автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему:
Лингвопоэтические средства выражения эгоцентрической точки зрения в литературном тексте

  • Год: 2006
  • Автор научной работы: Породин, Иван Владимирович
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.04
Диссертация по филологии на тему 'Лингвопоэтические средства выражения эгоцентрической точки зрения в литературном тексте'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Лингвопоэтические средства выражения эгоцентрической точки зрения в литературном тексте"

На правах рукописи УДК: 803.0-3(082)

Породин Иван Владимирович

ЛИНГВОПОЭТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ЭГОЦЕНТРИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ В

ЛИТЕРАТУРНОМ ТЕКСТЕ (на материале современной немецкоязычной художественной прозы)

Специальность: 10.02.04 - германские языки

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Фк

Санкт-Петербург 2007

003055308

Работа выполнена на кафедре германской филологии государственного образовательного учреждения высшего

профессионального образования "Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена"

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Гончарова Евгения Александровна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Хомякова Елизавета Георгиевна

кандидат филологических наук, доцент Кустова Ольга Юрьевна

Ведущая организация: Смоленский государственный

университет

Защита состоится "28" марта 2007 г. в /В на заседании Диссертационного Совета Д 212.199.05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук в Российском государственном педагогическом университете имени А.И. Герцена по адресу: 191186, Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, д. 48, корп. 14, ауд. 314.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена

Автореферат разослан 200 года

Ученый секретарь диссертационного совета

А.Г. Гурочкина

ОСНОВНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению лингвопоэтических средств выражения эгоцентрической повествовательной точки зрения в литературном дискурсе.

Наше исследование предусматривает понимание эгоцентризма как особой способности человека отражать в своем сознании и передавать в речи с помощью определённой системы языковых единиц многообразие отношений Я с окружающим миром, другими людьми, своим alter ego.

Эгоцентризм в таком понимании является одной из сторон более широкого понятия - антропоцентризма. Повышенное внимание к изучению уникальной роли человека в различных сферах познавательной деятельности оказывает в последнее десятилетие существенное влияние на научные интересы и исследовательские приёмы многих гуманитарных наук, и в том числе лингвистики. Примером антропоориентированности лингвистических исследований могут служить среди прочих - известные монографии Н.Д.Арутюновой, Е.А.Гончаровой, Н.О.Гучинской, Е.С.Кубряковой, М.В.Никитина, Е.В.Падучевой, Ю.С.Степанова, П.У.Бейкена, Б.Дитерле, ЙЛемке, В.Шмида, Ф.Штанцеля и др., докторские диссертации H.H. Казаковой (1990), О.П. Воробьевой (1993), Л.М. Нюбиной (2000), Е.Г. Хомяковой (2002) и др., кандидатские диссертации М.В. Буковской (1986), JI.M. Бондаревой (1994), И.В. Баракиной (1997) и др

Актуальность диссертации определяется, таким образом, с одной стороны, её непосредственной связью с основными тенденциями современного развития антропоцентрически ориентированной лингвистики, а с другой, отсутствием исследований, изучающих эгоцентризм как один из ведущих текстообразующих факторов в литературной коммуникации. Исследование выполнено с позиций отвечающего последним требованиям науки междисциплинарного подхода с использованием данных лингвистики текста, прагмалингвистики и литературоведения с учетом концептуальных разработок в области философии языка, возрастной психологии, психолингвистики, социологии.

Объектом научного анализа в исследовании является категория повествовательной точки зрения как феномена литературного текста, непосредственно связанного с явлением эгоцентризма.

Предметом исследования являются языковые средства выражения эгоцентрической точки зрения в немецкоязычных литературных прозаических текстах.

Целью работы является научное описание закономерностей актуализации диады «Я - Другой» на уровне текстового целого, а также комплексный анализ лингвопоэтических средств экспликации

эгоцентрической точки зрения в литературных повествовательных текстах.

К конкретным задачам, обусловленным целью исследования, принадлежат следующие:

1) изучение проблемы когнитивно-прагматического отношения «Я-Другой» в свете концепции «смерти автора» в философии постмодернизма;

2) рассмотрение общих тенденций в развитии современной научной парадигмы языкознания, повлиявших на эволюцию взглядов лингвистики по проблематике эгоцентризма;

3) выявление смысловой взаимосвязи параметров эгоцентризма речемыслительной деятельности человека на уровне слова - предложения - текста;

4) сопоставление понятий «эгоцентризм» и «субъективность» текста на базе ведущих нарратологических текстовых категорий «образ автора», «точка зрения», «повествовательная перспектива»;

5) уточнение особенностей взаимодействия «первичных» (автор, (внутренний) читатель) и «вторичных» (повествователь, система персонажей) субъектов сознания и речи в литературном тексте как актуализации когнитивно-прагматической диады «Я -Другой»;

6) анализ лингвопоэтических средств выражения эгоцентрической

точки зрения в литературном повествовательном тексте (личные/неопределенно-личные/безличные местоимения, наречия места и времени, глаголы ментальной деятельности и др.), служащих экспликации расслоения субъекта повествования, композиционно-речевому оформлению «двойной» перспективы повествования;

7) характеристика на примере анализа метаконцептуального поля «большой город/мегаполис» пространственно-временных координат литературного текста с эгоцентрической перспективой повествования -как сферы концептуальных смыслов произведения, отражающей триединство Другого (alter ego, другой человек, мир) в диалоге с Я «первичных» и «вторичных» субъектов познания.

Комплексный подход к изучению объекта и предмета научного анализа обусловил выбор следующих методов исследования: метод феноменологической редукции (выдвижение на первый план смысловой связи «Я-Другой» и просмотр «сквозь» неё всех многообразных отношений Человека и Мира); контекстуально-интерпретационный анализ, нацеленный на выявление специфики функционирования языковых средств выражения эгоцентрической точки зрения в тексте; описательный метод, включающий приёмы наблюдения, сопоставления,

обобщения.

Теоретическую базу исследования составили многочисленные исследования, посвященные изучению человеческого фактора в языке: в феноменологии (Э.Гуссерль, М.Мерло-Понти), в философии (пост) структурализма (Р.Барт, Ж.Деррида, Ж.Лакан, М.Фуко), в психологии (Л.С.Выготский, А.Р.Лурия), в психолингвистике (Ю.А.Сорокин,

A.М.Шахнарович), в литературоведении и лингвостилистике (М.М.Бахтин, БАУспенский, В.В.Виноградов, ЕАГончарова, Ю.С.Степанов, P.U.Beiken,

B.Dieterle), в лингвистике дискурса (Н.Д.Арутюнова, Е.С.Кубрякова, Е.В.Падучева, В.Е. Чернявская, J. Gumperz, J.Lemke), в когнитивной семантике (В.З.Демьянков, М.В.Никитин, З.Д.Попова), в теории повествования/нарратологии (В.Шмид, V. Neuhaus, F.Stanzel, J. Vogt), в филологической герменевтике (Г.И. Богин, Н.О.Гучинская) и др.

Материалом исследования явились художественные тексты немецкоязычных писателей второй половины XIX - начала XXI вв. общим объемом около 3.000 стр. (произведения малых и больших повествовательных форм И. Айхингер, М. Биллера, В. Борхерта, У. Видмера, К. Вольф, Ю. Герман, Г. Грасса, Ф. Гоппе, А. Деблина, Г. Казака, Ф. Кафки, X. Кенигсдорф, В. Кеппена, Г. Крейслера, Х.Э. Носсака, У. Пленцдорфа, В. Раабе, Р. М. Рильке, Л. Ринзер, М. Фриша, П. Хандке, И. Шульце).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Понятие «эгоцентризм» в самом общем плане характеризует индивидуальное «Я» как фокус отношения «Человек - Другой/-ие», где Другой выступает в качестве философской абстракции таких понятий как: 1) мир/окружающая среда; 2) другой человек, Ты; 3) другой-внутри-меня (alter ego). Понятия «субъективность» и «эгоцентризм» связаны в когнитивном и коммуникативно-прагматическом планах отношениями инклюзивности: появление Другого в ментально-психической сфере субъекта знаменует собой не абсолютную субъективность, а эго-центричность сознания индивида.

2. Формирование субъектно-объектных (Я - Мир), субъектно-субъектных (Я - другой человек) и автосубъектных (Я - alter ego) отношений определяет вектор развития языкового сознания индивидуума, способности языковой личности к номинации, предикации и эгореференции.

3. Языковой эгоцентризм реализуется по схеме: «слово —+ предложение —> текст»: эгореференциальные характеристики «нижнего» уровня актуализируются в рамках последующего, «высшего» уровня, и наоборот. Так, эгореференциальные параметры текста «складываются» из эгореференциальных параметров «нижних» уровней - предложения и

слова.

4. Эгореференциальные параметры текстового произведения связаны, как никакие другие, в первую очередь с ролью «первичного»/«вторичного» субъекта сознания и речи, с его точкой зрения, которая объединяет текстовое пространство в единое коммуникативно-прагматическое целое. При этом следует выделить: 1) собственно Л-субъект («Я - Мир» - отношения); 2) //-объект в Другом / «зеркальное Я» («Я - другой человек» - отношения); 3) Я-объект, возникающий в процессе саморефлексии («Я - alter ego» - отношения).

5. На уровне текстового целого и, в первую очередь, по отношению к литературному тексту, понятие эгоцентризм может рассматриваться в двух значениях: 1) как феномен транслингвистического характера - универсальный принцип порождения любого литературного текста и проявление абсолютной субъективности его автора; 2) как формально-содержательный фактор литературных произведений, повествовательно-речевую организацию которых определяют эго фикциональных субъектов сознания и речи и их «точки зрения».

6. Эгоцентрическая повествовательная точка зрения выступает как проекция точки зрения: 1) Я повествующего субъекта; 2) Я повествуемого субъекта; 3) координатора отношений Я-субъекта и Я-обьекта мира фикции (анализирующее сверх-ego); собеседника в диалоге Я-субъекта и Я-объекта («Ты»); другого воплощения Я в фантазийной и мнемонической плоскости («Он»), Каждое из данных воплощений Я обусловливает спецификацию повествовательной перспективы текста, а это, в свою очередь, предполагает определённый набор лингвопоэтических средств их маркированности.

7. Художественный хронотоп, задающий координаты существования фикционального мира в литературном тексте, предстаёт как «хранилище» эгоцентрически отмеченных концептуальных смыслов, формируемых Я пишущего/читающего субъекта. Формы языкового представления в структуре текста художественных (эгоцентрических) концептов с семантикой пространства и времени обусловлены их функционированием в интерсубъективном пространстве, в проблематике диалога «Я - Другой/-ие».

Научная новизна работы обусловлена изучением в плане и содержания, и языкового выражения на уровне текстового целого диады «Я - Другой», которая составляет суть эгоцентризма речемыслительной деятельности человека. Необходимость восполнить пробел в научном исследовании языкового/речевого эгоцентризма с позиций лингвистики представляется востребованной на фоне многочисленных работ по философии и психологии, направленных на выявление закономерностей

функционирования „ego" в разных ментально-коммуникативных пространствах.

Теоретическая значимость работы заключается в осмыслении проблем эгоцентризма речемыслительной деятельности человека с позиции интерсубъективности, позволяющей структурировать диалогическое отношение «Я - Другой» в трёх измерениях - как взаимодействие: 1) Я и alter ego, 2) Я и Ты (другого человека), 3) Я и внешнего мира, а также в исследовании сущности эгоцентризма в литературном прозаическом тексте и систематизации лингвопоэтических средств его реализации в немецкоязычном литературном дискурсе нашего времени.

Практическая значимость диссертации состоит в возможности применения полученных в ней научных результатов и исследованного языкового материала при анализе проблематики эгоцентризма в иноязычных литературных дискурсах современности, а также при дальнейшей разработке основ лингвопоэтической интерпретации литературного текста.

Рекомендации по использованию результатов диссертационного исследования. Результаты настоящего диссертационного исследования могут быть использованы в лекционно-семинарских курсах по стилистике, лингвистике и интерпретации текста, для разработки спецкурсов по истории литературы, на практических занятиях по анализу текста, при написании учебно-методических пособий, дипломных и курсовых работ.

Апробация материалов. Основные положения диссертации изложены в докладах на III Международной научно-практической конференции «Язык, культура, менталитет» (СПб, РГПУ им. А.И. Герцена, 2004), на VII Российско-американской научно-практической конференции «Актуальные вопросы современного университетского образования» (СПб, РГПУ им. А.И. Герцена - Ун-т Северной Айовы, 2004), на внутривузовских конференциях (РГПУ им. А.И. Герцена, «Герценовские Чтения» - 2005, 2006), на аспирантских семинарах кафедры германской филологии РГПУ им. А.И. Герцена (2005, 2006). По теме диссертации опубликовано 7 печатных работ, общим объёмом 1,8/1,6 печатных листа, в том числе научных статей - 3, материалов конференции - 4.

Объем и структура диссертации. Представленная работа содержит 202 страницы текста, набранного в редакторе WORD, и включает в себя введение, 3 главы, сопровождающиеся выводами, и заключение. К тексту работы прилагаются библиографический список, насчитывающий 214 наименований, (из них 42 - на немецком и английском языках), перечень источников использованной литературы (22 наименования).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы, раскрываются актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость работы, определяются цели и задачи анализа, формулируются основные положения, выносимые на защиту, описываются материал исследования и структура работы, даётся характеристика используемых методических приёмов.

