автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Лидеры Тибета и их роль в тибето-китайских отношениях XVII - XVIII вв.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Беспрозванных, Евгений Леонидович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Внешняя политика Китая и Тибета.

§ 1. Внешняя политика Китая.

§ 2. Внешняя политика Тибета.

ГЛАВА 2. Отношения Тибета с Китаем и Монголией во второй половине XIV - начале XVII вв.

ГЛАВА 3. Далай-лама V Нгагбан Ловзан Чжамцо.

ГЛАВА 4. Дэсрид Санчжай Чжамцо.

ГЛАВА 5. Лхавзан-хан.

ГЛАВА 6. Канченнас.

ГЛАВА 7. Полханас.

ГЛАВА 8. Чжурмэд-Намчжал.

ГЛАВА 9. Панчен-лама III Балдан-Ешей.

ГЛАВА 10. Последнее двадцатилетие XVIII века.

Введение диссертации2001 год, автореферат по истории, Беспрозванных, Евгений Леонидович

История отношений Тибета и Китая насчитывает более четырнадцати веков (УП-ХХ вв.). В течение этого огромного исторического периода тибетский и китайский народы торговали и воевали, заключали разного рода договоры и соглашения, обменивались культурными и техническими знаниями и т.п. Случалось, что тибетские войска захватывали столицу Китая, а в другие времена тибетская столица оказывалась в руках китайских воинов. Затем вновь наступали периоды мира и спокойствия на границах. В эти процессы, обычные для истории любого народа и государства, активно вмешивались другие страны и народы Центральной Азии, выступая в качестве союзников или противников той и другой стороны.

Развитие Тибета шло в тех же общих рамках, что и развитие других государств центральноазиатского региона. В то же время Тибет имел ряд особенностей, связанных с природными и географическими условиями, которые придавали его развитию уникальный характер: Страна снегов, как называют свою родину сами тибетцы, обладала скудными природными ресурсами, сравнительно небольшим населением. Холодный климат тибетских высокогорий и своеобразные фауна и флора определили оригинальный уклад жизни тибетского населения, во многом повлияли на архитектуру и ремесла. Тибет подвергался различным культурным влияниям: китайскому, монгольскому, иранскому, индийскому. Наиболее важным оказалось индийское влияние, способствовавшее проникновению в Тибет буддизма и преобразованию его здесь в особую форму, часто называемую ламаизмом.

Тибетский буддизм (ламаизм) стал основой духовной жизни Тибета и во многом повлиял на его политическое развитие. Отсюда тибетские формы буддизма (в лице различных сект) распространились на Непал, Бутан, Сикким и Ладак. Страны, входившие в «монгольский мир» (Южная Монголия и Халха, Кукунор и Джунгария, Бурятия и Калмыкия) приняли тибетский буддизм в форме, проповедовавшейся сектой Гелугпа. Превращение Тибета в центр северного буддизма и идеологическое влияние, шедшее оттуда на монгольские страны, превращало Тибет в желанную добычу для любого завоевателя, желавшего подчинить себе монгольские народы. В ХУИ-ХУШ вв. две крупнейшие державы региона, Джунгарское ханство и Цинская империя, претендовавшие на гегемонию в регионе, стремились контролировать Тибет, исходя именно из этих соображений.

Однако до 40-х годов XVII в. Тибету удалось сохранить свою независимость, чему способствовала международная обстановка в Центральной Азии (борьба между китайцами, монголами и маньчжурами, отвлекавшая их внимание от Тибета). Установлению иностранного господства в Стране снегов способствовала религиозно-политическая борьба, охватившая Тибет в первой половине XVII в. Введение в XVII в. хошоутского, а в XVIII в. китайского протектората означало утрату Тибетом своей независимости, и в конце XVIII в. он был полностью интегрирован в структуру Цинской империи. Лишь на сравнительно короткий срок, с 1911 по 1950 гг., Тибету удалось вернуть суверенитет.

Актуальность исследования.

Современная тибетская эмиграция, возглавляемая Далай-ламой XIV, категорически отрицает право Китая владеть Тибетом, настаивая на том, что между двумя странами в ХУН-Х1Х вв. существовали отношения добровольного религиозно-политического союза, конкордата, но не зависимости и подчиненности. Китайские официальные круги, в свою очередь, утверждают, что Тибет являлся вассальной страной при нескольких китайских династиях, а при Цинской династии окончательно вошел в состав империи. Нынешние руководители Китая являются правопреемниками китайских императоров в плане прав на Тибет, а тибетский народ является национальным меньшинством Китая. Таким образом, тема исследования является политически актуальной.

Не менее актуальной является проблема тибето-китайских отношений и в научном плане. Поскольку обе стороны - тибетская и китайская - в своем споре аргументируют свои позиции с помощью исторических фактов (зачастую одних и тех же), существует настоятельная необходимость проанализировать тибетский и китайский подходы к различным вопросам международной политики, выявить причины расхождений в оценке исторических фактов, сопоставить тибетские и китайские взгляды на взаимоотношения с внешним миром и т.п.

Несомненно, что состояние тибето-китайских отношений зависело от ряда конкретных внутри- и внешнеполитических факторов: международной обстановки в регионе, состояния экономики и подготовленности армии, стабильности или отсутствию таковой внутри каждой из стран и др. В то же время нельзя отрицать и влияния на историческое развитие отдельных людей, входивших в высший эшелон власти и непосредственно участвовавших в принятии тех или иных политических решений, в том числе и имевших принципиальное значение для дальнейшего хода тибетской истории. Поскольку роль лидера, «сильной личности» в переломный момент истории могла оказаться чрезвычайно значительной, было бы весьма интересно и полезно «персонифицировать» историю Тибета в указанный период, выделив группу лиц, повлиявших на развитие тибето-китайских отношений.

Степень разработанности проблемы.

В отечественной историографии специальных работ, посвященных тому или иному политическому деятелю Тибета ХУП-ХУШ вв., не существует. Однако упоминания о наиболее заметных религиозных или политических деятелях содержатся в трудах, посвященных тибето-китайским отношениям.

Первым российским ученым, исследовавшим проблему взаимоотношений Тибета и Китая, был Н.Я. Бичурин (в монашестве о. Иакинф). В ряде своих трудов1, прямо или косвенно затрагивавших эту проблему, им были заложены основы концепции, суть которой состояла в следующем.

Н.Я. Бичурин отмечает определенную преемственность политики, проводившейся китайскими династиями Юань, Мин и Цин в отношении Тибета. Суть этой политики заключалась в поддержке, оказывавшейся китайскими государями буддизму (независимо от того, являлась ли конкретная династия монгольской, ханьской или маньчжурской). При этом цели, преследовавшиеся каждой династией, были различными: Юани стремились с помощью буддизма обуздать «воинственный дух тибетского народа» , Мины желали теми же средствами нейтрализовать («умиротворить») монголов; Цины старались с помощью буддизма добиться полного подчинения себе Монголии.

Для достижения своих целей династия Юань установила в Тибете двойственное управление - светское и духовное, раздробив страну на несколько ленных владений. Мины сохранили указанное разделение властей и еще более раздробили Тибет в административном плане .

Несколько иначе обстояло дело с Цинами. К концу правления Минской династии баланс властей был нарушен в пользу светской аристократии, что побудило Далай-ламу У обратиться за помощью к хошоутскому Гуши-хану. Гуши-хан устранил светского правителя Тибета и стал править страной совместно с Далай-ламой. Позднее, опасаясь конкуренции со стороны сопле-менников-джунгаров, Гуши-хан вместе с двумя тибетскими иерархами вступил «под покровительство Китая»4. «Покровительство», или «зависимость»,

1 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Историческое обозрение ойратов, или калмыков, с XV столетия до настоящего времени. СПб., 1834; Он же. Статистическое описание Китайской империи. Т. 2. СПб., 1842; Описание Тибета в нынешнем его состоянии. СПб., 1828.

2 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Статистическое описание Китайской империи. Т. 2. С. 161.

3 Описание Тибета в нынешнем его состоянии. С. 205.

4 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Статистическое описание. Т. 2. С. 147-148. определяются Н.Я. Бичуриным так: «Различие между зависимостью и подданством состоит в том, что зависимый государь, хотя признаем себя подданным другой державы, но в управлении своими владениями полновластен; а признавшие совершенное подданство должны безусловно повиноваться законам владычествующей державы»1. Впервые эта формальная зависимость была признана тибетскими лидерами в 1642 г., т.е. еще до завоевания маньчжурами Китая; после же захвата Китая, Далай-лама V получил в Пекине «печать и грамоту» и тем самым подтвердил формальную зависимость. Как и китайские официальные историографы, Н.Я. Бичурин считает Далай-ламу V «преданным» сторонником Цинов2.

Итак, в Тибете сохранялось разделение властей на светскую (Гуши-хан и его потомки) и духовную (Далай-лама); имелось также некоторое китайское влияние (сравнимое с минским). Эта расстановка сил была нарушена в результате джунгаро-китайской войны, происшедшей в конце XVII в. Причиной войны было стремление как джунгарского Галдана Бошокту-хана, так и цинского императора Сюань Е захватить Северную Монголию.

В этом споре двух великих держав Центральной Азии Тибет, находившийся в формальной зависимости от Китая, занял сторону Джунгарии. Причиной этого, по мнению Н.Я. Бичурина, была «приверженность» Далай-ламы У к своему духовному сыну Галдану Бошокту-хану3. Естественно, что и «тибетский король» (Санчжай Чжамцо, первый министр Далай-ламы V) также тайно поддерживал Галдана4. Эта позиция тибетской иерархии вызвала ухудшение тибето-китайских отношений, которые не улучшились даже после гибели Галдана, т.к. Санчжай Чжамцо избрал очередного Далай-ламу

1 Он же. Историческое обозрение ойратов. С. 72.

2 Там же. С. 91.

3 Там же. С. 82.

4 Там же. без отношения к китайскому двору»1. Это вызвало вмешательство Пекина во внутренние дела Тибета: «по требованию» императора Сюань Е правнук Гуши-хана, Лхавзан, убил Санчжая Чжамцо, а также сместил и выслал из страны Далай-ламу VI, который вскоре умер. Бичурин называет Лхавзана «преданным Китаю» и отмечает, что он отверг требование джунгарского хаУ на Цэван-Рабдана о передаче ему Тибета".

Тогда джунгары вторглись в Тибет, убили Лхавзана и завладели страной, причем сами тибетцы, отмечает Н.Я. Бичурин, «более желали быть под элютами, нежели под властию Китая»3. Перед Цинами возникла угроза полностью утратить влияние в стране, являвшейся центром северного буддизма, что, в свою очередь, ставило под вопрос стабильность цинской власти на захваченных монгольских территориях, «Пекинский кабинет, -подчеркивает Н.Я. Бичурин, - употребляет будайскую религию к управлению умами монголов; по сей причине старается иметь Далай-ламу и прочих важнейших ху-тухт на своей стороне»4. В связи с джунгарской агрессией в Тибете Цины осознали, что для «успокоения» монголов «прежде нужно покорить самый Тибет, а потом уже сделать Далай-ламу орудием для управления Монголи-ей5.

Изгнав из Тибета джунгаров, Китай «совершенно покорил государство своей власти»6. В Тибете вновь было восстановлено традиционное деление власти на светскую (премьер-министр из аристократов) и духовную (Далайу лама), «непосредственно зависящие от Пекинского двора» . Однако светские правители время от времени пытались «освободить свое отечество от китай

1 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Историческое обозрение ойратов. С. 92.

2 Там же. С. 92-98.

3 Там же. С. 93-94.

4 Там же. С. 91.

5 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Статистическое описание. С. 162.

6 Он же. Историческое обозрение ойратов. С. 95.

7 Он же. Статистическое описание. С. 148. ского ига»1. В середине XVIII в., подавив последний антикитайский мятеж в Тибете, Цины упразднили пост премьер-министра и передали всю власть в стране Далай-ламе и двум китайские генералам2. Обязанность последних сводилась лишь к информированию Пекина о действиях Далай-ламы, получившего право назначать и смещать чиновников.

С 1794 г. система управления в Тибете была изменена: цинские генералы (амбани) были уравнены в правах с Далай-ламой и Панчен-ламой. Теперь тибетские иерархи могли лишь предлагать кандидатуры чиновников, но утверждал их сам император, опиравшийся на мнение амбаней.

Без согласия последних тибетские иерархи не могли осуществлять «никаких важных дел ни по гражданской, ни по военной части»3. Был изменен также порядок избрания высших перерожденцев: процедура была поставлена под контроль амбаней, и в перерожденцы стали попадать дети «из домов, преданных Китаю»4.

Таким образом, схема тибето-китайских отношений в XVII-XVIII вв. содержит следующие ключевые моменты:

1) Традиционность «тибетской» политики Цинов, состоявшая в «покровительства» буддизму со стороны императора и формальной зависимости местных духовных и светских правителей по отношению к династии;

2) Стремление Цинов использовать буддизм как инструмент для «умиротворения» или подчинения монголов;

3) Борьба проджунгарской и прокитайской партий в Тибете и временная победа первой партии в 1717 г. (захват джунгарами Тибета).

4) Изгнание джунгаров китайскими войсками и восстановление двойственного управления под китайским контролем;

1 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Статистическое описание. С. 148.

2 Описание Тибета. С. 220-221.

3 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Статистическое описание. С. 156.

4 Там же. С. 157.

5) Отказ Цинов от принципа разделения власти на светскую и духовную и передача власти главе буддийской церкви;

6) Установление жесткого цинского контроля над Тибетом в конце

XVIII в. («совершенное подданство»).

Концепция тибето-китайских отношений, разработанная Н.Я. Бичуриным, оказалась весьма устойчивой: ее использовали востоковеды не только XIX, но частично XX века. Разумеется, это не исключало уточнения некоторых моментов или критики отдельных положений концепции: так в очерке истории тибето-китайских отношений, опубликованном М. Оводовым (Илларионом) в 1853 г.1, приводится ряд фактов, не упомянутых Н.Я. Бичуриным в его трудах, хотя общая схема соответствует бичуринской.

Влияние бичуринской концепции заметно в трудах российских ученых

2 3 4

XIX - начала XX вв. (работы В. Котвича , Н.И. Сувирова , Г.Ц. Цыбикова ). В то же время бичуринская концепция имеет и ряд недостатков, среди которых самым существенным является односторонность интерпретации исторических фактов, вызванная тем, что Н.Я. Бичурин в своих исследованиях базировался исключительно на китайских источниках и литературе. В связи с этим бросается в глаза то обстоятельство, что автор следует шаблонам цин-ской официальной историографии, оценивая отношения двух стран с «китайской» точки зрения.

Попытка преодолеть эту односторонность была сделана в книге И. Попова, посвященной истории тибетского буддизма. Автор, использовавший не только китайские, но и тибетские источники, усомнился в

1 Илларион. Очерк истории сношений Китая с Тибетом // Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. Т. 3. СПб., 1853.

2 К.Вл. История Тибета // Энциклопедический словарь, Изд. Ф.А. Брокгауз и И.А. Ефрон. Т. ХХХШ. СПб., 1901.

3 Сувиров Н.И. Тибет. СПб., 1905.

4 Цыбиков Г.Ц. Буддист-паломник у святынь Тибета. Пг., 1918. достоверности цинских сообщений о добровольном подчинении Тибета Китаю в XVII в. И. Попов пишет: «Вследствие полюсно противоречивого характера китайских и ламских известий, нельзя утверждать того, чтобы во время свидания и личных переговоров Далай-ламы с отцом Канг-хи, этому последнему была передана фактическая власть над Тибетом, а, следовательно, Далай-лама продолжал оставаться полным распорядителем «Снежного царства»1. И. Попов выдвинул собственную версию тибето-китайских переговоров 1652-53 гг. в Пекине: он полагает, что Далай-лама V надеялся «подчинить своему духовному игу маньчжуров и привлечь на свою сторону их императора, предоставив ему номинальную власть над Тибетом, но не допуская его до серьезного вмешательства в дела страны» . Автор считает, что замысел Далай-ламы V вполне удался. Этому способствовали два обстоятельства: стремление Цинов с помощью буддизма «удержать в повиновении монголов»3 и личная склонность императора Фу Линя к буддизму.

Рассмотрение И. Поповым переговоров 1652-53 гг. как взаимовыгодного компромисса означало, что Тибет был равноправным дипломатическим партнером сильнейших держав Центральной Азии, а не только объектом их политических комбинаций. Этот вывод мог стать исходным пунктом перспективного направления в отечественной историографии тибето-китайских отношений. Но этого не произошло, и бичуринская схема продолжала доминировать в российском востоковедении.

