автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Литература и наука в творчестве Олдоса Хаксли

Полный текст автореферата диссертации по теме "Литература и наука в творчестве Олдоса Хаксли"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

003464530

На правах рукописи

Головачева Ирина Владимировна

ЛИТЕРАТУРА И НАУКА В ТВОРЧЕСТВЕ ОЛДОСА ХАКСЛИ

Специальность 10. 01.03 - литература народов стран зарубежья (литература народов Европы, Америки, Австралии)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

^ о а.?

Санкт-Петербург 2008

003464590

Работа выполнена на кафедре истории зарубежной литературы Факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского Государственного университета

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Ю. В. Ковалев

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Осипова Эльвира Филипповна

доктор филологических наук, профессор Анцыферова Ольга Юрьевна

доктор филологических наук, профессор Жеребин Алексей Иосифович

Ведущая организация: Российский государственный гуманитарный

университет, Москва

Защита состоится /6? апреля 2009 года в/¿¿у часов на заседании совета Д. 212.232.26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 159034 Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 11, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан «_

2009 года.

Ученый секретарь Диссертационного совета, ^~ кандидат филологических наук, доцент Тнтаренко Светлана Дмитриевна

В 1925 г. Олдос Хаксли (1894 - 1963) сделал неожиданное для литератора признание: «Если бы я мог родиться заново и выбрать, кем стать, я бы пожелал стать ученым — и стать им не по воле случая, а по природному предназначению. <...> Единственное, что заставило бы меня усомниться - это художественная гениальность, будь она предложена мне судьбой. Но даже если бы я мог стать Шекспиром, думается, я все равно предпочел бы стать Фарадеем».] Он добавил, что не является «подлинным писателем», способным легко придумывать сюжеты и создавать полнокровные убедительные образы.

Олдос Хаксли получил по истине сказочное культурное наследство по двум генеалогическим линиям. Его дед по отцовской линии - великий биолог-эволюционист Томас Генри Гексли (Хаксли, 1825-1895). Дед по материнской линии - великолепный поэт и просветитель Мэтью Арнольд (1822 - 1888). Наследственность, предоставившая потомку викторианских мэтров выбор из равно привлекательных для него art или science, возможно, сыграла не последнюю роль в укреплении его решимости этого выбора избежать. Очевидно, бессознательно он стремился «объять необъятное», то есть каким-то образом соединить научную мысль и литературу.

Не будучи по-настоящему великим художником слова, не создав стиль или школу, О. Хаксли, тем не менее, по праву занимает место в пантеоне лучших авторов ушедшего столетия. И не только потому, что, если бы не открытая им литературная техника «контрапункта», скорее всего, мы читали бы, например, совсем другого Фолкнера.2 Трудно вообразить, как развивалась бы без Хаксли фантастическая литература и, в частности, утопическая проза. Но дело не только в этом. Особый статус О. Хаксли в литературе XX века определяется тем, что он представляет собой особый тип художника-интеллектуала.

1 Huxley, A. A Night at Pietramala // Complete Essays of Aldous Huxley : In 6 vol. / Ed. R. S. Baker and J. Sexton. — Chicago : Ivan R. Dee, 2000. —Vol. 1. -P. 407.

2 См. об этом статью: Савуренок, А. К. Фолкнер и Олдос Хаксли (К вопросу о композиции романа Фолкнера «Деревушка») / А. К. Савуренок // Сравнительное изучение литератур. - Ленинград : Наука. Ленинград, отд-ние, 1976.-С. 434-438.

ПРЕДМЕТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ в данной диссертации является влияние научного знания на мировосприятие и литературное творчество Олдоса Хаксли, в особенности периода, начавшегося с работы над «Дивным Новым Миром» (Brave New World, 1932).

Многие отказывают раннему Хаксли в оригинальности, говоря о том, что его ранние романы - типичные period pieces. Не меньше и тех, для кого «подлинный Хаксли» закончился после, а то и до публикации <<Дивного Нового Мира». Таково, в целом, мнение одного из первых отечественных исследователей этого автора Н. Я. Дьяконовой.3 Раскрытие внутренней логики литературной и философской эволюции Олдоса Хаксли - тема докторской диссертации другого российского ученого, В. С. Рабиновича.4

Следует отметить, что зарубежные исследователи Хаксли давно перестали говорить о том, что его талант исчерпал себя к тому времени, как писатель перебрался в Соединенные Штаты. Вслед за Д. К. Данауэем, подробно изучившем все детали жизни Хаксли в Калифорнии, мы убеждены, что пребывание в Америке дало писателю бесценный опыт и стимулировало его широчайшие интересы.5

Без преувеличения можно сказать, что Хаксли писал обо всем на свете. На первый взгляд, он уделял слишком много внимания (для

3 Дьяконова, Н. Я. Интеллектуальный роман Олдоса Хаксли / Н. Я. Дьяконова // Шутовской хоровод : Романы / перевод с англ. JL Паршина и И. Романовича / Хаксли О. - СПб. : Амфора, 1999. - С. 5-16; Дьяконова,. Н. Олдос Хаксли и жанр интеллектуального романа / Н. Дьяконова // Типология жанров и литературный процесс. - СПб. : Изд-во СПбГУ, 1994. - С. 23-29.

4 Рабинович, В. С. Олдос Хаксли : эволюция творчества. Автореферат дис. ... доктора филологических наук / В. С. Рабинович. - Екатеринбург : Изд-во Екатеринбурге. Гос. ун-та, 1999.

5 Головачева, И. В. «Американская мечта» у Хемингуэя и Хаксли / И. В. Головачева // Хемингуэй и его контекст. - СПб. : Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2000. - С. 41-48; Golovatcheva, I. A Perfect Psychology for а Perfect Society: Aldous Huxley's American Fantasies / I. Golovatcheva // "Nature's Nation" Reconsidered : American Concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis. EAAS Biennial Conference Abstracts, Graz, Karl-Franzens-Universitat, 2000. - P. 50-51. О роли, которую сыграла культура Америки в творчестве Хаксли см. также Meckier, J. Aldous Huxley's American Experience: The Inaugural Lecture for the Centre for Aldous Huxley Studies, Münster, 29 June 2000 / Jerome Meckier // Aldous Huxley Annual, 1. - 2001. -P. 227-239.

литератора) психобиологическому аспекту жизни человека. Однако всю жизнь Олдоса Хаксли окружали не только великие писатели, религиозные мыслители, актеры и композиторы (Д. Г. Лоуренс, К. Ишервуд, Т. Манн, Дж. Кришнамурти, Ч. Чаплин, братья Маркс, И. Стравинский и др.), но и многочисленные ученые, которые были в своих областях, несомненно, выдающимися фигурами (Б. Рассел, Дж. Б. С. Холден, Э. Хаббл, Ф. Перлз, А. Маслоу, К. Роджерс и пр.). Они во многом определили направления собственных утопических построений О. Хаксли.

АКТУАЛЬНОСТЬ нашего диссертационного исследования определяется необходимостью всесторонне рассмотреть процесс эволюции Олдоса Хаксли и как теоретика/экспериментатора, и как художника.

Из его писем, адресованных авторам новейших научных сочинений, мы узнаем об его участии в многочисленных научных дискуссиях, конференциях и симпозиумах. Профессиональные генетики, евгенисты, психиатры и психотерапевты, с которыми он обменивался мнениями, относились к нему исключительно серьезно, порой воспринимая его как коллегу и вовлекая в новаторские проекты.

Идеи, над которыми О. Хаксли так напряженно размышлял в течение своей жизни (в разные периоды это были разные идеи, но биология, демография и терапия были его постоянными увлечениями), нашли свое воплощение, к счастью, не только в культурологических или социологических трактатах, но и в его романах.

В своих произведениях ему удалось не столько предвосхитить, сколько достаточно точно спрогнозировать многие, если не все, существенные приметы и болевые точки современной жизни индивидуума и социума. Можно было бы предположить, что это произошло только благодаря общению писателя с выдающимися учеными и что Хаксли попросту «подхватывал» новые идеи и исследовал их на уровне, доступном строго мыслящему дилетанту с художественным воображением. Это предположение справедливо лишь отчасти. Не выдающиеся ученые, его корреспонденты, а блестяще образованный дилетант Хаксли часто оказывался первым в постановке проблемы: он первым заговорил о возможностях, которые предоставляют посткапиталистической экономике новые методы репродукции и генной инженерией, он первым начал

фантазировать о тех перспективах, что открывают новые

психоактивные вещества психотерапевту, мистику, художнику и даже политику. Все это делает его фигуру уникальной.

ИЗУЧЕННОСТЬ ВОПРОСА. Среди сотен работ, посвященных Олдосу Хаксли, выделяются всего две серьезные монографии - Роберта Бейкера и Джун Дири6, в которых уделяется особое внимание роли научного знания в творчестве писателя. Следует отметить и главу «Будущее науки и Господь наш Фрейд» в книге Питера Ферчоу «Конец утопии» (1984), а также его статью «Наука и сознание в «Дивном Новом Мире» Хаксли.7 Назовем и работу, в которой была впервые критически рассмотрена научная составляющая первой утопии Хаксли и подчеркнута двойственность позиции писателя. Это эссе Теодора Адорно «Олдос Хаксли и утопия», переведенное на английский в 1967.8 Что до российских работ на данную тему, то лишь в одной статье уделено особое внимание роли науки в литературных утопиях, в том числе и в текстах О. Хаксли.9 Наше исследование продолжает и дополняет вышеперечисленные работы, ибо тема негуманитарного контекста и интертекста далеко не исчерпана. ЦЕЛЬ НАШЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ - показать, что интеграция научного знания в пространство художественного текста являлась одной из центральных задач Олдоса Хаксли. Поэтому мы уделяем особое внимание влиянию научного знания на творчество писателя, главным утопическим (ибо не вполне реализованным) проектом которого мы полагаем создание

6 Baker, R. Brave New World : History, Science, and Dystopia / Robert Baker. -Boston: Twayne, 1990. Теме науки посвящена и статья Р. Бейкера (Baker, R. S. Science and Modernity in Aldous Huxley's Interwar Essays and Novels / Robert S. Baker // Aldous Huxley Between East and West. -Amsterdam-New York: Rodopi В. V. Amsterdam, 2001. - P. 35 - 57).

Deery, J. Aldous Huxley and the Mysticism of Science / June Deery. -Basingstoke: Macmillan, 1996.

7 Firchow, P. The End of Utopia: A Study of Aldous Huxley's "Brave New World" / Peter Firchow.-Lewisburg (Pa) : Bucknell University Press, 1984.; Firchow, P. Science and Conscience in Huxley's "Brave New World" / Peter Firchow// Contemporary Literature. - 1975. - Vol. 16.-№ 3. - P. 301-316.

8 Adorno, T. Aldous Huxley and Utopia / Thodore Adorno // Prisms ; trans. S. Weber and S. Weber. - London : Neville Spearman, 1967. - P. 97-117.

9 Новикова, Т. Необыкновенные приключения науки в утопии и антиутопии (Г. Уэллс, О. Хаксли, А. Платонов / Т. Новикова II Вопросы литературы. -Москва, 1998. - Вып. 4. - С. 179-203.

сплава научного и художественного дискурсов. Диссертационная работа призвана решить следующие ЗАДАЧИ:

1. Написать интеллектуальную биографию Олдоса Хаксли. Самые первые биографии писателя написаны его подругой Сибиллой Бедфорд и его второй женой Лаурой Ачерой Хаксли. Безусловно, не менее ценными источниками являются и биографии, созданные Д. К. Данауэем, Н. Мюрреем, Д. Сойером и Дж. Халлом10. Наше биографическое исследование отличается от этих работ по своей прагматике. Вместо описания уже известных фактов личной и общественной судьбы писателя, мы представляем творческий путь интеллектуала, чьи художественные произведения и научно-популярные трактаты были вехами на пути теоретического и экспериментального познания.

Мы уделяем особое внимание зрелым и поздним произведениям Хаксли. Трудно отрицать, что по сравнению с эстетически стройными произведениями британского периода более поздние, американские тексты О. Хаксли далеки от совершенства. Но разве они одновременно не более оригинальны? Непринужденное остроумие, изящество и циничность «Желтого Крома» (Crome Yellow, 1921), «Шутовского хоровода» (Antique Hay, 1923) «Этих сухих листов» (Those Barren Leaves, 1925), композиционная полифоничность «Контрапункта» (Point Counter Point, 1928) не исчезли из его поздней прозы.

2. Кроме написания «интеллектуальной биографии» Олдоса Хаксли, еще одной важной задачей мы считаем реальное наполнение термина «роман идей», которым с такой легкостью оперируют критики, редко утруждая себя

10 Bedford, S. Aldous Huxley : A Biography. - Vol. I: 1894-1939 / Sybil Bedford. - London : Chatto & Windus, 1973; Bedford, S. Aldous Huxley: A Biography. -Vol. II: 1939-1962 / Sybil Bedford. - London : Chatto & Windus, 1974; Huxley, L. A. This Timeless Moment : A Personal View of Aldous Huxley / Laura Archera Huxley. - New York : Farrar, Straus & Giroux, 1968; Dunaway, D. K. Huxley in Hollywood / David King Dunaway. - New York : Harper & Row, 1989; Dunaway, D. K. Aldous Huxley Recollected : An Oral History / David King Dunaway. - New York : Carrol & Graf Publishers, 1995; Murray, N. Aldous Huxley : A Biography / Nicholas Murray. - London : Little, Brown, 2002; New York : St. Martin's Press, 2003; Sawyer, D. Aldous Huxley : A Biography / Dana Sawyer. - New York : Crossroad, 2002; Hull, J. Aldous Huxley, Representative Man / James Hull. - Muenster : Carrol & Graf Publishers: Lit Verlag, 2004.

археологическими задачами, т. е. поисками конкретных научных источников идей и собственно научного содержания текстов Хаксли и изучением соответствующего поля значений. Без подобных раскопок исследователь обречен на домысливание авторского замысла, наполнение его произвольными смыслами.

3. Еще одна задача - опровергнуть тезис о том. что Хаксли был в основном увлечен мистикой и паранаукой, и прояснить путанииу, создавшуюся вокруг этого вопроса. В самом деле, даже Джун Дири сделала особый акцент в своей монографии на «маргинальных» псевдонаучных увлечениях писателя, что предопределили его роль «предтечи Нью Эйдж».

4. Мы стремились заполнить как можно большее количество тематических, источниковедческих и кониептуалъных лакун, существующих в хакслеведении.

5. Для прояснения прагматики произведений Хаксли мы рассматриваем то, как складывался их замысел, как возникали и разрешались им вопросы научного содержания. Именно в такой связи мы анализируем многочисленные научные гипотезы и теории, в той или иной мере ассимилированные (принятые или отвергнутые) писателем. Естественные науки, которые мы рассматриваем в диссертации применительно к творчеству Олдоса Хаксли, по сути, насквозь идеологичны. Это качество, по всей видимости, и сделало их удобным материалом критической беллетризации и утопизации. Без выяснения конкретного «научного» контекста в его синхронии и диахронии невозможно понять специфику не только новаторской «антиутопической утопии» 1932 г., но и евпсихии «Остров» (Island), написанной спустя три десятилетия. Отсюда следующие задачи:

6. Подробно рассмотреть «круг чтения» Олдоса Хаксли, ибо только так возможно обеспечить наибольшую объективность исследования: В идеале для понимания феномена Хаксли надо знать все, что знал он.

7. Прояснить причины двусмысленности, характеризующей утопический роман «Дивный Новый Мир», уточнив художественную природу этого текста. Мы отнюдь не случайно отводим центральное место в нашей работе этому самому «научному» из художественных произведений Хаксли. Данный роман стал переломным в его творчестве. Главным для нас был вопрос о том, в самом ли деле этот роман является безоговорочно

антиутопическим. Стремясь найти объяснения нашим «колебаниям», неизменно возникавшим при каждой попытке осмыслить это произведение, а равно и другие его романы и трактаты, мы поставили задачу соотнести «внутренние напряжения» в текстах (термин Ж. Старобинского) с соответствующими психобиографическими истоками и

экстралитературными - в нашем случае научными - событиями." К последним относятся знакомство Олдоса Хаксли с очередными научными публикациями, встречи с их авторами, участие в научных конференциях, семинарах, работа в исследовательских центрах и лабораториях. ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ:

1. О. Хаксли возлагал особые надежды на развитие науки, ибо рассчитывал на то, что с ее помощью человечество (и культура) обретет более верные координаты.

2. О. Хаксли вовсе не предпочитал науке мистику и паранауку, как утверждают некоторые специалисты.

3. Серьезное увлечение науками о жизни, в частности, психологией, имело для О. Хаксли не только теоретическое и творческое значение, но и личностный интерес в качестве инструмента самопознания. В результате появился новый тип прозы, исследующей индивидуальное и общественное сознание и взаимодействие отдельных их областей в полном соответствии с данными современной науки и практики.

4. О. Хаксли был полноправным участником обмена научных идей. Так, например, концепции, присутствующие в (.(Дивном Новом Мире», оказали воздействие не только на неподготовленных читателей, но и на представителей научного мира. И хотя подобный круговорот идей характерен не только для Хаксли, этот феномен особенно ярко высвечивается именно на его примере, потому что целый ряд научных достижений и прогнозов относительно эволюции человечества стал в дальнейшем соотноситься с его текстами.

5. Даже лучшие романы Хаксли, а именно, парадоксально похожие ((Дивный Новый Мир» и «Остров», при беспристрастном рассмотрении демонстрируют довольно редкий случай в большой литературе, когда «что»

" Старобинский, Ж. Поэзия и знание: История литературы и культуры. Т. 1. / Ж. Старобинский ; пер. с фр. Е.П. Васильевой и др. - Москва : Языки славянской культуры, 2002. - С. 12.

важнее «как» - конкретное и искусное наполнение идеями гораздо значительней его гармоничного выражения.

6. Некоторая информативная избыточность и дидактичность со временем возникли в произведениях Хаксли не по мере «убывания таланта», а вследствие смещения его интересов в сторону междисциплинарности, т. е. в результате смещения акцентов и смешения дискурсов в рамках одного текста. Писателя как будто больше не заботит то воздействие, которое достигается с помощью новаторского формотворчества, не волнует, будет ли его очередной текст специфически литературным открытием.

7. Мы ставим под сомнение и опровергаем распространенное мнение, согласно которому (.(Дивный Новый Мир-» в той законченной форме, с которой имеет дело читатель, - антиутопия. Задуманное как «сатирическая» или «негативная утопия» (а это не то же самое, что антиутопия, направленная на развенчание самой идеи построения утопий), это произведение приобрело смыслы и подтексты, сигнализирующие критику не только о двойственности отношения самого О. Хаксли к научным конструктам, составившим фундамент нарисованной им достаточно искусственной картины будущего, но и о шаткости, сомнительности его «гуманистических» устремлений.

8. Высочайшая степень достоверности и теоретической осуществимости всех идей, заключенных в этом футурологическом сочинении, позволяет считать первую утопию Хаксли моделью возможного мира, искусственного рая, спроектированного как единое общество благоденствия. Этот проект зиждется на твердом основании из реалистических прогнозов.

9. <Дивный Новый Мир» направил и продолжает направлять читательские ожидания не только в отношении позднейшей прогностической художественной литературы, но и в отношении научного прогресса в целом. Так, например, не напиши Хаксли о клонах 70 лет назад, скорее всего, мир не выразил бы столь тревожных подозрений относительно перспектив, открывшихся после рождения-изготовления овцы Долли. Это же справедливо и в отношении «обусловливания», промывания мозгов и химического одурманивания населения.

10. Несмотря на «антиутопический» эпиграф (цитату из Бердяева), предпосланный (Дивному Новому Миру», Хаксли признавал ценность утопизма как проявления творческого потенциала и как стремления к

прогрессу. Доказательством тому служат его собственные штудии и эксперименты. Даже осознавая опасности утопизма, он понимал, что культура не может отказаться от утопии.

11. Хаксли видел и трагизм, присущий любому утопизму, ибо любая утопия содержит зерна саморазрушения. Вполне естественно, что и литературные утопии полны явных и подспудных противоречий. «Дивный Новый Мир» качественно отличается от всех прочих текстов высочайшей степенью выявленное™ этих противоречий.

12. Хаксли утверждал, что все авторы литературных утопий стали жертвами упрощения, которое он называл Первородным Грехом Интеллекта. В своих научных и околонаучных проектах, которые мы определяем как утопические, писатель также преследовал не только критические, но и вполне позитивные цели. Однако, несмотря на глубину рефлексии, широту кругозора и благородство целей, он также не избежал проклятия этого греха. Впрочем, в оправдание Олдосу Хаксли следует отметить, что такое стремление к простоте, точнее, ясности, лежит в основе философии, науки, а иногда и искусства.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Поскольку одной из задач нашего исследования было составление интеллектуальной биографии писателя, мы воспользовались биографическим методом. В связи с тем, что конкретные литературоведческие вопросы рассматриваются в диссертации в контексте истории идей, историко-литературный метод наиболее адекватен нашим целям. Кроме того, плодотворными в данном случае были и методы «социокультурного литературоведения» (culture criticism) Рэймонда Уильямса.

Мы также прибегли к методу, сочетающему историю идей и анализ дискурсов, мнений и типов ментальности - т.е. к методу, определенному Мишелем Фуко как «археология знания», в рамках которой разные продукты культуры становятся вполне соизмеримыми.12 Этот метод позволил нам свободно сополагать «документы» различной природы -

12 Фуко, М. Археология знания / Мишель Фуко. - СПб. : Гуманитарная академия, 2004; Фуко, М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук / Мишель Фуко. - СПб.: A-cad, 1994.

художественные тексты Хаксли, его эссе и трактаты, дискуссии нобелевских лауреатов по биологии, медицинские трактаты, лекции по проблемам психофармакологии, материалы конференций по вопросам перенаселенности.

Мы разделили весь биографический и литературный материал на «археологические территории» - медицина, психология и социобиология -для того, чтобы добиться ясности и цельности изложения междисциплинарных вопросов. Очевидно, что писатель вовсе не случайно сделал акцент именно на этих сферах утопического конструирования. Как демонстрируют работы М. Фуко, идеология не исключает научности, точно так же, как наука не исключает идеологичности. Этот тезис полностью подтверждается анализом научного знания Олдоса Хаксли, который одним из первых разглядел идеологическое содержание психологии и биологии -на первый взгляд, далеких от идеологии областей.

Археологические территории, выбранные нами для анализа, были подсказаны самим Олдосом Хаксли, точнее, избранной им стратегией утопизации, которой, на наш взгляд, подчинено большинство его художественных и критических текстов, начиная с середины 1920-х гг. Что до научных текстов, принадлежащих избранным областям знания, то, поскольку в центре нашего внимания располагается фигура Олдоса Хаксли, определенного нами на роль «идеального наблюдателя», мы в основном анализируем тексты, оказавшиеся в поле именно его зрения, т.е. вычленяем то, что было интересно самому Хаксли. Его произведения отсылают нас не только к непосредственному историческому и биографическому контексту, но и к тем явным и подспудным процессам, что происходили в современной писателю науке. Их невозможно игнорировать, как невозможно не замечать факты писательской биографии, НОВИЗНА нашей работы заключается в следующем:

впервые написана «интеллектуальная» биография этого автора; впервые подробно показано, что создание амальгамы художественного и научного дискурсов являлось одной из главнейших задач его зрелого творчества;

впервые все творчество Хаксли рассмотрено сквозь призму его утопических проектов;

впервые целостно реализован междисциплинарный подход к изучению всего творчества писателя Олдоса Хаксли;

впервые введен в научный оборот весь корпус естественнонаучной литературы, послужившей источниками идей О. Хаксли. ОБЪЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Мы исследуем художественные тексты О. Хаксли, а также его трактаты. Кроме того мы используем весь корпус писем Хаксли и его эссе 1920-1960х годов. Мы рассматриваем множество эссе и статей, включенных в шеститомное «Полное собрание эссе Олдоса Хаксли» (Complete Essays), созданное усилиями Дж. Секстона и Дж. Мекьера, а также в сборники «Скрытый Хаксли» и «Хаксли и Бог».13 Кроме того, нам удалось найти немало важнейших журнальных статей, написанных им, например, для Vogue и Vanity Fair на рубеже 1920-30-х гг. Другим ценным источником явились ранее не публиковавшиеся эссе Хаксли, увидевшие свет в последние пять лет в Aldous Huxley Annual. Все эти материалы необходимо учитывать потому, что именно non-fiction и корреспонденция предопределили характер его зрелой прозы, главное качество которой -неприкрытая публицистичность.

Круг чтения Олдоса Хаксли был невероятно обширен, и потому в общей сложности в работе в той или иной степени рассмотрены сотни источников.

Число чужих статей, докладов и монографий, прочитанных писателем на протяжении всей его карьеры, может показаться исследователям не только бесконечным, но и излишним. Однако мы стремились к полноте информации, стараясь не упустить никаких деталей, которые могли бы прояснить движение мысли О. Хаксли, путь от авторского замысла того или иного произведения к его окончательному оформлению.

Мы также обращаемся к утопиям других авторов, например, Герберта Уэллса и Б. Ф. Скиннсра.

Работа выполнена на материалах, хранящихся в библиотеках Санкт-Петербурга и Москвы, в Библиотеке Манчестерского университета, Публичной библиотеке Манчестера, Библиотеки Гумбольдтовского

13 The Hidden Huxley / Ed. David Bradshaw. - London : Faber & Faber, 1995; Huxley and God : Essays / Ed. Jacqueline Bridgeman. - San Francisco : Harper, 1992.

университета (Берлин), Библиотеке Университета штата Небраска (Линкольн), Библиотеке Университета штата Луизиана (Батон-Руж), Библиотеке Конгресса США (Вашингтон), в рукописном фонде Хантингтонской библиотеки (Пасадена, Калифорния), где хранятся записи многочисленных интервью с родственниками, друзьями и знакомыми писателя, а также архивы (дневники и письма) его близких друзей Грейс Хаббл и Кристофера Ишервуда. Огромным стимулом и ценным материалом для работы над главами 1 и 2 стало и интервью в Голливуде в 2004 г. с вдовой писателя Лаурой Арчерой Хаксли, ныне покойной.

Американская часть исследования состоялась благодаря грантам Фонда Фулбрайта и Фонда Флетчера Джоунза (Хантингтонская библиотека).

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ:

Результаты исследования могут быть использованы по нескольким направлениям: при составлении аналогичных «интеллектуальных писательских биографий», при изучении генезиса фантастических, в особенности футурологических произведений, при анализе междисциплинарных текстов. ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ:

Положения диссертационной работы могут быть использованы при чтении общих курсов по истории литературы, специальных курсов по истории и поэтике фантастической литературы, по междисциплинарным методам в литературоведении, в курсах по истории культуры, по истории идей и биопоэтике. АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ

Основные идеи, положения и результаты диссертационного исследования были представлены на докладах, сделанных на Английском отделении Университета Линкольна (Небраска, США) и в Хантингтонской библиотеке (Пасадена, США) в 2004 г., а также на следующих симпозиумах и конференциях: 1. Международная конференция «Консерватизм и неоконсерватизм». СПб., 1998. 2. Summer Institute for Semiotic and Structural Studies. Imatra (Finland), 1999. 3. Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Э. Хемингуэя. СПб., 1999. 4. XXIX Международная филологическая конференция. СПб., 2000. 5. European Association for American Studies Biennial Conference. "Nature's

Nation Reconsidered: American concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis." Graz (Austria), 2000. 6. 10-th International Conference of Belarussian Association for American Studies "From "the Awakening" to "Titanic": American Culture in the 20th Centuiy." Минск, 2000. 7. The Conference of the Netherlands American Studies Association "Dreams of Paradise, Visions of Apocalypse: Utopia and Dystopia in American Culture." Middleburg (the Netherlands), 2000. 8. European Association for American Studies Biennial Conference. "The United States of/in Europe: Nationhood, Citizenship, Culture." Bordeaux (France), 2002. 9. Third International Aldous Huxley Symposium. Riga (Latvia), 2004. 10. XXIV Международная филологическая конференция. СПб., 2005. 11. The 5th International Auto/Biography Association Conference. Mainz (Germany), 2006. 12. XXXVII Международная филологическая конференция. СПб., 2008.

Материалы диссертационной работы были использованы при разработке учебного курса лекций «История и теория фантастических жанров» и семинаров по «пристальному чтению» на Факультете филологии и искусств СПбГУ.

СТРУКТУРА РАБОТЫ: диссертационное исследование состоит из введения, трех глав - по одной на каждую «археологическую территорию» или область утопических экспериментов Олдоса Хаксли, заключения и библиографии (450 наименований: 98 русских, 352 английских, а также 7 электронных ресурсов). Общий объем диссертации 516 с. СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение содержит обзор зарубежных и отечественных работ, посвященных Олдосу Хаксли, в особенности тех немногих, что раскрывают роль научного знания в его творчестве. Во Введении в общих чертах рассматриваются изменения в отношении О. Хаксли к науке. Так, например, нельзя не заметить, что писатель не раз на нее «нападал». Самая язвительная и яростная из его атак - роман «Обезьяна и сущность», что не удивительно: данная утопическая фантазия посвящена последствиям ядерной войны.

В книге «Наука, свобода и мир» (Science, Liberty and Peace, 1946) Хаксли изложил свои размышления (в духе Толстого, цитатой из которого начинается это пространное эссе) о тех опасностях, что готовят

человечеству практически любые открытия и технические изобретения, ибо они приведут лишь к новому, более существенному имущественному и правовому неравенству во всем мире.

