или хотя бы основным вопросам лексикализации. Можно отметить наличие лишь отдельных работ, посвященных частным вопросам исследуемого феномена, а именно вопросам субстантивации причастий [Аймурзаева 1985: 15], лексикализации отдельных грамматических форм глагола в карачаево-балкарском языке [Мизиев 2012]. В них часто окказиональная субстантивация выдается за узуальную, т.е. всякое употребление прилагательного и причастия без определяемого слова оценивается как полный переход их в имя существительное.

Подобная же картина наблюдается в грамматиках тюркских языков. Например, в грамматике карачаево-балкарского языка [ГКБЯ] бесспорные причастия бишген «вареный», уялмаз «бесстыжий» и др. описаны как прилагательные [ГКБЯ 1976:216-219], в грамматике ногайского языка [ГНЯ] нелексикализованные деепричастия типа янъылып «ошибочно», асыгып «второпях», причастия уьзбе-стен «непрерывно», куьтпестен «неожиданно» представлены как наречия [ГНЯ 1973: 196], в грамматике татарского языка деепричастия на -п и -ганчы - каерып «настежь», шартлаганчы «сверх меры» [ТГ 1995: 504-505] и да. Приведенные формы не зафиксированы в словарях указанных языков, что свидетельствует об их лингвистическом статусе как нелексикализованпых единиц языка.

Различным видам сложных слов посвящено немало специальных исследований, например, в казахском [Ермаков 1950; Кайдаров 1958], узбекском [Мадапиев 1956; Абдурахманов 1962; Хаджиев 1963; Нажимов 1971], азербайджанском [Ади-лов 1958, 1968], туркменском [Бердыев 1958], татарском [Ганиев 1982], карачаево-балкарском [Текуев 1978; Жабелова 1986] языках. Ряд исследований анализирует

особенности и лингвистический статус словосочетаний в казахском [Кенесбаев 1944], уйгурском [Сайфуллин 1953], азербайджанском [Сеидов 1965], турецком [Баскаков 1974] языках. Значительно больше представлены работы, в которых объектом лингвистического анализа и описания является широкий спектр фразеологических единиц узбекского [Рахматуллаев 1966], азербайджанского [Рагимзаде 1967], киргизского [Османова 1969], туркменского[Амангельдыева 1971], каракалпакского [Наурузбаева 1972], кумыкского[Даибова 1973], карачаево-балкарского [Жарашуева 1973], казахского [Бейталиев 1974], татарского [Ахунзянова 1974], башкирского [Ураксин 1975], тувинского языков [Хертек 1978]. Несмотря на приведенный большой список специальных исследований, до настоящего времени не установлены разновидности сложных слов, нет четких принципов разграничения их друг от друга, а также от свободных словосочетаний и фразеологизмов.

Все это находит свое отражение в словарях, составители которых при разграничении сложных слов и словосочетаний руководствуются грамматиками, всячески подчеркивая, что сложные слова в своей основе сходны со словосочетаниями, или идентифицируя их с ними, т.е. до конца не разграничивая эти две категориально разные единицы языка [Юлдашев 1972: 174].

Грамматисты же в свою очередь придерживались, а некоторые и до сих пор продолжают придерживаться в этом вопросе мнения В.В. Радлова, который не признавал словосложение [Радлов 1982: 37]. С этого времени и началось рассмотрение сложных слов в грамматиках в рамках синтаксического способа словообразования соответствующих частей речи [Баскаков 1952: 184, 209, 221, 234, 223; Севортян 1956: 321, 328; Жирмунский 1963: 23; Му-саев 1964: 117, 241; Покровская 1964: 99; Орузбаева 1964: 59 и др.].

Необходимо также отметить, что в работах отдельных исследователей словосложение приравнивают не чисто синтаксическому, а синтаксико-морфо-логическому способу словообразования [Виноградов 1952: 140; Кононов 1956: 124; Левковская 1962: 266].

Начиная с конца 60-х годов XX века, отмечается новый подход к определению лингвистического статуса словосложения как одного из видов морфологического способа словообразования [Шанский 1968: 269; Потиха 1970: 153; Розенталь 1979: 156 и др.]. При этом указанные исследователи исходят из положения о том, что в основе образования этих слов лежит серийное словообразование, и большинство их возникает по существующим словообразовательным моделям, т.е. по аналогии, а остальная их часть, не обнаруживающая определенной словообразовательной структуры, создана по действующим моделям словосочетаний, причем чаще всего по моделям атрибутивных словосочетаний [Юлдашев 1972:191; Пейсиков 1973:57-58; Бобрик 1974:7 и др.].

Отстаивая эту точку зрения о словообразовании тюркских сложных слов, A.A. Юлдашев пишет: «Словообразовательная модель, применяемая как стереотип для организованного создания новых слов по подобию бесспорных сложных слов, ... формируется непосредственно в самой морфологии. Формируется модель не из словосочетаний и их структурных моделей, а на базе готовых сложных слов, имеющих единое словообразовательное строение и типовое значение» [Юлдашев 1972: 189]. 4

Спорным продолжает оставаться также вопрос о компонентном составе сложных слов. По мнению одних лингвистов, сложные слова образуются путем объединения двух или более основ знаменательных слов [Василевская 1962: 22; Степанова, Чернышева 1962: 39; Погиха 1970: 161; Гвоздев 1973: 217; Житенева 1973: 9; Пейсиков 1973: 147; Розенталь 1979: 156 и др.], а другие считают, что компоненты сложного слова могут быть и незнаменательными словами [Бобрик 1974: 8-9; Русская грамматика 1980: 308, 310, 312].

По карачаево-балкарской фразеологии всего два специальных исследования [Жарашуева 1973; Башиева 1980; 1984], в первом из них рассматриваются только три типа фразеологизмов, а во втором - их стилистические особенности. Работ же, посвященных образованию фразеологизмов, то есть не из свободных словосочетаний и предложений, а грамматической формой компонента или компонентов в этом языке, как и в тюркологии в целом нет.

Не исследованы в тюркологии также семантика подобных единиц (полисемия и омонимия, синонимия и вариантность, паронимия, антонимия), частеречная их принадлежность, структурные типы, источники и способы образования, не дана ни социально-функциональная, ни генетическая характеристика.

Теоретическая неизученность этих вопросов в тюркологии, в том числе и в карачаево-балкарской фразеологии, отразилась и во фразеографии. Так, количество значений одних и тех же многозначных фразеологизмов в них часто совпадает, омонимизация их отмечается очень редко, фразеологические синонимы не отграничиваются от вариантных и паронимических фразеологизмов.

Наличие указанных нерешенных и дискуссионных вопросов в лексика-лизации грамматических форм слов, свободных словосочетаний и предложений, а также необходимость проведения комплексного исследования, при которой рассматриваются все проблемы лексикализации, определяют актуальность реферируемого диссертационного исследования.

Таким образом, объектом данного исследования выступают грамматические формы неличных и залоговых форм глагола и свободного словосочетания, предложения с грамматическим компонентом.

Предметом исследования послужила лексикализация грамматических форм слов, а также свободных словосочетаний и предложений.

Целью настоящего исследования является выявление и комплексное описание способов образования одинарных слов из неличных и залоговых форм глагола, сложных слов из свободных словосочетаний и фразеологизмов из свободных словосочетаний и предложений.

В соответствии с поставленной в диссертации целью решались следующие конкретные задачи:

1) определить степень лексикализации неличных и залоговых форм глагола на основе: а) установления причин, влияющих на лексикализацию этих форм глагола; б) определения этапов субстантивации и адъективации форм причастий, субстантивации формы имени действия и адвербиализации форм деепричастий; в) разграничения грамматичности и лексичности залоговых форм;

2) дифференцировать разновидности сложных слов, образованных путем лексикализации свободных словосочетаний, т.е. собственно сложные слова-повторы;

3) выявить пути образования различных типов сложных существительных, прилагательных, наречий и глаголов;

4) показать лексико-семантические (возможности) взаимоотношения сложных слов названных частей речи;

5) обосновать словообразование сложных слов названных частей речи и выявить его способы;

6) установить структурные типы и лексико-грамматический состав фразеологизмов, образованных из свободных словосочетаний и предложений и описать их синтаксическую парадигматику;

7) дать социально-функциональную и генетическую характеристику фразеологизмов, созданных на базе свободных словосочетаний и предложений;

9) показать стилистические особенности фразеологизмов, образованных из свободных словосочетаний и предложений;

10) определить способы образования фразеологизированных словосочетаний и предложений.

Методологической базой исследования послужили идеи и теории, изложенные в трудах известных отечественных и зарубежных лингвистов по словообразованию (Баскаков H.A., Бондарко A.B., Виноградов A.A., Гак В.Г., Ганиев Ф.А., Гузеев Ж.М., Иванов С.Н., Кубрякова Е.С., Лопатин В.В., Юл-дашев A.A. и др.), сложным словам (Абдурахманов Н., Адилов М.И., Дмитриев Н.К., Егоров В.Г., Кайдаров А.Т., Кенесбаев С.К., Курилович Г.Н., Оралбаева Н. и др.), словосочетаниям (Кенесбаев С.К., Киреева М.Ф., Коренев А.И., Муратов С.Н., Огольцев В.М., Попов Р.Н., Сухоткин В.П., Толики-на E.H., Глухов В.М., Жуков В.П., Истомина В.В., Мокиенко В.М., Молотков А.И., Сидоренко М.И., Телия В.Н., Шанский Н.М. и др.).

Методы и приемы исследования обусловлены комплексным подходом к изучению проблем лексикализации в карачаево-балкарском языке преимущественно в синхронно-описательном плане, основанном на приемах лингвистического толкования языковых единиц с использованием современных научных приемов историко-сравнительного, структурно-семантического, контекстологического, компонентного и дефиниционного анализа.

При определении этапов исследования, постановке его целей и задач мы отталкивались от следующей гипотезы: лексикализация отражает динамические процессы в развитии словарного состава карачаево-балкарского языка и как разновидность его словообразовательной системы характеризуется общими для тюркских языков признаками, вместе с тем обнаруживает собственную словообразовательную систему, отражающую специфику морфологических трансформаций показателей. Особенностью словообразовательных моделей карачаево-балкарского языка, участвующих в процессе лексикализации неличных и залоговых форм глагола, являются характерные только для него объем, частотность и продуктивность лексикализованных единиц языка.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Лексикализация охватывает неличные и залоговые формы глаголов, свободные сочетания и предложения, в результате которой образуются ординарные слова, сложные слова и фразеологизмы. 6

2. Степень лексикализации каждой неличной и залоговой формы глагола, словосочетаний с подчинительной и сочинительной связью компонентов и различных типов безличных предложений неодинакова.

3. От лексикализованных словосочетаний образуются сложные слова всех частей речи, за исключением послелогов, однако сложные существительные, прилагательные, наречия и глаголы образуются чаще, чем сложные слова других частей речи.

4. Сложные слова и фразеологизмы, образованные путем лексикализации, вступают между собой в лексико-семантические отношения.

5. Одинаковые слова путем лексикализации неличных и залоговых форм глагола и большинство фразеологизмов образуются семантико-морфо-логической разновидностью семантического способа, сложные слова и определенная часть фразеологизмов - комбинированными способами: комбинацией семантико-морфологической разновидности семантического способа со словосложением и аффиксацией, а некоторые сложные слова еще с редупликацией. В сложных словах имеет место и комбинация семантико-морфолого-синтаксической разновидности семантического способа со словосложением.

6. Основными источниками фразеологизмов являются метафоризация свободных словосочетаний и неличных предложений, разговорная речь, составные термины, сокращение пословиц и поговорок, калькирование русских фразеологизмов.

7. Подавляющее большинство фразеологизмов исследуемого языка, образованные из свободных словосочетаний и предложений и включающие общетюркские и собственно карачаево-балкарские, являются исконными.

Научная новизна настоящего исследования заключается в следующем:

1) впервые в тюркском языкознании лексикализация как языковой феномен подвергнута комплексному анализу и описанию;

2) установлены причины, вызывающие лексикализацию неличных форм глагола;

3) определена степень лексикализации неличных форм глагола;

4) впервые в тюркологии выявлены и описаны лексико-семантические взаимоотношения сложных слов;

5) впервые в тюркском языкознании установлены и изложены способы образования сложных слов и фразеологизмов;

6) системно описаны структурные типы и лексико-грамматический состав фразеологизмов.

Теоретическая значимость диссертации заключается в решении актуальных проблем карачаево-балкарской лексикологии и фразеологии на основе полученных в ходе исследования данных лексикализации грамматических форм глаголов, а также свободных словосочетаний и безличных предложений. Они вносят существенный вклад в верификацию, расширение и углубление существующих положений о семантике языковых единиц, словообразовании и фразообразовании, фразеологической стилистике карачаево-балкарского языка. Материалы и теоретические положения работы могут быть использованы при разработке проблем сравнительной лексикологии и фразеологии тюркских языков.

Практическая ценность исследования заключается в раскрытии функционально-семантической природы лексикализации в тюркских языках на примере карачаево-балкарского языка, что облегчит ее усвоение в школе и в вузовском преподавании. Результаты исследования могут быть использованы при составлении школьных и общих лексических и фразеологических словарей и других учебных пособий, учебников, справочников по карачаево-балкарскому языку, в курсе лекций по лексикологии и фразеологии, при проведении спецкурсов и спецсеминаров по данным разделам языка, в историко-сравнительных штудиях тюркских языков.

Достоверность исследования основывается на логической последовательности теоретических материалов для доказательства гипотезы, на представительности выборки практического материала, а также на валидности методологии и методов, положенных в основу данной работы.

Материалом исследования послужили контексты, содержащие лек-сикализованные грамматические формы глагола, свободные словосочетания и предложения, отобранные из произведений карачаевской и балкарской художественной литературы, из опубликованных лингвистических работ (научных грамматик и словарей - двуязычных, толковых и фразеологических) по карачаево-балкарскому и другим тюркским языкам, а также наблюдения над живой разговорной речью карачаево-балкарского языка.

Апробация теоретических положений и результатов исследования. Основные положения и результаты диссертации изложены в докладах на международных, всероссийских и межвузовских научных конференциях (Пятигорск 2000; Нальчик 2004, 2007, 2008, 2010, 2012, 2013; Карачаевск 2011, Махачкала 2012) и на заседаниях кафедры балкарского языка Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова и сектора карачаево-балкарского языка Кабардино-Балкарского Института гуманитарных исследований КБНЦ РАН, а также в 17 публикациях в журналах, рекомендованных ВАК МОН РФ для публикации результатов диссертаций на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук, трех монографических исследованиях и двух учебных пособиях, в 39 публикациях в других научных изданиях.

Общий объем опубликованных по теме работ составляет 41,22 п.л.

Структура диссертации отражает логику исследования и состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 358 наименований и список условных сокращений. Общий объем работы 308 стр. машинописного текста.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность тематики исследования, дается описание степени изученности проблематики, формулируются цели и задачи исследования, определяются методологическая база диссертационного исследования, его научная новизна и теоретическая значимость.

Первая глава «Лексикализация неличных и залоговых форм глагола» состоит из четырех разделов. В данной главе рассматриваются проблемы 8

лексикализации неличных форм глагола, дается общий обзор состояния изученности данной лингвистической проблемы в тюркских языках и в карачаево-балкарском языке, анализируются общие проблемы лексикализации имен действия, причастий, деепричастий и залоговых форм глагола. В первом разделе данной главы затрагиваются также вопросы степени лексикализации имен действия, во втором разделе описываются этапы субстантивации и адъективации причастий, вскрываются причины, влияющие на лексикализацию причастий, и показывается степень их лексикализации. В третьем разделе анализируются причины, влияющие на лексикализацию деепричастий и вопросы степени их лексикализации. В четвертом разделе данной главы описываются проблемы лексикализации залоговых форм глагола, включая лексикализацию форм глагола понудительного, страдательного, возвратного и взаимно-совместного залогов.

Общий обзор и анализ проблемы лексикализации неличных и залоговых форм глагола, степени их лексикализации и причин, лежащих в основе процесса лексикализации, позволяет сделать выводы о том, что залоговые и неличные формы глагола, за исключением инфинитива, в карачаево-балкарском языке в той или иной степени подвергаются лексикализации. Основной причиной этого является изменение их семантики, благодаря чему они утрачивают свои глагольные признаки.

