автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.10
диссертация на тему: Литературная критика формальной школы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Литературная критика формальной школы"

На правах рукописи

Львов Василий Сергеевич

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА ФОРМАЛЬНОЙ ШКОЛЫ (Ю.Н. ТЫНЯНОВ, В.Б. ШКЛОВСКИЙ, Б.М. ЭЙХЕНБАУМ)

Специальность 10.01.10 - журналистика

3 о ггн 2015

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва-2015

005562599

Работа выполнена на кафедре литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики ФГБОУ ВО «Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики ФГБОУ ВО «Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова» Новиков Владимир Иванович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор,

заведующий кафедрой сравнительной истории литератур историко-филологического факультета ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» Шайтанов Игорь Олегович

доктор филологических наук, заведующая отделом Г МП — Мемориальной квартиры Андрея Белого Спивак Моника Львовна

Ведущая организация - ФГБОУ ВПО «Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого».

Защита диссертации состоится «_27_»_ноября_2015 года

в _16:00_ часов на заседании Диссертационного совета Д 501.001.07

по журналистике в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова по адресу: 125009, Москва, ул. Моховая, 9, ауд. 103.

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке МГУ по адресу: 119192, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27

и на сайте: http://www.journ.msu.ru/science/armouncements Автореферат разослан « № _»_9 9 2015 года

Ученый секретарь

кандидат филологических наук, доцент

В. В. Славкин

Общая характеристика работы

Тема исследования. Диссертация посвящена литературной критике Юрия Николаевича Тынянова (1894 - 1943), Виктора Борисовича Шкловского (1893 - 1984) и Бориса Михайловича Эйхенбаума (1886 -1959) - трех знаменитых представителей формальной школы русского литературоведения, участников ОПОЯЗа (Общества изучения теории поэтического языка) . В диссертации рассматриваются их собственно критические статьи, а также статьи метакритические — критика о критике. Эти статьи рассматриваются в контексте литературного процесса своего времени и в отношении к научной поэтике формалистов. В дополнение к самим текстам анализируются поведенческие установки формалистов-критиков. Проанализированы также те периодические издания, к выпуску

1 Термины «формалист» и «опоязовец» и их производные используются в настоящей диссертации как синонимы. Важно отметить, что опоязовцы представляли собой петроградский формализм, сильно отличавшийся от московского. О различиях между петроградским и московским формализмом см., напр.: Полилова В. Полемика вокруг сборников «Художественная форма» и «Ars Poética»: Б.И. Ярхо и ОПОЯЗ // Studia Slavica X: Сборник научных трудов молодых филологов. - Таллин, 2011. - С. 153-170. Тема диссертации ограничена тремя именами в силу нескольких причин. Во-первых, по причине того повышенного внимания, которое Тынянов, Шкловский и Эйхенбаум не только в своей журналистской практике, но и на уровне теоретического осмысления уделяли литературной критике и журналистике. Во-вторых, общеизвестньм фактом является то, что Тынянов, Шкловский и Эйхенбаум развивали свои идеи совместно, так что нередко ученые говорят об «опоязовском триумвирате» - см., напр., Левченко Я.С. Другая наука: Русские формалисты в поисках биографии. - М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2012. - С. 71. Настоящая диссертация призвана показать, до какой степени опирались на работы друг друга Тынянов, Шкловский и Эйхенбаум. Они и сами осознавали исключительную важность заключенного ими между собой «тройственного союза». Так, Шкловский писал Эйхенбауму: «...я не гений. Юрий (Тынянов. - В. Л.) тоже не гений <...> Если ты тоже не гений, то все благополучно. <...> А гении мы сообща» (Из переписки Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума с В. Шкловским / Вступ. заметка, публ. и коммент. О. Панченко // Вопросы литературы. -1984. - № 12. - С. 189). Кроме того, «опоязовский триумвират» представлял собой наиболее радикальную, а потому последовательную, разновидность русского формализма, что позволяет в «чистом виде» наблюдать то, как формализм преломился в критике и журналистике. Возможен вопрос, почему в этот список имен не включен столь же радикальный в своих воззрениях и чрезвычайно близкий к ОПОЯЗу в первые годы его работы Роман Осипович Якобсон. Это объясняется двумя причинами. Во-первых, в 1920 году Якобсон навсегда эмигрировал из России и за границей еще больше сосредоточился на чисто научной работе, перестав быть активным участником литературного процесса 1920-х годов в Советской России. Во-вторых, Якобсон не проявлял такого же, как «опоязовский триумвират», интереса к литературной критике и журналистике.

или редакционной политике которых формалисты были причастны. В диссертации говорится о новаторском подходе формалистов к литературной критике - на практике и в теории - и о том вкладе, который они внесли в теорию журналистики. Предпринята попытка определить ту роль, которую литературная критика сыграла в эволюции формальной школы.

Актуальность исследования. В наше время ни одна серьезная книга, ни один серьезный курс по истории литературоведения ни в России, ни на Западе не обходится без упоминания о русской формальной школе. О ее всемирном значении среди прочего красноречиво свидетельствует международный конгресс «100 лет русского формализма», прошедший в Москве в августе 2013 года. Десятки докладов, прочитанных на конгрессе, касались формализма в самых разных его аспектах, исторических и теоретических, и тем заметнее на этом фоне было чрезвычайно малое число работ по теории и истории именно литературной критики формалистов.

Это не значит, что о критическом наследии формалистов не говорилось - при всем желании едва ли возможно при обсуждении формалистов игнорировать их собственно критические выступления -такие, как «Промежуток» Тынянова, «Гамбургский счет» Шкловского или журнальная полемика Эйхенбаума середины 1920-х годов. Однако лишь в немногих докладах рассматривался вопрос о формалистской теории литературной критики и журнализма - и о той роли, которую критика играла в научной эволюции формализма. Заметным исключением стала представленная на конгрессе книга М.В. Умновой «"Делать вещи нужные и веселые..." / Авангардные установки в теории литературы и критике ОПОЯЗа» (выпущена посмертно).

Пониженное сегодня внимание не к самим критическим работам формалистов, но к литературной критике формалистов как научной проблеме имеет, по крайней мере, две причины. Первая заключается в изменившемся положении русской литературной критики. Вторая -в меняющемся сегодня представлении о литературной критике.

