автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Локальные представления о болезнях и лечении

Полный текст автореферата диссертации по теме "Локальные представления о болезнях и лечении"

На правах рукописи

Хаккарайнен Марина Валентиновна

Локальные представления о болезнях и лечении (поселок Марково, Чукотка)

Специальность: 07.00.07 - этнография, этнология, антропология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Санкт-Петербург 2005

Работа выполнена на факультете этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге

Научный руководитель: доктор исторических наук А К. Байбурин

Официальные оппоненты: доктор исторических наук А. Б. Островский;

кандидат исторических наук Н. Е. Мазалова.

Ведущая организация: Институт этнологии и антропологии РАН им.

Н. Н. Миклухо-Маклая

Защита состоится 14 февраля 2006 г. ............ час. на заседании

диссертационного совета Д 002.123.01 по защитам диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук в Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН по адресу: Санкт-Петербург, Университетская наб. 3.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке МАЭ РАН

Автореферат разослан _2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Д 002.123.01

Кандидат исторических наук А. И. Терюков

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования

Предлагаемое диссертационное исследование представляет собой опыт описания и анализа традиционных представлений о болезни, лечении и лекарях в отдельно взятой локальной общности - у жителей поселка Марково Чукотского автономного округа, которых в этнографической литературе принято называть марковцами или в старых источниках - анадырцами. Поселок Марково возник в первой половине XIX века в результате предшествующего двухсотлетнего процесса колонизации Российским государством северовосточных территорий Азии, а его местные жители составили локальную общность, соединившую в себе культурные особенности поселившихся на Чукотке русских и живших в этом регионе коренных народов - коряков, чуванцев, чукчей и эвенов. Поэтому представления о болезни и лечении в данной общности несут в себе черты русской народной медицины и специфические местные воззрения, соединившиеся в единую локальную культурную систему народного медицинского знания. В настоящее время традиционные представления о болезнях и лечении, а также о лекарях существуют в контексте современного образа жизни, в котором они выполняют определенные функции специфической социокультурной системы.

Таким образом, объект исследования данной работы - небольшое сообщество местных жителей поселка Марково на Чукотке.

Предмет исследования - представления о болезни и лечении, анализ которых является важной составляющих изучения различных сообществ.

Еще в 1924 году британским исследователем В. Риверсом была поставлена перед антропологами задача показать функциональную интегрированность медицинских институтов общества в его культурную матрицу, социальную организацию и политическую систему1. В 1980 году по сути дела та же идея была высказана А. Кпейнманом: «В том же смысле, в котором мы говорим о религии или о языке, или о родстве как о культурных системах, мы должны рассматривать медицину как культурную систему, систему символических значений, закрепленную в определенных устройствах

1 Rubel А., М. Hass. Ethnomedicine Н Medical Anthropology: Contemporary Theory and Method / ed. Th. Johnson and C. Sargent. NY, 1990:115-131.116.

социальных институций и моделях межперсонального взаимодействия. В каждой культуре болезнь, реакция на нее, индивиды, болеющие ею и лечащие ее, а также социальные институции, имеющие отношение к ней, все системно взаимосвязаны. Совокупность этих отношений и есть здравоохранительная система. В свою очередь, здравоохранительная система, как и другие культурные системы, интегрирует связанные со здоровьем компоненты, касающиеся общества. Они включают в себя убеждения, связанные с причинами болезни; нормы, управляющие выбором и оценкой лечения; социально подтверждаемые статусы, роли, властные отношения, регулирование взаимодействия и институции»2.

Исследование медицинских представлений позволяет проследить многие важные моменты в жизни людей, подчас напрямую не связанные с собственно здравоохранительными институтами, а именно: значимые отношения в сообществе а также социальные статусы и роли; представления о нормативном поведении; кроме того, дает возможность посмотреть, как моделируется картина сообщества и выявить механизмы контроля за поведением разных половозрастных групп; посмотреть, каким образом в сообществе возникает неформальное лидерство; а также проследить структуру индивидуальной и групповой идентичности членов этноконфессиональной группы и способы ее построения.

Возможности изучения сообществ сквозь призму представлений о болезнях, лечении и лекарях не исчерпываются выше перечисленными пунктами. Поскольку эти представления затрагивают практически все стороны человеческой жизнедеятельности, их анализ позволяет прояснить многие аспекты жизни изучаемого сообщества, а также выявить ценности, на которые оно ориентировано. Изучение медицинских представлений также позволяет прояснить некоторые вопросы, которые в случае анализа других сторон жизни сообщества не выявляются, в частности правила повседневного поведения, регулируемые моральными установками.

2 Kleinman, A. Patients and Healers in the Context of Culture: An Exploration of the Borderland between Anthropology, Medicine, and Psychiatry. Berkeley, Los Angeles, London, 1980: 24.

Исследование в этом направлении позволяет приблизиться также к пониманию некоторых вопросов, связанных с собственно здравоохранением. Основными из них являются следующие:

- какие сферы здравоохранения остаются за рамками официальных институций и какие инстанции (кроме официальных) берут на себя функции по поддержанию здоровья членов сообщества;

- каким образом происходит усвоение медицинского повседневного и специального знания вне официальных институций;

- каковы способы поддержания и восстановления здоровья, которые практикуются вне сферы влияния официального здравоохранения;

- как могут быть взаимосвязаны социальные структуры и здоровье индивида.

Проделанная работа позволяет с уверенностью говорить о том, что изучение представлений о болезнях, лечении и лекарях чрезвычайно актуально как для антропологических исследований, так и для социальных исследований вообще.

Кроме вышеупомянутых вопросов общего характера, возникающих в связи с изучением медицинских представлений любого сообщества, анализ медицинских представлений именно марковской общности людей представляет собой существенный научный интерес. Дело в том, что представления марковцев являются материалом для анализа межкультурного взаимодействия между группами с разными социальными статусами. И поскольку медицинские представления марковцев документировались очевидцами уже со второй половины XIX века, в данной работе стало возможным проследить динамику развития как самих представлений, так и через них отношения между коренными и новоприбывшими жителями региона.

Степень изученности темы

Настоящая работа продолжает традицию этнографического изучения медицинских представлений и основывается на отечественных и зарубежных исследованиях, которые можно подразделить на три группы:

1. К первой группе относятся исследования русской народной медицины, которые были предприняты во второй половине Х1Х-начале XX веков. Именно тогда интерес к народной медицине был чрезвычайно высоким: к середине XIX

века среди образованной публики сформировалось отношение к представлениям о болезнях и способам врачевания «простого народа» как к отдельной области знания - «народной медицине», заслуживающей отдельного изучения. Исследователи особо обращали внимание на названия болезней, диагностику, профилактику, способы лечения, на представления о происхождении болезней, на приметы и запреты, связанные с болезнью и пр. В это время происходит накопление этнографических данных из разных уголков России. К концу XIX столетия назревает необходимость в обобщении многочисленных сведений. В начале XX века выходят работы «Русская народно-бытовая медицина» врача Г. И. Попова и «Очерки нашей народной медицины» Н. Ф. Высоцкого, суммировавшие сведения по народной медицине3.

Изучение медицины «простого народа» этого времени продвигалось в двух основных направлениях - «практическо-медицинском» и «фолькпорно-этнографическом». В рамках первого, «пракгическо-медицинского», направления исследователи описывали способы врачевания и собирали рецепты. В рамках второго, «фольклорно-этнографического», подхода -пытались осмыслить народные представления о болезнях в ритуально-мифологическом контексте. В духе господствовавшего в то время в науке эволюционного направления существование народных представлений о болезнях и их лечении, связанных с религиозными воззрениями, объяснялось пережитками, а сами они считались обломками древних мифов.

В первой половине XX века этнографические исследования народной медицины постепенно сходят на нет, а интерес к этой проблематике, по-видимому, официально не поддерживается. К концу XX века интерес к народной медицине возрождается, но фокус исследовательского интереса смещается в сторону изучения когнитивных аспектов народного медицинского знания - семантики номинаций болезни, культурных моделей болезни и лечения безотносительно к научной медицине". Несмотря на то, что характер

3 Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. По материалам этнографического бюро князя В.Н. Тенишева. СПб., 1903; Высоцкий Н. Ф. Очерки нашей народной медицины // Записки Московского археологического института. 1911. Т. 11.

4 Например, Свешникова Т. Н. Формулы отсылки болезней в восточнороманских заговорных текстах II Славянское и балканское языкознание. Структура малых фольклорных текстов. М„ 1993; Мазалова Н. Е.

ранних и поздних исследований различается - первые носят в основном описательный характер, а вторые анализируют отдельные компоненты комплекса медицинских представлений, - практически все они берут эти представления как замкнутый корпус знания, вне связи с социальными структурами и ценностными установками.

2. Параллельно с изучением русской народной медицины в российской этнографии развиваются исследования коренного сибирского населения. Представления о болезнях, а также способы их лечения у народов Сибири, как правило, рассматривались этнографами главным образом в рамках изучения шаманства (шаманизма). Шаманские лечебные практики изучались как система религиозно-магических представлений, встроенная в социальную организацию и в культурный контекст. Со второй трети XIX века и на протяжении всего советского периода ведущим теоретическим подходом к изучению шаманства российской этнографии был эволюционизм. Исследователи шаманизма последовательно включали шаманские лекарские практики в круг рассматриваемых в своих работах этнографических фактов, но исследовательский интерес на них не сосредоточивался. Ученых-эволюционистов интересовали общие проблемы: сущностные черты шаманизма, его ареальное распространение и стадиальное развитие и пр.; на более общем уровне - происхождение религии, этапы и закономерности развития религиозного сознания, место шаманства в развития общества и т. д.

Работы по русской народной медицине и по шаманизму народов Сибири ввели в научный оборот огромное количество этнографического материала. Однако в силу давности написания (в дореволюционное время) или ограничений, связанных с идеологическими требованиями советского периода, теоретическое осмысление материала в большинстве работ не выходило за рамки эволюционизма (за исключением работ последних лет), который не может удовлетворительно объяснить распространенность и устойчивость альтернативных «рациональным» медицинских систем в современном обществе.

Народная медицина локальных групп Севера И Русский Север: к проблеме локальных групп. Л., 1995; Усачева В. В. Ритуальный обман в народной медицине //Живая старина, 1996. №1.

3. К третьей группе исследований можно отнести работы зарубежных ученых, которые разрабатывают этномедицинскую проблематику на материале, далеком от народов России. Для данной работы важными оказываются два направления: изучение представлений о болезнях в их связи с социальными отношениями и исследование системных связей внутри комплексов представлений. Достижением исследователей первого направления было то, что они выявили регулярную связь между распространенными почти повсеместно представлениями о "сверхъестественных" силах, насылающих болезни (в результате нарушений запретов, колдовства, сглаза и болезнетворных духов), и социальными нормами. Важным этапом в разработке второго направления стала «этнонаука» или «этносемантика» (получила развитие с 1960-х годов). Критика этого подхода послужила опорой для развития дальнейших исследований традиционных медицинских представлений и практик в рамках когнитивистики. Происходит сдвиг от изучения концептов болезни как лексических категорий к такому взгляду на болезни, согласно которому они встроены в «сложные образования символов»5, а также в социальный контекст. Главными методологическими предпосылками для анализа категорий болезни становятся исследования социального конструирования реальности болезни.

Идея социального контроля над индивидом и его телом, нашла свое продолжение в «теории телесного воплощения» и телесных репрезентаций социальных отношений и культурных ценностей, которая определила общий подход к проблематике болезни и лечения в данной работе. Тезис о «социально информированном теле»6 в первоначальном виде был сформулирован М. Моссом7. Наиболее заметный вклад в общую теорию изучения телесности в контексте общественных отношений внесли М. Фуко и П. Бурдье8. М. Фуко исследует отношения общества и индивида с точки зрения

5 White G. М., Marsella A. J. Introduction: Cultural conceptions in Mental Health Research and Practice // Cultural Conceptions of Mental Health and Therapy / A. J. Marsella, G. M. White (eds.) Dordrecht, Boston, Lancaster, 1989:3-38,12.

6 Bourdieu P. Outline of a Theory of Practice. Cambridge University Press, 1986 [1977]: 124.

Mocc M. Техники тела. Общества, обмен, личность: труды по социальной антропологии. М., 1996 [1936].

8 Фуко М. Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности. М„ 1996 [1971]. Он же. Роадение клиники. М., 1998 [1963]. Bourdieu, указ. соч.

дискурсивной власти над телом и приходит к выводу об исторической обусловленности восприятия тела. П. Бурдье разрабатывает моссовское понятие ЬаШив'а. Основное внимание при этом он обращает на телесные репрезентации. Большим достижением в изучении тела в рамках символической антропологии были работы Мэри Дуглас9. Они оказали существенное влияние на антропологическое исследование телесных практик и на репрезентаций болезни. В ражах медицинской антропологии «теорию телесного воплощения» разрабатывали М. Локк и Н. Шепер-Хьюз, Т. Чордаш, А. Стразерн10 и др.

Результатом работ последних десятилетий в области этномедицины явилось то, что медицинские системы рассматриваются как сложные культурные системы, требующие целостного подхода. При этом культура понимается как система взаимосвязанных символических значений, создающих социальную реальность болезни и лечения, постоянно воспроизводящихся в процессе социального взаимодействия. Знание о здоровье, болезни и лечении репрезентируется посредством символов, которые в свою очередь являются частью общей символической системы, оно не нейтрально и встроено в систему культурных и социальных ценностей сообщества.

В соответствии с этим подходом представления о болезнях и их лечении марковцев в данной работе рассматриваются как система, которая создает определенного рода социальную реальность. Эта реальность является частью более общей символической системы и воспроизводится в рамках заданных ценностных установок.

Источники

Основным источником для данной работы послужили полевые материалы автора.

9 Дуглас М. Чистота и опасность: анализ представлений об осквернении и табу. М., 2000 [1966]. Douglas M. Natural Symbols: Explorations in Cosmology. L., 1970.

10Lock M., Scheper-Hughes N. A Critical-Interpretive Approach in Medical Anthropology: Rituals and Routines of Discipline and Dissent. Medical Anthropology: Contemporary Theory and Method / ed. Th. M. Johnson, C. F. Sargent. NY, 1990: 47-72. Csordas, Thomas J. Body / Meaning / Healing (Contemporary anthropology of Religion). Palgrave, 2002 [1990]. Strathern A. J. Body Thoughts. Ann Arbor (Ml), 1996 [1996].

Полевые материалы были собраны в рамках нескольких проектов и относятся ко второй половине 1990-х годов. Основной корпус данных был получен в результате двух экспедиций с участием диссертанта: первая, 1998 года, была организована в рамках проекта «Креольские общности северо-востока Сибири: этнографическое исследование этнической идентичности, социального статуса и политической власти»11; вторая экспедиция, 1999 года, была организована факультетом этнологии ЕУСПб в целях сбора материала для данного диссертационного исследования. Полевые материалы этих экспедиций включают записи фольклорных текстов, копии официальных документов, аудиозаписи интервью и полевые дневники. Для сбора основного корпуса материалов были взяты тематически заданные полуструктурированные, а также биографические интервью; применялось включенное наблюдение за повседневными практиками. Дополнительным полевым материалом послужили данные, собранные Е. В. Головко в Якутии в 1998-1999 годах в рамках проекта «Креольские общности», а также собранные Игорем Крупником (Смитсониевский институт, Вашингтон) и Н. Б. Бахтиным (Институт лингвистических исследований, СПб) в 1995-1996 годах12.

Кроме полевых материалов были использованы:

Архивные материалы, находящиеся в Архиве Чукотского автономного округа: газетные и журнальные публикации, отражающие быт и традиции поселка Марково в советское время; фольклорные материалы, собранные и опубликованные в XIX - начале XX веков; этнографические описания и статистические данные, касающиеся поселка Марково и всего северовосточного ареала Сибири. Также были использованы публикации о народной медицине различных областей Российской империи XIX - начала XX веков.

Цели и задачи исследования

Главными целями данного диссертационного исследования - во-первых, этнографическое описание системы представлений о болезни и лечении

11 Руководитель - д-р П. Швайцер, университет Аляски г. Фэйрбэнкс, участники - Н. Б. Бахтин, Е. В. Головко и М. В. Хаккарайнен; фант NSF ОРР-9727Ю2.

12 Проект "Environmental Change and Indigenous Knowledge in Siberia and Alaska", координатор - П. Витебский, университет г. Кэмбридж (Великобритания).

марковцев; во-вторых, ответ на вопрос о том, в чем же состоит ее функция в современном марковском сообществе?

Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие задачи: вычленить из общего текста, репрезентирующего марковскую современную традицию, нарративы о болезнях и лечении и посмотреть, какие систематические связи образуются внутри них, а также проследить их взаимосвязанность с картиной социального устройства сообщества и его культурными особенностями. Поскольку жизнь марковцев и марковская народная медицина оказались подробно представленными в описаниях второй половины XIX - начала XX веков, стало возможным придать данной работе некоторую временною глубину. Поэтому, еще одной задачей было сравнение старых медицинских представлений и практик в соотнесенности с культурным и социальным контекстом того времени с современными, и таким образом выявление динамики изменений.

Методы и основные понятия

Исследование выполнено с применением качественных методов, используемых в социокультурной антропологии.

Для изложения материала был использован метод этнографического описания, при котором на первом этапе анализа значительное внимание уделяется эмным категориям и понятиям. При дальнейшем анализе были использованы этные категории, относящиеся к социальному порядку и ценностным установкам сообщества. При работе с интервью был использован нарративный анализ, а также дискурсивный анализ.

