автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Мифолингвистическая интерпретация топонима "Сибирь" в современном языковом сознании

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифолингвистическая интерпретация топонима "Сибирь" в современном языковом сознании"

На правах рукописи

ФЕДОРОВА Елена Александровна

МИФОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТОПОНИМА «СИБИРЬ» В СОВРЕМЕННОМ ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ

Специальность 10.02.19 - теория языка

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

005556615

1 I ДНК 2014

Майкоп 2014

005556615

Работа выполнена на кафедре общей лингвистики, лингвокультурологии и переводоведения Института филологии и межкультурной коммуникации ФГАОУ ВПО «Казанский (Приволжский) федеральный университет»

Научный руководитель:

Карабулатова Ирина Советовна

доктор филологических наук, профессор

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Макеева Марина Николаевна

доктор филологических наук, профессор, ФБГОУ ВПО «Тамбовский государственный технический университет», заведующая кафедрой иностранных языков

Нефляшева Индира Аминовна, кандидат филологических наук, доцент, НИИ комплексных проблем ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет», старший научный сотрудник

ФГБОУ ВПО «Сочинский государственный университет»

Защита состоится «23» декабря 2014 г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.001.09 по филологическим наукам при ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет» по адресу: 385000, Республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Первомайская, 208, конференц-зал.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. Д.А. Ашхамафа ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет» по адресу: 385000, Республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Пионерская, 260, с текстом автореферата - на сайте университета: http://www.adygnet.ru и на сайте ВАК: http://vak.ed.gov.ru.

Автореферат разослан «_» ноября 2014 г

Ученый секретарь _,

диссертационного совета, С^лЛо!-^

кандидат филологических наук, доцент А.Ю. Баранова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Исследования по семантической ауре одного слова, значимого для всей человеческой цивилизации, представляют глубинный интерес для всех слоев общества в разных этнических культурах. Именно это позволило П.А. Флоренскому обоснованно утверждать, что «об истории любого слова можно написать целую книгу» [Флоренский 1990: 326], поскольку слово есть «метод концентрации» смысла [Флоренский 1990: 163] и есть сам проявленный смысл [Флоренский 1990: 252]. Особенно ярко этот процесс наблюдается в восприятии мира человеком в аспекте топонимизации географического пространства крупных топообъектов, каким является Сибирь.

Актуальность работы предопределена значимостью геополитонима «Сибирь» в российском и мировом социуме, вниманием мировой общественности к тем процессам, которые имеют место в современной Сибири. Несмотря на обилие гипотез о топониме «Сибирь» на сегодняшний день данный оним все больше интерпретируется с мифологических позиций. При исследовании глобальных имен (типа номена «Сибирь») необходим междисциплинарный подход на базе двух и более исследовательских направлений, таких, как лингвофольклористика (JI.T. Хроленко и др.), мифолингвистика (С.З. Агранович и др.) и т.д. Такие направления свидетельствуют о расширении собственно лингвистической парадигмы в силу увеличения значимости антропоцентризма в современной науке, что связано с глобальными изменениями господствующей парадигмы в целом (A.C. Уйбо). Настоящая работа связана с попыткой осмысления топонима «Сибирь» как некоего глобального мифонима в различных языковых средах, что имеет большую геополитическую значимость в сохранении целостности России в целом, в осознании места Сибири мировом сообществе, в объяснении причин миграционного поведения в Сибири. Все сказанное позволяет считать предпринятое исследование актуальным.

Степень разработанности проблемы. В исследовании мы опирались на труды из различных областей гуманитарного знания: антропологии и истории, культурологии и философии, лингвистики и фольклористики, литературоведения и мифологии, социологии и этнографии. На сегодняшний день существует значительное число более или менее детальных классификаций топонимов. Критический разбор ономастических классификаций разных авторов был проделан Блягозом З.У. [1974], Бурыкиным A.A. [2011], Гузенко C.B. [2011], Карабулатовой И.С. [2002; 2008], Мадиевой Г.Б. [2005], Намитоковой Р.Ю. [1993], Рут М.Э. [1992], Супруном В.И. [2000], А.В.Суперанской [1973], Уфимцевой Н.В. [1996], Мокиенко В.М., Фоняковой О.И. и Walter H. [2009] и другими ономастами.

Освоение Сибири дало толчок к поискам этимологии и попыткам объяснить разнообразие версий с лингвистических и экстралингвистических позиций. Многовековая ономаграфия топонима Сибирь показывает динамику

восприятия топонима Сибирь в языковом сознании. В плане русской ономаграфии показательна работа Литовкиной A.M., которая анализирует эволюцию концепта «Сибирь» в русском языковом сознании в синхронно-диахронном аспекте, начиная с летописных материалов и заканчивая художественной прозой Распутина В.Г. [Литовкина, 2008]. Позже Бурыкин A.A. провел детальный ретроспективный анализ иноязычных топонимов в русских документах XVII-XIX вв. по пути освоения Сибири и Дальнего Востока [2011]. Современная сеть Интернет насчитывает свыше 7млн.ответов об этимологии топонима Сибирь. Одни исследователи относят первые упоминания топонима Сибирь к древнерусскому периоду, другие - к древнегреческой эпохе [Ташлыков, 2004; Филиппов, 2010]. Все это свидетельствует о чрезвычайной важности этого топонима для русского (да и не только русского) человека [Рыбальченко, 2004: 291-303; Губайдуллина, 2004: 309-313; Собенников, 2004: 281-282]. Перцепция топонима Сибирь в тюркском языковом сознании рассматривалась Сайфулиной Ф.С. [2013], Койше К.К.[2012; 2013] и Карабулатовой И.С. [2001; 2002; 2008; 2013; 2014], Федоровой Е.А. [2012; 2013]. Исследователи обращались к сибирскотатарской, казахской литературе и местному тюркскому фольклору, где часто используется данный топоним как обозначение некого запредельного пространства человеческого духа [Койше, Карабулатова, Гультяев, Ниязова, 2013: 149-157; Sayfiilina, Karabulatova, Yusupov, Gumerov, 2013: 492-496].

Попытка исследования топонима «Сибирь» как туристического бренда представлена в работе Терских М.В. [2011], ее исследование перекликается с результатами коллективных работ других авторов [Сибирь: взгляд извне и изнутри, 2004; Имиджи Сибири, 2008]. В начале XXI в. появляется все больше комплексных и междисциплинарных работ по осмыслению мегаконцептуального феномена Сибири. Такова международная коллективная монография, выполненная под руководством проф. В.И. Супруна «Имиджи Сибири»[2008]. Эксперты из России, США, Великобритании и Германия анализируют концепт «Сибирь» с разных сторон научного знания (история, политология, социология, экономика, филология, философия), рассматривают возможности конструирования позитивного образа Сибири в мировом социуме [Голдман, 2008: 325-331; Кокер, 2008: 331-334; Pap, 2008: 317-325; Шульце, 2008: 334-338]. По их мнению, Сибирь — это «надежда Европы», «чаяния Азии», «ресурс человеческого капитала», «новая Калифорния», «уникальный опыт России» и т.д. [Имиджи Сибири, 2008].

Региононимы Сибирь, Кубань и Кавказ, следует анализировать с позиций полисистемного подхода, который органично сочетает в себе различную методологию, являясь синергетическим по своей сути [Беляева 2010]. Исследователи находят параллели между Сибирью и Кавказом с позиций сакральности и обозначения «райского места» [Проскурина, 2013: 97-101]. Ономасты справедливо признают, что есть определенная сложность

в изучении номинации крупных топообъектов (Кубань, Кавказ, Урал, Кавказ, Поволжье, Север и Сибирь). Каждый из этих объектов довольно сильно мифологизирован в языковом сознании [Барышников, 2008: 20; Дюккер, 2004: 18-26; Закаблукова, 2009:132-136; Крылова, 2013: 215-220; Литовкина,' 2007: 126-130; Литовкина, 2008; Постникова, 2008: 102-111; Сперанская, 2009: 2840290; Супрун, 2008; Терских, 2011: 263-272]. Так, Т.М. Терских справедливо указывает на некорректность и приоритетность негативных стереотипов в восприятии онима «Сибирь» англоязычными респондентами, отмечая, что для смены вектора ассоциативного восприятия необходим грамотный ребрендинг [Терских, 2011: 264]. Энгель-Брауншмидт А. - о Сибири для немецкоязычных читателей [2004: 11-17]; Филь С.Г. - о перцепции Сибири российскими поляками [2012], в то время как Шунков A.B. - о восприятии Сибири поляками в Польше [2012].

