автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Литературный спор Ломоносова и Сумарокова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Литературный спор Ломоносова и Сумарокова"

На правах рукописи

Осповат Кирилл Александрович

Литературный спор Ломоносова и Сумарокова

Специальность 10. 01. 01 - Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва-2005

Работа выполнена в Институте высших гуманитарных исследований Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, действительный член РАН М.Л. Гаспаров Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор А. Л. Зорин кандидат филологических наук К.Ю. Рогов

Ведущая организация

Московский государственный университет

Защита состоится 26 мая 2005 года, в_ 1СОВ на заседании диссертационного совета Д

212.198.04 в Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125627, Москва, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан

2005 года

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандитат филологических наук

В.Я. Малкина

Общая характеристика работы

Объект и предмет исследования. В настоящей работе литературное противостояние М. В. Ломоносова (1711 - 1765) и А.П. Сумарокова (1718 - 1777) описывается на фоне русской литературы, журналистики и- шире - современной им культурной и социальной реальности. Важную часть исследования составляет выявление западноевропейских источников, привлекавшихся двумя авторами при выработке полемической стратегии и художественной позиции.

Актуальность темы и степень ее научной разработки. В академическом литературоведении XIX в. противостоянию Ломоносова и Сумарокова не уделялось большого внимания. В известной монографии Н.Н. Булича «Сумароков и современная ему критика» (СПб., 1854) личные столкновения двух поэтов представлены своего рода досадной общественной аномалией, свидетельствующей о невысоком социальном престиже литературы и писателей. Полемика Ломоносова и Сумарокова оказалась маргинальным эпизодом и в многочисленных публикациях 1865 г., приуроченных к столетию смерти Ломоносова и посвященных в основном ранней истории Академии наук. Среди этих публикаций необходимо прежде всего назвать фундаментальные «Материалы к биографии Ломоносова», составленные Билярским и «Сборник материалов для истории Императорской Академии наук в XVIII в.» акад. А.А. Куника. К изданиям юбилейного года примыкают и два тома «Истории императорской академии наук» П.П. Пекарского, вышедшие в 1870-е гг. и представляющие собой собрание обширнейшего и в значительной степени до сих пор еще не освоенного материала.

В 1865 г. и позднее Ломоносов и интересовал академических историков не столько как поэт, сколько как «просветитель» и родоначальник академических институций в России. Его литературная полемика с Сумароковым представала в этой перспективе незначительным эпизодом. Естественным образом большее внимание в этих изданиях уделено другому сопернику Ломоносова - В.К. Тредиаковскому, также служившему в Академии.

До некоторой степени такой подход сохранился и у некоторых исследователей XX в. С одной стороны, это Л.Б. Модзалевский, автор диссертации «Ломоносов и его литературные отношения в Академии наук» (Л., 1947), а также составитель и комментатор превосходного издания переписки Ломоносова. Работы Модзалевского опирались на разыскания в академическом архиве, что до некоторой степени определило его исследовательский подход. С другой стороны, фигуру Сумарокова

практически игнорирует Л.В. Пумпянский, автор наиболее проницательных и методологически продуктивных работ о русской литературе XVIII в. В своем лекционном курсе «К истории русского классицизма» (1923-1924) Пумпянский признает Сумарокова «настоящим, крупным писателем», но одновременно ограничивает его роль созданием «упрощенной оды», в стилистическом и тематическом отношении зависимой от ломоносовских образцов. Вместе с тем Пумпянский вообще исключает из рассмотрения русскую трагедию - жанр, в котором осуществлялась главная литературная работа Сумарокова.

Статус исторически и методологически значимого сюжета противостояние Ломоносова и Сумарокова получило, по всей видимости, благодаря исследованиям Ю.Н. Тынянова, суммированных в статье «Ода как ораторский жанр» (1927). Полемику двух поэтов Тынянов ставит в центр своей концепции истории русской литературы XXVIII в. Он видит в ней «борьбу вокруг вопроса о функциях поэтической речи <...>»: «Что самым важным пунктом здесь было то или иное конструктивное использование как фонических элементов стиха, так и семантических, что в том или ином отношении к их функциональной связи заключался ответ о направлениях поэзии, было ясно для враждующих сторон»1. Тынянов вводит ставшее классическим противопоставление «громкого» стиля од Ломоносова, основанного на «сопряжении далековатых идей», и рационального одического стиля Сумарокова. Литературное противостояние Ломоносова и Сумарокова служит у Тынянова примером методологически значимой эволюционной модели и описывается как один из случаев борьбы «ораторского» и «камерного» «конструктивных направлений», которая составляет важнейший метасюжет тыняновского научного творчества. В других работах Тынянова сходным образом истолкована борьба «оды» и «элегии» - в рамках этой модели описывается противостояние Кюхельбекера и карамзинистов («Архаисты и Пушкин»), а также Есенина и Маяковского («Промежуток»; «Маяковский. Памяти поэта»).

Выводы Тынянова были впервые обнародованы в его устном выступлении 1922 г. и до момента выхода статьи «Ода как ораторский жанр» неоднократно предавались огласке в форме докладов и лекций. Еще до 1927 г. они стали оказывать заметное влияние на работы по истории русской литературы XXVIII в. Не исключено воздействие Тынянова на цитировавшиеся выше формулировки из лекционного курса Пумпянского; на это указывает, в частности, преувеличенное внимание Пумпянского к одам Сумарокова, занимавшим в корпусе его сочинений, а также в одической традиции XXVIII в., далеко не первостепенное место. По выходе статьи Тынянова Пумпянский не

1 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука, 1977. - С. 228.

принял его общей теоретической концепции и больше никогда не возвращался к фигуре Сумарокова (он ни разу не упоминается в основополагающих работах Пумпянского, написанных в 1930-х гг.).

Намного более очевидное влияние концепция Тынянова имела на Гуковского, написавшего в 1923-1924 гг. и выпустившего в 1927 г. книгу «Русская поэзия XVIII в.», до сих пор не утратившую свое значение. Первая глава этой книги озаглавлена «Ломоносов, Сумароков, школа Сумарокова». Распространяя и упрощая известные ему изустно выводы Тынянова, Гуковский переводит теоретические построения в историко-литературный регистр и доказывает существование особого «сумароковского» направления в русской литературе.

Масштабное фактографическое исследование интересующего нас спора предпринял П.Н. Берков в монографии «Ломоносов и литературная полемика его времени». С одной стороны, отдавая дань старой формалистской схеме, он противопоставляет ломоносовские ораторские жанры сумароковским любовным: «[Сумароков] <...> отмежевывал себе область "чувствительной" поэзии - трагедию и песню, оставляя Ломоносову поэзию лирическую (оду) и эпическую (поэму)»2. С другой стороны, он видит в противостоянии двух поэтов следствие социальной розни среднего дворянства и «крупного вельможества», интересы которого якобы выражал Ломоносов. Такую же квазимарскистскую интерпретацию этого конфликта предлагает и Гуковский в книге «Очерки по истории русской литературы XXVIII в. Дворянская фронда в литературе 1750-х - 1760-х гг.» (М.; Л., 1936), методологическая конъюнктурность которой не отменяет достоинства многочисленных наблюдений Гуковского, полезных и для современного исследователя социологии русской литературы XVIII в.

В следующие десятилетия вопрос о литературном противостоянии Ломоносова и Сумарокова ставился и решался, в основном, в поэтологической плоскости. Так, развивая оппозицию, выстроенную Тыняновым и Гуковским, А.Морозов объяснял полярность эстетических установок двух поэтов различием их культурного генезиса -«иррациональный» стиль Ломоносова возводился им к принципам барокко, а «разумный» стиль Сумарокова - к эстетике классицизма. Эта теория воспроизведена и в недавней работе Р.Лахманн.

Противоположным образом к проблеме подходит В.МЖивов. Он заключает, что

2 Берков П.Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750-1765.- М; Л.: Изд. АН СССР, 1936.» С. 113.

в основе предложенной Гуковским и Тыняновым схемы описания конфликта Ломоносова и Сумарокова «лежит неправомерное отождествление критической и практической установок. Между тем у Сумарокова нет ничего похожего на такое тождество. Показательно, что он неоднократно употребляет в торжественных одах те самые выражения, с помощью которых он пародирует Ломоносова». Живов предлагает рассматривать историко-литературные факты как производное от общей истории литературного языка. К сходным выводам приходит в недавней работе и М.Л. Гаспаров Актуальность настоящей работы связана с необходимостью найти новые подходы к вопросу, служащему пробным камнем при аппробации и конкуренции различных авторитетных методологий. Наличие противоположных интерпретаций одной литературной полемики, представленных в работах Тынянова и Гуковского, с одной стороны, и Живова и Гаспарова, с другой, заставляет обратиться к историко-литературному и общекультурному фону этой полемики, позволявшему бы уяснить происхождение эстетических позиций двух оппонентов и значимость их проотивостояния для истории русской литературы.

Целью настоящей работы будет реконструкция социального, литературного и культурного контекста литературной полемики Ломоносова и Сумарокова. Сама по себе эта полемика стала одним из важнейших эпизодов истории русской литературы XVIII в. Существование многочисленных перекличек между одами Ломоносова и Сумарокова не отменяет существенного различия в их социальной и культурной ориентации; кроме прочего, эти различия подчеркивают негомогенность русского литературного поля 1740-1760-х гг.

Соответственно, в задачу нашей работы входит подробное рассмотрение литературных взглядов Ломоносова и Сумарокова на фоне их социальных стратегий, диктовавших, в частности, выбор литературных образцов. Таким образом, проводится работа троякого рода:

1. Установление непосредственных иноязычных источников литературных деклараций Ломоносова и Сумарокова.

2. Реконструкция литературных и социальных позиций двух поэтов, обнаруживших себя в их печатных и устных полемиках.

3. Объяснение культурных механизмов рецепции литературы, нелинейным образом связывающих эстетические предпочтения литератора и его социальную стратегию.

Источники исследования. Анализу здесь подвергаются несколько классов текстов.

Во первую очередь, это немногочисленные полемические тексты, написанные двумя поэтами в полемике друг с другом. В случае Ломоносова- это письма Шувалову от ноября 1753 г. и января 1761 г., а также черновое возражение Ломоносова на брошюру Фора. Были выявлены западноевропейские источники этих текстов. Источники, в свою очередь, можно подразделить на два разряда: первый - декларации европейских поэтов, посвященные легитимации «высокого» одического стиля и способные послужить источником для литературных деклараций. Для этой цели привлекались авторитетные французские эстетические трактаты XVIII в., такие, как «Поэтическое искусство» Буало и «Размышления о поэтике нынешнего времени и о произведениях древних и новых поэтов» («Les réflexions sur la poetique de ce temps et sur les ouvrages des poetes anciens et modemes», 1674 -1676); переписка знаменитого одописца Ж. Б. Руссо и его декларативные поэтические тексты; и наконец, работы об одическом жанре, актуальные в 1740-е -1760-е гг.; в частности, мы обращались к работе П.Д. Э. Лебрена «Размышления о духе оды» («Reflexions sur le genie de l'ode», 1755).

Второй источник ломоносовских деклараций - тексты, манифестировавшие социальное самосознание профессионального сообщества ученых. Эти тексты также могут быть классифицированы по хронологическому признаку. Самый старый из них -трактат Фр. Бэкона (основоположника европейской научной традиции) «О достоинстве и приумножении наук» («De Dignitate et Augmentis Scientiarum», 1623). Несомненно актуальными для Ломоносова были программные тексты Б. Фонтенеля - непременного секретаря Французской академии наук и исключительно влиятельного идеолога науки. Среди его сочинений в первую очередь имеет смысл назвать программные «Eloges» («Похвалы») членам Академии, формировавшие героический канон биографии ученого-естествоиспытателя. Наследие Бэкона было актуализировано в середине XVIII в. благодаря усилиям издателей знаменитой «Энциклопедии...» (1751 -1765) - Дидро и Даламбера. Неслучайно поэтому, что наиболее авторитетным изложением социальной программы Бэкона оказывается работа Даламбера «Опыт о сообществе литераторов и вельмож» («Essai sur la société des gens de lettres et des grands», 1753).