Тем не менее, наука, в особенности естествознание, входила в сферу важнейших интересов Олдоса Хаксли. Почему?

Во-первых, ему как создателю сюжетов и характеров представлялось интересным изобразить ученого, его мыслительный процесс - движения ума от набора чувственных восприятий к набору ненаблюдаемых, гипотетических данностей и затем к новой гамме переживаний и системе представлений. Ученые присутствуют во многих произведениях Хаксли. Это Шируотер в «Шутовском хороводе», лорд Тэнтемаунт в «Контрапункте», Мартене в «Ггнии и богине» (The Genius and the Goddess, 1955), Миллер в «Слепце в Газе» (Eyeless in Gaza, 1936), Обиспо в «Через много лет» (After Many a Summer, 1939) и Макфэйл в ((Острове».

Во-вторых (и это самое главное), Хаксли полагал, что наука оказывает все более существенное влияние на дух, сознание и на абсолютно все стороны жизни человека и планеты.

Олдос Хаксли неоднократно отмечал, что писатели в целом любят хвалиться своим неведением. Он называл литераторов, по-прежнему игнорирующих открытия Эйнштейна и Гейзенберга, «невежественными идиотами». Естественнонаучное знание, писал Хаксли в «Литературе и науке», в основном остается за пределами литературы, оно не усвоено теми, чья традиционная задача заключается в изучении человека как индивидуума, как продукта культуры и как биологического вида. Словно в оправдание литературы Хаксли напоминает, что «ненаучное», т.е. художественное исследование врожденных различий между людьми изначально присуще литературе. До того, как соответствующие открытия были сделаны биологами, антропологами и психологами, именно литература брала на себя роль точного, хотя и интуитивного «инструмента» познания типов и характеров. (Лишь в двадцатом веке наука догнала

литературу», что, как справедливо отмечает Хаксли, накладывает на последнюю особую ответственность.14

Хаксли не раз говорил, что успехи психологии, физиологии и биохимии отразятся на человеке гораздо сильнее, чем успехи физики и техники.

Во Введении также рассмотрена история знаменитых споров о литературе и науке в XX в. Хотя дискуссия о взаимоотношениях науки и искусства была начата предками Олдоса Хаксли (Мэтью Арнольдом и Томасом Гексли) еще в XIX веке15, подлинные страсти вокруг этой темы разгорелись лишь в XX веке.

Еще в 1919 году в небольшом эссе «Поэзия и наука» Олдос Хаксли поделился с читателями своей мечтой «поженить науку и поэзию», добавив, что, к сожалению, в английской литературе не найдется достойных примеров подобного союза (примеры поэзии Альфреда Теннисона и Эразма Дарвина он решительно отметал).16 Хаксли изумлялся тому факту, что XIX столетие, столь богатое научными идеями, не смогло породить хороших поэтов, страстно увлеченных темой науки.

Хаксли уже в начале своей карьеры писателя и критика стремился показать художникам и ученым ограниченность и неполноту их независимых систем координат. Однако указывая на необходимость «научного просвещения» писателей, он неизменно подчеркивал ограниченность и научного знания как такового, что нисколько не

14 Huxley, A. Literature and Science / Aldous Huxley. - Woodbridge, Conn. ; Ox Bow Press, 1991.- P. 84.

15 Arnold, M. Literature and Science / Mathew Arnold // Nineteenth Century. -1882. - 12. - P. 216-30; Huxley, Т. H. Science and Culture (1880) / Thomas Henry Huxley // Collected Essays in 9 vols. - London: Methuen. - Vol. Ill (18931902). - P. 134-159. Томас Гексли и Мэтью Арнольд, по существу, пришли к единому мнению о том, что между наукой и культурой не существует непроницаемой границы, после того, как Арнольд объявил, что его определение культуры как «лучшего из всего, что придумано и сказано людьми», включало в себя и науку и культуру. См.: Murray, N. A Life of Matthew Arnold / Nicholas Murray. - 1996. - P. 3 01.

16 Huxley, A. Poetry and Science / Aldous Huxley // Athenaeum. - 1919. -August 22. - P. 783.

усмирило собственную страсть писателя к науке, но задало ей неожиданное направление.

В середине века вспыхнул «конфликт двух культур», вызванный в 1958 году лекцией Ч. П. Сноу «Две культуры и научно-техническая революция» и последующим ответом Ф. Р. Ливиса .'7 Сноу констатировал разрыв между научно-технической и гуманитарной «культурами». Он безапелляционно причислил литераторов к «неучам», обвинив их в пессимизме и отсутствии интереса к науке и прогрессу.

В 1963г. Хаксли опубликовал в Harper's статью «Единственный способ написать современную поэму о соловье».1* В ней он дает кажущееся сейчас тривиальным, но по тем временам достаточно новаторское в своей точности, определение литературного и научного дискурсов. Хаксли подошел к этой теме строго научно, последовательно доказывая, что наука описывает обобщенный опыт (public experience), а литература - личный (private experience). Нельзя не заметить, что произведения самого О. Хаксли этот тезис опровергают, ибо порой содержат суммированный и обобщенный опыт, изложенный гораздо убедительней, чем личный опыт его героев. Впрочем, Хаксли и сам это понимал.

Каково же назначение современной литературы? Прежде всего, настаивал О. Хаксли, современная литература должна оставаться искусством, ибо плохое искусство наряду с нереалистичной философией и религиозными предрассудками - это «преступление против человечества». И, во-вторых, знание, лежащее в основе произведения, должно соответствовать правде личного опыта, правде культурной традиции и правде современной науки. Сплав этих трех составляющих послужит «сырьем для новых литературных форм».19 Хаксли подчеркивал, что фактическая нелепица разрушает самую совершенную поэзию.

17 Snow, C. P. The Two Cultures and the Scientific Revolution / Charles Persy Snow // Encounter. - 1959 - 12.6 - P. 17-24; Leavis F. R. Two Cultures? The Significance of C. P. Snow / F. R. Leavis // London : Chatto, 1962.

18 Huxley, A. The Only Way to Write a Poem About a Nightingale / Aldous Huxley //Harper's. - 1963. - Vol. 227. - Mar. - P. 62-66.

19 Ibid.-P. 63.

Таков манифест новой литературы, цель которой -исследование Человека и исследование природы Новой Эпохи.

Научная достоверность и точность, в сущности, находятся за пределами художественности. Однако в том случае, если такой литератор, как Хаксли, стремится достичь не просто правдоподобного, но достоверного изображения придуманного им мира, так или иначе представляющего проекцию современной ему действительности, научная подоплека художественной реальности становится основой эстетического замысла. Ясность и наукообразие художественного проектирования, начиная с 1930-х годов, стали одной из важнейших задач автора.

Цель написанной тогда же книги «Литература и наука» -определить, какова связь литературы и науки, выяснить, чем, с художественной точки зрения, литератору двадцатого века может быть полезна наука двадцатого века. По существу, «Литература и наука», завершившая писательскую карьеру Хаксли, представляет собой проект новой прозы, чье предназначение - показать жизнь человека новой эпохи, человека, сознание которого обусловлено новым знанием.

Эта последняя книга Хаксли - сумма его зрелой эстетики. Она недвусмысленно свидетельствует о том, что дидактическая и просветительская роль литературы для него бесспорна и первостепенна.

Назначение ученого, по Хаксли, заключается в создании

монистической системы, в которой все многообразие мира сведено к некой

систематической целостности. Писатель же должен не просто

констатировать многообразие мира. Ему следует акцентировать

многоликость жизни, изображать радикальную непостижимость грубого,

неподдающегося осмыслению бытия, переводить случайность и

бесформенность индивидуального существования в «хорошо

20

организованное и осмысленное произведение искусства».

Чем по теории О. Хаксли литература может оказаться полезной науке?

Хаксли убежден, что естественные науки нуждаются в интуитивных озарениях художника, в точке зрения писателя, существенно отличающейся от видения ученого. Писатель смотрит на мир «с высоты птичьего полета», т. е. непредвзято, ибо не скован дисциплинарными рамками.

О. Хаксли представляет себе идеальную современную литературу как синтез обобщенного знания и личного непосредственного опыта, как сплав безукоризненных научных рассуждений и не менее безупречного художественного чутья.

Примерно такие же рассуждения, как это ни удивительно, встречаются и в современном литературоведении - например, в «эволюционной» или «биопоэтической критике».

И, наконец, Хаксли указывает на особую роль литератора -этическую. Так как современная наука порой способствует достижению совершенно негуманных целей, то именно литература, не столь отстраненная и безличная, должна напоминать об этой «гротескной и все более угрожающей ситуации» и показывать, в чем состоит подлинная человечность, и каково биологическое и психологическое предназначение человека как представителя своего вида и человека как индивидуума.21 Тексты Олдоса Хаксли, анализируемые в диссертационной работе, полностью соответствуют этой роли, осознанно выбранной писателем.

ГЛАВА 1 «Утопия нормального функционирования сознания: Олдос Хаксли и психология». Очевидно, что литература с момента своего возникновения с той или иной степенью осознанности занималась изысканиями в области человеческой психики. Этому вопросу посвящен § 1 («Литература и психология, или Междисциплинарность в литературном тексте»). В критике по-прежнему доминирует стереотип, согласно которому художественная литература демонстрирует всего лишь интуитивное прозрение тайн сознания. Этот тезис вполне правомерен в отношении классической прозы до последней четверти XIX в. Между тем литературная ситуация стала принципиально иной после того, как

психология—в частности, Уильям Джеймс и Вильгельм Вундт и в особенности Зигмунд Фрейд—открыла фундаментальные законы мышления и восприятия. При этом, в частности, Фрейд «извлек» некоторые свои центральные концепции скорее из художественной прозы, драматургии и поэзии, нежели из клинической практики, совершив весьма удачную и плодотворную попытку «освоения» литературы как альтернативного дискурсивного и познавательного метода.

Едва ли можно усомниться и в том влиянии, которое психоанализ, в свою очередь, оказал на литературу. Современная зарождающемуся и зрелому психоанализу литература не осознавала того, что в психологии происходит процесс, который она сама подготавливала и в конце концов инициировала - вот поистине великолепный пример культурно-психологического вытеснения! Большинство художественных текстов, написанных не без влияния психоанализа, позаимствовало из него теорию влечений и топографическую модель Фрейда. Однако есть жанр художественной прозы, который оказался более «удобным» для экспериментов структурного характера, чем другие жанры или виды литературы. Это утопия, где произошел поворот от достаточно традиционного изображения в произведении внутреннего конфликта сознания к интеллектуально-психологической рефлексии в рамках новых психологических концепций. Примером служат «Дивный Новый Мир» и «Остров», во многом обязанные своим происхождением различным направлениям психологии и психотерапии. Серьезное увлечение психологией, имевшей для О. Хаксли как личностный интерес в качестве инструмента самопознания, так и философский смысл, привело к появлению нового типа прозы. В этих текстах исследуется структура индивидуального и общественного сознания и взаимодействие отдельных их областей в полном соответствии с данными современной психологической теории и практики. Таким образом, вначале психология «освоила» литературу и приспособила ее к своим концепциям, а вслед за этим специфические темы психологии были, в свою очередь, «завоеваны» литературой. Так идеи движутся по кругу—от литературы к науке и

снова—от науки к литературе, что, впрочем, вовсе не означает, что они не могут возникать самостоятельно.

Энциклопедичность познаний Олдоса Хаксли в области психологии—тот фактор, который заставил нас включить весьма внушительное количество персоналий, идей и направлений в критическое комментирование не только его художественных произведений, но и научной публицистики, составляющей большую часть его литературного наследства. За полвека существования хакслеведения критики так и не уделили должного внимания этой важнейшей стороне его жизни и творчества. (Исключением являются несколько статей П. Фирчоу, Дж. Мекьера и Дж. Халла22).

Письма Хаксли в совокупности с его художественными и публицистическими текстами дают нам обширный материал, позволяющий проследить, как менялись его воззрения. Собрав воедино, сопоставив и проанализировав его высказывания по вопросам психологии, психопатологии, психофизиологии, психосоматической медицины и психотерапии, мы получили достаточно объективную картину того пути, по которому Хаксли шел к пониманию не только феномена сознания, точнее, «тела-сознания» в целом, но и самого себя.

Путь самопознания, избранный писателем, следует определить как косвенный (ему была чужда идея самоанализа напоказ, для других: возможно, по этой причине он не вел дневников и записных книжек и практически не делал никаких личных признаний в переписке) и научный -последнее качество довольно нетривиально для художника.

В § 2 («Самопознание, или Зачем писателю теория?») мы отвечаем на следующие вопросы: почему Олдос Хаксли читал так много книг именно по медицине и психологии? Какая сила «гнала» его на многочисленные профессиональные конгрессы, съезды и семинары? Что заставляло профессионального литератора уделять такое внимание именно психологии

22 Работы Peter Firchow см. сноска 7. А также: Meckier, J. Our Ford, Our Freud and the Behaviorist Conspiracy in Huxley's Brave New World / Jerome Meckier // Thalia. - 1977-1978. - N 1. - P. 35-59; Hull, J. Aldous Huxley: The Growth of Personality / James Hull. - Zurich : Huerzeler, 1955.

в художественной прозе, интервью, многочисленных эссе и курсах лекций (в Калифорнийском университете Санта-Барбары, Массачусетском технологическом институте и др.)? Зачем он участвовал в порой рискованных экспериментах с применением гипнотического внушения23, лечебных токов и сомнительных фармакологических препаратов?

Его интерес к медицине и психологии был не только простым любопытством. Писателя занимала телесно-ментальная проблема, потому что всю жизнь он пытался найти наиболее адекватный и комфортный способ сосуществования своего активного разума и лабильной психики с нездоровым телом. Отсюда его неприязнь к любой психологической теории, не учитывающей телесную, соматическую составляющую.

Мы рассматриваем и различные биографические обстоятельства, что предопределили его глубокий интерес к психотерапии. Однако, центральное место отведено общей гуманистической установке писателя -его желанию облегчить не только собственные, но и чужие страдания.

Он стремился к самосовершенствованию не только в психосоматическом плане, но и в этическом, пытаясь найти идеальные рецепты для здоровья души, без которого не может быть достигнута жизненная гармония. Чем старше он становился, тем интенсивнее погружался в размышления о «флоре и фауне глубинного слоя подсознания», тем явственнее он осознавал иллюзорность своего отшельничества (в принципе естественного для писателя), тем сильнее было его сочувствие, пришедшее на смену любопытству собирателя характеров. Психология была важна ему для верного понимания как себя, так и другого. В эссе «Этика» (Ethics) (сборник «Цели и средства» [Ends and Means, 1937]) писатель говорит о том, что невозможно достичь трансценденции без того, чтобы сначала не потрудиться стать полноценной личностью.

23 Гипноз фигурирует во многих произведениях Хаксли, как например, в книге «Снова в Дивном Новом Мире». Большое место гипноз занимает в обеих его утопиях. Писатель проводил множество опытов с гипнозом, в том числе совместные эксперименты с самым известным специалистом в этой области - Мильтоном Эриксоном.

Лаура Арчера, вторая жена писателя, сыграла важнейшую роль в расширении этой сферы его увлечений. Во время работы над «Островом» Хаксли воспользовался описаниями некоторых особенно эффективных методов, которые она практиковала в психотерапевтической работе с пациентами.

Кроме личных оснований для психологических штудий у писателя наличествовал и объективный научный интерес. Он-то и заставлял О. Хаксли читать классические, новейшие и даже самые нетрадиционные, маргинальные труды по психологии. Кажется, нет такой теории, такого направления в общей, в медицинской психологии, а также в парапсихологии, которым он не отдал бы должное. Классический фрейдизм, неофрейдизм, гештальтпсихология, юнгианство, бихевиоризм и необихевиоризм, экзистенциальная психология, телесная терапия, дианетика, виталистские теории, гештальттерапия, разнообразные методы восточной психотерапии, предложенные дзен-буддизмом, махаяной, тантризмом, даосизмом,—все это тщательно изучено, осознано, прокомментировано и зачастую включено в концепцию и сюжет очередного романа.

Картина сознания, в том виде, как она предстает в его статьях, лекциях и особенно в переписке, являет нам симбиоз изначально противоречащих друг другу концепций, принадлежащих как профессиональным психологам и биологам, так и близким ему по духу мыслителям его круга—Дж. Херду, Б. Расселу и Дж. Крутчу. В некоторых случаях он почти буквально воспроизводил чужие идеи, в других— проявлял гораздо больше свободы.

С особенным вниманием О. Хаксли относился к трудам, посвященным типологии людей (к работам К. Г. Юнга, Э. Кречмера, Ч. Стокарда и пр.). Наиболее восторженно он высказывался о теории конституциональных различий, разработанной американским психологом У. Шелдоном (1898-1977). Влияние Шелдона, представившего человека тем, кем он на самом деле является—«психофизическим целым» или mind-body, отчетливо просматривается в «Острове».

Приведенный в § 3 («Проекты») хронологический перечень конкретных проектов, экспериментов, семинаров и конференций, посвященных различным областям и отдельным вопросам психологии, в которых принял участие Олдос Хаксли, поразителен сам по себе. Существует немало примеров того, как доклады и лекции писателя оказывали влияние и на отдельных психологов, терапевтов, и на целые институты. Так, например Эсаленский иснтитут принял тезис О. Хаксли о развитии внутреннего потенциала человека за основу своей деятельности.

Занятия восточной философией и психологией в итоге привели Хаксли к ревизии классической модели сознания. Этой теме посвящен § 6 («Хаксли, Восток и Запад») и § 7 («Картина сознания»). В письмах и трактатах - прежде всего в «Вечной философии», в статье «Воспитание амфибии» (The Education of the Amphibian, 1956), в лекциях, прочитанных в Храме Веданты, в курсе лекций «Положение человека» (The Human Situation, 1959) Хаксли говорит о том, что природа человека складывается из трех составляющих—тела, сознания и души, и соотносит уровни (слои сознания) с соответствующими витками эволюции. Дабы выполнить свое предназначение, психология и должна заниматься всеми тремя составляющими.

Весьма необычным является то, что Хаксли нисколько не сомневался: одни и те же явления можно описать и объяснить в рамках как теологии, так и научной психологии. Отсюда весьма специфическая терминологическая система, с помощью которой Хаксли описывает феномены, структуру и топографию сознания. Эта тема так сильно занимала Хаксли, что он всю жизнь придумывал новые схемы, образы и трактовки.

В главе 1 мы выясняем, насколько глубокими и объективными были оценки, которые О. Хаксли дал психологическим школам, направлениям и отдельным концепциям. Так, например, в § 4 («Хаксли и Фрейд») говорится об эволюции отношения О. Хаксли к Фрейду и психоанализу. То, что Олдос Хаксли отрицательно относится к психоанализу, было очевидно еще в 1920-е годы и в 1930-е гг., в особенности после публикации романа «Дивный Новый Мир». Однако если отрицание Фрейда было столь

решительным и однозначным, как это пытаются представить хакслеведы, то каковы причины того, что Хаксли вплоть до конца своей литературной карьеры так много (прямо или иносказательно) писал о Фрейде?

Обратим внимание на то, что в конце жизни, в книге «Литература и наука», Хаксли выделяет литературные темы, которые не получили бы развития без идей психоанализа: «<...> хроническая гражданская война внутри сознания, ее последствия, беспокойство, фрустрацияПо существу, Хаксли никогда не отвергал фрейдовскую концепцию бессознательного, опираясь на нее в романе «Слепец в Газе» (1936), в повести «Гений и богиня» (1955), а также в историко-биографическом романе «Луденские бесы» (1952). А в «Острове» Хаксли нападает на фрейдистов по инерции или, скорее, с целью выгодно оттенить те психотерапевтические практики, что пропагандируются в этой утопии.

В § 5 («Хаксли, бихевиоризм и «промывание мозгов») мы исследуем восприятие Олдосом Хаксли классического бихевиоризма и необихевиоризма. Неприятие писателем этих учений, на первый взгляд, свидетельствуют многочисленные острополемические пассажи в его романах и эссе. В самом деле, «Дивный Новый Мир» описывает новые свойства психики у жертв бихевиористского редукционизма. В этом смысле текст Хаксли продолжает уэллсовскую и замятинскую традицию изображения жертв психиатрического воздействия, подхваченную в дальнейшем Кеном Кизи в «Полете над гнездом кукушки» (1962) и Энтони Берджессом в «Заводном апельсине» (1962).

Однако Хаксли периодически возвращался к обсуждению бихевиористских методов воспитания, очевидно, отдавая должное некоторым их преимуществам. Так, в частности, ему было известно утверждение Дж. Уотсона: не изменив фундаментально среду, нельзя сформировать новые модели поведения.

Нет сомнений в том, что Хаксли был осведомлен о теориях необихевиориста Б. Ф. Скиннера: он читал главные его работы и говорил о них в эссе и письмах. Скиннер полагал, что замещение нежелательных

поведенческих стереотипов повторяющимися желательными

(положительными) реакциями на специфические стимулы является эффективной терапией. Подыскивая наилучшую систему воспитания и обучения детей на острове Пала в романе «Остров», он не обошел вниманием и скиннеровские методы. Надо заметить, что в критике этот источник философии романа полностью игнорируется. Под влиянием написанного в 1948 году «Уолдена Два» (Waiden Two), знаменитой практической утопии Скиннера, Хаксли использует и в собственной утопии контроль над внешней средой и положительное подкрепление для формирования совершенно «добровольного» поведения - такого, которое приемлемо для общества в целом и не противоречит интересам индивидуума. Однако Хаксли неизменно критиковал скиннеровскую трактовку человеческой природы и указывал на то, что последняя не сводится к совокупности поведенческих тактик.

§ 8 («Феномен массовой истерии: психоистория в литературе») представляет собой первое источниковедческое исследование исторического романа-трактата Хаксли «Луденские бесы» (1952), изображающего реальный эпизод демонической одержимости и охоты на ведьм в небольшом французском городке Луден в XVII в. Выбор этого эпизода был обусловлен вовсе не его исключительностью - в Европе того времени одержимость бесами не была редкостью, а тем, что после луденского судебного разбирательства остались многочисленные материалы для исследования подобных таинственных и неоднозначных историй.

Текст Хаксли показывает, что именно историческая специфика ментальности, т. е. присущий эпохе тип сознания, определяет конкретное историческое бытие. «Луденские бесы» представляют внутренний мир бесноватых, ведьм и экзорцистов как реальность, органичную для культуры эпохи в целом. «Охота на ведьм» и одержимость дьяволом показана как культурный феномен, который, как это ни странно, может периодически самовоспроизводиться и в наше время в тех случаях, когда предпринимаются особо маниакальные усилия в борьбе со злом.

Эти темы дали Хаксли большой простор для рассуждений о проблемах не только истории и социологии, но и, более всего, психологии— сферы его особо пристального внимания. Намерение осуществить именно психологический анализ в основном игнорируется хакслеведами. «Луденские бесы» изобилуют экскурсами в историю учений церкви, ересей, психологии, медицины и т. п. Все они нами рассмотрены. Мы проделали и компаративистский анализ, обнаружив, что у романа-трактата Хаксли и драмы Миллера «Тяжкое испытание» (The Crucible, 1953) есть один общий источник - знаменитая монография историка Марион Л. Старки «Дьявол в Массачусетсе» (The Devil in Massachusetts, 1949), посвященная салемским ведовским процессам.25

Удивителен не только объем изученной писателем литературы, но и диапазон вопросов, предопределивших отбор источников и историографии. Для создания исторически верной картины писателю потребовалось объективно оценить взгляды лучших мыслителей Раннего Нового времени (Якова I, Дель Рио, Я. Шпренгера и Г. Крамера (Инститориса), М. Бодена, И. Вира, Р. Скота, С. Харснета, Л. Синистрари, Р. Калефа и Б. Беккера, Р. Бертона).

Комплекс идей, выраженных в этом тексте, во многом предвосхитил концепции знаменитой «Истории безумия в классическую эпоху» (1961) М. Фуко, книги, в которой самым подробным образом прослеживается процесс постепенного замещения колдовства истерией, демонического дискурса медицинским.

О. Хаксли пришлось преодолевать многочисленные трудности, когда она искал наименее противоречивое объяснение демонической одержимости и синдрому «охоты на ведьм». Смелость писателя и уникальность его текста состоит в том, что, нисколько не отступая от исторической правды, он включил в свое произведение взаимопротиворечивые трактовки этого исторического эпизода. В

25 Huxley,A. Introduction / Aldous Huxley // The Devil in Massachusetts / Marion Starkey. -Alexandria (VA): Time-Life Books, 1982. - P. XIX-XX.

результате «Иудейские бесы» стали великолепным примером принципа дополнительности как основы текста. Именно так Хаксли представлял себе сосуществование литературы и науки.

В последнее десятилетие жизни Олдоса Хаксли главными метафорами его психологических рассуждений становятся открытость, личностный рост, целостность, самоактуализация и освобождение. В таких терминах представители феноменологической и экзистенциальной психологии, а также гуманистической психотерапии рассуждали о перспективах «обретения себя» и о дальнейшем развитии человечества. Эти направления психологической мысли, как мы утверждаем в § 9 («Хаксли н феноменологическая психология»), привлекали писателя потому, что соотносились с экзистенциальными проблемами и исходили из более точных, на его взгляд, и оптимистических представлений о нормальности, ибо обращали внимание на лучшее в человеке.

Многие лекции Хаксли содержат прямые и скрытые цитаты из работ Эриха Фромма, чьи представления о здоровье, норме, истинном смысле и содержании любви и об авторитаризме оказались близкими убеждениям писателя. Завязка «Острова» также обязана своим происхождением книге Фромма.

О. Хаксли был лично знаком с другим выдающимся психологом-экзистенциалистом—Абрахамом Маслоу, мечтавшим об обществе полностью самореализовавшихся, «спонтанных» индивидуумов, свободных от фрустрации, комплексов, не испытывающих потребности в подавлении, вытеснении и агрессии. Для этого Маслоу даже предлагал подвергать психотерапии не, как обычно, сравнительно небольшое число пациентов, а десятки, сотни тысяч дезориентированных невротических людей. Думается, эта идея представлялась весьма заманчивой Олдосу Хаксли, как мы уже говорили, оценивавшему «вопрос душевного здоровья» миллиардами долларов.

Именно А. Маслоу придумал термин «евпсихия (эупсихия)»—утопия идеального общества психически здоровых реализовавшихся людей, стремящихся к непрерывному дальнейшему развитию и

самосовершенствованию и улучшению окружающего мира. Олдос Хаксли не называл свой роман «Остров» «евпсихией», хотя у него были на то все основания. Однако этот термин привился в литературоведческих трудах, посвященных типологии утопий.

В § 10 («Остров» и гештальтерапия») говорится, что этот роман Хаксли заметно отличается от прочих его произведений нарративным методом, включающим не только «показ» и «рассказ», но и разъяснение, т. е. прямую, порой прямолинейную трактовку личности главного героя, весьма для него невыгодно оттененную показом исключительно психически здорового паланезийского общества.

Как правило, «Остров» либо интерпретируется в терминах традиционной социально-утопической мысли, либо прочитывается как беллетризованный трактат по тантризму и буддизму. В обоих случаях упускается из виду тот факт, что Хаксли написал евпсихию, основанную, однако, не исключительно на восточных практиках освобождения, но еще и на достижениях западной психологии. И хотя источники его идей в романе не названы, мы можем без труда их распознать. Кроме уже вышеназванных концепций это эриксонианский гипноз и гештальттерапия— феноменологический и экзистенциальный подход, разработанный Фредериком (Фрицем) Перлзом в 1940-е годы, во многом параллельный Движению за раскрытие потенциала человека, участником которого был Олдос Хаксли. Таким образом, психология, психоневрология и психотерапия, по существу, составляют основу сюжета «Острова». Несмотря на то, что этот роман вполне обоснованно считается утопией, гораздо точнее было бы определить его жанр как роман воспитания психотерапией.

Глава 2 «Утопия расширенного сознания: Олдос Хаксли, психофарамакология, мистицизм» посвящена источниковедческому, биографическому и концептуальному анализу текстов, где обнаруживается интерес Хаксли к психоделической теме: многочисленных статей, интервью, докладов на научных конференциях, двух трактатов —«Двери восприятия» (1954) и «Рай и ад» (1956), сборнику эссе «Снова в Дивном Новом Мире» (Brave New World Revisited, 1958) и «Положению человека»

(The Human Situation)—посмертно опубликованному сборнику лекций, которые писатель прочитал в Университете Санта-Барбары в 1959 г., корреспонденции Олдоса Хаксли с ведущими психологами, психотерапевтами и фармакологами. Все эти источники подробно анализируются в главе 2, начиная с § 2 «Истоки интереса». Параграфы 8, 12, 15 я 17 подробно освещают все этапы многолетнего эксперимента Хаксли с галлюциногенами.

Поэты и прозаики, повествовавшие о наркотиках, начиная с Томаса Де Квинси, не скрывали, что наркотик—средство обострения восприятия. Но ни опиум Томаса Де Квинси и Теофиля Готье, ни гашиш Шарля Бодлера и Эдгара По не стали толчком к появлению новых эстетических и философских идей. Лишь в XX в. движение культуры показалось немыслимым без наркотиков. Первым культовым текстом радикальных интеллектуалов как раз и стали «Двери восприятия» Хаксли, а затем, пять лет спустя, и героиновый «Голый завтрак» (1959) апостола бит-поколения Уильяма Берроуза. То, что битники У. Берроуз, Алан Гинзберг, ДжекКеруак обратились к наркотикам, было вполне объяснимо, ибо это представлялось им кратчайшим путем к бессознательному, к полноте переживания как жизненной дороги, так и сиюминутного, преходящего. Какова же была прагматика экспериментов и текстов О. Хаксли о наркотиках?