Базовыми для данной работы оказались понятия «традиция» и «традиционный». До недавнего времени эти термины можно было отнести к исследовательскому языку описания (этного описания). Однако, в настоящее время понятия «традиция» и «традиционный» вошли в язык самих носителей традиции и стали служить смыслообразующими для построения локальной идентичности. Таким образом, эти понятия переместились из поля этных терминов в эмные, что и было учтено в этой работе.

Научная новизна работы

Локальные представления о болезнях и лечении в различных общностях как европейской, так и азиатской частей России, довольно часто привлекали внимание этнографов. Однако в отечественной науке представления о болезни и лечении, разделяемые членами отдельно взятой локальной общности, как целостной социокультурной системы а, тем более, результата межкультурного взаимодействия и межгрупповых взаимовлияний, еще не изучались. Данная работа является опытом именно такого системного описания. В диссертационном исследовании впервые в отечественной этнографии

- предпринята попытка проследить взаимозависимость представлений о колдовстве с представлениями о структуре общества и его стратификации, а также предлагается функциональный подход к изучению бытования такого рода представлений в современном сообществе;

- предлагается функциональная интерпретация практик изменения телесно-ментальных состояний; эти практики рассматриваются в динамике изменений во времени в зависимости от социального контекста; кроме того, особо обращено внимание на тендерный аспект такого рода явлений;

- представления о болезни и лечении рассматриваются как иерархически выстроенное знание, участвующее в построении локальной идентичности

Практическая значимость работы

Материалы, полученные в ходе исследования могут быть положены в основу курса, посвященного проблемам соотношения медицинского знания, социального устройства и культуры в обществе. Они также могут служить дополнительным материалом для курсов по этнографии медицины и медицинской антропологии, по народной религиозности и антропологии религии. Многие материалы могут войти в курс по фольклористике. Исследование может быть использовано при написании обобщающих работ по народной медицине. Отдельные конкретные положения работы могут быть применены при организации местного здравоохранения, а более общие положения учтены при медицинском изучении различных психических явлений.

Апробация работы

Отдельные проблемы диссертации обсуждались на Исследовательском семинаре факультета этнологии ЕУСПб (1998, 1999, 2000). Методика полевых исследований и результатов полевой работы обсуждалась на Полевом семинаре ЕУСПб (1999), методология исследования была также представлена на конференциях «Полевые методы в социальных науках» (ЕУСПб, 2000), "Field methods in social sciences" (EUSPb, 2000). Положения данной работы отражены в выступлениях на конференциях и семинарах «Мифология повседневности» (Пушкинский дом, СПб, 2000), "Gender, Ethnicity, Religion: Anthropological Perspective" (Summer school, University of Riga, Latvia, 2000), "Everything is Still before You: Being Young in Siberia Today" (Max Planck Institute for Social Anthropology, Halle, Germany, 2003), Зеленинские чтения (МАЭ (Кунсткамера) РАН и ЕУСПб, 2003), "Generation Р in the Tundra" (Literary Museum, Tartu, Estonia 2004).

Работа была обсуждена на заседании совета факультета этнологии ЕУСПб. Основные положения диссертации изложены в публикациях, приведенных в конце автореферата.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы, включающего более 270 работ отечественных и зарубежных авторов, а также перечня архивных источников. В конце текста приложен список информантов.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы, ставятся цели и задачи, определяются предмет и объект диссертации, а также уточняется место исследования в общем поле этнографических исследований. В этом разделе через историю изучения вопроса изложена этномедицинская проблематика и обоснованы основные теоретические подходы к проблеме, а также исходные методологические предпосылки данной работы. Во Введении кратко описана история этнографического изучения русской народной медицины в дореволюционной и послереволюционной России; изложена история изучения представлений о болезнях и лекарских практик народов Сибири; а также коротко изложены дискуссии и теории, касающиеся этномедицинских исследований в англо-язычной антропологии. В заключение описаны основные методы, использованные для проведения исследования.

Первая глава «Поселок Марково: история и традиция» определяет общий социально-исторический контекст, в котором существуют локальные марковские представления о болезни и лечении. Глава состоит из четыре разделав.

В первом разделе рассказывается предыстория формирования общности, начиная с середины XVI века до основания Марково в 30-40-е годы XIX века.

Жизнь поселка XIX века достаточно хорошо описана очевидцами. Это позволяет выделить ее устоявшиеся характеристики, которые сочетали в себе русские и местные черты: жители села Марково и близлежащих поселков вели оседлый образ жизни с сезонным переселением на места промыслов; промышляли рыбу и дичь; занимались огородничеством, меновой торговлей, извозом. Материальная культура включала разные компоненты, характерные с одной стороны, для коренного населения северо-восточной Сибири, с другой стороны, для русских. По особенностям языка и других сторон нематериальной культуры анадырцы представляли собой однородную группу. Они сохраняли православие в окружении некрещеных кочевых народов, говорили на характерном для русских жителей северо-восточной Сибири говоре и во многом являлись наследниками образа жизни русских колонистов: праздновали православные праздники, исполняли русские песни и танцы и пр. В то же

время, довольно много различных поверий, преданий, обычаев и игр было унаследовано и от местного населения. В своих воззрениях на миропорядок они были чрезвычайно близки к коренному населению региона, да и сами себя считали местными жителями. Можно говорить о том, что они занимали промежуточное положение между коренным и пришлым населением, что позволяло им чувствовать свою посредническую роль в отношениях между первыми и последними.

Особый параграф этого раздела посвящен марковской народной медицине. Согласно старым описаниям, она представляла собой подробно разработанный комплекс представлений и практик, в основе которой лежали русские названия телесных недугов и недомоганий; распространенные во многих локальных русских традициях представления о строении тела и причинах болезней, а также многие лечебные приемы. Кроме того, марковцы также обращались к помощи ламутских (эвенских) наговорщиков и шаманов из ламутов (эвенов) и чукчей.

Третий раздел посвящен жизни марковцев в первой половине XX века. В это время в жизни поселка наступают значительные перемены, связанные с приходом и установлением советской власти. Четвертый раздел посвящен современным марковцам: основным характеристикам населения и образу жизни, «смешанной» идентичности марковцев и отношению к своей традиции.

Вторая глава «Колдовское воздействие: отношения между людьми» посвящена традиционным представлениям о болезнях, причины которых объясняются марковцами в терминах колдовского воздействия. Названия причин болезней, которые используют марковцы - порча, родовое проклятье, колдовство и сглаз, - можно встретить во многих других русскоязычных общностях. Но в Марково они имеют свое локальное смысловое наполнение. В первом разделе «Представления о колдовском воздействии в марковском сообществе» описываются эти четыре концепта и раскрываются стандартные конфигурации статусных отношений в сообществе, которым соответствуют эти термины.

Второй раздел «Нейтрализация колдовского воздействия» делится на две части, первая из которых посвящена превентивным мерам против колдовского воздействия, а вторая - лечению. Для каждого поколения марковцами предусмотрены свои правила защиты от колдовского воздействия,

предполагающие различные способы коммуникации с опасными людьми. Представления о том, как должна осуществляться защита от болезнетворного воздействия, на символическом уровне повторяют основные поведенческие установки, проводимые в рассказах о колдовском воздействии. Если в контексте представлений о колдовском воздействии проследить динамику изменения способов защиты разных групп от младших к старшим, оказывается, что по мере продвижения по поколенческой лестнице идет усложнение способов коммуникации. Традиционные способы коммуникации считаются самым эффективным средством защиты и от колдовского воздействия, и от других несчастий. Поэтому процесс взросления и перехода из одной поколенческой страты в следующую для многих из жителей является усвоением своей традиции через овладение способами защиты от колдовского воздействия. Концептуальная система марковцев предполагает лечение, которое проходит на двух уровнях: на уровне социальных отношений и на уровне обрядового действия. Эти два уровня в самом обряде неотделимы друг от друга.

Система концептов колдовского воздействия на когнитивном уровне охватывает значимые отношения в традиционном сообществе и приписывает статусные позиции в нем. Внутри выстраивается поколенческая иерархия. Поколенческие страты характеризуются своим отношением к колдовскому воздействию - степенью защищенности от него и степенью способности к нему. На верхнем уровне иерархии оказываются старики, обладающие контролируемой ими лекарской или колдовской (приравненной к шаманской) силой. Им противопоставлены молодые люди, которые не обладают особой силой. Между этими противопоставленными поколенческими стратами находятся взрослые.

Для марковцев защищенность от колдовского воздействия и способность к нему являются выражением особой силы, находящей свое телесное воплощение. По мере продвижения человека из одной поколенческой группы в следующую происходит приобретение знаний о защите и постепенное усиление способностей к колдовскому воздействию. Рассказы о колдовском воздействии подчеркивают значимые отношения в традиционном сообществе и направлены на их регулирование. Одновременно в рассказах обозначены внешние и внутренние границы локального сообщества.

В третьей главе «Особые тепесно-меитапьные состояния: люди и предки» рассматривается вопрос о коммуникации между людьми и обитателями иного мира - умершими, духами, хозяевами мест. В традиции таким отношениям приписываются особые телесные и сопровождающие их ментальные проявления, что влечет два следствия. С одной стороны, некоторые специфические телесно-ментальные состояния объясняются влиянием этих существ. С другой стороны, люди иногда испытывают потребность вступить в непосредственный контакт с иным миром и сознательно или бессознательно стремятся достичь особых телесно-ментальных состояний для осуществления этой цели. И в том, и в другом случае такие состояния могут восприниматься как болезни.

В этой главе показана социальная и культурная обусловленность существования специфических телесно-ментальных состояний и особых форм поведения марковцев в контексте шаманистских практик в исторической ретроспективе и их социокультурные функции. В разделе «Особые телесно-ментальные состояния и шаманистские практики нешаманов в северовосточных сибирских общностях прошлого» рассматриваются культурно закрепленные формы одержимости духами - шаманская болезнь, эмиряченье и менерик. Особенно обращается внимание на тендерный аспект этого явления. Отдельно в разделе «"Нервные болезни" в селе Марково в прошлом» представлены особые телесно-ментальные состояния, которые были сто лет назад у марковцев, а именно: «припадки», имиряченье (имерячвнье, меряченье), «хождение во сне». Все они были связаны с налаживанием коммуникации между людьми и существами иного мира, которые в свою очередь подразделялись на пространственных духов-хозяев и на шаманских духов, связывавших марковцев с шаманским прошлым их предков. В разделе «Обитатели иного мира в жизни современных марковцев» рассматриваются отношения современных коренных жителей поселка с обитателями чужого пространства - хозяевами, чудинками, предками. В отдельном параграфе уделяется внимание возрастной динамике и тендерному распределению общения с духами.

В ходе рассмотрения особых телесно-ментальных состояний делаются следующие выводы. Умевшие входить в эти состояния выполняли роли ритуальных специалистов разных уровней. У марковцев особые телесно-

ментальные состояния являются необходимым условием взаимодействия с предками; умение входить в такие состояния, в свою очередь, оказывается важным маркером локальной идентичности. В конце главы делается вывод, что в настоящее время в марковской традиции представления об обитателях иного мира продолжают занимать важное место в жизни людей, но практики общения с ними за последние сто лет подверглись переоценке, переинтерпретации и переименованиям. Таким образом, определенные представления и практики, касающиеся особых ментальных состояний остаются, но их значение и функции меняются в зависимости от социального контекста.

Четвертая глава «Знание и люди: статус лекаря в традиции» посвящена традиционному лечебному знанию и его носителям. В этой главе говорится о том, каким представляется современным марковцами поле традиционного медицинского знания и лекарское знание, каким образом это знание распределено в социуме, кто является обладателем лекарского знания в марковском социуме и на основании каких критериев присваивается статус специалиста-лекаря.

Прежде всего, в начале главы в разделе «Шаманы и их знание» представлен шаманистский дискурс, в рамках которого в настоящее время существует традиционное медицинское знание. Шаманистский дискурс выстраивает шаманское прошлое марковского сообщества, на которое ориентируются многие коренные жители поселка. Важнейшей частью этого дискурса являются рассказы о шаманах. Их особое знание является отправной точкой при сравнении знания остальных членов марковского социума.

В разделе «Два типа лечебного знания: повседневное и особое», в первой его части показано, каким знанием пользуются марковцы при повседневных недомоганиях - это знание, своим основанием имеет медицинские практики, основанные на русской традиции, которые сейчас не воспринимаются как нечто исключительное. Во второй части говорится о знании стариков, которое считается основанным на традиции коренных народов территории и не может принадлежать любому. Особое знание живших в прошлом стариков приравнивается к шаманскому. Поэтому марковские старики, занимавшиеся при жизни лечением, очень часто после своей смерти приобретают в глазах поселкового сообщества статус шамана. При этом считается, что они принимают непосредственное участие в жизни ныне

живущих марковцев: обладают высоким авторитетом и довольно активно вмешиваются в дела живых, контролируя их действия. Потомки, обращаясь к своим умершим, могут получать от них целебную силу или лекарское знание.

В разделе «Три примера реализации лекарских способностей и статуса знающего» рассказывается о конкретных случаях актуализации особого знания у трех марковских женщин. Они практикуют лечение, которое основывается не столько на их повседневном бытовом медицинском знании, сколько на унаследованных от предков особых способностях, знании или силе. Лекарские способности и лекарская деятельность, о которых рассказали три марковские женщины, определяются традиционными марковскими представлениями о лекаре и лекарском знании. Для присвоения себе лекарских способностей и особого знания всем трем, занимающимся лечением, женщинам оказывается важным их происхождение: во всех трех случаях реализуются общие традиционные установки на получение особых способностей и знания - от своих родителей и предков, которые как коренные жители Чукотки, безусловно, обладали особым, часто приравниваемым к шаманскому, знанием. Как потомки коренных жителей женщины считают себя обладающими полученными от предков особыми способностями. Каждая из них полагает, что может вступить в контакт со своими умершими и получить особое закрытое знание, необходимое для умения лечить. Но лекарское знание реализуется ими в разном объеме и разными способами, что является важным фактором для осознания ими своего права лечить. Заключает четвертую главу небольшой раздел «Концепция особой силы в традиции», в котором представлена одна из важнейших марковских идей, касающихся местного сообщества, согласно которой особое (сакральное) знание соотнесено с особой силой. Именно особая сила оказывается необходимой для того, чтобы воздействовать на здоровье (жизненную силу) других людей и оставаться здоровым (сохранять жизненную силу) самому. В концептуальной системе марковцев особая сила, оказывается необходимым компонентом не только для лечения, но и в более широком смысле для воспроизводства всего сообщества.

В Заключении подводятся итоги исследования и обобщаются основные выводы, сделанные в каждой главе:

- представления о здоровье и болезни являются сферой, через которую утверждаются правила и нормы поведения в социуме;

- представления о болезнях и лечении оказываются чувствительными к социально-историческому контексту и могут стать маркером идентичности общности;

- в представлениях о болезнях и лечении отчетливо определяются ценностные ориентиры; в случае марковцев - это особая сила, идея которой воплощает в себе традиционное знание коренных народов региона.

Основными перспективами исследований были обозначены: системный подход к медицинским представлениям и изучению репрезентаций телесного опыта, а также изучение корреляции между представлениями и поведением людей.

по ТЕМЕ диссертационного исследования АВТОРОМ опубликованы следующие РАБОТЫ:

1. Хаккарайнен М. В. Трансформация традиционного знания: шаманизм без шаманов // Смыслы мифа: Мифология в истории и культуре / Отв. ред. М. М. Шахнович. СПб., 2001. С. 116-121.

2. Хаккарайнен М. В. Лечащие специалисты в народной медицинской традиции поселка Марково (Чукотка) // Антропология. Фольклористика. Лингвистика / Отв. ред. А. К. Байбурин, В. Б. Колосова. СПб., 2001. Вып. 1. С. 82-99.

3. Хаккарайнен М. В. Ритуальное лечение в контексте символических ценностей локальной общности II Антропология. Фольклористика. Лингвистика / Отв. ред. С. А. 111ТЫрЙ>в, В. Б. Колосова. СПб., 2002. Вып. 2. С. 263-284.

4. Хаккарайнен М. В. «Шаманствующие» женщины северо-востока Сибири // Тендерное устройство: социальные институты и практики / Под ред. Ж. Черновой. СПб., 2005. С. 208-222.

5. Hakkarainen Marina. Becoming an Adult: Negotiation of Identities in Markovo Village (Chukotka) II Sibirica: Journal of Siberian Studies. 2004. Vol. 4, № 1. April. P. 49-62.

6. Хаккарайнен M. В. Медицинские практики как маркер идентичности II VI конгресс этнографов и антропологов России: Тезисы. Санкт-Петербург, 28 июня - 2 июля 2005 г. СПб., 2005. С. 454-455.

7. Хаккарайнен М. В. Перечитывая шаманизм // VI конгресс этнографов и антропологов России: Тезисы. Санкт-Петербург, 28 июня - 2 июля 2005 г. СПб., 2005. С. 278.