Политические перемены, происшедшие в России после Октябрьской революции 1917 г., отразились и на развитии отечественного востоковедения: наука стала более зависимой от государственной власти, которая непосредственно влияла на выбор научных приоритетов. К этому времени Тибет, воспользовавшись свержением в 1911 г. монархии в Китае, сумел восстановить

1 Попов И. Ламаизм в Тибете. Казань, 1898. С. 191.

2 Там же. С. 190.

3 Там же. государственную независимость. Однако в тот период советские востоковеды рассматривали отделение Тибета от Китая как происки империалистов, стремившихся расколоть и ослабить Китай. В этом плане весьма характерным является следующее высказывание Г.С. Кара-Мурзы: «Используя национальный вопрос, империализм прямо инспирирует «национальные восстания» в целях прямого раздела Китая. Под лозунгом «помощи» монгольскому национальному самоопределению, Япония оккупирует Внутреннюю Монголию, создает новое «независимое» государство в Долонноре; под лозунгом «самоопределения» дунган Япония и Англия осуществляют захват Синьцзяна; «помогая» тибетцам, Англия оккупирует Чуань-бянь»1.

В то же время повышенный интерес советских востоковедов вызывал Китай, где происходили революционные процессы и который мог стать в будущем союзником Советского государства. Советские ученые 20-30-х годов, стараясь разработать новые, марксистские концепции истории Китая, вынуждены были касаться и внешней политики этой страны, в том числе и отношений с Тибетом. Их в основном интересовали два вопроса: мотивы цинской экспансии в Центральной Азии в ХУН-ХУШ вв. и статус завоеванных Китаем стран.

Одной из таких работ является книга К.А Харнского, изданная в 1927 г. Автор полагает, что экспансия Цинов в ХУИ в. была в основном самозащитой: династическим интересам маньчжурских правителей угрожала широкомасштабная агрессия кочевников-джунгаров . Таким образом, цинская экспансия в ХУН в. была в значительной степени вынужденной и осуществлялась традиционными для феодального Китая методами. В Тибете, где суще

1 Кара-Мурза Г.С. К постановке национального вопроса в Китае // Проблемы Китая, №13.М., 1934. С. 46-47.

2 Харнский К.А. Китай с древнейших времен до наших дней. Владивосток, 1927. С. 290. ствовали как прокитайские, так и проджунгарские группировки, Цины усиливали свое влияние чисто политическими средствами1.

В XVIII в. ситуация в Китае меняется: в результате ряда мер, осуществленных маньчжурами, складывается маньчжуро-китайское абсолютистское государство, где, при формальном господстве феодалов, реальная власть принадлежит торговому капиталу (купечеству, ростовщикам).

Именно торговый капитал оказывает давление на правительство, побуждая его к новым захватам в Центральной Азии. Цель этих захватов - не получение дани, а создание в покоренных землях «наивыгоднейших условий для китайской торговли»2.

В XVIII в. Цины вводят в Тибет свои войска, ставят на пост Далай-ламы «своего» человека, аннексируют часть тибетской территории. Но полностью покорить тибетцев Китай смог лишь тогда, когда уничтожил Джунгарское ханство - потенциального союзника антикитайской партии в Тибете. «С тех пор, - отмечает автор, - несмотря на сохранение видимости самоуправления, Тибет был настоящей колонией Китая»3. Из содержания книги К.А. Харнского следует, что Тибет интересовал китайский торговый капитал как рынок, т.е. был колонией капиталистического типа.

Модернизаторские построения К.А. Харнского, основанные на теории «торгового капитализма» М.Н. Покровского, были отвергнуты во второй половине 30-х годов. В 1936 г. была опубликована книга П.И. Фесенко, посвященная новой истории Китая, в которой автор (ранее разделявший взгляды К.А. Харнского), утверждает, что основным мотивом цинской экспансии было стремление укрепить феодальное государство. При этом превалируют интересы маньчжуро-китайских феодалов, тогда как интересы торгово

1 Харнский К.А. Указ соч. С. 292.

2 Там же. С. 281.

3 Там же. С. 294. ростовщических кругов имеют подчиненный характер1. Следовательно, цин-ские колонии (к числу которых автор относит и Тибет) были колониями феодального типа.

Аналогичных взглядов относительно мотивов цинской экспансии и статуса завоеванных земель придерживался и Л.И. Думан2.

В работе Г.С. Кара-Мурзы, изданной в 1939 г., была сделана очередная попытка соединить некоторые положения дореволюционной историографии с тогдашней советской. Автор пишет, что в цинское время существовали две формы зависимости азиатских стран от Китая: вассалитет (аналогичный би-чуринскому «покровительству») и колониальная зависимость. Рассматривая мотивы цинской экспансии в Центральной Азии, Г.С. Кара-Мурза отмечает, что Китай «завоевывал колонии не как источники сырья, сбыта своих товаров и экспорта своих капиталов. Феодальные колонии были земледельчео скими колониями» . У автора нет сомнений в том, что в ХУИ-ХУШ вв. в Китае господствовал феодализм: «Тибет, Синьцзян и Монголия стали колониями Китая в тот период, когда сам Китай еще не представлял собой полуколонию мирового империализма, а был могущественной военно-феодальной державой»4.

В 40-х годах работ по истории тибето-китайских отношений создано не было (как и по истории Тибета вообще). Единственным исключением была обзорная статья в энциклопедии, не содержавшая каких-либо новых положений5.

1 Фесенко П.И. Новая история Китая. Вып.1. М., 1936. С. 235.

2 Думан Л.И. Аграрная политика цинского правительства в Синьцзяне в конце XVIII века. М.; Л., 1936. С. 58-60.

3 Кара-Мурза Г.С. Очерки по новой истории Китая. Вып.1. М., 1939. С. 9.

4 Там же.

5 Тибет // Большая советская энциклопедия. Т. 54. М., 1946.

В 1949 г. к власти в Китае пришли коммунисты, которые, пользуясь поддержкой социалистического лагеря и опираясь на военно-политический союз с СССР, в октябре 1950 г. ввели свои войска в Тибет. Тибетские власти, не имея возможности сопротивляться, подписали в мае 1951 г. с Китаем Соглашение о мероприятиях по мирному освобождению Тибета1. Тибет получил автономию, но вновь вошел в состав КНР.

Российское востоковедение 50-х годов, отражая благожелательное отношение советского руководства к борьбе Китая за «объединение Родины», попыталось научно обосновать новое присоединение Тибета к Китаю. В 1959 г. была опубликована рецензия В.П. Леонтьева на книгу итальянского востоковеда Л. Петеха «Китай и Тибет в начале XVIII в.». Полемизируя с Д. Петехом, автор, основываясь на трудах Н.Я. Бичурина, относит непосредственное вхождение Тибета в состав Китая ко времени монгольской дина-2 стии Юань . С точки зрения В.П. Леонтьева, Минская и Цинская династии являлись правопреемницами Юаней в плане владения Тибетом. Исходя из постулата о многовековой принадлежности Тибета Китаю, автор называет гражданскую войну 1727-28 гг. в Тибете «заговором» с целью отделения страны от Китая3, восхваляет «дружбу и единство» китайского и тибетского народов в борьбе с джунгарами4.

Прокитайская точка зрения В.П. Леонтьева была шагом назад не только по сравнению с советской историографией 20-30-х годов, но даже и по сравнению с концепцией Н.Я. Бичурина, писавшем о стремлении тибетцев «освободить свое отечество от китайского ига»5.

1 История Китая. М., 1998. С. 619.

2 Леонтьев В.П. Против извращения истории китайско-тибетских отношений // Краткие сообщения Института востоковедения. Т. X. М., 1953. С. 108.

3 Там же. С. 107.

4 Там же. С. 108.

5 Бичурин Н.Я. (Иакинф). Статистическое описание. Т. 2. С. 148.

Аргументы, изложенные В.П. Леонтьевым, были в кратком виде повторены в 1958 г. в книге Б.П. Гуревича1.

В 1959 г. китайская власть в Тибете пошатнулась: произошло крупное антикитайское восстание, жестоко подавленное войсками. Далай-лама XIV бежал из Страны снегов в Индию, где было образовано правительство Тибета в изгнании.

Почти одновременно, в конце 50-х годов отношения между СССР и КНР резко ухудшились, и это обстоятельство не могло не сказаться на идеологизированной исторической науке СССР, которая в очередной раз пересмотрела свои взгляды в отношении китайской истории. В то же время переход с апологетического курса на критический положительно сказался на развитии как китаеведения, так и дисциплин, изучающих историю соседних с Китаем стран. Выдвижение руководством КНР территориальных претензий ко всем своим соседям вызвало потребность более тщательного изучения китайских документов и материалов при одновременном привлечении некитайских источников.

Среди первых работ такого рода была монография И.Я. Златкина, изданная в 1964 г. и посвященная истории Джунгарии. Автор справедливо указывает на огромное идеологическое влияние Тибета на ход событий, происходивших в Центральной Азии в XVII-XVIII вв. и отмечает, что и в 40-х, и в 50-х годах XVII в. Цины и тибетские иерархи были заинтересованы во взаимном сближении. При этом тибетские иерархи руководствовались желанием установить официальные отношения с сильным соседом, а Цины - стремлением использовать тибетскую церковь для подчинения стран с ламаистским населением1. Но в правящей верхушке Тибета, отмечает автор, были не только сторонники, но и противники династии Цин, и потому «Лхаса в 7080-х годах оказывала тайную поддержку чуть ли не каждому антиманьчжур

1 Гуревич Б.П. Освобождение Тибета. М., 1958. С. 6. скому выступлению»2. Именно в это время в Тибете и в Джунгарии зародились «планы создания объединенной Монголии под эгидой верховного ламы Тибета»3. Воплотить эти планы в жизнь взялся джунгарский правитель Гал-дан Бошокту-хан, тесно связанный с тибетской иерархией и получавший из Лхасы мощную, хотя и скрытую, религиозную поддержку.

В связи с таким пониманием исторических событий, И.Я. Златкин дает следующую оценку ситуации в Центральной Азии в конце XVII в.: «Перед нами несомненный конфликт двух противоположных сил и тенденций: с одной стороны - панмонгольские, а возможно и панламаистские устремления некоторых руководящих кругов церкви в Тибете, с другой - экспансионистские планы маньчжурских и китайских феодалов, заинтересованных в захвате всей Монголии и в первую очередь Халхи»4. Разгром Галдана означал не окончание джунгаро-цинской борьбы, а лишь начало ее нового этапа; при этом обе стороны стремились к контролю над Тибетом и его церковью. Усиление цинского влияния в Тибете вызвало ответный захват этой страны джунгарами в 1717 г., но спустя 3 года Цины отвоевали Тибет у джунгаров.

Концепция тибето-китайских отношений в XVII-XVIII вв., выдвинутая И.Я. Златкиным, стоит гораздо ближе к взглядам советских востоковедов 2030-х годов, чем к прокитайской позиции ученых 50-х годов. В то же время автор, исследуя историю Джунгарского ханства, а не тибето-китайские отношения как таковые, практически не дал им оценки после 1720 г.

Более детальная схема тибето-китайских отношений в XVII-XVIII вв. была предложена в 1966 г. A.C. Мартыновым. Автор делит двухвековой процесс подчинения Китаем Тибета на 9 периодов. Начало тибето-маньчжурских отношений A.C. Мартынов относит к 1639 г.; позднее эти от

1 Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. М., 1964. С. 224-225.

2 Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. С. 226.

3. Там же. С. 238.

4 Там же. ношения были оформлены в виде принятия Далай-ламой У номинального вассалитета, но фактически это был «взаимовыгодный политический союз»1. Союз этот не мог быть долговременным, т.к. партнеры расходились во взглядах на роль и место монголов в Центральной Азии: с точки зрения Ци-нов, монголов следовало подчинить, используя для этого идеологическое влияние тибетской церкви, а с точки зрения тибетской иерархии, монголы должны были доминировать над китайцами или хотя бы сохранять независимость. Скрытая поддержка, оказанная Лхасой Галдану в период джунгаро-китайской войны 1690-97 гг., убедила Цинов в неэффективности номинального вассалитета и необходимости установления реального, т.е. военно-политического контроля над Тибетом.

Контроль был установлен в 1720 г., после ввода в Тибет цинских войск, но полностью система военно-политического контроля сложилась только к середине XVIII в. «Главными компонентами этого контроля, - отмечает автор, - были правительственные резиденты (амбани) в Лхасе и гарнизоны маньчжурских войск» . С конца 50-х годов XVIII в., т.е. после гибели Джун-гарского ханства, Цины перестали нуждаться в поддержке тибетской церкви, равно как и перестали опасаться «подрывного» влияния ее среди монголов. В течение последующих 30 лет система контроля над Тибетом оставалась неизменной. После тибето-непальской войны 1789-92 гг. контроль над Тибетом был ужесточен: был осуществлен «целый ряд мероприятий по реорганизации тибетской администрации, фактически поставивших ее под власть цинских министров-резидентов»'.

В схеме A.C. Мартынова чувствуется определенное влияние взглядов И .Я. Златкина. В то же время в его концепции, как и в концепции

1 Мартынов A.C. О некоторых особенностях политики цинского правительства в Тибете в конце XVIII в. (предыстория маньчжурского похода в Непал в 1792 г.). // Маньчжурское владычество в Китае. М., 1966. С. 243.

2 Там же. С. 253.

И.Я. Златкина, некоторые моменты перекликаются с положениями, выдвинутыми еще Н.Я. Бичуриным (использование Цинами буддизма для подчинения монголов, борьба прокитайской и проджунгарской группировок в Тибете, установление жесткого китайского контроля в Тибете в конце XVIII в. и др.) Следует отметить, что большинство советских исследователей разделяли взгляды, высказанные A.C. Мартыновым: так, В.А. Богословский, Б.П. Гуревич и Л.И. Думан отмечали, что на протяжении XVIII в. «.маньчжуры постепенно укрепляли в Тибете свои позиции. В 1792 г. Тибет был включен в состав Цинской империи» .

В 70-х годах в советском востоковедении заметно возрос интерес к изучению китайских традиционных внешнеполитических представлений и их связи с реальными международными отношениями. В ряде статей Л.И. Думана3, A.A. Бокщанина\ A.C. Мартынова5 и других рассматривались такие понятия, как «данническая система», «варварство и цивилизация», «монархия и ее функции», «традиции во внешней политике Китая» и т.п. Отечественное востоковедение поднялось, по сути дела, на новый уровень развития и преодолело жесткие рамки официальной методологии, догнав зарубежных исследователей, давно уже разрабатывавших подобные проблемы.

В 1978 г. была опубликована монография A.C. Мартынова «Статус Тибета в XVII-XVIII веках», которая представляет собой интересную попытку показать развитие тибето-китайских отношений с точки зрения китайской внешнеполитической доктрины. Автор предлагает общую модель тибето

1 Там же. С. 244.

2 Богословский В.А. Гуревич Б.П., Думан Л.И. Тибет // Советская историческая энциклопедия. Т. 14. М., 1973. С. 209.

3 Думан Л.И. Внешнеполитические связи древнего Китая и истоки даннической системы //Китай и соседи в древности и средневековье. Л.,1970; Он же. Традиции во внешней политике Китая // Роль традиций в истории и культуре Китая. М., 1972.

4 Бокщанин A.A. Особенности внешних отношений империи Мин и вопросы преемственности // Китай: традиции и современность. М., 1976.

3 Мартынов A.C. Традиция и политика в период Цяньлун //Конфуцианство в Китае (проблемы теории и практики). М„ 1982. китайских отношений, которая подходит для любого династического периода, поскольку определяется специфическими чертами китайского феодализма. При любой китайской династии «требования, предъявляемые центральной властью к Тибету, имели характер общегосударственных: поддержание мира, пресечение беспорядков, сохранение лояльности, соблюдение установленного ритуала в отношениях с императорским двором»1. Отсюда автор делает вывод, что тибето-китайские отношения «сводились к политическому верховенству, к гегемонии, оформленной как вхождение в состав территории империи и, по сути дела, не затрагивали ни экономического, ни политического господства тибетских феодалов в пределах территории Тибета»2. Такими же тибето-китайские отношения оставались и в цинское время, т.е. «вплоть до конца XVIII в. не вышли за рамки политического верховенства»3.

Рассматривая статус Тибета в XVII в., A.C. Мартынов утверждает, что статус страны выражался через персональный статус Далай-ламы; иначе говоря, Тибет в лице Далай-ламы получил статус номинального вассала Цинов. С формальной точки зрения, такое положение вполне вписывалось в традиционную систему «Китай - варвары», хотя реально Страна снегов «находилась не только за пределами имперского управления, но, пожалуй, даже за пределами маньчжурских интересов1.