Как отмечают историки отечественной литературной критики, с распадом Советского Союза и появлением беспрецедентной свободы слова «литература перестала быть больше, чем литературой, она перестала быть парламентом, адвокатурой, судом присяжных»1. Литературная критика в

1 История русской литературной критики: учебное пособие для студентов высших педагогических учебных заведений / В.В. Прозоров, Е.Г. Елина, Е.Е. Захаров и др.; под

тех формах, в которых она существовала, претерпевает с тех пор кризис, который породил и продолжает порождать необходимость в поиске новых форм для критики. Представляется, что сложившаяся ситуация делает актуальным обращение к критическим, а также к метакритическим работам формалистов, в которых ставились аналогичные вопросы — о путях преодоления кризиса в критике, о задачах критики и др. Трудно переоценить эвристическую ценность этих работ.

Вторая причина пониженного интереса к литературно-критическому наследию формализма как к научной проблеме - меняющееся представление о самом феномене литературной критики. Если в России литературная критика и литературоведение традиционно разделялись, аналогично немецким понятиям «Literaturkritik» и «Literaturwissenschaft», то в англоязычной научной среде, которая по понятным причинам пользуется сегодня особым влиянием, термин «literary criticism» одновременно охватывает собственно критические статьи и литературоведческие работы. Показательно, что в предисловии к книге «История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи» Е.А. Добренко отдает предпочтение понятию «literary criticism»: «В настоящей книге понятие "литературная критика" покрывает все указанные выше области - как журнальную критику, так и литературоведение (историю и теорию литературы)»1. Такое представление о литературной критике в значительной степени применимо к формальной школе, в которой литературоведение и критика были переплетены. Однако актуальной является задача научно развести критику и литературоведение формалистов, чтобы вскрыть противоречия, которые возникали между этими двумя родами деятельности. Чтобы лучше понять значение критики в контексте всего русского формализма, ее необходимо изучать не только исторически, но и теоретически, в качестве самостоятельной научной проблемы. Это может дать новые, важные для исследования формализма результаты.

Актуален для сегодняшнего дня также вопрос о том, как литературно-критический опыт влияет на научный дискурс, не только в идейном отношении, но и жанровом и стилистическом. Это, в частности, отразилось в постструктуралистском понятии «performative writing» (дословно — перформативное письмо). Формалисты поставили этот вопрос

ред. В.В. Прозорова. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Издательский центр «Академия», 2009.-С. 335.

' История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи / Под ред. Е. Добренко, Г. Тиханова. - М.: Новое литературное обозрение, 2011. - С. 6.

теоретически, а также явили в своих работах примеры «performative writing», когда теоретические принципы одновременно реализуются в самом тексте, их описывающем - как, например, в работах Шкловского о М. Де Сервантесе и о JI. Стерне, в которых Шкловский имитировал приемы этих писателей1.

Кроме того, актуальной тему данной диссертации делает то, что литературно-критическая теория формальной школы включает в себя вопрос о журнализме. Русских формалистов можно считать одними из первых теоретиков журнализма в отечественной истории. Представляется, что неотъемлемой частью курсов по теории журналистики должны стать теоретические работы формалистов, в которых поднимается вопрос о журналистских жанрах и о природе журнализма как такового.

Степень научной разработанности проблемы. Поскольку значение русского формализма для отечественной и мировой филологии огромно, велико и число работ о нем. Но лишь в некоторых из них критика формалистов является объектом самостоятельного исследования — оттого, вероятно, что трудно отделить журналистскую деятельность формалистов от научной (недаром Эйхенбаум считал формализм «журнальной наукой»2, объединяющей эти начала). По этой причине в данном обзоре не названы некоторые крупные авторы, писавшие о формализме, а указаны только те, которые сосредоточились именно на проблеме опоязовской критики.

Важно отметить, что эта проблема стала научно разрабатываться еще во время существования формализма — в ретроспективных работах самих опоязовцев и в работах их современников. Так, в «Теории "формального метода"» Эйхенбаум осмыслил органичное единство опоязовской науки и критики. Кроме того, в ряде своих статей, включая работу «Нужна критика», он настаивал на том, что литературная критика — опоязовская в том числе - должна быть научной. Тынянов же предложил альтернативный взгляд в статье «Журнал, критик, читатель и писатель», выступая за критику, существующую на тех же правах, что и литература. Шкловскому был ближе подход Тынянова (критика, осознанная не как часть науки, но как часть литературы), что видно по заглавию статьи Шкловского «Журнал как литературная форма». И критику вообще, и критику формалистскую Шкловский подобно Тынянову осмысливал в категориях

1 Так, в работе о Стерне Шкловский признавался: «Но я начинаю чувствовать, что на мне уже сказывается влияние разбираемого романа: я вставляю эпизод за эпизодом, забыв об основном движении статьи» (Шкловский В.Б. О теории прозы. - М.: Федерация, 1929.-С. 110).

2 Эйхенбаум Б.М. О литературе. - М.: Советский писатель, 1987. - С. 379.

эволюционной поэтики формализма. Так, развивая среди прочих критиков журнала «Новый ЛЕФ» идею литературы факта (о превалировании в данный исторический момент документального искусства над беллетристическим), Шкловский рассматривал журнал и газету с их особыми жанрами, и прежде всего фельетоном, как явления литературные. Первыми о формальной критике с точки зрения формализма стали, таким образом, говорить сами формалисты, тем самым опередив всех последующих исследователей.

Брат Виктора Шкловского Владимир, хотя и не писал непосредственно о формальной критике, но сделал наблюдения чрезвычайной важности для будущих исследователей. Он показал в своих статьях, включая работы «Фельетон как литературная форма» и «Литературный опыт ("essai") в его формальном окружении», связь фельетона с эпистолярным жанром и то, как с этими двумя жанрами, а также жанрами научно-академическими, связано эссе. Тем самым Вл.Б. Шкловский во многом решил задачу жанровой категоризации опоязовской журнальной критики, которая иногда принимала форму академической (но по-журнальному полемичной) статьи («Мнимый Пушкин» Тынянова, «Литературный быт» Эйхенбаума); форму фельетона («Крыжовенное варенье» Шкловского); форму письма («Письмо к Роману Якобсону» Шкловского, письмо «Льву Лунцу» Тынянова); форму эссе, к которой можно отнести все приведенные выше примеры, кроме академических статей; наконец, все эти формы, так или иначе смешанные в книгах Шкловского «Третья фабрика», «Поденщина» и др.

Из современников отдельно о критике формалистов писали в специальных исследованиях Б.М. Энгельгардт в книге «Формальный метод в истории литературы» и П.Н. Медведев (М.М. Бахтин) в книге «Формальный метод в литературоведении», в главке «Формализм и литературная критика»1. Авторы обеих книг указывали на смешение научной и критической деятельности в работе формалистов, считая это недостатком. Б.М. Энгельгардт — потому, что видел в этом опасность для критики, которая в отличие от науки должна обращаться к рядовому читателю; П.Н. Медведев (М.М. Бахтин) — потому, что от такого смешения страдает и критика (по той же причине), и наука, становящаяся под

1 Вопрос об авторстве книги «Формальный метод в литературоведении» не может считаться окончательно решенным. Среди филологов пользуется широким признанием мнение о полном или частичном авторстве М.М. Бахтина. См.: Тамарченко Н.Д. М. Бахтин и П. Медведев: судьба «Введения в поэтику» // Вопросы литературы. - 2008. -№5. -С. 160-184.

