автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Лингвосемиотические связи в диалектной лексической системе
Полный текст автореферата диссертации по теме "Лингвосемиотические связи в диалектной лексической системе"
На правах рукописи
ПОЗДЕЕВА Светлана Михайловна
ЛИНГВОСЕМИОТИЧЕСКИЕ СВЯЗИ В ДИАЛЕКТНОЙ ЛЕКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ЛЕКСИКИ ПЕРМСКИХ НАРОДНЫХ ГОВОРОВ)
Специальность 10.02.01 - русский язык
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Пермь 2005
Работа выполнена на кафедре общего языкознания Пермского государственного педагогического университета.
Научный руководитель:
доктор филологических наук, доцент Подюков Иван Алексеевич
Официальные оппоненты:
Ведущая организация:
доктор филологических наук, профессор Чудинов Анатолий Прокопьевич
кандидат филологических наук, доцент Русинова Ирина Ивановна
Уральский государственный университет
Защита состоится 23 июня 2005 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.189.11 при Пермском государственном университете по адресу. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15, Пермский государственный университет, зал Ученого совета.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пермского государственного университета.
Автореферат разослан « Л » мая 2005 г.
Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук Об^^ч,. Т.Е. Трошева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Данная диссертационная работа выполнена в русле этнолингвистических исследований, построенных на понимании диалектного языка как сложной системы, органично функционирующей в пространстве традиционной народной культуры. Исследование посвящено системно-структурному описанию отдельных участков диалектной лексической системы, в которых с наибольшей очевидностью диалектное слово выступает как средство кодирования духовного опыта народа. Целевой установкой описания становится выявление лингвосе-миотических связей и отношений, структурирующих данные участки лексико-семантического пространства диалектного языка.
Обращение к пермскому диалектному материалу для демонстрации лин-гвосемиотической структурированности словарного состава диалектного языка в немалой степени обусловлено хорошей сохранностью на территории Прикамья культурных народных комплексов. Пермские говоры, представляя собой вторичное образование, возникшее на базе синтезирования элементов различных севернорусских и среднерусских говоров конгломерировапись и развились в самобытную систему, сохранив многие архаичные языковые явления, в том числе прямо или косвенно связанные с аксиологическими аспектами бытия. Исследования И. А. Подюкова, C.B. Хоробрых обрядовой терминологии показали богатство и своеобразие языка и культуры пермского края. Однако при высокой этнографической сохранности Прикамья и сравнительно полной представленности и отраженности культурно-коннотативной лексики в региональных словарях, этнолингвистические описания затронули лишь малую часть лексического состава пермских говоров. Они коснулись отдельных лексических фактов (JI.A. Грузберг, E.H. Полякова) или участков пермской диалектной лексической системы: растительной, демонологической лексики (И.И. Русинова), лексики со значением лица (А.Н. Борисова), в преимущественном своем объеме - словаря, обслуживающего обрядовую сторону традиционной народной культуры.
На сегодняшний день отсутствуют комплексные исследования, посвященные выявлению причин, описанию механизмов порождения культурной семантики в диалектном слове Прикамья, несмотря на то что уже доказано исследованиями А.Н. Борисовой, И.А. Подюкова, И.И. Русиновой, что генезис образности народного слова во многом задается и определяется архаическими, мифологическими представлениями. Преобладание лексикографических, структурно-системных и социолингвистических подходов в изучении лексики пермских говоров, а также слабая изученность вопросов лингвосемиотической структурированности лексико-семантического пространства диалектного языка и определили актуальность данного диссертационного исследования.
В качестве объекта исследования была выделена та часть экзистенциальной лексики пермских говоров, которая наиболее ориентирована на привнесение мировоззренческих и культурных оценок базовых категорий бытия, т.е. наиболее семиотизирована. К такой области была отнесена лексика, связанная с экзистенциально охарактеризованными понятиями «жизнь» (в различных ее социально-биологических фазах и характеристиках), «болезнь» и «смерть».
■ -ме национальная ! 3 I ммиотем I
Предметом исследования стали лингвосемиотические и лингвокульту-рологические связи и отношения, структурирующие обозначенные участки в экзистенциальной лексике пермских народных говоров. Прежде всего, ими оказались мотивационные отношения в лексической деривации, опосредованные действием устойчивых культурных моделей и ассоциаций.
Материалом исследования послужили зафиксированные в пермских говорах лексические единицы, связанные с обобщенным (инвариантным) значением 'болезнь' (1483 лексические единицы), и глагольные лексические единицы, связанные с обобщенными (инвариантными) значениями 'жизнь' и 'смерть' или обозначающие смежные с этими понятиями явления (1204 лексические единицы).
Источником материала выступили словари, содержащие пермский диалектный лексический материал: «Словарь говоров Соликамского района Пермской области» под ред. О.П. Беляевой, «Словарь пермских говоров Прикамья» (вып. 1-2) под ред. А.Н. Борисовой, К.Н. Прокошевой, «Словарь говора деревни Акчим Красновишерского района Пермской области» (вып. 1-5) под ред. Ф.Л. Скитовой, «Словарь юрлинского говора» A.A. Бахматова, И.А. Подюкова, C.B. Хоробрых, A.B. Черных, «Словарь русских народных говоров» (вып. 1-37) под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сорокалетова; диалектные картотеки Пермского государственного педагогического университета и созданного при нем Центра этнолингвистики народов Прикамья, а также собственные записи живой речи носителей пермского говора, сделанные во время экспедиций в Гайнский, Ка-рагайский, Красновишерский, Кунгурский, Лысьвенский, Нытвенский, Соликамский, Чердынский, Юрлинский, Юсьвинский районы за 2000-2004 гг. С учетом этнографической пестроты пермского региона (архангельско-новгородского культурно-языкового его наследия), а также в связи с размытостью границ современных русских народных говоров для этнолингвистической реконструкции привлекались материалы архангельских, нижегородских и отчасти других севернорусских говоров. Лексический материал иных диалектных систем был получен в ходе работы с картотекой Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, с картотекой «Архангельского областного словаря» диалектологического кабинета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, с «Архангельским областным словарем» (вып. 1-11) под ред. О.Г. Гецовой, «Словарем русских народных говоров» (вып. 1-37) под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сорокалетова и «Толковым словарем живого великорусского языка» В.И. Даля.
Целью исследования стало выявление, описание и интерпретация лин-гвосемиотических, лингвокультурологических связей и отношений в отдельных участках лексической диалектной системы, раскрывающих народное представление и оценки различных форм и проявлений экзистенции (жизни, болезни и смерти).
Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи:
1. Выявить основные механизмы проникновения «языка» культуры в лексические знаки естественного языка, обозначить основные признаки маркированных «языком» культуры лексических единиц.
2. Определить основы лингвосемиотических систем, продемонстрировать возможности структурирования лексики говоров не только на базе лингвистических (семантических, структурно-семантических) общностей, но и на основе устойчивых культурно-коннотативных признаков лексических единиц диалектного языка.
3. На примере структурированности отдельных семантических полей диалектной лексики представить лингвокультурологические модели, проясняющие лингвосемиотическую системность лексики диалектного языка, а также показать обусловленность ими процесса смыслообразования в обозначенных участках лексической диалектной системы.
4. Продемонстрировать на базе выявленных лингвосемиотических моделей возможности интерпретации культурной семантики диалектного слова для описания механизмов смыслообразования диалектной лексики в целом и для реконструкции культурно-языкового сознания диалектоносителей.
5. Определить характерные черты тех лексических объединений в словаре народных говоров, которые отличаются семиотическими свойствами.
Для решения поставленных целей и задач использовался целый комплекс методов исследования. Сбор материала осуществлялся методами включенного и непосредственного наблюдения в ходе экспедиций, методом сплошной выборки из словарей и картотек. Выявление культурных коннотаций у диалектных лексических единиц проходило с опорой на лингвокультурологический анализ (В.Н. Телия) и метод этнолингвистической реконструкции (Н.И. Толстой). Данные методы предполагают обращение к мотивационному анализу слова, включающему анализ внутренней формы, использование словообразовательного и в ряде случаев этимологического анализов лексем. Структурирование лингвосемиотических систем осуществлялось с опорой на метод семиотического анализа, который в свое время был апробирован В.В. Ивановым, Н.И. Толстым, В.Н. Топоровым, Б.А. Успенским и др. на материале художественных, фольклорных, обрядовых текстов. При построении лингвосемиотических, лингвокультурологических систем использовался и метод лингвистического конструирования языковых систем, его разновидность - метод структурирования семантического поля на базе семного (компонентного) анализа слова. Условность семантики культурно нагруженного диалектного слова потребовала обращения к методу ассоциативного сопоставления и сближения. При интерпретации устойчивости лингвокультурологических связей и отношений использовались данные, полученные количественным методом (статистическим подсчетом элементов и количественными сопоставлениями). Результаты исследований представлены преимущественно посредством описательного метода.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые системность отдельных участков лексико-семантического пространства пермских народных говоров демонстрируется на основе общности культурных коннотаций мотивировочных и/или классификационных признаков слов. Новым является и конструирование, описание лингвокультурологических моделей, представляющих механизм смыслообразования для отдельных участков экзистенциальной лексики пермских народных говоров.
Основная теоретическая значимость исследования заключается в разработке модели представления, описания и интерпретации лингвосемиотической системности лексико-семантического пространства диалектной лексики, на базе которой описываются механизмы смыслопорождения, семантического развития диалектной лексики в непосредственной взаимосвязи с культурными моделями и ассоциациями. Структурирование отдельных участков лексики пермских говоров лингвосемиотическими, лингвокультурологическими связями и отношениями расширяет рамки представлений о системности диалектного словаря. Интерпретация этих связей пополняет сведения об особенностях народной духовной традиции и об отраженное™ в народной речи специфики семи-озиса народной культуры.
Практическая ценность работы состоит в возможности применения подобного лингвосемиотического моделирования и описания культурной семантики лексических единиц при рассмотрении иных структурных и функциональных систем национального языка. Результаты лингвокультурологического анализа диалектной лексики могут быть использованы для описания семанти-ко-стилистических свойств народной речи, могут привлекаться для разработки проблем образности и эстетики народной речи. Выявленные культурные характеристики диалектного слова могут быть учтены при составлении различного рода региональных словарей, в том числе лингвокультурологических. Результаты проведенного исследования могут быть использованы при разработке спецкурсов и спецсеминаров по современному русскому языку, русской диалектологии, лингвокультурологии, этнолингвистике и языку фольклора.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Системность диалектной лексики задается и определяется, помимо собственно лингвистических, еще и лингвокультурологическими, лингвосемиотическими связями и отношениями, которые обусловлены наличием у диалектного слова культурных коннотаций, являющихся связующим звеном между значением лексических единиц естественного языка и культурной семантикой знаков «языка» культуры.
2. Лингвосемиотическая системность диалектной лексики существенно детерминирована системностью народной культуры, а механизмы развития словарного состава диалектов - действием устойчивых культурных моделей и ассоциаций. Выявление системы значимых для языка культурных ассоциаций позволяет создать лингвосемиотические модели, отражающие комплекс устойчивых народных представлений о том или ином фрагменте действительности и проясняющие динамику развития семантики и формы диалектного слова.
3. Особенности семиотического пространства традиционной культуры (гетерогенный, разнокодовый, многоуровневый, панхронический, континуальный ее характер; нежесткость, открытость структуры; способность хранить и продуцировать множество смыслов) существенно воздействуют на структурированность лексической системы говора и «качество» семантики диалектного слова. Культурно опосредованные участки диалектной лексики предстают как системы, которым свойственна характерная для народного семиозиса антино-мичность, и в то же время - как принципиально нежесткие, открытые образова-
ния, состоящие из множества наслаивающихся, взаимопересекающихся подсистем.
