автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Литературное творчество Екатерины II: "Галантный диалог" в системе авторских стратегий

Полный текст автореферата диссертации по теме "Литературное творчество Екатерины II: "Галантный диалог" в системе авторских стратегий"

На правах рукописи

АКИМОВА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА

ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО ЕКАТЕРИНЫ II: «ГАЛАНТНЫЙ ДИАЛОГ» В СИСТЕМЕ АВТОРСКИХ СТРАТЕГИЙ (ИСТОКИ, ФУНКЦИИ, ЖАНРЫ)

Специальность 10.01.01. - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва-2015

005563299

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ФГБОУ ВПО «Мордовский государственный университет имени Н.П. Огарёва»

Научный консультант:

д.ф.н. Иваницкий Александр Ильич

Официальные оппопенты:

д.ф.н. Алпатова Татьяна Александровна (ФГБОУ ВПО «Московский государственный областной университет»);

д.ф.н. Мальцева Татьяна Владимировна (АОУ ВПО «Ленинградский государственный университет имени A.C. Пушкина»)

д.ф.н. Саськова Татьяна Викторовна (ФГБОУ ВПО «Государственная классическая академия имени Маймонида» (Maimonides State Classical Academy)).

Ведущая организация:

ФГБОУ ВПО «Магнитогорский государственный технический университет имени Г.И. Носова», Институт истории, филологии и иностранных языков

Защита состоится «24» декабря 2015 года в 15.00 часов на заседании Диссертационного совета Д 002.209.02 при Институте мировой литературы им. A.M. Горького РАН по адресу: Москва, ул. Поварская, д. 25а, актовый зал.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке и на сайте ИМЛИ им. A.M. Горького РАН www.imli.ru.

Автореферат разослан « ol » -/О 2015 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат филологических наук

Быстрова О.В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Литературное творчество Екатерины II (1729-1796) представляет собой уникальный феномен единства властительных и личностных особенностей императрицы, избравшей писательство не только в качестве самопрезентации «просвещенного монарха», открытого для коммуникации как-с западным сообществом, так и с собственными подданными, но и для выражения самоощущения просвещенного человека вообще. Это предопределило двойственность поведения государыни и обусловило выстраивание ею системы авторских стратегий, в которой модель равно уважительных отношений при сохранении социальных ролей собеседников представлял «галантный диалог». Царствование Екатерины II, самое протяженное в истории Российского государства, было столь же противоречивым, сколь и успешным, таким же насыщенным и бурным, как само время второй половины XVIII столетия. Литературный процесс этого периода невозможно изучать, оставляя без внимания творчество Екатерины II, обращавшейся к различным прозаическим и драматургическим жанрам с целью «пробудить» российское сознание к восприятию просветительских идей и направить его к решению тех задач, которые были важны для утверждения просветительско-абсолютистской доктрины.

Актуальность темы исследования подчеркивается значимостью в литературном процессе второй половины XVIII века творчества Екатерины II как выразительницы идеологических установок и задач реформирования не только официальной, но и частной сферы жизни, в которой новое место отводится и писателю, и самому литературному творчеству. Смена литературной парадигмы, обусловленная новым форматом отношений власти и дворянства, а также диалогом, возникающим в аристократической среде на пространстве литературных салонов, была подготовлена именно Екатериной II, создавшей такие условия развития личности, при которых литературное творчество стало основной формой рефлексии и самоутверждения. При этом дворянство выступило одновременно в качестве литературной среды и субъекта литературного процесса, результатом которого явилось творчество крупнейших русских писателей от Г. Р. Державина до А. С. Пушкина.

В связи с изучением наследия Екатерины I можно говорить о разных направлениях ее творчества, которые уже получили научное освещение: политическом1, воспитательном2, философском3, историческом4. В то же время

'Бильбасов В. А. История Екатерины Второй. Лондон, 1895. Т. 1. 643 е.; Брикнер А. Г. Екатерина II Великая. Ее жизнь и царствование. М., 2009. 432 е.; Земскова А. В., Моня В. С., Филиппов Э. М. Екатерина II - политик, реформатор и ее эпоха. СПб., 2007. 344 с.

2 Лавровский Л. М. Педагогические руководства Екатерины II // Екатерина И. Её жизнь и сочинения. Сб.

историко-литературных ст. Составитель В. И. Покровский. Изд-е 2-е, доп. М. 1910. С. 95-119. Савельева М. 10. Философ на троне: Штрихи к портрету Екатерины Великой. К.: Издатель ПАРА-ПАН, 2006. 424 с.

'Иконников В. С. Императрица как историк II Екатерина II: pro et contra. СПб, 2006. С. 813-824; Малович-ко С. И., Мохначева М. П. Литературные штудии в XVIII веке: историографический «текст» и исторический

Екатерина-литератор5 остается во многом явлением малоизученным, хотя именно в литературном творчестве императрицы отражается вся двойственность и неоднозначность ее личности. Екатерина II способствовала распространению в России просветительских идей6, пропагандировала образ свободной и независимой личности7, но при этом настаивала на единоличном руководстве процессом просвещения в государстве8. Провозглашая себя ученицей французских энциклопедистов и демонстративно занимаясь законотворчеством, императрица создавала социальную систему,9 привилегии в которой даровались лишь дворянам10. Критически относясь к французской моде и отдавая предпочтение русскому костюму", она явственно ориентировалась на французскую культуру в литературе и языке12.

Российская императрица во многом следовала установившейся в Европе традиции просвещенного абсолютизма, заключавшейся в преобразовательных и воспитательных мерах монарха по отношению к подданным, но предложенный ею способ просвещения был уникальным. В отличие от Ма-рии-Терезии, утверждавшей прямолинейно-назидательную доктрину воспитания дворян1 , и Фридриха II, видевшего себя философом на троне14, Екатерина II для демонстрации своих просветительских идей избрала в качестве двустороннего канала общения между властительницей и гражданами исключительно литературу.

Начав в 1769 г. свои публичные выступления во «Всякой Всячине» и спровоцировав тем самым появление сатирических журналов, государыня осознала опасность активизации в литературе сатирической линии, которая была направлена в сторону самой же Екатерины, не имеющей законных прав на престол. По этой причине императрица прибегает к новым для русской

«факт» в сочинениях Екатерины II // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Вып. 7. Ставрополь: ПГЛУ, 2005. С. 184-203.

'Введенский А. Литературная деятельность императрицы Екатерины И И Сочинения императрицы Екатерины II. Произведения литературные. СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1893. С. 4-16; Соколов М. X. Литературная деятельность императрицы Екатерины II // Императрица Екатерина II: сб. ист. ст. Вильна: Тип. А. Г. Сырки-на, 1904. С. 325-350.

6Каллаш В. Что сделала Екатерина II для русского народного Просвещения. М.: Тип. В. Рихтера, 1896. 88 е.; Липовский А. Л. Очерки по истории русской литературы. От эпохи Петра Великого до Пушкина М.: Либроком, 2010. 256 с. (по изд.: СПб, 1912).

'Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII. М.: Высш. шк., 2003. 415 с.

"Лотман Ю. М. Собрание сочинений. Т. 1. Русская литература и культура Просвещения. М.: ОГИ, 2000. 536 е.; Серман И. 3. Императрица и поручик Новиков // XVIII век. Сб. 25. СПб.: Наука, 2008. С. 346-353.

9Гриффитс Д. Екатерина II и ее мир: статьи разных лет. М. : Новое лит. обозрение, 2013. 536 е.; Мадариага И. де. Екатерина Великая и ее эпоха. М.: Омега, 2006. 448 с.

'"Марасинова Е. Н. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века (По материалам переписки). М.: РОССПЭН, 1999. 302 е.; Гордон А. В. Российское просвещение: значение национальных

архетипов власти // Европейское Просвещение и цивилизация России. М.: Наука, 2004. С. 114-128. 1 Бердников Л. И. Щеголи и вертопрахи: Герои галантного века. М.: Луч, 2008. 384 с.

|2Успенский Б. А. Из истории русского литературного языка XVIII - начала XIX века. Языковая программа Карамзина и ее исторические корни. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985. 216 с.

13Хаванова О. В. Австрийский Просвещенный абсолютизм и подготовка венгерского дворянства к государственной службе во второй половине XVIII века : дис.. д-ра ист. наук. М., 2006. 460 с.

"Достопамятные сказания и деяния, изъявляющие свойство Фридриха II, короля Прусского, переведенные с немецкого подлинника, изданного в Берлине 1786 года. 4.2. 1787. 122 с.

литературы и культуры авторским стратегиям. Они способствуют возникновению такого диалога с подданными, который, с одной стороны, при условной открытости защищал доступность государя, а с другой, - сохранял бы гарантированные права дворян при возвышении их личностного достоинства. Эту роль играл «галантный диалог». Именно обращение к изучению «галантного диалога» как важнейшей авторской стратегии в литературном творчестве Екатерины II позволяет уточнить и понять особенности воздействия произведений императрицы на читательское сознание и характер процесса Просвещения, осуществляемого в русской литературе второй половины XVIII - начала XIX века.

Авторские стратегии в литературоведческом понимании - это один из способов проявления авторского сознания, намеренное конструирование адресантом как образов автора и читателя, так и художественного целого, направленного на постижение адресатом идеологических, философских, воспитательных и других задач, что необходимо для установления коммуникации.

Авторской стратегией Екатерины II, направленной на служение про-светительско-абсолютистской доктрине при выражении одновременно и личностного и аристократического достоинства посредством писательства, стал «галантный диалог».

В европейских литературах «галантный диалог» был связан с формированием модели «порядочного человека» Нового времени, характеризующегося: 1) уважительностью, прежде всего к противоположному полу, и игривому служению ему; 2) жизнерадостностью; 3) остроумием; 4) личностной свободой. Признаки «галантного диалога» в художественном произведении воплощаются: в светской интимности (уменьшение дистанции между адресатами); в неофициальном и шутливом тоне (дружеские взаимоотношения); в аллегорическом и метафорическом языке, понятном только собеседникам; в равносвободном общении (общении без «чинов» в своем круге, при отсутствии критики и взаимной поддержке друг друга); в игре словесными образами для создания всеобщей атмосферы праздника.

В нашем понимании «галантный диалог» — историко-литературное явление, которое характеризует авторское сознание с точки зрения коммуникативного подхода, реализуется в произведении просветительской направленности вместе с другими авторскими стратегиями (диалогический монолог, ученый диалог, бытовой разговор, салонная беседа), выполняет функцию модернизации светских отношений в социуме, воплощаясь в жанрах с ярко выраженной авторской позицией (в эпистолярии, романе, мемуарах, комедии, сказке, малых жанрах) через игровые приемы творчества: авторскую маску, самоиронию, подтекст.

«Галантный диалог» - модель литературной коммуникации в литературе второй половины ХУН-ХУШ веков, направленная на формирование светских ценностей, включающих в себя элементы средневековой куртуазии

(служение Рыцаря Даме), ренессансной карнавальности (жизнерадостное приятие мира), барочной аллегоричности (игра в пастухов и пастушек), классицистической рациональности и уважения к аристократическому статусу, рокайльного внимания к противоположному полу, сентименталистского воспитания чувств (знание особых способов выражения сердечных тайн и умение их раскрывать), просветительского равно-свободного общения.

«Галантность» несла в себе коммуникативные установки на интимно-светское общение, воплощающиеся в триаде: разговор (перенос из официальной сферы в бытовую и интимно-личностную) - беседа (завязывание дружеских связей и освоение науки нравиться) - диалог (уважительное отношение друг к другу).

Понятие «галантность», появившееся в XVI веке как синоним «курту-азности»15, означало добровольное служение при помощи литературных приемов и жанров мужчины, играющего роль рыцаря, обожествляемой им женщине. В литературе Нового времени «галантность» стала применяться по отношению «к специфическому кругу произведений, обычно любовной тематики»16, и знаменовала собой литературный стиль, соответствующий особому типу поведения в обществе. Именно французские салоны17 переняли его в качестве отличительного признака светского человека.

К XVIII веку «по мере развития просветительской эстетики в понятии галантности все больше акцентируется этическая, а не эстетическая составляющая»18, прежде всего ею определялась мера просвещенности двора: «галантность могла существовать только в цивилизованном и свободном обществе»19. Вследствие этого галантность превратилась в средство утверждения просветительского имиджа, ставшего политической и литературной задачей Екатерины II. «Галантность» как свойство просветительской культуры привлекала внимание отечественных исследователей (Е. П. Гречаную, В. Ю. Проскурину, Л. И. Сазонову), но в качестве инструмента идеологического воздействия писателя на читательское сознание в отечественной науке только начинает разрабатываться20. Наиболее показательным материалом для этого предстает творчество Екатерины II.

Степень научной разработанности проблемы В отечественном литературоведении исследование проблемы галантности берет свое начало с кон-

15 Пахсарьян Н. Т. Галантность // Европейская поэтика от античности до эпохи Просвещения. М.: Изд-во Кулагиной, 2010. С. 316.

16 Там же. С. 317.

17 Жирмунская Н. А. От барокко к романтизму: Статьи о французской и немецкой литературах. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2001. 464 е.; История французской литературы. М.; Л. : АН СССР, 1946. Т. 1.811 с.

18 Пахсарьян Н. Т. Указ. соч. С. 317.

19 Там же.

20 Так, рассматривая перевод В.К. Тредиаковского «Езды в остров Любви», В.И. Тюпа отмечает возникновение нового типа коммуникативных отношений между автором и читателем: «литература как светская форма коммуникации отныне служит не Богу, как служила средневековая книжность, но частной Любви и политической власти» (Тюпа В. И. Дискурсивные формации: Очерки по компаративной риторике. М.: Языки славянской культуры, 2010. С. 236).

ца XIX века: индивидуалистический бунт, наблюдавшийся на «рубеже веков», способствовал изучению как взаимоотношений_полов, так и деятельности галантных салонов21, относящихся к эпохе французской Фронды22.