В первой главе «Аспекты рассмотрения эгоцентризма в современных гуманитарных науках» в контексте интерсубъективного пространства существования современного человека вводится фигура Другого, чей феномен задаёт вектор эволюции взглядов лингвистики на проблематику эгоцентризма как диалога «Я-Другой».

Классическое понимание субъекта познания (Гегель, Фихте, Шеллинг) как суверенного целостного носителя сознания и самосознания, являющегося центром сосредоточения смысла, в конечном счёте автором и творцом, наделенным «абсолютной субъективностью», начиная со второй половины XIX столетия (марксистская политическая экономия, психоанализ, антропология, новая лингвистика), претерпевает изменения в сторону его децентрации. Всё это приводит к тому, что в XX веке сразу по нескольким направлениям гуманитарной мысли оформляется концепция теоретического отрицания целостного, автономного, суверенного субъекта метафизики. Идеи филологов М.Бахтина и В.Проппа, теоретические работы представителей русской «формальной» школы литературоведения (В.Шкловский, Б.Эйхенбаум, Ю.Тынянов), исследования философско-психологического плана (Ж.Лакан, М.Фуко), концепция «нового романа» (А.Роб-Грийе, Н.Саррот), труды Ю.Лотмана по семиотике - вот лишь некоторые направления гуманитарной мысли начала и середины XX века, в которых выкристаллизовывается суть проблемы субъекта, познающего мир через язык. Свое концентрированное выражение данная тема получает в философской традиции структурализма и постструктурализма, в постмодернистском постулате о «смерти субъекта», который в контексте языка, речевых практик, текстовых произведений трансформируется в феномен «смерти автора» (Р.Барт, Ж.Деррида, Ж.Лакан, М.Фуко и др.).

В своём первоначальном варианте данная концепция восходит к структуралистской теории текстуальности, утверждающей, что сознание человека полностью растворено в текстах, в текстуальных практиках и вне их не существует. Идея «самодвижения» языка, аутотрансформации текста в общем и целом сводится к утверждению того, что «говорит» не автор, а язык как таковой.

Тем не менее, по М.Фуко, «письмо» само по себе мешает

констатировать окончательное исчезновение автора. Отсюда в работах представителей т.н. айег-постмодернизма (поздние труды М.Фуко и Ж.Деррида, а также работы Дж.Уарда, М.Готдинера и др.) предпринимаются попытки своеобразного «воскрешения субъекта/автора»: акцент делается на реконструкции субъективности как вторичной по отношению к дискурсивной среде. При этом в течение последних пяти лет «камнем преткновения» выступает феномен «кризиса идентификации», суть которого можно сформулировать следующим афористическим образом: «Моя биография - ложь от начала до самого конца. Я сам её написал».

В качестве наиболее действенной стратегии преодоления данного кризиса следует рассматривать стратегию «коммуникативно-когнитивную»: «расщепленное» Я обретает свою субстанциональную целостность в диалоге с Другим. Современный человек оказывается погружённым в новый контекст - контекст взаимосвязи с окружающим его миром, с другими людьми, с самим собой, благодаря чему он обретает, осмысливает свое собственное существование, своё бытие как «со-бытие» с Другим/-и. Постановка этой проблемы принимает, по Э.Гуссерлю, вид «парадокса человеческой субъективности», которая одновременно есть и конституирующий мир субъект, и существующий в мире объект, а затем расширяется до универсальной интерсубъективности.

На основе сформировавшихся субъектно-объектных (я — мир), субъектна-субъектных (я - другой человек) и автосубъектных (я - alter ego) отношений индивид способен к полноценной коммуникации и к производству текстовых образований, когнитивно-прагматическое целое которых заложено в индивидуальности субъектов коммуникации, говорящего/пишущего и слушателя/читателя. Тем самым каждое новое прочтение, исполнение создают ситуацию эгоцентризма-в-становлении.

В композиции литературного произведения развёртывание текста в пространственном, временном, личностном, мыслительном планах определяется термином повествовательная перспектива. Наиболее распространённым в литературоведении и лингвистике текста термином для обозначения исходной позиции, избираемой автором для наблюдения за объективной реальностью и её отражением в произведении, является точка зрения, аналогами которому в английском языке выступает термин «point of view», в немецком языке -«(Erzahler)standpunkt».

Характеризуя нарратора по линии «включённость -невключённость» рассказчика в повествуемую историю (диегетический -недиегетический нарратор) (от греч. диегезис, повествуемый мир), можно

отметить, что повествователь в текстах с эгоцентрической повествовательной перспективой (т.е. при актуализации диады «Я -Другой») выступает как триединая сущность: 1) Я повествующего субъекта, das erlebende Ich; 2) Я повествуемого субъекта, das erzählende Ich; 3) координатор отношений Я-субьекта и Я-обьекта мира фикции, (анализирующее сверх-ego, Ich-Beobachter, Reflektor); «собеседник» в диалоге Я-субьекта и Я-обьекта («Ты»); другое воплощение Я в фантазийной и мнемонической плоскости («Он»). Каждое из данных воплощений Я обусловливает спецификацию «двойной» повествовательной перспективы (план рассказа и план субъективной реакции Я на рассказываемое), что предполагает определённый набор языковых средств её маркированности.

Во второй главе «Эгоцентрическая диада „Я - Другой" и способы её актуализации в литературном тексте» проводится анализ разнообразных лингвопоэтических средств выражения эгоцентрической повествовательной точки зрения в современных немецкоязычных литературных текстах, при этом акцент делается на текстовой экспликации «расслоения» субъекта повествования.

Эгоцентрическая диада «Я - Другой» определяет «многоликость» субъекта повествования, который материализуется в разных ипостасях (порой в количестве нескольких одновременно существующих нарративных феноменов) - автора, внутреннего читателя, повествователя, протагониста.

Помимо рассказывающего и переживающего Я в повествовательно-речевой структуре можно выделить следующие эгоцентрические инстанции: вспоминающее Я, комментирующее Я, анализирующее Я и др. При этом нельзя говорить о строгом разграничении ментальных функций эгоцентрического Я в литературном тексте. Именно поэтому мы не можем определить эгоцентрическую повествовательную точку зрения автора как монолитную и константную в своей экспликации, закрепив за ней только одну перспективу, эксплицированную личным местоимением 1-го лица единственного числа. Традиционные семантико-прагматические и референциальные значения местоимений 2-го и 3-го лица (du; er, sie, es) трансформируются, «приращивают» в литературном повествовательном тексте дополнительные, контекстуально обусловленные значения, позволяющие рассматривать их в системе языковых средств текстовой актуализации эгоцентризма.

Так, через смену местоимений 1-го («ich») и 3-го лица единственного числа («er», «sie», «es») происходят различные виды отстранения повествующей инстанции от собственного Я. Опосредованным выражением эгоцентрической перспективы повествования в современном немецкоязычном

литературном дискурсе может служить:

(1) Отчуждение от собственного Я и фикциональное превращение человека в насекомое/животное, помещение человеческого сознания в нечеловеческую/звериную «оболочку».

Метаморфоза превращения «человеческого» в «не-человеческое» многообразна и бесконечна в своих смысловых интерпретациях, наглядно показывая «транслингвистичность» экспликации эгоцентрической повествовательной точки зрения автора, необходимость оперирования при анализе текста не только собственно лингвистическими, но и категориями экстралингвистического плана. Так, ключ к верной лингвостилистической интерпретации эгоцентрического повествовательного пространства рассказа Х.Кенигсдорф «Die Ameisenmetamorphose» можно, на наш взгляд, найти в сфере возрастной психологии. До 3-х лет ребёнок, не обладая сформировавшемся самосознанием, очень часто называет себя по имени, отзывается о себе в 3-м лице (после 3-х лет - в 1-м лице). Метаморфозу, случившуюся с героем рассказа, можно понимать как «кризис 3-х лет» наоборот. Дистанцирующийся Er-Erzähler может быть рассмотрен нами как образ изменившегося Я героя, мутировавшего в Он:

Er lief über die sonnenwarme Hauswand, überzeugt, sein Geruchssinn wurde ihn zu seinesgleichen fuhren. Er wußte, daß Ameisen in ziemlich geordneten Verhältnissen lebten, und er hatte keine Bange, sich zurechtzufinden (H. Konigsdorf 410)

(2) Разновременные сознания Я как приём отстранения «ego» от себя самого во времени (и пространстве).

«Расщепление» повествующего сознания может происходить на следующие ментально-психологические составляющие: местоимение «ich» маркирует перспективу «знающего», «взрослого», местоимение «er»/«sie»A<es» - перспективу «незнающего», «ребёнка».

Так, в рассказе Ф.Гоппе «Der Balkon» читатель имеет дело с рефлектирующим сознанием автора, соединяющим оценочно-чувственное детское восприятие с анализом образа у взрослого, создавая на контрасте эгоцентрическое напряжение в тексте:

Mein Vater, der zwischen Bier und Schnaps auf der Fensterbank hockt und mich bei dieser Vergniigung erwischt, prügelt mich srün und blau, nachdem er gerade erst meine Mutter kurz und klein geschlagen hat, was ich verstehe, denn sie hat unsere Familie ruiniert durch den Ankauf von Kurzwaren aller Art bei voruberfliesenden Händlern (F. Hoppe, 39)

(3) Отстранение субъекта речи от самого себя через автономинацию именем собственным и его

субститутам и,через смену или потерю имени.

Например, средствами объективации разных состояний «я» протагониста в рассказе В.Борхерта «Jesus macht nicht mehr mit» выступают следующие «ключевые» слова: имя собственное Jesus, имя нарицательное der Unteroffizier, местоимение er и атрибутивное словосочетание der andere. Диалог персонажей рассказа можно рассматривать как внутренний автодиалог Я главного героя. Множественное сознание субъекта речи, комплементарность нескольких сознаний ведут к значительному обогащению повествовательной перспективы и пониманию эгоцентрической творческой позиции автора:

Haben Sie gehört, Unteroffizier, Jesus macht nicht mehr mit. (...)Halt das Maul Jesus. Los, raus aus dem Loch. Wir müssen noch fünf Graber machen. (...) Nein, ich will das nicht mehr. Nein, nein. Und immer ich. Immer soll ich mich in das Grab legen, ob es paßt. (...) Jesus! Sie kehren sofort um! Ich gebe Ihnen den Befehl! Sie haben sofort weiterzuarbeiten1 (.. )Leise, leise! Um Gottes willen keinen wecken! (W.Borchert, 122-123)

Далее, смена местоимений 1-го («ich») и 2-го лица единственного числа («du») манифестирует эгоцентрическую повествовательную точку зрения в следующей коммуникативно-когнитивной ипостаси:

(1) Образ «зеркального» Я (Я-объекта в Другом). Различные технические и бытовые средства современности открывают восприятию человека новую «плоскость» существования разных субстанций Я. Приём самосозерцания на фотографии, на экране, в зеркале, слушания себя на аудионосителях «провоцирует» расщепление сознания повествующего субъекта. Так, в романе У. Пленццорфа «Die neuen Leiden des jungen W.» местоимение 2-го лица и его субституты-обращения объективируют расщеплённое сознание «ego» главного героя, которое обретает свою вторую жизнь, жизнь-после-смерти, слушая себя ушами Других и смотря на мир глазами Других. В контексте «комментариев» души протагониста диалог родителей можно рассматривать в некоторой степени как автодиалог ведущего Я, которое встаёт на позиции других Я-«Ты»:

„ Wann hast du ihn zuletzt gesehen?"

„Im September. Ende September. Am Abend bevor er wegging." „Hast du nie an eine Fahndung gedacht?"

„ Wenn mir einer Vorwürfe machen kann, dann nicht du! Nicht ein Mann, der sich jahrelang um seinen Sohn mir per Postkarte gekümmert hat!"

„Entschuldige' — War es nicht dein Wunsch so, bei meinem Lebenswandel?!"

„Das ist wieder deine alte Ironie' " (U. Plenzdorf 10-12)

Кроме того, мотив зеркала позволяет автору в соответствии с художественным замыслом произведения гибко выстраивать хронотоп текста. Так, И. Айхингер в рассказе «Spiegelgeschichte» оформляет хронологический вектор повествования как «время назад». Автор переносит оптическую особенность зеркала (изображение «слева-направо» отображается как «справа-налево») на «оптическую» особенность повествования - события от настоящего к прошлому, от смерти к рождению:

Wenn einer dein Bett aus dem Saal schiebt, wenn du siehst, daß der Himmel grun wird, und wenn du dem Vikar die Leichenrede ersparen willst, so ist es Zeit für dich, aufzustehen, leise, wie Kinder aufstehen, wenn am Morgen Licht durch die Läden schimmert, heimlich, daß es die Schwester nicht sieht — und schnell! (I. Aichinger, 15 )

Местоимение 2-го лица и его субституты (обращения) представляют собой, по сравнению с местоимениями 3-го лица и их субститутами (именами собственными/нарицательными), меньшую степень «отстранённого» эгоцентризма, манифестируя внутренний психологический автодиалог повествующего Я. Смена местоимения 1-го лица на местоимение 2-го лица во внутренней речи повествователя усиливают диалогичность повествования. Наличие местоимения «du» в тексте предполагает коммуникацию, участником которой, однако, является сам протагонист - как, например, в рассказе Ю. Герман «Sommerhaus, später»:

Du kennst sie nicht, diese Person, aber du weißt, sie wird kommen, und darauf wartest du. du sitzt und siehst die Eisblumen und wartest. Ich warte auch. (J. Herrmann, 25)

Смена местоимений 1-го лица единственного («ich») и множественного числа («wir»), прежде всего, определяет смысловое пространство взаимодействия индивидуального Я с другими людьми, тем самым эксплицируя эгоцентрическую точку зрения «первичных» и «вторичных» субъектов повествования. Отметим, что взаимодействие личных местоимений может расшириться за счёт неопределённо-личного местоимения «man», обладающего гибкой контекстуально обусловленной семантикой, в данном случае - номинации коллективного субъекта.