Ономаграфия топонима Сибирь насчитывает огромное число наименований, однако, они, как правило, в той или иной степени апеллируют к первым попыткам этимологизации этого древнего топонима [Фролов, 1994: 203-205]. Неслучайно Трубачев О.Н. дал редакционное примечание к словарной статье Фролова Н.К., в котором указывает свою версию этимологии топонима, отличную от идей Фролова Н.К [1994: 204-205]. Такие случаи настолько многочисленны, что известный ономаст И.А. Воробьева категорически заявила, что большинство этимологии топонима Сибирь не выдерживает никакой критики [1973]. Они продолжают воспроизводиться в культурной традиции как часть архетипа русской ментальной лингвокультуры [Хачмафова, Макерова, 2010; Макеева, Гвоздева, 2004].

Различные версии этимологии топонима «Сибирь» отражают попытки «встраивания» значимого топообъекта в актуальную концептосферу носителя того или иного языка. Следует признать, что лишь в последнее время Сибирь стала рассматриваться как поликультурный ассоциат, некий многомерный топоним, активно воздействующий на все структуры личности человека [Дулова, 2004: 85-94; Рожанский 2013; Янушкевич, 2004: 227-235; Михалева, 2004: 214-226]. Так, Рожанский М.Я. указывает, что присоединение Сибири к Московии стало поворотным моментом для превращения Московской Руси в Россию, связанным с продвижением мировоззрений, культур, возникших в землях Северной, Московской, Западной Руси, в северную Азию [Рожанский, 2013: 7]. С XVIII века этот процесс можно определять как продвижение на восток европейски-ориентированной культуры [Вайс, 2004: 59-74; Шахеров, 2004: 50-58;], а с конца XIX века - индустриальной цивилизации [Рожанский, 2013; Андюсев, 2003: 24-27]. Но М.Я. Рожанский анализирует лишь микротопос г. Иркутска как материальный символ памяти [Рожанский, 2013].

Объектом нашего исследования стал топоним «Сибирь» в современном языковом сознании.

Предмет исследования составляют как сугубо лингвистические факторы, так и экстралингвистические, позволившие • проследить

эволюционный характер мифологизации топонима «Сибирь» в современном языковом сознании.

Гипотеза исследования. Сибирь как сакральный и древний макротопоним несет в себе многослойную семантическую нагрузку для восточной и западной цивилизаций, разворачивающуюся в человеческом сознании в виде ономастического синопсиса, реализующего тот или иной вариант ономастического мифа топонима «Сибирь».

Цель исследования заключается в аналитическом описании мифолингвистических интерпретаций топонима «Сибирь» в современном языковом сознании, позволяющих выйти на универсалии человеческого восприятия.

Такая масштабная цель предопределила распределение задач, последовательно раскрывающих гипотезу диссертационного исследования:

-анализ основных этимологии топонима «Сибирь» в разных этноментальных языковых средах с русской доминантой (собственно славянской, западноевропейской, монголо-тюркской, угорской и маньжурской);

-выявление основных мифологических и семантических узлов, повлиявших на появление той или иной этимологии; вычленение ономастической мифолингвистики как особого раздела ономастики, определение понятийного аппарата;

- конкретизация процесса перцепции топонима Сибирь в языковом сознании современных носителей языка; объяснение

этнопсихолингвистических основ интерпретационного механизма;

-определение константы дихотомии лингвистического и этнопсихолингвистического анализа при объяснении топонима «Сибирь»;

-детализированное описание ассоциативного пространства топонима «Сибирь» в современном языковом сознании с объяснением мифологической основы восприятия исследуемого топонима в мировом социуме.

Материал исследования, в соответствии с поставленными задачами, носит гетерогенный характер. Основой послужили собранные автором полевые материалы в европейских и азиатских странах (Россия, Украина, Сербия, Турция, Австрия, Германия, Азербайджан, Венгрия, Словения, Польша, Казахстан, Китай) в ходе свободных ассоциативных экспериментов в 2011-2013гг. В экспериментах участвовали русскоязычные и не русскоязычные билингвы. Всего было опрошено свыше 350 человек. Зафиксировано порядка 7000 топонимических ассоциаций и 23 варианта топонимического синопсиса. Полученные результаты были сопоставлены с данными, извлеченными из научной литературы и фольклорных источников. Всего извлечено порядка 286 речевых отрезков.

В качестве источников были также использованы художественные произведения Булгарина Ф.В. («Иван Иванович Выжигин»), Ершова П.П. («Сузге»), Шишкова В.Я. (роман «Угрюм-река», сборник рассказов), Верна Ж. («Михаил Строгов»/«Посланник царя»), Чехова А.П. («Очерки из

Сибири»), Д.Дефо («Дальнейшие приключения Робинзона Крузо»), Занкиева Я.К («Любовь, объятая пламенем»), словари различной направленности, различные описания этнографов. Были использованы отрезки устной разговорной речи, зафиксированные В.Н. Евсеевым в быличках и бывалыцинах юга Западной Сибири [2004], топонимические рассказы, собранные Ермаковой Е.Е. [2005], также фрагменты речи не русских носителей языка, где отражены разноплановые представления о Сибири, устойчиво закрепившиеся в европейской и азиатской ментальностях. Всего зафиксировано порядка 3127 отрезков устной разговорной речи.

В качестве центральной методологии нами был выбран синергетический подход, который представляет собой синтез достижений классиков и специалистов: Бахтина С.С., Блягоза З.У., Богина Г.И., Верещагина Е.М., Ворожбитовой A.A., Гамперца Дж.Дж., Замалетдинова P.P., Карабулатовой И.С., Карасика В.И., Караулова Ю.Н., Костомарова В.Г., Намитоковой Р.Ю., Потебни A.A., Сайфулиной Ф.С., Супруна В.И., Хакена Г. и др. Использование системной методологии позволило проанализировать масштабные социокультурные и этноязыковые трансформации при восприятии макротопонима «Сибирь», характерные для новейших государств постсоветского мира в контексте социокультурной глобализации. Основными методами исследования были такие общенаучные методы, как наблюдение, сопоставление, обобщение, анализ, моделирование и прогнозирование, метод количественно-статистического подсчета. Кроме того, были применены такие лингвистические методы, как компонентный анализ, словесно-графический метод описания топонима, метод когнитивной интерпретации собранного языкового материала, методы экспериментальной психолингвистики, метод синхронно-диахронного анализа, метод сплошной выборки языковых репрезентантов когнитивных признаков топонима.

Методика исследования отражает поэтапный ход работы над исследованием. Первый этап обусловлен выбором объекта и предмета исследования, разработкой авторской концепции и методов, составлением собственного вЯдения и уточнением понятийно-терминологического аппарата. Второй этап реализовался в результате активного мониторинга научной и художественной литературы, скрининга языковых репрезентантов когнитивных признаков топонима Сибирь по конкретным критериям (частотность/ раритетность), выявление их употребления в прецедентных и/или разговорных текстах в определенных хроносрезах. Третий этап ознаменовал активную исследовательскую работу: определение семантического содержания топонимических мифологических синопсисов о Сибири; выявление мифолингвистической структуры топонима «Сибирь» с учетом данных компонентного анализа ассоциатов, их регулярности использования, сочетаемости с другими ключевыми словами ономамифа Сибири, что позволило выявить ключевые ассоциаты для формирования ассоциативных цепочек-стратегий (топонимических синопсисов - термин наш - Е.Ф.). Четвертый этап структурировал семантическое пространство

ономамифа «Сибирь» в разных лингвоментальных средах, выстраивал иерархическое соположение ядерных и периферийных ассоциатов, структурировал ассоциативное поле топонима «Сибирь» определением основных стратегий топонимического ассоциирования в контексте мифологической константы в семантике топонима «Сибирь».

Научная новизна работы для классического языкознания определяется неразработанностью проблемы соотношения реального языкового значения и мифологического в перцепции социально значимых топообъектов. В научный обиход введен значительный объем нового ономастического материала. В исследовании привлекается новый материал, рассматриваемый с точки зрения характера интерпретации, мифологии и витальности имени в языке. Данная работа является первой попыткой многоаспектного описания топонима «Сибирь» — феномена языковой мифологоинтерпретативной деятельности как универсалии лингвориторического поведения человека. Показана целесообразность анализа топонимических ассоциаций, которые выступают в качестве концептуальных матриц при создании топонимического мифологического синопсиса, реализуемого в виде топонимических легенд, преданий и топонимических мифов, что позволяет прослеживать процессы адаптации древних и заимствованных топонимов в ономастическом пространстве разных языковых культур.