Лексикализуясь, имена действия переходят в имена существительные, причастия - в имена существительные и прилагательные, а деепричастия - в наречия и послелоги. Деепричастия подвержены лексикализации значительно реже, чем имена действия и причастия. Причина этого кроется, вероятно, в том, что деепричастия более полно отражают глагольную природу, чем другие неличные формы глагола

Степень лексикализации неличных форм глагола неодинакова. Одни из них, лексикализовавшись, полностью утрачивают связи со своими производящими основами, получают новую семантику и функционируют только в новом значении. Это в своем большинстве формы, основы которых в современном языке самостоятельно не употребляются (жууургъан «стеганое одеяло», къажымай «неутомимо, неустанно»), другие же (абсолютное большинство) функционируют в новом значении, сохраняя при этом и старое значение, т.е. грамматическом и лексическом значениях (билеу «точка чего» и «оселок, брусок, точило»; шЪь1лп>ш«сказанш>1Й>> и «прославленный» и др.).

Исследование показало, что залоговые формы имеют как залогообра-зующее, так словообразующее значения, что выявляется в большинстве случаев в контексте. При этом лексикализованные формы нередко дублируют значения своих исходных основ, например, чач- - чачдыр- «брызгать» и др.

При лексикализации форм глаголов понудительного залога одни его аффиксы не изменяют значения (агъарт- «белить» от агъар- «белеть»), другие же семантически частично трансформируются (ангылат- «объяснить» от ангыла- «понимать»), а третьи приводят к ксренным семантическим изменениям (жарсыт- «огорчать» от жарсы- «заботиться, беспокоиться оксм-чем» и др.).

Формы страдательного залога подвержены достаточно редко процессу лексикализации. При этом лексикализованных однозначных форм, особенно

на -л, очень мало, в большинстве случаев лексикализуется только одно из значений многозначных форм.

Часто аффикс страдательного залога дублируется, что препятствует его лексикализации: асыл- «вешаться», но асылын- «быть повешенным» и др.

Значения большинства лексикализованных форм возвратного залога совпадают со значениями их исходной формы: оюмла- - оюмлан- «думать, размышлять», беги- — бегин- «укрепляться, обосноваться» и др.

Формы взаимно-совместного залога лексикализуются значительно реже форм других косвенных залогов. Особенностью аффикса данного залога, отличающей его от других косвенных залогов, является то, что он во многих случаях образует одновременно с новыми глаголами имена существительные: даулаш- I «спорить, ссориться»—» даулаш- II «спор, ссора»; сермеш-1 «биться, сражаться»—> сермеш- II «битва, сражение» и др.

При лексикализации неличные формы глаголов переходят в существительные (субстантивируются), прилагательные (адъективируются), наречия (адвербиализируются), изредка в послелоги, междометия и другие части речи, т.е. имеет место семантшсо-морфологический способ словообразования, а залоговые формы, особенно однозначные, переосмысливаясь, превращаются в основную их форму, т.е. осуществляется лексико-семантический способ словообразования.

Вторая глава исследования «Образование сложных слов из свободных словосочетаний» состоит из четырех разделов, в которых рассматриваются сложные слова основных знаменательных частей речи (существительных, прилагательных, наречий и глаголов), образованные путем лексикализации словосочетаний, содержащих компонент в грамматической форме.

В разделе 2.1. «Образование сложных существительных» описаны и проанализированы сложные существительные с подчинительной и сочинительной связью компонентов.

Сложные существительные с подчинительной связью компонентов включают составные существительные типа «существительное в исходном падеже + существительное в притяжательной форме» и «существительное + неличная форма глагола».

К сложным существительным первого типа относятся составные существительные с опорным компонентом-существительным, наращенным аффиксом категории принадлежности 3-го лица, в качестве первой уточняющей и конкретизирующей основы используются основы существительных. Между словами этого типа словосочетаний существует атрибутивная связь, т.е. первое слово выступает определителем второго слова комбинации, которое уточняется, конкретизируется с какой-либо стороны. Основные лексико-грамматические отношения между словами словосочетания повторяются в сложных словах. Подобные словосочетания в своем значительном количестве перешли в сложные существительные: юоз арты «осень» (кюз «осень» + арты «конец»), жаз башы «весна» (жаз «весна» + башы «начало»), суу анасы (миф.) «водяной» (букв, «мать воды») и др.: Суу анасы Дамметир, Айтханынгы керти этдир! (фольк.) «Водяной Дамметир, Сделай так, чтобы исполнилось то, что ты обещал!»; Жаз башы - жабалакь, кюз арты - кьырпакь (погов.) «Ранней весной - вешний снег, а поздней осенью - пороша». 10

Следует отметить, что большинство сложных существительных, имеющих мифологическое происхождение, в жанровом отношении маркировано и встречается преимущественно в карачаево-балкарском языке только в произведениях устного народного творчества и обозначает «предметы и явления, не существующие реально, а лишь созданные фантазией человека, они имеют отношение к религии, народным поверьям, суевериям и т.п.» [Степанова, Чернышева 1962: 28]. Исключение составляют, видимо, существительные суу а пасы и юй иеси «домовой» (букв, «хозяин дома»), которые представлены и в ряде других тюркских языков, например, ср.: алт. суу ээзи, башкир. Ьыу эйэЬэ, киргиз, суу дбосу, к.-калп. суу пери (ие), кум. сувана-сы, ног. сув анасы, тур. с1епттн и др. Только в киргизском языке, в отличие от всех других тюркских языков, в качестве второго компонента часто выступает слово атасы «отец его (ее)» - суу атасы «хранитель вод» (букв, «отец воды»): Суу атасы Су-лайман чылбырдан сурбп калды «Хранитель вод (пророк) Соломон взял (коня) за повод и потащил (из воды)».

Употребление указанных двусложных существительных во многих тюркских языках наталкивает некоторых исследователей на мысль о древности описываемого типа словообразования [Гаджиева 1973: 166].

Сравнение образования сложных существительных данного типа в тюркских языках позволяет утверждать, что они в куманской группе мало представлены, в отличие от других групп тюркских языков. Причина этого, вероятно, кроется в том, что в куманской группе тюркских языков П тип изафета, предполагающий обязательное оформление второго компонента словосочетания аффиксом третьего лица, имеет ограниченную функциональную сферу.

При рассмотрении сложных существительных типа «существительное + неличная форма глагола» описаны и проанализированы два типа сложных существительных: «существительное + причастие» и «числительное + причастие».

Существительное сочетается с причастиями на -ар/-ер, -маз/-мез, -.гъан/-ген, -ыучу/-иучю.

Сложные существительные, образованные путем сочетания существительного с причастием на -ар/-ер, обозначают имя деятеля: бёрюбасар «волкодав» (бё-рю «волк» + басар - прич. буд. вр. от глагола бас- «давить»), бёрюатар «человек, способный на большие дела» (бёрю «волк» + атар - прич. буд. вр. от глагола ат-«стрелять»), къушжетер «быстрый (скакун)» (къуш «орел» + жетер - прич. буд. вр. от глагола жет- «догонять») и т.д.

Сложные существительные, образованные путем сочетания существительного с причастием на -маз/-мез, обычно стилистически маркированы как разговорно-бытовые в основном характерны только карачаево-балкарскому языку: кёзкёрмез «необозримая даль, далекое место» (кёз «глаз» + кёрмез -прич. буд. вр. отриц. формы от глагола кёр- «видеть»), атайтмаз - общее название онкологических и других неизлечимых и труднолечимых болезней (ат «название» + айтмаз - прич. буд. вр. отриц. формы от глагола айт- «говорить») и др.

Среди сложных существительных данной модели встречаются образования с пейоративно-оценочным и ироничным значением, например: кюн-тиймез «кисейная барышня, домоседка» (кюн «солнце» + тиймез - прич.

буд. вр. отриц. формы от глагола тий- «всходить (о небесных светилах)»), ашбермез «скряга» (аш «еда, птица» + бермез - прич. буд. вр. отриц. формы от глагола бер- «давать») и др.

Отдельные сложные образования данного типа стали собственными именами и фамилиями: Жаубермез (жау «масло» + бермез - прич. буд. вр. отриц. формы от глагола бер- «давать»), Жаубермезлары «Жаубермезовы».

Особо следует отметить терминологический характер большинства сложных существительных описываемого типа. Так, например, географические термины: суу айырылгьан «разветвление реки», кёзкёрген «горизонт» (кёз «глаз» + кёрген - прич. буд. вр. от глагола кёр- «видеть») и др.

Данная модель широко используется и в топонимике: Къызла кетген «местность, где сорвались (со скалы) девушки» (къызла «девушки» + кетген — прич. прош. вр. от глагола кет- «срываться (со скалы)»), Гычы ёлген «местность, где издох осел» (гычы «осел» + ёлген — прич. прош. вр. от глагола ёл-«умирать, подыхать») и др.

Относительно сочетаний существительного с причастием на -ыучу/-иучю высказывается в научной литературе мысль о том, что они не являются собственно сложными словами [Жабелова 1986: 53], а лишь сближаются с ними по своим функциям и поэтому «... нельзя ставить их в один ряд с собственно сложными словами, так как они входят в определенный разряд живых словосочетаний» [Юлдашев 1972: 197]. На наш взгляд, возможность замены их отдельными словами типа сурат алыучу и суратчы «фотограф» [Жабелова 1986: 53] не может быть основанием для отказа признания их сложными образованиями. Если руководствоваться этим, то следует отказать многим сочетаниям в их лексикализации, ср.: кирит сал- и киритле- «замыкать», агьач къалауур и агъашчы «лесник, лесничий» и др. К тому же такая замена (типа сураталыучу и суратчы) в данной модели (сущ. + -ыучу/-иучю) возможна только в исключительных случаях, притом литературное слово может превратиться в просторечное или окказиональное (ср. арбаз сыйпаучу и арбазчы «дворник») или в корне изменить значение сочетания (ср. таш салыучу «гадалка» и ташчы «каменщик», «каменотес»). У исследователей вызывает сомнение лексикализация сочетаний типа татарских ат караучы «конюх», бала караучу «няня, нянька» и др., где второй компонент является постоянным. В таких сочетаниях «...характер второго значения слова не отражен, вследствие чего словосочетания, в которых оно проявляется, тоже не получают ясной квалификации (или исходить из самой квалификации второго значения, которое проявляет в них слово караучы, то они - свободные сочетания; если же принимать во внимание их ... перевод на русский язык, то можно подумать, что они сложные слова)» [Юлдашев 1972: 207]. По сравнению с ними сочетания сакъал жюлюучю «парикмахер», сюртюучю «штукатур», быстыр тигиучю «швея», быстыр жуууучу «прачка» и многие другие гораздо близки к неоспоримым сложным словам типа жан алыучу «ангел смерти» (жан «душа» + алыучу - прич. наст. вр. от глагола ал- «брать»), адам ашаучу «людоед» (адам «человек» + ашаучу — прич. наст. вр. от глагола аша- «есть, кушать»). Ср. татар, чэй устеруче «чаевод», пыяса кисуче 12

«стекольщик», кер юучы «прачка», ат карыучы «конюх» и др., которые квалифицируются сложными словами [Ганиев 1995: 332]. Ср. еще киргиз, кыл жуугуч «пучок конского волоса для мытья котла», жан алгыч «ангел смерти», казах, къан соргъуч «кровосос», башкир, бозваткьыс «ледокол», алъяпкьыс «фартук» и др. [Ахтямов, Гарипов 1981: 112].

Разделяя мнение A.A. Ганиева [Ганиев 1995: 332], М.Х. Ахтямова и Т.М. Гарипова [Ахтямов, Гарипов 1981: 112], а также составителей подавляющего большинства тюркско-русских и тюркских толковых словарей, мы склонны относить сочетания типа «сущ. + -ыучу/-иучю» к сложным словам.

Необходимо отметить, что в подобных сложных словах причастие может стоять и на первом месте, что характерно особенно для терминологических сочетаний: ёлюр от «отрава», учхан жилян «кобра», къачхан топ (ка-рач.) «лапта (игра)» (букв, «убежавший мяч»), чакъгъан ауруу «золотуха» (букв, «цветущая болезнь») и др.

В отношении продуктивности среди всех моделей сочетаний существительного с причастием выделяется модель «сочетание существительного с причастием на -ыучу/-иучю», менее продуктивным является «сочетание существительного с причастием на -ар/-ер».

Сложные существительные, образованные по типу типа «существительное + имя действия», в тюркских языках представлены в разы меньше, чем по описанным выше моделям. Основную их часть составляют медицинские (ичи кетиу «выкидыш», къан алыу «кровопускание»), лингвистические (тюз жазыу «правописание, орфография», чемер жазыу «каллиграфия»), этнографические (келин алыу «свадьба», эрге барыу «замужество», кьатын алыу «женитьба»), географические (кёк жашнау, кёк чартлау (карач. курт/кюрт (карач.) юзюлюу «лавина», къулакъ юзюлюу «селевой поток») термины.

Особенность данной модели заключается в динамичности места имени действия, которое выступает как первым, так и вторым компонентом сложного слова: кётюрюу белги «восклицательный знак», алдау аш «приманка», кесеу/кёсеу (карач.) баш «головня, головешка» и др.

Сложные существительные, образованные по модели «числительное + причастие», представлены в карачаево-балкарском языке несколькими сложным существительными: экиатар «двустволка (ружье)» (эки «два» + прич. буд. вр. от глагола ат- «стрелять»), экижашар «двухлетка (крупный рогатый скот)» (эки + жашар), тёртжаргъан «колотые дрова» (тёрт «четыре» + прич. прош. вр. от глагола жар- «колоть») и др.

Характеризуя сложные существительные с сочинительной связью компонентов, описываются и анализируются парные существительные и существительные - неполные повторы.

При описании парных существительных в карачаево-балкарском языке отмечается, что они являются результатом смешения языков родственных племен и народов, ибо «... парные сращения возникают в эпоху межплеменных контактов, когда создается необходимость использовать разноплеменную, а иногда разноязычную лексику с целью сделать высказывание понят-

ным для носителей разных родственных языков» [Дегтярев 1964: 136], что находит свое подтверждение и на материале тюркских языков.

Как известно, в большинстве исследований парные слова не отграничиваются от повторов, необходимо установить их дифференциальные признаки, которые можно сформулировать следующим образом:

1) парные существительные исследуемого типа образуются путем сложения двух производящих основ, что дает слово с собирательным и обобщенным значением, а повторы образуются при редупликации, ср.: алыш-бериш «спекуляция» и соруу-оруу «разрешение» и др.;

2) компоненты парных существительных являются самостоятельными лексическими единицами или их формами, а в компонентах повторов, как правило, самостоятельность имеет только первый, второй же не употребляется как отдельное слово, ср.: сатыу-алыу «торговля» и къалгьан-булгъан «отходы, остатки, объедки, отбросы» и др.;

3) парные существительные часто образуются из слов, значения которых находятся в одном понятийном поле и могут находиться между собой в синонимических, антонимических и ассоциативных отношениях, компоненты повторов таких связей между собой не имеют, так как они являются формами одного и того же слова; ср. келиш-кетиш «взаимное гостеприимство» (антонимы), жиляу-сарнау «оплакивание умершего» (синонимы) и др.;

4) парные существительные не имеют морфологических признаков, т.е. фонемный состав их не изменяется, а в неполных повторах этот состав сплошь и радом изменяется, ср.: ашау-жашау «житье-бьгтье» и арткан-урткбн «остатки, последки» и др.;

5) парные существительные - давно сложившиеся классы слов, по всем признакам представляющие собой самостоятельные словарные единицы, а повторы в большинстве случаев выполняют эмоционально-экспрессивные и стилистические функции.

Сравниваемые языковые единицы отличаются друг от друга и по сфере употребления. Так, парные существительные употребляются во всех сферах национального языка, а повторы в большинстве случаев носят окказиональный характер.

Парные существительные в тюркских языках образованы путем лексикализа-ции форм причастий прошедшего времени, взаимно-совместного залога и имени действия (алгьан-берген «взаимообмен» (алгъан «взявший» + берген «давший»), алыш-бериш - с тем же значением (алыш- «братьчтио-л. вместе с кем-л.» + бериш-«давать что-л. вместе с кем.-л.»), алыу-бериу - с тем же значением (алыу «взятие» + бериу «отдавание») и представлены они в незначительном количестве. В отличие от собственно сложных существительных, компоненты которых связаны между собой подчинительной связью, у парных слов, отношения между компонентами представлены синтаксически равноправными.