Следует отметить, что местоимения wir и man обозначают не просто множественность Я, а две её когнитивно-семантических разновидности:

(1) Инклюзивную форму;

(2) Эксклюзивную форму.

Определение сообщества людей, его границ в литературном тексте во многом продиктовано эгоцентрической повествовательной

точкой зрения автора. Так, Г1. Хандке в рассказе «Die Einzahl und die Mehrzahl» выражает через инклюзивную форму местоимения wir сообщество двух людей - протагониста и турка с забинтованным пальцем. Протагонист конкретизирует wir через ich neben einem Türken (оформляется только пространственное сосуществование), ich und ein Türke (называется это сообщество, появляется некоторая эмоциональная близость), ein Türke mit mir (подчёркивается душевное родство и единство, равенство; союз mit играет роль причастности Другого к «моему» процессу восприятия - Другой предстаёт не как чужой, а как свой), und ich... und der Türke (определённый артикль маркирует окончательное признание и включение Другого в чувственно воспринимаемый мир «Я»). Процесс субъективного восприятия помещён в своеобразную модальную рамку. Если начало каждого абзаца звучит «Wir schauen...», то в конце всякий раз написано «und der Türke schaut hinaus auf den Teich). Тем самым, восприятие двоих оказывается тождественным восприятию одного. Идёт процесс обучения индивидуального «ego» понимать связь объективного и субъективного, в результате чего «моему» Я открываются глубокие связи, существующие между ним и «мы».

В случае эксклюзивной формы происходит противопоставление «Я»<-»«Они», в рамках которого можно рассматривать автономность «Я».

Основу композиции романа Г. Грасса «Die Rättin» образует пламенный эмоциональный монолог грызуна: «мы», крысы, против «вас», людей. В основе данного противопоставления лежит грамматическое противопоставление местоимений «wir» и «ihr», подкрепляемое семантикой лексических единиц, контекстуально соотнесённых с данными смысловыми центрами. В результате наложения на референциальные отношения эгоцентрической прагматики оценочности образуются два экспрессивно-оценочных полюса (eurer Mull, das gewesene Menschengeschlecht <-* wir wissen, finden, begrenzen). Спор «человеческого» Я и «крысиного» Мы, переходящий в защиту существования «человеческого» Мы, объективирует авторский внутренний диалог - с самим собой и с обществом.

В повести В. Кеппена «Jugend» особенный интерес представляют те фрагменты текста, где Я на какой-то момент оказывается предоставленным самому себе. Так, фраза «In meiner Stadt war ich allein» свидетельствует о максимальной степени присвоения пространства и времени авторским Я. Повествующее «ego» всепоглощающе, и потому одиноко в этот момент - нет Другого как alter ego, как внешнего мира и других людей. Я протагониста характеризуется невключённостью в

man/wir, эксклюзивностью, которая подчёркивается противопоставлением «я»-«они». Не принимая, презирая «их», Я само играет разные социальные роли: стороннего наблюдателя, актёра, читателя, персонажей произведений Ф. Достоевского {«Ich war Raskolnikow. Ich war einer aus den Dämonen. Der aus dem Kellerloch. Der aus dem Totenhaus»), самого Достоевского {«Ich hatte unterm Galgen gestanden».)

Как видно из приведённых примеров, «расщепление» Я в повествовательной структуре текста может принимать разные формы. Все они направлены, в конечном итоге, на экспликацию полифокусного авторского эгоцентризма, представляющего собой переплетение различных субъектных (и субъективных) точек зрения в литературном тексте.

В третьей главе «Пространственно-временные координаты литературного текста как отражение эгоцентрической повествовательной перспективы» даётся характеристика художественного хронотопа в эгоцентрической перспективе повествования.

Объективное время-пространство в литературном тексте является не только сферой существования фикционального мира художественного действия персонажей, но и становится для автора (а через него и для читателя) неким эмпатическим фокусом, своего рода интроекцией, позволяющей обеим сторонам литературной коммуникации «вчувствование», «одушевление» времени и пространства как координат эгоцентрической диады «Я - Другой/-ие».

Вслед за М.М. Бахтиным можно считать, что хронотоп художественного текста есть условие материализации «смыслов», и в качестве предмета, стоящего за знаком-текстом, следует рассматривать особый концептуализированный мир, который формирует пишущий субъект, т. к. изначально существующие абстрактные "смыслы" могут быть доступны человеку лишь в знаковой форме, то есть материализовавшись в пространстве и времени.

На современном этапе развития когнитивной лингвистики понятие художественный концепт занимает, по сути, нечёткое положение на шкале «универсальное/индивидуально-авторское». Подчеркнём, что смысловое поле, очерченное полюсами «универсальное «-* индивидуальное», дано нам в самой проблематике диалога «Я - Другой», в интерсубъективном пространстве. Вследствие этого представляется продуктивным уточнить понятие художественный концепт термином-заместителем эгоцентрический концепт. Дуализм эгоцентрического концепта определяется его принадлежностью, с одной стороны, индивидуальному сознанию конкретного автора, с другой стороны -коллективному сознанию социума.

При изучении проблематики эгоцентризма в речемыслительной

деятельности пишущего субъекта актуальным является рассмотрение -среди прочих - художественного концепта город (исходя из реалий современности, концепта большой город/мегаполис). Данный концепт является фундаментальным хронотопом существования современного человека, определяя пространственные (и вместе с ними временные) координаты существования его «ego».

Эгоцентрическая суть концепта город в определённом художественном контексте проявляется в том, что данное когнитивное образование может выступать как триединство Другого в диалоге с Я протагониста: как alter ego повествователя, как другой человек/другие люди, как окружающий мир.

В качестве базисного анализируемого материала в исследовании взят канонический текст немецкой «литературы о большом городе» -роман Альфреда Деблина «Berlin Alexanderplatz. Die Geschichte von Franz Biberkopf» (1929).

Феномен большого города столь многогранен, что порождает бесконечное количество индивидуальных ассоциаций, число которых может быть лишь «условно» задано в рамках конкретного художественного текста, прежде всего потому, что оно исчисляется не только авторскими интенциями, но и потенциалом читателя как интерпретатора. Тем не менее, эгоцентрическая суть концепта «большой город» в тексте романа А.Деблина проявляется в переплетении следующих ведущих индивидуально-авторских лейтмотивов: 1) город - движущаяся толпа; 2) город - биржевая заметка; 3) город - Берлинский урбанолект; 4) город -сексуальное желание; 5) город - вывеска/рекламный слоган/газета; 6) город - дом; 7) город - стройплощадка; 8) город - скотобойня.

Художественное повествование ведётся от лица объективной незримой инстанции, но в эгоцентрической перспективе Франца Биберкопфа, чьи мысли и восприятие непосредственно встроены в поток «объективного» повествования в виде цитат, вкраплений несобственно-прямой речи, внутреннего автодиалога и монолога. Все это создает всеобъемлющую монтажность стиля романа, благодаря которой Деблин вводит читателя в постигаемый Биберкопфом Берлин, и соответственно заставляет пережить его вместе с героем шок от встречи с большим городом:

Das war zuerst, als wenn man beim Zahnarzt sitzt, der eine Wurzel mit der Zange gepackt hat und zieht, der Schmerz wächst, der Kopf will platzen. (..) In ihm schrie es entsetzt: Achtung, Achtung, es geht los. Seine Nasenspitze vereiste, über seine Backe schwirrte es. „Zwölf Uhr Mittagszeitung", „BZ. ", „Die neuste Illustrierte", „Die Funkstunde neu". „Noch jemand zugestiegen?" Die Schupos haben jetzt blaue Uniformen. (...) Was war denn? Nichts Haltung,

ausgehungertes Schwein, reiß dich zusammen, kriegst meine Faust zu riechen. Gewimmel, welch Gewimmel. Wie sich das bewegte. Mein Brägen hat wohl kein Schmalz mehr, der ist wohl ganz ausgetrocknet. Was war das alles? Schuhgeschäfte, Hutgeschüfte Glühlampen, Destillen. Die Menschen müssen doch Schuhe haben, wenn sie so viel rumlaufen, wir hatten ja auch eine Schusterei, wollen das mal festhalten. (A. Deblm, S. 8-9)

В то же время - по замыслу автора - Берлин предстает перед читателем как независимое, подчиняющее себе людей социально-культурное образование, как самостоятельный организм, живущий по собственным законам (Berlin Alexanderplatz в заглавии - как единая смысловая единица, метафорически - как имя главного протагониста романа). «Характер» города документируется с помощью вывесок, расписания движения трамваев, демографической статистики, погодных сводок, газетных заметок, рекламных слоганов и т.д.

Drüben gibt Aschinger den Leuten zu essen und Bier zu trinken, Konzert und Großbäckerei Fische sind nahrhaft, manche sind froh, wenn sie Fische haben, andere wieder können keine Fische essen, eßt Fische, dann bleibt ihr schlank, gesund undfrisch. Damenstrümpfe, echt Kunstseide, Sie haben hier einen Füllfederhalter mit prima Goldfeder. (A. Deblin, S. 41-42.)

Реальные черты образу Города как живому организму, ведущему свой «рассказ», придаёт также широко используемый Деблином в повествовательной канве текста берлинский урбанолект:

„Frollein, ich mochte rin, aber nich zahlen"; „So alt sind wir. Neujeborene auf Stottern"; „Na, also fuffzig, mal rin"; „Hier is keen Kino"; „ Wat hier ist, junger Mann? Hamse das noch nicht bemerkt7 "(A. Deblin, S. 24).

Неисчерпаемость смыслов, заключённых в самом явлении мегаполиса, объясняется во многом тем, что концепт город является по сути .метаконцептом, включающим в себя концепты других уровней {улица, дом, квартира, комната), каждый из которых становится ядром своего собственного концептуального поля.

В хронотопе романа В.Раабе «Die Chronik der Sperlingsgasse» (1856) частным эгоцентрическим локусом выступает переулок, актуализирующий в себе всё, что движет большим миром (pars pro toto большого города). Раабе искусно вводит мотив окна, чтобы развивать ход повествования в эгоцентрической перспективе: «хроникёр» Йоханнес Ваххольдер смотрит из окна гостиничного номера на дом, где он некогда жил в студенческие годы в комнате на чердаке:

In dieser Nacht sitzt hoch oben in einem kleinen, mehr drei- als viereckigen Dachstubchen ein Student vor einem gewaltigen schweinsledernen Folianten, über welchen er hinwegstarrt. Wo wandern seine Gedanken? Draußen jagt der Wind die Wolken vor dem Monde her, rüttelt an den

Dachziegeln, schüttelt den zerlumpten Schlafrock, welchen der erfinderische Musensohn, um sich und seine Studien ganz von der Außenwelt abzusperren, vor dem Fensterkreuz festgenagelt hat, - kurz, gebärdet sich so unbändig, wie nur ein Wind, der den Auftrag hat, das letzte Laub von den Bäumen in Garten und Waldern zu reißen, sich gebärden kann. Lange hat der Musensohn in tiefe Gedanken versunken dagesessen; jetzt springt er plötzlich auf und dreht mir das Gesicht zu - das bin ich wieder:

Johannes Wachholder, ein Student der Philosophie in der großen Haupt- und Universitätsstadt. (W.Raabe, S. 13).

Происходит своеобразное «расслоение» Я: временные «слои» скользят параллельно друг другу, повествователь вспоминает о своём первом пребывании в Берлине (и изображает город глазами студента). Движение взгляда знаменует собой временную полиперспективность, эффект от которой усиливается ассоциативно богатым ходом повествования.

Родительный падеж «Die Chronik der Sperlingsgasse» таит в себе двойной смысл. Шперлингсгассе является одновременно и патиенсом, и агенсом действия: переулок «даёт» писателю Ваххольдеру его настроения, побуждает его записывать, что происходит в окружающем его мире.