Теоретическая значимость результатов исследования связана с внесением значимого вклада в изучение теории имени собственного, разработкой концепции ономастической мифолингвистики как нового и особого раздела ономастики, специализирующегося на изучении топонимических мифов, топонимических легенд, топонимических преданий и историй, объяснении когнитивного механизма мифолингвистической интерпретации топонима «Сибирь». Выявлены и описаны механизмы мифологизации глобальных топонимов в современном языковом сознании. Уточнен и дифференцирован объем таких дефиниций, как топонимическая легенда, топонимический миф, топонимическое предание, топонимическая история. Введены термины ономастическая мифолингвистика, ономастический/топонимический синопсис, топонимическая мифологема. Уточнено и расширено представление о топониме «Сибирь» как мегаконцептуальном и полиаспектном феномене, влияющем на мировое сообщество в целом. Предложена лингвистическая структурированная модель мифологизации топопространства. Разработана и предложена концепция нового направления в ономастике — ономастическая мифолингвистика.

Практическая значимость определяется широкой возможностью применения полученных результатов в различных спецкурсах по лингвокультурологии, компаративистике, когнитивной лингвистике, этнопсихолингвистике, лексикологии, лингвофольклористике, общему

языкознанию, межкультурной коммуникации, лексикографии и этнолингвистике, имиджелогии, журналистике и РЯ.

Положения, выносимые на защиту:

1. Топоним «Сибирь» представляет собой многомерный, мегаконцептуальный и полиаспектный феномен. Сибирь является актуально значимой областью топопространства для мирового и российского социума; топоним «Сибирь» является одним из самых мифологизируемых пространств мира, репрезентирующим самые важные ценности человеческой цивилизации.

2. Ономастическая мифолингвистика - это новый, особый раздел ономастики, специализирующийся на исследовании топонимического синопсиса, топонимических мифов, топонимических легенд, топонимических преданий и историй; он возник на синкретической базе фольклористики, мифологии, лингвистики, этнологии и психологии. Базисными понятиями ономастической мифолингвистики являются ономастический/топонимический синопсис, топонимический/ ономастический миф, топонимическая легенда, топонимическое предание, топонимическая история (рассказ). Ассоциаты топонима «Сибирь» являются ключевыми словами топонимического синопсиса, реализующего тот или иной вариант топонимического мифа, актуального в конкретной этнолингвокультуре; топонимические легенды основаны на ассоциативном восприятии топонимов; топонимические предания - на реальных событиях; народные этимологии конкретного топонима встраиваются в структуру топомифа, позволяя имени оставаться максимально долго в оперативной памяти носителей языка. Топонимический миф является одной из особенностей ономастического дискурса; топонимические ассоциаты мифотопонима «Сибирь» являются ключевыми словами мифологического синопсиса, особым образом выстраивают мифологическое пространство топонима.

3. Смысловое поле топонима «Сибирь» есть целостное, словесно-образное интермодальное психическое образование, интегрирующее всю потенциальную совокупность связей топонима (когнитивно-перцептивно-аффективных, вербальных и невербальных) у некоторого индивидуума интерпретации, имеющее многоуровневое строение и находящееся в отношениях пересечения смысловых полей других слов и топонимов рассматриваемого лексикона. Характер ассоциирования топонима «Сибирь» показывает специфику восприятия в современном языковом сознании. Для европейских русскоязычных билингвов, участников ассоциативного эксперимента, в ядре реакций были условия на грани между мирами, между жизнью и смертью, дикие животные, при этом фантазийньШ компонент

уводил в более древние пласты мифологизированного современного языкового сознания. Для жителей России Сибирь - это источник национального богатства («нефть» и «газ»), для стран Европы — источник холода, мрака, необъяснимых тайн.

4. Топонимический концепт как полиаспектное и многокомпонентное образование выступает как константа, которая стягивает к себе эмпирический опыт человека и является, как правило, основным способом постижения топоса и выражения этого постижения и переживания локуса. Фольклорные и художественные дискурсы Булгарина Ф.В., Ершова П.П., Шишкова В.Я., Чехова А.П, Верна Ж. отражают эволюцию лингвоментальных характеристик мифолингвистических интерпретаций топонима «Сибирь» в языковом сознании.

Апробация работы прошла широко как в России, так и за рубежом. Основные положения работы были представлены в виде докладов и обсуждены на Первой международной научной конференции «Православный ученый в современном мире: проблемы и пути их решения» (Воронеж: ВГУ, 2012), на международной научно-практической конференции «Проблемы этнической истории тюркского населения Западной Сибири», посвященной 95-летию со дня образования автономии «Алаш» (Казахстан, Астана: Евразийский Национальный университет им. JI.H. Гумилева, 2012), международной научно-практической конференции «IV Международные (XVIII Всероссийские) филологические чтения имени профессора Раисы Тихоновны Гриб «Человек и язык в коммуникативном пространстве», 23-25 мая 2013 г.» (Лесосибирск: Филиал Сибирского федерального университета в г. Лесосибирск, 2013), на Всероссийском молодежном круглом столе «Династия Романовых и казачество как факторы российской истории и культуры» (Тюмень: Тюменский государственный университет, 2013), на Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы в образовании» (Заводоуковск: Заводоуковский филиал Тюменского государственного университета, 2013), на международной научно-практической конференции «Система ценностей современного общества: экономические правовые и социокультурные аспекты» (Балашов: Балашовский филиал РАНХиГС, 2013). Этапы работы над диссертационным исследованием отражены в виде раздела «Вопросы этимологии топонима «Сибирь»» в коллективной монографии «Казахи Тюменской области: история, язык, культура» (коллект. монография, под ред. Шайхулова А.Г., Тюмень: Изд-во Тюменского государственного университета, 2013, с. 14-40.), 6 статьях в различных журналах, рекомендованных ВАК (2012-2013 гг.), 1 статьи в журналах международной базы цитирования (2014, Scopus); всего 14 публикаций различного уровня.

Результаты работы внедрены в Тюменском государственном университете, Тюменском областном центре логопедии и развития речи, Казанском (Приволжском) федеральном университете.

Структура работы традиционна: введение, три главы основного текста, заключение, список использованной литературы, список источников материала и приложений. Объем основного текста исследования составляет 199 страниц компьютерного текста. Список литературы включает в себя свыше двухсот источников. Отдельно даны приложения с примерами речи, анкеты.

Основное содержание работы

Введение детерминировано жанром научной работы, отражая основные обязательные структурные компоненты исследования. Каждая глава завершается кратким подведением полученных выводов, отражающих сформулированные положения каждого параграфа той или иной главы.

Первая глава диссертации «Топоним в обыденном и научном сознании» затрагивает проблему теоретических вопросов, связанных с проблемой соотношения народной интерпретации и научной этимологии. В своей работе мы исходим из аксиоматического утверждения, что «главное призвание (или одно из самых сущностных) человека - моделирование мира. Человек, изменяя мир вокруг себя (иначе его моделируя), изменяет модель мира и изменяет себя» [Агранович, Стефанский, 2003: 5; Курилов, 2002: 82106]. Мифологическое мышление имеет отличительные особенности от научного мышления [Лосев, 1993]. Анализируя работы по интерпретативной лингвистике и этнографии речи, мы пришли к необходимости проведения разграничений между такими понятиями, как «народная этимология», «научная этимология», «топонимическая легенда», «топонимический миф», «топонимическое предание», «топонимический синопсис». Сам ход построения этимологических размышлений в обыденном языковом сознании обосновывает введение терминов ономастическая мифолингвистика, мифологический синопсис и топонимический синопсис, которые введены нами впервые при рассмотрении параллелей между ассоциатами и ключевыми словами мифа и различных топонимических мифолингвистических интерпретаций. Исследователи говорили уже ранее, что научное творчество невозможно без интуиции [Васильева, 2009]. Отсюда следует, что наука уже есть «в себе» единство самой себя и мифа, единство, которое теперь должно быть положено в основу ономастической мифолингвистики. Анализ литературы показывает, что на сегодняшний день существует терминологическая неясность в понятиях «топонимическая легенда», «топонимическое предание», «топонимический миф» и «народная этимология» [Карабулатова, 2008 (а)]. Эти термины используются исследователями в качестве синонимических, однако эти понятия хотя и близки друг другу по смыслу, но не тождественны. В 70-80-ые годы XX в. ученые пытались анализировать феномен народной этимологии. Однако в связи с ограничительными тенденциями в ономастике того периода эти исследования были прекращены более чем на двадцать лет. В последнее

время все чаще результаты фолк-лингвистики становятся тиражируемыми, что нарушает принципы лингвоэкологии и лингвобезопасности и вызывает беспокойство у специалистов [Запольская, 2007: 133-150; Карабулатова, Федорова, 2013: 186-192; Карабулатова, 2014: 216-220; Чащина, 2003: 66-76]. Это современное мифотворчество зачастую игнорируется исследователями, хотя является проявлением работы современного мифологизированного сознания. Все это приводит к расширению ассоциативной сети и увеличению вариантов топонимического синопсиса на псевдоэтимологической основе, приводя в заблуждение основное население регионов и/или стран. Применительно к нашему исследованию, проблема анализа топонима заключается в том, что «метафора принимается за конечный продукт лингвистического анализа, и собственно семантическая мотивация того, почему а или иная метафора ассоциируется с определенной эмоцией, отсутствует. Между физической мотивацией и самой метафорой отсутствует языковое, семантическое звено» [Апресян, 1995: 456].

