автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: А. С. Пушкин и русская критика его времени

Полный текст автореферата диссертации по теме "А. С. Пушкин и русская критика его времени"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ' ИНСТИТУТ ГУССКСЙ ЛИТЕРАТУРЫ ( ПУШКИНСКИЙ ДОМ )

На правах рукописи

П0ТАПС8А Галина Евгеньевна

/

А.С.ПУШКИН И РУССКАЯ КРИТИКА ЕГО ВРЕМЕНИ ( СТАНОВЛЕНИЕ ЛИГЕРАТУШМ РЕПУТАЦИИ А.С.ПУШЙА )

Специальность 10.01.01 — веская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 1994

Работа выполнена в Отделе пушкиноведения Института русской литература (Пушкинский Дом) РАН.

Научный руководитель -доктор филологических наук З.А.ФСМИЧЕВ

Официальные оппоненты: доктор филологических наук В.М.МАРКОВИЧ кандидат филологических наук Т.И.КРАСН0Б0?0ДЬК0

Ведущее научное учреждение - Российский государственный педагогический университет им. А.И.Герцена.

Защита диссертации состоится " 1994 г. .

в часов на заседании специализированного ученого

совета Д.002.43.01 при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (199164, С.-Петербург, наб. Макарова, 4).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.

Отношения Пушкина с современной ему критикой не раз привлекали внимание исследователей. На сей день тема эта является, с одной стороны, достаточно изученной. К ней обращались такие ученые, как С.С.Трубачев, В.В.Гиппиус, Н.И.Мордовченко, В.Г.Казанов, В.Г.Березина, В.Б.Сандомирская, Ю.В.Манн и др. Существует большое количество работ, посвященных отношениям Пушкина с тем или иным критиком или же лагерем критиков, с тем или иным журналом или газетой. Но при этом, во-первых, внимание исследователей распределилось несколько неравномерным образом, что отчасти объясняется объективно существующими между современными Пушкину критиками значительными различиями по масштабу их дарования и по месту их в истории русской эстетической и общественной мысли первой половины XIX века, отчасти же - некоторыми причинами идеологического порядна (на протяжении достаточно долгого времени повышенное внимание к критикам "прогрессивным" и недостаточное внимание к критикам "реакционным" определяло неравномерную изученность журналистики 1620-1830-х годов). Во-вторых, ощущается недостаток в работах общего характера, где прослеживались бы не отношения Пушкина с какими-либо конкретными критиками или журналами, а та общая эволюция, которую претерпевает' литературная репутация Пушкина в русской критике на протяжении 1820-1830-х гг. Попытки дать обзор отношений Пушкина с современной ему критикой в целом в разное время предпринимались С.С.Трубачевым, П.В.Владимировым, П.Ф.Грине-вичем, Д.Д.Благим, В.Б.Сандомирской. Но считать решенной эту задачу пока еще нельзя, потому что существующие обзоры либо недостаточно проблемны, нацелены более на обзор материала, чем на выявление тех общих тенденций, которые определяли литературную судьбу Пушкина в современной ему критике, либо же - напротив - не подкреплены конкретным анализом литературно-крити-

ческого материала. Таким образом, обращение к исследовании избранной теш представляется весьма актуальным.

Невозможность хоть в какой-то степени адекватно охватить все богатство материала, открывающегося перед исследователем прижизненной критики о произведениях Пушкина, и желание придать диссертации более проблемный характер заставили нас отказаться от хронологически последовательного рассмотрения критических отзывов и предпочесть путь выделения и более пристального анализа нескольких достаточно узких проблем, позволяющих проследить внутреннюю закономерность тех изменений в отношении к Пушкину, которые происходят в критике 1830-х гг. по сравнению с критикой 1820-х гг.(понятно, что разграничение этих двух эпох в данном случае весьма условно). Этим определяется новизна подхода к теме, предложенного в настоящей диссертации. Такой подход позволяет наглядно продемонстрировать, как изменение ценностных ориентиров, происходящее в русской критике при переходе от одной эпохи к другой, вызывает существенные различия в освещении критиками, с одной стороны, 1820-х гг., а с другой стороны, 1830-х гг. одних и тех же, по сути своей, проблем, связанных с восприятием пушкинского творчества. Если эпоха 1820-х гг. характеризуется относительной однородностью подхода критиков к литературе (социальные акценты, преувеличенное внимание к общественно-политической позиции и человеческому облику поэта здесь еще практически отсутствуют, и литературные суждения выносятся с точки зрения абстрактных эстетических категорий, неизменяемых законов "вечного" искусства и "вкуса"), то в 1830-е гг. критики уже склонны резко поляризовать свои оценки в зависимости от социальной и политической позиции разбираемого ими поэта. Кроме того, критики 1830-х гг. уже прошли через юколу романтической мысли, романтического ис-

