автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Межличностное общение в мире художественного произведения

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кузнецова, Светлана Анатольевна

Введение.

Глава первая. Личность и коммуникация (общение) как явления культуры.

I. Разграничение понятий индивидуальность и личность.

§ 1. Значение слова индивидуальность.

§ 2. Личность как аксиологическая категория.

§ 3. Диалогичность.

§ 4. О двух концепциях личности.

II. Общение как доминанта человеческого существования.

§ 1. Общение, ориентированное на свое и на другое лицо.

§ 2. Человек и мир вещей.

§ 3. Общение с природой.

§ 4. Общение человека с историей, культурой прошлого, причастность традиции.

§ 5. Общение с трансцендентным.

Глава вторая. Межличностное общение героев А.Платонова конца 20-х гг. (роман «Чевенгур»).

§ 1.Система персонажей.

§ 2. Общение человека с миром вещей.

§ 3. Общение человека с природой.

§ 4. Отношение героев к культурному прошлому.

§ 5. Общение человека с трансцендентным.

§ 6. Общение между людьми.

§ 7. «Чевенгур» в сопоставлении с «Котлованом».

§ 8. Личностный потенциал платоновского героя.

§ 9. О позиции автора на рубеже 20-30-х годов.

Глава третья. Творчество А. Платонова конца

1920-40-х годов.

§ 1. Герой повести «Сокровенный человек» (1927) как деятель революции и как частное лицо.

§ 2. Герои рассказов А. Платонова в их связях с близкой реальностью. а) «Глиняный дом в уездном саду» (1936-1937),

Афродита» (1945). б) «Корова» (1937-1939).

§ 3. Природа и человек в рассказах А. Платонова по произведениям 1930-х годов).

§ 4. Домашнее общение в рассказах А. Платонова.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Кузнецова, Светлана Анатольевна

Предмет работы и ее методология. Предметом данного исследования является межличностное общение как грань мира художественного произведения. В этом аспекте мы рассматриваем творчество А. Платонова. Тема взаимоотношений человека с себе подобными, миром природы, вещей, истории и трансцендентным -ключевая для творчества писателя и недостаточно изученная. Большинство работ о А. Платонове посвящено постигаемым или бытийным универсалиям, далеким от повседневной действительности. В центре нашего исследования - рассмотрение контактов платоновских героев с близкой им реальностью. Именно это сторона жизни, на наш взгляд, составляет ядро произведений писателя и «нерв» их поэтики.

Вопрос о сущности общения человека с окружающим его миром представляет немалый интерес и с теоретической точки зрения. Личность, индивидуальность, межличностное общение - это опорные слова культуры, наряду с такими семантическими единицами, как картина мира, творчество, утопия, миф, ценность.

Единого мнения о содержании каждой из этих категорий нет. В нашу задачу входило охарактеризовать разные представления о личности (и личностном потенциале), индивидуальности, межличностном общении и обозначить свою позицию.

В работе мы опираемся на принцип аналитического интерпретирования литературных текстов и на понятие содержательной формы. Существенным для нас явился также принцип выделения одного из аспектов художественного произведения при соотнесении его с другими его гранями, главное же - со смысловым целым (в нашем случае это межличностное общение в обусловленности героем как целым и позицией автора). Мы рассматриваем героев как таковых, и воплощение в их образах личностного начала и межличностного общения. В нашу задачу не входило широкое контекстуальное рассмотрение произведений А.Платонова. Мы обращаемся лишь к ближайшим контекстам в рамках творчества писателя. Нашу теоретико-методологическую задачу составило уяснение неповторимости отдельного произведения, его сходств и различий с другими. В связи с этим художественное творчество А. Платонова мы рассматриваем в его эволюции, стараясь избежать резкого противопоставления разных этапов его литературной деятельности, поляризации стадий. Учитывается и характеризуется при этом прежде всего нечто постоянное - константы художественного мира автора. Одна из наших теоретико-литературных установок заключается в активной опоре на ключевые слова культуры при максимальном внимании к специфике литературы.