О галантности говорили применительно к истории французского классицизма, подчеркивая, что она - примета французских салонов, в которых устанавливался кодекс светского поведения, инициированного властью: «Писатели, при помощи теории, боровшейся против средневековых народных форм литературы, по условиям своего положения являлись в области искусства представителями королевской власти и аристократических вкусов»23. Умение нравиться в обществе переносилось на писательское мышление, в котором идея прививать вкус означала привнесение в художественное произведение воспитательной направленности.

В 1960-е гг. в связи с обострившимся интересом к веку Просвещения отечественные литературоведы обратились к изучению французского классицизма. Среди исследований отметим работу Ю. Б. Виппера24, который подчеркивал связь классицизма с итальянским Возрождением. В этом же направлении вел работу А. Д. Михайлов, прослеживая развитие жанров французской литературы и выявляя специфику литературы рококо25. С точки зрения исследователя, галантность была не только отличительной особенностью некоторых жанров романских литератур26, но и ярким проявлением рококо. По мнению А. Д. Михайлова, оно становилось одним из важнейших показателей дворянской культуры: «отточенность, краткость, емкость, аллю-зорность - формообразующие признаки стиля рококо - были восприняты, в той или иной мере, конечно, всеми писателями и поэтами первой половины XVIII в., особенно теми, кто был связан с дворянскими кружками и салонами»27. В то же время галантность была внутренне присуща просветительской идеологии: «...в литературе рококо, особенно в ее малых формах - галантных поэтических миниатюрах, - постоянно звучали оппозиционные мотивы,

вплоть до откровенно атеистических и антифеодальных. В этом литература

28

рококо соприкасалась с просветительством» .

В 1970-е гг. специалисты в области французской литературы сосредоточивались на изучении творчества отдельных писателей-классицистов и их произведений29 или истории становления жанра романа30.. Позже сравни-

21 Дашкевич П. П. Романтика круглого стола в литературах и жизни Запада. Киев, 1890. 350 с.

22 Сологуб-Чеботаревская А. Н. Женщина накануне революции 1789 г. Пг., 1922. 152 с.

23 0ПО0ПО П. П. О ППППООПППО П ИССОП П 00 П. П ., 1901. П. 3-4.

24Виппер Ю. Б. О преемственности и своеобразии реализма Ренессанса и Просвещения в западноевропейской литературе // Проблемы Просвещения в мировой литературе. М.: Наука, 1970. С. 37-84.

25 Михайлов А. Д. Два романа Кребийона-сына - ориентальные забавы рококо // Михайлов А. Д. От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (ХУ1-Х1Х века). М.: Яз. славян, культур. Т. 2. С. 141-170.

2Л Голенищев-Кутузов И. П. Романские литературы : ст. и исслед. М.: Наука, 1975. 532 с.

27 Михайлов А. Д. Два романа Кребийона-сына - ориентальные забавы рококо. С. 152.

28 Там же. С. 153.

м Разумовская М. В. Ларошфуко, автор «Максим». Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1971. 133 с.

тельно-исторический подход был продолжен в работах Н. В. Забабуровой31, Н. Т. Пахсарьян32. В той или иной мере ученые рассматривали культуру салона как средоточие определенной идеологии: в салонах «учились умению вести себя при дворе и в обществе, искусству беседы, науке быть вежливым и галантным»33.

В 1980-е гг. Ю. Б. Виппер представил ряд статей по исследованию французского классицизма в «Истории всемирной литературы», в которых развил ранее заявленные идеи34. Расцвет галантной литературы он связал с таким пасторальным романом, как «Астрея» д'Юрфе: «Роман имел огромный успех и оказал глубокое влияние на дальнейшее развитие не только галантно-героического жанра, но и психологической повести XVII столетия»35. Отличительной особенностью этого произведения им признана именно воспитательная направленность на формирование дворянского бытия: «Перед нами своеобразный художественный свод дворянской цивилизации на рубеже XVI и XVII вв., охватывающий самые различные ее аспекты, начиная от рыцарского кодекса поведения и кончая эпистолярным искусством и мастерством светской беседы»36.

В 1990-е гг. издан сборник «Французская литературная сказка XVII-XVIII веков», в предисловии к которому А. Ф. Строев познакомил российского читателя с салонным творчеством писателей-романистов и галантностью как неизменной составляющей их творчества. Говоря о сближении сказки с психологическим романом в 1730 - 1740-е гг., Строев констатирует появление нового жанра: «возникла новая форма - галантная сказочная восточная повесть с определенным сюжетом, кругом действующих лиц, названием и даже выходными данными»37.

Собранные в единый том произведения давали возможность наблюдать за процессом развития салонной идеологии и проявлением галантности в культуре рококо, к которой на рубеже ХХ-ХХ1 веков в России был вызван огромный интерес в связи с утверждением постмодернистских писательских практик, таких же игровых, как и рококо. Обращаясь к исследованию культурных связей между Россией и Францией в эпоху Просвещения, А. Ф. Строев в числе ярких фигур, ориентирующихся на французскую мо-

30 Потёмкина Л. Я. Пути развития французского романа в XVII веке. Днепропетровск : Днепропетровск, гос. ун-т, 1970. 92 с.

1 Забабурова Н. Д. Творчество Мари-Мадлен де Лафайет. Ростов-на-Дону, 1985.

32 Пахсарьян. Н. Т. Генезис, поэтика и жанровая система французского романа 1690-1760-х годов. Днепропетровск, 1996. 270 с.

33 Разумовская М. В. Указ. соч. С. 64.

34 Виппер Ю. Б. Французская литература 30-х и первой половины 40-х годов XVII в. // История всемирной литературы : в 8 т. / АН СССР ; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. М.: Наука, 1983-1994. Т 4 1987 С.112-120.

35 Виппер Ю. Б. Указ. соч. С. 114.

36 Там же. С. 114.

57 Строев А. Ф. Судьбы французской сказки // Французская литературная сказка ХУП-ХУШ веков. М.: Художественная литература, 1990. С. 23.

дель поведения, отмечает Екатерину II38. Французскую модель поведения, господствовавшую в Европе XVII-XVIII вв. и получившую название «галантность», характеризует Е. П. Гречаная39, отмечая такую важную составляющую этой категории, как «умение жить в обществе»40, которое и позволило данной французской модели поведения получить широкое распространение в других культурах.

Применительно к русской литературе галантность традиционно приписывается двум значительным произведениям конца XVIII - начала XIX века - «Душеньке» И. Ф. Богдановича и поэме «Руслан и Людмила» А.'С. Пушкина. Связь творчества А. С. Пушкина с галантной традицией подчеркивается в исследованиях J1. И. Вольперт41, А. А. Гозенпуда42, Ю. В. Стенника43, И. В. Немировского44. В последнее время отечественными литературоведами категория галантности активно изучается на различных уровнях художественного произведения: пространстве существования героя (Н. И. Николаев45), пространстве авторского восприятия (Л. И. Сазонова46), писательской рецепции галантного образа Екатерины (В. Ю. Проскурина47). Однако непосредственно обращенность императрицы к дворянскому сословию с целью установления с ним «галантного диалога» как важнейшей авторской стратегии литературного творчества не имеет в работах исследователей ни разработанных методологических подходов, ни систематического описания.

В исследованиях французских ученых, посвященных литературе Великого века и демонстрирующих различные подходы к ее изучению, проблема галантности и ее онтологического статуса занимает очень важное место. Одним из ведущих теоретиков категории «галантности» является профессор Оксфордского университета Ален Виала48. Его ученики49 продолжают исследование данной категории с точки зрения сравнительно-исторического мето-

38 Строев А. Ф. «Те, кто поправляет Фортуну». Авантюристы Просвещения. М.: Новое лит. обозрение, 1998. 400 с.

34 Гречаная Е. П. «Беспечной старины улыбчивая муза...» и роман Ж.-Б. Луве де Кувре // Кувре Ж.-Б. Луве, де. Любовные похождения шевалье де Фобласа. М.: Наука, Ладомир. С. 729-754.

4,1 Там же. С. 729.

41 Вольперт Л. И. Пушкин и французская комедия XVIII в. // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979. Т. 9. С. 168-187.

42 Гозенпуд А. А. Пушкин и русский театр десятых годов XIX в. // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. Т. 12. С. 28-59.

43 Стенник Ю. В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб.: Наука, 1995. 350 с.

44 Немировский И. В. Творчество Пушкина и проблема публичного поведения поэта. СПб., 2003. 352 с.

45 Николаев H. И. Русский литературный герой в контексте эпических исканий XV1II-XIX веков: Монография. Архангельск, 2009. 172 с.

4Í> Сазонова Л. И. Память культуры. Наследие Средневековья и барокко в русской литературе Нового времени. М.: Рукописные памятники Древн. Руси, 2012. С. 198-199.

47 Проскурина В. Ю. Мифы империи: Литература и власть в эпоху Екатерины II. М.: Новое лит. обозрение, 2006. 328 с.

4sViala A. L'Esthñtique galante. Paris: Socmtfr des Littñratures classiques. 1990; Víala A. D'un discours galant l'autre : que sont nos discours devenus ? // Discours en contexte. 2006. № 1; Viala A. La France galante. Histoire d'une catñgorie culturelle, Paris, PUF, 2008. 541 p.

49 Cazanave C. Le dialogue au XVIIe siHcIe en France : un genre fran3ais moderne ? Hlfiments pour une mise au point // Dix-septiume sincle. 2005/3 (n° 228). P. 427 - 441; Cazanave C. Le dialogue a l'pgc classique. Htude de la littñrature dialogique en France au XVIIe sincle. Paris : Champion, 2007. 632 p.

да. В работах Дельфины Дени50 галантность рассматривается с семиотических позиций, а к традиционному исследованию жанрово-стилистических особенностей произведений добавляется прагматический анализ.

Комплекс вопросов о границах понятия касается истоков галантности и, в более общем виде, хронологических рамок существования этого литературного феномена. По мнению А. Виала, галантность внутренне присуща национальному духу французов и неотделима от него с момента зарождения французской идентичности. Д. Дени определяет галантность в корреляции с речевыми авторскими установками и, таким образом, представляет эту категорию как этап становления авторской идентичности, связанный во французской литературе с возникновением салона прециозниц и развитием жанра романа. Оба автора при изучении галантности выходят в своих работах на проблему рецепции этой категории, методологически по-разному ими решаемую. Для А. Виала восприятие галантного произведения зависит от уровня развития социальных отношений каждого рассматриваемого периода; для Д. Дени рецепция галантности определяется коммуникативной установкой автора, заключающейся в максимальном воздействии на читателя. Исследователи дополняют своими работами друг друга и сходятся на определении момента расцвета «галантности». В представлении обоих ученых этот этап приходится на 1660 - 1680 гг. Расхождение мнений литературоведов касается оценки этических и эстетических критериев галантности, которые фиксируют соприкосновение литературных форм с моделями поведения при дворе и формой светской театральности. Предлагается два варианта: «распущенная галантность» (А. Виала) и «либертинаж», отличающийся от первого по этическим и эстетическим параметрам. В то же время упрощенной трактовке последнего препятствует исследование Ж. Дежан51, в котором разводятся либертинаж - «распущенность», свойственная предреволюционной и революционной эпохам, и либертинаж - «вольномыслие», возникшее в группе писателей XVII века, впервые заявивших об авторстве как свободном творчестве. Ж. Дежан так же, как и Д. Дени, говорит о галантности / либертинаже с позиции характеристики авторского сознания, воздействующего на другое сознание и с этой точки зрения выносящего вопрос об этичности / эстетичности рассматриваемой_категории за скобки оценок их современниками и критиками последующего времени. Остается открытым вопрос о жанровом воплощении галантного этоса. Выделяется ли в самостоятельный жанр галантный диалог52 и можно ли говорить о галантной трагедии?53. Рассматривая галант-

50 Denis D. La Muse galante. Poétique de la conversation dans l'oeuvre de Madeleine de Scudfiry, Paris, H. Champion, 1997; Denis D. Le Parnasse Galant. Institution d'une catégorie littéraire au XVIIe sincle. Paris : Honoré Champion, 2001; Denis D. Les inventions de Tendre // Intermédialités : histoire et théorie des arts, des lettres et des techniques / Intermediality: History and Theory of the Arts, Literature and Technologies. 2004. No 4. P. 44-66.

51 Dejean J. E. Libertine Strategies: Freedom and the Novel in Seventeenth-Century France. Columbus : Ohio State UnivPr, 1981. 219 p.

52 Cazanave C.: Le dialogue au XVIIe sincle en France : un genre français moderne ? Hhlmcnts pour une mise au

point / C. Cazanave // Dix-septinme sincle. 2005/3 (n° 228). P. 427 - 441.

ный этос на широком пространстве различных искусств, А. Виала убеждает читателей в многообразии проявления художественных форм галантности: лирические, драматические, эпические жанры литературы конкурировали с комической оперой и кукольным театром в борьбе за зрительские симпатии и читательские предпочтения, однако общим проявлением галантной эстетики являлось употребление «среднего стиля» языка и смешение жанров. Например, жанр трагедии, испытывая на себе влияние галантной эстетики, перерождался под пером Корнеля в трагикомедию54, демонстрируя через раскол политического и частного в жизни государя распад мистического союза короля с народом.

Вопросы о времени расцвета галантности, ее характерных свойствах, о проявлении в новых моделях отношений особого типа светской коммуникабельности, об участии в ее становлении женщин, о месте галантности в культуре Франции не вызывали у ученых сомнений. «Галантный диалог» виделся проявлением нового типа коммуникабельности не только во Франции, но и в Европе в целом, некой универсалией, сопоставимой с античными образцами.

Значимость исследования «галантного диалога» в русской литературе XVIII века важна для понимания процессов, которые происходили в отечественной словесности на протяжении всего XIX века, в частности, возрождения интереса к античности, благодаря которому мы можем назвать такие периоды литературного расцвета в России, как «золотой век» и «серебряный век». Истоки многих литературных феноменов этих периодов можно найти во второй половине XVIII века, когда во главе Российского государства стояла Екатерина II.

