автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Литературная репутация Н.А. Полевого

Полный текст автореферата диссертации по теме "Литературная репутация Н.А. Полевого"

- ЛВГ 1397

На правах рукописи

МАРГУЛИС Татьяна Михайловна

ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕПУТАЦИЯ Н. А. ПОЛЕВОГО

Специальность 10.01.01 —Русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1997

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

Научный руководитель: кандидат филологических наук К. И. Тюнькин

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОНЕНТЫ: доктор филологических наук М. В. Строганов кандидат филологических наук Е. Э. Лямина ВЕДУЩАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ: Московский городской педагогический университет

Защита состоится «/^ ¿'/Л998 г. в _часов на заседании Диссертационного совета Д 053.05.11 в Московском государственном университете им. М. В. Ломоносова.

Адрес: 119899, Москва, Воробьевы горы, МГУ, 1 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ.

Автореферат разослан «3> ^-1997

г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Изучение вопроса о литературной репутации того или иного культурного и общественного деятеля является первоочередной научной задачей любого историко-литературного исследования. В этом плане несомненной лакуной в отечественном литературоведении является не только отсутствие подобного рода исследований в отношении Н. А. Полевого (1796— 1846), но и как следствие принципиально точечный анализ его деятельности в истории русской литературы. С этой точки зрения методологический подход реферируемой работы, с одной стороны, позволяет целостно рассмотреть большую часть занятий этого литератора (не ограничиваясь, как это было в предшествующей литературе, какой-либо одной сферой его деятельности — журналистикой, историей и т.д.), а, с другой — привлечь наиболее яркий и насыщенный духом времени историко-культурный материал, т.е. одновременно поставить вопрос как о характере деятельности Полевого, так и о восприятии ее современниками, что не только внесет существенные уточнения в область уже исследованную литературоведением, но и дополнит и обогатит научные представления и о нем самом, и о широком круге деятелей периода 20—40-х гг. XIX в.

Целью исследования является совокупный анализ формирования и функционирования литературной репутации Н. А. Полевого, создания и автокоррекции собственного литературного образа и его последующей трансформации.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые всесторонне освещается бытование литературного имени Н. А. Полевого как историко-литературная проблема. Подобный подход позволил объемнее и детальнее проследить начальные условия его литературной деятельности, раскрыть сам феномен чрезвычайной популярности Н. А. Полевого-журналиста

и историка, диссонирующий с тотальным полемическим сопротивлением профессиональной среды. В настоящей работе также впервые поставлен вопрос о литературной стратегии этого деятеля, изучена его работа по созданию собственной литературной репутации и ее влияние на восприятие деятельности этого литератора последующими литературными поколениями. В диссертации привлекаются к анализу самые разнообразные печатные и рукописные источники: критические статьи, литературные и исторические сочинения, письма, периодика разных лет и т.д. Использованы архивные материалы.

Методологической и методической основой диссертации являются выработанные современным литературоведением источниковедческий и историко-литературный методы исследования.

Практическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы при построении курса истории русской литературы XIX века, а также курса истории русской литературной критики и журналистики.

Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения и содержит 183 страницы текста. Список использованной литературы включает 322 наименования.

СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность избранной темы, дается историко-культурный обзор материалов по проблеме диссертации, устанавливаются цели и задачи работы, определяется ее структура. Анализ материала демонстрирует тенденциозность и односторонность в исследовании деятельности Полевого, а значит и весьма специфическую постановку вопроса о его литературной репутации.