торизма и народности. Любопытно, что во многих случаях романтические веяния усваиваются постольку, поскольку созвучны они демократическим стремлениям части критиков 1830-х гг.; многие изменения ^отношении критиков к Пушкину вызваны именно совместит.! действием этих двух факторов - влияния романтической эстетики и демократизации критического сознания.

Для анализа мы выбрали следующие проблемы: I) литературная репутация Пушкина и осмысление проблемы "поэт и светское общество" в критике 1820-1830-х гг.; 2) литературная репутация Душкина и эволюция представлений о славе в критике того же периода; 3) оценка критиками роли Пушкина в процессе жанрового обогащения русской литературы (п 1830-е гг. и эта проблема приобретает связь с некоторыми идеологическими ориентирами). В принципе, сходным образом могли бн быть проанализированы применительно к литературной репутации Пушкина и некоторые другие проблемы, например: выбор "высокого предмета", вопрос о "гении и учении", о "таланте и характере". Однако избранные • три аспекта представляются нам достаточно репрезентативными: здесь отразились изменения, которые в интересующую нас эпоху претерпел статус писателя (в представлении русских критиков) и в сфере собственно "социологической", и в сфере отношений поэта с читателями, и в сфере собственно литературной.

Необходимо подчеркнуть, что мы стремились наметить прежде всего общие тенденции в осмыслении русскими критиками этих проблем. В ряде случаев конкретный' материал, те или иные высказывания того или иного критика могут не укладываться в предложенную схему. Это не должно, смущать, так как ориентация на изучение именно "литературной репутации" предполагает учет прежде всего наиболее распространенных критических оценок, хотя очевидно, что полного единодушия между критиками быть не

может и что какие-то критические суждения всегда будут стоять особняком. С этим же обстоятельством связана и принятая в данной работе ориентация на "средний" уровень критических отзывов, Наиболее тонкие и интересные замечания современников о пушкинском творчестве не стали предметом нашего анализа, потому что понятие "литературная репутация" подразумевает некий шаблон, критическое клише, а материал для изучения разнообразны:: кли-ле в избытке дает именно критика "второго ряда".

Работа обсуждалась на заседании Отдела пушкиноведения ИРЛИ РАН. Основные положения изложены в статьях по теме диссертации, а также в докладе на конференции молодых ученых (ИРЛИ, 1994).

Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения.

Основное содержание диссертации

Во введении дается сравнительная оценка того, в какой степени оказываются на сей день изучены различные частные и общие вопросы, связанные с прижизненным этапом становления литературной репутации Пушкина. Здесь же обосновывается актуальность избранного подхода к теме и правомерность тех принципов, в соответствии с которыми отбирался критический материал, а также формулируются главные цели исследования.

Глава I: "Литературная репутация Пушкина и осмысление проблемы <повт и светское общество» в критике 1820-1830-х гг." посвящена анализу того, каким образом отразилась в критических суждениях о Пушкине та эволюция, которая в указанные годы.происходила в представлениях критиков о норме отношений между поэтом и "светом".

Как известно, в «онце 1820-х - начале 1830-х гг. одним из существеннейших упреков, предъявлявшихся Пушкину его критиками, был упрек в том, что он изменяет своему высокому призванию, погрузившись в суетную светскую иизнь. Однако этот упрек в'Ьвет-

скости", сыгравший столь существенную роль в охлаждении к Пушкину критики 1830-х гг., был уже не нов. В 1825 г., в эпистолярной полемике о I главе "Евгения Онегина", Бестужев и йглеев упрекали Пушкина за то, что он тратит свой талант на изображение пустой жизни "света", но в то время этот упрек не оказал существенного влияния на литературную репутации Пушкина. В диссертации исследуются те внутренние изменения в подходе критиков к проблеме "поэт и светское общество", которые должны были произойти, чтобы упрек, в середине 1620-х гг. практически не повредивший Пушкину в общественном мнении, к 1830-м гг. обрел неожиданную силу. С этой целью упреки декабристов, относящиеся к 1825 г., сопоставляются с теми упреками, которые предъявляли Пушкину в конце 1820-х - начале 1830-х гг. Н.И.Надеж-дин, H.A. и Кс.А.Полевые, Ф.В.Булгарин и др.