РНБ Русский фонд

12469

ЯИВ Ш

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Хаккарайнен, Марина Валентиновна

Введение

Глава 1. Поселок Марково: история и традиция

Колонизация края п Анадырский острог 25 Марково н его жители в описаниях очевидцев и историков XIX века

Население

Образ жизни

Между колонистами и туземцами 31 Марковская народная медицина в XIX веке

Общие принципы лечения

Марковская медицина как культурная система и ресурс

Марково в первой половине XX века 47 Современный поселок (1998-1999 годы)

Население

Смешанный народ»

Образ жизни

Репрезентация традиции

Глава 2. Колдовское воздействие: отношения между людьми 64 Представления о колдовском воздействии в марковском сообществе

Порча

Родовое проклятье

Колдовство

Сглаз 16 Нейтрализация колдовского воздействия

Превентивные меры

Лечение

Лечение порчи

Лечение сглаза

Глава 3. Особые телесно-ментальные состояния: люди и предки 104 Особые телесно-ментальные состояния и шаманнстскпс практики нешаманов в северо-восточных сибирских общностях прошлого

Одержимость духами: гендерноераспределение

Женщины в шаманстве 112 Маргинализация и приватизация шаманских практик в христианизированных общностях: гендерный сдвиг

Нервные болезни» в селе Марково в прошлом

Припадки»

Имиряченье (нмеряченье, меряченье)

Хождение во сне»

Обитатели иного мира в жизни современных марковцев 127 Взаимодействие людей с обитателями чужого пространства:

Хозяин и «чудинки»

Измененные телесно-ментальные состояния: с предками

Мирачепье»

Способы лечения и самолечения 137 Возрастная динамика и гендерное распределение общения с духами

Глава 4. Знание и люди: статус лекаря в традиции

Шаманы и их знание

Два тнна лечебного знании: повседневное и особое

Повседневное медицинское знание

Знание стариков

Статус лекаря в сообществе: умершие

Три примера реализации лекарских способностей

Роза: прямая преемственность поколений

Нина: наследница шаманов

Антонина: без преемственности

Концепция особой силы в традиции

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Хаккарайнен, Марина Валентиновна

Настоящая работа посвящена традиционным представлениям о болезни и лечении современных коренных жителей поселка Марково Чукотского автономного округа. Поселок Марково появился в процессе колонизации Российским государством северовосточных территорий Азии, а его местные жители составили локальную общность, соединившую в себе культурные особенности колонистов и коренных народов региона. Поэтому представления о болезни и лечении в данной общности несут в себе черты русской народной медицины и специфические местные воззрения, соединившиеся в единую локальную культурную систему народного здравоохранительного знания. В настоящее время традиционные представления о болезнях и лечении, а также о традиционных лекарях существуют в контексте современного образа жизни. При этом даже при поверхностном наблюдении можно заметить, что самые значимые для носителей данной традиции воззрения о здоровье, а именно, представления о колдовском воздействии одного человека на другого, о взаимодействии с более могущественными, чем люди, существами -умершими родителями, духами, хозяевами мест, а также о лекарях, имеют функцию, выходящую за пределы собственно поддержания здоровья. А знание о разных способах лечения подчас не является руководством для лекарской практики. Цель данной работы -описать эту систему представлений и ответить на вопрос о том, в чем же состоит ее функция в современном марковском сообществе? Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие задачи: вычленить из общего текста, репрезентирующего марковскую современную традицию, нарративы о болезнях и лечении и посмотреть, какие систематические связи образуются внутри них, а также какие систематические связи они образуют в соответствии с картиной социального устройства сообщества и его культурными особенностями. Кроме того, так как жизнь марковцев и марковская народная медицина оказались подробно представленными в описаниях второй половины XIX - начала XX веков, стало возможным придать данной работе некоторую временную глубину. Поэтому, еще одной задачей было сравнение старых медицинских представлений и практик в соотнесенности с культурным и социальным контекстом того времени с современными, и таким образом выявление динамики изменений. И, наконец, необходимо было определить изменяющиеся и неизменяющиеся компоненты этих систем, чтобы понять их социально-историческую обусловленность и функцию в определенном контексте.

Предмет исследования - представления о болезни и лечении, дает основания поместить данную работу в область этномедицины, которая в свою очередь является частью медицинской антропологии. Этномедицинские исследования охватывают широкий круг тем, имеющих отношение к здоровью и болезни: восприятие тела и боли; представления о строении человека и его жизненно важных составляющих; знание о болезнях - этиологии, нозологии; знание о способах предотвращения болезни и лечении; знание лекарственных веществ; распределение медицинского знания в сообществе; роль разных лечащих специалистов и их отношения с пациентами, а также различные стратегии поведения при болезни и выбора лечения и многое другое (см. напр., Fabrega, Silver 1973; White, Marsella 1989; Johnson, Sargent 1990; Rubel, Hass 1990; Helman 1990; Nichter 1992; Lock, Nichter 2002). При этом этномедицина сосредоточивается, прежде всего, на изучении эмных1 категорий здравоохранительного знания, а также на выявлении их связей с другими социокультурными категориями и системами (ср. Fabrega, Silver 1973: 3).

Выделение каких-либо основных направлений внутри этой субдисциплины представляется затруднительным из-за разнообразия и многочисленности, как изначальных теоретических предпосылок, так и конечных целей исследователей, а также из-за многих пересечений в исследованиях. Тем не менее, можно выделить две основные тенденции, определяющих общие подходы к самому предмету исследования. В рамках первого подхода представления о болезни и лечении изучаются как замкнутый корпус знаний, в рамках второго - система здравоохранительных представлений и практик рассматривается в связи с социальными (структурными, экономическими, политическими) отношениями и ценностными ориентациями сообществ.

Объект исследования - небольшое сообщество местных жителей поселка Марково на Чукотке, которые ведут свое происхождение и от коренных жителей региона, и от русских колонистов, дает повод обратить внимание на историю изучения здравоохранительных представлений, как у русских, так и у народов Сибири. В российской этнографии история изучения данного вопроса в общих чертах сложилась таким образом, что исследования русской народной медицины можно отнести к первому из выделенных выше подходов, т. е. она изучалась как самоцепная единица. Представления о болезни и лечении сибирских народов изучались в рамках второго подхода, - то есть в социокультурном контексте.

История изучеиия народных медицинских представлений и практик в России. Народные медицинские представления и практики как некий замкнутый корпус знания

1 Pike 1967. стали противопоставляться врачебной науке и вызывать живой интерес, у просвещенных бытописателей народов России начиная с XVIII века (напр., Крашенинников 1994 [1755], Лепехин 1821). Собиратели и исследователи при описании обычаев и быта традиционных (т. е. сельских, чаще русских, реже инородческих) общностей особо обращали внимание на названия болезней, диагностику, профилактику, способы лечения, на представления о происхождении болезней, на приметы и запреты, связанные с болезнью и пр. К середине XIX века в среде врачей, исследователей народной традиции и образованной публики сформировалось отношение к представлениям о болезнях и способам врачевания «простого народа» как к отдельной области знания - «народной медицине», заслуживающей отдельного изучения.

Во второй половине XIX - начале XX веков в России систематически собираются и обсуждаются в печати материалы по народной медицине: публикуются старые письменные источники (травники, лечебники, зелейники), сводятся в тематические статьи сведения из разрозненных публикаций, устные сообщения и непосредственные наблюдения. Предпринимаются попытки осмыслить народную медицину с разных позиций: для понимания «исторической причины raison d'etre и прочности народных суеверных обычаев и приемов» (Демич 1889а: 182), с целью «обогатить медицинскую науку» неизвестными ей лечебными средствами (Горст 1894: 340), с целыо улучшить организацию народного здравоохранения и найти для него дополнительные ресурсы (Бирюкович. 1893: 69-70; см. также Левит 1974: 150), изучить как область народоведения (Высоцкий 1911:1). Именно во второй половине XIX века появляется наибольшее количество работ о народных медицинских средствах (преимущественно растениях), используемых в разных областях России (Дерикер 1866; Крылов 1876, 1882; Слюни» 1882; Ордынский 1888; Мартьянов 1893; Горст 1894; Прей» 1899 и др.), а также публикуются описания народных медицинских представлений и практик (Дерикер 1866; Моллесон 1869; Добротворский 1874; Шидловский 1883-1884; Демич 1889а, 18896, 1891, 1894, 1904; Рейн 1889 и пр.).

В конце XIX - начале XX веков происходит накопление этнографических описаний локального медицинского знания: публикуются материалы, посланные корреспондентами из разных частей России: Череповецкого уезда Новгородской области (Герасимов 1898), разных областей Енисейской губернии (Макаренко 1897, Красноженова 1911, Чеканинский 1914а), Сургутского края (Неклеиаев 1900), Тобольской губернии (Скалозубов 1904-5), села Маркова на реке Анадырь (Сокольников 1911) и др. По уже к концу XIX столетия исследователями народной медицины осознавалась потребность в обобщении многочисленных сведений (напр., Демич 1889а: 181). В 1903 году вышла работа «Русская народно-бытовая медицина» врача Г. И. Попова, суммировавшая материалы этнографического бюро кн. В. Н. Тенишева (Попов 1903). Попытку обобщить и систематизировать сведения по народной медицине, привлекая сравнительный материал из истории европейской медицины, предпринял II. Ф. Высоцкий (Высоцкий 1911).

Врач М. М. Добротворский писал о народной медицине, что в ней можно выделить два направления - эмпирическое и поэтическое, причем эти два направления сливаются (Добротворский 1874: 2). Пожалуй, он довольно точно выразил отношение своих современников к этой области народного знания: изучение медицины «простого народа» в XIX - начале XX веков продвигалось в двух основных направлениях - «практическо-медицинском» и «фольклорно-этнографическом». В рамках первого, «практическо-медицинского», направления исследователи описывали способы народного врачевания и собирали народные рецепты употребления materia medica (напр., Дерикер 1866; Слюнин 1882; Крылов 1876, 1882). Прикладные задачи определили и способ описания народных медицинских знаний, и их критику: в большинстве своем работы по народной медицине повторяют структуру лечебников - в них постатейно в народных терминах описываются болезни, приводится их народная этиология и локальные способы лечения. Народные медицинские представления делили на вредные и полезные, причем существование вредных объяснялось необразованностью народа, а полезных - тысячелетним эмпирическим опытом. Критика состояла в том, чтобы отделить «суеверные» и «невежественные», то есть вредные, способы лечения от полезных, которые могли бы использоваться в дальнейшем во врачебном лечении. В рамках второго, «фольклорно-этнографического», подхода - исследователи пытались осмыслить народные представления о болезнях в контексте мифологии (напр., Афанасьев 1994 [1865-1869]). В духе господствующего в то время мифологического направления существование народных представлений о болезнях и их лечении, связанных с религиозными воззрениями (а именно они попадали в поле зрения представителей этого направления исследований), объяснялось пережитками, а сами они считались обломками древних мифов.

В первой половине XX века этнографические исследования народной медицины постепенно сходят на нет, а интерес к этой проблематике, по-видимому, официально не поддерживается2. Так, к середине 1950-х годов М. Д. Торэн обобщила опубликованные материалы по народной медицине XIX века и собственные наблюдения в диссертации «Народные способы лечения русских, украинцев и белорусов в XIX веке» (1954), а результат ее дальнейшей деятельности - работа «Русская народная медицина XIX - начала XX вв.» была опубликована лишь в 1996 году (Торэн 1996). При этом в своих принципах систематизации и интерпретации привлекаемого материала исследовательница ориентировалась на работы XIX - начала XX веков практическо-медицинского направления.

К концу XX века изучение русской народной медицины претерпевает изменения. Многие из советских/российских этнографических работ по народной медицине вплоть до конца XX века сопоставляли ее с научной (см., напр. Бромлей. 1975; Миненко 1983; Липинская 1995), а научный вклад своих работ авторы часто видели в том, чтобы ввести народные лечебные средства в общий обиход: «Еще многие лечебные средства, вероятно, впоследствии войдут во всеобщее употребление» (Торэн 1953: 17), так как уже «многие из средств, веками применяемых народом, признаны современной научной медициной» (Там же: 3). Между тем, с конца 1960-х годов XX века в советской, а затем российской этнографии фокус исследовательского интереса постепенно смещается в сторону изучения когнитивных аспектов народного медицинского знания - семантики народных номинаций болезни, культурных моделей болезни и лечения безотносительно к научной медицине (напр., Меркулова 1969; Терновская 1988; Свешникова 1993а, 19936; Усачева 1988, 1994, 1996; Мазалова 1994, 1995, 1996, 2001 и др.). Однако можно заметить, что до последнего времени такие работы появлялись спорадически и в них рассматривались отдельные и узкие проблемы.

В последние несколько лет стал заметен возрождающийся интерес к изучению традиционных представлений о теле человека. В связи с этим российской этнографии появились работы, которые так или иначе, касаются русских народных представлений о здоровье и болезнях, и которые стремятся к системному описанию этих представлений. К ним, прежде всего, можно отнести монографии Г. И. Кабаковой «Антропология женского

2 Так, Н. И. Серебрянникова в докладе «Этнические и региональные особенности народной лечебной практики украинского, русского и болгарского населения Южной Бессарабии», прочитанном на VI Конгрессе этнографов и антропологов России 29 июня 2005 г., сообщила, что на Украине в 1930-е годы не только прекращается изучение народной медицины, но и уничтожаются уже собранные по теме народной медицины архивные данные.

А. С. Лавров пишет, что в 1930-е годы были прекращены исследования колдовских дел и полевые этнографические исследования колдовства (Лавров 2000: 13), непосредственно тела в славянской традиции» (2001) и Н. Е. Мазаловой «Состав человеческий: Человек в традиционных соматических представлениях русских» (2001).

Исследование Г. И. Кабаковой посвящено народным представлениям о женском теле и выполнено на материалах Полесья; но автор предлагает посмотреть на этот ограниченный одной областью материал как на источник для изучения значимых элементов «тезауруса общеславянской народной культуры» (Кабакова 2001: 6), то есть, в том числе и русской. Этой книгой исследовательница продолжает работу, начатую в русле деятельности этнолингвистической школы под руководством II. И. Толстого, основную задачу которой она видит в изучении «древних культурных форм, сохраняющихся в современной культуре» и исследование этнической истории славян (Там же: 7). Собственно отношению полесских крестьян к болезням в книге посвящено всего два подраздела - «Грехи и болезни» и «Классификация болезней» (Там же: 34-45), хотя эта тематика затрагивается и за их пределами. При анализе представлений о болезни Г. И. Кабакова опирается на этномедицинские исследования, которые вводят «социальное измерение в трактовку болезни» и показывают, «как общество использует болезнь для утверждения контроля над личностью» (Там же: 9). Именно в этом месте монографии заметен «провал» в методологии исследований этой проблематики в российской этнографии - чтобы проанализировать социальные составляющие болезни, исследовательнице приходится обращаться за помощью к французским работам (Там же: 9, 40). В результате Г. И. Кабакова предлагает классификацию болезней, основанную на представлениях об их причине: возникшие в результате нарушения запретов (грех), имеющие рациональное объяснение, насланные и возникшие в результате контакта с нечистой силой (Там же: 40-43). Она также дает типологию лечения в соответствии с «семантическими моделями»: возвращение к начальной ситуации - освобождение тела от болезни и «новые роды», отсылка болезни к ее виновнику, просьба о здоровье у потусторонних сил, уничтожение болезни (Там же: 44-45). К сожалению, из работы остается совершенно неясно, - как эти две типологии воспроизводят общественные отношения и контроль общества над личностью (за исключением общего представления о грехе).

Монография II. Е. Мазаловой «Состав человеческий» включает в себя довольно большое количество материала, относящегося к представлениям о болезнях и лечении у русских. Однако, но мнению автора, народное знание, касающееся сохранения здоровья и лечения болезней, довольно много изучалось, в то время как традиционные соматические представления, то есть представления о строении и функционировании организма, связанные с этой проблематикой. оказались неисследованными (Мазалова 2001: 5). Поэтому Н. Е. Мазалова старается сосредоточить свое внимание на народных соматических представлениях и их системности. Видимо, именно поэтому представления о болезнях и лечении оказываются в данном исследовании лишь вспомогательным материалом для более полного описания представлений о соматике и не интерпретируются.

И исследование Г. И. Кабаковой, и монография Н. Е. Мазаловой опираются на семиотическо-структурный подход и этнолингвистическую методологию. В их задачи входит создание наиболее полного корпуса сведений, внутри которого можно проследить системные связи. Основанием системы взяты синхронные и/или диахронные семантические связи вербального, акционального и предметного уровней в культуре. При этом они довольно много внимания обращают на используемую в традициях терминологию. Иными словами, исследовательницы рассматривают здравоохранительные представления как часть замкнутой «традиционной картины мира» вне современного собранному материалу социального контекста и за пределами межперсонального взаимодействия. И в этом смысле они продолжают российскую традицию исследования народных медицинских воззрений как замкнутого и самоценного корпуса знания.

Параллельно с исследованиями русских общностей и их народной медицины в российской этнографии развивается направление изучения сибирского коренного населения. Уже первые исследователи сибирских народов (напр., Фишер 1774; Линденау 1983а, 19836, 1983в, 1983г3; Крашенинников 1994 [1755]), а также их многочисленные последователи, не могли в своих описаниях обойти стороной здравоохранительные представления и практики. Однако в данном случае речи о традиционной народной медицине не шло. Представления о болезнях, а также способы их лечения у народов Сибири, как правило, рассматривались этнографами в рамках изучения шаманства (шаманизма)4. Шаманские лечебные практики изучались как система религиозно-магических представлений, встроенная в социальную организацию и в культурный контекст.

3 Эти описания были выполнены Я. И. Линденау в ходе Второй Камчатской экспедиции (1733-1743) и хранятся в ЦГАДА; в 1983 году опубликованы впервые.

4 Этнографическое исследование «собственно медицинских» приемов (использования materia medica и различных медицинских процедур) и шаманских практик (как религиозных ритуальных практик) оказывается разделенным. Показательным примером служат две статьи И. М. Чекашшского об одной смешанной общности, в которых народная медицина и шаманские практики лечения представлены как две непересекающиеся сферы деятельности (Чекашшский 1914а, 19146).