В работе доказывается взаимосвязанный характер таких явлений, как топонимическая легенда, топонимическое предание, топомиф, топонимический и мифологический синопсиса. Ассоциативные цепочки топонима выстраивают серии топонимического и мифологического синопсиса. Иными словами, топоним являет собой «свернутый топонимический миф» [Карабулатова, 2010: 50]. Встречаясь с древним топонимом, языковое сознание стремится создать многоуровневые метафоры, обеспечивая осмысление глубинных взаимосвязей мифотворчества и когнитивных функций иносказания [Барышников, 2008; Топоров, 2007: 15-28; Лосев, 1993]. Метафора и миф анализируются в ономастической мифолингвистике сквозь призму межпарадигмальной лингвофилософии, которая раскрывает интепретативный потенциал ономастического мифотворчества [Абрегов, Хатхе, 2012; Артемкина, 2005; Барт, 2000; Бахтикиреева, 2005; Блягоз, 1974; Дмитриева, 2009; Замалетдинов, 2004; Карабулатова. 2008; Намитокова, 1993].

Говоря «О понятиях «ономастическая мифолингвистика» и «топонимическая мифологема», мы стремимся реконструировать историю, моделируя миф того или иного пространства [Гачев, 2008; Красных, 2002; Лосев, 1993; Запольская, 2007; Курилов, 2002]. Эти мифологемы могут быть различными, однако, именно от них зависит вектор развития страны в настоящем и будущем. Так, различие стратегий в продвижении американского «фронтира» и русского «рубежа» привело к тому, что они столкнулись в северной части Тихого океана, и возникла граница цивилизационного разлома, который ощущается и в современном стереотипном восприятии Сибири, сформировав бинарную иерархию отношений в глобальном масштабе [Агеев, 2001; Терских, Маленова, 2012]. В результате создается эмоциональная атмосфера приятия/ неприятия топоса в общественном сознании, ориентированной на нужды анализа политических процессов [Урнов, 2008]. Современная топонимическая реальность является

«раскрывающимся» проявлением организующего потенциала, при этом в качестве топонимических стратегий используются ум и намерение в качестве силы, которая служит, чтобы изменять, выбирать, формировать, модифицировать и организовывать первичные паттерны. Когда совершается любое из перечисленных действий, информационные поля и семантическая «аура» топонима изменяются. Эти перемены неизбежно влекут за собой изменения и на материальном плане [Савельева, 2005; Дятлов, 2005].

При мифолингвистическом анализе топонимического материала нужно различать древний архетипический миф, зафиксированный в легендах и преданиях [Евсеев, 2004; Ермакова, 2005], и миф современный, зачастую искусственно сконструированный [Софронов, 2001; Балюк, Еманов, Заболотный, Матвеев, 2007]. Поэтому мы можем и должны говорить о двух уровнях ономатворчества: 1) первичное - это топонимы, содержащие древнюю архетипическую мифологию и 2) вторичное, художественное, представляющее собой вербальную интерпретацию мифологического в обыденном [Полиниченко, 2008; Карабулатова, 2008 (б); Шпильная, 2008]. Особенностью эффективности воздействия мифа является заданная истинность, верифицированность: мифологическое не проверяется. В ономастическом мифе мы видим доминирование экспрессивно-эмоционального компонента [Блинова, 2008; Волобуева, 2008; Иванищева, 2008; Софронов, 2001]. Так, Сибирь есть некое специфическое мифологическое пространство, сказочное и/или мистическое место. Например: послать в Сибирь и т.п. Это с одной стороны, но с другой -Сибирь выступает как территория запредельного мира («если это любовь, то можно и в Сибирь поехать», «а не отправить ли тебя постоянную командировку в Сибирь?»), где должны жить и/или находиться люди, имеющие в своем прошлом какие-либо проступки. Отсюда такие высказывания, как «таких надо в Сибирь отправлять», «Сибирь всех исправит» и т.п. В этой ситуации и сам сибиряк выступает как особый культурный герой. Так, в рассказе Шишкова В.Я «Алые сугробы» автор описывает тяготы двух товарищей в их путешествии к Беловодью. При этом победителем остается тот, кто сохранил в себе духовную силу, чистоту своих помыслов. И неслучайно Степан, «угрюмый, черный, присадистый, голосом груб, взором грозен», «черту брат», погибает [Шишков, 1982: 161]. В то время как Афоня, чистый душой, «тихий, задумчивый, весь в мечте, весь в сказке» [Шишков, 1982: 161], остается в живых. Здесь культурный герой выступает и как реальная историческая фигура, и как аккумуляция человеческих достижений, и как метаморфоза предка. Таковы Ермак, Кучум, Сузге, Кармалюк, Едыгей, Григорий Распутин. Представление о культурных героях корреспондирует и с романтическими мифологемами героической личности, вершащей историю (Т.Карлейль), сверхчеловека (Ф.Ницше), великого религиозного реформатора (у последователей Л.Толстого, Н.Рериха, Е.Блаватской и др.), харизматического вождя масс, мудрого

диктатора, универсального гения, художника-пророка и творца новой реальности, новых ценностей и мировых основ

В поэме П.П. Ершова «Сузге» конфронтация Ермака и Кучума, неоднократно и мощно изображенная в средневековых летописях, отодвинута на периферию действия поэмы, в основе которого лежит предание сибирских татар о Сузге - молодой жене сибирского хана Кучума, ее непреклонности, стоической верности догу и трагической самоубийственной смерти [Ершов, 1984; Постнов, 1970]. Вместо Ермака в поэме в роли завоевателя Сибири выступает атаман Гроза. Ершов П.П. рисует другую интерпретацию события. В ней отсутствует фольклорная интонация присущей казакам безграничной свободы [Анисимов, 2003], также нет апостольских мотивов церковных памятников XVII в. [Гарифуллин, 2006]. Возникает метафорическая ассоциативная связь: прекрасный город Сузгун - столица Сибири - Сибирь - красавица Сузге. Автор сознательно делает главной героиней Сузге, которая становится у него символом «дорусской» Сибири, поэтому он рисует Сибирь гендернообусловленными формами репрезентации феминности, что предвосхитило описание женской языковой личности в лингвокультурологическом аспекте [Хачмафова, 2010]. Такой культурный герой, символизирующий Сибирь, не мог не вызывать сочувствие и симпатии у читателя, но вызывал крайнее неприятие у царского правительства. Позже, уже в XX в., сибирскотатарский самобытный писатель Занкиев Я.К. создал образ Нурии, который развивает те черты, что были заложены фольклорной и мифологической традицией сибирских татар еще в образе Сузге. Для обеих героинь характерно гармоничное соотношение внешней и внутренней красоты, духовная чистота, верность, смирение, жертвенность [Ершов, 1984; Гарифуллин, 2006; Занкиев, 2008; Хуснутдинова, 2010]. Здесь мы видим сибирскотатарскую интерпретацию Вечной Женственности как универсалии человеческого существования, а Сибирь как локус этой Вечной Женственности.