Обнаруживается, что при всем недовольстве Бестужева и Рылеева I главой "Евгения Онегина" для них представляется несомненным, что Пушкин легко сможет стать достойным своего истинного призвания - для этого надо просто обратиться к более "высокому" предмету. Такое совершенствование мыслится как легко возможное, не осложненное какими-либо внутренними проблемами, так как литературное обращение к светской жизни пока еще не ставится в связь с личными чертами самого поэта.

Возникшее к 1830-м гг. в русской критике представление о единой личности автора, проявляющейся во всех его творениях, вносит существенные изменения в то, как оценивается обращение Пушкина к предметам из жизни "света". Светская жизнь оказывается теперь для критиков демократической ориентации важным фактором, определяющим творческую индивидуальность поэта, а далеко не только предметом изображения, который легко может быть заменен другим (как было это для критиков первой полови-

- б -

ны 1820-х гг., мысливших во многом еще в категориях нормативной жанровой системы). Вместе с представлением о социальной обусловленности человеческого и творческого облика поэта возникает также и представление о трудности изменения этого облика! "недостатки" поэта теперь осмысливаются критиками как свойственные его таланту по природе, как коренящиеся в самой его личности. Романтическое представление о единой личности автора работает здесь заодно с "третьесословными" требованиями к литературе. Этот процесс прослеживается на материале статей На-деждина, а также Н.А. и Кс.А.Полевых.

В этой плоскости отдельно рассматривается в настоящей главе предъявлявшийся Пушкину критиками упрек в "безнравственности1', который к 1830-м гг. приобретает социальный оттенок, отражает определенные социально-нравственные ориентир! демократизировавшейся читательской аудитории. Сопоставляются упреки в "безнравственности, высказывавшиеся в начале 1820-х гг. критиками "Делана и Людмилы"(А.Воейковым, М.С.Кайсаровым, В.Н.Олинш и критиком "Нёвского зрителя"), и на первый взгляд аналогичные замечания Надеждина по поводу "Графа Нулина", а также некоторые суждения "Московского телеграфа". В критике первой половины 1820-х гг. упреки в отдельных "вольностях" не влекли за собой утверждений о личной безнравственности сочинителя. Это было связано с особенностями нормативно-жанрового мышления и с тем, что критики рассматривали вопрос о "безнравственности" отдельных эпизодов лишь в чисто внешнем аспекте - о точки зрения происходящего здесь нарушения норм "вкуса" и "приличия", а не во внутренней соотнесенности с личностными характеристиками автора. Причем в те годы подразумевалось как нечто совершенно естественное, что для поета и его публики значимыми являются одни и те же нормы вкуса и приличия. Для критиков же конца

1820-х - начала 1830-х гг. упрек в "безнравственности" уже связан с представлением о закрепленном, социально маркированном образе автора, равно как и "безнравственность" отдельных литературных произведений связана с "безнравственностью" светского общества, их породившего.

Итак, к рубежу 1820-1830-х гг, критики склонны говорить о "свете" уже не столько как о недостаточно "высоком" предмете изображения, сколько рассматривая его в качестве фактора, накладывающего свой отпечаток на характер всего пушкинского творчества. Здесь, однако, следует ввести одну оговорку. Светская жизнь могла рассматриваться в'качестве фактора, влияющего на творчество поэта, также и в прежние годы, но акценты тогда расставлялись несколько иначе. Еще в печати 1800-1810-х гг. обсуждался вопрос о возможности для поэта вести светскую жизнь, о совместимости ее с занятиями поэзией. Наиболее распространенным и традиционным решением было отрицание таковой возмож-' ности (см., например, статью Д.П.Северина "Писатель в обществе", 1808, "Нечто о поэте и поэзии" К.Н.Батюшкова, 1815). Но возможно было и менее однозначное решение проблемы. Нуковский в своих статьях периода "Вестника Европы" утверждает, что "и писатель наравне со всеми может с успехом играть свою роль на сцене большого света"*, и подчеркивает, что в "свете" существует "общее мнение", поощряются таланты, воспитывается вкус. (Сходным образом будут в 1830 г. защипать "свет" от демагогических нападок врагов "литературной аристократии" писатели пушкинского круга - П.А.Вяземский, И.В.Киреевский).