Писатель и в данном своем увлечении исходил, прежде всего, из научных интересов. В произведениях энциклопедически образованного автора мы сталкиваемся с разнобразными естественнонаучными гипотезами и фактами. Археология идей в данном случае, кроме всего прочего, преследовала следующую цель: объективно восстановить ситуацию в науке, вызвавшую появление этих революционных текстов писателя, который руководствовался в своих экспериментах преимущественно научными соображениями.

Иронически изображая в «Дивном Новом Мире» наркотическую утопию, Хаксли не подозревал, что она хотя бы частично осуществима. Придуманная писателем таблетка счастья «сома», выдаваемая жителям

Мирового Государства — метафора небывальщины: седативное

средство, стимулятор и психоделик «в одном флаконе» выглядит не менее абсурдно, чем скатерть-самобранка, заодно выступающая в роли ковра-самолета и молодильного яблока. Едкая ирония Хаксли так и осталась не замеченной большинством читателей.

Тогда же, в эссе «Писатели и читатели» (Writers and Readers, 1931), Хаксли предсказывал, что в будущем мастерами пропаганды, скорее всего, будут химики и физиологи.26 Однако очевидно, что автор ошибался: главными пропагандистами «сомы» стали отнюдь не ученые, а писатели вроде него самого. Именно последние направили творческую энергию на то, чтобы передать «сокровенный смысл» и очарование благодати, дарованной природой (кактусы или грибы) или фармакологией.

В начале 1950-х Хаксли оказался среди тех немногих, кто заинтересовался биохимической концепцией шизофрении, авторами которой были канадцы А. Хоффер, Дж. Смизис и X. Осмонд (§ 3). Не удивительно, что писатель, всегда пристально следивший за развитием наук о человеке, проявил столь сильную заинтересованность этими новыми исследованиями. Эксперименты группы Хоффера, а также ряда других биохимиков, психиатров и психологов, обещали химическое объяснение шизофрении—болезни, причины которой во многом остаются загадочными. Хаксли надеялся, что опыты с лизергиносодержащими препаратами позволят также найти способ излечения шизофрении, а заодно, как он полагал, ¡найти объяснение не только этиологии этой болезни, но и феноменам гениальности и одаренности. Писатель также усматривал и более общий смысл в экспериментах с галлюциногенами: собрав информацию о самых разнообразных переживаниях, можно попытаться найти механизмы развития эмпатии (вчувствования), преодоления границ личного сознания. Это дало бы возможность ощутить, «как именно видят нас другие». По мнению Хаксли, это был путь к победе над одиночеством.

26 H u x 1 e y, A. Writers and Readers / Aldous Huxley // The Olive Tree and Other Essays. - London : Chatto & Windus, 1936. - P. 29-30.

Хаксли полагал, что имеет достаточно веские основания для постановки такого рода опытов над собой. Не последнюю роль в этих и дальнейших экспериментах Хаксли с психоактивными препаратами сыграли и его эзотерические занятия, увлечение мистицизмом. Писатель решил, что наркотик может сыграть роль посредника между миром людей и миром Божественной Сущности, стать одним из способов слияния с бесконечностью путем преодоления границ эго. И все же он считал, что возможность подобного краткого духовного преображения, мимолетной трансценденции, происходящей химическим образом, не должна рассматриваться как подлинное богоявление (теофания).

Со своей стороны, Хамфри Осмонд, руководивший опытами, понимал, что психотомиметики порождают больше вопросов, чем ответов, и потому нужно изменить сам стиль размышлений над этими вопросами, изобрести новый язык описаний. Ему хотелось прибегнуть к помощи профессионала, чье назначение как раз и состоит в том, чтобы изобретать новые способы описания неизведанного. Сначала X. Осмонд, а в дальнейшем и Тимоти Лири, возглавивший Гарвардский проект, обрели бесценного сотрудника в лице увлекшегося психофармакологическими открытиями литератора. Их многолетняя дружба и интенсивная переписка дали толчок к индивидуальным и совместным экспериментам в этой области. Во всех разделах главы 2 мы приводим многочисленные примеры «взаимной индукции» писателя и многих ученых, серьезно занимавшихся весьма популярными тогда проектами по изучению терапевтического воздействия психоделиков. Надежды ученых на то, что профессиональный художник слова сможет найти яркий понятный язык описания и объяснения поразительных видений, полностью оправдались.

«Двери восприятия» и «Рай и ад» объединены не только общей темой но и следующим тезисом: неопозитивистская картина мира не оставляет места столь необходимому нам трансцендентальному переживанию. Однако у Хаксли нашлись серьезные оппоненты, говорившие, что Хаксли скатывается в пучину дешевого мистицизма (об этом § 13 «Мертон, Зэнер и Кришнамурти ув. Хаксли»). Так, Томас Манн писал о

безответственности «дилетантских высказываний» Хаксли, обвиняя его в эскапизме и эстетическом самолюбовании. Автор «Волшебной горы», критиковавший «Двери», увы, оказался прав, предсказав, что «окрыленные убедительными рекомендациями знаменитого писателя, многие юные англичане, и, тем более, американцы, пойдут на эксперимент, ибо книга имеет большой спрос. Между тем она не то чтобы аморальна, но совершенно безответственна, потому и внесет свой вклад в оглупление мира, в неспособность разума справиться с жизненно важными проблемами нашего времени».27

Между тем, нельзя не увидеть, что О. Хаксли вложил громадные познания, талант наблюдателя и словотворца в оба трактата. Эксперименты с психоделиками поставили перед ним множество когнитивных, эстетических и религиозных вопросов. Занимаясь этой темой, он надеялся, в частности, осуществить свою давнюю творческую утопию—совместить искусство и науку в едином пространстве художественного текста, соединить эмпирическое, интуитивное и теоретическое.

Отрицательные отзывы нисколько не повлияли на решимость Хаксли и дальше исследовать секреты психоделиков, ибо он полагал, что подобный опыт особенно важен и актуален для интеллектуала, находящегося во власти слов и концепций и затрудняющегося от них освободиться. В стремлении О. Хаксли отойти от вербальности нельзя не заметить вопиющего парадокса, и даже больше—отчаянного порыва к свободе от всего того, что составляло суть его жизни.

Эстетические, религиозные переживания психоделических сеансов писателя, их осмысление - все это легло в основу многих эпизодов «Острова», который уже после смерти писателя, с середины 1960-х, стал рассматриваться широкой публикой едва ли не как очередное практическое руководство к жизнестроительству.

Получив благодаря двум трактатам, посвященным психоделикам, и последней утопии широкую, но весьма специфическую известность, к

27 Mann, Th. Letters 1948-1955 / Thomas Mann. - Frankfurt : Fischer, 1965. -P. 332 (или: Aldous Huxley : Critical Heritage / Ed. D. Watt. - London : Routledge & Kegan Paul, 1975. - P. 394-395).

которой он вовсе не стремился, Хаксли, так или иначе, способствовал укреплению веры в фармакологическое чудо. Утопическим психофармакологическим идеям О. Хаксли была уготована печальная судьба любых профанируемых радикальных концепций. Несмотря на предупреждения писателя об оборотной стороне «мокши» (наркотика «Острова»), публика с восторгом погналась за ощущением, сокровенным смыслом, благодатью, единением и пр. Книги Хаксли оказали гипнотическое воздействие и на ученых, занятых «расширением сознания». «Распахивание дверей» пошло по следующей схеме: «ученые —* Хаксли и его друзья —»ученые —► богема —> все прочие».

Доверчивая аудитория быстро нашла простейшие ответы на вопросы, над которыми, кроме Хаксли, бились экспериментаторы и теоретики. Вопрос о том, является ли специфическое состояние, вызванное психофармакологическим воздействием, «религиозной трансценденцией», получил у профанов однозначный ответ: да, является!

Глава 3 «Утопия количества и качества: Олдос Хаксли, евгеника и неомальтузианство». Фантасты были первыми, кто задолго до появления научных оснований для конкретных прогнозов задумался над тем, к каким качественным изменениям психики и мировоззрения приведут сдвиги в демографии и биологии планеты. Авторы утопических текстов еще в начале XX в. предсказали, что успехи генетики приведут к созданию качественно новых людей. Их облик, психофизиология, заложенные или выработанные качества будут существенно отличаться от наших. Их рождение и смерть вряд ли будут похожи на начало и конец, присущие обычной человеческой жизни. Последствия таких изменений неисчислимы. Такие категории, как «свобода», «необходимость», «здоровье», «счастье» и «красота», вполне вероятно, изменятся до неузнаваемости.

§ 1 («Мальтузианство в литературе») посвящен тому, как идеи Томаса Мальтуса (1766-1834), автора всемирно известной формулы, описывающей соотношение темпов роста населения и темпов увеличения производства средств существования как соотношение геометрической и арифметической прогрессий, отразились в творчестве Герберта Уэллса, а

затем и в произведениях О. Хаксли. Идеи Мальтуса представлялись Хаксли абсолютно бесспорными. Так, в статьях «Границы утопии» (Boundaries of Utopia, 1931) и «О прелестях истории и о будущем в прошедшем» (On the Charms of History and the Future in the Past, 1931) говорится, что непрерывный прогресс человечества возможен лишь при сокращении численности населения. Этой теме в дальнейшем посвящены предисловия Хаксли к книгам Н. Хэра «Методы регулирования рождаемостш» (1936), А. Саллоуэя «Регулирование рождаемости и католическая доктрина» (1959), статьи «Двойной кризис» (The Double Crisis, 1950), «Прирученный секс» (Domesticating Sex, 1956) и др.28

В § 2 («Евгеника как новое увлечение литераторов») говорится о существенном влиянии на писательские умы науки, представлявшей собой очередную попытку победить плоть и противопоставить селекцию несправедливой, иррациональной и безразличной к человеку природе. Основав евгенику в 1883 г., Френсис Гальтон поставил перед ней следующую задачу: изучить и поставить под социальный контроль те факторы, что способны улучшить расовые физические и интеллектуальные качества будущих поколений. Предложив путь искусственно управляемой эволюции, Гальтон, по существу, говорил о коррективной утопии, противоположной утопии эгалитаристской, а по ряду соображений противопоставленной и абстрактно-гуманистической установке. Евгеническая тема затронута в романе Роберта Чемберса «Король в желтом» (The King in Yellow, 1895) и в главном утопическом тексте Америки—«Глядя назад: 2000-1887» (1898) Эдварда Беллами. Евгенической мода пришлась по душе Бернарду Шоу, Герберту Уэллсу и многим другим литераторам.

О теме эволюции человечества в творчестве Г. Уэллса говорится в § 3 «Проблемы эволюции человечества в трактовке Герберта Уэллса».

28

Haire, N. Birth-Control Methods: Contraception, Abortion, Sterilization / Norman Haire. -London : Allen & Unwin, 1936; Sulloway, A. W. Birth Control and Catholic Doctrine / Alva Salloway. - Boston : Beacon Press, 1959.

Биологический аспект будущего человечества стоит в «Машине времени» на первом месте. Роман «Первые люди на Луне» (1901), хотя и является «инопланетной» фантазией и к утопиям причислен быть не может, все же внес вклад в тематический банк утопий, ибо изображенные в нем профессиональные расы лунариев стали одним из источников идеи кастового размежевания и воспитания в «Дивном Новом Мире» Олдоса Хаксли. В уэллсовской «Современной утопии» (1905), которая также явилась одним из источников романа Хаксли, евгенике уделено большое внимание. В романе Уэллса особо подчеркивается, что человечество будущего должно быть заинтересовано в устранении инвалидов, умственно отсталых, психически больных, алкоголиков и прочих бесполезных в социальном отношении индивидуумов. Селекция - краеугольный камень и уэллсовского романа «Люди как боги» (1923).

Начиная с § 4 мы анализируем, что менялось, а что оставалось постоянным во взглядах О. Хаксли на мальтузианство и евгенику. Творчество Хаксли—как художественные произведения, так и публицистика—освещает всевозможные стороны жизни тела от яйцеклетки до могилы. Body politic (этот термин предложил сам писатель) предстает в дискуссиях о размножении и предохранении, о типе зачатия и качестве плода, о необходимом и достаточном количестве рожденных или произведенных младенцев, о телесной боли и радости, о долгожительстве и сенильности, и наконец, об умирании, эвтаназии, процедурах похорон или, за отсутствием оных, об устранении мертвой плоти. Он также писал о расах и национальностях. Ряду предсказаний писателя в области биологии человека суждено было сбыться еще при его жизни.

Нетрудно показать, что «Дивный Новый Мир» практически не содержит прогнозов или оценок, которые не вытекали бы непосредственно из того, что было известно науке, в частности биологии, в конце 1920-х годов. В основе главной утопии О. Хаксли стоят методы селекции, эктогенеза и клонирования. Последние два были в те годы лишь фантазиями наиболее смелых и дальновидных биологов. Взгляды писателя представлены в главе 3 на фоне исторического развития

социобиологических концепций первой половины XX в. Для этого мы подробно анализирует круг чтения Хаксли, т.е. книги, снабдившие его аргументами «за» и «против» различных методов, практиковавшихся или предлагавшихся евгенистами: сегрегации, стерилизации, специального подбора родительских пар, создания качественного генного пула и пр.

Генетическая связь между утопиями Уэллса и научными фантазиями Хаксли очевидна. Однако автор «Дивного Нового Мира» в конце жизни признался, что начинал писать роман как пародию на данное произведение Уэллса но: «<...> постепенно все вышло из-под контроля и превратилось в нечто совершенно отличное от того, что было изначально задумано».29 Традиционное восприятие романа, трактуемого как тотально антиуэллсовская сатира, художественная цель которой якобы состояла в том, чтобы ужаснуть публику глобалистской и утилитаристской социально-биологической конструкцией, неверно. Наша позиция, в частности, подкреплена анализом рецепции Олдосом Хаксли концепций и гипотез генетики и евгеники, а также проверкой реальными фактами, т. е. всей совокупностью его собственных текстов, равно как и чужих научных или популярных тектов, посвященных действительному положению в биологии (Б. Кидда, X. Чемберлена, Э. Дарвина, Л. Дарвина, Дж. Б. С. Холдена, Р. Фишера, Э. Лидбеттера, М. Гранта, С. Берта и др.).

При первом приближении сатира Хаксли демонстрирует критическое отношение писателя к идее эктогенеза, клонирования и другим евгеническим методам. Однако сопоставление этого произведения с публицистическими текстами, написанными Хаксли до, во время и после выхода в свет «Дивного Нового Мира», показывает, что это впечатление обманчиво.

Так, его статьи «Современная доктрина прогресса: Как успехи цивилизации окончательно погубят мир» (The Modern Docrine of Progress, 1928 г.), «Будущее прошедшего» (The Future in the Past, 1927), «Заметки о евгенике» (A Note on Eugenics, 1927) доказывают, что в то время, когда

29 Wiekes, G., Frazer, R. Aldous Huxley / George Wiekes, Ray Frazer // Writers at Work : The Paris Review : Interview. - Second Series. - New York : Modem Library, 1963.-P. 198.

Хаксли писал свою первую утопию, он полагал необходимым применять евгенику как способ улучшения человека и общества. Хаксли не сомневался, что мир счастливого будущего должен быть организован в виде иерархии по интеллекту, что лучшая форма правления - аристократическая, в том смысле, что править должны лучшие. Идея равенства вызывала у него не просто сомнения, а здоровые возражения. Во второй половине 1920-х годов Хаксли придерживался крайне консервативной точки зрения на вопросы демографии, на национальный вопрос и на права человека. Увлекшись фантазиями на тему социального строительства, писатель, подобно многим интеллектуалам той поры, мало задумывался над тем, как воплощение подобных социальных проектов отразится не только на массах и народах, но и на отдельно взятом «маленьком человеке». Однако некоторые положения евгеники уже тогда вызывали у писателя серьезную тревогу. Об этом, например, свидетельствует его статья «Паскаль» (Pascal, 1929).

Заметим, что в начале 1930-х гг. тема допустимой меры вмешательства медиков и государственных чиновников в частную жизнь практически не дискутировалась ни в Европе, ни в Америке, ни в СССР. «Дивный Новый Мир» мог, по существу, восприниматься как начало такой дискуссии вне зависимости от того, какой конкретный смысл автор вкладывал в этот роман, когда создавал его. Ввиду своей беспрецедентности эта утопия некоторое время спустя, действительно, стала восприниматься как иллюстрация тезисов биоэтики, ибо изображала последствия генетического манипулирования.

В § 5 (« Великая депрессия, евгеника, генетика и «Дивный Новый Мир») подробно исследуются источники таких образов, как «дети в пробирках» (in vitro fertilization/ эктогенез), клоны, биологические касты или люди с генетически предестинированными профессиональными способностями. При этом мы сравниваем и заново оцениваем в качестве источников романа такие научные труды, как «Дедал, или Наука и будущее» (1923) и «Причины эволюции» (1932) Дж. Б. С. Холдена и «Научное мировоззрение» (1931) Бертрана Рассела - эти труды легли в основу ряда

научных представлений О. Хаксли.30 В главе 3 также приведены и прокомментированы отклики на роман О. Хаксли этих и других известнейших ученых, многие из которых признавали в дальнейшем влияние «Дивного Нового Мира» на собственные концепции прогресса.

Идеи генетиков Германа Мёллера и Джулиана Хаксли также имели непосредственное отношение к художественным замыслам О. Хаксли (об этом, в частности, говорится в § 6, где речь идет и том, что писатель был в равной степени осведомлен об успехах советской генетики и евгеники, равно как и о всплеске лысенковского мракобесия).

В § 7 и § 11 приводятся доказательства того, что евгеническая риторика оставалась весьма близка О. Хаксли и после выхода в свет <■Дивного Нового Мира», о чем свидетельствуют такие его статьи, как «Наука и цивилизация» (Science and Civilization, 1932), «Неужели мы глупеем?» (Are We Growing Stupider, 1932). «Что происходит с нашим населением?» (What Is Happening to Our Population, 1934), «Размышления о прогрессе» (Reflections on Progress, 1947), «Политика и биология» (Politics and Biology, 1957). Очередным доказательством верности Олдоса Хаксли «евгенической религии» стала книга 1958 г. «Снова в Дивном Новом Мире» (Brave New World Revisited).

О. Хаксли нисколько не сомневался в том, что любые блага цивилизации окажутся совершенно бессмысленными, если конкретные «дисгенические» личности не будут в состоянии их воспринять и адекватно использовать, что интеллектуально дефектное население представляет главную угрозу демократии, ибо оно готово приветствовать любую диктатуру, так как она освобождает от ответственности и тягот самоуправления. Доводы, которые при этом приводит писатель, рассуждая, например, о «проблемных группах населения», чьи проблемы, по его мнению, имеют именно наследственную причину, и ненаучны и негуманны. Не странно ли,

30 Haidane, J. B. S. Daedalus, or Science and the Future / John B. S. Haldane. - London : Kegan Paul, 1927; Haldane, J.B. S. The Causes of Evolution / John B. S. Haldane. — London : Longmans, 1932; Russell, B. The Scientific Outlook / Bertrand Russell. - London : George Allen & Unwin, 1931.

что, защищая биологическую уникальность каждого индивида и настаивая на том, что единообразие—это величайшее несчастье, писатель в то же время находил основания для генетического манипулирования? В оправдание ему заметим, что, очевидно, увлекшись рассуждениями об опасности унификации путем клонирования и «обусловливания», он «проглядел» другую опасность, кроющуюся в борьбе за контроль над чистотой генов ради выживания вида. Еще одно косвенное оправдание: чарам евгенической пропаганды поддалось большинство самых светлых умов эпохи, и потому нет ничего удивительного в том, что Олдос Хаксли не мог найти более или менее твердых философских и научных оснований для того, чтобы изменить свои собственные довольно путаные представления об управляемой эволюции человечества.

С конца 1940-х гг. О. Хаксли включает в демографический дискурс проблемы экологии (§ 12). Читая труды экологов, писатель неизменно постулировал: планета в ее теперешнем состоянии взывает к широкомасштабной кампании по охране и консервации природы—в противном случае она не сможет прокормить стремительно растущее население. В статьях на эту тему (например, в Bulletin of the Atomic Scientists) он говорил, что отношение человека к Природе - это не только вопрос выживания нашего вида, но и проблема этики и религии.

Проблемы экологии и наследственности составляют содержание посткатастрофической дистопии Олдоса Хаксли «Обезьяна и сущность» (1948), где действие происходит в Калифорнии 2108 г. после ядерной войны. Почти все дети, родившиеся после катастрофы,—мутанты. Священники-сатанисты берут на себя функцию евгенического контроля, пытаясь самыми жестокими методами предотвратить зачатие и рождение очередных уродов. Даже при том, что описываемые методы бесспорно воспринимались самим писателем как изуверские, его цель состояла в создании текста-предупреждения об опасности вырождения человеческого рода из-за нежелательных скрытых мутаций, вызванных радиацией. (Для убедительности Хаксли приводит цитату из знаменитого физика Эрвина Шредингера, призывавшего обратить внимание на новую угрозу, нависшую

над человечеством.) Священники- евгенисты утверждают, что причина вырождения находится в самой природе человека. Население Земли все равно уничтожило бы само себя и без всякой атомной бомбы, загрязнив реки, вырубив леса, смыв пахотный слой земли, истратив все полезные ископаемые. Так в этом прогностическом тексте Олдоса Хаксли соединились демографическая и экологическая идеи. С тех пор они были неразрывны.

В конце жизни, рассуждая о евгенической политике и о сокращении рождаемости, Хаксли настаивал на том, что подобные программы должны проводиться глобально, т. е. их успех может обеспечить лишь Всемирное правительство. Глобальность в этом случае вовсе не ассоциировалась у него с тоталитарностью. В своей последней книге «Литература и наука» (1963) писатель, в частности, рассуждает о необходимости новой нравственности — о планетарном сознании, диктующем человеку правила взаимодействия друг с другом и с миром, с Природой. Проблемы перенаселенности и самоубийственной экологической политики настоятельно взывают к новому этическому императиву (и даже к новому художественному языку—таков основной посыл произведения). В 1962 г. Хаксли написал доклад «Политика экологии: Вопрос выживания» (The Politics of Ecology: The Question of Survival). В марте 1963 г, писатель, уже будучи смертельно больным, полетел в Рим на конференцию ООН по организации кампании против голода.

В последнем романе «Остров», писатель, как и прежде, настаивает на том, что контроль над численностью населения—краеугольный камень гармонично сконструированного государства Пала. Таким образом, в том, что касается мальтузианства, два столь различных общества, как Пала в «Острове» и Мировое Государство в «Дивном Новом Мире», достигли бы полного согласия и взаимопонимания. Кроме того, несмотря на то, что на Пале дети рождаются традиционным путем, все больше людей добровольно участвуют в специальной евгенической программе, предусматривающей подбор родителей и искусственное оплодотворение. По существу, они следуют программе, предложенной Германом Мёллером. Улучшая расу,

они стоят за дарвинизм, «возведенный до уровня сочувствия и духовной прозорливости». Так, идея управляемой эволюции человека, выдвинутая ранее Джулианом Хаксли, нашла воплощение в романе его брата-писателя.

Тема контроля над рождаемостью и смертью, как мы видим, является сквозной в творчестве Олдоса Хаксли. Было бы явной натяжкой считать, что мальтузианская и евгеническая доктрины неизменно осмыслялись им в сатирическом ключе. Напротив, следует признать, что Олдос Хаксли изначально был и до конца оставался почитателем мальтузианства и евгеники, действенность которых, как он понимал, зависит от конкретной прагматики и политической ситуации. Евгеника в том виде, как она представлена теми источниками, что использовал писатель, являет нам весьма показательный пример весьма причудливого междисциплинарного обращения утопических идей. Демография, как никакая другая сфера интересов писателя, выявила столь явственно болезненный для Хаксли парадокс «цели и средства», над которым он размышлял многие годы. В самом деле, удивительно, что именно тот писатель, который всем своим творчеством, казалось бы, декларирует неприятие власти, настаивает на том, что ее главный инструмент, т. е. контроль (в частности, контроль за количеством и качеством «человеческого материала»), способен обеспечить осуществление свободы—главного содержания и цели существования человека. Олдоса Хаксли, также как и ученых—евгенистов и генетиков, можно с полным основанием обвинить в грехе «утопизма», проистекавшем из «воли к порядку» («will to order»).

Несмотря на все сказанное выше, мы признаем, что именно Олдос Хаксли способствовал возникновению популярного биоэтического дискурса, появившегося в междисциплинарном пространстве, т. е. там, где научный дискурс сомкнулся с дискурсом публичным. На этом пространстве начался диалог, спор. Порой он сводился к взаимным яростным атакам -профессионалов (медиков, биологов, социологов, и экологов) и общественности. Думается, что, если бы не Олдос Хаксли, постоянно писавший и выступавший с лекциями и докладами о гуманистической

составляющей науки и о новой экзистенциальной угрозе, публика еще долго не смогла бы разобраться в биоэтической проблематике, а, возможно, и вовсе не обратила бы внимания на происходящее в науках о человеке. О. Хаксли посвятил последние годы жизни формулировке нового научно-этического мировоззрения, о необходимости которого писал еще в конце 1920-х его друг, философ Бертран Рассел. С годами необходимость эта ощущалась все острее. Приходится признать, что слова Хаксли, хоть и были услышаны, но лишь в малой степени повлияли как на массовое сознание, так и на амбиции интеллектуалов. И все же его проза продолжает задавать тон и снабжать великолепными аргументами подобные дискуссии.

Заключение.

Наука предоставила Олдосу Хаксли бесценные открытия и гипотезы. Многообразные таланты, изобретательность и острый ум позволили Хаксли превратить «научное сырье» в художественные произведения, обратившись к тем обширным областям знания, что были недоступны его предшественникам и что по тем или иным причинам были безразличны литераторам-современникам.

Рассмотрев совокупность исследованных нами областей «утопизации», которые являются, как мы показываем, источниками излюбленных тем и мотивов его сочинений, следует признать, что его выбор был отнюдь не случайным. Психология, психиатрия, физиология, медицина и фармакология выполняют сходную прагматическую функцию, определившуюся их историческим становлением. Как показал М. Фуко в работах «Ненормальные», «Психиатрическая власть» и «История безумия в классическую эпоху», эти области научной и практической деятельности вовлечены в процесс охраны общественный статусности, власти и порядка. Знание, как убедительно доказывает французский философ, неразрывно связано с властью. Олдос Хаксли это понял много раньше других писателей, и потому, взявшись за конструирование возможных миров, сделал акцент на науках о человеке.

Своеобразная красота обеих утопий Хаксли не в последнюю очередь объясняется тем, что писатель использовал преимущества и специфику

собственно научной прозы. Успех этих текстов у читателей и критиков обеспечен целостностью, стройностью и остроумием научных концепций, действительным соответствием последних современным научным представлениям, а также поразительным эвристическим талантом писателя, способного прогнозировать пути и последствия научного познания и научного прогресса.

Хаксли причислял свои литературные утопические фантазии к «утопиям, приближенные к настоящему» (near-in Utopias), поясняя, что такие тексты могут восприниматься в качестве проектов, планов возможных и желательных действий.31 Этот аргумент также дает нам основания для того, чтобы утверждать: «Дивный Новый Мир» - не просто «негативная утопия». Намерение писателя заключалось не только в том, чтобы «устрашить» читателя и не только в том, чтобы создать сатиру, высмеивающую любые попытки утопизации.

В «Литературе и науке» Хаксли утверждает: «Писатель, обладающий обширным знанием соответствующих областей науки и подлинным даром слова, без сомнения, найдет способ извлечь лучшее из обоих».32 Непреходящая популярность двух его прогностических произведений свидетельствует о том, что такой способ «извлекать лучшее» был им найден именно потому, что он обладал как литературным дарованием, так и ученостью. Блестящее освоение различных областей знания позволило Олдосу Хаксли создать особый, междисциплинарный, механизм интертекстуальности.

31 Huxley, A. Utopias, Positive and Negative / Aldous Huxley / Ed. and with an afterword by James Sexton // Aldous Huxley Annual. - 2001. - Vol. 1. - P. 2-3.

32 Huxley, A. Literature and Science. - Op. cit. - P. 77.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора (в т. ч. в восьми из утвержденного ВАК перечня ведущих рецензируемых изданий: см. 1,11,14,16,20,21,22,23):

1. Монография-. Наука и литература: Археология научного знания Олдоса Хаксли / Головачева И, В. - СПб. : Изд-во Факультета филологии и искусств СПбГУ, 2008.-21, 5 п. л.

2. Последний роман Олдоса Хаксли / Головачева И. В. // Вопросы филологии; Изд-во Санкт-Петербургского политехнического университета.

- 1997. - Т. 2. - С. 144-150. - 0, 7 п. л.

3. «Американская мечта» у Хемингуэя и Хаксли / Головачева И. В. // Хемингуэй и его контекст / Под ред. Н. В. Тишуниной. - СПб. : Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, Янус, 2000. - С. 41-48. - 0, 7 п.л.

4. A Perfect Psychology for a Perfect Society: Aldous Huxley's American Fantasies / Irina Golovatcheva // "Nature's Nation" Reconsidered: American Concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis. EAAS Biennial Conference Abstracts. - Graz : Karl-Franzens-Universitat, 2000. - P. 50-51. -0,2 п. л.