Нашей теоретической темой является рассмотрение понятий личности, индивидуальности и, главное, межличностного общения. Здесь мы учитываем разные позиции, опираясь на философские и культурологические труды: Н.О. Лосского, Л.П. Карсавина, Ю. Хабермаса, М.М. Бахтина, А.А. Ухтомского, Э.Мунье, А. Швейцера и др. Мы разграничиваем термины личность и индивидуальность, особо сосредоточившись на личности как аксиологической категории, и межличностном общении как доминанте человеческого бытия.

Для историко-литературного анализа взяты произведения А. Платонова, начиная с 1927 года, когда автор достигает творческой зрелости, и до конца 40-х годов. Произведения мы берем выборочно, т.к. полная картина творчества писателя в рамках одной работы невозможна. Для анализа взяты роман «Чевенгур» (1929), ранние повести «Сокровенный человек» (1927), «Котлован» (1930), «Джан» (1930) и ряд более поздних рассказов. Мы опираемся на работы Н.В. Корниенко, М.А. Дмитровской, С. Семеновой, Н.М. Малыгиной, Л. Фоменко, А. Шестериной, И. Спиридоновой, Е. Антоновой, Е.А. Яблокова. Главным здесь для нас является уяснение литературоведами черт платоновского героя и его связей с близкой реальностью.

Основная цель работы - теоретически осмыслив сущность личности, личностного потенциала, и главное, межличностного общения, уяснить с помощью этих гуманитарных категорий ряд особенностей творчества А. Платонова. Развернуто охарактеризовать ряд значений важных для разработки нашей темы «ключевых слов культуры», опираясь на научные и философские труды.

Из поставленной нами цели вытекают следующие задачи:

1) развернуто охарактеризовать ряд значений важных для диссертации «ключевых слов культуры», опираясь на научные и философские труды;

2) уяснить неизменные (постоянные) принципы освоения писателем личностного потенциала и межличностного общения героев. Главным здесь является вопрос о полноте явленности личностного начала в героях А. Платонова;

3) сравнить отличительные черты межличностного общения (и личностного начала) на разных этапах творчества писателя, выявляя тем самым общие тенденции в эволюции творчества А. Платонова;

4) рассмотреть личностные проявления героев писателя и их общение с окружающей реальностью с учетом культурно-исторического контекста времени;

5) наметить решение вопроса об изменении общественной и нравственно-философской позиции А. Платонова ко второй половине 30-х и 40-ые годы, попытаться обозначить потаенные пласты его мироотношения и творчества, обсудить меру полноты выражения в произведениях авторской позиции (в этой связи мы опираемся на «Записные книжки» писателя).

Новизна работы состоит в следующем. Систематизирован, проанализирован и сопоставлен ряд существующих концепций личности и межличностного общения. Разграничены три основных значения термина межличностное общение, два основных направления в толковании терминов личность и личностный потенциал. Новым в нашей работе является обращение к мало изученной грани творчества писателя - к межличностному общению в мире его художественных произведений; развернутое рассмотрение общения героев с себе подобными, природой, вещным миром, культурным прошлым и трансцендентным с учетом эволюции писателя на протяжении почти четверти века.

Структура диссертации: помимо введения и заключения она состоит из трех глав, каждая из которых решает выдвинутые нами задачи. Первая глава - теоретическая, она определяет и разграничивает основные необходимые для данной работы теоретические категории, вторая и третья - посвящены разным этапам творчества А.Платонова: раннему (проза конца 20-х годов) и позднему (30-40-е годы). Завершают диссертацию развернутое заключение и список использованной литературы. Отсылки к источникам приводимых цитат даются в конце каждой из глав.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Межличностное общение в мире художественного произведения"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Подведем итоги сказанному. Сначала сосредоточимся на обсуждавшихся нами проблемах теоретических, находящихся на грани литературоведения и культурологии, позже - на результатах исследования творчества А. Платонова в заданном темой ракурсе.

Не претендуя на самостоятельную концепцию индивидуальности, личности и межличностного общения (таковы одни из важнейших «сверхтем» ряда гуманитарных наук), мы обозначили и обсудили ряд имеющихся точек зрения.

