автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Лингвокультурные аспекты эволюции немецкой притчи XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лингвокультурные аспекты эволюции немецкой притчи XX века"

На правах рукописи

Евтодиева Наталья Валентиновна

ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ ЭВОЛЮЦИИ НЕМЕЦКОЙ ПРИТЧИ XX ВЕКА

Специальность 10.02.04 - Германские языки

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 6 СЕН 2015

Москва-2015

005562262

005562262

Работа выполнена на кафедре лексикологии и стилистики немецкого языка факультета немецкого языка Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ».

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент

Фадеева Галина Михайловна, профессор кафедры лексикологии и стилистики немецкого языка факультета немецкого языка Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский государственный лингвистический университет»

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Гусева Алла Ефимовна, профессор кафедры германской филологии факультета романо-германских языков Института лингвистики и межкультурной коммуникации Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский государственный областной университет»

кандидат филологических наук Трошнна Наталья Николаевна,

старший научный сотрудник

Отдела языкознания Федерального государственного бюджетного учреждения науки «Институт научной информации по общественным наукам РАН»

Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное

образовательное учреждение высшего профессионального образования «Северо-Восточный государственный университет» (г. Магадан)

Защита диссертации состоится «5» октября 2015 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212.135.01 на базе ФГБОУ ВПО «Московский государственный лингвистический университет» по адресу:! 19034, г. Москва, ул. Остоженка, 38.

С диссертацией можно ознакомиться в диссертационном читальном зале библиотеки ФГБОУ ВПО «Московский государственный лингвистический университет» по адресу: 119034, г. Москва, ул. Остоженка, 38.

Автореферат разослан <</~» 03_2015 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета /у /

доктор филологических наук, доцент (АуС-ЛО^ Исакова Л. Д.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена изучению лингвокультурных аспектов эволюции немецкой притчи в контексте изменений общественных отношений и общего изменения культуры (В. М. Жирмунский).

Понятие притча (Parabel) и его производные занимают важное место в современной религиозной философии, теологии, филологии и других гуманитарных науках. Притчи XX в. рассматриваются рядом исследователей как один из самых важных признаков эпохи (Й. Биллен, Н. Миллер), в которой неслучайно внимание ученых привлекла проблема когнитивного диссонанса (JI. Фестингер). Показательно в этой связи определение притчи как барометра кризиса (Т. Эльм).

Работа носит междисциплинарный характер и отвечает требованиям современной лингвистики, то есть характеризуется интегративностью, что означает попытку исследовать не только систему языка в рамках системно-структурного подхода, но и механизмы его функционирования на основе функционально-когнитивного подхода (Г. Г. Виноград, П. А. Николаев).

Междисциплинарный характер предлагаемого исследования выражается в использовании как данных современной лингвистической науки, прежде всего, стилистики и лингвистики текста, так и других гуманитарных наук, в первую очередь, литературоведения, лингвокультурологии, а также ряда положений теологии и рецептивной эстетики.

Методологическую базу диссертации составляют научные труды отечественных и зарубежных исследователей, отражающие различные подходы к изучению текста:

— основные положения лингвистической стилистики, в т. ч. стилистики художественного текста (О. С. Ахманова, Н. С. Болотнова, М. П. Брандес, И. В. Гюббенет, А. И. Домашнев, В. А. Кухаренко, Н. М. Наер, Н. А. Николина, Э. Г. Ризель, Н. Н. Трошина, 3. Я. Тураева, Г. М. Фадеева, К. А. Филиппов, Г. Курц, Б. Зандиг, Б. Совински, У. Фикс и др.);

- общие положения когнитивной лингвистики и когнитивные подходы к анализу художественного текста (А. Е. Гусева, Ю. Н. Караулов, В. А. Лукин, М. М. Маковский, Е. М. Мелетинский, Л. А. Ноздрина, К. Бринкер, Р. Зоммер, Г. Селлин и др.);

- основные положения литературоведения (С. С. Аверинцев, М. М. Бахтин,

A. Н. Веселовский, В. В. Виноградов, В. М. Жирмунский, А. И. Княжицкий, Д. С. Лихачев, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов, Р. Якобсон, Й. Биллен,

B. Бреттшнайдер, Р. Дитмар, Г. Шнайдер, Ф. К. Штанцель, Р. Цюмнер, Т. Эльм и др.;

- труды по лингвокультурологии (А. Вежбицкая, Л. М. Гаспаров, В. И. Карасик, Е. И. Карпенко, Ю. М. Лотман, В. А. Маслова, Г. Г. Молчанова, Ю. С. Степанов, Е. Ф. Тарасов, В. Н. Телия, В. Н. Топоров, А. Я. Флиер), а также данные ряда других наук.

Эволюция понимается в диссертации как процесс постепенного непрерывного количественного изменения, подготавливающий качественные изменения, и как развитие вообще.

Из этого следует, что качественные изменения жанровых признаков притчи могут рассматриваться как результат предшествующего развития, а выражение и преломление в притче нового мировосприятия, появление у нее новых функций и новых жанровых признаков можно расценивать как элемент эволюционного развития.

Вопрос о выражении лингвистическими средствами нового мировосприятия в немецкой притче XX в. включается в более широкий общий контекст эволюционного развития притчи.

Актуальность диссертации связана с антропоцентрической направленностью

исследования, его вовлечением в широкий контекст когнитивных,

лингвокультурологических и литературоведческих работ, а также с когнитивно-

дискурсивным подходом к изучению жанра в синхронно-диахронной перспективе.

Актуальность определяется и тем, что вопросы эволюции, трансформации, развития

2

лингвокультурного феномена притчи рассматриваются с учетом влияния культурологических факторов, в том числе, изменения мировосприятия человека в XX в.

Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые

- обобщаются основные научные подходы к изучению немецкой притчи с позиций теологии, рецептивной эстетики, литературоведения и лингвистики;

- систематизируются жанровые признаки современной притчи в сравнении с классическими образцами;

- исследование проводится на новом материале (немецкая притча XX в.) на базе анализа текстовой модели, разработанной У. Фикс;

- анализируется комплекс языковых средств, используемых в немецкой притче XX в.;

- выявляются признаки эволюции немецкой притчи в XX в. и их репрезентация в языке.

Теоретическая значимость исследования состоит в следующем:

- в ходе анализа формулируются закономерности эволюционного развития жанра, находящие поэтическое выражение в его лингвистических аспектах;

- выявляется связь данных изменений с меняющимися условиями жизни, а также с новым самосознанием человека XX столетия, что способствует расширению проблематики лингвостилистического анализа жанра;

- уточняется концептуальный аппарат и методы анализа жанра. Практическая ценность диссертации определяется возможностью

использовать полученные в ходе исследования сведения о лингвокультурных особенностях современной немецкой притчи в курсах лекций и на семинарах по стилистике, теории текста, истории немецкой литературы, а также в практике преподавания немецкого языка. Примененная в ходе анализа притч методика может быть использована в дальнейших лингвокультурологических исследованиях

на материале текстов других жанров, в том числе при написании курсовых и выпускных квалификационных работ.

Объектом исследования является немецкая притча как особый жанр (текстовая модель) в современном художественном дискурсе.

Предметом исследования служат жанровые признаки притчи и их эволюция в контексте XX в.

Цель работы состоит в исследовании и установлении изменений языковой структуры эволюционирующего жанра немецкой притчи XX в. как лингвокультурного явления.

В диссертации представлена точка зрения, согласно которой на лингвистической базе возможно доказать эволюцию жанра, т. е., опираясь на лингвостилистический анализ и интерпретацию текста, можно показать, как изменяется немецкая притча в течение XX в. и что характеризует ее на рубеже XX и XXI вв. Эти изменения расцениваются в диссертации как эволюционные.

В фокусе исследования находятся следующие вопросы:

1. Происходит ли в наши дни реставрация древнего жанра, или притча современности совершенно переродилась, и, если да, то какие качественные изменения с ней произошли?

2. Подтверждается ли мнение ряда ученых, что несущая мораль и нравоучения классическая притча перестает существовать в XX в., так как практически полностью разрушаются необходимые для ее процветания предпосылки?

3. В чем самобытность языковой структуры современной притчи, ее речевой иносказательности по сравнению с классическими образцами?

4. Относится ли притча к тем жанрам, которые появляются, достигают расцвета, а потом исчезают со сцены, так что их последующие появления предполагают радикальное переосмысление и «перефункционирование жанровой парадигмы»? (С. С. Аверинцев, 1986).

5. Связано ли переосмысление жанровой парадигмы с тем влиянием, которое оказывает на общество технический прогресс, со статусом индивидуума в современном мире, с упадком гуманистических ценностей?

6. Можно ли рассматривать обращение немецких писателей ХХв. к одному из древнейших жанров литературы как попытку вернуть утраченные духовные ориентиры?

Для достижения цели исследования решаются следующие задачи:

- уточняется категориально-понятийный аппарат;

- раскрывается жанровая структура и специфика немецкой притчи в историческом ракурсе;

- излагаются основные современные концепции притчи;

- анализируются различные подходы к интерпретации притчи, сформировавшиеся в литературоведении, философии, теологии, лингвистике, и на этой базе вырабатывается отвечающий цели исследования подход;

- рассматривается мотив возвращения как пример эволюции традиционных мотивов притчи;

- прослеживается реализация в современной притче таких жанровых признаков, как парадоксальность, интертекстуальность, диалогичность и др.;

- анализируется хронотоп немецкой притчи ХХв.;

- анализируется феномен гибридных жанров в современном притчевом дискурсе;

- предпринимается попытка уточнить аксиологический смысл притчи ХХв. как лингвокультурного явления в контексте социальных и культурных факторов, т. е. ее место в реальности и структуре ценностного мира ХХв.

Цель и задачи обусловили выбор методики исследования, основанной на общесистемном, индуктивно-дедуктивном и когнитивно-дискурсивном подходах к анализируемым явлениям. Для решения поставленных задач в работе применяются следующие методы:

- метод семантико-стилистического и контекстуального анализа текстов, позволяющий установить особенности вербальной реализации когнитивных механизмов, принципы связи разнообразных элементов формы текста с его содержанием;

- метод когнитивно-дискурсивного анализа, выявляющий ряд факторов, которые влияют на модификацию жанра притчи (ее текстовой модели).

Материалом для исследования послужили притчи немецких писателей XX в. Исследуемый материал ограничен малыми формами. Изучение таких текстов, как притчи-драмы, притчи-повести, притчи-романы и т. д., не входит в задачи данной работы.

Корпус исследовательского материала составил более 1700 страниц (420 тыс. печ. знаков).

В контексте XX в. исследуются притчи Г.Гессе (1877-1962), В. Беньямина (1892-1940), Г. Андерса (1902-1992), В. Шнурре (1920-1989), В. Борхерта (19211947), Г. Кунерта (1929), К. Райниг (1926-2008) и других авторов.

Сопоставление притч XX в. с классическими образцами проводится на материале притч Г. Э. Лессинга (1729-1781), И. Г. Гердера (1744-1803), Г. фон Клейста (1777-1811), К. Брентано (1778-1842), Ф. Ницше (1844- 1900).