Окно выходит на улицу, позволяет как взглянуть на общественную жизнь (на развитие уличных событий), так и проникнуть в частную сферу (окна противоположных квартир). Урбанистическое состоит для Ваххольдера из сосуществования частного/интимного и общественного/публичного, во встрече несовместимых отдельных судеб:

Einen letzten Blick werfe ich noch in die Gasse hinunter. Sie ist dunkel und öde; der unzureichende Schein der einen Gaslaterne spiegelt sich in den Sumpfen des Pflasters, in den Rinnsteinen wider. Eine verhüllte Gestalt schleicht langsam und vorsichtig dicht an den Hausern hm. Von Zeit zu Zeit blickt sie sich um. Geht sie zu einem Verbrechen oder geht sie, ein gutes Werk zu tun? (W.Raabe S 17-18)

Другое смысловое наполнение получает концепция бытия человека в тексте романа Р.М.Рильке «Die Aufzeichnungen des Malte Laurids Brigge» (1910) Так, протагонист Мальте живёт напротив больницы и роддома, видит умирающего человека, беременную женщину, больного ребенка - т.е. сталкивается с дихотомией жизни и смерти, отсутствием границ между этими двумя бытийными состояниями: «So, also hierher kommen die Leute, um zu leben, ich wurde eher meinen, es stürbe sich hier» (S. 7).

Акустический и визуальный образы города эксплицируют эгоцентрическую повествовательную точку зрения. Я переживает ночное уличное движение, шум как вторжение в свой внутренний мир: «Elektrische Bahnen rasen lautend durch meine Stube. Automobile gehen über

mich hin» (S. 8 ). Мальте сравнивает тишину с беззвучно склоняющейся стеной, которая вот-вот обрушится:

Aber es gibt hier etwas, was furchtbarer ist: die Stille. (...) Lautlos schiebt sich ein schwarzes Gesimse vor oben, und eine hohe Mauer, hinter welcher das Feuer auffahrt, neigt sich, lautlos. Alles steht und wartet mit hochgeschobenen Schultern, die Gesichter über die Augen zusammengezogen, auf den schrecklichen Schlag. So ist hier die Stille. (R.M. Rilke, S. 8)

Описание внутреннего устройства разрушенного дома базируется на явлении синестезии: запахи и тактильный контакт дополняют визуальный образ. Восприятие Мальте оказывается процессом, который измеряет «жизнь» предметов и утверждает её в итоге в рассматривающем Я протагониста. Эти примеры показывают всю сложность и неоднозначность акта восприятия. Следует вести речь не о восприятии как таковом, а о субъективности процесса:

Am unvergeßlichsten aber waren die Wände selbst. Das zähe Leben dieser Zimmer hatte sich nicht zertreten lassen. Es war noch da, es hielt sich an den Nageln, die geblieben waren, es stand auf dem handbreiten Rest der Fußböden, es war unter den Ansätzen der Ecken, wo es noch ein klein wenig Innenraum gab, zusammengekrochen. (R.M. Rilke, S. 42)

Семантические связи человека и мира претерпевают глубинные, экзистенциальные изменения на фоне культурно-исторических катаклизмов. Так, пространство города в прямом и в переносном смыслах превращается в «руины» в годы Второй Мировой войны, прекращая своё существование в объективном или «психологическом» времени, что находит выражение в концептуальном поле литературных текстов послевоенного времени. Это показано в работе на примере романа Х.Э.Носсака «Nekyia. Bericht eines Überlebenden» (1947).

Древнегреческое слово «Nekyia» в названии романа отсылает читателя к творчеству Гомера, а именно, к путешествию Одиссея в подземное царство. Разнообразный в своём смысловом наполнении мотив сна (смерти) оформляет новое пространство существования Я в современной литературе. В катастрофе, уничтожении города повествователь потерял аудиальный образ своего Я - собственное имя: «Damals hatte ich einen Namen (...). Doch nun ist das anders» (S.8). Опыт катастрофы вылился также в потерю рассказчиком своего отражения в зеркале - визуального образа Я, т.е. того, что дано другим людям для идентификации его самого (в широком контексте мы называем в нашем исследовании образ «зеркального Я» дискурсным Я, Я-объектом в Другом): «Ich stand vor ihrem Spiegel und sah hinein. Ich sah darin alles, was hinter mir war, und alles, was mich umgab. Aber vor mir war nichts, und auch ich selbst war nicht darin» (S.25). Alter ego рассказчика, рациональное Я,

«друг» («Freund»), как он называет его походу повествования, гибнет в столкновении с жизнью, воплощенной в романе в образе Праматери («Urmutter») человечества, вырастающей из глины.

Der Freund stand ihr gegenüber und bohrte ihr mit ausgestrecktem Zeigefinger einen Nabel in den Bauch. Lauf weg! schrie ich, doch er hörte mich nicht mehr. Die Frau machte einen Schritt auf ihn zu. Es sah aus, als zöge er sie am Zeigefinger zu sich hin. Dann beugte sie sich ganz allmählich und mit weichen Bewegungen über ihn, erst wie aus Zärtlichkeit und dann wie eine Ohnmächtige. Das Letzte, was ich von meinem Freunde sah, war, wie er die Hände abwehrend gegen sie stemmte. Doch der Leib fiel über ihn und zog die ganze Wand, von der er noch nicht gelost war, hinter sich her. So wurde er verschüttet. (H.E.Nossak, S.109-110)

Роман Носсака, сплетающий миф и действительность, кончается тем, что протагонист - после «путешествия» в мистическом потустороннем мире - делает шаг через порог разрушенного дома и возвращается к людям за пределами города мёртвых, что являе гея символом рождения его новой «жизни» - его существования:

Dreimal bin ich bis zur Tur zesansen und wieder zuruck. Dreimal hatte ich schon den Türgriff m der Hand, vermochte ihn aber nicht niederzudrücken und ließ ihn wieder fahren. Schließlich gelang es mir zwar, die Tür zu offnen, aber wegen der Zugluft wagte ich nicht, die Schwelle zu überschreiten. Immer wenn ich den Fuß darauf setzte, war es mir, als würde ich zerrissen. Es ist nicht zu sagen, wie weh es mir tat. Erst beim dritten Mal gelang es mir, über die Schwelle zu kommen. Und es zerriß auch etwas. О dieser Schmerz! Da hatte ich doch beinahe geschrien. Ich biß die Zahne zusammen. Ich rannte zum Flur und zum Hause und zur Stadt hinaus, bis ich wieder zu den Leuten kam, unter denen ich jetzt bin. Ich habe nicht geschrien, und deshalb weiß ich noch alles. Aber sprechen muß ich davon, anders geht es nicht. (H E. Nossak, S 132)

Мотивы зеркала и порога в романе конкретизируют субъективность в её чистом виде - когда нет диалога Я с Другим. Другой-Город как мир разрушен. Другой-Город как люди мёртв. Alter ego протагониста («друг») погибает. Нет ни визуального (отражение в зеркале), ни аудиального (имя) образа Я. Осталось только голое Я в своей первозданности - человеческая экзистенция. Нарушение диалога «Я -Другой» передаётся через модус топоса («мёртвый город»), тем самым Я повествователя перестаёт быть эгоцентрическим.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Главным итогом исследования является научное толкование эгоцентризма как феномена диалогического отношения «Я - Другой/-ие», реализующегося в литературном тексте в следующих двух плоскостях:

1) являясь проявлением творческой субъективности автора, эгоцентризм представляет собой универсальный принцип порождения любого художественного текста; 2) в повествовательно-речевой структуре литературного текста этот вид эгоцентризма опосредованно реализуется в сложном переплетении субъектных (и субъективных) точек зрения, выражающих позиции эго речевых субъектов, действующих в фикциональном мире литературного текста и рассказывающих о нём.

Отметим, что в первом случае эгоцентризм может и должен рассматриваться прежде всего как транслингвистическое явление, во втором случае он доступен лингвистическим методам исследования.

Осмысление отношения «Я - Другой» с транслингвистической точки зрения является необходимой базой для рассмотрения механизмов эгоцентризма речемыслительной деятельности индивидуума и анализа продуктов этой деятельности - речевых произведений/текстов.

Определяя понятие «эгоцентризм» как фокус отношения «человек - другой», мы подчёркиваем, что процесс экспликации эгоцентрической повествовательной точки зрения, дихотомии «Я -Другой» предстаёт как процесс расслоения/расщепления сознания повествующего Я - в контексте субъектно-объектных, субъектно-субъектных и автосубъектных отношений во времени и пространстве художественного произведения - эксплицированный в первую очередь семантико-прагматическим взаимодействием личных местоимений 1, 2, 3 лица единственного числа, 1 лица множественного числа и неопределённо-личного местоимения man.

В диалоге с Я протагониста Другой может выступать как alter ego повествователя, как другой человек/другие люди, как окружающий мир. Соответственно повествующий от 1-го лица предстаёт в тексте как собственно Л-субъект, как ^-объект в Другом («зеркальное» Я), как Я-объект, возникающий в процессе саморефлексии.

Подчеркнём, что рассматриваемые нами в контексте экспликации эгоцентрической повествовательной точки зрения «Я - Другой»-отношения принципиально осуществимы тогда, когда переход от Я к Другому происходит через фазу, связанную с открытием новых сторон реальности, её переосмыслением и возможной трансформацией. Сознание человека интенционально и энтероцептивно — то есть характеризуется направленностью на внешний мир и открытостью этому миру. Языковые эксперименты, связанные с разрывом этих отношений, грозят превратить восприятие индивидуума в интероцептивное, закрытое внешнему миру, т.е. грозят прервать Диалог Я с Другим, а значит, нарушить механизмы построения и понимания любого эгоцентрического высказывания/художественного текста.

В заключение отметим, что исследование проблематики эгоцентризма и средств его выражения в разных видах текстов может быть продолжено на материале других языков. Перспективным представляется и изучение когнитивно-речевых процессов, создающих эгоцентрическую семантику концептов в смысловом поле «индивидуальное-универсальное».

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Породин И.В. Хронотоп как часть языковой картины мира автора художественного текста // Актуальные вопросы современного университетского образования: Материалы VII Российско-Американской научно-практической конференции, 11-13 мая 2004 г. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2004. - С. 131-132 (0,1 пл.).

2. Породин И.В. Модели повествовательной перспективы как отражение некоторых особенностей современной речевой картины мира // Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории: Материалы III Международной научно-практической конференции, 22-24 апреля 2004 г. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2005. - С. 50-51 (0,1 пл.).

3. Породин И.В. О понятии «двойная перспектива» в контексте персонифицированного повествования // Герценовские чтения: Материалы конференции (10-11 мая 2005 г). - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2005. - С. 36-38 (0,15 пл.).

4. Породин И.В. Субъективность и эгоцентризм как научный объект лингвистики текста // Иностранные языки: Материалы конференции, 2021 апреля 2006 г. [Герценовские чтения]. Отв. ред. Н.А. Абиева. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2006. - С. 38-40 (0,15 пл.).

5. Породин И.В. Транслингвистический аспект проблемы эгоцентризма. Диалог «Я - Другой» // Studia Lingüistica: Язык и текст в современных парадигмах научного знания. Отв. ред. В.М. Аринштейн, И.А. Щирова. -СПб.: Борей Арт, 2006. - № XV. - С. 295-298 (0,25 пл.).

6. Гончарова Е.А., Породин И.В. Концептуальная структура образа города-протагониста в романе А. Деблина «Берлин Александерплатц» // Феномен «Город» в картине мира человека: сб. науч. статей / под общ. ред. JI.M. Нюбиной. - Смоленск: Изд-во СмолГУ, 2006. - С.21-34 (0,75/0,55 пл.)

7. Породин И.В. Взаимодействие местоимений ,,ich" и ,,er/sie/es; du; wir, man" как экспликация расслоения субъекта эгоцентрического повествования в литературном тексте // Вестник ИНЖЭКОНА. Серия: Экономика. №4 (13). - СПб.: СПбГИЭУ, 2006. - С. 329-332. (0,3 пл.).