Что же касается XVIII в., то в это время Цины были вынуждены подчинить Тибет политически, чтобы заставить Лхасу проводить процинскую политику среди монголов. Политическое подчинение Тибета Китаю выражалось через контроль амбаней и даннические посольства из Лхасы в Пекин. В Тибете было создано прокитайское правительство, но страна сохраняла широкую внутреннюю автономию. После же разгрома Джунгарского ханства,

1 Мартынов A.C. Статус Тибета в XVII-XVIII веках в традиционной китайской системе политических представлений. М., 1978. С. 184.

2. Там же. С. 185.

J Там же.

Лхаса, по мнению Цинов, утратила роль идейного объединителя монгольских племен; в связи с этим «процесс постепенного подчинения Тибета о маньчжурам прекратился»". Оценивая статус Тибета в конце XVIII в., автор отмечает, что «в представлении маньчжурских дипломатов Китай и Тибет не были чем-то единым»3, что статус страны по-прежнему выражался через статус буддийских иерархов. Иными словами, не произошло территориальной интеграции Тибета с Китаем, и Тибет был по-прежнему «варварским государством», номинальным вассалом.

Таким образом, работа A.C. Мартынова является попыткой доказать при помощи китайских источников и с использованием традиционной китайской внешнеполитической терминологии тезис о том, что Тибет не принадлежал Китаю даже в конце XVIII в. При всей оригинальности и научной фундированное™ исследования, конечный вывод автора не кажется убедительным, и не только из-за несомненного влияния политической конъюнктуры тех лет. Целый ряд убедительных фактов говорит именно об интеграции Тибета, но не с Китаем (хотя, как известно, Китай прямо аннексировал Восточный Тибет в 20-х годах XVIII в.), а с империей Цин.

Концепция тибето-китайских отношений, выдвинутая

A.C. Мартыновым, была поддержана в 80-х годах Н.С. Кулешовым4 и Е.И. Кычановым5: так, Е.И. Кычанов пишет: «В XVIII в. Тибет оказался под контролем Цинской империи, не являясь полностью частью Китая»6. Здесь, как нам представляется, смешиваются два разных понятия: Тибет как часть Китая (каковым он мог стать только после полной аннексии и заселения его

1 Там же. С. 155.

2 Мартынов A.C. Статус Тибета в XVII-XVIII веках. С. 225.

3 Там же. С. 234.

4 Кулешов Н.С. Китай - пригималайские страны и Индия // Китай и соседи в новое и новейшее время. М. 1982. С. 232.

3 История народов Восточной и Центральной Азии с древнейших времен до наших дней. М., 1986. С. 259.

6 История народов Восточной и Центральной Азии. С. 259. китайцами), и Тибет как часть Цинской империи. Ошибочность такого подхода мы постараемся показать в настоящем исследовании.

В 1998 г. была опубликована монография Е.Л. Беспрозванных «Буддизм и политика: лидеры Тибета в ХУП-ХУШ вв.»1 , основные положения которой изложены в данной диссертации.

Кроме того, следует отметить ряд работ отечественных авторов, в которых прямо или косвенно затрагиваются вопросы, связанные с внешней политикой Тибета, тибето-китайскими отношениями в ХУП-ХУШ вв. или деятельностью отдельных тибетских лидеров .

Таким образом, отечественная историография тибето-китайских отношений за два века (Х1Х-ХХ вв.) проделала путь от слепого следования китайским официальным концепциям, в основе которых лежал тезис о многовековой вассальной зависимости Тибета от Китая, до признания фактической

1 Беспрозванных Е.Л. Буддизм и политика: лидеры Тибета в XVII-XVIII вв. Волгоград, 1998.

2 Болсохоева Н.Д. Дэсрид Санчжяй Чжамцо - ученый-энциклопедист средневекового Тибета //Источниковедение и текстология памятников средневековых наук в странах Центральной Азии. Новосибирск, 1989; Внешняя политика государства Цин в XVII веке. М., 1977; Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII - первой половине XIX в. М., 1979; Дугаров Р.Н. Буддизм в Монголии и Кукуноре (амдо) в XVI-XVII вв. Улан-Удэ, 1999; Он же. Кукунорские ханства в XV-XVIII вв. Улан-Удэ, 1999; Он же. Очерки истории и культуры АМДО: VII-XIX вв. Улан-Удэ, 1995; Он же. Теократия в истории средневековой Монголии. Улан-Удэ, 1999; Кычанов Е.И. Повествование об ойрат-ском Галдане Бошокту-хане. Новосибирск, 1980; Кычанов Е.И., Савицкий JI.C. Люди и боги Страны снегов. М., 1975; Савицкий Л.С. Введение //Цаньян Чжамцо. Песни, приятные для слуха. М., 1983; Ларин В.Л. Система тусы в период Цин //Народы Азии и Африки, № 3, 1990; Островская Е.А. Буддийский университет в духовной культуре средневекового Тибета // Восток, № 1, 1997; Празаускене И.А. Некоторые традиции в политике Центрального правительства Китая в отношении Тибета // 4-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. 3. М., 1973; Она же. Система управления в Восточном Тибете (XVIII - первая половина XX в.) // Государство и общество в Китае. М., 1978; Рерих Ю.Н. Монголо-тибетские отношения в XVI - начале XVII вв. // Монгольский, сборник. М., 1959; Санчиров В.П. Теократия в Тибете и роль Гуши-хана в ее окончательном утверждении // Ламаизм в Калмыкии. Элиста, 1977; Успенский В.Л. Ламаистский Пекин: от Шунь-чжи до Даогуана // Восток, № 4, 1996; Ходжаев А. Захват Цинским Китаем Джунгарии и Восточного Туркестана // Китай и соседи в новое и новейшее время. М., 1982; Чимитдор-жиев Ш.Б. Халхаский Цогт-тайджи (1582-1637) // Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. Новосибирск, 1980. независимости Страны снегов до 1720 г. Была проделана большая работа по выявлению мотивов и целей цинской экспансии в Центральной Азии, в частности, в Тибете. Чрезвычайно важным этапом в развитии отечественного востоковедения явился этап исследования традиционной внешней политики Китая, методов и приемов китайской дипломатии. При этом особое внимание уделялось политике Китая в эпоху Цин, когда Китай захватил большинство стран Центральной Азии.

В то же время следует отметить, что изучению Тибета, в том числе и его внешней политики, уделялось гораздо меньше внимания. Не было выявлено форм и методов внешней политики, присущих именно Тибету, не была разработана общая концепция тибето-китайских отношений, учитывавшая специфику Тибета как центра северного буддизма, иначе говоря, сохранялась определенная односторонность в освещении тибето-китайских отношений, при которой учитывались лишь внешнеполитические мотивы китайской (цинской) стороны, в то время как Тибет выглядел лишь как пассивный объект борьбы более сильных держав. Практически не была выявлена роль тибетских лидеров в тибето-китайских отношениях XVII - XVIII вв., либо эта роль дается чрезвычайно однопланово (например, Далай-лама V именуется «послушным орудием Цинов»1, что никак нельзя считать верной характеристикой этого выдающегося деятеля).

Зарубежную историографию тибето-китайских отношений можно условно разделить на 3 группы: китайскую, тибетскую и историографию, созданную в других странах мира.

Китайская историография тибето-китайских отношений возникла в XIX в. До этого времени работы исторического характера, создававшиеся по специальному распоряжению императора группами чиновников, представ

1 Внешняя политика государства Цин в XVII веке. М., 1977, С. 48. ляли собой своды источников, соответствующим образом подобранных и прокомментированных1. Наиболее известными китайскими историками XIX в. были Вэй Юань и Хэ Цютао. Оба они рассматривали тибето-китайские отношения, исходя из постулата многовековой зависимости Тибета от Китая. Вэй Юань (1794-1857) в своей основной работе, «Записях о священных войнах,» утверждает, что зависимость Тибета от Цинской династии возникла во времена маньчжурского хана Абахая . В работе Хэ Цютао и Чжан My «Записки о монгольских кочевьях» также сообщается, что «в царствование Тай-цзу и Тай-цзуна, Далай-лама и Баньчэнь-эрдэни . изъявили покорность»3. Все дальнейшие отношения Китая с Тибетом рассматривались по традиционной китаецентристской схеме, которая не предусматривала за тибетцами никаких прав, кроме безусловного подчинения воле императора.

Более объективный подход к проблеме тибето-китайских отношений наступил только после Синьхайской революции 1911 г., когда власть маньчжурской Цинской династии в Китае была ликвидирована. Ли Юнбин, представитель нового поколения китайских историков, рассматривает захват китайцами Тибета как меру, необходимую для удержания Монголии и безопасности китайских границ4. Автор отмечает прагматичность цинского императора Сюань Е по отношению к тибетскому буддизму, стремление использовать его в политических целях5. Ли Юнбин видит причину недовольства тибетцев цинским режимом прежде всего в подстрекательстве со стороны джунгаров, и полагает, что с падением Джунгарского ханства исчезла и причина для недовольства: «Без иностранного подстрекательства народ стал та

1 Доронин Б.Г. Завоевание Китая маньчжурами и официальная китайская историография XVII-XVIII вв. // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. 10. Л., 1987. С. 93.

2 Приведение в покорность монголов при начале Дайцинской династии // Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. Вып. Ш. СПб., 1883. С. 331.

3 Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях. СПб., 1895. С. 353.

4 Li Ung Bing. Outlines of Chinese History. Shanghai, 1914. P. 98.

5 Ibid. P. 402-403. ким же мирным и покорным, какой император мог видеть в любой части своей империи»1. Ли Юнбин доводит свой рассказ о тибето-китайских отношениях до конца XVIII в. В целом картина, нарисованная им, довольно реалистична, хотя полностью устранить влияние национализма автору не удалось; например, он пишет, что после победы китайцев над непальцами «благодарность тибетцев была безграничной, и они охотно передали свое внутреннее управление маньчжурам»2.

В 20-40-х годах XX в. господствующее положение в Китае заняла го-миньдановская историография. В 1941 Су Шуей, профессор Яньцзинского университета, опубликовал работу, посвященную международным отношениям Китая. Автор уже не утверждает прямо, что Тибет зависел от Китая с древних времен, как это делали императорские историографы, но отмечает, что для династии Тан тибетцы стали «проблемой» . Международные отношения Китая в цинское время (точнее в XVII-XVIII вв.), рисуется Су Шуей следующим образом: существовала территория Собственно Китая (19 провинций и 2 столичных префектуры) и «широкие территории на севере и западе под прямым управлением Китая»4. На востоке, юго-востоке и юге

1 Li Ung Bing. Outlines of Chinese History. P. 431.

2 Ibid. P. 434.

3 Hsu Shusi. An Introduction to Sino-Foreign Relatons. Shanghai, 1941. P. 4.

4 Ibid. P. 5. располагались «полузависимые» государства, из которых главными были Корея, Рюкю, Аннам, Сиам и Бирма. Правители этих государств получали инвеституру от цинского императора и присылали дань ко двору. Тибет относился к территориям, находившимся под прямым управлением Лифань-юаня. Светская власть, подчеркивает автор, давалась тибетским иерархам только по желанию цинского двора, и в случае необходимости она у них отбиралась. Когда во время войны с Непалом Далай-лама VII «проявил некомпетентность», его место во главе Тибета занял «имперский комиссар», т.е. амбань1.

В 1943 г. была опубликована книга «Судьбы Китая», автором которой был глава партии Гоминьдан Чан Кайши. Автор, осуждая внутреннюю и внешнюю политику Цинов, в то же время пропагандировал тезис о существовании единой китайской нации (чжунхуа миньцзу), в которую входят «пять родов»: ханьцы, маньчжуры, монголы, тибетцы и мусульмане. Движущей силой слияния «пяти родов» в единую китайскую нацию была культура, а не военное насилие; стремление же некитайских «родов» к независимости объясняется злонамеренной деятельностью Цинов, проводивших в жизнь «дьявольский план раскола между родами»2.

После победы в 1949 г. Компартии Китая, в стране началось развитие марксистской историографии. Были сделаны серьезные шаги по преодолению стереотипов цинской и гоминьдановской историографии. Авторы коллективного труда «Очерки истории Китая», написанного во второй половине 50-х годов, колеблются между традиционным (националистическим) и более объективным подходом к проблеме тибето-китайских отношений. С одной стороны, они пишут, что «в годы правления Канси, Юнчжэн и Цяньлун маньчжуры совершали непрерывные походы против Тибета, стремясь завое

1 Hsu Shusi. Op. cit. P. 12.

2 Цит. по: Богословский В.А., Москалев A.A. Национальный вопрос в Китае (19111949). М„ 1984. С. 76. вать его, так как «Тибет служил прикрытием Циихая, Юньнани и Сычуани», и вместе с тем они жаждали овладеть его драгоценными камнями и сокровищами»1. Дав краткий очерк тибето-китайских отношений, авторы заявляют, что «в условиях жестокого маньчжурского гнета и эксплуатации, формы политической власти, экономика и культура тибетцев надолго впали в состояние застоя и даже регресса» . С другой стороны, те же авторы полагают что «история Тибета уже давно связана неразрывными кровными узами с исо торией Китая» , что тибетцы - это «национальное меньшинство» Китая и 4

Т.П.

Те же идеи, но в более примитивной форме содержатся в книге Дун Ци-мина, изданной в 1959 г. Дун Цимин, как и авторы цитированного выше сочинения, считает, что тибето-китайские отношения начались при династии Тан и продолжались при Юанях, Минах и Цинах. Отношения с Цинами охарактеризованы только двумя историческими моментами: прибытием Далай-ламы У в Пекин для «изъявления уважения» и помощью китайских войск в изгнании непальцев из Тибета. Маньчжуры «подрывали дружественные чувства между народами всех национальностей и побуждали их питать злобу друг к другу»5. Но у Дун Цимина появляется и некая новая нота: «Единое управление манчжурского правительства предоставляло благоприятные условия для экономических и культурных изменений среди людей разных национальностей» 1.

Это осторожное «одобрение» цинского режима и, следовательно, политики Цинов в отношении Тибета, уже в начале 60-х годов сменилось безудержным восхвалением. Так, Лю Даннянь писал в 1961 г.: «Достижением

1 Очерки истории Китая с древности до «опиумных» войн. М., 1959. С. 553.

2 Там же. С. 557.

3 Там же. С. 553.

4 Там же. С. 556.

5 Tung Chiming. An Outline History of China. Peking, 1959. P. 199. периода ранних Цинов была дальнейшая, закончившаяся при Канси, стабилизация границ обширной китайской территории. Вскоре после вступления Канси на престол антицинские силы «трех князей-вассалов» - У Саньгуя и др. - отторгли провинции Юго-Западного Китая. Антицинские силы, оставшиеся после Чжэн Чэнгуна, все еще контролировали Тайвань, цинское правительство еще не установило прочной власти в Тибете, Синьцзяне и Мобэе. Чтобы покончить с раздробленностью, объединить государство класса помещиков, утвердить обширные территориальные границы Китая, Канси провел ряд войн. . С 1690 по 1699 г. он трижды ходил против Галдана, и воссоединил Мобэй. В 1720 г. он совершил марш на Тибет и, изгнав чжунгар, вновь, таким образом, воссоединил Тибет» . Автор исходит из того, что «маньчжурская нация - одна из национальностей Китая»3, равно как и тибетцы. Цины, «объединив» все «нацинальности Китая», тем самым дали толчок во всех областях общественной жизни, благодаря чему «выросло производство и жизненный уровень некоторых районов нацменьшинств»4. Нетрудно заметить, что это высказывание весьма напоминает концепцию «единой китайской нации» гоминьдановских авторов, с той лишь разницей, что Цины не критикуются, а восхваляются.

В 70-80-х годах многие китайские историки продолжали рассматривать внешнюю политику Цинов в XVTI-XVIII вв. в плане создания «единой китайской нации»3.

В 90-х годах появились работы Я Ханьчжана, посвященные жизни и деятельности главных буддийских иерархов Тибета - Далай-лам и Панчен-лам. Автор широко использует тибетские и китайские источники, официальные!. Р. 197.

2 Лю Данянь. О Канси // Историческая наука в КНР. М., 1971. С. 263.

3 Там же.

4 Там же.