4. Преимущественно образно-метафорический и оценочный характер лексем, составляющих лингвокультурологически охарактеризованные объединения слов, а следовательно, их способность выражать различные мировоззренческие, познавательные, этические, общекультурные смыслы позволяет рассматривать семиотически значимые участки диалектной лексической системы как субстрат народной культуры и языковой коррелят народной духовной традиции одновременно.
Апробация работы прошла в ходе докладов и сообщений на Международной научной конференции «Социальные варианты языка - III» (Нижний Новгород, 2004), на VII Международной научно-практической конференции «Славянский мир: исторический опыт и современные проблемы» (Пермь,
2003); на IV и V Всероссийских научных конференциях (с международным участием) «Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи» (Соликамск, 2002, 2004), на XX Всероссийском диалектологическом совещании «Лексический атлас русских народных говоров - 2004» (Санкт-Петербург,
2004), на Всероссийском совещании «Российское славяноведение в начале XXI века: задачи и перспективы развития» (Москва, 2003); на межвузовской научной конференции «Пушкинские чтения - 2002» (Санкт-Петербург, 2002); на региональных научно-практических конференциях и семинарах (Добрянка, 2001; Чайковский, 2002; Кудымкар, 2003; Нытва, 2004); на заседаниях кафедры Пермского государственного педагогического университета (2004-2005); при ведении семинаров по спецкурсу «Этнолингвистика» (2004) в Пермском государственном педагогическом университете. Отражение результатов исследования содержится в отчете по гранту для поддержки научно-исследовательской работы аспирантов высших учебных заведений Минобразования России (2003). По теме исследования имеется 8 публикаций.
Структура работы. Диссертационное исследование объемом 200 страниц состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. В работе представлены схемы лингвосемиотических моделей отдельных участков экзистенциальной лексики пермских народных говоров.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении определяются объект и предмет, материал и источники исследования, формулируются цель и задачи, описываются использованные методы, приводятся основные положения, выносимые на защиту. Обосновывается актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость работы в контексте основных направлений современной диалектологии и изучения лек-сико-фразеологического состава говоров Прикамья.
Первая глава «Проблема системности русской диалектной лексики и ее лингвокультурологического описания» содержит обзор принятых в русской диалектологии подходов, в которых диалектная лексика рассматривается как системное образование Отмечается постепенное движение от традиционного лексикографического и структурно-системного описания словаря к со-
циолингвистическому и далее этнолингвистическому. Подобное направление обусловлено общей сменой в конце XX - начале XXI вв. научно-исследовательских парадигм в науке о языке, переходом к рассмотрению языка в культурологическом, антропологическом контексте (Н.Д. Арутюнова, Т.И. Вендина, В.И. Постовалова, Е.Ф. Тарасов, В.Н. Телия, Н.И. Толстой и др.). Внимание исследователей обращено к проблемам концептуализации мира на диалектном материале, вопросам взаимосвязи, соотношения диалектного языка и традиционной культуры (С.Е. Никитина, Н.И. и С.М. Толстые и др.). Решение этих вопросов осуществляется на примере самых различных объединений: тематических групп (С.А. Кошарная, К.И. Демидова, C.B. Хлыбова и др.), семантических полей (Т.В. Леонтьева, Л.А. Феоктистова), денотативных классов (А.Г. Бондарева, Т.В. Симашко, Н.В. Хохлова) и др.
Наличие работ, посвященных рассмотрению языка как части семиотического пространства культуры (Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман, Ю.С. Степанов, У. Эко), механизмам проникновения знаков культуры в единицы естественного языка (Ю.Д. Апресян, В.Н. Телия, Н.И. и С.М. Толстые), определило появление описаний отдельных участков лексико-семантического пространства диалектного языка в виде лингвосемиотических систем. Традиционными на сегодняшний день можно считать исследования, демонстрирующие структурированность диалектного словаря «языком» народной культуры на материале обрядовой лексики, непосредственно связанной с культурными комплексами, народными традициями, обычаями, мифологическими верованиями и представлениями (Т.И. Гаврилова, М.В. Костромичева, Т.В. Махрачева, A.A. Плотникова, И.А. Подюков, В.Ф. Филатова и др.). Интересно в этом отношении рассмотрение морфосемантических полей как своеобразных объединений, развитие которых, помимо собственно словообразовательных отношений, определено мифологичностью и символичностью корня (Е.А. Нефедова). Имеющийся опыт описания «аналого-синонимических рядов» (И.А. Подюков), состоящих из слов, семантические и стилистические оттенки которых заданы самыми разнообразными культурно-мифологическими аналогиями, доказывает возможность моделирования и описания систем на лингвокультурологических основаниях. Как продолжение данного ряда могут быть рассмотрены структурируемые в настоящей диссертационной работе на основе общности культурных коннотаций культурно-мотивированные группы и ассоциативно-символические блоки.
Основой для их моделирования явилось семантическое присутствие знаков культуры в структуре лексических единиц, т.е. наличие культурных коннотаций в значении слов (Ю.Д. Апресян, Т. 2, 1995: 159; М.М. Кобозева, 2000: 92; В.Н. Телия 1999: 23-24; Н.И. Толстой, 1995: 291). Культурные коннотации в значении диалектных лексических единиц становятся результатом «культурной референции» (Кузнецов, 2001: 217; Телия, 1999: 23), в основе которой лежит соотнесение диалектных лексем с «языком» народной культуры, ее тезаурусом и симболарием. Под культурными коннотациями понимаются периферийные, но устойчивые признаки выражаемого лексемой понятия, которые отражают совокупность закрепленных в культуре данной языковой сообщности 8
ассоциаций. Культурную ассоциацию Ю.Д. Апресян, Е.А. Шенделева определяют как устойчивое выработанное в данном культурно-языковом коллективе образное представление о том или ином явлении действительности идеального или реального порядка.
Обычно культурные коннотации, по наблюдениям Т.И. Вендиной, находятся в имплицитном состоянии, их сферой проявления в лексической системе языка становятся, как правило, вторичные, переносные значения слов или значения производных лексем. Природа культурных ассоциаций достаточно условна (опосредована культурным контекстом), вследствие этого структурирование на их основе лингвокультурологических систем становится возможным лишь при выявлении системных проявлений тех или иных ассоциаций в языке. Совокупность близких по смыслу устойчивых ассоциаций, выраженных в лексических единицах, позволяет конструировать культурные модели, определяющие развитие конкретных участков лексико-семантического пространства языка. Так, существование в народном сознании культурной ассоциации «"самостояние" как жизнь» обусловило появление в пермских говорах целой группы экзистенциальных глаголов: стоять - 'жить где-либо временно', устоять
- 'прочно обосноваться где-либо\ устояться - 'сохранить способность жить', суетиться - 'жить' (этимологически от стоять). Связь данных глаголов с лексемами типа поставить - 'вылечить', 'воспитать', 'определить на какую-либо должность', мотивированных близкой к предыдущей ассоциации аналогией «установление как придание физических качеств / социального статуса» позволяет говорить и о более общих (инвариантных) ассоциациях - культурных моделях. Выявление системы образов, связанных с одним и тем же предметом или понятием, позволяет реконструировать систему представлений, интерпретацию, понимание данной культурно-языковой сообщностью соответствующего факта действительности. Организация слов на основе общности культурных ассоциаций позволяет представить лексику, обслуживающую ту или иную понятийную область, в лингвокультурологической, лингвосемиоти-ческой структурированности.
Выявление культурных ассоциаций в данной работе осуществляется посредством определения мотивированности слова, выявления в структуре его внутренней формы мотивировочных и/или классификационных признаков. Под мотивированностью вслед за О.И. Блиновой (2004) мы понимаем структурно-семантическое свойство слова, позволяющее осознать взаимообусловленность его значения и звучания на основе соотносительности с языковой (т.е. на основе мотивационной связи с другими словами-мотиваторами) и неязыковой действительностью (предполагается, что в том числе и культурной); под мотивировочным признаком - выраженный в слове непосредственно или опосредованно номинационный признак обозначаемого; под классификационным признаком
- выраженный в слове посредством формантной части признак принадлежности обозначаемого к определенному классу предметов, понятий и т.п. Например, мотивировочный признак вода непосредственно представлен в лексеме водяница - 'скопление жидкостей в полостях и тканях тела; опухоль' и опосредованно - в словах типа притка - 'кожное заболевание'. Его участие в номинаци-
ях данных болезней проясняется через мотивационную связь данных слов с существительным вода, глаголом притекать - 'перемещаясь, появиться где-нибудь (о реке, ручье)', а также через референцию мотивировочного признака воды к реальной симптоматике болезней (появлению жидкости в тканях организма), а также к тексту культуры (обрядовой практике насылания болезни посредством воды). Выявление семантически близких (инвариантных) для лексем одного семантического поля культурно-коннотативных мотивировочных и/или классификационных признаков позволяет представить их в организации культурно-мотивированных групп, а выявление аналогичных признаков для лексем двух различных (сигнификативно противопоставленных) семантических полей - в структурированности ассоциативно-символических блоков.
Культурно-мотивированная группа - это лингвокультурологическая система, состоящая из слов одного семантического поля, связанных между собой культурно-семантической общностью мотивировочных и/или классификационных признаков, отражающих выработанное в данном языковом коллективе образное представление об обозначаемом явлении действительности.
Ассоциативно-символический блок - это лингвокультурологическая система, состоящая из слов различных семантических полей, связанных между собой культурно-семантической общностью мотивировочных и/или классификационных признаков, отражающих выработанное и устоявшееся в данной культурно-языковой сообщности представление различных явлений действительности в одном и том же образе.
Вторая глава «Культурно-семиотическая мотивированность диалектного словаря (на материале лексики пермских говоров семантического поля «Болезнь»)» демонстрирует лингвосемиотическую устроенность конкретного семантического поля. Подобная организация поля осуществляется посредством объединения лексических единиц в культурно-мотивированные группы. Структурирование данных объединений осуществляется в два этапа. На первом - по методике Ю.Н. Караулова (1976, 1981) - выявляется корпус лексических единиц, входящих в семантическое поле «Болезнь». На втором - с помощью мотивационного анализа - из культурно нагруженной части семантического поля устанавливается набор мотивировочных и/или классификационных признаков. На основе выявленных признаков выводятся общие (инвариантные) культурно-семантические признаки, участвующие в структурировании лексем семантического поля «Болезнь». Далее в зависимости от связи мотивировочных и/или классификационных признаков конкретных лексем с тем или иным культурно-семантическим инвариантом осуществляется включение лексических единиц в соответствующие культурно-мотивированные группы. В результате анализа и классификации мотивировочных и/или классификационных признаков было установлено три основных смысловых инварианта, позволяющих интерпретировать отдельные участки семантического поля «Болезнь» как реализацию трех культурных моделей: «болезнь как природное явление», «болезнь как персонифицированный образ» и «болезнь как носитель внешних признаков».
Наиболее разнообразной в своих вариантах оказалась модель «болезнь как природное явление» (176 ЛЕ - 22,7%), являющаяся отражением мифологического представления о психофизиологическом единстве человека и природного мира. Весьма устойчивой ассоциацией в народном сознании признано уподобление болезненного состояния плохой, ненастной погоде. Показательны в этом плане следующие лексемы: закуржить - 'заболеть, занемочь' (в мотивированности закуржить - 'начаться ненастью'), хезнуть, хизнуть - 'болеть, дряхлеть', хижа - 'болезнь' (в мотивационных отношениях с хезнуть, хизнуть
- 'мокнуть, киснуть', этимологически восходящих к хижа- 'сырая погода, снег с дождем', 'ветер со снегом'). В глубине этих обозначений заключено не только указание на погодную причину болезненного состояния, но и уподобление физиологического состояния человека природному процессу. Продолжением данного ряда стали лексемы, построенные на соотнесении болезненного состояния человека с процессами гниения, распада живой органической материи: гнить -'болеть' (Совсем со здоровьем-то плохо, голова гнить стала Окт.), прелый -'поврежденный болезнью', плесень - 'больной, простуженный человек', мо-деть - 'болеть тяжелой болезнью' (отмодеть - 'гнить, портиться, киснуть').