Исследователи тюркских языков отмечают, что в основе образования парных слов, кроме лексико-грамматических признаков, лежит еще и семантическая закономерность, состоящая в том, что в парные слова могут объединяться не любые слова, а только такие, которые связаны между собой определенными синтаксическими отношениями [Аганин 1959:72; Абдурахманов 1975: 37; Юлдашев 1972: 182-183; Жабелова 1986:70 и др.]. 14

По мнению некоторых исследователей, в парных словах соединяются однородные или одни и те же понятия [Севортян 1956: 322]. С нашей точки зрения, во-первых, это относится главным образом к парным словам, компоненты которых являются словарными (лексическими) формами (ср.:кюч-къарыу «сила, мощь, энергия» (кюч «сила» + къарыу «мощь, энергия»). Во-вторых, компоненты парных слов имеют не одно и то же или близкие значения, могут иметь и противоположные значения, например: дос-душман «друзья и враги» (дос «друг» + душман «враг») и др.

В парных же существительных, компоненты которых являются грамматическими формами, отношения между последними, как правило, антонимич-ны и отчасти ассоциативны. Далее приводятся примеры антонимичных и ассоциативных парных существительных и утверждается, что в отличие от антонимичных сложных существительных, в формировании ассоциативных сложных существительных не участвует сочетание причастий. Также отмечается, что синонимичные сложные существительные обычно в данных языках не образуются путем сочетания причастий, имен действия и форм взаимного залога.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что у абсолютного большинства парных существительных, образованных путем лексикализа-ции грамматических форм (т.е. причастий, имен действия и взаимно-совместного залога), компоненты между собой находятся в антонимических отношениях и лишь у отдельных из них они объединяются ассоциативными корреляциями, а также парные существительные, построенные на основе аллитерации, характеризуются тождеством начальных согласных звуков обоих компонентов: келиш-кетиш «взаимное гостеприимство», талаш-тартыш «споры и пререкания» и др.;

1) парные существительные, созданные на основе рифмы, характеризуются наличием созвучия в конце сочетающихся компонентов: ашау-ичиу «пир», татар, барыш-кереш «взаимосвязь, взаимопосещение» и др.;

2) в исходе обоих компонентов парных существительных повторяются одинаковые согласные, обычно у и ш: ашау-жашау «житье-бытье», киргиз, журуш-туруш «поведение» и др.

Далее отмечается ограниченная представленность существительных -неполных повторов в тюркских языках, которые образуются обычно незначительным изменением первого компонента: убавлением его первого звука или добавлением к нему нового звука, изменением одного из звуков и т.д., например, соргьан-оргъан «разрешение», киргиз, арткан-урткбн «остатки, последки», татар, алдау-йолдау «обмануть, хитрить» и др.

Приведенные примеры показывают, что существительные - неполные повторы образуются по двум моделям - повторением причастий (большинство) и повторением имени действия.

По количеству моделей на первом месте находятся собственно сложные существительные (8 моделей), на втором — парные слова (3 модели) и неполные повторы (2 модели).

Сложные существительные с грамматической формой одного или обоих компонентов образованы из 1) сочетания существительных (суу анасы

«водяной», жаз тауукъ «куропатка»), 2) сочетания имен с неличными глаголами (кёзкёрген «горизонт», къатын алыу «женитьба»), 3) сочетания неличных форм глагола (сатыу-алыу «торговля», кирген-чыкъгъан «посетители»), 4) сочетания форм взаимно-совместного залога (талаш-тартыш «споры и пререкания», келиш-кетиш «взаимное гостеприимство») и 5) сочетания неличной формы глагола со своим редупликатом (ётген-сётген «прохожий», соруу-оруу «разрешение» и др.).

При рассмотрении лексико-семантических взаимоотношении сложных существительных описываются и анализируются синонимичные, вариантные, омонимичные и антонимичные сложные слова.

Исследователи тюркских языков отмечают, что в основе образования сложных слов, как и «простых», лежит семантическая закономерность, согласно которой между многими из них существуют вариантные, омонимические, синонимические и ассоциативные отношения.

Синонимичные сложные существительные в карачаево-балкарском языке представлены в основном следующими тремя разновидностями:

1) синонимичные сложные существительные, компоненты которых являются общими для карачаевского и балкарского вариантов карачаево-балкарского языка, т.е. не отличаются региональносгью употребления: къолда ойнагъан -къолда айланнган «веретено с намотанной пряжей» (букв, «играющая в руке» -«вращающаяся в руке»), бёрюатар - бёрютутар «волкодав» и др.;

2) синонимичные сложные существительные, один из компонентов которых употребляется в карачаевском, а другой в балкарском вариантах карачаево-балкарского языка: теке къалкгьыу (балк.) - баш къагъыу (карач.) «дремота», кёк жашнау (балк.) - кёк чартлау «молния» и др.;

3) синонимичные сложные существительные, один из компонентов которых маркирован как литературное, а другой как диалектное слово: ачыгь-ан бишлакъ (лит) - ургу бишлакъ (диал.) «творог», баш алгъан (диал.) -къолда айланнган (лит.) «веретено, наполненное пряжей».

Глагольные компоненты синонимичных сложных существительных обычно бывают одинаковыми формами одного и того же времени причастия или же именами действия (бёрюбасар - бёрюкесер «волкодав» (-ар/-ер), жер тепген - жер учхан (-хаи)), но могут быть и разными формами глагола: личной и неличной (жаналгьыч - жан алыучу «душегуб»).

Компоненты сложных синонимичных существительных, являющиеся причастиями или именами действия, как правило, между собой не синонимичны: учхан «летающий» - тепген «трясущийся», сунмай «не предполагая» - билмей «не зная» и др. Лишь изредка встречаются сложные существительные с синонимичными компонентами: тебиу-тебирениу «содержание, сотрясение».

В отличие от синонимичных сложных существительных, у простых синонимичных существительных компоненты в абсолютном большинстве случаев - синонимы (абсолютные или идеографические): дарман-дары «лекарство, снадобье», шайтан-жин «нечистая сила» и др.

Анализируя вариантные сложные существительные в работе отмечается, что одни исследователи вариантами считают языковые единицы, тожде-16

ственные по значению [Ельмслев 1960: 331; Крысин 1969; Михайловская 1981: 6-22; Коморская 1981: 22-38 и др.]. Они не берут в счет материальную сторону этих единиц, т.е. фонетические и грамматические их формы. В таком случае варианты смешиваются с полными синонимами. По мнению же других исследователей, кроме тождества значения, варианты слова характеризуются еще частичным различием звукового состава [Рогожникова 1966; Степанова 1973:8; Горбачевич 1978:17; Граудина 1980: 100-121 и др.].

Нам же представляется, что при определении вариантности языковых единиц языка следует опираться не только на семантические, но и на материальные основания.

Сложные существительные, имеющие одно и то же значение, могут отличаться друг от друга и формально, т.е. фонемным, звуковым и морфемным составом одного из компонентов. Соответственно этому они имеют фонетические, фонематические и морфологические варианты.

Относительно омонимичных сложных существительных отмечается, что в общефилологических словарях тюркских языков омонимия сложных существительных признается лексикографами лишь в случае конверсии сложного прилагательного в сложное существительное, например: кьылкъыяр I «острый, преост-рый» - кьылкъыяр П «черемша» (ТСКБЯ).

Антонимичные сложные существительные по данным указанных словарей в исследуемых языках представлены в незначительном количестве. В основном они носят терминологический характер, речь идет прежде всего о лингвистических (бусагъат заман «настоящее время» - озгьан заман «прошедшее время», жайылгъан айтым «распространенное предложение» -жайылмагъан айтым «нераспространенное предложение») и этнографических (къатын алыу «женитьба» - эрге барыу «замужество», къан алыу «месть (кровная)» - къан тёлеу «плата откупных за кровь», къалын бериу «выкуп за невесту» - сын салыу «подарки невесты») терминах.

В антонимичных сложных существительных, образованных из сочетания существительного и неличной формы глагола, противоположные значения имеют обычно неличные формы глагола (причастия и имена действия). Среди таких существительных можно выделить следующие группы: 1) положительное и отрицательное причастия; формы отличающиеся наличием/ отсутствием отрицательного аффикса -ма !-ме: жайылгъан айтым - жайылмагъан айтым; 2) основы причастий: кюнбатхан, кюнбатыш «запад» - кюнчыкыъан, кюнчы-гъыш «восток» (бат- «заходить, закатываться (о небесных светилах)» - чыкь-«появляться, показываться (о небесных светилах)» и др.

В некоторых случаях антонимичные сложные существительные образуются сочетанием прилагательного с причастием. Противоположность значений таких существительных выражается антонимичными аффиксами-лб/ и -сыт. кьоркьуулу кёпген «злокачественная опухоль» - кьоркьуусуз кёпген «доброкачественная опухоль».

Незначительную группу составляют также сложные антонимичные существительные, противопоставленность значений которых выражается не формально, т.е. не в аффиксах и не в основах одного из компонентов, а в содержании самого сочетания, т.е. комплексно: къатын алыу «женитьба» -

эрге барыу «замужество», сый салыу «подарки, преподносимые невестой» -къалын бериу «выкуп за невесту».

В структурном отношении выделены три разновидности антонимич-ных сложных существительных: 1) однокоренные: толгьан айтым - толма-гьан айтым и др.; 2) разнокоренные: бёрк кийген - жаулукъ къысхани др.; 3) одно- и разнокоренные: кюнбатхан «запад» - кюнчыкъгьан «восток», кюнбатыш - кюнчыгьыш (с теми же значениями) и др.

Далее рассматривается словообразование сложных существительных и отмечается, что они в тюркских языках образуются от: 1) сложных существительных (харамашар «тунеядец» - харамашарлыкь <аунеядство» и др.), 2) сложных прилагательных (къылкъыяр «острый-преострый», къылкъыярлыкъ «чрезмерная острога» и др.) и 3) сложных глаголов (башал «отстраняться» - баш алгъан «вфетено, наполненное пряжей» и др.).

Анализ сложных существительных описываемого типа в карачаево-балкарском языке показывает, что они образуются не только путем лексикализации словосочетаний, содержащих неличную форму глагола или состоящих из таких (иногда и из личных) форм, но и путем аффиксации и конверсии лексикализованных словосочетаний. Если учесть, что одновременно с лексикализацией и конверсией происходит сложение слов и их неполное повторение, то описываемые сложные существительные образуются следующими способами:

1. Комбинация семантико-морфологической разновидности семантического способа со словосложением, что осуществляется тремя основными типами: а) сложением существительного (в именительном, дательном или местном падеже) и причастия: кюнтиймез «неженка, кисейная барышня» и др.; б) сложением неличных форм глагола: причастий, имен действия, деепричастия и причастия и личных форм глагола: баргъан-келген «взаимопосещение», берген-алгъан «взаимообмен чём-л.» и др.

2. Комбинация семантико-морфологической разновидности семантического способа с редупликацией: ётген-сётген «прохожие» и др.

3. Комбинация семантико-морфологической разновидности семантического способа с аффиксацией. Из словообразовательных аффиксов в образовании сложных существительных обычно принимают участие -лыкъ/-лик и -чы/-чи, из которых первый является более продуктивным. При образовании нового слова аффикс прибавляется, как правило, ко второму компоненту сложного существительного. Однако иногда он может прибавляться и к обоим компонентам (алыш-бериш - алышчы-беришчи).

4. Комбинация семантико-морфолого-синтаксической разновидности семантического способа со сложением: къылкъыяр «острый-преострый» -къылкъыяр (карач.) «черемша», атайтмаз «враг, противник» - атайтмаз «кожная форма сибирской язвы» и др.

Проведенный анализ сложных существительных в карачаево-балкарском языке позволяет сделать следующие выводы:

1) сложные существительные по связи своих компонентов разделяются на сложные существительные с подчинительной связью компонентов и

сложные существительные с сочинительной связью компонентов. Вторые по сравнению с первыми являются менее распространенными;

2) сложные существительные с подчинительной связью компонентов состоят из сочетаний существительных, существительного и неличной формы глагола, числительного и причастия;

3) сложные существительные с сочинительной связью компонентов бывают парными словами и неполными повторами;

4) сложные существительные бывают однозначными, многозначными, хотя многозначность их проявляется в значительно меньшей степени, чем в «простых» существительных;

5) сложные существительные находятся между собой в синонимических, вариантных, омонимических и антонимических отношениях. При этом основная часть сложных существительных имеет синонимические и вариантные отношения;

6) сложные существительные образуются в основном от сложных существительных, сложных прилагательных и сложных глаголов разными комбинированными способами.

В разделе 2.2. Образование сложных прилагательных рассматриваются сложные прилагательные с подчинительной связью компонентов, сложные прилагательные с сочинительной связью компонентов, лексико-семанти-ческие взаимоотношения и словообразование сложных прилагательных.

В работе отмечается, что сложные прилагательные, как и аналогичные сложные существительные, главным образом, образуются сочетанием имен с различными формами причастий. Однако между ними имеются и различия в этом отношении. Так, в отличие от сложных существительных в сложных прилагательных имена не сочетаются с именами действия, причастиями на -ыучу/-иучю. В свою очередь в сложных прилагательных состав компонентов тоже имеет свои особенности: неличные формы глагола сочетаются не только с существительными и числительными, но и с прилагательными и наречиями, а также имена - с причастиями.

Сложные прилагательные типа «имя + причастие» представлены следующими моделями:

а) существительные в притяжательной форме + причастие на -гьан/-геп, которые представлены сравнительно с другими типами довольно много: кёпню кёр-ген «видавший виды», жаны сюйген «любимое (кго-что-л.)» и др.;

б) существительное в винительном падеже + причастие на -маз/-мез», этот тип распространен особенно в карачаево-балкарском и киргизском языках: жукъбилмез «незнайка, профан», жанбермез «смелый, отважный» и др.;

в) существительные в винительном падеже + причастия на -ар/-ер», данный тип сложных прилагательных мало представлен: къылкъыяр «очень острый», кючсауар «тугодойный (о корове)», артмагъатар «нищий» и др.;

г) существительное в дательном падеже + причастие на -гъаи/-геи». Этот тип также распространен мало: эрге баргъан «вышедшая замуж», баш-ха баргъан «очень острый (например, о косе)» и др.;

д) прилагательное + причастие на -гъан/-ген». По данным общефилологических словарей, прилагательные, сочетаясь с причастием прошедшего времени, лек-

сикализуются и образуют сложные прилагательные лишь в некоторых тюркских языках, из которых причастный компонент нередко бывает общим, ср. токъ битген «коренастый», субай битген «стройный, симпатичный, изящный» и др.;

е) наречие + причастие на -гъан/-геи». Сложение наречия с причастием прошедшего времени образует немало прилагательных во многих тюркских языках: кеч жетген «поздний (о фруктах)», кеч туугъан «запоздалый», алгьа баргьан «передовой», артда кьалгъан «отстающий; отсталый» и др.;

ж) необходимо отметить еще наличие малопродуктивного типа сложных прилагательных «числительное + прилагательное на -гьан/-ген», который в карачаево-балкарском языке встречается чаще, чем в других тюркских языках: эки атылгьан «двуствольный», эки ачылгьан «двустворчатый», беш атылгь-ан (разг.) «пятизарядный (об огнестрельном оружии)» и др.

Среди сложных прилагательных с подчинительной связью компонентов следует отметить также ряд сложных прилагательных типа «причастие +существительное», которые маркированы как обиходно-разговорные: жаннганкёз «пучеглазый» (жаннган «горящий» + кёз «глаз»), кёпгенбет «пухлолицый» (кёпген «опухший» + бет «лицо») и др.

В разделе «Сложные прилагательные с сочинительной связью компонентов» рассматриваются сочетания причастий, которые лексикализовались и стали парными прилагательными или прилагательными-повторами. Они в количественном отношении ограничены и встречаются лишь в отдельных тюркских языках, например: кьатхан-кьугхан «что-л. засохшее, засохшие куски (напр. хлеба)», онгмаз-сёнгмез «не линяющий», атмаз-сатмаз «честный, добросовестный», сезилир-сезилмез «еле ощутимый» и др.