5 Доронин Б.Г. Современный этап изучения в КНР истории династии Цин // Новое в изучении Китая: история и историография. М., 1988. С. 158. ные документы, указы императоров и т.п. Рассматривая биографии тибетских иерархов, Я Ханьчжан неоднократно касается проблем тибето-китайских отношений, таких, как отправка посольств, ввод цинских войск в Тибет, административные реформы, проводившиеся в Тибете и т.п. При этом автор продолжает оставаться на позициях своих предшественников: он придерживается постулата о многовековой принадлежности Тибета Китаю, правительство любой китайской династии именует не иначе как «Центральным», а любое тибетское - «местным», считает тибетцев национальным меньшинством Китая. Любой тибетский лидер, духовный или светский, рассматривается им с позиций лояльности китайскому правительству, т.е. с позиций, заявленных еще Вэй Юанем и Хэ Цютао. Так, говоря о тибето-китайских отношениях в XVII-XVIII вв., Я Ханьчжан пишет: «В этих конфликтах Далай-ламы и Панчен-ламы должны были выбирать: встать ли на сторону У Саньгуя, Галдана и Цэван-Рабдана, которые пытались расколоть национальное единство^ или поддержать Центральное правительство Цин-ской династии ради обеспечения дела объединения Китая. Третьего пути не существовало»1.

Таким образом, можно констатировать, что историческая наука Китая и в конце XX в. по вопросу тибето-китайских отношений в XVII-XVIII вв. продолжала занимать старые, националистические позиции.

Тибетская историография тибето-китайских отношений невелика, и представлена работами тибетских эмигрантских деятелей, оппозиционных правящему режиму Китая.

В 1967 г. был опубликован труд В.Д. Шакабпы, посвященный политической истории Тибета. Автор, рассматривая историю Тибета с древности до наших дней, категорически отвергает идею зависимости Тибета от Китая в любой исторический период, в том числе и в цинский. По мнению автора,

1 Ya Hanzhang. Biographies of the Tibetan Spiritual Leaders Panchen Erdenis. Beijing, тибето-китайские отношения строились по религиозной формуле «лама -милостынедатель», что предполагало равенство сторон: так было и в 1720 г., когда китайские войска впервые появились в Стране снегов, и в конце XVIII в., в период борьбы с непальцами. Любой из политических или религиозных лидеров Тибета XVII-XVIII вв., будь то Далай-лама У, Лхавзан-хан или Пол-ханас, были практически независимыми монархами. Как пишет В.Д. Шакабпа, «отношения «патрон - лама» между Далай-ламой и маньчжурским императором были основаны на взаимной ответственности каждого. Патрон предоставлял временную помощь, лама - духовное руководство»1. Когда Цины были сильны в Китае, они исправно исполняли свои обязанности по отношению к Тибету; но с их ослаблением в XIX в. привело, соответственно, к упадку их влияния на тибетские дела2.

Те же идеи, хотя и не столь сжато и четко (из-за популярного характера книги), высказываются в работе Т.Дж. Норбу (старшего брата Далай-ламы XIV) и K.M. Тернбулла. Авторы говорят, что начиная с XIII в. Тибет установил «общепринятый базис международных отношений с двумя могущественными соседями, Китаем и Монголией. Это был базис политического равенства, когда Тибет предоставлял религиозных наставников и советы в обо мен на защиту» . Этот «базис» сохранялся и в другие века.

В начале 90-х годов была опубликована книга, автором которой является Далай-лама XIV Тензин Гьяцо. Книга не содержит анализа истории тибе-то-китайских отношений, однако автор неоднократно подчеркивает, что «в историческом плане Тибет был всегда отделен от Китая»1.

В западной историографии XIX в. проблема тибето-китайских отношений специально не рассматривалась, входя в качестве составной части в ра

1994. Р. 62.

1 Shakabpa W.D. Tibet. A Political History. New Haven; L., 1967. P. 169-170.

2 Ibid. P. 170.

3 Norbu T.J., Turnbull C.M. Tibet. Its History, Religion and People. N.Y., 1976. P. 196. боты, посвященные истории Китая. Определенные сведения по указанной

О о проблеме содержатся в трудах Дж. Макгоуэна , Д.Ч. Боулджера ; сведения эти заимствованы из китайских источников и интерпретированы авторами в духе официальной китайской историографии.

Специальное изучение проблемы тибето-китайских отношений началось с работы В. Рокхилла, посвященной отношениям тибетских первосвященников и цинских правителей. В. Рокхилл, в отличие от упомянутых выше авторов, построил свое исследование на китайских и тибетских источниках, в результате чего пришел к новым выводам. К числу таких выводов относится положение о союзнических, а не вассальных отношениях между Далай-ламой У и императором Фу Линем, сложившихся после визита иерарха в Китай4. Автор отмечает, что вмешательство Китая в дела Тибета началось задолго до джунгарской интервенции 1717 г., которая послужила лишь удобным предлогом для китайского вторжения в Страну снегов5. По мнению В. Рокхилла, именно это вторжение «положило конец автономии Тибета и Желтой церкви»6. Автор отмечает несколько попыток восстановить независимость Тибета, особо останавливаясь на визите Панчен-ламы III в Китай; провал этих попыток и неспособность Тибета противостоять непальской агу рессии привели к полному закабалению страны в 90-х годах XVIII в.

В 1931 г. была опубликована книга Ч. Белла «Религия Тибета», содержавшая краткий обзор тибето-китайских отношений. Автор полагает, что «китайское правительство было обычно достаточно мудрым, чтобы понимать, что зависимые территории могут управляться собственными правите

1 Далай-лама XIV Тензин Гьяцо. Свобода в изгнании. СПб, 1992. С. 241/

2 Macgowan J. A History of China. Shanghai, 1897.

3 Boulger D.Ch. The History of China. V.I. L., 1898.

4 Rockhill W.W. Dalai Lamas of Lhasa and their Relations with Manchu Emperors of China. Leiden, 1910. P. 18.

5 Ibid. P. 29-30.

6 Ibid. P. 41.

7 Ibid. P. 53. лями при сохранении лишь номинального контроля»1. В то же время он отмечает недовольство тибетских лидеров «мудрой» политикой императоров: Панчен-лама III «выступал за возвращение власти великим ламам Тибета и

-л особенно центральному правительству Лхасы» . Ч. Белл, как и В. Рокхилл, считает, что власть Цинов в Тибете усилилась в конце XVIII века .

В 1950 г. была опубликована книга итальянского тибетолога Л. Петеха, посвященная взаимоотношения Тибета и Китая в первой половине XVIII в. Исследование проведено автором на самом высоком научном уровне, с использованием тибетских, китайских и европейских источников, что позволило Л. Петеху создать весьма ценный труд. Л. Петех предлагает схему тибето-китайских отношений, которая сводится к следующему: до 1705 г. Цины обладали в Тибете «лишь призрачной формой сюзеренитета, унаследованной ими от Юаньской и Минской династий»4, т.е. считали Тибет своим «вассалом», как и весь окружающий мир. В период правления Лхавзан-хана (1706— 17) отношения двух стран были союзническими, хотя в 1710 г. Цины формально провозгласили свой протекторат над Тибетом5. Реально же протекторат был установлен в 1720 г., когда Тибет «добровольно и полностью перешел под китайскую власть»6. И с этого момента, по мнению автора, речь шла только о цинских экспериментах в сфере управления Тибетом: должен ли управлять страной светский правитель или же глава церкви, нужен ли цин-ский гарнизон и какова роль амбаней; заключительным этапом этих экспеп риментов стал 1792 г. с его реформами . Л. Петех считает, что Цины всегда молчаливо признавали право Далай-лам на власть в Тибете, и потому пере

1 Bell Ch. The Religion of Tibet. Oxford, 1951. P. 154.

2 Ibid. P. 155.

3 Ibid. P. 157.

4 Petech L. China and Tibet in the Early 18th Century. Leiden, 1950. P. 240.

5 Ibid. P. 240.

6 Ibid. P. 64.

7 Ibid. P. 240. дали в 1751 г. светскую власть Далай-ламе VII1. Поскольку буддийская церковь и цинские императоры нуждались друг в друге, возникла «курьезная и уникальная форма двойственного правления» , просуществовавшая до Синь-хайской революции.

Выводы В. Рокхилла и Л. Петеха были подвергнуты критике в книге Ли Дэцзэна, посвященной историческому статусу Тибета. Ли Дэцзэн поддерживает традиционный китайский постулат о зависимости Тибета от Китая с древних времен и считает, что «принесение дани» Далай-ламой У в 1652 г. подтвердило эту зависимость . Автор считает, что лишь неустойчивость положения Цинов в Китае и Монголии удерживала императора от жестких мер в отношении Тибета, когда тибетские правители интриговали с У Сань-гуем и Галданом. Поэтому Цины могли осуществлять лишь «верховный сюзеренитет» над Тибетом (вероятно, автор имеет в виду «номинальный вассалитет»)4. Ли Дэцзэн не согласен с тезисом В. Рокхилла о планомерной подготовке цинского вторжения в Тибет и заявляет, что «обстоятельства в большей степени, чем планы отдельных личностей, привели китайско-тибетские отношения в новую фазу»3. Полемизируя с Л. Петехом, автор отмечает, что с момента цинского вторжения в Тибет Далай-лама не обладал никакой властью и полностью зависел от воли императора, который мог дать власти то одному, то другому политику6. По мнению Ли Дэцзэна, тибетцы с удовлетворением восприняли реформы начала 90-х годов XVIII в., окончательно лишившие страну самостоятельности: «Вероятно, только глупость и надменность маньчжуров в последующие времена, их военная слабость и интриги

Petech L. Op. cit. P. 219-220.

2 Ibid. P. 216.

3 Li Tieh-tseng. The Historical Status of Tibet. N.Y., 1956. P. 34, 37.

4 Ibid. P. 37. "

5 Ibid.

6 Ibid. P. 49. держав привели к тому, что Тибет пожелал покинуть свое традиционное место в государственной структуре Китая»1.

Великоханьская концепция Ли Дэцзэна встретила возражения Х.Е. Ричардсона, опубликовавшего в 1962 г. исследование по истории Тибета. Автор подчеркивает самостоятельный характер внутренней и внешней политики Тибета в XMVII в., и детально описывает мероприятия императора Сюань Е по подготовке к установлению цинского контроля над Тибетом. Х.Е. Ричардсон подчеркивает, что император мастерски использовал в своих целях джунгарское вторжение в Тибет: он «захватил Лхасу, а вместе с ней и л ключ к религиозному контролю над монголами» . Х.Е. Ричардсон предлагает свою периодизацию тибето-китайских отношений в XVII в, построенную в виде циклов: ввод императорских войск в Тибет - реорганизация тибетского правительства - падение цинского влияния - внутренний кризис - новый ввод цинских войск и т.д.3

Следует отметить, что среди западных историков имеются сторонники тибетского взгляда на тибето-китайские отношения, выраженного в упомянутой выше книге В.Д. Шакабпы. В 60-70-х годах были опубликованы статьи 3. Ахмада4, Ч. 3Сузуки, Д.М. Фаркуара6, посвященные отношениям по формуле «лама - милостынедатель», значению титула «бодхисаттва Мань-чжушри» по отношению к китайским императорам, влиянию некоторых буддийских концепций на политику первых Цинов и т.п.

Наконец, следует ответить стоящую несколько особняком работу И.Л. Малика, посвященную жизнеописаниям всех Далай-лам. И.Л. Малик, не

1 Li Tieh-tseng. Op. cit. P. 57.

2 Richardson H.E. Tibet and its History. L., 1962. P. 49.

3 Ibid. P. 57.

4 Ahmad Z. The Historical Status of China in Tibet // Journal of the Oriental Society of Australia. V. 9. Sidney, 1972.

5 Suzuki Ch. Chinese Relations with Inner Asia: the Hsiung-nu, Tibet // Chinese World Order. Cambridge, Mass., 1968.

6 Farquhar D.M. Emperor as Bodhisattva in the Governance of Ch'ing Empire // Harvard рассматривая специально тибето-китайские отношения в ХУН-ХУШ вв., в то же время определенно отмечает, что Тибет до 1720 г. находился в зависимости от хошоутов, а с 1720 г. хошоутский протекторат был заменен китайским1. Формальную утрату Тибетом своего суверенитета автор относит к концу XVIII в., к моменту разгрома непальских интервентов2.

Таким образом, зарубежную историографи тибето-китайских отношений можно рассматривать как состоящую из трех научных направлений, два из которых (китайское и тибетское, вместе с примыкающими к ним западными авторами) являются принципиально противоположными, что во многом определяется политическими пристрастиями авторов. Западная историография выглядит как наиболее объективное направление, не скованное местной политической конъюнктурой, как бы стоящее над тибето-китайским спором. Но в этом же кроется и основной недостаток данного подхода, поскольку возникает опасность упрощения, схематизации по европейскому образцу, когда не учитываются традиционные внешнеполитические представления и религиозные взгляды, присущие тибетским и китайским политикам.

Цель исследования.

В связи с этим целью настоящего исследования является рассмотрение отношений Тибета и Китая в ХУП-ХУШ вв. и выявление роли тибетских лидеров в этом процессе. В ходе исследования были поставлены следующие задачи:

1) Выявить характерные особенности внешней политики Тибета на разных исторических этапах существования тибетского государства;

2) Дать в кратком виде очерк истории тибето-китайских отношений в середине XIУ— начале XVII вв. (период китайской династии Мин);

Journal of Asiatic Studies. Cambridge, Mass., 1978.

1 Malik I.L. Dalai Lamas of Tibet. New Delhi, 1984. P. 56.

2 Ibid. P. 40.

3) Рассмотреть постепенное изменение статуса Тибета в ХУП-ХУШ веках (степень зависимости от империи Цин);

4) Показать взаимоотношения буддийской церкви и государства через деятельность тибетских лидеров;

5) Оценить место и роль Тибета в составе империи Цин;

6) Выявить роль тибетских лидеров в процессе включения Тибета в состав Цинской империи.

Критерием для отбора группы исторических деятелей Тибета послужила их близость к рычагам управления страной и стремление изменить ход тибетской истории в том направлении, который им представлялся наилучшим. Деятельность семи политических и религиозных деятелей рассматривается в диссертации в хронологическом порядке, по мере их прихода к власти в стране. Исключением является Панчен-лама III, который, не обладая светской властью в стране, был несомненным лидером Тибета в 60-70-х годах XVIII в.

Рамки диссертационного исследования не позволяют нам подробно останавливаться на социально-экономической проблематике Тибета в указанный период; однако некоторые проблемы, связанные с международными отношениями, будут затронуты по ходу исследования (внешняя торговля, валютная проблема).

Хронологическими рамками диссертационного исследования являются следующие даты: 1652 г. - время визита Далай-ламы V в Пекин и начало официальных отношений между Тибетом и Цинским Китаем, и 1793 г. - дата опубликования указа императора Хун Ли о введении цинского контроля за выбором перерожденцев в Тибете.

Методологической основой работы является принцип историзма, предполагающий изучение исторических фактов и явлений во всем их многообразии, в неразрывной связи с другими фактами и явлениями, в конкретноисторических условиях, определяющих их появление, развитие и исчезновение либо переход в другое состояние.

Научная новизна.

Научная новизна исследования заключается прежде всего в принципиально новом подходе к проблеме тибето-китайских отношений в ХУИ-ХУШ вв. Диссертант считает неприемлемым односторонний подход, когда во внимание принимаются аргументы только тибетской или только китайской историографии и полагает, что единственно научным подходом является сравнение традиционных приемов внешней политики обеих сторон. Сравнительно-критический анализ проблемы тибето-китайских отношений позволяет получить наиболее достоверные результаты.

Однако тибетская внешняя политика как самостоятельное явление международной жизни практически не рассматривалась. В этой связи в диссертационном исследовании рассмотрены основные фирмы внешней политики Тибета с VII по XVIII вв. (мирные и союзные договоры, посольства, посредничество, междинастические браки). Особое внимание уделено такой оригинальной форме тибетской внешней политики, как отношения по формуле «лама - милостынедатель», поскольку в тибето-китайских отношениях данная формула действовала (с точки зрения тибетцев) при двух китайских династиях - Юань и Цин. Диссертант пришел к выводу, что формула «лама -милостынедатель» действовала только при условии, что Тибетом управляла та или иная буддийская секта, т.е. создавался теократический режим (теократия Сакьяпы в ХШ-Х1У вв., теократия Гелугпы в ХУН-ХУШ вв.). Формула «лама - милостынедатель» была призвана скрыть от тибетского населения зависимость страны от иностранной державы, поэтому данная формула не может служить аргументом в пользу независимости Тибета.

В плане научной новизны можно рассматривать вопрос о роли тибетских лидеров в тибето-китайских отношениях. Диссертант показал значительность этой роли, т.к. лидеры Тибета либо помогали процветанию и независимости страны, либо (вольно или невольно) усугубляли ее зависимость от Китая.

Новым является также вывод данного исследования о статусе Тибета как части Цинской империи и определенных функциях этой страны в рамках империи.

Наконец, к новизне работы относится очерк историографии тибето-китайских отношений в ХУП-ХУШ вв., ранее в литературе отсутствовавший.

В ходе исследования использованы тибетские, китайские, монгольские, непальские и европейские (в том числе российские) источники.