Цель настоящего исследования - изучить «галантный диалог» в литературном творчестве Екатерины II, представленном на двух языках (русском и французском), как ведущую авторскую стратегию, призванную реализовать принципиально новую программу просвещенного абсолютизма в жанрах эпистолярия, мемуаров, малых жанрах салона, комедии, сказки.

Задачи исследования:

1. Обозначить систему авторских стратегий в литературном творчестве Екатерины II через раскрытие трех способов воздействия на читательское сознание: «дидактический монолог», «диалогический монолог» и «галантный диалог».

2. Изучить «галантный диалог», включающий в себя личностное взаимодействие, в литературном творчестве Екатерины II как важнейшую авторскую стратегию просвещенно-абсолютистской идеологии, преобразующей систему жанров российского классицизма.

3. Рассмотреть истоки зарождения «галантного диалога» в русской литературе конца XVII - первой половины XVIII века, акцентируя внимание

" Ке\аг С. РеШ-оп раНег ¿с ПгщйШе « §а1ате » (1656-1667)? // 01х-5ер1ште Бжс1е. 2002/3 (п° 216). Р. 469 -484.

54 Ке\а7 С. Там же.

на переписке царевны Софьи и ее фаворита В. В. Голицына, творчестве писателей-классицистов, создающих как переводы, так и оригинальные произведения с ориентацией на французские модели: перевод А. Д. Кантемиром «Разговора о множестве миров» Фонтенеля; перевод В. К. Тредиаковским «Езды в остров любви» Таллемана, поэзию и драматургию А. П. Сумарокова.

4. Выявить приемы «галантного диалога» в эпистолярном общении Екатерины II с западными корреспондентами (Ч. Г. Уильямсом, Вольтером, И. Д. Бьельке и С. А. Понятовским) для составления модели и манифеста как универсальной формы утверждения и усвоения просветительских идей.

5. Обозначить в мемуарах Екатерины, создававшихся в форме дневника, традицию и значение галантного типа поведения в изображении героини, поступки которой переносятся в качестве нормативной модели на современный автору российский двор, и подчеркнуть их практическую направленность.

6. Исследовать воспитательные функции «галантного диалога» императрицы, обращенного к российскому дворянству в жанрах эпистолярия, малых жанрах эрмитажного салона и комедии, а также обозначить в жанре стихотворной комедии примеры усвоения драматургами поведенческой нормы, предложенной Екатериной.

7. Представить взаимосвязь между формируемой императрицей галантно-воспитательной моделью диалога царицы и дворянства в «Сказке о царевиче Хлоре» и сюжетно-смысловыми элементами различных прозаических жанров эпохи.

8. Проследить установление «галантного диалога» Екатерины II с Г. Р. Державиным при помощи жанров литературной сказки и оды, а также дальнейшее его развитие в жанре дружеского послания, литературной практике общества «Арзамас» и поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила».

Объект исследования - литературное творчество Екатерины II, повлиявшее на становление дворянского самосознания и определившее специфику литературного процесса второй половины XVIII - начала XIX вв.

Предмет исследования - «галантный диалог» Екатерины II с российским дворянством, отраженный в произведениях разных литературных жанров (в эпистолярии, мемуарах, малых жанрах салона, комедии, литературной сказке) и служащий задаче реализации просвещенно-абсолютистской идеологической программы.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые творчество Екатерины II изучено во всей совокупности используемых ею жанров сквозь призму «галантного диалога», который стал наиболее значимым в системе авторских стратегий монархини. Понятие «галантного диалога» выявлено через реализацию ролей Дама-Рыцарь в литературном творчестве императрицы, интерпретируемых ею как отношения «мудрая правительница -галантные подданные». Выявлено, что «галантный диалог» служит утверждению таких жанров литературного творчества, которые выражают абсо-

лютистско-просветительскую идеологию, подчеркивают аристократичность тех, кому этот диалог адресуется, и утверждают равенство внутри дворянской корпорации. В научный оборот впервые наряду с «галантным диалогом» применительно к творчеству Екатерины II введено понятие «авторские стратегии». Рассматриваются малоизученные источники, такие, как устав эрмитажного салона, опубликованные фрагменты и малые жанры творчества императрицы, литературные портреты придворных, переписка с госпожой Бьельке, Г. А. Потёмкиным, Ч. Г. Уильямсом, С. А. Понятовским.

Научная гипотеза заключается в том, что утверждаемые Екатериной авторский статус и образ, новая жанровая парадигма (равно как и жанры, возникшие в качестве прямого следствия ее литературной реформы) стали не только главными литературными моделями, но и предметом систематической литературной рефлексии русской литературы конца XVIII - первой трети Х1Х вв. В освобождении писательского сознания от дидактичности большую роль сыграл «галантный диалог» как важнейшая авторская стратегия Екатерины II в приобщении подданных к ценности человеческой личности, особенно значимой для литературы Просвещения.

Методологической базой исследования являются работы, посвященные изучению творчества Екатерины II: Я. К. Грота, А. Н. Веселовского, А. Н. Пыпина, П. П. Щебальского, В. В. Сиповского, Г. А. Гуковского, П. Н. Беркова, В. П. Степанова, Ю. В. Стенника, И. Клейна, В. Проскуриной, Ю. М. Лотмана и др. Общеметодологическую основу диссертации составили труды, С. С. Аверинцева, Т. Е. Автухович, Т. А. Алпатовой, М. М. Бахтина, О. М. Буранка, Е. П. Гречаной, В. М. Живова, А. И. Иваницкого, О. Е. Осов-ского, А. М. Панченко, В. Н. Топорова, Б. А. Успенского, а также посвященные анализу литературных жанров XVIII века исследования Н. Ю. Алексеевой, В. С. Барахова, 10. Н. Борисова, П. Е. Бухаркина, О. К. Герлован, Е. П. Гречаной, О. А. Державиной, Е. Л. Костиной, Е. Я. Курганова, Р. М. Ла-зарчук, О. Б. Лебедевой, Н. В. Логуновой, Г. П. Макогоненко, Э. Малэк, Е. К. Никаноровой, Л. В. Пумпянского, Л. И. Сазоновой, С. А. Саповой, Т. В. Саськовой, А. Г. Тартаковского, О. И. Тимановой, М. Феррацци. Наряду с этим в работе учтены труды отечественных компаративистов М. Л. Андреева, Ю. Б. Виппера, В. М. Жирмунского, Н. А. Жирмунской, И. В. Лукьянец, А. Д. Михайлова, Н. Т. Пахсарьян, Л. Я. Потёмкиной, М. В. Разумовской, А. Ф. Строева, С. В. Тураева, К. А. Чекалова.

В исследовании использован комплекс литературоведческих методов: культурно-исторического, сравнительно-исторического, биографического, коммуникативного подхода.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В литературном творчестве Екатерины II, рассматриваемом в контексте французского Просвещения и литературы Великого века, выделяется система авторских стратегий, используемых императрицей в зависимости от способа воздействия (прямое назидание; представление готовых ответов;

уважительный, но самостоятельный ответ) на читательское сознание российских подданных: «дидактический монолог», «диалогический монолог» или «галантный диалог».

2. Превалирующий способ проявления и развития авторского сознания и самосознания в эпистолярии, прозе, драматургии Екатерины II - «галантный диалог», реализующий просветительско-абсолютистскую доктрину через уважение личностного начала в собеседнике и одновременно управление им, что отражалось в литературном процессе разрушением иерархической системы жанров русского классицизма и усилением читательского внимания к жанрам интимно-личным.

3. Истоками «галантного диалога» в русской литературе в конце XVII -первой половине XVIII века является переписка царевны Софьи и ее фаворита В. В. Голицына, творчество писателей-классицистов, создающих как переводы, так и оригинальные произведения с ориентацией на французские модели (перевод А. Д. Кантемиром «Разговора о множестве миров» Фонтенеля; перевод В. К. Тредиаковским «Езды в остров любви» Таллемана, поэзия и драматургия А. П. Сумарокова).

4. Моделью и манифестом «галантного диалога» как универсальной формы утверждения и усвоения просветительских идей становятся письма Екатерины II к Ч. Г. Уильямсу, Вольтеру, мадам И. Д. Бьельке и С. А. Поня-товскому, — адресатам, выполнявшим функции не только дистантных собеседников будущей / настоящей императрицы, но и распространителей и защитников ее имиджа перед европейским сообществом.

5. Мемуары Екатерины II раскрывают «галантный диалог» автора с самим собой, чему способствует дневниковый характер «Автобиографических записок», не имеющих точного адресата; романное развертывание сюжета с героиней, обучающейся такой науке нравиться в обществе, которая станет платформой для формулирования рассказчицей правил поведения придворных, подчиненных задачам рационального мышления и свободного личностного проявления.

6. Функция «галантного диалога» - развивать межличностный диалог по вертикали (уважительное отношение к социальному статусу) и горизонтали (взаимное признание личностных достоинств) - проявляется в малых жанрах (в анекдоте, афоризме, литературном портрете, пародии} эрмитажного салона Екатерины II, сочетающих учтивость с игривостью и самоиронией.

7. Идеал личности (гармония дела и забавы) и идеал отношений (гармония любовного влечения, дружбы и сотрудничества в государственном строительстве) в качестве нравственно-эстетических эталонов эпохи Просвещения передаются в письмах Екатерины II к Г. А. Потемкину через мягкие рекомендации, призывы к рационализации своих поступков и осмыслению себя в неразрывной связи со светским обществом.

8. Нравоучительная функция, проецирующая взаимоотношения полов и поколений в дворянском обществе и семье, реализуется в бытовых и антима-

сонских комедиях Екатерины II, где «галантный» способ коммуникации отражает духовную состоятельность личности как условие ее способности к полноценному диалогу.

9. Эзотерико-просветительская программа воспитания дворянина в виде галантно-воспитательной модели диалога царицы и дворянства воплощается в «Сказке о царевиче Хлоре», синтезирующей сюжетно-смысловые элементы различных прозаических жанров эпохи; в «Сказке о царевиче Февее» «галантный диалог» служит образцом терпимого отношения к своему покровителю воспитанника, защищающего наставника перед двором. '

10. Развитие «галантного диалога» как воздействие авторских стратегий просветительско-абсолютистской доктрины Екатерины II прослеживается в одах Г. Р. Державина, дружеских посланиях конца XVIII - начала XIX веков, творчестве литературного общества «Арзамас» и поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила».

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней сформулировано определение «галантного диалога» как историко-литературного понятия, характеризующего особенность авторского сознания и подчеркивающего жанровую специфику художественного произведения. Это позволяет использовать понятие «галантный диалог» по отношению к русской литературе XVIII - начала XIX вв. Представляя собой важную часть отечественного литературного сознания XVIII века, «галантный диалог» влияет на функционирование жанров мемуаров, эпистолярия, комедии, малых жанров салона (анекдота, афоризма, пародии, литературного портрета), которые, выходя из периферийного положения «второстепенных жанров» на позиции естественных форм личностного проявления, оказываются воздействующими способами перестройки классицистической жанровой системы на основе просветительских идей. Наблюдения, выводы, результаты исследования существенно дополняют картину развития литературы XVIII - начала XIX вв., уточняют представления о ее жанровой специфике, и могут служить основой для дальнейшего изучения поэтики отечественной словесности.

Практическая значимость диссертации определяется областью ее применения при изучении и пересмотре устоявшихся оценок места творчества Екатерины II в литературном процессе конца XVIII - начала XIX века. Материал диссертации может быть представлен в учебниках и учебных пособиях по истории русской литературы XVIII, предназначенных студентам филологических специальностей высших учебных заведений, а выводы диссертационной работы могут быть использованы при создании для магистрантов-филологов курсов по выбору, посвященных теоретическим проблемам: исследованию авторских стратегий в творчестве писателей-просветителей, специфики «галантного диалога» в разных литературных жанрах XVIII века.

Апробация диссертационного исследования осуществлялась на научных конференциях международного уровня, проведенных за рубежом: «Славянский ареал и Европа» (Прага, 2009), «Чтение и интерпретация» (Гродно,

2010), «Bajka w przestrzeni naukowej i edukacyjnej» (Ольштын, 2011), «Русский язык и литература во времени и пространстве» (Шанхай, 2011), «XXII Scientific Readings», секция «Письмо в культуре» (Даугавпилс, 2012), «Поэтика быта. Российская литература XVIII-XXI вв.» (Гиссен, 2012), а также в России: «Современные методы исследования в гуманитарных науках» (Пушкинский дом, 2011, 2012); «Зарубежная массовая литература в России XVIII-XIX вв.» (ИМЛИ РАН, 2011); «X Поспеловские чтения - 2011: Художественный текст и культурная память», «XVIII век: литература в эпоху идиллий и бурь - XVIIIe sincle la littfirature au temps des idylles et des tempKtes» (МГУ, 2011, 2012), «Екатерина II - писатель, историк, филолог», «Вопросы языка и литературы в современных исследованиях» (Гос. ИРЯ им А. С. Пушкина, 2010); «XL Международная филологическая конференция» (СПбГУ, 2011). Результаты диссертационного исследования докладывались на всероссийских конференциях: «Проблемы изучения русской литературы XVIII века» (Поволжская государственная социально-экономическая академия, 2007, 2009, 2011); «Русско-зарубежные литературные связи» (НГПУ, 2010); «Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков» (Государственная Поволжская академия, 2011); «Проблемы литературного пародирования» (СамГУ, 2010); «Литература и театр: проблема диалога» (СамГУ, 2011); «VII Майминские чтения. Эпические жанры в литературном процессе XVI1I-XXI вв.: забытое и «второстепенное» (Псковский государственный университет, 2011), XXXIII Зональная конференция литературоведов Поволжья (СГУ им. Н. Г. Чернышевского, 2012); «Дашковские чтения» (МГИ им. Е. Р. Дашковой, 2010, 2011, 2012, 2013); Пушкинские чтения (ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2012,2013, 2014).