При изучении лексико-семантических взаимоотношений сложных прилагательных важно описать синонимичные, вариантные и антонимичные отношения среди сложных прилагательных. Как известно, сложные прилагательные, как и сложные существительные, в семантическом плане по-разному соотносятся друг с другом: они связаны синонимичными, антонимичными и вариантными отношениями. В отличие от сложных существительных, между сложными прилагательными нет омонимичных связей.

Большинство синонимичных сложных прилагательных относятся к общеупотребительной лексике и маркированы как литературные. Например, в карачаево-балкарском языке они употребляются в обоих вариантах: жанкьыймаз - кёзкъый-маз «очень дорогой, ценный», жылы келген - кьартлыгъы жетген «пожилой» и др. Однако встречаются образования, котрые относятся к разговорно-бытовой речи и даже просторечию: тапсаашар (разг.) «тунеядец», харама-шар (разг.) «дармоед» и др.

Среди синонимичных сложных прилагательных, как и среди синонимичных сложных существительных имеются также регионально маркированные образования (тууартыймаз «бездельник, лентяй», жылы келген -кьартлыкьгьа жетген «пожилой, престарелый» и др., только карачаевцы употребляют лексемы ариу битген - субай битген «с красивым телосложением»). Отмечены также образования, один компонент которых употребляет-

ся карачаевцами (или карачаевцами и балкарцами), а другой балкарцами (эрге баргъан (банк.) - эшикге чыкъгъан (карач.) и др.).

Исследование вариантных сложных прилагательных показало, что в отличие от сложных существительных, у сложных прилагательных нет ни фонетических, ни фонематических вариантов. Ограничено функционируют и мало представлены морфологические и словообразовательные варианты.

В морфологических вариантах варьируют аффиксы причастия будущего времени на -лыкь и -ыр: къатын аллыкъ / къатын алыр «который должен жениться», эрге барлыкъ / эрге барыр «девушка на выданье» и др.

У словообразовательных вариантов варьируемые компоненты образованы друг от друга при помощи словообразовательных аффиксов: жылы келген / жыллыгьы келген «пожилой, престарелый», жыл «год» - жыллыкь (карач.) «возраст», жаннганкёз / жандыракёз «пучеглазый» (жан «блистать, гореть (о глазах)» -жандыр- «выпучить; вытаращить (глаза)») и др.

Обращаясь к проблеме антонимичности сложных прилагательных, в работе отмечается, что в тюркских языках сложных прилагательных с противоположными значениями больше, чем с синонимичными и вариантными значениями, хотя антонимия «простых» слов в языке представлена уже, чем синонимия [Голуб, 2008: 48].

Антонимичность сложных прилагательных обеспечивается по-разному: 1) противоположными значениями первых или вторых компонентов: эртте жетген «ранний (о фруктах)» — кеч жетген «поздний (о фруктах)» (эртте «рано» — кеч «поздно») и др.; 2) противоположными значениями обоих компонентов: эрге баргъан «замужняя» - къатын алгъан «женатый» (эр - къатын, баргъан «вышедшая» - алгъан «женившийся») и др.; 3) отсутствием и наличием отрицательного аффикса причастия -ма\ эрге баргъан «замужняя» - эрге бармагьан «незамужняя» (ноль аффикс - аффикс -ма) и др.; 4) противоположными значениями аффиксов причастия, т.е. противопоставлением значений причастия прошедшего и будущего времен {-геп/-мез)'. кёп билген «знающий» — жукъбилмез «невежественный» и др.

Особенность сложных прилагательных в словообразовательном аспекте, в отличие от сложных существительных, заключается в том, что они образуются обычно только от сложных глаголов (экиге айлан «быть с кем-л. двоюродным»—> экнге анланнган «двоюродный» и др.).

Сложные прилагательные исследуемого типа образуются в целом комбинацией семантического способа со словосложением и редупликацией и представлены следующими типами:

1. Комбинацией семантико-морфологической разновидности семантического способа со словосложением: сезилир-сезилмез «еле ощутимый» и др.

2. Комбинацией семантико-морфологической разновидности семантического способа с редупликацией, применяющейся не часто: жалгьан-жулгьан «всякое фальшивое, ложное», къаты-къуту «что-л. твердое, жесткое» и др.

Сложные прилагательные, образованные путем лексикализации словосочетаний с грамматическим компонентом, подразделяются на сложные прилагательные с подчинительной связью компонентов и сочинительной связью компонентов.

Основная масса сложных прилагательных относится к первому типу и образуются по модели «имя + причастие», лишь отдельная часть - по модели «причастие + существительное». Ко второму типу относятся лишь некоторые парные прилагательные обычно антонимическим значением компонентов.

По семантическим связям между собой сложные прилагательные бывают синонимичными, вариантными и антонимичными. При этом вариантность сложных прилагательных развита слабее, чем вариантность сложных существительных.

Сложные прилагательные образуются обычно только от сложных глаголов двумя способами: комбинацией семантико-морфологической разновидности семантического способа со словосложением и редупликацией.

В разделе 2.3. Образование сложных наречий описаны и проанализированы сложные наречия, образованные по моделям словосочетаний, сложные наречия с сочинительной связью компонентов, семантические разряды сложных наречий, их лексико-семантические взаимоотношения и словообразование.

Среди сложных наречий, образованных по моделям словосочетаний, выделены падежно-послеложные сочетания (кёпге дери «долго», кёпден бери «издавна», андан сора «сообразно этому», мындан ары «отныне, в дальнейшем» и др.) и сочетания числительного бир «один» с пространственными падежами существительными (бир жолгъа, бир ызгъа «сразу, разом, в один прием, единовременно», бир кесекге «на некоторое время», бир кезиуде 1) «в одно время, когда-то», 2) «вдруг», бир жолда «однажды», бир кюнде «когда-нибудь», бираздан «вскоре; через некоторое время» и др.).

Среди сложных наречий, в качестве первого компонента которых выступает числительное бир, выделяются два типа:

1) сложные наречия, в которых бир функционирует лишь в качестве неопределенного члена (артикля), а вторым компонентом выступают существительные, обозначающие абстрактное время (бир кесекге, бираздан) или степень чего-либо (бир урумгъа);

2)сложные наречия, в которых бир сочетается со вторым компонентом как именная основа в исходном падеже: бир аууздан «единогласно», бир акьылдан «единодушно» и др.

Сложные наречия с сочинительной связью компонентов представлены парными наречиями, которые образуются тремя путями: а) путем сложения синонимичных по значению деепричастий (кюйюп-бишип «переживая, страдая» и др.); б) путем сложения антонимичных по значению деепричастий (ёле-кьала, ёлмей-кьалмай «на шатко, ни валко» и др.) и в) путем сложения антонимичных по значению местоименных наречий (анда-мында «там-сям, местами, кое-где» - анда-мында «редко, изредка, временами», андан-мындан «понемногу» - андан-мындан «со всех сторон, отовсюду» и др.) и наречиями -повторами, которые в свою очередь подразделяются на наречия-неполные повторы, образованные 1) путем сложения существительных в основном и косвенных падежах (жер-жерге «во все стороны» и др.), 2) посредством сложения антонимичных по значению причастий (айтыр-айтмаз «как только сказал, сразу» и др.), 3) путем сложения прилагательных в исходном и основном падежах (уллудан-уллу «все больше и больше», амандан-аман «все хуже и хуже» и др.) и 4) путем фономорфологического изменения редупликата -22

второго компонента деепричастия (ауа-сауа «шатаясь, вразвалку, валясь с ног, еле-еле», сормай-ормай «без разрешения; самовольно» и др.) и наречия - полные повторы, состоящие из грамматических форм слов и представленные в тюркских языках ограниченными количеством лексем. Они образуются от деепричастий (бара-бара «постепенно, со временем» (букв, «идя-идя»), биле-биле «нарочно, умышленно, намеренно» (букв, «зная-зная») - биле-биле «значительно, заметно») и наречий, восходящих к количественным числительным и маркированные как обиходно-разговорные (бирден-бирден «по одному» (бир «один»), экиден-экиден «по два» (эки «два»), ючден-ючден «по-три» (юч «три») и др.).

В семантическом отношении сложные наречия с грамматическим компонентом (или компонентами) представлены теми же разрядами, что и «простые» наречия, хотя они по сравнению с ними распространены значительно меньше.

Большинство исследователей наречия делят на две группы - обстоятельственные и определительные [Абсалямов 1981: 199; Тихонов 1981: 373-376; Дудников 1990: 296-297; Гузеев 1994: 175-176; Клобуков 2001: 264 и др.].

Среди обстоятельственных сложных наречий выделяются: 1) наречия места (жер-жерге, жан-жанына «во все стороны» и др.), 2) наречия времени (кёиден бери, эрттеден бери «издавна, давно», бир кесевден «вскоре», бу-сагъатда «сейчас, в настоящее время» и др.), 3) наречия образа действия (бир жолгъа «сразу, разом, единовременно», бирда болмагьанча «очень» и др.).

Определительные сложные наречия в исследуемом языке малоупотребительны и представлены 1) наречиями цели и причины (аны себепли «потому, поэтому», иш этип «с намерением», ачыуу бла «сгоряча» и др.) и 2) наречиями меры и степени (бирда болмагьанча «чрезмерно», бирда бек «до отвала», тюбнше дери «дотла» и др.).

Лексико-семантические взаимоотношения сложных наречий представлены синонимичными, вариантными, омонимичными и антонимичными сложными наречиями.

В отличие от синонимичных сложных существительных и прилагательных компоненты сложных синонимических наречий носят общеупотребительный характер и относятся в целом к литературному языку.

У большинства синонимичных сложных наречий один из компонентов общий, что и сближает значения этих языковых единиц: бир жолгъа - бир урумгьа - бир ызгьа «сразу, разом, в один прием», ёмюрден бери - ата-баба-дан бери «испокон веков», бирда бек-бирда болмагьанча «очень» и др.

Ряды синонимичных сложных наречий отличаются от рядов сложных существительных и прилагательных количеством своих компонентов. Если ряды синонимичных сложных существительных и прилагательных обычно состоят из неличных двух слов, ряды синонимичных наречий поликомпонентны (бирда бек - айтып-айтмазча - бирда болмагьанча «очень», эрттеден бери - кёпден бери «издавна» - ата-бабадан бери - кгьалыубаладан бери -агамы заманындан бери «испокон веков»).

Компонентный состав синонимичных сложных наречий включает сочетание форм знаменательных слов (существительных, наречий, местоимения и существительного, существительного и наречия, числительного и су-

ществительного), сочетание слов знаменательных слов (существительных и наречий) с послелогами, сочетание форм знаменательных слов (существительных и наречий) с деепричастиями, сочетание деепричастий.

Схематически это выглядит следующим образом: 1) существительное в основном падеже + существительное в пространственных падежах: жер-жер-ге «всюду, везде», жер-жерден «О1шаолу> и др.; 2) существительное в основном падеже + наречие: ал бурун «сначала, первоначально», сан бирде «изредка, иногда» и др.; 3) наречие + наречие: анда-мында «изредка, иногда», андан ары «дальше» и др.; 4) местоимение в основном падеже + существительное в местном падеже: олсагъатда «тотчас, в тот же час», бусагьатда «сейчас, теперь, в настоящее время» и др.; 5) числительное бир + существительное в пространственных падежах: бираздан «вскоре», бир жолгъа «сразу, разом, в один прием, единовременно», бир заманда «вдруг» и др.; 6) существительное в исходном падеже + послелог: къалыубаладан бери «испокон веков» и др.; 7) наречие + послелог: эрттеден бери «издавна, давно», ёмюрге дери «навек, навеки, навсегда» и др.; 8) наречие + деепричастие: кёп мычымай, кён турмай «вскоре» и др.; 9) деепричастие + деепричастие: къошмай-къоратмай «точь-в-точь», ёлмей-къалмай «еле-еле» и др.

Сложные наречия в вариантные отношения вступают реже, чем сложные прилагательные и существительные. В каждом из тюркских языков имеется всего по несколько фонетических, словообразовательных и лексических вариантов: аманны кебинден / аманны кеминде (карач.) «кое-как, еле-еле» (б/м) (фонетические), ал бурун / алгьы бурун «первоначально, сначала» (ал «перед» / алгьы «передний»), сан бирде / санлы бирде «изредка, иногда» (сан «счет» / санлы «счетный») (словообразовательные), ахыры бла / ахы-ры бла да «совсем, нисколько, ни в какой степени» (лексические).

Более или менее распространены морфологические варианты: бир бирде / бир бирледе «иногда, подчас, временами» (ноль аффУ-ле), ахыргьа дери / ахыргьа деричи «до последнего» (ноль афф./-гъа) и др.

Относительно омонимичности сложных наречий следует отметить, что они в лексикографических источниках не находят свое отражение, ибо определяются в конкретном контексте. Не связана с контекстом лишь незначительная часть лексических и лексико-грамматических омонимов - слов, написание и произношение которых совпадают случайно, будучи не связанными семантически; ср. в русском языке пол (деревянный пол) и пол (пол человека), честь (дело чести) и честь (устар.) - признавать, считать; в тюркских языках ат «лошадь» и ат «имя, название», кьыл «грубый волос (на гриве и хвосте лошади)» и къыл-«делать что, совершать, исполнять что».

Антонимия сложных наречий в тюркских языках, в т.ч. и в карачаево-балкарском, представлена шире, чем синонимия, вариантность и тем более омонимия, о чем свидетельствуют лексикографические источники.

Антонимичные отношения в сложных наречиях схематически можно представить в следующем виде: 1) широко представлена противопоставленность значений сочетаний, (бусагьатда «сейчас, в настоящее время» - кёп-денбери «давно, издавна», кюе-бише «в муках» - ойнай-кюле «весело»); 24

2) противопоставленность значений первых или вторых компонентов сочетаний (олсагъатда «тогда» - бусагъатда «сейчас, теперь» (ол «тот» — бу «этот»);

3) противопоставленность значений обоих компонентов сочетаний (аздан-аз «все меньше» - кёпден-кёп «все больше» и др.) и 4) противопоставленность значений падежных аффиксов (жер-жерге «всюду, во все стороны» - жер-жерден «отовсюду, со всех сторон» и др.).

В аспекте словообразования следует отметить, что сложные наречия в карачаево-балкарском языке образуются от: 1) сложных глаголов (ёл- къал-«умереть - не умереть»-» ёлмей-къалмай «ни жив, ни мертв, еле-еле душа в теле (о ком-л.)» и др.); 2) сложных наречий (бираз «немного, немножко» —> бираздан «вскоре» и др.); 3) сложных местоимений (ол-бу «то-сё» —> анда-мында «там-сям, местами, кое-где» и др.); 4) от повторов (полных и неполных) - падежных форм существительных и деепричастий (ингирден-ингирге «по вечерам» (ингирден «с вечера» +ингирге «к вечеру»), сормай-ормай «самовольно» (сормай «не спрашивая») и др.; 5) от спаренных деепричастий, синонимичных и антонимичных по значению (къырып-жонуп «еле-еле» (къырып «выскоблив» + жонуп «выстругав»), къошмай-къоратмай «точь-в-точь» (къошмай «не прибавив» + къоратмай «не убавив») и др.).

Исходя из отмеченных особенностей образования сложных наречий, можно установить способы их образования: 1) комбинация семантико-мор-фологической разновидности семантического способа со словосложением (жер-жерден, бара-бара и др.); 2) комбинация семантико-синтаксической разновидности семантического способа с редупликацией (ёлюп-ёчюп, ауа-сауа и др.); 3) комбинация лексико-морфологической разновидности семантического способа со словосложением (анда-мында «иногда, изредка, временами» — анда-мында «там-сям, местами, кое-где» и др.); 4) комбинация семантико-морфолого-синтаксической разновидности семантического способа со словосложением (ары-бери «кое-что, что-либо» (местоим.) —> ары-бери «куда-либо» и др.).

В разделе 2.4. Образование сложных глаголов даны описание и анализ внугриглагольного сложения, образования сложных глаголов из других частей речи.

Отмечается, что внутриглагольное сложение, представляющее собой сложение двух глагольных основ, производится аналитическим путем в организованном порядке, при котором глагол имеет словообразовательную структуру, составляющую объект словообразовательной морфологии, и в индивидуальном порядке, который не имеет прямого отношения к морфологии, «... поскольку здесь не приходится говорить о создании одного производного слова по образцу другого» [Юлдашев 1981: 213]. В обоих случаях первый компонент сложного глагола выступает в форме деепричастия, лишенного всякого значения и синтаксической функции.