Чрезвычайно важно, что при различии ответов на вопрос, совместима ли светская жизнь с творчеством, литераторы 1800-1810-х годов исходят из одной и той же дилеммы - "свет или уединение".

* Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1585. C.I63.

Жизнь в "свете" синонимична здесь жизни в социуме вообще, и если жизнь в "свете" может осуждаться, то делается это не с позиций социальной критики именно "светского" общества, но с точки зрения абстрактного противопоставления творческого уединения в кругу близких душ и суетной жизни в обществе. В 1830-е гг. критики, осуждающие "свет", исходят уже из социальных критериев, противопоставляют ценностям светских людей свои "третьесосло-ыше" ценности (см. в особенности статью Н.А.Полевого "Взгляд на некоторые журналы и газеты русские. (Продолжений, 1830,и статью Кс.А.Полевого "Взгляд на два обозрения русской словесности 1829 года, помещенные в «Деннице» и «Северных цветах»'", 1830). Это возникшее в демократической критике противопоставление "третье-сословного" общества обществу светскому как раз и определяет коренное отличие нового подхода к проблеме "поет и светское общество" от подхода, свойственного критикам прежней эпохи.

Глава П: "Литературная репутация Пушкина и эволюция представлений о славе в критике т820-1830-х гг." посвящена анализу того, какие изменения произошли в указанную эпоху в связи с процессом расширения читательской аудитории и ее демократизации (а также в связи с влиянием романтической эстетики) в осмыслении русскими критиками самого феномена писательской славы и как это сказалось на литературной репутации Пушкина,

Представления о том, что такое истинная литературная слава и на чем она должна основываться, является немаловажной составляющей представлений той или иной эпохи о писателе и о его миссии . вообще. Поэтому в моменты, переломные для литературного и общественного развития, могут возникать разного рода полемики о причинах славы того или иного писателя. Именно такая ситуация складывается к 1830-м гг. вокруг имени Пушкина. В определенных литературных кругах складывается легенда о том, что пушкинская

слава была, якобы, создана "приятелями".(Отзвуки этих журнальных толков звучат, например, у Гоголя в "Театральном разъезде" в речах "Еще литератора":"От"его вся Россия теперь говорит о нем (о Пушкине, - Г.П.)? Всё приятели кричали, кричали, и потом вслед за ними и вся Россия стала кричать"^.) В настоящей главе выясняются связи этой легенды с упреками, предъявлявшимися писателям пушкинского круга в полемике о "литературной аристократии" (так, в "Северной пчеле" и "Сыне отечества" пушкинский круг постоянно характеризуется как круг писателей, "стяжавших знаменитость по ланкастеровой методе взаимного восхваления"^). Прослеживается генетическая связь подобного рода нападок с литературными полемиками 1810-х - первой половины 1820-х гг. Такие упреки предъявлялись тогда "арзамасцам", "новой школе", "союзу поэтов", и вполне естественно, что в 1830г. они были с удвоенной силой возобновлены врагами "Литературной газеты", вокруг которой'объединились как раз литераторы, связанные с традициями "Арзамаса" и "союза поэтов", - те литераторы, имена которых были прочно связаны с "новой школой" в полемиках первой половины 1020-х гг. Но в 1830-е гг. в этих нападках появляется нечто новое по сравнению с прежними полемиками. К началу 1830-х гг. намечаются важные сдвиги в самих представлениях русских критиков о норме отношений между писателем и публикой. Демократизация литературы приводит к тому, что меняются представления о месте писателя в обществе .- и не в последнюю очередь представления о том, что такое литературная слава, как и кем должна она создаваться.

Прежде отношения между писателем и его читателями строились в представлении критиков иерархическим образом. Писатель дол-

2 Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1949. Т.У. СЛ41.

О

Северная пчела. 1630. !Р 32. 15 марта.