Структура работы. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 640 наименований использованной литературы. Общий объем диссертации - 465 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обозначены актуальность, предмет и объект исследования, степень изученности проблемы и научная новизна, определены методология, цель, задачи и структура работы, пояснен терминологический аппарат, уточнено в аспекте рассматриваемой проблемы содержание понятий «галантный диалог» и «авторская стратегия», раскрыта теоретическая и практическая значимость диссертации, сформулированы выносимые на защиту положения, приведены сведения об апробации полученных результатов.

В первой главе диссертации «„Галантный диалог" в контексте авторских стратегий Екатерины II: историко- и теоретико-литературные аспекты проблемы» рассматриваются теоретические подходы к изучению «галантного диалога» в творчестве Екатерины II, место «галантного диалога» в системе других авторских стратегий венценосной писательницы, этапы

становления «галантного диалога» в русской литературе конца XVII - первой половине XVIII вв.

В разделе 1.1 «Изучение творчества Екатерины II: проблемное поле истории русской литературы» выделяется несколько этапов в становлении екатериноведения.

Первый этап приходится на время царствования Александра I и Николая I. В первой половине XIX века подводятся итоги екатерининского царствования и подчеркивается роль императрицы в развитии галантных качеств дворянской культуры: в прививании изящного вкуса55; в организации пышной праздничной жизни56; в умении сопрягать забавное салонное творчество57 с серьезными занятиями историей и литературой58. Этот этап знаменуется выходом в свет «Словаря светских писателей»59 Евгения Болховитинова, впервые поставившего имя Екатерины II в ряд русских писателей и систематизировавшего результаты ее литературной деятельности. Завершает этот этап появление первого собрания сочинений Екатерины II, в котором центральное место принадлежит драматическим произведениям императрицы60.

Второй этап, представленный исследованиями 1860-1910-х гг., должен быть признан самым плодотворным в систематизации, комментировании и подготовке к публикации рукописей Екатерины II. В это время выходят в свет «Бумаги императрицы Екатерины II»61. Журнал «Русский архив» и сборник «Осьмнадцатое столетие» под редакцией П. И. Бартенева6 публикуют новые архивные документы, либо относящиеся непосредственно к деятельности Екатерины, либо связанные с ее эпохой.

На страницах «Русского вестника» и журнала «Заря» размещаются исследования творчества императрицы П. К. Щебальского63. Венчает этот период выход собрания сочинений Екатерины II под редакцией А. Н. Пыпина64. В отличие от А. Н. Пыпина, изучающего сочинения императрицы в контексте

"Танненберг, барон. Жизнь Екатерины II, императрицы и самодержицы всероссийской. Пер. с нем. И. Тимковский. СПб., 1804. С. 197.

5('Колотов П. Деяния Екатерины II, императрицы и самодержицы всероссийской. СПб., 1811. 4. 1. С. 18-19. "Свиньин П. Литературные забавы Екатерины Великой в Эрмитаже // Сын Отечества. 1936. № 2. С. 81-97.

"Сумароков П. П. Черты Екатерины Великой. СПб.: Тип. Департамента народн. просвещения, 1819. 390 с.

5чМитрополит Евгений. Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России. М„ 1845. Т.1.328 с.

"'Сочинения императрицы Екатерины II: [в 3 т.]. СПб.: Изд. А. Смирдина, 1849-1850. (Полное собрание сочинений русских авторов).

6|Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве министерства иностранных дел. Т. 1. 1744-1764 гг. СПб.: Тип. Имп. Ак. наук, 1871. 418 е.; Т. 2. 1765-1771 гг., СПб., 1872. 477 е.; Т. 3.

1762-1774 гг. СПб., 1874.471 е.; Т. 4. 1774-1788 гг. СПб., 1880.601 е.; Т. 5. 1789-1796 гг. СПб., 1885.497 с. w Антидот (Противоядие): полемическое сочинение государыни императрицы Екатерины Второй П Осьмна-дцатый век. М., 1869. Кн. 4. С. 225-463; Первые дни екатерининского царствования // Осьмнадцатый век. М.,

1869. Кн. 4. С. 207-215; Письма государыни императрицы Екатерины II к князю Михаилу Никитичу Вол-

конскому//Осьмнадцатый век. М., 1868. Кн. 1.С. 52-162.

"Русский Вестник. 1871. №5. С. 103-168; №6. С. 538-579; Заря. 1869. №2, 3, 5, 6, 8, 9;1870. № 3, 6. ^Сочинения императрицы Екатерины II на основании подлинных рукописей / с примеч. А. Н. Пыпина: в 12 т. СПб., 1901-1907. (Т. 6 не публиковался).

развития общественной мысли XVIII - первой четверти XIX века65, В. В. Си-повский рассматривает произведения Екатерины с точки зрения истории жанра романа и повести в русской литературе66. Кроме того, этот этап знаменуется признанием научными кругами руководящей роли государыни в литературном процессе XVIII - первой четверти XIX века и ее заслуг в освоении западноевропейских литературных достижений67. Подчеркнем, что в конце XIX - начале XX вв. (в связи с возрождением традиции творческих объединений по образцу дворянских салонов) актуализируются исследования, посвященные влиянию галантной литературы на литературный процесс

68

екатерининского и постекатерининского времени .

Третий этап (1920-1980-е гг.) характеризуется в целом негативным восприятием и практически прекращением изучения общественной деятельности и литературного творчества Екатерины II, что было обусловлено новыми идеологическими установками. Информация об императрице-писательнице сворачивается до небольших словарных статей69, представляющих Екатерину автором только публицистических работ и «незначительных» дворянских комедий. Исключением можно считать исследования Г. А. Гуковского70, П. Н. Беркова7', В. А. Бочкарева72, В. П. Степанова73, Ю. В. Стенника74.

Началом нового этапа в изучении творчества Екатерины II стал 1996 год, когда в связи с памятной датой - 200-летием со дня смерти - была организована конференция75, посвященная императрице, и в печати появились многочисленные публикации, рассматривающие деятельность и личность госуда-

65Пыпин А. Н. История русской литературы. Т. IV. Времена Императрицы Екатерины II. Девятнадцатый век. Пушкин и Гоголь. Утверждение национального значения литературы. СПб. : Тип. М. М. Стасюлевича, 1899. 537 с.

^Сиповский В. В. Очерки из истории русского романа. Т. 1. Вып. 1. XVIII век. СПб., 1909. 715 с. Вып. 2. 1910. Т. 1.951с.

67Веселовский А. Западное влияние в новой русской литературе. Историко-сравнительные очерки. М.: Рус. Т-во печати, и издат. дела, 1896. 256 с.

6кВеселовский А. А. Любовная лирика XVIII века. К вопросу о возникновении народной и художественной лирики XVIII в. СПб.: Тип. Ясногородского, 1909. 196 с.

б9Л. Т. [Тимофеев Л.] Екатерина II // Литературная энциклопедия: В 11 т. [М.], 1929-1939. Т. 4. [М.]: Изд-во Ком. Акад., 1930. Стб. 67-68; Берков П. Н. Екатерина II // Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. эн-цикл., 1962-1978. Т. 2: Гаврилюк-Зюльфигар Ширвани. 1964. Стб. 880.

70Гуковский Г. А. Екатерина II // История русской литературы. Т. 4. Литература XVIII века. Ч. 2. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1947. С. 364-380

71 Берков П. Н. История русской журналистики XVIII века. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 572 е.; Берков П. Н. История русской комедии XVIII века. Л.: Наука, Ленингр.отд-ние, 1977. 391 с.

72Бочкарев В. А. Жанровое своеобразие исторических пьес Екатерины 11 // Русская драматургия XVIII - XIX вв. (Жанровые особенности. Мотивы. Образы. Язык). Межвуз. сб. науч. тр. Куйбышев: Куйбышевск. гос. пед. ун-т им. В. В. Куйбышева, 1986. С. 18-27.

"Степанов В. П. Екатерина II // Словарь русских писателей XVIII века. Л. : Наука, Ленингр. отд-ие, 1988. Вып. 1 (А-И).С. 291-302.

"Стенник Ю. В., Степанов В. П. Литературно-общественное движение конца 1760-х - 1780-х годов // История русской литературы в четырех томах. Л. : Наука, 1980. Т. 1. С. 571-626; Стенник Ю. В. Драматургия русского классицизма. Комедия // История русской драматургии XVII - первой половины XIX в. Л.: Наука, Ленинград, отд-ие, 1982. С. 109-162.

"Международная конференция «Екатерина Великая: эпоха российской истории» в память 200-летия со дня смерти Екатерины II (1729-1796) к 275-летию Академии наук Санкт-Петербург, 26-29 августа 1996 г.

рыни в различных аспектах76. Особую роль в раскрытии литературоведческого аспекта творчества Екатерины играет статья Ю. В. Стенника , в которой исследователь намечает основные проблемы екатериноведения и дальнейшие пути их разрешения. Примечательно, что литературоведческие работы начала XXI века посвящаются изучению отдельных жанров екатерининского литературного наследия78, однако не имеется исследований, выстраивающих целостную систему анализа литературного творчества Екатерины II.

Раздел 1.2 «Система авторских стратегий в литературном творчестве Екатерины II» посвящен анализу трех ведущих авторских стратегий императрицы: «дидактическому монологу», «диалогическому монологу» и «галантному диалогу», которые служат выражению просвещенно-абсолютистской доктрины писательницы-властительницы.

С одной стороны, она сосредоточивает все писательские ресурсы на конструировании образа просвещенной государыни, который высвечивается во всех произведениях императрицы, с другой стороны, этот образ невозможен без формирования образа просвещенного читателя, в корреляции с которым только и существует образ монархини-просветительницы.

«Дидактический монолог» Екатерины звучит в таких произведениях, как «Наказ» (1767), «Записки касательно российской истории» (1783), «Из жизни Рюрика» и «Начальное управление Олега» (1786), «Житие преподобного Сергия Радонежского» (1790). Его цель - воспитание законопослушного и уважительно относящегося к монархическому правлению читателя, почитающего заслуги исторических властителей российского государства, понимающего смысл и важность современных ему политических преобразований. Роль читателя при этом выражается через образы разумного слушателя, развивающего национальное самосознание, толерантного по отношению к другим народам, верного и преданного, подобно поведению житийного героя, монарху и монархии. Образ автора в этом случае сравнивается с образом матушки-заступницы, традиционным образом христианской религииа снисходительной к своим подданным и заботящейся исключительно об их благосостоянии.

«Диалогический монолог» представляет собой промежуточную стадию в системе авторских стратегий Екатерины II, являясь выражением вопросно-ответной формы коммуникации. Он заявлен во «Всякой Всячине» (1769), «Антидоте» (1770), «Бабушкиной азбуке» (1783), «Собеседнике любителей

76Кислягина Л. Г. Екатерина II в повседневной жизни // Екатерина Великая : эпоха Российской истории // Межд. конф. Тезисы докладов. - СПб.: СПБНЦ, 1996. С. 140-142; Макин С. Спасительница веры и Отечества И Наука и религия. 1996. № U.C. 22-25;

77Стенник Ю. В. Роль литературного творчества Екатерины II в развитии русской литературы XVIII века // Русская литература. 1996. № 4. С. 3-20.

7К Евстратов А. Г. Екатерина II и русская придворная драматургия в 1760-х - начале 1770-х годов: дис. ... канд. филол. наук. М., 2009. 296 е.; Ивинский А. Д. Литературная политика Екатерины II. Журнал «Собеседник любителей российского слова». М.: Кн. дом «Либроком», 2012. 119 е.; Фатеева А. В. «Mémoires» Екатерины II в контексте эпохи Просвещения (концепт «Философ на троне»): дис. ... канд. филол. наук. М.: МПГУ, 2007. 17 с.

российского слова» (1783) и выстраивает отношения между автором и читателем через роли «учитель» - «ученик». Читатель в этих произведениях изображается перенимающим умение автора задавать правильные вопросы учеником, который направляется императрицей по пути аналитического процесса познания сложного мира человеческих взаимоотношений. Умение задавать корректные вопросы - важный мотив екатерининской журналистики, который обозначал противоречие между воспитательной ролью автора как просвещенной государыни и публицистической формой выражения монаршего наставления. И если в «Бабушкиной азбуке» обращение к читателю как к ребенку объяснялось направленностью на детское сознание, то во «Всякой Всячине» и «Собеседнике любителей российского слова» коммуникация с читательской публикой как неразумной и требующей просвещения вызывало резкую ответную реакцию. Возникал дисбаланс между установкой государыни на пробуждение в читателях внутренней работы по самообразованию и самовоспитанию и иерархически-подчинительными отношениями между автором и читателями. К тому же во «Всякой Всячине» и «Антидоте» образ автора конструировался от мужского лица, который представал перед публикой в роли рядового дворянина, либо поучающего и развлекающего читателей, либо остроумно защищающегося от нападок на российские порядки и обычаи создателя «Путешествия в Сибирь» Ш. де Отероша.

Вопросы, которые звучали на страницах екатерининских произведений, имели характер нравоучительный, сводящийся к постановке в сознании читателей этических проблем: почему я такой?, что во мне не так?, как исправить те или иные собственные недостатки? и др. Подобные вопросы не столько предполагали ответы, сколько подчеркивали значимость вопросов, обращенных к себе. Формируя молчаливого читателя, Екатерина решала задачи установления светских норм и личностного саморазвития подданных. Образ читателя как разносторонней и духовно богатой личности создавался Екатериной при помощи другой авторской стратегии - «галантного диалога», призванного отличать равно свободную беседу с исключительными представителями российского общества от воспитательных мер по отношению ко всем российским подданным. Утверждение «галантного диалога» в литературном творчестве императрицы проходило в несколько этапов.

Первый этап знаменовался выбором участников для ведения беседы по галантному образцу. Он характерен для жанров эпистолярия, мемуаров, малых жанров салона. Второй этап наглядно продемонстрирован в переписке Екатерины с Г. А. Потемкиным и в жанре комедии, в которых наблюдается утверждение галантного воспитания государыни. Третий этап представлен в жанре литературной сказки, побудившем Г. Р. Державина вступить в беседу с императрицей в жанре оды. Именно эта авторская стратегия Екатерины способствовала появлению диалогических компонентов в жанрах дружеского послания и сказочной поэмы, образцом которой была признана поэма «Руслан и Людмила» А. С. Пушкина.