Подписано в печать 26.02.07 Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Объем 1,5 пл. Тираж 100 экз. Заказ № 200

Отпечатано в типографии ГНУ «ИОВ РАО» 191180, Санкт-Петербург, наб. р. Фонтанки, 78

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Породин, Иван Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.4

ГЛАВА 1. АСПЕКТЫ РАССМОТРЕНИЯ ЭГОЦЕНТРИЗМА В СОВРЕМЕННЫХ ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ.12

1.1. АНАЛИЗ ОТНОШЕНИЯ «Я-ДРУГОЙ» В ГУМАНИТАРНЫХ НАУКАХ.12

1.1.1. ВВЕДЕНИЕ В ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ ОТНОШЕНИЙ ЧЕЛОВЕК-ЯЗЫК-ЧЕЛОВЕК» И « ЧЕЛОВЕК-ЯЗЫК-МИР».12

1.1.2. КРИТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КЛАССИЧЕСКОГО СУБЪЕКТА. «ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ» В ФИЛОСОФИИ.13

1.1.3. ФЕНОМЕН «СМЕРТИ АВТОРА» В ТЕОРИЯХ СТРУКТУРАЛИЗМА И ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА.18

1.1.4. ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ КАТЕГОРИИ «АВТОР» В ТЕОРИИ ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМА. «ВОСКРЕШЕНИЕ СУБЪЕКТА».20

1.1.5. ДИАЛОГ «Я-ДРУГОЙ». ПОНЯТИЕ ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТИ

В ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ФЕНОМЕНОЛОГИИ.24

1.2. ЭВОЛЮЦИЯ ВЗГЛЯДОВ ЛИНГВИСТИКИ

НА ПРОБЛЕМА ТИКУ ЭГОЦЕНТРИЗМА.29

1.3. ПАРАМЕТРЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ЭГОЦЕНТРИЗМА В ЛИТЕРА ТУРНОМ ТЕКСТЕ.45

1.4. ВЫВОДЫ.61

ГЛАВА 2. ЭГОЦЕНТРИЧЕСКАЯ ДИАДА «Я - ДРУГОЙ» И СПОСОБЫ ЕЁ АКТУАЛИЗАЦИИ

В ЛИТЕРАТУРНОМ ТЕКСТЕ.64

2.1. ЭГОЦЕНТРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ГНОСЕОЛОГИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ КА ТЕГОРИЙ АВТОР- ПЕРСОНАЖ (ПОВЕСТВОВАТЕЛЬ) - ЧИТАТЕЛЬ.64

2.2. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ МЕСТОИМЕНИЙ

ICH» И «ER/SIE/ES; DU; WIR, MAN» КАК ЭКСПЛИКАЦИЯ РАССЛОЕНИЯ СУБЪЕКТА ЭГОЦЕНТРИЧЕСКОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ.75

2.2.1. МЕСТОИМЕНИЯ «ER/SIE/ES» И ИХ СУБСТИТУТЫ

КАК МАНИФЕСТАЦИЯ ОТСТРАНЕНИЯ ОТ СОБСТВЕННОГО «Я».75

2.2.2. МЕСТОИМЕНИЕ «DU» КАК ОБРАЗ ЗЕРКАЛЬНОГО «Я».90

2.2.3. ЭКСПЛИКАЦИЯ СУБЪЕКТНО-СУБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В

ЛИТЕРА ТУРНОМ ТЕКСТЕ МЕСТОИМЕНИЯМИ « WIR» И «MAN».103

2.3. ВЫВОДЫ.115

ГЛАВА 3. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ КООРДИНАТЫ ЛИТЕРАТУРНОГО ТЕКСТА КАК ОТРАЖЕНИЕ ЭГОЦЕНТРИЧЕСКОЙ

ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ ПЕРСПЕКТИВЫ.118

3.1. ХРОНОТОП КАК «СФЕРА СМЫСЛОВ» ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ.

ПОНЯТИЕ «ЭГОЦЕНТРИЧЕСКИЙ КОНЦЕПТ».118

3.2. ЭГОЦЕНТРИЗММЕТАКОНЦЕПТА «БОЛЬШОЙ ЮРОД/GROßSTADT» И ЛИНГВОПОЭТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА

ЕГО ВЫРАЖЕНИЯ.124

3.2.1. КОМПОНЕНТНЫЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПТА «ГОРОД».124—

3.2.2. КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ПОЛЕ ИМЕНИ «ГОРОД»

В РОМАНЕ А.ДЕБЛИНА «BERLINALEXANDERPLATZ».128

3.2.3. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СУБКОНЦЕПТОВ «УЛИЦА», «ДОМ», «КОМНАТА»

В КОНЦЕПТУАЛЬНОМ ПОЛЕ ИМЕНИ «ГОРОД».147

3.2.4. МОДУС ТОПОСА: ОБРАЗ «МЁРТВОГО ГОРОДА» КАК НАРУШЕНИЕ ДИАЛОГА «Я- ДРУГОЙ».171

3.3. ВЫВОДЫ.177

 

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Породин, Иван Владимирович

Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению лингвопоэтических средств экспликации эгоцентрической повествовательной точки зрения в литературном дискурсе.

Наше исследование предусматривает понимание эгоцентризма как особой способности человека отражать в своем сознании и передавать в речи с помощью определённой системы языковых единиц многообразие отношений Я с окружающим миром, другими людьми, своим alter ego.

Эгоцентризм в таком понимании является одной из сторон более широкого понятия - антропоцентризма. Повышенное внимание к изучению уникальной роли человека в различных сферах познавательной деятельности оказывает в последнее десятилетие существенное влияние на научные интересы и исследовательские приёмы многих гуманитарных наук, и в том числе лингвистики. Примером антропоориентированности лингвистических исследований могут служить - среди прочих - известные монографии Н.Д.Арутюновой, Е.А.Гончаровой, Н.О.Гучинской, Е.С.Кубряковой, М.В.Никитина, Е.В.Падучевой, Ю.С.Степанова, П.У.Бейкена, Б.Дитерле, И.Лемке, В.Шмида, Ф.Штанцеля и др., докторские диссертации H.H. Казаковой (1990), О.П. Воробьевой (1993), JI.M. Нюбиной (2000), Е.Г. Хомяковой (2002) и др., кандидатские диссертации М.В. Буковской (1986), JI.M. Бондаревой (1994), И.В. Баракиной (1997) и др.

Актуальность диссертации определяется, таким образом, с одной стороны, её непосредственной связью с основными тенденциями современного развития антропоцентрически ориентированной лингвистики, а с другой, отсутствием исследований, изучающих эгоцентризм как один из ведущих текстообразующих факторов в литературной коммуникации. Исследование выполнено с позиций отвечающего последним требованиям науки междисциплинарного подхода с использованием данных лингвистики текста, прагмалингвистики и литературоведения с учетом концептуальных разработок в области философии языка, возрастной психологии, психолингвистики, социологии.

Объектом научного анализа в исследовании является категория повествовательной точки зрения как феномена литературного текста, непосредственно связанного с явлением эгоцентризма.

Предметом исследования являются языковые средства выражения эгоцентрической точки зрения в немецкоязычных литературных прозаических текстах.

Целью работы является научное описание диады «Я - Другой» с позиций современной лингвистики, а также комплексный анализ лингвопоэтических средств экспликации эгоцентрической повествовательной точки зрения в литературных повествовательных текстах.

К конкретным задачам, обусловленным целью исследования, принадлежат следующие:

1) изучение проблемы когнитивно-прагматического отношения «Я -Другой» в свете концепции «смерти автора» в философии постмодернизма;

2) рассмотрение общих тенденций в развитии современной научной парадигмы языкознания, повлиявших на эволюцию взглядов лингвистики по проблематике эгоцентризма;

3) выявление смысловой взаимосвязи параметров эгоцентризма речемыслительной деятельности человека на уровне слова - предложения - текста;

4) сопоставление понятий «эгоцентризм» и «субъективность» текста на базе ведущих нарратологических текстовых категорий «образ автора», «точка зрения», «повествовательная перспектива»;

5) уточнение особенностей взаимодействия «первичных» (автор, (внутренний)читатель) и «вторичных» (повествователь, система персонажей) субъектов сознания и речи в литературном тексте как актуализации когнитивно-прагматической диады «Я - Другой»;

6) анализ лингвопоэтических средств выражения эгоцентрической точки зрения в литературном повествовательном тексте (личные/неопределенно-личные/безличные местоимения, наречия места и времени, глаголы ментальной деятельности и др.), служащих экспликации расслоения субъекта повествования, композиционно-речевому оформлению «двойной» перспективы повествования;

7) характеристика на примере анализа метаконцептуального поля «большой город/мегаполис» пространственно-временных координат литературного текста с эгоцентрической перспективой повествования -как сферы концептуальных смыслов произведения, отражающей триединство Другого (alter ego, другой человек, мир) в диалоге с Я «первичных» и «вторичных» субъектов познания.

Комплексный подход к исследованию объекта и предмета научного анализа обусловливает выбор следующих методов: метод феноменологической редукции (выдвижение на первый план смысловой связи «Я-Другой» и просмотр «сквозь» неё всех многообразных отношений Человека и Мира); контекстуально-интерпретационный анализ, нацеленный на выявление специфики функционирования языковых средств выражения эгоцентрической точки зрения в тексте; описательный метод, включающий приёмы наблюдения, сопоставления, обобщения.

Теоретическую основу исследования составили многочисленные исследования, посвященные изучению человеческого фактора в языке: в феноменологии (Э.Гуссерль, М.Мерло-Понти), в философии (пост)структурализма (Р.Барт, Ж.Деррида, Ж.Лакан, М.Фуко), в психологии (Л.С.Выготский, А.Р.Лурия), в психолингвистике (Ю.А.Сорокин, А.М.Шахнарович), в литературоведении и лингвостилистике (М.М.Бахтин, Б.А.Успенский, В.В.Виноградов,

Е.А.Гончарова, Ю.С.Степанов, P.U.Beiken, B.Dieterle), в лингвистике дискурса (Н.Д.Арутюнова, Е.С.Кубрякова, Е.В.Падучева, В.Е. Чернявская, J. Gumperz, J.Lemke), в когнитивной семантике (В.З.Демьянков, М.В.Никитин, З.Д.Попова), в теории повествования/нарратологии (В.Шмид, V. Neuhaus, F.Stanzel, J. Vogt), в филологической герменевтике (Г.И. Богин, Н.О.Гучинская) и др.

Материалом исследования явились художественные тексты немецкоязычных писателей конца второй половины XIX - начала XXI вв. общим объемом около 3.000 стр. (произведения малых и больших повествовательных форм И. Айхингер, М. Биллера, В. Борхерта, У. Видмера, К. Вольф, Ю. Герман, Г. Грасса, Ф. Гоппе, А. Деблина, Г. Казака, Ф. Кафки, X. Кенигсдорф, В. Кеппена, Г. Крейслера, Х.Э. Носсака, У. Пленцдорфа, В. Раабе, Р. М. Рильке, JI. Ринзер, М. Фриша, П. Хандке, И. Шульце).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Понятие «эгоцентризм» в самом общем плане характеризует индивидуальное «Я» как фокус отношения «Человек - Другой/-ие», где Другой выступает в качестве философской абстракции таких понятий как: 1) мир/окружающая среда', 2) другой человек, Ты; 3) другой-внутри-меня (alter ego). Понятия «субъективность» и «эгоцентризм» связаны в когнитивном и коммуникативно-прагматическом планах отношениями инклюзивности: появление Другого в ментально-психической сфере субъекта знаменует собой не абсолютную субъективность, а эго-центричность сознания индивида.

2. Формирование субъектно-объектных (Я - Мир), субъектно-субъектных (Я - другой человек) и автосубъектных (Я - alter ego) отношений определяет вектор развития языкового сознания индивидуума, способности языковой личности к номинации, предикации и эгореференции.

3. Языковой эгоцентризм реализуется по схеме: «слово —» предложение —» текст»: эгореференциальные характеристики «нижнего» уровня актуализируются в рамках последующего, «высшего» уровня, и наоборот. Так, эгореференциальные параметры текста «складываются» из эгореференциальных параметров «нижних» уровней - предложения и слова.

4. Эгореференциальные параметры текстового произведения связаны, как никакие другие, в первую очередь с ролью «первичного»/«вторичного» субъекта сознания и речи, с его точкой зрения, которая объединяет текстовое пространство в единое коммуникативно-прагматическое целое. При этом следует выделить: 1) собственно ^-субъект («Я - Мир» - отношения); 2) Я-объект в Другом / «зеркальное Я» («Я - другой человек» - отношения); 3) ^-объект, возникающий в процессе саморефлексии («Я - alter ego» - отношения).

5. На уровне текстового целого и, в первую очередь, по отношению к литературному тексту, понятие эгоцентризм может рассматриваться в двух значениях: 1) как феномен транслингвистического характера -универсальный принцип порождения любого литературного текста и проявление абсолютной субъективности его автора; 2) как формально-содержательный фактор литературных произведений, повествовательно-речевую организацию которых определяют эго фикциональных субъектов сознания и речи и их «точки зрения».

6. Эгоцентрическая повествовательная точка зрения выступает как проекция точки зрения: 1) Я повествующего субъекта; 2) Я повествуемого субъекта; 3) координатора отношений Я-субъекта и Я-объекта мира фикции (анализирующее CBepx-ego); собеседника в диалоге Я-субъекта и Я-объекта («Ты»); другого воплощения Я в фантазийной и мнемонической плоскости («Он»), Каждое из данных воплощений Я обусловливает спецификацию повествовательной перспективы текста, а это, в свою очередь, предполагает определённый набор лингвопоэтических средств их маркированности.

7. Художественный хронотоп, задающий координаты существования фикционального мира в литературном тексте, предстаёт как «хранилище» эгоцентрически отмеченных концептуальных смыслов, формируемых Я пишущего/читающего субъекта. Формы языкового представления в структуре текста художественных (эгоцентрических) концептов с семантикой пространства и времени обусловлены их функционированием в интерсубъективном пространстве, в проблематике диалога «Я - Другой/-ие».

Научная новизна работы обусловлена изучением в плане и содержания, и языкового выражения диады «Я - Другой», которая составляет суть эгоцентризма речемыслительной деятельности человека. Необходимость восполнить пробел в научном исследовании языкового/речевого эгоцентризма с позиций лингвистики представляется востребованной на фоне многочисленных работ по философии и психологии, направленных на выявление закономерностей функционирования „ego" в разных ментально-коммуникативных пространствах.

Теоретическое значимость работы заключается в осмыслении проблем эгоцентризма речемыслительной деятельности человека с позиции интерсубъективности, позволяющей структурировать диалогическое отношение «Я - Другой» в трёх измерениях - как взаимодействие: 1) Я и alter ego, 2) Я и Ты (другого человека), 3) Я и внешнего мира, а также в исследовании сущности эгоцентризма в литературном прозаическом тексте и систематизации лингвопоэтических средств его реализации в немецкоязычном литературном дискурсе нашего времени.