В настоящей работе проанализированы и полемические сочинения Сумарокова. С одной стороны, это тексты, написанные при жизни Ломоносова и непосредственно порожденные полемикой двух поэтов. Среди них - ранняя «Епистола II, о стихотворстве» (1748), содержащая один из первых выпадов Сумарокова против

Ломоносова. «Епистоле» предшествовала только статья «Критика на оду» (1747), при жизни Сумарокова остававшаяся в рукописи. К этому же классу текстов принадлежат «Вздорные оды», в настоящей работе передатированные 1753 г.

С другой стороны, мы рассматриваем поздние статьи Сумарокова, созданные около 1774, незадолго до смерти писателя, и подводящие итог его литературной деятельности. Кроме опубликованной самим Сумароковым брошюры «Некоторые строфы двух авторов», это статьи «О правописании» и «О стопосложении»; в этот же ряд встраивается и метапоэтический фрагмент «Оды... 1774 г.». Выявлены европейские источники воззрений Сумарокова на поэтику оды; среди них работа Удара де Ла Мота «Рассуждение о поэзии вообще и об оде в частности» («Discours sur la

1707) и трактат Готшеда «Опыт критической поэтики... » («Versuch critischer Dichtkunst», 1730); прослежено влияние на Сумарокова многочисленных литературных и историографических текстов Вольтера; наконец, проанализировано происхождение социальной стратегии Сумарокова, опирающейся не только на поэтические тексты Вольтера и Буало, но и на учебники в дворянского поведения, в том числе на трактат Грасиана «Придворной человек».

Помимо полемических сочинений Ломоносова и Сумарокова, в диссертации рассматриваются иные тексты, способствующие уяснению различных аспектов анализируемого спора. Во-первых, эта брошюра аббата Фора «Речь о прогрессе изящных искусств в России» («Discours sur le progres des beaux arts en Russie», 1760) -ее окончательный вариант и корректура, хранящаяся в РГАДА. (Там же находится и привлекавшееся нами письмо Фора Сумарокову).

Кроме того, мы рассматривали тексты, сопутствовавшие полемике двух поэтов и написанные их учениками. С одной стороны, это «Сатира на петиметра» и послание «К Сумарокову», созданные в 1752 - 1753 г. И.П. Елагиным. В этот же ряд можно поставить и С.Г. Домашнева «О стихотворстве» (1762) и 80 письмо «Адской почты» (1769) Ф. Эмина, указывающее на некоторые важные аспекты сумароковской критической позиции. С другой стороны, были проанализированы французские статьи А. П. Шувалова: «Письмо молодого русского вельможи... » («Lettre d'un jeune seigneur fusse...», 1760) и предисловие к оде на смерть Ломоносова (1765); переводы «Искусства поэзии», некоторых од и «Сатир» Горация, выполненные в 1750 - нач. 1760-х гг. учениками Ломоносова Н.Н. Поповским и И.С. Барковым. Кроме того, мы обращались к сборнику «Философ на французском Парнасе, или Игривый моралист» («Le

1754) изданному секретарем

И.И. Шувалова швейцарцем Чуди и содержащему некоторые неиспользованные свидетельства о русской литературной жизни.

Наконец, третий класс текстов, использованный в нашем исследования - разного рода свидетельства современников, позволяющие реконструировать социальный и интеллектуальный контекст двадцатилетнего спора Ломоносова и Сумарокова. Во-первых, это фрагменты воспоминаний Штелина и И.И. Шувалова, непосредственно посвященные столкновениям двух соперников. (К этим воспоминаниям примыкают и «Мелочи из запаса моей памяти» М.А. Дмитриева, где рассказ о ссорах Ломоносова и Сумарокова передается со слов деда мемуариста.) Во-вторых, это «Записки» (17621766) воспитателя малолетнего великого князя Павла Петровича С.А. Порошина, предоставляющие богатый материал для анализа социального положения литераторов при русском дворе и содержащих характеристики Сумарокова. И, наконец, мы обращались к переписке вельмож елизаветинского времени, опубликованной в «Русском архиве» и «Архиве князя Воронцова».

Методологические и теоретические основы исследования. Выбирая полемику между Ломоносовым и Сумароковым в качестве предмета своего рассмотрения, мы исходили из теоретической посылки Тынянова о том, что анализ литературных противостояний лучше всего позволяет понять основные тенденции литературного развития эпохи. (Продуктивность этой посылки доказывается многими классическими работами исследователя; в частности, среди них можно назвать те его статьи, которые имеют непосредственное отношение к нашей теме - «Ода как ораторский жанр» и «Архаисты и Пушкин»). Этот подход может сделать осмысленным обращение к теме, с фактографической стороны тщательно исследованной в монографии П.Н. Беркова «Ломоносов и литературная полемика его времени» и в работе М.С. Гринберга «Об отношениях Сумарокова к Ломоносову в 1740-х годах».

В методологическом отношении наше исследование опирается на работы Б. М. Эйхенбаума и Ю.Н. Тынянова, объединенных понятием «литературного быта». В этих работах феномены литературного ряда предлагается рассматривать в связи с социальной стратегией писателя (Б.М. Эйхенбаум) и с формами бытовой речи, существующими в культуре (Ю.Н. Тынянов). Кроме того, мы опирались на разработки исторической социологии чтения, объясняющей структуру литературного вкуса в различных социальных стратах. Хрестоматийным образцом применения такого рода методик к исследуемому нами материалу служит работа Л.В. Пумпянского «Ломоносов и немецкая школа разума». Среди работ о социологии русской литературы XXVIII в. необходимо выделить также фундаментальную монографию Г.А. Гуковского «Очерки

по истории русской литературы XXVIII в. Дворянская фронда в литературе 1750-х -1760-х гг.», работу В.П. Степанова «К вопросу о репутации литературы в середине XXVIII в.» и недавнюю трехчастную статью В.М. Живова «Первые русские литературные биографии как социальное явление: Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков».

Рассматривая литерную деятельность в соотношении с иными формами интеллектуальной и культурной деятельности («соседними рядами»), мы по необходимости опирались на существующий в западной научной литературе опыт осмысления этих форм. При описании социальной позиции Ломоносова мы использовали работы по социологии науки, прежде всего классическую работу Р. Мертона «Наука, технология и общество в Англии XXVII в.», по-вебериански описывающей научный этос в категориях протестантского религиозного сознания. Непосредственное отношение к затрагивавшемуся нами материалу имеет работа Р. Мэрсака о Фонтенеле, характеризующая процесс становления профессионального самосознания ученых во Франции.

Описывая писательскую стратегию Сумарокова в контексте елизаветинского двора, мы опирались на основополагающие труды Н. Элиаса «Придворное общество» и «О процессе цивилизации». С одной стороны, они содержат методологически значимое описание европейского двора как культурной институции, помогающий осмыслить аналогичные явления в России XXVIII в.; с другой стороны, в работах Элиаса содержится проницательный анализ культурных функций литературы в придворном обществе, перекликающийся с некоторыми теоретическими положениями Тынянова и позволяющий реконструировать их историческое измерение.

В нашей работе мы исходили из необходимости рассматривать все «литературные факты» России XXVIII в. в контексте западноевропейской литературной традиции. В этом отношении мы опирались на авторитетную исследовательскую традицию, представленную прежде всего работами Л. В. Пумпянского «К истории русского классицизма», «Очерки по литературе первой половины XXVIII века» и «Тредиаковский и немецкая школа разума». В сравнительной перспективе историю русской литературы рассматривает и И. Клейн; сборник его работ «Пути культурного импорта», кроме прочего, содержит важные наблюдения о месте словесности в общественном и идеологическом движении России XXVIII в.

Научная новизна нашего исследования определяется тем, что оно представляет собой первую попытку комплексного анализа литературного противостояния

Ломоносова и Сумарокова в широком историко-литературном и социально-культурном конетексте.

На защиту выносятся следующие положения;

1. Различие в эстетических воззрениях и художественной практике Ломоносова и Сумарокова необходимо рассматривать в контексте их несходных писательских стратегий, ориентированных на разные социальные страты и формы бытования культуры.

2. И Ломоносов, и Сумароков видели себя основателями новой русской литературы. Следствием их культурного несходства и литературной розни была конкуренция двух противоположных представлений о векторе и механизмах литературной эволюции, в том числе, развития русской словесности 1730-1760-х гг.

3. Писательское поведение Ломоносова было ориентировано на этос европейского профессионального сообщества ученых, противопоставлявшего себя большому свету. Литературная практика Ломоносова и его критическая стратегия была связана с литературными вкусами «республики ученых», с одной стороны, и с просветительской героизацией фигуры ученого, - с другой.

4. Творчество Сумарокова необходимо рассматривать в социальном и интеллектуальном контексте елизаветинского и екатерининского двора. На придворную культурную идеологию, выстроенную по европейскому образцу, пытался опереться Сумароков в своих попытках завоевать общественный престиж в качестве литератора. Литературу он вписывает в ряд аристократических увеселений.

5. Принципы, заимствованные из аристократического интеллектуального кодекса, лежат в основе критической стратегии Сумарокова. Осуждая Ломоносова, он отвергает этическую ценность естественных наук («сие нам зеркало сто раз нужней стекла»). Одновременно Сумароков не признает достоинство одического жанра и ставит выше его жанр трагедии, в европейской традиции ассоциировавшийся с обычаями высшего света.

Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в исследованиях по теории культуры и истории русской литературы первой XXVIII века. Практическая значимость результатов работы заключается в возможности их использования при разработке лекционных курсов по истории русской литературы, спецкурсов, посвященным литературе XXVIII в., творчеству Ломоносова и Сумарокова.

Апробация результатов исследования Положения диссертации были представлены в форме докладов на XI Тыняновских чтениях (Резекне, Латвия, 2002); XII Тыняновских чтениях (Резекне, Латвия, 2004); XII Лотмановских чтениях (РГГУ, 2004), Конгрессе Группы по изучению России XVIII в. (Виттенберг, Германия, 2004) и ежегодном семинаре Группы по изучению России XVIII в. (Ходдесдон, Англия). По теме диссертации опубликован ряд статей.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка используемой литературы и архивных источников.

Содержание работы

Во Введении дается обоснование актуальности темы, анализ разработанности исследуемой проблемы, указываются источники работы, формулируется предмет, цели, и задачи исследования, положения, выносимые на защиту, теоретическая и практическая значимость работы, излагаются методологические основы и структура диссертации, приводятся сведения об апробации результатов.

В первой главе анализируется позиция М.В. Ломоносова. Первый раздел озаглавлен «"Я отказался от всех компаний": литературное поведение и социальная идеология». Свидетельства современников и письма самого Ломоносова сообщают о нескольких эпизодах, в которых Ломоносов проявляет демонстративную грубость по отношению к Сумарокову и другим лицам, тем самым отказываясь от соблюдения светской вежливости. Эти случаи надо объяснять не только особенностями характера Ломоносова, но и избранной им стратегией социального поведения. Отказываясь от роли литератора, Ломоносов апеллирует к корпоративной идеологии европейского цеха ученых-естествоиспытателей. Социальная рефлексия этого цеха, опиравшаяся на значимые труды Бэкона, Фонтенеля и Даламбера, противопоставляла ученые занятия образу жизни аристократа. Ученый освобождался от требований салонной обходительности и наделялся чертами «мизантропа». Эта идеология предполагала презрительное отношение к светскому обществу. Именно в этих категориях Ломоносов осуждает Сумарокова, принадлежавшего к великосветскому кругу. Вместе с тем роль «грубого ученого» Ломоносов принимает на себя и в отношениях с великосветским кругом И.И. Шувалова и его племянника А.П. Шувалова. В знаменитом письме 1761 г., Ломоносов реализует идею Бэкона и Даламбера о независимости ученого от вельмож.

Апология мизантропии, подобающей истинному философу, имела и этическое измерение. Она восходила к философии стоицизма и имела сильное влияние на

европейскую культуру. Идею «искренней грубости», в частности, эксплуатировал знаменитый одописец Ж. Б. Руссо, вслед за которым Ломоносов переносит эту тему в лирический регистр и использует в одном из своих переложений псалмов.