воздействием критики менее объективной. Авторы обеих книг, таким образом, указывали на самоцельность критики формалистов и ее неотделимость от их научной работы.

После того, как формализм прекратил свое существование в силу внутренних и объективно-исторических причин, прошло значительное время, прежде чем в отечественной науке смогло возобновиться, а в зарубежной начаться полноценное его обсуждение.

В отечественной традиции первопроходцами в научной разработке проблемы формальной критики стали комментаторы переизданий критических работ Тынянова, Шкловского и Эйхенбаума. Среди них -М.О. Чудакова, А.П. Чудаков, Е.А. Тоддес, А.Ю. Галушкин. Критические тексты формалистов, которые они опубликовали, и те примечания, которыми они их сопроводили, дали богатейший материал для постановки и научного осмысления данной проблемы. То же следует сказать о целом ряде работ, опубликованных по итогам Тыняновских и Эйхенбаумовских чтений. Такие работы, как «М. Булгаков и опоязовская критика (Заметки к проблеме построения истории отечественной литературы XX века)»1 М.О. Чудаковой или статья H.A. Богомолова «К изучению поэзии второй половины 1910-х годов»2 (в которой анализируются причины того, почему для формалистов актуально было творчество Г.В. Маслова), помогают увидеть в движении логику опоязовской критики, объясняя, почему одних авторов она обходила стороной (М.А. Булгаков), а других, наоборот, считала актуальными для своего времени (Г.В. Маслов).

Важный вклад в изучение опоязовской критики вложили также авторы, работы которых появлялись в журнале «Revue des études slaves», особенно в посвященном Эйхенбауму томе 57 за 1985 год, в частности статья М. ди Сальво «Б. Эйхенбаум — литературная критика и полемика», в которой очень коротко и ясно поставлена проблема соотнесения критики формалистов с их научными текстами и проблема их научного поведения.

К решению этих проблем обратился В.И. Новиков. Он развил тезис о смешении научного и критического начал у формалистов в главе «Тынянов-критик» в написанной в соавторстве с В.А. Кавериным книге «Новое зрение. Книга о Юрии Тынянове». Там же В.И. Новиков акцентировал такое нововведение опоязовской критики, как отказ от интерпретации текста.

1 Тыняновский сборник: Третьи Тыняновские чтения. - Рига: Зинатне, 1988. - С. 231235.

2 Там же.-С. 174-183.

Кроме того, В.И. Новиков развил ту же мысль, что и Вл.Б. Шкловский, расширив список тех текстов, которые следует относить к критике Тынянова, и назвав среди них также его письма, записи и устные высказывания, а в статье «Эссе как жанровая доминанта новой литературной журналистики» расценив критические статьи Тынянова «Промежуток» и «Литературное сегодня» как эссе, что, опять же, созвучно исследованиям Вл.Б. Шкловского. Наконец, так же как в главе о Тынянове-критике, в разделе «Теоретический темперамент» в книге «Диалог» В.И. Новиков развил мысль об остроумии и эмоциональности как научных приемах осмысления чужого текста в опоязовской критике.

Тенденция рассматривать различные тексты формалистов как часть их литературно-критической стратегии заставила исследователей причислить сюда и их беллетристические работы. Этого вопроса касались многие авторы, писавшие о формализме, включая и A.B. Белинкова с его книгой «Юрий Тынянов». Среди прочих работ, остро поставивших эту проблему, следует назвать статью М.Л. Гаспарова «Научность и художественность в творчестве Тынянова»1 и статью М.О. Чудаковой «Беллетризация или осознание жанра?»2 о соотношении между критическими установками и художественными текстами Тынянова.

Отдельного упоминания заслуживает поистине универсальная монография Ore А. Ханзен-Лёве «Русский формализм: Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения». Особенно ценной для настоящей диссертации представляется третья часть его книги - «Литературно-политическая, критическая, художественная и экзистенциональная реализация русского формализма в синхронном литературном процессе». В ней продолжен жанровый анализ критики формалистов, соотнесены их критические выступления и их беллетристика; проанализированы важнейшие полемики формалистов и, наконец, их тактика литературной борьбы - с учетом эйхенбаумовской теории литературного быта, которая связана с поведенческими моделями участия в литературном процессе.

Представление о литературном быте формалистов, а значит о тех условиях, в которых они выстраивали свою стратегию как критики, существенно расширили отечественные и зарубежные авторы, публиковавшиеся в журнале «Новое литературное обозрение», в частности Д. Устинов в статьях «Материалы диспута "Марксизм и формальный

' Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. - Рига: Зинатне, 1990. - С. 12-20.

2 Литературная газета. - 1984. - 12 дек. - № 50.

метод" 6 марта 1927 года»1 и «Формализм и младоформалисты»2, Г. Тиханов в статье «Заметки о диспуте формалистов и марксистов 1927 года»3 и др. Под эгидой «Нового литературного обозрения» была также выпущена книга «История русской литературной критики: советская и постсоветская эпохи», в которой критика формалистов вписана в общий контекст, что решает ту же задачу - с меньшей детализацией, но с привлечением большего сравнительного материала.

Заслуживает также внимания книга Я.С. Левченко «Другая наука: Русские формалисты в поисках биографии», в которой переосмысливаются особенности научного поведения формалистов и жанровой природы их текстов.

Весомый вклад в разработку проблемы формальной критики внесла М.В. Умнова в своей защищенной на факультете журналистики МГУ кандидатской диссертации «Литературная критика формальной школы: теоретические основания и практика (на материале критических работ Ю.Н. Тынянова)» и в последующей книге - «"Делать вещи нужные и веселые..."» Так, М.В. Умнова классифицировала отличительные черты опоязовской критики, связанные с русским авангардом, и на примере фельетона сумела показать их реализацию в текстах формалистов. Особенно актуальным для настоящей диссертации представляется то, что М.В. Умнова рассмотрела опоязовскую критику с точки зрения противоречия между авангардными и научными тенденциями формализма. В настоящей диссертации это противоречие диалектически переосмыслено.