Рефлексом природного мифологического осмысления болезни явились лексемы, мотивированные символикой природных стихий. «Живительная» символика воды обусловила ассоциацию «исчезновение воды» - «исчезновение, ухудшение жизни» (в т.ч. таких ее состояний, как молодость, красота, здоровье). Данная ассоциация реализовалась в пермских говорах в лексемах дряблый - 'больной', дрябнуть - 'терять упругость тела вследствие болезни', сохнуть - 'худеть от болезней; терять способность действовать (о частях тела)', истекать - 'слабеть, становиться хуже'. Приписывание водной стихии отрицательных смыслов определило аналогию «появление воды» - «возникновение болезни». Мотивировочные признаки воды, ассоциативно выраженные в лексемах притка - 'кожное заболевание' от притечь (Притка с воды бывает Притка в виде чесотки Краснов.), наплывать - 'появляться опухоли, отеку', помимо отражения реальной симптоматики болезней, содержат указание на ритуальное пускание болезни по воде. Аналогичны им лексемы с мотивировочным признаком ветра: поветрище - 'эпидемия', ср. арх. поветря - 'эпидемия', выветриться - 'похудеть, исхудать', нижегор. поветря - 'болезнь', ветреница
- 'опухоль', ветреное - 'напускная по ветру болезнь'.
Культурной коннотацией отмечены и мотивировочные признаки огня. Языковая мотивированность огневица - арх., волог., вят., перм., 'лихорадка, горячка', челяб. 'тиф', костр 'скарлатина', пек., смол, 'гангрена', вят., пек., твер. 'болезнь, при которой на нижней губе образуются прыщи', огневка - арх., волог., вят, перм. 'горячка', волог. 'тиф', арх. 'оспа, корь', 'чирей' может быть дополнена отсылкой к народным почитаниям огненной стихии: известны народные запреты плевания в огонь («иначе рот перекосит», «усохнешь», «на губах и на языке появятся язвы»).
Единичны ассоциации болезней с темой земли: землистый - 'о болезненном цвете лица', что задано архаическим представлением о сотворенности человека из земли (ср. также ассоциацию земли с образом матери: его земля нежит - 'о полном, здоровом человеке').
Семантическое поле «Болезнь» структурируется и лексемами, изначально связанными с растительными и животными объектами. Ими прежде всего становятся известные своей мифологичностью грибы, цветы, змеи, жабы, мыши. Наделение в народной культуре гриба демонической сущностью, устойчивое рассмотрение его как представителя мира смерти (ср. народную примету «Много грибов - много гробов») послужило основой для паронимического сближения в говорах слов гриб и грипп: гриб, грибок - 'грипп' (Тут одна уж у нас опять заболела грибом Добр.), грибоватъ - 'болеть гриппом'. Как факт народной «этимологической магии» может быть рассмотрено аттракционное сближение губа - 'гриб' с губиться - 'слабеть здоровьем', губница - 'больной человек' (Вон на снимке-то губница кака, страшная: пристала вся, видно, да хворала - вот губница и вышла Сол.), а также с губить - 'приводить к гибели'. Подобное сближение свидетельствует о связанности в народном сознании болезни и смерти. Продолжением данного ряда стала лексема цвести - 'покрываться сыпью, прыщиками, слизью', отсылающая к распространенным в славянской культуре поверьям, что кожные заболевания вызываются женскими мифологическими существами, посыпающими людей цветами.
Наличие в семантическом поле целой группы слов, мотивировочные и/или классификационные признаки которых указывают на демоническое существо или человека со сверхъестественными способностями, позволило сформировать культурную модель «болезнь как персонифицированный образ» (248 ЛЕ - 32%). Мотивировочные и/или классификационные признаки лексем с семантикой болезни раскрывают представление в народном сознании болезни в виде персонифицированных духов времени: полуденница, полуночница - 'детская болезнь, при которой дети не спят и плачут' (в мотивационных отношениях с полудница, полуденница - 'приведение, дух зреющих хлебов и овощей', по-луношница - 'демонологический персонаж'), веснуха - 'болезненное ощущение в костях, проявляющееся весной; ломота' (Перед дожжом ноги гудят, а весной веснуха ломат. Киш.), весновка - 'лихорадка' (.Я напился студеной браги - вес-новка и напала на меня. Сол.). Персонификация болезни в демонических образах раскрывается в народных названиях с мотивировочными признаками, напрямую указывающими на лексемы бес, черт (бесснуха - 'бессонница') или их эвфемистические замены типа косой, кривой (слова прикосливый - 'часто болеющий от дурного глаза', прикос - 'косоглазие на один глаз', кривуха - 'одноглазый человек' фиксируют физический асимметризм - устойчивую демоническую черту). Распространены в говорах и лексемы, представляющие болезнь в близких характеристиках враг, тошной, дикий, лихой (лихорадка - буквально 'зла желающая').
Маркированность понятия «болезнь» культурно-мифологическими смыслами раскрывается и в мотивированности лексем семиотически значимыми признаками. Группа номинаций «болезнь как носитель внешних признаков» (352 ЛЕ - 45,3%) представлена образами, указывающими на количественные характеристики, форму, движение и цвет. Значительная часть слов с семантикой болезни содержит классификационные признаки отсутствия, недостатка, позволяющие трактовать болезнь как отсутствие здоровья (нездоро-ведь - 'болезнь'), жизни (незаживненький - 'плохой, неважный'), развития
(неразвитной - 'слабый'), силы, активности (незамочь - 'потерять физическую силу', безробельный - 'больной').
Традиционным для говоров стало представление болезни в признаках отсутствия целостности, правильности формы объекта. Проявлением семиотической оппозиции «прямое - кривое» стали ассоциации болезни с кривым, изуродованным: гнуться - 'болеть', кособенить - 'сводить судорогами', виться - 'испытывать боль'. Близки к ним по мотивации слова, представляющие болезнь в мотивировочных признаках ломаного и рваного: изломать - 'надорвать здоровье', заломить - 'слечь в результате болезни', рвота - 'резкая, нестерпимая боль', изрываться - 'подрывать свое здоровье' (ср. цельноможный - 'сильный, здоровый').
Фиксируются в говорах и номинации болезней, построенные на отрицательных символических ассоциациях «двигательных» признаков. Такими признаками являются признаки витья-верчения, лежания и стояния, традиционно связываемые с тематикой смерти {лежать - 'болеть', опристать - 'потерять способность двигаться в результате болезни'). Болезнь устойчиво трактуется как приближение человека к потустороннему миру, маркером которого выступала нижняя часть мироздания, в связи с чем падный - 'безнадежно больной', спускаться - 'терять признаки жизни', осесть - 'ослабнуть здоровьем'.
Отмечены в говорах и мотивации лексики болезней символикой цвета. Они особенно очевидны в номинациях болезней, для которых цветовая характеристика не является типичным внешним признаком: желтея, желтуха -арх., волог. 'лихорадка', новг. 'чахотка', ворон, 'малокровие', орл. 'детская болезнь' (дополнительно здесь задействовано ассоциативное сближение желтого цвета с темой смерти и демоничности, ср. влад. желтея - 'существо женского пола, олицетворяющее лихорадку', желтыня - 'мать лихорадок'). Рефлексом восприятия синего цвета как указания на отсутствие плотского, телесного стали лексемы синюшний - 'человек слабого здоровья, хилый', синехребтый -'тощий'. Исключенность больного из «этого» мира, приближенность его к потустороннему миру подчеркивается также белым цветом, традиционно маркирующим области, не связанные с земным, материальным существованием: белый - 'болезненный'.
Таким образом, все разнообразие культурных мотивировок (мотивировочных и/или классификационных признаков) лексических составляющих семантического поля «Болезнь» может быть сведено в систему культурно-семантических инвариантов, раскрывающих народную интерпретацию болезни как негативного явления, объективируемого народным сознанием в природных явлениях, персонифицированных образах или внешних признаках объекта.
Третья глава «Культурно-семиотическое взаимодействие семантических полей (на материале глагольной экзистенциальной лексики пермских говоров)» демонстрирует пересечение отдельных участков двух семантических полей («Жизнь» и «Смерть»), обусловленное действием культурно-семиотических механизмов и множественностью культурных ассоциаций одного концепта-интерпретанта (в частности, концепта «движение»). Материалом для демонстрации лингвосемиотической природы связей и отношений между
обозначенными полями послужили отдельные их составляющие - экзистенциальные глаголы (330 ЛЕ), мотивированные глаголами движения. Визуализацией данных связей стали ассоциативно-символические блоки движения. Их структурирование осуществляется в три этапа. Первый этап связан с построением ассоциативно-семантического ряда глаголов жизни (далее - ряд жизни) и аналогичного ему ассоциативно-семантического ряда глаголов смерти (далее - ряд смерти). Характеристиками их составляющих явились принадлежность слова к лексико-грамматическому классу глаголов; семантическая или ассоциативная связь значений глаголов с обобщенным (инвариантным) значением 'жить' или 'умереть'; мотивированность их глаголами движения (напр., прийти - 'родиться' от прийти - 'появиться где-либо с помощью хождения'). Второй этап связан с определением мотивировочных и/или классификационных признаков и разбиением рядов на более мелкие цепочки на основе указания мотивировочных и/или классификационных признаков выявленных глаголов на определенный тип движения: горизонтальное, вертикальное, вращательное, а также на статику. Третий этап связан с объединением рядов жизни и смерти в четыре ассоциативно-символических блока движения. Устройство этих блоков таково, что отражает семантическую и/или структурно-семантическую общность и разность мотивировочных и/нли классификационных признаков глаголов двух сигнификативно противопоставленных рядов. Анализ структуры ассоциативно-символических блоков позволяет реконструировать народное понимание экзистенции, выявить общие и отличные для семантики жизни и смерти культурные модели мотивации, обусловленные множественностью культурных ассоциаций различных образов движения.
Ассоциативно-символический блок горизонтальное движение» (141 ЛЕ - 42,7%) распадается на две символически противопоставленные подгруппы: «однонаправленное» (89 ЛЕ - 26,9%) и «разнонаправленное» (52 ЛЕ -15,8%) движение. В первой из них преобладают слова с положительной экзистенциальной семантикой (многочисленны значения, связанные с рождением, браком, физическим и социальным ростом человека), во второй - большую часть составляют лексемы с пейоративной семантикой, с указаниями на тяжелый, бродячий, аморальный образ жизни.
Несмотря на явную логическую и семиотическую противопоставленность данных видов движения, каждая из указанных подгрупп демонстрирует разнообразие, множественность и даже близость культурных ассоциаций. Так, опосредованные ритуальной практикой, маркированием пограничных сакральных областей признаки перехода и ухода мотивируют пересечение значений, связанных с рубежными периодами в земной экзистенции человека и смертью: перейти - 'изменить род деятельности', 'закончиться (о каком-либо периоде, жизни вообще)' (Чё не перешло за жисть-то Самые худые годы досталися Краснов.), переметнуться - 'быстро сменить место жительства', 'умереть', изойти - 'стать иным, измениться в физическом развитии, внешности', 'умереть'. Достаточно устойчивы отрицательные коннотации у движений, предполагающих исчезновение объекта; вероятно, этим обусловлено представление смерти, старости и болезни в мотивировочных и/или классификационных признаках ухода (известись - 'пропасть, исчезнуть', 'заболеть', 'умереть').