Представления литературных поколений 40—90 гг. XIX в., для которых контекст деятельности Полевого был утрачен вместе с полемической остротой

литературной актуальности 20—40-х гг. XIX в., формировались на основании работ критиков 40—50-х гг. XIX в., а также воспоминаний и статей родственников Полевого (прежде всего его брага К. А. Полевого и сына П. Н. Полевого), стремившихся к закреплению семейного предания и культа Николая Полевого на уровне общественных и историко-литературных представлений. Это означает, что со времени первых исследований, посвященных литературной эпохе, участником которой был Полевой, — работ А. М. Скабичевского, А. Н. Пыпина, А. П. Пятковского и др. — представления современников о литературной репутации Полевого не оказывают значительного влияния на исследовательские подходы к этой фигуре. Очевидно, что точкой отсчета становятся высказывания позднего В. Г. Белинского, А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, целью которых являлась реабилитация общественно-литературной позиции Н. А. Полевого. То же можно сказать и о первых специальных работах, посвященных Полевому (М. И. Сухомлинова, А. К. Бороздина, В. В. Боцяновского и целом цикле статей, а затем и итоговых исследований Н. К. Козмина).

В рамках этой традиции, позднее закрепившейся в качестве нормативной, когда идеи социального прогресса механически переносились на литературное развитие, Полевой был интересен прежде всего как «новая фигура» («homo novus»), возникшая в ходе литературно-общественных процессов рассматриваемой эпохи, которая существенно повлияла на демократизацию русской словесности. Именно в таком качестве с незначительными вариациями Полевой представал и в работах современных исследователей: от первых работ Д. И. Бернштейн, В. Н. Орлова, В. Е. Евгеньева-Максимова и В. Г. Березиной и до исследований последнего времени — А. Е. Шикло, В. А. Салинки и др.

Ученые все более удалялись от историко-литературного контекста его деятельности и осуществляли свои построения по внутренним законам

воспринятого, примененного и доведенного до логического завершения метода. Закономерно, что постепенно «оправданный» прогрессивный деятель своего времени становится «<...> поистине центральной фигурой в истории русской критики и журналистики второй половины 20-х — начала 30-х годов»1, его взгляды объявляются оригинальными и оказавшими «<...> положительное влияние на развитие русской критики и литературы»2. Поскольку и до сих пор изучение этого вопроса оставалось в рамках подхода, предложенного В. Г. Белинским, т.е. являлось публицистическим, а не историко-культурным3, предметом исследования был не реальный деятель литературного движения 20—40-х гг. XIX в., а смоделированный русской критикой и литературоведением Николай Полевой, имеющий мало общих черт со своим реальным историческим прототипом. Реконструкции историко-культурного контекста его деятельности, призванной объяснить последующие модификации литературного образа Н. А. Полевого, посвящена реферируемая работа.

Первая глава «Н. А. Полевой—журналист» включает три раздела и посвящена изучению вопроса о литературной репутации, сформировавшейся в ходе журнально-критических занятий Полевого. В разделе 1.1. «Начало литературной деятельности» рассматривается первоначальный период его деятельности, за время которого, благодаря сумме объективных внелитературных обстоятельств (принадлежность к купеческому сословию, провинциальное происхождение и т.д.) молодому литератору, не имеющему

1 Морозов В. Д. О мировоззрении Н. А. Полевого периода «Московского телеграфа» // Ученые записки Томского гос. ун-та. 1975. №94. С. 67.

2 Сафиуялин Я. Г. Полевой как теоретик романтизма. Автореферат дисс.... к. ф. н. Казань, 1969. С. 26.

3 Материалы недавней конференции «Н. А. Полевой. Литературные взгляды и творчество», посвященной 200-летию со дня его рождения, являются тому подтверждением — см.: Филологические науки. 1996. №6. С. 113— 115.

предварительных «приготовительных пособий»4, был создан режим особого благоприятствования для будущих журналистских занятий. Кроме того, освещается вопрос о характерных признаках литературной стратегии Полевого, обнаружившихся с его первых шагов в литературе: тенденции отрицания и подражания, сословная поза и национальный компонент и т.д. Также отмечается соотношение влияний различных литературных групп и отдельных литераторов на философско-эстетическое самоопределение Полевого.