Следует подчеркнуть, что в своих исследованиях М.В. Умнова основывалась преимущественно на работах Тынянова, между тем как данная диссертация также уделяет значительное внимание Шкловскому и Эйхенбауму, которые намного чаще Тынянова выступали в роли критиков и писали о задачах критики. Кроме того, хотя М.В. Умнова проанализировала критические тексты опоязовцев, в ее работах практически нет анализа тех периодических изданий, на редакционную политику которых опоязовцы влияли непосредственно (газета «Жизнь искусства», журнал «Петербург»), равно как и анализа столь важного для опоязовской критики источника, как моножурнал Эйхенбаума «Мой временник».

1 Новое литературное обозрение. - 2001. - № 50. - С. 247-278.

2 Там же.

3 Там же.-С. 296-321.

Отдельно следует отметить те исследования, которые сосредоточились на поиске не только отличий, но и общего между критикой формалистов и критикой их предшественников 1910-х годов. К числу таких исследований относятся работы о критике Эйхенбаума доопоязовского периода. К. Эни, например, показала в книге «Борис Эйхенбаум: Голоса русского формалиста», что доопоязовский Эйхенбаум руководствовался в критике иными интересами и методами исследования. A.B. Харламов, в свою очередь, подчеркнул философский аспект доопоязовской критики Эйхенбаума в диссертации «Эстетические исследования Б.М. Эйхенбаума в 10-е - 20-е гг. XX века». Наконец, Е.И. Орлова в статье «Борис Эйхенбаум как литературный критик» провела концептуальный анализ текстов Эйхенбаума до, во время и после его участия в ОПОЯЗе, продемонстрировав сходства и отличия между ними.

Все вышеперечисленные исследования показывают, что невозможно вести разговор о научных теориях формалистов в отрыве от проблемы их научного поведения (прагматики), которая, в свою очередь, неразрывно связана с вопросом о критике формалистов.

Новизна исследования. Новизна исследования состоит в новой типологии отличительных черт литературно-критической позиции формалистов; в теоретическом и историческом анализе мало- или недостаточно исследованных источников, таких, как журнал Шкловского «Петербург», моножурнал Эйхенбаума «Мой временник», а также ряд критических текстов Эйхенбаума 1910-х годов. Наконец, новизна исследования заключается в диалектическом соотнесении литературной критики формалистов с их строго научным проектом.

Объект исследования. Объектом исследования являются литературно-критические и научные работы Тынянова, Шкловского и Эйхенбаума, тексты, написанные их оппонентами, а также периодические издания, к редакционной политике которых герои диссертации имели отношение.

Предмет исследования. Предметом исследования является литературная критика Тынянова, Шкловского и Эйхенбаума в историческом и теоретическом аспектах.

Цель исследования. Цель диссертации - анализ литературно-критической и журналистской практики и теории формалистов в соотнесении с формальной поэтикой для ответа на вопрос о своеобразии формальной критики и о ее влиянии на эволюцию русского формализма в целом.

Задачи исследования:

1. Дать типологию отличительных признаков литературной критики формальной школы.

2. На примере творчества Эйхенбаума проанализировать предпосылки для возникновения формальной критики.

3. Проанализировать знаковые полемики между формалистами и их оппонентами, чтобы проиллюстрировать тактику и стратегию участия формалистов в литературном процессе.

4. Разобрать с точки зрения формалистской теории журнализма те издания, к выпуску или редакционной политике которых формалисты имели отношение.

5. Проанализировать, систематизировать и сопоставить теоретические взгляды формалистов на литературную критику.

6. Путем последовательного анализа критических и научных текстов формалистов найти те случаи, в которых их строго научные и критические интенции вступали в противоречие.

Эмпирический материал исследования. Эмпирический материал исследования распадается на пять частей: критические статьи, научные работы, письма и дневниковые записи героев этой диссертации; соотносимые с ними критические статьи и научные работы современников; собственные издания формалистов или такие, на редакционную политику которых они влияли; издания, в которых печатались формалисты; материалы, в которых описываются факты литературно-критического быта формалистов (в том числе стенограммы публичных диспутов).

Многосторонность эмпирического материала обеспечивает научную достоверность данного исследования.

Методология исследования. В настоящей диссертации применены следующие методы: сравнительно-исторический, структурно-типологический, герменевтический и интертекстуальный (при сопоставлении текстов Тынянов, Шкловского и Эйхенбаума). Кроме того, литературная критика формальной школы анализируется через призму научной методологии формализма - с использованием таких понятий из формальной поэтики, как «литературная эволюция», «литературный ряд» и «социальный ряд», «литературный быт», «канонизация», «автоматизация», «остранение», «деформация»/«трансформация», «двойное зрение», «мотивировка» и др.

Теоретико-методологической базой исследования послужили прежде всего теоретические и авторефлексивные работы самих формалистов; работы М.М. Бахтина, П.Н. Медведева и Б.М. Энгельгардта о формализме; монографии о формализме Ore А. Ханзен-Лёве и М.В. Умновой; комментарии М.О. Чудаковой, А.П. Чудакова, Е.А. Тодцеса и А.Ю. Галушкина; исследования В.И. Новикова, Е.И. Орловой, А.Н. Дмитриева, Я.С. Левченко и Г. Тиханова о формализме; посвященные проблеме литературной критики и журнализма работы С.И. Чупринина, Е.И. Орловой, В.И. Новикова.

Хронологические рамки исследования. Исследование охватывает период с 1912 по 1930 годы. Выбор 1912 года обусловлен тем, что в это время начинает свой путь в критике Эйхенбаум. 1930 год выбран в качестве хронологического рубежа в связи с опубликованной 27 января статьей Шкловского «Памятник научной ошибке», в которой Шкловский провозгласил конце формализма как научной школы.

Рабочая гипотеза. Наука русских формалистов была «журнальной наукой»: стремясь к строгости, подчас такой же, как в точных науках, она развивалась не изолированно от бурной послереволюционной действительности, но в самом ее центре, влияя на литературный процесс. Это не могло не сказываться на научных тактике и стратегии тех, кто эту науку создавал. Кризис формализма был спровоцирован тем, что Тынянов, Шкловский и Эйхенбаум не отграничились от современности, не стали развивать науку о литературе в лабораторных условиях. Вместе с тем эта «журнальность», эта привязка к современности позволила формалистам прийти к некоторым часто недоказуемым, но принципиально важным сегодня гипотезам о сущности литературы (например, теория литературного быта, утверждение о существовании определенной литературной формы, востребованной данной эпохой). «Журнальность» заставила формалистов искать такие способы выражения своих идей, которые создали новые, оригинальные формы критики. «Журнальность» побудила формалистов создать целую философию научного поведения, в которой постулировалась не абсолютная научная истина, но научная истина, которая ситуативна, будучи востребована лишь в определенный момент. Развитие формализма обусловливалось диалектической борьбой между его литературно-критической и научной деятельностью.