В отличие от ряда смерти ряд жизни демонстрирует большее разнообразие мотивировочных и классификационных признаков. Помимо культурных коннотаций переходности и исчезновения посредством хождения, он представлен лексическими реализациями следующих ассоциаций: «выход как рождение, вступление в брак» (выходить - 'появляться на свет'); «достижение чего-либо как рождение, новый этап в физическом, социальном развитии» (доходить - 'достигнуть какого-либо уровня, состояния', ср. в то же время доходной
- 'больной'); «вождение как выращивание детей, обеспечение выздоровления, плодовитости и хозяйствование» (водиться - 'ухаживать'); «движение с ношей как рождение, болезненное состояние, тяжелая жизнь» (переносить -'претерпевать что-либо тяжелое - болезнь, горе'), «движение с напряжением как тяжелая жизнь» {пробиваться - 'жить кое-как'). Важными для структурирования семантики жизни оказываются и мотивировочные и/или классификационные признаки быстрого или медленного, нормального или ненормального передвижения, движения с помощью транспортных средств.
Весьма разнообразны мотивировки пересечений и расхождений мотивировочных и/или классификационных признаков у лексем с семантикой жизни и смерти в подгруппе «разнонаправленное движение». Продуцирующая символика трясения стала основой для развития значения 'родить' у растрястись, а ассоциация данного действия с лишением прочного положения породила противоположный смысл: растрясти - 'разрушить, убить'. Ряд жизни представлен также мотивировочными признаками болтания, качания, мотания, которые в одних случаях служат прообразом бесцельной, аморальной или неустойчивой жизни (болтаться - 'жить бесцельно, одиноко', 'жить кое-как', ба-лындать - 'жить вне семьи'), в других - выступают знаком деятельной активности человека (изболтаться - 'устать, утомиться', баландаться - 'много работать'). Весьма многочисленными оказались признаки, указывающие на свободное, быстрое, непрямое, хаотическое перемещение в пространстве. Они устойчиво маркируют тяжелую жизнь, жизнь без определенного места жительства (кочевать - 'жить, переезжая', 'жить кое-как') либо проявление эросной активности человека и ведение аморального, бесполезного образа жизни (бегать
- 'находиться в бодром состоянии', 'стремиться завести интимные отношения', 'распутничать').
Лексические единицы ассоциативно-символического блока «вертикальное движение» (68 ЛЕ - 20,6%) стали реализацией осмысления движения вниз (44 ЛЕ - 13,3%) и вверх (24 ЛЕ - 7,3%) как способа соединения между различными уровнями мироздания. Область пересечения рядов жизни и смерти ограничена исключительно признаками движения вниз. Падение, бросание и отрывание развивают семантику отрицательно оцениваемых в народе форм экзистенции: смерти, старости, болезни, исчезновения чего-либо положительного в целом: пасть - безл. 'внезапно охватить болезнью'; 'погибнуть', бросить - безл. 'внезапно вызвать болезненное ощущение'; 'перестать заботиться о семье', оборваться - 'оказаться в бедственном положении', 'умереть'. Подобная связь обусловлена универсальной ассоциацией движения вниз с движением к смерти. Помимо отрицательной символики движения вниз, говоры сохраняют иные ассоциации, в которых приближение к земле связывалось с ро-
ждением, с приобретением прочного положения в жизни, с поселением человека на новом месте, откуда запасть - 'остаться где-либо жить', приземлиться - 'поселиться', зарониться - 'стать, сделаться' (Девкой-то я больно рано заронилась Добр.), выпасть, пасть - 'родиться', 'быть родом откуда-либо'.
В противовес глаголам движения вниз глаголы движения вверх развивают исключительно положительные значения. Подобный позитивизм обусловлен действием семиотической оппозиции «низ-верх» и существованием ассоциации движения вверх с движением к идеальным сущностям. Особенно многочисленны глаголы с мотивировочным признаком роста, изначально связанным с увеличением живых организмов в размерах. Значения биологического роста послужили мотивирующей базой для развития значений, связанных с взрослением, социальным и духовным развитием человека: зрасти - 'стать старше', отростить - 'воспитать'. На продуцирующей символике движения вверх развивается значение 'вылечить' у вытянуть, 'рано, быстро выйти замуж' у выскакать (ср. выскакивания, подскакивания в ритуальном обряде как свидетельства готовности к браку).
Культурной основой ассоциативно-символического блока «вращательное движение» (76 ЛЕ - 23%) явилась народная интерпретация жизни как движения по кругу в сторону смерти, а смерти как непременного возвращения к исходной точке отправления - жизни. Осмысление верчения как движения, лежащего в основе единства земного и потустороннего мироздания, определило симбиоз семантики жизни и смерти в глаголах верчения: перевернуться -'выйти из затруднительного положения' и 'умереть', завернуться - 'преобразиться, превратиться в кого-либо' и 'умереть' (ср. кувыркнуться - 'умереть', переворотить - 'преобразовать').
Множественность культурных ассоциаций кругового движения, маркирование данным действием земной и потусторонней экзистенции определили множественность мотиваций в лексической системе языка. Верчение как непосредственная часть ритуальных практик, активное использование витья для означивания важных этапов в человеческой экзистенции (рождения, брака) способствовали формированию культурных предикатов, непосредственно указывающих на переход человека из одного состояния в другое. Таковы, напр., повивать - 'перевязывать пуповину', 'плести косу невесте', ср. подвитой -'хорошо сложенный, статный'. Верчение, кручение активно маркирует и дея-тельностную сторону человеческой экзистенции: вить - 'прясть', вертеть -'активно заниматься чем-либо' (ср. наокружаться - 'утомиться от работы'). Более отдаленные культурные ассоциации вращения демонстрируют глаголы, обозначающие экзистирование в целом: витаться - 'находиться где-либо', 'быть в наличии', развертываться - 'обживаться на новом месте', 'проявлять себя', завихаривать - 'вести бурную жизнь'. Противопоставленность вращения прямому движению, ассоциирующемуся с правильным течением жизни, мотивирует группу глаголов со значениями праздного и неправедного образа жизни: крутить, вертеть - 'жить праздно', завертеться - 'начать проявлять супружескую неверность', отвертываться - 'уклоняться от обязанностей', вшить - 'лукавить'.
Экзистенциальные значения глаголов ассоциативно-символического блока «статическое состояние» (45 ЛЕ - 13,7%) структурируются культурными ассоциациями мотивировочных и/или классификационных признаков стояния, лежания и сидения. Вследствие амбивалентности коннотаций признак стояния становится структурирующей основой двух сигнификативно противопоставленных рядов. Семантика нежизненности мотивируется ассоциацией «прекращение движения» - «прекращение жизненной активности», что очевидно в глаголах остановляться - 'прекращать двигаться, функционировать (о частях тела)', остолбенеть - 'умереть'. Развитие позитивных оценок экзистенции становится следствием ассоциации стояния со способностью остаться в живых (устоять - 'выжить'). В связи с чем развиваются и значения, связанные с местопребыванием, существованием человека в том или ином психофизиологическом состоянии, социальном статусе: стоять - 'иметь временное местопребывание', 'существовать', 'приживаться (о животных)', 'быть в какой-либо должности'.
Признак лежания в основном имеет отрицательную коннотатицию. Представленная в образах лежания экзистенция отмечена признаками недвижности, приближенности к смерти, в связи с чем у глагола лежать возникают значения 'бездельничать', 'болеть', 'быть мертвым'. Восприятие лежания как максимально устойчивого положения в горизонтальной плоскости мироздания определило представление достижения устойчивого, благополучного положения в жизни в образах принятия лежачего положения: пршяживаться -'усердно трудиться, стараться'. Признак сидения маркирует исключительно формы земной экзистенции. Совмещая в себе признаки стояния и лежания, он развивает как нейтральные, положительные значения (сидеть - 'трудиться над чем-либо сидя', 'занимать какую-либо должность'), так и отрицательные, указывающие на неполноценность существования: посесть - 'утратить способность трудиться', присесть - 'постареть'.
Характерная черта всех ассоциативно-символических блоков - асиммет-ризм. Он выражается в различном количественном составе и устройстве блоков движения; в количественном преобладании ряда жизни над рядом смерти (80,2% глаголов с семантикой жизни и 19,8% глаголов с семантикой смерти); в более выраженном многообразии мотивировочных и/или классификационных признаков, в большем спектре их культурных ассоциаций (положительных и отрицательных) в ряду жизни. Подобный уклон в сторону жизни объясняется не только разнообразием форм жизнепроявления, но и ценностными, культур-ь ными, мировоззренческими установками, выработанными у носителей тради-
ционной культуры. Жизнь - самоценный объект, получающий самые разнообразные оценки, трактовки и комментарии.
Таким образом, структурируемые ассоциативно-символические блоки движения раскрывают существование в народном сознании устойчивого представления экзистенции в образах движения, а также отражают связь, но нетождественность, понятий жизни и смерти.
В заключении подводятся итоги исследования.
1 Отмечается, что основой для выявления и описания лингвосемиотиче-ских связей и отношений в лексико-семантическом пространстве диалектного языка является «культурная референция» - соотнесение диалектных лексиче-
ских единиц с «языком» народной культуры. Результатом референциальной отсылки становится семантическое усложнение слова - появление в его семантике культурных коннотаций, которые служат основой для перекомбинации, образования вторичных по своей природе систем. Данными лингвокулыгурологи-чески охарактеризованными объединениями слов следует считать культурно-мотивированные группы и ассоциативно-символические блоки, структурируемые на инвариантных (интегральных) культурно-коннотативных мотивировочных и/или классификационных признаках слова.
2. Лингвосемиотические системы представляют собой сложные образования, состоящие из множества взаимосвязанных подсистем, в совокупности отражающих народную интерпретацию одного или нескольких фрагментов действительности.
3. Характерной чертой лингвосемиотических систем признана нежесткость, нелинейность их структуры. Нежесткость обусловлена ассоциативным (культурно опосредованным) характером связей лексических единиц, способностью мотивировочных и/или классификационных признаков слова указывать сразу на несколько планов языковой и неязыковой действительности (в том числе и культурной). Пересечения и наложения лингвокультурологических групп/подгрупп/блоков/рядов определены во многом сложностью структуры семиотического пространства (множественностью культурных ассоциаций его составляющих), а также синхронно-диахроническим характером культуры, направленностью ее на накопление, отражение и продуцирование множества культурных смыслов. Развитие тех или иных значений и коннотаций у единиц лексического уровня языка находится в прямой зависимости от нахождения отражаемого ими понятия в структуре культурно-семиотической системы, их культурно-смысловой нагруженности.
4. В связи со стереоскопическим характером культуры особенностью лингвосемиотических систем становится открытость и семантическая избыточность, дублирующий характер отдельных их составляющих/подгрупп/групп/блоков. Каждая культурно-мотивированная группа и ассоциативно-символический блок, представляя собой вербализацию конкретной модели или ассоциации, сближены между собой на основе культурных коннотаций. Они кодируют один и тот же смысл в различных знаках народной культуры, указывая тем самым на границы понимаемого, на характер интерпретации того или иного фрагмента действительности.
5. Открытость структуры лингвосемиотических систем задается их инвариантно-вариативной природой. Представляя собой лексическую реализацию культурной модели, конкретная лексическая система находит свое продолжение в дублировании другими образованиями - тематическими группами, фразеологией, фольклором, текстом обряда и т.д.
6. Каждый лексический вариант культурной модели, являя собой нюансы культурного комментирования, в том числе художественно-эстетического, мировоззренческого, этического, структурирует и развивает пространство народной культуры, встраиваясь в общий ряд образной типологии. Культурная значимость вариантной и инвариантной сторон лингвосемиотических систем характеризует их как культурный субстрат и языковой коррелят народной духовной традиции.
Положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. К вопросу об этимологических ассоциациях слова «лестовка» // Молодая филология - 2002: Материалы научной конференции студентов и аспирантов / Перм. гос. пед. ун-т. Пермь, 2002. С. 124-129.