Во втором разделе («"Поэт-философ": ученый профессионализм как литературная позиция») реконструируется культурная и литературная семантика профессионального облика Ломоносова, совмещавшего поэтическую деятельность с литературными занятиями. В широком общекультурном контексте такая поливалентность позволяет Ломоносову стать воплощением просветительского мифа о сращении изящной словесности с точными науками; в узко-биографическом -свидетельствует о его ориентации на традицию немецкой философской поэзии и на социальный опыт одного из ее корифеев - Альбрехта Галлера, знаменитого поэта и великого физиолога. Следы этой ориентации можно усмотреть в собственных «философских» стихотворениях Ломоносова - двух «Размышлениях о божием величестве» и «Письме о пользе стекла». С одной стороны, эти тексты содержат прямые реминисценции из Галлера и других немецких поэтов; с другой стороны, они разрабатывают те же темы, которым были посвящены собственные научные изыскания Ломоносова. В «философской» поэзии Ломоносова имплицирован, таким образом, вполне определенный «образ автора». Кроме прочего, он формляется отсылками к поэме Лукреция «О природе вещей», служившей самым авторитетным примером стихотворного изложения физических материй.

Ориентация на корпоративную идеологию и интеллектуальный кодекс европейской «республики ученых» позволяет объяснить и хорошо известное презрение Ломоносова к поэзии, парадоксальным образом сочетающееся с его поэтической практикой и претензиями на роль великого поэта. Тезис о превосходстве естественных наук над литературными занятиями, неоднократно высказывавшийся Ломоносовым, находит множество аналогов в писаниях его коллег, в том числе сотрудника Петербургской академии Я. Штелина и самого Галлера. Вслед за Галлером Ломоносов преобразует корпоративные воззрения в литературную позицию; презрение к поэзии обозначает при этом отказ от старого поэтического языка в пользу новой поэтики, связанной с жанром «философской поэзии» и естественнонаучными темами.

Третий раздел («"Наших стран Мальгерб": структура критического мифа») посвящен мифу о перевороте, который Ломоносов якобы совершил в русской литературе. Этот миф построен по французским образцам и также имеет в своей подоснове научную риторику. Буало в «Поэтическом искусстве» приписывает преображение французской поэзии Малербу. В XVIII в. эта схема была апроприирована

прогрессисткой историософией. Даламбер в «Предварительном рассуждении издателей», открывавшем «Эницклопедию», описывает эволюцию литературы по аналогии с развитием науки, в котором главную роль играет «научная революция». В число «научных революций» включается и переворот, совершенный Малербом. Апологию «научных революций», связанных с именами Галлилея, Ньютона, Коперника и Декарта, содержит «Письмо о пользе Стекла», в котором Ломоносов встраивает собственные исследования атмосферного электричества в ряд великих открытий. Аналогичным образом он видит свою роль в истории русской словесности, и в «Письме о правилах российского стихотворства», подкрепляющем его претензии на роль основателя русской литературы, имитирует риторику научного переворота.

В четвертом разделе («Литературная семантика "мизантропического" поведения») речь идет о литературно-эстетических измерениях «мизантропической» социальной позиции. Принятая Ломоносовым роль родоначальника новой русской поэзии была тематизирована в переводе «Памятника» Горация, вошедшем в «Риторику» 1748 г. Гораций ставит себе в заслугу, что ему "беззнатный род препятством не был, чтоб внесть в Италию стихи эольски", т.е. новое стихосложение. Перевод «Памятника» позволяет утверждать, что горацианская проекция суммирует автобиографическую рефлексию Ломоносова; облик Горация сосредоточивал в себе этическую, социальную и эстетическую программу русского поэта.

С именем Горация могла связываться и избранная Ломоносовым критическая стратегия. Мизантропическая этика могла проецироваться в литературную плоскость. В «Искусстве поэзии» Гораций описывает поведение истинного ценителя литературы, который правду авторам плохих стихов. Себя Гораций видит именно таким и говорит о своей «гневливости». Такую же непримиримость в литературных делах проявляет и Альцест, главный герой комедии Мольера «Мизантроп», который осуждает сонет светского поэта Оронта. Подобно Альцесту ведут себя многие авторитетные французские поэты, в частности, Буало и Малерб, с которым часто сопоставляли Ломоносова.

«Грубое поведение» критика нарушает светские приличия; истинный литератор противопоставляет себя большому свету. Эту программу литературного поведения декларирует один из учителей Ломоносова - одописец Ж. Б. Руссо, опирающийся на Буало и Горация. «Мизантропический» образ поэта сопутствует вполне определенной эстетической программе, диктующей презрение к «легким» светским жанрам. Руссо опирается в этом отношении на вполне авторитетную традицию. К ней апеллирует и

Ломоносов, ставя Сумарокову в вину создание «песенок» и фактически отказывая ему на этом основании в звании поэта.

Заимствованная Ломоносовым горацианская литературная эстетика диктует главенство «высоких» жанров (в том числе оды) в системе литературы. Следуя ей, Ломоносов отводит оде доминирующее место в корпусе своих сочинений. Можно сказать, что «мизантропия» символизирует «серьезную» литературную программу, связанную с «ученостью» и несветскостью поэта; неслучайно от Горация и Ж.Б. Руссо к Ломоносову переходит мотив плебейского происхождения. Прямо об этом пишет Э. Лебрен в «Рассуждении о духе оды» (1755), где он противопоставляет оду салонному вкусу светского общества.

Пятый раздел озаглавлен «Поэтика ломоносовской оды и теория "возвышенного"». Здесь подробно описывается соотношение поэтической практики Ломоносова и его литературных деклараций с рекомендациями трактата Псевдо-Лонгина (далее - Лонгин) «О возвышенном», который он конспектировал в годы своей учебы в Германии. Трактат Лонгина был на переведен на французский язык Буало. Ломоносов заимствует из него взгляд на поэтическое творчество как результат вдохновенного порыва, лучшим свидетельством которого являются гиперболы. Гомеровские гиперболы, которые цитирует Лонгин, Ломоносов использует в собственных одах и в одном из возражений Сумарокову.

Трактат Лонгина был одним из главных источников аргументации для европейских защитников одического жанра. В частности, к нему апеллирует Ж.Б. Руссо, прозаические декларации и поэтическая практика которого опосредуют ломоносовскую рецепцию античного трактата. Одно из писем Руссо, предпосылавшееся изданиям его од, послужило источником письма Ломоносова, где он опровергает обвинения Елагина - ученика Сумарокова. Вместе с тем Ломоносов именно из Руссо заимствует оформление нескольких мотивов, восходящих к Лонгину.

Руссо называет в качестве своих образцов некоторые библейские книги и IV эклогу Вергилия; эти тексты, по его словам, объединены «прорицанием мира». Ломоносов заимствует у Руссо эту тему (и даже знаменитое словосочетание «возлюбленная тишина»). Как и Руссо, она оформляется у Ломоносова прямыми цитатами из IV эклоги, на мотивах которой строится «Ода... 1746 г.», посвященная Петру Феодоровичу. Юный Петр оказывается здесь аналогом вергилиевского младенца. Вместе с тем Ломоносов использует и цитаты из од Горация, которые Буало цитирует в примечаниях к переводу Лонгина в качестве примера «возвышенной поэтики».

IV эклога Вергилия, содержащая многочисленные переклички с ветхозаветными книгами, в европейской традиции всегда воспринималась как протохристианский текст. В стилистическом отношении она задавала схему сочетания «языческой» фразеологии классических латинских поэтов с фразеологией библейской. Это сочетание оказывается одним из главных стилистических приемов Ломоносова; в той же оде 1746 г. цитаты из Вергилия перемежаются реминисценциями 90 и 91 псалмов.

Вторая глава посвящена социальной и эстетической стратегии Сумарокова. В первом разделе («Словесность при дворе Елизаветы») дается общий очерк представлений о литературной деятельности, бытовавших в придворном и аристократическом кругу в 1740-1760-е гг. При дворе Елизаветы считали приличным покровительствовать литературе; сама Елизавета в 1752 г. прочла двухтомные «Сочинения... » Тредиаковского и оплатила их издания. Некоторое уважение к словесности было связано с культурной ориентацией елизаветинского двора, главным образцом для которого служил французский двор времен Людовика XIV. С эпохой Людовика ассоциировалось процветание литературы под покровительством монарха; так могли изображать и царствование самой Елизаветы.

Во французском придворном обиходе, как он мог представляться Елизавете и ее приближенным из идеализирующей историографии (включавшей, в частности, сочинения Вольтера) словесность оказывалась одним из многочисленных «увеселений» двора и была атрибутом «придворных нравов», согласно концепции Вольтера, впервые введенных в Европу именно Людовиком. Сходным образом свою историческую роль представляла Елизавета, любившая французские моды и французский театр. Б. X. Миних писал позднее: «Введя при своем дворе французский язык и обычаи высшего общества, она [Елизавета] сделала его самым блестящим в Европе»3.

Как указывал еще Гуковский, зарождавшаяся на этом фоне русскоязычная словесность была, главным образом, предназначена для узкого круга вельмож. Предварительные разыскания позволяют пока назвать только немногих ценителей литературы при елизаветинском дворе. Это фаворит императрицы с 1749 г. И.И. Шувалов, виду вице-канцлер (с 1758 г. - канцлер) гр. М.Л. Воронцов, посланник в Швеции (с 1760 г. - воспитателя вел. кн. Павла Петровича) Н.И. Панин и президент Академии наук гр. К.Г. Разумовский.

Этот вельможный кружок рассматривал литературную деятельность через призму аристократического этоса, который попал в Россию вместе с многочисленными учебниками дворянского поведения. Эти учебники пользовались неимоверной

3 Миних Б -X Очерк управления Российской империи // Перевороты и войны. С. 313.

популярностью среди русского дворянства; трактат Грасиана «Карманный оракул» во французском переводе имелся в личной библиотеке императрицы, и при ее жизни был дважды издан в русском переводе.

Дворянские учебники строго ограничивали литературные занятия «досугом» и запрещали дворянину становиться профессиональным писателем. Такое представление о литературе доминирует в печати и журналистике елизаветинского царствования.

Второй раздел («Сумароков-литератор в социальном контексте 1740 - 1760-х гг.») описывает индивидуальную писательскую карьеру Сумарокова на фоне описанных сословных представлений. Избрав в 1747 г. поприще трагика, Сумароков связал свою литературную карьеру с культурными интересами Елизаветы и ее двора. Социальный статус Сумарокова до времени соответствовал описанным выше аристократическим воззрениям, однако в 1761 г. Сумароков из-за неумения вести дела был уволен с должности директора «российского театра» и больше нигде и никогда не служил.

Увольнение Сумарокова инициировал главный меценат елизаветинского царствования И.И. Шувалов, который предпринял попытку сделать его отставку почетной. Сумарокову сохранили жалование в награду «за труды его в словесных науках»; тем самым Шувалов воспроизводил на русской почве французский институт пенсий, которые выплачивались великим поэтам века Людовика XIV. Указ об отставке отдавался от имени императрицы, которая тем самым поддерживала историческую аналогию между своим царствованием и «золотым веком» Людовика XXIV.

Из приказа об увольнении следовало, что Сумароков сам предпочел, «имея свободу от должностей, усугубить свое прилежание в сочинениях». С одной стороны, это позволяло сделать отставку не оскорбительной для дворянской чести поэта; с другой - давало повод стилизовать ее как акт литературной биографии. Прецедент имелся в жизнеописании Расина, который ради поэзии отказался от адвокатской службы.

Противопоставление поэзии службе было одним из самых распространенных мотивов в разнообразных апологиях поэзии и восходило к самому Расину. Сумароков также неоднократно варьирует его. У Сумарокова оно отсылает к риторике Вольтера, противопоставляющего интеллектуальный досуг аристократа (включающий поэтические занятия) «скучной службе». Поэзия, таким образом, включается в число занятий, достойных аристократа. К узкому великосветскому кругу апеллировала и реальная социальная стратегия Сумарокова.

Третий раздел озаглавлен «Критическая риторика Сумарокова и аристократическая традиция». Выпады Сумарокова против Ломоносова интерпретируются здесь на фоне тех социально маркированных представлений о литературе, которые разделял Сумароков. Говоря о «пользе» литературы, он апеллировал к аристократическим навыкам чтения, диктовавшим строгий отбор книг и обязательную «нравоучительную» функцию чтения.

Такой взгляд на литературу разделяли придворные читатели и покровители Сумарокова. Кроме прочего, он был зафиксирован и в «Поэтическом искусстве» Буало, также связанного с салонной эстетикой. Подражая Буало, Сумароков в металитературной «Епистоле II, о стихотворстве»прибегает к аристократической риторике; следствием ее становится, в частности, насмешка над научными занятиями Ломоносова: «сие нам зеркало сто раз нужней стекла».