Ведущим теоретическим подходом к изучению шаманства со второй трети XIX века и на протяжении всего советского периода российской этнографии был эволюционизм. Исследователи шаманизма последовательно включали шаманские лекарские практики в круг рассматриваемых в своих работах этнографических фактов, но исследовательский интерес на них не сосредоточивался. Ученых-эволюционистов интересовали общие проблемы, которые появились уже в первых опытах теоретического осмысления шаманства (Шашков 1864; Михайловский 1892; Богораз 1910 и др.): его сущностные черты, ареальное распространение и стадиальное развитие, психологические особенности шаманов и пр.; на более общем уровне - происхождение религии, этапы развития религиозного сознания и закономерности этого развития, место шаманства в развитии религиозного сознания и развития общества и т. д. Попутно исследовались более частные вопросы, решение которых должно было помочь разработке генетических и стадиальных построений.

Особое место среди исследований шаманства и шаманистского лечебного комплекса в рамках теории эволюционизма занимают работы Д. К. Зеленина «Идеология сибирского шаманства» (1935) и «Культ онгонов в Сибири. Пережитки тотемизма в идеологии сибирских народов» (1936). Д. К. Зеленин ставил перед собой задачу показать идеологическое содержание шаманской религии, отличительные особенности шаманского анимизма (Зеленин 1935: 709), которые сам он возводил к основной, по его мнению, функции шамана - врачевательной (Зеленин 1935: 711-712; Зеленин 1936: 18, 354). Поэтому в центре внимания исследователя оказались шаманистские представления о болезни и шаманские лечебные практики, происхождение и изменение которых (параллельно с изменениями общественных отношений) он реконструировал. Конечно, на сегодняшний день многие положения Д. К. Зеленина могут показаться спорными, например, что первоначально шаманами, исполняющими роль лекаря, были нервнобольные люди (Зеленин 1936: 363-364). Тем не менее, значение работ Д. К. Зеленина огромно - он систематизировал обширнейший материал, уделил особое внимание символическому аспекту лечения и его связи с представлениями о причинах болезней, привлек для сопоставления типологически сходный материал из восточнославянских традиций. Д. К. Зеленин уделил внимание социальной стороне шаманистских представлений о болезни: он отметил связь между представлениями о болезнях и межэтническими отношениями (Зеленин 1936: 147), связь шаманских лекарских практик с социальными отношениями между людьми и духами (союзно-договорные, обменные отношения - Зеленин 1935: 718; Зеленин 1936: 29, 114, 116, 356 и т. д.).

С конца 1960-х годов постепенно начинает приобретать новое значение изучение ареальной и этнической специфики шаманистских представлений и практик. К концу XX века вышло несколько монографий о шаманизме, в которых были сведены воедино этнографические материалы о рассматриваемых в них народах и которые как бы подводился итог их изучению в форме более или менее широких обобщений (напр., Алексеев 1984; Михайлов 1987; Потапов 1991; Смоляк 1991), в которых одновременно просматривается интерес к локальной вариативности и местным особенностям. Эти монографии дают довольно широкий по охвату и достаточно подробный обзор шаманских лечебных практик.

Еще больший интерес с точки зрения изучения концептуализации здоровья и болезни представляют собой коллективные монографии, такие как «Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера» (Вдовин 1976) и «Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири» (Вдовин 1981), в которых в рамках единой поставленной задачи авторы дают детальные описания шаманистских представлений, связанных со здоровьем и болезнью у различных народов. Большинство из указанных выше работ носят описательный характер и дают богатый сравнительный материал по лекарским практикам сибирских народов, на основании которых можно было строить теоретические обобщения, касающиеся отдельных проблем (напр., Новик 1984).

Нужно заметить, что упомянутые выше работы, как по русской народной медицине, так и по шаманизму народов Сибири ввели в научный оборот огромное количество этнографического материала в более или менее систематизированном виде. Без них невозможно было бы себе представить картины распространения и вариативности тех или иных здравоохранительных представлений и практик. Однако, в силу давности написания (в дореволюционное время) или ограничений, связанных с идеологией советского периода, теоретическое осмысление обширнейшего материала в подавляющем большинстве работ не выходило за рамки эволюционизма (за исключением работ когнитивной ориентации последних лет). Рационалистический и естественно-научный пафос этого подхода, его категориальный аппарат, основанный на противопоставлениях науки, магии и религии (см. о возникновении антропологии и ее связи с рационалистическими идеями, напр., Tambiah 1990), а также объяснительные модели, опирающиеся на идеи стадиального развития, не могут удовлетворительно объяснить распространенность и устойчивость разнообразных (альтернативных рациональным) здравоохранительных систем в современном обществе.

Общие теоретические и методологические основания работы. Данное исследование продолжает традицию изучения здравоохранительных представлений в связи с социальными отношениями и ценностными ориентациями сообществ. Общетеоретическими и методологическими предпосылками для работы явились разработки в области социальной и культурной антропологии XX века. За это время занимавший ведущее место в изучении народов эволюционизм XIX - начала XX веков был оттеснен функциональным и структурным подходами в социальных пауках. С конца 1960 годов позитивизм начинает уступать место социальному конструктивизму (см. Бергер и Лукман 1995 [1966]), который и становится новой почвой для построения функционалистских и структуралистских исследований. Не вдаваясь в подробную историю антропологических идей XX века, коротко остановлюсь на том, какое значение имеют эти общие тенденции для данного исследования.

Во-первых, в данной работе я отказалась от разделения медицинского знания на науку, религию и магию. Эксплицитная или имплицитно присутствующая оценочность в рамках данного деления затрудняет изучение локальных представлений о здоровье и лечебных практик как самоценной системы. Поэтому я старалась избегать сравнений традиционных представлений о болезни и лечении с теми, которые приняты в официальной медицине (тем более что компетенция этнографа тут кажется сомнительной). Иными словами, я не стала принимать официальную медицину за точку отсчета и старалась избегать терминологии, которая бы указывала на "ошибочность" или, наоборот, на "рациональность" представлений марковцев о происхождении болезней, их картины или их лечения по отношению к первой. Вместо этого, исходной посылкой данной работы было положение об относительности и культурной обусловленности здравоохранительного знания5, а также идея о том, что в рамках порождающего его сообщества, это знание выполняет важные для сообщества функции и, прежде всего, должно быть описано в терминах самих носителей традиции. Таким образом, отправной точкой для изучения локальных представлений о болезни и лечении оказывается «взгляд изнутри» традиции6.

5 В настоящее время любая медицинская система, включая «космополитическую медицину», то есть медицину индустриальных западных обществ (Leslie 1976: 6-10), считается антропологами относительным и культурно обусловленным (см. Kleinman 1980: 35-44).

6 История изучения медицинских представлений в этом ключе, пожалуй, начинается с работы «Primitive Concepts of Disease» Ф. Клементса (Clements 1932), в которой он предпринял попытку создания «схемы классификации концептов болезни примитивных народов» с «внутренней» точки зрения. Автор подверг критике принятое в его время в антропологии деление представлений о причинах болезней на три категории - вызванные естественными причинами, насланные людьми и вызванные сверхъестественными силами, считая эти категории слишком широкими, и предложил иную классификацию. Она включала в себя пять причин болезни: колдовство и сглаз, нарушение табу, вторжение болезнетворного предмета, вторжение духа и потерю души (Clements 1932: 187-190). В

Во-вторых, за основу было взято также положение о том, что представления о болезни и ее лечении не являются разрозненными, но составляют социокультурную (под)систему со своими внутренними связями. При этом она встроена в социальные отношения и в систему культурных установок изучаемого сообщества и не существует вне их. Первым, еще в 1924 году, эту важную для развития теории и методологии этномедицинских исследований идею, высказанную в виде постановки задач для дальнейшей работы в этой области, сформулировал В. Риверс. Он указал на то, что социокультурная антропология должна показать функциональную интегрированность компонентов здравоохранительных институтов общества в его культурную матрицу, социальную организацию и политическую систему (Rubel, Hass 1990: 116). В 1980 году по сути дела та же идея, но уже в более разработанной форме, была высказана А. Клейнманом. Он писал: «В том же смысле, в котором мы говорим о религии или о языке, или о родстве как о культурных системах, мы должны рассматривать медицину как культурную систему, систему символических значений, закрепленную в определенных устройствах социальных институций и моделях межперсонального взаимодействия. В каждой культуре болезнь, реакция на нее, индивиды, болеющие ею и лечащие ее, а также социальные институции, имеющие отношение к ней, все систематически взаимосвязаны. Совокупность этих отношений и есть здравоохранительная система. В свою очередь, здравоохранительная система, как и другие культурные системы, интегрирует связанные со здоровьем компоненты, касающиеся общества. Они включают в себя убеждения, связанные с причинами болезни; нормы, управляющие выбором и оценкой лечения; социально подтверждаемые статусы, роли, властные отношения, регулирование взаимодействия и институции» (Kleinman 1980: 24).

Между этими двумя высказываниями прошло более полувека. За это время развитие антропологических исследований, касающихся медицинских представлений и практик у различных народов, проходило сложными путями. Поиски методологии, которую можно своей классификации Ф. Клементе попробовал придерживаться «взгляда изнутри» традиции и даже при обобщении не выходить за эти рамки. Это ему вполне удалось. Однако, вторая часть его проекта, а именно попытка охарактеризовать каждое из описываемых до-индустриальных обществ только через одно из этих представлений была неудачной. Его также критиковали за отрыв объяснительных моделей от контекста (см. Rubel, Hass 1990: 116). Действительно, трудно себе представить человеческое сообщество, в представлениях которого абсолютно доминировала бы лишь одна из вышеперечисленных причин. В то же время, эти причины сами по себе, вне социокультурного контекста, представляются почти универсалиями. Более того, сама схема не имеет в своем основании единого критерия классификации - например, колдовство может включать в себя вторжение болезнетворного предмета или духа и пр. было бы применить к изучению традиционных медицинских представлений и практик, следуют за общими методологическими сдвигами в гуманитарных и социальных науках. Происходит смена парадигмы с бихевиористской на когнитивистскую: исследователи стали признавать, что «культура состоит не столько из поведения или даже моделей поведения, сколько из разделяемой [сообществом] информации или знания, которое закодировано в системах символов» (D'Andrade 1994 [1984]: 88).

С учетом этого сдвига, для данной работы важными оказываются два направления: изучение представлений о болезни в их связи с социальными отношениями и исследование системных связей внутри комплексов представлений.

Достижением работ первого направления было то, что они выявили регулярную связь между распространенными почти повсеместно представлениями о "сверхъестественных" силах, причиняющих болезни (в результате нарушений запретов, колдовства, сглаза и болезнетворных духов), и управляющими поведением социальными нормами. Эти исследования также продемонстрировали, что такие представления эффективно функционируют в качестве механизма социального контроля и способа поддержания социального порядка (см. Rubel, Hass 1990: 117)7, или, иными словами, что их фукция выходит далеко за рамки собственно здравоохранения.

Если работы, ориентированные на изучение связи представлений о болезни с социальными отношениями, не вызывали острых споров, исследования системных связей внутри комплексов представлений и практик оказывались дискуссионными. Во-первых, в связи с множественностью внутренних связей и их подвижностью перед исследователем сразу вставал вопрос о том, каковы основания для включения в нее тех или иных компонентов. Во-вторых, возникал вопрос о порождении этих систем.

Важным этапом в изучении здравоохранительных систем стала «этнонаука» или «этносемантика», которая получила развитие с 1960-х годов. В рамках данного подхода исследователи уделяли особое внимание этнонозологиям и семантическим системам - они анализировали этнические категории болезней и таким образом использовали традиционную медицину для анализа «когнитивных репрезентаций» или «ментальных

7 Из наиболее известных работ общего характера, но разрабатывающих эту проблематику, тут можно упомянуть работу Э. Эванса-Причарда «Колдовство, оракулы и магия у азанде» (Эванс-Причард 1994 [1937]), работы В. Тернера «The Drums of Affliction» (Turner 1968), «Ритуальный процесс. Структура и антиструктура» (Тэрнер 1983 [1969]). Многие работы, посвященные данной проблематике (напр., Hallowell 1977 [1941], Whiting 1977 [1950], Geertz 1977 [1960], Fortune 1977 [1963]), Ilarwood 1977 [1970], Reminik 1977 [1974]), были собраны в книге «Культура, болезнь и лечение: исследования в области медицинской антропологии» под ред. Д. Лэнди (Landy 1977). К ним можно добавить известные работы Р. репрезентаций болезни» (mental representations of disease) (Farmer, Good 1991: 136). Так, в своей ставшей классической статье Чарльз Фрейк предположил, что можно выявить этнические категории болезней на основании симптомов. В качестве методики он использует заимствованный из лингвистики компонентный анализ для определения категориальных границ заболеваний кожи в небольшой общности на Филиппинах (Frake 1977 [1961]). Необходимо сразу отметить, что гипотеза о соответствии этнических медицинских категорий и эмпирического опыта, на которой базировалось работа Ч. Фрейка, не подтвердилась, - многие общности не классифицируют болезни на основании эмпирически определяемых симптомов (Good, Good 1989: 145). Кроме того, из поля зрения «этносемантики» совершенно выпадало прагматическое измерение (Rubel, Ilass 1990: 122). Выявление изолированных когнитивных правил вне социального контекста становится объектом критики (Гирц 1997 [1973]: 181).

Последовавшая критика этого подхода послужила опорой для развития дальнейших исследований традиционных медицинских представлений и практик в рамках когпитивистики. Исследователи пытаются преодолеть ограничения «этнонауки»: происходит сдвиг от изучения концептов болезни как лексических категорий к взгляду на болезни, согласно которому они встроены в многосложные образования символов (complexes of symbols) (White, Marsella 1989: 12), а также в социальный контекст. Критика «этнонауки» приводит Б. Гуда и М.-Дж. Гуд к так называемому «сфокусированному на значении» (meaning-centered) подходу. Основой для этого подхода они считают две предпосылки. Во-первых, дискурсивное значение не формируется как прямая зависимость между символом (означающим) и объективной реальностью физического мира (означаемым), но образуется как когерентные переплетения символов (coherent networks of symbols), через которые конструируется переживаемая реальность. Во-вторых, такой подход предполагает, что медицинские идиомы (idiomata) создают интерпретационные рамки, используемые для конструирования персональной и социальной реальностей (Good, Good 1989: 147). Таким образом, главными методологическими предпосылками для анализа категорий болезни становятся анализ «символических сплетений» и исследование социального конструирования реальности болезни. В свою очередь анализ «символических сплетений» предполагает связь конфигураций и семантических полей с ключевыми символами и сильным персональным воздействием (Good, Good 1989: 148). По мнению

Либана (Lieban 1962) и Г. Фабреги и Д. Силвера (Fabrega, Silver 1973). авторов, набор переживаний скрепляется через сеть значений и социальное взаимодействие8.

Дороти Клемент также критикует «этнонауку» и противопоставляет ей «народное знание» (folk knowledge) по трем параметрам: формы репрезентации народного знания, локализация народного знания и социальная значимость репрезентаций. Она утверждает, что, во-первых, в отличие от этнонауки как этнической классификационной системы ограниченной языком, знание выражается в разнообразных формах - в ритуалах, в играх, в фольклорных рассказах, в артефактах, а не только в терминологических системах. Во-вторых, народное знание рассматривается как совокупность знания рядовых членов группы, независимо от степени их «культурной компетенции», как это происходит в случае «этнонауки». При этом важным оказывается тот факт, что знание не обязательно отражается в культурной компетенции членов сообщества, но может, например, появиться в результате взаимодействия между ними. В-третьих, различие между «этнонаукой» и народным знанием подчеркивает чувствительность индивидов к социальному контексту и зависимость репрезентации от этого контекста (Clement 1989: 194-196).

Таким образом, в антропологии постепенно происходит общетеоретический и методологический сдвиг в сторону изучения «согласования значений»9.

Отдельно я бы хотела остановиться на теории «телесного воплощения»10, которая определила общий подход к проблематике болезни и лечения в моей работе. Для этого вернемся к положению, согласно которому болезнь может быть средством социального контроля.

Идея социального контроля над индивидом, а также над его телом, нашла свое продолжение в теории телесного воплощения и телесных репрезентаций социальных отношений и культурных ценностей. Тезис о «социально информированном теле» (Bourdieu 1977: 124) в первоначальном виде был сформулирован М. Моссом в работе «Техники тела» (Мосс 1996 [1935]). Наиболее заметный вклад в общую теорию изучения телесности в контексте общественных отношений внесли М. Фуко (напр., Фуко 1996 [1971], 1998 [1963]) и П. Бурдье (Bourdiue 1977). М. Фуко исследует отношения общества и индивида с точки зрения дискурсивной власти над телом и приходит к выводу об исторической обусловленности восприятия тела. П. Бурдье разрабатывает моссовское о

Свой подход авторы строят с учетом разработок в области изучения символики ритуала В. Тернера и ритуальных текстов Дж. Фокса (Good, Good 1989 [1982]: 148).

9 В англоязычной антропологической литературе вслед за Маркусом и Фишером говорят о «negotiation of meanings» (Marcus, Fisher 1986: 26).

10 В английской литературе - embodiment. понятие habitus 'а. Основное внимание при этом он обращает на телесные репрезентации: для него habitus - это принципы, обобщающие и структурирующие практики и репрезентации, которые в свою очередь зависимы от окружающих их социальных структур (Bourdiue 1977: 72).