Достоверность результатов и обоснованность выводов обеспечиваются полнотой анализа теоретического материала по избранной проблематике, репрезентативным объемом исследованных примеров, а также тем фактом, что методологическую основу исследования составляют наиболее авторитетные источники по анализу и интерпретации текстов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Когнитивные механизмы, отражающие вербализируемую в тексте притчи способность человека к селективному восприятию фактов действительности, и вызванный этими фактами когнитивный диссонанс обусловливают внешние и внутренние признаки эволюции жанра в XX в.

2. Эволюция притчи заключается в появлении у данного жанра новых признаков, в перераспределении признаков внутри их иерархии, т. е. в уходе на задний план одних и выдвижении на первый план других признаков.

3. Эволюционными трансформационными процессами, неизменно сопровождающими любой переходный период в истории культуры, который может быть охарактеризован как «взрыв» (Ю. М. Лотман) и сопровождаться разрушением старых форм, объясняется возникновение новых жанровых признаков притчи и появление гибридных жанров в притчевом дискурсе XX в.

Апробация работы. Основные положения исследования нашли отражение

- в докладе на Международной научно-практической конференции «Михаило-Архангельские чтения», Приднестровский государственный университет (ПГУ) им. Т. Г. Шевченко, Республика Молдова, г. Рыбница, 15 ноября 2013 г.;

- в ходе научной стажировки в 2013 г. в университете им. И. Гутенберга, Майнц, ФРГ;

- в докладе на Межотраслевой научно-практической конференции «Религиозная коммуникация в пространстве профессионального образования», МГЛУ, Москва, 28-29 января 2014 г.;

- в докладе на Второй международной научной конференции «Дискурс как социальная деятельность: приоритеты и перспективы», МГЛУ, Москва, 16-17 октября 2014 г.;

- в докладе на Международной научно-практической конференции «Михаило-Архангельские чтения», ПГУ им. Т. Г. Шевченко, Республика Молдова, г. Рыбница, 18 ноября 2014 г.;

- в обсуждениях на заседаниях кафедры лексикологии и стилистики немецкого языка факультета немецкого языка ФГБОУ ВПО МГЛУ;

- в семи публикациях по теме диссертации.

Научная гипотеза диссертации состоит в том, что жанр притчи (ее текстовая модель) способен переживать эволюционные изменения под влиянием меняющихся

исторических условий, сохраняя при этом свои константные признаки, в жизнеспособности которых выражается глубинная вневременная структура притчи. Эволюционные изменения заключаются в появлении у притчи новых жанровых признаков и новых функций, находящих выражение в языке притчи.

Структура и объем диссертации продиктованы задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения, содержащего основные результаты исследования, списка использованной литературы из 244 наименований (в том числе 94 на немецком и 2 на английском языке), списка источников анализируемых текстов, а также списка использованных словарей и энциклопедий. Основной текст диссертации изложен на 182 страницах.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы и ее актуальность; формулируются цель и задачи исследования; определяются объект и предмет исследования; описываются критерии отбора и объем материала, освещаются научная новизна работы, ее теоретическая значимость и практическая ценность; указывается форма апробации диссертационного исследования; определяются методологическая основа исследования и методы анализа; излагаются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Притча в памяти культуры» уточняется понятийный аппарат исследования, дается характеристика жанра притчи в диахронии, излагаются основные существующие в современной науке концепции притчи.

Основные жанровые признаки притчи описаны в трудах отечественных и зарубежных ученых (С. С. Аверинцев, Э. М. Береговская, Н. Л. Мусхелишвили, Н. И. Прокофьев, Л. Е. Тумина; Р. Баншбах Эгген, Й. Биллен, В. Бреттшнайдер, Р. Дитмар, Р. Цюмнер, Т. Эльми др.).

Притча понимается как эпический, повествовательный жанр, который находится в отношениях конкуренции с другими поучительно-аргументирующими и аллегорически-наглядными жанрами литературы (например, с жанрами басни и

аллегории). Поэтому характеристика притчи осуществляется путем сопоставления ее с родственными жанрами.

Древний жанр притча относится к константам в памяти культуры, существование которых прослеживается с библейских времен до современности.

На употребление понятия притча наложило отпечаток параллельное существование двух культурных традиций - античной риторики и переводов Библии.

Назидательная религиозная литература и, в частности, церковные проповеди, излагавшиеся более простым и доступным языком, чем тексты Библии, оказала существенное влияние на формирование притчи.

В реферируемой работе рассмотрены и систематизированы следующие устойчивые жанрообразующие признаки традиционной поучительной притчи:

1. Эпичность.

2. Аллегоричность / иносказательность.

3. Дидактичность / назидательность.

4. Возвышенная философская топика.

5. Заостренность главной мысли {Pointé).

6. Отсутствие пространственной и временной определенности.

7. Отсутствие характеристики персонажей (типизация).

8. Отсутствие антропоморфных образов.

9. Раритетность антропонимов.

10. Краткость.

В притче XX в. отражаются все сложности, катаклизмы, кризисы данного исторического периода с его революциями, мировыми войнами, событийной насыщенностью, динамизмом, информационной перегруженностью. Экстраординарные обстоятельства, в которых оказывается индивидуум, часто приводят к возникновению когнитивного диссонанса. Чем больше степень диссонанса, тем больше интенсивность действия, направленного на его уменьшение (Л.Фестингер). Писатель как индивидуум выражает свое состояние в условиях XX в.

9

через творчество, в котором отражается эволюция жанровых признаков притчи, обусловленная новым историко-социальным контекстом.

Литературное развитие XX в. характеризуется, с одной стороны, стремлением авторов литературных произведений постичь сущность текущей повседневности, исторического момента через скрупулезный анализ быта, с другой -целенаправленным движением по пути обобщенного, нравственно-философского осмысления действительности, возвращением к истокам явлений (Л. Е. Тумина, В. Якименко).