5. Утопии в литературе и психологии / Головачева И. В. // Вопросы филологии ; Изд-во Санкт-Петербургского политехнического университета.

- 2000. - Т. б.-С. 119-131.-1 п. л.

6. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании / Головачева И. В. // Двери восприятия. Рай и ад : Трактаты; пер. с англ. С. Хренова / Хаксли О. - СПб. : Азбука, 2002. - С. 181-216. - 2 п. л.

7. Misunderstanding of Utopia and Utopia of Misunderstanding: Aldous Huxley and Psychology / Irina Golovacheva // Understanding / Misunderstanding. Contributions to the study of the hermeneutics of signs / Ed. Eero Tarasti (Acta Semiótica Fennica). - Helsinki : International Semiotics Institute, 2003. - P. 219-229.-In. л.

8. Хроника психоделического путешествия Олдоса Хаксли / Головачева И. В. // Преломления ; Санкт-Петербург: Центр информационной культуры. - 2003. - Вып. 2. - С. 306-331. - 3 п. л.

9. The Topographic Model of the Mind and Psychotherapy in the Works of Aldous Huxley / Irina Golovacheva // Abstracts of Third International Aldous Huxley Symposium "Aldous Huxley. Man of Letters: Thinker, Critic and Artist". Riga. University of Latvia. - Mtlenster : LIT Verlag. - 2004. - P. 31-32. - 0, 2 п. л.

10. Междисциплинарность в литературе: Олдос Хаксли и психология / И. В. Головачева // Художественное сознание и действительность / Под ред. А. Г. Березиной. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. - С. 221 - 237. - 1 п. л.

11. Массовая истерия в литературе и историографии / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. - Сер. 9. - Филология, востоковедение, журналистика. -

2005.-№3.-С. 23-36.- 1 п. л.

12. The Witch and the Devil in Salem and Loudun: Aldous Huxley, Marion Starkey and Arthur Miller on Demonic Possession / Irina Golovacheva // Aldous Huxley Annual. -2005. - Vol 5. - P. 193- 213. - 1 п. л.

13. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании / Головачева И. В. // Двери восприятия. Рай и ад : Трактаты; пер. с англ. С. Хренова (Переиздание) / Хаксли О. - СПб.: Азбука, 2006. - С. 181- 216. -2 п. л.

14. Цели и средства: Олдос Хаксли и евгеника / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. - Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. -

2006. - Вып. 3.-С. 3-19.-1 п. л.

15. Autobiography as Mediation between the Self and the Scientific Concept of the Self: the Letters of Aldous Huxley / Irina Golovacheva // Auto/Biography and Mediation: The 5th International Auto/Biography Association Conference Abstracts. Mainz: Johannes Guttenberg-Universitat, 2006. - 32-34. - 0, 2 п. л.

16. Зачем писателю теория: инструменты самопознания Олдоса Хаксли / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. - Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2007. - Вып. 4. - Ч. 1. - С. 15-25. - 1 п. л.

17. Европейская утопия XX века и капризы евгеники / И. В. Головачева // Человек. - 2007. - Вып. 3. - С. 16-31. - 1 п. л.

18. Извилистый путь интроспекции Олдоса Хаксли / И. В. Головачева // Вопросы филологии ; Изд-во Санкт-Петербургского политехнического университета. - 2007. - № 13. - С. 42-56. - 1 п. л.

19. Theories of the Mind and Psychotherapy in the Works of Aldous Huxley / Irina Golovacheva // Aldous Huxley, Man of Letters: Thinker, Critic and Artist. Proceedings of the Third International Aldous Huxley Symposium Riga 2004 / Ed. Berafried Nugel, Uwe Rasch and Gerhard Wagner. - Berlin : LIT Verlag, 2007.-P. 123-139.-1, 5 п.л.

20. Свобода, стимул, реакция (бихевиоризм в утопиях О. Хаксли и Б. Ф.Скиннера) / И. В. Головачева // Известия российского государственного педагогического университета им. Герцена. Общественные и гуманитарные науки. - СПб. - 2008. - № 10 (57). - С. 144 -150.-0, 7 п. л.

21. Искусство, блаженство, психоз: «Рай и ад» Олдоса Хаксли / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. - Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2008. - Вып. 1. - Ч. II. - С. 11- 17. -0,7 п. л.

22. Путь на запад, путь на восток: «иное» в утопиях Олдоса Хаксли / И. В. Головачева // Известия российского государственного педагогического университета им. Герцена. - Общественные и гуманитарные науки. - СПб. - 2008. - № 11 (62). - С. 58 - 64. - 0, 7 п. л.

23. «Самосознание, возможно, является ошибкой эволюции»: Олдос Хаксли о топографии сознания / И. В. Головачева // Вестник СПбГУ. -Серия 9. - Филология, востоковедение, журналистика. - 2008. - Вып. 2. -Ч.И.-С. 9-15.-0,7 п. л.

24. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании / Головачева И. В. // Двери восприятия. Рай и ад : Трактаты; пер. с англ. С. Хренова (Переиздание) / Хаксли О. - СПб. : Азбука, 2008. - С. 181- 216. -2 п. л.

25. Как вскрывали ящик Пандоры. Психоделическая утопия / Головачева И. В. // Человек . - 2008. - Вып. 6. - С. 56-66. - (1 п. л.). Общее количество печатных листов: 57, 3.

Подписано в печать 19.12.2008 г. Тираж 100 экз. Заказ 6. Отдел новых учебных технологий СПбГУ, Факультет филологии и искусств. 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Головачева, Ирина Владимировна

Глава I. Утопия нормального сознания: Олдос Хаксли и психология.

§ 1. Литература и психология, или Междисциплинарность в литературном тексте.

§ 2. Самопознание, или Зачем писателю теория?.

§ 3. Проекты.

§ 4. Хаксли и Фрейд.

§ 5. Хаксли, бихевиоризм и «промывание мозгов».

§ 6. Хаксли, Восток и Запад.

§ 7. Картина сознания.

§ 8. Феномен массовой истерии: психоистория в литературе.

§ 9. Хаксли и феноменологическая психология.

§ 10. «Остров» и гештальттерапия.

Глава И. Утопия расширенного сознания: Олдос

Хаксли, психофармакология, мистицизм.

§ 1. Литераторы и дурман.

§ 2. Истоки интереса.

§ 3. Хаксли и Осмонд: биохимическая концепция шизофрении.

§ 4. Психохирургия и электрошок в литературе.

§ 5. Оправдания риска.

§ 6. «Распахивание дверей»: за и против.

§ 7. «Двери восприятия».

§ 8. Конференции и проекты.

§ 9. Новый поворот.

§ 10. «Рай и ад».

§11. Хаксли о природе визионерского и мистического опыта.

§ 12.Проекты, эксперименты.

§ 13. Мертон, Зэнер и Кришнамурти vs Хаксли.

§ 14. Даровая благодать.

§ 15. Лекции, проекты.'.

§ 16. Хаксли предупреждает об опасности.

§ 17. Продолжение и осмысление психоделического опыта.

§ 18. Культура «мокши» на острове Пала.

Глава III. Утопия количества и качества: Олдос Хаксли, евгеника и неомальтузианство.

§ 1. Мальтузианство в литературе.

§ 2. Евгеника как новое увлечение литераторов.

§ 3. Проблемы эволюции человечества в трактовке Герберта

Уэллса.

§ 4. Хаксли, Мальтус и расовая политика.

§ 5. Великая депрессия, евгеника, генетика и «Дивный Новый

Мир».

§ 6. Герман Мёллер, Джулиан Хаксли, СССР и евгенические идеи

Олдоса Хаксли.

§ 7. Интеллектуальные ресурсы и естественный отбор.

§ 8. Хаксли, евгеника, расизм.

§ 9. Демографический взрыв.

§ 10. Самый опасный миф человечества и борьба за выживание.

§11. Хаксли о целесообразности и этичности евгенического вмешательства.

§ 12. Новая тема: экология.

§ 13. «Двойной кризис» и «Прирученный секс».

§ 14. Политика и биология.

§15. Биоэтика.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Головачева, Ирина Владимировна

Олдос Хаксли (1894 - 1963) получил по истине сказочное культурное наследство по двум генеалогическим линиям. Его дед по отцовской линии - великий биолог-эволюционист Томас Генри Гексли (Хаксли, 1825-1895). Дед по материнской линии - великолепный поэт и просветитель Мэтью Арнольд (1822 - 1888). Наследственность, предоставившая потомку викторианских мэтров выбор из равно привлекательных для него art или science, возможно, сыграла не последнюю роль в укреплении его решимости этого выбора избежать. Очевидно, бессознательно он стремился «объять необъятное», то есть каким-то образом соединить научную мысль и литературу.

Сам Хаксли не раз признавался, что не является «подлинным писателем», способным легко придумывать сюжеты и создавать полнокровные убедительные образы. Отказываясь причислить себя к разряду прирожденных писателей, Хаксли вовсе не скромничал. Обладая безукоризненным вкусом - чтобы в этом убедиться, достаточно просто перелистать книжку его путевых заметок «В дороге» ("Along the Road", \925), он прекрасно осознавал свое место в литературном пантеоне и никогда не поставил бы себя на одну ступень с Шекспиром, Бальзаком, Стендалем. Диккенсом, Конрадом, Чеховым или Толстым.

В тех же путевых заметках Хаксли признается:

Если бы я мог родиться заново и выбрать, кем стать, я бы пожелал стать ученым — и стать им не по воле случая, а по природному предназначению. <.> Единственное, что заставило бы меня усомниться - это художественная гениальность, будь она предлоэюена мне судьбой. Но даэюе если бы я мог стать Шекспиром, думается, я все равно предпочел бы стать Фарадеем»[23, V. 1, р. 407].'

Всю жизнь Хаксли думал о том, как отдельный человек может избежать ужасов личного и социального бытия, в том числе и ужасов бытия грядущего. Выразил он свои размышления совсем не так, как выдающиеся художники эпохи, не так, как Кафка или Джойс. Он проявил себя, прежде всего, как интеллектуал.

Серьезно занимаясь восточными религиями и философией, он не удалился в ашрам, не ушел в пустыню или в келью. Может быть, поступи писатель таким образом, он бы нашел ответы на вопросы, всю жизнь его занимавшие. Но мир, скорее всего, ничего бы об этом не узнал.

Литературная фигура Олдоса Хаксли несет на себе отчетливые отпечатки почти всего, что было характерно для двух эпох. Первая эпоха', межвоенные десятилетия с характерным для них нигилизмом, началом краха Проекта Просвещения, очарованием тоталитаризмом. О.Хаксли относится к западным интеллектуалам 1920-1930-х гг., считавшим идеи равенства и отмены частной собственности опасными выдумками. Тогда писатель не находил никаких практических обоснований эгалитаристским убеждениям и полагал, как, например, и Герберт Уэллс, что мудрое правление может осуществляться лишь интеллектуальной аристократией с предоставлением избирательного права только тем, кто успешно прошел тестирование уровня своего умственного развития.

Хаксли был одним из немногих деятелей культуры на Западе, кто не поддался чарам советской пропаганды. Он усматривал именно в российском коммунизме непростительный идеализм и называл

1 Далее Complete Essays of Aldoiis Huxley : In 6 vol. [23] для удобства цитирования будут обозначаться как СЕ. большевиков недальновидными романтиками, убежденными в том, что человек — лишь общественное животное, которое путем дрессировки можно превратить в идеальную машину.

Вторая эпоха: 1950-е гг. - десятилетие, предшествовавшее эре Нью Эйдж (New Age). В большей мере, чем любой другой англоамериканский писатель, Хаксли выразил устремления Западного Духа, обновленное мироощущение, требовавшее адекватной религиозной философии, которая синтезирует мудрость Востока (йогу, дзен-буддизм, даосизм, махаяна-буддизм) и научный прагматизм Запада. Проповеди Кришнамурти и лекции Алана Уоттса, попытки парапсихологов нащупать «срединный путь», поиск альтернативных способов расширения или исцеления сознания, предпринятый психиатрами — все это так или иначе присутствует в послевоенных текстах Хаксли, давая нам самое яркое представление о духе времени.

Многие аспекты творчества и биографии О. Хаксли - может показаться, что практически все - уже так или иначе рассмотрены в огромном числе работ, посвященных этому писателю. Начало хакслеведению, по существу, было положено еще при его жизни. Первое издание такого рода под редакцией Клэр Эшельбах [349] появилось в 1961 году с предисловием самого Хаксли.

За минувшее с его смерти полстолетия написаны несколько ценнейших мемуаров и подробных биографий. Среди биографов писателя, разумеется, на первом месте стоит Сибил Бедфорд, которая была подругой (по некоторым сведениям, одной из возлюбленных) Хаксли и потому может считаться «первоисточником» [325] Нельзя не упомянуть и Лауру Арчеру Хаксли, вторую жену, написавшую бесценные воспоминания об их совместном десятилетии, об их психоделических экспериментах и о последних днях писателя «Это мгновенье вечности» [386]. Безусловно, выдающимся трудом является исследование «Олдос Хаксли в Голливуде» Дэвида Данауэя о калифорнийском периоде Хаксли [345] и его книга интервью, взятых у широкого круга родственников, друзей и знакомых писателя [346].

В последние годы опубликованы сразу три биографии, добавившие новые шокирующие документы и факты, прояснившие ранее не освещавшиеся стороны творчества, философии или личной жизни Олдоса Хаксли. Так, Николас Мюррей впервые поведал о прежде не обсуждавшихся подробностях любовной жизни Хаксли [408]. Новый взгляд на религиозные устремления писателя предложил Дана Сойер, специалист по индуизму и буддизму [423].

Психолог и критик Джеймс Халл в монографии «Олдос Хаксли как представитель человечества» [379] показал единую направленность творческих и личных поисков писателя, посвященных определению и развитию возможностей, сокрытых в жизни духа, тела и социума. Принятый автором монографии исследовательский метод следовало бы характеризовать не только как литературно-биографический, но и как психологический. Путь самореализации писателя, его взлеты и падения, «кризис среднего возраста» - все это показано Халлом с исключительной корректностью по отношению к фактам, а главное, к произведениям и письмам Хаксли. Кроме того, Халл демонстрирует нехарактерную для многих новейших биографов деликатность, особенно удивительную в свете психоаналитического прошлого исследователя. Обучаясь в 1950-е психоанализу в Цюрихе, в частности, под руководством Карла Густава Юнга, Халл написал диссертацию «Олдос Хаксли: рост личности» [378]. Вернувшись в 1990-х к изучению Хаксли после долгих лет психотерапевтической практики, Халл продолжил поиски скрытых смыслов творческой биографии писателя, его целей и средств. Поразительно, однако, вовсе не то, что критик взялся примерно за тот же самый сюжет с разрывом в 40 лет. Удивляет то, что на сей раз он полностью отказался от традиционной психоаналитической терминологии, предпочтя иной метод - в сущности, метод пристального вчитывания в тексты и факты не столько ради анализа литературного материала, сколько для того, чтобы показать те «магистральные подводные течения» в личностном становлении писателя, которые предопределяли очередной выбор Хаксли-л итератора. Основное содержание внутренней жизни Хаксли, согласно Халлу — открытие, разгадывание загадок мира, точнее, отдельных миров плюралистической вселенной, т.е. всех областей природы и культуры, которые оказались ему доступны. Тайны жизни, многообразие любви — от священной до плотской - волновали его столь же сильно, как и тайны инобытия. Просветление, по Хаксли, могло быть достигнуто как телесными, так и духовными практиками. «Открытие самого себя» длиною в жизнь происходило у писателя в полном соответствии с довольно рано сформулированным пониманием парадигмы «тело vs. сознание». На протяжении всей жизни Хаксли декларировал их единство, что не гарантировало ему свободу от мучительных поисков ответа на вопрос о значении и назначении плоти в жизни духа. В таком же ключе постигались и трактовались мистические озарения, равно как и измененные фармакологическим путем состояния сознания. Никакие личные трагедии, будь то ранняя слепота, смерть первой жены, преследующие его детские комплексы, творческие неудачи и даже собственная тяжелая болезнь и умирание, не отвлекли Олдоса Хаксли от главной цели его существования — поиска смысла. Исследование

Джеймса Халла дает еще один ключ к пониманию любимого девиза писателя: aun aprendo, «я все еще учусь».

Кроме перечисленных биографий писателя следует отметить, что анализу его творчества посвящено множество PhD и кандидатских диссертаций. Написана одна докторская: В. С. Рабинович «Олдос Хаксли: эволюция творчества» [296].

Существует несколько библиографических справочников по критике О. Хаксли, лучшим из которых, несмотря на отсутствие в нем статей о новейших работах, по-прежнему остается Библиография Баса [324]." Естественно, что литературоведы, прежде всего, стремились определить место Хаксли в литературных направлениях первой половины XX века. Так или иначе, это делал каждый, кто брался за монографическое исследование Хаксли. Однако, как нам представляется, наиболее ясно проблему «приписки» Хаксли к тому или иному литературному направлению формулировал Питер Ферчоу в статьях 1994 года, включенных недавно в сборник его трудов о модернизме «Вынужденные модернисты: Олдос Хаксли и некоторые его современники» [355, р. 143-177]. Ферчоу справедливо отмечает, что, по крайней мере, по формальным признакам, выделяемым «пристальным чтением» и компаративистскими методами, проза Хаксли прочитывается как «немодернистская» из-за неизменного стремления писателя к ясности выражения и порой неприкрытой дидактике. В целом, работы П. 9 Существуют также библиографии К. Шульц [424] и Г. Кьюлкса

Ферчоу о Хаксли отличаются скрупулезностью в деталях и широтой обзора контестов и интертекстов [350, 351, 352, 353, 354].3

Мы не ставим здесь практически невыполнимую задачу осветить и оценить монографические исследования и статьи отечественных и зарубежных критиков, посвященные Хаксли. Существует несколько библиографических справочников, с помощью которых исследователь может получить информацию такого рода.

Неполный, но достаточно репрезентативный обзор русскоязычного хакслеведения содержится в статье В. С. Рабиновича «Олдос Хаксли и Россия» [418]. Книга Рабиновича «Олдос Хаксли: эволюция творчества» была единственной монографической работой об Олдосе Хаксли на русском языке [295]. В 2008 г. вышла наша монография «Наука и литература: Археология научного знания Олдоса Хаксли» [265].

О парадоксе творческой эволюции Хаксли написано немало. Парадоксальность эта явственно проступает, например, при сопоставлении «Дивного Нового Мира» ("Brave New World", 1932) и «Острова» ("Island1962). О том, чем близки эти тексты, как и о том, что вторая утопия безо всякой иронии, то есть со знаком плюс, изображает государство, построенное на тех же «научно-технических» приемах, что и Новый Мир, писала, в частности Е. М. Апенко в статье «Настоящее и будущее по Олдосу Хаксли», послужившей предисловием к русскому переводу «Острова» [248].

В главе о «Дивном Новом Мире» книги «Олдос Хаксли: сатирик и романист» Ферчоу доказывает, что этот роман представляет собой развернутый комментарий об Америке [350]. Эту же мысль он развивает в статье « "'Дивный Новый Мир" как сатира на американское прошлое, а не на британское будущее» [351].

Разумеется, никакого общего знаменателя, к которому можно было бы свести все мнения об этом авторе, не может быть. Многие отказывают раннему Хаксли в оригинальности, говоря о том, что его ранние романы - типичные period pieces. Не меньше и тех, для кого «подлинный Хаксли» закончился после, а то и до публикации «Дивного Нового Мира». Таково, в целом, мнение одного из давних отечественных исследователей этого автора Н. Я. Дьяконовой [278, 279].

Следует отметить, что зарубежные исследователи Хаксли давно перестали говорить о том, что его талант исчерпал себя к тому времени, как писатель перебрался в Соединенные Штаты. Мы разделяем точку зрения Д. К. Данауэя, подробиейшим образом изучившего все детали жизни Хаксли в Калифорнии. Как и американский критик, мы убеждены, что пребывание в Америке дало писателю бесценный опыт и стимулировало его широчайшие интересы [258, 365].4

Одна из ЗАДАЧ данной диссертации заключалась в том, чтобы воздать должное тем многочисленным произведениям Олдоса Хаксли, что до сих пор оставались вне поля зрения российских переводчиков, издателей и критиков. Таковыми являются не менее сотни публицистических произведений Хаксли. Исключение составляет, пожалуй, лишь совершенно неадекватно переведенная на русский язык и плохо изданная в 2000 г. книга «О Дивный Новый Мир 27лет спустя» - такое название горе-переводчик И. Сиренко и издательство «Серебряные нити» дали сочинению О. Хаксли "Brave New World Revisited" (1958). Ситуация с публикацией художественных произведений и некоторых трактатов Хаксли резко изменилась в последние годы. Но все же, львиная доля публицистических эссе,

4 О роли, которую сыграла культура Америки в творчестве Хаксли см. также статью Джереми Мекьера [401]. научных статей и философских трактатов Хаксли, равно как и исключительно интересная переписка, по-прежнему не доступны российскому читателю и игнорируются критикой. А между тем, именно non-fiction и корреспонденция определили характер его зрелой прозы. Произведения, опубликованные на русском языке в последние годы, нуждаются в обстоятельных комментариях. Мы рассматриваем множество эссе и статей, включенных в шеститомное «Полное собрание эссе Олдоса Хаксли» (Complete Essays), созданное усилиями Джеймса Секстона и Джереми Мекьера, и в сборники «Скрытый Хаксли» [34] и «Хаксли и Бог» [31]. Однако и данное издание включает в себя отнюдь не все публикации писателя, необходимые для исчерпывающего изучения его воззрений. Нам удалось найти немало важнейших журнальных статей, написанных им, например, для Vogue и Vanity Fair на рубеже 1920-30-х гг. Другим ценным источником явились ранее не публиковавшиеся эссе Хаксли, увидевшие свет в последние пять лет в Aldous Huxley Annual (AHA). Ценность этого периодического научного издания состоит в том, что труды Хаксли неизменно снабжаются подробным текстологическим и источниковедческим комментарием. AHA — это печатный орган международного сообщества, объединяющего критиков Олдоса Хаксли (Aldous Huxley Society). Это научное общество возникло 10 лет назад по инициативе англистов Мюнстерского университета (Германия), в основном усилиями президента Общества, профессора Бернфирида Нугеля собрана обширная постоянно пополняющаяся библиотека и осуществляются научные издания. В целом, AHA в совокупности с материалами трех симпозиумов, посвященных творчеству Олдоса Хаксли), и книгами серии «Возможности человека: труды об Олдосе Хаксли и современной ему культуре» ("Human Potentialities: Studies in Aldous Huxley &

Contemporary Culture"), дают исчерпывающее представление о горизонтах хакслеведения - о том, в какие стороны направлены интересы и амбиции критиков, занимающихся этим автором, и с помощью какого методологического инструментария они проводят исследования.5 Что до методологии, можно смело утверждать, что работы, посвященные Хаксли, охватывают весь спектр литературоведческих и культурологических направлений.

Мы не утверждаем, что Хаксли был великим художником слова. В самом деле, он не создал стиль, школу и т. п. Тем не менее, он по праву занимает место в пантеоне лучших авторов ушедшего столетия. И не только потому, что, если бы не открытая им литературная техника «контрапункта», скорее всего, мы читали бы, например, совсем другого Фолкнера.6 Кроме того, трудно вообразить, как развивалась бы без Хаксли фантастическая литература и, в частности, утопическая проза. Но дело не только в этом. Вот что, с нашей точки зрения, определяет

5 См., например, доклады Мюнстерского симпозиума: Now more than Ever: [proceedings of the Aldous Huxley centenary symposium]. Muenster, 1994 / Ed. Berfried Nugel. — Frankfurt am Main, Berlin : Peter Lang, 1995. Второй симпозиум состоялся в Сингапуре в 2000 г.: "Brave new worlds: Aldous Huxley and the challenges of the third millennium": Aldous Huxley symposium in Singapore, 28 December 2000 - 01 January 2001 (отдельно материалы этого симпозиума не издавались). Рижский симпозиум состоялся в 2004 г. См. его материалы: "Aldous Huxley, man of letters: thinker, critic and artist" [381]. Материалы последнего Лос-анджелесского IV симпозиума, состоявшегося в Пасадене (Huntington Library) летом 2008 г., надеемся, будут опубликованы в ближайшие годы. Пока тезисы IV Симпозиума доступны в качестве [электронного ресурса 1] .

6 См. об этом статью А. К. Савуренок [298]. особый статус О. Хаксли: этот автор представляет собой особый тип художника-интеллектуала. ЦЕЛЬ НАШЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ -доказать нашу позицию, показав, что соединение науки и искусства в едином пространстве художественного текста являлось одной из центральных задач его творчества.

Без преувеличения можно сказать, что Хаксли писал обо всем на свете. На первый взгляд, он уделял слишком много внимания (для литератора) психобиологическому аспекту жизни человека. Что он мог знать об этой стороне человеческого бытия? Он не был биологом, как его знаменитые дед и брат (Джулиан стал первым директором ЮНЕСКО). Не был он и психологом, как многие его друзья. Однако всю жизнь Олдоса Хаксли окружали не только великие писатели, религиозные мыслители, актеры и композиторы (Д. Г. Лоуренс, К. Ишервуд, Т. Манн, Дж. Кришнамурти, Ч. Чаплин, братья Маркс, И. Стравинский и др.), но и многочисленные ученые, которые были в своих областях, несомненно, выдающимися фигурами (Б. Рассел, Дж. Холден, Э. Хаббл, Ф. Перлз, А. Маслоу, К. Роджерс и пр.).

Из, его писем, адресованных авторам новейших научных сочинений, мы узнаем об его участии в многочисленных научных дискуссиях, конференциях. Профессиональные генетики, евгенисты, психиатры и психотерапевты, с которыми он обменивался мнениями, относились к нему исключительно серьезно, порой воспринимая его как коллегу и вовлекая в новаторские проекты.

Любопытным фактом его биографии является не только то, что в любой поездке с ним всегда находился дорожный вариант Британской энциклопедии, но и то, что, по крайней мере, в Калифорнии, где он прожил последние три десятилетия, он подписывался отнюдь не на Times Literary Supplement или New York Times Book Review, а на журналы Nature и Main Currents in Modem Thought. Фриц Кунц, издатель журнала Main Currents, который Хаксли неизменно выписывал с середины 1950-х гг., публиковал статьи известных ученых и философов (таких, например, как Питирим Сорокин) об исследованиях и достижениях, имеющих гуманистический потенциал. Изучение подшивок этого журнала за 195060-е годы, позволило нам очертить не только круг возможных интересов Олдоса Хаксли, но и получить доказательства его знакомства с новейшими биологическими и психологическими теориями.

Идеи, над которыми он так напряженно размышлял в течение своей жизни (в разные периоды это были разные идеи, но биология, демография и терапия были его постоянными увлечениями), нашли свое воплощение, к счастью, не только в культурологических или социологических трактатах, но и в его романах.

Трактаты О. Хаксли являются во многом компилятивными и систематизирующими, хотя и опираются в значительной степени на собственный опыт писателя. Безусловно, такой тип исследовательской активности интересен сам по себе. Но в случае Хаксли гораздо более важным является следующее: ему удалось не столько предвосхитить, сколько достаточно точно спрогнозировать многие, если не все, существенные приметы и болевые - точки современной жизни индивидуума и социума. Можно было бы предположить, что это произошло только благодаря общению писателя с выдающимися учеными и что Хаксли попросту «подхватывал» новые идеи и исследовал их на уровне, доступном строго мыслящему дилетанту с художественным воображением. Это предположение справедливо лишь отчасти. Не выдающиеся ученые, его корреспонденты, а блестяще образованный дилетант Хаксли часто оказывался первым в постановке проблемы: он первым заговорил о возможностях, которые предоставляют посткапиталистической экономике новые методы I репродукции и генной инженерией, он первым начал фантазировать о тех перспективах, что открывают новые психоактивные вещества психотерапевту, мистику, художнику и даже политику.

Все перечисленное делает фигуру Олдоса Хаксли как теоретика/экспериментатора и как художника уникальной. Несомненно, такой мыслитель заслуживает самого внимательного исследования. Всем сказанным определяется АКТУАЛЬНОСТЬ нашего диссертационного исследования.

РАЗРАБОТАННОСТЬ ТЕМЫ.

Среди сотен работ, посвященных Олдосу Хаксли, выделяются всего две серьезные монографии «Дивный Новый Мир: история, наука и у дистопия» Роберта Бейкера [322] и «Олдос Хаксли и мистика науки» Джуп Дири [342], в которых уделяется особое внимание влиянию научного знания на творчество писателя. Следует отметить и главу «Будущее науки и Господь наш Фрейд» ("The Future of Science and Our Freuct) в книге Питера Ферчоу «Конец утопии» [352], а также его статью «Наука и сознание в «Дивном Новом Мире» Хаксли [354]. Назовем и работу, в которой была впервые критически рассмотрена научная составляющая первой утопии Хаксли и подчеркнута двойственность позиции писателя. Это эссе Теодора Адорно «Олдос Хаксли и утопия», переведенное на английский в 1967 [319]. Что до российских работ на данную тему, то нам известна лишь одна статья Т. Новиковой «Необыкновенные приключения науки в утопии и антиутопии» [291]. у

Теме науки посвящена и статья Р. Бейкера «Наука и современность в межвоенных эссе и романах Олдоса Хаксли» [323].