Вместе с тем Ж. Верн в своем единственном политическом футуристическом романе «Михаил Строгов, или Посланник царя» изображает сибирских татар как крайне опасных, воинственных и кровожадных людей, с которыми герой романа предпочитает не встречаться на ночной дороге. Крайней жестокостью обладает поднявший восстание татарский князь Феофар. Главный герой романа - дворянин Михаил Строгов едет по тайному поручению императора из Москвы практически через всю страну (Поволжье, Урал и Сибирь) в Иркутск. Сибирь полыхает из-за восстания татар, которые хотят отделиться от России. Миссия Михаила — спасти брата царя. Писатель использовал все самые яркие фантастические стереотипы о Сибири и о татарах как библейских народах Гога и Магога, что способствовало небывалому успеху романа на Западе: холод, сугробы, пронизывающий ветер, ледяная вода, пустынность, девственноость. Сибирь изображена как мрачное, холодное, неприветливое пространство, где опасно находится западному человеку. Суровые условия заставляют человека

выбрать четкую линию либо Зла (Феофар), либо Добра (М. Строгов) [Верн, 1991]. Романтическое изображение Сибири как мистического места присутствует и в романе Ф.В. Булгарина «Иван Иванович Выжигин», где также противопоставлены друг другу султан Арсалан и Иван Выжигин, как представители разных цивилизаций [Булгарин, 1990]. Сибирь у Ф.В.Булгарина выступает как «образ потаенного пространства Евразии, находящегося за пределами реального мира европейца» [Койше, Карабулатова, 2013: 70].

Д. Дефо, кроме первой части, широко всем известной, написал и «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», которые очень долго были запрещены как в царской России, так и в советское время. Именно реалистичное изображение царской политики послужило причиной, почему этот роман не получил известность в России. Роман никогда не издавался полностью на русском языке в советское время, а его последняя, третья часть «Робинзон в Сибири» бытовала либо в кратком пересказе, либо в сокращении со значительными купюрами. Полностью роман назывался «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо, составляющие вторую и последнюю часть его жизни, и захватывающее изложение его путешествий по трём частям света, написанные им самим» и он увидел впервые свет в 1719 г. одновременно с первой частью. Для нас это произведение представляет интерес, поскольку Д. Дефо рассказывает, как Р. Крузо вновь решил отправиться в морское путешествие со своим племянником в Китай, но в виду непредвиденных обстоятельств он вынужден возвращаться из Китая через всю Сибирь посуху. Робинзон Крузо отмечает все особенности нового края, активно общается с сибиряками и даже живет восемь месяцев в Тобольске, чтобы переждать зиму и отправиться дальше на север к Архангельску, где он планирует сесть на корабль и вернуться в Англию. Д. Дефо рисует более реалистично людей Сибири, Робинзон Крузо даже встречается с ссыльными аристократами, с которыми обсуждает положение дел в России. Никогда не бывав в Сибири, Д.Дефо использует реалистичные описания сибирского топоса, в его романе описаны такие города, как Архангельск, Тюмень, Соликамск, Тобольск, Иркутск, Енисейск. Сибирь в восприятии Д. Дефо выступает как девственная, малозаселенная территория, чистая и физически и психически [2010].

Исходя из понятия мифологемы как некой вербально-ментальной актуализации «вечных» образов, мы выделяем понятие топонимической мифологемы, т.е. мифологемы, ориентированной на объяснение топонима через призму мифа, встраивающей топоним в этническую и человеческую мифологию в целом. Итак, «соединение знака со смыслом (или смысла со знаком) создает ту основу, на которой формируется - с помощью некоторых дополнительных процедур - элементарная, простейшая единица знания» [Караулов, 2005: 178]. Базисной для Сибири является дихотомия первичных мифологем: Ада и Рая. Топонимическая мифологема Рая привела в движение процесс освоения Сибири и миграции (переселенческие движения). В то

время негативная коннотация актуализируется с климатическими условиями (сибирский холод), социально-политическими реалиями (Сибирь - место каторги и ссылки), географической топикой (отдалённость от европейской части России). То, что такой вариант мифа о Сибири получил широкое распространение, демонстрирует первый очерк из цикла Успенского Г.И. «Поездки к переселенцам». Культурный герой у Успенского - это человек в Сибири, который «лезет под землю, в тёмную глубину самой непроходимой и непроницаемой тьмы, копошится в ледяной грязи, в ледяной воде, добывает богатства под ударами нагайки, под угрозою пули, под приманкой сивухи» [Успенский, 2011: 274]. Очеркист признаётся, что «эти исключительно мрачные картины вспоминались (ему) из прочитанного о Сибири» [там же]. Для Чехова А.П. сибирское путешествие явилось некой проверкой себя, своих внутренних страхов и своих представлений Он сдержанно и объективно описывает свое путешествие. Писателя интересовал человеческий аспект колонизации Сибири, то, чем и как здесь живёт человек. Конечно, А.П.Чехов отмечал наличие отличий сибиряков от жителей России. Лишь о сибирской женщине он написал, что «женщина здесь так же скучна, как сибирская природа» [Чехов, 1974: 21: 14-15]. Экзистенциальная проблематика «снимала» социально-культурные противоречия, особенности географической топики, отражённые в оппозиции Россия/Сибирь и в сибирских мифологемах. Так, Георгий Победоносец рядом с персидским шахом («Георгий Победоносец», «Европейские государи», среди которых очутился почему-то и шах персидский») как будто перекочевал в сибирскую горницу из рассказа «На пути», где образ Георгия Победоносца соседствовал со старцем Серафимом и шахом Наср-Эддином. «Томска описывать не буду, - писал А.П. Чехов Суворину. - В России все города одинаковы» [Чехов, 1973: 4: 94]. В третьем очерке цикла « Из Сибири» путешественник оставил вещи во дворе в возке: «на вопрос, не украдут ли их?», ему «отвечают с улыбкой: « Кому же тут красть? У нас и ночью не крадут» [Чехов, 1975: 16: 14-15]. В письме к родным писатель отметит: «Вообще в разбойничьем отношении езда здесь совершенно безопасна» [Чехов, 1973: 4: 79]. Об этом же он напишет А.Н. Плещееву: «Дорога вполне безопасна. Грабежи, нападения, злодеи - всё это вздор и сказки» [Чехов, 1978: 4:120]. И даже револьвер, который А.П. Чехов для предосторожности взял с собой в дорогу, оказался «совершенно лишней вещью». Таким образом, если в начале повествования А.П. Чехов находился в плену сибирского мифа, его основных мифологем, то по мере знакомства с Сибирью шёл процесс демифологизации. «Духовная динамика» определялась увеличением экзистенциального опыта рассказчика, ставшего причастным к Сибири как географическому и духовному пространству. В качестве формы хранения ономастических знаний мы, вслед за И.С. Карабулатовой, выделяем ономастический модуль [2008], который был модернизирован нами в связи с вводом новой единицы в структуре -топонимического синопсиса. Ассоциативная цепочка выходит за пределы

одного ассоциативного поля, что «размывает» цельность текста. Таким образом, мифологические топонимические ассоциации составляют так называемый мифологический ономастический/топонимический синопсис, который может раскрываться в различных дискурсах. Топонимический концепт как константа стягивает к себе эмпирический опыт человека и является, как правило, основным способом постижения бытия и выражения этого постижения и переживания локуса. Ономастический / топонимический синопсис включает в себя сложное единство, состоящее из тетрады: а) топоним; б) лексикографическое значение/ этимологическое значение топонима; в) ассоциативное/ психологическое значение; г) ономаконцепт/ топонимоконцепт.

Во второй главе «Этимологии топонима «Сибирь» в контексте мифолингвистическй интерпретации: историко-аналитический обзор» исследуются различные интерпретационные характеристики топонима Сибирь в различных лингвоментальных средах. A.A. Бурыкин справедливо подчеркивает, что все ономастическое пространство региона состоит из совокупности всех ономастических единиц, зафиксированных в источниках различного времени [Бурыкин, 2002: 6]. В целом Сибирь является максимально мифологизируемым пространством не только в сознании русского человека, но и западного, и восточного также. Анализ этих этимологий важен в разрезе глобальных сибирских мифологем, которые оказывали и продолжают оказывать свое влияние на мировой социум.