Аристократический интеллектуальный кодекс осуждал однообразие профессионализма, в столь большой мере свойственное Ломоносову. Уединению ученого, не находящего времени для отдыха, Сумароков противопоставляет заимствованную из дворянских учебников апологию досуга - статью «О больших беседах» (1759). Этика досуга имела и речевое измерение - она предполагала разнообразие тем и настроений, свободный переход от «серьезного» к «шутливому».

Этот принцип, спроецированный в сферу литературного стиля уже Буало, ложится в основу важнейших эстетических деклараций Сумарокова, требующего от автора одновременно «великолепия» и «нежности». Ломоносову он ставит в вину отсутствие этого сочетания, и его жанровой и стилистической монотонии протипопоставляет исключительную пестроту собственного творчества. Авторитетным примером «разнообразного писателя» для Сумарокова служит Вольтер, также подчеркивающий опирающийся на салонные вкусы.

Четвертый раздел («"Вздорные оды" и взгляды Сумарокова на оду») посвящен воззрениям Сумарокова на одический жанр и его пародиям на Ломоносова. Различные указания современников свидетельствуют о том, что в споре с Ломоносовым Сумароков утверждал незначительность одического жанра как такового. В этом отношении он опирался на Вольтера, подчеркивавшего «несветскость» ученой оды и упрекавшего ее в «надутости».

«Надутость» Ломоносова Сумароков высмеивал во «Вздорных одах». Эти пародии мы относим к 1752 - 1753 гг.; как кажется, их появление было вызвано выходом первого собрания сочинений Ломоносова в 1752 г. Во «Вздорных одах» пародируется не только поэтическая практика Ломоносова, но и его эстетическая

аргументация; главным образом Сумароков высмеивает ломоносовские отсылки к трактату Лонгина. В противовес Ломоносову Сумароков предлагает противоположное прочтение трактата «О возвышенном» и переводит «с перевода Боалова» II его главу.

В интерпретации Лонгина Сумароков опирается на рационалистическую систему одической поэтики, описанную в трактате французского критика Удара де Ла Мота. Этот трактат, не пользовавшийся большим влиянием во Франции, был переведен на немецкий язык Готшедом, авторитетным критиком и вождем Немецкого общества в Лейпциге. Судя по всему, при немецком посредничестве Удар де Ла Мот оказал влияние на «Рассуждение о оде в обще» Тредиаковского и на Сумарокова, избранного в 1756 г. членом Лейпцигского общества. По всей видимости, к Готшеду восходит и сумароковское переложение IV олимпийской оды Пиндара (1774). Готшед включил перевод этой оды в главу «Об одах, или песнях» своего «Опыта критической поэтики» (1730).

Пятый раздел («Сумароков о Ломоносове: литературная полемика и история литературы») посвящен анализу высказываний Сумарокова о литературном стиле Ломоносова в контексте его собственной эстетической программы. Как говорилось выше, Сумароков осуждал в Ломоносове однообразие и «надутие». Очевидно, что свои обвинения Сумароков заимствовал у Вольтера. В его сочинениях осуждение оды и похвала трагедии организуют последовательную концепцию литературной эволюции; согласно Вольтеру «надутость» оды, которой свойственны взлеты и падения, сменяется по мере совершенствования нравов, ясностью и «нежностью» трагедии. Трагедия, в свою очередь, может существовать только при проникновении светских обычаев в словесность.

Сумароков проецирует эту концепцию на историю русской литературы. Ломоносов, к которому он сохраняет почтение, оказывается у него аналогом Корнеля -не лишенного достоинств, но несовершенного автора. Отводя, как хорошо известно, себе роль «русского Расина», Сумароков претендовал на роль истинного преобразователя русской словесности, привившего ей «светскость».

Претензии Сумарокова согласовывались с официальной историографической утопией о «смягчении нравов» при Етизавете. Литературная программа Сумарокова, в этом и других отношениях, была ориентирована на вкусы и интеллектуальные интересы двора.

В Заключении подведены краткие итоги исследования, даны общие выводы работы и намечены перспективы ее продолжения.

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

1. К литературной позиции Ломоносова. - Тыняновский сборник. Вып. 11: Девятые Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. - М.: ОГИ, 2002 — С. 13-29.

2. О "лирическом беспорядке" у Ломоносова (К постановке проблемы). -Лотмановский сборник. 3. / Редакторы Л.Н.Киселева, Р.ГЛейбов, Т.Н.Фрайман, -М.: ОГИ, 2004.-С. 912-917.

3. «Стихотворец и философ» (к основам культурной репутации Ломоносова) // Jews and Slavs. Vol. 14. Festschrift Professor Ilya Serman. - Иерусалим; Москва: Гешарим, Мосты культуры, 2004. - С. 61 - 76.

4. Некоторые контексты «Утреннего...» и «Вечернего размышления о божием величестве» // Study Group on Eighteenth-Century Russia Newsletter. - 2004. - № 32.-С 39-54.

5. «Sublime misanthrope»: Ломоносов в 1760 -1761 г. // Новое литературное обозрение. № 69. -- 2004. - С. 144-178.

Заказ №342. Объем 1 пл. Тираж 100 экз.

Отпечатано в ООО «Петроруш». Г. Москва, ул. Шлиха-2а, тел. 250-92-06 www.postator.rn ;

19 МАЙ 2005

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Осповат, Кирилл Александрович

Введение.

Глава I. Социальная стратегия и писательская позиция

Ломоносова.

1. «Я отказался от всех компаний»: литературное поведение и социальная идеология.

2. «Поэт-философ»: ученый профессионализм как литературная позиция.

3. «Наших стран Мальгерб»: структура критического мифа.

4. Литературная семантика «мизантропического» поведения.

5. Поэтика ломоносовской оды и теория «возвышенного».

Глава II. Сумароков - «поэт и дворянин».

1. Словесность при дворе Елизаветы Петровны.

2. Сумароков-литератор в социальном контексте 1740 - 1760-х гг.

3. Критическая риторика Сумарокова и аристократическая традиция.

4. «Вздорные оды» и взгляды Сумарокова на

5. Сумароков о Ломоносове: литературная полемика и история литературы.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Осповат, Кирилл Александрович

Объект и предмет исследования. В настоящей работе литературное противостояние М. В. Ломоносова (1711 - 1765) и А.П. Сумарокова (1718 -1777) описывается на фоне русской литературы, журналистики и- шире -современной им культурной и социальной реальности. Важную часть исследования составляет выявление западноевропейских источников, привлекавшихся двумя авторами при выработке полемической стратегии и художественной позиции.

Актуальность темы и степень ее научной разработки. В академическом литературоведении XIX в. противостоянию Ломоносова и Сумарокова не уделялось большого внимания. В известной монографии Н.Н. Булича «Сумароков и современная ему критика» (СПб., 1854) личные столкновения двух поэтов представлены своего рода досадной общественной аномалией, свидетельствующей о невысоком социальном престиже литературы и писателей. Полемика Ломоносова и Сумарокова оказалась маргинальным эпизодом и в многочисленных публикациях 1865 г., приуроченных к столетию смерти Ломоносова и посвященных в основном ранней истории Академии наук. Среди этих публикаций необходимо прежде всего назвать фундаментальные «Материалы к биографии Ломоносова», составленные Билярским и «Сборник материалов для истории Императорской Академии наук в XVIII в.» акад. А.А. Куника. К изданиям юбилейного года примыкают и два тома «Истории императорской академии наук» П.П. Пекарского, вышедшие в 1870-е гг. и представляющие собой собрание обширнейшего и в значительной степени до сих пор еще не освоенного материала.

В 1865 г. и позднее Ломоносов и интересовал академических историков не столько как поэт, сколько как «просветитель» и родоначальник академических институций в России. Его литературная полемика с Сумароковым представала в этой перспективе незначительным эпизодом. Естественным образом большее внимание в этих изданиях уделено другому сопернику Ломоносова - В.К. Тредиаковскому, также служившему в Академии.

До некоторой степени такой подход сохранился и у некоторых исследователей XX в. С одной стороны, это Л.Б. Модзалевский, автор диссертации «Ломоносов и его литературные отношения в Академии наук» (Л., 1947), а также составитель и комментатор превосходного издания переписки Ломоносова1. Работы Модзалевского опирались на разыскания в академическом архиве, что до некоторой степени определило его исследовательский подход. С другой стороны, фигуру Сумарокова практически игнорирует Л.В. Пумпянский, автор наиболее проницательных и методологически продуктивных работ о русской литературе XVIII в. В своем лекционном курсе «К истории русского классицизма» (1923-1924) Пумпянский признает Сумарокова «настоящим, крупным писателем», но одновременно ограничивает его роль созданием «упрощенной оды», в стилистическом и тематическом отношении зависимой от ломоносовских образцов . Вместе с тем Пумпянский вообще исключает из рассмотрения русскую трагедию3 - жанр, в котором осуществлялась главная литературная работа Сумарокова.

Статус исторически и методологически значимого сюжета противостояние Ломоносова и Сумарокова получило, по всей видимости, благодаря исследованиям Ю.Н. Тынянова, суммированных в статье «Ода как ораторский жанр» (1927). Полемику двух поэтов Тынянов ставит в центр своей концепции истории русской литературы XVIII в. Он видит в ней «борьбу вокруг вопроса о функциях поэтической речи <.>»: «Что самым важным пунктом здесь было то или иное конструктивное использование как

1 М. В. Ломоносов. Сочинения. Т.8. - М.: Л.: Изд. АН СССР, 1948.

2 Пумпянский Л.В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. — М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 76 - 77.

3 Там же. С. 32. фонических элементов стиха, так и семантических, что в том или ином отношении к их функциональной связи заключался ответ о направлениях поэзии, было ясно для враждующих сторон»4. Тынянов вводит ставшее классическим противопоставление «громкого» стиля од Ломоносова, основанного на «сопряжении далековатых идей», и рационального одического стиля Сумарокова. Литературное противостояние Ломоносова и Сумарокова служит у Тынянова примером методологически значимой эволюционной модели и описывается как один из случаев борьбы «ораторского» и «камерного» «конструктивных направлений», которая составляет важнейший метасюжет тыняновского научного творчества. В других работах Тынянова сходным образом истолкована борьба «оды» и «элегии» - в рамках этой модели описывается противостояние Кюхельбекера и карамзинистов («Архаисты и Пушкин»), а также Есенина и Маяковского («Промежуток»; «Маяковский. Памяти поэта»).

Выводы Тынянова были впервые обнародованы в его устном выступлении 1922 г. и до момента выхода статьи «Ода как ораторский жанр» неоднократно предавались огласке в форме докладов и лекций. Еще до 1927 г. они стали оказывать заметное влияние на работы по истории русской литературы XVIII в. Не исключено воздействие Тынянова на цитировавшиеся выше формулировки из лекционного курса Пумпянского; на это указывает, в частности, преувеличенное внимание Пумпянского к одам Сумарокова, занимавшим в корпусе его сочинений, а также в одической традиции XVIII в., далеко не первостепенное место. По выходе статьи Тынянова Пумпянский не принял его общей теоретической концепции и больше никогда не возвращался к фигуре Сумарокова (он ни разу не упоминается в основополагающих работах Пумпянского, написанных в 1930-х гг.).

Намного более очевидное влияние концепция Тынянова имела на Гуковского, написавшего в 1923-1924 гг. и выпустившего в 1927 г. книгу «Русская поэзия XVIII в.», до сих пор не утратившую свое значение. Первая

4 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. -- М.: Наука, 1977. - С. 228.

глава этой книги озаглавлена «Ломоносов, Сумароков, школа Сумарокова». Распространяя и упрощая известные ему изустно выводы Тынянова, Гуковский переводит теоретические построения в историко-литературный регистр и доказывает существование особого «сумароковского» направления в русской литературе.

Масштабное фактографическое исследование интересующего нас спора предпринял П.Н. Берков в монографии «Ломоносов и литературная полемика его времени». С одной стороны, отдавая дань старой формалистской схеме, он противопоставляет ломоносовские ораторские жанры сумароковским любовным: «[Сумароков] <.> отмежевывал себе область "чувствительной" поэзии - трагедию и песню, оставляя Ломоносову поэзию лирическую (оду) и эпическую (поэму)»5. С другой стороны, он видит в противостоянии двух поэтов следствие социальной розни среднего дворянства и «крупного вельможества», интересы которого якобы выражал Ломоносов. Такую же квазимарксистскую интерпретацию этого конфликта предлагает и Гуковский в книге «Очерки по истории русской литературы XVIII в. Дворянская фронда в литературе 1750-х - 1760-х гг.» (М.; Л., 1936), методологическая конъюнктурность которой не отменяет достоинства многочисленных наблюдений Гуковского, полезных и для современного исследователя социологии русской литературы XVIII в.