Исходя из того, что понятие индивидуальности имеет более широкий объем, чем понятие личности, мы рассмотрели последнее как высшую форму явленности человеческой индивидуальности. Нами подвергнуты анализу разнонаправленные концепции личности, в свете которых она предстает либо по преимуществу самоутверждающейся и отчужденной от реальности (в этом русле работы Ф. Ницше, Ж.-П. Сартра, А. Камю, М. Мамардашвили, Л. Баткина), либо как причастно-ответственная по отношению к пребывающему вне ее (Э.Мунье, А. Швейцер, Ю. Хабармас, М. Бахтин, А. Ухтомский, М. Пришвин; в этом ряду, на наш взгляд, находится и А. Платонов как мыслитель). Мы отдаем предпочтение второму роду разумения личности, т.к. оно более глубоко укоренено в западно-европейской и русской традиции общегуманитарной и собственно художественной). При этом нами предпринято разграничение личностного потенциала и реализовавшей себя, пусть и относительно, личности как таковой. Личностный потенциал в составе человеческого «я» может быть представлен двояко. Нами уяснены два рода концепций: во-первых, это представление о яркой способности, одаренности, таланте; в основе второго понимания - воля человека к единению, способность быть сосредоточенным не на себе, стремление к вовлеченности в общение с окружающим миром, сопереживание и сочувствие ему. Каждое из этих «предличностных» начал имеет и позитивные перспективы, и опасности. У первого рода личностного потенциала налицо соблазн впасть в эгоистическое самоутверждение. У второго - крен в сторону стадности, слепого подчинения тому, что навязывает окружающая среда.

На наш взгляд, наиболее благоприятным, сущностно надежным фундаментом для становления и формирования личности является второй род предличностного существования, которое можно охарактеризовать словами открытость, распахнутость, вовлеченность, причастность. Мы считаем, что личностный потенциал, всегда присутствующий в человеке, способен реализоваться главным образом в тех случаях, когда индивид выходит из эгоистической замкнутости, ощущения самодостаточности, преодолевает импульс самоутверждения и своеволия, обретая возможность развивать свои способности и дарования именно на основе вовлеченности в окружающее.

Изучение предшествующих историко-философско-культурологических работ, далее, привело нас к выводу, что межличностное общение правомерно понимать по-разному: либо менее, либо более широко. В узком смысле - это умение добраться до творческого ядра личности другого (диалогичность по М.М. Бахтину). В широком - любой контакт индивидов (свидетельство тому - вышедшая в 2001 году книга «Межличностное общение»1). Мы опираемся по преимуществу на второе значение термина и при этом предлагаем еще более широкое понимание межличностного общения. Это контакт человека не только с подобными себе, но и с окружающим их миром в его многогранности («открытость», «распахнутость» всему). Так понятое межличностное общение является достоянием не только сформировавшихся личностей, но и всех тех, кто обладает личностным потенциалом. Это - способность, которой в большей или меньшей степени наделен человек, если только он не полностью замкнут в своей эгоистической скорлупе.

В составе «открытости» индивида всему и вся -вовлеченность и участие человека едва ли не во всех сторонах бытия. Здесь - связи индивида и с вещным миром, и с делом, к которому он профессионально призван, и с природой. Здесь, далее, обращенность человека к историческому и культурному прошлому, а также к трансцендентному. Но решающим, центральным звеном так максимально широко понятого межличностного общения является, бесспорно, общение индивидов с индивидами.