В группу тибетских источников входят хроники «Пагсам-джонсан» и «История Кукунора», написанные тибетским ученым Сумба-Хамбо Ешей-Балджором (1704-88), «Дэбтэр-чжамцо», принадлежащая перу тибетского историка Браггон-Шабдрун-Гончок-Дамба-Рабчжая (р. в 1801), «Биографии Панчен-лам» в переводе С.Ч. Даса, «Драгоценная шелковая ткань» -биография Далай-ламы II, написанная дэсридом Санчжаем Чжамцо, труд Цзонхавы «Большое руководство к этапам пути пробуждения» и произведения, написанные Далай-ламой XIV Тензином Гьяцо. К категории тибетских источников относится также хроника секты Кармала, составленная Н. Дугласом и М. Уайт из тибетских текстов «Кармапа: тибетский лама в черной короне». К этой же группе относится сборник документов и материалов «Тибет. Правда, основанная на фактах». Кроме указанных источников, целый ряд материалов тибетского происхождения входит в источники, которые рассматриваются в группе европейских источников (материалы миссии Дж. Богля, приложение к книге В. Киркпатрика, документы миссии С. Тернера).

Хроника «Пагсам-джонсан»1 переведенная P.E. Пубаевым и снабженная его же примечаниями, содержит краткие сведения по истории Тибета с XI в. до 1746 г. и представляет собой ценнейший источники по религиозной и политической жизни Тибета, включая также некоторые внешнеполитические моменты (джунгарские и китайские вторжения, антикитайские восстания и т.п.). Лаконичность языка хроники почти не позволяет судить о личном отношении автора к тому или иному событию или политическому деятелю; тем не менее автор явно одобряет тех правителей, которые приводили страну к миру и спокойствию, а также были щедры к церкви (Полханас, Канченнас), и не симпатизирует правителям воинственным и не слишком твердым вере (Лхавзан-хан, Чжурмэд-Намчжал).

История Кукунора» написанная тем же автором и снабженная вводной статьей Б.Д. Дандарона, охватывает более короткий период - с 1612 по 1786 г. и формально посвящена истории Кукунора. Но, поскольку кукунор-ская история самым тесным образом связана с тибетской, автор приводит ряд интересных сведений по истории Тибета, в том числе и его внешней политике, деятельности Далай-ламы V, Санчжая Чжамцо, Лхавзана.

Последний, например, прямо обвиняется в ереси, а деятельность джун-гаров в Тибете в 1717-20 гг. признается полезной для Гелугпы. Автор показывает одну из причин кукунорского восстания 1723 г. - недовольство хо-шоутов установлением цинского проектората в Тибете.

Хроника «Дэбтэр-чжамцо»3 также посвящена истории Кукунора, но, как и в случае с рассмотренным выше источником, она содержит многочисленные сведения по истории Тибета. Переводчик хроники Р.Н. Дугаров предпослал тексту источника обширное введение, посвященное истории отношений

1 Пагсам-джонсан: история и хронология Тибета. Новосибирск, 1991.

2 Сумба-Хамбо. История Кукунора, называемая «Прекрасные ноты из песни Брахмы». М., 1972.

3 Дугаров Р.Н. «Дэбтэр-чжамцо»- источник по истории монголов Кукунора. Новоситибетцев с монголами Кукунора. Приведенный в книге текст, представляющий собой лишь часть хроники, содержит интересные сведения о возвышении секты Гелугпа (XVI - начало XVII вв.), религиозных распрях в Тибете, деятельности Далай-ламы V и о кукунорском восстаниии 1723 г.

Несколько тибетских источников представляют собой биографии религиозных деятелей Тибета. В них, среди общих сведений личного и религиозного характера, содержится значительная информация об исторических событиях в Тибете и его связях с Китаем. Так, в официальной биографии Цзонхавы, основателя секты Гелугпа, сообщается о приглашении, присланном ему минским императором1; такое же приглашение посетить Китай получил, судя по его биографии, и глава Кармапы . Биография Далай-ламы II, написанная Санчжаем Чжамцо, сообщает о распрях между сектами Кармапа и Гелугпа . Среди биографий Панчен-лам, переведенных С.Ч. Дасом, наибольший интерес представляет биография Панчен-ламы III, особенно его внешнеполитическая деятельность, связанная с Китаем4.

Значительный интерес в плане изучения проблемы тибето-китайских отношений представляет сборник материалов и документов, изданный тибетским эмигрантским центром в Дхарамсале (Индия). В нем дается тибетская точка зрения на отношения двух стран в исторической перспективе, уделяется много внимания религиозно-политическому принципу «лама -милостынедатель», на котором основывались связи Тибета с Китаем5.

Сочинения Далай-ламы XIV Тензина Гьяцо, современного тибетского лидера и главы буддийской церкви Тибета, представляют большой интерес в бирск, 1983.

1 Чжэ Цонкапа. Большое руководство к этапам пути пробуждения. Т. I. СПб., 1994. С. XLIII.

2 Дуглас Н., Уайт М. Кармапа: тибетский лама в черной короне. СПб.,1998. С. 57-58. Муллин Г. Избранные сочинения Далай-ламы II. М.,1998. С. 182.

4 Das S.Ch. Contributions on the Religion, History etc. of Tibet // Journal of Asiatic Society of Bengal. V.U. Calcutta, 1882. P. 37-41.

5 Тибет. Правда, основанная на фактах. М., 1994. плане понимания взаимоотношений между различными тибетскими сектами в исторической ретроспективе1. Именно борьба Гелугпы и Кармапы стала главным фактором утраты Тибетом независимости в начале XVII в.

Группа китайских источников довольно разнообразна и по форме, и по содержанию: сюда относятся извлечения из исторических хроник, официальные описания военных кампаний, императорские указы, связанные с политикой в отношении Тибета, своды законов для зависимых территорий, свидетельства очевидцев.

Важным историческим источником, опровергающим китайские утверждения о принадлежности Тибета Китаю в минское время (1368-1644) является минская официальная хроника «Мин ши», один из разделов которой посвящен китайской пограничной политике в отношении Тибета . Материалы хроники показывают, что главной заботой минских властей было недопущение нападений тибетцев на приграничные китайские пункты, для чего применялись традиционные методы экономического давления.

Ряд источников посвящен джунгаро-цинской войне 1690-97 гг., во время которой произошло серьезное изменения «тибетской» политики Цинов. К ним относится хроника военной кампании, переведенная А.Л. Леонтиевым (1716-86) и содержащая предисловие императора Сюань Е.1 Поскольку книга подверглась личной цензуре императора, она наиболее точно выражает цинские официальные взгляды на проблему взаимоотношений Галдана с Далай-ламой V и Санчжаем Чжамцо, на «подрывную» деятельность Чжирун-хутухты и т.п.

Если вышеуказанная хроника представляет собой перечисление событий и подробный пересказ дипломатической переписки цинского двора с ти

1 Далай-лама XIV Тензин Гьяцо. Доброта, чистота помыслов и проникновение в сущность. М., 1993.

2 Установления о соли и чае. М., 1975. бетскими официальными лицами, то сборник документов по истории международных отношений в Центральной Азии содержит точный перевод текстов, что позволяет сравнивать данные двух источников и делать объективные выводы.

Важным цинским источником является «Баци тунчжи» («Всеобщее описание восьми знамен»), содержащий, помимо изложения структуры цинской восьмизнаменной армии и ее истории, ряд императорских указов, в том числе и посвященных Тибету. Так, в указе императора Сюань Е от 6 ноября 1720 г. содержатся сведения, касающиеся цинской политики в отношении Тибета и организации цинского похода в Тибет".

Ряд материалов и документов (главным образом императорских указов) содержится в двухтомном сборнике4, изданном Фу Лошу. Хотя тематически сборник посвящен отношениям Китая со странами Запада, в нем имеются документы, касающиеся статуса Тибета, непальской войны и т.п.

К числу важных источников следует отнести также труд китайских историков XIX в. Хэ Цютао и Чжан Му «Записки о монгольских кочевьях»1. Являясь справочником о расселении монгольских племен по территории империи цин, эта книга содержит множество цинских документов, касающихся войны с Галданом , восстания 1723 г. Кукуноре, т.е. событий, косвенно связанных с цинской политикой в Тибете.

Важным источников является работа историка Вэй Юаня «Шэн у цзи» («Записи о священных войнах»), в которой содержатся сведения об установлении тибето-китайских отношений и их развитии во времена императоров

1 Уведомление о бывшей с 1677 до 1689 года войне у китайцев с зенгорцами. СПб.,

1777.

2 Международные отношения в Центральной Азии. XVII-XVIII вв. Документы и материалы. Т. 1-2. М., 1989.

J Обстоятельное описание происхождения и состояния манджурского народа, в осми знаменах состоящего. СПб. 1784. Т. 3. С. 134-135.

4 Fu Loshu. A Documentary Chronicle of Sino-Western Relations (1644-1820). V. 1-2. Tucson, 1966.

Сюань Е и Инь Чжэна, борьбе китайцев с джунгарами, некоторых событиях в Тибете, связанных с китайским влиянием (убийство Санчжая Чжамцо) . Особое место Вэй Юань отводит событиям, связанным с тибето-непальскими войнами и заграничным походом цинской армии . Особую ценность этой работы составляют тексты императорских указов относительно Тибета.

Особо ценным источником является свод законов, выработанных для управления «внешними владениями» (зависимыми территориями) империи Цин и изданный в 1828 г. на русском языке в переводе С. Липовцова4.

Специальный раздел свода законов посвящен Тибету: рассматриваются обязанности Далай-лам и Панчен-лам перед цинским двором, вопросы, относящиеся к организации тибетской армии и местного чиновничества и т.п. главное значение этого источника состоит в том, что зафиксированные в нем правовые нормы, во-первых, ставили Тибет на один уровень с прочими зависимыми территориями, а во-вторых, показывали систему управления Тибетом в том виде, какой она приобрела после многочисленных изменений, проведенных в течение XVIII в.

Разнообразные и многочисленные сведения по истории Тибета и тибе-то-китайским отношениям собраны в книге Лу Хуачжу «Описание Тибета в нынешнем его состоянии», переведенной и прокомментированной Н.Я. Бичуриным. Кроме того, весьма интересным документом, раскрывающим цинскую политику в отношении Тибета является текст указа императора Сюань Е по случаю изгнания джунгаров из Страны снегов5.

1 Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях. СПб., 1895.

2 Приведение в покорность монголов при начале Дайцинской династии (Из «Шэн у цзи»), //Потанин Г.П. Очерки Северо-западной Монголии. Вып. III. СПб., 1883. С. 332.

3 Landon P. Nepal. V. 2. Р. 275-281. L., 1928.

4 Уложение китайской Палаты внешних сношений. Т. 1-2. СПб., 1828.

5 Описание Тибета в нынешнем его состоянии. СПб., 1828. С. 90-92.

Не менее интересный указ императора Хун Ли, связанный с освобождением Тибета от непальских интервентов, помещен в книге Ч. Белла «Тибет. Прошлое и настоящее», изданной в 1924 г.1

Кроме того, следует отметить, что большое число документов, связанных с развитием тибето-китайских отношений помещено в виде приложений к уже упоминавшимся выше трудам Л. Петеха и Х.Е. Ричардсона".

Наконец, нужно упомянуть сборник материалов «О тибетском вопросе» опубликованный в 1959 г. Этот сборник содержит взгляд на отношения Китая и Тибета, практически тождественный гоминьдановской точке зрения, считая тибетцев «нацменьшинством» Китая, а Тибет - частью Китая . Как уже отмечалось выше, этот подход к проблеме тибето-китайских отношений не изменился до конца XX в.

К группе монгольских источников относятся монгольские хроники, прямо или косвенно затрагивающие проблему тибето-китайских отношений (к их числу мы относим и калмыцкие исторические источники), а также свод монгольских законов «Великое уложение».

Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ»1 написанная тайчжи Галданом (р. в 1795 г.), была издана в переводе и с примечаниями А. Позднеева. Она содержит материалы (включая разного рода послания, тексты императорских указов) по истории Северной Монголии с 1636 по 1736 г., в том числе о войне с Галданом и другими джунгарскими завоевателями. А. Позднеев приводит отрывки из «Записей о священных войнах» Вэй Юаня, показывающие взаимосвязь между событиями в Тибете и кукунорским восстанием 1723 г.

Летопись XVII в. «Шара туджи» (автор неизвестен) интересна в плане исследования проблемы тибето-китайских отношений? прежде всего сведе

1 Bell Ch. Tibet. Past and Present. Oxford,1924. P.275-278.

2 Petech L. China and Tibet in the Early 18th Century. Leiden, 1950; Richardson H.E. Tibet and its History. L., 1962.

3 О тибетском вопросе. Пекин. 1969. С. 209/ ниями о Лигдан-хане Чахарском, традиционно считающемся врагом секты Гелугпа. Судя по летописи (по титулатуре хана), он был покровителем буддизма, но в «красношапочной» форме и, следовательно, мог бы причинить серьезные неприятности Гелугпе2.

Среди калмыцких исторических хроник следует отметить «Сказание о дербен-ойратах», написанное Батур-Убуши Тюменем, содержащее материал о захвате Тибета хошоутами во главе с Гуши-ханом и установлении хошоут-ского протектората . Не менее интересной является «Биография Зая-пандиты» (автор Ратнабадра), дающая представление о политике Далай-ламы V в Джунгарии и других монгольских землях4.

Свод монголо-ойратских законов «Их цааз» («Великое уложение»), принятый на всемонгольском съезде 1640 г. в Джунгарии, напрямую не связан с тибето-китайскими отношениями. Однако исследователи расценивают данный съезд не только как попытку выработать общемонгольские законы, но и как своеобразный призыв к объединению перед лицом маньчжурской опасности. Между тем на съезде присутствовали представители Далай-ламы V в Джунгарии и Монголии и тем самым освящали эту скрытую антиманьчжурскую тенденцию3.

Непальские источники состоят из документа, называющегося «Экстракт из мемориала Двора в Катманду, относительно происхождения войны с Тибетом» и летописи «История Непала».

Экстракт», являющийся приложением к книге В. Киркпатрика о Непале, представляет собой официальную версию о происхождении 1-й войны между Непалом и Тибетом. Непальская версия, повествуя о валютной про

1 Позднеев А. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ». СПб., 1883.

2 Шара туджи. Монгольская летопись XVII века. М.; Л., 1957. С. 149.

3 Калмыцкие историко-литературные памятники в русском переводе. Элиста, 1969.

С. 30.

4 Там же. С. 167, 175.

5 Их цааз («Великое уложение»). Памятник монгольского феодального права XVII в. блеме, возникшей в отношениях Непала и Тибета, всю вину за вооруженный конфликт перекладывает на тибетские власти1.

История Непала», изданная Д. Райтом, представляет собой обычную феодальную хронику, повествующую о деяниях непальских правителей. В главе, рассказывающей о правлении в Непале династии Горкха, о 1-й тибето-непальской войне рассказывается как об удачном военном набеге, совершенном по подстрекательству Шамарбы. Карательный поход китайцев в Непал в период 2-й тибето-непальской войны упомянут, но об итогах войны сказано так туманно, что складывается впечатление, что победили непальцы2.

Последняя группа источников представляет собой материалы дипломатических миссий, посылавшихся из Индии в Тибет английскими властями, дипломатическую переписку, связанную с этими миссиями или непало-тибетскими войнами, а также материалы мемуарного характера, написанные европейцами или азиатами, получившими европейское образование.

Одним из самых ранних европейских источников является «Очерк Тибета», написанный католическим миссионером И. Дезидери. Он пробыл в Тибете с 1716 по 1721 г. и, следовательно, был очевидцем джунгарского вторжения в эту страну. Дезидери, симпатизировавший хошоутскому правителю Лхавзан-хану, убитому джунгарами, полагал, что вступление китайской армии в Тибет и подчинение его - это акт возмездия и торжество справедливости3.

Определенный интерес в плане нашего исследования представляет краткий очерк истории Тибета, написанный другим свидетелем тибетских событий - капуцинеким миссионером О. делла Пенна. Весьма интересным является описание им заговора 1727 г., когда был убит ставленники китайцев

M., 1981. C. 13.

1 Kirkpatrick W. An Account of the Kingdom of Nepaul. L., 1811. P. 341.

2 History of Nepal. Calcutta, 1958. P. 159.

3 Desideri I. An Account of Tibet. L., 1957 . P.171.

Канченнас: по словам О. делла Пенны, этот заговор имел довольно масштабный характер, а следовательно, не был просто верхушечным1.