На древних картах территория, находящая за Уральскими (Рифейскими) горами, обозначалась не иначе как Тартар, т.е. непременной составляющей частью мифокоординат европейской цивилизации («тбръ-таръ», или «таръ-тарары»). В сознании русского народа историческое событие — нашествие монголов - сразу же перешло в разряд мифологического. Татар / тартар принимали в Европе и за потомков десяти колен Израилевых, ушедших за золотым тельцом и канувших в вечность (Тартар), и за другие библейские народы, которые исчезли в древности. В свое время возникла даже дискуссия: являются тартары евреями или нет [Юрченко, 2005]. Итак, тартары в момент своего появления воспринимались на Западе как одно из проявлений Гнева Божьего. Аналогично воспринимали тартар и народы Востока. Рашид ад-Дин так описывает речь Чингисхана к жителям Бухары: «Бойтесь меня! Ибо я - кара господня. Если бы с вашей стороны не были совершены великие грехи, великий господь не ниспослал бы на ваши головы мне подобной кары!» [1952: 1: 2: 205]. Однако уже в XIV в., в эпоху тесных контактов, торгового обмена, в Европе появятся сочинения, идеализирующие нравы и обычаи кочевников Тартарии [Гофф, 1992]. В то же время известия, появившиеся о едином боге тартар, дали толчок одному из наиболее любопытных мифов средневекового Запада, а именно: легенде о таинственном христианском государе пресвитере Иоанне, чье могущественное царство соотносилось с не менее таинственным Беловодьем или Шамбалой. В Древней (Киевской) Руси (X-XIII вв.) о

Зауральской земле, названной впоследствии Сибирью, восточные славяне впервые услышали, вероятно, от волжско-камских булгар/ болгар в 60-х гг. X в. Русы (как представители восточных славян) с ними часто воевали. Так, в 965 г. их победил великий князь киевский Святослав Игоревич (?-972), после чего русы спустились по Волге к Итилю (столице Хазарского каганата) и разбили хазар [Сказания мусульманских писателей..., 1871: 220]. Однако и Г.Ф. Миллер, и И.Э. Фишер считали топоним Сибирь с неясной этимологией. Проводя анализ гипотез об этимологии топонима «Сибирь» в разноструктурных языках, мы можем констатировать, что на сегодняшний день все эти попытки этимологизации топонима Сибирь имеют скорее мифолингвистическую интерпретацию. По мнению акад. О.Н. Трубачева, со ссылкой на М. Фасмера, хороним «Сибирь» этимологизируется от иранского (др-перс) аваЬдга «всадники, наездники». Как предполагает О.Н. Трубачев, это название относилось к юго-западным районам Сибири с кочевым населением, куда раньше проникли и другие иранские влияния [Русская ономастика, 1994: 205].

История топонима «Сибирь» тесно связана с освоением пространства и осознанием нового топоса в мировой культуре. Сибирь как славянская топомифологема показывает поиск русского человека мифического Беловодья, осмысление его основных характеристик, важных для русской этнокультуры. Сибирь как монголо-тюркская мифологема реализует путь номинации, характерный для кочевой цивилизации древних тюрков. Сибирь как маньчжуро-китайская мифологема иллюстрирует восточный тип созерцательного мышления. Сибирь как арабско-персидская мифологема апеллирует к некоему запредельному пространству, как отображение параллельной реальности. Сибирь как европейская мифологема отражает хтонические силы первичного мира.

Глава 3 «Народные этимологии топонимов в контексте моделирования процессов овладения заимствованного слова в ситуации межэтнических контактов» показывает, что проблема народной этимологии топонимов обсуждается в различных аспектах. Выбор слов для конструирования высказывания и выстраивание их в логическую «цепочку» — не просто результат применения определяется уровнем некоего навыка, но практически всегда (даже в том случае, когда автор речи не осознает этого) есть ценностный (а значит — и духовный, и нравственный) выбор, актуализируя фоновые знания носителя языка [Зарубина, 2008; Девянина, 2008; Антонова, 2008]. Символы возникают из подсознательного и представляют собой бесчисленные вариации основных архетипических образов и превращений. К одним из таких имен-символов относится и топоним Сибирь. Таким образом, «репрезентативная динамическая модель-доминанта (...) является не только примером системной организации языка, но и языковой, и концептуальной картин мира» [Антонова, 2008: 236].

Этнопсихолннгвистические основы при трактовке значения топонима «Сибирь» опираются на понятие этнопсихолингвистической

нормы, обоснованное З.В. Поливарой [2011: 17]. Мы полагаем, что региональные нормы культуры оказывают свое определяющее влияние на формирование этнолингвистических норм языкового, речевого и культурного поведения, а также на характер мифолингвистических интерпретаций в аспекте наивного лингвомоделирования [Дебренн, 2008; Девянина, 2008; Кондратьева, 2008; Алимова, 2008]. На сегодняшний день сложно найти более мифологизированный оним, чем Сибирь. «Сибирь как колония» (Николай Ядринцев) - вот так началось осознание Сибири в России, однако не стоит забывать, что некогда Дон, Поволжье, Кавказ были когда-то регионами русской колонизации. Позже происходит расширение экзистенционапьной перцепции Сибири под влиянием первичных сибирских мифологем: «Сибирь как колония» —► «Siberian Curse» /»Сибирь как проклятие» [Hill, Gaddy, 2003] —» «The rape of Siberia» / «Изнасилованная Сибирь» [Time, 1995, от 4 сентября], «Siberia: the tortured land»/ «Сибирь как замученная земля» [Newsweek],

Одним из способов продвижения науки в массы - это вбрасывание ярких образов в общественное сознание с помощью СМИ. Мы можем констатировать усиление и расширение образа Сибири как крайне не доброжелательного места для человека. Эти стереотипы базируются не столько на строго научных знаниях, сколько на образах, внушенных с помощью масс-медиа, художественной литературы и кинопродукции. Практически во всех языках Сибирь выступает женского рода, она пассивное начало, а поэтому она может быть подвергнута насилию. И лишь в украинском языке Cn6ip относится к мужскому роду. К активному началу. Если обратиться к названиям кинопродукции, относящихся к сибирской тематике. То мы обнаруживаем ту же интенсивную эксплуатацию старых сибирских мифологем. Единственно, что усиление коннотации «место страха и насилия» происходит за счет образа ГУЛАГа. Таковы, например, «Within the Whirlwind» / «В вихре» бельгийский фильм, который вышел в прокат 4 августа 2014 г. в Германии, Польше и Бельгии. Он вроде и опирается на реальные события, одним из сценаристов является Евгения Гинзбург, но усиливает древнюю мифологему «Сибирь как чистилище». Фабула такова: Евгения Гинзбург, профессор литературы, была отправлена на 10 лет каторжных работ в сибирский ГУЛАГ. Там она теряет смысл и мотивацию жизни, но лишь любовь с лагерным врачом возрождает ее к новой жизни, дает толчок к переменам в ее судьбе.

Эта же идея является главной и в фильме «Syberiada polska»/ «Польская сибириада» (2013), где эпическая история о поляках, украинцах, евреях, которые были депортированы в Сибирь, показана глазами мальчика Сташека. Сташек едет в Сибирь со своей семьей и соседями из маленькой деревни восточных польских пограничных областей. В Сибири вместе со своими товарищами он начинает тяжелую борьбу за выживание, где самый страшный противник оказывается ужасная и беспощадная природа, сернистый холод и смертельный голод. Обстоятельства заставляют мальчика

пересмотреть свою жизнь и расти быстрее. Вскоре ему придется узнать важную борьбу за выживание и принимать решения, которые будут, где ставка будет жизнь его родственников. Он также придется выбирать между любовью к еврейкой Зиной и русской Любкой.

В документальном фильме австралийского режиссера Софии Туркевич «Once My Mother» / «После моей матери» (2014) автор пытается понять, почему ее польская мать бросила ее. В ходе авторского расследования она узнает, что ее мать Елена бежала из сибирского ГУЛАГа, позже очутившись в Австралии. Страх прошлого вынудил ее бросить семилетнюю Софию в одном из детских домов Аделаиды. София Туркевич размышляет, как сибирский ГУЛАГ сломил и безвозвратно трансформировал психику ее матери. Находясь в среднем возрасте, София обнаруживает историю чудесного спасения Елены и пересматривает свое отношение к матери, которая в старости стала впадать в слабоумие и вновь возвращаться к страшным событиям сибирского периода своей жизни.

Сейчас готовится к выходу на экраны в марте 2015 г. фильм американских кинематографистов «Tiger, Tiger»/ «Тигр, Тигр», в основе фильма история любви американского летчика и женщины из сибирского ГУЛАГа. Действие развивается на поразительном фоне амурского тигра на Дальнем Востоке. Следует отметить, что и кинематографисты и американские ученые (уже упомянутые нами Hill С., Gaddy F.) также не различают Дальний Восток и Сибирь). Итак, американский летчик, наблюдая за амурским тигром, разбился. Этот летчик был обвинен в шпионаже и был отправлен в заключение. Семь лет спустя, он был освобожден и отправлен на поселение, где он знакомится с сильной духом молодой женщиной, бывшей москвичкой в жизни, которая по нелепому обвинению была отправлена в ГУЛАГ. Эти молодые люди испытывают лишения и трудности, не доверяют сначала своим чувствам, пока снова сибирский тигр не становится силой и объединяет их в любви.