ОСНОВНЫЕ ЗАДАЧИ ДИССЕРТАЦИОННОЙ РАБОТЫ

Наше исследование продолжает и дополняет вышеперечисленные работы, ибо тема негуманитарного контекста и интертекста далеко не исчерпана. Поэтому мы уделяем особое внимание влиянию научного знания на творчество писателя, главным утопическим проектом которого мы полагаем создание сплава научного и художественного дискурсов. Таким образом, по существу, данное исследование призвано было решить еще одну задачу — написать интеллектуальную биографию Олдоса Хаксли, отличающуюся от уже перечисленных биографий по своей прагматике. Мы не будем повторять уже описанные факты личной и общественной судьбы писателя. Вместо этого мы представим творческий путь интеллектуала, чьи художественные произведения и научно-популярные трактаты были вехами на пути теоретического и экспериментального познания.

Нетрудно заметить, что мы особо выделяем зрелые и поздние произведения Хаксли. Трудно отрицать, что по сравнению с эстетически стройными произведениями британского периода более поздние, американские тексты О. Хаксли далеки от совершенства. Но разве они одновременно не более оригинальны? Непринужденное остроумие, изящество и циничность «Желтого Крома» ("Сготе Yellow", 1921), «Шутовского хоровода» ("Antique Hay", 1923) «Этих сухих листов» ("Those Barren Leaves", 1925), композиционная полифоничность «Контрапункта» ("Point Counter Point", 1928) не исчезли из его поздней прозы. Некоторая информативная избыточность и дидактичность возникли, думается, не по мере «убывания таланта», а вследствие смещения интересов автора в сторону междисциплинарности, т. е. в результате смещения акцентов и смешения дискурсов в рамках одного текста. Писателя как будто больше не заботит то воздействие, которое достигается с помощью новаторского формотворчества, не волнует, будет ли его очередной текст специфически литературным открытием. Он, разумеется, осознавал, что и сама по себе нарративная структура имеет в том числе и этический смысл, как это видно на примере Джеймса, Достоевского или Толстого. Отвергнув путь формального поиска, Хаксли остался в целом весьма традиционным повествователем, «втискивающим» важные для него рассуждения в длинные диалоги или в пространные монологи или даже отдельные трактаты, входящие в романную структуру /например, в «Острове» ("Island", 1963) или в «Через много лет» ("After Many а Summer1939).

Переломным в его творчестве мы считаем утопический роман «Дивный Новый Мир», давно озадачивавший нас своей двусмысленностью. И потому одна из наших задач — прояснить причины этой двойственности, уточнив художественную природу этого текста. Прежде всего, мы стремились решить вопрос о том, в самом ли деле этот роман является безоговорочно антиутопическим. Стремясь найти объяснения нашим «колебаниям», неизменно возникавшим при каждой попытке осмыслить это произведение, мы решили определить в самом тексте «внутренние напряжения» и разрешить загадки доступными литературоведу способами. Как пишет Жан Старобинский, сложность процесса реконструкции смыслов определяется следующим: «Трудно разделить в произведении то, что делает его фактом своего времени, приемлющим и проявляющим ценности этого времени, и то, что несет в себе критику (в смысле отрицания) тех же самых ценностей. Произведения литературы, сознательно или бессознательно со стороны их авторов, бывают не лишены противоречий» [301, с. 41]. Весьма продуктивен и следующий тезис Старобинского: внешнее окружение писателя состоит из всего, что произведение преодолевает, и всего того, что преодолевает его. Внешние напряжения улавливаются критиком, если критик соотносит произведение и с его психическими истоками и окружающей средой. «При этом основные указания приходят по большей части не извне — их можно найти в самом произведении, надо только уметь их вычитывать» [301, с. 12]. Мы ставим задачу уловить, вычитать подобные «указания» в произведениях Хаксли, непременно соотнося их с соответствующими психобиографическими истоками и экстралитературными - в нашем случае научными - событиями. К последним относятся: знакомство Олдоса Хаксли с очередными научными публикациями, встречи с их авторами, участие в научных конференциях, семинарах, работа в исследовательских центрах и лабораториях.

Кроме написания «интеллектуальной биографии» Олдоса Хаксли, еще одной важной задачей мы считали реальное наполнение термина «роман идей», которым с такой легкостью оперируют критики, редко утруждая себя археологическими задачами, т. е. поисками конкретных научных источников идей и собственно научного содержания этого и других текстов Хаксли и изучением соответствующего поля значений. Без подобных раскопок исследователь обречен на домысливание авторского замысла, наполнение его произвольными смыслами.

Мы стремились подробно проанализировать и прокомментировать, в частности, тексты Хаксли, которые позволяют определить его как автора «романа идей» и вместе с тем хуже всего освещены в критике.

Казалось бы, анализируя творчество такого автора, критик должен обратить самое пристальное внимание именно на «науку», т. е. на концептуальное наполнение, а не на «искусство» как форму изображения. Далее лучшие романы Хаксли, а именно, парадоксально похожие <<Дивный Новый Мир» и «Остров», при беспристрастном рассмотрении демонстрируют довольно редкий случай в большой литературе, когда «что» важнее «как» - конкретное наполнение идеями гораздо значительней его выражения. Между тем, в общем корпусе хакслеведческих сочинений, как это ни парадоксально, такие исследования занимают весьма скромное место. Данное диссертационное исследование является попыткой восполнить значительные источниковедческие и концептуальные лакуны, существующие в хакслеведении. С этой целью здесь рассмотрено то, как складывался замысел произведений Хаксли, как возникали и разрешались им вопросы научного содержания. Именно в такой связи мы анализируем многочисленные научные гипотезы и теории, в той или иной мере ассимилированные (принятые или отвергнутые) писателем. Без выяснения конкретного «научного» контекста в его синхронии и диахронии невозможно понять специфику не только новаторской «антиутопической утопии» 1932 г., но и евпеихии, написанной спустя три десятилетия. Разумеется, наибольшую объективность может обеспечить подробное рассмотрение «круга чтения» Олдоса Хаксли. В идеале для понимания феномена Хаксли надо знать все, что знал он. и» «ц

Мы уже говорили, что одна из задач нашего исследования -корректировка клишированной оценки «Дивного Нового Мира». Так, в частности, мы не только ставим под сомнение, но и опровергаем распространенное мнение, согласно которому этот роман в той законченной форме, с которой имеет дело читатель, - антиутопия. Задуманное как «сатирическая» или «негативная утопия» (а это не то же самое, что антиутопия, направленная на развенчание самой идеи построения утопий), это произведение приобрело смыслы и подтексты, сигнализирующие критику о двойственности отношения самого автора к научным конструктам, составившим фундамент нарисованной им достаточно искусственной картины будущего.

Критики, писавшие об этом романе, дают разные жанровые определения. Отнюдь не все называют его антиутопией.

В нашей работе мы используем термины «утопия» и «утопизация» прежде всего потому, к ним прибегал и сам О. Хаксли. Мы употребляем их в широком смысле, подобно тому, как поступает с понятием «утопия» Кеннет М. Ромер в книге «Утраченная необходимость: Америка в утопических текстах, 1888-1900» [420]: говорит, что утопия -гипотетическое (порой действительно существовавшее) сообщество или мир, отражающий более совершенный альтернативный образ жизни; утопическое произведение — текст, изображающий конкретную утопию.

Избранный нами подход к литературной утопии определяется тем, что в данном исследовании нет необходимости, не отступая от наших целей, вникать в подробности огромной области, занимающейся теоретическим изучением утопий во всех их жанровых разновидностях.8

Существует несколько обществ, занимающихся изучением утопий: Society For Utopian Studies, публикующее авторитетный академический журнал Utopian Studies; Ralahine Centre for Utopian Studies (Ирландия); European Utopian Studies Society. Особо плодовитыми в смысле количества и влияния на литературную теорию утопий оказались 1960-е гг., когда появились, например, классический труды «Будущее как кошмар» Хиллегаса [376] и «От утопии к

Освещение деталей и аргументов теоретических споров в данном случае не принесло бы ощутимых преимуществ. В последние годы отечественные литературоведы значительно продвинулись в этом направлении, в особенности в том, что касается русского утопического творчества в его взаимосвязях с зарубежными утопиями. В 2000-е годы опубликованы два заметные исследования литературных утопий, выполненные JI. М. Юрьевой [317] и Б. Ф. Егоровым [280].

В Нью-йоркской лекции 1962 г. (Aldous Huxley's Blashfield Address of 24 May 1962) О. Хаксли определил «Дивный Новый Мир», «Обезьяну и сущность» и «Остров» как «утопические фантазии» (Utopian fantasies), уточнив, что первые два текста - это эксперименты с «негативным утопизмом» (negative Utopianism), а последний — с «позитивным утопизмом» (positive Utopianism).9 По мнению Хаксли, критики, отрицательно отзывавшиеся об «Острове», должно быть, реагировали точно так же, как и сам он откликнулся на утопию «Люди как боги» (1923) Г. Уэллса, чей наивный оптимизм вызвал у него «стойкую аллергию» и желание написать в ответ что-нибудь циничное. «Дивный Новый Мир», в самом деле, был задуман как антиуэллсовская коитару» Уолша [436], сборник «Утопии и утопическое мышление» под редакцией Фрэнка Манюэля [430] и пр. В России всплеск интереса к утопиям пришелся на 1980-е гг.

9 Текст лекции был опубликован в 1963 г. под названием «Утопии позитивные и негативные». В журнале Aldous Huxley Annual за текстом Хаксли следует комментарий и послесловие Джеймса Секстона, примечательное подробными разъяснениями по поводу влияния на творчество Хаксли не только романа «Люди как боги», но и других романов Г. Уэллса [59]. сатира, однако, Хаксли, как мы надеемся показать, не ограничился этой задачей.

Оправдывая «Остров», Хаксли говорит:

Сравнительно легко написать хорошую книгу о несчастье, безумии и семи смертных грехах. Исключительно трудно быть интересным и убедительным, когда пишешь о счастье, о разумном, об обычных добродетелях и необычных экстазах и просветлении» [59, р. 1].

Хаксли разделяет все утопии на два типа — «отодвинутые во времени» (far-out Utopias) и «приближенные к настоящему» (near-in Utopias). Собственные утопические фантазии он причисляет к последнему виду и утверждает, что такие тексты могут восприниматься в качестве проектов, планов возможных и желательных действий:

Утопии, приближенные к настоящему, задуманы как реалистичные и практические. <.> Их автор подчеркивает, что его идеи можно осуществить» [59, р. 2-3].

Эти слова Хаксли служат достаточным основанием для того, чтобы утверждать: «Дивный Новый Мир» - не просто «негативная утопия». Намерение писателя заключалось не только в том, чтобы «устрашить» читателя и не только в том, чтобы создать сатиру или текст, высмеивающий любые попытки утопизации.

Высочайшая степень достоверности и теоретической осуществимости всех идей, заключенных в этом футур о логическом сочинении, позволяет считать первую утопию Хаксли проектом возможного мира, спроектированного как единое общество счастья и благоденствия. Планирование зиждется на твердом основании реалистических прогнозов.

Думается, несмотря на «антиутопический» эпиграф (цитату из Бердяева), предпосланный «Дивному Новому Миру», Хаксли признавал ценность утопизма как проявления творческого потенциала и стремления к прогрессу. Доказательством тому служат его штудии и эксперименты. Даже осознавая опасности утопизма, он понимал, что культура не может отказаться от утопии.10 В самом деле, утопия -великолепный стимул для развития и воплощения идей, т. е. для цивилизационного и культурного процесса. Утопизация - великолепный личный стимул для развития воображения.

Одновременно Хаксли видел и трагизм, присущий любому утопизму, ибо любая утопия содержит зерна саморазрушения. Вполне естественно, что и литературные утопии полны явных и подспудных противоречий. <<Дивный Новый Мир» качественно отличается от всех прочих текстов такого рода степенью выявленное™ этих противоречий.

В той же лекции Хаксли утверждает, что все авторы литературных утопий стали жертвами упрощения, которое он называл Первородным Грехом Интеллекта. Большинство создателей «утопий, приближенных к настоящему» игнорировало индивидуальную психологию. Это справедливо даже в отношении тех авторов, что осознавали ее значение. Причина их творческих неудач - в «жажде аккуратности», в извращенном стремлении к упорядоченности. Впрочем, в оправдание им Хаксли отмечает, что такое стремление лежит в основе искусства, философии и науки.

Все создатели утопий намеревались быть позитивными. Однако каэ/сдый раз упрощенное представление о природе человека в сочетании с жаждой аккуратности меняло знак с плюса на минус и превращало придуманные ими идеальные государства в негативные Утопии, которые, несмотря на добрую волю создателей, <.> были потенциально столь .же ужасающе антигуманны, как и «1984» Оруэлла.

10 См. об этом, например, сборник статей «Видения Утопии» [434]. Ад часто бывает вымощен благими намерениями именно потому, что благие намерения часто связаны с неправильными идеями в общественных науках и егце более неверными идеялш в психологии» [59, Р- 4].

Как мы видим, Хаксли возлагает особые надежды на развитие наук, ибо рассчитывает на то, что с их помощью человечество (и культура) обретет более верные координаты.

Нельзя не заметить, что в своих научных и околонаучных проектах, которые мы определяем как утопические, Хаксли также преследовал не только критические, но и вполне позитивные цели. Однако, несмотря на глубину рефлексии и широту кругозора, он также не избежал проклятия Первородного Греха Интеллекта. * *

Самым адекватным жанровым определением «Дивного Нового Мира», не считая тех, что дал Хаксли, мы обязаны Нортропу Фраю [356], причислившему его к мениппее или менипповой сатире, характеризующейся общей пародийной установкой, дающей свободу в создании нереальных (скажем, фантастических) ситуаций и не очень реалистических персонажей. Цель минипповой сатиры — поговорить в шутку о серьезных философских проблемах. Именно Фрай заметил то, что обычно опускается в рассуждениях об этом романе Хаксли. А именно: мениппова сатира подвергает осмеянию все подряд: суеверие, псевдо- и паранауки, а также подлинную науку. Фрай приводит пример «Путешествий Гулливера» Свифта, где сатирически изображены экспериментальные лаборатории, и «Едгина» Батлера, где намеренно извращена суть дарвинизма и мальтузианства. Но ведь это не значит, что Свифт и Батлер полагали всю науку мракобесием? Дистанцировавшись от реальности, они предлагали тренировку для критического ума, предъявив несколько упрощенные, шаржированные идеи для переоценки. «Сатирический взгляд здесь не является ни философским, ни анти-философским. Это лишь самовыражение гипотетической формы искусства (hypothetical form of art). Сатира на идеи — всего лишь особый вид искусства, который защищает собственную творческую отстраненность» [356, р. 231]. Именно жанр менипповой сатиры позволил Хаксли вольно обращаться с самыми передовыми и плодотворными идеями и подлинно научными достижениями. Избрав стихию мениппеи, Хаксли максимально затруднил раскопки его собственной точки зрения. Однако нас это не останавливает, ибо мы не намерены «застрять» в пределах этого текста.

Заблуждением является и мысль о том, что этот роман — результат уникального прогностического дара, и что Хаксли, обладая талантом прорицателя, просто-напросто предсказал сущностные цивилизационные изменения и сдвиги в сознании. Мы видим одну из своих задач в том, чтобы доказать, что в значительной степени образность этого романа проистекает из осведомленности писателя, его научного мировоззрения.

Не менее распространенным является и следующее суждение: Олдос Хаксли явно предпочитал науке мистику и паранауку. Даже Джун Дири [342] сделала особый акцент в своей монографии на тех, «маргинальных» псевдонаучных увлечениях писателя, что предопределили его роль «предтечи Нью Эйдж». Таким образом, еще одна ЗАДАЧА данной диссертации: опровергнуть тезис о том. что Хаксли был более всего увлечен мистикой, прояснив путаницу. создавшуюся вокруг этого вопроса.

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ

Поскольку одной из задач нашего исследования было составление интеллектуальной биографии писателя, логичным было воспользоваться биографическим методом.

В связи с тем, что мы рассматриваем конкретные историко-литературные вопросы в контексте истории идей и истории науки, по-прежнему актуальным представляется историко-литературный метод. Не менее адекватным нашим целям оказался и метод, предложенный «социокультурным литературоведением» (culture criticism). Критики этой школы пересмотрели те позиции, с которых до них выносились суждения о том, что следует считать художественным текстом, и «потребовали равноправия» в изучении и соположении fiction, non-fiction и document. В самом деле, именно их совокупность и составляет историю идей и ценностей. Не менее продуктивна такая позиция и для историко-литературоведческой работы. Таких взглядов придерживался, в частности, основоположник этого направления Реймонд Уильяме. В книгах «Долгая революция» [445] и «Культура и общество» [444] он показал, как работает механизм эволюции культуры и литературы в связи с изменениями идеологии. Немаловажной для нас оказалась и его t статья «Утопия и научная фантастика» [446]. Естественные науки, которые мы рассматриваем в диссертации применительно к творчеству

Олдоса Хаксли, по сути, насквозь идеологичны. Это качество, по всей видимости, и сделало их удобным для О. Хаксли материалом критической беллетризации и утопизации.

Итак, одно и то же явление мы рассматриваем то сквозь призму биографических обстоятельств Хаксли, то в свете общекультурных процессов, в равной степени выраженных в науке и литературе. Переключение внимания с «фигуры», на «фон» и обратно представляется нам вполне естественным и плодотворным, тем более что соответствует главному принципу гештальт-психологии - направлению психологии, которому Олдос Хаксли отдавал безусловное предпочтение.

Наше исследование потребовало широкого междисциплинарного подхода, ибо, во-первых, такова сама природа изучаемого здесь предмета: междисциплпнарностъ является отличительным свойством самого Хаксли. Во-вторых, история литературы в целом, как и история творчества конкретного писателя, порой требует изучения фактов, принадлежащих различным областям науки. Ранним примером такого исследования служит работа М. П. Алексеева «Пушкин и наука его времени» [246]. В-третьих, для историка литературы вполне естественно прибегнуть к методам, связывающим литературу не только со смежными областями гуманитарной культуры, но и с науками о жизни и человеке, если цель, как в нашем случае, состоит в том, чтобы показать, как писатель реагировал на процесс превращения некоторых сфер опыта в науку, а порой и наоборот — превращения науки в опыт, и, в частности, в паранаучную или оккультную практику. Но главное — мы показываем писателя как полноправного участника научного обмена.

Назвав наше исследование «археологическим», мы имели в виду метод, сочетающий историю идей и анализ дискурсов, мнений и типов ментальности - все то, что Мишель Фуко определил как «археология знания» в одноименном сочинении [307]. Такой способ изучения и описания показывает, как распространяется научное знание, как оно порождает философские понятия и как порой воплощается в литературную форму. В рамках «археологии знания» Фуко (в особенности в свете идей, высказанных в книге «Слова и вещи» (1966)

311], разные продукты культуры становятся вполне соизмеримыми, что дает нам возможность свободно сополагать «документы» различной природы — будь то дискуссии нобелевских лауреатов по биологии, медицинские трактаты по контрацепции или раздвоении личности, лекции по проблемам психофармакологии, материалы конференций по вопросам перенаселенности, журнальные публикации Хаксли на эти темы и его же художественные утопии.

Очевидно, что писатель вовсе не случайно сделал акцент именно на таких сферах утопического конструирования, как медицина, психология и социобиология. Они, как показали, в частности, исследования М. Фуко, изначально идеологизированы и обладают охранительной функцией, т.е. направлены на достижение порядка и сохранения определенной статусности. Именно такие интенции характерны для любого утопического строительства. Как демонстрирует М. Фуко, идеология не исключает научности, точно так же, как наука не исключает идеологичности. Этот тезис полностью подтверждается анализом научного знания Олдоса Хаксли, который одним из первых разглядел идеологическое содержание психологии и биологии - на первый взгляд, далеких от идеологии областей.

Предпринятые нами путешествия во времени порой описывают идентичные отрезки биографии. Однако исследование биографии писателя производится каждый раз под новым углом зрения. «Археологические раскопки» и, следовательно, три сортировки (по количеству глав, каждая из которых посвящена одной области), три описи добытого материала предприняты для того, чтобы составить картины трех различных «археологических территорий». Такое многократное прохождение пути и разделение биографического и литературного материала на «территории» представляется нам необходимым и неизбежным. В самом деле, трудно добиться ясности и цельности изложения междисциплинарных вопросов, если не отказаться от традиционного историко-биографического подхода или тривиального и далеко не всегда оправданного деления писательской биографии на «этапы творческого пути». Вместе с тем, мы отдаем себе отчет в том, что выбранные нами дисциплины (психология, медицина, биология и пр.) не имеют фиксированных границ - это свойство и дает нам возможность междисциплинарного подхода. «Археологические территории могут пересекать «литературные» или «философские» тексты в той же мере, как и научные тексты» [307, с. 336].

Три археологические территории, выбранные нами для анализа, были подсказаны самим Олдосом Хаксли, точнее, избранной им самим стратегией утопизации, которой, на наш взгляд, подчинено большинство его художественных и критических текстов, начиная с середины 1920-х гг. Что до научных текстов, принадлежащих избранным областям знания, то, поскольку в центре нашего внимания располагается фигура Олдоса Хаксли, определенного нами на роль «идеального наблюдателя», мы в основном анализируем тексты, оказавшиеся в поле именно его зрения, т.е. вычленяем то, что было интересно самому Хаксли, и лишь по необходимости отходим в сторону и обращаемся к тем научным (или казавшимся таковыми) трудам, что в свое время сыграли роль манифестов научной мысли.

Те научные области, к анализу которых мы прибегаем в нашей работе, нельзя считать достаточными условиями для возникновения замыслов и самих текстов Хаксли. Однако осмысление их писателем явилось необходимым условием осуществления его творческих интенций. Произведения Хаксли отсылают нас не только к непосредственному историческому и биографическому контексту, но и к тем явным и подспудным процессам, что происходили в современной писателю науке. Их невозможно игнорировать, как невозможно не замечать факты писательской биографии.

Н; * *

Опыты создания амальгамы литературы и науки имеют давнюю историю. Эксперименты такого рода были нередкими уже в эпоху Ренессанса. Так, например, Галилео Галилей часто излагал свои теории в беллетризованной форме. XVIII столетие также было эпохой творцов, чьи энциклопедические интересы охватывали как область научного, так и сферу изящного. Достаточно упомянуть «Сон Даламбера» и «Племянника Рамо» Дени Дидро, так называемые «геологические» этюды Иоганна Вольфганга Гете, «Письмо о пользе стекла» М. Ломоносова и пр. Контакты и взаимодействие науки с литературой XIX века очевидно на примере таких произведений, как «Луи Ламбер» и «Поиски абсолюта» О. де Бальзака и «Фея хлебных крошек» Ш. Нодье."

II п

О связи художественных текстов с наукой см., например, книгу Ж. Старобинекого «Действие и реакция» [300]. Особенно главу 2 о Дидро, главу 5 о Бальзаке и главу 6 о полемике Гете, Китса и Вордсворта с Ньютоном. Интересен также раздел об «Эврике» Э. По, но более обстоятельный разбор научного содержания этого трактата американского романтика предложила Э. Ф. Осипова [292, с. 80 - 93].

Что касается, например, взаимосвязи дарвинизма и литературы, то следует выделить книгу Джорджа Ливайна <<Дарвин и романисты» [393] и сборник статей о влиянии дарвинизма и неодарвинизма на литературу «Викторианская наука и викторианские ценности» [433]. А

Говоря о «взаимоотношениях» Хаксли с наукой, нельзя не заметить, что писатель не раз на нее «нападал». Самая язвительная и яростная из его атак - роман «Обезьяна и сущность», что не удивительно: данная утопическая фантазия посвящена последствиям ядерной войны. Киносценарий, составляющий основную часть романной структуры, открывается описанием сцены в ночном клубе, где выступает полногрудая накрашенная бабуинка, а за ней на легкой стальной цепочке, прикрепленной к собачьему ошейнику, выходит на четвереньках Майкл Фарадей. Фарадей плачет, на лице его отражается отвращение и негодование. Певица избивает старого физика.

Вскоре появляется еще один персонаж. Он имеет самое прямое отношение к достижениям ядерной физики и ее гуманитарным последствиям. Это Альберт Эйнштейн. Писатель и его посадил на цепочку, заставив служить бабуинам-генералам.

Под другим флагом служит (иным животным) еще один Альберт Эйнштейн. Писатель посадил его на точно такую же привязь. Читатель, не забывший биотехнологий, подробно описанных в «Дивном Новом Мире», понимает, что это клоны. Ирония состоит не просто в том, что животные клонировали человека, а в том, что они клонировали самого известного ученого столетия. Общий тон сцены - явно издевательский: Два одинаковых лица уставились друг на друга сквозь частокол начищенных кожаных сапог своих хозяев. <.> - Это ты, обстоятельный труд Стивена Мейера о влиянии научных теорий на творчество Гертруды Стайн [404], не только служит прекрасным примером удачного междисциплинарного исследования, но и является заметным шагом вперед в развитии биопоэтики.

Альберт? - неуверенно спрашивает один из Эйнштейнов. Другой

I ^ медленно кивает. —Боюсь, что да, Альберт» [11, с. 314].

В книге «Наука, свобода и мир» ("Science, Liberty and Peace", 1946) Хаксли изложил свои размышления (в духе Толстого, цитатой из которого начинается это пространное эссе) о тех опасностях, что готовят человечеству практически любые открытия в науке и техники, ибо приведут лишь к новому, более существенному, имущественному и правовому неравенству во всем мире.

Тем не менее, наука, в особенности естествознание, входила в сферу важнейших сфер интересов Олдоса Хаксли. Почему?

Во-первых, ему как создателю сюжетов и характеров представлялось интересным изобразить ученого, его мыслительный процесс - движения ума от набора чувственных восприятий к набору ненаблюдаемых, гипотетических данностей и затем к новой гамме переживаний и системе представлений. Ученые присутствуют во многих произведениях Хаксли. Это Шируотер в «Шутовском хороводе», лорд Тэнтемаунт в <сКонтрапункте», Мартене в «Гении и богине» (The Genius and the Goddess, 1955), Миллер в «Слепце в Газе» (Eyeless in Gaza, 1936), Обиспо в «Через много лет» и Макфэйл в «Острове».

Во-вторых (и это самое главное), Хаксли полагал, что наука оказывает все более существенное влияние на дух, сознание и на абсолютно все стороны жизни человека и планеты. Следовательно, писатель просто-напросто не может ее игнорировать. Разумеется, это спорная точка зрения. В современной литературе найдется немало литераторов, словно не замечающих того, в каком именно времени они

1 ^

Хаксли О. Обезьяна и сущность [11]. Далее для удобства цитирования будет обозначаться как Обезьяна. живут. Но у Хаксли не было ни малейшего сомнения в значительности того места, которое должна занимать наука в современной культуре.

Олдос Хаксли неоднократно отмечал, что писатели в целом любят хвалиться своим неведением. Он называл литераторов, по-прежнему игнорирующих открытия Эйнштейна и Гейзенберга, «невежественными идиотами». Естественнонаучное знание, писал Хаксли в своем последнем сочинении «Литература и наука» ("Literature and Science

1963), в основном остается за пределами литературы, оно не усвоено теми, чья традиционная задача заключается в изучении человека как индивидуума, как продукта культуры и как биологического вида. Словно в оправдание литературы Хаксли напоминает, что «ненаучное», т.е. художественное исследование врожденных различий между людьми изначально присуще литературе. До того, как соответствующие открытия были сделаны биологами, антропологами и психологами, именно литература брала на себя роль точного, хотя и интуитивного инструмента» познания типов и характеров. «Лишь в двадцатом веке наука догнала литературу», что, как справедливо отмечает Хаксли,

11 накладывает на последнюю особую ответственность.

Хаксли не раз говорил, что успехи психологии, физиологии и биохимии отразятся на человеке гораздо сильнее, чем успехи физики и техники:

Очевидно, что биология имеет более непосредственное отношение к человеческому опыту, нежели более точные науки, такие, как физика и химия. Отсюда ее особая значимость для писателей. Науки о природе могут подтвердить интуитивные догадки художника, расширить его представления, обогатить кругозор. У писателей <.>,

13

Huxley A. Literature and Science [42]. Далее для удобства цитирования будет обозначаться как LS - И. Г. как пишет профессор А. Маслоу «возможно, случаются удивительные озарения; возможно, они задают нужные вопросы, выдвигают справедливые гипотезы, и, вероятно, в большинстве случаев они правы. Но как бы они сами ни были в чем-то убеждены, им никогда не убедить человечество <.>. Наука — это единственное имеющееся у нас средство навязать истину сопротивляющимся» [LS1, р. 79].

Знаменитый философ и политолог Исайя Берлин, неоднократно встречавшийся с Олдосом Хаксли, пишет в своих воспоминаниях: «Наверно, после Спинозы никто с такой страстью, последовательностью и полнотой не верил в тот принцип, что освобождает лишь знание <.>» [252, с. 10].

НОВИЗНА нашей работы заключается в следующем: впервые написана «интеллектуальная» биография этого автора; впервые целостно реализован междисциплинарный подход к изучению всего творчества писателя Олдоса Хаксли; впервые показано, что создание амальгамы художественного и научного дискурсов являлось одной из главнейших задач его творчества; впервые все творчество Хаксли рассмотрено сквозь призму его утопических проектов. * *

Хотя дискуссия о взаимоотношениях науки и искусства была начата предками Олдоса Хаксли (Мэтью Арнольдом и Томасом Гексли) еще в XIX веке14, подлинные страсти вокруг этой темы разгорелись лишь в XX веке.