Положения, выносимые на защиту:

1. Тынянов, Шкловский и Эйхенбаум переосмыслили особенности критики и журналистики, руководствуясь лежащим в основе формализма принципом спецификации. Вследствие этого они рассматривали

периодическое издание как форму, обладающую той же целостностью и соподчинением частей, что и художественное произведение. Руководствуясь тем же принципом спецификации, опоязовцы переосмыслили журналистские жанры как значимые не только информационно, но и эстетически. Тынянов переосмыслил критическую статью как особый литературный жанр, Шкловский переосмыслил фельетон как литературный факт (то есть являющуюся частью собственно литературного процесса (1920-х годов) форму).

2. Свое особое понимание отличительных черт критики и журналистики опоязовцы воплотили на практике. Представление о периодическом издании как о структурно эквивалентном художественному произведению воплотилось у Шкловского в журнале «Петербург» (построен по фельетонному принципу, согласно которому главные для формализма идеи проводились на «посторонних» темах) и у Эйхенбаума в книге-моножурнале «Мой временник» (через многообразие журнальных разделов проводится единая тема — литературного быта и индивидуальной судьбы писателя в России конца 1920-х годов). Представление о критической статье и фельетоне как литературно-актуальной форме отразилось на характере написанных Тыняновым, Шкловским и Эйхенбаумом статей о литературе: на уровне стилистики и семантики последние содержат чисто научные элементы (аналитичность, строгая логичность, высокий уровень обобщения, обилие специальных терминов) наравне с элементами эссеистическими (афористичность, известная синтетичность суждений, не строго логические, интуитивные способы познания предмета).

3. В дискуссии Эйхенбаума и Тынянова о существе и задачах литературной критики первый, ратуя за «ученую критику», исходил из научной, конструктивной установки формализма, а второй, отстаивая критику как «литературный жанр», исходил из литературно-критической, остраняющей установки.

4. Через отождествление себя с литераторами прошлых эпох (в особенности через отождествление ОПОЯ За с Арзамасом) формалисты осмыслили литературную критику как сферу, неотъемлемую для понимания динамики литературного развития. Этим же обусловливалось то значение, которое опоязовцы придавали журналистской деятельности -и в минувшие эпохи, и в свою собственную. Это особое восприятие настоящего литературы через прошедшее и наоборот отразилось в эйхенбаумовской теории «двойного зрения», наиболее полным выражением которой стала его книга-моножурнал «Мой временник».

Практическим выражением теории «двойного зрения» можно считать журнал Шкловского «Петербург», типологически восходящей к журналу Сенковского «Библиотека для чтения», тоже построенному по фельетонному принципу.

5. Шкловский и его товарищи по ОПОЯЗу оказали влияние на редакционную политику газеты «Жизнь искусства». В первые послереволюционные годы, приведшие к кризису печати, «Жизнь искусства» заменяла формалистам собственный печатный орган. Акцентированная в конце 1910-х - начале 1920-х годов конструктивная установка формализма привела к доминированию литературоведческих и теоретических работ в газете и привела к «трансформации» ее газетной специфики, результатом чего стало превращение «Жизни искусства» в журнал.

6. На протяжении всех 1920-х годов, а в особенности с их середины, Тынянов, Шкловский и Эйхенбаум стремились к тому, чтобы основать собственное периодическое издание на постоянной основе. Главной причиной, мешавшей им в этом, являлось вначале недоверчивое, а затем и враждебное отношение к ним со стороны власти в связи с декларативной аполитичностью формалистов и их нежеланием признать методологическое превосходство марксистских критиков.

7. Принципами литературно-критической позиции формалистов являлись научно-критический полиморфизм; художественный антиидеологизм; художественный динамизм как критерий оценки; научно-критический максимализм, обусловливавший неприятие любых видов компромисса с оппонентами при отличавшем формалистов от «кремлевской критики» плюралистичном допущении права оппонентов на собственные теории.

8. Доопоязовская критика Эйхенбаума, будучи самобытной, предвосхитила художественный антиидеологизм, художественный динамизм и научно-критический максимализм формальной критики. При этом не идет речи о решительном влиянии доформалистской критики Эйхенбаума на формалистскую критику или наоборот. Путь Эйхенбаума к формализму совершался по «встречному течению» (термин А.Н. Веселовского).

9. Эволюция русского формализма определялась диалектическим противоречием между научными устремлениями опоязовцев и их участием в литературном процессе в роли критиков. Литературно-критическая деятельность формалистов обусловливала одну из двух фундаментальных установок формализма, выразившуюся в принципе остранения.

Стремление формалистов создать подлинно научную теорию литературы обусловливало вторую фундаментальную установку формализма -отыскание конструктивных закономерностей в изучаемом объекте. Эти две установки были нераздельно связаны в формализме, который предпринял построение науки о литературе как «журнальное науки» (термин Эйхенбаума), т.е. постоянно поверяющей свои утверждения и саму постановку вопросов литературной современностью.

Научная и практическая значимость исследования. Формалистская теория литературной критики и журнализма является неотъемлемой частью истории критики, как отечественной, так и зарубежной. На основе анализа целого ряда материалов, включая те, которые были мало исследованы или не исследованы вовсе, дается систематизация литературной критики формалистов. Настоящая диссертация по-новому интерпретирует литературно-критические тексты формалистов с точки зрения борьбы между литературно-критической и научной деятельностью формалистов. Исследование также ставит общетеоретические вопросы, связанные с соотношением литературной критики и литературоведения. Таким образом, выводы, полученные в диссертации, могут использоваться для курсов и для пособий по истории и теории литературной критики и поэтики.

Апробация результатов исследования. Апробация основных положений диссертации проходила в докладе на международном конгрессе «100 лет русского формализма», в докладах для научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» в период с 2010 по 2014 год. Промежуточные результаты диссертации отражены в статьях, опубликованных в журналах «Вопросы литературы» и «Меди@льманах», а также в ряде публикаций на страницах журнала «Журналистика и культура русской речи».

Содержательная структура диссертации

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Во введении сформулированы тема, объект и предмет исследования, его цель и задачи, рабочая гипотеза, выносимые на защиту положения; определена степень научной разработанности проблемы, эмпирическая база исследования, его методология и хронологические рамки; обоснованы актуальность, новизна и научно-практическая значимость исследования.

Глава первая представляет собой общетеоретическую постановку вопроса об отношении литературной критики Тынянова, Шкловского и

Эйхенбаума к их научным концепциям. Цель этой главы — понять значение литературной критики для теории формализма и истории его развития.