Весьма ценным и интересным источником по проблеме тибето-китайских отношений являются материалы миссии Дж. Богля, побывавшего в Тибете в 1774-75 гг. В числе этих материалов имеется отчет Дж. Богля о проведенных в Тибете переговорах и о том, что провал его миссии вызван опасением тибетских чиновников решать что-либо самостоятельно, без санкции из Пекина2.

Это наблюдение Дж. Богля было подтверждено еще раз С. Тернером, главой очередной британской дипломатической миссии, направленной в Тибет в 1783 г. Хотя власти Ташилунпо, принимавшие С. Тернера, имели некоторую автономию, в целом Тибет находился в серьезной зависимости от Ци-нов3.

Материалы как миссии Дж. Богля, так и миссии С. Тернера включают в себя дипломатическую переписку между английской администрацией Бенга-лии и руководством монастыря Ташилунпо. Особый интерес вызывают те документы, в которых говорится о попытках тибетского лидера Панчен-ламы III ослабить цинский контроль над Тибетом4.

Англо-тибетская и англо-непальская переписка хронологически продолжена в упомянутой выше книге В. Киркпатрика. В приложении к этой книге есть письмо Далай-ламы VIII к английскому генерал-губернатору по поводу войны с Непалом, в котором сообщается, что Тибет имеет постоянную «защиту» со стороны Китая3.

1 Delia Penna O. Brief Account of the Kingdom of Tibet // Narratives of the Mission of George Bogle to Tibet. L„ 1876. P. 322.

2 Narratives of the Mission of George Bogle to Tibet. L., 1876. P. 151.

J Turner S. An Account of an Embassy to the Court of the Teshoo Lama in Tibet. L., 1800. P. 366.

4 Turner S. Op. cit. P. 463-464.

5 Kirkpatrick W. Op. cit. P. 348.

В XVIII и XIX вв. в Тибете побывали буддийские паломники из Российской империи, оставившие работы мемуарного характера о своих путешествиях. Целью каждого из них было паломничество, тем не менее их наблюдения имеют значительный научный интерес. Дамба-Доржи Заяев, побывавший в Стране снегов в 1734-41 гг., отметил, что сами тибетцы считают себя находящимися под властью Китая с 1720 г.1 Г.Ц. Цыбиков, тоже бурят по национальности, но получивший европейское образование, дал подробный очерк тибето-китайских отношений; но, поскольку он посетил Тибет веком позже, то его очерк представляет меньший интерес по сравнению с его наблюдениями относительно структуры монастырей, организации монастырской жизни и т.п.2

В 1881 г. в Тибет тайно проник индийский ученый С.Ч. Дас, чья книга о путешествии в Тибет была опубликована в русском переводе с обстоятельным предисловием В. Котвича\ Автор сообщает ряд сведений о структуре местного и центрального управления, налоговой системе, формах трудовой повинности и т.п. Эти сведения, как и сведения Г.Ц. Цыбикова, могут быть отнесены и к XVII-XVIII вв. (в силу определенной замедленности развития этой цинской окраины).

Таков круг источников, положенных в основу диссертационного исследования.

Практическая значимость диссертационного исследования состоит в использовании полученных результатов при написании учебных пособий по истории стран Азии и Африки в новое время, разработки спецкурсов, связанных с историей Тибета, Китая и других стран Центральной Азии, введе

1 Сазыкин А.Г. Описание Тибета, составленное в XVIII в. бурятским паломником Дамба Доржи Заяевым // Страны и народы Востока. Вып. 26, кн. 3. М., 1989. С. 123.

2 Цыбиков Г.Ц. Буддист-паломник у святынь Тибета. Пг., 1918.

3 Дас С.Ч. Путешествие в Тибет. СПб., 1904.

49 нии в научный оборот определенных понятий и терминов, связанных с традиционной внешней политикой Тибета.

Апробация исследований. Отдельные результаты исследований по проблеме тибето-китайских отношений и роли тибетских лидеров в этом процессе были опубликованы в виде монографии и ряда статей, а также изложены в виде докладов на межвузовских конференциях.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лидеры Тибета и их роль в тибето-китайских отношениях XVII - XVIII вв."

Заключение

Рассмотрение проблемы тибето-китайских отношений в ХУП-ХУШ вв. и роли тибетских лидеров в этом процессе позволяет сделать некоторые выводы.

Тибетское государство в УП-1Х вв. было абсолютно независимым и проводило активную внешнюю политику. Характерной особенностью внешней политики Тибета в этот период был ее экспансионистский характер, обусловленный стремлением тибетских правителей расширить свою территорию или получить военную добычу в соседних странах. В этом плане отношения Тибета с Китаем ничем не отличались от отношений Тибета с другими государствами; более того, судя по историческим данным, Танский Китай был наиболее частым объектом тибетских набегов и даже платил Тибету дань в определенные периоды. Внешняя политика Тибета в этот период включала в себя такие моменты, как заключение союзных и мирных договоров, определение границы между Тибетом и Китаем, взаимную отправку посольств, междинастические браки, посредничество. Танская империя противопоставила тибетской внешней политике традиционную китаецентристскую внешнюю политику, однако эта политика оказалась неэффективной вследствие мощи тибетского государства.

Ситуация изменилась в результате распада тибетского государства и последовавшего за ним периода раздробленности (середина IX - середина XIII вв.): Тибет перестал быть угрозой для Китая, а династия Сун (960-1279), занятая внутренними проблемами и защитой северных границ, в свою очередь, мало интересовалась тибетскими делами. В децентрализованном Тибете в этот период местный буддизм стал дробиться на секты, локализовавшиеся вокруг какого-либо местного монастыря и устанавливавшие отношения с местными феодальными кланами по религиозно-политическому принципу «лама - милостынедатель». Данная формула применялась в раздробленном Тибете как сугубо внутритибетская форма взаимоотношений местной буддийской секты и местной светской власти.

Возникновение в XIII в. в Центральной Азии мощной Монгольской державы и затем установление в Китае власти монгольской династии Юань привело к насильственному нарушению изоляции Тибета. Использование политических методов и приемов периода централизованного государства в новых международных условиях оказалось невозможным, и в качестве нового внешнеполитического принципа выдвигается религиозно-политическая формула «лама - милостынедатель». Формально отношения «лама -милостынедатель» носили личностный характер, т.е. основывались на почитании юаньским императором своего духовного наставника; но фактически в Тибете был установлен монгольский (юаньский) протекторат. Поскольку «ламой» в этом союзе был верховный иерарх секты Сакьяпа, то именно Сакьяпе была передана религиозная и светская власть над Страной снегов при верховном суверенитете юаньских императоров. Таким образом, установление тибето-китайских отношений по типу «лама -милостынедатель» сопровождалось установлением в Тибете теократии Сакьяпы. Эта взамосвязанность тибетской теократии и чужеземного протектората проявлялась и в цинское время.

В середине XIV в. произошло почти одновременное свержение власти Сакьяпы в Тибете и династии Юань в Китае. Зависимость Тибета от Китая по формуле «лама - милостынедатель» закончилась. В Китае к власти пришла ханьская династия Мин (1368-1644), тогда как в Тибете власть поочередно захватывали (иногда сосуществуя одновременно) феодальные кланы Пхагмоду, Ринпунг и Цзанба. Ни одна из этих династий не смогла поставить под свой контроль всю страну или объединить ее идеологически. Более того, возникла враждебность между отдельными сектами тибетского буддизма, которые, пользуясь поддержкой своих светских приверженцев, развязали в стране перманентную религиозно-политическую борьбу. Хотя Тибет в середине XIV - начале XVII вв. и не достиг того уровня децентрализации, какой был характерен для периода середины IX - середины XIII вв., все же страна не стала единым государством. Внешняя политика Тибета носила в эти века чрезвычайно пассивный характер и ограничивалась религиозными, торговыми и культурными связями с внешним миром.

Политика Минского Китая в отношении Тибета была чрезвычайно сдержанной и осторожной. Заботясь прежде всего о безопасности своих северных границ, которым постоянно угрожали вытесненные из Китая монголы, минские императоры, считавшие себя преемниками Юаней в отношении Тибета, заботились лишь о сохранении статус-кво на тибето-китайской границе. В связи с этим их политику можно условно разделить на официальную и пограничную. Официальная политика заключалась в признании Минами режима Пхагмоду в Тибете и раздаче почетных титулов иерархам буддийских сект, что означало «право» принесения «дани» минскому императору. Мнимая зависимость духовных лиц, получивших минские титулы, обернулась бесконечным потоком «посольств с данью», желавших получить ответные дары или продать тибетские товары в Китае. Разумеется, ни о каком реальной зависимости Тибета от Минской империи не могло быть и речи, поскольку буддийские иерархи зачастую распространяли свое влияние не далее одной провинции страны.

Пограничная политика Минской династии в отношении Тибета представляла собой сочетание системы «тусы» и экономического давления. Светская знать и буддийское духовенство тибетских племен в полосе тибето-китайской границы получали почетные титулы от минских властей, назначались «тусы» (старшинами) и имели право привозить «дань» ко двору. Картина с «данью» была такой же, как и в случае с иерархами сект во внутренних районах Тибета. Экономическое давление на население китайско-тибетского приграничья состояло в том, что династия Мин поставила под жесткий государственный контроль обмен китайского чая на тибетских лошадей, диктуя нормы обмена и прекращая процесс обмена в случае «неповиновения тибетских варваров». Другим аспектом китайской политики было стремление не допустить какого-либо союза тибетцев и монголов, поскольку объединившись, они могли представлять серьезную угрозу для Минской империи.

Однако, хотели того минские правители или нет, но в конце 70-х годов XVI в. отношения между тибетцами и монголами были восстановлены. В 1578 г. правитель сильного монгольского государства Алтан-хан Тумэтский и глава одной из конкурировавших между собой сект тибетского буддизма, секты Гелугпа, установили между собой союз по формуле «лама -милостынедатель». В тот момент тибето-монгольский союз не повлек за собой политических последствий, поскольку держава Алтан-хана вскоре распалась; но секта Гелугпа получила покровительство монгольского хана и право обращения монголов в буддизм, что она с успехом и выполнила. В дальнейшем, учитывая то обстоятельство, что в монгольской среде распространился главным образом «желтошапочный» буддизм, Гелугпа могла рассчитывать на помощь со стороны зарубежных покровителей в случае, если возникнет такая необходимость. Связь между Гелугпой и монгольскими «милостынедателями» укрепилась настолько, что очередным Далай-ламой (главой секты Гелугпа) стал монгол по национальности.

В начале XVII в. монголы начали открыто вмешиваться в религиозно-политическую борьбу в Тибете, выступая на стороне Гелугпы. В свою очередь тибетские правители из династии Цзанба, являвшиеся приверженцами конкурирующей с Гелугпой секты Кармапы, постарались привлечь на свою сторону монгольских сторонников «красношапочного» буддизма, Лигдан-хана Чахарского и Цогта-тайчжи. Лигдан-хан вмешаться в тибетские распри не успел, но цзанские правители, Цогт-тайчжи, обосновавшийся в Кукуноре и правитель владения Бэри из Кама представляли вместе серьезную угрозу существованию Гелугпы. В связи с этим в 1633 г. руководство Гелугпы обратилось за помощью к джунгарским «милостынедателям».

В 1636 г. вождь джунгарских хошоутов Гуши-хан разгромил войска Цогта-тайчжи и захватил Кукунор. В 1640 г. он разгромил другого врага Гелугпы, правителя Бэри в Каме, а в 1642 г. вторгся в провинцию и покончил с династией Цзанба. Затем Гуши-хан, как в свое время монгольские императоры династии Юань, передал светскую и религиозную власть над Тибетом Далай-ламе V. Таким образом, в Тибете была установлена теократия Гелугпы при хошоутском протекторате в лице Гуши-хана и его потомков. Основным отличием от теократии Сакьяпы было то, что теократия Гелугпы в XVII в. была под хошоутским, а не китайским протекторатом. Кроме того, хошоутские «милостынедатели» остались жить в Тибете и со временем стали частью тибетского феодального класса, хотя и сохраняли претензии на особое положение в стране.

Далай-лама V воспользовался военным присутствием хошоутов в стране для создания централизованного феодально-теократического государства. Искусная внутренняя политика Далай-ламы V и невмешательство хошоутских ханов в административные дела привели к тому, что хошоутский протекторат постепенно превратился в формальную зависимость. Довольно успешной была и внешняя политика Далай-ламы V (за исключением отношений с Бутаном).

Отношения Тибета с Цинским Китаем были установлены в результате визита Далай-ламы V в Пекин в 1652-53 гг. Но тибетская и китайская стороны по-разному трактовали результаты встречи тибетского иерарха с цинским императором Фу Линем: если первые полагали, что были установлены личностные отношения по типу «лама - милостынедатель», то вторые рассматривали отношения с тибетским лидером по столь же привычной схеме «сюзерен - вассал», т.е. под чисто политическим углом зрения. Если тибетский лидер восстановил отношения с Китаем исходя из необходимости иметь нормальные отношения с сильным соседним государством, к тому же со значительной долей буддийского населения в лице монголов, то для Цинов Тибет был интересен, во-первых, в плане «умиротворяющего» влияния тибетской церкви на монголов, а во-вторых, в плане непосредственного поглощения империей (как более отдаленная задача).

В период правления Далай-ламы V два принципиально различных подхода к тибето-китайским отношениям - тибетский и китайский -существовали как бы параллельно, не противореча друг другу. Если тибетские и китайские лидеры и замечали определенные неувязки в своих отношениях, то не акцентировали на них внимание, поскольку ни одна из сторон пока не могла навязать свою волю другой.

Смерть «Великого Пятого» в 1682 г. почти совпала с окончательным покорением Китая маньчжурами. С этого момента династия Цин начала широкую внешнюю экспансию, сначала на Дальнем Востоке, а затем в Центральной Азии. Тибетской буддийской церкви была отведена в цинских планах значительная роль: она должна была помогать Цинам покорять, а затем удерживать под контролем монгольское население. Однако Цинов ожидало разочарование: тибетская церковь, не заинтересованная в ослаблении монгольских и джунгарских «милостынедателей», выступила как добросовестный посредник в джунгаро-халхаских и джунгаро-цинских конфликтах. Это вызвало гнев императора Сюань Е, обвинившего дасрида Санчжая Чжамцо в интригах против Цинской империи и в сговоре с джунгарским ханом Галданом. Не имея реальных доказательств этих «подрывных» действий, император использовал то обстоятельство, что Санчжай Чжамцо скрыл смерть Далай-ламы V и тем самым не только узурпировал власть в Тибете, но и якобы нанес ущерб религии. Поза «защитника буддизма» позволила императору Сюань Е выступить с угрозами в адрес дэсрида, иначе говоря, в адрес Тибета. Неудачный выбор преемника «Великого Пятого», сделанный дэсридом, дал новый козырь цинскому императору. К просчетам внутренней и внешней политики Санчжая Чжамцо следует отнести и недооценку степени хошоутского могущества в Тибете. Очередной хошоутский хан, Лхавзан, воспользовавшись промахами Санчжая Чжамцо, убил дэсрида и захватил власть в стране.

Открытые угрозы Цинов в адрес тибетского лидера ознаменовали начало нового этапа в тибето-китайских отношениях. Но, ввиду занятости цинского двора установлением своего режима в Северной Монголии, цинские угрозы не имели для Тибета политических последствий. Тем не менее в Пекине были сделаны выводы, что, во-первых, следует установить непосредственный контроль над тибетской церковью (что предполагало установление контроля над самим Тибетом) и, во-вторых, что необходимо создать местные буддийские церкви в Северной и Южной Монголии, контролируемые не Лхасой, а Пекином. Вторая из этих задач была решена в конце XVII в.

Захват власти в Тибете хошоутским Лхавзан-ханом и сложение в 1702 г. Далай-ламой VI с себя духовного сана означали окончание теократии Гелугпы, установленной в 1642 г. при хошоутском протекторате. Чувствуя неприязнь к себе со стороны верхушки Гелугпы, Лхавзан-хан попытался заручиться моральной поддержкой цинского двора, сообщив в Пекин о ситуации в Тибете. Цинский император Сюань Е использовал это как повод для вмешательства в тибетские дела, «рекомендовав» сместить и выслать из Тибета Далай-ламу VI. Высылка Далай-ламы VI из Тибета и его последующая смерть, а также интронизация ставленника Лхавзан-хана означали нарушение церковных традиций, что усилило враждебность высшего духовенства к хану. Не меньшее негодование действия Лхавзана вызвали в Кукуноре, где проживала другая ветвь потомков Гуши-хана. Император Сюань Е поспешил воспользоваться удобным случаем для реального подчинения Тибета, и направил туда цинского «администратора по делам Тибета». Однако Сюань Е переоценил слабость Лхавзана, который, несмотря на враждебность духовенства и появление в Литане перерожденца Далай-ламы VI, сумел привлечь на свою сторону светских аристократов и Панчен-ламу II. Попытка поставить Тибет под контроль «мирным» путем не удалась, и цинский представитель был отозван.