Так, в 1919 году в небольшом эссе «Поэзия и наука» ("Poetry and Science"), написанном для Athenaeum, Олдос Хаксли поделился с читателями своей мечтой «поженить науку и поэзию», добавив, что, к сожалению, в английской литературе не найдется достойных примеров подобного союза (примеры поэзии Альфреда Теннисона и Эразма Дарвина он решительно отметал). Хаксли изумлялся тому факту, что XIX столетие, столь богатое научными идеями, не смогло породить хороших поэтов, страстно увлеченных темой науки. В литературе XIX века Хаксли обнаруживает единственного поэта - Жюля Лафорга (18601887), который под впечатлением от научных гипотез и открытий философии и науки (в частности идей Гартмана), создал подлинно лирические произведения.

Как мы видим, Хаксли уже в начале своей карьеры писателя и критика стремился i/оказать художникам и ученым ограниченность и неполноту их независимых систем координат. Указывая на необходимость «научного просвещения» писателей, он неизменно подчеркивал ограниченность и научного знания как такового, что нисколько не усмирило собственную страсть писателя к науке, однако, задало ей неожиданное направление.

14 Мэтью Арнольд написал эссе «Литература и наука» [108], а Томас Гексли — статью «Наука и культура» [149]. Томас Гексли и Мэтью Арнольд, по существу, пришли к единому мнению о том, что между наукой и культурой не существует непроницаемой границы, после того, как Арнольд объявил, что его определение культуры как «лучшего из всего, что придумано и сказано людьми», включало в себя и науку и культуру. См. об этом в «Жизни Мэтыо Арнольда» Николаса Мюррея [409, р. 301].

В том же году Athenaeum печатает статью Джона У. Салливана (1886-1937), приятеля Олдоса Хаксли по Гарсингтону. Салливан был литературным критиком и популяризатором науки, одним из первых изложившим эйнштейновскую теорию относительности доступным языком. Статья называлась «Наука и культура» [226]. В ней утверждается, что развитие науки не может не сказаться на трансформации культуры - разумеется, при условии, что художники дадут себе труд наукой интересоваться. В следующей статье на эту тему - «Наука и литература» [227] - Салливан, констатирует, что изменение мировоззрения, происходящее при смене научных парадигм (например, с появлением теории относительности), меняет и сознание художника, и приводит тезис Т. Гексли: между ученым и подлинным художником не существует особого отличия, ибо литература, как и наука, проливает свет на судьбу и предназначение человека.

В середине века достаточно неожиданно вспыхнул «конфликт двух культур», вызванный в 1958 году лекцией Ч. П. Сноу «Две культуры и научно-техническая революция» [223]. В своей лекции Сноу констатировал разрыв между научно-технической и гуманитарной «культурами». Он безапелляционно причислил литераторов к «неучам», обвинив их в пессимизме и отсутствии интереса к науке и прогрессу. Более того, Сноу объявил, что именно ученые исповедуют гуманистические идеалы, и потому следует изменить систему университетского образования, отдав приоритет научным дисциплинам. Текст Сноу в шестом переиздании попался на глаза Ф. Р. Ливису (18951978), продолжателю традиций М. Арнольда в критике. Ливис, возмущенный научным шовинизмом Сноу и вульгарной прямолинейностью его тезисов, сделал ответный ход в лекции 1962 г.

Две культуры? О значении Ч. П. Сноу» [160], в которой провозгласил: гуманистична одна единственная культура - традиционная, гуманитарная, ибо она подчеркивает индивидуальное. Равнодушие к искусству и литературе таит в себе опасность дегуманизации. Культура, в особенности литература, не только воплощает эстетические ценности, но и является источниками тотального влияния на мироощущение и критерии жизни. Ответ, данный Ливисом, хоть и не вполне корректен, но все же выявляет неадекватность тезиса Сноу о том, что единственная социальная надежда лежит именно в области науки и техники. Кстати Ливис вовсе не противопоставлял науку художественному творчеству. Он лишь встал на защиту последнего.

Тогда же в спор включились Лайонел Триллинг, опубликовав эссе в июньском номере журнала Commentary «Наука, литература и культура: Заметки по поводу спора Ливиса — Сноу» (Science, Literature and Culture: A Comment on the Leavis-Snow Controversy) [232], и Роберт Оппенгеймер, написавший статью «О науке и искусстве» (On Science and Culture) в Encounter в октябре того же года [188].

Такова была атмосфера, повлиявшая на решение Олдоса Хаксли поставить точку в споре о «культурах» или, по крайней мере, найти здоровое зерно в аргументах двух сторон. В 1963г. Хаксли опубликовал в Harper's статью «Единственный способ написать современную поэму о соловье» ("The Only Way to Write a Poem About a Nightingale"). В ней он дает кажущееся сейчас тривиальным, но по тем временам достаточно новаторское в своей точности, определение литературного и научного дискурсов. Хаксли подошел к этой теме

15 Huxley A. The only way to write a poem about a nightingale [47]. Далее для удобства цитирования данное издание обозначается как Nightingale. строго научно, последовательно доказывая, что наука описывает обобщенный опыт {public experience), а литература - личный (private experience). Нельзя не заметить, что произведения О. Хаксли этот тезис опровергают, ибо порой содержат суммированный и обобщенный опыт, изложенный гораздо убедительней, чем личный опыт его героев. Впрочем, Хаксли и сам это понимал и потому на первой же странице отметил:

Не столь систелттично, но литература также имеет дело с этим обобщенным опытом» [Nightingale : 62].

Век Науки, напоминает писатель, тем не менее, остается и веком частного переживания. Каково же назначение современной литературы? Во-первых, поскольку человек воспринимает мир опосредованно, в частности, через призму литературы, она должна адекватно передавать жизненный опыт. При этом современная литература должна оставаться ИСКУССТВОМ, ибо плохое искусство наряду с нереалистичной философией и религиозными предрассудками -это преступление против человечества. Во-вторых, знание, лежащее в основе произведения, должно соответствовать правде личного опыта, правде культурной традиции и правде современной науки. Сплав этих трех составляющих послужит «сырьем для новых литературных форм» [Nightingale, р. 63].

Таков манифест новой литературы, цель которой — исследование Человека и исследование природы Новой Эпохи.

Современный литератор, приготовившийся написать о Природе, сталкивается с задачей гармонично связать в рамках одного произведения освященный древностью материал, доставший ему от мифотворцев былых эпох, с новыми открытиями и гипотезами, которыми в изобилии порождает его собственная эпоха» » [.Nightingale, Р- 64].

Научная достоверность и точность, в сущности, находятся за пределами художественности. Однако в том случае, если такой литератор, как Хаксли, стремится достичь не просто правдоподобного, но достоверного изображения придуманного им мира, так или иначе представляющего проекцию современной ему действительности, научная подоплека художественной реальности становится основой эстетического замысла. Ясность и наукообразие художественного проектирования, начиная с 1930-х годов, стали, очевидно, одной из важнейших задач автора.

Вернемся к «эссе о соловьях», где Хаксли приводит конкретный пример неадекватного решения поставленной художественной задачи. Это стихотворение Т. С. Элиота «Суинни среди соловьев», название которого обыграно в заголовке эссе. Хаксли критикует Элиота за незнание элементарных фактов о соловьях — за невежество, непростительное для современника Конрада Лоренца. В самом деле, в стихотворении Элиота соловей распевает тогда, когда в природе ничего подобного услышать невозможно.

Для литератора двадцатого столетия новые сведения об этом освященном традицией поэтическом материале могут сами по себе служить материалом для поэзии. Поэт, игнорирующий этот факт — трус. Новые факты о соловьях — это вызов, который стыдно не принять. Ученые слова, слова учебника должны быть очищены и превращены в богатый смыслами язык, способный одновременно выразить как правду о соловьях — об их существовании в мире гусениц, эндокринных желез и охраняемой ими территории, так и правду о людях, слушающих песнь соловья» » [Nightingale, р. 66].

Итак, Хаксли твердо убежден, что фактическая нелепица разрушает самую совершенную поэтическую структуру.

Цель написанной тогда же книги «Литература и наука» -определить, какова связь литературы и науки, выяснить, чем, с художественной точки зрения, литератору двадцатого века может быть полезна наука двадцатого века. По существу, «Литература и наука», завершившая писательскую карьеру Хаксли, представляет собой проект новой прозы, чье предназначение - показать жизнь человека новой эпохи, человека, сознание которого обусловлено новым знанием.

Эта последняя книга Хаксли — сумма его зрелой эстетики. Она недвусмысленно свидетельствует о том, что дидактическая и просветительская роль литературы для него бесспорна и первостепенна.

Назначение ученого, по Хаксли, заключается в создании монистической системы, в которой все многообразие мира сведено к некой систематической целостности. Писатель же должен не просто конституировать многообразие мира. Ему следует акцентировать многоликость жизни, «изображая радикальную непостижимость грубого, неподдающегося осмыслению бытия», переводить случайность и бесформенность индивидуального существования в «хорошо организованное и осмысленно произведение искусства» [Z^, р. 10]:

Литература не «номотетична», а «идиографичиа»; она занимается не закономерностями и объяснительными законами, а описаниями внешнего вида и отличительными чертами объектов, воспринимаемых как единое целое, а также суждениями, сравнениями и установлениями различий, она занимается внутренним содержанием сущности и самой сущностью, и, наконец, она занимается Istigkeit — не-мыслием в сознательном, непреходящей Таковостыо в бесконечности беспрерывного разрушения и беспрерывного обновления» [LN, р. 8].

Чем по теории О. Хаксли литература может оказаться полезной науке?

Хаксли отмечает, что литература - предшественница психологии. Литература была и по-прежнему может быть, хоть и интуитивным, но довольно точным «инструментом» познания типов и характеров еще до того, как антропология, биология и психология сделала соответствующие открытия. Хаксли приводит примеры героев Шекспира и Диккенса, которые полностью соответствуют современным научным соматотипическим классификациям.

Хаксли убежден, что естественные науки нуждаются в интуитивных озарениях художника, в точке зрения писателя, существенно отличающейся от видения ученого. Писатель смотрит на мир «с высоты птичьего полета», т. е. непредвзято, ибо не скован дисциплинарными рамками.

Хаксли представляет себе идеальную современную литературу как синтез обобщенного знания и личного непосредственного опыта, как сплав безукоризненных научных рассуждений и не менее безупречного художественного чутья.

Примерно такие же рассуждения, как это не удивительно, встречаются и в современном литературоведении - например, в «эволюционной или биопоэтической критике». Так, в статье «Теория», антитеория и эмпирическое литературоведение» [335] Джозеф Кэрролл открыто признает актуальность гуманистических идей Мэтью Арнольда, утверждавшего более ста лет тому назад, что литературный канон - это нормативная совокупность не только художественного опыта, но и жизненных ценностей. Кэрролл уточняет: «Представления о психологии, общественной жизни и природе, содержащиеся в литературном тексте как специфически сформулированные тезисы, приблизительно совпадают с представлениями, имеющимися в культуре, которой данный текст принадлежит. Философское или эссеистическое рассуждение более систематично, однако и более подвержено упрощению, ошибочной сосредоточенности на единичных идеях. Литература же имеет дело со всем словарем обычного языка и, таким образом, лучше приспосабливается и более достоверно описывает частную жизнь или жизнь общества» [286, с. 100].

И, наконец, Хаксли указывает на особую роль литератора -этическую. Так как современная наука порой способствует достижению совершенно негуманных целей, то именно литература, не столь абстрактная и безличная, должна напоминать об этой «гротескной и все более угрожающей ситуации» [LS, р. 93] и показывать, в чем состоит подлинная человечность, и каково биологическое и психологическое предназначение человека как представителя своего вида и человека как индивидуума. Тексты Олдоса Хаксли, анализируемые в диссертационной работе, полностью соответствовали этой роли, осознанно выбранной писателем.

Однако гораздо более точное определение роли писателя О. Хаксли дал не в «Литературе и науке», а за четыре года до этого, выступая в качестве приглашенного докладчика на Конференции по психофармакологическим проблемам изучения сознания (Сан-Франциско, 1959) с докладом «Окончательная революция» ("The Final Revolution"). Думается, имеет смысл процитировать следующий пространный пассаж из его речи:

Сегодня вечером я спросил себя, что именно я делаю в этой компании. Кажется, я единственный гуманитарий среди множества докторов разнообразных наук. Здесь я подобен невежде в огромном море профессионального знания. <.> В «Еэюе и Лисе», любопытном эссе о Толстом, Исайя Берлин пишет: лиса много всего знает, еж знает что-то одно, но очень важное. У лисы в запасе много хитростей, но еж может сворачиваться в клубок и таким способом противостоять лисе. Этот образ подходит к разным областям. В литературе, например, есть писатели-лисы и писатели-ежи. Лисы обследуют огромные территории и знают массу разных вещей. Лучший пример писателей-лис — Шекспир. А есть писатели-ежи, сосредоточенные на одной единственной идее, которую они развивают до крайних пределов. Лучший пример - разумеется, Данте.

В данный момент, думается, эти образы можно отнести к специалистам и неспециалистам. Можно сказать, что я - это лиса из «низов», оказавшаяся среди множества высокопоставленных ежей. Так что же я здесь делаю? <.>. Очевидно, что я не люгу соперничать ни с одним из здешних ежей. Я слушаю доклады, и лшогие из них исключительно интересны. Я извлекаю из них много полезного. Должен признаться, что когда ежи слишком углубляются в химию, я просто сворачиваюсь в клубок, и не понимаю ничего из того, что они говорят. И, тем не менее, думается, лиса с ее довольно поверхностными знаниями о многих вещах, с ее широким кругозором и многообразной деятельностью, также может оказаться полезной. Дултю, писатель способен внести свой вклад. Если он решит какое-то время сотрудничать с ежами, то сможет построить мост, соединяющий науку с обыденной жизнью. Это кажется мне исключительно важным» [30, р. 216 — 217].

Идеи, помещенные Олдосом Хаксли в литературный текст, оказали воздействие не только на неподготовленных читателей, но и на представителей научного мира. И хотя подобный круговорот идей обнаружили, что о верности фантазий О. Хаксли в отличие от футурологических прогнозов Дж. Оруэлла говорит и Фрэнсис Фукуяма в главе «Повесть о двух антиутопиях» книги «Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции» [357]:

Цель нашей книги — утверждение, что Хаксли был прав, что наиболее серьезная угроза, создаваемая современной биотехнологией, — это возможность изменения природы человека и в силу того — перехода к "постчеловеческой" фазе истории» [312, с. 7].

Посмотрев на совокупность рассматриваемых нами областей «утопизации», которые являются, как мы показываем, излюбленными темами и мотивами его сочинений, следует признать, что его выбор был отнюдь не случайным. Психология, психиатрия, физиология, медицина и фармакология выполняют сходную прагматическую функцию, определившуюся их историческим становлением. Как показал М. Фуко в работах «Ненормальные» [309], «Психиатрическая власть» [310] и «История безумия в классическую эпоху» [308] эти области научной и практической деятельности вовлечены в процесс охраны общественный статусности, власти и порядка. Знание, как убедительно доказывает французский философ, неразрывно связано с властью. Олдос Хаксли это понял много раньше других писателей, и потому, взявшись за конструирование возможных миров, сделал акцент на науках о человеке.

МАТЕРИАЛЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Стремясь к наибольшей полноте картины, т.е. к тщательной ревизии вышеперечисленных «археологических областей», мы не ограничились анализом собственно литературных дискурсов {«Дивного Нового Мира», «Луденских бесов», «Обезьяны и сущности», «Острова»), а также трактатов «Двери восприятия», «Рай и ад» (Heaven and Hell, 1956) и «Вечная философия» (The Perennial Philosophy, 1945). Мы использовали весь корпус писем Олдоса Хаксли и все имеющие отношение к нашей теме эссе и статьи 1920-1960х годов. Все эти тексты рассматриваются в общем поле смыслов, порожденных текстами, относящимися к археологическим областям психологии, психофармакологии и евгеники/генетики.

В общей сложности в работе в той или иной степени рассмотрены сотни источников. Круг чтения Олдоса Хаксли был невероятно обширен. Число чужих статей, докладов и монографий, прочитанных писателем на протяжении всей его карьеры, может показаться исследователям не только бесконечным, но и излишним. Это обстоятельство, однако, лишь подогрело наше стремление к полноте информации, к желанию не упустить никаких деталей, которые могли бы прояснить движение мысли О. Хаксли, путь от авторского замысла того или иного произведения к его окончательному оформлению. Не в этом ли, в конечном итоге, заключается смысл работы литературоведа?

Изобилие источников — одна из причин, вынудивших нас перенести часть справочной и маргинальной, хотя и значимой для данного типа исследования информации, в иногда довольно пространные постраничные комментарии.

Работа выполнена на материалах, хранящихся в Российской национальной библиотеке, Российской государственной библиотеке, Библиотеке ИМЛИ им. А. М. Горького, Библиотеке иностранной литературы им. М. И. Рудомино, Библиотеке ИНИОН, Библиотеке Манчестерского университета, Публичной библиотеке Манчестера,

Библиотеке Гумбольдтовского университета (Берлин), Библиотеке Университета штата Небраска (Линкольн), Библиотеке Университета штата Луизиана (Батон-Руж). Университетские библиотеки США, предоставили возможность ознакомиться с многочисленными материалами других американских библиотек, в частности, Библиотеки Конгресса США. Важным этапом нашего исследования жизни и творчества О. Хаксли стала работа в рукописном фонде Хантингтонской библиотеки (Пасадена, Калифорния), где хранятся записи многочисленных интервью с родственниками, друзьями и знакомыми писателя, а также архивы (дневники и письма) его близких друзей Грейс Хаббл и Кристофера Ишервуда. Огромным стимулом и ценным материалом для работы над Главами I и II стало и интервью в Голливуде, на которое любезно согласилась в 2004 году вдова писателя Лаура Хаксли, ныне покойная. Наша беседа была посвящена почти исключительно психологии и психотерапии в жизни и творчестве Олдоса Хаксли.

Американская часть исследования состоялась благодаря исследовательским грантам Фонда Фулбрайта и Фонда Флетчера Джоунза (Хантингтонская библиотека).

НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ

Результаты исследования могут быть использованы по нескольким направлениям: при составлении аналогичных «интеллектуальных писательских биографий», при изучении генезиса фантастических, в особенности футурологических произведений, при анализе междисциплинарных текстов.

Положения диссертационной работы могут быть использованы при чтении общих курсов по истории литературы, специальных курсов по истории, поэтике и жанровой природе фантастической литературы, по междисциплинарным методам в литературоведении, в курсах по истории культуры, по истории науки и биоэтике.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ

Основные идеи, положения и результаты диссертационного исследования были представлены на докладах, сделанных на Английском отделении Университета Линкольна (Небраска, США) и в Хантингтонской библиотеке (Пасадена, США) в 2004 г., а также на следующих симпозиумах и конференциях: 1. Международная конференция «Консерватизм и неоконсерватизм». СПб., 1998. 2. Summer Institute for Semiotic and Structural Studies. Imatra (Finland), 1999. 3. Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Э. Хемингуэя. СПб., 1999. 4. XXIX Международная филологическая конференция. СПб., 2000. 5. European Association for American Studies Biennial Conference. "Nature's Nation Reconsidered: American concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis." Graz (Austria), 2000. 6. 10-th International Conference of Belarussian Association for American Studies "From "the Awakening" to "Titanic": American Culture in the 20th Century." Минск, 2000. 7. The Conference of the Netherlands American Studies Association "Dreams of Paradise, Visions of Apocalypse: Utopia and Dystopia in American Culture." Middleburg (the Netherlands), 2000. 8. European Association for American Studies Biennial Conference. "The United States of/in Europe: Nationhood, Citizenship, Culture." Bordeaux (France), 2002. 9. Third International Aldous Huxley Symposium. Riga (Latvia), 2004. 10. XXIV Международная филологическая конференция. СПб., 2005. 11. The 5th International Auto/Biography Association

Conference. Mainz (Germany), 2006. 12. XXXVII Международная филологическая конференция. СПб., 2008.

Материалы диссертационной работы были использованы при разработке учебного курса лекций «История и теория фантастических жанров» и семинаров по «пристальному чтению» на Факультете филологии и искусств СПбГУ. характерен не только для Хаксли, этот феномен особенно ярко высвечивается именно на его примере, потому что, во-первых, Олдос Хаксли близко общался и зачастую сотрудничал с ведущими учеными-естественниками своей эпохи, и, во-вторых, потому что целый ряд научных достижений и прогнозов относительно эволюции человечества стали в дальнейшем соотноситься с его текстами. Самый яркий тому пример - «Дивный Новый Мир», занимающий уникальное положение в общем ряду фантастических футурологических произведений, ибо, с одной стороны, этот роман зиждется на твердом основании из реальных научных достижений, открытий и вполне, как показало время, реалистических прогнозов. С другой стороны, этот текст направил и продолжает направлять читательские ожидания не только в отношении позднейшей прогностической художественной литературы, но и в отношении научного прогресса в целом. Так, например, не напиши м

Хаксли о клонах 70 лет назад, скорее всего, мир не выразил бы столь тревожных подозрений относительно перспектив, открывшихся после рождения-изготовления овцы Долли. Это же справедливо и в отношении «обусловливания», промывания мозгов и химического одурманивания населения.

СТРУКТУРА РАБОТЫ: диссертационное исследование состоит из введения, трех глав - по одной на каждую «археологическую территорию» или область утопических экспериментов Олдоса Хаксли, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Литература и наука в творчестве Олдоса Хаксли"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Составляя интеллектуальную биографию Олдоса Хаксли, мы, в частности, стремились показать, что этот литератор воспринимался современниками не только как художник, но и как оригинальный и влиятельный мыслитель. Невероятная популярность его лекционных курсов и отдельных докладов обусловливалась не только тем фактом, что их читал известный писатель. В самом деле, этого явно недостаточно для того, чтобы сотни студентов-естественников переполняли лекционные залы, которые не могли вместить всех желающих послушать Хаксли. Как мы уже говорили, в ряде случаев приходилось радиофицировать прилегающие помещения. Не потому ли писатель привлекал так много юных специалистов, что ему было что сказать по поводу науки и ее связи с литературой, культурой, общественным сознанием и обыденной жизнью? Однако не будь он автором всемирно-известных произведений, то есть не обладай он исключительным даром слова, публика, скорее всего, предпочла бы послушать какого-нибудь крупного ученого или профессионального философа. Причина его популярности заключается в том, что он обращался к своим университетским слушателям как к специалистам и вместе с тем как к личностям, от которых, возможно, зависит будущее не только конкретной науки, но и человечества. Разумеется, ученая публика не стала бы слушать докладчика, не осведомленного о тех научных достижениях и гипотезах, что фигурируют в его выступлении. Лишь глубокие познания, аналитический ум и прогностический дар позволяли ему рассуждать о будущем человечества в среде профессионалов.

Читая университетские лекции и доклады, Хаксли постепенно подошел к главному тезису своей заключительной работы «Литература и наука»:

Задача современного художника состоит в том, чтобы гармонизировать в рамках одного произведения тот древний материал, что достался ему от мифотворцев прежних эпох, с новыми открытиями и гипотезами, что изливает на него наука его времени» [LS, р. 64].

Наука действительно предоставила писателю бесценные открытия и гипотезы. Многообразные таланты, изобретательность и острый ум позволили Хаксли превратить «научное сырье» в художественные произведения, обратившись к тем обширным областям знания, что были недоступны его предшественникам и что по тем или иным причинам были безразличны литераторам-современникам.

Художественные произведения, трактаты, эссе и предисловия Олдоса Хаксли. ввели в сферу публичного обсуждения комплекс морально-этических, социальных и медицинских проблем, вставших перед общественным сознанием вследствие научных открытий. Писатель не сомневался, что вопросы, непосредственным образом затрагивающие саму биологическую природу человека и целостность человеческой личности, должны обсуждаться повсюду, а не только в научных кругах. И здесь он отводил особую роль литературе.

Хотя мы провели «раскопки» научного содержания многочисленных текстов Олдоса Хаксли, одно произведение потребовало к себе совершенно особого внимания. Это «Дивный Новый Мир». Тот факт, что любая из естественнонаучных и политико-экономических тем неизменно возвращала нас именно к «Дивному Новому Миру», убеждает в том, что это и есть главный, определяющий текст в творчестве Олдоса Хаксли. Однако, чем разнообразнее процедуры его реконструкции, тем более противоречивой представляется окончательная картина, тем загадочнее прагматика этого произведения. Чем же объясняется явный когнитивный диссонанс, возникающий при пристальном чтении этого романа?

Дивный Новый Мир», фактически, не содержит ни единого прогноза или оценки, которые не вытекали бы непосредственно из того, что было известно науке, в частности биологии, еще в конце 1920-х годов. Гениальность этого неровного романа, порой колющего глаз искусственностью образов, как раз и состоит в том, что, воспользовавшись в качестве строительного материала разнообразными и на тот момент полуфантастическими биологическими, экономическими, фармакологическими и психологическими идеями, рассеянными по всему полю естественнонаучного знания, Хаксли сумел спроектировать целостный, убедительный мир вероятного будущего. Еще более поразительно то, что составляющие именно этого романного мира, а не какого-либо другого из придуманных тогда или впоследствии миров, составляют основное содержание нашей, пока еще не закончившейся эпохи.

Традиционная рецепция романа, трактуемого как тотально антиуэллсовская сатира, призванная, якобы, ужаснуть публику глобалистской и утилитаристской социально-биологической конструкцией—Мировым Государством, оказывается неверной, ибо, как доказывают проведенные нами «раскопки», «ужасное» вполне могло рассматриваться писателем как полезное или, во всяком случае, как перспективное и неизбежное. Оказывается, что ироничная репрезентация, например, гипнопедии или генетической селекции вовсе не означает того, что писатель считал эти методы неприемлемыми, ненаучными и неперспективными. На наш взгляд, все это заставляет не только критически отнестись к той характеристике, которую сам Хаксли дал своему произведению, назвав его—в пику Герберту Уэллсу— негативной утопией, но и вовсе отказаться в данном случае от использования традиционной классификации утопий (положительные, отрицательные, или антиутопии, и пр.).

Историческое и биографическое прочтение «Дивного Нового Мира» в общекультурном и, особенно, научном контексте 1920-1960-х годов вынуждает отказаться от четкого жанрового определения. Проверка реальными фактами, т. е. всей совокупностью собственных текстов Олдоса Хаксли, равно как и чужих известных ему текстов, посвященных действительному положению в биологии, психологии и психофармакологии и социально-биологическим прогнозам, показывает, что для самого Хаксли «Дивный Новый Мир»—не совсем антиутопия и, тем более, не совсем сатира. Но и не утопия в привычном для нас смысле. Именно ощущение неизбежности и даже необходимости «дивного нового мира» и, вместе с тем, его полной неприемлемости для традиционного морального сознания, несовместимости его с глубинными ценностями нашей культуры и сообщает книге интеллектуальный и моральный драматизм и даже трагизм, резко выделяя ее из множества беллетризованных «научных» трактатов об идеальном или страшном будущем. Но все это становится по-настоящему очевидно лишь тогда, когда мы смотрим на «Дивный Новый Мир» с позиции «археолога», т. е. ничего не принимая на веру, не подгоняя факты под готовые представления и, по возможности, внимательно и беспристрастно изучая все, что обнаружили в каждом раскрытом слое. Таким образом, археология научного знания в данном случае - это способ преодолеть конфликт интерпретаций.

Пример художественных фантазий Олдоса Хаксли подтверждает, что совершенство научно-фантастического произведения (и собственно научной прозы), покоится на стройности и остроумности концепции и на ее соответствии самым современным научным представлениям.

Поскольку с годами интересы Олдоса Хаксли явственно сместились в сторону междисциплинарности, его эстетика также претерпела существенные изменения. Стремление соединить науку и искусство в едином пространстве художественного текста привело к некоторой информативной избыточности и дидактичности, а иногда и к непропорциональному распределению дискурсов в рамках одного текста. Стремясь достичь не просто правдоподобного, но достоверного изображения придуманного им мира, так или иначе представляющего проекцию современной ему действительности, О. Хаксли сделал научную подоплеку художественной реальности основой эстетического замысла. Ясность и наукообразие художественного проектирования, начиная с 1930-х годов, стали одной из важнейших задач автора. Рассмотренные нами произведения свидетельствует о том, что дидактическая и просветительская роль литературы представлялась ему бесспорной и первостепенной.

Конкретное содержание термина «роман идей», которым непременно оперирует каждый, кто занимается творчеством Олдоса Хаксли, проясняется лишь с помощью археологических процедур, присущих литературоведению. Среди самых существенных - подробное рассмотрение круга чтения Олдоса Хаксли с тем, чтобы выяснить конкретные источники образности и собственно научное содержание эпистем, фигурирующих в его текстах. При этом научное содержание должно рассматриваться не только в «первозданном виде», т. е. в первоначальном поле значений, но и так, как оно было воспринято, истолковано и в дальнейшем использовано писателем.

Посмотрев на совокупность рассматриваемых нами областей «утопизации», которые являются, как мы показываем, излюбленными темами и мотивами его сочинений, следует признать, что его выбор был отнюдь не случайным. Психология, психиатрия, физиология, медицина и фармакология выполняют сходную прагматическую функцию, определившуюся их историческим становлением.

Хаксли, разумеется, осознавал тот трагизм, что присущ любому утопизму: любая утопия содержит зерна саморазрушения. Вполне естественно, что и его литературные утопии полны явных и подспудных противоречий. «Дивный Новый Мир» отличается от всех прочих текстов такого рода высочайшей степенью проявленности этих противоречий.