В произведениях А.Платонова контакты людей с себе подобными имеют ряд отличительных черт. Если говорить о словесном общении, то первое, что бросается в глаза, это полное отсутствие между героями диалогов в бахтинском смысле этого слова или в духе творчества Л.Н. Толстого и

Ф.М. Достоевского, где люди нередко ведут обстоятельные беседы на темы, их лично волнующие. Словесное общение между людьми в мире А. Платонова затруднено их шероховатым косноязычием (неумением ясно и четко выражать свои мысли). Главное же, герои писателя не склонны к рефлексии, а потому и к разговорам о себе самих. Они сдержанны, даже скупы на слова. И здесь нам видится проявление определенной авторской позиции, его, если можно так выразиться, «антисентиментальной» настроенности. Персонажи, живущие более в мире собственных интуиций, нежели активного самопознания, доверяют больше действиям и поступкам, совершаемым в жизненной конкретике, здесь и сейчас, чем словам, высказываниям, зачастую отвлеченным, а порой и ничего не значащим. Здесь ощутим потаенный голос А. Платонова, вершащий непрямую, но суровую критику эпохи господства политических призывов и лозунгов. Фундамент широкого, органически глубокого общения, безусловно, наличествует в сознании и поведении героев, но они обречены проявлять себя по преимуществу бессловесно. Сочувственная заинтересованность и забота о тех, кто рядом, дает о себе знать в основном в речи повествователя, обозначающей душевные движения и поступки персонажей. Подняться на высоту творчески-духовного общения героям не дают крайне неблагополучные для личностного становления культурно-исторические условия. И прежде всего всеобщая «пронизанность» сознания людей идеологией, а также предельно тяжкие житейские обстоятельства, порой ставящие людей на грань жизни и смерти. Самостоятельное, в полном смысле этого слова, индивидуальное самовыражение героев, таким образом, крайне затруднено, как непосильными тяжелыми условиями жизни -материальной необеспеченностью, голодом, бездомностью (в ряде случаев), так и обезличивающими веяниями эпохи.

Яркий личностный потенциал, неукоснительно присутствует в людях вопреки неблагополучным обстоятельствам для широкого становления личности. Он выражается в их внимании ко всему малому, скудному, несчастному, убогому. Для большинства персонажей, выдвинутых на первый план, характерно сочувственное, сострадательное отношение к растениям, животным, неприглядной ветоши, умершим травинкам и былинкам, и даже сложным механизмам, например, паровозам (Вощев, собирающий в свой мешок всяческую ветошь и безвестность, Александр Дванов, внимательный и чуткий к земному и растительному праху и многие другие). Незамкнутость на себе этих героев дает основание говорить о наличии и неукоснительном воплощении в прозе А. Платонова межличностного общения в самом широком смысле - общения как открытости окружающему, которая сопряжена прежде всего с состраданием ко всему и вся.

Явленность межличностного общения в разные периоды творчества А. Платонова различна. Правомерно разделить его: ранний этап (проза двадцатых: «Чевенгур» и «Котлован», когда сфера межличностных отношений реализована далеко в малой мере. Одержимость отвлеченной идеей приводит к тому, что большинство персонажей (парадокс: даже те, кто испытывает чувство жалости к засохшей травинке) проявляют себя как нетерпимые и жестокие по отношению к людям: насилие и кровавые расправы с ни в чем не повинным мирным населением - общее место «Чевенгура» и «Котлована». Деятельность революционеров (чаще всего именно они на авансцене творчества писателя этого периода) чревата безответственными, страшными и необратимыми последствиями, т.к. герои считают, что высокая цель оправдывает любые средства. На алтарь революции без оглядки кладутся исконно традиционные формы общения между людьми, такие как дружба (т.к. часто она не увязывается классовой нетерпимостью), семья (как «буржуазный пережиток»). Даже труд в романе «Чевенгур» подозревается революционерами в измене социалистическим идеалам (здесь дело доходит до абсурда) - как устаревшая форма эксплуатации одного человека другим.