Руководство Гелугпы, считая Лхавзана нарушителем религиозных норм и чуть ли не еретиком, обратилось в джунгарскому хану Цэван-Рабдану с просьбой о «защите религии». Джунгары вторглись в Тибет, и Лхавзан-хан погиб, успев, однако, обратиться за помощью в Пекин.

Джунгарский хан Цэван-Рабдан не сумел установить отношения с Тибетом по формуле «лама - милостынедатель», поскольку «истинный» Далай-лама VII оставался на цинской территории. Джунгары пытались осуществить в Тибете некоторые преобразования, отвечавшие интересам Гелугпы, но их насилия лишили их симпатий тибетского населения. Сложилась чрезвычайно благоприятная ситуация для реализации цинских планов в отношении Тибета, и император Сюань Е мастерски ею воспользовался. Цинские войска изгнали джунгаров из Тибета и в 1720 г. интронизировали Далай-ламу VII; тем самым хошоутский протекторат над Тибетом был заменен китайским.

Китайский протекторат, установленный Цинами в Тибете в 1720 г., не походил ни на хошоутский, ни на юаньский: Цины передали Далай-ламе VII только религиозную власть, в то время как Юани и хошоуты передали и светскую тоже; таким образом, теократия Гелугпы времен «Великого Пятого» и Санчжая Чжамцо не была восстановлена. Отношения «лама -милостынедатель» не были установлены даже на личностном уровне, т.к. ни император Сюань Е, ни сменившие его Инь Чжэн и Хун Ли никогда лично с Далай-ламой VII не встречались. Далай-лама VII и Панчен-лама II были обязаны присылать в Пекин дань, как и все другие вассалы. Иначе говоря, между Цинами и тибетскими иерархами были установлены отношения по типу «вассал - сюзерен», а не «лама - милостынедатель», как бы ни пытались уверять в обратном буддийские иерархи. Об этом же свидетельствовала и аннексия Цинами в 20-х годах XVIII в. Восточного Тибета, и выдвижение на пост главы тибетского правительства доверенного лица из числа тибетских аристократов - Канченнаса. Канченнас, будучи верным слугой Цинов, рьяно выполнял все распоряжения Пекина, в том числе и те, которые противоречили тибетским традициям или интересам страны. Бездумная исполнительность Канченнаса и отрицательные черты его характера вызвали непопулярность этого деятеля в стране и неприязнь со стороны его коллег, которые убили премьер-министра. Заговор 1727 г. был, несомненно, верхушечным, однако он отражал недовольство тибетского населения правлением цинского ставленника и потому носил характер антицинского движения.

В 1727-28 гг. в Тибете произошла гражданская война, завершившаяся победой процински настроенного Полханаса, и новым походом китайских войск в Тибет. Система управления в Тибете была изменена: премьер-министром стал Полханас, которому Цины безусловно доверяли и который сам подбирал министров по принципу личной преданности; в Лхасе и в Чамдо были поставлены китайские гарнизоны; в Тибете стали постоянно находиться резиденты (амбани), являвшиеся наблюдателями и информаторами императора; Далай-лама VII, в связи с причастностью его отца к заговору 1727 г., был на несколько лет сослан в Восточный Тибет. Желая расколоть верхушку тибетской церкви, Цины попытались создать противовес Далай-ламе VII в лице Панчен-ламы II, которому отдали в управление несколько территорий. Таким образом, начиная с 1728 г. наступил новый этап китайской политики в Тибете, весьма далекий от идиллического союза «лама - милостынедатель»: Цины распоряжались территорией Тибета, казнили или высылали его руководителей, включая иерархов и т.п. Тибет должен был быть готов к новой роли в рамках Цинской империи: он, как и другие зависимые территории, должен был служить буфером, защищающим Собственно Китай от внешней угрозы, а тибетская церковь должна была стать послушным орудием Цинов для «умиротворения» монголов. Главная роль в подготовке Тибета к его новым задачам отводилась Полханасу.

Полханас проявил себя как опытный и умелый администратор, сумев стабилизировать внутреннюю обстановку в стране и укрепив ее экономику. Его внешняя политика была также весьма успешной: ряд пригималайских государств признали свою номинальную зависимость от Тибета, что в Пекине расценивали как вассалитет по отношению к Цинской империи в целом. Под руководством Полханаса была создана небольшая тибетская армия, способная противостоять некоторое время натиску джунгаров. Все это вызывало одобрение в Пекине, т.к. Полханас успешно превращал Тибет в буферную территорию. Другая задача Полханаса, связанная с подчинением тибетской церкви Цинам, выполнялась не столь успешно: несмотря на огромные усилия Полханаса наладить отношения с духовенством Гелугпы, его считали слишком симпатизирующим секте Нинмапа, покровителем капуцинов и т.п. Не сложились и личные отношения Полханаса с Далай-ламой VII, который считал, что правитель ограничивает его и без того скудную автономию. В 1747 г. этот верный вассал Цинов умер. Его деятельность объективно способствовала усилению китайского протекторате над Тибетом.

Широкая автономия, которой пользовался Тибет благодаря доверию Цинов к Полханасу, укрепление экономики и создание тибетской армии оживили тягу тибетцев к независимости. Выразителем антицинских настроений стал сын Полханаса, Чжурмэд-Намчжал. Воспользовавшись ослаблением бдительности Цинов в связи многолетним спокойствием в Тибете и установившимся миром с Джунгарским ханством, он начал подготовку к антикитайскому выступлению. В своих расчетах он опирался на подконтрольность ему тибетской армии и предполагавшуюся помощь джунгаров; ни народные массы, ни аристократия, ни церковь в расчет не принимались. Причина этого крылась в личных качествах Чжурмэд-Намчжала, обладавшего жестоким и деспотическим характером: он сумел испортить отношения со всеми. Когда в 1750 г. Чжурмэд-Намчжал был убит амбанями, страна осталась спокойной, а буддийская церковь в лице Далай-ламы VII заняла сторону Цинов.

Неудавшееся восстание Чжурмэд-Намчжала привело к очередной перестройке системы управления в Тибете. Духовная и светская власть в стране была передана Далай-ламе VII, т.е. произошло восстановление теократии Гелугпы. Но между этой теократией и теократией XVII в. была заметная разница: если раньше Далай-лама V имел в своем распоряжении дэсрида, выполнявшего его приказы, то теперь при нем был Совет министров из 4-х человек, назначавшихся с согласия цинского императора; в заседаниях Совета министров могли участвовать цинские резиденты (как советники и наблюдатели); амбаням подчинялся китайский гарнизон и почтовая служба. Сам Далай-лама VII ставился в один ряд с руководителями региональных монгольских церквей, т.е. его значение как главы северного буддизма принижалось. Таким образом, заговорщическая деятельность Чжурмэд-Намчжала принесла Тибету больше вреда, чем пользы: китайский протекторат в Стране снегов укрепился, и страна еще на шаг приблизилась к полной потере независимости. Разумеется, в чисто пропагандистском плане восстановление теократии Гелугпы истолковывалось тибетским духовенством в духе отношений «лама - милостынедатель» с Цинами.

Реальное теократическое правление Далай-ламы VII продолжалось недолго. После его смерти в 1757 г. был найден его перерожденец, Далай-лама VIII, но, сначала из-за его малолетства, а затем из-за нежелания заниматься административными вопросами, светская власть была сосредоточена в руках регентов. Религиозная власть до 1780 г. перешла к Панчен-ламе III. Этот выдающийся тибетский лидер сознавал ущербность теократии, установленной в середине XVIII в. по сравнению с временами «Великого Пятого». Являясь фактическим главой церкви, Панчен-лама III развил активную внешнеполитическую деятельность в южном направлении, стремясь использовать новую политическую обстановку к югу от Гималаев в интересах Тибета. Он попытался добиться полной самостоятельности тибетских буддийских иерархов во внутренних делах Тибета и широкой автономии во внешних, при сохранении номинального контроля Цинов, что во многом напоминало ситуацию в XVII в. Однако в Пекине эти планы были расценены как стремление освободиться от цинской зависимости вообще. Способом достижения своих целей Панчен-лама III избрал путь придворных интриг (использование влияния Чжанчжа-хутухты II) и собственного религиозного влияния на китайского императора (по формуле «лама -милостынедатель»). Это наивный план не только не имел успеха, но и привел к гибели Панчен-ламы III.

В 1788 г. произошло нападение непальской армии на Тибет, вызванное в основном причинами экономического характера. Из Китая на помощь Тибету были присланы войска, которые, однако, не стали воевать с непальцами. Вместо этого был заключен мирный, договор, предусматривавший, наряду с прочим, выплату непальцам ежегодной дани. Позорный для Цинской империи непало-тибетский договор был, по сути дела, скрыт от Пекина. Но, из-за неспособности Тибета платить громадную дань, разразилась вторая тибето-непальская война 1791-93 гг. На этот раз была послана более крупная китайская армия, совместно с тибетцами дошедшая до столицы Непала и заставившая Непал признать вассальную зависимость от Цинской империи. Непал, с точки зрения Цинов, вошел в зону цинского влияния, кружавшую «внешние владения» Китая (в данном случае Тибет).

Непало-тибетские войны показали цинскому правительству, что Тибет не справляется с двумя своими главными обязанностями в рамках империи: служить буферной зоной и одновременно быть послушным идеологическим центром. Кроме того, в Тибете обнаружилась скрытая антицинская оппозиция. В этой связи в Тибете были проведены административные реформы, состоявшие в том, что цинские резиденты были уравнены в правах с Далай-ламой и Панчен-ламой, а все тибетские чиновники были им подчинены. Члены Совета министров назначались указом из Пекина по рекомендации амбаней; все иностранные дела, включая религиозные контакты, были поставлены под контроль амбаней. Тибет, как и остальные части Цинской империи, должен был проводить политику «самоизоляции». Была воссоздана регулярная тибетская армия, фактически развалившаяся после мятежа Чжурмэд-Намчжала. Эта армия, поставленная под контроль резидентов, должна была защищать Тибет в течение времени, необходимого для подхода крупной китайской армии, в чем и состояла роль буферной территории. Что же касается буддийской церкви, то в 1793 г. был издан императорский указ, поставивший процедуру избрания перерожденцев под жесткий цинский контроль Таким образом, схему управления Тибетом можно изобразить следующим образом: цинский император - Лифаньюань -амбани в Лхасе - Далай-лама - Кашаг - тибетский чиновничий аппарат.

Итак, к концу XVIII в. Тибет был полностью включен в состав империи Цин на правах «внешнего владения» (буферной территории). Он, как и другие внешние владения», входил в буферный пояс, предохранявший Собственно Китай от иноземного вторжения; он управлялся согласно особому своду законов («Уложению») и при помощи особого правительственного органа (Лифаньюаня); маньчжурские резиденты, ранее выполнявшие функции наблюдателей, превратились в имперских наместников в Тибете. Тибетские иерархи превратились в вассалов династии Цин, со всеми присущими вассалам обязанностями. Сами иерархи

394 продолжали считать себя партнерами цинских императоров по формуле «лама - милостынедатель», но это был самообман, призванный сохранить престиж церковного руководства в глазах тибетского населения. В реальной жизни их партнерами законодательно признавались не императоры, а цинские наместники-амбани. С другой стороны, притязания тибетских иерархов не отвергались прямо цинскими монархами, поскольку положение «защитников» буддизма было для них весьма выгодно.

Роль тибетских лидеров в тибето-китайских отношениях ХУП-ХУШ вв. была далеко не однозначна. Из семи рассмотренных выше лидеров лишь двое были церковными иерархами; у пяти светских лидеров, в ходе их политической деятельности возникали определенные проблемы в отношениях с буддийской церковью. Эти трения в отношениях церковной и светской власти были выгодны цинским императорам, использовавшим их для усиления своего влияния в Тибете. Большинство тибетских лидеров стремились сделать Тибет независимым государством, но, выражая интересы определенных тибетских кругов, религиозных или политических группировок, они были вынуждены ориентироваться на сильную иностранную державу, что неминуемо вело к потере Тибетом независимости.

Список научной литературыБеспрозванных, Евгений Леонидович, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Далай-лама XIV Тензин Гьяцо. Буддизм Тибета. М.; Рига, 1991.

2. Далай-лама XIV Тензин Гьяцо. Свобода в изгнании. СПб., 1992.

3. Далай-лама XIV Тензин Гьяцо. Доброта, чистота помыслов и проникновение в сущность. М., 1993.

4. Дас С.Ч. Путешествие в Тибет. СПб., 1904.

5. Дугаров Р.Н. «Дэбтэр-чжамцо» источник по истории монголов Кукунора. Новосибирск, 1983.

6. Дуглас Н., Уайт М. Кармапа: тибетский лама в черной короне. СПб., 1998.

7. Их цааз («Великое уложение»). Памятник монгольского феодального права XVII века. М., 1981.

8. Калмыцкие историко-литературные памятники в русском переводе. Элиста. 1969.

9. Международные отношения в Центральной Азии. XVII-XVIII вв. Документы и материалы. Кн. 1-2. М., 1989.

10. Миньчжул Хутухта. География Тибета. СПб., 1895.

11. Муллин Г. Избранные сочинения Далай-ламы II. М., 1998.

12. Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях. СПб., 1895.

13. Обстоятельное описание происхождения и состояния манджурского народа и войска, в осми знаменах состоящего. СПб., 1784.

14. Описание Тибета в нынешнем его состоянии. СПб., 1828. 15 О тибетском вопросе. Пекин, 1959.

15. Пагсам-джонсан. История и хронология Тибета. Новосибирск, 1981.

16. Позднеев А. Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ». СПб., 1883.

17. Приведение в покорность монголов при начале Дайцинской династии (Из «Шэн у цзи»), // Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. Вып. 3. СПб., 1883.

18. Сазыкин А.Г. Описание Тибета, составленное в XVIII в. бурятским паломником Дамба-Доржи Заяевым // Страны и народы Востока. Вып. 26, кн.З. М., 1989.

19. Санчжай Чжамцо. Драгоценная шелковая ткань // Муллин Г. Избранные сочинения Далай-ламы II. М., 1998.

20. Соднам Цзэмо. Дверь, ведущая в Учение. СПб., 1994.

21. Сумба-Хамбо. История Кукунора, называемая «Прекрасные ноты из песни Брахмы». М., 1972.

22. Тибет. Правда, основанная на фактах. М., 1994.

23. Уведомление о бывшей с 1677 до 1689 года войне у китайцев с зенгорцами. СПб., 1777.

24. Уложение китайской Палаты внешних сношений. Т. 1-2. СПб., 1828.

25. Уоддель А. Лхаса и ее тайны. СПб., 1906.

26. Установления о соли и чае. М., 1975.

27. Цаньян Чжамцо. Песни, приятные для слуха. М., 1983.

28. Цыбиков Г.Ц. Буддист-паломник у святынь Тибета. Пг., 1918.

29. Чжэ Цонкапа. Большое руководство к этапам пути пробуждения. Т. I. СПб., 1994.

30. Шара Туджи. Монгольская летопись XVII века. М.;Л., 1957.1. Н*

31. Das S.Ch. Contributions on the Religion, History etc., of Tibet // Journal and Proceedings of the Asiatic Society of Bengal. V. LI. Calcutta, 1882.

32. Delia Penna O. Brief Account of the Kingdom of Tibet // Narratives of the Mission of George Bogle to Tibet. L., 1876.

33. Desideri I. An Account of Tibet. L., 1937.

34. Diskalkar D.B. Bogle Embassy to Tibet // The Indian Historical Quarterly. IX. Delhi, 1933.

35. Fu Lo-shu. A Documentary Chronicle of Sino-Western Relations. 1644— 1820. V. 1-2. Tucson, 1966.

36. History of Nepal. Calcutta, 1958.

37. Kirkpatrick W. An Account of the Kingdom of Nepaul. L., 1811.

38. Landon P. Nepal. V.2. L., 1928.

39. Narratives of the Mission of George Bogle to Tibet. L., 1876.

40. Turner S. An Account of an Embassy to the Court of the Teshoo Lama in Tibet. L„ 1800.1. Литература

41. Алдошин В.А. Легенды о стране Шамбала //Филологические исследования старописьменных памятников. Элиста, 1987.

42. Беспрозванных Е.Л. Приамурье в системе русско-китайских отношений (XVII середина XIX в.). Хабаровск, 1986.

43. Беспрозванных Е.Л. Миссия Дж. Богля в Тибет (1774-1775 гг.) // Проблемы всемирной истории. Элиста, 1993.