В разделе 1.2. «Репутация издателя «Московского телеграфа» детально исследован вопрос о литературной репутации Полевого как издателя и редактора журнала «Московский телеграф» (1825—1834). При новом статусе разворачиваемая из номера в номер «программа отрицания», ставшая единственной константой литературной позиции издателя «Телеграфа», в сочетании с недостаточной компетентностью в тех разнообразных областях знания, по которым Полевой помещал собственные мнения в журнале, и решительностью литературных приговоров, выглядела вызовом литературному сообществу и с наибольшей остротой обнажала несоответствие принимаемой на себя роли. Именно этот журнальный образ издателя, стремящегося «<...> блеснуть ученостью перед безграмотным <„>»5, — с ярко выраженными чертами педантизма, самохвальства и полупросвещения — вызывал наиболее активное полемическое брожение в литературном мире, со временем принявшее характер перманентной и всеобщей журнальной войны с «Телеграфом» и его издателем. Единодушное мнение о деятельности Полевого было пунктом согласия даже различно ориентированных литераторов. На протяжении существования журнала о его издателе говорили исключительно языком сложившихся полемических формул, что неизменно работало на

4 Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. Спб., 1878. Т. 1. С. XLVIII.

5 Северная пчела. 1833. №153. С. 610.

«укрепление» отрицательной репутации Полевого. В глазах противников журнальная позиция Полевого выглядела совокупностью сомнительных популяризаторских и коммерческих приемов. Он начинает занимать особенное место в литературном мире не по своим критическим заслугам, а по степени сопротивления его деятельности. Действительно, на фоне ожесточенной полемической борьбы критический портрет Полевого выглядел достаточно бледно. Кроме остроты высказываний, иные характеристики его критической позиции едва ли поддавались идентификации. Его «смелые силлогизмы»6 не могли быть предметом сущностных литературных полемик; характеристики творчества как отдельных писателей, так и целых эпох представляли набор самых общих понятий, являвшихся для литературно ориентированной общественности стандартным набором банальностей, которые по ошибкам и противоречиям не могли служить просветительской цели. Называя себя «<...> отъявленным поборником романтизма <...>»7, Полевой не обнаруживал никакого четкого понимания нового искусства, его проповедь эклектизма в качестве универсальной философской системы трактовалась как укрепление собственных популяризаторских позиций; отрицание же значения литературных образцов XVIII века с декларацией своей позиции как новаторской выглядело предубеждением литературного радикала, а отнюдь не воспринималось как отстаивание собственных литературных убеждений: «Полевой нападает на Буало. Не смешны ли такие выходки? А защищает Сталь. Все это безотчетно»\ Таким образом, никакие настойчивые требования по признанию культурной значимости собственной деятельности, уверения в беспристрастии

6 [ВеневЕгшнов Д. В.] Разбор статьи о «Евгении Онегине», помещенной в №5 «Московского телеграфа» // Сын отечества. 1825. №. 8. С. 373.

7 Письмо Н. А. Полевого В. Г. Анасгасевичу от < ок. 19> марта 1828 г. // Вестник всемирной истории. 1900. №9. С. 172.

своих критических оценок не могли влиять на литературную репутацию Полевого. В нем видели удачливого издателя, литературного политика, но не литературного критика.

В разделе 1.3. «Репутация после закрытия «Московского телеграфа» рассматривается вопрос о дополнительных аспектах в литературной репутации Полевого, возникших вследствие закрытия этого журнала. После общественно-политического резонанса, вызванного событиями марта—апреля 1834 г., интерес как профессиональный, так и читательский к его трудам заметно снижается — литературная полемика с Полевым как с действующим литератором теряет свое насущное значение. После полемического напряжения, вызванного журнальной борьбой с издателем «Телеграфа», в литературной ситуации конца 30-х годов представление о роли Полевого в литературной жизни несколько корректируется. Если с появлением «Московского вестника», «Европейца» была иллюзия, что Полевой приготовил читательскую аудиторию для журнала, «<...> более совершенного по образу мыслей, и тем принес (хотя отрицательно) много пользы просвещению отечественному <...»>9, то с торжеством «торгового» направления в Полевом одновременно видят и его родоначальника, и единственного деятеля способного ему противостоять. Однако, его вхождение в состав смирдинской торгово-промышленной группы снимает подобную дилемму. Испытывая давление финансового, идеологического и психологического характера, Полевой лишь изредка вступал на путь журнальной борьбы, при этом обнаруживая уже известные по предыдущему периоду приемы литературного утверждения.