Мифологема «Сибирь как родина необыкновенных людей» активно представлена в мировом массовом сознании, она отталкивается от образа Григория Распутина. Практически из Ниоткуда, из сибирской мглы (тьмы -Тмутаракани - Тюмени) приходит в русскую культурную столицу Григорий Распутин, человек необычайной внутренней силы, знахарь и провидец. Он персонифицирует само сакральное пространство Сибири, дополнительно мистифицируясь не только в русском языковом сознании. В европейском сознании Григорий Распутин - это образ русского народа, темного, но обладающего огромным потенциалом. Позже, отправляя царскую семью за Урал, за мистическую границу жизни и смерти, большевики приговаривали царский род к мистической смерти в мире Холода и Хаоса. «Человеческому», осененному крестом пространству Запада (Санкт-Петербург-Петроград), противостояло чужое и враждебное пространство Востока (Сибирь).

«Glocken aus der Tiefe - Glaube und Aberglaube in Roland» / «Колокола из бездны: Вера и суеверие в России» немецкого режиссера Вернера Херцога

документальный исследование российского мистицизма (2001). Первая половина фильма посвящена, прежде всего, российскому целителю и человеку, утверждающему, что он является реинкарнацией Бога, как и Иисус. Херцог использует в своем фильме основном интервью с русскими и сцены из религиозных служб Иисуса и новоявленного мессии Виссариона (Сергея Торопа). Херцог также делает отссылки на религию сибирских кочевников. Вторая половина фильма в первую очередь касается легенды о потерянном городе Китеже. Этот миф о городе, который был в опасности быть уничтожены мародерства монголов, но, граждане молились о спасении. Услышав их молитвы, Бог поместил город на дне глубокого озера, где он находится и по сей день. Некоторые даже говорят, что можно услышать колокола из церкви города. История рассказывается местным священником и паломниками, посещающих озеро. На протяжении всего фильма появляется персонаж, утверждающий о втором пришествии Иисуса. К самому концу фильма он благословляет зрителей фильма. Этот человек Сергей Анатольевич Тороп, бывший сержант милиции, основатель религиозных поселений на юге Сибири, который позже стал известен как религиозный лидер Виссарион, основатель «Церкви Последнего Завета», чья деятельность в России была квалифицирована как секстанская, псевдохристианская и тоталитарная [Прокошина, Короткая, Рекуц, Титовец, 2000].

Итак, «Сибирь есть источник всего необычного, некая terra incognita». Эта мощная мифологема активно эксплуатируется в масс-индустрии. В сентябре 1977 г. вышел канадский художественный фильм «Ilsa the Tigress of Siberia»/ «Илза — тигрица Сибири». Главной героиней фильма является некая Илза, которая работала в 1953 г. в одном из сибирских лагерей ГУЛАГа, где она психологически «ломала» умы политзаключенных, не согласных с коммунистическим режимом. Лишь один заключенный Якурин не поддается методам Илзы. Со смертью Сталина исчезает необходимость в сохранении таких лагерей, Илза вместе с охранниками решает умертвить всех узников и бежать. Из всех заключенных выживает лишь Якурин, который становится в 1977 г. тренером советской команды боксеров. На одном из соревнований в Монреале он посещает бордель и узнает, что владельцем канадского борделя является пресловутая Илза. Между ними снова разгорается борьба, где Добро (Якурин) побеждает Зло (Илза).

Итак, мы видим мифологему «Сибирь как источник враждебной женственности, как одна из земель Лилит». Эта идея активно развивалась и в Нидерландах. Сразу после фильма об Илзе там вышел в прокат в августе 1998 г. фильм с кратким, но емким названием «Siberia»/ «Сибирь». В фильме рассказывается, как Гуф и Уго, два голландских соседа по квартире в Амстердаме, организовали секс-бизнес для туристов, но помимо секс-услуг они грабили своих клиентов. Их мечта — совершить кругосветное путешествие, и ничто не предвещало беды, пока на их пути не встречается некая сибирячка Лара. Она влюбляет в себя одного из преступников и забирает все их деньги. В результате Гуф стремится заработать любым

путем деньги, чтобы поехать в Сибирь, разыскать JIapy и вернуть свои деньги. Древний топоним «Сибирь» вызывает живые реакции у большинства людей, живущих в разных уголках нашей большой планеты, как некое обозначение потустороннего, загадочного, ирреального пространства, где формируется духовная сила Земли-Геи, где максимально проявляется «загадочная русская душа». В связи с удаленностью и отсутствием знаний это место максимально мифологизировано.

В современной кинематографии стала разрабатываться другая мифологема - «Сибирь как рай». Эта идея стала отправной точкой для немецких создателей фильма «Happy People: A Year in the Taiga» / «Счастливый народ: Один год в тайге», который появился на экранах 29 июля 2014 г. В центре истории жизнь коренных жителей приенисейской Сибири в поселке Бахтя. Камера следовала за главными героями в деревне в течение года. Туземцы, повседневная жизнь которых едва изменилась за последние столетия, продолжать жить своей жизнью в соответствии со своими культурными традициями, не обращали никакого внимания на кинематографистов.

С одной стороны, для большинства иностранцев Сибирь - это синоним России в целом (так относятся к Сибири в Великобритании и США). Центральной реакцией на предъявление слова «Сибирь» у респондентов из разных стран является «мороз», «холод», «смерть» и «мрак» (Венгрия, Словения, Германия, Австрия, Польша, Украина). В опросах участвовало 156 человек, которые никогда не были в Сибири. Следует отметить, что респонденты владеют русским языком в той или иной степени. Опросы проводились нами с 2011 по 2013 гг. на территории стран Евросоюза. Так, ассоциативное поле топонима «Сибирь» у русскоязычных носителей (австрийцев и немцев) включает в себя следующие реакции: медведи (88), мороз (38), холод (20), алкоголь, водка, пиво (27), очень далеко (13), отсутствие цивилизации (7), безлюдные места (24), открытые люди (7), Газпром (6), красивые женщины (4), Распутин (4), колдуны (3), проклятье (2). В опросе участвовали австрийцы из Каринтии (Блэйбург и Клагенфурт) и Штирии (Грац), а также немцы из разных регионов Германии (Мюнхен, Розенхайм, Нойбург, Вупперталь). Для них Сибирь ассоциируется с чистилищем, с архетипическим восприятием сакрального места. Это может быть связано с удаленностью от Европы, ссылками европейцев в различные периоды истории, порнофильмами про Григория Распутина и устойчивыми мифами о нем в европейском языковом сознании и т.п. Стоит обратить внимание на то, что их соседи-венгры менее категоричны в своих отрицательных оценках. Историческая память как об этнотравмах, так и этнопризах достаточно сильна, и она продуцируется в последующих поколениях. Так, исторически венгры тесно связаны с сибирскими и уральскими пространствами, при этом в ассоциативное поле Сибирь у венгров входят следующие реакции: мороз (19), холод (18), жуть (14), темнота (10), богатство (9), бандиты (9), сказочная страна (9), медведи (8), водка (7), красивый лес (4), охота (3), деньги (3), рыбалка (2).

В опросе участвовали не русскоговорящие венгры, проживающие в г.Бюке. Для поляков сибирские пространства актуализируют этнотравму исторического прошлого, когда последовательно ссылались поляки в Сибирь. Этнотравма, полученная в результате негативного опыта российско-польских отношений, сыграла свою отрицательную роль в восприятии Сибири поляками. У поляков встречаются такие ассоциации, как холод (29), мороз (29), медведи (20), ссылка (19), суровые люди (16), тяжелая судьба (14), тяжелая жизнь (11), испытания (9), Распутин (7). Надо сказать, что тема Сибири широко исследуется как в самой Польше, так и российской полонии. В опросе участвовали как поляки из Познани, Щецина, Варшавы, так и из Тюмени, Тобольска. Сибирская полония привлекает внимание специалистов и просто поляков, интересующихся историей царского времени.

Следует отметить, что наличие и развитие полиэтничных связей между различными странами и регионами приводят к расширению ассоциативных полей топонима «Сибирь». Следует отметить, что для иностранных участников ассоциативного эксперимента практически неизвестны такие реакции, как «нефть» и «газ», столь широко распространенные для жителей России из других регионов. Для иностранных реципиентов в ядре реакций были условия на грани между мирами, между жизнью и смертью, дикие животные, при этом фантазийный компонент уводил в более древние пласты мифологизированного современного языкового сознания. Наши наблюдения показывают, что в языковом сознании русскоязычных билингвов имеет место смешение ассоциат русского и европейского языкового сознания.