В третьем разделе работы 1.3 «Истоки «галантного диалога» в русской литературе конца XVII - первой половине XVIII вв.» выявляются причины установления «галантного диалога» в отечественной литературе только со второй половины XVIII века. Подчеркивается, что первым шагом в установлении «галантного диалога» явилось проявление равносвободного общения царевны Софьи Алексеевны с фаворитом В. В. Голициным в эпистолярном жанре, в котором элементы христианского сознания корреспондентов уступали светскому образу мышления, а идеал преданного служения связывался с образом женщины-правительницы.

Рассматривая попытки неудач А. Д. Кантемира и В. К. Тредиаковского установить «галантный диалог» с правительницей, следует подчеркнуть роль переводческой деятельности писателей в этом процессе. Показательно, что исходной моделью служили произведения, в которых «галантный диалог» уже становился способом межличностного общения. Но ни перевод Кантемиром книги Фонтенеля «Разговоры о множестве миров», ни перевод Тре-диаковским «Езды в остров любви» Таллемана не создали литературной ситуации, способствовавшей возникновению беседы по модели французского салона. И для Кантемира, и для Тредиаковского препятствием в создании «галантного диалога» являлись как отсутствие литературной среды, в которой эти авторские установки могли быть реализованы, так и сильная риторическая традиция, существовавшая в отечественной литературе многие века. К тому же оставалась невыработанной модель «среднего языка», близкого к разговорной речи, чтобы «галантный диалог» состоялся. По этой причине писатели оставляют практику в галантной манере и сосредоточиваются на проблемах разработки литературного языка.

Литературная ситуация, изменившись к середине века в связи с воцарением Елизаветы Петровны, знакомой с французской литературой и языком, во многом активизировала внимание к салонному общению, образцом чего служили собрания в доме И. И. Шувалова, фаворита императрицы. Но и тогда воспитательно-риторический элемент, присутствующий в творчестве М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова, не позволял устанавливать равносво-бодное общение между участниками коммуникации. Писателями руководило желание создать, согласно классицистическим установкам, образ идеального читателя и говорить с позиций идеального писателя, йо не раскрывать перед участниками личностные слабости и смеяться над ними.

В то же время в правление Елизаветы Петровны усиливается развитие эпистолярного жанра и возникает интерес к жанру мемуаров, способствовавших пониманию нового статуса автора, связанного не с идеей авторитета, а с идеей личностного самораскрытия и самоутверждения. Этот процесс ускоряется в эпоху правления Екатерины II, чему способствовало литературное дарование императрицы, позволившее переосмыслить понятие авторства в отечественной литературе и возвести при помощи «галантного диалога» само литературное общение в идеал межличностной беседы равных и сво-

бодных участников, выстраивающих таким способом модель гармонического сосуществования разных точек зрения в единое целое.

Вторая глава «„Галантный диалог" как авторская стратегия утверждения образа просвещенной государыни в литературном творчестве Екатерины II» посвящена изучению генезиса «галантного диалога» в литературном творчестве Екатерины II, раскрывающегося в переписке с английским послом сэром Ч. Г. Уильямсом, Вольтером, И. Д. Бьельке, С. А. Поня-товским; в мемуарах Екатерины и жанрах салона.

В разделе 2.1 «Конструирование образа просвещенной государыни в переписке Екатерины» рассматривается, как в целях утверждения в читательском сознании образа просвещенной государыни происходит установление «галантного диалога» в равносвободной беседе и какое место в этом процессе занимают игровая и смеховая составляющие. Подчеркивается, что для писателя-стратега важной задачей является выбор участников, поскольку требуются лица, не только знакомые с «галантным диалогом», но и обладающие возможностями способствовать распространению авторского послания и конструируемого им образа на максимально широком пространстве.

Для Великой княгини Екатерины Алексеевны фигурой, понимающей важность литературной конспирации и роль галантной игры в эпистолярном диалоге, становится Ч. Г. Уильяме, который, с одной стороны, принадлежал к литературной среде, с другой - являл при дворе Елизаветы Петровны лицо «английской партии». Ведя с ним переписку в 1755-1756 гг. от мужского имени, Екатерина стремилась не только решить политическую задачу сокрытия своего реального лица, но и устанавливала такое дружеское общение, при котором конкретная ситуация двора давала повод к обсуждению идеального образа просвещенного государя и способствовала высмеиванию сановников, замещавших просветительские идеи корыстными целями. Ум и обаяние великой княгини побуждали английского посла к признанию в рыцарском служении своему корреспонденту как будущей просвещенной государыне и обещанию содействия в продвижении этого образа в английской среде.

К другому адресату - И. Д. Бьельке, давней подруге своей матери -Екатерина обратилась, став уже императрицей, с намерением утвердить в России воспитательные учреждения по образцу французского Сен-Сира и с просьбой о поиске подходящих для этой цели кандидатур воспитательниц. Намерение российской монархини утвердить благодаря переписке с немецким респондентом образ просвещенной государыни распространялось и на пространстве салонов ее родины.

Переписка с Вольтером сразу же приняла игривый и веселый характер, подчеркнутый и спецификой их общения, ведущегося Екатериной от мужского имени, и развитием корреспонденции, в которой остроумие и анекдоты становились естественным проявлением «галантного диалога». Образ Екатерины - просвещенной государыни - стал не только знаменем вольтеровских писем, но и способом воздействия на сознание других его адресатов. В пись-

мах Екатерина демонстрировала свою способность перестраивать мир, являя литературный рассказ о борьбе с варварским турецким правителем или о преобразованиях внутри российского государства.

Литературным шедевром в этом отношении можно признать письмо Екатерины к С. А. Понятовскому как формальному адресату. Письмо, которое рассказывало о ее восшествии на российский престол и строилось с учетом жанровых элементов классической комедии и рыцарского романа, было адресовано европейскому сообществу. Образ автора создавался с подчеркиванием читательского ожидания о совершаемом благе - воцарении просвещенной монархини.

В разделе 2.2. «„Галантный диалог" с самой собой: образ галантной героини - просвещенной государыни в мемуарах императрицы» романное развертывание образа просвещенной государыни представлено как этапы обретения и становления молодой героиней ее личностного самосознания. Показывается, как в основу мемуарного повествования ложатся происходящие при дворе события, в которых проявляется разумность поведения великой княгини Екатерины Алексеевны и обнаруживается ориентация на галантную норму. Разумность подчеркивается изображением в сопоставлении с поступками Великого князя Петра Федоровича, который не любит свою жену, ненавидит русский народ и страну, где он станет монархом. На фоне его поведения деятельность Екатерины выглядит обдуманной, взвешенной и логичной, а главное — соответствующей обстоятельствам. Во всех перипетиях, в которых участвует героиня, она предстает не просто преодолевающей препятствия, но делающей в ходе этого вывод о своих поступках по отношению к окружающим. Эта личностная позиция Екатерины основывается на кодексе поведения при дворе79, утвержденном еще во времена Людовика XIV. Сформулированные Екатериной установки соотносятся с правилами поведения, которыми руководствовалась в своих мемуарах Маргарита Наваррская (1628). Обе героини ориентируются на свод правил, представленных Б. Кастильоне в трактате «Придворный» (1528).

Галантная модель поведения при дворе, по версии Кастильоне, включает в себя то, что потом активно заимствуется французскими аристократическими салонами. В нее входят: 1) знатность, заставляющая видеть дела хорошие и плохие, но всегда побуждающая к добродетели из-за боязни бесславия80; 2) умение подать себя, то есть сказать о себе так, чтобы не вызывать ненависти и раздражения, но и не прослыть чванливым; 3) мастерство в искусстве отстаивать свою честь при помощи оружия, тренировка своего тела, в том числе путем вольтижировки на коне; 4) способность держащего речь вести беседу так, как написано, а писать таким образом, чтобы это создавало

7чЭльфонд И. Я. Социокультурный идеал Франции XVII в. и традиции Ренессанса // Французское общество в эпоху культурного перелома : от Франциска I до Людовика XIV. Приложение к ежедневнику «Средние века». Вып. 3. М.: Ин-т всеобщей истории РАН, 2008. С. 198-215.

80Кастильоне Б. Придворный // Сочинения великих итальянцев XVI в. СПб.: Алетейя, 2002. С. 200.

впечатление легкой и непринужденной устной речи; 5) грациозность и изысканность манер.

Умение вызвать к себе любовь, сохранить ее, а затем перевести галантные отношения в пространство семейных формирует галантно-просветительскую модель Екатерины. Правила, постулируемые ею в мемуарах, демонстрируют, как при помощи галантности можно занять высшую ступень социальной лестницы. Этапы своего восхождения она представляет как цепь размышлений. Для этого нужно показывать вежливость («Больше чем когда-либо я старалась снискать расположение всех, вообще больших и малых. Никто не был забыт мною, и я поставила себе правилом думать, что я нуждаюсь во всех, и всячески приобретать общую любовь, в чем я и преуспела»).

Кроме навыка отделять болтовню и слухи от светской беседы, необходимо излучать терпимость и толерантность («Я поставила себе неизменным правилом не иметь ни в каком случае ни малейших притязаний, во всем соглашаться с волею Ея Величества и поступать так, как мне прикажут»; «Вообще я поставила себе правилом оказывать ей всевозможное предпочтение и покорность»; «Я не хотела держаться никакой партии, ни во что не вмешивалась, всегда показывала веселый вид, была предупредительна, внимательна и вежлива со всеми»). Все, что происходит при дворе, необходимо оценивать с точки зрения поучительности для себя. Галантность, выражающая отношения между мужчиной и женщиной, переносится Екатериной на модель социального поведения, а образ галантной героини участвует в конструировании образа просвещенной государыни.

В разделе 2.3 «Соеднненне нормативного и индивидуального в малых жанрах эрмитажного салона Екатерины II» доказывается, что перенесение модели галантного салона на русскую почву стало первейшим показателем своеобразия екатерининского просвещения: именно теперь «галантный диалог» реализовывался в полной мере, поскольку воскрешал салонные жанры французской литературы XVII века. В основу эрмитажного салона закладываются жанры, на которые Екатерина опирается в автобиографических записках (анекдот и литературный портрет), а также жанры, которые она любит использовать в своей переписке с европейскими корреспондентами (афоризм и пародия).

Ярким воплощением того смехового начала, которое царило в салоне Екатерины, является анекдот о немце Брокдорфе81. В нем утверждается, во-первых, нормативный образ царского советника, который должен прежде всего думать о пользе государства, а потом уже о своей выгоде; во-вторых, демонстрируется, насколько далек реальный помощник Великого князя Пет-

Этот анекдот Екатерины был записан в «Особой тетради», которая была опубликована в 1 томе «Бумаг императрицы Екатерины И», хранящихся в Государственном архиве министерства иностранных дел. Собраны и изданы с высочайшего разрешения по предначертанию его императорского высочества государя наследника цесаревича Великого князя Александра Александровича академиком П. П. Пекарским. Т. 1. 1744-1764 гг. СПб.: Тип. Имп. Ак. наук, 1871.

ра Федоровича от идеала; в-третьих, высвечивается просветительская позиция Екатерины, осмеивающей таких горе-советников. Указанием на то, что анекдот создавался для салона, служит факт, что Екатерина поместила его в «особую тетрадь», в которой она, по-видимому, записывала то, что потом предназначалось для публичной беседы: афоризмы, максимы, пословицы.

Жанр афоризма достаточно часто использовался императрицей как необходимый элемент галантной беседы. В виде целостной системы, в каком он существовал в творчестве Ж. де Лабрюйера или Ф. де Ларошфуко, у Екатерины его нет. Венценосная писательница либо вставляет афоризм в наблюдение, представленное в рассказе о себе, либо использует его в характеристике других лиц. Она в своем салоне вводит в обиход те игры, из которых рождались афоризмы Лабрюйера и Ларошфуко: игры в вопросы и ответы, представляющие собой остроумные фразы, высказанные емко и лаконично.

Задавая тон игре и формулируя вопросы, на которые ей хотелось бы получить ответы, Екатерина обозначала темы афористических суждений, которые озвучивались в эрмитажном салоне. Эти темы касались самопрезентации дворянина, выстраивания качеств идеального собеседника и проявления интереса к его личности, что было необходимо для формирования общих эстетических установок, идеалов, соответствующих корпоративным интересам. Афористичные ответы государыни определяют диапазон ожидания подобного от собеседников. Так, представляя свой автопортрет, она подчеркивает чувство меры и такта, долженствующие быть в каждом дворянине. Абстрактные рассуждения об общечеловеческих пороках Екатерина переводит в сферу самонаблюдения и подшучивания над собственными недостатками. Но от веселого тона беседы она легко переходит к серьезному, когда представляет правило поведения российского дворянина: «Мой герой тот, кто более сделал добра своему отечеству». В жанре литературного портрета Екатерина ставит задачу познать саму себя и свое окружение. Однако характерная черта, подмеченная ею у приближенных, не навешивается в виде ярлыка, наоборот, представляя своих окружающих через шуточные портреты, императрица направляет их внимание на личность каждого придворного. В этом императрица идет дальше сложившейся в аристократической среде традиции увековечивания в жанре портрета родовой характерной черты, утверждает ценность личностной свободы превыше приоритета рода. Примечательно, что в XVII - XVIII вв. литературный портрет в западноевропейской литературе адресовался исключительно аристократии82, уже лишающейся своих лидирующих позиций. И тем знаменательнее, что на этот жанр обращает внимание российская государыня, видящая свою цель в создании новой русской дворянской культуры. Она не просто продлевает жизнь высшему сословию, но дает ему второе дыхание, возможность показать в ходе «галантного диалога» личностный и культурный потенциал дворянства.

82Трыков В. П. Французский литературный портрет XIX века. М.: Флинта Наука, 1999. С. 32.