При организованном внутриглагольном сложении в создании основного лексического значения роль компонентов не одинакова: 1) основное значение выражается обоими компонентами на паритетных началах: жазын бер-«написать для кого-л.» др.; 2) основное значение выражается первым компо-

нентом: къычырып жибер- «закричать» и др.; 3) основное значение выражается вторым компонентом: алып кел- «принести» и др.

В сложных глаголах, созданных в индивидуальном порядке, компоненты соотносятся также по-разному: 1) семантической опорой служит первый компонент (айтып жибер- «предупредить, известить через кого-л.»); 2) семантической опорой служит второй компонент (уруп жыкь- «свалить ударом»); 3) в создании нового значения компоненты принимают примерно одинаковое участие (барып кгъайт- «сходить, съездить»).

Материал по тюркским, в т.ч. и карачаево-балкарским, сложным глаголам, образованным сложением двух глагольных основ, свидетельствует о сложности отграничения их от свободных синтаксических сочетаний из-за сходства или идентичности лексического состава Ср. Хапарны сабийлеге окъуп бердим «Я прочитало рассказ детям» и Ашыктьдырма, китабынгы окьуп берирме «Не торопи, прочту и верну твою книгу». В приведенных примерах сочетания деепричастие + глагол в личной форме по внешнему облику напоминают сложные глаголы, но своим содержанием в корне отличаются от них, потому что глаголы в этих сочетаниях не образуют единого значения, а выражают два разных действия, совершающихся последовательно и параллельно.

Поскольку степень лексикализации, характер лексического значения глагольных словосочетаний и продуктивность образованных от них сложных глаголов во многом различны, каждая модель их должна рассматриваться отдельно.

Моделей внутриглагольного словосложения в каждом из тюркских языков свыше тридцати. Рассмотрим из них наиболее употребительные на примере карачаево-балкарского языка.

Форма на -п бар выражает процессуальность как постепенное приближение конечного ее этапа, если производящая основа выражена непереходным глаголом состояния: бузулуп бар- «портиться» и др.

В глаголах активного действия эта форма означает «регулярно заниматься время от времени тем, что обозначено производящей основой»: окъуп бар- «прочитать», жазып бар- «записывать» и др.

В форме же настоящего времени изъявительного наклонения описываемая форма в глаголах движения выражает процессуальность, протекающую на глазах: кетип бар- «уходить», тюшюп бар- «спускаться (туда)».

Форма на -п -а/-е + тур, характеризуясь самой высокой продуктивностью среди всех словообразовательных форм сложных глаголов, представлена в четырех значениях: 1) выражает процессуальность как а) постоянное свойство подлежащего (силкинип тур- «шататься, трястись»); б) как необычное новое свойство подлежащего, проявляемое в данный момент (толкъунланып тур- «волноваться (о море, озере и т.п.)», ёлюп тур- «умереть» и др.) и в) как многократное действие (жаза-жаза тур- «писать часто», кёре-кёре тур- «видеть часто» и др.); 2) в глаголах, выражающих законченное действие, характеризует эпизодический или регулярно повторяющийся процесс (билип тур- «узнавать (регулярно)», болуп / бола тур- «бывать (регулярно)» и др.); 3) в глаголах, выражающих незаконченное действие, обозначает процессуальность как непродолжительный предварительный акт, 26

совершаемый в ожидании кого-чего-л. (олтуруп / олтура тур- «посидеть (некоторое время)» и др.);4) обозначает «заниматься тем, что выражено производящей основой» (окъуп тур- «читать», жазып тур «записывать» и др.).

Формы -п+жибер и -п + ий в абсолютном большинстве случаев синонимичны по значению: сызып жнбер-и сызып ий- «выбросить, вышвырнуть», къуууп жибер- и къуууп ий- «прогнать, отогнать» и др.

Эти глаголы обычно обозначают непроизвольное или неожиданное результативное действие, которое иногда мгновенно переходит в состояние: быргьап жиберди, къуууп ийгенди. В глаголах, связанных с выражением звучания, данная форма обозначает исчерпанность определенной фазы действия, а именно - внезапной интенсивной его завязки: кюлюп жиберди «захохотал», къычырып ийди «крикнул».

Форма на -п + кет во множестве глаголов состояния выражает внезапную интенсификацию процесса как законченного акта: къызып кет- «разгореться», учуп кет- «улететь», жыгъылып кет- «упасть (внезапно)» и др.

Большинство же глаголов этой формы выражает исчерпанность, необратимость действия. Вспомогательный глагол кет- в них не изменяет значение производящей основы. Ср. ётюп кет- и ёт- «проходить мимо», ёлюп кет-и ёл- «умереть», сюрюп кет- и сюр- «прогнать (например, стадо)», узайып кет- и узай- «удалиться, уйти далеко» и др.

Однако этот (вспомогательный) глагол может и дополнить значение производящей основы; ср. ёт- «пройти, проехать» и ётюп кет- «пройти, проехать (мимо)», кёч- «приезжать, переселяться (куда-либо)» и кёчюп кет- «уехать насовсем; выбыть», къал- «остаться» и къалып кет«остаться (насовсем)» и др.

Форма на -п/-а+ бер лексикализовалась слабо, мало чем отличается по смыслу от своей производящей основы. Разница лишь в том, что в форме —п+ бер действие, названное производящей основой, совершается для кого-либо; ср. жаз- «писать» и жазып бер- «написать (для кого-либо)», окъу- «читать» и окъуп бер- «прочитать (для кого-либо)», сат- «продать» и сатып бер-«продать что-либо, по чьему-либо поручению» и др.

Форма -а+ бер обозначает действие, совершающееся как бы вне зависимости от обстоятельства или повторно и употребляется только в устной речи: например, киргиз, ала бер- «бери, не обращая внимания» и др.

Форма на -п+ къал- довольно продуктивно выступает в трех основных значениях: а) выражает неожиданное проявление действия: ёлюп къал-«умереть (внезапно)»; б) отдельные глаголы выражают законченность действия, например, киргиз.: олутуруп кал- «садиться», и др.; в) в ряде тюркских языков выражает приближение действия к завершению или решительности его проявления (киргиз, келип кал- «прийти (уверенно).

Форма на-л + кьой- в одних тюркских языках в основном ориентирована на выражение неожиданного результативного действия. Например, в карачаево-балкарском языке: сындырып кьой- «сломать что (неожиданно)». В других языках таким значением является выражение исчерпанности и результативности действия, совершаемого обычно энергично, в один прием. Например, в башкирском языке: рэтлэп къуй- «наладить» и др.

Первое из этих значений формы на -п + къой совпадает с его значением и в киргизском языке: улуп къой- «завыть», ыргытып кой- «выбросить», чочуп кой- «пугаться, бояться» и др.

Форма на -п +кёр образуется от широкого круга глаголов и выражает «... пробное действие, отражающее заинтересованность субъекта в выборе более эффективного средства в реализации намеченного мероприятия или в получении достаточного подтверждения своим догадкам» [Урусбиев 1976: 212]: жагъып кёр- «пробоватьмазать», айтып кёр- «попробовать сказать» и др.

Следует отметить, что в ряде грамматик тюркских языков не всегда глаголы и свободные глагольные сочетания разграничиваются. Так, в «Грамматике карачаево-балкарского языка» (ГКБЯ) глаголы башла-, тебире- «начать», боша- «завершить», квалифицируются вспомогательными глаголами, обозначающими начало действия или доступ к нему, а боша- «завершить», обозначающим конец действия [Урусбиев 1976: 210-211]. По справедливому замечанию A.A. Юлдашева, эти глаголы «ни к словосложительным моделям, ни тем более к сложным словообразовательным формам не имеют прямого отношения...» [Юлдашев 1981:214].

Форма на -ргъа/-рге + бол, по нашему мнению, также относится к внутриглагольному сложению, хотя она до сих пор нигде не отмечена. Сочетание инфинитива со вспомогательным глаголом бол- «быть, происходить, совершаться, случаться» широко распространено, например, в карачаево-балкарском языке: ойнаргъа бол- «увлечься игрой», кголюрге бол- «увлечься смехом», ишлерге бол- «увлечься работой», ашаргъа бол- «увлечься едой», жаншаргъа бол- «увлечься болтовней», тарыгъыргъа бол- «увлечься жалобой», тепсерге бол- «увлечься танцем» и др.

Судя по переводам, сочетания приведенного типа не являются сложными глаголами, так как их компоненты отвечают на разные вопросы, и, естественно, являются разными членами предложения. В карачаево-балкарском же языке они являются одним членом предложения: Мен ойнаргъа болдум «Я увлекся игрой»: мен - подлежащее, ойнаргъа болдум - сказуемое.

Исследуя образования сложных глаголов за счет других частей речи, следует отметить, что в тюркских языках, судя по лексикографическим источникам, образование сложных глаголов за счет других частей речи занимает значительно больше места, чем внутриглагольное сложение, и представлено восемью моделями: 1) существительное + вспомогательный глагол (байрам эт-«праздновать»); 2) прилагательное + вспомогательный глагол (мудах бол- «опечалиться»); 3) наречие + вспомогательный глагол (терк бол- «торопиться, спешить»); 4) числительное + вспомогательный глагол (эки бол- «разрываться, разделяться на две части»); 5) звукоподражательное слово + вспомогательный глагол: (тар-турх эт-«стучатъ, ударять чем»); 6) междометие + вспомогательный глагол (ох де- «наслаждаться, блаженствовать»); 7) частица + глагол (хо де- «соглашаться»); 8) предикатив + вспомогательный глагол (жокь эт- «уничтожить»).

В образовании всех этих форм сложных глаголов особое место занимают вспомогательные глаголы эт- «делать, совершить, поступить» и бол-«быть, происходить, совершаться, случаться». Повторяясь в составе целого 28

ряда сложных глаголов, они объединяют их единым типовым значением наподобие глаголообразующего аффикса.

В связи с темой данной главы исследования мы рассматриваем не все типы сложных глаголов, а только те, которые образованы из глагольных сочетаний с именным компонентом в пространственном падеже. Глагольными компонентами таких сочетаний являются служебные значения глаголов къал- «оставаться», чыкъ- «выходить», къалдыр- «оставлять», кет- «уходить», кьыр- «истреблять, уничтожать», кьой- «оставлять», бас- «давить», бар- «идти, ехать», тур- «вставать, подниматься», тюш- «падать», «слезать» и др. Из них лишь первые три создают более или менее продуктивные модели: 1) существительное в дательном падеже + служебный глагол къал-: сагьышха къал- «глубоко задуматься», кьайгьыгьа къал- «тревожиться, беспокоиться», юолкюге къал- «стать посмешищем», айып-ха къал- «ударить лицом в грязь», артха къал- «отставать» и др.; 2) существительное в дательном и исходном падежах + служебный глагол чыкъ-: эрге чыкъ-«выйти замуж», сабийликден чыкъ- «взрослеть» и др.; 3) существительное и прилагательное в дательном и исходном падежах + служебный глагол кет-: сагьышха кет- «погружаться в думы», терсине кет- «ошибаться», кёлден кет- «забыться», аманнга кет- «стать хуже» и др.

Остальные служебные глаголы создают обычно не более чем пять сложных глаголов: 1) хатагьа кьой-, палахха кьой- «навлекать беду, подвергнуть беде», уятха кьой- «заставить краснеть»; 2) алгьа бар- «быть впереди», эрге бар- «выйти замуж», исламейге бар- «танцевать исламей», абезеххе бар- «танцевать абе-зех»; 3) ачдан кьыр- «морить голодом», дауурдан кьыр- «сильно шуметь», ий-исден кьыр- «завонять».

В перечисленных продуктивных моделях основным компонентом является существительное (отчасти и прилагательное). В непродуктивных моделях таким компонентом могут быть также наречия (кёпге созул- «затягиваться, замедляться», азгъа айлан- «уменьшаться» и др.), количественные числительные (бирге эт- «соединять, складывать, объединять», экиге бёл- «разделить на двое» и др.), междометия (хахайгьа къал-, хахайгьа алдыр- «кричать истошно, кричать караул, поднимать панику», тобагьа кьайт- «раскаяться» и др.), предикативные слова (жокьгъа чыкъ- «свестись к нулю», баргьа чыкь- «считаться имеющимся, наличествующим», жокьгьа чыгьар- «свести на нет» и др.), звукоподражательные слова (тарх-турхха алдыр- «стрелять многократно», доп-допдан кьыр- «болтать долго» и др.).

Таким образом, большинство образцов отыменного сложения стереотипного характера не приобрели.

Рассматривая лексико-семантические взаимоотношения сложных глаголов, отметим, что они между сложными глаголами более широкие, чем между сложными существительными, прилагательными и наречиями.

По сравнению с вариантностью антонимия в сложных глаголах распространена больше. Она в тюркских языках выражается в четырех вариантах: а) противопоставлением значений обоих компонентов (алгьа бар- «опередить» — артха къал- «отставать» (алгьа «вперед» — артха «назад», бар-«идти, ходить» - къал- «оставаться, не ходить»), б)противопоставлением значений только именных компонентов (аманнга кет- «ухудшаться» - игиге

айлан- «улучшаться» (аманнга «к плохому» - и гиге «к хорошему»), в) противопоставлением падежных форм именных компонентов (эсден чыкъ- «забыть» - эсге тюш- «вспомнить» (эсден «от памяти» - эсге «к памяти», -ден/-ге), -ге/-ден) и г) противопоставлением глагольных компонентов (акъылдан кет-«забьпъ» - эсге кел- «вспомнить», юйде къал- «остаться в девках» - эрге бар-«выйти замуж» (къал- «оставаться (на месте)» - бар- «идти (куда-нибудь)»).

Омонимичность распространена больше, чем синонимичность, вариантность и антонимичность не только в сложных глаголах, но и в сложных именах, что обусловлено развитием полисемии в сложных глаголах. По данным проанализированных нами словарей, в тюркских языках полисемантичных сложных глаголов больше, чем аналогичных сложных имен.

Омонимичные сложные глаголы отличаются от аналогичных сложных имен еще в структурном отношении. Так, именной компонент в сложениях омонимичных существительных выступает обычно в винительном падеже (атайт-маз, къылкъыяр), в сложных омонимичных наречиях - в исходном падеже (ан-да-мында), а в сложных омонимичных глаголах — в дательном падеже.

При словообразовании сложных глаголов релевантны следующие их способы: а) семантико-морфологическая разновидность семантического способа со словосложением (кьателиге къал- «строчиться от оводов (о рогатом скоте)», гузабадан къыр- «надоедать кому шумом, излишней суетой») и б) лексико-семантическая разновидность семантического способа со словосложением (къайгьыгъа кир- «тревожиться, беспокоиться» —> къайгъыгъа кир- «приниматься за какое-л. дело»).

Следует отметить, что словообразовательный потенциал сложных глаголов «беднее» такого же потенциала сложных имен, особенно сложных существительных и наречий. От всех сложных имен сложные глаголы отличаются нетипично-сгью редупликации, а от сложных существительных и наречий — еще конверсии.

Итак, сложные глаголы образуются сочетанием самих глаголов и других частей речи с глаголами организованно и не организованно, в индивидуальном порядке.

В выводах по данной главе отмечается, что сложные слова с грамматическим компонентом в тюркских языках довольно разнообразны. В образовании их из всех частей речи не участвуют только послелоги.

Компоненты большинства сложных слов имеют между собой подчинительную связь. Они подразделяются на собственно сложные, составные, парные слова и слова-повторы (полные и неполные).

Сложные существительные, образованные из словосочетаний с грамматическим компонентом, компоненты которых имеют подчинительную связь, выступают в четырех структурных типах: 1) «существительное + причастие»; 2) «существительное + имя действия»; 3) «прилагательное + имя действия» и 4) «числительное + причастие». При этом абсолютное большинство этих языковых единиц образовано по первому типу.

Лишь незначительная часть сложных существительных образуется путем редупликации (кьалгъан-къулгъан «отбросы, остатки», ётген-сётген «прохожие»).