жен был ориентироваться на суд немногих беспристрастных знатоков, обладающих просвещенным вкусом. "Ищи людей, которые способнее других ценить твои работы: их суд есть голос современников и приговор потомства"^, - советовал писателям Жуковский в 1808 г. Суждение знатоков противопоставляется суждению публики, вкус которой еще не отшлифован воспитанием. Толпа склонна к предубеждениям, и известность, основанная на суждечиях толпы, - это лишь мнимая слава, или мода. Она преходяща, как преходящи по природе своей сами человеческие эмоции и заблуждения. Следует особо подчеркнуть, что изложенная концепция взаимоотношений между поэтом, "ценителями" и публикой могла интерпретироваться по-разному. Литераторы, принадлежавшие к разным группам и направлениям, могли - в зависимости от своей позиции - акцентировать разные моменты этой концепции - либо просветительскую мысль о том, что при должном развитии 'Ьбразо-ванного вкуса" в публике поэтическое создание становится понятным для всех и оценивается по достоинству, либо же те обстоятельства, которые делают суд современников крайне ненадежным (подверженность публики "страстям" и "предубеждениям"). В русской литературе первой половины 1820-х гг. эти по-своему полярные варианты единой концепции отношений между писателем и публикой можно обнаружить у декабристов, с одной стороны, и у поэтов "иколы Жуковского", с другой. Иерархической схемы отношений между писателем, "ценителями" и публикой не нарушают и те критики, которые нападают на "кругохвальство" в среде "знаменитых" и в "союзе поэтов". "Дружеские похвалы" вызывают их протест именно потому, что они, якобы, основываются на личных привязанностях, заставляющих пренебрегать беспристрастностью образованного вкуса.

^ Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985. С.165.

Между тем к 1830-м гг. начинает ставиться под сомнение сама иерархичность прежней схемы отношений между писателем, "ценителями" и публикой. В условиях демократизации книжного рынка вырабатывается и крепнет представление о том, что суд над литературным произведением должен вершиться непосредственно всей массой публики, без посредничества избранных ценителей. Такая точка зрения активно пропагандируется литературными противниками Пушкина и его круга.

При этом на страницах изданий, боровшихся с "литературной аристократией", зачастую полемически искажается прежняя иерархическая концепция отношений между писателем, "ценителями" и публикой. Искажение ее производится путем введения определенных социальных акцентов, которых эта концепция в прежнем виде вовсе не подразумевала. Утверждается, что писатели-аристократы" противопоставляют "знатоков" и "публику" по социальному признаку и что для публики ето унизительно. Благодаря тому что демократизация читательской аудитории сделала возможной игру на социальных амбициях третьесословной публики, старый упрек во взаимном расхваливании друзей-литераторов приобрел невозможную прежде силу убедительности. Впрочем, противники "литературной аристократии" могли значительно розниться между собою в зависимости от того, насколько глубоко осмысливали они те новые формы отношений между писателем и публикой, которые сами же они отарались утвердить. Позиция "Северной пчелы" и "Сына отечества" в этом смысле гораздо менее последовательна, чем позиция "Московского телеграфа": Булгарин придерживается еще во многом просветительской системы ценностей и считает, что публика непременно должна быть "публикой просвещенной", чтобы быть высшим авторитете в литературных делах. Напротив, Н.Полевой дате подчеркивает в своих размышлениях о публике те

черты, которые в просветительской системе оценок должны были бы безнадежно дезавуировать публику в ка^стве авторитета в литературных делах (публика действует непродуманно, импульсивно, она склонна увлекаться всем новым). Несмотря на вое это, суд публики в конечном итоге верен, потому что в общем мнении современников выражает себя "дух времени". Критерий "просвещенного вкуса" теряет по отношению к публике свое былое значение. На смену вневременным представлениям классиков о вечных законах искусства приходит романтический историзм; крепнет убеждение в том, что то содержание, которое сумел запечатлеть автор в.своем произведении, имеет для всех его современников или соотечественников непосредственно жизненное значение. Таким образом, новое представление о публике как о высшем суде для писателя получает на страницах "Московского телеграфа" действительно новое философско-эстетическое обоснование, подкрепляется романтической концепцией искусства как выражения народного духа и духа времени.

Обрисовав то направление, в каком эволюционировали представления о славе на протяжении 1820-1830-х гг., и выявив корни легенды о пушкинской славе, якобы созданной приятелями, мы обращаемся к анализу тех взглядов на литературную славу, которых придерживался сам Пушкин.

Если в лицейской лирике (при показном равнодушии "поэта-ленивца" к славе) господствует еще уверенность в том, что в итоге слава венчает достойных и что только недостаточная просвещенность публики является причиной несправедливых суждений об истинном достоинстве поэтов, то уж-з в годы южной ссылки Пушкин во многом пересматривает эти представления. Гармонические отношения поэта с публикой теперь представляются Пушкину в принципе невозможными. Похвалы публики всегда будут столь же

слепы, как и ее брань. Отчасти здесь сказалось влияние романтических идей - но совсем не тех, которые были важны для обрисованной выше новой концепции славы, создававшейся в статьях Полевых или же Надеждина. Мессианская идея о поэте как органе самовыражения народа остается Пушкину чужда. Зато в старых представлениях о норме отношений между поэтом и обществом для него по-прежнему остаются привлекательные черты. Суд над истинным произведением литературы объявляется в его критических заметках привилегией небольшого кружка ценителей, которые в цивилизованном обществе должны были бы быть авторитетом для всей прочей публики (см, "Письмо в издатели Литературной газеты 1830, "Разговор о критике", 1830, "(Баратынский)? 1830, "Критикою у нас большею частию занимаются журналисты...", 1833).