В следующие десятилетия вопрос о литературном противостоянии Ломоносова и Сумарокова ставился и решался, в основном, в поэтологической плоскости. Так, развивая оппозицию, выстроенную Тыняновым и Гуковским, А.Морозов объяснял полярность эстетических установок двух поэтов различием их культурного генезиса - «иррациональный» стиль Ломоносова возводился им к принципам барокко, а «разумный» стиль Сумарокова - к

5 Берков П.Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750-1765.-- М; Л.: Изд. АН СССР, 1936.--С. 113. эстетике классицизма6. Эта теория воспроизведена и в недавней работе Р.Лахманн7.

Противоположным образом к проблеме подходит В.М.Живов. Он заключает, что в основе предложенной Гуковским и Тыняновым схемы описания конфликта Ломоносова и Сумарокова «лежит неправомерное отождествление критической и практической установок. Между тем у Сумарокова нет ничего похожего на такое тождество. Показательно, что он неоднократно употребляет в торжественных одах те самые выражения, с о помощью которых он пародирует Ломоносова» . Живов предлагает рассматривать историко-литературные факты как производное от общей истории литературного языка. К сходным выводам приходит в недавней работе и М.Л. Гаспаров9.

Актуальность настоящей работы связана с необходимостью найти новые подходы к вопросу, служащему пробным камнем при аппробации и конкуренции различных авторитетных методологий. Наличие противоположных интерпретаций одной литературной полемики, представленных в работах Тынянова и Гуковского, с одной стороны, и Живова и Гаспарова, с другой, заставляет обратиться к историко-литературному и общекультурному фону этой полемики, позволявшему бы уяснить происхождение эстетических позиций двух оппонентов и значимость их проотивостояния для истории русской литературы.

6 См.: Морозов А. Ломоносов и барокко//Русская литература. — 1965. ~ № 2.

7 См.: Лахманн Р. Демонтаж красноречия. Риторическая традиция и понятие поэтического. -- СПб.: Академический проект, 2001. -- С. 138-140. о

Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. ~ М.: Языки русской культуры, 1996. -- С. 249.

9 Гаспаров М.Л. Стиль Ломоносова и стиль Сумарокова - некоторые коррективы// Новое литературное обозрение. -- № 59. - 2003.

Целью настоящей работы будет реконструкция социального, литературного и культурного контекста литературной полемики Ломоносова и Сумарокова. Сама по себе эта полемика стала одним из важнейших эпизодов истории русской литературы XVIII в. Существование многочисленных перекличек между одами Ломоносова и Сумарокова не отменяет существенного различия в их социальной и культурной ориентации; кроме прочего, эти различия подчеркивают негомогенность русского литературного поля 1740-1760-х гг.

Соответственно, в задачу нашей работы входит подробное рассмотрение литературных взглядов Ломоносова и Сумарокова на фоне их социальных стратегий, диктовавших, в частности, выбор литературных образцов. Таким образом, проводится работа троякого рода:

1. Установление непосредственных иноязычных источников литературных деклараций Ломоносова и Сумарокова.

2. Реконструкция литературных и социальных позиций двух поэтов, обнаруживших себя в их печатных и устных полемиках.

3. Объяснение культурных механизмов рецепции литературы, нелинейным образом связывающих эстетические предпочтения литератора и его социальную стратегию.

Источники исследования. Анализу здесь подвергаются несколько классов текстов.

Во первую очередь, это немногочисленные полемические тексты, написанные двумя поэтами в полемике друг с другом. В случае Ломоносова -это письма Шувалову от ноября 1753 г. и января 1761 г., а также черновое возражение Ломоносова на брошюру Фора. Были выявлены западноевропейские источники этих текстов. Источники, в свою очередь, можно подразделить на два разряда: первый - декларации европейских поэтов, посвященные легитимации «высокого» одического стиля и способные послужить источником для литературных деклараций. Для этой цели привлекались авторитетные французские эстетические трактаты XVIII в., такие, как «Поэтическое искусство» Буало и «Размышления о поэтике нынешнего времени и о произведениях древних и новых поэтов» («Les reflexions sur la poetique de ce temps et sur les ouvrages des poetes anciens et modernes», 1674 -1676); переписка знаменитого одописца Ж. Б. Руссо и его декларативные поэтические тексты; и наконец, работы об одическом жанре, актуальные в 1740-е -1760-е гг.; в частности, мы обращались к работе П.Д.Э. Лебрена «Размышления о духе оды» («Reflexions sur le genie de 1'ode», 1755).

Второй источник ломоносовских деклараций - тексты, манифестировавшие социальное самосознание профессионального сообщества ученых. Эти тексты также могут быть классифицированы по хронологическому признаку. Самый старый из них - трактат Фр. Бэкона (основоположника европейской научной традиции) «О достоинстве и приумножении наук» («De Dignitate et Augmentis Scientiarum», 1623). Несомненно актуальными для Ломоносова были программные тексты Б. Фонтенеля — непременного секретаря Французской академии наук и исключительно влиятельного идеолога науки. Среди его сочинений в первую очередь имеет смысл назвать программные «Eloges» («Похвалы») членам Академии, формировавшие героический канон биографии ученого-естествоиспытателя. Наследие Бэкона было актуализировано в середине XVIII в. благодаря усилиям издателей знаменитой «Энциклопедии.» (1751 - 1765) - Дидро и Даламбера. Неслучайно поэтому, что наиболее авторитетным изложением социальной программы Бэкона оказывается работа Даламбера «Опыт о сообществе литераторов и вельмож» («Essai sur la societe des gens de lettres et des grands», 1753).

В настоящей работе проанализированы и полемические сочинения Сумарокова. С одной стороны, это тексты, написанные при жизни Ломоносова и непосредственно порожденные полемикой двух поэтов. Среди них - ранняя «Епистола II, о стихотворстве» (1748), содержащая один из первых выпадов Сумарокова против Ломоносова. «Епистоле» предшествовала только статья «Критика на оду» (1747), при жизни Сумарокова остававшаяся в рукописи. К этому же классу текстов принадлежат «Вздорные оды», в настоящей работе передатированные 1753 г.

С другой стороны, мы рассматриваем поздние статьи Сумарокова, созданные около 1774, незадолго до смерти писателя, и подводящие итог его литературной деятельности. Кроме опубликованной самим Сумароковым брошюры «Некоторые строфы двух авторов», это статьи «О правописании» и «О стопосложении»; в этот же ряд встраивается и метапоэтический фрагмент «Оды. 1774 г.». Выявлены европейские источники воззрений Сумарокова на поэтику оды; среди них работа Удара де Ла Мота «Рассуждение о поэзии вообще и об оде в частности» («Discours sur la poesie en gen6ral, & sur l'Ode en particulier», 1707) и трактат Готшеда «Опыт критической поэтики.» («Versuch critischer Dichtkunst», 1730); прослежено влияние на Сумарокова многочисленных литературных и историографических текстов Вольтера; наконец, проанализировано происхождение социальной стратегии Сумарокова, опирающейся не только на поэтические тексты Вольтера и Буало, но и на учебники в дворянского поведения, в том числе на трактат Грасиана «Придворной человек».

Помимо полемических сочинений Ломоносова и Сумарокова, в диссертации рассматриваются иные тексты, способствующие уяснению различных аспектов анализируемого спора. Во-первых, эта брошюра аббата Фора «Речь о прогрессе изящных искусств в России» («Discours sur le progres des beaux arts en Russie», 1760) - ее окончательный вариант и корректура, хранящаяся в РГАДА. Там же находится и привлекавшееся нами письмо Фора Сумарокову.

Кроме того, мы рассматривали тексты, сопутствовавшие полемике двух поэтов и написанные их учениками. С одной стороны, это «Сатира на петиметра» и послание «К Сумарокову», созданные в 1752 - 1753 г. И.П. Елагиным. В этот же ряд можно поставить и С.Г. Домашнева «О стихотворстве» (1762) и 80 письмо «Адской почты» (1769) Ф. Эмина, указывающее на некоторые важные аспекты сумароковской критической позиции. С другой стороны, были проанализированы французские статьи А. П. Шувалова: «Письмо молодого русского вельможи.» («Lettre d'un jeune seigneur russe.», 1760) и предисловие к оде на смерть Ломоносова (1765); переводы «Искусства поэзии», некоторых од и «Сатир» Горация, выполненные в 1750 -нач. 1760-х гг. учениками Ломоносова Н.Н. Поповским и И.С. Барковым. Кроме того, мы обращались к сборнику «Философ на французском Парнасе, или Игривый моралист» («Le Philosophe au Parnasse Franfois, ou le Moraliste Enjoue», 1754) изданному секретарем И.И. Шувалова швейцарцем Чуди и содержащему некоторые неиспользованные свидетельства о русской литературной жизни.

Наконец, третий класс текстов, использованный в нашем исследования -разного рода свидетельства современников, позволяющие реконструировать социальный и интеллектуальный контекст двадцатилетнего спора Ломоносова и Сумарокова. Во-первых, это фрагменты воспоминаний Штелина и И.И. Шувалова, непосредственно посвященные столкновениям двух соперников. (К этим воспоминаниям примыкают и «Мелочи из запаса моей памяти» М.А. Дмитриева, где рассказ о ссорах Ломоносова и Сумарокова передается со слов деда мемуариста.) Во-вторых, это «Записки» (1762-1766) воспитателя малолетнего великого князя Павла Петровича С.А. Порошина, предоставляющие богатый материал для анализа социального положения литераторов при русском дворе и содержащих характеристики Сумарокова. И, наконец, мы обращались к переписке вельмож елизаветинского времени, опубликованной в «Русском архиве» и «Архиве князя Воронцова».

Методологические и теоретические основы исследования. Выбирая полемику между Ломоносовым и Сумароковым в качестве предмета своего рассмотрения, мы исходили из теоретической посылки Тынянова о том, что анализ литературных противостояний лучше всего позволяет понять основные тенденции литературного развития эпохи. (Продуктивность этой посылки доказывается многими классическими работами исследователя; в частности, среди них можно назвать те его статьи, которые имеют непосредственное отношение к нашей теме - «Ода как ораторский жанр» и «Архаисты и Пушкин»). Этот подход может сделать осмысленным обращение к теме, с фактографической стороны тщательно исследованной в монографии П.Н. Беркова «Ломоносов и литературная полемика его времени» и в работе М.С. Гринберга «Об отношениях Сумарокова к Ломоносову в 1740-х годах».

В методологическом отношении наше исследование опирается на работы Б. М. Эйхенбаума и Ю.Н. Тынянова, объединенных понятием «литературного быта». В этих работах феномены литературного ряда предлагается рассматривать в связи с социальной стратегией писателя (Б.М. Эйхенбаум) и с формами бытовой речи, существующими в культуре (Ю.Н. Тынянов). Кроме того, мы опирались на разработки исторической социологии чтения, объясняющей структуру литературного вкуса в различных социальных стратах. Хрестоматийным образцом применения такого рода методик к исследуемому нами материалу служит работа Л.В. Пумпянского «Ломоносов и немецкая школа разума». Среди работ о социологии русской литературы XVIII в. необходимо выделить также фундаментальную монографию Г.А. Гуковского «Очерки по истории русской литературы XVIII в. Дворянская фронда в литературе 1750-х- 1760-х гг.», работу В.П. Степанова «К вопросу о репутации литературы в середине XVIII в.» и недавнюю трехчастную статью В.М. Живова «Первые русские литературные биографии как социальное явление: Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков».

Рассматривая литерную деятельность в соотношении с иными формами интеллектуальной и культурной деятельности («соседними рядами»), мы по необходимости опирались на существующий в западной научной литературе опыт осмысления этих форм. При описании социальной позиции Ломоносова мы использовали работы по социологии науки, прежде всего классическую работу Р. Мертона «Наука, технология и общество в Англии XVII в.», по-вебериански описывающей научный этос в категориях протестантского религиозного сознания. Непосредственное отношение к затрагивавшемуся нами материалу имеет работа Р. Мэрсака о Фонтенеле, характеризующая процесс становления профессионального самосознания ученых во Франции.