Сопоставление притчи XX в. с классическими образцами жанра позволяет говорить о двух видах притчи:

1) традиционная поучительная притча;

2) современная абсолютная притча.

Традиционная поучительная нритча стремится передать смысл с помощью лежащей в основе притчи общей идеи, выраженной в иносказательной форме и поддающейся интерпретации.

Современная абсолютная притча характеризуется «нераскрываемостью» смысла, агностицизмом. В ней на первое место выступает абсолютная метафора, в которой аналогия заменена логическим абсурдом (результат осознания автором катастрофичности бытия).

Притчи, содержащие абсолютные метафоры, становятся выражением опыта общения индивидуума с враждебным миром. Смысл притчи остается зачастую неясным, и эта неясность парадоксальным образом становится собственным смыслом притчи.

В современной притче вместо морали как определенной модели человеческого поведения выступают экзистенциальные человеческие ситуации (потерянность, беззащитность, одиночество и др.). Поднимая проблему, авторы современных притч не стремятся ее решить, а вопросы, формулируемые ими, часто остаются открытыми, право и возможность ответа предоставляются самому читателю.

Вторая глава «Притча как объект исследования в различных науках»

анализирует существующие в настоящее время научные подходы к изучению лингвокультурного феномена притчи. Такие исследования проводятся с позиций герменевтики, рецептивной эстетики, теологии, литературоведения и лингвистики.

С точки зрения герменевтики (Ф. Шлейермахер, Г. - Г. Гадамер, В. Дильтей, У. Эко и др.) притча является интеллектуальной схемой аргументации, подразумевает необходимость рефлексии и уделяет большое внимание проблемам когниции. В процессе чтения традиционных притч человек выбирает из двух противоположных положений одно верное. Так порождается важный принцип: самопознание через продуктивное участие и апперцептивную переработку воспринятого материала.

Если читатель с таким герменевтическим восприятием, которое характерно для эпохи Просвещения, обращается к современным притчам, то он сталкивается с противоречиями трудно объяснимой внешней формы текстов и с отсутствием возможности уверенной интерпретации. Процесс чтения принесет читателю удовлетворение только в том случае, если он предъявляет к тексту собственное герменевтическое ожидание, т. е., если само по себе ожидание смысла, нацеленность на процесс мышления, а не на получение готового мнения, осознается им как цель чтения.

Рецептивная эстетика рассматривает литературное произведение как коммуникативный акт, в котором предназначение человека быть свободным находит выражение в стремлении изменить мир (В. Изер, Х.-Р. Яусс, Б. Кроче и др.). Любая интерпретация притчи в этом смысле имеет право на существование, так как позволяет воспринять текст критически, помогает понять, как именно определенный фрагмент прошлого связан с определенным фрагментом настоящего.

В диссертации разделяется точка зрения Т. Эльма, который считает критерием современности притчи связь характерной для данного жанра абстрактности со способностью побуждать к размышлениям о личном опыте (ЯеАеЫепЪеИ).

И в историческом плане, и на современном этапе теологические и литературоведческие исследования притчи часто пересекаются, и между ними не всегда можно провести четкую границу, поэтому взгляды теологии и литературоведения рассмотрены в одном разделе диссертации (раздел 2. 3.).

В теологии библейская притча, в основном, рассматривается как форма речи, которая не может быть необъяснимой, так как она сама призвана объяснять религиозные истины и не нуждается в толковании (А. Юлихер). В диссертации приведены и иные взгляды теологов на интерпретацию библейских притч (И. Иеремиас, Ч. Додд, В. Йене).

В современном литературоведении (В. Бреттшнайдер, Т. Эльм и др.) понятие притча становится антитезой традиционной просветительской притчи XVIII в., получая различные формы реализации в творчестве немецких писателей XX в. Г. Андерса, В. Беньямина, В. Борхерта, Г. Кунерта, В. Шнурре и др.

В авторской притче XX в. отражается драматический диалог человека и трансцендентного, профанного и сакрального. Трансформация этих составляющих, в числе прочих причин, повлекла за собой изменение жанровых признаков притчи (А. Г. Краснов). В результате формальных изменений в ряде случаев уходит на второй план дидактическая функция, долгое время считавшаяся одной из главных характеристик притчи.

Изучение притчи с точки зрения лингвистики и стилистики текста позволяет выявить комплекс стилистических признаков данного жанра (текстовой модели, типа текста).

Образ автора в классической притче обычно характеризуется всеобъемлющей, или неограниченной повествовательной перспективой. Зачастую мы имеем дело с незримым, необозначенным в тексте повествователем («аукториальным», «объективным»), максимально приближенным к автору и ведущим повествование от 3-го лица. Такой автор-повествователь, как правило, не принадлежит к действующим лицам притчи и не участвует в художественном действии, а лишь наблюдает за ним.

В немецкой притче XX в. ситуация меняется, распространение получает ограниченная, или концентрированная повествовательная перспектива. Обязательным при этом по-прежнему остается присутствие эксплицитного или имплицитного трансферного сигнала (сигнала иносказательности), что выражается в наличии связанных между собой и выливающихся в когерентную аллегорию стилистических приемов.

В ходе лннгвостилистического анализа немецкой притчи XX в. в диссертации освещаются такие понятия, как структурно-семантическая организация текстового целого и взаимодействие средств различных языковых уровней в художественном тексте, поэтому к исследованию применяется метод анализа текстовой модели, разработанный У. Фикс. Этот метод опирается на теорию речевых актов (Дж. Остин, Дж. Р. Серль) и используется в реферируемой диссертации в сочетании с понятийным аппаратом теории лингвостилистической интерпретации художественного текста Э. Г. Ризель.

Компонентами текстовой модели, в соответствии с таким подходом, являются: а) пропозиция текста (типичное содержание); б) иллокуция текста (главный, определяющий речевой акт, т. е. функция текста); в) локуция текста (языковое / лингвостилистическое оформление). Последний компонент текстовой модели (локуция) иначе называется стилистической моделью (У. Фикс).