Между тем новая концепция должных отношений между писателем и публикой утверждается не только на страницах журналов, но и в "высокой" литературе.. В заключительной части гла.вы рассматриваются и сопоставляются с пушкинскими представлениями о литературной славе представления о ней Гоголя - тем более, что как раз с его-именем по традиции, идущей еще от Белинского, связывают новый литературный период, начавшийся в 1830-е гг.

В отличие от писателей пушкинской эпохи, Гоголь уже не способен был найти даже относительное утешение в понимании узкого кружка ценителей. От современного искусства Гоголь хотел бы, чтобы оно было потрясением для всех - иначе оно не достигает своей цели» Гоголь стремился к непосредственному диалогу со всей массой своих современников, без различия их сословного положения или образованности. Более того, он хотел бы, чтобы есэ русские люди, его современники, стали как бы его соавторами при создании второго тома "Мертвых душ". Высшей инстанцией стал для Гоголя суд современников, их приговор, определяющий

жизненную значимость художественных созданий. В этом Гоголь уже целиком принадлежит новому этапу той эволюции представлений о литературной славе, которая происходила в русской культуре в 1820-1830-е гг. И такое изменение писательского самосознания оказалось чрезвычайно важным для судеб всей последующей русской классики XIX в., для которой, по выражению Н.А.Бердяева, будет характерна "жажда перейти от творчества художественных произведений к творчеству совершенной жизни"*'.

В главе Ш; "Критики 1820-1830-х гг. о роли Пушкина в про-це :се жанрового обогащения русской литературы" рассматривается вопрос о том, как оценивалось критиками жанровое движение, происходившее в творчестве Пушкина. Этот вопрос может показаться не связанным с проблематикой предшествующих глав, где речь шла о тех аспектах Литературной репутации Пушкина, которые так или иначе связаны с определенными идеологическими тенденциями, характерными дгч русской литературно-критической и общественной мысли 1820-1830-х гг. Но на деле проблематика Ш главы тесно связана с тем кругом проблем, который был затронут в предшествующих главах, потому что выдвигаете демократически настроенными критиками 1830-х гг. требования соответствия писателя своему времени, внимания к жизненным нуждам своих современников предполагают также и представление об активном служении писателя делу развития отечественной литературы, выражавшемся в обогащении ее новыми, самобытными формами, способными передавать содержание, важное для современного этапа развития общества. Именно такого соответствия современным нуждам развития и обогащения русской литературы не видят критики в пуш-

® Бердяев H.A. Русская идея // 0 России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1988. C.II5.

кинском творчестве 1830-х гг. Причем зачастую упреки в литературном "консерватизме" связываются с упреками в консерватизме политическом. При этом складывающийся в критике образ Пушкина 1830-х гг. - образ поэта, не желающего учитывать современных веяний, занятого игрой с устаревшими литературными формами, -противопоставляется образу Пушкина прежнего, Пушкина 1820-х годов, шедшего в ногу со временем, открывавшего для русской литератур! новые пути.

Но этот образ раннего" Пушкина как по преимуществу поэта-первооткрывателя складывается не на рубеже 1820-1830-х гг., а гораздо ранее. Процесс возникновения этого образа прослеживается в настоящей главе на материале статей о "Руслане и Людмиле", "южных поэмах", I главе "Евгения Онегина", а также первых упоминаний о "Борисе Годунове".