8 Федоров Б. М. Краткий журнал дневной с 16 мая 1827 по 19 мая 1828 года // РО РНБ. Ф. 608. №77. Л. 29.

5 Московский вестник. 1828. №5. С. 105.

Многолетнее сопротивление журнального мира поспешным выводам Полевого привело к тому, что его реферативный подход к утверждениям оппонентов сменяется выжидательной позицией в отношении новых эстетических явлений. Кроме того, Полевой отчетливее формулирует свою эклектическую, национально ориентированную программу. К этому же периоду относится расширение масштабов литературной деятельности Полевого, увенчавшееся штампованными переделками французских водевилей. Его сочинения 40-х гг. — это прежде всего плоды «<...> пера утомленного, но не приобретшего годами никакой опытности, пера исписавшегося до последних сил, и едва ли что-нибудь написавшего <...>»'°. В то же время распространенным мотивом едва ли не во всех высказываниях о Полевом становится утверждение о том, что единственным недостатком его деятельности являлось большое рассредоточение сил, помешавшее достижению результатов в какой-нибудь отдельной области. По этой причине принципиальные оппоненты Полевого настаивают на необходимости предоставления неопровержимых доказательств отсутствия у Полевого каких бы то ни было творческих способностей.

Вторая глава «Полевой — историк, публицист и «литературный промышленник» также включает три раздела и посвящена рассмотрению исторических занятий, разнообразных литературных проектов (нежурнальных) изучаемого литератора с точки зрения их воздействия на его литературную репутацию, а также исследованию политического измерения его деятельности.

В разделе 2.1. «Исторические занятия» освещаются его попытки предстать перед современниками с историческими сочинениями. Первоначально выступая в этой сфере как журналист, занимающийся

10 Шевырев С. Взгляд на современную русскую литературу. Статья вторая // Москвитянин. 1842. №3. С. 186.

популяризацией сведений по отечественной истории, Полевой специально не занимался ни коллекционированием, ни публикацией и комментированием исторических материалов, а потому не мог быть признан в профессиональной среде. Его беллетристические сочинения, посвященные событиям русской (и мировой) истории, заслужили упреки в анахронизме: «<...> описания его справедливы тем только, что в 15-м веке русские люди точно ели и пили ртом, а дрались руками <...>»п. Наибольшей же общественный резонанс имела заявленная в 12 томах «История русского народа». После издания «Московского телеграфа» выход этого сочинения был вторым по значимости событием, предопределившим литературную репутацию Полевого. При отсутствии специальной подготовки объявление об очередных и столь масштабных претензиях на создание собственной исторической концепции, принципиально новаторской по идее и исполнению, вызвало глубоко неприязненное отношение к новому начинанию «литературного Батыя»12: «<...> г. Полевой, не умевший оценить по достоинству ни одного современника, подавно не сумеет водиться с предками»13. Проецируя формулы европейских исследователей (Тьерри, Гизо, Мишле и Баранта) на события отечественной истории, Полевой обнаруживал не только несамостоятельность предложенной системы, но и притязания на очевидное соотнесение своей работы с означенными образцами. Кроме того, самим антитетическим построением своего сочинения — по отношению к «Истории государства Российского» — Полевой провоцировал его восприятие только в рамках антикарамзинского полемического контекста. Разделение оппонентов произошло по вопросу о способах выражения негативного отношения к этому сочинению: литературная

11 Северная пчела. 1833. №153. С. 609.

12 См.: Маяк. 1840. Ч. 2. С. 16.

13 Розен Е. Нечто о «Московском телеграфе» //Сын отечества. 1832.4. 148. №8. С. 174.