Большим достижением в изучении тела в рамках символической антропологии были работы Мэри Дуглас «Естественные символы: космологические исследования» (Douglas 1970) и «Чистота и опасность» (2000 [1966]). Опираясь на идею М. Мосса о культурно и социально обусловленности телесного поведения, а также на оппозицию «индивид-социум», разрабатываемую в своих работах Э. Дюркгеймом (1912)", исследовательница выстраивает модель взаимодействия между индивидом и социумом - «тело физическое -тело социальное» (Douglas 1970: 65-81). Внутри нее происходит непрерывный обмен смыслами между этими двумя возможностями телесного опыта таким образом, что каждый из них «усиливает категории другого» (Duglas 1970: 65). Таким образом, по М. Дуглас человеческое тело всегда воспринимается как образ общества, и нет возможности воспринимать тело вне социального измерения (Ibid.: 70). Исследовательница также разрабатывает идею, согласно которой в местах «социальной неартикулированности» и слабых социальных связей, для контроля над ситуацией включаются представления о бессознательной вредоносной силе и опасности (Дуглас 2000: 143-171). Эти две работы оказали существенное влияние на антропологическое исследование телесных практик и на изучение репрезентаций болезни, в частности.

Кроме М. Дуглас, в теорию телесного воплощения и телесных репрезентаций внесли вклад и многие другие антропологи. В рамках медицинской антропологии его разрабатывали М. Локк и Н. Шепер-Хыоз (напр., Scheper-Hughes, Lock 1987), Т. Чордаш (напр., Csordas 2002 [1990]), А. Стразери (напр., Strathern 1999 [1996]) и др12.

Нэнси Шепер-Хыоз и Маргарет Локк в своей, имевшей сильный резонанс в медицинской антропологии, работе "Mindful body" (1987), продолжили метафору «двух тел» М. Дуглас и «пяти тел» (физическое, коммуникативное, мировое, социальное, потребительское, медицинское) Дж. О'Нила (O'Neill 1985). В этой статье они пишут об

11 Работа Э. Дюркгейма «Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии», в которой подробно разъясняется эта оппозиция, была лишь частично переведена на русский язык. Отрывки из нее опубликованы в хрестоматии «Социология религии: классические подходы» (Дюркгейм 1994 [1912]). Рассуждения на тему соотношения индивидуального и коллективного можно найти, например, на странице 27.

12 Индивидуальная болезнь как нарушение отношений в социуме в этнографической литературе рассматривалась, например, финским фольклористом Л. Хонко еще в 1959 году (Honko 1959:601). индивидуальном, социальном и политическом телах. Первые два соответствуют концепциям двух тел, развитым в работах М. Дуглас. Последнее - это тело в контексте властных отношений. Н. IIlenep-Хыоз и М. Локк считают, что "три тела" являются не только тремя пересекающимися единицами анализа, но и представляют три разных теоретических подхода и три эпистемологии - феноменологию, структурализм и символизм, и постструктурализм (Scheper-IIughes, Lock 1987: 8).

Томас Чордаш различает два подхода в изучении телесности. В его понимании телесное воплощение как «существование в мире» (being-in-the-vvorld) и «репрезентация» (representation) соответствуют двум подходам в антропологии - феноменологии и семиотике (Csordas 1994: 10-11). Опираясь на концепцию культурно конституированной самости И. Хэллоуэлла (Hallovvell 1955) и феноменологию М. Мерло-Понти (1999 [1942]), он предлагает изучать тело человека, делая акцент на чувствовании себя, создании образа тела, эмоциях (Csordas 2002 [1990]) - то есть на всем том, что обычно ускользает от внимания антропологов. По мнению исследователя, этот подход может стать отдельной парадигмой в антропологии. В теоретизировании Т. Чордаша с точки зрения перспективы для дальнейшей работы оказывается важным понятие «соматические модусы внимания» (somatic modes of attention) (Csordas 1993), или, иными словами, способы чувствования себя в окружающем мире, выраженные в телесных идиомах.

Размышления над работами предшественников приводят Эндрю Стразерна к мысли, что «телесное воплощение» является метафорой, которая может стать перспективным эвристическим инструментом для изучения человека в нашем мире Интернета и киберпространства (Strathern 1999: 203-204). Сам он и его коллеги успешно применили теорию телесного воплощения в качестве методологической базы для изучения вполне «традиционной» здравоохранительной культуры на Повой Гвинее (напр., Strathern, Stewart 2001).

Для антропологического изучения здравоохранительной деятельности человека идея тесной связи между социо-культурным и телесным существованием человека оказывается чрезвычайно важной, так как позволяет находить корреляции между представлениями и бессознательными установками, с одной стороны, и телесными репрезентациями и переживаниями, с другой. Эти корреляции проливают свет на соотношение между обществом и индивидом и на варьирующие от сообщества к сообществу структуры личности.

Таким образом, когнитивистский сдвиг приводит антропологов, изучающих телесные практики, к критике так называемой «картезианской модели», разделяющей тело и сознание на отдельные составляющие человека. Тело начинает рассматриваться как наделенное культурными и социальными характеристиками, «моральными и интеллектуальными символами» (Мосс 1996: 249), способностью «думать» (напр., Scheper-Hughes, Lock 1987; Strathern 1999). Таким образом, тело индивида перестает восприниматься только в биологических терминах, а телесные репрезентации признаются социально и культурно детерминированным. Например, М. Локк и Н. Шепер-Хыоз, определяя задачи интерпретативной медицинской антропологии, пишут: «Задача критико-интепретативной медицинской антропологии - сначала охарактеризовать разнообразие относящихся к телу метафорических концепций (сознательных и бессознательных) и имеющих к ним отношение нарративам, а затем показать социальное, политическое и индивидуальное употребление их на практике» (Lock, Scheper-Hughes 1990: 49-50).

Несмотря на теоретическую посылку о неразделимости тела и сознания и даже предпринятые попытки разработать исследовательский язык и концептуальный аппарат (напр., Samuel 1990; Csordas 1994), методология исследования тела и его корреляций с когнитивными структурами кажется неразработанной. «Когнитивный сдвиг» обусловил в антропологии ситуацию, когда изучение вербального уровня культуры как выражения сознательно и бессознательно заложенных в нем смыслов, имеет явный приоритет перед исследованием телесных репрезентаций и переживаний, несмотря на попытки сдвинуть исследования в сторону феноменологии.

Итак, результатом размышлений последних десятилетий явилось то, что здравоохранительные системы рассматриваются как сложные культурные системы, требующие целостного подхода (см. Kleinman 1980: 23). При этом культура понимается как система взаимосвязанных символических значений, которые в комплексе создают социальную реальность болезни и лечения, постоянно воспроизводясь в процессе социального взаимодействия разными способами - при помощи нарративных и дискурсивных практик, а также на акциональном уровне. Иными словами, медицинское знание, рассредоточенное среди носителей изучаемой традиции, может выражаться в разнообразных формах - не только и, зачастую, не столько в таксономиях, но и в ритуалах, в играх, в фольклорных рассказах, в артефактах и пр. Знание о здоровье, болезни и лечении репрезентируется посредством символов, которые в свою очередь являются частью общей символической системы, оно не нейтрально и встроено в систему культурных и социальных ценностей сообщества. Кроме того, воспроизводство реальности болезни в конкретных своих проявлениях обусловлено общими интсриретативными рамками или когнитивными структурами. Представления о здоровье и болезни являются активной частью инструментария социального контроля13.

В полном соответствии с этим подходом представления о болезнях и их лечении марковцев в данной работе рассматриваются как система, которая создает определенного рода социальную реальность. Эта реальность является частью более общей символической системы и воспроизводится в рамках заданных ценностных установок. Данный подход определил не только выбор точки зрения данного исследования, но и способ сбора материала.

Характер использованного материала. Основной корпус использованных в данном исследовании данных представляет собой полевые материалы в виде неструктурированных тематических интервью, собранных в результате двух экспедиций в 1998 и 1999 годах. Всего было взято 27 интервью в 1998 году и 20 интервью в 1999 году. В 1998 году материалы собирались в рамках коллективного проекта, в котором я принимала участие в качестве аспиранта14. В связи с задачами проекта, сбор информации в большей степени был направлен на выяснение локальной идентичности населения пос. Марково. Поэтому из 27 информантов только половина (14 человек) так или иначе, касались темы болезней и их лечения. В 1999 году работа была направлена именно на сбор повседневных и традиционных представлений о болезнях и их лечении среди жителей поселка. Поэтому тема здоровья и болезни представлена в большей или меньшей степени во всех интервью 1999 года с 22 информантами. Таким образом, интересующая меня информация была получена от 36-ти человек (24 женщин и 12 мужчин, с 1916 по 1985 год рождения) из 274-х взрослых, живущих в поселке местных жителей. При этом женщины более охотно разговаривали на тему здоровья, чем мужчины, особенно, когда речь шла об уходе за детьми. Тем не менее, нет оснований полагать, что моя тендерная принадлежность препятствовала для получения информации от мужчин, так как они охотно делились со мной своими знаниями в меру своей осведомленности.

13 Работы последних лет все больше внимания уделяют медицинскому плюрализму в контексте глобализации и модернизации. Большое внимание уделяется соотношению между традиционными медицинскими системами и современной наукой и технологиями, а также интеграции традиционной медицины и здравоохранительных институтов в государственные политические системы(см., напр., Lock, Nichter 2002: 1-34). Я в данной работе ограничиваюсь «социальным телом», то есть телом в контексте локальных социальных отношений.

4Проект «Креольские общности северо-востока Сибири: этнографическое исследование этнической идентичности, социального статуса и политической власти», реализация которого стала возможной благодаря финансововй поддержке National Science Foundation (США), грант ОРР-9727Ю2 (1998-2001); руководитель проекта доктор философии П. Швайцер (университет Аляски, Фэйрбэнкс), участники - д. ф. н. II. Б. Бахтин, к и. п. Е. В. Головко (см. публикацию Бахтин, Головко, Швайцер 2004).

В результате интервьюирования жителей поселка мной были получены тематически разнообразные и разные по структуре тексты, которые касались не только медицинских представлений, но и сообщества в целом (социальных отношений, культурно обусловленных установок и пр.): рассказы о лечении, рассказы о шаманах и колдунах, гаданиях, снах, а также предписания, запреты, суждения и пр. Таким образом, мои материалы соотносятся с установкой изучения культурного знания, репрезентированного вербально.

Знание о здоровье, болезнях и лечении, рассказы о которых мне удалось зафиксировать, имеет разные источники и способы легитимации: образование (среднее общее, среднее медицинское), традиция (предки, компетентные в традиции люди), книги, повседневное общение, средства массовой информации. Это знание я предварительно рассматривала как единое поле повседневных представлений, не членимое на различные виды знаний, обозначаемые каждый отдельным термином (напр., научное, повседневное, традиционное). Тем не менее, сами жители поселка были склонны различать традиционное и современное знание. Это мне показалось существенным. Поэтому в данной работе остались только материалы, которые репрезентируют традицию и местное традиционное сообщество.

Кроме текстов интервью, в работе были использованы этнографических описания второй половины XIX - начала XX века, непосредственно относящиеся к жителям Марково и их ближайшим соседям. Две из них - частично очерк А. Е. Дьячкова «Анадырский край» (1992 [1893]) и полностью статья II. П. Сокольникова «Болезни и рождение человека в селе Маркове на Анадыре» (1911) посвящены болезням и лечению, что дало некоторую возможность для сравнения прежних представлений с ныне существующими. Тем не менее, каждая из этих двух работ обладает своей спецификой, которую в ходе их анализа и сравнения с современными материалами необходимо было учитывать. А. Е. Дьячков был местным учителем-самоучкой, поэтому его работа является самоописанием. Даже если принять во внимание, что его очерк для публикации был отредактирован, он выражает довольно определенную позицию автора как носителя местной традиции. Статья Н. П. Сокольникова имеет иной характер. Автор постарался дать описание представлений местных жителей о болезнях, а также их лечебных приемов - это явствует из его прямо высказанного намерения не придерживаться классификации, «принятой в медицине» (Сокольников 1991: 77). Однако его статья написана с внешних позиций образованного человека того времени, основной установкой которого является рационалистический подход. Это задает тон всему исследованию. П. П. Сокольников придерживается уже заранее заданной схемы, согласно которой он выделяет болезни - физические и нервные (считалось, что жители Сибири к ним особенно склонны); их он и описывает в статье чрезвычайно подробно. О марковских представлениях о нечистой силе и «мастерах портить» автор упоминает очень коротко и достаточно иронично (Там же: 75). Это ведет к тому, что в статье практически нет информации, касающейся колдовства; фольклорные сюжеты о встречах с лесным и домовым хозяином или практики общения с духами интерпретируются как нервные болезни, сопровождающиеся галлюцинациями; а наиболее полное и корректное с точки зрения этнографии описание приходится на знание о физическом теле. Очерк А. Е. Дьячкова также не проясняет картины - описание представлений о колдовстве в нем полностью отсутствует. В связи с этим сравнивать современные представления о колдовском воздействии как причине болезней, которые -как можно понять из статьи Н. П. Сокольникова - играли важную роль в марковском социуме и прежде, оказывается не с чем. Это привело к некоторой «асимметричности» использованного в данной работе материала. Тем не менее, этнографические данные по XIX веку, касающиеся других аспектов знания о болезнях и лечении марковцев, позволяют сравнивать их с современными.

В дополнение к этнографическим материалам по марковской медицинской традиции к работе были привлечены публикации, касающиеся народной медицины различных областей России XIX - XX веков. Это позволило сравнивать марковское знание о поддержании здоровья со знанием о болезнях и лечении других групп российского населения. В работе также были использованы архивные материалы и газетные и журнальные публикации, отражающие быт поселка Марково в советское время; а также некоторые опубликованные фольклорные материалы.

В своей работе я сосредоточилась на трех наиболее ярко представленных в рассказах марковцев о своей традиции и поэтому, на мой взгляд, наиболее значимых аспектах здравоохранительного знания в рассматриваемой общности: на представлениях о колдовском воздействии; па представлениях о здоровье и болезни, связанных с отношениями с обитателями иного мира - хозяевами мест, духами, предками; и на концептуализации лекарского знания, его принадлежности и его реализации.

Настоящая работа включает в себя четыре главы. В первой главе я рассматриваю предпосылки для возникновения марковской общности, ее хозяйственный уклад и традицию, а также коротко касаюсь идентичности местных жителей. Такой экскурс в историю и традицию общности необходим, чтобы представить исторический, социальный и культурный контекст, в рамках которого существовали и существуют локальные представления и практики о болезни и лечении.

Вторая глава посвящена болезням, которые жители поселка считают результатом колдовского воздействия одного человека на другого. В ней показано, каким образом представления о болезнях марковской общности могут быть направлены на регуляцию социальных отношений ныне живущих жителей поселка, а также как они выстраивают образ традиционного сообщества. Основным материалом для этой части послужили представления, которые удалось обнаружить в повседневном и традиционалистском дискурсе15 современных местных жителей Маркова.

Третья глава посвящена отношениям между людьми и «хозяевами» мест, умершими родственниками и духами, которым носители традиции приписывали происхождение болезней, часто относимых исследователями к разряду специфических для определенной общности. Историческая ретроспектива культурно специфических недомоганий дает возможность проследить трансформацию практик общения с духами и умершими, а также изменения в их интерпретации самими носителями традиции. Особое внимание уделено женским практикам. В качестве материала для анализа в данном случае были взяты старые этнографические описания смешанных сообществ северо-восточной Сибири и современные интервью с жителями поселка Марково.

Последняя, четвертая глава посвящена лекарскому знанию в марковской традиции и ее носителям. Концепция лекарского знания и право его использования членами сообщества утверждается посредством целого комплекса представлений о живых и умерших. Таким образом, в последней главе поочередно рассматриваются представления о лекарском знании, представления о том, каким образом оно распределяется между умершими и ныне живущими членами марковского сообщества. В заключение главы я постаралась показать, на основании чего происходит присвоение лекарского статуса ныне живущими практикующими лечение тремя женщинами.

15 Традиционалистским я считаю дискурс, возникающий в случае рефлексии по поводу своей традиции. Этнографический опрос или интервьюирование является одной из ситуаций, в которых он проявляется.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Локальные представления о болезнях и лечении"

В заключение мне бы хотелось еще раз подчеркнуть, что представления о здоровье, болезни и лечении не имеют прямой соотнесенности с действиями людей в конкретном случае болезни. Поэтому на основании данного исследования нельзя делать выводы о прямой корреляции между существующими представлениями и реальным поведением. Соответствие между представлениями и реальным поведением людей является особой темой для дальнейшего исследования, а изучение представлений является только одной его частью.

Список научной литературыХаккарайнен, Марина Валентиновна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Алексеев 1984 - Алексеев Н. А. Шаманизм тюрко-язычных народов Сибири (опыт ареалыюго сравнительного исследования). Новосибирск: Наука, 1984. 233 с.

2. Антропова 1957 Антропова В. В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего Северо-востока Сибири // Сибирский этнографический сборник 2. М., Л.: Изд. АН СССР, 1957. С. 99-245. (Труды Ин-та этнографии, новая серия. Т. 35).

3. Аргентов 1862 Аргептов А. И. О растениях, употребляемых в пищу в приполярной полосе Якутской области //Акклиматизация. М., 1862. Т. 3. Вып. 1. С. 337-357.

4. Афанасьев 1994 1865-1869. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М.: Индрик, 1994. Т. 1-3.

5. Афанасьева, Симченко 1993 Афанасьева Г. М., Симченко 10. Б. Традиционная пища береговых и оленных чукчей // Народы Сибири. Кн. 1. Сибирский этнографический сборник. Вып. 6. / Ред. Ю.Б. Симченко. М., 1993. С. 56-100.