В ходе интерпретации текстовой модели притчи рассматриваются такие аспекты притчи, как языковая реализация авторской линии повествования, способы передачи речи персонажей и особенности их языковой организации и стилистического функционирования. Важная роль в анализе притчи отводится также композиционно-речевым формам повествования.

{^третьей главе «Эволюция жанровых признаков немецкой притчи в XX веке» исследуются как признаки притчи, всегда считавшиеся жанрообразующими, так и особенности, появившиеся у немецкой притчи в XX в. Раскрываются особенности хронотопа современной притчи и связь ее содержания с особенностями эпохи и с индивидуальностью автора.

В начале XX в. границы жанра притчи значительно расширяются, при этом некоторые традиционные признаки превращаются в факультативные. Форма притчи становится более гибкой, допускающей вариации в пределах родственных литературных жанров.

Лингвостилистический анализ притч позволил проследить на примере мотива возвращения эволюцию традиционных онтологических (бытийных, важных, значимых) мотивов, в переосмысленном виде присутствующих в современной притче.

Можно констатировать, что эволюция притчи в XX в. привела к перераспределению функций в малых дидактических жанрах и к появлению гибридных жанров.

Термин гибридные жанры в рамках данного исследования служит для обозначения литературных жанров (текстовых моделей), которые объединяют в себе признаки разных жанров и поэтому не могут быть описаны традиционными терминами жанровой теории современной поэтики. В лингвистике это явление определяется как смешение текстовых моделей (У. Фикс, Н. Н. Трошина, Г. М. Фадеева).

В качестве примеров таких гибридных жанров в диссертации были проанализированы притчи-сказки, притчи-мифы, притчи-легенды, притчи-басни, притчи-рассказы на материале произведений Г. Гессе, В. Борхерта, В. Беньямина, Г. Андерса и др.

Примером гибридизации жанров являются притчи-басни Г. Андерса из сборника «Взгляд с башни» ("Der Blick vom Turm", 1988). Для них характерны такие типичные признаки притчи, как иносказательность, отсутствие временной и пространственной конкретизации, единство места, времени и действия, отсутствие второстепенных сюжетных линий, краткость и поучительность содержания.

Одновременно в данных текстах Г. Андерса наблюдаются некоторые традиционные признаки басни: в центре повествования находятся животные, растения, а также неодушевленные предметы (антропоморфные образы), которым

14

приписываются определенные человеческие качества. Например, в притче-басне „Common Sense" (стр. 113 дисс.) диалог ведут Оконное стекло и Микроскоп (das Fensterglas und das Mikroskop). К типичному содержанию (пропозиции текста),как правило, относится особый случай, наталкивающий читателя на размышления об общих вопросах бытия.

В результате анализа и интерпретации притч Г. Андерса выявлено и представлено в виде таблиц наличие в них как признаков басни, так и признаков притчи (Таблицы 2, 3 на стр. 115; Таблицы 4, 5 на стр. 119 дисс.), что дает основание рассматривать эти тексты как примеры гибридного жанра.

Притчи Г. Андерса, наряду с классическими притчами Й. Г. Гердера, Г. фон Клейста, К. Брентано, Ф. Ницше, рассматриваются также в разделе, посвященном парадоксальности как жанровом признаке притчи (разд. 3. 4.дисс.). На использовании парадокса часто строятся притчи таких немецких писателей XX в., как У. Ионсон, Г. Кунерт, В. Шнурре и др. Лаконичность и выразительность парадокса позволяют рассказчику привлечь внимание читателя к определенной философской, морально-этической или религиозной проблеме, а также предлагают нетривиальный по форме и содержанию вариант решения задачи.

Парадоксальность, наряду с иносказательностью, краткостью, афористичностью, рассматривается как один из жанрообразующих признаков притчи, который реализуется разнообразными лингвостилистическими средствами.

Особую смысловую нагрузку по сравнению с классическими образцами в современной притче приобретает интертекстуальность, благодаря которой притче удается занять свою нишу в общеязыковом и культурном пространстве эпохи. В качестве прецедентных текстов в немецких притчах XX в. используются притчи более древнего происхождения, Библия, мифы, легенды и литературные произведения разных эпох. В диссертационном исследовании установлено, что немецкие авторы XX в. прибегают к аллюзиям на свои собственные произведения, как это показано на примере притч В. Шнурре.

Традиционной притче свойственно диалогичное изложение (диалогичность). Наличие диалога и высокую смысловую нагрузку этого драматического элемента в притчах немецких писателей XX в. можно объяснить присущей притче дидактичностью, не полностью утраченной в современный период развития жанра, так как многие притчи по-прежнему способны выполнять аппелятивно-назидателъную функцию.

Притчи XX в. характеризуются тем, что диалог строится в них по несколько иным принципам, используется для выражения сомнения, неуверенности, призывает к полемике, служит средством эпатажа, в чем видится эволюция данного жанрового признака притчи.

Нередко диалог является основным структурным компонентом притчи. Стилистический эффект диалога заключается в придании повествованию динамичности, в раскрытии интенции автора через субъективный взгляд и восприятие персонажей.

Пример внутреннего диалога персонажа находим в притче Г, Андерса «Ночной разговор», ("Das Nachtgespräch", стр. 140 дисс.).

Das Nachtgespräch (1951)

Da lag nun Pyrrho, und der Angstschweiß stand auf seiner Stirne, denn der Tod näherte sich ihm nun wirklich.