В основе данной главы лежит гипотеза, в соответствии с которой развитие формализма происходило между двумя полюсами — литературно-критическим и научным (литературоведческим). В первом разделе эта постановка вопроса подготовляется историко-теоретическим анализом эйхенбаумовского определения формализма как «журнальной науки». Там же говорится о связи формалистской «журнальной науки» с предшествовавшей ей символистской — опоязовский подход к литературоведению сопоставляется с подходом Андрея Белого, оказавшего на опоязовцев наибольшее влияние из всех символистов. На формалистов Белый повлиял тем, что еще до их появления он писал о необходимости эстетической критики и стремился использовать достижения математики и естественных наук для исследования классических и современных авторов. При этом Белый писал свои работы, будучи не университетским ученым, но непосредственным участником литературного процесса — необходимое условие «журнальной науки». Влияние Белого на формалистов было, кроме того, отрицательным: формалисты старались избегать свойственного Белому импрессионизма и увлечения метафизическими проблемами. Однако в главе показывается, что и у формалистов встречается свой особый импрессионизм (рассматривается отрывок из Тынянова) и даже выход к «метафизическим» вопросам при попытках осмыслить автономное саморазвитие литературной системы (рассматриваются отрывки из Эйхенбаума).

В остальных разделах первой главы литературная критика и научная деятельность формализма абстрагированы друг от друга, несмотря на то что формалисты в одних и тех же работах сочетали научные задачи и подходы с критическими. Научный вектор в теории и практике формализма обозначен как конструктивная установка, литературно-критический вектор — как остраняющая установка. Конструктивная установка отражает стремление формалистов создать строго научную поэтику. Конструктивная установка заинтересована в том, «как сделано» произведение. Конструктивная установка противопоставляет разбор произведения его интерпретации, поскольку интерпретация, с точки зрения формалистов, слишком субъективна, чтобы быть частью подлинно научного литературоведения. Конструктивная установка проникнута стремлением к строго научной конкретике и избегает психологических, философских и всех прочих идеологических подходов к литературе.

Остраняющая установка связана с основополагающим для формализма принципом остранения. Согласно нему, то или иное явление жизни или произведение искусства в какой-то момент «автоматизуется», становится привычным для восприятия, теряет свою первозданность и тем самым перестает «видеться». В противовес этому художник так изображает данное явление и так создает произведение искусства, чтобы преодолеть автоматизацию восприятия и, следовательно, «невидение». Таким образом, принцип остранения связан со стремлением к оригинальности - к оригинальности изображаемой вещи и к оригинальности произведения. Принцип остранения распространяется также на поведенческие установки художника, на способы его участия в литературном процессе. В этом смысле принцип остранения связан с авангардным, футуристическим окружением, в котором возник ранний формализм. Поскольку формалисты не были посторонними наблюдателями литературного процесса, но активнейшим образом в нем участвовали как критики, непосредственно соприкасаясь с художниками, они руководствовались тем же принципом остранения в своей практике. Из этой практики они перенесли его в свою теорию литературы, а затем и в теорию научного развития. Так произошло смешение остраняющей установки, проистекающей из литературно-критической практики формалистов, и строго научной конструктивной установки.

Возникало противоречие между конструктивной установкой (которая путем разбора произведений и систематизации полученных знаний стремилась к созданию литературной науки) и остраняющей установкой, которая релятивизировала конструктивно-научные методы тем, что ставила вопрос о восприятии произведения, а кроме того, препятствовала систематизации научной деятельности формализма, поскольку в своей научной практике формалисты руководствовались теми остраняющими, авангардистскими поведенческими установками, которые они почерпнули, участвуя в литературном процессе в качестве критиков.

То, как противоречие между конструктивной и остраняющей установками повлияло на формализм, показано на примере трех аналитических противопоставлений, посвященных основополагающим проблемам формализма. В каждом из этих трех аналитических противопоставлений сталкиваются подчас взаимоисключающие, но при этом в равной степени обоснованные положения — «тезис», связанный с конструктивной установкой, и «антитезис», связанный с установкой остраняющей. Диалектический подход, выбранный для описания

противоречия между двумя установками, отражает диалектику в эволюции формализма.

Первое аналитическое противопоставление рассматривает формальную поэтику как попытку создать точную науку о литературе, принимающую в расчет лишь материальные факты - вне философской, психологической и какой-либо другой идеологической проблематики.

В тезисе аналитического противопоставления доказывается, что формализм сделался точной наукой о литературе, поскольку основывался на данных чувственного опыта; отказался от интерпретации произведения; заменил ее поиском конструктивных закономерностей в произведении; «алгебраизировал» исследуемый материал, применяя алгебраические символы и формулы для его систематического осмысления.

В антитезисе формализм представлен неточным в своих методах. Доказывается, что принцип остранения обусловливает такие черты формализма, как «антиалгебраизм» (представление о том, что формульное осмысление литературы противоречит ее специфике); субъективация и следующая из нее релятивизация научной поэтики в связи с категорией восприятия, имплицитно присутствующей в понятии остранения; асинхрония в исследовании литературы, проистекающая из дихотомии «остранение — автоматизация» и делающая конструктивные методы исследования принципиально недостаточными; обусловленное остранением смешение объекта и субъекта исследования в научной практике формалистов, т.е. применение формалистами к собственной практике закономерностей литературного развития.

Второе аналитическое противопоставление ставит вопрос об объекте и предмете формального литературоведения. В тезисе аналитического противопоставления доказывается, что формалистам удалось определить границы объекта и предмета литературной науки. В качестве объекта был выбран литературный факт, то есть такой текст, который принадлежит к литературе, поскольку ощущается как «динамическая речевая конструкция» (определение Тынянова). Предметом поэтики была объявлена «литературность» (термин P.O. Якобсона) - формальная, конструктивная специфика произведения.

В антитезисе аналитического противопоставления доказывается, что нельзя считать литературный факт четко, научно обозначенным объектом формального литературоведения, поскольку это понятие в высшей степени релятивно, предлагая вместо наглядных критериев руководствоваться категориями восприятия и ощущения при решении вопроса о том, является ли произведение литературным. В связи с этим затрудняется научное

изучение предмета литературоведения - литературности. Таким образом, объект и предмет научной поэтики, потребность в которых диктовалась научными устремлениями формалистов, сформулированы были в соответствии с ненаучной остраняющей установкой, которая превыше всего ставит динамику, присущую литературному процессу (литературно-критический аспект).

Третье аналитическое противопоставление поднимает вопрос о том, является ли учение формалистов о литературной эволюции строго научным. В тезисе обосновывается, что формалистам удалось вывести объективные законы и закономерности литературной эволюции. Это позволило преодолеть субъективность, связанную с категориями восприятия и ощущения. Таким образом удалось преодолеть остраняющую установку и вернуться к установке конструктивной в решении вопроса о литературном факте, т.е. об объекте научной поэтики.