6. Байбурин 1989 Байбурнн А. К. Семиотические аспекты функционирования вещей // Этнографическое изучение знаковых средств в культуре / Отв. ред. А. С. Мыльников. Л.: Наука, 1989. С. 63-88.

7. Байбурин 1993 Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ славянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. 240 с.

8. Байбурин 1998 Байбурин А. К. Обрядовое перераспределение доли у русских // Судьбы традиционной культуры: Сб. статей и материалов памяти Ларисы Ивлевой / Ред.-сост. В. Д. Кен. СПб.: «Дмитрий Буланин». 1998. С. 78-82.

9. Байбурин, Топорков 1990 Байбурин А. К., Топорков А. Л. У истоков этикета. Этнографические очерки. Л.: Наука. 1990. 166 с.

10. Батьянова 2005 Батьянова Е. П. К портретам сибирских шаманов // Полевые исследования Института этнологии и антропологии 2003 г. М.: Наука, 2005. С. 150-165.

11. Бергер, Лукман 1995 1966. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М.: Academia-Центр; Медиум, 1995. 323 с.

12. Беретти 1929 Беретти Н. Н. На крайнем Северо-востоке // Зап. Вост. отд. РГО. Владивосток, 1929. Т. 4. Вып. 2. 192 с.

13. Бирюкович 1893 Бирюкович В. В. Народная медицина // Русская мысль. 1893, апрель. С. 67-82.

14. Богораз 1901 Богораз В. Г. Областной словарь колымского русского наречия. СПб., 1901.346 с.

15. Богораз 1910 Богораз В. Г. К психологии шаманства у народов Северо-Восточной Азии // Этнографическое обозрение. 1910. Т. 84-85. Кн. 1-2. С. 1-36.

16. Богораз 1934 Богораз В. Г. Чукчи I. Л.: Изд. Ин-та Народов Севера ЦИК СССР, 1934. 192 с.

17. Богораз 1939 Богораз В.Г. Чукчи II. Религия / Авт. перевод с англ. под ред. 10. П. Францова. Л.: Издательство Главсевморпути, 1939. 195 с.

18. Богораз В. Г. Краткий отчет об исследовании чукоч Колымского края // Изв. Вост.-Сиб. отд. ИРГО. Иркутск, 1900. Т. 30. Вып. 1. С. 1-51.

19. Браславец 1968 Браславец К. М. Фонетические черты говора обрусевших чуванцев // Материалы межвузовской конференции по проблемам советской литературы, фольклора и говоров Дальнего Востока. Хабаровск, 1968.

20. Браславец 1975 Браславец К. М. О фольклоре обрусевших чуванцев села Марково на Анадыре // Вопросы теории русского языка и диалектологии. Хабаровск, 1975. С. 166183.

21. Бромлей 1975 Бромлей 10. В. Вступительное слово (Пленарное заседание) // Этнографические аспекты изучения народной медицины. Тезисы научн. конф. 10-12 марта 1975 года. Л.: Наука. С. 3-4.

22. Буссе 1992 1893. Буссе Ф. Приложение к рукописи А.Е. Дьячкова. Статистика христианского населения Анадырского округа // Дьячков А. Е. Анадырский край. Магадан: кн. изд-во, 1992. С. 163-267.

23. Буцииский 1889 Буципский П. II. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Харьков, 1889. iv, 345 с.

24. Васильев 1935 Васильев В. Н. Полезные дикорастущие растения Анадырского края // Советская Арктика. 1935. № 3. С. 51-53.

25. Васильев 1936 Васильев В. II. Оленьи пастбища Анадырского края // Труды арктического института. Л., 1936. Т. 62. С. 9-104.

26. Бахтин 1999 Бахтин Н. Б. Село Марково и его обитатели. Предварительный вариант отчета по проекту «Креольские общности северо-востока Сибири: история, этничиость, политика. СПб., 1999. 68 с. Машинопись.

27. Бахтин 2001 Бахтин Н. Б. «Языковая смерть» в функциональном аспекте: особенности функционирования марковского говора // Труды факультета этнологии / Отв. ред. А. К. Байбурин. СПб., 2001. Вып. 1. С. 272-291. (Европейский университет в Санкт-Петербурге).

28. Бахтин, Головко, Швайцер 2004 Бахтин Н. Б., Головко Е. В., Швайцер П. Русские старожилы Сибири: социальные и символические аспекты самосознания. М.: Новое изд-во, 2004. 292 с.

29. Вдовин 1965 Вдовин И. С. Очерки истории и этнографии чукчей. М., Л.: Наука, 1965. 403 с.

30. Вдовин 1972 Вдовин И. С. Юкагиры в этнической истории коряков и чукчей // Этническая история народов Азии: Сб. статей / Отв. ред. С. М. Абрамзон, Р. Ф. Итс. М., 1972.С. 99-112.

31. Вдовин 1976 Вдовин И. С. Природа и человек в религиозных воззрениях чукчей // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая половина XIX - начало XX в.) / Отв. ред. И. С. Вдовин. Л.: Наука. С. 217-253.

32. Вдовин 1981 Проблемы истории общественного сознания народов Сибири (По материалам второй половины XIX - начала XX в.) / Отв. ред. И. С. Вдовин. Л.: Наука, 1981.284 с.

33. Вдовин 1984 Вдовин И. С. Из истории русских на Анадыре в XVII-XVIII вв. // Этнокультурные контакты народов Сибири / Ред. Ч. М. Таксами. Л.: Наука, 1984. С. 513.

34. Виноградова 2000 Виноградова Л. II. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М.: Индрик, 2000. 432 с.

35. Внташевский 1911 Виташевский Н. Из области первобытного психоиейроза // Этнографическое обозрение. 1911. № 1-2. С. 180-228.

36. Виташевский 1918 Виташевский Н. А. Из наблюдений над якутскими шаманскими действиями // Сб. Музея Антропологии и Этнографии им. имп. Петра Великого при РАН. Пг., 1918. Т. 5. Вып. 1. С. 165-188.

37. Вруцевич 1891 Вруцевич М. С. Обитатели, культура и жизнь в Якутской области // Зап. ИРГО по отд. этнографии. СПб., 1891. Т. 18. Вып. 2. С 1-41.

38. Высоцкий 1911 Высоцкий Н. Ф. Очерки нашей народной медицины // Зап. Московского археологического института. 1911. Т. 11. С. 1-168.

39. Геннеп 1999 1909. Геннеп ван А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М.: Вост. лит., 1999. 198 с.

40. Герасимов 1898 Герасимов М. К. Материалы по народной медицине и акушерству в Череповецком уезде, Новгородской губернии //Живая старина. 1898. Вып. 2. С. 158-183.

41. Гирц 1997 1973. Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках иптерпретативной теории культуры // Антология исследований культуры. Интерпретации культуры / Отв. ред и сост. JT. А. Мостова. СПб.: Университетская книга, 1997. Т. 1. С. 171-200.

42. Гондатти 1897а Гондатти II. Я. Поездка из с. Марково на р. Анадырь, в бухту Провидения (Берингов пролив) // Зап. Приамурского отд. ИРГО. Хабаровск, 1898. Т. 4. Вып. 1.С. 1-42.

43. Гондатти 18976 Гондатти Н. JI. Сведения о поселениях по Анадырю // Зап. Приамурского отд. ИРГО. Хабаровск, 1897. Т. 3. Вып. 1. С. 71-110.

44. Горст 1894 Горст М. Материалы для исследования народных лекарственных растений Томской губернии // Труды Томского общества естествоиспытателей и врачей. Год четвертый 1892/1893. Томск, 1894. С. 340-382.

45. Гурвич 1966 Гурвич И. С. Этническая история Северо-востока Сибири // Труды института этнографии. М.: Наука, 1966. Новая серия. Т. 89. 276 с.

46. Гурвич 1974 Гурвич И. С. Якутско-юкагирские предания об оспе (к вопросу о путях формирования демонологических образов) // Социальная организация и культура народов Севера / Отв. ред. И. С. Гурвич. М.: Наука, 1974. С. 249-269.

47. Гурвич 1975 Гурвич И. С. Юкагирская проблема в свете этнографических данных // Юкагиры (Историко-этнографический очерк) / Отв. ред. А. П. Окладников. Новосибирск: Наука, 1975. С. 12-83.

48. Даль 1980 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. М.: Русск. яз., 1978-1980.

49. Демич 1889а-Демич В. Ф. Очерки русской народной медицины. Акушерство // Врач. 1889. Т. 10, №7. С. 181-183.

50. Демич 18896 Демич В. Ф. Очерки русской народной медицины. Акушерство и гинекология // Медицина. Газета для практических врачей. 1889. №33. С. 1-3; №23. С. 57; №26. С. 3-6; №32. С. 4-6; №33. С. 4-7; №37. С. 5-7; №38. С. 4-8; №39. С. 1-5; №40. С. 1-2.

51. Демич 1891 Демич В. Ф. Педиатрия у русского народа // Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины. СПб., 1891. Т. 12, кн. 1-3. С. 66-76, 111123, 169-186.

52. Демич 1894 Демич В. Ф. Лихорадочные заболевание и их лечение у русского народа // Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины. СПб., 1894. Т. 22, кн. З.С. 133-169.

53. Демич 1904 Демич В. Ф. Алкоголизм и его лечение у русского народа // Труды общества киевских врачей. за 1903-1904 гг. Киев. 1904. Т. 7. Вып. 1. С. 122-146.

54. Дерпкер 1866 Дернкер В. Сборник народноврачебных средств, знахарями в России употребляемых. СПб., 1866. 257 с.

55. Дзеннскевич 1992 Дзеннскевич Г. И. Сказания о шаманах в современном фольклоре атапасков Аляски // Фольклор и этнографическая действительность / Отв. ред. А. К. Байбурин. СПб.: Наука,1992. С. 147-155.

56. Дзеннскевич 1998 Дзеннскевич Г. И. Шаманские предметы из коллекции Г. Чудповского // Американские аборигены и их культура / Отв. ред. Г. И. Дзеннскевич, А. Д. Дридзо. СПб.: МАЭ РАН, 1998. С. 82-99.

57. Диков 1989 История Чукотки с древнейших времен до наших дней / Ред. Н. Н. Диков. М.: Мысль, 1989. 492 с.

58. Добротворский 1874 Добротворский М. М. Русская простонародная медицина сравнительно с народною медициною сахалинских айнов. Казань, 1874. 48 с.

59. Долгих 1960 Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. М.: Изд. АН СССР, 1960. 622 с. (Труды Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. Новая серия, т. 55).

60. Дуглас 2000 1970. Дуглас М. Чистота и опасность: анализ представлений об осквернении и табу. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле, 2000. 286 с.

61. Дьячков 1992 1893. Дьячков А. Е. Анадырский край. Магадан: Кн. изд-во, 1992. С. 163-267.

62. Енгалычев 1799 Простонародный лечебник, содержащий в себе пользование разных часто приключающихся болезней домашними средствами без помощи лекаря, своего здравия. М., 1799. xii, 152 с.

63. Енгалычев 1848 Енгалычев П. О продолжении человеческой жизни, или домашний лечебник. В 7 ч. 6-е изд. СПб., 1848. 246 е.; 226 е.; 246, 21 е.; 120, 9 с.

64. Жихарев 1992 Жихарев П. А. Повесть об Афанасии Дьячкове, жителе села Марково, учителе, историке-краеведе, этнографе (1840-1907 гг.). Магадан: Кн. изд-во, 1992. С. 5159.

65. Зеленин 1935 Зеленин Д. К. Идеология сибирского шаманства // Известия АН СССР, VII сер., отд. общественных наук. М.; JL: Издательство АН СССР. 1935. №8. С. 709-743.

66. Зеленин 1936 Зеленин Д. К. Культ онгонов в Сибири. Пережитки тотемизма в идеологии сибирских народов // Труды Института анторопологии, археологии и этнографии, 14. Этнографическая серия, вып. 3. М., JL: Изд. АН СССР, 1936. 436 с.

67. Зотов 1963 Зотов Г. В. К изучению русских говоров Магаданской области (Отчет о диалектологической поездке в с. Марково Анадырского района Магаданской области) // Уч. зап. Магаданского пединститута. 1963. Вып. 1, ч. 1. С. 3-23.

68. Зуев 1998 Зуев А. С. Немирных чукчей искоренить вовсе. // Версия в электронном журнале «Сибирская заимка». 1998. http://\wwv.zaimka.ru/tosun/chukchi.shtml

69. Зуев 2002 Зуев А. С. Начало деятельности Анадырской партии и русско-корякские отношения в 1730-х годах // Сибирская заимка. 2002. № 5. http://\wwv.zaimka.ru/052002/zuevkoryak/

70. Ионов 1918а Ионов В. М. К вопросу о дохристианских верований якутов // Сб. Музея Антропологии и этнографии им. императора Петра Великого при Российской Академии наук. Пг„ 1918. Т. 5. Вып. 1. С. 155-164.

71. Ионов 19186 Ионов В. М. Примечания к статье Н.А. Виташевского «Из наблюдений над Якутскими шаманскими действиями» // Сб. Музея Антропологии и этнографии им. императора Петра Великого при Российской Академии наук. Пг., 1918. Т. 5. Вып. 1. С. 185-188.

72. Иохельсон 1997 1908. Иохельсон В. И. Коряки: Материальная культура и социальная организация. СПб.: Наука, 1997. 237 с.

73. Иохельсон 2005 1926. Иохельсон В. И. Юкагиры и кжагиризированные тунгусы. Новосибирск: Наука, 2005. 674 с.

74. Кабакова 2001 Кабакова Г. И. Антропология женского тела в славянской традиции. М.: Ладомир, 2001.336 с.

75. Кеннан 1896 Кеннан Г. Кочевая жизнь в Сибири: Приключения среди коряков и других инородцев / Пер. с англ. СПб.: Изд. книгопродавца И. И. Иванова, 1896. 384 с.

76. Кириллов 1908 Кириллов II. В. Санитарная обстановка и болезни полярных стран. (Преимущественно северо-востока Азии) // Вестник общественной гигены, судебной и практической медицины. 1908, ноябрь. С. 1769-1799.

77. Клакхон 1998 Клакхон К. К. М. Зеркало для человека: введение в антропологию. СПб.: Евразия, 1998. 351 с.

78. Коваленко 18916 Коваленко Г. К. К народной медицине малоруссов // Этнографическое обозрение. 1891. №4. С. 169-183.

79. Красноженова 1911 Красноженова М. В. Материалы по народной медицине Енисейской губернии // Изв. Вост.-Сиб. отд. ИРГО. Иркутск, 1911. Т. 42. С. 65-86.

80. Крашенинников 1994 1755. Описание земли Камчатки, сочиненное Степаном Крашенинниковым, Академии Наук Профессором. СПб.; Петропавловск-Камчатский: Наука; Камшат. 1994. Т. 2. 319 с.

81. Кроки 1896 Кроки маршрута от Ашойска до Устья Анадыря // Зап. Приамурского отд. ИРГО. СПб., 1896. Т. 2. Вып. 1.

82. Крузенштерн 1823 Взгляд на торговлю, производимую через Охотский порт (отрывок из записок о Северо-восточной Сибири). Путеш. Канит. Крузенштерна вокруг света, ч. 2 // Северный Архив. 1823, №13. С. 28-45.

83. Крылов 1876 Крылов П. О народных лекарственных растениях, употребляемых в Пермской губернии // Труды общества естествоиспытателей при Казанском Университете. 1876. Т. 5. Вып. 2. 131 с.

84. Крылов 1882 Крылов П. Некоторые сведения о народных лекарственных средствах, употребляемых в Казанской губернии // Труды общества естествоиспытателей при Казанском Университете. Казань, 1882. Т. 9. Вып. 4. 77, viii с.

85. Ксенофонтов 1928 Ксенофонтов Г. В. Легенды о шаманах. Иркутск: Власть труда, 1928. 77 с. (Якутская секция ВСОРГО).

86. Лавров 2000 Лавров А. С. Колдовство и религия в России 1700-1740 гг. М.: «Древлехранилище», 2000. 574 с.

87. Лебедева 1985 Лебедева Ж. К. Песенное наследие потомков казаков-землепроходцев Чукотки // Фольклор пародов РСФСР: Межвузовский научн. сб. Уфа, 1985. Вып.12. С. 133-138.

88. Левинтоп 1988 Левинтон Г. А. К вопросу о «малых» фольклорных жанрах: их функция, их связь с ритуалом // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора (Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму). М., 1988. С. 148-152.

89. Левит 1974 Левит М. М. Становление общественной медицины в России. М.: Медицина, 1974. 232 с.

90. Лепехин 1821 Записки путешествия Академика Лепехина // Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Императорскою Академией Наук, по предложению ее президента. СПб., 1821. Т. 3. 540 с.

91. Липинская 1995 Липинская В. А. Народные лечебные средства сибиряков // От Урала до Енисея. (Народы Западной и Средней Сибири). Кн. 1. Томск: Изд. Томского ун-та, 1995. С.76-99.

92. Лярская 2004 Лярская Е. В. Северные интернаты и трансформация традиционной культуры (на примере ненцев Ямала): Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2003. Рукопись.

93. Мазалова 1994 Мазапова II. Е. Физические особенности человека в представлениях русских // Кунсткамера. Этнографич. тетради. Вып. 5-6. СПб., 1994. С. 149-155.

94. Мазалова 1995 Мазалова II. Е. Народная медицина локальных групп Севера // Русский Север: к проблеме локальных групп / Ред.-сост. Т. А. Бернштам. Л., 1995. С. 63109.