44. Беспрозванных Е.Л. Идеология «умиротворения варваров»: Цины и буддийская церковь в XVII-XVIII вв. // Общественная мысль и социально-политические движения в новое и новейшее время. Волгоград, 1995.

45. Беспрозванных Е.Л. Буддизм и политика: лидеры Тибета в XVII-XIII вв. Волгоград, 1998.

46. Беспрозванных Е.Л. Калмыцко-китайские отношения на втором этапе (середина 20-х середина 30-х годов XVIII в.) // «Стрежень»: науч. ежегодник. Вып. I. Волгоград, 2000.

47. Бичурин Н.Я. (Иакинф). История Тибета и Хухунора. Т. I. СПб., 1833.

48. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Историческое обозрение ойратов, или калмыков, с XV столетия до настоящего времени. СПб., 1834.

49. Бичурин Н.Я. (Иакинф). Статистическое описание Китайской империи. Ч. 1-2. СПб, 1842.

50. Богословский В.А. Очерк истории тибетского народа. М, 1962.

51. Богословский В.А, Гуревич Б.П, Думан Л.И. Тибет // Советская историческая энциклопедия. Т. 14. М, 1973.

52. Богословский В.А, Москалев A.A. Национальный вопрос в Китае (1911-1949). М„ 1984.

53. Бокщанин A.A. Китай и страны Южных морей. М, 1968.

54. Бокщанин A.A. Соотношение политических и внешнеторговых функций в системе «дани» минского времени // Доклады, представленные на Международный синологический конгресс в Праге. М, 1968.

55. Бокщанин A.A. Особенности внешних отношений империи Мин и вопросы преемственности. //Китай: традиции и современность. М, 1976.

56. Болсохоева Н.Д. Дэсрид Санчжяй Чжамцо ученый-энциклопедист средневекового Тибета // Источниковедение и текстология памятников средневековых наук в странах Центральной Азии. Новосибирск; 1989.

57. Буров В.Г. Мировоззрение китайского мыслителя XVII века Ван Чуаншаня. М, 1976.

58. Васильев Л.С. История религий Востока (религиозно-культурные традиции и общество). М, 1983.

59. Владимирцов Б.Я. Надписи на скалах халхаского Цогту-тайджи // Известия АН СССР, т. 21, № 3-4. М, 1927.

60. Внешняя политика государства Цин в XVII веке. М, 1977.

61. Габорио М. Непал и его жители. М, 1975.

62. Горохова Г.С. Очерки по истории Монголии в эпоху маньчжурского господства. М, 1980.

63. Гумилев Л.Н. Древний Тибет. Соч. Т. 5. М, 1996.

64. Гуревич Б.П. Освобождение Тибета. М., 1958.

65. Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII первой половине XIX в. М., 1979.

66. Далай Ч. Монголия в XIII-XIV веках. М., 1983.

67. Доронин Б.Г. Завоевание Китая маньчжурами и официальная китайская историография XVII-XVIII вв. // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. 10. Л., 1987.

68. Доронин Б.Г. Современный этап изучения в КНР истории династии Цин // Новое в изучении Китая: история и историография. М., 1988.

69. Дугаров Р.Н. Очерки истории и культуры Амдо: VII-XIX вв. Улан-Удэ, 1995.

70. Дугаров Р.Н. Буддизм в Монголии и Кукуноре (Амдо) в XVI-XVIII вв. Улан-Удэ, 1999.

71. Дугаров Р.Н. Кукунорские ханства в XV-XVIII вв. Улан-Удэ, 1999.

72. Дугаров Р.Н. Теократия в истории средневековой Монголии. Улан-Удэ, 1999.

73. Думан Л.И. Аграрная политика цинского правительства в Синьцзяне в конце XVIII века. М.; Л., 1936.

74. Думан Д.И. Внешнеполитические связи Древнего Китая и истоки даннической системы // Китай и соседи в древности и средневековье. М., 1970.

75. Думан Л.И. Традиции во внешней политике Китая // Роль традиций в истории и культуре Китая. М., 1972.

76. Думан Л.И. Учение о Сыне Неба и его роль во внешней политике Китая (с древности до нового времени) // Китай: традиции и современность. М., 1976.

77. Ермаченко И.С. Политика маньчжурской династии Цин в Южной и Северной Монголии в XVII в. М., 1974.

78. Журавлев Ю.И. Этнический состав Тибетского района КНР и тибетцы других районов страны // Восточноазиатский этнографический сборник. М., 1961.

79. Забровская JI.B. Политика Цинской империи в Корее. М., 1987.

80. Златкин И.Я. Очерки новой и новейшей истории Монголии. М., 1957.

81. Златкин И.Я. История Джунгарского ханства. М., 1964.

82. Златкин И.Я. Зая-пандита как политический деятель // 320 лет старокалмыцкой письменности. Элиста, 1970.

83. Илларион. Очерк истории сношений Китая с Тибетом // Труды членов российской духовной миссии в Пекине. Т. II. СПб., 1853.85. История Китая. М., 1998.

84. История Китая с древнейших времен до наших дней. М., 1974.

85. История Монгольской Народной Республики. М., 1983.

86. История народов Восточной и Центральной Азии с древнейших времен до наших дней. М., 1986.

87. Кара-Мурза Г.С. К постановке национального вопроса в Китае // Проблемы Китая, № 13. М., 1934.

88. Кара-Мурза Г.С. Очерки по новой истории Китая. Вып. 1. М., 1939.

89. К.Вл. История Тибета // Энциклопедический словарь. Изд. Ф.А. Брокгауз и И.А. Ефрон. Т. XXXIII. СПб., 1901.

90. Кочетов А.Н. Буддизм. М., 1968.

91. Крапивина Р.Н. Культурно-историческая традиция Сакья // Соднам Цзэмо. Дверь, ведущая в Учение. СПб., 1994.

92. Кузнецов B.C. К вопросу о владычестве Джунгарского ханства над Восточным Туркестаном //Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974.

93. Кулешов Н.С. Китай пригималайские страны и Индия // Китай и соседи в новое и новейшее время. М., 1982.

94. Крывелев И.А. История религий. Т. 2. М., 1976.

95. Кычанов Е.И. Повествование об ойратском Галдане Бошокту-хане. Новосибирск, 1980.

96. Кычанов Е.И., Савицкий Л.С. Люди и боги Страны снегов. М., 1975.

97. Кюнер Н.В. Описание Тибета. Ч. 2, вып. 1-2. Владивосток, 1908.

98. Ларин В.Л. Система тусы в период Цин // Народы Азии и Африки, № 3. М, 1990.

99. Леонтьев В Л. Против извращения истории китайско-тибетских отношений // Краткие сообщения ИВ АН СССР. Т. IX. М., 1952.

100. Леонтьев В.П. Иностранная экспансия в Тибете в 1888-1919 гг. М., 1956.

101. Луния Б.Н. История индийской культуры. М., 1960.

102. Ли Данянь. О Канси // Историческая наука в КНР. М, 1971.

103. Маланова Т.М. Тибетский канон Ганьчжур и Даньчжур как движущаяся система текстов // Источниковедение и текстология памятников средневековых наук в странах Центральной Азии. Новосибирск, 1989.

104. Маньчжурское владычество в Китае. М., 1966.

105. Мартынов Д.С. О некоторых особенностях политики цинского правительства в Тибете в конце XVIII в. // Маньчжурское владычество в Китае. М., 1966.

106. Мартынов A.C. К проблеме обмена на фаньской периферии при династии Мин // История, культура, языки народов Востока. М., 1970.

107. Мартынов A.C. Представления о природе и мироустроительных функциях власти китайских императоров в официальной традиции // Народы Азии и Африки, № 5. М., 1972.

108. Мартынов A.C. Сила дэ монарха // Письменные памятники Востока: Историко-филологические исследования. М., 1974.

109. Мартынов A.C. О традиционной интерпретации внешних войн в официальных документах Китая VII-XVIII веков // Десятая научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. 2. М., 1976.

110. Мартынов A.C. Статус Тибета в XVII-XVIII веках. М., 1978.

111. Мартынов A.C. Значение приезда послов в императорском Китае // Народы Азии и Африки, № 1, М., 1979.

112. Мартынов A.C. Традиция и политика в период Цяньлун // Конфуцианство в Китае (проблемы теории и практики). М., 1982/

113. Махмутходжаев М.Х. Национальная политика гоминьдана. М., 1986.

114. Можейко И.В., Узянов А.Н. История Бирмы. М., 1973.

115. Мясников B.C. Империя Цин и Русское государство в XVII веке. М., 1980.

116. Мясников B.C., Шепелева Н.В. Китай и Монголия // Китай и соседи в новое и новейшее время. М., 1982.

117. Насунов А.Б. Роль Тибета в осуществлении откочевки основной части калмыков в Джунгарию в 1771 г. // Цыбиковские чтения. Улан-Удэ, 1989.

118. Неру Дж. Открытие Индии. Кн. 1-2. М., 1989.

119. Новая история Китая. М., 1972.

120. Островская Е.А. Буддийский университет в духовной культуре средневекового Тибета // Восток, № 1, 1997.

121. Очерки истории Китая с древности до «опиумных» войн. М., 1959.

122. Попов И. Ламаизм в Тибете. Казань, 1898.

123. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. Вып. 3. СПб., 1883.

124. Празаускене И.А. Некоторые тенденции в политике Центрального правительства Китая в отношении Тибета // 4-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. 3. М., 1973.

125. Празаускене И.А. Система управления в Восточном Тибете (XVIII -первая половина XX в.). // Государство и общество в Китае. М., 1978.

126. Редько И.Б. Англо-непальские отношения во второй половине XVIII первой половине XIX в. // Краткие сообщения ИВ АН СССР, № 35. М, 1959.

127. Редько И.Б. Непал // Советская историческая энциклопедия. Т. 10. М, 1967

128. Рерих Ю.Н. Монголо-тибетские отношения в ХШ-ХГУ вв. // Филология и история монгольских народов. М, 1958.

129. Рерих Ю.Н. Монголо-тибетские отношения в XVI и начале XVII в. // Монгольский сборник, М, 1959.

130. Савицкий Л.С. Введение // Цаньян Чжамцо. Песни, приятные для слуха. М, 1983.

131. Санчиров В.П. Теократия в Тибете и роль Гуши-хана в ее окончательном утверждении // Ламаизм в Калмыкии. Элиста, 1977.

132. Санчиров В.П. «Илэтхэл шастир» как источник по истории ойратов. М, 1990.

133. Скрынникова Т.Д. Ламаистская церковь и государство: Внешняя Монголия XVI начала XX в. Новосибирск, 1988.

134. Сувиров Н.И. Тибет. Описание страны и отношение к ней Китая и Англии до последнего времени. СПб, 1905.

135. Тибет // Большая советская энциклопедия. Т. 54. М, 1946.

136. Туччи Дж. Тибетская живопись в свитках // Гумилев Л.Н. Соч. Т. 5, М, 1996.

137. Успенский В.Л. Ламаистский Пекин: от Шунь-чжи до Дао-гуана // Восток, № 4, 1996.

138. Успенский В.М. Страна Кукэ-нор, или Цин-хай. СПб, 1880.

139. У Хань. Жизнеописание Чжу Юаньчжана. М, 1980.

140. Фесенко П.И. Новая история Китая. Вып. 1. М, 1936.

141. Харнский К.А. Китай с древнейших времен до наших дней. Владивосток, 1927.

142. Хафизова К.Ш. Россия, Китай и народы Туркестана в публицистике В.П. Васильева // История и культура Китая. М., 1974.

143. Ходжаев А. Захват Цинским Китаем Джунгарии и Восточного Туркестана // Китай и соседи в новое и новейшее время. М., 1982.

144. Ходжаев А. Джунгаро-цинский договор 1740 г. // Новое в изучении Китая: история и историография. М., 1988.

145. Цыбиков Г.Ц. О Центральном Тибете // Избранные труды. Т. 2. Новосибирск, 1981.

146. Чимитдоржиев Ш.Б. Взаимоотношения Монголии и России в XVII-XVIII вв. М., 1978.

147. Чимитдоржиев Ш.Б. Хадхаский Цогт-тайджи (1582-1637) // Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. Новосибирск, 1980.* *

148. Ahmad Z. China and Tibet. 1708-1958. Oxford, 1960.

149. Ahmad Z. The Historical Status of China in Tibet // Journal of the Oriental Society of Australia. V. 9. Sidney, 1972.

150. Bell Ch. Tibet. Past and Present. Oxford, 1924.

151. Bell Ch. The Religion of Tibet. Oxford, 1931.

152. Boulger D.Ch. History of China. V. 1-2. L., 1898.

153. Cammann S. The Panchen Lama's Visit to China in 1780 // Far Eastern Quarterly. V. IX, № 1. N.Y., 1949.

154. Cassinelli C.W., Ekwall R.B. A Tibetan Principality. The Political SistemofSa-skya. N.Y., 1969.

155. Chakravartin // The New Enciclopedia Brittanica. V.5. Chikago, 1994.

156. Farquhar D.M. The Origins of the Manchu's Mongolian Policy // The Chinese World Order. Cambridge, Mass., 1968.

157. Farquhar D.M. Emperor as Bodhisattva in the Ch'ing Empire // Harvard Journal of Asiatic Studies. V. 38, N 1. 1978.

158. Francke A.H. A History of Western Tibet. L., 1907.

159. Hsu Shusi. An Introduction to Sino-Foreign Relations. Shanghai, 1941.

160. Kolmas J. Tibet and Imperial China. Canberra, 1967.

161. Lamb A. Sino-Indian and Sino-Russian Borders: Some Comparisons and Contrasts // Studies in the Social History of China and South-East Asia. Cambridge, 1970.

162. Lamb A. British India and Tibet. 1766-1910. L.; N.Y., 1986.

163. Land-on P. Nepal. V.2. L., 1928.

164. Latourette K.S. The Chinese: their History and Culture. N.Y., 1934.

165. Li Tieh-tseng. The Historical Status of Tibet. N.Y., 1956.

166. Li Ung Bing. Outlines of the Chinese History. Shanghai, 1914.

167. Macgowan J. A History of China. Shanghai, 1897.

168. Malik I.L. Dalai Lamas of Tibet. New Delhi, 1984.

169. Norbu Th.J., Turnbull C.M. Tibet. L., 1969.

170. Petech L. China and Tibet in the Early 18th Century. Leiden, 1950,

171. Petech L. Aristocracy and Government in Tibet. 1728-1959. Roma, 1975.

172. Petech L. The Dalai Lamas and Regents of Tibet: a Chronological Study // Selected Papers on Asian History. Roma, 1988.

173. Petech L. The Missions of Bogle and Turner according to the Tibetan Texts // Selected Papers on Asian History. Roma, 1988.

174. Petech L. Notes on Tibetan History of the 18th Century // Selected Papers on Asian History. Roma, 1988.

175. Petech L. The Tibetan-Ladakhi-Moghul War (1679-1682) // Selected Papers on Asian History. Roma, 1988.

176. Petech L. Central Tibet and the Mongols. The Yuan Sa-skya Period of Tibetan History. Rome, 1990.

177. Rahul R. The Role of Lamas in Central Asian Politics // Central Asiatic Journal. V. XII, fasc. 3. Hague, 1969.

178. Reischauer E.O., Pairbank J.K. A History of East Asian Civilization. V.I. Boston, 1958.

179. Richardson H.E, Tibet and its History. T., 1962.

180. Rockhill W.W. The Dalai Lamas of Lhasa and their Relations with Manchu Emperor of China. Leiden, 1910.

181. Rose L.E. Nepal. A Strategy for Survival. Berkeley, 1971.

182. Rossabi M. China and Inner Asia. From 1368 to Present Day. L., 1975.

183. Schram L.M.J. The Monguors of Kansu-Tibetan Border. V. 1-3. Philadelphia, 1961.

184. Shakabpa W.D. Tibet. A Political History. New Haven; L., 1967.

185. Shen Tsung-lien, Liu Shen-chi. Tibet and the Tibetans. Stanford, 1953.

186. Snellgrove D., Richardson H. A Cultural History of Tibet. N.Y., 1968.

187. Steiger G.N. A History of the Far East. Boston; N.Y., 1936.

188. Suzuki Ch. China's Relations with Inner Asia: the Hsiung-nu, Tibet // The Chinese World Order. Cambridge, Mass., 1968.

189. Tung Chi-ming. An Outline History of China. Peking, 1959.

190. White J.C. Sikkim and Bhutan. L., 1909.

191. Ya Hanzhang. The Biographies of the Dalai Lamas. Beijing, 1991.

192. Ya Hanzhang. Biographies of the Tibetan Spiritual Leaders Panchen Erdenis. Beijing, 1994.