Практическая значимость работы состоит в возможности применения полученных в ней научных результатов и исследованного языкового материала при анализе проблематики эгоцентризма в иноязычных литературных дискурсах современности, а также при дальнейшей разработке основ лингвопоэтической интерпретации литературного текста (в рамках лекционно-семинарских курсов по стилистике, лингвистике текста, спецкурсов по истории литературы, практических занятий по анализу текста; при написании учебно-методических пособий, дипломных и курсовых работ).

Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в докладах на III Международной научно-практической конференции «Язык, культура, менталитет» (Санкт-Петербург, РГПУ им. А.И. Герцена, 2004), на VII Российско-американской научно-практической конференции «Актуальные вопросы современного университетского образования» (Санкт-Петербург, РГПУ им. А.И. Герцена - Университет Северной Айовы), на внутривузовских конференциях (РГПУ им. А.И. Герцена, «Герценовские Чтения» - 2005, 2006), в выступлении на аспирантских семинарах кафедры германской филолгии РГПУ им. А.И. Герцена (2005, 2006). По теме диссертации опубликовано 7 печатных работ, общим объёмом 1,8 печатных листа, в том числе научных статей - 3, материалов конференции - 4.

Объем и структура работы. Диссертация содержит 202 страницы текста, набранного в редакторе WORD, и включает в себя введение, 3 главы, сопровождающиеся выводами, и заключение. К тексту работы прилагаются библиографический список, насчитывающий 214 наименований, (из них 42 - на немецком и английском языках), перечень источников использованной литературы (22 наименования).

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Лингвопоэтические средства выражения эгоцентрической точки зрения в литературном тексте"

3.3. ВЫВОДЫ

Текстовое художественное целое отражает определённый способ восприятия и организации мира автором произведения. Мир текста представляет собой «отражение», «преломление» действительности „в свете" мироощущения художника.

Художественное пространство и время являются фундаментальными характеристиками текста, задавая исходные координаты существования ego, являясь необходимым условием развёртывания повествовательной перспективы, экспликации повествовательной точки зрения.

Таким образом, художественный хронотоп структурирует ментальный процесс речевого отображения объективного образа пространственно-временного устройства описываемого мира в конкретном произведении.

Хронотоп художественного текста есть условие материализации «смыслов», и в качестве предмета, стоящего за знаком-текстом, следует рассматривать особый концептуализированный мир, который формирует пишущий субъект, т. к. изначально существующие абстрактные „смыслы" могут быть доступны человеку лишь в знаковой форме, то есть материализовавшись в пространстве и времени.

На современном этапе развития когнитивной лингвистики понятие художественный концепт занимает, по сути, нечёткое положение на шкале «универсальное/индивидуально-авторское». По сути, данное смысловое поле дано нам в самой проблематике диалога «Я - Другой», в интерсубъективном пространстве. Вследствие этого представляется продуктивным употребить термин-заместитель эгоцентрические концепты. Дуализм эгоцентрического концепта определяется его принадлежностью, с одной стороны, индивидуальному сознанию конкретного автора, с другой стороны - коллективному сознанию социума.

Эгоцентрическая суть рассматриваемого нами концепта большой город/мегаполис проявляется в том, что данное когнитивное образование в определённом художественном контексте может выступать как триединство Другого в диалоге с Я протагониста: как alter ego повествователя, как другой человек/другие люди, как окружающий мир. Соответственно повествующий от 1-го лица предстаёт в тексте как собственно Я-субъект, как Я-объект в Другом (Городе), как Я-объект, возникающий в процессе саморефлексии.

Совокупность указанных нами в рассматриваемых художественных текстах интерконцептуальных связей в индивидуально-авторской концептосфере позволяет представить концепт «большой город / die Großstadt» как центр соответствующего метаконцептуального поля. Данное концептуальное поле может рассматриваться как когнитивная структура комплексного типа, включающая в себя поля концептов других уровней (улица, дом, комната и др.), представляя собой в итоге совокупность пропозициональных, метонимических и метафорических моделей концептуализации.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Главным итогом настоящего диссертационного исследования является научное понимание эгоцентризма как феномена диалогического отношения «Я - Другой/-ие», реализующегося на уровне литературного текста в следующих двух плоскостях:

1) являясь проявлением творческой субъективности автора, эгоцентризм представляет собой универсальный принцип порождения любого художественного текста;

2) в повествовательно-речевой структуре литературного текста авторский эгоцентризм опосредованно реализуется в сложном переплетении субъектных (и субъективных) точек зрения, выражающих позиции эго речевых субъектов, действующих в фикциональном мире литературного текста и рассказывающих о нём.

Отметим, что в первом случае феномен эгоцентризма может и должен рассматриваться прежде всего как транслингвистическое явление, во втором случае он доступен лингвистическим методам исследования.

Определяя в данном исследовании понятие «эгоцентризм» как фокус отношения «человек - другой», мы подчёркиваем, что процесс экспликации эгоцентрической повествовательной точки зрения, дихотомии «Я - Другой» предстаёт как процесс «расслоения/расщепления» сознания повествующего Я - в контексте субъектно-объектных (Я - мир), субъектно-субъектных (Я - другой человек) и автосубъектных отношений (Я - alter ego) во времени и пространстве художественного произведения -эксплицированный в первую очередь семантико-прагматическим взаимодействием личных местоимений 1, 2, 3 лица единственного числа, 1 лица множественного числа и неопределённо-личного местоимения man.

Так, смена местоимений 1-го («ich») и 3-го лица единственного числа («er», «sie», «es») обусловливает различные виды отстранения повествующей инстанции от собственного Я как пример опосредованного выражения эгоцентрической перспективы повествования:

- отчуждение от собственного Я и фикциональное превращение человека в насекомое/животное, помещение человеческого сознания в нечеловеческую/звериную «оболочку»;

- разновременные сознания Я как приём отстранения «ego» от себя самого во времени (и пространстве);

- отстранение субъекта речи от самого себя через автономинацию именем собственным и его субститутами, через смену или потерю имени.

Смена местоимений 1-го («ich») и 2-го лица единственного числа («du») манифестирует эгоцентрическую повествовательную точку зрения в следующей коммуникативно-когнитивной ипостаси:

- образ «зеркального» Я (Я-объекта в Другом).

При этом местоимение 2-го лица и его субституты (обращения) представляют собой, по сравнению с местоимениями 3-го лица и их субститутами (именами собственными/нарицательными), меньшую степень «отстранённого» эгоцентризма, манифестируя внутренний психологический автодиалог повествующего Я.

Смена местоимений 1-го лица единственного («ich») и множественного числа («wir»), прежде всего, определяет смысловое пространство взаимодействия индивидуального Я с другими людьми. Отметим, что взаимодействие личных местоимений может расшириться за счёт неопределённо-личного местоимения «man», обладающего гибкой контекстуально обусловленной семантикой, в данном случае - номинации коллективного субъекта.

В работе рассматриваются две когнитивно-семантических разновидности множественности Я:

-инклюзивная форма: «Я» входит в сообщество «Мы»;

-эксклюзивная форма: противопоставление «Я»*-»«Они», в рамках которого можно рассматривать автономность «Я».

Смысловые отношения «Я - Другой» заданы в пространстве и времени литературного текста. Таким образом, художественный хронотоп есть условие материализации «смыслов», и в качестве предмета, стоящего за знаком-текстом, следует рассматривать особый концептуализированный мир, который формирует пишущий субъект.

В работе отмечается, что смысловое поле «универсальное/индивидуально-авторское», в рамках которого, как правило, рассматривается на современном этапе развития когнитивной лингвистики понятие художественный концепт, дано нам в самой проблематике диалога «Я - Другой». Вследствие этого предлагается термин-заместитель эгоцентрический концепт.

В настоящем исследовании анализируется эгоцентрический концепт город (исходя из реалий современности, метаконцепт большой город/мегаполис). Данное когнитивное образование является фундаментальным хронотопом существования современного человека, определяя пространственные (и вместе с ними временные) координаты существования его «ego», задавая в определённом художественном контексте - как триединство Другого - семантические связи индивидуума с миром / множеством людей / alter ego.

Подчеркнём, что рассматриваемые нами в контексте экспликации эгоцентрической повествовательной точки зрения «Я - Другой»-отношения принципиально осуществимы тогда, когда переход от Я к Другому происходит через фазу, связанную с открытием новых сторон реальности, её переосмыслением и возможной трансформацией. В этом заключается постоянный творческий диалог с миром. Художественный текст неизбежно «втягивает» в себя существующие вне его смыслы, которые особым образом влияют на все уровни текстовой информации.

Таким образом, знаковое/текстовое пространство оказывается привязанным к «референту» - предмету, явлению, понятию окружающего мира, представленному в нашем сознании в виде концепта. В свою очередь, немотивированная произвольная «игра» знаков/текстов прерывает эту связь. Физическая действительность выносится за скобки, не давая тем самым «пищу» для сознания. Принцип автономности знаковых систем, произвольности означающего по отношению к означаемому, применимый в формальной лингвистике и взятый «на вооружение» эстетикой постмодернизма, вряд ли применим в лингвистике художественного текста.

Сознание человека интенционально и энтероцептивно — то есть характеризуется направленностью на внешний мир и открытостью этому миру. Языковые эксперименты, связанные с разрывом этих отношений, грозят превратить восприятие индивидуума в интероцептивное, закрытое внешнему миру, т.е. грозят прервать Диалог Я с Другим, а значит, нарушить механизмы построения и понимания любого эгоцентрического высказывания/художественного текста.

В заключение отметим, что исследование проблематики эгоцентризма и средств его выражения в разных видах текстов может быть продолжено на материале других языков. Перспективным представляется и изучение когнитивно-речевых процессов, создающих эгоцентрическую семантику концептов в смысловом поле «индивидуальное-универсальное».

 

Список научной литературыПородин, Иван Владимирович, диссертация по теме "Германские языки"

1. Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. - СПб, 1994.- 151 с.

2. Апресян Ю.Д. Избранные труды, том I. Лексическая семантика. М.: Языки русской культуры, 1995. - 472 с.

3. Апресян Ю.Д. Перформативы в грамматике и словаре // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1986. - №3. - С. 208-223.

4. Арутюнова Н.Д. От редактора // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов: Сб. ст. / Под ред. Н.Д.Арутюновой. М.: Наука, 1989. - С. 3-6.

5. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры: Сб./ Вступ. Ст. и сост. Н.Д.Арутюновой; Общ. ред. Н.Д.Арутюновой и М.А.Журинской. М.: Прогресс, 1990. - С.5-32.

6. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М.: Наука, 1976.383 с.

7. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений (Оценка, событие, факт). М.: Наука, 1988. - 338 с.

8. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1998. - 896 с.

9. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж: Изд-во Воронежского государственного университета, 1996. - 104 с.

10. Баженова Е.А. Рефлексивные структуры в научном тексте // Стереотипность и творчество в тексте: Межвуз. сб. научн. трудов / отв. ред. М.П. Котюрова. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2002. - 392 с.

11. И. Баракина И.В. Семантико-прагматические характеристики эгоцентрических высказываний: Дис. . канд. филол. наук. СПб., 1997. -212с.

12. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994. - 616с.

13. Барт Р. Лингвистика текста // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск VIII. М.: Прогресс, 1978. - С. 442-449.

14. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: "за" и "против". -М.: Прогресс, 1975. С. 114-163.

15. Барт Р. Текстовый анализ // Новое в зарубежной лингвистике: Сб. статей. Вып. 9. Лингвостилистика. - М.: Прогресс, 1979. - С. 307 -312.

16. Барышников A.A. Текст как лингвистический знак // Деятельностные аспекты языка. М.: ИЯ АН СССР, 1988. - С. 119-128.

17. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975.-502с.

18. Бахтин М.М. К философии поступка //Философия и социология науки и техники. М.: Наука, 1986. - С. 80 - 160.

19. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. проф. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. - С. 227-244.

20. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. -М.: Худож. лит., 1988. С. 121-153.

21. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.-423 с.

22. Белл, Роджер Т. Социолингвистика: цели, методы и проблемы. М.: Международные отношения, 1980. - 318с.

23. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974.- 447 с.

24. Беспалова O.E. Концептосфера поэзии Н.С.Гумилева в ее лексическом представлении: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб, 2002. - 24с.

25. Бланшо М. Восходящее слово или Достойны ли мы сегодня поэзии? // http://www.blansho.net.ru/lib/al/book/2567

26. Богин Г.И. Филологическая герменевтика. Калинин: Изд-во КГУ, 1982.-86с.

27. Болотнова Н.С. Об изучении ассоциативно-смысловых полей слов в художественном тексте // Русистика: Лингвистическая парадигма конца XX века: Сб. статей в честь профессора С. Г. Ильенко. СПб.: Изд-во Санкт-Петербург, ун-та, 1998. - С. 242-247.

28. Болотнова Н.С. Художественный текст в коммуникативном аспекте и комплексный анализ единиц лексического уровня. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1992. - 309 с.

29. Бондарева Л.М. Структура и функции субъекта речевой деятельности в текстах мемуарного типа (на материале современного немецкого языка). Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб., 1994. - 16с.