95. Мазалова 1996 Мазалова Н. Е. Народная медицина в традиционной русской культуре // Торэн М. Д. Русская народная медицина и психотерапия. СПб.: Литера, 1996. С. 478-489.

96. Мазалова 2001 Мазалова Н. Е. Состав человеческий: человек в традиционных соматических представлениях русских. СПб.: Центр востоковедения (МАЭ РАН), 2001. 188 с.

97. Майдель 1894 Майдель Г. Путешествие по северо-восточной части Якутской области в 1868-1870 годах / Пер. с немецкого. СПб., 1894. xiv, 599 с.

98. Макаренко 1897 Макаренко А. Материалы по народной медицине Ужурской волости, Ачинского округа, Енисейской губернии // Живая старина. 1897. Вып. 1. С. 57100; Вып. 2. С. 230-246; Вып. 3-4. С. 380-438.

99. Макеенко 1929 Макеепко А. И. Санитарный быт народностей Чукотского полуострова. (Из деятельности врачебного пункта) // Гигиена и эпидемиология. 1929. №10. С. 87-95.

100. Мартьянов 1893 Мартьянов Н. Каталог народно-медицинских средств, находящихся в Музее. Красноярск, 1893. 38 с. (Этнографич. отд. Минусинского местного музея).

101. Меновщиков 1974 Меновщиков Г. А. Дикие растения в рационе коренных жителей Чукотки // Советская этнография. 1974. №2. С. 93-99.

102. Меркер 1998 Меркер П. По следам первопроходцев // Мир Севера. 1998. № 4. С. 60-63.

103. Мерло-Понти 1999 1945. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / Пер. с фр.; под ред. И. С. Вдовииой, С. J1. Фокина. СПб.: Ювента; Паука, 1999. 607 с.

104. Миненко 1983 Миненко Н. А. К истории русской народной медицины в Сибири XVIII- первой половины XIX в. // Традиции и инновации в быту и культуре народов Сибири / Отв. ред. JI. М. Русакова. Новосибирск, 1983. С. 88-103.

105. Михайлов 1987 Михайлов Т. М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции. Новосибирск: Наука, 1987. 288 с.

106. Михайловский 1892 Михайловский В. М. Шаманство. (Сравнительно-этнографические очерки), Вып. 1 // Изв. ИОЛЕАЭ. Т. 75. Труды этнографического отд. Т. 12. М„ 1892. 115 с.

107. Мицкевич 1929 Мицкевич С. И. Мэиэрик и эмиряченье. Формы истерии в Колымском крае. Л.: АН СССР 1929. 53 с. (Материалы комиссии по изучению Якутской АССР, вып. 15).

108. Моллесон 1869 Молессон И. Очерк народной медицины в России // Архив судебной медицины и общественной гигиены. СПб., 1869. Год пятый. Кн. 4, декабрь. С. 1-19.

109. Мосс 1996 1936. - Мосс М. Техники тела. Общества, обмен, личность: труды по социальной антропологии. М.: Изд. фирма «Вост. лит.» РАН, 1996. С. 242-263.

110. Неклепаев 1900 Народная медицина в Сургутском крае И. Я. Неклеиаева. СПб., 1900. 31 с.

111. Нефедкин 2003 Нефедкин А. К. Военное дело чукчей (середина XVII - начало XX в.). СПб.: Петербургское востоковедение, 2003. 347 с.

112. Новик 1984 Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. (Опыт сопоставления структур) / Отв. ред. Е. М. Мелетинский. М.: Наука (Гл. ред. вост. лит.), 1984.304 с.

113. Норденшельд 1936 Норденшельд А.Е. Плавание на Веге / Пер. со шведского А. Бонди. Под ред. В. 10. Визе. Л.: Изд. Главсевмориути, 1936. В 2-х т. Т. 1. - 478 е.; Т. 2. -503 с.

114. О гарантиях 1999 О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федереции. 1999. № 18, ст. 2208.

115. О древней 2001 О древней медицине // Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб.: Азбука, 2001. С. 105-125.

116. О природе 2001 О природе человека // Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб.: Азбука, 2001. С. 126-143.

117. О священной 2001 О священной болезни // Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб.: Азбука, 2001. С. 271-291.

118. Огородников 1922 Огородников В. И. Из истории покорения Сибири. Покорение Юкагирской земли. Чита, 1922. 104 с.

119. Огородников 1924 Огородников Вл. И. Очерк истории Сибири до начала XIX стол. Ч. II. Вып. 1. Завоевание русскими Сибири. Владивосток, 1924. 8, 109 с.

120. Одулок 1933 Одулок Текки (Николай Спиридонов). На крайнем Севере. М.: ОГИЗ; Молодая гвардия, 1933. 175 с.

121. Олсуфьев 1896 Олсуфьев А. В. Общий очерк Анадырской округи, ее экономического состояния и быта населения с картой // Зап. Приамурского отд. ИРГО. СПб., 1896. Т. 2. Вып. 1.245 с.

122. Ордынский 1888 Ордынский А. Целебные растения Сибири // Сибирская газета. 1888. №40, №51.

123. Орловский 1928 Орловский П. Н. Год анадырско-чукотского оленевода // Северная Азия. 1928. №2. С. 61-70.

124. Островских 1903 Островских П. Е. О положении женщины у инородцев Туруханского края // Изв. Красноярского нодотд. ВСОИРГО. Красноярск, 1903. Т. 1. Вып. 5. С. 13-22.

125. Патканов 1906 Патканов С. Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири. На основании данных переписи населения 1897 г. и других источников и Приложением к 2 ч. Трех племенных карт. Ч. 1: Тунгусы собственно. Вып. 1-2. СПб., 1906. xii, 375, 4 с.

126. Патканов 1911 Патканов С. О приросте инородческого населения Сибири. Статистические материалы для освещения вопроса о вымирании первобытных племен. СПб.: Издание Имп. АН, 1911.206 с.

127. Патканов 1912 Патканов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев // Зап. ИРГО по отд. статистики. Т. 11. Вып. 3. СПб., 1912. 433-999 с.

128. Попов 1903 Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. По материалам этнографического бюро князя В.П. Тенишева. СПб., 1903. 404 с.

129. Попов 1976 Попов А. А. Душа и смерть по воззрениям нганасанов // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера. (Вторая половина XIX - начало XX в.) / Отв. ред. И. С. Вдовин. Л.: Наука,1976. С. 31-43.

130. Попов 1996 1903. Попов Г. И. Русская народно-бытовая медицина. По материалам этнографического бюро кн. В. Н. Тенишева // Торэн М. Д. Русская народная медицина и психотерапия. СПб.: Литера, 1996. С. 278-477.

131. Попова 1981 Попова У. Г. Эвены Магаданской области. Очерки истории, хозяйства и культуры эвенов Охотского побережья 1917-1977 гг. М.: Наука, 1981. 304 с. (АН СССР. Дальневост. науч. центр. Северо-вост. комплексный ин-т).

132. Постановление 2000 Постановление Правительства РФ о едином перечне коренных малочисленных народов РФ, Единый перечень коренных малочисленных народов Российской Федереции, от 24 марта 2000 г. № 255 http://council.gov.ru/komhome/155/ssi/npa/kmns.shtml

133. Потапов 1991 Потапов Л. П. Алтайский шаманизм. Л.: Наука, 1991. 321с.

134. Прейн 1898 Прейн Я. П. Материалы для флоры народно-медицинских растений Восточной Сибири // Изв. Вост.-Сиб. отд. ИРГО. Иркутск, 1899. Т. 29, №1. С. 1-8.

135. Приходько 1927 Приходько П. Т. К вопросу о приемах народной медицины в деревнях Томского края // Труды Томского краевого музея. Т. 1. Томск, 1927. С. 110123.

136. Прогностика// Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб.: Азбука, 2001. С. 184-204.

137. Рейн 1889 Рейн Г. Е. Речь о русском народном акушерстве // Дневник Третьего съезда Общества русских врачей. 1889, №6. С. 187-199.

138. Ресин 1888 Ресин А. А. Очерк инородцев русского побережья Тихого океана // Изв. ИРГО. СПб., 1888. Т. 24. Вып. 3. С.120-198.

139. Российский 1956 Российский Д. М. История всеобщей и отечественной медицины и здравоохранения: Библиография (996-1954) / Под ред. Б. Д. Петрова. М.: Медгиз, 1956. 935 с.

140. Рудииский 1896 Рудинский Николай. Знахарство в Скопинском и Данковском уездах Рязанской губернии//Живая старина. 1896. Вып. 2. С. 169-201.

141. Сарычев 1952 Сарычев Г. А. Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану / Ред. Н. Н. Зубова. М.: Гос. изд-во геогр. лит., 1952. 325 с.

142. Свешникова 1993а Свешникова Т. Н. Формулы отсылки болезней в восточнороманских заговорных текстах // Славянское и балканское языкознание. Структура малых фольклорных текстов / Отв. ред. С. М. Толстая, Т. В. Цивьян. М.: Наука, 1993. С. 160-170.

143. Седакова 1990 Седакова О. А. Тема "доли" в погребальном обряде (восточно- и южнославянский материал) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд / Отв. ред. В. В. Иванов, Л. Г. Невская. М., 1990. С. 5463.

144. Серошевский 1993 1896. Серошевский В. Л. Якуты. Опыт этнографического исследования. М., 1993. 713 с.

145. Сильницкий 1897 Силыпщкий А. П. Поездка в Камчатку и на р. Анадырь // Зап. Приамурского отд. ИРГО. Т. 2. Вып. 3. Хабаровск, 1897. 79 с.

146. Симченко 1996 Симченко 10. Б. Традиционные верования нганасан. Библиотека российского этнографа. М., 1996. Ч. 1.215 с.

147. Скалозубов 1904-5 Скалозубов Н. Л. Материалы к вопросу о народной медицине. Народная медицина в Тобольской губернии // Ежегодник Тобольского Губернского Музея. Тобольск, 1904-5. Вып. 24. С. 1-30.

148. Словарь. 1979 Словарь русских народных говоров / Гл. ред. Ф. П. Филин; ред. Ф. П. Сороколетов. Вып. 15. Л.: Наука, 1979. (Ин-т русс, языка АН СССР, словарный сектор).

149. Словарь. 1980 Словарь русских народных говоров / Гл. ред. Ф. П. Филин; ред. Ф. П. Сороколетов. Вып. 15. Л.: Наука, 1980. (Ин-т русс, языка АН СССР, словарный сектор).

150. Словцов 1886 1838-1844. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. СПб., 1886. 769 с.

151. Слюнин 1882 Слюнин II. В. Материалы для изучения народной медицины в России // Труды общества русских врачей в С.-Петербурге с приложением протоколов заседаний общества за 1881-1882 г. СПб., 1882. Вып. 3. С. 307-398.

152. Слюнин 1895 Слюнин 11. В. Среди чукчей // Землеведение. М., 1895. Кн. 4. С. 1 -46.

153. Смоляк 1991 Смоляк А. В. Шаман: Личность, функции, мировоззрение. М.: Наука, 1991.280 с.

154. Сокольников 1911 Сокольников Н. П. Болезни и рождение человека в селе Маркове на Анадыре // Этнографическое обозрение, 1911. Кн. 90-91, вып. 3-4. С. 71172.

155. Спиридонов 1930 Спиридонов Н. И. Одулы (юкагиры) Колымского округа // Советский Север. 1930. №9-12. С. 166-214.

156. Страхов 1856 Страхов П. О русских простонародных парных банях // Московский врачебный журнал, 1856. С. 9-63.

157. Темкина, Роткирх 2002 Темкина А., Роткирх А. Советские тендерные контракты и их трансформация в современной России // Социс. 2002. № 11. С. 4-15.

158. Териовская 1988 Терновская О. А. Структура активной формы (на примере народных врачеваний) // Фольклор. Проблемы сохранения, изучения и пропаганды. Всесоюзная научно-практическая конференция 25-28 апреля. Тезисы. М., 1988. С. 177179.

159. Токарев 1939 Токарев С. А. Шаманство у якутов в XVII в. // Советская этнография, 1939. №2. С. 88-103.

160. Токарский 1893 Токарский А. А. Меряченье и болезнь судорожных подергиваний. М., 1893.4, 99 с.

161. Торэн 1953 Торэн М. Д. Народные способы лечения русских, украинцев и белорусов в XIX веке: Автореферат на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Л., 1953. 18 с. Рукопись.

162. Торэн 1996 Торэн М. Д. Русская народная медицина XIX - начала XX вв. // Торэн М. Д. Русская народная медицина и психотерапия. СПб.: Литера, 1996. С. 9-276.

163. Трохачев 2001 Трохачев С. 10. Потомок Асклепия // Гиппократ. Этика и общая медицина. СПб.: Азбука, 2001. С. 5-42.

164. Туголуков 1975 Туголуков В. А. Поездка к чуванцам // Полевые исследования Института этнографии 1974. М.: Наука, 1975. С. 180-189.

165. Тэрнер 1983 1969. Тэрнер В. Ритуальный процесс. Структура и антиструктура // Символ и ритуал / Отв. ред. Е. М. Мелетинский. М.: Паука, 1983. С. 104-264.

166. Усачева 1988 Усачева В. В. Словесные формулы в народной медицине славян // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора / Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 88-92.

167. Усачева 1994 Усачева В. В. Вокативные формулы народного врачевания у славян // Славянский и балканский фольклор: Верования. Текст. Ритуал / Отв. ред. Н. И. Толстой. М.: Наука, 1994. С. 222-240.

168. Усачева 1996 Усачева В. В. Ритуальный обман в народной медицине // Живая старина. 1996. №1. С. 29.

169. Успенский 2002 Успенский Б. А. Вместо введения. История и семиотика. Восприятие времени как семиотическая проблема II Успенский Б. А. Этюды о русской истории. СПб.: Азбука, 2002. С. 9-76.

170. Фирсов 1915 -Фирсов Н. Н. Чтения по истории Сибири. М., 1915. Вып. 1. 86 с.

171. Флоринский 1879 Книга глаголемая «Прохладный Вертоград» (Hortus Amoenus) 1672 г. // Флоринский В. М. Русские простонародные травники и лечебники. Собрание медицинских рукописей XVI и XVII столетия. Казань, 1879. С. 17-184.

172. Флоринский 1908 Домашняя медицина. Лечебник для народного употребления, написанный орд. проф. Имп. Казанск. Ун-та В. М. Флоринским. Изд. 9-е. СПб.: А. С. Суворин, 1908. XXIV, 488 с.

173. Фуко 1996 1971. Фуко М. Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности / Сост., пер. с фр., коммент. и послесл. С. Табачниковой. М.: Магистериум М. Касталь, 1996. 447 с.

174. Фуко 1998 1963. Фуко М. Рождение клиники / Пер. с фр., научн. ред. и предисл. А. Ш. Тхостова. М.: Смысл, 1998. 310 с.

175. Функ 1997 Функ Д. А. Телеутское шаманство: традиционные этнографические интерпретации и новые исследовательские возможности / Этнологические исследования по шаманству и иным ранним верованиям и практикам, т. 2. М.,1997. 268 с.

176. Хаккарайнен 2002 Хаккарайнен М. В. Ритуальное лечение в контексте символических ценностей локальной общности // Антропология, фольклористика, лингвистика. Сб. статей / Отв. ред. С. А. Штырков, В. Б. Колосова. СПб., 2002. Выи. 2. С. 263-284.

177. Худяков 1969 Худяков И. А. Краткое описание Верхоянского округа. JI.: Наука, 1969. 439 с. (АН СССР, Ин-т русск. лит. (Пушкинский дом), Ин-т истории, языка и лит. Якутского фил. Сиб. отд.).

178. Чеканинский 1914а Чеканинский И. М. Материалы по народной медицине Енисейской губернии //Сибирский архив. Минусинск, 1914. Кн. 6. С. 267-282.

179. Чеканинский 19146 Чеканинский Ив. Следы шаманского культа в русско-тунгусских поселениях по реке Чуне в Енисейской губернии // Этнографическое обозрение. 1914. №3-4. С. 61-80.

180. Шаховской 1822 Шаховской А. Известия о Гижигинской крепости // Северный Архив. Журнал истории, статистики и путешествий, издаваемый Ф. Булгариным. Ч. 3. СПб., 1822. №22. С. 283-296.

181. Шашков 1864 Шашков С. Шаманство в Сибири // Зап. ИРГО. СПб., 1864. Кн. 2. С. 1-105.

182. Шашков 1872 Шашков С. С. Рабство в Сибири // Шашков С. С. Исторические этюды. СПб., 1872. Т. 2. С. 97-166.

183. Шидловский 1883-1884 Шидловский К. К характеристике народных воззрений на этиологию, сущность и терапию болезней. (Из наблюдении земского врача) // Медицинский вестник. 1883. №51. С. 826; №52. С. 841-842; 1884. №1. С. 7-8; №2. С. 2223; №3. С. 39-40.

184. Штырков 2001а- Штырков С. А. Предания об иноземном нашествии: крестьянский нарратив и мифология ландшафта (на материалах северо-восточной Новгородчины): Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. 2001. Рукопись.

185. Штырков 20016 Штырков С. А. Наказание святотатцев: фольклорный мотив и нарративная схема // Труды факультета этнологии / Отв. ред. А. К. Байбурин. СПб., 2001. Вып. 1. С. 198-210. (Европейский университет в Санкт-Петербурге).

186. Щапова 2001 Щапова Диана А. Эвенкийская народная медицина // Сельское здравоохранение у малочисленных народов Севера Канады и России. Ч. 2. «Народная медицина»/ Отв. ред. Дэвид Дж. Андерсон. Новосибирск, 2001. С. 176-179.