В антитезисе опровергается научность тех законов и закономерностей, которые формалисты обнаружили в литературной эволюции. Утверждается, что эволюционная поэтика формалистов бездоказательно экстраполирует особенности литературного процесса 1920-х годов на литературные процессы XIX века - и наоборот; эволюционная поэтика формалистов вносит в их учение оценочность и препятствует научной объективности, поскольку акцентирование динамики произведения сделало новаторство художника критерием для положительной оценки; алгоритм восприятия и ощущения в литературе выстраивать можно, лишь удостоверившись в том, что и восприятие, и ощущение не детерминированы в данном случае социальной действительностью - но доказать этого формалистам не удалось.

Как видно, во всех трех аналитических противопоставлениях та же самая проблема каждый раз возникает на новом, более высоком уровне. Утверждается, что это соответствует динамике развития формализма.

В конце первой главы коротко рассмотрены два сюжета, иллюстрирующие противоречие между двумя установками формализма. Первый сюжет связан со спором между Тыняновым и Шкловским о В. Хлебникове. И Тынянов, и Шкловский считали его гениальным художником, но для Шкловского принципиально было вписать Хлебникова в контекст футуризма, чтобы научно объяснить поэтику Хлебникова закономерностями литературного развития. Тынянов же писал о Хлебникове как о таком художнике, который слишком самобытен, чтобы быть причисленным к какой-либо группе. В этом Тынянов руководствовался остраняющей установкой. Однако Шкловский упрекал

Тынянова в том, что он говорит о Хлебникове, как обычно говорят о классиках, о которых, без ясного понимания особенностей их творчества, говорят как о неповторимых. Таким образом, остраняющая установка сказалась и в аргументации Шкловского и тем самым, на очередном витке спора, обратилась против себя.

Второй сюжет связан с противоречием между написанными Тыняновым практически в одно и то же время (1924 год) статьями «Литературный факт» и «Литературное сегодня». Первая написана под знаком конструктивной установки, вторая — под знаком установки остраняющей. В первой решается задача о законах и закономерностях литературной эволюции. Во второй утверждается невозможность спрогнозировать литературную эволюцию, и это ставит под сомнение выводы первой статьи.

Таким образом, выяснена роль литературно-критического начала в формализме: через остраняющую установку оно способствовало научной эволюции формализма, каждый раз ставя перед формализмом новые проблемы и одновременно препятствуя научной систематизации формализма.

Вторая глава диссертации является теоретико-исторической. В первом разделе этой главы рассматривается критика Эйхенбаума 1910-х годов. Показано, что Эйхенбауму еще до формализма было свойственно стремление к эстетической критике, неприятие критики импрессионистической и публицистической. Показано, как Эйхенбаум независимо от формалистов подошел в своей ранней критике к вопросу о поэтическом языке, к пониманию того, что задача искусства — обновлять восприятие, к тому взгляду на историю, который совпал с исторической поэтикой формалистов, к идее литературы как системы. Все эти совпадения трактуются не как решительное влияние Эйхенбаума на Шкловского и Тынянова или наоборот. Показано, что Эйхенбаум и Шкловский подошли к этим идеям с разных сторон. Эти совпадения объяснены как пример «встречного течения» (термин А.Н. Веселовского) в критике Эйхенбаума, Шкловского и Тынянова.

Второй раздел помещает критику опоязовцев в медийный контекст 1920-х годов. Конспективно описана политика партии в области литературы - важнейший фактор в литературном процессе 1920-х. Показана неоднозначность того положения, которое Тынянов, Шкловский и Эйхенбаум занимали в литературной борьбе - прежде всего неоднозначность институционального положения формалистов: неоднородность и нерегулярность ОПОЯЗа; неоднородность «ЛЕФа»;

разногласия между ленинградскими и московскими литераторами, в которых со стороны Ленинграда участвовали Тынянов и Эйхенбаум, а со стороны Москвы позднее переехавший туда Шкловский. Показано и то, как положение героев диссертации менялось в зависимости от их сотрудничества в тех или иных периодических изданиях: уязвимость опоязовцев в результате их сотрудничества в «Русском современнике», который власть расценила как реакционный журнал; большая (но лишь частичная) защищенность опоязовцев при их участии в «ЛЕФе» и «Новом ЛЕФе» - благодаря тактическому союзу лефовцев с «кремлевской критикой» - МАППОм и рапповским журналом «На посту» (позднее «На литературном посту»). Особое внимание отведено следующим изданиям, в которых работали опоязовцы: журналы «Книжный угол», «Книга и революция», «Русский современник», «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ». О столь важных для истории формализма изданиях, как «Жизнь искусства» и «Петербург», отдельно говорится в третьей главе исследования.

В последующих разделах второй главы дана типология литературной критики формалистов. Важно, что речь идет не только о текстовых особенностях, но шире - о литературно-критических позициях формалистов, о тактике и стратегии формалистов-критиков. Анализ показывает, что литературной критике формалистов присущи следующие черты: научно-критический полиморфизм (смешение «науки» и «критики» в результате взаимодействия конструктивной и остарняющей установок); 2) художественный антиидеологизм (отказ рассматривать литературу с неспецифической точки зрения); 3) художественный динамизм (как критерий оценки произведения); 4) научно-критический максимализм (принципиальный отказ от научных компромиссов со своими оппонентами; отказ от «эклектики»; полемичность). Эти особенности формальной критики рассмотрены на примере полемик между Шкловским и пролеткультовцами, Шкловским и футуристами, входившими в Отдел изобразительных искусств при Наркомпросе, между Шкловским и Э.Ф. Голлербахом, между Эйхенбаумом и Л.Д. Троцким, между Эйхенбаумом и П.Н. Сакулиным. Анализ этих полемик указывает также на такую важную в формализме черту, как отсутствие плюрализма по отношению ко всем иным литературоведческим методам, кроме своего собственного, и вместе с тем наличие плюрализма по отношению к разным принципам исследования как таковым (не применительно к литературе) -психологическим, социологическим, политическим. Вместо того чтобы отрицать все эти принципы исследования, формалисты требуют, чтобы

каждый из них строго придерживался своей специфики. Формализм принципиально направлен против междисциплинарности.

Заключительный раздел второй главы посвящен литературной критике в теоретическом осмыслении формалистов. Показано, что принципиальным отличием новой ситуации, сложившейся в критике и в литературе вообще после Октябрьской революции, стал уход интеллигенции из всех этих сфер. И Эйхенбаум, и Шкловский приветствовали это. В типе интеллигента-критика или интеллигента-ученого они видели опасность и для литературной критики, и для литературной науки. С интеллигенцией они ассоциировали эклектичность и отсутствие профессионализма в подходе к литературе, а кроме того, систему нравственных и эстетических ценностей (вкус), против которых как таковых выступали.