30. Бубер М. Я и Ты. М.: Высш. шк., 1993. - 173с.

31. Будагов P.A. Язык и речь в кругозоре человека. М.: Наука, 2000.-302с.

32. Буковская М.В. Текстовое строение плана рассказчика в произведениях, написанных от первого лица: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1986. - 16с.

33. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высш. шк., 1971.-239с.

34. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М.: Высш. шк., 1981.-320с.

35. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963. - 251с.

36. Витгенштейн Л. Философские работы. Пер. с нем. Сост. и ком. Козловой М.С. Ч 1. М.: Гнозис, 1994. -612с.

37. Воробьева О.П. Лингвистич. аспекты адресованности худ. Текста (одноязычная и межъязыковая коммуникация): Дис. докт. филол. наук. М, 1997. - 382 с.

38. Выготский Л.С. Психология искусства. М.: Педагогика, 1987. - 344с.

39. Выготский Л.С. Собрание сочинений в шести томах. Т.2. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1982. - 504с.

40. Гадамер Х.-Т. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. - 704с.

41. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981. - 139 с.

42. Гальперин П.Я., Карпова Н.С. Актуальные проблемы возрастной психологии. Материалы к курсу лекций. М.: Изд-во Моск. унта, 1978.- 118 с.

43. Гинзбург Е. Л. О психологической прозе. Изд. 2-е. - Л.: Худож. лит-ра, 1976. - 448 с.

44. Гончарова Е.А. В развитие взглядов В.Г.Адмони на эгоцентризм и интроспективность художественного текста // Система языка и структура высказывания. СПб.: Наука, 1999. - С. 25-26.

45. Гончарова Е.А. Категории автор-персонаж и их лингвостилистическое выражение в структуре художественного текста (на материале немецкоязычной прозы): Дис. . докт. филол. наук. Л., 1989. -514 с.

46. Гончарова Е.А. Пути лингвостилистического выражения категорий автор персонаж в художественном тексте. - Томск, Изд-во Томского пед. ин-та, 1984. - 149с.

47. Гончарова Е.А. Эгоцентризм как принцип построения литературного текста // БШсНа 1лп§1ш1юа-7. Языковая картина в зеркале семантики, прагматики и перевода / Сб. ст. СПб.: Тригон, 1998. - С. 235244.

48. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М.: Аспект-Пресс, 2003.-453 с.

49. Гуссерль Э. Феноменология внутреннего восприятия времени. -М.: Гнозис, 1994.- 164с.

50. Гучинская И.О. История зарубежной (немецкой) литературы : (P.M. Рильке, Г. Гессе, Ф. Кафка, Т. Манн): лекции / И.О. Гучинская ; Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена. СПб.: Образование, 1993. - 57с.

51. Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца XX века. М.: Институт языкознания РАН, 1995. - С.239-320.

52. Демьянков В.З. Личность, индивидуальность и субъективность в языке и речи // "Я", "субъект", "индивид" в парадигмах современного языкознания. М.: ИНИОН РАН, 1992. - С. 9-34.

53. Демьянков В.З. Понимание как интерпретирующая деятельность // Вопросы языкознания. 1983. - № 6. - С. 58-67.

54. Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000.- 512 с.

55. Долинин К.А. Интерпретация текста. М.: Просвещение, 1985.с.288.

56. Есперсен О. Философия грамматики. М.: Едиториал УРСС, 2002.-408 с.

57. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Изд-во Института русского языка им. В.В.Виноградова РАН, 2004. - 544с.

58. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. - 252с.

59. Казакова H.H. Эгоцентрическая лексика: состав, свойства, функции (на материале англо-американской художественной прозы): Автореф. дис. докт. филол. наук. Л., 1990. - 16 с.

60. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.-261 с.

61. Касевич В.Б. Буддизм: Картина мира. Язык. СПб.: Петербургское востоковедение, 1996. - 275с.

62. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, 1972.-216с.

63. Клименко А.П. Психолингвистика. Минск: Мин. гос. пед. инт ин. яз., 1982.-99с.

64. Кожевникова H.A. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы. М.: Наука, 1971. - С. 97-163

65. Кожина М.Н. О диалогичности письменной научной речи. -Пермь: ПТУ, 1986.-91с.

66. Кон И.С. Открытие «Я». М.: Политиздат, 1978. - 367 с.

67. Кон И.С. В поисках себя: Личность и её самосознание. М.: Политиздат, 1984.-335 с.

68. Корман Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Корман Б.О. Избранные труды по истории и теории литературы. Ижевск, Изд-во Удмуртского гос.ун-та, 1992. - С.59-67.

69. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. -М.: Гнозис, 2002.-282с.

70. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман / Пер. с фр. Г. К. Косикова // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. 1995. - № 1. -С.5-24.

71. Кубрякова Е.С. Введение // Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи / Отв. ред. Е.С.Кубрякова. М.: Наука, 1991. - С.4-20.

72. Кубрякова Е.С. Когнитивная семантика // Материалы второй международной школы-семинара по когнитивной лингвистике 11-14 сентября 2000 года: В 2ч. 4.1. Тамбов: ТГУ, 2000. - С. 6-7.

73. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. -М.: Наука, 1986.- 156 с.

74. Кучинский Г.М. Психология внутреннего диалога. Минск: Университетское, 1988. - 206с.

75. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда. М.: CEU Press, 1997. - 184 с.

76. Лакан Ж. Семинары. Книга 1: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). М.: Гнозис, 1998.-429 с.

77. Лакан Ж. Семинары. Книга 2: «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). М.: Гнозис, 1999. - 518с.

78. Лакан Ж. Стадия зеркала как образующая функцию Я, какой она раскрылась нам в психоаналитическом опыте // Комментарии. 1996. -№ 8. - С.6 -12.

79. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1985.535 с.

80. Леонтьев А.А. Понятие текста в лингвистике и психологии // Психолингвистическая и лингвистическая природа текста и особенности его восприятия. Киев: Вища школа, 1989. - С. 7-18.

81. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 52. 1993. - № 1. - С.3-9.

82. Логический анализ языка. Язык и время. М.: Индрик, 1997.351с.

83. Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. - 448с.

84. Лотман Ю.М. К семиотике зеркала и зеркальности // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1988. - Вып. 831. - С.3-5.

85. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике. Вып. 1: (Введение, теория стиха) // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1964. - Вып. 160. -195с.

86. Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1973. - Вып. 308. - С.227-243.

87. Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. проф. В.П. Нерознака. М.: Academia, 1997. - С.202-212.

88. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. - 384 с.

89. Лотман Ю.М. Избранные статьи (в 3 т.). Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин: Александра, 1992. - 479 с.

90. Лурия А.Р. Язык и сознание. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.416 с.

91. Макаров В.В. К портрету французской культуры // Вестник МГЛУ. 1996. - Вып. 1. - С.52-62.

92. Манн Ю. К спорам о художественном документе // Новый мир. 1968. - №8. - С.244 - 254.

93. Маркс К., Энгельс Ф. Философско-экономические рукописи // Собрание сочинений, изд. 2, т. 42. М.: Изд-во политической литературы, 1981.-С. 41-174.

94. Марова Н.Д. Некоторые вопросы лингвостилистической интерпретации художественного текста: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1968.-19с.

95. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия.- СПб.: Ювента, 1999.-606 с.

96. Методологические проблемы когнитивной лингвистики / Науч.ред. И.А.Стернин; Воронеж, межрегион, ин-т обществ, наук, Воронеж, гос. ун- т, Моск. обществ, науч. фонд. Воронеж: Воронеж, гос. ун-т, 2001.- 181с.

97. Миллер Л.В. Художественный концепт как смысловая и эстетическая категория // Мир русского слова. 2000. - №4. - С.39-45.

98. Морковкин В.В., Морковкина А.В. Язык, мышление и сознание et vice versa // Русский язык за рубежом. 1994. - №1. - С.63-70.

99. Мостепаненко A.M. Пространство и время в макро-, мета- и микромире. М.: Политиздат, 1974. -240с.

100. Никитин М.В. Курс лингвистической семантики: учеб. пособие к курсам языкознания, лексикологии и теоретической грамматики. СПб.: Научный центр проблем диалога, 1997. - 757с.

101. Никитин М.В. Основания когнитивной семантики. СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена, 2003. - 277 с.

102. Нюбина JI.M. Поэтика и прагматика мнемонического повествования: Дисдокт. филол. наук. СПб., 2000. - 519с.

103. Обухова Л.Ф. Возрастная психология. М.: Педагогическое общество России, 1999. - 442 с.

104. Одинцов В.В. Стилистика текста. М.: Наука, 1980. - 262 с.

105. Отье-Ревю, Ж. Явная и конститутивная неоднородность: К проблеме другого в дискурсе // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: Сб. ст.. -М.: Прогресс, 1999. С.54-94.

106. Падучева Е.В. К семантике слова время: метафора, метонимия, метафизика // Поэтика. История литературы. Лингвистика: Сборник к 70-летию Вяч.Вс. Иванова. -М., ОГИ, 1999. С.761-776.

107. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесённость с действительностью (Референциальные аспекты семантики местоимений). -М.: Наука, 1985.-271с.

108. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). М.: Языки русской культуры, 1996. -464 с.

109. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М.: Просвещение, 1969.-658с.

110. Пиаже Ж. Речь и мышление ребёнка. М.: Педагогика-пресс, 1994.-526с.

111. Пигина H. В. Интертекстуальность как фактор текстообразования в лирических циклах P.M. Рильке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 2005. - 18с.

112. Пирс Ч. С. Логические основания теории знаков / Пер. с англ.

113. B.В. Кирющенко, М.В. Колопотина. СПб.: Алетейя, 2000. — 352 с.

114. Пищальникова В.А., Сорокин Ю.А. Введение в психопоэтику. -Барнаул: Изд-во Алтайск. ун-та, 1993. 209 с.

115. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: Истоки, 2001. - 192 с.

116. Проблемы психолингвистики / Отв. ред. Ю.А.Сорокин, А.М.Шахнарович. М.: Наука, 1975. - 204 с.

117. Прозоров В.В. Автор и читательская направленность художественного произведения // Проблема автора в художественной литературе. Отв. ред. Б.О.Корман. Устинов (Ижевск), 1985. - С. 27 - 32.

118. Пропп В.Я. Исторические формы волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. - 333 с.

119. Пропп В.Я. Морфология сказки. Л.: Academia, 1928. - 152 с.

120. Расселл Б. Человеческое познание, его сферы и границы. 1948. //http://filosof.historic.ru/books/item/ro0/s00/z0000722/index.shtml

121. Ризель Э.Г., Шендельс Е.И. Стилистика немецкого языка. М.: Высш. шк., 1975. - 316 с.

122. Рикер П. Время и рассказ. Т. 2. Спб.: Университетская книга, 2000.-224 с.

123. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. -М.: Медиум, 1995.-411 с.

124. Романова Н.Л. Эгоцентрическое повествование в системе повествовательных перспектив // Язык. Человек. Культура. Материалы межд. научно-практической конференции. Смоленск: СГПУ, 2005.1. C.27-33.

125. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др.; АН СССР, Ин-т языкознания.-М.: Наука, 1988.-212 с.

126. Сартр Ж.П. Первичное отношение к другому: любовь, язык, мазохизм // Проблема человека в западной философии. М., 1988. - С.207-228.

127. Сартр Ж.П. Проблемы метода. М.: Прогресс, 1994. - 234 с.

128. Сильман Т.И. Проблемы синтаксической стилистики. JL: Просвещение, 1967. - 152 с.

129. Сиротинина О.Б., Беляева А.Ю., Нагорнова Е.В., Соколова О.И., Аблаева Е.В. Зависимость текста от его автора // Вопросы стилистики: Межвуз. сб. науч. трудов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998.-С. 3-9.

130. Соловьёв B.C. Оправдание добра: Нравственная философия. Переп. (по 2-му изд.) // B.C. Соловьев. Сочинения в двух томах. Т.1 М.: Мысль, 1988.- С. 47-580.

131. Сорокин Ю.А. Психолингвистические аспекты изучения текста. М.: Наука, 1985. - 168 с.

132. Степанов Ю.С. В трёхмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства.- М.: Наука, 1985.-335 с.

133. Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения: Семиологическая грамматика. М.: Наука, 1981. - 360с.

134. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Языки русской культуры, 1997. - 824 с.

135. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. -М.: Наука, 1975.-312 с.

136. Степанов Ю.С. Язык и метод: К современной философии языка. М.: Языки русской культуры, 1998. - 784 с.

137. Стернин И.А., Быкова Г.В. Концепты и лакуны // Языковое сознание: формирование и функционирование. Сборник статей. / Отв. ред. Н.В.Уфимцева / РАН. Ин-т языкознания. М., 1998. - С. 55-67.

138. Токарева И.И. Этнолингвистика и этнография общения. -Минск.: МГЛУ, 2001.- 240с.

139. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М.: Наука, 1983. - С. 227-284.

140. Тураева З.Я. Категория времени. Время грамматическое и время художественное. М.: Высшая шк., 1979.- 219 с.

141. Тураева З.Я. Лингвистика текста.- М.: Просвещение, 1982.127с.