187. Эванс-Притчард 1994 1937. Эванс-Причард Э. Э. Колдовство, оракулы и магия у азанде // Магический кристалл / Сост. и общ. ред. И. Т. Касавина. М.: Республика, 1994. С. 30-83.

188. Ядринцев 1891 Ядринцев II. М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб., 1891. 6, 308 с.

189. Янковский 1885 Янковский. Странная болезнь // Русское богатство. 1885. № 8. С. 199-202.

190. Atkinson 1992 Atkinson J. М. Shamanisms Today // Annual Review of Anthropology.1992. Vol.21. P. 307-330.

191. Barth 1969 Barth F. Introduction // Ethnic Groups and Boundaries: The Social Organization of Culture Difference / Ed. by F. Barth. Waveland Press, Inc, 1969. P. 9-38.

192. Boddy 1988 Boddy J. Spirits and Selves in Northern Sudan: The Cultural Therapeutics of Possession and Trance // American Ethnologist. 1988. Vol.15. Iss. 1, February. P. 4-27.

193. Boddy 1994 Boddy J. Spirit Possession Revisited: Beyond Instrumentality // Annual Review of Anthropology. 1994. Vol. 23. P. 407-434.

194. Bogoras 1918 Bogoras W. Tales of Yukaghir, Lamut, and Russianized Natives of Eastern Siberia. Anthropological Papers of the American Museum of Natural History. New York: Order of the Trustees, 1918. Vol. XX, Part 1. 149p.

195. Bourdieu 1986 1977. Bourdiue P. Outline of a Theory of Practice / Transl. R. Nice. Cambridge Univ. Press, 1986. 248 p.

196. Bourguignon 1973 Bourguignon E. Introduction: A Framework for the Comparative Study of Altered States of Consciousness // Religion, Altered States of Consciousness, and Social Change / Ed. by E. Bourguignon. Ohio State Univ. Press, 1973. P. 3-35.

197. Clements 1932 Clements F. E. Primitive Concepts of Disease // University of California Publications in American Archeology and Ethnology. Berkeley, California: Univ. of California Press, 1932. Vol. 32, No. 2. P. 185-252, 4 maps.

198. Comaroff, Comaroff 1992 Comaroff J., Comaroff J. Ethnography and the Historical Imagination. Boulder; San Francisco; Oxford: Westview Press, 1992. 326 p.

199. Csordas 1993 Csordas Th. J. Somatic Modes of Attention // Cultural Anthropology.1993. Vol. 8, Iss. 2, May. P. 135-156.

200. Csordas 1994 Csordas Th. J. Introduction: the body as representation and being-in-the-world // Embodiment and Experience / Ed. by Th. J. Csordas. Cambridge Univ. Press, 1994. P. 1-24. (Cambridge studies in Medical Anthropology, 2).

201. Csordas 2002 Csordas Th. J. Body / Meaning / Healing (Contemporary anthropology of Religion). Palgrave, 2002. 321 p.

202. D'Andrade 1994 1984. D'Andrade R. G. Cultural meaning systems // Culture Theory: Essays on Mind, Self, and Emotion / Ed. by R.A.Schweder, R.A. LeVine. Cambridge Univ. Press, 1994. P. 88-119.

203. Derret 1979 Derret J. D. M. Spirit-Possession and the Gerasene Demoniac // Man. 1979. New Series. Vol. 14, Iss. 2, Jun. P. 286-293.

204. Dick 1995 Dick L. 'Pibloktoq' (Arctic Hysteria): A Construction of European-Inuit Relations? // Arctic Anthropology. 1995. Vol. 32, No. 2. P. 1-42.

205. Douglas 1970 Douglas M. Natural Symbols: Explorations in Cosmology. London: Barrie & Rockliff; The Cresset Press, 1970. 177 p.

206. Douglas 1991 Douglas M. Witchcraft and Leprosy: Two Strategies of Exclusion // Man. 1991. Vol. 26, No. 4, December. P. 273-276.

207. Fabrega, Silver 1973 Fabrega H., Silver D. Illness and Shamanistis Curing in Zinacantan: An Ethnomedical Analysis. Stanford, CA: Stanford Univ. Press, 1973. xii, 285 p.

208. Fortune 1977 1963. Fortune R. F. Sorcery and Sickness in Dobu // Culture, Disease, and Healing: Studies in Medical Anthropology / Ed. by D. Landy. New York; London: Macmillan Publ. Co., Inc.; Collier Macmillan Publishers, 1977. P. 198-209.

209. Foster 1965 Foster G. M. Peasant Society and the Image of Limited Good. American Anthropologist. 1965. New Series. Vol. 67, Iss. 2, Apr. P. 293-315.

210. Foster 1972 Foster G. M. The Anatomy of Envy: A Study in Symbolic Behavior. Current Anthropology. 1972. Vol. 13, Iss. 2, Apr. P. 165-202.

211. Foster 1987 Foster G. M. On origin of Humoral Medicine in Latin America // Medical Anthropology Quartery. 1987. New Series. Vol. 1, Iss. 4, Dec. P. 355-393.

212. Friedman 1994 Friedman J. Cultural Identity and Global Process. London; Thousand Oaks; New Dehli: Sage Publications, 1994. 270 p.

213. Gait 1982 Gait A. H. The Evil Eye as Synthetic Image and Its Meaning on the Island of Pantelleria, Italy // American Ethnologist. 1982. Vol. 9, Iss. 4. Symbolism and Cognition II. Nov. P. 664-681.

214. Gupta, Ferguson 1992 Gupta A., Ferguson J. Beyond "Culture": Space, Identity, and Politics of Difference // Cultural Anthropology. 1992. Vol. 7, No. 1. Space, Identity, and the Politics of Difference. Feb. P. 6-23.

215. Hallowell 1955 Hallovvell I. A. The Self in Its Behavioral Environment // Culture and Experience. Philadelphia: Univ. of Pennsylvania Press, 1955. P. 75-110.

216. Hannerz 1996 Hannerz U. Transnational connections: Culture, People, Places. London, New York: Routledge, 1996. 201 p.

217. Helman 1978 Helman C. G. "Feed a Cold, Starve a Fever" - Folk Models of Infection in an English Surburban Community, and Their Relations to Medical Treatment // Culture, Medicine and Psychiatry. 1978. Vol. 2, No. 2. P. 107-137.

218. Helman 1990 Helman C. G. Culture, Health and Illness. 1990. 328 p.

219. Hobsbawm, Ranger 1983 -The Invention of Tradition / Ed. by Hobsbawm E., T. Ranger. Cambridge: Cambridge Univ. Press. 1983. 328 p.

220. Honko 1959 Honko L. Maailman jarjestyksen palauttamisen aate parannusriiteissa. Verba Docent. Juhlakirja Lauri Hakulisen 60-vuotispaivaksi 6. 10.1959. Helsinki: SKS, 1959. S. 599-613. (Suomalaisen kirjallisuuden seuran toimituksia 263).

221. Hultkrantz 1978 Hultkrantz A. Ecological and Phenomenological Aspects of Shamanism // Shamanism in Siberia / Ed. by V. Dioszegi, M. Hoppal. Budapest: Akademiai kiado, 1978. P. 27-58.

222. Kapferer 1983 Kapferer B. A Celebration of Demons: Exorcism and the Aesthetics of Heaking in Sri Lanka. Bloomington: Indiana Univ. Press, 1983. 293 p.

223. King 1998 King H. Hippocrates' Woman: Reading the female body in Ancient Greece. London, New York: Routledge, 1998. 322 p.

224. Kleinman 1980 Kleinman A. Patients and Healers in the Context of Culture: An Exploration of the Borderland between Anthropology, Medicine, and Psychiatry. Berkeley; Los Angeles; London: Univ. of California Press, 1980. xvi, 427 p.

225. Lakoff, Johnson 1980 Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago; London: The Univ. of Chicago Press, 1980. 242 p.

226. Lambek 1980 Lambek M. Spirit and Spouses as a System of Communication among the Malagasy Speakers of Mayotte // American Ethnologist. 1980, Vol. 7. Iss. 2, May. P. 318-331.

227. Laughlin 1963 Laughlin W. S. Primitive Theory of Medicine: Empirical Knowledge // Man's Image in Medical Anthropology / Ed. by I. Galdson. New York: International Univ. Press, 1963. P. 116-140.

228. Leslie 1986 Leslie Ch. Introduction //Asian Medical Systems: A Comparative Study / Ed. by Ch. Leslie. Berkeley; Los Angeles; London: Univ. of California Press, 1986. P. 1-12.

229. Lewis 1993 1989. Lewis I. M. Ecstatic Religion: A Study of Shamanism and Spirit Possession. Second edition; the first ed. 1971. London; New York: Routledge, 1993. 200 p.

230. Lieban 1962 Lieban R. W. The Dangerous Ingkantos: Illness and Social Controll in Philippine Community // American Anthropologist. 1962. Vol. 64, No. 2. P. 306-312.

231. Lock 1978 Lock M. M. Scars of Experience: The Art of Moxibustion in Japanese Medicine and Society// Culture, Medicine and Psychiatry. 1978. Vol. 2. No. 2. P. 151-175.

232. Lock, Nichter 2002 Lock M., Nichter M. Introduction // New Horizons in Medical Anthropology / Ed. by M. Lock, M. Nichter. London; New York: Routledge, 2002. P. 1-34.

233. Marsh, Laughlin 1956 Marsh G. II., Laughlin W. S. Human Anatomical Knowledge among the Aleutian Islanders // Reprint from "Southwestern Journal of Anthropology". 1956. Vol. 12, No. 1, Spring. P. 38-78.

234. Mechanic 1986 Mechanic D. Illness Behaviour: An Overview // Illness Behaviour: A Multidisciplinary Model / Ed. by Sean McHugh, T. Michael Vallis. New York; London: Plenum Press, 1986. P. 101-109.

235. Nadasdy 1999 Nadasdy P. The Politics of ТЕК: Power and the "Integration" of Knowledge//Arctic Anthropology. 1999. Vol.36, No. 1-2. P. 1-18.

236. O'Neill 1985 O'Neill J. Five Bodies: The Human Shape of Modern Society. Ithaca: Cornell Univ. Press. 1985.

237. Ohnuki-Tierney 1981 Ohnuki-Tierney E. Illness and Healing among the Sakhalin Ainu: A Symbolic Interpretation. Cambridge; New York; New Rochelle; Melburn; Sydney: Cambridge Univ. Press, 1981. 245 p.

238. Ong 1988 Ong A. The Production of Possession: Spirits and the Multinational Corporation in Malaysia//American Ethnologist. 1988. Vol.15, Iss. 1, February. P. 28-42.

239. Ortner, Whitehead 1996 1981. Ortner Sh., Whitehead H. Introduction: Account for Sexual Meaning // Sexual Meanings: The Cultural Construction of Gender Sexuality / Ed. by Sh. Ortner, H. Whitehead. Cambridge Univ. Press, 1996. P. 1-27.

240. Pentikainen 1997 Pentikainen J. The Revival of Shamanism in the Contemporary North // Shamanism and Culture. Helsinki: Etnika Co., 1997. P. 86-99.

241. Pike 1967 1954. Pike K. Language in Relation to a Unified Theory of the Structure of Human Behavior. Part 1. Glendale: Summer Institute of Linguistics, 1967.

242. Rivers 1920 Rivers W.H.R. Mind and Medicine. A Lecture delivered in the John Rylands Library on the 9th April, 1919. 2nd ed. Manchester: At the Univ. Press; Longmans, Green& Company, 1920. 23 p.

243. Rubel 1977 Rubel A. J. "Limited Good" and "Social Comparison". Ethos. 1977. Vol. 5, Iss. 2, Summer. P. 224-238.

244. Rubel, I lass 1990 Rubel A., M. Hass. Ethnomedicine // Medical Anthropology: Contemporary Theory and Method / Ed. by Th. Johnson, C. Sargent. New York: Praeger Publish., 1990. P. 115-131.

245. Samuel 1990 Samuel, J. Mind, Body and Culture. Cambridge Univ. Press, 1990. 192 p.

246. Scheper-Hughes, Lock 1987 Scheper-Hughes N., Lock M. The Mindful Body: A Prolegomenon to Future Work in Medical Anthropology // Medical Anthropology Quarterly. 1987. New Series. Vol. 1, No. 1, Mar. P. 6-41.

247. Scott 1990 Scott J. Domination and the Arts of Resistance: Hidden Transcripts. New Haven, London: Yale Univ. Press, 1990. 251 p.

248. Siikala 1987 1978. Siikala A.-L. The Rite Technique of the Siberian Shaman. Helsinki: Academia Scientiarum Fennica, 1987. 385 p. (FFC. Vol. XCIII2, № 220).

249. Slezkine 1994 Slezkine Y. Arctic Mirrors: Russia and the Small Peoples of the North-Cornell Univ. Press, 1994. 445 p.

250. Stewart, Strathern 2001 Stewart P. J., Strathern A. Humors and Substances: Ideas of the Body in New Guinea. Bergin and Garvey, 2001. 155 p.

251. Strathern 1999 1996. Strathern A. J. Body Thoughts. Ann Arbor (MI): Univ. of Michigan Press, 1996. vi, 222 p.

252. Tambiah 1990 1984. Tambiah S. J. Magic, Religion, and the Scope of Rationality. (The Lewis Henry Morgan Lectures 1984, presented at the University of Rochester). Cambridge; New York; Port Chester; Melburn; Sydney: Cambridge Univ. Press, 1990. 187 p.

253. Thomas 1992 Thomas N. The Inversion of Tradition // American Ethnologist. 1992. Vol. 19, No. 2, May. P. 213-232.

254. Turner 1968 Turner V. W. The Drums of Affliction. Oxford: Clarendon Press, 1968. xiii, 326 p.

255. Алин Александр Николаевич, 1932, р. в Ерополе, (Марково, 1998).

256. Алин Феофан Ионович, 1926, р. в Марково (Марково, 1998)

257. Алина Ольга Пантелеевна, 1938, р. в Чуванском (Марково, 1998, 1999)

258. Березкина Екатерина Андриановна, 1916, р. в Марково (Марково, 1998, 1999)

259. Брагина Вера Прокопьевна, 1923, р. в Осёлкино (Марково, 1998, 1999)

260. Вартакьян Лидия Николаевна, 1939, р. в Марково (Марково, 1998)

261. Восьмячкина Полина Мартыновна, 1928, р. в Оселкино (Марково, 1998)

262. Вуквукай Клавдия Сергеевна, 1974, р. в Чуванском (Марково, 1998, 1999)

263. Выквырагтыгыргина Лариса, 1960, чукчанка, р. в Рыркайпий (Анадырь, 1998)

264. Гиукай Розалия Васильевна, 1938, чукчанка (Марково 1999)

265. Делянский Федор Гаврилович, 1960, ламут, р. в Ламутском (Марково, 1998)

266. Дьячков Юрий Борисович, 1962, юкагир, р. в Марково (Марково, 1999)

267. Дьячкова Марина Вячеславовна, 1971, чукчанка, р. в Рыркайпий (Марково, 1999)

268. Елисеев Константин Иванович, 1966, русский, в Марково с 1996 г. (Марково, 1998, 1999)

269. Елисеева Наталья Ивановна, ок. 1966 г.р., русская, приезжая (Марково 1999)

270. Зюзин Альберт Митрофапович, 1940, р. в Марково (Марково, 1998)

271. Кевеулин Петр Васильевич, 1932, чукча, р. в тундре (Марково, 1998, 1999)

272. Кевеулииа имя и отчество не зафиксировано. Жена П. В. Кевеулина. Приезжая. Приехала на Чукотку в 1952 году (Марково, 1999)

273. Кену Валенитина Николаевна, 1961, р. в Чуванском (Марково, 1999)

274. Коравье Фёдор (отчества нет), 1949, р. в Ламутском (Марково, 1999)

275. Корегина Лина Ивановна, 1954, р. в Ерополе (Марково, 1998, 1999)

276. Маргарита фамилия неизвестна, ок. 1985, р. в Чуванском (Марково 1999)

277. Маклакова (Черногор) Матрена Егоровна, 1933, р. в Марково (Марково, 1998)

278. Меркер (Тынгэнгы) Нина Николаевна, 1961, р.в Кончапане (Анадырь, 1999)

279. Наталья Александровна, фамилия не зафиксирована, ок. 1949, из Усть-Белой (Анадырь 1999)

280. Пижанкова Татьяна Владимировна, 1953, р. в Марково, родители приезжие (Марково, 1998)

281. Созыкин Виктор Иванович, 1948, р. в Марково (Марково, 1998)

282. Тынэскин Виктор Гаврилович, 1941, р. в Ламутском, чукча (Марково, 1999)

283. Упчииа Вера Владимировна, 1960, р. в Чуванском (Марково, 1999)

284. Уяганская Анна Ивановна, ок. 1938, р. в Ламутском (Анадырь, 1998)

285. Хажиева Зинаида Сергеевна, 1959, р. в Марково (Марково, 1998, 1999)

286. Чаин Владимир Владимирович, 1960, ламут , р. в Ламутском (Марково, 1999)

287. Шарыпов Алексей Владимирович, ок.1971, чуванец, р. в Чуванском (?) (Марково 1999)

288. Шитикова Эмма Борисовна, 1939, р. в Марково (Анадырь, 1998)

289. Юговитина Мария Васильевна, 1945, р. в Чуванске (Марково, 1998)

290. Ирина ок. 1960 г.р., р. в Чуванске (Марково, 1999)