Ob er an dem Gespräch, das nun stattfand, selber noch teilnahm, oder ob er es nur mitanhörte, das hätte er nicht sagen können. Aber übersetzt in die Sprache der wachenden, lautete das Gespräch also:

"Wie es ist, dazusein, das ist dir nach diesen fünfzig Jahren ja bekannt." "Gewiss", murmelte Pyrrho.

"Warum solltest du also das dir Bekannte jeden Tag noch einmal erlernen? Unter immer neuen Ängsten? Und unter immer neuen Mühen?" "Ja, warum?" wiederholte Pyrrho.

"Denn was du an Neuem kennenlernen würdest, würde es nicht immer auf das Gleiche herauslaufen? Immer nur auf das, was du ohnehin schon gelernt hast? Immer nur auf das "So ist es also dazusein"? (...) [Anders 1988: 17]

Предсмертный философский диалог древнегреческого философа Пиррона из Элиды с самим собой составляет пропозицию текста. Диалог выступает как форма поиска истины и как форма аргументации.

Особенности эволюции немецкой притчи в XX в. можно проследить на примере сборника В. Шнурре ("Das Los unserer Stadt", 1959). В годы Второй мировой войны В. Шнурре был солдатом вермахта на Восточном фронте. После войны он начал писать о пережитом, чтобы освободиться от страха, что все это может повториться. В контексте данного диссертационного исследования примечателен переход В. Шнурре в 60-е гг. от мрачных сюрреалистических притч к написанию книг для детей.

Приведем в пример притчу "Das Staatswesen" (стр. 146-147 дисс.), в которой описывается огромное чудовище, живущее под городской ратушей некоего города в прорубленных в скале катакомбах. Чудовище содержится на тяжелой цепи за прочными засовами. Многозначность интерпретации данного текста определяется, в первую очередь, тем, что немецкое слово das Wesen имеет в русском языке несколько эквивалентов, в том числе: суи/ность, суи/ество, суть. Поэтому название притчи может быть переведено на русский язык как «Государственное существо», «Суть государства» или даже «Государственный организм».

Da^Staatswesen

Tief unter dem Rathaus, eingehauen in Fels und am Schnittpunkt der dort aus allen Teilen der Stadt sternförmig zusammenlaufenden Katakomben, durch die jetzt die Abwässer strömen, durch die aber auch, stehend auf ihren Ziegenfellflößen, die Ratsgreise sich in die Dunkelheit staken, weil sie es hassen, bei Lichte gesehen zu werden, befindet sich, versehen mit Käfigstreben, so dick, dass keine Detonation sie einreißen könnte, verschlossen mit Riegeln, so schwer, dass kein Hammerschlag sie aufzuzwingen vermöchte, ein dunkles Gelaß. Hier wird an einer Kette, deren Klirren sich mittags ins Flüstern der Ratsherren mischt, die zehn Meter höher im butzenscheibengefilterten Sonnenlicht die Geschicke der Stadt diskutieren, ein seltsames Wesen gehalten.

StumpiTiißig ist es, sein Bauch hat Walzenformat, sein Haupt ist das eines Nilpferdes, dem das Krokodil die Reißzähne lieh; die Augen haben keine Pupillen, die Ohren sind Krater: muschellos, trichterhaft zielen sie ins Innre des Hirns, in dessen moosigen Gängen, von Bersten stützender Throne bis zum Gewehrschuß, jeglicher Laut aufbewahrt wird, der jemals die Stadt in Unruhe versetzte. Alt ist das Wesen, uralt; sein Antlitz ist rissig, zernarbt seine Haut, und annehmen kann man, es hat auch dereinst die Straßen beschritten, denn überall ist dem Asphalt seine Spur aufgeprägt, obwohl heute niemand die Abdrücke mehr derart zu deuten versteht. Vielmehr, Schlaglöcher heißt man sie jetzt und füllt sie mit Steinen; doch werden die Steine verrotten, die Spur aber bleibt.

Und unausrottbar bleibt in seinem Gelass auch das Wesen; werfen die Greise des Rats ihm doch täglich die Herzen derer durchs Gitter, die Hand an sich legten, weil der Stahlschuh des Staates sie in den Staub niedertrat. Feist und unsterblich ist das Staatswesen durch diese Nahrung geworden, und feister noch und immuner wird die Zukunft es machen. Vielleicht auch, dass es dann wieder, gelöst von der Kette und verehrt und heiliggesprochen, die Straßen durchzieht und sich, überdrüssig der saftlosen Selbstmörderherzen, vom blühenden Fleisch unserer Kinder ernährt [Deutsche Parabeln 2007: 180].

Немногочисленные указания на время и место действия носят условный характер. Исторический колорит в тексте создают такие лексические единицы, как: die Katakomben (катакомбы), der Gewehrschuß (ружейный / винтовочный выстрел), Asphalt (асфальт),Detonation (взрыв, детонация). Эти слова вызывают в сознании читателя ассоциации с XX веком.

В притче содержится аллюзия: существо, олицетворяющее демоническое начало, лежащее в основе государственной системы, по описанию напоминает библейского Левиафана, чудовищного морского змея, упоминаемого в Ветхом Завете.

Структурная целостность притчи обеспечивается наличием когерентной аллегории, которая создается с помощью ряда трансферных сигналов: государство (das Staatswesen) абсолютно неуязвимо (so dick, dass keine Detonation sie einreißen könnte), питается сердцами тех, кого оно втоптало в грязь и вынудило наложить на себя руки (werfen die Greise des Rats ihm doch täglich die Herzen derer durchs Gitter, die Hand an sich legten, weil der Stahlschuh des Staates sie in den Staub niedertrat)-, государственное существо может когда-нибудь освободиться от удерживающих его оков и вновь появиться на улицах города, канонизированное и окруженное всеобщим уважением (vielleicht auch, dass es dann wieder, gelöst von der Kette und verehrt und heiliggesprochen, die Straßen durchzieht).