изоляция или принципиальная полемика. После объявления о выходе «Истории русского народа» историко-литературная деятельность Полевого находилась под пристальным вниманием современников: журнальные статьи, переписка наполнены ироничными и раздраженными отзывами о новом историке. Необоснованной модернизацией в изучении отечественной истории, ревизией культурных ценностей, сомнительными по нравственному происхождению и коммерческой реализации планами литературного самоутверждения Полевой создал «Истории русского народа» (и другим своим историческим сочинениям, появившимся в 40-е гг.) репутацию «умственной спекуляции», для успеха которой автор готов не только безапелляционно пересматривать исторические взгляды предшественников, но и «<...> за сходную цену возьмется идеализировать <...> по самому последнему фасону <...»>14 любого исторического деятеля.

В разделе 2.2. «Полевой — литера1урный предприниматель» рассматривается коммерческая подоплека деятельности данного литератора. С того момента, когда читательский успех становится критерием оценки, литература превращается в доходную сферу, требующую появления предприятий по оказанию литературных услуг. В отстаивании своего права на обновление литературных нравов, Полевой преуспел в деле коммерциализации литературного процесса, подавая дополнительные поводы к «вещественным» ассоциациям еще и собственными декларациями15. Издательская практика показывала: кроме общественного влияния, выпуск журнала — это еще и обязанность «<...>

и Письмо А. С. Пушкина И. И Дмитриеву от 26 апреля 1835 г. // Переписка Пушкина. В 2 т. М., 1982. Т. 2. С. 304.

,5 См. такие его сочинения как: «Речь о невещественном капитале как одном из главнейших оснований государственного благосостояния и народного богатства» (М„ 1828); «Речь о купеческом звании, и особенно в России» (М., 1832).

и

принимаемая с барышком <„.>»16. Читательское признание литературной деятельности укрепляло в нем самосознание собственника в книготорговом деле и монополиста журнальных мнений.

Только стабильное финансовое положение обусловило возникновение издательских проектов по укрупнению и развитию собственного журнального дела. На этом во многом основывалась и полемическая позиция Полевого, считавшего, что деятельность сама по себе является оправданием ошибок и вкусовых недостатков. Отказавшись от собственно торговых занятий, Полевой проявлялся как <«...> смышленный Русский человек <...»>17 и в самых неблагоприятных для ведения литературных дел условиях. Он стремился создать книжно-журнальную индустрию прежде всего для изготовления и сбыта с максимальной прибылью собственной литературной продукции. Поэтому его рекламная деятельность по продвижению своих сочинений (реклама «Истории русского народа — наиболее яркий пример) на книжный рынок находилась под пристальным вниманием оппонентов и воспринималась как «<...> подражание объявлениям: о Турецком чудесном умываньи, о бальзаме от всех болезней Ссшохотова и чудесной ваксе Хотунцова»18. Кроме того, недобросовестность Полевого как литературного предпринимателя, регулярно не исполнявшего своих обещаний перед подписчиками, способствовала восприятию его деятельности исключительно в рамках «торгового» контекста. Полевой символизировал новое поколение в литературе, с приходом которого «<...> вместо новиковской благородной предприимчивости наступила

16 Письмо Н. А. Полевого В. Г. Анастасевичу от 29 ноября 1827 г. // Вестник всемирной история. 1900. №9. С. 170.

"ВяземскийП. А. Записные книжки. (1813—1848). М., 1963. С. 191.

18 Литературные прибавления к «Русскому инвалид}'». 1832. №52. С. 410 лев. стб.

предприимчивость торговая <...>»19. Для осуществления своих коммерческо-литературных проектов и укрепления собственного положения в литературе и общественной жизни Полевой осознавал необходимость искать государственной поддержки.

В разделе 2.3. «Общественно—политическая репутация» рассматривается вопрос о взаимоотношениях Полевого с властью, противоречивость его общественно-политической репутации в целом, повлиявшая на его литературную судьбу. Первоначально круг общения Полевого (П. А. Вяземский, А. И. Тургенев В. Ф. Одоевский и др.) предопределил восприятие его официальными лицами как неблагонамеренно настроенного литератора (так С. С. Уваров считал Полевого фанатиком, который готов «<...> претерпеть все за идею <...>»20), вследствие чего на протяжении своей издательской деятельности он многократно имел осложнения по цензурным вопросам21. Однако, «явный карбонаризм» Полевого был скорее плодом фискальной фантазии и желанием дискредитировать экономического конкурента политическими средствами. Вступая в прения с цензурой, Полевой при более серьезном давлении строго следовал предписанной линии поведения. Благодаря влиятельной поддержке государственных чиновников, Полевой не только смог в течение почти десяти лет издавать журнал, но и из самих цензурных осложнений извлекать пользу. В этой ситуации в литературных кругах бытовало устойчивое мнение, что Полевой действует на общественном

19 Дмитриев М. А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869. С. 55.