Неспособность героев, чье сознание оторвано от мира жизненной повседневности, открыто и просто общаться с окружающим их миром, сказывается, в частности в том, что из-под рук революционеров, когда они все-таки берутся за труд, выходят нелепые и несуразные вещи (своеобразное художественное «отражение» непосредственного воплощения их отвлеченных идей) -еловая сковородка, железный флаг и т.п. На почве идеи глобального переустройства общества, показывает автор «Чевенгура» и «Котлована», нарушается укорененные в опыте множества предыдущих поколений гармоническая связь человека с природой: гибнут сады в Чевенгуре; бездумно подписывается указ об уничтожении лесов в Биттермановском лесничестве и т.п. Даже культурные растения кажутся коммунистам «рассадочной у сволочью» . Погруженность в мир абстракций, примиренное отношение к насилию и жестокости, агрессивность по отношению к традиционным формам жизни делают самих героев платоновской прозы конца двадцатых глубоко несчастными. Их большинство их мало проявляет себя в общении с близкой действительностью, отчуждено от окружающих людей, от природы, от своих духовных корней, от истории и традиции: революционеры ратуют за полное уничтожение ценностей прошлого.

А. Платонов поначалу принявший революцию и советскую власть безоговорочно, в период написания «Чевенгура» и «Котлована» уже отошел восторженной идеализации происходившего в стране. Пережитый им мировоззренческий кризис, сопряженный с разочарованием и критическим переосмыслением своей современности, явственно сказался в этих двух произведениях.

Начиная с конца двадцатых годов, в творческом самосознании Платонова происходит еще один сдвиг, который можно в общих чертах охарактеризовать как обращение к теме возвращения человека в свой дом и к ценностям близкой ему повседневной реальности.

После захлестнувшей страну волны кровавых расправ А. Платонов проявляет все большую критичность к их вершителям, разочаровывается в реальных результатах революционных преобразований. Существование многих героев его рассказов 193040-х годов, выдвинутых на первый план, обычно идет как бы в стороне от осуществления проекта вселенского масштаба. Люди обретают себя в обыденном, лишенном размаха служении тому, что близко и дорого именно им и только им. Персонажам теперь не свойственно мышление абстрактными категориями от лица всего человечества. Их сознание, можно сказать, антиутопично или по крайней мере неутопично: они сосредоточены на том, что насущно и требует к себе внимания и помощи здесь и сейчас. В новых произведениях изменяются и платоновская поэтика и жанровое своеобразие - фантасмагория и гротеск отходят на второй план, писатель все более тяготеет к жизненным реалиям, а большим формам, таким как повесть и роман, все чаще предпочитает рассказ.

Вовлеченность в жизненную конкретику делает существование платоновских героев напряженно-личностным, чего было гораздо меньше в персонажах писателя ранее: там акцентировалась отвлеченная любовь революционеров к обездоленным классам, а не отдельным людям. Языком художественных образов писатель со временем все более настойчиво говорит о недопустимости насилия и жестокости людей по отношению к себе подобным.

Напряженно звучит и иначе, чем раньше, в рассказах 30-40-х годов тема взаимоотношений между природой и человеком, ответственности и заботы последнего о братьях своих меньших. Переосмысливается А. Платоновым, а в какой-то мере и его «новыми» героями, отношение к прошлому. Не сознавая того, люди живут в соответствии с большой традицией. Укорененный веками жизненный уклад ныне показывается как ничем не заменимое благо и незыблемая универсалия человеческого существования. А труженичество и мастерство воссоздаются как важнейшая составляющая преемственности между поколениями (здесь переклички жизни платоновских героев с труженичеством в духе Сергия Радонежского и Феодосия Печерского).

Бескорыстное стремление помочь более слабым и незащищенным, а также «распахнутость» сознания героев навстречу всему окружающему миру делают их бытие «неуединенным» в духе концепции «вовлеченности» Э. Мунье, философии поступка М.М. Бахтина, идеи доминанты на другое лицо А. А. Ухтомского.