В притче В. Шнурре "Das Staatswesen" необходимо отметить затрудняющий понимание, изобилующий сложноподчиненными предложениями и периодами синтаксис, который представляет собой мрачную пародию на канцелярский язык государственных учреждений.

Важную роль в нагнетании ощущения опасности, ужаса, которое несет в себе закованное чудовище, играет стилистически окрашенный порядок слов, подчеркивающий страшный вид и сущность опасного чудовища. Той же цели служат гиперболы, сравнения, метафоры, экспрессивные эпитеты, которые аккумулируются во втором и третьем абзацах текста (Stumpffiißig ist es, sein Bauch hat Walzenformat, sein Haupt ist das eines Nilpferdes <...> die Ohren sind Krater: muschellos, trichterhaft...).

Усилению мысли о грозящей опасности способствуют лексико-грамматические параллелизмы и повторы, создающие восходящую градацию, что обеспечивает не только экспрессивность, торжественно-официальный стиль, но и ритмическую организацию притчи (Alt ist das Wesen, uralt...-, Feist und unsterblich ist das Staatswesen durch diese Nahrung geworden, und feister noch und immuner wird die Zukunft es machen).

Данная притча, как и другие проанализированные в диссертации притчи XX в., не дает готовых ответов и точно сформулированных моральных установок, нов иносказательной форме задает вопросы читателю, призывая его к совместному размышлению.

За сюрреалистическими картинами стоит попытка осмыслить такие проблемы, как роль личности в истории, влияние государственной системы на жизнь индивидуума, судьба технократической цивилизации, межличностные отношения в мире, отказавшемся от христианской / религиозной морали и др.

Вечные темы бытия обсуждаются современными авторами на фоне особой формы художественного освоения времени и пространства.

Наличие темпоральных и локальных характеристик во многом зависит от жанра и типа текста. Поэтому функционирование таких важных категорий, как категория времени, наклонения, лица, локальности необходимо рассматривать с позиции их участия в создании текста как основной коммуникативной единицы (JI. А. Ноздрина).

Хронотоп притчи создает условную, максимально обобщенную обстановку

для проверки заданной в притче идеи, подчеркивает реальность происходящих

событий. С одной стороны, хронотоп притчи должен подчеркнуть эпичную

развернутость действия и одноуровневость событий, а с другой стороны, он должен

выявить символический смысл, присущий событиям притчи, что достигается при

помощи максимально обобщенных пространственно-временных координат. Это

позволяет читателю проводить параллели между видимым и невидимым мирами,

раскрывая тайный смысл обыденных явлений (JI. Е. Тумина).

Анализ притч показал сохранение в немецкой притче XX в. таких

константных (устойчивых) для данного жанра хронотопов, как хронотоп природы,

хронотоп порога, хронотоп дороги и др.

В качестве примера хронотопа порога как хронотопа кризиса и жизненного

перелома можно привести притчу В. Шнурре «Убежище» ("Die Zuflucht", стр. 158—

161 дисс.). Герой-повествователь просит лесорубов спилить у его дома ель, шум

ветвей и черный силуэт которой он воспринимает как угрозу. К тому же она

загораживает окна, в его комнатах темно, и он не может работать над своими

рукописями (an meinen Blättern hier feilen). Оn осознает свою ошибку практически

сразу при появлении лесорубов с их топорами и пилами, т. к. он боится их (Besorgt

gehe ich wieder ins Haus und verberge mich hinter dem Fenster). Лесорубы спилили

ель, которая падая, чуть не разрушила дом. Герой спасся бегством, а когда вернулся,

оказалось, что лесорубы уже поселились в его доме. Стоя у собственного порога и

не смея его переступить, он понимает, что сам виноват в этом:

Warum habe ich mich nicht abgefunden mit diesem Baum? Ist im Dunkeln zu leben nicht immer noch besser als vertrieben zu sein? Zu spät; (...) ich nehme die verwitterten Bücher und wanke zum Haus. Es steht noch. Millimeter daneben liegt jetzt die Fichte, sauber geschält. Aus dem Schornstein steigt Rauch; man hört ein Grammophon schnarren und schnurrende Schritte; im Zimmer tanzen die Holzfäller mit ihren Frauen [DeutscheParabeln 2007: 183].

Герой-повествователь, вероятно, писатель или ученый, на которых «лесорубы» смотрят как на врагов (sie können fahle Stirnen und Tintenfinger nicht leiden / они терпеть не могут бледные лбы и испачканные чернилами пальцы).

20

Смятение человека, осознающего масштаб жизненного перелома, трагедии, передается с помощью риторических вопросов (Warum habe ich mich nicht abgefunden mit diesem Baum? Ist im Dunkeln zu leben nicht immer noch besser als vertrieben zu sein?/ Почему я не примирился с этим деревом? Разве жизнь в темноте все же не лучше, чем изгнание?).

Притча В. Шнурре побуждает к размышлению о личной ответственности каждого за то, что происходит в стране (в общем «доме»), в частности, об ответственности немецкого общества за приход к власти нацистов, которые заняли этот «дом».

В заключении обобщаются теоретические и практические результаты работы; формулируются выводы, касающиеся лингвокультурных аспектов эволюции немецкой притчи в XX в.

В результате исследования было выявлено, что к новым жанровым признакам притчи XX в. можно отнести следующие:

1. Гибридность.

2. Криптичность.

3. Абсурдность ситуации. Сюрреалистичность.

4. Сложный язык.

5. Более частое употребление антропонимов и топонимов.

6. Появление антропоморфных образов в качестве персонажей.

7. Появление портретной характеристики персонажей.

8. Появление пространственной и временной конкретизации.

9. Увеличение роли интертекстуальности.

10. Увеличение роли парадоксальности.