20 Ниюггенко А. В. Дневник. В 3 т. Л., 1955. Т. 1. С. 141.

21 См. материалы по этому вопросу в следующих работах: Сухомлинов МИНА. Полевой и его журнал «Московский телеграф» // Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению. В 2 т. Спб., 1889. Т. 2; Козмин Н. К. Николай Полевой и его отношение к цензуре // Русская старина. 1900. №2; Хмелецкая Л. А. Журнал Н. А. Полевого «Московский телеграф» и цензура // Ученые зап. гор. пед. ин-та им. В. П Потемкина. 1960. Т. СУП. Вып. 10.

поприще на особых условиях: <«...> всем ценсорам, как они сами отзываются, запрещено пропущать на него критики <...>»22. Впрочем, даже после закрытия «Телеграфа» вопрос об общественно-литературной репутации Полевого не прояснялся. Ничтожность повода, а также сам факт применения репрессивных мер, обнаруживший непоследовательность правительства, соперничество различных влиятельных групп и ведомств вызвали общественное недовольство. К тому же, дальнейшая судьба Полевого, когда он одновременно подвергался действиям карательной государственной машины и имел поддержку со стороны видных сановников, укрепляла двусмысленность его общественно-политической репутации.

Третья глава «Создание собственной репутации и историко-литературный статус Полевого» включает три раздела и посвящена общественно-литературной работе Полевого по созданию желательной репутации, которая была продолжена в последующее время его почитателями и апологетами. В ней также исследуется влияние этих процессов на трансформацию литературной репутации Полевого в общественном сознании последующих поколений.

Раздел 3.1. «Литературная стратегия» Полевого, состоит из трех подразделов. В подразделе 3.1.1. «Подражание и негативизм как основа литературного самоутверждения» рассмотрен вопрос об основе литературной стратегии Полевого, базирующейся на тенденциях отрицания и имитации. Поскольку представления Полевого о значении культурных авторитетов (отечественных и европейских) сосредотачивались прежде всего на масштабах их признанности, его интересы лежали прежде всего в сферах, где направления развития были уже заданы. Включаясь в общественно-литературную жизнь, Полевой развил имитационный подход к явлениям культуры. В его

22 Письма И. И. Дмитриева к князю П. А. Вяземскому 1810—1836 годов. Спб., 1898. С. 54.

деятельности следует условно выделить два вида подражаний («положительное» и «отрицательное»), которые при целевой разнонаправленное™ сливались или взаимозаменялись в восприятии современников, хотя первый использовался для самоутверждения, а второй — для дискредитации оппонентов. Подражая интересам и занятиям почитаемых деятелей прошлого или настоящего, Полевой, однако, отказывался быть их последователем или продолжателем и настаивал на самобытности своего творчества. Не имея при этом собственного поля для деятельности, он мог стремится лишь к занятию существующих мест (претендовал на то, чтобы быть Карамзиным или Новиковым, но не мог быть Полевым). Оттого неизбежно вынужден был «теснить» классиков в литературе и науке, подражая им, отрицать их культурное значение. Исповедуя негативистский принцип литературного развития («<...> мы только научились презирать прошедшее — что было и необходимо для совершенного разрыва с оным и для перехода в век новый <..>»23, Полевой легко отказывался от почтения к авторитетам, назначал новых идолов, и, в конечном итоге, оказывался в окружении отставленных кумиров, ставших его противниками или соперниками, и назначенных в новые. В подразделе 3.1.2. «Соревнование с современниками» как раз и рассматривается указанный аспект литературного поведения Полевого. Противопоставляя культурной преемственности разрыв с традицией и ее отрицание, в синхронном срезе Полевой был согласен действовать только на условиях состязания с современными литераторами. Подобный подход был настолько очевиден, что всякий недоброжелательный отзыв о деятельности коллеги предварительно сигнализировал о собственных занятиях Полевого в этой области или был прямо противопоставлен его трудам. С этой точки зрения

23 [Полевой Н.] Стихотворения В. Теплякова//Московский телеграф. 1832. №5. С. 112.