Уже "Руслан и Людмила" утверждает за Пушкиным репутацию поэта, от которого можно ждать многого именно в большом жанре -жанре поэмы. Пушкин оправдывает эти ожидания, обращаясь в "южных поэмах11 к новой, романтической форме - поэме байроновского типа. Любопытно, что даже наиболее приверженные к классицистическим норыам критики принимают сам жанр "байронической" поэмы о удивительной, на первый взгляд, легкостью. Скорее всего, вторжение романтической поэмы в русскую литературу не вызывает особой, тревоги "классиков" потому, что Пушкин выступает здесь в жанре вполне определенном, уже получившем права гражданства в современной европейской литературе. "<...> Когда перо Нейрона освятило подобный род стихотворений и европейский вкус наложил на них печать м о д ы , то и "Бахчисарайский фонтан" имеет полное право на имя поэмы<...>"® . Причем критики-норма-

А

<$едоров Б.М.> Письма в Тамбов о новостях русской словесности. Письмо I II Благонамеренный. 1824. № 8. С.95-96.

тивисты воспринимают появление нового жанра не как нечто грозящее гибелью всей нормативной системе, ю как во многом отрадное обогал'ение этой устоявшейся системы еще одним жанром, не нарушающим законов нормативной эстетики в целом.

В нормативистском духе воспринимая появление романтической поэмы как обогащение русской литературы новым "родом", критики в столь же нормативистских категориях рассматривают и вопрос о соотношении "южных поэм" Пушкина с "восточными поэмами" Байрона. Их рассуждения основываются на классицистическом принципе "подражания образцам", согласно которому поэт должен был следовать избранному "изящному образцу", заимствуя и совершенствуя его "красоты". Такое подражание считалось достоинством литературного произведения, а отнюдь не его недостатком, как будет это для эстетического сознания грядущей романтической ь..о-хи. Критики могут высказываться о разных моментах "южных поэм" по-разному: в чем-то Пушкин мастерски выдерживает "бейрэнизм", в чем-то уступает своему образу» в чем-то даже превосходит его, - но все эти оценки даются в рамках одной и той же нормативной системы, рассматривающей художественное произведение с точки зрения его приближения к признанным жанровым образцам. В практически всеобщем удовлетворении критиков тем, что Пушкин обогащает русскую словесность новым жанром и притом оказывается на уровне признанных европейских авторитетов, сказывается пафос быстро развивающейся молодой литературы, стремящейся усвоить себе все достижения своих более опытных соседей.

Этот своеобразный пафос экстенсивного развития (развития за счет усвоения все новых и новых форм, новых областей творчества) проявился и в том, как отнеслись современники к одному из существеннейших компонентов нового жанра - к новому, экзотическому материалу, обильно вводившемуся Пушкиным в описательных

частях "южных поэм". Пушкинские описания имеют в глазах критиков прежде всего познавательную ценность. Перед русской литературой стояла задача художественно освоить просторы Российской империи, и то знакомство читателей с еще почти не воспетыми этнографически пестрым окраинами России, которое совершалось благодаря "южным поэмам" Пушкина, удовлетворяло этой по- 1 требности и легко вписывалось в просветительскую программу. Поэтому "южные поэмы" приветствуются даже критиками, далекими от всякого "романтизма" (особое внимание в этой связи уделяется в главе откликам на "южные поэмы" в "Отечественных записках" П.П.Свиньина).

Итак, "южные поэмы" утверждают за Пушкиным репутацию смелого нововводителя, расширяющего жанровые и тематические диапазоны русской поэзии. Некоторое время эта репутация продолжает укрепляться. В отзывах о I главе "Евгения Онегина" отмечается новизна жанровой форьы пушкинского романа. Новаторская роль Пушкина подчеркивается также и в связи о распространившейся в литературных кругах вестью о написании "Бориса Годунова".

Однако в очень скором■времени репутация Пушкина как нововводителя начинает меркнуть. Отчасти это связано с тем, что с усилением романтических веяний в русской критике утверждается мысль о недостаточности простого усвоения для отечественной словесности тех жанров, которые получили развитие в других современных литературах . Поскольку в этом по инерции продолжают видеть едва ли не основную заслугу Пушкина, то и значение его как литературного новатора в глазах критиков снижается. Но в целом требование все новга и новых поэтических "Ьавоеваний" сохранило для критиков свою актуальность и в 1830-е гг., и они хотели бы от Пушкина, чтобы он и впредь открывал для русской литературы новые "поприща", куда вслед за ним могли бы устре-

ыиться и другие писатели, как произошло это при появлении "южных поэм". В этих надеждах им приходится разочароваться. Так происходит уже с "Борисом Годуновым", создавая которого Пушкин еще сам ощущал себя новатором, вводящим в русскую литературу что-то принципиально новое. "Бесспорных и отчетливых признаков вполне определенного, апробированного типа новаторства", по замечанию Г.0.Винокура^, критики в пушкинской трагедии не нашли, да и не могли найти.