Описывая писательскую стратегию Сумарокова в контексте елизаветинского двора, мы опирались на основополагающие труды Н. Элиаса «Придворное общество» и «О процессе цивилизации». С одной стороны, они содержат методологически значимое описание европейского двора как культурной институции, помогающий осмыслить аналогичные явления в России XVIII в.; с другой стороны, в работах Элиаса содержится проницательный анализ культурных функций литературы в придворном обществе, перекликающийся с некоторыми теоретическими положениями Тынянова и позволяющий реконструировать их историческое измерение.

В нашей работе мы исходили из необходимости рассматривать все «литературные факты» России XVIII в. в контексте западноевропейской литературной традиции. В этом отношении мы опирались на авторитетную исследовательскую традицию, представленную прежде всего работами JI. В. Пумпянского «К истории русского классицизма», «Очерки по литературе первой половины XVIII века» и «Тредиаковский и немецкая школа разума». В сравнительной перспективе историю русской литературы рассматривает и И. Клейн; сборник его работ «Пути культурного импорта», кроме прочего, содержит важные наблюдения о месте словесности в общественном и идеологическом движении России XVIII в.

Научная новизна нашего исследования определяется тем, что оно представляет собой первую попытку комплексного анализа литературного противостояния Ломоносова и Сумарокова в широком историко-литературном и социально-культурном конетексте.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Различие в эстетических воззрениях и художественной практике Ломоносова и Сумарокова необходимо рассматривать в контексте их несходных писательских стратегий, ориентированных на разные социальные страты и формы бытования культуры.

2. И Ломоносов, и Сумароков видели себя основателями новой русской литературы. Следствием их культурного несходства и литературной розни была конкуренция двух противоположных представлений о векторе и механизмах литературной эволюции, в том числе, развития русской словесности 1730-1760-х гг.

3. Писательское поведение Ломоносова было ориентировано на этос европейского профессионального сообщества ученых, противопоставлявшего себя большому свету. Литературная практика Ломоносова и его критическая стратегия была связана с литературными вкусами «республики ученых», с одной стороны, и с просветительской героизацией фигуры ученого, - с другой.

4. Творчество Сумарокова необходимо рассматривать в социальном и интеллектуальном контексте елизаветинского и екатерининского двора. На придворную культурную идеологию, выстроенную по европейскому образцу, пытался опереться Сумароков в своих попытках завоевать общественный престиж в качестве литератора. Литературу он вписывает в ряд аристократических увеселений.

5.Принципы, заимствованные из аристократического интеллектуального кодекса, лежат в основе критической стратегии

Сумарокова. Осуждая Ломоносова, он отвергает этическую ценность естественных наук («сие нам зеркало сто раз нужней стекла»). Одновременно Сумароков не признает достоинство одического жанра и ставит выше его жанр трагедии, в европейской традиции ассоциировавшийся с обычаями высшего света.

Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в исследованиях по теории культуры и истории русской литературы первой XVIII века. Практическая значимость результатов работы заключается в возможности их использования при разработке лекционных курсов по истории русской литературы, спецкурсов, посвященным литературе XVIII в., творчеству Ломоносова и Сумарокова.

Аппробация результатов исследования Положения диссертации были представлены в форме докладов на XI Тыняновских чтениях (Резекне, Латвия, 2002); XII Тыняновских чтениях (Резекне, Латвия, 2004); XII Лотмановских чтениях (РГГУ, 2004), Конгрессе Группы по изучению России XVIII в. (Виттенберг, Германия, 2004) и ежегодном семинаре Группы по изучению России XVIII в. (Ходдесдон, Англия). По теме диссертации опубликован ряд статей.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка используемой литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Литературный спор Ломоносова и Сумарокова"

Заключение

Реконструкция литературного движения определенной эпохи требует не только внимательного фактографического описания различного рода литературных событий и отношений, но и привлечения максимально широкого эстетического и интеллектуального контекста.

В настоящей работе литературные отношения Ломоносова и Сумарокова встраивались в контексты троякого рода. Во-первых, были найдены непосредственные источники их эстетических деклараций. При этом было отвергнуто свойственное советским работам о литературе XVIII в. («эпохи классицизма») представление о единстве западноевропейской литературной традиции, отталкиваясь от которой русские писатели якобы выстраивали «национальное своеобразие» русской литературы. Фактически речь должна идти об ориентации каждого русского литератора на определенный сектор западноевропейской словесности, которая, таким образом, поставляет не только авторитетные художественные образцы, но и поводы для литературных споров вместе с сопутствующими полемическими приемами.

Во-вторых, был поставлен вопрос о социальном статусе и престиже литературного творчества. Современные исследователи исторической социологии литературы соглашаются в том, что в XVIII в. не существовало автономного поля литературы (термин П. Бурдье). Этот тезис имеет существенное значение для нашего исследования. Фактически в XVIII в. изящная словесность не считалась самостоятельным и самоценным занятием; будучи отнесена к сфере «досуга», она неизбежно воспринималась в одном ряду с другими формами интеллектуальной деятельности (как, например, философия и посещение театра). На фоне многочисленных различий в эстетических взглядах и литературных воззрениях Сумарокова и Ломоносова тем более показательно их сходство в одном — оба они отказываются видеть в литературной деятельности свою профессию, относя ее к разряду «утех».

В соответствии с известным тезисом Ю.Н. Тынянова, литература всегда соотносилась с определенными бытовыми формами - такими, как великосветский салон. Попытка описать такого рода социальные валентности литературного ряда предпринимаются и в нашем исследовании. Некоторые значимые элементы эстетической системы Сумарокова мы возвели к салонному интеллектуальному и речевому кодексу, описанному в многочисленных учебниках дворянского поведения и сочинениях французских моралистов. Одновременно литературную стратегию Ломоносова (в частности, его обращение к «философской поэзии») мы объясняем его ориентацией на эстетические вкусы и интеллектуальный габитус европейского академического сообщества, воспринятый им в бытность студентом в Германии и составлявший непосредственный фон его литературной и научной деятельности в Петербургской академии наук.

Социальный и интеллектуальный контекст формирования русского литературного поля в 1740-1760-х гг. также до некоторой степени анализировался в настоящей работе. Становление литературы происходило в эти десятилетия под непосредственным влиянием императорского двора. Двор как культурная институция наделял определенным престижем изящную словесность и способствовал зарождению интереса к ней в среде столичного дворянства; результатом этого, стало, в частности появление целого поколения литераторов, вошедшего в литературу в конце 1750-х гг. и включавшего таких значимых авторов, как Богданович, Княжнин и Херасков. Принятые при дворе воззрения на литературное творчество оказали непосредственное влияние на эстетическую и социальную программу этих писателей и Сумарокова - их учителя.

Как представляется, проблемы, очерченные в нашей диссертации, открывают возможность для дальнейших исследований по двум направлениям.

1. Необходимо более подробно исследовать культурный обиход елизаветинского двора — центральной интеллектуальной институции 1740-1750-х гг. Хорошо известно, что своего рода сателлитами двора были и Сухопутный шляхетный корпус, и Академия наук, и Московский университет, и Академия художеств. При дворе произведения изящной словесности (оды Ломоносова или трагедии Сумарокова) вписывались в плотный культурный, эстетический и художественный контекст, создававшийся итальянскими операми, торжественными иллюминациями и настенными росписями строившихся императорских дворцов. На фоне придворной эстетики и идеологии следует, в частности, рассмотреть трагедии Сумарокова, специально писавшиеся для дворцовой сцены. О необходимости такого сопоставления свидетельствует и тот факт, что сам Сумароков написал для придворных представлений две оперы, либретто к балету и торжественный пролог в честь побед русских войск в Семилетней войне.

Одновременно должна быть исследована культурная политика елизаветинского времени, связанная с именем И.И. Шувалова — основателя Московского университета Академии художеств. Его покровительство Ломоносову и Сумарокову, по всей видимости, позволяют говорить о сознательных попытках развития литературного поля в России. Предпринимая эти попытки, Шувалов рассматривал изящную словесность как один из компонентов придворной культуры; вместе с тем расцвет литературы при Елизавете должен был подтвердить действенность официальной историографической утопии, описывавшей елизаветинское царствование как время общенационального цивилизационного сдвига.

2. Избранный нами способ рассмотрения индивидуальных художественных и социальных писательских стратегий на фоне «соседних рядов» может быть применен и к другими значимым фигурам и явлениям XVIII в. Хорошо известно, что на салонную речь ориентировалась языковая и литературная программа Карамзина и его предшественника Н.М. Муравьева. Вместе с тем с определенной социальной идеологией можно связать и намного менее ясную для нас литературную программу Г. Р. Державина. В его случае занятия изящной словесностью парадоксальным образом вписываются в этос просвещенного чиновничества; с вкусами этой страты (высмеянными, например, Фонвизиным в образе Советника) связано и пристрастие Державина к высоким жанрам, главным образом к переложениям псалмов.

Именно на фоне различающихся читательских подходов различных социальных страт следует рассматривать литературную стратегию писателей XVIII в. и общий статус словесности в эту эпоху.

Список научной литературыОсповат, Кирилл Александрович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Архив князя Воронцова./ Сост. П.И. Бартенев. Кн. 1 7. -- М., 1870 -1875.

2. Барков И.С. Полное собрание стихотворений,/ Вступ. ст., сост., подг. текста, примеч. В. Сажина. -- СПб.: Академический проект, 2004. — 622 с.

3. Бельгард. Совершенное воспитание детей содержащее в себе; молодым знатнаго рода и шляхетнаго достоинства людям, благопристойные маниры и приличныя поведении. — СПб., 1747. — 256 с.

4. Бэкон Ф. Сочинения. Изд. 2-е. -- М.: Мысль, 1977. -- Т. 1/ Пер. Н.А. Федорова.

5. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида./ Пер. С.Шервинского. — М.: Художественная литература, 1979. — 550 с.

6. Ф.Г. Волков и русский театр его времени. Сборник материалов. — М.: Издательство АН СССР, 1953. -- С. 144-145.

7. Вольтер. Философские сочинения. — М.: Наука 1996. — 559 с.

8. Вольтер. Эстетика/ Пер. Л. Зониной и Н. Наумова. М.: Искусство, 1974. -391 с.

9. Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. — М.: Художественная литература, 1970. — 479 с.

10. Ю.Грациан, Б. Придворной человек. — СПб., 1760. 408 с.

11. Грот Я.К. Труды. Т. III. -- СПб., 1901.

12. Дмитревский И. Слово похвальное Александру Петровичу Сумарокову. -- СПб., 1807.--40 с.

13. З.Дмитриев М.А. Московские элегии. Стихотворения. Мелочи из запаса моей памяти./ Сост. В.Б. Муравьев. — М.: Московский рабочий, 1985. — 318с.

14. Друг честных людей/Сост. Л.И. Бердникова. — М.: Советская Россия, 1989.-334 с.

15. Екатерина. Путь к власти./Сост. М. Лавринович, А. Либермана. -- М.: Фонд Сергея Дубова, 2003. 379 с.

16. Житие канцлера Франциска Бакона. Перевел. Василий Тредиаковский. -- М., 1760. — 221 с.

17. Истинная политика знатных и благородных особ. Изд. 2-е. -- СПб., 1745.- 183 с.

18. Кантемир А.Д. Сочинения, письма и избранные переводы./ Под ред. П.А. Ефремова. ТЛ-2. СПб., 1867-1868.

19. Кантемир 1956 Кантемир А.Д. Собрание стихотворений./ Подг. текста и примеч. З.И. Гершковича. -- Л.: Советский писатель, 1956. — 544 с.

20. Карамзин Н.М. Сочинения/ Сост. Г.П. Макогоненко. Л.: Художественная литература, 1984. - Т. II. - 456 с.

21. Квинта Горация Флакка Сатиры или Беседы. преложенныя. Иваном Барковым. -- СПб., 1763. 184 с.

22. Ларошфуко Ф. Мемуары. Максимы./ Изд. подг. А.С. Бобович, Э.Л. Линецкая и др. М.: Наука, 1993. - 280 с.

23. Ларошфуко Ф. Максимы. Лабрюйер Ж. Характеры, или Нравы нынешнего века. Сент-Эвремон Ш. Избранные беседы. — М.: НФ «Пушкинская библиотека», 2004. 632 с.