Нельзя не заметить, что в своих научных и околонаучных проектах, которые мы определили как утопические, Олдоса Хаксли преследовал не только критические, но и вполне позитивные цели. Однако, несмотря на глубину рефлексии и широту кругозора, он также не избежал проклятия «Первородного Греха Интеллекта». Избранные им «лекарства» зачастую оказывались страшней «болезни». Данный парадокс утопизации явственно проступает не только на страницах биографии Хаксли-писателя, но и на всех этапах его интеллектуальной биографии. Подобно «Дивному Новому Миру», который можно определить в том числе и как роман-предупреждение, публицистическая карьера его автора, не избежавшего конфликта «целей и средств», не менее поучительна.

2 2. Huxley A. A case of voluntary ignorance // Esquire. — 1956. — Oct. — P. 39—45.

23. Huxley A. Complete essays / Aldous Huxley; ed. with comment, by Robert S. Baker and James Sexton : [in 6 vol.]. — Chicago : I. R. Dee, 20002002.

24. Huxley A. Crome yellow / Aldous Huxley. — Moscow: Progress Moscow publ., 1979. — 278 p.

25. Huxley A. The devils of Loudun / Aldous Huxley. — New York : Carrol & Graf publ., 1996. — 340 p.

26. Huxley A. Do we require orgies // The Yale rev. — 1934. — March. — t

P. 466—483.

27. Huxley A. The doors of perception & Heaven and hell / Aldous Huxley. -- Harmondsworth : Penguin Books : Chatto & Windus, 1967. — 144 p.

2 8 . Huxley A. Drugs that Shape Men's mind // Adventures of the mind / ed. by Richard Thruelsen and John Kobler. — New York, 1959. — P. 81—94.

29. Huxley A. Eyeless in Gaza / Aldous Huxley. — New York : Bentam Books, 1968. —432 p.

30. Huxley A. The final revolution // A pharmacologic approach to the study of the mind / ed. by Robert M. Featherstone and Alexander Simon. — Springfield, 111., 1959. — P. 216—228.

3 1. Huxley A. The genius and the goddess / Aldous Huxley. — London : Chatto & Windus, 1955. — 127 p.

32. Huxley A. Grey eminence : a study of religion and politics / Aldous Huxley. — London : Flamingo, 1994. — 297 p.

33. Huxley A. The hidden Huxley : contempt and compassion for the masses, 1920-1936 / ed. by David Bradshaw. — London ; Boston : Faber & Faber, 1994.—XXVI, 255 p.

34. Huxley A. History of Tension // Annals of the New York Acad, of sciences. — 1957. — N 67, May. — P. 675—684.

35. Huxley A. Human potentialities //The humanist frame / ed. Julian Sorell Huxley. — London, 1961. — P. 415—431.

36. Huxley A. Human potentialities // Man and civilization: control of the mind : a symposium / ed. by Seymour M. Farber, Roger H. L. Wilson. — New York, 1961. — P. 60—76.

3 7. Huxley A. The human situation: lectures at Santa Barbara, 1959 / Aldous Huxley; ed. by Piero Ferrucci. — New York ; Hagerstown ; San Francisco : Harper & Row, 1977. — VIII, 261 p.

38. Huxley A. Huxley and God: essays on religious experience / Aldous Huxley ; ed. by Jacqueline Hazard Bridgeman ; introd. by Huston Smith. — New York : Crossroad Publ. Co, 2003. — X, 308 p.

39. Huxley A. Jacob's hands / Aldous Huxley and Christopher Isherwood ; with an introd. by Laura Archera Huxley. — New York : St. Martin's Press, 1998, — VII, 141 p.

40. Huxley A. Island / Aldous Huxley. — London ; Toronto ; Sydney ; New York : Granada Publ., 1979. — 336 p.

4 1. Huxley A. Letters of Aldous Huxley / ed. Grover Smith. — New York : Evanston : Harper & Row, 1969. — 992 p.

42. Huxley A. Literature and science / Aldous Huxley. — Woodbridge, Conn. : Ox Bow Press, 1991. — 118 p.

4 3 . Huxley A. Mescaline and «the Other World» // Proceedings of the round table on lysergic acid diethylamide and mescaline in experimental psychiatry : held at the annual meeting of the Amer. Psychiatric Assoc., Atlantic City, N. J., May 12, 1955 / ed. Louis O. Holden. — New York ; London, 1956. — P. 45—50.

4 4. Huxley A. The modern doctrine of progress : how the achievements of civilization will eventually bankrupt the world // Vogue. — London, 1928. — 21 March. —P. 55, 78.

4 5. Huxley A. Moksha: writings on psychedelics and the visionary experience (1931-1963) / Aldous Huxley ; ed. Michael Horowitz and Cynthia Palmer. — New York : Stonehill, 1977. — XXII, 314 p.

4 6. Huxley A. Notes on liberty and the boundaries of the promised land // The Fortnightly rev. — 1930. — Dec. — P. 746—753.

47. Huxley A. The only way to write a poem about a nightingale // Harper's mag. — 1963. — Vol. 227. — P. 62—66.

48.Huxley A. Our contemporary hocus-pocus //The Adelphi. — 1925. — May. — P. 966—974.

49. Huxley A. The perennial philosophy / Aldous Huxley. — New York : Harper & Row, 2003. — 312 p.

5 0. Huxley A. Personality // Literary America. — 1935. — May. — P. 369-372.

51. Huxley A. Poetry and science // Athenaeum. — 1919. — 22 Aug. — P. 783.

52. Huxley A. Point counter point / Aldous Huxley. — London : Flamingo, 1994. 438 p.

5 3 . Huxley A. The politics of ecology : the question of survival / Aldous Huxley. — [S. 1.] : The Fund for the Republic, 1963. — 7 p. 5 4. Huxley A. The psychology of suggestion : an attempt to analyze our susceptibility to the printed word // Vanity Fair. — 1925. — N 24, Aug. — P. 58, 84.

5 5 . Huxley A. Religious practices in Central America // The Geogr. mag. — 1935. —Oct. —P. 435—449.

56. Huxley A. Science, liberty and peace / Aldous Huxley. — New York; London : Harper & Brothers, 1946. — 86 p.

57. Huxley A. Time must have a stop / Aldous Huxley. — London : Chatto & Windus, 1945. —305 p.

5 8. Huxley A. A treatise on drugs // Chicago herald and examiner. — 1931.

10 Oct. —P. 54.

59. Huxley A. Utopias, positive and negative / ed. and with an afterword by James Sexton // Aldous Huxley annual. — 2001. — Vol. 1. — P. 1 —9.

6 0. Huxley A. Wanted, a new pleasure // Music at night, and other essays / Aldous Huxley. — London, 1931. — P. 248—257.

61. Huxley A. Wars and emotions // Life and letters. — 1934. — Apr. — P. 7—26.

62. Huxley A. Where do you live? // Esquire. — 1956. — May. — P. 40—41.

63. Huxley A. Who are you // Harper's. — 1944. — Vol. 189, Nov. — P. 512—522.

6 4. Huxley A. Writers and readers // The olive tree, and other essays / Aldous Huxley. — London, 1936. — P. 29—30.

Интервью О. Хаксли

6 5 . Beerman H. An interview with Aldous Huxley // The Midwest quarterly.

1964. — Vol. 5, N 3. — P. 223—230.

6 6. Frazer R., Wickes G. Aldous Huxley // Writers at work : the Paris review interviews. Second series / ed. George Plimton. — New York, 1963.

P. 223—230.

Предисловия О. Хаксли

67. Huxley A. Foreword // Benoit Н. The supreme doctrine : psychological studies in Zen thought / Hubert Benoit. — New York, 1955. — P. VII—VIII.

6 8. Huxley A. Foreword // Haire N. Birth-control methods : contraception, abortion, sterilization / Norman Haire. — London, 1936. — P. 7.

69. Huxley A. Foreword //Huxley L. A. You are not the target /Laura Archera Huxley. — New York, 1963. — P. XI—XIV.

7 0. Huxley A. Foreword // Krishnamurti J. The first and last freedom / Jiddu Krishnamurti. — New York, 1954. — P. 9—18.

7 1. Huxley A. Foreword // Mann F. Acupuncture : the ancient Chinese art of healing and how it works scientifically / Felix Mann. — London, 1962. — P. V—VII.

72. Huxley A. Foreword //Montagu A. Man's most dangerous myth: the fallacy of race / Ashley Montagu. — New York, 1942. — P. VII—VIII. 73 . Huxley A. Foreword // Morgan L. Inside yourself: a new way to health based on the Alexander technique / Louise Morgan. — London ; New York, 1954. —P. 7—9.

74. Huxley A. Foreword // Myers F. W. H. Human personality and its survival of bodily death / F. W. H. Myers. — New York, 1961. — P. 7—8. 7 5 . Huxley A. Introduction // Starkey M. L. The devil in Massachusetts / Marion L. Starkey. — Alexandria, VA, 1982. — P. XIX—XX. 76. Huxley A. Preface // Sulloway A. W. Birth control and Catholic doctrine / by Alvah W. Sulloway. — Boston, 1959. — P. XII.

7 7. Huxley A. Introduction // Unwin J. D. Hopousia, or, The sexual and economic foundations of a new society / J. D. Unwin. — New York, 1940. — P. 13—29.

Тексты других писателей

78. Берроуз У. С. Голый завтрак ; Электронная революция ; Последние слова / Уильям Берроуз ; [пер. с англ. В. Когана]. — М. : Глагол, 2000. — 303 с.

79. Вулф Т. Электропрохладительный кислотный тест : роман / Том Вулф ; [пер. с англ. В. Когана]. — СПб. : Азбука-Терра, 1996. — 511 с.

80. Кампанелла Т. Город Солнца // Зарубежная фантастическая проза прошлых веков : социал. утопии : [сборник : пер. с лат., англ., фр. / сост. И. Семибратова]. — М., 1989. — С. 14— 01.

81. Мор Т. Утопия // Утопия ; Эпиграммы ; История Ричарда III: [пер. с лат. и англ.] / Томас Мор. — 2-е изд., испр. и доп. — М., 1998. — С. 12— 99.

82. Платон. Филеб, Государство, Тимей, Критий / Платон; [пер. с древнегреч. С. С. Аверинцева и др.]. —М. : Мысль, 1999. — 655 с.

83. Уоррен Р. П. Вся королевская рать // Вся королевская рать ; Приди в зеленый дол : романы : пер. с англ. / Роберт Пенн Уоррен. — М., 1983. — С. 9— 302.

84. Уэллс Г. Люди как боги // Собр. соч. : в 15т./ Герберт Уэллс ; [под общ. ред. Ю. К. Кагарлицкого]. — М., 1964. — Т. 5. — С. 5— 98.

8 5. Уэллс Г. Машина времени / Герберт Уэллс; [пер. с англ. К. Морозовой, М. Зенкевича]. — СПб. : Азбука-классика, 2004. — 318 с. 86. Уэллс Г. Первые люди на Луне //Собр. соч.: в 15 т. / Герберт Уэллс ; [под общ. ред. Ю. К. Кагарлицкого]. — М., 1964. — Т. 3.— С. 3— 50.

8 7. Уэллс Г. Спящий пробуждается // О дивный новый мир : англ. антиутопия : романы. — М., 1990. — С. 7—293.

8 8. Юнгер Э. Гелиополис / [пер. с нем. Г. Косарик] // Гелиополис : немецкая антиутопия : романы. —М., 1992. — С. 341—641.

89. Bellamy Е. Looking backward, 2000-1887 / by Edward Bellamy. — New York : Signet Classics, 1960. — 222 p.

90. Bernal J. D. The world, the flesh and the devil: an inquiry into the future of the three enemies of the rational soul / J. D. Bernal. — [S. 1.] : Indiana Univ. Press, 1969.—81 p.

9 1. Blake W. The marriage of heaven and hell // Complete writings of William Blake / ed. Geoffrey Keynes. — London, 1957. — P. 148— 58.

92. Burgess A. A clockwork orange / Anthony Burgess. — New York; London : W. W. Norton, 1986. — 192 p.

93. Burroughs W. S. Junkie : confessions of an unredeemed drug addict / William S. Burroughs. — [S. 1.] : Penguin Group, 2003. — 160 p.

94. Burroughs W. The yage letters / William Burroughs & Allen Ginsberg. — San Francisco : City Lights Books, 1965. — 68 p.

95. Chambers R. W. The King in yellow / Robert W. Chambers. — [S. 1.] : IndyPublish, 2007. — 272 p.

96. Ellison R. Invisible man / Ralph Ellison. — New York : Vintage Intern., 1995, — XXIII, 581 p.

97. Kerouac J. On the road / Jack Kerouac. — New York : Signet Classics, 1957. —254 p.

98. Kesey K. Kesey's garage sale. — New York: Viking Press, 1973. — XVIII, 238 p.

99. Kesey K. One flew over the cuckoo's nest / Ken Kesey ; ed. by John Clark Pratt. — New York : Viking Press, 1973. — XVIII, 560 p.

100. Miller A. The crucible / Arthur Miller; ed. Gerald Weales. — New York : The Viking Critical Library, 1996. — 484 p.

101. Skinner В. F. Walden Two / by B. F. Skinner. — Upper Saddle River : Prentice Hall, 1976. —XVI, 301 p.

102. Wells H. G. A modern Utopia / by H. G. Wells. — Lincoln, NE : Univ. of Nebraska Press, 1967. — XXIV, 392 p.

Список научной литературыГоловачева, Ирина Владимировна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. AdlerA. Understanding human nature /by Alfred Adler ; transl. by W. B. Wolfe. —New York : Greenberg, 1927. — X1.I, 286 p.

2. Alexander F. Constructive conscious control of the individual / Frederic M. Alexander. — New York : E. P. Dutton & Co, 1923. — 317 p.

3. Alexander F. The scope of psychoanalysis, 1921-1961 : selected papers / Franz Gabriel Alexander. — New York : Basic Books, 1961. — 594 p.

4. Alexander F. The use of the self / Frederic M. Alexander. — New York : E. P. Dutton & Co, 1932. — 299 p.

5. Alexander R. The doctor alone can't cure you / by Rolf Alexander. — Overton, Nev. : Overton Press, 1943. — 204 p.

6. Arnold M. Literature and science // Nineteenth century. — 1882. — 12. — -P. 216—230.

7. Baudouin C. Suggestion and autosuggestion / Charles Baudouin. — London : George Allen & Unwin, 1921. — 191 p.

8. BenoitH. The supreme doctrine : psychological studies in Zen thought / Huber Benoit. — New York : Pantheon Books, 1955. — 248 p.

9. Bertram G. C. L. What are people for? // The humanist frame / ed. Julian Sorell Huxley. — London, 1961. — P. 371—384.

10. Bromberg W. The mind of man : a history of psychotherapy and psychoanalysis / William Bromberg. — New York : Oxford Univ. Press, 1959, — 184 p.

11. Bronowski J. Science and human values / Jakob Bronowski. — New York : Harper & Row, 1958. — 94 p.

12. Brown H. S. The challenge of man's future : an inquiry concerning the condition of man during the years that lie ahead / Harrison S. Brown. — New York : Viking Press, 1954. — XII, 290 p.

13. Brown N. Life against death / Norman Brown. — Middletown, Conn. : Wesleyan Univ. Press, 1959. — 366 p.

14. Burt C. L. The young delinquent / Cyril Burt. — 3d and rev. ed. — London : Univ. of London Press, 1938. —XX, 645 p.

15. Burton R. The anatomy of melancholy / Robert Burton. — New York : Farrar & Rinehart, 1927. — 806 p.

16. CaneF. The artist in each of us /Florence Cane. — New York: Pantheon Books, 1951. — 370 p.

17. Chamberlain H. S. Foundations of the nineteenth century : transl. from germ. : in 2 vol. / Houston S. Chamberlain. — London : John Lane ; New York : John Lane Co, 1910.

18. CohenS. Use of lysergic acid diethylamide in a psychotherapeutic setting / Sidney Cohen, B. G. Eisner // Amer. Med. Assoc. Archive of neurology and psychiatry. — 1959. — Vol. 81. — P. 615—619.

19. Constructive aspects of anxiety / ed. Seward Hiltner and Karl Menninger. — New York : Abingdon Press, 1963. — 173 p.

20. Coster G. Yoga and the western psychology : a comparison / Geraldine Coster. — S. 1. : Oxford Univ. Press, 1934. — 248 p.

21. Darwin L. The need for eugenic reform / Leonard Darwin. — London : John Murray, 1926. — XVII, 529 p.

22. Driesch H. The history and theory of vitalism / Hans Driesch. — London : Macmillan & Co, 1914. — XVIII, 240 p.

23. Eeman L. E. Cooperative healing: the curative properties of human radiation / Leon E. Eeman. — London : F. Muller, 1947. — 404 p.

24. Ellis H. Mescal: a new artificial paradise //Annual reports Smithsonian Inst.—1897.— Vol. 1. —P. 537—548.

25. Fahnestock W. B. Statuvolism, or, Artificial somnambulism . / Wm. Fahnestock. — Chicago : Religio-Philosophical Publ. house, 1871. — 173 p.13 1. Felice P. de Poisons sacres, ivresses divine / Philipp de Felice. — Paris : Editions Albin, 1936. — 163 p.

26. FinkD. H. Release from nervous tension / by David Harold Fink. — New York : Simon & Schuster, 1943. — 232 p.

27. FisherR. A. The genetical theory of natural selection /Ronald Aylmer Fisher. — Oxford : Clarendon Press, 1930. —XIV, 272 p.

28. Fromm E. Psychoanalysis and religion / Erich Fromm. — New Haven : Yale Univ. Press, 1950. — VI, 119 p.

29. The great issues of conscience in modern medicine : selections from the addresses and panel discussions. —Hanover : Dartmouth Med. School, 1961. — 37 p.

30. Groddeck G. The unknown self / George Groddeck. — London : Vision, 1989.— 207 p.

31. Haldane J. B. S. The causes of evolution / J. B. S. Haldane. — London : Longmans, 1932. — 242 p.14 0. Haldane J. B. S. Daedalus, or, Science and the future / J. B. S. Haldane.1.ndon : Kegan Paul, 1927. — 93 p.

32. Haldane J. B. S. Possible worlds, and other essays / J. B. S. Haldane. — London : Chatto & Windus, 1927. — VIII, 312 p.

33. Halliday J. L. Psychosocial medicine : a study of the sick society / James L. Halliday. —New York : Norton, 1948. — 201 p.

34. Heard G. The ascent of humanity: an essay on the evolution of civilization from group consciousness through individuality to super-consciousness / Gerald Heard. —New York : Harcourt, Brace & Co, 1929. — 332 p.

35. Huxley J. Psychometabolism // Psychedelic rev. — 1962. — N 2, fall.1. P. 183—204.

36. Huxley J. Too many people! //Our crowded planet: essays on the pressure of population / ed. Fairfield Osborn. — New York, 1962. — P. 223-234.

37. Huxley Т. H. Science and culture, 1880 // Collected essays : in 9 vol. / Thomas H. Huxley. — London, 1893-1902. — Vol. 3. — 1894. — P. 134— 159.

38. Ischlondsky N. E. Brain and behavior /N. E. Ischlondsky. — London : Henry Kimpton, 1949. — 182 p.

39. KiddB. The control of the tropics / Benjamin Kidd. — New York: Macmillan, 1898. — 128 p.

40. KiddB. Principles of western civilization / Benjamin Kidd. — New York : The Macmillan Co, 1902. — 524 p.15 5. Kitselman A. L. E-therapy / Alva LaSalle Kitselman. — New York : Inst, of Integration, 1953. — 96 p.

41. Leavis F. R. Two cultures? The significance of С. P Snow / F. R. Leavis.1.ndon : Chatto & Windus, 1962. — 45 p.

42. Leguё G. Documents pour Servir a l'Histoire IV^dicale des possedees de Loudun / Gabriel Legue. — Paris : A. Parent, 1874. — 348 p.

43. Lewin L. Phantastica : a classic survey on the use and abuse of mind-altering plants / Louis Lewin. — Rochester, Vt. : Park Street Press, 1998. — 304 p.

44. Lidbetter E. J. Heredity and the social problem group /Ernest J. Lidbetter. — London : E. Arnold & Co, 1933. — Vol. 1. — 160 p.

45. Malthus T. R. An essay on the principles of population and A summary view of the principle of population / Thomas Robert Malthus ; ed. Antony Flew. — London : Penguin Books, 1985. — 291 p.

46. Maslow A. Eupsychia the good society // J. of humanistic psychology.1961.—Vol. 1. —P. 1—11.

47. Maslow A. Love in healthy people //The meaning of love / ed. Ashley Montagu. — New York, 1953. — P. 57—93.

48. Maslow A. Motivation and personality / Abraham Maslow. — New York : Harper & Row, 1954. — 400 p.

49. Maslow A. Self-actualizing people: a study of psychological health // Personality symposia : symposium N 1 on values. — New York, 1950. — P. 11—34.

50. Maslow A. A theoiy of human motivation originally // Psychol, rev. — 1943. — Vol. 50. — P. 370—396.

51. McDougall W. Outline of abnormal psychology / William McDougall.- New York ; Chicago : Charles Scribner & Sons, 1926. — 301 p.

52. MicheletJ. Satanism and witchcraft: a study in medieval superstition / Jules Michelet ; transl. by A. R. Allinson. — New York: Citadel Press, 1939. —356 p.

53. Mitchell W. S. Mescaline//Brit. med. j. — 1896. — N 2. — P. 1625.

54. Montagu A. Man's most dangerous myth : the fallacy of race / Ashley Montagu. — New York : Columbia Univ. Press, 1942. — 288 p.

55. Morgan L. Inside yourself: a new way to health based on the Alexander technique / Louise Morgan. — London ; New York; Toronto : Hutchinson, 1954, —256 p.

56. Murray M. A. The witch-cult in western Europe : a study in anthropology / Margaret Alice Murray. — Oxford : Clarendon Press, 1921. — 303 p.

57. Myers F. W. H. Human personality and its survival of bodily death : in 2 vol. / Frederic W. H. Myers. — London ; New York : Longmans, Green and Co, 1903.

58. NeilsonW. Mesmerism, in its relation to health and disease and the present state of medicine / William Neilson. — Edinburgh : Shepherd & Elliot, 1855. —252 p.

59. NordauM. Degeneration : the best sellers of 1895 : transl. from germ. / Max Nordau. — S. 1. : Classic Books, 2000. — 566 p.

60. Notestein W. A history of witchcraft in England from 1558 to 1718 / Wallace Notestein. — Washington : The Amer. hist, assoc., 1911. — XIV, 442 p.

61. Oppenheimer J. R. On science and culture //Encounter. — 1962. — 19 Oct.—P. 3—10.

62. Osborn F. H. Our plundered planet / Frederic H. Osborn. — Boston : Little Brown & Co, 1948. — 192 p.

63. Osborn F. H. Overpopulation and genetic selection //Our crowded planet: essays on the pressure of population / ed. Fairfield Osborn. — New York, 1962, —P. 51—70.

64. Osmond H. A review of clinical effects of psychotomimetic agents // Annals of the New York Acad, of sciences. — 1957. — 14 March. — P. 418-432.

65. Osmond H. Schizophrenia : a new approach / Humfrey Osmond, John Smythies // J. of mental science. — 1952. — N 98, Apr. — P. 309—315.

66. Perls F. Gestalt therapy: excitement and growth of personality / Frederick S. Perls, Ralph F. Hefferline and. Paul Goodman. — New York : Dell Publ., 1955,—420 p.

67. A pharmacological approach to the study of the mind / ed. Robert M. Feartherstone, Alexander Simon. — Springfield, 111. : Charles C. Thomas, 1959.—230 p.

68. Proceedings of the round table on lysergic acid diethylamide and mescaline in experimental psychiatry : held at the annual meeting of the

69. Amer. Psychiatric Assoc., Atlantic City, N. J., May 12, 1955 / ed. Louis O. Holden. —New York ; London : Grune & Stratton, 1956. —X, 85 p.

70. Progoffl. The death and rebirth of psychology: an integrative evaluation of Freud, Adler, Jung, and Rank and the impact of their culminating insights on modern man / Ira Progoff. — New York : Julia Press, 1956. —275 p.

71. Psychological reflections : an anthology of the writings of C. G. Jung / ed. Jolande Jacobi. — London : Harper & Row, 1961. — XXVII, 340 p.

72. Prince M. The dissociation of a personality: a biographical study of abnormal psychology / Morton Prince. — London ; New York; Toronto : Longmans, Green & Co, 1930. — 569 p.

73. PuharichA. The sacred mushroom key to the door of eternity / A. Puharich. —New York : Doubleday, 1959. — 262 p.

74. Reichenbach K. von. Researches on magnetism, electricity, heat, light, crystallization and chemical attraction in their relations to the vital force / Karl von Reichenbach. — New York : J. S. Redfield, 1851. — 400 p.

75. Renshaw S. The visual perception and reproduction of forms by tachistoscopic methods // J. of psychology. — 1945. —N20. — P. 217—232. 202 .Reti L. Cactus alkaloids and some related compounds / Ladislao Reti. — Wien : Springer, 1950. — 199 p.

76. Rhine J. B. Extra-sensory perception / Joseph Banks Rhine. — Boston : Boston Society for psychic research, 1934. — 169 p.

77. Rhine J. B. New frontiers of the mind / Joseph Banks Rhine. — New York : Farrar & Rinehart, 1937. — 275 p.

78. Rogers C. R. Client-centered psychotherapy // Scientific American. — 1952. — Vol. 187, N 5. — P. 66—74.

79. Rogers C. R. Client-centered therapy / Carl R. Rogers. — Boston : Houghton Mifflin, 1951. — 560 p.2 07. Rogers С. R. Counseling and psychotherapy / Carl R. Rogers. — Boston : Houghton Mifflin, 1942. — 450 p.

80. Sechehaye M. A. Journal d'une schizophrene : auto-observation d'une schizophrene pendant le traitement psychotherapique / M. A. Sechehaye. — Paris : PUF, 1950.- 146 p.

81. The secret of the golden flower : a Chinese book of life / transl. and explained by Richard Wilhelm ; with a european comment, by Carl Gustav Jung. — New York: Harcourt Brace, 1931. — 151 p.

82. Sheldon W. H. Atlas of men : a guide for somatotyping the adult male at all ages / William H. Sheldon. — New York : Harper & Brothers, 1954. — 357 p.

83. Sheldon W. H. The varieties of human physique / William H. Sheldon. -- New York : Harper, 1940. — 389 p.

84. Sheldon W. H. The varieties of temperament: a psychology of constitutional differences / William H. Sheldon. — New York : Harper & Brothers, 1940. —520 p.

85. Sherman H. L. Drawing by seeing / H. L. Sherman. — Columbus: Hinds, Hayden and Eldridge, 1947. — 150 p.2 19. Skinner B. F. Science and human behavior B. F. Skinner. — London : Macmillan, 1953.— 261 p.

86. Skinner B. F. Walden Two / B. F. Skinner. — Upper Saddle River: Prentice Hall, 1976. — 301 p.

87. Slotkin J. S. Menomini peyotism //Transactions of the American Philosophical Society. — 1952. — Vol. 42, Dec. — P. 565—699.

88. Smythies J The mescalin phenomena //Brit. j. for the philosophy of science. — 1953. — Vol. 3, Febr. — P. 339—347.

89. Snow C. P. The two cultures and the scientific revolution // Encounter. —1959, — 12.6. —P. 17—24.

90. Soeur Jeanne de Anges Superieure des Ursulines de Loudun :

91. Autobiographie d'une Hysterique Possedee / ed. Gabriel Legue and Gilles dela Tourette. — Paris : Aux Bureaux du Progres medical etc., 1886. — 96 p.

92. Starkey M. The devil in Massachusetts / Marion Starkey. — Alexandria, VA : Time-Life Books, 1982. — 201 p.

93. Sullivan J. W. N. Science and culture // Athenaeum. — 1919. —14 Nov. (N4672).—P. 1190.

94. Sullivan J. W. N. Science and literature // The nation and the athenaeum.1922. — 24 June. — P. 453—454.

95. Sulloway A. W. Birth control and catholic doctrine / Alva W. Sulloway.

96. Boston : Beacon Press, 1959. — 257 p.

97. Summers M. Introduction // Malleus maleficarum : transl. with an introd., bibliogr. and notes by the Rev. Montague Summers. — London, 1928.1. P. XI—XVI.

98. Suzuki D. Т. The zen doctrine of no-mind : the significance of the sutra of Hui-neng (Wei-lang) / Daisetz Teitaro Suzuki ; ed. Christmas Humphreys.1.ndon : Rider, 1969. — 160 p.

99. The Tibetan book of the great liberation, or, The method of realizing nirvana through knowing the mind / ed. W. Y. Evans-Wentz ; comment. C. G. Jung. — New York : Oxford Univ. Press, 2000. — 261 p.

100. Trilling L. Science, literature and culture : a comment, on the Leavis-Snow Controversy // Commentary. — 1962. — Vol. 33, June. — P. 461— 477.

101. Vergin F. Subconscious Europe : trans!. from germ. / Fedor Vergin.- London : J. Cape, 1932. — 381 p.23 6. Vogt W. The road to survival / William Vogt ; introd. Bernard M. Baruch. —New York : W. Sloane Associates, 1948. — 335 p.

102. WassonR. G. An inquiry into the origins of the religious idea among the primitive peoples // Botanical museum leaflets. — S. 1., 1961. — P. 137— -162.