Отправка или дорога в Сибирь в народном сознании приравнивается к путешествию в сакральный мир Смерти, в мир Иного, поэтому использование в качестве топонима слова «Сибирь» связано с обозначением запретного места, закрытого места, удаленного места с ярко выраженной негативной коннотацией. Украинский фольклор указывает на сакральность Сибири для украинского самосознания: «За Сиб1ром сонце сходить, Хлопщ не з1вайте. Ви на мене, Кармалюка, всю над!ю майте». Здесь У.Кармалюк (украинский Робин Гуд) проходит чистилище и обучение в сибирском топосе (ныне г. Заводоуковск Тюменской области), что позволяет украинскому культурному герою находить новые пути решения глобальных задач по улучшению жизни украинского народа в целом. Такое соотнесение хоронима Сибирь в народном языковом сознании с сакральным пространством перемещает саму Сибирь в реальность ирреальности. Именно эти смыслы сегодня наиболее активно эксплуатируются в современной рекламе и в России, и в мире в целом. Мы должны признать, что мифологемы топонима «Сибирь» активно эксплуатируются наивной и фолк-лингвистикой (термин Д.Ю.Полиниченко) в поисках «истинного» смысла номена «Сибирь».

Если говорить о наличии у человека внутреннего целостного образа мира, который оказывает влияние на построение образа конкретного объекта, то возникает особый вопрос о том, как формируется сам этот образ мира, поэтому справедливо говорить о дихотомии лингвистического и

этнопсихолингвистического подхода к трактовке значения топонима топонима «Сибирь» (3.2). Ракурс, с позиции которого нами рассматривается номинация - это позиция интерпретатора, носителя языка. Когнитивный анализ позволяет получить результаты, приводящие к радикальному пересмотру традиционной точки зрения на топонимический материал. Языковое пространство представлено в сознании носителей языка как многоуровневое образование, центр которого составляет слово. Народное сознание склонно к онтологизации слова, к синтезированию его в целостный образ, представленный в триединстве его проявлений: референциальной, бытийной и коммуникативной. Стратегии толкования топонима «Сибирь» идут в трех направлениях: 1) идентификации, 2) классификации и 3) интерпретации через иллюстрацию.

Язык является эффективным средством внедрения в когнитивную систему реципиента концептуальных конструкций, часто помимо сознания реципиента, и поэтому язык выступает как социальная сила, как средство навязывания взглядов, что наиболее ярко проявляется в дихотомии лингвистической и психолингвистической интерпретаций топонима «Сибирь».

Перспективы исследования может составить изучение вариативности имиджа регионов в языковом сознании носителей разноструктурных языков, выработка стратегий коррекции имиджевой политики регионов, формирование принципов лингвобезопасности регионов и стран, исследование витальности гипер-имен с учетом эволюционного характера мифологизации. Также результаты исследования могут быть использованы при реализации Концепции внешней политики Российской Федерации: «На передний план выдвигается задача формирования за рубежом позитивного восприятия России, дружественного отношения к ней» [Концепция..., 2000], при разработке конкретных шагов по конструированию позитивного образа как Сибири, так и России.

Основное содержание исследования отражено в таких работах диссертанта, как

Статьи в журналах, рекомендованных ВАК РФ:

1. Федорова, Е.А. Мифолингвистическая интерпретация хоронима «Сибирь»: тюркско-монгольская перцепция в европейском пространстве / Е.А. Федорова, К.К. Койше, И.С. Карабулатова // М., Научное обозрение. Серия 2: Гуманитарные науки. - 2012. - №6. - С. 192-200.

2. Федорова, Е.А. Влияние перцепции топонима Сибирь на формирование современной этнолингвистической ситуации в регионе (на материале Тюменской области) / И.С. Карабулатова, Е.А. Федорова // М., Научное обозрение. - Серия 2: Гуманитарные науки, 2013. -№3-4. - С. 186-192.

3. Федорова, Е.А. О перцепции топонима «Сибирь» современной евразийской языковой личностью / Е.А. Федорова, И.С. Карабулатова // Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. - 2013. -№ 3(32). - С. 104-108.

4. Федорова, Е.А., Сливинский, В.П. Сибирь в лингвомифологическом континууме России: постановка проблемы осмысления в русском языковом сознании / Е.А. Федорова, В.П. Сливинский // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. — 2013. -№22-2. - С. 27-33.

5. Федорова, Е.А. Лингвомифологическое пространство топонима «Сибирь» в современном языковом сознании / И.С. Карабулатова, P.P. Замалетдинов, Ф.С. Сайфулина, Е.А. Федорова // Горно-Алтайск. Мир науки, культуры, образования. 2013. - № 6 (43). - С. 3 96-401.

6. Федорова, Е.А. Специфика восприятия топонима «Сибирь» в современном языковом сознании // Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. — 2013. — № 4 (33). — С. 297-298.

Статьи в журналах, внесенных в международную базу цитирования (Scopus):

7. Fedorova, Е.А. A Linguo-Mythological Space of the Toponym "Siberia" in Contemporary Slavonic Linguistic Consciousness / I.S. Karabulatova, E.A. Fedorova, F.S. Sayfiilina // World Applied Sciences Journal 30 (9): 1134-1138, 2014. ISSN 1818-4952 © IDOSI Publications, 2014. DOI: 10.5829/idosi.wasj.2014.30.09.14118 http://www.idosi.Org/vvasi/wasi30%289%2914/9.pdf http://www.idosi.org/wasi/wasi30%289%292014.htm

Монографии и разделы в монографиях:

8. Федорова, Е.А. Вопросы этимологии топонима «Сибирь» / К.К. Койше, А.Г. Шайхулов, И.С. Карабулатова, Ф.С. Сайфулина, Г.К. Чаукерова, Е.А. Федорова // Казахи Тюменской области: история, язык, культура. Коллект. монография. — Тюмень: Изд-во Тюменского государственного университета, 2013.-С. 14-40.

Статьи в других журналах и сборниках:

9. Федорова, Е.А. О Сибири и Тартаре в христианском языковом сознании / Е.А. Федорова // Материалы первой международной научной конференции «Православный ученый в современном мире: проблемы и пути их решения». — Воронеж: ВГУ, 2012. - С. 137-140.

10. Федорова, Е.А. О проблемах лингвомифологической интерпретации топонима «Тюмень» / Е.А. Федорова // Материалы международной научно-практической конференции «Проблемы этнической истории тюркского населения Западной Сибири», посвященной 95-летию со дня образования автономии «Алаш». - Астана: ЕНУ им. Л.Н. Гумилева, 2012. - С. 121-124.

11. Федорова, Е.А. Мифолингвистическое восприятие хоронима Сибирь в европейском языковом сознании / Е.А. Федорова // Материалы международной научно-практической конференции IV Международные (XVIII Всероссийские) филологические чтения имени профессора Раисы Тихоновны Гриб «Человек и язык в коммуникативном пространстве», 23—25 мая 2013 г. -Лесосибирск, 2013. - Т.4. №4. - С. 263-268.

12. Федорова, Е.А. «Сибирь-Санкт-Петербург» и «Распутин - царская семья: проблемы лингвомифологической интерпретации Начала и Конца / Е.А. Федорова // Династия Романовых и казачество как факторы российской истории

и культуры. Материалы Всероссийского молодежного круглого стола/ гл.ред.

B.Н. Евсеев. - Тюмень: издательство ТюмГУ, 2013. - С. 236-241.

13. Федорова, Е.А. О Сибири и Тартаре как о диалоге двух культур в христианском языковом сознании / Е.А. Федорова // Материалы всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы в образовании». — Заводоуковск: Заводоуковский филиал ТюмГУ, 2013. - С. 44-45.

14. Федорова, Е.А. Сибирь в системе ценностей современного общества: лингвокультурологический аспект / Е.А. Федорова, И.С. Карабулатова //«Система ценностей современного общества: экономические правовые и социокультурные аспекты». Балашов: Балашовский филиал РАНХиГС, 2013. -

C. 82-88.

ФЕДОРОВА Елена Александровна

МИФОЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТОПОНИМА «СИБИРЬ» В СОВРЕМЕННОМ ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Подписано в печать 28.10.2014. Бумага типографская №1. Формат бумаги 60x84/16. Гарнитура Times New Roman. Печ.л. 1,0. Тир. 100. Заказ 072.

Отпечатано на участке оперативной полиграфии Адыгейского государственного университета. 385000, г. Майкоп, ул. Первомайская, 208.