Тем более относится это к пушкинским произведениям 1830-х годов, в которых поэт принципиально ориентируется не на разработку новых для русской словесности литературных форм, а на обращение к формам, уже хорошо известным (и даже устаревшим), на "игру" различными жанровыми традициями, когда новый художественный смысл рождается из тончайших семантических сдвигов.

В этом плане чрезвычайно показательно отношение критиков к пушкинской прозе. Ни "Повести Белкина", строящиеся на своеобразной реанимации" во многом архаичных для русской литературы

о

1830-х гг. сентиментальных и бытописательных жанров0, ни "Пиковая дама" или "Капитанская дочка", где Пушкин обращается к уже хорошо освоенным русской словесностью жанрам фантастической повести и исторического "вальтер-скоттовского" романа, не могли быть по достоинству оценены критиками, озабоченными актуальными нуждами развития прозы.

Не меньшее недоумение критиков вызывают и стихотворные произведения зрелого Пушкина. В "Домике в Коломне" их удивляет ■ обращение Пушкина к повести в октавах, кажущееся им чисто фор-7

Винокур Г.О. "Борис Годунов" // Пушкин. Поли. собр. соч. М.; Л., [1935]. Т.УП. С.485.

о

См.: Вацуро В.Э. "Повести Белкина"// Повести покойного Квана Петровича Белкина, изданные А.П. М., 1981. С.7-60.

мальным экспериментом, к тому же не совсем новым. Игру литературной формой, неактуальной для современных нувд развития русской литературы, увидели критики также и в "Анджело", где, действительно, сложно взаимодействовали традиции Шекспира, итальянской новеллы, классицистической трагедии, просветительской философской повести. В том жо ряду - как обращение к исторически "чужим" литературным формам, невоссоэдаваемым на последующих этапах исторического развития.-воспринимаются в критике и пушкинские сказки.

Это представление о Пушкине как о холодном экспериментаторе, занимающемся изящной, но самоцельной игрой формами, жанрами, размерами, оказывается чрезвычайно важно для критиков 1830-х годов и во многом обусловливает адресуемые ими Пушкину упреки в том, что талант его теряет связь с живой литературной (и социальной) современностью.

Таким образом, в оценке русскими критиками 1830-х гг. жанрового движения, происходившего в творчестве Пушкина, проявились те же демократические тенденции, что и в оценке ими тех аспектов пушкинского творчества, о которых речь шла выше.

В заключении подводятся итоги исследования, а также намечаются некоторые возможные пути дальнейшей разработки затронутого круга проблем. Возможно использование выводов диссертации при исследовании того, как воспринималось пушкинское творчество в последующую эпоху развития русской литературно-критической мысли XIX в., поскольку для этой эпохи оказывается чрезвычайно важным формировавшееся в критике конца 1820-х - 1830-х гг. представление об общественном служении как о норме жизни писателя. Кроме того, собранный в диссертации материал открывает возможность типологических сопоставлений мевду сходными процессами в русской литературе и литературе европейской (ср. полемику вок-

руг имени Пушкина в России и полемику вокруг имени Гете в Германии). Наконец, представляется возможным использовать собранный материал также и в несколько ином плане - при изучении тех закономерностей, которые определяют восприятие классических литературных ценностей так называемым "массовым сознанием".

По теме диссертации опубликовано'и сдано в печать:

1."Всё приятели кричали, кричали.,." (Литературная репутация Пушкина и эволюция представлений о славе в 1820-1830-е годы)

И Легенды и ми^и о Пушкине: Сб. ст. (0,75 п.л., в печати).

2. Из истории становления литературной репутации А.С.Пушкина. ("СКшые поэмы" в восприятии русских критиков первой половины 1820-х гг.)// Судьбы отечественной словесности XI - XX веков: Тезисы научной конференции молодых ученых и специалистов 20-21 апреля 1994 года. СПб., 1994. C.2I-22.

3. К истории восприятия "южных поэм" А.С.Пушкина // Русский текст. 1994. 2. (0,75 п.л., в печати).

4. М.П.Погодин - критик Пушкина.(К вопросу об атрибуции нескольких статей в журнале "Московский вестник") // Временник Пушкинской комиссии. Вып.27. (0,5 п.л., в печати).

5. А.С.Пушкин и Н,В.Гоголь о феномене литературной славы // "Внимая звуку струн твоих...": Сб.ст. Калининград, 1993. Вып.2. С.19-39.