2. Культурно-мифологические смыслы диалектной лексики, связанной с цве-тообозначениями // Лингвистический и эстетический анализ текста: В 3 тг. Т. 3. Соликамск: Изд-во Соликамского гос. пед. ин-та, 2002. С. 263-269.
3. Лексика, связанная с растительным миром, как хранитель культурно-мифологической информации (на материале пермских говоров) // Пушкинские чтения - 2002: Материалы межвузовской конференции (С-Петербург, 6 июня 2002 г.) / Лен. гос. обл. ун-т им. A.C. Пушкина. СПб., 2002. С. 54-59.
4. Растительная лексика как семиотическая система (на материале пермских говоров) // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 1999. СПб.: Изд-во ИЛИ РАН, 2002. С. 24-31.
5. Символика витья в традиционной культуре (на материале лексики пермских говоров) // Фольклорный текст - 2002: Материалы научно-практического семинара (Чайковский, 15 октября 2002 г.; Пермь, 10 января 2003 г.) / Перм. гос. пед. ун-т. Пермь, 2003. С. 81-85.
6. Культурно-коннотативная лексика в речи старообрядчества Прикамья // Социальные варианты языка - Ш: Материалы международной научной конференции (Нижний Новгород, 22-23 апреля 2004 г.) / Нижегородский государственный лингвистический университет им. H.A. Добролюбова. Нижний Новгород, 2004. С. 294-298.
7. Метафоризация смерти как способ выражения народных представлений (на материале глагольной лексики пермских говоров) // Этническая культура и современная школа: Материалы областной научно-практической конференции (Кудымкар, 22-23 апреля 2003 г.). Вып. 1. Пермь: Изд-во ПОНИЦАА, 2004. С. 91-99.
8. Словообразовательное гнездо как культурно-мифологическая система (на материале пермской диалектной лексики с корневым формантом «жи») // Лингвистический и эстетический анализ текста. В 3 тт. Т. 3. Соликамск: Изд-во Соликамского гос. пед. ин-та, 2004. С. 212-216.
Подписано в печать 20 05 2005 Бум ВХИ Формат 60x90'/i6 Гарнитура «Тайме» Печать на ризографе Уел печ л 2,5. Уч -им л 1,33 Тираж 100 экз Заказ 96
Отпечатано в типографии Пермского образовательного научно-исследовательского центра авитальной активности 614094, Пермь, ул Кисловодска«, 13
»11227
РНБ Русский фонд
2006г4 5919
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Поздеева, Светлана Михайловна
ВВЕДЕНИЕ.
ГЛАВА 1. Проблема системности русской диалектной лексики и ее лингвокультурологического описания.
1.1. Отечественная лингвистическая традиция о проблеме системности диалектной лексики.
1.1.1. Русская диалектология XX века о своеобразии диалектной лексической системы.
1.1.2. Современные направления в исследовании системности диалектной лексики.
1.2. Лингвокультурологические и лингвосемиотические аспекты системности диалектной лексики.
1.2.1. Проблема соотношения языка и культуры в лингвосемиотическом освещении.
1.2.2. Об этнокультурном аспекте системности лексического состава народных говоров. .".
1.3. Разноуровневость системных связей лингвокультурологического характера в диалектной лексике.
1.3.1. Семиотическая мотивированность в структуре значений отдельного слова.
1.3.2. Морфосемантические группировки слов как носители лин-гвокультурологической информации.
1.3.3. Лингвокультурологический аспект диалектной синонимики.
1.3.4. Лингвокультурологические основы культурно-мотивированных групп и ассоциативно-символических блоков.
ГЛАВА 2. Культурно-семиотическая мотивированность диалектного словаря (на материале лексики пермских говоров семантического поля «Болезнь»).
2.1. Культурно-мотивированная группа «болезнь как природное явление»
2.2. Культурно-мотивированная группа «болезнь как персонифицированный образ».
2.3. Культурно-мотивированная группа «болезнь как носитель внешних признаков».
2.4. Выводы.
ГЛАВА 3. Культурно-семиотическое взаимодействие семантических полей (на материале глагольной экзистенциальной лексики пермских говоров).
3.1. Ассоциативно-символический блок «горизонтальное движение».
3.2. Ассоциативно-символический блок «вертикальное движение».
3.3. Ассоциативно-символический блок «вращательное движение».
3.4. Ассоциативно-символический блок «статическое состояние».
3.5. Выводы.
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Поздеева, Светлана Михайловна
ГЛАВА 1. Проблема системности русской диалектной лексики и ее лингвокультурологического описания. 17
1.1. Отечественная лингвистическая традиция о проблеме системности диалектной лексики. 19
1.1.1. Русская диалектология XX века о своеобразии диалектной лексической системы. 20
1.1.2. Современные направления в исследовании системности диалектной лексики. 24
1.2. Лингвокультурологические и лингвосемиотические аспекты системности диалектной лексики. 35
1.2.1. Проблема соотношения языка и культуры в лингвосемиотическом освещении. 36
1.2.2. Об этнокультурном аспекте системности лексического состава народных говоров. 43
1.3. Разноуровневость системных связей лингвокультурологического характера в диалектной лексике. 49
1.3.1. Семиотическая мотивированность в структуре значений отдельного слова. 49
1.3.2. Морфосемантические группировки слов как носители лин-гвокультурологической информации. 53
1.3.3. Лингвокультурологический аспект диалектной синонимики. 67
1.3.4. Лингвокультурологические основы культурно-мотивированных групп и ассоциативно-символических блоков. 73
ГЛАВА 2. Культурно-семиотическая мотивированность диалектного словаря (на материале лексики пермских говоров семантического поля «Болезнь»). 79
2.1. Культурно-мотивированная группа «болезнь как природное явление» 81
2.2. Культурно-мотивированная группа «болезнь как персонифицированный образ». 93
2.3. Культурно-мотивированная группа «болезнь как носитель внешних признаков». 103
2.4. Выводы. 116 И
ГЛАВА 3. Культурно-семиотическое взаимодействие семантических полей (на материале глагольной экзистенциальной лексики пермских говоров). 120
3.1. Ассоциативно-символический блок «горизонтальное движение». 123
3.2. Ассоциативно-символический блок «вертикальное движение». 139
3.3. Ассоциативно-символический блок «вращательное движение». 149
3.4. Ассоциативно-символический блок «статическое состояние». 159
3.5. Выводы. 167
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 174
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК. 178
ВВЕДЕНИЕ
Данная диссертационная работа выполнена в русле современных этнолингвистических исследований, построенных на понимании диалектного языка как сложной функционирующей системы, развитие которой определено не только языковыми механизмами, но и культурными традициями, обычаями русского народа. Лексика пермских народных говоров рассмотрена в плане прояснения взаимосвязей, существующих между элементами диалектного словаря и традиционной культуры. Диалектный материал, как известно, представляет собой сосредоточение большого количества архаических элементов, наилучшим образом отражающих особенности традиционной культуры русского народа, его сознания и самосознания. В связи с этим, а также с учетом современного состояния русских народных говоров, характеризующихся постепенным размыванием, утратой многих архаических элементов, исследования диалектного языка (особенно в его локальных разновидностях) как источника сведений о конденсации в языке культурного опыта народа приобретают на сегодняшний день особую значимость.
Пермские говоры представляют собой, как известно, вторичное образование, возникшее на базе синтезирования элементов нескольких групп русских говоров: поморской, новгородской, вологодско-вятской и владимиро-поволжской (Полякова 1998: 4-31, Подюков 2000: 57-62). Однако сравнительно позднее их формирование не воспрепятствовало сохранению в них многих архаичных черт, образованию самобытной местной лексики и фразеологии с достаточно большим количеством этнографизмов, значительную долю среди которых занимает слой культурной терминологии (см. в частности: Подюков, Хоробрых, Антипов «Этнолингвистический словарь свадебной терминологии Северного Прикамья», 2004; Подюков, Белавин, Крыласова, Хоробрых, Антипин «Усольские древности», 2004). Несмотря на высокую культурно-этнографическую сохранность и специфичность, пермские говоры остаются достаточно слабо изучены с точки зрения отражения в них «языка» народной культуры. На сегодняшний день можно говорить о хорошей лексикографической представленности пермской диалектной системы. Специфичность, культурную нагруженность ее лексико-фразеологического состава достаточно полно демонстрируют данные диалектных картотек и изданных на их основе региональных словарей. Подобного рода изданиями стали «Материалы для фразеологического словаря говоров Северного Прикамья» (1972), «Словарь говоров Соликамского района Пермской области» (1973), «Словарь говора деревни Акчим Красновишерского района Пермской области (Акчимский словарь)» (1984, 1990, 1995, 1999, 2003), «Словарь пермских говоров» (2000, 2002), «Фразеологический словарь пермских говоров» К.Н. Прокошевой (2002).
Весьма полно и всесторонне пермские говоры изучены и описаны в социолингвистическом отношении. В работах Ю.Н. Архиповой, Е. Б. Борисовской, А.Н. Борисовой, JI.A. Грузберг, Е.В. Ерофеевой Т.И. Ерофеевой, В.А. Малышевой, С.С. Нестеровой, H.A. Поповой, Н.П. Потаповой, Ф.Л. Скитовой, Т.Б. Трошевой, А.П. Чудинова, И.Н. Щукиной и др. в разных аспектах рассмотрено состояние различных подсистем пермских говоров, взаимодействие их с живой разговорной речью и в особенности с литературным языком. В монографиях Е.В. Ерофеевой, E.H. Поляковой, A.C. Штерн «Русские говоры Пермского региона. Формирование. Функционирование. Развитие» (1998), Е.В. Ерофеевой, Т.И. Ерофеевой, Ф.Л. Скитовой «Локализмы в литературной речи горожан» (2000), а также в статьях сборников «Живое слово в русской речи Прикамья» (вып. 1-12, 1969-1993), «Литературный язык и народная речь» (вып. 16, 1977-1991), «Лингвистическое краеведение Прикамья» (1977-1991), «Функционирование литературного языка в уральском городе» (1990), «Языковой облик уральского города» (1990) и др. вскрыты вопросы исторического развития пермских говоров, особенности функционирования различных их элементов и подсистем в современных условиях.
Не менее тщательно пермские говоры исследованы в структурно-системном аспекте. Многие работы представляют собой сопоставительное с литературным языком описание различного рода системных связей и объединений: тематических и лексико-семантических групп, словообразовательных гнезд, синонимических рядов, антонимических пар. В статьях Н.Б. Билевой,
A.Н. Борисовой, Т.А. Варкетина, JI.A. Грузберг, Т.И. Ерофеевой, JI.B. Зубовой,
B.А. Малышевой, A.A. Пешковой, E.H. Поляковой, Н.П. Потаповой, И.И. Руси-новой, В.А. Салимовского, JI.B. Соколовской, А.П. Чудинова, А.П. Шварц, JI.E. Щербаковой вскрывается специфичность пермской диалектной системы, выявляются сходства и отличия в механизмах семантического развития диалектного и литературного языка, описываются особенности семантической структуры диалектного слова.