и рассмотрена его «История Петра Великого» (1843) как наиболее яркий пример состязания такого рода — в данном случае с пушкинским трудом.

В подразделе 3.1.3. «Сословная поза и «руссизм» рассмотрены внелитературные аспекты в его деятельности, также определявшие его репутацию. Несмотря на то, что само по себе «купечество» Полевого не выглядело уникальным социокультурным явлением, однако он, оказавшись в центре интеллектуальной жизни, осознавал свой прорыв в литературу как победу над своим происхождением. Полевой, «<...> увлеченный сословным патриотизмом <...>»24, однако не имел никакой социальной программы. Доказывая же исключительную роль купцов в отечественной истории и настаивая на недетерминированности связи между талантом и происхождением, он пытался самоутверждаться и таким способом. Особенный оттенок сословная поза Полевого приобрела в связи с полемикой о «литературной аристократии». Его демагогические выпады против «знаменитых» обнаруживали, наряду со стремлением к литературной власти, скорее чувство сословной неполноценности, нежели гордости. Проповедь сословной исключительности естественным образом сочеталась с идеями национально-монархического мессианизма. Полевой, к 40 гг. полагавший, что <«...> квасной патриотизм, все же лучше космополитизма <.„>»25, воплотил обе эти тенденции в своего рода «сословно-патриотических» драмах, героем которых был купец, преданный трону. Однако, поскольку выработанная Полевым литературная стратегия не только не способствовала достижению поставленных целей, но и непосредственно влияла на формирование нежелательной репутации, свои усилия Полевой направил на моделирование своего литературного образа.

24 Очерки русской литературы. Спб., 1862. С. 213.

25 Русский вестник. 1842. №5 и б. Отд. Ш. С. 55.

Рассмотрению этой проблемы и посвящен раздел 3.2. «Собственный литературный образ», состоящий из трех подразделов.

В подразделе 3.2.1. «Образ самоучки» , а также в подразделе 3.2.2. «Образ новатора» рассмотрены наиболее характерные составляющие литературной самопрезентации Полевого. Придавая особое значение контрастному противопоставлению гипотетического стандарта судьбы провинциального купца действительной реализации «литературной мечты», Полевой таким образом устанавливал прямую зависимость между способностями самоучки и принятой впоследствии на себя ролью ниспровергателя ложных авторитетов и «понятий заплесневелых»26, претендуя на симметричное пушкинскому место главы новой критической школы. Однако, постепенно наиболее важной задачей Полевого как homme public становится реабилитация собственной литературной позиции на протяжении всей деятельности. Освещению этого вопроса посвящен подраздел 3.2.3. «Автокоррекция литературной репутации». Его многолетнее объяснение с публикой и литераторами увенчалось изданием итоговых «Очерков русской литературы» (1839), которые, по мнению Полевого, должны были послужить «<...> оправданием перед всеми <...>»27. Однако, в данном случае Полевой апеллировал, в большей степени, именно к читательскому мнению, поскольку вопрос его литературной репутации был делом решенным.

В разделе 3.3. «Читатели» изучен вопрос, каким образом указанные декларации Полевого влияли на представления о нем широкой общественности. Для читателей Полевой олицетворял новый, самостоятельный путь на литературном поприще. Кроме того, его ориентация прежде всего на мнение

26 Московский телеграф. 1829. №24. С. 461.

27 Полевой Н. Несколько слов от сочинителя // Полевой Н. Очерки русской литературы. В 2 ч. Спб., 1839. Ч. 1. С. XII.