Однако исчезновение интеллигенции в значительной степени привело к кризису на литературном рынке. Ушел прежний читатель, а читатель новый переключился преимущественно на бульварную литературу, главным образом переводную. Анализируются воззрения Шкловского на этот счет.

Общая проблема кризиса на литературном рынке затронула и критику. Эйхенбаум видел решение проблемы в том, чтобы критика обратилась к научной, исторической поэтике, чтобы понять алгоритм литературного развития в этот кризисный период и указать писателю и читателю на пути выхода из кризиса. Это ознаменовало частичную перемену во взглядах Эйхенбаума, который в 1918 году утверждал, что ни в читателе, ни в писателе критика не нуждается.

Однако Тынянов не принял концепцию Эйхенбаума, согласно которой критика должна ориентироваться на науку. Следуя остраняющей установке формализма, Тынянов не верил в способность литературной критики указать в точности тот путь, который выведет критику в частности и литературу в целом из кризисного состояния. В полемике с Эйхенбаумом Тынянов утверждал, что «критика должна осознать себя литературным жанром»1. Иными словами, вместо того, чтобы пытаться научно осмыслить происходящее, чтобы дать решение, она должна сама, как часть литературы, искать пути выхода из кризиса — не столько в теории, сколько на практике.

Третья глава диссертации является историко-теоретический и посвящена журналистской деятельности формалистов-критиков. В первом разделе рассматривается газета «Жизнь искусства», в редколлегию

1 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука, 1977. - С. 148.

которой входили Шкловский и Эйхенбаум. Описано, как на короткое время эта газета заменила формалистам собственный периодический орган. Тем не менее на ранних этапах ни Шкловский, ни другие формалисты еще не осознавали в достаточной мере жанровой специфики газеты, и потому в «Жизни искусства» произошла «трансформация» (термин Тынянова) собственно газетных элементов при доминировании материала, в значительной степени состоявшем из научных статей формалистов, которые были бы уместнее в толстом журнале.

Второй раздел посвящен журналу Шкловского «Петербург». Показано, как Шкловский за очень короткое время сумел переосмыслить жанровую специфику периодического издания. Журнал «Петербург» был построен по принципу фельетона. При всей разнородности своих тем, формально не связанных друг с другом, он проводил формалистские воззрения Шкловского и его научных товарищей, делая это на темах, не имеющих прямого отношения к формализму - например, при обсуждении мод. В этом же разделе показано, что Шкловский продолжил в «Петербурге» традицию «Библиотеки для чтения». Журнал под редакцией О.И. Сенковского точно так же, несмотря на тематическую пестроту, имел внутреннее, композиционное единство, которое описывается формулой Шкловского из одноименной статьи «журнал как литературная форма». В разделе рассматриваются и другие сходства между журнализмом и критикой Сенковского и Шкловского. Сходства объяснены тем, что оба литератора принадлежат к традиции русского стернианства.

Третий раздел посвящен книге Эйхенбаума «Мой временник», выпущенной в виде моножурнала. Она рассматривается как своего рода компенсация за отсутствие у формалистов собственного журнала (за исключением «Петербурга», который не успел стать их регулярным органом). В строении «Моего временника» во всей полноте сказалась концепция «двойного зрения»1, которую Эйхенбаум вывел на основе литературно-критического опыта формалистов. Так, в разделе критики говорится о писателях прошлого века - о Л.Н. Толстом, о Н.С. Лескове, И.С. Тургеневе и др. Это связано с представлением Эйхенбаума о том, что критика - это не обязательно работа на современном материале, но работа, которая черпает свои интересы в современности. С точки зрения Эйхенбаума, вне актуальности той исторической эпохи, в которую живет исследователь, невозможно распознать во всем многообразии фактов прошлого те, которые действительно ценны. Вместе с тем невозможно

1 Эйхенбаум Б.М. Мой временник. Маршрут в бессмертие. - М.: Аграф, 2001. - С. 49.

говорить о литературной современности, не учитывая исторического контекста современных процессов.

Представление Эйхенбаума о неразделимости критики и поэтики, отразившееся на содержании и на структуре моножурнала «Мой временник», проблематизируется за счет привлечения критики Б.М. Энгельгардта, который видел ценность формализма в создании эволюционной поэтики, но был категорически против смешения ее с литературной критикой, ратуя за независимость последней от научных критериев.

В заключении диссертации отражены основные выводы, сделанные в ходе исследования. Акцентируется мысль, пронизывающая данное исследование - диалектическое взаимодействие между литературной критикой и научной поэтикой формалистов. Результатом этого взаимодействия стала беспрецедентная модель литературной критики и филологической науки и высоко оригинальная теория литературной критики и журналистики.

В списке литературы представлен перечень оригинальных и дополнительных источников, на основании которых была написана диссертация.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. «Петербург» В. Шкловского. Журнал как фельетон // Меди@льманах, 2014, № 5.

2. Андрей Белый и Борис Эйхенбаум. По линии журнальной науки // Меди@льманах, 2013, № 6.

3. В дискуссионном порядке // Вопросы литературы, 2012, № 2.

4. «Мой временник» Б.М. Эйхенбаума: русский формализм между наукой и критикой // «Ломоносов-2014»: материалы Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. - М., 2014.

5. Принцип против эклектики. Полемика Б.М. Эйхенбаума и П.Н. Сакулина // «Ломоносов-2013»: материалы Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. -М., 2013.

6. Андрей Белый и Б. Эйхенбаум: по линии журнальной критики // Русский формализм (1913 - 2013). Международный конгресс

к столетию русской формальной школы. Тезисы докладов. -М., 2013.

7. Автоматизованное остранение. (Критическое эссе) // Журналистика и культура русской речи, 2013, № 1.

8. В дискуссионном порядке. Полемика В.Б. Шкловского и Э.Ф. Голлербаха // «Ломоносов-2012»: материалы Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. -М., 2012.

9. Литературный канон и понятие странности: русский формализм и Хэролд Блум // Журналистика и культура русской речи, 2012, № 2.

Ю.Странствия остранения // Журналистика и культура русской речи, 2011, №3.

11. Политизация остранения в работах англоязычных исследователей // «Ломоносов—2011»: материалы Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. -М., 2011.

12. Остранение и автоматизация в языке // «Ломоносов-2010»: материалы Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. - М., 2010.

13.Понятие «остранения» у В.Б. Шкловского // Журналистика и культура русской речи, 2009, № 2.