142. Тураева З.Я. Художественный текст и пространственно-временные отношения // Семантико-стилистические исследования текста и предложения. Л.: ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1980. - С. 3-11.

143. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. - 574 с.

144. Уард Дж. Полный справочник ощущений «как будто». М., Гомеопатия-Урос, 2001. - 543 с.

145. Уитроу Дж. Естественная философия времени. М.: Прогресс, 1964.-431 с.

146. Успенский Б.А. Поэтика композиции. М.: Азбука, 2003.352с.

147. Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму. Пер. с фр. и вступ. ст. Г.К.Косикова. М.: Прогресс, 2000. - 536 с.

148. Фрейд 3. Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии. Пер. с нем. М. В. Вульфа. СПб.: Азбука-классика, 2006. — 256 с.

149. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. -СПб.: А-сас1, 1994.-405 с.

150. Фуко M. Что такое автор? // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Магистериум, 1996. - С. 946.

151. Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. Пер с нем. М.: Республика, 1993. - 447с.

152. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999.397 с.

153. Хомякова Е.Г. Эгоцентризм речемыслительной деятельности. -СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002. 219 с.

154. Хьелл JL, Зиглер Д. Теории личности: основные положения, исследования и применение. Перевод С.Меленевской и Д.Викторовой. -СПб.: Питер Пресс, 1997. 608с.

155. Цивьян Т.В. О некоторых способах отражения в языке оппозиции внутренний/внешний // Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков. М.: Наука, 1973. -С. 242-261.

156. Чернявская В.Е. Дискурс как объект лингвистических исследований // Текст и дискурс. Проблемы экономического дискурса: Сб. науч. ст. СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2001. - С. 11-22.

157. Чернявская В.Е. От анализа текста к анализу дискурса: немецкая школа дискурсивного анализа // Филологические науки. 2003. -№ 3. - С. 68-76.

158. Чурилина JI.H. Антропоцентризм художественного текста как принцип организации его лексической структуры: Дис. . докт. филол. наук.-СПб., 2003.-513с.

159. Шелякин М. А. Функциональная грамматика русского языка. -М.: Русский журнал, 2001. 288с.

160. Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Советский писатель, 1983.-383 с.

161. Шкловский В.Б. Гамбургский счёт: Статьи воспоминания -эссе (1914 - 1933). - М.: Сов. писатель, 1990. - 544с.

162. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003.-312 с.

163. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Проблемы семантики. -М., 1974.- С. 152-198

164. Щедровицкий Г.П., Якобсон С.Г. Заметки к определению понятий "мышление" и "понимание" // Мышление и общение.- Алма-Ата, 1973.-С. 13-21.

165. Эйхенбаум Б.М. Литература. Теория, критика, полемика. Л.: Прибой, 1927.-303с.

166. Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. Л.: Худ. лит-ра, 1986.- 453с.

167. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // У.Эко. Имя розы. -М.: Кн. Палата, 1989. С. 427 - 467.

168. Эльконин Д.Б. Детская психология. М.: Академия, 2006.384с.

169. Эткинд Е.Г. "Внутренний человек" и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII XX веков. - М.: Языки русской культуры, 1998. - 446с.

170. Юнг К.Г. Бог и бессознательное. М.: АСТ-ЛТД, 1998. - 477с.

171. Юрченко B.C. Очерки по философии языка и философии языкознания / В.С.Юрченко; Редкол.: Э.П.Кадькалова (отв.ред.) и др. -Саратов: Изд-во Сарат. пед. ин-та, 2000. 367с.

172. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: "за" и "против". -М.: Прогресс, 1975. С. 193 - 228.

173. Янская И.С., Кардин В. Объективное и субъективное в мемуарах // Янская И.С., Кардин В. Пределы достоверности: Очерки документальной литературы. 2-е доп. изд. - М.: Сов. писатель, 1986. - С. 373-414.

174. Abraham U. Franz Kafka. Die Verwandlung. Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1993. 121s.

175. Bach M. Erzählperspektive im Film. Essen: Item-Verl., 1997.189 S.

176. Beiken P.U. Franz Kafka. Eine kritische Einfuhrung in die Forschung. Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1974. - 274s.

177. Benjamin W. Ursprung des deutschen Trauerspiels. Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1963. - 288s.

178. Brinkmann H. Die deutsche Sprache. Gestalt und Leistung. -Düsseldorf: Schwann, 1971.-939s.

179. Bruyn G. Das erzählte Ich: über Wahrheit und Dichtung in der Autobiographie. -Frankfurt/M.:Suhrkamp Verlag, 1995. 73 S.

180. Deconstruction and Pragmatism // S. Critchley, J. Derrida, E.Laclau and R.Rorty. Ed by Ch. Mouffe. London, New York: Routledge, 1996. - 88 p.

181. Derrida, J. Deconstruction and the Other // Richard Kearney. Dialogues with Contemporary Continental Thinkers: The phenomenological Heritage. Manchester: Manchester University Press, 1984. - P. 123 - 124.

182. Dieterle B. Die Großstadt in der europäischen Literatur. Hagen: FernUniversität in Hagen, 2001. 109s.

183. Dieterle B. Diskussionsberichte zum Rom-Teil // Wiedemann C. (Hrsg.). Rom Paris - London. Erfahrung und Selbsterfahrung deutscher Schriftsteller und Künstler in den fremden Metropolien. Ein Symposium. Stuttgart: Metzler, 1988. - S. 335-344.

184. Dunz Ch. Erzähltechnik und Verfremdung: die Montagetechnik und Perspektivierung in Alfred Döblin, Berlin Alexanderplatz und Franz Kafka, Der Verschollene. Bern: Lang, 1995. - 198 S.

185. Eco U. The Open Work. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1989.- 172p.

186. Eisler R. Phänomenologie. // Eisler R. Wörterbuch der philosophischen Begriffe. Bd. 2. Berlin, 1929. - S.419-424.

187. Elm Th. Der Westdeutsche Nachkriegsroman. Hagen: FernUniversität in Hagen, 1993. 126s.

188. Frank M. Subjekt, Person, Individuum // M. Frank, A. Haverkamp eds. Individualität. Münster: Fink, 1988. - S.3-20.

189. Gnüg H. Entstehung und Krise lyrischer Subjektivität. Vom klassischen lyrischen Ich zur modernen Erfahrungswirklichkeit. Stuttgart: Metzler, 1983.- 343 s.

190. Gumperz J. Discourse strategies / John J. Gumperz, Prof. -Cambridge etc.: Cambridge Univ. Press, 1982. 225 p.

191. Gumperz J. Communicative competence // Sociolinguistics: a Reader/Ed. by N. Coupland, A. Jaworski. New York: St. Martin's Press, 1997.- P. 39-48.

192. Halliday M.A.K. Text as Semantic Choice in Social Contexts // Grammars and Descriptions (Studies in Text Theory and Text Analysis). Eds. Teun A. van Dijk and Janos S. Petofi. N.Y.: Walter de Gruyter, 1977. - P. 176-225.

193. Hamburger K. Die Logik der Dichtung. Stuttgart: Klett, 1957.255 s.

194. Hösle V. Hegels System: Der Idealismus der Subjektivität und das Problem der Intersubjektivität: Bd.l. Systementwicklung und Logik. -Hamburg: Felix Meiner Verlag, 1987. XLII+709 S.

195. Howarth D. Discourse. Buckingham: Open University Press, 2000.-176p.

196. Husserl / Hrsg. von H. Noack. Darmstadt: Wiss. Buchgesel., 1973.- X + 340 S.

197. Iser W. Towards a Literary Anthropology //The Future of Literary Theory / Ed. by R.Cohen. London, New York: Routledge, 1989. - P. 208 -288.

198. Jurgensen M. Erzählformen der fiktionalen Ich. Berlin, München: Francke, 1990.-235s.

199. Klotz V. Die erzählte Stadt. Ein Sujet als Herausforderung des Romans von Lesage bis Döblin. 2. Aufl. Reinbek: Rowohlt, 1987. - 573s.

200. Lemke J.L. Interpersonal Meaning in Discourse: Value Orientations // M. Davies and L. Ravelli (eds.), Advances in Systemic Linguistics: Recent Theory and Practice. London: Pinter, 1992. - P. 82 - 104.

201. Neuhaus V. Typen multiperspektivischen Erzählens. Köln: Böhlau, 1971,-79 S.

202. Rath W. Fremd in Fremden. Zur Scheidung des Ich und Welt im deutschen Gegenwartsroman. Heidelberg: Winter, 1985. - 351s.

203. Russell B. Human knowledge: Its scope and limits (2 edition). -New York: Taylor and Francis, 2005. 548p.

204. Schiffrin D. Definitions of discourse // Schiffrin D. Approaches to Discourse. Oxford: Blackwell, 1994. - P. 20-44

205. Schläger J. Zur Psycho-Logik des individualistischen Selbstverständnisses // M. Frank, A. Haverkamp eds. Individualität. Münster: Fink, 1988.-S.469-473.

206. Seidler A. Allgemeine Stilistik. Göttingen: Vandenhoeck und Ruprecht, 1953.-366s.

207. Simmel G. Die Großstadt und das Geistesleben // Aufsätze und Abhandlungen 1901-1908. Bd. 1. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1995. - S. 116-131.

208. Stanzel Fr. K. Theorie des Erzählens. Göttingen: Vandenhöck und Ruprecht, 2001.-340s.

209. Torfing J. New Theories of Discourse. Oxford: Blackwell, 1999.342p.

210. Vogt J. Aspekte erzählender Prosa. Eine Einführung in Erzähltechnik und Romantheorie. 7. erweit. Aufl. Opladen, Wiesbaden: Westdeutscher Verlag, 1998.-274s.

211. Walser M. Selbstbewußtsein und Ironie. Frankfurter Vorlesungen.-Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1996. 215 S.

212. Weber D. Erzählliteratur: Schriftwerk, Kunstwerk, Erzähl werk. -Göttingen: Vandenhöck und Ruprecht, 1998. 128 S.

213. СПИСОК АНАЛИЗИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ

214. Aichinger. Spiegelgeschichte // Der Gefesselte. Erzählungen. -Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag, 1953. S. 15-22. -1 Aichinger

215. M. Biller. Ein trauriger Sohn für Pollok // Wenn ich einmal reich und tot bin. Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag, 1990. - S. 3-12. - M. Biller

216. W. Borchert. Jesus macht nicht mehr mit // Die Hundeblume. Reinbek bei Hamburg: Rowohlt Verlag GmbH, 1947. - S. 120-125. - W. Borchert

217. A. Döblin. Berlin Alexanderplatz. München: DTV, 1999. - 342s. - A. Döblin

218. M. Frisch. Glück // Tagebuch 1966-1971. Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1972. - S. 364-368. - M. Frisch

219. G. Grass. Die Rättin. Darmstadt und Neuwied: Hermann Luchterhand Verlag GmbH & Co KG, 1986. - 405s. - G. Grass

220. P. Hadke. Die Einzahl und die Mehrzahl. Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1992. - S. 276-279. - P. Hadke

221. J. Herrmann. Sommerhaus, später. Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1998. -168s. -J. Herrmann

222. F. Hoppe. Der Balkon // Picknick der Friseure. Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag, 1996. - S. 39-46. - F. Hoppe

223. F. Kafka. Die Verwandlung // Erzählungen. Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag, 1976. - S. 71-144. - F. Kafka1.. H.Kasack. Die Stadt hinter dem Strom. Frankfurt/M.: Bibliothek Suhrkamp, 1981. - 210s. - H. Kasack

224. W.Koeppen. Jugend. Frankfurt/M.: Suhrkamp Verlag, 1976. - 159s. -W.Koeppen

225. H. Königsdorf. Die Ameisenmetamorphose // Lichtverhältnisse. Berlin und Weimar: Aufbau Verlag, 1988. - S.409-410. - Я Königsdorf

226. G. Kreisler. Geschichten II Worte ohne Lieder. Satiren. Wien: Paul Neff Verlag KG, 1986. - S. 427-428. - G. Kreisler

227. H. E. Nossack. Nekyia. Bericht eines Überlebenden. Frankufrt/M.: Suhrkamp Verlag, 1972. - 257s. - H. E. Nossack

228. U. Plenzdorf. Die neuen Leiden des jungen W. Rostock: Hinstorff Verlag, 1973.-312s.- U.Plenzdorf

229. W. Raabe. Die Chronik der Sperlingsgasse. Stuttgart: Reclam, 1997. -364s. - W. Raabe

230. R. M. Rilke. Die Aufzeichnungen des Malte Laurids Brigge. Stuttgart: Reclam, 1997. - 298s. - R. M. Rilke

231. L. Rinser. Die Rote Katze // Ein Bündel weißer Narzissen. Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag, 1956. - S. 560-565. - L. Rinser

232. I.Schulze. Simple Storys. Ein Roman aus der ostdeutschen Provinz. -Reinbek bei Hamburg: Rowohlt Verlag GmbH, 1997. 412s. - I.Schulze

233. U. Widmer // Das Urs Widmer-Lesebuch. Zürich: Diogenes Verlag AG, 1980. - S. 128-156. - U. Widmer

234. Ch. Wolf. Kassandra. Berlin und Weimar: Aufbau Verlag, 1983. - 285s. -Ch. Wolf