По сравнению с лексикографическим, социолингвистическим и структурно-системным подходами в описании диалектной лексики пермские говоры пока еще сравнительно слабо изучены и представлены с точки зрения взаимосвязи их с комплексами традиционной народной культуры. Потребность в таких описаниях становится все более острой: они позволили бы увидеть в пермской диалектной системе не просто отличное от других форм образование национального языка, но и лингвосемиотическую систему, которая, помимо всего прочего, структурируется еще и традиционной народной культурой в локальной ее разновидности (Русинова 2003: 123). Возможности такого движения пермской диалектологии от традиционного лексикографического и структурно-системного описания к социолингвистическому и далее к этнолингвистическому подготовлены отдельными исследованиями А.Н. Борисовой, E.H. Поляковой, К.Н. Прокошевой, И.И. Русиновой, И.А. Подюкова. В исследованиях К.Н. Прокошевой и И.А. Подюкова раскрыто родство пермской региональной идиоматики с севернорусской фразеологией, описаны культурно-символические основы народной фразеологии (Подюков 1985: 76-82, 1990, 1991: 20-31, 1991: 51-63, 1992: 41-49, 1997, 2000: 57-62, 2004 и др.; Прокошева 1976: 3-10, 1977: 53-59, 1979: 45-50, 1982: 86-92, 1985: 70-76, 1988: 3-19 и др.). Лингвокульту-рологические интерпретации отдельных лексических фактов пермской диалектной системы содержатся в работах A.A. Грузберг, E.H. Поляковой, выполненных в русле исторической диалектологии. В результате сопоставления лексики различных временных срезов, почерпнутых как из живой речи Прикамья, так и из региональных памятников письменности, фольклора и ономастики, ученым удалось получить некоторые сведения о наиболее архаических пластах пермской диалектной лексики, показать на примере отдельных лексических единиц культурно-мотивированную основу процессов семантического развития пермской диалектной системы (Полякова 1982: 3-11, 1985: 64-70, 1991: 100— 107, 1993: 37-44, 2003, 196-207 и др.).
Накопленные материалы по словарному составу пермских говоров позволяют вплотную рассмотреть соотношение диалекта и традиционной народной культуры, в том числе, говоря словами Н.И. Толстого, вопросы «культурной» диалектологии (1982: 8). На сегодняшний день это направление реализовано лишь относительно малой части словаря пермских народных говоров - преимущественно лексики и фразеологии, которая непосредственно соотносится с терминологической системой обряда (см. описания традиционных культурных комплексов Карагайского, Красновишерского, Нытвенского, Юрлинского, Гайнского, Усольского районов в сборниках «Вишерская старина», 2002, «Деревня Монастырь на Каме-реке», 2003, «Юрлинский край. Традиционная культура русских конца Х1Х-ХХ вв.», 2003, «Карагайская сторона: Народная традиция в обрядности, фольклоре и языке», 2004, «Усольские древности», 2004). Единичными на сегодняшний день остаются работы, демонстрирующие культурную обусловленность иных участков лексико-семантической системы пермских говоров. К подобного рода исследованиям мы можем отнести описания демонологической и природной лексики И.И. Русиновой (1988: 154-159, 1991: 155-164, 2001: 163-170, 2002: 157-161, 2003: 116-128), описания лексики со значением лица А.Н. Борисовой (1974: 132-140, 1976: 112-122, 1988: 19-27, 1991: 26-33). Диалектологам на примере данных тематических групп удалось показать проникновение «языка» культуры в различные участки лексико-семантического пространства пермской диалектной системы, а также доказать, что генезис образности народного слова в целом во многом задается и определяется архаическими, мифологическими представлениями. Исследование основ образности, культурной насыщенности народной речи Прикамья, истоков развития разнообразных культурно-мифологических коннотаций, опосредованных особенностями традиционной культуры пермского края, остается актуальной задачей пермских диалектологов.
Представленность, вовлеченность лишь небольшой части словарного состава пермских говоров в этнолингвистические описания, отсутствие комплексных исследований по культурной семантике диалектного слова Прикамья, а также слабая разработанность вопросов, связанных с механизмами порождения культурной семантики, способами ее выражения и закрепления в слове и комплексных единицах лексического уровня диалектного языка, и определили актуальность настоящей диссертационной работы.
Основное направление диссертационного исследования может быть определено как этнолинвистическое описание лексического состава пермских говоров, вернее отдельных, наиболее семиотизированных, его участков, связанных прежде всего с базовыми, универсальными для человека понятиями и категориями экзистенциального характера. Рассматривая лексику данных семантических сфер в качестве преимущественно культурно заданных образований, структурирующихся, помимо собственно языковых, еще и лингвокультуроло-гическими, лингвосемиотическими связями и отношениями, мы исследуем закрепленные во внутренней форме диалектной лексики народные первообразы и культурные ассоциации, рассматриваем те механизмы смыслообразования диалектного слова, которые непосредственно связаны с действием культурных моделей. Подобная направленность исследования строится на понимании языка как сложной системы, органично функционирующей в культурном пространстве социума и отражающей выработанные культурно-языковой сообщностью образные (опосредованные культурой) представления о том или ином отрезке действительности.
В качестве объекта исследования была выделена та часть экзистенциальной лексики пермских говоров, которая наиболее ориентирована на привнесение мировоззренческих и культурных оценок базовых категорий бытия, т.е. наиболее семиотизирована. К такой области была отнесена лексика, связанная с экзистенциально охарактеризованными понятиями «жизнь» (в различных ее социально-биологических фазах и характеристиках), «болезнь» и «смерть».
Предметом исследования стали лингвосемиотические и лингвокульту-рологические связи и отношения, структурирующие обозначенные участки в экзистенциальной лексике пермских народных говоров. Прежде всего, ими оказались мотивационные отношения в лексической деривации, опосредованные действием устойчивых культурных моделей и ассоциаций.
Материалом для исследования лингвосемиотической природы связей послужили зафиксированные в пермских говорах лексические единицы, связанные с обобщенным (инвариантным) значением 'болезнь' (1483 лексические единицы), и глагольные лексические единицы, связанные с обобщенными (инвариантными) значениями 'жизнь' и 'смерть' или обозначающие смежные с этими понятиями явления (1204 лексических единицы). Источником материала выступили словари, содержащие пермский диалектный лексический материал: «Словарь говоров Соликамского района Пермской области» под ред. О.П. Беляевой (1973), «Словарь пермских говоров Прикамья» (вып. 1-2) под ред. А.Н. Борисовой, К.Н. Прокошевой (2000-2002), «Словарь говора деревни Ак-чим Красновишерского района Пермской области» (вып. 1-5) под ред. Ф.Л. Скитовой (1984-2003), «Словарь Юрлинского говора» A.A. Бахматова, И.А. Подюкова, C.B. Хоробрых, A.B. Черных (2003), «Словарь русских народных говоров» (вып. 1-37) под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сорокалетова (1965-2003); диалектные картотеки Пермского государственного педагогического университета и созданного при нем Центра этнолингвистики народов Прикамья, а также собственные записи живой речи носителей пермского говора, сделанные во время экспедиций в Гайнский, Карагайский, Красновишерский, Кунгурский, Лысьвенский, Нытвенский, Соликамский, Чердынский, Юрлинский, Юсьвин-ский районы за 2000-2004 гг.
С учетом современного состояния русских народных говоров в Прикамье, которые уже сложно квалифицировать как полноценно и автономно существующие, для этнолингвистической реконструкции привлевались материалы архангельских, нижегородских и отчасти других севернорусских говоров, послуживших, как известно, основой для образования вторичных говоров Прикамья. Материалы по севернорусским говорам были получены в ходе работы с картотекой Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, картотекой «Архангельского областного словаря» диалектологического кабинета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, с «Архангельским областным словарем» (вып. 1-11) под ред. О.Г. Гецовой (19802004), «Словарем русских народных говоров» (вып. 1-37) под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сорокалетова (1965-2003). Активно использовались данные «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля (1999). Материалы по другим говорам позволили подтвердить устойчивость культурных коннотаций, прояснить культурно-семиотическую мотивированность того или иного участка лексической системы, проиллюстрировать универсальность выявленных лин-гвокультурологических связей.
Этнолингвистический характер работы, концентрация внимания на непосредственном носителе культурной информации — внутренней форме слова -определили один из аспектов работы, связанный с реконструированием особенностей внутренней формы (мотивировочных и классификационных признаков) и установлением мотивированности диалектного слова в ходе сравнительного анализа его производных значений или значений производных от него лексем. Эта задача выполнялась посредством мотивационного анализа с активным привлечением данных этимологических и культурологических словарей, в частности «Этимологического словаря русского языка» М. Фасмера (в 4 тт., 2003), «Историко-этимологического словаря» П.Я. Черных (в 2 тт., 1999), словаря «Славянских древностей» под ред. Н.И. Толстого (в 3 тт., 1995-2004).
Целью исследования стало выявление, описание и интерпретация лин-гвосемиотических, лингвокультурологических связей и отношений в отдельных участках лексической диалектной системы, раскрывающих народное представление и оценки о различных формах и проявлениях экзистенции (жизни, болезни и смерти).
Достижение данной цели осуществлялось посредством следующих задач:
1. Выявить основные механизмы проникновения «языка» культуры в лексические знаки естественного языка, обозначить основные признаки маркированных «языком» культуры лексических единиц.
2. Определить основы лингвосемиотических систем, продемонстрировать возможности структурирования лексики говоров не только на базе лингвистических (семантических, структурно-семантических) общностей, но и на основе устойчивых культурно-коннотативных признаков лексических единиц диалектного языка.
3. На примере структурированности отдельных семантических полей диалектной лексики представить лингвокультурологические модели, проясняющие лингвосемиотическую системность лексики диалектного языка, а также показать обусловленность ими процесса смыслообразования в обозначенных участках лексической диалектной системы.
4. Продемонстрировать на базе выявленных лингвосемиотических моделей возможности интерпретации культурной семантики диалектного слова для описания механизмов смыслообразования диалектной лексики в целом и для реконструкции культурно-языкового сознания диалектоносителей.
5. Определить характерные черты тех лексических объединений в словаре народных говоров, которые отличаются семиотическими свойствами.
Для решения поставленных целей и задач использовался целый комплекс методов исследования. Сбор материала осуществлялся методами включенного и непосредственного наблюдения в ходе экспедиций в различные районы Пермской области, а также методом сплошной выборки из словарей и картотек. Выявление культурно-коннотативных лексических единиц и лингвосемиотических связей и отношений в лексике пермских говоров осуществлялось посредством предложенного Н.И. Толстым метода этнолингвистической реконструкции, предполагающего обращение к мотивационному анализу, включающему анализ внутренней формы слова, использование словообразовательного и в ряде случаев этимологического анализов лексем. Данный метод использовался в непосредственной взаимосвязи с методом семиотического анализа, разработанного В.В. Ивановым, Н.И. Толстым, В.Н. Топоровым, Б.А. Успенским для описания мифопоэтического слоя языка (художественных и фольклорных текстов, культурных и обрядовых комплексов). Выявленные семиотикой системы вторичных смыслов, отражающих особенности мировидения и культуры того или иного народа, дают возможность вскрыть отражение системного характера культуры в организации лексико-семантического пространства языка. Описание отдельных и комплексных лингвосемиотических единиц лексической системы диалектного языка происходит с опорой на предложенный и апробированный В.Н. Телией лингвокультурологический анализ. Он состоит в выявлении и описании в различного типа языковых знаках культурных коннотаций, соотносимых с языковой семантикой этих знаков и воспроизводимых в процессах употребления языка той или иной социокультурной группой. Построение лингвокультурологических моделей, лингвосемиотических систем осуществлялось с помощью метода лингвистического конструирования языковых систем. В исследовании активно используется разработанный В.Н. Карауловым метод структурирования семантического поля на базе семного (компонентного) анализа слова. Особый характер семантики диалектного метафорического и куль-турно-коннотативного слова — ее условность — потребовал обращения к методу ассоциативного сопоставления и сближения. При интерпретации устойчивости лингвосемиотических связей и отношений использовались также данные, полученные количественным методом (статистическим подсчетом элементов и количественными сопоставлениями). Результаты исследований представлены преимущественно посредством описательного метода.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые системность отдельных участков лексико-семантического пространства пермских народных говоров демонстрируется на основе общности культурных коннотаций мотивировочных и/или классификационных признаков слов. Новым является и конструирование, описание лингвокультурологических моделей, представляющих механизм смыслообразования для отдельных участков экзистенциальной лексики пермских народных говоров.