К дидактической и эвристической функциям традиционной притчи в XX в.

добавляются эпатирующая и апеллятивно-назидательная функции.

Маркеры эволюции жанровых признаков притчи в обобщенном виде

отражены в следующей таблице (стр. 181 дисс.), составленной в соответствии со

схемой анализа текстовой модели У. Фикс:

21

Компоненты текстовой модели (жанра) Традиционная притча Современная притча

Пропозиция Предмет: ситуации из обыденной жизни (постоянно воспроизводимые либо единичные). Предмет: вымышленные, фантастические, зачастую, абсурдные ситуации, характеризующиеся отсутствием доверия к реальности.

Основные функции: дидактическая, эвристическая (познавательная). Основные функции: апеллятивная, эпатирующая.

Иллокуция Дополнительные функции: эстетическая, коммуникативная. Дополнительные функции: апеллятивно-назидательная (дидактическая), коммуникативная.

Аллегоричность содержания (аллегория поддается толкованию). Аллегоричность содержания (аллегория часто не поддается толкованию).

Единство места, времени и действия. Частое нарушение принципа единства места, времени и действия.

Отсутствие временной и пространственной конкретизации. Проникновение в текст лексики XX в. и слов-реалий.

В качестве персонажей выступают люди. В качестве персонажей используются в т. ч. антропоморфные образы.

Типизация персонажей, отсутствие характеристики. Появление признаков портретной характеристики персонажей.

Раритетность антропонимов. Появление у героев имен собственных (в ряде случаев).

Локуция Повествовательная перспектива: неограниченная(всеобъемлющая). Повествовательная перспектива: неограниченная(всеобъемлющая), ограниченная (концентрированная).

Композиционно-речевые формы: сообщение (сообщение о событии), рассуждение. Композиционно-речевые формы: сообщение (сообщение о событии), описание (динамическое, статико-динамическое), рассуждение.

Краткость. Увеличение объема (в ряде случаев).

Простота и понятность языка. Криптичность (зашифроваииость), сюрреалистичность, усложненность языка на всех уровнях.

Притчи обладают большим аксиологическим потенциалом, так как их

глубокое содержание может быть актуализировано в новую эпоху, что показано на

примере мотива возвращения, как одного из сквозных мотивов культуры.

Переосмысление жанровой парадигмы притчи в XX в. объясняется в т. ч.

тенденциями развития современного общества, влиянием технического прогресса на

22

гуманистические ценности, на статус индивидуума в современном мире и свидетельствует об эволюции жанра.

Обращение писателей XX в.к древней литературной форме расценивается в диссертационном исследовании как попытка вернуть утраченные духовные ориентирь^и привлечь внимание к изменениям в системе ценностей. Способность притчи эволюционировать, оперативно реагировать на дух времени, отражать новые условия эпохи подтверждает высокую жизнеспособность данного жанра.

Проведенное исследование позволяет говорить об эволюции жанра (текстовой модели) немецкой притчи XX в. как лингвокультурного явления, что находит выражение в лингвостилистических характеристиках притчи, и открывает ряд возможностей для дальнейшего изучения эволюционных процессов в контексте различных эпох на материале других языков и других жанров (текстовых моделей).

Основные положения диссертации нашли отражение в четырех научных статьях общим объемом 2,5 п.л., опубликованных в изданиях, включенных в «Перечень российских рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук», а также втрех публикациях в других профильных изданиях.

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК при Минобрнауки РФ:

1) Евтодиева Н. В. Литературный жанр «притча» в творчестве Германа Гессе // Когнитивно-дискурсивная парадигма: теория и практика.-М.:ИПКМГЛУ «Рема», 2013. - С. 69-79. - (Вестн. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 4 (664). Сер. Языкознание). - 0, 6 п. л.

2) Евтодиева Н. В. Притчи в творчестве украинских писателей // Актуальные проблемы теории художественного перевода. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2013. - С. 96-107. - (Вестн. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 9 (669). Сер. Языкознание). - 0, 7 п. л.

3) Евтодиева Н. В. Одиночество рыцарей веры: факты и притчи // Религиозная коммуникация и профессиональное образование. - М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2014. -С. 154-164. - (Вестн. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 18 (704). Сер. Языкознание). -0, 6 п. л.

4) Евтодиева Н. В. Роль парадокса в притче // Опережая время. К 100-летию со дня рождения Ольги Ивановны Москальской. - М.: ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2014. - С. 63-73. - (Вестн. Моск. гос. лингвист, ун-та; вып. 4 (690). Сер. Языкознание). - 0, 6 п.л.

Публикации в других сборниках статей и материалах научных конференций:

5) Евтодиева Н. В. Два «Возвращения домой» // Сборник материалов VII международной научно-практической конференции Михаило-Архангельские чтения. - Рыбница, 2012. - С. 325-328. - 0, 1 п. л.

6) Евтодиева Н. В. Признаки описательной формы композиции на примере рассказа Германа Гессе «Последнее лето Клингзора». // Нове у фшологп сучасного св1ту: Матер1алы м1жнародноТнауково-практичноТ конференцн. - Львов: «ЛОГОС», 2013.-С.16-20,-0,2 п. л.

7) Евтодиева Н. В. Притча сточки зрения лингвистики текста и стилистики // Современные проблемы языкознания, литературоведения, межкультурной коммуникации и лингводидактики. (Сборник научных статей). - Белгород, 2014. -С. 256-260. - 0, 2 п. л.

Заказ № 30-Р/06/2015 Подписано в печать 05.06.15 Тираж 100 экз. Усл. пл. 1,2

ООО "Цифровичок", Москва, Большой Чудов пер., д.5 йЯ^ч тел. (495)649-83-30

V&)) www. cfr. ru ; e-mail: zakpark@cfr. rti