Большинство сложных существительных образуется от сложных существительных, прилагательных и глаголов. 30

Парные существительные образуются из антонимичных по значению причастий прошедшего времени (баргьан-келген «взаимопосещение»), имен действия (сатыу-алыу «торговля») и форм взаимно-совместного залога (алыш-бериш «купля-продажа; обмен»).

Сложные прилагательные с подчинительной связью компонентов заметно преобладают над сложными прилагательными с сочинительной связью компонентов.

Основное ядро первого типа сложных прилагательных образуется сочетанием имени с причастием (къылкъыяр «острый-преострый», жукъбил-мез «бестолковый» и др.).

Сложные прилагательные второго типа - это всего по несколько парных слов с антонимичными по значению парными словами - причастиями (алыннган-салыннган «вставной, съемный») и неполными повторами причастий (къатхан-къутхан «засохшие, засохшие куски (напр. хлеба)»).

Сложные прилагательные, в отличие от сложных существительных, не образуются от сложных существительных и прилагательных, а образуются только от сложных глаголов.

В сложных наречиях, в отличие от сложных существительных и прилагательных, сочинительная связь преобладает над подчинительной связью компонентов. При этом основная масса сложных наречий — неполные повторы существительных (жер-жерге «всюду, везде»), причастий (эшитир-эшитмез «едва услышав»), прилагательных (амандан-аман «все хуже и хуже»), деепричастия (ауа-сауа «шатаясь, вразвалку»), сложных наречий - полных повторов - единицы: бара-бара «со временем», биле-биле «заметно».

Парные наречия состоят из синонимичных и антонимичных по значению деепричастий (ойнай-кюле «весело», ёлмей-къалмай «еле, едва») и антонимичных по значению местоименных наречий (анда-мында «там-сям», «изредка», андан-мындан «отовсюду»).

Сложные наречия образуются от сложных глаголов (ёл - къал- «умереть» - «не умереть» —> ёлмей-къалман «ни жив-ни мёртв, еле-еле душа в теле (о ком-л.)», сложных наречий (бираз «немного» —> бираздан «вскоре»), сложных местоимений (ол-бу «то-сё»—* анда-мында «там-сям», «изредка»), от повторов (полных и неполных) падежных форм (ингирден ингирге «каждый вечер»), деепричастий (бара-бара «со временем») и от парных деепричастий (къошмай-къоратмай «точь-в-точь»).

Сложные глаголы образуются внутри глаголов и за счет других частей речи. Первый тип распространен больше, чем второй. Глаголы данного типа создаются сочетанием деепричастий на -р, -ай/-ей\\ служебного глагола в основном организованном порядке. Роль этих компонентов в создании основного лексического значения неодинакова. Это значение может выражаться: обоими компонентами (жазып бер- «написать»), первым из них (сызып ий-«выбросить»), вторым из них (алый кел- «принести, привезти»).

Высокой продуктивностью обладают словообразовательные формы -п/-а + тур, -п+ кет, -п/-а+ бер, -п + къал, -п + къой, -п + кёр.

Продуктивные модели глаголов второго типа образуются сочетанием существительного (иногда и прилагательного) в дательном и исходном падежах со служеб-

ным глаголом (сагъышха кьал- «уйти в размышления»), а непродуктивные - сочетанием наречий, числительных, междометий, предикативных слов, звукоподражательных слов со служебными глаголами (азгъа айлан- «уменьшаться», хахайгъа алдыр- «кричать караул», тарх-турхха алдыр- «стрелять многократно»),

В Главе III. «Образование фразеологических единиц из свободных словосочетаний и предложений» рассматриваются границы фразеологии и семантические типы фразеологических единиц, формы ФЕ, образованных из свободных словосочетаний и предложений' и их системные связи, а также социально-функциональная, стилистическая и генетическая характеристика ФЕ, созданных на основе свободных словосочетаний и предложений, источники и способы их развития.

В разделе 3.1. детально описываются семантические типы фразеологических единиц и критерии их идентификации применительно к материалам тюркских языков, в частности, карачаево-балкарского языка.

В разделе 3.2. «Форма ФЕ, образованных из свободных словосочетаний и предложений» анализируются структурные е типы ФЕ, их лексико-грамматический и компонентный состав, а также вопросы вариативности ФЕ.

С точки зрения структуры ФЕ карачаево-балкарского языка в работе выделяются три типа: ФЕ-словоформы, ФЕ-словосочегания, ФЕ-предложения.

ФЕ—словоформы состоят из сочетания знаменательного слова служебным, чаще всего с послелогом и союзом (ахырына дери «до конца, полностью, целиком», богъурдагьына дери «по горло» и др.).

Ф Е- с л о в о с о ч е та н и я состоят из собственно словосочетаний и сочетаний слов. Среди них выделяются глагольные, именные и наречные. ФЕ-глагольные словосочетания подразделяются на глагольно-глагольные (айланмай уша «быть очень похожим на кого-л.», берип кетди «(и) был таков» и др.), наречно-глагольные (артха сал «не щадить, не жалеть» и др.), субстантивно-глагольные, отличающиеся особой частотностью (айыбына жолукъдур «привлекать к ответственности» и др.), адъективно-глагольные (амалсызгьа кьал «оказаться в безвыходном положении» и др.).

Именные ФЕ-словосочетания подразделяются на субстантивные и адъективные. Субстантивные ФЕ-словосочетания по своей структуре имеют три разновидности: 1) состоящие из имен существительных, первое из которых стоит в родительном падеже, второе - в третьем лице единственном числе, имеет форму принадлежности (жерни тутуругьу «соль земли», ибилисни къуллугьу «зря потраченный труд» и др.), 2) состоящие из причастия и имени существительного (жыл кьайтарыучу «летописец» и др.); 3) состоящие из имени существительного и имени действия (кьонакь алыу «прием (напр. в посольстве)» и др.

Адъективных ФЕ-словосочетаний намного больше субстантивных. При этом абсолютное большинство их составляют сочетания имени существительного и причастия прошедшего времени на -гъан: Аллах ургьан «скверный, плохой», аты айтылгьан «прославленный, знаменитый» и др.

Непродуктивные разновидности адъективных ФЕ-словосочетаний имеют лишь от одного до трех примеров: 1) сочетание деепричастия и причастия (барып тохтагьан «что ни на есть»); 2) сочетание имени действия и имени прилагательно-32

го (кьарау сокъур «слепой с открытыми глазами»); 3) сочетание имени существительного и имени прилагательного (башына бош «свободный, вольный»), акъылдан жарым (жарты) «полоумный, умственно ограниченный»); 4) сочетания имени прилагательного и причастия (токъ бнтген «коренастый (о человеке)».

Карачаево-балкарские адвербиальные ФЕ-словосочетания по сравнению с глагольными и именными являются более продуктивными и имеют много структурных разновидностей. Далее в работу даются основные структурные продуктивные и непродуктивные модели и описываются их лингвистические особенности и статус.

Из всех знаменательных частей речи только в качестве имен прилагательных не выступают ФЕ-словосочетания. В качестве же местоимений выступают лишь некоторые: бирси бири «другие, иные» (букв, «тот один из них»), кьайсы бири (да) «каждый, всякий (человек)», кьайсы да «любой (человек)» (букв, «какой и»), кьайсы эсе да «кто-то (из них)», «какой-то, неизвестно какой» (букв, «какой если и»).

Среди ФЕ-словосочетаний немало и служебных, экспрессивно-эмоциональных слов: 1) междометия: ай юйюнге!, ай гойюпг бла! (выражает удивление, возмущение), ай таланнган!, ай таланмагъан! «да неужели!, неужто!» и др.; 2) модальные слова: айтып кьояргъа (карач.) «так сказать», Аллах кёргенден «видит бог» и др.; 3) союзы: алай болгьанлыкьгьа (букв, «хотя и есть так»), алай болса да (букв, «если есть и так») и др.

Таким образом, в составе продуктивных фразеологических словосочетаний выделяются глагольные, адвербиальные, адъективные, субстантивные, модальные, междометные, менее продуктивных союзные, непродуктивных местоименные ФЕ. Что касается имен числительных, послелогов и частиц, то они в качестве ФЕ-словосочетаний в карачаево-балкарском языке не представлены.

Рассмотренные разновидности ФЕ являются словосочетаниями простыми, состоящими обычно из двух слов. Однако в карачаево-балкарском языке обильно представлены и ФЕ типа сложного словосочетания, которые также продуктивны и являются глагольными (аман кёзден кг,ара «относиться к кому недоброжелательно» и др.), адвербиальными (Аллахны кюню сайын «каждый божий день» и др.), адъективными (аллы бла чыпчыкь ётмеген «метко стреляющий» и др.), субстантивными (башына бёрк кийген «мужчина» и др.).

Далее в работе излагаются проблемы подхода к определению статуса ФЕ-предложений и дается их детальный анализ. Отмечается, что все односоставные ФЕ-предложения в карачаево-балкарском языке являются глагольными, т.е. в них главный член представлен формами глагола или содержит их в сочетании с другими категориями слов.

С учетом глагольных форм и специфики семантических грамматических свойств выделяются две разновидности ФЕ - односоставных предложений: оп-ределено-личные (аргьы дуниягьа кетдн «ушел на тот свет») и обобщенно-личные (кьабыр азабын сына «сильно мучиться, страдать»).

Подлежащее двусоставного предложения в карачаево-балкарском языке, как и в других тюркских языках, выражается всеми знаменательными частями речи, кроме глаголов в его основной форме, именами действия, причастиями, даже не-

лексикализованными, междометиями и подражательными словами. Из всех разновидностей двусоставных предложений фразеологизировались только те, у которых подлежащие выражены именами существительными.

Подлежащее фразеологизированного предложения выражается именами существительными ед. и мн. ч. без притяжательных аффиксов (Аллах сакьласын! «Боже упаси!, Не дай Бог!, Избави Бог!», ант жетсин «черт побери» и др.) и именами существительными в ед. и мн. ч. с притяжательными аффиксами (башы кёк-ге жетди «он на седьмом небе», башы палахха къалды «он попал в беду» и др.).

Как показывает материал, компонентный состав ФЕ исследуемого типа включает знаменательные и незнаменательные слова.

Среди ФЕ, включающих в свой состав знаменательные слова, частотными являются имена существительные, которые сочетаются со всеми знаменательными словами: ауузунга бал «твоими устами да мед есть» (сущ. + сущ.), тереннге кет «принять серьезный оборот», «затянуться» (сущ. + гл.), бети къарады «ни за что» (сущ. + прил.), бир жолгьа «сразу, разом, в один прием, одновременно» (числ. + сущ.), сан бирде «иногда, изредка» (сущ. + нар.), аргьы дуния «потусторонний мир, тот свет» (мест. + сущ.).

Глаголы также сочетаются со всеми знаменательными словами, хотя и уступают именам существительным в частоте употребления: тобагьа къайт «раскаяться» (сущ. + гл.), аманнга кет «ухудшаться (о взаимоотношениях)» (прил. + гл.), узакьгъа созул «продолжаться долго, затянуться» (нар. + гл.). бир бол «объединяться, соединяться» (числ. + вспом.гл.), кесин урады «лезет, рвется, ломится куда» (мест. + гл.), барып тохтагьан «что ни на есть (обычно об отрицательном)» (деепр. + прич.). Остальные разряды знаменательных слов не все сочетаются друг с другом во ФЕ.

ФЕ, компоненты которых состоят из знаменательных и незнаменательных слов в карачаево-балкарском языке меньше, чем ФЕ предыдущей группы. Далее описываются четыре их разновидности.

ФЕ с компонентами — незнаменательными словами представлены следующим множеством разновидностей: 1) частица + вспомогательный глагол (хы деген «зрелый, достигший расцвета, мастерства» и др.); 2) междометие + вспомогательный глагол (мах деген «замечательный (парень, девушка)» и др.); 3) подражательное слово + вспомогательный глагол (тарх этдирмей «без единого выстрела» и др.); 4) междометие + междометие (ай анасына (уа)! «как жаль!» и др.); 5) частица + союз (анса уа «еще бы» и др.); 6) частица + вспомогательный глагол (угьай демейме «не возражаю, согласен», эсе да «го есть» и др.).

Обращаясь к вопросу о порядке компонентов ФЕ, в работе отмечается, что семантическая неделимость, постоянство состава, непроницаемость структуры и устойчивость грамматической формы обеспечивают для большинства ФЕ строгую закрепленность порядка их слов.

Как показывает анализ материала, компоненты субстантивных, адъективных, адвербиальных, модальных и междометных ФЕ, как правило, фиксированы, т.е. за каждым из них закреплено определенное место, например: адам ашаучу (о странном, некрасивом человеке), башына бёрк кийген «мужчина», кёчер агьач «ось

(арбы, машина)» и др. Что касается глагольных ФЕ, то компонентных их, в отличие от компонентов перечисленных выше типов ФЕ, менее фиксированы.

Далее в работе отмечается, что порядок расположения компонентов исследуемых ФЕ бывает свободным, стандартным и фиксированным и описывается каждый из них детально.

Анализируя вариантность ФЕ, в работе отмечается, что вариантность ФЕ касается уровней языка, сокращения компонентного состава ФЕ и количества варьируемых компонентов в них. Она связана почта со всеми уровнями языка: фонетическим, словообразовательным, морфологическим, синтаксическим и лексическим, каждый их этих уровней в работе находит детальное описание.

В разделе 3.3. рассматриваются системные связи фразеологических единиц, образованных из свободных словосочетаний и предложений. В общих замечаниях отмечается системный характер ФЕ в языке. Специальных исследований, посвященных указанным типам связей ФЕ, в тюркском языкознании не имеется. В работах, посвященных фразеологии того или иного тюркского языка, лишь многозначность и синонимия получили эскизное описание, а вариантность, омонимия, антонимия и паронимия вообще не упоминаются.

Отсутствие исследований по указанным явлениям фразеологий тюркских языков отрицательно сказалось в лексикографической практике. В тюркско-рус-ских, толковых и фразеологических словарях тюркских языков очень редко разграничиваются полисемии и омонимии, синонимии и вариантности.

Необходимо также отметить, что фразеологическая омонимия в тюркских языках обычно не признается, т.е. считается, что во фразеологии омонимия не существует, хотя ниже приводимые примеры свидетельствуют об обратном: киргиз, ооз ачуу 1) «заговорить, начинать говорить»; 2) «отведывать пищу перед ужином во время мусульманского поста»; туркм. аягы агыр 1) «беременная, в положении»; 2) «являющийся причиной неудачи» (о человеке); аяга галмак

1) «восставать, взбунтоваться»; 2) «выздоравливать, поправляться»; казах, къол алды 1) «здороваться»; 2) «клясться, давать клятву»; жан берд! 1) «умирать»;

2) «вкладывать душу»; узбек, огъиз очмокъ 1) «заговорить»; 2) «отведывать пищу перед ужином во время мусульманского поста» и др.

Указанные значения настолько разошлись, что их нельзя признавать за полисемию. Исключение составляют словари карачаево-балкарского языка, в которых омонимия во фразеологии в принципе признается и омонимизация значений ФЕ отмечается, хотя и частично: къол кётюр «голосовать, участвовать в голосовании» - къол кётюр2 «поднимать руку на кого, покушаться на кого», аууз ач1 «принимать первую за день (вечером, после появления первой звезды на небе) пищу во время уразы (поста)» - аууз ач2 «делать предложение, сватать» и др.

Описание семантической парадигматики ФЕ включает анализ полисемии и омонимия. При этом отмечается, что явление полисемии во фразеологии менее развито, чем в лексике, что абсолютное большинство ФЕ однозначна [Амангельдыева 1971: 11; Ураксин 1975: 38; Жуков 1978: 124; Фомина 1998: 325 и др.]. Это объясняется многими обстоятельствами: 1) яркая эмоциональная насыщенность, экспрессия, ограничивают возможность употребления ФЕ в разных значениях; 2) разные значения ФЕ не соотносятся ме-

жду собой как прямое и переносное (или переносные), что всегда наблюдается у многозначного слова; 3) появление новых значений тормозит семантическую слитность, неделимость ФЕ на составные компоненты; 4) в отличие от слов, процесс развития разных значений относительно независим и контекстуально менее связан, что реализация значений ФЕ (даже значения однозначной ФЕ) обычно контекстуально ограничена.