103. Wasson V. P. Mushrooms, Russia, and history / Valentina Pavlovna Wasson and R. Gordon Wasson. — New York : Pantheon Books. — 432 p.

104. Watts A. Behold the spirit: a study in the necessity of mystical religion / Alan Watts. — New York : Pantheon Books, 1947.— 288 p.

105. We 11 s H. G. First and last things: a confession of faith and rule of life / Herbert G. Wells. — London : Archibald Constable & Co, 1908. — 246 p.

106. Wells H. G. The science of life / Herbert Georg Wells, Julian S. Huxley and. G. P. Wells. — New York : Garden City ; Doubleday : Doran, 1934. — XV, 1514 p.

107. ZaehnerR. C. The menace of mescaline // Blackfriars. — 1954. — N412, July.—P. 323.

108. Zen flesh, zen bones : a collection of zen & pre-zen writings / ed. Paul Reps. — Rutland, Vt. ; Tokyo : Charles E. Tuttle Co, 1957. — 211 p.

109. Zilboorg G. A. History of medical psychology / Gregory Zilboorg. —

110. New York : W. W. Norton & Co, 1941. — 606 p.1. Научная литература:

111. Адлер А. Спасение человечества с помощью психологии // Наука жить / Альфред Адлер.—Киев, 1977. — С. 45— 108.

112. Алексеев М. П. Пушкин и наука его времени // Пушкин : сравнительно-исторические исследования / М. П. Алексеев. — JL, 1972.1. С. 5—10.

113. Анджапаридзе Г. Печальный контракт светлого завтра // Хаксли О. Избранное : сб. : пер. с англ. / Олдос Хаксли. — М., 2000. — С. 6—17.

114. Апенко Е. Настоящее и будущее по Олдосу Хаксли // Хаксли О. Остров : роман / Олдос Хаксли ; пер. с англ. С. Шик. — СПб., 2000. — С. 5—12.

115. Арнаутова Ю. Е. Колдуны и святые : антропология болезни в средние века / Ю. А. Арнаутова ; Рос. акад. наук, Ин-т всеобщ, истории.

116. Бердяев Н. Философия неравенства : (письмо шестое) // Собр. соч. / Н. А. Бердяев. — Paris, 1990. — Т. 4 : Духовные основы русской революции. Философия неравенства. — С. 368—379.

117. Берлин И. Олдос Хаксли // Хаксли О. Серое Преосвященство : этюд о религии и политике / Олдос Хаксли ; пер. с англ. В. Голышева, Г. Дашевского. — М., 2000. — С. 5—16.

118. Вельков В. В. Куда идет эволюция человечества? // Человек. — 2003. —№2. —С. 16—29.

119. Галл Я. М.Джулиан Сорелл Хаксли, 1887-1975 / Я. М. Галл. — СПб. : Наука, 2004. — 294 с.

120. Генисаретский О. И. Параевгеника : об одном утопич. мотиве в мифопоэтич. и оккультной прозе : (обзор) // Социокультурные утопии XX века : реф. сб. / ИНИОН АН СССР. — М., 1985. — Вып. 3. — С. 167-192.

121. Гершензон С. М. Евгеника 100 лет спустя / С. М. Гершензон, Т. И. Бужиевская // Человек. — 1996. — № 1. — С. 23—29.

122. Гинзбург К. Колдовство и народная набожность // Мифы -эмблемы приметы : морфология и история : сб. ст. / К. Гинзбург ; пер. с итал. и послесл. С. JI. Козлова. — М., 2004. — С. 19—50.

123. Головачева И. В. «Американская мечта» у Хемингуэя и Хаксли //Хемингуэй и его контекст : к 100-летию со дня рождения писателя (1899-1999) : материалы междунар. конф., 19-20 нояб. 1999 г. / под общ. ред. Н. В. Тишуниной. — СПб., 2000. — С. 41—48.

124. Головачева И. В. Европейская утопия XX века и капризы евгеники // Человек. — 2007. — Вып. 3. — С. 16—31.

125. Головачева И. В. Зачем писателю теория : инструменты самопознания Олдоса Хаксли // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9, Филология, востоковедение, журналистика. — 2007. — Вып. 4, ч. 1. — С. 15—25.

126. Головачева И. В. Извилистый путь интроспекции Олдоса Хаксли И Вопр. филологии / С.-Петерб. гос. политехи, ун-т. — СПб., 2007. — Вып. 13. —С. 42—56.

127. Головачева И. В. Искусство, блаженство, психоз : «Рай и ад>У Олдоса Хаксли // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9, Филология, востоковедение, журналистика. — 2008. — Вып. 1, ч. 2. — С. 11—17.

128. Головачева И. В. Массовая истерия в литературе и историографии // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9, Филология, востоковедение, журналистика. — 2005. — Вып. 3. — С. 23—36.

129. Головачева И. В. Наука и литература: археология научного знания Олдоса Хаксли. — СПб. : Изд-во фак. филологии и искусств С.-Петерб. гос. ун-та, 2008. — 344 с. — (Филология и культура).

130. Головачева И. В. Последний роман Олдоса Хаксли // Вопр.филологии / С.-Петерб. гос. политехи, ун-т. — СПб., 1997. — Вып. 2.1. С. 144—150.

131. Головачева И. В. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании // Хаксли О. Двери восприятия ; Рай и ад : трактаты : пер. с англ. / Олдос Хаксли. — СПб., 2002. — С. 181—216.

132. Головачева И. В. Психоделическая революция в отдельно взятом сознании // Хаксли О. Двери восприятия ; Рай и ад : трактаты / Олдос Хаксли ; пер. с англ. С. Хренова. — СПб., 2006. — С. 181—216.

133. Головачева И. В. «Самосознание, возможно, является ошибкой эволюции» : Олдос Хаксли о топографии сознания // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9, Филология, востоковедение, журналистика. — 2008. — Вып. 2, ч.2. — С. 9—15.

134. Головачева И. В. Утопии в литературе и психологии // Вопр. филологии / С.-Петерб. гос. политехи, ун-т. — СПб., 2000. — Вып. 6. — С. 119—131.

135. Головачева И. В. Хроника психоделического путешествия Олдоса Хаксли // Преломления : пер. европ. поэзии и прозы. Лит. штудии : сб. / Лит. клуб «Новые пилигримы», Ин-т иностр. яз. — СПб., 2003. — Вып. 2, —С. 306—331.

136. Дьяконова Н. Олдос Хаксли и жанр интеллектуального романа

137. И Типология жанров и литературный процесс. — СПб., 1994. — С. 23— 29.

138. Дьяконова Н. Я. Интеллектуальный роман Олдоса Хаксли // Хаксли

139. О. Шутовской хоровод : романы / Олдос Хаксли. — СПб., 1999. — С. 5-16.

140. Егоров Б. Ф. Российские утопии : ист. путеводитель / Б. Ф. Егоров. — СПб. : Искусство-СПБ, 2007. — 415 с.

141. ЖебракЭ. А. Нобелевский лауреат Герман Меллер против Академии Наук // Человек. — 2004. — № 5.с. 7988.

142. Зверев А. Правда о поколении // Хаксли О. Слепец в Газе : роман / Олдос Хаксли ; пер. с англ. М. Ловина. — М., 1999. — С. 512.

143. КозловА. С. Литературоведение Англии и США XX века / А. С. Козлов. — М.: Моск. лицей, 2004. — 256 с.

144. Красавченко Т. Н. Английская литературная критика XX века / Т. Н. Красавченко. — М. : ИНИОН, 1994.282 с.2 85. Кришнамурти Дж. Свобода от известного; пер. с англ. / Дж. Кришнамурти. —Киев: София, 1991. —88 с.

145. Кэрролл Дж. «Теория», антитеория и эмпирическое литературоведение//Вопр. лит. — 2006. ~№1.-С. 93—107.

146. ЛапланшЖ. Словарь по психоанализу / Ж. Лапланш, Ж.-Б. Понталис. —М. : ЭКСМО-Пресс, 1995. —623 с.

147. Лозинский Я. Роковая книга средневековья // Молот ведьм / Я. Шпренгер, Г. Инститорис. — СПб., 2001. — С. 5—42. — (Александрийская библиотека).

148. ЛотманЮ. Охота за ведьмами: семиотика страха // Труды по знаковым системам = Toid margisusfeemide alatt = Sign systems studies / Univ. of Tartu. — Тарту, 1998. — Т. 26. — С. 61—82.

149. МейлерН. «Голый завтрак» в суде // Берроуз У. С. Голый завтрак. Электронная революция. Последние слова / Уильям Берроуз ; пер. с англ. В. Когана. — М., 2000. — С. 236237.

150. Новикова Т. Необыкновенные приключения науки в утопии и антиутопии (Г. Уэллс, О. Хаксли, А. Платонов) // Вопр. литературы. — 1998. — Вып. 4. — С. 179—203.

151. Осипова Э. Ф. Загадки Эдгара По : исслед. и коммент. /

152. Э. Ф. Осипова. — СПб. : Изд-во филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2004. — 170 с.

153. Перлз Ф. Практикум по гештальттерапии / Фредерик (Фриц) С. Перлз, ПолГудмен, Ральф Хефферлин // Перлз С. Ф. Внутри и вне помойного ведра. — СПб. ; М., 1997. — С. 235446.

154. Письмо Германа Мёллера И. В. Сталину / публ. Ю. Н. Вавилова // Вопр. истории естествознания и техники. — 1997. — № 1.С. 7694.

155. Рабинович В. С. Олдос Хаксли: эволюция творчества /

156. В. С. Рабинович. — Екатеринбург : Урал. гос. ун-т им. А. М. Горького, 1998.-279 с.

157. Рабинович В. С. Олдос Хаксли: эволюция творчества : автореф. Дис. . д-ра филол. наук : 10.01.05 / Рабинович Валерий Самуилович ; Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 1999. — 50 с.

158. Рассел Дж. Б. Колдовство и ведьмы в средние века / Дж. Б. Рассел ; пер. с англ. А. М. Татлыбаева. — СПб. : Евразия, 2001.— 480 с.

159. Савуренок А. К. Фолкнер и Олдос Хаксли : (к вопр. о композиции романа Фолкнера «Деревушка») // Сравнительное изучение литератур. --Л., 1976.— С. 434—438.

160. Сидорова Е. Г. Буддизм и психоанализ в пространстве межкультурного взаимодействия / Е. Г. Сидорова. — СПб. : Нестор, 2005. — 187 с.

161. Старобинский Ж. Действие и реакция. Жизнь и приключения одной пары /Ж. Старобинский; пер. с фр. А. В. Шестакова. — СПб.: Владимир Даль, 2008. — 467 с.

162. Уотте А. Психотерапия: Восток и Запад / Алан Уотте ; пер. с англ. А. К. Могилянской. — Львов : Инициатива, 1997. — 174 с.

163. Утопия и утопическое мышление : антол. зарубеж. лит. : пер./ сост., общ. ред. В. А. Чаликовой. — М. : Прогресс, 1991. — 405 с.

164. Фрейд 3. Художник и фантазирование: пер. с нем. / Зигмунд Фрейд; под. ред. Р. Ф. Додельцева, К.М.Долгова. — М. : Республика, 1995. —400 с.

165. Фромм Э. Искусство любить // Душа человека / Эрих Фромм ; пер. с нем. В. А. Закс, Э. М. Телятникова. — М., 1992. —С. 155.

166. Фромм Э. Психоанализ и религия // Сумерки богов / сост. и ред. А. А. Яковлев. — М., 1990. — С. 143221.

167. Фуко М. Археология знания / Мишель Фуко; пер. с фр. М. Б. Раковой, А. Ю. Серебрянниковой. — СПб. : Гуманитар, акад., 2004.-— 415 с.

168. Фуко М. История безумия в классическую эпоху / Мишель Фуко ; пер. с фр. И. К. Стаф. — СПб. : Унив. кн., 1997. — 575 с.

169. Фуко М. Ненормальные / Мишель Фуко ; пер. с фр. А. В. Шестакова. — СПб. : Наука, 2004. — 432 с.

170. ФукоМ. Психиатрическая власть / Мишель Фуко ; пер. с фр. А. В. Шестакова. — СПб. : Наука, 2007. — 449 с.

171. Фуко М. Слова и вещи : археология гуманитар, наук / Мишель Фуко ; пер. с фр. М. Б. Раковой, А. Ю. Серебрянниковой. — СПб. : А-cad : Талисман, 1994. — 406 с. — (Для научных библиотек).

172. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции / Фрэнсис Фукуяма; пер. с англ. М. Б. Левина. — М. : ACT : ЛЮКС, 2004. — 349 с.

173. Шишкин А. Бабуины жаждут // Хаксли О. Через много лет ; Гений и богиня / Олдос Хаксли ; пер. и примеч. В. Бабкова ; предисл. А. Шишкина. — М., 1994. — 368 с.

174. Adorno Т. W. Aldous Huxley and Utopia // Prisms. — London, 1967. --P. 97—117.3 19. Adorno T. W. Authoritarian personality / Theodor W. Adorno, E. Frenkel-Brunswik. — New York: Harper & Brothers, 1950. — 990 p.

175. BajemaC. J. Eugenics : then and now / C. J. Bajema. — Stroudsburg, PA : Dowden, Hutchinson & Ross ; New York : distributed by Halsted Press, 1976. — 382 p.

176. Baker R. «Brave new world» : history, science, and dystopia / Robert S. Baker. — Boston : Twayne Publishers, 1990. — 156 p.

177. Baker R. Science and modernity in Aldous Huxley's interwar essays and novels // Aldous Huxley between East and West. — Amsterdam ; New York, 2001. —P. 35—57.

178. Bass E. E. Aldous Huxley: an annotated bibliography of criticism / E. E. Bass. — New York : Garland, 1981. — 244 p.

179. Bedford S. Aldous Huxley: a biography-: in 2 vol. / Sybille Bedford. --London : Chatto & Windus, 1973-1974.

180. BehringerW. Hexenverfolgung in Bayern : Volksmagie, Glauberseifer und Staatsraeson in der Fruhen Neuzeit / Wolfgang Behringer. — Munchen : R. Oldenbourg, 1987. — 533 p.

181. Black E. War against the weak: eugenics and America's campaign to create a master race / Edwin Black. — New York : Four Walls Eight Windows, 2003. — 550 p.

182. BoyerP. Salem possessed: the social origin of witchcraft / Paul Boyer, StephenNissenbaum. — Cambridge, Mass. : London: Cambridge Univ. Press, 1998. —231 p.

183. BradshawD. The best of companions : J. W. N. Sullivan, Aldous Huxley, and the new physics : part one. // Review of English Studies. — 1996. — Vol. 47, N 186. — P. 88—206.

184. BradshawD. Eugenics: «They Should Certainly be Killed» // A concisecompanion to modernism / ed. David Bradshaw. — Maiden, 2003. — P. 34— 55.

185. BradshawD. Huxley's Slump: planning, eugenics and the «Ultimate need» of stability // The art of literary biography / ed. John Batchelor. — Oxford, 1995.—P. 151171.

186. Bradshaw D. A new bibliography of Aldous Huxley's work and its reception, 1912-1937 // Bulletin of bibliography. — 1994. — Vol. 51, N 3. — P. 237—55.

187. Clark W. H. Drugs and utopia/dystopia // Utopia/dystopia. — Cambridge, 1975. — P. 111—123.

188. Coleman D. C. Bernard Shaw and «Brave new world» // Shaw rev. -- 1967. —N 10.—P. 6—8.

189. Conrad P. Psychedelic America : Aldous Huxley in California // Imaging America. — Oxford, 1988. — P. 236—275.

190. DeeryJ. Aldous Huxley and the mysticism of science / J. Deery. — Basingstoke : Macmillan, 1996. — 231 p.

191. DeshayeJ. Attention from Saskatchewan : Huxley, Osmond, and the psychedelic history of the «Doors of perception» and «Island» // Aldous Huxley annual. — 2002. — Vol. 2. — P. 181—206.

192. Dobzhanski T. Genetic diversity and human equality / T. Dobzhanski. --New York : Basic Books, 1973. — 128 p.

193. DunawayD. K. Huxley in Hollywood / David K. Dunaway. — New York : Harper & Row, 1989. — 496 p.

194. Dunaway D. K. Aldous Huxley recollected: an oral history / David K. Dunaway. — New York, 1995. — 225 p.

195. Erickson M. The collected papers on hypnosis / Milton H. Erickson ; ed. Ernest L. Rossi : in 4 vol.. — New York : Irvington Publishers, 1980. — Vol. 1 : The nature of hypnosis and suggestion. — 570 p.

196. Erickson M. A Special inquiry with Aldous Huxley into the nature of hypnosis and suggestion // Amer. j. of clinical psychiatry. — 1961. — July, iss. 8.— P. 14—33.

197. Eschelbach C. J. Aldous Huxley : a bibliography, 1916-1959 / Claire John Eschelbach, Joyce Lee Shober ; with a foreword by Aldous Huxley. — New York : Octagon Books, 1979. — 150 p.

198. FirchowP. Aldous Huxley, satirist, novelist / P. Firehow. ~~~ Minneapolis : Univ. of Minnesota Press, 1972. — 214 p.

199. FirchowP. «Brave new world» satirizes the American present, not the British future // Readings on «Brave new world» / ed. Katie de Koster. — Sarl Diego, 1999. —P. 77—85.

200. FirchowP. The end of Utopia: a study of Aldous Huxley's «Brave world» /P. Firehow. — Lewisburg, Pa: Bucknell Univ. Press, 1984. 160 p.

201. Firehow P. Science and conscience in Huxley's «Brave new world» // Contemporary literature. — 1975. — Vol. 16, N 3. — P. 301—316.3 55. Forster E. M. «The Possessed» // Listener. — 1952. — 9 Oct. — P. 595—597.

202. Frye N. Anatomy of criticism. Four essays / Northrop Frye. — Princeton, NJ : Princeton Univ. Press, 1973. — 383 p.

203. FukuyamaF. Our posthuman future: consequences of the biotechnology revolution / Francis Fukuyama. — New York : Farrar, Straus and Giroux, 2002. —256 p.

204. GaltonFr. Memories of my life / Francis Galton. — London: J. M.Dent, 1907. —339 p.

205. G1 ad J. Future human evolution: eugenics in the twenty-first century / John Glad. — Schuylkill Haven : Hermitage, 2005. — 136 p.

206. GrofS. LSD psychotherapy / Stanislav Grof. — Alameda, Ca. : Hunter House, 1980. — 352 p.

207. Flayer A. Opium and the romantic imagination / Alethea Hayer. — Berkeley ; Los Angeles : Univ. of California Press, 1970. — 388 p.

208. Hillegas M. R. The future as nightmare : H. G. Wells and the anti-utopians / Mark R. Hillegas. — London ; New York : Oxford Univ. Press, 1967. —200 p.

209. Hubble E. P. Papers of Edwin Powell Hubble, 1900-1989 (Manuscripts collection of The Huntington Library, Art Collections and Botanical Gardens. MssHUB 1-1098).

210. Hull J. Aldous Huxley: the growth of personality / James Hull. — Zuerich : Huerzeler, 1955. — 45 p.

211. Hull J. Aldous Huxley, representative man / James Hull. — Muenster : Lit Verlag, 2004. — 624 p.

212. Aldous Huxley: critical heritage / ed. Donald Watt. — London; Boston : Routledge & Kegan Paul, 1975. — 493 p.

213. Aldous Huxley, man of letters: thinker, critic and artist : proceedings of the third intern. Aldous Huxley symposium, Riga 2004 / ed. Bernfried Nugel, Uwe Rasch, Gerhard Wagner. — Miinster: LIT Verlag Berlin-Hamburg-Mtinster, 2008. — 292 p.

214. Aldous Huxley : memorial issue. — Cambridge, Mass. : The Psychedelic Rev., 1964. — 261—370 p. — (Psychedelic Review ; vol. 1, N3).

215. Huxley J. Leaves of the tulip tree / Juliette Huxley. — London : John Murray, 1986. — 248 p.

216. Keulks G. Aldous Huxley: a centenary bibliography (1978-1995) // J. of modern lit. — 1996. — Vol. 20. — P. 223—238.

217. Mann T. Letters / Thomas Mann. — S. 1. : Penguin Books, 1975. — 544 p.

218. Masters R. E. L. Eros and evil : the sexual psychopathology of witchcraft /R. E. L Masters. — New York : Julian Press, 1962. — 322 p.

219. May K. Accepting the universe: the 'Rampion-Hypothesis' in Point counter point and Island // Studies in the novel. — 1977. — N 9. — P. 418— 427.

220. May K. Aldous Huxley / Keith May. — London : Elek, 1972. — 252 p.3 99. May K. Out of maelstrom: psychology and the novel in the twentieth century / Keith May. — New York : St. Martin Press, 1977. — 135 p.

221. MeckierJ. Afterword//Aldous Huxley annual. — 2003. — Vol. 3. --P. 105—128.

222. MeckierJ. Aldous Huxley's American experience : the inaugural lecture for the centre for Aldous Huxley studies, Miinster, 29 June 2000 // Aldous Huxley annual. — 2001. — Vol. 1. — P. 227—239.

223. Meckier J. Onomastic satire: names and naming in "Brave new world" // Aldous Huxley annual. — 2003.— Vol. 3. —P. 155—203.

224. Meckier J. Our Ford, Our Freud and the behaviorist conspiracy in Huxley's Brave new world // Thalia. — 1977/1978. — N 1. — P. 35—59.

225. Meyer St. hresistible dictation : Gertrude Stein and the correlations of writing and science / Steven Meyer. — Stanford : Stanford Univ. Press, 2001. — 480 p.

226. Miller A. Introduction to collected plays // The crucible / Arthur Miller ; ed. Gerald Weales. — New York, 1996. — P. IX—XVII.

227. Miller A. Timebends: a life / Arthur Miller. — New York : Grove Press, 1987.— 614 p.

228. Miller A. Echoes down the corridor : collected essays, 1944-2000 / Arthur Miller ; ed. Steven R. Centola. — New York : Viking Adult, 2000. — 332 p.

229. Murray N. Aldous Huxley : a biography / Nicholas Murray.— New York : St. Martin's Press, 2002. — 496 p.

230. Murray N. A Life of Matthew Arnold / Nicholas Murray.— New York : St. Martin's Press, 1997. — 400 p.

231. Nance G. Psyche and soma : Aldous Huxley and the mind-body connection // The perennial satirist : essays in honour of Bernfried Nugel / ed. Peter E. Firchow and Hermann J. Real. — Munster, 2005. — P. 277—210.

232. Needham J. Biology and mr. Huxley // Scrutiny. — 1932. — Vol. 1, May. — P. 76—79.

233. Now more than ever : proceedings of the Aldous Huxley Centenary Symposium, Miinster, 1994 / ed. Bernfried Nugel. — Frankfurt a/M ; New York : Peter Lang, 1996. — 379 p.

234. NoyesA. Shock and other physical therapies / A No у e s, L. К о 1 b // Modern clinical psychiatry. — Philadelphia, 1963. — P. 538—542.

235. Osmond H. Psychedelics and the future / Humphry Osmond, Bernard Aaronson // Psychedelics : the uses and implications of hallucinogenic drugs / ed. Bernard Aaronson, Humphry Osmond. — London : Hogarth Press, 1971. — P. 420—445.

236. PijnenborgR. Manipulating human reproduction: a retrospective view on Aldous Huxley's «Brave new world» // Gynecologic and obstetric investigation. — 2006. — Vol. 61, N 3. —P. 149—154.

237. Proceedings of the January 1960 symposium on LSD t the Napa State Hospital, Imola, California : LSD, The Consciousness-Expanding Drug / ed. David Solomon. —New York : Putnam Press, 1964. — 273 p.

238. Psychedelics : the uses and implications of hallucinogenic drugs / ed. Bernard Aaronson, Humphry Osmond. — Garden City ; New York : Anchor Books, 1970. — 512 p.

239. RabinovichV. Aldous Huxley and Russia: brief history of a dialogue // Aldous Huxley annual. — 2005. — Vol. 5. — P. 215—230.4 19. Robinson M. Psychosurgery and the self / M. Robinson, F. Walter. — New York : Grune and Stratton, 1954. — 118 p.

240. RoemerK. M. The obsolete necessity: America in Utopian writings, 1888-1900 / К. M. Roemer. — Kent, Ohio : Kent State Univ. Press, 1976. — 253 p.

241. Sawyer D. Aldous Huxley : a biography / Dana Sawyer. —New York : Crossroad, 2002. — 208 p.

242. SchulzCl. Aldous Huxley, 1894-1963: a centenary catalogue / Clair Schulz. — Stevens Point (Wis) : Decline and Fall, 1994. — 93 p.

243. Sexton J. Aldous Huxley's Bokanovsky // Science-fiction studies. — 1989, —Vol. 16. —P. 85—89.

244. Stevens J. Storming Heaven: LSD and the American dream / J.Stevens. — New York : Atlantic Monthly Press, 1987. — 416 p.

245. Sutherland A. Aldous Huxley's mind at large // The twentieth century. — 1954. — N 155, May. — P. 446—447.

246. Utopias and Utopian thought / ed. Frank Edward Manuel. — Boston : Houghton Mifflin, 1966. — 321 p.

247. The varieties of psychedelic experience / ed. R. E. L. Masters, J. Houston. — New York : Holt, Rinehart & Winston, 1966. — 326 p.

248. VibbertS. The influence of Freud's «Beyond the pleasure principle» on Huxley's «Brave new world» // Aldous Huxley annual. — 2005. — Vol. 5. — P. 133—150.

249. Victorian science and Victorian values : literary perspectives / ed. James Paradis and Thomas Postlewait. — New Brunswick, NY: Rutgers Univ. Press, 1985. — 362 p.

250. Visions of Utopia / ed. Edward Rothstein, Herbert Muschamp, Martin E. Marty. — Oxford ; New York : Oxford Univ. Press, 2003. — 93 p.

251. Wallace M. Aldous Huxley on thought control // Listener. — 1958. — -Vol. 59, Sept. — P. 373—374.

252. Watts A. Psychotherapy East and West / Alan Watts. — New York : Vintage Books, 1969. — 196 p.

253. Wellborn Science : eugenics in Germany, France, Brazil and Russia / ed. Mark B. Adams. —New York : Oxford Univ. Press. 1990. — 242 p.

254. Wells H. G. Introduction // SangerM. The pivot of civilization / Margaret Sanger. — New York, 1922. — P. I—VII.

255. WestR. Aldous Huxley on man's appalling future // Daily telegraph. — 1932. —5Febr. —P. 1.

256. WezlerA. «Psychedelic» drugs as a means to mystical experience // Aldous Huxley between East and West / ed. С. C. Barfoot. — Amsterdam ; New York, 2001. — P. 190—220.

257. Williams R. Culture and society, 1780-1950 / Raymond Williams. — London : Chatto & Windus, 1958. — 363 p.

258. Williams R. The long revolution / Raymond Williams.— London : Chatto & Windus, 1961. — 400 p.

259. Williams R. Utopia and science fiction // Science fiction studies. — 1978.—Vol. 5.—P. 203—214.

260. Woodcock G. Dawn and the darkest hour: a study of Aldous Huxley /G. Woodcock.—New York : Faber&Faber, 1972, —299 p.

261. Zaehner R. C. Mescalin and mr. Aldous Huxley //Listener. — 1956.26 Apr. — P. 506—507.

262. Zaehner R. C. Mysticism sacred and profane: an inquiry into some varieties of preternatural experience /R. C. Zaehner. — Oxford : Clarendon Press, 1957.— 256 p.

263. ZahnerL. Demon and saint in the novels of Aldous Huxley / L. Zahner. —Bern : Francke, 1975. — 201 p.1. Электронные ресурсы:

264. Hofmann A. LSD : My problem child / Albert Hofmann // The Lycaeum : website. — S. 1., 2000. — Mode of access: http://www.lvcaeum.org/books/books/my problem child/ (reference date: 09.01.2007).

265. Osmond H. The exploration of experience : an excerpt from «А review of the clinical effects of psychotomimetic agents». Annals N.Y. Acad. Sci., March 14, 1957. // DRCNet : Online Library of Drug Policy. — Washington.

266. Mode of access: http://www.druglibrary.org/schaffer/lsd/osmond2.htm (reference date: 10.07.2007).

267. Osmond H. Psychedelics and the future : concluding chapter of Psychedelics ed. by Bernard Aaronson and Humphry Osmond. Doubleday

268. Company, 1970. / Humphrey Osmond and Bernard Aaronson // DRCNet : Online Library of Drug Policy. — Washington. — Mode of access: http://www.druglibrary.org/schaffer/lsd/future.htm (reference date: 10.07.2007).

269. Stevens J. The door in the wall : psychedelics in the 1950s : an excerpt from «Storming heaven: LSD and the American dream» by Jay Stevens. Harper & Row Publishers, 1987 // DRCNet: Online Library of Drug Policy.

270. Washington.— Mode of access:http://www.druglibrary.org/schaffer/lsd/stevens 1 .htm (reference date: 10.07.2007).

271. Stevens J. The politics of consciousness : an excerpt from «Storming heaven: LSD and the American dream» by Jay Stevens. Harper & Row Publishers, 1987. //DRCNet: Online Library of Drug Policy. — Washington.

272. Mode of access: http://www.druglibrary.org/schaffer/lsd/stevens3.htm (reference date: 10.07.2007).

273. Alan Watts, Jan 06, 1915 Nov 16, 1973 // The Vaults of Erowid. — S. 1., 9 aug. 1998. — Mode of access: http://www.erowid.org/culture/characters/watts alan/watts alan.shtml (reference date: 12.08.2008).