24. Ломоносов М.В. Сочинения. с объяснительными примечаниями М.И.Сухомлинова. Т.1. СПб., 1891.-503 с.

25. Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 1-Х. -- М.; Л.: Изд. АН СССР, 19501959.

26. Ломоносов М.В. Избранные произведения./ Изд. подг. А.А. Морозов. — Л.: Советский писатель, 1986. — 559 с.

27. М.В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников./ Сост. Г.Е. Павловой. » М.; Л.: Изд. АН СССР, 1962. 232 с.

28. Тит Лукреций Кар. О природе вещей./ Пер. с лат. Ф. Петровского. ~ М.: Художественная литература, 1983. 383 с.

29. Материалы для биографии Ломоносова./ Собраны экстраординарным академиком Билярским. -- СПб., 1865. — 810 с.

30. Материалы для истории императорской Академии наук. Т. IV-VIII. — СПб., 1887- 1895.

31. Неустроев А.Н. Историческое розыскание о русских повременных изданиях и сборниках за 1703-1802 гг. — СПб., 1874.— 756 с.

32. Нобль. Светская школа, или отеческое наставление сыну о обхождении в свете. Т. 1.- СПб., 1763.-222 с.

33. Новиков Н.И. Избранные сочинения. — М.; Л.: ГИХЛ, 1951. 744 с.

34. Перевороты и войны./ Сое. А. Либермана и В. Наумова. -- М.; Фонд Сергея Дубова, 1997. 571 с.

35. Письма русских писателей XVIII века/ Под ред. Г.П. Макогоненко. -- Л.: Наука, 1980.-472 с/

36. Письмо Горация Флакка о стихотворстве к Пизонам, переведено. Николаем Поповским. — СПб., 1753. — 40 с.

37. Полезное увеселение.— 1760-1762.

38. Поэты XVIII века./ Под ред. Г.П. Макогоненко. T.I-II. ~ Л.: Советский писатель, 1972.

39. Разговоры о множестве миров господина Фонтенелла. С Французского перевел. Князь АнтиохКантемир. Изд. 2-е. — СПб., 1761. -200 с.

40. Русский Гамлет./ Сост. А. Скоробогатова. — М.: Фонд Сергея Дубова, 2004. 602 с.

41. Руссо Ж. Ж. Избранные сочинения.- М.: ГИХЛ, 1961. Т.1. -- 851 с.

42. Сборник материалов для истории имп. Академии наук/Изд. А.Куник. Ч. III. -- СПб,, в типографии имп. Акад. наук, 1865.

43. Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века. Т. II. ~ М.: Книга, 1964.-515 с.

44. Сенека Луций Анней. Философские трактаты./ Пер. Т.Ю. Бородай. — СПб.: Алетейя, 2001.-398 с.

45. Сумароков А.П. Из трактата Лонгинова о важности слова с перевода Боалова // Трудолюбивая пчела. -- 1759. -- № 4 (Апрель). С. 219-224.

46. Сумароков А.П. Полное собрание всех сочинений, в стихах и прозе. Изд. 1-е. Ч. 1-Х. -- М.: В типографии при Московском ун-те, 1781-1782.

47. Сумароков А.П. Полное собрание всех сочинений, в стихах и прозе. Изд. 2-е. Ч. I- X. -- М.: В типографии при Московском ун-те, 1787.

48. Сумароков А.П. Стихотворения./ Под ред. А.С. Орлова. — [Л.:] Советский писатель, 1935. -- 486 с.

49. Сумароков А.П. Избранные произведения/ Вступ. ст., подг. текста и прим. П.Н. Беркова. — Л.: Советский писатель, 1957. -- 607 с.

50. Сумароков А.П. Оды торжественныя (в печати).51.

51. Тальман де Рео Ж. Занимательные истории./ Пер. А.А. Энгельке. ~ Л.: Наука, 1974.-316 с.

52. Театральная жизнь России в эпоху Анны Иоанновны./ Сост. Л.М. Стариковой -- М.: Радикс, 1995. ~ 749 с.

53. Театральная жизнь России в эпоху Елизаветы Петровны. 1741 -1750/ Сост. Л.М. Стариковой ~ М.: Наука, 2003. 863 с.5 5. Тредиаковский В.К. Разговор между Чужестранным человеком и Российским об ортографии старинной и новой. -- СПб., 1748. — 460 с.

54. Тредиаковский В.К. Сочинения и переводы как стихами так и прозою. Т. 1-2. -- СПб., в типографии при имп. Акад. наук, 1752.

55. Фонтенель Б. Рассуждения о религии, природе и разуме/ Пер. С.Я. Шейнман-Топштейн. -М.: Мысль, 1979. 299 с.

56. Штелин Я. О бардах, или перьвых стихотворцах у древних Немцов // Примечания на Ведомости. -- 1740. — Ч. 1-2. С. 3-8.

57. Штелин Я. Записки. об изящных искусствах в России. Т. 1-2. -- М.: Искусство, 1990.

58. Философия в «Энциклопедии» Дидро и Даламбера. ~ М.: Мысль, 1994. — 675 с.

59. Francisci Baconis. De dignitate et augmentis scientiarum. — Luganum, 1763.

60. Bernis. Poesies diverses. P.: A.Quantin, 1882.-408 p.

61. Boileau, N. Oeuvres completes. — P.: Chez L.Hachette et Cie, 1857.

62. Brockes B.H. Irdishes Vergniigen in Gott.Erster Teil. ~ Hamburg, 1728. -675 S.

63. Le Cameleon litteraire. —1755. — P. I-II.

64. D'Alembert, J. le Rond. Melanges de litterature, d'histoire et de philosophic. -Berlin : Voss, 1753. T. 2.-178 p.

65. D'Argens. Reflexions historiques et critiques sur le gout et sur les ouvrages des principaux auteurs anciens et modernes. -- Amsterdam: Chez Franfois Changuion, 1743.-600 p.

66. De LaMotte. Odes. -- P.: ChezGregoire Du Puis, 1709.-356 p.

67. Encyclopedie, ou dictionnaire raisonne des sciences, des arts et des metiers. Т. I XIV. -- P. : Neufchatel, 1751 - 1765.

68. Faure. Discours sur le progres des beaux arts en Russie. — SPb., 1760. — 32 p.

69. Fontenelle. Oeuvres. Т. V. -- P., 1742.

70. Fontenelle. Oeuvres. Т. I- X. -- P.: Chez B.Brunet, 1758.

71. Gassendi P. Opera omnia. T. 3. -- Lugduni, 1658. — 1098 p.

72. Gottsched J.Ch. Ausgewahlte Werke. Bd. VI. T. 1-2. -- Berlin; New York: Walter de Gruyter, 1973.

73. Haller A. Versuch schweizerischer Gedichte. -- Gottingen, 1748. 232 S.

74. Lebrun, P.D. Oeuvres. T. 1-4. P. : Chez Gabriel Waree, 1811.

75. См.: Lehmann U. Der Gottschedkreis und Russland. — Berlin: Akademieverlag, 1966. 354 s.

76. Longepierre. Mёdёe. Suivie du Parallele de Monsieur Corneille et de Monsieur Racine./ Publ. par E. Minel. P.: Нопогё Champion Editeur, 2000. -208 p.

77. Moliere. Oeuvres./ Ed. par E. Despois et P. Mesnard. -- P. : L.Hachette, 1924. -- Т.5.-786 p.

78. Newton, I. The Correspondance. V. 1. -Cambridge: Cambridge University

79. Press, 1959.-390 p. 81.0den der deutschen Gesellschafft in Leipzig. — Leipzig, 1728. — 567 s.

80. Pellisson et d'Olivet. Histoire de l'Academie franfaise. P.: Didier et Cie, 1858.-Т.2.-386 p.

81. Pope, A. The poems. /Ed. by John Butt. -- New Haven: Yale University Press, 1963.-850 p.

82. Le Philosophe au Parnasse Franfois, ou le Moraliste Enjoue. Dediees a . Ivan Ivanovitz Chouvallov. — Amsterdam: Chez Isaac Byun, 1754. -- 310 p.

83. Racan. Vie de M. de Malherbe// Malherbe, F. Poesies. — P.: Charpentier et Cie, 1874.-P.XIII-XXXIV.

84. Rousseau J.-B. Oeuvres poetiques <.> avec un commentaire par M.Amar. -P.: Chez Lefevre, 1824. T. I-II.

85. Rousseau, J.J. Oeuvres completes. — P.: Gallimard, 1995. -- Т. V. 876 p. 88.S. Evremont. Oeuvres meslees. T.I. — P., 1670. - 343 p. 89.Saint-Evremond. Oeuvres. Т. III. - Amsterdam: Chez Covens & Mortier,1739.-250 p.

86. Sprat, Th. History of the Royal Society./ Ed. by J. Cope and H.W. Jones. -Saint Louis: Washington University Studies, 1958. 463 p. 91 .Tallemant des Reaux. Historiettes. T.I-II. -- P.: Gallimard, 1967.

87. Trediakovskij, Vasilij Kirillovic. Psalter 1753. Erstausgabe.— Padeborn; Munchen; Wien; Zurich: Ferdinand Schoningh, 1989. 670 c.

88. Voltaire. Essay sur l'histoire generate et sur les moeurs et l'esprit des nations. — Geneve: Cramer, 1756. — 300 p.

89. Voltaire. Oeuvres completes. Т. I- LXIV. -- P.: Chez Renouard, 1819-1822.

90. Voltaire. The Complete Works. V. 102. Geneve, Toronto: Institut et Mus6e Voltaire, 1969.-467 p.1. Научная литература

91. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. --М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. — 446 с.

92. Александр Петрович Сумароков. Жизнь и творчество. Сб. статей и материалов./ Сост. Е.П. Мстиславская. — М.: Пашков дом, 2002. — 303 с.

93. Алексеев М.П. Сравнительное литературоведение. Л.: Наука, 1983. -445 с.

94. Алексеева Н.Ю. Петербургский немецкий поэт Г. В. Фр. Юнкер// XVIII век. Сб. 22. -- СПб.: Наука, 2002. С. 8-27.

95. Берков П.Н. Ранние русские переводчики Горация//Изв. АН СССР. Отд. общественных наук. -- 1935. -- № 10. с. 1039-1056.

96. Берков П.Н. Неиспользованные материалы для истории русской литературы XVIII века// XVIII век. Сб. статей и материалов. -- М.; JI.: Изд. АН СССР, 1935. -- С. 357, 362-363.

97. Берков П.Н. Несколько справок для биографии Сумарокова// XVIII век. Сб. 5. М; Л.: Издательство АН СССР, 1962. -- С. 364-375.

98. Берков П.Н. Введение в изучение истории русской литературы XVIII века. Ч. 1. Л: Издательство Ленинградского университета, 1964. 261 с.

99. Берков П.Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750-1765. М; Л.: Изд. АН СССР, 1936. - 336 с.

100. Берков П.Н. Немецкая литература в России в XVIII веке // Берков П.Н. Проблемы исторического развития литератур. — Л.: Художественная литература, 1981. С. 256 - 298.

101. Веселовский А. Мизантроп. (Опыт нового анализа пьесы и обзор созданной ею школы). — М., 1881.—187 с.

102. Гаспаров М.Л. Стиль Ломоносова и стиль Сумарокова некоторые коррективы //Новое литературное обозрение. - № 59. — 2003. — С. 235-243.

103. Гаспаров М.Л. Оппозиция «стих — проза» и становление русского литературного стиха // Гаспаров М.Л. Избранные труды. М.: Языки русской культуры, 1997. — Т. III. — С. 40-53.

104. Гринберг М.С. Об отношениях Сумарокова к Ломоносову в 1740-х годах// Annales Instituti philologiae slavicae Universitatis Debreceniensis de Ludovico Kossuth Nominatae. XXIV. - 1990. - С. 113-124.

105. Гринберг M.C., Успенский Б.А. Литературная война Тредиаковского и Сумарокова в 1740-х начале 1750-х годов. - М.: РГГУ, 2001. - 146 с.

106. Гуковский Г.А. Литературные взгляды Сумарокова// Сумароков А.П. Стихотворения. -- [Л.,] 1935. С. 333-342.

107. Гуковский Г.А. Очерки по истории русской литературы XVIII в. Дворянская фронда в литературе 1750-х 1760-х гг. — М.; Л.: Издательство Академии наук, 1936. — 238 с.