Основными критериями многозначности ФЕ признаются следующие:

1) степень семантической самостоятельности компонентов [Шанский 1985: 43];

2) связь каждого значения с неодинаковым предметом мысли [Гришанова 1976]; 3) «соотнесенность с разными частями речи и выполнение неодинаковых синтаксических функций» [Фомина 1990: 328]; 4) «несходство грамматических условий реализации значений ...» [Она же].

Анализ словарей тюркских языков показывает, чем больше слово имеет значений, тем активнее она учитывает в образовании ФЕ, но, по нашему мнению, полисемия ФЕ не может быть обусловлено полисемией слов, составляющих ее. Сравнение типов ФЕ показывает, что многозначность их зависит скорее от степени слитности, неделимости их компонентов. Например, многозначных среди фразеологических единств почти не бывает, ср.: ахы кетди «он испугался», ариу айт «ласкать (словом)», ариу кёр «уважать», кёзюне къум ур «обмануть», бир аууз-дан «единогласно, в один голос», ач кьарангы «натощак», жан сал 1) «возвращать к жизни, воскресить кого»', 2) «восстановил, физические или душевные силы, придать бодрость кому»; 3) «оживить, сделать более интенсивным, активным» и др. Среди фразеологических единств же многозначных довольно много, потому что семантические связи компонентов их частично сохраняются ср.: кёлю такъыр балду 1) «он чувствует себя униженным, обиженным»; 2) «у него сердце защемило», башын тюбюне айландыр 1) «переворачивать вверх дном»; 2) «разрушитьч-то до основания», артха къал 1) «отставать, оказываться позади»; 2) «делать, исполнять что-л. медленнее других, не успевать за другими», баш жул 1) «оправдываться, выпутываться»; 2) «откупиться, выкупиться», беги кетди 1) «лица на нем нет»; 2) «он похудел» и др.

Во фразеологических сочетаниях полисемия возникает еще реже, потому что семантическая мотивированность в них максимальна: ачыу тиеди «злость берет», аякьларын сюйрей «едва волоча ноги», балчыкъгьа малта «втаптывать в грязь», башсыз бол «овдоветь», безгеги тутду «его лихорадит», бет бур «избегать кого», багьа бич 1) «оценивать, определять цену»; 2) «оценивать, давать цену» и др. В словарях отдельных тюркских языков значения полисемич-ных ФЕ разделяются на прямые и переносные, как это принято делать в полисе-мичных словах: казах, аякъ алые 1) «походка»; 2) перен. «темп работы»; коз! шыкъты 1) «ослепнуть»; 2) перен. «начинать жить, существовать»; туркм. гози ачылмак 1) «начинать видеть»; 2) перен. «стать грамотным, образованным»; гбзини чыкармак 1) «выкалывать кому-л. глаза (или глаз)»; 2) «проявлять неумеренность в чем-л.» и др.

Во всех приведенных ФЕ первые значения прямые, не имеющие никакого отношения к фразеологии. Ведь прямое значение возвращает ФЕ в сферу свободного словосочетания. Поэтому «... нельзя рассматривать прямое 36

(лексическое) значение ФЕ как переносное по отношению к содержанию высказывания, передаваемого словосочетания, из которого образовалось ФЕ» [Молотков 1967: 9 см. также: Амангельдыева 1971: 19-14; Ураксин 1975: 39].

В тюркских языках немало и общих омонимичных ФЕ, образованных от многозначных ФЕ: аууз (ооз, агьыз, авыз) ач «заговорить» - аууз (ооз, агьыз, авыз) ач «отведывать пищу перед ужином во время мусульманского поста»; жан (ян) бер «умирагь» - жан (ян) бер «вкладывать душу», кьол (кол, кул) кётюр (кбтер, ку-тир) «голосовать, участвовать в голосовании» - къол (кол, кул) кётюр (кбтер, ку-тир) «поднимать руку на кого, покушаться на кого», къолгъа (кулга) ал «взять в руки» - къолгъа (кулга) ал «браться за что-л. Или кого-л.», кёзю (гози, кузи) ачылды «обрадоваться, получить наслаждение» — кёзю (гози, кузи) ачылды «стать грамотным, образованным», тил (тел, дил) ач (этн.) «заговорить, начать говорить» -тил (тел, дил) ач «разговаривать, разговориться; развязать язык» и мн.др.

Обращаясь к проблеме паронимии ФЕ, в работе отмечается наличие их двух разновидностей в карачаево-балкарском языке: у одних соотносительные слова являются падежными формами имен (кёлюм кетди «я думал о ком-чем-л. другом» -кёлюмден кетди «я забыл», эс жый «одуматься, опомниться», «прийти в себя (в чувство)», баш ал «избавиться, освободиться от кого-чего» - башын ал «выручить кого, избавить кого от чего» и др.), а у других соотносительные слова являются глагольными формами (баш ал «отстраняться, уклоняться, отвиливать» -баш алгъан «веретено, наполненное пряжей», жаны ичинде болгъан «живая душа, любой человек» - жаны ичинде болуп «пока он жив», жаны саулукъда «пока он жив» - жаны саулай «живем» и др.).

Лексических и фразеологических паронимов отличает друг от друга и частеречная принадлежность их: лексические паронимы - слова одной и той же части речи (жауун «дождь» - жауум «осадки» - существительные; ачыу-сун- «злиться, сердиться немного» - ачыуса (карач) «испытывать потребность в соли (о животных)» - глаголы; жагъымлы «обаятельный, приятный» -жагъынлы «капризный, норовистый» - прилагательные), а фразеологические паронимы могут соответствовать и разным частям речи (баш ал - башын ал - глаголы; баш ал - баш алгьан - глагол и прилагательное, жаны ичинде болгъан - жаны ичинде болуп - прилагательное и наречие).

Фразеологическая антонимия, как и лексическая, явление, широко распространенное, но в меньшей степени, чем синонимия в карачаево-балкарском языке.

Большинство фразеологических антонимов по составу совершенно разные, у них антомизируются целостные значения: чакъдан бир (бирде) «изредка» - Аллахны кюню сайын «каждый божий день», акь атха миндир «хвалить очень» - эшек атха миндир «позорить при всех», кюнгон тёгеди «живет припеваючи» - кюн кёрмейди «живет, испытывая трудности» и др.

Имеют место и фразеологические антонимы, соотносительные слова которых (обычно названия животных) противопоставлены друг другу ассоциативно: томуроу жилян кибик «очень толстый» - чибин чегиси кибик «очень тонкий» (томуроу жилян «удав» - чибин чегиси «кишка мухи»), аслан жюрекли «мужественный, отважный, бесстрашный» - къоян жюрекли «трусливый, пугливый», доммай кибик «спокойный, смирный, тихий» — бёрю кибик «злой» и др.

В работе отмечается, что в словарях карачаево-балкарского языка, как и других тюркских языков, фразеологические варианты и синонимы разграничены слабо. Причиной этого является то, что, по мнению некоторых фразесшогов, взаимозаменяемость в любых контекстах является особенностью только фразеологических вариантов, тогда как оно свойственно и для фразеологических синонимов.

При анализе фразеологических синонимов дается их определение, согласно которому эти единицы являются тождественными и близкими по значению.

Фразеологические синонимы, обладая интегральными семами, различаются дифференциальными признаками: семантикой, типами и сочетаемостью. Структурные типы фразеологических синонимов различаются по своей принадлежности к той или иной структуре и по наличию и отсутствию вариативных форм.

ФЕ первой разновидности бывают однострукгурными и разнострук-турными. Среди них выделяются:

1) однокомпонентные, у которых совпадает один компонент (кёз ал-лында кёрюнеди — кёз аллындан кетмейди «стоит перед глазами», Аллах айтмасын! - Аллах сакъласын! «боже упаси!», жанын аямай - жанын артха салмай «не щадя своей жизни, смело, отважно» и др.);

2) одномодельные, т.е. имеющие одинаковую структуру и один вид связи между компонентами (кёз къакьгъынчы — тюкюрюк кьуругъунчу «в мгновение ока», ахы кетди - жаны кетди (сущ. притяг. формы 3-го лица + гл.) «он сильно испугался», бир жолгьа - бир урумгьа (числит. + сущ. в дат. п.) «сразу, разом», таза жюреклн - тюз ниетли (прил. + сущ.) «честный» и др.);

3) сходномодельные (кьаны кьайнайды — къаны къартыкъгъа сыйынмайды (гл. + зависимое сущ.) «выходит из себя», кёп мычыман -узакьгьа созмай (форма гл. + зависимое нар.) «вскоре» и др.).

Разноструктурных синонимических вариантов намного больше одно-структурных. Они построены по разным моделям: къарап-къарагъынчы -тюу деген сагьатха (деепр. + деепр. и межд. + прич. + сущ. в род.п.) «в мгновение ока», чакьдан бир - анда-мында (сущ. в исх.п. + числ. и нар. + нар.) «изредка», хомначха мин - сал бол (сущ. в дат.п. + гл. и сущ. в им.п. + вспом.гл.) «умереть», Алл ах билсин - ким биледи (сущ. в им.п. + гл.буд.вр. и мест. + гл. наст.вр.) «бог весть, бог знает», жаны-кьаны бла - жан атып (сущ. в род.п. +послел. и сущ. в им.п. + деепр.) «всеми фибрами души» и др.

Структурные типы фразеологических синонимов определяются и наличием или отсутствием вариантных форм. Большинство фразеологических синонимов не имеет вариантов: кёлюн кётюр «поднять кому настроение», тили тутулду «язык отнялся у кого», акъ атха миндир «хвалить (очень)», хуржуну жукьа «бедный, не имеющий денег», хайт деген «зрелый, достигший расцвета, мастерства», уру къаз «рыть (копать) яму (кому,подк.ото)» и др.

Вариантность фразеологических синонимов в карачаево-балкарском языке доходит до четырех, т.е. один из компонентов ФЕ выступает в четырех разновидностях: арт этегин аллына кьапла (айландыр, бур, эт) — арт этегин (ар-тын) ал эт «давать жару, давать духу, давать жизни». Большинство фразеологических синонимов двухвариантны: эшекге (.макьагьа) мюйюз чыкъса (чыкь-гъынчы) - тюени кьуйругьу жерге жетсе (жетгинчи) «никогда», ичи тгошген 38

(кетген) эчкича (эчкилей) - жнлян жутхан (эмген) макъача (макьалай) - ий-не ашагъан (экутхап) птча (и/и кибик) «исхудалый» и др.

В исследуемом языке немало и синкретично-вариантных ФЕ-синонимов, т.е. таких, где один (реже два) из синонимов не обладает вариантом, а другой или другие имеют его: айтып айтмазча (айталмазча) - айтып болмазча «умопомрачительно, несказанно, невыразимо», кертиси (керти) да - кертиси бла - кер-ти бла (да) - керти окьуна «действительно, в самом деле», баууру бла этер -баууру бла (да) барыр «он готов выполшггь что-л. во что бы то ни стало», бауур тёбен балду - бауурун жерге (къыртышха, кьумгъа) берди (салды) «он лёг ¡пиком», башы сагьышха къалды — башын сагъыш (оюм, кьайгьы) бийледи (бас-ды, кьысды, алды) «голова его забита» и др.

В разделе 3.4, обращаясь к проблеме социально-функциональной, стилистической и генетической характеристики ФЕ, созданных на базе свободных сочетаний и предложений, а также к источникам и способом их развития, в работе отмечается, что по степени распространенности ФЕ карачаево-балкарского языка, образованные из словосочетаний и предложений, можно разделить на активные и пассивные. Первую группу составляют карачаево-балкарских ФЕ, широко употребляемые в устной и письменной речи и в разных сферах человеческой деятельности. Они составляют основной костяк фразеологии исследуемого типа: айыбы-на жолукъдур «привлекать кого к ответственности, наказывать», ал берме «не уступать первенства», аякь тюбюнде чёп сынмай «ног под собой не чуя», бирда болмаса (да) «хотя, хотя бы, в крайнем случае, по крайней мере», бир итни къуй-ругъудула «одним миром мазаны» и др.

К этой же группе относятся ФЕ, употребляемые в разных сферах или только карачаевцами, или только балкарцами, широко известные в одном из регионов (в Карачае или в Балкарии), не имеющие стилевую и стилистическую окраску: айтып къояргьа —> «так сказать», артмакьлыкь эт «противостоять, оказывая сопротивление, не давать кому-л. победить», башына кюн чакьыра, юсюне жел кьакьдыра «праздно слоняясь (проводить время)» и др. - карачаевские; ауузу бармайды «язык не поворачивается у кого», аякьларын сюйрей «едва волоча ноги», бурунуна ётдю «его задело за живое» и др. - балкарские.

Фразеологических историзмов в данном языке намного меньше лексических. Они обозначают реалии, вышедшие из употребления, и связаны с историей народа, о чем свидетельствуют слова-историзмы, являющиеся их компонентами, типа жал «плата за батрачество, заработок батрака», жалчы «батрак», къул «раб, холоп, крепостной; крепостной крестьянин», къарауаш «служанка, рабыня», бий «бий, бей, князь», чабыр «чабыры (рабочая мужская обувь из бычьей кожи, в которую клали солому для утепления)», бай «господин, хозяин», жарлы «бедняк» и др.: къарын жалгъа кир «наниматься на работу только за пропитание», жалгъа кир «наняться (на работу)», жалгъа тут «нанимать, брать в наем», бай юйню киштигича (о заевшемся беззаботном человеке) букв, «как кошка богатых хозяев», атангы кьулума «заклинаю тебя твоим отцом», чабыр ашагъан кючюкча «как провинившийся» (букв, «как щенок, съевший чабыр»), аягьыма чабыр бау кьысып тебирегенли «с раннего детства, с тех пор, как я себя помню» (букв, «с тех пор, как я стал шну-

ровать чабыры»), арыгьан чанка «захудалый князь», ёзденлик эт «подарить ко-иучто», «предложить кому что из приличия», чанканы сёзю - кьыйдырма «речи у чанка витиеваты, с претензией на важность» и др.

Среди фразеологических историзмов имеются и такие, которые стали общеупотребительными, потому что реалии, обозначаемые ими, не вышли из употребления: къапчыгъын къакъ «задать взбучку», урчугъу чыкъды «он умер», къапхын къазан эт «питаться ворованным» и др.

Второй разновидностью устарелых ФЕ являются архаизмы - ФЕ вышедшие из употребления вследствие замены их новыми, более современными ФЕ: зарфха ур «печатать, опубликовать», пошт атла «почтовые конки», къалыубаладан бери «испокон веков; издревле», элиф демегенди «он совсем не учился» и др.

Фразеологические н е о л о г и з м ы в карачаево-балкарском языке представляют в своем большинстве кальки русских ФЕ: тыйгьыч белги «знак препинания», сёдегей сёз «косвенная речь», тюз жазыу «правописание», ортакгь сёз «интернационализм», усталыкъчы сёз «профессионализм», къысыкъ бирлеш «сочетание согласных» и др.

В работе отмечается неповторимая образность, яркосп. и свежесть именований реалий фразеологических диалекпсмов (жаны ауруйду (лиг.) и жазыгьы ке-леди (б.-ч. гов.) «он сочувствует, чувствует жалость, сострадание к кому», билмей тургьанлай (лиг.) и сунмай тургьанлай (м.гов.) «неожиданно», дыгаласха къал-ды, дыгалас этеди (лит.) и ичи кьыйтхы этеди, къан булдорукэтеди (м. гов.) «заметать, засуетиться (в поисках выхода из положения и т.п.)», кьара къатыш эт / кьатыш кьара эт (лит.), жокку бол (балк.) / жоппу бол (карач.) (лит.) и чомп бол (м.гов.) «скучиться; столпиться», жакь бас (балклит.), жан бас (карачлит.) и ал гефхин бол, гефхин бол (м.гов.) «покровительствовать, быть, стать сторонником кого», кьара кьазаутха кьал (лит.) и кьама кьазауатха кьал (ц.диал.) «усердствовать чрезмфно», жанына тай (лиг.) и кёлюне тий (цдиал.) «обижать, забывать кого» и др.).