Ренессансные истоки обнаруживает жанр пародии, естественным образом раскрывающий в салоне Екатерины личностную свободу, выраженную в смехе. Пародийное начало выявляется в эрмитажных правилах, составленных на русском языке и соотносимых с уставом Академии наук 1747 года. Нормативность и строгая регламентация, утверждаемые в этом уставе, противопоставляются безудержному веселью и поведению «без чинов» в эрмитажном салоне, а главным объектом осмеяния, олицетворяющим собой все косное и архаичное, становится В. К. Тредиаковский. Его имя упоминается в эрмитажных правилах в связи с поэмой «Тилемахида», которую предписывалось читать тем, кто особенно провинился в салоне Екатерины. Через осмеяние старого слога отвергалось и несовременное поведение, и немодные культурные приоритеты. Тем самым устанавливались те нормы поведения, которые императрица, утверждающая себя в роли просвещенной государыни, желала видеть в среде российских дворян.

В третьей главе «Галантная норма поведения в творчестве Екатерины II и проблема создания образа просвещенного читателя» представлен анализ переписки императрицы с фаворитом Г. А. Потёмкиным, а также исследование «бытовых» и антимасонских комедий Екатерины. Показывается, как «галантный диалог» императрицы раскрывает просветительскую задачу приобщения дворян к новым государственным интересам.

Раздел 3.1. «„Галантный диалог" в переписке с Г. А. Потёмкиным как авторская стратегия воспитания фаворита» посвящен изучению характера «галантного диалога» Екатерины в письмах к фавориту и его ответах к ней. Эта переписка наглядно показывает, как постепенно происходит трансформация сознания фаворита от «верноподданного раба» до величественного соправителя Екатерины, получившего в результате титул «Светлейшего Князя» благодаря его организаторским, военным и дипломатическим способностям в деле присоединения к России Крыма. В письмах императрицы к Потёмкину «галантный диалог» используется уже не для формирования просвещенного читателя, а для воспитания равного себе собеседника и ревностного сторонника просвещенно-абсолютистской доктрины.

С этой целью Екатерина утверждает в сознании своего адресата мысль об эпистолярии как отражении своего «Я», что указывает на дневниковый характер писем императрицы к фавориту. В то же время государыня способствует формированию отстраненного взгляда Потёмкина на себя самого, помогая этим его воспитанию по желаемому образцу. Для этого Екатерина максимально сближает в письмах к фавориту приватную и государственную сферы жизни: политика соседствует в них с интимными признаниями, а сердечные объяснения сосуществуют в пространстве одного письма с понятиями «истина», «совесть», «толк». Кроме того, повышенная эмоциональность находится в постоянной связи с рациональной рефлексией и осмыслением своих чувств. В переписке первых лет особенно заметно, как Екатерина постоянно призывает Потёмкина сдерживаться, размышлять, не терять рассу-

док. Она показывает адресату пример обдумывания своих эмоций и поступков через анализ собственных чувств, прибегая в письмах к аллегоричности и образности слога, например, используя олицетворение с намерением одушевить само письмо, посланное любимому.

Помимо дружеских просьб в усилении рационально-рефлексирующей составляющей личности адресата, Екатерина активно использует игровые приемы из куртуазных романов. Императрица наводит своего подопечного на мысль о том, что завоевывать женщину и страну нужно не грубой силой, а учтивостью и галантностью. Демонстрируя на собственном примере галантную учтивость, она переводит упрёки фаворита в шутливый тон и нежный совет. Кроме того, Екатерина меняется ролями с фаворитом и игриво обращается к нему в письме как к женщине, создавая свое послание от лица мужчины в духе галантного века. Стараясь воспитать в Потёмкине галантного и изысканного кавалера, императрица показывает, какое значение имеют в светском мире слова. Галантная форма диалога не только располагает к себе собеседников, но и дает властителям главный ключ мудрого управления -умение читать в чужих сердцах. Эта тонкая интеллектуальная игра, выражаемая галантными взаимоотношениями, утверждается Екатериной как стиль и политики, и литературы.

Выступая в письмах к Потёмкину умной и опытной наставницей, Екатерина в то же время стремится к свободе выражения мыслей и чувств, по этой причине она довольно часто обращается к смеху как особому модусу душевного бытия человека, освобождённого от страхов и стеснений. В письмах к Потёмкину смех выполняет в первую очередь функцию развлечения поучаемого, и тем самым соблюдается непреложное правило в педагогической рецептуре века Просвещения. В более глубоком смысле смех вводит в сознание князя идею катарсиса: у каждой серьезной вещи в жизни есть смешная сторона, которая не отменяет «серьеза», но дает ему жизнь, а саму жизнь делает источником радости. Диапазон смеха широк. Это могут быть откровенные признания в веселых проказах или пародия. В то же время, переводя «любовную горячку» в смеховой план, монархиня намеренно создаёт пространство для осмысления чувства, его рассудочного постижения с целью получить не только эмоциональное, но и интеллектуальное удовольствие от его переживания. Императрица сама подталкивает своего корреспондента к «дельным забавам», таким, как сочинительство. Когда Потёмкин, стилизуя свой гимн под стихи Псалтири (ср. псалом 18), признается адресату: «я дело рук твоих», он получает ответ, в котором религиозная тематика уступает место светской. Екатерина образно переносит структуру псалма в область диалога-спора влюбленных, используя при этом характерный для поэзии Прованса жанр тенсоны. Тем самым она не только оценивает умения своего «ученика», но и продолжает направлять фаворита по пути освобождения от каких бы то ни было догм к полному раскрепощению. Этой цели служит и афористичность ее письма. Эпизодически Екатерина вводит в письма эле-

менты сказочной фантастики, в частности «чудесные» сны, близкие к фольклорным сказаниям и преданиям. Их цель - расширить пространство душевной жизни собеседника, сделать его более открытым, не замкнутым на одном лишь рациональном и эгоистичном. По этой причине «чудесными» являются для нее личностные добродетели, разглядеть которые в человеке можно только разумным способом. В этом и заключается задача ума - вынести на поверхность то, что может быть скрыто для постороннего взгляда, окутано завесой тайны.

Благодаря литературному слову осуществляется «чудесное» превращение фаворита в свободную творческую личность. Г. А. Потёмкин, воспринимая «уроки» императрицы, меняет в письмах тон и стиль изложения и тем самым не столько демонстрирует способ служения и угождения монархине, сколько действительно раскрывается как многогранная и самобытная личность, гармоничная в своей основе. Первые письма Потёмкина отличаются скованностью официальных фраз, передающих неумелость и неловкость молодого фаворита в общении с государыней, однако с течением времени он находит искомую гармонию сосуществования приятного с полезным и демонстрирует адресату разумность, чувствительность и галантную утонченность. В то же время именно в переписке с Г. А. Потёмкиным проявляется специфика «галантного диалога» Екатерины II. Образ просвещенной государыни, выстраиваемый по модели хозяйки галантного салона, дополняется свойственным только русскому сознанию восприятием императрицы как «матушки», «заступницы» и «покровительницы». Подобное отношение к женщине, укорененное еще в древнерусской литературе, трансформировало образ Прекрасной Дамы, существующий в рыцарско-куртуазной модели, на русский лад, что, в свою очередь, расширяло содержательное наполнение «галантного диалога» императрицы с фаворитом.

В разделе 3.2 «Утверждение галантных норм поведения в жанре комедии» исследуется, как Екатерина, возвышая административно не подчиненных монархии и монарху, социально и духовно свободных дворян, воплощала идею диалога и сотрудничества с ними. В условиях свободной жизни дворян полем их воспитания Екатерина II видела не службу, а семью, идеал которой становился фундаментом и моделью идеала государственного.

Этой воспитательно-строительной цели было подчинено высмеивание пороков и недостатков дворянского семейного быта в комедиях 1772 г. Недостаток галантного воспитания не позволяет героям ее комедий выразить свои чувства, поэтому чаще всего они используют посредников - слуг.

Именно слуги нередко не только оценивают ситуации, в которых проявляется поведение дворянина, но и выступают провозвестниками той новой «галантной» идеологии, которая проповедуется Екатериной. И в этом императрица по-прежнему идет за французской комедиографией, в которой роль слуг являлась смысло- и сюжетообразующей. Пьесы Мариво давали Екатерине богатый материал для обучения молодежи воспитанию нежных чувств,

утверждения роли галантного письма в этом взаимном обучении и определения значимости салонного досуга в сравнении с другим времяпрепровождением.

«Галантное» воспитание чувств предполагает несколько ступеней. Первая состоит в том, чтобы научиться понимать собственное сердце. Вторая «ступень» знаменуется умением принимать комплименты и отвечать на них. Третья «ступень» основывается на культуре гостеприимства хозяйки дворянского дома и умении организовать общий досуг для гостей, то есть умении создать свой круг, а в перспективе - салон. Важнейшее условие для приема гостей и создания хозяйкой интимного пространства - выбор понятной и занимательной для всех темы разговора, а также способ его ведения. Овладение им - четвертая «ступень». Счастливый финал в виде соединения любящих знаменовал торжество новой, разумной и естественной социокультурной нормы, замыкаемой на монархе.

Екатерина систематически утверждает в своих комедиях право детей на самостоятельное чувство и выбор суженого. Это право оспаривают консервативные родители-самодуры: Ханжихина («О время!»), Ворчалкина («Именины госпожи Ворчалкиной»), Вздорный («Невеста-невидимка»). Самим же детям (как и подданным) свобода, в том числе и в выборе суженого или суженой, дается для разумного выбора и самосовершенствования. Девушка должна выбирать в мужья человека незаурядного и умеющего быть интересным в обществе.

Особое место в комедиях Екатерины II занимала культура общения и общежития, основывающаяся на двух внешне противоположных опорах: естественности и галантности. Шутливый характер взаимоотношений в салоне императрицы предполагал самоиронию, соответственно и самопародию. Однако самоирония служит более широкой задаче: обличению искажений «галантного просвещения», способных дискредитировать культурную политику Екатерины в глазах дворянства. В комедии «Недоразумение» осмеивается провинциальное франтовство - свидетельство суетного тщеславия и слепой погони за модой.

«Галантный диалог» с дворянством в антимасонских комедиях Екатерины граничит с сатирическими приемами изображения идеологических оппонентов. Причина антимасонского выступления Екатерины заключается в том, что в модели закрытого поведения по образцу тайных клубов императрица видела препятствие для установления непосредственного канала общения между нею и дворянством. Своими политическими реформами Екатерина II, по сути, уравняла дворянство (в первую очередь, высшее) с собой. Запустив фактически механизм салонной самоорганизации дворянской культуры, она видела свою роль в идейном вдохновении и поддержке позитивных, по ее мнению, процессов в политике, экономике и культуре". Роль эта была рационально-воспитательной; божественно-непостижимым оставался только сам ее монарший статус. На пути к достижению поставленной импе-

ратрицей задачи стоял ритуально-мистический характер масонства, который и высмеивался ею как словесное (эзотерическое) умствование.

В разделе 3.3 «Дворянская поведенческая норма в драматургии Екатерины II как предмет освоения и основа рефлексии в русской стихотворной комедии конца XVIII - начала XIX века» обосновывается роль комедий Екатерины в развитии отечественной комедиографии, выраженная не только через форму, но и содержательно - через дворянскую идеологию, инициированную императрицей. «Галантный диалог» монархини с дворянством является шутливо-ироническим. Он воплощается в ее комедиографии и в том, что только сам дворянин оказывается судьей своих поступков, и в том, что отражением этого процесса дворянского самопознания в жанре комедии предстает образ автора, реализованный через диалог со своим корпоративным творческим братством. Утверждая в диалоге с подданными дворянскую поведенческую норму, венценосная писательница, с одной стороны, разграничивала человеческие слабости и пороки (в число последних попадают домострой и галломания), а с другой - обозначала, нападая на слухи и сплетни, взаимосвязь между речевым поведением дворянина и образом его личности. В связи с этим дворянская поведенческая норма, представленная в комедиях Екатерины, явилась исходной моделью для формулирования последующими комедиографами собственных правил поведения. Через рефлексию разграничения пороков и слабостей авторы пьес шли по пути постижения дворянского бытия в целом.

Анализ стихотворных комедий конца XVIII - начала XIX века позволил проследить, как при сохранении общей проблематики пьес, посвященных разграничению «старых» и «новых» пороков с дворянскими слабостями, менялся в сторону облегчения, лаконичности и приближения к разговорной речи язык произведений. В немалой степени этому способствовали афоризмы, признававшиеся одним из средств сугубо дворянского языкового выражения. Ответы государыне облекались в форму афоризма и показывались комедиографами в обобщенном портрете дворянства в целом: «В род титла государь заслугам отдает, / Чтоб славну предку был потомков равен род;/ И всякий человек, породой отличенный, / Быть должен гражданин, заслугами отменный; / А впрочем, род - мечта; и что дворянство есть? / лишь обязательства любить прямую честь» (Княжнин Я. Б. «Хвастун») - и в портрете молодых людей в частности: «Вы с ног до головы похожи на машину, / кото-ра действует через свою пружину, / Когда ту заведут, лепечет и визжит, / И франт теперешний так точно говорит / ... / Дрягает, корчится, французски врет слова...» (Клушин А. И. «Смех и горе»). Указанием на нормативность являлись принятые в среде дворянства правила: «Правдин! не позабудь: питомец ты монарший, / Ступай прямым путем, кривых не делай маршей, / И правил добрых ты держися всякий раз» (Судовщиков Н. Р. «Неслыханное диво, или Честный секретарь»). Герои демонстрируют, что они вправе устанавливать свои правила поведения, что самоуправление - занятие не менее

сложное, чем осуществление организации других, что дворянин сам судья «над вольностью своею».

В то же время оценки дворянам, как и в комедиях Екатерины, зачастую дают слуги, выражающиеся, как и их екатерининские прообразы, афористично и самоиронично: «Нетрудно то понять. Основан свет на том. / Мы тянем всё к себе, свою лишь славу видим. / Кто ж в ней мешает нам, того мы ненавидим. / Любя свою корысть, собою дорожа, / Ни в славе, ни в честях не любим дележа. / Мы щедры для себя, для ближнего мы скупы» (Николев Н. И. «Самолюбивый стихотворец»).