108. Гуковский Г.А. Эмин и Сумароков // XVIII век. Сб. 2. -- М.; Л.: Издательство АН СССР, 1940. С. 77-94.

109. Гуковский Г.А. Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века./Сост. В.М. Живова. — М.: Языки русской культуры, 2001. — 367 с.

110. Гуковский Г.А. Русская литература в немецком журнале XVIII века // XVIII век. Сб. 3. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1958. - С. 380 - 415.

111. Данько Е.Я. Из неизданных материалов о Ломоносове // XVIII век. Сб. 2. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1940. - С. 248-274.

112. Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. ~ М.: Новое литературное обозрение, 2002. 378 с.

113. Дыхне М.М. Заметки к тексту «Письма о пользе стекла» М. В. Ломоносова// Литературное творчество М.В.Ломоносова. Исследования и материалы. -- М.; Л.: Изд. АН СССР, 1962. С. 258-269.

114. Егунов А.Н. Гомер в русских переводах XVIII-XIX веков. — М.; Л.: Наука, 1964.-438 с.

115. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. М.: Языки русской культуры, 1996. - 590 с.

116. Живов В.М. Первые русские литературные биографии как социальное явление: Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков// Живов В.М.

117. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. ~ М.: Языки славянской культуры, 2002. — С. 557-637.

118. Живов 20026 Живов В.М. Литературный язык и язык литературы в России XVIII столетия// Russian Literature. -- Vol. LII. -- 2002. - С. 19-53.

119. Кассирер Э. Философия Просвещения. -- М.: Росспэн, 2004. — 399 с.

120. Клейн И. Пути культурного импорта. Труды по русской литературе XVIII века. -М.: Языки славянской культуры, 2005. — 576 с.

121. Копанев Н.А. Французские книги в Летнем доме императрицы Елизаветы Петровны// Книга и библиотеки в России в XIV первой половине XIX в. - Л.: Б АН, 1982.-С. 26-41.

122. Коровин Г.М. Библиотека Ломоносова. — М.; Л.: Изд. АН СССР, 1961. -487 с.

123. Ланжевен Л. Ломоносов и французская культура XVIII в. // Ломоносов. Сб. статей и материалов. — М.; Л.: Наука, 1965. С. 59. С. 27 - 62.

124. Лакшин В.Я. О деятельности В.К. Тредиаковского просветителя (Перевод книги о Фр. Бэконе) // XVIII век. Сб. 5. ~ Л., Издательство АН СССР, 1962.-С. 223-248.

125. Левин Ю.Д. Английская просветительская журналистика в русской литературе XVIII векаУ/Эпоха просвещения. Из истории международных связей русской литературы. -- Л.: Наука, 1967. ~

126. Макогоненко Г.П. «Враг парнасских уз» (О поэзии Ивана Баркова)// Макогоненко Г.П. Избранные работы. ~ Л.: Художественная литература, 1987.-С. 149-170.

127. Модзалевский 1947 Модзалевский Л.Б. Ломоносов и его литературные отношения в Академии наук (Из истории русской литературы и просвещения XVIII века)./ Дисс. . доктора филологических наук. — Л., 1947.

128. Модзалевский Л.Б. Ломоносов и его ученик Поповский (О литературной преемственности)// XVIII век. Сб. 3. -- М.; Л.: Изд. АН СССР, 1958. С. 111-168.

129. Модзалевский Л.Б. Ломоносов и «О качествах стихотворца рассуждение». (Из истории русской журналистики 1755 г.)// Литературное творчество М.В.Ломоносова. Исследования и материалы. -М.; Л.: Изд. АН СССР, 1962. С. 133-162.

130. Морозов А. Ломоносов и барокко//Русская литература. ~ 1965. -- № 2. -С. 70-96.

131. Песков A.M. Буало в русской литературе XVIII — первой трети XIX в. -М.: Изд. МГУ, 1989. 174 с.

132. Погосян Е.А. К проблеме поэтической символики панегирической поэзии Ломоносова// Семиотика и история. Труды по знаковым системам. — XXV. -- Тарту, 1992. С. 40-70.

133. Попова А.Н. Теодор Генрих Чуди и основанный им журнал// Известия АН СССР. —Отд. гуманитарных наук. — 1929. -- № 1.

134. Прийма Ф.Я. Ломоносов и «История Российской империи при Петре Великом» Вольтера// XVIII век. Сб. 3. -- М.; Л.: Изд. АН СССР, 1958. С. 170-186.

135. Проскурина В. Перемена роли: Екатерина Великая и политика имперской трансверсии//Новое литературное обозрение. — № 54. --2002. ~ С. 98-118

136. Пумпянский Л.В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. — М.: Языки русской культуры, 2000. 864 с.

137. Пумпянский Л.В. Очерки по литературе первой половины XVIII века.// XVIII век. Сб. статей и материалов. ~ М.; Л.: Изд. АН СССР, 1935. -- С. 83-122.

138. Пумпянский Л.В. Ломоносов и немецкая школа разума. //XVIII век. Сб. 14. -- Л.: Наука, 1983. С. 3-44.

139. Рак В.Д. Эмин и Вольтер// XVIII век. Сб. 21. -- СПб.: Наука, 1999. С. 151-161.

140. Сапов Н. Иван Барков -- биографический очерк// Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова./ Изд. подг. А. Зорин и Н. Сапов. ~ М.: Ладомир, 1992.-С. 17-37.

141. Серман И. Ломоносов и Буало (Проблема литературной ориентацииу/Cahiers du Monde russe et sovietique. — XXV (1). -- 1984. — С. 471-482.

142. Серман И.З. Неизданный конспект М.В.Ломоносова «Трактата о возвышенном» Псевдо-Лонгина в переводе Н. Буало// XVIII век. Сб. 22. -СПб.: Наука, 2002. С. 333-346.

143. Серман И.З. Поэтический стиль Ломоносова. — М.; Л.: Наука, 1966. С. 258.

144. Смолярова Т.И. Обращение к Пиндару в русской и французской одической традиции XVII — XVIII веков. Автореферат. канд. фил. наук. --М., 2000.-24 с.

145. Сомов В.А. Круг чтения петербургского общества в начале 1760-х годов (из истории библиотеки графа А.С. Строганова)// XVIII век. Сб. 22. — СПб.: Наука, 2002. С. 200 - 234.

146. Спор о древних и новых/ Сост. и вступ. ст. В.Я.Бахмутского. ~ М.: Искусство, 1985. — 472 с.

147. Старобинский Ж. Поэзия и знание. История литературы и культуры. Т. 1. — М.: Языки славянской культуры, 2002. 495 с.

148. Степанов В.П. Критика маньеризма в «Примечаниях к Ведомостям» // XVIII век. Сб. 10. -- Л.: Наука, 1975. С.39-48.

149. Степанов В. П. К вопросу о репутации литературы в середине XVIII в. // XVIII век. Сб. 14. Л.: Наука, 1983. - С. 105-120.

150. Тынянов Ю.Н. Ода как ораторский жанр// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино./ Изд. подг. Е.А. Тоддес, А.П. Чудаков, М.О. Чудакова. — М.: Наука, 1977. -574 с.

151. Черная Л.А. Концепция личности ученого в трудах М.В. Ломоносова // Ломоносов и русская литература. ~ М.: Наука, 1987. — С. 202.

152. Шамрай Д.Д. Ломоносов о красоте природы// Информационный бюллетень Государственной Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова Щедрина. -- 1956. № 9-10 (16-17). ~ Сентябрь-октябрь—С. 15-16.

153. Шапир М.И. Ломоносов и Гораций: дополнение к комментарию («Я знак бессмертия себе воздвигнул.»)//Изв. АН. Серия лит-ры и языка. — 1999. Т. 58. — №1. - С. 56-59.

154. Шюккинг Л. Социология литературного вкуса. -- Л.: Academia, 1928. — 178 с.

155. Achinger, G. Der franzosiche Anteil an der russischen Literaturkritik des 18. Jahrhunderts unter besonderer Beriicksichtigung der Zeitschriften (1730-1780). -- Berlin; Zurich: Verlag Gehlen, 1970.-225 S.

156. Badinter 1999 Badinter, E. Les passions intellectuelles. Т. II. -- P., 1999.

157. Baehr, Stephen L. The Paradise Myth in Eighteenth-Century Russia. Utopian Patterns in Early Secular Russian Literature and Culture. Stanford: Stanford University Press, 1991. - 345 p.

158. Boileau. Oeuvres completes. P., 1857. —

159. Brody, J. Boileau and Longinus. Geneve: Droz, 1958.—165 p.

160. Busch, W. Horaz in Russland. Studien und Materialien. ~ Miinchen: Eidos Verlag, 1964.- 275 S.

161. Davidson, Hugh M. The Idea of Literary History in the Art Poetique of Boileau // Symposium. A Quarterly Journal in Modern Literatures. — Fall 1964. -- Vol. 18. --№3.

162. Doumic, R. Le Misanthrope de Moliere. — P ., s.d.

163. Fabian В. Der Naturwissentschaftler als Originalgenie// Europaische Aufklarung. Herbert Dieckmann zum 60. Geburtstag. — Munchen : Wilhelm Fink Verlag, 1967. S. 47-68.

164. Fabian B. Das Lehrgedicht als Problem der Poetik// Die nicht mehr schonen Kunste. Grenzenphanomene des Asthetischen. ~ Munchen: Wilhelm Fink Verlag, 1968. --S. 70 -96.

165. Jones, R.F. Science and Criticism in the Neo-Classical Age of English Literature// The Seventeenth Century. Studies in the History of English Thought and Literature from Bacon to Pope. Stanford: Stanford University Press, 1951.-P. 50-85.

166. Grubbs, H. Jean-Baptiste Rousseau. His Life and Works. -- Princeton: Princeton University Press, 1941. — 367 p.

167. Gumbrecht H.; Reichardt R. Philosophe, Philosophie// Handbuch politisch-sozialer Grundbegriffe in Frankreich. 1680 — 1820. Heft 3. Munchen: R. Oldenbourg Verlag, 1985. - S. 7 - 88.

168. Harer, K. Lomonosov und Stahlin. Zur Textgeschichte von Jacob Stahlins "Fragments anecdotes"// Zeitschrift fur Slavische Philologie. 2002. -- Bd. 61. -Heft 1.

169. Lang, D. M. A Russian Dramatist's Views on Corneille and Voltaire// Revue de litterature comparee. 1949. — Janvier-Mars. ~ P. 86-92.

170. Lewy, H. Sobria ebrietas. Untersuchungen zur Geschichte der Antiken Mystik. — Giessen: Verlag von Alfred Toppelman, 1929. -- 300 S.У

171. Moliere. Le Misanthrope./ Introd. et notes par E. Lop et A. Sauvage. ~ P., 1963.

172. Naves R. Le gout de Voltaire. Geneve: Slatkine Reprints, 1967. - 564 p.

173. North, H. The Concept of Sophrosyne in Greek Literary Criticism//Classical Philology. -- XLIII. January, 1948. - P. 10-30.

174. Marsak 1959 Marsak, L. Bernard de Fontenelle: The Idea of Science in the French Enlightenment// Transactions of the American Philosophical Society. — 1959. - Vol. 49. -- Part 7. - 80 p.

175. Merton, R. К. On the Shoulders of Giants. A Shandean Postscript. -- NY; L, 1965.-250 p.

176. Otto, G. Ode, Ekloge und Elegie im 18. Jahrhundert. Zur Theorie und Praxis franzosischer Lyrik nach Boileau. Bern; Frankfurt/M.: Herbert Lang; Peter Lang, 1973.- 235 S.

177. Peyrefitte R. Voltaire et Frederic II. Т. 1. -- P., 1992. 500 p.

178. Reyfman, I. Vasilii Trediakovsky. The Fool of the New Russian Literature. -Stanford: Stanford University Press, 1990. 316 p.

179. Schamschula W. Zu den Quellen von Lomonosovs "kosmologischer" Lyrik // Zeitschrift fur slavische Philologie. 1969. - Bd. 34. -- Heft 2. - S. 225-253.

180. Schlieter, H. Zu den Quellen der Abhandlung von S.G. Domasnev "O stichotvorstve" (1762)// Ost und West. Aufsatze zur Slavischen Philologie. Bd. 1./ Hrsg. von A. Rammelmeyer. Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1966. -- S. 171-177.

181. Vietor, K. Geschichte der deutschen Ode. — Miinchen: Drei Masken Verlag, 1923.-250 S.