Таким образом, в художественном мире А. Платонова поры его творческой зрелости весьма значимо активно заинтересованное, поистине живое и прежде всего сострадательное отношение героев к окружающему. Однако здесь трудно трудно говорить о полноте явленности личностного начала в персонажах. Их существование скорее можно охарактеризовать как в основном «предличностное», но в нем налицо яркий личностный потенциал. Смысл своего существования персонажи, выдвинутые автором на авансцену, видят в служении людям. И если для героя конца 20-х жизнь состоит по преимуществу в осуществлении революционной идеи, то персонажи 30-40-х годов пребывают в мире созидательного труда и посильной помощи всему близкому, рядом находящемуся. Неэгоистический импульс (т.е. личностный потенциал) ярко и неукоснительно в них себя заявляющий, недостаточно (в наибольшей мере это относится к «Чевенгуру» и «Котловану») «сбалансирован» творческим началом. Немаловажная причина этого - идеологическая «однобокость» сознания, которая приводит к необратимым последствиям, не только внешним (жестокость по отношению к инакомыслящим), но и внутренним, психологическим. Справедливо отмечались неразвитость, «темность», детская наивность платоновских персонажей. В частности, они интуитивно считают «стыдным» обращаться к своему внутреннему миру, познавать собственное «я», анализировать свои мысли и поступки. Здесь последствия сложной социо-культурной ситуации «накладываются» на определенную философскую позицию автора. А. Платонов в своих художественных текстах (и в публицистике, подтверждение чему - опубликованные недавно «Записные книжки» писателя) осмысляет человека как носителя первоначальных зорких инстинктов, чистых и непосредственных, которые поднимаются из глубины его сердца, побуждая к жертвенному служению. Знаменательно утверждение автора, что «Бог рассеялся в людях»3. Платонов, вероятно, преувеличивал главенство в человеческой природе разумных и светлых начал, как, впрочем, и жуткий холод окружающего его героев мира, который якобы абсолютно лишен небесного света (один из постоянных мотивов его художественных произведений). Человек в мире его творчества, посильно помогая окружающим людям, преодолевает тьму, хаос, дисгармонию служением ближнему и тем самым, не вполне сознавая того, раскрывает в себе божественное сверхначало. Самопознание ошибочно отвергается Платоновым и его героями как зачаток эгоизма в человеке (т.е. небожественного), как недолжный «уход» от жертвенного самоотречения. И это обедняет личностное начало, присутствующее в платоновских героях и их бытии. Они оказываются как бы зажатыми в тиски неблагополучной исторической ситуацией и некоторой односторонностью взглядов автора, который, на наш взгляд, преувеличивает и абсолютизирует эту «зажатость».

Но Платонов безусловно прав, выявляя и недостаточную причастность изображаемых людей культуре предыдущих поколений. Имеют места «значимые» отсутствия в творчестве писателя: несмотря на то, что действие большей части произведений развертывается не в городской среде, герои отчуждены устной народной традиции. В их повседневном общении нет места слагавшимся многовековым традициям: песням, пословицам, поговоркам.

Отсутствует в них стремление украсить, облагоустроить свой быт, сделать его по-домашнему уютным. В их быту практически нет места и праздникам. Все это делает героев (при всех их достоинствах) и ущербными. Отсутствие в персонажах дара эстетического созерцания природы и возделывания красоты в окружающем их малом пространстве жизни, безусловно, сопряжены с их непричастностью живой народной традиции. Они показаны оказавшимися как бы в тупике истории, оторванные от питательной культурной среды предыдущих поколений.

Платонов не говорил об этом в своих художественных текстах прямо, но, несомненно, осознавал ограниченность своих персонажей. Заметим, что мир платоновских героев, при всем том, что он преломляет существенные грани эпохи, все же не исчерпывает того, что было в советской России того времени. Осознавал это писатель или нет, судить не возьмемся. О том, что Платонова глубоко тревожила оторванность его героев от культурной традиции, свидетельствует фраза из «Записных книжек»: «Типичн<ый> человек н<ашего> времени: это голый - без души и имущества, предбаннике истории, готовый на все, но не на прошлое»4.

В свете этого высказывания нам кажется очевидным, что авторская позиция решительно не совпадает с тем, что знают, думают, чувствуют его герои. Сам Платонов когда-то пережил сильное увлечение революционной идеей с ее призывом отречения от мира прошлого (в том числе и культурного). Для писателя так изображаемый культурный потенциал его героев - это и момент горького обращения к тому, чем он был сам несколько лет тому назад, «изживание» собственной прежней позиции. Он не ратовал за «бескультурье», а напротив, с горечью выявлял «культурную стертость» своего времени.