Основная теоретическая значимость исследования заключается в разработке модели представления, описания и интерпретации лингвосемиотиче-ской системности лексико-семантического пространства диалектной лексики, на базе которой описываются механизмы смыслопорождения, семантического развития диалектной лексики в непосредственной взаимосвязи с культурными моделями и ассоциациями. Структурирование отдельных участков лексики пермских говоров лингвосемиотическими, лингвокультурологическими связями и отношениями расширяет рамки представлений о системности диалектного словаря. Интерпретация этих связей пополняет сведения об особенностях народной духовной традиции и об отраженности в народной речи специфики семиозиса народной культуры.
Практическая ценность работы заключается в возможности применения подобного лингвокультурологического моделирования и описания культурной семантики лексических единиц при рассмотрении иных структурных и функциональных систем национального языка в контексте культуры. Результаты семиотического анализа и лингвокультурологического описания диалектной лексики могут быть использованы для описания семантико-стилистических свойств народной речи, могут привлекаться для разработки проблем образности и эстетики народной речи. Выявленные культурные характеристики диалектного слова могут быть учтены при составлении различного рода региональных словарей. Результаты проведенного исследования могут быть использованы при разработке спецкурсов и спецсеминаров по современному русскому языку, русской диалектологии, при ведении курсов по лин-гвокультурологии, этнолингвистике, языку фольклора.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Помимо собственно лингвистических (семантических, структурно-семантических) связей и отношений, лексический состав народных говоров характеризуется наличием устойчивых лингвосемиотических качеств. Связи и отношения в лексике говоров определяются наличием в значении слова культурных коннотаций, являющихся связующим звеном между значением лексических единиц естественного языка и культурной семантикой знаков «языка» культуры. Опосредованные культурой связи находят отражение в механизмах смыслопорождения, характерных для диалектной речи в целом.
2. Лингвосемиотическая системность диалектной лексики существенно детерминирована системностью народной культуры, а механизмы развития словарного состава диалектов - действием устойчивых культурных моделей и ассоциаций. Выявление системы значимых для языка культурных моделей и ассоциаций позволяет создать лингвосемиотические модели, отражающие комплекс народных представлений о том или ином фрагменте действительности и проясняющие динамику развития семантики и формы диалектного слова.
3. Особенности семиотического пространства традиционной культуры (гетерогенный, разнокодовый, многоуровневый, панхронический, континуальный ее характер; нежесткость, открытость структуры; способность хранить и продуцировать множество смыслов) существенно воздействуют на структурированность лексической системы говора и «качество» семантики диалектного слова. Культурно опосредованные системные участки диалектной лексики предстают как системы, которым свойственна присущая народному семиозису в целом антиномичность, и в то же время - как принципиально нежесткие, открытые образования, состоящие из множества наслаивающихся, взаимопере-секающихся подсистем.
4. Преимущественно образно-метафорический и оценочный характер лексем, составляющих лингвокультурологически охарактеризованные объединения слов, а следовательно, их способность выражать различные мировоззренческие, познавательные, этические, общекультурные смыслы позволяет рассматривать семиотически значимые участки диалектной лексической системы как субстрат народной культуры и языковой коррелят народной духовной традиции одновременно.
Структура работы
Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. В первой главе содержится обзор принятых в русской диалектологии подходов, в которых диалектная лексика рассматривается как системное образование; приводится анализ становления научных представлений о соотношении системности народной культуры и диалектного слова; иллюстрируются особенности системности пермского диалектного лексического материала, обусловленной устойчивыми культурными коннотациями, на уровне отдельного слова, словообразовательных рядов и синонимических объединений слов. В главе особое внимание уделяется выработанным в современной русистике и славистике методам описания структурных связей лексического уровня языка в контексте культуры, проблеме моделирования лингвосемиотических систем; определяется место структурируемых в работе культурно-мотивированных групп и ассоциативно-символических блоков в ряду лингвокультурологических парадигм. Во второй главе выявляются лин-гвосемиотические характеристики конкретного семантического поля (поле «Болезнь»), описываются основные культурно-семантические модели мотивации диалектного смыслопорождения и представляющие отражение действия этих моделей культурно-мотивированные группы данного поля. Третья глава содержит анализ и описание взаимодействия диалектной глагольной лексики разных семантических полей, обусловленного сложностью структуры одного культурного кода и множественностью культурных ассоциаций его составляющих. В ней раскрывается народное представление экзистенции посредством структурирования ассоциативно-символических блоков.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Лингвосемиотические связи в диалектной лексической системе"
3.5. Выводы
1. Выявление семантически и/или структурно-семантически общих мотивировочных и/или классификационных признаков у глагольных составляющих двух противопоставленных на сигнификативных основаниях полей «Жизнь» и «Смерть» позволило представить их в семантической и/или структурно-семантической взаимосвязи - в структурированности ассоциативно-символических блоков движения. Рассмотрение фактов мотивационного наложения, пересечения на фоне культурного контекста позволило рассматривать блоки в качестве лингвокультурологических систем, в совокупности составляющих более сложное — лингвосемиотическое образование, раскрывающее народное представление экзистенции в обусловленности культурно-семиотическим кодом движения.
2. Ассоциативно-символические блоки в отдельности и во всей своей совокупности представляют собой лингвокультурологические системы, отражающие существование устойчивого представления экзистенции в образе (образах) движения и структурированные в самом общем виде двумя культурными ассоциациями движения (движений):
Подобная множественность ассоциаций выражается в мотивационных связях лексических составляющих двух ассоциативно-семантических рядов с глаголами движения, в наличии в структуре экзистенциальных глаголов противоположных полей «Жизнь» и «Смерть» семантически и/или структурно-семантически тождественных мотивировочных и/или классификационных признаков. жизнь движение смерть
3. Ассоциативная (опосредованная культурным контекстом) природа данной мотивационной связи, нагруженность мотивировочных и/или классификационных признаков различными (иногда амбивалентными) культурно-символическими коннотациями позволяет характеризовать ассоциативно-символические блоки как нежесткие образования, состоящие из взаимопересе-кающихся, наслаивающихся друг на друга подгрупп/групп/рядов, и интерпретировать подобные факты пересечения не только как результат деривационных (мотивационных) отношений в лексике, но и как отражение сложности культурно-семантического кода движения, не исключающего амбивалентного (множественного) развертывания, ассоциирования «двигательных» символов, пересечения двух (или более) культурных ассоциаций (культурно-семантических мотивационных моделей), сформировавшихся на базе конкретной «двигательной» ассоциации.
4. Главной характерной чертой всех ассоциативно-символических блоков в отдельности и в целом является асимметризм (см. Схема 2).
4.1. Асимметризм блоков выражается в разном количественном их составе:
Блок «горизонтальное движение» 141 единица 42,7%
Блок «вертикальное движение» 68 единиц 20,6%
Блок «вращательное движение» 76 единиц 23%
Блок «статическое состояние» 45 единиц 13,7%
Подобная асимметрия позволяет говорить о более привычных, устоявших образных представлениях экзистенции. Наиболее типичным (и типоло-гичным) для представителей традиционной культуры становится представление экзистенции: жизни и смерти - в наиболее характерном для человека движении - перемещении в горизонтальной плоскости мироздания. Кроме того, с учетом обусловленности развития семантики культурными ассоциациями определение наиболее устойчивых из них позволяет обозначить области и направления наибольшей вероятности развития экзистенциальной семантики.
4.2. Асимметрия видна и в превалировании глаголов с семантикой жизни над глаголами с семантикой смерти:
Блоки Ассоциативно-семантический глагольный ряд жизни Ассоциативно-семантический глагольный ряд смерти горизонтальное движение» 134 единицы - 36,3% 21 единица - 5,7% вертикальное движение» 51 единица - 13,8% 29 единиц - 7,9% вращательное движение» 69 единиц - 18,7% 13 единиц - 3,5% статическое состояние» 42 единицы - 11,4% 10 единиц-2,7%
Всего: 296 единиц - 80,2% 73 единицы- 19,8%
Преобладание единиц с инвариантной семантикой «Жизнь» объясняется не только зримостью, понятностью, большим многообразием проявлений феномена жизни по сравнению с менее представляемым, более табуизированным в народном сознании потусторонним существованием и не только более типичной ассоциацией движения с жизнью. Представляется, что к подобному неравновесию в языке имеет отношение и аксиологическая, мировоззренческая, культурная значимость для носителя традиционной культуры жизни и смерти. Жизнь - самоценный объект приложения к ней самых разнообразных оценок, трактовок, мировоззренческих комментариев.
4.3. Асимметризм проявляется и в разности пересечений. Наибольшее количество наложений предоставляют ассоциативно-символические подгруппы «однонаправленное горизонтальное движение» и «вертикальное движение вниз». Общими мотиваторами для ассоциативно-семантического глагольного ряда жизни и смерти в блоке «горизонтальное движение» стали глаголы перехода, ухода (при актуализации семы 'исчезновение'), трясения и шевеления; в блоке «вертикальное движение» - глаголы падения, бросания и отрывания; в блоке «вращательное движение» - глаголы переворачивания, заворачивания и отвертывания; в блоке «статическое состояние» — стояния и лежания. Анализ мотивационных связей глаголов с семантикой жизни и смерти с общими для них культурными мотиваторами позволил выявить определенную закономерность в сближении двух ассоциативно-семантических рядов. Пересечение устойчиво происходит на базе внутренней формы, отсылающей к культурным предикатам переходности, в частности к глаголам, указывающим на движения, предполагающие исчезновение и появление объекта в другом месте (перейти, уйти, увести, выпасть, пасть, бросить) или на движения в противоположную сторону с помощью вращения (перевернуть, завернуть), а также действия, направленные на придание новой формы объекту (оторвать, отвернуть, разворотить, завернуть, растрясти). Устойчивым оказывается и указание на культурные предикаты, наделенные в традиционной культуре амбивалентной символикой, как положительными, так и отрицательными культурными смыслами, что очевидно в семантике глаголов шевелить, растрясти, символически связанных в одних случаях с источником жизни, в других - с причиной гибели; амбивалентными смыслами мотивированы и глаголы стояния. В связи с этим совмещенными, сближенными экзистенциальными смыслами становятся области, традиционно воспринимаемые в народной культуре как переходные, смежные, отмеченные знаком маргинальности, потусторонности. К ним в первую очередь относятся такие понятия, как «смерть», «старость», «болезнь», «исчезновение положительных качеств человека». Семантика переходности затронула и ритуальные, сакральные области, традиционно осмысляемые через характеристики смерти. Так, в образах перехода предстают прежде всего процессы рождения, взросления, выхода замуж, умирания человека.
4.4. Асимметрия налицо и в количественном, структурно-семантическом несовпадении мотивировочных и/или классификационных признаков глаголов с семантикой жизни и смерти. Зафиксированы специфичные, характерные исключительно для мотивированности единиц ассоциативно-семантического ряда жизни мотивировочные и/или классификационные признаки движения. Подобными признаками в блоке «горизонтальное движение» стали признаки достижения чего-либо посредством хождения; признаки появления (выхода, вывода, выбегания, выскакивания); признаки быстрого и медленного, нормального и ненормального, с помощью силы, транспортных средств продвижения, признаки движения с ношей, скакания, соединения, разъединения, признаки длительного, беспорядочного, непрямого движения в пространстве, болтания, качания; в блоке «вертикальное движение» — признаки множественных вертикальных действий с ударами, признаки роста, вытягивания; в блоке «вращательное движении» — признаки длительного, интенсивного витья, верчения, кручения, вращения, мотания, признаки кружения, кручения, обхода с ношей или без ноши; для блока «статическое состояние» — признаки сидения. Для ассоциативно-семантического ряда смерти не выявлено специфических культурно-нагруженных признаков, отмечается лишь преобладание классификационных признаков финитности, предела действия и практически отсутствие признаков начинательности, сосредоточенных в формантной части внутренней формы глаголов (преимущественно в префиксальных морфемах).