При анализе стилистических особенностей карачаево-балкарских ФЕ в работе отмечается, что наряду со стилистически нейтральными функционируют довольно много и стилистически ненейтральных ФЕ: шутливых (чибин кьонмагьан «целомудренная»), бранных (аман ёллюк «чтобы он умер бесславной смертью»), иронических (эшекге мюйюз чыкъса «когда рак на горе свистнет»), пренебрежительных (жилян эмген макъача «кожа да кости»), ласкательных (жан дуккул «душевный»), неодобрительных (уллугъа кет «важничать, возомнить о себе»), вульгарных (кётенге кет «зазнаваться»),

В генетическом отношении в исследуемом языке выделяются исконные и заимствованные ФЕ. К первым относятся собственно карачаево-балкарские и общетюркские ФЕ. Заимствованные ФЕ составляют около 10 % и имеют две разновидности: 1) ФЕ, в которых заимствованным является только стержневое слово: осет.: токълу ашыгъы кибик «очень маленький (о человеке)», каб.-черк. гура кьылыкъ «норов»; араб.: китапха къарагъанча «как (будто, словно) в воду смотрел (или глядел)» и др.; 2) заимствования из

русского языка путем калькирования: челек бла къуйгъанча «как из ведра (льет)», юлгю кёргюзт «показать пример» и др.

В отличие от предшествующих исследователей тюркской фразеологии в работе признается три возможности образования ФЕ: 1) семантическим: юйде къалгъан «оставшаяся дома» —» юйде къалгъан «засидевшаяся, оставшаяся в девках», къол кётюр «голосовать, участвовать в голосовании» —> къол кётюр «поднимать руку на кого»; 2) аффиксальным: къолгьа ал «взяться за что» - кьолгъа аллыкъ «взрослый, возмужалый», «нормальный, хороший (о человеке)»; 3) словосложением: теке кьалкьыу «дремота» - теке кьалкьыу эт «дремать».

В заключении подводятся общие итоги диссертационного исследования и намечаются перспективы дальнейшего изучения данной проблемы в аспекте кодификации лексикализованных единиц языка в лексикографических источниках, а также в сопоставительном плане на материале разных групп тюркских языков в диахронии и синхронии.

В Библиографии представлен список научной литературы, список лексикографических источников и грамматик тюркских языков.

В списке сокращений даны расшифровки использованных в работе сокращений.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографии и учебные пособия

1. Мизиев A.M. Словообразовательный потенциал неличных и залоговых форм глагола в карачаево-балкарском языке: монография. - Нальчик: КБНЦ РАН, 2012. - 152 с.

2. Мизиев А.М. Проблемы лексикализации различных типов сочетаний слов в тюркских языках: монография. - Нальчик: Принт Центр, 2012. - 150 с.

3. Гузеев Ж.М., Мизиев А.М. Фразеологизация свободных словосочетаний и предложений в карачаево-балкарском языке: монография. - Нальчик: Принт Центр, 2013. - 188 с.

4. Мизиев A.M. Лексикализация грамматических форм слов в карачаево-балкарском языке: учебное пособие для специальности 021700 - балкарский язык - Нальчик, 1999. - 26 с.

5. Мизиев А.М. Лексикализация причастий в карачаево-балкарском языке: учебное пособие для студентов. - Нальчик, 2007. - 26 с.

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК РФ

6. Мизиев А.М., Улаков М.З. Причины лексикализации падежных форм в тюркских языках // Известия Кабардино-Балкарского научного центра. - Нальчик, 2012. - № 5(49). - С. 191-195.

7. Мизиев А.М., Улаков М.З. О лексикализации форм возвратного залога в современных тюркских языках // Известия Кабардино-Балкарского научного центра. - Нальчик, 2012. - № 4 (54). - С. 218-222.

8. Мизиев A.M., Улаков М.З. О способе словообразования, связанном с лексикализацией грамматических форм глагола в тюркских языках // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. - 2013. - № 1. - С. 319-322.

9. Мизиев A.M. О переходе словосочетаний во фразеологизмы (на материале тюркских языков) // Гуманитарные исследования. Журнал прикладных и фундаментальных исследований. Астраханский государственный университет. - 2013. - № 48. - С. 25-30.

10. Мизиев A.M. К вопросу субстантивации личных форм глагола в тюркских языках // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. - 2013. -№ 12. - С. 112-121.

11. Мизиев А.М. О лексикализации деепричастий и способе их словообразования в тюркских языках (на материале карачаево-балкарского языка) // Известия Кабардино-Балкарского научного центра. - Нальчик, 2012. -№ 5 (55). - С. 195-198.

12. Мизиев A.M. О лексикализации пространственных падежей в карачаево-балкарском языке // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия: Общественные науки. - 2013. - № 3 (175).- С. 103-107.

13. Мизиев А.М. Сложные существительные с сочинительной связью компонентовв карачаево-балкарском языке // Известия Сочинского государственного университета. - 2013. - № 4-2 (28). - С. 196-199.

14. Мизиев А.М. Об изоляции и лексикализации форм падежей в тюркских языках // Известия Кабардино-Балкарского научного центра. -2013. - Т. Ш, № 3. - С. 92-95.

15. Мизиев А.М. О синонимии фразеологических единиц в тюркских языках // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований. -2013,-№4.-С. 37-39.

16. Мизиев А.М.О фразеологизации терминологических сочетаний и устойчивых сочетаний сравнительного характера // Вестник Адыгейского государственного университета. — 2013. - № 4. - С. 45^16.

17. Мизиев А.М. Образование наречий от деепричастий в тюркских языках // «Глобальный научный потенциал». Научно-практический журнал. -

2013. -№ 10 (31). - С. 78-83.

18. Мизиев A.M. К вопросу о лексикализации причастий в карачаево-балкарском языке // Известия Сочинского государственного университета. -

2014.-№ 1.-С. 154-157.

19. Мизиев А.М. Сложные существительные с подчинительной связью компонентов в карачаево-балкарском языке // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. - 2014. — № 1. — С. 229-239.

20. Мизиев A.M. Лексикализация имени действия в карачаево-балкарском языке // Вестник Пятигорского государственного ленгивтисческого университета. - 2014. - № 2 - С. 59-62.

21. Мизиев А.М. К вопросу о системных связях фразеологических единиц // Вестник Пятигорского государственного ленгивтисческого университета. - 2014.-№ 4-С. 169-171.

22. Мизиев A.M. О внутриглагольном словосложении в карачаево-балкарском языке // Известия Кабардино-Балкарского научного центра. -2015. - № 2 (64). - С. 229-235.

Статьи в журналах, в сборниках научных трудов и материалах научных конференций

23. Мизиев A.M. Смысловые отношения между компонентами сложносочиненного предложения // Материалы II республиканского научно-практической конференции по проблемам развития государственных языков КБР, посвященной 40-летию КБГУ. - Нальчик, 1997. - С. 185-188.

24. Мизиев A.M. Функционирование союза «да» в карачаево-балкарском языке // Культурно-историческая общность народов Северного Кавказа и проблемы межнациональных отношений на современном этапе: материалы Международной конференции. - Черкесск, 1997. - С. 413-414.

25. Мизиев A.M. Средства, соединяющие компоненты сложноподчиненного предложения в карачаево-балкарском языке // Мир на Северном Кавказе через языки, образование культуру (тезисы докладов 2-го международного конгресс 15-20 сентября 1998г.). Языки народов Северного Кавказа и других регионов мира. - Часть 1. - Пятигорск, 1993. - С. 62-64.

26. Мизиев А.М. Употребление союзов с однородными членами предложения // Материалы 3-ей Республиканской научной конференций «Проблемы развития государственных языков КБР». - Нальчик, 1998. - С. 77-78.

27. Мизиев А.М. Слова, образованные от причастий в карачаево-балкарском языке (на бал. яз) // Минги тау. - Нальчик, 1999. - № 1. — С. 226-229.

28. Мизиев Л.М. Лексикализация имени действия в карачаево-балкарском языке // Литература народов Северного Кавказа: художественные и методологические проблемы изучения: тезисы докладов. - Карачаевск, 1999. - С. 54—55.

29. Мизиев А.М. Лексикализация форм причастий в карачаево-балкарском языке // Тезисы докладов Северо-Кавказской региональной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученных «Перспектива-1999». - Нальчик, 1999. - С. 96-97.

30. Мизиев A.M. Разработка лексикализованных безличных форм // Тезисы докладов Северо-Кавказской региональной научной конференции студентов, аспирантов и молодых «Перспекгива-1999». - Нальчик, 1999. - С. 109-112.

31. Мизиев А.М. Залоговые формы глагола и словари карачаево-балкарского языка // Тезисы докладов Северо-Кавказской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива-2000». - Нальчик, 2000.-С. 133-136.

32. Мизиев A.M., Кетенчиев М.Б. Предложения с предикатами-прилагательными общей оценки в карачаево-балкарском языке // Тезисы докладов Северо-Кавказской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива-2000». - Нальчик, 2000. - С. 130-133.

33. Мизиев А.М. Функционально когнитивный и словообразовательный потенциал глаголов речи карачаево-балкарского языка // Лингвистика и ли-

тературоведение: тезисы докладов Международной конференции «когнитивная парадигма» (27-28 апреля 2000 года). - Пятигорск: ПГЛУ, 2000. - С. 113-115.

34. Мизиев А.М. Функционально-семантическая категория отрицания в карачаево-балкарском языке // Региональное кавказоведение и тюркология: традиция и современность. - 2001. - С. 206-208.

35. Мизиев А.М. Имя действия в карачаево-балкарском языке // Языки и литература народов Кавказа: проблемы изучения и перспективы развития: материалы региональной научной конференции. - Карачаевск, 2011. - С. 239-241.

36.38.Мизиев А.М. Лексикализация форм страдательного залога в карачаево-балкарском языке: материалы региональной научной конференции, посвященной 85-летию со дня рождения К.Ш. Кулиева (23-24 октября 2002). -Нальчик, 2002. - С. 133-138.

37. Мизиев А.М.Фразеологизмы, образованные сочетанием причастий с другими словами в карачаево-балкарском языке // Проблемы развития языков и литературы народов Северного Кавказа: материалы региональной научной конференции (23-24 октября 2004г.). - Нальчик, 2004. - С. 43-45.

38. Мизиев A.M. Лексикализованные сложные собственные имена // Лингвистическое кавказоведение и тюркология: традиция и современность: материалы третьей всероссийской научной конференции. - Карачаевск, 2004. - С. 175-176.

39. Мизиев А.М. Сложные имена существительные с сочетанием субстантивированного имени действия с другими словами: материалы СевероКавказской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива-2007». - Нальчик, 2007. - С. 134-136.

40. Мизиев A.M. Причины субстантивации и адъективации в карачаево-балкарском языке // Наука и устойчивое развитие: материалы I форума молодых ученых Юга России и I Всероссийской конференции молодых ученых. - Нальчик, 2007. - С. 97-99.

41. Мизиев А.М. Этапы субстантивации и адъективации причастий в карачаево-балкарском языке // Материалы международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов. - Нальчик, 2008. - С. 104—106.

42. Мизиев А.М. Лексикализация деепричастий в карачаево-балкарском языке // Семантика языковых единиц: сборник научных статей кафедры балкарского языка КБГУ, посвященной 70-летию со дня рождения профессора И.Х.Ахматова. - Нальчик, 2008. - С. 86-92.

43. Мизиев А.М. Лексикализация формы взаимно-совместного залога глагола // Материалы региональной научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения К.Кулиева. - Нальчик, 2007. - С. 105-108.

44. Мизиев А.М., Айдарова М.Т. Переход деепричастий и послелогов в наречие в карачаево-балкарском языке // Материалы международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Перспектива-2010». - Нальчик, 2010. - Т. II. - С. 281-285.

45. Мизиев А.М., Акаева JI.T. Сложные существительные, образованные путем субстантивации причастий в карачаево-балкарском языке // Материалы международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Перспектива-2010». - Нальчик, 2010. - Т. П. - С. 285-289.

46. Мизиев A.M. Фразеологизмы, образованные от имен действия в сочетании с другими частями речи в карачаево-балкарском языке // Материалы IV Всероссийской научной конференции молодых ученых. - Нальчик, 2010.-С. 123-127.

47. Мизиев А.М. Причины, влияющие на лексикализацию деепричастий в карачаево-балкарском языке // Языковая ситуация в многоязычной и поликультурной среде и вопросы сохранения и развития языков и литератур народов Северного Кавказа: материалы Всероссийской научной конференции с международным участием, посвященной 90-летию со дня рождения И.Х-М. Урусбиева. - Карачаевск, 2010. - С. 197-202.

48. Мизиев A.M. О лексикализации форм падежей и способе словообразования их в тюркских языках // Актуальные проблемы исследования государственных языков и их преподавания в республиках Северного Кавказа: материалы региональной научно-практической конференции. - Нальчик, 2012.-С. 153-155.

49. Мизиев А.М. О разряде наречий, образованных от падежных форм в тюркских языках // Актуальные проблемы исследования государственных языков и их преподавания в республиках Северного Кавказа: материалы региональной научно-практической конференции. - Нальчик, 2012. - С. 155-156.

50. Мизиев А.М. О способе словообразования наречий в карачаево-балкарском языке // Актуальные проблемы исследования государственных языков и их преподавания в республиках Северного Кавказа: материалы региональной научно-практической конференции. - Нальчик, 2012. - С. 156-158.

51. Мизиев А.М. Степени лексикализации деепричастий в карачаево-балкарском языке // Гуманитарные науки в регионах России: наследие, современные тенденции и проблемы: материалы Всероссийской научной конференции. - Карачаевск, 2012. - Ч. 2. - С. 75-78.

52. Мизиев А.М., Токов P.M. О лексикализации залоговых форм глагола в тюркских языках // Гуманитарные науки в регионах России: наследие, современные тенденции и проблемы: материалы Всероссийской научной конференции. - Карачаевск, 2012. - Ч. 2. - С. 78-84.

53. Гузеев Ж.М., Мизиев A.M. Образование лексических омонимов как результат лексикализации падежных форм в тюркских языках // Язык, культура, этикет в современном полиэтническом мире: материалы международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения У.Б. Алиева (29-30 июня 2012 г.). - Нальчик, 2012. - С. 659-660.

54. Мизиев А.М. О словообразовательных возможностях форм падежей в тюркских языках // Язык, культура, этикет в современном полиэтническом мире: материалы международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения У.Б. Алиева (29-30 июня 2012 г.). - Нальчик, 2012. - С. 661-669.

55. Мизиев A.M. О происхождении аффикса -тын/-тин в тюркских языках // Язык, культура, этикет в современном полиэтническом мире: материалы международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения У.Б. Алиева (29-30 июня 2012 года). - Нальчик, 2012. - С. 669-760.

56. Мизиев A.M. Синонимия и вариативность наречий, образованных от форм пространственных падежей // Вопросы Тюркологии. - 2012. - № 8. -С. 67-70.

57. Мизиев А.М. О соотношении терминологических сочетаний с фразеологическими единицами в тюркских языках // Наука и устойчивое развитие: материалы VII Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. - Нальчик, 2013. - С. 196-197.

58. Мизиев А.М.0 сложных существительных, образованных сочетанием имени с причастием (на материале карачаево-балкарского языка) // Наука и устойчивое развитие: материалы VII Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. - Нальчик, 2013. - С. 224-226.

59. Мизиев А.М. Образование парных и парно-повторных существительных путем лексикализации неличных форм глагола в карачаево-балкарском языке // Наука и устойчивое развитие: материалы VII Всероссийской научно-пракшческой конференции молодых ученых. - Нальчик, 2013. - С. 227.

60. Мизиев A.M. Лексикализация сочетаний из падежных форм и послелогов // Устойчивое развитие, проблемы, концепции и модели: материалы международного симпозиума (Нальчик 28 июня-2 июля 2013 г.). - Нальчик,

2013. - Т. III. - С. 260-262.

61. Мизиев A.M. О переходе деепричастий в наречия и послелоги в карачаево-балкарском языке // Актуальные проблемы современной филологии: материалы Международной научной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения профессора И.Х. Ахматова. - Нальчик: Каб-Балк. ун-т,

2014.-С. 176-178.

В печать 29.06.2015. Формат 60x84 У16. Печать трафаретная. Бумага офсетная. 2.56 усл.п.л. 3.0 уч.-изд.л. Тираж 100 экз. Заказ № 293

Отпечатано в типографии «Принт Центр» г. Нальчик, пр. Шогенцукова, 22 w ww.pri n teen tr07 ,ru тел.: 8-928-721-80-23; 8-903-491-78-93 e-mail: msanuar@mail.ru