публики, сама предложенная им модель литературного процесса, основу которого, по мнению Полевого, составляют издатели книг, сотрудники журналов и публика — единственный «<...> у нас творец посильного движения в литературе <...»>28, была привлекательна прежде всего для молодой аудитории. Репутация Полевого в этой среде рассмотрена нами в подразделе 3.3.1. «Полевой — кумир литературного поколения». В студенческих кругах Полевой был фигурой легендарной. Его литературная деятельность в целом (а не только журналистская) оказала влияние на умственные интересы нового поколения. Однако, вступавшее в литературу поколение литераторов, воспитанное на популяризаторских статьях «Московского телеграфа», было разочаровано, не увидев в своем кумире исполина, начавшего новую эпоху литературного развития: между образом журнальным и образом реальным возникал острейший диссонанс.

С этой точки зрения в подразделе 3.3.2. «Белинский и трансформация литературной репутации Полевого» освещаются взаимоотношения двух этих литераторов. Будучи одним из самых горячих сторонников издателя «Московского телеграфа», Белинский в начале литературной деятельности стремился оказывать ему самую деятельную поддержку. Однако, существование в условиях единого литературного контекста обнаружило противоречия между позой наставника и позицией последователя (а именно так воспринимался Белинский в 30—40-е гг.). За личное разочарование в литературном кумире юности Белинский был готов взыскать с Полевого литературными средствами и взял курс на общественно-литературное уничтожение Полевого, практически до самой его смерти резко полемизируя с ним. Тем разительнее был отзыв Белинского на скоропостижную смерть Полевого в феврале 1846 г. После прочувствованного некролога в

28 Московский телеграф. 1833. №5. С. 107.

«Отечественных записках» он выпустил специальную брошюру, посвященную этому литератору, выступив с подлинной апологией Полевого, повлиявшей на его последующую литературную репутацию. Этим очерком были заложены основания для историко-культурной ревизии. По сути, им ставился вопрос о литературной канонизации Полевого, признании его главой целого периода русской литературы. И хотя современниками данный подход воспринимался в сугубо реабилитационном контексте, именно он восторжествовал, в конечном итоге, в качестве оценочной нормы, закрепившей представления о Полевом как о «подпольном» классике, что не предоставило иных возможностей для интерпретации и анализа его жизни и творчества, кроме как объявление его присяжным предтечей русской культуры: от Белинского — в критике до С. М. Соловьева — историографии.

В заключении реферируемой работы обобщаются выводы по трем главам диссертации. Основные ее результаты таковы:

1) обобщены основные факты начального периода деятельности Полевого;

2) детально исследован вопрос литературной репутации Полевого как издателя «Московского телеграфа», сложившейся в ходе литературных полемик 1820—1830-х гг.;

3) изучена репутация Полевого после закрытия «Московского телеграфа»;

4) рассмотрены его исторические сочинения и восприятие современниками Полевого-историка;

5) исследована деятельность Полевого как литературного предпринимателя;

6) уточнены факты, сформировавшие его общественно-политическую репутацию;

7) реконструирована литературная стратегия Полевого и его работа над созданием собственного литературного образа, основными составляющими которого являются «образ самоучки» и «образ новатора»;

8) исследована автокоррекция литературной репутации и ее воздействие на читательское восприятие литературного образа Полевого;

9) проанализировано влияние деятельности Полевого на новое литературное поколение; в рамках этой проблемы изучены взаимоотношения Полевого и Белинского и влияние позиции последнего на трансформацию литературной репутации Полевого.

Перечень работ автора по теме диссертации:

1. Материалы к толковому словарю эстетических категорий Н. Полевого. Опыт систематизации. М., 1997. Рукопись деп. в ИНИОН РАН. №52807 от 10.07. 97 или: Сборник работ молодых ученых филологического факультета МГУ (в печати). 16 с. (0,75 л.).

2. Трансформация литературной репутации Н. А. Полевого: к постановке проблемы. М., 1997. Рукопись деп. в ИНИОН РАН №52634 от 19.05. 97. 10 с. (0,41л.).