Речевая характеристика оказывается главным признаком дворянского автопортрета: «Ты много говоришь, да мало рассуждаешь. / А чтоб о двух вещах понятие иметь, / Так обе надлежит яснее рассмотреть / и обе вывесить рассудка на безмене» (Княжнин Я. Б. «Хвастун»), - и ее дальнейшее использование комедиографами ведет к углублению в стихотворной комедии психологизма, что особенно наглядно предстает в «Липецких водах» А. А. Шаховского, где салонный язык и поведение подвергаются иронической переоценке.

Идея императрицы о перенесении нормы салонного поведения в дворянскую семью находит яркое подтверждение в комедиях А. С. Грибоедова «Молодые супруги» (1815) и «Притворная неверность» (1818). Если в первой комедии героиня преподносит урок своему мужу, недооценивающему ее ум и такт, то во второй высмеивается ревность как несовместимое с аристократической свободой понятие. В обеих комедиях счастливый финал знаменуется воссозданием гармонии дворянской жизни, сопряженной с сибаритством и супружеской любовью. Во всех дворянских стихотворных комедиях «галантный диалог» реализуется на идейном и формальном уровне. В первом случае перенимается идея творческого проявления дворянского бытия, во втором -реализуются такие черты «галантного диалога», как конструирование дворянского корпоративного образа жизни, игровая основа аристократического общения, нормативность поведения как следствие личностной рефлексии дворянина, иронично-шутливый дискурс.

В четвертой главе «„Галантный диалог" Екатерины II с подданными в жанре литературной сказки» анализируются «Сказка о царевиче Хлоре» и последовавшие за ней произведения российских писателей, демонстрирующие те свойства «галантного диалога», которые утверждала императрица в своем творчестве.

В разделе 4.1. «Диалог Екатерины II с Г. Р. Державиным в „Сказке о царевиче Хлоре" и оде „Фелнца", „Сказке о царевиче Февее" и оде „Решемыслу"» представлена специфика функционирования «галантного диалога» между императрицей и писателем. В «Сказке о царевиче Хлоре» (1781) Екатерина II сформулировала модель особенных отношений власти с дворянством, которое через литературу приглашалось к участию в государственном строительстве. Законодательно особая (благородная) роль дворян-

ства в государстве будет прописана ею позже в «Жалованной грамоте дворянству» (1785). В сказке же она представила проект идиллического / гармонического сосуществования монарха и дворянства, очерчивая роли, которые участники этого процесса должны играть в государстве. Литературно эти роли воплотились в образе Фелицы и царевича Хлора. Хлор в сказке олицетворял не только внука, будущего Александра I, очевидного адресата екатерининской сказки, но и дворянство в целом, которое провозглашалось и оплотом государства, и гарантом его счастливого будущего.

Екатерина явно учитывала существующие в европейской литературе модели отношений между аристократией, просвещенной буржуазией и монархом. Они пунктирно отображены в тексте сказки и демонстрируют процесс созидания императрицей собственного проекта просвещенного абсолютизма. Все литературные модели, затрагивающие вопрос монаршего воспитания, отличаются мерой светскости, которая предопределяет взаимоотношения автора и читателя.

Таких моделей было несколько. Самая ранняя по времени создания -«фенелоновская». Монаршее воспитание в романе «Приключения Телемака» предстало как пророческое, открыто-назидательное, в котором через инициа-ционный путь героя при помощи учителя Ментора и богини Минервы указывалось на человеческую и одновременно божественную сущность абсолютистского правления. Этот мотив посвятительного узнавания мира оказался востребованным писателями-масонами.

Другая - («вольтеровская») - модель взаимоотношений власти с обществом указывала на конкретных, а не аллегорических, посредников в деле государственного строительства; Вольтер в философских произведениях лишал монарха божественно-провидческих полномочий. Мармонтелевская модель воспитания строилась на диалоге между императором и ослепленным им Велизарием, который тому «открывал глаза» на недостатки его правления и говорил о способах их преодоления. Снятие сословного барьера между властителем и его подчиненным происходило при помощи заключения брака между добродетельной дочерью полководца и будущим наследником престола. Семейная идиллия в данном случае символизировала идиллию государственного управления.

Обозначенную идиллию, к которой стремится Екатерина, Г. Р. Державин в одах интерпретирует по-своему. Именно новая социально-политическая и духовная атмосфера екатерининского правления позволила Державину реформировать одическую похвалу монарху в трех отношениях: а) за что хвалить; б) кому, в) как (выделено нами - Т. А.). Державин уловил суть «Сказки о Хлоре» не в новых идеях, которые царевич усваивает у Фелицы, а в самой форме шутливо-галантной сказки, вобравшей в себя идейно-воспитательный пафос оды. Это дало основание: а) «сместить» объект похвалы с Фелицы (носителя условного образа) и ее добродетелей, на реальный характер ее создательницы; б) хвалить царицу не столько за чудотворное

государственное строительство, сколько за отказ от деспотии, уважение к человеку и снисхождение к его слабостям; в) рассказать ей об этих своих слабостях в дружеском послании.

В лице Державина Екатерину хвалит не придворный гимнопевец, а свободный, точнее, освобожденный царицей дворянин, рассказывающий в дружеском послании о собственной эпикурейской жизни, которой он всецело обязан ей. Именно в социальном, правовом, административном и духовном освобождении дворянства состоит его «золотой век» при Екатерине Великой. Императрица была довольна, что Державин понял ее как человека (а не только как правителя): угадал ее желание общаться с «верно-любезным дворянством» на равных, как с подлинно свободными людьми. Поэтому диалог одновременно выступает и рамочной формой державинской оды как дружеского послания царице, и, подспудно, главным предметом похвалы царице, содержащейся в нем.

Если «Сказка о царевиче Хлоре» была манифестом новой жанровой нормы просвещенного абсолютизма, то в «Февее» она стала сигналом свершившегося утверждения этой нормы. Выведенный в «Хлоре» в шутливо-сатирическом образе «Лентяги-мурзы», Потёмкин предстает в «Февее» в противоположном облике мудрого царского советника Решемысла, носителя нормативных добродетелей просвещенного абсолютизма. Если Лентяга препятствовал восхождению царевича Хлора на гору с розой без шипов, то «разумный советодатель» Решемысл последовательно помогает царю в излечении царицы, воспитывает царевича Февея, пока тот достигает пятнадцатилетнего возраста. Решемысл, оставаясь образом реального Потёмкина, оказывается обобщенным образом екатерининского вельможи, героем ее эпохи -подобным и симпатичным самому Державину, но не тождественным ему. Приватное эпикурейство дворянина-«мурзы», будучи соединено с государственным героизмом, превращает дворянина в «вельможу смысла».

В разделе 4.2 «Реминисценции литературного диалога Екатерины II с дворянством в жанре дружеского послания и сказочной поэмы конца XVIII - начала XIX века» внимание акцентируется на двух линиях развития «галантного диалога» в отечественной поэзии. Первая, представленная в жанре дружеского послания, указывала на иронический рассказ авторов о прелестях и философии дворянской жизни. Вторая, заявленная в жанре сказочной поэмы, усиливала сам факт чудесного преображения дворянского бытия. Очевидно, ожидания Екатериной ответа от дворян лежали в области жанра волшебно-сказочной поэмы, созданной по образцу Ариосто или Тассо. Именно эти поэмы закрепляли в сознании потомков любовно-рыцарскую модель, легшую в основу галантных отношений.

«Галантный диалог» Екатерины с дворянством создал условия для развития таких жанров, как дружеское послание и сказочная поэма. Если в первом жанре писатели рубежа Х1Х-ХХ в. (И. А. Крылов, Я. Б. Княжнин, В. В. Капнист, А. А. Дельвиг, В. Л. Пушкин, А. Ф. Воейков, П. А. Вяземский)

воспевали дворянскую пышную и счастливую жизнь, проводимую в поместьях и пересоздаваемую как в реальности, так и поэтически, то во втором -выражали в сказочном сюжете через эпического героя свое отношение к власти. Их ответ Екатерине II означал иронию по поводу своих мечтаний и фантазий, в ответе Александру I ощущалось ожидание продолжения героических дел. В этом смысле жанр сказочной поэмы способствовал выражению развернутой индивидуально-авторской позиции. Для писателей (И. Ф. Богданович, И. И. Дмитриев, Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, В. Л. Пушкин, А. Н. Радищев, Н. А. Радищев) память о диалоге Г. Р. Державина с императрицей означает воспевание авторской свободы.

Раздел 4.3 Трансформации «галантного диалога» в литературной практике „Арзамаса" и поэме А. С. Пушкина „Руслан и Людмила"» посвящен дальнейшим перипетиям галантно-рыцарских отношений, отраженных в русской литературе. Естественной формой их реализации являлся екатерининский салон. Члены литературного общества «Арзамас» не только представляли собой просвещенное дворянство, превыше всего чтущее свободу и равенство, но и пародировали те жанры, которые утверждались в салоне. «Арзамасцы» реализовывали главный постулат екатерининского воспитания, заключающийся в творческом возвышении дворянина и его чудесном преобразовании через творчество. Этот завет воплотил А. С. Пушкин в поэме «Руслан и Людмила» (1820). Так, в образе Людмилы Пушкин пользуется теми приемами, которые он находит в державинском ответе на екатерининскую сказку. В героине обнаруживаются черты портрета реальной подруги, очаровательной именно своими слабостями, и в то же время музы легкой поэзии, выражающей это чувство. Описание легких шалостей, забав, слабостей, роднящее пушкинский текст с державинской «Фелицей», лишь подчеркивает цветение жизни, радость человеческого существования, умение умилять даже при самых невероятных жизненных перипетиях. «Мадригальное» отношение Державина к Екатерине-Фелице («владычице души моей») переносится на пушкинское обращение к читательницам «Руслана и Людмилы» - подругам и музам автора.

Преемственность «Сказки о царевиче Хлоре» и «Фелицы» как бы расширяет в пушкинской поэме тематику лирических отступлений, прославляющих основы дворянского вольного бытия. Отступления в «Руслане и Людмиле» воспевают общение свободных и равных людей - главный атрибут дворянского быта, запечатленный в дружеском послании. Значительную роль в демонстрации писательских возможностей играет адресованное читателям введение в третью часть поэмы. Автор провозглашает себя поэтом и, анализируя свои стихи, обращается к читателю, критику и деве — трем составляющим писательского бытия. Главным источником повествования в поэме становится фантазия и мечта, поэтому Пушкин стремится превратить авторскую фантазию в сказку, которая перерастает в поэму с посвящением и эпилогом. «Времен минувших небылицы» поэмы напрямую соотносимы с «небреж-

ным» отношением царицы к писательству, которому она отводит роль домашнего досуга и удовольствия («как летом вкусный лимонад»), В то же время повествовательная, «героико-эпическая» линия в «Руслане и Людмиле» воплощает актуальность литературной пародии. По-своему соединив «Сказку о царевиче Хлоре» с «Фелицей», Пушкин исполнил в «Руслане и Людмиле» екатерининский литературный проект, заданный сказкой: создал шутливую волшебно-сказочную поэму с инициационным сюжетом как манифест литературной свободы дворянина-поэта. Фактически Пушкин реализовал в поэме «Руслан и Людмила» главный завет Екатерины II: свобода ради творчества и творчество как воплощение свободы.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются выводы, подчеркивается, что «галантный диалог» - это авторская стратегия Екатерины И, способствующая укреплению просвещенно-абсолютистской модели мира, в которой автор и читатель вступают в новые фазы отношений. Творческий акт при этом получает статусное обоснование и становится демонстрацией тех просветительских идеалов, о которых писали философы-энциклопедисты: свободы, равенства, взаимопонимания. Эти идеи значительно повлияли на изменение статуса автора и самого художественного произведения, которое приобретало черты идеологического послания избранному кругу читателей. Взявшись за перо, Екатерина II управляла своим творческим процессом, ориентируясь на просветительскую идеологию и конкретных читателей, к которым она обращалась, используя арсенал разнообразных средств: «дидактический монолог», «диалогический монолог», «галантный диалог». В отдельные этапы жизни Екатерины на передний план выходили разные участники диалога: на первом этапе - философы-просветители и другие участники, способствующие распространению образа «просвещенной государыни» в европейском обществе; на втором - фавориты, среди которых в центре «галантного диалога» оказался Г. А. Потёмкин, а также двор; на третьем - российские дворяне, принимающие идеологию правительницы и видящие себя на службе у Просвещения только в единстве с монархиней. Такое понимание ими своего места в социуме и путей развития российского общества переносилось на пространство литературы. Дворянская частная сфера строилась на демонстрации творческого личностного начала, ради которого и организовывались дворянские салоны, ставшие центром аристократической культуры XIX века. «Галантный диалог» Екатерины II дал импульс развитию тех литературных жанров, которые впоследствии стали осознаваться исключительно дворянскими: дружескому письму, мемуарам как семейной дворянской хронике, салонной поэзии, дворянскому театру. Екатерининский золотой век сохранялся в памяти отечественной интеллигенции еще более полувека, став для серебряного века последним очагом аристократического творчества, утверждаемого через салоны.

В качестве перспективы исследования обозначим дальнейшее изучение «галантного диалога» как архетипической модели, разворачивающей сюжет о

рыцарском служении Прекрасной даме, не только в произведениях А. С. Пушкина, но и других писателей, особенно конца XIX - начала XX века (М. Кузмина, Н. Гумилёва, М. Цветаевой, В. Ходасевича др.), в чьем творчестве литература XVIII столетия переосмысливалась и становилась объектом художественной рефлексии.

Основное содержание и выводы диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Монография

1) Акимова Т. И. Роль литературного творчества Екатерины II в становлении дворянского самосознания конца XVIII - начала XIX века / Т. И. Акимова. - Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2013. - 275 с. (16, 04 п. л.)83.