5. Отмечается семантическая множественность, устойчивое кодирование одной и той же информации в различных образах движения, что позволяет говорить о том, что ассоциативно-символические блоки движения представляют собой дублирующие друг друга символические системы, находящиеся в отношениях условной символической синонимики и дублетности. Дублирующий символический характер блоков подтверждается и символико-синонимическими отношениями закрепленных во внутренней форме «двигательных» ассоциаций, структурирующих ассоциативно-семантический ряд жизни в оценках позитивности и негативности. Знаком символического позитивизма отмечены лексемы, внутренняя форма которых представляет собой лек-сикализацию следующих структурированных культурных моделей: «рождение как достижение чего-либо с помощью ног/ выход, выбегание, выгон/ движение с ношей/ вождение/ результат трясения», «замужество, брак как выскакивание/ выход/ выбегание/ выведение/ уход/ соединение в результате встречного движения», «физические и социальные изменения как достижение чего-либо с помощью ног/ рост/ вытягивание/ результат падения/ мотания/ сидения/ вставания/ постановки», «жизнь в двигательной, деятельностной активности как быстрое движение (бег)/ длительное движение из стороны в сторону/ шевеление/ витье, верчение, кручение, кружение», «жизнь в достатке и довольстве как достижение чего-либо с помощью ног/ вождение/ поворачивание/ результат падения/ остановка движения/ самостояние/ сидение», «выздоровление как отведение/ окончание или результат болтания/ вытягивание/ вставание, постановка». Результатом отражения отрицательной символики «двигательных» ассоциаций стали лексические единицы, содержащие во внутренней форме следующие аналогии: «праздный, аморальный, распутный образ жизни как медленное хождение (волочение)/ движение из стороны в сторону/ быстрое движение (бег)/ болтание/ падение/ бросание/ витье, верчение, вращение, кручение, мотание», «тяжелая, болезненная, обременительная жизнь как продвижение с помощью силы, движение с ношей/ медленное хождение/ передвижение с помощью других транспортных средств/ ненормальное передвижение с помощью ног (например, ковыляние)/ продвижение с силой/ движение из стороны в сторону/ болтание/ поворачивание/ лежание/ сидение», «болезненное состояние как исчезновение в результате перемещения/ движение с ношей, тяжестью/ медленное, ненормальное передвижение с помощью ног/ болтание/ падение/ бросание/ отрывание/витье, верчение, кручение, отворачивание/ стояние/ лежание/ сидение».
6. Помимо символико-синонимической природы внутренних и внешних связей каждого блока движения налицо антиномичный характер их структурированности. Каждый ассоциативно-символический блок движения распадается на две противопоставленные по шкале символического позитивизма и негативизма группы. Развитие позитивных и негативных экзистенциальных смыслов находится в прямой зависимости от бинарного устройства культурно-символической матрицы - кода движения: «однонаправленное — разнонаправленное», «вверх - вниз», «прямое - кривое», «быстрое - медленное», «движение - статика», «стояние - падение» и т.д. В связи с этим каждый блок не только дублирует друг друга, но и находится во взаимном противопоставлении, основанном на противоположных символических ассоциациях того или иного вида движения. Подобное пересечение, наличие множества разнообразных семантических, структурно-семантических, культурно-символических связей и отношений в мотивированности экзистенциальных глаголов с мотивировочными и/или классификационными признаками движения позволяет рассматривать ассоциативно-символические блоки как принципиально нежесткие, открытые, взаимопересекающиеся системы, основанные и отражающие множество культурных ассоциаций различного рода движения.
Таким образом, представление экзистенциальной глагольной лексики в структурированности ассоциативно-символических блоков движения служит своеобразной лингвосемиотической моделью народного представления экзистенции в образах движения, свидетельством взаимосвязанности, но не тождественности понятий «жить» и «умереть». Существование в народной культуре, помимо кода движения, иных таксономических субстратов ее текстов (растительного, зоологического, предметного, квантитативного, персонажного, цветового и т.д.) позволяет предположить существование линвосемиотической системности экзистенциальной лексики и в других символических субсистемах языка народной культуры.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. Основой для выявления и описания лингвосемиотических связей и отношений в лексико-семантическом пространстве диалектного языка выступает «культурная референция» (Кузнецов 2001: 217, Телия 1999: 23) - соотнесение лексических единиц с «языком» (текстом) народной культуры. Результатом референциальной отсылки становится семантическое усложнение слова — появление в его семантике культурных коннотаций, выступающих в качестве связующего звена между интенсиональным лексическим значением и культурной семантикой знаков «языка» культуры. Следствием такого рода «культурного проникновения» становится перекомбинация, образование семиотических (вторичных по своей природе) систем, основанных на культурно опосредованных (достаточно условных) связях и отношениях, а именно, на культурно-коннотативных семантических общностях лексических знаков. Подобного рода образованиями следует считать культурно-мотивированные группы и ассоциативно-семантические блоки, структурируемые на инвариантной основе культурно-коннотативных мотивировочных и/или классификационных признаков слов. Описание лингвосемиотических систем и их составляющих представляет собой прежде всего интерпретацию и характеристику их форм (структур).
2. Результат моделирования отдельных участков лексико-семантического пространства пермских говоров в лингвосемиотические системы позволяет утверждать, что, помимо собственно языкового структурирования лексического состава диалектного языка, действия чисто языковых механизмов и закономерностей в его развитии, в лексико-семантической системе говоров имеет место обусловленность ее семиотическим, знаковым пространством культуры. «Язык» народной культуры структурирует лексико-семантическое пространство диалектного языка, определяя его структурные, онтологические свойства. Культурные знаки и/или системы знаков напрямую оказываются включены в процесс образования лексических единиц, структурирования целых участков лексико-семантического пространства диалектного языка. Вступая в структурные связи с текстами культуры (обрядами, верованиями, мифологией, бытом и т.д.), лексика приобретает черты семиосферы, становится отражением символической матрицы «языка» народной культуры. Развитие тех или иных значений и коннотаций у единиц лексического уровня языка находится в прямой зависимости от нахождения отражаемого ими понятия в структуре универсальной моделирующей семиотической системы, их культурной коннотативности. «Окультуренное» мировидение отражается, как правило, во внутренней форме слов, благодаря этому оно межпо-коленно транслируется ими, донося до современности те коллективные представления, которые складывались в процессах культурного освоения мира.
3. Структурирование систем на основе мотивировочных и/или классификационных признаков слова, интерпретирующих не только связь обозначающего с обозначаемым, но и ассоциации между множеством знаков в пределах лексико-семантического пространства языка, позволяет представить данные образования как принципиально нежесткие, с множеством взаимопе-ресекающихся, накладывающихся друг на друга подсистем. Способность мотивировочных и/или классификационных признаков указывать сразу же на несколько планов языковой и неязыковой действительности (в том числе и культурной) раскрывает сложность механизмов смыслообразования, неограниченность их чисто языковыми характеристиками. Нагруженность мотивировочных и/или классификационных признаков множеством смыслов диктует множественность мотиваций, определяющих участие одних и тех же лексических единиц в структурировании различных участков лингвосемиотиче-ского пространства диалектного языка. Мотивация, как правило, основывается на смежности/сходстве денотатов и их множественной культурно-символической ассоциативности. Пересечения, наложения лингвокультурологических групп/подгрупп заданы сложностью структуры семиотического пространства культуры (множественностью культурных ассоциаций его составляющих), а также синхронно-диахроническим характером культуры, направленностью ее на накопление, отражение и продуцирование множества культурных смыслов. Мотивационные связи семиотически охарактеризованных диалектных лексем носят преимущественно нежесткий, ассоциативный характер, находящийся в прямой зависимости от условности «языка» народной культуры.
4. В связи со стереоскопическим характером культуры одной из характерных черт лингвосемиотических систем становится семантическая избыточность, повторяемость, дублирующий характер отдельных их составляющих / групп / подгрупп. Каждая культурно-мотивированная группа и аналогично каждый ассоциативно-символический блок, представляя собой лекси-кализацию одной модели или ассоциации, сближены между собой на основе культурных коннотаций, связаны отношениями условной символической синонимии, дублирования. Они означивают, кодируют один и тот же смысл в различных знаках народной культуры, указывая на границы понимаемого и воспринимаемого фрагмента действительности. В связи с этим лингвосемио-тические системы могут быть определены, с одной стороны, как дискретные, замкнутые структуры, имеющие свои границы. Антиномичность становится ведущим их свойством. С другой стороны, налицо непрерывность, целостность лингвосемиотического пространства, соединение противоположных смыслов и понятий.
5. Лингвосемиотические системы предстают и как открытые образования. Открытость структуры лингвосемиотических систем задается их инвариантно-вариантной природой. Представляя собой реализацию, воплощение культурных моделей, структурируемых на основе близких культурных ассоциаций относительно отдельных фрагментов мира, лингвосемиотические системы находят свое продолжение в дублировании другими системами -лексикой других тематических групп, фразеологией, фольклором, текстом обряда и т.д. Расширяют они свои границы и при установлении связей с аналогично мотивированными лексемами других говоров, языков. Установленные универсалии культуры задают направление дальнейшего развития языка, поэтому открытость лексико-семиотических систем может быть определена и как пространственно-диахроническая развернутость их структуры.
6. Каждый вариант культурной модели, являя собой тонкие нюансы художественно-эстетического, поэтического, этического освоения мира, структурирует, развивает пространство народной культуры, встраиваясь в общий ряд образной типологии. Культурная значимость вариантной и инвариантной сторон лингвосемиотических моделей характеризует их как культурный субстрат и языковой коррелят народной духовной традиции.
Список научной литературыПоздеева, Светлана Михайловна, диссертация по теме "Русский язык"
1. Аванесов Р.И. Очерки русской диалектологии. М.: Учпедгиз, 1949. С. 102.
2. Аванесов Р.И., Орлова В.Г. К очередным задачам русской диалектологии //Материалы и исследования по русской диалектологии. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 3-6.
3. Агапкина Т.А., Топоров В.Н. Об одном из парадоксов движения. Несколько замечаний о сверхэмпирическом смысле глагола «стоять», преимущественно в специализированных текстах // Концепт движения в языке и культуре. М.: Индрик, 1996. С. 7-49.
4. Агапова М.А., Зимина И.В. Лексика ложкарного и посудотокарного промыслов на территории Нижегородской области // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2000. СПб.: Наука, 2003. С. 128-131.
5. Азарх Ю.С. Однокоренные синонимические существительные в частных диалектных системах // Русские диалекты. Лингвогеографический аспект. М.: Наука, 1987. С.149-167.
6. Алешина Л.М. Лексика коноплеводства в орловских говорах: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Орел, 2002. С. 24.
7. Алпатова П.Н. Тамбовская Масленица как текст: семантика, символика и терминология обрядов (на общерусском фоне): Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тамбов, 2001. С. 25.
8. Андреев В.К. Псковские названия построек и помещений (словообразовательный аспект) // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 1998. СПб.: Изд-во ИЛИ РАН, 2001. С. 46-50.
9. Анохина Л.И. Лексика питания: названия печеных кушаний из муки в орловских говорах (структурно-семантический аспект): Дисс. канд. филол. наук. Орел, 1998. С. 208.
10. Апресян Ю.Д. Изб. труды: В 2 тт. Т. 1: Лексическая семантика. С. 472. Т. 2: Интегральное описание языка и системная лексикография. С. 767. М.: Школа «Языки русской культуры»; Изд-кая фирма «Восточная литература» РАН, 1995.
11. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Наука, 1974. С. 368.
12. Апресян Ю.Д., Богуславская О.Ю., Левонтина И.Б. и др. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. М., 1999. Вып. 1.13.