Хотя герои 30-40-х годов возвращаются к исконним внутрисемейным навыкам общения, но, многое, показывает Платонов, предстает как и поныне утраченное ими, быть может, безвозвратно.

Предличностное начало платоновских героев, будучи доминантой их существования и делая их бытие неуединенным и напряженным, подается автором как весьма многоплановое. Вопервых, личностный потенциал сказывается в стремлении персонажей найти истину, уяснить смысл бытия. Наиболее ярко это явлено в героях - странниках конца 20-х годов: А. Дванове, Вощеве. В 30-40-ые этот импульс обычно явлен имплицитно, в рассказах герои не рассуждают о смысле своего бытия, но все их действия и поступки направлены на его обретение. Таковы Никита из «Реки Потудани», капитан Иванов из «Возвращения», Назар Фомин из «Афродиты» и ряд других персонажей. Во-вторых, герои предстают как труженики, обладающие навыками мастерства (образы Захара Павловича, Александра Дванова из «Чевенгура», старика Фирсова из «Реки Потудань», Фомы Пухова из «Сокровенного человека», Любы из «Возвращения», Еркина из «Глиняного дома в уездном саду»). В-третьих, персонажи писателя неустанно стремятся помочь несчастным и обделенным, не только людям, но и природе, вещам, даже земному праху.

Все это дает нам дает основания говорить о том, что отношения человека с окружающим его миром в прозе Платонова конца 20-х и особенно 30-40-х годов носят (в самом широком смысле этих слов) межличностный характер, есть надежные основания для дальнейшего становления и роста личностного начала, хотя оно явлено в героях и не во всей его полноте. Несмотря на достойное, живое отношение друг к другу и природе, налицо и их горестная непричастность культуре прошлого и укорененной вере. В этом нам видится главное проявление неразвитости личностного начала в платоновском герое.

1. Межличностное общение. Хрестоматия по психологии. Сост. Н.В. Погольша, Н.В. Казаринова, М.-Харьков-Минск, 2001.

2. Платонов А. Собр. соч.: В.5т. М., 1998.Т.2. С. 185.

3. Платонов А. Записные книжки. Материалы к биографии. М., С. 185.

4. Там же. С.42.

Список научной литературыКузнецова, Светлана Анатольевна, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1. Платонов Л. Собр. соч.: В.5 т., Т.1-2, М., 1998.

2. Платонов А. Че-Че-О. Воронеж, 1999.

3. Платонов А. Избранное. М., 1988.

4. Платонов А. В прекрасном и яростном мире. Повести и рассказы. J1., 1979.

5. Платонов А. Рассказы. М., 1962.

6. Платонов А. Осьмушка. Литературная Россия. 1984. № 47. 23 ноября.

7. Платонов А. В сторону заката солнца. Рассказы. М., 1945.

8. Платонов А. Одухотворенные люди. Военные рассказы. М., 1963.

9. Платонов А. Сказки о животных. Уфа, 1965.

10. Платонов А. Рассказы. 1967.

11. Платонов А. Путешествие воробья // Неделя. 1966. № 20.

12. Платонов А. Повести и рассказы. 1985.

13. Платонов А. Жизнь до конца //Новый мир. 1991. № 1.

14. Платонов А «.Живя главной жизнью» 11 Волга. 1975. №9.

15. Платонов А. Записные книжки. Материалы к биографии. М., 2000.

16. Платонов А. Пушкин наш товарищ // Собр. соч. В 2 т., Т.2 .М., 1985.

17. Платонов А. Ноев ковчег. (Каиново отродье). Публикация М.А. Платоновой. Подготовка текста и комментарий Н.В. Корниенко // Новый мир. 1993. № 9.

18. Платонов А. О живых и мертвых. // Литературное обозрение. 1989. № 9.

19. Платонов А. Среди животных и растений.

20. Литературная Россия. № 5. 1997.*

21. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. М., 1977.

22. Баткин Л.М. О гуманизме // Баткин Л.М. Итальянские гуманисты: стиль жизни и стиль мышления. М., 1978.

23. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники: Ежегодник. 1984-1985.М., 1986.

24. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

25. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

26. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

27. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

28. Бердяев НА. О назначении человека. М., 1993.

29. Бердяев Н.А. Самопознание: Опыт философской автобиографии. М., 1990.

30. Бердяев Н. А. Смысл творчества // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: в 2 т., Т.1,М., 1994.

31. Бубер М. Наблюдение, созерцание, проникновение // Бубер М. Два образа веры. М., 1995.

32. Бубер М. Я и Ты. М., 1993.

33. Войно-Ясенецкий Л. Дух, душа и тело, М., 1999.

34. Волков В.Н. Онтология личности. Иваново, 2001.

35. Гадамер Х.-Г. Неспособность к разговору 11 Гадамер Х.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

36. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988.

37. Гайденко П. П. Бытие и разум // Вопросы философии, 1997. №> 7.

38. Гайденко П.П. Философия свободы Николая Бердяева // Историко-философский ежегодник-95. М., 1996.

39. Гартман Н. Проблема духовного бытия // Культурология. 20 век: Антология. М., 1995.

40. Гуревич А.Я. Еще несколько замечаний к дискуссии о личности и индивидуальности. // Одиссей: Человек в истории. М.,1990.

41. Гуревич А.Я. Время как проблема истории культуры // Вопросы философии. 1969. № 3.

42. Гуревич П.С. Философская антропология Сартра // Философские науки, 1989, № 3.

43. Гуревич П.С. Человек. М., 1995.

44. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1994.

45. Давыдов В. В. О понятии личности в современной психологии // Психологический журнал. 1988. № 4.

46. Зейгарнш Б. В. Теория личности в зарубежной философии. М., 1982.

47. Зенъковский В.В. Единство личности и проблема перевоплощения // Человек. М., 1993. № 4.

48. Зенъковский В. В. Проблемы воспитания в свете христианской антропологии. М., 1993.

49. Злобина Е. Г. Общение как фактор развития личности. Киев, 1980.

50. Ильенков Э.В. Что же такое личность? // Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1998.

51. Камю А. Бунтующий человек. М. ,1990.

52. Карсавин Л.П. О личности // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочиенения. В 2 т., Т 1., М., 1992.

53. Къеркегор С. Страх и трепет. М., 1993.

54. Къеркегор С. Наслаждение и долг. М., 1998.

55. Левинас Э. Время и Другой. Гуманизм другого человека. СПб., 1990.

56. Левинас Э. Тотальность и бесконечное. М.-СПб., 2000.

57. Лосский Н.О. Любовь и свобода // Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994.

58. Лосский Н.О. Избранное. М., 1991.

59. Лосский Н.О. Учение о перевоплощении. Интуитивизм. М., 1992.

60. Лосский И.О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. М., 1995.

61. Лотман ЮМ. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3 т., Т.1. Таллинн. 1992.

62. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек-текст-семиосфера-история. М., 1999.

63. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.,1992.

64. Мамардашвили М.К. Необходимость себя. М., 1996.

65. Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии // Мамардашвили М.К. Человеческое в человеке. М., 1990.

66. Мамардашвили М.К. Философия и личность // Человек. 1994. № 5.

67. Марсель Г. Трагическая мудрость философии. М., 1995.

68. МаслоуА. Мотивация и личность. СПб., 1999.

69. МаслоуА. Психология бытия. М., Киев, 1997.

70. Межличностное общение. Хрестоматия по психологии. Сост.: Н.В. Поголына, Н.В.Казаринова, М.-Харьков-Минск, 2001.

71. Мейер А.А. Новое религиозное сознание // Биржевые ведомости, 1916, 28 октября.

72. Михайлов А. В. Стенограмма доклада «Несколько тезисов о теории литературы» // Литературоведение как проблема. М., 2000.

73. Михайлов Ф. Т. Общественное сознание и самосознание индивида. М., 1990.

74. Михайлов Ф.Т. Сознание и самосознание. М., 1991.

75. Мунье Э. Манифест персонализма. М., 1999.75