Публикации в рецензируемых научных журналах и изданиях, входящих в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ:

2) Акимова Т. И. Жанровые и сюжетные источники «Сказки о Хлоре» Екатерины II как компоненты её смысла / Т. И. Акимова. - Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. - 2009. - № 4. - С. 192— 195.

3) Акимова Т. И. Национальный миф об империи в драматургии поэтов «чистого искусства» / Т. И. Акимова // Вестник Татарского государственного гуманитарно-педагогического университета. - 2009. - № 1 (16). - С. 4-9.

4) Акимова Т. И. Литературный диалог Екатерины II и Г. Р. Державина об отношениях монархии и дворянства («Сказка о царевиче Хлоре» и державин-ский цикл стихотворений о Фелице) / Т. И. Акимова // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Сер. Филологические науки.-2010.-№5(59). -С. 134-138.

5) Акимова Т. И. «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским на даче» как возможное продолжение диалога Екатерины II и Державина /Т. И. Акимова // Вестник Новгородского государственного университета. Сер. Филология.-2010.-Т. 56. - С. 8-11.

6) Акимова Т. И. «Память» о литературном диалоге Екатерины II и Г. Р. Державина в дружеском послании конца XVIII - начала XIX века/Т. И. Акимова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. -Тамбов: Грамота, 2010. - № 3 (7). - С. 21-25.

7) Акимова Т. И. Смысл жизни дворянина в екатерининской «Сказке о царевиче Февее» и державинской оде «Решемыслу» / Т. И. Акимова // Проблемы истории, филологии, культуры. - М.-Магнитогорск-Новосибирск: РАН, 2010. - № 4 (30). - С. 257-263.

83 Рец.: Осовский О. Е. Личность и творчество Екатерины Великой в контексте русской и европейской традиции // Академическим журнал Западной Сибири. 2014. Т. 10. №4. С. 94-95.

8) Акимова Т. И. Эрмитажный салон Екатерины II: между французскими салонами и Российской Академией / Т. И. Акимова // Вестник Татарского государственного гуманитарно-педагогического университета, 2010. - № 1 (19) -С. 4-8.

9) Акимова Т. И. Жанр анекдота в творчестве Екатерины II/ Т. И. Акимова // Вестник Московского государственного областного университета. Русская филология. -2011,-№5.-С. 83-88.

10) Акимова Т.Н. Образование и воспитание подданного как литературная стратегия Екатерины II в переписке с Г. А. Потемкиным / Т. И. Акимова // Интеграция образования. - Саранск - 2011. - № 1. - С. 29-33.

11) Акимова Т. И. «Ответ» свободных дворян Екатерине II в жанрах дружеского послания и сказочной поэмы конца XVIII - первой четверти XIX века/Т. И.Акимова // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. - 2011.-№ 1.-С. 78-88.

12) Акимова Т. И. Поэма А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» и волшебно-сказочные поэмы к. XVIII - н. XIX века / Т. И. Акимова // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В. Г. Белинского. -2011.-№23.-С. 106-115.

13) Акимова Т. И. Единство государственной и семейной морали в комедиях Екатерины II / Т. И. Акимова // Вестник Балтийского государственного университета им. И. Канта.-2012.-№8.-С. 112-118.

14) Акимова Т. И. Масонство как «антипросвещение» в комедиях Екатерины II / Т. И. Акимова // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. - 2012. - Т. 14. -№ 2 (4).-С. 984-989.

15) Акимова Т. И. Письмо Екатерины II к Понятовскому как прообраз будущих «Записок Екатерины II» / Т. И. Акимова // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. - 2012. -№ 7. - С. 189-198.

16) Акимова Т. И. Правила просвещенного монарха в «Записках императрицы Екатерины II» / Т. И. Акимова // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. - 2012. -№ 3 (19). - С. 75-83.

17) Акимова Т. И. Роль и место галантного дискурса в письмах Екатерины II 1762-1774 / Т.И.Акимова // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Литературоведение, журналистика. -2012,-№4.-С. 15-21.

18) Акимова Т. И. Становление образа императрицы в письмах великой княгини Екатерины Алексеевны к английскому послу сэру Чарльзу Г. Уильямсу / Т. И. Акимова // Филология и человек. - Барнаул - 2012 - №3 -С. 54-61.

19) Акимова Т. И. Авторская стратегия как литературоведческая категория: методологический аспект / Т.И. Акимова // Филологические науки-Вопросы теории и практики, 2015 - № 2 (44) - Ч. 1. - С. 13-16.

Статьи, опубликованные в других изданиях:

20) Акимова Т. И. Образ путешественника в русской прозе: «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина, «Фрегат "Паллада"» И. А. Гончарова,

«Африканский дневник» Н. С. Гумилева / Т. И. Акимова // Проблемы изучения русской литературы XVIII века: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 13. - Самара: Изд-во НТЦ, 2007. - С. 361-370.

21) Акимова Т. И. «Сказка о царевиче Февее» Екатерины Второй в контексте европейской литературной традиции / Т. И. Акимова // Русско-зарубежные литературные связи. - Н. Новгород: Нижегородский государственный педагогический университет им. Козьмы Минина, 2010. - С. 9-11.

22) Акимова Т. И. Жанровые источники драматургии Екатерины II / Т. И. Акимова // Литература и театр: проблемы диалога: Сб. науч. ст.

- Самара: ООО «Офорт», 2011. - С. 10-17.

23) Акимова Т. И. Идеология Эрмитажного салона Екатерины II в литературном объединении «Арзамас» / Т. И. Акимова // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков: Материалы III международной научно-практической конференции. - СПб.: Государственная полярная академия, 2011. - Т. 2. - С. 131-135.

24) Акимова Т. И. Образ екатерининского вельможи как ренессансной личности в поэзии Г. Р. Державина / Т. И. Акимова // Вопросы филологии. Спецвыпуск VI. Тезисы конференции «Язык, культура, общество» - М., 2011.-С. 262-263.

25) Акимова Т. И. Пародийное творчество Эрмитажного салона Екатерины II / Т. И. Акимова // Проблемы литературного пародирования: материалы междунар. конф. Вып. 2. - Самара: Изд-во Самарского государственного университета, 2011. - С. 83-89.

26) Акимова Т. И. Поэма А.С. Пушкина «Руслан и Людмила» как проявление дворянского авторского самосознания конца XVIII - начала XIX века / Т. И. Акимова // Вопросы языка и литературы в современных исследованиях. - М., Ярославль: Ремдер, 2011. - С. 410-415.

27) Акимова Т. И. Программа воспитания и исправления нравов в комедиях Екатерины II / Т. И. Акимова // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. Вып. 15. - Самара; СПб.: ООО «Ас Гард», 2011. - С. 182-193.

28) Акимова Т. И. Роль сказок Екатерины II в литературном процессе конца XVIII - первой четверти XIX века / Т. И. Акимова // Эпические жанры в литературном процессе ХУШ-ХХ1 веков: забытое и «второстепенное». VII Майминские чтения. - Псков: Логос Плюс, 2011. - С. 289-299.

29) Акимова Т. И. Салон Екатерины II и французские салоны эпохи Просвещения: преемственность и принципиальные новации / Т. И. Акимова // Е. Р. Дашкова и екатерининская эпоха: Культурный фундамент современности. - М.: Московский государственный институт имени Е. Р. Дашковой, 2011.-С. 215-225.

30) Акимова Т. И. Дворянская поведенческая норма в драматургии Екатерины II как предмет усвоения и основа рефлексии в русской стихотворной комедии конца XVIII - начала XIX века / Т. И. Акимова // Пушкинские чтения

- 2012. «Живые» традиции в литературе: жанр, автор, герой, текст: матер.

XVII международной научной конференции. - СПб.: Ленинградский государственный университет имени А. С. Пушкина, 2012. - С. 172-178.

31) Акимова Т. И. Развлекательно-литературный характер салона Екатерины II / Т. И. Акимова // Е. Р. Дашкова и XVIII век: Традиции и новые подходы.- М.: Московский государственный институт имени Е. Р. Дашковой,

2012.-С. 188-198.

32) Акимова Т. И. «Сказка о царевиче Хлоре» Екатерины II: пространство идиллии как поле воспитания и государственного строительства / Т. И. Акимова// XVIII век. Вып. 8: Литература в эпоху идиллий и бурь. - М.: Московский государственный университет, 2012. - С. 227-236.

33) Акимова Т. И. Автор - герой - читатель в мемуарах Екатерины II / Т. И. Акимова// Пушкинские чтения-2013. Художественные стратегии классической и новой литературы: жанр, автор, текст: матер. XVIII международной научной конференции. - СПб.: Ленинградский государственный университет имени А. С. Пушкина, 2013. - С. 87-97.

34) Акимова Т. И. Выражение личностного самосознания в «малых жанрах» Эрмитажного салона Екатерины II / Т. И. Акимова // Е. Р. Дашкова в кругу современников: исторические личности и эпоха. - М.: Московский государственный институт имени Е. Р. Дашковой, 2013. - С. 262-269.

35) Акимова Т. И. Жанр афоризма в Эрмитажном салоне Екатерины II / Т. И. Акимова // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков: материалы V международной научно-практической конференции. - СПб. : Государственная полярная академия,

2013. -Т. 1.-С. 54-57.

36) Акимова Т. И. Литературное творчество Екатерины II в Эрмитажном салоне / Т. И. Акимова // Русский язык как государственный язык РФ в условиях полиэтнического и поликультурного региона: матер, межрегиональной науч. конф., г. Саранск. - М.-Саранск: ПРОЮО Медиа, 2013. - С. 135-139.

37) Акимова Т. И. Жанр литературного портрета в творчестве Екатерины II / Т. И. Акимова // Духовный потенциал русской литературной классики: сборник научных статей. - М.: ИИУ Московский государственный областной университет, 2013. - С. 23-28.

38) Акимова Т. И. Проблема галантности в литературном творчестве Екатерины II / Т. И. Акимова // Проблемы изучения русской литературы XVIII века: межвузовский сборник научных трудов. Вып. 16: Феофан Прокопович и русская литература. От предклассицизма до предромантизма. - Самара: ООО «Ас Гард», 2013. - С. 207-216.

39) Акимова Т. И. Авторские стратегии в творчестве Екатерины II / Т.И.Акимова //Пушкинские чтения - 2014. Художественные стратегии классической и новой литературы: жанр, автор, текст: материалы XIX международная научная конференция. «Пушкинские чтения». - СПб.: Ленинградский государственный университет имени А. С. Пушкина, 2014. - С. 303-313.

40) Акимова Т. И. "Записки" Екатерины II и мемуары Маргариты де Валуа: развитие галантной нормы / Т. И. Акимова // Е. Р. Дашкова и Екатерина Великая: Культурное наследие и современность. - М.: Московский государственный институт.имени Е. Р. Дашковой, 2014. - С. 38—47.

41) Акимова Т. И. Авторские стратегии Екатерины II в прозе, эпистолярии, драматургии. Учеб. пособ. / Т. И. Акимова. - Саранск: Изд-во Мордовского университета, 2015. - 88 с.

Статьи, изданные за рубежом:

42) Акимова Т. И. «Сказка о царевиче Хлоре» Екатерины II: между Просвещением и рококо / Т. И. Акимова // Slovanska 6real a Evropa / Ed. V. Иегшбк, М. PuiHhoda. Praha - Hervera Kostelec: NakladatelstvH Pavel Mervart, 2010. - S. 131-139.

43) Акимова Т. И. Авторские стратегии Екатерины II в переписке с Г. А. Потемкиным / Т. И. Акимова // Чтение: рецепция и интерпретация: сб. науч. ст. в 2 ч. - Гродно: ГрГУ, 2011.Ч. 1. - С. 279-284.

44) Акимова Т. И. Императорская литературная политика Екатерины II в жанре сказки / Т. И. Акимова // XII Конгресс МАПРЯЛ «Русский язык и литература во времени и пространстве». - Shangai: Shangai foreign language education paess, 2011. T. 4. - C. 201-207.

45) Акимова Т. И. Сказки Екатерины II как манифест новой жанровой нормы просвещенного абсолютизма / Т. И. Акимова // Bajka w przestr zeninaukowej i edukacyjnej. - Olsztynie: Warminsko-mazurski universytet, 2011. - C. 125-137.

46) Акимова Т. И. Диалог Великой княгини Екатерины Алексеевны с польским анонимным автором о месте и роли женщины в обществе: к вопросу о функционировании жанра анекдота в творчестве Екатерины II / Т. И. Акимова// Acta Polono-Ruthenica. - Olsztyn, 2012. - Т. XVI. - С. 7-17.

47) Акимова Т. И. Сюжетно-смысловые источники комедий Екатерины II / Т. И. Акимова // Езикъ и културата в съвременния свят. Международна научна конференция. Бургас, юни 2012 г. - Бургас, 2012. - С. 25-33.

48) Акимова Т. И. Courteous discourse as educational in letters Katarines II of 1762-1774 / Т. И. Акимова// Science and Education. Materials of the international research and practice conference. - Wiesbaden, 2012. - P. 207-214.

49) Акимова Т. И. Литературный диалог Екатерины II и Г. Р. Державина («Сказка о царевиче Февее» и ода «Решемыслу») / Т. И. Акимова // ID1L. Sanatve Dil Dergisi. - 2013. - № 7. Cilt 2. - P. 198-214.

50) Акимова Т. И. Проблема просвещенного правления в письмах Великой княгини Екатерины Алексеевны к Английскому послу Ч. Уильямсу / Т. И. Акимова // Cultural Studies. Letter in Literature and Culture.V. - Daugavpils, 2013. - P. 37-44.

51) Акимова Т. И. Быт - обыденность - бытие в мемуарах Екатерины II / Т. И. Акимова // Поэтика быта. Русская литература XVIII - XXI вв. Poetik-des Alltags. Russische Literaturim 18-21. Jarhundenrt. - Mbnchen: Herber-tUtzVerlag, 2014.-P.l-10.

Подписано в печать 25.09.15. Объем 2,5 п. л. Тираж 120 экз. Заказ № 1031. Типография Издательства Мордовского университета 430005, г. Саранск, ул. Советская, 24